с? древнемшмх времен до начала XXI века
ТомН
朋НЬ л ХАНЬ
{¥ Б. до н«э. — III в. и«э.)


ИСТОРИЯ
S圖
КИТАЯ


ИСТОРИЯ
КИТАЯ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАЧАЛА XXI ВЕКА
В десяти томах
Главный редактор академик РАН С.Л. Тихвинский
Главная редакционная коллегия
академик РАН М.Л. Титаренко (заместитель главного редактора), кандидат филологических наук С.М. Аникеева, член-корреспондент РАН В.И. Васильев, академик РАН Л.ТТ. Деревянко, академик РАН В.С. Мясников, чден-корреспондент РАН В.В. Наумкин, доктор исторических наук И.Ф. Попова， академик РАН Б.Л. Рифтин


российская академия наук
Институт Дальнего Востока
ИСТОРИЯ
КИТАЯ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАЧАЛА XXI ВЕКА
Том II
ЭПОХА
ЧЖАНЬГО,
ЦИНЬ и ХАНЬ
(V в. до н.э. — III в. н.э.)
Ответственный редактор доктор исторических наук Л.С. Переломов
МОСКВА
Наука — Восточная литература 2016


УДК 94(510) ББК 63.3(5Кит)
И90
Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект Nq 13-01-16022
ê
Рецензенты
доктор философских наук В.Г. Буров, доктор исторических наук А.В. Ломанов
История Китая с древнейших времен до начала XXI века : в 10 т. / гл. ред. С.Л. Тихвинский. — 2013-. — ISBN 978-5-02-036530-8
T. И. Эпоха Чжаньго, Цинь и Хань (V в. до н.э.——III в. н.э.) / отв. ред. Л.С. Переломов ; Ин-т Дальнего Востока РАН. — М. : Наука ——Воет, лит” 2016. — 687 с. : ил. — ISBN 978-5-02-039775-0 (в пер.)
Второй том «Истории Китая с древнейших времен до начала XXI века» посвящен трем периодам, которые занимают особое место в истории Китая, поскольку именно в эти столетия были заложены основы китайской цивилизации. В период Чжаньго (Борющихся царств, V-III вв. до н.э.), известный как «золотой век» китайской философской и юридической мысли, выделились две этико-политические школы, предлагавшие различные модели общественного и государственного устройства: «народ для государства» (легисты) или «государство для народа» (конфуцианцы). Победа легистов ознаменовалась объединением стра- ны и созданием империи Цинь (221-207 гг. до н.э.). Создатель империи Цинь Шихуан провел ряд экономических и политических реформ, однако непомерная эксплуатация народа и жестокие законы вызвали многочисленные восстания, которые способствовали краху империи. Основатели новой династии Хань извлекли из истории империи Цинь уроки. В период Хань (206 г. до н.э. — 220 г. н.э.) государственной идеологией становится конфуцианство, знания через практику госэкзаменов входят в систему управления, делаются попытки воплощения социальной утопии Конфуция — создания общества малого благоденствия сяокан.
ISBN 978-5-02-036530-8 ISBN 978-5-02-039775-0 (т. il)
© Институт Дальнего Востока РАН, 2013 © Редакционно-издательское оформление. Наука — Восточная литература, 2013


К ЧИТАТЕЛЮ
Большие успехи Китайской Народной Республики за последние десятилетия в экономике, науке, технике, культуре, спорте, ее растущий международный авторитет обусловливают все возрастающий интерес российской общественности к современной жизни и истории нашего ближайшего соседа на Дальнем Востоке, с которым у Российской Федерации имеется общая граница протяженностью свыше 4000 км.
Более или менее регулярные отношения между двумя государствами возникли в середине XVII столетия. При Петре I в столице цинского Китая Пекине была основана Православная духовная миссия, члены которой своими трудами способствовали ознакомлению российской общественности с историей, культурой и современной жизнью жителей соседней страны. Во второй половине XIX в. в России началось научное изучение Китая, китайский язык и историю стали преподавать в Петербургском, Московском, Казанском университетах и в Восточном институте во Владивостоке.
Изучение Китая получило дальнейшее развитие в годы Советской власти, чему во многом способствовала добрососедская политика нашего государства и симпатии народов России к национально-освободительной борьбе китайского народа, страдавшего от феодально-милитаристского гнета, произвола и военной агрессии империалистических держав. Наибольшего расцвета отечественное китаеведение достигло в первые десятилетия наших отношений после провозглашения 1 октября 1949 г. Китайской Народной Республики и заключения 14 февраля 1950 г. Договора о дружбе, союзе и взаимопомощи между СССР и КНР.
Подписанный в Москве 16 июля 2001 г. руководителями двух государств Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР стал основой дальнейшего развития отношений между странами-соседями и открыл новый этап в нашей совместной истории. В начале XXI в. обе стороны продолжают последовательно идти по этому пути. Между руководителями двух государств осуществляются регулярные контакты, принимаются решения, направленные на дальнейшее раз- витие стратегического партнерства, осуществляется координация действий в региональных и международных делах. Во время официального визита Председателя КНР Си Цзиньпина в Москву 22 марта 2013 г. им и Президентом РФ В.В.Путиным было подписано Совместное заявление о взаимовыгодном сотрудничестве и углублении отношений между обеими странами, а также принят план действий по реализации положений Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР.
Из всех цивилизаций, возникавших в прошлом в разных частях мира, только китайская отличается непрерывностью своего многотысячелетнего развития. Шумерская, хеттская, ассиро-вавилонская, крито-микенская, древнеегипетская цивилизации, культуры инков, майя и многих других исчезли в результате внутренних междоусо¬


6
К читателю
биц, вражеских нашествий, природных катаклизмов - вулканической деятельности, землетрясений, наводнений, засух и т.д.
Китайская цивилизация внесла заметный вклад в развитие всего человеческого общества. От Китая мир узнал технологию высококачественного литья бронзы, производства фарфора, шелка, чая, бумаги, изготовления пороха; оттуда же пришли к нам компас, сейсмограф, там впервые начали строить крупногабаритные морские суда, появился подвижный типографский шрифт и т.д. В различные исторические периоды Китай вел активную сухопутную и морскую торговлю не только со своими непосредственными соседями, но и с территориями, подвластными Персидской империи, правителям стран, завоеванных Александром Македонским, Кушанскому царству, Римской империи и Арабскому халифату, а также со странами Южной Азии и Восточной Африки. Особенно сильное воздействие политика и культура Китая оказывали на протяжении многих веков на соседние страны (Корею, Японию, Вьетнам, страны Юго-Восточной Азии).
До середины XVIII в. китайская цивилизация с большей или меньшей степенью успеха преодолевала многочисленные бедствия - чужеземные нашествия, гражданские войны, стихийные бедствия. Однако постепенно накапливавшееся отставание от ведущих мировых держав, вставших на путь промышленной революции, а затем вооруженное вторжение Великобритании и Франции в середине XIX в., милитаристской Японии с конца XIX в., как и интервенция восьми держав при подавлении восстания ихэтуаней, резко затормозили развитие Китая, превратив его в зависимую от иностранных государств полуколониальную, полуфеодальную страну.
Победа народно-демократической революции под руководством Коммунистической партии Китая привела 1 октября 1949 г. к созданию нового государства на китайской земле - Китайской Народной Республики. Народный Китай стал на путь строительства в стране социализма с китайской спецификой и более 30 последних лет успешно проводит политику реформ, модернизации и открытости для внешнего мира. В наши дни Китайская Народная Республика демонстрирует всему миру свои успехи в области экономики, науки, освоения атомной энергетики, космонавтики, ракетостроения, строительства скоростных железных дорог и автострад, а также в различных видах спорта.
Шеститомная энциклопедия «Духовная культура Китая» под редакцией академика М.Л.Титаренко (М., 2006-2010), созданная коллективом отечественных синологов, вызвала широкий отклик читателей и была отмечена Государственной премией РФ за 2010 г.
Неменьший интерес у российской общественности, без сомнения, вызовет предлагаемая читателю десятитомная «История Китая с древнейших времен до начала XXI века», над которой работали ученые различных академических институтов и университетов России (Институт Дальнего Востока РАН, Институт востоковедения РАН, Институт восточных рукописей РАН, Институт археологии и этнографии Сибирского отделения РАН, Институт стран Азии и Африки Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова, Санкт-Петербургский государственный университет и др.). Авторы, научные редакторы томов и члены Главной редколлегии, понимая всю сложность поставленной задачи вместить многотысячелетнюю историю китайской цивилизации в пределы десяти томов, попытались отразить основ¬


К читателю
7
ные события истории Китая - от палеолитических стоянок и первых неолитических поселений до современной жизни КНР с ее общепризнанным международным авторитетом. В каждом томе в среднем около 60 а.л., предусмотрены хронологические таблицы, списки иллюстраций и карт, избранная библиография, указатели имен и географических названий.
История Китая в десяти томах разбита по хронологическим периодам.
T. I. Древнейшая и древняя история, Шан-Инь, Чжоу: по археологическим данным. Отв. редактор ——акад. А.П. Деревянко (Институт археологии и этнографии СО РАН, г. Новосибирск).
T. II. Эпоха Чжаньго, империи Цинь и Хань: V в. до н.э. - III в. н.э. Отв. редактор -д.и.н. Л.С.Переломов (Институт Дальнего Востока РАН, г. Москва).
T. III. Троецарствие, Южные и Северные династии, Суй, Тан: 220-907. Отв. редакторы -д.и.н. И.Ф.Попова, д.ф.н. М.Е.Кравцова (Институт восточных рукописей РАН, г. Санкт-Петербург).
T. IV. Период Пяти династий, империя Сун, государства Ляо, Цзинь, Си Ся: 907- 1279. Отв. редактор - д.и.н. И.Ф.Попова (Институт восточных рукописей РАН,
г. Санкт-Петербург).
T. V. Династии Юань и Мин: 1279-1644. Отв. редакторы - д.и.н. А.Ш.Кадырбаев,
д. 	и.н. А.А.Бокщанин, д.филос.н. А.И.Кобзев (Институт востоковедения РАН, г. Москва).
T. VI. Династия Цин: 1644-1911. Отв. редактор - д.и.н. О.Е.Непомнин (Институт востоковедения РАН, г. Москва).
T. VII. Китайская Республика: 1912-1949. Отв. редактор - д.и.н. Н.Л.Мамаева (Институт Дальнего Востока РАН, г. Москва).
T. VIII. Китайская Народная Республика: 1949-1976. Отв. редактор - д.и.н. В.Н.Усов (Институт Дальнего Востока РАН, г. Москва).
T. IX. Китайская Народная Республика: 1976-2009. Отв. редактор - д.полит.н. А.В.Виноградов (Институт Дальнего Востока РАН, г. Москва).
T. X. Тайвань, Сянган (Гонконг), Аомэнь (Макао), китайская диаспора за рубежом. Отв. редакторы - д.и.н. Л.М.Гудошников, к.и.н. Г.А.Степанова (Институт Дальнего Востока РАН, г. Москва).
В предисловиях к томам наряду с изложением основного содержания тома приводятся сведения о значительных исторических событиях, имевших место в описываемый период в Азии, Европе и Америке.
Подбор иллюстраций осуществлялся авторами и ответственными редакторами томов, а также членом Главной редакционной коллегии акад. Б.Л.Рифтиным.
Представляемый труд позволит нашему читателю ознакомиться с историей Китая, что будет способствовать развитию дальнейшего взаимопонимания и дружбы народов-соседей Российской Федерации и Китайской Народной Республики.
Академик РАН С.Л. Тихвинский май 2013 г.


ВВЕДЕНИЕ
Эпоха Чжаньго-Цинь-Хань занимает особое место в многовековой истории Китая. Именно в это время зародились в теории и сформировались на практике основные институты китайской цивилизации, не только придавшие ей жизненную устойчивость, но и обеспечившие ее стабильное непрерывное развитие в течение тысячелетий вплоть до сегодняшнего дня.
Есть основания полагать, что конкретное развитие древнекитайского этноса в эпоху Чжаньго-Цинь-Хань в определенной степени отражало некоторые общие закономерности этнических процессов на данном этапе истории человеческого общества в целом. Об этом свидетельствует, в частности, значительное сходство путей эволюции общности хуася и древних эллинов - двух этносов, населявших противоположные оконечности тогдашней ойкумены и не имевших между собой каких-либо прямых генетических связей (не заглядывая в древнейшую историю Homo sapiens).
Хотя в сознании древних эллинов сохранялось представление о былом поли- тическом единстве, выражением которого был совместный поход против Трои, мы не знаем, существовало ли действительно такое единство и каковы были его формы. В VI в. до н.э. древнегреческие полисы представляли примерно такую же картину, что и древнекитайские царства того же времени. Подъем общеэллинского самосознания, которым отмечен период греко-персидских войн, сме- нился ожесточенным соперничеством отдельных городов; его кульминацией была Пелопоннесская война, во время которой, как сообщает древнегреческий историк Фукидид, «Эллада испытала столько бедствий, сколько не испытывала раньше никогда в равный промежуток времени».
В IV в. до н.э. все чаще раздавались голоса, призывавшие к объединению полисов на основе эллинского этнического единства. В обращении к Филиппу, царю Македонии, Исократ рисовал заманчивую перспективу объединения всех эллинских государств и призывал его «считать своей отчизной всю Элладу». Походы Александра Македонского завершили процесс, подготавливавшийся на протяжении предшествующих столетий. Объединение древнегреческих полисов под властью македонских царей, в свою очередь, способствовало дальнейшей консолидации эллинского этноса, одним из ярких проявлений которой было воз- никновение общегреческого языка — койне. В эпоху Александра и диадохов койне выступает не только в качестве общегосударственного языка, но и как средство общения греко-македонской верхушки с населением покоренных областей. Эпи¬


Введение
9
графические источники позволяют проследить постепенное вытеснение диалектов: уже начиная со II в. до н.э. в надписях перестают встречаться диалектизмы.
Создание эллинистических государств явилось важным рубежом в этнической истории многих стран Передней Азии, завоеванных Александром. Этническая ситуация складывалась по-разному в различных государствах, управляв- шихся диадохами, однако повсюду распространение койне и эллинской культуры так или иначе привело к заметному изменению в протекавших там этнических процессах. Эллинизация особенно глубоко проникла туда, где городская жизнь получила наиболее полное развитие. Ассимиляционные процессы здесь приводят в конечном счете к тому, что в Египте возникает новая, смешанная эт- ническая общность, занимающая как бы среднее положение между греками и египтянами, а слово «эллин» начинает означать не только грека, но и человека, знакомого с элементами греческой культуры.
Характер воздействия империи Александра и государств диадохов на ход этнических процессов в принципе однотипен с аналогичными процессами, происходившими в Китае в эпоху Чжаньго-Цинь-Хань. По-видимому? в любом цен- трализованном государстве в древности в той или иной мере проявилась тен- денция к совмещению этнических границ с политическими. Ни эллинистические государства, ни Китай в эпоху Чжаньго-Цинь-Хань не были в этом отношении исключением.
Анализ соотношения различных компонентов этнического самосознания древних китайцев на ранних этапах их истории позволил М.В.Крюкову высказать гипотезу о том, что эволюция этнического самосознания проявляется помимо всего прочего в изменении относительной значимости его компонентов. Изучение этнического самосознания древних китайцев в V в. до н.э. - III в. н.э. дает дополнительные свидетельства в пользу выдвинутого тезиса.
В VII-VI вв. до н.э. ведущим компонентом этнического самосознания общности хуася было представление о единстве происхождения, но со временем вера в то, что все древние китайцы произошли от общих предков и тем отличаются от «варваров», постепенно отходит на второй план, а затем и вообще исчезает. В немалой степени этому способствовали политические события начала ханьской эпохи, в частности «договор о мире, основанный на родстве» с сюнну. Сыма Цянь, излагая предания о происхождении некоторых народов - соседей древ- них китайцев, допускает, что они произошли от общих с ними предков. Так, по его мнению, сюнну были потомками боковых родственников Великого Юя, династия которого дала имя этнической общности древних китайцев, и т.д.
На смену представлению об общности происхождения как ведущем компоненте этнического самосознания древних китайцев в последние века до н.э. выдвигается представление об общности культуры. Это означало качественное из- менение в подходе к пониманию того, что отличает «нас» от «варваров»: если раньше различие это считалось непреходящим, существовавшим от рождения, то теперь человеком хуася можно было не только родиться, но и стать. «Учитель хотел поселиться среди варваров. Кто-то сказал: „Как можно? Ведь там грубые


10
Введение
нравы!64 Учитель ответил: „Там, где поселится благородный муж, должны исчезнуть грубые нравы66» (Лунь юй 9.14). Эта же закономерность прослеживается и в эволюции эллинского этнического самосознания. Достаточно сослаться на следующие строки из трагедии Еврипида: «Ты так долго жил среди варваров, что сам стал варваром!» Весьма определенно об этом говорит Исократ в своем «Панегирике»: «Само имя эллина становится уже обозначением не происхождения, но культуры. Эллинами чаще называют получивших одинаковое с нами образование, чем людей одного и того же происхождения».
В эпоху Чжаньго-Цинь-Хань впервые были сформулированы взгляды, отрицающие принципиальные различия между древними китайцами и «варварами». Будучи аналогичны воззрениям древнегреческого софиста Антифена, они закладывали основу представлений о человечестве как о едином братском сообществе людей. На Западе подобные идеи человеческого братства были сформулированы Александром, который на пире в Описе молился о единении сердец в общем государстве македонян и персов, в котором не должно быть ни грека, ни варвара. Эти идеи были подхвачены и развиты философами-стоиками.
Аналогичную мысль провозгласил Конфуций: «Если благородный муж почтительно исполняет дела, не совершает ошибок, вежливо относится к людям и соблюдает Правила, то в пределах четырех морей - ему все братья» (Лунь юй 12.5).
Хотя, как уже отмечалось, генетических связей между двумя этносами (эллинами и китайцами) не было, сама история показала, что одна из сторон, а именно Рим, была заинтересована в продукции Хань. Этим товаром являлся щелк, столь высоко ценившийся, что император Тиберий издал эдикт, запрещавший мужчинам носить шелковые одежды.
Шелковая нить (Шелковый путь), протянутая от ханьского Китая до Римской империи, наполняла исторический процесс реальным смыслом живого общения (экономического, политического, культурного) между западной и восточной ойкуменами. Можно даже сказать, что возник начальный период диалога Востока и Запада, демонстрации друг другу различных моделей обустройства общества и государства, каждая из которых на долгие столетия определила курс разви- тия этих цивилизаций.
В Китае оптимальная для него модель такого обустройства была предложена именно в эпоху Чжаньго-Цинь-Хань. Творцами ее явились ши - «книжники», социальный слой лично свободных интеллектуалов, которые, сформировав несколько конкурировавших друг с другом школ - конфуцианцев, легистов, мои- стов, даосистов, аграрников и др.，_ занялись построением модели совершенного общественного и государственного обустройства, где были бы в оптимальной форме учтены интересы Власти и Народа.
В сфере длительных дискуссий «битвы титанов» оказались два концепта, две осевые категории политической культуры Китая: «Народ для Государства» или «Государство для Народа». Оба концепта были воплощены на практике. Один - при построении империи Цинь, первого централизованного государства в истории Китая, другой - в период империи Хань. Так как второй период был более дли¬


Введение
11
тельный, этот концепт трансформировался в «государственное конфуцианство», где ставка в государственном устройстве делалась на《идеального бюрократа»， которыми считались ши (благородные мужи). Именно в эпоху Хань сформировалась культура ши. В популярной с ханьского времени самохарактеристике благородного мужа значилось: «Благородный муж есть опора государства, надежда народа». Хуань Тань, в изложении В.Малявина, вычленил пять сфер функционирования такого «идеального бюрократа»: тех, кто заботится о семье и лелеет обычаи деревни, называли《деревенскими шт>; тех, кто отличается мудростью и милосердием, печется о словесности и истории, - «уездными ши»\ тех, кто искренен и честен, бескорыстно служит общему делу，добросовестно служит старшим, - «ши области и округа»; тех, кто глубоко постиг каноны, выделяется добрым поведением, может вершить государственные дела, милосер- ден и скромен，一《ш"，достойными блюсти государственные устои»; тех，кто об- ладает исключительным талантом, высоко вознесся над толпой, искусен в политике и может приобрести заслуги на поколения вперед, - «ши Поднебесной».
Именно эти пять сфер деятельности интеллектуальной элиты не только сцементировали китайскую цивилизацию, но и оплодотворили весь конфуцианский культурный регион. Именно в этот период были отработаны ценностные ориентиры социокультурного взаимодействия, придавшие внутреннюю устойчивость китайской цивилизации. К слову, в период Марка Аврелия в Римской империи на службе государства было около тысячи чиновников, в то время как в ханьском Китае страта чиновников насчитывала 120 тысяч.
Не все модели были реализованы в древности (включая Чжаньго-Цинь-Хань), но они оставались в сознании элиты государства, прежде всего в умах управленцев. Со временем и в соответствии с нуждами эпохи (в частности, модернизации страны) элита отбирала те модели соотношения власти и народа, которые уже были столетиями закреплены в сознании масс, дабы получить поддержку со стороны народа. И здесь как нельзя более к месту оказались социальные утопии Конфуция. В XX в. к их числу можно отнести концепцию сяокан (малого благосостояния), к реализации которой приступил сначала Гоминьдан, а затем и КПК.
В написании тома участвовали известные отечественные китаеведы М.В.Крю- ков5 В.М.Майоров, В.В.Малявин, М.В.Софронов, М.Л.Титаренко, использованы труды и материалы И.С.Лисевича и Н.Н.Чебоксарова. Эти ученые осветили фун- даментальные проблемы, заложившие основу китайской государственности не только данного периода, но и китайской цивилизации в целом. Техническая подготовка тома к изданию была бы невозможна без участия Е.А.Короткова. Активное участие в работе приняли также А.Г.Алексанян, Н.В.Анисимцев, Е.К.Старо- верова, Л.В.Стеженская, К.А.Чирков. Моя особая благодарность д-ру ист. наук С.А.Серовой за помощь и постоянную поддержку при работе над томом.
Л. С.Переломов


Часть I
БИТВА ТИТАНОВ
Глава 1
Борющиеся царства
Период Чжаньго, или Борющихся (Сражающихся) царств (453-221 гг. до н.э.), предшествующий созданию на территории Китая единой империи, - одна из сложных и малоизученных страниц в истории Китая. В то время территория страны была разделена на ряд самостоятельных царств, главенствующее положение среди которых занимали наиболее крупные из них: Цинь, Чу, Ци, Хань, Чжао, Вэй и Янь.
Царство Цинь находилось на северо-западе страны, его территория включала западную и северо-восточную части современной пров. Шэньси, восточную часть Ганьсу и северную часть пров. Сычуань. Столицей царства был г. Сяньян. На востоке Цинь отделяли от других царств горы и р. Хуанхэ. Такое месторасположение было выгодно в стратегическом отношении и сыграло в дальнейшем положительную роль в истории этого царства.
На юге страны было расположено самое большое царство Чу. Территория его включала всю современную пров. Хубэй, северо-восточную часть пров. Хунань, северную часть Цзянси и Аньхой, юго-восточную часть Шэньси, южную часть Хэнани и часть Цзянсу к северу от р. Хуайхэ. Столица Чуского царства сначала была в г. Ин, а в 241 г. до н.э. ее перенесли в Шоучунь.
Царство Ци занимало центральную и западную части пров. Шаньдун и юго- восток пров. Хэбэй. Столица царства Ци находилась сначала в Линьцзы, а впоследствии была перенесена в Цзися (современный город Цзинань - администра- тивный центр пров. Шаньдун).
Царство Хань было расположено в гористой местности в бассейне Хуанхэ. Оно занимало юго-восток пров. Шаньси и центральную часть пров. Хэнань. На севере и северо-востоке царство Хань граничило с Вэй, на западе - с Цинь, а на юге и юго-востоке - с Чу. В течение V-III вв. до н.э. столица Ханьского царства перемещалась из Пинъяна в Иян, затем в Янчжай и, наконец, в 375 г. до н.э. в Чжэн.
Царство Чжао было расположено к северу от излучины Хуанхэ. Оно охватывало северную и юго-восточную части пров. Шаньси, юго-восток Хэбэй и север¬


Глава 1. Борющиеся царства
13
ную часть Хэнани. На юге Чжао граничило с царством Вэй, на востоке - с Ци и Янь, на севере, в районе Иньских гор, была построена длинная стена, защищавшая чжаоское население от нападения кочевых племен сюнну, лоуфань и линху.
Столица Чжао находилась сначала в Цзиньяне, а в 386 г. до н.э. была перенесена в Ханьдань.
Царство Вэй занимало центральную часть бассейна Хуанхэ. Территория его охватывала юго- западную часть пров. Шаньси и северо-восток пров. Хэнань. На юге Вэй граничило с царством Воины Борющихся царств Хань, на востоке - с Сун и Ци, на севере - с Чжао,
на западе - с Цинь. Столица царства Вэй поначалу находилась в г. Аньи. Равнинные плодородные земли среднего течения Хуанхэ способствовали развитию здесь земледелия.
Царство Янь находилось на северо-востоке страны. Оно занимало центральную и северную части нынешней пров. Хэбэй и северо-восток пров. Шаньси. Оно граничило на юге с Ци, на западе - с Чжао, на северо-востоке - с современной Кореей. Вдоль северных рубежей Яньского государства проходила длинная стена，ограждавшая царство от нападения племен горных жунов，дунху，линху и лоуфань; на юге, на границе с царством Ци? была также выстроена стена. Столицей Яньского царства был г. Цзи. Находясь вдали от центральных царств, Янь меньше других царств страдало от войн; оно использовало свои армии для расширения территории в бассейне р. Ляохэ и укрепления северо-восточной границы древнего Китая.
По мнению Фань Вэньланя, население семи царств не превышало 20 млн. человек.
Помимо перечисленных семи государств в Китае в период Чжаньго существовали такие мелкие царства, как Сун, Лу, Вэй, Чжэн, Тэн5 Се, Чжоу и др. Большинство из них находилось в политической зависимости от какого-либо крупно- го царства. В ходе междоусобной борьбы семи царств все эти мелкие государства были уничтожены.
Как установил ведущий российский исследователь эпохи Чжаньго К.В.Ва- сильев, в первые годы периода Чжаньго три государства, унаследовавшие цзинь- ские земли, не имели никакого внешнеполитического опыта и держались достаточно сплоченной группой. В этой группе наибольшую внешнеполитическую активность проявляло Вэй. Оно одержало верх в ряде военных столкновений с царством Цинь и в 408 г. до н.э. захватило принадлежавшую ему область в междуречье Хуанхэ и Бэйлоушуй. В 406 г. до н.э. оно аннексировало ряд территорий владения Чжуншань. В 405 г. до н.э. Чжао, Хань и Вэй совместно выступили против царства Ци, ослабленного внутренней смутой. Ци потерпело поражение. В 403 г. до н.э. чжоускому вану пришлось официально признать законность возникновения на месте царства Цзинь трех новых владений, которые были вклю¬


14
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
чены в систему чжоуской иерархии, имевшей в то время лишь номинальное значение. Большие территориальные приобретения царства Вэй и Хань сделали так- же за счет владений Сун и Чжэн, которые вынуждены были просить помощи у Чу. В ходе начавшейся в 391 г. до н.э. войны между Чу и центральнокитайскими царствами первое потерпело поражение. С этого времени г. Далян (в районе современного г. Кайфына) и окружавшие его земли вошли в состав царства Вэй.
На начальном этапе периода Чжаньго царство Вэй, занимавшее плодородные и густонаселенные районы в центре Поднебесной, захватило инициативу в области внешней политики. Большинство перемен на политической карте《сражающихся царств», происходивших в то время, были результатом вторжений его войск и связанных с ними аннексий. В 80-е годы IV в. до н.э. царство Чжао вступило в соперничество с царством Вэй в борьбе за раздел территорий малых владений. В 383 г. до н.э. оно попыталось расширить свои границы за счет Малого Вэй. Последнее прибегло к помощи царства Вэй, и чжаоская армия была разбита. Однако на сторону Чжао встало царство Чу. Войскам союзников удалось одержать ряд побед, и это позволило на некоторое время ослабить внешнеполитическую активность царства Вэй. Воспользовавшись этим, царство Хань лишило Чжэн самостоятельности и присоединило его земли, а царство Чжао захватило обширную область у Малого Вэй.
Стремительное расширение территорий Хань и Чжао обострило соперничество между центральнокитайскими царствами. Они оказались втянутыми в длительный период междоусобиц, принесших значительные политические выгоды их соседям на востоке и на западе. В 362 г. до н.э. вэйскому сяну Гуншу Цзо удалось нанести поражение ханьской и чжаоской армиям. Однако это не ликвидировало опасности их вторжения. В 361 г. до н.э. вэйскому правителю Хуэй- вану пришлось перенести столицу из г. Аньи (на территории современного уезда Сясянь пров. Шаньси), располагавшегося близ границ царств Цинь и Хань, в более безопасный г. Далян на южном берегу Хуанхэ. Война между Вэй и Чжао разгорелась с новой силой в 354 г. до н.э., когда последнее потребовало земельных уступок у Малого Вэй. Армия царства Вэй осадила столицу царства Чжао г. Ханьдань (на территории современной пров. Хэбэй, в уезде Ханьдань). Постепенно этот конфликт вырос в большую войну, в которой приняли участие многие царства. В вэйские земли вторглась циньская армия, осадившая располагав- шийся близ границы г. Шаолян. На следующий год против Вэй выступили царства Ци и Чу. Но они стремились к территориальным захватам, а не к спасению Ханьданя. Цисцам удалось разгромить вэйцев под Гуйлином (на территории со_ временного уезда Цаосянь, пров. Шаньдун), действия чуских войск также были успешными. Ханьдань после тяжелой осады капитулировал. Как Вэй, так и Чжао оказались в затруднительном положении. В 351 г. до н.э. между ними было за¬
Ритуальный кубок для вина. Эпоха Чжаньго


Глава 1. Борющиеся царства
15
ключено перемирие, оккупационные войска были выведены из Ханьданя. Уладив свои отношения с царствами Чу и Ци, Вэй в 350 г. до н.э. повернуло все свои армии против Цинь. Последнее потерпело поражение.
Победы, одержанные на западе, позволили Вэй укрепить свое пошатнувшееся было внешнеполитическое положение. В 344 г. до н.э. вэйский правитель объявил себя ваном. Утверждению его могущества должна была способствовать встреча правителей в местности Фэнцзэ, на которой он попытался распространить свое верховенство на Хань и группу центральнокитайских малых владений (Сун, Лу, Малое Вэй). Однако обстановка середины IV в. до н.э. коренным образом отличалась от обстановки предшествовавшего периода Чуньцю. Она исключала возможность длительного единоличного лидерства. В это время целый ряд царств был достаточно силен, чтобы воспрепятствовать гегемонист- ским претензиям царства Вэй.
В 341 г. до н.э., воспользовавшись просьбой Хань о помощи, против Вэй выступило царство Ци. Его армия нанесла сокрушительное поражение вэйской армии под г. Малином (на территории современного уезда Пусянь пров. Шаньдун). Одновременно с этим Вэй подверглось нападению армий царств Чжао и Цинь. Теснимый со всех сторон, вэйский ван вынужден был униженно просить мира у царства Ци. В 334 г. до н.э. на встрече в г. Сюйчжоу (на территории современного уезда Тэнсянь пров. Шаньдун) он предложил правителю царства Ци также провозгласить себя ваном. Появление в Поднебесной еще одного вана послужило поводом к новой войне. На следующий год войска Чу вторглись в Ци, окружили Сюйчжоу и разбили здесь дискую армию.
Тем временем царство Вэй продолжало испытывать трудности. В войне с царством Цинь в 330-328 гг. до н.э. оно потерпело целый ряд тяжелых поражений. Чтобы добиться мира, ему пришлось пойти на серьезные территориальные уступки в пользу своего западного соседа. Вэй передало Цинь обширные пограничные области, на которых впоследствии был учрежден циньский военноадминистративный округ Шанцзюнь. Этот успех открыл перед циньским прави- телем возможность активно вмешиваться во внешнеполитические отношения. В 325 г. до н.э. он присвоил себе титул вана. Чтобы ослабить давление со стороны Цинь, царство Вэй в это время предприняло новую попытку создания коалиции с участием царства Хань. Правителя последнего вэйцы убедили также стать ваном.
В последней четверти IV в. до н.э. возросла внешнеполитическая активность правителей всех крупнейших царств. Проявлением этого было быстрое распространение среди них титула «сына Неба» и связанных с ним притязаний. В 323 г. до н.э. по взаимному соглашению его одновременно присвоили себе государи Янь，Чжао и Чжуншань. Несмотря на рост военной мощи ряда《сражающихся
Ритуальный сосуд для еды доу с инкрустацией в виде облаков. Эпоха Чжаньго


16
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
царств», ни одно из них в то время не располагало абсолютным превосходством над своими соседями. В этих условиях добиваться своих внеш- неполитических целей они могли только в союзе с другими государствами. Наступило время противоборства эфемерных группировок，быстро сменявших друг друга.
В 318 г. до н.э. вознию1а первая широкая анти- циньская коалиция, в состав которой вошли царства Вэй5 Чжао, Хань, Чу и Янь. Ее военные усилия были малоэффективны, и она вскоре распа- лась. В 312 г. до н.э. царство Цинь, объединившись в военном союзе с Хань и Вэй, выступило против Ци и Чу. Последние потерпели поражение. В результате Цинь отняло у Чу обширную область, расположенную в верхнем течении р. Ханьшуй.
Наряду с захватами земель друг у друга «сражающиеся царства» в конце IV в. до н.э. начинают широкое освоение дальней《варварской» периферии. В 316 г. до н.э. войска Цинь заняли владения Шу и Ба, представлявшие собой раннегосударственные объединения тибето-бирманских племен в центральной части Сычуани. В 306 г. до н.э. царство Чу, воспользовавшись внутренними раздорами в соседнем владении Юэ, полностью аннексировало его территорию. Царство Чжао, после того как по инициативе Улин-вана в составе его войска появились подвижные кавалерийские части, начало успешное продвижение в глубь территорий на северных границах, занятых кочевыми племенами ху, линьху, лоуфань. В период с 300 по 295 г. до н.э. Чжао в союзе с Ци и Янь полностью захватило владение Чжуншань (на западе современной пров. Хэбэй), населенное потомка- ми племен《белых ди»，известных по историческим текстам периода Чуньцю.
С V-IV вв. до н.э. Китай переживал значительный экономический подъем. Период Чжаньго можно по праву назвать эпохой широкого распространения железных орудий в Китае. В источниках встречаются многочисленные упоминания о разработке железорудных месторождений, выплавке железа, изготовлении железных сельскохозяйственных орудий и т.п.
Судя по сообщению《Гуань-цзы»，в период Чжаньго разрабатывалось много горнорудных месторождений, лишь на части из них добывали медь, а на всех остальных - железную руду. Об этом же свидетельствует и другой источник - «Шань хай цзин», где приводятся наименования 34 самых крупных разрабатываемых железорудных месторождений; весьма примечательно, что рудники не были сосредоточены в каком-либо одном месте, а находились в различных районах Китая. Эти 34 рудника были расположены на территории современных провинций Шэньси, Шаньси, Хубэй и Хунань, т.е. в таких крупных царствах, как Цинь, Вэй, Чжао, Хань, Чу и др. Наибольшее число рудников находилось во владениях Чу и Хань. Интенсивная разработка железорудных месторождений сопровождалась расширением познаний китайцев в области геологии. Весьма
Ритуальный сосуд для мяса дин на железных ножках. Эпоха Чжаньго


Глава 1. Борющиеся царства
17
любопытные данные имеются в трактате «Гуань-цзы», где сообщается, что в период Чжаньго рудокопы уже знали, что если на поверхности горы имеется красный железняк, то ниже должно быть железо.
В период Чжаньго наблюдаются также существенные сдвиги и в технике плавки железа. В это время впервые в истории Китая начинают применять круглые кожаные мехи для раздувания огня в печи. В трактате《Мо-цзы» встречается сообщение о исчах с четырьмя кожаными мехами. Известны псчи-гиган- ты, над раздуванием которых одновременно трудились 300 рабов и рабынь.
В связи с ростом числа железорудных разработок, а также прогрессом в технике железоплавильного ремесла намного увеличилось количество и ассортимент изготовляемых железных предметов. Из железа стали изготовлять почти все сельскохозяйственные орудия труда. В «Го юй», например, сообщается, что из бронзы делают мечи и трезубцы, используют ее при изготовлении драгоценностей; железо «плавят и делают из него мотыги, лопаты, топоры, тяпки, исполь- зуя [их] для обработки земли». В《Гуань-цзы», в главе «Хайван», говорится: 《В настоящее время，по подсчетам чиновника，ведающего железом，каждая жен- щина обязательно имеет один нож... землепашец обязательно имеет одну соху, один плуг, один серп, каждый странствующий ремесленник имеет один топор, одну пилу, одно шило, один бурав». В том же источнике, в главе «Цинь-чжуй», отмечалось: «Для того чтобы заниматься земледелием, необходимо иметь один сошник, один серп, одну мотыгу, один молоток, один короткий серп». Сообщения письменных источников подтверждаются находками, обнаруженными китайскими археологами в раскопках эпохи Чжаньго. В 1950-1952 гг. на севере пров. Хэнань, в уезде Хуайсян, в результате раскопок было обнаружено около сотни железных изделий，в том числе железные лемехи，мотыги，заступы, серпы, топоры и т.п. В 1955 г. в пров. Хэбэй, недалеко от Шицзячжуана, также было найдено несколько железных орудий - заступы, скребки и т.п. С 1950 по 1956 г. китайским археологам удалось обнаружить железные орудия эпохи Чжаньго сразу в нескольких провинциях Китая - в Ляонине, Хубэе, Шэньси, Сычуани, Хунани и в Автономном районе Внутренняя Монголия. Железные орудия эпохи Чжаньго можно встретить почти во всех крупных музеях Китая: они имеются в музее Института археологии Академии наук Китая, в Пекинском историческом музее, Нанкинском, Хэбэйском, Сианьском и многих других музеях страны.
В период Чжаньго широко развивалась торговля как внутри царств, так и между ними. Как сообщают источники, «на [рынках] центральных царств можно приобрести хороших скакунов и крупных собак - с севера; на [рынках] центральных царств [можно] приобрести перья, слоновую кость, шкуры носорогов,
Золотые кубок и ложечка. Эпоха Чжаньго


18
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
краски - с юга; на [рынках] срединных царств [можно] приобрести изделия из кожи и шерсти, бунчуки из воловьих хвостов - с запада. Жители низинных озерных мест могли получить лесные материалы, а жители гор- mg ных районов - продукты водного промысла; земледелец, не работая топором, не обжигая кувшины, не вы- V плавляя железо, мог приобрести необходимые орудия; ремесленник и торговец, не обрабатывая землю и не сея, могли получить продовольствие».
Известны целые районы и крупные города, специализировавшиеся на выпуске какой-либо одной продукции. Янчжоу и Цинчжоу славились своими шелковыми изделиями, в царстве Чу, в местечке Цань, выделывали очень острые наконечники для копий, в Хань, в Лунцзюаньшуе, изготовляли особенно острые и прочные мечи. Аньи являлось одним из основных поставщи-
Люйцзи из зеленого нефрита. Эпоха Чжаньго
ков пищевой соли и т.д.
Развитие торговли способствовало быстрому росту городов. В период Чжаньго возникает большое количество новых городов, разрастаются старые. Столицы почти всех царств являлись крупными торговыми и ремесленными центрами с большим количеством населения. В《Исторических записках» Сыма Цяня при- водится следующее описание столицы царства Ци: «В Линьцзы имеется 70 тыс. семей... Линьцзы поистине очень богатый город, все его жители играют на свирели, на плоской или полукруглой лютне, на цитре в тринадцать струн, смотрят петушиные бои, собачьи бега, играют вшестером в [ножной] мяч. На улицах Линьцзы сталкиваются повозки, нагруженные зерном, люди задевают плечами друг друга, [если бы все] подняли полы одежды, то образовался бы занавес, [если бы все] вытерли пот с лица, то пошел бы дождь...»
Здесь дано, очевидно, несколько приукрашенное описание города, но несомненно, что Линьцзы был крупным торговым центром с большим количеством жителей.
В источниках встречаются также данные о городах других царств периода Чжаньго, в частности Вэй и Чжао.
Растущие торговые связи способствовали развитию водного транспорта - одного из самых удобных и дешевых средств сообщения. В период Чжаньго была сооружена целая система каналов, связывавших различные царства Китая. В «Ис- торических записках»，в главе《Реки и каналы»，дается довольно подробная кар- тина речных торговых путей, которые начинались у Инъяна, на территории царства Хань, и шли вниз по Хуанхэ, затем поворачивали на юго-восток по каналу Хун- гоу, соединявшему четыре реки - Цишуй, Жушуй, Хуайхэ и Сышуй. Постройка канала Ханьгоу позволила установить регулярный торговый обмен между такими мелкими, разобщенными ранее царствами Центральной равнины, как Сун, Чжэн, Чэнь, Цай, Цао, Вэй и др. По р. Жушуй через систему двух соединенных каналом рек можно было попасть на р. Ханьшуй и далее в западную часть царства Чу.


Глава 1. Борющиеся царства
19
На востоке царства Чу еще в начале V в. до н.э. был прорыт известный канал Ханьгоу, соединивший р. Хуайхэ с Янцзы. Хорошее речное сообщение имелось и на территории царств У и Юэ; там были проведены каналы, связывавшие оз. Тай- ху с реками Сунцзян, Цяньтанцзян и Пу- янцзян. По этим рекам можно было доплыть до Восточно-Китайского моря и по¬
пасть во многие крупные государства, так тт ,
产 J г Нефритовая подвеска,
как они были соединены с каналом Хань- Эпоха Чжаньго
гоу.
Стремление к установлению экономических связей между отдельными районами страны особенно наглядно прослеживается на примере развития формы денег эпохи Чжаньго. В начале этого периода на территории страны имели хождение бронзовые монеты трех видов: мечеобразная, в форме заступа и в виде раковины. Мечеобразная монета имела хождение в царствах Ци, Янь и частично Чжао, заступообразная - в царствах Цинь, Хань, Чжао и Вэй, монета же в форме раковины - в пределах царства Чу. Таким образом, в начале периода Чжаньго в Китае существовало три отдельных района, в каждом из них имели хождение монеты одинаковой формы. По мере развития торговли и товарно-денежных отношений произошли изменения и в технике выплавки монет. Новейшие данные археологических раскопок свидетельствуют о том, что к середине Чжаньго заступообразные монеты стали отливать не только в Хань, Чжао, Вэй и Цинь, но и в таких отдаленных от центра царствах, как Ци и Чу. К концу же Чжаньго в результате укрепления торговых связей все царства, кроме Чу, переходят к выплавке одинаковых по форме круглых монет.
В период Чжаньго, помимо установления экономических контактов, наблю- дается и культурное сближение различных царств. По мнению Го Можо, еще в период Чуньцю (VII-V вв. до н.э.) культурный центр Китая переместился на восток страны, в царство Лу. Положение это сохранилось и в первой половине Чжаньго, когда молодежь из различных царств устремилась в Лу для получения образования. Особенно большое влияние Лу оказывало на Чуское царство. Некоторые уроженцы Чу, прошедшие учебу на севере страны, стали впоследствии известны всему Китаю. К их числу прежде всего следует отнести Цзянь Би, которого современные исследователи считают автором книги «Чжоу и».
В начале Чжаньго наметилось сближение письменности Ци и Лу, отличавшейся простотой в написании иероглифов, которая получила позднее, в период Хань, наименование «гувэнь» - древнее письмо.
На западе также происходило сближение письменности ряда царств, в частности Цинь, Хань, Чжао и Вэй. Наметилось культурное сближение тех царств,
которые в языковом отношении входили в одну диалектную группу.


20
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
1. Кинжал с мужской и женской фигурами. 2. Меч Гоу Цзяня, правителя царства Юэ.
3. Наконечник копья. 4. Наконечник копья Фу Чаня, правителя царства У.
5. Бронзовый меч
Широкое распространение железных орудий, активизация торговых связей, развитие водных путей сообщения, стихийная унификация формы монет, культурное сближение отдельных царств - все это указывает на происходившую в период Чжаньго консолидацию различных районов страны. Однако этим процессам значительно препятствовало то, что страна была расчленена на ряд самостоятельных независимых царств.
Развитие торговли тормозилось высокими таможенными пошлинами на границах царств, а также отсутствием в них единой денежной системы.
Достаточно отметить, что Шан Ян - первый советник циньского царя Сяо Гуна (361-338 гг. до н.э.) рассматривал доходы от таможен как одно из самых радикальных средств усиления боевой мощи циньских войск: «Поэтому тот, кто управляет страной, должен добиться, чтобы все доходы, получаемые с таможен, шли на [содержание] армии, а доходы, взимаемые с торговли, шли целиком на [развитие] земледелия. Когда доходы с таможен будут расходоваться на [содержание] армии, она станет мощной, а если доходы с торговли пойдут на [развитие] земледелия, земледельцы станут зажиточными». Данные о высоких таможенных


Глава 1. Борющиеся царства
21
пошлинах встречаются таюке и в трактате «Мэн-цзы»: «В древности ввели заставы [на границах] для того, чтобы пресечь насилие, ныне же устанавливают [таможенные] заставы [на границах] для того, чтобы осуществлять насилие». Таможенными налогами облагались не только торговцы, но и путешественники; в некоторых царствах взимали пошлину даже за масть лошади.
Ценные сведения о роли таможни эпохи Чжаньго привел в своем исследовании К.В.Васильев. В 1957 г. близ г. Шоусянь (пров. Аньхой) была найдена «проезжая грамота», текст которой был нанесен с помощью инкрустации золотом на бронзовых выпуклых пластинках. Соединенные в вертикальные трубки, они имитировали форму бамбуковых стволов. Текст вырезан на внешней поверхности пластинок и расположен в виде 10 вертикальных строк. Первая часть документа состоит из 165 иероглифов, а вторая - из 150. Это, пожалуй, самая боль- шая надпись на металле периода Чжаньго. Естественно, что она вызвала большой интерес у специалистов по древнекитайской эпиграфике. В результате уси- лий ученых древние иероглифы-надписи были отождествлены с их современ- ными эквивалентами. Несмотря на частные разногласия, предложенные версии прочтения в основе своей совпадают. Этот документ, изготовленный по приказу чуского Хуай-вана (328-299 гг. до н.э.), освобождал торговых агентов одного из чуских местных владетелей от уплаты проездных пошлин при условии провоза товаров на 50 больших лодках и 50 возах. Содержание документа, для которого еще не найдено параллелей в письменных памятниках периода Чжаньго, с достаточной очевидностью свидетельствует о том, что с развитием товарно- денежных отношений в царстве Чу крупные местные владетели получили новую привилегию, состоящую в освобождении их торговых агентов от государственных таможенных сборов.
Даже при поверхностном знакомстве с текстом привлекают внимание не столько данные о финансовых привилегиях для торговых экспедиций местных владетелей, сколько упоминания весьма определенных ограничений, налагав- шихся на их торговых агентов. Так, подвергалось строгой регламентации коли- чество беспошлинно провозимых товаров, регламентировались маршруты беспошлинных поездок. Особо оговаривалось, что при перегоне скота и при транспортировке товаров с помощью носильщиков соответственно установленной норме сокращалось число «беспошлинных возов». Срок действия документа был ограничен одним годом. Весьма показательно, что в него включена формула, которая в ряде случаев вообще прекращала действие дарованного ваном освобождения от всех пошлин: «Если суда будут нагружены лошадьми, коровами, овцами, чтобы войти в [порт] с таможней или выйти из него, то брать пошлину в Великую сокровищницу». Очевидно, ввоз и вывоз скота в чем-то серьезно ущемлял интересы чуского вана (может быть, нарушал какую-нибудь из государственных монополий?), что в данном случае компенсировалось соответствующими выплатами в царскую казну.
Как свидетельствует «проезжая грамота», в последней четверти IV в. до н.э. наиболее жесткими были таможенные правила, которые относились к перевоз¬


22
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
кам, имевшим, по-видимому, неторговый характер. Ученые единодушны в объяснении причин, вызвавших к жизни следующий запрет: «Нельзя нагружать металл, кожу и бамбуковые стволы». Все они связывают его с тем, что в царстве Чу местным владетелям было запрещено покупать и перевозить материалы, из которых тогда производили оружие и другое воинское снаряжение. Запреты, в свою очередь, вытекали из того обстоя- тельства, что в период Чжаньго центральная и местная администрация вана обладала исключительной монополией на производство, хранение и транспортировку оружия и различного военного снаряжения.
В грамоте на бронзовых пластинках, изготовленной для казны чуского местного владетеля, поражает та скрупулезная точность, с которой сформулировано освобождение определенного количества возов и судов, определенного числа голов прогонного скота от сбора проездной пошлины при их прохождении через внутренние таможенные заставы царства Чу. Это наводит на мысль о том, что торгово-таможенные установления чуских ванов отражали давнюю и весьма развитую традицию. Нельзя не отметить, что эти установления были, очевидно, важным элементом внутриполитической жизни страны. Как следует из рассмотренного документа, внутренние таможенные заставы царства Чу не только взимали установленные сборы с провозимых через них товаров, но и контролировали перевозки местных владетелей, следя за тем, чтобы в руки последних не попадало оружие и «военные материалы». По-видимому, не только в Чу, но и в других «сражающихся царствах» существовала система таможенных застав, игравшая значительную роль в их экономике.
Разделение страны на ряд соперничавших царств оказало отрицательное влияние и на развитие земледелия.
В период Чжаньго оросительная система семи крупнейших царств была в той или иной степени связана с бассейнами Хуанхэ и Янцзы. Общая зависимость от этих великих водных артерий органически связывала оросительные системы различных царств, способствуя их объединению, однако политическая раздробленность способствовала тому, что оросительная система каждого царства пре- вратилась в отдельную независимую единицу. Более того, правящие классы не- которых государств, используя более выгодное географическое положение своего царства, иногда задерживали воду во время засухи, обрекая тем самым соседнее царство на голод; в период же проливных дождей, наоборот, открывали плотины, затопляя поля враждебного государства.
Стоило лишь царству Ци закрыть свою плотину на Хуанхэ, как вода вскоре затопляла поля царств Вэй и Чжао, расположенных в бассейне среднего и верхнего течения этой многоводной реки.
Боевое оружие. Эпоха Чжаньго


Глава 1. Борющиеся царства
23
Когда царство Восточное Чжоу открывало плотины на время посадки риса, то поля соседнего царства Западное Чжоу подвергались засухе.
От подобного самоуправства страдали прежде всего непосредственные производители - земледельцы-общинники. Однако разорение их задевало также и интересы господствующего класса, ибо вело к значительному сокращению налогоплатежных единиц. Большое число ирригационных сооружений было разрушено в ходе дол- голетних непрерывных войн. Таким образом, в рассматриваемый период существовала экономическая необходимость объединения раздробленных оросительных систем.
Вследствие постоянных распрей между царствами страдали городское ремесло и торговля, рушились существовавшие водные и сухопутные связи между различными районами страны. Все это не могло не оказать пагубного влияния на положение городских ремесленников и торговцев. Однако еще в большей степени страдали от ожесточенной междоусобицы земледельцы, ибо им приходилось выносить на своих плечах все тяготы, связанные с ведением войн. Бесконечные налоги и военные поборы, многолетняя служба в армии вызывали разорение земледельческих хозяйств. Среди населения страны росло стремление к прекращению пагубных войн, которое нашло отражение в целом ряде философских школ эпохи Чжаньго, принадлежавших подчас к различным идеологическим направлениям.
Это стремление к миру, в частности, использовал один из основоположников конфуцианства - Мэн-цзы. Он проповедовал объединение страны «без пристрастия к уничтожению людей». Идею объединения страны можно встретить и у Сюнь-цзы: «...[необходимо], чтобы внутри четырех морей (т.е. на территории всего Китая. - Л.П.) было как в одной семье». Стремление к созданию единого централизованного государства прослеживается наиболее четко в трактате «Люй- ши чуныдю». Это объясняется, по-видимому, также и тем, что данный трактат был написан в царстве Цинь, правители которого претендовали на роль верховных объединителей страны.
Как видим, к началу второй половины периода Чжаньго в Китае созрели предпосылки, необходимые для объединения страны; произошли коренные изменения и в соотношении сил борющихся царств. Хотя в конце IV в. до н.э. территория страны все еще была разделена на семь независимых враждовавших царств, однако соотношение сил было уже далеко не то, что в начале периода Чжаньго. К этому времени резко усиливается царство Цинь. В результате непрерывных междоусобных войн царства Ци, Чжао, Хань, Янь, Чу и Вэй утратили свое былое могущество - их армии терпели одно поражение за другим, значительная часть их территорий была захвачена царством Цинь. Некоторые из этих
Верительная бирка цзе для проезда через заставы. Эпоха Чжаньго


24
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
царств, в частности Чжао, Хань, Чу и Вэй, опасаясь внезапных вторжений цинь- ских войск и не надеясь больше на боеспособность своих армий, вынуждены были перенести свои столицы в более безопасные места, подальше от границ с Цинь, и сконцентрировать свои силы на обороне царств от постоянных вторжений циньских войск.
Военные успехи Цинь могут быть объяснены в значительной степени теми преобразованиями, которые были проведены Шан Яном в середине IV в. до н.э. Преобразования Шан Яна подорвали позиции наследственной аристократии, привели к усилению царской власти и армии государства Цинь. Реформы его были направлены также на ликвидацию собственности территориальной общины на землю, что было выгодно зажиточным слоям общины, на которые как раз и опирался циньский царь во всех своих внутренних и внешних мероприятиях.
Последовательное осуществление всех преобразований Шан Яна укрепило экономическое, политическое и военное могущество царства Цинь.
В 246 г. до н.э. после смерти царя Чжуан Сян-вана на престол царства Цинь вступил его сын Ин Чжэн, известный в истории под именем Цинь Шихуана. К середине III в. до н.э. царство Цинь занимало довольно обширную территорию. Судя по сообщению Сыма Цяня, циныды присоединили к своим владениям территорию современной пров. Сычуань, западную часть пров. Хубэй, юг Шаньси, а на востоке дошли до нынешнего Чжэнчжоу в пров. Хэнань. Все эти земли были захвачены у царств Хань, Вэй, Чжао, Чу и государств Ба и Шу. Присоединение богатых земледельческих районов с развитым ремесленным производством (например, севера Сычуани с ее крупными железоплавильными мастерскими) усилило экономическую и военную мощь Циньского царства.
Ко времени вступления на престол Ин Чжэну было всего лишь тринадцать лет, до его совершеннолетия государством фактически управлял первый советник царя Люй Бувэй - крупный торговец родом из царства Вэй. Воцарение Ин Чжэна на первых порах не привело ни к каким изменениям ни во внутренней, ни во внешней политике. Как и прежде, острие внешней политики было направлено на захват чужих территорий. В 244 г. до н.э. циньские войска под командованием полководца Мэн Ао вторглись во владения Ханьского царства и захватили 13 городов; в 242 г. до н.э. та же циньская армия в результате неоднократных нападений на царство Вэй заняла 20 вэйских городов.
Стремясь отразить наступление циньских войск, царства Хань, Вэй, Чжао и Чу объединили свои силы и в 241 г. до н.э. напали на Цинь, захватив населенный пункт Шоулин, однако подоспевшая циньская армия разбила объединенные войска четырех царств, отбросив их назад. После этих событий царство Цинь прекращает на время активные боевые действия, что, вероятно, объясняется обострением борьбы внутри правящей группировки Циньского государства. Как уже отмечалось выше, все государственные дела Циньского царства решал пока Люй Бувэй, однако с наступлением совершеннолетия Ин Чжэна ему пришлось бы лишь довольствоваться простым исполнением приказов сверху. Настойчивый и своенравный Ин Чжэн стремился к сосредоточению в своих руках всей


Глава 1. Борющиеся царства
25
полноты власти и, судя по всему, отнюдь не собирался идти на поводу у своего первого советника. Обряд посвящения в совершеннолетие должен был состояться в 238 г. до н.э.? когда Ин Чжэну исполнялось двадцать два года. Имеющийся исторический материал свидетельствует о том, что Люй Бувэй в 239 г. до н.э. пытался сместить неугодного ему правителя. Еще за несколько лет до этого он приблизил к матери Ин Чжэна одного из своих надежных помощников, Лао Ая, пожаловав ему почетный титул. Лао Ай очень скоро добился расположения вдовствующей царицы и стал пользоваться неограниченной властью. Судя по сообщению Сыма Цяня, «большие и малые дела все решались [Лао] Аем».
В 238 г. до н.э. Лао Ай похитил царскую печать вдовствующей царицы и вместе с группой своих приверженцев, мобилизовав часть правительственных войск, пытался захватить дворец Цинъянь, где в то время находился Ин Чжэн. Однако юному царю удалось раскрыть этот заговор - Лао Ай и девятнадцать крупных чиновников, руководители заговора, были казнены вместе со всеми членами своих родов; свыше четырех тысяч семей, замешанных в заговоре, были лишены рангов и сосланы в далекую Сычуань. Все воины, участвовавшие в подавлении мятежа Лао Ая, были повышены на один ранг. В 237 г. до н.э. Ин Чжэн отстранил от должности организатора заговора, Люй Бувэя. Продолжавшиеся аресты и пытки участников мятежа, по_видимому，тревожили бывшего первого советника. Страшась дальнейших разоблачений и надвигавшейся казни, Люй Бувэй в 234 г. до н.э. покончил жизнь самоубийством.
Жестоко расправившись с мятежниками и наведя порядок внутри царства, Ин Чжэн снова приступил к внешним завоеваниям. В это время большую роль при циньском дворе начинает играть Ли Сы, выходец из царства Чу. Он принимает участие в разработке внешних и внутренних мероприятий, проводимых Ин Чжэном.
В 230 г. до н.э. по совету Ли Сы Ин Чжэн отправил огромную армию против соседнего царства Хань. Циныды разбили ханьские войска, захватили в плен ханьского царя Ань-вана и заняли всю территорию царства, превратив ее в циньский округ. Это было первое царство, целиком завоеванное Цинь. В следующем, 229 г. до н.э. циньская армия под командованием полководца Ван Цзя- ня напала на царство Чжао и в ходе упорных боев в 228 г. до н.э. окончательно покорила его. Овладев царством Чжао, циньские войска повернули на юго-запад и вторглись на территорию Вэй; в 225 г. до н.э. им удалось захватить Вэй. В следующем году циньская армия под руководством полководца Ван Цзяня разбила чуские войска и в 223 г. до н.э. окончательно завоевала царство Чу. В 222 г. до
н.э. циньские войска захватывают царство Янь, а в 221 г. - Ци (последнее из шести враждебных царств).
Таким образом, в 221 г. до н.э. царство Цинь победоносно закончило длительную борьбу за объединение страны. На месте разрозненных царств создается единая империя с централизованной властью. Это был прогрессивный шаг в истории развития китайского общества.


26
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
Глава 2 Конфуций и его «Лунь юй»
В истории цивилизации имя Конфуция (551-479 гг. до н.э.) стоит в одном ряду с основателями мировых религий: Иисусом Христом, Буддой и Мухаммедом.
Формально конфуцианство не являлось религией, ибо в нем никогда не было ни персонифицированного божества, ни института церкви. Но по своей значимости, степени проникновения в душу и воспитания сознания народа, воздействию на формирование стереотипа поведения оно успешно выполняло роль рели- гии. В Китае, Корее, Японии и Вьетнаме, именуемых «странами конфуцианского культурного региона», роль священников всегда исполняли старшее поколение и мощный государственный аппарат.
Есть еще одно коренное отличие конфуцианства от иудаизма, христианства или ислама. Пророки этих религий воспринимали свое Слово как Слово Божие - их устами говорил Всевышний. Конфуций же сам творил Слово - то было Слово земного человека.
Слово Конфуция - это прежде всего «Лунь юй» («Суждения и беседы»). Текст начали составлять еще при жизни Конфуция его ученики, которые стремились сохранить мысли Учителя. Это, по-видимому, и определило название (лунь - «суждения》, /ой - «беседы》). Канонизация памятника произошла в эпоху Хань (III в. до н.э. - III в. н.э.); в эпоху Тан (618-917) текст был выбит на каменных стелах. Именно этот вариант дошел до наших дней.
Главное же, на что следует обратить внимание читателя, - это необычайно широкая популярность «Лунь юя» в Китае. В течение многих столетий он заучивался наизусть; его отличие от Библии, хотя он выполнял во многом аналогичные функции, в том, что текст этот обязан был знать вплоть до каждого ие- роглифа любой мало-мальски образованный человек.
При первом чтении текста создается впечатление, что в нем отсутствует единая система: изречения мыслителя, похожие подчас на афоризмы, перемежаются с ответами на вопросы учеников, пространный диалог - с воспоминаниями учеников о Конфуции и т.п. Отсутствует привычное наименование глав: они называются по первым двум иероглифам каждой главы. Иными словами, создается представление, что памятник носит характер сведенных воедино дневниковых записей. Впечатление это усиливается из-за разнообразия освещаемых проблем, рассыпанных по тексту, - о сущности человека и идеальной личности, о методах управления государством и принципах построения идеального общества, о му- зыке и отношениях в семье и о многом другом из области политики, философии, этики, образования.
Однако при последующих чтениях возникшее вначале представление о бессистемности исчезает. Перед нами постепенно раскрывается внутренняя монолитность произведения. Академик Н.И.Конрад считал, что «Лунь юй» - «не за¬


Глава 2, Конфуций и его «Лунь юй»
27
писи „суждений и бесед46. Это нечто созданное, во всяком случае специально обработанное; короче говоря, литературное произведение, которое имеет своего героя. И герой этот - Конфуций». Остается добавить, что эта черта характерна для всех священных книг, будь то Библия, Коран или Бхагавадгита. Всюду в центре стоит личность Учителя.
Став каноническим текстом, «Лунь юй» сформировал ядро традиционной китайской культуры. В этом смысле его судьба как священного текста аналогична судьбе Торы в иудейской традиции, Евангелий - в христианской, Корана - в мусульманской и Бхагавадгиты - в индийской традиционной культуре. У всех священных текстов, несмотря на внешнее несходство, есть одна общая черта - они несут заряд учительства.
Конфуций родился в 551 г. до н.э. на востоке Китая в небольшом царстве Лу в семье обедневшего аристократа. Его отец был храбрым воином, взявшим уже в преклонном возрасте в жены юную деву с надеждой на появление наследника, ибо предыдущая жена родила подряд лишь девять дочерей. Его избранница оправдала надежды храброго воина, хотя окружающие и осуждали супругов за столь большую разницу в возрасте. Они жили в один из самых драматических периодов, когда Китай сотрясали постоянные междоусобные войны семи крупнейших царств - Цинь, Чу, Ци, Хань, Чжао, Вэй и Янь. Каждое из них стремилось заполучить вожделенный титул «ба» - гегемона. А.Тойнби, отыскивая во всемирной истории эпохи, сравнимые с XX в., остановил свой выбор на Китае периода Чжаньго V-III вв. до н.э., отметив, что именно там шла аналогичная напряженная межгосударственная борьба.
Особое же напряжение испытывали малые царства Лу, Сун, Чжэн, Тэн и др.? чья судьба зависела от прихоти соседей. Конфликтная ситуация царила не только на межгосударственном уровне, но и внутри каждого царства, независимо от его величины.
Данный период характерен и нарастающей борьбой в высших эшелонах власти -главы государств (ваны) вели ожесточенную борьбу с представителями наследственной аристократии за полноту власти. Наследственная аристократия, представленная владельцами территорий, полученных по праву бокового родства с первооснователями царств, издавна привыкла играть активную роль в поли- тических делах своего государства. Она вмешивалась даже в вопросы престоло- наследия - убирала неугодных ванов и возводила на трон своих ставленников. Ее могущество объяснялось тем, что почти все крупные административные по- сты в стране по праву наследования находились в ее руках. Более того, в VII- V вв. до н.э. в ряде царств еще сохранялись целые области, находившиеся под полной юрисдикцией знати: там не существовало администрации вана. Правители государств стремились расширить сферу своей реальной власти. Об этом свидетельствует учреждение в Цинь, Чу, Цзинь и некоторых других государствах административных уездов, руководимых чиновниками, присланными центром. Первые уезды появились в Чу в 688 г. до н.э., а в царстве Цзинь в 627 г. до н.э. Это был долгий и отнюдь не мирный процесс, затянувшийся на века. Так,


28
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
например, начавшись в Цинь в VII в. до н.э., он завершился благодаря реформам уже упоминавшегося Шан Яна лишь к середине IV в. до н.э.
Кардинальные сдвиги происходили и в пределах основной социальной ячейки тогдашнего Китая - патронимии, именуемой термином «гру》. Разбогатевшая общинная верхушка настаивала на признании частной собственности на землю. Отдельные ее представители в лице фу дао («отцов-старейших») и сань лао («трех старейших》）начинали оказывать влияние на политическую борьбу вана с аристократией. Соз- давались благоприятные условия для установления прямых связей администрации вана с органами общинного самоуправления, минуя администрацию наследственной ари- стократии. Именно своей массовостью зажиточные слои общины влияли на исход длительной борьбы ванов с наследственной аристократией. В этой борьбе на стороне правителей царств были и богатые горожане - купцы и ремесленники. В стране наметилась характерная закономерность — ваны стремились привлекать в качестве первых советников людей, не связанных кровными узами с наследственной аристократией. Шел активный поиск оптимальной модели управления народом, где заказчиками и потребителями являлись главы государств.
Спрос определил предложение, в стране появился новый социальный слой, именуемый термином «ши». В VIII-VI вв. до н.э. данным термином обозначали потомков боковых, самого низкого уровня «ветвей» аристократических патронимий (цзун цзу). Как правило, то были воины или мелкие чиновники. В VI-III вв. до н.э. сфера их деятельности постепенно расширялась: будучи лично свободными и грамотными людьми, многие из них включаются в активную интеллектуальную деятельность. Некоторые китайские исследователи переводят термин «ши» как «протоинтеллигенция», на русском уместнее принять трактовку Г.Померанца - «книжники». Их отличало хорошее знание истории своей страны, в своих построениях они постоянно оперировали деяниями легендарных правителей -Яо, Шуня и др. Так постепенно утверждался культ древности, чему немало способствовал впоследствии сам Конфуций.
Именно из этой социальной прослойки вышли авторы «Четверокнижия». Дабы хотя бы вкратце ознакомить читателя с методикой работы ши, приведу лишь один пример внедрения в политическое сознание царей одного из основных принципов управления - принципа хэ, первые упоминания о котором относятся к VII в. до н.э.
До нас дошел текст одного из уроков, в котором сановник пытается разъяснить хозяину суть данного принципа. Хозяином является правитель царства Ци Цзин-гун (547-490 гг. до н.э.), а в роли носителя передовой идеи выступает первый советник государства - Янь Ин. Беседа датирована 522 г. до н.э.: «Циский
Глинянный уткообразный ритуальный кубок для вина цзунь. Эпоха Чжаньго


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
29
Цзин-гун, возвращаясь как-то с удачной охоты, доверительно побеседовал с Янь Ином о поведении ближайших сановников, особо отметив преданность Цзю. Правитель сказал:
„Лишь Цзю един (хэ) со мной!“ Янь Ин ответил: ,,Цзю един， но это всего лишь единство-т^я. Как можно считать его единством-хэ?“ Правитель спросил:，，А есть ли разница меж- ду единством-лэ и единством-—w?“ Последовал ответ: „Есть разница. Единство-л:э подобно приготовлению блюда. Имея воду, огонь, уксус, соленые овощи, соль и сливы, приступают к приготовлению рыбы. Закипятив воду на дровах и смешав все составные части, повар добавляет по вкусу то, чего не хватает, и убавляет лишнее, добиваясь единства-л:э. Правитель вкушает блюдо, и сердце его умиротворяется. Точно так же устанавливаются отношения между правителем и сановниками. Когда в том, что правитель одобряет, содержится нечто ошибочное, сановники выявляют это ошибочное, дабы добиться более полноценного решения. Когда в том, что правитель отрицает, содержится нечто правильное, сановники выявляют эту правильность, дабы снять неполноценность отрицания. Таким образом, правление уравновешивается, исчезают нарушения, и сердца народа не ожесточаются66».
Янь Ин избрал для сравнения наиболее доступный такому гурману, как Цзин- гун, предмет для понимания - искусство приготовления пищи. Только соединением самых различных вкусов (соленых овощей, свежих фруктов и т.п.) можно получить желаемое. Многое зависит от искусства повара. Поначалу может показаться, будто в образе повара выступает сам Цзин-гун, но если вдуматься в смысл последующего пояснения, то получается, что во взаимоотношениях правителя и сановников в «поваров» превращаются на время все участники принятия решений. В противном случае ни «одобрение», ни «отрицание» правителя не смогут стать полноценными. Специфика единения типа хэ в том, что оно может и должно достигаться лишь в процессе столкновения и обкатки разноречивых мнений. Сановники должны быть активными соучастниками такого действа, и, только придерживаясь данного принципа управления государством, правитель сможет выйти на верную дорогу, ведущую самым коротким путем к сердцу народа. Таков смысл речений Янь Ина. Стремясь закрепить систему доказательств, Янь Ин по традиции обращается к древности, напоминая, что «прежние цари» всегда в делах управления исходили из идеи сочетания противоположных элементов типа «взаимоотношения пяти вкусов» или «пяти звуков» и т.п., стремясь тем самым к реализации принципа хэ. Только таким путем устанавливали они «истинное правление».
Объяснив Цзин-гуну смысл понятия «единение-лэ》，Янь Ин приступил затем к раскрытию значения принципа «единение-w^H»: «Ныне же в случае с Цзю все не так. Когда правитель что-то одобряет, Цзю также одобряет; когда правитель что-то не одобряет, Цзю также не одобряет. Это подобно стремлению изменить
Кувшин фан с медной инкрустацией. Эпоха Чжаньго


30
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
вкус воды, добавив еще порцию воды, - кто сможет пить такую воду? Это подобно стремлению изменить звук лютни, добавив ту же ноту, - кто сможет слушать такую музыку? Такова ущербность единения-
Сам факт подробного объяснения разницы между двумя принципами и в «Го юе», и в «Цзо чжуани» свидетельствует, что оба понятия только лишь начинали завоевывать себе позиции в политической культуре тогдашнего Китая. Но входили они в нее как символы полярных идей. Принцип хэ требовал обратной связи от чиновников, принуждая их к активности, он одновременно самим своим существованием как бы гарантировал им право голоса при принятии решений на общегосударственном уровне. Принцип тун был более привычен и удобен пра- вителю, так же как и консервативно мыслящему чиновничеству, ибо послуша- ние снимало с них риск ответственности.
Настойчивому Янь Ину удалось все же склонить правителя на свою сторону. Можно предположить, что своим последующим 32-летним пребыванием на престоле Цзин-гун был во многом обязан следованию принципу хэ. Столь длительное царствование - факт почти беспрецедентный для периода Чуныдю-Чжаньго.
Когда Конфуций, утомленный 14-летними безрезультатными странствиями по различным царствам，вернулся в 484 г. до н.э. в родное Лу，он долго мучился и никак не мог понять, почему правители, спрашивавшие его о политическом искусстве и вроде бы довольные умными и прямыми ответами, не желали еле- довать его советам. Прозрение пришло лет за семь-восемь до возвращения, когда он произнес ставшую потом бессмертной фразу: «В шестьдесят научился отличать правду от неправды». Он понял наконец, что главный противник всех его политических начинаний не правитель, а чиновники. Поначалу они принимали его как равного, а потом возникала зависть - слишком умен, поведение непредсказуемо, и все они объединялись, словно против чужого. За 14 лет странствий он ни разу не ощутил поддержки со стороны чиновной братии. Более того, как только дела у него налаживались, чиновники соседних царств тут же начинали возводить на него напраслину. Хотя казалось - какое им-то дело? Ведь он вознамерился наладить систему правления не в их царствах!
Что это - зависть, думал Учитель, или страх за свое личное благопол^ие? Или же неспособность к творческому мышлению, переменам? А его недавняя находка - чжэн мин\ Это же не только ключ к созданию нормально работающего государственного аппарата, но и средство для постоянного оздоровления народных нравов. Но сам он печально взирал на судьбу своего только что народив- шегося детища, ибо понимал, что чиновный люд не даст ему хода. И прежде всего из-за постоянных переоценок их《законных》прав на занимаемые должности. Как сам он в душе ни противился, а мысль не могла уже остановиться, она искала способа спасения детища. Раз чжэн мин в этом виде отвергают, то надо все- таки продумать, как сделать так, чтобы люди сами поняли целительность этой концепции. А понять и претворить ее в силах лишь образованная и высоконравственная личность из тех, кого он называл «прямыми людьми». Все вновь упиралось в человека. Каков человек, таково и правление в данном государстве, таково


Глава 2. Конфуций и его «Аунь юй»
31
и восприятие чжэн мин; надо и в чиновнике суметь разглядеть человека. Перед его внутренним взором начинает проступать облик человека, естественно воспринимающего чжэн мин. Но для этого необходимо поначалу научить людей правилам поведения, и тогда легче будет «кривых» превратить в «прямых». Мысль все чаще подсказывала - давно пора расстаться с бесплодными поисками службы, коль не склонен сам к уступкам. Остаток лет на родине, уже без жены，скончавшейся в 485 г.，лучше посвятить ученикам и редактированию древней литературы.
Однако слава знатока политики опережает Конфуция. Не успел он вернуться на родину, как вновь посыпались все те же вопросы, и связаны они были уже с пониманием чжэн мин.
Сыма Цянь
Сыма Цянь воспроизводит вкратце две беседы Конфуция - с луским Ай-гуном и аристократом Цзи Канцзы, полный их текст содержится в «Лунь юе». Поскольку эти два суждения Конфуция об искусстве управления являются последними по времени из числа достоверных, я дополню их комментариями средне- вековых китайских конфуциеведов, дабы читатель получил представление об их уровне восприятия текста. Из известных на сегодняшний день переводов наиболее адекватно сумел отразить суть бесед В.М.Алексеев, поэтому обращаюсь к его трактовке самих суждений с комментариями Чжу Си. Беседа с Ай-гуном: «Князь Скорбной Памяти спросил Кун-цзы так: „Что делать мне, чтобы народ слушался?66 Кун-цзы отвечал ему: „Выдвигай прямых, отстраняй всех кривых - и народ будет слушаться. Если же возвеличишь кривых, а всех прямых отстранишь, то народ слушаться не станет'6».
Далее следует комментарий Чжу Си, который приводит мнение двух средневековых текстологов. Толкование Чэн-цзы: «Стоит лишь князю достичь должной правильности в выдвигании одних и убирании с дороги других, как челове- ческие души подпадут под его влияние». Толкование Се: «Любить прямых и ненавидеть кривых - вот высшее на свете чувство! Руководиться им - народ будет уважать, идти против - он от тебя отвернется. Такова непременная логика вещей!» Чжу Си добавляет: «Хотя, положим, может быть и так, что освещение делу будет придано непутевое, и тогда прямое станет кривым, и обратно. Часто бывает. Вот почему достойный человек и князь весь должен превратиться во внимание, соединенное с благоговейным помыслом, и затем вообще придавать большое значение основательному всеисчерпывающему поиску правды вещей».
Ян Боцзюнь придерживается иного понимания рекомендации Конфуция. Ссылаясь на комментарий Сунь Цзихэ, жившего в период правления династии Южная Сун，он предлагает следующее толкование: «Ай-гун спросил: „Что следует предпринять, дабы народ стал послушен?66 Кун-цзы ответил: „Выдвигай прямых и ставь их над кривыми, и тогда народ будет слушаться. Если же


32
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
будешь выдвигать кривых и ставить их над прямыми, то народ слушаться не станет“》.
Беседа с Цзи Канцзы: «Цзи Канцзы спросил его: „Чтоб заставить народ быть благоговейно-почтительным，вернопреданным и в этом его убедить - как это надо сделать?66 Он сказал: „Подходи к народу величаво, и он будет благоговейно-почтителен. Проявляй свое сыновнее благочестие и отеческую любовь - он будет вернопредан. Выдвигай хороших людей и учи тех, кто не может, - народ поддастся увещанию“》.
«Величаво, - поясняет Чжу Си, - значит с видом прямым и строгим. Подойти к народу с таким видом - значит заставить его быть в отношении к тебе благоговейно-почтительным. Проявляй сыновнее благочестие к своим родителям и отеческую любовь ко всем вообще твоим подданным, тогда народ докажет тебе свою нелицемерную преданность. Если нравственные люди будут выдвинуты, а бессильные в этом отношении научены Пути-Истине, то у народа будет в чем убедиться, он с радостью пойдет на все доброе».
Чжу Си заключает объяснение смысла ответа Конфуция цитатой из толкования Чжан Цзинфу: «Все это заключено во мне, в том, что я должен делать сам для себя лично, а вовсе не для того только, чтобы добиться от народа благоговейной почтительности, сердечной преданности и убежденности. А выйдет так, что он откликнется именно на это, и то, на что не рассчитывал, как раз и случится».
Как видим, средневековые комментаторы правильно уловили смысл рекомендаций Конфуция: главное заключено в человеке, прежде всего правителе и тех, кто рядом с ним. Сам будь примером. Отвечай делом тому названию (имени), которое ты носишь, в этом главный смысл чжэн мин.
Ответы Конфуция были выслушаны правителем и сановником с большим вниманием. Но как уже повелось, никаких политических реформ в Лу проведено не было. Да Конфуций и не ожидал иного. Он весь ушел в занятия с учениками.
Занятия потребовали колоссального напряжения - приходилось быть не только учителем в созданной им школе, но одновременно и составлять учебники. Начинать пришлось буквально с нуля. Все, что он написал и отредактировал за отведенные судьбой пять последних лет жизни, тут же включалось в учебный про- цесс.
Принцип набора в школу был сформулирован им предельно кратко: «В обучении не может быть различий по происхождению». Это был качественно новый, неизвестный ранее в Китае принцип набора учеников. До этого в школы, а они, как правило, были государственными, принимали только детей аристократов. И вот в царстве Лу сам Конфуций открыл частную школу, доступную каждому. Плата за обучение была сугубо символическая: «связка сушеного мяса» -ведь Учителю тоже нужно было что-то есть.
И потянулись за знаниями люди со всей страны. Сыма Цянь сообщает, что число учеников доходило до трех тысяч, но «тех, кто глубоко проник в суть шести искусств, было всего 72 человека». Обычно под «шестью искусствами» пони¬


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
33
мают Правила (ли), музыку, стрельбу из лука, управление лошадьми, каллиграфию и счет. Но иногда в данное понятие входит знание шести классических канонов («Ши цзин», «Шу цзин», «Ли цзи», «Юэ цзи», «Чуньцю» и «И цзин»). Поскольку в то время, согласно традиции, Конфуций усиленно трудился над составлением и редактированием канонов и знакомил слушателей с их содержанием, не исключено, что в данном случае под «шестью искусствами» имеются в виду шесть канонов. Еще один довод в пользу такого предположения - я не встречал в источниках сведений об обучении в школе Конфуция искусству управления лошадьми. Это было дорогостоящим занятием, ибо необходимо было содержать хотя бы пару колесниц, каждая из которых запрягалась шестеркой коней. Точное число наиболее способных неизвестно, ибо тот же Сыма Цянь в «Биографиях учеников Кун-цзы» говорит уже о 77. В других древнекитайских памятниках также приводятся разные цифровые данные: 80 в «Люйши чуньцю», 70 в «Хуайнань-цзы». Куан Ямину благодаря скрупулезному анализу разнообразных источников удалось идентифицировать имена 95 учеников. Согласно их «анкетным данным», тридцать четыре были уроженцами царства Лу, восемь - из Ци，семь - из Вэй, по три - из Чэнь и Чу，двое — из Цинь и по одному - из Сун, У， Чжэн и Цзинь. Происхождение остальных неизвестно. Как видим, представлены были почти все царства, даже далекие Цинь и Чу, расположенные на западной и южной окраинах Китая. Подавляющее же большинство учеников были из Лу и двух ближайших государств - Ци и Вэй. Социальное происхождение было самым различным. Янь Хуэй, Чжун Гун, Цзы Сы и некоторые другие представляли беднейшие слои населения. Вот что говорил Конфуций о своем самом люби- мом ученике Янь Хуэе: «О, как мудр Хуэй! Он довольствуется одной чашкой риса и утоляет жажду из тыквенной корки, живет в ветхой лачуге. Другие не вынесли бы таких лишений, а он всегда доволен. О, как мудр Хуэй!»
Среди учеников встречались и состоятельные люди, особенно выходцы из среды наследственной аристократии.
Возраст учеников был самый разный. В источниках отсчет обычно велся от возраста Учителя. Так, Янь Хуэй был моложе его на 30 лет, Цзы Лу - на 9, Цзы Гун - на 31, Цзы Ся - на 44, Цзы Чжан - на 48, Цзы Ю - на 29 лет. Самым юным из известных нам учеников был, видимо, Гунсунь Лун (прозвище - Цзы Ши) из царства Чу: он был моложе Конфуция на 53 года. Но встречались и ученики почти одного возраста с Учителем: таким был Цинь Шан из царства Чу, который был моложе его всего на 4 года.
Своеобразным показателем активности может служить частота упоминания имени ученика в беседах с Конфуцием. Пальму первенства держат здесь Цзы Лу и Цзы Гун - они 38 раз упомянуты в «Лунь юе»; далее следуют Янь Хуэй - 21 упоминание, Цзы Чжан - 20, Цзы Ся - 19, Цзы Ю - 16, Цзэн-цзы - 14, Цзы Юй - 8, Чжун Гун - 7, Цзы Чи - 5 упоминаний и т.д.
Тематика занятий была весьма обширной, ибо ученики задавали массу вопросов, но Конфуций все время стремился свести их к четырем магистральным темам. По словам Сыма Цяня, «Конфуций учил четырем вещам: вэнъ (письмен¬


34
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
ным памятникам), сип (действиям в жизни), чжун (преданности учению) и синь (правдивости). Он предлагал покончить с и (предвзятостью), с би (непререкаемостью), с г;; (упрямством) и с во (самомнением). Он учил быть внимательным к чжай (соблюдению поста), к чжанъ (военным делам), к цзи (эпидемиям). Учитель редко говорил о ли (выгоде), о мин (судьбе), о жэнъ (человеколюбии). Конфуций толковал: „Тем, кто сердцем не проникся и не готов к познанию, я не раскрываю [сути моего учения]. Когда я раскрываю суть предмета, то у меня нет необходимости обращаться к сопутствующим сторонам [этого же вопроса] и у меня нет желания быть многословным».
Интересно, как воспринимали ученики суждения Конфуция. В «Лунь юе» сохранилось воспоминание Янь Хуэя (Янь Юаня): «Янь Юань со вздохом сказал: „Чем больше [я] всматриваюсь в учение [Учителя], тем возвышеннее оно кажется; чем больше стараюсь проникнуть в него, тем тверже оно оказывается. [Я] вижу его впереди, но вдруг оно оказывается позади. Учитель шаг за шагом искусно завлекает людей, он расширяет мой ум с помощью образования, сдерживает меня посредством ритуала. Я хотел отказаться [от постижения его учения], но уже не смог; я отдал все свои силы, и кажется, что его учение находится передо мной, я хочу следовать ему, но не могу этого сделать“》.
И это говорит Янь Хуэй, которого сам Учитель назвал наиболее способным и старательным! Порой действительно было нелегко, ибо Конфуций вводил совершенно новые понятия или же по-новому толковал уже привычные вещи. Поэтому он постоянно разнообразил форму подачи материала: рассказывал притчи, истории, задавал вопросы, подчас парадоксальные, заставлял самих учеников разъяснять смысл пройденного. При обсуждении поставленной темы он никогда не навязывал своего мнения, наоборот, всегда давал высказаться всем ученикам и лишь в конце занятий делился мыслью. Для тугодумов он любил облекать новые понятия в наглядные образы, используя наиболее характерные черты самих учеников. Вот, например, как Конфуций объяснял жизненную необходимость придерживаться принципа «середины», разыграв сцену беседы с умным учеником: «Цзы Гун спросил: „Кто лучше - Ши или Шан?‘‘ Учитель ответил: ,,Ши переходит [середину], а Шан не доходит“. Цзы Гун спросил: „Значит, Ши лучше?66 Учитель ответил: „Переходить так же плохо, как и не доходить66».
Не все способны были в равной степени овладевать знаниями и применять их на практике. Обучение в школе еще не гарантия успеха и не визитная карточка для занятия должности, многое зависело от личных способностей, характера ученика. Не всякий, прослушав курс, получал рекомендацию Учителя - то был удел самых старательных и способных. Из многих сотен учеников, прошедших через школу, наивысшей оценки с указанием профиля деятельности удостоились, судя по «Лунь юю», лишь 10 человек: «Среди учеников самыми способными в осуществлении добродетели были Янь Юань, Минь Цзыцянь, Жань Боню, Чжун Гун; в умении вести диалог - Цзай Во, Цзы Гун; в государственных делах -Жань Ю, Цзи Лу; в вопросах вэнь-культуры - Цзы Ю и Цзы Ся».


Глава 2. Конфуций и его «Аунь юй»
35
Составление учебного материала Конфуций начал с истории, дабы ученики знали прошлое своей страны. Он любил повторять: «Я передаю, но не творю», подчеркивая, что лишь восстанавливает события прошлого, насыщенные именами выдающихся личностей. Именно на истории воспитывал он в своей школе любовь к древности, прошлому китайского народа. Обращение к древности являлось у него ядром системы доказательств. Апелляция к древности (гу) в качестве самого весомого аргумента прочно вошла в политическую культуру Китая. И начало этой традиции положил Конфуций.
Вот как Сыма Цянь излагает процесс творчества и цели, преследуемые Учителем, в своем первом историческом сочинении: «...он составил, следуя историческим записям, летопись „Чуньцю66, начиная от луского Инь-гуна (722-712) и вплоть до четырнадцатого года [правления] луского Ай-гуна (481 г.), охватив правление двенадцати гунов. Он опирался на сведения о княжестве Лу, был близок к делам Чжоу, охватил свершения дома Инь и смену трех династий (Ся, Инь, Чжоу). Он был сдержан в своих выражениях, глубок и широк в своих пояснениях. Поэтому, хотя правители царств У и Чу сами называли себя ванами, в „Чунь- цюи они были понижены в ранге и именовались только цзы. „Чуньцю66 умолчало о том, что цзиньский князь призвал Сына Неба на съезд князей в Цзяньту, отметив лишь, что „Небесный ван объезжал земли в Хэяне'6. Выдвигая различного рода примеры, [”Чуньцю‘‘] связывало их воедино，представляло как основу упущений и утрат, чтобы будущие правители-вжы [учли] это в своих действиях. В случае осуществления принципов „Чуньцю66 мятежные сановники и разбойники стали бы испытывать страх. [Ранее], занимая чиновничью должность и разбирая людские тяжбы, Конфуций в своих письменных заключениях отмечал случаи, когда он советовался с людьми, не принимая решения единолично. Но составляя „Чуньцю66, [он все решал сам]: если решал писать, то писал; если намеревался сократить, то сам сокращал. [Он вел дело так], что даже его [любимые] ученики, как, например, Цзы Ся, не могли вставить или предложить ему хотя бы одно выражение. Когда ученикам был вручен текст „Чуньцю66, Конфуций сказал им: „Последующие поколения узнают обо мне，Цю, благодаря „Чуньцю“，а если будут порицать, то тоже из-за „Чуньцю“》.
Закончив свой главный труд, где история прошлого стала наглядным учителем для современников, и заложив в него идеи своей последней концепции {чжэн мин), Конфуций отнюдь не успокоился. Надлежало теперь ознакомить учеников со всем богатством культурного наследия китайцев. Согласно традиции, он приступает к работе (скорее всего продолжает ее, но уже более систематически) над книгами, известными впоследствии как «Шу цзин», «Ши цзин», «Ли цзи», «Юэ цзи» и «И цзин». Эти пять книг вместе с «Чуньцю» вошли впоследствии в китайскую культуру под наименованием «Лю цзин» («Шесть канонов»). И хотя «Юэ цзи» был утерян, прежнее наименование сохранилось. Они и по сей день являются компендиумом духовных сокровищ Китая, оказавшим формирующее влияние на развитие национального характера китайцев.


36
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
Музыкальная установка с колоколами. Эпоха Чжаньго
Если по поводу авторства «Чуньцю» все китайские исследователи единодушны, то споры о степени участия Конфуция в составлении «Шести канонов» ведутся по сей день. И это вполне объяснимо, ибо объем проделанного, не говоря о сложности текстологических изысканий, поистине огромен.
В китайском конфуциеведении длительное время сосуществовали две полярные точки зрения. Так, Цянь Сюаньтун отрицал какую-либо причастность Конфуция к написанию «Шести канонов», утверждая, что составлены они были лишь в конце периода Чжаньго, т.е. в III в. до н.э. В то же время такие авторитетные исследователи, как Пи Сижуй и Кан Ювэй, утверждали обратное. По их мнению, все шесть канонов были написаны самим Конфуцием.
Возражая против двух полярных точек зрения, Куан Ямин считает, что, хотя «Шесть канонов» и не были написаны самим Конфуцием, все они прошли его редактуру. Правда, характер редакторской работы в каждом конкретном случае был различен. «Несмотря на то что нынешние ,,Ши цзин“，，,Шу цзин“，„Ли цзи“， ，,И цзин“ и „Чуньцю“，一 отмечает Куан Ямин，一 утратили свой первоначальный облик, в них в значительной степени сохраняются следы работы Конфуция по исправлению, компоновке материала, сокращению или увеличению деталей. Содержание этих памятников является важнейшим источником изучения воззрений Конфуция». С этим выводом Куан Ямина нельзя не согласиться. Он обращает также внимание на четыре характерные особенности, пронизывающие все шесть канонов: их идейной основой является концепция жэнъ\ в них не превалируют чудеса, сила, хаос, божество; материал построен по методу пересказа, а не творчества; отсутствует непристойность. Именно в этом видит он воздействие интеллектуального и нравственного потенциала Учителя.
По мере насыщения учебной программы новым материалом, почерпнутым из будущих канонов, занятия в школе становились все более насыщенными и интенсивными. Авторитет Конфуция рос буквально на глазах современников. В Лу его стали именовать го-лао («почтенный старец государства»). Подобного титула до сих пор не было ни у кого. Учитель пользовался всеобщим уважением.
Шли годы, чрезмерная перегрузка не могла не сказаться на здоровье, но Конфуций мужественно боролся с недугом.


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
37
Расписные статуэтки музыкантов. Эпоха Чжаньго
В 482 г. до н.э. Учителю исполнилось 70 лет. Осмысливая в беседе с учениками пройденный путь, Конфуций, согласно «Лунь юю», выделил в нем шесть периодов: «Учитель сказал: „В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учебе. В тридцать лет встал на ноги. В сорок освободился от сомнений. В пятьдесят познал волю Неба. В шестьдесят научился отличать правду от неправды. В семьдесят стал следовать желаниям сердца и не переступал меры66».
Окружающие запомнили это суждение на всю жизнь，кто-то из них, а может быть и не один, возвратясь домой, поспешил записать его, сохранив на века. Для многих последователей Учителя эти периоды стали символами становления личности.
В том же году скончался единственный сын Конфуция, пятидесятилетний Кун Ли. Учитель тяжело переживал его кончину, утешением ему был лишь внук Цзи, который продолжит род Кунов. Однако одна беда следовала за другой. В 481 г. до н.э. умер самый любимый ученик Янь Хуэй. В «Лунь юе» сохранился фрагмент плача Учителя: «О! Небо хочет моей погибели! Небо хочет моей погибели!» На следующий год еще одно потрясение - погиб неутомимый спорщик, преданный и любимый Цзы Лу.
Все исследователи единодушны - свалившиеся беды ускорили смерть Конфуция. Пролежав у себя дома в постели, не вставая, семь дней, он скончался на 16-м году правления Ай-гуна (479 г. до н.э.), в день цзи-чоу четвертой луны, на 73-м году жизни.
Учителя хоронила вся столица, прощальное слово произнес Ай-гун: «Милостивое Небо не пожалело меня. Скорблю не только об уходе почтенного старца, но и о том, что оставил он меня одного на посту, обрек на долгие годы одиночества. Как печально все это! Учитель Ни (Конфуций. - Л.П.)\ Для себя ты не создал законов». Последние слова не совсем понятны - о каких законах (люй) говорил Ай-гун? Учитывая их характер, можно предположить, что речь шла о бессилии законов общества (а Конфуций преуспел именно в их составлении) перед законами природы. Хотя Учитель и создал много прекрасных законов, но «закона», предохраняющего от смерти, так и не нашел.


38
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Сыма Цянь приводит речи только двух ораторов, возможно, их было больше. Речь второго заслуживает пристального внимания, ибо выступил ученик Конфуция -один из тех, кого Учитель еще при жизни назвал «умеющим говорить»: «Цзы Гун сказал: „Разве благородный муж скончался не в Лу?66 У Учителя было такое суждение: „Когда утрачен ритуал, то наступает беспорядок; когда названия (имена) не соответствуют своей сути, то воцаряются ошибки; когда нарушены установления, то наступает хаос; когда утрачено истинное, то приходит ошибочное66. Но если при жизни [Учителя] не смогли использовать его, а после смерти в надгробном слове восхваляют, то это и есть потеря ритуала. Тот, кто именует себя ,，я — единственный“，не соответствует этому названию».
Цзы Гун показал себя достойным учеником. Не называя Ай-гуна по имени, он применил к нему концепцию чжэн мин и показал наглядно, что этот человек не соответствует занимаемому им посту.
Сыма Цянь сообщает, что Учителя похоронили на берегу р. Сышуй к северу от столицы. Ученики, верные правилам сяо («сыновней почтительности»), построили хижины недалеко от могилы Конфуция и в течение трех лет совершали траурные церемонии. Лишь один из них «нарушил» традицию - Цзы Гун прожил в хижине у могилы Учителя шесть лет, тщательно соблюдая все траурные церемонии.
«Последующие поколения, - пишет Сыма Цянь, - соорудили храм Учителя, где были собраны одежда, головные уборы, музыкальные инструменты, повозка, книги Кун-цзы». Могила Конфуция стала местом паломничества. Начиная с ханьского периода китайские императоры и высшие сановники поклонялись храму Конфуция на протяжении более двух тысяч лет. Он стал самым священным местом на территории страны.
Официальные жертвоприношения Конфуцию были отменены приказом министерства образования Китайской Республики в 1928 г. Формально лишь в том же году «Лунь юй» был вычеркнут из списка обязательной литературы, но это отнюдь не означало, что прекратилось его воздействие на духовную жизнь нации.
Учение Конфуция
Конфуций о человеке
В данном разделе я остановлюсь вкратце лишь на трех аспектах учения: о человеке, обществе и государстве.
Качественная социально-экономическая ломка, происходившая в обществе, не могла не отразиться, а точнее, прежде всего и отразилась на человеке. Перед изумленным взором интеллектуалов древнего Китая раскрылись новые, неизвестные ранее грани человеческого характера и поведения. Если прежде человек был составной частью семьи и патронимии, не мыслил себя вне их рамок и все свое поведение и стремления подчинял нуждам родственного коллектива, то в связи с формированием частной собственности на землю, развитием частных


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
39
ремесел, торговли, ростом городов он, на первых порах еще частично, вырывается из семейных и патронимических связей. Менялось и поведение людей, ибо возникает новая система ценностей. Древние ужасались, что в патронимиях возникали ситуации, когда внук был богат, а дед беден, когда богатые родственники уклонялись от помощи бедным сородичам. Такая моральная деградация человека ошеломляла интеллектуалов. Поэтому у многих из них возникает ностальгия по «золотому веку» прошлого, особенно звучно проявлялась она в учении Конфуция.
Конфуция, как и многих мыслителей древнего Китая, не могла не заинтересовать природа человека. Он пытался на первых порах хотя бы для себя разобраться в ее основе.
Многочисленные контакты с людьми различных социаль- Конфуций
ных уровней, по-видимому, не дали утешительных выводов. И в «Лунь юе», в главе, посвященной характеристике вводимого им понятия «человеколюбие» (жэнь), центральной концепции его учения, мы встречаем уже четкое определение сути человеческой природы: «Учитель сказал: „Богатство и знатность - вот к чему стремятся все люди... Бедность и презрение - вот что ненавидят все люди...66».
Стремление к богатству и знатности, равно как и страх оказаться в числе бедных и презираемых одинаково присущи, по мнению Конфуция, самой человеческой природе. Говоря современным языком, он относил их к числу биологических факторов, определяющих поведение как отдельных индивидуумов, так и больших коллективов, т.е. всего этноса в целом. Конфуций был не одинок в своих воззрениях, аналогичных взглядов придерживались многие древнекитайские мыслители независимо от принадлежности к той или иной этико-политической школе. Ян Чжу (395-335 гг. до н.э.), живший через сто лет после Кон- фуция, выделял уже четыре основных стремления, добавив долголетие и славу: «Есть четыре вещи, которые не позволяют людям достигнуть спокойствия: первая -[стремление] к долголетию, вторая - слава, третья - положение [в обществе], четвертая - богатство. Обладающие этими четырьмя вещами боятся духов, боятся людей, боятся силы, боятся наказаний».
В отличие от Ян Чжу Конфуций не ограничивался лишь констатацией факта, он сразу же намечал пути того, как можно использовать, в данном случае для блага собственного учения, эти природные черты человека. Точно так же подойдут к этой проблеме и легисты, в частности Шан Ян; правда, он изберет иные методы воздействия на человека.
Суждение о природных качествах человека - как бы размышление вслух о качестве того «рабочего материала», с которым мыслителю приходится иметь дело при построении своей модели общества и государства. Высказываний Конфуция о природе человека весьма немного, может быть, это объясняется тем, что Учитель не хотел обижать окружающих. По крайней мере до нас дошло при¬


40
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
знание Цзы Гуна - самого талантливого ученика Конфуция, также подтверждающего стремление Учителя уйти от этой острой темы: «Суждения Учителя о вэ«ь-культуре можно услышать. Суждения же Учителя о природе человека и Дао-Пути Неба невозможно услышать».
И все же по отрывочным репликам, зафиксированным, в частности, в «Лунь юе», можно предположить, что природные качества современного ему человека особого восхищения у Конфуция не вызывали: «Вот и всё! Я [так и] не встретил человека, который, заметив свои ошибки, смог бы сам осудить себя». Еще больший пессимизм звучал в другой реплике, дающей достаточно полное представление о взглядах Конфуция: «Цзы Гун сказал: „Я не хочу, чтобы люди обманывали меня, и сам я также не хочу обманывать людей66. Учитель сказал: „Цы (второе имя Цзы Гуна. -Л.П.)\ Этого ты никогда не добьешься46».
Однако Конфуций не отчаивался - главным для него было уяснить скрытую природу человека, дабы потом можно было бы более результативно воздействовать на нее в нужном ему направлении. Именно поэтому в суждении о природных качествах людей содержится мысль, что люди могут осуществить свои стремления и даже избавиться от ненавистных состояний, если будут неуклонно следовать «установленному для них Д^оПути».
О чем идет речь? Дао (доел. «Путь») является одной из основных категорий древнекитайской философии и этико-политической мысли. Значение этого понятия многообразно: у философов оно выступало в роли Абсолюта, вездесущего естественного закона природы. Нет ни одного памятника древнекитайской философской или этико-политической мысли, где бы ее творец не обращался к Дао, не использовал данное понятие.
Дао в «Лунь юе» означало весь комплекс идей, принципов и методов Конфуция, т.е., по существу, всю суть его учения, с помощью которого он собирался направить человека на путь истинный, управлять им, воздействовать на него.
Постичь - значит вступить на Путь познания истины. Где-то в конце этого трудного путешествия человеку откроется истина и он сможет сказать себе - мой жизненный путь окончен: «Учитель сказал: „Если утром познаешь Дао- Путь, то вечером можешь умирать66». Его обращение: «Сумей преодолеть себя, дабы вернуться к Правилам» (кэ цзи фу ли) - стало основополагающим для его модели общества.
И все же Конфуций, видимо, не верил в способности каждого «преодолеть себя», хотя и не исключал такой возможности. Поэтому он рассматривает человека в трех измерениях, подразделяя соответственно людей на три категории, обозначаемые терминами цзюнь-цзы, жэнъ и сяо-жэнъ. Цзюнь-цзы и сяо-жэнь - новые понятия, неизвестные ранее широко в древнекитайской философии и этико-политической мысли. Эти два взаимно связанных понятия на долгие столетия определили не только параметры развития политической культуры, но во многом и судьбу духовной культуры китайской нации.
Цзюнь-цзы («благородный муж») занимает одно из центральных мест в учении Конфуция, ему отведена роль идеального человека, наглядного примера для


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
41
подражания представителями двух других категорий. Термин жэнъ («человек») использовался для обозначения как человека вообще, так и обычных людей.
Сяо-жэнъ (доел, «маленький человек», иногда переводится как «низкий человек») -термин далеко не однозначный, несущий в себе как этическую, так и социальную нагрузку. Очень часто используется в сочетании с термином и, как правило, в отрицательном значении.
Суждений Конфуция в «Лунь юе» вполне достаточно, чтобы получить представление о нравственном багаже цзюнъ-цзы. Учитель наделил его такими чертами, как справедливость, скромность, правдивость, приветливость, почтитель- ность, искренность, осторожность, умение сдерживать свои желания, отвращение к клеветникам, бездумным и т.п. Благородный муж никогда не успокаивается на достигнутом, он постоянно занимается самоусовершенствованием в наде- жде постичь Дао-Путь.
Из некоторых суждений проглядывает социальный статус цзюнь-цзы: при жизни Конфуция выдвигать людей и предоставлять им административные посты мог только правитель, иногда прислушивавшийся к советам своих ближайших сановников. В последней главе «Лунь юя»? где говорится о надлежащих методах управления народом и государством, образ цзюнъ-цзы уже ассоциируется с правителем царства. Правда, это еще не означает, будто каждый правитель автоматически становился цзюнъ-цзы.
Но перечень моральных достоинств цзюнъ-цзы был бы далеко не полным, если бы мы не осветили четыре важнейших понятия учения Конфуция - жэнъ, вэнь, хэ и дэ. Благородный муж, лишенный жэнъ и вэнъ, уже не цзюнъ-цзы: «Учитель сказал: „...если благородный муж утратил человеколюбие, то как он может носить столь высокое имя?66».
Обычно принято переводить понятие «жэнъ» как «человеколюбие», «гуманность». Однако у читателя, не знакомого со спецификой китайской цивилизации, при чтении «Лунь юя» невольно возникает масса недоуменных во- просов. Неужели суждение могло принадлежать великому гуманисту: «Учитель сказал - только человеколюбивый способен любить [кого-либо из] людей и способен возненавидеть [кого-либо из] людей» (IV, 3). Почему человеколюбивый в отличие от мудрого отдает предпочтение горам? «Учитель сказал - мудрый наслаждается водой, человеколюбивый наслаждается горами. Мудрый в движении, человеколюбивый в покое. Мудрый - счастливый, а человеколюбивый -долгожитель». Какие-то смутные догадки могут возникнуть при знакомстве с ответом на вопрос ученика Янь Юаня: «Янь Юань спросил о челове- колюбии. Учитель ответил: „Преодолеть себя и вернуться [в словах и поступках] к Правилам {кэцзи фули) - в этом заключается человеколюбие. Если однажды преодолеешь себя и возвратишься [в словах и поступках] к Правилам, то в Поднебесной назовут тебя обладающим человеколюбием66» (XII, 1). Ясность наступает при чтении ответа на вопрос ученика Фань Чи: «Фань Чи спросил о человеколюбии {жэнъ). Учитель ответил: „Это означает любить лю- дей“》(XII, 22).


42
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Пройдут десятки, сотни лет, и термин «жэнь» будет все более насыщаться вытесняющим иные оттенки, значением «человеколюбие», пока не станет в современном китайском синонимом «гуманности». Именно так он воспринимается на уровне массового сознания в странах конфуцианского культурного региона. Однако самих исследователей на протяжении более двух тысяч лет занимал вопрос: как трактовать термин «жэнь» в учении Конфуция? Западные исследователи отрицали саму возможность адекватного подхода к термину, насыщенному такой полисемией. Крупнейший исследователь Конфуция Фэн Юлань предложил делить гуманность в данном случае на две части - этическую и психологическую. Развивая мысль Фэн Юланя, один из ведущих современных китаеведов, А.С.Мартынов, попытался проникнуть в творческую лабораторию Конфуция, предложив следующую классификацию различных аспектов категории «жэнь»:
1. Психологический: а) внутренний; б) внешний.
2. Социальный: а) внутренний; б) внешний.
3. Политический: а) внутренний; б) внешний.
Психологический аспект начинается с преодоления себя (кэ цзи) - борьбы с внутренним своекорыстием (XII, 1). «Не преодолев своекорыстия, - пишет А.С.Мартынов, - продвигаться в деле самосовершенствования нельзя; с наличием своекорыстия даже соблюдение норм превращается в пустую формальность, что и породило горестное восклицание Учителя: „Когда говорят: ритуал, то разве говорят лишь о подношении яшмы и шелка? Когда говорят: музыка, то разве говорят лишь о колоколах и барабанах?66» (XVII, 17-11). После преодоления своекорыстия человек в психологическом плане приобретает полное внутреннее спокойствие, что и объясняет устойчивую связь в конфуцианском учении гуманности и покоя. Обретенный на базе кэ цзи покой в социальном плане выражается в том, что человек приобретает способность относиться к другим как к себе самому, «заботясь о становлении себя самого, способствовать и становлению других». Именно тот человек, который сумел преодолеть в себе своекорыстие, переходя к общению к себе подобными, обретает способность наполнить предписываемые нормы общения настоящим гуманистическим содержанием и явить миру социальный аспект гуманности посредством строгого соблюдения нормативных предписаний: «не смотри... не слушай... не говори...» Если такому, занятому самосовершенствованием, человеку, который преодолел в себе корыстные побуждения (психологический аспект гуманности), согласовал свое поведение с себе подобными при помощи надлежащих норм (социальный аспект гуманности), удастся попасть на государственную службу, то он облагодетельствует народ и превратится в точку притяжения для всей Поднебесной (политический аспект гуманности). Нам представляется, что весь имеющийся в «Лунь юе» материал укладывается в предложенную классификацию, с наличием, конечно, некоторых дополнительных нюансов, вызванных конкретным контекстом» [Мартынов. Т. 2. С. 132-133].
Вопросы учеников и лаконичные ответы Конфуция показывают, что понятие жэнь весьма многозначно. Более того, оно воплощало все лучшие нравственные


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
43
ценности и нормы поведения человека, которые содержались в учении Конфуция. Поэтому вполне естественно, что носителем жэнъ мог быть не всякий, а лишь «благородный муж», причем звание цзюнъ-цзы ые всегда гарантировало обладание жэнъ.
Итак, «благородный муж» как лицо, воплощающее конфуциански идеального человека, должен был отвечать всем требованиям носителя жэнъ. Он должен был быть человеколюбивым, искренним, честным, преданным делам государственным, а именно правителю, осмотрительным, осторожным, неуклонно соблюдать Правила и т.п.
Но этого всего еще было недостаточно для истинного «благородного мужа». Он, оказывается, должен был еще обладать и вэнь.
Иероглиф вэнъ встречается уже в надписях на гадательных костях XIV- XII вв. до н.э.? его первоначальное значение - «человек с разрисованным туловищем», «раскрашивать», «узор». И.С.Лисевич отмечает, что нанесение иньцами татуировки на тело имело сакральный смысл, «оно означало приобщение к божеству, к таинственным силам природы, обретение некоей магической власти» [Лисевич, 1979, с. 16]. Именно поэтому в «И цзине» («Книге перемен») термин вэнъ связан с идеей Дао (Мирового Абсолюта), где он выступает в качестве манифестации Дао: «От дао - перемены и движение, поэтому-то говорят о линиях, линии имеют [разную] ценность, поэтому-то говорят о вещах [и явлениях]; вещи [и явления] перемешаны друг с другом, поэтому-то и говорят об узоре - вэнъ» [Чжоу И, с. 433] (цит. по [Лисевич, 1979, с. 16]).
Ко времени Конфуция термин вэнъ постепенно насыщается иным значением -он уже используется для обозначения понятий «литература», «культура». И в этом огромная заслуга самого Конфуция; оттолкнувшись от первоначального значения данного термина, он вдохнул в него новую жизнь, связав с письменной традицией народа, его духовной культурой.
В «Лунь юе» (I, 6) проводится четкая мысль о том, что вэнъ - это то, что человек приобретает в процессе обучения, и каждый человек должен стремиться овладеть духовной культурой предков: «Молодые люди, находясь дома, должны проявлять почтительность к родителям, выйдя за ворота - быть уважительными к старшим, в делах - осторожными, в словах - правдивыми, безгранично любить людей и особенно сближаться с теми, кто обладает человеколюбием. Если у них после осуществления всего этого еще останутся силы, то потратить их надо на изучение вэ«ь-культуры».
В то же время Конфуций, согласно «Лунь юю» (VI, 18), предостерегал от одностороннего увлечения вэнъ: «Когда в человеке одерживает верх чжи (свойства самой натуры), получается дикарство (е); когда же одерживает верх вэнъ (образованность), получается одна ученость {ши)». Он сознавал, что человеку, посвятившему все силы изучению вэнъ, будет трудно жить среди обычных людей с их «естественными» стремлениями и страстями, он потеряет жизнеспособность. Конфуций понимал также, что нормально функционирующее общество не может состоять из одних «книжников». Человек должен уметь сочетать в себе при¬


44
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
родные качества и благоприобретенные знания, что дано не каждому, этого может добиться лишь идеальная личность: «Вот когда и естественные свойства человеческой натуры, и приобретенная культурность в человеке сочетаются, получается цзюнъ-цзы (человек высоких достоинств)».
Вложив в термин вэнъ понятие «духовная культура общества», Конфуций в то же время сохранил его первоначальный сакральный смысл. Об этом свидетельствует суждение Конфуция, высказанное в критический момент, когда на пути из царства Вэй в Чэнь он был окружен в местечке Куан разгневанными жителями. В минуту смертельной опасности Конфуций вспоминает о вэнъ и уповает на его магическую силу: «После смерти [чжоуского] Вэнь-вана я - тот, в ком вэ«ь-культура. Если бы Небо поистине хотело уничтожить вэ«ь-культуру? то оно не наделило бы ею меня. А коль само Небо не уничтожило ее, стоит ли бояться каких-то куанцев?»
Вэнь-ван - имя основателя династии Чжоу, в историю Китая он вошел как «Царь Просвещенный». Такая трактовка имени в немалой степени связана с тем новым пониманием иероглифа вэнъ, которое дал ему Конфуций. Пройдут века, и многие китайские императоры получат от наследников этот высокий титул, ибо он свидетельствовал о том, что его обладатель является истинным цзюнь- "зы. И как справедливо отметил отечественный китаевед И.С.Лисевич，облада- телей этого титула была бы уйма, если бы не существовало строгого ограничения -в каждой династии на него мог претендовать всего лишь один человек. Поэтому в каждой династии, начиная от Хань и вплоть до Цин, имеется только по одному «Просвещенному».
Рассказывая о существенном отличии «благородного мужа» от «маленького человека», Конфуций выделил в качестве определяющего критерия приверженность принципу хэ («Лунь юй»? XIII, 23): «Учитель сказал: „Благородный муж стремится к единству через разномыслие (хэ)? но не стремится к единству через послушание {тун). Маленький человек стремится к единству через послушание {тун), но не стремится к единству через разномыслие (хэ)и».
В эпоху Чуньцю общим для терминов хэ и тун было выражение идеи «стремления к единству», но с разных позиций. В словарном фонде политической культуры эпохи Чуньцю термин хэ являлся символом достижения единства путем столкновения и взаимопреодоления полярных сил, в то время как понятие тун символизировало покорное единение с однопорядковой силой, исходящей, как правило, от верховной власти.
Конфуций, как уже говорилось, был знаком с этими принципами не только в теории, но и на практике. Он не мог не увидеть, какие богатые возможности сулил его учению принцип хэ. Его внедрение в качестве постоянно действующего фактора в создаваемой им модели общества и государства могло послужить надежным гарантом не только их стабильного функционирования, но и последовательного развития. Поскольку основным элементом его учения, определяющим характер взаимоотношений в обществе и государстве, являлась концепция цзюнъ-цзы, Конфуций решил сделать принцип хэ ценностным критерием фор¬


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
45
мирования «благородного мужа». Став носителем принципа хэ, «благородный муж» обретал черты, которые не способны были ему дать ни жэнъ, ни вэнъ: самостоятельность мышления; активность; умение решать проблемы исходя из признания за противной стороной права на собственное мнение и т.п.? т.е. все то, что делало образ цзюнъ-цзы более полнокровным и превращало его в важную часть общей теории управления государством. Поскольку принцип хэ изначально воспринимался как антоним принципа тун, то носитель хэ как бы автоматически становился активным противником принудительного, добровольноуслужливого либо бездумного соглашательства.
Используя понятия хэ и тун в первозданном значении, Конфуций тем не менее сумел внести качественные изменения в их дальнейшую судьбу. Связав эти принципы с образами «благородного мужа» и «маленького человека» в качестве ценностных критериев, определяющих тип личности, он поднял хэ и тун на более высокий уровень, придав им характер всеобщности.
Термин сяо-жэнъ многозначен. Прежде всего это категория этическая. В «Лунь юе» «маленький человек», как правило, употребляется в сочетании с «благородным мужем». Правда, в отличие от цзюнъ-цзы, несущего основную смысловую нагрузку в учении Конфуция, сяо-жэнъ встречается не так часто. Если термин цзюнъ-цзы упоминается в «Лунь юе» 107 раз, то сяо-жэнъ - всего 24 раза, т.е. в 4,5 раза реже. По подсчетам Ян Боцзюня, в 20 случаях термин сяо-жэнъ используется как категория этическая - для обозначения «человека, лишенного добродетели». Если цзюнъ-цзы наделен всеми лучшими качествами человека, то в образе сяо-жэня сочетается все отрицательное, что встречается в людях. Помыслы «маленького человека» сосредоточены лишь на самом себе, удовлетворении, причем любыми способами, тех стремлений, которые присущи человеку от природы («стремление к знатности и богатству»). Поэтому одной из характерных черт, если не самой главной, присущих сяо-жэням, является ли («выгода»): «Учитель сказал: „Благородный муж думает только о справедливости, ма- ленький человек думает только о выгоде“》.
В отличие от цзюнъ-цзы, который неустанно совершенствует свои нравственные качества, сяо-жэнъ поглощен лишь материальным процветанием: «Учитель сказал: „Благородный муж стремится вверх, маленький человек стремится вниз“》.
Согласно «Лунь юю»? «маленький человек не стремится к единству через разномыслие», «лишен чувства долга». К тому же он еще и трусоват: «Учитель сказал: „С виду казаться грозным, а в душе быть трусом - таков маленький человек; он - как грабитель, проникающий в дом через окно или перелезающий через стену“》.
Думается, что этическое содержание понятия сяо-жэнъ вряд ли вызывает сомнение. Однако мы были бы не правы, если бы свели значение этого термина только к нравственной категории. Вся сложность в том, что сам Конфуций использует его подчас и в значении социальном: «Учитель сказал: „Благородный муж заботится лишь о соблюдении морали; маленький человек помышляет лишь


46
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
о земле. Благородный муж озабочен, как бы не нарушить закон; маленький человек помышляет лишь о милости'6».
Осуждает ли здесь Конфуций «маленького человека»? Вряд ли. Он просто говорит о разделении сфер действия. Удел и долг «благородного мужа» - заботиться о совершенстве морали, взращивать в себе добродетель (дэ). Но кто-то должен думать и о хлебе насущном; тысячи, десятки тысяч общинников мечтали о собственном пахотном поле, они нуждались в помощи сильных мира сего, их «благодеянии». И Конфуций констатирует лишь то, что он наблюдал и хорошо познал еще в юности, когда заведовал хлебными амбарами дома Цзи. «Благородному мужу» не к лицу помышлять о пахотном поле и давать какие-то указания земледельцу, его сфера деятельности - общее управление народом.
Итак, понятие сяо-жэнъ многозначно, но чаще всего оно употребляется как этическая категория. Образ «маленького человека», вобравший в себя все отрицательное, понадобился Конфуцию, чтобы показать своим современникам и особенно потомкам, во что может превратиться человек, если он плывет по течению, отдаваясь весь власти «природных» стремлений и забывая о морали, ставит достижение личной «выгоды» превыше всего...
Думается, что Конфуций намеренно «обогатил» этот образ, интегрировав в него принцип тун. Он как бы показывает, во что могут превратить человека нежелание самостоятельно мыслить, бездумное соглашательство и постоянная готовность одобрять любое начинание, исходящее от правителя, ежели он не подлинный цзюнъ-цзы. Когда принцип тун становится для человека нормой поведения, то исчезает и сама личность. Весьма знаменательно, что, ознакомившись с учением Конфуция лишь по фрагментарным непрофессиональным изло- жениям, Л.Н.Толстой сумел интуитивно постичь суть образа, переведя сяо-жэнь как «темный человек».
В облике сяо-жэня заложена еще одна идея - человек должен постоянно заниматься самосовершенствованием, как бы нравственно очищаясь от «природных» стремлений. Не обязательно станешь цзюнъ-цзы, но каждый должен вступить на путь нравственного и культурного совершенствования, овладеть учением Конфуция и стараться претворять его в жизнь. Иначе остановишься в своем развитии, покатишься назад и превратишься во всеми презираемого сяо-жэня.
В то же время морально-этическая направленность не исчерпывает всего содержания термина «маленький человек». Как можно было убедиться на примере приведенных выше суждений, Конфуций использовал его иногда и в значении «земледелец». Крайности всегда опасны, тем более в постижении учения Конфуция. При определении значения термина сяо-жэнь следует всегда исходить из контекста. Часто цитируемое исследователями суждение из «Лунь юя» о том, кто имеет право быть человеколюбивым («И среди благородных мужей бывают не обладающие человеколюбием, но среди маленьких людей не встречаются человеколюбивые»), может быть правильно понято, если трактовать сяо-жэнь как категорию этическую.


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
47
Если же превратить сяо-жэнъ в универсальный термин для обозначения «простолюдина», то получится, будто Конфуций делил все общество лишь на две категории людей: цзюнъ-цзы - благородных, знатных - и простолюдинов. Этим самым мы бы обеднили его учение. В «Лунь юе» встречаются многочисленные высказывания Конфуция о людях, где он использует термин жэнь. Это именно та масса людей, которая в нравственном и культурном отношении стоит между цзюнъ-цзы и сяо-жэнем. Она питает как верхи, так и низы общества. Конфуций верил в неограниченные потенции обычного человека: «Человек может возвеличить Дао-Путь, но Дао-Путь не может возвеличить человека».
Иногда, чтобы подчеркнуть промежуточное положение обычного среднего человека между цзюнъ-цзы и сяо-жэнем (на что, к сожалению, многие исследователи не обращают внимания), Конфуций вводит в употребление термин чжун- жэнъ (доел, «средний человек»): «С тем, кто [в своем развитии] превзошел среднего человека, можно рассуждать о возвышенном; с тем же, кто [в своем развитии] не достиг среднего человека, нельзя рассуждать о возвышенном».
В воззрениях Конфуция о человеке, хотя он и создал две поведенческие модели, незримо постоянно присутствует личностный мотив. В манере общения с учениками, последователями, а через них - и потомками последовательно воспроизводится и сама личность Учителя. Именно в этом проявляется глубинная суть традиции и роль текста «Лунь юя». Суждения Конфуция о человеке и его критерии ценности личности не получили бы такого всеобщего длительного признания в китайской культуре и культуре стран конфуцианского региона, если бы они не олицетворяли саму традицию. Если бы не появился ее носитель, то и данная традиция утратила бы потенцию воспроизводства.
Хотя в ряде суждений сам Конфуций не отождествляет себя с идеальным человеком, фактически же его жизненный путь должен был служить и реально служил на протяжении долгих сотен лет существенным и зримым дополнением к образу цзюнъ-цзы. Поэтому, реконструируя в учении Конфуция образ идеальной личности и ее антипода - «маленького человека», мы должны постоянно соотносить их с реалиями из жизни Учителя.
И еще коротко остановимся на одном суждении, в связи с которым возникает вопрос: говоря о «человеке», подразумевал ли Учитель и женщину или речь шла только о мужчинах? В период кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» (начало 70-х годов XX в.) одним из обвинений в адрес Учителя было презрительное отношение к женщине. Поскольку на всем протяжении существования императорского Китая женщина действительно занимала социально приниженное положение, отголоски чего встречаются еще в глухих районах Китая и поныне, а также учитывая реальную вину в этом официального конфуцианства, уместно наконец-то выяснить: как же относился Учитель к женщинам?
Здесь нелишне будет вспомнить о роли матери в судьбе Конфуция и обстоятельствах ее захоронения, свидетельствующих не только о большой любви, но и о строгом соблюдении им принципа сыновней почтительности. Сам принцип сяо включал одинаково почтительное отношение как к отцу, так и к матери.


48
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Единственное суждение, на основании которого оппоненты Конфуция строят свою аргументацию, содержится в «Лунь юе»: «Учитель сказал: „Что касается женщин и маленьких людей, то они с трудом поддаются воспитанию. Сблизишься с ними - перестают слушаться; отдалишься — возненавидят“》.
В первой части этого суждения Конфуций не исключает возможность воспитания женщин и «маленьких людей», хотя и считает это отнюдь не легким делом. Во второй же части речь идет об обычных невоспитанных женщинах и «маленьких людях». Женщина же, прошедшая воспитание по нормативам школы Конфуция и овладевшая всеми ее нравственными ценностями, автоматически исключалась из категории «обычных», поскольку ей удалось преодолеть то негативное, что заложено в человеке от природы.
Завершая исследование суждений Конфуция о человеке, можно с полным основанием констатировать, что впервые в истории китайской культуры была создана реальная модель идеальной личности, оказавшая огромное воздействие на формирование национального характера и духовной жизни народов Китая, Кореи, Японии и Вьетнама. Говоря о значении образа цзюнъ-цзы, не следует забывать и о роли сяо-жэня - этот образ, воплощавший все негативное в человеке, играл не меньшую воспитательную роль, постоянно напоминал людям, во что может превратиться человек, добровольно отказавшийся от принципов жэнъ, вэнъ ихэ.
Необходимо, хотя бы вкратце, остановиться на ознакомлении читателя еще с одним ценностным критерием, которым Конфуций наделил благородного мужа. Сохраняя в данной книге традиционную трактовку дэ как «добродетели», хочу напомнить читателю, что это всего лишь одно из многочисленных значений этой ведущей категории китайской культуры. Нужно сказать, что с момента своего зарождения в эпоху Шан-Инь (XVI-XI вв. до н.э.) и особенно в ранне- чжоуский период (XI-VIII вв. до н.э.) слово «благодать» наиболее адекватно отражает религиозно-мифологическую ауру данной категории как божественной силы Неба. Нас же в данном случае интересует - не внес ли Конфуций нечто свое в трактовку этой основополагающей категории древнекитайской культуры и не связано ли это с его моделью идеальной личности?
Анализируя эволюцию дэ, А.С.Мартынов сделал важное научное открытие, доказав, что Конфуций осуществил частичную десакрализацию дэ, перенеся эту категорию в профанную сферу межчеловеческих отношений. «Первое, что обнаружил великий учитель, - отмечает А.С.Мартынов, - „дэ66, в его понимании, представляет собой большие трудности для распознания: „Ю (обращается Конфуций к одному из учеников. -Л.П.), могущие узнать мдэм очень редки'6. Данное высказывание Конфуция представляется нам знаменательным. По нему можно судить, какая пропасть разверзлась между дэ Вэнь-вана, о ритуальном оформле¬
Конфуций


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
49
нии которого говорилось в начале статьи, и дэ скромного „приватного6' продолжателя его дела, которое даже распознать трудно. Именно с этого высказывания Конфуция, как нам кажется, начало в традиционной китайской культуре свой путь новое дэ - как тайное внутрен- нее духовное состояние». В качестве еще одного доказательства А.С.Мартынов ссылается на главу XVI «Лунь юя»，где сказано, что Бо И и Шу Ци признаны были народом как обладатели дэ, в отличие от всесильного циского царя Цзин-гуна, так и не удостоившегося, несмотря на богатство, права на причастность к носителям этого качества. Таким образом, Конфуций полагал, что даже успешное управление государством еще не дает автоматического права на обладание дэ. «Если раннечжоу- ское дэ и дэ императорской идеологии сориентированы на „единственного66 носителя (всем же остальным отводится вспомогательная роль - приводить свое дэ в согласие с августейшим), то у Конфуция, - отмечает А.С.Мартынов, - возникают два равноправных субъекта - государь и подданный. Но эта двойственность, так сказать, вторична. Конфуцианская доктрина, по сути дела, знает толь- ко один тип обладателей дэ - тех, кто достиг благой силы путем внутреннего совершенствования. Поэтому и у монарха, и у цзюнъ-цзы („совершенного мужа66) дэ по своей природе единое. Оно - как бы мера внутреннего этического совершенства» [Мартынов, 1998, с. 62]. По мнению А.С.Мартынова, в суждении VII, 6 дана характеристика основного типа конфуцианского дэ - «достигнутое учебой и самосовершенствованием внутреннее состояние этически безупреч- ной личности, по содержанию своему близкое к категории „жэнъ"\ но возникшее в процессе строгого самоограничения (кэ цзи)».
В то же время Конфуций не был бы Конфуцием, если бы не оставил своим потомкам еще одну задачу, связанную с трактовкой дэ. Любознательный читатель, погрузившись в текст «Лунь юя»? может задать вполне резонный вопрос - а как же быть с суждением, где Учитель называет сяо-жэня обладателем дэ? «Добродетель благородных мужей - ветер, добродетель маленьких людей - трава. Куда дует ветер, туда и склоняется трава» (XII, 19). Здесь возможны два варианта объяснений, почему дэ маленьких людей появилось в одной связке с дэ благородного мужа. И его «ветер» никак не может повредить «траве», ибо дует ради ее же блага. Второй вариант трактовки связан с общей концепцией Учителя о потенциальных возможностях естественного человека - его способности к самосовершенствованию путем преодоления своекорыстия (кэ цзи). Наделив маленьких людей таким ответственным качеством, как дэ, Учитель не исключает возможности, что кто-то из маленьких людей, используя данный инструмент, все же сможет когда-нибудь вступить на путь кэ цзи.


50
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Опустив категорию дэ из сакральной сферы на землю, к простым жителям Поднебесной, Конфуций резко возвысил авторитет цзюнъ-цзы и усилил его возможности соучастия в управлении государством. Сочетание в одном человеке таких ценностных категорий, как жэнь, вэнь, хэ и дэ, дало образу цзюнъ-цзы путевку на долгую жизнь в качестве идеальной модели личности для всех народов конфуцианского культурного региона.
Идеальная модель личности нужна была Конфуцию не сама по себе, он видел в ней ключ к созданию гармоничного общества. Известный российский богослов
о. 	А.Мень совершенно справедливо писал, что «конфуцианский идеал - не просто экзотическая философия. Он явился первой попыткой сформулировать учение о том, что конечная цель человека - чисто земная, что нравственность может быть укреплена независимо от религии... а трагичность жизни преодолена созданием гармоничного общества» [Светлов, 1990, с. 18]. Правда, он сомневался в возможности полной реализации доктрины Конфуция, называл ее «общечеловеческим соблазном». Тем не менее рассмотрим более внимательно, на каких же принципах создавал Учитель свою модель общества и государства.
Конфуций об обществе
Как уже отмечалось, во времена Конфуция во всех без исключения китайских царствах происходил все нарастающий процесс внедрения государства в общину, подчинения общинника, минуя местную аристократию и общинные органы самоуправления. Процесс этот был долгим, мучительным и сложным, ибо ни аристократия, ни главы патронимий и общин не хотели добровольно расстаться со своими привилегиями и властью. В данной связи главы царств неоднократно обращались за советом к представителям различных этико-политических и философских школ. Спрос породил предложение, и современник Конфуция - Цзы Чань, которого принято считать одним из родоначальников «школы фа» (законников, легистов), предложил правителям ввести среди земледельцев систему круговой поруки, основанную на поголовном доносительстве. По замыслу ее творца, такая система должна была взорвать общину изнутри.
Конфуций, подобно Цзы Чаню, жил в период внедрения в китайское общество системы доносов. До нас дошел, к сожалению, лишь один эпизод, связанный с оценкой им этой системы.
«Шэ-гун сказал, обращаясь к Кун-цзы: „В моем дане есть прямой человек. Когда его отец украл барана, сын сообщил (властям) об этоми. Кун цзы сказал: „Прямые люди моего дана отличаются от ваших, отцы укрывают детей, дети укрывают отцов - в этом именно и заключается прямота66».
Данный эпизод был включен во многие памятники древнекитайской культуры начиная с конца периода Чжаньго. Как видно, в нем Конфуций резко выступает против практики доносительства на родителей, разрушавшей основы се- мейных отношений. Проблема приоритета морали над долгом перед верхами, впервые поднятая во время краткой полемики Конфуция с Шэ-гуном? красной


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
51
нитью прошла через всю историю духовной культуры Китая. Нравственная позиция Конфуция оказала определяющее воздействие на развитие китайского правосознания и формирование национального характера.
Умудренный опытом, Конфуций понимал, какую опасность несло распространение доносительства, тем более на ближайших родственников. Фактически ставилась под угрозу вся его концепция личности. Более того, и он это прекрасно осознавал, общество, в котором доносчиков, поставивших требование государства выше долга перед общиной, возводят в категорию «прямых», т.е. чест- ных, людей не имеет будущего. Необходимо было срочно выработать и построить идейный каркас, скрепляющий общество на нравственных началах, и добиться того, чтобы общество само отторгало доносительство.
Но прежде надлежало уяснить для себя причину доносительства - не заложена ли она в самой природе человека? «Что называется людскими чувствами?- вопрошает Конфуций. - Это радость, гнев, скорбь, страх, любовь, отвращение, вожделение. Всем семи чувствам человеку нет нужды учиться... Питье, еда, мужчины и женщины - вот главный [предмет] человеческих вожделений. Смерть, утраты, бедность, страдание - вот главный предмет человеческого отвращения. Вожделение и отвращение - это великие крайности человеческого сердца. Человек скрывает свое сердце - его ни измерить, ни взвесить. Прекрасное и безобразное -все таится в человеческом сердце, но цвета его не увидишь».
Как явствует из приведенного отрывка из трактата «Ли цзи», по мнению Учителя, в самой человеческой природе (выражающейся «семью чувствами»), прежде всего в страхе и вожделении, скрываются объективные условия для воспитания «прямых людей» Шэ-гуна.
Наряду с категорией жэнъ Конфуций наделил свою модель общества такими понятиями, как сяо («сыновняя почтительность»), ли («правила», «этикет», «ритуал»), чжи («ум», «знание»), и («справедливость», «долг»), чжун («преданность»), дэ («добродетель», «мораль»), ни («стыд»), чжун юн («принцип середи- ны») и т.п.
Рассмотрим на конкретных примерах значение и роль в обществе трех из них: сяо, чжи и ли.
Впервые мысль о сяо высказана Конфуцием в беседе со своими ближайшими учениками: «Учитель сказал: „Старые должны жить в покое, друзья должны быть правдивыми, младшие должны проявлять заботу [о старших]66».
Вот эта забота о старших, пожилых людях, прежде всего о родителях, проходит красной нитью через все суждения Конфуция об идеальном обществе. Он разрабатывает и пропагандирует понятие сяо, призванное сыграть цементирующую роль в устанавливаемых им нормах поведения людей: «Учитель сказал: „Когда отец жив - наблюдай за стремлениями его [сына]; когда отец умер, наблюдай за поведением его [сына]. Если он в течение трех лет не сошел с Дао- Пути отца, то его можно назвать обладающим сыновней почтительностью (ело)66». Ян Боцзюнь в комментарии к суждению отмечает, что не следует воспринимать число «три» буквально, древние под этим числом понимали чрезвычайно дли¬


52
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
тельный период времени. «Дао-Путь отца» - не только его жизненный путь, но и взгляды, поведение, даже черты характера. Исполнение прижизненных желаний отца, неукоснительное следование его пути в течение длительного времени -вплоть до смерти сына - должно было установить прочную связь между поколениями, связь с традицией, уважение к традициям своей семьи, а через нее - и к культурным традициям всего китайского этноса (хуася). Именно в этом главная функциональная значимость понятия сяо. Поэтому так часто Конфуций в «Лунь юе» говорит о сыновней почтительности. Конфуций поучает, что одной заботы о содержании родителей еще недостаточно, необходимо постоянно проявлять чувства глубокого уважения и терпеливой любви: «Учитель сказал: „В обращении с отцом или матерью проявляй мягкость и учтивость. Если видишь, что твои желания им неугодны, все равно проявляй почтительность - не противься их воле. И пускай ты устанешь, не смей роптать44».
Концепция сяо не была придумана Конфуцием, восприняв те нормы поведения, которые еще сохранялись в некоторых больших семьях и патронимиях, он по-новому осмыслил их, обобщил и распространил на все общество. Таким образом, он заручился поддержкой мощного в то время социального слоя фу-лао («отцов-старейших»), стоявших во главе общин. «Отцы-старейшие» были заинтересованы в упрочении своей власти над «сыновьями-младшими братьями» (цзы-ди) - молодым поколением общины. Отныне они получали активную моральную поддержку со стороны Конфуция. Она была даже зафиксирована в одном из суждений Конфуция.
Более того, стремясь усилить этико-моральную значимость принципов сыновней почтительности и любви к старшим братьям, он вводит их в проповедуемый им принцип жэнь, составляющий основу всего его учения. Один из его любимых учеников, Ю-цзы, выразил это стремление Конфуция весьма лаконично: «Сыновняя почтительность и любовь к старшим братьям - это и есть корень человеколюбия».
Итак, взгляды Конфуция на устройство общества базировались частично на тех нравственных категориях и ценностях, которые бытовали в китайской общине. Но он внес и много качественно нового - культ грамотности, знаний. Каждый член общества обязан стремиться к знаниям, прежде всего к знанию исто- рии собственной страны. Именно поэтому древность (гу) и все, что было с ней связано，главным образом славные деяния правителей прошлого，как ми(|)иче_ ских, так и реальных (от Юя до Вэнь-вана), ставились Конфуцием в пример для современников.
Конфуций не закрывает никому путь к знаниям. Широко известно уже приводившееся выше его суждение: «В обучении не может быть различий по происхождению». Все зависит от самого человека: коль он наметил цель и посвятил все свои помыслы учебе, его ожидает похвала Учителя. В «Лунь юе» приводится весьма характерная градация личности в зависимости от отношения к знаниям: «Высший - тот, кто обладает знаниями от рождения; следующий - тот, кто приобретает знания в учении; за ним следует тот, кто приступил к учению, столк¬


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
53
нувшись с трудностями. Того, кто, столкнувшись с трудностями, не приступил к учению, народ причисляет к низшим».
Конфуций уделял специальное внимание и всячески поощрял тягу к знаниям не случайно. Он понимал, что знание является неотъемлемым атрибутом здорового общества.
Отсюда его подчеркнуто уважительное отношение к профессионалам, людям, достигшим высоких знаний в своей области. Вспомним слова Конфуция о том, что он не может сравнить себя со «старым земледельцем», «старым огородником», ибо они обладают, каждый в своем деле, гораздо большим умением и знаниями. Именно от Конфуция идет уважительность к трудовой этике - характер- ная черта населения всего конфуцианского культурного региона.
Все критерии нравственности, разработанные Конфуцием, органически объединялись им в общий поведенческий блок, стоящий за термином ли («правила», «ритуал», «этикет» и т.п.). «Что называется долгом человека? - спрашивал Конфуций. -Отец должен проявлять родительские чувства, а сын - почтительность, старший брат - доброту, а младший - дружелюбие, муж - справедливость, а младшие - покорность, государь - человеколюбие, а подданные - преданность. Эти качества и именуются человеческим долгом. Проповедь верности и миролюбия именуется человеческой пользой. Борьба и взаимные убийства именуются людскими бедствиями. Чем же еще, кроме ритуала (ли), могли совершенно- мудрые управлять семью человеческими чувствами, совершенствовать десять проявлений долга, наставлять в верности и миролюбии, поощрять скромность и уступчивость и искоренять борьбу?»
Конфуций прочно связывал ли с жэнь: «Преодолеть себя и вернуться [в словах и поступках] к Правилам - в этом и заключается человеколюбие».
Каждый член общества с рождения и до своей кончины должен был в повседневной жизни руководствоваться Правилами. Поскольку у Конфуция ли, обогащенное принципом хэ, являлось не только организующим началом общества, но и основой государства, подробнее об этом понятии будет рассказано в следующем разделе. Здесь же уместно отметить, что благодаря ли Конфуцию удалось в своем учении органически слить общество с государством. У него обще- ство не могло противостоять государству, ибо их связывали единые ценности, но в определенной мере общество было ведущим: в случае нарушения верхами л^-Правил оно могло оказывать на них хотя бы пассивное давление.
Моральные установки общества распространялись и на политику. Именно слияние этики с политикой и вызвало впоследствии такое мощное противодействие легистов.
Все названные категории входили в единый блок понятий, пронизанных жэнь и направленных на поддержание нравственного здоровья общества. Этот блок как раз и являл собой духовный каркас общества, способный, по замыслу его творца, противостоять таким постоянно возникающим явлениям, как корысть, эгоизм, жестокость, неуемная жажда власти и, наконец, доносительство, формирующим духовно ущербных сяо-жэней («маленьких людей»).


54
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Отрицательное отношение Конфуция к богатству, осуждение «стремления к выгоде», призывы к «скромности в одежде и питании» могут создать впечатление, будто он планировал создать эгалитарное общество. Однако такое представление было бы неправильным. В «Лунь юе» (XIII, 9) приведено его пожелание, чтобы многочисленный «народ» {ту) в царстве Вэй стал богатым. Но это пожелание сопровождалось призывом к «воспитанию» {цзяо) народа.
Материальное процветание членов общества было немыслимо, согласно воззрениям Конфуция, без воспитательной, проповеднической деятельности, которую должны были вести последователи его учения, постоянно и прежде всего личным примером оберегая и распространяя нравственные ценности. Именно в этом видел он залог здоровья общества.
Создав целую систему нравственных ориентиров и норм поведения, гарантировавших, как казалось Конфуцию, здоровое развитие общества, он обратился к решению второй части этой проблемы - поиску оптимальной модели взаимоотношения общества с Природой.
Древние китайцы издавна воспринимали человека как часть природы. Не случайно словесные портреты мифических героев являли собой, как отметил академик Б.Л.Рифтин，《сочетание зооморфного и антропоморфного характера». Достаточно привести словесный портрет первопредка китайцев - легендарного Фу Си, о котором знал, видимо, и Конфуций: «У Фу-си было тело дракона, голова быка, широкие плечи, просторные подмышки, нос - гора, солнечный рог, широко открытые глаза, жемчужное межбровье, волос коня-скакуна, космы - птичий пух, губы дракона, зубы черепахи, ростом был в девять ни и один цунь».
Подобное восприятие человека как части макрокосмоса нашло широкое отражение не только в мифах, но и во всех без исключения философских и этикополитических школах. Правда, различные школы решали эту задачу отнюдь не одинаково. Крайнюю позицию занимали даосы, призывавшие человека презреть мирскую суету и отдаться естественному ритму Природы: «Кто действует - потерпит неудачу. Кто чем-либо владеет - потеряет. Вот почему совершенномудрый бездеятелен, и он не терпит неудачи. Он ничего не имеет и поэтому ничего не теряет... Он следует естественности вещей и не осмеливается [самовольно] действовать».
Этому искушению неоднократно подвергался и сам Учитель. Встречи с «отшельниками», в большом числе включенные Сыма Цянем, испытавшим сильное влияние теоретиков даосизма, в биографию Конфуция, как раз и должны были


Глава 2. Конфуций и его «Аунь юй»
55
зафиксировать реакцию Учителя на даосские воззрения о взаимоотношениях человека с природой. Как показывает ответ Учителя в суждении XVIII, 6 «Лунь юя»，Конфуций не отказывается《водиться» с даосами，но его Путь иной - в служении людям.
Именно заботами о судьбах людских проникнуто стремление Конфуция научить людей рациональному отношению к природе. Древние китайцы ассоциировали природу с двумя слитыми воедино составляющими: Небом и Землей. Жертвенные государственные алтари в честь духов Неба и Земли возникли задолго до Конфуция. Иными словами, в Китае к тому времени сложилась устойчивая традиция поклонения Природе.
Что же предложил своим современникам Конфуций? Можно выделить некоторые основополагающие принципы взаимоотношений Общества и Природы.
1. Для того чтобы стать достойным членом общества, человек обязан постоянно углублять свои познания о природе, быть сведущим не только в повадках зверей и птиц, но и закономерностях роста деревьев и трав. Знание природы расширяет кругозор и обогащает духовный мир личности: 《Учитель сказал: „Почему никто из вас，мои юные ученики，не изучает，，[Книгу] стихов，，？". Из нее можно узнать, как вблизи служить отцу, а вдали - правителю, как называются птицы и звери, травы и деревья46».
2. Только Природа способна дать человеку, а следовательно, и обществу жизненную силу и отдохновение.
Наиболее рельефно этот принцип выражен в беседе Конфуция с его учениками -Цзы Лу? Жань Ю? Гунси Хуа и Цзэн Си об их заветных мечтаниях. Конфуций достаточно скептически отнесся к словам трех первых, чаяния которых бы- ли связаны с государственной службой. Иной была реакция на ответ Цзэн Си, который мечтал: «В конце весны, в третьем месяце, когда все уже носят легкие одежды, в компании пяти-шести юношей и шести-семи отроков [я хотел бы] искупаться в водах реки И, испытать силу ветра у алтаря дождя и? распевая песни, возвратиться». В ответ Конфуций произнес: «Я хочу быть вместе с Дянем!» (второе имя Цзэн Си).
Большинство комментаторов склонны рассматривать мечту Цзэн Си как описание ритуала моления о дожде. Действительно, через Цюйфу протекала река И? к югу от нее на искусственном холме, поросшем соснами, находился древний жертвенник, где проводился традиционный молебен о дожде. Как правило, в ритуал моления входили купания мальчиков в реке, прогулки и песнопения. По- скольку конец марта (а именно с ним ассоциируют《конец весны» Цянь Му и Ян Боцзюнь) - время, не совсем подходящее для купания, Цянь Му предполагает, что у реки находился какой-то теплый источник, в противном случае речь могла идти лишь об омовении рук.
Однако представляется, что само построение текста и необычное поведение Учителя свидетельствуют о наличии более обширного замысла, выходящего за рамки традиционного обряда. Подшучивая над учениками, Конфуций тем самым показывает, что в его мире существуют ценности более значимые, нежели


56
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
упорядочение государств. Люди должны уметь общаться с природой, ибо лишь она способна даровать им силу, что в конечном счете содействует и упорядочению правления.
Следует отметить еще одну мысль в анализируемом суждении (временный отход от политики, уединение при слиянии с природой, «заряжающей» человека новой энергией), которая породила впоследствии концепцию отшельничества, активно разработанную последователями Конфуция уже в раннее средневековье.
3. Рачительное использование природных богатств Конфуций возвел в ранг государственной политики. В 515 г. до н.э., беседуя с циским правителем Цзин- гуном о сути истинного правления, он сказал: «Управление состоит в том, чтобы экономно использовать богатства (ресурсы)». Под последними имелись в виду не только людские, но и природные ресурсы. Эта мысль была повторена и уточнена им во время одного из занятий с учениками, посвященного искусству управления обществом и государством: «При управлении государством, выставляющим тысячу военных колесниц... будь экономен в расходах основных средств».
4. В арсенале воспитательных методов, как уже отмечалось, Конфуций особо выделял личный пример. Коль поведение проповедника расходится со словом, то грош цена его нравоучениям. Поэтому он всегда старался вести себя как истинный цзюнъ-цзы. И благодарные ученики сохранили для нас его отношение к животному миру:《Учитель всегда ловил рыбу удочкой и не ловил сетью; стре_ лял птицу летящую и не стрелял птицу сидящую». Итак, не только суждениями, но и силой личного примера Конфуций прививал ученикам, а через них и всем жителям Поднебесной чувство ответственности за сохранение природы.
Периодические торжественные молебны и жертвоприношения в честь духов Неба и Земли на самом высоком государственном уровне были составной частью его учения о ритуале. На строгом соблюдении всех правил последнего строилось не только управление страной (о чем будет рассказано в следующем разделе), но и воспитание членов общества. Конфуций своим личным примером внушал ученикам, что в экстремальной ситуации, когда у человека истощаются последние резервы внутренней энергии, лишь благодарственная просьба к Природе может вернуть утраченные силы: «Учитель тяжело заболел. Цзы Лу просил его обратиться с молитвой [к духам природы]. Учитель спросил: „А поступают ли так?46 Цзы Лу ответил: „Поступают. В „Молитвеннике66 говорится: „Молись духам Земли и Неба!66 Учитель ответил: „А я уже давно молюсь!66».
Конфуций о государстве
В «Лунь юе» нет главы, специально посвященной устройству государства, как нет особых глав о человеке либо обществе. Конфуцианскую модель государства приходится реконструировать по отдельным суждениям и репликам. Нельзя пропустить ни одного штриха, иначе картина будет неполной. Выявить же ее важно - учитывая огромную популярность и социальную значимость трактата.


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
57
(При этом думающий русскоязычный читатель должен постоянно помнить, что такой же массовый читатель страны конфуцианского культурного региона воспринимал и продолжает воспринимать тот же текст в несколько ином ракурсе, ибо принадлежит к другой цивилизации.)
Анализируя высказывания Конфуция по проблемам, связанным с государственным устройством, ощущаешь как бы изменение тональности. Голос Учителя становится более строгим, подчас даже резким. По-видимому, личный опыт пребывания, пусть даже недолгое время, на высших административных постах убедил его, что управлять людьми и государством - задача не из легких.
Согласно разработанной Конфуцием схеме, все управление государством и обществом должно базироваться на Правилах {ли). Соблюдению их он уделял особое внимание.
Значение Правил-л^ весьма объемно: сюда входят жэнъ - человеколюбие, и прежде всего любовь к родственникам и сородичам; сяо - сыновняя почтительность к родителям и предкам; уважение к старшим и подчинение им; честность и искренность; постоянное стремление к внутреннему самоусовершенст- вованию，вежливость и др. Конфуций считал, что《вежливость» 〇тгн)，особенно для людей, исполняющих государственные функции, является обязательным элементом в делах управления.
Пройдут века, и бюрократия превратит понятие «вежливость» в неотъемлемую часть ли. Правда, она будет трактоваться по-иному и сведется лишь к слепому и скрупулезному исполнению сложившихся церемоний (многократно от- меченный на Западе феномен «китайских церемоний»).
Многие принципы поведения, взаимоотношений между людьми и даже отношение к порученным делам, т.е. то, что составляло сущность ли, вырабатывались Конфуцием с учетом некоторых традиционных норм поведения, сложив- шихся в общинах, где представители старшего поколения пользовались непререкаемым авторитетом. Однако нормы морали, интерпретированные Конфуцием, не совпадали целиком с нормами обычного права и включали в себя ряд новых моментов. Представление о почитании старшего поколения, бытовавшее в общинах, было вынесено Конфуцием за рамки мелких социальных ячеек и инкорпорировано в модель не только общества, но и государственной структуры.
Согласно схеме Конфуция, правитель возвышался над главой семьи лишь на несколько ступеней. Подобный подход вводил правителя в круг обычных представлений общинников, превращая государство в обычную семью, только большую. Такая трактовка легко воспринималась современниками, так как в то вре- мя для мышления многих китайцев было характерно представление о государстве как о большой семье.
Поскольку Правила в целом включали в себя много традиционного и привычного, они должны были легко заучиваться. Изучающий и запоминающий их как бы незаметно воспринимал и заложенную в них идею естественного перехода возрастной градации в социальную - деление между пожилыми и молодыми, старшими и младшими, высшими и низшими.


58
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
Во времена Конфуция в отдельных царствах впервые стали вводиться фиксированные законы, что встретило его резко отрицательную реакцию, ибо провозглашенная сторонниками школы фа-цзя (легистами) концепция всеобщего ра- венства перед законом базировалась на насилии над личностью и? по его мнению, нарушала основы управления государством. Если суммировать высказывания Учителя о легистах - Гуань Чжуне, Фань Сюаньцзы (последователе Цзы Ча- ня) и др.? то станет ясно, что основной порок их теории и практики Конфуций видел в том, что они, используя закон, стремились насильственно уничтожить различия между благородными и простыми людьми. Конфуций же считал, что каждый должен заниматься своим делом: способные к управлению - делами государства, общинники - возделыванием земли, обеспечивая страну продовольствием. В «Цзо чжуани» приводится следующее высказывание Конфуция по по- воду кодекса законов, запечатленного на треножниках, отлитых в царстве Цзинь в 513 г. до н.э.:《Если исчезнет различие между верхами и низами，то как можно будет управлять государством?»
Была еще одна существенная причина неприятия им идеи закона: Конфуций считал, что все насильственно навязываемое сверху будет воспринято лишь поверхностно и не дойдет до души людей, а значит, неспособно к результативному функционированию: «Если наставлять народ путем [введения] правления, основанного на законе, и поддерживать порядок [угрозой] наказания, то народ станет избегать наказаний и лишится [чувства] стыда» («Лунь юй»? II, 3). Анализируя содержание данного суждения, А.С.Мартынов полагает, что «Конфуциева мечта заменить государственное управление этическим воздействием привела и к коренному изменению содержания „политического66 дэ, превратив его во вьгутреннее состояние и личностное достояние». Итак, в отличие от родоначальников легизма Конфуций сделал каркасом своей модели государственного устройства Правила.
Идея Правил была тесно связана с концепцией цзюнъ-цзы и ориентирована на ее носителя，ибо именно《благородный муж» являлся идеальным примером во- площения всех Правил. По изначальному замыслу Учителя, правителем государства мог быть только «благородный муж», однако Конфуций, хорошо знавший нравы и интеллектуальные возможности царей и высшей знати, понимал, что реально править будут люди, весьма далекие от нравственного и интеллектуального уровня цзюнъ-цзы. А ведь именно им придется сочинять Правила! Будут ли последние продуманными и жизнеспособными? И насколько охотно вос- примет их народ? Дойдут ли Правила до людских душ?
Весьма характерно, что спустя века после кончины Учителя в китайской политической культуре сложились краткие, но весьма емкие определения двух форм правления: фа чжи («правление посредством закона») и жэнъ чжи («правление посредством людей»). Определения эти используются и поныне, истоком же их считаются представления ранних легистов и Конфуция.
Действительно, Конфуций всегда стремился к тому, чтобы людьми управляли живые люди, но не сухая буква закона. Главная же его мысль - Правила, создаваемые людьми для людей, должны были восприниматься осознанно.


Глава 2. Конфуций и его «Аунь юй»
59
Большое внимание уделял Конфуций процессу их внедрения в каждодневную практику. Одно дело - создать Правила, что также было непросто, другое - добиться их претворения в жизнь. Учитель понимал также, что одиночки, какими бы талантливыми они ни были, не в состоянии создать жизнеспособные Правила. Необходимо было заложить в механизм создания и претворения в жизнь Правил такой принцип, который гарантировал бы их жизнестойкость. Таковым стал принцип хэ\ апробировав его при создании образа «благородного мужа», Конфуций интегрировал его и в Правила.
Эта идея Конфуция выражена в отдельном суждении устами его ученика Ю-цзы: «При осуществлении Правил ценным является достижение единства через разномыслие (хэ)».
Сделав принцип хэ неотъемлемым условием осуществления Правил, Конфуций обязал всех, причастных к Правилам, как творцов, так и исполнителей, к соучастию в их осуществлении. По его мысли, творец Правил, а им мог быть только правитель, обязан был привлекать к предварительному обсуждению ближайших сановников и требовать от них неукоснительного соблюдения свободной состязательности мнений. Получала определенное право свободного обсуждения и часть тех, кому надлежало следовать устоявшимся или новым, исхо- дящим сверху Правилам. По замыслу Конфуция, его можно было реализовать лишь на первом этапе, и распространялось оно, видимо, лишь на руководителей общин. Но от них требовалось достижение единства взглядов, что должно было облегчить не только претворение Правил, но и доведение их смысла до сознания каждого.
Особого внимания заслуживает в суждении последняя фраза, в которой сказано о невозможности достижения единства взглядов вне рамок Правил. Если Правила учреждаются без использования этого принципа, по замыслу Конфуция, они уже не есть истинные Правила.
Невольно напрашивается вопрос: почему столь важная мысль излагается устами ученика?
Ученики, как уже успел убедиться читатель, довольно часто выступают в тексте «Лунь юя»? но обычно они обращаются к Учителю с вопросами. Из 16 суждений, составляющих первую главу «Лунь юя»? восемь принадлежат ученикам: Ю-цзы? Цзэн-цзы, Цзы Ся, Цзы Циню и Цзы Гуну. Чаще всех - трижды - и всегда с утверждением какой-либо мысли выступает Ю-цзы. Из 77 ближайших учеников Конфуция лишь двое (Ю и Цзэн) удостоились добавления термина цзы к их фамилиям, что свидетельствовало о почтительном отношении Учителя. Та- кой чести удостаивались лишь самые талантливые, постигшие все тонкости учения. Изложение той или иной мысли устами ученика как бы показывает, что ее в школе уже проработали и усвоили. Она апробирована на практике, последователям учения надлежит лишь принять ее к исполнению. Факт же изложения мысли одним из самых способных учеников должен был подчеркнуть степень ее важности. После того как Правила выработаны и прошел первый, предварительный этап их усвоения, они получали путевку в жизнь. По мере распространения


60
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
их в народе наступал следующий этап, когда никакое обсуждение Правил уже не допускалось - от жителей царства требовалось неукоснительное их исполнение.
В голосе Конфуция звучат грозные нотки, когда он говорит о том, как следует соблюдать Правила: «Нельзя смотреть на то, что не соответствует Правилам; нельзя слушать то, что не соответствует Правилам; нельзя говорить то, что не соответствует Правилам».
На смену обычному праву, на котором держалась жизнь общин, и нарождающемуся законодательству Конфуций спешил поставить реконструируемые им нормы поведения. В условиях, когда управление государством и народом предполагалось осуществлять на основании ли, они, естественно, выполняли функции закона.
Во времена Конфуция, когда большинство населения входило в общины, руководимые органами самоуправления, сила личного примера продолжала играть немалую роль. Прежде всего взоры людей были обращены на руководителей общины, глав больших семей, «отцов-старейших». Поскольку последним приходилось вершить суд в общинах, они сами обязаны были следить за выполнением норм обычного права, являя собой образец их выполнения. В каждой об- щине или патронимии нормы обычного права обладали всеобщностью. Конфуций заимствовал эту идею всеобщности и всеобязательности норм поведения, вывел ее за рамки небольшого коллектива и распространил на все государство. Он наделил ли идеей всеобщности, обязывая всех, включая и царя, соблюдать весь комплекс норм, связанных с Правилами. Управлять народом надлежит лишь на основании 《Учитель сказал: „Если верхи любят Правила，то народ легко использовать66».
Согласно учению Конфуция, идеальные Правила существовали только в древности, поэтому именно тогда в Поднебесной царили порядок и культура (вэнь). Идеализация древности (гу)? использование ее примера в качестве самого весомого аргумента в политических спорах и теоретических построениях стали традиционными ко времени Конфуция. Основоположники многих философских и этико-политических школ (легистская, моистская, даосская и др.) часто использовали понятие «древность» именно в таком ключе.
Однако никто до Конфуция не уделял такого внимания «древности», не отдавал ей пальму первенства в своем учении. Конфуция можно по праву назвать певцом древности; он был первым в истории китайской философии, политической и юридической мысли, кто фактически не только создал культ древности, но и ориентировал свою модель государства как бы в прошлое. Поэтому столь часты в «Лунь юе» ссылки на «Шу цзин» («Книгу истории»), слова и дела легендарных и реальных правителей прошлого. Изучение и знание «Ши цзина» («Книги стихов»), как явствует из «Лунь юя» (XVI, 13), входило в комплекс знаний, необходимых каждому; не случайно штудирование ее шло в одном ряду с изучением ли. «Книга стихов», широко и красочно отражавшая реальную жизнь китайского общества в период, предшествовавший эпохе Чуньцю-Чжаньго, долж¬


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
61
на была служить наглядной иллюстрацией к тем истинным Правилам, которые существовали в прошлом.
Идеальное прошлое должно было, по замыслам Конфуция, играть роль образца идеального будущего. Поэтому все лучшее, что было связано с Правилами, -лишь отражение тех, что уже были в древности.
Все потомки древних правителей страны, кому довелось управлять государством, обязаны неуклонно следовать традиционным Правилам. Теоретически допускались лишь небольшие изменения, не затрагивающие их основ. Всякий правитель обязан следить за тем, чтобы его государство ни на один день не сошло с установленного Дао-Пути.
«Лунь юй» свидетельствует, с каким трудом Конфуций шел на то, чтобы на- звать кого-либо «обладающим жэнь» (《человеколюбивым»)，обычно он старая- ся уклониться от прямого ответа на соответствующий вопрос или настойчивой рекомендации учеников. Однако, когда речь заходила о соблюдении ли, точнее о том, от кого зависело, какие Правила вводить в стране, по каким Правилам должно функционировать государство, Конфуций готов был назвать «обладающим жэнъ» каждого, кто способен вернуть страну на старые, традиционные рельсы. В данной связи следует обратить особое внимание на следующее место из《Лунь юя» (XII，1):《Янь Юань спросил о человеколюбии. Учитель ответил: „Преодолеть себя и вернуться [в словах и поступках] к Правилам (кэцзи фули)- в этом заключается человеколюбие. Если однажды преодолеешь себя и возвратишься [в словах и поступках] к Правилам, то в Поднебесной назовут [тебя] обладающим человеколюбием64».
Такими высказываниями Конфуций внушал своим ученикам уважение к истинным древним правилам, стремился повысить значимость традиционных методов управления в государственных делах. Одновременно утверждался культ древности.
Концепция заданное™, предопределенности (за счет ориентирования на «древность») форм государственного устройства оказала громадное влияние на весь дальнейший ход развития политической мысли Китая. В течение десятков столетий ведущие политики страны искали решение насущных проблем современности в идеальном прошлом. Такова была специфика культуры политического мышления, испытывавшего большое воздействие, особенно на раннем этапе, учения Конфуция. При этом понятие «древность» то расширялось на тысячелетия, то сужалось до уровня десятков лет.
У Конфуция нет четкой и подробной схемы организации управления, этим занялись впоследствии легисты, но он выдвинул и разработал ряд принципиально новых идей, ставших фундаментом всей дальнейшей китайской государственности, особенно императорского периода. Именно Конфуцию принадлежит честь создания идеального образа китайского бюрократа.
В своих суждениях о государстве он выделял два типа людей, два социальных слоя: управляющих и управляемых. В суждениях об управляющих он использует уже готовую модель цзюнъ-цзы. В данном случае он уже «благородный


62
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
чиновник», олицетворявший всех причастных к делам управления государством и народом - от мелкого чиновника до сановника и самого царя. Но чаще всего под《благородным мужем» имеются в виду представители высшей прослойки управляющих.
Как обычно, Конфуций раскрывает свое представление о《благородном му- же» на примере людей, известных его ученикам. Рассмотрим один из таких примеров: «Учитель сказал о Цзы Чане: „Он обладает четырьмя Дао благородного мужа: в своих поступках он исходит из самоуважения, на службе у вышестоящих исходит из ответственности, в наставлениях народу исходит из добро- ты, в управлении народом исходит из справедливости66».
Вводя термин дао в суждение о Цзы Чане, Конфуций как бы выделяет это суждение, подчеркивая его особую значимость. Конфуций вычленяет четыре «пути» деятельности человека, претендующего на звание цзюнь-цзы: его собственное поведение, выполнение служебных обязанностей, деятельность на поприще воспитания народа и, наконец, его позиция в отношении того, как надле- жит использовать народ, т.е. какими методами управлять им.
Прежде всего следует обратить внимание на то, что Конфуций не мыслит цзюнъ-цзы в отрыве от государственной службы, административной деятельности. Цзюнъ-цзы в данном случае - не отшельник, а активная личность, занимающая вполне определенное положение в обществе и государстве. Он, как правило, должен выступать в функции первого советника (т.е. премьер-минист- ра) или самого правителя. Об этом свидетельствуют《пути» его деятельности， где он обязан проявлять свои личные качества. Из четырех дао три самым непосредственным образом связаны с управлением.
Каким же должен быть цзюнъ-цзы и как следует вести себя сановнику, если он мечтает получить сей высокий титул? Он не должен, начинает Конфуций, ни зазнаваться, ни заискивать, следует держаться всегда с достоинством, уважать себя как личность. Это - главное, поэтому из всех четырех дао на пер- вое место Конфуций ставит г/г/ сгш (《самоуважение»，букв.《его собственное поведение»). Если человек не сохраняет чувство собственного достоинства, не борется за него, не может его отстоять, если человек не уважает самого себя, то у него нет надежд стать цзюнъ-цзы, ибо это уже не государственная личность.
Второе дао претендента на звание цзюнъ-цзы - служба у сильных мира сего («служба у вышестоящих»). Каков же этот《путь» для г/з/онь-гры?
Для того чтобы понять, что же хотел сказать Конфуций, необходимо учитывать специфику его суждений; когда он называет чье-либо имя, подразумевается, что ученики и слушатели знают этого человека - его биографию и деятельность, его моральные качества. По данной причине в суждениях, как правило, отсутствует подробная характеристика: Конфуций дает лишь оценку человека, слушателям остается сопоставить ее с деятельностью данного лица. Поэтому и нам следует хотя бы вкратце осветить административный путь Цзы Чаня, что поможет решить, какая из трактовок ближе к истине.


Глава 2. Конфуций и его «Дунь юй»
63
Цзы Чань был современником Конфуция, в течение 22 лет он занимал пост первого советника в небольшом царстве Чжэн при правителях Цзянь-гуне (565- 530) и Дин-гуне (529-513) и фактически правил государством. Время было неспокойное, шли непрерывные войны между двумя крупнейшими царствами Китая -Цзинь и Чу. За время длительной службы Цзы Чаня в каждом из них сме- нилось по пять правителей, и отнюдь не по их желанию. Все они, каждый в своих интересах, пытались вовлечь царство Чжэн в свои интриги и междоусобицу. Нередко над Чжэн нависала угроза интервенции, однако внешняя политика Цзы Чаня дала возможность его царству не только не стать сателлитом ни одного из могущественных соседей, но даже сохранить с каждой из сторон добрые отношения. Цзы Чань, таким образом, сумел «обеспечить безопасность царства Чжэн и поднять его престиж». Поэтому нельзя не согласиться с мнением Ян Боцзюня, что Цзы Чань《был одним из самых выдающихся политиков и дипломатов древ- него Китая».
Ознакомившись вкратце с политической биографией Цзы Чаня, вернемся вновь к анализу суждения Конфуция.
От сановника в данной ситуации потребовались высокая мера ответственности, мобилизация всех его лучших качеств и как политика, и как человека. При таком контексте, видимо, правильнее считать, что претенденту на звание цзюнъ- цзы в плане его службы необходимо было проявлять «ответственность» за порученное ему дело.
Из трех дао, связанных с управленческой деятельностью цзюнь-цзы, два (и это также не случайно) касаются его взаимоотношений с народом. Третье дао -《наставление народа»，т.е. воплощение в жизнь одной из важнейших со- ставных частей учения Конфуция. Сановник, если он истинный «благородный муж», должен быть учителем народа, поэтому его прямая обязанность, а следовательно, и сфера деятельности - янь минь («воспитание народа»), и на этом поприще он должен воздействовать только добротой, личным примером. Иного не дано. Если же он, подобно легистам, станет опираться на законы, то его деятельность не будет «наставлением народа», а сам он перестанет быть конфуцианцем.
Четвертое дао - «управление народом». Речь идет о том, каким образом, какими методами следует использовать народ на государственных повинностях (трудовых, воинских), какую налоговую политику проводить, как вершить суд. Во всей этой сфере контактов с народом претендент на звание цзюнъ-цзы должен всегда исходить из принципа и - «справедливости».
丁олько сочетание четырех перечисленных дао в деятельности человека дает ему в итоге право называться цзюнъ-цзы.
Нетрудно заметить, что рассуждения о цзюнъ-цзы на примере Цзы Чаня имеют самое непосредственное отношение к представлениям Конфуция о государственном устройстве и об обязанностях высшей администрации. Воззрения эти поначалу носили очевидный утопический характер: по конфуцианской модели государства, чиновники (если они, естественно, цзюнъ-цзы) обязаны прежде всего заботиться о благе государства и его народа. Но с веками это стало аксиомой для всех стран конфуцианского культурного региона.


64
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
Было бы ошибочно, однако, предполагать, будто Конфуций был против эксплуатации. Всегда и во всем опасаясь крайностей, он в указанном плане выступал за умеренную эксплуатацию -《справедливое использование народа». К этой же мысли Конфуций возвращается в конце «Лунь юя», назвав одним из «пяти хороших качеств», необходимых цзюнъ-цзы для эффективного управления государством, умение правильно использовать людские ресурсы: «...когда благородный муж … понуждает народ к труду， но не вы- зывает его гнева на вышестоящих».
Из многочисленных суждений Конфуция о цзюнъ- цзы -управляющем рассмотрим еще одно о современнике Учителя: «Цзы Гун спросил: „Почему Кун Вэныдзы нарекли посмерт- ным именем Вэнь?и Учитель ответил: „Он был умный и деятельный, к тому же любил учиться и не считал зазорным скромно обращаться за советами к нижестоящим. Поэтому его и нарекли посмертным именем Вэнь44» («Лунь юй»? V, 15). Данное суждение интересно тем, что оно относится уже к последнему году жизни Конфуция и, следовательно, отражает наиболее существенные требования, предъявляемые к чиновникам. Кун Вэньцзы (Кун Юй) был крупным сановником на родине Конфуция, в царстве Лу. Умер он на 15-м году правления луского царя Ай-гуна, т.е. в 480 г. до н.э., а в апреле 479 г. скончался Конфуций. Ученик Конфуция Цзы Гун, так же как и сам Учитель, хорошо знал деятельность Кун Юя, поскольку она проходила на их глазах. По-видимому, современниками она оценивалась достаточно разноречиво. Связанные с этим толки, возможно, и побудили Цзы Гуна обратиться за разъяснениями к Конфуцию, тем более что торжественный акт посмертного присвоения почетного звания вэнъ не мог, вероят- но, пройти без участия Конфуция. В ответе Учитель выделил три важных качества: живой ум и активная деятельность; стремление не довольствоваться достигнутым и все время самосовершенствоваться, посвящая досуг учебе; и нако- нец, способность никогда не зазнаваться и в процессе работы не считать для се- бя《зазорным обращаться за советами к нижестоящим».
Последний момент имеет отношение к Конфуциевой модели государства. «Нижестоящие» обозначены иероглифом ся («те, кто внизу»). Здесь могут иметься в виду и стоящие ниже по рангу чиновники, но не исключено и более расширительное толкование понятия, включающее и простолюдинов («народ»).
Однако «обращение за советами» к народу вряд ли следует понимать как проявление зачаточных форм демократии. Если и допускалось теоретически какое-то соучастие «нижестоящих» в управлении, то лишь на уровне органов общинного самоуправления, о чем речь пойдет ниже. В данном же случае прово- дится мысль о необходимости для управляющих устанавливать и поддерживать постоянные контакты с народом, чтобы знать настроения простых людей, их отношение к поступкам вышестоящих. Идея обратной связи государства и наро¬
Ритуальный сосуд ху. Эпоха Чжаньго


Глава 2. Конфуций и его «Аунь юй»
65
да присутствовала и в учении легистов, но использовалась она несколько по-иному. Для Конфуция главное - избежать возникновения кон- фликтов между управляемыми и управляющими; последние должны добиться, чтобы народ доверял им, и уметь сохранить это доверие.
Он неоднократно обращал внимание учеников именно на этот аспект управления, определяя его как одну из обязательных функций государства.
Отвечая на вопрос Цзы Гуна о сущности истинного управления государством (《Лунь юй»， XII，
7), Конфуций отмечал, что в хорошо управляемом государстве «достаточно продовольствия, достаточно оружия и есть доверие народа». В случае крайней нужды можно отка- заться от вооружения, продовольствия, но не от доверия народа, ибо если «народ перестанет доверять, то [государству] не устоять».
Итак, образ «благородного сановника», «благородного правителя» и их основные функции очерчены вполне четко и определенно. Конфуций впервые в истории Китая с помощью образа цзюнь-цзы поднял значение бюрократии в системе управления и в обществе в целом. Бюрократия обязана была не только следить за соблюдением Правил {ли), но и воплощать их в жизнь на собственном примере. Именно она в конфуцианской модели государства являлась и толкователем и носителем Правил. В этом одна из коренных причин большей значимости бюрократии в конфуцианской модели государства, нежели в легистской, ибо там бюрократия была скована законом и у нее не было такой свободы творчества в толковании законов, как у конфуцианских сановников в интерпретации Правил.
Можно предположить, что Конфуций вполне умышленно развязывал руки какой-то небольшой части управляющих из числа самых высших ее представителей, допустив их к толкованию Правил. Таким образом, правитель и его ближайшее окружение всегда могли в удобное им время и в выгодном для них смысле истолковать определенное правило и даже концепцию.
Рассмотрим это на примере толкования концепции жэнь (《человеколюбие»), входящей в Правила: «Учитель сказал: „Только человеколюбивый способен любить [кого-либо из] людей и способен возненавидеть [кого-либо из] людей44». На первый взгляд это суждение может показаться несколько странным, ибо гуманность несовместима с ненавистью. Правда, можно предположить, будто Конфуций, будучи человеком мудрым и дальновидным и зная хорошо природу челове- ка? исключал аморфный, бескрайний гуманизм, распространяя его лишь на людей, достойных человеколюбия. Но не исключено и другое - этим суждением Конфуций наделял «человеколюбивого» правом не только на любовь, но и на ненависть. А ведь ни один правитель, принявший учение Конфуция, никогда не назвал бы себя《лишенным человеколюбия»，да этого не допустило бы и его бли- жайшее окружение. Но будучи《обладающим человеколюбием»，а иного по ран¬
Нефритовая подвеска. Эпоха Чжаньго


66
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
гу ему и не положено, он, ссылаясь на того же Конфуция, получал моральное право кого-то полюбить, а кого-то и возненавидеть, кого-то возвысить, а кого-то и казнить，и т.п. — и все это в рамках《человеколюбия». Конфуций，таким образом， вручал управляющим мощное орудие управления народом и государством, и впоследствии китайские правители, начиная с эпохи Хань, широко использовали данное суждение в своих узкопрагматических целях.
Как уже отмечалось, правом на свободное толкование уже принятых Правил обладали лишь немногие самые высшие сановники, ставшие цзюнь-цзы, и, естественно, первым среди них был глава государства. Остальная масса управляющих обязана была послушно выполнять эти Правила. На вопрос Дин- гуна, какие отношения должны существовать между правителем и чиновниками, Конфуций ответил: «Правитель использует сановников, руководствуясь Правилами; сановники же служат правителю, руководствуясь чувством преданности».
Будучи сторонником авторитарной системы, Конфуций в то же время был противником излишней абсолютизации царской власти. В своей модели государства Конфуций стремился ограничить права царя. В этом, по-видимому, одна из причин возникновения концепции《благородного мужа» - прообраза будуще- го《совершенного» бюрократа. Правителю，принявшему концепцию Конфуция， вольно или невольно приходилось взваливать на себя и бремя «обязанностей» цзюнъ-цзы. Роль же наставников, не только следивших за соблюдением правителем принципов ли, но и причастных к их сотворению (вспомним принцип хэ), отводилась конфуциански образованным сановникам, тем же «благородным мужам», составлявшим ближайшее окружение царя. Конфуций возлагал определенные надежды на этот тип сановников, обязанных своим возвышением добросовестному изучению его теории. В то же время, стремясь успокоить правителей, Конфуций внушал им, что если они будут досконально соблюдать все его наставления, то со временем может отпасть необходимость и в самих наставниках: «Учитель сказал: „Когда в Поднебесной следуют Дао-Пути, то государь не занимается правлением46». Главное условие такого следования Дао-Пути - это наличие у правителя дэ («добродетель») цзюнъ-цзы: «Осуществлять правление, опираясь на добродетель, - это подобно Полярной звезде. Она замерла на своем месте, а все другие звезды движутся окрест нее».
Создавая модель идеального государства, Конфуций привлек на службу своей теории традиционное верование в божественную силу Неба. Культ Неба зародился в Китае в середине периода Чжоу. Вначале он сосуществовал с культом Шанди (тотемный первопредок династии Инь), а впоследствии сменил Шанди и стал единственной верховной божественной силой.
У чжоусцев Небо было тесно связано с делами людей, оно выполняло ми- роустроительные функции. Решение всех крупных государственных акций, как внутри государства, так и внешнеполитических, увязывалось с велением Неба. В качестве примера приведем небольшой отрывок из «Малых Од» «Ши цзина»:


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
67
Высоко ты, Небо, в величье своем;
Отец наш и мать - так мы Небо зовем,
Не знаю на нас ни греха, ни вины.
А смуты в стране велики и сильны;
И Небо великое в гневе на всех;
Смотрю на себя и не вижу, в чем грех;
А кары великого Неба сильны...
[Ши цзин, с. 265]
Из «Больших Од» «Ши цзина» обратим внимание читателя на «Оду царскому наставнику Чжун Шаньфу», где его право на высшую государственную должность подтверждается велением Неба:
Небо, рождая на свет человеческий род,
Тело и правила жизни всем людям дает,
Люди, храня этот вечный закон, хороши,
Любят и ценят прекрасную доблесть души,
Небо, державно взирая на чжоуский дом,
Землю внизу осветило горячим лучом,
И, чтобы Сына Небес не коснулося зло,
Небо в защиту ему Чжун Шаньфу родило
[Ши цзин, с. 395].
Здесь процитирована лишь одна из восьми частей оды, но и этого достаточно, чтобы наглядно представить место и роль Неба в жизни чжоусцев. Наместником Неба на земле был Сын Неба - чжоуский правитель.
Ко времени Конфуция в связи с ослаблением реальной власти чжоуского правителя пошатнулась и вера в Небо. Конфуций приложил много усилий для того, чтобы восстановить прежнюю веру. В его взглядах относительно системы государственного устройства Небу отведена особая роль. Оно выступает в качестве высшей направляющей силы, от которой зависит судьба всех жителей Поднебесной -от простого общинника до правителя. Оно определяет и жизнь всего государства.《Жизнь и смерть зависят от веления Неба，一 поучает один из по- следователей Конфуция, - знатность и богатство - во власти Неба». Жестким становится тон Конфуция, когда речь заходит хотя бы о малейших колебаниях веры в святость Неба: «Не зная воли Неба, не станешь благородным мужем». Но постичь веления Неба суждено не каждому. Для этого нужно хорошо усвоить Правила, строго соблюдать их и обладать обширными знаниями.
В роли земных интерпретаторов воли Неба могли выступать у Конфуция лишь цзюнъ-цзы, т.е. те, кто в совершенстве овладел принципами ли, сочетая также в себе такие ценностные категории, как жэнь, вэнь, хэ и дэ. Это была блестящая мысль, ставшая впоследствии одной из главных причин возвеличивания Конфуция бюрократией: мудрый мыслитель и тонкий политик вручал своим по¬


68
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
следователям мощное идеологическое оружие. Конфуций превратил Небо в стража основных догматов своей теории. Небо знает, кто и как претворяет учение о ли. Ведь именно Небо помогает людям, стремящимся к знаниям, познать этические нормы и полностью овладеть ими. Именно благосклонность Неба помогает правителю стать «благородным мужем».
«Небо породило добродетель (дэ) во мне», - говорил Конфуций («Лунь юй»? VII, 23). Он не случайно связывал столь прочно Небо с делами людей. Небо контролировало не только поступки простых смертных, но и деяния прави-
Чжэн Сюань - теля. Оно прежде всего должно было следить, насколько ученый, комментатор верен правитель принципам его учения. Отныне над пра- «Ши цзина» вителем нависала потеря власти, если он сошел бы с начертанного Конфуцием пути. «Благородный муж, - проповедовал Конфуций,- в трех случаях испытывает страх: перед велением Неба, перед великими людьми и перед словами совершенномудрых» (《Лунь юй»，XVI，8). Горе тому правите- лю, которого оставило Небо: небесный отец покинул своего неблагодарного сына. Общинники, поклонявшиеся предкам и почитавшие старшее поколение, не случайно называли глав общин фу-лао («отцами-старейшими»). Отречение отца от сына было самым тяжким наказанием. От такого сына отворачивалась вся община, он превращался в изгоя. А поскольку волю Неба, выражавшуюся через различные природные явления, могли постичь и объяснить народу лишь конфуциански образованные сановники, их роль в политической жизни страны и ре- шении государственных дел неизмеримо возрастала. Фактически правитель под- падал под контроль своих сановников. В случае крупного конфликта ничто не мешало какой-либо придворной группировке, выгодно истолковав любое явление природы (появление кометы и т.п.)? выдать его за голос Неба и пустить в народе слух о недовольстве Неба правителем.
Именно поэтому учение Конфуция встретило такую горячую поддержку у наследственной аристократии.
Китайская бюрократия действительно взяла на вооружение данный способ свержения правителей. Веками дворцовые клики и группировки использовали этот санкционированный самим Конфуцием метод борьбы против неугодных императоров.
Привилегированный статус《благородных мужей» в системе административ- ного управления и иерархии, ограничивавший сферу деятельности правителя заранее запрограммированным направлением, вызывал тревогу у наиболее дальновидных царей, хотя конфуцианская идея покорности власти импонировала очень многим. По-видимому? именно колеблющейся позицией царей объясняется тщетность десятилетних странствий Конфуция. Наследственная аристократия была уже слаба，а активный потребитель его идей еще не вырос в мощную прослойку， ибо государственная бюрократия делала лишь первые шаги. В VII-III вв. до н.э. за


Глава 2. ТСонфуци^ и его «Лунь кй»
69
политические теории и идеи могли платить только государи, и от их прихоти зависела судьба странствующего ученого.
Успех к Конфуцию пришел позднее, когда китайская бюрократия，убедившись в период Цинь на собственном опыте в неудобстве и жестокости некоторых легистских учений, особенно концепции всеобщности закона, обратится в эпоху Хань к конфуцианской модели государства и учению Конфуция в целом, чтобы, слегка модернизировав и соединив с легизмом, возвести конфуцианство в сан государственной идеологии.
Одной из причин такой привязанности к учению Конфуция являлась идея относительной свободы личности в его системе, но эта идея распространялась, как убедился сам читатель, лишь на цзюнъ-цзы,
В суждениях и высказываниях Конфуция о будущем государственном устройстве Китая бюрократии уделено гораздо больше внимания и места, нежели народу.
В то же время в《Лунь юе» есть одно суждение (VIII，9)，которое помогает понять главную мысль Конфуция о нормах взаимоотношений между власть имущими и народом. К сожалению, полного единства взглядов у специалистов в его трактовке пока не наблюдается, поскольку понимание этого суждения зависит от того или иного членения фразы.
Следует пояснить, что вплоть до XIX в. в китайских текстах не ставились знаки препинания. Начиная с ханьского периода тексты стали делиться на фразы, но выделяли их с помощью комментария, наличие которого свидетельствовало о завершении логического хода мысли. Однако членения текста внутри фраз не было. Точка пришла в Китай из Японии в XIX в., запятые же впервые появились лишь в начале XX в.
Изменения, происшедшие в китайском языке за несколько столетий после кончины Конфуция, требовали специальных толкований текстов, составленных во времена Конфуция, ибо часть иероглифов вышла из употребления или приобрела новое значение. Не случайно ханьский историк Бань Гу (32-92 гг. н.э.)? потративший несколько десятков лет на изучение древних текстов и создавший «Историю Хань», счел уместным отметить: «После того как Чжунни умер, стал утрачиваться смысл его иносказаний, а после того как были похоронены его 70 учеников, стал искажаться внутренний смысл его учения» (цит. по [Крюков и др.? 1983, с. 316]). Поэтому начиная с ханьского периода в Китае сложилась высококвалифицированная комментаторская школа, основанная не только на филологических исследованиях одного или нескольких классических текстов, включая прежде всего «Лунь юй»? но и на традиции его толкования, восходящей к тому времени, когда эти тексты были полностью понятны читающим.
Следуя традиционной схеме членения фразы, я предлагаю свой перевод: «Учитель сказал: „Народ можно принудить делать это, но нельзя принудить осознать, ради чего это“》.
Бань Гу - ученый- историк, поэт


70
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Если же следовать варианту, предложенному китайским исследователем Чэнь Юйканом, то суждение переводится так: «Конфуций сказал: „Когда народ согласен, принуждай следовать этому; когда не согласен, принуждай осознать это44». При таком переводе точнее восстанавливается изначальная мысль Конфуция. Он внушает правителям, что перед каждым большим начинанием необходимо предварительно посоветоваться или хотя бы узнать мнение народа. Ведь он сам заявлял, что самое ценное в судьбе государства - это доверие народа. Вполне воз- можно, что в его время советоваться можно было с фу-лао («отцами-старей- шими») и санъ-лао («тремя-старейшими»), представлявшими органы общинного самоуправления. Кстати, через несколько веков именно так поступил, начиная свое восхождение к трону, приверженец Конфуция - основатель ханьской династии Лю Бан. Остановимся на этом эпизоде.
Жители Сяньяна - столицы империи Цинь - с тревогой ожидали нашествия повстанческой армии Лю Бана, ибо для многих повстанцев циньцы ассоциировались с царством Цинь, насильно поглотившим их царства. В то время локальный патриотизм был намного сильнее общеимперского, не случайно сподвиж- ники Лю Бана выступили под лозунгом《Восстановим великое Чу»，ибо они бы- ли уроженцами Чуского царства. Перед вступлением в столицу в 207 г. до н.э. Лю Бан заключил договор с《отцами-старейшими» бывшего царства Цинь，га- рантировав им защиту от мародерства: «Я стал царем Гуаньчжуна (самоназвание бывшего царства Цинь. - Л.П.) и заключаю с „отцами-старейшими44 договор о [введении] закона из трех пунктов: за убийство человека - смерть; за ранение человека или ограбление - возмещение (выкуп) согласно тяжести преступления; все законы Цинь полностью отменяются.
Все чиновники и народ остаются на своих местах, как прежде. Не бойтесь. Я пришел, чтобы избавить от беды отцов-старейших, а не для нападения и жестокостей».
Подобный договор снял напряженность в отношениях с новой властью, и на- род Цинь，по словам Сыма Цяня，приветствовал повстанцев，《поднося рядовым и командирам быков, баранов и вино».
Приверженность Лю Бана духу Конфуциевой модели взаимоотношений с народом сыграла в дальнейшем решающую роль в его борьбе за престол с наследственным аристократом Сян Юем.
Итак, согласно рассматриваемому суждению VIII, 9 (если исходить из схемы Чэнь Юйкана), правителю прежде всего надлежит заручиться поддержкой народа. Получив его согласие, правитель уже более уверенно может приступать к проведению реформ (или какой-либо другой масштабной операции), принуждая подданных к более активному их исполнению. В случае если «народ» (т.е. его представители на местах) не согласен, правитель обязан сделать все возможное, вплоть до прямого принуждения (Учитель допускал и такую форму «воспитания»), дабы была осознана необходимость начинаний. В результате такой «воспитательной работы» правитель сможет добиться согласия народа и приступить к осуществлению намеченной цели. Таков смысл данного суждения, если руководствоваться разбивкой фразы, предложенной Чэнь Юйканом.


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
71
Я склонен все же признать право на существование такого варианта. Открывающееся в результате новое видение текста внутренне не только не противоречит духу учения, но как бы восполняет недостающее звено в цепи суждений Конфуция о сути истинного правления. По существу, оно венчает его размышления о приверженности «благородного мужа» принципу хэ и целесообразности прислушиваться к советам «нижестоящих», о необходимости добиваться доверия народа и ни в коем случае не доводить государственные дела до такой степени, когда народ начинает «гневаться». Что же касается слова «принуждай», то обладатель добродетели (дэ), а именно таким только и может быть «истинный правитель», воздействует на народ своим моральным авторитетом.
Такая трактовка данного суждения особенно созвучна атмосфере взаимоотношений между правителями и подданными в городах в эпоху Чуньцю, на которую обратил в свое время внимание В.А.Рубин. Народ там играл более актив- ную роль, нежели позднее, в период империи Цинь-Хань. В качестве подтверждения своей мысли В.А.Рубин цитирует приведенную в «Цзо чжуани» речь начальника музыкантов Куана, которую целесообразно воспроизвести именно в данном контексте: «Небо, создав народ и поставив над ним государя, поручило ему быть пастырем, и ему не следует терять этого качества... Любовь Неба к народу огромна, разве оно позволит одному человеку чинить произвол над ним, давать волю своим прихотям и не считаться с природой Неба и Земли? Конечно, нет».
«Исправление имен» (чжэн мин) - один из важнейших принципов Конфуция в учении об управлении государством и организации общества.
Мы уже приводили из «Лунь юя» суждение XIII, 3 (при описании биографии Конфуция). Рассмотрим его теперь в ином аспекте. «Цзы Лу спросил: „Вэйский правитель намерен привлечь Вас к управлению [государством]. С чего Вы начнете?" Учитель ответил: „Начать необходимо с упорядочения названий {чжэн мин), которые не соответствуют сути!" Цзы Лу спросил: „Неужто Вы вновь будете настаивать на своем?! Зачем непременно нужно упорядочение?" Учитель ответил: „Как же ты необразован! Благородный муж осторожно относится к тому, что не понимает. Если названия не соответствуют сути, то и со словами неблагополучно. Если со словами неблагополучно, то и дела не будут ладиться. А когда дела не ладятся, то Правила и музыка недейственны. Если Правила и музыка недейственны, то наказания не достигают своей истинной цели. А когда наказания не достигают своей истинной цели, то народ не знает, как с пользой распорядиться силой своих рук и ног. Поэтому благородный муж, вводя на- звания, должен произносить их правильно, а то, что произносит, непременно осуществлять. В словах благородного мужа не должно быть и грана неточно- сти“》.
В 488 г. до н.э. вэйский правитель Чу-гун, незаконно занявший престол вместо своего отца, решил пригласить Конфуция на службу. Если бы Конфуций согласился стать первым советником, то как бы официально признал законность перехода престола к Чу-гуну. В этом крылась истинная причина, подтолкнувшая


72
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
последнего на приглашение Конфуция, - ему нужен был авторитет Учителя. Но поначалу через Цзы Лу, ближайшего ученика Конфуция, он решил узнать о его намерениях. Цзы Лу, лучше всех знавший воззрения Учителя на «истинное правление», пытался воздействовать на Конфуция, но тщетно. Конфуций утверждает: «Начать необходимо с упорядочения названий». Вэйский правитель для Учителя - человек, дважды нарушивший его основной принцип: он не только не «истинный правитель», но и не «истинный сын». Царство Вэй являло собой классический, с точки зрения Конфуция, образец государства, где «названия» («правитель», «чиновник», «отец», «сын») «не соответствовали сути», а потому там и со словами, их передающими, «неблагополучно». Далее он рисует картину всеобщей государственной разрухи и нравственного опустошения, порожденных тем, что основа государственного устройства нарушена. Для такого царства возможен лишь один выход - необходима коренная перестройка, дабы «названия» вновь стали «соответствовать их сути», тогда и слова правителя (букв, «то, что произносит»)《станут правильными》，и «дела будут ладиться》.
Иными словами, необходимо форму привести в соответствие с содержанием. В этом основной смысл понятия чжэн мин. Поэтому думается, что вернее было бы переводить чжэн мин как «упорядочение названий», современные китайские исследователи трактуют чжэн мин именно в этом значении. Ответ же Конфуция следует трактовать как отказ от предлагаемой должности.
Сокровенную суть суждения «правитель должен быть правителем» можно понять только в сочетании с концепцией «упорядочения названий», ибо они комплексно отражают главную мысль Конфуция о сущности «истинного правления». Большинство современных китайских исследователей, как правило, так и рассматривают их. Некоторые, например Ян Боцзюнь, полагают, что ответ Конфуция цискому правителю Цзин-гуну как раз и есть выражение принципа чжэн мин.
В модели идеального государства, базирующейся на этих суждениях, заложена крайне важная принципиальная установка, которую замалчивали в период императорского Китая. Конфуций считал, что управляющие должны не только поддерживать постоянные контакты с народом, но и добиваться такого положения, чтобы народ поверил в искренность провозглашенной правителем политики, а для этого она должна быть нравственной.
В учении Конфуция, особенно в его модели государственного устройства, образование, знания приобрели роль материальной силы. Именно благодаря образованности, знанию культуры (вэнь) человек мог стать цзюнъ-цзы, что открывало широкие возможности для чиновничьей карьеры. Провозгласив культ зна- ний, Конфуций теоретически никому не закрывал путь к самоусовершенствованию и образованию. Он считал, что все люди от рождения обладают одинаковыми способностями овладевать знаниями, остальное зависит уже от усилий и характера. Вот как охарактеризовал он свой жизненный путь: «Учитель сказал: „Я обладаю знаниями не от рождения. Я приобрел их лишь благодаря любви к древности и настойчивости [в учебе]“》.


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
73
Логическим завершением этой мысли является следующее суждение: «Учитель сказал: „В обучении не может быть различий по происхождению66». Термин лэй, который я здесь перевожу как «происхождение», имеет более широкое значение; по сути дела, речь идет о том, что в стремлении людей к образованию недопустимо проводить какую-либо социальную дифференциацию.
Этому высказыванию суждено было сыграть революционизирующую роль в системе государственного устройства не только Китая, но и всех стран конфуцианского культурного региона. Со временем оно превратилось в одну из несущих конструкций императорского режима. Провозгласив принцип равных воз- можностей в образовании, Конфуций теоретически открыл всем доступ к чиновничьим постам.
Но это было лишь в теории, на практике общинникам, простому люду было трудно конкурировать в сфере знаний (особенно на этапе государственных экзаменов на чиновничьи должности) с представителями имущих классов, прежде всего бюрократии. Последняя воспроизводила сама себя, общество на деле было строго стратифицировано, чему в немалой степени «помог» Конфуций. Но приток «свежей крови» в ряды бюрократии все же происходил, что серьезно способствовало устойчивости и жизнеспособности императорской системы управ- ления.
Создавая свою модель управления, Конфуций не мог не коснуться проблемы, волновавшей многих мыслителей древнего Китая. Как уже отмечалось выше, во всех без исключения китайских царствах VI-III вв. до н.э. шел единый нарастающий процесс подчинения государственной администрации некогда свободной общины. Этот процесс был долгим и закончился лишь в первых веках н.э. Во времена Конфуция администрация делала только первые попытки «добраться» до общинника, но на ее пути стоял тогда институт органов общинного самоуправления.
Важность земледельческого труда понимали представители всех древнеки- тайских философских и этико-политических школ. Даже такие заядлые анти- конфуцианцы, как легисты, были солидарны с ними в оценке труда крестьянина, их расхождения касались лишь методов поощрения.
И естественно, Конфуцию, так же как и многим его современникам и последователям, а также представителям иных школ, необходимо было дать свою трактовку проблемы взаимоотношений государства и земледельца. Каков должен был быть оптимальный характер взаимодействия администрации и земледельца? Должно ли государство полностью контролировать весь процесс его труда, поучая，что, где，когда и как сеять и пахать?
Конфуций решает эту проблему весьма своеобразно, используя привычный ему и доступный ученикам арсенал средств - через функции «благородного мужа». И это вполне понятно, ибо именно цзюнъ-цзы является в его учении о государстве символом мудрого управленца, антиподом сяо-жэнъ («маленького чело- века»). Если высшая административная элита, включая и правителя, состоит не из «благородных мужей», а из «маленьких людей», то такому государству нико¬


74
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
гда не достичь процветания и могущества. Проблема соотношения управленческих функций и земледельческого труда прослеживается в ответе Конфуция на просьбу ученика Фань Чи обучить его земледелию и выращиванию овощей (XIII, 4).
В эпизоде с Фань Чи Конфуций своим авторитетом («мне не сравниться»), по сути, поставил «старого земледельца» в положение цзюнь-цзы сельского хозяйства. В этом кроется одна из глубинных причин непререкаемого авторитета Конфуция в среде китайских крестьян. Авторитетом Учителя освящалось право земледельцев на свободу в их трудовой деятельности. Государство и помещики могли нещадно эксплуатировать крестьян, чем они не без успеха и занимались. Когда уровень изъятия превышал прибавочный продукт (изымалась и часть необходимого), китайское крестьянство поднималось на восстания. В истории страны известны династии，основанные победившими крестьянами，в частности ханьская (206 г. до н.э. - 220 г. н.э.) и минская (1368-1644). Однако в пору даже самой жестокой эксплуатации верхи, как правило, редко посягали на свободу трудовой деятельности производителя материальных благ. Китайский крестьянин на протяжении многих веков чаще всего сам определял: где, когда, что и как сеять и пахать. Эта конфуцианская традиция была серьезно нарушена лишь однажды -в середине XX в., в период коммунизации деревни. Последствия известны.
Не признавая право народа на широкое участие в управлении государством, Конфуций в то же время не мог не учитывать наличие социальных организаций, не входивших в состав царской администрации. Речь идет об органах общинного самоуправления.
В конфуцианской модели государства нашлось место и для общины. В этом нет ничего удивительного, ибо во времена Конфуция община (ли) со своими органами самоуправления в лице фу-лао и санъ-лао играла на местах большую роль. Царская администрация, как правило, функционировала в надобщинной сфере, вся же повседневная жизнь общинника регулировалась органами самоуправления. В их функции в тот период, когда создавался «Лунь юй», входил и разбор ссор и тяжб между членами общины.
В работах об учении Конфуция, особенно о его модели государственного устройства, община, как правило, не упоминается. Как представляется, община выпала из сферы внимания исследователей по вине переводчиков «Лунь юя», которые трактуют слово ли как «местожительство», «поселение».
А ведь совсем не случайно глава IV начинается с двух иероглифов - ли жэнъ («община и человеколюбие»): «Учитель сказал: „Если в общине царит человеколюбие, это прекрасно. Разве можно считать мудрым того, кто поселяется там, где не царит человеколюбие?66». Эта глава выполняет особую роль в тексте памятника, в ней сконцентрированы основные суждения Конфуция о понятии жэнъ («человеколюбие»). Начиная суждение со слова «община», Конфуций как бы подтверждает, главное - добиться, чтобы в каждой ли царило жэнъ. Ведь там, где царит царят чувства《сыновней почтительности》и «братской любви》,


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
75
т.е. установлена или восстановлена атмосфера нормальных взаимоотношений между младшим мужским поколением общины - «сыновьями-младшими братьями» (цзы-ди) и старшим мужским поколением - «отцами-старшими братьями» (фу-сюн). Руководили общинами представители «отцов-старших братьев», по такому же принципу формировалось и руководство более крупных объединений типа дан, цзун, цзун-цзу (патронимии). В их обязанности входило наблюдение за поведением членов общины и патронимии, дабы там царил нужный им моральный климат.
Читателю уже известно, что ряд морально-этических категорий - сяо («сыновняя почтительность») и в первую очередь жэнъ - в учении Конфуция и особенно потом, когда конфуцианство превратилось в официальную идеологию страны, имел и социальную значимость. Тот, кто обладает сяо, не говоря уже о жэнъ, мог претендовать на чиновничью должность; и, даже еще не получив ее, он все равно автоматически как бы возвышался над своими сородичами и одно- сельчанами. Быть причисленным к обладающим было не так просто. Но
кто имел право давать такое определение человеку? Правитель? Царская администрация?
Со временем они получат такие права, точнее, сами наделят себя ими, когда поймут значение этого рычага идеологического и морального воздействия на народ. Сам Конфуций таких всеобъемлющих прав им не давал, по крайней мере его суждения свидетельствуют, что он хотел наделить этим правом общину, т.е. фу-лао и санъ-лао. Обратимся вновь к тексту «Лунь юя»: «Учитель сказал: „Ошибки каждого человека [рассматриваются] в его дане. Только рассмотрев ошибки, могут узнать, [достоин ли он определения] как человеколюбивый66».
Ключ к трактовке данного суждения заключается в термине дан. Дж.Легг переводит его как «класс», Ян Боцзюнь - как «тип», «группа». Современное его значение - «партия». Думается, что здесь Конфуций использовал данный термин в том значении, какое он имел в его время, — как одно из обозначений понятия «община», «патронимия». Кстати, именно в таком же значении использует его и Шан Ян.
Итак, именно дан (так же как ли или цзун) имел право рассматривать ошибки человека и выносить суждения о наказании виновного. Сфера компетенции царской администрации ограничивалась в таких случаях верхними слоями управляемых. Конфуций, сам возглавлявший судебное ведомство, отлично знал пре- рогативы общин и патронимий и не собирался их ограничивать или передавать в ведение царской администрации. Более того, и это очень важно для понимания того, как воспринималось конфуцианское учение на уровне массового сознания и соответственно судеб конфуцианства в целом, Конфуций не только не лишал общинное руководство его традиционных прав, но и силой авторитета своего учения фактически предоставил общине право называть человека «обладающим жэнъ».
Конфуций также наделяет общину правом относить людей к категории обладающих сяо - сыновней почтительностью или ди - любовью к старшим братьям.


76
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Фактически это право получали не простые односельчане или члены рода, а главы патронимий или общин. Кандидатуры могли обсуждаться на общинных или патронимических сходках, но решающее слово принадлежало «отцам-старей- шим» или «трем-старейшим». Впоследствии, спустя несколько веков, когда конфуцианство стало официальной идеологией, на дверях домов тех, кто удостоились быть названными обладающими жэнь, сяо или ди, вешались соответствующие таблички, чему, как правило, предшествовала торжественная церемо- ния с участием всех членов общины.
Конфуций в своей модели не только расширил права руководителей общин на моральное верховенство над общинниками, но и укрепил через возрастающую роль понятия жэнъ их функции управления, но лишь на своем, общинном уровне, не выше. Теоретически допускалось обсуждение таких вопросов всеми взрослыми общинниками. Ибо в то время, и Конфуций это хорошо знал, члены целого ряда общин и патронимий принимали участие в решении некоторых общинных дел и могли отстаивать свои взгляды на общинных собраниях. Не случайно в «Лунь юе» (1Х^ 26) приводится следующее суждение: «Учитель сказал: „Можно лишить поста командующего тремя армиями, но невозможно заставить простолюдина {пи фу) отказаться от своих намерений''». Однако при всей видимости внутриобщинной демократии решающее слово всегда принадлежало общинной верхушке или главам патронимий.
Неудивительно поэтому, что учение Конфуция, особенно те положения, ко- торые касались норм поведения и образа жизни народа, было, естественно, не сразу, но, главное, безоговорочно воспринято главами общин и патронимий, поскольку предоставляло им дополнительное право на определенную долю автономии в управлении общинниками и соучастие в делах административных. Именно Конфуцию, по сути дела, принадлежит идея соединения воспитательных функций общинных органов самоуправления с аналогичными функциями государственной администрации. Этому институту суждено будет пройти через весь императорский Китай.
Еще одно суждение весьма важно для понимания места общины в системе государственного управления, моделируемого Конфуцием. Речь идет уже не только о воспитательных, но и о чисто юридических прерогативах общины: «Шэ-гун сказал, обращаясь к Кун-цзы: „В моем дане есть прямой человек. Когда его отец украл барана, то сын сообщил [властям] об этом66. Кун-цзы сказал: „Прямые люди моего дана отличаются от ваших, отцы укрывают детей, дети укрывают отцов - в этом именно и заключается прямота6'».
Это суждение Конфуция оказало впоследствии огромное влияние на судебную практику и развитие законодательства не только императорского Китая, но и стран конфуцианского культурного региона. В Китае, в частности, была издана серия законов, юридически закрепляющих позицию Конфуция: всякий, кто доносит на родителей, будет подвергаться суровому наказанию. Чем теснее родственные узы, тем суровее кара. Например, в указе от 66 г. до н.э. императора Сюань-ди предписывалось: «Отныне сын укрывает отца и мать, жена укрывает


Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй»
77
мужа, внук укрывает деда и бабку и все они не должны считаться сообщниками... Старший и младший братья обязаны укрывать друг друга, как отец и сын». «Всякий, - говорилось в средневековом своде законов, - кто донес на деда, бабку, отца или мать, подлежит удавлению». Для того времени, к которому относится указанное суждение, оно означало подтверждение Конфуцием юридиче- ских прав общинного руководства, что также не могло не быть замечено фу-лао и санъ-лао. По крайней мере любой руководитель общины всегда мог ссылаться перед чиновниками на это суждение Конфуция и требовать вынесения дела на суд общины, где действовало обычное право.
В заключение остановимся на двух социальных утопиях Конфуция, ибо они оказали формирующее воздействие на развитие политической культуры Китая. Одна из них стала символом построения «социализма с китайской спецификой».
Будучи тонким психологом, Конфуций понимал, что «истинное правление» с тем человеческим материалом, который наличествовал в его времена, осуществить не так-то просто. Поэтому наступление эры «истинного правления» он относил к далекому будущему (беря его из прошлого), когда будет построено датун - «общество великого единения». На пути к нему необходимо построить в обозримом будущем еще одно, как бы промежуточное общество, где уже будут частично реализованы цели «общества великого единения». Это общество Конфуций назвал сяокан («общество малого благоденствия»).
В трактате «Ли цзи», к составлению которого Конфуций имел самое непосредственное отношение, в главе «Ли юнь» («Действенность установлений» или «Закономерности движения установлений») впервые зафиксированы эти две утопии.
Общество д函少"：《Когда шли по великому пути，Поднебесная принадлежала всем, [для управления] избирали мудрых и способных, учили верности, совершенствовались в дружелюбии. Поэтому родными человеку были не только его родственники, а детьми - не только его дети. Старцы имели призрение, зрелые люди - применение, юные - воспитание. Все бобыли, вдовы, сироты, одинокие, убогие и больные были присмотрены. Своя доля была у мужчины, свое прибежище -у женщины. Нетерпимым [считалось] тогда оставлять добро на земле, но и не должно было копить его у себя, нестерпимо было не дать силам выхода, но и полагалось [работать] только для себя. По этой причине не возникали [злые] замыслы, не чинились кражи и грабежи, мятежи и смуты, а люди, выходя из дому, не запирали дверей. Это называлось великим единением».
Общество сясжбш:《Путеводными нитями стали ритуал и долг. С их помощью упорядочивают [отношения] государя и подданных, связывают родственными чувствами отцов и детей, дружелюбием братьев, согласием супругов. С их помощью устанавливают порядок, намечают границы полей и общин, возвеличивают мужественных и разумных, наделяют человека заслугами. Их используют в своих замыслах, ради них подъемлют оружие. В соответствии с ними избирались [на царство] Юй и Тан, Вэнь-ван и У-ван, Чэн-ван и Чжоу-гун. Среди этих шестерых благородных мужей не было ни одного, кто бы не почитал ритуала.


78
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
С ним сверяли они свою справедливость, на нем строили свою верность, проверяли вину, узаконивали человеколюбие, учили уступчивости, являя тем самым народу свое постоянство. Если кто не следовал ему, он потерял бы свой престол, ибо люди почли бы его сущим бедствием. Все это и называется малым умиротворением (благоденствием. -Л.П.)».
Обе утопии оказали большое влияние на развитие политической культуры Китая, особенно на этапе соприкосновения с Западом. К идеям датун и сяокан обращались, творчески развивая их, самые разные мыслители и политические деятели Китая XIX-XX вв. - Кан Ювэй, Сунь Ятсен, Мао Цзэдун, Чан Кайши, Дэн Сяопин.
Завершая реконструкцию воззрений Учителя относительно государственного устройства, необходимо отметить, что Конфуций выделял три типа государства, когда критерием являются профессионализм и нравственность управляющих, ответственных за благосостояние народа, причем его мысли вполне актуальны и сегодня:
1) хорошо управляемое государство («государство, где царит Дао-Путь»),
2) плохо управляемое государство («государство, лишенное Дао-Пути»),
3) лишенное всякого управления государство («государство, где царит хаос»).
Конфуций устанавливает прямую связь между перспективами человека и типом государства. В первом государстве перед каждым открываются нравственно обусловленные возможности реализации «естественных устремлений» - все зависит от него самого: нищим может оказаться только бездельник. В государстве второго типа, лишенном нравственных основ, процветать могут лишь аморальные люди (сяо-жэнь), а честные, знающие и трудолюбивые обречены на нищен- ствование. Что же касается третьего типа, то Конфуций говорит о невозможности длительного проживания в таком государстве, подразумевая, что люди сами должны навести там порядок: «Государство, где неспокойно, не посещай; в государстве, где царит хаос, не живи... В государстве, где царит Дао-Путь, стыдно быть бедным и незнатным. В государстве, лишенном Дао-Пути, стыдно быть богатым и знатным».
Эти воззрения оказали впоследствии глубокое воздействие на формирование политической культуры не только Китая, но и всех стран конфуцианского культурного региона.
Глава 3
Аегизм
Рассматривая вопрос о родоначальниках легизма, необходимо ознакомиться с учением Гуань Чжуна - известного реформатора, бывшего в середине VII в. до н.э. первым советником в царстве Ци. Идеи Гуань Чжуна оказали большое влияние на формирование мировоззрения Шан Яна.


Глава 3. Аегизм
79
Шан Ян - философ-легист
Различные царства древнего Китая в силу ряда географических условий и других причин развивались неравномерно.
Временная разница в уровнях развития достигала подчас нескольких сотен лет. В частности, процессы, происходившие в VII-VI вв. до н.э. в Ци, Чу, Цзинь, Вэй и других царствах, начались в царстве Цинь гораздо позднее, примерно в V-IV вв. до н.э. Поэтому, несмотря на то что Гуань Чжун жил лет на триста раньше Шан Яна, им обоим пришлось заниматься разрешением весьма сходных проблем.
Царство Ци в VII в. до н.э. было одним из самых богатых государств Китая с развитой торговлей. Рост торговли и ремесел усилил имущественную дифференциацию в деревне, в общинах появились богатые семьи, расширявшие свои земли за счет соседей. Экономически слабые семьи были больше подвержены неблагоприятным внешним воздействиям; усиление налогового гнета было для них губительно и вело к разорению. В отдельные годы, как это было, например, в 538 г. до н.э., циские правители забирали в казну до 2/3 урожая. Обедневшие общинники продавали по низкой цене свои поля, а иногда просто бросали их, уходя в город.
В ряде царств бегство обедневших общинников приняло массовый характер, что начинало серьезно беспокоить правителей, ибо сокращение количества основных налогоплательщиков уменьшало доходы казны правителя. Когда Гуань Чжун стал первым советником вана, ему пришлось столкнуться с этой трудной проблемой. Одна из задач, поставленных перед ним, заключалась в том, чтобы как-то приостановить процесс переселения бедных земледельцев.
Гуань Чжун понимал, что разрешение этой и других неотложных задач возможно было только при одном условии - во главе государства должен стоять решительный правитель, способный проводить крупные политические и экономические акции, направленные на усиление страны.
Необходимо было подчинить все население царства служению правителю, и здесь цементирующим началом должен был стать закон. Гуань Чжун, по- видимому, первым в истории Китая выдвинул и обосновал концепцию об управлении страной на основании закона. Он пытался доказать, что закон будет за- щищать права всех свободных, их же долг — подчиняться требованиям закона. Так возникло известное изречение Гуань Чжуна: «законы — это отец и мать на- рода». В его трактате «Гуань-цзы» проводится идея всеобщности закона. «Правитель и чиновники, высшие и низшие, знатные и подлые - все должны следо¬
вать закону. Это и называется великим [искусством] правления», - писал он. В условиях борьбы нарождавшейся имущественной знати за власть и расширение своих прав идея Гуань Чжуна о равенстве всех перед законом должна была встретить поддержку со стороны большинства свободных.
Гуань Чжун доказывал правителю, что закон - это наилучший инструмент для упорядочивания всей общественной жизни. «Совершенномудрый правитель,-


80
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
говорил он, - полагается на закон, а не на мудрость... если же он откажется от закона и предпочтет знания, то народ забросит все дела и ринется за славой». В трактате содержится много изречений о том, что управлять страной по- настоящему можно лишь на основании закона: «Хотя совершенный человек и может создавать законы, однако он не может управлять страной, отрешившись от законов». Можно предположить, что с помощью законов Гуань Чжун пытался ограничить права наследственной аристократии на наследование высших административных постов. Об этом свидетельствует следующее изречение из главы «Уяснение закона》：《Только управляя на основании закона, можно выдвигать достойных и устранять плохих».
Проповедуя идею всеобщности законов, Гуань Чжун доводил ее до логиче- ского конца. В его учении《закон стоит не под，а над государем. Сам правитель обязан выполнять его директивы». В главе пятьдесят второй трактата говорится, что «закон ограждает народ от необузданности государя, которой [иногда] нет границ». В то же время Гуань Чжун настаивал на том, чтобы вся полнота экономической и политической власти находилась в руках правителя. Глава государства, по его мнению, должен следить за поддержанием умеренных цен на про- дукты питания, обладать монопольным правом на добычу железной руды и т.п. Правителю отводилась роль верховного регулятора экономической жизни страны. Сам факт передачи правителю таких широких полномочий невольно вел к абсолютизации царской власти.
Говоря о методах управления, Гуань Чжун больше уповал на наказания, чем на моральное воздействие. Так, он учил: «Когда почитают высших и страшатся наказаний, то управлять легко»; «Народ должен бояться власти [правителя], как страшной болезни».
Однако идея о целесообразности наказаний не получила последовательного развития.
Гуань Чжун, как и в дальнейшем легисты, уделял большое внимание развитию сельского хозяйства, считая земледелие основным и наиболее почетным занятием. Благосостояние государства зависело, по мнению Гуань Чжуна, от процветания сельского хозяйства. Вот что говорится о земледелии в главе «Об управлении государством»: «Если народ занимается земледелием, это значит, что поля возделаны, [целинные земли обрабатываются], а раз поля возделаны, это значит, что зерна много... что государство богато, а в богатом государстве воины сильны; при сильных же воинах войны победоносны, а при победоносных войнах расширяются пределы государства».
Гуань Чжун выступал за ограничение торговли и даже за ее запрещение, поскольку многие обедневшие общинники, как сообщалось в его трактате «Гуань- цзы», нанимались к торговцам, владельцам ремесленных мастерских и не желали возвращаться в деревню. Торговлю Гуань Чжун называл «второстепенным видом труда», видя в ней одну из причин разорения земледельцев. Он призывал правителя оказывать всяческое давление на торговцев.
Гуань Чжун, вероятно, понимал, что успешное управление страной, основанное на законе, невозможно без разрушения старых родовых связей. Поэтому он


Глава 3. Легизм
81
предлагал разделить территорию царства Ци на ряд уездов во главе с назначенными из центра чиновниками. «Ради управления государством, - говорилось в трактате, - необходимо разделить его на 21 уезд». Более того, Гуань Чжун предлагал провести сквозное (вертикальное) административное деление вплоть до самой низшей социальной единицы - семьи, разбив все население царства на группы из пяти семей.
Всем легистам，начиная с Гуань Чжуна, Цзы Чаня и кончая Шан Яном (да и не только Шан Яном; со временем эта проблема превратилась в один из постоянно действующих факторов политической борьбы), приходилось бороться с центробежными тенденциями.
Во времена Гуань Чжуна эта борьба только зарождалась - правителю противостоял весьма сильный и могущественный противник. Еще прочны были кровнородственные связи; могущественные патронимии играли большую роль в по- литической жизни страны. Главы этих патронимий взирали на правителя царства как на главу наиболее могущественной патронимии (цзун, иногда дан), приближенную к чжоускому дому, и только.
В этих условиях родоначальники легизма поступают по-разному. Одни из них, как, например, Гуань Чжун, действуют прямолинейно - призывая правителя одновременно с административным разделом государства провести раздел основных социальных ячеек - ли. В этом одна из основных ошибок Гуань Чжуна, он не учел стремлений среднего звена патронимии и лишился очень важного союзника. Можно предположить, что Цзы Чань подошел к решению этой проблемы несколько осторожнее.
Цзы Чань был второй, но не менее яркой личностью среди тех, с чьими именами связано введение законодательства в Китае.
До нас дошли весьма лаконичные сведения о преобразованиях Цзы Чаня. Известно, что в 536 г. до н.э. Цзы Чань, будучи первым советником чжэнского вана, издал ряд законов. Предварительное мнение о характере этих законов можно получить из письма наследственного аристократа Шу Сяна Цзы Чаню, в котором он резко осуждает его действия. Именитого сановника из соседнего царства Цзинь больше всего волнует всеобщность и гласность новых законов. Он пишет: «Прежде Вы были образцом для меня, ныне же я отрекаюсь [от своего мнения]... Коль скоро люди узнают, что существуют законы, регулирующие наказания, они утратят почтительность и не будут испытывать страха перед правителем. Сердца их ожесточатся, признавая букву закона, [они] уверуют, что [их] безрассудные действия не подпадут под положения закона. Управлять страной [будет] невозможно». Опасения Шу Сяна, будто преобразования Цзы как-то ущемляют власть правителя, были напрасны. В условиях, когда законы издавал сам правитель, государственное законодательство не могло ослабить позиций царствующей семьи. Вновь вводимые законы скорее ущемляли права наследственной аристократии, поскольку ее могущество основывалось на обычном праве и традиционных формах правления.
Социальную направленность преобразований Цзы Чаня можно проследить, анализируя характер его аграрной реформы. В «Цзо чжуани» сообщается, что


82
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Цилиндрическая подставка под ширму с тремя ножками в виде носорогов.
Эпоха Чжаньго
на 30-м году правления луского Сян-гуна, т.е. в 543 г. до н.э., Цзы Чань приказал: «Возвести насыпи и прорыть канавы на полях». Точно такое же преобразование провел через 200 лет и Шан Ян в царстве Цинь. Размежевание пахотных полей, закрепленное государственным актом, означало окончание периодических переделов земли и передачу участков в частную собственность тех семей, которые владели ими раньше.
Одновременно Цзы Чань издал указ о разделении всех жителей царства Чжэн на группы из пяти семей, связанных системой взаимной ответственности. Эта же система круговой поруки была распространена, по- видимому, и на более крупные социальные единицы. Можно предположить, что Цзы Чань пытался также создать группы из пяти взаимоответственных общин.
Распространение в пределах всего царства системы взаимной ответственности являлось чрезвычайно важным государственным актом. Основная направленность этой реформы - вырвать общинников из-под влияния наследственной аристократии и передать их под непосредственное управление администрации правителя. Однако указ о разделении жителей царства Чжэн на группы взаимосвязанных общин и семей мог быть претворен в жизнь лишь при одном условии - при осуществлении административного деления и передаче власти на местах чиновникам вана. Здесь придется коснуться одной существенной проблемы, связанной со спецификой развития древнекитайской государственности. Речь идет об эволюции взаимоотношений трех источников власти - вана, наследственной аристократии (как глав патронимий, прежде всего могущественных) и общинного совета старейшин (имеется в виду совет ли внутри патронимии или вне ее, когда она распалась). В то время наиболее тесные связи существовали между наследственной аристократией и органами общинного самоуправления. Главы могущественных патронимий имели большое влияние на местах. Стремясь ослабить власть наследственной аристократии и установить непосредственный контакт с общинниками, правители, как говорилось выше, пытаются разделить территории своих государств на уезды, и этот раздел происходит от окраинных территорий к центру, а не наоборот.
В источниках отсутствуют какие-либо сообщения о территориально-административном делении в царстве Чжэн до реформ Цзы Чаня. Однако процесс районирования, начавшийся в VII в. до н.э. в нескольких царствах, не мог не захва- тить и это государство. Вполне логично предположить, что наиболее благоприятные возможности для проведения территориально-административного деления могли возникнуть именно в период преобразований Цзы Чаня. В этой связи следует обратить внимание на одно любопытное сообщение о реформах Цзы Чаня, приведенное в «Цзо чжуани».


Глава 3. Легизм
83
Известный синолог Дж.Легг переводит этот отрывок следующим образом: «Цзы Чань установил четкое разграничение между центральными городами и пограничными территориями». Так же характеризуется эта реформа в трактате «Люйши чуньцю», составленном в III в. до н.э. Там говорится, что основная цель этого преобразования заключалась в том, чтобы города и окраинные территории царства Чжэн подчинялись единому закону.
Как и в других царствах, указ об этом был направлен на резкое ограничение прав наследственной аристократии, так как передавал многие патронимии в непосредственное подчинение администрации правителя. В царстве Чжэн наследственная аристократия была, по-видимому, еще сильна, и, очевидно, поэтому при проведении территориально-административного деления Цзы Чань ограничился лишь городами и пограничными районами.
Реформа Цзы Чаня не задела интересов новой имущественной знати. Не случайно через три года после реформы в царстве Чжэн пели песню: «Мы имели поля, Цзы Чань сделал их плодородными. Мы имели сыновей-младших братьев (цзы-ди. - ЛЛ.) - Цзы Чань позаботился о них».
Известно, что «сыновьями-младшими братьями» называли молодое поколение членов патронимии в отличие от старшего - «отцов-братьев». Судя по контексту, песня поется от имени представителей старшего поколения: они доволь- ны судьбой своих цзы-ди.
Административно-территориальное деление, введенное Цзы Чанем, ограничивало права лишь представителей наследственной аристократии.
Цзы Чань придавал большое значение усилению личной власти вана. Об этом свидетельствует предложенный им новый принцип продвижения сановников, в основе которого лежало не знатное происхождение, а «преданность» и «честность». Он хотел наделить царя правом свободного перемещения высших сановников в зависимости от их личной преданности главе государства.
Цзы Чань был инициатором эдикта о введении форменной одежды для чиновников. Согласно этому эдикту, никто из них, сколь бы высокий пост он ни занимал, не имел права самовольно носить одежду, не положенную ему по рангу. В этом также чувствуется стремление ущемить права наследственных аристократов -Цзы Чань пытается превратить их в обычных чиновников.
Активная деятельность Цзы Чаня ограничивается практически приведенными выше преобразованиями. Цзы Чань был именно практик и не занимался теорией управления. Поэтому о его политических взглядах следует судить прежде всего по его делам. Известно, что Цзы Чань сомневался в определяющей роли Неба
Ритуальный сосуд ху с инкрустрованными сценами пира и сражения. Эпоха Чжаньго


84
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
и полагался больше на закон. «Путь Неба, - говорил Цзы Чань, - далек, а путь людей близок и не является его продолжением». Во времена Цзы Чаня многие мыслители оспаривали определяющую роль небесного божества. Переоценка божественной роли Неба была вызвана политическими причинами - рушилась власть чжоуского правителя, а вместе с ней теряло престиж и Небо, оберегавшее ранее чжоуских ванов.
Определенную помощь при изучении политических взглядов Цзы Чаня может оказать его высказывание о пяти основных правилах поведения: «[Необходимо, чтобы народ] испытывал благоговейный страх перед властью правителя, подчинялся его указам, почитал знатных, прислуживал старшим, проявлял нежную заботу о родственниках». Последнее правило заслуживает особого внимания. Получается, что Цзы Чань выступал за укрепление кровнородственных свя- зей, за прочность патронимических уз. На первый взгляд это не вяжется с его системой взаимной ответственности, ибо если сын как член пятка обязан донести на родителя, то ни о какой «нежной заботе» не может быть и речи. Однако если рассматривать приведенное выше высказывание Цзы Чаня в связи со всем комплексом его преобразований (и в первую очередь административно-территориальным делением), то логичнее предположить следующее: Цзы Чань, по-видимому, понимал, что наибольшую опасность для правителя представляют гла- вы патронимий, и в первую очередь главы могущественных патронимий, хозяйничавших в наиболее крупных населенных пунктах. Именно против них и был направлен первый удар. Частичное административное деление лишало наследственную аристократию некоторых, и весьма существенных, политических при- велегий перед членами своих патронимий. В то же время эта реформа не затрагивала прав среднего звена патронимии, более того, она открывала определенные просторы рядовым общинникам и главам социальных ячеек ли, которые во времена Цзы Чаня еще не выделились из патронимии. Не случайно в упомянутой уже песне, распространенной в Чжэн после реформ Цзы Чаня, прославляется его забота о цзы-ди, низшем звене патронимии. Поэтому можно предположить, что, в отличие от Гуань Чжуна, Цзы Чань проявлял большую гибкость - он как бы указывал своими преобразованиями то направление, в котором следовало трудиться будущим теоретикам легизма. В борьбе против наследственной аристократии правителю и его сторонникам был необходим союзник, и таким союзником в первую очередь могли быть средние слои патронимии, а на опреде- ленных этапах и ее низшие звенья. Через 200 лет мы встретимся с той же проблемой в трактате Шан Яна, и он пойдет по пути, намеченному Цзы Чанем, изберет его же тактику. Он будет выступать за разрушение крупных политических объединений, созданных на основе кровнородственных связей {данов), ратуя за сохранение общиной некоторых ее политических прав и семьи (цзя) в качестве консультативного органа.
Шан Ян буквально скопирует основные мероприятия Цзы Чаня (как, например, сочетание территориально-административного деления с новым принципом выдвижения чиновников). Так же как и Цзы Чань, Шан Ян признает за общин¬


Глава 3. Легизм
85
никами право частной собственности на землю, что выгодно новой имущественной знати. И наконец, самое главное, Шан Ян полностью скопирует систему взаимной ответственности, введенную Цзы Чанем впервые в истории Китая. Значение этого акта трудно переоценить. Шан Ян издаст указ о разделении населения на группы из пяти и десяти взаимоответственных семей. Система взаимной ответственности станет одним из краеугольных камней всей легистской теории.
Таким образом, оценивая в целом практическую деятельность Цзы Чаня и его высказывания, можно заключить, что Цзы Чань оказал вполне определенное влияние на развитие легистской школы. Его нельзя в прямом смысле слова назвать родоначальником школы, поскольку он не был теоретиком, а также потому, что его отдельные высказывания явно противоречили некоторым положениям легистов. Правда, последнее не должно нас пугать, ибо отдельные положения родоначальников философских школ, например Конфуция, расходились с тем, что проповедовали через 200-300 лет их ученики. Однако имеются все основания отнести Цзы Чаня к числу предшественников теоретиков легизма; он был одним из тех практиков, которые подготовили почву для будущих легистских построений.
Шан Ян —
главный идейный противник Конфуция
Посмертная судьба Конфуция сложилась счастливо, если не считать двух горестных событий - конца III в. до н.э. и 70-х годов XX в., связанных с именем одного и того же человека. Злым гением Учителя оказался выходец из того же сословия ши («книжников») Шан Ян (390-338 гг. до н.э.)——основоположник легистской школы {фа цзя). Он будет незримо сопровождать Конфуция на протяжении более двух тысяч лет. Судьба его сложится не столь счастливо, хотя именно ему Китайская империя обязана своей долгой жизнью. Многие его концепции будут молчаливо заимствованы последователями Учителя из разряда конфуцианских государственников.
Задумываясь о природе человека, Шан Ян полагал, что Конфуций не сумел углубиться в суть проблемы, несправедливо обойдя насущные желания естественного человека. Шан Ян подошел к проблеме природы человека более зазем- ленно. Умело используя происходившую в обществе переоценку моральных ценностей, Шан Ян проповедовал, что все люди от природы жадны и своекорыстны. «Подобно тому как поток воды устремляется лишь вниз, а не в разные стороны, так и люди стремятся лишь к богатству. Поэтому они пойдут на все, что скажет правитель, коль это сулит им выгоду»; «Стремление людей к богатству и знатности угасает лишь тогда, когда захлопывается крышка гроба». Именно исходя из такой специфической оценки природных данных человека построил Шан Ян свою программу перестройки общества и государства. Категорически отри¬


86
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
цая возможность человека самостоятельно встать на путь кэ цзун («преодоления себя»), он полагал, что совершенствованием подданных должен заниматься сам правитель, руководствуясь созданным им законом (фа). Совершенный человек Шан Яна несколько отличался от конфуцианского идеала. Конкретная программа реформирования страны была предложена Шан Яном правителю Цинь, самого отдаленного от центра западного китайского государства, Сяо-гуну (361- 338 гг. до н.э.). Досконально ознакомившись с учением очередного претендента на пост первого советника, Сяо-гун не только назначил Шан Яна первым советником, но и поручил ему незамедлительно приступить к ее реализации.
В учении Шан Яна можно выделить две программы переустройства страны - экономическую и политическую.
Экономическая программа
Многие древнекитайские философы и политические деятели связывали эко- номическое благосостояние государства с уровнем развития земледелия. Эту идею воспринял и Шан Ян. «Совершенномудрый, - говорится в гл. 3 его трактата „Книга правителя области Шан66, - знает, что составляет сущность хорошего управления государством, поэтому он заставляет людей вновь обратить все свои помыслы к земледелию». Однако в его учении сельское хозяйство приобретает особую, невиданную ранее роль. Это объясняется прежде всего тем, что осуществление многих кардинальных политических концепций Шан Яна зависело от успешного разрешения зерновой проблемы. От этого зависела вся перестройка системы управления, так как создание нового бюрократического аппарата, находящегося целиком на содержании казны, должно было в десятки раз повысить расходы царского двора. От этого зависело успешное осуществление и всей внешней политики, ибо никакие агрессивные войны, к которым призывал Шан Ян, были невозможны до тех пор, пока в стране не будут созданы большие запасы продовольствия. Не случайно в той же главе «Земледелие и война» дается следующая рекомендация правителю: «Тот, кто стремится к процветанию страны, не ослабляет внимания к земледелию, даже если амбары и житницы переполнены...» Шан Ян неоднократно возвращается к этой мысли: «В сильном [го- сударстве] продукты прибывают, в слабом убывают. Поэтому страна, где продукты прибывают, - сильна, а страна, где продукты убывают, - слаба».
Шан Ян выдвинул целую серию конкретных мер, направленных на повышение производства зерна и увеличение налоговых поступлений. Он убеждал правителя любыми средствами приостановить процесс разорения и бегства земле- дельцев, ибо сокращение числа свободных земледельцев-налогоплательщиков вело к уменьшению доходов царской казны. Тревога за положение в сельском хозяйстве проходит красной нитью через весь памятник. «Управляя государством, -наставлял Шан Ян в главе „Правитель и подданные66, - умный правитель должен... сделать так, чтобы земледельцы не покидали земли, чтобы они могли прокормить своих родителей и управляться со всеми семейными делами».


Глава 3. Легизм
87
Шан Ян неоднократно предлагал правителю провести всеобщую подворную перепись, которая позволила бы представить реальное положение в деревне и ввести новую, более совершенную и гибкую налоговую систему - взимать налог в зависимости от урожая.
В трактате поднимается вопрос о том, сколь огромное значение для укрепления могущества страны имеет умелое использование целинных земель: «Иметь огромные земли и не распахивать целину - все равно что не иметь земли... Поэтому искусство управления государством заключается в умении сосредоточить все усилия на поднятии целины».
Среди серии мер, направленных на увеличение доходов царской казны, особые надежды Шан Ян возлагал на официальную торговлю государственными должностями и рангами знатности. Он был одним из первых (если не самым первым) мыслителей древнего Китая, которые выдвинули эту идею. «Если в народе, -торжественно говорится в гл. 13 памятника, - имеются люди, обладающие излишком зерна, следует поступить так, чтобы им за сдачу [лишнего] зерна предоставлялись чиновничьи должности и ранги знатности». Очень многие люди мечтали в то время о приобретении должностей, ибо чиновники освобождались от уплаты налогов и несения повинностей. Особенно прельщали ранги знатности. Обладатель ранга освобождался от трудовой повинности, он мог иметь зависимого работника; тех, кто имел девятый и более высокий ранг знатности, обещали наделить правом сбора налогов с 300 семей общинников.
Значительное место в экономической программе Шан Яна уделяется и торговле, однако она рассматривается главным образом в связи с ее пагубным влиянием на сельское хозяйство. Шан Ян осуждает торговцев за то, что они дают приют разорившимся общинникам. Он рекомендует правителю использовать на государственных повинностях всех частнозависимых и рабов, находящихся на службе у торговцев, надеясь с помощью этой насильственной меры вернуть хотя бы часть бывших общинников в деревню к земледельческому труду.
Шан Ян пытается оказать давление на торговцев, используя различные экономические рычаги. В то время представители легистской школы разрабатывали концепцию регулирующей роли государства в стабилизации рыночных цен. Они полагали, что государственный контроль над ценами на зерно и разумная политика государственных закупок смогут пресечь ростовщическую деятельность купцов, наживавшихся на искусственном колебании цен.
Шан Ян идет еще дальше - он предлагает правителю вообще запретить всякую частную торговлю зерном, дабы купцы не могли скупать по низким ценам сельскохозяйственные продукты в урожайные годы и сбывать их втридорога в голодное время: «Пусть торговцы не имеют возможности скупать зерно, а земледельцы продавать его [купцам]... Если купцы будут лишены возможности скупать зерно, то в урожайный год они не получат новых благ от [новых доходов]. А если они не получат новых благ от [новых доходов] в урожайный год, то и в голодный год лишатся крупных барышей. Если они лишатся крупных барышей, то будут бояться [разорения]...». Шан Ян советует повысить пошлины на


88
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
продажу различных товаров: «Если резко повысить пошлины, взимаемые на заставах и рынках, то земледельцы возненавидят торговцев, а те усомнятся в [доходности торговли] и утратят предприимчивость».
Выдвигая целый ряд ограничительных мер，Шан Ян стремился как-то замед- лить темпы развития торговли и главное - ограничить число торговцев. Но было бы неправильно думать, будто Шан Ян выступал вообще за запрещение торговли -он признавал ее значение и необходимость: «Земледелие, торговля и управление -три основные [функции] государства. Земледельцы обрабатывают зем- лю, торговцы доставляют товары, чиновники управляют народом».
Среди теоретических положений экономической программы Шан Яна заслуживает внимания еще одно, направленное на укрепление экономического могу- щества царской семьи. Шан Ян предлагает ввести государственную монополию на разработку естественных богатств，передав доходы правящему дому:《Если сосредоточить в одних руках [право собственности] на горы и водоемы, то людям, ненавидящим земледелие, лентяям и стремящимся извлечь двойную [прибыль] нечем будет кормиться». Это предложение сыграло в дальнейшем боль- шую роль в укреплении экономической основы китайского централизованного бюрократического государства - в империях Цинь и Хань были учреждены государственные монополии на соль и железо.
Политическая программа Шан Яна
Политическая программа Шан Яна носила четкую антиконфуцианскую направленность. Все ценностные ориентиры Конфуция были объявлены «вшами» (паразитами), разлагающими не только общество, но и само государство: «Если в государстве есть десять [паразитов -] „Ши цзин64, „Шу цзин44, Прави- ш-ли, музыка, добродетель, красноречие, острый ум... правитель не сможет найти ни одного человека, которого он смог бы использовать для обороны или [наступательной] войны. То государство, в котором стремятся установить хорошее управление с помощью этих десяти [паразитов], будет расчленено, [как только] явится враг; [а если даже] враг и не явится, оно непременно будет бедным».
Полемизируя с конфуцианцами, Шан Ян критикует образ гуманного правителя как нечто нереальное. По его мнению, гуманный царь не в состоянии управлять государством и не способен навести порядок в собственной стране. «Человеколюбивый может быть человеколюбивым к другим людям. Но он не может заставить людей быть человеколюбивыми; справедливый может любить других людей, но он не может заставить людей любить [друг друга]. Отсюда становится ясным, что одного человеколюбия или справедливости еще недостаточно для того, чтобы добиться хорошего управления Поднебесной». Хорошее правление, по мнению Шан Яна, возможно лишь там, где правитель опирается на единые, обязательные для всех законы. Именно при помощи закона возможно проведение крупных экономических и политических акций. Поэтому в полити¬


Глава 3. Легизм
89
ческой программе Шан Яна закону отводилась роль верховной силы, которой должны были беспрекословно подчиняться все жители Поднебесной: «...если среди людей есть и совершенномудрые, они не осмелятся плести интриги против [государя], даже если есть доблестные и сильные, они не осмелятся убить правителя; даже если эти люди многочисленны, они не решатся свергнуть своего правителя; даже если люди могут нажить миллионные [богатства] за счет обильных наград, они не решатся драться за них; если даже будут применяться наказания, люди не осмелятся роптать на них. И все оттого, что есть закон». Эта мысль весьма созвучна идеям, изложенным в «Гуань-цзы», где закон выступает в качестве универсального инструмента управления народом.
Шан Ян возлагал большие надежды на законодательную систему. Введение единых, обязательных для всех государственных законов должно было лишить аристократию ее привилегированного положения. Разрабатывая свою концепцию закона, Шан Ян стремился наделить правителя неограниченной властью. В его учении правитель является творцом законов, он не обязан обсуждать свои планы с представителями аристократии или высшими чиновниками. В отличие от конфуцианцев, допускавших критику и даже смещение царя в случае нарушения им норм морали, Шан Ян не допускает и мысли о каком-то наказании правителя, нарушившего закон. Самое большее, на что способен Шан Ян, - это призывать правителя соблюдать свои же законы: «...умный правитель относится бережно к законам и установлениям. Он не внимает рассуждениям, противоречащим закону; он сам не превозносит действий, противоречащих закону; он сам не совершает поступков, противоречащих закону».
Поскольку законы Шан Яна не подлежали обсуждению, то исключалась всякая критика деяний главы государства. В политической программе Шан Яна закону суждено было служить опорой деспотической власти.
Для осуществления программы Шан Яна необходимо было изменить психо- логию общинника, вырвать его из-под влияния патронимии с ее системой подчинения старшему поколению, обычаями взаимопомощи, кровной мести и т.п. Одновременно следовало изолировать образованную часть населения от воздействия конфуцианских идей. Поэтому Шан Ян яростно выступал против конфуцианских норм поведения, воплощенных в учении о ли. Конфуцианская концеп- ция идеального государства была в значительной степени построена с учетом норм обычного права, определявших всю совокупность отношений внутри патронимии. Шан Яну предстояло вести долгую и упорную борьбу против укоренившихся традиций.
Важное место в политической программе Шан Яна занимает его учение о методах руководства народом и воздействия на массы в направлении, необходимом правителю. Правителю нужен был ограниченный, но преданный подданный, интересующийся лишь сельским хозяйством и военным делом.
Объясняя, почему он симпатизирует именно необразованным, Шан Ян пишет: «Если люди глупы, их легко принудить к тяжкому труду, а если умны, то принудить нелегко».


90
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Согласно теории Шан Яна, наиболее эффективным методом воздействия на массы является введение единой системы наказаний, награждения и «воспитания». Таков принцип, с помощью которого совершенный человек управляет государством. Но чтобы этот принцип дал ощутимые результаты, правитель должен хорошо разбираться в психологии человека.
Одним из наиболее эффективных методов управления народом Шан Ян считал наказания. Он выдвигает новую, неизвестную ранее в Китае концепцию наказаний, отказываясь признать какую-либо связь между мерой наказания и тяжестью содеянного. С этой точки зрения, необходимо жестоко карать за малейшее нарушение приказов царя, в противном случае невоз- можно управлять народом: «Там, где людей сурово карают за [тяжкие] преступления и мягко наказывают за мелкие проступки, не только нельзя будет пресечь тяжкие преступления, но невозможно будет даже предотвратить мелкие проступки».
Стремясь усилить роль наказаний и одновременно установить непосредственный контакт между царской администрацией и общинником, разрывая патронимические узы, Шан Ян вводит в свое учение о наказаниях идею круговой поруки. Круговой порукой связывались не только родственники (отец отвечал за сына, жена - за мужа и т.п.) и соседи, но и люди, занятые в течение какого-то времени общим делом. Шан Ян предложил использовать эту систему и в армии (предварительно разбив воинов на пятки), в качестве способа борьбы с дезертирством.
Широкое распространение системы круговой поруки позволяло правителю держать всех жителей царства в постоянном страхе и полном подчинении. Эта идея сквозного контроля над мыслями и поступками людей была одной из эффективных находок Шан Яна, его существенным вкладом в теорию управления деспотическим государством. Таким образом, Шан Ян одним из первых в мировой истории создал законченную модель деспотического государства. Законодательство, метод наград и наказаний, система круговой поруки и всеобщей слеж- ки - все это было нацелено на абсолютизацию царской власти и установление полного контроля над деятельностью личности. Стремясь превратить индивидуума в слепое орудие правителя, Шан Ян возвел унификацию мышления и всеобщее оглупление народа в ранг государственной политики.
Наиболее почитаемыми сословиями были официально объявлены земледельцы и воины. Однако Шан Ян понимал, что без исполнительного аппарата вся его стройная система может повиснуть в воздухе. Поэтому он уделял большое внимание служилому сословию, пытался создать новый тип чиновника, обязанного своим благополучием государству и, следовательно, заинтересованного в упрочении новой системы управления. Одним из наиболее дейст- венных шагов в этом направлении стала отмена сословных ограничений при выдвижении на административные посты и провозглашение принципа равных возможностей. Это позволяло формировать жизнеспособный государственный
т


Глава 3. Аегизм
91
организм, так как создавались благоприятные условия для постоянного обновления бюрократии.
Призывая к строгому надзору за действиями администрации,
Шан Ян стремился ограничить деятельность всех чиновников, независимо от занимаемых ими постов, их исполнительными функциями.
Выступая против сословной ограниченности, Шан Ян в то же время сам создавал новый привилегированный слой с помощью своей системы рангов знатности (при этом он старался сохранить принцип равных возможностей - теоретически каждый житель Поднебесной мог стать обладателем ранга знатности). Новый слой должен был укрепить государство Шан ^
Яна. Сюнь-цзы
Вместе с тем Шан Ян недооценивал роль и возможности чиновничества в жизни деспотического государства. Он полагал, что с помощью превентивных мер удастся удерживать чиновничество на положении статистов при всесильном правителе. Однако бюрократия могла мириться с положением второстепенной политической силы лишь до тех пор, пока была слаба. По мере укрепления позиций бюрократии и превращения ее в правящее сословие неизбежно возрастала и ее роль (особенно высшего звена) в решении государственных дел. Поскольку Шан Ян исключал всякую возможность передачи правителем каких-либо функций высшему чиновничеству, его концепция управления могла быть использована лишь на отдельных этапах китайской истории, чаще всего в переходные периоды.
И хотя представители наследственной аристократии расправились с реформатором тут же после кончины Сяо-гуна (Шан Ян был разорван на части двумя колесницами), его реформы были осуществлены. Именно они вывели Цинь в число ведущих государств и способствовали в дальнейшем объединению Китая именно под эгидой правителей этого царства. Но это произойдет позднее, в 221 г. до н.э., пока же талантливому последователю Конфуция - Мэн-цзы (372-289 гг. до н.э.) необходимо было убедить правителей в перспективности своей модели обустройства общества и государства.
Я не случайно уделил такое внимание Шан Яну, дабы помочь читателю прочувствовать весь накал идеологической борьбы, охватившей не только властную элиту, но и книжников-реформаторов. Не случайно V-III века до н.э. вошли в историю Китая как «эпоха борьбы ста философских школ», в центре которой оказались две ведущие политические силы - легисты и конфуцианцы, олицетворявшие как бы два полярных начала: инь (темное) и ян (светлое). По сути дела, эту эпоху следует именовать «золотым веком становления политической культуры Китая».
Размышляя в наши дни о причинах включения в Четверокнижие именно трактата «Мэн-цзы»，можно высказать следующее предположение. У Чжу Си был выбор из произведений двух наиболее известных последователей Конфуция- Мэн-цзы и Сюнь-цзы (289-238 гг. до н.э.). На первый взгляд, учитывая вклад легистов в создание несущего каркаса императорской системы, вслед за


92
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
«Лунь юем» должен был идти «Сюнь-цзы»? ибо именно здесь впервые уместно сочетались конфуцианские Правила и легистский Закон {фа). Более того, разрабатывая концепцию человека, Сюнь-цзы целиком заимствовал воззрения Шан Яна, трактуя «природу» (сын) человека как изначально «злую», «дурную».
Прекрасно понимая причины всех превратностей судьбы учения Мэн-цзы, которые ему пришлось испытать за прошедшие полторы тысячи лет, Чжу Си все же остановил свой выбор на его трактате, обретя тем самым заслуженную признательность жителей всего конфуцианского культурного региона.
Итак, воздадим должное Чжу Си за то, что он соединил «Лунь юй» с «Мэн- цзы», правда, не забывая и о своих собственных интересах - он лишил Учителя идеи плюрализма.
Мэн-цзы и борьба с дегизмом
Если рассматривать историю раннего конфуцианства в плане борьбы с ле- гизмом, то Мэн-цзы находился в более выгодных условиях, нежели Конфуций, ибо имел перед собой противника, развернувшего всю свою аргументацию.
Одним из важных положений Шан Яна была его идея о врожденном корыстолюбии человека. Мэн-цзы же считал, что человек от природы добр и бескорыстен. «Склонность человеческой природы к добру подобна стремлению воды вниз. Среди людей нет таких, которые не стремились бы к добру, как нет воды, которая бы не стремилась вниз», - говорил Мэн-цзы. Хотя в тексте памятника и говорится, что он высказал это положение в беседе с философом Го-цзы, объективно оно направлено против концепции Шан Яна.
Мэн-цзы выступал за укрепление кровнородственных связей и восстановление ранних форм общины, когда земля еще не превратилась в частную собственность отдельных лиц. Он проповедовал восстановление общинной системы цзинь тянъ, и это еще один, уже открытый протест против идей Шан Яна. Мэн- цзы был активным противником разработки пустующих земель.
Стремясь удержать общинников в рамках традиционной морали, Мэн-цзы, в отличие от Шан Яна, призывал их почитать старшее поколение: «Есть пять вещей, которые по мирским обычаям считаются [непочтительностью]: 1) когда, ленясь работать, не заботятся о пропитании родителей; 2) когда, предаваясь азартным играм [в шашки] и пьянству, не заботятся о пропитании родителей; 3) когда, питая страсть к деньгам и богатству и сосредоточивая свою любовь на жене и детях, не заботятся о пропитании родителей; 4) когда, предаваясь похоти слуха и очей, срамят родителей; 5) когда питают страсть к храбрости, дракам и озорству и тем ставят родителей в опасное положение».
Шанъяновскому идеалу Мэн-цзы противопоставляет образ очищенного от мирской скверны человека, стремящегося к внутреннему усовершенствованию. Большое внимание Мэн-цзы уделял совершенствованию добродетельных начал, заложенных в человеке самой природой.


Глава 3. Аегизм
93
Подобно Шан Яну, Мэн-цзы не представлял себе никакой иной системы управления, кроме монархической. Не случайно он цитирует высказывание Конфуция: «Как на небе не может быть двух солнц, так и у народа не может быть двух правителей». Но в отличие от Шан Яна, Мэн-цзы, так же как и Конфуций, был твердым сторонником ограничения власти правителя. Он особенно подчеркивал карающую роль Неба, а вместе с ней и роль конфуциансьсих сановников. «Если правитель совершил проступок, - говорил он, - [сановники] должны увещевать его, но если он не прислушивается к их многочисленным увещеваниям, то они должны сместить его». В его трактате довольно много подобных высказываний о насильственном свержении провинившегося правителя. Невольно возникает вопрос: не был ли Мэн-цзы поборником демократических методов управления? На этот вопрос хорошо отвечает известный отечественный экономист В.М.Штейн: «Было бы, однако, крайне опрометчиво выводить из подобных суждений Мэн- цзы, что он был поборником демократии и что народ играет в его политическом мировоззрении какую-нибудь серьезную роль. Прежде всего в глазах Мэн-цзы в понятие „народ44 входил лишь верхушечный слой, т.е. господствующие классы... стремление Мэн-цзы изобразить государя несамостоятельным, слабым в нравственном отношении существом, которое должно иметь возле себя умного советника, одаренного всеми нравственными качествами, проистекало из намерения тео- ретически доказать приоритет ученого-конфуцианца над государем».
Мэн-цзы, видимо, выступал против шанъяновской идеи равных возможностей, отстаивал концепцию Конфуция о незыблемости социального деления, сделав ее более жесткой: «Одни заняты интеллектуальным трудом, другие - физическим. Занятые интеллектуальным трудом управляют людьми, а занятые физическим трудом управляются людьми. Управляемые кормят людей, а управ- ляющих кормят люди».
Таково вкратце основное содержание полемики Мэн-цзы с Шан Яном.
Резко критикуя основные положения учения Шан Яна, Мэн-цзы выдвинул собственную политическую программу управления государством и народом, программу так называемого гуманного правления. Суть ее сводилась к следующему. Правитель должен: 1) выполнять по отношению к своим подданным роль отца семейства, рассматривая государство как семью правителя и прибегая к принуждению лишь в крайнем случае; 2) наделить крестьян землей путем восстановления системы цзинь тянъ, согласно которой все земледельцы получали равные доли размером 100 му; 3) отказаться от военных авантюр; 4) уменьшить наказания; 5) добиться снижения налогов и податей; 6) отказаться от правительственных монополий на использование гор, болот и озер; 7) проявлять заботу о вдовах, сиротах и бездетных; 8) обеспечить чиновников наследственным окладом. К перечисленным восьми пунктам следует добавить еще один, без которого политическая программа Мэн-цзы выглядела бы неполной: правитель должен передать управление государством мудрым сановникам.
Судьба любой политической программы определялась в то время прежде всего тем, насколько ее творец сумел учесть изменения, происходившие в жизни


94
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Китая, и какие реальные пути намечал он для укрепления положения правителя и государства в целом. Не следует забывать, что основными потребителями идеологического товара являлисъ правители и именно им суждено было решать спор легистов с конфуцианцами. Многие пункты программы Мэн-цзы оказались утопией.
В эпоху повсеместной замены норм обычного права государственными законами и создания регулярной армии уже невозможно было править по-старому - ни одно государство не могло отказаться от функций принуждения. Введение уравнительной системы землепользования в период развития частной собственности на землю и усиления имущественной дифференциации в общине практически также было невозможно. Правитель встретил бы решительное сопротивление со стороны богатых общинников.
Призыв «к отказу от военных авантюр» вряд ли мог встретить поддержку. В период непрочных военных союзов и постоянных вооруженных столкновений различных царств, когда каждое государство стремилось укрепить свою свободу, именно успешные военные действия способствовали усилению личной вла- сти правителя. Снижение налогов и податей было также нереально: администра- тивно-территориальное деление, проводившееся во всех китайских царствах, сопровождалось расширением управленческого аппарата. В этих условиях в каждом царстве резко возрастала потребность в зерне, так как чиновничество находилось на натуральном довольствии. «Правительственные монополии на использование гор, болот и озер» означали монопольное право двора на добычу соли и железа, и вряд ли кто-либо из правителей отказался бы от него, ибо это подорвало бы экономическое могущество правящей семьи. Что касается двух последних пунктов программы, то они были выгодны как аристократии, так и новой бюрократии. Обеспечение чиновников наследственными окладами и передача некоторых функций правителя чиновничьей верхушке сыграли в дальнейшем немалую роль в утверждении именно конфуцианства в качестве официальной идеологии господствующего класса, и прежде всего бюрократии.
Отдавая должное гражданскому мужеству Мэн-цзы, который пытался создать идеальное общество, очищенное от всякого насилия над личностью, все же необходимо отметить, что он завел конфуцианское политическое учение в тупик, ибо не сумел учесть тех больших изменений, которые произошли в жизни ки- тайского общества со времени смерти Конфуция. Конфуцианству грозила опас- ность превращения в ординарную философскую школу, которая уже не могла бы оказывать какого-либо определенного влияния на политическую жизнь страны. И не случайно Сыма Цянь в биографии Мэн-цзы дает следующую оценку его деятельности: «Мэн Кэ (т.е. Мэн-цзы. - ЛЛ.) проповедовал добродетель... и те, к кому он приходил, его не слушали».
Кувшин из черной керамики. Эпоха Чжаньго


Глава 3. Аегизм
95
Значительную роль в исходе многолетней дискуссии конфуцианцев и легистов суждено было сыграть Сюнь- цзы (ок. 289 - 238), который сумел вывести конфуцианство из тупика. Он был первым ученым, попытавшимся синтезировать оба учения в единое целое, заложив тем самым предпосылки для создания качественно нового конфуцианства.
Сюнь-цзы был хорошо знаком с учением Шан Яна и результатами его реформ. Царство Цинь, которое он посетил в 266 г. до н.э., покорило молодого философа своей системой управления, дисциплинированностью и организованностью населения, тем более что происходившие события (впоследствии, в 241 г. до н.э. циньцы нанесли сокрушительное поражение объединенной армии четырех крупных государств: Хань, Вэй, Чжао и Чу) подтверждали жизненность многих шанъяновских идей.
В отличие от Конфуция и Мэн-цзы, Сюнь-цзы не стремился к возрождению и сохранению традиционных отношений и методов управления, существовав- ших в древности. Более того, так же как и Шан Ян, он считал немыслимым вое- становление этих методов управления в эпоху бурных социальных изменений. «Отвергать современных правителей и почитать [порядки], существовавшие в глубокой древности, - писал Сюнь-цзы, - все равно что отвергать своего правителя и переходить на службу к другому».
Большое влияние на Сюнь-цзы оказала концепция Шан Яна об использовании метода наград и наказаний при управлении народом. Достаточно привести лишь одну выдержку из его трактата: «Когда награды обильны, [государство] могущественное; когда же награды скудны, [государство] слабое. Когда наказания наводят страх, [государство] могущественное; когда же наказания презирают, [государство] слабое». Награды и наказания у Шан Яна были тем инстру- ментом, с помощью которого правитель мог «воспитывать» жителей Поднебесной в угодном ему духе. Такую же роль придавал этому методу и Сюнь-цзы, считая его основой управления: он называл метод наград и наказаний «небесной добродетелью». Сюнь-цзы советовал правителям ввести этот метод и в армии, награждая воинов деньгами за каждого убитого врага. Одной из высших наград были рабы. Воинам, уничтожившим в бою пятерых противников, жаловалось пять семей рабов.
Учитывая стремление незнатных, но имущих слоев к участию в управлении, тем более что это желание встречало понимание и правителей, Сюнь-цзы заимствовал у Шан Яна концепцию равных возможностей. Но это не было слепым подражанием. В концепции Сюнь-цзы роль закона играет переосмысленное конфуцианское учение о Правилах-л^. Излагая свои взгляды об образцовых методах управления народом, Сюнь-цзы отмечал: «Следует выдвигать [на должности] мудрых и способных независимо от их положения; следует лишать [долж-
Дверное кольцо. Эпоха Чжаньго


96
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
ностей] неспособных, не тратя времени на дополнительные расследования; следует умерщвлять злостных преступников, не тратя времени на их перевоспитание... Если сын или внук царя, аристократа, ученого или сановника перестанет следовать ли и чувству долга, то его надлежит низвести до положения простолюдина. А если сын или внук простолюдина накапливает знания, совершенствует поступки и следует ли и чувству долга, то его надлежит возвысить до поло- жения аристократа, первого советника, ученого, сановника».
Заимствуя идею Шан Яна о возможности перехода людей из одного сословия в другое, Сюнь-цзы ратовал за подобную мобильность социальных слоев. В то же время Сюнь-цзы отстаивал сохранение типично конфуцианских прав и привилегий, связанных с сословным делением. Особенно отчетливо это проявляется там, где речь заходит о наказаниях: «Всех, кто относится к ученым и находится выше их, следует направлять в должное русло с помощью ли и музыки; простой люд следует приводить к порядку с помощью законов и уложений».
Сюнь-цзы стремился сблизить легистский закон {фа) с конфуцианским ли. Поэтому он наполнил ли новым содержанием: «[Благодаря ли] ограничивается хорошее и скверное и проявляются в нужное время радость и гнев. [Благодаря ли] повинуются низы и проявляют мудрость верхи. [Благодаря ли] удается избежать беспорядка в этом беспрерывно меняющемся мире. Горе тому, кто нарушит [ли]. Не является ли ли высшим [принципом вселенной]?»
В этом новом определении нет и намека на незыблемость социальных градаций -основного значения ли в учении Конфуция. Можно согласиться с мнением Ян Юнго, что в теории Сюнь-цзы ли приобретает значение закона (фа). Кстати, об этом вполне определенно говорит и сам Сюнь-цзы: «Нарушение ли означает нарушение закона».
Многочисленные рассуждения Сюнь-цзы об общности ли и фа на практике могли привести к известной «конфуцианизации» закона, внесению в законодательство отдельных конфуцианских нормативов. Именно в этом направлении и развернулась в дальнейшем вся деятельность ханьских конфуцианцев.
Такова краткая характеристика этико-политического учения Сюнь-цзы, который первым попытался синтезировать конфуцианство и легизм.
Для нашего исследования важно также, что взгляды Сюнь-цзы о методах управления народом и государством формировались под воздействием учения Шан Яна; начиная с Сюнь-цзы происходят качественные изменения в самом конфуцианстве. Поэтому весьма симптоматично, что именно из школы Сюнь- цзы вышли два выдающихся представителя легизма - известный теоретик Хань Фэйцзы и Ли Сы, первый советник императора Цинь Шихуана, который на практике осуществлял идеи легистов уже в пределах всей страны.
Хань Фэйцзы родился в 288 г. до н.э. в знатной семье царства Хань, родственной правящему дому. Уже в молодости он интересовался идеями Шан Яна и Шэнь Бухая. Сыма Цянь в биографии Хань Фэйцзы отмечает, что он интересовался учениями о контроле над чиновниками, о законе и искусстве управления. Он также изучал произведения даосов. Обучение у Сюнь-цзы, видимо, усилило


Глава 3. Аегизм
97
увлечение легизмом. Хань Фэйцзы выделялся среди учеников своими способностями, но, будучи с детства заикой, не мог рассчитывать на какие-либо успехи на ораторском поприще. Поэтому всю силу своего таланта Хань Фэйцзы посвятил написанию трактатов, в которых изложил свои взгляды об управлении государством и народом.
Исследователи древнекитайской идеологии единодушно отмечают большую роль Хань Фэйцзы в развитии легизма. Ему удалось соединить две параллельно функционировавшие концепции легистской школы - Шан Яна и Шэнь Бухая. Хань Фэйцзы многое заимствовал у Шан Яна: прежде всего учение о всесильно- сти закона; концепцию наград и наказаний как основной метод управления на- родом: учение о примате земледелия и войны над всеми другими занятиями. Хань Фэйцзы выступал за разрушение патронимических связей (ибо сохранение патронимиями автономных органов самоуправления сужало рамки деспотической власти), отстаивал теорию равных возможностей и ратовал за допущение к государственной службе всякого способного претендента независимо от его социального происхождения.
Хань Фэйцзы не только развил учение Шан Яна и Шэнь Бухая, но и создал свою собственную теорию управления государством.
Столетнее функционирование бюрократического аппарата, созданного Шан Яном, породило новую проблему — правителю становилось все труднее управ- лять чиновниками. Некоторые государственные чиновники，призванные осуще- ствлять волю правителя, стремились превратиться из управляемых в управляющих; в царстве Цинь участились случаи злоупотребления властью. Именно этого опасались ранние легисты. Недаром Шэнь Бухай уделял такое большое внимание искусству управления чиновниками. Одна из основных заповедей Шэнь Бухая, который в течение 15 лет был первым советником ханьского правителя, сводилась к тому, чтобы правитель решал все вопросы единолично, не советуясь с чиновниками. «[Государь], умеющий видеть сам, - разумен, - писал он,- умеющий слушать сам - умен, умеющий принимать единоличные решения — сможет стать правителем Поднебесной». Однако Шэнь Бухай, по мнению Хань Фэйцзы, не уделял должного внимания законам, в частности законам о наказаниях чиновников.
В теории Хань Фэйцзы наблюдается удачное сочетание положений, которые до него существовали раздельно в учениях Шан Яна и Шэнь Бухая. Хань Фэйцзы, в отличие от Шан Яна, делает основным объектом своего исследования не весь народ, а лишь чиновников, поскольку именно от них зависит эффективность мероприятий царя.
Помимо тщательно разработанного метода наград и наказаний Хань Фэйцзы предложил ряд способов воздействия на чиновников с учетом психологических особенностей бюрократии: предоставлять чиновникам высокие должности и оклады, но держать их в страхе за свою судьбу; постоянно напоминать им, кому они обязаны своим благополучием и как следует себя вести, чтобы не лишиться всех благ; держать в руках добродетельных чиновников, угрожая им уничтоже¬


98
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
нием семьи и всей патронимии; ввести шанъяновскую систему слежки и поощрения доносов и т.п.
Важной составной частью концепции искусства управления является учение о мудром правителе. «Правитель,- отмечается в трактате, - ни в коем случае не должен делить ни с кем свою власть. Если он уступит чиновникам хотя бы крупицу власти, они тут же... превратят эту крупицу в сто крупиц». Особенно следует оберегать право правителя награждать и наказывать чиновников.
Сконцентрировав всю власть в одних руках, правитель должен умело применять законы; если нужно, он может быть неразборчив в средствах их осуществления; необходимо проявлять жестокость и проводить политику оглуп- ления народа. Скрытность — одно из основных качеств мудрого правителя: разумнее иногда прикинуться глупым, чтобы понаблюдать, как поведут себя чиновники. «Он (мудрый правитель. -Л.П.) скрывает свои следы, утаивает причины своих [поступков], дабы чиновники не воспользовались ими; не выказывает свою мудрость, при- нижает свои способности, дабы низшие не могли разобраться в них... лишает чиновников надежды и использует их так, чтобы они не желали власти [правителя]».
Хорошо зная нравы служилой бюрократии, Хань Фэйцзы советовал царю постоянно поддерживать в чиновничьей среде атмосферу подозрительности и взаимного недоверия, умышленно раскалывать сановников на противоборствую- щие группировки, тайно поддерживать их и тем самым добиваться ослабления влияния бюрократии. Хань Фэйцзы считал необходимым удерживать бюрократию в определенных рамках, не давая ей возможности подменять правителя. Весь этот арсенал средств и составлял, по его убеждению, так называемое искусство управления.
В своем трактате Хань Фэйцзы отмечал, что тот, кто овладел искусством управления, может спокойно сидеть на троне, не опасаясь никаких неожиданностей.
Как видим, он не исправил теоретического просчета Шан Яна, наоборот, усугубил его, пытаясь установить более жесткий контроль над деятельностью администрации. Вполне естественно, что в этих условиях бюрократия начинает проявлять все больший интерес к конфуцианству.
На первых порах, пока бюрократия была еще слаба, идеи Хань Фэйцзы находили свое применение. С особенным восторгом трактат Хань Фэйцзы был встречен в царстве Цинь, где легизм утвердился в качестве официальной идеологии. Сыма Цянь сообщает, что, ознакомившись с текстом, циньский правитель Ин Чжэн (будущий император Цинь Шихуан) воскликнул: «Ради того, что- бы встретиться с этим человеком и побеседовать с ним, я умер бы без сожале-
Трезубец. Высота 119 см, ширина 74 см. Эпоха Чжаньго


Глава 4. Моизм
99
Однако после прибытия Хань Фэйцзы в Цинь судьба его сложилась трагически: он был оклеветан своим бывшим соучеником и брошен в тюрьму, где ему пришлось выпить яд. Отравил его Ли Сы, советник Ин Чжэна, испугавшийся соперничества талантливого политика. Ли Сы, мнением которого очень дорожили Ин Чжэн и другие циньские сановники, руководствовался в своих действиях учениями Шан Яна и самого Хань Фэйцзы.
О влиянии идей Шан Яна и Хань Фэйцзы свидетельствует и конкретная деятельность циньских правителей и сановников в IV-III вв. до н.э.? которая прослеживается в двух основных направлениях - территориальном и идеологическом.
Одержав победу в царстве Цинь и создав там качественно иную структуру власти - авторитарную форму правления, легизм закрепился на западе Китая.
Но влияние легизма как политического учения оказалось
Нефритовая подвеска. Эпоха Чжаньго
более значитель¬
ным -к концу III в. до н.э. он начинает доминировать среди других идеологических течений, оказывая все большее влияние на эволюцию самого конфуцианст- ва. Наиболее наглядным примером этого является учение Сюнь-цзы, пытавшегося синтезировать конфуцианство и легизм.
Военное усиление царства Цинь и возросший авторитет легизма способство- вали развитию китайской государственности по линии все большего восприятия основных концепций учения Шан Яна.
Глава 4
Моизм
Mo Ди и его школа
Школа моистов - моцзя, названная по имени своего создателя Mo Ди, была одной из самых оригинальных и интересных философских школ древнего Китая. Учение Mo Ди наряду с конфуцианством в течение длительного времени опре- деляло интеллектуальный пейзаж древнекитайских государств периода Чжаньго. Автор даосского сочинения «Ле-цзы» V или IV в. до н.э. так отзывался о популярности двух соперничавших философских школ: «Конфуций и Mo Ди стали государями, не имея царства, и управляли, не имея подданных. Все люди в мире, мужчины и женщины, стояли на цыпочках и смотрели в их сторону, вытягивая шеи, желая угодить им и уберечь от невзгод». И во второй половине III в. до н.э. выдающийся представитель легизма Хань Фэйцзы называл «знаменитыми учениями» своего времени жу (конфуцианство) и мо (моизм).


100
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Однако уже в конце III в. до н.э.5 когда образовались древние империи Цинь, а затем Хань, моизм стремительно сходит с исторической арены. Надежного объяснения этому явлению у современной науки нет. Факты же говорят о присутствии моистской философской тематики в ханьском конфуцианстве и других учениях раннего имперского периода. Содержание отдельных глав древней книги «Мо-цзы» также не оставляет сомнения, что они были написаны при ханьской династии.
В народном сознании историческая судьба моизма была переосмыслена в мифологизированном образе основателя школы Мо-цзы. Написанное средневековым даосом Гэ Хуном (283-343) жизнеописание представляет Mo Ди прозрев- шим даосским святым: «Когда Мо-цзы было 82 года, он вздохнул и сказал: „Дела мира уже поняты, а почетное положение не хранится постоянно. Я просто покину мирскую суету, чтобы скитаться, следуя за Чи Сунцзы46». Значительно позднее, также в даосской агиографии, сообщалось, что эмиссар ханьского императора У-ди (140-87 гг. до н.э.) поднес «бессмертному» Mo Ди особо ценные дары - нефрит и шелк, чтобы привлечь его на службу, но Мо-цзы предпочел остаться даосским отшельником в горах.
Если отбросить вымысел о бессмертии Mo Ди, который умер не позднее конца V - начала IV в. до н.э., даосские сказания, по-видимому, отражают некоторые сохранившиеся в народном сознании воспоминания о самом Мо-цзы и его школе. Неудивительно, что средневековые даосы, соперничавшие с конфуцианством своего времени, попытались присвоить своей традиции самого известного древнего оппонента конфуцианства и при этом отметили реальное долголетие Mo Ди. Не менее показательна «несговорчивость» легендарного Мо-цзы, которая могла содержать указание на конфликт интересов ханьских служилых мои- стов с деятельностью У-ди, при котором закладывались идейные и институциональные основы империи Хань.
Хотя школа моизма как группа идейных соратников прекратила свое существование, благодаря сохранившейся книге «Мо-цзы» моизм оставался идейной «школой» в том смысле, который более соответствует традиционному китайскому понятию философской школы.
Достоверных данных о времени жизни Мо-цзы не сохранилось. Исследователи взглядов мыслителя, основываясь на фактах, упомянутых в книге «Мо-цзы», и других исторических свидетельствах, придерживаются различных мнений на этот счет. В основном они относят время рождения Мо-цзы к 490, 480, 479 или 468 г. до н.э. Еще более разнятся мнения относительно времени его смерти - 420, 400, 403, 392, 390, 382, 381，376 г. до н.э.
Установить точно годы жизни Мо-цзы, видимо, невозможно. Однако все источники сходятся на том, что он жил и творил не позднее V в. до н.э. Если верить утверждению Сыма Цяня, что Мо-цзы жил после Конфуция, то историче- ские рамки активной деятельности мыслителя, вероятно, ограничиваются периодом с 60-х годов V в. до рубежа V-IV вв. до н.э., т.е. примерно 60 годами.


Глава 4. Моизм
101
Следовательно, можно утверждать, что основатель школы моцзя прожил долгую жизнь, порядка 80 лет.
Чтобы более успешно бороться за претворение в жизнь своего этико-политического учения, монеты создали организацию со строгой иерархией и железной дисциплиной. Целью их «ордена» была борьба за соблюдение чистоты «учения Mo» и распространение его в Поднебесной. Жизнь и деятельность членов «ордена» были жестко регламентированы и подчинены следующим основным правилам:
1. Все монеты обязаны были беспрекословно подчиняться выборному главе - цзюй-цзы («большому человеку»).
2. Членам организации предписывался аскетический образ жизни, дабы они могли служить примером в осуществлении принципов «учителя Mo».
3. Адепты моцзя подчинялись строгой дисциплине, основанной на осознании своего долга перед «орденом» и задач по осуществлению моистских идеалов. Среди них царил дух самопожертвования во имя справедливости.
4. По приказу《ордена» члены его организации обязаны были отправляться на службу в различные царства для проведения в жизнь принципов учения Мо- цзы. Часть их жалованья поровну делилась между соратниками.
Примечательна география распространения учения Мо-цзы. Школа моистов возникла в V в. до н.э. на севере Китая, в наиболее развитом в культурном и экономическом отношении районе страны, по-видимому，в царстве Лу. Уже при жизни Мо-цзы его учение получает большое распространение. Вскоре центр моистской организации перемещается на юг в царство Чу, где он прочно обосновывается в первой половине IV в. до н.э. Однако во второй половине IV в. школа моистов переходит на северо-запад, в Цинь, где в то время проводился ряд важных реформ.
По мере того как росла численность последователей Mo Ди? а социальный состав «ордена» становился все более пестрым, организации все труднее становилось сохранять свою первоначальную монолитность. В результате социаль- ных изменений, а также обострения идейной борьбы《ста школ», стимулиро- вавшей идейный раскол среди сторонников моцзя, единая организация моистов в конце IV в.? точнее, до 310 г. до н.э.? распалась на две ветви - северную и южную. Представителей моизма после раскола единой школы в современной литературе принято называть неомоистами или поздними монетами. Соответственно современные исследователи называют самого Мо-цзы и единую школу моизма ранним моизмом или ранними монетами.
К концу эпохи Чжаньго моизм все больше утрачивал ту социальную почву, которая питала его, давала ему силы. Требования, которые отстаивал моизм в области политики, уже не соответствовали новой социально-политической ситуации; к тому же конфуцианцы, заняв в период Хань господствующее положение в идеологии, наложили запрет на учение моцзя, идеями которого уже никто не смел интересоваться. В такой обстановке школа моистов и их учение прекратили свое существование.


102
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Учение моистов
Учение моистов сложилось на основе древнейшей культурной традиции Китая и появилось в ходе острой идейной борьбы с конфуцианством и другими философскими школами древнего Китая.
Свидетельства древних книг являлись для Мо-цзы одним из основных критериев истинности: критерий «все должно иметь основу» означал соответствие фактам, зафиксированным в писаниях «совершенномудрых правителей» прошлого. Идеал моистов - Великий Юй - является одним из излюбленных героев народных преданий. Многие идеи «Ши цзина» («Книги песен») оказали немалое влияние на формирование взглядов Мо-цзы. С большим пиететом относился Мо-цзы к книге《Шан шу»，другое название《Шуцзин».
Мо-цзы тоже воспринял идею веры в Небо и его волю. Но у него прежние религиозные представления получили совершенно иное содержание. Во-первых, «воля Неба» у Мо-цзы познаваема и заведомо известна - это «всеобщая любовь» и《взаимная выгода». Во-вторых，мысль о непреодолимости фатума мыслитель отвергает в принципе. Таким образом, идеи традиционного культа в трактовке Мо-цзы получали определенный социально-критический заряд.
Мо-цзы критически воспринял рациональные элементы учения Конфуция: о роли учебы и размышления в познании, о роли воспитания, о сходстве природных задатков людей, об изучении древних книг, некоторые педагогические приемы. Мо-цзы полагал, что бессмысленно «отрицать то, что является истинным и что сами совершенномудрые ваны древности не могли бы изменить».
Политическое учение моистов
Школа моистов и ее основатель вписали одну из самых содержательных страниц в историю китайской политической мысли. Они сформулировали важные принципы политической организации древнекитайского общества.
Суть сформулированного ими принципа «почитания мудрости» состояла в следующем: «Если земледелец, ремесленник или торговец проявит недюжинные способности, то его должно выдвинуть, наделить высоким чином и жалованьем, дать ему дело соразмерно с его способностями и выделить ему в подчинение людей». Ссылаясь на пример образцовых правителей прошлого, монеты призывали осуществлять управление страной, основываясь на справедливости (и). Предпосылкой такого правления, по Мо-цзы, является выдвижение на государственные посты сверху донизу «мудрых людей» независимо от их происхожде- ния. Принцип《почитания мудрости» как политический лозунг оказал большое влияние на соответствующие аспекты учений других школ, в частности школы «законников» (легистов).
Следование принципу «почитания единства», по замыслу Мо-цзы, избавит народ от страданий и сделает срану богатой:《Ныне в Поднебесной служилые и благородные великие люди - ваны и гуны, - если только они желают сделать


Глава 4. Моизм
103
богатой свою страну, умножить население своих стран, упорядочить управление и наказание в стране, укрепить свой престол, должны почитать единство».
Мо-цзы фактически выступал против наследования высшей власти и предла- гал восстановить，согласно еще одному его принципу，《почитание мудрости》， обычай передавать бразды правления наиболее мудрому из людей. Критерием же справедливого социального порядка Мо-цзы считал такое положение, когда каждый человек занимается тем делом, которое соответствует его способностям. «Как, например, строится стена. Тот, кто умеет класть кирпичи, тот кладет; кто может подносить глинистую смесь, тот подносит; тот, кто может делать замеры, делает замеры. И так стена будет сложена. Осуществление справедливости подобно этому». Мо-цзы рассматривал разделение обязанностей в обществе как причину существования сословий: правителей, сановников, ремесленников, земледельцев, торговцев и т.д. Таким образом，в число《работающих» мудрец включал не только тех, кто занимается физическим трудом, но также правителей и их советников.
Исходя из тезиса о том, что «подлинно человеколюбивый муж не делает ничего могущего нанести ущерб имуществу народа, отнять у народа его пищу и одежду», Мо-цзы осуждал постоянные междоусобные столкновения древнекитайских царств. Для доказательства правоты своего тезиса «против нападений» Мо-цзы подробно анализирует пагубные последствия военных столкновений. Прежде всего он показывает, что война несет огромные убытки и разорение не только той стране, которая подверглась нападению, но и той, что его совершила. В результате войн погибает самое ценное богатство страны - люди. «За бесчисленные смерти простолюдинов, серьезные беды, которые затрагивают как высших, так и низших, нападающее царство получает пустующие земли, для засе- ления которых нет людей. Таким образом, теряют то, чего не хватало, и дополнительно получают то, что и так было в избытке».
Религиозные взгляды в учении моистов
Неся в себе черты своего времени, учение ранних моистов в некоторых своих положениях выглядит для современного человека противоречивым. Чисто логичные и рациональные суждения соседствуют в нем со взглядами, которые мы сейчас определили бы как религиозные.
Так，выступая против предопределенности《судьбы» (лшн)，моисты выдвину- ли тезис о «воле» (4CVO/) Неба.《Непременное желание Неба, чтобы люди люби- ли друг друга и приносили друг другу пользу. Но Небо не хочет, чтобы люди ненавидели друг друга и вредили друг другу».
То, что соответствует желаниям Неба, т.е. принципам «всеобщей любви и взаимной выгоды», Мо-цзы называл благом, полезным делом или полезным вы- сказыванием. Все，что не отвечает освященным《небесной волей» принципам， он считал злом. Таким образом, Мо-цзы устанавливал единый критерий, образец, дабы «определять гуманность и негуманность правителей».


104
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Следует отметить，что Мо-цзы в известной степени разделяет мысль о том， что Небо порождает все сущее. 《Ныне Не- бо охватывает всю Поднебесную и любит ее. Зарождает и взращивает все сущее и заботится о нем (букв, „приносит ему пользу“. - М 71 )• Оно зарождает и взращивает все сущее подобно тому, как волос вырастает и изгоняется из корня. Нет ничего, что было бы сделано не Небом. А люди берут все это и обогащаются. Значит, можно сказать, что благодать Неба велика».
Если природа Неба во взглядах моистов остается весьма неясной, то рациональность и целесообразность следования его воле повторяется неоднократно, что придает определенный оттенок утилитаризма этому учению.
Очевидная рационализация в обосновании другого принципа -«духовидения» - таьсже вызывает у современных исследователей обоснованные сомнения в истинной «религиозности» моистов. Нехарактерно логически слабым является в главе «Духовидение» {мин гуй) кни- ги《Мо-цзы》доказательство существования《духов》. Однако этот тезис весьма важен для осуществления принципа «против нападений», так как понуждает даже скептиков из числа правящей элиты, не верящих в существование духов, ограничивать свои агрессивные намерения и тем самым продвигать моистский принцип «всеобщей любви».
Представления Мо-цзы о духах не выходят за рамки традиционных верований древних китайцев в одухотворенность всех явлений природы, в существование небесных духов, духов и демонов рек, гор, земли и, наконец, духов предков. Всем этим добрым и злым духам Мо-цзы требовал совершать поклонения.
Мо-цзы считал, что в его время в Поднебесной попраны все моральные устои, царит несправедливость. Умиротворить страну, навести порядок можно, лишь заставив людей осознать, что за любой проступок они будут наказаны духами， а за хорошие дела получат вознаграждение; тогда исчезнут преступления и все будут стремиться совершать только благие дела.
Чайник ху с крышкой в виде головы орла. Эпоха Чжаньго
Этические воззрения моистов
Критерием нравственности для моистов выступала «всеобщая выгода», воплощавшаяся в желании Неба. Какое бы то ни было благо, любой позитивный результат, достигнутый посредством соблюдения правил «всеобщей любви и взаимной выгоды», воспринимается как «небесная награда» за выполнение «воли Неба». Человек же следует желаниям Неба, так как он стремится к удов- летворению своих собственных желаний. Такое взаимное удовлетворение же- ланий приводит к достижению обеими сторонами фактически единой выгоды, всеобщей пользы.


Глава 4. Моизм
105
Поздние монеты отказались от раннемоист- ской концепции «воли Неба» и последовательно проводили мысль о взаимосвязи пользы и нравственности. Так, если у Мо-цзы критерием справедливости выступает то «Небо», то «польза», причем первое является как бы высшим началом, санкционирующим действия человека во имя достижения «всеобщей любви и взаимной выгоды», то поздние монеты критерием справедливости считают только выгоду для людей Поднебесной.
Поэтому в разных поздних главах《Мо-цзы» говорится: «(Справедливость — это то, что полезно...
Если получить что-либо и оно тебе приятно - это и есть польза»; «Справедливость - полезна, несправедливость -ущербна».
«Всеобщая любовь и взаимная выгода» {цзянъ сян ай, цзяо сян ли) являются высшим нравственным принципом этики моистов. В их глазах «всеобщая любовь и взаимная выгода» являются панацеей от всех зол, первым из которых было конфуцианское так называемое человеколюбие (жэнь) - основной принцип этического учения Конфуция.
Предполагаемая конфуцианской《гуманностью》《любовь к людям», имеющая массу градаций в зависимости от степени родства и социального статуса, вызы- вала резкий протест у моистов. Они называли такую любовь《отдельной» или «корыстной любовью», «псевдолюбовью» (бе ай). Существование «корыстной любви» и стремление за счет других получить для себя выгоду монеты объявля- ли причиной всех зол.《Отдельная любовь» сравнивалась с любовью к себе вора, который любит свой дом и грабит чужой во имя собственного благополучия.
Существование конфуцианской любви в соответствии с рангом и степенью родства является причиной вражды в обществе, говорит Мо-цзы. «Всеобщая любовь» выгодна всем людям. Если конфуцианский ритуал предусматривал разные типы взаимоотношений: между правителем и его сановниками, между отцом и сыном, между братьями, и все это пронизывалось《гуманностью» в конфуцианской трактовке, то у моистов все виды отношений между людьми выравниваются и объединяются в единой «всеобщей любви» на основе «взаимной выгоды».
Основой основ конфуцианской «гуманности» является сяо - «почитание родителей». Монеты отнюдь не отвергают необходимости нормальных родственных чувств, но они считают, что если родителей каждого человека будут почи- тать и другие люди, то это принесет для них больше пользы, нежели почитание со стороны только одного человека.
Правитель，который поступает, следуя《всеобщей любви и взаимной выгоде»， прежде всего заботится о народе, а потом уже думает о себе. Благодаря этому он заслуживает добрую славу в Поднебесной. У такого мудрого правителя, говорит
Ху с крышкой в виде головы птицы. Эпоха Чжаньго


106
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
Мо-цзы, «голодный получит пищу, раздетый получит одежду, больной получит уход и заботу, умерший будет своевременно похоронен, знатный и богатый не будет кичиться перед незнатным и бедным, сильный будет помогать слабым, хитрый не будет обманывать простодушного».
Поздние монеты в развитие указанного тезиса своего учителя выдвинули идею самопожертвования во имя общественного долга. Монет должен пренебречь своими интересами и самой жизнью, чтобы помочь людям, попавшим в беду: «Долг. Это то, когда служилый делает нечто в интересах других, хотя бы да- же в ущерб себе». В главе «Большой выбор» данная мысль еще более конкрети- зируется:《Когда жертвуют одним человеком во имя интересов Поднебесной, то другие люди не могут рассматривать это как пользу, которую они якобы приносят Поднебесной, жертвуя кем-либо из людей. Но если кто-либо из этих людей пожертвует собой во имя общих интересов, то это должно рассматриваться как самопожертвование во имя интересов Поднебесной».
Если конфуцианцы ставили сыновний долг выше долга перед Поднебесной, то монеты, напротив, без колебаний поступались личными интересами, долгом перед своими родителями, если они противоречили общим интересам, мешали выполнению общественного долга. «Во имя пользы Поднебесной забыть о смерти близких - это правило совершенномудрого человека. Если во имя пользы Поднебесной нужно забыть умершего родственника - это значит выполнить высокий долг перед родственниками. Нужно отдать все силы для принесения пользы Поднебесной».
Поздние монеты выдвинули также общее обоснование соотношения между «всеобщей любовью», взаимным интересом, с одной стороны, и любовью человека к себе, стремлением к личной выгоде - с другой: узкое стремление к достижению личной выгоды, минуя общественную пользу и вопреки ей, не может быть нравственным и принести подлинной пользы человеку, даже если на него направлена сыновняя любовь. «Если некто Цзан имеет родителей и любит [только] их - это не есть подлинная любовь к родителям. Если Цзан имеет родителей и приносит поэтому им пользу, то это не является подлинной пользой его родителям».
«Всеобщая любовь» не исключает любви к себе, а «взаимная выгода» есть польза для всех. «Любить людей не значит исключать себя», - говорится в главе «Большой выбор». «Любовь к себе включает таьеже любовь к людям. [Тот, кто питает любовь к людям], также входит в объект любви, поэтому любовь к людям распространяется на самого любящего людей человека. Нужно одинаково любить себя и других людей».
Поздние монеты отвергали таьеже божественную предопределенность нравственных качеств людей, полагая, что от природы все люди добры и справедливы, лишь условия жизни делают их злыми и жестокими:《Злая природа является ре- зультатом дурного влияния. Ибо все привычки людей вызывают определенные поступки. Я поступаю так потому, что другие люди тоже так поступают. Ранее меня существует привычка поступать определенным образом, я заражаюсь этой


Глава 4. Моизм
107
привычкой и поступаю таким же образом. Но мои поступки не обязательно все основываются на привычке. Если я поступаю не по привычке, то определенные действия для меня самого могут стать привычкой, тогда я могу заразить этой привычкой других людей и стать причиной подобных поступков других людей. Жестокий человек оказал влияние на меня, и я тоже стал жестоким человеком, а не потому, что природа сделала меня таким и дала мне такие качества».
Принцип «всеобщей любви», служивший исходной позицией для философских построений школы моцзя, был подкреплен поздними монетами стройной системой логических доказательств. Они дали новое обоснование прежнему принципу, целиком восприняв содержание «всеобщей любви» у своего учителя и отбросив лишь его ссылки на «волю Неба》и《духовидение».
В главе《Малый выбор» книги《Мо-цзы» сказано:《Тот человек，который ко всем людям относится с любовью, получает название человека, питающего [всеобщую] любовь к людям. Если человек не питает всеобщей любви к людям, это не значит，что он не любит всех людей, но его любовь не всеобща, поэтому его называют человеком, не питающим всеобщей любви».
Противники《всеобщей любви》задавали моистам каверзный вопрос:《Не зная числа людей, которые живут в Поднебесной, например на Юге, как можно говорить о всеобщей любви к ним?» И получали такой ответ: «Беспредельное и предельное, бесконечное и конечное взаимосвязаны. Если Юг беспределен, то люди не могут заселить весь Юг, значит, число людей ограничено определенным пределом и любить всех этих людей без исключения не представляется трудным. Наоборот, если же предположить, что люди заселили весь Юг, тогда беспредельность Юга предельна и питать любовь ко всем людям, живущим, например, на Юге, также не представляет труда. Поэтому, - говорили монеты,- беспредельность или бесконечность не вредит принципу всеобщности любви». «[Если я] кого-то пропустил и не испытываю к нему любви, пусть мой противник назовет его или спросит у меня. Если он будет называть всех людей наперечет, то я отвечу, что ко всем людям питаю любовь. Поэтому, если и не знаю числа людей, но ко всем им без исключения питаю любовь, - это совсем не трудно».
Учение моистов о «справедливости» служило исходной точкой нравственной критики современных им общественных порядков. Оно явилось развитием идеи 《всеобщей любви и взаимной выгоды》，фактически иным ее выражением. То, что монеты критикуют как несправедливое, было, по их мнению, результатом «корыстной любви». Сторонники школы моцзя таким образом вскрывали внутренние противоречия конфуцианских принципов социальной справедливости. Мо-цзы утверждал，что《из всех дел нет ничего ценнее справедливости». Спра- ведливость, по мнению моистов, это такой образ действий, который представля- ет собой практическое осуществление принципа《всеобщей любви и взаимной выгоды».
Взаимосвязь «справедливости» и «пользы» в моистском понимании, по сути, представляет собой этическое оправдание и обоснование «экономического ути¬


108
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
литаризма» моцзя. Самой большой драгоценностью для страны, по Мо-цзы? являются не жемчуг и нефрит, не золото и пышные дворцы, а справедливость, ибо только она приносит пользу людям: «То, что называется лучшей драгоценностью, может приносить пользу простому народу. Но именно справедливость может приносить пользу людям, поэтому утверждаем: справедливость - лучшая драгоценность Поднебесной». У поздних моистов эта мысль учителя получает четкую формулировку: «Справедливость - это то, что полезно».
Однако монеты не отождествляют «справедливость» и «пользу». «Получение того, что нравится, и есть польза». Последняя - это конкретный результат деятельности человека. «Справедливость» есть нравственное сознание, нравственная оценка поступка, имеющего практическую пользу для Поднебесной.
Моистское понимание «справедливости» в корне противоположно конфуцианскому «долгу», долженствованию, которое обозначается тем же иероглифом и. Если монеты облагораживают и считают нравственным и справедливым стремление человека к достижению пользы для себя и для общества, то конфуцианцы противопоставляют «долг» и пользу. «Справедливость» у моистов является вы- ражением принципа《всеобщей любви и взаимной выгоды》，в то время как 《долг-справедливость», согласно конфуцианскому пониманию, заключается в строгом соблюдении рамок сословной системы.
Поздние монеты критиковали конфуцианское положение, что «[соблюдающий долг] не смеет обсуждать поступки родителей, а лишь должен во всем следовать их примеру». Монеты же считали, что для осуществления справедливо- сти в Поднебесной порядки в ней менять необходимо.
В противоположность конфуцианскому тезису о том, что все предопределено судьбой, монеты выдвинули учение о ли - активности человека. Суть его рас- крывается в целой системе этических категорий:《действие» или《деятельность»， «поступки», «цель», «стремление», «результаты действий», «награда», «слава», «выбор [способа] действия и цели». Поэтому в построениях моистов особенно подчеркивалось значение «поступков» (сын) и «деятельности» (вэй) индивидуума. В моистской этике вычленение этих понятий в специальные категории происходило в течение довольно длительного времени. Однако несомненно, что как у ранних, так и у поздних моистов понятие «деятельность» означало целесообразные действия, всегда подлежащие нравственной оценке: хороша лишь та деятельность, что приносит пользу людям.
Под понятием《действие» ранние моисты подразумевают многостороннюю деятельность человека: и управление страной, и конкретные житейские дела, и различные виды физического и умственного труда. В этом трактовка моистов отличается от конфуцианской, согласно которой иероглиф вэй - «действия» связывался лишь с управлением (государством) - чжи. Позднее монеты дают иное определение понятию «действие», подчеркивая его нравственное содержание. Интересно, что в данное понятие монеты включали и природные процессы. «Деятельность» человека поздние монеты, как и ранние, рассматривали как предмет и источник знаний. Итак, «действие» у моистов - это целенаправленная


Глава 4. Моизм
109
многогранная деятельность человека, направленная на достижение пользы для людей, и поэтому действия получают нравственную оценку в зависимости от того, полезны они или нет.
Монеты при оценке «поступка» требовали учитывать не только его мотивы, цели, но и результат, и общественную значимость, и последствия. По мнению моистов, «заслуга человека определяется той пользой, которую принесли людям его действия》.《Заслуга》，т.е. величина принесенной обществу пользы，должна служить критерием вознаграждения и поощрения человека, и, напротив, нанесенный обществу вред должен караться наказанием: «Награды должны быть щедрыми и даваться заслуженно, чтобы они были выгодны народу, наказания должны быть тяжелыми и неотвратимыми, чтобы народ боялся их». Таким обра- зом, человеколюбивый человек служит тому, чтобы《приносить пользу Подне- бесной и уничтожать в Поднебесной зло».
Моистское толкование «заслуг», «поступков» и «действий» человека было заимствовано и развито《законниками» (фшря)，в частности Хань Фэйцзы. Вы- движение этих категорий стало значительным шагом в развитии политического и этического сознания древних китайцев.
В этике последователей Мо-цзы, в их взглядах на относительность понятий зла и добра проявились элементы диалектики. Поздние монеты показывали, что в определенных условиях действия человека, которые при других обстоятельствах расценивались бы как вредные, могут принести пользу. Поэтому человек должен разумно оценивать обстановку, чтобы осуществить правильный выбор цели и способа действия. Очень важно, чтобы оценка обстановки была сделана верно, адекватно определено истинное и неистинное. Приведем отрывок из гла- вы《Большой выбор» книги《Мо-цзы》，являющийся образцом диалектического подхода моистов к этическим проблемам: «Взвешивание неважной и важной частей называется оценкой. Оценка обстоятельств не превращает ложь в истину и истину в неистину. Оценка устанавливает действительную степень пользы и зла. Отрубить палец, но сохранить руку - здесь нужно сделать выбор. С точки зрения выгоды нужно стремиться получить большую выгоду, в беде нужно избирать наименьшее зло. В беде отдать предпочтение наименьшему злу не равно желанию делать зло, здесь думают о выгодности. То, что он выбирает, является неизбежным выбором для любого человека. Если встретишь разбойника и для того, чтобы сохранить жизнь, предпочтешь дать ему отрубить палец, то это будет выгода, хотя сама встреча с разбойником является бедой. Смерть и жизнь - их выгода одна и та же тогда, когда нет никакого выбора».
Теория познания моистов
Заслуга Мо-цзы и его последователей состоит в том, что они первыми в истории китайской философии начали изучать сам процесс познания, поставили вопросы о критерии и источниках знания, о его целях и практическом значении, о путях познания человеком окружающего мира и самого себя, о критерии ис¬


110
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
тинности и др. Мо-цзы считал, что предметом человеческого знания являются опыт прошлых поколений - «дела совершенномудрых ванов»，впечатления и наблюдения современников —《то, что слышали или видели массы людей》， принципы управления страной, отношения между людьми, а таьсже то, как следует вести логические рассуждения (бянъ). Мо-цзы придавал чрезвычайно важное значение обобщению эмпирического опыта.
Наличие наряду с эмпиризмом сильной рационалистической тенденции уже в раннем моизме подтверждается стремлением моистов раскрыть взаимоотношение между реальностью, опытом и понятиями, словами. Разработка вопросов теории познания поздними монетами протекала в обстановке острой идеологической борьбы с 《номиналистами» (лшнгря)，даосизмом и конфуцианством, в условиях так называемого соперничества《ста школ》. Моистский тезис «пус- тота [сама по себе] не может содержать какую-либо вещь» отвергал положение даосизма о том, что «бытие рождается из небытия». Вещи многогранны: «В одном есть и то, что мы знаем, и то, чего мы не знаем», но и последнее присуще миру вещей. Как монеты понимали процесс познания свойств вещей и самой вещи, можно проследить на примере рассуждений о «твердом и белом камне», направленных против софистических спекуляций номиналиста {минцзя) Гунсунь Луна.
Он метафизически противопоставлял свойства одного и того же предмета на том основании, что они не могут быть познаны одновременно одним и тем же органом чувств, например: глаз видит только белизну камня и не воспринимает его твердость. Поэтому этот номиналист утверждал, что белизна исключает твердость. Рука же, ощупывая предмет, чувствует его твердость, но не может воспринять белизны, которая в этом случае как бы исчезает, «скрывается». По сути дела, Гунсунь Лун и его сторонники исходили из того, что свойства предмета привносятся человеком, а не существуют объективно в самом предмете.
Монеты же утверждали, что «твердость и белизна не внешни друг для друга». 《Твердость присуща камню. Нет того, что бы исчезло, поэтому оно не может не быть обнаруженным. Поэтому получаем оба [свойства - твердость и белизну]. Если [белизна и твердость] присущи разным предметам, то они не включают друг друга，а [наоборот]，взаимоисключают друг друга, поэтому они являются внешними друг для друга». Определенные свойства, присущие предмету, делают его тем, что он есть. Человек познает сущность предмета, познав его свойства, ни одно из которых нельзя отбросить, не изменив предмета в целом.
Поздние монеты понимали недостаточность чувственного познания, которое ограничивается внешними проявлениями вещей. Поскольку цель познания, подчеркивали поздние последователи Мо-цзы, выяснить не только «какова вещь», но прежде всего《почему она такова》，то эмпирическое восприятие должно быть дополнено рассуждением, осмыслением.
Процесс познания, по их мнению, протекает в следующей последовательно- сти: «описание и наименование предметов》(гр/ой)，《исследование» (ча)，《осмыс- ление» (люй). Совокупность указанных операций представляет собой такой этап


Глава 4. Моизм
111
в познании, когда происходит накопление фактического материала - образов, систематизация его, создание понятий, исследование и осмысление их. Однако на данной, первичной стадии мыслительного процесса человек еще только начинает проникать в суть вещи: «Размышление - метод достижения истинного знания». «Размышляющий, опираясь на имеющиеся знания, стремится дос- тичь истинного знания, но не обязательно его достигает. Это подобно взгляду на что-либо искоса，[который] не обязательно позволит рассмотреть [весь] предмет».
Затем следует процесс накопления знаний, высшей стадией которого является «мудрость» (чжи), когда постигается, «почему вещь такова», т.е. вскрывается «причина» - г^. «Причина - это то, наличие чего дает определенный результат... Причина бывает малая и большая. Малая причина - это такая причина, наличие которой не обязательно приводит к ожидаемому результату. Если же нет малой причины, то результат с необходимостью будет не таким. Она подобна части большого тела. Большая причина с неизбежностью вызывает определенные последствия. Ее действие непосредственно, подобно тому, как очевидно существование того, что стоит перед глазами».
Поздние монеты фактически исходили из признания окружающего мира как вечно существующего и не имеющего ни начала, ни конца. Развивая учение Mo Ди о причинности, они не касались вопроса о начале, или первопричине, всего сущего. Они, по-видимому, руководствовались тем же доводом, что и Демокрит: «То, что вечно, не имеет ни начала, ни причины».
Монеты выдвинули идею классификации видов познания по источнику и способу получения знания. «Непосредственное знание» (цинь чжи) охватывает индивидуальный опыт каждого человека. Говоря современным языком, это эмпирический опыт на уровне представлений, еще не получивший законченного понятийного оформления и потому не ставший всеобщим. «Непосредственные знания» человек получает через свои органы чувств - «пять путей». «Услышанные знания» (вэнъ чжи) - опосредованные знания, полученные от других людей, в свою очередь, подразделяются на два вида: а) воспринятые ненароком, без определенной цели, а также те, что добыты предшествующими поколениями; б) полученные как ответ на преднамеренно заданный вопрос. «Разумное знание» (шо чжи) - знание, выраженное в понятиях, суждениях, умозаключениях.
В книге «Мо-цзы» приводится следующий пример получения знания через умозаключение. Если некто вне дома увидит，что какой-либо предмет окрашен в белый цвет, то получит «непосредственное знание». Услышав от кого-то, что цвет такого же предмета, находящегося внутри дома, одинаков с цветом предмета, наблюдаемого им вне дома, он придет к заключению о белизне предмета внутри дома, т.е. к «разумному знанию».
Понятия - «имена» - являются, по мнению моистов, словесными символами действительности и имеют ценность только тогда，когда их содержание соответ- ствует реальному положению вещей. Таким образом, понятие есть обобщение действительности, осуществляемое на базе готового, «традиционного» ело-


112
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
весного материала, когда словам - «именам» - придается иное, более глубокое содержание.
Понятия подразделялись ими на три вида: «Имена бывают общие, родовые и частные... Все сущее - это общее понятие. Для этого требуется объединить вместе много различных вещей, чтобы потом дать общее название вещам. Понятие „лошадь“ указывает на род. Все сходное в действительности необходимо определить этим понятием. Собственное имя раба Цзан есть частное понятие. Это понятие ограничено существованием только одного Цзана».
Монеты подчеркивали, что общие, родовые и частные понятия, особенно первые два вида, играют большую роль в познании. Значение общих и родовых понятий состоит в том, что они способны выразить, «описать» «причины» вещей.
Монеты рассматривали процесс познания окружающего мира и отношений между людьми как целенаправленную деятельность, подчеркивали роль волевого усилия в дос- тижении цели познания. Целенаправленность деятельности человека опрсдсля- ется наличием «метода», включающего цель, средства, план или порядок действий для достижения поставленной цели, а также определенные критерии для оценки результатов деятельности. «Метод - это то, следуя чему можно получить результат». «Замысел (и), способ действия (гуй), форма {юань) - эти три вещи вместе составляют метод».
Монеты разработали правила ведения спора, рассуждения о действительности, об истинном и неистинном, сформулировали «семь методов рассуждения». Они отмечали, что универсальные правила и методы мышления позволяют лю- дям добиваться истины в ходе дискуссии, если кто-то из собеседников высказывает ошибочное суждение. «Рассуждающий должен ясно различать истину и ложь, тщательно рассмотреть причины порядка и беспорядка, понимать соотношение между тождественным и различным, исследовать правила соотношения между именем и действительностью, установить [критерий] пользы и вреда, устранить сомнения. Таким образом, [рассуждающий] приблизительно устанавливает первоначальный облик всего сущего, объясняет порядок мыслей (букв, „высказываний“. -МГ.)».
Далее раскрывается ход процесса познания истины и формулируются правила рассуждения: «С помощью имен нужно изображать действительность, с помощью родового сходства суждений выбирать доводы, опираясь на родовое сходство, делать выводы. Те доводы, которые ты считаешь верными для себя，не отрицай, когда их применяют другие люди. Не требуй, чтобы другие считали приемлемым то, что ты считаешь неприемлемым для себя».
Нефритовая гарда меча. Эпоха Чжаньго
Нефритовое навершие меча. Эпоха Чжаньго


Глава 4. Моизм
113
В главе «Большой выбор» монеты еще более четко определяют правила формулирования и высказывания суждений: «Всякое суждение порождается причиной, взращивается доводами и применяется по родовому сходству. Высказывать суждение, не понимая того, на основании чего оно возникло,- значит впадать в заблуждение. Это подобно тому, когда человек с крепкими ногами отправляется в путь по нехоженой тропе, не зная направления. Он заблудится и вынужден будет стоять и ждать, [когда ему укажут направление]. Поэтому суждения следует применять согласно родовому сходству. Высказывание суждения без установления его родового сходства [с другими суждениями] непременно приведет к заблуж- дению».
Таким образом, монеты считали: 1) суждения должны иметь «причину», «основание» -гу; 2) необходимо придерживаться правил построения умозаключений - люй; 3) для того чтобы из суждений сделать вывод, т.е. построить умозаключение, нужно, чтобы эти суждения были аналогичными друг другу, имели родовое сходство - лэй.
Нефритовая подвеска. Эпоха Чжаньго
Моизм и другие философские школы древнего Китая
Моизм и другие философские школы древнего Китая в целом имели своим истоком общий запас древнейших представлений о мире и в этом смысле были близки друг другу как своей терминологией, так и кругом обсуждавшихся проблем. Это не мешало указанным школам приходить к прямо противоположным выводам по конкретным вопросам, которые были поставлены историческим раз- витием страны на повестку дня. На протяжении рассматриваемого периода от Чжаньго до конца Хань мы наблюдаем резкую смену общей тенденции развития китайской философии. Если в конце этого периода доминирует ханьское конфуцианство, которое стало результатом идейного синтеза учений «ста школ», то в его начале определяющей была тенденция анализа и расчленения древнейшей традиции, наполнение ее понятий новым содержанием, а иногда и создание самих новых понятий.
Моизм, несомненно, был учением, которое наиболее ярко представляло эту историческую тенденцию. Поэтому вопрос идейной борьбы моизма и конфуцианства или моизма и раннего даосизма не решается простым указанием на их различие в суждениях по какому-то частному вопросу, сколь важен бы он ни был для современников. Хорошо известно, например, противостояние моистов и конфуцианцев в вопросах ритуала, музыки, похоронных обрядов. Однако и в этом случае противостояли они друг другу на более широком идейном поле. Стоит также отметить, что за спорами этих ведущих идейных направлений на¬


114
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
чала Чжаньго внимательно следили представители других только формирующихся или пока не столь заметных школ китайской мысли. Применение ими несколько перелицованных, но вполне узнаваемых моистских аргументов в спорах с конфуцианцами более позднего времени свидетельствует, что для современников исход спора ранних моистов и ранних конфуцианцев отнюдь не был решен.
Важное место в конфуцианстве занимало учение о предопределенности человеческой судьбы. Мо-цзы считал, что человек - хозяин своей судьбы, способный изменить существующие порядки. Если согласиться с верой в предопределенность, говорил Mo Ди? то «почему при жестоком Цзе в Поднебесной царил хаос, а при Тан-ване, хотя условия и не изменились, народ был тот же, в стране установился порядок?». Ссылаясь на слова древних о том, что «счастья нельзя просить, несчастья нельзя избежать, если сам поступал плохо, трудился не усердно», Мо-цзы делает вывод: «Почитать судьбу не имеет смысла. Если пренебрегать судьбой, то беды не будет». Предопределенности «судьбы» Мо-цзы противопоставил ли - целенаправленное усилие человека, проявляющееся прежде всего в его трудовой деятельности. Мыслитель подчеркивал, что труд в соответствии с разделением обязанностей, основанным на принципах справедливости, является главным условием жизни общества.
«Я считаю，что хорошему из древности нужно следовать, но нужно создавать и современное хорошее. Я хочу, чтобы хорошего становилось все больше»,- говорил Мо-цзы. Монеты считали существующую человеческую культуру результатом деятельности «совершенномудрых» древности. Это положение внеш- не не противоречило конфуцианским взглядам, так как оно часто повторяется в «Лунь юе» Конфуция. Однако, считая деятельность «совершенномудрых» осознанной и целенаправленной, монеты приходили к прямо противоположным выводам. Они считали человеческую культуру противопоставленной природному началу и признавали, что творческий процесс обновления культуры продолжается постоянно. В споре с монетами конфуцианцам более поздних эпох, за- щищавшим непререкаемость авторитета «совершенномудрых», пришлось делать весьма противоречивые утверждения, например, о том, что хотя культура создана древними мудрецами, но процесс ее создания был естественным.
Моистский взгляд на происхождение цивилизации был заимствован и радикализирован легистами, которые считали возможным произвольное декларирование общественных норм правителем царства. Даосы, напротив, опираясь на это положение моистов，критиковали всякую культуру как отход от первона- чальной природности, а конфуцианских «совершенномудрых» называли первыми нарушителями естественного порядка в человеческом обществе.
Несомненно, что философские идеи моизма и методы их утверждения в споре находили позитивный отклик у современников. Однако этого нельзя сказать в целом о моистской идеологии. Говоря современным языком, если моизм еще мог выступать своего рода «партийной» идеей, организационно сплотившей моистское братство, то для своего времени он явно не годился в качестве общегосударственной идеологии. Печальный опыт непродолжительного существова¬


Глава 4. Моизм
115
ния Циньской империи, государственное управление которой было организовано легистами, радикализировавшими некоторые моистские идеи, лучшее тому подтверждение.
Высшим нравственным идеалом моистов был страдалец, принявший муки во имя «всеобщей пользы». Их вселенский призыв, обращенный и к правителям, и к аристократам, и к простолюдинам, следовать этому идеалу был явной утопией. В главе «Тянься» даосской книги «Чжуан-цзы» показано, что вызывало неприятие моистского идеала: «Он (Мо-цзы. - М.Т.) родился и провел жизнь в тя- желом труде. Умер, но его похороны были жалкими. Это учение слишком скудно. Оно вызывает у людей тоску и делает людей печальными. Очень трудно следовать его поступкам. Видимо, нельзя считать [правила Мо-цзы] принципами совершеннейшего человека. Они оторваны от мыслей людей Поднебесной и неприемлемы для Поднебесной. Хотя сам Мо-цзы мог поступать таким образом, но разве Поднебесная может следовать ему? [Учение Мо-цзы] оторвалось от [жизни] Поднебесной, оно далеко от [требований] правителя».
Примерно с тех же позиций критиковал Мо-цзы и видный конфуцианец Сюнь-цзы: «Музыка - [источник] радости, а радость свойственна чувствам человека... Поэтому человек не может [обходиться] без музыки, музыка же не может не иметь [соответствующего] выражения. ...А Мо-цзы выступает против этого». Следует отметить, что Мо-цзы не отрицал существования прекрасного и признавал его влияние на воспитание человека. Но он «жертвовал» таким воздействием, сопоставив его с «расходной частью», которая соп^ствовала музыке.
Историческая судьба моизма
В целом интерес к моизму в Китае появлялся довольно редко и, как правило, в те периоды, когда институты Китайской империи утрачивали стабильность. Из историографии нам известно о появлении комментариев или откликов на моистские сочинения в царстве Цзинь (III-IV вв.)? в империях Суй (581-618) и Тан (618-907). В XV в. Мао Кунем было осуществлено ксилографическое издание «Мо-цзы». В XVIII в. Ван Чжун обратился к учению Мо-цзы, утверждая, что оно имеет равные права с учением Конфуция, за что был обвинен одним из высших сановников в подрыве устоев Цинской империи, а составленный Ван Чжуном комментарий, по-видимому, был уничтожен.
С проникновением европейской науки в Китай во второй половине XIX в. китайские и европейские ученые обратились к исследованию моизма. В начале XX в. уже появился целый ряд исследований о книге «Мо-цзы» и моистской философии. Наибольший интерес у ученых вызвали идеи моистов о теории познания и логике, хотя и наивные, но отражавшие определенный этап в развитии науки в современном понимании этого слова и перекликавшиеся по духу с древнегреческими учениями о познании, а также с достижениями философии начала XX столетия в области гносеологии и логики. В настоящее время существует обширная литература по данному вопросу, а Мо-цзы и моизм заняли подобающее им место в истории древнекитайской философии.


116
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
Усилиями историков прошлого и нашей современности достижения философской школы моизма становятся все более явственными и впечатляющими. Древнекитайская этика и политическая философия уже давно заняли достойное место в истории мировой мысли. Исследования моистской логики и теории познания показывают, что и в этой области древнекитайских мыслителей интересовали вопросы весьма близкие тем, которые волновали их современников на Западе и на Востоке.
Именно в лоне моизма происходило первоначальное вызревание научной мысли Китая, развитие которой надолго прервалось с исчезновением этой философской школы. Монеты дали самое раннее в Китае определение базовых понятий геометрии - прямой линии, прямоугольника, окружности, угла и т.д. Вни- мание китайских и зарубежных исследователей привлекли идеи моизма в тех областях науки, которые мы отнесли бы сейчас к оптике и динамике.
Малоизученным до сих пор остается вопрос влияния моизма на общественную и политическую практику древнего и средневекового Китая. Традиция моист- ского братства древности просматривается в деятельности общественных объеди- нений крестьян и горожан периода Средневековья и Нового времени и оставила свой след в современном Китае в виде «волостных договоров» (сян юэ).
Нацеленность на получение истинного знания и умение применить его для получения «результата» делали моистов весьма реальными кандидатами на роль преобразователей в бурный исторический период складывания централизованных империй Цинь и Хань. Влияние моизма на формирование бюрократического государственного аппарата ранних империй едва ли ограничилось лишь усво- енными легизмом и конфуцианством моистскими принципами политической организации («почитание мудрости» и др.). Позднемоистские главы книги «Мо- цзы» содержат конспективные записи с конкретными мерами и численными раскладками, которые могли применяться для организации имперской власти и государственного управления. На эту мысль нас наводит жизненность сходного в этом плане, но частного, военного и военно-инженерного, опыта моистов, который в виде текстуальных включений сохранился в военных справочниках империи Мин (XIV-XVII вв.).
Глава 5
Даосизм
Проблема определения даосизма
Относительно понятия «даосизм» среди исследователей существует достаточно широкий спектр мнений. С одной стороны - это изначально философское учение (дао цзя), постепенно «деградировавшее» до религии (в начале н.э.). С другой - именно даосизм как религия {дао цзяо) является «настоящим» дао¬


Глава 5. Даосизм
117
сизмом. Кроме этой оппозиции имеется также и противопоставление даосизма утопического, носившего мессианский характер, представленного различными тече- ниями, и даосизма «официального», с прочно устоявшимся институтом духовенства, связанного с официальными властями и имперской идеологией.
Подобное отсутствие единого и общепризнанного определения усугубляется еще и особенностями самого даосского дискурса — комплекса философско-идеологических установок: он более ориентирован на изложение туманное, хаотическое (недаром одной из персонифицированных категорий в даосизме является Хаос, хунь дунь), нежели на стройное, последовательное и основанное на логике. Подобная «ориентация на Хаос», энигматичность пронизывают даосизм на всех уровнях: от основополагающих тек- стов и свода канонических произведений, «Дао цзан», до структуры ритуала и оккультной символики.
Проблематично также и диахронное изучение даосизма, особенно в том, что касается соотношения раннего (часто называемого «философским» и связываемого с произведениями Лао-цзы и Чжуан-цзы) даосизма и даосизма позднего (того, что обычно в научных работах именуют «религиозным даосизмом»).
Несмотря на порой радикальную разницу во взглядах на данный вопрос, в целом исследователи приходят к представлению о единстве даосизма как исторического феномена, отмечая такие важные черты этого единства (имеющиеся как в раннем, «философском», так и позднем, «религиозном», даосизме), как взаимосвязь и взаимовлияние явлений универсума (связь природы и ее явлений и человека), тенденция к «опрощению», возврата к примитивизму, в чем видели залог спасения и улучшения общества и отдельного человека, вера в возможность достижения бессмертия путем всевозможных психопрактик (внутренняя и внешняя алхимия, нэй и вай дань, сексуальные практики, диеты, гимнастика и т.п.).
(Следующим важным элементом характеристики даосизма и исторического феномена является определение его рядом исследователей как китайской национальной философско-религиозной системы, что особенно видно в том влиянии, которое даосизм оказывал на китайское чиновничество и интеллектуальные круги (это касается как «философского», так и «религиозного» даосизма). Альтернативная данной точка зрения вполне справедливо замечает, что даосизм зарож- дался как явление, впитавшее в себя традиции различных народов Южного Ки- тая (царство Чу), т.е. неханьских, некитайских этносов. Однако все эти элементы, пусть и некитайские по своему происхождению, уже в древности были усвоены и ассимилированы китайской культурой и в дальнейшем уже воспринимались как исконно китайские.
倮 子 莊


118
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
Проблема происхождения даосизма
Как и в определении даосизма, в вопросе о его происхождении среди исследователей также нет единства мнений. Одни рассматривают уже сложившийся даосизм начиная с позднеханьского периода (I-II вв. н.э.). Другие, в частности японские исследователи, обращают большое внимание на так называемую пре- дысторию, т.е. на эпоху существования даосизма до его оформления в школы различных направлений, делая акцент на возможном происхождении даосизма из шаманских верований и практик.
Выше говорилось о большом влиянии на даосизм, вернее, на его формирование, религиозных представлений царства Чу в Южном Китае, где, по всей види- мости, существовало несколько шаманских традиций (что связано с этнической неоднородностью данного региона). Кроме того, заметное влияние оказали традиции царств Ци и Янь, а таьсже чжоуская культура (это касается двух основных даосских категорий - дао и дэ). Некоторые западные исследователи выдвигали идеи о возможном индийском влиянии на формирование даосизма, особенно его философского дискурса, однако в настоящее время они признаны недоказуемыми. Ведь и сами даосы не связывали происхождение своего учения с конкретными историческими личностями (Лао-цзы как основатель даосизма - это, по справедливому замечанию Е.Торчинова, фикция западной синологии).
Итак, происхождение даосизма в той или иной мере связано с автохтонными китайскими (в широком смысле) традициями (шаманские традиции царств Чу, Ци). Условный период формирования -1 тыс. до н.э.
Отношения даосизма и государства
В отношении даосизма к государству (и в первую очередь к первому лицу государства -императору) следует отметить ряд следующих особенностей.
Образ идеального правителя или мудреца-советника в ранних даосских текстах тесно переплетен с понятием недеяния (увэй\ причем идея совершенного правителя и управления государством в даосизме была не заимствованием из конфуцианства, а параллельной идеей, развитой даосизмом в общем самостоятельно.
Ошибочным представляется оппозиционное противопоставление конфуцианства и даосизма как противоположных друг другу учений: в течение всей истории и даосизм, и конфуцианство нередко испытывали влияние идей друг друга (особенно в социально-политическом аспекте).
Интересным представляется возможная связь даосизма с легизмом, особенно на раннем этапе формирования даосской идеологии (прежде всего социальные и политические аспекты).
Немаловажна роль даосизма и в формировании официальной идеологии: сакрализация монарха и его власти, идея праведности государя и зависимость благосостояния и благополучия страны от этого и т.д.


Глава 5. Даосизм
119
Немалую роль сыграл и так называемый оппозиционный даосизм, противостоящий «ортодоксальному», поддерживающему государя и официальную идеологию. «Оппозиционный» даосизм оказал немалое влияние на народные движе- ния，всевозможные тайные организации, в первую очередь мессианскими и мил- ленаристско-утопическими идеями (почерпнутыми, несомненно, у классиков даосизма - Лао-цзы и Чжуан-цзы).
В целом отношения даосизма и власти можно охарактеризовать как сложный комплекс, в котором даосизм наравне с конфуцианством оказывал решающую роль на формирование государственной (имперской) идеологии.
Ранний этап истории даосизма: периоды Чжаньго, Цинь，Хань
Обычно в синологической науке историю даосизма начинают с двух основополагающих текстов: «Дао-дэ цзин», или «Лао-цзы», и «Чжуан-цзы».
«Дао-дэ цзин»
Авторство «Дао-дэ цзин» («Книга о дао и дэ») традиционно приписывают Лао-цзы (Ли Эру), однако, согласно современной точке зрения, хронологически первым текстом был не «Дао-дэ цзин», а «Чжуан-цзы», а автором не мог быть Лао-цзы (если он вообще историческая личность). Господствующая в синологии точка зрения определяет время создания текста «Дао-дэ цзин» IV в. до н.э. Что касается авторства, приписываемого Лао-цзы (упоминаемому в «Ли цзю> как учитель Конфуция), то, вероятно, роль здесь сыграла семантика самого имени Лао-цзы - Старый (или Достопочтенный) Мудрец.
Композиционно «Дао-дэ цзин» состоит из 5000 иероглифов и 81 главы; часто текст делится на «Дао цзин» («Книгу Дао») и «Дэ цзин» («Книгу Дэ»)? хотя открытие в 70-х годах прошлого века в Мавандуе древнейших списков «Дао-дэ цзин» являет нам иную разбивку текста.
В общем можно сказать, что идеи, выраженные в «Дао-дэ цзин», являются основополагающими для всей дальнейшей традиции даосизма: это вообще свойственный китайской мысли натурализм и диалектичность (бинарные оппозиции «присутствие-отсутствие», «движение-покой» и т.д.). Немаловажной является идея «недеяния» (увэй), следование естественности, отдание себя потоку (метафорика воды играет у Лао-цзы важную роль). Идея^вэй в «Дао-дэ цзин» связана и с идеей управления недеянием, с образом идеального государя (в синологии существует мнение, что первоначально текст произведения мог предназначаться в качестве назидательного сочинения для правителя). Тем самым «Дао-дэ цзин» оказывается у истоков позднейших даосских государственно-теократических идей, в которых государь теснейшим образом связан с Дао, Землей и Небом и реализует их в правлении посредством «недеяния». В «Дао-дэ цзин» четко обрисовывается и социальный идеал - патриархального типа страна, в крайней


120
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
степени изолированная от других государств, ориентированная на идеалы простоты и естественности (цзы- жанъ).
Как уже говорилось, идея недеяния (увэй) играет важную роль в мировоззрении автора «Дао-дэ цзин»: любая деятельность рассматривается им как нарушение естественного порядка вещей, что и вызывает дальнейшие неурядицы, смуту и бедствия (что вполне вероятно служит отражением реальных исторических событий периода Чжаньго). Проиллюстрируем это самим текстом «Дао-дэ цзин» (здесь и далее перевод В.В.Малявина). Глава 3: «Не возвышайте „достойных'6 - тогда люди не будут соперни- чать? не цените редкостные товары - тогда люди не будут разбойничать, не выставляйте напоказ привлекательные вещи - тогда в людских сердцах не будет смущения»; глава 18: «Когда великий Путь в упадке, являются „человечность" и „долг“. Когда возникают суемудрие и многознайство, является великая ложь. Когда среди родичей нет согласия, являются почтительность и любовь. Когда государство во мраке и в смуте, являются „преданные подданные“》; глава 19: «Устраните ловкость, не ищите выгоды, и в мире не станет воров и разбойников» (здесь видна также скрытая полемика с конфуцианством и утверждаемым им культом образованности - «многознайства» в терминологии Лао-цзы - и «сыновней почтительности»). Констатируя подобное положение вещей, вызванное человеческой активностью (любого характера - интеллектуальной ли или политической), автор «Дао-дэ цзин» предлагает рецепт (гл. 30): «Тот, кто берет Путь (дао) в помощь господину людей, не подчиняет мир силой оружия»; (гл. 64) «Премудрый человек желает нежелания и не ценит редкие товары. Он учится не быть ученым и уводит всех от заблуждений. Посему он в вещах поддерживает то, что таково само по себе (цзыжанъ) - и ничего не делает (увэй)». Таким образом, принцип «недеяния» смягчает, сводит на нет насилие и агрессию деятельности, всегда носящей, согласно Лао-цзы, негативную оценку. И в этом он подобен воде.
Метафора воды очень удачно отражает мысль автора «Дао-дэ цзин» о том, как недеяние побеждает агрессивную и разрушительную деятельность (гл. 8): «Высшее благо подобно воде: вода приносит благо всей тьме вещей и ни с чем не борется, собирается в местах，которых люди избегают，вот почему она близка Пути (дао)»; (гл. 78) «В целом мире нет ничего мягче и слабее воды, но вода лучше всего побеждает то, что прочно и твердо, ибо ничто не может ее изменить... слабое одолеет сильное, а мягкое - твердое...»
Важную роль в учении Лао-цзы играет парадоксальность: слабое лучше сильного, отсутствие лучше наличия (гл. 11): «Тридцать спиц колеса сходятся
Мифологический зверь, хранитель захоронений. Династия Восточная Хань


Глава 5. Даосизм
121
в одной ступице，а польза от колеса в том, что в ступице нет ничего. Лепят из глины сосуд, а польза от сосуда в том, что внутри него ничего нет. Прорезывают окна и двери, чтобы получился дом, а польза от дома там, где дома нет. Поистине: то, что имеешь, приносит выгоду, а то, чего не имеешь, приносит пользу». Рецепт Лао-цзы прост (гл. 71): «Знать, а казаться незнающим - вот совершенство.
Не знать, а думать，что знаешь, - это болезнь.
Только тот, кто знает свою болезнь, способен не быть больным. Премудрый человек не подвержен болезням. Он знает, что такое болезнь, и потому не болеет». Проявление, принуждение, разделение - это, по Лао-цзы, корень и начало всех бед и неурядиц. Но они неотделимы от своих противоположностей, в них царит нехитрая диалектика (гл. 2): «Когда в мире узнают, что прекрасное - прекрасно, появляется уродство. Когда в мире узнают, что доброе - добро, появляется зло. Наличное и отсутствующее друг друга порождают. Трудное и легкое друг друга создают. Длинное и короткое друг друга выявляют. Высокое и низкое друг друга устанавливают. Музыка и голос друг другу откликаются. Предыдущее и последующее друг за другом следуют».
Все эти парадоксальные утверждения формулируют - более или менее подспудно -закон цикличности, вечного коловращения (гл. 16): «Все вещи в мире возникают совместно... вещи являются без порядка, без счета, и каждая возвращается к своему корню. Возвращение к корню - это покой, покой - это возвращение к судьбе. Возвращение к судьбе - это постоянство, знание постоянства - это просветленность. Кто знает постоянство, тот все вместит в себя; кто все вместит в себя, тот беспристрастен, кто беспристрастен, тот царствен, кто царствен, тот подобен Небу, кто подобен Небу, тот претворяет Путь, кто претворяет Путь, тот пребудет долго и до конца дней избегнет вреда».
Как видно из приведенного текста, идея естественного (как образца для подражания и как рецепта для улучшения порядка дел - в себе и в мире) тесно связана с беспристрастностью, отвлеченностью от устоявшихся и ошибочных, с точки зрения Лао-цзы, норм поведения. Глава 36 гласит: «Если хочешь сжать, прежде нужно растянуть. Если хочешь ослабить, прежде нужно усилить. Если хочешь развалить, прежде нужно возвеличить, если хочешь отнять, прежде нужно дать. Вот что зовется „опережающим прозрением'6». Очевидно, что речь идет о равнодушии Неба и Земли ко всей тьме вещей: смерть одних становится жизнью для других и т.д. Жалость, сострадание, мораль - вы- думки и заблуждение людей, которые никак не могут повлиять на естествен- ный (цзыжанъ) ход событий. Точно так же должен поступать и идеальный государь, действовать недеянием, ибо, как сказано в гл. 5: «Небо и Земля не об¬
Керамические обезьяны. Династия Западная Хань


122
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
ладают человечностью, для них вся тьма вещей - что соломенные собаки. Премудрый человек не обладает человечностью, для него все люди - что соломенные собаки. Пространство между Небом и Землей подобно кузнечным мехам: пустое - а нельзя его устранить, надави на него - и из него выйдет еще больше. Кто копит знания, тот скоро утомится, так не лучше ли блюсти сре- динность?»
Из этой бесстрастной естественности, уподобления себя Небу и Земле, вытекает и даосская доктрина управления путем недеяния (гл. 3): «Премудрый человек, управляя людьми, опустошает их головы и наполняет их животы, ослабляет их стремления и укрепляет их кости. Он всегда делает так, что у людей нет ни знаний, ни желаний, а знающие не осмеливаются что-либо предпринять. Действуй недеянием - и во всем будет порядок». Глава 57 представляет собой почти наставление потенциальному правителю: «Государством управляй прямо, на войне применяй хитрость и посредством бездействия завладевай Поднебесной. Отчего мне известно, что это так? Вот отчего: чем больше в мире запретов, тем люди беднее. Чем больше народ знает о выгоде, тем больше в царстве смуты. Чем больше в народе мастерства и сноровки, тем больше безделиц. Чем больше в стране законов и приказов, тем больше разбойников. Посему премудрые люди говорили: я не действую, а люди сами становятся лучше, я привержен покою, а люди сами себя выправляют, я не вмешиваюсь в дела, а люди сами богатеют, я не имею желаний, а люди сами блюдут простоту».
Недеяние проявляется не только в управлении внешним миром, но и направлено на самокультивирование (гл. 28): «Знай свое мужское, но блюди свое женское: станешь ущельем Поднебесного мира, если уподобишься ущелью мира, превечное Совершенство не оставит тебя. Тогда будешь как новорожденный младенец. Знай свое светлое, но блюди свое темное: станешь образцом для Под- небесного мира. Если станешь образцом для мира, превечное Совершенство не потерпит ущерба. Тогда вернешься к Беспредельному. Знай свою славу, но блюди себя в умалении, станешь долиной Поднебесного мира. Если уподобишься долине мира, превечное Совершенство будет в достатке. Тогда будешь как Цельный Ствол. Когда Цельный Ствол разрубят, появляются предметы; а пользование премудрого таково, что он встает во главе чинов: великий резчик ничего не разрезает». Здесь видны типично даосские образы младенца, ствола, как обычно, используются бинарные оппозиции. Исправление мира начинается с себя - здесь проявляется общекитайское вообще и даосское в частности представление о соответствии макрокосма-мира и микрокосма-человека и их взаимовлиянии. Лао- цзы призывает премудрого, т.е. потенциального государя, к «сокровенному со- вершенству» (гл. 10): «Пестуй душу, обнимай Единое - можешь ли не терять их? Сосредоточь дух, приди к мягкости - можешь ли быть как младенец? Очищай сокровенное зеркало - можешь ли быть без изъяна? Люби народ, блюди порядок в царстве - можешь ли пребывать в недеянии? Небесные врата отворяются и затворяются -можешь ли быть женственным? Постигай все в четырех пределах - можешь ли обойтись без знания? Порождает и вскармливает, все рождает и ни¬


Глава 5. Даосизм
123
чем не обладает. Всему поспешествует，а не ищет в том опоры, всех старше, а ничем не повелевает: вот что зовется сокровенным совершенством». И вновь перед нами образы младенца, зеркала (символ пассивности, отражаемости), женственного, неведающего - всех тех положительных характеристик, которыми автор «Дао-дэ цзина» наделяет совершенного правителя.
Подобное определение как совершенного человека, так и методов его правления естественно проецируется и на социум, общество, которое, по Лао-цзы, является идеалом. Гл. 80: «Лучше царству быть маленьким, а населению - редким. Пусть у людей будут десятки и сотни орудий, пользы от них искать не нужно. Пусть люди будут почтительны к смерти и не уезжают далеко от дома. Даже если есть лодки и повозки, пусть на них никто не ездит. Даже если есть пики и стрелы, пусть никто не берет их в руки. Пусть люди завязывают узелки вместо письма. Пусть люди наслаждаются едой и любуются своей одеждой, имеют покой в своем жилище и радуются своим обычаям. Пусть будут видны соседние селения и оттуда доносится лай собак и крик петухов, а люди до самой старости и смерти друг с другом не знаются». Таков идеал государства у Лао- цзы. Под стать ему и идеальный образ отдельного человека: предельно простой, неграмотный и ни к чему не привязанный. Глава 20: «Отбрось ученость и не будешь знать печали. „Конечно !и и „Ладно !сс - далеки ль друг от друга? Красота и уродство - что их разделяет? Страхи людские - нельзя их не страшиться. Темное! Пустынное! Не достать его дна! Все люди исполнены радости, словно празднуют великую жертву или весной восходят на башню. Я один покоен, ничем не выдаю себя, как младенец, еще не улыбнувшийся, бессильно влачащийся путник - и некуда возвращаться! Все вокруг имеют в избытке, я один как будто лишен всего. У меня сердце глупца - смутное, простодушное! Обыкновенные люди так скоры на суд, я один пребываю в неведении. Обыкновенные люди судят так тщательно, я один отрешен и бездумен. Покоен в волнении! Словно великое море. Мчусь привольно! Словно нет мне пристанища. У обыкновенных людей на все есть причина, я один прост и прям, словно неуч. Я один не таков, как другие, потому что умею кормиться от Матери».
В конечном счете идеалом оказывается само Дао, Великий Путь, гимн кото- рому воспет в первой главе «Дао-дэ цзина». Дао резко противопоставлено миру, оно безымянно, непрояснено (гл. 37): «Путь (дао) вечно в недеянии, а в мире все делается. Если князья и цари смогут блюсти его, вещи сами себя претворят. Если потом они возымеют желание действовать, я сдержу их безымянной простотой. Безымянная простота не таит никаких желаний. Когда в покое не родятся желания, Поднебесный мир выправится сам собой». Впрочем, Путь-Дао не только объемлет в себе всё, все вещи и противоречия, но и порождает всё (гл. 42): «Путь рождает Одно, Одно рождает Два, Два рождает Три, а Три рождает всю тьму вещей. Все вещи несут в себе Инь и обнимают Ян, пустотное дыхание приводит их к согласию». Здесь изображен космогонический процесс, причем триада Один-Два-Три рассматривается как типичная триада Небо-Зем- ля-Человек? уравновешенная и управляемая бинарными силами Инь-женским


124
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
и Ян-мужским. Пустотное дыхание - это оживотворяющая все энергия ци, присущая Дао, о котором Лао-цзы в гл. 25 говорит следующее: «Есть нечто, в хаосе завершенное, прежде Неба и Земли рожденное. Пустотное! Безбрежное! Само в себе пребывает и не меняется, растекается повсюду и не знает преград. Можно считать это Матерью Поднебесной. Я не знаю, как называть его. Давая ему прозвание, скажу: „Путь46. Если придется дать ему имя, скажу: „Великий44. „Великое46 значит „распространяющееся повсюду4', „распространяться повсюду4' зна- чит „уходить далеко“，„уходить далеко“ значит „возвращаться“》. Если само Дао наделено важной характеристикой «возвращения», то тем более для человека, подвизающегося на пути самоестественности, слияния с Дао, необходимо вернуться к нему, к великому началу всего. Ибо, как сказано в гл. 40, «возвращение -это действие Пути. Слабость - это применение Пути. Все вещи в мире ис- ходят из сущего, а сущее исходит из отсутствующего».
И все-таки то, что предлагает Лао-цзы, - отрицание ли это движения, прогресса, или это некий мистический, особый путь? Сам Лао-цзы постоянно говорит о естественности, а не о противостоянии, о следовании природе, а не о наси- лии над ней. Гл. 25: «Путь велик, небо велико, земля велика, и Господин человека тоже велик. Во вселенной есть четыре великих, и Господин человека - один из них. Человеку образец - Земля, Земле образец - Небо, Небу образец - Путь, а Пути образец - то, что таково само по себе», т.е. даже Дао, начало начал, ориентируется на естественность, поэтому между недеянием (увэй) и естественностью (цзыжанъ) в общем можно поставить знак равенства. Гл. 48: «Посвящать себя учению - значит каждый день приобретать. Посвящать себя Пути - значит каждый день терять, потеряй и еще потеряй - так дойдешь до недеяния. Ничего не будешь делать - и все будет делаться». Таким образом, четко вырисовывается путь совершенного человека по Лао-цзы: это не бездельник, но тот, кто осуществляет не-деяние, т.е. естественное, следующее природе, а в конечном итоге - самому Дао. Это высшая форма мистического пути (гл. 7): «Небо вечно, земля неизбывна. Небо и земля вечны и неизбывны благодаря тому, что не существуют для себя. Вот почему они могут быть вечны и неизбывны. Оттого премудрый человек ставит себя позади, а оказывается впереди, не думает о себе _ и себя со- храняет. Не желает для себя ничего - не потому ли может обрести все свое?»
Лао-цзы отражает особую форму мистического опыта, форму своего рода самоотречения, похожую на буддийскую, но задолго до появления этого учения в Китае. Его рецепты для достижения естественности крайне просты (гл. 56): «Знающий не говорит, говорящий не знает. Завали дыры, затвори ворота, затупи острые края, развяжи узлы, смири сияние, уподобься праху», и далее (гл. 16): «Дойди в пустоте до предела. Блюди покой со всем тщанием. Все вещи в мире возникают совместно, я так прозреваю их возврат. Вещи являются без порядка, без счета, и каждая возвращается к своему корню. Возвращение к корню - это покой, покой - это возвращение к судьбе. Возвращение к судьбе - это постоянство, знание постоянства - это просветленность. Кто знает постоянство, тот все вместит в себя».


Глава 5. Даосизм
125
«Чжуан-цзы»
Другим основополагающим текстом даосизма является «Чжуан-цзы». Современные исследователи в большинстве своем сходятся во мнении, что «Чжуан- цзы» является хронологически первым даосским текстом («Лао-цзы» имеет, со- гласно этой точке зрения, более позднее происхождение).
Текст «Чжуан-цзы» (известен также под названием «Наньхуа чжэнь цзин», «Истинная книга из Наньхуа») весьма неоднороден как композиционно, так и хронологически. Традиция разделяет весь текст на так называемый «внутрен- ний раздел» (нэй пянъ, гл. 1-7), «внешний раздел» {вай пянъ, гл. 8-22) и «раздел „Разное6'» (цза пянь, гл. 23-33); из них наиболее древним по происхождению считается «внутренний раздел» (ряд ученых предполагает, что хронологически он был первым, затем по времени следовал «Дао_дэ цзин» и, наконец，《внеш- ний» раздел и раздел «разное»).
Чжуан-цзы (Мудрец Чжуан, также Чжуан Чжоу) жил, согласно традиции, в конце IV - середине III в. до н.э.? где-то на юге царства Чу. О его эксцентричном и независимом характере ярко повествует история из гл. 17 «Осенний разлив» (здесь и далее перевод В.В.Малявина):
«Чжуан-цзы удил рыбу в реке Пушуй, и правитель Чу прислал к нему двух своих сановников с посланием, и в том послании говорилось: „Желаю возложить на Вас бремя государственных дели.
Чжуан-цзы даже удочки из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ: „Я слыхал, что в Чу есть священная черепаха, которая умерла три тысячи лет тому назад. Правитель завернул ее в тонкий шелк, спрятал в ларец, а ларец тот поставил в своем храме предков. Что бы предпочла эта черепаха: быть мертвой, но чтобы поклонялись ее костям, или быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи?и
Оба сановника ответили: „Конечно, она предпочла бы быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи“.
-Уходите прочь! - воскликнул Чжуан-цзы. - Я тоже буду волочить хвост по грязи!»
Чжуан-цзы обращается к тем же темам, что и Лао-цзы: Дао-Путь, естественность, человек в триаде Небо-Земля-Человек, однако особенной чертой дискурса именно Чжуан-цзы является то внимание, которое он придает языку, его функции и его относительности: есть Дао-Путь как некая единая реальность и есть множество Эао-путей как единичных проявлений этого великого Пути. Эти дао нередко выражаются в языке, но нужно уметь увидеть истину за простой словесной оболочкой. Чжуан-цзы использует для этого великолепное средство - юмор. Диалоги в тексте наполнены иронией, неподражаемым юмором, игрой слов, что видно, например, в диалоге Чжуан-цзы и его извечного друга- оппонента Хуэй-цзы в той же 17-й главе:
«Чжуан-цзы и Хуэй-цзы прогуливались по мосту через реку Хао.
Чжуан-цзы сказал: „Как весело играют рыбки в воде! Вот радость рыб!и


126
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
-Ты ведь не рыба, - сказал Хуэй-цзы, - откуда тебе знать, в чем радость рыб?
-Но ведь ты не я, - ответил Чжуан-цзы, - откуда же ты знаешь, что я не знаю, в чем заключается радость рыб?
-Я,конечно，нетыинемогузнатьтого,чтотызнаешь. Но и ты не рыба, а потому не можешь знать, в чем радость рыб, - возразил Хуэй-цзы.
Тогда Чжуан-цзы сказал: „Давай вернемся к началу. Ты спросил меня: откуда ты знаешь радость рыб? Значит, ты уже знал, что я это знаю, и потому спросил. А я это узнал, гуляя у реки Хаоа». Ирония Чжуан-цзы, игра слов, сведение положений оппонента почти к бессмыслице в каком-то смыс- ле предваряют то явление, которое с приходом и распространением буддизма в Китае и Японии (особенно в т.н. чань- буддизме, яп. дзэн-буддизм) станет известным как коан - парадоксальное изречение, именно своей парадоксальностью заставляющее человека прозреть истину; так Чжуан-цзы своей иронией, игрой слов показывает бесполезность сухих и логически безупречных рассуждений по сравнению с постижением Дао через сердце.
Интересна личность оппонента Чжуан-цзы, философа Хуэй-цзы, или Хуэй Ши (380-305 гг. до н.э.)5 бывшего сторонником так называемой школы логиков. Согласно гл. 33 «Поднебесный мир», «Хуэй Ши был очень ученым человеком, и его писания занимали пять повозок. Однако же его учение было причудливым, а речи уводили в сторону.
Определяя смысл вещей, он говорил:
„Предельно великое не имеет ничего вовне себя. Это называется великим единством. Предельно малое не имеет ничего внутри себя. Это называется малым единством.
Не имеющее толщины не имеет протяженности, но простирается на тысячу ли.
Небо находится на одном уровне с землей, горы находятся на одном уровне с озерами.
Будучи в зените, солнце заходит. Рождаясь, вещь умирает.
Быть подобным в большом, но различным в малом - это называется "малое подобие и различие". Все вещи в конце концов едины и в конце концов различны -это называется "большое подобие и различие".
Юэ не имеет границы и все же имеет границу.
Я отправляюсь в Юэ сегодня, а прибываю туда вчера.
Соединенные кольца невозможно разъединить.
Я знаю центр мира: он на север от Янь и на юг от Юэ.
Люби безгранично всю тьму вещей; Небо и Земля — одно тело“》.
Как видно, Хуэй-цзы последователен, аналитичен, судя по упомянутым только что тезисам-парадоксам, он имел склонность к строгому, логически обосно¬
Нефритовая подвеска в виде духа предков. Эпоха Чжаньго


Глава 5. Даосизм
127
Звероподобный сторож могилы. Эпоха Чжаньго
ванному дискурсу, нередко выливавшемуся в чистый формализм.
Для Чжуан-цзы это неприемлемо, о чем он и говорит устами Духа Океана Жо в гл. 17: «С лягушкой, живущей в колодце, не поговоришь об океане, ведь она привязана к своей дыре, - ответил Дух Океана Жо. - Летней мошке не объяснишь, что такое лед, ведь она стеснена сроком ее жизни. С ограниченным ученым не поговоришь о Великом Пути - ведь он скован своим учением».
Следовательно, Хуэй-цзы «ограниченный ученый», накрепко привязанный к формальной стороне языка и знания, и просто не в силах постичь Дао.
Чжуан-цзы смеется над формализованным, ограниченным знанием («С маленьким знанием не уразуметь большое знание», говорит он в гл. 1 «Беззаботное скитание») - тот, кому дано вместить Дао и его мудрость, непонятен и даже смешон для того, кто ограничен малым и преходящим. Это положение прекрасно иллюстрирует следующий пассаж из этой же главы: «Далеко на пустынном Севере есть океан, и этот океан - водоем, сотворенный природой. Обитает в нем рыба шириной в несколько тысяч ли, длины же она неведомо какой, и зовется она Кунь. Еще есть птица, и зовется она Пэн. Ее спина велика, как гора Тайшань, а ее крылья подобны туче, закрывшей небосклон. Раскачавшись на могучем вихре, она взмывает ввысь на девяносто тысяч ли и парит выше облаков в голубых небесах. Потом она летит на юг и опускается в Южный океан. А болотный воробышек смеялся над ней, говоря: „Куда только ее несет? Вот я подпрыгну на пару локтей и возвращаюсь на землю. Так я порхаю в кустах, а большего мне и не надо. И куда только несет эту птицу?“》
Чжуан-цзы, смеясь, спорит с Хуэй-цзы, который то и дело проводит различия, противопоставления. Для Чжуан-цзы любое противопоставление - нелепо, бессмысленно, о чем остроумно говорит следующий эпизод из гл. 2 «О том, как вещи друг друга уравновешивают»: «В целом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки, а великая гора Тайшань мала. Никто не прожил больше умершего младенца, а Пэн-цзу умер в юном возрасте. Небо и Земля живут вместе со мной, вся тьма вещей составляет со мной одно.
Коль скоро мы составляем одно - что еще тут можно сказать? Но уж коли мы заговорили об одном, то можно ли обойтись без слов? Единое и слова о нем составляют два, а два и одно составляют три. Начиная отсюда даже искуснейший математик не доберется до конца чисел, что уж говорить об обыкновенном человеке! Даже идя от несуществующего к существующему, мы должны считать до трех. Что уж говорить, когда мы пойдем от существующего к существующему! Но не будем делать этого. Будем следовать данному, и не более того». Здесь очень важен призыв «следовать данному {ши)у>. Язык относителен, и если начать отождествлять вещи с именами, то можно прийти к серьезным заблуждениям, «омрачить Дао-Путь», что ведет к формализму и в конечном итоге бессмыслице.


128
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Там же: «Люди древности в своих знаниях достигли предела. Чего же они достигли? Они знали, что изначально вещи не существуют, - вот предел, вот вся бездна смысла, и добавить к этому нечего. Те, кто шли за ними, считали, что вещи существуют, но нет границ между вещами. Те, кто шли потом, считали, что границы между вещами существуют, но никакая вещь не может быть „этим“ или ,，тем‘‘. Противопоставление „этого“ и ”того‘‘ - вот причина затемне- ния Пути... Путь изначально не имеет пределов, слова изначально не имеют ус- тановленного смысла. Только когда мы держимся за свои придуманные истины, появляются разграничения. Попробую сказать об этих разграничениях: существует левое и существует правое, существуют приличия и существует долг, существует определение и существует толкование, существует спор и борьба».
Чжуан-цзы считает бессмысленным любую форму спора и толкования, любую попытку рассечь явление, анализировать его, ибо в основе этого лежит «омрачение Пути», т.е. замутнение исконного знания, отрыв от него и плутание в искусственных построениях своего собственного рассудка. Спор не имеет смысла, ибо как мы можем знать, кто прав на самом деле. Из той же гл. 2: «Положим, мы затеяли с тобой спор и ты победил меня, а я не смог переспорить тебя, значит ли это, что ты и в самом деле прав, а я на самом деле не прав? А если я победил тебя, а ты не смог переспорить меня, значит ли это, что прав именно я, а ты не прав? Обязательно ли кто-то из нас должен быть прав, а кто-то не прав? Или мы можем быть оба правы и оба не правы? И если мы сами не можем решить, кто из нас прав, а кто нет, то другие люди тем более не сделают этого за нас. Кто же рассудит нас? Если придет кто-нибудь, кто согласится с тобой, то как ему рассудить нас? А если кто-то третий будет согласен со мной, то и ему не удастся нас рассудить. Если же, наконец, позвать того, кто не согласен ни со мной, ни с тобой, то такой человек тем более не поможет нам установить истину. А если позвать того, кто согласится со мной и с тобой, то мы опять- таки не доберемся до истины. Выходит, ни я, ни ты, ни кто-либо другой не можем установить общую для всех истину. На кого же нам надеяться?»
Возникает вполне резонный вопрос: возможно ли в таком случае познание, и если да, то как? Чжуан-цзы постепенно подводит нас к ответу на этот вопрос (гл. 6 «Высший учитель»): «Знание, чтобы быть надежным, должно на что-то опираться, но то, на что оно опирается, крайне неопределенно. Как знать, что именуемое нами небесным не является человеческим? А именуемое человеческим не является небесным? Следовательно, должен быть настоящий человек, и тогда появится настоящее знание»; гл. 2 («О том, как вещи друг друга уравновешивают»): «Речь - это не просто выдыхание воздуха. Говорящему есть что сказать, однако то, что говорит он, крайне неопределенно. Говорим ли мы что- нибудь? Или мы на самом деле ничего не говорим? Считают, что человеческая речь отлична от щебета птенца. Есть ли тут отличие? Или отличия нет? Отчего так затемнен Путь, что существует истинное и ложное? Почему так невнятна речь, что существует правда и обман?» Логика и формализация, согласно Чжуан-цзы, плохие помощники в постижении Пути, это прекрасно иллюстриру¬


Глава 5. Даосизм
129
ет диалог Беззубого и Ван Ни (там же): «Беззубый спросил у Ван Ни: „Знаете ли вы，в чем вещи подобны друг другу?“
-Как я могу это знать? - ответил Ван Ни.
-Знаете ли вы то, что вы не знаете?
-Как я могу это знать?
-Стало быть, никто ничего не знает?
-Как я могу это знать? Однако же попробую объясниться: откуда вы знаете, что то, что я называю знанием, не является незнанием? И откуда вы знаете, что то, что я называю незнанием, не является на самом деле знанием?».
В споре с уже известным нам Хуэй-цзы Чжуан-цзы показывает переменчивость того, что человек обычно называет (опять указание на относительность языка!) знанием (гл. 27 «Иносказательные речи»): «Чжуан-цзы сказал Хуэй-цзы: „Конфуций учил людей шесть десятков лет, а в шестьдесят лет переменился. То, что прежде он считал истинным, под конец объявил ложным. Он и сам не знал, не отрицал ли он пятьдесят девять лет то, что ныне счел истинным“》. Любое рассуждение в конечном итоге сводится к головокружительному абсурду (гл. 2 «О том，как вещи друг друга уравновешивают»): «Положим, есть „начало“ и есть ”то, что еще не начало быть началом' Тогда есть，，то, что еще не начало быть тем, что еще не начало быть началом“. Положим，есть „бытие“ и есть „небытие“. Тогда есть ”то, что еще не есть бытие“ и есть ”то, что еще не есть то, что еще не есть бытие“. Внезапно мы приходим к „небытию“ и не знаем，что же на самом деле существует: „бытиесс или „небытие'6? А что до меня, то я, несомненно, что- то сказал, но так и не знаю, сказал ли я в конце концов что-нибудь или же я на самом деле ничего не сказал?»
Начетничество, книжная премудрость, слова (снова и снова Чжуан-цзы подчеркивает крайнюю относительность языка вообще и слова в частности) - все это не приносит истинной мудрости (гл. 13 «Истинный путь»): «В мире Великий Путь ценят благодаря книгам. Но в книгах нет ничего, кроме слов, и, стало быть, ценят в мире слова. Слова же ценят за то, что в них есть смысл. Но смысл откуда-то приходит, а уж это невозможно выразить словами. И все-таки в мире ценят слова и передают их в книгах.
Пусть в мире их ценят, я же не считаю их ценными. Ведь ценят их не за то, что есть в них действительно ценного. Ибо видеть глазами можно только образ и цвет. Слышать ушами можно только имена и звуки. Увы! Люди в мире полагают, что образов и цветов, имен и звуков довольно для того, чтобы понять природу другого. На самом же деле образов и цветов, имен и звуков недостаточно для того, чтобы понять природу другого. Поистине „знающий не говорит, говорящий не знает'М Но кто в мире может это понять?» (последняя цитата - рефрен гл. 56 «Дао-дэ цзина»).
Слова запутывают, они временны и преходящи и, как любой инструмент, не должны становится самоцелью (гл. 26 «Внешние вещи»): «Вершей пользуются при ловле рыбы. Поймав рыбу, забывают про вершу. Ловушкой пользуются при ловле зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку. Словами пользуются для


130
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
выражения смысла. Постигнув смысл, забывают про слова. Где бы найти мне забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить!» Следовательно, идеал для Чжуан-цзы - это тот, кто постигает Дао не анализируя, не доискиваясь причин и основ (гл. 25 «Цзэян»):
«Идя друг за другом, они обретают свой принцип.
Вращаясь по кругу, они порождают друг друга.
Достигнув предела - вернутся обратно.
Придут к концу - и начинаются сызнова.
Таков порядок, которым обладают вещи, о котором
Инкрустированная золотом и серебром бронзовая горелка для благовоний в виде горы Бошань. Западная Хань
можно сказать словами и который можно постичь знанием. Он пронизывает мир вещей, и только. Тот, кто обрел Путь, не стремится разыскать его конец или его начало. Здесь лежит предел всякому обсуждению».
Истинный человек (чжэнь жэнъ), который является идеальной моделью для Чжуан-цзы, не имеет раздвоенности, не анализирует, не создает противоположностей и противоречий, он просто пребывает в Дао как рыба в воде (напомним, что метафора воды была очень популярна в даосизме: гл. 6 «Высший учитель»): «Рыбы устраивают свою жизнь в воде, а люди устраивают свою жизнь в Пути. Для тех, кто устраивает свою жизнь в воде, достаточно вырыть пруд. А для тех, кто устраивает свою жизнь в Пути, достаточно отрешиться от дел. Вот почему говорят: „Рыбы забывают друг о друге в воде, люди забывают друг о друге в искусстве Пути“》. Естественность (цзыжанъ), провозглашенная Лао-цзы, находит свое отражение и у Чжуан-цзы: истинный человек не связан именами, титулами, преходящими вещами мира, он естественно, как рыба в воде, плывет «по течению». Очень хо_ рошей иллюстрацией этого тезиса служит следующая притча Чжуан-цзы (гл. 19 «Постигший жизнь»): «Конфуций любовался водопадом в Люйляне. Вода в нем низвергалась с высоты тридцати саженей, река вокруг пенилась на расстоянии сорока ли. В те места не осмеливались заплывать ни рыбы, ни черепахи. Вдруг Конфуций увидел в бурных волнах плывущего человека. Решив, что кто-то задумал таким образом покончить с жизнью, он послал учеников спасти несчастного. Но в ста шагах вниз по течению незнакомец сам вышел на берег и пошел вдоль реки, распустив волосы и весело напевая. Конфуций догнал его
и спросил:
-Я думал поначалу, что передо мной дух, а теперь вижу, что вы - живой человек. Позвольте спросить, есть ли у вас, великого пловца, свой Путь?
-О нет, у меня нет Пути. Я начал с того, что было мне дано от рождения, вырос в том, что угодно моей природе, и достиг зрелости в том, что является моей судьбой. Я вхожу в воду с течением, увлекающим на середину реки, и выхожу с течением, несущим к берегу. Я следую движению вод и не навязываю волнам свою волю. Вот как я удерживаюсь на плаву.


Глава 5. Даосизм
131
-Что значит „начать с того, что дано от рождения, вырасти в том, что угодно природе, и достичь зрелости в том, что является судьбой44?
-Я родился на суше и чувствую себя покойно на суше - вот что значит „данное от рождения44. Я вырос в воде и чувствую себя покойно в воде - вот что значит „вырасти в том, что угодно природе44. И я живу так, не ведая, почему я таков, - вот что значит „достичь зрелости в том, что является судьбой44».
Кроме метафорики воды, для обозначения естественности (цзыжанъ) как следствия недеяния (увэй) Чжуан- цзы часто обращается к образам мастеров, ремесленников, тех, кто совершает свое дело спонтанно, не задумываясь, позволяя рукам работать без участия головы. Та- ков, например, повар Дин из притчи в гл. 3 «Главное во вскармливании жизни»: «Повар Дин разделывал бычьи туши для царя Вэнь-хоя. Взмахнет рукой, навалится плечом, подопрет коленом, притопнет ногой, и вот: вжик! бах!
Сверкающий нож словно пляшет в воздухе - то в такт мелодии „Тутовая ро- ща‘‘，то в ритме песен Цзиншоу.
-Прекрасно! - воскликнул царь Вэнь-хой. - Сколь высоко твое искусство, повар!
Отложив нож, повар Дин сказал в ответ: „Ваш слуга любит Путь, а он выше обыкновенного мастерства. Поначалу, когда я занялся разделкой туш, я видел перед собой только туши быков, но минуло три года - и я уже не видел их перед собой! Теперь я не смотрю глазами, а полагаюсь на осязание духа, я перестал воспринимать органами чувств и даю претвориться во мне духовному желанию. Вверяясь Небесному порядку, я веду нож через главные сочленения, непроизвольно проникаю во внутренние пустоты, следуя лишь непре- ложному, и потому никогда не наталкиваюсь на мышцы или сухожилия, не говоря уже о костях. Хороший повар меняет свой нож раз в год - потому что он режет.
Обыкновенный повар меняет свой нож раз в месяц - потому что он рубит. А я пользуюсь своим ножом уже девятнадцать лет, разделал им несколько тысяч туш, а нож все еще выглядит таким, словно он только что сошел с точильного камня.
Ведь в сочленениях туши всегда есть промежуток, а лезвие моего ножа не имеет толщины. Когда же не имеющее толщины вводишь в пустоту, ножу всегда найдется предостаточно места, где погулять. Вот почему даже спустя девятнадцать лет мой нож выглядит так, словно он только что сошел с точильного камня. Однако же всякий раз, когда я подхожу к трудному месту, я вижу, где мне придется нелегко, и собираю воедино мое внимание. Я пристально вглядываюсь в это место, двигаюсь медленно и плавно, веду нож старательно, и вдруг туша
Позолоченный бронзовый бессмертный. Династия Западная Хань


132
Часть L БИТВА ТИТАНОВ
распадается, словно ком земли рушится на землю. Тогда я поднимаю вверх руку, с довольным видом оглядываюсь по сторонам, а потом вытираю нож и кладу его на место“.
-Превосходно! - воскликнул царь Вэнь-хой. - Послушав повара Дина, я понял, как нужно вскармливать жизнь».
Не менее поучителен рассказ о колеснике Бяне, который показывает неспособность слов (и языка вообще) передать, транслировать личный опыт другим людям - любая попытка как-то зафиксировать его (в рассказе - медлить или, напротив, - спешить) приводит к неудаче (гл. 13 «Небесный путь»): «Царь Хуань-гун читал книгу в своем дворце, а у входа во дворец обтесывал колесо колесник Бянь. Отложив молоток и долото, колесник вошел в зал и спросил: «Осмелюсь полюбопытствовать, что читает государь?»
-Слова мудрецов, - ответил Хуань-гун.
-А мудрецы те еще живы? - спросил колесник.
-Нет, давно умерли.
-Значит, то, что читает государь, - это всего только шелуха душ древних людей.
-Да как смеешь ты, ничтожный колесник, рассуждать о книге, которую читаю я - единственный из людей? Если тебе есть что сказать, то говори, а нет - так мигом простишься с жизнью!
-Ваш слуга судит об этом по своей работе, - ответил колесник. - Если я работаю без спешки, трудностей у меня не бывает, но колесо получается непрочным. Если я слишком спешу, то мне приходится трудно и колесо не прилажива- ется. Если же я не спешу, но и не медлю, руки словно сами все делают, а сердце им откликается, я об этом не сумею сказать словами. Тут есть какой-то секрет, и я не могу передать его даже собственному сыну, да и сын не смог бы перенять его у меня. Вот почему, проработав семь десятков лет и дожив до глубокой старости, я все еще мастерю колеса. Вот и древние люди, должно быть, умерли, не раскрыв своего секрета. Выходит, читаемое государем - это шелуха душ древних мудрецов!»
Истории повара Дина и колесника Бяня прекрасно иллюстрируют одно из основных положений даосизма - естественность {цзыжанъ). И тот и другой могут совершить свою работу хорошо только тогда, когда они расслаблены, не рефлексируют, а просто воспринимают в себя объект своего труда, стирая таким образом рамки между объектом и субъектом, уподобляясь зеркалу. Глава 7 «Достойные быть владыкой мира»: «У Высшего человека сердце что зеркало: оно не влечется за вещами, не стремится к ним навстречу, вмещает все в себя - и ничего не удерживает. Вот почему такой человек способен превзойти вещи и не понести от них урона».
Идеальный человек - мудрец-даос - безмятежен (гл. 13《Небесный путь»): «Мудрец покоен не потому, что считает покой добродетелью. Он покоен потому, что ничто на свете не заронит тревогу в его сердце. Стоячая вода так покойна, что в ней отразится каждый волосок на нашем лице, и она так ровна, что послу¬


Глава 5. Даосизм
133
жит образцом даже для лучшего плотника. Если вода, будучи покойной, способна так раскрывать природу вещей, то что же говорить о человеческом духе? О, как покойно сердце мудрого! Оно есть ясный образ Неба и Земли, зеркало всех вещей». Более того, Чжуан-цзы однозначно постулирует (гл. 33 «Поднебесный мир»): «В самом себе не имей, где пребывать; вещи, обретая форму, раскрывают себя.
Будь подвижен, как вода.
Будь покоен, как зеркало.
Откликайся, как эхо».
В своей борьбе с формализмом в мышлении Чжуан-цзы предстает не просто как сторонник иррационального, но скорее как антирационалист: даже внешний мир как объект рассудка сомнителен. Глава 2: «Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой - счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знала, что она - Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я - Чжуан Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он _ бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она _ Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, есть различие. Вот что такое превращение вещей!» Основываясь на искусственных построениях рассудка, человек обречен вечно плутать во «снах», неверных представлениях о мире: «Когда нам что-нибудь снится, мы не знаем, что видим сон. Во сне мы можем даже гадать по своему сну, и лишь проснувшись, знаем, что то был сон. Но есть еще великое пробуждение, после которого узнаешь, что есть великий сон. А глупцы думают, что они бодрствуют и доподлинно знают, кто в мире царь, а кто пастух. До чего же они тупы! И вы, и Конфуций - это только сон, и то, что я называю вас сном, тоже сон».
От различия между сном и явью Чжуан-цзы прокладывает мостик к различию между человеческим и небесным, т.е. искусственным и естественным (последнее, как мы помним, всегда предпочтительнее для даоса, чем первое). Глава 17 «Осенний разлив»: «- Но что же такое небесное и что такое человеческое?- У быков и коней по четыре ноги - это зовется небесным. Узда на коне и кольцо в носу у быка - это зовется человеческим».
Отсюда и вытекает рецепт, как должно поступать тому, кто хочет постичь Дао_Путь (гл. 6 «Высший учитель》)：《Знать действие небесного и действие че- ловеческого - вот вершина знания. Тот, кому ведомо действие Небесного, берет жизнь от Неба. Тот, кому ведомо действие человеческого, употребляет знание познанного для того, чтобы пестовать непознанное в известном. Прожить до конца срок, уготованный Небом, и не погибнуть на полпути - вот торжество знания». Отсюда и предпочтение Небесного (естественного, цзыжанъ) человеческому (гл. 32 «Ле Юйкоу»): «Чжуан-цзы сказал: „Познать Путь легко, а не говорить о нем трудно. Знать и не говорить - это принадлежит небесному. Знать и говорить - это принадлежит человеческому. Люди древности предпочитали небесное человеческому“》.


134
Часть I. БИТВА ТИТАНОВ
Продолжая тему соотношения «человеческое-не- бесное», Чжуан-цзы четко разграничивает в человеке то, что естественно и соответствует Небесному (читай: Дао), и то, что вторично, искуственно, - эмоции, чувства, приводящие к заблуждению, «помрачению Дао» (гл. 5 «Знак полноты свойств»): «Хуэй Ши спросил у Чжуан-цзы: „Верно ли, что люди изначально не имеют человеческих наклонностей?44 -Да, это так, - ответил Чжуан-цзы.
-Но если человек лишен человеческих наклонностей, как можно назвать его человеком? - вновь спросил Хуэй Ши.
-Дао дало ему облик, Небо дало ему тело, как же не назвать его человеком?
-Но если он человек, то как может он жить без свойственных ему наклонностей?
-Одобрение и порицание - вот что я называю человеческими наклонностями, -пояснил Чжуан-цзы. - Я называю человеком без человеческих наклонностей того, кто не позволяет утверждением и отрицанием ущемлять себя внутри, следует тому, что само по себе таково, и не пытается улучшить то, что дано жизнью.
-Но если он не улучшает того, что дано жизнью, как может он проявить себя в этом мире?
-Дао дало ему облик, Небо дало ему тело. Он не позволяет утверждением и отрицанием ущемлять себя внутри. Ты же вовне обращаешь свой ум на внешние вещи, а внутри насилуешь свою душу. Прислонись к дереву и пой! Облокотись о столик и спи! Тебе тело вверили небеса, а вся твоя песня - „твердость44 да „белизна“!》
Устами Конфуция Чжуан-цзы изрекает важную максиму о слиянности истинного человека (подвижника Дао) с Дао (Небом) (гл. 6 «Высший учитель»): «Необыкновенный человек необычен для обыкновенных людей, но ничем не примечателен перед Небом, - ответил Конфуций. - Поэтому говорят: „Маленький человек перед Небом - благородный муж среди людей. Благородный муж перед Небом - маленький человек среди людей66». С Дао слит истинный человек (чжэнъ жэнъ), обладающий важным качеством - целостностью (цюань), которая позволяет ему ничего не бояться и повсюду быть собой (гл. 17 «Осенний разлив»): «Человек совершенных качеств в огне не сгорит и в воде не утонет; ему холод и жара не страшны, его звери и птицы не погубят. Это не значит, что ему все нипочем. Я говорю о том, что он умеет отличать опасное от безопасного, покоен в счастье и несчастье, осмотрителен в сближении и отдалении, и поэтому ничто в мире не может ему навредить. Сказано ведь: „Небесное - внутри, человеческое -вовне44. А жизненная сила пребывает в Небесном»; гл. 2 «О том, как вещи друг друга уравновешивают»: «Совершенный человек живет духовным!
Цзунъ с инкрустацией листьев тутового дерева и шелковичных червей. Эпоха Чжаньго


Глава 5. Даосизм
135
Даже если загорятся великие болота, он не почувствует жары.
Даже если замерзнут великие реки, ему не будет холодно. Даже если молнии расколют великие горы, а ураганы поднимут на море волны до самого неба, он не поддастся страху. Такой человек странствует с облаками и туманами, ездит верхом на солнце и луне и уносится в своих скитаниях за пределы четырех морей. Ни жизнь, ни смерть ничего в нем не меняют, тем паче мысли о пользе и вреде!»
Все это делается возможным для подвижника Дао благодаря мистическим практикам, не в последнюю очередь сохранению и концентрации в себе энергии ци\ в частности, Чжуан- цзы повествует о «посте сердца» {синь чжай), который, судя по всему, представляет собой своеобразную психотехнику (гл. 4 «Среди людей»): «Осмелюсь спросить, что такое пост сердца?
-Сделай единой свою волю: не слушай ушами, а слушай сердцем, не слушай сердцем, а слушай духовными токами {ци). В слухе остановись на том, что слышишь, в сознании остановись на том, о чем думается. Пусть жизненный дух в тебе пребудет пуст и будет непроизвольно откликаться внешним вещам. Путь сходится в пустоте. Пустота и есть пост сердца》.А пассаж из гл. 15《Тщеславные помыслы》прямо отсылает к техникам дыхательной гимнастики тайцзицюань: «По-особенному вдыхать и выдыхать, удалять из себя старое и привлекать в себя новое, ходить по-
Подвеска в виде духа предка. Эпоха Хань
медвежьи и вытягиваться по-птичьи, мечтая только о продлении своих лет,- таковы нравы знатоков телесных упражнений, совершенствующих свое тело; эти любят только секреты долголетия Пэн-цзы».
Идеальное состояние, которого должен достичь даос Чжуан-цзы, беспристрастность, отстраненность, безэмоциональность (все эти свойства принадлежат человеческому, а стало быть - наносному, искусственному). Истинный человек подобен Небу, для которого равно безразлична и Поднебесная, и муравейник. И об этом - в гимне Дао, в гл. 17:
《У Пути нет ни конца，ни начала,
А все живое рождается и умирает.
Неведомо нам совершенство:
Что нынче пусто, завтра будет полным.
Не даны навеки формы вещам.
Не задержать вереницу лет.
Не остановить времени бег.
Упадок и расцвет, изобилие и скудость:
Приходит конец - и снова грядет начало!»
Все в мире подвержено великим переменам, подобно гигантскому плавильному котлу, поэтому эмоции и чувства по поводу того или иного события, с точки зрения Чжуан-цзы, бессмысленны. Это иллюстрирует история со смертью


136 Часть L БИТВА ТИТАНОВ
жены Чжуан-цзы (гл. 18 «Высшее счастье»): «У Чжуан-цзы умерла жена, и Хуэй- цзы пришел ее оплакивать. Чжуан-цзы сидел на корточках и распевал песню, ударяя в таз. Хуэй-цзы сказал: „Не оплакивать покойную, которая прожила с тобой до старости и вырастила твоих детей, - это чересчур. Но распевать песни, ударяя в таз, просто никуда не годится!66
-Ты не прав, - ответил Чжуан-цзы. - Когда она умерла, мог ли я поначалу не опечалиться? Скорбя, я стал думать о том, чем она была вначале, когда еще не родилась. И не только не родилась, но еще не была телом. И не только не была телом, но не была даже дыханием. Я понял, что она была рассеяна в пустоте безбрежного Хаоса. Хаос превратился - и она стала Дыханием. Дыхание превратилось -и стало Телом. Тело превратилось - и она родилась. Теперь настало новое превращение - и она умерла. Все это сменяло друг друга, как чередуются четыре времени года. Человек же схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать и причитать над ним - значит не понимать судьбы. Вот почему я перестал плакать».
Достигший слияния с Дао, постигший истину, познает и первопричину вещей, о которой Чжуан-цзы сказал (гл. 14 «Круговорот небес»):
«Небо движется по кругу,
Земля покоится на месте.
Луна и солнце бегут друг за другом.
Какая сила их толкает? Что за сеть их обнимает?
Кто же он такой, кто пребывает в недеянии, но все приводит в движение? Значит ли это, что в мире есть тайный завод, и то, что случается в нем, не может не случиться? Значит ли это, что в мире все само собой движется по кругу и не может остановиться?»
Таковы основные идеи, изложенные в двух основополагающих памятниках раннего даосизма. Однако этими двумя сочинениями вовсе не исчерпывается даосизм раннего периода истории. К этому времени в нем (или, как полагают некоторые исследователи, «протодаосизме») начинает складываться учение о «бессмертных» (сянях), сверхъестественных существах, обитающих или на островах «блаженных», Пэнлай (с этим были связаны неоднократные попытки некоторых китайских императоров - начиная с эпохи Чжаньго - найти эти остро- ва), или в «параллельных» мирах, проход в которые мог быть осуществлен через «небесные пещеры» (тянь дун), своеобразные порталы в иной мир, расположенные в горах - местах обитания сяней.
С объединением в конце III в. до н.э. Китая при династиях Цинь и Хань начинается унификация даосизма, он все больше приобретает черты единой традиции. Этому способствует фактическое сокращение числа философских школ к середине правления династии Хань, из которых остаются конфуцианство и даосизм.


Глава 5. Даосизм
137
Последний, особенно его культ «бессмертных»-слней? оказывал немалое влияние на императоров - уже Цинь Шихуан-ди, объявляя себя «истинным человеком», чжэнь жэнем, отправлял морские экспедиции на поиски островов бессмертных. Процветала и алхимия, изыскания которой также были направлены на поиски эликсира бессмертия.
Характеризуя общую картину даосизма на раннем этапе его истории от Чжаньго до Хань，следует отметить, во-первых, тенденцию к унификации раз- личных продаосских направлений в единую традицию, во-вторых, оформление основополагающих даосских доктрин (учение о бессмертии), в-третьих, начало формирования даосского канона (комментарии к основным даосским текстам, сами центральные тексты), в-четвертых, окончательное утверждение основных даосских концепций (дао-дэ, инь-ян, ци). Этот период, который условно можно назвать «формационным», был важен также и в плане социального утверждения даосизма.
Бянь Цяо лечит больного. Рельеф. Эпоха Хань


Часть II
ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Глава 1
Создание и расцвет империи Цинь
Государственное устройство
К 221 г. до н.э. территория Циньской империи занимала весьма обширное пространство. Как сообщает Сыма Цянь, ее границы на востоке доходили до берегов Бохайского залива и государства Чаосянь (совр. Корея), на западе - до Линьцяо (в центральной части совр. Ганьсу), на юге - до Бэйсяньху, на севере граница шла по излучине р. Хуанхэ, являвшейся естественной преградой, и далее следовала вдоль хребта Иншань вплоть до Ляодуна.
Одержав блестящую победу над шестью царствами (Янь, Чжао, Хань, Вэй, Ци и Чу), Ин Чжэн (известный в истории как Цинь Шихуан-ди) все же понимал, что одной военной силы недостаточно для того, чтобы прочно удержать в своих руках территорию, население которой в три с лишним раза превышало число жителей царства Цинь. Поэтому сразу же после завершения военных действий он провел серию мероприятий, направленных на укрепление завоеванных позиций. Прежде всего Ин Чжэн обнародовал указ, в котором перечислил все грехи шести царей, якобы «творивших смуту» и препятствовавших воцарению мира в Поднебесной. Ин Чжэн заявил, что в гибели шести царств повинны в первую очередь их правители, которые пытались уничтожить Цинь. Издание подобного указа было необходимо для морального оправдания как самого завоевания, так и тех жестоких методов, при помощи которых оно совершалось. Вторым шагом к упрочению верховной власти Цинь над всей завоеванной территорией являлось принятие Ин Чжэном нового, более высокого титула, нежели царский титул. Судя по сообщению Сыма Цяня, Ин Чжэн решил принять титул ди - императора и предложил своим приближенным обсудить его выбор. После длительного обсуждения Ин Чжэн принял титул хуанди - высочайшего императора. Иероглифы хуан и ди связаны у древних китайцев с представлением о священных силах природы и употреблялись обычно для обозначения небесных правителей. Так,


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
139
например, владыку Неба называли «тяньхуан», владыку Земли - «дыхуан», верховное божество - «шанди».
Принимая титул хуанди, Ин Чжэн стремился подчеркнуть божественный характер своей власти. В официальный язык был введен ряд новых терминов, отражавших величие правителя: отныне император стал называть себя Чжэн, что соответствует русскому «Мы», употреблявшемуся в императорских указах. Личные распоряжения императора назывались чжи, а его приказы по всей Подне- бесной - чжао.
До 221 г. до н.э. в Китае существовал обычай, согласно которому после смерти правителя его сыновья совместно с сановниками давали ему посмертное имя. Ин Чжэн Цинь Шихуан усмотрел в этом обычае ущемление императорских прав и приказал отказаться от него. Все императоры Циньской династии должны были именоваться в порядке очередности престолонаследования. Поскольку Ин Чжэн являлся первым императором циньской династии, то он приказал называть себя Ши Хуанди - Первым высочайшим императором. «Потомки же мои, - говорилось в приказе, - будут называться согласно порядку [престолонаследия] Эр Ши (второе поколение), Сань Ши (третье поколение) и так [вплоть] до десятков тысяч поколений будут чередоваться, [наследовать друг другу] бесконечно».
Приняв новый титул, Цинь Шихуан попытался идеологически обосновать верховное право новой династии на всю территорию Китая. Для этой цели как нельзя лучше подходило учение Цзоу Яня из царства Ци о взаимопреодолении пяти первоэлементов, широко распространенное в конце периода Чжаньго. По сообщению Сыма Цяня, Цинь Шихуан был хорошо знаком со взглядами Цзоу Яня и полностью разделял их. «[Цинь] Шихуан, - пишет Сыма Цянь, - верил в [систему] взаимопреодоления пяти Ээ (добродетелей)».
Согласно учению Цзоу Яня, каждый из пяти первоэлементов - вода, огонь, дерево, металл и земля - соответствовал периоду правления определенной династии, являясь ее «добродетелью». Цзоу Янь разработал и создал целую систему взаимопреодоления пяти первоэлементов, по которой металл побеждает дерево, дерево - землю, земля - воду, вода - огонь, огонь - металл. При помощи этой системы Цзоу Янь объяснял и обосновывал смену династий в Китае, видя причину становления новой династии в ее более сильном дэ, преодолевшем Ээ предшествовавшей династии. Дэ правления легендарного Хуанди, с которого Цзоу Янь начинал свою систему, считалась земля; на смену Хуанди пришел Великий Юй с более сильным дэ - деревом; после Юя установилось правление иньской династии, основатель которой Тан-ван, по системе Цзоу Яня, имел своим дэ металл; чжоусцы победили иньцев, потому что в их руках был огонь. Таким обра¬
зом, согласно системе взаимопреодоления пяти первоэлементов, чжоуская дина- стия могла быть законно сменена только такой династией, основателю которой Небо пошлет более сильное дэ, и таким дэ должна была быть вода. Многочис¬


140
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
ленные сторонники учения Цзоу Яня уже тогда говорили о дэ будущей династии, не называя ее, ибо в то время было еще неясно, кому удастся объединить все враждовавшие царства в единое государство и установить новую династию. В частности, в «Люйши чуньцю», коллективном труде многих авторов из числа приближенных Люй Бувэя - первого советника Цинь Шихуана, в главе «Интун» указывалось, что «огонь обязательно должна сменить вода... что небо сделает дэ новой династии - воду». «Люйши чуньцю» была написана в период царствования Ин Чжэна, когда ему еще не был присвоен титул императора, причем все авторы этой книги находились на содержании у Люй Бувэя, поэтому весьма возможно предположить, что Ин Чжэн был знаком с основными идеями книги. Мы считаем, что вряд ли можно согласиться с мнением Ян Куаня, полагающего, будто Ин Чжэн «не обратил внимания» на главу «Интун», которая к тому времени была уже давно написана. В качестве обоснования нашей точки зрения, помимо высказанного выше предположения, можно сослаться на заявление самого Цинь Шихуана о причинах смены династий, сделанное им уже после объединения страны, причем мотивировка выдержана в духе системы взаимопреодоления пяти первоэлементов и почти текстуально совпадает с той частью главы «Интун», где об этом и говорится. В том же заявлении Цинь Шихуана, сделанном вскоре после окончания войны, прямо указывается: «Ныне Цинь сменило Чжоу, [это и есть] наступление времени [правления] дэ воды».
Таким образом, учение Цзоу Яня о взаимопреодолении пяти первоэлементов служило «орудием пропаганды», при помощи которого династия Цинь пыталась доказать свое законное право на владычество над всем населением Поднебесной. Вслед затем был проведен ряд конкретных мер, направленных на возвеличивание дэ Циньской империи.
По учению о пяти первоэлементах, вода соответствовала зимнему периоду, поэтому был введен новый календарь, согласно которому началом года стали считать октябрь (ранее бывший десятым месяцем).
Название р. Хуанхэ, одной из важнейших водных артерий Китая, в бассейне которой проживала большая часть жителей империи, было изменено на Дэшуй - «Добродетель воды» или «Добродетельная вода».
Согласно учению о пяти первоэлементах, вода являлась воплощением черного цвета, поэтому был издан специальный указ, объявляющий черный цвет государственным цветом Циньской империи. Флаги, государственная форма чинов- ников, бунчуки на боевых топорах - все было черного цвета. В том же году было приказано называть народ не минь, а цянъшоу, что значит «черноголовые». Введение нового официального термина для обозначения «народ» являлось дальнейшей кодификацией черного цвета. Вряд ли можно согласиться с трактовкой, объясняющей введение термина «черноголовые» тем, что «у трудящегося люда лица обгорели на солнце до черноты». Не совсем правы и те, кто пола- гают, что слово цянъшоу обозначало только «гражданское население». «Черноголовыми» в период империи называли всех свободных в отличие от рабов, преступников и т.д.


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
141
«При счете [всегда] исходить из цифры шесть» - гласил циньский закон.
И здесь мы снова сталкиваемся с «Добродетелью воды». В учении о взаимо- преодолении пяти первоэлементов «вода» соответствует цифре шесть. Цинь Шихуан издал специальный указ об изменении величины «шага», бывшего официальной единицей измерения длины, и установил новый его размер, равный шести чи\ длина бамбуковых пластинок, на которые заносились циньские законы, должна была составлять ровно шесть цуней\ высота форменных головных уборов чиновников также составляла шесть цуней; ширина оси повозок должна была равняться шести чщ в колесницы можно было запрягать только шестерку лошадей и т.д. Фетишизация цифры 6 не ограничилась только этим одним приказом, во всей своей дальнейшей деятельности там, где это было возможно, Цинь Шихуан стремился показать, сколь священна для него была эта цифра. Так, например, он разделил страну на 36 округов; из оружия, конфискованного у населения шести царств, было отлито ровно 12 статуй и колоколов; в районе Сянь- яна соорудили 270 дворцов - нетрудно заметить, что все приведенные выше цифры являлись кратными шести, что никак нельзя объяснить простой случайностью или странным совпадением. Обожествление императорских деяний через сакраментальную «шестерку» прослеживается также на примере письмен- ных памятников. Общее количество иероглифов, выгравированных на стелах, «тигровых знаках» и т.п.? всюду непременно делится на шесть без остатка. Таково было идеологическое обоснование Цинь Шихуаном верховных прав династии Цинь на всю территорию Китая.
Далее стал вопрос о методах управления присоединенными территориями. По сообщению Сыма Цяня, вокруг этого вопроса разгорелась ожесточенная борьба. Определенная часть наследственной аристократии царства Цинь, цинь- ское чиновничество и члены правящего дома - все они в той или иной степени принимали участие в завоевании шести царств и, следовательно, надеялись на получение каких-то реальных выгод. Выразителем надежд всех этих представителей циньского общества являлся первый советник Цинь Шихуана - Ван Гуань. В своем обращении к императору он предложил в довольно ультимативной форме отдать наиболее отдаленные территории, а именно царства Янь, Ци и Чу, в полное распоряжение сыновей Цинь Шихуана. Вероятно, именно вслед за этим последовала бы просьба о наделении земельными владениями и крупных чиновников из числа тех, кто прославился во время войны. Цинь Шихуан передал предложение Ван Гуаня на рассмотрение других высокопоставленных чиновников, и все они, как сообщает Сыма Цянь, это одобрили. Против предложения первого советника выступил только один Ли Сы, занимавший в то время довольно незначительный пост, - он был всего лишь главой судебного ведомства, да и к тому же человеком, пришедшим в Цинь из другого царства, т.е. не был связан ни- какими родственными нитями с представителями правящих кругов Циньского царства. Служебное и имущественное положение Ли Сы находилось в полной зависимости от престижа императорской власти. Ли Сы был заинтересован в укреплении позиций Цинь Шихуана, поэтому предложение, внесенное им на


142
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
рассмотрение императора, кардинально отличалось от предложений Ван Гуаня. Ссылаясь на отрицательные примеры из истории чжоуской династии, Ли Сы советовал Цинь Шихуану не наделять сыновей земельными владениями, в противном случае неминуема междоусобная война, как это и произошло, в частности, с чжоуской династией. Ли Сы предложил всю территорию страны оставить в непосредственном подчинении центральной власти, а сыновей императора и заслуженных чиновников пожаловать правом сбора налогов с определенных территорий, не наделяя их никакими политическими правами. Осуществление подобных мероприятий, как считал Ли Сы, намного облегчило бы управление страной и способствовало бы установлению прочного единства в Поднебесной.
Из двух планов, предложенных на высочайшее рассмотрение, Цинь Шихуан одобрил план Ли Сы, поскольку он отвечал его стремлениям к укреплению личной власти. Цинь Шихуан категорически отказался предоставлять самостоятельные земельные владения своим сыновьям, мотивируя это заботой о сохра- нении мира в Поднебесной. «Поднебесная только что объединена, - говорилось в ответе Цинь Шихуана, - и насаждать снова [самостоятельные] царства - это значит готовить войну». Таким образом, планы Ван Гуаня и его сторонников потерпели на сей раз крах, но это отнюдь не означало, что они отказались от своих намерений. В дальнейшем, и не раз, они вновь все более настойчиво выдвигали свои предложения, но так и не смогли ничего добиться при жизни Цинь Шихуана.
В 221 г. до н.э. Цинь Шихуан приступил к созданию имперских органов власти. Структура центральных и местных органов управления, учрежденная в империи Цинь, была заимствована большей частью из Циньского царства, но это не было слепым копированием. В настоящее время довольно трудно дать четкую картину административной системы управления различных царств периода Чжаньго, ибо материал в источниках очень разбросан. Однако мы постараемся по мере возможности установить, какие именно должности и звания вновь созданного государственного аппарата Циньской империи были заимствованы от органов управления шести покоренных царств. При изучении этого вопроса необходимо отметить одну характерную черту: в период Чжаньго в связи с крупными экономическими изменениями, выразившимися во все нараставшей борь- бе между различными общественными слоями - торговцами, новыми крупными и средними земельными собственниками, с одной стороны, и представителями правившей наследственной аристократии и связанным с ней чиновничеством - с другой, произошли заметные сдвиги и в самой системе и методах государственного управления. Почти во всех царствах были проведены политические реформы, внесшие довольно существенные изменения как в структуру управле- ния, так и в систему назначения чиновников. Если прежде крупные чиновничьи должности являлись наследственными и были сосредоточены в руках наследственной аристократии, то в период Чжаньго царь мог назначать на ту или иную ответственную должность любого человека. По мнению Ян Куаня, в период Чжаньго вообще во всех царствах на смену так называемой наследственной сис¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
143
теме управления пришла система назначаемых государственных чиновников. Нам кажется, что вряд ли так было во всех царствах. По-видимому, в период Чжаньго наблюдался некий синтез двух этих систем при безусловном усилении царской власти. Наиболее деспотичной царская власть была в царстве Цинь, где в результате последовательно осуществленных реформ Шан Яна наследственная аристократия, по существу, была лишена своих прав и привилегий. В результате этих реформ в царстве Цинь ввели новый табель о рангах и провели коренную реорганизацию в органах государственного управления, приведшую к сосредоточению всей власти в руках царя. Обладая неограниченной властью и боеспособной армией, Ин Чжэн смог в довольно короткий срок разбить и поочередно захватить все шесть царств. Совершенно естественно, что, став императором, он ввел на территории всей страны с некоторой модификацией систему управления, существовавшую в царстве Цинь.
Государственный аппарат Циньской империи возглавлял сам император, имевший неограниченную власть. Ближайшими помощниками Цинь Шихуана были два первых советника (чэнсяна). В их функции входило осуществление всех указаний императора и руководство работой административных органов страны. Чэнсяны, сообщает Бань Гу, помогали Сыну Неба (императору) управлять всеми делами. В ведении чэнсянов находился целый штат чиновников типа шичжун и шаншу, которые помогали первым советникам в их повседневной работе.
Государственный аппарат Циньской империи разделялся на органы центрального и местного управления.
Центральный государственный аппарат
Центральные административные органы страны подразделялись на несколько крупных ведомств: военное, судебное, финансовое, ведомство императорского двора, ведомство обрядов, ведомство по охране императора и верховная прокуратура.
Во главе военного ведомства стоял тайвэй, командовавший всеми воинскими соединениями страны. В период Цинь регулярная армия комплектовалась путем мобилизации мужчин, достигших 23 лет. В каждом округе были расквартированы соответствующие армейские подразделения, находившиеся в подчинении цзюньвэя - заместителя начальника округа. Цзюнъвэй находился в ведении тай- вэя, а тот, в свою очередь, подчинялся только императору, который и являлся верховным главнокомандующим.
Судебное ведомство возглавлялось тинвэем. По сообщению источника, «[тинвэй] ведал [всеми] законами о наказаниях». Слово «тинвэй» циньского происхождения, оно возникло в царстве Цинь в период Чжаньго. Интересно отметить, что в то время во всех царствах Китая появились чиновники, выполнявшие аналогичные функции. Правда, они назывались по-разному; так, например, глава судебного ведомства царства Чжао назывался сыкоу, царства Ци - шиши,


144
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
царства Чу - тиши и т.д. Глава судебного ведомства Циньской империи строго следил за выполнением уголовных законов; он наблюдал также за тем, чтобы не было никаких превышений власти. Все более или менее серьезные судебные дела проходили, как правило, через руки тинвэя. В повседневной работе ему помогали два заместителя - тинвэйчжэн и тинвэй-цзянь.
Во главе финансового ведомства стоял чжису-нэйши. Должность эта впервые появилась в империи Цинь, однако истоки ее происхождения следует искать в государственном аппарате периода Чуньцю. В то время в царстве Лу был чиновник нэйши, который выполнял обязанности личного секретаря правителя царства. Во времена Чжаньго в результате усиления верховной власти царя возросли и права нэйши - теперь он уже стал ведать всеми финансами страны и получил право «проверки и установления [степени] заслуг... [чиновников]», веро- ятно, для установления нормы довольствия. Так, например, в обязанности нэйши из царства Чжао входило «регулирование финансов, бережливый расход [их], а также проверка и установление [степени] заслуг... [чиновников]».
Как отмечает источник, «в руках [чжису-нэйши] были сосредоточены [все] злаки и товары». Под «злаками» имеются в виду разнообразные продукты сельского хозяйства, главным образом зерновые, а товары включают в себя, по сведениям «Сюй Ханьшу», бронзовые и золотые монеты, а таьсже шелковые ткани и, вероятно, другую продукцию ремесленного мастерства.
В обязанности чжису-нэйши, несомненно, входило и руководство сбором налогов со всей обширной территории страны. На местах сбором налогов ведали специальные чиновники ючжи. Одной из важнейших задач фискального ведомства являлось сохранение собранного с населения зерна; для этой цели в финансовом ведомстве имелся специальный штат чиновников во главе с тайцанлином - «начальником великих складов». Тайцанлин и его помощники ведали многочисленными государственными складами с зерном.
Одним из основных ведомств Циньского государства было ведомство императорского двора, возглавляемое чиновником шаофу. Появление этого ведомства стало возможным только в условиях империи Цинь. Создание централизо- ванной деспотической монархии, характер которой приняла государственная власть при Цинь Шихуане, позволило императору выделить и закрепить за собой определенную часть государственных налоговых поступлений для удовлетворения своих личных нужд. Остальная же часть налогов, поступавшая в казну через ведомство чжису-нэйши, предназначалась, как справедливо подметил еще танский ученый Янь Шигу, для содержания войска и многочисленного государственного аппарата.
Изымание определенной части прибавочного продукта в пользу самого императора повлекло за собой необходимость создания специально предназначен- ного для этого ведомства. Так появилось ведомство, возглавляемое шаофзл По сообщению Бань Гу, циньский шаофу «ведал сбором налогов с гор, морей, искусственных водоемов и озер». Весь сбор от этих налогов, как сообщает тот же автор, предназначался для «кормления» императора. Для успешного осуществ¬


Глава 1，Создание и расцвет рцушсрии Цинь
145
ления столь важных функций циньскому шаофу были приданы шесть помощников и огромный штат чиновников, включавший представителей 32 различных чиновничьих категорий.
Таким образом, впервые в истории развития государственного строя древнего Китая было создано специальное ведомство, основной целью которого являлось обслуживание личных нужд императора.
Из всех служащих, подчиненных шаофу, наибольший интерес представляют для нас чиновники категории душуй. По сообщению известного ханьского историка Жу Чуня, составившего самый ранний комментарий к «Цянь Ханьшу», в законодательстве Циньской империи имелся специальный пункт, где говори- лось, что《办ведали оросительными каналами，плотинами и водяными шлю- зами...».
Точно такие же данные встречаются и в более поздних источниках; в частности, в энциклопедии «Тунцзянь» (VIII в.) дается следующая характеристика деятельности душуйчжана - старшего чиновника категории душуй - и его помощ- ника дугиуйчэна: «В Цинь и Хань были [чиновники] душуйчжан и [душуй]чэн, [они] ведали искусственными оросительными сооружениями и орошением [полей], охраняли оросительные каналы...» По-видимому, они также руководили работой по орошению полей в больших масштабах. Если при этом учесть, что душуй входили в ведомство шаофу, одной из основных задач которого являлось взимание налогов за пользование оросительными сооружениями, то имеются весьма веские основания предположить, что именно душуй, в чьем ведении находилась вся оросительная система страны, и были теми чиновниками, которые должны были взимать на местах налоги за пользование ирригационными сооружениями и передавать их в центр - шаофу.
Мы уже выяснили выше, что все налоги, взимаемые с населения за пользование оросительной системой, шли в личное распоряжение главы государства, а это означало, что в империи Цинь верховная собственность на воду была сосредоточена в руках императора. Значение этого факта трудно переоценить. Известно, что начиная с периода Чжаньго, вслед за использованием в земледелии железных орудий и освоением новых земельных массивов, меняется и культура обработки земли. Большую роль в сельском хозяйстве страны в V-III вв. до н.э. стало играть ирригационное земледелие. Поэтому при изучении характера цинь- ского общества вопрос о том, в чьих руках находилась собственность на воду, играет весьма существенную роль.
Помимо душуй, в империи Цинь существовали чиновники, ведавшие солью и железом, они взимали налоги за добычу соли, разработку горных месторождений и выплавку железа. Весьма возможно, что эти чиновники входили в ведомство, возглавляемое шаофу, поскольку последний осуществлял общее руковод- ство по сбору налогов с естественных водоемов и горных разработок.
К ведомству шаофу относились также императорские оружейные мастерские, пошивочные мастерские, дворцовые прачечные и т.п., где трудились как государственные -гуаньбэй, так и дворцовые рабыни - гунбэй.


146
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Среди многочисленных чиновников из ведомства шаофу необходимо отметить фуцзэлина, ведавшего императорскими печатями, и жолу - начальника оружейных складов.
Ведомство обрядов возглавлялось фэнчаном - верховным жрецом Циньской империи. Основные обязанности фэнчана и многочисленных чиновников этого ведомства (тайчжу, тайцзай и др.) заключались в наблюдении за тем, чтобы все крупные жертвенные обряды в стране совершались по единому образцу в строго установленные обычаем сроки. Это ведомство имело своих музыкантов, обслуживавших культовые церемонии, государственных гадателей, а также звездочетов, которые должны были по расположению звезд определять дни совершения жертвоприношений.
Сосредоточение многих культовых отправлений в руках государства дало императору реальную власть над духовной жизнью населения страны, что играло далеко не маловажную роль. В ведении фэнчана находились также многочисленные советники императора - боши и душуй. Включение последних в ве- домство обрядов едва ли носило формальный характер и объяснялось в значительной степени силой традиции, требовавшей освящения такого важного дела, как ирригация.
Ведомство по охране императора возглавлялось двумя чиновниками - лан- чжунлином и вэйвэем. Первому подчинялось около тысячи телохранителей императора, а второй распоряжался воинами, охранявшими многочисленные императорские дворцы как в столице, так и в других местах. Телохранители подраз- делялись на несколько групп - одни несли охрану во внутренних покоях императорского дворца, другие сопровождали главу государства во время прогулок внутри дворца, третьи охраняли императора при выездах из дворца.
В источниках отсутствуют точные данные об общем количестве воинов, находившихся в подчинении вэйвэя. По-видимому, их было несколько десятков тысяч.
В состав центрального государственного аппарата входили также ведомства, возглавляемые тайпу, цзянъкэ и цзунчжэном.
Циньский тайпу ведал всеми государственными колесницами и лошадьми. Судя по сообщению источника, в период империи Цинь на северных и западных окраинах страны, т.е. в местах с наиболее тучными естественными пастбищами, было расположено 36 огромных государственных конных заводов, где находилось 300 тыс. коней. Во главе конезавода стоял специальный чиновник муши- ваньлин, который имел трех помощников. Циньского тайпу можно по праву назвать «главным имперским конюшим».
Судя по сообщению Бань Гу, цзянъкэ возглавлял ведомство, занимавшееся различными зависимыми от Цинь племенами, населявшими пограничные районы тогдашней империи.
В обязанности цзунчжэна входило руководство всеми вопросами и делами, связанными с членами императорского рода, за исключением самого императора. Он представлял в центральном государственном аппарате интересы членов правящего дома.


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
147
Особое место в центральном государственном аппарате занимала верховная прокуратура, возглавляемая юйши дайфу. Чиновники этого ведомства, носившие звание юйгии, ведали наиболее ценной частью государственного архива, куда входили карты различных районов страны, письменные доклады и отчеты, присылаемые в столицу из всех округов империи. Они выполняли особенно важные поручения императора, связанные обычно с расследованием различных заговоров и преступлений, направленных против главы государства.
На особом положении среди чиновников юйши находились цзяньюйши, т.е. /ойшг/-инспектора. В каждом округе Циньской империи был один цзянъюй- ши - личный представитель императора, не подчинявшийся местным властям. Цзяньюйши были обязаны следить и докладывать императору о работе всех чиновников округа, начиная с самого начальника округа и кончая мелкими уездными чиновниками. «Из столицы, - сообщает источник, - посылали в каждый окр5пг цзяньюйши для наблюдения и контроля, это был циньский чиновник, державший в своих руках контроль над [всем] округом». Наделяя юйши такими ответственными функциями, Цинь Шихуан стремился тем самым обезопасить себя от возможных восстаний на местах.
У нас есть некоторые основания предполагать, что юйши осуществляли таьсже контроль и над командным составом циньской армии. Известно, что когда Цао Цань, один из командиров повстанческой армии Лю Бана, разбил армию цинь- ского полководца Ян Сюна, то он захватил в плен одного сыма и одного юйши. По-видимому, в период народного восстания, когда были случаи перехода некоторых циньских полководцев на сторону восставших, в войска послали юйши для контроля над действиями командного состава.
Особенно усилилась роль юйши в последние годы правления Цинь Шихуана, когда в стране начались волнения. В «Хуайнаньцзы» - книге, написанной во время правления ханьского императора У-ди, приводится следующая характеристика деятельности юйши: «Чжао Чжэн (имеется в виду Цинь Шихуан.- Л.П.) целыми днями разбирал судебные дела, а по ночам писал приказы, шапки юйши мелькали [во всех] округах и уездах, [одни из них] писали ответы (вероятно, на запросы сверху. - Л.П.), [другие] задерживали дела (речь идет о различных делах местных чиновников, которые инспектировали юйши. - Л.П.), [они] колесили [по районам] или сидели [там]... а злодеяний было много, разбойников полным-полно, и дела становились все беспорядочнее и беспорядочнее».
Таким образом, юйши были, по всей вероятности, наиболее доверенными чиновниками императора, осуществлявшими по его указаниям надзор над всеми работниками государственного аппарата независимо от положения.
Необходимо отметить, что среди руководителей центральных ведомств наиболее высокое положение занимали тайвэй - глава военного ведомства и юйши дайфу - верховный прокурор. Тайвэй и юйши дайфу входили вместе с чэнсяном в категорию «трех гунов» - высших чиновников Циньской империи. Выделение этих чиновников из среды остальных руководителей ведомств объясняется, по-


148
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
видимому, стремлением императора к сосредоточению в своих руках всей полноты власти над административными органами страны.
Местные органы власти
Вся территория Циньской империи была разделена на 36 округов, каждый из которых делился, в свою очередь, на уезды (сянъ), уезд - на волости (сян), а волость -на десять типов - низшую административную единицу, объединявшую около десяти общин {ли).
Во главе округа стоял цзюныиоу - начальник округа, руководивший всеми административными делами своего района. Цзюныиоу имел одного заместителя -цзюныиоучэна; в пограничных округах цзюныиоучэн являлся одновременно и начальником кавалерийского отряда окружного управления.
В источниках содержится крайне мало материала о чиновниках окружного управления. Известно только, что в каждом округе была канцелярия начальника округа во главе с чжубу, что в этой канцелярии работали многочисленные мелкие чиновники цзуши. Они, вероятно, выполняли различные приказания начальника округа и поддерживали связь с уездными властями.
Во всех округах имелись представители соответствующих центральных ведомств. Военное ведомство представлял цзюнъвэй, командовавший всеми воинскими соединениями, расположенными в пределах округа. На цзюнъвэя было возложено также и выполнение карательных функций — он отвечал за поимку «бандитов» и «разбойников» на территории своего округа. Цзюнъвэй и цзюнь- шоу получали одинаковое натуральное довольствие, что свидетельствует о равном положении этих двух чиновников, хотя формально цзюньвэй и подчинялся цзюныиоу. По-видимому, цзюныиоу ведал гражданскими делами, а в руках цзюнъвэя было сосредоточено военное руководство.
Судебное ведомство представлял окружной судья - дуанъюйдувэй, он же являлся начальником всех тюрем округа.
От верховной прокуратуры в округ направлялся цзяньюйши, контролировавший работу всех чиновников округа, включая самого начальника округа.
За охрану сторожевых застав и горных проходов в округе отвечал чиновник гуаньдувэй; под его началом находились, по-видимому, специальные отряды. Нам, к сожалению, неизвестно, кому подчинялся гуанъдувэй - начальнику округа или же руководителю военного ведомства.
Следующей за округом административной единицей Циньской империи был уезд. В известных нам источниках отсутствуют конкретные данные о количестве уездов в том или ином округе. Число уездов округа зависело от количества домохозяйств (ху), расположенных на территории данного округа.
Уезды Циньской империи делились на две категории. К первой относились уезды, насчитывавшие свыше 10 тыс. домохозяйств. Начальник такого уезда назывался сянълин. Ко второй категории относились уезды, в которых имелось менее 10 тыс. домохозяйств; главой такого уезда был сянъчжан.


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
149
Начальник уезда имел двух помощников - сяньчэна, который помогал ему решать различные вопросы административного характера, и сянъвэя, осуществлявшего карательные функ- ции, - он должен был следить за порядком в уезде и вылавливать «бандитов» или «разбойников», если они появлялись на вверенной ему территории.
В «Цянь Ханьшу», в разделе «Байгуаньбяо», где имеется наиболее полный систематизированный материал по государственному устройству Циньской империи, говорится только о трех должностях чиновников в уезде - начальнике уезда и его двух помощниках. Однако в источниках встречаются сведения и о других чиновничьих должностях, например чжули, литии, юйюань и др.
Чжули - дословно «начальник над мелкими чиновниками».
Сяо Хэ, один из ближайших сподвижников Лю Бана, занимал в период империи должность чжули. Один из комментаторов «Ши цзи», Пэй Инь, трактует этот термин как «начальник отделения». По-видимому, чжули - начальник одного из отделений канцелярии уездного управления.
Известно, что Чэнь Ин, принимавший активное участие в народной войне 209-202 гг. до н.э.? служил в свое время в качестве литии в уезде Дунъян. Линши, по мнению Чжао Ювэня, - это самый мелкий чин в уездной канцелярии, нечто вроде писца.
Статуя
управляющего уездом Ли Бина. Династия Цинь
Юйюань, по всей видимости, подчинялся окружному судье и сяньвэю. В ведении юйюаня находились все местные тюрьмы. Он же организовывал облавы на уездных «бандитов» и «разбойников». Нам известны имена нескольких юй- юаней периода Цинь, к числу которых относились такие как Цао Цзю, Сыма Ин, Цао Цань и др.
Функции чиновника вэньухай довольно тесно переплетались с обязанностями юйюаня. Это был своего рода смотритель тюрем, выезжавший два раза в год - осенью и зимой - на места для обследования положения заключенных. Чинов¬
ники этой категории, так же как и юйюани, подчинялись, по-видимому, окруж¬
ному судье и сяньвэю.
Чжигии - эта должность впервые появилась в царстве Цинь в 349 г. до н.э.? на 13-м году правления циньского Сяо Гуна, когда были созданы уезды. Судя по первому иероглифу названия этой должности (чжи), можно предположить, что чиновник этот отвечал за соблюдение порядка в своем уезде.
В «Ши цзи» в главе «Хочжи-лечжуань» говорится, что некто по имени Жэнь Ши в период Цинь был цапли в уезде Дудао. Вполне вероятно, что и в других уездах Циньской империи имелись такие цапли, ведавшие зерновыми сюзадами и хранилищами, куда ссыпалось зерно, взимаемое с земледельцев в качестве налоговых поступлений. Чиновники этой категории входили, по-видимому, в финансовое ведомство и подчинялись, наверное, «начальнику великих складов».


150
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Последним из известных нам уездных чиновников являлся цзюцзоу - начальник конюшни уездного управления.
Следующей за уездом административной единицей была волость.
В волости, точнее, в волостном управлении, имелись только две чиновничьи должности - ючжи или сефу и юцзяо.
Прежде чем приступить к анализу деятельности должностных лиц волости, необходимо отметить одну закономерность, общую для всех органов местной административной системы империи Цинь. Как мы уже указывали, волость объединяла десять типов, т.е. около ста территориальных общин - ли. Однако в связи с тем, что в общины входило различное число домохозяйств, неодинаково было и количество населения в различных тинах и волостях. Это привело к тому, что одинаковая по характеру, но разная по объему работа поручалась иногда не одному, а двум различным должностным лицам.
Известный цинский историк Цянь Дачжао, автор работы «Об ошибках в истории Ранней династии Хань», издатель и комментатор «Истории Поздней династии Хань с добавлениями и комментариями», сообщает, что в период империи Цинь в волости с населением, превышавшим 5 тыс. домохозяйств, назначались ючжи, а в волости, где имелось меньше 5 тыс. дворов, назначались сефу. Согласно существовавшему в то время законоположению, в каждую волость назначали только по одному ючжи или сефу, в зависимости от количества домохо- зяйств, расположенных на территории данной волости.
В обязанности ючжи и сефу входил разбор различных тяжб, возникавших между жителями волости, и сбор налогов с подведомственной территории. Звание ючжи возникло в Китае незадолго до образования империи Цинь; в период империи Цинь ючжи и сефу действовали только в сфере надобщинных отношений -один ючжи или сефу на всю волость, не проникая внутрь общины. Интересно отметить, что через несколько столетий после гибели династии Цинь, в I-III вв. н.э.? ючжи и сефу проникают уже внутрь общины и сами устанавливают количество налогов и очередность несения повинностей в зависимости от имущественного положения земледельцев и землевладельцев. Поскольку ючжи и сефу занимались взиманием налогов с населения волости, они, по-видимому, находились в ведении финансового ведомства.
Вторым после ючжи (или сефу) должностным лицом в волостном управлении являлся юцзяо. В его обязанности входило наблюдение за умонастроениями среди населения волости и ликвидация «бандитов» в случае появления их на вверенной ему территории.
Ознакомившись с деятельностью чиновников волости, перейдем к характеристике самой низшей административной единицы - тина. Изучение истории развития иероглифа тин показывает, что одно из его значений, которое интересует нас в данном случае больше всего, а именно «административная единица, объединяющая десять ли», возникло лишь в начале III в. до н.э. в связи с образованием империи Цинь.
Вполне вероятно, что в царстве Цинь, так же как и в других царствах Китая периода Чжаньго, существовали различные межобщинные объединения, связан¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
151
ные зачастую единством культа, как это было, в частности, в царстве Вэй. Подобные объединения представляли реальную угрозу императорской власти, так как в случае возникновения каких-либо конфликтов с правящей династией главы культовых межобщинных объединений могли быстро мобилизовать своих единоверцев на антиправительственное выступление под флагом защиты своего местного божества. Стоит лишь более вдумчиво подойти к одному из аспектов внутренней политики Цинь Шихуана - его стремлению к унификации культовых отправлений и превращению императора в единственного верховного жреца государства, как нам многое станет яснее.
Создание общегосударственного культа должно было повлечь какое-то ограничение и принижение местных культов и божеств. Одним из практических мероприятий этой политию! и являлось, на наш взгляд, уничтожение прежних меж- общинных культовых объединений, насчитывавших десятки, а может быть, и сотни территориальных общин (в царстве Вэй, например, население целого уезда поклонялось одному божеству), и введение новых искусственных административных единиц - типов, объединявших всего лишь десять общин. Мероприятие это была выгодно для государства также и тем, что создавало более удобные условия для непосредственного управления населением, проживавшим в отдельных общинах.
Состав должностных лиц тшш был невелик - всего три человека:臟wvcvcaw， тинфу и цюдао.
На тинчжана - начальника тина - были возложены главным образом обязанности выявлять и арестовывать так называемых даоцзе. Значение слова дао- цзе было довольно широким - здесь могли быть и нарушители общественного порядка, и обычные воры, притязавшие на похищение частного имущества. Го- сударство заботилось об охране имущества крупных земельных собственников, о чем свидетельствует закон о казни за кражу лошади или быка.
Начальник тина выполнял также отдельные поручения уездных и волостных властей. Известно, что Лю Бан, будучи тинчжаном, сопровождал в Сяньян по поручению уездного управления партию заключенных, направлявшихся на работу в столицу империи.
В подчинении начальника тина находились тинфу и цюдао. О функциях последнего можно судить по самому названию должности: цюдао в буквальном переводе означает «ловить бандитов». Очевидно, он и являлся непосредственным исполнителем указаний тинчжана по выявлению и аресту преступников и воров.
По сообщению известного комментатора Ин Шао, жившего в период Поздней Хань, обязанности тинфу заключались в наблюдении за «открыванием и закрыванием (ворот тина, -Л.П.) и уборкой [территории тина]».
Вся многочисленная армия чиновников центрального государственного аппарата получала от государства за свою службу регулярное натуральное довольствие. Известно, что верховный прокурор - юйшидайфу получал ежегодно по 2 тыс. даней (1 дань - ок. 30 кг) зерна. Поэтому можно предположить, что дру¬


152
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
гие руководители центральных ведомств получали такое же натуральное довольствие. Помощники руководителей центральных ведомств получали, как правило, тысячу даней зерна в год. Остальным чиновникам центрального аппарата выдавалось в среднем от 300 до 600 даней зерна.
Начальник округа (цзюныиоу) и командующий войсками округа получали ежегодно по 2 тыс. даней, а их помощники - по 600 даней зерна.
Начальники уездов, на территории которых размещалось свыше 10 тыс. дворов, получали от 600 до 1000 даней зерна; руководители же уездов, в которых имелось меньше 10 тыс. дворов, получали ежегодно от 300 до 500 даней зерна.
Заместителям начальников уездов жаловалось от 200 до 400 даней. Все остальные чиновники местных органов управления, включая начальников волостей и типов, получали менее 100 даней в год, их натуральное довольствие ис- числялось уже в гораздо меньших единицах - доу (1 доу - ок. 3,5 кг). Согласно циньскому законоположению, все местные чиновники, получавшие от 200 до 400 даней зерна в год, назывались чжанли - «старшие чиновники»; те же, чье жалованье было меньше 100 даней в год и исчислялось в доу, относились к категории младших чиновников - шаоли. В последнюю категорию входили мелкие чины уездных управлений и вся администрация волости и типов.
В отличие от остальной массы чиновничества чэнсян и руководитель военного ведомства получали, по-видимому, жалованье в виде кормления с определенного числа домохозяйств. В империи Цинь существовало двадцать рангов знат- ности. Лицам, имевшим самые высшие ранги - девятнадцатый (гуаньнэйхоу) и двадцатый (чэхоу), император жаловал право на взимание налогов с населения. Судя по сообщению источников, чэхоу носили золотую печать на темно-красном шелковом шнуре. Из всех чиновников Циньской империи золотую печать могли иметь только чэнсян и глава военного ведомства. Поэтому мы склонны относить этих двух чиновников к числу обладателей двадцатого ранга знатности. Более того, у Сыма Цяня встречается конкретное упоминание о том, что Ли Сы, находясь на должности чэнсяна, имел ранг знатности чэхоу. Обычно назначение на должность первого советника императора сопровождалось предоставлением ранга хоу.
В империи Цинь обладатель ранга хоу не получал от императора каких-либо земельных владений, ему жаловалось лишь право сбора налогов с определенного количества домохозяйств. При этом император устанавливал твердую норму налогового сбора - 200 монет с каждого двора, что составляло только часть налога, уплачиваемого общинником. Владелец кормления не имел никаких политических прав над населением удела, выделенного ему для кормления. Более того, он был лишен права передачи его по наследству. В этом отношении весьма интересен отрывок из трактата ханьского мыслителя Цзя И «Гоциньлунь» («Об ошибках [династии] Цинь»). Рассматривая причины быстрой гибели сына Цинь Шихуана - Эр Шихуана, Цзя И объясняет это тем, что Эр Ши не произвел никаких изменений во внутренней политике, продолжая слепо следовать по стопам отца. По мнению Цзя И? если бы Эр Шихуан в момент вступления на престол


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
153
уменьшил налоги и наделил потомков высших чиновников земельными владениями, то положение в стране сразу бы стабилизировалось.
Пожалование кормления в условиях, когда государство сохраняло за собой право юрисдикции и все административные функции, по сути дела означало лишь переуступку государством небольшой части налога в пользу наиболее привилегированных чиновников.
В источниках, к сожалению, отсутствуют конкретные данные о размерах жалованья чэнсяна и тайвэя. Известно лишь, что Люй Бувэй, будучи циньским чэнсяном, имел право взимать налоги со 100 тыс. дворов, правда, это было еще до объединения страны. В период империи Цинь кормления первого советника императора и начальника военного ведомства также исчислялись，по-видимому， в тысячах дворов.
Крупное и среднее чиновничество, существовавшее за счет эксплуатации широких масс населения, и в первую очередь земледельцев, являлось одним из наиболее состоятельных слоев циньского общества.
По подсчетам Ли Куя, жившего в царстве Вэй во время правления Вэнь Хоу (424-387 гг. до н.э.), семья из пяти человек съедала 90 даней зерна в год. Если даже предположить, что семьи чиновников состояли из 15 человек, то и в этом случае они не могли потребить свыше 300 даней зерна. Остаток они могли использовать по своему усмотрению - частично продать, а часть оставить на содержание слуг и рабов. Исходя из этого же расчета, можно предположить, что у руководителей центральных ведомств, начальников округов и командующих войсками округа ежегодно оставались свободными до 1800 даней зерна, а у чиновников центрального государственного аппарата и крупных должностных лиц окружных и уездных управлений - от 200 до 400 даней. Продажная цена, по- видимому, не всегда была одинаковой. Для периода империи Цинь нам известны лишь цены на зерно в 216 г. до н.э., когда дань риса стоил 1600 монет.
Экономическое благополучие огромной армии чиновников зависело от одного лица - императора. Он был вправе лишить должности любого чиновника, начиная с чэнсяна.
Выше мы уже отмечали, что благодаря существованию такого ведомства, как верховная прокуратура, все чиновники независимо от рангов и занимаемых постов были поставлены под строгий контроль императора. Необходимо также отметить, что на всех государственных должностных лиц была распространена так называемая система взаимной ответственности - в случае нарушения приказа или просто плохой работы наказанию подвергался не только провинившийся, но и тот вышестоящий чиновник, который в свое время рекомендовал прови- нившегося на эту должность. Согласно этой же системе，《чиновник，видевший [или] знавший [о преступлении], но не сообщивший об этом [властям], подвергался такому же наказанию, [что и преступник]». В своде законов Циньской империи имелся специальный вид наказания, распространявшийся только на чи- новников, - ссылка рядовым в пограничные части.
Взаимная слежка и контроль являлись характерной чертой государственного аппарата империи Цинь. Чиновники прежде всего обязаны были беспрекословно


154
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
и быстро выполнять приказы императора. Представителям высшего чиновничества разрешалось высказывать свои мнения и давать императору советы. Император мог принять или отвергнуть доклады своих подчиненных.
Цинь Шихуан был фактически неограниченным главой государства с деспотической властью. В стране не существовало независимых от императора общегосударственных органов власти. Основой деспотической власти была верхов- ная собственность императора на водные ресурсы. В его руках сосредоточивалась вся полнота законодательной, административной, исполнительной и высшей судебной власти. Роль чиновничьего аппарата, разросшегося при Цинь Шихуане и находившегося в полной зависимости от главы государства, была сведена к чисто исполнительным функциям. Циньская государственная машина оказалась столь приспособленной к нуждам империи, что она, по свидетельству источников, была «без всяких изменений перенесена в Хань».
Однако, несмотря на деспотический характер власти, в империи Цинь сохранились и активно функционировали на местах органы общинного самоуправления.
Органы общинного самоуправления
Надо отметить, что в империи Цинь, несмотря на кажущуюся тоталитарность государственного устройства, на обыденном уровне существовали общинные органы управления, руководство которыми осуществляли выборные общинники. Они назывались саньлао, фулао и личжэн и не только ведали повседневной жизнью людей, но исполняли и судебные функции. В отличие от государственных чиновников они не получали государственного довольствия.
Прежде чем приступить к анализу деятельности циньских санълао, фулао и личжэн, необходимо хотя бы вкратце ознакомиться с историей возникновения этих должностей. В трактате «Чуньцю Гунъянчжуань», окончательное составление которого относится к середине II в. до н.э., приводится сообщение о том, что на 15-м году правления луского царя Сюань-гуна (594 г. до н.э.) в царстве Лу был введен впервые налог с количества обрабатываемой земли. Суть этой налоговой реформы заключалась в том, что отныне пахотная земля закреплялась за отдельными домохозяйствами и переходила в их наследственное пользование. Комментируя это событие, известный ханьский ученый Хэ Сю, живший в середине II в. н.э.? отмечал, что прежде, до введения поземельного налога, в Китае существовал обычай регулярного передела пахотных полей, когда каждый земледелец получал во временное пользование равновеликий пахотный надел. Он сообщает, что раньше жители каждой общины (ли) выбирали из своей среды (вероятно, на народном собрании) «старейшин, [обладавших] высокими моральными качествами, называя [их отныне] фулао (отцы-старейшие), а они (т.е. сами фулао. - Л.П.) избирали из своего состава [в качестве] личжэна [самого справедливого в общине] человека, обладавшего красноречием и силой». По своей социальной принадлежности фулао и личжэн не отличались от остальных чле¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
155
нов общины. «Личжэн, - пишет Хэ Сю? - это тот же шужэнъ (т.е. свободный общинник. -Л.П.), но занимающийся управлением». Личжэн совместно с фулао руководил всеми земледельческими работами в общине, следил за тем, чтобы мужчины и женщины вовремя выходили в поле, зимой наблюдал за ткацкими работами общинников. Они возглавляли также охрану ворот общины, обнесенной высокой глинобитной стеной; фулао и личжэны могли не пустить за ворота того или иного общинника, если он не выполнил порученного задания. В качестве вознаграждения за руководство хозяйственной деятельностью общины последняя наделяла каждого фулао и личжэна двойным наделом пахотных земель, повозкой и лошадью.
Санълао, по мнению Хэ Сю, занимали такое же положение, как и фулао. Как видим, Хэ Сю связывает возникновение должностных лиц личжэн, фулао и санъ- лао со временем существования обычая регулярного передела полей в рамках отдельных земледельческих поселений - иными словами, со временем существования сельской общины в Китае. Регулярный передел пахотных земель внутри общины практиковался в Китае приблизительно с IX по V-IV вв. до н.э. К этому периоду и следует отнести события, описанные в сообщении Хэ Сю. Приведенный материал позволяет сделать следующие выводы.
Принцип выборности фулао и личжэна, а также то, что их труд оплачивался самой общиной, наделявшей их двойной долей пахотных земель, - все это свидетельствует о том, что они не входили в категорию государственных должностных лиц.
Функции «отцов-старейших» - выборных лиц, руководивших хозяйственной жизнью общины, весьма близки к обязанностям членов совета старейшин, каковыми в действительности они и являлись; личжэн же был главой совета старейшин и, вероятно, представлял интересы общины в сношениях с внешним миром. Интересно отметить, что в Шумере в период правления Хаммурапи члены совета старейшин носили весьма сходные названия - «старцы», «отцы города», «старики» (отцы).
Сопоставим данные Хэ Сю с материалом из других, более ранних источников.
В трактате «Чуньцю Гулянчжуань», составленном, по всей видимости, в IV в. до н.э., приводится описание следующего события, происшедшего на территории царства Чу в 505 г. до н.э.
«Войска [чуского царя] Чжао-вана (515-489 гг. до н.э.) были разбиты и бежали, фулао отослали его (т.е. отреклись от него. - Л.П.). [Царь] сказал: „Я недостоин своих родителей, потерял общины, принадлежавшие моим предкам, и поэтому [они] восстали против [меня]. Разве будут [они] теперь печалиться от того, что нет [у них] правителя! Я пойду и брошусь в море66. Фулао сказали: „Если правитель [хочет] так поступить, то это свидетельствует о его мудрости"... Тогда все [фулао] объединились и напали на них (войско царства У.- Л.П.). В течение одной ночи трижды разгромили усцев и вновь поставили царя на престол». Бань Гу (32-92 гг. н.э.) это же событие преподносит в несколько ином варианте:


156
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
«Чуский [царь] Чжао-ван потерпел поражение от Хэ Люя (царь царства У.- Л.П.), страна была захвачена, и [чуский царь] бежал за пределы [своей страны в царство Сюй]. Фулао отослали его. Царь сказал: „Фулао восстали против [меня]. Разве будут они страдать от того, что лишились правителя?" Фулао отвечали: „Такое поведение правителя свидетельствует о его мудрости". Они объеди- нились и последовали за ним, кто-то [из фулао] отправился срочно в Цинь, умоляя [циньцев] о помощи. Люди Цинь сжалились [над ними] и сказали, что выступят с войсками. Оба государства объединенными усилиями изгнали [из цар- ства Чу] уские войска. Чжао-ван вернулся в страну».
Приведенный материал содержит ряд дополнительных сведений к сообщению Хэ Сю. Как видим, чуские фулао конца VI в. до н.э. были вправе низложить неугодного им царя и возвести на престол другого. Правда, описанные события относятся к военному времени, когда царское войско было разгромлено, а большая часть страны захвачена противником. В мирное время фулао, по-видимому, не осмелились бы низложить царя, ибо против них выступила бы регулярная царская армия. Однако важно то, что они обладали правом смещения и возведения царей на престол. Во время поражения своего царства, когда чуские войска были разбиты и столица государства находилась в руках противника, фулао смогли в одну ночь разгромить вражескую армию и освободить столицу лишь только потому, что опирались на силу общины. Фулао могли в любой момент мобилизовать общинников и направить на защиту своих интересов. Судя по сообщению Бань Гу? фулао были вправе заключить договор о помощи с представителями другого царства.
Институт фулао существовал и в других царствах Китая. В этом отношении весьма интересен материал из истории царства Ци, расположенного на территории современной пров. Шаньдун. В древнекитайском памятнике «Шоюань», окончательное редактирование которого относится к началу I в. н.э.? описывается следующий случай, происшедший с циским царем Сюань-ваном (454-403 гг. до н.э.): «[Когда] циский Сюань-ван выехал на охоту в Шэшань, то все тринадцать шэшаньских фулао вышли приветствовать вана. „[Поскольку] фулао испытывают трудности, - сказал царь, - я приказал своим приближенным пожало- вать [шэшаньским] фулао освобождение от уплаты поземельного налога66. Все фулао склонились в поклоне, выразив свою признательность [царю], только сяныиэн Люй Цю не выразил признательности. Царь сказал: „По-видимому, фулао (имеется в виду только один фулао Люй Цю. - Л.П.) считает, что я дал ма- ло!и [Царь] приказал своим приближенным: „Дарую второе пожалование: освободить фулао от несения трудовых повинностей". Все фулао высказали свою признательность, только сяныиэн Люй Цю снова промолчал. Царь произнес: „Те, кто выразил благодарность, могут уходить, а тот, кто промолчал, пусть выступит вперед. Я приехал навестить фулао, к счастью, [все фулао] пришли приветствовать [меня], поэтому я освободил фулао от уплаты поземельного налога, все фулао выразили благодарность, только один сяныиэн промолчал. Я сам подумал, что, [наверное], дал мало, поэтому освободил фулао и от несения трудовых по¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
157
винностей, все фулао выразили свою благодарность, и снова только один сянъ- гиэн ничего не сказал. Может быть, я допустил какую-нибудь ошибку?" Сянъшэн Люй Цю ответил: „Как только я прослышал о приезде великого царя, я сразу же пришел приветствовать его в надежде, что он ниспошлет мне долголетие, пожалует богатство и знатное положение". Царь ответил: „Животных убивают в определенное воемя (т.е. тогда, когда можно приносить Небу жертвенных животных с просьбой о ниспослании долголетия. - Л.П.), это от меня не зависит, поэтому я не могу просить [Небо] о ниспослании сяныиэну долгих лет жизни. Хотя [госу- дарственные] амбары и полны, но [зерно] хранится на случай стихийных бедст- вий (неурожая), поэтому я не могу обогатить сянъгиэна. В крупных чиновниках (дагуанъ) у меня нет недостатка, а должность мелкого чиновника (сяогуанъ) слишком низка [для вас], поэтому я не могу предоставить сяныиэну знатное положение". Сянъшэн Люй Цю ответил: „Все, что [Вы] говорили, это не то, о чем я осмеливался мечтать. [Я] хочу, чтобы великий царь отобрал сыновей из богатых свободных семей, отличающихся хорошим воспитанием, и назначил бы их чиновниками {ли). А затем с их помощью уравнял бы законы (т.е. ввел бы единое законодательство для всего народа. - Л.П.), и тогда я смог бы прожить немного дольше. [Необходимо, чтобы] весной, осенью, зимой и летом [люди] совершали то, что полагается делать в каждый сезон [года], не следует мешать простому народу {байсин) обрабатывать землю, и тогда и я немного разбогатею. Хочу, чтобы великий царь приказал молодежи уважать старших, а старшим - уважать молодых, и тогда и я стану немного знатнее. К счастью, сегодня великий царь освободил меня от уплаты поземельного налога, но тогда [Ваши] амбары будут пусты, освободил меня от выполнения трудовых повинностей, но тогда некому будет работать для государственных ведомств. Я мечтал как раз не об этом". Циский царь ответил: „Хорошо! Приглашаю сяныиэна стать моим первым советником (сяномУ'».
Приведенный отрывок еще раз, уже на примере царства Ци? показывает, что фулао не были царскими чиновниками. Об этом свидетельствует прежде всего тот факт, что фулао приходилось уплачивать поземельный налог и отбывать трудовые повинности, а также то, что сам царь не считает их чиновниками. («В крупных чиновниках у меня нет недостатка, а должность мелкого чиновника слишком низка [для вас]».) Юридически они, вероятно, ничем не отличались от остальных общинников. В то же время как тон беседы, так и само отношение царя к фулао (освобождение от налогов и повинностей), которых он приравнивает к своим высшим чиновникам (ср.: должность мелкого чиновника недостойна фулао), указывает, что фулао занимали определенное общественное положе- ние и царь вынужден был считаться с мнением представителей шэшаньской общины. Беседа царя с Люй Цю показывает, что в конце V в. до н.э. фулао царства Ци не только выражали интересы рядовых общинников («[Необходимо, чтобы... люди] совершали то, что полагается делать в каждый сезон [года], не следует мешать простому народу обрабатывать землю»), но и начинают выступать в качестве рьяных защитников зажиточной верхушки общины (просьба Люй Цю


158
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
о назначении чиновниками сыновей богатых свободных семей, а также предложение о введении единого законодательства с помощью вновь назначенных чиновников -все это направлено на усиление позиций вновь нарождавшейся иму- щественной знати). В связи с усилением имущественной дифференциации внутри общины фулао превращаются в типичных представителей богатых общинников.
Города, за исключением крупных административных центров, также имели свои органы самоуправления во главе с советом старейшин. Очень интересный материал содержится в трактате Mo Цзы, в той его части, которая посвящена обороне городов. Эта часть трактата была создана в середине V в. до н.э. специально для жителей царства Сун - небольшого государства на востоке Китая, страдавшего от постоянных набегов чуских войск. Научная значимость этих разделов заключается в том, что здесь дано реальное изображение различных городских слоев населения царства Сун. Заслуживает внимания следующее положение Mo Цзы об установлении системы контроля внутри обороняющегося города: «Личжэн и фулао руководят обороной ворот общины ночью, чиновники (ли) контролируют свои участки. Прибыв к воротам общины, [ли]чжэн следит за открыванием ворот, чтобы [в город] пропускали [только] чиновников [Сунского царства]; [он также] проверяет, как несут фулао охрану отдельных переулков и безлюдных мест. Преступных людишек, помышлявших об установлении связи с противником, приговаривают к четвертованию. Если же личжэн, фулао и чиновники не обнаружат [таковых] среди своих подчиненных, то их [самих] следует казнить; [если же] они обнаружат таковых (т.е. предателей. - Л.П.), то наказа- ние снимается и они награждаются [каждый] двумя золотыми монетами. Великий полководец посылает [своих] доверенных лиц надзирать за обороной [всего города], и они обязаны долгой ночью выходить в обход пять раз, короткой - три раза. Все чиновники, [находящиеся в городе], должны сами осуществлять повсеместный контроль над обороной города, строго исходя из указаний великого полководца. Нарушивших приказ - казнить».
Как видим, наряду с царскими должностными лицами оборону города возглавляли также и члены совета старейшин, сосредоточившие в своих руках ключевые позиции. Обороняли город не царские войска, а вооруженные общинники. Достаточно отметить, что военные приказы, передаваемые внутри осажденного города, как правило, адресовались отдельным семьям общинников, а перья - древняя эмблема китайцев, подтверждавшая подлинность приказа и требовавшая немедленного его выполнения, - хранились не у чиновников, а в доме санъ- лао. Участие вооруженных общинников в обороне города подтверждается также наградной системой, описываемой Мо-цзы, согласно ей лицам, отличившимся при обороне города, жаловалось «трехлетнее освобождение от уплаты налогов». Степень полномочий советов старейшин не везде была одинаковой. Так, в отличие от чуских фулао советы старейшин Сунского царства находились под более действенным контролем со стороны государства, что выражалось в разделении территории общины, хотя и временно, на период обороны, на ряд секторов во


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
159
главе с царскими должностными лицами и в посылке в осажденный город специальных уполномоченных верховного главнокомандующего, в обязанности которых входило наблюдение за деятельностью членов совета старейшин. Государственные должностные лица могли приговорить к смертной казни любого общинника, включая фулао, если он нарушил предписания верховного главнокомандующего.
В сообщении Мо-цзы прослеживается та же закономерность, что и в разобранном выше отрывке из «Шоюань», - автор проводит резкую грань между представителями царской и общинной администрации, называя первых чиновников -ли, а вторых - фулао, личжэн и саньлао.
Для периода Чжаньго характерно наступление царской власти на органы общинного самоуправления. Особое недовольство и опасение вызывала у государства жреческая деятельность советов старейшин. Наличие разнообразных мест- ных культов в пределах одного царства и в условиях, когда всеми культовыми отправлениями руководили эти же советы, препятствовало укреплению царской власти на местах. Поэтому в ряде царств административные органы пытаются всячески принизить значение, а там, где это возможно, и вовсе уничтожить местные культы. Большой интерес в этом отношении представляет материал о жреческих функциях саньлао царства Вэй в период правления Вэнь Хоу (424-387 гг. до н.э.). По сообщению Сыма Цяня, когда в уезд Е прибыл Сы Мынбао, назначенный начальником этого уезда, и начал расспрашивать глав семей о положении в уезде и причинах «тяжких страданий народа», те стали в один голос жало- ваться на водяного духа Хэ Бо, якобы из-за бесчинств которого местные жители пребывают в страшной нищете и тревоге. Выяснилось, что среди населения уезда уже в течение многих поколений бытует верование во всесилие речного духа по имени Хэ Бо. Захочет он - и будет урожайный год, а если прогневается, то непременно пошлет наводнение или засуху. Стремясь как-то умилостивить речного духа, окрестное население совершало в честь Хэ Бо жертвоприношение, оканчивавшееся всякий раз выдачей замуж за него кого-либо из девушек уезда Е. Свадебный обряд обставлялся со всей пышностью - празднично убранную невесту, одетую в новые, специально для этого случая вытканные шелковые одежды, помещали сначала в домик, построенный на берегу реки, где она постилась в течение десяти дней, затем ее выносили на берег, сажали в деревянную кровать и спускали вниз по реке. На этом брачном ложе девушка проплывала, как сообщает Сыма Цянь, «несколько десятков ли и затем медленно погружалась в воду», пополнив многочисленный гарем Хэ Бо. Невольно возникает вопрос: совершалось ли все это стихийно или были специальные лица, отвечавшие за проведение подобных жертвоприношений? Оказывается, на территории уезда Е существовал налог на свадьбу Хэ Бо, не имевший ничего общего с государственными налогами и даже неизвестный в центре. То был денежный налог, который саньлао вкупе с местными чиновниками взимали ежегодно со всего населе- ния уезда. В среднем количество собранных денег достигало каждый год нескольких миллионов монет. Из сообщений тех же глав семей мы узнаем, что на


160
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
свадебный обряд уходило от 200 до 300 тыс. монет, т.е. в лучшем случае 30%, остальные же 70% сбора доставались санълао, местным чиновникам и мелким общинным жрецам. Санълао рассылали подчиненных им жрецов по разным общинам в поисках красивых девушек для Хэ Бо, ибо, по существовавшему в тех местах обычаю, правом выбора невесты Хэ Бо обладали только жрецы - учжу или просто у. Последние находили красавиц только в бедных семьях, потому что богатые общинники, вероятно, откупались от жрецов. Страдая от непомерных поборов, главы бедных семей обратились с жалобой непосредственно к представителю царской власти, минуя совет старейшин, где решающая роль принадлежала, по-видимому, богатым общинникам. Сы Мынбао пошел им навстречу. Воспользовавшись очередной «свадьбой», когда на берегу реки собралось около 3 тыс. человек, в числе которых наряду с простым людом были также санълао, мелкие жрецы и фулао из различных общин, начальник уезда приказал своим чиновникам утопить сначала жрецов, а за ними и одного санълао. После этого, как сообщает Сыма Цянь, Сы Мынбао мобилизовал народ и прорыл двенадцать каналов, что помогло оросить пахотные земли и навсегда покончить с зависимостью от Хэ Бо. В данном случае желания беднейших слоев общины, страдавших больше всех от поборов санълао, совпали со стремлениями царской администрации, пытавшейся лишить санълао их жреческих обязанностей. Приведенный материал свидетельствует о том, что санълао возглавляли духовную жизнь не- скольких общин, связанных единством культа.
В период Чжаньго впервые в истории Китая возникает купля-продажа земли, что свидетельствует о развитии товарно-денежных отношений. Возникновение частной земельной собственности совпало фактически с процессом усиления царской власти. В своей борьбе против наследственной аристократии цари опирались на общинную верхушку, в чьих интересах и было проведено уничтожение общинной собственности на землю, выразившееся в отмене так называемой колодезной системы землевладения. Реформы эти были проведены в царстве Цинь Шан Яном (в середине IV в. до н.э.). Уничтожение общинной собственности на землю не привело, однако, к ликвидации самой общины, как это считают многие исследователи. Обратимся к фактам из истории пореформенного периода, когда результаты преобразований должны были проявиться наиболее наглядно. В трактате «Ханьфэй-цзы» (III в. до н.э.) приводится следующий случай, происшедший в царстве Цинь в первой половине III в. до н.э., т.е. через столетие после реформ Шан Яна. Во время болезни циньского царя Чжао-вана (306- 250 гг. до н.э.) каждая община Циньского царства купила быка (или быков) и совершила жертвоприношение в честь выздоровления правителя; то же самое произошло и при заболевании следующего царя, Чжуан Сян-вана (249-247 гг. до н.э.). Но странное дело - в обоих случаях цари были явно недовольны подобной заботой своих подчиненных и приказали чиновникам оштрафовать личжэн и улао (название одного из общинных должностных лиц), заставив их выделить от каждой общины по два вооруженных воина, вероятно, сверх обычной нормы воинской повинности. Приведенный пример показывает, что цари рассматрива¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
161
ли личжэн, улао и общину (ли) как нечто единое. За свою провинность личжэны и улао не несут никакой личной ответственности - наказывается вся община, что, с точки зрения правителя, равносильно наказанию самих личжэн и улао. Если бы личжэны и улао являлись царскими чиновниками, то к ним был бы неприменим такой вид наказания, они должны были бы сами отвечать за свой проступок, подобно любому чиновнику государственного аппарата.
Как видим, в середине III в. до н.э., как раз накануне образования империи Цинь, на западе Китая, в Циньском царстве, по-прежнему существовали общинные органы самоуправления. Личжэны и улао руководили культовыми отправлениями общины и были ответственны перед административными органами за деяния своей общины. Наказание же циньских общин было вызвано, по-видимому, тем, что они провели жертвенные обряды по своим местным обычаям, не сходным с обрядами царствующего дома.
В период империи Цинь, несмотря на сильную централизацию государственной власти, община по-прежнему оставалась основной общественной единицей Циньского государства, сохранившей свои органы самоуправления. В ведении начальника тина и цюдао («задерживающего бандитов») - самых низших должностных лиц циньского государственного аппарата - находилось, как мы уже указывали, в среднем около десяти общин, поэтому функции этих двух чиновников сводились фактически к контролированию действий советов старейшин, продолжавших оставаться полновластными хозяевами в рамках своих общин. В качестве одного из доказательств можно сослаться на биографию Чэнь Пина, активного участника антициньской войны (209-202 гг. до н.э.), ставшего впоследствии первым советником ханьского императора Сяо Вэнь-ди (179-156 гг. до н.э.). В период империи Цинь семья Чэнь Пина проживала в общине Кушан на территории бывшего царства Вэй и имела, как сообщает Сыма Цянь, всего лишь 30 му пахотных земель, т.е. относилась к категории «бедных семей».
Источники отмечают, что некий «богатый человек», проживавший в той же общине Кушан, отказался наотрез отдать свою дочь в жены Чэнь Пину, мотивируя это крайней бедностью жениха. Однако, несмотря на такую бедность, Чэнь Пин был полноправным членом общины, по-видимому, потому, что его семья имела хотя и небольшой, но все же собственный участок земли. И Сыма Цянь и Бань Гу единодушно отмечают, что фулао общины Кушан поручили Чэнь Пину ведать разделкой и раздачей мяса жертвенных животных во время культовых церемоний общины. Поскольку Чэнь Пин распределял жертвенное мясо очень точно и справедливо, те же фулао приняли решение закрепить эту общинную должность за Чэнь Пином.
Как видим, несмотря на создание мощного централизованного аппарата, члены совета старейшин по-прежнему ведали культовыми отправлениями общины и были вправе назначать по своему собственному усмотрению любого общинника на какую-либо должность в пределах своих общин.
Весьма знаменательно, что, когда Цинь Шихуан готовился к осуществлению своей грандиозной аграрной реформы (216 г. до н.э.) - введению в масштабах


162
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
всей страны нового поземельного налога, размеры пахотных участков земледельцев и землевладельцев устанавливались не государственными чиновниками, а самими《черноголовыми». Общинники сами должны были сообщать предста- вителям императорской администрации данные о количестве обрабатываемой ими земли для установления размеров нового налога. Составлением данных на местах занимались, по-видимому, члены советов старейшин. В 216 г. до н.э. Цинь Шихуан подарил каждой общине по шесть даней риса (180 кг). Вероятно, это было вознаграждением общинной верхушки за труд, проделанный советом старейшин при составлении списков о количестве пахотных земель общинников.
Признавая за общиной ее административные права, Цинь Шихуан, так же как и его предшественники, пытался изъять жреческие функции из сферы деятельности советов старейшин. Особую тревогу вызывали у Цинь Шихуана саньлао шести покоренных царств, возглавлявшие межобщинные культовые объединения. Однако сколь ни силен и всевластен был Цинь Шихуан, даже он не решался устранить этот важный институт, пустивший глубокие и прочные корни в жизнь страны, но он сделал все возможное, чтобы лишить саньлао их реальной власти. Вскоре после издания специального императорского указа об объединении страны все ошьлда должны были《наставлять и перевоспитывать», конечно, в духе преданности императору подведомственное им население волостей. Авторы «Цянь Ханьшу», жившие лет через триста после описываемых событий и, конечно, знавшие о существовании в империи Цинь саньлао, занимавшихся «наставлением и перевоспитанием» населения, пришли к вполне объяснимому, с их точки зрения, выводу, что саньлао могли быть только чиновниками. Поэтому они отнесли их в разряд волостных государственных должностных лиц и поместили в специальную главу о чиновниках. Отсюда эта точка зрения перешла в труды позднейших историков и живет в мировой историографии вплоть до сегодняшнего дня. Нам кажется, что в данном случае дело обстояло несколько сложнее, чем представляли себе авторы «Цянь Ханьшу». Прежде всего указ Цинь Шихуана о саньлао следует рассматривать вкупе с другим весьма важным мероприятием, а именно учреждением двух специальных категорий чиновников -тайчжу и тайцзай. В их обязанности входило наблюдение за тем, что- бы на всей территории империи обряды и ритуалы проводились по строго определенной единой форме, учрежденной императором. Тайчжу и шайцзай являлись работниками ведомства обрядов, мы не встречаем этих должностей в мест- ных органах управления. На местах функции жрецов, по-видимому, продолжали выполнять фулао и саньлао, но теперь они уже находились под неустанным наблюдением сверху. Указ Цинь Шихуана о том, что саньлао обязаны заниматься «наставлением и перевоспитанием» населения, свидетельствует скорее об ограничении их жреческих функций, нежели о превращении саньлао в государственных чиновников. В источниках отсутствуют какие-либо данные о том, что саньлао получали регулярное государственнное довольствие, как, например, это было со всеми должностными лицами циньской администрации. Наоборот， саньлао в период империи Цинь приходилось отбывать трудовые повинности


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
163
и нести службу по охране границ. В качестве доказательства можно сослаться на декрет Лю Бана, изданный после уничтожения династии Цинь, об освобождении санълао от несения всяких повинностей. Сам факт отбывания государственных повинностей несовместим с чиновничьим званием и сразу же ставит саньлао вне сферы государственных должностных лиц, юридически приближая их к обычным членам общины.
На основании изложенного выше можно сделать следующий вывод: создание империи Цинь не внесло существенных изменений в положение санълао, они по-прежнему возглавляли межобщинные культовые объединения и являлись, по-видимому, членами своих общин.
Государство пыталось ограничить их жреческую деятельность рамками канонизированных культовых отправлений, установив над ними контроль со сто- роны и тайг/зай и обязав саньлаа заниматься только《наставлениями
и перевоспитанием» своих подопечных, по всей видимости, в духе беспрекословного подчинения императору. Подобная политика свидетельствует о стремлении Цинь Шихуана внести единообразие во все культы и обряды и сосредото- чить все жреческие функции в своих руках.
Однако, несмотря на стремление императорской власти ограничить сферу деятельности общинных органов самоуправления, последние сумели сохранить свою былую активность. Особенно ярко проявилось это во время народной войны против династии Цинь (209-202 гг. до н.э.). Стоило лишь императорским войскам покинуть тот или иной район страны, расположенный на территории бывших шести царств, как власть вновь оказывалась в руках общинных органов управления. Когда войска повстанцев под командованием Чэнь Шэна вошли летом 209 г. до н.э. в г. Чэнь, Чэнь Шэн немедленно созвал местных санълао, чтобы обсудить с ними планы дальнейших действий. Именно саньлао вопреки воз- ражениям представителей наследственной аристократии провозгласили Чэнь Шэна чуским царем за то, что он выступил с оружием в руках против династии Цинь. Осенью того же года, когда другой повстанческий отряд, возглавляемый Лю Баном, подошел к г. Пэй, он не смог занять город, хотя в Пэй не было правительственных войск. Город обороняли вооруженные общинники во главе со своими фулао. Лю Бан смог войти в город только с согласия пэйских фулао; члены совета старейшин помогли Лю Бану мобилизовать свыше 2 тыс. пэйских общинников и провозгласили Лю Бана пэйским гуном (правителем). Позднее, в 206 г. до н.э., когда армия Лю Бана вошла на территорию бывшего царства Цинь и захватила столицу циньской империи Сяньян, Лю Бан разослал по всему царству своих гонцов, собрал в Сяньяне циньских фулао и заключил с ними знаменитый договор, направленный на защиту интересов населения этого царства: «Я стал царем Гуань-чжуна (название территории бывшего Циньского царства. -Л.П.) и заключаю с отцами-старейшими {фулао) договор о [введении] зако- на из трех пунктов: за убийство человека - смерть; за ранение человека или ограбление -возмещать [согласно] тяжести преступления; все законы Цинь отменяются полностью». Этот договор свидетельствует прежде всего о реальной


164
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
власти циньских членов советов старейшин, представлявших на переговорах с повстанческим вождем интересы своих общин. Значение его трудно переоценить -победитель, в чьих руках находилась огромная боеспособная повстанческая армия, гарантировал фулао не только защиту гражданских прав, но и охра- ну частной собственности ценою наказания своих воинов. Установление подобных отношений с общинными органами самоуправления обеспечило Лю Бану активную поддержку со стороны широких масс населения, что сыграло далеко не последнюю роль в его победе над Сян Юем. Эту же цель преследовали мероприятия Лю Бана, проведенные им летом 206 г. до н.э.? после повторного захвата территории бывшего царства Цинь. Основатель ханьской династии вынужден был пойти на уступки общинной верхушке - он ввел саньлао, правда, с совещательным голосом, в состав уездной администрации.
Однако было бы ошибочным относить раннеханьских санълао к числу государственных должностных лиц, как поступают в данном случае некоторые историки. Дело в том, что саньлао в период Ранней Хань не получали от государства регулярного натурального довольствия. Источники свидетельствуют лишь о том, что ханьские императоры время от времени жаловали санълао мясом и вином; обычно это было накануне нового года. Более того, сами ханьские правители отнюдь не считали санълао чиновниками; достаточно сослаться на эдикт императора У-ди от 119 г. до н.э. У-ди провел ряд мероприятий, направленных на пополнение государственной казны за счет увеличения размера налогов с некоторых категорий имущего населения. Был введен специальный налог и на владельцев легких одноупряжных и пароконных повозок. В числе лиц, имевших легкие повозки, были названы таьсже и санълао: «...[лица], не являвшиеся чиновниками {ли), но равные им по положению, [такие как] саньлао и всадники с северных границ, платят с [каждой] легкой повозки один суанъ (4 тыс. монет)». В том же эдикте указывается, что с санълао следует взимать вдвое меньший налог, нежели с купцов.
Не считая саньлао чиновниками, У-ди тем не менее проявлял к ним определенное уважение, приравнивая санълао к категории императорских должностных лиц и ставя их выше торговцев. Подобное отношение к санълао объясняется, по-видимому, тем, что они по-прежнему играли важную роль на местах. В период Ранней Хань сохранились и фулао; они занимали такое же положение, как и во время правления династии Цинь.
Подытоживая приведенные выше сведения, можно сделать следующие выводы: фулао, личжэн и саньлао периода империи Цинь не входили в состав императорской администрации.
Фулао являлись членами совета старейшин, а личжэн - возглавляли советы старейшин общин, а функции их заключались в следующем:
а) они стояли во главе общинного культа и представляли общину перед местным божеством;
б) осуществляли внутреннюю администрацию (назначение на различные должности в общине и т.п.);


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
165
в) представляли общины в сношениях с внешним миром (вели переговоры с представителями властей, заключали договоры и т.д.).
Санълао занимали более высокое положение, нежели фулао] они, по-видимому, возглавляли межобщинные культовые объединения. Саньлао функционировали в пределах волости, позднее, в начале Ранней Хань, в результате победы народной войны 209-202 гг. до н.э. они были включены в состав уездной администрации, однако еще не превратились в чиновников. Санълао могли возглавлять общинные ополчения.
Таким образом, несмотря на распространение частной земельной собственности и реформы Шан Яна, в Китае в период империи Цинь сохранились общинные органы самоуправления, что свидетельствует и о существовании общины. Что же касается ее характера и особенностей развития, то эти вопросы будут рассмотрены в следующем разделе в связи с изучением аграрных отношений в империи Цинь.
Аграрные отношения и ремесло
Изучение аграрных отношений в Циньской империи представляет для исследователя значительную трудность, которая объясняется прежде всего тем, что до нас дошел крайне скудный материал по социально-экономическим отношениям этого периода. При этом нельзя забывать, что вопрос о формационной принадлежности Циньской империи остается все еще дискуссионным. Исследуя формы землевладения и землепользования в период империи, просуществовавшей всего 14 лет, необходимо верно оценить тенденцию развития аграрных отношений в Китае в эпохи Чжаньго (V-III вв. до н.э.) и Хань (III в. до н.э. - II в. н.э.), иначе исследователю не удастся правильно осветить характер аграрных отношений в самой империи.
Исходя из приведенных выше соображений, мы считаем целесообразным дать хотя бы краткий анализ аграрных отношений в период, предшествовавший образованию империи Цинь, уделив особое внимание проблеме развития сельской общины в древнем Китае.
Развитие частной земельной собственности
и характер общины
В источниках содержится материал, подтверждающий существование в древнем Китае обычая регулярного передела полей в рамках отдельных земледельческих поселений. Правда, данные о сроках передела приводятся различные. Так, например, в трактате «Лицзи» в главе «Юэлин» («Месячные приказы»), первоначально составленной в VI-V вв. до н.э., сообщается об обычае ежегодного передела пахотных полей: «...после окончания земледельческих работ сразу же


166
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
проводили справедливое распределение [полей], и тогда земледельцы уже не волновались».
Ханьский ученый Хэ Сю приводит несколько иное описание подобного же обычая: «...[поля] делились на три категории, хорошее поле... среднее поле... плохое поле... Тучными [землями] не разрешалось наслаждаться кому-то одному, от плохих [земель] не разрешалось страдать кому-то одному, поэтому раз в три года обменивали поля и жилища, для того чтобы доходы (полученные с различных по качеству наделов. - Л.П.) соответствовали усилиям, [потраченным на обработку наделов]».
Нетрудно заметить, что, несмотря на различные сроки переделов пахотных земель, оба историка утверждают, что существовало справедливое наделение землей. Передел пахотных наделов в рамках отдельного земледельческого коллекти- ва как раз и проводился для того, чтобы избежать таких явлений, когда одни《на- слаждаются» тучными полями, а другие страдают от плохой земли. Идея равного распределения пахотных наделов прослеживается и в других источниках: «Справедливое правление начинается с проведения межей, [когда] межи проведены несправедливо, пахотные поля [внутри] цзина (общины) распределены неравно- мерно, то и количество [собранного земледельцами] зерна будет неодинаково».
Многочисленные данные о существовании переделов еще в IX-VII вв. до н.э. приводятся также в статьях китайских историков, посвященных изучению общинных форм землепользования в период Западного Чжоу, Чуньцю и первой половине Чжаньго.
Судя по сообщениям ханьских источников, передел полей проводили не царские чиновники, а сами земледельцы. Известный знаток древних текстов Чжэн Сюань (I-II вв. н.э.), комментируя рассмотренный нами выше отрывок из главы «Юэлин» («Лицзи»), привел в качестве пояснения следующую выдержку из гла- вы《Сясяо-чжэн» трактата «Дацзайли», составленного в начале Ранней Хань (II в. до н.э.): «...земледельцы сами вместе распределяли поровну поля [между собой]».
Практика регулярного передела пахотных наделов является убедительным доказательством в пользу существования в древнем Китае сельской общины, имевшей органы самоуправления. Таким образом, в IX-VII вв. до н.э., несмотря на существование индивидуального землепользования, общинники еще не имели права наследственного владения пахотными участками. Об этом свидетельствовал обычай регулярного передела полей. Существовавшая в то время форма налогообложения, когда объектом эксплуатации выступала вся община, а не отдельная семья, также подтверждает мнение о том, что мы имеем дело с нерас- члененной территориальной общиной.
В дальнейшем, особенно в VII-V вв. до н.э., в связи с внедрением в земледелие железных орудий труда, усиленным строительством ирригационных сооружений и, наконец, все нараставшим развитием товарно-денежных отношений, начинают происходить существенные изменения и в сфере аграрных отношений. Прежде всего наблюдается рост имущественной дифференциации среди общин¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
167
ников внутри самой общины. Главы общин, имевшие двойные пахотные наделы, и наиболее зажиточная часть общинников стремились к отчуждению лучших пахотных наделов; их уже не устраивал обычай регулярного передела полей. Наблюдаются случаи нарушения принципа справедливого распределения наделов в общине. В «Го-юе» приводится следующее высказывание древнекитайского мыслителя Гуань-цзы: «[Если] в холмистой местности пахотные поля в цзине будут распределены (доел. - размежеваны. - Л.П.) равномерно, то [среди] народа не будет [возникать] ненависть (злоба)».
Это одно из многочисленных предложений, высказанных Гуань-цзы цискому царю Хуань-гуну (685-643 гг. до н.э.). В то время Гуань-цзы был первым советником циского царя и провел целый ряд реформ, направленных на усиление царской власти. Он, в частности, отменил обычай передела полей. Упоминание первого царского советника о возникновении в холмистых районах недовольства в случае неправильного передела полей весьма знаменательно. Не случайно именно в этих районах задолго до рассматриваемых событий возникали трудности при выделении наделов. Это объясняется самим характером местности (разбросанные пашни, различное качество земли и т.д.). Подобный процесс проис- ходил и в остальном Китае в VIII-V вв. до н.э.
В царстве Цинь, например, в конце V - начале IV в. до н.э., т.е. незадолго до реформ Шан Яна, также возникают «волнения» и «утайка наделов» при переделах полей внутри общины. В некоторых местностях, по-видимому, вообще был прекращен передел полей.
По признанию ханьского чиновника Цюй Бо, одного из ближайших советников Ван Мана (45 г. до н.э. - 23 г. н.э.), традиционная «колодезная» система цзин тянъ (цзин - колодец) прекратила свое существование в царстве Цинь еще до реформ Шан Яна, т.е. до середины IV в. до н.э. «В тот период... - писал крупный сунский философ Чжу Си (1130-1200) о циньском обществе накануне известных реформ Шан Яна, - [особенно] во время возвращения и получения полей (т.е. в период переделов. - Л.П.), непременно вспыхивали такие скверные дела, как волнения [среди общинников] и [обнаруживались] обман (т.е. нарушение принципа справедливого распределения полей. -Л.П.) и утайка [наделов]».
Сообщения Гуань-цзы, Цюй Бо и Чжу Си свидетельствуют о том, что в VII- V вв. до н.э. в сельских общинах Китая происходит нарушение традиционного принципа распределения наделов. Нарушение этого принципа означало, что некоторые семьи - а это скорее всего могли быть только наиболее сильные и богатые, связанные, по-видимому, кровными узами с общинной администрацией или сами представлявшие ее, - захватывали и оставляли за собой наиболее плодородные и выгодные земли, что не могло не вызывать протест со стороны их бо- лее бедных соседей. Так возникали《волнения» при переделах. Но это не оста- навливало зажиточные семьи. Часть своих наделов они, вероятно, вообще не возвращали в общинный фонд, хотя этого и требовали существовавшие в общине сроки передела - именно в таком смысле и следует понимать «обман» и «утайку [наделов]», о которых пишет Чжу Си.


168
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Нарушение принципов передела полей должно было повлечь за собой отмену этого традиционного обычая. И действительно, постепенно, на протяжении VIII-V вв. до н.э. передел полей был прекращен во многих царствах Китая.
В Ци, которое было одним из наиболее развитых царств Китая, естественно, процесс отмирания передела полей начался раньше, чем в других районах страны. В связи с тем, что в Ци стали учащаться случаи бегства общинников, вызванные, по-видимому, их обнищанием в результате нарушения принципов пе- редела полей, Гуань-цзы предложил Хуань-гуну придерживаться такой системы: «Необходимо взимать разный налог в зависимости от качества земли и собранного урожая, и тогда народ не будет убегать [из своих общин]». Это предложение не вызвало возражений правителя.
Однако вместе с тем, исходя из сообщения «Гуань-цзы» о том, что в Ци во времена Хуань-гуна уже начали «взимать налог с [количества] пахотных полей [общинников]», можно предположить, что в середине VII в. до н.э. (685-643) в царстве Ци была введена новая система налогообложения, когда основным объектом эксплуатации становится уже не община, а отдельная земледельческая семья. Подобные изменения, как подтверждают источники, произошли и в других царствах Китая. По сообщению «Цзо-чжуани», в 645 г. до н.э. в царстве Цзинь, расположенном в Центральном Китае, «на 15-м году правления луского Си-гуна... ввели [новую систему обработки полей, когда сам земледелец] менял [свои] пахотные участки».
Судя по данным ханьского автора Мэн Кана, введение новой системы пахоты, по-видимому, означало, что земледелец не возвращал никому своего надела и сам чередовал обработку полей внутри его. Сопоставив это сообщение Мэн Кана с данными более ранних источников, Ван Чжунло и Хань Ляньци пришли, на наш взгляд, к совершенно правильному выводу о том, что возникновение новых методов обработки земли связано с отмиранием обычая переделов полей внутри общины.
Появление наследственных наделов должно было вызвать изменения в форме налогообложения. И действительно, в источниках появляются сведения о введении нового, поземельного налога. Впервые налог на землю был введен в царстве Лу в 594 г. до н.э., в царстве Чу - в 548 г. до н.э., в царстве Чжэн - в 543 г. до н.э.; самым последним было царство Цинь, где поземельный налог был установлен в 408 г. до н.э.
Таким образом, через двести с лишним лет после проведения налоговой реформы в царстве Ци, т.е. к концу V в. до н.э., на территории всего Китая пахотные наделы перешли в наследственное пользование земледельцев. Однако появ- ление наследственных наделов еще не означало превращения их в частную собственность общинников. В письменных источниках, дошедших до наших дней, отсутствуют какие-либо данные о купле-продаже пахотных земель в VII-V вв. до н.э. Должен был пройти какой-то определенный период, и, как увидим ниже, совсем не малый, прежде чем земледелец получил право распоряжаться своим пахотным наделом (продажа, отчуждение и т.п.). Известные нам источники по¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
169
зволяют проследить процесс возникновения частной земельной собственности на примере одного царства, а именно Цзинь, в частности того района, который затем отошел к царству Чжао.
В трактате《Ханьфэй-цзы» приводится сообщение о том，что в середине V в. до н.э. «люди из Чжунму оставили свои засеянные поля, продали дома и приусадебные земли, и тех, кто бежал... была половина общины».
Как отмечалось выше, передел в Цзинь был отменен еще в 645 г. до н.э., т.е. уже с середины VII в. до н.э., на территории этого царства существовали наследственные наделы. Приведенный пример свидетельствует о том, что в первой половине V в. до н.э. общинники Цзиньского царства могли свободно отчуждать дома и приусадебные земли. Напрашивается вопрос: почему же, продав перед бегством из общины свои дома и приусадебные земли, земледельцы не смогли поступить таким же образом и с пахотными наделами? По-видимому, в то время право земледельцев распоряжаться недвижимым имуществом еще не распространялась на пахотные наделы, пахотная земля находилась в собственности общины. Являясь собственником дома и, самое главное, приусадебной земли, общинник все же еще не мог свободно распоряжаться своим пахотным наделом.
Широкое распространение частной земельной собственности в царстве Цинь произошло после проведения в 359-348 гг. до н.э. реформ Шан Яна, в результате которых была отменена система общинного землепользования, за народом было признано право собственности на пахотные участки, разрешалась свободная купля-продажа земли: «А при Цинь (в царстве Цинь) было уже не так, провели реформы Шан Яна, изменили систему [управления древних] императоров и царей, уничтожили [систему] цзин тянъ, народ получил [право свободно] покупать и продавать [землю]».
Подобный же процесс, правда с меньшей интенсивностью, наблюдается и в других царствах Китая, в частности в уже рассмотренном выше царстве Чжао. По сообщению Сыма Цяня, когда Чжао Ко, сын известного чжаоского военачальника Чжао Шэ, был назначен командующим чжаоскими войсками, чжао- ский царь Сяо Чэн (265-245 гг. до н.э.) наделил его золотом и шелковыми тканями. Однако Чжао Ко в отличие от своего отца, с гневом отмечал Сыма Цянь, не стал делиться со своими воинами, он,《вернувшись домой, спрятал [их] дбма и каждый день высматривал удобные дома и выгодные поля и покупал те из них, которые можно было купить». В источнике не говорится, у кого Чжао Ко покупал земли - у частных лиц или у общины, однако приведенный пример свидетельствует о появлении в царстве Чжао в III в. до н.э. сравнительно крупных землевладельческих хозяйств. Можно выдвинуть предположение, что подобные землевладельческие хозяйства носили товарную направленность.
Сведения о широком распространении купли-продажи земли привели китайских исследователей к мнению, что сельская община в Китае исчезла уже к концу Чжаньго. В разделе «Органы общинного самоуправления» мы уже показали, что община сохранялась как в период империи Цинь, так и при Хань. Постараемся разобраться в специфике этой общины. Значительную помощь в этом во¬


170
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
просе оказывают документальные материалы из Цзюйяна, особенно данные о различных частных сделках.
В Цзюйяне были обнаружены купчие, из которых одна представляет особенную ценность, так как в ней говорится о приобретении пахотной земли.
Рассмотрим текст этой купчей:
«...[первый иероглиф неясен] установили, [что] ли (община) Чанлэ получила пахотных полей рабов (название участка. - Л.П.) тридцать пять му, заплатив денег [по] девятьсот монет [зз^му].
[Когда] все деньги были уже выплачены, измерили пахотные поля, и оказалось, что не хватает (т.е. что в действительности оказалось меньше 35 му земли. -Л.П.), подсчитали недостающее [число] му и [заставили купцов] вернуть деньги (т.е. вернуть разницу. - Л.П.). Купцы Чунь Юйцы, брат Жу Вана, Чжэн Шаоцин купили свидетелям два шэна вина, и все распили его». Первое, что бросается в глаза при анализе текста приведенной выше купчей, - это состав контрагентов, участвовавших в сделке.
С одной стороны два купца, с другой - община, выступающая в договоре как юридическое лицо. Покупка общиной Чанлэ земельного участка свидетельствует о существовании определенного земельного фонда общины. Весьма примечательно, что покупаются не целинные земли и не земли под выгонами, а пахот- ные поля, бывшие неоднократно в обработке. Как видим, несмотря на развитие частной земельной собственности, во II в. до н.э. - I в. н.э. на севере Китая существовали сельские общины, более того, они сохранили за собой право собственности на какую-то часть пахотных полей.
Помимо продавцов и покупателя, в сделке участвуют также и свидетели. Присутствие их - непременное условие целого ряда сделок из Цзюйяна, будь то покупка легкой одежды, меховой шубы или чего-либо другого. Однако роль свидетелей, участвовавших в купле-продаже земли, несколько отлична от той роли, которую они играли в других сделках.
Чем объяснить, что из всех купчих, обнаруженных в районе Цзюйяна, только в одной купчей на землю говорится о том, что свидетели получают подарок в виде вина? Случайно ли в текст сделки наряду с размером поля и ценой земли включено сообщение об угощении свидетелей? Существенную помощь в выяснении всех этих вопросов оказывает аналогичный материал из истории других стран древнего Востока, и в первую очередь древнего Двуречья. В многочисленных документах о купле-продаже земли в Двуречье наряду с продавцами и покупателями фигурируют таьсже и свидетели. При этом свидетелей угощают, а нередко они участвуют и в получении уплаты. Угощение свидетелей являлось своего рода платой за их отказ от своих прав на землю. То же самое наблюдается и в Вавилонии, где «в качестве свидетелей документа фигурируют лица, имеющие право претензии или протеста по данному делу. Их выступление как свидетелей обозначает их согласие с удостоверяемой сделкой и потерю права протеста».
Нечто подобное наблюдается и с нашей купчей на землю. Продавцы не были свободны в распоряжении землей, они были обязаны откупить у кого-то право


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
171
протеста сделки, отсюда и возникло угощение свидетеля. Из текста сделки неясно, кто выступает в роли свидетеля; вполне возможно, что свидетелем выступает община, по поручению которой купцы продали землю общине Чанлэ.
Внесение в текст сделки записи об угощении свидетелей было необходимо прежде всего покупателю, ибо оно гарантировало его от возможных в дальнейшем протестов со стороны отдельных лиц или общины, имевших какое-то право на проданную землю. Кстати, нетрудно заметить, что разбираемый документ составлен в интересах покупателя - в текст купчей внесены такие неприятные для продавцов детали, как сообщения об умышленном обмане (завышении размера проданных полей) и возвращении лишних денег.
Еще большую ясность в исследуемый вопрос вносит вторая купчая на землю, которая уже не относится к серии документов из Цзюйяна. Текст этой купчей гласит: «Четвертый год Цзяннин (171 г. н.э. - Л.П.), девятый месяц (сентябрь), первое число которого обозначено [циклическим знаком] сюйу, двадцать восьмого дня [под циклическим знаком] сиюй, помощник конюшего взрослый государственный раб Сунь Чэн. Мужчина из [города] Лояна Чжан Боши продал [Сунь Чэну]. [Предметом продажи] является один участок пахотного поля в Ло- бо (вероятно, название общины. - Л Л.), находившийся в тине Гуандэ. Цена [участка] 15 тысяч монет, в этот день [Сунь Чэн] выплатил все [деньги]. Пахотное поле, [купленное Сунь Чэном], на востоке граничило с [полем] Чжан Чанци- на, на юге граничило с [полем] Сюй Чжунъи, на западе подходило вплотную к большой дороге, на севере граничило [с полем] Чжан Боши. Все (доел, «мельчайшие предметы». -Л.П.), что прикреплено корнями к земле, принадлежит [отныне] Сунь Чэну. Если на [его] пахотном поле будет обнаружен труп, то [зако- павший его] мужчина становится рабом, а женщина превращается в рабыню, все они должны усердно служить Сунь Чэну. На востоке, юге, западе, севере [купленного поля] поставили большие камни в качестве границы (межи), находившиеся при этом свидетели Фань Юн, Чжан И, Сунь Лун, другой фамилии Фань Юаньцзу - все знают о договоре (сделке) Чжана, купили вина каждому по половине».
И снова, подобно купчей на землю из Цзюйяна, в текст сделки наряду с контрагентами включены также и свидетели, которые в данном случае играют весьма активную роль - они присутствуют при размежевке купленного поля. Кроме того, они же являются свидетелями составления документа. Соглашаясь на включение в сделку фразы «все знают о договоре Чжана», свидетели тем самым заявляют о своем отказе от права опротестования сделки, за что и получают после продажи Чжаном земли соответствующее вознаграждение: «купили вина каждому по половине». Весьма знаменательно, что свидетелями сделки выступают не Чжан Чанцин и Сюй Чжунъи, поля которых непосредственно граничили с проданным участком, а совсем другие лица. Отсутствие чиновничьих званий перед фамилиями свидетелей указывает на то, что мы имеем дело не с чиновниками, а с гражданскими лицами, подобно самому Чжан Боши - «мужчине из Лояна». По-видимому, правом ретракта обладали не все жители Лобо, а какая-то


172
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
группа лиц, скорее всего это могли быть руководители общины. Следует отметить, что и в других странах древнего мира, несмотря на возникновение частной земельной собственности, землевладелец не мог свободно распорядиться своим наделом без согласия старых членов общины.
Итак, во II в. н.э. частная земельная собственность хотя и получила дальнейшее развитие, но землевладелец еще не имел права свободного отчуждения своего поля без разрешения третьих лиц; что же касается конца III в. до н.э., то ограничения частной земельной собственности в это время должны были быть более строгими.
Таким образом, на основании анализа документальных данных и сообщений письменных источников, подтверждающих существование общинных органов самоуправления, можно сделать следующий вывод о характере циньской общины: несмотря на реформы Шан Яна и распространение частной земельной собственности, община в империи Цинь сохранялась. Правда, изменился ее харак- тер: из полновластного земельного собственника, какой она была раньше, община превратилась ко времени империи Цинь в самоуправляющееся объединение частных земельных собственников, вне которого землевладение было, по- видимому, невозможно, право ретракта, представленное в купчих, - наглядное свидетельство этого. Членство в общине, опосредованное в собственности на землю, делало человека полноправным гражданином. Надо сказать, что, имея большую сумму денег, государственный раб все же оставался рабом; лишь став земельным собственником, он получил свободу. Более того, он сам автоматически мог стать рабовладельцем, если ему удавалось схватить того, кто на его поле осмеливался похоронить мертвеца. Как уже указывалось, несмотря на то что Чэнь Пин был бедняком, он все же смог занять должность распорядителя жертвенного мяса в своей общине, поскольку его семья имела хотя и небольшой, но все же собственный участок пахотной земли. Но в некоторых районах, особенно на окраине империи, община сумела сохранить за собой определенную часть пахотных полей.
Частные формы эксплуатации
Процесс развития товарно-денежных отношений наложил существенный отпечаток на имущественное положение общинников. Многочисленные источники единодушно подтверждают существование богатых и бедных семей в период империи Цинь. Одни семьи имели гораздо больше земли, нежели было необходимо для поддержания простого воспроизводства, другие же испытывали боль- шие затруднения с пахотной землей. Описывая положение в циньском земледе- лии, известный ханьский государственный деятель Дун Чжуншу (176-117 гг. до н.э.) в своем докладе на имя императора У-ди писал: «[В период Цинь] поля богачей объединяли межу за межой (т.е. богачи захватывали земли соседних более бедных семей. - Л.П.) и у бедняков не осталось даже места, где бы можно


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
173
было шило воткнуть». Тот же Дун Чжуншу отмечал, что в империи Цинь «в ли (общине) были люди, обладавшие богатствами гунов и хоу».
Обедневшие и разорившиеся общинники попадали в зависимость к крупным земельным собственникам. В то время в земледелии существовали различные формы частной эксплуатации - как наемного и рабского труда, так и арендатора.
Наемный труд и арендные отношения
Судя по сообщениям источников, наемный труд появился в Китае в период Чжаньго в связи с развитием частной земельной собственности и ростом имущественной дифференциации внутри самой общины. В этот период труд наемников довольно широко использовался в земледелии, торговле, ремесле, в частно- сти на солеварнях. Благополучие многих богатых семей строилось в то время на эксплуатации наемных работников. По свидетельству источника, в тех семьях, где имелись наемные работники, взрослые сыновья уже не работали и могли преспокойно пребывать в лености, не заботясь о поисках хлеба насущного. Наемные работники, выходцы из бедных семей, трудились также над постройкой или ремонтом небольших ирригационных сооружений: «Те, кто живет в низких заболоченных местах, страдают от воды, покупают [труд] наемных работников и прорывают канальцы».
Нанимаясь на определенный срок к тому или иному землевладельцу, наемник еще не терял своей свободы. Он мог в любое время уйти от хозяина. Взаимоотношения между наемными работниками и крупным землевладельцем особенно хорошо прослеживаются на примере следующего отрывка из «Ханьфэй-цзы»: «Что же касается тех, кто продает [труд, превращаясь] в наемника, и начинает обрабатывать поле, то если хозяин тратит средства] семьи на то, чтобы хорошо кормить [наемных работников], дает материю и деньги легко, это не означает, что [он] любит наемного работника (юнкэ); говорят, что если [он] поступает так, то это значит, что вспашка производится глубокая, а прополка - тщательная. [Если] наем- ные работники отдают все свои силы и быстро полют и пашут, если [они] вкладывают в работу все свое мастерство и гряды [у них] прямые, то это не значит, что [они] любят хозяина; говорят, что если они так поступают, то это означает, что похлебка дается хорошая и [за работу] легко получить деньги и материю».
Обрисованная выше «забота» хозяина о положении наемных работников объясняется тем, что они не являлись зависимыми людьми и юридически занимали, по-видимому, такое же положение, что и работодатель.
Однако постепенно большинство наемных работников начинает терять свое независимое положение и попадает в рабство к крупным землевладельцам, торговцам или владельцам ремесленных мастерских. Это был длительный процесс, продолжавшийся несколько столетий, начиная с конца периода Чжаньго. Так, Луань Бу, бывший в свое время наемным работником у одного виноторговца, стал впоследствии частным рабом. Нечто подобное произошло и с Чэнь Шэном - руководителем первого народного восстания против династии Цинь (209-208 гг.


174
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
до н.э.). Чэнь Шэн сначала был наемным работником, обрабатывал поля богатого землевладельца, затем стал земледельцем-рабом. Вот что пишет в главе о Чэнь Шэне Сыма Цянь: «В молодости Чэнь Шэ нанимался к людям обрабатывать землю, [однажды] он прекратил пахать, встал на межу [передохнуть] и с глубокой досадой сказал: „Если мы будем богатыми и знатными, то не должны забывать друг друга44. [Остальные] наемники рассмеялись и ответили (ему): „Ты [ведь] нанимаешься [к другим] обрабатывать землю, каким же образом [ты] сможешь стать богатым и знатным?66».
В период правления династии Хань в стране увеличилось количество наемников, появился даже специальный термин «странствующий наемный работник» {лююн), что свидетельствует о более широком применении наемного труда. В то время, так же как и в империи Цинь, труд наемников использовался в земледелии, ремесле и торговле.
Помимо применения труда наемных работников, в циньском земледелии существовала еще одна форма извлечения прибавочного продукта - сдача земли в аренду. В «Цянь Ханьшу», в главе «Шихочжи», говорится, что в период империи Цинь «некоторые обрабатывали поля знатного народа (рсаомин), платя [ему в качестве] налога половину урожая».
Из сообщения источника следует, что в период империи некоторые земледельцы обрабатывали чужие поля, уплачивая земельному собственнику половину урожая. Кто же все-таки арендовал землю? Значительную помощь в выявле- нии социального состава контрагентов оказывает высказывание танского историка Янь Шигу. В своем комментарии к разбираемому нами отрывку он пишет, что «бедняки из низших дворов, не имевшие своей собственной пахотной земли, обрабатывали поля богатых и знатных семей, уплачивая половину урожая хозяевам этих полей». Иных данных об аренде земель в империи Цинь у нас нет - вероятно, в то время эта форма эксплуатации только что зарождалась и еще не получила широкого распространения.
Для того чтобы разобраться в характере арендных отношений, необходимо обратиться к более позднему периоду, времени правления династии Хань. Китайскому исследователю Сы Те, проделавшему очень большую работу по изучению условий аренды земли в Хань, удалось доказать, что арендные отношения во времена Цинь и Ранней Хань носили «свободный» характер. В это время земледелец, арендовавший землю у крупного землевладельца, продолжал одновременно платить налоги государству и был обязан нести все повинности; он обладал политическими правами, т.е. фактически являлся свободным. Однако в конечном счете большинство арендаторов постепенно превращалось в частных рабов - такова была тенденция развития арендных отношений в период Цинь - Ранняя Хань.
Использование рабского труда
Наряду с использованием наемных работников и арендаторов в циньском земледелии применялся также и труд рабов.


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
175
В конце Чжаньго, в период империи Цинь и в начале Ранней Хань наблюдаются развитие и рост такой социальной категории, как чжуйсюй, что буквально значит «заложенный зять». Мы не знаем о положении чжуйсюй в период Цинь. Однако если исходить из сообщения источника о том, что чжуйсюй наряду с буванжэнъ и торговцами составляли армию в 500 тыс. человек, направленную Цинь Шихуаном в 212 г. до н.э. на юг страны для захвата государства Аулак, то можно предположить, что чжуйсюй представляли довольно значительную прослойку населения.
По материалам источников можно установить, что чжуйсюй, как правило, были выходцами из бедных земледельческих семей. Материальная нужда или излишек рабочих рук, при недостаточном количестве пахотной земли, заставляли бедные семьи закладывать своих подраставших сыновей. Как сообщает Цзя И, у циньцев существовал следующий обычай: «В богатых семьях, когда сын становился взрослым (достигал совершеннолетия), то [его] выделяли [из семьи], наделяя [землей]. В бедных же семьях, [когда] сын становился взрослым, [его] выделяли [из семьи] и отдавали в залог (в другую, более состоятельную семью.- Л.П.)».
Несомненно, что приведенное выше сообщение Цзя И, жившего непосредственно после краха Циньской империи и хорошо знакомого с обстановкой того времени, правдиво отражало то общее положение, в котором находились цинь- ские общинники. По-видимому, отдача сыновей в залог была довольно распространенным явлением в семьях бедных земледельцев. Судя по сообщению известного текстолога Жу Чуня, жившего в период Поздней Хань, заложник находился на положении раба и мог быть использован на любых работах: «Продавали сыновей людям работать рабами, называя [их] чжуйцзы (заложенные сыновья)».
Срок выкупа заложников в различных районах страны был не одинаков. Из сообщения того же Жу Чуня нам, в частности, известно, что в начале Ранней Хань в районе к югу от Хуайхэ существовал обычай, по которому заложника можно было выкупить в любое время на протяжении первых трех лет: «...[если же] чжуйцзы [в течение] трех лет не будет выкуплен, то [он] превращается в раба». Весьма интересно, что в древнем Двуречье срок долговой кабалы свободного также длился три года. Правда, Хаммурапи объявил, что по прошествии ука- занного срока заложник должен быть отпущен, но нам неизвестно, как это осуществлялось на практике. Вот этот закон: «(§ 117). Если человек имеет на себе долг: отдает за серебро или дает в долговую кабалу жену, своего сын или свою дочь, то они должны служить в доме их покупателя или заимодавца три года; на четвертый год должно отпустить их на свободу».
Таким образом, согласно нормам обычного права, срок выкупа был довольно длителен, но по истечении срока заложник обращался в раба. Порабощение членов семей обедневших общинников путем усыновления и отдачи в зятья свидетельствует о распространении патриархальных форм рабства. В этом отношении весьма характерно замечание известного цинского комментатора «Цянь Хань- шу» Ван Сяньцяня о том, что у циньцев «обращение в рабство не считалось по¬


176
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
зором». Однако, как будет показано ниже, с развитием рабовладения отношение к этим категориям частных рабов со стороны свободных резко изменилось.
Превращая заложника в своего долгового раба, кредитор закреплял этот акт порабощения согласно нормам обычного права усыновлением или женитьбой заложника. Такого раба женили, очевидно, на рабыне кредитора для пополнения числа рабов, а иногда и на дочери хозяина. В источниках встречаются сообщения о женитьбе рабов на девушках из свободных семей. Известно, что в период империи Цинь один «богатый человек» из общины Вай-хуан, расположенной на территории бывшего царства Вэй, отдал свою красавицу дочь замуж за взятого в наем раба. Сыма Цянь отмечает, что через некоторое время эта женщина бежала от него и не без труда уговорила своего отца расторгнуть брак и выдать ее замуж за Чжан Эра, получившего от «семьи женщины» очень богатое приданое. Выдача богачом своей дочери замуж за раба объясняется, по-видимому, стремлением к сохранению имущества в семье. (Нечто подобное наблюдается в древнем Египте, где дочери имели равное право на наследование с сыновьями (за исключением старшего сына, который получал большую долю по сравнению с другими детьми). Заложника (чжуйцзы) после женитьбы называли уже чжуй- сюй - «заложенный зять» или «зять, живущий в семье жены»: «[Когда] их [циньских] заложников (чжуй) не выкупали, семья хозяина подыскивала ему женщину (женила его), и тогда [он] назывался чжуйсюй, поэтому в то время [свободные] презирали это (быть чжуйсюй. -Л.П.)».
Юридически чжуйсюй был ниже самого бедного земледельца. Отнюдь не случайно танский историк Янь Шигу, говоря о циньских чжуйсюй, писал: «[Человек] не должен уходить [из своей семьи] и идти в семью жены, ибо [он] подобен дикому мясу на теле человека, [в стране] не должно быть заложников». За- конодательство Циньской империи ставило чжуйсюй на самую нижнюю ступень социальной лестницы. Ханьский чиновник Чао Цо, живший в середине II в. до н.э., в своем докладе «Об охране пограничных крепостей» писал, что, согласно циньскому законодательству, во время мобилизации на пограничную службу сначала забирали провинившихся (по-видимому, порабощенных государством за преступления. - Л.П.) чиновников, затем чжуйсюй, после - людей, связанных с торговлей, и только в последнюю очередь свободных земледельцев.
Выше уже отмечалось, что чжуйсюй являлись выходцами из бедных земле- дельческих семей и, естественно, должны были иметь навыки к земледельче- скому труду. Исходя из этого, а также учитывая распространенность данной социальной категории, вполне возможно предположить, что чжуйсюй могли использоваться богатыми общинниками для участия в полевых работах.
Помимо чжуйсюй, в империи Цинь имелась еще одна довольно распространенная категория частных рабов, именуемых нучанъцзы или нучанъцзышэн. Достаточно лишь отметить, что из 700 тыс. человек, трудившихся над строительст- вом дворца Эфангун и постройкой императорской гробницы в Лишане, нучанъцзы занимали далеко не последнее место. Нучанъцзы в буквальном переводе означает «сын (ребенок), рожденный от раба (рабыни)». Судя по сообщению Фу Цяня,


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
177
жившего в период Поздней Хань, термин нучанъцзы употреблялся для обозначения «раба, рожденного от человека из семьи [хозяина]». Точно такую же трактовку предложил и танский историк Янь Шигу, полагавший, что нет никакой разницы между циньским нучанъцзы и танским цзячанъну - «рабом, рожденным в семье». Нетрудно отметить, что оба исследователя единодушны в том, что один из родителей нучанъцзы был членом семьи, скорее всего им был рабовладелец или кто-либо из его взрослых сыновей, сожительствовавших с домашней рабыней. Вполне возможно, что часть нучанъцзы рождались от браков свободных женщин с рабами. Нучанъцзы, вероятно, входил в подворный список наравне с остальным имуществом семьи, и это было выгодно рабовладельцу, так как в случае мобилизации на трудовую или воинскую повинность он в первую очередь выставлял, по-видимому, нучанъцзы. Надо сказать, что в древнем Китае рабы вносились в подворные списки; подтверждение этому мы находим в документах из Цзюйяна. В качестве примера приводим следующий подворный список: «...[уезд] Луаньдэ, община {ли) Гуанчан, гунчэн (название восьмого ранга знатности. - Л.П.) Ли Чжун, тридцать лет, [имел:] двух юных рабов - цена (обоих. -Л.П.) 30 тыс. [монет]; пять рабочих лошадей - цена [всех] 20 тыс.; дом с участком - 10 тыс.; одну взрослую рабыню - 20 тыс.; две повозки, в которые запрягают волов, — 4 тыс.; 5 (500 那—Æ77.) пахотной земли - 50 тыс.; одну
легковую повозку - цена 10 тыс.; двух рабочих волов - 6 тыс. Все имущество оценивается в 150 тыс. [монет]». Отнюдь не случайно, что последние нучанъцзы принимали самое активное участие в грандиозных строительных работах, проводившихся в масштабе всей империи, - сооружении дворца Эфангун и в строительстве императорской гробницы.
У нас, к сожалению, нет более подробных данных об использовании нучанъцзы, однако можно предположить, что рабы, выросшие в семье рабовладельца, уже с детства были приучены к выполнению любой работы.
В источниках встречаются также прямые указания о применении рабского труда в земледелии.
Продажа отдельных членов семьи за долги в рабство, получившая довольно широкое распространение в период империи, еще не являлась показателем крайней степени разорения земледельческих семей, пока последние все еще сохраняли за собой свои земли. Но источники сообщают, что в то время встречались, и довольно часто, такие явления, когда «влиятельные семьи, накопившие многомиллионные богатства, где за долги, а где и просто силой с помощью своих вооруженных дянькэ» в погоне за пахотными землями лишали целые семьи их полей. (Дянькэ - доел, «пришлый человек, владеющий мечом». По-видимому, богатые семьи имели свою вооруженную охрану из пришлых людей, не связанных родственными отношениями с членами данной семьи.) Лишенные каких- либо средств к существованию, такие семьи вынуждены были идти в рабство к крупным земельным собственникам. В этом отношении большую ценность представляет материал из работы ханьского государственного деятеля и ученого Цуй Ши, жившего во II в. н.э. В своем знаменитом трактате о методах управле¬


178
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
ния страной «Рассуждения об управлении» он дает следующую характеристику циньского общества:
«Цинь разрушило [давно установившиеся] законы [и] систему... влиятельные семьи накопили многомиллионные богатства, расширили границы [своих] земель так, что [они] стали равны землям правителей, давали взятки (местной администрации. -Л.П.) и тем самым расстраивали управление, содержали дянъкэ, чтобы устрашать черноголовых, поэтому низшие (бедные) дворы пришли (в упадок. -Л.П.), и у них не стало даже места (земли), где бы можно было поставить ногу, и тогда отцы и сыновья склоняли головы и [шли в качестве] рабов работать у богатых людей [и] сами вели с собой [своих] жен и детей для того, чтобы работать на богатых».
Как видим, во времена империи целые семьи порабощенных общинников работали на крупных землевладельцев, обрабатывая их необъятные поля.
Некоторые исследователи обращали внимание на применение рабского труда в сельском хозяйстве в этот период, ссылаясь, в частности, на данные биографии Цзи Бу в «Исторических записках» Сыма Цяня. Остановимся подробно на истории Цзи Бу. Во время восстания против династии Цинь, вспыхнувшего на территории бывшего царства Чу, Цзи Бу примкнул к повстанцам, вступив в отряд Сян Юя. Он сражался на стороне и во время борьбы последнего против Лю Бана (206-202 гг. до н.э.).
После разгрома отрядов Сян Юя Лю Бан, став ханьским императором и приняв титул Гао-цзу, издал эдикт о поимке Цзи Бу, пообещав за его голову тысячу золотых монет. Узнав об императорском эдикте, Цзи Бу решил покинуть дом и скрыться под видом раба. С этой целью он обрил голову, надел грубую одежду, а на шею железный ошейник, чтобы во всем походить на раба. Затем, спрятавшись в катафалке, он вместе с несколькими десятками «рабов [своей] семьи» (цзятун) прибыл на территорию бывшего царства Лу. Все рабы были куплены одним крупным луским землевладельцем по имени Чжу Цзя. Как сообщает Сыма Цянь, Чжу Цзя, «купив [рабов], разместил [их на полях] с тем, чтобы [они] обрабатывали пахотные земли».
Об участии купленных рабов в обработке полей свидетельствуют также следующие данные. Чжу Цзя, узнав, что один из недавно приобретенных рабов является известным государственным преступником Цзи Бу, решил скрыть этот факт от властей. Более того, уезжая надолго за несколько сот километров из дома в г. Лоян, он приказал своему сыну во всех вопросах, связанных с полевыми работами, слушаться Цзи Бу.
Приведенные данные об участии цзятун в земледельческих работах позволяют расширить наше представление о сфере применения рабов этой категории. Вряд ли можно согласиться с теми исследователями, которые считают, что рабы категории тун {цзятун) использовались только в качестве домашних слуг и не были заняты производственной деятельностью.
Вопрос об использовании рабов категории тун зависел во многом от профиля рабовладельческого хозяйства. Известно, что Чжо Ши, владелец крупных ре¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
179
месленных мастерских по выплавке железа, имел тысячу рабов-т^я. Чжан Ань- ши, крупный сановник императора У-ди, имел семьсот цзятун, которые работали в его ремесленных мастерских. Таким образом, в каждом конкретном случае рабовладелец сам решал, где ему использовать своих рабов.
Мы, к сожалению, не располагаем данными о соотношении труда свободных общинников и рабов в земледелии, однако знакомство с формами частной эксплуатации, существовавшими в Цинь, свидетельствует о прогрессирующем развитии рабовладельческих отношений. Необходимо отметить, что такие формы частной эксплуатации, как наемный труд и свободные арендные отношения, были присущи целому ряду рабовладельческих государств древнего Востока.
Рабский труд начинает играть ведущую роль, эксплуатация рабов оказывала влияние на положение всего свободного населения. Именно в империи Цинь впервые в истории Китая возникает активная работорговля. По сообщению Бань Гу, в Циньской империи были «созданы рынки рабов, которых помещали в загоны вместе с быками и лошадьми».
Усиление роли рабского труда в земледелии особенно наглядно прослеживается на примере Западной Хань, где рост крупной частной земельной собственности сопровождался массовым обезземеливанием и порабощением общинни- ков. Государство было вынуждено провести целый ряд мероприятий, направленных против частного рабовладения, так как в стране наблюдалось катастрофическое сокращение общего числа налогоплательщиков, что вело к ослабле- нию позиций центральной власти. В 119 г. до н.э. У-ди издал указ о конфискации у крупных рабовладельцев сотен тысяч му земли и десятков тысяч рабов. Однако императорская власть была уже не в состоянии приостановить процесс развития частного рабовладения. Об этом свидетельствуют неудачные попытки императора Ай-ди (6-2 гг. до н.э.) ограничить частную земельную собственность и рабовладение. На это указывает также утопическая по сути дела попытка Ван Мана (9-23 гг. н.э.), издавшего в 9 г. н.э. указ о ликвидации частной зе- мельной собственности, объявить всю землю в стране императорской и запретить куплю-продажу земли и рабов. Однако ровно через три года, в 12 г. н.э., под давлением крупных земельных собственников Ван Ман был вынужден отменить свой указ, восстановив статус-кво.
Государственные налоги и повинности
Все население Циньской империи было обязано вносить в казну налоги и отбывать определенные повинности.
При анализе тех немногих данных, которые удалось собрать по налоговой системе империи Цинь, прежде всего бросается в глаза тот факт, что основным объектом эксплуатации государства стала теперь уже не территориальная община, а отдельный двор, семья. В первые годы существования империи все землевладельцы уплачивали подушный налог. Подобное положение объяснялось, по-


180
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
видимому, тем, что на первых порах императорской администрации было еще трудно уследить за всеми перемещениями, происходившими в сфере частной земельной собственности, и установить истинный размер земельных владений отдельных семей. К тому же подушный налог был выгоден богачам и совершенно невыгоден беднякам. Подтверждение этого мы находим в сунской энциклопедии «Тундянь», где в разделе «Шихо» приводится следующее сообщение: «В [период] Цинь было уже не так (как в начале Чжаньго. - Л.П.), не обращали внимания на [количество обрабатываемой] земли, а брали налог с [каждого] человека [в семье]. [Если даже] количество земли не было полным (т.е. не доходило до определенной минимальной нормы. - Л.П.), государственный налог взи- мался обязательно сполна (согласно числу членов семьи), поэтому бедняки избегали платить [подушный] налог и отбывать повинности, [они] убегали (оставляли свои клочки земли. - Л.П.), [а] богачи специально присоединяли [к своим полям эти земли] и в таком количестве, [сколько им] самим хотелось».
Примерно такое же сообщение встречаем мы и в энциклопедии «Вэньсянь тункао», в разделе «Тяньфукао»: «После того как Цинь уничтожила [систему] цзин тянъ, [государство] разрешило народу [свободно] обрабатывать земли, не учитывало, сколько [каждая семья] обрабатывала, поэтому величина взимаемого налога не ставилась в зависимость от проверки (количества обрабатываемой земли, ибо проведение подобного учета в то время, вероятно, было невозможно, а может быть, даже и нежелательно для богатых семей. - Л.П.). В дальнейшем не стали [уже] смотреть на количество обрабатываемой земли и брали налог с человека, но это был очень ошибочный метод».
Как видно, практика сбора подушного налога, когда налог взимали сполна независимо от размеров земельного участка, приводила к подрыву экономической самостоятельности слабых хозяйств. Спасаясь от полного разорения, общинники уходили из селений; тем самым они автоматически выбывали из под- ворных списков своего селения. Таким образом, сокращалось общее количество податного населения, что вело, в свою очередь, к сокращению доходов императорской казны.
Поэтому в целях извлечения больших доходов и приостановления процесса разорения земледельцев Цинь Шихуан решил ввести поземельный налог. В 216 г. до н.э. он издает свой знаменитый эдикт: «Приказываю черноголовым самим доложить о количестве имеющихся [у них] пахотных земель».
В конце того же года по всей стране был введен поземельный налог. Размер поземельного налога, взимаемого в период империи, был, вероятно, не всегда одинаковым. Известно, что к концу правления Цинь Шихуана он достигал 2/3 дохода землевладельца. Некоторые косвенные данные (натуральная оплата чиновников, многочисленные государственные амбары, куда ссыпалось зерно, и т.п.) позволяют предположить, что поземельный налог взимался скорее всего натурой - зерном. Но это не исключало иных, денежных, форм. Выше мы уже отмечали, что имеющие ранг хоу могли взимать налог с определенного количества пожалованных им дворов в размере 200 монет. Один дань риса в то время


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
181
стоил 1600 монет, с одного же му пахотной земли можно было собрать полтора даня зерна, поэтому те 200 монет, которые взимали хоу с каждого из пожалованных дворов, представляли, вероятно, только часть поземельного налога и не были слишком обременительны для земледельцев. Остальная, большая, часть по- земельного налога уплачивалась, по-видимому, зерном и поступала в распоряжение государственной казны.
Самой обременительной формой государственной эксплуатации непосредственных производителей, от которой, как нам кажется, циньские земледельцы страдали больше всего, являлись повинности. В то время существовало два вида повинностей - воинская и трудовая. Воинская повинность подразделялась на три категории.
Гэн - месячная служба в уезде или округе, на которую призывалось все мужское население империи, достигшее 23 лет. В течение этого месяца новобранцы, вероятно, проходили азы военного обучения.
Чжэн - годовая военная служба в регулярных войсках, куда призывали тех, кто прошел месячное обучение в своем уезде или округе.
Туныиу - годичная служба по охране границ Циньской империи.
Необходимо отметить, что в условиях грандиозных завоевательных походов, проводимых Цинь Шихуаном, годичные сроки службы, установленные законом, довольно часто нарушались.
Источники позволяют установить существование в империи Цинь нескольких видов трудовой повинности.
В 208 г. до н.э., когда народное восстание против династии Цинь охватило почти всю восточную часть империи и приближалось к границам бывшего царства Цинь, три самых высокопоставленных чиновника - Фэн Цюцзи, Ли Сы и Фэн Цзе обратились к Эр Шихуану с предложением провести ряд радикальных мероприятий по облегчению положения народа, дабы своевременно предотвратить возможное восстание на территории бывшего Циньского царства. По сообщению Сыма Цяня, суть этого предложения сводилась к следующему: «К восто- ку от застав (на территории бывших шести царств. - Л.П.) повсюду восстают многочисленные бандиты. Цинь послало войска напасть и расправиться [с ними, посланные войска] убили и уничтожили большое множество [повстанцев], однако так и не смогли подавить [восстание]. Бандитов много оттого, что все страдают от выполнения шу, цао, чуань [и] цзо, налоги очень велики. Просим пре- кратить строительство дворца Эфангун, сократить [сроки и объем] службы по охране всех границ и чуань».
Шу - сокращенное название повинности по охране границ {туныиу). По мнению известного китайского текстолога Ху Саньшэна, жившего в период Юань и составившего комментарий к энциклопедии «Тундянь», термин цао означает в данном случае «перевозку по воде», чуань - «перевозку по суше» и цзо - «принудительные строительные работы».
Таким образом, можно установить три следующих вида трудовой повинности в империи Цинь: цзо, чуань и цао. Цзо - строительная повинность - охватывает


182
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
довольно широкий круг обязанностей: здесь и строительство многочисленных дворцов, воздвигаемых близ Сяньяна, сооружение императорской гробницы в Лишане, работа над укреплением Великой Китайской стены, короче говоря, принудительное участие во всех больших и малых строительных работах, проводимых государством на обширной территории империи. Десятки тысяч земледельцев были мобилизованы во время правления Эр Ши на строительство грандиозного дворца Эфангун, однако в обстановке вспыхнувшей борьбы продолжать такое строительство становилось опасным, поэтому Ли Сы и его единомышленники и предложили Эр Ши временно отменить этот вид повинности.
Чуань - гужевая повинность. Сюда входила не только транспортировка всевозможных грузов, главным образом военных, на различных транспортных средствах земледельцев (последних заставляли привозить сданное государству зерно прямо в расположение воинских частей, независимо от того, сколь долог был путь), но и переноска их вслед за наступающей армией. Если учесть многочисленность военных походов в период империи Цинь, то можно представить, сколь пагубна была эта повинность для нормального ведения земледельческих хозяйств. Во время выступления Лю Бана из Ханьчжуна на север летом 206 г. до н.э. он также вынужден был воспользоваться повинностью чуань, иначе ему бы не удалось совершить свой стремительный марш - бросок на Сяньян. Однако в отличие от циньских правителей он щедро наградил земледельцев, мобилизованных на выполнение этой повинности. По сообщению Сыма Цяня, все они были освобождены на два года от выплаты налогов и несения трудовых и воинских повинностей. Величина награды свидетельствует о том, как тяжела была повинность чуань. Поэтому-то и предлагалось в докладе, поданном на имя Эр Ши, сократить сроки и объем гужевой повинности.
Цао - водные перевозки. Под этим видом трудовой повинности, вероятно, следует понимать принудительную транспортировку правительственных грузов на внутренних водных линиях.
Вполне возможно, что в Циньской империи трудовые повинности не ограничивались только тремя видами - цзо, чуань и цао, однако они, по всей вероятности, были наиболее распространенными.
Формально из всех категорий населения только чиновничество не несло никаких повинностей. Известный минский историк Сюй Фуюань отметил, что во времена правления циньской династии семьи чиновников были освобождены от несения повинностей. Это сообщение подтверждается более ранними источниками; выше мы уже говорили, что посылка рядовым в пограничные части, т.е. отбывание пограничной повинности, являлась одной из мер наказания провинившихся чиновников.
Однако фактически помимо чиновничества в империи Цинь существовала еще целая категория населения, не отбывавшая государственных повинностей. Дело в том, что в империи Цинь и в начале Ранней Хань существовало положение о праве откупа от повинностей. Судя по сообщению известного ханьского ученого Жу Чуня, жившего в период Поздней Хань и являвшегося одним из


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
183
наиболее ранних комментаторов «Цянь Ханьшу», откуп от повинности гэн стоил 2 тыс. монет, а от пограничной повинности можно было откупиться всего лишь за 300 монет. Бедные земледельцы были не в состоянии откупиться от повинностей, особенно от такой, как гэн; более того, как сообщается в источнике, они сами нанимались к богачам, чтобы отбыть за них месячную военную службу в уезде или округе. Правами откупа широко пользовались богатые землевладельцы и рабовладельцы, именно для них и было введено это положение, ибо они являлись опорой императорской власти. О привилегированном положении имущих слоев свидетельствует также система рангов знатности, существовавшая в империи Цинь. В середине IV в. до н.э. в царстве Цинь Шан Яном было введено новое положение о рангах знатности, согласно которому ранги присваивались уже не за аристократическое происхождение, а лишь за заслуги перед царем. Представители знатных домов, не имеющие воинских заслуг, не мог- ли быть внесены в список лиц, имеющих ранги.
Эта реформа была проведена в интересах общинной верхушки, на которую опирался циньский царь в борьбе против наследственной аристократии. В 243 г. до н.э. была официально разрешена покупка рангов, первый ранг знатности стоил тысячу даней (30 т) зерна. Этот ранг давал право на смягчение наказания, если же имеющему первый ранг было свыше 56 лет, то он вообще освобождался от какого-либо наказания.
Выше уже отмечалось, что в период Циньской империи лица, имевшие девятнадцатый или двадцатый ранг, носили титул хоу и получали право взимания налогов. Учитывая те привилегии, которые давались носителям первого, девятнадцатого и двадцатого рангов знатности, можно предположить, что и остальные лица, имевшие ранги, также пользовались известными преимуществами. Вполне возможно, что часть их была освобождена от несения повинностей.
Ранги в Цинь и Ранней Хань стоили баснословно дорого, и покупать их могли лишь представители состоятельных слоев населения. Существовавшая в то время практика откупа от повинностей и продажи рангов знатности ставила цинь- ских землевладельцев и рабовладельцев в привилегированное положение. Вся тяжесть налогового гнета ложилась фактически на простых земледельцев- общинников, большинство которых разорялось и попадало в рабскую зависимость к крупным землевладельцам.
Государственное и частное ремесло
Казенные ремесленные мастерские существовали в Китае уже в период Чжаньго - в «Лицзи» в главе «Месячные приказы» («Юэлин») сообщается о пяти больших складах, в которых хранились золото, железо, необработанная и выделанная кожа, жилы, рога и зубы животных, красочные перья птиц, стрелы, жир, клей, киноварь, лаки. Это сырье использовали работники различных специальностей: кожевенники, оружейники, ювелиры, художники и т.п.


184
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Уже тогда ремесленники различных профессий делились на несколько категорий, в частности мастера по дереву - на семь категорий, мастера по металлу - на шесть, кожевенники и художники - на пять, шлифовальщики и ювелиры - на пять, гончары - на две категории. Данных о государственном ремесле в период империи Цинь сохранилось сравнительно немного. Известно, что в центральном государственном аппарате был специальный чиновник - као гунлин, ведавший изготовлением луков, самострелов, мечей и других видов оружия. Вся произведенная продукция сдавалась на государственные военные склады. В источниках встречается также сообщение о существовании в Сяньяне государственной мастерской, в которой трудились только «ремесленники высшей категории». Руководил этой мастерской чиновник со званием шанфан, а изготовлялось в ней пер- воклассное оружие, предназначенное для императора и, вероятно, для высших военных сановников.
Если сопоставить эти данные с сообщением Сыма Цяня о том, что в 221 г. до н.э. Цинь Шихуан свез в Сяньян бронзовое оружие, конфискованное у населения, и в том же году переплавил его в огромные колокола и человеческие статуи, каждая из которых весила около 30 т, то можно составить некоторое представление о количестве государственных мастерских. Так, в том же году в Сяньяне было отлито большое количество железных гирь и сосудов различной формы с текстом эдикта Цинь Шихуана - все эти предметы служили эталонами мер веса и объема и могли быть изготовлены только в государствен- ных мастерских. Императорские печати, железные «тигровые знаки» с текстом приказов, вручавшиеся начальникам округов и командующим войсками в качестве символа власти, - все это могло производиться лишь в казенных мастерских.
В 1958 г. в 7 км к западу от Сяньяна китайские археологи обнаружили большую плавильную печь и несколько десятков форм для отливки бронзовых втулок. Начальник отдела хранения Шэньсийского провинциального музея Ли Чжанцинь, где в настоящее время хранятся найденные изделия, датирует эту находку периодом правления Цинь Шихуана и считает, что эта печь находилась в государственной мастерской по производству колес. Государственные плавильные мастерские выпускали довольно разнообразную продукцию, однако ведущее место занимало производство оружия, предназначенного для императора и высших военных чинов.
Наряду с железоплавильными мастерскими имелись государственные мастерские по изготовлению одежды и прачечные, но они обслуживали главным образом императора и его семью.
Особенно бурное развитие в период империи получило строительное дело. Еще во время войны за объединение страны Цинь Шихуан издал указ о сооружении вблизи Сяньяна дворцов по образцу лучших дворцов захваченных им царств. По подсчетам Сыма Цяня, в империи насчитывалось всего свыше семисот дворцов, триста из них находились на территории бывшего царства Цинь. Самым крупным дворцом являлся Эфангун, воздвигнутый Цинь Шихуаном не-


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
185
далеко от столицы империи, на южном берегу р. Вэйхэ. Это был целый ансамбль зданий, соединенных системой крытых галерей и навесных мостов. Весьма любопытно, что общая композиция зданий воссоздавала расположение звезд на небосводе. Центральное массивное каменное 2-этажное здание стояло на возвышенности из плотно утрамбованных пластов земли толщиной 4-5 см каждый. Высота первого этажа достигала 15 м («внизу [можно было] поставить знамена высотой в пять чжан»), а о размерах второго этажа позволяет судить замечание Сыма Цяня о том, что там можно одновременно разместить 10 тыс. человек.
Вторым крупным достижением строительной техники Циньской империи является сооружение гробницы Цинь Шихуана, строительство которой велось свыше 35 лет. Могила находится у подножия горы Лишань, недалеко от Сиани. Строителям пришлось встретиться с целым рядом трудностей - сначала они натолкнулись на один подземный водяной слой, через некоторое время на второй и, наконец, на третий. Как отмечает Сыма Цянь, строители залили все стены и дно огромной ямы расплавленной медью, по-видимому, для того, что- бы перекрыть доступ воды. В районе могилы на расстоянии 8-10 км до сих пор еще находят огромные пятиугольные керамические трубы времен Цинь Шихуана. Они сделаны из очень прочного материала. Каждая труба, длина которой равняется приблизительно одному метру, весит свыше 100 кг. Эти трубы были врыты в землю и предназначались, вероятно, для осушения почвы вокруг могилы Цинь Шихуана. Строители, работавшие над внутренней отделкой гробницы, стремились воспроизвести наверху небосвод, а внизу ландшафт земли. Строители соорудили множество миниатюрных дворцов, рек и морей. Реки и моря были наполнены ртутью. Внутри гробницы были размещены фигурки ста чиновников и горело несколько светильников из китового


186
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
жира. По приказу Эр Шихуана искусные мастера изготовили автоматические самострелы, поражавшие всякого, кто бы осмелился проникнуть внутрь гробницы.
Одной из вершин строительной техники древнего Китая является Великая Китайская стена.
Строители умело использовали рельеф местности, воздвигая ее на гребнях гор, что делало ее неприступной для врага. Однако, к сожалению, в источниках отсутствуют конкретные данные о размерах циньской стены и устройстве сторожевых башен.
В 1953 г. правительство КНР отстроило заново часть стены у Бадалина, в 70 км с лишним к северо-западу от Пекина; правда, этот отрезок был воздвигнут при династии Мин, однако он мало чем отличается от циньской стены, ибо китайские строители, верные духу традиции, всегда старались скопировать первоначальный образец.
Сама стена выложена из больших каменных плит, пересыпанных утрамбованным лёссом, наружная часть облицована крупными продолговатыми кирпичами. Высота стены в среднем 7,5 м, ширина 5,4 м. В стене сделаны смотровые щели и бойницы, для того чтобы постоянно наблюдать за противником. На расстоянии 2,5-3 км друг от друга находились сторожевые башни, возвышающиеся метров на пять над самой стеной. Все башни, как правило, двухъярусные - на верхнем закрытая с четырех сторон ровная площадка с амбразурами, на нижнем -жилое помещение для бойцов охраны. В Нанкинском историческом музее нам удалось познакомиться с хранившимися там вещами, обнаруженными археологом Хуан Вэнь-би в одной из сторожевых башен Ранней Хань на берегу оз. Лобнор, в юго-восточной части Синьцзян-Уйгурского автономного района. Самодельный деревянный станок, куски рогожи, сплетенные из коры деревьев, остатки овечьей шерсти, куски древесной веревки - все это свидетельствует о трудовой деятельности воинов сторожевого гарнизона. По-видимому, они сами плели древесные дождевые накидки, а на самодельном деревянном станке пряли овечью пряжу, из которой шили себе одежду. На первом этаже в специальном углублении хранился сухой хворост, в случае появления вражеской конницы воины моментально зажигали на верхней площадке костер, оповещая сво- их ближайших соседей об опасности, те, в свою очередь, извещали таким же способом воинов соседней сторожевой башни и т.д., пока известие не доходило до крупного воинского гарнизона, который уже выступал в боевой готовности против надвигавшейся конницы противника.
Большой интерес с точки зрения строительного мастерства вызывает один из элементов внешнего оформления императорских дворцов. Мы имеем в виду керамические навершия, которыми украшали крыши различных зданий. На этих навершиях, имевших круглую или полукруглую форму, изображались олени, сказочные животные или птицы, а иногда и целые изречения, составленные из стилизованных иероглифов. Циньские навершия имели свой стиль, не похожий на стиль наверший более позднего, ханьского периода, В отличие от ханьских


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
187
наверший циньские не имели круга в центре; края их слегка примяты и неровные; тыльная поверхность грубая, волнистая и не отшлифована; в диаметре они несколько меньше ханьских.
Наличие большого числа казенных бронзовых и железоплавильных мастерских, строительство огромных архитектурных сооружений - все это свидетельствует о существовании целой армии квалифицированных государственных ре- месленников. Однако мы имеем очень мало данных о социальной принадлежности этих людей. Известно лишь, что в прачечных и в мастерских по изготовлению императорской одежды трудились государственные рабыни {гу-ань бэй), что Эр Шихуан приказал заживо замуровать искусных мастеров, трудившихся над внутренней отделкой гробницы Цинь Шихуана. Если сопоставить эти сведения с более поздними данными из истории Ранней Хань, свидетельствующими о существовании множества государственных рабов, производивших железные орудия, и учесть при этом, что в период империи Цинь превращение в государственных рабов было одной из распространенных форм наказания, то можно предположить, что эта категория составляла довольно значительную часть казенных ремесленников.
В источниках сохранилось очень мало данных о частном ремесле периода империи Цинь. Известно лишь, что в процессе борьбы за объединение страны Цинь Шихуан перевез на территорию современной пров. Сычуань, в местность, богатую железной рудой, несколько купцов из захваченных им царств. Все эти купцы являлись в прошлом владельцами крупных мастерских и разбогатели на выплавке железных изделий. Судя по сообщению Сыма Цяня, они стали строить на новом месте железоплавильные печи: «Предки Чжо Ши из Шу жили в [цар- стве] Чжао. [Он] занимался плавкой металла и разбогател. [Когда] Цинь захва- тило [царство] Чжао, то Чжо Ши переселили... прибыв в Линьцюн, [он] очень обрадовался, [так как там были] железные горы, [начал] плавить металл с помощью горнов».
«Предком Кунь Ши был Вань, [сам] Кунь Ши родом из [царства] Лян, его основное занятие - выплавка металла. [Когда] Цинь напало на Вэй, то Кунь Ши перевезли в Наньян, там он занимался плавкой металла в большом количестве...»
Точно такие же сведения приводит Сыма Цянь и о двух других владельцах железоплавильных мастерских - Чэне и Чжэне.
Вновь прибывшие купцы поставили дело на широкую ногу: в «Исторических записках» сообщается, что на работу к Чжо Ши народ шел целыми толпами, сразу из нескольких районов. Богатые рудники и, вероятно, относительно дешевая рабочая сила способствовали быстрому обогащению владельцев железоплавильных мастерских. В «Хуаян гочжи» отмечается, что они «разъезжали в ко- лесницах, запряженных четверками лошадей, а за колесницами скакало много всадников, [они] носили красивые одежды царей и правителей... в приданое своим дочерям давали по сто [груженных добром] повозок... их хоронили в гробах из черепицы, при жертвоприношениях убивали баранов и свиней...».


188
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Меч. Общая длина 91,5 см. Династия Цинь
В отличие от государственных мастерских, специализировавшихся главным образом на производстве оружия, владельцы частных железоплавильных печей производили, вероятно, различные сельскохозяйственные орудия. Трудно поверить, чтобы Цинь Шихуан, конфисковавший оружие у населения всей страны, позволил частным лицам заниматься изготовлением военного оружия. Тех- ника производства железных сельскохозяйственных орудий находилась, по-ви- димому, на уровне конца периода Чжаньго, когда уже имелись литейные формы, в которых можно было одновременно выплавлять серпы, мотыги и другие орудия.
В империи Цинь имелись также богатые рудники по добыче киновари, находившиеся в частной собственности вдовы Цин.
Нам, к сожалению, известно очень мало о положении ремесленников, которые работали в мастерских и на рудниках, принадлежавших частным лицам. Известно лишь, что упомянутый Чжо Ши имел тысячу рабов {тун), а его коллеги Чэнь и Чжэн - по восемьсот. Если учесть, что рабы категории тун, как правило, участвовали в производстве, то можно предположить, что рабский труд играл значительную роль в частном железоплавильном ремесле.
В период империи, так же как и в эпоху Чжаньго, в городах трудилось большое количество мелких ремесленников, производивших керамическую посуду и другие предметы домашнего обихода. Если о ремесленниках, работавших в частных мастерских, в источниках еще встречаются кое-какие сведения, то о положении мелких городских ремесленников нет почти никаких данных.
Внутренняя политика
и реформы Цинь Шихуана
Цинь Шихуан провел ряд крупных общегосударственных преобразований, направленных на укрепление экономического, политического и культурного единства страны. До нас дошел крайне незначительный материал, однако он позволяет представить основные направления, по которым шла реформаторская деятельность Цинь Шихуана.
Введение единого законодательства
К моменту объединения страны под властью династии Цинь в Китае уже сложились определенные экономические связи между отдельными районами, однако развивались они крайне медленно. На протяжении целых столетий ог¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
189
ромные районы страны были изолированы друг от друга границами отдельных враждовавших между собой царств. Хотя все эти царства в той или иной мере были вовлечены в общий процесс экономического развития страны, но шел он с трудом. Успешное управление только что объединенными районами, где господствовали свои, местные обычаи и законы, присущие только данному царству, было невозможно без введения единого для всех общеимперского законодательства. С разрешения этого ключевого вопроса и начал свои преобразования Цинь Шихуан. В 221 г. до н.э. он издал приказ о ликвидации всех законов шести царств и ввел новое законодательство, единое для всей империи. Об этом специально говорится в тексте Ланьятайской стелы, поставленной в 219 г. до н.э. по личному приказу императора: «[Стремился] привести в порядок (очевидно, ввести единые. - Л.П.) различные обычаи и нравы [всех царств] и [с этой целью] плавал по воде [и] путешествовал по суше (т.е. избороздил вдоль и поперек всю территорию империи. - Л.П.)». Анализ дальнейшей деятельности Цинь Ши- хуана показывает, что этот указ 221 г. до н.э. не является простой декларацией. Во всех своих мероприятиях, больших и малых, император стремился к действенному осуществлению провозглашенных им законов. Все население империи, начиная от простого земледельца и кончая высокопоставленным государственным чиновником, было обязано беспрекословно выполнять распоряжения императора и руководствоваться в своих действиях государственным законодатель- ством; малейшее отклонение от нормы или нарушение какого-либо пункта законов каралось по всем правилам уголовного законодательства.
Уголовному законодательству придавалось особенно важное значение. В империи Цинь существовала и активно функционировала целая система наказаний, на характеристике которой следует остановиться несколько подробнее.
Прежде всего необходимо отметить, что реформа Цинь Шихуана по введению единого законодательства в действительности означала не что иное, как автоматическое распространение несколько измененного законодательства победившего царства на все вновь присоединенные территории. Например, подавляющее большинство наказаний империи Цинь было заимствовано из уголовно- го законодательства царства Цинь, окончательно оформленного в период реформ Шан Яна. В «Цянь Ханьшу», в главе об «Уголовном законодательстве», указывается, что система наказаний империи Цинь является копией шанъянов- ской системы с добавлением некоторых новых, еще более жестоких наказаний, как, например, «пробивание гвоздем темени», «выламывание ребер» и «варка в котле». Однако авторы «Цянь Ханьшу» не заметили весьма существенной разницы в системах наказаний Циньского царства и империи Цинь. Мы имеем в виду поручительскую систему наказания, впервые введенную Шан Яном в царстве Цинь в середине IV в. до н.э., основанную на обычае круговой поруки. Все население царства Цинь, согласно этой системе, было разделено на у (объединение из пяти дворов) и ши (объединение из десяти дворов). Члены каждого из этих поручительских объединений отвечали друг за друга и были обязаны вести повседневное наблюдение за действиями всех жителей своего у или ьии.


190
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
В случае нарушения закона или совершения преступления кем-либо из членов у или ши остальные члены объединения должны были срочно сообщить об этом местным властям.
«Тот, кто не сообщит о преступнике, - говорилось в законе, - будет разрублен пополам. Сообщивший о преступнике (преступлении) награждается так же, как и отрубивший [в бою] голову врага. Того же，кто укроет преступника (или скроет преступление), наказывать, как за переход на сторону врага».
Последний пункт закона остался для исследователей неясным. В источнике не говорится о мере наказания, а это ведь самое важное. Танские исследователи Сыма Чжэн и Чжан Шоуцзе, составляя комментарий к «Историческим запискам» Сыма Цяня, заполнили этот пробел. Их вывод сводится к тому, что совершившего этот проступок предавали смерти, а членов его семьи лишали свободы, т.е. превращали в государственных рабов. Материал последующих периодов, который мы рассмотрим несколько ниже, подтверждает правильность этой точки зрения.
Установление подобной системы наказания, где за основу берется поручительское объединение из пяти или десяти семей, объясняется тем, что в первой половине IV в. до н.э. в царстве Цинь были сильны пережитки родовой общины. Господствующий класс в лице Шан Яна, первого советника царя, пытался использовать отдельные институты сельской общины, в частности обычай круговой поруки, в своих чисто фискальных интересах. Так появилась поручительская системанаказанийШанЯна.
По мнению авторов «Цянь Ханьшу», эта поручительская система, учрежденная Шан Яном, была механически заимствована Цинь Шихуаном и введена в империи Цинь без каких-либо изменений. Подобная концепция вызывает у нас возражение. Дело в том, что в период империи в Китае действительно функционировала поручительская система наказаний, однако по своему характеру она уже отличалась от системы Шан Яна.
Если в основе последней лежало объединение из пяти или десяти семей, то во время империи система взаимной ответственности возлагалась уже на членов отдельной семьи. Появление подобного законоположения объясняется самим ходом экономического развития страны, когда отдельная семья становится основной производственной единицей общества в главной отрасли производства - земледелии. Поэтому отнюдь не случайно, что в главе «Рассуждение о народе» из трактата «Шанцзюньшу», составленного в конце Чжаньго, уделяется столь большое внимание проблеме взаимоотношений правителя и отдельной семьи: «Успешное осуществление закона зависит от отношения к нему со стороны семьи...». В той же главе говорится: «Поэтому тот, кто хочет добиться верховенства в Поднебесной, должен знать, что при решении вопроса о наказаниях и наградах следует учитывать желания народа, что успешное осуществление закона зависит от решения семьи... Если в стране царит порядок, то это значит, что семья решает дела исходя из государственного закона (т.е. семья подчинилась государственному закону и придерживается его в своих повседневных делах. - Л.П.)». И далее:


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
191
«Тот, кто управляет страной, должен внимательно прислушиваться к тому, как внизу (т.е. в народе. - Л.П.) воспринимают [законы, решения]. Поэтому если каждая десятая община (ли) постигла закон (т.е. в своей повседневной деятельности руководствуется законом. - Л.П.), то [такое государство] слабое; если [каждая] пятая постигла закон, то такое [государство] сильное; если же [каждая] семья восприняла закон (т.е. решает все свои дела, строго руководствуясь законом. -Л.П.), то [такое государство]... добьется господства в Поднебесной».
Введение нового поручительского объединения, составленного из членов одной семьи, было закреплено законом. По сообщению Ин Шао, в период Цинь существовал специальный закон, в котором говорилось: «...[когда] один человек совершает преступление, то наказанию подвергается вся его семья».
Цинь Шихуан придавал очень большое значение установлению нового поручительского объединения, являвшегося одним из основных пунктов введенного им единого законодательства Циньской империи. Отнюдь не случайно в тексте Ланьятайской стелы среди многочисленных заслуг Цинь Шихуана отмечалось, что император установил систему «взаимного поручительства шести родных, и [благодаря этому в стране] не стало преступлений (преступников) и разбоев».
Однако при наличии принципиальной разницы между составом поручительских объединений царства Цинь (в середине IV - III в. до н.э.) и империи Цинь меры наказания не претерпели каких-либо существенных изменений. У нас, к сожалению, нет прямых данных по империи Цинь, но мы имеем основание привлечь материалы из истории начала Ранней Хань. Согласно сообщению многих источников, первые императоры ханьской династии строили государственное управление по циньскому образцу. Закон о поручительстве был сохранен в законодательстве Хань. По сообщению первоисточника, в начале II в. до н.э. в Китае активно действовала поручительская система, согласно которой в случае совершения преступления все лица, связанные взаимной порукой с «преступником», а именно отец, мать, жена, дети, старшие и младшие братья, т.е. все члены семьи, превращались в государственных рабов. Зимой 179 г. до н.э. ханьский Сяо Вэнь- ди ознаменовал свое восшествие на престол общегосударственным актом милосердия -он издал указ «об отмене закона о поручительской системе ответственности, по которой (в случае совершения преступления) всех, кто был связан по- ручительством, обращали в государственных рабов». Однако, по сообщению Янь Шигу, этот указ был всего лишь простой декларацией, не приведшей ни к каким изменениям, но нас в данном случае больше всего интересует сам факт существования подобного закона. Рассмотренная нами форма наказания весьма созвучна реформам Шан Яна, а если при этом учесть, что своим приходом к власти ханьская династия была обязана народной войне и в начале своего правления, вплоть до У-ди, проводила отдельные мероприятия, направленные на час- тичное облегчение положения народа, то у нас появляются довольно веские основания предположить, что закон о порабощении всех членов поручительского объединения, существовавший в конце II в. до н.э., функционировал в Китае и в конце III в. до н.э. и входил в число тех законов, которые были распростра-


192
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
йены Цинь Шихуаном на территории всей страны. Групповое порабощение за преступление применялось государством и в начале Поздней Хань, причем, так же как в период империи Цинь и Ранней Хань, оно проводилось на основании поручительской системы ответственности. Значительный интерес представляет эдикт Ван Мана о борьбе против частной выплавки монет: «Тех из пяти человек, которые, зная [о преступлении], не сообщили об этом [местным властям], - всех лишить свободы, [превратив] в государственных рабов». Ин Шао, комментируя эту фразу, отмечает, что «пять человек - это поручительское объединение».
В период империи Цинь поручительская система ответственности распространялась, по-видимому, главным образом на простой люд, и в первую очередь на земледельцев. Только после смерти Цинь Шихуана его младший сын Ху Хай, вступивший на престол под именем Эр Шихуана, по совету своего ближайшего наставника Чжао Гао внес изменение в существовавшее законодательство и распространил поручительскую систему ответственности на аристократию и крупное чиновничество. Это, вероятно, было сделано Эр Шихуаном для того, чтобы иметь законное право уничтожить своих братьев - претендентов на престол. Все их имущество было конфисковано уездными властями. «Людей, [наказанных] вместе с ними по поручительской системе, - сообщает Сыма Цянь, - невозможно было сосчитать». Вполне вероятно, что все эти наказанные были обращены в государственных рабов.
Введение Цинь Шихуаном в 221 г. до н.э. единой поручительской системы ответственности на территории всей страны являлось важным актом государственного значения. Судя по всему, эта система наказания служила одним из основных источников государственного рабства в империи Цинь.
Однако свод законов о наказаниях, разработанный Цинь Шихуаном в связи с образованием империи, не ограничивался только одной поручительской сис- темой, в империи Цинь была создана целая шкала наказаний, охватывавшая все социальные слои общества.
Начнем с анализа положения чиновничества. Создание государственного аппарата сопровождалось одновременным введением ряда особых видов наказа- ний, распространявшихся только на чиновников. При этом следует учитывать, что наказанию в равной степени подвергались все должностные лица государственного аппарата независимо от занимаемых постов. Согласно установленному законоположению, если чиновник совершал какую-либо ошибку, его снижали в ранге. В случае серьезного нарушения закона его лишали всех должностей и рангов и ссылали рядовым в пограничные части. За измену и преступления, подрывавшие государственные устои, полагалась смертная казнь. Вполне воз- можно, что на чиновников административного аппарата империи Цинь также распространялась поручительская система, но, очевидно, в несколько измененном виде, чем на земледельцев.
В конце Чжаньго в царстве Цинь во времена правления Чжао Сян-вана (306- 251 гг. до н.э.) существовал закон, введенный, очевидно, при Шан Яне, по которому наказанию подвергался не только провинившийся чиновник, но и тот, кто


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
193
рекомендовал его на эту должность. Причем согласно этому законоположению, оба они подвергались одинаковой мере наказания. Так было в царстве Цинь незадолго до воцарения Цинь Шихуана. Вероятно, Цинь Шихуан включил это положение и в законодательство империи Цинь. В 213 г. до н.э. в связи с обостре- нием обстановки внутри страны и усилением недовольства со стороны отдельных слоев чиновничества Цинь Шихуан ввел новый закон, согласно которому наказанию наравне с преступником должен был подвергаться также чиновник, знавший о преступлении, но не сообщивший о нем. Издавая подобный указ, Цинь Шихуан стремился обезопасить себя от возможных заговоров и открытых выступлений чиновничества против императорской власти. Известный нам фактический материал по истории империи Цинь позволяет установить около тридцати разнообразных видов наказаний. Многие из этих наказаний возникли в царстве Цинь задолго до объединения страны, функционирование же их в период империи свидетельствует о том, что они были введены в законодательство всей страны во время «унификации законов», т.е. в 221 г. до н.э.
К смертной казни как высшей мере наказания приговаривали чаще всего за антигосударственные поступки. Существовало несколько видов смертной казни (в зависимости от социальной принадлежности преступника и тяжести его вины).
Так называемая почетная казнь, когда император «жаловал смерть», посылая обвиняемому меч и приказывая ему покончить жизнь самоубийством у себя дома, распространялась только на членов правившего рода и наиболее высокопоставленных чиновников. Именно таким образом расправился с принцем Фу Су младший сын Цинь Шихуана, Ху Хай, захвативший престол незаконным путем. Однако император был вправе нарушить это положение и присудить обвиняемого к более позорной казни. Среди 12 видов смертной казни наиболее тяжелыми считались исанъцзу - уничтожение трех родов преступника (отца, матери и жены) и цзу - уничтожение рода преступника. В период империи к этой мере наказания присуждали тех, кто хранил у себя дома запрещенную литературу конфу- цианского толка или высказывал критические замечания в адрес императора и проводимых им политических мероприятий. При казни нэпе (четвертование) руки и ноги осужденного привязывали к четырем различным колесницам, запряженным быками, затем по команде пускали быков вскачь и разрывали тело на части. Этот метод казни, существовавший в царстве Цинь в период Чжаньго, был довольно широко распространен также во времена правления Цинь Шихуана и Эр Шихуана. Существовали также казни яочжанъ - разрубание пополам; то - разрубание на части; луши - обезглавливание после казни; сяошоу - обезглавливание после казни и выставление головы на шесте в людных местах, обычно на базарной площади города; цзяо - удушение (палачи набрасывали веревку на шею осужденного и медленно скручивали ее, то ослабляя, то усиливая до тех пор, пока окончательно не умерщвляли свою жертву; эта мера наказания просуществовала вплоть до «опиумных войн»); кан - закапывание живьем; хо- пэн - варка в большом котле; чоусе - выламывание ребер; цзоудянъ - пробивание темени острым предметом. В мировой истории, особенно западной, одним


194
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
из свидетельств особой жестокости Цинь Шихуана называют факт закапывания заживо конфуцианцев, критиковавших его жесткие реформы. Однако Цинь Ши- хуан, применив к своим оппонентам казнь кан вместо высшей меры наказания (исанъцзу), тем самым сохранил за их потомками право на поминание предков, что для китайца было истинно священным долгом. Поскольку Цинь Шихуан был дальновидным правителем, то он ограничился казнью кан.
Многие из этих видов казней совершались публично. Очевидно, император стремился этим устрашить народ и в какой-то степени обезопасить себя от воз- можных антиправительственных выступлений.
В то же время ряд разрозненных данных позволяет установить, что законы Цинь Шихуана стояли на страже частнособственнических интересов рабовладельцев. Мы имеем в виду весьма важное законоположение, введенное в царстве Цинь после реформ Шан Яна и существовавшее, по всей видимости, также в период империи, - о смертной казни за кражу тяглового скота у землевладельца: «...поэтому (согласно циньским законам. - Л.П.) за кражу лошади [полагается] смерть, за кражу быка - наказание вдвойне тяжелее, потому что поощряли (уделяли большое внимание, стимулировали. -Л.П.) основное (т.е. земледелие и все, что связано с ним. - Л.П.)».
Обычно рядовые общинники обрабатывали свои поля вручную, и только наиболее состоятельные члены общины, так называемые знатные и богатые семьи (хаофу), могли купить и применять рабочий скот. Упомянутое выше законоположение было введено в интересах богатых землевладельцев. Как видим, циньское законодательство носило четко выраженный классовый характер, оно стояло на страже интересов правящего класса.
Помимо смертной казни, в империи Цинь имелись и другие меры наказаний. Широкое распространение получили каторжные работы. Часто осужденных, в числе которых наряду с мужчинами были и женщины, посылали на строительство Великой Китайской стены; им обривали головы или клеймили; это нашло отражение и в самом наименовании наказания - цзинвэй чэнданъ - «клеймить для [посылки] на строительство Стены днем». Для тех, кому обривали голову, срок ссылки длился пять лет, для клейменых же - четыре года. При этом женщины не принимали непосредственного участия в строительных работах, они должны были очищать и рушить рис.
Мы уже отмечали, что одним из основных направлений внутренней политики Цинь Шихуана было стремление к уничтожению местных божеств и культов. С этой целью в империи создавались многочисленные храмы и кумирни, находившиеся уже в ведении не общин, а государства. Для обслуживания этих храмов нужны были люди, не связанные с местными культами, но без разрешения саньлао и общинных советов старейшин ни один общинник не согласился бы на это. Цинь Шихуан заставил обслуживать государственные кумирни осужденных.
На всей территории Циньской империи было введено наказание гуйсин, распространявшееся в равной степени как на мужчин, так и на женщин, сроком на три года. Осужденные мужчины должны были снабжать храмы топливом, жен¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
195
щины же - отбирать лучший рис. Обе эти работы были крайне необходимы для нормального функционирования храмов, особенно во время жертвоприношений.
Цинь Шихуан ввел еще один вид наказания - сыкоу. К этому виду наказания сроком на два года также приговаривались как мужчины, так и женщины; осужденные обязаны были выполнять различные работы на границах, связанные со строительством укреплений. Здесь же работали также и шуфацзо - ссыльные, приговоренные к выполнению различных работ на границе; срок ссылки длился от трех месяцев до года, оружия им не давали.
Источники позволяют установить еще пять видов наказаний: бинь - вырезание коленных чашечек; ни - отрезание носа; цзин - клеймение (просто); гун - кастрация; дай - битье по пяткам.
В заключение необходимо отметить, что в период империи все осужденные законом лица назывались ту. Термин этот включал и государственных рабов, и лиц, приговоренных к различным видам и срокам каторжных работ. Тысячи, десятки тысяч, а порой даже и сто тысяч ту трудились в различных районах страны на строительстве магистральных дорог, дворцов, гробницы, Великой Китайской стены и других грандиозных сооружений Циньской империи.
Денежная реформа
Выше уже отмечалось, что в период Чжаньго в Китае функционировали монеты трех видов, каждый из которых охватывал целую группу соседних царств. Однако государственная чересполосица препятствовала развитию товарно- денежных отношений. Соседние царства, пользовавшиеся однотипными монетами, имели разные денежные единицы. Во всех царствах, за исключением Цинь (после реформы Шан Яна), выплавка монет, по-видимому, еще не была сосредоточена в руках правительства; на всех монетах стояло название различных городов и населенных пунктов, где они выплавлялись. Поэтому даже в пределах од- ного царства наблюдалось весовое несоответствие одинаковых денежных единиц. Так, например, в царстве Вэй монеты одной и той же номинальной стоимости, отлитые в г. Даляне, отличались по весу от монет из городов Аньи и Цзинь- яна. Подобное положение, конечно, затрудняло развитие торговли не только между отдельными царствами, но и внутри каждого из них.
К концу периода Чжаньго почти все крупнейшие царства, за исключением Чу, постепенно переходят к выплавке круглых монет. Но и эти монеты были различные в западных и восточных царствах. В восточных царствах (Янь, Ци) денежной единицей являлась монета хуа с квадратным отверстием в середине; де- нежной же единицей четырех центральных и западных царств (Хань, Чжао, Вэй и Цинь) была монета цзинь или лян, с круглым отверстием.
Царство Ци, как одно из экономически наиболее развитых царств, несомненно оказывало влияние на более слабые; в частности, царство Чжоу, находившееся в центральной части Китая, незадолго до своего падения переняло денежную систему царства Ци без каких-либо изменений.


196
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Переход к единой круглой монете свидетельствовал об экономическом сближении восточных, центральных и западных царств. Объединение Китая под властью династии Цинь завершило этот процесс. В 221 г. до н.э. Цинь Шихуан про- водит свою знаменитую денежную реформу. Было установлено два вида денег: высшая валюта - золотые деньги - и низшая валюта - медная монета - банълян (половина лл «а).
Судя по сообщению Сыма Цяня, Цинь Шихуан издал приказ о том, чтобы медная монета банълян строго соответствовала ее весу. Одновременно был издан приказ о запрещении хождения яшмы, черепашьих панцирей, раковин и серебра в функции денег. Отныне, говорилось в императорском эдикте, все эти предметы могут употребляться только как украшения или сокровища.
Медная монета Циньской империи имела круглую форму с квадратным отверстием; квадратное отверстие было заимствовано, по-видимому, из денежной системы восточных царств. Циньская форма монеты была воспринята последующими династиями и просуществовала без каких-либо изменений свыше двух тысяч лет.
Унификация единиц измерения
В период Чжаньго в каждом царстве существовали свои меры длины, веса и объема. Так, в царстве Цинь было три единицы объема - шэн, доу и тун; на востоке в царстве Ци функционировали четыре единицы измерения объема - фу, чжун, шэн и доу. Нужно заметить, что даже одноименные единицы объема были в действительности совершенно различными, если они принадлежали к различным, пусть даже соседним царствам. Один гиэн в Чжоуском царстве был равен ОД937112 современного литра, в то время как шэн Циньского царства после реформ Шан Яна соответствовал 0,20063492 л. То же самое происходило и с мерами веса; если в царстве Цинь единицами веса являлись чжу и лян, то в Вэй и Чу была всего лишь одна мера - люй.
Подобное положение мешало нормальному развитию экономических связей отдельных царств и, естественно, не могло оставаться без изменений после объединения страны. Более того, отсутствие единых мер измерения могло сказаться отрицательно и на налоговой системе империи. Поэтому в 221 г. до н.э., т.е. сразу же после создания империи Цинь, Цинь Шихуан издал приказ о введении единых для всей страны мер длины, объема и веса. Унификация была произведена на основе измерительной системы царства Цинь. Судя по дошедшим до нас циньским гирям и мерам объема, опубликование эдикта сопровождалось одновременным изготовлением ряда эталонов, разосланных во все округа и уезды страны. На железную или бронзовую гирю или лян (сосуд для измерения объема) наносился текст императорского эдикта, к деревянным же лянам прибивалась четырьмя гвоздиками металлическая продолговатая пластинка точно с таким же эдиктом; текст императорского приказа должен был, по-видимому, свидетельствовать о подлинности данного эталона. На всех известных нам циньских этало¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
197
нах, хранящихся в Пекинском историческом музее, в Нанкинском, Цзинаньском и Сианьском музеях, текст эдикта полностью идентичен; он состоит из сорока иероглифов.
«На двадцать шестом году [правления] Хуан-ди полностью уничтожил чжу- хоу (правителей шести царств. - Л.П.) Поднебесной. Черноголовые получили большое спокойствие. [Я, Ин-чжэн5] принял титул хуанди (император) и тогда же приказал [своим] чэнсянам [Вэй] Чжуану [и Ван] Гуаню узаконить [новую систему измерения] длины и объема, если же будут встречаться различные [или] сомнительные [меры измерения] - все их надо четко приводить к единому [эталону]».
Как видим, данный императорский эдикт, помимо унификации единиц измерения, преследовал также и чисто политические цели - моральное оправдание военных методов объединения страны. Все население империи, особенно проживавшее на территории бывших шести царств, должно было постоянно помнить, кому оно обязано «большим спокойствием», воцарившимся на земле.
В настоящее время трудно точно установить, сколько единиц измерения веса и объема существовало в империи Цинь. По мнению китайского исследователя У Дачжэна, специально занимавшегося циньской весовой системой, в период империи в Китае, помимо ляна и цзиня, употреблялись еще три единицы веса, которые он условно назвал цзиньцюань, цзюнцюанъ и данъцюань.
Каждая из них приблизительно равна 500 г，7 и 27 кг соответственно. Автору этих строк в результате самостоятельного исследования, проведенного в фондах Сианьского музея, удалось установить еще одну, до сих пор не отраженную в исторической литературе единицу веса, а именно 2 кг 300 г (приблизительно).
Гораздо труднее обстоит дело с мерами объема. Нам, в частности，известно, что в период Цинь существовала такая единица объема, как шэн. В исторических же источниках, особенно там, где речь идет о выдаче довольствия чиновникам, встречаются совершенно иные единицы объема - дань и доу. История развития термина дань как единицы измерения довольно сумбурна и запутанна. В период Чуньцю дань мог с равным основанием выступать как в функции единицы объема, так и в функции единицы веса. В период же династии Хань дань употреблялся чаще всего как единица веса, а поскольку ханьская измерительная система была воспринята от циньцев, то эту функцию дань можно отнести и к периоду империи Цинь. По мнению У Чэньло, к которому он пришел в результате тщательного сопоставления различных единиц измерения, в период Хань один дань равнялся четырем цзюням, а один цзюнъ - 30 цзиням. Зная, что один цинь- ский цзинь, так же как и ханьский, соответствовал 258,24 г, мы можем теперь восстановить и вес циньского даня, равный 29 кг 960 г. В этом свете становится еще более понятной и надпись на 30-килограммовой гире из Сианьского музея - эта гиря весом в один дань применялась в качестве единицы измерения при выдаче натурального довольствия должностным лицам циньского государственного аппарата, поэтому-то и выгравированы на ней только два иероглифа - хо дань -«[один] дань зерна». До нас дошла и более мелкая единица объема лян - этало¬


198
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
ны с выгравированным текстом императорского эдикта в виде бронзовых продолговатых сосудов с текстом на боковых стенках или на дне.
Наряду с мерами веса и объема были унифицированы также единицы измерения площади пахотных земель (му). На территории всей империи был распространен шанъяновский чи, равный 27,65 см, и вместо чжоуского му (100 квад- ратных шагов, один шаг равен 6 чи) Цинь Шихуан ввел шанъяновский му (один такой равнялся 240 квадратным шагам, а один шаг — шести "w).
Унификация единиц измерения явилась одной из наиболее прогрессивных реформ Цинь Шихуана, отвечавшей насущным требованиям экономического развития страны.
Унификация письменности
Дошедшие до нас образцы письменности некоторых царств (надписи на бронзовых сосудах, каменных барабанах из Цинь, ремесленных изделиях из Ци, а также чуские бамбуковые таблицы из Чанша) свидетельствуют о существенной разнице в манере изображения иероглифов.
Объединение страны потребовало создания общегосударственной письменности, ибо в противном случае было бы невозможно осуществлять хозяйственное и административное управление всеми районами государства.
Как уже отмечалось выше, в эпоху Чуньцю-Чжаньго на востоке страны было распространено так называемое древнее письмо {гувэнъ). Наименование это появилось во время правления ханьского императора У-ди (140-87 гг. до н.э.), когда в стене дома, где жил Конфуций, было обнаружено несколько классических книг, уцелевших от циньского сожжения. Поскольку книги были написаны устаревшими для ханьцев иероглифами, им и дали наименование гувэнъ - «древняя письменность». В действительности же в Китае имелся более древний вид письменности -дачжуанъ. По мнению Ван Говэя, дачжуанъ широко применялся еще в период Западного Чжоу и имел много общего с иньской письменностью. В 771 г. до н.э. чжоусцы вынуждены были покинуть пределы современной пров. Шэньси и перебраться на восток, их новая столица находилась в районе нынешнего Лояна. В связи с последовавшим затем упадком царства Чжоу ослабевает его культурное влияние на соседние царства. В эпоху Чуньцю на востоке страны, в царствах Ци и Лу, распространяется гувэнъ. Почерк дачжуанъ не исчез, по мнению Ван Говэя, он был заимствован циньцами вместе с другими элементами чжоуской культуры в тот период, когда они перенесли свою столицу в Сяньян (середина IV в. до н.э.), недалеко от бывшего центра западночжоуского государства. Дачжуанъ был официальным стилем письменности Циньского царства вплоть до объединения страны.
В 221 г. до н.э. три высокопоставленных лица - чэнсян (первый советник) Ли Сы, чэфулин Чжао Гао и тайшилин (придворный историк) Хуму Цзин приступили к составлению единой общегосударственной письменности. Основным их пособием, по сообщению Бань Гу, была широко распространенная в то время


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
199
в царстве Цинь «Книга для исторических чтений», написанная неизвестным чжоуским автором приблизительно в VIII в. до н.э., как раз в канун переселения чжоусцев на восток. Судя по всему, это было нечто вроде хрестоматийного текста, по которому чжоуские учителя обучали детей стилю дачжуанъ. Чжао Гао и Ху Муцзин под руководством Ли Сы старались упростить стиль дачжуань, сделать его более доступным для восприятия. При этом они не вносили никаких грамматических изменений, лексический состав и строй языка остались прежними, был лишь упрощен и унифицирован метод начертания иероглифов; так появился новый стиль, получивший название сяочжуанъ - «малый чжуань». Каждый из авторов нового стиля письменности написал по одному хрестоматийному тексту стилем сяочжуань.
Ли Сы написал книгу «Цанцзе», состоящую из семи параграфов; Чжао Гао составил《Юанли» из шести параграфов; а Ху Муцзин написал《Босюе» из семи параграфов.
Создание, а в дальнейшем многократное переписывание этих хрестоматийных текстов преследовали цель популяризации сяочжуанъ, который был официально объявлен государственным стилем. Все семь стел Цинь Шихуана, а также многочисленные надписи на циньских эталонах веса и объема были написаны стилем сяочжуанъ.
В мировой синологической литературе существует точка зрения, выдвинутая в свое время Ван Говэем и поддержанная впоследствии Д.Боддэ, согласно которой сожжение Цинь Шихуаном классических книг было направлено главным образом против литературы, написанной стилем гувэнъ, для того чтобы способствовать более успешному распространению стиля сяочжуанъ.
Нам кажется, что причина уничтожения классических книг кроется несколько глубже - Цинь Шихуан был вынужден пойти на сожжение этих книг, потому что в то время они были идеологическим оружием его противников. Сожжению не подверглось много других книг: гадательные, книги по земледелию и т.д., которые, вероятнее всего, также были написаны старым стилем гувэнъ.
Несмотря на усиленное внедрение стиля сяочжуанъ, он, по-видимому, не нашел широкого применения. В этом нет ничего удивительного.
В период империи параллельно с сяочжуанъ существовал стиль ли, или лишу, основанный на сяочжуанъ, но отличавшийся от последнего еще большей простотой написания. Историческая традиция приписывает авторство этого стиля циньскому судебному чиновнику Чэн Мао, который якобы создал его за время своего десятилетнего тюремного заключения. Насколько это соответствует действительности, сказать довольно трудно. По крайней мере из сообщения Бань Гу нам известно, что в период империи Цинь стилем лишу писали все юристы. Тот же Бань Гу объясняет это большой загруженностью судебных должностных лиц, которым приходилось слишком много и часто писать, поэтому-то они и воспользовались упрощенным письмом.
Этим стилем велась, по-видимому, и частная переписка. К концу династии Хань лишу окончательно вытеснил сяочжуанъ и стал единственным видом письма, сохранившимся с некоторой модификацией вплоть до наших дней.


200
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Объединение Китая под властью династии Цинь способствовало проникновению отдельных слов западных диалектов (царств Цинь, Хань, Чжао и Вэй) в диалекты восточных районов страны, стимулируя их дальнейшее сближение. Создание же единой письменности, проведенное на базе западных диалектов, фактически отодвигало диалектологические трудности на второй план. Была создана реальная возможность для делового общения населения различных округов и уездов страны.
Другие мероприятия Цинь Шихуана
по укреплению государства и деспотической власти
Судя по сообщениям первоисточников, первые шесть лет существования империи (221-216 гг. до н.э.) ушли на осуществление разнообразных реформ и грандиозных мероприятий, проводимых в пределах самой страны. В этот исторически весьма короткий и напряженный период все силы молодого государства были брошены на устройство внутренних дел и закрепление завоеван- ных позиций.
В 221 г. до н.э. Цинь Шихуан издал приказ о конфискации оружия у всего населения страны, разоружив, таким образом, остатки разбитых армий шести царств. Все конфискованное оружие доставили в Сяньян и перелили на колокола и статуи. По сообщению Сыма Цяня, было отлито 12 человеческих фигур, каждая весом в тысячу даней, т.е. около 30 т. В том же, 221 г. до н.э. Цинь Шихуан осуществил еще одно не менее грандиозное мероприятие - 120 тыс. семей наследственной аристократии, крупного чиновничества и купцов шести покоренных царств были насильственно переселены в Сяньян. Переселение это было, по-видимому, проведено силами возвращавшихся на родину регулярных частей циньской армии. Некоторые из переселенных, в частности купцы, возобновили вскоре свою деловую активность в Сяньяне. Знакомство с деятельностью бога- того купеческого рода Тянь, перевезенного в Сяньян из царства Ци, занимавше- гося ростовщичеством и ссудными операциями, и сопоставление этих данных с отношением Цинь Шихуана к купечеству в целом позволяют сделать следующее предположение: значительная часть купцов из числа переселенных семей, по-видимому, занималась ростовщичеством, ибо торговцев и купцов, связанных с процессом ремесленного производства (в древнем Китае купец и хозяин ремесленной мастерской соединялись в одном лице), Цинь Шихуан, как правило, не трогал, а если и переселял, то только на льготных условиях в районы, богатые сырьем.
Применяя репрессивные меры в отношении чиновничества и наследственной аристократии шести царств, Цинь Шихуан в то же время благосклонно относился к чиновничеству царства Цинь и командному составу циньской армии. На все руководящие должности местного административного аппарата, функционировавшего на территории бывших шести царств, назначали, по-видимому, только выходцев из царства Цинь. Таким образом, объединение страны принесло чи¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
201
новничеству царства Цинь вполне осязаемые плоды и открыло богатые возможности для улучшения их положения.
В интересах циньских богатых землевладельцев Цинь Шихуан издает в 220 г. до н.э. эдикт о повышении на один ранг всех имеющих ранги знатности.
В том же году Цинь Шихуан приступил к широкому дорожному строительству. Необходимо было в кратчайший срок связать Сяньян сетью хороших дорог с важнейшими районами империи. Наличие таких удобных путей способствовало бы развитию торговли и позволило бы также императору оперативно маневрировать своими войсками, срочно перебрасывая их в районы возможных вос- станий. Дороги, на строительстве которых трудились десятки тысяч общинников, мобилизованных в порядке трудовой повинности, и заключенные, называли чидао, что в буквальном переводе означает «дорога, по которой [можно] скакать галопом». Само наименование этих дорог как нельзя лучше раскрывает причину их создания. Сколько времени потребовалось на строительство этих дорог и когда оно было завершено, нам, к сожалению, неизвестно, однако можно с уверенностью сказать, что Цинь Шихуан приложил все усилия к тому, чтобы закончить их строительство в максимально короткий срок.
В «Цянь Ханшу» отмечается, что чидао были построены первоначально в двух направлениях от Сяньяна - к востоку и к югу. Восточная магистральная дорога была доведена до восточных пограничных районов страны, расположенных на территории бывших царств Янь и Ци. Южный магистральный путь пересекал бывшие царства У и Чу, проходил через реки Янцзы, Чжэцзян и Уцзян, шел по берегам крупных озер и тянулся вдоль морского побережья. Судя по сообщению «Цянь Ханьшу», ширина чидао равнялась 50 шагам. Посередине этой магистрали проходила еще одна дорога, несколько возвышавшаяся над остальной частью, шириной в три чжана, т.е. в среднем около 6,9 м; по этой дороге разрешалось ездить только императору со свитой, поэтому некоторые китайские историки, в частности Ин Шао и Ван Саньшэн, называли чидао императорской дорогой.
Как видим, в первые два года существования империи одна реформа следовала за другой, издавались многочисленные императорские указы и эдикты. В конце 220 г. до н.э. Цинь Шихуан решил проверить, сколь успешно идет осуществление его мероприятий на местах. Он совершил поездку в западные районы страны, посетив округа Лунси и Бэйди. Оба этих округа находились в вос- точной части современной пров. Ганьсу и были отвоеваны циньцами у жунских племен незадолго до объединения страны.
Ознакомившись с положением в округах Лунси и Бэйди, Цинь Шихуан через Цзитоушань и Хуйчжун вернулся в столицу империи.
Первая поездка дала, по-видимому, положительные результаты - убедившись в благонадежности западных пограничных округов, Цинь Шихуан решил приступить к более далеким и длительным путешествиям.
В 219 г. до н.э. император в сопровождении многочисленной свиты высокопоставленных чиновников отправился в свое первое путешествие на восток стра¬


202
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
ны. Он побывал на территории бывших царств Западное Чжоу, Восточное Чжоу, Хань, Вэй? Лу и Ци, проехав в общей сложности несколько тысяч километров. В исторических источниках содержится слишком мало сведений об этом периоде его деятельности. К счастью, сохранились знаменитые стелы Цинь Шихуана, которые как нельзя лучше помогают разобраться в причинах и целях этого путешествия. За время первой поездки на восток Цинь Шихуан поставил всего три стелы - Ишаньскую, Тайшаньскую и Ланъятайскую, причем в каждом случае выбор места был не случаен. Первая, Ишаньская, стела была поставлена на горе Ишань на территории бывшего царства Лу, родине Конфуция и Мэн-цзы. Текст стелы гласил:
«[Когда Цинь Ши]хуанди стал во главе царства [Цинь], [оно] уже насчитывало долгие годы существования, из поколения в поколение правители [его] именовались ванами.
В результате карательных походов против возмутителей порядка (шести царств. - Л.П.) мощь [царства Цинь] распространилась по всей Поднебесной, [Цинь] вело войны во имя справедливости. Прошло немного времени после того, как полководцы [Цинь] получили приказ [о походе против шести царств], и шестеро жестоких [правителей] были уничтожены. На двадцать шестом году [своего правления Цинь Шихуан] дал высокие титулы [своим] предкам (так как стал императором. [всем] видно [его] совершенное почитание родителей. До¬
ложив предкам о [своих] великих успехах, [император] распространил [свое] милосердие [на весь народ], сам выехал в инспекционную поездку в далекие края. Поднялся на гору Ишань, многочисленные чиновники, сопровождавшие его, вспоминали о пройденном пути. [Они] вспомнили, в каком беспорядке находился [тогда] мир: земля была разделена на ряд самостоятельных владений, что вызывало междоусобные войны. Постоянные войны, приводившие к большим кро- вопролитиям, возникли в глубокой древности. Прошло много веков, прежде чем наступила эпоха пяти императоров, но даже и они не в силах были остановить [эти войны]. И лишь только ныне [Цинь Ши]хуанди объединил Поднебесную в одну семью, и войны уже не возникают. Уничтожены бедствия [военные и стихийные], черноголовые обрели покой, выгода [от мира] будет длиться вечно.
Заслуги [императора], перечисленные многими чиновниками, нанесены на этот звонкий камень, дабы запечатлеть их как образец [правления] для потомков».
Весь текст стелы пронизан одной идеей: Цинь Шихуан - миротворец, это он, а никто иной положил конец бесконечным войнам. Виновниками смут в период Чжаньго являются правители шести царств; войны, которые вела против них династия Цинь, суть войны справедливые, ибо преследовали благородную цель - установление мира в Поднебесной.
Идеологическое обоснование необходимости объединения страны играло в то время очень большую роль. Нельзя забывать, что объединение шести царств проводилось отнюдь не мирными средствами: циньцы приходили в каждое царство с оружием в руках, и местное население встречало их отнюдь не дружелюбно. Императору необходимо было убедить широкие слои населения шести


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
203
покоренных царств в правильности его политики. Зная горячее стремление народа к мирной жизни, он обещает длительный мир - «выгода [от мира] будет длиться вечно».
Вместе с тем в тексте подчеркивается личное достоинство императора, его сяо - сыновняя почтительность, один из основных столпов конфуцианской морали, это было отнюдь не случайно, ведь стела стояла на территории бывшего царства Лу.
Текст первой стелы позволяет выяснить одну из причин этой поездки на восток -моральное оправдание захвата шести царств и повышение личного престижа императора.
Вторая стела была воздвигнута на горе Тайшань. По сообщению Сыма Цяня, Цинь Шихуан обсуждал с лускими конфуцианцами, где лучше всего совершить жертвоприношение Небу и поставить надпись, воспевавшую добродетель династии Цинь. Конфуцианцы указали ему на священную гору Тайшань. В период Чжаньго, согласно верованиям конфуцианцев из царств Лу и Ци? все императоры древности, назначаемые верховным божеством, после восшествия на престол обязательно поднимались на самую высокую гору, чтобы быть поближе к Небу, а такой горой была Тайшань, и там совершали свои жертвоприношения в честь верховного правителя. Цинь Шихуан со всей своей многочисленной свитой также поднялся на гору Тайшань, совершил жертвоприношения Небу и поставил стелу на самой вершине горы. Текст этой стелы отличался от Ишаньской, здесь император докладывал верховному божеству о всех своих земных достижениях:
«С тех пор как [циньский царь] стал императором, говорилось в тексте стелы, [он] ввел [новую] систему управления [страной] и сделал ясными законы; все подданные строго придерживаются постановлений и законов, [введенных Цинь Шихуаном]. На двадцать шестом году [правления Цинь Шихуан] впервые объединил Поднебесную, все подчинялось [ему. На этот раз] сам выехал в далекое инспекционное путешествие [посмотреть, как живет] черный народ, поднялся на гору Тайшань, осмотрел восточные границы [империи]. Сопровождавшие [императора] чиновники вспомнили о былых заслугах [императора], говорили о причинах [его] великих дел, с большим почтением воспевали [его] заслуги и добро- детель. После того как было осуществлено основное дао (принцип Цинь Ши- хуана. - Л.П.) управления страной, все живое использовалось по прямому назначению (каждый занимался тем, чем должен был заниматься), для всего был установлен определенный образец (речь идет о введении единого законодательства и унификации единиц измерения. - Л.П.). Великий принцип [управления страной] прекрасен и ясен, его можно передать потомкам [Цинь Шихуана], и они могут следовать [ему], не внося [никаких] изменений. Император сам управлял всеми делами [государства], а после объединения Поднебесной [он] приложил еще больше усилий в управлении страной. Встает [он] очень рано, ложится спать поздно, все это делает ради того, чтобы принести [государству] как можно больше пользы на очень долгие времена, уделяет большое внимание наставлению народа [на путь истинный]. Принцип управления, которому [Цинь


204
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Шихуан] наставлял [народ], распространился на далекие и близкие [районы], и всюду был восстановлен порядок. Это [произошло] потому, что [народ] добровольно воспринял указания мудрейшего [императора]. Была установлена четкая разница между высшими и низшими, мужчинами и женщинами. [Все] с почтением восприняли [императорские] установления, [каждый] строго выполнял то, что был обязан делать, согласно занимаемому посту. [Народ] как внутри [царства Цинь], так и вне его (т.е. на территории шести царств. -Л.П.) живет спокойно и дружно. Все это (т.е. такую систему правления. - Л.П.) надо передавать потомкам до бесконечности и распространить безгранично [территорию империи. Потомки] должны с большим уважением относиться ко всему, что перейдет [им] по наследству, [они] должны навечно воспринять [эти] важнейшие установления (законы и систему правления Цинь Шихуана)».
Тайшаньская стела не простое перечисление заслуг Цинь Шихуана, здесь содержится просьба к Небу благословить династию Цинь на вечное правление - «великий принцип [управления страной] прекрасен и ясен, его можно передать потомкам [Цинь Шихуана], и они могут следовать [ему], не внося [никаких] изменений». Более того, Цинь Шихуан впервые после объединения страны выдвигает задачу территориального увеличения своих владений: «распространить безгранично [территорию империи]». Впоследствии это нашло подтверждение в практических мероприятиях - походах против сюнну и народности юэ.
Из Тайшаня Цинь Шихуан направился на северо-восток современной пров. Шаньдун, в начале апреля он достиг берега Бохайского залива и поднялся на гору Чжифу.
Из Чжифу Цинь Шихуан продолжал свое путешествие уже по морю, императорские корабли взяли курс на восток, обогнули Шаньдунский полуостров и вдоль побережья направились на юг. Через некоторое время они прибыли в Ланья, населенный пункт, расположенный в юго-западной части Шаньдуна. Здесь Цинь Шихуан прожил три месяца. За это время, по сообщению Сыма Цяня, он переселил в Ланья «30 тысяч семей черноголовых», т.е. общинников. Сыма Цянь отмечает, что переселенцы были освобождены от несения государственных повинностей сроком на 12 лет. Такие льготы предоставлялись в империи Цинь обычно лицам, переселенным на целинные земли или на вновь завоеванные для дальнейшей колонизации. Нечто подобное произошло и в данном случае. Ланъяский район, расположенный на восточной границе Циньской империи, был малонаселен, следовательно, здесь имелись большие массивы невозделанных земель. Этими пограничными землями император, как глава государства, мог распоряжаться, по всей видимости, совершенно беспрепятственно.
Колонизация пограничных территорий была выгодна государству в целом, ибо это повышало обороноспособность страны и убыстряло процесс освоения новых территорий. Предоставление переселенцам таких больших льгот, как официальное освобождение от повинностей, свидетельствует также и о том, что переселение проводилось, вероятно, на добровольных началах. Государство стре- милось, по-видимому, как-то приостановить процесс массового разорения об¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
205
щинников, наблюдавшийся в центральных густонаселенных районах страны. Руками переселенцев-общинников Цинь Шихуан воздвиг в Ланья огромную земляную башню {тай). Как сообщает Сыма Цянь, башня была готова еще до отъезда императора. На ее вершине установили знаменитую Ланъятайскую стелу, последнюю из поставленных в 219 г. до н.э.
Ланъятайская стела содержит целый ряд новых, интересных материалов, отсутствующих в других исторических источниках, поэтому мы считаем целесообразным привести весь текст надписи.
«На двадцать шестом году [царствования] Цинь Шихуан-ди приступил к управлению [Поднебесной]. Навел порядок [в стране], ввел [единое] законоположение и [единую, новую] систему управления [страной. Отныне] всевозможные дела можно решать исходя из [этих] установлений. [Уже сейчас] ясно видно, что отношения между людьми стали подобны [отношениям] между отцом и детьми. [Император] умен, добродетелен и справедлив, его принцип правления ясен для всех. [Император] отправился на восток и [сам] успокоил [тех, кто жил] на восточных землях, [поехал] для того, чтобы проверить [свои] войска. После окончания этого дела [он] прибыл на берег моря. Заслуга императора состоит в том, что [он] заставил [население] заниматься основным делом (земледелием). Поощрял земледелие и искоренял второстепенное (главным образом ростовщичество. -Л.П.), черноголовые стали богатеть. Весь [народ] Поднебесной сосредоточил свои желания, помыслы и стремления на одном. Все орудия и оружие производились по единому образцу. Установил единую [систему] написания иероглифов. Всюду, где светит солнце и луна, всюду, куда доплывают [циньские] корабли, - везде идет размеренная спокойная жизнь, нет [ни одного человека], чьи бы желания не осуществились. Все делается, сообразуясь с нуждами времени, в этом [заслуга] императора. Установил единые обычаи [для империи], с этой целью император изъездил [очень много мест] по воде и суше. В заботах о черноголовых [император] трудился утром и ночью не покладая рук. Уничтожил [сомнительные обычаи и законы шести царств] и ввел [единое] законоположение, повсюду [теперь] знали, чего нельзя было делать. Были установлены четкие обязанности для начальников округов, поэтому управлять многочисленными делами стало легко. Все мероприятия совершались обязательно так, как положено (т.е. по закону. не было никаких отклонений [от указаний].
Почитаемые и низкие, знатные и ничтожные - все находились в определенных рамках и не должны переходить [сами] из одного [сословия, ранга] в другие. Запрещалось творить преступления, все должны совершать правильные и хорошие [поступки].
В больших и малых делах - всюду прилагали усилия (старательно трудились), и не было ни одного, кто бы осмелился лодырничать. Независимо от того, где проживал народ, далеко [или] близко [или] в захолустных местах, всюду [он] усердно трудился.
Когда [все люди] станут прямодушными и будут хорошо относиться друг к другу, то во всех делах будет твердый порядок. Добродетель императора рас¬


206
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
пространилась на всю Поднебесную, был уничтожен беспорядок (т.е. покорены шесть враждовавших царств. _ Æ77.) [и] ликвидированы бедствия военных лет. [Император] провел ряд мероприятий, выгодных [народу], и [тот] обрел счастье.
Во всех делах [император] учитывал нужды времени, поэтому все живое процветало. Черноголовые живут спокойно, [император] не водит [их] на войны (доел.: не использует оружие и военные доспехи. -Л.П.).
Шесть близких родственников (члены одной семьи. -Л.П.) взаимно отвечали друг за друга, и [поэтому] было покончено с различными преступлениями и разбоем. [Они] с радостью воспринимали воспитательные (нравоучительные) меры, [проводимые государством], и полностью освоили законоположения. В пределах шести точек (ограничивающих мир: четыре стороны света, зенит и надир) всюду земля императора. На западе [границы империи] пересекают зыбучие пески [пустыни Гоби], на юге дошли до Бэйху, на востоке достигли Восточного моря, а на севере перевалили через Дася (г. Янань). Всюду, куда [ни] ступала нога человека, не было [людей], не подчинившихся [императору]. Заслуги [императора] превзошли заслуги пяти императоров, милость его доходила до (распространялась на) быков и лошадей. Не было никого, кто бы не испытал [на себе] добродетель [императора], каждый жил спокойно и счастливо».
Что нового добавляет Ланъятайская стела к уже известным нам сведениям о внутренней политике Цинь Шихуана? Прежде всего выясняется еще одна причина, почему Цинь Шихуан отправился в свое первое восточное путешествие: «...отправился на восток и [сам] успокоил [тех, кто жил] на восточных землях, [поехал] для того, чтобы проверить [свои] войска».
По-видимому, после завоевания шести царств местное население вело себя неспокойно, волнуясь за свою дальнейшую судьбу в пределах новой империи. Императору пришлось выехать и лично успокоить население присоединенных территорий, заверив его в соблюдении порядка. Одновременно он совершил осмотр своих войск, расквартированных на восточных землях. Обычно жители царства Цинь под словами «восток», «восточные земли» подразумевали «шесть царств, расположенных к востоку от гор». В 219 г. до н.э. Цинь Шихуан побывал только на территории трех бывших восточных царств - Хань, Вэй и Ци? именно эти три царства и имеются в виду в тексте стелы, когда говорится о «восточных землях». Проверка боевого состояния циньских войск, расположенных на территории трех покоренных царств, означала, что император не очень-то верил в одобрение местным населением его внутренней политики, если это не подкреплялось силой оружия.
Привлекают внимание и следующие два отрывка из стелы: «Установил единые обычаи [для империи], с этой целью император изъездил [очень много мест] по воде и суше» и «Уничтожил [сомнительные обычаи и законы шести царств] и ввел [единое] законоположение; повсюду [теперь] знали, чего нельзя было делать».
Как мы знаем, в центральном государственном аппарате Циньской империи была учреждена специальная категория чиновников, призванных наблюдать за тем, чтобы крупные культовые обряды и ритуалы совершались по единому об¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
207
разцу. Установление единых религиозных обычаев для различных царств давало в руки правителя реальную власть над подданными Поднебесной.
Текст стелы позволяет сделать еще один весьма важный вывод - в своей внутренней политике Цинь Шихуан шел по стопам Шан Яна, распространяя его основные положения на население всей страны. Так же как и Шан Ян? Цинь Шихуан особое внимание уделял земледелию. Государство относилось к земледелию и всему, что было связано с ним, с должным уважением, называя его «основным делом» в отличие от торговли - «второстепенного». Еще в середине IV в. до н.э. Шан Ян проводил в царстве Цинь свою известную политику поощрения тех, кто занят основным видом хозяйства - земледелием, и ограничения прав торговцев и ремесленников.
В 219 г. до н.э. в тексте Ланъятайской стелы впервые в истории Циньской империи была официально зарегистрирована следующая великая заслуга Цинь Шихуана: «Заслуга императора состоит в том, что [он] заставил [население] заниматься основным делом (земледелием). Поощрял земледелие и искоренял второстепенное (главным образом ростовщичество. - Л.П.), черноголовые стали богатеть».
Налицо явная преемственность между действиями Цинь Шихуана и основным направлением внутренней политики Шан Яна.
Однако Цинь Шихуан придерживался несколько иных методов, чем Шан Ян? в отношении лиц, «извлекавших выгоду из занятия второстепенным делом». Более того, Цинь Шихуан проводил, по-видимому, четкую грань между ростовщиками и богатыми купцами и владельцами ремесленных мастерских. Если боль- шинство крупных торговцев пользовалось, как мы сумели уже убедиться, большим уважением со стороны императора и приравнивалось им к лицам, имевшим ранги, то средние и мелкие торговцы испытывали еще определенное ущемление своих гражданских прав. В правовом отношении купцы находились в более низком положении, чем свободные общинники-земледельцы. Достаточно сослаться на существовавшее и широко функционировавшее в период империи положение, согласно которому во время мобилизации на выполнение государственных повинностей сначала брали купцов, затем лиц купеческого происхождения, и лишь после этого наступала очередь земледельцев.
Однако купечество конца III в. до н.э. обладало гораздо большим весом, нежели во времена Шан Яна. Это, видимо, объясняется дальнейшим ростом товарно-денежных отношений. В период империи состоятельные купцы всегда могли откупиться от повинностей и нанять вместо себя какого-нибудь бедного земледельца.
Текст Ланъятайской стелы свидетельствует о проведении Цинь Шихуаном четкой социальной градации населения: «Почитаемые и низкие, знатные и ничтожные -все находились в определенных рамках и не должны переходить [сами] из одного [сословия, ранга] в другие».
Установление строгой имущественной градации весьма сходно с законоположением Шан Яна, введенным им в середине IV в. до н.э. на территории царст¬


208
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
ва Цинь: «[Шан Ян] установил четкую грань между знатными и низкими, [ввел] табель о рангах, каждая семья в зависимости от присвоенного [ее главе] ранга владела определенным [количеством] полей, жилищ，рабов, жен (по-видимому, речь идет о женах главы семьи. - Л.П.), одежды».
Таким образом, анализ данных Ланъятайской стелы и сопоставление их с практической деятельностью Цинь Шихуана позволяют сделать вполне определенный вывод - в своей внутренней политике первый император циньской династии следовал основным принципам учения фацзя, претворял и развивал в пределах империи то, что осуществил в общих чертах Шан Ян в середине IV в. до н.э. на территории царства Цинь.
Перед тем как отправиться из Ланья, Цинь Шихуан снарядил большую экспедицию в составе нескольких тысяч юных рабов и рабынь, возглавляемую Сюй Фу, уроженцем бывшего царства Ци. Перед экспедицией была поставлена задача найти и привезти императору лекарство бессмертия, которое, по преданию, находилось у святых старцев, живших на островах Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу.
Вскоре после отбытия экспедиции Сюй Фу Цинь Шихуан покинул Ланья. Проехав через современные провинции Цзянсу, Аньхуэй и Хэнань, он вернулся в столицу империи. В следующем, 218 г. до н.э. Цинь Шихуан совершил еще одну инспекционную поездку по восточным районам страны. В Боланша, в юго-восточной части современного уезда Даньян пров. Хэнань, на императора было совершено покушение, окончившееся неудачей - убийца промахнулся. В течение десяти дней по всей Поднебесной проводились массовые поиски преступника, но ему удалось скрыться.
Прибыв на север Шаньдунского полуострова, Цинь Шихуан поставил там две стелы в районе горы Чжифу - Чжифускую и Дунгуаньскую. Текст этих стел во многом идентичен с текстом трех предыдущих - Ишаньской, Тайшаньской и Ланъятайской. В них вновь восхваляются заслуги императора в преобразовании страны и наведении порядка. Цинь Шихуан выступает в роли «спасителя черноголовых» от «злодеев» - правителей шести царств, «навсегда прекратившего [междоусобные] войны». За время поездки Цинь Шихуан побывал в центральных районах империи, охватывавших большую часть современных провинций Хэнань, Шаньдун, Хэбэй и Шаньси.
Вторая восточная инспекционная поездка Цинь Шихуана преследовала, по всей видимости, примерно ту же цель, что и первая，а именно способствовать более эффективному осуществлению реформ 221-220 гг. до н.э. в центральной части империи.
В связи с продолжавшимся сопротивлением аристократии Цинь Шихуан издал в 215 г. до н.э. указ об уничтожении крепостных стен и городских оборонительных сооружений в шести царствах. В течение одного года были разрушены крепостные стены, отделявшие одно царство от другого. Уцелели лишь оборонительные линии, расположенные вдоль внешних границ империи, в частности северные пограничные сооружения царств Чжао и Янь.
Это мероприятие Цинь Шихуана, несомненно, усилило позиции центральной власти и способствовало укреплению единства империи.


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
209
Внешняя политика империи
К активной внешней политике империя Цинь смогла приступить лишь после упрочения своего внутреннего положения, т.е., как мы уже выяснили, через шесть лет после объединения страны.
Военные действия Циньской империи развертывались в основном в двух направлениях -северном и южном. Бои на севере против воинственных сюнну носили оборонительный характер и были направлены на возвращение утраченных территорий и укрепление границ империи. Военные же действия на юге имели совершенно иной - захватнический характер. Правящие круги империи Цинь - богатые рабовладельцы, циньская родовая аристократия, высшее чиновничество и крупные купцы были заинтересованы в более оживленном притоке предметов роскоши (перьев экзотических птиц, слоновой кости и т.п.)? которыми славился богатый юг. Но, видимо, не только это толкнуло Цинь Шихуана на войну против своих южных соседей. Суть дела в том, что часть завоеванной территории переходила, по-видимому, в собственность императора. На новые земли переселялись общинники, как известно, на льготных условиях. Подобное освоение новых территорий увеличивало количество земель, находившихся в собственности императора, и способствовало укреплению деспотической власти в стране.
Войны на севере
К концу III в. до н.э. из многочисленных скотоводческих племен, обитавших к северу от Китая, выделяется крупный союз родственных племен под названием сюнну. Современные китайские исследователи, занимающиеся изучением истории этих племен, единодушно полагают, что они находились на стадии разложения первобытно-общинных отношений.
Анализ данных, имеющихся у Сыма Цяня, свидетельствует о том, что война и ее организация являлись нормальными функциями жизни сюнну еще задолго до периода Чжаньго. Союз племен сюнну под предводительством гианьюя совершал постоянные набеги на соседние племена дунху, линьху, лоуфань и на северные китайские царства, в первую очередь Цинь и Чжао. Вместе с тем источ- ники сообщают о росте имущественной дифференциации в среде самих сюнну. К концу III в. до н.э. обычное право, функционировавшее ранее у сюнну, постепенно сменяется обязательным для всех законоположением. Весьма знаменательно, что закон стоит на страже семейной собственности - за кражу имущест- ва полагалось порабощение всех членов семьи грабителя. Сыма Цянь сообщает, что в «государстве» сюнну имелись уже тюрьмы, но осужденных было еще немного. Происходит образование государственных органов, направленных на подавление собственного народа. Сейчас еще трудно определить характер общест- венного строя сюнну в конце III в. до н.э. Некоторые сведения, в частности имеющиеся данные о порабощении военнопленных, обращении в рабов самих сюнну за кражу имущества, позволяют выдвинуть предположение о созревании


210
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
у сюнну рабовладельческих отношений на стадии военной демократии. Богатые китайские царства постоянно привлекали внимание военачальников сюнну. Пользуясь царившей в период Чжаньго междоусобицей, они совершали частые набеги на царства Цинь, Чжао и Янь. Набеги усилились к концу Чжаньго, когда сюн- ну удалось отвоевать у царства Чжао накануне его гибели местность Цзююань, расположенную к северу от излучины Хуанхэ. Бои на северных границах страны не прекращались и в первые годы империи; причина этих вторжений была та же, что и в начале Хань: «...основной целью [походов сюнну], - отмечали жители Западной Хань, - был грабеж».
Стабилизация положения внутри страны позволила Цинь Шихуану перейти от оборонительных действий к наступательным: в 215 г. до н.э. он посылает на север армию полководца Мэн Тяня, насчитывавшую, по словам Сыма Цяня, около 300 тыс. воинов. В том же году Мэн Тянь отвоевывает у сюнну огромный район Хэнаньди, расположенный к северу от излучины Хуанхэ (совр. округ Хэ- тао Автономного района Внутренняя Монголия). Укрепившись на южном берегу реки, войска Мэн Тяня в 214 г. до н.э. переправились через Хуанхэ и заняли Гаоцюе (совр. уезд Линьхэ Автономного района Внутренняя Монголия), Инь- шань и Бэйцзя (расположены восточнее Гаоцюе). Таким образом, к концу 214 г. до н.э. Цинь Шихуану удалось восстановить северные границы Китая, существовавшие в период Чжаньго, ибо Гаоцюе, Иньшань и Бэйцзя были расположены как раз вдоль сторожевой стены бывшего царства Чжао. В результате двухлетней войны с сюнну циньские войска отвоевали у последних обширную территорию протяженностью с севера на юг около 400 км.
Для того чтобы обезопасить северные районы страны и вновь завоеванные территории от возможных нападений стремительной боевой конницы кочевых народностей, Цинь Шихуан решил приступить к строительству грандиозного сооружения - оборонительной стены вдоль всей северной границы империи. Строительство этого оборонительного сооружения облегчалось тем, что в период Чжаньго каждое из трех северных царств Китая - Цинь, Чжао и Янь - уже имело свои стены, ограждавшие их от нападений кочевников. При Цинь Ши- хуане все эти стены были отремонтированы, расширены и соединены в стройное единое оборонительное сооружение протяженностью свыше 10 тыс. ли, отсюда и возникло название «Ваньли чанчэн» - «Стена длиной в 10 тысяч ли», или, как ее называют европейцы, Великая Китайская стена. Широкое строительство стены началось в 215 г. до н.э.? когда на север прибыла армия полководца Мэн Тяня. Вместе с воинами над сооружением стены трудились осужденные, государственные рабы и общинники, мобилизованные на государственные трудовые повинности. К концу 213 г. до н.э. строительство Великой Китайской стены было в основном закончено. Начиналась она от Линьтао, расположенного западнее циньской столицы, и шла прямо на север до Юйчжуна, затем поворачивала на северо-восток и тянулась до Цзююаня (весь этот участок стены был построен еще в период Чжаньго, а при Цинь Шихуане его только реставрировали). От Гаоцюэ на восток через Цзююань, Юньчжун, Яньмэнь и Дайцзюнь шла обнов¬


Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь
211
ленная стена бывшего царства Чжао; далее к северо-востоку была вновь воздвигнута стена вплоть до современного Душикоу, от которого начиналась оборонительная стена бывшего царства Янь, прикрывавшая территорию пяти цинь- ских округов: Шангу, Юйян, Юбэйпин, Ляоси и Ляодун.
Таким образом，Великая Китайская стена проходила от далеких западных границ Китая (совр. пров. Ганьсу) до восточных границ (до р. Датун на границе с современной КНДР). На протяжении двух тысячелетий циньская Великая Китайская стена постепенно разрушалась. Неоднократно ее реставрировали. В эпоху правления минской династии вся стена была заново отстроена и сохранилась вплоть до наших дней, но минская стена проходит несколько южнее циньской. В настоящее время на территории уезда Хэншань пров. Шэньси еще сохранился небольшой участок Великой Китайской стены времен Цинь Шихуана, вернее, остатки его.
Великая Китайская стена надежно защищала северные границы империи, однако для мобильной переброски войсковых частей и соединений из центральных районов страны к северной границе в случае какой-либо опасности необходимо было иметь хорошие дороги, удобные для транспортировки войск. Поэтому в 212 г. до н.э. Цинь Шихуан приказывает Мэн Тяню приступить к строительству магистральной дороги. В том же году многотысячная армия Мэн Тяня, по- видимому, с помощью осужденных, государственных рабов и мобилизованных общинников построила дорогу от Цзююаня, т.е. непосредственно от Великой Китайской стены, на восток через Юньчжун и затем прямо на юг вплоть до столицы Циньской империи. Судя по сообщению Сыма Цяня, перед строителями был поставлен строгий наказ - во имя сокращения пути проводить прямую дорогу строго с севера на юг, невзирая ни на какие трудности. Вот почему в источнике и говорится, что строители «прорывали горы, засыпали долины, прово- дили прямой путь».
Для закрепления отвоеванных у сюнну областей Цинь Шихуан создал там 44 уезда, куда переселил колонистов из центральных районов страны. В 212 г. до н.э. 50 тыс. земледельческих семей были переселены на целинные земли в Юньян, поближе к западной границе. Эти семьи были освобождены от государственных повинностей на десять лет. В 219 г. до н.э. Цинь Шихуан переселяет в Хэбэй, в район между Хуанхэ и Великой Китайской стеной на северо-западе страны, и в Юйчжун, у западной границы империи, 30 тыс. семей, таюке на льготных условиях - главам семей присваивался ранг знатности.
То, что в обоих случаях переселенцы освобождались от несения повинностей, позволяет предположить, что они были свободными земледельцами, согласившимися переехать в новые районы добровольно.
Заселение пограничных территорий создавало надежную продовольственную базу для северной группы войск: государству уже не надо было отправлять огромные караваны с продовольствием из центра к далеким северным границам.
Таким образом, сооружение Великой Китайской стены, заселение пограничных территорий и строительство дорожной магистрали вплоть до самого Сяньяна


212
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
превращали северо-западную часть страны в мощный единый комплекс, связанный с центром империи и являвшийся надежным препятствием на пути продвижения воинственных сюнну.
Войны на юге
Если на севере Циньская империя вела оборонительные войны, то на юге страны войны носили совершенно иной, захватнический характер. Объектом циньской экспансии были многочисленные племена юэ, населявшие современные провинции Гуандун и Гуанси, а также государство Аулак (по-китайски - Аула-го), расположенное в северо-восточной части Индо-Китайского полуострова. Вскоре после образования империи Цинь Шихуан, как отмечает источник, послал на юг 500-тысячную регулярную армию во главе с полководцем Ту Суем. Судя по сообщению «Хуайнань-цзы», источника, составленного в ханьский период, этот район привлекал внимание циньцев своим богатством; здесь в изобилии имелись предметы, высоко ценившиеся на рынках империи, в частности ро- га носорога, из которых китайцы изготовляли ценное лекарство, слоновая кость, красочные перья редкостных птиц, жемчуг и т.п. Наступление шло широким фронтом, сразу в пяти направлениях: первая колонна двигалась на Таньчэн, вторая -на Цзюншань, третья - в сторону Паньюя, четвертая - на Наньюэ и пятая - на Юйганьшуй.
Наступление велось в непривычных, тяжелых для северян климатических условиях при полном отсутствии каких-либо магистральных дорог, что затрудняло снабжение войск. По сообщению «Хуайнань-цзы», все местное население ушло в глубь лесов и гор, захватив с собой имущество и скот, не оставив ничего чужеземцам.
Дальнейшее продвижение циньских войск в условиях бездорожья и отсутствия провианта на местах ставило всю южную экспедицию под угрозу поражения. Необходимо было как-то связаться с центральными районами страны, и циньцы нашли выход - часть армии была брошена на строительство канала, соединившего р. Сяньшуй, вытекавшую из оз. Поянху, с притоком Сицзяна р. Люшуй. Сооружение этого канала позволило снабжать войска всем необходимым прямо по воде; циньцы называли этот путь «дорогой продовольствия». Однако, несмотря на разрешение продовольственного вопроса, циньские войска продвигались крайне медленно, так как им приходилось вести непрерывную борьбу с ме- стными отрядами, совершавшими стремительные и неожиданные набеги днем и ночью. Война принимала невыгодный для Цинь партизанский характер, юэсцы держали циньских воинов в постоянном напряжении; по сообщению источника, последние в течение «трех [долгих] лет не снимали доспехов, не ослабляли [тетив] арбалетов». Правда, первые три года принесли кое-какие успехи - циньские войска продвинулись во всех пяти направлениях и даже убили Июйсуна - правителя Западного Аулака (Сиау). Но циньцы не могли закрепить за собой всю завоеванную территорию. В 214 г. до н.э. племена юэ совместно с войсками го¬


Глава 2. Народная война и падение империи
213
сударства Аулак в ночном сражении разгромили циньскую армию и убили полководца Ту Цзюя.
В том же, 214 г. до н.э. Цинь Шихуан провел еще одну мобилизацию, призвав на этот раз три новые категории населения - «тех, кто раньше укрывался [от несения повинностей], чжуйсюй и торговцев». Вновь созданная армия была направлена на юг на помощь отступавшим циньским войскам. Нам, к сожалению, неизвестен численный состав пополнения, однако, судя по тому кардинальному изменению хода боевых действий в пользу империи, которое произошло после прихода новой армии, вряд ли она была меньше предыдущей. Получив подкрепление, циньские войска окончательно захватывают Намвьет и северо-восточную часть Аулака. На вновь присоединенной территории были учреждены округа Наньхай, Гуйлин и Сян.
По сообщению Жу Чуня，на территорию этих округов переселили жителей центральных районов империи. По-видимому, новоселам дали те же привилегии, что и остальным колонистам, т.е. освободили от повинностей на довольно длительный срок. Циньцы принесли с собой свои сельскохозяйственные орудия и более передовой метод обработки полей. Каналы, сооружавшиеся циньцами на присоединенной территории, являлись выдающимся достижением тогдашней технической мысли.
Подобное культурное влияние носило несомненно прогрессивный характер и способствовало сближению аборигенов с переселенцами из центральных районов империи.
Глава 2
Народная война и падение империи
Обострение классовых противоречий
Активная внешняя политика циньской империи и грандиозные мероприятия, проводимые Циш> Шихуаном внутри страны, были невозможны без постоянного, все возраставшего притока новых людских сил и новых материальных средств. Возросшие государственные расходы покрывались за счет более интенсивной эксплуатации непосредственных производителей, и в первую очередь земледельцев. В последние годы империи, еще при жизни Цинь Шихуана, поземельный налог возрос до 2/3 урожая общинника, увеличились и сроки трудовой и во- инской повинности. Усилилось обращение земледельцев в государственных рабов, не остались в стороне и рабовладельцы-общинники - государство стало мобилизовывать на трудовые и воинские повинности частных рабов.


214
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Население всеми силами старалось уклониться от несения повинностей. Люди скрывались от чиновников, убегали из селений. Были случаи, когда снимались с насиженных мест и уходили в горы, болотистые районы целые общины во главе с советом старейшин. Таким образом появилась целая категория людей, именуемых буванжэнъ - букв, «скрывающиеся люди» (беглые).
В знаменитом декрете Лю Бана, изданном в связи с приходом к власти летом 202 г. до н.э.5 говорилось: «Раньше (в период империи) народ бежал целыми родственными группами и селился [компактно], охраняя [себя] в горах и болотистой местности, лишь бы не быть занесенными в подворные списки. Ныне в Поднебесной уже установлен порядок, приказываю каждому [из бежавших], кто возвратился в свой уезд, вернуть прежние [его] ранги, поля и жилища».
При анализе приведенного отрывка следует обратить особое внимание на лиц, имевших ранги. В империи Цинь ранги давались не только за военные заслуги, но и продавались, поэтому большинство крупных землевладельцев, как правило, имело ранги знатности. Правда, в империи Цинь существовала еще одна категория лиц, имевших ранги, - главы переселенных семей, но этим незачем было бежать в горы и озерные места, так как они и их семьи освобождались от всех повинностей на довольно длительные сроки. Трудно представить, чтобы Цинь Шихуан нарушил свое законоположение о переселенцах, ибо, как правило, последних селили в наиболее уязвимых для государства местах - на границах страны в районах вновь завоеванных земель, зачастую вместе с аборигенами, как это было на юге Китая. Беглые, имевшие ранги, о которых упоминается в указе Лю Бана, могли быть только из центральных районов страны. Несомненно, это были зажиточные общинники. Большинство из них являлось, по-видимому, общинниками-рабовладельцами, не желавшими расставаться со своими ра- бами, которых государство забирало на войну и строительные работы.
Если население центральных районов скрывалось в болотистых местах, то часть жителей пограничных областей бежала уже за пределы империи - на север, туда, где обитали племена сюнну, или на северо-восток, во владения корейского государства Чосон, расположенного на севере Корейского полуострова.
Массовое бегство общинников, спасавшихся от уплаты чрезмерных налогов и несения повинностей, являлось одной из форм протеста против правившей династии.
В этой обстановке активизировала свою деятельность и наследственная аристократия шести покоренных царств. Необходимо отметить, что объединение страны отнюдь не означало окончания борьбы. После образования империи борьба приняла иные формы: уцелевшие представители наследственной аристократии стали на путь террора. В 218 г. до н.э. они организовывают покушение на Цинь Шихуана во время его инспекционной поездки по восточным округам страны. Однако это покушение, так же как и покушение 216 г. до н.э., окончилось провалом. Серия неудач толкнула, по-видимому, наследственную аристократию на поиски каких-то иных форм борьбы. В последние годы жизни Цинь Шихуана борьба принимает идеологический характер. Конфуцианцы, идейные


Глава 2. Народная война и падение империи
215
руководители наследственной аристократии и противники учения фа-цзя (ле- гизма) - государственной идеологии Циньской империи, начинают проповедовать скорую гибель циньской династии, сеять среди населения недоверие к новым реформам и законоположениям, «подстрекая черноголовых к выступлению против [Цинь Шихуана]».
Весьма знаменательно, что на этом этапе борьбы интересы наследственной аристократии шести царств совпадали в определенной степени с интересами известной части правящего класса империи, включая ближайших родственников Цинь Шихуана и высшее чиновничество. Всех их объединяло стремление к приобретению земельных богатств. Еще в 221 г. до н.э.5 сразу же после объединения страны, наследственная аристократия Циньского царства от имени Ван Гуаня, первого советника императора, выдвинула предложение о наделении земельными владениями сыновей Цинь Шихуана и знатных чиновников. Однако Цинь Шихуан отклонил его. Через семь лет, в 213 г. до н.э.5 один из семидесяти советников {богий) Цинь Шихуана из царства Ци, Чуньюй Юэ, вновь ставит вопрос о разделении страны на ряд зависимых от двора земельных владений. По сообщению Сыма Цяня, Чуньюй Юэ, ссылаясь на пример иньской и чжоуской династий, просил императора пожаловать земельными владениями сыновей и брать- ев императора и заслуженных чиновников. Цинь Шихуан передал эту просьбу на рассмотрение высшего чиновничества и опять, так же как семь лет назад, получил поддержку только одного Ли Сы? не связанного никакими родственными узами с циньской аристократией. По предложению Ли Сы все частные лица, имевшие «Ши цзин», «Шу цзин» и различные сочинения конфуцианского толка, должны были в месячный срок сдать эти книги начальникам округов или командующим войсками округа. Последним приказывалось немедленно сжигать поступавшую литературу. В целях более действенного осуществления этого меро- приятия был издан приказ следующего содержания: «Казнить на площади тех, кто осмелился передавать устно тексты, „Ши[цзина]сс и „Шу[цзина]сс. Уничтожить вместе со всем родом того, кто во имя древности отрицает настоящее. Чиновники, знавшие [о случаях нарушения данного приказа] и не сообщившие [об этом] высшим начальникам, подвергаются такому же наказанию, [как и нарушитель приказа]. Клеймить и сослать на четыре года на строительство Великой Китайской стены тех, кто в тридцатидневный срок [с момента издания приказа] не сожжет [указанную литературу]».
Всеми этими мерами Цинь Шихуан стремился уничтожить идеологическое оружие своих противников. Однако было бы ошибочно полагать, как это подчас встречается в современной историографии, будто в 213 г. до н.э. была уничтожена вся конфуцианская литература. В действительности же, если исходить из сообщения Сыма Цяня, сожжена была только конфуцианская литература, хранившаяся в частных собраниях; экземпляры же «Ши цзина», так же как и сочинения различных мыслителей периода Чуньцю-Чжаньго, находившиеся в государственных библиотеках и книгохранилищах, остались в полной сохранности.


216
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Согласно приказу Цинь Шихуана, из списка книг, подлежавших сожжению, исключались книги по медицине, фармакологии, гадательная и сельскохозяйственная литература.
Уцелели также государственные летописи по истории царства Цинь, все же летописи остальных царств, большинство которых хранилось в дворцовом архиве Чжоуского царства, были уничтожены, что объясняется, по всей вероятности, стремлением Цинь Шихуана к идеологическому обоснованию законности суще- ствования единой Циньской империи.
Уничтожение конфуцианских канонов являлось одним из методов идеологической борьбы последователей фа-цзя с конфуцианцами. Еще в середине IV в. до н.э.5 во время реформы Шан Яна, по предложению последнего.были сожжены все экземпляры «Ши цзина» и «Шу цзина», имевшиеся на территории Циньско- го царства. По мнению Хань Фэйцзы, уничтожение конфуцианской литературы способствовало более успешному внедрению единого законодательства. В 213 г. до н.э. это мероприятие было проведено уже в пределах всей страны.
Сам факт сожжения конфуцианских канонов нанес неисчислимый ущерб нарождавшейся конфуцианской цивилизации и наложил свой отпечаток на долгие века исторического развития Китая.
После событий 213 г. до н.э. власть Цинь Шихуана принимала все более деспотический характер - император уже не советовался со своими ближайшими помощниками и официальными государственными советниками (боши), сведя функции последних к слепому выполнению приказов свыше. Судя по сообщению Сыма Цяня, Цинь Шихуан обладал большой работоспособностью, просматривал ежедневно не менее 30 кг различной документации и докладов. Отныне все более или менее значительные дела решались одним императором. «[Император] выслушивал доклады о [состоянии] различных дел, многочисленные чиновники получали уже готовые решения <...> Все дела в Поднебесной, незави- симо от того, большие они или малые, решаются императором».
В последние годы жизни Цинь Шихуан становится болезненно настороженным, не доверяя почти никому из своих ближайших помощников. Начиная с 212 г. до н.э. император, как правило, никогда не жил подолгу в одном дворце, а постоянно переезжал из одного места в другое, не уведомляя заранее никого из приближенных. На территории в радиусе 200 км от столицы в различных местах было специально выстроено 270 дворцов. В каждом из них все было готово для приема императора, вплоть до наложниц; чиновникам запрещалось самовольно переставлять вещи или менять обстановку в залах. Никто из населения империи, включая широкие круги чиновничества, не должен был знать о месте жительства Цинь Шихуана. Тех же, кто даже невольно проговаривался, ожидала смертная казнь. Подобное положение свидетельствовало о росте оппозиции внутри самой правящей группировки. Проверка, проведенная Цинь Шихуаном в 212 г. до н.э., показала, что часть чиновников конфуцианского толка не только критиковала императора, но и подстрекала жителей столицы к прямому выступлению против него. В ходе допросов императорским чиновникам удалось выявить виновных;


Глава 2. Народная война и падение империи
217
свыше 460 конфуцианцев были заживо закопаны, остальных сослали на охрану границ. Антициньские выступления происходили и на периферии. Согласно сообщению Сыма Цяня, в 211 г. до н.э. кто-то из жителей округа Дунцзюнь, расположенного на территории бывшего царства Вэй, выгравировал на куске не- давно упавшего метеорита надпись: «Когда император [Цинь] Шихуан умрет, то земля будет разделена».
Воззвание это могло принадлежать только представителям наследственной аристократии вэйского или какого-либо другого покоренного царства, ибо речь шла о разделе территории империи на ряд крупных земельных владений. Цинь Шихуан срочно послал доверенных чиновников {юйгий) расследовать это дело. Однако найти виновников так и не удалось; метеорит был раздроблен в порошок, а все окрестные жители казнены.
Грандиозные строительные работы и непрерывные войны на юге и севере страны привели к отрыву от производства огромного числа земледельцев, ремесленников и частных рабов - непосредственных производителей материальных благ.
Слова о «растрате сил и материала в массовом количестве», сказанные, правда, по другому поводу, как нельзя лучше характеризуют сложившуюся обстановку в последние годы правления Цинь Шихуана\ Политика Цинь Шихуана привела к резкому обострению внутренних противоречий. Путем жестоких рас- прав с непокорными ему удалось на время отсрочить восстание, однако он был не в силах предотвратить его.
Восстание Чэнь Шэна и У Гуана (209—208 гг. до н.э.)
Летом 210 г. до н.э. Цинь Шихуан скончался в Шацю на территории современной пров. Шаньдун в 50-летнем возрасте, возвращаясь из своей очередной инспекционной поездки по восточным районам страны.
На престол вступил его младший сын Ху Хай, принявший титул Эр Шихуана. Воцарению Эр Шихуана предшествовала длительная борьба дворцовых клик, закончившаяся уничтожением всех сыновей и дочерей Цинь Шихуана, включая Фу Су - старшего сына первого циньского императора, законного наследника престола, и прославленного полководца Мэн Тяня.
Молодой император в решении всех государственных дел шел по стопам своего отца. Как и прежде, на севере и юге страны сражались огромные армии правительственных войск, все в тех же грандиозных масштабах осуществлялось строительство внутри самой империи. Достаточно лишь отметить, что над сооружением императорской гробницы в Лишане трудилось свыше 700 тыс. человек. В стране резко усилились кризисные явления, наблюдавшиеся в последние годы правления Цинь Шихуана. Источники изобилуют сообщениями о том, что в конце династии Цинь «толпы разбойников заполонили все горы», «бежавшие


218
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
в леса и горы становились разбойниками» и т.п. Опасаясь возможных восстаний, Эр Шихуан сконцентрировал в 209 г. до н.э. в Сяньяне 50 тыс. вооруженных чиновников цайгии. Для снабжения их были конфискованы все продовольственные запасы у населения, жившего в районе 300 ли от столицы империи.
По всей стране нарастала волна народного протеста, необходим был толчок, который привел бы в движение все антициньские силы. Таким толчком явилось восстание Чэнь Шэна и У Гуана, вызванное мобилизацией люйцзо на пограничную службу.
Люйцзо в буквальном переводе означает «на левой [от ворот] стороне селения». На самом деле этим термином обозначали наиболее бедную часть общинников. Поскольку комментаторы не дают никаких добавочных сведений о них, постараемся получить их из биографии Чэнь Шэна - одного из немногих представителей люйцзо, чьи биографические данные дошли до наших дней.
Несомненно, Чэнь Шэн относился к категории люйцзо, ибо он был мобилизован как раз во время призыва их на пограничную службу и находился в отряде люйцзо, направленном к северной границе страны. Поэтому сведения о социальном положении Чэнь Шэна могут быть в значительной степени отнесены и ко всем остальным представителям этой прослойки населения. Весьма интересно, что источники дают на первый взгляд весьма разноречивые сведения о социальной принадлежности будущего вождя восстания.
По сообщению Сыма Цяня, Чэнь Шэн «в молодости нанимался к людям обрабатывать поля», т.е.5 очевидно, был наемным работником.
В то же время другой ханьский историк, государственный деятель Цзя И, живший раньше Сыма Цяня, в своем известном трактате «Об ошибках династии Цинь» называет того же Чэнь Шэна «сыном очень бедных родителей, земле- дельцем-рабом».
Таким образом, по одному источнику, Чэнь Шэн был наемным работником, а по другому - рабом. Современные исследователи берут обычно какую-либо одну из приведенных выше точек зрения, игнорируя вторую. Большинство ученых принимает трактовку Сыма Цяня, именуя Чэнь Шэна «наемным работником, обрабатывавшим поля помещика» (Фань Вэнь-лань), или «батраком» (Лю Кайян, Су Цунъу и Ци Ся), или «сельским пролетарием» (Хэ Чан-цюнь). Некоторые ученые, разделяя мнение Цзя И, безоговорочно относят Чэнь Шэна к категории рабов (Ван Сычжи).
Мы склонны считать одинаково достоверными свидетельства и Сыма Цяня и Цзя И.
Дело в том, что Чэнь Шэн в период, предшествовавший восстанию, мог быть и наемным работником и временно рабом, и вместе с тем он, по-видимому, со- хранял за собой членство в общине, иначе мы бы не встретили его в числе л/ой- цзо. Принадлежность к общине, как мы пытались показать, опосредовалась через земельную собственность. До тех пор пока земледелец, проживавший в том или ином селении, сохранял за своей семьей хотя бы клочок земли в пределах пахотных земель данного селения или города, он оставался в подворных списках,


Глава 2. Народная война и падение империи
219
а следовательно, продолжал быть полноправным членом общины. Большинство семей люйцзо владело двумя-тремя десятками му земли, а иногда и того меньше, но все же они являлись полноправными членами общины. Поскольку люйцзо были не в состоянии прокормить свои семьи на урожай, собранный со своего поля, они и взрослые члены их семей шли в наемные работники и даже продавали в рабство младших братьев, сыновей и внуков, лишь бы сохранить за семьей клочок земли. Как уже говорилось, в империи Цинь была широко распространена практика порабощения путем залога детей, усыновления и отдачи в зятья. Однако залог детей и других младших членов семей в ряде случаев являлся формой временного рабства. Как явствует из цитированного выше свидетельства Жу Чуня, по нормам обычного права заложника в течение трех лет можно было выкупить из долговой кабалы. По-видимому, подобный случай мы имели и в истории с Чэнь Шэном, семья которого относилась к числу беднейшего населения общины.
Эволюция, происшедшая с Чэнь Шэном, когда один и тот же человек на протяжении нескольких лет успел побывать и наемным работником и рабом, оставаясь все-таки членом общины, характерна для подавляющего большинства люйцзо. Однако, как правило, временная долговая кабала вела к полному порабощению заложников. То же самое происходило и с наемными работниками.
На основании всего изложенного выше можно сделать следующий вывод: люйцзо представляли беднейшую часть общинников, члены семей которых могли являться и наемными работниками и даже рабами. Мы не ошибемся, если отнесем люйцзо к категории земледельческого населения, занимавшего промежуточное положение между свободными и рабами, с тенденцией к постепенному превращению в частных производственных рабов.
Историю восстания Чэнь Шэна и У Гуана, длившегося всего шесть месяцев (август 209 - февраль 208 г. до н.э.)5 можно разделить на два этапа.
Первый этап охватывает сравнительно небольшой период со времени начала восстания в Дацзэ и вплоть до занятия повстанцами уездного города Чэнь, расположенного на территории современного уезда Хуайян пров. Хэнань.
Восстание началось в августе 209 г. до н.э. в селении Дацзэ на севере современной пров. Аньхуэй. Отряд мобилизованных люйцзо в количестве 900 человек, перебив своих военачальников, двинулся на запад страны, освобождая от цинь- ских властей один населенный пункт за другим.
Отличительная черта этого этапа заключалась в социальной однородности повстанцев: все повстанцы, включая командный состав (Чэнь Шэн, У Гуан, Гэ Ин, Чжу Цзиши и др.)? представляли наиболее бедную часть общинников. Они были уроженцами бывшего царства Чу. Это нашло отражение и в лозунгах, выдвинутых ими в самом начале восстания: «Великое Чу будет восстановлено!», «Да здравствует Чу!» и др. Провозглашение подобных лозунгов было вполне закономерным явлением; не следует забывать, что со времени объединения страны под властью династии Цинь, осуществленного далеко не мирными средствами, прошло только двенадцать лет. Население шести покоренных царств


220
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
помнило еще о тех кровопролитных боях с войсками Циньского царства, в которых погибли многие сотни и тысячи их соотечественников. Отнюдь не случайно, что один из руководителей восстания выдавал себя за известного чуского полководца Сян Яня, убитого циньцами в 224 г. до н.э. как раз на территории того самого уезда Ци, недалеко от которого началось восстание Чэнь Шэна и У Гуана.
Но было бы ошибочным не видеть за этими лозунгами классовый характер борьбы, направленной на свержение императорской власти на местах и в центре.
Еще в самом начале восстания Чэнь Шэн ставил под сомнение право наследования высшей власти. «Разве только цари, аристократы, полководцы и первые советники могут рождать себе подобных?» - говорил он.
Всюду, куда бы ни приходили повстанцы, они уничтожали представителей императорской администрации. Продвигаясь с боями, повстанцы прошли свыше 200 км по северо-западной части современной пров. Аньхуэй и вышли на территорию пров. Хэнань. По пути следования отряда к нему присоединялись не только земледельцы, но и солдаты регулярных войск, что способствовало резкому повышению боеспособности отряда. Судя по сообщению Сыма Цяня, не прошло и месяца после начала восстания, а в отряде уже насчитывалось «600- 700 боевых колесниц, свыше тысячи всадников, несколько десятков тысяч воинов (пехотинцев)».
Имея такую большую армию, командование повстанцев решило продвигаться по направлению к столице Циньской империи, находившейся на довольно большем расстоянии. Это был трудный поход. На пути восставших были расположены хорошо укрепленные города и населенные пункты. Первым крупным городом, захваченным повстанцами, был Чэнь, расположенный на территории уезда Хуайян пров. Хэнань. Его повстанцы сделали своим центром, вероятно, потому, что в период Чжаньго здесь находилась столица Чуского царства. Основные силы повстанцев - два самых крупных отряда под командованием У Гуана и Сун Лю - были посланы на запад, на захват Сяньяна. Отряд У Гуана по дороге должен был занять Инъян, а затем совместно с отрядом Чжоу Вэня двинуться на Тунгуань. Отряду же Сун Лю предстояло сначала занять Наньян, затем Угуань.
Укрепленные пункты Тунгуань и Угуань находились на границе пров. Шэньси у входа во владения бывшего Циньского царства. Восточная часть Шэньси гориста. Горы достигают здесь 1500 м, а местами 2 тыс. м над уровнем моря. Горные дороги труднопроходимы. Наиболее удобные пути из Хэнани в Шэньси проходят через Тунгуань и Угуань. Заняв Тунгуань и Угуань, восставшие как бы брали столицу Циньской империи в клещи, наступая на Сяньян двумя колоннами: с северо-запада и юго-востока.
Остальная часть повстанческих войск была брошена на север, восток и юг от г. Чэня.
Повстанческие войска действовали по заранее разработанному плану, в составлении которого наряду с командованием принимали, по-видимому, участие и представители общинных органов самоуправления. Как известно, в освобожденных городах и селениях повстанцы уничтожали крупных должностных лиц


Глава 2. Народная война и падение империи
221
циньской администрации. Однако своих органов управления они не создавали. Поэтому вполне возможно, что на местах вся власть вновь оказалась в руках советов старейшин и санълао. Весьма знаменательно, что «через несколько дней после занятия г. Чэнь Чэнь Шэн издал приказ о приглашении (созыве) санълао и хаоцзе (в повстанческий центр. - ЛЛ.) для того, чтобы вместе с ними обсудить планы [дальнейших] действий». Этот акт Чэнь Шэна свидетельствует о признании им и всем повстанческим командованием полномочных прав и обязанностей местных санълао и хаоцзе, в то же время он подтверждает наше предположение о переходе власти в повстанческих районах к органам общинного самоуправления.
Центральным вопросом совещания был вопрос о присвоении Чэнь Шэну царского титула. Вождю повстанцев необходимо было заручиться поддержкой со стороны санълао, ибо это придало бы более законный вид акту воцарения в глазах населения.
Имеющиеся материалы свидетельствуют о разногласиях, возникших при обсуждении этого вопроса. Санълао, в прошлом сами немало пострадавшие от династии Цинь, поддержали Чэнь Шэна прежде всего за то, что он выступал с оружием в руках против циньских правителей во имя восстановления царства Чу. Поддержка эта объясняется также и тем, что восстание, вероятно, способствовало восстановлению былых прав санълао.
Однако совсем иную позицию заняли Чжан Эр и Чэнь Юй - представители вэйской наследственной аристократии, примкнувшие к повстанцам уже после занятия г. Чэнь. Они выступили против провозглашения Чэнь Шэна царем, мотивируя это тем, что новый царь лишится поддержки всей страны.
В действительности же, как это выяснилось несколько позже, наследственную аристократию не устраивало социальное происхождение Чэнь Шэна, они прочили в цари людей своего круга. Но в то время позиции наследственной аристократии были еще слишком слабы, и она не смогла повлиять на решение санълао, провозгласивших Чэнь Шэна чуским царем. На этом заканчивается первый этап восстания.
Отличительной чертой второго этапа явилось расширение социального состава повстанцев за счет присоединения представителей имущих слоев, недовольных циньской властью. В их числе были наследственные аристократы, крупные чиновники и конфуцианцы бывших шести царств, подвергавшиеся преследованиям со стороны циньского двора. Присоединение новых социальных групп не могло не оказать определенное влияние на характер борьбы повстанческой армии.
Первоначальные планы повстанцев, направленные на скорейший захват циньской столицы и уничтожение правящего дома, расходились с желанием наследственной аристократии, стремившейся в первую очередь к восстановлению сво- их бывших прав и владений. Представителям наследственной аристократии удалось постепенно захватить в свои руки командные посты в армии Чэнь Шэна и направить силы восставших на борьбу за осуществление своих интересов. Для


222
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
этого периода восстания характерны распыленность сил и ослабление руководящей роли повстанческого центра. Чжан Эр, Чэнь Юй, У Чэнь, Чжоу Ши и другие представители наследственной аристократии, ставшие командирами отдель- ных повстанческих отрядов, отправились отвоевывать свои бывшие владения. Они фактически не только прекратили активную вооруженную борьбу с регулярными частями циньской армии, но и пошли на прямое предательство восстания. Когда зимой 208 г. до н.э. отряд Чжоу Вэня подошел к циньской столице и обратился за помощью к У Чэню, последний, несмотря на многочисленные приказы Чэнь Шэна, наотрез отказался двинуть свои войска на Сяньян.
Распыление повстанческих сил и прямая измена делу восстания со стороны представителей наследственной аристократии привели к потере фактора внезапности и сосредоточенности сил на главном направлении. Именно поэтому цинь- ский двор сумел собрать воедино свои силы и разбить поодиночке большинство отрядов армии Чэнь Шэна.
Чэнь Шэн погиб зимой 208 г. до н.э. в Сячэнфу, на севере современной пров. Аньхуэй; как нам удалось выяснить, Чэнь Шэн похоронен в восточной части современной пров. Хэнань, в уезде Юнчэн.
Народные восстания 208—206 гг, до н.э.
Несмотря на поражение, восстание Чэнь Шэна и У Гуана оказало огромное влияние на весь дальнейший ход антициньской борьбы.
Восстание распространилось на огромную территорию, охватив северную и центральную части пров. Аньхуэй, всю территорию пров. Хэнань, юг Шаньси и восточную часть Шэньси. В течение шести месяцев (август 209 - февраль 208 г. до н.э.) отряды Чэнь Шэна боролись с правительственными войсками, оттянув на себя почти все регулярные соединения циньской армии. Это создало благоприятные условия для роста и развития новых повстанческих групп и отрядов, возникших под непосредственным влиянием восстания Чэнь Шэна. Уже к концу 209 г. до н.э. на всей территории бывших шести царств полыхало пламя больших и малых восстаний. «В то время, - писал Сыма Цянь, - во всех округах и уездах все страдавшие от циньских чиновников стали раскрывать их преступления, убивать старших чиновников. Это был отклик на призыв Чэнь Шэна».
На борьбу против циньской династии поднялись и представители малых народностей, жившие на юге и юго-востоке страны. Источники свидетельствуют, что во главе этих восстаний стояли местные правители и царьки, стремившиеся освободиться от циньского владычества.
Расширился и социальный состав повстанцев. Наряду с беднейшими общинниками и наследственной аристократией в антициньскую борьбу включились также широкие круги ремесленников и мелких торговцев, государственные рабы, заключенные, средние и даже крупные землевладельцы шести царств. Они вливались в отряды, а иногда выступали и самостоятельно, например отряд под ко¬


Глава 2. Народная война и падение империи
223
мандованием Цин Бу (второе имя Ин Бу) и армия Люй Чэня, снискавшие широкую известность после гибели Чэнь Шэна.
На характеристике этих отрядов следует остановиться несколько подробнее, так как в современной китайской историографии существуют различные мнения о социальном составе повстанческих войск Цин Бу и Люй Чэня.
Из биографии Цин Бу, помещенной в «Исторических записках», известно, что в период империи Цинь он ходил в «холщовом одеянии», т.е. принадлежал к низшим слоям общества. Судя по всему, Цин Бу был свободным, так как впоследствии был осужден и сослан в числе заключенных (ту) на каторгу в Лишань, где в то время сооружалась гробница Цинь Шихуана. Там он установил хорошие отношения с надзирателями и хаоцзе и, вероятно, с их помощью сколотил группу заключенных, среди которых могли быть и осужденные земледельцы и государственные рабы, и бежал вместе с ними на юг в район среднего течения р. Янцзы. Здесь они и организовали, по сообщению Сыма Цяня, «шайку разбойников». Число таких «разбойничьих отрядов», возникших в последние годы правления Цинь Шихуана, росло по мере ухудшения положения широких масс трудящихся, и в первую очередь земледельцев.
Восстание Чэнь Шэна и У Гуана привело в движение все эти многочисленные отряды и группы, скрывавшиеся в глухих местах или в пограничных областях империи. Тот же Сыма Цянь сообщает, что когда Цин Бу узнал о восстании Чэнь Шэна, то он совместно с У Жуем, начальником уезда Фаньян, собрал несколько тысяч воинов и поднял восстание против династии Цинь. Поскольку в источнике говорится о совместном выступлении Цин Бу и У Жуя, то вполне уместно предположить, что У Жуй, глава одного из знатных родов народности юэ, отдал, по-видимому, часть своих войск под начало Цин Бу, который женился на дочери У Жуя незадолго до начала выступления. В противном случае трудно объяснить, как удалось Цин Бу, человеку, пришедшему из центральных районов империи, набрать в свой отряд в довольно короткий срок несколько тысяч человек на территории, населенной народностью юэ. Поэтому вряд ли можно согласиться с точкой зрения Сюй Лянцзи, считающего, что отряд Цин Бу состоял только из заключенных и рабов, или Шан Юэ? утверждающего, будто Цин Бу командовал «армией рабов». Нам кажется, что более правдоподобно предположение Лю Кайяна, который считает, что в момент создания отряд Цин Бу состоял из заключенных и рабов, постепенно его социальный и этнический состав был расширен за счет притока земледельцев и представителей народности юэ.
Одним из самых трудных и дискуссионных вопросов, с которым приходится сталкиваться при изучении истории народной борьбы в период после подавления восстания Чэнь Шэна, является вопрос о социальном составе «армии сине- повязочников», находившейся под командованием полководца Люй Чэня, одного из ближайших сподвижников Чэнь Шэна.
Китайские историки единодушно считают, что армия Люй Чэня была однородна по своему социальному составу. Однако при определении социального состава повстанцев мнения их кардинально расходятся: одни (Цзянь Боцзань,


224
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Л о Чжэньюй) считают，что это была крестьянская армия; другие (Чжао Ли-шэн， Су Цунъу и Ци Ся) склонны видеть в этой армии «армию восставших рабов»; третьи (Лю Кайян), допуская определенное 5^астие рабов, утверждают, что основной костяк армии Люй Чэня составляли крестьяне.
Для того чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо выяснить социальное значение термина цантоу - «синеповязочник». Впервые этот термин встречается в «Чжаньгоцэ», где говорится, что в период Чжаньго армия царства Вэй насчитывала «ули {штуши) двести тысяч [человек], цантоу двести тысяч, фэнъ- цзи двести тысяч [и] сыту сто тысяч».
Все эти ули (уши), цантоу, фэньцзи и сыту - названия различных родов войск. Уши, согласно сообщению более позднего источника, в отличие от цантоу имели лук весом в 12 даней, 50 стрел, шлем, меч, трехдневные запасы продовольствия и могли пройти в день не менее 100 ли, ^шжуиш освобождались от несения трудовых и воинских повинностей и получали хорошие земли и жилища. По-видимому, уши были хорошо экипированные войска, а цантоу - легковооруженные. Применялся ли тогда термин цантоу для обозначения рабов, как это полагает Чжао Лишэн, сказать довольно трудно, ибо просто невозможно представить 200-тысячную армию рабов, находившуюся на военной службе у государства.
Позже, во времена правления династии Цинь, этот термин приобретает вполне устойчивое социальное значение. Согласно сообщению танского историка и комментатора Ли Сяня, «в [период] Цинь народ называли черноголовыми, а рабов - синеповязочниками (цантоу), чтобы отличить их от свободных».
Под «черноголовыми» следует понимать всех свободных жителей Поднебесной: бедных и богатых общинников, торговцев, ростовщиков, ремесленников, чиновничество и т.д. Точно такая же градация проводилась и во времена династии Хань, где рабов именовали «синеповязочниками» {цантоу) в отличие от черноголовых - свободных.
В ханьских источниках отмечается, что в период Ранней Хань термин «синеповязочник» употреблялся для обозначения раба. Этого не отрицает и Лю Кайян. М.Вильбур, написавший большое исследование о рабстве в период Ранней Хань, довольно убедительно доказывает, что термин «синеповязочник» применялся только в отношении рабов. Поскольку общественное и государственное устройство Цинь и Ранней Хань имеет очень много общего, то вполне возможно предположить, что термин «синеповязочник» применялся в Цинь в том же значении, что и в Ранней Хань.
Таким образом, армию Люй Чэня можно считать армией восставших рабов, и в этом отношении мы солидаризируемся с точкой зрения Чжао Лишэна, Су Цунъу и Ци Ся. Вполне возможно, что впоследствии к армии Люй Чэня могли присоединиться и земледельцы, и представители иных социальных прослоек, но костяком, движущей силой данного отряда являлись государственные рабы, и в этом заключалась одна из причин боевых успехов этой армии, неоднократно громившей правительственные войска даже в период поражения восстания Чэнь Шэна.


Глава 2. Народная война и падение империи
225
В конце 209 г. до н.э. в активную борьбу против династии Цинь включились также некоторые чиновники из районов, принадлежавших в прошлом шести покоренным царствам. Среди них были не только представители низшей чиновничьей прослойки, такие как Лю Бан, Сяо Хэ? Цао Цань и др.? но и старшие чиновники - начальник уезда Пэй Инь Тун, начальник округа Куай- цзи и др.
Сыма Цянь, а вслед за ним и некоторые современные китайские историки считают, что только страх перед гневом народным заставил чиновничество присоединиться к армии повстанцев. Конечно, боязнь народного гнева оказала определенное влияние на вступление некоторых чиновников в отряды повстан-
п.ев. Однако главная причина заключалась совершенно в другом - часть чиновников, главным образом те, кто проживал на территории бывших шести царств, были уже давно недовольны политикой циньского двора, особенно в последние годы жизни Цинь Шихуана и в период кратковременного правления Эр Шихуа- на. Не следует забывать, что на чиновничество распространялась так называемая система взаимной ответственности. В своде законов Циньской империи имелся специальный вид наказания, распространявшийся и на чиновников, - ссылка рядовым в пвтраничные части.
Следует учитывать, что все циньское чиновничество, гражданское и военное, находилось на строго регламентированном довольствии. Случаи земельного пожалования чиновникам были крайне редки. Подобное положение вызывало недовольство со стороны высшего гражданского и военного чиновничества. По- этому во время восстания часть высшего чиновничества заняла выжидательную позицию.
Небезынтересно отметить, что в источниках не встречается материал о расправе повстанцев с мелкими чиновниками, вся сила их удара была направлена против так называемых старших чиновников. К этой категории относились чиновники, занимавшие командные посты в уездных и окружных органах управления: начальники уездов и округов и их заместители. По сообщению Сыма Цяня, «все те, кто страдал от циньских чиновников, убивали начальников округов и [их] помощников, начальников уездов и [их] помощников, [они] поднялись против [династии] Цинь, откликнувшись на [восстание] Чэнь Шэна».
Учитывая сильные антициньские настроения, царившие среди населения бывших шести царств, вполне уместно выдвинуть предположение, что «старшие чиновники», по-видимому? были выходцами из Гуаньчжуна. Это предположение не лишено основания. Известно, что в процессе объединения стра- ны под властью Цинь большая часть наследственной аристократии и чиновничества шести царств была либо уничтожена, либо подвергалась репрессиям. Достаточно вспомнить историю с вэйскими чиновниками Чжан Эром и Чэнь Юем.
Циньским властям, разделившим территорию шести царств на ряд административных округов, пришлось устанавливать на местах новую администрацию. На руководящие посты в местных органах власти были, вероятно, поставлены


226
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
циньские чиновники. В качестве доказательства можно сослаться на следующий факт. Поздней осенью 209 г. до н.э. начальник уезда Пэй, расположенного на севере современной пров. Цзянсу, узнав о восстании Чэнь Шэна и видя, как активно поднимается чуское население на борьбу против циньского двора, решил присоединиться к повстанцам. Однако его подчиненные не советовали обращаться к населению уезда с призывом к восстанию, мотивируя это тем, что народ не пойдет за начальником уезда, ибо он является «циньским чиновником».
На низшие же административные должности назначали местных жителей, обычно из наиболее зажиточных слоев общины. А поскольку часть мелких чиновников сама присоединилась к повстанцам, то основной удар пришелся на «старших чиновников». Одним из наглядных примеров участия мелких чиновников в антициньской борьбе может послужить социальный состав отряда Лю Бана, особенно на первом этапе восстания.
Выступление Лю Бана началось в октябре 209 г. до н.э. под непосредственным влиянием восстания Чэнь Шэна. До занятия уездного центра Пэй отряд Лю Бана насчитывал несколько десятков, а впоследствии несколько сотен человек и состоял главным образом из беглых заключенных и государственных рабов, не желавших принимать участие в строительстве императорской гробницы в Ли- шане.
Сам Лю Бан происходил из зажиточной землевладельческой семьи, жившей на северо-западе современной пров. Цзянсу в общине Чжунъян. В отличие от Чэнь Шэна ему не пришлось обрабатывать в молодости чужие поля, более того, судя по сообщениям Сыма Цяня и Бань Гу, Лю Бан вообще «не принимал участия в работе по хозяйству в своей семье». Благодаря зажиточному положению своей семьи Лю Бану удалось стать начальником тина. Осенью 209 г. до н.э. 48-летнему начальнику тина было поручено сопровождать партию ту (заключенных и государственных рабов) на строительство императорской гробницы в Лишань. По пути многие ту разбежались. Лю Бан не решился вернуться домой, опасаясь наказания со стороны уездного начальства. Некоторое время он вместе с несколькими десятками ту скрывался в горах на северо-востоке пров. Аньхуэй. Когда до него дошло известие о восстании Чэнь Шэна, он двинул свой отряд на уездный город Пэй. По пути к нему присоединились старые знакомые - мелкие уездные чиновники Сяо Хэ и Цао Цань.
В то время когда повстанцы подошли к г. Пэй, там находился начальник уезда и, вероятно, часть уездных чиновников. Но они не могли уже противостоять повстанцам. Вся власть фактически находилась у членов совета старейшин {фу- лао), которые и возглавили оборону города, мобилизовав для этого все взрослое население пэйской общины {цзы-ди - сыновей и братьев). Лю Бану удалось уговорить пэйских «отцов-старейших» расправиться с начальником уезда и впустить повстанцев в город. Пэйские «отцы-старейшие» провозгласили Лю Бана гуном (правителем) Пэй и помогли ему набрать в свой отряд свыше 2 тыс. местных общинников. Овладев уездом Пэй, повстанцы направились на север, наме¬


Глава 2. Народная война и падение империи
227
реваясь захватить уезды Хулин и Фанъюй. Однако этот поход окончился неудачей, и в ноябре 209 г. до н.э. Лю Бану пришлось отступить в г. Фэн. Вскоре к Фэну подошла регулярная циньская армия под командованием полководца Пина - инспектора Сычуаньского округа. Циньским войскам удалось окружить город, но после двухдневных боев повстанцы прорвали кольцо окружения и разгромили армию Пина.
В декабре 209 г. до н.э. Лю Бан повел свои войска в направлении округа Се, оставив Юн Чи оборонять г. Фэн. По сообщению Сыма Цяня, повстанцам удалось разгромить еще одну циньскую армию, которой командовал Чжуан - начальник округа Сышуй.
Чжуан с остатками своих войск бежал в Ци? где был пойман и убит одним из ближайших помощников Лю Бана. После разгрома Чжуана Лю Бан направил свою армию на соединение с одним из уцелевших отрядов Чэнь Шэна, которым командовал земледелец Цинь Цзя. По пути следования отряда к нему присоединились общинники и мелкие циньские чиновники, которым Лю Бан предоставлял различные командные посты. Так, например, Чжоу Чан был назначен знаме- носцем, а его брат Чжоу Кэ - советником Лю Бана.
Зимой 208 г. до н.э. повстанцы Лю Бана соединились с отрядом Цинь Цзя и начали совместные действия, очищая от циньских властей северную часть пров. Цзянсу.
В это время на северо-западе современной пров. Чжэцзян разрасталось мощное восстание населения бывшего царства Чу под руководством чуского полководца Сян Ляна. Социальный состав повстанцев армии Сян Ляна несколько от- личался от социального состава повстанцев отряда Лю Бана. В отряде Сян Ляна большую роль играли крупные землевладельцы Учжунского уезда, расположенного на территории округа Куайцзи. Еще в мирное время направляли они своих бинъкэ к Сян Ляну для прохождения соответствующей военной подготовки. Те же крупные землевладельцы, вероятно через советы старейшин своих общин, посылали на обучение к Сян Ляну «сыновей и братьев», чтобы он «определил, на что [они] были способны...».
Поэтому уже в начале восстания, как сообщает Сыма Цянь, под командованием Сян Ляна сразу оказалось 8 тыс. отборных воинов. Движущей силой этого вос- стания，так же как и восстания Лю Ъана，являлись чуские общинники，но в отли_ чие от любановского отряда командные посты в армии Сян Ляна находились в руках наследственной аристократии и крупных землевладельцев из Учжуна. Помощником Сян Ляна был назначен его племянник, 24-летний Сян Юй.
Повстанцы без особого труда расправились с представителями местной цинь- ской администрации и двинулись на северо-запад навстречу циньским войскам. К отряду Сян Ляна, продвигавшемуся по территории царства Чу, присоединялись многочисленные земледельцы, ремесленники и другие недовольные политикой циньского двора. Популярность отряда, возглавляемого наследственной аристократией царства Чу, росла с исключительной быстротой, на сторону Сян Ляна переходили не только отдельные группы повстанцев, но и целые отряды.


228
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
В числе последних был отряд Цин Бу и отряд полководца Пу. К тому времени в войсках Сян Ляна насчитывалось 60 тыс. человек. В апреле 208 г. до н.э. к Сян Ляну присоединился отряд Лю Бана. Летом того же года, когда Сян Лян узнал о гибели Чэнь Шэна, он решил созвать совещание всех руководителей повстанческих отрядов для выработки единого плана борьбы против династии Цинь и выборов нового царя вместо погибшего Чэнь Шэна. В совещании участвовали представители повстанческих отрядов, действовавших на территории современных провинций Хэнань, Шаньдун, Аньхуэй и Цзянсу.
Нам, к сожалению, неизвестен социальный состав участников совещания, но по его результатам можно предположить, что решающий голос принадлежал там отнюдь не рядовым общинникам. Тон задавала наследственная аристократия бывшего царства Чу; один из ее представителей, 70-летний Фань Цзэн, выступил с программной речью. Он обрушился на Чэнь Шэна за то, что последний, возглавив восстание, не захотел провозглашать царем никого из законных наследников чуского престола, именно в этом и заключалась, по мнению Фань Цзэна, причина быстрой гибели Чэнь Шэна. Обращаясь к Сян Ляну, Фань Цзэн сообщил, что многие чуские аристократы полностью поддерживают его, ибо уверены, что Сян Лян, потомственный чуский военачальник, восстановит законные права чуских царей и возведет на престол одного из потомков Хуай-вана. Сян Лян согласился с Фань Цзэном. Вскоре был найден один из внуков чуского Хуай-вана, по имени Синь, и его провозгласили чуским Хуай-ваном. Резиденцией юного царя стал г. Юйи. Однако Хуай-ван был всего лишь номинальным главой повстанческих отрядов, фактическое руководство антициньской борьбой осуществлял Сян Лян.
На этом же совещании одному из руководителей восстания, Чэнь Иню, было присвоено звание шанчжуго и пожалованы во владение пять уездов. Это было первое пожалование со времени начала антициньской борьбы, оно невольно раскрывает стремления наследственной аристократии и чиновничества к восстановлению утраченных позиций.
Сян Лян гораздо легче шел навстречу желаниям представителей наследственной аристократии и циньского чиновничества, нежели Чэнь Шэн, ибо принадлежал к той же социальной категории. Себя же Сян Лян провозгласил прави- телем У синя.
Отряды Сян Ляна нанесли ряд поражений циньским войскам и захватили округ Саньчуань. Однако осенью 207 г. до н.э. циньским войскам под командо- ванием Чжан Ханя удалось разбить повстанческую армию и убить Сян Ляна. Гибель Сян Ляна и поражение его армии заставили повстанцев провести реорганизацию своих отрядов, чтобы повысить их боеспособность. Одновременно повстанцы приняли новый план боевых действий - часть войск под командованием Сун И и Сян Юя была послана на север, в Цзюйлу, на помощь окруженным циньскими войсками отрядам Чжао Се и Чжан Эра. Остальные отряды направились на запад на захват циньской столицы. Первоначально на должность командующего этими отрядами претендовал Сян Юй? однако «старые полководцы»


Глава 2. Народная война и падение империи
229
отвергли его притязания, мотивируя свой отказ жестокостью Сян Юя. Судя по всему, «старые полководцы» понимали, что население бывшего царства Цинь могло встретить восточных пришельцев довольно настороженно, если даже не враждебно. Необходимо было найти такого командующего, который нашел бы общий язык с руководителями циньских общин и внушил бы им, что повстанцы, так же как и они, страдали от циньских властей и фактически враг у них один. Командующим был назначен Лю Бан, отличавшийся более гибкой тактикой во взаимоотношениях с населением, а также, по-видимому，еще и потому, что сам он был в прошлом общинником.
Успех похода Лю Бана во многом зависел от результатов боев на севере, где была сосредоточена большая часть регулярных императорских соединений под командованием полководцев Чжан Ханя, Ван Ли, Шэ Цзяня и Су Цзяо. После девяти жестоких сражений отрядам Сян Юя удалось разгромить циньские войска; Су Цзяо и Шэ Цзянь были убиты, а Ван Ли и Чжан Хань сдались в плен. Эта победа имела большое значение и для самого Сян Юя. Как сообщает Сыма Цянь, «отныне все чжухоу стали подчиняться [Сян Юю]».
А в это время Лю Бан совершал свой победный марш на столицу Циньской империи. Успешное продвижение его отрядов объясняется прежде всего тем, что главные силы циньской империи были разбиты Сян Ляном под Цзюйлу, а также гибкой политикой самого Лю Бана, шедшего зачастую на компромисс с крупными циньскими чиновниками. Так, например, во время боев за г. Вань в июле 207 г. до н.э. Лю Бан пожаловал начальнику округа почетный титул инь- ского хоу и право взимания налога с тысячи дворов за то, что последний сдался на милость победителя. Этот эпизод сыграл немаловажную роль в дальнейшей судьбе самого Лю Бана. Крупные гражданские и военные чиновники циньского двора постепенно убеждались, что Лю Бан - это не типичный представитель восставшей «черни» вроде Чэнь Шэна, по призыву которого повстанцы уничтожали «старших чиновников», он даже наделяет представителей циньских властей, перешедших на его сторону, почетными титулами и земельными владе- ниями; поэтому многие из них перестали оказывать активное сопротивление войскам Лю Бана. Так, без боя сдавался один населенный пункт за другим. Когда армия Лю Бана подошла к г. Даньшуй, расположенному в южной части пров. Хэнань, гаоский хоу Ци Сай и сянский хоу Ван Лин приказали открыть городские ворота и сдались вместе со всеми своими войсками. Из Даншуя Лю Бан повел войска на юго-запад и овладел Хуяном на севере пров. Хубэй, затем, резко изменив направление, двинулся к уездам Чжэ и Ли, находившимся в южной части Хэнани. По пути к Лю Бану присоединился один из отрядов У Жуя под ко- мандованнем Мзй Цзюаня.
Успехи Лю Бана объясняются главным образом той политикой, которую он проводил в отношении населения страны. Войскам был отдан строгий приказ не совершать никаких насилий. И действительно, как сообщают источники, там, где проходили войска Лю Бана, не было грабежей и разбоев. По сообщению Бань Гу, население было довольно поведением воинов Лю Бана.


230
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Таким образом, уже тогда тактика Лю Бана выгодно отличалась от тактики Сян Юя. При выяснении причин успешного продвижения армии Лю Бана, так же как и причин побед Сян Юя? не следует забывать о той активной роли, которую сыграло в этом восстание Чэнь Шэна и У Гуана. Это восстание оттянуло на себя огромную часть циньских войск и нанесло сокрушительный удар по Цинь- ской империи в целом, что создало благоприятные условия для всех последующих восстаний и походов повстанцев.
Овладев уездами Чжэ и Ли, войска Лю Бана приблизились к границам Гуань- чжуна. Лю Бан послал Нин Чана в Сяньян, по-видимому? для ведения переговоров с циньским двором. Однако еще до прибытия представителя повстанцев Чжао Гао произвел дворцовый переворот и убил Эр Шихуана. Затем он послал нарочного к Лю Бану, намереваясь договориться с ним о разделе Гуаньчжуна, однако руководитель повстанцев отказался вести переговоры. Сыма Цянь объясняет отказ Лю Бана тем, что последний не поверил в искренность стремлений коварного царедворца. Одновременно по совету Чжан Ляна Лю Бан послал Ли Шэня и Лу Цзя к циньским полководцам, командовавшим обороной Гуаньчжуна, обещая им значительные награды за отказ от сопротивления во время наступления повстанцев на горную заставу Угуань.
Все эти дипломатические переговоры облегчили продвижение повстанческих войск, и в августе 207 г. до н.э. отряды Лю Бана захватили с боем один из важнейших стратегических пунктов на пути к Сяньяну - заставу Угуань. Войска Лю Бана первыми вошли на территорию бывшего Циньского царства.
Однако неожиданные события, вспыхнувшие при дворе, приостановили на время продвижение повстанческих отрядов. Суть дела в том, что после убийства Эр Шихуана Чжао Гао в середине 207 г. до н.э. провозгласил циньским императором Цзы Ина, сына старшего брата казненного императора. Но Цзы Ин не оправдал надежд Чжао Гао, он не захотел быть марионеткой в руках всевластного царедворца. Вскоре после воцарения Цзы Ин уничтожил Чжао Гао вместе со всем его родом. Молодой император не собирался идти ни на какие компромиссы. Он послал крупную регулярную часть во главе с одним из своих самых надежных полководцев в Яогуань с приказом остановить дальнейшее продвижение повстанческих войск. Горная застава Яогуань имела важное военно-стратегическое значение, так как была расположена на пути к Сяньяну в труднопроходимой юго-восточной части пров. Шэньси. Лю Бан не решился штурмовать заставу, получившую подкрепление из центра. Он послал свои отряды в обход Яогуаня. Преодолев гору Гуйшань, он нанес сильный удар циньским войскам, расположенным к югу от г. Ланьтяня. Овладев им, Лю Бан повел свои отряды на север, где в упорном бою разбил циньские войска. В октябре 207 г. до н.э. армия Лю Бана заняла Башань, расположенный недалеко от Сяньяна. В столице Циньской империи осталось слишком мало воинов. Не в силах противостоять мощному натиску повстанческой армии, Цзы Ин сдался на милость победителя. Династия Цинь прекратила свое существование.


Глава 2. Народная война и падение империи
231
Многие руководители повстанческих отрядов советовали Лю Бану казнить Цзы Ина, однако он не пошел на это и назначил бывшего императора простым чиновником.
Вступив без боя в Сяньян, Лю Бан остановился в одном из императорских дворцов. Он приказал опечатать все правительственные склады с драгоценностями и имуществом; большую часть своих войск Лю Бан вывел из города и разместил в Башане.
Этот маневр преследовал две цели: во-первых, успокоить население столицы и заставить его уверовать в миролюбие Лю Бана; во-вторых, надежно прикрыть подходы к Сяньяну с северо-востока, что играло немаловажную роль в дальнейших планах Лю Бана.
Вскоре после занятия Сяньяна Лю Бан решил обнародовать свою политическую программу. Для этой цели он призвал в столицу фулао и хаоцзе, представлявших население городов и селений центральной и западной части про- винций Хэнань и Шэньси. По сообщению Сыма Цяня, Лю Бан обратился к ним со следующей речью: «Отцы-старейшие {фулао) долго страдали от жестоких законов [династии] Цинь. Тех, кто порицал Цинь, казнили со всем родом, тех, кто случайно заговаривал [о запрещенном], казнили на площади. Я договорился с правителями царств поставить царем того, кто первым войдет в Гуань- чжун.
Я стал царем Гуаньчжуна и заключаю с отцами-старейшими договор о [введении] закона из трех пунктов:
За убийство человека - смерть.
За ранение человека или ограбление - возмещение (выкуп) [согласно] тяжести преступления.
Все законы Цинь полностью отменяются.
Все чиновники и народ остаются на своих местах, как прежде. Не бойтесь. Я пришел, чтобы избавить от беды отцов-старейших, а не для нападения и жестокостей. Ведь я вернул войска в Башань, дабы подождать прихода правителей царств и заключить договор».
Весьма знаменательно, что речь Лю Бана была обращена не к хаоцзе, а к фулао -полномочным представителям жителей городов и селений, с которыми он и заключил свой знаменитый договор.
Подобное мероприятие позволило Лю Бану установить контакт с руководителями общинных органов самоуправления и привлечь их на свою сторону. Широкие слои населения бывшего царства Цинь приветствовали повстанцев Лю Бана, «поднося рядовым и командирам быков, баранов и вино».
Занятие Сяньяна и свержение последнего представителя циньской династии знаменовали окончание антициньской борьбы, длившейся свыше трех лет. Однако восстание, начатое в 209 г. до н.э., еще не окончилось. Оно вступило в новую фазу, известную в истории под названием «войны между Чу и Хань».


232
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
Война между Чу и Хань — третий этап народной войны (206—202 гг. до н.э.)
Успехи Лю Бана встревожили Сян Юя, и он решил направить свои войска к границам Гуаньчжуна. В декабре 206 г. до н.э. 400-тысячная армия Сян Юя вступила в Сяньян, Лю Бан был вынужден отвести свои войска, ибо соотношение сил было далеко не в его пользу. Действие Сян Юя резко отличались от поведения Лю Бана. Он мстил за все «обиды», нанесенные в свое время циньской династией наследственной аристократии царства Чу. Сян Юй обрушил свой гнев на жителей столицы, учинив массовую резню и разрушив все циньские дворцы. По сообщению Сыма Цяня, циньское население «глубоко разочаровалось в [своих] надеждах, однако не осмеливалось ослушаться [приказов Сян Юя]».
Приход Сян Юя к власти не принес никакого облегчения общинникам, ремесленникам, торговцам и мелким циньским чиновникам, принимавшим непосредственное участие в борьбе против династии Цинь. Мероприятия, проведен- ные им вскоре после падения Цинь, были целиком и полностью направлены на удовлетворение интересов наследственной аристократии бывших шести царств и частично тех командующих повстанческими отрядами, которые в то время представляли для него определенную угрозу и с интересами которых он был вынужден считаться. К числу последних относились Лю Бан и Цин Бу.
Сян Юй взял себе девять циньских округов, расположенных на территории бывших царств Чу и Вэй.
Вся остальная территория страны была разделена на восемнадцать следующих самостоятельных царств:
1. Лю Бану пожалованы земли округов Ханьчжуна, Ба и Шу и титул ханьского вана. Царство Лю Бана занимало довольно значительную территорию, включавшую юго-западную часть современной пров. Шэньси и север Сычуани.
Стремясь закрепить за собой остальную часть бывшего царства Цинь и предотвратить возможное выступление Лю Бана, Сян Юй разделил территорию Гуаньчжуна между тремя циньскими полководцами, сдавшимися ему в плен,- Чжан Ханем, Сыма Синем и Дун И.
2. Чжан Ханю присвоен титул юнского вана и пожалованы земли к западу от Сяньяна.
3. Сыма Синь произведен в сайские ваны, территория его царства простиралась к востоку от Сяньяна, вплоть до берегов Хуанхэ.
4. Дун И пожалован титул диского вана и отдан во владение бывший цинь- ский округ Шанцзюнь.
5. Наследственному аристократу бывшего царства Чу полководцу Шэнь Яну присвоен титул хэнаньского вана и пожалованы земли к югу от Хуанхэ.
6. Сыма Ану, бывшему полководцу царства Чжао, присвоен титул иньского вана и пожалована территория в среднем течении Хуанхэ.


Глава 2. Народная война и падение империи
233
7. Бывшему царю царства Чжао - Чжао Се был присвоен титул дайского вана и пожалован одноименный округ в северной части современной Шаньси.
8. Чжан Эру, крупному чиновнику бывшего царства Вэй, присвоен титул чаншаньского вана и пожалована большая часть территории бывшего царства Чжао.
9. Цин Бу, отбывавшему в свое время наказание на строительстве императорской гробницы в Лишане, присвоен титул цзюцзянского вана и пожалован округ Цзюцзян.
10. Гун Аао, первому советнику юного чуского царя Хуай-вана, присвоен титул линьцзянского вана и пожалована часть территории бывшего царства Чу.
11. У Жую, начальнику уезда Фаньян, возглавившему восстание народности юэ, пожалован титул хэшаньского вана и часть территории бывшего царства Чу.
12. Наследственному аристократу царства Янь полководцу Цзан Ту присвоен титул яньского вана и пожалована большая часть территории бывшего царства Янь.
13. Бывшего царя царства Янь - Хань Гуана назначили ваном Ляодуна.
14. Бывшего царя царства Вэй - Вэй Бао провозгласили ваном Западной Вэй и пожаловали циньский округ Хэдун.
15. Особым приказом Сян Юя бывшему ханьскому царю Хань Чэну оставили прежний титул и пожаловали несколько округов на территории бывшего царства Хань.
16. Тянь Ши, бывшего царя царства Ци, провозгласили ваном Цзяодуна.
17. Наследственному аристократу царства Ци полководцу Тянь Ду присвоен титул цзибэйского вана и пожалована часть территории бывшего царства Ци.
18. Тянь Аню, внуку бывшего циского царя Ван Цзяня, присвоен титул цзи- бэйского вана и пожалована часть территории бывшего царства Ци.
Приведенный выше социальный состав новоиспеченных царей вряд ли нуждается в каких-либо комментариях, это лучшее доказательство того, что Сян Юй прежде всего был выразителем интересов наследственной аристократии шести царств. Именно поэтому он не мог предложить ничего иного, кроме старых, уже изживших себя форм правления, характер его земельных пожалований резко отличался от пожалований циньского двора, который жаловал наиболее заслуженных лиц только правом кормления с определенной территории, строго ограничив количество налоговых поступлений и удерживая при этом всю полноту власти в своих руках. Цари же, поставленные Сян Юем, являлись полновластными хозяевами своих владений и лишь номинально подчинялись центру. Раздел страны на восемнадцать совершенно самостоятельных владений, сопровождавшийся возрождением междоусобных распрей среди новоявленных «правителей», фактически означал возврат к периоду Борющихся царств (Чжаньго, V-III вв. до н.э.). Подобное положение не могло оставаться долго. Необходимо отметить, что уже в ходе антициньской борьбы, особенно на ее втором этапе (208-206 гг. до н.э.)? наблюдался процесс образования двух лагерей, выражавших интересы различных социальных слоев. Лагерь, возглавляемый Сян Юем, представлял ин¬


234
Часть II. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
тересы наследственной аристократии шести царств. Однако войска Сян Юя со- стояли не из одной наследственной аристократии. Значительную часть их со_ ставляли земледельцы-общинники, в подавляющем большинстве уроженцы царства Чу. Они примкнули к Сян Юю, увлеченные его антициньскими лозунгами. Не следует забывать, что антициньские настроения были особенно сильны в царстве Чу, где существовало следующее поверье: «Пусть в Чу останется всего лишь три двора, но погубит Цинь непременно Чу». В дальнейшем, после уничтожения династии Цинь, все большее число земледельцев стало покидать Сян Юя, разочаровавшись в его политике.
Во главе второго лагеря стоял Лю Бан, выражавший интересы самых широких слоев населения: общинников-земледельцев, мелких и средних торговцев, мелких чиновников и ремесленников. О социальном составе этого лагеря можно получить некоторое представление из краткого знакомства с руководителями повстанческих отрядов, находившихся в непосредственном подчинении Лю Ба- на: Чэнь Пин был бедным земледельцем-общинником, семья которого имела всего лишь ЪО му земли; Хань Синю в период правления династии Цинь «частенько приходилось просить у людей подаяние»; Фань Куай «промышлял [в период Цинь] ловлей одичавших собак»; Гуань Ин был мелким бродячим торгов- цем — занимался «перепродажей материи»; Чжоу Бо《зарабатывал на жизнь пле_ тением корзин для тутового шелкопряда» и частенько подрабатывал тем, что «играл на трубе во время похоронных обрядов»; Сяо Хэ и Цао Цань служили мелкими уездными чиновниками; Лоу Цзин зарабатывал себе на жизнь перевозкой грузов на ручной тележке.
Помимо двух указанных выше лагерей в составе повстанческих войск имелись отряды Цин Бу, Люй Чэня, Пэн Юэ и др.? которые временами действовали самостоятельно, а иногда присоединялись к одному из лагерей. В период анти- циньской борьбы все эти отряды выступали единым фронтом, будучи связанными общностью цели. Однако, когда цель была достигнута и династия Цинь уничтожена, на первый план стали выступать противоречия, порожденные различным социальным составом повстанцев.
Несмотря на то что все плоды победы достались наследственной аристократии, не все ее представители были согласны с пожалованиями Сян Юя и не желали сдавать без боя свои позиции. Но главное было в другом - рядовые пов- станцы, участники десятков и сотен кровопролитных боев с регулярными войсками Циньской династии, отнюдь не собирались возвращаться домой с пустыми руками.
На первом этапе антициньской народной войны (август 209 - февраль 208 г. до н.э.) и в начале второго (208-206 гг. до н.э.) в лозунгах восставших преобла- дали элементы так называемого местного патриотизма: чусцы сражались за《Be- ликое Чу», жители Ци - за восстановление царства Ци, яньцы - за восстановление Янь и т.д., что позволяло наследственной аристократии собирать под свои знамена широкие круги населения своих царств, недовольного правлением династии Цинь, и использовать это недовольство и силу народного возмущения


Глава 2. Народная война и падение империи
235
для достижения своих целей. Однако, несмотря на то что «местный патриотизм» играл большую роль в идеологии повстанцев, они решительно добивались и удовлетворения своих интересов: земледельцы - отмены налогов и облегчения трудовых и воинских повинностей, а порабощенные - возвращения свободы.
Яснее всего эти классовые стремлении! земледельцев прослеживаются в лозунгах и мероприятиях Лю Бана, поскольку земледельцы составляли основную силу его армии. Все большее число общинников связывало свои надежды с Лю Баном. Строгое следование Лю Баном «трем пунктам», провозглашенным им при занятии Гуаньчжуна, привлекло на его сторону также широчайшие круги населения бывшего царства Цинь. Назначение Лю Бана ханьским ваном и уход его войск из Гуаньчжуна не могли не вызвать недовольство со стороны циньского населения, ибо тогда терял силу и его договор, заключенный с циньскими санълао.
Отсутствие единства в лагере Сян Юя, рост недовольства и разногласий среди представителей наследственной аристократии из-за земельных владений, с одной стороны, и усиливавшееся недовольство рядовых повстанцев, не добившихся удовлетворения их насущных нужд, - с другой, такова была обста- новка в стране в первые месяцы после уничтожения династии Циш>.
Вскоре после разъезда новоявленных ванов и хоу по своим владениям в стране вспыхнула междоусобная борьба.
Вспыхнувшая на востоке страны междоусобная борьба между Сян Юем и недовольными представителями наследственной аристократии создавала благоприятные условия для выступления Лю Бана. В июле 206 г. до н.э. войска Лю Бана быстрым маршем вторглись в Гуаньчжун и сразу же разбили армию Чжан Ханя. Население Гуаньчжуна радостно приветствовало отряды Лю Бана.
Вскоре вся территория бывшего царства Цинь оказалась в руках повстанцев Лю Бана. Так началась открытая война между Сян Юем и Лю Баном, известная в китайской историографии под названием《войны между Чу и Хань».
Выступление Лю Бана в отличие от «восстаний» Тянь Чжуна, Чэнь Юя и других представителей наследственной аристократии имело двойственный характер: стремление к верховной власти в стране переплеталось с борьбой за удовлетворение интересов широких слоев населения, в первую очередь земледельцев- общинников. Именно поэтому мы вправе рассматривать борьбу между Сян Юем и Лю Баном как борьбу, носящую классовый характер. Наглядным доказательством этого положения служат мероприятия, проведенные им сразу же после достижения первой крупной победы над приспешниками Сян Юя. Овладев Гу- аньчжуном, Лю Бан осуществил несколько радикальных преобразований: по его приказу «все парки, заповедники и водоемы бывшей [династии] Цинь были отданы под поля народу». Не были забыты и те жители округов Ба и Шу, которые помогали армии Лю Бана во время стремительного броска транспортировать грузы по трудным горным дорогам Северной Сычуани: «Все те, кто трудился для армии Лю Бана (перетаскивал грузы во время похода. - Л.П.), освобождались от [выплаты] налогов и [несений трудовых и воинских] повинностей [сроком] на два года».


236
Часть IL ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
На всей территории, находившейся тогда под властью Лю Бана, была проведена широкая амнистия государственных преступников, осужденных еще при династии Цинь. Семьи тех жителей Гуаньчжуна, которые добровольно присоединились к войскам Лю Бана, освобождались от налогов и повинностей сроком на один год.
Был издан приказ о пожаловании рангов, вероятно первой степени, всем главам семей, проживавших на территории, подконтрольной Лю Бану.
Вводя этот приказ, Лю Бан рассчитывал заручиться поддержкой со стороны широких кругов общинного населения. Это мероприятие было выгодно прежде всего членам советов старейшин (фулао) многих общин, ибо каждый из них являлся одновременно и главой семьи, причем, как правило, наиболее зажиточной семьи общины, т.е. принадлежал к тому типу крупных землевладельческих семей, значительная часть которых вела рабовладельческое хозяйство.
Особое внимание уделил Лю Бан санълао, возглавлявшим межобщинные культовые объединения. Согласно сообщению Бань Гу, Лю Бан санкционировал новые выборы санълао, которые были проведены в том же году, по-видимому, не без участия общинных советов старейшин: «...выдвинули из народа в санълао людей старше пятидесяти лет, лучших по наставлению в делах и способностям в руководстве населением, по одному санълао на волость».
Стремясь завоевать расположение санълао, Лю Бан особым декретом освободил их от выполнения трудовых повинностей и несения службы на границе. Более того - и это было одним из важнейших мероприятий Лю Бана, сохранившим свою силу на протяжении всей династии Хань, - он наделил санълао некоторыми, хотя и небольшими, правами. По указу Лю Бана была учреждена должность уездного санълао, выбиравшегося из состава санълао волости. Уездный санълао совместно с начальником уезда и его двумя помощниками принимал участие в обсуждении различных дел. По всей вероятности, он обладал всего лишь совещательным голосом. Тем же декретом устанавливалось, что ежегодно в канун Нового года Лю Бан должен жаловать санълао мясом и вином. Этого обычая придерживались в дальнейшем все ханьские императоры.
Раздача императорской земли общинникам, освобождение «преступников», пожалование рангов главам семей, освобождение на год от повинностей семей общинников, присоединившихся к повстанцам, - таковы были лозунги Лю Бана, с которыми он выступил на борьбу против Сян Юя. Сила их заключалась прежде всего в том, что это были не пустые декларации. Они были осуществлены на всей территории, подвластной Лю Бану. Именно реальность этих лозунгов и привлекла к Лю Бану широкие круги земледельцев и ремесленников. К тому же Лю Бан проводил очень гибкую политику в отношении высшего циньского чиновничества, представителей имущих слоев и даже наследственной аристократии, наделяя тех, кто переходил на его сторону, рангами и правом кормления с определенной территории. Этим мероприятием Лю Бана Сян Юй не мог противопоставить ничего реального. Он цеплялся за старые формы правления, провозглашенные им сразу же после уничтожения династии Цинь. Более того, его


Глава 2. Народная война и падение империи
237
жестокие методы ведения войны, когда сжигались целые города и уничтожались почти все жители, привели к столкновению с его бывшими союзниками. Так было, в частности, с населением царства Ци, выступившим с оружием в руках против отрядов Сян Юя. Убийство же Сян Юем чуского царя Хуай-вана, бывшего в период борьбы против династии Цинь главой всего антициньского лагеря, явилось грубой политической ошибкой Сян Юя, усилившей позиции Лю Бана.
В результате напряженной вооруженной борьбы 206-205 гг. до н.э., которая проходила сначала с переменным успехом, а в дальнейшем с нараставшим перевесом Лю Бана, Сян Юй оказался в полной изоляции; многие из командиров повстанческих отрядов, такие как Цин Бу, Чжан Эр, Вэй Бао и др., находившиеся ранее в подчинении Сян Юя, покинули его и перешли вместе со своими войсками на сторону Лю Бана. И это объясняется не столько тем, что Лю Бан пожа- ловал им гораздо большие земельные владения, нежели Сян Юй, сколько притягательной силой мероприятий Лю Бана, завоевавших ему многочисленных сторонников среди рядовых повстанцев бывших отрядов Сян Юя. В январе 202 г. до н.э. остатки некогда огромной армии Сян Юя были уничтожены в бою под Гайся, в этой же битве погиб и Сян Юй. Так закончилась «война между Чу и Хань», длившаяся свыше четырех лет.
Какие же все-таки социальные слои выиграли от этой войны? Прежде всего это повстанцы, сражавшиеся на стороне Лю Бана, т.е. почти все активные участники антициньской борьбы. Социальный состав их был довольно разнообразен. Мы уже отмечали, что в армии Лю Бана были бедные земледельцы-общинники и рабы, ремесленники, торговцы и мелкие чиновники, а также часть зажиточных землевладельцев. Рассмотрим сначала, что же дала эта победа рядовым повстанцам. По эдикту Лю Бана, принявшего в феврале 202 г. до н.э. титул императора Гао Цзу, все земледельцы его армии освобождались от несения трудовых повинностей, а их семьи - от уплаты налогов. Всем бывшим рабам и заключенным из числа рядовых и командного состава армии Лю Бана был присвоен ранг дай- фу. Этот приказ не распространялся на людей, совершивших преступление, а также на тех, кто уже имел ранг дайфу. Не были забыты и земледельцы из отрядов наследственной аристократии шести царств - «тех из них, кто оставался в Гуаньчжуне, освобождали от трудовой повинности сроком на двенадцать лет, те же, кто возвращался на родину, освобождались [от несения трудовой повинности] наполовину (т.е. на 6 лет)». Так как они возвращались к заброшенным и разоренным хозяйствам, то государство обязалось помогать им продовольствием в течение одного года, вплоть до нового урожая. Однако большая часть распределяемых даров досталась командному составу повстанцев. Все командиры крупных отрядов - а их было больше двадцати человек - получили титулы хоу и огромные земельные владения, восемь из этих владений занимали территории, равные целому царству. В отличие от Сян Юя, Лю Бан сохранил за собой право верховной власти над всеми этими пожалованными владениями. Особое внимание уделил Лю Бан тем, кто имел ранги и принимал активное участие в антициньской борьбе. Тем из них, кто в период империи Цинь имел восьмой


238
Часть И. ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ
или более высокий ранг, жаловалось право взимания налогов с определенной территории. Это являлось серьезным завоеванием крупных землевладельцев, большинство которых имело восьмые ранги, и части циньского чиновничества, ведь в Циньской империи правом взимания налогов пользовались только носители 19-го и 20-го рангов. В марте 202 г. до н.э. Лю Бан издал эдикт, согласно которому все «заслуженные люди», т.е. те, кто отличился в боях с династией Цинь и Сян Юем, «наделялись землями и жилищами». Но этот эдикт нового императора встретил решительное противодействие на местах со стороны «мелких чиновников». Выше уже отмечалось, что Бань Гу относил фулао и санълао к категории «мелких чиновников», поэтому вполне возможно, что и на этот раз речь идет именно о руководителях общинных органов самоуправления и санълао, ибо никакие другие «мелкие чиновники» не осмелились бы противиться указам императора и приказаниям «старших чиновников». Противодействие со стороны общинных органов самоуправления объясняется тем, что Лю Бан, по-видимому, намеревался наделить своих《заслуженных людей» за счет частичной экспро- приации общинных угодий. Победа группировки Лю Бана отразилась благоприятно не только на положении повстанцев. Лю Бан провел также ряд мероприятий, направленных на улучшение положения широких масс населения. Согласно эдикту Лю Бана, оглашенному в марте 202 г. до н.э., всем, кто в период правления династии Цинь вынужден был покинуть родные места, дабы не быть занесенным в подворные списки, возвращались их прежние «ранги, поля и жилища». В том же году отменили наиболее жестокие наказания, применявшиеся в империи Цинь. В августе 202 г. до н.э. Лю Бан провел широкую амнистию, освободив всех заключенных в стране. В указе об амнистии объявлялось об освобождении от рабства всех, кто из-за голода продал себя в рабы (или рабыни).
Таковы вкратце результаты «войны между Чу и Хань». Нетрудно отметить, что именно благодаря победе отрядов Лю Бана были осуществлены, правда далеко не полностью, те требования, с которыми поднялись на борьбу против династии Цинь широкие массы народа. Поэтому события 206-202 гг. до н.э. следу- ет рассматривать как завершение единой народной войны, начатой в августе 209 г. до н.э. восстанием Чэнь Шэна и У Гуана.


Часть III
ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Глава 1
Хроника
политических событий
Правление циньской династии оказалось недолговечным, однако новые порядки, лишь подспудно вызревавшие до этого в Китае, получили при Цинь свое наглядное воплощение. Все последующие империи, если они претендовали на владычество над всем Китаем, уже не могли отказаться от циньских образцов, а если и меняли в них что-то, то лишь для их усовершенствования, но не по сути. При первом взгляде на канву событий, которые привели к власти династию Хань, сменившую Цинь, кажется, что обстановка в стране тогда мало отличалась от той, что существовала в конце периода Чжаньго. И в это время мы видим многочисленные войны, политическую и хозяйственную разобщенность территорий, тяжелейшее положение населения. Само крушение Циньской империи тоже весьма напоминало возврат в старые времена. К 208 г. до н.э. на территориях бывших царств Янь, Чжао, Ци и Вэй самопровозглашенные правители присвоили себе титул ван и встали в открытую оппозицию циньскому императору Эр Шихуану. Однако исторический выход из этой ситуации лежал в создании новой единой Китайской империи. Зарождающаяся династия с самого начала была вынуждена бороться с правящей империей Цинь, опираясь на помощь ее исторических противников, но так, чтобы после победы уже покончить с этими своими тактическими союзниками.
Недовольство политикой Цинь привело к многочисленным восстаниям в стране. Среди восставших были как крестьяне, уставшие от трудовых и военных мобилизаций, так и мелкие государственные служащие, которым приходилось ра- ботать в условиях строгой бюрократической службы, а также и часть знати, недовольной потерей своих феодальных прав после введения государственной системы управления на их территориях. Из этого разношерстного по составу протеста постепенно выкристаллизовались две военно-политические силы, ведомые Сян Юем и Лю Баном (256-195 гг. до н.э.). Последний и стал основателем династии Хань.


240
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Оба эти человека были выходцами из бывшего царства Ци (территория нынешней пров. Цзянсу) на востоке Китая. Сян Юй на самом деле был уроженцем южного царства Чу и принадлежал к семейству потомственных военных. Его семья была вынуждена перебраться в Ци, потому что в Чу Сянам грозило наказание за совершенное убийство.
Сян Юй представляется в исторических источниках жестоким человеком и тираном. Он убил последнего правителя Цинь, а также чуского Хай-вана, который претендовал на роль правителя всей страны. Затем Сян Юй основал Западное Чу и был гегемоном над несколькими удельными царствами, которые он сам пожаловал своим соратникам. Лю Бан, став правителем Хань, смог по одному уничтожить этих новых феодалов и создал одноименную династию, избрав для своей столицы город Чанъань (ныне г. Сиань в совр. пров. Шэньси) в 202 г. до н.э. Практически все правление Лю Бана состояло из военных кампаний - сначала против армий Цинь, а потом против своих же соратников, которые в равной степени стремились подчинить себе весь Китай.
После внезапной смерти Лю Бана во время одной из военных кампаний в 195 г. до н.э. управление страной фактически взяла на себя его жена императрица Люй. Она представляла интересы своего сына - императора Хуй-ди, а также еще двоих своих малолетних сыновей. При ней наконец наступила эпоха мира, прекратились войны, которые практически непрерывно шли в Китае с V в. до н.э. Когда император Хуй-ди неожиданно умер в 188 г. до н.э., при дворе разыгралась целая серия дворцовых интриг, в ходе которых императрица Люй стремилась обеспечить позиции своего родного клана, раздавая должности и владения своим родственникам. Хотя придворная борьба была очень жестокой и немало людей поплатились своей жизнью, но на положение в стране в целом они оказали мало влияния. Во время регентства императрицы Люй в стране царил мир, что заложило основу для будущего процветания и расширения империи.
При Лю Бане и во время совместного правления Хуй-ди и императрицы Люй были сделаны первые шаги для восстановления разрушенного войной хозяйства. Были вновь посажены на землю массы безземельных крестьян, которые ранее были вынуждены бродяжничать по всей стране в поисках пропитания. Были снижены налоги. Введены ограничения на обращение людей в рабство в качестве наказания за преступления и провинности. Значительно ослаб контроль над идеологией, отменены циньские законы по уничтожению некоторых классических книг. Отменялись также жестокие наказания в виде истребления всего клана преступника, а также строгие меры за так называемое «оскорбление импера- торского величества».
Помимо уменьшения налогов было также сокращено время отработок для крестьян. В правление императора Гао-цзу (Лю Бана) за редким исключением были уничтожены пожалованные владения неродственников императорского дома. Своего рода феодальные владения продолжали существовать, но их правители уже были клановыми родственниками Лю, которым присваивался титул ван. Со смертью императрицы Люй в 180 г. до н.э. влияние ее клановых родст¬


Глава 1. Хроника политических событий
241
венников при дворе и вообще в стране сошло на нет. Значительная часть территории страны находилась в прямом управлении ханьского императора. Государ- ственная администрация была представлена на местах областями (цзюнь).
Принципы государственного управления в империи Цинь были сформулированы представителями школы законников (легистов). В начале II в. до н.э. при дворе и вообще в стране наиболее популярным учением становится даосизм, который в то время обычно назывался учением Хуан-Лао (сокращение имен императора и философа Лао-цзы). В отличие от своего более древнего источника в ханьском даосизме значительно усилился религиозный компонент. В целом при ханьских императорах в государственных делах значительно выросла роль регулярной бюрократии. Императоры Вэнь-ди (180-157 гг. до н.э.) и Цзин-ди (157-141 гг. до н.э.) мало вмешивались в повседневную политику, исповедуя принцип «недеяния», т.е. перепоручив исполнение всех дел своим подчинен- ным-чиновникам. Впрочем, экономика страны в этот период процветала. Налоги были снижены до V3〇 урожая. Значительно сократилось время отработок, крестьян разрешалось привлекать на работы не чаще одного раза в три года. В этот период происходило дальнейшее смягчение наказаний, особенно физических. Экономическому росту способствовало также развитие торговли и ремесел. За это время значительно выросло производство соли и железа, чему в какой-то мере помогло снижение налогов для торговцев и ремесленников.
Но когда один из высокопоставленных сановников Хань и выдающийся мыслитель своего времени Цзя И (200-168 гг. до н.э.) предложил разделить наибо- лее крупные удельные княжества，с тем чтобы ограничить их политическую и экономическую независимость, а другой политик, Чао Цо (200-154 гг. до н.э.), пошел дальше и предложил вообще ликвидировать вассальные удельные государства, в 154 г. до н.э. вспыхнул мятеж семи крупных удельных княжеств. Чтобы успокоить удельных правителей, Чао Цо был предан казни, однако это не остановило восстание, и оно было подавлено силой. Отныне княжества не могли иметь своей собственной администрации и своих собственных финансов. Из государственных образований они по сути превратились в крупные земельные владения удельных князей. В конце царствования императора Цзин-ди в 141 г. до н.э. была создана единая государственная казна и единые государственные зернохранилища.
Реформы в целях создания централизованного бюрократического государства
Во время продолжительного царствования императора У-ди (141-87 гг. до н.э.) Ранняя (Западная) Хань достигла апогея своего развития. В это время была создана централизованная система государственной бюрократии. Официальной государственной идеологией было провозглашено конфуцианство, однако прин¬


242
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ципы деятельности государственного аппарата во многом оставались легистскими. Эти принципы постепенно были инкорпорированы в конфуцианское учтт, которое само все более при- спосабливалось к новой реальности. В исторической литературе это учение получило название ханьского конфуцианства, чтобы отличать его от конфуцианства древнего - времен самого Конфуция и его более поздних последователей (Мэн-цзы, Сюнь-цзы).
В начале Хань армия в значительной степени формировалась за счет военной повинности. Ритуальный сосуд для вина дунь. Срок службы призываемых мужчин (главным Династия Западная Хань образом это были крестьяне) составлял два года. Призывник служил либо в столичном гарнизоне, либо на границе. Кроме того, ежегодно в течение месяца мужчины были обязаны нести воинскую повинность в составе ополчения. В этот период столицу государства охраняли Южная армия, которая обороняла императорский дворец, и Северная армия, которая защищала сам город. Император У-ди реформировал вооруженные силы. При нем военные гарнизоны были распространены по всей империи, располагаясь в главных городах областей. Со 111 г. до н.э. регулярная армии была разбита на восемь округов. Отдельный округ был образован для столицы и столичной области. Посте- пенно в Хань сложилась система наследственной службы в армии. Сыновья военных принимались на службу в тех округах, где служили их отцы.
Императорский надзор стал неотъемлемой частью госуправления еще во время династии Цинь. При ханьском императоре Вэнь-ди надзор за работой государственных органов был учрежден в трех центральных областях. В 106 г. до н.э. император У-ди разделил империю на 13 инспекционных округов (чжоубу). Рабо- той органов инспекции управлял главный имперский цензор {юй ши да фу), под началом которого состояли местные цензоры {бу цы ши). Местные цензоры контролировали работу чиновников в областях, а Императорский цензорат {юй ши тай) контролировал работу центральных органов правительства. Император У-ди постоянно опасался заговоров удельных князей и покушений на свою особу их наемников. Цензоры были призваны противостоять этому, вовремя раскрывая заговоры местной аристократии и сановников в центральном правитель- стве. Деятельность местных цензоров привела к еще большему сужению прав бывших удельных правителей. Теперь, если они жаловали владения своим вассалам, эти владения включались в качестве отдельных территориальных формирований в сферу полномочий местных административных единиц - областей. Одновременно с этим в стране складывалось новое уголовное законодательство, которое упорядочивало вынесение приговоров.
Широкомасштабные войны и большие государственные расходы императора У-ди сделали необходимой налоговую реформу. Суть ее состояла в увеличении


Глава 1. Хроника политических событий
243
налоговых поступлений. Чеканка монеты стала монополией государства, в государственном аппарате было предусмотрено создание сответст- вующих должностей. Государственная монополия была введена на производство, транспортировку и торговлю солью и железом. Руководил этой монополией особый министр (да сы нун).
В то же время были приняты меры по стандартизации дорожной колеи, а также введена государственная система контроля качества товаров (пин цзюнъ фа). Реформы проводились под офи- циальным лозунгом облегчения налогового бремени крестьян, но фактически они ослабляли экономическую мощь богатых купцов и землевладельцев.
Согласно новым законам, торговцы должны были платить налог на капитал, на товары и на транспортные средства — повозки, лодки и т.д.，в зависимости от их габаритов. Позднее, в 81 г. до н.э., при дворе императора было проведено большое совещание о монополии на соль и железо. Часть этих обсуждений во- шла в известное сочинение《Gnop о соли и железе» (янь we составленное
Хуань Куанем.
Быстро растущее Ханьское государство остро нуждалось в государственных служащих, особенно низового звена. Обычно для работы в госаппарате чиновники набирались путем рекомендаций. Действующие чиновники были обязаны рекомендовать на службу определенное число своих родственников. Выдающийся ханьский ученый-конфуцианец Дун Чжуншу (ок. 179 - 104 г. до н.э.) предложил императору У-ди расширить рамки поиска «талантов» для государственной службы. Для каждой области была установлена ежегодная квота набора кандидатов в младшие чиновники. Они проходили обучение в Государствен- ном училище {тай сюэ), а затем держали выпускной экзамен, вопросы для которого отбирались самим императором. Таким образом, доступ к государственной службе был открыт для широкого круга претендентов, но это отнюдь не означало, что все они в течение своей служебной карьеры могли дорасти до высоких должностей. В начале династии Хань самым могущественным чиновником был канцлер (чэнеян), руководивший всей служилой бюрократией. Его назначение, конечно, контролировалось самим императором. Кроме того, у императора име- лись и свои личные советники и консультанты. Они могли и не занимать высо- ких официальных должностей，но от этого их влияние на государственную по- литику не становилось слабее. Развитие императорской государственной системы в ханьском и средневековом Китае происходило в обстановке противостоя- ния официальной бюрократии (так называемый《внешний двор») и личных со_ ветников императора (так называемый «внутренний двор»). Чтобы эти личные советники могли взаимодействовать с регулярной бюрократией, им обычно да¬


244
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
вались весьма высокие временные должности, которые не были предусмотрены в иерархии официальной бюрократии, действовавшей по определенным правилам, в том числе и по правилам постепенного повышения в ранге и должности. Этим путем часто к власти приходили регенты при малолетних или не слишком здоровых ханьских императорах. Как правило, первоначально неофициальные советники императора со временем составляли определенные государственные органы, наделенные соответствующими полномочиями, их работа была структурирована, вновь образованный орган из «внутреннего двора» переходил во «внешний» и становился частью регулярной бюрократии. А на его месте во «внутреннем дворе» появлялась новая группа ближайших советников императора.
Во время царствования У-ди конфуцианство было провозглашено единственной официальной государственной доктриной империи Хань и встал вопрос, какие редакции древних конфуцианских книг должны быть приняты в качестве канонических. У-ди поднялся на гору Тайшань и совершил там жертвоприношения Небу и Земле. Были унифицированы культы предков и порядок жертвоприношений различным духам. Тогда же был введен новый календарь с началом года с первого месяца. С У-ди начинается регулярное использование девизов правлений ханьскими, а затем и последующими императорами.
Будучи официальной доктриной, конфуцианство при У-ди еще не было глубоко укоренено в умах людей. Поэтому не только придворные, но и сам император часто тяготели к религиозному даосизму и различным суевериям и прорица- ниям, а различные маги и толкователи знамений нередко оказывались втянуты- ми в политические интриги при дворе.
Расширение территории и внешняя политика
В первые годы династии Хань на ее степной границе имелось мощное объединение кочевых народов сюнну (более известных в Европе как гунны). Они контролировали огромный регион к западу и к северу от Хань, который включал нынешние Синьцзян—Уйгурский автономный район, Монголию и северо-восток Китая. Под командованием своего вождя (шоть/оя) сюнну совершали частые набеги на плохо защищенные и протяженные границы империи Хань. При шанъюе Модэ (также Маодунь или Моду, 234-174 гг. до н.э.) сюнну в 209 г. до н.э. были объединены в огромную империю. Под непосредственным управ- лением w/öfwb/o« находилась ее центральная часть, тогда как западной и восточ- ной частями управляли его наместники. Основу экономики сюнну составляло кочевое (иногда отгонное) скотоводство. Но часть сюнну к тому времени уже осели, стали заниматься сельским хозяйством и создали в степи свои укрепленные пункты (крепости).


Глава 1. Хроника политических событий
245
Иногда набеги сюнну превращались в рейды далеко в глубь китайской территории. Так, в 200 г. до н.э. сюнну захватили г. Пинчэн (ныне Датун в пров. Шаньси). Не располагая достаточными военными силами для отражения напа_ дений сюнну, ханьский император решил в знак мирных намерений направить ьианъюю в качестве невесты одну из ханьских принцесс. Таким образом, вожди сюнну породнились с императорским домом Хань и несколько сократили свои пограничные рейды. Однако опасность со стороны степных соседей и впредь оставалась весьма ощутимой. Империя Хань продолжала выплачивать своего рода контрибуцию («подарки»), чтобы обезопасить свою границу. В 166 г. до н.э. сюнну дошли почти до столицы Хань г. Чанъани. Лишь в 134 г. до н.э. китайцам удалось заманить войско сюнну в западню и разгромить его в битве при Маи (севернее совр. пров. Шаньси).
Через несколько лет от власти сюнну была освобождена область северной излучины Хуанхэ. Здесь были созданы новые области, и Ханьская империя приступила к восстановлению Великой стены, служившей защитой от степных кочевников. Были возведены сторожевые башни, создана транспортная сеть. В 121 г. до н.э. китайская армия, продвинувшись на север (на территорию совр. Автономного района Внутренняя Монголия), подчинила «правое крыло» (Западное царство) сюнну. Таким образом, империя сюнну потеряла весьма важный для себя район плодородных пастбищ. Кочевникам пришлось отойди на северо-запад, где они все еще контролировали северные оазисы Таримской впадины.
На новых территориях Ханьское государство организовало несколько областей, которые были заселены китайскими колонистами - жителями военных поселений (тунъ тянь), которые в мирное время работали в поле, а в случае воен- ных действий становились солдатами и защищали свою территорию. В 119 г. до н.э. сюнну потерпели новое крупное поражение. К тому времени их территория была разделена на пять областей, во главе которых стояли отдельные шань- юи. С одним из них китайцы заключили новый договор, при этом отдав ему в жены одну из ханьских принцесс.
В борьбе с сюнну Ханьская империя искала союзников далее на западе. К северу и югу от бассейна р. Тарим в оазисах располагались города-государства, такие как Чэши, а также государства народов юэчжи и усуней. Они в той или иной степени испытывали на себе политическое давление сюнну. В 139 г. до н.э. туда был направлен первый китайский посол, чтобы попытаться создать союз против сюнну. На пути к юэчжи он был захвачен сюнну и оставался у них в плену в течение десяти лет. же отошли далее на запад и наконец посе_
лились в плодородной области в бассейне Сырдарьи (совр. Узбекистан). Усуни, позднее проживавшие в бассейне р. Или (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район), выступили союзниками Хань в борьбе с сюнну.
В 129 и 122 гг. до н.э. Ханьская империя направляла экспедиции в поисках пути в Персию и Индию. В 116-109 гг. до н.э. состоялся первый обмен посольствами между ханьским императором У-ди и царем Парфии (кит. Аньси) Митри-


246
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
датом II (123-88 гг. до н.э.). Именно У-ди проявлял неустанное стремление взять сюнну в кольцо и заключить соглашение с Большим Юэчжи (Кушанское царство). Он специально, как впервые выяснила российский исследователь Л.А.Боровкова, послал Чжан Цзяня для заключения нужных договоров, но безрезультатно.
В 108 г. до н.э. китайские войска уничтожили оазисные государства Лоулань и Чэши, зависимые от сюнну. Таким образом, перед Ханьской империей открылся путь далее на северо-запад, а также обходные маршруты вокруг пустыни Такламакан. Через четыре года китайцы направили караван в Ферганскую долину (совр. Узбекистан) с целью покупки местных скакунов.
В 60 г. до н.э. занятые западные районы вошли в состав Западного края (Си юй), который включал несколько областей и военных гарнизонов, охранявших военные поселения.
Китайское военное проникновение на запад позволило значительно расширить влияние китайской культуры в данном регионе, а также расширить присутствие здесь китайского населения. Эти события подготовили возникновение важного торгового маршрута на пространстве Евразии, который позднее получил название Шелкового пути. По нему на запад стали проникать китайские товары, прежде всего шелк и изделия из металла. Таким же образом ки- тайцы познакомились со многими сельскохозяйственными культурами и рас- тениями (виноград, гранат, персик и т.д.), распространенными в западных областях.
В начале ханьской эпохи большая часть Южного Китая еще не входила в состав Китайской империи. На территории современной пров. Фуцзянь существо- вали независимые государства Дунъюэ и Миньюэ，в нынешнем Гуандуне распо- лагалось государство Наньюэ, в Юньнани - государство Дянь. Хотя южные племена, спускавшиеся с гор, нередко грабили поселившихся здесь китайцев, в целом ситуация оставалась достаточно мирной. На пограничных рынках (гуанъ ши) шел оживленный товарообмен, китайские торговцы были заинтересованы в приобретении слоновой кости, жемчуга, драгоценных камней, серебра, фруктов и других местных продуктов. Взамен местные племена получали различные железные орудия труда и скот.
Китайское завоевание юга началось в 135 г. до н.э., когда в войну между царствами Дунъюэ и Миньюэ вмешалась Ханьская империя. В течение последующих десятилетий Хань подчинила себе местную политику и стала ставить своих правителей этих государств. В 112 г. до н.э. самоуправление этих царств было отменено, а на их территории образованы новые области. К 109 г. до н.э. были также завоеваны《варварские» государства на юго-западе. Важной статьей вы- воза из южных районов были рабы.
В вассальную зависимость от империи Хань попали также кочевые племена цянов (район совр. пров. Цинхай), ухуаней и сянъби на северо-востоке. В 109 г. до н.э. была завоевана северная часть современной Кореи. Здесь были образованы несколько областей, часть из которых позднее, правда, была вновь занята местными корейскими племенами.


Глава 1. Хроника политических событий
247
Терракотовые кавалеристы. Высота 54-68 см. Династия Западная Хань
За довольно короткий промежуток времени Ханьская империя во второй половине II в. до н.э. значительно расширила свою территорию, которая по своим размерам сопоставима с территорией современного Китая. В новые районы переселилось значительное китайское население, вместе с которым пришла и китайская культура. Стремительное расширение государственной территории про- исходило путем многочисленных войн, которые легли тяжелым бременем на население империи. В начале царствования императора У-ди государственная казна была полна, но когда он умер, она оказалась растраченной на военные кампании. Удержать вновь приобретенные территории, как показала дальней- шая история，оказалось значительно труднее，чем их завоевать и присоединить. В дальнейшем империя Хань испытала многие территориальные потери. Кроме того, во внутриполитических делах все чаще реальную власть в стране захватывали различные регенты, в руках которых слабые ханьские императоры были всего лишь политической игрушкой и прикрытием их корыстных интересов.
Период Чжао-ди，Сюань-ди и Юань-ди
В последние годы своей жизни император У-ди вступил в жесткое противостояние с кланом своей супруги и долго не решался назначить преемника. Родственники императрицы занимали важные посты в бюрократической иерархии, их устранение сказывалось на эффективности деятельности политической власти. Неясность вопроса, кому быть наследником, также вносила нестабильность в придворную расстановку сил. У-ди истребил семейства Чэнь, Вэй и Ли, которые пытались подчинить своему влиянию «внутренний двор». Наследный принц Лю Цзюй, который был сыном императорицы Вэй, поднял восстание в 91 г. до н.э., которое привело к кровавой бойне на улицах Чанъани. В родстве с принцем состояло также семейство Хо, представители которого были высокопостав¬


248
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ленными военными и регентами бывших императоров. Только в 87 г. до н.э., за несколько дней до смерти, У-ди назначил наследника. Им стал малолетний Лю Фулин (94-74 гг. до н.э.), сын императрицы Чжао. Выбор был продиктован, по- видимому, тем, что у этой императрицы не было живых родственников, игрушкой в руках которых мог бы стать будущий император.
Три сановника - Хо Гуан, Шангуань Цзе и Цзинь Миди составили триумвират для помощи в делах управления Лю Фулину, молодому императору Чжао-ди (87-74 гг. до н.э.).
Примерно со 110 г. до н.э. в Китае постоянно существовала угроза крестьянских восстаний. Новому правителю и его регентам пришлось обратиться к жесткой экономии средств и объявить прощение восставшим, чтобы успокоить недо- вольное крестьянство, измотанное тяжелыми поборами и трудовыми отработками, которые были необходимы для ведения продолжительных войн. Налоги были снижены, безземельные крестьяне, сорвавшиеся со своих мест, были наделе- ны землей или вернулись на родину. Государственные зернохранилища вновь наполнились, вследствие чего цены на зерно были уменьшены до самого низкого уровня за весь период Хань.
К 80 г. до н.э. Хо Гуан расправился со своими партнерами по триумвирату и стал единственным регентом императора, он полностью контролировал политику императорского двора и обеспечил наследование престола принцем Лю Бинъи (91-49 гг. до н.э.). Когда в 74 г. до н.э. внезапно умер император Чжао-ди, на престол взошел принц Лю Хэ (92-59 гг. до н.э.), который пробыл императором лишь 27 дней. Хо Гуан сместил его и возвел на трон принца Лю Бинъи, который стал императором Сюань-ди (74-49 гг. до н.э.). Хо Гуан и его клан стара- лись держать под контролем и вопрос о будущем наследнике самого Сюань-ди, однако, когда всесильный регент умер в 68 г. до н.э.，император воспользовался случаем и уничтожил весь клан Хо. На некоторое время было ограничено вмешательство родственников императриц в дела императорского двора.
В это время, т.е. в период правления императоров Чжао-ди, Сюань-ди и Юань- ди (74-33 гг. до н.э., император в 49-33 гг. до н.э.), более или менее благоприятно для Хань складывалась и внешнеполитическая обстановка. Угроза со стороны соседей-степняков значительно ослабла после раскола племенного союза сюнну на два соперничающих лагеря в 43 г. до н.э.
В целом внутреннюю политику императора Сюань-ди можно охарактеризовать как реформистскую. В этом плане она отличалась от модернистской и экспансионистской политики с дорогостоящими предприятиями императора У-ди. Принимая во внимание лишь результаты такой политики, можно найти много общего между периодами правления Сюань-ди, с одной стороны, и Вэнь-ди и Цзин-ди - с другой. Однако расстановка политических сил в так называемом «внутреннем дворе» в эти периоды была совсем непохожей.
Сын императора Сюань-ди Лю Ши, известный под своим посмертным титулом Юань-ди, был слабохарактерным человеком без каких-либо определенных политических предпочтений. Это, правда, не помешало ему продолжить полити¬


Глава 1. Хроника политических событий
249
ку снижения придворных расходов и смягчения наказаний. Видные деятели того времени Шао Синьчэнь и Гун Юй сократили государственные расходы (включая баснословные суммы на строительство императорских гробниц) и способствовали развитию сельскохозяйственного производства за счет снижения трудовой повинности для крестьян. Впрочем, предложение Гун Юя отменить использование в торговых операциях денег, заменив их прямым обменом товаров, не было принято. В это же время были проведены крупномасштабные ирригационные работы на р. Хуанхэ, которые позволили справляться с ее сезонными разливами.
Политический вздет клана Ван
В течение примерно десятилетия политику двора императора Юань-ди определял клан родственников одной из его жен по фамилии Ван.
В начале династии Хань главный министр (чэнсян) был самым могущественным человеком империи, за исключением самого правителя. Однако во время царствования императора У-ди, который был сильным, но недоверчивым правителем, пост верховного главнокомандующего (да сыма да цзянцзюнъ) стал играть более важную роль в политике. В дальнейшем два человека сумели взять под свой контроль слабых императоров позднего периода династии Западной Хань. Это были сначала Хо Гуан, а затем Ван Ман. И тот и другой были родственниками императриц и имели значительное влияние на управление государством. Ван Ман был племянником супруги Юань-ди императрицы Ван, матери Лю Ао, будущего императора Чэн-ди (51-7 гг. до н.э.), взошедшего на трон в 33 г. до н.э. Тогда ему помогали два опытных государственных деятеля Куан Хэн и Ши Дань.
Однако император Чэн-ди попал под влияние своих двух жен, сестер по фамилии Чжао. В то же время членам семейства вдовствующей императрицы Ван были отданы неофициальные, но влиятельные посты в правительстве. Поскольку император Чэн-ди не имел наследника мужского пола, наследным принцем был назначен Лю Син, но он умер раньше императора. Вместо него наследником был выбран другой член императорской фамилии - Лю Синь. Он стал известен под храмовым именем Ай-ди (27-1 гг. до н.э., на троне 7-1 гг. до н.э.). Этот выбор оказался неблагоприятен для семейства Ван, так как при новом императоре фаворитами стали выходцы из кланов Чжао, Фу и Дин.
Когда через несколько лет император Ай-ди умер, не оставив наследника, трон занял малолетний император Пин-ди (9 г. до н.э. - 6 г. н.э., правил в 1-6 гг. н.э.). Ван Ману удалось женить Пин-ди на своей дочери, получив таким образом контроль над императорским двором. Но молодой император скоропостижно скончался，и Ван Ман стал регентом при новом «владыке» - маленьком маль- чике Лю Ине, потомке императора Сюань-ди, которого историки называют «дитя Ин».
Вернувшись к власти, Ван Ман уничтожил всех своих противников. Он начал реформы в духе политики прошлых императоров Сюань-ди и Юань-ди, чтобы


250
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
успокоить недовольное крестьянство. В ряде случаев Ван Ман, в духе конфуцианской морали, инициировал перераспределение земли, чтобы наделить участками безземельных крестьян. При поддержке конфуцианских ученых (например, известного ученого Лю Синя), которые придерживались концепции смены Небесного мандата и выбора нового правителя из достойных людей, Ван Ман все больше склонялся к мысли самому взойти на трон и основать новую правящую династию. «Дитя Ин» был не единственным претендентом на императорский трон. Ван Ману пришлось столкнуться с сопротивлением в рядах принцев крови, которые вместе со своей гвардией не раз поднимали восстания. После успешного подавления этих выступлений Ван Ман в 8 г. н.э. все-таки провозгласил себя императором，а свою династию назвал Синь (т.е.《Новая»).
Правление Ван Мана.
Династия Синь
Действия Ван Мана не вызвали серьезной оппозиции чиновников и ученых. Для идеологического обоснования своего восхождения на трон он прибег к помощи теорий смены Небесного мандата и пяти элементов, или природных стихий, сменяющих друг друга в определенном порядке. Идеи государственного устрой- ства Ван Ман черпал в классической конфуцианской книге《Чжоуский ритуал» («Чжоу ли»). Стараясь быть идеальным правителем, Ван Ман пытался реформировать большую часть государственных структур. Он намеревался реорганизовать денежную систему и бюрократию. При Ван Мане все административные области были переименованы, реформирована налоговая система. Он намеревался провести таьсже земельную реформу и запретить покупку и продажу частных рабов. Долговое рабство оставалось довольно распространенным явлением при Хань. От этих намерений ему пришлось скоро отказаться под давлением крупных землевладельцев. В целях пресечения эксплуатации крестьян торговцами Ван Ман осуществлял регулирование цен на пяти крупнейших торговых рынках.
Государственный контроль над экономикой, проводившийся прежде всего че- рез учреждение монополий，при Ван Мане был назван《шестью мерами управ- ления». Хотя некоторые историки склонны видеть в экономической политике Ван Мана «социалистические» тенденции, государственная монополия на соль, железо и вино не помешала торговцам эксплуатировать своих потребителей, главным образом крестьян. Запрет на литье и чеканку частной монеты привел к экономическому хаосу. Население не принимало новые деньги в качестве средства платежей. Кроме того, многие реформы Ван Мана не были таковыми по сути. Старые явления просто получали новые наименования. Так, например, рабы были всего лишь переименованы в《лично подчиненных» (см
Стечение различных обстоятельств привело к значительным трудностям в осуществлении политики Ван Мана. Природные бедствия привели к нехватке зерна и вызвали рост цен на него. В то же время возросли расходы на военные


Глава 1. Хроника политических событий
251
операции против сюнну, а налоговые поступления в казну упали. Все это привело к недовольству новым императором среди крестьян и правящего сословия. При Ван Мане на Хуанхэ произошло огромное наводнение. Река изменила направление своего течения с северного на южное, в результате чего образовалось второе ее русло, которое впадало в море южнее полуострова Шаньдун. В 11 г. началось крупное восстание на севере страны, перекинувшееся потом и на восток, в район современной пров. Шаньдун.
Начавшийся в 17 г. голодный бунт в Люйлине (на территории совр. пров. Хубэй) перерос в многотысячное восстание, которое нанесло сильнейший удар по правящему режиму Ван Мана. Среди восставших находился член ханьского императорского дома, дальний потомок императора Цзин-ди Лю Сюань (ум. 25). В 23 г. он провозгласил себя новым императором и принял девиз правления «Гэн-ши» («Смена начала»), т.е. объявил о стремлении восстановить династию Хань. В исторической литературе Лю Сюань часто выступает под именем императора Гэн-ши? а его династия называется Сюань Хань. К восставшим из Люй- линя со своими войсками присоединились и некоторые другие члены клана Лю, в том числе и дальний потомок ханьских императоров Лю Сю (6 г. до н.э. - 57 г. н.э.). В битве при Куньяне (в совр. пров. Хэнань) армии Ван Мана было нанесено сокрушительное поражение. Сам Ван Ман бежал в столицу Чанъань. Здесь он был убит во время уличных боев. Лю Сюань и восставшие заняли Чанъань. Однако их торжество было недолгим.
Вскоре после начала восстания в Люйлине в районе современной пров. Шаньдун в 18 г. вспыхнуло восстание под руководством Фань Чуна (ум. 27). Оно получило название «восстания краснобровых», так как его участники красили брови в красный цвет. Партизанская тактика «краснобровых» оказалась эффективной в борьбе с регулярной армией Ван Мана. После его устранения восставшие перешли в наступление на вновь провозглашенного императора Г эн- ши в Чанъани. «Краснобровые» объявили своим императором еще одного потомка ханьского дома - 15-летнего подростка Лю Пэньцзы (10-?).
В 25 г. «краснобровые» заняли столицу Чанъань. Город находился в центре борьбы «краснобровых», распавшейся на враждующие группировки армии, находившейся в Люйлине, отрядов крестьянского ополчения и вооруженных формирований крупных землевладельцев и аристократов, а также остатков воинства Ван Мана. В этой борьбе Лю Сюань (Гэн-ши) был низложен и убит. В период острой борьбы за политическое лидерство удачливее других оказался бывший сторонник повстанческой Люйлиньской армии Лю Сю. Он сумел обосноваться в восточной части бассейна Хуанхэ. В 25 г. Лю Сю провозгласил себя императором и определил своей столицей г. Лоян (совр. пров. Хэнань). Так произошло восстановление ханьской династии, а вновь образованная династия получила в исторической литературе название Восточной (по положению столицы), или Поздней, Хань.
Чтобы заставить «краснобровых» покинуть Чанъань, было прервано снабжение города продуктами питания. Гонимые голодом, восставшие оставили Чанъ-


252
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ань и выступили на запад. Когда же они попытались вернуться в район Чанъани, новый император - Гуан У-ди (Лю Сю) уничтожил их основные силы. Остатки восставших окончательно были ликвидированы в 27 г. Руководители восстания «краснобровых» были казнены. Лю Пэньцзы, который сдался новому императору, была сохранена жизнь. Его отправили на восток в Лоян, а затем дали ему должность и оставили пожизненное содержание. Чтобы окончательно утвердить правление своей династии, императору Гуан У-ди пришлось также покончить с выступлениями некоторых других претендентов на престол на территории современной пров. Ганьсу и Сычуань.
Поздняя Хань
Узурпация власти Ван Маном и основанная им династия Синь не были всего лишь коротким перерывом в правлении династии Хань. От внимания историков не могут укрыться большие различия раннего и позднего периодов династии Хань. В Западной Хань императоры опирались в своей политике на отдельных своих сторонников, а те немногие кланы жен императора, которые могли сосредоточить в своих руках большую власть, были скорее исключением, чем правилом. В Восточной Хань император опирался на группу кланов, без которых он был бы не в состоянии удерживать свою власть. Кроме того, при новой династии императорские жены и наложницы уже не были выходцами из нижних слоев аристократии или даже крестьянства. Они были представительницами высших слоев общества — сильных кланов и крупных землевладельцев. В Восточной Хань большое влияние при дворе получили евнухи, которые первоначально были всего лишь служащими на женской половине двора. Эти люди, принадлежавшие к простолюдинам, умели сосредоточить в своих руках значительную власть, когда кланы императорских супруг не могли удержать под своим влиянием слабых императоров.
Расправившись с противниками, император Гуан У-ди (25-57) восстановил удельные княжества (ван го) и удельные владения (хоу го), перераспределил государственные земли в пользу крестьян и аристократов. Так как в своей политике он опирался на местных землевладельцев, он предоставил им во владение большие участки земли. Воссоздание удельных княжеств способствовало развитию культуры и ее большему разнообразию. Удельный князь Чу, например, оказал большую поддержку буддизму, который только начинал развиваться в Китае. При дворах удельных правителей находили приют и службу разные «путешествующие рыцари» (ю ся), философы и прорицатели.
Одной из важнейших задач Восточной Хань было восстановление экономики после разрушительной гражданской войны. Требовалось принять меры, чтобы ликвидировать последствия природных катастроф на р. Хуанхэ в 3 г. до н.э. и в 11г. н.э. Нужно было вернуть на места их проживания множество беженцев- крестьян, которые скитались по стране. В начале Восточной Хань происходила


Глава 1. Хроника политических событий
253
большая миграция китайского земледельческого населения на юг. Чтобы поста- вить под свой контроль население и ограничить могущество землевладельцев， Гуан У-ди пытался внедрить систему «замеров полей» (ду тянь), но крупные землевладельцы поднялись на вооруженные выступления против такого учета их собственности. Владельцы больших поместий в период Восточной Хань получали большие прибыли от своих поместий и торговли.
Помещичьи хозяйства (поместья, тянъ чжуан) восточноханьского времени включали пахотные поля, участки земли и оборудование для производства шелка, мастерские по производству собственного метала, инвентаря и инструмента. Некоторые поместья включали лесные угодья и соляные пруды. Усадьбы состояли не только из огромных зданий для проживания семьи землевладельца, но включали также хозяйственные постройки, мастерские и т.д. Они были окружены стеной, что делало их похожими на небольшие крепости. Немало крупных землевладельцев также имели собственные вооруженные отряды для защиты своих владений. Сотни слуг, рабов и арендаторов были заняты на работах в таких поместьях. При этом арендаторы не платили налогов государству, а лишь выплачивали арендную плату помещику. Генеалогии таких семей крупных зем- левладельцев нашли отражение в их «книгах поколений», которые они вели.
Император Гуан У-ди пытался восстановить центральное правительство, обладавшее максимумом возможной власти. Кланы императорских жен не должны были вмешиваться в политику, которая определялась высшими министрами и Палатой министров (гиан гиу тай). На самом деле это удалось лишь нескольким главным министрам в начале Восточной Хань. После смерти Гуан У-ди власть оказалась в руках женщин - родственников императоров и придворных евнухов. В области военного строительства Гуан У-ди заменил местные воинские формирования военными округами, которые были поставлены под контроль центрального правительства в Лояне. Был восстановлен набор чиновников на государст- венную службу через Государственное училище {тай сюэ).
Гуан У-дн продолжил политику Ван Мана，сохранив запрет на продажу люд!>_ ми себя в рабство и его земельную реформу. Однако эти меры оказались неэффективными и были отменены. Для восстановления экономики очень важно было провести ремонт каналов и других гидросооружений в районе нижнего тече- ния Хуанхэ, которые были разрушены сильными наводнениями в предыдущие годы. В 60-е годы I в. н.э. был реализован масштабный проект по ремонту канала Бяньцюй, к осуществлению которого были привлечены многие местные власти, направлявшие на государственные работы крестьян. Эти и другие гидро- технические мероприятия имели решающее значение для значительного увеличения сельскохозяйственного производства в период Восточной Хань.
Время правления императоров Мин-ди (57-75) и Чжан-ди (75-88) стало периодом относительного спокойствия и процветания. Экономика Восточной Хань постепенно оправилась от урона, понесенного ею в предыдущий период. Это было и время затишья в придворной борьбе. Однако когда 10-летний император Хэ-ди (88—106) взошел на престол，его мать, вдовствующая императрица Доу，


254
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
стала проводить придворные аудиенции, а ее брат взял на себя государственные дела. Через некоторое время придворный евнух по имени Чжэн Чжун, пользовавшийся доверием императора, уничтожил власть клана Доу и сам захватил власть.
Император-младенец Шан-ди (106 г.) был на престоле менее года, и когда его сменил 13-летний Ань-ди (106-125), он тоже оказался под надзором вдовствующей императрицы Дэн и ее брата.
После смерти вдовствующей императрицы евнухи Ли Жунь и Цзян Цзин, а также императрица Янь и ее брат заправляли делами при дворе. Следующий император, Шунь-ди (125-144), в возрасте всего 11 лет был возведен на престол евнухом Сунь Чэном, который уничтожил клан Янь и получил аристократический титул. После смерти Шунь-ди в 144 г. вдовствующая императрица Лян и ее брат Лян Цзи стали главными распорядителями императорского двора Восточной Хань. Им удалось сохранить контроль над тремя следующими малолетними императорами - Чун-ди (144-145), Чжи-ди (145-146) и Хуань-ди (147-167). Сестра и брат Лян умело играли на противоречиях между фракциями евнухов и государственных чиновников. Лян Цзи за 20 лет своей придворной карьеры накопил огромные богатства.
В 159 г. императрица Лян умерла, и этим воспользовался евнух Шань Чао, который смог победить клан Лян. Его восхождение к власти ознаменовало наи- высший взлет влияния евнухов на политику двора. Евнухам были присвоены аристократические титулы, они приобрели много денег и земли. Тогда консолидировалась чиновничья фракция, которая начала кампанию критики власти евнухов, получившую название «чистые суждения» {цин и). В ответ евнухи обвинили чиновников в создании политической «клики» и сместили их с должностей.
В начале правления императора Лин-ди (168-189) официальные регенты молодого тогда правителя попытались уничтожить мощную фракцию евнухов при дворе, но безуспешно. Сотни их последователей были казнены или заключены в тюрьму. Вражда между евнухами и госчиновниками казалась непримиримой, но и она отошла на второй план, когда в стране вспыхнуло восстание Желтых повязок.
Внешняя политика периода Поздней Хань
Первый восточноханьский император Гуан У-ди проявлял мало интереса к внешней политике. Его предшественник Ван Ман довольно гибко применял в своей политике в отношении сюнну как вооруженную силу, так и дипломатию. Кроме того, он сумел удержать в подчинении тибетские племена цянов на западе и корейское царство Когурё на северо-востоке.Однако во время смуты и гражданской войны после смерти Ван Мана империя Хань в значительной мере утратила контроль над западными регионами.


Глава 1. Хроника политических событий
255
Поэтому для восстановления позиций Хань императору Гуан У-ди необходимо было вновь завоевать эти районы, чтобы контролировать важные торговые маршруты, проходившие через Центральную Азию. В первые годы против сюн- ну велась оборонительная политика. Китай заключил союз с Би - шаньюем южного государства сюнну и разрешил им перекочевать на пастбища в пределах границ Хань. С этого времени сюнну стали селиться в районе современных провинций Шэньси и Ганьсу. В то же время Гуан У-ди не решался нанести удар по более сильному северному объединению сюнну, возглавляемому шаньюем Пуну.
Борьба между наследниками в руководстве еще в 53 г. до н.э. привела к расколу объединения сюнну на пять частей. В 48 г. н.э. южные сюнну в качестве своего лидера избрали шанъюя Би. Эта часть некогда могущественного кочевого царства постепенно интегрировалась в Китайскую империю. Сюнну поселились среди китайского населения в районе современных провинций Ганьсу и Шэньси. Северные сюнну постепенно потеряли свои позиции в Центральной Азии, испы- тывая на себе удары и постоянное давление со стороны племен динлиней, сянь- бийцев и городов-государств вдоль Шелкового пути.
В 73 г. китайские армии атаковали и разгромили северных сюнну. Новый удар был нанесен по ним в 89 г.? после чего государство сюнну распалось, а остатки племен откочевали далее на северо-запад.
В то же время на севере появилась новая политическая сила, представленная сяньбийцами. Примерно к 180 г. сяньбийцы объединились под руководством своего верховного правителя. Как отметили российские тюркологи С.Г.Кляштор- ный и Е.И.Кычанов, именно в первой половине II в. началась миграция гуннских племен в Восточный Казахстан и Семиречье, где они создали государство Юэбань, просуществовавшее до V в.5 а затем вместе с угорскими племенами Западной Сибири и Приуралья ушли в прикаспийские и заволжские степи.
На северо-востоке одно из корейских царств - Фуюй постепенно ввело у себя государственную систему, которая копировала ханьскую модель.
Большое значение имело повторное завоевание западных территорий, которые были захвачены сюнну в период междуцарствия двух ханьских династий. Только таким образом Ханьская империя могла восстановить свой контроль над государствами в оазисах Центральной Азии и, следовательно, над торговыми путями в этом регионе. В 74 г. после разгрома сюнну был восстановлен Западный край. В целом контроль над западными приграничными районами был восстановлен к 91 г.5 когда во главе городов-государств в оазисах были поставлены дружественные Хань правители. В 107 г. Западный край был преобразован в особый административный район Ханьской империи. Здесь продолжалась работа по созданию военных поселений, в которых размещалось китайское население.
Как установила Л.А.Боровкова, в 87 г. по прикуньлунскому пути прибыл ко двору Поздней Хань кушанский посол с богатыми дарами, передавший предложение своего царя о заьспючении между двумя домами династийного брака. Однако по какой-то причине Бань Чао, живший в Шулэ (Кашгаре), получил от импе-


256
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ратора тайный приказ убить кушанского посла. Л.А.Бо- ровкова предполагает, что ханьский император попросту испугался иметь столь могущественного союзника, как Кушанское царство. Затем в 97 г. ханьский император послал посольство в государство Дацинь, находившееся на далеком Западе. Так китайцы в то время на- зывали, по-видимому, Рим. Однако ответное посольство прибыло в Китай только в 166 г.
Государства и народы, имевшие дружественные или союзнические отношения с Ханьской империей, были обязаны оставлять в Китае своих высокородных заложников. Идея заключалась в том, что, воспитываясь в китайской среде, они воспринимали бы китайскую культуру и китайские порядки, а возвращаясь к себе на родину, должны были выступать их проводниками в своих странах.
На южных границах империи Хань антикитайские восстания происходили практически ежегодно. Они были вызваны усилившейся китайской колонизацией этих районов. Как показывают сохранившиеся сведения переписи населения 2 и 140 гг. н.э.5 китайское население здесь значительно выросло за этот период, что было не в последнюю очередь вызвано все чаще случавшимся голодом среди китайских крестьян на севере. Крупное антикитайское восстание под руководством сестер Чжэн произошло на территории китайских колоний в южных рай- онах, заселенных предками современных вьетнамцев, оно поколебало местное имперское ханьское правление.
Восстание «Желтых повязок» и падение династии Хань
С начала II в. дороги Северного Китая заполнили толпы крестьян-беженцев, которые страдали от наводнений, неурожаев, землетрясений или высоких налогов. Из этой среды формируются банды грабителей, а то и целые армии, такие как «Желтые повязки», наводившие ужас на обширные регионы в бассейне Хуанхэ. Некоторые из лидеров «Желтых повязок» ожидали падения династии Хань, а потому и предложили носить на голове повязки следующего по порядку пяти элементов цвета — желтого. Даосский медиум Чжан Цзяо, известный как чудесный целитель, проповедовал наступление эры Великого Спокойствия {тай пин) и возглавил восстание «Желтых повязок». Со 184 г. восстание приняло серьезные размеры. В то же время на севере современной пров. Сычуань произошло восстание под руководством даосской секты Пяти Доу Риса (у доу ми дао) под руководством Чжан Даолина.
В правительстве Хань не было определенности в том, как следовало реагировать на восстание. Были предложения объявить амнистию его участникам, подавить его военной силой, прибегнуть к убеждению либо даже подкупить Чжан
Механизм арбалета. Династия Хань


Глава 2. Власть и общество
257
Цзяо. Наконец, было решено освободить всех находившихся в заключении по приговорам после 168 г. Вышедшие на свободу государственные чиновники по- старались подавить крестьянские восстания. Ханьские военачальники, среди которых был и Цао Цао (155- 220)，будущий основатель царства Вэй, возникшего после падения Хань, нанесли поражение основной армии восставших, а в течение нескольких последующих лет были разгромлены и остальные вооруженные формирования. В результате восстания «Желтых повязок» Северный Китай был опустошен. Главная роль в политике на последующие 20 лет отошла к армейским командирам.
Когда император Лин-ди умер в 189 г.5 регентство над его 13-летним сыном Лю Бянем (император Шао-ди, 189 г.) взяла на себя вдовствующая императрица Хэ. Ее брат Хэ Цзинь решил, что пришло время уничтожить евнухов. Чтобы не повторить провала 168 г.? он попросил помощи у командующего Дун Чжо, который выдвинулся со своими войсками в район столичного города Лоян. Но Хэ Цзинь был убит евнухами. Тогда императорские гвардейцы братья Юань вошли во дворец и убили всех евнухов. Главный евнух Чжан Жан успел захватить императора Шао-ди и покинул столицу. Дун Чжо нашел брошенного Чжан Жаном императора, но вместо него возвел на престол его брата Лю Се (император Сянь- ди, 190-220).
С помощью запугивания и грубой силы Дун Чжо обеспечил себе руководящее положение при дворе, однако большинство его офицеров покинули столицу. В то же время на востоке страны против него сложилась военно-политическая коалиция во главе с Юань Шао и Цао Цао. В 190 г. Дун Чжо сжег Лоян дотла и вместе со всем императорским двором переехал на запад в старую столицу Чанъань. Годом позже Дун Чжо умер, но молодой император верьгулся в Лоян только в 196 г., когда Китай был практически разделен между военными командирами, сильнейшими из которых были Цао Цао, Сунь Цюань и Лю Бэй. В 220 г. император Сянь- ди отрекся от престола в пользу сына Цао Цао - Цао Пи. Так закончилась эпоха династии Хань. В следующие полвека страна оказалась разделенной на три государства, а этот период в истории Китая получил название «Троецарствие».
Механизм арбалета. Династия Хань
Глава 2
Власть и общество
Со времен Цинь Шихуана феномен имперской государственности наложил глубокую печать на весь облик общества и цивилизации в Китае. Амбиции китайских императоров произрастали не на пустом месте. За ними стояло реальное превосходство империи над сопредельными народами в организации государ¬


258
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Император У-ди
ственного аппарата и армии, мобилизации природных и человеческих ресурсов, культурной унификации.
До известных пределов существование рассматриваемой нами государственности отнюдь не являлось тормозом экономического и социального прогресса. Благодаря внедрению передовых методов агротехники производительность земледелия за три первых столетия ханьского правления повысилась примерно на 25%. Ханьский период стал временем повсеместного распространения железа и водоподъемного колеса, изобретения бумаги, значительного совершенствования ткацкого станка. Необходимой предпосылкой преимуществ империи в мобилизации ресурсов яв- лялась автономность целей имперской политики и，шире，независимость импер- ской организации от локальных традиций, конкретной социокультурной среды на местах. Это не значит, что Китайская империя могла расширяться беспредельно или существовать где угодно. Ее экспансия была заключена в довольно жесткие границы, установленные тем, что для Китая можно было бы назвать имперской фазой технологии (понимая технологию в широком смысле - как всякое мастерство и навык).
Можно дать краткое, но полное определение производственного базиса этой фазы - интенсивное земледелие при ручном труде. Отсюда проистекает и необычайная устойчивость Китайской империи, и ее историческая ограниченность. Империя являла собой тип государства, который наиболее соответствовал данному типу хозяйствования, сложившемуся на равнине Хуанхэ и низменностях юга. Можно сказать, что империя была прежде всего фактом хозяйственной эко- логии в том смысле, что высокая интенсивность земледелия и господство ручно- го труда были двумя следствиями единой экологической ситуации в китайской деревне, ограниченности ресурсов и демографического давления. Вторгавшиеся в империю кочевники, желая закрепиться во внутреннем Китае, уже из военностратегических соображений не могли не считаться с производственным базисом империи и вместе с ним с традициями имперской государственности. И на- оборот, северные степи и горные районы юга остались камнем преткновения для древних и средневековых китайцев. Разумеется, влияние экологического фактора на развитие общества, на течение древней и средневековой истории Китая было сравнительно велико.
Организующим центром и средоточием космического всеединства являлась императорская персона, чья божественная ипостась пребывала в той точке рядом с Полярной звездой, вокруг которой вращалась небесная сфера. Слово «император», впрочем, плохо передает всю религиозную и мистическую глубину китайской идеи верховной власти. Предложенный некоторыми синологами термин «теократ», пожалуй, более точен, хотя не совсем приемлем с литературной точки зрения. Особа императора была окутана покровом великого таинства, рождавшего чувство подлинного религиозного трепета и благоговения. Император, и только он - «Единственный», «Верховный Владыка» для членов царствую¬


Глава 2. Власть и общество
259
щего дома и «Сын Неба» для всего мира — обладал дарованной ему Небом беспредельной властью над миром, вы- полняя функции посредника между земным и небесным, регулятора вселенской гармонии.
Мироустроитель, источник жизни и благоденствия всего сущего, он подчинял все и вся своей воле ^«как ветер пригиоает траву»; неооори- мой силой своего внутреннего совершенства, или дэ. Соответственно, всякое неповиновение и малейший признак непочтительности к императору расценивались как святотатство, грозившее ввергнуть вселенную в хаос.
Поскольку власть императора была в известном смысле «не от мира сего», управлять в императорском Китае, по сути, отнюдь не значило «употреблять власть» и еще менее - заниматься административной деятельностью. Управление приравнивалось к священнодействию, утверждавшему вселенский порядок. Когда власть императора находилась в согласии с действием божественной силы дэ, все в мире, повинуясь глубинному зову «естественной мощи» самодержца, осуществлялось как бы само собой, без принуждения и вмешательства извне. По существу, управление сводилось к ряду формальных жестов, а подлинно добродетельному правителю для умиротворения Поднебесной было достаточно «си¬
Выезд чиновника
деть лицом к югу, и только».
Мы подошли к проблеме ритуализма как идеологической основы имперской государственности в Китае. Известная необъяснимость ритуала, суть которого недоступна логике языка, определена тем, что ритуал сообщает о высшей целостности бытия. Жить по ритуалу - значит жить в родстве с иным и даже противоположным.
Интересное проявление ритуалистического миросозерцания в практике Китайской империи мы встречаем, например, в обычае издавать указы о привлечении ко двору «мужей, живущих в горных ущельях» и отстранении тех, кто «ос- лепляет поверхностным блеском». Этой особенности имперской политики родственна апелляция имперской власти к «гласу народа» при отсутствии органов, его представляющих. Под народом в данном случае следует понимать анонимную стихию народной жизни, и недаром глас народа искали в народных песнях, для сбора которых ханьские правители учредили специальную палату. Очень высоко ценились детские песенки (ведь дети непосредственнее взрослых), и ханьские летописцы не упускают случая процитировать их в качестве едва ли не са- мого весомого комментария к событиям. Авторы раннедаосского трактата «Тай- пин цзин» специально рекомендуют правителю собирать суждения наиболее далеких от власти людей - рабов, а также «варваров Запада и Востока». Санкция такого «народа» носила, разумеется, чисто символический характер, но она и нужна была только как символ вселенской связи вещей, подобно тому как Небо


260
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
откликалось на проступки императора стихийными бедствиями, а за добродетельное правление посылало богатый урожай.
Хранимая ритуалом «духовная встреча» несоизмеримого, возвращающая к первозданному состоянию «великого единства», - главная мифологема китайской империи. Эта мифологема имела очень древние истоки, но с середины I тыс. до н.э. она стала мистифицированным истолкованием империи как факта хозяйственной экологии и именно поэтому, как ни странно, союзницей чисто профанной теории государства. В китайской традиции парадигмой человеческого суще- ствования и общественной жизни выступала всеобщность мирового дыхания {фэн) или водного потока {лю), отдельные частицы которого, захваченные общим движением, свободно взаимодействуют между собой и в этом взаимодействии определяют себя. Ханьский мыслитель Ян Сюн уподоблял вселенский Путь дао реке, несущей в себе все сущее.
Искусство политики традиционно сравнивалось в Китае с умением управлять водной стихией: не нужно прилагать усилий, чтобы заставить водный поток течь в том направлении, куда он стремится по своей природе, но горе тому, кто попытается преградить ему путь. В управлении государством, таким образом, есть свои незыблемые законы, которые никому, в том числе и правителю, не дано преступать; но их осуществление исключает принуждение, ибо они укоренены в природе самих вещей.
Образ императора как теократа и морального руководителя, простирающего над миром «небесную сеть» неосязаемых, но нерушимых законов божественной планиметрии империи, выдает ориентацию имперского порядка не на общество, которое остается погруженным в совокупное движение космоса, а на производственный уклад аграрных общин. Но именно потому, что сила имперского ри- туализма зависела не от субъективных усилий ее идеологов, а определялась объективными условиями существования империи, увлеченность мистикой вселенского «умиротворения» не мешала деятелям империи с редким хладнокровием разрабатывать технику государственного управления, руководствуясь только утилитарным критерием эффективности самодержавной власти правителя.
Практическое управление империей было вверено чиновникам, которые, считаясь только исполнителями воли государя, стояли неизмеримо выше простонародья -пассивного, безликого объекта имперской политики. Деление на чинов- ников и простолюдинов, «управляющих» и «управляемых» стало фундаментальным для цивилизации императорского Китая.
Два принципа лежали в основе деятельности имперской бюрократии. Первый -унификация всех сторон общественной жизни, начиная с денег и кончая шириной оси повозок. Как явствует из найденного в Хубэе «предписания наместника области Нань», относящегося к циньскому времени, искоренение «местных обычаев», т.е. внедрение единых критериев административной практики, власти древнекитайской империи считали своей первоочередной задачей. Вторым принципом являлась не менее строгая субординация внутри государственного аппарата. Чиновничество было разбито на 18 рангов, определявшихся раз¬


Глава 2. Власть и общество
261
мерами (условными) их годового жалованья - от 100 до 10 тыс. даней зерна. Педантичный иерархизм служебной лестницы распространялся и на быт чиновников, включая одежду, утварь, экипажи, поклонение предкам и т.д.
Имперская бюрократия безраздельно доминировала и в политической, и в экономической, и в интеллектуальной жизни ханьского общества, сумев устранить из сферы большой политики даже армию. Успехи бюрократического контроля кажутся тем более значимыми, что достигнуты они были сравнительно малыми силами. По некоторым данным, число служащих в позднеханьской империи со- ставляло 145 419 человек, т.е. около трети процента ее населения. Впрочем, это стабильная цифра для императорского Китая, обусловленная ограниченностью производственного потенциала аграрной империи. Традиционным являлось деление столичных органов управления на две неравные части: «внешний двор», представлявший собственно администрацию империи, и «внутренний двор», ведавший делами царствующего дома. В аппарате «внешнего двора» насчитывалось примерно впятеро больше штатных единиц, чем во «внутреннем».
Формально высшей чиновничьей должностью в позднеханьский период считался пост «Великого наставника» {тай фу). Назначали на эту должность, однако, нерегулярно (обычно в связи с вступлением на престол нового императора), и большого значения, даже в пределах дворца, она не имела. Во главе чиновничьей пирамиды стояли сановники, именовавшиеся «тремя гунами» {санъ гун). Наибольшими полномочиями среди них был наделен «Великий маршал» (тай вэй), который, согласно ханьским статусам, должен был «помогать императору в правлении». По существу, тай вэй выполнял функции первого советника и осуществлял общий надзор за состоянием государственных дел, особенно по части официальных культов и церемоний. Он также считался ответственным за действия Неба, и во II в. неблагоприятные природные знамения обычно влекли за собой его отставку. Чуть ниже тай вэя стоял «Глава подданных» (сы ту), ведав- ший в основном административными делами и заодно контролировавший своих коллег. Для обсуждения важных государственных дел в канцелярии сы ту устраивали общие совещания высшего чиновничества, собиравшие до нескольких сотен человек. Последний из «трех гунов» - «Управляющий работами» (сы кун) - занимался «делами Земли», т.е. разного рода строительными работами в империи, и, кроме того, считался помощником сы ту. Каждый из «трех гунов» имел под своим началом по три ведомства во главе с министрами (цин) - ведомства чинов, церемоний, дворцовой гвардии, судебное, внешних сношений, казначейство и пр. К «трем гунам» примыкали пять высших военных чинов во главе с «главнокомандующим» (да цзянцзюнъ).
Консолидация бюрократического аппарата может означать как усложнение его структуры, так и раздробление. В любом случае бюрократия склонна превращаться из средства управления в орган по обслуживанию самой себя, что заставляет центральную власть искать эффективные способы контроля регулярной администрации и в конечном счете - новые его формы. Так поступали и ханьские правители, с самого начала учредившие при дворе штат цензоров, которые


262
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
осуществляли надзор за всеми чиновниками и ведали подачей документации трону. В позднеханьский период главенствующее положение в цензорате занимал «Дворцовый канцлер по делам цензората» {юйши чжунчэн), чье ведомство носило название Орхидеевой палаты. С I в. до н.э. все возрастающую роль в государственном управлении стала играть Палата доку- ментов (иш« выполнявшая (функции личного сек- ретариата императора. Располагавшаяся непосредственно в императорском дворце, Палата документов ведала аттестацией чиновников, подачей докладов на высочайшее имя, подготовкой императорских эдиктов и т.д. С воцарением позднеханьской династии Палата документов разрослась в систему из шести отделов и трех специальных служб. Советники называли ее «Полярным созвездием», т.е. средоточием всей администрации. Концентрация власти в руках руководителей Палаты документов побудила позднеханьских им- ператоров принять контрмеры. С конца I в. в штате помощников Великого наставника появился служащий, контролировавший деятельность Палаты документов со стороны «трех гунов».
Таким образом, центральная администрация позднеханьской империи имела структуру, состоящую из трех звеньев. Дублирование функций государственных органов, взаимный контроль и проверка, распыленность административной власти при строгом соблюдении индивидуальной ответственности чиновников - таковы политические основы империи. Ханьские правители прекрасно усвоили главный принцип имперской политики - «разделяй и властвуй» - и приучили к нему своих подданных. Так, жалобы на отсутствие у «трех гунов» реальной власти могли исходить даже от их контролеров в Палате документов.
Провинциальная администрация в позднеханьский период включала в себя три уровня. Основными считались области (цзюнъ) и уделы (го) членов царствующей фамилии. К рубежу II в. в империи насчитывалось 99 областей и уделов, которые делились на уезды {сянъ)\ на 140 г. их насчитывалось 1179. Правители уездов составляли низшее звено штатного чиновничества, назначавшегося из центра. (Строго говоря, уезды разделялись на три категории в зависимости от численности населения - факт, лишний раз свидетельствующий о практицизме государственных деятелей империи, для которых главным критерием выделения административных единиц являлись не этнокультурные характеристики и даже не размеры территории, а число людей, которых может эффективно контролировать данный штат служащих.)
Чиновники провинциальных управ набирались обычно из местных уроженцев, и штат их официально не регламентировался. Численность их могла быть
Золотая печать императора Вэнь-ди. Династия Западная Хань


Глава 2. Власть и общество
263
весьма внушительной. Известно, что располагавшийся в Лояне правитель Хэнани имел под своим началом 927 служащих, его коллега из юго-восточной области Куайцзи - свыше 500. В надписи на каменной стеле, воздвигнутой в конце II в. в юго-западной области Ба, перечисляются имена и должности 73 служащих областной управы, среди них разного рода секретари, посыльные, учетчики, тюремщики, офицеры, писари, учителя, су- дебные исполнители.
Правительство позаботилось о том, чтобы провинциальное чиновничество не осталось без надзора. В 106 г. до н. э.? при императоре У-ди, бы- ли учреждены должности инспекторов округов (чжоу), объединявших несколько областей. Каждый 8-й месяц года инспекторы совершали поездку по вверенным им областям и представляли дво- ру доклад о положении в провинции. Деятельность областных правителей полагалось оценивать по следующим статьям: «не превышают ли земли и дома местных могущественных семей установленные размеры»; «не пренебрегают ли правители областей императорскими указами и не отворачиваются ли они от интересов государства ради личной выгоды»; «справедливо ли правители областей отбирают служащих и не извлекают ли их родичи корысть из их служебного положения»; «не сколачивают ли они мятежные клики, не берут ли взятки и не входят ли в сговор с влиятельными людьми на местах». В штате инспекторов имелись и специальные чиновники, следившие за начальниками уездов. В позднеханьское время инспекторы присвоили себе многие прерогативы правителей областей. На особом положении находился «Высший офицер Управления инспекции» {сыпи сяовэй), обязанностью которого было «разоблачение измены» среди служащих столицы и прилегавших к ней областей. Сыпи сяовэй имел право ареста любого чиновника, даже не имея предварительного согласия императора. Система местного управления, будучи фундаментом чиновничьей пирамиды империи, играла в бюрократической практике скорее вспомогательную роль. Штат на периферии состоял из коренных жителей данной местности, которые, заступив на должность, получали незначительные привилегии и мизерное жалованье.
В непосредственном подчинении уезду находились волости (сян). Критерии их выделения не вполне ясны. Так, в цзюйяньских документах сяны определяются по сторонам света, например «южный», «северный» и т.д. В больших, т.е. более населенных, сянах имелись три должности: «имеющий ранг» (ючжи), занимавшийся раскладкой налогов и поставкой людей на отработки; «трое старейшин» {санъ лао), в действительности один человек, ответственный за состоя¬
Реконструкция ритуального комплекса в южном пригороде Чанъани


264
Часть IIL ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ние нравов в округе, и «обходящий дозором» (юцзяо) - служащий, выполнявший функции полицейского надзора. В малых сянах имелось лишь одно должностное лицо - сэфу. Разумеется, высокое начальство видело в служащих сяна посредников между государством и массами простого народа и требовало от них «хорошего знания того, что любит и что ненавидит народ». Публичная жизнь сяна сосредоточивалась в особом здании - тин, судя по начертанию обозначавшего его иероглифа, двухэтажном. Стояло оно на дороге, связывавшей сян с уездом, и служило одновременно почтовой станцией, постоялым двором и дозорной вышкой. Смотритель тина, именовавшийся в просторечии «отцом тина», располагал небольшим военным отрядом и отвечал за безопасность своего участка дороги и своевременную пересылку корреспонденции. Назначали смотрителя тина из числа почтенных людей округи старше 50 лет от роду, т.е. уже освобожденных от трудовых повинностей.
Каждый сян состоял из нескольких общин {ли), насчитывал до сотни дворов. Начальник ли в ханьских статутах именуется ликуем, но обычно в ханьских источниках фигурирует термин «старейшины ли» {ли фулао). Между сяном и ли существовало, по-видимому5 определенное функциональное разграничение. В некоторых цзюйяньских документах, а также образцах купчих на землю, относящихся ко II в.5 местонахождение земельных участков определяется по принад- лежности к Население же, скорее всего, регистрировалось по ;ш. Наконец, внутри общин существовали объединения из пяти и десяти дворов, связанных круговой порукой. Главы их были обязаны «доносить о хороших и дурных делах» соседей.
Грандиозная бюрократическая машина империи не просто значилась на бу- маге. Она работала на полную мощь, повинуясь законам канцелярской логики и производя лавину всевозможной документации. Не гражданское право, не бо- гоустановленный Закон, но единственно акты власти составляли законодательство в императорском Китае. Навстречу циркулярам и распоряжениям вышестоящих инстанций двигался поток восходящей служебной корреспонденции. Судя по цзюйяньским находкам, низшие служащие ежедневно посылали начальству рапорты, записанные на специальных бланках. В областные управы доклады поступали ежемесячно, а от них в столицу - каждый сезон. Раз в год правители областей прибывали ко двору с полным отчетом о состоянии дел на вверенной им территории. Эти отчеты должны были содержать сведения о численности дворов и душ, площади обрабатываемой земли, приходе и расходе денег и зерна, наличии разбойников, состоянии казенного имущества и т.д. Всякое дело требовало своей бумаги; даже заболевший служащий должен был письменно просить об отпуске, а местный лекарь - его освидетельствовать (немало подобных документов обнаружено в Цзюйяне).
Бесперебойное циркулирование документации обеспечивала сеть государственных дорог и почтовых станций, располагавших штатом посыльных. На одной из цзюйяньских табличек читаем: «Доставлено гонцом Жуном из Линьму к Цзэ5 письмо назначено доставить к 9 часам. Чем объясняется опоздание на один


Глава 2. Власть и общество
265
час?» Как явствует из цзюйяньских документов, обычная почта шла из центра до северо-западных окраин империи около 50 дней. В Цзюйяне найдены депеши о розыске преступников с детальным описанием их примет. Есть даже упоминание о мошенничестве, совершенном на столичном рынке.
Хорошо налаженная система административной субординации сочеталась в древнекитайской империи с отточенной техникой контроля и самоконтроля бюрократии. Продвижение по службе определяли двумя критериями: «заслугами» и «накоплением трудов», т.е. стажем. В окраинных районах два дня службы считались за три.
Регулярно проводилась аттестация чиновников по обширному кругу показателей; ежегодно объявлялся лучший правитель области. О требованиях, предъявлявшихся к служилым людям в ханьскую эпоху, повествуют цзюйяньские таблички. Среди них встречаются краткие характеристики чиновника, в которых указаны его фамилия, имя, возраст, срок службы, удаленность места службы от его родины, степень заслуг (высокая, средняя, низкая) и приведена стандартная формула: «Обучен грамоте, умеет считать, хорошо управляет подчиненными и народом, сведущ в законах».
Механизм бюрократического правления находил свой raison d’être в эксплуа- тации населения и его мобилизации в интересах государства. Местные служа- щие держали у себя и ежегодно обновляли реестры пахотной земли и дворов на своей территории. Экземпляры ханьских реестров не сохранились, но они, по- видимому, содержали сведения о размерах полей, качестве и состоянии пахотной земли, а во втором случае - имена, возраст, звание хозяина каждого двора вместе с перечнем членов его семьи. На основе земельного кадастра с владельцев участков взимался земельный налог. Формально он составлял в позднеханьское время V3〇 часть урожая. Кроме того, мужчины и женщины в возрасте от 16 до 56 лет платили подушную подать в размере 120 монет в год (с рабов и торговцев брали двойную таксу). На подростков 7-14 лет существовал налог «для кормления Сына Неба», равнявшийся 23 монетам в год. Мужчины податного возраста каждый год отбывали трудовую повинность, работая обычно на строительстве или в казенном производстве. Впрочем, от повинностей разрешалось откупаться деньгами или зерном.
Не вдаваясь в разбор всех аспектов социальной иерархии в ханьском Китае, отметим лишь влияние на нее имперской организации. Влияние это было немалым, ибо в свете неограниченной власти императора общественный, правовой и политический статусы сливались воедино. Можно даже сказать, что им- перия без остатка растворяла в себе общество: никто из ее подданных не находился в особом отношении к государству. Политическая мысль Китая не знала вопроса: что есть человек? Ее занимало лишь, что он значит для государства. Человек в Китайской империи не имел «гражданского состояния»; за ним при- знавался только «талант» (цай), и он мог надеяться лишь на то, что его талант «используют» (юн). Подобным же образом, заметим, в Китайской империи не существовало отчетливого понятия земельной собственности. Последняя рас-


266
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Диск из темно-зеленого нефрита.
Династия Западная Хань
сматривалась скорее лишь как право исключительного пользования, и государственные мужи импе- рии думали не о том, кто и в каком смысле является собственником земли, но как лучше использовать земельные ресурсы.
Стремление государства установить полный контроль над населением запечатлено в институте рангов знатности - одной из отличительных черт древнекитайской империи. По циньским и ханьским законам каждый «полноправный», т.е. зарегистрированный, мужчина империи мог рассчитывать на один из 20 таких рангов, определявших его положение на социальной лестнице. Критерием присвоения ранга явля- лись, конечно, заслуги перед государством, тракто¬
вавшиеся в самом широком смысле: чиновничья служба, воинская доблесть, взносы зерном или деньгами, примерное поведение и пр. В ханьскую эпоху пожалование всем подданным низших рангов знатности приобрело регулярный характер и превратилось в своеобразный знак монаршей милости. По сути дела, на все общество распространялась бюрократическая практика «наказания за проступки и награды за заслуги»: высшие 12 рангов, даровавшие освобождение от повинностей, были зарезервированы за чиновниками и недоступны простолюдинам; провинности карались лишением одного или нескольких рангов знатности.
На фоне чрезвычайно дробной формальной классификации подданных особенно заметна размытость социальных категорий там, где принято видеть основные водоразделы в обществе. Так, свободные простолюдины обозначались весьма невнятным термином «обыкновеннее люди» или «поравнен-
ные люди» (ци минь). В своей верховной «беспристрастности» (чжоу) импера- торская власть действительно уравнивала всех подданных. С одной стороны, жизнь даже высших сановников была в руках императора, с другой стороны, позднеханьская династия одинаково карала за убийство раба и свободного человека; даже рабы считались «добрым народом» в свете неограниченной власти императора. Сразу после освобождения рабы могли стать чиновниками, что в средневековом Китае уже не допускалось.
Неудивительно, что, казалось бы, фундаментальное различие между свободными и несвободными, или «добрыми» (лян) и «подлыми» (цзянъ), выражено в ханьской литературе крайне нечетко. Так, термины щзянъ жэнъ» и «цзянь минь», оба означавшие «подлый человек», имели в действительности разный социальный смысл. Первый относился к несвободным слугам, второй - к свободным людям, которые по бедности и за неимением ранга знатности не могли поступить на службу. Категория «добрых людей», способных претендовать на высокое служебное положение, определялась скорее негативно. В нее включали тех, кто не имел в роду до пятого колена рабов и преступников.


Глава 2. Власть и общество
267
Итак, символика власти как неявленной, но все- покоряющей Силы, символика всеединства гармонии, с одной стороны, и бюрократический рационализм и практицизм - с другой, - вот два основных начала имперского порядка. И то и другое находило почву в формализации жизни, имевшей, правда, неодинаковую природу: ритуально-магическую в первом случае, рассудочную и инструментальную - во втором. За нежеланием имперских властей определить «права состояния» подданных империи скрывалась, надо полагать, определенная политическая стратегия - заставить каждого чувствовать себя обязанным императору как подателю жизни и целиком подчиниться его бюрократическому контролю.
Формализм сообщал имперской организации огромную силу, но он же был источником ее слабости. Отсекая частную жизнь от публичной, империя требовала не личной преданности, даже не доверия к ее порядку, но только усердного исполнительства, чреватого безразличием к ее судьбе. Пытаясь втиснуть реальную жизнь в уставы и регламенты, империя невольно способствовала вырождению административных процедур в фальсификацию.
Ритуальный диск би. Династия Восточная Хань
Деревенская община и «сильные дома»
Социальная идея в императорском Китае сводилась, с одной стороны, к идеалу предельной «всеобщности» {гун), с другой - к сугубо партикуляристскому и ситуативному восприятию социальной практики. Поэтому исторические материалы дают нам не цельный образ общества, но лишь разрозненные и часто противоречивые фрагменты общественной жизни.
Подобное состояние общественного сознания объяснялось прежде всего тем, что понятие социума в Китае так и не вышло за рамки семейно-общинного уклада; патриархальная семья выступала в Китайской империи прообразом государства. Настаивая на подобии семьи и государства, имперская политическая доктрина в то же время признавала известный разрыв между ними. Власть главы семьи над его домочадцами считалась столь же полной, как и власть правителя над подданными. Дети не имели права ни доносить о преступлениях отца, ни свидетельствовать против него в суде, хотя в данном случае патриархальный авторитет главы семейства нейтрализовался законом о круговой поруке и наказании за недоносительство.
Связь между государством и семьей была скорее условной, идеально постулируемой. Семья была сферой действия ритуала {ли), основанного на исполнении родственниками личного морального долга друг перед другом; деятельность


268
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
же государственного аппарата подчинялась безличному регламенту, требовавшему сугубо формальной субординации.
Ханьские ученые достаточно четко отделяли принципы семейной жизни и службы государю. Один из них описывает двуединство семьи и государства следующим образом: «Уйдя в семью, отдавай все сердце родственникам. Выйдя на службу, напрягай все силы для государства». В другом случае хронист, говоря о заслугах чиновника, отобразил дуализм ритуала и административного контроля: «Служащие были умиротворены его управлением (чжэн), народ полюбил его учтивое обхождение (ли)».
Последний отзыв позволяет уточнить роль конфуцианства и законничества в политической жизни империи. Если внутренний распорядок имперской бюрократии был составлен по рецептам законников, то конфуцианский ритуализм, скорее, оформлял отношения государства и общества в целом. Недаром именно конфуцианские ценности легли в основу системы отбора служилых людей в Китайской империи. В коллизии семейного и служебного долга, доставлявшей немало волнений современникам той эпохи, но не допускавшей трагической развязки, отобразился способ существования империи как взаимодействия «внутреннего» фактора бюрократии и «внешнего» фактора естественного социального уклада.
Принципы семейных отношений распространялись и на сельскую общину. Последняя с середины I тыс. до н.э. стала фундаментом деспотической государственности. К эпохе Чжаньго имущественное неравенство, частная собственность на пахотную землю, присутствие чужаков являлись нормой жизни древней китайской деревни. От раннеханьского периода дошли упоминания о разде- лении деревенских жителей на богатых, живших «по правую сторону от деревенских ворот», и бедных, живших на левой стороне. В источниках различаются предводители общины - «отцы-старейшины» (фулао) и подчиненные им «сыновья и младшие братья» {цзыди). Несмотря на значительное имущественное расслоение внутри раннеханьской деревни, общинные традиции еще не были до конца подорваны. К концу III в. относится известие о клане Жэнь, члены которого держались следующих правил: «То, что не было получено с собственных полей и от своих домашних животных, нельзя было употреблять в качестве пищи и одежды. До окончания общих работ никто не мог пить вино и есть мясо. Поэтому [клан Жэнь] слыл образцом для всей округи».
Коллективизм, подобный описанному выше, очевидно, был большой редкостью для своего времени, но упоминания о взаимопомощи и совместных действиях членов общины в ханьских источниках довольно часты. Например, когда жена некоего Ли Чуна (I в.) потребовала, чтобы ее муж отделился от своих братьев, тот предложил, как нечто само собой разумеющееся «спросить общее мнение мужчин и женщин деревни». Раннеханьский деятель Чэнь Пин в молодости во время общинных празднеств «делил мясо на строго равные порции», за что заслужил похвалы от старейшин деревни.
Деспотическое государство само выступало как высшее воплощение общинного единства. Это наглядно отражалось в имперском идеале «великого порав-


Глава 2. Власть и общество
269
нения» {тай пин), обозначении свободных общинников термином «поравненный народ», в отождествлении подданных с членами верховной государственной общины. Внутриобщинная иерархия получила официальную санкцию в виде системы рангов знатности, причем ханьская династия признавала прерогативы фулао и оказывала им особые знаки внимания. Магия императорской власти, продолжавшая традиции общинно-родовой религии, благотворительные пожалования двора простому народу и даже высшим чиновникам (которые около половины своих доходов получали в качестве личного дара императора) были со- ставной частью имперского мифа.
Проблема характера общины и степени ее социального расслоения до сих пор остается предметом дискуссии. Часть исследователей находит в ханьской деревне азиатскую общину, где мелкие крестьянские хозяйства, по существу, не имели самостоятельности. Большинство - и с большим основанием - говорят о со- седской общине, базировавшейся на мелком крестьянском землевладении. Что же касается оценки социального развития ханьской деревни, то она зависит в конечном счете от определения соотношения и взаимодействия мелкокрестьянского уклада с крупным землевладением. Концентрация земельной собственности получила широкий размах еще в доимперскую эпоху. Позднее, в ханьском Китае, приобретение земли было не только надежной и респектабельной, но и выгодной формой помещения капитала благодаря низким ставкам поземельного налога. Формально осуждаемая имперской идеологией жажда умножения земельного богатства была настолько свойственна верхушке ханьского общества, что хронисты писали как о редком образце бескорыстия и скромности о конфуцианском ученом, который «все раздавал родственникам, поля его не расширялись».
В источниках встречается широкий спектр терминов, обозначающих могущественную верхушку местного общества. Большинство из них выражает идею общности по родственному признаку _ таковы понятия «могущественный клан» (хао цзу), «старый клан» (цзю цзу), «большая фамилия» {да син\ «именитая фамилия» (чжу син) и т.п. Иногда речь идет о богатых или просто «могущественных и выдающихся» {хао цзе) домах. Расплывчатость приведенных определе- ний - сама по себе примечательный исторический факт, которому еще предсто- ит дать объяснение. Материалы источников практически не дают четкого пред- ставления о социальном лице провинциальной элиты ханьской империи; более того, это лицо может резко, подчас неузнаваемо меняться в разные исторические моменты. Ввиду отмеченных трудностей изучение «сильных домов» удобнее начать с конкретного свидетельства их организации и быта. Классическое описание «сильного дома», относящееся к рубежу новой эры, содержится в биографии Фань Хуна, уроженца Наньяна. Фани, сообщается там, были «выдающейся фамилией округи. Отец [Фань Хуна] по имени Чжун и прозвищу Цзюньюнь, а также его предки были искусны в земледелии, любили торговать. Чжун по натуре был мягок и добр. [В его семье] держались правила владеть имуществом совместно тремя поколениями. Дети утром и вечером выражали свое почтение


270
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
старшему， словно в государственной управе. Чжун управлял хозяйством так, что ничего не оставалось неиспользованным. Рабам он дал подходящую для каждого работу. Поэтому он смог добиться, чтобы высшие и низшие усердно трудились, а доходы умножались с каждым годом. Распахав новь, он расширил свои земельные владения до трехсот с лишним цинов. Все построенные им здания имели двойные залы и высокие покои. Были у него озера и оросительные каналы, рыбные пруды и выгоны для скота. В чем бы ни возникла нужда, всего появлялось
Нефритовая подвеска. в достатке. Как-то он захотел изготовлять до-
Династия Хань
машнюю утварь и сначала насадил катальпу и лаковое дерево. Люди насмехались над ним, но через несколько лет он извлек большую пользу из сделанного. Тогда [все насмешники] пришли к нему с извинениями. Богатство его выросло до 100 миллионов монет. Он облагодетельствовал родственников и распространил милость на жителей округи. Сыновья его дочери, братья из рода Хэ5 поспорили из-за имущества. [Фань Чжун], стыдясь этого, подарил им два г/wwa земли, чтобы уладить ссору. В уезде восхищались им и выдвинули на должность санълао».
Столь подробным описанием хозяйства местного магната мы обязаны счастливой случайности. Будучи земляком основателя позднеханьской династии Лю Сю и дядей его супруги, Фань Хун не мог похвастаться заслугами своих предков, и летописцы решили восполнить этот пробел панегириком хозяйственной сноровке его отца, для конфуцианской агиографии совершенно необычным. Судя по приведенному отрывку, экономически семейство Фаней ориентировалось на самообеспечение и, видимо, продажу излишков. Свои усадьбы Фань и ему подобные не стеснялись сравнивать с государством. Предводители «сильных домов», судя по источникам, могут представать одновременно рачительными хо- зяевами и бессребрениками, добрыми семьянинами и любителями удалых забав вроде лошадиных скачек или петушиных боев, своевольными воинами и учены- ми-начетчиками. Экономическое господство и бескорыстие, авторитаризм и забота о подчиненных являются типичными компонентами образа местного магната в дошедших до нас описаниях. Рассмотрим основные черты организации «сильных домов» на более широком материале.
Термины «большая фамилия», «могущественный клан» предполагают внушительные размеры такого родственного объединения. В качестве ядра «сильных домов» фигурирует патронимическая организация цзун цзу, которая фор- мально включала в себя всех имевших общего мужского предка родственников до пятого колена. На практике речь шла о группе семей, имевших общую фамилию, живших по соседству и сознававших свое родство. Численность кланов была различной - от нескольких десятков до ста и более человек. Например, когда


Глава 2. Власть и общество
271
Ли Тун, земляк и сподвижник Лю Сю, поднял мятеж против Ван Мана, местный правитель казнил 64 человека из его клана. Клан чиновника Лу Кана (конец II в.) насчитывал более 100 человек, клан его современника Ma Чао, по утверждению последнего, свыше 200. Основной ячейкой клана являлась малая семья. Когда сыновья достигали совершеннолетия и женились, происходил раздел семейного имущества, а родители оставались жить с одним из них, обычно старшим сыном. Отсюда, вероятно, существовавшая при Хань практика пожалования рангов знатности старшим сыновьям - единственный случай признание права примогенитуры за пределами царствующего дома.
В позднеханьский период на севере Китая распространился тип семьи, основанной на «вертикальных» отношениях отца и взрослых сыновей, ведших совместное хозяйство.
Тип «вертикальной» семьи запечатлен в таких нормах, как «жить вместе несколькими поколениями» и «тремя поколениями совместно владеть имуществом», ставших с позднеханьского времени идеалом семейного быта конфуцианизированных верхов общества. Выделить семьи, особенно преуспевшие на этом поприще, не упускали случая ни столичные летописцы, ни представители местной элиты. В надписи на каменной стеле в честь некоего Чоу Фу читаем, например: «Чоу Фу? по прозванию Чжунцзэ. В семье несколько поколений жили вместе, по всей округе восторгались его родительской любовью и сыновней почтительностью». Но как подсказывает сама громогласность похвал героям «сыновней почтительности», такая практика оставалась исключением из правила и речь шла скорее о символических жестах, призванных поддержать лицо добропорядочного конфуцианского семейства. Лишь единичным поборникам семейной добродетели среди чиновников удавалось убедить часть жителей на подвластной им территории вернуться в отчий дом. Помимо родовых кладбищ, мы не встречаем в ханьскую эпоху таких осязаемых форм кланового единства, как общий храм предков или особый клин клановых земель.
Ханьские ученые, вдохновляясь обычаями чжоуского времени, объявляли идеалом клановой жизни перераспределение средств между членами клана. Но этот идеал не мешал им считать вполне естественной ситуацию, когда «отец знатен, а сын презренен, дед презренен, а внук знатен... отец богат, а сын беден, старший брат беден, а младший богат». Столь же естественным считалось неравенство между отдельными семьями клана, засвидетельствованное помимо прочего данными эпиграфики. Так, в надписи на каменной стеле, воздвигнутой в 167 г. в связи с осуществленным кланом Чжун ремонтом храма «идеального правителя» древности Яо в Цзиине, читаем: «Все семьи клана Чжун сообща построили каменные ступени перед зданием и оградой. Бедные и богатые равно поддержали предприятие, установили для каждого сумму взноса. Никто не пытался уклониться, в надлежащий срок деньги были собраны».
Ритуальный кувшин для вина ху, инкрустированный золотом и серебром. Династия Западная Хань


272
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Таким образом, можно утверждать, что представления о семейно-клановом укладе в ханьскую эпоху характеризовались откровенным и сознательно утверждавшимся разрывом между идеальным образцом и реальной действительностью. Сам идеал заимствовался из архаической - чжоуской - эпохи, что превра- щает семью и клан как феномены культуры раннеимператорского Китая в анахронизм, своего рода консервативную фикцию. В конечном счете, касаясь организации «сильных домов», мы должны говорить не о клане, но скорее о номи- нальном существовании клановой структуры. Аналогичным образом обстоит дело и с представлением о «сильном доме» как одной семье, зиждившимся на псевдородственных отношениях. Патерналистская трактовка «сильного дома» как одной большой семьи традиционна для раннеимператорской эпохи. На деле же такая «семья» охватывала всех, кто подчинился власти ее главы и считался лично ему обязанным. В конце II в. чиновник Сунь Сун5 укрывая друга от преследований властей, говорил ему: «Мой дом насчитывает сто человек, и мы достаточно сильны, чтобы помочь тебе». Тогда же служащий провинциальной управы Ян Юн, недовольный вмешательством начальника в его дела, уподоблял канцелярию семье. Если глава семьи, рассуждал Ян Юн? позволит каждому делать положенное ему - слугам пахать землю, служанкам носить хворост, петухам будить по утрам, собакам отпугивать воров, буйволам носить грузы, лоша- дям скакать по дорогам, то, не утомляя себя, он добьется полного порядка. Если же он лично возьмется за все дела, воцарится хаос и он «утратит положение главы семьи».
В обоих случаях семья приравнивается ко двору или хозяйству, включающему в себя и весь зависимый люд.
Таким образом, уклад «сильных домов» базировался на личностных отношениях патрона и клиента (в Китае говорили «хозяина» и «гостя») с их принципом взаимообразности (бао), реципрокности в рамках асимметричных отношений «старших» и «младших». Соответственно, «сильные дома» нередко описываются в литературе как объединение «родственников и гостей». Принцип личных связей «хозяина» и «гостя» воплощен в этике так называемых людей долга (ся), обычно снабжавшихся эпитетами «своенравный», «лихой» и т.п. Идеографически знак «ся» являет картину одного большого человека в окружении двух маленьких. Поведение «людей долга» определялось особым кодексом чести, пред- писывавшим им даже ценой жизни мстить за обиды и заботиться о тех, кто им предан; свой союз ся скрепляли клятвой личной верности. Сыма Цянь, положивший начало традиции описания «человека долга» в китайской литературе, нарисовал довольно романтический образ благородного поборника справедливости, который, «не жалея собственной жизни, помогает попавшим в беду», «всегда держит слово», «стыдится бравировать своей добротой перед людьми». Но Сыма Цянь, и сам, впрочем, признававший, что среди «людей долга» были заурядные разбойники, остался одинок в своих похвалах их образу жизни. Идеологи империи единодушно видели в ся антисоциальный элемент и узурпаторов государственной власти, сеятелей беззакония и анархии, заслуживавших самой


Глава 2. Власть и общество
273
суровой кары. Недаром «людьми долга» в ханьском Китае именовали шайки наемных убийц и обыкновенных грабителей.
Между тем в образе ся нетрудно разглядеть фигуру предводителя «сильного дома». Считалось, что господин оказывает «милость» {энь) своим людям, а те служат ему, «воздавая за милость» (бао энь), выполняя свой личный долг. С позднеханьского времени зависимый люд «сильных домов» нередко так и на- зывали _《преданные из чувства долга» (I/ w
О жизненном укладе союзов ся сравнительно подробно повествуется в эпизоде, с которого историк Фань Е начинает повествование о восстании «краснобровых». В уезде Хайцюэ области Ланье жила некая матушка Люй5 сын которой, мелкий служащий, был казнен за какой-то проступок. Матушка Люй, говорится далее, «жила зажиточно, владела состоянием в несколько миллионов монет. Она наготовила угощения и вина, купила оружие и одежду и молодцам, приходившим воспользоваться ее щедротами, давала всего в избытке. Тем, кто нуждался, она тут же давала одежду, не спрашивая, много ли требуется». Когда сбережения матушки Люй иссякли, она попросила кормившихся у нее удальцов отом- стить за убитого сына, что и было исполнено. В годы краха режима Ван Мана и междоусобных войн усадьбы у местных властителей преображались в крепости, куда в поисках убежища стекались окрестные жители. Типичный пример - судьба поместья того же Фань Хуна, который в начале 20-х годов I в. выстроил крепость со рвом, а «примкнувших к нему семей старых и слабых насчитывалось более тысячи». Тогда же Фэн Фан, земляк Фань Хуна? «собрал гостей, призвал мужей сильных и выдающихся, воздвиг крепость со рвом и стал ждать того, кому он мог бы предложить свою помощь». То же самое в еще больших масштабах повторилось после распада Ханьской империи.
Вопрос о формах эксплуатации и статусе зависимого люда в хозяйствах «сильных домов» относится к числу фундаментальных в социально-экономической истории раннеимператорского Китая. К сожалению, источники не позволяют дать на него четкий ответ. За исключением рабства, какие бы то ни было формы зависимости между частными лицами официальным законодательством не фиксировались. Зачастую лица, подчиненные домашнему патриарху, именуются просто «толпой», «множеством» (чжун). Работники в хозяйствах «сильных домов» звались обычно «арендаторы-гости» (дянькэ), «нанявшиеся гости» (инкэ), «работающие взаймы» {цзяцзо\ т.е. работники, ползавшие землю и орудия труда от хозяина. Иногда они фигурируют под общим названием «зависимые люди» {туфу). По мнению большинства исследователей, основную массу держателей земли «сильных домов» составляли арендаторы-издольщики, связанные с землевла- дельцем отношениями кабального должничества и выплачивавшие ему от половины до двух третей урожая. Несомненно, крупные землевладельцы пользовались неустойчивостью экономического положения простых крестьян, значительная часть которых, если не большинство, не могла свести концы с концами. Доказательств тому немало, но мы ограничимся лишь несколькими. Интересные данные об экономической жизни раннеханьской деревни содержатся в документах，най¬


274
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
денных близ Цзянлина (пров. Хубэй) в могиле некоего Чжан Яна, выполнявшего обязанности сельского старосты. Среди них имеются записи о выдаче ссуд семенного зерна 25 кресть- янским дворам. Указанных в списках земельных участков крестьян — в среднем по 25 на семью из 4-5 человек - не хватало даже для прокорма, так как с 1 му хорошей земли в ханьский период получали около 3 даней зерна, а взрослому человеку для пропитания требовалось в месяц 1,5-2 даня. О том, что множество крестьян постоянно не могли дотянуть до нового урожая, свидетельствует Цуй Ши, который в своих «Помесячных указаниях для четырех сословий народа» советует поздней весной «усилить охрану усадьбы, чтобы защититься от набегов разбойников, которые, словно трава, появляются в весеннюю пору, когда голодно». Естественно, деревенские богатеи выступали в роли ростовщиков и кредиторов малоимущих крестьян. Так было со знакомым нам Фань Чжуном, который на поверку отнюдь не бескорыстно «оказывал милость» жителям деревни. Он, по сообщению его биографа, «ссудил людям много миллионов, а перед смертью велел сжечь долговые расписки. Услыхав про это, все должники устыдились и наперебой ринулись к дому Фаней, чтобы рассчитаться》.В надписи на стеле в честь некоего У Чжуншаня (II в.) сообщается, что он давал ссуды весной и осенью (то же советовал Цуй Ши) и не настаивал на уплате долга. Люди «отовсюду приходили к нему просить взаймы, и он никогда не говорил, что у него нет средств». У Чжуншань восхваляется также за то, что он раздавал беднякам еду, оставшуюся после пиршеств.
Панегирики благодетелям деревни не могут скрыть обратной стороны медали. Тот же Цуй Ши ярко обрисовал произвол «сильных домов» и горькую долю простых крестьян, задавленных беспросветной нуждой: «Высшие семьи накапливают миллионные богатства, приобретают земельные владения, не уступающие пожалованиям удельной знати. Они дают взятки, чтобы заставить власти поступить несправедливо, держат у себя телохранителей, чтобы запугивать простой народ. Они убивают невинных и хвастаются, что никто из их людей не был казнен как преступник на рыночной площади. Так они живут, а после смерти пользуются почестями, как государи. Посему люди низших дворов в страхе топчутся, не зная, куда ступить. Отцы и дети, склонив головы, рабски прислуживают богатеям и приводят к ним в услужение жен и детей. Оттого богатеи, всего имея в избытке, день ото дня становятся еще богаче. Бедняки, не имея необходимого, с каждым годом беднеют. Из поколения в поколение они живут словно пленники и все же не имеют достаточно пищи и одежды. При жизни они изнемогают от непосильного труда, после смерти их постигает несчастье остаться непогребенными. Если случится небольшой недород, им приходится идти по миру, хоронясь в придорожных канавах, продавать жен и детей. Никакими словами не высказать, что значит не иметь никакой радости в жизни!»
Ритуальный нефритовый клевец. Династия Хань


Глава 2. Власть и общество
275
Приведенный отрывок свидетельствует о существовании в то время многочисленной категории крестьян, прочно привязанных к земле- владельцу узами кабальной аренды. Они стояли явно ниже свободных крестьян, что, по- видимому, было вообще характерно для отно- шений так называемых аренды и найма в ту эпоху. Правда, для позднеханьского периода известно более десятка случаев, когда ученые мужи и даже отпрыски служилых семей арендовали землю или нанимались на работу.
Однако работали они вдали от родных мест, причем нередко жили под чужим именем и даже изменяли внешность. Надо полагать, наниматься было неприлично для тех, кто претендовал на высокое положение в обществе. Сам Цуй Ши противопоставляет «высшие семьи» «низшим дворам». Вероятно, главы последних не имели в его глазах всей полноты власти, подобающей семейному патриарху. Если в начале правления Хань «гости» были призваны украшать дом па- трона и имели личную свободу, то во II в. они уже могли обрабатывать землю своего патрона. Тогда же появляются устойчивые словосочетания «слуги и гости», «рабы и гости», «подлые гости». Таким образом, «гости» составили новую категорию лично зависимого люда, получившую официальное признание в раннесредневековую эпоху. То же относится и к такой категории подневольного люда, как буцюй, зафиксированной в источниках с конца II в. Вместе с тем крестьяне-издольщики в правовом и социальном отношении явственно отличались от рабов. В позднеханьской империи они числились в государственных реестрах.
Можно предположить, что постоянно углублявшееся имущественное и социальное расслоение в ханьской деревне вело к распаду крестьянской общины. Процесс этот, правда, почти не запечатлелся в сознании современников вследствие его большой продолжительности, исторической связи «сильных домов» с общинной организацией, а также в силу того, что возвышение «сильных домов» не изменило производственной структуры деревенского общества. Судить о нем приходится большей частью по косвенным данным.
Для начала обратимся к свидетельству Дун Чжуншу, писавшего в конце II в. до н.э.: «Богачи ведут распутный образ жизни, выходящий за рамки дозволенного. Они расточительны сверх всякой меры и тем возвеличивают себя... В городах они почитаемы как правители, в общинах {ли) они обладают богатством гунов и хоу». Фразеология и пафос этой инвективы традиционны для имперской идеологии. Но нам важнее сейчас то обстоятельство, что «распутные богачи» соотнесены у Дун Чжуншу с традиционными формами деревенской организации. По существу, речь идет о богатых крестьянах, представляющих верхушку общины. (Подобная трактовка местной элиты в целом характерна для раннеханьского периода.) Недаром после реставрации ханьской династии в I в. чиновник Ду Линь заявлял: «В начале царствования Хань могущественные кланы шести царств бы¬
Рельеф колесницы


276
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ли ослаблены. В городах и общинах не было семей, получавших большие доходы. В сельской местности не было людей, прибиравших к рукам землю». Быстрый рост крупного землевладения в конце I в. до н.э. и последовавшие за ним внутренние войны вызвали глубокие перемены в структуре деревенского общества. Изменился сам облик деревни: усадьбы и крепости местных властителей не только зримо отличались от общинных поселений, но и стали организующими центрами сельской жизни. Сохранилась любопытная запись позднеханьского времени: «Люди строят высокие башни и устанавливают на них барабаны. В случае нужды поднимаются на крышу и бьют в барабан, чтобы жители окрестных общин (ли) были оповещены об опасности и пришли на помощь». Здесь речь идет, очевидно, об усадьбах магнатов и подчиненных им жителях деревень. Разительным контрастом с приведенным выше описанием Дун Чжуншу является сходное по форме свидетельство Чжунчан Туна: «Дома могущественных семей сотнями тянутся друг за другом, их плодородные поля простираются всюду, их рабы исчисляются тысячами, их зависимые люди - десятками тысяч. Лодки и повозки их торговых агентов проникают во все пределы, огромные залы не могут вместить их сокровищ, в горных долинах не хватает места для их буйволов, баранов и свиней».
Как видим, традиционные формы деревенских поселений не упоминаются Чжунчан Туном. Община и ее уклад практически не нашли отражения и в «помесячных указаниях» Цуй Ши. Свидетельством разложения общины служит и отмирание традиционной деревенской администрации, о чем у нас будет возможность сказать подробнее ниже. О том же говорит упадок общинного культа шэ и распространение индивидуалистичной религии в позднеханьский период.
Намеченные выше тенденции развития ханьской деревни требуют уточнения в свете природных и хозяйственных особенностей различных регионов империи. В ханьском Китае можно выделить шесть основных экономикогеографических районов, или зон: северные пограничные области; Гуаньчжун; равнина нижнего течения Хуанхэ (Гуаньдун); междуречье Хуайхэ и Янцзы и Цзяннань; Сычуань; районы крайнего юга (к югу от Хунани и Чжэцзяна). Разумеется, экологические условия на севере и юге, в центре и на периферии империи были неодинаковы.
В экономически ведущих районах центра местная элита формировалась в условиях большой плотности населения, интенсивного земледелия, оживленной торговли. Юг империи, несмотря на экономический подъем и приток населения с севера, оставался в целом колонизуемой страной. Еще во II в. районы среднего течения Янцзы казались северянам «презренной и ничтожной местностью». Но к тому времени и в Цзяннани сложились крупные поместья, игравшие ведущую роль в освоении новых земель и ассимиляции коренного некитайского населения. Запись позднеханьского периода повествует о том, как магнаты юго- западной окраины империи «учили» аборигенов ценить прелести цивилизации: «Поскольку многие варвары были жестоки, злобны и неучтивы, богатые люди из больших фамилий приказали выдать дурным варварам золото и ткани и пригла¬


Глава 2. Власть и общество
277
сили их служить в домашней страже. Так варвары стали любить драгоценности и постепенно покорились власти Хань».
Возможность быстрого расширения производства с минимальными затратами побуждала землевладельцев юга заботиться о сохранении имеющихся рабочих рук и захвате новых. Все они располагали крупными воинскими отрядами, переходившими вместе с зависимыми крестьянами по наследству.
Различия в экологической ситуации на севере и юге обусловили и различное соотношение общинной организации и уклада «сильных домов» в разных частях империи. На севере «сильные дома» вырастали из крестьянской общины, наследуя многие ее традиции. Кроме того, особенности сельскохозяйственного производства на севере, где требовались кооперация крестьянских дворов, сочета- ние ручного труда и использования для пахоты буйволов, препятствовали установлению полного контроля землевладельцев над деревней. На юге, где развивалась культура заливного риса, положение крестьян было более неустойчивым. К тому же пестрый, даже этнически неоднородный контингент подневольного люда южных магнатов не имел ни традиций, ни единства. Поместье на юге явственно противостояло общинному укладу населения горных районов.
В любом случае в лице «сильных домов» мы имеем дело не с организованным и четко фиксированным слоем, но с довольно аморфной элитой, определявшейся в субъективных понятиях «могущества», «богатства», «авторитета» и т.п. На облике «сильных домов» лежит печать особой исторической двойственности. Будучи продуктом распада общинно-родового строя и развития классовых отношений, «сильные дома» как форма социальной организации были ориентированы в прошлое, к архаическим временам. Они моделировали себя по образцу клановой структуры доклассовой эпохи и утверждали квазиобщинный порядок. В итоге они не сумели превзойти рамки домашнего рабства, замкнутость деревенской общины, и, хотя в их укладе легко различить черты как рабовладения, так и феодализма, они не создали ни рабовладельческого, ни феодаль- ного общества и публичных институтов, соответствующих данным типам классовых отношений. На ограниченность исторических потенций «сильных домов» указывает и внутренняя слабость их организационной структуры, характеризовавшаяся сочетанием принципов иерархизма и абсолютной власти предводителя. Как следствие ни один из них не стал созидательной силой общественного развития. Статус в раннеимператорском Китае воспринимался как формальная и отчужденная от личности величина. Личная же преданность господину так и осталась вне закона.
Местная элита и центральная бюрократия
Знакомство с укладом «сильных домов» позволяет судить о некоторых основных чертах ханьского общества. Оно дает основание говорить применительно к древней империи о ячеистой структуре экономики, базировавшейся на до¬


278
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
вольно замкнутых поместьях. Внутри «сильных домов» существовали социальное неравенство и отношения эксплуатации, но классовые антагонизмы в них были скрыты под оболочкой патриархальных отношений. Уклад «сильных домов» отображает незавершенный переход к классовому обществу, когда про- цессы классообразования еще не привели к разрыву с архаическим наследием. Патриархальная оболочка «сильных домов» обусловила слабость «горизонтальных» классовых связей. Основными факторами политической интеграции в Китайской империи являлись военная сила и идеология. Не случайно и воцарение, и реставрация ханьской династии были результатом победы неоднородной в социальном отношении региональной группировки «сильных домов», боровшейся за власть с другими такими же группировками.
Отмеченные особенности социальной организации Ханьской империи мы можем наблюдать на примере взаимоотношений среди местной элиты, отличавшихся особой двойственностью и противоречивостью. Хотя верхушка местного общества, как мы увидим, представляла собой весьма компактный и обособленный круг семейств, отношения внутри него далеко не всегда были дружественными. По страницам ханьских хроник рассыпаны десятки упоминаний о жесто- ких распрях и кровной мести среди местных магнатов, считавших месть за ро- дича или друга делом чрезвычайной важности. Для этого они могли жертвовать всем своим состоянием, не жалели ни сил, ни времени и действовали всеми возможными способами.
За присущими местной элите щепетильностью в вопросах чести, легко уязвимым самолюбием, страхом быть опозоренным нетрудно разглядеть острое соперничество между отдельными ее представителями, которое, в свою очередь, проистекало из их разобщенности и отсутствия вполне объективного и узаконенного критерия социального статуса. Не случайно рознь была особенно сильна среди наиболее замкнутых «сильных домов» Юга, где она доходила до стремления насолить друг другу «из принципа», даже в ущерб собственным интересам и в конце концов воспрепятствовала созданию устойчивого самостоятельного государства южан после распада Ханьской империи.
Таким образом，политика в обществе провинциальных магнатов - арена борь- бы за первенство, где каждый должен сам постоять за себя и где отсутствует эффективный механизм устранения соперничества и розни. Это не значит, конечно, что антагонизм в кругах местной элиты был вовсе непреодолим - в конце концов у предводителей «сильных домов» было много общего между собой. Но едва ли не единственным, хотя и чрезвычайно гибким, средством налаживания сотрудничества были узы брака. Вместе с тем не следует переоценивать эффективность брачных связей, не устранявших объективных причин соперничества и конфликтов. Единство, таящее в себе семена раздоров, вражда, готовая сменить¬
Бронзовый барабан. Династия Западная Хань


Глава 2. Власть и общество
279
ся согласием, — таковы два аспекта политики в местном обществе, две стороны единого целого.
Локальные лидеры - всегда друзья-враги в отношениях между собой. Надо полагать, конфуцианская ученость потому и была столь охот- но воспринята провинциальной элитой, что она предоставила ей некие «объективные» критерии престижа, отсутствовавшие в ее обществе.
Двойственный характер отношений внутри местной элиты полезно сопоставить с отношением к ней имперской бюрократии, которое по- своему тоже отмечено печатью врожденной двойственности. Хотя официально «сильные дома» отнюдь не были в чести у администрации, в действительности они имели ряд преимуществ, позволявших им легко интегрироваться в бюрократическую систему. Богатство открывало местным магнатам двери в чиновничьи канцелярии, а низкие ставки поземельного налога позволяли им наживаться за счет эксплуатации арендаторов-издольщиков.
За время царствования ханьской династии характер взаимоотношений между центральной властью и провинциальным обществом - взаимоотношений, составивших стержень всей социальной и политической истории императорского Китая, -претерпел известные изменения. В раннеханьский период, особенно при У-ди и его преемниках, правительство часто переселяло кланы, пользовавшиеся влиянием на периферии, в столичный район. На языке государственных деяте- лей это именовалось «искоренением зла без применения насилия». Переселению подлежали семьи сановников, чей ранг определялся 2 тыс. даней зерна и выше, богачей, владевших имуществом стоимостью более 3 млн. монет (иногда квоту снижали до 1 млн.)? и просто «властные и могущественные люди», выявить которых должны были провинциальные власти.
С середины I в. до н.э. ханьский двор был вынужден отказаться от жесткого курса в отношении провинциальных магнатов. После 40 г. до н.э. их больше не переселяли к столице, и, хотя спустя двадцать лет некий сановник заявлял，что на востоке империи появилось много богатых семей, которые следовало бы переселить, и даже вызвался самолично подать пример, его предложение осталось без внимания. Безуспешной оказалась попытка законодательно ограничить размеры земельной собственности, предпринятая в конце I в. до н.э. Потерпели неудачу и реформы Ван Мана по усилению государственного контроля над эконо- микой. Внушительным подтверждением силы провинциальной элиты служит провал обмера пахотных земель в империи, затеянного в 39 г. основателем позднеханьской династии Гуан У-ди. За исключением короткого периода, в 80-х годах I в.5 не действовала государственная монополия на соль и железо. Децентра- лизация надзора за ирригационной сетью также оказалась на руку влиятельным провинциальным кланам. В какой-то мере двойственность отношений импер- ских властей и «сильных домов》отразилась в традиционном для китайской ис¬
Навершие меча. Династия Хань


280
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ториографии сочетании образов «строгих» и «добродетельных» чиновников. Первый олицетворяет линию жесткого бюрократического контроля, и эпизоды расправы над местными тиранами присутствуют в жизнеописаниях почти каждого «строгого чиновника». Биографии «добродетельных» служащих воплощают больше культуртрегерскую и организаторскую миссию империи. Их герои пропагандируют конфуцианский ритуализм, учреждают школы, заботятся о росте населения и распашке новых земель. Такого администратора «сильные дома» могли только приветствовать. Идеальный образ «добродетельного чиновника» - идеологическое порождение процесса постепенной консолидации ханьского режима на основе смычки бюрократии и местной элиты. Примечательно, что если в книге Бань Гу выделено 13 «строгих» и 6 «добродетельных» чиновников, то у Фань Е помещены 12 биографий «добродетельных» чиновников и только 7 - «строгих». Мы можем взглянуть на политическую жизнь империи и с другой стороны - со стороны провинциальной элиты. Последняя была и чувствовала себя полновластной хозяйкой округи. Подкрепляя свои амбиции религиозными мотивами, местная элита покровительствовала локальным культам, шаманам и разного рода «святым людям», формально отвергавшимся имперскими властями. Невзирая на официальные запреты, она подражала знати и высшему чиновничеству во всем - от особняков и фамильных гробниц до утвари и одежды. Роскошь, спесь и снобизм провинциальных магнатов лишь изредка вызывали противодействие блюстителей закона. Диу Лунь, заступив на должность правителя Шу, обнаружил, что в области «земли плодородны, служащие богаты. Многие семьи среди подчиненных имели по нескольку десятков миллионов монет. Все они разъезжали в изящных колясках и на холеных лошадях, бахвалились богатством». Диу Лунь стал отбирать на службу бедных и целомудренных мужей. Даже местный хронист признавал, что могущественные семьи Шу, «соперничая в богатстве... нарушали приличия», хотя объяснял это развращающим влиянием циньской династии.
Рыхлость структуры местного общества обусловила большое разнообразие бытовавших в нем критериев социального статуса, который по совокупности определялся неоднородными признаками - происхождением и личной доблестью, ученостью и богатством. Однако решающую роль играла, по-видимому5 чиновничья карьера, служившая для местной элиты мерой жизненных успехов. В надписи на стеле, посвященной Цао Цюаню (185 г.)，правителю уезда Хэян, выражалось сожаление, что со времен реставрации ханьской династии «старые фамилии и совершенствовавшие себя мужи» уезда не удостоились чести попасть в число штатных чиновников.
Местная верхушка, явно не желая ограничивать себя рамками деревни, стремилась упрочить свое положение службой в уездной и особенно областной управах, дававшей реальные шансы на карьеру штатного чиновника. Во II в. магнаты Ба, добиваясь раздела области на две части, даже предлагали за свой счет содержать новую областную управу. Влиятельные главы «ведомства заслуг» в провинциальных управлениях, непосредственно контролировавшие местных


Глава 2. Власть и общество
281
служащих, часто характеризуются хронистами как члены «потомственно выдающихся фамилий». Вполне естественно, что семьи, получившие доступ в верхние эшелоны провинциальной администрации, стремились удержать завоеван- ные позиции. По-видимому, должности в провинциальных управлениях нередко наследственно закреплялись за той или иной семьей и считались как бы ее фамильным достоянием, так что даже фамильный знак такой семьи мог быть производным от характера ее служебной деятельности. В позднеханьский период складывается круг семейств, прочно контролировавших штат местной администрации. Провинциальная администрация в позднеханьском Китае была весьма далека от роли послушного орудия центральных властей. По существу, она стала автономной системой внутри имперской бюрократии, что, впрочем, современникам казалось естественным и отчасти даже желательным. Цуй Ши отмеча- ет, что провинциальные власти не считаются с распоряжениями двора, и приводит популярную в его время поговорку: «Приказы из округов и областей подобны раскатам грома. Императорские эдикты висят для украшения стен».
Царствование позднеханьской династии отмечено консолидацией локальной элиты на базе иерархии статусов, сопряженных с бюрократической лестницей. Эта консолидация позволила провинциальным магнатам фактически разделить власть между собой, хотя не устранила ни внутренних противоречий в местном обществе, ни его организационной рыхлости. Фактор соперничества и связанные с ним амбиции и мотивы личной доблести продолжали играть важную роль в публичной жизни местной элиты.
Бюрократия раннеимператорского Китая по многим пунктам, и прежде всего свойственным ей порядком отбора чиновников, существенно отличалась от бюрократической организации поздних империй с ее отлаженным механизмом экзаменационной системы. Ученые люди средневековья находили государственное устройство Ханьской державы примитивным и благоприятствовавшим коррупции. С их мнением можно согласиться - в конце концов исторически малоопыт- ная ханьская бюрократия представляла ранний этап становления бюрократиче- ской государственности. И все же многое из того, что позднейшие критики ханьских институтов считали недостатком, ханьским современникам показалось бы скорее достоинством. Государственные мужи Хань отнюдь не стремились полностью обезличить и унифицировать процедуру выдвижения на службу. Не рег- ламенты и статуты, а личные достоинства кандидата и умение распознать《истин- ный талант» были для них главными условиями благого правления. Они подходили к указанным лицам с меркой не среднего человека, а гения, идеология затмевала для них административную практику. К примеру, когда сановник Цзо Сюн в 30-х годах II в. предложил ввести возрастной ценз для рекомендуемых на службу, он сделал исключение для тех, кто окажется подобным добродетельнейшему ученику Конфуция Янь Хуэю. И претенденты немедленно нашлись. Персонали- стские воззрения той эпохи еще откровеннее выразили влиятельные противники реформы, прямо заявлявшие, что в империи принято «отбирать на службу по личному таланту и не связывать себя установленными правилами».


282
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
В ханьской политической культуре человек еще не заслонен «системой»; за ним признаются и, более того, от него требуются исключительные личные качества, ставящие его выше всяких формальностей. Ханьский двор не только допускал, но и, по всей видимости, сознательно ориентировался на сосуществование различных методов и критериев отбора на службу, причем значимость каждого из них менялась по мере политической эволюции империи.
От прежних времен ханьская династия унаследовала правило, в соответствии с которым чиновник высокого ранга с жалованьем в 2 тыс. даней зерна в год и выше после трех лет службы мог рекомендовать на службу близкого родственника, обычно брата или сына (привилегия жэнь). Если рекомендованный выдерживал испытательный срок, его назначали на штатную должность. Хотя этот обычай, неоднократно подвергавшийся критике как противоречащий принципу отбора служащих по личным доблестям, в 7 г. до н.э. был запрещен, он неоднократно упоминался в позднеханьских источниках и в среде тогдашней бю- рократии не считался незаконным. В начале царствования Хань среди чиновни- ков имелись так называемые бо шг/ — официально назначенные《знатоки》раз- ных политических доктрин, имевшие своих учеников. Взойдя на престол, У-ди повелел, в противовес указанной системе, ограничиться преподаванием пяти конфуцианских канонов. С этой целью в 124 г. до н.э. была учреждена Столичная школа {тай сюэ) с 50 учащимися, отобранными провинциальными властями. Учащимся предлагались на выбор экзамены трех степеней сложности, и в случае успеха они могли претендовать на невысокие должности. Численность обучающихся в школе постепенно возрастала. К середине I в. до н.э. их насчитывалось 200 человек, а к рубежу н.э. - свыше тысячи. Первый император позднеханьской династии Гуан У-ди также покровительствовал конфуцианским эрудитам. Он ввел в школе преподавание 14 экзегетических традиций и отстроил комплекс учебных зданий за южными воротами столицы - местонахождение школы, отныне ставшее традиционным. Однако источники умалчивают о квоте для лиц, попадавших на службу после сдачи экзаменов, и есть основания полагать, что учеба в школе не обещала быстрой карьеры. В 103 г. двору доносили о разброде и пренебрежении обязанностями, царящих среди преподавателей и учащихся, а через год поступили сведения о том, что в школе вообще не проводится ни занятий, ни экзаменов. В дальнейшем школа пришла в полное запустение: многие здания обветшали и обрушились, двор заняли под огороды и пастбище, деревья были срублены на дрова. В 131 г. школа была восстановлена: новый комплекс состоял из 240 построек, насчитывавших в общей сложности 1850 помещений; была упорядочена процедура экзаменов. По указу 146 г. в школу направлялись дети всех штатных чиновников, и в последующие два десятилетия ее учащиеся
Г ар да меча. Династия Хань


Глава 2. Власть и общество
283
сыграли яркую роль в политической жизни империи. В целом, однако, школа имела больше символическое значение, и ее роль как канала пополнения бюрократии была совершенно ничтожной. Это обстоятельство, конечно, не умаляет того общеизвестного факта, что в Ханьской импе- рии конфуцианское образование стало, по Кормление старика
выражению Бань Гу, «дорогой к чинам и
наградам». Подавляющее большинство штатных служащих отбиралось по личному выбору власть имущих. Наиболее почетным считалось, разумеется, приглашение, исходившее от самого императора (чжэн чжао). В таких случаях кандидата в чиновники полагалось доставить ко двору в так называемом государственном экипаже (гун чэ). Приглашенному не гарантировалось назначение на должность, и, если он по каким-либо причинам не оправдывал надежд государя, его отсылали обратно.
Призывы от имени императора были относительно редки. Значительно чаще правитель просил рекомендовать ему кандидатов на службу столичные и провинциальные власти. К концу II в. до н.э. качества гипотетических кандидатов стали определять в стереотипных формулах: «достойные и добрые» (сянь лян), «безупречные и прямые» {фан чжэн), «говорящие прямо и крайне усердные» {чжиянъ цзицзянь). В позднеханьское время появились новые категории рекомендуемых, такие как «праведные» {юдао), «совершенно почтительные» (чжи- сяо), «непорочные и простые» (дунь пу) и др. Изредка эдикты ограничивали круг рекомендуемых лицами, сведущими в военном искусстве или законах. Отобранные кандидаты прибывали во дворец, где держали своеобразный экзамен - подавали императору так называемую ответную записку {дуй цэ), в которой изла- гали свои взгляды по насущным вопросам государственной политики. Если их советы получали одобрение правителя, кандидаты могли сразу занять высокий пост в администрации.
Нерегулярные указы о рекомендации на службу достойных мужей, разумеется, не могли удовлетворить потребности империи в административных кадрах. Правительство нуждалось в постоянном и фиксированном их притоке. Эту задачу первым попытался решить У-ди, повелевший в 130 г. до н.э. ежегодно от каждой области и удела рекомендовать двору по два человека, отличавшихся «почтительностью к родителям» и «бескорыстием». С консолидацией ханьского режима отбор «почтительных и бескорыстных» (сяо лянъ) превратился в основной канал регулярного пополнения штатной бюрократии. Сама категория «почтительный и бескорыстный» приобрела синтетический характер, впитав в себя все основные критерии квалификации служилых людей. В столице отобранные кандидатуры вначале подвергались проверке. Случалось, что правителям областей, сделавшим неудачный выбор, приходилось на время оставлять службу. В 132 г. по предложению Цзо Сюна для《почтительных и бескорыстных» учре¬


284
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
дили экзамены на знание конфуцианских канонов и делопроизводства. Утвержденные дворцовыми ведомствами кандидаты проходили испытательный срок в качестве ланов, составлявших непосредственный резерв бюрократии. Ланы не имели постоянных поручений и выполняли главным образом обязанности императорской охраны. Ежегодно специальное ведомство давало оценку их службе, руководствуясь в качестве критерия так называемыми четырьмя качествами добродетельного поведения, каковыми считались «искренность и великодушие», «непосредственность и простота», «скромность и уступчивость», «воспитанность и благочестие». По-видимому, большинство данов начинали служебную карьеру с поста правителя уезда.
При раннеханьской династии среди лиц, которых следовало рекомендовать на службу, часто упоминались《выдающиеся таланты》(сто г/ай). В середине I в. вследствие табу на личное имя Лю Сю, первого императора династии Поздняя Хань, употреблялся термин «блестящий талант» (мао цай). По эдикту 36 г. отбор «блестящих талантов» стал регулярной практикой. Право ежегодно рекомендовать одного кандидата по данной категории получили инспекторы округов и несколько высших сановников. Каждый год звания «блестящего таланта» могли быть удостоены 18 человек.
Система рекомендаций, дававшая к середине II в. более 200 кандидатов в штатные чиновники ежегодно, не была ни единственным, ни даже самым удобным каналом бюрократической карьеры. Неменьшую роль в административной практике Ханьской империи играли прямые назначения на должность {пи чжао), которые не сопровождались какими-либо формально регламентированными экзаменами и проверками. Так набирали свой штат не только провинциальные правители, но и начальники столичных ведомств, которые могли затем обеспечить своим протеже быстрое продвижение наверх. Из многочисленных упоминаний в позднеханьской биографической литературе явствует, что прямое назначение на должность в центральном аппарате котировалось выше рекомендации по категориям «почтительный и бескорыстный» и «блестящий талант». Зачастую высокопоставленные сановники брали себе на службу тех, кто уже имел эти звания. В ханьском Китае различные методы выдвижения на службу образовывали в итоге своеобразную иерархию, в рамках которой нерегулярные формы отбора как бы корректировали систему регулярных рекомендаций. В этой иерархии можно выделить следующие основные ступени: назначение, или так называемое учтивое приглашение (ли цин) на службу в провинциальную администрацию; рекомендация по категории «почтительный и бескорыстный» от области и «блестящий талант» от округа; нерегулярные рекомендации; назначение на должность в аппарате «трех гунов»; призыв ко двору по представлению высших сановников; чрезвычайное приглашение императора.
Чтобы оценить характер столь сложной структуры политических отношений, необходимо вначале определить факторы, влиявшие на выбор кандидатуры. Важнейшие из них нам уже известны. С одной стороны, соперничество между


Глава 2. Власть и общество
285
претендентами на чиновничий титул в местном обществе заставляло отдельные семьи бороться за первенство и ревниво оберегать завоеванные привилегии. С другой - то же соперничество побуждало их столь же ревниво следить за успехами конкурентов, апеллируя при необходимости к неким «объективным», всеми разделяемым критериям оценки кандидатов, требуя беспристрастности и гласности отбора. Как следствие критерии легитимации претензий кандидатов оказывались весьма неоднозначными и даже откровенно противоречивыми. Обычно их врожденная противоречивость проявляла себя в резком расхождении между идеалом «справедливого» выдвижения на службу и действительностью административной рутины.
Обе указанные тенденции - стремление к господству и ориентация на некое «общее мнение» - отчетливо прослеживаются в низовых звеньях бюрократии. О появлении в позднеханьский период потомственной служилой элиты в провинциальном обществе уже говорилось. Резонно предположить, что звание «почтительного и бескорыстного» жаловалось в первую очередь ее представителям. Так, Цао Цань в надписи на посвященной ему каменной стеле охарактеризован как наследственный обладатель звания «почтительный и бескорыстный» в третьем поколении. Вместе с тем служилые семьи стремились обосновать свои привилегии ссылками на поддержку земляков, а сама процедура отбора сохраняла пафос публичности. Признательность и любовь «жителей округи» - постоянная тема в надгробных надписях и биографической литературе позднеханьского периода, а «общее мнение» земляков выступает главным условием служебной карьеры. Ряд сообщений источников свидетельствует о большой силе «общего мнения» местной элиты. В целом отбор на службу был целиком внутренним делом управляющих и отличался тенденцией к постоянному сужению сферы отбо- ра. Оттого заключенная в институте《общего мнения》социальная идея не соз- дала устойчивых норм публичной политики.
Отмеченные факторы обусловили характер эволюции центральной бюрократии. В позднеханьской империи явственно обозначилась тенденция к складыванию прослойки именитых служилых семейств, члены которых наследственно занимали высшие должности в бюрократическом аппарате. Таких семей можно насчитать около двадцати. Большинство из них приобрели высокое положение еще в раннеханьское время, некоторые - только при Поздней Хань. Например, жунаньский клан Юань с конца I в. выдвинул в четырех поколениях пять сановников в ранге гуна, клан Сюй в той же Жунани - трех гунов в трех поколениях, клан Ян из Хунуна - четырех «Великих маршалов» в четырех поколениях, потомки ученого Хуань Жуна из области Пэй в течение трех поколений служили учителями императоров.
Аристократизация бюрократии означала превращение ее в замкнутый консервативный слой, преследовавший собственные интересы. Однако упрочение социальной иерархии внутри правящих верхов позднеханьской империи и формирование в ней обособленного круга служилой знати не вели к сословному размежеванию общества. Социальный статус оставался производным от поло¬


286
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
жения на бюрократической лестнице и потому не мог не быть подвижным и неустойчивым. Не существовало и четкого критерия родовитости происхождения. Истинные мотивы выдвижения на службу не всегда были ясны и самим современникам.
Надо подчеркнуть, что определенное размежевание господствующего класса позднеханьской империи на горизонтальные страты сопровождалось укреплением вертикальных структур, связывавших чиновников разного статуса. В числе последних следует назвать прежде всего институт ученичества. Первоначально термин «ученик» {мэнъ шэн, мэнъ жэнъ, мэнъ ту) относился к учащимся частных конфуцианских школ - весьма многочисленной социальной группе в позднеханьское время.
Фань Е в предисловии к разделу «Конфуцианцы» своего исторического труда отмечает: «Со времени Гуан У-ди военное дело потеряло значение, все занимались только изучением канонов. Носившие одежды конфуцианцев, восхвалявшие древних правителей, странствовавшие от школы к школе, собиравшиеся толпой в лекционных залах заполнили страну. Путь в тысячу ли к знатоку канонов не считали далеким, останавливались в каждой школе, за учение платили сотни тысяч монет. К тем, кто, имея славу и блестящую репутацию, держал открытыми двери дома и принимал учеников, записывалось не менее 10 тысяч человек».
Для середины II в. только в книге Фань Е упомянуто более 20 ученых, имевших собственные школы, где обучалось от нескольких сотен до тысячи и более учеников. Современники проводили различие между близкими учениками {ди цзы) и «зарегистрировавшимися» (чжу лу), т.е. теми, кто просто внес свое имя в списки учащихся.
Социальное происхождение и жизненные идеалы учащихся предугадать нетрудно. Подавляющее большинство их были выходцами из верхов провинциального общества, стремившимися благодаря репутации ученого человека и покровительству учителя сделать карьеру. В ученики добровольно шли те, кто искал покровительства влиятельного лица в расчете на выгоды такого альянса. Хотя временами《ученики» могли почти сливаться с прочими категориями за- висимого люда — скажем, служить в дружине или работать на полях патрона,- их преданность нередко вознаграждалась успешной карьерой. В позднеханьское время появилась также категория «бывших служащих» (гу ли). К ней принадлежали служащие, обязанные своему начальнику-патрону прямым назна- чением на должность. Так, на стеле, воздвигнутой в честь Кун Бяо (171 г.)? значатся имена тринадцати его «бывших служащих». Все они были родом из Болина, где Кун Бяо одно время служил правителем. Очевидно, они были взяты Кун Бяо на службу в областную управу и продолжали считать его своим патроном, хотя к моменту сооружения стелы многие из них уже служили в столичных ведомствах. Попавшие на службу путем прямого назначения считались «бывшими служащими» выдвинувшего их лица даже в том случае, если они впоследствии поднимались до высших постов. Подобно ученикам, «быв¬


Глава 2. Власть и общество
287
шие служащие» могли хранить верность и потомкам патрона, нередко в благодарность за когда-то оказанную честь (и в надежде на новые выгоды) одаривая их деньгами.
Личностные отношения внутри позднеханьской бюрократии следует рассматривать как часть всей политической структуры того времени. Они были оборотной стороной процесса аристократизации, окостенения бюрократии, препятствовавшей социальной мобильности. В то же время они были следствием возросшей конкуренции за место в бюрократическом аппарате, сведшей на нет попытки упорядочить систему регулярных рекомендаций. От личностных связей ждали выгод обе стороны. Служилая знать стремилась с их помощью привязать к себе своих подчиненных. В позднеханьское время постоянно слышатся жалобы на то, что высшие чины выдвигают неопытных юнцов, которые смогут в будущем отплатить за оказанную услугу. Со временем количество «учеников» и «бывших служащих» стало общепризнанной мерой могущества знатного чиновничества. Увольнение чиновника даже официально влекло за собой изгнание со службы его протеже.
И все же усиление фракционизма было не единственной тенденцией политического развития позднеханьского Китая. Резкую критику связанных с этой тенденцией социальных явлений нельзя считать лишь данью имперской традиции, за ней стояли реальные силы в обществе. В частности, рост фаворитизма встречал противодействие провинциальной элиты. Не случайно второе столетие н.э. отмечено совершенствованием системы регулярных рекомендаций. В 30-х годах II в. по предложению Цзо Сюна для рекомендуемых на службу был установлен возрастной ценз в 40 лет. По свидетельству Цуй Ши, двор очень часто производил перемещения среди провинциальных правителей, что, по-видимому, преследовало цель воспрепятствовать установлению тесных контактов между цен- тральной администрацией и местной верхушкой. В середине II в. был введен закон, запрещавший чиновникам служить в родных местах их свояков, а также назначать чиновника инспектором в тот округ, откуда был родом тот, кто служил в данный момент инспектором в родных местах этого самого чиновника. Все эти меры были малоэффективны, но они позволяют говорить помимо прочего о росте самосознания бюрократии как института.
В заключение, говоря об эволюции ханьского общества в целом, нужно подчеркнуть, что семейно-клановая и бюрократическая иерархия, а также имущественное неравенство были звеньями одной цепи, составлявшей то, что можно на- звать элитаристским началом в ханьском обществе, экономически связанным с паразитическим характером торгового капитала в древнекитайской деспотии. Это начало кажется источником поступательного развития древнекитайской империи, но, будучи социально разрушительным, оно не имело исторической перспективы. Ему противостояло «общинное» начало, исторически консервативное, но представлявшее социум и порядок. Сочетание двух этих начал обусловило неоднозначный характер движущих сил исторической эволюции ханьского общества.


288
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Глава 3
Задыхающаяся империя
Драма позднеханьской империи
История позднеханьской династии начинается в 25 г. н.э., когда Лю Сю провозгласил себя императором Гуан У-ди. Отпрыск ханьского дома, будущий государь в молодые годы не помышлял о желтом одеянии монарха и даже был го- тов служить Ван Ману. Лишь после того, как падение узурпатора стало неминуемым, Лю Сю поднял мятеж у себя в Наньяне и, играя на проханьских настроениях, быстро выдвинулся в число претендентов на престол. К 25 г. ему удалось установить контроль над большей частью Центрального и Восточного Китая. Став монархом, Лю Сю заручился поддержкой ряда военных вождей северо-запада и в течение десяти лет распространил свою власть на всю территорию империи.
Новый император снискал себе лавры, которых обычно удостаивались основатели династий. По его собственным словам, он «приводил Поднебесную в порядок мягкостью». В ходе войн Гуан У-ди неоднократно специальными эдикта- ми освобождал захваченных пленников-рабов. Он поощрял конфуцианское образование и выказывал знаки особого почтения к ученым мужам. В 31 г. он резко сократил штаты провинциальной администрации, так что, по свидетельству хрониста, «из десяти служащих остался один»; было упразднено свыше 400 уездов. Тогда же Гуан У-ди начал серию реформ в армии, отменил всеобщую воинскую повинность, ликвидировал в центральных районах должности военных гу- бернаторов - дувэев, распустил военный флот. Придворные историографы объясняют эти меры миролюбивым нравом императора и с восторгом отзываются об их последствиях. В действительности Гуан У-ди больше беспокоила угроза мятежа его бывших боевых соратников.
В судьбе позднеханьской династии многое предрешил характер группировки Гуан У-ди и его правления. Опорой Лю Сю стал блок влиятельных магнатов, главным образом из Наньяна (они составляли более трети его ближайших сподвижников), Хэнани, Хэбэя и отчасти северо-запада. Политическое сотрудничество окружения Лю Сю подкреплялось брачными узами. Сам он вначале пород- нился с богатым семейством Го, с помощью которого ему удалось подчинить Хэбэй. Вторая супруга Лю Сю происходила из семьи его видного земляка Инь Ши, имевшей свыше 700 цин земли и более тысячи воинов. Гуан У-ди восстановил в полном объеме бюрократическую систему, но позаботился о сохранении своего личного контроля над ней, вручив, как говорилось, исполнительную власть цензорату и Палате документов из «внутреннего двора». Гуан У-ди дер- жал административный аппарат в ежовых рукавицах.《В то время, — сообщает хронист, - многих чиновников внутреннего и внешнего двора отбирал сам им¬


Глава 3. Задыхающаяся империя
289
ператор, проверяли их со всей строгостью, и это было крайне обременительным делом. Глав Палаты документов и высших сановников на аудиенциях силком усаживали на передние места, никто из чиновников не смел говорить прямо».
Равным образом основатель позднеханьской империи постарался обезопасить себя от посягательств принцев крови. Следуя ханьским традициям, он раздал родственникам уделы, но каждому удельному правителю приходилось терпеть возле себя советника, назначавшегося двором, и отсылать около половины своих доходов в императорскую казну. Сам Гуан У-ди не упускал случая напомнить, кто настоящий хозяин империи. Так, в 53 г. по его приказу было перебито несколько тысяч «гостей» удельной знати. Попытки некоторых принцев крови совершить перево- погребальная модель рот неизменно заканчивались провалом. Одним ело- крепости. Династия Хань вом, удельные правители не стали в позднеханьском
Китае фактором большой политики. Намеченные Гуан У，ди черты династий- ного правления обозначились явственнее при его преемниках, вслед за основателем династии бравших жен из влиятельных семей его окружения. Такая тенденция при пассивности бюрократии и слабости удельных правителей, на до- лю которых оставалась лишь праздная жизнь, приправленная дворцовыми сплетнями и мелкими интригами, таила в себе серьезную угрозу прерогативам царствующего дома со стороны родственников жены императора. Государыня считалась особой не менее священной, чем ее царственный супруг, с которым она составляла《одно тело». Как《мать Поднебесной», она совершала вместе с мужем обряды в императорском храме предков, а после смерти супруга представляла его в своем лице, вручая «Небесное повеление на царствие» новому государю, а в случае его несовершеннолетия выполняла обязанности регентши.
Гуан У-ди хорошо знал об опасности, угрожавшей трону со стороны кланов императриц, - в конце концов он имел перед глазами пример Ван Мана, возвысившегося именно как родственник императора по женской линии. И не случайно хронисты подчеркивают, что Гуан У-ди не вверял большой власти своякам.
В 57 г. Гуан У-ди скончался, дожив до 61 года. На престол вступил его 29-летний сын Лю Чжуан, принявший имя Мин-ди. На сей раз на небосклоне дворцовой политики засияла звезда именитой семьи Ma из Гуаньчжуна, семьи новой императрицы. Отец последней, Ma Юань, был сподвижником Гуан У-ди и в конце концов приобрел такое влияние, что император счел за благо дать ему отставку. Племянник Ma Юаня только после смерти дяди добился разрешения направить своих двоюродных сестер в императорский гарем в ранге гуй жэнь - «знатных дам». В 60 г. младшая дочь Ma Юаня была объявлена супругой Мин¬
Керамическая


290
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ди? и три ее брата сделали быструю карьеру. При третьем позднеханьском императоре -Чжан-ди (75-88) положение родственников императрицы еще более упрочилось. Под опекой теперь уже вдовствующей государыни Ma ее братья получили знатные титулы и немалую власть. Одновременно быстро набирали силу новые претенденты на власть - родственники жены Чжан-ди из рода Доу, земляки семейства Ma. В свое время один из членов этого клана, Доу Жун, примкнул к Гуан У-ди, в награду получив почти бесконтрольную власть в Лян- чжоу. Незадолго до смерти Гуан У-ди Доу впали в немилость и были высланы на родину под надзор властей; часть их погибла в тюрьме. Но после того как в 78 г. внучка Доу Жуна стала императрицей, семья Доу, подобно потомкам Ma Юаня, с удвоенной энергией принялась восстанавливать свои позиции. Сама императрица Доу ревниво оберегала свои прерогативы. Не сумев родить сына, она оклеветала и довела до самоубийства двух «знатных дам» из фамилий Сун и Лян, имевших сыновей от императора. Ребенка наложницы из рода Лян императрица Доу выдала за своего собственного, для пущей безопасности выслав его подлинных родственников в приграничный район.
После смерти Чжан-ди императрица Доу возвела своего девятилетнего «сына» на престол под именем Хэ-ди. Теперь вдовствующая императрица-регентша получила возможность действовать от имени государя. Правда, она могла непосредственно контролировать только «внутренний двор»; опекать регулярное чиновничество стал ее брат Доу Сянь, получивший пост главнокомандующего. Правление семейства Доу в описании хронистов выглядит откровенной и грубой диктатурой. Когда в 89 г. Доу Сянь ушел в поход на северных сюнну, братья императрицы «послали людей перекрыть все дороги, ведущие к столице, и грабить приезжих; самовольно отправили гонцов на почтовых лошадях с приказом к пограничным гарнизонам направить (в их распоряжение. - 5.М) в столицу тяжеловооруженную конницу, всадников-стрелков, а также умелых и сильных воинов... Они силой отнимали у людей имущество, выпускали преступников на свободу, захватывали в наложницы женщин и девушек. Торговцы при их появлении закрывали лавки, как при приближении врага. Власти боялись их, и никто не осмеливался протестовать».
«Внешние кланы» могли рассчитывать на власть, лишь покуда была жива императрица. Неудивительно, что они действовали с жестокостью и самодурством калифов на час, вызывая раздражение и зависть в чиновничьих кругах. В конце концов фавориты пожинали то, что сеяли сами: возвысившись за одну ночь, они за одну же ночь уходили в политическое небытие. Так, сразу после кончины императрицы Ma ее братья потеряли все посты и были высланы в свои уделы. Непрочной оказалась власть и семейства Доу. Хэ-ди, раскрывший обман с «усыновлением», ждал только благоприятного момента для контрудара. В 92 г. Хэ-ди, воспользовавшись отсутствием Доу Сяня, арестовал в столице его родственников, обвинив их в измене. Главнокомандующий и оба его брата были впоследствии сосланы в свои уделы и там по обычаю покончили с собой. Уцелев- шие члены семейства Доу оставались в опале до 109 г.


Глава 3. Задыхающаяся империя
291
Обозначим главных действующих лиц драмы позднеханьского двора, с удручающей монотонностью разыгрывавшейся по одному и тому же сценарию.
Некоторые из этих лиц - родственники императриц - нам известны. Другой влиятельной силой дворцовой политики были евнухи, обслуживавшие гарем монарха. Большинство из них были низкого происхождения и выполняли незаметную черную работу, однако самые высокопоставленные занимали должности, в позднеханьское время приравненные к рангу, оценивавшемуся в 2 тыс. даней. Главное же, повседневная близость к императорской персоне, его супруге и любимым наложницам позволяла отдельным евнухам играть совершенно исключительную роль в дворцовой политике.
Еще царствование Цинь Шихуана закончилось фактической узурпацией власти евнухом. Большим влиянием пользовался доверенный евнух императора Юань-ди (49-33 гг. до н.э.)? но это осталось эпизодом в истории раннеханьской династии. Авторитет евнухов значительно возрос при Гуан У-ди, передавшем им немало постов, которые ранее занимались, как правило, обычными чиновни- ками. Наиболее заметными фигурами стали《постоянный камердинер дворца» ("«жун и《малый камердинер Желтых ворот» (X少ай л/энь высту-
павшие посредниками между государем и администрацией «внешнего двора».
Силу гаремных слуг впервые продемонстрировали события 92 г.? и в дальнейшем их роль в дворцовой политике неуклонно возрастала. В 102 г. Хэ-ди впервые пожаловал знатный титул хоу и удел доверенному евнуху Чжэн Чжуну, унаследованные затем приемным сыном последнего. Право евнухов иметь приемных детей и передавать им знатные титулы было формально узаконено в 135 г. В 156 г. приемные дети евнухов получили право ношения по ним трехлетнего траура, как по настоящим родителям, что устранило последние признаки социальной неполноценности служителей гарема. К тому времени евнухи были уже достаточно могущественны для того, чтобы в нарушение законов назначать родственников на крупные посты в провинциальной администрации. Неудивительно, что, хотя кастрация как вид наказания была отменена при Хэ-ди? многие доб- ровольно калечили себя в надежде сделать быструю карьеру в гаремных стенах. Даже среди служилой элиты немало людей предпочли забыть о том, сколь жалок и презрен с точки зрения конфуцианской морали удел человека, не могущего произвести потомство. В середине II в. появляются упоминания о евнухах из потомственных служилых семей, в том числе и самых именитых.
Наконец, третий фактор дворцовой политики - регулярная бюрократия. Сила относительно сплоченная, но, как показали уже события 92 г.? крайне инертная и отчужденная от императора. Если императорские свояки и евнухи как бы насаждали свою власть сверху, действуя от имени государя, то чиновничество опиралось на регулярную административную систему и ее безличные законы. В этом смысле бюрократия имела право в собственных глазах считать себя олицетворением порядка, а господство императорских фаворитов - аномалией. По той же причине служилая знать была принципиально консервативным элементом, отстаивавшим свои традиционные привилегии в борьбе с «выскочками»,


292
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
пробивавшимися к власти благодаря случайному стечению обстоятельств. Оттого в дворцовых распрях мы почти не слышим голоса действительных хозяев положения -его заглушает исходящая из чиновничьих рядов громкая критика су- ществующей «несправедливости». Чиновники-хронисты, разумеется, ей сочувствовали и в изобилии заполняли ею свитки своих анналов. И тем не менее именно косность бюрократического аппарата порождала временщиков из «внутреннего двора», пытавшихся в обход регулярного чиновничества сократить дистанцию между непосредственным окружением императора и массами податного населения.
Несмотря на острое соперничество, дворцовые группировки сообща успешно выключили из борьбы императоров. Наибольшими прерогативами по-прежнему пользовалась императрица, происходившая, подобно своим предшественницам, из рода видного сподвижника Гуан У-ди? на сей раз - генерала Дэн Юя. В начале 106 г. Хэ-ди умер, не назначив наследника, и вдовствующая императрица возвела на престол малолетнего императора Шан-ди, умершего через четыре месяца. В нарушение обычая, требовавшего созвать в таких случаях общий совет для решения вопроса о престолонаследии, императрица Дэн с двумя братьями провозгласили государем принца Лю Ху. Новому монарху, вступившему на престол под именем Ань-ди, к тому времени едва минуло 13 лет.
Бразды правления остались в руках вдовствующей императрицы. Лишь после ее смерти в 121 г.5 Ань-ди решил отстоять свои державные полномочия. Союзники нашлись все в том же гареме в лице евнуха Ли Жуня и кормилицы императора Ван Шэн, которые донесли Ань-ди о якобы вынашиваемых Дэнами планах государственного переворота. Спустя два месяца Ань-ди лишил членов клана Дэн всех чинов и званий, предоставив некоторым из них возможность покончить жизнь самоубийством. Евнух и кормилица - последняя впервые в китай- ской истории — получили знатные титулы и встали во главе новой могуществен- ной клики из евнухов и приспешников Гэн Бао - дяди императора со стороны его «законной» (в действительности фиктивной) матери.
С кончиной Ань-ди в 125 г. началось новое действие дворцовой драмы. Вдовствующая государыня из клана Янь заблаговременно убила мать наследника престола и добилась низложения последнего. Вместе с братом Янь Сянем она посадила на трон собственного малолетнего избранника, а потом устранила главарей бывшей клики, с которой прежде сотрудничала. Гэн Бао покончил с собой, Ван Шэн отправили в ссылку, а ее люди провели остаток дней с бритой головой и железным ошейником преступника. Императрица и Янь Сянь заручились поддержкой ряда других евнухов, в том числе Ли Жуня, ухитрившегося избежать расправы. К несчастью для Яней их ставленник умер через семь месяцев. Все- общим замешательством воспользовался евнух Сунь Чэн, организовавший заго- вор с целью возвести на престол «законного» наследника - Лю Бао. Его сподвижники из гарема, среди которых мы встречаем ветерана дворцовых интриг Ли Жуня, действовали решительно. Они отрубили головы доверенным евнухам Янь Сяня, почтительно приветствовали нового императора и в тот же день расправи¬


Глава 3. Задыхающаяся империя
293
лись с Янями. В благодарность новый государь, правивший под именем Шунь- ди, помимо щедрых даров пожаловал титул хоу сразу 19 евнухам.
Победа Шунь-ди несколько изменила расстановку сил при дворе. Конечно, ключевые позиции занимали евнухи-заговорщики, но после переворота они уже не были едины. Бывшие союзники так докучали Шунь-ди спорами о своих «заслугах», что одно время он даже хотел выслать их всех из столицы. К тому же евнухи не могли заполнить политический вакуум, образовавшийся после паде- ния Яней. Уход со сцены очередного《внешнего клана» объективно означал усиление служилой знати, которая в целом поддержала переворот Сунь Чэна. На первых порах ветер перемен коснулся не столько ее взаимоотношений с императором, сколько самого характера ее деятельности. Пожалуй, можно говорить о «поколении Шунь-ди» в рядах бюрократии - сановниках, призванных в пер- вые годы его царствования, людях энергичных и решительных. Почти все они воплощали характерный тип позднеханьского сановника - выходца из служилой семьи, конфуцианского эрудита и моралиста, твердо верящего в свое высокое предназначение. В их когорте мы встречаем, например, такие имена, как Юй Сюй, Цзо Сюн, Хуан Цюн, Чжоу Цзюй и др. Юй Сюй? сын смотрителя тюрьмы, долгое время воевавший с то и дело восстававшими племенами цянов, был назначен в 126 г. младшим офицером управления инспекции. Заступив на должность, Юй Сюй провел основательную чистку в дворцовой администрации. Цзо Сюн, прибывший в столицу по специальному приглашению монарха, «увидел, что сановники ленятся на службе, в управлении много огрехов. Сюн много раз подавал доклады о состоянии дел, его речи были глубоки и всеобъемлющи». Хуан Цюн, служивший в Палате документов, по отзыву биографа, «досконально вникал во все дела, и никто при дворе не мог оспорить его суждений». Тогда же ученый маг Ян Хоу, принятый Шунь-ди со всеми почестями в 128 г.? утверждал, что «по прошествии 350 лет царствования Хань должна наступить эра очищения законов и преобразования устоев».
Служилая знать явно ждала от Шунь-ди перемен, но евнухи твердо держались за власть, и все кончилось куцыми реформами в области отбора и экзаменов служащих, реконструкцией Столичной школы и восстановлением некото- рых дворцовых церемоний, ценимых конфуцианцами.
Все же Шунь-ди предоставил новым лидерам «внешнего двора» относительную свободу действий в пределах их служебной компетенции. Семерых «прославившихся добродетелью ученых мужей» представил двору Хуан Цюн, срав- нивший их с семью великими отшельниками древности. Цзо Сюн назвал кандидатуры 30 «достойных людей», после чего среди областных правителей «никто не смел опрометчиво давать рекомендации». Нечто подобное сообщается в биографии сановника Чжан Хао? тоже возвысившегося после переворота Шунь-ди; вновь выдвинутых людей «славила вся Поднебесная». Одним словом, благодаря Цзо Сюну, отмечает его биограф，《ко времени эры Юнцзя (145 г. - 5.М) отбор на службу стал чистым и беспристрастным, во множестве отбирали правильных людей».


294 Часть IIL ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Быть может, подобные суждения являются отчасти плодом ретроспекции следующего поколения, поскольку именно во времена Цзо Сюна начинали свою карьеру многие герои будущей бюрократической оппозиции евнухам. Но даже если перечисленные Фань Е в биографии Цзо Сюна два десятка имен, представлявших цвет позднеханьской учености и административной добродетели, не являются непосредственным порождением «нового курса» Шунь-ди, невозможно отрицать активизацию служилой знати в тот период. Хотя вожди регулярной бюрократии имели основание быть недовольными диктатом евнухов, нет серьезных поводов говорить о какой- либо принципиальной конфронтации между ними и гаремной верхушкой. Цзо Сюн и его единомышленники почти не высказывались против участия в политике «служителей Желтых ворот». Юй Сюй мог в одном и том же докладе обвинять сразу и сановников, и евнухов, а вступив однажды в противоборство с одним из евнухов, получил поддержку от ряда других евнухов, в частности Сунь Чэна.
Предстоящая женитьба императора грозила, однако, подорвать и без того шаткий баланс сил между евнухами и правительством. В 132 г. Шунь-ди объявил своей супругой девицу из клана Лян - одного из знатнейших в империи. Возвысившись благодаря поддержке Гуан У-ди, Ляны пострадали в годы господства семейства Доу, а со времен Ань-ди вновь ока- зались в фаворе. Отец новой императрицы Лян Шан сразу получил удел, должность начальника личной охраны императора, а еще через два года стал главнокомандующим. Лян Шан сосредоточил в своих руках немалую власть, но, нау- ченный горьким опытом предшественников, действовал осмотрительно и при- обрел популярность среди служилой знати. Он приблизил к себе ряд известных своими «добродетелями» чиновников. В то же время Лян Шан велел сыновьям установить связи с группой влиятельных евнухов и неоднократно прибегал к помощи последних. Очевидно, главнокомандующий хотел заручиться поддержкой основных дворцовых группировок, играя на их противоречиях. В 141 г. Лян Шан умер, а все его звания и должности перешли к его старшему сыну Лян Цзи, избравшему совсем другую тактику.
Хронист рисует преемника Лян Шана человеком с хищно, как у совы, поса- женной головой, злым пронзительным взглядом и невнятной речью, запойным пьяницей и азартным игроком - портрет, достойный деяний одного из главных злодеев драмы позднеханьской династии. Поспешив облачиться в одежды главнокомандующего раньше, чем его отец был предан земле, Лян Цзи не скрывал своего намерения стать единоличным диктатором. С интересами служилой знати он демонстративно не считался, бесцеремонно протаскивая в канцелярии своих людей. О разочаровании, охватившем тогда чиновничество, свидетельст¬
Бронзовое «денежное дерево».
Династия Восточная Хань


Глава 3. Задыхающаяся империя
295
вует следующий эпизод. В 142 г. Шунь-ди отрядил восьмерых сановников в инспекционную поездку по империи. Один из них, Чжан Ган, остановился у городской управы в Лояне и на вопрос, почему он не едет дальше, ответил: «Шакалы и волки у власти, что уж выискивать лисиц!» Затем Чжан Ган подал доклад с критикой произвола семейства Лян. Император, отмечает хронист, «знал правоту слов Гана, но так и не сумел обратить их в дело». Зато с евнухами Лян Цзи поддерживал до поры до времени дружеские отношения.
В сентябре 144 г. умер Шунь-ди? и для Лянов пали последние преграды на пути к власти. Наследовавший Шунь-ди ребенок без малого двух лет от роду умер через несколько меся- цев. Ляны самостоятельно назначили нового государя - восьмилетнего Чжи-ди. Последний имел неосторожность назвать Лян Цзи «своевольным генералом», за что и был вскоре отравлен. В поисках преемника Чжи-ди сановники остановили свой выбор на принце Лю Суане, Ляны выдвинули кандидатуру тринадцатилетнего правнука Чжан-ди - Лю Чжи (Хуань-ди).
Дабы придать делу хотя бы видимость законности, Ляны созвали придворный совет, на котором служилые люди единодушно высказались в пользу Лю Суаня. Тогда Лян Цзи много- значительно объявил заседание совета закрытым и перенес его на следующий день, потратив вечер на шантаж и подкуп высших чинов. Усилия Лян Цзи и его доверенных евнухов не пропали даром: во второй раз только два чиновника нашли в себе смелость отстаи- вать прежнее решение.
Возведя своего ставленника на трон, Лян Цзи смог наконец развернуться во всю ширь. Достаточно сказать, что число его служащих вдвое превышало штат служащих ведомств «трех гунов». Соблюдая никому уже не нужный декорум, Лян Цзи сместил часть своих родственников, заменив их родичами жены. Управлял он в худших традициях дворцовых временщиков. Все, кто получал повышение, обязаны были лично благодарить Лян Цзи и после этого уже направляться в Палату документов. Строптивые рисковали не только карьерой, но и жизнью. В провинции люди Лян Цзи составляли списки богачей, сажали их по сфабрикованному обвинению в тюрьму и выпускали за большой выкуп. Тех, кто, по их мнению, давал мало, казнили. В дом Лян Цзи попадали самые ценные подарки, преподносившиеся двору иностранными посольствами. Лян Цзи снаряжал в сопредельные страны экспедиции (в своем роде традиционная черта поли- тики дворцовых временщиков), которые несли миру весть о величии позднеханьского двора, а заодно добывали сокровища и грабили по пути население. В окрестностях столицы он соорудил парк с искусственными холмами, достигавший 300 км в окружности, и другой парк, поменьше, - специально для кроликов. Ляны сделали все возможное, чтобы обеспечить свое будущее. В 147 г.
Графическое представление о загробной жизни


296
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Хуань-ди женили на младшей сестре вдовствующей императрицы. И когда последняя спустя три года умерла, ощутимых перемен не произошло: Лян Цзи по- прежнему контролировал администрацию и армию, а молодая государыня — га- рем. Детей у нее не было, и, как сообщается в ее жизнеописании, «если какая- нибудь наложница беременела, она редко донашивала ребенка».
Но в августе 159 г. императрица умерла, и Лян Цзи пришлось срочно искать замену. Подходящая кандидатура как будто нашлась. Это была наложница по имени Мэнню, к которой в то время благоволил Хуань-ди. У Лян Цзи родился план сделать Мэнню своей приемной дочерью, но родственники фаворитки категорически отвергли его. Когда уговоры не помогли, Лян Цзи прибегнул к силе. Он послал слуг убить мать Мэнню, но та успела бежать во дворец, и Мэнню рассказала обо всем императору. Тот решил, что настало время избавиться от за- рвавшегося опекуна. Хуань-ди удалился в свою уборную _ единственное место во дворце, где он мог быть уверен, что его не подслушивают, - и там попросил доверенного евнуха Тан Хэна отобрать в гареме людей, имевших личные счеты с Лян Цзи и готовых пойти на риск переворота. Тан Хэн привел четверых - Шань Чао, Цзо Гуаня, Сюй Хуана и Цзюй Юаня. Вместе с императором они дали друг другу клятву верности, скрепленную его кровью. Сам переворот обошелся без кровопролития. Хуань-ди прошел в тронный зал и сделал необхо- димые распоряжения. Один из евнухов с тысячью гаремных стражников окру- жили дом главнокомандующего. Лян Цзи и его жена покончили с собой, их родственники были частью казнены, частью сосланы, имущество конфисковано, земельные владения переданы беднякам. Ставленники Лян Цзи - более 300 человек - были изгнаны со службы. «Императорский двор опустел», - отмечает хронист.
Надежды чиновничества играть после переворота более заметную роль в дворцовой политике не сбылись. Хуань-ди, имевший возможность убедиться в пассивности и оппортунизме служилой знати, явно не доверял ей. Высших сановников он даже приговорил за пособничество Лян Цзи к смертной казни, которую заменили разжалованием в простолюдины. Правда, на их место были на- значены враждебные диктатору и потому прослывшие «принципиальными» люди, но это не меняло существа дела. Вскоре Мэнню стала государыней, и, хотя ее родственники не смогли полностью доминировать во дворце, бюрократия болезненно реагировала на появление новых фаворитов.
Главными врагами чиновничества, однако, стали евнухи, больше других выигравшие от переворота. Всей пятерке заговорщиков Хуань-ди даровал титул хоу, неслыханно большие уделы и позволил стать действительными хозяевами положения. На императора тут же обрушился шквал протестов, в которых зазвучали нотки принципиального противопоставления сановников гаремным слугам. Один из подателей докладов, возражая против одновременного пожалования уделов евнухам и главе Палаты документов, писал в докладе, что это значит «смешивать золото и яшму с песком и черепицей, втаптывать драгоценный камень в грязь».


Глава 3. Задыхающаяся империя
297
Могущество евнухов, однако, осталось непоколебленным. Предоставим сло- во хронике:《Четыре хо;; безраздельно хозяйничали в Поднебесной, и о них го_ ворили: „Цзо повернет небо вспять, Цзюй восседает один, Сюй как тигр лежит, Тан бьет как град". Они наперебой сооружали себе дворцы. Это были многоэтажные здания, изящные и роскошные, построенные с большим искусством. На своих слуг они надевали украшения из золота, серебра, фетра и перьев. Они брали в наложницы множество красивых женщин из доброго люда, украшая их драгоценностями, словно знатных дам. Их приспешники разъезжали в колясках, запряженных буйволами, в сопровождении эскорта всадников. Они брали к себе дальних родственников или давали свою фамилию чужим людям, а иногда покупали рабов и усыновляли их, чтобы передать им свои уделы и знатные титулы. Их братья и свояки становились правителями округов и областей, где они терзали и грабили народ, как сущие разбойники».
Так с переворотом 159 г. не в последнюю очередь по вине самого Хуань-ди конфликт между бюрократией и императорскими фаворитами разгорелся с новой силой. Борьба с евнухами стала для служилой элиты делом принципа и даже традицией, имевшей своих героев и свой мартиролог. Тогда, конечно, никто не сознавал, что оба враждебных лагеря были частями одной системы. Но именно поэтому фракционная борьба при дворе не имела исторической перспективы: в ней не могло быть победителя. Запутавшаяся в противоречиях своего политического режима, позднеханьская династия неотвратимо шла к гибели.
Факторы кризисной ситуации
Перипетии дворцовых интриг - принадлежность не только истории позднеханьского двора. Их корни уходят глубоко в толщу социальной жизни, а их постоянно нараставшая ожесточенность - симптом тяжелого недуга, поразившего им- перию. Не претендуя на всесторонний анализ положения Китая во II в.? отметим основные признаки и факторы кризиса, охватившего позднеханьскую державу.
Следует подчеркнуть, что китайские империи вообще страдали предрасположенностью к кризисам. Как мы предположили ранее, их отличало стремление к экспансии до тех пор, пока преимущество в мобилизации ресурсов не уравновешивалось бременем пространства. Отсюда следует, что законом жизни империи являлось предельное напряжение ее ресурсов. На этот закон указывают не утихавшие при ханьском дворе (даже при видимо благоприятных условиях) споры о целесообразности военных экспедиций, свойственное бюрократии активное неприятие всяких выходящих за рамки административной рутины экстренных мер - от введения дополнительного налога до строительства нового дворца - из опасения, что любые лишние издержки окажутся каплей, которая переполнит чашу. Не случайно экономические концепции в Китае традиционно основывались на представлении о неизбежности дефицита продуктов первой необходимости.


298
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Вероятно, требует уточнения и само понятие «кризисная ситуация». Связывать последнюю с какой-либо умозрительно выведенной слабостью режима или ростом общественного недовольства, по-видимому, недостаточно. В практиче- ских целях мы будем рассматривать кризис главным образом в свете внутренней противоречивости правительственной политики, т.е. как противоречие между официальным курсом государства, с одной стороны, реальной значимостью этого курса и его результатами - с другой. Это противоречие можно наблюдать во всех сферах жизни империи.
Политические аспекты кризиса, обусловленные внутренними слабостями бюрократического управления, отчасти были выявлены в первой главе. Вспомним, что государственный аппарат империй, воздвигнутый по отвлеченным законам административной логики, нес на себе неизбежный груз косности, кор- рупции, чиновничьего произвола, волокиты и равнодушия. Взяточничество уко- ренилось настолько, что местные власти открыто требовали мзду с каждого, кто решался затеять судебную тяжбу. Произвольные поборы с населения считались в порядке вещей. Очковтирательство было, можно сказать, нормой административной практики, и мы едва ли ошибемся, если скажем, что двор не имел достоверной информации о положении в провинции. Но главную угрозу таила дезин- теграция бюрократии, в позднеханьское время жившей уже по неписаным зако- нам личностных связей, индивидуальных и узкогрупповых интересов.
Окружение императора во II в. обнаруживает полное отсутствие инициативы, продуманного политического курса и самого понимания действительности. В распрях дворцовых фракций забылись многие нормы императорского правления, например принцип равных возможностей при отборе на службу. Так, по свидетельству Ван Фу? в его время двор уже не помнил о льготных квотах отбора чиновников для отдаленных областей, вследствие чего служилые люди из тамошних уроженцев не имели шансов сделать карьеру. Была предана забвению даже символическая государственная благотворительность, являвшаяся важной составной частью идеологического «мифа империи».
После 156 г. прекращаются весьма частые в начале столетия указы о выдаче пособий жителям, пострадавшим от стихийных бедствий, и лишь трижды - в 166, 167 и 175 гг. - появляются указы о частичном освобождении их от налогов.
Паралич и разложение государственного аппарата позднеханьской династии во II в. очевидны. Но каково историческое содержание этих явлений? Ответ следует искать в особенностях императорской государственности, которая была призвана выполнять в обществе не представительные, а регулятивные функции. Политика осмыслялась императорскими идеологами в категориях «всеобъемлющей беспристрастности» власти, а общественная жизнь - в категориях «всеобщности» (гун) и «великого поравнения» (тай пин). Эти понятия содержали в себе идею динамического равновесия социума, сосуществования разнородных частей в рамках гармонического всеединства и в конечном счете - все ту же идею равного отношения, точнее, равной подчиненности всех членов общества


Глава 3. Задыхающаяся империя
299
империи. Идеал «великого поравнения» означал, по сути, поддержание установленной государством иерархии статусов посредством экономических и внеэкономических рычагов.
Регулятивная миссия империи ярко выразилась в сложившейся как раз в ханьскую эпоху традиционной экономической политике с ее девизом «уравно- вешивания главного и второстепенного», «ствола и ветвей». Смысл этой поли- тики Ван Фу объяснял так: «В великом деле правления нет ничего лучше, чем подавлять ветви и укреплять ствол, и нет ничего хуже, чем забывать о стволе и увлекаться ветвями... В обогащении народа ствол - земледелие и шелководство, а ветви - праздные занятия. В ремесле ствол - производство полезных вещей, а ветви - изысканные и привлекательные безделицы. В торговле ствол - обмен товарами, а ветви - сбыт редкостных вещиц».
Как видим, Ван Фу не только не отрицает важности торговли, но готов объявить ее основой государственного благосостояния, покуда она не выходит за рамки естественного товарообмена. В сущности, Ван Фу? как и другие идеологи империи, имеет в виду поддержание оптимального баланса между различными сферами общественного производства и потребления в экономической жизни страны.
Идея такого баланса проистекала, надо полагать, из двойственной природы имперского порядка, базировавшегося на налогообложении крестьянских хозяйств и одновременно извлечении выгод из товарного обмена. Однако на практике такой баланс со временем все больше нарушался. Ведь, как нам уже из- вестно, именно деньги в ханьском Китае были подлинной основой власти. Развитие денежного оборота предоставляло правящей верхушке дополнительные возможности для обогащения, но лишь ценой подрыва экономического базиса империи. Посмотрим, как кризис, переживаемый империей, отразился на состоянии правительственных финансов. Вначале попробуем оценить доходы и расходы двора. Хотя в Китае еще до возникновения империи научились высчитывать и контролировать бюджет, судить о финансовом положении ханьского двора приходится по отрывочным и косвенным данным. Есть сведения, что на рубеже новой эры ежегодные поступления в казну от подушного налога и откупа от повинностей превышали 4 млрд, монет, из которых половина расходовалась на выплату жалованья служащим. Доходы императорского фиска от экс- плуатации угодий и природных ресурсов составляли, по_видимому，1,5—2 млрд, монет. Известно также, что после конфискации имущества Лян Шана, стоившего 3 млрд, монет, двор на следующий год снизил вдвое ставки поземельного налога. Оценить государственные расходы сложнее. С уверенностью можно ска- зать, что они постоянно возрастали, причем особенно быстрыми темпами с рубежа I и II вв. Известно, что на подавление восстания цянов в 107-118 гг. было затрачено 24 млрд, монет, а всего более чем полувековые войны с цянами (со 107 по 169 г.) обошлись империи в 45 млрд, монет.
Позднеханьский двор избрал политику подкупа верхушки соседних кочевых народов. Южные сюнну ежегодно получали от Китая золота, шелка, денег более


300
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
чем на 100 млн. монет, страны Западного края - на 75 млн., не считая разного рода нерегулярных платежей и подарков. Все эти подношения, отмечал в 91 г. Юань Ань,《дочиста опустошали Поднебесную». Племенам сяньби во II в. каж- дый год посылались подарки на сумму около 270 млн. монет. В итоге выплаты кочевникам, даже по приведенным далеко не полным данным, составляли 6-7% государственного бюджета. К сожалению, о других статьях правительственных расходов можно лишь догадываться. Известно, что к 106 г. расходы на содержание гарема составляли ежегодно 200 млн. монет, а в 70-х годах II в. гарем императора Лин-ди, где находилось более тысячи наложниц, ежедневно поглощал несколько миллионов, т.е. около 1 млрд, монет в год.
С конца I в. слышатся постоянные жалобы на истощение казны и отсутствие у власти свободных средств. В 107 г. вспыхнуло мощное восстание цянов и южных сюнну, опустошившее северо-запад страны и поставившее правительство перед проблемой оказания помощи сотням тысяч беженцев из пострадавших районов. Вплоть до распада империи хозяйство западных областей так и не было восстановлено. Одновременно с указанным восстанием на восточные районы обрушилась цепь стихийных бедствий, лишивших двор главного источника доходов. Пришлось пойти на экстренные меры: изъятие средств у чиновников и удельных правителей, крупные дополнительные поборы, приостановка выплаты жалованья служащим. В дальнейшем, особенно после второго восстания цянов в 40-х годах II в.? финансовый кризис еще более обострился. Сановник Чжу Му в 147 г. заявлял, что расходы столичной администрации выросли «вдесятеро против прежнего» и, хотя, например, с области Хэнэй вместо 80 тыс. кусков шелка стали получать 150 тыс.? «у чиновников нет средств, и они берут их у народа».
Стремясь пополнить казну, двор все решительнее ориентируется на изъятие денег у населения. В 162 г. Хуань-ди ввел для центральных районов единый денежный налог. Годом раньше были пущены в продажу низшие знатные титулы и некоторые должности в дворцовой гвардии. Преемник Хуань-ди император Лин-ди (168-189) в первый же год царствования разрешил преступникам откупаться от наказания. Через несколько лет он пустил в продажу чиновничьи должности, а в 80-х годах приказал взимать с правителей областей и рекомендованных на службу ко двору по 20-30 млн. монет от каждой области. В столице указанные лица задерживались, словно заложники, и «среди тех, кто не мог заплатить сполна, немало было покончивших с собой». Деньги поступали в личную казну императора, которой ведали его доверенные евнухи. Последние также вели бойкую торговлю через купцов, которых они наделяли чрезвычайными полномочиями. Императорский дворец превратился, по существу, в торговый дом, служивший, как вся торговля в империи, личному обогащению его хозяина. На таком фоне кажется символичным любимое развлечение Лин-ди: изображать из себя странствующего торговца, отводя наложницам роль хозяек постоялых дворов. Коммерческий бум в позднеханьской империи протекал в условиях все углубляющегося расстройства денежной системы. После того как Гуан У-ди


Глава 3. Задыхающаяся империя
301
в 41 г. восстановил шошту ушуцянъ, абсолютное количество денег в обращении, по-видимому, не увеличивалось. В то же время сосредоточение их в руках узкого круга богачей вело к постоянной и все более обострявшейся нехватке монеты. Голод в средствах обращения стимулировал порчу монеты и отливку фальшивых денег. В 153 г. двору был представлен проект отливки «больших денег» по причине «легковесности» имевшихся в обращении. Смысл намечавшейся реформы не вполне ясен, но отзывы современников не оставляют сомнения в том, что правительство намеревалось извлечь благодаря ей дополнительный доход. Реформа не была проведена, но есть основания считать, что Лин-ди в 80-х годах прибегнул к выпуску недоброкачественной монеты.
Как бы то ни было, эфемерный расцвет денежной экономики во II в. закончился финансовой катастрофой. С распадом империи деньги потеряли всякое значение. Отмерла и денежная подушная подать.
Разрушительное действие рассмотренных тенденций в позднеханьском обществе сказалось наиболее сильно в экономически ведущих районах Гуаньдуна, жизненно важных для государства. Известно, что в середине II в. снабжение северо-восточных окраин империи ежегодно обходилось в 200 млн. монет, которые изымались из налоговых поступлений от Цинчжоу и Цзичжоу. Отсюда же вывозилось зерно в западные районы империи, где оно стоило вдвое дороже. Здесь, на равнине Хуанхэ, пожалуй, впервые в китайской истории явственно обозначился традиционный для Китая путь решения аграрного кризиса посредством интенсификации земледелия при сохранении ручного труда и примитивных форм хозяйствования. Но предотвратить обнищание деревни, вызванное сокращением сельскохозяйственного производства и ростом демографического давления, таким путем было невозможно. Суждения позднеханьских авторов свидетельствуют об остром аграрном кризисе в Гуаньдуне. В середине II в. Цзя Бяо? будучи правителем Синьци (в области Юйчжоу), обнаружил, что многие бедняки, не имея возможности прокормить новорожденных, умерщвляли их. В 70-х годах II в. правитель Пэй - Ван Цзи, приемный сын евнуха Ван Фу? рубил головы родителям, убивавшим младенцев, и сваливал тела казненных в общую могилу. В данном случае на действия Ван Цзи хронист ссылается как на пример беззакония и жестокостей, чинимых ставленниками евнухов. Дополнительный свет на обстоятельства кризиса империи проливает борьба крестьянства. Важным новшеством классовых выступлений низов позднеханьского общества явился заметный рост идейной организованности. По сравнению с временами Ван Мана, когда даже «краснобровые» не имели самостоятельной политической программы, в позднеханьских источниках все чаще фигурируют так называемые нечестивые разбойники (яо цзэй), под которыми подразумеваются повстанцы, отвергавшие власть ханьской династии по религиозным мотивам. Так, из 11 восстаний, зарегистрированных в царствование Хуань-ди, семь относились к этой категории. Их предводители, действовавшие в самых разных районах - Цзюцзя- не? Гуаньчжуне, Шу, Бохае, Пэй и др.? придавали сакральную значимость анти- ханьской борьбе и объявляли себя императорами. Широкое распространение


302
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
религиозной оппозиции во II в. - внушительное свидетельство краха государственного мифа ханьской династии, утратившей ореол святости для массы простого народа. История позднеханьских даосских сект и восстание «желтых повязок», начавшееся, кстати сказать, в урожайный год, указывают на почти полную эмансипацию идеологического фактора от материальных условий жиз- ни в антиханьской борьбе низов.
Социальный и хозяйственный кризис отразил-
тт , ся на состоянии армии. После отмены воинской
Нефритовая подвеска.
тт 0 v повинности при Гуан У-ди в империи существо-
династия Восточная Хань r J 。
вали две основные категории войск. К первой
относились профессиональные армии, расквартированные в постоянных военных лагерях. То были главным образом части столичного гарнизона. На особом положении находились два отряда дворцовой гвардии: «храбрые как тигры» и «лес перьев». В этих привилегированных отрядах наследственно служили люди из «добрых семейств», а командные посты занимали ставленники «внешних кланов» и евнухов. Гвардейцы не пытались играть самостоятельную роль в дворцовой политике. Когда им приходилось сталкиваться с регулярной армией, они (равно как и их противники) предпочитали выжидать, что станется с их командирами. В этих элитных частях было, по-видимому? немало лиц, неспособных носить оружие, или симулянтов, отказывавшихся воевать.
Мрачную картину состояния дел в позднеханьской столичной армии уже после гибели династии нарисовал в своем докладе трону чиновник царства Вэй: «Хотя „храбрые как тигры66 и „лес перьев46, войска пяти столичных гарнизонов и охранники составляли 10 тысяч человек, служили в них беспутные купеческие сынки и дремучие крестьяне-мотыжники. Несмотря на то что у них имелись военные лагеря, они не знали, как строить укрепления, не обучались искусству владения мечом, редко бывали в деле, и трудно было подготовить их к сражениям. Собирали войска только по тревоге, лишь после ухода армии везли провиант. Бывало так, что, долго стоя лагерем, войска не заводили хозяйства, не приводили в порядок оружие, не создавали запасов продовольствия».
В еще более плачевном состоянии находились полевые армии, набиравшиеся только по случаю. Вот как, например, вербовал свое войско полководец Юй Сюй? посланный в начале II в. на подавление народных волнений на равнине Хуанхэ. Его офицеры, сообщает хронист, «брали тех, о ком узнавали по случаю», причем завербованные делились на три категории: к высшей относились бывалые воины, к средней - «убийцы и грабители», к низшей - те, кто носил траур и не вел хозяйства. Ясно, что подобное наспех сколоченное воинство не только не годилось для серьезных кампаний, но порой и само представляло опасность для властей.
Линия пограничных укреплений легко преодолевалась кочевниками, а служба на границе, которую насильно согнанные свободные люди несли вместе


Глава 3. Задыхающаяся империя
303
с сосланными преступниками, воспринималась в народе как тяжкая каторга. Об этом помимо фольклорного песенного творчества свидетельствуют и некоторые цзюйяньские документы. Таб- личка, датированная 32 г.，повествует о плачевном положении дел на одной из сторожевых вышек: само сооружение развалилось, о сигнальном огне никто не заботится, приписанные к выш- ке воины не выходят в дозор, пьянствуют, дезертируют, грабят окрестных жителей.
Ритуальный диск би. Династия Восточная Хань
В приведенных сведениях об организации позднеханьского войска просматривается определенный, весьма вероятно, не только вынужденный, но и сознательный курс властей на комплектование армии из различных социальных слоев, в первую очередь маргинальных элементов общества. Проводя этот курс, правительство преследовало две цели: разобщить армию, воспрепятствовав тем самым ее превращению в самостоятельную политическую силу, и смягчить недовольство в народе путем вербовки разорившихся и отчаявшихся людей. Разношерстный и деморализованный сброд, каким являлось позднеханьское вой- ско, был наглядной иллюстрацией издержек известных нам тенденций социального и экономического развития империи. Неудивительно, что вместо преданных воинов династия получила озлобленных мстителей, не желавших иметь с ней ничего общего. Действия пограничной армии Дун Чжо, грабившей в 190 г. Лоян словно захваченный неприятельский город, были закономерным итогом военной политики позднеханьского двора.
Ввиду небоеспособности собственного войска правительство было вынуждено обращаться к услугам кочевников, партнеров еще более ненадежных и опасных. Так, на подавление восстания 165 г. в Цзинчжоу была переброшена через всю империю 20-тысячная конница ухуаней. Главную роль в подавлении восстания «желтых повязок» та1сже сыграли кочевники, действовавшие с необычайной жестокостью. Военная необходимость заставила позднеханьскую дина- стию пойти на расселение кочевников внутри Китая в надежде на быструю их ассимиляцию. Так поступили с южными сюнну, ухуанями, цянами и некоторыми другими племенами. Там, где имперские власти были уверены в своих силах, они ставили переселенцев под регулярный административный контроль. В других случаях для замирившихся кочевников учреждались «зависимые государства» (шу го), где они сохраняли свой традиционный уклад, не платили налогов, но находились под надзором китайских инспекторов и были обязаны оказывать
империи военную помощь.
«Покровительственная» политика позднеханьских императоров по отношению к окраинным «варварам» обернулась полным провалом. Вместо ожидаемой


304
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ассимиляции кочевники сами потеснили китайцев в таких стратегически важных районах, как Гуаньчжун и Шэньси, где к III в. они уже составляли явное большинство населения. Вместо ожидаемого мира империя оказалась фактически в состоянии постоянной войны даже с теми, кого она взяла на содержание. Достаточно сказать, что за 21 год царствования Хуань-ди зарегистрировано свыше 30 восстаний и набегов некитайских народностей.
Наибольший урон империи нанесли три мощных восстания цянов (в 107-118, 134-145 и 159-169 гг.), поддержанных южными сюнну и другими племенами. С середины II в. особенно активизировались сяньбийцы. В 156-178 гг. они каждую зиму вторгались в пределы Китая по всей линии северной границы от Маньчжурии до Ордоса. Торговля, с помощью которой имперские власти пытались привязать к себе степняков, тоже обернулась против Китая. Сановник Цай Юн, протестуя в 177 г. против посылки карательной экспедиции во владения сяньбийцев (поход закончился полной неудачей и стоил жизни 20 тыс. китайских воинов), отмечал: «Запреты, касающиеся пограничных сношений, не очень строги, в сети законов имеется множество изъянов. Лучший металл, доброе железо попали в руки разбойников».
Хотя кочевники не сыграли главенствующей роли в событиях, непосредственно связанных с падением позднеханьской династии, их мятежи и набеги были ощутимым фактором дезорганизации хозяйственной и политической жизни империи. Инертность администрации, развал финансов, брожение в низах, враждебность сопредельных народов складываются в звенья единой цепи кризиса, во II в. все туже сдавливавшего империю. Чтобы разорвать эту цепь, нужны были радикальные реформы, а чтобы осуществить их, требовалось по крайней мере единство среди тех, кто стоял у кормила власти. Но этого единства не было. Взаимные распри верхов и их общее упоение собственным величием создали ту обычную для времен гибели империй ситуацию, когда те, кто мог что-нибудь сделать, ничего делать не хотели, а те, кто хотел, - не могли.
Движение «чистой критики»
Обстановка в середине II в. обусловила небывалый размах и остроту протестов даже среди служилых верхов империи. В целом речь шла о критике позднеханьской действительности в свете идеи империи как земного прообраза вселен- ского порядка, где каждому отведено строго установленное место и действуют незыблемые законы, которые никому, даже государю, не дозволено преступать. Из представления о космической ответственности монарха служилые люди, воспитанные в традициях конфуцианского дидактизма, выводили требование заботливого отношения к народу. Вспышки же народного недовольства они объ- являли знаками свыше, требующими от государя раскаяния и изменения политического курса. Критики призывали лечить болезнь, а не ее симптомы, карать не бунтовщиков, а тех, кто довел их до бунта. Гарантией покоя и гармонии


Глава 3. Задыхающаяся империя
305
в обществе являлось для ревнителей имперского порядка строгое соблюдение обязательного для всех закона, равно карающего за проступки и награждающего за заслуги. В таком законе они видели идеал всеобщности «великого поравне- ния». Наилучшим, даже единственным средством лечения больной империи критики единодушно считали ужесточение законов, в чем совсем не обязательно усматривать прямое влияние школы законников {фа цзя)\ то было не столько знаком приверженности к политической доктрине, сколько реакцией на пороки административной практики.
Обе части программы, предлагаемой критиками, - апология «доброго правления» как морального руководства и обращение к устрашающей силе закона,- отвечали традиционным требованиям. Иными словами, речь шла о мистифицированном отображении неизменных хозяйственных посылок бытия империи, не зависевших от субъективной воли власть имущих. В конкретных условиях политической борьбы апелляция к законности и всеобщности (включая заботу о «народе») отвечала интересам провинциальной элиты и бюрократии, монополизи- ровавших регулярные каналы отбора чиновников и выглядящих в собственных глазах защитниками «общественной справедливости».
Переворот 159 г. стал важной вехой в истории позднеханьской династии. Возвышение евнухов грозило свести на нет традиционные привилегии служилой элиты и окончательно разрушить баланс между бюрократией и верхушкой провинциального общества. Есть основания полагать, что опора бюрократии - система регулярных рекомендаций - к середине II в. утратила всякое значение. От- мечаемый же в источниках избыток кандидатов в чиновники объясняется, очевидно, тем, что только нерегулярное прямое назначение на должность и, стало быть, протекция влиятельного лица давали реальный шанс сделать карьеру.
Вполне естественно, что новые временщики из окружения Хуань-ди натолкнулись на стихийный, но яростный отпор служилой элиты. В провинции участились ожесточенные стычки между ставленниками евнухов и их противниками в административном аппарате. Среди прочих упоминается такой инцидент. Сюй Сюань (племянник евнуха Сюй Хуана), будучи начальником уезда Сяпи в Дун- хае, потребовал у некоего отставного чиновника его жену. Получив отказ, Сюй Сюань велел схватить женщину, а затем «ради забавы стрелял в нее из лука и убил». Правитель Дунхая Хуан Фу арестовал Сюй Сюаня и, несмотря на предупреждения подчиненных о возможной мести императорского фаворита, казнил его. Хуан Фу сослали на каторгу.
Одной из самых одиозных фигур среди гаремных временщиков был Хоу Лань, также причастный к заговору против Лян Цзи. Правитель Цзибэя Тэн Янь казнил несколько десятков людей Хоу Ланя и выставил их трупы на дороге. Хоу Лань пожаловался императору, но добился только смещения Тэн Яня. Правителем области был назначен Шань Цянь, брат евнуха Шань Чао, но уже через несколько месяцев он был обвинен по доносу, брошен в тюрьму и там погиб. На родине Хоу Ланя, в Шаньяне, служащий областной управы Чжан Цзянь с ведома начальника направил двору доклад, в котором говорилось, что Хоу Лань неза¬


306
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
конно присвоил себе 118 цин земли, построил 16 дворцов с парками и садами и воздвиг для своей покойной матери не по чину пышную усыпальницу. Также сообщалось, что Хоу Лань лишает людей крова, насильственно обращает их в рабство и даже грабит могилы. Хоу Лань сумел перехватить донесение Чжан Цзяня, и тогда тот, не дожидаясь ответа из столицы, самовольно разрушил гробницу его матери и конфисковал его имущество. Правителя области за допущенный произвол сослали на каторгу. Чжан Цзянь избежал наказания. Приблизи- тельно тогда же, в 165 или в начале 166 г., правитель Наньяна Чэн Цзинь по инициативе своего подчиненного Чэнь Чжи расправился с купцами, пользовавшимися покровительством евнухов. Несмотря на только что объявленную императором всеобщую амнистию, было арестовано и казнено более 200 человек. Правитель Тайюаня позволил служащему его управы Ван Юню казнить двух ставленников евнуха Чжао Цзиня, местного уроженца. В обоих случаях правители областей поплатились головой, но их подчиненные уцелели (по закону ответственность за действия служащих управы нес их начальник).
Накал страстей в провинции отразился и на политических распрях в столице. Служилая знать все настойчивее бомбардировала Хуань-ди жалобами на гаремных узурпаторов. Мало-помалу ее выступления возымели действие. Уже в 163 г. после резких петиций ряда высокопоставленных сановников император согласился на широкую чистку администрации от приспешников евнухов. По докладу сановника Ян Бина более 50 уличенных в сотрудничестве с евнухами крупных чинов были казнены или уволены. Между тем старые любимцы Хуань-ди один за другим сходили со сцены. Шань Чао умер еще в 160 г.，Тан Хэн и Сюй Хуан - четыре года спустя. Вожди «внешнего двора» сосредоточили огонь критики на оставшихся в живых фаворитах. В 165 г. Ян Бин обвинил инспектора Ичжоу Хоу Цаня, младшего брата Хоу Ланя, в грабежах и убийствах местных жителей. Имущество Хоу Цаня стоимостью в несколько сот миллионов было конфисковано, а сам он отправлен в клетке в столицу и по дороге покончил с собой. После очередного доклада Ян Бина императору Хоу Ланю пришлось уйти в от- ставку.
Инспектор столичного округа Хань Янь обвинил в злоупотреблении властью сразу двух фаворитов Хуань-ди. Сначала он вынудил пойти на самоубийство Цзо Гуаня и его брата, затем попал в тюрьму и Цзюй Юань, которого выпустили на свободу лишь для того, чтобы дать ему возможность умереть дома. Хуань-ди в этой ситуации явно давал понять, что он не хочет связывать себя старыми обязательствами.
В политическую борьбу активно включился и резерв бюрократии - учащиеся конфуцианских школ, в первую очередь Столичной школы, являвшейся центром притяжения честолюбивых молодых людей со всей империи. По указу 146 г. в Столичную школу полагалось направлять детей всех чиновников ранга, оценивавшегося в 600 даней зерна и выше, и ежегодно 50-60 ее учащихся следовало рекомендовать на службу. Хотя квота и была весьма скромной, перспектива сделать карьеру без откровенного попрошайничества и унижения привлекла очень


Глава 3. Задыхающаяся империя
307
многих. В скором времени, если верить Фань Е? численность учащихся выросла до колоссальной цифры - 30 тыс. человек.
Как и следовало ожидать, мечты конфуцианских школяров не выдержали столкновения с политической реальностью. Пробиться наверх было невозможно без благосклонности со стороны отдельного лица, а завоевать ее было делом крайне сложным. В таких условиях поведение многих учащихся приобрело черты намеренной экзальтации и бравады, не без доли эпатирования почтенных вельмож. На тернии административной карьеры учащиеся отвечали демонстративным равнодушием к богатству и почестям. Особенно колоритной в их среде была фигура Го Тая, выходца из незнатной семьи, снискавшего громкую славу умением «выявлять таланты». Один из биографов рисует Го Тая великаном, щеголявшим в неопрятной и залатанной одежде. Когда однажды Го Тай попал под дождь и углы его шапки покосились, он не стал их поправлять. Немедленно тысячи учащихся начали носить шапки «в стиле Го Тая». Несмотря на фривольные манеры, Го Тай заручился покровительством авторитетного сановника Ли Ина， благодаря чему его слава «гремела в столице».
В борьбе за милость властей предержащих не обходилось без острой конкуренции. В биографии Фу Жуна, другого вожака учащихся и друга Го Тая, упоминаются двое ученых, которые, пользуясь своим искусством врачевания и при- обретя влиятельных покровителей при дворе, давали советы, кого брать на службу. Фу Жун, «дознавшись про их неправедность» (в чем заключались пре- грешения соперников Фу Жуна, его биограф не сообщает), попросил Ли Ина расследовать поведение удачливых лекарей. Неизвестно, что предпринял Ли Ин? но не прошло и двух недель, как соперникам Фу Жуна пришлось ретироваться из столицы.
Разумеется, в политических усобицах при дворе учащиеся твердо стояли на стороне регулярного чиновничества. Впервые их голос явственно прозвучал еще в 153 г.? когда они подали сразу две петиции двору. Одна из них, подписанная несколькими тысячами человек, была направлена в защиту чиновника Чжу Му, арестованного за расправу над евнухом. Прошение возымело действие. Окрыленный успехом, инициатор первой петиции Лю Тао подал доклад против готовившейся тогда финансовой реформы, заодно обрушившись на могущественных временщиков дворца. И вновь Лю Тао добился своей цели. Спустя девять лет учащийся Чжан Фэн и свыше 300 его коллег выступили в защиту сановника Хуанфу Гуя? оклеветанного евнухами. Хуанфу Гуй был помилован, но все же выслан в родные места.
Петиции двору были, однако, лишь одним из аспектов политической активности учащихся. Их недовольство засильем временщиков и неудовлетворенная жажда служебной деятельности выливались в политические дебаты, кри- тические реплики на злобу дня, отзывы о тех, кто вершил судьбы империи и боролся за власть при дворе. Своеобразное «общественное мнение», создаваемое учащимися, превратилось в постоянный и ощутимый фон политической жизни.


308
Часть HL ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Для политической агитации учащихся нашлась и броская словесная форма. Еще раньше в их кругах было принято воспевать достоинства своего учителя в кратких стихотворных эпиграммах, сочинявшихся на манер народных поговорок. Такие эпиграммы состояли обычно из семи слогов-слов, в которых рифмовались четвертый и седьмой слоги. Вот два типичных примера, в переводе кото- рых? к сожалению, невозможно передать живость и ритмику оригинала: «В добродетельном поведении безупречен - Чжао Боцунь»; «Конфуций [из] Гуаньси - это Ян Боци».
К середине 60-х годов II в. подобные эпиграммы, претендовавшие на звание «смелых речей, глубоких суждений» (слова Фань Е)? распространились повсеместно: их декламировали на улицах, писали на стенах, и, по замечанию Фань Е, «среди сановников от гунов, цинов и ниже не было никого, кто не опасался бы тех язвительных высказываний». Эта практика самодеятельных оценок политических деятелей, связанная с традиционным для имперской бюрократии идеалом нравственной «чистоты», с одной стороны, считалась правдивой характеристикой личных качеств того или иного лица, а с другой - помогала отличить нравственно «чистых» мужей от «грязных» (т.е. порочных) служащих. Критики с позиций «чистоты» даже создали общегосударственную градацию своих кумиров. Наиболее известный список приводит Фань Е в предисловии к 67-й главе своего труда. Здесь упомянуты имена 35 человек, разделенных на ранги и категории. Верхнюю ступеньку занимают «три правителя», далее следуют «восемь героев», «восемь образцов», «восемь кормчих» и «восемь сокровищ». В этом списке проглядывает определенный порядок, особенно если принять во внимание личность тех, кто объявлен главой каждой категории. Первый разряд отведен представителям высшей служилой знати. Среди «героев» также фигурируют столичные чиновники, но несколько ниже рангом. В категории «образцов» мы встречаем ученых-отшельников, чиновников провинциальной и столичной администрации, но главой их назван Го Тай - странствующий ученый, своей деятельностью укреплявший связи между «славными мужами» в столице и в про- винции. Категория «кормчих» также неоднородна по составу ее членов, но перечень их открывает имя Чжан Цзяня - служащего областной управы. Очевидно, список выражает идею широкой коалиции служилых людей, охватывающей все их основные слои. Отобразились в нем и важнейшие жизненные ценности служилого общества - от авторитета начальника и щедрости патрона до идеала морального руководства и затворничества ученого. Правда, в списке не нашлось места для полководцев, располагавших военный силой, - очевидное свидетельство отсутствия контактов между столичными поборниками «чистоты» и армией.
Представленная в списке весьма аморфная коалиция имела двойственную природу: бюрократическая иерархия переплеталась в ней с неофициальными нравственными оценками сугубо личного порядка. Заметное место в ней занимали представители местной элиты. В частности, имя Цзун Цы появилось в списке исключительно благодаря большому авторитету, которым пользовался тот у


Глава 3. Задыхающаяся империя
309
себя в Наньяне. То же самое относится к Фань Пану и прочим деятелям облает- ного масштаба. Несомненно, что общегосударственная иерархия корифеев «чистой» критики выросла на базе «общего мнения» областной элиты.
Отмеченной многослойностью списка объясняются, вероятно, имеющиеся в нем анахронизмы. В приведенном у Фань Е виде список распространился, скорее всего, в 168 г.? уже после смерти Хуань-ди, когда у противников евнухов появилась реальная возможность добиться всей полноты власти. Это подтверждается, в частности, присутствием в нем имени Цзун Цы? призванного ко двору как раз в то время. Однако глава «восьми сокровищ» Ду Шан умер в 166 г.? а часть упомянутых в перечне чиновников прославилась еще во времена всевластия Лян Цзи. Можно сказать, таким образом, что список обозначает не столько политическую ситуацию, сколько известную политическую традицию. Вполне естественно, что в ее рамках могли существовать разные списки такого рода - как общегосударственные, так и локальные. Наконец, обращает на себя внимание региональный характер «чистой» критики, получившей широкое распространение в центральных и восточных районах империи, но почти не затронув- шей запад и юг. Глубинные социально-экономические причины политической нестабильности именно в этих наиболее развитых районах империи нам уже известны. Непосредственным же поводом к борьбе за власть могло послужить само происхождение гаремной верхушки. За единственным исключением все ев- нухи, удостоившиеся у Фань Е отдельного жизнеописания, были выходцами из центральных и восточных областей. Судя по известным примерам, уделы евнухам давались в их родных местах или по соседству с ними.
Пожалуй, главными центрами «чистой критики» стали Шаньян и Инчуань. Под предводительством Чжан Цзяня 24 уроженца Шаньяна объединились в три группы «героев», «образцов» и «кормчих» по восемь человек каждая. Они дали клятву дружбы перед воздвигнутым ими алтарем божества земли и выбили свои имена на каменной стеле. Большинство сподвижников Чжан Цзяня, включая его самого, были выходцами из местных «сильных домов». Несколько иной характер носила «чистая критика» в Инчуани. Политически наиболее влиятельными ее вдохновителями были сановники Ли Ин и Ду Ми, сохранявшие тесные связи с высшим светом области. К ним примыкал ряд могущественных местных семей и деятелей «чистой критики», которым посвящена, в частности, 62-я глава книги Фань Е. Среди них следует упомянуть прежде всего Сюнь Шу? известного ученого и друга Ли Ина. Некоторое время Сюнь Шу служил, затем, не поладив с Лян Цзи, ушел в отставку и завоевал в округе такой авторитет, что заслужил прозвище «божественного». Сюнь Шу имел восемь сыновей, и они, по отзыву хрониста, «были прямы, ненавидели зло, старались искоренить служителей гарема». Их прозвали «восемью драконами», а уездный правитель присвоил деревне Сюней, прежде именовавшейся «община западных магнатов», новое на- звание - «община Гаоян» в память добродетельного сановника древности, имевшего восемь талантливых детей. Рядом помещены жизнеописания сановника Хань Шао, прославившегося милостивым обращением с восставшими кресть¬


310
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
янами, и свояка Ли Ина? начальника «ведомства заслуг» Инчуани Чжун Хао. Последний крупный авторитет «чистой критики» Инчуани - Чэнь Ши был родом из бедной семьи, занимал скромную должность начальника тина, но обладал неоспоримым авторитетом в своей округе. Инчуаньские поборники «чистоты» не создавали клятвенных союзов и в большинстве своем действовали довольно осторожно. Так, один из сыновей Сюнь Шу, Сюнь Шуан, которому, согласно популярной эпиграмме, «не было равных среди восьми драконов рода Сюнь», в 166 г. призывал Ли Ина к сдержанности и благоразумию. Чэнь Ши единствен- ный из《славных мужей》Инчуани выразил соболезнование евнуху Чжан Жану после смерти его отца и тем впоследствии уберег себя и многих своих земляков от расправы.
Пример Инчуани особенно явственно демонстрирует прочную смычку бюрократии и местной элиты в движении «чистой критики». Если уклад местного общества был его глубинной основой, то борьба за власть в высших звеньях государственного аппарата - наиболее ярким выражением.
«Запрет клики»
В середине II в. политическая борьба в позднеханьской империи вступила в новую фазу. К 165 г. сановникам «внешнего двора» удалось устранить последних евнухов, участвовавших в заговоре против Лян Цзи. Тогда же произошли важные перемены в гареме. В марте 165 г. супруга Хуань-ди, императ- рица Дэн, была отправлена в гаремную красильню - последний приют для знатных дам, впавших в немилость. Несколько дней спустя она умерла «от печали». Члены ее семьи частью покончили с собой, частью были сосланы в родные места. В преддверии выбора новой императрицы гарем вновь оказался средоточием придворных интриг. Сам Хуань-ди благоволил к наложнице Тянь Шэн, женщине неизвестного и, стало быть, низкого происхождения. Тянь Шэн, однако, не устраивала служилую знать, которая выдвинула кандидатуру Доу Мяо, девицы из именитого рода. Хуань-ди получил серию докладов, восхвалявших добродетели Доу Мяо как женщины из «хорошей семьи» и разъяснявших недостатки низкорожденной Тянь Шэн. Для императора, только недавно избавившегося от тирании именитого семейства Лян, доводы в пользу Доу Мяо звучали, надо полагать, наименее убедительно. Но других советчиков у него не нашлось, и он, отмечает хроника, «был вынужден» уступить натиску сановников. 10 декабря 165 г. Доу Мяо стала императрицей. Ее отец Доу У получил знатный титул и надел, а через год поднялся до должности командующего столичным гарнизоном.
К новой императрице Хуань-ди остался совершенно равнодушен, уделяя все внимание своей фаворитке. Тем не менее, воодушевленные активной поддержкой Доу У, вожди чиновничества ринулись в атаку на гаремных узурпаторов. Многие сановники, особенно Чэнь Фань, упорно добивались реабилитации по¬


Глава Задыхающаяся империя
311
страдавших правителей Тайюаня, Наньяна и Дунхая. Ли Ин, переведенный на должность инспектора столичного округа, немедля воспользовался своими полномочиями для нажима на евнухов. Вначале он подал доклад с обвинениями в адрес Чжан Со, брата евнуха Чжан Жана. Когда Чжан Со попытался укрыться в доме брата, посланный Ли Ином отряд ворвался к Чжан Жану. Чжан Со был арестован и умерщвлен в тюрьме. Ли Ин, преследуя евнухов, часто пользовался своей привилегией производить аресты без предварительного доклада трону. Дошло до того, что евнухи вообще перестали выходить из гарема, а когда император спросил, в чем причина их затворничества, те ответили: «Боимся управляющего Ли».
В дворцовую борьбу включился ученый Сян Кай, подавший в 166 г. пространный доклад о зле, причиняемом евнухами. Выходец из восточных областей империи, Сян Кай был признанным знатоком астрологии и мантических книг. В докладе Сян Кай перечислил серию знамений, свидетельствовавших, как он утверждал, об упадке《естественной силы» династии: необычно суровая зима， странные сполохи в небе, выпавший град и сильные дожди, находка мертвого дракона, падение метеоритов, разрушение ворот Столичной школы, внезапное просветление всегда мутных вод Хуанхэ. Причиной всех бед Сян Кай объявил евнухов, точнее, их вмешательство в государственные дела и личную близость к императору, не позволявшую тому произвести мужское потомство. Сян Кай почти дословно повторил требования служилой знати (он, в частности, просил помиловать осужденных противников евнухов), а также апеллировал к Лао-цзы и Будде, подчеркивая несоответствие между проповедовавшейся ими и привлекавшей Хуань-ди аскезой и сибаритством дворцовой жизни. За протесты, граничившие с личными выпадами против императорской персоны, Сян Кай отделал- ся кратковременной ссылкой, где он сторожил преступников. Очевидно, алхимия космических сил и мистика религиозной аскезы производили на Хуань-ди больше впечатления, нежели морализаторские тирады его конфуцианских советчиков.
Натиск регулярной бюрократии на всех уровнях администрации заставил евнухов искать предлог для контрудара. Поводом послужило дело Чжан Чэна, ученого и прорицателя из Хэнэя, который имел могущественных покровителей в гареме. Когда один из учеников Чжан Чэна совершил убийство, Ли Ин, еще в бытность свою правителем Хэнани, арестовал его учителя, несмотря на только что объявленную амнистию. Люди Чжан Чэна настойчиво хлопотали об освобождении их патрона, и тогда Ли Ин велел казнить его. В феврале 167 г. Лао Сю, ученик Чжан Чэна, с помощью евнухов сочинил донос, в котором говорилось: 《Ли Ин и иже с ним берут на содержание учащихся Столичной школы и стран- ствующих ученых, устанавливают связи с учащимися в провинции, подстрекают друг друга, создали клику и клевещут на императора, разрушая нравственные устои».
Обвинение в создании «клики» в те времена можно было предъявить любому из тех, кто вершил судьбы империи, и оно в той или иной форме постоянно фи¬


312
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
гурировало в дворцовых усобицах. Не далее как в 166 г. евнухи, по отзыву современника, «объединились в клику» для того, чтобы свалить своего врага, сановника Фэн Гуня. Фань Пан разоблачил в штате инспекторов связанную с ев- нухами «клику» из 20 с лишним человек, а евнухи, со своей стороны, тоже обвинили его в организации «клики».
На сей раз евнухи формально остались в стороне, что позволило Лао Сю при всем правдоподобии его слов претендовать еще и на объективность.
Лао Сю одержал полную победу: получив доклад, Хуань-ди приказал схватить Ли Ина и ряд близких ему сановников, а признания, сделанные арестованными под пытками, вовлекли в дело еще более 200 человек, среди которых были выделены последователи Чэнь Ши. Имена тех, кому удалось скрыться, занесли в проскрипционные списки, которые были разосланы по всем управам; для поимки беглецов на дорогах были выставлены специальные дозоры.
Начатые императором репрессии, разумеется, вызвали бурю негодования в чиновничьих кругах. Чэнь Фань, своими непрестанными нравоучениями уже наскучивший императору и снискавший, по словам его биографа, «ненависть толпы придворных», разразился очередным докладом, за что был уволен. Между тем показания Ли Ина бросили тень на многих ставленников евнухов, и дело грозило обернуться грандиозным скандалом. Пришлось евнухам идти на попятную, тем более что Доу У решился на крайний шаг: сказавшись больным, он вернул императору все свои регалии. Хуань-ди наконец уступил. В середине 167 г. участники «клики» были отпущены на свободу, хотя им навечно запрещалось занимать служебные должности - распространенный в позднеханьской империи вид наказания, именовавшийся цзинь гу. События весны 167 г.5 вошедшие в историю под названием «первого запрета клики», имели двойственный эффект. Они восстановили позиции евнухов, но также дали пищу для пропаганды поборников «чистой критики» и в конечном счете обострили и без того накаленную политическую обстановку. Пока был жив Хуань-ди, едва ли можно было ожидать существенных перемен, но дни десятого государя позднеханьской династии были уже сочтены. Спустя шесть месяцев Хуань-ди скончался тридцати пяти лет от роду. В один день Доу У оказался отцом вдовствующей императрицы и подлинным хозяином двора. Семейство Доу возвело на престол десятилетнего Лю Хуна, дальнего потомка Чжан-ди. Доу Мяо стала регентшей при новом императоре, получившем имя Лин-ди? а Доу У по обычаю занял пост главнокомандующего с правом входа во дворец в любое время.
Внезапное возвышение Доу все перевернуло в дворцовой политике. Забыв о былых конфликтах между чиновничеством и родственниками императрицы, Доу У продолжил курс на сотрудничество с бюрократией. Опальные участники «клики» немедленно получили полное прощение и были призваны ко двору.
Ли Ин стал советником императрицы, заняв пост, обычно дававшийся евнухам. Чэнь Фань получил высшую должность Великого наставника.
Приглашения были разосланы и многим отставным чиновникам, имевшим репутацию непримиримых противников служителей гарема. Доу У и Чэнь Фаню


Глава 3. Задыхающаяся империя
313
не терпелось увидеть практические результаты своего господства. Довольно скоро Чэнь Фань, ссылаясь на затмение солнца, прямо посоветовал Доу У убрать кормилицу Лин-ди и «женских служителей Палаты документов», как презрительно называли евнухов сановники «внешнего двора». Доу У пошел еще дальше, предложив дочери перебить всех евнухов до единого. Та согласилась предать казни лишь уличенных в преступлениях. Тогда Доу У решил для начала ликвидировать наиболее влиятельных представителей гаремной верхушки, и вновь императрица отвергла план отца. Неизвестно, что побудило Доу Мяо взять под за- щиту евнухов. Возможно, она стремилась играть самостоятельную роль в поли- тике, а быть может, просто недооценивала возможностей《женских служителей». Как бы то ни было, натолкнувшись на инертность императрицы, Доу У решил действовать в одиночку, но соблюдая правила игры. Он поставил постоянным камердинером Желтых Ворот своего доверенного евнуха Шань Бина, велев ему выявить в гареме «отъявленных негодяев и самых дурных людей». Жертвой оказался служащий дворца императрицы Чжэн Ли, тут же брошенный в тюрьму Северной управы. Там Чжэн Ли подвергли пыткам, и на основе его показаний Шань Бин и помощник главнокомандующего сановник Инь Сюнь составили обвинительный акт против высокопоставленных евнухов Цао Цзе и Ван Фу, а также некоторых других. Теперь Доу У имел на руках юридический документ, ибо по нормам китайского права только показания, данные обвиняемым под пытками, имели неоспоримую законную силу.
Дальнейший ход событий принял непредвиденный оборот. Инь Сюнь и Шань Бин послали доклад патрону, но случилось так, что тот уже ушел почивать в свою резиденцию. Секретное донесение попало во дворец императрицы, где его тайно вскрыл евнух Чжу Юй, к ужасу своему обнаруживший в нем требование казнить всю верхушку гарема вместе с их семьями. Не мешкая, Чжу позвал 16 своих товарищей, и они поклялись уничтожить Доу У и Чэнь Фаня.
Узнав о плане Доу У, Цао Цзе доложил ничего не подозревавшему Лин-ди об измене главнокомандующего и убедил императора пройти в тронный зал дворца, посоветовав ему ввиду чрезвычайных обстоятельств обнажить меч и идти подпрыгивающим шагом. Затем Цао Цзе от имени императора издал указ о назначении постоянным камердинером Желтых Ворот его союзника Ван Фу и напра- вил того в тюрьму Северной управы, чтобы арестовать Шань Бина и Инь Сюня. Оба оказали сопротивление и были зарублены на месте. Чжэн Ли вышел на свободу. Понимая, что медлить нельзя, евнухи заставили императрицу выдать им императорскую печать и сфабриковали эдикт об аресте Доу У как мятежника. Чжэн Ли с небольшим отрядом пытался застать главнокомандующего врасплох, но тот успел бежать в казармы подвластной ему Северной армии, а прибывшие туда посланники Цао Цзе были перебиты. Тогда евнухи разослали в остальные части столичного гарнизона приказы спешить ко дворцу, а Ван Фу повел дворцовую гвардию на поимку «мятежного» главнокомандующего. Понимая, что отступать некуда, Доу У двинул свое войско на евнухов, пообещав отличившимся в бою воинам титул хоу и щедрые награды. На рассвете следующего дня,


314
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
26 октября 168 г.? обе армии сошлись у главных Южных ворот дворца, но сражение не состоялось. Пока Доу У и Ван Фу осыпали друг друга бранью, воины предпочли выжидать. По мере того как к Ван Фу подходили все новые подкрепления, евнухи получили солидный перевес, и воины Доу У, по словам хрониста, «привыкшие слушаться евнухов», начали перебегать на сторону противника. Через несколько часов войско главнокомандующего растаяло, сам Доу У бежал, был окружен и покончил с собой. Его отрубленную голову выставили на главной площади Лояна. Та же участь постигла Чэнь Фаня. Императрицу же перевели в Облачную башню Южного дворца, ставшую местом ее заточения.
Добившись решительной победы, евнухи воздержались от широких репрессий. Сознавая, что попытка одним ударом уничтожить своих противников рискованна, да практически и неосуществима, они постарались представить распра- ву над Чэнь Фанем и Доу У небольшим дворцовым инцидентом и дать возможность тем, кто остался на службе, переменить свою позицию и покровителей. В целом расчеты евнухов оправдались. Большинство сановников с полным равнодушием отнеслись к падению Доу У, а многие не упустили шанса продвинуться вверх по служебной лестнице. Пример подал 80-летний ветеран Ху Гуан, принявший из рук евнухов печать Великого наставника.
Все кончилось единичными протестами. Один из них раздался с неожиданной стороны - от полководца Чжан Хуаня, прославившегося успешными походами против цянов. В день гибели Доу У он пришел со своим войском на по- мощь Ван Фу, о чем впоследствии очень сожалел.
Летом 169 г. в столице случился сильный град и ураган, тогда же в тронном зале дворца нашли некую зеленую змею. По традиции сановников попросили высказаться по поводу случившегося. Чжан ；Хуань подал доклад, в котором объ- являл причиной этих неприятных событий убийство Доу У и Чэнь Фаня и просил реабилитировать их. Лин-ди понравился доклад Чжан Хуаня, но, встретив дружный отпор евнухов, он отступил. Чжан Хуаня лишили жалованья за три месяца. Ровно через год после переворота евнухи перешли к активным действиям. О деталях затеянной ими интриги ничего не сообщается. Известно только, что успевший вернуться в гарем Хоу Лань подговорил какого-то недруга Чжан Цзяня донести Лин-ди об организованном Чжан Цзянем союзе. Цао Цзе представил императору-подростку дело так, будто речь шла о заговоре, представляющем смертельную опасность для династии. В 10-й луне 169 г. появился эдикт, предписывавший властям «выявлять вовлеченных в клику», и в результате, по отзыву хрониста, «в Поднебесной всех выдающихся мужей, конфуцианцев и преданных справедливости объявили членами клики». Первым делом взя- лись за подпавших под «запрет клики» два года назад, но к ним добавилось немало новых лиц. Часть осужденных предпочла пыткам и унизительной казни самоубийство. Самые стойкие борцы против гаремных узурпаторов мужественно встретили смерть. Ли Ин и Фань Пан, например, пришли в тюрьму сами. Но подавляющее большинство разыскиваемых предпочло скрыться. Чжан Цзянь


Глава 3. Задыхающаяся империя
315
бежал за северную границу, погубив более десяти человек, предоставивших ему приют по дороге. Иначе поступил чиновник Ся Фу. Не желая навлекать беду на невинных людей, он переменил внешность и под чужим именем прятался в лесах, где выжигал уголь. По сообщению Фань Е? репрессиям подверглись 600- 700 человек, из них более 100 было казнено. Отлучены были от государственной службы также родственники до пятого колена и ученики тех, кто попал в черные списки. В историографической традиции Китая второй «запрет клики» принято считать кульминацией противоборства злодеев и добрых героев исторической драмы позднеханьской династии. Подобные оценки отражают только субъективное мнение их авторов. Что касается самих евнухов, то они остереглись придавать своей акции идейную окраску. Почти во всех известных случаях поводом для увольнения служили те или иные формы личных связей с мятежными сановниками -иначе говоря, преследовали их не за политические взгляды, а в соответствии с нормами политической жизни того времени. Некоторые известные враги евнухов вообще избежали наказания. Разумеется, бюрократия встретила действия евнухов в штыки. Многие служащие в провинциальной администрации укрывали людей《клики» или, подобно правителю Пинъюаня Ши Би，саботиро- вали указ об их аресте. Охотно предоставляли убежище опальным деятелям «чистой критики» и могущественные кланы на местах. Так, один из лидеров столичных учащихся Хэ Юн более десяти лет скрывался в домах《возвышенных мужей» Жунани, причем «слава его гремела повсюду в Юйчжоу и Цзинчжоу». Вместе с несколькими членами именитых семейств Жунани Хэ Юн создал тайную организацию помощи репрессированным поборникам «чистоты» в столице. Им удалось, если верить хронистам, спасти от расправы «очень многих» врагов евнухов - несомненно, благодаря симпатии и поддержке влиятельных лиц в администрации. Глубокое недовольство элиты позднеханьского общества политикой императора получило и идейное выражение. Среди попавших в опалу деяте- лей было немало известных ученых, восполнивших вынужденное политическое бездействие интенсивной преподавательской и комментаторской деятельностью (к их числу принадлежал и авторитетнейший конфуцианец того времени, автор классического комментария к Пятикнижию Чжэн Сюань). Все они отвергли ханьскую официальную каноническую традицию - так называемую школу новых письмен, которая потеряла всякую популярность и исчезла еще до падения династии. Сохранились и конкретные свидетельства ученой критики ханьского двора. Так, Сюнь Шуан, скрывавшийся на восточном побережье империи, соз- дал новое толкование «Книги перемен», в котором провозглашал право《ге- роических людей» свергнуть неправедную власть. Другой репрессированный ученый, Хэ Сю, в своих разъяснениях к древней летописи «Гунъян» много места отвел критике дворцовых узурпаторов и апологии «возвышенных мужей», отказывающихся служить династии в знак протеста против неправедного правления.
Тем временем явное и скрытое противоборство между евнухами и поборниками бюрократической справедливости не ослабевало. Причиной очередного


316
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
инцидента стала судьба императрицы Доу. Лишившаяся после гибели отца власти, родственников и друзей, она доживала свои дни в Облачной башне. Евнух Дун Мэн, пытавшийся наладить отношения между ней и Лин-ди? был убит по приказу Ван Фу. К тому же в марте 171 г. Лин-ди женился и обрел полную самостоятельность. В следующем году вдовствующая императрица умерла от неизвестной болезни. Распространился слух, что ее умертвили евнухи, и однажды на воротах дворца появилась надпись, которая гласила, что в государстве воцарилась смута, что Цао Цзе и Ван Фу убили вдовствующую императрицу, Хоу Лань перебил множество достойных мужей, а сановники «служат как трупы» и никто из них не смеет встать на защиту справедливости. Для поимки авторов надписи были перекрыты дороги, поднята на ноги дворцовая гвардия, но тогдашний инспектор столичного округа Лю Мэн, втайне ненавидевший евнухов, не спешил с расследованием. Минул месяц, а преступники так и не нашлись. Лю Мэна понизили в должности, а на его место был назначен генерал Дуань Ин, верный союзник гаремных служащих. Предпринятые Дуань Ином розыски тоже не дали результата, но, прекрасно зная, где гнездилась крамола, Дуань Ин приказал арестовать свыше тысячи учащихся Столичной школы. На сей раз, по-видимому? обошлось без казней, но школа старого закала - центр политической агитации - безвозвратно ушла в прошлое. Фань Е отмечает, что после《запрета клики》учащиеся занимались больше тор- говлей и сочинением доносов друг на друга. Правда, еще в начале 177 г. более сотни учащихся старше 60 лет (!) были отобраны на службу, но эта акция, учитывая возраст рекомендованных, была чисто символической. Предпринятая в 176 г. правителем области Юнчан Цао Луанем попытка добиться помилования участников «клики» успеха не имела. Лин-ди подтвердил эдикт 169 г. и распорядился проверить, не состоят ли на службе лица, подпадавшие под запрет.
Сопротивление служилых верхов заставило императорских фаворитов из гарема искать идейную альтернативу бюрократии. Не имея опоры в конфуцианстве, евнухи в середине 60-х годов выступили инициаторами введения во дворце культа Лао-цзы и Будды. При Лин-ди евнухи попытались вырвать из рук конфу- цианской бюрократии монополию на образование. В 178 г. была учреждена Школа у ворот Хунду с/оэ), где числилось более тысячи учащихся.
Формально отбирали их высшие сановники, на деле же, как показывают негодующие отклики некоторых служилых людей, всем распоряжались евнухи. В новой школе вывесили портреты Конфуция и его учеников, но преподававшаяся там премудрость была низведена до безобидных упражнений в каллиграфии, дополнявшихся сочинением од {фу) - произведений чисто беллетристиче- ских. И то и другое делалось в угоду личным вкусам Лин-ди. Сановник Ян Цы? протестуя против засилья《приспешников наложниц и властителей гарема»，на- звал школу《сборищем ничтожеств，которые благодаря своим каракулям и дет- ским забавам пользуются высочайшей милостью》,в то время как《истинные ученые вынуждены прозябать в глуши».


Глава 3. Задыхающаяся империя
317
Нефритовый кубок. Династия Западная Хань
Помимо учащихся Школы у ворот Хунду новой категорией кандидатов в чиновники стали так называемые Почтительные сыновья холма Сюань-лин (место захоронения Хуань-ди)? которых Цай Юн охарактеризовал как «несколько десятков низких людишек с рынка». Отбирались они евнухами и назнача- лись как раз на те должности, которые ранее предоставлялись успешно выдержавшим экзамены в Столичной школе. Таким образом, в царствование Лин-ди евнухи попытались обеспечить себе особые каналы отбора чиновников, практически вытеснившие регулярную систему выдвижения на службу.
И все-таки даже чрезвычайные полномочия и полное доверие императора не избавили евнухов от бюрократической оппозиции. Они оставались, по сути, временщиками, и редко кто из них умирал естественной смертью. В 172 г. был вынужден покончить с собой Хоу Лань, обвиненный группой сановников в злоупотреблении властью. Спустя семь лет сановники Ян Бяо и Ян Цю обвинили Ван Фу в казнокрадстве и добились его казни. Тогда же Лин-ди ограничил сферу действия закона о «запрете клики» родственниками в третьем поколении. В свою очередь, Ян Цю пал жертвой мести евнуха Цао Цзе. Одним словом, «запрет клики» не устранил, да и не мог устранить острых внутренних противоречий позднеханьского режима. Политическая борьба в царствование Лин-ди побуждает еще раз критически оценить позиции враждовавших сторон и характер их противоборства. В ходе этой борьбы мы наблюдаем не трансформацию политического режима, но скорее параллельное нарастание двух тенденций: возвышение временщиков «женской половины дворца» и усиление оппозиции регулярной бюрократии. С данным обстоятельством связана странная особенность политического режима того времени: глубокая поляризация внутри господствующего класса империи не привела к четкому размежеванию группировок, столь яростно травивших друг друга.
Евнухи объединялись лишь в экстренных случаях, когда - как было в середине 60-х годов - на карту было поставлено само их существование. Более того, евнухи не смогли выдвинуть никакой альтернативы регулярной бюрокра- тии. На практике они, как и их противники, опирались на фракционистские личные связи, хотя положение первых было в целом более неустойчивым. Признавали евнухи и ценности служилой элиты. В противном случае едва ли Чжан Жан мог, по отзыву хрониста, «устыдиться» обструкции, устроенной ему авторитетными мужами Инчуани. Попытки же евнухов выработать собственную идеологическую платформу были половинчатыми и эфемерными. Официальный культ Лао-цзы не помог предотвратить распространение оппозицион¬
ных религиозных движений, а создание новых школ — преодолеть《великую традицию» конфуцианской бюрократии. Наконец, шумные протесты против засилья евнухов не должны заслонять от нас многочисленные факты тесного


318
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
сотрудничества верхушки гарема и служилой знати. Евнухи опирались на молчаливую, а зачастую и активную поддержку «живых трупов» в бюрократии, которые, со своей стороны, охотно пользовались выгодами сотрудничества с императорскими фаворитами. Так, в середине 60-х годов современник поименно называет двух сановников в ранге гуна и трех в ранге цина, связанных узами родства с влиятельными евнухами. При Лин-ди подобные связи стали обычной практикой. Даже признанный вождь «чистых мужей» Инчуани Сюнь Шу женил своего сына Сюнь Куня на родственнице Тан Хэна. Аналогичным образом противников евнухов объединял лишь общий объект ненависти. Достаточно сказать, что после отмены «запрета клики» в 184 г. пути бывших единомышленников тотчас разошлись.
Итак, распри между гаремными временщиками и блюстителями «чистоты» нельзя считать борьбой двух партий и тем более разных социальных сил. Правительство евнухов выступало скорее уродливым близнецом бюрократического правления, зеркалом политического режима империи, отразившим его внутренние слабости и пороки. Речь идет в конечном счете о противоборстве не двух социальных и политических укладов, но двух имманентных начал имперского строя, двух универсальных тенденций - противоборстве, которое не могла устранить победа одной из сторон.
Примечательно, что после 169 г.? когда евнухи добились безраздельного господства, поборники «чистоты» появились в стенах гарема. Таковым был, например, евнух Люй Цян, представленный в его жизнеописании человеком «чистым, искренним и преданным общему делу». Снискав расположение Лин- ди，Цян подал ему доклад，выдержанный в лучших традициях《чистой» крити- ки. Люй Цян заявил, что Цао Цзе，Ван Фу，Чжан Жан и иже с ними сколотили «гнусную клику», требовал покончить с роскошью дворцовой жизни, живописал бедствия простого народа и брал под защиту Цай Юна, неутомимого критика гаремных фаворитов. В биографии Люй Цяна упомянуты еще пять евну- хов, которые «славились чистотой и преданностью и не затевали разлада в родной округе». Грань между гаремными диктаторами и их противниками была не менее условна и подвижна, чем водораздел между гегемонистскими устремлениями и идеалом «всеобщности» внутри самой бюрократии. Черта, раз- деляющая «чистоту» и «грязь» имперского порядка, проходила внутри госу_ дарственной администрации, внутри служилых семей и, наконец, в сердце каждого служилого человека.
Тесная взаимная связь противоборствовавших сторон не должна заслонять драматическую остроту их коллизии для современников. Обстановка, сложившаяся в середине II в.? стала кошмаром для конфуцианских служилых людей, чьи идеалы служения имперскому порядку вынуждали их идти наперекор существующей власти.


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
319
Глава 4
Возрождение идеологии служилых людей
Служилые люди империи: идеал и действительность
Несмотря на солидный объем публикаций по истории китайской культуры, ни за рубежом, ни в нашей стране почти не предпринималось серьезных попыток систематического анализа или хотя бы описания категорий культуры служилой элиты старого Китая. Слишком часто исследователи ограничиваются подве- дением этих категорий под рубрики классических школ мысли - конфуцианства, даосизма, законничества (для средневековья еще и буддизма) - и смутной констатацией сосуществования, частью враждебного, частью мирного, различных доктрин в сознании служилых людей имперской эпохи.
Такой традиционный метод столь же правомочен, сколь и ограничен. Следует подумать о создании целостной картины интересующей нас культуры в единстве социальных, политических, психологических факторов ее формирования. Данный подход, разумеется, не отрицает безусловного, самодовлеющего характера основных ценностей этой культуры - напротив, предполагает признание его как одного из выражений закономерностей исторического процесса в Китае.
Ханьская эпоха представляет в этом отношении особый интерес как время кристаллизации того культурного материала, который составил общую основу более частных и более, так сказать, индивидуализированных течений в китайской культуре позднейшего времени.
Для Китая не существует проблемы авторства《высокой»，или элитарной， культуры. Из многих социальных сил, действовавших на сцене китайской истории, -воинов, купцов, евнухов и пр., право быть высшим судьей прочно закре- пили за собой те，кого мы назвали ранее《учеными служилыми людьми». В ис- точниках они именуются чаще всего словом «ши» (или «шидафу»), как, напри- мер，в традиционной формуле «иш юй 一《служилые люди и простонародье》. Так было принято делить в императорском Китае общество прежде всех других, более дробных классификаций.
Впрочем, взятый сам по себе, термин «мш» скорее может поставить в тупик. Ибо кто же не находился в услужении у правителя в деспотическом государстве? Вполне традиционно мнение ученого II в. Хэ Сю, который находил возможным делить общество на три категории, а именно: «высших ши», к которым он причислял «все именитые роды», «средних ши» - чиновников и «низших ши» - 《простых людей》.


320
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Любопытно, что средневековые историки вообще не усматривали в ханьском обществе разделения на ши и простолюдинов. Так, Шэнь Юэ в начале VI в. утверждал, что если во времена Чжоу и Хань люди делились на《мудрых》и《не- вежественных», то впоследствии основная грань пролегла между ши и простолюдинами. Ученый Лю Фан (VIII в.) в своем эссе, посвященном истории знат- ных кланов, отзывался о ханьском обществе в следующих словах:《Ханьский Гао-цзу? овладев Поднебесной, стал назначать на должности по личным достоинствам, жаловать почетные ранги по заслугам... выбирал среди потомков гунов и цинов прежних правителей; способных брал на службу, неспособных отвергал, не проводил различий между кланами ши и простонародья, и тогда стали ценить чиновничьи должности».
Суждения Шэнь Юэ и Лю Фана, далеко не совпадающие, напоминают о необходимости исторического подхода к традиционной социальной терминологии в Китае. Но они же вновь побуждают задуматься над причинами ее необычайной живучести. Ибо, что бы ни думали ученые люди средневековья, термин «ши» был распространенным самоназванием верхов ханьского общества, и китайцы того времени отлично знали, кого можно назвать ши, а кого нельзя. Трудность в том, что соответствующие оценки всякий раз несут на себе явную печать субъективности.
Вероятно, мы скорее приблизимся к пониманию смысла категории ши, если не будем стремиться отождествить ее с определенным социальным слоем и искать его юридически оформленные границы, каковых не было даже в эпоху Шэнь Юэ. Воспримем образ ши как человеческий идеал и норму культуры, отчужденные от взыскующих их, но определявшие индивидуальное поведение. Подобная норма- тивность обычна в архаических цивилизациях; в Китае она была столь же универ- сальна и незыблема, как и представление об имперском порядке - продукте вне- социальных, в своем роде «технологических» условий. Удобнее поэтому начать с уяснения социальной идеи ши, отображавшей как раз те абсолютные ценности культуры императорского Китая, о которых говорилось выше. Идея эта кажется весьма расплывчатой и смутной: речь идет о некоем чувстве собственного достоинства, сознании своего великого назначения и решимости претворить его. Истоки пафоса идейной традиции ши станут более понятными, если учесть, что их первые поколения, переняв свое самоназвание от чжоуской аристократии, в действительности противопоставили чжоускому аристократизму акцент на личной доблести, принцип отбора на службу по способностям и награждения по заслугам. Апология индивидуального «таланта» естественно перерастала в его абсолютизацию. Идеал служилых людей предстает вместилищем «совершенной добродетели», он призван взять на себя тяжелейшую из всех нош - бремя устремленно- сти к наивысшему совершенству, состоянию «единства с Небом». На этом пути у него нет никаких непреодолимых преград, но нет и отдыха, нет и конца пути.
Основа основ душевного состояния ши - «решимость», «воля» (чжи) к достижению неисчерпаемого идеала. Достаточно вспомнить, что Мэн-цзы идео- грамматически толковал понятие《4：voo> как《сердце ш^о>. Такая возвышенная


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
321
воля являла собой не временный душевный порыв или результат определенного решения, но постоянную волевую наклонность, не зависевшую от настроений, чувств и внешних обстоятельств. Конфуций уподоблял наделенного этой волей «благородного мужа» {цзюнъ цзы) кипарису, не сбрасывающему своего зеленого убора даже в морозы.
Исторически становление идеологии или можно рассматривать как процесс рационализации архаической религии и социального уклада в категориях морали и административного контроля. Во всех памятниках этой культуры имплицитно, а в некоторых - например, в «Чуских строфах» - и вполне явственно на- шла отражение тема отчужденности человека от древних богов, отобразившая распад родового общества и формирование деспотической государственности. Утратившие связь с архаическим социумом служилые люди в поисках рациональной основы своего бытия обратились к идее безличного Абсолюта как дви- жительного начала мира и незыблемой Судьбы всего сущего, стоящих выше божеств и демонов. Можно сказать, что в отличие от Запада китайская (импер- ская) традиция не очеловечивает бога，наделяя его личностными качествами, а обожествляет человека, ставя его как обладателя «всей полноты Небесной природы» в центр космического - ритуального по характеру и сакрального по своей значимости - процесса.
Идеология ши как исторический феномен есть перевод на язык морализаторской космологии языка первобытной магии. Тема стяжания всепокоряющего «могущества» (дэ) вселенского Пути-Эш как цели человеческого самосовершенствования в культуре иш восходит к древнейшим представлениям о сакральной Силе. Различие здесь в том, что в так называемых примитивных религиях священная Сила воспринимается чисто феноменально и как нечто необычное, тогда как дао, осмысляемое как Абсолют, представляет собой принципиально сокрытую основу мира, нечто всеобщее и, следовательно, «обычное». Но в обоих случаях божественное начало, укорененное в человеке и в то же время превосходя- щее его и лишенное личностных характеристик, предстает имманентным космосу. Обретение «высшей мудрости» трактуется в китайской мысли как предельно естественное человеческое состояние, которое, однако, необъективируемо и недоступно обладанию; стяжание могущества дао, соответствующее полному раскрытию человеческой природы, требует «сверхчеловеческих» усилий, устране- ния всего чувственно и рассудочно обыденного.
Было бы интересно сравнить своеобразную «постархаическую» природу культурной традиции иш с отмеченным выше квазиархаическим, переходным характером имперского порядка, но такое сопоставление требует специального исследования. Пока подчеркнем лишь, что указанный тип восприятия мира обусловил два важнейших качества человеческого идеала в идеологии гии\ ее элитарную исключительность и всеобщность поистине «океанического» масштаба (ибо дао понималось в Китае и как всеобъемлющий водный поток). Таковы прежде всего две грани облика конфуцианского «благородного мужа» - главного героя традиции имперских иш.


322
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Обладание возвышенной «волей» делало конфуцианского мудреца полностью независимым от внешних обстоятельств или, точнее, от того, что в Китае называли «вульгарной обыденщиной» (су). Благородный муж, по словам Конфуция, не замечает ничего, что не соответствует ритуалу (в котором воплощен идеал космического всеединства), и, сохраняя полную беспристрастность, «ничего не отрицает и не утверждает в Поднебесной». Но внутренняя самобытность конфуцианского мудреца соответствует его «единству с Небом». В глубинах своего уединения конфуцианский идеальный человек открывает свое родство со всем сущим и творчески соуча- ствует благодатной силе дао. Самоутверждение как раскрытие в себе «небесной» природы в конфуцианстве есть подлинно «преодоление себя» (кэ цзи) как изживание индивидуалистических тенденций. Духовный мир мудреца оставался предельно разомкнутым и свободным от субъективиза- ции. Даже чувства, никогда, кстати, не противопоставлявшиеся в Китае разуму, понимались как начало космическое, равно пронизывающее весь мир (иногда китайские авторы предпочитали для точности говорить о «совершенном чувстве»). То же касается и прочих атрибутов человеческого состояния - «сердца», «духовности», тела. Мудрец, по китайским понятиям, воплощает в себе предельную реальность мира. Человек должен жить со всем сущим одной жизнью, и его долг, как сказано в трактате «Постоянство в срединности» («Чжун юн»), «завершая себя, завершать других», что в конфуцианской мысли неразделимо.
Конфуцианство словно игнорирует привычные нам интеллектуальные, психические, нравственные границы личности. С одной стороны, оно сводит личность к одному-единственному началу «воли» - недаром в классической литера- туре Китая «низменная чувственность» не изображалась даже в назидательных целях, с другой - оно расширяло личность до вселенских масштабов. Перед нами взгляд на человека, в корне отличный от европейской концепции личности как совокупности индивидуальных черт. Два этих образа человека, в сущности, несопоставимы по своим параметрам. М.Вебер, как наследник европейской культуры, был по-своему прав, когда утверждал, что конфуцианство «подавляет внутреннее устремление к „целостной" личности». И по-своему правы консервативные китайские философы XX в. (Хэ Линь, Тан Цзюньи и др.)? усматривающие в западном индивидуализме чудовищную смесь эгоизма и дикости. Сказан- ное побуждает критически отнестись к распространенному в западной литературе взгляду на конфуцианство как на учение, проповедовавшее только рациональную адаптацию к миру. В действительности способность культурного героя ши «стать равным Небу» неизбежно подразумевала его коллизию с окружающей реальностью, включая конкретных представителей власти. Ничто не срывалось так часто с уст ученых людей императорского Китая, как жалобы на свое время, не позволявшее им осуществить свои возвышенные чаяния. Но также очевидно,
Чжан Чжунцзин - знаменитый врач, автор медицинских трактатов


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
323
что стяжание космической силы дао, столь же имманентной человеку, сколь и неуловимой, требовало постоянного морального усилия. Конфуцианский подвиг возвышенной «воли» предполагал не только моральное удовлетворение, но и своеобразное «метафизическое беспокойство», решимость превозмочь мир «вульгарной обыденщины», каждое мгновение грозящий вернуть конфуцианского челове- ка с небес возвышенной «целеустремленности» на грешную землю «слишком человеческого».
Максимализм этических требований конфуцианской доктрины отобразился в общественной позиции служилых Чжан Хэн - людей империи, среди которых не было принято скрывать философ, ученый- неудовлетворенность существующим порядком вещей. До- энциклопедист статочно указать на традицию политического протеста и критики, составлявшую органическую часть культуры конфуцианской бюрократии, - критики резкой, зачастую нарочито преувеличенной, перераставшей в самобичевание и даже отрицание бюрократии в целом. Такая критика воспринималась как должное, и никто не думал отстаивать «честь мундира», когда придворный сановник заявлял, цитируя Мэн-цзы: «Нынешние гиидафу - все преступники, все они поступают по собственному произволу, потакая своим порокам». Впрочем, нечто подобное время от времени встречалось и в императорских указах. В нестихавшей волне разоблачений и критики, несомненно, кое-что шло от реальной жизни, но сам накал и доходивший до полной условности формулировок традиционный характер критики заставляют искать и ее идеальные истоки. Увидеть их нетрудно: риторические и, как правило, безадресные выпады конфуци- анских мужей были знаком их внутренней «возвышенной решимости»; в них воспроизводилась коллизия между наделенными «волей» ши и миром «обыденщины», коллизия, которая делала унизительное положение бюрократии в целом условием самоутверждения каждого бюрократа в отдельности. Ту же превентивную функцию выполняла этика прилежания и трудолюбия, запечатленная в постоянных заверениях о том, что и государь, и чиновники «трудятся не покладая рук». Акцент на интериоризации идеала сообщил культуре ши некую общую «интровертность», эмоциональную насыщенность и в то же время требование скупости, безыскусности, говоря языком китайской традиции, «пресности» всякого внешнего выражения. Методы правления считались в Китае делом второстепенным, «исправление мира» начиналось с «исправления себя». Пышная явленность церемониала, сладкозвучие музыки, архитектурная монументальность, телесная красота последовательно отвергались уче- ными людьми старого Китая. Чувство стыда и раскаяния было неотъемлемой частью конфуцианской культуры, но только в качестве спутника внутреннего нравственного подвига. Будучи постоянным, как само нравственное усилие «воли», оно не воплощалось в каких-либо условных аллегориях, образах или ситуациях.


324
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Примечательно, что культура ши не знала эпической традиции, несмотря на отчетливое представление ее хранителей о своем герое. Надо думать, эпос, с его преобладанием повествовательного элемента, отсутствием внутренней глубины образа, условной завершенностью эпического действия и времени, был чужд самоуглубленности иш, вверявшегося безатрибутному идеалу. Если эпический персонаж сугубо феноменален, образ «настоящего ши» скорее прозрачен: при всем разнообразии внешних обстоятельств, совершенно, впрочем, несущественных для его биографии, он подан с удручающей монотонностью как одна сплошная демонстрация «возвышенной воли», раскрывающим чувство невольного благоговения и восторга. Традиция ши возводила в культ безмолвное единение людских сердец. Теперь уже нетрудно предугадать, какая миссия в обще- стве была уготована иш. Отличительным качеством «целеустремленного мужа», непременно выражавшимся в его облике, являлась незаурядность, способность выделиться из «толпы» и руководить ею. Ши - прирожденные вожаки, умеющие без насилия подчинять своей воле других. Насквозь элитарная культура ши построена по законам, так сказать, антиреализма: ее героем выступает исключительный человек в исключительных обстоятельствах.
В Китае, заметим, вообще не допускали мысли, что люди сами, без твердой направляющей руки, способны наладить совместную жизнь. Популярная формула, идущая с древности, гласила: «Если тысяча человек соберутся вместе и среди них не будет главного, то, если они не разбредутся, вспыхнет вражда». Идеология иш утверждает вождизм. Где бы ни находился иш и какое бы место в обществе ни занимал, он был призван вести за собой массу «обыкновенных людей». Внушающий трепет и покорность облик считался обязательным атрибутом чиновника, и «сохранение лица» было первейшей заботой администрации, которой она не могла пренебречь даже в тех случаях, когда обнаруживала свое бессилие. Миф империи держался прежде всего «устрашающим без устрашения» образом власти. Образованные верхи ханьской державы, самой конфуцианской из всех китайских империй, не только унаследовали конфуцианский паевое превозмогания мира «обыденщины», но и сделали его главным обоснова- нием привилегий бюрократии, которая по ее нравственным устремлениям и ценностной ориентации не должна была иметь ничего общего с темной массой «невежественного народа».
В ханьскую эпоху от служащих требовалось соблюдение кодекса чести, предписывавшего им «жить только на жалованье», «не пахать землю» и «не бороться за выгоду с народом». Сановник Гун Юй? возглавляя администрацию, однажды приказал изгнать со службы тех, кто «вел частную торговлю и соперничал с народом из-за выгоды». В начале III в. влиятельный царедворец приказал своим людям «отринуть хозяйственные дела, кормиться жалованьем, не бо- роться за выгоду с народом». Раннеханьский чиновник Ян Юнь, выйдя в отставку, занялся хозяйством и навлек на себя упреки товарища по службе. В ответ Ян Юнь писал: «Неустанно стремиться к гуманности и справедливости, страшиться только, что не сможешь управлять народом, - таковы думы сановных мужей


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
325
(цин дафу). Неустанно стремиться к выгоде, страшиться только трудностей и лишений - таково дело простолюдина. Пути их неодинаковы, и они не посягают друг на друга. Как же вы можете мерить меня правилами сановных мужей?» Коль скоро человеческий идеал в традиции ши не имел точного социаль- ного адреса, то как распознать «добрых ши» и как появляются они на свет?
Ответ ханьских современников на первый вопрос, фундаментальный для раннеимператорского Китая, будет рассмотрен ниже. В отношении же второго в древней китайской империи придерживались идеи «закономерной случайности». Считалось, что появление «достойных мужей» гарантировано действием непреложных космических законов, но совершенно непредсказуемо (или по крайней мере известно лишь обладателям тайного знания). Воля Неба, как полагали в Китае, действовала настолько слепо (или беспристрастно), что при желании ссылки на нее могли служить опровержению китаецентризма. Например, в IV в. китайский поклонник буддизма писал в похвальном слове монаху-ино- странцу Шримитре: «Выдающиеся мужи временами рождаются в чужих землях, незаурядные таланты иногда появляются у нас. Посему ясно: когда Небо ниспосылает великих мужей - неужели оно пристрастно по отношению к китайцам или варварам?»
Впрочем, нужды бюрократии заставили идеологов империи практичнее подойти к вопросу о появлении «незаурядных мужей». Их интересовали не столько уникальные гении, сколько кадры администрации. В трактатах Дун Чжуншу и «Хуайнань-цзы» приводится иерархия четырех категорий «выдающихся мужей», различающихся по способности руководить определенными людскими контингентами - от 10 тыс. до 10 человек. Еще деловитее подход Чжунчан Туна: на 10 млн. дворов в Поднебесной, утверждал он, за вычетом старых, немощных и варваров непременно найдется 10 млн. здоровых мужчин. На десять мужчин всегда найдется один человек, способный выполнять обязанности низшего служащего. Среди миллиона таких людей всегда найдется 100 тыс. человек, пригодных для работы в канцеляриях, а среди тех, наконец, всегда можно отобрать 10 тыс. человек, способных решать государственные дела. И далее Чжунчан Тун следующим образом определяет различие между ши и простолюдинами: «Тех, кто работает мускулами, называют людьми - люди берут за образец сильных мужчин. Тех, кто использует ум и талант, называют ши - ши ценят умудренных старцев». Любопытно, что отвлеченные выкладки Чжунчан Туна довольно точно соответствуют действительной численности различных эшелонов служилых людей империи. Так в сознании рационально мыслящих идеологов империи слепая воля Неба оказывалась высшей санкцией имперского порядка. Уточняя смысл термина «ши», можно сказать, что он охватывал не только действительных чиновников, но и всех потенциально годных к делу государственного правления. Последние относились к категории «ши, не состоящих на службе». Раз ши априорно определялись как единственные люди, способные управлять, то ясно, что в представлении древних китайцев никакое государство не могло без них существовать. Мудрость правителя, собственно, и заключалась в том, чтобы


326
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
привлечь к себе «достойных мужей». Как гласила древнекитайская поговорка, «лучше заполучить одного достойного мужа, чем тысячу ли земли». Сделать это было непросто: настоящему иш не только свойственна особого рода гордость, проистекающая из сознания собственной незаменимости; перспектива раствориться в административной рутине была противна его «воле». Ши во всяком случае не могли поступиться духовной независимостью. Они видели в себе равных партнеров правителя и требовали от него особых знаков почтения. Уместно вспомнить и самохарактеристику «благородного мужа», распространенную в ханьском Китае: «Благородный муж есть опора государства, надежда народа».
Проблема отношения к власти, выбора службы и «уединения» стоит в центре идеологии и политической культуры иш. «Путь благородного мужа - то выходить на службу, то скрываться в уединении, то молчать, то говорить» - гласила одна из популярных формул традиции ши, восходившая к древнему комментарию на «Книгу Перемен». Классическую оценку извечной дилеммы находим, в частности, у Бань Гу. Сославшись на только что приведенное изречение из «Сицы чжуани», ханьский историк пояснил: «Здесь говорится о том, что каждый обретает одну сторону Пути, подобно тому как разнятся деревья и травы. Поэтому сказано: „Ши в горах и лесах уходят и не могут вернуться. Ши при дворе входят и не могут уйти. И те и другие имеют свои недостатки'4». Свои штрихи к этой теме добавляет Фань Е: «Быть полезным и не находить себе применения - вот две крайности, благодаря которым осуществляется целостность благородного мужа».
«Две крайности», о которых говорит Фань Е? выступают лишь внешними условиями реализации идеала, и в этом - залог полноты добродетели, или «небесной природы», идеального служилого человека.
Разумеется, для иш не было и не могло быть готовых решений его жизненной альтернативы: он поступал «в соответствии с условиями времени», что не означало покорности обстоятельствам. В постоянном напряжении между «двумя сторонами» Пути и в раздумьях о своем назначении, поисках себя в антиномиях культуры раскрывается главная личностная коллизия иш раннеимператорской эпохи - коллизия преданного неизменному идеалу человека и изменчивого мира. Ши могли определять себя - в Китае говорили «поставить себя» - только через свое отношение к службе, но они оставляли за собой право судить власть. Они признавали, что «Небесный Путь сокровенен в своей неразличимости», но открывали в себе нравственное оправдание жизни. Рекомендация на службу была единственным способом признания социальных претензий ши, но отказ от службы - лучшим средством демонстрации своей исключительности. Корни этой коллизии - в единовременных требованиях тайного подвига «воли» и приобретения благодаря ему общественного признания. Общество ши кажется сборищем гениев, не знающих, как выразить свою любовь друг к другу. Механизм социализации в этом обществе основан на ритуалистической игре, чуждой договорных норм, требовавшей чрезвычайной деликатности и в конце концов не дававшей никаких гарантий. Эта опасная игра заставляла чиновников, рискуя ре¬


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
327
путацией, тянуть на службу «достойных мужей», а тех - отказываться от приглашений, зачастую рискуя самой жизнью. Гибель «несгибаемого иш» от руки нетерпеливого деспота была не просто случайной развязкой конфликта, удостоверявшей нравственное превосходство мученика. Она была, по существу, неизбежным и даже желанным исходом своеобразного ритуального соперничества, скреплявшим взаимную поруку обеих сторон, выражавшим их общность, в иных формах невыразимую. Подчеркнем, что именно усилиями ханьской элиты культ мучеников добродетели превратился в мощную традицию китайской культуры и был поднят ею на небывалую и, пожалуй, непревзойденную более высоту.
В отмеченных особенностях ханьской культуры, несомненно, отразилась известная неоформленность социального и политического бытия «ученых служилых людей» той эпохи, уповавших не столько на нормы государственной прак- тики, сколько на самостоятельно выработанные неписаные законы и ценности. Рассмотрим внимательно исторические условия, определявшие положение иш в ханьском Китае. Слой ши возник в период Борющихся царств (V-III вв. до н.э.) в качестве «ученых служилых людей» при ставках правителей отдельных царств и уделов. Они считались《гостями》своих хозяев, добровольно примкнувшими к своим патронам, но всем им обязанными. По существу, только службой и определялось их положение. В обстановке политической раздробленности ши выступали в роли «странствующих ученых», предлагавших свои услуги правителям разных царств, и даже родным братьям ничто не мешало иметь разных царственных покровителей. Политически слой иш был детищем новой деспотической государственности и без нее потерял бы смысл своего существования. В социальном плане они были продуктом разложения архаического уклада: в самой теме «исключительности» иш запечатлелась их оторванность от общиннородовой структуры и пробуждение индивидуального самосознания. Грандиозные амбиции иш находили опору в могучем импульсе имперской организации, подмявшей под себя общество.
В начале правления Хань еще были живы традиции служилых людей доим- перской эпохи - стратегов и советников при сильных мира сего. Такие люди составляли костяк военных группировок на рубеже III в. до н.э.? воздвигнутых, подобно содружествам «людей долга», на принципе личной преданности их членов своему вожаку. Тысячи «гостей», в том числе ученых, содержались во II в. до н.э. удельными правителями - недаром под началом одного из них, хуай- наньского вана Лю Аня, был создан трактат «Хуайнань-цзы». Служилые, а точнее, «частнослужилые» люди того времени были последними из поколения «странствующих мужей» древности, оторванных от родины и уповавших только на милость хозяина.
Реформы У-ди? заложившие основы централизованной конфуцианской бюрократии, резко изменили социальную природу ши, а вместе с ней их ценностную ориентацию, этос и психологию. Отныне местное общество оказалось тесно вплетенным в систему государственной администрации и получило возможность непосредственно влиять на отбор чиновников. Результат не замедлил ска¬


328
Часть IIL ДИНАСТИЯ ХАНЬ
заться в своеобразном расширении и одновременно конкретизации образа ши как «достойного мужа» определенного уровня админист- ративной структуры. Если у Сыма Цяня термин «шидафу» относится главным образом к полководцам, то в I в. до н.э. он уже употреблялся для обозначения верхушки чиновничества вообще.
Характер общественного самосознания ханьской элиты неплохо отобразил ученый Хуань Тань, различавший пять категорий «достойных мужей». Тех, кто «заботится о семье и лелеет обычаи деревни», он называл «деревенскими ши»; тех, кто «отличается мудростью и милосердием, печется о словесности и истории», -«уездными иш»; тех, «кто искренен и честен, бескорыстно служит общему делу, добросовестно служит старшим, - ши области и округа; тех, кто глубоко постиг каноны, выделяется добрым поведением, может вершить государственные дела, милосерден и скромен, - ши, достойными блюсти государственные устои; тех, кто обладает исключительным талантом, высоко вознесся над толпой, искусен в политике и может приобрести заслуги на поколения вперед, - иш Поднебесной». Как видим, рассуждение Хуань Таня воспроизводит реальную структуру ханьской элиты, отдельные уровни которой различались по административно-географическим масштабам их влияния.
В бюрократической империи находил завершение элитаристский пафос ханьских иш, с еще большим усердием, чем их предшественники, стремившихся выказать собственную незаурядность. В их кругах даже талант человека измеряли в понятиях чиновничьей номенклатуры, а рекомендация на службу и предложенная должность, даже если протеже отвечал отказом, все равно закреплялись за ним. Но статус иш не имел формальных критериев; он подтверждался тем, что в раннеимператорском Китае именовали «надеждой людей» (минь ван) или «общей надеждой» (гун ван). Быть «надеждой народа» полагалось каждому облеченному властью лицу, в том числе - для родной округи - и местной элите, искавшей опору в так называемом общем мнении своих земляков. О решающей роли последнего в легитимации статуса ши откровенно говорится в жизнеописании У Чжаня (рубеж Н-Ш вв.). Последний, сообщается там, «родился в незнатной семье, смолоду искал покровителей среди родственников императриц, не ладил со своей округой и потому, хотя и находился на службе, в его родной области ему не давали звания ши».
Целесообразно соотнести общественную позицию ши с циклом социально- экономического развития империи. Элитаристский пафос традиции ши был, бесспорно, идеологическим выражением высокой социальной мобильности в пери¬
Действующая модель колесницы. Династия Хань


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
329
од хозяйственного подъема имперского общества. В условиях относительного равенства политических возможностей конфуцианская ученость играла для высших слоев роль своеобразного регулятора в их соперничестве. После У-ди служилые семьи следовали девизу: «Лучше оставить детям один канон, чем котел золота». Такой пример элитаристского пафоса культуры «ши» не мог не оказать свое влияние на всю последующую историю устройства и функционирова- ния государства вплоть до настоящего времени.
Это изречение лишний раз выдает истинную подоплеку политического преуспевания в имперском обществе, каковой была коммерческая деятельность и денежное богатство. Именно на базе торговли и денежной экономики сформировались различные страты провинциальной элиты с ее институтом «общего мнения». Переход в ряды центральной бюрократии не вырывал человека из местного общества; знатные служилые кланы по-прежнему пользовались авторитетом среди верхушки их родной области и, в свою очередь, признавали ее влия- ние на местах. Возвышение евнухов потому и наделало столько шуму, что они были выскочками в глазах местных кланов (хотя евнухи были не прочь с ними договориться).
Пока империя процветала, провинциальная элита смотрела больше вверх, чем вниз, и не стремилась со всей явственностью осознать себя как особую страту общества. Нарушение баланса между провинциальной верхушкой и имперской бюрократией и обнищание крестьянства к концу династийного цикла способствовали развитию самосознания местной элиты. Сужение каналов отбора чиновников повышало социальную цену карьеры, что вело к усилению ригоризма, нормативного начала в жизни местной элиты. Борьба последней за «чистоту» своих рядов сопровождалась ростом ее замкнутости и ужесточением социальной иерархии внутри местного общества. Элита, сложившаяся благодаря рыночным связям и денежному капиталу, теперь утверждала свой статус отношений личной зависимости и личных обязательств.
Трансформация образа ши в период кризиса древней империи запечатлена в культе «славы» (мин) и «благочестия» (цзе), который уже старыми китайскими учеными был подмечен как отличительная черта нравов позднеханьского времени. Слава была достоянием великодушного господина и верного слуги, готовых пожертвовать всем ради близких и преданных им людей. Славу приносила кровная месть, во II в. уже открывавшая мстителям двери чиновничьих канцелярий. Конец правления Хань вообще отмечен резким усилением акцента на родственных и личностных узах. Показательно суждение Сюнь Шуана, который в ответ на просьбу указать ему достойных людей округи перечислил своих братьев и пояснил, что только тот, кто печется в первую очередь о своих родственниках, может претендовать на хорошую репутацию в обществе.
Слава в среде ши - атрибут героя, скреплявшего самопожертвованием круговую поруку социальной жизни. Но это же обстоятельство, делавшее героя уникальным, отделяло его от общества, что запечатлено в самом понятии «славный муж». Впервые оно встречается в разделе «Помесячные указы» древнего тракта¬


330
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
та «Ли цзи», где говорится, что с приходом весны правитель «призывает славных мужей». Комментарий к этой фразе гласит: «Славные иш - это те, кто не служит. Славными ши зовут тех, чье добродетельное поведение исключительно, праведность совершенна и кого правитель не может сделать чиновником». Воплощая в себе коллизию публичности и уединения в общественной позиции иш, категория славы отобразила двойственную природу служилой элиты ханьского Китая. В ней, как можно заметить, раскрывается противоречивость процесса формирования культуры ши, восходившая к сосуществованию двух противоположных тенденций развития имперского общества. Приобретший во II в. небывалый размах культ «славы» был реакцией на кризис бюрократической системы, который он, в противоположность декларациям поборников «благочестия», только усугублял. Отсюда частые среди верхов позднеханьского общества вза- имные обвинения в погоне за «пустой славой» и《пустым блеском». Та же об- становка кризиса империи заставляла провинциальную элиту искать опору в своих внутренних ресурсах и превращаться в предводителей замкнутых, иерархически организованных союзов, скрепленных личной преданностью своему вожаку. Но и эта трансформация элиты была шагом вынужденным, имевшим целью не перестройку, а консервацию сложившегося порядка.
Объект личной верности никогда не заслонял в традиции иш требования служения как такового и неразрывно связанного с ним - хотя внешне парадоксальным образом - идеала внутренней неприкосновенности. Возможно, так проис- ходило вследствие структурного подобия локального общества и имперской организации. Во всяком случае, при благоприятных условиях местные лидеры с легкостью уходили в ряды центральной бюрократии, сохраняя за собой теперь уже вполне упрочившийся привилегированный социальный статус.
Тенденции, связанные с культом «славы», не обладали достаточной цельностью для того, чтобы породить жизнеспособные институты. Скорее речь идет о тяготении к подвижному средоточию, равновесию двух начал общественной жизни. Идея такого средоточия выражена в кардинальном для китайской мысли и культуры понятии «перемен всепроницающего единства» {тун бянъ) - единства, сокрытого в изменчивом потоке бытия.
Ши стояли на перекрестке двух общественных тенденций, обнимая обе и не отдавая предпочтения ни одной из них. Оттого их образ столь расплывчат и неоднозначен. Нам остается констатировать наличие в идеологии и общественной позиции ши двух противоположных начал: настойчивой проповеди элитарной исключительности и столь же безоговорочной апелляции к анонимному «обще- му мнению». Это заставляет вспомнить присущую культуре шг/ трактовку номена человека» как парадоксального сочетания внутренней автономности личности и ее слитности с вселенским движением всего сущего. Следует принять во внимание и психологические аспекты этой социокультурной модели. Три столетия существования имперской государственности создали в ханьском Китае многочисленную армию служилых людей, разделявших общие идеалы, ценности, политическую ориентацию. Взращенные империей, добившиеся бла¬


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
331
годаря ей ключевых позиций в социальной и культурной жизни, новые ши считали имперский порядок верхом совершенства. Но, с готовностью служа империи, они оказывались в плену жестко заданных, безличных регламентов и норм. Апеллируя к анонимной всеобщности «общего мнения», ши добились самостоятельности как социальная сила ценой потери индивидуальной свободы действия. Подчиненность культурному конформизму с особенной остротой поставила вопрос о субъективной искренности человека и его праве на внутреннюю неприступность. Нараставший кризис империи заставлял наследников традиции ши заново переживать старые альтернативы культуры и делать выбор своего отношения к власти. И если империя заложила основы культуры ши, то ее кризис явился тем внешним толчком, который превращает пассивный культурный материал в активную историческую силу. В идейном движении, рожденном противоречиями позднеханьской действительности, решалась не только судьба насле- дия древности, но и будущее китайской цивилизации.
Характер культурной общности
Культура есть прежде всего коммуникация, связь человека с себе подобными, осуществляющаяся прежде всего в его собственном сознании. Понятие общно- сти в конечном счете тождественно понятию культуры, хотя《общность в куль- туре» у каждой цивилизации своя. В культуре служилых людей императорского Китая ввиду отсутствия объективных критериев статуса ши особое значение имеет фактор культурного самосознания.
Очевидным признаком культурной общности элиты Ханьской империи явля- ется само понятие《славы» и «славного мужа». Были отмечены и некоторые чер- ты диктовавшейся этой общностью альтруистической морали, или, как говорили в Китае，нравственной《чистоты». Именно в такой «чистоте» духа ханьские со- временники видели главное достоинство человека. Упоминания о «чистоте», как правило, имеют отношение к доминировавшим в этосе ши идеалам скромности, целомудрия, нестяжательства, церемониального ригоризма. Так, о сановнике Инь Сюне сообщается, что «в его клане многие находились на почетных должностях, а Сюнь держался чистого образа жизни, не кичился своим происхождением». В биографии Юань Хуаня, сына сановника в ранге гуна, читаем: «В то время дети гунов часто преступали законы, а Хуань был чист и скромен, поступал непременно в соответствии с приличиями».
Приведенные отзывы далеко не единичны - все именитые служилые семьи позднеханьской империи оправдывали свое положение ссылками на «чистую добродетель» своих удачливых выдвиженцев. Более того, на самые ответственные посты столичной администрации (в частности, высшие должности в Палате документов, должность дворцового камердинера), согласно распространенному в позднеханьское время мнению, полагалось назначать《чистых мужей»，так что во II в. за ними и закрепилось наименование «чистых». «Чистота» была девизом


332
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ханьской бюрократии и в широком смысле характерной для раннеимператорского Китая формой легитимации социальных и политических претензий посредством демонстративного отказа от них.
Культ «чистоты» не был, конечно, результатом сознательного выбора. Он был обусловлен внесубъективной силой «чистого мнения» и коренился в конеч- ном счете в противоречиях позиции иш，отразившей противоборство《элитари- стского» и «коллективистского» начал в ханьском обществе. Нетрудно видеть, что амбиция, предстающая смирением, рождена обществом, в котором отсутствуют гарантии привилегированного статуса, а сами привилегии достаются в острой конкурентной борьбе. Так было на местном уровне, но начиналась «чисто- та» с семейной жизни, где равноправие наследников подогревало трения между ними. В любом случае стяжание «чистой славы» было делом столь важным, что для этого годился самый незначительный, порой просто курьезный повод. Взять хотя бы пример Кун Жуна, отпрыска именитой семьи и потомка Конфуция. В детстве Кун Жун однажды вместе с шестью старшими братьями ел сливы, выбирая самые маленькие, а родителям пояснил: «Мне, меньшому, полагается брать маленькие». «Тогда в клане особо выделили его», - добавляет клановая хроника.
Процитированные отрывки позднеханьской биографической литературы свидетельствуют о повышенном внимании «чистых мужей» к социальной среде. Позднеханьским ши действительно присуще обостренное чувство публичности, выражавшееся подчас в самых резких формах. В добропорядочной семье полагалось вести себя «как на придворной аудиенции», а особенно прилежный в благочестии муж мог, «даже оставаясь в одиночестве, держаться так, словно при- нимал у себя почетного гостя».
Нормативность поведения, превращающая каждый поступок в жест, не могла не быть зрелищна. Принимая это условие ритуалистического миросознания конфуцианства, ши не могли не обращаться к «общему мнению». И то и другое относится к извечной человеческой потребности в признании со стороны окружающих, наблюдаемой во все времена и во всех обществах, особенно в их привилегированных слоях. Однако множество сюжетов позднеханьской биографи- ческой литературы свидетельствует, что престиж ханьских ши едва ли не целиком зависел от поведения связанных с ними людей и что они, даже оказываясь без вины виноватыми, не имели права защищать свою репутацию. В биографии ученого Цю Ланя помещен следующий эпизод: «Когда [его] жена и дети поступали дурно, он снимал шапку (знак публичного раскаяния. - В.М.) и обвинял себя. Когда же жена и дети приходили с извинениями, они не осмеливались войти в главную залу дома до тех пор, пока Цю Лань не надевал шапку вновь. Домочадцы никогда не видели на его лице выражения радости или гнева». В по- добных случаях речь идет о настолько тесной взаимозависимости людей, что малейшая небрежность в поведении одной стороны влечет за собой дискредита- цию другой. Ошибку《низов» принимают на себя «верхи» (раскаяние в импера- торском Китае, заметим, было нормативной позицией властей, не исключая им¬


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
333
ператорской персоны), но младшие должны признать свою вину и добиться прощения у старших. Внешнее бесстрастие Цю Ланя, типичное для исторического портрета ши, - знак не только внутренней отрешенности человека в поры- ве《воли», но и его самоотчуждения в объективированном социальном образе, имеющем самостоятельную жизнь.
Этот социальный образ, формируемый тем，что можно назвать《полем взаи- мозависимости людей», в Китае именовали «лицом». Последнее воплощало одновременно социальные претензии индивида и сумму его обязательств перед обществом. Мерой «лица» является признание правомочности его претензий другими. Отчужденность «лица» от личности предполагала известный элемент игры, но на карту в ней было поставлено очень многое.《Лицо» не пустяк，если потеря его заставляла публично биться до крови лбом о землю или кончать жизнь самоубийством, как поступали обвиненные в злоупотреблениях ханьские чиновники. Положение высокопоставленных лиц кажется тем более ненадежным, что на них падала вина за проступки, совершенные их «учениками» и даже подчиненными.
Представлявшее исключительно социальную роль индивида《лицо» не следует путать с выработанным европейским дворянством понятием чести, присущей человеку как члену привилегированного сословия. Честь - неотъемлемое каче- ство дворянина; на нее можно было《покушаться»，и ее подобало защищать в открытом поединке с равным себе по статусу.《Лицо» — качество приобретен- ное, его нужно постоянно «удостоверять», и его можно потерять помимо своей воли. В таком случае обидчику платили местью, совершавшейся порой, как мы знаем, самым недостойным и низким способом. Запечатленное в концепции «лица» требование строжайшей нормативности поведения, направленной на поддержание гармонии верхов и низов, имело своей оборотной стороной полную свободу антисоциального действия вне рамок этой нормативности.
Мы можем наблюдать влияние этики《лица» в известном «оппортунизме» служилых людей императорского Китая. Обратимся, например, к такой разновидности литературного творчества ши, как отцовские наставления детям. Этот нравоучительный жанр китайской литературы появился как раз в ханьское время. Наряду с уже известными нам темами культуры ши - щедростью в отношении родственников и друзей, скромным образом жизни и т.п. - едва ли не первое место в них занимает проповедь политической пассивности, соглашательства, учтивого обращения с каждым, независимо от его положения в обществе. Столь богатый и знатный человек, как Фань Хун, предостерегал потомство от погони за богатством и властью:《Путь людей полон злобы и благоприятствует клевете. Все семьи императриц прошлых поколений - ясное тому предостережение. Беречь себя, сохранять свою неприкосновенность - разве это не радость?»
Знаменитый ученый Ma Юань поучал сыновей в таких словах: «Обсуждать достоинства и недостатки других, судить о правильном и неправильном в политике -мне это более всего ненавистно. Лучше мне умереть, чем услышать о таком вашем поведении». Этика «лица», растворявшая индивида в его взаимо¬


334
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
отношениях с другими, исключала всякое преследование цели для себя и, следовательно, всякую борьбу. Человек, согласно ее законам, ничего не имел сам, но всем был обя- зан другим; он оставался передатчиком космической благодатной Силы, даровавшей каждому удовлетворение и уверенность в себе. Патриархи служилых семей, советовавшие детям ладить со всеми людьми, поступали так не из расчета, а просто потому, что не могли иначе смотреть на жизнь.
Разумеется, нельзя отрицать давления внешних обстоятельств. Зажатым меж- ду жерновами диктата временщиков и требованиями《общего мнения» поздне- ханьским чиновникам приходилось нередко проявлять недюжинную изворотливость, чтобы сохранить и хорошую репутацию, и хорошее место. К примеру, Ду Ань в молодости приобрел известность в столичном свете и получил немало писем от могущественного тогда семейства Доу с предложениями занять высокий пост. Не осмеливаясь ответить отказом, но и не желая связываться с временщиками, Ду Ань прятал, не вскрывая, эти письма в своем доме. Когда власть Доу рухнула и начались преследования их людей в администрации, Ду Ань предъявил нераспечатанные письма и тем уберег себя для дальнейшей карьеры.
Интересно посмотреть, как реальные жизненные проблемы служилых людей преломлялись в культурной традиции ши. Очевидно, что «лицо», включавшее индивида в поле социальной взаимозависимости, выступало по отношению к нему как внешняя, принудительная сила. Попросту говоря, человек делал не то, что ему хотелось, но то, чего ждали от него другие. Во всех приведенных выше выска- зываниях о《чистоте», «общем мнении» и прочих нормах публичной жизни иш эти нормы наделены ярко выраженной репрессивной функцией. Человек обрекался на совершение только нормативных действий, предположительно известных ему. К страху моральной неудачи добавлялся столь же постоянный страх перед непредсказуемыми действиями окружающих, которые могли нанести урон «лицу». Способом нейтрализации угрозы непредсказуемых действий могло стать принятие вины за них на себя. Авторитет в культуре ши скрывался под маской смиренного и покаянного вида. «Лицо» поэтому было не просто воплощенной властью. Присущая ему аура кротости делала его еще и своеобразной защитной реакцией на репрессивный характер социального общения в культуре ши.
Нельзя не указать на важные различия в акцентах, отличающие китайскую и европейскую (индивидуалистическую) концепции социального поведения. Если в центре европейской мысли стоял индивид, а социальная среда оценивалась скорее лишь с точки зрения ее значимости для субъективных решений, то в Китае руководствовались прежде всего идеей взаимообусловленности индивида и среды. Оттого иш в конечном счете не знали проблемы выбора действия. Выбор альтернатив заменяла им решимость претворять изначально заданное едине¬


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
335
ние зависимости и автономии, следования аксиоматике действия и самоутверждения.
В обществе ханьских ши это называлось «стоять в середине». Китайцы, по-своему не без основания, считали такую линию поведения не оппортунизмом, но, напротив, признаком высшей твердости. Так, о Сюй Цзине его биограф писал: «При дворе держался прямо, ни перед кем не склонялся».
Акцент на взаимозависимости людей в культуре ши отнюдь не означал оправдания личного диктата и покорности. Заставлять кого бы то ни было рабски прислуживать себе, а самого себя прислуживать другому было противно ее духу. Социум этой культуры был миром безмолвия, символической коммуникации, где никто не открывал имен власти и свободы.
Формирование идеала《чистоты» нельзя рассматривать в отрыве от полити- ческого развития империи. Как известно, с рубежа II в. требование «разделить чистых и грязных» стало главным лозунгом бюрократии, диктовавшимся борьбой между временщиками «внутреннего двора» и регулярным чиновничеством. Стремление поборников «чистоты» выделить себе подобных и отмежеваться от «грязных» элементов обострило интерес к вопросам моральной оценки личности, или, как говорили в Китае, «знания людей». Достаточно сказать, что среди двух десятков лиц, названных в позднеханьских источниках «знатоками людей», только трое жили до середины II в., а остальные были свидетелями кризиса и гибели империи.
Обсуждение личных качеств тех или иных личностей становится с того вре- мени респектабельным времяпрепровождением верхов общества. Так, в《Жиз- неописаниях прежних достойных мужей Жунани» сообщается о некоем Сюй Цине, который, «обсуждая с друзьями упадок Хань, скорбел и плакал, за что заслужил прозвище „оплакивающий свое время44». О Го Тае сказано, что он умел «искусно рассуждать, красиво говорить». Когда к нему приходил ученый Бянь Жан, тоже «любитель рассуждать», беседа друзей《всегда тянулась целый день и до глубокой ночи». А биограф другого《славного мужа» тех лет, Фу Жуна， помещает беллетризованную зарисовку беседы: когда Фу Жун приходил к Ли Ину, тот «отпускал гостей и слушал его речи. Жун, в головной повязке, всплескивал рукавами, и его слова выплывали подобно облакам. Ин сидел, сложив почтительно руки и затаив дыхание».
Историографы того времени, словно зачарованные обаянием «знатоков людей», не удосужились поведать о содержании тех бесед. Судить о них приходится по афористически сжатым и часто невнятным отзывам и цитатам в биографи- ях деятелей «чистой критики».
Среди упомянутых здесь наиболее примечательна фигура Го Тая, признанного кумира «славных мужей». Он родился в незнатной семье в Тайюане, рано


336
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
лишился отца. Мать хотела устроить его служащим в уездной управе, но Го Тай заявил, что «великому мужу» негоже тратить силы по мелочам. Оставив свой забитый книгами дом, будущий корифей «чистой критики» отправился в местную школу, а потом в Лоян. Но не перспективой карьеры манила столица честолюбивого юношу. Другу, советовавшему ему пойти на службу, он рассказал о своем пессимистическом (а еще более - крамольном) выводе: «Я ночью созерцаю горные образы, днем изучаю мирские события. То, что разрушается Небом, сохранить невозможно». Если Го Тай не был оригинален, отвергая службу, то он по крайней мере с беспрецедентной для ханьского времени решительностью отделил службу от назначения «великого мужа». Подобно Конфуцию и Мэн-цзы, заявлял Го Тай, «я странствую по Китаю, выделяя притаившихся и незаметных».
Поиск «сокрытых талантов» и прославил Го Тая. «Линьцзун (второе имя Го Тая. - В.М.) определял категории ши для всех и повсюду... Впоследствии все выделенные им стали знаменитостями, было их свыше 60 человек» - говорится в одной из версий биографии Го Тая. Данный отзыв является, очевидно, позднейшей легендой, не обязательно соответствующей действительности. Тем не менее авторитет Го Тая как «знатока людей» и при его жизни был чрезвычайно высок, а когда в феврале 169 г. он умер в возрасте 42 лет, его похороны собрали, по одним данным, свыше тысячи, по другим - свыше десяти тысяч ученых со всей империи. Го Тай начинал, конечно, не на пустом месте. Искусство《знания людей» издавна занимало почетное место в культуре служилых людей древнего Китая. В《Книге преданий» оно приравнивается к мудрости и умению управлять. Конфуций советовал в отношениях с людьми «вглядываться в мотивы их поведения, смотреть на причины их поступков, узнавать, что приносит им покой. Сможет ли тогда человек скрыть себя?». Мэн-цзы считал возможным угадать натуру человека по его зрачкам и речи.
Физиогномика, несмотря на скептическое отношение к ней некоторых трезвомыслящих философов, например Сюнь-цзы, в ханьскую эпоху процветала. Существовали, однако, принципиальные различия между практическим ремеслом физиогномистов и политически окрашенной, морализаторской деятельностью Го Тая и его единомышленников. Популярность гаданий о жизненных взлетах и падениях была обусловлена высоким уровнем социальной мобильно- сти в древнекитайской империи. Деятели же《чистой критики» исходили скорее из обратной посылки: оценивая врожденный человеку《талант»，они определяли его неизменную《категорию», или，говоря современным языком, подобающий ему статус. Известно, что Го Тай написал специальный трактат о «принципах отбора ши», который был вскоре утерян. Судить о взглядах Го Тая приходится на основании полутора десятков сюжетов, сохранившихся в биографических материалах.
Большинство дошедших до нас суждений Го Тая заставляет недоумевать, чем этот человек покорял современников. Эти суждения представляют собой лаконичные и довольно бесхитростные отзывы, в которых не видно ни гениальной наблюдательности, ни гениального остроумия. Вот, к примеру, какой характеры-


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
337
стикой наградил Го Тай известного противника евнухов Лю Жу: «Жу заикается, но его ум отточен. По натуре своей он - чистая яшма».
Ряд оценок является простой констатацией соответствия таланта определенному чиновничьему рангу. Так, два брата из клана Ван в Тайюане еще юношами попросили Го Тая «определить их способности», и тот рассудил, что они обла- дают《талантом ранга двух тысяч [зерна]». Предсказание, разумеется,
сбылось. О враге евнухов Ван Юне Го Тай говорил: «Почтенный Ван [в своих успехах] покрывает тысячу ли в день. Это талант, достойный стоять рядом с правителем». Признаки, по которым Го Тай отличал «незаурядных людей», взяты из обыденных ситуаций. Например, он приходит на рынок с двумя юными знакомыми, родными братьями. Один из них покупает не торгуясь, другой каждый раз просит сбавить цену. Го Тай замечает по этому поводу, что братья различаются между собой, как отец и сын. А вот как обратил на себя внимание нек- то Мао Жун. Работая в поле, он вместе с товарищами укрылся от дождя под деревом. В то время как все сидели на корточках, Мао Жун, соблюдая принятые в ту эпоху правила этикета, сидел поджав ноги под себя. Проезжавший мимо Го Тай《увидел и поразился необычности» Мао Жуна. Пригласив Го Тая в свой дом, Мао Жун накормил его отрубями, как почтительный сын оставив курицу для матери, чем окончательно покорил знатока талантов.
Еще один пример. Некий земляк Го Тая уронил кувшин и ушел, не взглянув на него, а на вопрос Го Тая, почему он так поступил, ответил:《Кувшин все равно разбился - к чему теперь смотреть на него?» И Го Тай по этой причине выделил его. Две оценки построены на противопоставлении способностей и добродетели. Так, о своих друзьях Се Чжэне и Бянь Жане Го Тай говорил: «Эти двое имеют с избытком талант героя. Как жаль, что они не следуют правильному пути!»
Впоследствии оба сложили голову на плахе. Наконец, еще два известных нам эпизода, зафиксированных в биографии Го Тая, воспроизводят обычную дидактическую схему: раскаяние дурных людей после воспитательной беседы Го Тая. Бесспорно, Го Тай смотрел на людей глазами конфуцианского моралиста - позиция, вполне тривиальная для людей его круга. Почему же незамысловатые сентенции и психологические наблюдения «любителя рассуждать» получили столь широкую огласку и стали достоянием истории? Дело, очевидно, в культурной среде, запросы и вкусы которой Го Тай хорошо знал. Оценки способно- стей и《распознавание талантов» были тогда всеобщим поветрием, и не один Го Тай преуспел на этом поприще. Се Чжэн, например, по отзыву современника, даже превосходил его в способности оценить достоинства человека. Консультации у «знатока людей» стали с того времени обычной практикой среди служилых верхов. В таком случае удивительна сама среда, в которой так много значил отзыв самозваных судей и которая заставляла Ли Ина «не принимать у себя никого, кроме выдающихся достойных мужей света», ученого Чжоу Чэна - «поддерживать отношения только с товарищами Чэнь Фаня и Хуан Цюна», а Юань Шао в 70-х годах II в.-《не общаться с теми, чья слава не гремела повсюду в пре- делах [четырех] морей».


338
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Подобные явления не объясняют сами себя. Практика личных оценок того времени с ее противопоставлением действительного положения человека и его истинного призвания может быть понята только в свете тогдашней политической обстановки. Она была реакцией служилой элиты на самоуправство дворцовых временщиков, стремившихся превратить администрацию в свою вотчину, и, стало быть, выполняла свою миссию постольку, поскольку отстраненность от власти сознавалась как печальный, но непреложный закон жизни «ученых служилых людей». Вероятно, именно такова подоплека требования искать непременно «притаившиеся таланты», хотя обнаруживались они, как правило, в семь- ях, авторитетных и влиятельных на местах.
Мерой «чистой славы» в те годы было политическое бессилие поборников «чистоты», перераставшее в отвращение к власти вообще. Не случайно кумиром «славных мужей» был Го Тай - человек, не только не служивший и не имевший охоты служить, но и принципиально сторонившийся политики. Как сказано в его биографии, «хотя Линьцзун любил обсуждать людей, он не произносил острых речей о текущих событиях, и поэтому евнухи, захватившие власть, не смогли причинить ему вреда».
Истории из жизни Го Тая интересно сопоставить с материалами о другом видном «знатоке людей» - уроженце Жунани Сюй Шао (150-195), чье имя ставили рядом с именем Го Тая. Будучи моложе Го Тая на двадцать с лишним лет и родившись в именитой служилой семье, Сюй Шао рано окунулся в атмосферу «чистых суждений». Рассказывают, что в юношестве он и его старший брат встретились с известным деятелем «чистой критики» Юань Чжэном, назвавшим их «двумя драконами». Позднее Сюй Шао стал непререкаемым авторитетом для шидафу своей округи, а потом и соседних областей. Он порвал со своими высокопоставленными родичами в столице, связанными с могущественными евнуха- ми，и довольствовался должностью начальника《ведомства заслуг» у себя в Жу- нани. На службе Сюй Шао, по отзыву его биографа, «поощрял преданных, отбирал справедливых, выдвигал добрых и отвергал злых». Практике личных оценок он придал регулярный характер. Вместе с двоюродным братом Сюй Цзином он «обсуждал достоинства людей округи и каждый месяц выносил им оценку. Так в Жунани возник обычай „ежемесячной критики“》. Подобно Го Таю, Сюй Шао отбирал «притаившихся и незаметных» мужей: одного встретил на рынке, другого увидел на постоялом дворе, третьего, по выражению хрониста, «извлек из безвестности», четвертого отыскал среди низших служащих и т.д. Еще один интересный штрих к характеристике взглядов Сюй Шао: возвращавшийся в родную Жунань отпрыск именитейшего служилого клана области, памятуя о «чис- тоте Сюй Шао», сменил парадный экипаж на скромную коляску, чтобы не попасться на глаза строгому критику в блеске чиновничьей славы.
Различны сферы деятельности и жизненные позиции двух корифеев «чистой критики»: Го Тай «разъезжал по всему Китаю» и предусмотрительно избегал выпадов против дворцовых временщиков. Сюй Шао действовал главным образом в пределах родной области и держался независимо даже по отношению


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
339
к образцовым поборникам «чистоты». Впрочем，он не поладил даже со своим братом Сюй Цзином и на склоне лет, нажив себе могущественных врагов, был вынужден бежать в южные области империи. При всем различии риторических стилей Го Тая и Сюй Шао оба они отворачиваются от существующего режима и противопоставляют славе официального ранга славу самодеятельных оценок. Оба ищут «незаурядные таланты» вне чиновничьих рядов, а суждения их при всем разнообразии оттенков тяготеют к риторической искусственности.
Мы знаем, что среди мастеров《чистых суждений» высоко ценился дар《кра- сиво говорить», и многие сохранившиеся оценки именно литературны, риторичны. Быть может, в риторике личных оценок отобразилась своеобразная противоречивость позиции «славных мужей», рекламировавших себя для политики, от- вергая ее. Масштабы их славы были отмерены степенью их отстраненности от власти, и чем надежнее представало дело «чистой критики», тем больше простора открывалось для словесной игры.
Источники сохранили ряд отзывов того времени, выделяющихся претенциоз- ной цветистостью. Перевести их удается лишь приблизительно:《торжественно строг, словно чувствуешь себя под высокими соснами»; «величав и могуч, словно яшмовая гора» (о Ли Ине); «бесподобно велик, словно конь, галопом преодолевающий десять тысяч ли» (о Чэнь Фане); «так возвышен, словно идешь под соснами и кипарисами» (о Чжу Му).
Мы находимся у истоков важной традиции культуры раннесредневековой эпохи - традиции беллетристических, но, как все в Китае, политически значимых оценок, которыми наделяли кумиров ученой и служилой эдиты. Лучшие из этих оценок составили целые главы памятника той эпохи «Новое изложение рассказов, в свете ходящих». Блистающие изяществом формы, они крайне отвлеченны, этикетны, чужды представления о психологической глубине индивида и имеют отношение исключительно к сверхличной персоне. Личность пред- стает в них неуловимой и непонятной для мира в ее несказанном величии, да и сами авторы оценок нередко заявляют о невозможности выразить в точных формулах ее тайну. В оценках запечатлен характерный для традиции ши пафос безбрежности идеального человека, которая делает его «бесполезным» для суетного мира.
Фань Пан восхвалял Го Тая в следующих словах: «Скрытен, но не избегает близости, целомудрен, но не порывает с пошлым светом. Сын Неба не может сделать его своим подданным, правители уделов не могут сделать его своим другом. Я не знаю, что он такое». Сам Го Тай так отзывался о своем близком друге Хуан Сяне: «Необъятен, как море в десять тысяч цин. Дайте ему покой - и он не станет чистым. Возмутите его - и он не станет грязным. Его натура глубока и широка, измерить ее трудно».
При всей нарочитости подобных bons mots не будем забывать, что перед нами не просто игра ума. Эти отзывы служили с III в. своеобразной визитной карточкой представителей служилой элиты, удостоверявшей их политические пре- рогативы и привилегированный статус. Сама тема «неуловимой возвышенно¬


340
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
сти» подвижников «чистоты» отобразила их стремление отстоять свою самостоятельность перед лицом выродившейся императорской власти. Но эта самобытность утверждалась скорее негативно, в лишенной конкретных качеств «не- изъяснимой полноте» сверхличной Персоны.
До сих пор мы говорили больше о содержании тех новых веяний в нравах и духовной жизни верхов позднеханьского общества, которые указывают на рост самосознания хранителей традиции ши. Существуют и более очевидные признаки этого процесса, запечатленные, например, в появлении новых жанров житийной литературы ши. О взгляде на ши, характерном для раннеханьского периода, можно судить из следующего эпизода. По свидетельству Ван Чуна, при императоре Сюань-ди было приказано нарисовать и выставить во дворце портреты «ши всех категорий». Потомки тех, кто не удостоился этой чести, добавляет Ван Чун, сгорали от стыда. Неизвестно, чьи портреты появились тогда во дворце, но речь шла, очевидно, о придворных сановниках, и двор сам решал, кто заслуживает подобной награды. Известно, что Лю Сян на рубеже новой эры составил «Жизнеописания всех категорий», но писал он эту книгу как придворный историограф. С консолидацией провинциальной элиты в позднеханьское время образ ши приобрел и локальную значимость, причем на первый план выдвигались не служебные заслуги, а личные доблести, нередко противопоставлявшиеся удачной карьере. Приведем характерное и едва ли не самое раннее упоминание на этот счет. При Шунь-ди правитель Инчуани Чжу Чун, пируя на Новый год с подчиненными, спросил у начальника хозяйственного ведомства управы: 《Я слышал, что в вашей драгоценной области горы и воды рождают много вы- дающихся ши. Нельзя ли услышать о достойных и мудрых былых времен?» В ответ помощник сказал:《Наша захудалая область проникнута высшей духов- ностью горы Суншань, вбирает в себя тончайший субстрат Срединного пика, поэтому совершенномудрые в ней скапливаются как драконы, великие герои собираются как фениксы». Затем подчиненный Чжу Чуна воздал хвалу нескольким деятелям разных эпох, подчеркнув не их служебные заслуги, даже если таковые были, а их духовную возвышенность, отвращение к почестям и богатству. Первым назван легендарный отшельник древности Сюй Ю, с негодованием отвергнувший предложение царя Яо сменить его на престоле, последним - упомянутый выше Ду Ань, который охарактеризован в следующих словах: «...просла- вился познаниями в канонах, блестяще служил при дворе, в его неутомимой деятельности выразилась его внутренняя чистота, он умалял себя, поддерживал общее, смотрел на славу как на пыль, на богатство и знатность - как на тяжкую обузу, жил в соломенной хижине за плетеными воротами».
Свидетельством пробуждения самосознания местной элиты является распространение в позднеханьский период сборников жизнеописаний «прежних мудрецов», или «почтенных мужей былых времен» той или иной области, - прооб- раз местных хроник средневековой эпохи. Китайские библиографы вели традицию земляческих сборников от Гуан У-ди, приказавшего составить «записи о нравах и обычаях» его родного Наньяна. Затем по примеру этих «записей» по¬


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
341
явились «Жизнеописания почтенных мужей былых времен удела Пэй и района Саньфу» (Гуаньчжун), «Похвальное слово прежним мудрецам Лу и Цзянлу».
Об обстоятельствах написания, авторах и содержании этих сочинений ничего не известно. Но даже если зачинателем нового историографического жанра выступил Гуан У-ди, то впоследствии составление подобных сборников стало целиком делом частной инициативы. Так, около 150 г. Юань Тан, будучи правите- лем Чэньлю, велел главе хозяйственного ведомства областной управы《записать старинные известия», касающиеся области, и составить «жизнеописания почтенных людей былых времен». С конца II в. региональные сборники стали появляться повсеместно, и спустя столетие, по данным библиографического раздела «Истории династии Суй», ими располагали более двух десятков областей. Почти все они были созданы местными уроженцами. Однотипность этих сборников указывает на отчетливое осознание их авторами своей принадлежности к общему кругу идей и ценностей. Неудивительно, что в III в. появляются аналогичные сборники общегосударственного значения, например «Жизнеописания прежних мудрецов в пределах морей》，《Категории мужей в пределах морей»,《Жизне- описания славных мужей конца Хань» и др. То немногое, что мы знаем о содержании этих сочинений, позволяет считать их главными героями деятелей «чистой критики» во II в.
Соединение земляческого элемента с общим для ши идеалом «чистоты» наглядно проступает в книге «Устанавливающие истину записи о местности Саньфу», написанной Чжао Ци (ум. в 201 г.). Выходец из именитой семьи, женатый на племяннице Ma Жуна, Чжао Ци презирал общество знатных кланов《внут- реннего двора». Связав себя с вождями «чистой» критики, он получил в 168 г. должность правителя уезда, а спустя несколько месяцев подпал под «запрет клики» и скрывался в доме влиятельного друга. После амнистии он был вновь приближен ко двору. Свою книгу, как показывает ее название, Чжао Ци написал с целью выявить добрых и злых героев позднеханьской истории, по его собст- венным словам,《отделить яшму от камня». До нас дошло около трети произве- дения Чжао Ци, и большая часть материала посвящена «мужам чистых манер», отвергавшим карьеру, богатства и почести. В предисловии к своим «Записям» Чжао Ци дал краткую оценку нравов гуаньчжунских ши. По его словам, они «любят возвышенное, чтят долг, ценят славное поведение. Недостатками же их являются жажда могущества и власти, погоня за выгодой».
Эта характеристика настолько условна, что, кажется, может подойти к ши любого другого района империи. Очевидно, Чжао Ци в дидактических целях стилизует реальный жизненный уклад элиты Гуаньчжуна под общепринятые нормы культуры ши. Пробудившееся в местной элите чувство земляческой принадлежности отозвалось появлением сравнительных оценок уроженцев различных местностей и дебатами о том, в каком краю рождаются лучшие мужи. В са- мом начале III в. Кун Жун в споре с Чэнь Цюнем доказывал превосходство мужей Жунани над иньчуаньцами. Спустя 30 лет сановники Хэ Янь и Дэн Ян пи- сали памфлеты против выходцев из Цзичжоу, утверждая，что《край этот не рож¬


342
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
дает ничего ценного, а люди там грубы и неотесанны». Им возражал Лу Юй, заявлявший, что Цзичжоу с глубокой старины была «кладезем совершенномудрых и достойных мужей, сокровищем правителей». Есть основания подозревать, что в обоих случаях дискуссии преследовали определенные политические цели.
Мы можем говорить о важных сдвигах в общественном сознании господствующего класса империи в позднеханьский период. Представления о формальном единстве империи сменились осознанием новой политической общно- сти, основанной на региональности, отождествление себя с имперской бюрократией -автономными ценностями, связанными с традицией ши, а в социальном плане - с укладом местного общества. Отныне ши принадлежали не только службе, но и своей родной местности, пусть даже эта принадлежность зачастую была условной. Такая переориентация закрепила положение ши как самостоятельной, в известном смысле даже превосходящей имперский порядок социальной силы.
Традиция отшельничества, ее политические и социальные измерения
Подлинным средоточием социальных, нравственных и политических аспектов идеологической традиции ши древней империи был образ «возвышенных отшельников» {и минь, инь цзы и др.). Этот образ, как все традиционное в Китае, был весьма отвлеченным, условным, отчасти даже догматически заданным. Но он выражал более широкую, многозначную тему культуры, имевшую непосредственное отношение к насущным вопросам жизненной позиции ши.
Тема отшельничества естественно вырастала из фундаментальной посылки мировоззрения древнекитайских ши\ идеала внутренней автономии «целеустремленного мужа» и практически неизбежно связанной с ним коллизии идеального человека и социальной действительности. Эта коллизия осмыслялась обычно в рамках известной нам дилеммы службы и уединения，сформулирован- ной уже в «Лунь юе». В уста Конфуция здесь вложен знаменитый совет:《В цар- ство, где неспокойно, не входите. В царстве, охваченном смутой, не живите. Когда в Поднебесной порядок, будьте на виду. Если нет порядка, скройтесь». Отшельничество в конфуцианской традиции выступало знаком протеста против искажения истинного «Пути правителя», формой пассивной критики (при отсутствии институциональных ее форм) действий властей. В том же «Лунь юе» Конфуций не раз с одобрением отзывается о древних отшельниках Бо-и и Шу-ци. Легенда изображает их сыновьями правителя небольшого удела, которые, не желая подчиниться неправедной, по их мнению, власти чжоуского У-вана, удалились на гору Шоуян и там умерли с голоду.
Бо-и и Шу-ци лишь два наиболее популярных образа мучеников нравственного ригоризма ши. Мученичество их было частью политической пропаганды


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
343
служилой элиты, отстаивавшей свои исключительные прерогативы в политике. В действительности многие истории о праведных мужах древности являются позднейшими обработками мифологических сюжетов. Отшельничеству в конфуцианской традиции отводилась не только роль негативной реакции на внешние обстоятельства. Акцент на сокровенности «совершенной добродетели», мо- ральной автономии конфуцианского идеального человека позволял толковать отшельничество и как неотъемлемое качество благородного мужа.
В 18-й главе《Лунь юя》мы встречаем иной тип отшельников. Примером мо- жет служить Хой из Люся, начальник судебного ведомства в царстве Лу. Трижды его изгоняли со службы, и каждый раз он возвращался на нее вновь. Когда же незадачливого судью спросили, не пора ли отказаться от карьеры, тот сказал: «Служа людям честно, куда ни пойду, буду трижды опозорен, а если служить нечестно, зачем покидать страну предков?»
Несколько ниже Конфуций, причислив Хоя вместе с Бо-и и Шу-ци к катего- рии отшельников, сравнивает их в следующих словах:《Бо-и и Шу-ци отреклись от возвышенных постов, не пожелали навлечь на себя позор. Хой из Люся отказался от возвышенных помыслов, навлек на себя позор, но его речи соответствовали приличиям, а его поступки соответствовали здравому разумению».
В той же 18-й главе «Лунь юя» фигурируют еще несколько отшельников из южных областей тогдашней китайской ойкумены. Это люди, ведущие жизнь простых земледельцев, отвергающие служебную карьеру как суету мира сего, высмеивающие педантизм и рутинерство Конфуция, его наивное желание исправить испорченный мир.
Конфуций встречался с южными отшельниками уже на склоне лет и относился к ним с большим уважением. Образы южных отшельников отображают в целом даосское понимание отшельничества как признака внутренней безмятежно- сти мудреца, отринувшего земные заботы. Бо-и и Шу-ци воспринимались даосами как глупцы, впустую загубившие свои жизни. Отшельничество «из принципа» даосским философам было противно не менее, чем общественная дея- тельность. Даосский мудрец не стремился к славе, ничем не обнаруживал себя, но жил《погребенным среди людей».
Отмеченные толкования отшельничества предстают как бы вариациями одной темы, между которыми не было непреодолимых барьеров. Но в любом случае отшельничество китайской традиции не имело ничего общего с нигилизмом, напротив, оно было утверждением абсолютных жизненных ценностей ши. Недаром Конфуций говорил: «Выдвигайте на службу отшельников, и люди в Поднебесной вернутся к должному образу жизни». Призыв Конфуция не остался гла- сом вопиющего в пустыне. Ханьская династия с самого начала возвела в ранг государственной политики привлечение на службу «уединенных мужей», а ханьские конфуцианцы прямо называли причиной гибели циньского дома нежелание опереться на «затаившихся шиу>.
Апелляция ханьских правителей к отшельникам имела, очевидно, символиче- ское значение и должна рассматриваться как составная часть《мифа империи» -


344
Часть HL ДИНАСТИЯ ХАНЬ
мифа, который питался политической практикой древней империи и, в свою очередь, эту практику формировал.
Заслуживает внимания одна специфическая черта политических отношений в ханьскую эпоху. В позднеханьский период, особенно во второй его половине, очень часты случаи, когда отказ от первой рекомендации на службу, обычно жаловавшейся провинциальной администрацией, влек за собой новые, более выгодные предложения.
Так, Ли Гу пять раз отказался от рекомендации областной управы, отверг предложенное ему на уровне округа звание «блестящего таланта» и несколько раз, ссылаясь на болезнь, не принимал приглашений столичных ведомств. Два других поборника «чистоты», Лю Шу и Тань Фу, отказались от регулярных рекомендаций областной и центральной администрации, но приняли лишь изредка присваиваемую категорию «достойного и доброго, воспитанного и прямого». Ученый Хэ Чунь десять раз отказывался от рекомендаций придворных сановни- ков，трижды - от категории《воспитанный и прямой》，пять раз - от звания《зна- тока канонов», четыре раза - от персональных приглашений гунов и прибыл ко двору только после специального указа императора.
Таким образом, хотя в системе бюрократического авторитета каждое распоряжение властей имело силу неоспоримого приказа, за рекомендуемыми признавалось право фактически игнорировать приглашения на службу, причем от- каз всякий раз требовал вмешательства более высоких инстанций. Вина же за неудачную попытку привлечь в канцелярии «достойного мужа» возлагалась на самих чиновников, дававших рекомендацию. Когда, например, ученый Чжан Кай долгое время манкировал предложениями провинциальных и столичных ведомств, появился императорский рескрипт, в котором говорилось: «Бывший правитель Чанлина (Чжан Кай однажды был назначен на этот пост, но в действительности не занимал его. - В.М.) в поведении своем не уступает Юань Сяню (ученик Конфуция. - 5.М), подобен Бо-и и Шу-ци, презирает знатность, радуется униженности. Прежде его призывали на службу несколько раз, но он не явился. Неужели чиновники не оказывают достойному мужу должного почтения, так что ему трудно прийти к нам?» Отношения власть имущих и отшельников производят впечатление церемониально серьезной игры, позволявшей нетитулованным ученым быть на равной ноге даже со знатнейшими чиновниками. Несо- мненно, современники хорошо знали ее неписаные правила и пользовались ими в своих интересах.
Теперь мы можем указать конкретнее, чем измерялся авторитет людей, никогда не состоявших на службе: отказ от рекомендации автоматически повышал престиж рекомендуемого. Так, о Чжэн Сюане, пренебрегшем всеми возможными каналами чиновничьей карьеры, Фань Е сообщает, что его имя «в списках чиновников значилось наравне с советниками государя».
До сих пор мы имели дело со《славным именем》，приобретенным благодаря личному успеху и связям в свете. Но в обществе позднеханьских ши многие обретали славу и нежеланием прославиться завоевывали расположение света, про¬


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
345
тивопоставляя себя ему. Конечно, дерзкий вызов власти, каковым являлся отказ от службы, не всегда был безопасен для отшельника. Особенно сложно было отклонить приглашение императора. Ученый Фань Ин дважды оставил без внимания просьбу Шунь-ди явиться во дворец. Но после того как вышел указ, обвинявший местные власти в неучтивом обращении с Фань Ином, тот «был вынуж- ден поехать», хотя сказался тяжелобольным, и его поднесли к трону на носилках.
«Быть вынужденным» пойти на службу - частая и в известном смысле классическая ситуация для ши раннеимператорского Китая. Хронисты никогда не упоминают о конкретных обстоятельствах, которые в одних случаях позволяли кандидату в чиновники отвергать рекомендации, а в других вынуждали его принять их. Быть может, в покрове безмолвия, окутывавшем отношения обеих сторон, и заключался истинный смысл ритуальной игры, предписывавшей чинов- никам привлекать «достойного мужа» без видимых признаков принуждения, а их протеже - идти в канцелярии без видимых признаков удовольствия. Возможно, эта игра была в их глазах слишком священной, чтобы ее позволительно было осквернять упоминаниями о стоявших за ней низких материях жизни. Несомненно только, что в отношениях между власть имущими и отшельниками присутствовал элемент того, что известный китаист Т.А.Метцгер назвал《драма- тической конфронтацией правителя и благородного мужа».
Щекотливость взаимоотношений чиновников и отшельников, полнейшая серьезность, с которой относятся к ней летописцы, свидетельствуют, что речь идет о фундаментальном принципе социализации в конфуцианской культуре. Этот принцип предписывал жить в《согласии》(хэ) с другими, но не быть с ними «одинаковым», взращивать чувство общности с миром, утверждая собственную исключительность.
Конфуцианство в этом аспекте есть апология союза людей, чья внешняя непохожесть служит залогом их интимного сродства. Теперь нетрудно понять, почему ханьские конфуцианцы придавали столь большое значение учтивому об- хождению с отшельниками: оно было для них зримым образом ритуалистиче- ской гармонии. Отношения же отшельников и императорской персоны, находившихся как бы на разных полюсах социума и в то же время связанных неким внутренним согласием, по сути дела являли собой отношения гармонии par excellence. Отшельничество играло роль этического коррелята императорской власти. Весьма выразительно сказал об этом Фань Е в предисловии к 83-му цзюаню своего труда, специально посвященному отшельникам. Первый и, соответственно, «добродетельный государь Поздней Хань - Гуан У-ди, - заявлял Фань Е, - оставлял подле себя свободное место для отшельников, показывая, что ищет их и не может настичь, посылал лучшие ткани и почетные экипажи для привлечения [отшельников] на службу, приказывал разыскивать их среди гор- ных круч», и потому в то время《во всех пределах царил порядок; человечность лелеяли и целеустремленные мужи, и Гуан У-ди...
Впоследствии императорская добродетель иссякла, негодяи и мошенники встали у власти, и мужи в глуши, соблюдая праведный путь, стыдились зани¬


346
Часть IIL ДИНАСТИЯ ХАНЬ
мать должности гунов и цинов». Таким образом, отношение отшельников и считалось в древности главным критерием добродетельности правления.
Не будем забывать, что Фань Е писал, умудренный опытом почти трех столетий, минувших со времени распада империи Хань. Хотя рассуждение историка эпохи Южных династий выглядит сугубо традиционным, многое из того, что в его время казалось очевидным, еще не было вполне осмыслено ханьскими современниками.
Традицию отшельничества в раннеимператорском Китае можно отнести к числу исторических новшеств. Речь идет об особого рода новизне в рамках традиционной идеологии, когда новшество является лишь одним из возможных вариантов толкования канона, выдвигаемого на передний план за счет прочих его моментов и, главное, подкрепляемого свидетельствами позднейших времен. Именно так обстояло дело с отшельнической традицией, в которой отрывочные, подчас разнородные идеи и образы древности оказались слитыми воедино и соотнесенными с исторически новыми явлениями.
Формирование этой традиции относится к позднеханьскому периоду и было самым тесным образом связано с формированием идеологии ши древних империй. Тема отшельничества занимала видное место в сознании провинциальной элиты. Вспомним, что глава хозяйственного ведомства Инчуани, перечисляя выдающихся уроженцев родной области, начал с древнего отшельника Сюй Ю, да и во всех прочих случаях подчеркивал их отстраненность от политики и света. А Юань Тан, поручая своим подчиненным составить жизнеописания «почтенных старейшин» Чэньлю, вдохновлялся следующей идеей: «Не сравнились с Чжун-ни (Конфуцием. - 5.М), но первые после него - таковы умершие с голоду в Западных горах Бо-и и Шу-ци, опозоренный чиновник из Люся в Восточном царстве. Они умерли давно, но слава их не забыта. Такова судьба всех, чье имя осталось в письменных преданиях». К позднеханьскому периоду относится и появление первых специальных сборников жизнеописаний отшельников. В конце I в. ученый-отшельник из Гуаньчжуна Лян Хун составил жизнеописания 24 отшельников времени царствования ханьского дома. Его земляк и товарищ по духу Су Шунь написал аналогичный сборник житий «выдающихся мужей». Отшельникам отведено почетное место и в книге Чжао Ци, который сам именовал себя отшельником по своей жизненной доле.
Отшельническая традиция сложилась окончательно уже после падения Ханьской империи. В середине III в. ученый Чжан Сянь составил «Жизнеописания отшельников» в семи цзюанях, но его сочинение было утеряно. Классическим памятником традиции отшельничества, сохранившимся до наших дней, стали «Жизнеописания возвышенных мужей», созданные современником Чжан Сяня, известным ученым и историком Хуанфу Ми, принадлежавшим к обедневшей ветви именитого клана в Гуаньдуне. «В клане Ми из поколения в поколение все были богаты и только он один был беден и прост», - сообщает о Хуанфу Ми хронист. Почти всю жизнь Хуанфу Ми прожил в родной деревне и лишь на склоне лет учительствовал в Столичной школе. В предисловии к своему сборни¬


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
347
ку Хуанфу Ми писал:《Я，Ми，отобрал более девяноста человек из числа не по- корившихся правителям ши восьми эпох от Яо до династии Вэй. Слава их не прейдет во веки веков». Хуанфу Ми воздал хвалу «возвышенной отстраненности шш>, которые《стоят прежде государева правления и подавляют грязные стра- сти». Важность своей темы он обосновывал ссылками на древние авторитеты и недостаточное внимание, уделявшееся ей в прошлом. По мнению Хуанфу Ми, Сыма Цянь и Бань Гу «многое упустили» из деяний отшельников, а Лян Хун и Су Шунь《брали только близкие времена Цинь и Хань и не касались далекой древности». Не удовлетворен он и отбором персонажей, сделанным его непосредственными предшественниками.
Придав налет благородной старины относительно недавно кристаллизировавшемуся социальному и культурному явлению, Хуанфу Ми сделал то, что рано или поздно должно было произойти с практикой отшельничества. Это, одна- ко, не меняет того факта, что позднеханьский период был решающим в процессе формирования отшельнической традиции. В конце концов, две трети книги Хуанфу Ми занимают жития отшельников ханьской эпохи, в подавляющем большинстве живших в позднеханьский период. И если в сборнике запечатлена уже сложившаяся традиция, то для того, чтобы лучше понять ее, нужно вернуться к ее истокам, к тем временам, когда она еще была не набором условных жестов, а живым откликом на актуальные события. Нетрудно видеть, сколь благо- приятной для распространения идеи отшельничества была обстановка кризиса позднеханьской империи и борьба с временщиками оттертых от власти поборников «чистоты». Со времен Ван Фу, избравшего уединение, поскольку он «не желал угождать нравам света и потому не смог сделать карьеру》，образ《покой- ного в бедности, наслаждающегося праведным путем» добродетельного отшельника приобрел необычайную популярность, засвидетельствованную помимо прочего данными эпиграфики. Демонстративное отвращение к служебной карьере стало позой целого поколения ши, а поиски «скрытых талантов» - делом жизни.
И то и другое ярко отобразилось в фигуре Го Тая, кстати сказать удостоившегося отдельного жизнеописания у Хуанфу Ми. Нашлись, однако, люди из числа «скрытых талантов», перед которыми преклонялся сам Го Тай. Сведения об этих людях помогают уточнить место отшельничества в общественной и политической жизни тех лет. Отбор интересующих нас в данном случае персонажей произвел сам Фань Е, посвятивший 53-ю главу своего труда отшельникам времен кульминации «чистой критики».
Первым Фань Е поместил жизнеописание Чжоу Се, выходца из именитого клана Жунани. Добившись славы как ученый, Чжоу Се не пошел на службу даже после персонального приглашения Ань-ди. Он сам пахал поле и питался только пло- дами своих трудов. Под влиянием Чжоу Се в округе свято соблюдали нормы кон- фуцианского ритуализма. Сам Чжоу Се，как и подобает《возвышенному мужу»， держал сородичей и соседей на почтительном расстоянии: «Односельчанам и родственникам редко удавалось видеть его». Здесь же Фань Е упоминает современ¬


348
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ника Чжоу Се Фэн Ляна, который также предпочел блеску двора безыскусную жизнь в родной деревне, где его почитали как образец нравственного совершенства. Остальные персонажи рассматриваемой главы жили в середине II в. Среди них мы встречаем упоминавшегося выше Хуан Сяня из Жунани. Сын коновала, Хуан Сянь сумел постичь каноническую премудрость и искусство «рассуждать о людях». Го Тай срав- нил его с《безбрежным океаном». Чэнь ①ань заявлял, что не посмел бы занимать высокий пост, если бы Хуан Сянь служил при дворе, и т.д.
Следующее жизнеописание посвящено Сюй Чжи из южной области Юйчжан. Подобно Чжоу Се, Сюй Чжи не ел того, что не было произведено его собственным трудом, и наставлял в добродетели жителей округи. Известность он приобрел после того, как Чэнь Фань, будучи правителем Юйчжана, безуспешно пы- тался привлечь его на службу. Не откликнулся Сюй Чжи и на приглашения сановника Хуан Цюна и даже самого Хуань-ди. Но когда в 164 г. Хуан Цюн умер, Сюй Чжи, выполняя свой долг, пришел на похороны бывшего покровителя, где уже собрался цвет общества《славных мужей». Он молча совершил обряд собо- лезнования и, не назвав своего имени, ушел. Его, однако, узнали. Го Тай догнал его и заговорил с ним об «отвратительных событиях», на что Сюй Чжи ответил: 《Когда падает большое дерево, его не удержать одной веревкой. К чему суе- титься, не ведая покоя?» Го Тай признавал, что уступает в добродетели Сюй Чжи.
Последними в ряду персонажей 53-й главы стоят Цзян Гун и Шэньту Пань. Цзян Гун, родом из Пэнчэна, прославился своей ученостью, имел более трех тысяч учеников и был рекомендован двору Чэнь Фанем и Ху Гуаном. Но служить он упорно отказывался, а когда Хуань-ди приказал нарисовать его портрет, он, сославшись на болезнь глаз, спрятался в доме. Одно время Цзян Гун вообще жил на чужбине, торгуя гороскопами. Шэньту Пань изображен бедным ученым, зарабатывавшим на жизнь росписью лаковых изделий и даже поденной работой. Шэньту Паня высоко ценил его именитый земляк Цай Юн, и он приобрел громкую известность среди столичных «славных мужей». Как и Сюй Чжи, он пришел на похороны Хуан Цюна, но держался отчужденно и независимо. Агитации дея- телей《чистой критики» он не поддерживал, заявив:《Во времена Борющихся царств ши, не состоявшие на службе, выступали с разными суждениями, а кончилось все закапыванием конфуцианцев и сожжением книг. Так происходит и сейчас!»
Заслуживает внимания и фигура Цю Ланя, чьи методы конфуцианского воспитания нам уже известны. Находясь на посту начальника тина, Цю Лань выступал в традиционной для ши роли устроителя жизни населения округи: он «устанавливал для каждой семьи размеры ее огородов и садов, количество кур


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
349
и свиней, разрешал споры, по окончании полевых работ преподавал молодым канонические книги, а нерадивых и легкомысленных среди них вновь заставлял трудиться на полях и тутовых плантациях». Позднее Цю Лань приехал в Столичную школу, но на предложение Фу Жуна включиться в их политическую деятельность отрезал: «Разве Сын Неба учредил школу для того, чтобы в ней попусту болтали?» Тем не менее Го Тай преклонил колена перед Цю Ланем и просил у него наставлений.
Приведенный здесь далеко не полный перечень отшельников, снискавших славу в годы кульминации 《чистой критики》， позволяет говорить о них как о влиятельном факторе политической и социальной жизни тех лет. Обращает на себя внимание двойственность отношений отшельников с вождями оппозиции «чистых мужей». С одной стороны, последние использовали отшельников как один из козырей в политической пропаганде. С другой - сами отшельники избегали тесного сотрудничества с их авторитетными покровителями и критически относились к агитации учащихся. Соответственно, в литературе высказывались различные оценки позиции отшель- ников.
В связи с двойственностью положения отшельников отметим различия в их социальном происхождении. Часть их, в том числе Чжоу Се, Юань Хун, Цзян Гун, были выходцами из семей служилой знати. К ним можно добавить Вэй Чжу, также знаменитого в те годы отшельника, отпрыска именитого клана Гуаньчжу- на. Правда, с Вэй Чжу произошел конфуз. В начале 60-х годов II в. Чэнь Фань расхваливал его добродетели перед Хуань-ди, а спустя некоторое время Вэй Чжу пошел на службу к евнухам - факт, лишний раз напоминающий о неоднозначной политической роли отшельничества в Китайской империи. В то же время ряд отшельников - Хуан Сянь, Шэньту Пань, Сюй Чжи явно были родом из неслужилых семей. Впрочем, бедность и даже самоуничижение, диктовавшиеся правилами поддержания общественного «лица» ши, только способствовали росту престижа отшельников. Известны случаи, когда не желавшие служить ученые объявляли себя представителями «низких» профессий - торговцами, шаманами, физиогномистами - без риска для своей репутации.
Мы вновь убеждаемся в том, что традиция ши распространялась на уроженцев как служилых, так и неслужилых семей, а ценностная ориентация ее хранителей не совпадала с формальными критериями чиновничьей иерархии. Галерея отшельников II в. еще одно свидетельство сращивания бюрократии и местной элиты на основе идеала «чистоты». Будучи наиболее аутентичным, но всецело формальным знаком этого идеала, отшельничество отобразило противоречия развития позднеханьского общества и не предполагало, как показывает пример Вэй Чжу, четкой и неизменной политической позиции. Какова же была социаль¬
Нефритовая подвеска. Династия Хань


350
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ная значимость отшельников как более или менее обособленной категории иш! Мы видели, что отшельники регулировали семейные отношения и заботились об устроении деревенской жизни на началах конфуцианского «согласия» между людьми. Цю Лань, Чэнь Ши, Цай Янь, Гао Фэн, Чжоу Се, по сообщению их биографов, вершили справедливый и никем не оспаривавшийся в округе суд. То же говорится о Ван Ле, ученике Чэнь Ши, который не только улаживал споры, но и «наставлял каждого его делу, учредил школу, побуждал к добру, отвращал от зла».
Отшельники предстают локальными лидерами, обладавшими немалым авторитетом и властью на местах. Неудивительно, что среди них попадаются и крупные землевладельцы. Таков, например, упоминаемый Хуанфу Ми некто Цзян Ци (конец II в.), который не только имел множество «учеников», но и вел большое хозяйство, где трудились более 300 работников.
Вместе с тем в некоторых случаях образ жизни отшельников более или менее отчетливо противопоставляется гегемонизму «могущественных» кланов, о чем свидетельствуют записанные позднеханьскими хронистами истории о достойных мужах, не желавших покориться магнатам округи. Та же идея запечатлена, в частности, в рассказе об отшельнике Жэнь Тане. Однажды правитель области Пан Цань пришел к Жэнь Тану за наставлениями. Тот не стал тратиться на слова， а объяснил все жестами. На глазах у Пан Цаня он вырвал из земли стебель многолетнего лука, поставил чашу с водой и поклонился с маленьким внуком на руках. Поразмыслив, Пан Цань догадался, что хотел сказать отшельник: «Вода - значит, он советует, чтобы я был чист. Вырывая лук, он указывает, чтобы я сокрушил сильные кланы. Обнимая внука, он хочет, чтобы я был вместе с людьми и помогал нуждающимся!》Показателен и пример земляка Го Тая, отпрыска именитого клана Цзя Шу, который вначале терроризировал окрестное население, а потом под влиянием Го Тая перевоспитался и《стал помогать тем, кому рань- ше причинил зло».
Видимая ориентация отшельников на интересы деревенского общества побудила ряд японских историков считать их защитниками и хранителями общинной организации. Кавакацу Ёсио и Танигава Митио, подчеркивая оппозиционный и «народнический» пафос поведения отшельников, готовы даже поставить их в один ряд с народным движением《желтых повязок». Кавакацу ссылается при этом на факты дружелюбного отношения повстанцев к отшельникам. Действительно, в биографиях Юань Хуна, порвавшего со своими властолюбивыми родственниками, и Сюй Ина, сына Сюй Чжи, во всем подражавшего отцу, сообща- ется, что восставшие не стали разорять их деревень. Цзян Гуна повстанцы сочли «достойным мужем», а знаменитый ученый Чжэн Сюань, встретившись однажды с «миллионными полчищами» мятежников, вызвал у них чувства благоговения и восторга.
Нельзя исключить возможности того, что часть оппозиционно настроенных ученых могла если не поддержать восставших, то по крайней мере найти оправдание их действиям. Весьма вероятно также, что многие вожди «желтых повя¬


Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей
351
зок», как часто случалось в истории Китая, принадлежали к части местной элиты, недовольной официальным режимом. Однако, не говоря уже о различиях идеологических, политических и классовых позиций образованных верхов и масс повстанцев, в источниках нет никаких сведений о сотрудничестве конфуцианских оппозиционеров с «желтыми повязками». Напротив, многие поборники «чистоты» принимали самое активное участие в подавлении восстания. Да и мир между отшельниками и повстанцами в известных нам случаях был крайне относителен. К примеру, внучатый племянник Юань Хуна, родившийся в семье таких же «возвышенных мужей», служил в областной управе и погиб, защищая от «желтых повязок» своего начальника.
Сомнителен и рассказ о встрече с повстанцами Чжэн Сюаня, если учесть, что немногим ранее он удостоился больших почестей от Кун Жуна, жестоко расправлявшегося с мятежниками. Не проще ли видеть в подобных сюжетах пропаганду традиционной для культуры ши идеи неоспоримого морального авторите- та конфуцианского мужа? В целом нет серьезных оснований объединять в рамках единого движения отшельников - героев традиции ши и восставших крестьян. Видя в отшельниках выразителей интересов крестьянства, Кавакацу считает отшельничество признаком раскола в среде местной элиты. Этот тезис энергично оспаривает другой японский исследователь - Т.Яно, утверждающий, что местная элита была в основном едина, а «чистые суждения» являлись средством ее консолидации. Думается, что обе точки зрения не совсем точны. Хотя идея «чистоты» действительно способствовала урегулированию отношений внутри господствующего класса империи, провинциальную элиту едва ли можно назвать монолитной, причем не столько вследствие размытости ее границ, сколько в силу известной двойственности ее социальной природы.
Небывалая популярность отшельничества во II в. - признак нараставшего разлада между имперской организацией и местным обществом. Этот разлад, наблюдаемый и на примере отдельных служилых кланов, усугублялся экономическим упадком. Однако речь идет лишь о трансформации облика господствующе- го класса. Отшельничество только один из силуэтов ханьской элиты, при определенных исторических обстоятельствах на время затмивший другие. Отвернувшись от службы империи, ши начали культивировать отшельничество как положительный и самоценный идеал, символ всего правильного и истинного {чжэнъ) в жизни. Но они по-прежнему находились в русле имперской традиции, и их отшельничество было не столько позитивной социальной программой, сколько проекцией их политического положения в сфере культурного самосознания, не столько фактом действительности, сколько жизненным кредо и общественным лицом. Остановимся в заключение на понятии отшельничества как жизненного идеала ши. О выделении его позаботился Фань Е, посвятивший отшельникам (и минь) 83-ю главу своего труда. Тем самым Фань Е положил начало еще одной традиции китайского историописания: подобные разделы содер- жатся в 14 позднейших династийных историях и во всех литературно-исторических энциклопедиях.


352
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Фань Е работал с готовым материалом: 16 из 17 упоминаемых им персонажей фигурируют в книге Хуанфу Ми, причем в ряде случаев Фань Е дословно воспроизводит текст своего предшественника. Жизнеописание единственного отшельника, не названного у Хуанфу Ми, восходит к книге Чжао Ци. Поскольку Фань Е поместил биографии части «возвышенных мужей», упоминаемых Хуанфу Ми, в том числе Го Тая, Чжэн Сюаня, героев 53-й главы, в другие части своего труда, резонно предположить, что для 83-й главы он отобрал тех, кто наи- лучшим образом отвечал его представлению об отшельниках. Свое понимание отшельничества Фань Е изложил в классическом предисловии к главе «Хоу Ханьшу», где он писал: «Некоторые скрывались, дабы воплотить свои возвышенные помыслы. Некоторые избегали света, дабы сохранить неприкосновенность своего пути. Некоторые жили в покое, дабы обрести безмятежность. Одни отвергали грязь этого мира, дабы упрочить возвышенные чувства, другие отвращались от всего мирского, дабы укрепиться в чистоте. Однако, хотя они были довольны жизнью в глуши на просторах рек и морей, разве удовольствие их заключалось только в близости к рыбам и птицам, наслаждении деревьями и травами? Они достигали своего природного удела, и только... Хотя были и такие, кто мелочно старался прославить свое имя, разве в том, что они отринули от себя прах мира сего и разорвали оковы света, не отличались они от тех, кто, лукавя и мудрствуя, беспутно гонится за выгодой?»
В предисловии к 53-й главе Фань Е связывал отшельничество с политической обстановкой, дилеммой «службы» и «уединения». В приведенной выше цитате отшельничество предстает как самодостаточное и безусловное начало, как идеал «обретения природного удела». Но несмотря на подчеркнутую аполитичность такой трактовки отшельничества, отбор персонажей для данного раздела произведен в соответствии с общей тенденцией китайского историописания - изображать историю под углом зрения «расцвета и упадка» династий. Из 17 отшельни- ков 8 были современниками Гуан У-ди, а среди остальных пять жили уже во времена «запрета клики». Этими последними мы и можем ограничиться при характеристике традиции и минь у Фань Е.
Первым в интересующей нас пятерке назван Дай Лян, выходец из потомственной служилой семьи Жунани. Он поддерживал отношения с видными поборниками «чистоты» в его родной области, подчеркивал свою независимость и на вопрос, с кем бы он мог сравнить себя, ответил: <^Я подобен Чжун-ни на склоне лет в Восточном царстве и великому Юю, выходящему из Западной страны,- один бреду по Поднебесной, и кто может составить мне компанию?»
Следующий отшельник - ученый Фа Чжэнь, слывший «великим конфуцианцем Гуаньси».
Далее встречается персонаж иного рода - некий безымянный «старец из Ханьина», который продолжал невозмутимо работать в поле, в то время как вся деревня побежала смотреть на кортеж императора Хуань-ди. На расспросы некоего чиновника, заинтересовавшегося необычным стариком, он ответил, что ему стыдно за императора, который живет в праздности и роскоши, не заботясь об участи народа.


1. Лао-цзы. 2. Конфуций. 3. Сыма Цян 4. Мо-цзы. 5. Шан Ян 6. Цинь Шихуан-ди. 7. Мэн-цзы


8. 	Подставка под барабан в виде журавля с оленьими рогами. Эпоха Чжаньго
9. 	Инкрустированное бронзовое украшение повозки. Эпоха Чжаньго
10. 	Лаковая деревянная чашка. Эпоха Хань. 11. Ритуальный сосуд для вина дин с золотыми и серебряными инкрустациями. Эпоха Чжаньго


12. Бронзовый светильник. Эпоха Хань. 13. Нефритовая поясная подвеска. Эпоха Чжаны о 14. Костяная подставка для письменных принадлежностей. Эпоха Хань 15. Ритуальный сосуд для вина dim. Эпоха Чжаньго. 16. Лаковая утварь. Эпоха Хань


17. 	Бронзовый скакун. Эпоха Восточная Хань
18. 	Инкрустированное бронзовое основание столика. Эпоха Чжаньго


專吳•
4.VV V:.:，
19, 	20. Бронзовые светильники. Эпоха Хань 21. Представление. Эпоха Западная Хань


22, 23. Керамические погребальные модели башен. Эпоха Хань 24. Сосуд с крышкой. Керамика, роспись. Эпоха Западная Хань 25. Каменный держатель для дверного кольца. Эпоха Западная Хань


26. 	Светильник. Керамика. Эпоха Западная Хань
27. 	Контейнер для хранения раковин каури. Эпоха Западная Хань
28. 	Ритуальный сосуд для еды паиь с подставкой в виде орла. Эпоха Чжаньго
29. 	Мифический зверь с серебряными инкрустациями. Эпоха Чжаньго


30. 	Кирпич с изображением жабы на луне (миф о богине луны). Эпоха Западная Хань
31. 	Церемониальный нефритовый диск с тремя драконами. Эпоха Чжаньго
32. 	Каменная доска для настольной игры любо. Эпоха "Чжаньго
、


33. Шёлковое покрывало. Эпоха Хань 34. Коленопреклоненная девушка. Расписная керамика. Эпоха Хгиь 35. Терракотовая статуэтка. Эпоха Цинь


39. Ритуальный черпак для вина. Эпоха Чжаньго 40. Жертвенный столик. Эпоха Западная Хань


46. Нефритовый сосуд для разведения туши в виде крылатого медведя. Эпоха Западная Хань. 47. Коробка для сухой туши позолоченная и инкрустированная. Эпоха Западная Хань. 48. Ши. Керамическая статуэтка


49. Декламирующий стихи под ритм барабана. Эпоха Западная Хань


50. Бронзовый макет колесницы. Эпоха Цинь 51. Каменный погребальный панцирь (вес 21 кг). Эпоха Цинь. 52. Шлем.
53. Церемониальный нефритовый диск с четырьмя драконами. Эпоха Чжаньго


61. Бронзовая лошадь. Эпоха Восточная Хань 62. Инкрустированный сосуд для жертвенного вина в виде носорога. Западная Хань 63. Макет колесницы. Эпоха Западная Хань


66. Кольцо для закрепления волос. Эпоха Хань. 67. Нефритовая подвеска. Эпоха Чжан1>го. 68. Бронзовая колесница из усыпальницы Цинь Шихуан-ди


69. 	Каменная растирка для туши. Эпоха Западная Хань
70. 	Бронзовый инкрустированный кувшин для вина л〕’. Эпоха Западная Хань
71. 	Ритуальные парные кубки. Эпоха Западная Хань


、:〆，
少ч.，:
72. 	Подставка под ширму «Tvn р, пожирающий лань» с инкрустациями из золота и серебра. Эпоха Чжаны о
73. 	Верительная бирка цзе в виде тигра. Эпоха Чжаны о


74. Нефритовая подвеска. Эпоха Западная Хань 75. Золотая пластина в виде дракона. Эпоха Восточная Хань 76. Зооморфная подвеска. Золото. Эпоха Западная Хань


77, 78. Навершия черепичных скатов. Эпоха Хань 79. Нефритовая застежка. Эпоха Чжаньго. 80. Погребальное облачение из нефритовых пластин («нефритовый саван»). Эпоха Западная Хань


Глава 5. Территория и население в период Хань 353
Все три названных отшельника еще находятся в русле боевой политической критики поборников «чистоты» времен Хуань-ди. Два последних жизнеописания выдержаны в другом ключе. Одно из них, посвященное безвестному «старцу из Чэньлю», в какой-то мере символизирует наступивший после «запрета клики» перелом в ценностной ориентации ши. В нем рассказывается следующая история. Чиновник Чжан Шэн, изгнанный со службы после «запрета клики», по пути домой встретил друга. Приятели стали жаловаться друг другу на свои невзгоды, обнялись и заплакали. Внезапно перед ними появился старик, сказавший им: «О мужи! Отчего вы так горько плачете?
Дракон не прячет своей чешуи, а феникс не скрывает своего оперения. Привольно взмывают они в поднебесье, и кто отыщет их там? Так для чего же лить слезы?» Не успели друзья опомниться, как старик исчез.
Последним в ряду отшельников у Фань Е стоит Пан Гун (или Пан Дэгун), ученый из Сяньяна, который в уединении вел хозяйство и «ни разу не бывал в городе». Впрочем, видимость крестьянской жизни Пан Гуна обманчива. Он был одним из ав- торитетнейших членов могущественного клана Сяньяна, а его сыновья сделали завидную карьеру.
Трудно понять, на чем основана уверенность Ёсио Кавакацу, безоговорочно зачисляющего отшельников в разряд защитников общины. Приведенные характеристики не содержат ни прямых, ни косвенных указаний на этот счет. Отшельничество предстает прежде всего индивидуальным идеалом, а не общест- венной позицией. Это не значит, что жития отшельников ничего не говорят о состоянии общества и культуры накануне гибели Поздней Хань. По крайней мере в них явственно выражена идея эмансипации личности от имперского порядка -идея, ставшая жизненным нервом культуры послеханьских ши. Пока что это была только декларация, но время могло придать - и придало - ей более весомые формы.
Глава 5
Территория и население в период Хань
Задавшись целью установить реальные границы империи Хань, исследователь сталкивается со значительными трудностями. В исторических источниках не всегда содержится достаточно сведений, позволяющих с большей или меньшей степенью достоверности восстановить размеры административных единиц


354
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ханьского времени. Возникает ряд затруднений, связанных с идентификацией древних географических названий с современными и т.д.
Вместе с тем, само по себе установление политических границ империи еще не дает ответа на вопрос о территории расселения древнекитайского этноса в ханьское время. Политические границы в древности чаще всего не совпадали с этническими, и империя Хань не была в этом смысле исключением. Источники содержат вполне определенные свидетельства того, что с точки зрения этнической территория Хань была заселена неравномерно.
Представляется, что мы должны различать по крайней мере три различные части этой территории: округа, созданные в пределах бывших семи царств эпохи Чжаньго, что соответствовало размерам империи Цинь до начала завоевательных походов Цинь Шихуана; округа, организованные на вновь присоединенных землях (как в циньское, так и в ханьское время); территории, признавшие вассальную зависимость от Цинь и Хань.
«Старые округа», существовавшие до начала расширения границ империи, были населены почти исключительно потомками хуася. В результате освоения «новых округов» значительные группы этого древнекитайского населения были переселены в окраинные районы. Там они не составляли сплошного массива, а размещались главным образом около административных центров - окружных и уездных городов. Наконец, на территории третьего рода либо вообще не было собственно древнекитайского населения, либо оно было представлено лишь солдатами расквартированных там воинских частей.
Каким же образом оказывается возможным нанести на карту хотя бы приблизительное размещение древнекитайского населения на территории Ханьской империи?
Карты ханьского времени
Судя по отдельным упоминаниям письменных источников, в период Чжаньго уже существовали и имели практическое применение карты отдельных царств Среднекитайской равнины. В частности, в своем известном рассказе о находчивом дипломате Линь Сянжу автор «Исторических записок» указывает, что, пожелав обменять 15 своих городов на драгоценную яшму, правитель царства Цинь вызвал чиновника с картой и указал послу Чжао, где расположены эти города. Когда войска Лю Бана после падения циньской династии вошли в Сяньян, среди трофеев оказались административные карты империи. Топографические карты местности использовались в ханьское время военачальниками во время походов и боевых действий. Так, в 99 г. до н.э. Ли Лин предпринял нападение на сюнну, сверяя по карте маршрут своего рейда, и т.д.
О том, что конкретно представляли собой географические карты ханьского времени, сегодня мы можем судить по уникальным находкам, сделанным в по-


Глава 5. Территория и население в период Хань
355
гребении Мавандуй. Там были обнаружены две карты разного масштаба, содержащие информацию о территории наследственного владения Чанша первой половины II в. до н.э.
Первая из них нанесена на квадратный кусок шелка размером 96x96 см. Она содержит основные элементы рельефа, включая горные цепи, реки и дороги, а также часть береговой линии. Кроме того, на карте помечено местоположение более 80 населенных пунктов. Сличение с современными картами этого района показало, что представленная на ней территория заключена между 111° и 112°30' в. д., 23° и 26° с. ш. Примерный масштаб - от 1 : 150000 до 1 : 200000. Вторая карта - прямоугольный кусок шелка размером 98x78 см, вверху и у левого обреза имеются пометки «юг» и «восток». Таким образом, так же как и первая карта, она ориентирована на юг. Помимо обозначений основных водных артерий и горных хребтов на карте есть около 50 населенных пунктов, причем в большинстве случаев отмечена численность дворов (семей) в каждом из них. Наряду с этим указываются районы расквартирования девяти «армий», а таьсже расположение трех крепостей. Примерный масштаб карты - от 1 : 80000 до 1 : 100000.
Большой интерес представляют содержащиеся в картах сведения о населении этих территорий. В соответствии с системой административного деления, возникшей в империи Цинь и несколько модифицированной в ханьское время, основные территориальные единицы (округа и наследственные владения) дели- лись на уезды, последние - на волости, состоявшие из отдельных деревенских общин. При этом уезды могли быть двух различных типов: обычные (сянь) и населенные преимущественно некитайцами (дао). На двух рассматриваемых ханьских картах отмечено в общей сложности девять уездных городов: шесть сянь и три дао, причем названия двух из этих трех уездов, имевших некитайское население, не встречаются в дошедших до нас письменных источниках.
Таким образом, карты из погребения Мавандуй подтверждают，что на терри- тории современной пров. Хунань во II в. до н.э. проживало значительное некитайское население.
Обращает на себя внимание таьсже и тот факт, что на картах указывается численность населения ряда административных единиц. Насколько можно судить по этим данным, деревенская община (ли) включала обычно по нескольку десятков дворов; самая маленькая из отмеченных там общин насчитывала 12 дворов, самая большая - 108. Столь подробные сведения говорят в пользу высокой степени достоверности данных о численности населения отдельных округов и наследственных владений на территории империи Хань, содержащихся в письмен- ных источниках.
Данные переписей населения
Циньские карты, захваченные Лю Баном в Сяньяне, позволили ему составить представление о «численности населения». Это дает основание полагать, что


356
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
уже в циньское время проводились переписи населения империи. После воцарения Хань такие переписи осуществлялись регулярно. Однако первая демографи- ческая сводка, базирующаяся на документальных данных и дошедшая до нас， относится лишь ко 2 г. до н.э. Кроме того, нам известны результаты еще 10 переписей более позднего времени (табл. 1).
Таблица 1
Общая численность населения империи Хань, по данным переписей 2 г. до н.э. - 157 г. н.э.
Год
Количество
Количество
дворов
«ртов»
2 до н.э.
12 233 612
59 594 978
57
4 279 634
21 007 820
75
5 860 573
34 125 021
88
7 456 784
43 356 367
105
9 237 112
53 256 229
125
9 647 838
48 690 789
140
9 698 630
49 150 220
144
9 946 919
49 730 550
145
9 937 680
49 524 183
146
9 348 227
47 566 772
157
10 677 960
56 486 856
Резкое сокращение общей численности населения империи в первых десятилетиях I в. является следствием длительных войн между претендентами на власть после падения Ван Мана. К уровню, достигнутому в самом начале века, древние китайцы возвращаются лишь 100 лет спустя, когда население страны приближается к прежним 50 млн. человек.
К сожалению, лишь в двух случаях из одиннадцати мы располагаем данными по отдельным округам империи, что дает возможность проследить общие тенденции в демографических сдвигах, имевших место со 2 г. до н.э. по 140 г. Результаты первой переписи содержатся в «Хань шу», 140 г - в «Хоу Ханьшу»; и в том и в другом источнике приводятся сведения о численности населения того или иного округа (наследственного владения), количестве дворов и уездов. Для удобства эти данные сведены в таблицы, где приводится численность населения не по округам, а по 13 «областям» Ханьской империи (табл. 2 и 3).


Глава 5. Территория и население в период Хань
357
Таблица 2
Численность населения империи областей Хань во 2 г. до н.э.
Область
Численность
уездов
дворов
«ртов»
Сыли
132
1 519 857
6 682 602
Юйчжоу
108
1 459 911
7 551 734
Цзичжоу
129
1 133 099
5 177 462
Яньчжоу
115
1 656 478
7 877 431
Цинчжоу
119
959 815
4 191 341
Сюйчжоу
132
1 042 193
4 633 861
Цзинчжоу
115
668 597
3 597 258
Янчжоу
93
710 821
320 621
Ичжоу
128
1 024 159
4 784 214
Лянчжоу
115
331 260
1 282 013
Бинчжоу
157
707 394
3 321 572
Ючжоу
180
937 438
3 993 410
Цзяочжоу
55
215 448
1 372 290
Итого
1578
12 366 470
57 671 401
Таблица 3
Численность населения областей империи Хань в 140 г.
Область
Численность
уездов
дворов
«ртов»
Сыли
106
616 355
3 106 161
Юйчжоу
99
1 142 783
6 179 139
Цзичжоу
100
908 005
5 931 919
Яньчжоу
80
727 302
4052 111
Цинчжоу
65
635 885
3 709 803
Сюйчжоу
62
476 054
2 791 683
Цзинчжоу
117
1 399 394
6 265 952
Янчжоу
92
1 021 096
4 338 538
Ичжоу
109
1 525 257
7 241 028
Лянчжоу
92
102 492
419 267
Бинчжоу
98
115011
696 765
Ючжоу
84
396 263
2 044 572
Цзяочжоу
56
270 769
1 114 444
Итого
1160
9 336 666
47 861 382


358
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
«Белые пятна» на карте империи Хань
Особое внимание карты известного ученого Г.Биленстайка привлекают к себе тем, что на них есть «белые пятна», т.е. территории, где в ханьское время отсутствовало древнекитайское население.
Одно из таких «пятен» тянется вдоль побережья Желтого моря, второе находится в среднем течении Янцзы, на ее северном берегу. Появление этих «пятен» на карте связано с тем, что здесь вообще не было и не могло быть населения. Береговая линия в дельте Хуанхэ около двух тысяч лет назад была иной, чем сейчас. Исследования последних лет позволили проследить процесс постепенного перемещения побережья Бохайского залива на восток за счет отложений ила, приносимого Хуанхэ. В устье Янцзы картина оказывается более сложной: на отдельных участках берег с течением времени отодвигается на восток, тогда как в других местах, напротив, наступает море.
Наличие в среднем течении Янцзы территории, на которой в ханьское время не было населения, хотя древние китайцы в этот период освоили многие более южные районы, объясняется особенностями природных условий этого региона. Часть современной пров. Хубэй, ныне одной из самых густонаселенных в Китае, в ханьское время была практически необитаемой потому, что от оз. Дунтинху вплоть до Уханя здесь простирались болота. Осушение болот, создавшее условия для освоения края, было осуществлено лишь много позднее - во второй половине I тыс. Однако подобное объяснение неприменимо для «белых пятен» в ряде других районов, прежде всего на территории современной Фуцзяни.
В источниках сохранились упоминания о том, что в 112 г. до н.э.? после похода против племен миньюэ, на территории округа Куайцзи был создан уезд Е. Согласно традиционной точке зрения, главный город этого уезда находился близ современного Фучжоу.
В конце 50-х годов XX в. близ г. Чунъань в Фуцзяни было обнаружено поселение ханьского времени, в котором раскопаны предметы древнекитайского культурного комплекса. Не исключено, что это именно то поселение, где находилась «столица» миньюэ, которую ханьская администрация считала главным городом уезда Е. Если это так, то на территории Фуцзяни действительно не было древнекитайского населения. Соответствует ли это реальному положению вещей или же здесь налицо ошибка, объясняющаяся неполнотой наших данных или ошибками в методике картографирования?
Для ответа на этот вопрос чрезвычайно важны сведения, почерпнутые из принципиально иного источника.
География ханьских погребений
Широкое развертывание археологических исследований во 2-й половине XX в. сделало возможным картографирование ханьских погребений. Общее число раскопанных памятников этого рода достигает нескольких десятков


Глава 5. Территория и население в период Хань
359
тысяч. Хотя не все результаты раскопок опубликованы, массовость материала позволяет использовать его для решения ряда важных вопросов ханьской истории.
Данный источник имеет то преимущество, что он отражает расселение собственно древнекитайского населения. Об этом можно с уверенностью судить по погребальному обряду - весьма устойчивой черте культу- ры, характеризующей этническую общность. Различия в погребальном обряде позволяют надежно отделить погребения ханьского времени, принадлежавшие некитайскому населению империи， от захоронений древних китайцев. Вместе с тем, исследование типологических особенностей инвентаря погребений служит основой их датировки.
Начало систематическому изучению и картографированию могильников ханьского времени было положено советским этнографом Н.Н.Тереховой. В работе «Погребальные конструкции эпохи Хань в Китае» она предложила свою классификацию погребений, общую схему их эволюции и, наконец, карту распространения их на территории империи.
Было установлено, что сопоставление ареала распространения погребений с политическими границами и городскими центрами того времени позволяет более конкретно представить себе степень этнического взаимодействия между древними китайцами и коренным населением вновь присоединенных районов. Во-первых, на территориях, завоеванных во II в. до н.э.? ханьские погребения встречаются далеко не везде и в большинстве своем относятся к среднему и чаще позднему периоду Хань. Погребения эти к тому же группируются вокруг немногочисленных городских центров. Это свидетельствует о том, что культурное воздействие древних китайцев шло в основном через города, причем отставало от установления политического господства на 100-150 лет.
Во-вторых, ряд территорий, подчиненных империи, не имеет древнекитайских погребений ханьского времени. Это может говорить о том, что влияние древнекитайской культуры в указанных районах было еще слабым и местное население сохраняло свою собственную традиционную культуру.
«Отсутствие в этих районах китайских погребений, - подчеркивала Н.Н.Терехова, -не может быть объяснено их слабой исследованностью по сравнению с остальными районами. На рассматриваемой территории мы знаем погребения, относящиеся к эпохе Хань, но принадлежащие местным народностям». Действительно, в ряде районов, входивших в состав империи Хань, мы можем проследить сохранение во И-I вв. до н.э. местного традиционного погребального обря- да и последующее постепенное вытеснение его древнекитайским. Так, раскоп-
Контейнер для хранения раковин каури. Династия Западная Хань


360
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
ками 50-60-х годов в Юньнани была открыта самобытная культура бронзы и раннего железа, создателями которой были племена дянь. Их погребальный ритуал существенно отличался от древнекитайского (в частности, высших представителей племенной знати дяньцы нередко хоронили в бронзовых саркофагах, по форме напоминающих большой свайный дом). Наряду с этим мы можем наблюдать здесь появление некоторых черт, свидетельствующих о постепенном распространении политического и культурного влияния древних китайцев: в инвентаре поздних дяньских погребений находят ханьские предметы, отсутствующие в захоронениях более раннего времени.
Процесс трансформации традиционных погребальных обычаев и замены их древнекитайскими отчетливо прослеживается и на территории Сычуани. Постепенная ассимиляция значительной части местного населения (бывшие «царства» Ба и Шу) приводит к тому, что свойственные этому региону захоронения в деревянных лодках с инвентарем, включающим специфические формы бронзового оружия, вытесняются обычными погребениями ханьского типа.
С этой точки зрения особняком стоит территория современной Фуцзяни, где открыто большое число ранних памятников, но до сих пор не обнаружено ни одного погребения древнекитайского типа, относящегося к эпохе Хань. В 1965 г. были опубликованы результаты раскопок погребения близ Миньхоу, где были найдены кирпичи, датированные 311г. Авторы отчета охарактеризовали его как «самое раннее захоронение с кирпичной кладкой, до сих пор обнаруженное на территории Фуцзяни». Это может быть объяснено только тем, что древнекитайского населения здесь в ханьское время еще не было. Начало проникновения древних китайцев в Фуцзянь относится к IV в.
Таким образом, размещение ханьских погребений подтверждает выводы Г.Биленстайна о распределении основных групп древнекитайского населения в ханьское время.
Динамика размещения древнекитайского населения
Таким образом, все рассмотренные нами свидетельства источников показывают, что огромная территория империи Хань была заселена крайне неравномерно. Подавляющее большинство древнекитайского населения жило в начале I в. (данные 2 г. до н.э.) на Среднекитайской равнине, а также в бассейнах рек Вэйхэ (Шэньси) и Миньцзяна (Сычуань). Наибольшая плотность населения наблюдалась в этот период в столичной области - близ г. Чанъань, а также в районе Лояна. Другие районы значительной концентрации населения в основном совпадают с местонахождением политических центров бывших царств периода Чжаньго (современные провинции Хэнань и Шаньдун). По мнению Г.Биленстайна, плотность населения в этих районах сопоставима с современной.


Глава 5. Территория и население в период Хань
361
Несмотря на неполноту имеющихся у нас сведений о населении некоторых районов Ханьской империи в 140 г.? сопоставление данных 2 г. до н.э. и 140 г. позволяет сделать важные наблюдения (табл. 4).
Таблица 4
Соотношение численности населения отдельных районов империи Хань в I-II вв.
Район
Численность населения
2 г. до н.э.
140 г.
Юг Шэньси, северо-запад Хэнани
6 682 602
3 196 161
Хэнань, Хэбэй, Шаньдун, Аньхуэй
34 123 641
26 303 902
Хунань, север Хубэя
3 597 258
6 265 952
Юг Цзянсу, Чжэцзян, Цзянси
3 027 598
3 577 756
Сычуань, запад Гуйчжоу, Юньнань
4 548 654
6 523 560
Ганьсу, север Шэньси
1 517 473
371 543
Запад Шэньси
3 301 572
666 654
Восток Шаньси, север Хэбэя, Ляодун
2 241 869
1 130 248
Гуандун, восток Гуанси (без округов Цзяочжи
и Юйлинь)
554 311
1 114 444
Общая численность населения империи уменьшилась к 140 г. примерно на 8- 9 млн. человек (учитывая отсутствие данных по округам Цзюцюань, Цзяочжи и Юйлинь). При этом в северо-западных районах население сократилось почти на 6,5 млн. человек, в северо-восточных - примерно на 11 млн. В то же время общая численность населения южных районов возросла приблизительно на 9 млн. человек. Представляется в высшей степени вероятным, что увеличение плотности древнекитайского населения на юге связано с уменьшением ее на севере, т.е. с миграциями населения на юг.
Рост численности древнекитайского населения на юге был весьма значительным. На территории современной пров. Хунань и на севере Хубэя оно почти удвоилось, в юго-западных районах возросло примерно в 1,5 раза, а в Гуандуне увеличилось более чем в 2 раза.
Обращает на себя внимание значительное перемещение населения в северную часть Юньнани, где к середине II в. сконцентрировалось до 2 млн. ханьцев. Однако к востоку от этого района (совр. пров. Гуйчжоу) древнекитайского населения по-прежнему не было.
Возросла численность древнекитайского населения в бассейне р. Ганьцзян (совр. пров. Цзянси). По притокам этой реки переселенцы продвигаются на юго- восток. Однако территории Фуцзяни они еще не достигли. Она, как и прежде, остается «белым пятном» на карте Ханьской империи.


362
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Интересно, что карта плотности населения империи Хань позволяет проследить также основные пути миграций древних китайцев на юг.
Из северо-западных районов переселенцы двигались в основном в Сычуань. Для этого им необходимо бы- ло преодолеть горный хребет Цинь- лин, ограничивающий с юга долину Вэйхэ. Несколько естественных горных проходов, издревле связывавших «страну лёсса» с бассейном Янцзы, в ханьское время были расширены и приспособлены для транспортных целей. Среди них выделялся проход Баосе- дао, в районе которого до сих пор сохранилось большое количество ханьских надписей на камне. В одной из них сообщается, что, в частности, в 63 г. на строительных работах по расширению Баоседао использовались каторжники из округов Гуанхань, Шу и Ба. В общей сложности здесь было проложено 258 ли (около 130 км) горных дорог, построено пять мостов. Оказавшись в долине Ханьчжун, переселенцы могли двигаться далее по любому из трех направлений: вдоль р. Ханьшуй на восток, по течению р. Цзялинцзян на юго-запад или в сторону плодородной долины р. Миньцзян.
Другой основной путь с севера на юг вел из современной пров. Хэнань в Хубэй, огибая Циньлин и его отроги с востока. Достигнув Ханьшуя, переселенцы двигались не по его течению, а, перейдя реку, направлялись прямо на юг, к Янцзы.
Наконец, проникновение на территорию современного Гуандуна осуществлялось из Хунани по речным долинам в южном направлении. В середине II в. резко увеличилась плотность древнекитайского населения вдоль дорог, связывавших Хунань с Гуандуном. Однако в прибрежных районах Гуандуна увеличение численности ханьского населения не зарегистрировано. Пути проникнове- ния на территорию современного Вьетнама лежали не по побережью, а по долинам притоков Сицзяна.
Tili
Жилища на сваях
Особенности этнических процессов на юге и севере
Расширение границ империй Цинь и Хань привело к изменению этнической территории древних китайцев. В ханьское время в стране возникает ряд районов, где древние китайцы жили чересполосно с некитайским населением. Однако характер связанных с этим этнических процессов был существенно различен на юге и севере империи.


Глава 5. Территория и население в период Хань
363
Увеличение древнекитайского населения в южных районах страны неизбежно сопровождалось усилением его культурного влияния на местных жителей, сохранявших свою прежнюю этническую и племенную принадлежность. Наблюдения над средними размерами семей в южных округах империи наводят на мысль о том, что переселенцы нередко прибывали на новые места без жен и детей. Это должно было приводить к тому, что обосновавшиеся на юге северяне в массе своей женились на местных женщинах. Смешанные браки были существенным фактором культурной и этнической ассимиляции коренного населения. Этот процесс тем не менее не был односторонним. Выходцы из северных округов империи неизбежно должны были воспринять некоторые черты традиционной культуры местного населения. Не случайно, например, в жилище древнеки- тайского населения на юге Гуандуна мы можем проследить черты, совершенно несвойственные первоначальному древнекитайскому типу (в частности, свайные конструкции).
В то же время, вероятно, было бы ошибкой преувеличивать степень интенсивности ассимиляционных процессов, протекавших на юге страны в эпоху Хань. Даже на территории нынешней Хунани, подвергшейся китаизации раньше других районов юга империи, помимо древнекитайского в I-II вв. обитало значительное местное население, оттесненное^колонистами в горные области. Достаточно сослаться на многочисленные упоминания о выступлениях против хань- ской администрации со стороны племен маней в округах Нань, Улин, Чанша, Линлин и др.? относящихся к 48-160 гг. По-видимому, верен вывод, сделанный на основе анализа размещения ханьских погребений: древнекитайское население в южной половине империи не было сплошным, оно концентрировалось преимущественно вокруг городов, которые, в свою очередь, располагались вдоль трактов в долинах рек. В горах по-прежнему селились первоначальные насельники этих мест, пользовавшиеся каждым удобным случаем для сопротивления ханьской администрации.
Если в южной части империи в период Восточной Хань наблюдался процесс увеличения древнекитайского населения за счет переселения с севера, то совершенно иная картина предстает перед нашим взором в северной части страны.
По-видимому, перенос столицы из Чанъани в Лоян уже сам по себе в значительной мере предопределил упадок ранее густонаселенных земель в бассейне
р. 	Вэйхэ. К северу от этого района произошли изменения в составе населения, связанные с войной против сюнну. Начиная с 48 г. н.э. большие группы сюнну, до этого сохранявшие самостоятельность, подчинились Хань. Они составили основу тех южных сюнну, которые были затем расселены в приграничных округах с целью защиты их от нападений извне. Сюнну составляли теперь здесь большинство населения. Недаром тогда поговаривали о том, что сбылось предсказание: «Через девять поколений Хань отдаст северным варварам тысячу ли земли».
Разгром северных сюнну не принес желанного спокойствия границам империи. Земли сюнну оказались захваченными племенами сяньби, которые стали совершать опустошительные набеги на округа Шангу，Яньмэнь, Шофан и даже


364
Часть III. ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Бэйди. К середине II в. территория округов Юбэйпин, Ляодун, Шангу вошла в состав владений сяньбийского правителя Тань Шикуая. Во II в. на северо-западных границах Хань появляется новый враг - племена цянов, селившихся первоначально между Хуанхэ и Кукунором, но затем продвинувшихся на восток. Цяны предпринимают нападения на ряд округов, вплоть до современной Сычуани (107 г.).
Эта крайне неблагоприятная ситуация, сложившаяся на Герритории северо- западных и северных округов империи, была важнейшей причиной оттока древнекитайского населения из этих районов.
Увеличение численности сюнну и цянов, проживавших чересполосно с древними китайцами, имело своим следствием процесс, прямо противоположный тому, который происходил в то время на юге. В северо-западных районах империи силой, активно воздействующей на местное население, были кочевники, постепенно ассимилировавшие своих соседей. «Варваризация» древних китайцев, оставшихся в местах своего первоначального обитания и подвергшихся культурному воздействию кочевников, объясняет резкое увеличение численности последних через несколько десятилетий после описанных событий. По свидетельству Цзян Туна, в конце III в. даже в долине Вэйхэ из общего числа населения, составлявшего примерно 1 млн. человек, более половины были цянами и сюнну.
Так еще в период правления Хань была подготовлена почва для захвата севера страны кочевниками. В 308 г. они открыто выступили против древнекитайской империи и создали свои государства на землях, где несколько веков на- зад происходило формирование этнической общности хуася. В течение почти 300 лет после этого Среднекитайская равнина находилась в руках северных кочевников.
Сюннуская бляха из Сиани


Часть IV
ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
Глава 1
Этнорасовая
характеристика
Этническое окружение
Древнекитайская этническая общность (рсуася) сложилась в первой половине I тыс. до н.э. в процессе контактов с различными народами Восточной Азии. К III в. до н.э. некоторые из них уже исчезли с исторической арены, потомки других покинули свою первоначальную этническую территорию. В период значительного расширения политических границ империй Цинь и Хань древним китайцам пришлось столкнуться как с теми группами, которые контактировали с хуася несколькими столетиями раньше, так и с этносами, о которых они до того времени не имели сколько-нибудь конкретного представления.
Юэчжи и усуни
В 138 г. до н.э. произошло событие, имевшее немаловажное значение для всей последующей этнической истории древних китайцев. Молодой чиновник Чжан Цянь, отправленный с посольством в Западный край, обнаружил там неведомые дотоле государства с высокой культурой земледелия, многочисленными городами, богатыми природными запасами. Путешествие Чжан Цяня открыло для древних китайцев страны, о которых они практически ничего не знали. Но непосредственной целью Чжан Цяня была попытка найти племена юэчжи, некогда обитавшие на территории современной пров. Ганьсу, а затем оставившие эти места и переселившиеся на запад.
Как явствует из древнекитайских источников, некогда юэчжи господствовали в степном районе от Дуньхуана на западе до Ганьчжоу на востоке. Некоторое время им подчинялись сюнну, пока наконец в 176-174 гг. до н.э. они не были


366
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
разбиты своими прежними вассалами. После этого основная масса юэчжи (большие юэчжи - да юэчжи) откочевала на запад и через несколько десятилетий совершала уже нападения на владения Бактрии и Парфии. Кушаны, создавшие в I в. до н.э. мощное государственное образование, были одним из подраз- делений больших юэчжи, поэтому в «Хоу Ханьшу» сообщается: «Во всех странах называли его (правителя кушанов. - М.К) гуйшуанским ваном, но в империи Хань основывались на прежнем наименовании и называли царем больших юэчжи». Та часть юэчжи, которая оказалась во II в. до н.э. не в состоянии уйти далеко на запад и переместилась в район Наньшаня, получила в источниках название малых юэчжи - сяо юэчжи. Когда во второй половине IV в. н.э. уроженец Кучи буддийский монах Кумараджива переводил на китайский язык сутры, он использовал термин «малые юэчжи» для передачи встречающегося в оригинале этнонима tukhara (тохары).
Что же касается происхождения самого древнекитайского термина «юэчжи», то среди многочисленных гипотез, выдвигавшихся в XIX в.? наиболее вероятным является отождествление древнекитайского «да юэчжи» с греческим «мас- сагеты».
Когда в середине II в. до н.э. юэчжи, двигаясь на запад, достигли Восточного Тянь-Шаня, они столкнулись там с племенами, известными в древнекитайских источниках как усуни. Занимая первоначально обширную территорию от Лоб- нора на юге до Алтая на севере, кочевые племена усуней нанесли поражение юэчжи и заставили их двигаться дальше на запад.
Проблема этнической принадлежности усуней также издавна привлекала к себе внимание ученых. По-видимому, можно согласиться с точкой зрения, указывающей на соответствие древнекитайского термина «усунь» с asiani (as), упо- минаемыми в греческих источниках, - сарматскими племенами, которые, как утверждал Помпей Трог, были «владыками тохар».
Сюнну
Не будет преувеличением сказать, что в течение нескольких веков на грани нашей эры этнополитическая история северной части Восточной Азии в значительной мере определялась противостоянием двух великих древних культур - земледельческой, ханьской, и кочевнической, сюннуской. Хотя сюнну не были первыми кочевниками севера Восточной Азии (первые сведения о них появляются в древнекитайских письменных памятниках лишь в V-IV вв. до н.э.), им впервые удалось создать здесь мощный союз племен, время существования которого составило целую эпоху в истории этого региона и Евразии в целом.
Вопрос об этногенезе сюнну до сих пор, по-видимому, не может считаться решенным. Внимание исследователей давно уже привлекали в этой связи несколько сюннуских слов, дошедших до нас в древнекитайских источниках. Мнение современных ученых об отнесении этих слов либо к алтайской, либо к тюркской группе языков по-прежнему различно.


Глава 1. Этнорасовая характеристика
367
Сюнну были типичными кочевниками. «По существующим среди них обычаям в мирное время они следуют за скотом и одновременно охотятся на птиц и зверей, поддерживая таким образом свое существование, а в тревожные годы каждый обучается военному делу для совершения нападений», - писал о них Сыма Цянь. Особенности кочевого хозяйства определяли весь уклад жизни сюнну и основные черты их материальной культуры.
Как было показано российским исследователем С.И.Вайнштейном, сюнну, вопреки мнению ряда историков, не знали юрты; жилищем им служил неразборный куполообразный шалаш с остовом, сплетенным из ивовых прутьев. Купол такого шалаша покрывался войлоком. Этот специфический тип жилища, именовавшийся цюнду (или цюнлюй), представлялся древним китайцам одной из наиболее характерных черт материальной культуры сюнну. «Сплетенная ива служит домом, войлочная циновка - крышей» - так характеризует его автор трактата «Янь те лунь». Судить о внешнем виде такого жилища можно по знаменитой Боярской писанице из Минусинской котловины.
Раскопки сюннуских погребений I в. н.э. в уезде Миньфэн (Синьцзян) в Но- ин-Ул дали материал, характеризующий одежду сюнну. Хотя сшита она в данном случае из привозной ткани, покрой ее традиционен. Распашной двубортный кафтан, широкие штаны с мотней, аналогичные найденным в Ноин-Уле5 изображены на сюннуской бронзовой бляхе из Сиани. Типичен и головной убор: островерхий колпак, сшитый из двух половин. Такие же колпаки мы видим на сюнну в сцене сражения, представленной на барельефе из Инани.
Основу рациона сюнну составляло мясо. «Начиная от правителя, все питаются мясом домашнего скота», - писал о них Сыма Цянь. Варили мясо в больших бронзовых котлах, представлявших собой типичный предмет кочевого быта. Древних китайцев, привыкших есть мясо жареным, неприятно поражал запах вареной баранины: попавший в плен к сюнну китайский чиновник Ли Лин жаловался в письме к своему знакомому Су У на то, что утолять голод и жажду ему приходилось «вонючим мясом и кислым молоком».
Главным предметом вооружения сюнну были луки и стрелы. Деревянный лук укреплялся костяными или роговыми накладками _ концевыми с вырезом для тетивы и срединными. Концевые накладки на лук постоянно встречаются в погребениях сюнну. Древки стрел были деревянные, с оперением. Наконечники стрел делались у сюнну из кости или железа, причем боевые наконечники были свистящими. Изобретение последних приписывается сюннускому вождю Мао- дуню. В ярком и самобытном искусстве сюнну, с одной стороны, прослеживаются традиции скифского «звериного стиля», с другой - черты, связывающие его с более поздним тюркоязычным кочевническим миром. Известному отечественному ученому М.П.Грязнову удалось показать связь сюннуских изображений на бронзовых декоративных бляхах с древними мотивами эпоса тюркских народов. Большой интерес в этом отношении представляет, в частности, упоминавшаяся выше пластинка из Сиани. На ней изображена сцена единоборства двух богатырей: обнаженные по пояс, они сошлись в решительной схватке, а ря-


368
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
дом с каждым из них - конь. Прямую параллель этому сюжету С.И.Вайнштейн нашел в эпосе тувинцев. Бесстрашный Хан-Хулюг вызывает на единоборство своего могуче- го врага Алдай-Мергена，заявляя: «Заступится за меня лишь мой конь Хан-Шилги». Его противник принимает вызов: «И за меня никто не заступится, кроме Ак-Сарыг- коня. Отбросим в сторону оружие, которое сделали мастера. Померимся силой, которую нам дали мать и отец».
В III в. до н.э. в Южной Монголии складывается союз племен сюнну, выросший затем в мощную кочевую державу. Взаимоотношения с сюнну становятся в этот период главной внешнеполитической проблемой древнекитайской империи. Лишь в I в. н.э. после сложных перипетий внутренней борьбы сюнну оказываются разделенными на две части, одна из которых подчиняется Хань, другая покидает места своего первоначального обитания и, по словам летописца, исчезает «неизвестно куда». Спустя несколько столетий в европейских исторических источниках впервые появляются упоминания о гуннах, которых следует считать потомками одной из ветвей северных сюнну, прошедшей через евразийские степи и впитавшей в себя новые этнические компоненты.
Глиняная статуя сидящего на корточках чиновника. Высота 65 см. Династия Цинь
Ухуани и сянъби
Важным эпизодом возвышения сюнну в III в. до н.э. было поражение, нанесенное ими племенам дунху. Позднее дунху появляются в древнекитайских исторических источниках разделенными на две группы, первая из которых имену- ется ухуань, вторая - сяньби. Вместе с тем автор «Хоу Ханьшу» подчеркивал, что не только по происхождению, но и по языку и по обычаям сяньби не отличались от ухуаней.
Подобно сюнну, ухуани и сяньби были кочевниками, «переходившими со скотом в поисках травы и воды и не имевшими постоянного местожительства». Кочевое скотоводство и охота обеспечивали их продуктами питания - мясом и молоком; из шерсти валяли войлок, шедший на одежду и покрытие для шала- шой-цюнлу. Жилище ухуани и сяньби ставили входом к востоку.
Примечательной чертой внешнего облика ухуаней и сяньби была их прическа. В отличие от сюнну, носивших косы, они «брили головы». Аналогичный обычай существовал и у некоторых других народов Восточной Азии, например у древ- некорейского населения государства Чэчжудо. Позднее такая же прическа была у киданей. В киданьских погребениях из Ляодуна, на фресках, мы видим мужчин с выбритой макушкой, а не обритых полностью. Однако изучение фресок из погребения в Хорингере I-II вв.5 на которых до нас дошли первые достоверные изображения ухуаней, свидетельствует об ошибочности обеих точек зрения.


Глава 1. Этнорасовая характеристика
369
У ухуаней, представленных на этих настенных рисунках, прическа как бы противоположна кидань- ской: головы у них выбриты таким образом, что лишь на макушке оставлена прядь волос наподобие запорожского оселедца. У некоторых эта прядь заплетена в косу длиной сантиметров двадцать.
Это открытие доказало, что погребения близ Чжа- лайнора, считавшиеся принадлежащими сяньби, в действительности не могут быть таковыми, поскольку в одном из них найдена коса. В этих погребениях обнаружены костяные накладки на лук, похожие на сюннуские. Однако сохранившийся там же лук отличается от ноинулинского. У сюнну луки были 140-150 см длиной, тогда как чжалайнорский экземпляр имеет лишь 70 см в длину. По свидетельству «Хоу Ханьшу», изготовление луков и стрел, а также седел и уздечек было помимо пастьбы скота основным занятием мужчин как у ухуаней, так и у сяньби.
Насколько можно судить по чжалайнорским находкам, сяньбийские псалии делались из кости; для изготовления посуды, колчанов и т.д. широко использовалась береста. Из окрашенной в красный цвет бересты ухуани делали мужские и женские головные уборы.
Древних китайцев поражали обычаи ухуаней и сяньби, связанные с их брачными отношениями и семейным бытом. Как и у сюнну, у этих племен существовал обычай левирата. Между тем с конфуцианской точки зрения интимное об- щение с женой отца или брата рассматривалось как «поведение птиц и зверей»; согласно ханьскому законодательству оно каралось как одно из самых тяжких преступлений. Столь же противоестественным казалось ханьским конфуцианцам и то, что сяньби и ухуани (как, впрочем, и сюнну) «ценили молодость и презирали старость». Картина их социальных отношений, рисуемая Фань Е, вклю- чает такие моменты, как отсутствие наследственных вождей («предводителем становится храбрый и физически сильный, способный по справедливости решать споры»), отсутствие фамилий («имя предводителя служит фамилией»), равное участие в труде всех соплеменников, включая и предводителя, отсутствие казенных повинностей.
В «Хоу Ханьшу» сообщается, что покойников ухуани и сяньби хоронили в гробах, сжигая при этом личные вещи усопшего и коня, на котором он ездил верхом. По их поверьям, души умерших отправляются на гору Чишань, расположенную «в нескольких тысячах ли северо-западнее Ляодуна». Ухуани и сяньби приносили жертвы небу, земле, солнцу, луне, созвездиям, горам, рекам и ду- шам прежних вождей. Для жертвоприношений использовали быков, баранов и собак. Лошадью, быком или бараном можно было откупиться от наказания за совершенное преступление.


370
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
Согласно точке зрения, распространенной сейчас среди большинства исследователей, ухуани и сяньби были протомонгольскими племенами.
Динлины
Во II в. н.э.5 когда на бывших сюннуских землях возникла кочевая сяньбий- ская империя Тань Шихуая, «на юге она доходила до границ Хань, на севере - до динлинов, на востоке - до фуюй, на западе - до усуней». Таким образом, динлины были северным соседом сначала сюнну, а затем сяньбийцев. Оказавшись в III в. до н.э. под властью сюнну, динлины впоследствии неоднократно предпринимали попытки освободиться от их господства. По некоторым данным, динлины могли выставить 60 тыс. воинов. Хотя основной район их расселения простирался от Байкала до Иртыша, уже в I в. н.э. динлины вступили в непосредственные контакты с древними китайцами. Так, в период правления Ван Мана отряды динлинов входили в состав древнекитайской армии, расквартированной в округе Дай, на севере современной Шаньси.
В III-VI вв. динлины, часть которых переселилась в южном направлении, принимали активное участие в политических событиях, развернувшихся на Среднекитайской равнине. Северная ветвь их позднее явилась одним из компонентов формирования этнической общности древних киргизов (хягасов).
Здесь уместно упомянуть и о легенде, косвенно связанной с историей динлинов в период Хань. Как сообщается в династийной хронике «Таншу», рыжеволосые и голубоглазые хягасы считали тех своих собратьев, которые отлича- лись карими глазами, потомками древнекитайского полководца Ли Лина, попавшего в I в. до н.э. в плен к сюнну и якобы ставшего затем их наместником в земле динлинов. С мнимым пребыванием Ли Лина среди динлинов долгое время связывалась находка дворцового здания близ Абакана. Между тем изучение первоисточников показывает, что Ли Лин никогда не жил среди динлинов и содержащаяся в «Таншу» версия не находит подтверждения в памятни- ках ханьского времени. Не может иметь отношения к Ли Лину и абаканский дворец, построенный, что подтверждает палеографический анализ надписей на черепице, спустя почти столетие после смерти снискавшего себе печальную славу полководца.
Динлины (если они действительно родственны создателям таштыкской культуры) характеризовались смешанным расовым типом, но связывать это обстоятельство с Ли Лином, разумеется, нет никаких оснований.
Когурёсцы
Первые контакты населения Среднекитайской равнины с племенами, обитавшими в южной части Маньчжурии и на Корейском полуострове, относятся к VII в. до н.э., когда на территорию царств Янь и Ци вторгались горные жуны. Позднее, во второй половине I тысячелетия до н.э.5 эти племена были объединены в раннегосударственном образовании, известном под названием Чосон (кит.


Глава 1. Этнорасовая характеристика
371
Чаосянь). В начале III в. до н.э. власть в Чосоне была захвачена выходцем из наследственного владения Янь Ван Манем, который «собрал более тысячи человек и бежал на восток, причесавшись и одевшись на варварский манер». В результате похода, предпринятого У-ди в 108 г. до н.э.5 политическая самостоятельность Чосона была ликвидирована, а на его территории созданы ханьские округа Ло- лан，Линьтунь，Сюаньту и Фаньчжэнь. Если до этого существование Чосона препятствовало проникновению древних китайцев дальше на восток, то теперь они пришли в непосредственное соприкосновение с населением Корейского полуострова.
По свидетельству Бань Гу，коренные жители округов Сюаньту и Лолан были «варварами чосон, вэймо и гоули». Гоули - одно из китайских названий древнекорейской этнической общности когурё, создавшей позднее одноименное государство в северной части Кореи.
Согласно преданиям когурёсцев，их первопредком был Чу-мон，рожденный дочерью речного божества. «В глубокой древности основатель Чхумо-ван заложил основы [государственности]. Он был родом из Северного Пуё. Сын Небесного владыки. Мать - дочь речного божества. Разбили яйцо - и оттуда он вышел. Родившийся ребенок обладал совершенной мудростью» - так рассказывается о Чумоне в эпиграфическом памятнике когурёсцев - надписи на стеле Кван- гэтхо-вана. Отмеченная в мифе о Чумоне связь когурёсцев с более северными племенами пуё (кит. фуюй) находит подтверждение в описаниях их культуры и быта. Автор «Саньгочжи» подчеркивает, что «по древним преданиям восточных варваров, они (т.е. когурёсцы) были ответвлением корня фуюй; их язык, да и многое другое одинаково». Как отмечает современный исследователь этнической истории когурёсцев Р.Ш.Джарылгасинова, это обстоятельство может рассматриваться как свидетельство участия северных - возможно, тунгусо-маньч- журских - компонентов в этногенезе когурё.
Основой хозяйства когурёских племен было земледелие. Выбор места для новой «столицы» определялся у них прежде всего наличием в данном районе плодородных земель. Возделывали различные злаки, главными из которых были, по-видимому5 просо, а также рис. В одном из погребений сохранилось изображение свайного зернохранилища (по мнению исследователей, оно указывает на южные элементы в культуре когурё).
Наряду с этим значительное место в хозяйстве когурёсцев занимало разведение лошадей. Вероятно, не случайно в древнекитайской иероглифической транскрипции их этнонима присутствует смысловой детерминатив «лошадь». Фрески со сценами конной охоты - один из весьма распространенных сюжетов в живо- писи когурёских гробниц. «Лошади у них малорослы, - пишет автор „Саньгочжи66, -но хорошо взбираются на горы».
Характерной особенностью культуры когурё были традиции их градостроительства. Города их представляли собой небольшие по размерам, хорошо защищенные крепости. Обычно они располагались в горах, учитывая специфику рельефа. Мощные стены клали из слегка обработанных глыб дикого камня - та-


372
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
кой техники другие народы Восточной Азии в ту эпоху не знали. Городские стены были укреплены башнями.
Наиболее древними элементами когурёского костюма были длинные, присобранные внизу шальвары и длинная кофта, надевавшаяся поверх шальвар и в талии схваченная поясом. При этом женская одежда лишь незначительно отличалась от мужской. Женские кофты были двух типов - с узкими и широкими рукавами. Обращает на себя внимание тот факт, что кофты с узкими рукавами запахивались налево, с широкими - направо. По мнению корейского исследователя Чхве Вонхи, кофты второго типа являлись результатом древнекитайского влияния на когурё. Действительно, в ханьское время, как и в более ранние эпохи, древние китайцы запахивали одежду направо, считая левый запах признаком «варварства».
В процессе контактов с древними китайцами когурёсцы, несомненно, испытали на себе значительное культурное воздействие. С другой стороны, представляет несомненный интерес попытка корейского археолога Ким Чжэ Вона интер- претировать некоторые сюжеты, изображенные на древнекитайских барельефах ханьского времени из Шаньдуна, опираясь на содержание мифа о Тангуне - «основателе» древнего Чосона.
Если до III в. этнические контакты древних китайцев и когурё определялись проникновением ханьского населения на исконную территорию древнекорейских племен, то затем ситуация изменилась. В результате похода Гуаньцю Цзяня в 244 г. когурёсцы потерпели поражение и некоторая часть их была переселена на Среднекитайскую равнину, в район Инъяна. В конце III в. Цзян Тун в своем трактате «О переселении варваров» писал, что первоначально в Инъяне насчитывалось несколько сот семей когурёсцев, а «сейчас они исчисляются тысячами семей». Учитывая резкое увеличение когурёского населения в одном из цен- тральных округов империи, Цзян Тун высказывал предположение，что «через десять тысяч поколений они непременно достигнут здесь процветания». Таким образом, когурёсцы приняли непосредственное участие в сложных процессах этнического взаимодействия, развернувшихся на Среднекитайской равнине в период смутного времени III-VI вв.
Нанъмани
В исторических памятниках V-III вв. до н.э. термин «мань» или «наньмань» («южные мани») используется для обозначения всех этнических групп, обитавших к югу от Срединных царств. Однако ни Сыма Цянь, ни Бань Гу не сообщают каких-либо сведений о судьбе коренного населения бывшего царства Чу5 включавшегося в число маней периода Чжаньго. Лишь в «Хоу Ханьшу» Фань Е мы находим специальный раздел, посвященный южным маням. Изучение его подтверждает предположение о том, что на протяжении III-I вв. до н.э. аборигены Чу отнюдь не были полностью ассимилированы. Они были оттеснены в горные районы западной части современной Хунани, где в ханьское время был рас-


Глава 1. Этнорасовая характеристика
373
положен округ Улин. Именно с этими районами связаны упоминания о манях, относящиеся к I в. н.э.
В 47 г. против ханьской администрации выступили «мани пяти рек». Ли Даоюаш» в《комментариях к ”丁рактату о реках“》поясняет, что《в Улине есть пять рек: Сюн, Мэнь, Ю, У и Чэнь - и повсюду там живут варвары. Поэтому они и называются „мани пяти рек66». Эти реки являются притоками Юаньшуя, впадающего в оз. Дунтинху. Поэтому, чтобы подавить это восстание, ханьские войска должны были «двигаться на лодках вверх по реке Юаньшуй». Карательная экспедиция кончилась неудачей, потому что там «горы высоки, а вода стреми- тельна, и лодки не могли двигаться против течения». Выступления маней отме- чены также в 76, 92, 136 и 157 гг.
Для определения этнической принадлежности маней из Улина решающее значение имеет предание об их происхождении, приведенное в «Хоу Ханьшу». Своим первопредком мани считали пятицветную собаку Паньху, взявшую себе в жены дочь императора Гаосиня. Миф о прародителе-собаке распространен у многих народов Юго-Восточной Азии. Однако с наибольшей определенностью он связывается с различными группами народов мяо-яо. Этот миф в изложении, весьма близком к версии «Хоу Ханьшу», отражен, например, в историче- ских документах яо5 датируемых XIII в. и обнаруженных японской этнографической экспедицией в Северном Таиланде. Это позволяет присоединиться к выводу отечественного исследователя этнографии южноазиатских народов Р.Ф.Итса о манях последних веков до н.э. как общих предках мяо и яо.
К сожалению, источники ханьского времени не содержат почти никакой информации об особенностях культуры и быта маней. В «Хоу Ханьшу» сообщается только, что потомки Паньху изготовляли одежду из коры деревьев и окраши- вали ее в пять цветов, используя для этого травы и плоды, причем задняя часть одежды имела форму хвоста. Комментируя эти слова Фань Е, автор «Цзиньцзи» Гань Бао писал: «Варвары из Улина, Чанша и Луцзяна - потомки Паньху». При этом он добавлял, что, совершая жертвоприношения первопредку, мани надевали «поперечную юбку», закрывавшую бедра.
Юэ
Для древнего китайца III-I вв. до н.э. любое упоминание об иноплеменниках севера прежде всего ассоциировалось с сюнну, а об этнически чуждой культуре юга - с юэ. Так в эту эпоху называли племена, населявшие прибрежные районы на юге и юго-востоке древнего Китая. В некоторых источниках для их обозначе- ния использовался термин «байюэ» («сто юэ»5 «разные юэ»). Например, оценивая военные операции ханьских войск на южных границах империи в период правления У-ди5 Сыма Цянь говорит о подчинении байюэ. Между тем при конкретном описании связанных с этим фактов историк пользуется несколькими терминами, обозначающими различные группы племен юэ: дунъюэ («восточные юэ»), миньюэ («юэ5 живущие в районе Минь»), наньюэ («южные юэ»), оуюэ («юэ, живущие в Оу») и т.д.


374
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
Дунъюэ и миньюэ населяли прибрежные районы в низовьях Янцзы. Сыма Цянь упоминает о том, что их правители были потомками Гоуцзяня из царства Юэ5 который в V в. до н.э. стал «ге- гемоном» среди чжухоу. После падения царства Юэ и присоединения его территории к Чу часть юэсцев была ассимилирована, другая - переселилась в более южные районы. В начале II в. до н.э. центром расселения дунъюэ были горы Цюаньшань, обычно локализуемые современными исследователями в нижнем течении р. Миньцзян в Фу- цзяни. Миньюэ располагались в это время в несколько более северных районах, на границе современных провинций Фуцзянь и Чжэцзян.
Сведения об образе жизни и особенностях культуры этих групп юэ дошли до нас в докладах ханьских государственных деятелей, обсуждавших в 30-х годах II в. до н.э. вопрос о целесообразности вмешательства в столкновения между юэскими племенами. «У юэ нет городов, они живут в зарослях бамбука по реч- ным долинам. Они привыкли воевать на воде и предпочитают использовать лод- ки... Они не умеют сражаться на суше, у них нет колесниц, конницы, луков и арбалетов», - утверждал правитель наследного владения Хуайнань Лю Ань, выступавший тем не менее против войны с юэ. Он же отмечал, что у юэсцев существует обычай коротко стричь волосы и татуировать тело.
Что касается языка этих групп юэ5 то единственным, хотя и очень любопытным свидетельством в этом отношении является запись юэской песни, зафиксированная в сборнике «Шоюань» (I в. н.э.). Там рассказывается, как сын чуского правителя плыл на лодке, а лодочники-юэ запели в это время песню. «Я не понимаю, о чем эта юэская песня, - сказал он, - объясните мне ее смысл по-чуски». После текста, записанного иероглифами, но не поддающегося интерпретации с точки зрения древнекитайского языка, приводится чуский перевод. Линь Хуэйсян, посвятивший историко-этнографическому изучению юэ ряд исследований, полагал, что, во-первых, эта билингва свидетельствует о значительных типологических различиях в языке юэ и древних китайцев и, во-вторых, язык юэ был, по-видимому5 близким к малайско-полинезийским. Правда, существуют и другие мнения.
Что касается двух других групп юэских племен (наньюэ и оуюэ), то территорией их расселения в ханьское время были соответственно прибрежные районы Гуандуна и Северного Вьетнама.
Земли наньюэ были номинально присоединены к территории Цкньской империи в 214 г. до н.э. Во время антициньского восстания Чжао То, начальник


Глава 1. Этнорасовая характеристика
375
уезда Лунчуань округа Наньхай, объявил себя «ваном южных юэ». В 196 г. до н.э. Гао-цзу официально признал его правителем наньюэ. Государство нань- юэ просуществовало вплоть до 110 г. до н.э.5 когда оно было разгромлено ханьскими войсками. В этот же период прекратило свое существование и государство Аулак, коренное население которого древние китайцы называли оуюэ или оуло. В это время в районе дельты Красной реки происходит консолидация лак- вьетского протовьетнамского этноса (кит. лоюэ). В начале I в. н.э. лаквьеты выступают против ханьских завоевателей и фактически ликвидируют древнекитайскую администрацию. Однако в результате похода Ma Юаня в 43 г. Хань удает- ся жестоко подавить лаквьетское восстание.
Показательно, что, стремясь закрепить плоды своих усилий, Ma Юань реьсвизи- ровал и вывез с территории лаквьетов большое количество бронзовых барабанов. Эти своеобразные предметы материальной культуры использовались во время религиозных церемоний и были символом священной власти местных вождей.
Как показали недавние исследования, бронзовые барабаны были распространены на значительной территории от Северного Вьетнама до Гуандуна и Гуйчжоу. В южных приморских районах Китая они наиболее характерны для регио- на5 имеющего форму треугольника, расположенного между Наньнином на западе, Учжоу на востоке, о-вом Хайнань на юге. Во время раскопок ханьских погребений близ Гуйсяня, в Гуанси, в 1954-1955 гг. бронзовый барабан был обна- ружен в захоронении I в. н.э. В целом ареал распространения бронзовых барабанов этого времени совпадает с областью расселения южной ветви юэ.
Изображения на бронзовых барабанах могут служить источником сведений об этнографическом облике юэсцев. Обращают на себя внимание свайные постройки, в частности амбары для зерна. Упоминания о свайных постройках у коренного населения этого региона встречаются в ряде источников IV-V вв. Достаточно четкое описание их содержится в «Истории династии Тан»: «Земля там во множестве выделяет ядовитые испарения, в горах растут вредоносные травы, водятся насекомые и змеи. Поэтому люди живут на помостах и забира- ются туда по лестнице. Такое жилище называется ганьлань».
Существуют изображения человеческих фигур, которые были истолкованы современными исследователями как сцены ритуального обрушивания риса, также подметили еще одну особенность: одежда и прическа людей, попарно стоящих у ступ с большими пестами в руках, неодинакова. По мнению этих исследо- вателей, здесь прослеживается прямая параллель с зафиксированным у племени нага обычаем ритуального обрушивания риса, причем в церемонии участвуют попарно юноши и девушки. Нельзя не отметить также, что одним из наиболее часто встречающихся сюжетов изображений на бронзовых барабанах являются большие лодки с несколькими гребцами - мотив, весьма характерный для произведений искусства культуры донгшон (Сев. Вьетнам).
Выше указывалось на расхождения во мнениях исследователей по поводу генеалогической принадлежности языка древних юэ. В свете предположения


376
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
о родстве тайских языков с аустронезийскими, впервые высказанного в 1942 г. и нашедшего затем все новые и новые подтверждения, эти противоречия в значительной степени снимаются. В высшей степени вероятно, что дифференциация протоаустронезийских языков уже в последние века до нашей эры привела к обособлению двух групп юэских племен - восточных，говоривших на прото- индонезийских языках, и южных, говоривших на прототайских.
Дянь и другие «юго-западные варвары»
1C северо-западу от района расселения южных юэ в ханьское время лежала территория, население которой фигурирует в источниках под названием «юго- западных варваров». Сыма Цянь посвящает им специальную главу «Исторических записок», начинающуюся следующей обобщенной характеристикой : «У юго-западных варваров насчитывается несколько десятков вождей, [среди их владений] Елан - самое большое. К западу от него - несколько десятков [владений], и [среди них] самое большое - это Дянь...»
До середины 50-х годов прошлого века ученые располагали лишь чрезвычайно ограниченными данными о племенах дянь. Было известно, что родственник чуского правителя Чжуан-вана по имени Чжуан Цяо переселился к дяньцам и, «изменив свою одежду и следуя их обычаям, стал среди них предводителем». В непосредственный контакт с владениями дяньского вана империя Хань вступила после того, как Чжан Цянь выдвинул предложение найти путь, ведущий в страну Шэньду (Индию). Встретившись с послами У-ди5 правитель Дянь впервые узнал о существовании Ханьской империи и осведомился: «Чьи владения обширнее - Хань или мои?» Позднее У-ди начал военные действия против «юго-западных варваров» и основал на их землях несколько новых округов. Лишь Елан и Дянь сохранили свою самостоятельность, признав вассальную зависимость от Хань и получив печать, удостоверяющую их полномочия.
В 1956 г. при раскопках древних погребений в районе Шичжайшаня, в Юньнани, было обнаружено богатое захоронение, в котором помимо прочего погребального инвентаря нашли золотую печать с надписью: «Печать дяньского вана». Эта редкая находка позволила отождествить памятники открытой в Ши- чжайшане культуры бронзы и раннего железа с упоминаемым Сыма Цянем государственным образованием Дянь. Дальнейшие раскопки дали богатейший материал для изучения этнической истории дяньских племен.
Большое количество бронзовых скульптурных изображений, объединенных в определенные сюжетные группы, несомненно, указывает на то, что во II-I вв. до н.э. дяньцы контактировали с различными по своему происхождению и культуре этническими общностями. Фэн Ханьцзи удалось выделить среди этих изображений несколько «этнических типов» и охарактеризовать важнейшие осо- бенности их одежды, прически и пр. Помимо собственно дяньцев, которые «отчетливо отличаются по одежде и обычаям от окружавших их этносов», Фэн Ханьцзи нашел среди них представителей еще семи групп мужчин и семи групп


Глава 1. Этнорасовая характеристика
377
женщин. Мужчины изображены приносящими дары дяньскому вану, женщины - в позах рабынь, занятых ткачеством или прислуживающих хозяйке (заметим попутно, что ткут женщины на станках «индонезийского» типа, до сих пор распространенного у многих народов Юго-Восточной Азии).
Мужская одежда дяньцев состояла из распашного халата, схваченного в талии поясом с большой круглой пряжкой. Под халатом носили рубаху, но ее покрой остается неясным. Штаны в костюме дяньцев отсутствовали, вместо них на многих изображениях отмечен «пояс стыдливости». Ноги ниже колен обнажены. Обуви у дяньцев не было. Волосы мужчины скручивали на макушке. Большие серьги были еще одним штрихом, позволявшим по внешнему виду определить этническую принадлежность дяньца.
Женская одежда мало отличалась от мужской. Главным ее компонентом был халат двубортного покроя. Прямые полы не застегивались и не запахивались, так что под халатом всегда была видна нижняя рубаха. Ворот и борт обшивались узкими полосками ткани. Рукава были короче, чем у мужского халата, и закрывали руки только до локтя. Ноги ниже колен, как и у мужчин, были обнажены. Волосы зачесывались назад, причем пучок был сложен «бантиком» и опускался до уровня плеч. На запястьях женщины носили браслеты, в ушах - серьги.
Бросающаяся в глаза особенность одежды мужчин - чрезвычайно длинные рукава верхней одежды и длинные штаны, закрывающие всю ногу. Мужчины бородаты, что также резко выделяет их среди других групп. Некоторые женщины одеты в спускающиеся до пола халаты, также не встречающиеся на других изображениях. Предполагают, что эти мужчины и женщины в этническом отношении связаны с кочевниками северо-западных районов империи.
Мужчины другого типа выделяются тем, что носят косы. На многих изображениях они предстают как пленники: по-видимому? дяньцы постоянно воевали с ними, захватывали их в плен и превращали в рабов. В числе «юго-западных варваров» были и косоносцы, «кочевавшие вслед за скотом и не имевшие ни постоянного местожительства, ни старейшин». К ним принадлежали племена си и куньмин (в более поздних источниках - куньми). Они отличались большой воинственностью: именно из-за сопротивления этих племен не был осуществлен план Чжан Цяня найти путь в Индию.
Что касается остальных мужчин, представленных на изображениях из Шич- жайшаня, то их считают выходцами из племен, этнически близких самим дянь- цам.
Вопрос об этнической принадлежности дяньцев не может быть，по-видимому， решен окончательно. Выдающийся отечественный этнограф Р.Ф.Итс привлекает для его решения текст песни «коренного населения округа Ичжоу и области Наньчжун», зафиксированный в «Хоу Ханьшу» вместе с его переводом на древнекитайский язык. По мнению Р.Ф.Итса, оригинальный текст песни был написан на языке，относящемся к тибето-бирманской ветви - возможно, даже к бирман- ско-иской группе ее. Хотя в нашем распоряжении нет прямых доказательств того, что эта песня была создана потомками дяньцев, гипотеза о принадлежности


378
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
их к числу предков современных народов группы ицзу кажется достаточно убедительной.
Ба； ту и ди
Среди племен, с которыми дяньцы имели постоянные политические и хозяйственные контакты, были этнически близкие им оседлые и полукочевые группы, населявшие районы Сычуани. В период Чжаньго (Борющихся царств) здесь обитали племена ба и шу? территория которых была в IV в. до н.э. присоединена к царству Цинь.
Археологические изыскания в этих районах дали во 2-й половине XX в. значительный материал, характеризующий культуру племен ба и шу. Одна из наиболее примечательных ее особенностей - применение бронзы для изготовления оружия, украшавшегося знаками, которые могут быть истолкованы как пиктограммы. Чаще других повторяется при этом изображение тигра - обстоятельство, вызывающее в памяти легенды о белом тигре, связывавшиеся автором «Хоу Ханьшу» с племенами баньшунь и мань.
В 1959 г. китайский историк Сюй Чжуншу опубликовал исследование《Пер- воначальное изучение культуры ба и шу»? в котором обосновывал положение о том, что этническая общность ди? населявшая в ханьское время север Сычуани и юг Ганьсу, по своему происхождению связана с ба. Этот тезис встретил возражения ряда специалистов, и проблема этнического родства ба и ди до сих пор остается нерешенной. Но в дальнейшем удалось доказать, что ди генетически не связаны с племенами цян, хотя в источниках III-I вв. до н.э. ди и цяны зачастую встречаются рядом, что создает иллюзию их этнической близости.
Племена ди вели оседлый，земледельческий образ жизни. В《Вэйлюэ》отме_ чается, что ди 《хорошо занимаются земледелием》； по свидетельству автора «Хуаян гочжи», они славятся выращиванием конопли. Жилищем ди служили дома «с дощатыми крышами и земляными стенами》，причем в этом смысле《не было различий между знатными и низким людом». Обычная верхняя одежда ди напоминала древнекитайский халат пао, хотя орнамент, которым украшался край халата, «походил на цянский».
Все, что известно о ди ханьского времени, говорит об их тесных культурных связях, с одной стороны, с древними китайцами, с другой - с цянами. Есть данные о том, что переселявшиеся к ди древние китайцы утрачивали свои традиционные культурные особенности и ассимилировались ди. Примером такого рода могла служить история некоего Люй Вэньхэ, который в начале правления ханьского Вэнь-ди бежал из Пэй и переселился в Люэян; там он завел семью, и его потомки из поколения в поколение были вождями у ди. В «Цзинь шу», где помещена биография внука Люй Вэньхэ, Люй Гуана, последний назван «ди из Люэяна». Там же указывается, что ди «в большинстве своем знают язык Срединного государства, причиной чему следует считать их совместное проживание с его жителями». В то же время отмечается, что,《возвращаясь в свои селения， они говорят на языке ди».


Глава 1. Этнорасовая характеристика
379
С другой стороны, хотя многие обычаи у ди и цянов совпадали, в их этническом самосознании различие между ними было достаточно отчетливым. В IV в. Фу Цзянь, выходец из ди? создал в бассейне Вэйхэ свое государство; его племянник был пленен цянами, потребовавшими от него государственную печать. «Как ты, мелкий цян, осмеливаешься требовать этого от Сына Неба? - был ответ. - Среди пяти народов, названия которых располагаются по порядку, твоего, цян, имени нет вообще!»
Цяни
С этнической общностью цянов (жунов) древним китайцам приходилось постоянно сталкиваться в процессе своего формирования в первой половине I тыс. до н.э. Под давлением царства Цинь, коренное насе¬
Погребальные деревянные статуэтки слуг. Эпоха Чжаньго
ление которого долгое время считалось древними
китайцами《варварским》，жуны были оттеснены из бассейна Вэйхэ на запад. По преданию, цян по имени Юаньцзянь был однажды схвачен циньским Ли-гуном? правившим в V в. до н.э.? и обращен в раба. Юаньцзяню удалось бежать, но циньцы гнались за ним. Он спрятался в пещеру, и преследователи зажгли огонь, чтобы выкурить Юаньцзяня из его убежища. Однако появившийся тигр укрыл беглеца от огня, и ему удалось спастись. Выбравшись из пещеры, он встретил в поле девушку, лишенную носа, и они стали мужем и женой. Девушка стыдилась своего вида и закрывала лицо распущенными волосами. Впоследствии это стало у цянов обычаем. От потомков Юаньцзяня ведут свое начало 26 родов цянов.
В ханьское время, в особенности же начиная с I в. н.э.? племена цянов, считавшие себя потомками Юаньцзяня, населяли верховья Хуанхэ, основным занятием их было кочевое скотоводство; земледелие почти совершенно не было развито. Поэтому они «не имели постоянного места обитания и передвигались в поисках воды и травы》.
Как и у многих других кочевых племен, у цянов существовал обычай левирата: «если умирал отец, женились на мачехе; умирал брат - женились на золовке». Наряду с этим древний китайский историк Фань Е отмечает некоторые другие особенности брачных обычаев цянов, не свойственные сюнну или сяньби: «Через двенадцать поколений родственники могут вступать в брак».
Современники отмечали воинственность цянов, которые《считали за счастье умереть в бою, а смерть от болезни рассматривали как страшное невезение». В то же время особенность ведения ими боевых действий заключалась в том, что они «были сильны в горных ущельях и слабы на равнине; не были способны к длительному сопротивлению и предпочитали внезапные нападения». Непри-


380
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
хотливость и умение переносить лишения («даже женщины, рожая детей, не укрываются от снега и ветра») давали цянам дополнительные преимущества в борьбе с соседями. Подавление выступлений цянов против господства ханьцев стало в I-II вв. одной из главных проблем империи.
Проблема эта так и не была решена. Несмотря на подчинение части цянских племен и переселение ее во внутренние районы, что привело к частичной ассимиляции кочевников, в IV в. цяны создают на территории Ганьсу, Шэньси и Хэнани свое государство. Другая часть этих племен продолжала вести кочевой об- раз жизни в степях Ганьсу и Цинхая. Тибетоязычные тангуты были потомками одной из ветвей цянов.
Глава 2
Антропологическая
характеристика
Данные о расовой принадлежности древних китайцев и их соседей периодов Цинь и Хань крайне скудны и значительно уступают как количественно, так и качественно аналогичным материалам, относящимся к эпохам неолита и бронзы. Для восстановления хотя бы в общих чертах картины антропологической структуры популяций, расселенных на территории современного Китая и прилегающих стран в III в. до н.э. - III в. н.э.? приходится использовать наряду с очень малочисленными скелетными сериями, датируемыми этим временем, редкие упоминания в древнекитайских письменных источниках о телесных особенностях различных этносов, населявших тогда Чжунго и другие страны Восточной Азии, а также различные косвенные соображения, которые позволяют гипотетически экстраполировать в пространстве и во времени сведения о других народах на древних китайцев.
«Гвардейцы» Цинь Шихуана
Для циньского времени могут быть использованы изображения и отчасти описания глиняных статуй воинов, которые были обнаружены в 1974 г. около могилы Цинь Шихуана, недалеко от Сиани, в уезде Линьтун пров. Шэньси. Общее количество статуй достигает нескольких тысяч; их рост варьируется от 1,75 до 1,86 м. Это может служить указанием на большую высокорослость «глиняных воинов» по сравнению с современными китайцами. Надо, однако, иметь в виду, что нет уверенности в том, что скульпторы сознательно не преувеличивали общих размеров статуй; к тому же глиняные фигуры изображали, вероятно, ближайших дружинников Цинь Шихуана, своего рода «гвардейцев», а в гвардию во все времена и у всех народов подбирались наиболее высокорослые, физически хорошо развитые люди.


Глава 2. Антропологическая характеристика
381
Статуи «гвардейцев» вылеплены во весь рост в полном воинском облачении с характерными прическами и настолько живо воспроизведенными чертами лица, что есть все основания видеть в них скульптурные портреты реальных людей. К сожалению, сохранность большей части фигур оказалась плохой. Несомненно, все воины принадлежали к тихоокеанским монголоидам; об этом красноречиво свидетельствуют такие особенности, как уплощенное, не очень широкое, но высокое лицо с сильно выступающими скулами, большей частью косое расположение глазных щелей, наклонных, как правило, к переносью, частое наличие эпикантуса, прикрывающего слезный бугорок во внутреннем углу глаза. У некоторых фигур встречаются утолщенные губы, прохеймия, широкий нос с низким переносьем и поперечно расположенными треугольными или круглыми носо_ выми отверстиями. Такой набор признаков может указывать на связь популяции древних китайцев циньского времени с южными монголоидами. Однако среди 《гвардейцев》Цинь Шихуана нередки также субъекты с более узким носом, средним по высоте переносьем, прямой спинкой, более сагиттально расположенными осями ноздрей. Особо следует отметить наличие у этих скульптур глиняных накладок, изображающих усы и бороду, хотя и не сильно развитую, но выраженную вполне отчетливо. В письменных источниках, как увидим ниже, упоминаются усы и борода у древних китайцев ханьской эпохи. Наличие несколько повышенного для монголоидов третичного волосяного покрова на лице заставляет поставить вопрос о европеоидных или австралоидных примесях.
Визуальное сравнение и статистическое сопоставление по некоторым признакам глиняных статуй из могилы Цинь Шихуана с современными популяциями Восточной Азии позволяет прийти к выводу о принадлежности древних ки- тайцев III в. до н.э. к восточноазиатской, или дальневосточной, расе тихоокеанских монголоидов. Этот вывод не исключает, конечно, своеобразия антропологического облика «гвардейцев» Цинь Шихуана и наличия у них связей с попу- ляциями другой расовой принадлежности. Американоидные черты отдельных «гвардейцев», вероятно происходивших преимущественно из западных районов древнего Китая, где было расположено государство Цинь, заставляют вспомнить об аналогичных морфологических особенностях черепов эпохи позднего неолита и бронзы, найденных на той же территории. Остается открытым вопрос о происхождении несколько необычных для монголоидов усов и бороды, изображенных на циньских глиняных статуях. Возможно, что перед нами просто подчеркнутые традицией особенности, так как третичный волосяной покров у вос- точных монголоидов хотя и был развит сравнительно слабо, но не отсутствовал совершенно. Не исключена возможность европеоидных влияний, особенно если принять во внимание несомненные хозяйственно-культурные связи древних этносов Северного Китая с Южной Сибирью и Средней Азией, откуда скорее всего могли идти такие влияния. Более вероятны биологические связи популяций бассейна Хуанхэ с южномонголоидным и монголоидно-австралоидным населением территории современного Южного Китая; такого рода связи прослеживаются, как мы знаем, начиная с неолита, а может быть, и с позднего палеолита.


382
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
В уезде Линьтун, недалеко от раскопок, где были обнаружены глиняные «гвардейцы» Цинь Шихуана, найдена относящаяся к тому же времени статуя женщины, сидящей на коленях с подогнутыми под себя ногами. Общий облик ее лица может быть охарактеризован как восточномонголоидный.
Другое портретное изображение женщины (служанки) найдено в 1968 г. в могиле ханьской принцессы Доу Вань около г. Маньчэн (Хэбэй) и относится ко II в. до н.э. Речь идет о бронзовой фигуре девушки с лампой в руках; лицо у этой девушки еще более плоское, чем у циньской женщины из уезда Линьтун. Нет сомнения, что оба женских изображения несут черты восточных монголоидов. По сравнению с «гвардейцами» Цинь Шихуана как циньская, так и ханьская женские фигуры отличаются большим сходством с южными монголоидами, что в значительной степени объясняется половым диморфизмом.
Данные письменных источников
Ценным дополнением к материалам о глиняных фигурах из могилы Цинь Шихуана могут служить данные о некоторых физических признаках людей циньской и ханьской эпох, упоминаемые в различных древнекитайских письменных источниках. Большинство таких данных касается роста, который определялся в чи и цунях. Один чи составлял в ханьское время от 23 до 23,5 см; чи подразделялся на 10 цуней; \0 чи составляли 1 чжан. В дальнейшем мы будем давать размеры общей длины тела в древнекитайских единицах, а затем в скобках помещать две цифры, из которых первая означает рост в сантиметрах при допущении, что 1 чи равен 23 см, а вторая - что он равен 23,5 см. В циньском уложении читаем: «Каторжники... ростом не превышающие 6 чи 5 цуней (149,5- 152,8), и женщины, осужденные на каторгу и ростом не превышающие 6 чи 2 цуня (142,6-146,7), считаются малорослыми». В ханьское время мужчин, имевших рост менее 6 чи 2 цуней (142,6-146,7), не брали в армию. Ван Чун пишет о физических данных людей в древности и в его (т.е. ханьское) время:《Говорят， что в древности люди были рослые и красивые, сильные и обладающие долголетием, так что жили в среднем сто лет, а в наше время люди маленькие и некрасивые, к тому же рано умирают... Человек имеет рост, равный 7-8 чи (161-184 или 164,5-188)... и может прожить сто лет - так было во все времена... При Ван Мане один великан был ростом в 1 чжан (230-235)... в период правления [династии] Цзянь Чжан Чжунши из округа Инчуань достигал 1 чжана и 2 цуней (234,6-242,7), а Чжан Тан был ростом более чем 8 чи (184-188)...» В другом мес- те тот же автор пишет:《Тело среднего человека имеет длину 7-8 гш (161-184 или 164,5-188)».
Интересны сведения о росте отдельных исторических лиц. Например, знаменитый Сян Юй? главный соперник основателя ханьской династии Лю Бана, так описан у Сыма Цяня: «Ростом он был в 8 с лишним чи (184-188), а сила у него была такая, что он мог поднять жертвенный треножник». Бань Гу сообщает о Хо Гуане: «Ростом он был ъ1 чиЪ цуня (167,9-172,0)». Заслуживают внимания так-


Глава 2. Антропологическая характеристика
383
же данные о росте и цвете лица солдат пограничных крепостей в специально составлявшихся реестрах. В перечне солдат читаем: «Цзя Шэн, 30 лет, рост 7 чи 3 г/ушг»;《…52 года, рост 7 1 z/ywb, цвет лица темный»;《Ван Оу, 60 лет, рост
1 чи 2 цуня, цвет лица темный»; «Аньго, 40 лет, 1 чи 2 цуня, цвет лица темный»; «Вэнь, возраст 47 лет, рост 1 чи 5 цуней»; «Сыма Фэндэ, 20 лет, рост 1 чи 2 цуня, цвет лица темный»; «Сун Май, 24 года, рост 1 чи 2 цуня, цвет лица темный». К этому можно добавить данные о фактической длине тела людей, погребенных в могилах ханьского времени; так, например, рост женщины из погребения Мавандуй 1 составлял 154 см, а мужчины из погребения Фэнхуаншань - 166- 168 см. Таким образом, большинство древних китайцев циньской и ханьской эпох были среднерослыми или высокорослыми. Цифры Ван Чуна представляют- ся в высшей степени вероятными. Специально подобранные《гвардейцы》Цинь Шихуана, естественно, превышали по длине тела обычных мужчин на несколько сантиметров. Любопытно, что в реестрах солдат пограничных крепостей если упоминается цвет лица, то он всегда определяется как «темный» и никогда как 《светлый》. Как бы ни были отрывочны эти данные, они все-таки указывают скорее на южные (австралоидно-монголоидные), а не на северные или западные (европеоидные) связи древних китайцев периода централизованных империй.
Еще более интересны данные о росте бороды и усов у древних китайцев. В циньском уложении читаем:《Какое наказание полагается тому, кто в драке вырвет человеку бороду и брови?» - «Он должен быть сослан на каторжные работы».
В《Хоу Ханьшу》в гл. 81 описывается драма, происшедшая в 27 г. н.э.:《Вэнь Сюй был схвачен бандитами. Их предводитель был поражен храбростью Вэнь Сюя и разрешил ему самому покончить с собой, пожаловав ему меч. Сюй принял меч, засунул бороду в рот и сказал, посмотрев на окружающих: „Раз уж бандиты заставляют меня кончить самоубийством, так пусть уж хоть моя борода не будет испачкана в землеи. С этими словами он вонзил в себя меч и умер». В других разделах «Хоу Ханьшу» читаем: «Этот человек с красивыми бородой и бровями»; «У него была красивая борода»; «Красивая борода и густые брови». Сыма Цянь пишет о Чжан Ляне: «Я представлял его себе человеком огромного роста и могучего телосложения. Когда же увидел его портрет, то оказалось, что он подобен миловидной женщине». Такой характеристикой внешности Чжан Ляна Сыма Цянь как бы выделяет его из среды современников. Действительно, на фреске из погребения конца I в. до н.э. близ Лояна Чжан Лян изображен безбородым, тогда как все другие лица - с бородой и усами. Изображения бородатых ханьцев встречаются и на других памятниках искусства, например на барельефе I в. н.э. из Суйдэ в пров. Шэньси. Все эти упоминания о бородатых китайцах ханьской эпохи, как и описанные выше изображения бороды и усов у «гвардей- цев» Цинь Шихуана, перекликаются со свидетельствами летописи《Цзо чжуань» периода Чуньцю. Так, под 7-м годом правления Чжао-гуна (535 г. до н.э.) читаем: 《Во время официальной церемонии в царстве Чу распорядителем был назначен некто с длинной бородой». Под 17-м годом того же Чжао-гуна (525 г. до н.э.)


384
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
говорится: «Во время войны между У и Чу командующий уским отрядом решил пойти на хитрость. Послал трех человек с длинными бородами спрятаться около корабля, сказав: „Когда я крикну, ответьте мне!./' Чуская армия... потерпела поражение». Таким образом, очевидно, что в древнем Китае значительное развитие бороды связывалось с обитателями южных царств - У и особенно Чу, населенных в то время не только, а может быть, и не столько китайцами, сколько этносами, говорившими на мяо-яоских, аустронезийских и, возможно, тайских язы- ках. К этим двум царствам надо добавить Юэ? покоренное в 334 г. до н.э. чусца- ми. С одной из групп юэ - миньюэ - возможно связать древние черепа, найденные в уезде Миньхоу пров. Фуцзянь.
Северо-западными соседями южных юэ, представлявших собой，несомненно, этнически сборную группу, были различные племена дянь, с которыми многие исследователи связывают культуру Шичжайшань, достигшую наивысшего расцвета во II-I вв. до н.э. Бронзовые скульптуры, относящиеся к этой культуре, говорят о сложном этническом и антропологическом составе ее носителей. Китайский археолог Фэн Ханьцзи выделяет среди дяньцев несколько типов, из которых один тип характеризуется значительным развитием бороды. Вполне воз- можно, что эта бородатость дяньцев объясняется присутствием тех же австрало- идных или, вернее, австралоидно-южномонголоидных компонентов, что и развитие третичного волосяного покрова на лицах чусцев или «гвардейцев» Цинь Шихуана. Создается впечатление, что в последних веках до н.э. и в первых веках н.э. удельный вес австралоидно-южномонголоидных популяций в населении территории современного Китая, особенно его южной части, был заметно выше, чем в настоящее время. Такое допущение, носящее, естественно, гипотетический характер, хорошо согласуется как с данными палеоантропологии Восточной Азии, так и с материалами о расовом составе современного населения.
Расовые типы западных
и северных соседей
Для этнической антропологии древних китайцев и соседних с ними народов периода первых централизованных империй (III в. до н.э. - III в. н.э.) большой интерес представляет вопрос о том, насколько далеко на запад и на север простиралась та зона метисации монголоидов и европеоидов, которая ясно прослеживается в бассейне Тарима по краниологическим материалам, проанализиро- ванным английским антропологом А.Кизсом. Не менее важно постараться, хотя бы гипотетически, определить, какие конкретные компоненты второго порядка обеих больших групп рас входили в состав этнических общностей, бывших в рассматриваемое время западными и северными соседями древних китайцев, но не включенных политически в пределы Ханьского государства. Если до II в. до н.э. мы не располагаем никакими достоверными сведениями - ни археологическими, ни палеоантропологическими, ни собственно историческими - о связях древних китайцев с их западными соседями через территорию современного


Глава 2. Антропологическая характеристика
385
Синьцзяна, то начиная со времени правления ханьского императора У-ди (140- 87 гг. до н.э.) связи эти становятся все более и более интенсивными и не прерываются на протяжении всего периода, рассматриваемого в настоящей книге. К 104 г. до н.э. относится поход на Давань (Фергану), к 36 г. до н.э. - новый поход на расположенный западнее Канцзюй, наконец, к 97 г. н.э. - посольство Гань Ина, достигшее побережья Персидского залива. Очевидно, таким образом, что в ханьское время древние китайцы бывали в Средней Азии целыми группами, хотя, по-видимому? нигде не оставили более или менее длительных поселений. Древнекитайский историк-летописец Бань Гу пишет в гл. 96а «Хань шу»: «На запад от Давани (Ферганы) до страны Аньси (Парфии, совр. Иран) языки, хотя и различаются, в целом схожи и жители могут понимать друг друга. Все люди там имеют глубокие глаза и густые бороды». Густые бороды и глубоко сидящие глаза, всегда связанные с повышенным переносьем, служат неопровержимым доказательством принадлежности населения Западного края к европеоидам и его расового отличия от древних китайцев, которое последние пре- красно сознавали.
Эти скудные, но очень выразительные данные Бань Гу хорошо согласуются с шшеоантропологическими материалами последних веков до н.э. и первых веков н.э. с территории современного Казахстана и Средней Азии, заселенных в то время разными, вероятно ираноязычными, племенами, среди которых наибольшую роль играли саки, очень близкие к ним или даже тождественные с ними юэчжи (на поиски которых ездил Чжан Цянь) и в особенности неоднократно упоминаемые китайскими источниками усуни. Не входя в детальную расоантропологическую характеристику всех этих этнических общностей, ограничимся общим представлением о них, опираясь главным образом на сводки груп- пы отечественных историков О.Исмагулова, В.В.Гинзбурга и Т.А.Трофимовой. «Исходной формой расового типа населения Казахстана этого времени, - пишет О.Исмагулов, - следует считать древнеказахстанский антропологический тип, являющийся одной из форм протоевропейской расы. Следовательно, основной физический облик племен усуньского времени образовался на базе более древнего местного населения, европеоидного по своему расовому типу. Обнаруженная в антропологическом составе населения этого времени монголоидная при- месь еще составляла незначительную долю, но уже несколько большую, чем в сакское время. В усуньский период индивидуумы с монголоидными особенностями встречаются гораздо чаще, чем в сакский период». В.В.Гинзбург и Т.А.Трофимова также считают, что «основу антропологического типа усуней Семиречья, как и Тянь-Шаня, составляет европеоидная раса с небольшой монголоидной примесью. Как общая характеристика, так и индивидуальное изучение черепов показывают, что у усуней преобладали черты андроновского типа с переходом в разной степени к типу среднеазиатского Междуречья. Монголоидная примесь в целом небольшая, но на некоторых черепах выражена более четко. Общая выраженность монголоидных признаков у усуней Семиречья несколько больше, чем на Тянь-Шане».


386
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
Если европеоидные расовые типы в составе усуней, юэчжей и других этнических общностей Казахстана и Средней Азии рассматриваемого периода выделяются без особого труда, то монголоидные компоненты, присутствующие в это время на данной территории лишь в виде небольшой примеси, поддаются определению с большим трудом и могут быть намечены только гипотетически. Проведенное О.Исмагуловым сравнение усуньских черепов трех периодов: 1) III- II вв. до н.э.; 2) I в. до н.э. и 3) П-Ш вв. н.э. - показало, что лицо усуней с течением времени становилось все более широким и более плоским. Это наводит на мысль о проникновении в Семиречье с востока расовых компонентов, принадлежащих к континентальным (северным) монголоидам, которые и в более поздние исторические эпохи играли очень существенную роль в истории расового состава населения Казахстана и Средней Азии, в особенности в формировании широко распространенного здесь и в настоящее время южносибирского типа. Не исключена, однако, возможность, что в Среднюю Азию наряду с континентальными монголоидами могли проникать в небольшом количестве и тихоокеанские восточноазиатские узколицые монголоиды, присутствие которых отмечено Т.А.Трофимовой среди черепов из позднекушанских захоронений оссуарного типа на левобережье Амударьи, в древних крепостях Канга-Кала и Куня-Уаз. Тот же исследователь обращает внимание, что в захоронениях Тянь-Шаня и некоторых других районов Средней Азии усуньского времени «усиление монголоидных черт погребенных в катакомбных могильниках не сопровождается увели- чением широтных размеров лицевой части черепа. Это может быть связано с тем, что в состав расового типа этой популяции вошел не широколицый компонент центрального или североазиатского типа, а узколицый компонент дальневосточной расы». Может быть, в Средней Азии оставили свое потомство древнекитайские солдаты, послы, а также женщины, направлявшиеся ханьскими императо- рами местным владыкам разного ранга в качестве жен или наложниц.
Для полного раскрытия сложного этнорасового окружения древних китайцев периода централизованных империй весьма важны относящиеся к этому времени палеоантропологические материалы с территории Монголии, изученные отечественными учеными. Здесь в первую очередь должны быть упомянуты черепа из Улангомского могильника, относящиеся к саяно-тувинской культуре V-III вв. до н.э.? т.е. к самому концу скифской эпохи. Могильник этот расположен на крайнем северо-западе Монголии, вблизи границы с нынешней российской Республикой Тыва.
Можно вполне согласиться с современными исследованиями антрополога и скульптора Н.Н.Мамоновой, что племена，расселявшиеся в позднескифское время на территории Северо-Западной Монголии и сопредельных с ней районов Алтая и Тувы, в расовом отношении были близки между собой: в их составе преобладали европеоидные расовые компоненты, но имелись и определенные монголоидные включения, которые в Улангомском могильнике были более заметны, чем в скифских захоронениях Алтая и Тувы. Очень интересны наблюдения Н.Н.Мамоновой о том, что доля черепов с монголоидными чертами в жен-


Глава 2. Антропологическая характеристика
387
ской группе больше, чем в мужской. Вероятно, в западной части Монголии наблюдались в рассматриваемое время расо- и этногенетические процессы, аналогичные тем, которые протекали среди усуньско-юэчжийских племен Семиречья и Тянь-Шаня: внедрение в состав европеоидных популяций с востока монголоидных элементов, связанных скорее всего с сюнну, постепенно продвигавшимися от северных рубежей Ханьской империи в западном направлении.
С самими сюнну (гуннами), непосредственными северными соседями древних китайцев на протяжении всего периода династий Цинь и Хань, связываются многие могильники Южной Сибири (включая Прибайкалье и Забайкалье), а также Монголии. Хорошая сводка данных по антропологии гуннов Забайкалья помещена в одной из статей Н.Н.Мамоновой, основанной главным образом на изучении материалов из известного могильника Черемуховая Падь. Тому же автору принадлежит характеристика черепов сюнну из различных местонахождений в МНР. Почти все краниологические серии сюнну (как из России, так и из Монголии) характеризуются в целом типичными особенностями Континенталь- ных (северных) монголоидов: очень плоским, широким и довольно высоким лицом, округлыми глазницами, относительно низким переносьем, слабо выступающим носом и т.п. Мезокрания, небольшой высотный диаметр мозговой ко- робки, узкий, но наклонный лоб, развитое надбровье и некоторые другие признаки позволяют отнести большинство черепов сюнну к массивному палеосибирскому типу, известному на востоке Сибири и в Центральной Азии еще с нео- лита. Однако на отдельных черепах сюнну отмечаются европеоидные черты. Особняком стоит краниологическая серия из Нейма-Тологой (Монголия, недалеко от Улан-Батора), которую описали как европеоидную с монголоидными чертами и считали близкой к черепам усуней Южного Казахстана. Таким образом, возможно, что смешение европеоидов с континентальными монголоидами частично происходило и в гуннской этнической среде. О наличии узколицых тихоокеанских монголоидов в составе сюнну у нас нет никаких антропологических данных.
К более далеким соседям древних китайцев ханьского времени обычно относят живших предположительно в бассейне Верхнего Енисея динлинов, с которыми многие исследователи связывают памятники позднетагарской и особенно таштыкской культур. Тагарцы Минусинской котловины по своему расовому типу были мезодолихокранными европеоидами, по многим признакам сходными с популяциями андроновской и афанасьевской культур; однако в тагарской краниологической серии присутствует небольшая, но вполне отчетливая монголоидная примесь. Смена тагарской культуры таштыкской на рубеже н.э. происхо- дила постепенно и сопровождалась возрастанием удельного веса монголоидных компонентов, которое находит отражение в том, что таштыкские черепа по сравнению с тагарскими несколько более плосколицы, обладают более округ- лыми глазницами и менее выступающими носовыми костями. Однако《монго- лизация» населения Минусинской котловины в таштыкскую эпоху не сопрово- ждалась увеличением высоты и ширины лица, что дало повод отечественному


388
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
антропологу Г.Ф.Дебецу предполагать формирование у тагарцев метаморфного уральского типа. Увеличение доли монголоидных компонентов и возникновение переходных, метисных форм можно наблюдать на характерных для таштыкской культуры гипсовидных масках, отлитых по формам, снятым с лица покойников. Таким образом, зона взаимодействия и смешения различных монголоидных и европеоидных популяций в конце I тыс. до н.э. - начале I тыс. н.э. охватывала огромную территорию в пределах современного Синьцзяна, Средней Азии, Казахстана, Южной Сибири и Монголии.
Новые археологические и палеоантропологичесьсие данные, относящиеся к Минусинской котловине, позволяют значительно дополнить, а частично и пересмотреть наши представления об истории расового состава населения этого края. Прежде всего оказывается, что черепа, считавшиеся принадлежащими к III стадии тагарской культуры, должны быть выделены в особый период, который по своему характеру можно назвать《предташтыкским» или даже《прототаштык- ским». Начало данного периода относится к III в. до н.э., т.е. как раз к тому времени, когда в китайских источниках впервые упоминаются динлины. Отсюда можно сделать вывод, что большая монголоидность «поздних тагарцев», возможно связанных с динлинами, может быть объяснена их первым появлением в верховьях Енисея.
Если мы будем сравнивать сводную тагарскую серию Козинцева, состоящую из нескольких сотен мужских и женских черепов, с таштыкскими сериями Г.Ф.Дебеца В.П.Алексеева, то нетрудно заметить, что по многим ведущим расодиагностическим признакам таштыкцы окажутся гораздо более монголоидными по сравнению с тагарцами; интересно, что различий между мужскими краниологическими сериями тагарцев и таштыкцев по большинству признаков больше, чем между женскими. Создается впечатление, что в последних веках до н.э. в верховья Енисея проникли какие-то новые племена, которые, возможно, и были динлинами древнекитайских источников.
Гипотеза Г.Ф.Дебеца о формировании у таштыкцев метаморфной уральской расы с явными монголоидными чертами при сравнительно узком и невысоком лице в свете новейших данных по этнической антропологии народов Сибири может получить несколько иную интерпретацию, если учесть, что раса эта складывалась, возможно, на основе древнеуральского прототипа, который характеризовался «необычным сочетанием признаков: светлой пигментацией, слабым ростом бороды, уплощенным лицом с умеренно выступающими скулами, очень прямым лбом, выраженной складкой века, высокой частотой лопатообразных резцов».
Для интенсивно пигментированных древних китайцев ханьского периода тип этот, к которому могли принадлежать и динлины, должен был казаться необычным; с ним вполне могли быть связаны легенды о северных рыжеволосых и светлоглазых варварах, давшие повод русскому путешественнику и исследователю Востока Г.Е.Грумм-Гржимайло выступить с сенсационными статьями о рыжеволосых демонах и белокурой расе в Средней Азии. Вспомним, что


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
389
отечественный антрополог А.И.Ярхо еще в 1929 г. писал о возможности некоторой депигментации волос, глаз и кожи у народов Алтае-Саянского нагорья вне всякой связи с мифическим распространением в Южной Сибири северных европеоидов; по своему происхождению протоуралыды скорее всего связаны с субарктической зоной Северо-Восточной Европы и Сибири, так как депигментация вообще наиболее характерна для северных (бореальных) рас как восточного, так и западного подразделения (ствола) людей современного вида.
Глава 3
Взаимоотношения централизованных китайских государств с соседями
Китай и северные соседи
Древние китайцы и сюнну в эпоху Цинь
Из всех соседей древних китайцев наибольшее беспокойство и заботу вызы- вал у них союз родственных кочевых племен, именуемых в китайских источни- ках термином《сюнну». По мнению монгольских исследователей, сюнну (хунну) были протомонголами. Если на юге, востоке и частично на западе империй Цинь-Хань жили земледельцы, то на севере обитали кочевники. Сюнну находи- лись на той ступени варварства, когда《грабеж им кажется более легким и даже более почетным, чем созидательный труд» (Ф.Энгельс). Постоянные войны, прерываемые кратковременными перемириями, проходят красной нитью почти через всю историю взаимоотношений древних китайских империй с государственным образованием сюнну в III в. до н.э. - III в. н.э. Однако было бы ошибочным и исторически необоснованным считать лишь одних сюнну, находившихся к тому времени на стадии военной демократии, инициаторами агрессивных военных походов.
Если до V-III вв. до н.э. твердые целинные земли степей, на которых сюнну пасли свои многочисленные стада, не представляли экономического интереса, ибо их невозможно было поднять примитивными деревянными орудиями, которыми древние китайцы обрабатывали плодородные наносные почвы в бассейне р. Хуанхэ, то в эту эпоху и особенно в период империй Цинь-Хань положение в корне изменилось. Начиная с периода Борющихся царств (V-III вв. до н.э.) в Китае все шире развивается производство железных орудий, главным образом сельскохозяйственных. Плуг с тяжелым железным лемехом, влекомый быком или лошадью, свободно поднимает целину. Поэтому земли северных соседей приоб-


390
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
ретают большое хозяйственное значение. Правящий класс империй в лице крупных землевладелыдев-рабовладелыдев и бюрократии рвется на север: ему нужны земли. Сюнну обладали еще одним богатством, которое в Китае ценилось даже дороже земли, - лошадьми. Древние китайцы не умели выращивать хороших коней. Строевые кони нужны были для армии, ибо с IV в. до н.э. все большую роль начинают играть кавалерийские части. Императорский двор и высшая бюрократия стремились иметь как можно больше резвых скакунов, именуемых 《потеющими кровью» Наконец, лошадь нужна была и как тягло-
вая сила в земледелии.
Сюнну контролировали Великий шелковый путь, по которому шла торговля со странами Запада, они грабили караваны, облагали китайских купцов данью. Все это осложняло отношения китайцев с беспокойным северным соседом. Сюнну постоянно тревожили пограничные территории, часто совершали глубокие рейды во внутренние округа страны, особенно в периоды засухи, когда им было нужно зерно.
Правда, уже в те времена существовала и мирная торговля. В приграничных с Китаем пунктах создавались рынки, куда съезжались кочевники, которые в обмен за меха и продукты животноводства «много брали китайских произведений». Однако главным источником получения китайских товаров, прежде всего зерна, ваты и шелка, особо ценимого знатью, оставались войны.
Совокупность столь сложных отношений постоянно порождала борьбу мнений при императорском дворе о политике в отношении сюнну. Одни сановники предлагали раз и навсегда разделаться с сюнну, другие предпочитали искать путь мирных переговоров и укрепления границ. Полемика началась вскоре после образования империи Цинь и продолжалась несколько сот лет.
К 221 г. до н.э. соотношение сил сложилось не в пользу древних китайцев. Пользуясь царившей в V-III вв. до н.э. в Китае междоусобицей, военачальники сюнну совершали частые набеги на царства Цинь, Чжао и Янь. Набеги усилились к концу этого периода, когда сюнну удалось отвоевать у царства Чжао накануне его поглощения царством Цинь местность Цзююань, расположенную к северу от излучины р. Хуанхэ. Бои на северных границах страны не прекраща- лись и в первые годы империи. Стабилизация положения внутри страны позволила Цинь Шихуану перейти от оборонительных действий к наступательным.
Не исключена возможность, что одной из причин войны с сюнну была заинтересованность императора в получении хороших скакунов. Еще в бытность циньским царем он держал в своей конюшне несколько лошадей, именуемых куай ти. Лошадей этой породы выращивали на берегах Аральского и Каспийского морей. Известный американский историк Х.Г.Крил полагает, что лошади mw весьма напоминают именно тех《потеющих кровью» коней, которых разводили и в Фергане. В китайских источниках сообщается, что поставщиком коней был богатый китайский купец Го, который дарил правителям северных кочевников большие партии шелка в обмен на лошадей. Цинь Шихуан высоко оценил деятельность Го, пожаловав ему звание, равное правителю округа，и при-


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
391
равняв к высшим сановникам двора. Стремление Шихуана развернуть военную кампанию против северных соседей разделяли отнюдь не все его сановники. Ближайший сподвижник императора, первый советник Ли Сы, инициатор многих реформ, проведенных в империи Цинь, был против войны с сюнну. Он считал, что уничтожить всех сюнну невозможно, война лишь обескровит империю. «Нельзя этого делать, - увещевал Ли Сы императора. - Сюнну не имеют для жительства городов, обнесенных внешними и внутренними стенами, у них нет запасов, чтобы защищать их; они кочуют с места на место, поднимаясь [легко], словно птицы, а поэтому их трудно прибрать к рукам и управлять ими. Если в их земли глубоко вторгнутся легковооруженные войска, им неизбежно будет не хватать продовольствия, а если войска прихватят с собой зерно, то, обремененные грузом, будут [везде] опаздывать. Приобретение принадлежащих им земель не принесет нам пользы, а присоединение народа не создаст возможности подчинить его и удержать под контролем. Если же, одержав победу, истребить их, то вы не будете отцом и матерью для народа. [Война] утомит лишь Срединное государство и принесет радость сюнну, а это недальновидный план».
Однако Шихуан не внял увещеваниям своего первого советника. Боевые дей- ствия начались в 215 г. до н.э., когда император послал на север армию полко- водца Мэн Тяня, насчитывавшую, по словам Сыма Цяня, около 300 тыс. воинов. Следует отметить, что по уровню вооружения древние китайцы превосходили кочевников. В период империй широкое распространение получили арбалет и алебарда. Арбалет состоял из лука, прикрепленного к прикладу со спусковым механизмом и стременем для упора ногой при натягивании тетивы. Дальность полета стрелы превышала 600 шагов. Алебарда, представлявшая собой длинное древко с топоровидным лезвием, заканчивалась острым копьем, что позволяло использовать ее в качестве как рубящего, так и колющего оружия. Получилось удачное соединение двух различных видов оружия - копья и боевого топора. Говоря о боевых достоинствах арбалета и алебарды, ханьский сановник Чао Цо (?-154 гг. до н.э.) отмечал, что кожаные латы и деревянные щиты сюнну не выдерживали удара стрел, выпущенных арбалетом. Превосходство в вооружении и многочисленность воинов сыграли свою роль. В том же, 215 г. армия Мэн Тяня отвоевывает у сюнну огромный район Хэнаньди. Район этот был расположен к северу от излучины р. Хуанхэ (совр. округ Хэтао Автономного района Внутренняя Монголия). Укрепившись на южном берегу реки, войска Мэн Тяня в 214 г. до н.э. переправились через Хуанхэ и заняли Гаоцюе (совр. уезд Линьхэ Автономного района Внутренняя Монголия), Иньшань и Бэйцзя (восточнее Гао- цюе). Таким образом, к концу 214 г. до н.э. Шихуану удалось восстановить северные границы Китая, существовавшие в период Борющихся царств, ибо Гаоцюе, Иньшань и Бэйцзя были расположены как раз вдоль сторожевой стены бывшего царства Чжао. В результате двухлетней упорной войны с сюнну цинь- ские войска отвоевали у кочевников огромную территорию протяженностью с севера на юг около 400 км.


392
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
Великая Китайская стена
Для того чтобы обезопасить северные районы страны и вновь завоеванные территории, а также караванные пути на запад от возможных нападений стремительной боевой конницы сюнну, Шихуан решил приступить к строительству грандиозного сооружения - оборонительной стены вдоль всей северной границы империи. Строительство этого сооружения облегчалось тем, что к этому времени каждое из трех северных царств Китая - Цинь, Чжао и Янь - уже имело свои стены, ограждавшие их от нападения кочевников. При Шихуане все эти стены были отремонтированы, расширены и соединены в стройное единое оборонительное сооружение протяженностью свыше 10 тыс. ли, отсюда и возникло название «Ваньли чанчэн» - «Стена длиной в 10 тысяч ли». В Европе она извест- на как Великая Китайская стена. Широкое строительство стены началось уже в 215 г. до н.э.5 когда на север прибыла 300-тысячная армия полководца Мэн Тяня. Вместе с воинами над сооружением стены трудились осужденные, государственные рабы и общинники, мобилизованные на государственные трудовые повинности со всей страны. То был тяжелый и изнурительный труд в непривычных для многих суровых климатических условиях: тысячи людей погибали от истощения и непосильного труда. Через два года, к концу 213 г. до н.э., строительство Великой Китайской стены было в основном закончено. Стена была выложена из больших плит, пересыпанных утрамбованным лёссом, наружная часть облицована крупными прямоугольными плитами. Высота стены в среднем 7,5 м, ширина 5,4 м - в расчете чтобы могли разминуться две встречные повозки. Следует учитывать, что реальная высота стены была больше, ибо строители, умело используя рельеф местности, вели ее по вершинам гор и холмов. В стене были сделаны смотровые щели и бойницы, для того чтобы постоянно наблюдать за противником. На расстоянии 2,5-3 км друг от друга находились сторожевые башни, возвышавшиеся метров на пять над стеной. Все башни, как правило, двухэтажные; на верхнем этаже - закрытая с четырех сторон ровная площадка с амбразурами, на нижнем - жилое помещение для бойцов охраны. В Нанкинском историческом музее хранятся находки, обнаруженные археологом Хуан Вэньби в одной из сторожевых башен на берегу оз. Лобнор, в юго-восточной части Синьцзянского автономного округа. По мнению Хуан Вэньби, обнаруженные предметы относятся к периоду правления ханьского императора Сюань- ди (73-48 гг. до н.э.). По ним можно составить представление о жизни древнекитайских пограничных застав. Деревянный прядильно-ткацкий станок, куски рогожи, сплетенные из коры деревьев, остатки овечьей шерсти, обрывки древесной веревки - все это свидетельствует о трудовой деятельности воинов сторожевого гарнизона. По-видимому, они сами плели древесные дождевые накидки, а на самодельном деревянном станке пряли овечью шерсть и ткали ткань для одежды. На первом этаже стены, в специальном углублении, хранился хворост, в случае появления конницы кочевников воины тотчас зажигали на верхней площадке костер, оповещая своих ближайших соседей об опасности; те, в свою очередь,


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
393
извещали таким же способом воинов соседней сторожевой башни и т.д.5 пока известие не доходило до крупного воинского гарнизона, который выступал в полной боевой готовности против надвигавшейся конницы врага.
Стена начиналась от местечка Линьтао, находившегося на территории современного уезда Миньсянь пров. Ганьсу, и тянулась до восточных границ империи, до р. Датун, на границе с современной КНДР. Великая Китайская стена защищала северные границы, однако для мобильной переброс™ войсковых частей и соединений из центральных районов страны к северной границе в случае какой- либо опасности необходимо было иметь хорошие дороги, удобные для транспортировки войск. Поэтому в 212 г. до н.э. Шихуан приказал Мэн Тяню приступить к строительству магистральной дороги. В том же году многотысячная ар- мия Мэн Тяня, имевшая уже богатый опыт строительных работ, с помощью осужденных, государственных рабов и мобилизованных общинников построила дорогу от Цзююаня, т.е. непосредственно от Великой Китайской стены, на восток через Юньчжун и затем прямо на юг, вплоть до столицы циньской империи г. Сяньяна. Судя по сообщению Сыма Цяня, строителям был дан строгий императорский наказ: ради сокращения пути проводить прямую дорогу строго с се- вера на юг, невзирая ни на какие трудности. Вот почему в «Исторических запис- ках» говорится, что строители «прорывали горы, засыпали долины, проводили прямой путь».
Военные поселения —
один из методов освоения завоеванных территорий
Для закрепления и освоения отвоеванных у сюнну территорий Цинь Шихуан создал там 44 уезда, куда переселил колонистов из центральных районов страны. В 212 г. до н.э. 50 тыс. земледельческих семей были переселены на целинные пастбищные земли сюнну в Юньян, поближе к западной границе. Эти семьи освобождались от государственных повинностей на десять лет. В 219 г. до н.э. императорским эдиктом переселяются в Хэбэй, в район между р. Хуанхэ и Великой Китайской стеной на северо-западе империи, и в Юйчжун (севернее совр. уезда Миньсян пров. Ганьсу), у западной границы страны, 30 тыс. семей - также на льготных условиях: главам семей присваивался ранг знатности. То, что в обоих случаях переселенцы освобождались от несения повинностей, позволяет предположить, что они были свободными земледельцами, согласившимися переехать в новые районы добровольно. Заселение пограничных территорий создавало надежную продовольственную базу для северной группы войск: государству уже не надо было так часто отправлять огромные караваны с продовольствием к далеким северным границам.
Это были первые военные поселения в истории Китая. В дальнейшем на протяжении многих сотен лет институт военных поселений будет расти и совершенствоваться. Институт этот был многофункционален: с помощью военных поселений древние китайцы осваивали и присваивали новые территории; воен-


394
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
ные поселения являлись как бы форпостом для начала последующих этапов дальнейшей эскалации, известной как политика щанъ ши» - «постепенно поедать [чужую территорию], как шелковичный червь листья»; поселения эти находились в непосредственном подчинении двора, что усиливало его позиции в борьбе с местничеством и центробежными тенденциями; именно здесь в постоянных столкновениях с кочевниками воспитывались самые лучшие воины, привыкшие с детства держать в руках оружие; пограничные территории не только обеспечивали себя продовольствием, но еще могли делать запасы на случай дальнейших походов, и, наконец, система военных поселений способствовала в определенной степени разрешению аграрного кризиса и высвобождению частнозависимых земледельцев, переходу их в категорию государственнозависимых крестьян.
Казалось бы, многолетняя деятельность Цинь Шихуана по созданию эшелонированного оборонительного комплекса на севере страны должна была привести к еще большей стабилизации режима. Однако произошло обратное. Насиль- ственное перемещение материальных и людских сил на строительные работы привело к резкому увеличению налогов, ухудшалось и без того тяжелое положение непосредственных производителей. В стране начались волнения. В 209 г. до н.э. на территории современной пров. Аньхуэй подняли восстание земледельцы, мобилизованные на пограничную службу на северной границе. Вскоре восстание охватило всю страну, а в 207 г. до н.э. династия Цинь пала. Сбылись про- роческие слова Ли Сы: война с сюнну и строительные работы действительно «утомили Срединное государство». После пятилетней ожесточенной войны двух руководителей восстания - Сян Юя и Лю Бана - в 202 г. до н.э. к власти пришел Лю Бан, основавший династию Хань.
Древние китайцы и сюнну
в начале правления династии Хань
Со времени правления Лю Бана, принявшего титул Гао-цзу (202-194 гг. до н.э.), и вплоть до воцарения У-ди (140-86 гг. до н.э.) в отношениях между императорским Китаем и государством сюнну наступил качественно иной период, нежели при Шихуане. Китай в этот период теряет доминирующее положение в военной, политической и дипломатической областях. Такое изменение в соотношении сил двух противостоящих этносов объясняется двумя причинами. Экономический и политический кризис, приведший к крушению империи Цинь, а также народные восстания, многолетняя борьба вооруженных группировок, относительная слабость центральной власти первых ханьских правителей - Гао-цзу, Хуэй-ди, Люй-хоу, Вэнь-ди и Цзин-ди - на время вывели страну из категории могущественных держав древнего мира. Северный же сосед переживал совершенно иной период жизни. Для него это был этап подъема, когда сюнну превратились в активную, всесокрушающую силу. Рассматривая стадии развития этноса, выдающийся отечественный историк М.В.Воробьев на примере ис-


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
395
тории чжурчжэней, объясняя причины их блестящих побед над Китаем, вскры- вает общую закономерность, присущую стадии подъема:《В период подъема развития этноса... в условиях общественного и политического переустройства (реорганизации общины, создания государственности) и при совпадении этих процессов этнос приобретает огромную активную силу, базирующуюся на относительном единстве и однородности социального и этнического состава, хозяйственного уклада, языка, культуры, самосознания и цели. Эта сила позволяет ему одерживать победу над этническими и государственными образованиями, потенциально куда более мощными, но терзаемыми этническими, социальными и политическими противоречиями, и закреплять эту победу созданием собственного государства или империи». Думается, что эта закономерность может быть отнесена и к государству сюнну времен правления Маодуня. Приняв в 209 г. до н.э. от убитого им отца Тоуманя титул шанъюя (доел, «обширного») - верховного правителя, Маодунь сумел быстро подчинить кочевую знать и провести ряд административных реформ. По мнению известного американского китаеведа профессора В.Эберхарда, большую роль в создании нового государственного аппарата играли перебежчики - древние китайцы. Древние китайцы бежали к сюнну еще в период Борющихся царств и особенно во времена Шихуана, спасаясь от войн и непосильных налогов. Поскольку сюнну нуждались в квалифицированных ремесленниках и трудолюбивых земледельцах, они охотно прини- мали беглецов. Часть «специалистов» захватывалась во время набегов на Китай. Особенно высоко ценились грамотные, знакомые с делопроизводством, а также чиновники. Писцами во вновь созданном государственном аппарате Маодуня были китайцы, и писали они по-китайски, иероглифами, так как сюнну в то время, по-видимому, еще не имели своей письменности. Тот же В.Эберхард полагает, что древние китайцы не только служили в гражданской администрации и при ставке шанъюя, но и являлись инструкторами в «воинских частях, обучая сюнну искусству ведения войны против некочевников». Структура управления у сюнну была основана на степени родства с шанъюем: все высшие посты занимали его сыновья и ближайшие родственники. Древние китайцы довольно свободно разбирались в структуре управления сюнну. Сыма Цянь пишет, что со времени правления Маодуня уже можно было записывать названия должностей «в его государстве», и дает длинный перечень должностей, среди которых наряду с сюннускими встречаются и древнекитайские. Преобразование политической структуры, ориентированной на консолидацию всей полноты власти в одних руках, и жестокая расправа с явными и потенциальными противниками укрепи- ли положение Маодуня и способствовали стабилизации в обществе сюнну. Кон_ ница Маодуня разгромила на востоке племена дунху, захватив у них много пленников и скота, затем двинулась на север, покорила динлинов и предков современных киргизов, после чего повернула на запад и прогнала с насиженных мест племена даюэчжи (массагетов - по греческим источникам). Империя Маодуня простиралась на многие тысячи километров: на западе она граничила с современным Синьцзяном, на севере достигала Байкала, на востоке доходила до


396
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
р. Ляохэ, на юге упиралась в Великую Китайскую стену. Говоря о северном со- седе Китая того времени, Оыма Цянь писал:《Когда к власти пришел Маодунь, сюнну достигли наивысшего могущества, они покорили всех северных варваров и на юге создали государство, способное противостоять Срединному государству». Сыма Цянь несколько недооценивает военный потенциал сюнну, сравнивая их со《Срединным государством» (Чжунго). Хотя в период правления Маодуня количество сюнну достигало лишь 1,5 млн. человек и он мог выставить не более 300 тыс. лучников, это было хорошо подготовленное и обученное войско. Воспользовавшись царившей в Китае междоусобицей и неустойчивостью только что созданного режима, Маодунь вторгся на территорию северных округов. Хань Синь, один из бывших сподвижников императора Гао-цзу во время борьбы с династией Цинь и Сян Юем, владевший территорией на севере страны, перешел на сторону сюнну и даже стал командовать отрядом, боровшимся с императорскими войсками. Назревал крупный военный конфликт, двор должен был принять какое-то решение. И снова мнения разделились: одни сановники настаивали на немедленном выступлении, другие не советовали втягиваться в бесперспективную войну. Цензор Чэн Цзин увещевал императора: «Нельзя [этого делать]. Сюнну по своей природе скапливаются [в стаи], как звери, и рассеиваются, как птицы, гоняться за ними все равно что ловить свою тень. Ныне если напасть на сюнну, то я опасаюсь, что вы, несмотря на высокие добродетели, окажетесь в опасном положении». Доводы Чэн Цзина весьма напоминают аргументацию советника Цинь Шихуана - Ли Сы. Так же, как и тогда, император не внял советам сановника, однако результат был совершенно противоположный. Выступление древнекитайских войск закончилось трагедией: преследуя умышленно отступавших сюнну, отряд Гао-цзу оторвался от основных сил и попал в засаду. Семь дней император находился в окружении войск Маодуня и с большим трудом вышел из окружения. После этого между Гао-цзу и Маодунем был заключен «договор о мире, основанный на родстве».
«Договоры о мире7
основанные на родстве» и их место
во внешнеполитической доктрине Китая
Этот договор, известный в древнекитайских источниках как «хэ цинь юэ», сыграл качественно новую роль в формировании внешнеполитической доктрины императорского Китая, открыв новый тип взаимоотношений Китая с «варварами». Поскольку в современной исследовательской и общественно-политиче- ской литературе этот новый тип договорных отношений Ханьской империи с сюнну трактуется по-разному, необходимо остановиться на анализе этой проблемы несколько подробнее.
В.Эберхард вполне заслуженно придает этому договору особое значение в истории межгосударственных отношений стран Дальнего Востока. «Это был первый международный договор на Дальнем Востоке, - пишет он, - между дву-


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
397
мя независимыми державами, обоюдно рассматривающимися как равные, и формы международной дипломатии, разработанные в то время, стали стандартными формами на ближайшую тысячу лет. Соглашение возобновлялось при начале правления каждого нового правителя, но никогда не соблюдалось полностью ни той, ни другой стороной». Крупный русский синолог и знаток древнекитайских текстов В.С.Таскин оценивает характер договора «хэ цинь юэ» совершенно иначе, отметив, что, поскольку условия договора помимо выдачи невесты-принцессы предусматривали систематическую посылку вождям сюнну богатых даров, которые являлись, по сути дела, «замаскированной данью», он приходит к выводу, что в «198 г. до н.э. было положено начало унизительным для Китая договорам, известным в истории как договоры о мире, основанные на родстве».
В историографии КНР можно выделить два разных подхода к оценке этих договоров. Так, например, китайский профессор Шан Юэ рассматривает эти договоры как вынужденные и не видит в них ни равенства, ни тем более представле- ния о «детях одной семьи». «Только еще создавшаяся Ханьская империя, - писал Шан Юэ, - крайне нуждалась в передышке и была не в силах воевать. Ей пришлось прибегнуть к унизительной политике примирения, царствующий дом вступил в родство с сюнну, ежегодно им посылались дары: вата, шелковые ткани, вина и яства. Тем не менее сюнну продолжали время от времени вторгаться в пограничные области Ханьской империи, подрывая своими набегами производство, и уводили в рабство ханьцев (китайцев)».
Аналогичную оценку мы встречаем и у профессора Люй Чжэньюя, который рассматривает эти договоры как вынужденную уступку ханьского Китая: «Начиная со времени окружения императора Гао-цзу в Байдэне правительство династии Хань много раз „испытывало позори5 заключало „договоры о мире, осно- ванные на родстве“，и это длилось вплоть до правления императора У-ди, однако эта политика так и не смогла приостановить агрессию сюнну».
В 60-70-х годах XX в. появляется принципиально иная оценка «хэ цинь юэ». Если Шан Юэ, Люй Чжэньюй и др. рассматривали отношения ханьского Китая с сюнну как отношения двух различных этносов, каждый из которых имел собственную государственность, т.е. на уровне межгосударственных, межэтнических связей, то в «Первоначальном варианте истории Китая», вышедшем в 1963 г. под редакцией президента Академии наук КНР Го Можо, этот государственный уровень исчезает. Проводится идея слияния, сплочения различных народов и народностей эпохи Хань в единую общность. В этой работе сюнну включены в состав «многонационального» древнекитайского государства: «В состав национальностей, населявших в то время пределы Китая, помимо ханьцев входили таюке сюнну, различные национальности Западного края, юэсцы (современные вьетнамцы. -Л.П.) и другие национальные меньшинства».
Правда, авторы говорят об империи Маодуня, но обходят молчанием ее границы. Они отмечают лишь, что «сюнну контролировали огромные районы на северо-востоке, севере и западе Китая, у них была трехсоттысячная кавалерия, и они представляли огромную силу». Возникновение договоров «хэ цинь юэ» объ-


398
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
яснялось экономической, политической и военной слабостью ханьского двора, которому ничего не оставалось, как «проводить компромиссную политику. Ханьский Гао-цзу принял предложение Лю Цзина заключить с сюн- ну договор о мире, основанный на родстве, принцесса была отдана замуж за шбшьюя сюн_ ну, ежегодно в качестве даров посылалось огромное количество ваты, шелковой ткани, вина, продуктов питания и т.п.5 к тому же договорились с сюнну стать братьями». Авторы правильно отмечают, что такая политика в отношении сюнну проводилась при императоре Хуэй-ди, императрице Люй-хоу, императорах Вэнь-ди, Цзин-ди, в начале правления У-ди и способствовала некоторому сковыванию наступательных военных действий сюнну, хотя и не смогла полностью приостановить этот процесс.
Чтобы разобраться в сущности договоров этого типа, необходимо обратиться к первоисточникам.
Официально творцом договоров типа «хэ цинь юэ» являлся советник императора Гао-цзу - Лю Цзин.
Договор «хэ цинь юэ» рождался в необычных условиях: первый император династии Хань, Гао-цзу, терпел постоянные поражения от войск предводителя сюнну Маодуня и чудом вырвался из окружения на горе Байдэн, как уже упоминалось, некоторые его военачальники, в частности Хань Синь, перешли на сторону могущественных сюнну. Империя, раздираемая сепаратистскими тенден- циями, нуждалась хотя бы в кратковременной передышке. Перед ханьской администрацией, среди которой было немало конфуцианцев, встала проблема установления договорных отношений с правителем сюнну; необходим был мирный договор, но такой, который хотя бы внешне, формально соответствовал уже сложившимся представлениям о внешнеполитических функциях китайского императора. Реальное положение Гао-цзу не соответствовало той конфуцианской внешнеполитической доктрине, которая уже существовала в теории. Надлежало «не потерять лицо», и выход был найден, его нашел советник Лю Цзин. Он обратился к императору со следующим предложением: «Поднебесная только что умиротворена, воины устали от сражений, привести [сюнну] к покорности силой оружия нет возможности. Маодунь убил отца и занял его место, женился на матерях, силой поддерживает свое величие, воздействовать на него человеколюбием и справедливостью нельзя. Можно лишь с помощью плана, рассчитанного на далекое будущее, превратить его сыновей и внуков в наших слуг, но боюсь, что Ваше Величество не согласится на [этот план]».
Чем интересны рассуждения Лю Цзина? Армии императора Гао-цзу терпят поражение за поражением, однако советник даже в этой ситуации не рассматривает Маодуня в качестве равноправного, суверенного партнера, он не теряет на-
Золотая корона вождей сюнну. Эпоха Чжаньго


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
399
дежды на покорение сюнну, превращение их в вассалов Срединного государства. Трезво учитывая сложившееся соотношение сил, он пони- мает, что ссылками на древность, обращением к принципам «гуманности и справедливости» делу не поможешь. Необходимо выработать особый, новый курс в отношении «варваров», курс, рассчитанный на долгие годы, т.е. стратегический план, осуществление которого в конечном счете позволит все же покорить сюнну. Для этого он предлагает на рассмотрение Гао-цзу следующий план: «Если вы, Ваше Величество, в са- мом деле сможете отдать [Маодуню] в жены старшую дочь от главной жены и послать ему щедрые дары, он подумает, что дочь ханьского императора от главной жены принесет варварам богатства, а поэтому, соблазнившись ими, непременно сделает ее главной женой, а когда у нее родится сын, объявит его наследником, который станет вместо него шаньюем. Почему [произойдет так]? Из- за жадности к дорогим ханьским подаркам. Вы же, Ваше Величество, отправляйте подарки в соответствии с сезонами года, то, что имеется в избытке у Хань, но недостает у сюнну, справляйтесь о здоровье [шаньюя] и, пользуясь удобным случаем, посылайте ши (конфуциански образованных людей. - Л.П.), владеющих красноречием, чтобы они незаметно наставляли его в соблюдении ли (правил поведения. - JIJL). Пока Мао дунь жив, он, разумеется, будет вашим зятем, а после его смерти шаньюем станет сын вашей дочери. А разве когда-нибудь было видано, чтобы внук относился к деду как к равному? [Так] можно без войны постепенно превратить [сюнну] в своих слуг».
Само предложение о выдаче китайской принцессы за предводителя сюнну противоречило, как известно, основной заповеди Конфуция, выступавшего за обособленность хуася. Однако времена менялись, и интересы государства требовали иного подхода в выработке внешней политики. Можно сказать, что в рассуждениях Лю Цзина мы встречаем немало легистских мотивов: учет реальной ситуации, умение извлечь пользу из вечного стремления людей, в данном случае шанъюев, к выгоде и, наконец, главное - установление прямых кон- тактов с «варварами», вплоть до заключения брачных союзов, если при этом преследуется цель усиления государства. А ведь именно на это и был нацелен стратегический план Лю Цзина, с помощью которого китайская бюрократия пыталась со временем превратить сюнну в «слуг Китая». В плане Лю Цзина присутствовали и конфуцианские догмы, однако они скорее должны были придать ему лишь внешнюю репрезентативность, сохранить лицо, внушить самой бюрократии, что конфуцианские ценности (послушание внука деду) смогут улучшить положение Китая.
Гао-цзу одобрил план Лю Цзина, и договор был заключен, он и получил наименование «хэ цинь юэ» - «договор о мире, основанный на родстве». Правда,
Всадник народа ху. Эпоха Хань


400
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
китайцы обманули сюнну: в жены гианьюю вместо принцессы отдали «девушку из простой семьи». И это также было весьма характерно для императорской администрации: верные заповедям Конфуция, ханьские бюрократы не сочли это нарушением принципов честности, искренности, правил поведения, ибо не считали сюнну равными партнерами. Правила поведения и моральные ценности, принятые среди ханьцев, не распространялись на сюнну, даже на их вождей, ибо они являлись людьми этически неполноценными, стоявшими на более низкой ступени нравственного развития, поэтому обман не считался нарушением морали. Идея подчиненности вождей сюнну китайским правителям была заложена уже в первоначальном плане Лю Цзина.
Несколько слов о месте договоров «хэ цинь юэ» в системе внешнеполитических представлений ханьской бюрократии. Мы уже отмечали влияние конфуцианских и легистских доктрин на их формирование; наблюдается синтез отдель- ных концепций этих учений на уровне становления уже государственной доктрины. Интересы государства, а не слепое следование Конфуцию, играют уже на этом раннем этапе решающую роль; бюрократия отбирает то, что выгодно государству, она идет на временные союзы с «варварами», преследуя при этом главную цель - подчинение власти императора окружающих Китай народов.
Завершение многолетней войны
ханьского Китая с сюнну
Фактически древний Китай на время попал в зависимое положение от сюнну. После смерти Гао-цзу (не сбылось пророчество Лю Цзина) Мао дунь, стремясь укрепить узы родства, сделал официальное предложение вдове императора, Люй-хоу, выйти за него замуж. Само предложение было грубейшим нарушением конфуцианских «правил поведения» (вдовы обязаны были хранить верность до самой смерти). Стиль и смысл письма Маодуня был столь вызывающим, что Сыма Цянь не решился привести его текст. Однако здесь он будет уместен, ибо наглядно отражает уровень взаимоотношений двух держав. «Я, одинокий, - пишет Маодунь, - и находящийся [от этого] в возбуждении государь, родился среди низин и болот, вырос в краю степных волов и лошадей. Несколько раз я под- ходил к границам, желая подружиться со Срединным государством. Вы, Ваше Величество, сидите одна на престоле, и у меня, одинокого и возбужденного, никого нет рядом. Обоим нам скучно, мы лишены того, чем бы могли потешить себя. Хотелось бы променять то, что имею, на то, чего не имею».
Получив письмо, императрица пришла в ярость, льстивые придворные, такие как Фань Куай и другие, ратовали за немедленное объявление войны сюнну. Однако разумные рассуждения трезвомыслящих сановников, среди которых выделялся Цзи Бу (он даже предложил казнить Фань Куая за прожектерские планы), убедили императрицу в абсолютной нереальности ответной мести Мао- дуню, грубо нарушившему не только правила конфуцианской морали, но и нормы дипломатических отношений двух держав, заключивших договор о мире.


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
401
Китай тогда не был готов к войне, и Маодунь прекрасно знал это. Правила дипломатического этикета требовали ответного послания, и Мао дунь получил его: «Я, стоящая во главе бедного владения, - отвечала Люй-хоу, - испугалась и, удалившись, обдумывала письмо. Я стара летами, моя душа одряхлела, волосы и зубы выпали, походка утратила твердость. Вы, шаньюй, наверно, слышали обо мне, Вам не следует марать себя. Я, стоящая во главе бедной страны, не виновата и должна быть прощена [за отказ]. У меня есть две императорские колесницы и две четверки упряжных лошадей, которые подношу Вам для обычных выездов».
Никогда в истории Китая его правители не писали столь самоуничижительных писем, да еще «варварам», находившимся, по мнению древнекитайской аристократии, где-то на далеких подступах к начальным этапам духовного развития. Реальное соотношение сил вынуждало правителей ханьского Китая проводить политику уступок. Это видно не только из переписки Маодуня и Люй- хоу, но и из сопоставления стоимости даров, которыми обменивались обе стороны. В 176-174 гг. до н.э. Маодунь и император Вэнь-ди обменялись следующими дарами: получив одного верблюда, двух верховых лошадей и две упряжные четверки, Вэнь-ди отправил шаньюю 40 кусков обычного гладкого шелка (красного и зеленого), 30 кусков шелковой ткани с затканным узором, 10 кусков шелковой ткани с вышитым цветным узором, несколько золотых украшений, значи- тельное число стеганых халатов из шелковой ткани с затканным узором и, наконец, несколько нестеганых халатов из шелковой ткани с вышитым цветным узором. Последний тип халатов ценился особенно высоко.
Подобный неэквивалентный обмен дарами продолжался весь период начала правления династии Хань, вплоть до воцарения императора У-ди, когда в отношениях с сюнну произошел новый перелом. Императору У-ди, находившемуся на престоле несколько десятилетий (140-87 гг. до н.э.)5 удалось путем различных административных реформ и преобразований в области экономической политики добиться укрепления центральной власти и стабилизировать положение в стране. И вновь, как прежде, встал вопрос о взаимоотношениях с сюнну. Вновь разделились мнения представителей высшей придворной бюрократии, собравшихся в 133 г. до н.э. для обсуждения планов внешней политики. Группировка Хань Аньго настаивала на сохранении мирных отношений, в то время как Ван Хуэй и его единомышленники призывали к войне с сюнну. Верх одержала военная группировка, и в 129 г., весной, 40 тыс. конников, разделенных на четыре отряда, выступили одновременно на север. Поход этот окончился для древних китайцев неудачно. Сюнну, вдохновленные победой (два китайских отряда были разгромлены), вновь активизировались. Они совершали глубокие рейды из Ор- доса и северной части современной пров. Шаньси. Северная Шаньси гориста, для нее характерны глубокие ущелья, поэтому сюнну удавалось иногда проникать в районы, непосредственно прилегающие к Чанъани - столице империи. В 127 г. китайцы вновь выступили на север, на этот раз поход был более удачен. Армии Вэй Цина удалось захватить Ордос и тем самым ликвидировать опас-


402
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
ность прямого нападения на столицу. На территории Ордоса был учрежден округ Шофан, и по примеру Шихуана император У-ди переселил туда 100 тыс. земледельцев, снабдив их всем необходимым. На вновь созданные военные поселения древних китайцев возлагались все те же задачи и надежды. Все последующие годы, почти до самой смерти У-ди, прошли в ожесточенных сражениях с сюнну, в которых с китайской стороны участвовали сотни тысяч человек. И китайцы и сюнну понесли большие потери: десятки тысяч воинов погибли или были взяты в плен. Несмотря на ряд крупных побед, кочевники отступили, перенеся свою ставку на север, за пустыню Гоби. У-ди удалось расширить свои владения на северо-западе, на территории современной пров. Ганьсу, разобщив здесь племена цянов с сюнну. Контроль над Ганьсуйским коридором обеспечивал беспрепятственное продвижение древнекитайских торговых караванов на запад. Войны с сюнну дорого обошлись Китаю - многие семьи лишились кормильцев, как отмечалось в источниках того времени, «сироты попрошайничали на дорогах, старые матери и вдовы плакали». Последствия войны отразились и на общегосударственной полемике 81 г. до н.э.5 известной как «Ян те лунь» («Дискуссия о соли и железе» - тогда решалась судьба государственной монополии на эти товары) - по названию одноименной книги Хуань Куаня, записавшего содержание полемики. Свыше 60 сановников и известных ученых специ- ально прибыли в столицу империи - Чанъань для обсуждения проблем внутренней и внешней политики.
Из внутренних проблем, помимо чисто экономических, существенное внимание уделялось также вопросам наказаний и мерам морального (духовного) воспитания народа. Внешнеполитические вопросы сконцентрировались на проблеме взаимоотношений с сюнну. И вновь, как прежде, выявилось два полярных подхода к решению проблемы сюнну. Один из ближайших советников У-ди, легист Сан Хунъян, сохранивший свой пост и при императоре Чжао-ди (86-73 гг. до н.э.), настаивал на продолжении активной агрессивной войны с сюнну, в то время как его противники, главным образом провинциальные конфуцианцы, возглавляемые сановником Хо Гуаном, выступали за передышку, мирные переговоры, мотивируя это истощением людских и материальных ресурсов.
Не вдаваясь в суть полемики, отметим лишь, что как конфуцианцы, так и ле- гисты придерживались в принципе единых взглядов на характер внешнеполитических функций китайского императора. Уже сложилась общегосударственная внешнеполитическая доктрина о мироустроительных функциях главы китайского государства. Наиболее четко она была изложена конфуцианским сановником, выступающим в тексте в качестве «знатока писаний» (вэньсюэ). «Истинный царь, - поучает „знаток писаний", - стоя в центре, внемлет [делам] Поднебесной; благодеяния, исходящие от его внутренней силы, распространяются на [область] за [пределами четырех] сторон Поднебесной; посольства из отрезанных от нас, [отдаленных] государств и [от народов, соблюдающих] чуждые нам обычаи, собираются при дворе за башнями дворцовых ворот; птицы фэн и хуан находятся


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
403
на стоящих рядами деревьях, единороги цилинъ находятся на болотах за предместьями [столицы]. Все живые, все существа без исключения удостаиваются быть орошенными благодеяниями [государя]».
Противоречия между конфуцианцами и легистами во время знаменитой дискуссии 81 г. до н.э. не касались стратегического внешнеполитического курса китайского двора и основных внешнеполитических функций императора. Полеми- ка разгорелась по чисто тактическим вопросам: как лучше прибрать к рукам сюнну - военным путем, на чем настаивали легисты, или мирными средствами, как считали конфуцианцы. Весьма характерно, что, аргументируя необходимость карательного похода против сюнну, легист Сан Хунъян оперирует конфуцианским представлением об этической неполноценности «варваров», которые не соблюдают конфуцианских принципов справедливости: «Ведь, полагаясь на ум, строить планы против глупого, опираясь на справедливость, идти карательным походом на не соблюдающего справедливость подобно тому, чтобы, воспользовавшись осенним инеем, помочь листопаду». Это высказывание свидетельствует о продолжавшемся сближении некоторых теоретических основ некогда полярных этико-политических школ.
Для Китая того периода сюнну уже не представляли такой серьезной угрозы, как в начале правления императора У-ди. Многолетние кровопролитные войны с армиями У-ди, в результате которых погибло не только много воинов, но и материальных ценностей, особенно крупного рогатого скота и лошадей, трагически сказались на судьбе империи сюнну. Тяжелое положение усугубилось суро- выми зимами и вспыхнувшей чумой. Начались распри среди шаньюев, подогреваемые тайными китайскими лазутчиками. В 51 г. до н.э. шанъюй Хуханье прибыл к китайскому двору и признал себя вассалом Хань. Часть сюнну, несоглас- ных с изменой Хуханье, во главе с шаньюем Чжичжи ушла на север, за пустыню Гоби. Произошел раскол сюнну на южных и северных. Это было началом конца империи сюнну.
Наступил новый этап в истории взаимоотношений двух некогда равных этносов: определяющей до конца правления династии Хань являлась уже политика китайского двора. В этот период древнекитайская бюрократия начинает все активнее претворять в жизнь ставшую впоследствии традиционной политику «с помощью варваров уничтожать варваров». Диапазон ее был довольно широк -от методов дипломатических, включая психологическое воздействие, разжигающее распри между соплеменниками, вплоть до прямого использования южных сюнну в войне против северных.
Несколько десятилетий древнекитайская бюрократия методично прибирала к рукам южносюннуских правителей, превращая их в своих преданных вассалов. Сыновья шаньюев воспитывались при императорском дворе, находясь фактически на положении заложников. Проводился эксперимент конфуцианизации «варварской» верхушки, ибо древние китайцы придавали большое значение идеологическому воспитанию. При этом не забывался и легистский принцип наград и поощрений за примерную службу. Поощрения были немалые. Так, на-


404
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
пример, в 50 г. император Гуан У-ди пожаловал шаньюю кроме головного убора пояс, одежды, золотую государственную печать, коляски, лошадей, сабли, луки, стрелы, 10 тыс. кусков парчи и других шелковых тканей, 10 тыс. цзиней ваты, 25 тыс. мешков риса и 36 тыс. голов мелкого и крупного рогатого скота. Вслед за неоднократными пожалованиями такого типа осуществляется постепенное внедрение китайской администрации во владения гианьюев. Назначается специальный эмиссар двора (чжун ланцзян)，которому вменяется в обязанность управлять южными сюнну. В его подчинении несколько чиновников и небольшой вооруженный отряд. Все они находились в стане шаньюя, «принимая там участие в обсуждении спорных дел и следя за порядком у сюнну». Шаньюев принуждали выполнять весь традиционный древнекитайский дипломатический ритуал, демонстрировавший их подчиненное положение. Принимая императорский указ в своей ставке, они обязаны были падать ниц, отвешивать земные поклоны и называть себя вассалами.
Умело играя на возникшей отчужденности между северными и южными сюнну, древнекитайские сановники стремились сохранить напряженность в отношениях со свободными сюнну. В начале 50-х годов северные сюнну неоднократно отправляли к императорскому двору посланников с предложением «заключить договор о мире, основанный на родстве», однако китайцы отклоняли эти предложения. Сказывалось их отношение к договорам такого типа, которые они не рассматривали как равноправные. Отечественный китаист Л.И.Думан правильно отмечал, что договор такого типа «ставил Китай в менее выгодное положение, заставляя его идти на уступки сюнну: он обязывал китайского императора выдавать замуж царевну за иностранного правителя и ежегодно посылать ему условленное в договоре количество даров. Но времена менялись, изменялось и содержание договоров, заключавшихся Китаем с кочевыми народами». Китайцы настаивали на подчинении им не только север- ных сюнну, но и зависимого от них населения Западного края. Среди северных сюнну произошел раскол, часть аристократии, взирая на своих южных соплеменников, считала более выгодным перейти на сторону Китая и прекратить всякие военные действия. В 85 г. семьдесят три рода во главе со старейшинами бежали в Китай.
Императорский двор решил, что наконец наступило то долгожданное время, когда можно окончательно разгромить сюнну. Стремясь сохранить силы для решительного удара, древнекитайские сановники на первом этапе действовали только «с помощью варваров». Было организовано одновременное нападение с нескольких сторон: южные аймаки напали с фронта, динлины ударили с тыла, сяньбийцы - с востока, а туркестанские отряды - с запада. Понеся большие потери, с тяжелыми боями северные сюнну отступили далеко в пустыни.
Приближался последний этап многолетней борьбы императорского Китая с государством сюнну. На этом этапе активную роль сыграл гианьюй южных сюнну Туньтухэ, предложивший китайскому двору свои услуги в борьбе с северными сюнну. В письме на имя вдовствующей императрицы от 88 г. он писал:


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
405
«Я, Ваш слуга, совместно с князьями, гудухоу и перебежчиками-вождями обсудили с разных сторон план действий, при этом все сказали: „Сейчас, когда среди северных варваров происходят раздоры, следует направить против них войско“》. Далее в письме сообщалось: «Хочу собрать лучших воинов в своем государстве... и послать в поход». Письмо понравилось: двор мог убедиться в результативности долголетней тактики щедрых пожалований сюннуской верхушке. Столичный военачальник Гэн Бин советовал императрице принять предложение Тунь- тухэ: «Ныне по милости Неба среди северных варваров возникли раздоры, а так как нападения одних варваров на других выгодны империи, следует согласиться с представленной просьбой».
В 89 г. китайские войска, возглавляемые Гэн Бином, совместно с конницей Туньтухэ выступили против северных сюнну. В результате трехлетних военных действий северные сюнну потерпели полное поражение: было убито и взято в плен свыше 200 тыс. человек. Государство северных сюнну перестало существовать; оставшиеся мелкие владения уже не играли никакой роли. Так закончилось, по крайней мере на время правления ханьской династии, многолетнее про- тивоборство двух государств.
Китай и Западный край
Как видно из названия, Западным краем (Си юй) древние китайцы называли все земли, расположенные западнее их страны. В то же время этот термин употреблялся, особенно начиная с периода правления династии Поздняя Хань (I-III вв. н.э.), и для обозначения небольших государств Средней Азии, расположенных в бассейне р. Тарим. «Государства, находящиеся в Западном крае,- говорится в главе „Си юйи „Истории династии Поздняя ХаньС6, - с востока на запад занимают территорию свыше 6000 ли, с юга на север - более 1000 ли, на востоке доходят до Юймыня и .Яньгуаня, на западе достигают Цуньлиня. На севере и востоке они граничат с сюнну и усунями, на юге и востоке - высокие горы, в центре - река». Бассейн Тарима, окруженный на севере Тянь- шаньской дугой и Памирской аркой, на юге представлял благодатный край, издревле населенный земледельцами. Древние китайцы, особенно купцы, хорошо знали оазисы, протянувшиеся от Кашгара (Суле) на юго-восток через Яркенд (Согюй), Хотан (Юйтянь) до оз. Лобнор. Вторая цепочка оазисов была расположена севернее и шла от того же Кашгара на северо-восток к Куче (Гуйцзы), Харашару (Яньти), Хами (Ивулу) до Яньгуаня, на границе с Китаем. Трудолюбивые земледельцы, владевшие в совершенстве техникой ирригационных работ, в изобилии выращивали пшеницу, дыни, арбузы, абрикосы, гранаты, виноград и т.п.
Многие из этих продуктов впервые попали в древний Китай именно из Западного края. Но Западный край приобретал все большее значение не только из- за своих природных богатств - это было окно в западный мир.


406
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
Великий Шелковый путь и его роль
в контактах ханьского Китая со странами Запада
Дорога через Таримский бассейн с ее двумя естественными маршрутами, по которой китайцы экспортировали главным образом шелк, стала известна как Великий шелковый путь.
Шелк, производимый в древности только в Китае, пользовался колоссальным спросом как в государствах Западного края, так и далеко за их пределами. Исследователь экономических связей ханьского Китая Инши Юй отмечает, что «из всех товаров, вывозимых из ханьского Китая, шелк был исключительным товаром, безусловно больше всего ценившимся иностранцами. Большая ценность шелка вкупе с его малым объемом и легким весом должна была сделать его особенно любимым предметом и среди китайских и среди „варварских" купцов и посланников во время их путешествий в Ханьскую империю. Шелк так высоко ценился народами Западного края, что в некоторых местах китайцы могли использовать его наравне с золотом при обмене на продукты питания». И в самом Китае шелк иногда использовался в связи с повышенным спросом за границей в функции денег. Так, например, в эдикте ханьского императора Чжан-ди от 82 г. н.э. говорилось, что «уплативший 20 кусков шелка избавляется от смертной казни».
Помимо правителей Западного края и кочевой знати постоянным и ненасытным потребителем шелка стал Рим. По мнению многих исследователей, впервые китайский шелк появился на территории Римской империи в период правления Августа (27 г. до н.э. - 14 г. н.э.). В то время, по-видимому? еще не было прямой связи между Китаем и Римом, основными поставщиками этого ценного товара являлись Средняя Азия и Парфия, которые способствовали возникновению и функционированию торговли шелком между Востоком и Западом. Англо- американский востоковед О.Латтимор считает, что первично экспорт шелка возник из даров, что куски шелка таким образом стали стандартом ценности предметов роскоши, что правители маленьких государств, получившие шелк в качестве дара, продавали его на отдаленных рынках, становясь посредниками в торговле.
На самом отдаленном рынке шелк был почти немедленно принят состоятельными римлянами - и мужчинами и женщинами. Много упоминаний об использовании шелка для одежды, различных подушек и т.п. можно найти у писателей эпохи Августа. Писавший во второй половине I в. н.э. Плиний включает шелк в свой список наиболее дорогих и ценных товаров и сожалеет, что «серы» (китайцы) вместе с Индией и Аравией выкачивали из Римской империи по меньшей мере 100 миллионов сестерций каждый год. «Вот, - отмечает он, - сумма, в которую нам обходятся наша роскошь и наши женщины».
Спрос определял предложение: Китай, государства Средней Азии, Ближнего Востока и Римская империя оказались вовлеченными в активную международную торговлю. И основную роль в этой международной экономической торговле


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
407
суждено было сыграть Великому шелковому пути. Его главная трасса начиналась в столице Ханьской империи Чанъани, шла на запад вдоль коридора Ганьсу, пересекала бассейн Тарима и горы Памира, проходила через Туркестан (где особенно активны были самаркандские и бухарские купцы), затем через современные Ирак, Иран, Сирию и в конце концов доходила до Средиземного моря. Чем дальше поступал шелк от границ Китайской империи, тем выше была его цена, ибо посредники взимали немалые пошлины. Так, правители Парфянской империи, осуществлявшие строгий контроль за китайско-римской торговлей шелком, взимали как минимум пошлину в размере 25% продажной цены. Поэтому неудивительно, что в Риме подчас один фунт шелка равнялся в цене такому же весу золота. И тем не менее богатые римляне охотно покупали этот престижный товар, ибо он был в большой моде. Клеопатра, стремясь поразить своих гостей, появлялась на пиру в шелковом платье. Спрос на древнекитайский шелк был столь велик, что Тиберий издал специальный эдикт, запрещавший мужчинам носить шелковые одежды, дабы хватило его для женщин.
Китайская бюрократия учитывала этот постоянно растущий спрос и умело использовала шелк в своей внешней политике. Шелк был включен в число стратегических товаров, которые должны были «работать» на внешнеполитическую доктрину. В период централизованных империй Цинь-Хань торговля стала составной частью международной политики. Постоянно испытывая ограничения в объемах шелка, поступающего в страну долгим сухопутным путем через посредников -Парфию и Кушанов, римляне искали дополнительный обходной путь к китайскому шелковому богатству.
На Красном море специально создается римский флот, который наводит страх на арабских пиратов; восстанавливается древний канал из Нила в Красное море, прообраз Суэцкого. Еще в последние годы I в. до н.э. вольноотпущенник некоего Анния Плокама, назначенного Августом собирать таможенные пошлины в Красном море, был выброшен бурей в Индию. Так, по словам Плиния Старшего, была открыта муссонная навигация, позволившая избегать долгого и опасного плавания вдоль побережья. Эпиграфические данные позволяют скорректировать датировку Плиния, который относит эти события ко времени правления Клавдия (41-54 гг. н.э.). С этого времени корабли отправлялись из рим- ского Египта в Южную Индию в конце лета, когда ветры дули с северо-запада, а зимой, когда направление ветров менялось, возвращались обратно. Римские купцы прочно обосновались в южноиндийском порту Музирис и даже возвели там храм Божественного Августа. По новому торговому пути, навстречу серебру и римским керамическим изделиям, из ханьского Китая в Рим тонкой струей устремился долгожданный шелк. Любопытно, отмечают сегодняшние исследователи, что римляне не понимали, что шелк, приходящий морским путем из Индии и сухопутным путем через Бактрию, происходит из одного источника. В Индию, думали они, шелк приходит из страны синов (от старинного названия империи Цинь, отсюда и англ. China), а в Среднюю Азию - из страны серов (искаженное китайское название шелка).


408
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
Но сами купцы прекрасно разбирались в специфике тогдашней государственной торговли ханьского Китая с Римом. Так называемой чистой государственной торговли не существовало; все товары, как поставляемые двором, так и получаемые им, должны были быть оформлены в виде подарков. Иноземные державы и их торговые представители могли получить шелк лишь в виде китайских подарков в обмен на предоставленную дань, иной формы торговли не существовало. Впоследствии специалисты охарактеризуют этот вид внешнеэкономических связей как «данническую торговлю», и этот институт, возникший в глубокой древности, просуществует вплоть до XIX в. Торговля шелком помогла китайскому двору превратить в своих «вассалов» многих иностранных правителей, включая римского императора Марка Аврелия, о чем говорится в «Истории династии Поздняя Хань». Действительно, в 166 г. н.э. в Чанъань прибыли представители Рима, но это было не посольство из Рима, а просто предприимчивый итальянский купец выдал себя за императорского посланника, чтобы получить необходимый ему товар. Этим он открыл целую серию «фальшивых посольств», состоящих из купцов западных царств, которые, усвоив китайский дипломатический ритуал, подделывали государственные послания от имени правителей, представителями которых они себя объявляли, и под предлогом того, что они послы, предлагали «дань» китайскому двору, получая в ответ подарки. Такая «данническая торговля» велась на протяжении многих столетий, но это отнюдь не свидетельствовало, как хотел этого китайский двор, о реальной вассальной зависимости всех торговых партнеров Китая. Они вынуждены были принять условия торговли, навязываемые Китаем.
Западный край интересовал ханьских правителей не только сам по себе, но также как транзитный путь в торговле с Римом; он играл большую роль и в жизни сюнну, являясь для них как бы экономической базой. Особенно ценен и жизненно необходим был им этот край во время засухи. Ханьским правителям необходимо было лишить сюнну базы, а заодно получить породистых скакунов из Ферганы.
Военные походы ханьских императоров
в Западный край
Император У-ди решил овладеть Западным краем, возведя охрану торгового пути и борьбу с сюнну в ранг государственной политики. Начиная со 138 г. до н.э. он дважды посылал Чжан Цяня в Западный край, обязав его не только заключить союзы с усунями и даюэчжи против сюнну, но главным образом собрать как можно больше сведений, завязать нужные контакты, разведать надежные маршруты для продвижения войск. Полученных сведений оказалось доста- точно, чтобы начать вплотную готовиться к серьезной военной экспедиции. Конечным пунктом была намечена Фергана.
Выбор этот для У-ди не был случайным: он давно стремился приобрести как можно больше ферганских коней. В период империй в Китае имелись две породы лошадей. Одна из них - низкорослая, быстрая, используемая в кавалерийских частях. То были, как правило, лошади, приобретенные или захваченные у сюнну,


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
409
ибо они выгодно отличались от местной породы, хотя и были сходны с ней. Чао Цо писал, что《в подъеме и спуске с гор, преодолении ущелий и горных потоков китайские лошади не могут сравниться с лошадьми сюнну».
Вторая порода - упомянутые выше «ханьсюе ма» («потеющие кровью»)- в кавалерии использовалась редко, ибо стоила чрезвычайно дорого. Эти лошади нужны были для императорских выездов и для выездов высших чиновников. По сведениям придворных, лошади из Ферганы «более крепкие», нежели те, что Чжан Цянь привез в дар У-ди от усуней. Они были «высотой в семь ни» (около 160 см). Конь породы «ханьсюе ма» - неотъемлемая часть атрибута чиновников высших рангов, а поскольку бюрократия по мере укрепления центральной власти росла довольно быстро, то государственный аппарат испытывал острую нужду в этих животных.
Бюрократия, богатые землевладельцы и крупные торговцы (а в период Хань между этими тремя категориями населения существовали очень прочные связи) были кровно заинтересованы в походе на Западный край.
В 110 г. до н.э. 60-тысячная армия, сопровождаемая носильщиками, слугами и огромным обозом, насчитывавшим 100 тыс. волов, 30 тыс. лошадей, десятки тысяч ослов, мулов и верблюдов, вступила на территорию Таримского бассейна. По пути она разгромила отряды цянов. Население Западного края оказало решительное сопротивление: до Ферганы добралось лишь 30 тыс. воинов. Сорок дней длилась осада города, наконец ферганцы убили своего правителя и согласились отдать часть коней. Древние китайцы возвели на престол нового, преданного им хана и удалились вместе с лошадьми. Они отобрали «много десятков лучших коней» и более 3 тыс. жеребцов и кобыл несколько худшего качества. Так завершился этот грандиозный поход, окончившийся трагедией для его участников: домой вернулись лишь около 10 тыс. воинов и тысяча лошадей. Но организаторы экспедиции были довольны: наконец-то они приобрели достаточное количество «потеющих кровью».
Вряд ли можно согласиться с Фань Е, сообщавшим, что в результате этого похода 36 государств Западного края оказались во власти Китая и управлялись специально назначенным сяо вэем. Кратковременное господство в Западном крае окончилось с уходом войск: древние китайцы были не в состоянии постоянно держать там большие гарнизоны, а без них управление было невозможно. К началу н.э., ко времени второй экспансии древних китайцев, связанной с деятельностью ханьского полководца, ставшего затем наместником Западного края, Бань Чао, государства региона, расположенные вдоль северной караванной дороги (Чеши Передний, Чеши Задний, Яньти, Гуйцзы, Гумо и др.)5 находились под контролем северных сюнну; те же, что были на южной дороге, были более свободны. Прибыв в Западный край в 73 г. в составе войск Доу Гу, Бань Чао пробыл там 29 лет, изъездив этот край вдоль и поперек.
Местные правители и население смогли наглядно убедиться в сущности древнекитайской политики «с помощью варваров уничтожать варваров». Бань Чао оказался крупным и весьма искусным специалистом в этой области: подкупы,


410
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
вероломство, заверения в дружбе и предательство, раздоры в правящей верхушке, натравливание одних правителей на других, жестокие убийства - все использовалось им для укрепления китайского влияния. С помощью присылаемых из центра войск Бань Чао удалось на время достичь намеченной цели: «На шестом году [правления императора Хэ-ди] (в 94 г. н.э. - Л.П.) Бань Чао вновь овладел Яньти (Харашаром). Тогда свыше 50 государств прислали заложников и подчинились [Китаю]». Однако вскоре после отъезда Бань Чао, в 106 г., здесь вновь вспыхнуло крупное антикитайское восстание. Ханьским императорам так и не удалось окончательно овладеть Западным краем.
Взаимоотношения с южными соседями
Уже в глубокой древности, во II тыс. до н.э., в бассейне нижнего и среднего течения р. Янцзы сложилась обширная этническая общность, известная под названием цзяо чжи (жяо ты).
Археологические изыскания показали, что жители этого района были тесно связаны с населением бассейна р. Сицзян и Северо-Восточного Индокитая. На всей этой территории существовал единый поздненеолитический культурный комплекс - культура плечикового топора и штампованной керамики. У жителей региона были сходные орудия труда (мотыги, кирки) и оружие; они воздвигали однотипные сооружения вокруг своих поселений.
Население, принадлежавшее к этнической общности цзяо чжи, отличалось от своих северных соседей. Цзяо чжи были предками современных вьетнамцев. Вьетнамский историк проф. Дао Зюй Ань, исследуя древнекитайские летописи, пришел к выводу, что предки вьетнамцев до эпохи Чжаньго (V-III вв. до н.э.) жили на территории современных провинций Хунань, Цзянси, части провинций Хубэй и Аньхуэй, т.е. в бассейне оз. Дунтинху и по среднему течению Янцзы. Постепенно цзяо чжи передвигались на юг. Из ранних вьетнамских объединений наиболее могущественным было государство Вьет (Юэ)5 находившееся на территории современной китайской пров. Чжэцзян. Наивысшего расцвета оно достигло при правителе Кау Тиене (505^65 гг. до н.э.). В IV в. до н.э. оно вело войны с древнекитайскими царствами У и Чу. В 333 г. до н.э. чусцам удалось овладеть западной частью государства Вьет; вьеты ушли на юг. С этого времени вместо названия Вьет (Юэ) в китайских источниках появляется название «Бать вьет» (Бай юэ) - «Сто родов вьет». Эти племенные союзы обитали на территории современных китайских провинций Фуцзянь и Гуандун.
Аулак и древний Китай
накануне создания империи Цинь
В 257 г. до н.э. в результате объединения лаквьетских племен на северо- востоке Индокитайского полуострова было создано государственное образова-


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
411
ние Аулак, просуществовавшее до 207 г. до н.э. Оно занимало дельту и среднее течение Красной реки, а также районы, прилегающие к ней с юга.
Более 30 лет между Аулаком и древним Китаем существовали мирные отношения. В значительной степени это объяснялось тем, что во второй половине III в. до н.э. некогда могущественному царству Чу, расположенному севернее Аулака, было не до своего южного соседа. Царству Чу приходилось отражать нападения другого древнекитайского царства - более могущественного государства Цинь.
Аулак вел торговлю с древнекитайскими царствами. По-видимому, торговые связи были довольно активными, так как китайские деньги имели широкое хождение в Аулаке. Китайские купцы доставляли в Аулак оружие: бронзовые и железные мечи, копья, кинжалы и т.п. Большим спросом у знати Аулака пользова- лись китайские бронзовые и керамические вазы, большие бронзовые флаконы со стилизованными масками - таоте, тарная керамика, представленная большими плоскодонными сосудами сфероконической формы со стоячими венчиками и налепными маленькими ручками. В Аулак ввозились таьсже сельскохозяйственные орудия и крупный рогатый скот. Аулак снабжал древнекитайские царства некоторыми видами металлических изделий, рогами носорогов, жемчугом, перьями зимородка, драгоценными камнями, ювелирными изделиями.
Походы Цинь Шихуана
против древних вьетнамцев
Характер мирных отношений Аулака с древним Китаем резко изменился после создания империи Цинь - первого централизованного китайского государства. Если ранее различные древнекитайские царства, занятые междоусобными войнами, не имели реальных возможностей для продвижения на юг, то с объединением страны такая возможность появилась. Правящие классы древнего Китая (административная верхушка, наследственная аристократия, богатое купече- ство) уже давно стремились к владычеству над своими южными соседями. Судя по сообщению «Хуайнаньцзы» - памятника, составленного во II в. до н.э., знатные китайцы были весьма наслышаны о богатствах районов, населенных вьетнамцами, где в изобилии имелись предметы, высоко ценившиеся на рынках им- перии, например рога носорога, из которых древние китайцы варили ценное лекарство, слоновая кость, красочные перья редкостных птиц, жемчуг и т.п.
Вскоре после объединения страны Шихуан обрушил на районы, населенные вьетнамцами, 500-тысячную регулярную армию. Наступление велось широким фронтом, древнекитайские войска были разделены на пять армий, двигавшихся в пяти различных направлениях: первая колонна двигалась на Таньчэн (Хунань, юго-запад совр. уезда Цинсянь), вторая - на Цзюн-шань (Хунань, совр. уезд Цзянхуа), третья - в сторону Паньюя (совр. Гуанчжоу), четвертая - на Наньюэ (государство Намвьет) и пятая - на Юйганьшуй (река на территории совр. уезда Юйгань пров. Цзянси). Источники сообщают лишь о трех командующих ар-


412 Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
миями - Ту Цзюе, Жэнь Сяне и Чжао То, имена остальных неизвестны. Наступление велось в непривычных и тяжелых для северян климатических усло- виях. Кроме того, в этих районах не было магистральных дорог, что затрудняло снабжение войск провиантом и оружием. Добыть необходимое продовольствие на завоеванной территории древнекитайские войска не могли, ибо все население ушло в леса и горы, захватив с собой имущество и скот. Дальнейшее продвижение войск в условиях бездорожья и нехватки провианта ставило весь поход под угрозу поражения. Тогда командование китайской армии бросило часть войск на строительство канала, соединившего р. Сяньшуй, вытекавшую из оз. Поянху, с р. Люшуй, притоком р. Сицзян. Этот канал, построенный в рекордно короткий срок, позволил снабжать войска всем необходимым. Китайцы называли этот путь «дорогой продовольствия». Однако, не- смотря на разрешение продовольственного вопроса, войска продвигались крайне медленно, так как им приходилось вести непрерывные бои с отрядами лаквьетов, совершавшими стремительные и неожиданные набеги днем и ночью. Война принимала невыгодный для империи Цинь партизанский характер. Лаквьеты держали китайские войска в постоянном напряжении. По сообщению источника, китайские воины в течение «трех лет не снимали доспехов, не ослабляли [тетивы] арбалетов». Правда, первые три года принесли кое-какие успехи: китайские войска продвинулись во всех пяти направлениях и даже убили Июйсуна, правителя Западного Аулака, но не смогли закрепить за собой всю завоеванную территорию. В 214 г. до н.э. войска государства Аулак совместно с отрядами пле- мен юэ в ночном сражении разгромили китайскую армию и убили полководца Ту Цзюя. Под угрозой оказалась вся южная кампания. Тогда Шихуан срочно провел мобилизацию по всей стране. Специальные императорские эмиссары рыскали повсюду в поисках «тех, кто укрылся от воинской повинности». В 214 г. до н.э. вновь созданная армия, возглавляемая Чжао То, была направлена на помощь отступавшим китайским войскам. Численный состав этой армии неизвестен. Получив подкрепление, китайские войска захватили Намвьет и северо- восточную часть Аулака. На вновь присоединенной территории были учреждены округа Наньхай (совр. пров. Гуандун), Гуйлин (совр. пров. Гуанси) и Сян (букв. Слоновий).
По вопросу расположения округа Сян обратимся к источникам. Самым ранним и достоверным из них являются «Исторические записки» Сыма Цяня, составленные в конце II - начале I в. до н.э. В гл. 6, посвященной жизнеописанию императора Цинь Шихуана, говорится: «На 33-м году правления (214 г. до н.э.- Л.П.) были призваны в армию скрывавшиеся от воинской повинности, заложенные зятья (одна из категорий частных рабов. - Л.П.) и торговцы, их послали на захват земель Лулян, и когда [на этих землях] учредили округа Гуйлин, Сян
Печать. Эпоха Хань


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
413
и Наньхай, то их послали охранять [вновь завоеванную территорию]». Танские комментаторы «Историчесюих записок» Сыма Чжэнь и Чжан Шоуцзе отмечали, что «земли Лулян» - это обиталище «жестоких людей», поселившихся в горах южнее Пяти хребтов. Землями Лулян ханьцы называли районы, населенные древними вьетнамцами. Следует отметить, что у древних китайцев были основания называть вьетов «жестокими людьми», ибо вьетнамцы оказывали китайским войскам упорнейшее сопротивление, нанося им ощутимые потери. В одном лишь ночном сражении, когда вьеты убили циньского полководца Ту Цзюя, «кровь лилась рекой, убитых было несколько сот тысяч». Эта цифра, конечно, преувеличена, но войны с вьетами действительно обескровливали империю Цинь. Проведя в 214 г. до н.э. дополнительную мобилизацию, Шихуан с трудом сумел продвинуть свои армии на юг. Сыма Цянь говорит, что округ Сян был действительно учрежден, и прямо указывает, какие войска были посланы для охраны в округа Сян, Гуйлин и Наньхай. Теперь следует ответить на другой вопрос: где же находился этот загадочный Слоновий округ? Сунский комментатор «Исторических записок» Пэй Инь, идентифицируя его местонахождение, ссылается на известного историографа и комментатора классической литературы Вэй Чжао, жившего в середине III в. н.э. «Округ Сян, - пишет Вэй Чжао, - это современный Жинань». Сообщение Вэй Чжао относится к самым ранним из известных нам сведений о местонахождении округа Сян. В «Большом словаре китайских древних и современных географических названий» говорится, что округ Сян находился на юге Аньнани (совр. Северного Вьетнама). Более конкретные данные приводятся в энциклопедии, составленной Сыма Гуаном в XI в.5 где говорится, что округ расположен в 1750 ли от Чанъани - столицы империи. К сожалению, Сыма Гуан не указывает, какая имеется в виду граница округа - северная или южная. Однако, даже основываясь только на приведенных выше данных, мы можем заключить, что округ Сян находился на территории совр. Вьетнама.
Итак, уже в 214 г. до н.э. на землях, принадлежавших предкам вьетнамцев, а также на части современного Вьетнама были учреждены китайские округа. В источниках отсутствуют какие-либо прямые данные о методах управления захваченной территорией. Однако некоторые косвенные данные позволяют реконструировать хотя бы приблизительно систему управления. Известно, что во вновь созданные округа Шихуан посылал старших чиновников {чжан ли). Согласно циньской системе управления, к категории старших чиновников относились высшие чиновники окружных управлений и начальники уездов. Таким об- разом, можно предположить, что в период циньского господства на завоеванной территории были учреждены и уезды. Это предположение подтверждается од-
Верительный знак полководца в виде животного. Эпоха Хань


414
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
ним фактом из биографии Чжао То, ставшего правителем государства Намвьет. В период Цинь Чжао То, китаец по национальности, занимал должность начальника уезда Лунчуань округа Наньхай. В то время, по-видимому, имелся немалый спрос на китайских чиновников, которых нужно было послать на вновь захваченные земли. Однако желающих ехать добровольно было немного, поэтому в 213 г. до н.э. Шихуан специально посылает «нерадивых чиновников-закон- ников» во Вьетнам. Уже сам факт посылки чиновников-законников позволяет предположить, что были сделаны попытки ввести на завоеванных территориях китайское законодательство.
В новых округах Шихуан пытался учредить свою административную систему управления. В империи Цинь каждый округ был разделен соответственно на уезды, волости и тины (десять общин). Самой низшей единицей этого деления была община {ли). Китайская община в то время имела свои собственные органы управления в лице выборных или наследственных фулао - «отцов-старейшин». Органы императорской администрации действовали в надобщинной сфере. Во Вьетнаме китайцы, по-видимому, не смогли проникнуть дальше уезда: на местах действовали местные вьетнамские чиновники или органы самоуправления вьетнамской общины. Поэтому вслед за войсками во Вьетнам двинулся поток переселенцев. Колонизация окраин китайским населением - испытанный метод, по- лучивший широкое распространение со времен империй Цинь и Хань. Этот метод освоения завоеванных земель был известен под названием «цанъ ши» - «поедать постепенно земли соседей так же, как шелковичный червь листья». Опи- сывая эти события, Сыма Цянь отмечал: «И был послан народ, дабы жил он совместно с вьетнамцами». Судя по сообщению ханьского ученого Жу Чуня, колонизация завоеванных округов осуществлялась за счет переселенцев из цен- тральных районов империи. Обычно Шихуан освобождал переселенцев от несения государственных повинностей и предоставлял им ряд льгот. Вполне возможно, что и на этот раз колонисты были освобождены от повинностей. Вероят- но5 им предоставляли и лучшие, очищенные от джунглей пахотные земли, сгоняя аборигенов на худшие поля. Можно предположить, что Шихуан пытался таьсже создать на новой территории военные поселения. В этой связи заслуживает внимания следующее сообщение Сыма Цяня: «Цинь Шихуан послал Вэй То (Чжао То. -Л.П.) переправиться через Пять хребтов и напасть на вьетов... [Чжао То] отправил императору письмо с просьбой прислать 30 тыс. незамужних женщин, дабы они шили одежды для воинов. Цинь Шихуан согласился послать 15 тыс. женщин».
Установление циньского господства, сопровождавшееся притеснениями местного населения, не могло не вызвать волну протеста. Как только в 209 г. до н.э. в Китае началось народное восстание против династии Цинь, вьеты сразу же включились в эту борьбу. Известно, что в повстанческой армии беглого каторжника Цин Бу, действовавшей в 207-206 гг. до н.э. на юге Китая, активную роль играл большой отряд вьетов из округов Наньхай и Гуйлин.


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
415
Создание независимого государства Нанъюэ
Воспользовавшись восстанием, китайский чиновник Чжао То, бывший начальник уездного управления в округе Наньхай, овладел всем округом. Чжао То перебил циньских чиновников и вместо них назначил начальниками округов и уездов своих родственников - членов патронимии Чжао.
Вскоре после гибели династии Цинь в 207-206 гг. до н.э. Чжао То присоединил к своим владениям округа Гуйлин и Сян и провозгласил себя правителем (ваном) независимого государства Наньюэ. Он разделил территорию прежнего Аулака на три области: Жяоти, Кыу-тян и Ньят-нам. Будучи в свое время циньским чиновником, Чжао То пытался ввести в своем государстве китайскую систему управления. Выше мы отмечали, что в округе Наньхай он сохранил деление на уезды, удалось ли ему внедрить такое же административное деление в более отдаленных округах, в частности в округе Сян, ответить довольно трудно. По-видимому, на первых порах у него не хватало чиновников. Поэтому он вступил в контакт с местной наследственной аристократией, сохранив за ней определенные права. На местах непосредственное управление осуществляли представители наследственной аристократии Аулака. За их деятельностью наблюдали чиновники, назначаемые самим Чжао То. Среди чиновников были и лаквьеты, ибо некоторые из род- ственников Чжао То породнились с местной аристократией. Весьма интересно, что в Намвьете, так же как и в Цинь, подвластное чиновникам население делилось по десятеричной системе. Жалованье чиновников зависело от рангов: чинов- ник высокого ранга имел право взимать с населения от 600 до 1000 даней риса (1 дань = 103,5 л) в год, чиновник низшего ранга - не более 200 даней. По существу, Чжао То скопировал циньскую систему обеспечения должностных лиц. Чиновники, даже самые высшие, не имели земельных владений: все они получали от государства регулярное натуральное довольствие.
При жизни Чжао То Намвьет был вполне самостоятелен в проведении внешней политики. В первой половине II в. до н.э. Китай был еще слаб, страна не могла еще оправиться от долгих войн. Не окрепла центральная власть, были сильны сепаратистские тенденции местных китайских правителей. Поэтому первый ханьский император, Гао-цзу (Лю Бан), в 196 г. до н.э. прислал своего специального эмиссара Лу Цзя для установления посольских связей. Более того, Гао-цзу издал запоздалый указ о назначении Чжао То правителем Намвьета, стремясь тем самым поставить Чжао То в зависимое положение от древнего Китая. На первых порах Гао-цзу устраивал бы чисто номинальный вассалитет. Неизвестно, как Чжао То реагировал на заигрывание ханьского двора, он, видимо, понимал, что Китай для него в то время не представлял большой опасности.
В этот период оживились торговые связи: китайские купцы поставляли в Намвьет сельскохозяйственные орудия и рабочий скот. Укрепление экономических контактов настораживало китайских правителей. Опасаясь усиления Чжао То, вдовствующая императрица Люй-хоу (187-180 гг. до н.э.) запретила вывозить из Китая в Намвьет железные орудия. По-видимому, в данном случае речь шла о запрете на вывоз китайского оружия. В ответ Чжао То порвал дипломатиче-


416
Часть IV. ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
ские отношения с Китаем, провозгласил себя императором Наньу и напал на южные районы Китая, контролировавшиеся правителем Чанша.
Император Вэнь-ди (179-157 гг. до н.э.) повел более гибкую политику в отношении правителя Намвьета. Он пытался сыграть на национальных и родственных чувствах Чжао То. Для древнего юитайца, воспитанного в конфуцианском духе, почитание предков стоит в числе первейших заповедей. Известно, что Чжао То был родом из уезда Чжэндин современной пров. Хэбэй. Император Вэнь-ди послал специальных людей для того, чтобы они ухаживали за родовым ьсладбищем семьи Чжао и во время общекитайских церемоний приносили жертвы предкам Чжао То. Это был мудрый со стороны Вэнь-ди дипломатический прием. Чжао То и его многочисленным родственникам, занимавшим высшие посты в административном аппарате Намвьета, было лестно, что об их предках заботится сам ханьский император. Вэнь-ди в своем стремлении расположить к себе Чжао То пошел еще дальше: он предоставил родственникам Чжао То, проживавшим в Китае, администра- тивные посты, одарив их при этом богатыми императорскими подарками. Известно, что в Китае в эпоху Хань сохранялись большие патронимии, насчитывавшие от нескольких сотен до тысячи семей. Члены патронимии, связанные кровнород- ственными отношениями и общностью идеологической (совместные культовые отправления), а также общностью хозяйственной (обычай взаимопомощи), поддерживали между собой самые тесные отношения и выступали во внешнем мире согласованно. В патронимии Чжао То могло быть несколько сотен взрослых мужчин.
Покорение Намвьета ханьскими войсками
После смерти Чжао 丁о в правящем лагере Намвьета постепенно усиливается борьба за императорский престол. В этой борьбе представители семьи Чжао обращаются за помощью к Ханьской империи. Сыма Цянь сообщает о том, что мать малолетнего императора Синя, носившая титул тайхоу (вдовствующая императрица), опасаясь переворота, обратилась за помощью к ханьскому двору. Поскольку сама тайхоу была китаянкой, она надеялась, что ханьский двор не откажет ей в помощи. В своем послании на имя китайского императора У-ди тайхоу просила приравнять намвьетских правителей к высшей китайской знати {чжухоу), соглашалась один раз в три года прибывать ко двору и открывать за- ставы на границах. В ответном послании У-ди отмечал，что на ряд администра- тивных должностей вдовствующая императрица уже может назначать чиновников по собственному усмотрению. Здесь мы встречаемся с явной попыткой усилить китайское влияние в Намвьете, попыткой прибрать к рукам право назначе- ния на высшие административные посты. Одновременно объявлялось о внедрении ханьского законодательства и отмене некоторых китайских видов наказания, уничтоженных в самом Китае при императоре Вэнь-ди. Явное вмешательство во внутренние дела намвьетских правителей вызвало протест со стороны первого советника Люй Цзя и других высокопоставленных намвьетских чиновников. Люй Цзя и его приверженцы убили вдовствующую императрицу и ее сына Чжао Синя, а таьсже ханьского посла, прибывшего в Намвьет в 113 г. до н.э.


Глава 3. Взаимоотношения китайских государств с соседями
417
Потерпев поражение на дипломатическом поприще, У-ди в 112 г. до н.э. переходит к открытым военным действиям. Несколькими боевыми колоннами двинулось 100-тысячное ханьское войско на Намвьет. В 111 г. до н.э. две китайские армии под командованием Лу Бодэ и Ян Пу обрушились на столицу Намвьета г. Паньюй (совр. Гуанчжоу) и захватили ее. Люй Цзя и его сторонники бежали на кораблях в море. Ханьские войска покорили Намвьет и учредили на территории этого государства девять областей: Наньхай (совр. Гуанчжоу в пров. Гуандун), Хэпу (совр. Хэпу в пров. Гуандун), Цаньу (совр. Цаньу в пров. Гуан- си), Юйлин (совр. Гуйсян в пров. Гуанси), Даньэр (северная часть о-ва Хайнань), Чжуяй (южная часть о-ва Хайнань), Цзяочжи (совр. Хэпэй во Вьетнаме), Цзю- чжэнь (совр. Циньхуа во Вьетнаме), Жинань (совр. Иань во Вьетнаме).
Со 111 г. до н.э. начинается процесс юиаизации захваченной территории. Этот процесс усилился в начале н.э. Была введена китайская система управления с делением всех округов на уезды, система сдачи экзаменов при назначении на любую должность, китайская налоговая система и т.п. По-видимому, китайская налоговая система, основанная на семейном, а не на общинном принципе, оказалась жестче, нежели налоговая система раннерабовладельческих государств Аулак и Намвьет. Внедрение китайской системы управления сопровождалось насильственным введением целого ряда китайских норм жизни, в частности правовых, вызывавших противодействие местного населения. Вьеты выступали против стремления китайской администрации изменить местные обычаи. Насильственная китаизация вызвала протест всего народа: в 42-44 гг. во Вьетнаме вспыхивает народное восстание, руководимое сестрами Чынг Чак и Чынг Ни из богатой семьи Лак.
Громя один за другим ханьские гарнизоны, повстанцы в скором времени освободили свыше 60 укрепленных пунктов. Объединив округа Цзяочжи, Цзючэн и Енань, Чынг Чак образовала независимое королевство со столицей в Мелине и стала его главой. Ханьский двор в 40 г. н.э. послал против возродившегося вьетнамского государства огромную армию во главе с опытным полководцем Ma Юанем. Несмотря на упорное сопротивление вьетнамцев, нанесших вначале ряд поражений китайским войскам, Ma Юаню все же удалось в конце 44 г. н.э. подавить в крови это героическое национальное восстание. Десятки тысяч лаквьетов погибли в упорной борьбе. Только в одном округе Цзючжэнь было казнено несколько сот лаквьетс1сих руководителей и более 5 тыс. воинов. Сотни семей наиболее активных противников династии Хань были насильно выселены в Китай. Ханьские войска грабили местное население, из Цзючжэня было угнано свыше тысячи голов скота. Однако и древнекитайские войска понесли тяжелые потери во время борьбы с мужественными вьетами. Ma Юань потерял от 40 до 50 процентов солдат.
После подавления восстания, возглавляемого сестрами Чынг, Вьетнам на несколько столетий потерял свою независимость и вошел в состав китайского государства. Во II в. н.э. во Вьетнаме вспыхивают отдельные крестьянские восста- ния, однако они не достигают грандиозного масштаба восстания 42-44 гг. Му- жественные руководительницы восстания Чынг Чак и Чынг Ни стали нацио- нальными героями Вьетнама.


Часть V
МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Глава 1
Территория и хозяйство
Природная среда
Вплоть до наших дней ландшафтно-климатические условия обитания народов оказывают существенное влияние на особенности их хозяйства и культуры. В древности воздействие естественной среды на формирование этих особенностей было, бесспорно, более значительным и всеобъемлющим. Наибольшее значение имели в этом отношении три аспекта экологических условий: ландшафт, уровень влажности, температурный режим.
Ландшафтные зоны
Первоначальное формирование этнической общности древних китайцев I тысячелетия до н.э. проходило на довольно значительной территории, но практически в однотипных условиях среды - в речных долинах среднего и нижнего течения Хуанхэ. Предки древних китайцев начиная с эпохи неолита и вплоть до середины I тыс. до н.э. были привязаны к плодородным поймам рек: за пределами этих узких полос земли земледелие с использованием существовавших тогда орудий труда было невозможно. Но после появления железных орудий, среди которых первостепенное значение имел железный сошник, изменяются и способы возделывания земли и впервые появляется возможность резко расширить площадь земель, используемых под пашню, и выйти из давно обжитых долин на лёссовое плато, сплошь покрытое в эту эпоху девственными лесами. Со второй половины I тыс. до н.э. начинается постепенный процесс сплошного освоения бассейна Хуанхэ. Это приводит к значительным изменениям в природных условиях -к сокращению площади лесов, что, в свою очередь, не могло не отразиться и на климате этого региона.


Глава 1. Территория и хозяйство
419
Политические события последних веков до н.э., завершившиеся объединением страны в рамках централизованной империи, а затем существенное расширение этнической территории древних китайцев в результате завоевательных по- ходов Цинь Шихуана и ханьского У-ди привели к тому, что древние китайцы вышли далеко за пределы района своего первоначального расселения. Дальнейшая история древнекитайской этнической общности протекала в III в. до н.э.- III в. н.э. в принципиально иных условиях экологической среды, чем несколькими столетиями до этого. Теперь этническая территория древних китайцев не была уже так однородна, как раньше. В нее оказались включенными районы иных ландшафтно-климатических зон.
Расширение границ империй Цинь и Хань на севере привело к тому, что определенная часть древнекитайского населения оказалась расселенной на территории, относящейся к зоне степей и полупустынь. «От холода там трескается земля, и пронизывающий ветер обдувает солончаки. Там перемешались песок и камни, земля не может найти себе применения», - такая характеристика вновь присоединенных районов на северо-западе империи содержится в «Янь те лунь». Дошедшие до нас письма военных поселенцев, оказавшихся на территории северной части современной пров. Ганьсу, свидетельствуют о трудностях вживания в новую среду: «Здесь очень жарко, кругом песок, а зимой сильные морозы».
В непривычных условиях оказались и древнекитайские переселенцы в южные округа. В этих районах «густые леса и бамбуковые заросли, реки изобилуют порогами, в лесах множество ядовитых змей и хищных животных»; там «жарко и влажно, в летнее время свирепствует желтая лихорадка»; «люди Срединного государства не могут переносить здешний климат».
Следует, однако, отметить, что, несмотря на тропические болезни, переселенцы быстрее приспосабливались к условиям жизни на юге, чем на севере. В процессе своего многовекового продвижения на юг древние китайцы осваивали прежде всего районы с более привычным для них ландшафтом. Это были речные долины, пригодные для земледелия. Горные районы на южных территориях, присоединенных к империи Хань, продолжали быть населенными исключительно местными племенами. Не случайно потомков восточных юэ древние китайцы называли в первых веках н.э. горными юэ.
Таким образом, можно говорить о трех ландшафтных зонах, входивших в территорию расселения древних китайцев в III в. до н.э. - III в. н.э.: основной, умеренной зоне лёссовых равнин (здесь в рассматриваемое время проживало большинство древнекитайского населения); более северной зоне степей и полупустынь; субтропической зоне с преобладанием гористого рельефа.
Колебания в уровне увлажненности
Границы этих зон лишь в самых общих чертах совпадали с современными. Наибольшие сдвиги произошли на стыке первых двух зон; они непосредственно связаны с эпохальными изменениями влажности климата в соответствующих


420
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Монета Монета,
большого достоинства. Династия
Династия Западная Хань Западная Хань
Монета Монета
царства Ци царства Янь
Монеты царства Вэй
Монета
царства Ци и Янь


Глава 1. Территория и хозяйство
421
регионах, что определяло смещение границ аридной зоны. Эта проблема давно уже привлекает внимание специалистов в области исторической географии. Широко известна дискуссия по вопросу об усыхании Центральной Азии на протяжении двух тысячелетий. Влияние климатических колебаний на историю этнических общностей Евразии подробно исследовалось Л.Н.Гумилевым.
Он предложил свою схему чередования периодов увлажнения и усыхания аридной и гумидной зон. Одной из основных посылок в концепции Гумилева является положение, согласно которому в период увлажнения аридной зоны усыхает гумидная, а при увлажнении полярной происходит одновременное усыхание гумидной и аридной зон, но возникает активное увлажнение зоны субтропической. В соответствии с этой закономерностью, полагает Л.Н.Гумилев, в пер- вые века до н.э. шло интенсивное увлажнение аридной зоны, тогда как первые века н.э. характеризовались общим понижением влажности в аридной зоне и повышенной увлажненностью гумидной зоны Евразии (за исключением III в. н.э., когда происходило одновременное усыхание обеих зон).
Повышенная увлажненность аридной зоны Евразии в последние века до н.э. объясняет, по мнению Л.Н.Гумилева, причины возвышения сюнну, чья экономика целиком зависела от площади и качества пастбищных угодий. В IV-III вв. до н.э. сюнну занимали район Иньшаня, о котором сообщалось основателем российского китаеведения Н.Я.Бичуриным (архимандрит Иакинф), что «сии горы привольны лесом и травою, изобилуют птицей и зверем», тогда как севернее «земли ровные, лесов и травы мало, но более глубокие пески». Процесс перехода к аридному климату стал решающим фактором, препятствовавшим развитию традиционных форм хозяйства сюнну, что в конечном итоге привело к гибели их державы.
Не касаясь здесь вопроса о взаимосвязи между усыханием зоны степей на территории Внутренней Монголии и историческими судьбами сюнну, следует сказать, что археологические находки в этом районе подтверждают мнение о прогрессивном понижении уровня увлажненности и перемещении границ пустыни к югу. В частности, в результате археологических разведок в районе Ша- рооссогола в песках Ордоса были обнаружены развалины крепостей, продолжавших функционировать здесь вплоть до VII-VIII вв. В источниках содержатся сведения о том, что здесь когда-то было озеро Шэяньцзэ. Полевые исследования 1964 г. обнаружили следы, указывающие на прежние границы этого озера (первоначальная площадь его превышала 100 кв. км).
Какими данными располагаем мы для суждения об уровне влажности в основной ландшафтной зоне расселения древних китайцев?
Это свидетельства письменных источников, прежде всего упоминания об отклонениях от нормального среднего состояния, содержащиеся в «Ханьской истории» Бань Гу. Эти данные были систематически изучены китайским исследо- вателем Вэнь Хуаньжанем, посвятившим проблеме климата Среднекитайской равнины в эпохи Цинь и Хань специальную монографию.


422
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Результаты исследования Вэнь Хуаньжаня были обобщены им в таблицах, которые приводятся ниже в несколько упрощенном виде. Упоминания об избытке осадков и о засухах сгруппированы по периодам в 20 лет; число соответствующих записей приводится отдельно по шести районам: верхнее течение Хуанхэ (1), нижнее течение Хуанхэ (2), районы с частичным включением верхнего или нижнего течения Хуанхэ (3), Чанъань (4), Лоян (5) и все среднее и нижнее течение Хуанхэ в целом (6).
В пересчете на периоды по 100 лет соотношение числа упоминаний об избытке осадков и засухе может быть представлено в следующей таблице (цифра со знаком плюс означает превышение числа упоминаний об избытке осадков, со знаком минус - превышение числа упоминаний о засухе):
Таблица 1
Соотношение числа упоминаний об избытке осадков и о засухе
Период
1
2
3
4
5
6
200-101 гг. до н.э.
+ 2
+ 5
+ 1
+ 2
+ 2
-9
100-1 гг. до н.э.
+ 4
+ 9
+ 1
-1
+ 1
0
1-100 гг.
-1
-17
-1
-1
-11
-23
101-200 гг.
+ 1
-11
+2
+ 1
-7
-13
Разумеется, не следует абсолютизировать приведенные выше данные. На них неизбежно должны были отражаться такие факторы, как неравномерность распределения сообщаемых сведений, субъективность автора и т.д. Тем не менее эти данные, бесспорно, свидетельствуют о наиболее общих тенденциях изменения климатических условий на Среднекитайской равнине в рассматриваемое время. В целом на Среднекитайской равнине число отмеченных засух превышает число сообщений об избыточном количестве влаги. Однако для нижнего течения Хуанхэ эти показатели практически равны, а в верхнем ее течении, и в частности в Чанъани, чаще сообщалось об избытке влаги.
Что касается изменений степени увлажненности по столетиям, то I век до н.э. отчетливо противопоставляется с этой точки зрения I в. н.э. В I в. н.э. во всех районах (кроме Чанъани) сообщения об избытке влаги преобладают; в следующем столетии во всех районах преобладают сообщения о засухе, причем I век н.э. оказывается самым засушливым в пределах всего ханьского периода. Наиболее резкие изменения в уровне увлажненности отмечаются в нижнем течении Хуанхэ, в частности в районе Лояна.
Позднее, во II в. н.э., соотношение двух приведенных показателей несколько выравнивается. Однако и в это время сведения о засухах в нижнем течении Хуанхэ продолжают преобладать.
Данные, проанализированные Вэнь Хуаньжанем, позволяют считать, что в целом для ханьского времени характерна тенденция к понижению уровня увлажненности по сравнению с предшествующими периодами. Однако в своем абсо- лютном выражении этот уровень был близок к современному.


Глава 1. Территория и хозяйство
423
Температурный режим
Первоначальное формирование этнической общности древних китайцев, относящееся в целом к середине I тыс. до н.э., проходило в условиях среды, значи- тельно отличавшихся от современных. Во II—Ï тыс. до н.э. климат Ореднекитай- ской равнины был заметно более теплым и влажным, чем сейчас. На берегах Хуанхэ, в ее среднем и нижнем течении, сплошь покрытых девственными лесами, иньцы охотились на слонов, носорогов, тапиров, кабаргу, бамбуковую крысу и других животных, северная граница нынешнего распространения которых проходит гораздо южнее. Систематическое изучение названий растений, упоминаемых в «Ши цзине», показывает, что в чжоуское время на Среднекитайской равнине произрастали субтропические деревья и кустарники, встречающиеся ныне в пределах провинций Цзянсу, Чжэцзян, Хубэй, Сычуань, Гуандун.
В трактате «Люйши чуньцю», составленном в конце III в. до н.э., содержится утверждение, что через 57 дней после зимнего солнцестояния появляются первые ростки травы; комментируя его, автор XVII в. Чжан Бяо писал: «Ныне климат на севере холоднее, и даже случается, что через 60-70 дней после зимнего солнцестояния всходов еще нет».
Что касается периода III в. до н.э. - III в. н.э., то относящиеся к нему письменные памятники содержат значительное число сведений, позволяющих охарактеризовать приблизительный уровень среднегодовых температур на основ- ной территории расселения древнекитайского этноса.
На первый взгляд некоторые из этих данных плохо согласуются между собой и кажутся противоречивыми. В наибольшей степени это относится к сообщениям некоторых источников о том, что в императорских парках близ Чанъани произрастали различные субтропические растения.
Так, в оде ханьского поэта Сыма Сянжу, посвященной столичному парку Шаньлиньюань, мы читаем:
Черные есть померанцы И желтые, и апельсины,
И жоупо, и персики,
И мушмула, и личжи …
Вишня, и черная груша,
И земляничное дерево,
Дикая слива, жужубы.
И виноград, и хурма!
Рядами стоят деревья.
Дворцов не видать за ветвями,
Северные сады Вниз по холмам бегут!
Царство деревьев тут,
Всюду шумят шатры Их бирюзовой листвы,
Любят на свет Красные их цветы...


424
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Керамические погребальные модели башен. Династия Хань
Погребальная керамическая модель дома. Династия Хань
Погребальная керамическая модель усадьбы. Династия Хань
Разрез каменного погребения династии Восточная Хань


Глава 1. Территория и хозяйство
425
Обратим внимание на то, что среди фруктовых деревьев, наполнявших парк Шаньлиньюань, автор оды упоминает и апельсины. Поэт конца III в. н.э. Цзо Сы, критикуя творческий метод Сыма Сянжу, утверждал, что описанная в данном произведении картина не соответствует действительности, поскольку, в частности, апельсины в Чанъани не могли плодоносить. Мнения ученых на этот счет разделились.
Современный китайский ученый Сюй Чжуншу высказал предположение, что и Сыма Сянжу и Цзо Сы по-своему правы. Дело лишь в том, что они жили в разное время. Климат II в. до н.э. в районе Чанъани мог отличаться от условий, которые были характерны для него почти пятью столетиями позже. Более того, с резким похолоданием в западной части бассейна Хуанхэ этот исследователь связывает даже такой исторический факт, как перенос столицы из Чанъани в Ло- ян после реставрации династии Хань в начале I в. н.э. Он ссылается, в частности, на следующее толкование слова «апельсин» в словаре «Шовэнь цзецзы» (I в. н.э.): «Фрукт растет к югу от Янцзы». В сочинении «Яньцзы чуньцю» упоминается о том, что «апельсин, растущий к югу от Хуайхэ, всегда остается апельсином; если же он растет в местности к северу от Хуайхэ, то превращается в горь- кий померанец». Сходное высказывание содержится и в трактате «Янь те лунь»: «Апельсины и помелоны растут в местности к югу от Янцзы, и все люди с удовольствием едят их». Во времена Сыма Цяня «в округах Шу, Хань и Цзянлин (т.е. на территории современных провинций Сычуань и Хунань. - М.К) тысячами выращивались апельсиновые деревья» и т.д. К этому можно добавить, что апельсины упоминаются в списке фруктов, которые были положены в захоронение раннеханьского времени близ Чанша, раскопанное в 1961 г.; в том же захоронении найдена кожура апельсинов, принадлежавших к виду Citrus sinensis.
Все эти данные позволяют согласиться с мнением Вэнь Хуаньжаня о том, что на грани н.э. район произрастания апельсинов находился южнее линии Цинь- лин-Хуайхэ; сведения о цитрусовых в Чанъани, приводимые Сыма Сянжу, по- видимому, недостоверны. Что же касается личжи, якобы плодоносивших в императорском парке Шаньлиньюань, то это сообщение прямо опровергается сле- дующим свидетельством «Сань фухуанту»: «Дворец Фулигун находится в парке Шаньлиньюань. В 6-м году Юаньдин (в 111 г. до н.э. - М.К.) разгромили южных юэ и заложили Фулигун, вокруг которого высадили полученные на юге редкостные травы и необычные деревья... Из ста саженцев личжи, привезенных из Цзяочжи, ни один не прижился. В течение нескольких лет продолжали высаживать их. Спустя некоторое время один из них зазеленел, но ни цветков, ни плодов так и не было. Император заботился о нем, и, когда в один несчастный день деревце засохло, несколько десятков чиновников было казнено. После этого личжи больше не сажали. А плоды личжи ежегодно получали с юга в виде подношений двору».
Рассмотрев сохранившиеся в ханьских источниках сведения о периоде цветения персиков и сливы, а также о времени ежегодного появления в долине Хуанхэ перелетных птиц, Вэнь Хуаньжань приходит к выводу о том, что и с точки


426
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
зрения температурного режима климат на Среднекитайской равнине в ханьское время существенно не отличался от современного.
Этот вывод согласуется с результатами исследования современного китайского ученого Чжу Кэчжэня, полагающего, что примерно на грани н.э. кривая среднегодовых температур, характерных для основной территории Китая, пересекла отметку, соответствующую современному уровню. Затем началось кратковременное потепление, после чего - длительный период похолодания, макси- мум которого приходится на XII в.
Основные занятия
Согласно представлениям, господствовавшим в ханьское время, все занятия населения страны можно разделить на две категории. Первая из них должна быть уподоблена стволу дерева (бэнь) - это основа всей экономики страны, «главное», т.е. земледелие. Вторая категория занятий соотносится с первой, как ветви дерева (мо) с его стволом. Это «второстепенное» - ремесло и торговля. Для экономической мысли ханьской эпохи в высшей степени характерно представление о том, что «второстепенное» мешает «главному». Вопреки объективной тенденции прогрессирующего усложнения структуры хозяйства считалось, что только занятие земледелием создает реальные ценности. В действительности соотношение важнейших отраслей экономики Ханьской империи было гораздо более сложным.
Земледелие
Если земледелие считалось «главным» занятием населения, то основной сферой приложения труда земледельца было возделывание зерновых культур.
Уже в первой половине I тыс. до н.э. на Среднекитайской равнине, где главной сельскохозяйственной культурой была первоначально чумиза, ассортимент культурных злаков значительно расширился. В «Ши цзине» упоминаются названия пятнадцати злаковых культур, в том числе пшеница и рис.
Комментаторы ханьского времени, толкуя древние сочинения, в частности «Ши цзин», основывались на реалиях своей эпохи. В число основных сельскохозяйственных культур они включали также коноплю, что в совокупности составляло «шесть хлебов» (об этом говорится в «Люйши чуньцю», составленном в конце III в. до н.э.).
О том, какие культуры возделывались в ханьское время, мы можем судить сегодня не только по письменным источникам, но и по эпиграфическим надписям, а также по находкам материальных следов зерна. Наиболее полные сведения на этот счет имеются по району среднего течения Хуанхэ. Так, в погребени- ях близ Лояна постоянно находятся модели зернохранилищ с надписями на них. Изучение этих надписей показало, что в ханьское время там возделывались чу¬


Глава 1. Территория и хозяйство
427
миза, просо, пшеница, ячмень, рис, соя, фасоль, конопля. Наиболее часто в них упоминается чумиза - традиционная культура бассейна Хуанхэ. Что же касается риса, то он встречается лишь в 7 случаях из 24; в целом для Среднекитайской равнины он был нехарактерен.
Однако возделывание здесь риса не вызывает сомнений. Находки зерен риса в погребении близ Лояна дали возможность определить, что они принадлежат к подвиду гэн, широко возделывавшемуся в бассейне Янцзы начиная с эпохи неолита. В ханьское время рис все еще продолжал оставаться ведущей культурой на территории южнее Среднекитайской равнины.
Для северян широкое распространение на юге риса, которого на севере было мало и который поэтому высоко ценился, ассоциировалось с общим благосостоянием и процветанием. «Народ там питается рыбой и рисом», - пишет Сыма Цянь о районе Цзяннани и утверждает, что общий уровень жизни там очень высок.
Специфика отдельных районов страны заключалась не только в преимущественном распространении тех или иных культур, но и в применявшихся для их возделывания орудиях труда. «Ведь в Цинь, Чу, Янь и Ци качество почв не одинаково. Твердые и мягкие почвы обрабатываются по-разному. Использование больших и малых, прямых и изогнутых орудий зависит от местности и обычаев; в определенных условиях каждое орудие имеет свое преимущество», - говорит- ся в《Янь те луне». Ведущее место среди них занимали упряжные пахотные орудия, определявшие уровень развития земледельческой техники в целом.
О конструкции ханьских пахотных орудий мы можем судить по изображениям на каменных барельефах и фресках I-III вв. (известно в общей сложности около 10 таких изображений), а также благодаря тому, что в погребении I в. до н.э. в Увэе сохранилась деревянная модель пахотного орудия. Кроме того, немаловажное значение имеют находки железных деталей, позволяющих составить более конкретное представление о применении этих орудий.
В ханьское время чаще всего применялись пахотные орудия, по своим конструктивным особенностям относящиеся к типу однорукояточных прямогрядиль- ных рал. Такое орудие состоит из следующих основных частей: ральника (рабочая часть), составляющего одно целое с рукояткой, грядиля и стойки. Особенностью древнекитайских рал было то, что, во-первых, ральник в рабочем положе- нии находился параллельно плоскости земли, т.е. представлял собой полоз; во- вторых, рало имело длинный и прямой грядиль; в-третьих, грядиль закреплялся в рукоятке довольно высоко над полозом; на ральник насаживался У-образный железный наконечник (наральник).
Рало такого типа было хорошо приспособлено для работы на открытых плоских пространствах с почвами, не засоренными камнями или корнями деревьев. Недостаток его отмечается автором сельскохозяйственного трактата «Циминь яошу» Цзя Сысе (V в.): «На ровных местах пахать ралом с длинным грядилем еще можно, но для горных районов оно не подходит. Чрезвычайно трудно поворачивать его, и это требует больших усилий. Такое рало не столь удобно, как ис-


428
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Рисовые поля
(разные этапы выращивания риса)
Крашеная глиняная модель амбара. Династия Западная Хань


Глава 1. Территория и хозяйство
429
пользуемое жителями Ци на заросших、участках полей». Хотя автор трактата не объясняет особенностей конструкции рала из Ци, но, по-видимому, он имеет в виду орудие с укороченным и изогнутым грядилем, получившим широкое распространение в эпоху Тан и характерным для современных китайских плугов, но в ханьское время еще неизвестным.
Изучение ханьских железных наконечников для пахотных орудий позволяет утверждать, что наряду с собственно ралами, характеризующимися симметричной рабочей частью и отсутствием отвального приспособления, в I-III вв. применялись уже и плуги, способные не только взрыхлять почву, но и переворачи- вать пласт. Железные лемехи с отвалом известны по находкам в уездах Аньцю (Шаньдун), Чжунмоу, Хэби (Хэнань), Чанъань, Лицюань, Сяньян, Лунсянь (Шэньси) и т.д.
Обращает на себя внимание тот факт, что все известные нам изображения рал происходят с территории северной части империи Хань (совр. провинции Шэньси, Шаньси, Ганьсу, Шаньдун, Цзянсу). По-видимому, на этом основании можно сделать вывод, что упряжные пахотные орудия применялись в ханьское время преимущественно на севере страны. С другой стороны, в погребениях ханьского времени в бассейне Янцзы часто находят статуэтки, изображающие людей с заступами в руках. Первая находка такого орудия близ Чанша относится к 1974 г. Это деревянный заступ длиной 139,5 см, он имеет плоскую часть размером 46,5x13,5 см с железной насадкой (общий вес орудия - 1400 г, вес насадки - 265 г). Заступ был в эпоху Хань универсальным землеройным орудием, широко применялся на строительстве ирригационных сооружений. Но использовался он и в качестве земледельческого копательного орудия, функционально аналогичного более раннему лэй. Когда автор «Янь те луня» говорит о том, что в его время «мало людей, которые держали бы в руках заступ, сами пахали и ткали», он имеет в виду не малоупотребительность заступа как земледельческого орудия, а уменьшение общего количества занятых в «основном» производстве. По-види- мому, особенно широко применялся заступ на юге страны, где физико-географические условия препятствовали использованию рал северного типа. Распространение упряжных пахотных орудий на юге Китая начинается в более позднее время. (В первой половине I в. некто Жэнь Янь предпринял попытку внедрить применение пахоты на быках на территории нынешней пров. Гуандун, но заметных результатов это не дало; в Луцзяне в конце I в. упряжные пахотные орудия были еще совершенно неизвестны.)
Некоторое представление об агротехнических приемах, применявшихся при обработке полей на юге страны, дают модели, находимые в погребениях. Так, в одном из захоронений близ г. Гуанчжоу была обнаружена глиняная модель заливного рисового поля. С помощью насыпных бровок оно разделено на прямоугольные участки. На одном из них на земле лежит заступ с У-образной насадкой, а рядом стоит человек в широкополой шляпе. Волнообразные штрихи на всех участках, кроме одного, указывают на то, что они залиты водой. Рядом с полем - лодка в воображаемом канале.


430
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Помимо возделывания зерновых китайцы занимались огородничеством и садоводством, «вокруг дома сажали туты, для овощей устраивались грядки, а тыкву высаживали вдоль межей».
Об ассортименте наиболее популярных овощных культур, возделывавшихся на Среднекитайской равнине, можно судить по следующему сообщению «Хань шу». Некто Гун Сун был назначен при императоре Сюань-ди наместником округа Бохай. Приехав к месту службы, он обнаружил, что местное население занято в большинстве «второстепенными» промыслами и не уделяет должного внимания земледелию. Тогда новый наместник распорядился, чтобы все жители округа в обязательном порядке начали заниматься огородничеством: каждый человек обязан был посадить по одному вязу (почки вяза древние китайцы употребляли в пищу), по сто корней чеснока, пятьдесят корней лука и грядку черемши.
Иным выглядит набор овощей, представленный в списке продуктов, положенных в погребение супруги крупного сановника III в. до н.э. Ли Цана близ Чанша: молодые побеги бамбука, таро, тыква, корневища лотоса, листья фиалки, репа, латук и др.
В том же списке перечисляются и местные сорта фруктов: ююба, груши, два вида слив, плоды земляничного дерева. В других аналогичных надписях из района Чанша мы видим упоминания об абрикосах, апельсинах, мушмуле. Что же касается районов среднего и нижнего течения Хуанхэ, то здесь выращивали преимущественно ююбу, каштаны, хурму, персики, сливу, груши и т.д. Сыма Цянь, например, сообщает, что «в Аньи тысячами растут ююбы, в Янь и Цинь - каштаны, в Цзянлине - апельсины, к югу от Хуайбэя и Чаншаня, в междуречье Хуанхэ и Цзишуя - маллоты». Ван Бао, автор I в. до н.э., родом из Цзычжуна (Сычуань), так описывает сады в этих местах: «Сажают персики, сливы, груши, хурму, кудранию и тутовник, по восемь деревьев в ряд с расстоянием между деревьями 3 чжана, один сорт фруктовых деревьев следует за другим, и они равномерно распределяются вдоль и поперек».
Особо следует отметить возделывание тутовых деревьев, плоды которых употреблялись в пищу, а листья использовались для выкармливания тутового шелкопряда. В источниках тутовник часто упоминается рядом с другой технической культурой - коноплей, особенно широко выращивавшейся в нижнем течении Хуанхэ: «В Ци и Лу - тысячи му заняты коноплей и тутами». Волокно коно- пли и рами было основным сырьем для производства грубых тканей.
Скотоводство
В I тыс. до н.э. основной целью разведения домашних животных в древнем Китае было производство мяса. Потребление мясных продуктов было ограничено рамками ритуала: мясо предназначалось прежде всего для принесения жертв предкам. Примерно в середине I тыс. до н.э. в этой области производства происходят существенные изменения, вызванные общими сдвигами в уровне производительных сил общества. Распространение железа и упряжных пахотных орудий


Глава 1. Территория и хозяйство
431
привело к тому, что крупный рогатый скот во всевозрастающих масштабах начинает использоваться в качестве тягловой силы.
В III в. до н.э. - III в. н.э. разведение домашних животных в древнем Китае преследовало несколько целей. Будучи источником мяса (его потребление было в эту эпоху менее регламентировано, чем раньше, хотя по-прежнему оставалось привилегией высших слоев общества), домашний скот применялся и в качестве тягла на земледельческих работах, использовался в качестве упряжных животных для передвижения и, наконец, для верховой езды.
В погребении Мавандуй 1, датированном III в. до н.э., сохранились остатки нескольких мясных блюд, приготовленных для усопшей. В них обнаружены кости четырех видов домашних животных: собаки, свиньи, коровы и барана; кроме того, в списке кушаний, положенных в это погребение, упоминается блюдо из конины. В сценах, изображающих приготовление пищи, на каменных барельефах и фресках эпохи Хань чаще всего присутствуют свиньи, коровы, собаки, бараны.
Единственным видом домашних животных, разводившимся только на мясо, была свинья. Свиноводство всегда было тесно связано в древнем Китае с земледельческим зерновым хозяйством, так как кормом для свиней служили преимущественно отходы зерна. В тех районах, где возделывание зерновых было разви- то меньше, поголовье свиней, как правило, было незначительным. В частности, упоминавшийся чуть выше Гун Сун, назначенный наместником округа Бохай, обязал жителей района не только сажать лук и черемшу, но и разводить свиней - «по две свиноматки на семью».
Собачье мясо считалось в древнем Китае лакомством. В погребении Мавандуй 1 были обнаружены кости от трех собачьих тушек, причем все они принадлежали щенкам в возрасте до года. Кроме того, некоторые породы собак исполь- зовались в качестве сторожевых псов. Собаки применялись также на охоте.
Крупный рогатый скот разводился на мясо и был главной тягловой силой на земледельческих работах. На многих изображениях сцен пахоты мы видим, что в рало впрягалось по два быка; таким образом, спрос на крупный рогатый скот был очень велик. Резкое повышение цен на хлеб объясняется в императорском рескрипте 76 г. н.э. тем, что эпидемия чумы привела к сокращению поголовья тяглового скота. Быки служили и транспортным средством.
Ездить на повозке, запряженной лошадьми, было в ханьскую эпоху своего рода престижно, являлось свидетельством благосостояния и высокого положения в обществе. Поэтому стены погребальных камер в захоронениях знатных вельмож, как правило, украшались изображениями верениц великолепных экипажей, запряженных парами, тройками и четверками лошадей. Свидетельством процветания государства накануне завоевательных походов У-ди было, по мнению конфуцианцев, изобилие лошадей; их было якобы так много, что на них пахали землю и каждый простолюдин имел возможность ездить верхом на лошади или в лошадиной запряжке. Это бесспорное преувеличение. Лошадь, по всей вероятности, никогда не применялась в Китае в качестве упряжного животного, используемого в земледелии.


432
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Иное дело - применение лошади для езды верхом. Заимствовав этот способ передвижения у своих северных соседей, древние китайцы быстро привыкли к нему. Особенно большое значение езда верхом имела в военном деле. Успешно бороться с кочевниками можно было только в том
Ткацкий станок. Династия Хань
случае, если империя располагала сильной конницей, и ханьские правители прекрасно понимали это. Чжан Цянь, первым из жителей Срединного государства посетивший Фергану, был поражен великолепными ка- чествами местных лошадей, порода которых существенно отличалась от распростра- ненной в древнем Китае. Чжан Цянь назвал ферганских коней «небесными». Изображения лошадей, встречающиеся на барельефах позднеханьского времени, характеризуются чертами, свидетельствующими о появлении в Китае новых пород, пришедших на смену прежней - мон- гольской, с понурой шеей и длинным хвостом.
Разведение лошадей было отличительной особенностью северо-западных районов ханьского Китая. Только здесь для пастбищного содержания скота были необходимые условия. Поэтому на барельефах с территории Шэньси и Ганьсу часто представлены сцены выпаса скота, среди которого преобладают
лошади.
От северных кочевников в ханьский Китай проникли и некоторые другие ранее совершенно неизвестные там породы скота - мулы, верблюды. Однако в целом они, по-видимому, не получили в это время еще сколько-нибудь широкого
применения.
Шелководство и шелкоткачество
Ханьская империя была в свое время единственной страной мира, производившей шелковые ткани. Шелководство и шелкоткачество, имеющие давние традиции в древнем Китае, достигли к первым векам до н.э. весьма высокого уровня развития. Совершенствование методов выращивания шелковичного червя, применение более прогрессивных конструкций ткацкого станка, повышение качества красителей создают условия для производства чрезвычайно разнообразной продукции, получившей известность далеко за пределами страны. Главными центрами шелководства и шелкоткачества были в то время Линьцзы (Шаньдун), Синъи (Хубэй), Чэнду (Сычуань) и др. В этом отношении особенно славился Шаньдун: население этого района, по словам Бань Гу, одевало всю Поднебесную.


Глава 1. Территория и хозяйство
433
Ткачество было единственной отраслью ремесла, рассматривавшейся как основное, а не побочное занятие: если земледелие было уделом мужчины, то разведение шелкопряда, обработка шелка-сырца, прядение и ткачество считались основным занятием женщины.
Не случайно император Цзин-ди утверждал, что он сам работает в поле, а императрица в это время замта сбором листьев тутовника; в императорских ресьфиптах земледелие и шелководство постоянно упоминаются рядом.
На изображениях сцен сбора тутового листа, относящихся к V-IV вв. до н.э., можно видеть два различных вида тутового дерева.
Один из них отличается значительной высотой, и сборщицы с корзинами вынуждены залезать на него; именно о таких тутах упоминается в «Цзо чжуани»; цзиньский Вэнь-гун во время своего пребывания в Ци разговаривал со своими спутниками под тутовым деревом, на котором в это время сидела оставшаяся незамеченной девушка, собиравшая листья. Наряду с этим встречаются изображения тутов, высотой не превышающих роста человека. Этот вид тутового дерева отличается обилием листвы и является поэтому экономически более выгодным.
Туты сажали преимущественно вдоль межей, около жилищ и т.д. Но в ряде районов страны можно было видеть и значительные площади тутовых садов. Применяя специальные методы посадки, некоторые хозяева получали значительные урожаи листьев тута: одного му площади было достаточно для того, чтобы обеспечить кормом три решета шелкопряда.
По традиции утром первого дня третьего месяца женщины отправлялись на реку промывать яички шелкопряда. После этого их помещали в специальные кормушки и ставили в теплое место. Считалось, что если поливать яички шелкопряда отваром полыни, то гусеницы появятся скорее. Весьма ответственной операцией было выкармливание гусениц: в это время необходимо поддерживать в помещении определенную температуру, которая не должна быть слишком высокой; нужно следить за тем, чтобы на гусениц не попадала вода; листья тута, скармливаемые гусеницам, должны быть чистыми и т.д. Примерно через 21- 22 дня гусеницы начинали вить коконы. Куколок шелкопряда замаривали, а коконы варили в кипятке и разматывали.
Основными приспособлениями для выращивания шелкопряда были плоские корзины прямоугольной формы, плетенные из тростника или расщепленного бамбука. Такие кормушки бывали или самодельными, или купленными на рынке (один из сподвижников первого ханьского императора, Чжоу Бо, в юности зарабатывал на жизнь тем, что плел кормушки для тутового шелкопряда). После
Изготовление ткани


434
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
того как гусеницы начинали вить коконы, их помещали в специальные решета, устанавливаемые на стеллажах в среднем по десять на каж- дой полке. Таким образом, в ханьское время использовались те же самые приспособления для выращивания шелкопряда, что и сейчас. В частности, изучение образцов ханьских тканей, обнаруженных в Пальмире (территория совр. Си- рии), показывает, что толщина шелковой нити составляла в то время 0,02-0,03 мм. Письменные
Лаковая расписшя^чашка. источники ханьского времени содержат упоми- династия а ь нания о многочисленных видах и сортах произ¬
водившихся тогда шелковых тканей. Исследования их материальных остатков, находимых в погребениях ханьской эпохи, позволяют выделить среди них четыре основных типа, различающиеся по способу переплетения.
Шелковые ткани (главным образом одноцветные) изготовлялись в шелководческих районах почти в каждом крестьянском хозяйстве. Помимо этого существовали значительные по размерам частные и казенные мастерские. В зависимо- сти от сорта изготовляемых тканей в мастерских применялись различные по конструкции ткацкие станки, хотя и принадлежащие в целом к одному и тому же типу. Для окрашивания нитей и готовых тканей применяли преимущественно растительные красители. Из минеральных красителей наиболее широкое применение имела киноварь.
Единицей измерения тканей ханьского времени был кусок длиной в 4 чжана (около 9 м). Ширина ткани зависела от размеров станка, составляя в среднем около 45-50 см. Ширина узорчатых полихромных тканей, производившихся в казенных мастерских, была строго регламентирована и составляла 2 ни и 2 цуня (около 50 см). Именно такой ширины, зафиксированной в письменных источниках, полихромные шелковые ткани, хранящиеся в Государственном Эрмитаже. О производительности ткацкого станка для простых безузорных тканей можно составить представление по следующей задаче из учебника математики «Цзюч- жан суаньшу»: «Искусная ткачиха ткет в [каждый следующий] день в два раза больше, [чем в предыдущий]. За 5 дней наткала 5 чи. Спрашивается, сколько она вырабатывала ткани ежедневно?» Таким образом, для изготовления одного куска ткани искусной ткачихе требовалось примерно полмесяца.
Другие отрасли ремесла
《Для земледельческих работ крестьянину необходимы следующие железные орудия: наральник, мотыга, серп, заступ, жатвенный нож; получив их, он может заниматься земледелием. Чтобы изготовить колесницу, необходимы топор, пила, ступицы колеса, сверло, долото, железная ось; при наличии всего этого можно сделать колесницу. Женщине необходимы ножницы, шило, большая и малая иг¬


Глава 1. Территория и хозяйство
435
лы; когда все это имеется, женщина может заняться своим делом». Эти слова автора трактата «Гуань- цзы» вполне могут быть отнесены к ханьскому времени, когда от железных орудий труда действительно зависело как сельскохозяйственное производство, так и основные отрасли ремесла. Железные орудия ханьского времени известны нам сегодня не только по своим названиям, приводимым, в частности, в словаре «Ши мин», но и по археологическим находкам.
Еще по данным на 1961 г., железные орудия, датируемые III-I вв. до н.э., найдены в более чем 60 пунктах на территории страны, тогда как соответствую- щие предметы I-III вв. - более чем в 100. Все это свидетельство мощного развития металлургии железа в рассматриваемую эпоху.
На территории современных провинций Хэнань, Хэбэй, Шаньдун, Цзянсу, Шаньси, Шэньси и во Внутренней Монголии раскопаны остатки около 20 железоделательных мастерских эпохи Хань. Эти данные в целом сопоставимы с обобщениями письменных источников о том, что в ханьское время в 42 округах и наследственных владениях существовали должности специальных чиновников, ведавших производством железа. Сопоставление этих свидетельств с местонахождением обнаруженных мастерских, а также изучение клейм на железных орудиях позволяют нам более полно представить общую картину распространения железоделательного производства на территории империи. Таким образом, изготовление железных изделий не было связано исключительно с несколькими определенными районами страны; оно было сравнительно равномерно представлено практически во всех частях страны. Объяснялось это тем, что центры ремесленного производства в древности возникали в непосредственной близости от источника сырья. Что же касается железа, то оно встречается почти повсюду на Среднекитайской равнине и в бассейне Янцзы (не случайно автор «Гуань- цзы» упоминает лишь о 467 известных ему месторождениях меди и о 3609 (!) месторождениях железа).
Наиболее крупная из известных в настоящее время железоделательных мастерских (в Тешэнгоу, уезд Гунсянь, пров. Хэнань) расположена всего в нескольких километрах от древних горных разработок. На общей площади в 2000 кв. м обнаружены помещение для обогащения руды, 20 плавильных печей, литейные ямы, обломки оборудования, литейные формы, готовые изделия и т.д. Для характеристики технического уровня железоделательного производства существенно отметить применение в качестве топлива каменного угля и каменноуголь- ных брикетов.
Необходимая температура внутри плавильной печи достигалась благодаря применению не только высококачественного топлива, но и более совершенной конструкции мехов. Мехи изготовлялись из лошадиной кожи; с помощью снабжен- ных клапанами глиняных трубок они соединялись с плавильной печью. В 31 г. н.э.
Лаковая расписная миска. Династия Хань


436
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Литейные формы
некто Ду Ши, назначенный наместником округа Наньян, изобрел мехи, которые приводились в действие водой, что резко повысило производительность труда, обеспечив тройную экономию рабочей силы.
Большого совершенства достигли ханьские мастера в изготовлении керамических форм для литья. Как показывают, например, находки в специализированной гончарной мастерской для производства литейных форм в уезде Вэньсянь (Хэнань), металл заливали в «обойму» из нескольких форм, что способствовало увеличению выпуска продукции.
Если, по словам автора трактата «Янь те лунь», «железные орудия - важнейший предмет потребления народа», то продукция другой не менее развитой отрасли ханьского ремесла - лаковые изделия - в основной своей массе была предметом роскоши. «Одна расписная чашка стоит столько же, сколько 10 брон- зовых, которые употребляются так же, но стоят дешевле», — утверждается в том же сочинении; «для изготовления одной чашки требуется труд ста человек, а одной ширмы - целых десяти тысяч».
Особенность производства лаковых изделий заключалась в строго регламентированной специализации отдельных операций, выполнявшихся последовательно несколькими мастерами. Существовало два основных способа изготовления лаковых изделий: первый из них заьслючался в том, что лаком покрывали предмет, вырезанный из дерева; при втором сначала изготовляли шелковую основу, которую затем покрывали несколькими слоями лака.


Глава 1. Территория и хозяйство
437
Изразцовый кирпич с изображением добывания соли. Династия Восточная Хань
Основными центрами производства лаковых изделий были округа Шу? Чэнду, Гуанхань，Уду (т.е. главным образом район Сычуани)，а также Хэнэй. Поэтому наиболее широкое распространение лаковая посуда имела в южных районах империи (в качестве примера можно указать на то, что в погребении жены знатного сановника Ли Цана было обнаружено более 180 различных предметов из лака). Значительная часть продукции казенных мастерских предназначалась специально для императорского двора, о чем свидетельствуют надписи на изделиях.
Добывающие промыслы
Помимо разработок рудных ископаемых, обеспечивающих сырьем железоделательные и бронзолитейные мастерские, важное экономическое значение имел в ханьское время соляной промысел.
Сыма Цянь отмечал, что в восточных, приморских районах страны соль добывали из морской воды, а к западу от хребта Тайханшань разрабатывали солонцы. О том, что добыча соли не была ограничена каким-то одним регионом, можно судить по данным «Хань шу» о местоположении казенных соляных управлений. В III-I вв. до н.э. общее их число достигало 32.
Соляные управления были организованы после того, как император У-ди ввел монополию на добычу и продажу соли и железа. До этого соляные промыслы принадлежали частным лицам. «Некогда, - говорил во время дискуссии


438
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
о соли и железе сторонник легистского подхода к проблемам экономики,- „сильные домасс имели право извлекать доход из гор и морей, добывать железную руду и плавить железо, а также выпаривать соль. На одного хозяина работало иногда более тысячи человек. Чаще всего на разработки привлекали бродя- чий люд, оставивший родные места и могилы своих предков. Нанимаясь к богатым хозяевам, они собираются в труднодоступных горах и на непроходимых болотах». Неоднократно подчеркивается, что соляные промыслы создавали в глухих местах，《в темных ущельях，где редко появлялись люди».
Прекрасной иллюстрацией сказанному служат каменные барельефы из Сычуани. На одном из них изображены поросшие лесом горы, по склонам которых бродят диьсие звери. В одном из ущелий вырыт колодец, увенчанный двухэтажной деревянной или бамбуковой вышкой. На промежуточных настилах располагаются люди. С помощью каната, переброшенного через блок, они вытягивают из колодца большие деревянные ведра. Поднятый на поверхность земли соляной раствор по трубе поступает в чан. Тут же находится печь с несколькими конфорками. Раствор разливается в котлы, в которых и происходит выпаривание соли. Топливом служит хворост, который рубят поблизости и подносят к печи подсобные рабочие. Специальный работник следит за печью, подбрасывая хворост и раздувая огонь веером.
Упоминания о соляных колодцах встречаются во многих сочинениях, где так или иначе описываются особенности хозяйства округа Шу (Сычуань) и близлежащих районов.
Город
В ханьское время городская жизнь уже стала неотъемлемой составной частью общественного быта. Рост городов как центров ремесла и торговли был одним из проявлений общего экономического развития страны и расширения сферы товарно-денежных отношений. Городской уклад жизни способствовал появлению новых черт в традиционной культуре древних китайцев. Именно города были опорными пунктами распространения культурного влияния основного населения империи на коренное население окраин.
Градостроительная деятельность
Определенные сведения об основных тенденциях в размещении древнекитайского населения на территории империи Хань могут быть почерпнуты из разных сообщений древних письменных памятников о строительстве городов. Впервые данные этого рода были изучены и систематизированы Ли Цзи. Он использовал для этого свидетельства о времени возведения существующих и уже оставленных городов, содержащиеся в разделе VI энциклопедии «Тушу цзичэн».
Сопоставление общего количества вновь выстроенных городов в различные исторические периоды показывает, что темпы градостроительной деятельности в эпоху Хань были выше, чем в предшествующее время.


Глава 1. Территория и хозяйство
439
Керамический рельеф с планом и прорисовкой усадьбы. Династия Хань
Двор
Усадьба


440
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Гораздо более существенными оказываются при этом различия между периодом Хань и предшествующим временем с точки зрения географического размещения вновь возводимых городов и абсолютного показателя строительной ак- тивности (количество городов, построенных на 10 тыс. квадратных ли в течение столетия).
Резкое повышение строительной активности на территории современных провинций Аньхуэй, Хунань, Сычуань, Юньнань, Гуанси, Гуандун является объективным показателем постепенного перемещения в эти районы все большего числа древних китайцев. В то же время в основной зоне их первоначального расселения (провинции Шэньси, Хэнань и др.) городов в эпоху Хань строилось гораздо меньше, чем прежде. Положение, сложившееся на территории Фуцзяни до 206 г. до н.э., практически не изменилось, здесь было построено лишь два новых города. Фуцзянь в ханьское время оставалась белым пятном на карте градостроительства. Это же можно сказать и о современной пров. Гуйчжоу, где в то время древнекитайских городов не было вовсе.
Таблица 2
Данные о количестве городов, построенных в древнем Китае по III в. н.э. включительно
Период
Хронологические
рамки
Построено
всего
Построено за год в среднем
А
До 722 г. до н.э.
163
неизв.
В
722-207 гг. до н.э.
585
1,13
С
206 г. до н.э. - 264 г. н.э.
540
1,15
Таблица 3
Показатели градостроительной активности на территории древнего Китая в VIII в. до н.э. - III в. н.э.
Провинция
Количество новых городов
Абсолютный показатель
Период
В
С
В
С
Ганьсу
14
39
0,216
0,661
Шэньси
77
41
1,982
1,158
Шаньси
66
14
1,570
0,370
Хэбэй
57
71
0,950
153〇〇
Хэнань
150
111
4,278
3,476
Шаньдун
39
28
1,352
1,065
Аньхуэй
21
47
0,742
1,820
Цзянсу
58
21
2,911
1,157


Глава 1. Территория и хозяйство
441
Продолжение табл. 3
Провинция
Количество новых городов
Абсолютный показатель
Период
В
С
В
С
Чжэцзян
19
10
1,010
0,580
Цзянси
4
37
0,110
1,130
Хубэй
44
40
1Д90
1,190
Хунань
15
30
0,352
0,765
Сычуань
9
29
0,079
0,280
Юньнань
1
7
0,013
1，101
Гуанси
4
5
0,100
1,210
Гуандун
5
8
0,097
0Д70
Фуцзянь
2
2
0,84
0,92
Крупнейшие городские центры
ханьского времени
Наиболее крупные города эпохи Хань возникли несколькими веками раньше, в начале периода Чжаньго. Если в VIII-VI вв. до н.э. «даже большие города имели территорию, не превышающую 300 чжанов в окружности, а население не превосходило 3000 семей», то накануне объединения страны «тут и там были города с территорией в 1000 чжанов и населением в 10 000 семей». О размещении ремесленно-торговых центров V-III вв. до н.э. мы можем судить по надписям на монетах, отливавшихся в различных царствах.
Первую сводку о расположении и экономической роли городов ханьского времени составил Сыма Цянь. Судя по его данным, города размещались в конце II в. до н.э. главным образом на Среднекитайской равнине, хотя территория империи к этому времени достигла уже своих максимальных размеров. Города, упоминаемые Сыма Цянем, можно объединить в три группы, имеющие четкую географическую локализацию.
Первый район - столичная область в долине Вэйхэ, где был расположен один из крупнейших городов империи - Чанъань.
Второй район - территория современных провинций Хэбэй, Хэнань, Шаньси. Здесь находились такие города, как Ян (совр. уезд Гундун), Пинъян (совр. уезд Линьфэнь в Шаньси), Вэнь (совр. уезд Вэнь), Чжи (совр. уезд Цзиюань в Хэнани), Ханьдань, Янь (близ Пекина, Хэбэй).
Третий район - территория современных провинций Хэнань (к югу от Хуанхэ), Шаньдун, Хубэй и более южные районы. К числу наиболее крупных городов здесь относились Лоян, Линьцзы, Тао (совр. уезд Цао в Шаньдуне), Суйян (совр. уезд Шанцю в Хэнани), Цзянлин, Чэнь (совр. уезд Хуайян в Хэнани), У (совр. Сучжоу в Цзянсу), Шоучунь (совр. уезд Шоу в Аньхуэй), Хэфэй, Инчу- ань, Вань (совр. уезд Наньян), Паньюй (совр. Гуанчжоу).


442
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Во второй половине I в. до н.э. Хуань Куань перечислил в «Янь те луне» все «известнейшие города Поднебесной». К ним он отнес Чжо (совр. уезд Чжо в Хэ- бэе), Цзи (соответствует Янь у Сыма Цяня), Ханьдань, Вэнь, Чжи, Инъян (совр. уезд Инъян в Хэнани), Линьцзы, Ваньцю (соответствует Чэнь у Сыма Цяня), Янди (совр. уезд Юй в Хэнани), Саньчуань (соответствует Лояну у Сыма Цяня). Хуань Куань не упоминает о Чанъани, но включение столицы в число наиболее известных городов подразумевалось. В целом данные «Янь те луня» в основном совпадают со сводкой Сыма Цяня и не дают оснований говорить о каких-либо сдвигах в размещении городских центров.
Наконец, Ван Ман в начале I в. н.э. ввел в Чанъани и других важнейших «пяти городах» должности чиновников, заведовавших торговлей. Эти пять городов включали: Лоян, Ханьдань, Линьцзы, Вань, Чэнду. Таким образом, здесь среди первых шести городов империи впервые упомянут город Чэнду (Сычуань).
После реставрации династии Хань столица была перенесена в Лоян; Чанъань постепенно утратила свое прежнее положение как один из главных центров империи. Ханьдань, Линьцзы, Вань, Чэнду продолжали оставаться наиболее крупными городами. Увеличение численности населения на юге страны не привело к возникновению там сколько-нибудь значительных новых городов.
Столица империи
На протяжении более чем двух столетий Чанъань была не только главным городом империи Хань, но и одним из самых крупных городов мира.
Основание Чанъани относится к 200 г. до н.э. Город был заложен на месте бывшего циньского загородного дворца, который при императоре Хуэй-ди (194- 188 гг. до н.э.) начали перестраивать и расширять. В 194 г. до н.э. были начаты работы по возведению городской стены. Высота ее составляла 3 чжана 5 чи (более 8 м), толщина у основания - 1 чжан 5 чи (около 3,5 м). В 190 г. до н.э. стена, имевшая 65 ли (более 30 км) в окружности, была наконец завершена. В городской стене было 12 ворот, местоположение большинства которых установлено сейчас благодаря археологическим раскопкам.
Самыми высокими зданиями в Чанъани были императорские дворцы, среди которых выделялись Чанлэгун и Вэйлянгун. В первом из них жил Гао-цзу; после Хуэй-ди официальной резиденцией императора стал Вэйлянгун. В Переднем зале этого дворца правители давали аудиенции высшим чиновникам; с запада и с востока к нему примыкали другие залы, в частности зал Белого тигра, где Чэн- ди в 25 г. до н.э. принимал сюннуского шанъюя. Около северных ворот дворца совершались торжественные церемонии по случаю военных побед; на башни, расположенные по обе стороны от этих ворот, вешали головы поверженных врагов. Как сообщает древний китайский историк Бань Гу, в 110 г. до н.э. У-ди по- слал к сюнну своего гонца с известием: «Голова правителя южных юэ уже висит на башне у северных ворот в столице Хань».


Глава 1. Территория и хозяйство
443
Поскольку дворцы не были сосредоточены в одном месте и располагались в разных концах столицы, их соединяли крытые переходы и подвесные галереи, по которым император и его свита могли переходить из одного помещения в другое, не боясь досужих взоров простолюдинов. Галереи были выкрашены в фиолетовый цвет, контрастировавший с красными дверями дворцов (красный цвет был в ханьское время символом императора).
Вблизи дворцов располагались выкрашенные в желтый цвет здания правительственных учреждений. Они, как правило, имели четыре двери, причем через западные входил начальник соответствующего ведомства, а через восточные впускали посетителей. В отличие от местных административных учреждений в столице было не принято оповещать о приближении чиновника ударами в подвешенный у ворот барабан.
В общей сложности в Чанъани было 160 жилых кварталов, соединенных прямыми и ровными улицами. Каждый квартал был окружен стеной с воротами, запиравшимися на ночь. У ворот квартала нужно было сойти с повозки.
В Чанъани было девять рынков, часть из которых находилась в городской черте, часть - вне ее. Здесь перекрещивались торговые артерии страны: по словам современников, «здесь продавались товары, привезенные со всех четырех сторон света, покупатель ни в чем не знал отказа, а продавец наживался вдвое». Здесь постоянно можно было видеть иноземных купцов. Приезжая в Чанъань, они обычно останавливались в специально отведенных для них постоялых дворах на улице Хаоцзе. О том, какое огромное количество людей скапливалось одновременно на столичных рынках, можно судить по событиям 90 г. до н.э., когда наследником императора У-ди был поднят мятеж: не сумев захватить командование гарнизоном, наследник согнал с четырех рынков несколько десятков тысяч человек - к западным воротам дворца Чанлэ- гун.
Но в повседневной жизни процветающей столицы была и другая сторона. Го- род страдал от бандитов, тайно изготовлявших оружие и грабивших население. Ходить в сумерках по улицам было опасно. «Чанъань процветала, - писал Бань Гу, - на каждой улице и в каждом квартале свой предводитель смельчаков». В последние десятилетия I в. до н.э. в Чанъани орудовали шайки наемных убийц, которые, замышляя что-то, бросали жребий: вытащивший красный шарик убивал военных чиновников, вытащивший черный - гражданских, а тот, кому доставался белый, должен был хоронить своих товарищей.
Столичные тюрьмы, которых насчитывалось несколько десятков, были постоянно полны заключенными, ожидавшими приговора. Тюрьмы существовали при высшем училище и даже во дворцах. Начальник уезда Чанъань, Инь Шан, выстроил в 16-12 гг. до н.э. тюрьму, получившую в народе название «Логово тигра». Это была огромная яма, выкопанная в земле на глубину около 10 м, выложенная изнутри кирпичом и прикрытая сверху каменными плитами.


444
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Город как политический
и торговый центр
Древнекитайские города формировались в I тыс. до н.э. прежде всего как опорные пункты политической власти. Подавляющее большинство крупных городов ханьского времени были бывшими столицами царств эпохи Чжаньго. В III в. до н.э. - III в. н.э. в них располагались окружные административные учреждения. Города более мелкого ранга были уездными центрами.
Функциональная структура ханьского города находила свое отражение в его планировке. Мы можем судить о ней благодаря исключительно ценным находкам фресок с изображением нескольких уездных городов в погребении восточноханьского времени в Хорингэре (Автономный р-н Внутренняя Монголия). Лицо, захороненное там (имя его неизвестно), на протяжении своей жизни занимало несколько чиновничьих должностей: помощника наместника округа Сихэ, командующего войсками подчиненных владений округа Шан, начальника уезда Фаньян (округ Вэй) и, наконец, инспектора по делам племен ухуаней со ставкой в уездном городе Нинчэне (округ Шангу). Поэтому среди фресок, украшавших стены его склепа, мы видим изображения городов Фаньяна и Нинчэна, а таьсже Учэна (здесь погребенный не служил, а лишь бывал по делам или у родственников).
Уездный город Нинчэн в плане представлял собой прямоугольник, ориентированный по сторонам света, с воротами на южной, западной и восточной сторонах (об этом говорят надписи «восточные ворота города Нинчэна» и т.д.; соответствующая надпись на северной стороне отсутствует). Северо-западная часть пространства внутри городской стены занята присутственным местом инспектора по делам ухуаней. Рядом с восточными воротами помещался уездный приказ.
То, что помещения инспекции занимали значительную часть всей территории города, возможно, объясняется преувеличением художника, стремившегося подчеркнуть значение должности хозяина склепа. Тем не менее несомненно, что благодаря этому мы можем более детально познакомиться с планировкой данной части города.
Присутственное место инспектора западной и северной сторон вплотную примыкает к городской стене, а с востока и юга окружено собственной внутренней стеной. Ее южные ворота расположены напротив южных городских ворот. По обеим сторонам южных ворот присутственного места - помещения, использовавшиеся как комнаты для приезжающих. Южные ворота вели во двор, с четырех сторон ограниченный жилыми помещениями. Для того чтобы оказаться на главной территории присутственного места, нужно пройти еще одни ворота. За ними расположена просторная площадь со зданием приказа посреди нее. Это здание отчетливо делится на две части - переднюю (тан) и заднюю (нэй); первая из них предназначена для исполнения служебных обязанностей, вторая является жилым помещением.


Глава 1. Территория и хозяйство
445
Образцы печей для приготовления еды


446
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Между присутственным местом инспектора и восточной городской стеной расположены административные здания, примыкающие к уездному приказу. За ними в северо-восточном конце города - здание с надписью «амбар», рядом с ним - «арсенал». На площади вблизи восточных ворот города находится рынок, окруженный квадратной в плане стеной.
Отсутствие пояснительных надписей затрудняет аналогичную интерпретацию планировки уездного города Фаньяна. Это также прямоугольник не вполне правильной формы с вписанным в него другим прямоугольником, где, надо полагать, находятся уездные административные здания. На территории города имеется еще три прямоугольных пространства, окруженных внутренней стеной и одной стороной примыкающих к стене города. По своей планировке Фаньян чрезвычайно напоминает главный город округа Ляодун, известный нам по фреске начала V в. из одного когурёского погребения. Сопоставление с изображениями из Хорингэра подтверждает мнение Юй Вэйчао о том, что внутренняя стена отделяла от жилых кварталов г. Ляодуна именно присутственное место.
Заметим, что на плане Нинчэна жилые кварталы не показаны вовсе, как нет на нем и каких-либо свидетельств наличия в городе ремесла. Этот недостаток восполняют разведки и раскопки некоторых других крупных городов V-III вв. до н.э., в частности Линьцзы и Янь, где в черте городской стены обнаружены следы железоделательного, бронзолитейного, керамического, косторезного производства, а также мастерских, где отливали монеты и изготовляли оружие.
В письменных источниках мы находим свидетельства того, что в каждом более или менее крупном городе непременно существовал рынок. Вот лишь несколько примеров. В Хуайине молодые люди решили унизить Хань Синя, и «весь рынок смеялся над ним»; в Хуайяне был рынок, где помимо всего прочего казнили преступников; Мэй Фу, скрываясь от преследования, изменил фамилию и имя и стал «стражником на рынке в округе У»; Инь Вэнгуй был надсмотрщи- ком на рынке в Пинъяне, и все торговцы боялись его; Чжан Юй жил в детстве в уездном городе Ляньбай и любил ходить на рынок, где гадальщики предсказывали судьбу; Ван Чун, не имея средств на покупку книг, читал их в лавках на рынке в Лояне; Лю Лян, напротив, жил тем, что продавал книги на рынке в Нинъяне, и т.д.
Рынок — средоточие жизни города
В Чанъани большинство рынков были расположены в непосредственной близости от городских ворот. Можно предполагать, что это не было случайным явлением: с надвратных башен стража могла без труда наблюдать за тем, что про- исходит на рынке. Власти стремились строго контролировать жизнедеятельность рынков. Для этого назначался начальник с помощником и целым аппаратом контролеров. В обязанности последних входило взимание торгового налога; иметь лавку на рынке могли лишь те, кто регистрировался в специальных «рыночных реестрах».


Глава 1. Территория и хозяйство
447
Рынок. Династия Хань
Лавки располагались на рынке рядами; в каждом ряду торговали преимущественно только одним каким-то товаром. Это было удобно как для покупателя, так и для рыночной администрации. Особо располагались лавки менял. Рынок обычно был отделен стеной от остальной части города. Ворота рынка открывались в полдень и закрывались уже затемно. Об открытии рынка оповещали вывешиванием флага на башнях, из-за чего эти башни у рыночных ворот именова- лись «павильонами с флагом». Позднее, видимо уже в I в. н.э., было введено новое правило: об открытии и закрытии рыночных ворот извещали ударами в большой барабан. На каменных барельефах из Сычуани, датируемых восточнохань- ским временем, мы находим изображение рынка с башнями, на которых укреплен такой барабан. В этом смысле исключением был, пожалуй, Ясеневый рынок в предместье Чанъани. Он находился недалеко от высшего конфуцианского училища, и студенты приходили на него, чтобы купить книгу, музыкальный инструмент и т.д. Рынок располагался в ясеневых аллеях и «не имел ни стен, ни кры- тых помещений».
На рынке в ханьское время не только продавали и покупали. Зачастую тут же в лавках изготовлялись предметы, шедшие на продажу. На рынках размещались также и казенные мастерские, о чем говорят надписи на их продукции.
Рынок, где всегда было много народу, оказывался идеальным местом для представителей профессий《обслуживающей» сферы，например для брадобреев. Можно было, как упомянутый выше Чжан Юй? зайти к гадальщику и узнать, что ждет тебя в будущем. Об одном из известных хиромантов своего времени, обосновавшемся на Восточном рынке в Чанъани, рассказывает Сыма Цянь. За несколько десятков монет тот не только мог предсказать судьбу, но и побеседовать с клиентом об устройстве мироздания. Неудивительно, что сидеть без дела ему


448
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
приходилось лишь в дождливую погоду, когда горожане предпочитали оставаться дома.
Рынок был своего рода рупором общественного мнения. Подвергнуться осмеянию на виду всего рынка означало для горожанина «потерять лицо», лишиться престижа (случай с Хань Синем). Напротив, Хоу Ин, сторож при го- родских воротах в Даляне, заставивший Синьлин-цзюня ждать его на рынке, в немалой степени способствовал укреплению репутации этого аристократа как человека гуманного и достойного (описание этого эпизода Сыма Цянем, хотя и относится к началу III в. до н.э., отражает положение вещей, характерное для периода жизни самого историка). Именно поэтому рынок был местом публичных экзекуций. Смертный приговор приводился в исполнение на рыночной площади, где затем оставляли для всеобщего обозрения тело казненного (отсюда официальное название смертной казни в эпоху Цинь и Хань - ци иш - «быть брошенным на рынке»). Так, Чао Цо, которого император Цзин-ди был вынужден казнить, пытаясь тем самым смягчить противоречия во время «мятежа семи ванов», был выведен в придворном одеянии на Восточный рынок в Чанъани и там обезглавлен.
Роль города в трансформации традиционного уклада жизни
Сосредоточение в городах большой массы населения ставило перед обществом принципиально новые проблемы. Хотя города, общая численность которых достигала в I в. до н.э. почти полутора тысяч, продолжали оставаться редкими островками в море сельского населения, крупнейшие ремесленно-торговые центры империи насчитывали в эту эпоху по нескольку десятков тысяч дворов. По словам Чжуфу Яня, в середине II в. до н.э. в г. Линьцзы было 100 тыс. дворов. Если исходить из того, что семья насчитывала от 4 до 5 человек, то численность населения в Линьцзы достигала в это время почти полумиллиона человек. Чжуфу Янь указывает, что по этому показателю Линьцзы превосходил даже столицу империи Чанъань.
Хотя некоторую часть населения городов по-прежнему составляло земледельческое население, ритм их жизни определялся иными, чем в сельской местности, экономическими факторами. Яркую характеристику социальных проблем ханьского города дал во II в. н.э. Ван Фу в своем сочинении «Цяньфу лунь»: 《Ныне люди оставляют земледелие и стремятся заняться торговлей. Повозки， запряженные быками и лошадьми, наводняют дороги, а города полны бездельников и обманщиков... Возьмем, к примеру, сегодняшний Лоян: занимающихся второстепенными промыслами в нем в десять раз больше, чем земледельцев, а проходимцев и бездельников - в десять раз больше, чем занятых ремеслом и торговлей... В Поднебесной сотни окружных и тысячи уездных городов, а всего их десятки тысяч, и всюду в них дело обстоит так же».


Глава 1. Территория и хозяйство
449
Появление новых, чисто городских профессий, казавшееся приверженцам старины явлением ненормальным, противоестественным, в действительности было велением времени. Город был проводником новых веяний, изменявших традиционный уюгад жизни.
Человека, попадавшего в город впервые, поражало, например, то, что на рынке там торговали съестным. По традиции, искони существовавшей у древних китайцев, готовить пищу для членов семьи следовало на домашнем очаге, сим- волизировавшем единство обитателей дома.《В древности，一 читаем мы в ”Янь те лунесс? - не торговали пищей. Впоследствии на рынках появились лавки мясников, стали продавать вино, торговать сушеным мясом, рыбой, солью, и только. Ныне же целые ряды заполнены готовой пищей, рынки завалены различны- ми яствами. Людям становится лень готовить самим, и, когда приходит время обеда, они отправляются на рынок». Вразрез с традициями шло, например, и то, что в ханьское время на рынке горожанам приходилось приобретать предметы, связанные с обрядово-ритуальной стороной жизни. По мнению многих, это отрицательно сказывалось на нравственных устоях, ибо «торговец гробами хотел бы, чтобы люди больше болели».
Город, прежде всего столица, был в глазах состоятельных слоев общества законодателем моды. Стремясь не отставать от столичного уровня, богачи на периферии старались перенимать тамошние новшества. «Изменение нравов имеет свою подоплеку, - говорил в докладе императору Ma Ляо (I в. н.э.).- Рассказывают, что некогда правитель царства У с уважением относился к умеющим владеть мечом, и в народе многие выставляли напоказ свои шрамы. Правитель царства Чу любил женщин с тонкой талией, и в его гареме многие умирали, добровольно отказываясь от пищи. Простонародная присказка, распространенная в Чанъани, гласит: „В городе в моде высокие прически, и повсюду делают прически высотой в целый чи\ в городе считают красивыми широкие брови, и повсюду их подводят так, что они закрывают половину лба; в городе стали носить длинные рукава, и повсеместно теперь на рукава jpaxsT по целому куску шелка“. Все это звучит как шутка，но она недалека от правды».
Как уже отмечалось выше, именно через города культура древних китайцев оказывала воздействие на местное некитайское население, способствуя его постепенной ассимиляции. В качестве иллюстрации этого можно сослаться на то место в «Хань шу»? где Бань Гу описывает обычаи населения Сюаньту и Ло- лана - округов, созданных во II в. до н.э. на землях древнего корейского государства Чосон: «Сельские жители пользуются здесь для питья и еды корзинками, сплетенными из бамбука, и деревянными чашками на высокой ножке. В го- родах же по большей части подражают чиновникам и торговцам из внутренних округов, зачастую пользуясь для еды овальными чашками» (бэй), которые были распространены тогда у всего древнекитайского населения.


450
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Хозяйственно-культурное районирование
Первые попытки региональной характеристики территории, занятой древнекитайскими царствами, относятся ко второй половине I тыс. до н.э. В трактате «Сюнь цзы» (философ, которому приписывается авторство этого сочинения, жил в начале III в. до н.э.) мы встречаем обобщенное описание того, что получают люди Срединных царств из соседних районов: «На берегу Северного моря резвые лошади и громко лающие собаки, но в Срединных царствах получают, разводят и используют их; на берегах Южного моря есть перья диковинных птиц, слоновая кость, шкуры носорогов, малахит и киноварь, но в Срединных царствах получают и применяют это; на берегах Восточного моря есть шелковые и пеньковые ткани, рыба и соль, но в Срединных царствах получают все это и используют для производства одежды и в пищу; на берегах Западного моря есть кожи и бычьи хвосты, но в Срединных царствах получают и используют их. Поэтому живущие на озерах имеют достаточно древесины, а живущие в горах не испытывают недостатка в рыбе. Крестьяне не работают топором и не занимаются железоделательным ремеслом, но имеют достаточно орудий труда. Ремесленники и торговцы не пашут полей, но у них в достатке зерно». (По представлениям древних китайцев, Поднебесную окружали с четырех сторон моря, указанные и здесь. - Ред.)
«Девять областей»
Примерно в это же время в древнем Китае сюгадывается система представлений о своей стране как о «девяти областях» - больших регионах, характеризующихся определенными хозяйственно-культурными особенностями и не совпа- дающих с политическими границами отдельных царств. Первые упоминания о《девяти областях»，введение которых приписывается легендарному правителю Юю? встречаются в эпиграфических текстах VI в. до н.э. В наиболее полном виде специфика этих областей изложена в «Чжоу ли», а затем повторена Бань Гу в географическом разделе его «Хань шу»:
«Область на юго-востоке называется Янчжоу. Гора там называется Куайцзи, озеро - Цзюйцюй, река - Саньцзян (букв, „три реки"), канал - Уху. Область богата золотом, оловом и бамбуком для изготовления стрел. Двое мужчин здесь приходится на пять женщин. Разводят птиц и домашних животных. Из злаков родится рис.
Область на юге называется Цзинчжоу. Г ора там называется Хэншань, озеро - Юньмэн, реки - Цзян и Хань, каналы - Ин и Шэнь. Область богата киноварью, серебром, слоновой костью, кожами. Один мужчина приходится на двух женщин. Разведение домашних животных и земледелие аналогичны Янчжоу.
Область к югу от Хуанхэ называется Юйчжоу. Г ора там называется Хуашань, озеро - Путянь, реки - Жун и Ло? каналы - По и Ча. Область богата лесом, лаком, шелком. На двух мужчин приходится три женщины. Разводят шесть видов домашних животных. Родятся пять видов злаков.


Глава 1. Территория и хозяйство
451
Область на востоке называется Цинчжоу. Гора там называется Ишань, реки - Хуай и Сы, каналы - И и Шу. Область богата тростником и рыбой. На двух мужчин приходится три женщины. Разводят кур и собак. Из злаков родятся рис и пшеница.
Область на востоке от реки называется Яньчжоу. Гора там называется Юэшань, озеро - Тайе, реки - Хуанхэ и Цзы, болота - Лу и Вэй. Область богата тростником и рыбой. На двух мужчин здесь приходится три женщины. Разводят шесть видов домашних животных. Родятся четыре вида злаков.
Область на западе называется Юнчжоу. Гора там называется Юйшань, озеро -Сюаньпу, реки - Цзин и Жуй, болота - Вэй и Ло. Область богата нефритом и камнем. На трех мужчин здесь приходится две женщины. Разводят коров и лошадей. Из злаков родятся чумиза и черное просо.
Область на северо-востоке называется Ючжоу. Гора там называется Пулай, озеро Сиян, реки - Хуанхэ и Цзы, болота - Цзы и Ши. Область богата рыбой и солью. На одного мужчну приходится три женщины. Разводят четыре вида домашних животных. Родятся три вида хлебных злаков.
Область в излучине Хуанхэ называется Цзичжоу. Гора там называется Хо- шань, озеро - Янъюй, река - Чжан, болота - Фэнь и Лу. Область богата кедром и кипарисом. На пять мужчин приходится три женщины. Разводят коров и овец. Из злаков родятся чумиза и черное просо.
Область на севере называется Бинчжоу. Гора там называется Хэншань, озеро -Шаоюйци, реки - Хучи, Цюйи, болота - Лай и И. Область богата полотном и шелковыми тканями. На двух мужчин приходится три женщины. Разводят пять видов домашних животных. Родятся пять видов злаков».
При всей схематичности характеристика эта интересна тем, что наряду с естественно-природными условиями учитывает специфику основных занятий населения и даже своеобразный демографический индекс.
Несколько отличный от изложенного вариант соотношения «девяти областей» приводится в сочинении «Юйгун», вошедшем в современный текст «Шан шу».
Концепция Сыма Цяня и Бань Ту
Интересный подход к проблеме районирования территории страны продемонстрировал Сыма Цянь. Он не только отказался от традиционного деления на девять областей, но и обратил внимание на ранее не учитывавшиеся особенности регионов. Наконец, он сформулировал свое собственное мнение о взаимосвязи и особенностях отдельных частей страны.
Главным фактором, определяющим специфику того или иного региона, Сыма Цянь считает природную среду. Под ней он понимает не только естественноклиматические условия, но также плодородие почвы и относительную плотность населения.
В целом Сыма Цянь выделяет 13 регионов, в основном совпадающих с территорией важнейших царств периода Чжаньго (во времена Хань, напомним, их границы давно уже утратили свое политическое значение).


452
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Мысли Сыма Цяня по поводу региональной характеристики империи Хань были восприняты и развиты другим крупнейшим историком ханьского времени -Бань Гу. Изложенная в его сочинении концепция историко-культурных областей наиболее полно и всесторонне отражает конфуцианские представления о человеке, его обществе и их месте в структуре универсального макрокосма.
Важнейший исходный пункт этой концепции - идея взаимосвязи между расположением небесных светил и различных регионов Поднебесной, что и определяет особенности последних.
Заметим, что в《Исторических записках» Сыма Цяня в общей сложности описано 98 созвездий (369 звезд); в «Хань шу» количество созвездий увеличилось до 118, звезд - до 783. Однако для характеристики историко-культурных регионов Бань Гу использует 25 основных созвездий, соответствующих 13 регионам Поднебесной.
В целом регионы Бань Гу совпадают, как и у Сыма Цяня, с крупными царствами периода Чжаньго. Это, однако, не всегда так. О регионе Чэнь, например, Бань Гу пишет，что соответствующее царство было уничтожено Чу，но《с точки зрения небесных письмен оно по-прежнему сохранило свою самостоятельность». Лу та1сже было уничтожено царством Чу, но «первоначально это было большое государство, и поэтому его территория составляет отдельный регион». Так же объясняет Бань Гу и выделение Сун в качестве самостоятельной единицы регионального деления.
Напротив, маленькое царство Вэй рассматривается отдельно на том основании, что просуществовало дольше своих соседей - в течение 40 поколений, т.е. почти 900 лет (это царство было разгромлено и перестало существовать в 254 г. до н.э.? всего за 33 года до объединения страны). Наконец, царства Чжэн и Чэнь были присоединены к Чу, но они «относятся к тому же звездному району, что и Хань», поэтому Бань Гу рассматривает Чжэн и Чэнь как подразделения региона Хань.
Положение региона относительно определенной группы созвездий обусловливает, по Бань Гу, распределение природных богатств на земле.
Главное богатство Поднебесной - земли, пригодные для возделывания. Ими сла- вится прежде всего район Вэйхэ, где《плодородные земли тянутся на тысячи ;ш». На территории округов Ба и Шу прекрасные условия для выращивания зерновых культур, кроме того, там возделывают овощи и в особенности фрукты (прежде всего цитрусовые). Бывшее царство Янь славится каштанами, ююбой и т.д.
На уровень благосостояния населения непосредственно влияет его относительная плотность. Чрезмерная скученность населения характерна для районов с плодородными почвами. Напротив, наличие благоприятных условий для земледелия и сравнительно небольшое население - редкое явление в Поднебесной. Оно отмечается Бань Гу (как и Сыма Цянем) в среднем течении Янцзы: «К югу от реки - обширные земли... Холод и голод не угрожают здесь людям».
Немаловажная черта того или иного региона - наличие там лесов, а также зарослей тростника и бамбука, имевших большое практическое применение. Бань Гу обращает внимание и на распределение полезных ископаемых: железо - поч¬


Глава 1. Территория и хозяйство
453
ти повсеместно на территории империи，медь и золото — в низовьях Янцзы，медь и серебро - в современном Гуандуне и т.д.
Выше уже упоминалось о том, что сведения о размещении в ряде округов империи специальных чиновников, ведавших железоделательным производством, а также данные раскопок литейных мастерских и изучение штампов на готовых изделиях позволяют составить представление об основных центрах про- изводства железа в эпоху Хань.
Вполне в духе своего времени Бань Гу считает «основным» занятием - земледелие, а ремесло и торговлю - «второстепенным». Однако приводимые им данные показывают, что в ханьское время на территории империи были значительные районы, подавляющее большинство населения которых не занималось земледелием. Это относится, в частности, к северо-западным округам, где ведущей отраслью хозяйства было скотоводство.
Хотя принципы районирования, примененные Бань Гу (табл. 4), не могут полностью удовлетворить современным требованиям, они позволяют восстановить картину размещения основных групп населения Ханьской империи по признаку специфических черт хозяйства и культуры.
Таблица 4
Характеристика основных хозяйственно-культурных регионов на территории империи Хань (по Бань Гу)
Регион
Район
Природные условия
Занятия населения
Цинь
Бывшие циньские земли
Тяньшуй，Лунси， Аньдин, Бэйди, Шан, Сихэ К западу от У вэй
Ба, Шу, Гуань_ хань, Уду, Цзянь- вэй, Юэси
Плодородные почвы; заросли бамбука; родится хурма
Горы покрыты лесом
Земли удобны для скотоводства
Плодородные почвы; обилие лесов; заросли бамбука
Первоначально земледелие. После переселений многие жители стали заниматься торговлей Местное население переняло у «варваров» обычай охотиться Скотоводство
Рисоводство; выращивание овощей и фруктов; рыболовство
Вэй
К западу от Хуанхэ, к востоку от Хуанхэ
Местность равнинная, богатая солью и железом
Чжоу
Хань
Чжэнчэнь Инчуань, Наньян
Местность холмистая, малопригодная для земледелия
Многие жители занимаются торговлей


454
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Продолжение табл. 4
Регион
Район
Природные условия
Занятия населения
Чжао
Чжао, Чжуншань, Ханьдань, Тайюань, Шандан, Чжун，Дай，Ши， Бэй
Динсян, Юнь- чжун, У юань
Земля неплодородна, а население многочисленно
Местное население не занимается ни земледелием, ни торговлей. Население промышляет охотой
Янь
Цзи
От Шангу до Ляо- дуна
Сюаньту，Лолан
Земли обширные, а населения мало.
Район славится рыбой, солью, ююбой и каштанами
Ци
Земля богата солью, а хлеба родятся плохо
Развито ткачество
Лу
Здесь мало лесов и озер. Регион перенаселен
Разведение тутов и выращивание конопли
Сун
Вэй
Земля родит плохо, и народ беден
Чу
Местность богата реками, озерами, лесом. Здесь постоянное изобилие продуктов питания
Рисосеяние，рыбная ловля, охота, лесные промыслы
У
Добываются морская соль, медь, золото
Юэ
Водятся слоны и носороги. Добывают жемчуг, медь, серебро
Первая из этих групп - древнекитайское население среднего и отчасти нижнего течения Хуанхэ. Основу хозяйства в эпоху Хань, как и в предшествующее время, составляло здесь пашенное земледелие с возделыванием традиционных для этого района культур: чумизы, проса, пшеницы. Именно об этих землях Сыма Цянь писал, что по площади регион Гуаньчжун составляет одну треть Поднебесной, но его богатство равно шести десятым всего производимого в стране.
Вторая группа населения империи была занята преимущественно земледелием в районах бассейна Янцзы. Здесь, как и в более раннее время, преобладало рисосеяние. Постепенно получает распространение техника пахоты с использованием рала.


Глава 1. Территория и хозяйство
455
Третья группа - население нижнего течения Хуанхэ, главным образом на п-ове Шаньдун, где природные условия не благоприятствовали возделыванию зерновых культур и основное богатство края составляли культуры технические - конопля и тутовые деревья. На этой основе здесь получило значительное развитие ремесло, в частности ткацкое производство.
Четвертая группа - население лесистой зоны, протянувшейся от северной части пров. Шэньси до запада Шаньси. Хозяйство этих районов, комплексное в своей основе, в значительной степени базировалось на охоте и рыболовстве.
Пятая группа - население северо-западной части империи (нынешняя пров. Ганьсу). Преобладание степных ландшафтов определяло преимущественное развитие скотоводства в этом районе.
Абсолютная и относительная численность основных групп населения империи Хань в начале I в. н.э. представлена в табл. 5.
Таблица 5
Численность населения основных хозяйственно-культурных областей
империи Хань (I в. н.э.)
Область
Основа хозяйства
Численность населения, млн. человек
Относительная численность, в % от кол-ва населения
Среднее течение
Земледелие (чумиза,
30,0
50,0
Хуанхэ
просо, пшеница)
Бассейн Янцзы
Земледелие (рис)
15,0
25,0
Нижнее течение
Возделывание техни¬
7,5
12,5
Хуанхэ
ческих культур
Северная лесистая
Охота, рыболовство
2,〇
з,з
зона
Северо-западная
Скотоводство
0,5
Менее 1,0
степная зона
Прочее
5,0
8,2
Рельеф ханьского времени


456
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Глава 2
Народная культура
Материальная культура
Одежда
Одежда относится к тем аспектам материальной культуры, которые имели в древности отчетливо выраженную этноразличительную функцию. Так, характеризуя сюнну, древние китайцы подчеркивали, что «они носят одежду, отличную от той, которая распространена в Срединном государстве». Ханьский чи- новник，перешедший на сторону сюнну，полагал, что источник нравственной силы этого племени заключается в его приверженности к своей традиционной культуре.《Сюнну, - говорил он, - по численности меньше, чем население одно- го ханьского округа, но сильны они тем, что отличаются от Хань в одежде и пище».
Представление о том, чем же характеризовалась древнекитайская одежда ханьского времени, мы можем составить себе сегодня главным образом благодаря археологическим находкам.
Состав костюма
Основные предметы одежды перечисляются в этимологическом словаре II в. н.э.《Ши мин», где поясняется не только назначение каждого из этих пред- метов, но и происхождение их наименований. В словаре упоминаются: передники фу, куртки жу, штаны ку, рубахи данъи, чанъюй и гоу, безрукавки ляндан, плахты цюнь, халаты пао, набрюшники кунъ, чулки ва, туфли люй, сапоги хуа и др.
Однако из самого текста неясно, какие из этих предметов были составными компонентами единого комплекса, а какие представляли собой альтернативные варианты одного и того же компонента. Ответить на этот вопрос в известной мере помогают документы, обнаруженные в пограничных крепостях на северо- западной границе Ханьской империи, близ Цзюйяня.
Солдатам, несшим гарнизонную службу на границе, выдавалась казенная одежда, для чего составлялись специальные ведомости. В них указывалось, кому, что и в каком количестве было выдано.
Обязательным компонентом костюма солдата были штаны, упоминающиеся во всех без исключения рассмотренных документах. Столь же необходимым предметом одежды был халат типа пао или си. Ношение нижней наплечной одежды (рубахи данъи или чанъюй) не было абсолютно обязательным. Другие типы наплечной одежды, кроме халата (куртки, шубы), составляли дополнительный компонент одежды и встречались реже. Что касается обуви, то чулки


Глава 2. Народная культура
457
заменяли туфли, и наоборот; разница между двумя типами чулок (сыва и цюань- ва) не вполне ясна. Таким образом, можно утверждать, что костюм солдата состоял в ханьское время прежде всего из штанов, халата и туфель. Не случайно именно эти компоненты костюма упоминаются в документе, сообщающем о по- имке беглого раба:《Оэнь Сюань, с кандалами на обеих ногах，27-28 лет, сред- него роста, волосы иссиня-черные длиной 5-6 цуней, бороды и усов нет, одет


458
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
в черный халат, белые полотняные штаны, белые кожаные туфли, имеет при себе меч».
Таким образом, данное сочетание компонентов было характерно для костюма не только солдата, но и гражданских лиц.
Любопытно, что в цзюйяньском архиве сохранилось несколько купчих на покупку отдельных предметов одежды. Благодаря этому мы мо- жем судить о приблизительных ценах на одежду в пограничных районах империи.
Отметим, что в цзюйяньских документах совершенно не упоминаются какие-либо головные уборы.
Рассмотренные данные интересно сопоставить со сведениями о составе мужского костюма，происходящими из другого района империи и от- носящимися к более раннему времени, а именно к началу II в. до н.э. Речь идет о списке предметов одежды, положенных в погребение чиновника. Единственное существенное отличие этого перечня от предыдущих - наличие в нем плахты цюнь, фигурирующей наряду со штанами ку. Здесь также не упомянут какой-либо головной убор.
О женской одежде можно судить по предметам, найденным в погребении Мавандуй 1 близ Чанша (начало II в. до н.э.). Сопоставление всех этих данных позволяет прийти к выводу о том, что в ханьское время мужская одежда по своему составу не отличалась сколько-нибудь существенно от женской.
Фрагмент
шелкового покрывала
Наплечная одежда
К категории одежды, которую мы называем наплечной, древние китайцы относили все компоненты костюма, имеющие ворот. Поэтому именно слово «ворот» (лин) используется в ханьское время в качестве классификатора при счете наплечной одежды, точно так же как туфли исчисляются «парами» и т.д.
В словаре《Ши мин》мы находим перечисление основных конструктивных деталей наплечной одежды, среди которых отмечены: 1) ворот (лин); 2) передняя пола (цзинь); 3) рукав (сю); 4) средняя часть рукава {мэй)\ 5) обшлаг рукава (цюй); 6) край верхней полы (цзюй) и др.
Находки в Мавандуй 1 впервые позволили детально изучить особенности покроя ханьской наплечной (в данном случае женской) одежды. В общей сложности в этом погребении было обнаружено 12 халатов и 3 рубахи, большая часть которых полностью сохранилась. Покрой халата и рубахи практически одинаков, они различаются лишь по материалу.
Характерные черты покроя женской верхней наплечной одежды из Мавандуй 1 сводятся к следующему. Это распашной двубортный халат с 3anâx〇M на¬


Глава 2. Народная культура
459
право, открытого типа; края ворота перекрещиваются на груди, откуда происходит современное китайское название такого халата - цзяолинпао - «халат с перекрещивающимся воротом». Эти особенности ханьской наплечной одежды традиционны， они характерны для древнекитайского костюма начиная по крайней мере с иньского времени (XVI-XI вв. до н.э.).
Наряду с этим в наплечной одежде из Ма- вандуй 1 отчетливо выделяются два подтипа, различающиеся по форме верхней полы. В одних случаях край этой полы прямой, в других - пола имеет треугольный выступ; в древних письменных источниках халат такого типа именуется одеждой «с изогнутым краем полы» - цюйцзюй.
Для покроя халатов обоих типов характерно, что их верхняя часть отделена от нижней.
Верхняя часть кроится из четырех кусков ткани (два - перед и спинка， два - рукава). Ширина куска - около 50 см. Это озна- чает, что для кроя верхней части халата ткань использовалась во всю свою ширину. Покрой нижней части более сложен и требует большего расхода ткани (в особенности для халата《с изогнутым краем полы»).
Авторы первоначальной публикации ссылаются в этой связи на одно место из трактата «Яньцзы чуньцю», где говорится о необходимости избегать использования клиньев при крое халата. Согласно произведенному расчету, на халат с прямой полой (считая верх и подкладку, имевшие одинаковый раскрой) необходимо было около 23 м шелковой ткани (примерно 10 чжанов ханьского времени), а на халат с «изогнутым краем полы» - 32 м (14 чжанов). Между тем, по приблизительному подсчету видного ученого того времени Чэнь Чжи, на обычный мужской халат могло хватить 4 чжана ткани. Покрой обычного мужского халата был более простым и экономным, о чем свидетельствует следующее. Полотняный халат на подкладке стоил в Цзюйяне 400 монет. В то же время полотно продавалось там по цене от 240 до 400 монет за кусок. Таким образом, на по- лотняный халат солдата шло около 1 куска ткани (т.е. 4 чжана = 9,2 м), т.е. по крайней мере в 2,5 раза меньше, чем на женские халаты первого типа из Маван- дуй 1, и в 3,5 раза меньше, чем на халаты второго типа. Не случайно покрой наплечной одежды с «косыми углами» считался в ханьское время признаком излишней роскоши.
Несомненный интерес представляет анализ размеров верхней наплечной одеж- ды (12 халатов) из Мавандуй 1.
Женщина, погребенная в Мавандуе, имела рост 154 см. Между тем длина халатов, по крайней мере часть из которых она носила при жизни, колеблется


460
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
в пределах 130-160 см. Известно, что длина верхней наплечной одежды могла быть различной в зависимости от пола и социального положения ее хозяина. В «Ши мине» утверждается, что мужской халат должен доходить до щиколоток. На некоторых изображениях эпохи Хань можно видеть и еще более длинные мужские халаты. О некоем Гай Куаньжао сообщается, что он укоротил свою одежду настолько, чтобы она не касалась земли.
Начальник одного из ханьских округов Чжу Бо ввел правило, согласно которому его подчиненные должны были носить одежду, нижний край которой на 3 цуня (около 7 см) не доходил до земли. Наряду с этим солдаты носили в ханьское время укороченные халаты, доходившие лишь до колен. Судя по многочисленным изображениям, представительницы состоятельных слоев общества но- сили халаты, полностью скрывавшие ноги и при ходьбе волочившиеся по земле. Бань Гу рассказывает, что однажды жена будущего императора Ван Мана вышла к гостям в халате, который не достигал земли, и чиновники не узнали ее, решив, что перед ними служанка.
Обращает на себя внимание также общая длина рукавов: она относится к длине халата в среднем как 5:3 и составляет от 228 до 250 см. Это означает, что рукав такого халата опускался ниже кончиков пальцев по крайней мере на 25-30 см. Обычно женщины сидели или стояли, соединив перед собой согнутые в локтях и опущенные вниз руки, так что собранные в складки рукава скрывали кисти рук. Только иногда (например во время танцев) рукава распускались во всю их длину. При столь значительной длине рукава женских халатов были и очень широкими (в Мавандуе ширина рукавов составляет от 23 до 41 см). В словаре《Ши мин》отмечается, что ширина рукавов облегчает сгибание рук в локтях.
В целом покрой халатов, найденных в погребении Мавандуй 1, не соответст- вует тому, что зафиксировано в разделе трактата «Ли цзи»，касающемся регла- ментации одежды (там, в частности, устанавливается, что ширина талии должна быть в 3 раза больше, чем ширина обшлагов, а ширина халата внизу должна соответствовать ширине талии и т.д.). По-видимому, эти расхождения объясняются изменениями в покрое верхней наплечной одежды, имевшими место на про- тяжении Ш-Н вв. до н.э.
Что касается исподней наплечной одежды, то, как уже отмечалось, она по покрою практически не отличалась от халата. Женские рубахи из погребения Мавандуй 1 сшиты из легкой одноцветной шелковой материи (одна из них весит 48 г, другая - 49 г). Ворот и обшлага рукавов обшиты полосой материи другого цвета. Размеры рубахи обычно несколько превышали размеры халата, из-под которого виднелись край ворота и рукава исподней одежды.
Как и халаты, рубахи были двух типов, отличаясь формой верхней полы. Обычная рубаха с прямым краем полы называлась даньи, а с треугольным выступом чанъюй.
По свидетельствам источников, вплоть до времени правления ханьского Мин-ди (58-75) в империи не существовало строгой регламентации ношения


Глава 2. Народная культура
461
одежды. Поэтому во II-I вв. до н.э. чиновники в жаркую погоду могли являться во дворец в одной рубахе.
Вся наплечная одежда была с правым 3anâx〇M, что по традиции считалось одним из наиболее важных признаков, отличавшим древнего китайца от «варвара». Специалист по китайской одежде и художник Л.П.Сычев, анализируя отдельные ханьские барельефы, на которых древние китайцы изображены в верх- ней одежде с левым запахом, справедливо усматривает здесь отражение древнего обычая, согласно которому одежда умершего должна запахиваться налево. Действительно, этот обычай, частично сохраняющийся до настоящего времени, сформировался уже в ханьское время. Халат, который надевали на покойника, имел левый запах и назывался си. Таким образом, все цзюйяньские документы с упоминанием халатов си связаны с выдачей одежды для совершения погребального ритуала. Именно поэтому халаты пао и си нигде не упоминаются одновременно в одной и той же ведомости.
Описание наплечной одежды ханьского времени можно закончить упоминанием о том, что ее непременным атрибутом был пояс. Как и в предшествующее время, пояса изготовлялись обычно из ткани и лишь изредка из кожи (в Маван- дуй 1 найден матерчатый пояс длиной 145 см и шириной 11 см). Твердые пояса, характерные для средневекового китайского чиновничьего костюма, появились много позднее, не ранее времени Тан-Сун.
Поясная одежда
Как для мужского, так и для женского костюма ханьского времени в равной мере характерны два предмета поясной одежды - плахта цюнъ и штаны ку. Однако если покрой и способ ношения первого из них не вызывают споров, то ряд проблем, связанных со вторым, до сих пор не может считаться решенным.
Слово «ку» разъясняется в словаре «Ши мин» довольно неопределенно: «Две ноги продеваются отдельно». Комментируя это место источника, ученый XIX в. Ван Сяньцянь высказал предположение，что термином《ку》обозначались ного- вицы (совр. таоку), состоявшие из двух отдельных штанин, закреплявшихся на поясе.
Впоследствии эта точка зрения получила широкое признание среди исследователей материальной культуры древнего Китая. С.И.Руденко, анализируя пред- меты одежды из ноинулинских курганов, писал следующее: «В отличие от", типичных для хуннов шаровар, имелись у них и штаны китайского покроя, состоящие из двух самостоятельно надевавшихся штанин и, естественно, без мотни». Он имел в виду найденные в Ноин-Уле широкие ноговицы с петлями для прикрепления к поясу, переходящие внизу в пришитые к ним войлочные полу- сапожки. ЛП.Сычев считает эти ноговицы предметами «явно китайского про- исхождения» и полагает, что это как раз и есть ку ханьского времени. Вместе с тем он ссылается на свидетельства существования в древнем Китае штанов с мотней, именовавшихся Речь идет о следующем отрывке из《Хань


462
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
шу»: «Тогда император почувствовал себя плохо. Придворные и лекари, заискивая перед ним, наперебой советовали отказаться от посещения внутренних покоев. Хотя наложницы в соответствии с приказом надели г/юнку, им при- шлось дополнительно подвязаться еще одним поясом». В комментарии разъяс- няется, что под цюнку имеются в виду глухие штаны с мотней, отличавшиеся от обычных ку.
Однако Шан Бинхэ интерпретирует это свидетельство в том духе, что ку ханьского времени были похожи по своему покрою на современные детские штаны типа razïdâfWKy - с мотней, но имеющие вырез сзади.
В пользу гипотезы о том, что ку первоначально представляли собой ноговицы, говорит тот же отмечавшийся исследователями факт, что классификатором, ис- пользовавшимся для счета этих предметов одежды, было в ханьское время слово «лян» (букв, «пара»); этот же классификатор применялся при счете туфель и чулок. Однако несколькими столетиями позднее ку, как и плахты цюнъ, стали исчисляться с использованием обычного классификатора для счета предметов по- ясной одежды -яо (букв, «талия», «пояс»).
Обувь
Обувь - необходимый элемент древнекитайского костюма. Когда в конце I в. н.э. вновь назначенный чиновник прибыл в Чанша, местные жители, глазев- шие на незнакомца, были босы，и ему стало ясно, что вокруг него -《варвары》.
В ханьское время существовало несколько типов обуви, различавшихся по материалу, фасону и способу ношения.
Чаще всего туфли люй шились из грубой сыромятной кожи. Такие туфли нередко скрипели при ходьбе (каждый раз, увидев Чжэн Чуна в кожаных туфлях, император говорил со смехом: «Я узнаю министра Чжэна по скрипу его туфель»). В цзюйяньских документах упоминаются туфли из белой кожи, которые носили солдаты: в ханьское время они были символом простоты и бережливости. Не случайно император Вэнь-ди, прославившийся своей скромностью, имел обыкновение надевать кожаные туфли.
Солдаты носили также и другую обувь - плетенную из пеньковых бечевок. При раскопках ханьской крепости близ Лобнора были найдены две пары таких туфель. По свидетельству Бань Гу, когда будущий ученый конфуцианец Ди Фанцзинь приехал в столицу учиться, он существовал на деньги, выручаемые за туфли, которые плела его мать.
Наконец, признаком богатства и знатности при Хань были шелковые туфли. Цзя И, критикуя свойственное его времени стремление к роскоши, говорил, что даже рабов, предназначенных для продажи, хозяин нередко одевал в вышитый халат и шелковые туфли с узорчатым краем.
Среди предметов одежды, положенных в женское погребение Мавандуй 1, есть четыре пары шелковых туфель, одна из которых сохранилась полностью. Эти туфли сшиты из шелковой ткани зеленоватого оттенка (в списке сопогре¬


Глава 2. Народная культура
463
бенных вещей они названы «зелеными шелковыми туфлями с узорчатым кра- ем»). Они напоминают тапочки с прямоугольным плоским носком, несколько загнутым кверху и имеющим спереди округлый вырез. Туфли такого же фасона, сшитые из пеньковой ткани, найдены и в мужском погребении Фэнхуаншань. Сопоставление размеров этих двух пар туфель показывает, что мужская обувь такого типа отличалась от женской только шириной.
На деревянных фигурках слуг, положенных в погребение Мавандуй 1, также можно обнаружить туфли описанного выше типа. Однако здесь они только на женщинах, тогда как мужские туфли имеют закругленные носки. Вероятно, женские туфли могли иметь более глубокий вырез носка, чем мужские, и в этом случае производили впечатление «остроконечных» (ср. у Сыма Цяня: «Ныне красавицы из Чжао и Чжэн", носят одежду с длинными рукавами и остроконеч- ные туфли, они завлекают глазами и призывают голосом сердца»).
В чжоуское время древние китайцы надевали туфли на босу ногу; в ханьское время впервые возникает обычай помимо туфель носить чулки.
Собственно говоря, чулками этот предмет одежды можно назвать лишь условно. Чулки ва были полотняными: когда у Лю Сю, ставшего затем императором Гуан У-ди, испачкалась одежда, он разделся и попросил некоего Ли Чжуана выстирать ему белье; тот же предпочел дать своему патрону《новый халат, ру- башку и чулки». Женские чулки, обнаруженные в погребении Мавандуй 1， скроены из целого куска шелковой ткани. Сзади они имеют разрез, к которому прикреплены матерчатые тесемки.
Ходить в незавязанных чулках считалось неприличным, поэтому в жизнеописании императора Ай-ди специально отмечается случай, когда у знатного ари- стократа на пиру «развязались тесемки чулок»•丁ем более непристойным счита- лось попросить постороннего человека помочь завязать чулки, как поступил не- кий старец, желая унизить сановника Чжан Шичжи.《У меня развязались чулки， -сказал он и, обернувшись к Чжан Шичжи, предложил ему: - Завяжи мне чулки». Чжан Шичжи встал на колени и завязал их. Кто-то из присутствующих уко- рил старика:《Как же можно было при всех опозорить начальника судебного ве- домства Чжана, заставив его на коленях завязывать чулки!»
Однако в ханьское время нередко ходили и без чулок. Хотя грубые полотняные чулки иногда заменяли солдатам обувь, надевая туфли, они обходились без чулок. Так же поступали и бедняки. Господин Дунго, рассказывает Сыма Цянь, был беден, плохо одет, и туфли у него почти развалились; когда он шел по дороге, на снегу отпечатывались следы пальцев ног.
Помимо обычной обуви были распространены таьсже туфли на деревянной подошве (нечто вроде японских тэта), которые надевали в ненастье. Их изготовляла прислуга из ненужных обрезков досок.
Автор «Ши мина» упоминает также о сапогах хуа, использовавшихся для езды верхом, и отмечает, что первоначально они были составной частью «варварской одежды», которая была перенята чжаоским Улин-ваном в IV в. до н.э. Са- поги носили, по-видимому, только воины.


464
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Головной убор
Как и в предшествующее время, древние китайцы ханьской эпохи не стригли волос, а укладывали их на голове, скрепляя шпилькой. Для реконструкции мужских причесок III в. до н.э. исключительный интерес представляют керамические фигуры воинов, найденные близ могилы Цинь Шихуана. Реалистическая манера, в которой выполнены эти скульптуры, позволяет выделить по крайней мере два типа причесок.
В первом случае пучок волос на макушке делился на две части, которые вместе с прядями у висков заплетались в две косы. В третью косу заплетались разделенные на три части волосы на затылке. После этого все три косы соединялись на затылке, а затем вместе с основной массой волос закручивались узлом в верхней части головы правее макушки.
Во втором случае волосы спереди и с боков зачесывались назад, делились на шесть прядей, заплетавшихся в плоскую косу. Коса закручивалась на затылке. Поверх узла волос надевался головной убор в виде согнутого под острым углом прямоугольного куска кожи (?); он закреплялся с помощью ленты, завязанной под подбородком. В данном случае перед нами наиболее раннее достоверное изображение головного убора гуанъ, претерпевшего в эпоху Хань существенную эволюцию. Конструктивно близкий к этому тип гуанъ представлен на рисунке из погре- бения Мавандуй 1, а также на найденных там же деревянных фигурках людей.
Наряду с этим в раннеханьских захоронениях обнаружены гуш/ь и иного типа. Это нечто вроде прямоугольного мешочка из легкой и прозрачной шелковой материи, надевавшегося сверху на узел волос.
Позднее возникает головной убор цзинъсянъгуань, характерный в поздне- ханьское время прежде всего для конфуцианских ученых. Он совмещает в себе украшение над узлом волос и околыш, исторически восходящий к головной повязке типа платка. В I-II вв. эти два элемента убора были еще отдельными предметами, и лишь позднее произошло их соединение.
Заслуживает внимания мнение немецко-американского синолога В.Эберхарда о том, что первоначально головная повязка цзэ восходила к южной традиции, тогда как другой простонародный головной убор - бянъ, представлявший собой кожаную шапку, возник на севере страны.
Пища
Сопоставление письменных, эпиграфических и археологических данных позволяет более или менее детально восстановить основные особенности пищи древних китайцев эпохи Хань: ее компоненты, способы приготовления и ритуал, связанный с приемом пищи.
Фань и мучные блюда
Основу рациона древних китайцев составляло зерно. Не случайно в могилу с умершим в ханьское время клали миниатюрные модели зерновых амбаров:


Глава 2. Народная культура
465
в загробном мире души усопших нуждались в хорошей привычной еде. В надписях на таких моделях указывалось, какое именно зерно хранилось в них.
Достаточно подробные сведения о видах зерна, употреблявшегося в пищу, содержатся в цзюйяньских документах. Из них мы узнаем также и средние нормы довольствия солдат и членов их семей. Солдату полагалась месячная норма неочищенного зерна, равная 3 даням 3 доу 3 шэнам (66,5 л). Размер довольствия членов семей зависел от их возраста и пола. В счет ежемесячного довольствия солдатам и их семьям выдавались пшеница, ячмень, просо, чумиза, гаолян.
Таблица 6
Нормы выдачи зерна членам семей солдат, несущих караульную службу на границе
Возраст
Пол
Объем, шэны (в скобках - л)
До 6 лет
мужской
женский
166 (33,2) 116(23,2)
От 7 до 14 лет
мужской
женский
216(43,2) 166 (33,2)
15 лет и старше
мужской
женский
333 (66,6) 216(43,2)
Эти данные свидетельствуют, что в ханьское время продолжали возделываться в основном те же хлебные злаки, что и прежде. Однако важнейшее место среди них уже занимала пшеница. Именно эта культура, как правило, упоминается в императорских продовольственных указах. Вареная пшеница составляла основу повседневного рациона простолюдинов. Когда будущий император Гуан У-ди воевал в Хэбэе, один из его приближенных сварил пшеницу и угостил его - этот эпизод был в ханьской историографии одним из свидетельств непритязательности и простоты правителя Поднебесной. Напротив, ханьский сановник Цзин Дань был возмущен, когда ему подали на обед вареную пшеницу: он швырнул свою чашку на пол и потребовал более пристойного кушанья. Принимая гостей, их нередко потчевали вареной чумизой:《резать кур и варить чумизу» было об- щепринятым выражением, обозначающим хлопоты хозяйки перед приходом гостей. Рис, как и раньше, считался дорогим угощением. Вспомним, что Сыма Цянь, характеризуя земли к югу от Янцзы как область, где уровень жизни, с его точки зрения, был очень высок, писал: «Народ там питается рыбой и рисом».
В ханьском учебнике арифметики《Цзючжан суаньну》приводится таблица， где указано соотношение объема зерна различной степени очистки:
Просо - 50
Грубо очищенное пшено - 30
Очищенное пшено -27
Хорошо очищенное зерно - 24
Пшено высшего качества - 21


466
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Зерно очищали с помощью крупорушки, представлявшей собой каменный пест на рычаге, приводимом в движение ногой; модели крупорушек нередко встречаются наряду с иной мелкой пластикой в инвентаре ханьских погребений.
В ханьское время основным способом приготовления риса и иных круп была варка на пару. Для этого использовался сосуд с отверстиями (цзэн), со специальной вставной плетенкой (бы), на которую клали полусваренное зерно. Сосуд ставился на котел (фу) с кипящей водой, и зерно проваривалось на пару до готовно- сти.
Наглядной иллюстрацией этому служат изображения на фреске в ханьском погребении из Ляояна, где мы видим цзэн и фу, стоящие на печи. Модели та- ких кухонных печей часто встречаются в инвентаре ханьских погребений. Так, в районе Шаогоу, близ Лояна (Хэнань), в 1953-1954 гг. было раскопано 225 могил ханьского времени. В них найдено 155 моделей печей, сгруппированных авторами отчета о раскопках в пять категорий (девять типов). Печи различаются по размерам, числу конфорок, форме трубы и т.д. В то же время их объединяет одна общая черта: центральное положение на плите занимает котел с поставленным на него сосудом цзэн.
Тот факт, что в ханьское время, как и сейчас, варенное на пару зерно {фанъ) составляло основу рациона, подтверждается следующей статьей словаря «Шо- вэнь»: «Фанъ - это пища». Таким образом, уже в эпоху Хань слово «фанъ» име- ло два различных значения:《зерно, приготовленное на пару》и《пища вообще》 (ср. русское «хлеб насущный»: 1) печеное таро, 2) пища вообще).
Помимо этого применялся и способ варки зерна в воде. Так готовилась жидкая кашица (чжоу), которой питались во время траура по умершим родственни- кам или во время неурожая. В《Хоу Ханьшу》, например，сообщается, что во время голода 194 г. н.э. мера риса стоила в столице 500 тыс. монет, бобов или пшеницы - 200 тыс. В городе были случаи людоедства. Тогда император Сянь- ди приказал открыть дворцовый амбар и《накормить кашей голодающих».
Наконец, в ханьское время готовили также и мучные блюда. Муку мололи обычно на ручной мельнице, изобретение которой приписывается известному мастеру периода Чуньцю Гуншу Баню. Такие мельницы упоминаются вместе с котлами для приготовления пищи в реестрах военных поселений в Цзюйяне.
Из муки варили лапшу, причем это блюдо продавалось в готовом виде на рынке. Сановник позднеханьского времени Чжао Ци, спасаясь от наказания, бе- жал, скрыв свое имя и фамилию, и «торговал лапшой на рынке в главном городе округа Бэйхай».
Заслуживает внимания также тот факт, что во II в. н.э. в результате интенсивных контактов со Средней Азией в Китай проникают лепешки из пшеничной муки, ранее там совершенно неизвестные, но весьма характерные для древних земледельческих среднеазиатских народов. В словаре «Ши мин» мы находим объяснение термина «варварская лепешка» (ху бин): «Она изготавливается больших размеров и сверху посыпается варварской коноплей» (читай: кунжутным семенем).


Глава 2. Народная культура
467
Мясные и овощные блюда
Как уже отмечалось выше, в число «шести видов домашних животных», чье мясо в ханьское время употреблялось в пищу, входили коровы, лошади, бараны, свиньи, собаки и куры. Кроме того, нередко готовили блюда из рыбы и дичи. Остатки трапезы, положенной в погребение Мавандуй 1, содержат кости зайца, пятнистого оленя, дикого гуся, утки, бамбуковой курочки, аиста, сороки, воробья и т.д. Там обнаружены кости нескольких видов пресноводных рыб: карпа, карася, леща, окуня идр. На моделях кухонных печей иногда можно видеть рельефные изображения кур, уток, рыбы и пр. Представление о наборе мясных продуктов, использовавшихся при приготовлении пищи в домах ханьских аристократов, дают многочисленные каменные барельефы.
На этих изображениях представлены не только сцены разделывания туш, но и отдельные части туши. О названиях последних можно судить по списку продуктов, специально положенному в погребение Мавандуй 1. Там упоминаются вырезка грудинка (лэй)，лопатка (грлнь)，задняя часть (г/згш)，печень (гань)， желудок (вэй), селезенка (пи), язык (ханъ), сердце (синь), легкие (фэй) и т.д.
Основным способом заготовления мяса впрок было сушение. Разъясняя текст «Чжоу ли», комментатор II в. н.э. Чжэн Сюань писал: «Когда большие туши разделываются и сушатся, это называется сушеным мясом... Мясо, нарезанное тонкими ломтиками, называется фу; предварительно отбитое и сдобренное имбирем или корицей - дуанъ сю\ маленькие тушки, высушенные целиком, называются ла». На табличках из Мавандуй 1 упоминается мелко нарезанное сушеное мясо оленя, встречающееся также в надписях из погребения в Шацзыдуй.
Такое мясо сушилось на солнце (в «Шовэне» отмечается, что для этого нарезанное ломтиками мясо клали на крышу); мясо сушили и на медленном огне (так заготавливали впрок главным образом птицу). Для этого использовали древесный уголь, почти не дававший дыма. Кроме того, мясо коптили. Существовал также способ маринования мяса и рыбы с добавлением соли, уксуса и масла.
Переходя к способам приготовления мясных блюд, необходимо отметить, что предки китайцев в эпоху Хань употребляли в пищу и сырое мясо. Одним из наиболее известных примеров этого является описание пира в Хунмэне, на котором Фань Куаю «дали кусок сырого кабаньего мяса. Фань Куай положил на землю свой щит, а на него - [кабанью] лопатку, выхватил меч, разрубил им мясо на куски и стал есть его». У средневековых комментаторов «Исторических записок» слово «сырой» в качестве определения к «кабаньему мясу» вызывало подозрение в том, что здесь допущена ошибка при переписке текста. Однако, как было убедительно показано японским исследователем Хаяси Минао, сцена пира в Хунмэне не представляла собой ничего необычного: в ханьское время действительно нередко лакомились большими кусками сырого мяса.
Наряду с этим древние китайцы ели также мелко накрошенное сырое мясо (куай). В «Ши мине» объясняется, что для приготовления этого блюда брали различные сорта мяса и, мелко нарезав его, перемешивали. На табличках из Мавандуй 1 упоминается куай из говядины, баранины, оленины и рыбы. Неиз¬


468
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Бай гэн
(«светлый суп»)
вестно, добавлялись ли к мясному крошеву в рассматриваемое время овощи и приправы，но в трактате «Ли цзи», составление которого относится к послед- ним векам до н.э., сообщается:《Весной «уай готовится с луком, а осенью - с горчицей».
Специальное блюдо, употреблявшееся в качестве закуски к вину, - сюэ янь приготовлялось из крови. Как отмечает Хаяси, большие чаны, обязательный атрибут бойни, служили для ее сбора.
Наконец, в «Ли цзи» описывается еще одно блюдо, приготовлявшееся из сырого мяса: «Берут говядину, непременно свежего убоя, режут ее тонкими ломтиками, обязательно перерезая жилы, кладут в ароматное вино до утра и затем едят, сдабривая соусом».
Вареное или жареное мясо было также составной частью супов и добавлялось к сваренному на пару зерну.
Пространный список блюд, положенных в погребение Мавандуй 1, открывается перечислением супов (гэн), приготовленных из различных продуктов (табл. 7). Супы готовили двух основных типов. Первый из них - «основной (букв, „большой66) суп» варился из мяса без добавления соли и овощей, второй - «светлый (букв, „белый44) суп» заправлялся различными овощами и подсаливался.
Таблица 7
Основные ингредиенты для приготовления супов (по данным надписей из Мавандуй 1)
Тип супа Юй гэн
(«основной суп»)
Под-
тип
А
Б
В
Г
д
Е
Ж
3
И
11
12
13
15
16*
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
А Б в г д Е ж


Глава 2. Народная культура
469
Продолжение табл. 7
Тип супа
Под¬
тип
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16*
Цинь гэн
А
+
(«суп с сельдере¬
Б
+
ем»)
В
+
Фэн гэн
А
+
(«суп с репой»)
Б
+
В
+
Ку гэн
А
+
(«суп с осотом»)
Б
+
* 1 - говядина; 2 - баранина; 3 - свинина; 4 - мясо поросенка; 5 - оленина; 6 - мясо собаки; 7 - курятина; 8 - мясо дикой утки; 9 - мясо фазана; 10 - мясо речного моллюска; 11 - карась; 12 - мясо дикого гуся; 13 - молодые побеги бамбука; 14 - таро; 15 - бобы; 16 - корневища лотоса.
Мясо, добавлявшееся в сваренное на пару зерно, приготовлялось несколькими способами, четыре из которых были перечислены автором трактата «Ли- цзи» среди важнейших культурных достижений, связанных с изобретением огня:
поджаривание большими кусками на открытом огне (фань). Приготовление пищи таким способом изображено на фреске из раннеханьского погребения близ Лояна, воспроизводящей сцены пира в Хунмэне;
поджаривание на вертеле (чжи) отличается от первого способа тем, что мясо режется на небольшие кусочки и насаживается на трехзубую вилку. Процесс подобного приготовления мяса представлен на фресках из погребения в Цзягу- гуани, датируемых концом III в. н.э. Автор «Ши мина» перечисляет различные виды поджаривания на вертеле;
запекание в искусственной оболочке (бао) осуществлялось следующим образом. Куски мяса обмазывались глиной, смешанной с мякиной, а затем помещались в огонь. Через некоторое время обожженная и затвердевшая оболоч- ка разламывалась, а содержимое, готовое к употреблению, вынималось из нее. Иногда таким способом готовили птицу, не очищая ее предварительно от перьев;
варка в котле {чжу) - так, согласно «Ли цзи» и комментариям Чжэн Сюаня, готовились свинина, курятина, рыба и мясо черепахи.
В надписях из погребения Мавандуй 1 упоминаются мясные блюда, приготовленные тремя последними способами. Кроме того, в этом же списке фигурируют тушеные (ао) мясные блюда и блюда из мяса, сваренного в овощном отва- ре (чжо). Набор мясных блюд, представленных в этих надписях (за исключением перечисленных супов), выглядит следующим образом (табл. 8).


470
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Таблица 8
Мясные блюда, упоминаемые в надписях из погребения Мавандуй 1
Блюда
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11*
Мясо, сушенное ломтиками
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
Мясо, сушенное тушкой
+
+
+
+
+
+
Мелко накрошенное мясо
+
+
+
Мясо, жаренное на вертеле
+
Слабо обваренное мясо
+
Вареное мясо
?
Тушеное мясо
Мясо, запеченное в оболочке
* 1 - говядина; 2 - баранина; 3 - свинина; 4 - оленина; 5 - мясо собаки; 6 - курятина; 7 - мясо дикой утки; 8 - мясо фазана; 9 - мясо дикого гуся; 10 - зайчатина; 11 - рыба.
Анализ источников, таким образом, показывает, что в III в. до н.э. - III в. н.э. в древнекитайской кулинарии практически не применялись такие способы приготовления мясных и овощных блюд, как поджаривание на масле. Объясняя причины этого, японский исследователь Синода Тоити высказывает предположение о том, что, несмотря на широкое применение железа для производства оружия и орудий труда, металлическая посуда тогда еще не была известна.
Приправы и специи
К «пяти вкусовым ощущениям» древние китайцы относили острое, кислое, соленое, горькое и сладкое; важнейшими приправами, позволяющими придавать кушаньям соответствующий вкус，считались имбирь, уксус, соль, вино и патока.
Важнейшие приправы (по данным ханьских источников): соль, уксус, соленая мясная паста, соленая мясная подлива, рыбный соус, соленая бобовая паста, соус цзян, маринованные овощи, мед, дрожжи.
Однако фактически набор приправ и специй был гораздо шире. Об этом свидетельствуют надписи из Мавандуй 1, а также граффити на сосудах из погребения близ Лояна и данные письменных памятников.
Хаяси Минао обращает внимание на ханьский термин «соус» (цзян), указывая по меньшей мере на три его различных значения.
Так называлась жидкая или полужидкая соленая приправа из мяса, иногда с добавлением рыбы, бобов ит.д. Способ приготовления такого соуса описан Чжэн Сюанем: «Необходимо сначала высушить мясо, затем нарезать его, добавить зерна, дрожжей и соли, залить ароматным вином, запечатать в чан, и через сто дней соус будет готов к употреблению».
Термином «цзян» называлась также приправа с добавлением уксуса, о чем говорит тот же Чжэн Сюань.


Глава 2. Народная культура
471
Наконец, это же слово служило для обозначения соленых или кислых приправ вообще.
Что касается уксуса, то он приготовлялся из жидкой кашицы, куда добавлялось вино. На одной из фресок в погребении близ Цзягугуана изображены чаны, служащие для сцеживания уксуса: через отверстия на дне жидкость стекает в другой сосуд.
Среди приправ, придававших блюдам сладкий вкус, следует отметить мед, который иногда добавлялся к мясу, обжариваемому на открытом огне.
Остается спорным вопрос о том, каково было значение слова «тан», обозначающего ныне сахар. По мнению китайского ученого Цзи Дуньюя, производство тростникового сахара было распространено в Китае уже в эпоху Хань. Другой китайский ученый, У Дэдо, отвергающий доводы Цзи Дуньюя, относит начало сахароварения к эпохе Тан. По-видимому, следует присоединиться ко второй из этих двух точек зрения. В надписях из Мавандуй 1 встречается упоминание термина «тан», однако его значение остается здесь неясным. Можно предполагать, что мы имеем дело с разнописью слова, обозначавшего некое подобие конфеты-тянучки, о которой упоминается в «Ши мине»: «Тан... делается из разваренного зерна». Такие конфеты в I-II вв.5 по свидетельству Чжэн Сюаня, продавали вразнос на улицах, привлекая внимание покупателей звуками свирели.
Наконец, следует упомянуть о закваске цзюй, применявшейся для производства мясных соусов. В надписях на керамических сосудах из Лояна упоминается ячменная и пшеничная закваска.
Напитки
«В зимние дни пьют горячий отвар, а в летние дни пьют воду», - этот древнекитайский обычай, сформулированный Мэн-цзы в начале III в. до н.э.5 имел распространение на всем протяжении ханьской эпохи.
Не останавливаясь здесь на таких продуктах, как кисловатые на вкус отвары из различных фруктов (сливы, персики), упоминаемых в «Ши мине», отметим, что широкой популярностью пользовались опьяняющие напитки, которые условно можно объединить под названием «вино».
Вино (цзю) в древнем Китае приготовлялось из зерна и представляло собой нечто вроде браги. Сорта вин различались главным образом по сроку выдержки: молодое вино {дао) было готово к употреблению через 3-4 дня, а выдержанное (и) должно было простоять не менее месяца.
В свою очередь, выдержанное вино могло быть трех сортов: ши цзю, си цзю и цин цзю.
Ши цзю приготовлялось специально для торжественных церемоний, прежде всего для жертвоприношений, в любое время года и выдерживалось около месяца. Насколько можно судить по комментарию к «Ли цзи», оно не было прозрачным. В отличие от него си цзю было более крепким и светлым вином. Наконец,


472
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
для производства цин цзю требовалось несколько месяцев - с зимы до лета. Выдержанное вино отличалось значительной крепостью, поэтому оно и использовалось для иллюстрации понятия «горький».
Молодое вино иногда называлось «сладким». Оно не процеживалось перед употреблением.
В письменных источниках можно обнаружить по крайней мере пять различных терминов для обозначения сортов молодого вина.
Процесс производства вина может быть частично восстановлен благодаря находке в позднеханьском захоронении близ Лояна модели винодельни. В крытом помещении и около него были расставлены сосуды и приспособления для ряда последовательных производственных операций: ступки, воронки для процеживания жидкости и т.д. Сцена процеживания готового вина предстает перед нами на барельефе из Шаньдуна.
Посуда и другие приспособления для еды
Одним из важнейших результатов раскопок раннеханьского погребения Ма- вандуй 1 следует считать то, что в нем был найден полностью сохранившийся набор столовой посуды. Эта находка в сопоставлении с данными письменных источников позволяет судить, из чего и как ели древние китайцы рассматриваемой эпохи.
Кушанья подавали на маленьких столиках (цзи) в деревянных кастрюлях с крышками (хэ). Последние ставились обычно на блюдо круглой или прямоугольной формы. Вино подавалось в больших бочкообразных сосудах на трех ножках (цзунь), а затем разливалось по кружкам (чжи). В «Чжаньгоцэ» описывается случай, когда гостям выставили кружку вина, но «на всех этого было мало, а один всего бы не выпил». Во время пира в Хунмэне Фань Куаю подали кружку, вмещавшую 1 доу. Таким был, видимо, предельный объем винной кружки. В надписях из погребения Мавандуй 1 упоминается «винная кружка в 1 доу», а сама эта кружка, найденная там же, вмещает 2,1 л, что действительно примерно соответствует 1 доу ханьского времени. В ходу были кружки и меньшего размера (в этом же погребении обнаружены экземпляры с надписями «7 шэнов» и «2 шэна» объемом 1,5 и 0,5 л соответственно). В ханьскую эпоху винная кружка относилась к числу предметов посуды малого размера, поэтому Ван Чун использует ее в метафоре, иллюстрирующей несоответствие цели и используемых средств: «резать курицу ножом для убоя коровы, обтесывать палочки для еды топором, наливать в кружку из таза». Одна из найденных в погребе- нии Мавандуй 1 лакированных кружек снабжена бронзовыми позолоченными ручками: по-видимому, посуду такого типа имел в виду автор «Янь те луня», говоря о «серебряных краях и золотых ручках».
Непременной составной частью набора столовой посуды были ковшеобразные сосуды куй, в которых подавали суп. В Мавандуй 1 найден лакированный сосуд этого типа, в рукоятке которого имеется углубление в виде желоба. Неда¬


Глава 2. Народная культура
473
леко от Сиани был обнаружен серебряный куй с надписью «1 доу 7 ьиэнов» (около 3,6 л). Этот сосуд изображен на барельефе из Шаньдуна.
Несомненно важнейшим предметом столовой посуды были в то время овальные неглубокие чашки с двумя плоскими ручками (бэй). Из них ели варенное на пару зерно и мясные блюда (на дне лакированных чашек из Мавандуй 1 написано: «Господин, отведайте кушанья!»), из таких же чашек пили вино (надпись на других подобных предметах из того же погребения гласит: «Господин, отведайте вина!»). Из такой же посуды ели и суп, о чем можно судить по следующему эпизоду борьбы между претендентами на императорский престол в III в. до н.э.: в ответ на угрозу Сян Юя сварить живьем отца Лю Бана тот ответил: «Ну что же, тогда соизволь угостить меня чашкой супа!»
Важным предметом настольного прибора в ханьское время были, как и сегодня, палочки для еды (чжу). Сыма Цянь рассказывает, что император Цзин- ди，стремясь поставить в неловкое положение сановника Чжоу Яфу，пригласил его на обед, но на стол подали лишь мясо, нарезанное большими кусками. Чжоу Яфу не смутился и，обернувшись к стольнику，велел принести палочки для еды.
Такая манера приема пищи возникла в древнем Китае не ранее последних веков до н.э. Чжоусцы хотя и пользовались палочками, но совершенно иначе, чем жители Ханьской империи, и в основном ели руками. Поэтому можно утверждать, что изображенная на каменном барельефе из Шаньдуна сцена, где почтительный сын кормит своего престарелого отца с помощью палочек, восходящая к весьма древнему сюжету, отражает реалии ханьского времени. Распространившись на рубеже н.э. среди древних китайцев, палочки затем попадают от них к народам, оказавшимся в сфере китайского культурного влияния. Так, бронзовые палочки для еды найдены в погребении дяньцев в Юньнани.
УКилище
«Мы перевалили через вершину горы, и я остановился, зачарованный зрелищем, которое показалось мне исполненным огромного смысла. В маленькой долине среди холмов ютилась крохотная деревушка с наблюдательной вышкой в одном из ее углов. Мое внимание особенно привлекло то, что построена она была по образцу двухтысячелетней давности, насколько об этом можно судить по моделям жилищ, находимым в погребениях ханьского времени!»
Так писал в своем путевом дневнике Ю.Андерсон во время своей поездки в Ганьсу. Действительно, многие характерные черты традиционного китайского жилища сложились уже в ханьскую эпоху.
Основные конструктивные особенности жилища
По своей конструкции ханьское жилище относится к каркасно-столбовому типу, сложившемуся на Среднекитайской равнине еще в эпоху неолита. Каркас сооружался из дерева. «Мудрый правитель, - писал автор трактата „Хуайнань-


474
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
цзы“，一 подбирает себе людей так，как умелый мастер использует в деле дерево. Из больших стволов он делает... колонны и поперечные балки, из маленьких... боковые стойки дверей. Длинные куски дерева он использует на... слеги, а короткие -на опорные стойки и доугуны, так что всё - и маленькое и большое, и длинное и короткое - идет в дело по своему назначению».
Здесь перечислены фактически все основные элементы деревянного каркаса жилища. Их названия и 中ункции приводятся также в словаре «Ши мин», что по- зволяет с большей или меньшей степенью достоверности реконструировать ханьское жилище.
Основу каркаса составляли расположенные по его периметру столбы чжу. На них покоились балки - две поперечные (лян) и три продольные {дун). Некоторые комментаторы высказывают мнение, что число продольных балок было равно пяти, причем термином «дун» обозначалась лишь одна - коньковая - балка, тогда как остальные назывались «мэй». На поперечных балках укреплялись стойки чжужу, служившие дополнительной опорой для коньковой балки. Основная тяжесть последней приходилась на две внутренние колонны ин. Как показано Ван Чжэньдо, конструкция каркаса могла иногда включать лишь одну колонну (об этом можно судить по имитирующим жилые помещения погребальным камерам в крупных захоронениях позднеханьского времени; следы аналогичной конструкции обнаружены при раскопках раннеханьского дома в Лояне).
Слеги шуай, закреплявшиеся на продольных балках, составляли основу крыши. Наиболее типичной была в ту эпоху двускатная кровля, крытая черепицей.
Широкое распространение в эпоху Хань получает черепица двух видов: плоская, в виде прямоугольных плиток, и полу цилиндрическая. Край крыши украшался дисковидными концевыми черепицами, прикрывавшими срезы полуци- линдров. Эти диски, имевшие главным образом декоративное назначение, орнаментировались или покрывались иероглифическими надписями (последнее было более характерно для дворцовых помещений).
Древнекитайское жилище воздвигалось чаще всего прямо на грунте. Однако состоятельные слои общества предпочитали дома, построенные на стилобате - прямоугольной платформе. Для того чтобы попасть в такой дом, нужно было подняться по ступеням, ведущим к главному входу. Эта особенность конструкции жилища нередко используется в ханьское время в метафорах и сравнениях, например: «Авторитет правителя подобен залу, его подданные - ступеням, а простолюдины -основанию дома». В южных районах Ханьской империи среди древнекитайского населения получили распространение также свайные постройки, первоначально ему совершенно несвойственные. Жилое помещение находилось в этом случае на поддерживаемой сваями деревянной платформе, а про- странство под ней использовалось для скота. В такой конструкции дома прослеживаются строительные традиции местного, аборигенного населения, воспринятые пришельцами с Севера.


Глава 2. Народная культура
475
Усадьба
Жилое помещение в ханьское время почти никогда не было отдельным, самостоятельным строением. Оно было основным, но не единственным компонентом более крупного комплекса - усадьбы.
Усадьба (чжай), совпадающая с домохозяйством (ху), была основной единицей застройки как сельского поселения, так и города. Окруженная стеной, она в известной мере была изолирована от внешнего мира. По ханьским законам жителям империи гарантировалась неприкосновенность их дома-усадьбы: «Чиновникам запрещается входить в дома без соответствующего документа, чтобы брать людей под стражу. Люди могут ударить и ранить того, кто вошел в их дом， и дело будет затем разбираться в соответствии с „Законом о запрещении входить в чужой дом“》.
Простейший тип ханьской усадьбы состоял из двух жилых помещений, соединенных вместе в виде буквы Г. Однако часто к ним присоединялось еще отхожее место, и, будучи дополнена стеной-забором, такая усадьба получала в пла- не форму квадрата и представляла собой замкнутый дворик.
Существовал и более сложный тип усадьбы. Он включает шесть отдельных строений: жилой дом, помещение у ворот («сени»), амбар, кухню, башню и отхожее место, совмещенное со свинарником.
Еще более сложным является устройство усадьбы, изображенной на каменном барельефе из Сычуани. Она также квадратная в плане, но разделена внутренней стеной на две половины. Правая половина состоит из двух двориков. Первый из них отделен от второго стеной, имеющей ворота, расположенные на одной оси с наружными воротами и жилым помещением. Левая половина усадьбы также разделена на две части. В одной из них, примыкавшей к передней стене, находились кухня и колодец, во второй - наблюдательная вышка.
Наконец, в I-III вв. широкое распространение получили усадьбы, представлявшие собой подобие небольшой крепости. Примером такого рода может быть модель из погребения близ Гуанчжоу, датированного 76 г. н.э.
Подсобные и хозяйственные постройки, находящиеся на территории усадьбы, обеспечивали ее обитателям все насущные нужды повседневной жизни.
Амбар служил хранилищем зерна - основного продукта питания. Хлебный амбар северного типа - капитальное строение, имевшее приспособления для проветривания внутреннего помещения. По своей конструкции такие амбары имеют немало общего с обычными жилыми домами. Наряду с этим в южных районах получает распространение другой тип, представленный в виде моделей, клавшихся в погребения на территории современной пров. Гуандун. Подавляющее большинство этих строений - на сваях. Наибольший интерес представляют круглые зернохранилища на платформе с крышей грибовидной формы. Этот тип амбаров, совершенно неизвестный в ханьское время на севере страны, предстает перед нами и в изображениях на бронзовых барабанах - характерных предметах материальной культуры вьетских (юэских) племен.


476
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Источником питьевой воды был колодец, располагавшийся в непосредственной близости к кухне. В колодезную яму нередко помещали керамические секции в виде отрезков труб большого диаметра. Над отверстием ямы устраивалось специальное приспособление для подъема сосуда с водой. Чаще всего это был блок, закреплявшийся на деревянной раме. Над колодцем часто устраивалась беседка. Кроме того, воду из колодцев иногда доставали с помощью журавля. Отхожее место, как правило, располагалось на втором этаже и совмещалось с находившимся непосредственно под ним свинарником.
Интерьер жилища
Как и в предшествующее время, в ханьском доме почти не было мебели. Основным предметом внутренней обстановки были циновки (си), которыми застилалось все жилое помещение.
Как показывают находки в погребении Мавандуй 1, циновки были двух видов: грубые циновки из тонких полосок расщепленного бамбука, размером 2,35x1,69 м, и более тонкие циновки, изготовлявшиеся из стеблей. Они упоминаются в надписях, одна из которых сохранилась целиком («две циновки из травы гуанъ, одна обшита синей тканью, другая - узорчатой», 2,2〇х〇582 м). Способ плетения похож на применяемый в Китае в наши дни: основу составляют 53 конопляных шнура, а в качестве утка используются сухие стебли травы. По краю циновка обшита полосой выцветшей полихромной шелковой ткани. Ширина циновок (80-82 см) была в ханьское время, по-видимому, стандартной. Во всяком случае, в документах из Цзюйяня упоминается циновка шириной ъ Ъчи 5 цуней (около 82 см), «с краем, обшитым синей тканью».
Такая циновка стоила 300 монет, и на ней могли сидеть несколько человек. Однако на одной циновке в ханьское время сидели обычно люди, равные по своему общественному положению; уважаемого человека сажали на отдельную циновку. Поэтому в одном из источников сообщается, что, когда двум почтенным мужам предложили сесть на одну циновку с рабами, они выхватили нож и рассекли ее на две части. На аудиенции во дворце сановники сидели на циновках, и лишь император - на топчане.
На низеньких деревянных топчанах сидели и спали. Топчан, имевший 3,5 ни (около 82 см) в длину, назывался та и использовался для сидения; аналогичный предмет длиной в S чи (около 190 см) назывался чуан.
Рядом с сиденьем в зале ставили ширму, отгораживавшую часть жилого пространства. Ширмы делали из ткани, натянутой на раму, или из дерева, нередко покрывавшегося лаком и расписывавшегося. Небольшая деревянная ширма, найденная в погребении Мавандуй 1, представляет собой прямоугольную доску (72x58 см).
Спали, подложив под голову подушку (чжэнъ) в форме валика. Подушка из Мавандуй 1 (45x10,5x2 см) набита листьями кумаруны.
Так как, находясь в доме, человек большую часть времени проводил непосредственно на полу, застеленном циновками, входящий снимал обувь. Право


Глава 2. Народная культура
477
подчиненных подниматься во дворец, не оставляя у дверей меча и не снимая туфель, жаловалось императором за особые заслуги.
Однако если находиться в помещении босиком считалось нормой, то показаться без туфель на улице было неприличным и унижало человеческое достоинство. Поэтому снять туфли вне дома означало то же, что снять головной убор: это было равнозначно признанию себя преступником. Древние китайцы четко противопоставляли себя народам, не знавшим обуви.
Большое значение они придавали и манере сидеть. Как и в более раннее время, единственно приемлемой позой считалось подогнуть под себя ноги, как бы становясь на колени, и опуститься на пятки. В такой же позе в ханьское время сидели и на топчане. Сидеть, свесив ноги вниз, считалось неприличным. Сыма Цянь в своих《Исторических записках» приводит случай, когда ханьский импе- ратор Лю Бан, принимая у себя во дворце одного из приближенных, сидел на ложе, свесив ноги. По мнению историка, это характеризовало императора как грубого и бесцеремонного человека.
Совершенно недопустимым считалось сидеть, скрестив ноги или вытянув их вперед. О том же Лю Бане автор «Исторических записок» пишет в другом месте: «Император Гао-цзу сел, вытянув ноги вперед, и разразился бранью».
Не менее интересен и показателен пример, имевший место во время пребывания ханьского посла при дворе Чжао То, правителя государства Наньюэ. Чжао То был родом со Среднекитайской равнины, но, став царем юэ? перенял их обы- чаи. Ханьского посла он принял,《будучи причесан на варварский манер; сидел, вытянув ноги вперед». Посол долго убеждает Чжао То в том, что, в сущности, он был и остается китайцем и поэтому должен быть лоялен к ханьскому императору. Красноречие посла не пропало даром. «Чжао То вдруг поднялся и сел, подогнув под себя ноги. ,^Я так долго жил среди варваров, что совершенно забыл о правилах этикета66, - стал он извиняться».
Музыкальные инструменты
Среди предметов материальной культуры музыкальные инструменты занимают особое место, будучи теснейшим образом связаны с традициями духовной культуры этноса. Исключительное значение, придававшееся древними китайцами музыке как выражению внутреннего мира человека, определяло и место музыкальных инструментов в общей системе культуры.
Традиционный набор музыкальных инструментов
Уже в чжоуское время сложились устойчивые представления древних китайцев о музыкальных инструментах как о едином комплексе, состоящем из некоторого числа строго определенных элементов. В полном соответствии с общим духом конфуцианской доктрины Сюнь-цзы, например, связывал основные группы музыкальных инструментов с компонентами вселенной: «Барабаны подобны


478
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
небу, колокола - земле, литофоны - воде, свирели, флейты и дудки подобны звездам, солнцу и луне...»
Анализ многочисленных упоминаний музыкальных инструментов, встречающихся в «Ши цзине», убеждает в том, что приблизительно один и тот же набор их применялся при совершенно различных обстоятельствах: жертвоприношениях, угощении друзей, свадьбе и т.д. В песнях《Ши цзина》содержатся отдельные указания на материал, из которого изготовлялись те или иные музыкальные инструменты («Орех и каштан насадил он кругом, и тис, и сумах, и катальпу над рвом - на цитры и гусли их срубят потом»). Однако в целом музыкальные инструменты группировались по функциональному признаку - их месту в составе оркестра.
Отчетливо выделяются четыре группы инструментов: ударные - колокола чжун, барабаны гу, литофоны цин\ струнные - цитры цинь, гусли сэ; духовые - шэн, яо и прочие - глиняный свисток-окарина сюанъ и бамбуковый инструмент неизвестного звучания чи. Последняя группа занимает особое место среди других инструментов, никогда не сочетаясь с ними.
Вопрос о музыке и музыкальных инструментах неоднократно поднимался в трактате «Мо-цзы». В нем мы находим те же группы инструментов, за исключением последней.
Практически аналогичный набор музыкальных инструментов встречается и в трактате «Сюнь-цзы».
Музыкант играет на цине. Династия Западная Хань
Состав ханьского оркестра
Если о наборе традиционных музыкальных инструментов доциньского времени мы можем судить прежде всего по данным письменных источников (известные в настоящее время изображения, проливающие свет на интересующий нас вопрос, крайне немногочисленны), то о составе оркестра ханьской эпохи говорят в первую очередь каменные барельефы и фрески. Эти изображения, происходящие из различных районов Ханьской империи и относящиеся к разному времени, хотя и не тождественны друг другу, однако обнаруживают немало общих черт.
Наиболее полно музыкальные инструменты представлены на барельефах из погребения в Инани (Шаньдун), датируемого III в. н.э. На восточной стене среднего зала погребальной камеры изображены 17 музыкантов, расположенных двумя группами - вверху и внизу. Оркестранты, составляющие нижнюю группу, сидят на трех циновках. На переднем плане - пять девушек, крайняя правая из которых держит в руках небольшую палочку и, по-видимому5 дирижирует; перед остальными на полу стоят четыре небольших круглых барабана. На


Глава 2. Народная культура
479
следующей циновке - пять мужчин. Музыкант слева держит у рта маленький, почти незаметный инструмент (вероятно, окарину), другие играют на флейтах Пана, а крайний справа кроме этого бьет в лежащий перед ним плоский колокол. На третьей циновке - четверо музыкантов. Человек справа играет на большом струнном инструменте, один конец которого лежит у него на коленях, другой - на полу. Музыкант рядом с ним держит обе руки у рта, однако определить, на ка-
Оркестр.
Династия Западная Хань
ком инструменте он играет, невозможно. Следующий - сидит, спрятав руки в
широкие рукава халата, а его сосед слева играет на шэне.
Верхняя группа состоит из трех человек. Один из них, держа в обеих руках по бите, стоит перед большим барабаном, укрепленным горизонтально на подставке с замысловатыми украшениями из лент. За его спиной установлена рама с подвешенными на ней двумя колоколами; стоящий рядом человек держит закрепленную на ленте или ремне биту и ударяет ею в колокол. Еще дальше на такой же раме подвешено четыре литофона разных размеров; музыкант с битой в руках сидит на маленькой циновке рядом с рамой.
Большой интерес представляет также глиняное изображение цирковой группы, выступающей под аккомпанемент оркестра. Оно было найдено близ Цзи- нани, в Шаньдуне, и может быть датировано II в. до н.э. Здесь представлено шесть музыкантов. Стоящий слева бьет в большой барабан на подставке, рядом с ним - рама с двумя колоколами (или литофонами?) и стоящий за нею оркестрант. Далее сидят еще четыре музыканта: один - с маленьким круглым барабаном, следующий - с лежащим на полу струнным инструментом и два -
с шэнами.
Наконец, значительной степенью репрезентативности отличаются находки в погребении Мавандуй 1, близ Чанша, датируемые, как уже отмечалось, серединой II в. до н.э. В числе сопогребенных предметов там были найдены деревянные фигурки пяти музыкантов. Все они изображены сидящими. Двое из них играют на инструментах типа шэна, трое - на лежащих перед ними на полу струнных инструментах. В том же погребении были обнаружены и сами эти инструменты.
Сопоставление этих материалов позволяет прийти к выводу, что на всем протяжении ханьской эпохи продолжал употребляться тот же набор музыкальных инструментов, который был характерен для чжоуского времени. Различия в составе оркестра объяснялись, по-видимому, прежде всего материальными возможностями его хозяина: по словам автора трактата «Янь те лунь», у богатых


480
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
колокола, барабаны, музыкальные инструменты пяти видов и целые капеллы певцов, а люди среднего достатка играют на юе и сэ, для них танцуют девушки из Чжэн и Чжао (известные своей красотой). Не случайно, вероятно, стандартная благопожелательная формула на бронзовых зеркалах, рассчитанная на средние слои общества，включала слова:《Пусть Вас окружают юй и сэ, а красавицы при- служивают Вам».
Изменения в традиционных музыкальных инструментах начинают прослеживаться лишь в конце эпохи Хань. Но отдельные нововведения еще не приводят в это время к перестройке всего состава оркестра, для чего было необходимо по крайней мере еще несколько столетий.
Ударные инструменты
Музыкальные инструменты этой группы отличаются в ханьское время большим разнообразием. Сюда относятся колокола чжун, барабаны гу, литофоны цин.
Колокол - один из древнейших музыкальных инструментов, широко применявшихся предками хуася. Уже в иньское время несколько бронзовых колоколов различного размера использовалось в качестве устойчивого набора. При раскопках иньского кладбища близ Аньяна был, в частности, обнаружен такой набор из трех колоколов. Найденный в Синьяне набор колоколов, датированных концом VI в. до н.э.5 включал 13 предметов (это же число упоминается и в надписи из того же погребения). Колокола были укреплены на раме высотой 80 см и длиной 242 см. К ним были приложены две деревянные биты в виде молоточка на рукоятке длиной 53 см. Предполагают, что звук извлекался двумя музыкантами, которые, вероятнее всего, сидели перед рамой на полу.
Способ подвески колоколов не изменился и в ханьское время. Автор «Ши мина» сообщает, что вертикальные стойки рамы называются сюнь, а доска, на которой закрепляются колокола, - е. Однако число колоколов, использовавшихся в одном оркестре, сократилось: ни на одном изображении мы не видим более двух колоколов на одной раме. Это свидетельствует, надо полагать, об уменьшении удельного веса колоколов в общем наборе музыкальных инструментов.
Литофон цин - не менее древний инструмент, применявшийся уже в иньское время. Иньские литофоны имели треугольную или полукруглую форму; экземпляр, найденный в 1950 г. в Аньяне, по своим очертаниям занимает промежуточное положение между ними, имеет 48 см в длину и 42 см в ширину. В музее Гугун в Пекине хранится набор иньских литофонов, состоящий из трех предметов разного размера. На изображении V-IV вв. до н.э. пять цинов подвешены на одной раме с колоколами; на барельефе в Инани колокола и литофоны помещены на отдельных рамах. В ханьскую эпоху литофоны, как и колокола, использовались лишь в наиболее торжественных случаях, главным образом в дворцовых оркестрах.


Глава 2. Народная культура
481
Древнекитайские барабаны г;; были разнообразны по форме, способу извлечения звука и функциям.
Большие барабаны, закрепленные в горизонтальном положении на подставке (цзянь г;； или ин гу), представлены на многих ханьских барельефах. Нередко такой инструмент занимает центральное место в композиции, что, вероятно, объясняется его значительными размерами. Обязательная принадлежность цзянъ г;； - украшения из лент и перьев, подробно описываемые в ряде ханьских письменных источников. Звук из такого барабана извлекался одним музыкантом с помощью двух бит; некоторые особенно крупные экземпляры требовали усилий двух человек одновременно. Цзянъ г;； использовались и в военных оркестрах - в этом случае их устанавливали на колеснице. Кроме того, они могли служить сигнальным барабаном: ударами в цзянъ г;； оповещали о прибытии чиновника в присутственное место или гостей в частную усадьбу.
В ханьское время существовал и другой тип барабана - небольшой круглый инструмент значительно меньшего размера, его держали в одной руке либо клали перед собой на пол. Барельефы демонстрируют различные способы извлечения звука из таких барабанов, именовавшихся сяо гу: иногда для этого исполь- зовались палочки, в других случаях по барабану били пальцами, а кроме того, музыкант мог встать на него и ударять по нему ногой.
Наконец, были также небольшие плоские барабаны с рукояткой и двумя шариками на шнурках - тао гу. По свидетельству ханьского комментатора, этот инструмент «по форме напоминает барабан, но меньшего размера; если встряхивать его, держа за рукоятку, то расположенные по краям подвески придут в движение и будут ударять в него». Этот музыкальный инструмент был извес- тен еще Конфуцию, который упоминает о нем в《Лунь юе». 7Ьо гу представлены на многих ханьских изображениях. Любопытно, что чаще всего один и тот же музыкант держал в правой руке тао гу, а в левой - флейту.
Струнные инструменты
Оба традиционных древнекитайских струнных инструмента - цитра цинь и гусли сэ - относятся к категории щипковых. Они весьма близки друг к другу по своей конструкции: струны закрепляются на деревянной прямоугольной резонаторной доске-деке.
Древнейшие упоминания об этих двух инструментах содержатся в 《Ши цзине». Большим ценителем игры на гуслях и цитре был Конфуций. В «Лунь юе»5 в частности, рассказывается, что некто Жу Пэй хотел видеть Конфуция, но тот был болен. Когда гость вышел за ворота, Конфуций взял гусли и запел, аккомпанируя себе на них, чтобы Жу Пэй мог услышать его. Широкую известность получила в древности история Не Чжэна, который, намереваясь отомстить правителю царства Хань за смерть своего отца, спрятал в цитре кинжал и про- ник во дворец под видом музыканта. Сыма Цянь в《Исторических записках» рассказывает о том, как во время встречи с циньским ваном правитель Чжао играл ему на гуслях. Из этих свидетельств ясно, что как цитра, так и гусли были


482
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
очень популярны в древнем Китае и часто использовались для сольного исполнения. Вместе с тем они были необходимой составной частью оркестра.
Помимо изображений цинь и сэ на каменных барельефах сейчас мы располагаем довольно многочисленными находками этих инструментов, относящихся к IV- II вв. до н.э. Подавляющее большинство из них составляют сэ, обнаруженные в погребениях на территории царства Чу периода Чжаньго.
Ханьские гусли, найденные в погребении Маван- дуй 1, по своим конструктивным особенностям полностью аналогичны чуским. Это и неудивительно. Они, несомненно, являются результатом развития более раннего чуского прототипа. Вместе с тем прекрасная сохранность гуслей из Мавандуя позволила решить ряд вопросов истории этого инструмента, ранее остававшихся неясными.
Эти гусли, как и абсолютное большинство известных нам чуских инструментов, имели 25 струн, что совпадает с данными письменных источников. В чжоу- ское время существовали и 23-струнные гусли, но они представляли собой исключение из общего правила.
Наконец, фигурки музыкантов с миниатюрными моделями гуслей, обнаруженные в том же погребении, позволяют составить конкретное представление о том, как играли на этом инструменте. Музыкант сидел, вытянув руки над лежащими перед ним гуслями, и перебирал струны указательными пальцами. Иное положе- ние инструмента зафиксировано на нескольких барельефах позднеханьского времени: там один конец его лежит на коленях исполнителя, другой же касается пола.
Духовые инструменты
Исполнение 打
^ «Духовыми» мы условно называем здесь все музы-
речитатива. Династия J J ^ J
Восточная Хань кальные инструменты, звучащие под воздействием вдуваемого ртом исполнителя потока воздуха. Важнейшее место среди них занимают чрезвычайно специфичные язычковые инструменты юй и шэн. Это комбинация воздушного резервуара и нескольких трубок различной длины. В нижней части трубки расположен специальный язычок, который и является звучащим элементом инструмента.
Как указывают письменные свидетельства, в древности резервуар подобных язычковых инструментов делался из высушенной тыквы, отчего они и относи-


Глава 2. Народная культура
483
Духовой инструмент
лись к категории «тыквенных» (в общей сложности существовало семь видов материалов для изготовления музыкальных инструментов: камень, металл, шелк, кожа, дерево, бамбук и тыква). Однако той, найденный в погребении Мавандуй 1, имеет деревянный резервуар, что характерно и для более поздних инструментов этого типа.
Юй из Мавандуя имеет 22 бамбуковые трубки толщиной 8 мм каждая и длиной от 14 до 78 см. Трубки расположены в два ряда, причем две наиболее длинные - посередине. В верхней части этих двух трубок привязаны шелковые ленты. Это характерная деталь, прослеживающаяся также на нескольких изображениях таких инструментов. По данным письменных источников, един- ственным отличием инструментов типа шэн и юй были их размеры (длина юя могла доходить до 4 чи 2 цуней, что составляет около 1 м; шэн был значительно меньше).
Кроме язычковых инструментов в Хань, как и прежде, были распространены также флейты и свирели. О флейте Пана уже упоминалось выше. Некое подобие ее обнаружено в погребении Мавандуй 1 : в матерчатом чехле находились 12 бамбуковых трубок.
Заимствованные музыкальные инструменты
Таким образом, набор музыкальных инструментов, имевший распространение в эпоху Хань, был традиционным, сложившимся задолго до III в. до н.э. Наряду с этим в первых веках н.э. в результате интенсивных контактов древних китайцев с соседними этническими группами в Китай проникают новые, ранее здесь совершенно неизвестные инструменты, постепенно завоевывавшие все большую популярность.
В словаре《Ши мин» есть упоминание о щипковом струнном инструменте под названием пипа. Само это название кажется необычным: для древнекитайского языка двусложные слова были нехарактерны. Автор словаря объясняет происхождение слова звукоподражанием. Вероятно, это древнекитайская транскрипция иноязычного слова. В «Ши мине» отмечается, что пипа первоначально
Бронзовая модель дома для увеселений. Эпоха Чжаньго


484
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
была «варварским» инструментом и на ней играли, сидя на лошади. Пипа не встречается ни на одном ханьском изображении с традиционным составом оркестра. Лишь на фресках из погребения в Цзягугуани, датируемых III в. н.э.5 есть сцена с изображением этого инструмента.
Одновременно с пипой древние китайцы познакомились со струнным инструментом, широко распространенным в ту эпоху на Ближнем Востоке и в Средней Азии, - кунхоу. Это подобие арфы: струны натянуты у нее на изогнутую ра- му. В《Ши мине», где встречается одно из первых в древнекитайской литературе упоминаний инструмента, нет подробностей, связанных с его устройством. Однако уже спустя одно-два столетия кунхоу прочно входит в быт древних китайцев. Обучение игре на кунхоу стало в III-IV вв. обязательным элементом домаш- него воспитания девочек (наряду с обучением ткачеству и пр.).
Еще один музыкальный инструмент, появившийся в Китае на грани н.э.5 также имел иноэтническое происхождение - поперечная флейта ди, именуемая в источниках цянской. Единственное известное в настоящее время изображение этого инструмента, включенного в ансамбль вместе с гуслями, шэном, флейтой Пана и барабаном тао гу, представлено на каменном барельефе из Шаньдуна, датированном 86-87 гг. н.э.
Письменные принадлежности
Среди многих диковинных вещей, с которыми древние китайцы познакомились после «открытия» Западного края во II в. до н.э.5 было то, что в Парфии и соседних с ней странах《пишут на коже, причем строки идут в сторону》. Это было удивительно и совсем не похоже на казавшиеся единственно возможными способы письма, сложившиеся в древнем Китае задолго до ханьской эпохи.
Материалы для письма
Бамбуковые или деревянные таблички, шелк, бумага - таковы три основных вида материалов, использовавшихся для письма в III в. до н.э. - III в. н.э. древними китайцами. Дерево было древнейшим из них.
Уже в иньских надписях мы встречаем знак, изображающий несколько длинных и тонких планок, связанных вместе. В X-IX вв. до н.э. на таких планках записывались приказы правителя, которые зачитывались во время церемонии на- граждения или назначения на должность. Древнейшие образцы планок для письма были обнаружены близ Чанша (1952-1953), а затем в Синьяне (1957). Они датируются V-III вв. до н.э. Кроме того, в 1965 г. в Цзянлине (пров. Хубэй) были найдены хорошо сохранившиеся тексты на аналогичных планках того же времени.
Многочисленные находки ханьских текстов на деревянных и бамбуковых планках дают достаточное представление об использовании этого материала для составления документов и рукописных копий книг.


Глава 2. Народная культура
485
Как сообщает Ван Чун, для изготовления бамбуковых табличек стебель распиливали на куски необходимой длины, а затем полученные таким образом трубки раскалывали на планки. После этого необходимо было соскоблить верхний слой и высушить готовые таблички на огне, чтобы удалить из них лишнюю влагу. Длина табличек зависела от того, для какой цели они использовались. В《Янь те луне» сообщается，что указы и распоряжения записывались на план- ках длиной в 2 4 砂狀《как в древности, так и сейчас». Именно такую длину
имели и таблички из Увэя, на которых был переписан текст трактата «Или» - в среднем 55,5-56,0 см. В то же время планки с изложением императорских указов, найденные там же, были длиной 23-24 см, что соответствует свидетельствам письменных источников: ханьский Вэнь-ди5 например, послал сюннускому шаньюю письмо «на табличках длиной в \ чи I цунь».
Табличка обычно имела около 1 см в ширину. Иероглифы писали на ней в одной вертикальной строке. На планке длиной ъ2 чи А цуня помещалось в среднем 60 знаков. Если текст был достаточно длинным, требовалось несколько планок, которые соединяли между собой завязками из кожи, шелковых нитей или пеньковой бечевки. В зависимости от длины планок таких завязок могло быть 5, 4 или 3. При этом сначала писали текст, а затем уже связывали планки, или сначала связывали планки, а затем уже писали текст, отступая от места соединения. Готовый текст свертывался.
Позже, чем деревянные и бамбуковые планки, в качестве материала для письма в древнем Китае стали использовать шелк. Но уже в VI-V вв. до н.э. бамбук и шелк начинают упоминаться вместе: в трактате «Мо-цзы»，например, говорится о том, что «записанное на бамбуке и шелке станет известным потомкам в последующих поколениях». Наиболее ранним из известных в настоящее время древнекитайских текстов на шелке является сочинение ритуальномагического содержания, найденное в 1942 г. близ Чанша. Оно датируется периодом Чжаньго.
Во время раскопок раннеханьского погребения Мавандуй 3 было обнаружено большое количество текстов на шелке, представляющих собой списки различных сочинений доциньского времени. Характерно, что по форме они копируют тексты на бамбуковых табличках; в частности, куски шелка шириной около 18 см предварительно разграфлены красными полосами на вертикальные строки шириной 6-7 мм.
По традиции изобретение бумаги приписывается Цай Луню, жившему во II в. н.э. Между тем в 1957 г. в раннеханьском захоронении близ Сиани были найдены древнейшие в Китае образцы бумаги, датируемые II-I вв. до н.э. Первое упоминание о том, что бумага стала использоваться в качестве материала для письма, встречается в《Хань шу》. При раскопках остатков пограничных кре_ постей в Цзюйяне и Дуньхуане были найдены документы, написанные на бумаге.
В свете этих данных становится очевидным, что Цай Лунь отнюдь не «изобрел» бумагу. Он, вероятно, лишь усовершенствовал технологию ее производства. Однако и после этого бумага в течение длительного времени не могла вытес-


486
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
нить дерево и шелк. Здесь сказалась, по-видимому5 сила традиции: более дешевая бумага в качестве материала для письма получила во П-Ш вв. распространение главным образом в менее состоятельных слоях общества. Знать и чиновни- чество по-прежнему предпочитали традиционные материалы. Цуй Ай (77-142) писал, например, своему другу о том, что посылает ему рукопись одного сочинения: «По бедности я не мог достать шелка и поэтому переписал его просто на бумаге». В 121 г. Чжоу Цин завещал своим сыновьям переписать одну из глав 《Шан шу» на табличках длиной в 2 4 "少狀 и положить ее к нему в могилу.
Что касается составления официальных документов, то для этого до конца III в. продолжали использоваться деревянные или бамбуковые планки. Массовое использование бумаги начинается лишь в IV-V вв.
Нож и кисть
Подобно тому как бумага появилась в древнем Китае задолго до «изобретения» ее Цай Лунем, заслуга первого употребления кисти для письма не может быть, вопреки существующей легенде, приписана циньскому полководцу Мэн Тяню. Сейчас можно считать твердо установленным, что кисть существовала уже в иньскую эпоху. Надписи на гадательных костях сначала делались с помощью кисти, а затем уже вырезались. Находка надписи, знаки в которой остались невырезанными, показывает, что иньцы пользовались для письма не твердым стило, а мягкой волосяной кистью.
В 1954 г. в погребении периода Чжаньго близ Чанша была найдена кисть, лежавшая в гробу вместе с другими письменными принадлежностями. Она представляла собой тонкую бамбуковую трубочку диаметром 0,4 см и длиной 18,5 см, рабочая часть длиной 2,5 см - из заячьей шерсти. Она была закреплена поверх трубочки, а не вставлена в нее, как это обычно делается в современных китайских кистях для письма. Вторая кисть доциньского времени была найдена в Синьяне.
Первая ханьская кисть обнаружена в 1931 г. в Цзюйяне. Она сделана из дерева: четыре тонко оструганных щепочки длиной 20,9 см соединены по длине с помощью круглого колпачка, надетого на них с одного конца. С другого между ними вставлена рабочая часть длиной 1,4 см, закрепленная с помощью обвязки. Поверх нее для прочности нанесен слой лака. Приблизительная датировка - I в. н.э.
Новые находки ханьских кистей были сделаны в Увэе в 1957 и 1972 гг. Оба обнаруженных здесь экземпляра практически не отличаются друг от друга. Они сделаны из сплошного кусочка дерева, а не составлены из четырех частей, как цзюйяньская кисть. Длина ее без рабочей части - 20,9 и 21,9 см. Кончик кисти имеет правильную конусообразную форму, вставлен в углубление деревянной части, обмотан шелковой нитью и закреплен слоем лака.
Одна из последних находок ханьских кистей связана с раскопками погребения Фэнхуаншань 168 в Цзянлине. В обнаруженном здесь наборе письменных


Глава 2. Народная культура
487
принадлежностей присутствует кисть, сделанная из бамбука и положенная в бам- буковый футляр. Длина кисти - 24,8 см.
Эти находки показывают, что длина писчей кисти была в ханьскую эпоху стандартизирована. Они подтверждают высказывание Ван Чуна о том, что способному человеку кроме языка длиной в 3 цуня нужна еще «кисть длиной в 1 чи».
Качество кисти в значительной мере определяется тем, из чего сделана ее рабочая часть. В ханьское время славилась заячья шерсть из наследственного владения Чжао (об этом упоминает знаменитый каллиграф IV в. Ван Сичжи в своем сочинении «Канон кисти»). В цзюйяньских документах упоминается «кисть из Хэнэя»; на этом основании Чэнь Чжи делает вывод, что округ Хэнэй также был известен производством кистей. Мастера, изготовлявшие кисти, зачастую ставили свое имя на готовой продукции. Подобная «реклама фирмы» обнаружена на кистях из Увэя. На одной из них написано: «Сделано Шиху»; на другой: «Сделано Бай-ма».
В древнекитайских письменных источниках писчая кисть часто упоминается вместе с ножом. «Нож и кисть» - образное выражение для обозначения чиновника. Действительно, нож был в древнем Китае столь же необходимым предметом для письма, как и кисть. Поскольку основным материалом для письма было дерево, ошибки в написанном кистью исправлялись путем подчистки ножом. Поэтому в завещании Чжоу Цина помимо текста «Шан шу», переписанного на бамбуковых планках, упоминаются также «нож и кисть», которые он просил положить ему в гроб.
Нож, используемый в качестве принадлежности для письма, в ханьское время чаще всего носили на поясе. На каменном барельефе из Чэнду изображена сцена преподавания канона. Учитель сидит на возвышении, вокруг него - шесть учеников. В руках они держат свернутые планки для письма, а у одного из них на поясе - нож с кольцеобразной рукояткой. Такой нож представлен наряду с прочими письменными принадлежностями в числе предметов, положенных в погребение Фэнхуаншань. Он имеет 22,8 см в длину (лезвие - 13,9 см, рукоятка - 8,9 см), на конце рукоятки - кольцеобразное навершие. По форме он почти не отличается от ножа, найденного в шкатулке с женскими косметическими принадлежностями, из погребения Мавандуй 1. Помимо таких обычных ножей, изготовлявшихся из бронзы, в эпоху Хань имели распространение и более ценные письменные принадлежности этого типа, производством которых славился округ Шу. Бань Гу сообщает, что Вэнь Вэн был родом из Шу, своим ученикам он подарил писчие ножи местного производства. Комментатор поясняет, что здесь имеются в виду так называемые «ножи с золотой лошадью»: их рукоятка инкрустирована золотом в виде силуэта лошади. «Ножи с золотой лошадью» упоминаются и в специальном эссе, принадлежавшем кисти Ли Юаня, автора II в. Он сообщает о том, что такие ножи изготовлялись из высококачественной стали, украшались золотым изображением лошади и имели надпись с указанием имени мастера. Несколько таких предметов сохранилось в коллекциях любителей древности. Два из них имеют дату (16-й год правления Юн-юань, т.е. 104 г.) и указа-


488
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
ние на то, что они сделаны в казенных мастерских округа Гуанхань. Почти полностью аналогичный экземпляр был найден в 1957 г. в Сычуани. Это железный нож длиной 18,5 см и шириной 1,5 см. На лезвии с одной стороны - надпись, инкрустированная золотой нитью, с другой - выполненное в той же технике изображение парящих птиц. Из надписи явствует, что нож изготовлен в казенной мастерской округа Гуанхань в 7-м году правления Гуанхэ.
Тушь и тушечница
Хотя вопрос о том, когда в древнем Китае стала применяться тушь, остается спорным, несомненно, что надписи на деревянных и бамбуковых планках периода Чжаньго, обнаруженные в Чанша и Синьяне, выполнены тушью.
Насколько можно судить по источникам ханьского времени, применявшаяся тогда тушь была двух видов. Во-первых, в качестве таковой использовали каменный уголь (о такой «каменной туши» сообщается, что она добывается в столичной области, близ Чанъани, и идет на рынке по 800 монет за 1 дань). Во- вторых, уже во П-Ш вв. тушь изготовляли из сажи, получаемой от сжигания сосновых дров. Во всяком случае, в одной из од Цао Чжи говорится, что «тушь получают из дыма зеленых сосен». Считалось, что для производства туши особенно хороши сосны, растущие по склонам гор Чжуннаньшань. Подробнейший рецепт изготовления туши, восходящий, по всей видимости, к позднеханьской эпохе, приводит в своем сельскохозяйственном сочинении «Циминь яошу» автор V в. Цзя Сысе.
Как первый, так и второй вид туши применялся в виде небольших кусочков или палочек, которые необходимо было растереть на специальном приспособлении. Поэтому тушечница наряду с кистью и ножом была неотъемлемой частью набора письменных принадлежностей.
Тушечница из погребения Фэнхуаншань представляет собой круглый диск толщиной 1,5-1,6 см, диаметром 9,5 см, изготовлена из мелкозернистого песчаника. Камень для растирания туши - галька, сточенная с одного конца. Этот тип ту- шечницы представлен и в инвентаре других ханьских погребений. Почти совершенно аналогичный предмет был найден в Лояне, хотя датируется он восточноханьским временем, а не началом Западной Хань, как тушечница из Цзянлина.
Наряду с этим среди многочисленных тушечниц ханьской эпохи, открытых за последние годы в раскопках, встречаются предметы, имевшие не только утилитарное значение, но рассматривавшиеся явно как произведения искусства. Таковы тушечницы с крышками в виде различных животных (например черепахи). К числу лучших образцов относится бронзовая позолоченная тушечница в виде жабы из маньчэнской гробницы.
Из рассмотренного выше материала очевидно, что в эпоху Хань происходили существенные изменения в традиционном наборе письменных принадлежностей, сложившемся несколькими столетиями раньше. Эти изменения были вызваны прежде всего появлением нового материала для письма - бумаги. Хотя обычай


Глава 2. Народная культура
489
писать сверху вниз и справа налево, обусловленный длительным применением деревянных или бамбуковых планок, был перенесен на новый материал, однако специфика последнего сделала ненужным такой прежде необходимый предмет традиционного набора письменных принадлежностей, как нож. Начиная с ханьского времени постепенно формируется новый набор, получивший впоследствии название «четырех драгоценностей, используемых для письма»: бумага, тушь, кисть，тушечница.
Бытовые аспекты духовной культуры
Обряды жизненного цикла
Превращение конфуцианства в официальную государственную идеологию в значительной мере способствовало канонизации тех сторон традиционного общественного быта, которые рассматривались сторонниками этого учения в качестве основополагающих, фундаментальных характеристик этнической сущности хуася. К их числу относилась и обрядовая сторона древнекитайской культуры. Абсолютизируя роль обрядов и ритуалов, конфуцианские мыслители ви- дели в них основной регулятор взаимоотношений между людьми в обществе, с одной стороны, и рычаг, с помощью которого идеальный правитель способен умиротворить Поднебесную, - с другой.
Было бы ошибкой полагать, что конфуцианская идеальная модель и социальная реальность ханьского времени полностью совпадали между собой. Но несомненная конфуцианизация духовной культуры древних китайцев начиная со II в. до н.э. составляла одну из важных особенностей эпохи. Это отчетливо прослеживается на примере двух важнейших обрядов жизненного цикла - свадьбы и похорон.
Свадьба
Когда чиновник Жэнь Янь был назначен на должность в один из южных округов империи, населенный племенами лаквьетов, он с изумлением обнаружил, что местные жители не имеют представлений о «правильных» брачных обычаях. Движимый стремлением приобщить их к нормам конфуцианской нравственности и морали, Жэнь Янь распорядился, чтобы «все мужчины в возрасте от 20 до 50 лет и женщины от 15 до 40 лет вступали в брак сообразно своему возрасту». Между тем вопрос о том, в каком возрасте молодым людям следует вступать в брак, был в то время предметом оживленной дискуссии среди знатоков обычаев старины.
Ван Чун писал, что, хотя брачным возрастом мужчины считалось достижение им 30 лет, а женщиной - 20, фактически это правило постоянно нарушалось. Так, император Хуань-ди женился в 16 лет, а Лин-ди и Сянь-ди - даже в 15. Нередки


490
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
были и случаи, когда девушки выходили замуж в 13 лет. Распространившаяся в обществе практика заключения ранних браков встречала осуждение со стороны поборников ортодоксального конфуцианства. Ван Цзи, в частности, утверждал: «Супружество - важнейшее основание человеческой морали, причина преждевременной смерти или долголетия. Сейчас принято слишком рано выходить замуж и жениться. Но если человек имеет детей, сам еще не постигнув пути родителя, он не сможет наставлять своих потомков, и это приведет к преждевременной гибели».
Решение о вступлении в брак принималось родителями, причем инициатива чаще всего принадлежала отцу жениха. Сделав выбор, будущий свекор сам или через посредника обращался к родителям девушки за согласием на ее брак. Иногда, впрочем, бывало и наоборот. Так произошло, в частности, с первым ханьским императором Гао-цзу, когда он и не помышлял еще о своей будущей карьере: «Люй-гун обладал даром физиономиста. Лишь увидев [будущего] Гао-цзу, он стал относиться к нему с величайшим уважением. Однажды он пригласил Гао-цзу к себе домой и усадил на почетное место. Когда все немного опьянели, Люй-гун стал настойчиво предлагать Гао-цзу посидеть еще немного. Вино кончилось, и Люй-гун сказал: ,^Я с малолетства определяю достоинства людей по их внешнему виду, и немало их уже прошло перед моими глазами. Но ни один не обладает такими качествами, как Вы! Мне хотелось бы, чтобы Вы сами оценили себя. У меня есть дочь, и я хочу, чтобы она стала Вашей служанкой, держащей в руках совок и метелку“. После выпивки жена Люй-гуна набросилась на него: „Раньше ты говорил, что твоя дочь обладает необыкновенными талантами и ее нужно выдать за богатого. Начальник уезда ценит тебя и посватался к дочери, а ты не отдал ее. Почему же ты сейчас сам столь безрассудно обещал ее Люй Цзи (одно из имен Гао-цзу.——Ред.)Т" - „Женщине этого не понять44, - отвечал Люй-гун и отдал дочь за Гао-цзу. Так дочь Люй-гуна стала императрицей Люй-хоу».
Столь же необычным было сватовство известного деятеля начала III в. до н.э. Чэнь Пина, который был беден, но приглянулся будущему тестю. Так или иначе, слово родителей имело решающее значение, и без их согласия свадьба не могла состояться. Поэтому открытым вызовом традиции была история любви поэта Сыма Сянжу и красавицы Чжо Вэньцзюнь, бежавшей из отчего дома со своим избранником.
Выбор невесты определялся в ханьское время несколькими критериями: внешним обликом, происхождением, богатством и т.д.
Когда выбор был сделан, начиналась подготовка к свадьбе. Прежде всего полагалось послать подарки родителям невесты. Соображения престижа требовали, чтобы подарки были обильны и разнообразны. Если глава семейства занимал чиновничью должность, он преподносил тридцать различных предметов, включавших мясо, вино, шелк и пр. Каждый подарок завертывался отдельно и снабжался специальной благопожелательной надписью.
Вслед за поднесением подарков родственники жениха осведомлялись об имени невесты: его они до этого могли и не знать. Узнать, как зовут девушку,


Глава 2. Народная культура
491
было немаловажно, потому что по имени с помощью гадания устанавливали, нет ли препятствий к браку. Затем по гороскопу определялась дата свадьбы, после чего семья невесты снова получала подарки. Яркое описание сватовства и подготовки к брачной церемонии мы находим в «Песне о жене Цяо Чжунцина»:
Встает поспешно с места сват довольный И, соглашенье снова подтвердив,
К правителю торопится с ответом:
«Я, недостойный, выполнил приказ.
К вступленью в брак судьба благоприятна».
Правитель в радости большой глядит В календари и памятные книги:
«Удачная свадьба в этой же луне - Шесть соответствий точно совпадают.
День свадьбы выпал на тридцатый день,
И до него всего три дня осталось.
Пусть к свадьбе приготовится жених».
В тюки огромные кладут подарки - Как туча черная, гора тюков.
Их нагружают в парусные лодки,
Рисованные птицы на бортах,
Над лодками - с драконами знамена,
И лодки медленно плывут вперед.
В повозках золотых из яшмы колеса,
Стучат копыта вороных коней,
Узорною резьбой покрыты седла,
Везут монеты в связках без числа,
Нанизаны на шелковые нити.
Везут золототканые шелка.
Отборных рыбных яств купить послали По всем окрестным рынкам и торжкам...
Тщательно готовились к церемонии проводов невесты из отчего дома. Тем временем в доме жениха собирались гости, пришедшие поздравить молодых. Для собравшихся устраивалось богатое угощение с мясом и вином, требовавшее огромных расходов. Нередки были случаи, когда родителям жениха приходилось залезать в долги, лишь бы пригласить на свадьбу «полную залу гостей». Поэтому многие деятели ханьского времени выступали против соблюдения установившихся в обществе свадебных обычаев. Во время дискуссии между конфуцианцами и легистами, развернувшейся при дворе в 80 г. до н.э.? последние высказывали мысль о том, что по соображениям престижа во время свадьбы «богатые стремятся превзойти других, а бедные не хотят отставать от богатых». Вопрос этот приобрел столь значительную остроту, что в 56 г. до н.э. император


492
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Сюань-ди был вынужден обнародовать специальный рескрипт, посвященный проблемам свадебного ритуала.
«Церемония бракосочетания - одно из важнейших проявлений норм поведения людей, - объявлял Сюань-ди, - а свадьба с вином и угощением - это то, с помощью чего осуществляется этот ритуал. Между тем некоторые высшие чиновники в округах и наследственных владениях по собственному произволу вводят строгие ограничения свадебного обряда. Они запрещают народу устраивать угощения и выпивку для гостей, пришедших поздравить новобрачных, и тем нарушают простонародные обычаи. Лишать подданных радости не значит наставлять их на путь. Запрещаю вводить эти чрезмерные ограничения!»
Похороны
Не менее острое столкновение мнений вызывали в ханьское время обычаи, связанные с погребальным обрядом. Достаточно сказать，что императоры неод_ нократно обращались к этой проблеме в специальных рескриптах: Чэн-ди в 13 г. до н.э.? Гуан У-ди в 31 г. н.э.? Мин-ди в 69 г.? Чжан-ди в 77 г.? Хэ-ди в 99 г.? Ань- ди в 107 ив 118 гг.
Суть вопроса сводилась к тому, что похороны, так же как и свадьба, требовали больших - для многих непосильных - расходов. Опровергая доводы конфуцианцев о том, что существующий погребальный ритуал освящен мудро- стью великих правителей прошлого, легисты подчеркивали существенные различия в этом отношении между древностью и современностью. «В древние времена, - говорится в „Янь те лунесс? - гробом служил глиняный сосуд, способный только-только вместить тело усопшего. Если же хоронили в деревянном гробу, то доски едва скрывали останки, пряча от взоров людей волосы и зубы покойника. Затем стали делать внешние гробы из тунгового дерева, но не покрывали их тканью, стали использовать расписные внутренние гробы, но не украшали их резьбой. Ныне же богатые обивают стены склепа вышитыми тканями и делают на них надписи, люди среднего достатка готовят внешний гроб из катальпы, а внутренний - из камфарного дерева, бедняки же кладут в погребение шелковую одежду, узорчатые мешочки и яркие узлы с утварью». Таким образом, погребальный обряд отражал в ханьское время социальное положение усопшего.
После смерти тело покойника клали на землю и совершали омовение, а затем начинали обряжать его. Некто Лян Шан, чувствуя приближение конца, завещал своему сыну: «Когда я испущу дух, обрядите меня в одежду, которую я носил при жизни, и сверх этого больше ничего не шейте». Из этих слов можно сделать вывод, что обычно для покойника шили специальную погребальную одежду (выше уже упоминалось о запахивающихся налево халатах си, предназначавшихся для обряжения усопших).
Затем тело умершего «обертывали шелковой тканью и связывали руки и ноги». Раскопки погребения Мавандуй 1 показали, что под этим имелось в виду:


Глава 2. Народная культура 493
тело захороненной там женщины поверх двух халатов было обернуто 18 слоями материи, а затем завязано узкой полосой ткани.
Особый случай обряжения покойника заключался в том, что вместо савана использовали особые «яшмовые одежды».
Упоминания о них дошли до нас в ряде письменных источников, где описывался погребальный ритуал императора или его ближайших родственников. Первая находка таких «яшмовых одежд» была сделана в Маньчэне (Хэбэй) в 1968 г.
Тело захороненного там Лю Шэна, наследственного правителя царства Чжуншань (сына императора Цзин-ди), было облачено в подобие панциря, изготовленного из яшмовых пластинок. Он состоял из двенадцати отдельных частей. В общей сложности было использовано более двух тысяч пластин различной формы, соединенных между собой золотой проволокой. Аналогичное одеяние было на супруге Лю Шэна， похороненной в том же склепе. Еще один комплект «яшмовых одежд» был найден в 1973 г. в уезде Динсянь (пров.
Хэбэй), также на территории ханьского наследственного владения Чжуншань. В связи с этим высказывалось предположение, что «яшмовые одежды» были предметом пожалования со стороны императора, так как в «Хоу Ханьшу» говорится: «Правителей наследственных владений... хоронят в яшмовых одеждах, скрепленных серебряными нитями».
Исключительное значение придавалось размерам, материалу и украшениям внутреннего и внешнего гробов. Нередко тело покойного помещали в несколько внутренних гробов, отличавшихся друг от друга размерами и характером росписи. В качестве примера можно указать на погребение Мавандуй 1, где внутренних гробов было в общей сложности четыре.
При этом гроб № 1 был покрыт одноцветным черным лаком, № 2 - росписью по черному фону, № 3 - росписью по красному фону，а № 4 - обит узорчатой материей.
В день похорон в доме покойного собирались родственники и близкие. Присутствие детей на траурной церемонии было обязательным; если сын в момент смерти отца или матери находился где-нибудь в другом месте, он обязан был вернуться домой. Возвращались домой и замужние дочери. Проститься с покойным приходили его друзья. При этом как женщины, так и мужчины должны были громко оплакивать усопшего. После этого для всех присутствующих устраи- валось угощение.
Затем гроб с телом покойного ставили на повозку, и траурный кортеж направлялся к кладбищу. На похоронах матери Лоу Ху за гробом следовало 2-3 тыс. экипажей, Кун Гуана - более 10 тыс. По обе стороны от катафалка несли большие белые матерчатые опахала, которые затем были воткнуты в могильный холм.
Танцовщица. Погребальная глиняная статуэтка. Династия Западная Хань


494
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Согласно обычаю, господствовавшему в ханьском обществе, человек - будь то император или мелкий чиновник - начинал загодя готовить себе место для могилы. Строительство гробницы императора начиналось вскоре после его вступления на престол. В качестве особой милости император жаловал своим приближенным участки земли для будущей могилы, причем особенно почетным считалось быть похороненным невдалеке от императорской гробницы. Тот, кто не мог рассчитывать на столь ценный подарок, вынужден был заботиться о себе сам и заблаговременно купить себе участок земли для могилы.
Над могилой возводился холм, на котором высаживались деревья - сосны, туи. Высота могильного холма регламентировалась ханьским законодательством: у обладателя высшего ранга знатности она могла составлять 4 чжана (более 9 м) и сокращалась соответственно рангу.
Рядом с могилой нередко сооружалась кумирня для принесения жертв, обычно это здание, сложенное из камня. При описании достопримечательностей в различных районах страны Ли Даоюань в своем «Комментарии к трактату о реках» неоднократно упоминает о каменных кумирнях, расположенных близ могил известных деятелей ханьской эпохи. До нашего времени сохранилось лишь одно такое здание. Это кумирня около могилы некоего Го Цзюя в уезде Личэн пров. Шаньдун. Судя по надписи на стеле, установленной внутри ее, сооружение этого погребального комплекса относится ко времени до 129 г. н.э., вероятнее всего к I в. н.э.
Около могилы устанавливалась также каменная стела с выбитым на ней текстом, который включал краткое жизнеописание погребенного и стихотворную эпитафию. До наших дней дошло более 250 ханьских надгробных стел.
После похорон начинался период траура по усопшему родственнику. На это время сыновья должны были поселиться в шалаше близ могилы родителя. Во время траура им запрещалось есть мясо и пить вино, приближаться к женщинам, играть на музыкальных инструментах и т.д.
По традиции лицам, занимавшим чиновничью должность, в связи со смертью родителей предоставлялся отпуск для поездки на родину. В цзюйяньском архиве сохранилось официальное донесение, в котором высшие инстанции извещались о временном отсутствии одного из должностных лиц по причине смерти его отца.
По истечении срока траура родственники регулярно посещали могилу для принесения жертв усопшему. Ван Чун видел в этом существенное изменение традиционных обычаев: «В древности жертвоприношения совершались в храме предков, ныне же жертвы принято приносить на могиле». Ритуалом посещения могилы руководил наследник, устраивавший после этого угощение для родственников и одаривавший их в зависимости от степени родства с покойным.
Календарные праздники
Помимо ритуалов, связанных с важнейшими периодами жизни человека, в ханьском обществе придавалось большое значение обрядности годичного цикла. Поскольку такого рода обряды были приурочены к определенным календар¬


Глава 2. Народная культура
495
ным датам, для понимания их сущности необходимо кратко охарактеризовать особенности ханьской системы исчисления времени.
Основы ханьского календаря
В отличие от египтян и римлян древние китайцы использовали три естественные единицы исчисления времени - день, месяц, год.
День, представляющий собой период обращения Земли вокруг своей оси, в древнекитайском языке обозначался словом жи, которое имело также значение «солнце». Из этого можно заключить, что первоначально древние китайцы, подобно многим народам мира, считали за «день» только время от восхода до захода солнца (ср. у Плиния: «Действительная продолжительность дня разными людьми воспринимается по-разному... простыми же людьми везде - от рассвета до темноты»). Но в ханьскую эпоху это слово употреблялось уже в ином значении - «время от полуночи до полуночи», причем часть суток от восхода солнца до сумерек обозначалась другим термином - чжоу. День делился на 12 периодов: бань е - «полночь», цзи мин - «пение петухов», жи чу - «рассвет», пинъ дань - «восход солнца», цзао ши - «время завтрака», дун чжун - «солнце на востоке», жи чжун - «солнце в зените», жи ди - «солнце склоняется», ся фу - «время обеда», жи жу - «заход солнца», хунъ ши - «сумерки», жэнъ дин - «время отдыха».
Для исчисления времени использовался период в 60 дней, внутри которого каждый день обозначался своим собственным названием, состоящим из сочетания знаков двух циклических рядов - десятеричного (цзя, и, бин, дин, у, цзи, гэн, синь, жэнъ, гуй) и двенадцатеричного {цзы, чоу, инь, мао, чэнь, сы, у, вэй, шэнь, ю, сюй, хай), что в общей сложности давало 60 наименований. По истечении этого периода цикл повторялся (табл. 9).
Таблица 9
Последовательность наименований дней шестидесятеричного цикла
цзя
и
бин
дин
У
цзи
гэн
синь
жэнь
гуй
цзы
1
13
25
37
49
чоу
2
14
26
38
50
инь
51
3
15
27
39
мао
52
4
16
28
40
ЧЭНЬ
41
53
5
17
29
сы
42
54
6
18
30
У
31
43
55
7
19
вэй
32
44
56
8
20
шэнь
21
33
45
57
9
ю
22
34
46
58
10
сюй
11
23
35
47
59
хай
12
24
36
48
60


496
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Месяц в древнекитайском календаре был не условной единицей, как у нас, а естественной, строго совпадающей с фазами Луны: он начинался вместе с появлением молодого месяца, а середина его приходилась на полнолуние. Но цикл изменения фаз Луны равен в среднем 29,53 дня. Поэтому, чтобы согласовать исчисление времени по дням и по месяцам, в ханьское время было установлено, что месяцы делятся на «большие» (30 дней) и «малые» (29 дней).
Древние китайцы пользовались лунно-солнечным календарем. В Ш-И вв. до н.э. применялся календарь, который в 104 г. до н.э. был реформирован У-ди. Текст календаря, датированный этим годом, дошел до наших дней. Календарный год состоял в нем из 13 месяцев («дополнительный» месяц вставлялся после девятого). Первый, третий, пятый, седьмой, девятый, десятый и двенадцатый месяцы были «большими» (30 дней); второй, четвертый, шестой, восьмой, «допол- нительный девятый» и одиннадцатый - «малыми» (29 дней). Календарный год, таким образом, включал 384 дня (продолжительность года без «дополнительного» месяца составляла 355 дней).
Двадцать четыре сезона года
Особенностью лунно-солнечного ханьского календаря было то, что календарный год делился на 24 отрезка, соответствующие 24 точкам эклиптики. Цикл земледельческих работ определяется чередованием времен года, которые, в свою очередь, зависят от количества получаемого землей света и тепла, т.е. в конечном счете от угла падения солнечных лучей на земную поверхность. Древние греки различали четыре «поворотные точки» Солнца: два солнцестояния, когда Солнце достигает самой дальней точки от Земли по эклиптике, и два «равноденствия» -точки пересечения эклиптики с небесным экватором. Древние китайцы определяли положение Солнца на эклиптике по длине тени. В день зимнего солнцестояния (дун чжи) солнечная тень была самая длинная, а продолжительность дня - наименьшая; летнее солнцестояние (ся чжи) характеризовалось наименьшей длиной тени и наибольшей продолжительностью дня. Каждая из двух половин эклиптики между точками солнцестояния делилась на 12 частей, соответствующих 15° эклиптики. Наиболее полное изложение этой системы мы находим в трактате «Хуайнань-цзы».
Однако во II-I вв. до н.э. для практических целей 24 сезонами года почти не пользовались. В специальном сельскохозяйственном сочинении Фань Шэнчжи (конец I в. до н.э.) указывает сроки начала земледельческих работ, беря в качестве точки отсчета дни зимнего и летнего солнцестояния. Так, сеять чумизу на твердых почвах следует «за 20 дней до летнего солнцестояния»; озимую пшеницу -«спустя 70 дней после летнего солнцестояния»; рис - «через 110 дней после зимнего солнцестояния» и т.д.
В то же время древние китайцы выделяли и некоторые другие периоды года, не совпадавшие с 24 сезонами. К их числу относятся дни фу жи. Всего их было три: чу фу («начальный»), чжун фу («средний») и хоу фу («последний»). Они


Глава 2. Народная культура
497
соответствовали трем дням, названия которых начинались с циклического знака гэн, после летнего солнцестояния. Кроме того, третий по счету после зимнего солнцестояния день, название которого начиналось с циклического знака сюй, именовался ла.
В календаре 134 г. до н.э. отмечены даты зимнего и летнего солнцестояния, начала осени, трех фу и ла.
Таблица 10
24 периода года
№
Название
Значение термина
Месяц по лунному календарю
1
Дун чжи
Зимнее солнцестояние
11-й
2
Сяо хань
Малые морозы
12-й
3
Да хань
Большие морозы
12-й
4
Ли чунь
Начало весны
1-й
5
Юй шуй
Дождевая вода
1-й
6
Цзин чжи
Пробуждение от зимней спячки
2-й
7
Чунь фэнь
Середина весны
2-й
8
Цин мин
Ясная погода
3-й
9
Гуй юй
Урожайные дожди
3-й
10
Ли ся
Начало лета
4-й
11
Сяо мань
Малое наполнение
4-й
12
Ман чжун
Всходы
5-й
13
Ся чжи
Летнее солнцестояние
5-й
14
Сяо шу
Малая жара
6-й
15
Дашу
Большая жара
6-й
16
Ли цю
Начало осени
7-й
17
Чу шу
Последняя жара
7-й
18
Бай лу
Белые росы
8-й
19
Цю фэнь
Середина осени
8-й
20
Хань лу
Холодные росы
9-й
21
Шуан цзян
Иней
9-й
22
Ли дун
Начало зимы
10-й
23
Сяо сюэ
Малый снег
10-й
24
Да сюэ
Большой снег
11-й
Установление регулярных соответствий между месяцами и днями, с одной стороны, и 24 сезонами года - с другой, относится к календарю, введенному У-ди в 104 г. до н.э. Судить о нем можно по дошедшему до нас календарю, датированному 63 г. до н.э. Фрагмент календаря, обнаруженного в цзюйяньском архиве,


498
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
содержит указание на то, что летнее солнцестояние приходилось в этом году на день жэнъ-цзы в пятом «большом» месяце. Но пометы о датах «трех фу», в отличие от календаря 134 г. до н.э., здесь отсутствуют.
Начало весны
В первом месяце по лунному календарю в ханьское время широко отмечался праздник начала весны. К этому дню специально готовили изображения, символизирующие пробуждение природы и начало цикла сельскохозяйственных работ. По словам Ван Чуна, «на праздник начала весны... из глины делают фигуры людей -две мужские и две женские, в руках у них сохи и мотыги. Иногда воздвигают глиняных быков». То же сообщает «Хоу Ханьшу»: «В день начала весны... столичные чиновники, одетые в зеленые одежды, и чиновники из округов и уездов, вплоть до низших чинов, в зеленых головных повязках, с зелеными знаменами выносят глиняных быков и пахарей за городские ворота».
Любопытным комментарием к этому может быть надпись на каменной стеле, обнаруженной в 1958 г. в г. Наньяне. Наместник округа Наньян объявлял жителям уезда Вань, что некто Чжан Цзин вызвался осуществить за свой счет все необходимые подготовительные работы для празднования начала весны. Обычно для этого за южными воротами города сооружались глиняные быки, а также фигуры людей, пашущих землю, и т.д. Для подготовки всех необходимых атрибутов праздника приходилось собирать людей из 14 волостей, причем стоимость расходов достигала 600 тыс. монет. Чжан Цзин, который назван в надписи просто «мужчиной», т.е. простолюдином, не имеющим ранга знатности, предложил взять эти расходы на себя, а в качестве компенсации попросил освободить его и его потомков от всех повинностей. Надпись датирована 159 г.
В день начала весны император, по установившемуся обычаю, издавал рескрипт, в котором объявлялось о снисхождении к совершившим преступление.
На примере весеннего праздника мы можем судить об относительных темпах формирования традиционной обрядности древних китайцев. Уже в I в. до н.э. символом начала весенних полевых работ стал глиняный бык (первые упоминания об этом содержатся в трактате «Янь те лунь»). Между тем еще за три-четыре века до этого пахота с использованием тяглового скота не получила повсеместного распространения. Таким образом, формирование данной традиции относится к последним векам до н.э.
Праздник весны отмечался не только официальными церемониями, в которых участвовали император и чиновники, но и особыми семейными обрядами. Одним из основных источников наших сведений об этой стороне весеннего праздника является сочинение Цуй Ши «Сыминь юэлин» (II в. н.э.). Семейным календарным ритуалам посвящено не менее одной шестой общего объема этой книги, описывающей быт усадьбы землевладельца.
Вот как характеризует Цуй Ши обряд жертвоприношения предкам, совершавшийся во время праздника весны: «За четыре дня до этого глава семьи и прочие


Глава 2. Народная культура
499
участники церемонии начинают поститься для внутреннего очищения. В день жертвоприношений подносят вино и призывают души предков спуститься вниз. После этого все члены семьи - уважаемые и подчиненные, молодые и старые - садятся перед предками - сыновья, их жены, внуки и правнуки. Каждый из них подносит вино главе дома. Поднимая свою чашу, каждый с радостью желает всем многая лета. Затем люди посещают своих хозяев, учителей, старших и родичей по клану, старших братьев отца и его друзей, своих собственных друзей, родственников по матери и прочих уважаемых людей общины».
Примерно в это же время было принято совершать жертвоприношение духу дороги. Согласно поверью, сын мифического Желтого императора Лэй-цзу любил путешествовать и умер на дороге. Поэтому в первый день, название которого начиналось с циклического знака дин, во дворе дома приносили жертвы Лэй- цзу.
Наконец, в первом месяце совершалась церемония подношений духу земледелия Шэнь-нуну.
Летний праздник (фу жи)
В шестом месяце, на который приходились «три фу», отмечали летний праздник.
В 94 г. император Хэ-ди ввел правило, согласно которому в эти дни чиновники не должны были являться на службу.
В какой именно день праздновать лето, наместникам таких округов, как Ханьчжун, Ба? Шу, Гуанхань, разрешалось определять по своему усмотрению. Комментаторы следующим образом объясняют это: в указанных округах климат теплый и влажный, деревья и травы там рано распускаются и поздно засыхают. Поэтому здесь и допускается отступление от общего порядка.
За 18 дней до «начала осени» принято было совершать жертвоприношения Желтому императору (Хуан-ди). В этот день столичные чиновники надевали церемониальную одежду желтого цвета.
В календаре 134 г. до н.э. «три фу» приходятся соответственно на 15-й и 25-й дни шестого месяца (гэн-цзы и гэн-сюй) и 26-й день седьмого месяца (гэн- чэнъ). Таким образом, последний из них следует за «началом осени». Обычно выходной день полагался чиновникам один раз в пять дней; он предназначался для «отдыха и мытья». Кроме того, чиновники не ходили на службу в дни зимнего и летнего солнцестояния. Когда наместник столичной области Се Сюань обнаружил, что во время солнцестояния один мелкий чиновник не ушел домой, а остался в присутственном месте, он счел это служебным проступком: «Главное в правилах поведения - согласованность, а в жизненных правилах - единообразие. Между тем давно уже установлено, что в день солнцестояния чиновникам полагается отдыхать!»
Первые упоминания об особых церемониях, связанных с днями фу, содержатся в «Исторических записках» Сыма Цяня, где он сообщает о них, излагая


500
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
события 2-го года правления циньского Дэ-гуна. Отечественные исследователи Р.В.Вяткин и В.С.Таскин следующим образом переводят это свидетельство: «На втором году (676 г. до н.э.) впервые [установили периоды] фу и использовали собак для защиты от ядовитых насекомых». В «Хань шу» тот же эпизод приводится в несколько иной редакции: «Ввели жертвоприношения в дни фу, когда на воротах города вывешивали разрезанные собачьи туши для защиты от вредоносной скверны». Комментатор поясняет, что в период Западного Чжоу подобный ритуал был неизвестен. К сожалению, сообщения источников слишком кратки для того, чтобы уяснить сущность религиозной подоплеки описанного обряда. Как было отмечено Фэн Чанфэном, в пров. Гуандун до недавнего времени существовал обычай в день летнего солнцестояния резать собак, чтобы «противостоять темному началу». Собачье мясо до сих пор является излюбленным лакомством гуандунцев, но чаще всего его едят во время летнего праздника. В этом обычае, несомненно, находит свое отражение традиция, сложившаяся еще задолго до н.э.
Цуй Ши, не упоминающий о собачьем мясе в связи с летним праздником, сообщает о принесении в шестом месяце жертв в виде пшеницы и тыкв.
Середина осени (цю фэнь)
По сообщению Ян Сюна, в восьмом месяце отмечался праздник, во время которого обычно совершали жертвоприношения предкам. В округе Хэдун он считался главным календарным праздником.
Несколько более подробное описание обрядов, совершавшихся в день осеннего равноденствия, мы находим у Цуй Ши. В качестве жертвенной пищи в восьмом месяце использовались просо и свинина (в день зимнего солнцестояния, например, просо и баранина). Жертвоприношения в это время совершались на общинном алтаре земли (тай шэ), а также на могилах предков.
Помимо жертвоприношений предкам праздник «середины осени» включал также церемонии в честь духов: «В начале месяца посредством гадания выбирается подходящий день. Совершаются жертвоприношения духам, которым молятся ежегодно и посезонно». Цуй Ши дополняет это предписание следующим: «В течение семи дней до этого никто из членов семьи не должен посещать дома, где носят траур по умершему или где есть новорожденные младенцы».
По традиции праздник «середины осени» рассматривался как наиболее подходящее время для свадеб.
С восьмым месяцем в Ханьской империи был связан также обычай, согласно которому уездные чиновники должны были производить проверку реестров населения для выявления престарелых. Всем, кому в этом году исполнилось 70 лет, жаловали почетный посох и специальное угощение. Посох, сообщает «Хоу Хань- шу», имел украшение в виде голубя. В 1959 г. в ханьском погребении близ Увэя, в Ганьсу, были обнаружены деревянные таблички с текстом указов, связанных с пожалованием почетных посохов. В одном из них, обнародованном императо¬


Глава 2. Народная культура
501
ром Чэн-ди в 31 г. до н.э., говорилось: «Получивший посох по достижении семидесятилетия приравнивается к чиновнику с окладом жалованья 600 даней зерна. Входя во дворец, он не должен отбивать земных поклонов, а совершив незначительное преступление, не наказывается ударами палки. Всякий обидевший его считается совершившим самое тяжкое преступление». В другом указе отмечалось, что «престарелые получают посох, на котором изображен голубь; все могут видеть его. Этот посох приравнивается к бунчуку... Имеющий его может свободно входить в присутственные места и пользоваться дорогами по обе стороны императорского тракта. Если посох будет продан на рынке, он вновь не выдается». Там же были обнаружены деревянные посохи, о которых говорилось в тексте императорских указов; длиной они 194 см, в верхней части на них насажено выточенное из дерева изображение птицы 18-19 см в длину.
В восточноханьское время в южном пригороде Лояна существовала кумирня, посвященная престарелым. В восьмом месяце в ней приносили жертвы духу долголетия.
Зимние праздники
В одиннадцатом месяце, с наступлением зимнего солнцестояния, начиналась подготовка к зимним праздникам, главным из которых был ла: «В двенадцатом месяце... приносят жертвоприношения рисом и мясом диких гусей. Кроме того, за пять дней до этого убивают свинью, а за три дня - барана. За два дня совершают пост для внутреннего очищения, а затем готовят необходимую утварь, убирают в доме и моются. После этого совершают жертвоприношение ла своим предкам... На следующий день, именуемый малым Новым годом, ставят вино и призывают души предков спуститься. Следует попотчевать вином также старших и уважаемых лиц... На следующий день вновь совершают жертвоприношения... Тремя днями позже, когда семейные церемонии закончены, приглашают в гости родичей по клану, родственников со стороны матери и жены, соседей и приезжих... В это время отдыхать должны таьоке земледельцы и работники...
В этом месяце духи собираются покидать людей. После церемонии зимних жертвоприношений следует молиться на могилах прежних правителей, учителей, родственников и друзей, чтобы проявить свое уважение к усопшим и не забывать их».
В это же время совершали разнообразные жертвоприношения духам дверей, колодца, очага и т.д. Так, например, существовало поверье, что, если во время зимних праздников зарыть в углу усадьбы круглый камень, на следующий год можно будет избежать болезней.
Но самой яркой и запоминающейся частью зимнего праздника, которую с нетерпением ожидали все, от мала до велика, было шествие но. Истоки этого обычая уходят в глубокую древность: большое значение ему придавал Конфуций. «Когда односельчане совершали церемонию но, - говорится в „Лунь юеС6, - он, одетый в праздничные одежды, стоял на ступенях дома».


502
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Смысл этого обряда заключался в《изгнании злых духов». Когда к нему гото- вились при дворе, выбирали сто двадцать мальчиков в возрасте от 10 до 12 лет, раздавали им красные головные повязки и ручные барабаны. Двенадцать человек надевали маски священных животных. Руководил церемонией фансянши, одетый в пурпурную куртку и алую плахту, с медвежьей шкурой на плечах. На нем была маска с четырьмя золотыми глазами. Когда все было готово, ряженые нараспев произносили заклинание, а мальчики хором подхватывали его. Затем фансяниш пускался в пляс, увлекая за собой 12 животных. С факелами в руках они преследовали злых духов сначала во дворце, а затем на улицах города. Шествие заканчивалось тем, что горящие факелы бросали в реку.
По словам Ван Чуна, обряд «изгнания злых духов» символизировал «проводы старого и встречу нового». Он пользовался огромной популярностью в народе. Ритуально-магическое тесно переплеталось в нем со светским, карнавальным. Позднее предновогодние шествия с ряжеными все больше и больше утрачивают свое первоначальное культовое назначение, превращаясь в простонародное зрелище. Поэтому уже в ханьское время раздаются голоса, предлагающие запретить горожанам устраивать карнавалы с «сотней игр». Несколькими столетиями позже конфуцианцы добиваются этого запрещения, хотя традиции народных празднеств не прервались. Они были восприняты средневековой городской жизнью, оказав заметное влияние на формирование многих жанров народной литературы и оставшись составной частью культуры китайцев позднейшего времени.
Народные верования
В духовной культуре ханьской эпохи отчетливо прослеживаются два пласта или уровня: официальная идеология, за господствующее место в системе которой тогда успешно боролось конфуцианство, и простонародная бесписьменная культура. Оказывая влияние на многие аспекты общественного быта, в особенности на его обрядовую сторону, конфуцианство в то же время трансформировалось не только за счет заимствования отдельных элементов других философ- ских учений, но и под воздействием того пласта народных верований, который так никогда и не был полностью конфуцианизирован.
Мифы о сотворении мира
Давно уже была замечена одна знаменательная особенность древнекитайской мифологии, которую традиционная средневековая историография не отделяла от достоверной истории: чем древнее эпоха, олицетворением которой считался тот или иной персонаж, тем позднее он оказывался включенным в общую систему мифологических образов. Доханьское конфуцианство знало лишь двух предшественников великого Юя - совершенномудрых правителей Яо и Шуня. Во II в. до н.э. Сыма Цянь считает необходимым начать свои «Исторические записки» с главы о древних правителях, число которых к этому времени увеличилось до


Глава 2. Народная культура
503
Хозяин подземного царства Тубо и его свита
пяти, причем Яо и Шунь оказались последними из них. В I-II вв. в легендарную хронологию включается новая эпоха - «трех императоров», предшествовавших 《пяти правителям», и т.д. Постепенное расширение списка легендарных деяте- лей прошлого происходило за счет включения в него древних мифических персонажей, существовавших до этого в рамках неканонической системы народных верований.


504
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Интересна и поучительна судьба одного из немногих женских образов в ханьской мифологии - Нюйва. Ее изображение постоянно встречается на каменных барельефах в погребениях эпохи Хань. Нюйва изображалась в виде змеи с женской головой, что соответствует ее описаниям в исторических источниках: «У Нюйва... тело змеи». Вместе с тем характерно, что на раннеханьском изображении из Мавандуя Нюйва занимает центральное место между солнцем и луной. Позднее же Нюйва выступает только в паре с другим мифическим персонажем - Фуси, у которого «тело покрыто чешуей». На одном из барельефов мы видим Нюйва и Фу си, олицетворяющих два противоположных начала природы: Нюйва держит в руках луну, а Фуси - солнце. Наконец, Нюйва превращается в своего рода придаток Фуси; на изображении из Шаньдуна она принимает из рук Фуси угольник - символ творца-созидателя. В процессе канонизации образ Нюйва постепенно отступает на второй план, оттесняемый фигурой Фуси. Теперь, по одной версии, Нюйва - это супруга Фуси, по другой - его младшая сестра.
Но в народном сознании Нюйва по-прежнему была творцом земли, человека и всего сущего. Отголоски этих представлений дошли до нас в ряде письменных памятников, в частности в «Хуайнань-цзы»: «В древности Гунгун боролся за власть [Верховного] бога с Чжуансюем. Разгневался и ударился о гору Бучжоу. Небесные столбы обломились, земные углы поломались... Четыре полюса разрушились, девять областей разделились. Небо неплотно покрывало, земля не полностью покоилась. Пламя огня бушевало и не унималось, воды разлились безбрежно и не успокаивались. Свирепые звери поедали простой народ, птицы хватали старых и слабых. Тогда Нюйва растопила разноцветные камни, чтобы залатать ими синее небо; отрубила ноги гигантской черепахе [Ао], чтобы подпереть ими четыре края [света]; убила черного дракона, чтобы спасти область Цзи; собрала золу, чтобы остановить разбушевавшиеся воды. Синее небо было починено, четыре полосы (края света) выпрямлены, разлившиеся воды иссякли (высохли), страна (область) Цзи приведена в порядок...»
Другой древний миф приписывает Нюйва сотворение людей: «Простой народ говорит, что, когда небо и земля только что отделились друг от друга, еще не было людей. Нюйва взяла желтую землю и стала их лепить. Но силы у нее истощились, и не хватило времени. Тогда она стала делать людей, водя веревкой по простой глине. Богатые, знатные и ученые - это люди, вылепленные из желтой земли, а бедные, подлые и неучи - сделанные веревкой [из простой глины]».
Конфуцианский канон инкорпорировал (хотя и в сильно трансформированном виде) не только образ Нюйва, но и многие другие представления, существовавшие задолго до ханьского времени в народных верованиях. Любопытно, что Ван Чун критикует конфуцианцев за их утверждение: «На солнце есть трехногая птица, на луне есть заяц и лягушка». В действительности речь идет о древних мифологических сюжетах, отсутствовавших в первоначальной конфуцианской традиции. На изображении из погребения Мавандуй 1 на фоне багрового солнечного диска выделяется силуэт черной птицы, а на молодом месяце видны ля- гушка и заяц.


Глава 2. Народная культура
505
Помимо «главного» солнечного диска здесь изображено еще несколько солнц, расположенных на ветвях дерева. Все это воскрешает в памяти миф о десяти солнцах, которые сначала вставали на небосклоне поочередно, но затем взошли одновременно. От невероятной жары людей спас стрелок И, сбивший с неба лишние солнца. Потом стрелок И выпросил у Сиванму эликсир бессмертия, но его жена Чанъэ украла священное лекарство и скрылась на луне. Этот эпизод также изображен на картине из Мавандуя.
Вера в загробную жизнь
Изображения на шелке из погребения Мавандуй 1 проливают свет и на традиционные представления ханьцев о том, что происходит с человеком после его смерти.
Несомненно, уже в ханьское время сложились основные черты культа тела покойника, существовавшего в Китае на протяжении многих последующих веков. Самой страшной казнью считалось обезглавливание и тем более четвертование: этим наносился непоправимый ущерб душе умершего, которая продол- жала существовать в его телесном облике. Поэтому же во время погребения принимались разнообразные меры, чтобы уберечь тело от разложения. Детали этого сейчас практически неизвестны, однако письменные источники свидетельствуют, что в ряде случаев удавалось сохранить погребенного на протяжении длительного времени. Так, Ли Даоюань в своем «Комментарии к „Трактату о реках66» приводит сообщение о том, что в конце правления Хуан-чу (225 или 226 г.) местные жители раскопали могилу правителя наследственного владения Чанша У Жуя, скончавшегося в 201 г. до н.э. Тело его сохранилось настолько, что лицо казалось живым. «Как вы похожи на правителя Чанша У Жуя! - сказал после этого один из участвовавших во вскрытии могилы некоему У Гану.- Только вот уши у вас немного короче». Впоследствии выяснилось, что У Ган был потомок У Жуя в шестом поколении. Принципиальная достоверность этого и других аналогичных свидетельств была подтверждена раскопками погребений Мавандуй 1 и Фэнхуаншань 168. В первом из них было обнаружено тело женщины, сохранившееся настолько, что мышцы еще не утратили упругости; во втором - тело мужчины аналогичной степени сохранности.
Помимо всего прочего для предотвращения нежелательного воздействия на тело покойника со стороны потусторонних сил гроб разрисовывали магическими изображениями. В погребении Мавандуй 1 один из гробов покрыт росписью, основным мотивом которой является борьба со змеями. Главное действующее лицо - чудовище с головой оленя и длинным хвостом, в человеческой одежде. Сунь Цзоюнь полагает, что это изображение хозяина подземного царства Тубо. В подчинении у Тубо находятся различные фантастические существа в облике животных.
Вполне естественно, что древние китайцы переносили на подземное царство картину взаимоотношений между людьми в реальной действительности. Поэто¬


506
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
му в гроб чиновника иногда клали официальное письмо, адресованное соответствующим властям в мире теней, например: «В 4-м году, в дополнительном девятом месяце, в день синь-хай, Чжан Янь, удафу из Пинли, докладывает подзем- ному владыке: „Я, моя одежда и предметы, а та1сже то, с помощью чего приносятся жертвы, готовы в соответствии с законом...66». Другой аналогичный пример: «В 13-м году, в пятом месяце, в день гэн-чэнь, помощник начальника уезда Цзянлин осмеливается доложить помощнику подземного владыки: „Суй Шаоянь, удафу из Шияна, а также 28 рабов, в том числе Лян и другие, 18 рабынь, в том числе И и другие, две легкие повозки, одна телега, пристяжных лошадей 4, коренных лошадей 2, оседланных лошадей 4 находятся в распоряжении чиновников. Осмеливаюсь просить доложить об этом владыке"».
Наряду с господствовавшими представлениями о загробной жизни в ханьское время высказывались и противоположные идеи. Некто Чжао Цзы (II в.) завещал похоронить его предельно скромно, так как погребение предназначено не для обеспечения покойника всем необходимым на том свете, а лишь для того, чтобы укрыть от взоров людей его останки.
Сущность жизни и смерти - одна из главных тем трактата Ван Чуна «Лунь- хэн». Последовательно выступая против существования у человека души, продолжающей жить после его смерти, Ван Чун считает пышные похороны ненужным расточительством. При этом он критикует как Конфуция, так и его идейно- го противника - Мо-цзы: первый был за строгое соблюдение погребальных обрядов, хотя и не верил в душу и духов; второй требовал сокращения расходов на похороны, но полагал, что духи существуют. «Я утверждаю, - говорил Ван Чун, - что человек рождается в мире тварей; тварь умирает и не может стать духом, почему же только человек, умирая, может превратиться в духа?» Опровергая утверждения о том, что некоторым людям иногда доводилось видеть духов, Ван Чун приводит следующий простой и убедительный довод: с тех пор как разделились небо и земля, люди непрерывно умирали, причем многие из них в детстве или в среднем возрасте. Поэтому число живущих ныне гораздо меньше числа людей, живших раньше. Но если бы человек после смерти действительно превращался бы в духа, то сегодня нам на каждом шагу приходилось бы сталкиваться с духами. Почему же людям доводится видеть их так редко?
Предрассудки и суеверия
Философ-материалист Ван Чун стремился объяснить явления окружающего мира с чисто рационалистических позиций. Поэтому он решительно боролся против существовавших в его время предрассудков, об особенностях которых мы можем судить в первую очередь по тексту трактата «Луньхэн».
Многочисленные суеверия были связаны с календарными датами. Считалось, что различным родам человеческой деятельности соответствуют специальные «счастливые» дни и, напротив, дни, когда то или иное занятие могло причинить человеку зло.


Глава 2. Народная культура
507
Так, существовало поверье, что мытье головы в день цзы делает человека привлекательнее, а если голову моют в день мао, то от этого появляются седые волосы. В несчастливый день нельзя было шить одежду и начинать строительство дома. Сооружавшему кровлю в пятом месяце грозило облысение. В день жэнъ-шэнъ остерегались ездить верхом на лошади. День бин считался неподходящим для изучения иероглифов.
В своем сельскохозяйственном трактате Фань Шэнчжи, обобщив практический опыт древнекитайских земледельцев, дает рекомендации относительно того, когда следует начинать те или иные виды полевых работ. Вместе с тем он приводит и распространенные в его эпоху суеверия о необходимости избегать посева зерновых культур в определенные дни: риса - в день чэнъ, проса - в день бин, чумизы - в день чоу, черного проса - в дни инь и вэй, пшеницы - в день сюй, ячменя - в день цзы и т.д. «У всех девяти видов злаков есть запретные дни. Если сеять их, нарушая запрет, это причинит ущерб урожаю. Это не пустые слова!» - утверждает Фань Шэнчжи. Соответственно существовали дни, которые считались благоприятными для посева. Для тыквы, например, таким днем ^ылу-чэнь.
Столь значительное внимание, уделявшееся при Хань «счастливым» и «несчастливым» датам, имело своим прямым следствием бурное развитие мантиче- ской практики. Гадательные книги и гороскопы пользовались большим спросом. «Книги для определения времени и дня многочисленны и неединообразны»,- отмечал Ван Чун. Он упоминает о книгах, по которым выясняли дни, благоприятные для похорон; календари с указанием «счастливых» дней для строительства усадьбы и сооружения кровли и т.д. Широкое распространение имели и спе- циальные астрологические инструменты, позволявшие гадателю определить соотношение между небесными светилами и днями, благоприятными для намечаемого мероприятия (один такой инструмент, состоящий из квадратного осно- вания и вставленного в него круглого диска с названиями созвездий, цинических названий дней и т.д., был найден в ханьском захоронении в Увэе).
Излагая поверье о том, что ребенок, родившийся в первом или пятом месяце, убьет своих родителей, Ван Чун ссылается на «Исторические записки» Сыма Цяня. Там рассказывается, что известный деятель периода Чжаньго Тянь Вэнь (Мэнчанцзюнь) родился пятого числа пятого месяца и отец приказал не оставлять его в живых. Когда Тянь Вэнь, втайне вскормленный его матерью, вырос и родитель узнал об этом, между ними произошел следующий разговор:《Поче- му вы отказались от ребенка, родившегося в пятом месяце?» - спросил Тянь Вэнь. «Такой ребенок, возмужав, достает головой до дверного косяка и причиняет зло своим родителям», - отвечал отец.
Впрочем, в округе Увэй в ханьское время было распространено поверье о том, что несчастье принесут родителям дети, родившиеся пятого числа второго месяца. Назначенный наместником этого округа Чжан Хуань решил искоренить это суеверие.
Для Ван Чуна различия в подобных предрассудках, свойственных одному району и неизвестных в другом, были доказательством их необоснованности. Он


508
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
иллюстрирует это на примере поверья о том, что встреча с кормящей матерью сулит несчастье. Между тем, отмечает Ван Чун? обычай, предписывающий матери кормить новорожденного вне дома, распространен преимущественно на территории к югу от Янцзы, а к северу от этой реки люди не видят ничего дурного в том, что женщина кормит ребенка в доме. Напротив, в северных районах не разрешают собаке кормить щенят в доме, а на юге не придают этому никакого значения.
Другим доказательством необоснованности суеверий Ван Чун считает их непоследовательность. Почему считается, что расширять усадьбу в западном направлении сулит несчастье ее обитателям? Причем именно усадьбу, а не могилу или поле, хотя усадьба предназначена для жизни человека, поле - для того, чтобы кормить его, а могила служит его прибежищем после смерти. Почему некоторые дни считаются неблагоприятными для принесения жертв духам, хотя все без исключения дни благоприятны для приема пищи человеком? Если жертвоприношения служат для того, чтобы обеспечить духов пищей, а духи ничем не отличаются от людей, то приносить жертвы можно в любой день. Если же духи отличаются в способности принимать пищу от людей, то они не извлекут никакой пользы из жертвоприношений, в какой бы день они ни совершались. Почему мыть ноги можно в любой день, а голову - в определенный? Может быть, потому, что голова - это самое главное в человеке? Но тогда и причесываться нужно не каждый день и т.д.
Наконец, по мнению Ван Чуна, некоторые обычаи могут найти себе вполне рациональное объяснение; они никак не связаны с духами или иными потусторонними силами. Например, дурной приметой считается, когда во время приготовления соевого соуса будут слышны раскаты грома; в действительности же это отнюдь не дурное предзнаменование, а лишь напоминание, что нужно работать быстрее и успеть заготовить соус до наступления весны. Полагают, что нельзя точить нож над колодцем _ да потому, что, если уронишь нож в колодец, его уже оттуда не достать. Нельзя передавать еду друг другу палочками - так ее легко уронить и пр. «Когда говорят „не следует делать чего-то46, то призывают людей к осторожности, побуждают их делать доброе. Скажем, правила хорошего тона предписывают: „Не ешь руками, не проливай того, что пьешь66. Это запреты, связанные с правилами поведения, они не связаны с дурными или доб- рыми предзнаменованиями».
Магическая практика
Идеи Ван Чуна намного опередили свой век; в его время суеверия и предрассудки во многом определяли специфику общественного быта, органической составной частью которого были мантические и магические обряды.
Как и у многих других народов мира, лечебная магия древних китайцев тесно переплеталась с народной медициной. В традиционных методах лечения болезней рациональное и иррациональное столь тесно связаны одно с другим, что


Глава 2. Народная культура
509
разделить их часто бывает затруднительно. К тому же чисто магические обряды, несомненно, вызывали значительный психотерапевтический эффект, что в сочетании с действительно лекарственными средствами могло приводить к быстрому излечению.
Значительный интерес в этом отношении представляют рукописи медицинских сочинений, найденные в погребении Мавандуй 3. Они включают трактат по диетологии, руководство по лечебной гимнастике, пособие по лечению методом прижигания и, наконец, сборник рецептов.
До этого древнейшими сведениями о лекарственных методах лечения считались упоминания, сохранившиеся в цзюйяньском архиве. Для лечения различных болезней в пограничных крепостях использовались припарки, пилюли, от- вары. На одной из табличек сохранился рецепт лекарства от болезни гианханъ.
Сборник рецептов из Мавандуя содержит 280 предписаний, предназначенных для лечения 52 болезней (судороги, нервные расстройства, лихорадка, грыжа, глистные заболевания, раны, нарывы, укусы, геморрой, лишаи, опухоли, женские и детские болезни и т.д.). Основные средства лечения - лекарства, изготовлявшиеся из более чем 240 ингредиентов, а также прижигания, акупунктура с применением каменных игл и заговоры. В некоторых рецептах указывается на необходимость соблюдения диеты во время приема лекарств:《До окончания лечения не следует есть рыбу, свинину, конину, черепах»; «Во время приема лекарства нельзя есть рыбу, а после выздоровления - как прежде». Упоминают- ся и иные запреты:《находиться в доме с закрытыми окнами и дверями, не вхо- дить в женские покои, не смотреть на луну в течение месяца». Для прекращения кровотечения из раны помимо таких средств, как прикладывание жженого воло- са, рекомендуется заговор:《У мужчины остановится, у женщины прекратится».
При лечении некоторых болезней заговаривание и совершение магических действий имело решающее значение. Например, для исцеления от опухолей на шее рекомендовалось следующее. В конце месяца, когда серп месяца едва виден, провести по опухоли дважды по семь раз старым веником, приговаривая:《Сего- дня луна на ущербе, выметем опухоль на север», а затем бросить веник в колодец. Для лечения грыжи следовало выбрать день синь-мао. Встав около дома лицом на восток, к солнцу, родственники больного, поддерживая его, произносили: «Сегодня день синь-мао, а ты отныне будешь зваться Юем!» В день синь- сы эту болезнь заговаривали иначе: «Небесный дух спустится, чтобы исцелить от недуга, а небесная дева выслушает его поучения...» и т.д.
В более поздних медицинских сочинениях, восходящих к ханьскому времени («Хуанди нэйцзин» и др.)? магические приемы лечения болезней практически не упоминаются. В то же время лечебная магия становится атрибутом религиозного даосизма. Патриарх даосской секты тайпиндао Чжан Цзяо был известен уме- нием исцелять людей с помощью《заговоренной воды».
Бок о бок с лечебной магией в ханьское время существовала магия вредоносная. Тогда существовало поверье, что, закопав близ жилища какого-либо человека вырезанные из тунгового дерева фигурки, можно тем самым наслать на не¬


510
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
го порчу и смерть. Именно на этом фоне в последние годы жизни императора У-ди разыгрались события, связанные с именем его наследника.
В 92 г. до н.э. сын высшего сановника Гунсунь Хэ присвоил казенные деньги и попал в тюрьму. Для того чтобы искупить преступление своего сына, Гунсунь Хэ лично взялся за поимку некоего Чжу Аньши, бежавшего из-под стражи. Вскоре Чжу Аньши был пойман. Решив отомстить Гунсунь Хэ, он написал из тюрьмы письмо У-ди? в котором сообщал, что сын Гунсунь Хэ якобы вступил в незаконную связь с дочерью императора и замыслил убить его самого, закопав во дворце Ганьцюаньгун деревянных человечков. Получив это известие, У-ди приказал найти и выкопать фигурки, а затем, закрыв ворота в Чанъани, произвести в столице аресты. Гунсунь Хэ и его сын были казнены, а вскоре после этого во дворце, где жил наследник престола со своей матерью, было якобы найдено большое количество человечков, служивших орудием порчи. В этот критический момент наследник, возглавив охрану столичного гарнизона и захватив арсенал, пытался овладеть положением в городе. Однако уличные бои закончились его поражением. Мать наследника покончила с собой, сам он вскоре был убит, и все его родственники казнены. Удалось спастись лишь внуку наследника, будущему императору Сюань-ди.
Отметим, что для противоборства мнимой порче, направленной на императо- ра У-ди, его приближенные использовали《варвара-мага». В источниках хань- ского времени упоминаются также и «юэские маги», умевшие ходить приставным шагом. Комментатор поясняет, что, когда великий Юй боролся с наводнением, у него болела нога и он ходил, волоча ее; «ныне маги имеют обыкновение подражать походке Юя». По-видимому, отнюдь не случайно, что таким же шагом должен был двигаться лекарь во время совершения магического обряда для исцеления больного.
Представления о человеческом счастье
По словам Ван Чуна, в его время《люди верили в жертвоприношения и счи- тали, что приносящий жертвы непременно удостоится счастья». Эта мысль была отнюдь не нова: столетий за десять до того предки древних китайцев постоянно совершали жертвоприношения усопшим родственникам в надежде, что те «ниспошлют счастье без границ и пределов». Моления о счастье оставались важным компонентом традиционной обрядности на всем протяжении средневековой истории Китая, вплоть до Нового времени. Внешняя форма этого обряда почти не изменилась в течение столетий. Менялось другое - само содержание понятия «человеческое счастье».
Эволюция понятия «счастье» в эпоху Чжоу
В наши дни социолог, задавшийся целью изучить современные представления о том, что такое счастье, чаще всего пользуется методом анкетирования. Ис-


Глава 2. Народная культура
511
\
следование в этом случае должно отвечать по крайней мере двум требованиям: во-первых, достаточной пред- ставительности выборки и, во-вторых, ее случайности. Историк лишен возможности пользоваться анкетой, но в его распоряжении оказываются подчас источники, по своему характеру весьма напоминающие ответы на вопросы интервьюера. Для изучения исторической трансформации понятия «счастье» в чжоуское время таким источником являются надписи на риту- альных бронзовых сосудах, предназначенных для жертвоприношений. Это в значительной мере определяет содержание надписей и то внимание, которое уделяется в них проблеме счастья. Надписи эти достаточно многочисленны, причем «выборка» дошедших до нашего времени текстов была, разумеется, случайной.
Наиболее типичной для надписей X-IX вв. до н.э. являлась ситуация, при которой правитель в той или иной форме оказывал честь аристократу, а тот отли- вал по этому случаю сосуд для жертвоприношений своим предкам.《Я，Лянь，
Игра в любо. Династия Хань
сделал священный сосуд для моих величественных предков, - читаем мы в одном из текстов, - я буду использовать его для принесения жертв моим величественным предкам, чтобы они послали мне здоровье и радость, одарили своим за- ступничеством, долголетием и спокойной кончиной».
Обобщая данные этих надписей, можно прийти к выводу, что представитель аристократии в чжоуском обществе имел основания считать себя счастливым, если он мог заручиться защитой со стороны предков: быть《достойным поддан- ным Сына Неба»; обрести долголетие, исчислявшееся «десятью тысячами лет жизни» или бывшее даже «беспредельным»; быть здоровым и веселым; умереть своей смертью.
Почти все эти составные части представления о счастье присутствуют и в обобщенной характеристике «пяти проявлений счастья», содержащейся в главе «Великий план» в «Шу цзине». Точная датировка текста этой главы затруднительна, однако несомненно, что он был составлен во второй четверти I тысяче¬
летия до н.э.
«Первое проявление счастья - долголетие, - говорится в рассматриваемом тексте, - второе - богатство, третье - здоровье тела и спокойствие духа, четвертое -любовь к целомудрию, пятое - спокойная кончина, завершающая жизнь».
Наряду с теми《проявлениями счастья», которые совпадают в обоих случаях, в главе《Великий план» упоминается одно, ни разу не встретившееся в надписях X-IX вв. до н.э.? - богатство. Из этого отнюдь не следует, что чжоуские аристократы были равнодушны к земным благам. Как раз наоборот: на различии в социальном и имущественном положении человека в обществе зиждилась в ту эпоху вся иерархия общественных отношений. Но богатство было тогда органи-


512
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
чески связано со знатностью, оно определялось принадлежностью к одному из социальных рангов, и его количественная и качественная сторона оставалась фиксированной и в принципе неизменной на протяжении всей жизни человека. Родившемуся знатным богатство было обеспечено, а простолюдин не мог ни при каких обстоятельствах надеяться обрести его. Поэтому богатство и не включалось в число благ, обладание которыми зависело от счастливого стечения жизненных обстоятельств. Появление частной собственности на землю, развитие товарно-денежных отношений привели во второй четверти I тысячелетия до н.э. к кризису традиционной системы социальных рангов. Суть дела была лаконично и убедительно изложена одним из сановников VI в. до н.э.:《Родившись в смут- ный век, можно быть знатным, но бедным». Богатство перестало быть само собой разумеющимся атрибутом знатности. К богатству теперь надо было стремиться и добывать его в жизненной борьбе. Богатство стало «проявлением сча- стья».
Типология ханьских бдагопожеданий
Проследить дальнейшую трансформацию представлений о том, что такое человеческое счастье, позволяют нам эпиграфические тексты ханьского времени: «Счастье влюбленным! А тот, кто не знает любви, да погибнет. Дважды погибель тому, кто запрещает любить!»
Древние римляне имели обыкновение украшать подобными надписями стены своих домов. Древние китайцы помещали надписи с пожеланиями счастья на черепице, венчавшей край крыши, на зеркалах, на тканях, на предметах домашнего обихода, на поясных пряжках и т.д.
Благопожелательные формулы ханьской эпохи обладают некоторыми общими внешними признаками. В большинстве своем они состоят из четырех иероглифов, которые, в свою очередь, чаще всего членятся на парные словосочетания. Что касается содержания этих пожеланий, то их можно сгруппировать в несколько категорий.
Долголетие. Пожелания этой категории многочисленны и разнообразны. Наиболее типичны словосочетания шшь (《продлить годы»), w и/о少(《увели- чить долголетие»), цянь цю («тысяча осеней»), ванъ суй («десять тысяч лет»). Кроме того, встречаются пожелания типа《чтобы долголетие было подобно ме- таллу и камню»,《чтобы жизнь была подобна горной скале» и т.д.
Многочисленное потомство. Стандартный компонент пожеланий этой категории -цзы сунь («дети и внуки»). Иногда речь идет о том, чтобы «детей и внуков был полон дом», в других случаях указывается приблизительное количество потомков - «восемь сыновей и двенадцать внуков», «десять сыновей и пять дочерей» и т.д.
Исполнение желаний. Подобные пожелания выражаются обычно в общей форме: «пусть все получат то, чего желают», «получить желаемое», «постоянно удовлетворять желания», «на протяжении десяти тысяч поколений получать удовлетворение» и пр.


Глава 2. Народная культура
513
Радости жизни. Если древние римляне считали, что «бани, вино и любовь разрушают вконец наше тело, но и жизнь создают бани, вино и любовь», то древние китайцы относили к главным радостям жизни вино, музыку и женскую красоту: «Пусть рядом с тобой будут красавицы, пока ты видишь свет солнца»; «Пусть вам прислуживают со свирелями и гуслями, а сердце ваше радуется»; «Пусть всегда будет вино и закуска» и т.д.
Богатство. Надежной гарантией обладания земными благами являются деньги, поэтому, если вы хотите пожелать кому-нибудь счастья, предреките ему 《десятки и тысячи десятков монет ежедневного дохода» или 《тысячи даней зерна в день». Рекламируя свой товар, ремесленник-зеркальщик обещает: «Купивший это зеркало обогатит свою семью». Некоторые пожелания предназначены специально для торговцев («Если его будет носить при себе купец, пусть у него будет вдоволь золота и денег»; «Купишь это зеркало - займешь место на большом рынке»). Учтены интересы землевладельца («Пусть в соответствующий сезон года пройдут своевременные дожди и пять видов злаков дадут обильный урожай») и скотовода («Непременно будут быки и бараны»; «Пусть шесть видов скота размножаются в изобилии»). Будет богатство - будет и знатность, поэтому то и другое зачастую упоминается рядом в одном и том же пожелании.
Служебная карьера. В чжоуское время чиновничьи должности были наследственными, поэтому, если предок не был чиновником, надежды стать им практически не было. Иное дело - эпоха Хань. Мастер-зеркальщик, предлагавший свой товар купцу, стремится заинтересовать и того, кто уже стал чиновником: «Если его будет носить с собой служилый, пусть он получит прибавку к жалованью»; «Тот, кто будет носить его, да займет он высокий пост». Вершиной чиновничьей карьеры является должность одного из трех высших сановников им- перии - пожелание продвинуться по служебной лестнице до «трех гунов» должно импонировать самолюбию чиновника. Разумеется, это доступно не каждому, но на то, что он получит повышение и займет место《справа от других», может надеяться даже мелкий чиновник. Начинать службу в столице нужно было с должности лана, чего и желали мужчине (женщине же предрекали удачное замужество). Если же самому уже поздно было думать о карьере, то приятно было услышать пожелание сыновьям «стать хоу или ваном»
Добрые отношения между родственниками. Древние китайцы не мыслили себе счастья без поддержания предписываемых обычаем отношений между членами семьи и более дальними родственниками. Мужчине желали «найти красивую жену, подобную Дань Цзи (легендарной древней красавице)», но для сча- стья необходимо было также согласие и мир между супругами. Поэтому одной из стандартных благопожелательных формул было: «Пусть муж и жена любят друг друга, а их взаимная привязанность усиливается с каждым днем». Считалось. что человек может быть счастливым только в том случае, если он будет «приносить пользу отцу и матери». В том, чтобы «постоянно заботиться о родителях». заключалась и обязанность, и радость.


514
Часть V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Процветание государства. В условиях, когда империя постоянно вела войны с соседями, личные жизненные успехи нередко зависели от того, насколько благоприятной для этого была ситуация в государстве в целом. Поэтому древние китайцы мечтали об《умиротворении Поднебесной», об《освобождении Подне- бесной от невзгод». А для этого, по их мнению，необходимо было, чтобы «вар- вары четырех стран света подчинились», причем лучше всего《по своей собст- венной воле». Добрым пожеланием было «искоренение северных варваров», а также《уничтожение северных варваров и цянов». Почетным предназначением человека в ханьском обществе было поэтому «стать опорой государства».
Личные имена
и социальная психология эпохи
Представления о человеческом счастье находили свое выражение не только непосредственно, в виде благопожелательных формул, но и косвенным образом -в таком своеобразном историческом источнике, каким является антропо- нимия.
«Что в имени?» - задавала в свое время вопрос Джульетта, полагая, что и без имени Ромео хранил бы все милые достоинства свои. Теперь мы достаточно хорошо знаем, что Джульетта была не права. Личное имя - это своего рода социальный знак. Социальная обусловленность имени не только в том, что оно - па- роль, обозначающий принадлежность носителя к тому или иному общественному кругу. У многих народов, в частности у китайцев, имя указывает на принадлежность своего носителя к определенному родственному коллективу, социаль- ной ячейке и в то же время отличает его от прочих лиц, входящих вместе с ним в состав этого коллектива. Для нас в данном случае существенно то, что имен- ник (если только он не подвержен строгой регламентации, например, со стороны церкви) всегда отражает социальную психологию соответствующей эпохи.
Для древнекитайских личных имен было характерно, что, во-первых, раз навсегда установленного, фиксированного именника не существовало и, во-вторых, имена всегда имели достаточно прозрачную этимологию. Нарекая своего ребенка, родители желали ему обрести в будущем качества, выраженные именем. Таким образом, за некоторыми исключениями, в древнекитайской антропонимии господствовали имена-пожелания. Не случайно в VIII в. до н.э. сановник царства Цзинь, узнав, что правитель назвал одного из своих сыновей Чоу (Враг), а другого -Чэнши (Победа в бою), воскликнул: «Какие странные имена дает правитель своим детям! Имя должно выражать то, что считается справедливым; спра- ведливое - основа взаимоотношений между людьми; на взаимоотношениях между людьми зиждется управление...»
Ввиду того что древнекитайские иероглифы имеют, как правило, много различных значений, для выяснения смысла пожеланий, вкладывавшихся в имена ханьского времени, удобнее всего анализировать двусложные имена. При этом следует иметь в виду, что обычай называть детей двусложными именами был


Глава 2. Народная культура
515
распространен главным образом в III-I вв. до н.э. После узурпации трона Ван Маном был издан указ о запрещении носить двусложные имена. Поэтому в более позднее время такие имена встречаются сравнительно редко.
Сведения об именах деятелей ханьского времени могут быть почерпнуты из различных источников. Главными среди них являются упоминания личных имен в《Хань шу» Бань Гу，в прочих письменных памятниках, в документах на дере- вянных табличках и в надписях на личных печатях.
Анализ этимологии личных имен ханьского времени позволяет сгруппировать их в несколько категорий; в целом они могут быть соотнесены с теми категориями благопожелательных формул, о значении которых речь шла выше.
Десять наиболее популярных имен ханьской эпохи приведены в табл. 11. Не случайно в числе самых распространенных имен автор ханьского учебника «Цзицзюпянь» называл Яньнянь.
Таблица 11
Десять наиболее употребительных имен эпохи Хань
Имя
Значение
Частота
употребительности, процент ко всем именам
Яньнянь
Продлить годы
2,6
Аньго
Умиротворить страну
2,1
Яньшоу
Продлить долголетие
1,6
Цяньцю
Тысяча осеней
1,6
Шэнчжи
Одержать верх
1,4
Чунго
Способствовать благоденствию страны
1,3
Пэнцзу
Быть подобным Пэнцзу (мифическая личность, символ долголетия)
U
Бухай
Избежать вреда
1,0
Аньши
Умиротворить людей
1,0
Гуанхань
Расширить пределы Хань
1,0
Анализ личных имен показывает, как в представлениях древних китайцев о благополучии и счастье преломлялись не только традиционные нравственные ценности и факторы социальной реальности эпохи, но и события политической истории. Длительные войны Ханьской империи с соседями вызывали в сознании людей стремление достичь благоденствия, «раздвинув границы» (Пицзян), «разгромив северных варваров» (Поху); но постепенно становится ясным, что война несет лишь разорение и нужду, - житейский идеал рисуется теперь в неразрыв- ной связи с таким положением，когда《страна будет умиротворена» (Аньго)， а《армия распущена» (Бацзюнь).


Часть VI
язык
И ЛИТЕРАТУРА
Глава 1
Язык, письменность, филологическая наука
Китайский язык в эпоху Хань.
Диалекты и словарь «Фан янь»
К началу династии Хань китайская письменность и китайский язык, засвидетельствованный в памятниках письменности, уже прошли тысячелетний путь развития. В истории китайского языка выделяются период классического древнеки- тайского языка с V по III в. до н.э. и период древнекитайского языка эпохи Хань с III в. до н.э. по III в. н.э. Китайский язык этого долгого отрезка времени засвидетельствован во многих письменных памятниках. Язык текстов классического периода мало отличается от языка тех, которые относятся к первым векам н.э. Эта однородность на протяжении столь долгого времени свидетельствует о наличии письменного языка, который лишь косвенно был связан с языком устным. Устный китайский язык, на котором говорили в Поднебесной империи, представлял собой совокупность многочисленных диалектов, лексика которых представлена в словаре «Фан янь» («Местные слова»).
Фонетика и морфология китайского языка эпохи Хань поддаются частичной реконструкции по китайским транскрипциям иностранных слов, описаниям чтений знаков в филологических трудах той эпохи, рифмам поэтических произведений. Письменные памятники эпохи Хань уже не содержат указаний на морфо- логические процессы, следы которых обнаруживаются в классическом древнекитайском. Однако внешние данные указывают на существование в устном языке того времени просодических и морфологических явлений, которые оказали влияние на дальнейшее развитие китайского языка.
Основной признак древнекитайской морфемы состоит в том, что она обычно представляет собой отдельный слог с собственным значением. Наряду с одно¬


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
517
сложными морфемами в древнекитайском языке эпохи Хань имеются также и двусложные, слоги которых собственного значения не имели. Двусложные морфемы по большей части представляли собой слова устной речи, которые по раз- ным причинам попадали в письменные тексты. Таким образом, древнекитайский язык, засвидетельствованный в письменных памятниках, является языком слогоморфемным, основные лексические единицы которого состояли из одного или двух слогов. Насколько можно судить по имеющимся реконструкциям, структура слога классического древнекитайского языка была сложнее современной. По традиции в составе китайского слога выделяются согласная инициаль и вокалическая часть - финаль, в составе которой различаются медиаль, слоговой гласный, конечный согласный. Инициаль и слоговой гласный обязательны во всех слогах, медиаль и конечный согласный - лишь в некоторых из них.
Инициаль могла состоять как из одного простого согласного, так и из стечения по меньшей мере двух согласных. Известны два типа таких стечений. Один из них представляет собой сочетание начальных согласных р- и к- с сонантной медиалью -/- или -г-: pl-, pr-, kl-, кг- и др. Другой тип представлен сочетанием носового сонанта с щелевым h: hm-, hn-, hng-. Существуют и другие трактовки сложных инициалей.
В древнекитайском языке существовали три типа финалей. Открытые слоги, которые по традиции называются «темными», имели простой слоговой гласный или дифтонг. К классу «темных» относятся также слоги с конечными звонкими -è, -d, -g (по другой реконструкции - с соответствующими щелевыми). Слоги с закрытыми вокалическими частями с конечными сонантами -т, -п, -ng и неносовым сонантом -г называются «светлыми». Закрытые слоги с конечными глухими шумными -р, -к образуют класс слогов входящего тона. Финали сло- гов классического древнекитайского языка реконструируются на основе рифм «Ши цзина». Достоверность системы рифм этого поэтического текста, подвергавшегося неоднократному редактированию, подтверждается рифмами стихов на бронзовых сосудах эпохи Западная Чжоу. В древнекитайском языке реконструируется также морфологический элемент который мог находиться как в начале слога, так и в его конце и потому рассматривается и как суффикс, и как префикс.
Чередования начального согласного, слогового гласного, медиалей слогов в знаках фонетической категории со сходными значениями также интерпретируются как следы флективной морфологии, однако прямой зависимости между чередованием фонем и изменениями значений слоговых морфем установить не удается. К III в. до н.э. они исчезли из древнекитайского языка.
Для исторической фонетики китайского языка главное значение рифм «Ши цзина» состоит в том, что они являются основным средством идентификации древнекитайских финалей. Однако помимо этого они указывают также на существование в древнекитайском языке четырех классов слогов с фонетическими особенностями, из которых в дальнейшем развились четыре тона среднекитайской просодии. Слоги этих классов, скорее всего, не имели тонов, точнее высот¬


518
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
ной просодии, но обладали сегментными признаками, которые в дальнейшем развились в признаки просодические.
В эпоху Хань произошел переход от просодической системы классического древнекитайского к тональной просодии. Два класса слогов - «темные», «открытые» и «светлые», «закрыты»е5 которые в дальнейшем развились в слоги ровного и восходящего тонов, - различались между собой способами произношения начального согласного или слогового гласного. Остальные два различались конечными согласными. Слоги, которые оканчивались щелевым s/h, в даль- нейшем приобрели уходящий тон; слоги, которые оканчивались смычными -р,
-к, в дальнейшем стали произноситься во входящем тоне. Этот переход к тональной просодии завершился к концу эпохи Хань, но сама просодия китайского языка была описана только в конце V в. н.э.
Как уже упоминалось, в письменных текстах классического китайского языка преобладала односложная лексика. Двусложная лексика состояла из слов, образованных полным или частичным повторением слоговой морфемы типа чжи чжу «паук». Такие двусложные слова, как тянъся «Поднебесная», юйфу «рыбак» и т.п.? встречающиеся в письменных текстах, больше похожи на устойчивые сочетания односложных слов. Двусложные слова диалектов китайского языка регулярно встречаются в словаре «Фан янь». Отсюда следует, что в устном языке того времени - как в общем, так и в диалектах, - существовали многосложные лексические единицы, морфологическая структура которых не вполне понятна современным исследователям.
Лексика дошла до нашего времени в записи иероглифической письменностью. Значения односложных слов древнекитайского языка были шире по сравнению с функциональными возможностями более поздних периодов развития китайского языка. Так, например, слово Ж пун «земледелие» могло означать также и того, кто занимается земледелием, «земледелец», санъ - «рассыпаться» и то, что рассыпается, т.е. «порошок». Таким образом, на письме одним и тем же иероглифом могли обозначаться несколько разных морфем - как родственных, так и неродственных.
Слово древнекитайского языка, каким мы его видим в письменных памятниках, не имеет морфологических признаков, с помощью которых его можно отнести к определенной части речи. Лексико-грамматические классы слов формиру- ются на базе их основного значения, которое может быть именным или предикативным. Легко выделяются классы знаменательных и служебных слов, хотя граница и между ними не всегда бывает выражена достаточно четко: некоторые знаменательные слова выступают в служебных функциях, и, наоборот, некоторые служебные слова восходят к знаменательным и иногда могут употребляться в своем исходном значении. Четко очерченным по своему значению грамматическим классом являются слова-заместители, куда входят местоимения и заместители предикативов.
Именная морфема обозначает не единичный предмет, а все предметы с данным названием. В тех случаях, когда требуется специальное выражение множе¬


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
519
ственности предметов, используется местоимение Ш чжу «все» либо описательные атрибутивные конструкции с числительными типа И бай «сто»: байцао «травы» (доел, «сто трав»), И "Й байгуанъ «чиновники» (доел, «сто чиновников») -или существительным Ш чжун «множество»: Min чжунсэн «монахи» и т.п. Глагольная морфема древнекитайского языка без специального видо-временного оформления могла относиться к любому временному плану, виду, залогу, наклонению в зависимости от контекстного окружения.
Для личных местоимений характерно наличие нескольких местоимений для каждого лица. В классическом древнекитайском между местоимениями одного и того же лица существовали не вполне четкие функциональные различия. Местоимение 1-го лица и1 у чаще всего использовалось в функции подлежащего и реже выступало в функции объекта, а его синоним й； во, наоборот, чаще бывает объектом, чем подлежащим. Местоимения 2-го лица 7Ь пай и /}\ эр выступают в функции определения, a tk жу и ^ жо в этой функции не встречаются.
Глаголы древнекитайского языка могут быть переходными и непереходными. Это различие выдерживается достаточно последовательно. Однако в отдельных случаях непереходные глаголы могут употребляться в функции переходных, и наоборот. Время глагола выражается с помощью служебных слов, стоящих перед знаменательной глагольной морфемой. Давнопрошедшее время образуется с помощью служебного слова Щ чан. В текстах эпохи Хань для этого стало использоваться также служебное слово н1 цэн. Прошедшее совершенное образуется с помощью служебного слова цзи. В текстах эпохи Хань появляется также служебное слово 已 w с тем же грамматическим значением, восходящее к знаменательному глаголу «завершать». Будущее время образуется с помощью служебного слова Ш цзян. Пассивное значение глагола образуется с помощью синтаксических конструкций. Одна из них образуется служебным глаголом 見 цзянъ «увидеть» и основным глаголом: цзянъ фа «подвергнуться нападе¬
нию» (доел, «увидеть нападение») и т.п. Другая образуется связкой М еэй «становиться», «делаться» и отглагольным именем с префиксом PJf со-. Возвратное значение глагола образуется с помощью служебного слова ê цзы, значение взаимного действия - с помощью Й сян. В ранних текстах на древнекитайском языке побудительная конструкция образовывалась с помощью служебного глагола # би «побуждать». В текстах эпохи Хань она образуется с помощью глаголов Ш ши или ^ пин «побуждать», «посылать». Отглагольное имя образовыва- лось с помощью префикса pjf со-. Любой глагол с этим префиксом функционировал в предложении как отглагольное существительное. Префикс мог субстантивировать не только отдельные глаголы, но также глагольные словосочетания и целые предложения.
Грамматические отношения внутри предложения выражаются как с помощью порядка знаменательных слов, так и служебными словами. Последовательность членов простого глагольного предложения открывается подлежащим, за которым следует глагол-сказуемое, после глагола-сказуемого следует управляемый им член предложения. При переходном глаголе управляемым членом является


520
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
прямой объект, при непереходном глаголе в зависимости от его семантики - объект со значением места или субъект. В высказывании присутствие подлежащего необязательно. Субъект высказывания, обозначающий известный предмет или лицо, в нем может отсутствовать. В начале предложения может находиться обстоятельство времени или места, относящееся к предложению в целом, в конце предложения - конечная фразовая частица, указывающая на его коммуникативную функцию. В атрибутивной конструкции синтаксис порядка слов предусматривает позицию определения, выраженного именами существитель-
Ханьский филолог ными или предикативами, непосредственно перед имен- Ян Сюн, автор словаря ными и предикативными определяемыми. В синтаксисе «Фан янь» служебных слов место объекта в высказывании может
быть изменено при соответствующем оформлении служебным словом, порядок слов в атрибутивной конструкции не меняется и при наличии служебного слова, указывающего на атрибутивное синтаксическое отношение.
Последовательность слов именного предложения открывается подлежащим, за которым следует предикат, выраженный именем с конечной фразовой частицей, в зависимости от коммуникативного типа высказывания. В утвердительном предложении этого типа связка, так или иначе указывающая на существование, отсутствует. В отрицательном предложении используется связка 非 фэй «не быть», указывающая на отсутствие существования. На конце предложения обычно находится фразовая частица, указывающая на его коммуникативную функцию -утверждение или вопрос.
В синтаксисе сложных предложений простые предложения, выступающие как части сложного, соединяются как с помощью союзов, так и простым примыканием. Развитый синтаксис древнекитайского языка, обеспечивающий выражение любой мысли, способствовал тому, что в несколько видоизмененном виде он использовался в качестве письменного языка еэнъянъ вплоть до начала XX в.
К концу эпохи Хань древнекитайский язык утратил морфологические языковые формы и перешел к аналитическим конструкциям, где грамматическое значение выражается сочетанием знаменательных слов со служебными. Аналитиче- ские средства выражения грамматических значений сохраняются в китайском языке до настоящего времени.
Китайский устный язык эпохи Хань представлял собой совокупность диалектов -территориальных разновидностей китайского языка. Основным источником сведений о диалектах того времени является словарь «Фан янь», составлен- ный ханьским поэтом и филологом Ян Сюном (53 г. до н.э. - 18 г. н.э.) на рубеже н.э. В предисловии ученого-филолога Го Пу (276-324) к комментированному изданию «Фан яня» сказано, что полное название этого словаря - «Необычные слова и объяснение местных слов иных царств, собранных гонцами на легких


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
521
повозках» - связано с легендой о существовании в прошлом специальной службы императорского двора, которая занималась изучением народа Поднебесной: его языка, обычаев, фольклора. Гонцы на легких повозках, как говорят, не пропускали ни одного места, где можно было встретить колесную колею или след человека, и подавали ко двору доклады о результатах своей работы. Далее, говорит Г о Пу, при династиях Чжоу и Цинь такой службы при императорском дворе уже не было. Полностью легенда и заодно история создания словаря приведены в трактате эпохи Хань «Фэн су тун и» («Описание нравов и обычаев»). Его автор Ин Шао (1407-204?) свое предисловие к трактату начинает с упоминания об этой службе. В вольном переводе смысл его слов состоит в том, что эта служба существовала при Чжоу и Цинь. Собранные за многие годы материалы находились в секретных хранилищах. Архив этой службы был разорен во время бурных событий эпохи Хань. Однако некоторые соседи Ян Сюна сохранили свыше тысячи слов на дощечках, избежавших гибели. Ян Сюн всегда интересовался этими записями, а после смерти владельцев получил их в свое распоряжение. В те- чение 27 лет он вел беседы со студентами и солдатами службы дворцовой охра- ны, прибывавшими в столицу со всех концов страны. Так он составил словарь， в котором было 9 тысяч иероглифов.
В 17 г. н.э.5 когда Ян Сюну было уже 70 лет, к нему обратился Лю Синь, который в то время завершал свою работу в императорском архиве над первым в Китае каталогом книг - «Ци люэ» («Семь категорий»). Он хотел убедиться в существовании словаря Ян Сюна, о котором знали тогда многие ученые. Однако на просьбу Лю Синя показать словарь Ян Сюн ответил отказом, сославшись на то, что работа над ним еще не завершена. Так его труд не попал в первую китайскую библиографию. Ян Сюн умер через два года после этого, не успев закончить свой труд. Его ученики издали словарь в том виде, в котором он остал- ся, но и в незавершенном виде он является источником ценных сведений о диалектах китайского языка периода династии Хань и более раннего времени.
«Фан янь» не является словарем диалектов китайского языка в современном смысле этого слова. Скорее он представляет собой собрание специфических слов различных диалектов, значения которых объясняются с помощью их синонимов в общем языке, существовавшем при Западной Хань. В «Фан яне» не только толкуются значения диалектных слов, но также указываются ареалы их распространения. Для обозначения этих ареалов Ян Сюн пользовался географической терминологией трех различных видов: названиями древнекитайских царств эпохи Чжаньго, названиями административных областей, учрежденных в эпоху Цинь и Хань, названиями гор, рек, горных проходов. Помимо истолкования диалектной лексики «Фан янь» имел и другое назначение - истолкование древней лексики. Однако к «словам прошлых времен» Ян Сюн обращался лишь время от времени.
В словаре примерно 9 тысяч слов, объединенных по смысловому принципу (одежда, повозки, животные и т.п.). Примером толкования может служить статья, открывающая словарь: «黨 daw，曉 сяо,哲 - это 知 „знать“. В царстве


522
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Чу говорят 黨 daw или 曉 сяо, в царствах Ци и Сун говорят 知 чж^». Подразуме- вается, что слово чжи, которое толкует значения диалектных слов, принадлежало общему языку.
По географическим названиям, используемым при описании области распространения слов, в общих чертах определяются основные диалектные ареалы того времени. Картина диалектов китайского языка, которая изображена в словаре, существовала в Китае уже за несколько столетий до его составления.
Другим важным источником наших сведений о диалектах китайского языка того времени являются труды ханьских филологов, которые в своих комментариях к классическим текстам иногда упоминают о диалектной принадлежности некоторых слов. Указания на диалекты, встречающиеся в их трудах, даются в терминах, близких к терминологии «Фан яня». Они подтверждают достоверность сведений, сообщенных в словаре, и в некоторых случаях уточняют их.
Наиболее достоверные и систематические сведения о вокализме китайского языка III в. до н.э. - III в. н.э. приносит анализ рифм поэтических произведений того времени. Поэты периода династии Хань еще не располагали словарями рифм, которые появились позднее - в V-VI вв. Устное исполнение стихов требовало ясного созвучия рифмующихся слов, поэтому большинство поэтов придерживалось неписаных правил версификации по общим рифмам, учитывающих как поэтическую традицию, так и современный язык. У поэтов, происходящих из одной и той же диалектной области, обнаруживаются сходные особенности рифмовки, которые можно объяснить только влиянием их родного диалекта.
Территориальное распределение лексики диалектов при Западной Хань, приведенное в «Фан яне»? помогает восстановить общую ареальную структуру диа- лектов того времени. Основная лингвистическая граница, которая делила всю об- ласть распространения китайского языка пополам, проходила по долине р. Фэньхэ и далее на юг, до пересечения с Янцзы. Эта линия делила диалекты китайского языка на западную и восточную группы. Основные особенности вокализма диалектов того времени в целом подтверждают справедливость этого деления. Западные диалекты характеризуются стабильными конечными сонантами -т, -п, -ng и нестабильными шумными -р, -к, между тем как восточные диалекты -
стабильными шумными смычными -р, -к, стабильным -т и нестабильными -п
и -ng. Северные диалекты в этом отношении больше напоминают западные, а южные - восточные.
Одновременно с этой традиционной линией деления диалектов китайского языка на западную и восточную группы явственно просматривается зарождение новой линии их деления - на северную и южную группы. Северная группа характеризуется наличием новых черт в фонетическом облике своих слов, между тем как южная группа диалектов в своем вокализме сохраняет архаические черты, свойственные языку «Ши цзина» - древнейшего поэтического памятника Китая.
Следствием распространения письма за пределы круга официальных лиц и ученых в последние столетия эпохи Чжоу было сближение письменного языка


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
523
с устным. Одним из его результатов было появление в письменных текстах слов местных диалектов, обозначенных локальными знаками китайского письма. В текстах окраинных китайских царств того времени, обнаруженных при раскопках, местная лексика, не сходная со словами царств Центральной равнины, передавалась местными же знаками письма. Ян Сюн в меру своих возможностей толковал ее в своем словаре с помощью лексики общего языка. В тексте «Фан яня» он последовательно отличал слова, принадлежащие диалектам, от слов широкого распространения. Последние он называл тун юй, /L® фанъ юй, фанъ тун юй - «общие слова». В его словаре, как и в словаре «Эр я» («Близкий к классическому [образцу]») Ш-П вв. до н.э.5 который послужил для него образцом, толкование диалектной лексики заключалось в объяснении смысла малоизвестных или вообще неизвестных диалектизмов с помощью их синонимов из общего языка. Именно эти слова были знакомы тем, кому был предназначен словарь, т.е. образованным людям того времени.
Лингвистическая интеграция Китая в период Чжаньго и далее в эпоху Цинь и Хань проходила параллельно интеграции политической. Общий язык эпохи Хань формировался на основе диалектов того времени. По абсолютному числу диалектных слов, совпадающих со словами общего языка, диалектные ареалы выстраиваются в следующей нисходящей последовательности: западный ареал в целом, состоящий из царств Цинь и Цзинь, царство Чу, восточный ареал в целом, включая домен Чжоу и царство Чжэн, Южное Чу, царства Чжао, Вэй, Чэнь, Ци, Восточное Ци? У. По абсолютному числу диалектных слов, лишь незначительно отличающихся от слов общего языка, диалектные ареалы выстраиваются в почти той же последовательности.
Слова западных диалектов представляли новый слой лексики общего языка, появление которого вызвано объединением страны под властью династии Цинь. Столица империи Цинь, а затем и Западной Хань находилась на западе страны, в Чанъани. Вместе с перемещением политического центра страны в сфере государственного управления возросло число и влияние выходцев из западных царств, которые привнесли в общий язык лексику своих диалектов. Однако новые слова западных диалектов не создали нового общего языка, а лишь присоединились к тому средству междиалектного общения, которое существовало в конце эпохи Чжоу и продолжало существовать во времена Цинь и Хань. Старый слой лексики общего языка сохранял традиционные связи с лексикой царств долины среднего течения Хуанхэ и междуречья Хуанхэ-Янцзы. В словаре «Фан янь» они носят обобщенное название диалектов «к востоку от заставы Ханьгугуань». В эту группу входят диалекты домена Чжоу, царств Чжэн, Сун? Вэй, Лу, Ци, Малое Вэй. Эта группа диалектов рассматривается современными лингвистами как консервативная и не склонная к восприятию слов других ареалов. Их консерватизм отражает сознание важности и правильности своего языка, свойственные этим царствам, культура которых действительно была выше по сравне- нию с соседями. Примечательно, что школы комментаторов конфуцианских канонических книг, действовавшие в начале династии Хань, находились в княже¬


524
Часть VL ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
ствах Ци, Лу, Хань, принадлежащих к этому культурному и лингвистическому ареалу.
Лексическая статистика по словарю «Фан янь» позволяет думать, что начало формирования общего языка, описанного в словаре, относилось к периоду V- III вв. до н.э. В основании этого языка сферы культуры и управления была лексика диалектов центральных царств, и ей соответствовали чтения знаков китайского письма, которые служили для их обозначения. Вполне вероятно, что в Ки- тае того времени существовал не один, а несколько локальных центров языков междиалектного общения. Однако наиболее влиятельным был центр, находившийся в долине среднего течения Хуанхэ. Культурный престиж диалектов этого ареала сохранялся вплоть до начала XX в.
Эпоха Хань, воспринявшая письменную традицию Чжоу, унаследовала от нее также и письменный язык. Конфуций считал язык «Ши цзина» и «Шу цзина» образцом для современных ему философских и исторических трудов. Для ханьских авторов образцами для подражания служили уже не только классические книги конфуцианского канона, но также и произведения философов иных школ и исторические тексты эпохи Чжаньго. Все художественные тексты эпохи Хань были созданы на письменном языке, основанном на текстах эпохи Чжаньго. В художественных произведениях древнекитайский язык выступал в сложной по стилю форме. Создание и понимание их требовало определенной подготовки. Требования к языковому стилю исторической прозы были проще, они ограничивались точностью и недвусмысленностью изложения исторических фактов. Для становления стиля исторической повествовательной прозы большое значение имели «Исторические записки» Сыма Цяня. Они были авторитетнейшим трудом по истории Китая, который послужил образцом для всех последующих дина- стийных историй не только по своему построению, но также и по языку. При создании «Исторических записок» Сыма Цянь пользовался такими историческими трудами эпохи Чжоу, как «Цзо чжуань» и «Чжаньго цэ», а также документами и материалами из императорского архива. При изложении историче- ских событий Сыма Цянь близко к тексту пересказывал содержание источников, при этом он не только сокращал их, но также иногда и вносил изменения лингвистического характера, чтобы сделать язык чжоуского источника более понятным современникам. Так, например, в «Цзо чжуани» (Инь-гун, 3-й год) говорит- ся: «Чжуан-гун родился в муках, напугал [свою мать] Цзян-ши и поэтому был назван именем У Шэн (Рожденный в муках)». У Сыма Цяня это событие описы- ваегся следующим образом:《Чжуан-гун родился с трудом》.У Сыма Цяня слово Ш у «кричать во сне», «кричать в бессознательном состоянии» в описании рождения заменено более понятным для его современников словом нанъ «трудный, мучительный».
Устная форма древнекитайского языка не предполагала стилистических усложнений, но требовала лексических и грамматических форм, которые обеспечивали взаимопонимание носителей разных диалектов. Об устном языке того време- ни можно судить по народной поэзии юэфу и по языку повествовательной прозы


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
525
жанра сяогио. С начала II в. н.э. переводы буддийских текстов на китайский язык выполнялись на языке, близком к общему устному языку того времени.
Основной задачей китайской филологии эпохи Хань был комментарий к классическим текстам. Комментарии к фразам в классических текстах часто были достаточно близким отражением на письме устного языка эпохи Хань. Так, из- вестные пофразовые комментарии к тексту «Мэн-цзы» составил ханьский филолог Чжао Ци (ум. в 201 г. н.э.). В комментариях Ma Жуна (79-166) и Чжэн Сюа- ня (127-200) к «Ши цзину», ставших основой всех последующих изданий «Ши цзина», также заметны признаки устного древнекитайского языка.
Письменность в эпоху Цинь и Хань.
«Шесть категорий письма»^
«шесть искусств» и школьная традиция
Знаки китайской иероглифической письменности проделали обычную для письменностей такого рода эволюцию от пиктограмм к сложным единицам письма, состоящим по большей части из идеограмм и фонетических знаков. Ранние графические формы знаков китайского письма представлены в надписях на гадательных костях эпохи Инь. Более позднее время их графической эволюции отражено в надписях на бронзовых сосудах, относящихся ко времени династии Западная Чжоу. В последующие исторические эпохи, Чуныдю и Чжаньго, число письменных памятников быстро растет. Возникают и развиваются локальные варианты китайской письменности. Их особенность заключается не только в особом графическом стиле, но и в том, что наряду со знаками, общими для всех письменных памятников той эпохи, в них встречаются знаки для специфических слов китайских диалектов. В сущности, в каждом царстве эпохи Чжоу были свои графические варианты знаков китайского письма. В общем употреблении всех текстов эпохи Чжоу находились преимущественно знаки царств Центральной равнины. От них более остальных отличалось письмо царства Чу. Письменность как один из важных компонентов культуры очень рано сделалась предметом государственного регулирования. Поэтому в истории китайского письма в эпоху Цинь и Хань главными событиями являются государственная реформа письменности и официальная практика письма, в рамках кото- рой происходило развитие китайской письменности.
К моменту образования империи Цинь история китайской письменности уже насчитывала не менее тысячи лет. В графической эволюции китайского письма легко прослеживается линия от самых ранних изображений на гадательных костях к знакам современного вида. Однако при общем сходстве графическая форма знаков эпохи Чжаньго существенно варьировала в зависимости от времени и места их создания.
Пока функциональная область китайской письменности ограничивалась императорским двором и региональными центрами власти, проблема графического


526
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
единства письма не имела существенного значения. Однако по мере расширения его общественных функций потребность в государственном регулировании становилась все более настоятельной. Первым известным опытом кодификации китайского письма является список «Ши Чжоу пянь» («Свод историографа Чжоу»), составленный, как гласит традиция, при Сюань-ване (827-782 гг. до н.э.) придворным историографом Ши Чжоу. Этот список, состо- явший из 3300 знаков, распределенных по 15 главам, не сохранился, однако о нем имеются поздние свидетельства.
Графическая форма знаков китайского письма, кодифицированных в «Ши Чжоу пяне», называется дачжуанъ («великая печать»). После реформы письменности, проведенной Цинь Шихуан-ди, сохранились лишь немногие знаки этого начертания.
Китайский ученый Ван Говэй (1877-1927) в свое время высказал мнение, что в период Чжаньго в Китае существовало два варианта письменности - письменность Цинь и письменность остальных шести царств того времени. Письменность Цинь он выводил непосредственно из дачжуанъ, кодифицированной в «Ши Чжоу пяне»? а письменность шести царств - гуеэнъ - из письменности Инь и Чжоу. Однако современные эпиграфические материалы, полученные из раскопок захоронений V-III вв. до н.э., показывают, что в каждом царстве империи Чжоу существовал собственный вариант письма, а письменность царства Чу отличалась от других ее локальных вариантов наиболее существенно. Об этом свидетельствует исследование текста шелковой грамоты конца эпохи Чжаньго из царства Чу. Ее текст первоначально состоял из 963 иероглифов, из которых сохранилось только 804 знака, 110 из них не встречаются ни в одном из известных письменных памятников той эпохи и не имеют наследников в современном китайском письме. Насколько можно судить по сохранившимся частям этого текста, его грамматика не отличается от грамматики текстов той эпохи, написанных в других частях древнего Китая, однако значительное число специфических знаков говорит о том, что его лексика была насыщена словами диалекта Чу.
Значение иероглифической письменности как важного фактора культуры было хорошо известно правителям царств эпохи Чжоу. Поэтому после их объединения под властью династии Цинь политика в области письма была облечена в краткую формулу ту тун вэнь - «писать одинаковыми знаками». Реформа письменности была одной из первых, проведенных сразу после объединения Китая. «Когда Цинь Шихуан-ди впервые объединил Поднебесную, - описывал ханьский филолог Сюй Шэнь события того времени, - его первый министр подал доклад об унификации письменности и упразднении тех знаков, которые не были сходны с циньским письмом. Ли Сы составил „Цан-цзе пянь44 („Свод знаков Цан-цзе“)，Чжао Гао - „Юаньли пянь“ („Свод измененных знаков“)，Ху Гуань- цзин - „Босюэ пянь“ („Свод всеобъемлющей науки“). Во всех этих книгах они
Ханьский филолог Сюй Шэнь, автор словаря «Шо вэнь»


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
527
воспользовались письменностью „великой печати46 историографа Чжоу, но при этом некоторые знаки существенно упростили и изменили. Это письмо и было так называемой малой печатью - сяочжуанъ».
Это описание реформы письменности вполне соответствует современному определению унификации и упрощения. Своды знаков китайского письма, составленные Ли Сы, Чжао Гао и Хуму Цзином, представляли собой ее нормативные документы. В дальнейшем они были объединены в единый нормативный свод под названием «Сань цан» («Тройственный [список] знаков Цан-[цзе]»). «В то время, - пишет Сюй Шэнь, - династия Цинь уничтожила огнем конфуцианские каноны; отказалась от древних книг, вела большие военные походы, благоустраивала северо-запад. Государственных дел было очень много, и поэтому тогда впервые появилось писцовое письмо лишу, основными свойствами которого были простота знаков и легкость их начертания. С этого времени древнее письмо прекратило свое существование».
Результаты реформы Цинь Шихуан-ди оказались устойчивыми. Реформированное письмо продолжало существовать и во времена, последовавшие за падением династии Цинь. Письменность была унифицирована, однако унификация не распространялась на стили начертания (почерки) иероглифов. В эпоху Цинь- Хань насчитывалось восемь таких стилей: 1) -《великая печать»，
2) сяочжуанъ - «малая печать», 3) кэфу - «письмо для резных бирок», 4) чуншу - «знаки, похожие на насекомых», 5) муин - «знаки для печатей», 6) шушу - «кан- целярское письмо»，7)故少故少一《знаки для надписей на оружии»，8) — «пис-
цовое письмо». Первые семь стилей были слишком сложны для повседневного употребления, наиболее распространенным оказался самый простой - восьмой - стиль лишу, родоначальник современного начертания знаков китайского письма. Стабилизация лишу как самостоятельного стиля произошла в эпоху Хань. Наиболее ранним образцом этого стиля является стела 2-го года У-фэн императора Сюань-ди (56 г. до н.э.). Графически лишу характеризуется переходом от закругленных линий стиля чжуанъ к острым углам, а в расположении графических элементов внутри знака - переходом от вертикально-прямоугольной к квадрат- ной или горизонтально-прямоугольной компоновке.
В дальнейшем ханьский стиль лишу стал развиваться в двух направлениях: создание скорописных начертаний - стиль цаошу («травяное письмо») и создание стандартного начертания кайшу («уставное письмо»). Были созданы два варианта скорописного стиля цаошу: чжанцао - «регулярное цаошу» и куанг^ао - «бешеное цаошу». Название «травяное письмо» было дано этому стилю начертания иероглифов потому, что линии скорописных знаков, переходящие одна в другую, производили впечатление спутанных стеблей травы. Чжанцао представляло собой такой стиль, где знак должен быть написан без отрыва кисти от
Цан-цзе - в мифологии изобретатель китайской письменности


528
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Стиль
дачжуанъ
fjf窥 f敎
Стиль
сяочжуань
洗孙介f J縻 平風夏光違
也霄絮迟藓
返玉|低Ä 览逮л赞嗖
•*— Jb
•>全坏後 濩机精♦
Стиль
лишу
йл
_意
t \t
Стиль
куанцао
Стиль
ситиу
Стиль
кайьиу
，掃_象
氣三复您
天他園闢運斗霍
而礼坤豸、< / _月 出入一経寻黄il而奸 W惑之鬥是故遑敦
暮Et象1 5
肩^之縣屢靈—之
Стиль чжуаныиу


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
529
^ ^ 3 ；^i I： ^ Î й N Ф 〇°〇 I, Î
⑺5?女3 末1 Л H М ê伦暮î
⑺®六П导Й(»穴Ä i ”昌靑高坐
⑼TW大人耳米木大兵1門Ф齋言生 ⑸四文人耳永木犬矢鼎門西齊高生
⑺成之人4也沐之 >、务內易濟i達
Иероглифы (слева направо): сы «четыре», вэнь «письменный знак», жэнь «человек», эр «ухо», шуй «вода», му «дерево», цюань «собака», ши «стрела», дин «бронзовый треножник», мэнъ «ворота», си «запад», ци «ровный», гао «высокий», шэн «рождаться»; написанные в стиле (сверху вниз): (1) цзягувэнь, (2) цзиньвэнь, (3) сяочжуань, (4) лишу, (5) кайьиу, (6) цаошу, (7) синьиу
в стиле цаоьиу
1 2 3 4 5 6 7
О © 0曰&田
4 J>少月月Ä相
如丄 山山山 Ио ^>1
耷-X.孓水水扣水 4^典火个火 1Р成i雨添Г雨雨 从м т狄從a從 弗_車皐車I孝 來茉ж禾來Î f
Видоизменения стиля начертания иероглифов в процессе их развития - слева направо: 1) 2) ^увэ»ь, 3) ч^ж^шьш少,
4) лишу, 5) кайгиу, 6) ца оьиу, 7) синшу. Иероглифы (сверху вниз): «солнце», «луна», «гора», «вода», «огонь», «дождь», «следовать», «повозка», «срывать», «делать»


530
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
бумаги, но при этом соединение соседних знаков запре- щалось. В стиле луднг/до начертания соседних знаков переходили одно в другое. Такой стиль письма приводил к значительной деформации знаков и использовался прежде всего в частной переписке и в художественных надписях.
Стандартный стиль кайшу отличался от лишу тем, что в нем отсутствовали утолщенные линии, компоновка графических элементов всегда была строго квадратной. Это стандартное письмо сохранялось без изменений вплоть до реформы китайской письменности 1956-1959 гг. На основе кайшу были разработаны также курсив синшу и новая скоропись цаошу. Так к концу династии Хань была создана графическая форма китайской письменности, которая просуществовала многие столетия и с небольшими изменениями продолжает существовать в наши дни.
В эпоху Западная Чжоу письменность дачжуанъ сохраняла достаточно прочные связи с ранним пиктографическим письмом, которые, как мы предполагаем, в некоторых случаях позволяли догадываться о значении отдельных письменных знаков по их внешнему виду. Однако в конце эпохи Чжоу основная масса письменных знаков принадлежала фонетической и идеографической категориям. Для знаков этих категорий было характерно не сходство с изображаемым объектом, а внутренняя графическая структура. Отдельные примеры толкования структуры знаков китайского письма встречаются в поздних чжоуских текстах. Большинство грамотных людей уже в то время вполне сознавали, что знаки письма - это либо простые знаки вэнъ), внутри которых невозможно выделить значимые части, либо сложные знаки цзы), которые состоят из несколь- ких значимых графических элементов. Так，например, в «Цзо чжуани» говорит- ся, что знак «яд» состоит из знаков ^ чун «пресмыкающееся» и Ж минь «чашка». Однако далеко не всегда понимание смысловой структуры знаков китайского письма было правильным.
Усилиями ханьских филологов разрозненные толкования структуры знаков китайской письменности, существовавшие в разных школах, в конце концов были сведены в единую систему. Первое упоминание о теории китайского письма содержится в «Чжоу ли». В разделе о воспитании наследника престола говорится, что в число шести искусств, которым он должен быть обучен, входит искусство «шести категорий письма» {лю ту). Его содержание раскрыто в предисло- вии Сюй Шэня к словарю «Шо вэнь цзе цзы» в первом столетии н.э. Упоминания о «шести категориях письма» имеются у Бань Гу в его «Истории династии Хань» и в комментарии Чжэн Сюаня к «Чжоу ли». При этом примечательно, что Бань Гу и Чжэн Сюань перечисляют эти «шесть категорий» в разной последовательности и под несколько различающимися наименованиями. Это, скорее всего, свидетельствует о различном понимании связей между ними, которые были
Страница из словаря «Шо вэнь»


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
531
свойственны разным школам филологии. В истолковании Сюй Шэня содержа¬
ние «шести категорий письма» объясняется следующим образом.
1.	«Знаки указательной категории можно распознать при взгляде на них: их
значение видно при внимательном рассмотрении. Таковы знаки _h шан „верх66
и 下 сл „низ“》. В действительности к этой категории относились не только знаки,
указывающие на направление или местонахождение. Такие знаки чаще всего
создавались для слов, обозначающих часть или неотделяемую принадлежность
предмета. Например, по поводу знака 本 бэнь《корень》в «Шо вэне» говорится:
«То, что внизу дерева, называется корень; этот знак состоит из знака 7fc му „де¬
рево64 и 一 w „один“ внизу»; по поводу знака 末《вершина》говорится: «То,
что вверху дерева，называется вершиной; он состоит из знака 木	”дерево“
и ~ и „один66 наверху». Очевидно, что в обоих этих случаях знак и «один» вы¬
ступает не как знаменательная часть знаков «корень» и «вершина», а как указа-
ние на то, что в пиктограмме《дерево» выделена ее нижняя или верхняя часть
для получения соответствующих значений.
2.	«Знаки изобразительной категории изображают предмет, который они обо¬
значают, воспроизводя его внешние очертания. Таковы знаки 0 жи „солнце",
月 юэ，，луна‘‘》. Знаки этой категории очень важны в китайской письменности，
потому что они представляют собой основу для образования более сложных
знаков с развитой графической структурой. Однако подобие знака изображае¬
мому предмету, которое было достаточно наглядно в ранних памятниках китай¬
ской письменности, постепенно утрачивалось в ходе истории китайского письма.
После реформы Ли Сы это сходство было значительно подорвано, а после пере¬
хода к современному письму кайгиу оно оказалось утраченным окончательно.
3.	«Знаки фонетической категории - это такие знаки, где в зависимости от
обозначаемого предмета определяется его имя, а затем берется сходный знак,
и они соединяются вместе. Таковы знаки 江„Янцзы“ и 河 хэ „Хуанхэ“》.
В соответствии с учением логиков минцзя термин «имя» в этом определении
означает не индивидуальное имя, а название класса предметов. В нашем случае
он означает класс предметов, определенным образом относящихся к воде. Таким
образом, знаки фонетической категории представляют собой сочетание семан¬
тической части знака, содержащей указание на его значение, и фонетической,
содержащей указание на его чтение.
4.	«Знаки идеографической категории - это такие знаки, которые получаются
в результате установления связи между разными категориями значений, с тем что¬
бы стал виден смысл знака в целом. Таковы знаки Ä у „военный4', Ш синь „ве¬
рить6'». Это означает, что к идеографической категории относятся сложные зна-
ки, состоящие из двух или большего числа простых; при этом значения простых
знаков в сумме составляют значение иероглифа в целом. Это определение не
было понятно в полной мере китайским филологам, поэтому в китайской науке
о письменности имеется несколько различных толкований этого определения.
Объединение элементарных знаков в сложный иероглиф идеографической
категории происходило по следующим правилам: 1) сложение двух или больше-

532
Часть VL ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
го числа одинаковых элементарных знаков (таким путем создавались знаки для слов, обозначающих совокупность однородных предметов или качественную ступень проявления признака при его количественном увеличении: 7^ му «дерево», Ш линь «лес», Щ. сэнь «густой лес»); 2) объединение двух или большего числа графических элементов по методу сложения значений: значение сложного иероглифа составлено из суммы значений его составных частей; 3) объединение двух или большего числа графических элементов по методу сложения слов, представляемых этими графическими элементами. Например, Ж да «большой» эр «ухо» образуют % да «большие уши»; шао «мало» и ли «сила» образуют ^ ле «слабый»; 7^ му «дерево», И сы «четыре», фан «сторона» - получается Щ пэн «четырехугольный брус» и т.п.; 4) идеография с помощью не- пиктографических образов:小 ело «маленький»，大 дд «большой» образуют знак
цзянъ «острый», букв, «вверху маленький, а снизу большой».
5. «Видоизмененные знаки - это такие знаки, которые по семантической классификации принадлежат к одной категории, они имеют одинаковое значение и могут употребляться один вместо другого. Таковы знаки лао „старый» и 考 /сдо „предок“》. По поводу этого довольно туманного определения между китайскими филологами велись споры на протяжении многих столетий. Существует три его толкования: графическое, семантическое и фонетическое. По первому толкованию знаки этой категории являются производными, по второму - они рассматривались как частные случаи синонимии, по третьему - видоизме- ненные знаки создавались для производных слов. Создание знаков видоизме- ненной категории не было продуктивным способом образования иероглифов, поэтому наличного материала мало, чтобы с достаточной ясностью представить все принципы образования этих знаков.
6. Заимствованные знаки: «Когда для предмета нет собственного знака, предмет обозначается с помощью одинаково звучащего иероглифа. Таковы знаки ^ лин „приказ66 и -Щ： чан „длинный"». Общим принципом заимствования иероглифов является использование редких знаков для обозначения часто употребляемых слов. Обязательным условием заимствования было совпадение или сходст- во чтений заимствуемого знака и слова, для которого этот знак заимствуется. Заимствованные знаки были обычным явлением в текстах периодов Чжоу и Хань. Очень часто оказывалось так, что первоначальное значение иероглифа оказывалось забытым, а сохранялось его второе значение, которое он приобрел как заимствованное. Примером может служить знак It нанъ «трудный». Первоначальное его значение - это название птицы, что засвидетельствовано в «Шо вэнь цзе цзы». Однако в дальнейшем этот знак используется исключительно в своем современном значении и о его происхождении напоминает только ключевой знак Ш чжуй «короткохвостая птица».
Формирование филологической традиции в древнем Китае непосредственно связано со школой. Иньская письменность в документированном виде просуществовала около трехсот лет. Несомненно, уже в период Шан существовали какие-то формы обучения письму и школьная традиция, о которой не известно ни¬


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
533
чего достоверного. Первые сведения о школьном образовании в Китае относятся к эпохе Чжоу. При дворе императоров Чжоу существовала школа, где обучались дети чжоуской знати, а при дворах правителей отдельных царств - школы, где обучались отпрыски местной знати. В этих школах преподавались знания, нужные правителям того времени.
В эпоху Западная Чжоу придворная школа была частью дворца, где совершались придворные ритуалы. После успешного военного похода на плацу школы устраивалось триумфальное шествие, в ходе которого проводили пленных, демонстрировали трофеи, оглашали подвиги участников военной кампании. Воспитанники такой школы становились военными и политическими деятелями. В этой школе велось обучение шести предметам, которые назывались лю и - «шесть искусств»: ритуал, музыка, стрельба из лука, управление колесницей, письмо, счет. Набор предметов обучения говорил о том, что подготовка проводилась по общей программе без различения военной и гражданской специализации. В позднюю эпоху Чжоу, по мере развития культуры образование становит- ся доступным не только дворцовой аристократии, но и людям более низкого общественного положения. В это же время произошло разделение военного и гражданского образования, наметилось формирование различных уровней образования.
Первичный уровень был представлен частными учителями, которые давали своим ученикам прежде всего знания письма. В китайской иероглифической письменности место азбуки занимают своды знаков иероглифического письма. Древнейшим доциньским списком считается «Ши Чжоу пянь», еще три свода были составлены в процессе реформы при Цинь. Выдающиеся литераторы и ученые эпохи Хань таьсже не остались в стороне от составления пособий для школь- ного обучения. Сыма Сянжу составил《Фаньцзян пянь» («Всеобщее наставле- ние»), Ши Ю - «Цзи цзю пянь» («Быстрый успех»), Ян Сюн - «Сюньцзуань пянь» («Свод знаков с толкованиями»). Как и все старинные учебные пособия, своды знаков китайского письма ханьских ученых и литераторов были написаны стихами и, судя по литературной репутации их авторов, обладали определенными художественными достоинствами. К этому поэтическому жанру их привлекала идея текста вселенского масштаба, в котором содержатся все слова, тре- бующиеся для описания мира в целом. По преданию, в тексте «Сюньцзуань пянь» Ян Сюна и в «Фаньцзян пянь» Сыма Сянжу не было повторяющихся знаков, что естественно для их авторов, обладавших чувством языка и поэтической формы.
С появлением свода《Сюньцзуань пянь» число знаков，представленных в этих учебных текстах, выросло до 5340. В самом конце I в. н.э. Цзя Фан составил «Пан-си пянь» («Свод знаков Пан-си»), названный по имени легендарного создателя китайской письменности Фу-си (Пан-си - другой вариант его имени). В дальнейшем все эти учебные пособия были объединены в одно целое, где «Цан-цзе пянь» - самая старая его часть - служила первым томом, «Сюньцзуань пянь» Ян Сюна - вторым, «Пан-си пянь» Цзя Фана - третьим. Все эти три книги


534
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
снова получили то же самое название - «Сань цан». В отличие от первого свода «Сань цан», составленного первыми реформаторами китайской письменности, он стал называться ханьским сводом «Сань цан». Из всех этих учебных текстов сохранилось лишь несколько фрагментов «Цан-цзе пяня» на деревянных грамотах эпохи Хань. Известны таьсже отдельные цитаты из этого текста, которые встречаются в трудах филологов IV-VI вв.
《Цзи цзю пянь» («Быстрый успех»，I в. до н.э.) _ единственный сохранившийся учебный текст этой эпохи - был, вероятно, самым кратким из них. По нему можно судить о том, как были устроены все пособия такого рода. Он представлял собой собрание знаков, распределенных по тематическим разделам. «Цзи цзю пянь» начинался с раздела, где перечислялись фамильные знаки с дополнительными иероглифами, которые часто встречаются в личных именах. Всего содержалось 132 фамильных знака. За ними следовали тематические разделы: тка- ни, пища, напитки, одежда, титулы и гражданские состояния людей, четвероногие животные, пресмыкающиеся и рыбы, украшения, музыка, части тела человека, оружие, повозки и кони, дворцы и строения, растения, животные, болезни, лекарства, похоронные предметы, ритуал поклонения предкам. В последнем разделе были перечислены названия должностей чиновников государственного аппарата и приведена основная административная терминология. Все знаки сгруппированы в рифмованные строки для того, чтобы облегчить усвоение.
Следующий уровень образования был представлен школами, во главе которых стояли видные представители науки своего времени. Бань Гу - историк и конфуцианский ученый эпохи династии Хань - писал, что преподавание в них было основано на философских концепциях учителей. Наиболее известные школы эпохи Восточная Чжоу возглавляли выдающися мыслители древнего Китая. К их числу принадлежали Конфуций и такие представители конфуцианства, как Мэн-цзы, Сюнь-цзы и др. Своих учеников и последователей имели школа даосизма Лао-цзы, школа легизма Шан Яна и другие философские и политологические школы. Помимо этого существовали таьсже школы, специализирующиеся на астрологии, предсказаниях, медицине, музыке.
Обучение в такой философской школе проходило в доме учителя в форме групповых и индивидуальных занятий. Ученики делились на старших, которым преподавал сам учитель, и младших, которых старшие ученики обучали основам высших знаний. Объяснения и высказывания учителя обычно записывались и становились достоянием всех учеников. Наиболее известные главы таких школ не ограничивали свою деятельность стенами своего дома. Многие из них были знакомы с государственными деятелями своих царств. Правители и высшие сановники советовались с ними перед тем, как принять важное решение. Иногда они за- нимали придворные должности и принимали участие в государственных делах. Отчасти поэтому труды философов по форме представляли собой диалоги философа с учениками и политическими деятелями - действительными и вымышленными. В этих школах формировались тексты письменных памятников, которые в дальнейшем становились основами письменной традиции и культуры Китая.


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
535
В годы правления первых императоров Западной Хань придворной школе не придавалось должного значения. Однако нужда в образованных государственных служащих потребовала мер по развитию образования. Эти меры были приняты после победы конфуцианской придворной партии. Император У-ди (140-87 гг. до н.э.) распорядился «уволить от двора ученых всех школ и почитать только учение Конфуция». По представлению конфуцианского ученого Цзя Шаня была учреждена придворная школа Тайсюэ - «Великая наука» и придворный чин боши «ученый обширных знаний». Носители этого чина преподавали в дворцовой школе.
Школа Тайсюэ была подчинена ведомству Тайчан (Великое постоянство), которое занималось ритуалом и государственной идеологией. При последующих династиях оно получило название Либу (министерство ритуала). Школа Тайсюэ при ханьском дворе была предназначена в первую очередь для детей придворной аристократии. Подыскать достойных учителей для этой школы в начальный период правления династии Хань было нелегко, поэтому при ее открытии в ней преподавал один Гунсунь Хун, который был пожалован званием уцзин боши («учитель пяти канонов»), и ему были назначены 50 учеников. «Тайсюэ - это собрание мудрых ученых и источник просвещения» - так определял значение дворцовой школы Дун Чжуншу, знаменитый конфуцианский ученый эпохи Хань. Функции школы постепенно расширялись. С течением времени она превратилась в могущественное ведомство, которое определяло состав преподавателей и учеников, а также занималось организацией учебного процесса по всей стране. Содержание обучения в этих школах контролировалось системой экзаменов на замещение должностей в государственном управлении. Преподаватели Тайсюэ по своему общественному положению были государственными чиновниками. При династии Западная Хань известные ученые своего времени привлекались к преподаванию в Тайсюэ по личному указу императора. При Восточной Хань они назначались по результатам экзамена для кандидатов на эту должность.
Преподаватели Тайсюэ имели звания цзинши («учитель канона») или боши («ученый обширных знаний»). Каждый из них обучал студентов толкованию одной определенной классической книги, составлявшей отдельный предмет обучения. При преподавателях состояли ассистенты, в обязанности которых входило чтение текстов вслух на занятиях, консультации и ответы на вопросы уча- щихся. Помимо своих основных обязанностей преподаватели Тайсюэ как ученые чиновники часто выступали в роли советников, которые консультировали придворных должностных лиц по вопросам истории и культуры, внешней и внутренней политики. По этим проблемам они иногда выступали с собственными предложениями. В виде особых докладов они направлялись непосредственно императору или другим высшим должностным лицам. Существовало несколько разновидностей этих документов, которые рассматривались как особые литературные жанры со своими требованиями к содержанию и стилю изложения. Наряду с придворной школой были школы при местных органах власти, все вместе они образовывали систему просвещения, готовившую учащихся к административной деятельности разного уровня.


536
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Классические тексты и традиция комментирования.
Словари «Эр я» и «Шо вэнь». Шкоды каноноведения
В период Чжаньго были синтезированы культурные достижения предшествующих эпох и созданы основы развития духовной жизни Китая на многие столетия его последующей истории. Ведущей тенденцией культурного и общест- венного развития чжоуского Китая было сближение культур всех китайских царств. Как и в западном античном мире, важную роль в формировании культурного единства в ту эпоху сыграли ранние формы эпоса и фольклор. Народные предания о делах правителей глубокой древности стали важной культурной ценностью для всех царств чжоуского Китая. Профессиональные сказители эпических произведений и исполнители народных песен странствовали по всем китайским царствам. Таким путем формировалась общая система культурных цен- ностей, закладывалась основа их общей народной культуры.
Активный обмен идеями и ценностями происходил и на государственном уровне. Носители государственной культуры того времени: политические совет- ники, военачальники всех рангов, прорицатели и знатоки ритуалов — постоянно перемещались из одного царства в другое. Часть этих советников были настоящими мыслителями, создававшими свои школы с учениками и последователями. Поэтому культурные достижения какой-то одной части чжоуского Китая недолго оставались ее монополией, а распространялись по всей стране. Китайские царства, соперничавшие за власть на Среднекитайской равнине, ясно осознавали общность своей культуры и противопоставляли ее культурам иноплеменного окружения. Культурная традиция и общая иероглифическая письменность были важными средствами формирования политического единства Китая.
Среди философских школ эпохи Чжоу особое место принадлежит школе Конфуция, который хорошо понимал значение общей культуры в механизме объединения китайских царств. Он считал, что будущее культурное и политическое единство Поднебесной окажется возможным при поддержке исторического мифа о золотом веке, существовавшем в прошлом. Будущее единство представлялось ему уже не отдаленной целью, а утраченным достоянием, которое нужно всего лишь возвратить. Этим объясняется его ориентация на далекое прошлое и основная идея его философской системы - «передаю, но не сочиняю».
Такой подход к культурному наследию не является принципиально новым для Китая того времени. Достижения духовной культуры собирались и распространялись и до Конфуция. Он сумел превратить эту сумму традиционных идей в систему, которой была суждена долгая жизнь. Основой учения Конфуция были древние письменные тексты, авторитет которых признавали все школы общественной мысли того времени. В более позднем труде «Вэнь синь дяо лун» («Резной дракон литературной мысли») основания авторитета классических текстов выражены в следующих словах: «Книги, где изложены основы Великой триады (Небо, Земля, Человек), называются цзин. Как выражение абсолютного и неиз-


536
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Классические тексты и традиция комментирования.
Словари «Эр я» и «Шо вэнь». Шкоды каноноведения
В период Чжаньго были синтезированы культурные достижения предшествующих эпох и созданы основы развития духовной жизни Китая на многие столетия его последующей истории. Ведущей тенденцией культурного и общест- венного развития чжоуского Китая было сближение культур всех китайских царств. Как и в западном античном мире, важную роль в формировании культурного единства в ту эпоху сыграли ранние формы эпоса и фольклор. Народные предания о делах правителей глубокой древности стали важной культурной ценностью для всех царств чжоуского Китая. Профессиональные сказители эпических произведений и исполнители народных песен странствовали по всем китайским царствам. Таким путем формировалась общая система культурных цен- ностей, закладывалась основа их общей народной культуры.
Активный обмен идеями и ценностями происходил и на государственном уровне. Носители государственной культуры того времени: политические совет- ники, военачальники всех рангов, прорицатели и знатоки ритуалов — постоянно перемещались из одного царства в другое. Часть этих советников были настоящими мыслителями, создававшими свои школы с учениками и последователями. Поэтому культурные достижения какой-то одной части чжоуского Китая недолго оставались ее монополией, а распространялись по всей стране. Китайские царства, соперничавшие за власть на Среднекитайской равнине, ясно осознавали общность своей культуры и противопоставляли ее культурам иноплеменного окружения. Культурная традиция и общая иероглифическая письменность были важными средствами формирования политического единства Китая.
Среди философских школ эпохи Чжоу особое место принадлежит школе Конфуция, который хорошо понимал значение общей культуры в механизме объединения китайских царств. Он считал, что будущее культурное и политиче- ское единство Поднебесной окажется возможным при поддержке исторического мифа о золотом веке, существовавшем в прошлом. Будущее единство представлялось ему уже не отдаленной целью, а утраченным достоянием, которое нужно всего лишь возвратить. Этим объясняется его ориентация на далекое прошлое и основная идея его философской системы - «передаю, но не сочиняю».
Такой подход к культурному наследию не является принципиально новым для Китая того времени. Достижения духовной культуры собирались и распространялись и до Конфуция. Он сумел превратить эту сумму традиционных идей в систему, которой была суждена долгая жизнь. Основой учения Конфуция были древние письменные тексты, авторитет которых признавали все школы общественной мысли того времени. В более позднем труде «Вэнь синь дяо лун» («Резной дракон литературной мысли») основания авторитета классических текстов выражены в следующих словах: «Книги, где изложены основы Великой триады (Небо, Земля, Человек), называются ЬСак выражение абсолютного и неиз¬


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
537
менного дао они образуют цельное и всеохватывающее учение. Поэтому книги цзин подобны небу и земле, богам и духам. Они учреждают порядок вещей и управляют делами людей. В них сосредоточены самые глубокие знания о мире и человеке. Они составляют кость и сам костный мозг высокой литературы». Эти тексты образуют «шесть книг» {лю цзин) конфуцианского канона. Каждый канон был предметом изучения в особой школе, где учитель - глава школы - толковал их содержание своим ученикам.
«И цзин» («Книга перемен») - первоосновой этой книги являются восемь триграмм, создание которых приписывается мифическому императору Фу-си. Триграммы представляют собой сочетание трех линий - целых или прерванных. Каждая триграмма имеет собственное элементарное значение. Свое значение имеют также отдельные черты, разрыв в прерванных линиях, а также позиции, которые они занимают внутри триграммы. Триграммы объединялись попарно в 64 гексаграммы с более сложным значением. Триграммы и гексаграммы использовались в практике предсказаний и составили базу метафор в художественной литературе эпохи Хань и последующего периода истории Китая. Боль- шую часть текста «Книги перемен» составляют комментарии к гексаграммам, которые содержат важные сведения по философии и истории древнего Китая.
«Шу цзин» («Книга документов»), или «Шан шу» - записи деяний и речей, которые приписываются мифическим и реальным историческим лицам. Текст «Шу цзина» разделен на главы, созданные в разное время и соответствующие традиционному делению истории Китая на время правления легендарных императоров Яо и Шуня и далее правителей династий Ся, Шан, Чжоу. Каждая глава представляет собой собрание их речей, обращенных к народу или придворным, описания исторических событий, приказы и поучения соратникам и т.п. Для Конфуция, который ставил деяния мудрых правителей прошлого в пример современным ему правителям китайских царств, «Шу цзин» был важной книгой, откуда он черпал материал для рассуждений на современные темы. Поэтому «Шу цзин» вошел в состав канонических текстов философской школы Конфуция. Вместе с другими конфуцианскими книгами «Шу цзин» был уничтожен по распоряжению Цинь Шихуан-ди. Легенда гласит, что учитель школы «Шу цзина» по имени Фу Шэн не подчинился приказу и замуровал книгу в стену своего дома. Когда после отмены запрета на конфуцианские книги он извлек ее из тайника, оказалось, что от нее осталось только 29 глав. Она была переписана новым письмом лишу и в таком виде стала известна конфуцианским книжникам царств Ци и Лу. Дальнейшая история текста «Шу цзина» связана с находками текстов «древнего письма» и завершилась в конце династии Хань созданием критического текста на базе сохранившихся вариантов.
«Ши цзин» («Книга стихов») - собрание поэтических произведений времен династии Западная Чжоу, датируемых XI-VII вв. до н.э. В канонический вариант входит 305 произведений. Они разделены на четыре раздела. В разделе «Го фэн» («Нравы царств») содержатся стихи, песни и, возможно, авторские произведения разных царств чжоуского Китая. Разделы «Сяо я» («Малые оды») и «Да я» («Ве¬


538
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
ликие оды») содержат более объемные произведения - придворные песнопения, оды, стихотворные речи по официальным поводам. Четвертый раздел, «Сун» («Гимны»), содержит песнопения в честь предков и правителей, исполнявшиеся во время ритуальных танцев при императорском дворе. Как отдельная книга «Ши цзин» был известен во времена Конфуция, которому Сыма Цянь отводит роль его редактора, существенно сократившего ее первоначальное содержание.
«Ли цзин» («Книга ритуалов» или «Книга установлений»), как считается, был создан в IV-I вв. до н.э. учениками и последователями Конфуция. В нем изложены взгляды Конфуция по вопросам ритуала, морали, философии, обрисована конфуцианская модель социального устройства - от основ управления до норм взаимоотношений в семье. В конце правления династии Хань «Ли цзин» получил название «Ли цзи» и под этим названием вошел в состав тройственного канона «Сань ли» («Три книги обрядов»): «Ли цзи», «Чжоу ли», «И ли». В современной версии, которая называется «Ли цзи», 49 глав. Две главы этого памятника позднее, в XII в.? были включены в качестве самостоятельных произведений в конфуцианское «Четверокнижие» («Сы шу») - это «Да сюэ» («Великое учение») и «Чжун юн» («Учение о середине»).
«Чунь цю» («Вёсны и осени») представляет собой официальную летопись царства Лу с 722 по 479 г. до н.э. в редакции самого Конфуция. В соответствии с правилами построения летописи изложение ведется по годам правления правителей царства Лу. Для этой летописи характерны лапидарный стиль и авторские оценки действий и поступков исторических деятелей, основанные на употреблении специальных оценочных глаголов, с помощью которых выражается одобрение или осуждение действий исторических персонажей не только царства Лу, но и других царств Китая эпохи Чжоу. Записи о солнечных и лунных затмениях позволяют датировать отмеченные исторические события в европейской системе летоисчисления. Содержание кратких погодных записей не всегда бывает понятно без комментария, описывающего контекст записанного события.
С «Чунь цю» связаны три других исторических произведения эпохи Чжань- го- «Цзо чжуань» («Летопись Цзо»), «Гулян чжуань» («Летопись Гуляна»), «Гунъян чжуань» («Летопись Гунъяна»), представляющие собой подробную историю периода, описанного в «Чунь цю». Из них «Цзо чжуань» является наиболее полным и авторитетным. Этот исторический труд считается комментарием к «Чунь цю», но, скорее всего, являлся самостоятельным сочинением. Его автор Цзо Цюмин, по преданию, жил в начале VI в. и был современником Конфуция.
«Юэ цзин» («Книга музыки») утерян. Музыка была важной составной частью ритуала, поэтому Конфуций и его школа уделяли ей особое внимание. Содержание книги неизвестно.
Результаты работы Конфуция над классическими текстами Лю Се характеризует в следующих образных выражениях: «„Книга перемен66 расправила десять крыльев. „Книга истории66 своим делением на семь разделов обозначила семь воззрений, в каждом из которых открывается одно из качеств человека. „Книга стихов46 развернула четыре начала в своих разделах: „Г〇 фэн66, „Да я6\ „Сяо я66,


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
539
„Сун66. Недаром в комментарии Чжэн Сюаня говорится, что само слово ши Ш „стихи66 происходит от слова ши „начало66. Это означает, что путь правления царя может вести как к успеху, так и к упадку государства. „Книга ритуалов66 установила пять видов ритуалов: регулярный жертвенный, ритуал в несчастьях, ритуал дворцового приема, ритуал войны, ритуал прорицания. „Вёсны и осени66 показали их пять видов».
Из этого перечисления следует, что конфуцианский канон в своем первоначальном виде содержал лишь один текст «Чунь цю», созданный непосредственно Конфуцием. «Ши цзин» и «Шу цзин» по существу были авторитетными текстами культуры, широко известными до него. Они цитировались философами всех школ как самостоятельные произведения и как тексты, способные подтвердить справедливость суждения автора. В состав письменного наследия эпохи Чжоу входило как конфуцианское «Шестикнижие», так и тексты, принадлежащие философам и общественным деятелям периода Чжаньго. Важной составной частью этого наследия являются письменные памятники даосизма, Mo Ди, Гуань-цзы, легистов, номиналистов, исторические труды «Чжаньго цэ» («Планы Сражающихся царств») и «Го юй» («Речи царств»).
Классические тексты второй половины эпохи Чжоу, лежащие в основе китайской культуры, становились все более трудными для понимания в связи с изменениями, которые произошли в китайском языке к началу эпохи Хань. «После того как Чжун Ни (Конфуций) умер, скрытый смысл его классических текстов стал утрачиваться, а после того как были похоронены его семьдесят учеников, стал искажаться и внутренний смысл его учения», - написал ханьский историк Бань Гу. Естественным следствием изменений в языке и в жизни китайского общества явилась потребность не только в ученом толковании текста классических произведений с целью выявления их высоких смыслов, но и в объяснении буквального смысла как отдельных мест, так и тех или иных иероглифов. Минимальной единицей толкования классических текстов стал отдельный письменный знак.
В триаде свойств знака китайской иероглифической письменности - чтение, начертание, значение - чтение занимает особое место. Любой иероглиф может иметь несколько чтений в зависимости от того, лингвистическую единицу какого диалекта современного китайского или даже иностранного языка он обозначает. Для одного и того же знака китайского письма известны стандартное и диалектные чтения, реконструированные исторические, а также иноязычные - японское, корейское, вьетнамское. Поэтому китайская письменность (как и любая другая иероглифическая) не может успешно функционировать без серьезной филологической базы - вспомогательных средств, которые содержат сведения о начертании, чтении, значении знаков. Все эти сведения о знаках китайского письма со- ставляют содержание «малой науки» {сяо сюэ). Термин происходит от названия начальной ступени образования в древнем Китае, которая требовала запоминания иероглифов, умения их читать и писать; второй была «великая наука» (да сюэ), которая первоначально состояла в усвоении шести искусств, а затем ее содержанием стало изучение классических текстов.


540
Часть VL ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
В те времена, когда преподавание китайской письменности только начиналось, знание письма передавалось устно от учителя к ученикам. Однако вряд ли по- требовалось долгое время для того, чтобы найти путь к письменному обозначению значения и чтения знака китайского письма. Он состоял в том, чтобы значение неизвестного иероглифа передавать с помощью его известного синонима, его чтение - с помощью известного омонима. Это были достаточно простые и удобные средства, и для их использования требовалось только знание чтения и значения небольшого числа простых знаков для обычных слов из повседневной речи. Эти способы используются и в настоящее время.
Чтение было важной частью усвоения письма, потому что письменные тексты в Китае читались вслух не только в школе. Единство хорового чтения в школе и чтения в присутствии слушателей требовало единообразного чтения знаков, которое можно было приобрести только в процессе учебы. Из-за многочисленных диалектов в та- кой большой стране, какой стал Китай в эпоху Хань, поддерживать традицию школьного усвоения знаков письма средствами омонимов было нелегко. Затруднения состояли в том, что омонимы в одном диалекте не обязательно оказывались омонимами в другом, поэтому чтения с помощью омонимов, правильные в одной части страны, не были правильными в другой. Решение было найдено в установлении единых чтений иероглифов, которые преподавались в школе. В эпоху Хань школьные чтения знаков письма формировались на базе тех диалектов, которые послужили основой общего языка, т.е. диалектов Центральной равнины.
Центральная власть в столице，которая при династии Западная Хань нахо_ дилась в Чанъани, время от времени проводила мероприятия, направленные на поддержание единства иероглифической письменности. Графическое единство было достигнуто путем административной реформы еще при предшествующей династии Цинь, единство же чтений представляло собой проблему, которая требовала отдельного решения. В годы правления императора Сюань-ди (73-49 гг. до н.э.) столичный градоначальник Чжан Чан, конфуцианский ученый школы древнего письма, знаток «Цзо чжуани», естественно, интересовался государственным аспектом «малой науки» - единым чтением знаков китайского письма. Он вызвал в столицу знатока «малой науки» из княжества Ци на востоке страны. Перед ним была поставлена задача указать «правильное чтение». Эти чтения в собственной записи Чжан Чан передал своему внуку - поэту и филологу Ду Линю, который использовал их в своем фонетическом комментарии к своду «Сань цан».
При императоре Пин-ди в годы Юань-ши (1-5 гг. н.э.), примерно через 50 лет, для определения «правильного чтения» в столицу были вызваны свыше ста уче¬
Одно из изданий словаря «Эр я»


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
541
ных «малой науки». Современные чтения и значения знаков китайского письма ведут свое начало от этого собрания филологов древнего Китая, которые их и выработали.
«Малая наука» первых лет правления Западной Хань занималась установлением единой графической формы знаков письменности и их значением, поэтому в первом словаре, «Эр я», указывались начертание и значение иероглифов без их чтения.
Письменной передаче чтения знаков письма «малая наука» стала уделять внимание лишь на рубеже н.э.
Практические результаты знания «малой науки» были вполне ощутимы. Китайская школа того времени требовала от своих воспитанников твердых знаний всего того, что составляло ее содержание. По правилам, для поступления на государственную службу учащиеся от 17 лет и старше должны были держать экзамены. Те из них, которые знали наизусть 9 тысяч знаков, могли занимать должности в местных органах государственной власти. Выдержавшие дополнительно специальный экзамен по «восьми стилям» могли сделаться чиновниками императорской канцелярии. Требования к уровню грамотности документов, циркулирующих в государственном аппарате, были очень высоки. Допустивший ошибку в документе на имя императора нес наказание как преступник.
Свод знаков в то время был своеобразным литературным жанром. В этом жанре пробовали силы лучшие поэты того времени. Их привлекала универсальность текста, заключающего в себе слова, которые требовались для описания космоса в целом: неба, земли и человека. Об отношении ханьских писателей к текстам такого рода можно судить по эпилогу биографии Ян Сюна в «Хань шу», где говорится, что он считал «И цзин» главной книгой среди классических и в подражание ему написал «Тай сюань» («Великое сокровенное»); считал «Лунь юй» главным сочинением среди преданий и потому написал «Фа янь» («Образцовые речи»); считал «Цан-цзе пянь» главной книгой среди писцовых и потому написал свой «Сюньцзуань пянь». Это означало, что для него «И цзин», «Лунь юй» и «Цан-цзе пянь» были равны по значению.
Одним из путей сохранения первоначального смысла классических текстов явилось создание экзегетических школ по каждой из них. Образование этих школ восходит к концу эпохи Чжоу, когда язык классических текстов и их буквальный смысл были еще вполне понятны. Значения отдельных знаков и толкование буквальных смыслов и иносказаний передавались от одного поколения учеников к другому. В начале династии Хань конфуцианские ученые-книжники, как и раньше, специализировались на одном определенном классическом тексте, который они знали наизусть и могли толковать его буквальные и скрытые смыслы.
h
6
р八国
О
^fl
Словарь «Эр я» - названия созвездий


542
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Первоисточником толкований были слова самого Конфуция, переданные его прямым ученикам. В дальнейшем они передавались следующим поколениям учителей и учеников. Каждый учитель классического текста знал - истинную или выдуманную - родословную учителей своей школы, которая восходила к одному из учеников Конфуция. Поэтому достоверность как самого текста, так и его толкования подтверждалась только ссылкой на исходную точку традиции его преподавания. Таким образом, главная задача изучения классических тек- стов состояла в том, чтобы воспроизвести его в той форме, в которой он был составлен, и сохранить то содержание, которое было вложено в него мудрыми правителями прошлого в интерпретации основателя школы - Конфуция. Однако, несмотря на все меры сохранения идентичности смысла текстов, число неясных мест, требующих толкования, с каждым поколением становилось все больше.
Буквальное толкование классического текста состояло в том, чтобы передать его содержание - целиком или по частям - на современном языке. «Чтение древних текстов должно быть подобным классическому образцу. Поэтому толкуй древний смысл современным языком, чтобы он стал понятным», - так в «Хань шу» говорилось о принципах их толкования. Термин «чтение» (ду), который используется в цитате, в «малой науке» означал не только произношение, но также значение и начертание знака. Классические тексты читались вслух не на родном диалекте читающего, а с требовавшимся школьным произношением. Это было особенно важно для стихотворных текстов, где при чтении нужно было соблюдать рифмы.
Выражение «подобный классическому образцу» (эр я) указывало на то, что конечной целью ученых-книжников было воспроизведение древнего текста во всех деталях значения и чтения каждого его знака. Именно такое «чтение» давало возможность проникнуть в его содержание. Доктринерское толкование было направлено на раскрытие скрытых смыслов текста: текста в целом, его отдельных фраз, отдельных иероглифов. Традиционные толкования передавались из поколения в поколение в устной форме. Однако они, естественно, существовали также и в письменном виде, доступном учителям и их ученикам. Каждая экзегетическая школа предлагала не только свой вариант текста классических произведений, но и собственную традицию толкования. Соблюдение традиции своей школы - цзя фа - было обязательно для всех ученых-книжников. Все школы толкования одного и того же классического произведения в целом понимали его одинаково, мнения расходились лишь по поводу отдельных трудных мест. Однако ученые-книжники, знавшие один классический текст, не всегда знали достаточно хорошо все остальные. Вскоре после снятия запрета на преподавание книг конфуцианского канона стали появляться ученые, владеющие всеми его текстами. Число учителей, наизусть знающих и способных истолковать тексты конфуцианского канона, быстро росло, а их эрудиция расширялась. В конце правления У-ди было учреждено звание уцзин боши («учитель пяти канонов») для тех, кто знал их все полностью. Вначале им были удостоены около 50 ученых-конфуцианцев. Знание конфуцианского канона приносило сущест¬


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
543
венные преимущества всем его обладателям. В годы правления императора Чэн- ди (32 г. до н.э. - 7 г. н.э.) число «учителей пяти канонов» по всей стране возросло до трех тысяч. В некоторых семьях знание конфуцианского канона передавалось из поколения в поколение.
Как уже указывалось выше, общий принцип толкования канонических текстов формулировался как эр я - «близко к классическому образцу». Это выражение впервые появилось в «Ли цзине» нового письма в редакции Дая Старшего и далее перешло в «Ли цзи», где оно приписывается самому Конфуцию: «Приблизься к классическому образцу и тем самым созерцай древность» (эр я и гуанъ юй гу). Традиционное толкование этого принципа состояло в прочтении классического текста таким образом, как он был прочитан и понят при его создании.
Первым трудом в истории китайской лексикографии является свод комментариев «Эр я». Самым ранним достоверным временем оформления «Эр я» в виде отдельного текста можно считать время, предшествующее правлению императора У-ди, потому что при нем уже появился «„Эр я66 с комментарием», составленным безымянным филологом из Цяньвэя, о чем имеется упоминание в «Хань шу». Это первое известное по письменным источникам комментированное издание давно утеряно. После этого «Эр я» переиздавался много раз с различными комментариями и субкомментариями к комментариям ханьских фило- логов. Как научное издание с современными комментариями этот словарь издается и в настоящее время.
Легенду о том, что автором «Эр я» был Чжоу-гун, передал Чжан И, филолог ханьской традиции времени династии Вэй. На ней был построен его вывод, что словарь был уже известен Конфуцию. В результате цитированное выше место из «Ли цзина» он толковал как «с помощью словаря ,，Эр я‘‘ созерцай древность». Дальнейшую историю словаря Чжан И связывает с Конфуцием и его учеником Цзы Ся? которые пользовались им для толкования «Ши цзина» и сделали к нему свои дополнения. В конце династии Хань знаменитый филолог того времени Чжэн Сюань (127-200) высказал мнение, что «Эр я» был составлен учениками и последователями Конфуция, которые использовали его для истолкования классических текстов в духе своей школы. По-видимому, формирование текста современного «Эр я» происходило еще во времена Чжэн Сюаня или даже позднее.
В том виде, в котором «Эр я» дошел до нас, он представляет собой свод комментариев, где материал расположен по семантическому принципу, т.е. по значению содержащихся в нем слов. Он делится на 19 глав, каждая из которых со- держит слова, относящиеся к определенному предметному классу: термины родства, постройки, орудия труда, музыка, небесная сфера, земля, холмы, горы, воды, травы, деревья, гады, рыбы, птицы, дикие животные, домашние животные. Три начальные главы - «Толкования», «Слова», «Комментарии» - содержат слова, которые не обозначают конкретные предметы, и соответственно, их нельзя отнести ни к одному из перечисленных выше предметных классов. Объектом толкования чаще всего являются слова с устаревшими и не вполне ясными значениями. Слова, значения которых не требовали специального толкования, в «Эр я»,


544
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
как правило, не попадали. В каждой глоссе собраны все встречающиеся в древних текстах синонимы, которые толкуются с помощью слов общего языка того времени, т.е. их современных синонимов.
Свод «Эр я» вместе с другим словарем, «Шо вэнь цзе цзы», сохранил до нашего времени древние значения знаков китайского письма, которые они имели в эпоху Чжоу. Значения слов, которые передавали из поколения в поколение знатоки классических текстов, были надежно сохранены. С их помощью удалось глубже понять содержание всех ранних письменных памятников.
Конфуцианская традиция, начало которой было положено самим Конфуцием, как оказалось, не была пресечена решительными действиями династии Цинь. Распоряжение Цинь Шихуан-ди о сожжении конфуцианских книг не было выполнено полностью. Однако главная причина сохранения преемственности заключалась в другом. Знание канонического текста в то время означало выучива- ние его наизусть. Учителя канонов, которые добивались этого, продолжали их преподавание в такой же форме.
Легисты и даосы, которые в годы краткого правления династии Цинь и при основателе династии Хань императоре Гао-цзу (206-195 гг. до н.э.) занимали ведущее положение при императорском дворе, утратили свое влияние при его наслед- нике. В 4-м году (191 г. до н.э.) правления императора Хуй-ди, сына основателя династии, запрет на преподавание конфуцианских текстов, который длился примерно 30 лет - время жизни целого поколения учителей, - был официально отменен. Ведущее положение при дворе заняли конфуцианские ученые, которые приступили к созданию государственной идеологии на основе конфуцианства с формирования ее письменных источников.
Функция классических текстов в китайском обществе эпохи Хань не ограничивалась просвещением и познанием. Наряду с остальными конфуцианские тексты использовались также и для практических нужд - с целью поиска решений политических и иных проблем, а также в практике предсказания. Грань между использованием классических текстов в качестве материалов для советов и просто для гадания была весьма зыбкой. Для ответа на вопрос нужно было выбрать соответствующее место или ситуацию в тексте, показать наличие аналогии и дать совет, как следует действовать в такой-то ситуации. В случае гадания по классической книге требовался в какой-то форме момент случайности в выборе места для толкования. Для этого были созданы специальные варианты классических книг, приспособленные для целей гадания. Они отличались от основных текстов тем，что в них главы и разделы были пронумерованы в соответствии с традиционными классификационными схемами древнего Китая: циклическими знаками, знаками пяти первоэлементов, темного и светлого начала в природе и т.п. Места в книге определялись в соответствии с теми членами классификационных схем, которые называл обратившийся за предсказанием. В отличие от основных вариантов цзин, такие книги назывались вэй («уток», «уточная нить»). Соответственно, они назывались не цзиншу (книги-основы), а вэйшу (книги- апокрифы).


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
545
Таким образом, текстильная метафора цзин-вэй («основа и уток») постепенно в письменной традиции приобрела значение «канон и апокриф». За время запрета число конфуцианских книг, находящихся в обращении, существенно сократилось, что привело к утрате части классических текстов. Сократилось и число учителей, которые знали их, могли прочесть и истолковать их содержание. Для возрождения конфуцианской письменной традиции нужно было собрать уце- левшее наследие Конфуция и его учеников. Как оказалось，во всей империи на- считывалось лишь 14 учителей, которые помнили наизусть книги конфуцианского канона и могли передать свои знания ученикам. После снятия запрета тексты конфуцианского канона, сохранившиеся в памяти наследников традиции, были с их слов записаны заново иероглифами в новом пореформенном начертании. Тексты, записанные новыми знаками, стали называться «книгами нового письма» {цзинъвэнъ цзин).
Тексты и их учителя-толкователи обнаружились в княжествах Центральной равнины, где традиционно находился центр китайской письменной культуры. В княжестве Лу учителем «Ши цзина» был Шэнь Пэй, в княжестве Ци - Юань Гу, в княжестве Хань - Хань Ин. Все они оказались основателями экзегетических школ нового письма, известных под общим названием «Три школы». Помимо них в княжестве Чжао существовал текст «Ши цзина» древнего письма {гувэнъ), который преподавал состоявший на службе у Сянь-вана, правителя области Хэцзянь, Мао Хэн, называвший себя учеником Сюнь-цзы. По утверждению Мао Хэна, его текст восходил к ученику Конфуция Цзы Ся. Среди этих текстов «Ши цзина» наибольшим авторитетом пользовался текст школы Лу. Текст школы Ци представлял собой вэйшу, приспособленный для целей предсказания. О тексте из княжества Хань можно судить по труду ученых этой школы - «Ши вайчжуань», который содержит главным образом поучительные истории, связанные с «Ши цзином».
Учителем «Шу цзина» был Фу Шэн из Цзинани. Его ученики Оуян Шэн, Ся- хоу Шэн, Сяхоу Цзянь в начале правления Хань основали собственные школы. Учителем «Ли цзина» был Гао Тан из княжества Лу. Его ученики - братья Дай Дэ и Дай Шэн, Цин Пу основали отдельные школы. Учителем «И цзина» был Тянь Хэ из Цзычуани. Его ученики Ши Чоу, Мэн Си, Лянцю Хэ? Цзин Фан основали отдельные школы. Учителями «Чунь цю» были Хуму Шэн и Дун Чжуншу из княжества Ци. Их ученики Янь Пэнцзу и Янь Аньлэ основали отдельные школы. Учителей «Канона музыки» не оказалось, поэтому в эпоху Хань наследие Конфуция было ограничено этими пятью текстами, которые образовывали конфуцианское «Пятикнижие». При изустной передаче в их текстах, естественно, возникали разночтения. Тексты разных школ различались также и по объему. Несмотря на эти различия, школы, сложившиеся вокруг каждой книги конфуцианского канона, строго придерживались своих текстов, восходящих к их основателям.
Конфуцианский канон стал официальной основой всей духовной жизни ханьского Китая. Практическая ценность классических текстов вызвала к жизни зна¬


546
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
чительное число текстов апокрифических, которые использовались для целей предсказания.
Проблема аутентичности текстов конфуцианского канона при династии Западная Хань решалась следующим образом: все тексты, восходящие к школе самого Конфуция, являются подлинными. Поэтому именно эти тексты, несмотря на некоторые расхождения между ними, были признаны официально и допущены для преподавания в дворцовой академии и других государственных школах. Все остальные считались апокрифами. В некоторых случаях использование не признанных официально вариантов классических текстов было даже опасно (см. ниже об использовании еще не признанной «Цзо чжуани» у Сыма Цяня).
Начало официальному признанию конфуцианских классических текстов положил император Вэнь-ди (179-157 гг. до н.э.). Для глав школ толкования канонических книг он учредил уже упоминавшееся звание боши («ученый обширных знаний») со специализацией по каждой из них. Первой канонической книгой, по которой было учреждено это звание, был «Ши цзин». Оно впервые было даровано толкователям «Ши цзина» школ княжеств Лу и Хань, а новый император Цзин-ди (156-141 гг. до н.э.) распространил его на учителей школы княжества Ци. Однако текст древнего письма Мао Хэна не был канонизирован.
Император У-ди (140-87 гг. до н.э.) сделал следующий решительный шаг: он дал звание боши учителям остальных четырех канонических книг: «Шу цзина», «Ли цзина»，《И цзина»,《Гунъян чжуани». Как правило, он учреждал одно звание для учителей школ «Ли цзина», «И цзина», «Гунъян чжуани». Исключение было сделано для «Шу цзина»: звание боши было присвоено братьям Сяхоу - Старшему и Младшему порознь.
Сюань-ди (73-49 гг. до н.э.) предоставил звание боши учителям почти всех тех школ, которые не были предусмотрены постановлением У-ди: его получили учителя «Шу цзина» школы Оуян Шэна, учителя «Ли цзина» школ Старшего и Младшего Дая, учителя «И цзина» школ Ши Чоу, Мэн Си и Лянцю Хэ, учителя «Гунъян чжуани» школ Янь Пэнцзу и Янь Аньлэ.
Юань-ди (48-33 гг. до н.э.) распространил звание боши на учителей «И цзина» школы Цзин Фана, оставшейся без внимания прежних императоров. Таким образом, при династии Западная Хань все традиционные школы канонических текстов нового письма были признаны официально.
Первые учителя конфуцианского канона были придворными советниками императора. Так, учителя «И цзина» Ши Чоу, Мэн Си, Лянцю Хэ по этой книге гадали и предсказывали будущее. Учителя «Шу цзина» братья Сяхоу (Сяхоу Шэн и Сяхоу Цзянь), Оуян Шэн и Ни Куань своими толкованиями могли оказывать влияние на императора. Учителя «Ши цзина» Шэнь Пэй, Юань Гу, Хань Ин, Ван Цзе, Куан Хэн делали то же самое с помощью толкования его стихов. Учителем «Чунь цю» был Дун Чжуншу, который по летописи Конфуция улаживал споры и принимал решения. Учителя «Ли цзина» Цзя И и Вэй Сюаньчэн давали советы по ритуалам. Помимо книг классического канона высоким авторитетом пользовались также тексты, примыкающие к нему: «Сяо цзин» («Книга с сы¬


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
547
новнем почтении») и «Лунь юй» («Беседы и суждения») Конфуция. Знатоки этих книг пользовались авторитетом наряду со знатоками канонов и тоже давали политические и деловые советы, основываясь на их толковании.
Наиболее известные конфуцианские ученые были собраны при императорском дворе в упоминавшемся выше учреждении, носившем название Тайчан, которое ведало ритуалами. Ему также принадлежало право комментировать тексты канонов и выносить решения об их аутентичности. Как уже указывалось, большинство текстов нового письма были признаны таковыми и лишь немногим в этом было отказано. Они остались на положении апокрифов и погибли вместе с частью текстов нового письма в бурные годы Троецарствия и Шести династий. Приведенная выше последовательность в присвоении звания боши указывает, что официальное признание текста требовало времени и специального исследования. Все это способствовало созданию филологии как вспомогательной научной дисциплины, которая взяла на себя исследования текстов, создающие осно- вания для официальных решений.
Область приложения усилий ученых-филологов быстро расширялась за пределы текстов нового письма. В годы правления У-ди стали регулярно обнаруживаться избежавшие уничтожения старые тексты конфуцианских канонов. Они были написаны в той форме письма, которая существовала до реформы Цинь Шихуан-ди. В отличие от реформированного письма, оно получило название гувэнъ («древнее письмо»). В годы правления императора Цзин-ди (156-141 гг. до н.э.) произошло важное событие, привлекшее внимание ученых-конфуцианцев к клас- сическим текстам древнего письма. При расширении дворца Гун-вана, князя Лу, была разрушена стена дома семьи Конфуция. Из открывшегося тайника были извлечены десять книг древнего письма на деревянных планках, среди которых находились «Шу цзин», «Ли цзин», «Лунь юй», «Сяо цзин». Это была первая крупная находка классических текстов эпохи Чжоу. Легенда гласит, что, когда Гун-ван вернулся в собственный дворец после осмотра находок, ему послышалась музыка. Напуганный этим событием, он остановил работы и не стал разрушать дом.
Обнаруженные доциньские тексты, принадлежавшие семье Конфуция, были прочитаны его внуком в 12-м поколении Кун Аньго, который получил их в свое распоряжение. Точные годы жизни Кун Аньго неизвестны, но вся его деятельность протекала в годы правления императора У-ди, когда происходила канонизация основной части конфуцианских текстов нового письма. Кун Аньго был одним из первых конфуцианских ученых эпохи Хань, который получил знание 《Ши цзина》непосредственно от Шэнь Гуна, а знание《Шу цзина» - от Фу Шэна, был также удостоен звания боши. Он первым приступил к чтению найденных текстов древнего письма. При сравнении их с официально признанными текстами нового письма он обнаружил, что тексты древнего письма во многом дополняют тексты нового. О своей находке он сообщил в Тайчан, однако в канониза- ции этих текстов было отказано по причине неясности их происхождения. В «Хань шу» говорится, что ответом на его просьбу была клевета. В данном слу¬


548
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
чае это означало обвинение в фальсификации канонических текстов. С открытием Кун Аньго в текстологии письменного наследия Конфуция начинают формироваться две школы: школа нового письма и школа старого письма. Основное разногласие между ними состояло в оценке аутентичности конфуцианских классических текстов древнего письма.
Отношение к классическим текстам со стороны первых конфуцианских ученых -учителей школы нового письма было чисто экзегетическим. Текст классических книг рассматривался как словесная реализация мысли Конфуция, за ко- торой таились скрытые смыслы вэйянъ, составлявшие существо его учения. В школе нового письма Конфуций признавался автором всех пяти текстов. Любой отход от него, любое изменение означали искажение смысла, вложенного его создателем. Исходя из этого, школа нового письма располагала классические книги в порядке возрастания глубины их содержания. Так, на первые места они ставили «Ши цзин» и «Шу цзин» как тексты с наиболее конкретным содержанием, а два последних места занимали «И цзин» и «Чунь цю» как наиболее лаконичные и нуждающиеся в специальном комментарии.
В оценке «Чунь цю» сказалось отношение раннего конфуцианства к истории. Для ранних конфуцианцев важны были не сами исторические события, а та оценка, которую им давал Учитель. В их глазах Конфуций не был историком - в этом случае он, вероятно, мог бы создать более подробное описание этого периода истории царства Лу; для них он был политиком, философом, наставником, имеющим право на моральные оценки. При этом они ссылались на мнение Мэн- цзы, который однажды сказал, что слова этой книги говорят об истории, однако ее смысл состоит в том, чтобы показать, как сам Цю воспринимал ее.
Подобного рода расположение классических книг имело также и дидактический смысл. В соответствии с устной традицией, которой придерживались ранние конфуцианские ученые, в школе Конфуция четыре книги - «Ши цзин», «Шу цзин», «Ли цзи», «Юэ цзин» - составляли свод начальных знаний, которыми ученики овладевали в первую очередь. Две последние книги - «И цзин» и «Чунь цю» - считались средоточием его общефилософских, политических и моральных идей, которые могут быть постигнуты лишь лучшими учениками, прошедшими начальный курс толкования первых четырех книг.
Дальнейшее развитие событий после текстов Кун Аньго, обнаруженных в доме семьи Конфуция, связано с находками текстов древнего письма в дворцовом архиве. В годы правления Сюань-ди (73-49 гг. до н.э.) началась разборка дворцового архива, где за многие столетия скопилось множество документов и книг. Для этой работы была образована комиссия, куда входил Лю Сян (77-6 гг. до н.э.), известный филолог, литератор, знаток классических текстов. В его официальной биографии в «Хань шу» говорится, что в 51 г. до н.э. он принимал участие в первом обсуждении разночтений в пяти классических книгах. Лю Сян имел задание разыскать в архиве заслуживающие доверия тексты школы Конфуция и других философских школ эпохи Чжоу. Кроме него в состав комиссии вошли три специалиста в других областях знаний того времени: Жэнь Хун отвечал за


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
549
военные тексты, Инь Сянь за книги по математике, Ли Чжуго - за медицинские тексты.
Розыски подлинных текстов книг конфуцианского канона продолжились и при императоре Чэн-ди (32-7 гг. до н.э.). Лю Сян остался секретарем комиссии с теми же функциями. Однако до полного выполнения своей задачи он не дожил. Его дело завершил сын Лю Синь (53 г. до н.э. - 23 г. н.э.). После смерти отца указом следующего императора, Юань-ди, он был назначен секретарем комиссии и продолжил его работу.
Работа в комиссии требовала много времени и терпения от ее участников. Как известно, книга эпохи Чжаньго и династии Хань до изобретения бумаги представляла собой связку деревянных планок, на которые кистью наносились знаки письма. Эти планки скреплялись кожаным или растительным шнуром. Кропотливый труд и широкая эрудиция помогли Лю Синю завершить работу отца по розыску в архиве разной степени сохранности деревянных планок, имеющих отношение к классическим текстам, и составить полный текст конфуцианского «Пятикнижия» древнего письма. В его состав вошли «Ши цзин», «Шан шу», «Чжоу ли», «Чунь цю Цзо чжуань», «И цзин». В этом состоит вклад Лю Синя в текстологию конфуцианских классических текстов.
Работа архивной комиссии завершилась систематизацией хранившихся в архиве текстов по содержанию и составлением каталога всех книг того времени - 《Ци люэ» («Семь категорий»). По степени важности в этой классификации еле- довали классические тексты лю и, исторические хроники чжуанъ цзи, философские тексты чжу цзы, поэтические тексты - стихи и оды ши фу, труды по военному искусству бин шу, труды по искусству предсказания шу шу, труды по тех- нике фан цзи.
После архивных открытий Лю Сяна и его сына аутентичность доциньских конфуцианских текстов древнего письма стала очевидной. Находки текстов древнего письма в императорском архиве подтвердили достоверность книг Кун Аньго. Исследования Лю Синя показали, что современные тексты нового письма восходят к текстам древнего письма. При этом тексты нового письма были, как правило, короче соответствующих текстов древнего письма, из-за того что некоторые из них вели свое происхождение от неполных письменных оригиналов. В зависимости от формата книги планки могли быть длинными (в 2 чи) или короткими (в 1 чи). На таких дощечках помещались соответственно 25 или 20 иероглифов. Пропуски в текстах нового письма часто были кратными 25 или 20 знакам, что соответствовало утрате одной или нескольких планок. С другой стороны, те части текстов нового письма, которые отсутствовали в древних текстах, в школе древнего письма рассматривались как достоверные материалы для реконструкции первоначального текста, сохранившиеся в устной форме.
Несмотря на очевидные факты, приводимые учеными школы древнего письма, представители школы нового письма, заседавшие в Тайчане, отказывались канонизировать древние тексты. Филологи школы древнего письма вели исследования по двум направлениям. Одним из них было составление комментариев


550
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
к классическим текстам древнего письма, другим - создание их критических текстов на основании существующих вариантов. Сравнительное исследование одновременно всех канонических текстов открыло возможность реконструировать их в том виде, в котором они существовали в конце династии Чжоу. Новое направление вступило в длительную полемику с официальной филологической наукой, которая занималась внешней историей и экзегетическим толкованием классических текстов нового письма. Различия между ними не ограничивались проблемами комментария и критики текста.
Более глубокие разногласия между ними можно изложить следующим образом. 1. Направление нового письма считало, что шесть традиционных классических книг были написаны Конфуцием, а направление старого письма считало их историческими трудами, принадлежащими предшествующим поколениям. 2. Школа нового письма считала Конфуция совершенным мудрецом, источником всех истинных философских, политических, этических и моральных идей; школа древнего письма считала таковым Чжоу-гуна, а Конфуцию отводила роль первоучи- теля, и прежде всего историка. 3. Школа нового письма пользовалась гадательными книгами вэйшу и толковала по ним как буквальный, так и скрытый смысл классических текстов с использованием техники инь-ян; школа древнего письма не признавала гадательных книг и считала их шарлатанскими сочинениями. 4. Школа нового письма утверждала, что классические тексты старого письма фальсифицированы Лю Синем, а школа древнего письма утверждала, что тексты нового письма являются ненадежными остатками старых книг, уцелевших после уничтожения во времена Цинь Шихуана.
Первая регулярная дискуссия в ряду обсуждений классических текстов на предмет их канонизации, происходивших на рубеже н.э.? состоялась в годы Юань-шоу (6-1 гг. до н.э.). Непосредственным поводом для нее послужило обращение Лю Синя на имя императора Ай-ди, которое он подал после завершения работы в архиве. Он просил разрешения на канонизацию текстов древнего письма из императорских архивов и на их преподавание в государственных школах. Император приказал ученым Тайчана обсудить это предложение. Однако Тайчан отказался вступить в дискуссию с Лю Синем. Основное содержание письменного ответа, переданного Лю Синю, состояло в следующем: реконструкции текстов «Шу цзина» и «Ли цзина» достойны внимания, но его взгляды на «Цзо чжуань» неприемлемы и потому преподавание в государственных учебных заведениях классических текстов древнего письма не разрешается. В ответ Лю Синь написал ученым Тайчана дерзкое письмо, где обвинил их в том, что их на- учные взгляды основаны на неполных текстах. Ученые Тайчана в долгу не оста- лись и обвинили его в фальсификации.
Следующая попытка канонизировать тексты старого письма была предпринята примерно через 25 лет. В начале правления Гуан У-ди под девизом Цзянь-у (25-56 гг. н.э.) Хань Синь в новом прошении на высочайшее имя просил канонизировать текст «И цзина» в версии Фэй Чжи и тот текст «Цзо чжуани», по поводу которого ранее возник спор с учеными Тайчана. Как обычно, Гуан У-ди


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
551
приказал обсудить доклад Хань Синя в кругу специалистов. В первый месяц 4-го года Цзянь-у (29 г. н.э.) в павильоне Юньтай императорского дворца состоялась дискуссия в присутствии императора и высших сановников. С докладом выступил Фань Шэн - видный представитель школы нового письма. Он за- явил, что автором «Цзо чжуани» является не Конфуций, а Цзо Цюмин, и неизвестно, от каких учителей и к каким ученикам она передавалась, поэтому основания утверждать, что эта книга является наследием древнего мудреца, отсутст- вуют. Из его рассуждения следовало, что представленный текст не может быть канонизирован и введен в учебные программы государственных школ как осо- бый предмет преподавания. Дискуссия, в которой со стороны школы старого письма приняли участие Хань Синь и Сюй Шу, продолжалась целый день, после чего Фань Шэн отказался продолжить обсуждение и подал императору доклад, где доказывал недостоверность «Цзо чжуани». Примечательно, что в числе лиц, которым он выразил недоверие, был также и Сыма Цянь, поскольку тот в своих «Исторических записках» в качестве источника использовал «Цзо чжуань» древ- него письма и тем самым, по мнению Фань Шэна, извратил историческую исти- ну. От сторонников школы старого письма последовало новое прошение императору, где аргументы Фань Шэна опровергались. В результате император склонился на сторону школы старого письма. По результатам дискуссии «Цзо чжуань» была канонизирована, но вскоре снова была лишена этого статуса.
Следующие дискуссии проходили в более спокойной атмосфере. В 1-м году Цзянь-чу (76 г. н.э.) император Чжан-ди приказал Цзя Кую, видному филологу школы старого письма, подготовить список расхождений между версиями текстов двух школ. Через три года, в 79 г. н.э., Чжан-ди повелел Ли Юю? стороннику направления нового письма, обсудить проблемы классических текстов с пред- ставителями направления старого письма. Однако никаких официальных решений по поводу классических текстов в тот раз принято не было.
Последняя дискуссия носила уже характер научной переписки. В годы правления императоров Лин-ди и Чжан-ди (147-182) Хэ Сю, последователь школы нового письма, написал несколько полемических трактатов, в которых приводил трудные места из «Цзо чжуани» и доказывал невозможность их истолкования. Однако Чжэн Сюань, представитель школы старого письма, в своих ответах на эти трактаты показал, что все эти непонятные места вполне поддаются истолкованию.
Двухсотлетняя дискуссия школ нового и старого письма завершилась не победой одной из них, а постепенным слиянием в единую классическую филологию, для которой были одинаково ценны памятники как устной, так и письмен- ной традиции. Деятельность таких филологов конца эпохи Хань, как Чжэн Сюань и Ван Сяо, привела к созданию не только комментариев к текстам клас- сических произведений, но и их критических текстов, основанных на достиже- ниях школ старого и нового письма.
Правление Западной Хань было временем расцвета китайской культуры. Одним из его признаков было распространение грамотности и быстрое развитие


552
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
филологии - основы образования того времени. Пособиями при обучении грамоте были составленные Ли Сы и его сподвижниками своды знаков китайского письма, которые не содержали никаких пояснений по поводу их чтений и значений. Между тем потребность в таких пояснениях ощущалась достаточно настоятельно.
Уже в эпоху Восточная Хань китайская письменность отошла далеко от старых начертаний стиля сяочжуанъ. Графическая структура знаков, достаточно понятная в раннем стиле «великой печати», все более затемнялась по мере пе- рехода к стилю сяочжуанъ и далее к писцовому письму лишу. Трудности графической этимологии породили множество ошибочных толкований значения и структуры знаков. Словарь - свод комментариев «Эр я» ставил перед собой ограниченную задачу: собрать существующие толкования иероглифов и расположить их по предметным классам. Первым полным словарем, куда были включены все знаки китайского письма, находившиеся в употреблении в то время, был словарь Сюй Шэня (ок. 58 - ок. 147) «Шо вэнь цзе цзы» («Объяснение простых знаков вэнъ и истолкование сложных знаков цзы»\ сокр. «Шо вэнь»). По разъяснению названия словаря в его предисловии знаки вэнь состояли из одного, а знаки цзы - из двух и более графических элементов, связанных определенными смысловыми и структурными отношениями. Автору «Шо вэня» принадлежит заслуга создания графической системы расположения знаков китайского письма, анализа графической структуры, указания значений каждого знака в отдельности. Все эти задачи могли быть решены только на основе результатов работы нескольких поколений филологов над классическими текстами.
Сюй Шэнь приобрел известность не только как автор словаря, но и как известный филолог своего времени, которого современники называли несравненным знатоком «Пятикнижия». Имя Сюй Шэня встречается в составе членов кол- легии, редактировавшей тексты классических книг в 4-м году Юн-чу (114 г. н.э.) императора Ань-ди. Его научная деятельность тесно связана с известным филологом школы «старого письма» Цзя Куем (30-101) - его учителем, который, несомненно, был осведомлен о его работе над словарем и, вероятно, обсуждал с ним возникающие проблемы. Послесловие к словарю датировано 12-м годом правления императора Хэ-ди, т.е. 100 г. н.э. Только через 21 год, в 1-м году под девизом Цзянь-гуан императора Ань-ди, его сын Сюй Чун представил словарь императору.
В словаре Сюй Шэня собраны все знаки китайского письма и некоторые их исторические формы, известные в его время. Всего в «Шо вэне» содержалось около 10 тысяч иероглифов. Как и в «Эр я», в словаре Сюй Шэня знаки были распределены по содержательным классам. Однако, в отличие от «Эр я», их распределение было связано не только с их значением, но также с графической формой. Сюй Шэнь сделал первый шаг к созданию формальной системы классификации знаков китайской письменности по их графическим признакам. В основе его системы лежал общеизвестный в то время факт, что слова со


Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука
553
сходным значением часто обозначаются иероглифами с общими графическими элементами.
Важным открытием Сюй Шэня является создание графической системы расположения знаков в словаре. Все знаки Сюй Шэнь распределил по 540 содержательным категориям, которые он назвал Ш бу. Первый знак той или иной кате- гории, бугиоу, был простым знаком, который входил в состав остальных сложных знаков этой категории. Порядок следования знаков внутри своего класса также не случаен. Например, класс «дерево» начинается с простого знака Ж му «дерево», который входит в состав всех знаков этого класса; затем следуют названия частей дерева - корень, вершина, ствол, ветви; затем названия предметов, непосредственно связанных с деревом, - плод и т.п., а затем названия изделий из дерева. В разделе янь «речь» отдельными группами стоят такие слова, как Ш ши «стихи», Щ фэн «читать вслух», Ш суп «декламировать», и такие образцы пейоративной лексики, как lllj шань «злословить», Щ цзи «насмехаться», Ш фэй «наговаривать», бан «хулить». Очевидно, что эта группировка слов перенесена в словарь из учебных сводов.
Последовательность классов в «Шо вэне» также не случайна. Первый знак класса представлял собой как бы его заглавие, а все 540 первых знаков классов этого словаря - своего рода классификационную схему. Список бушоу начинается с иероглифа — и «один» и завершается циклическим знаком ^ хай. Эта последовательность является отражением натурфилософской идеи начала н.э., согласно которой в начале нашего мира лежит нераздельное единство, выраженное знаком и «один», а все мироздание завершается последним циклическим знаком хай. Таким образом, в самом расположении классов «Шо вэня» легко заметить, что его автор рассматривал свою схему классификации не только с филологической, но и с философской точки зрения и видел в классификации знаков письма классификационную модель мира в целом.
В словаре отсутствуют систематические указания чтений иероглифов. Однако в одних случаях Сюй Шэнь указывал их чтение с помощью другого знака- омонима, чтение которого предполагалось заведомо известным. В других случа- ях чтение знака объяснялось с помощью знака с похожим чтением.
Словарная статья открывается заглавным знаком в стиле сяочжуанъ. Далее объясняется его значение с помощью синонима или более пространного описания. Толкование графической структуры иероглифа состоит из перечисления всех его графических элементов и указания на структурную функцию каждого из них. Здесь же указывается принадлежность знака к одной из «шести категорий письма» (о них см. выше, с. 530-532).
Наиболее частым способом толкования значения иероглифа является его определение с помощью синонима. Синоним мог быть односложным, например: 炳 бгш - это 明；www «светлый»,晚 вш/ь - это 暮；«вечер»; или двусложным:想 сян - это SS цзисы «думать» и т.п. Значение редкого слова в «Шо вэне» объяснялось с помощью распространенного, устаревшее слово - с помощью современного синонима.


554
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
В тех случаях, когда достаточно известный синоним слова отсутствовал, Сюй Шэнь прибегал к описанию значения. Так, например, знак Щ мин «петь» толкуется как «голос птицы». Можно встретить более пространные толкования: Ш пу «тростник» - «трава, пригодная для изготовления циновок», Щ бао «леопард» - «похож на тигра, но с круглыми пятнами», Ш шо «новолуние» - «первый день народившейся луны», II ван «полнолуние» - «полная луна; когда она бывает видна одновременно с солнцем, то кажется, что она идет на прием ко двору правителя». В некоторых случаях толкование значения слова носило вполне энциклопедический характер: Д бэй «моллюск, обитающий у берега моря... в древно- сти раковины были предметом торговли, а панцири черепах - драгоценностью. При династии Чжоу были введены в обращение деньги цянь, а при династии Цинь раковины были запрещены как денежное средство».
Таким образом, «Шо вэнь цзе цзы» представляет собой свод значений всех знаков китайской письменности с указанием их основного значения, объяснением их графической структуры и в некоторых случаях их чтений. Высокий авторитет этого словаря позволил на протяжении многих веков удерживать стабильность значений иероглифов и единообразие толкования их графической структуры.
Филологи эпохи Хань интересовались не только реальным значением слов родного языка, но и их происхождением. В этом отношении они не отличались от античных филологов, которые также стремились отыскать истинное значение слова через исходное - этимон. Примеры объяснения значения слова таким образом можно найти в трудах древних философов Китая. Одним из наиболее известных примеров этимологии терминов того времени в философских произведениях является знаменитое высказывание Конфуция: «Управление - от слова „правильный“》.
Следует сказать, что этимологии в трудах китайских филологов не всегда основаны на словах, происходящих от одного корня. Основная масса примеров такого рода явно искусственна. Однако среди них имеется определенная доля реальных, основанных на истинном этимологическом родстве между словами, входящими в так называемые семейства слов. Этимология чжэн «управление» от JE чжэн «правильный» представляется вполне закономерной.
Этимологическое толкование слов китайского языка называется шэнсюнъ (букв, «фонетическое толкование»). Его существо состоит в том, что происхождение какого-нибудь слова выводится из другого слова, современного толкователю языка, с одинаковым или сходным произношением.
Прежде всего китайские филологи искали этимологии различного рода терминов и слов с сакральным смыслом: циклические знаки, названия времен года, пяти элементов мира, восьми триграмм и т.п. Несколько этимологических толкований можно найти в «Эр я» и «Шо вэне». Первая попытка указать этимологии всех слов китайского языка была предпринята Лю Си в конце династии Хань. «Каждое слово в мире имеет свое значение, - пишет он в предисловии к своему труду. - Эти слова люди произносят каждый день, но не знают, откуда они произошли. Поэтому я описал небо и землю, темное и светлое начала, времена года, государства, города, повозки и одежду, похороны и поминовения, утварь, которой простой народ пользуется каждый день, распределив их по категориям. Книгу свою назвал я „Ши мини - „Толкование слов'4».


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
555
По своим принципам исследование Лю Си ничем не отличается от более скромных по масштабам опытов его предшественников. Например, в словаре Лю Си слово М цзин «пейзаж» - от слова Ш цзин «граница», потому что пейзаж - это то, что видно, а глазу доступно то, что освещено солнцем, а места, освещенные солнцем, имеют границу. Слово Ä фэн «ветер» - от слова Ш фан «свободный», потому что ветер - это свободное движение эфира. В первом случае эти- мология выведена от слова с одинаковым произношением, во втором - со сходным. Лю Си попытался на уровне представлений своего времени объяснить наличие различных диалектных вариантов одного и того же слова (например, тол- кования слова ^ тянъ «небо» как происходящего от Щ сянъ «светлый» в одном диалекте, а от Ш танъ «ровный» - в другом). В дальнейшем таьсие исследования больше не предпринимались.
В результате многолетних усилий филологи эпохи Хань разработали методы критики классических текстов, канонизировали тексты классических произведений и истолковали их содержание; они разработали теорию китайской иероглифической письменности и провели ее кодификацию, попытались объяснить про- исхождение слов и их диалектных вариантов. Их труды способствовали более глубокому познанию родного языка, проникновению в смысл текстов древних памятников культуры.
Глава 2
Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
Вместо предисловия
Как совершенно правильно заметил известный литературовед-китаист Л.З.Эйд- лин, многовековая история китайской литературы знает не один период подъема, рождающий великих мастеров, усилиями которых культура народа получает новое движение вперед, замечательными достижениями которых питается творчество последующих поколений. Таким был Цюй Юань, поэт, надолго определивший направление китайской поэзии; таким был Сыма Цянь, ученый и писа- тель, поэтическая проза которого на долгие времена осталась предметом восхищения и подражания. Однако китайская литература переживала и времена застоя, увлечения формальным украшательством, когда на первый план выступала придворная поэзия лести и прислуживания государям.
Для темы данной главы эпоха Чжаньго-Цинь-Хань характерна прежде всего тем, что в этот период произошло зарождение традиционной литературы Китая. Из всех отечественных исследований по истории китайской литературы эту эпоху, на наш взгляд, лучше всего отразила работа И.С.Лисевича «Литературная мысль


556
Часть VL ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Китая». Именно ему удалось вскрыть «культурный код» китайского искусства. Как справедливо писал в свое время акад. В.М.Алексеев: «Не важно, что мы видим, а то, что видит китаец. Наше суждение начнется лишь с того момента, когда мы поймем наконец, почему китаец наслаждается там, где мы бываем только ошарашены». В рассматриваемую эпоху (V в. до н.э. - III в. н.э.) как определил И.С.Лисевич, «литературная мысль, еще не отделена окончательно от самой литературы, и та предстает перед нами в роли некоей самопознающей системы, но именно способность к самопознанию дает в руки стороннего наблюдателя ключ к раскрытию ее тайн. <...>
Мы остаемся в приятном заблуждении, считая, что человек китайской древности мыслил почти как мы. А между тем литература для него была вовсе не продуктом творческой индивидуальности или социальных условий - он рассматривал ее как самовыражение тайных глубин бытия, которым для этого вначале потребовалось создать жизнь и самого человека как вместилище тончайшей субстанции мирового эфира, средоточие мировой духовности, находящей отклик во всех уголках Вселенной... Специфику самой китайской поэзии нетрудно ощутить уже при первом знакомстве, но понять ее до конца вне стереотипов традиционного мышления все же невозможно. Сердце, например, представлялось китайцу единственным чувствилищем мира, лишь оно было способно дать ему истинные ценности, приобщить к сущности вещей - отсюда концепция поэзии как голоса сердца, постоянная доминанта лирики. Великое дао было разлито во всем: в цветке и в утренних зорях, в полете мотылька и в кружеве листвы; не требовалось дальних странствий, чтобы ощутить его биение, в любой капле росы отражался мир - отсюда стремление
к лаконичности, малому размеру стиха.
Приобщение к дао предполагало некое погружение, переход на иной, глубинный уровень, недоступный обычному восприятию, - отсюда обилие намеков, реминисценций, иносказаний, почти обязательный „второй план“ китайского стиха, соответствовавший этому обращению к сокровенному.
Мир казался китайцу бесчисленной россыпью вещей и явлений, картиной, состоявшей из отдельных мазков, но этот зримый узор создавался механизмом Великого дао, которое порождало его внутреннюю цельность. По образцу макрокосма строилось и китайское стихотворение: состоявшее из формально не связанных между собой квантов-строк, оно было прочно стянуто незримыми скрепами».
Специфика исследования И.С.Лисевича в том, что ему удалось вскрыть меха- низм художественного творчества древних китайцев эпохи Чжаньго-Цинь-Хань на примере функционирования таких основополагающих категорий китайской модели мироздания, как вэнъ, дао (Путь), дэ и ци. Именно поэтому я вставил главу «Литература и время. Древность и современность. От этических критериев к эстетическим», сократив не нужные для данного издания сноски и комментарии.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
557
Историческая литература
У истоков китайского летописания
Старому Китаю была свойственна особая историчность мышления, стремление упорядочить местоположение как реального, так и вымышленного в общем потоке времени. Кстати, именно в этом некоторые исследователи усматривали отличие мировосприятия древних китайцев от мировосприятия древних греков, говоря об историзированном сознании первых и мифологизированном - вторых. Нет нужды напоминать о том, насколько велик был пиетет к прошлому в старом Китае, создавшем и на века сохранившем подлинный культ старины. Древность продолжала там жить в современности как неизменный пример и недостижимый идеал, с ней постоянно сверялись - и она возвышалась над днем нынешним, привлекая все взоры. «Высокая древность (шан гу)» - говорили испокон веков в Китае о самом отдаленном прошлом, но отнюдь не «глубокая», как привыкли говорить мы, как бы подразумевая тем самым, что мы-то поднялись выше. Собственно говоря, преклонение перед стариной было свойственно всем древним обществам, однако китайцы принадлежали к числу тех, кто, не ограничиваясь простым поклонением, связал себя хронологической лестницей с сияющими вершинами «золотого века совершенномудрых». Годы, подобно ступенькам, пронумерованным прилежными писцами, восходили к высокой древности,- и по ним уходили в прошлое поколение за поколением, не теряя связи со своими живущими потомками. Прошлое не было небытием - оно оставалось как бы живой реальностью, и история всегда интересовала китайца самым непосредственным образом.
«Отцом китайской историографии» называют обычно Сыма Цяня (ок. 145 - 86 г. до н.э.), и действительно, его «Исторические записки», связавшие воедино «век нынешний и век минувший», поражают грандиозностью замысла и мастер- ством воплощения. Однако китайская историография，а точнее _ хроногра^шя， родилась задолго до него. Традиция утверждает, что еще со времен династии Чжоу (XI-VIII вв. до н.э.) установился обычай иметь в приемной зале дворца писцов. «Левый записывал речи, правый - деяния», - уточняет другой древний историк Бань Гу (I в. н.э.). Считается, что из записей разного рода знаменательных высказываний, фиксированных при династии Чжоу, было создано знаменитое «Писание», или «Книга исторических преданий», «Книга документов», как переводят в нашей литературе «Шу цзин». Что же касается событий и деяний, правда более поздних (с 722 по 481 г. до н.э.), то они составили другой канон - «Вёсны и осени» (т.е. «Летопись»), также вошедший в знаменитое конфуцианское «Пятикнижие».
Летопись «Вёсны и осени» первоначально создавалась писцами-хронографа- ми небольшого, но обладавшего прочными культурными традициями царства Лу? родины Конфуция. Лу было расположено неподалеку от императорского


558
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
домена и было когда-то пожаловано брату основателя чжоуской династии, мудрому Чжоу-гуну. Это обстоятельство ставило луских царей выше прочих правителей, выделяя их во всем _ вплоть до того, что их похороны совершались по тому же ритуалу, что и погребение самого Сына Неба. Отсюда понятен ревнивый интерес к ритуалу и истории именно в царстве Лу.
Конфуций привел в порядок и отредактировал ведшиеся на протяжении нескольких веков записи летописцев. Начал он «Вёсны и осени» с 722 г. до н.э., «изначального» года правления Инь-гуна - первого царя, при котором Лу обрело подлинную самостоятельность, закончил же в 481 г. до н.э. (современный текст доведен до 479 г. до н.э., когда умер Конфуций, и сообщает об этом факте), когда в западных пустошах царства был пойман единорог-лг/«ь. Завершение не такое случайное, как может показаться на первый взгляд, - ведь единорог, которо- го легенда рисовала как бы плывущим над землей, не попирая ее копытом и не причиняя вреда ничему живому, был символом гуманного правления мудрого Сына Неба. Поистине, таким светлым предзнаменованием стоило закончить - оно как бы прорицало светлое будущее Поднебесной, раздираемой войнами и смутами, позволяло взглянуть в завтрашний день с надеждой. Сам же текст летописи настолько лаконичен и выверен, что, согласно легенде, когда Конфуций предъявил его ученикам, те оказались не в состоянии изменить хотя бы одно слово. Достигнув совершенства в использовании титулатуры, глаголов и прилагательных, древний мыслитель, не прибегая к прямолинейному «осуждению», доносил свою мысль до читателя совершенно точно. Вовсе не обязательно было именовать тирана узурпатором. Он просто не добавлял незаслуженного титула - и имевший глаза видел, а имевший уши слышал. Рассказывая о военном походе, Конфуций писал «покарал» вместо обычного «победил» - и каждому становилось ясно, что речь шла о мятежнике, поднявшемся против законного государя. Восстанавливать историческую справедливость было нелегко и две с половиной тысячи лет назад, но Конфуций сделал это, снискав почтительное восхищение потомков. Кстати, и сам он ставил свой труд историка значительно выше прочего: «Я стану ведом будущим поколениям благодаря „Вёснам и осеням66», - говорил он ученикам.
Надо сказать, что систематическая фиксация событий осуществлялась не только в Лу, но и в других царствах. Известно, например, что летописи царства Цзинь именовались «колесницами», видимо, по аналогии с колесницей Солнца, колесом времени. В царстве Чу летописи носили имя монстра тао-у - своего рода «сфинкса... с туловищем тигра и человеческим лицом... обитавшего в пустынях Запада», который ассоциировался со смертью, а летопись, соответственно, с подведением итогов земного существования. Хроники ряда других царств просто именовались «записями» (цзи) - название, которое дал впоследствии своему труду и Сыма Цянь.
К сожалению, мало что из летописей царств сохранилось — все они были сож- жены по приказу Цинь Шихуана, оставившего в неприкосновенности лишь записи хронографов собственной династии и на некоторое время установившего


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
559
таким образом историческое «единомыслие». «Циньскими записями» еще располагал во II в. до н.э. Сыма Цянь; по его словам, в них «не были проставлены дни и месяцы, а текст краток и неполон», однако эти записи охватывали гораздо больший период, чем знаменитые «Вёсны и осени», так что в них было все-таки немало ценного для историка. Наконец, еще одна из летописей древних царств по счастливой случайности также избежала участи остальных. Об этом мы находим упоминание в «Истории династии Цзинь» («Цзинь шу»). В 281 г. некто Бу Чжунь, «воровски вскрыв курган вэйского царя Сян-вана, добыл несколько возов бамбуковых книг, среди которых были „Погодные записи66 в тринадцати частях», начинавшиеся с легендарной династии Ся (ок. 2140 - 1711 г. до н.э.) и подробно излагавшие историю раннечжоуской династии вплоть до вынужденного перенесения столицы на восток в 770 г. до н.э. Всего этого, как мы знаем, не было в «Вёснах и осенях» Конфуция. В дальнейшем же изложении событий, как утверждает «История династии Цзинь», в них «многое перекликалось».
Го юй
Название «Го юй» чаще переводят как «Речи царств», иногда как «Повествования о царствах», «Высказывания о царствах».
Перед нами записи или, скорее, вольные изложения речей выдающихся государственных деятелей древнего Китая, живших и действовавших в царстве Чжоу и в восьми главных уделах, на которые оно раскололось в VIII в. до н.э. По преданию, когда Конфуций создал свой летописный труд «Вёсны и осени», его лапидарный стиль оказался трудным для восприятия. Однако законы жанра позво- лили ему использовать далеко не все собранные материалы: яркие и образные речи древних государственных деятелей, дипломатов и полководцев, как бы хороши они ни были, остались за пределами летописи, вместившей только канву событий. И тогда Цзо Цюмин решил объединить эти речи в особую книгу, сгруппировать их по тем царствам, где жили и действовали ораторы, - так якобы родились «Речи царств», состоявшие, как и ныне, из двадцати одной главы, или свитка. Многие века они считались как бы «внешним комментарием» летописи Конфуция, делающим ее доступным пониманию профанов. Самую древнюю из речей памятника традиция датирует 967 г. до н.э., самую позднюю - 453 г. до н.э.
Трудно сказать, действительно ли этот памятник создал Цзо Цюмин - современная наука склонна датировать его появление более поздним временем. Не возьмемся также утверждать, существовало ли в древнем Китае ораторское искусство как самостоятельный вид словесного творчества. Бесспорно лишь одно: устное выступление перед правителем и его окружением в момент кульминации событий играло огромную роль в политической жизни того времени, оно записывалось логографами и передавалось стоустой молвой, а книга «Речей царств» сохранила для нас лучшее из того, что было сказано. Устное слово тогда каза- лось бесценным - исторгнутое из сердца，оно рождалось там прикосновением


560
Часть VL ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
к бестелесному Пути - Великому Дао, сути и двигателю всякого бытия, являлось выражением сокровенного.
С самого начала публичное выступление мыслилось как предостережение от нарушения благого порядка и как средство пресечения смуты: возникла смута - и «появилось оружие, чтобы карать, снаряжение для походов, указы для устра- шения смутьянов, красноречие для обвинений», читаем мы уже на первых стра- ницах «Речей царств». Устное слово представлялось естественным проявлением движения мировых сил, к нему следовало прислушиваться и не пытаться его пресечь, иначе правителя ждали неисчислимые бедствия. «Тот, кто имеет дело с рекой, открывает ей путь, чтобы текла по руслу; тот, кто имеет дело с народом, призывает его говорить», - читаем мы там же. Можно разослать повсюду доносчиков и казнить каждого хулителя, как сделал это в свое время царь Ли-ван, при котором подданные осмеливались при встрече только обмениваться многозначительными взглядами. Но что это сулит в будущем?! «Теперь не смеют болтать!» -радовался недальновидный царь, гордый тем, что он один сумел прекратить злословие. Однако минуло всего три года - и он бежал, спасаясь от народного гнева, прорвавшегося, как река в половодье.
Каждая из речей, включенных в книгу, приурочена к какому-то событию и сама полна исторических примеров и аналогий, выражает определенный взгляд на мир и на ход истории.
«Речи царств» - сугубо дидактическое чтение. Назидательность их проявляется в том, что каждая «речь» обрамлена соответствующей рамкой исторических событий. Описание их недвусмысленно подтверждает мудрость предвидения и предостережения того или иного деятеля или, наоборот, подчеркивает неразумие, легкомысленное тщеславие, неосторожность правителя, не сумевшего вовремя оценить рассудительность данного ему совета.
Чжанъ го цэ
«Чжаш> го цэ» _《Замыслы Враждующих царств», или《Планы Сражающихся царств», - как единый литературный источник возник сравнительно поздно, уже в ханьское время. Он был составлен принадлежавшим к императорской фамилии знаменитым библиографом Лю Сяном (ок. 11 - 6 т. до н.э.), которому китайская история обязана приведением в порядок большей части дошедшего до нас от до- имперского времени литературного наследия. Составляя свой труд, Лю Сян опирался на богатейшую летописную традицию, имевшуюся в каждом древнекитайском царстве, где обязательно фиксировались не только важнейшие события, но и речи государственных деятелей. После падения царств и книжных аутодафе Цинь Шихуана из этих летописных материалов мало что уцелело, однако в императорских архивах и книгохранилищах, которыми заведовал Лю Сян, ему все же удалось собрать ряд интереснейших записей, в общей сложности составивших тридцать три свитка. Пустить в дело сохранившиеся тексты тоже оказалось не


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго—Цинь—Хань
561
просто: многие ремешки, связывавшие бамбуковые планки-строки, давно истлели, и текст рассыпался, надписи на дощечках оказались полустертыми; их изъело время, а в довершение ко всему писанные задолго до эпохи Цинь Шихуана, унифицировавшего иероглифы по всей Поднебесной, знаки в каждом государстве писались по-своему и были непохожи между собой. Помогло «двойное сличение», впервые примененное Лю Сяном, когда двое редакторов, «подобно соперникам, выступали друг против друга»; труд был титаническим, но завершился успешно.
«Чжань го цэ» является памятником философской мысли, которая претворяется здесь в мысль политическую и выступает таким образом в сугубо прагматическом обличье. Некоторые исследователи расценивают его как памятник ораторского искусства, поскольку в нем представлены речи различных государственных деятелей, произнесенные ими по случаю тех или иных дел «большой международной политики». Китайская же традиция всегда относила «Замыслы...» к исторической литературе, причем к литературе второй категории, именуемой «разными сочинениями». Однако в любом случае перед нами книга, до- несшая живое дыхание того удивительного времени，которым были недовольны все его лучшие умы и которое тем не менее оставило Китаю ни с чем не сравнимые сокровища культуры времени междоусобной раздробленности и поисков единства, времени жестокой борьбы за власть и отрицания этой власти - словом, всего, что характеризует эпоху Враждующих царств.
В эту эпоху территория Поднебесной в основном ограничивалась бассейнами рек Хуанхэ и Янцзы; среди множества государственных образований утвердившихся на развалинах бывшей Чжоуской державы, здесь постепенно выделились семь наиболее могущественных владений - борясь за власть над доступным им миром, эти царства постепенно поглощали более слабых соседей. Вступая в раз- ного рода коалиции, применяя все дозволенные и недозволенные приемы в дипломатической игре, они поочередно становились «гегемонами», но так и не сумели создать из Китая единое целое. Сделать это было суждено самому крупно- му хищнику из семерых - наследственному владению Цинь Шихуана государст- ву Цинь, поставившему все на службу военной машине. Борьба, впрочем, оказалась долгой и упорной, «поперечный» союз царств противостоял в ней «про- дольному», и деятельность дипломатов _ таких как герои книги Су Цинь и Чжан И - сыграла здесь немалую роль.
Ши цзи
Сыма Цянь _ «отец китайской историографии» и одновременно основопо- ложник исторической прозы в Китае. Парадокс заключается в том, что сам он, горячо ратовавший за верность фактам, отвергавший любую попытку вымысла, создал произведение во многих своих частях глубоко художественное, в течение веков служившее образцом высокого стиля не только для историков, но и для писателей.


562
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Сам Сыма Цянь вошел в историю как фигура трагическая, олицетворяющая душевное благородство и верность нравственному долгу. Подобно своему отцу, он был придворным историографом. Независимость суждений Сыма Цяня, его прямота и нелицеприятность вызывали постоянную неприязнь императора и в особенности его окружения. Выступив в защиту несправедливо обвиненного военачальника, Сыма Цянь был оклеветан, брошен в тюрьму и оскоплен. Только желание завершить свой труд летописца, сознание долга перед грядущими поколениями заставляло его жить. Получив вскоре милостивое «прощение» - император слишком нуждался в его знаниях, - он продолжил работу над своими «Историческими записками». Этот огромный труд охватывал более 2000 лет - всю историю 1Ситая того времени. Сыма Цянь нарисовал впечатляющую картину известного ему мира в многообразии его внутренних связей, пытаясь осмыслить ход истории, место и значение человека в гигантском круговороте событий, нравственные основы его поведения, взаимоотношения с властью и сам характер этой власти.
Сыма Цянь был образованнейшим человеком своего времени - знание «книж， ной мудрости» сочеталось в нем с огромным личным опытом, который он по- черпнул в своих долгих путешествиях по стране, во встречах с самыми разными людьми. Сыма Цянь принадлежит к числу «авторов одной книги» - кроме «Ис- торических записок» («Ши цзи») известна только его ода «О злосчастии скор- бящего ученого», в которой он повествует о своей трагедии. Но главный труд его жизни - «Исторические записки» - стал тем памятником, который пронес его имя через тысячелетия.
Книга эта была начата еще отцом Сыма Цяня, Сыма Танем. Она состоит из 130 глав; несколько из них было утеряно (или уничтожено по приказу императора), а затем заменено другими. Композиция книги строго продумана, хотя из- за сложности и непривычности (в ней сочетаются хронологический, тематиче- ский, иерархический и некоторые другие принципы) расположение глав может показаться хаотичным. Всего в «Исторических записках» пять разделов: «Основ- ные анналы», где повествуется о деяниях государей; «Хронологические таблицы» событий; «Описания» различных областей человеческой деятельности» (астрологии, ритуала, музыки, военного дела и т.д.); «Наследственные дома», где говорится о преданной государю знати; и «Жизнеописания» выдающихся личностей. В литературном отношении наиболее интересен последний раздел - он очень напоминает «Сравнительные жизнеописания» Плутарха и весь построен на сопоставлениях и противопоставлениях. Перед читателем проходит красоч- ная вереница человеческих типов. «Жизнеописания» поражают яркостью чело- веческих характеров. Однако самого историка интересовала скорее не личность, а ее социальная роль, место в системе человеческих взаимоотношений (государь или подданный, член определенного рода и т.д.). Обращаясь к тому или иному историческому персонажу, он зачастую видел в нем как бы олицетворение некоего устойчивого «типа поведения» (жестокосердный чиновник, придворный льстец, герой-мститель и т.д.). Каждый герой служил лишь иллюстрацией ди¬


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
563
дактической идеи. Тем не менее «Жизнеописания» не только позволяют нам проникнуть в совершенно незнакомый мир, равно удаленный от нас во времени и пространстве, но и доставляют истинное эстетическое наслаждение. Помимо несомненного литературного дара автора этому способствуют также многочис- ленные сюжетные фрагменты, заимствованные им из народных сказаний.
Стиль Сыма Цяня строг и даже лаконичен. Каждая глава как бы делится на две части - бесстрастное изложение тех сведений, которые он считает нужным довести до читателя, и очень эмоциональные авторские заключения или вставки. Изложение обычно ведется ритмической прозой, в заключениях автор порой пе- реходит на стихи…Биографический метод Сыма Цяня оказал огромное влияние на становление китайской художественной литературы. В антологию «Бамбуко- вые страницы» включены два его жизнеописания людей «высокой души» - поэта Цюй Юаня и принца Бо И, а также письмо Сыма Цяня бывшему другу - удивительный и трагический человеческий документ, сбереженный для нас временем.
Вань Ту и его сочинения
Бань Гу (32-92) известен прежде всего как историограф, автор «Истории Хань» («Хань шу»). Слава Бань Гу много скромнее, чем у его великого предшественника Сыма Цяня, и это справедливо: Бань Гу во многом следовал за «Историческими записками», а частенько и заимствовал из них целые куски. Тем не менее он создал новый жанр так называемой «династической», т.е. посвященной отдельному царствующему дому, истории - после него таких сочинений было написано двадцать четыре.
Отец Бань Гу, сыгравший столь большую роль в жизни будущего историка, жил в смутную пору падения династии Ранних Ханей и воцарения новой, Поздней Ханьской династии. Когда власть была узурпирована царедворцем Ван Ма- ном, Бань Бяо? будучи товарищем детских игр нового императора, тем не менее сохранил верность прежнему царствующему дому и впоследствии присоединился к армии легитимистов. Однако его верность не была оценена, карьера его не сложилась. Меняя одну чиновничью должность за другой, он так и не достиг сколько-нибудь значительного положения. Ему не удалось также осуществить своего честолюбивого намерения - создать историю династии, падение которой ему довелось видеть собственными глазами, и закончить рассказ о ней, некогда начатый Сыма Цянем. Зато он оставил сыну собранные уже материалы, часть написанных глав и обширные познания, которые тот получил от отца и других учителей в высшей школе империи - Тай-сюэ.
Желание продолжить дело отца без высочайшего на то повеления чуть не стоило Бань Гу жизни. Китайские императоры слишком ревниво относились к такому делу, как история, и никакая самодеятельность в ней не допускалась. Только заступничество брата, служившего в дворцовой канцелярии, спасло не- задачливого ученого от последствий доноса. После долгих хлопот, добившись


564
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
аудиенции у самого Сына Неба, Бань Гу был наконец не только прощен, но и получил доступ к императорским архивам, столь необходимым в его работе.
Свой гигантский труд Бань Гу писал более чем двадцать лет (в основном с 62 по 82 г.), после чего обширная стоглавая «История» была почтительно представлена императору. Еще до ее завершения Сын Неба, оценивший литературный талант Бань Гу, поручил ему составить обзор знаменитых дискуссий между учеными-конфуцианцами, которые велись тогда во дворце, в Зале Белого тигра. Так родилось «Всеобъемлющее обсуждение в Зале Белого тигра» («Бо ху тун и»).
Бань Гу находил время и для поэзии. Его «Оды о двух столицах», прославлявшие величие империи, интересны для нас описанием быта и нравов той далекой эпохи. Они имели немалый успех при дворе, однако ни одно сочинение Бань Гу не принесло ему ни высоких чинов, ни богатства. Между тем жизнь его приближалась к трагическому и нелепому концу. Некогда пьяный раб Бань Гу оскорбил столичного градоначальника, остановив его колесницу. Градоначальник поостерегся тогда излить свой гнев на его хозяина - у историка был при дворе могущественный покровитель. Однако «обиженный» лишь ждал своего часа - и дождался. Как только пал всемогущий царедворец, обвиненный в государственной измене и казненный вместе со всем своим родом, был схвачен городской стражей и Бань Гу. Очутившись же в тюрьме у своего недруга, он был уже обречен. Пока друзья историка успели исхлопотать помилование, узник погиб в заточении.
Бань Гу был больше ученым, чем писателем. Язык его несколько суховат, усложнен малопонятными выражениями, недостаточно выразителен. Как поэта автор «Категорий поэзии» критик Чжун Жун (VI в.) помещает его в третий, низший разряд. Однако роль его в становлении китайской исторической прозы трудно отрицать. «Жизнеописания» из «Истории династии Ранней Хань» одни из самых интересных в художественном отношении, а их герои и сюжеты прочно вошли в китайскую литературу - к ним обращались впоследствии многие писатели.
Фольклор
У истоков китайской литературы, равно как и других литератур мира, лежит устное народное творчество. В эпоху отсутствия письменности оно воплощало в себе весь коллективный опыт народа. Впоследствии, когда первобытная общность людей распалась, когда появилось неравенство и процесс обособления человеческой личности шел все дальше, возникли социальные предпосылки для создания литературы. Однако литература как индивидуальное письменное творчество возникла не сразу. По сути дела, она складывалась в течение всего древнего периода и все это время в какой-то мере сохраняла черты, свойственные фольклору: устный характер, синкретизм и коллективность творчества. Последнее качество особенно универсально - среди древних памятников очень немного най¬


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
565
дется таких, которые целиком принадлежат перу одного автора. Большинство же является обобщением творчества целой философской школы или направления. Коллективное словесное творчество философских школ непосредственно выросло из устного общенародного, и так как его собственный актив был еще невелик, то, естественно, фольклор оставался для него пока главной питательной средой.
Древнейший китайский прозаический фольклор - «малые речения» (сяошо)- существовал в Китае с незапамятных времен. Интересный факт влияния древних сяошо обнаруживается в «Мэн-цзы». Читая этот трактат, мы узнаем о существовании некоего предания о древнем герое И-ине, которое Мэн-цзы довольно рьяно опровергает. Предание явно не соответствует канонизированному образу И-иня, созданному конфуцианской традицией. К случаю упомянутый в трактате фрагмент напоминает обычные фольклорные сказочные коллизии - герой проникает к царю, чтобы хитростью снискать его расположение (он добивается этого благодаря своему поварскому искусству). В «Люй-ши чуньцю» изложение сказания уже более развернуто и содержит в себе немало элементов чудесного. Вот как описывается, например, необычное рождение героя (это необходимый элемент всякого мифа и героического сказа).
Мать И-иня жила на реке Ишуй. Когда она была беременна, во сне ей явился дух и сказал: «Если из ямы, где толкут зерно, покажется вода - ступай тогда на восток и не оборачивайся». На следующий день увидала она, как в яме забил родник. Она сказала [о том] соседям и отправилась на восток. Пройдя десять ли, [не выдержала], оглянулась и увидела, что местность, где она жила, скрылась под водой. [От ужаса она остолбенела и] превратилась в тутовое дерево. В его дупле и найден был потом И-инь.
Китайские исследователи еще в XIX в. провели текстологическое сопоставление отрывков из «Мэн-цзы» и «Люй-ши чуньцю» с аналогичными фрагментами из толкового словаря II в. н.э. «Шовэнь цзецзы» («Толкование письмен»). В результате они пришли к выводу, что эти отрывки, по-видимому, имеют один источник _ древнее сяом/о «Речения И-иня», о котором пишет Бань Гу. Оттуда же апокрифические сказания об И-ине могли прийти и в другие памятники, например в «Ле-цзы», где тоже говорится о чудесном рождении И-иня.
Древнекитайская литература нередко заимствовала сюжеты из сяошо или непосредственно из фольклора. В речах исторических деятелей, в спорах философов, в их поучениях мы постоянно встречаем небольшие сюжетные фрагменты - юйянь (притчи, басни), приводимые к случаю, для пояснения или подтверждения мысли. Так свободно оперировать в беседе можно было только широко распространенными сюжетами; и авторы, как правило, говорят о них как о чем-то хорошо всем известном. «Неужто господин не слыхал о лягушке из высохшего колодца?» - с насмешкой обращается к своему оппоненту Гунцзы Моу и рассказывает ему затем о глупой лягушке, которой ее жалкое существование казалось верхом довольства. «Государю не приходилось слышать, что рассказывают о Гуань Юе?» - спрашивает Чэнь Чжэнь циньского царя и сообщает ему поучительную историю о двух тиграх. «С тех пор последующие поколения охотников


566
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
до всяких россказней с изумлением передавали об этом друг другу», - заканчивает Чжуан-цзы свой рассказ о царевиче Жэнь и т.д.
«Охотники до всяких россказней», о которых здесь говорится, не кто иные, как народные рассказчики, утверждают китайские ученые. И эта точка зрения подтверждается анализом самих сюжетных инкорпораций.
Возьмем хотя бы упомянутые примеры. Образ лягушки, живущей в старом колодце, несомненно, образ фольклорный. Как символ ограниченности кругозора он постоянно употребляется в современном бенгальском языке, мы встречаем его и в древних Упанишадах. Любопытно, что в самом трактате «Чжуан-цзы», где притчу о лягушке рассказывает Гунцзы Моу, этот образ возникает еще раз уже в форме пословицы - «Нечего рассуждать об океане с лягушкой из колодца», которая в несколько измененном виде приводится также в «Сюнь-цзы». Комментаторы считают, что первоначально в пословице говорилось о «рыбе из колодца» и лишь позднее тексты «Чжуан-цзы» и «Сюнь-цзы» были изменены под влиянием притчи о лягушке. Но даже в этом случае общая образная основа, пришедшая из фольклора, остается: и здесь узкому мирку жителя маленького колодца противопоставлены необъятные просторы океана; в притче этот образ лишь более развит и персонифицирован.
Другой сюжет, столь популярный, по словам Чжуан-цзы, среди «охотников до всяких россказней», имеет много общего с мифами о героях, с богатырским эпосом. Достаточно сказать, что, удя рыбу, герой (царевич Жэнь) насаживает на крючок по 50 (!) быков, сидит на корточках на берегу целый год, вода в океане «вскипает», «седые валы ходят, словно горы», и все живое «на тысячи ли окрест» приходит в ужас, когда пойманная им фантастическая рыбина начинает биться на крючке. Но богатырь вытягивает ее, и повсюду на восток от реки Чжэцзян и на север от горы Цанъу «не было ни одного, кто не насытился бы этой рыбой». Этот подвиг, порожденный народной фантазией, сродни фантастическим подвигам Геракла.
В пользу фольклорного происхождения притчи о двух тиграх говорит ее вариативность. В «Планах Сражающихся царств» («Чжань го цэ») рассказ о деру- щихся животных, которые становятся добычей человека, встречается в трех ва- риантах, причем каждый из них привязан к определенному ареалу, к определенному царству. В «Планах царства Янь» это рассказ о птице-рыболове и устрице, сцепившихся в драке и не желавших отпустить друг друга; проходивший мимо рыбак без труда овладел обеими. В Циньском царстве Чэнь Чжэнь рассказывает историю о двух дерущихся тиграх. Наконец, в «Планах царства Ци» на ту же тему мы находим рассказ о самой быстрой в Поднебесной собаке - Хань Цзылу, которая гонялась за самым быстрым зайцем, пока оба не упали без сил и не стали добычей шедшего мимо крестьянина; по-видимому, в Ци этот рассказ был более популярен.
Аналогию этим трем притчам мы находим в басне Эзопа «Лев, вепрь и коршуны», где говорится о двух соперничающих животных, ни одно из которых не в силах одолеть другого. Разница лишь в том, что дидактика басни позитивна


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
567
(враги прекращают битву, завидя стаю коршунов и не желая стать ее добычей), тогда как древнекитайские притчи учат чаще всего на отрицательном примере.
Небезынтересно отметить, что большинство упомянутых притч (о лягушке в старом колодце, о птице-рыболове и устрице, о гончей собаке и быстроногом зайце) содержат в себе явные элементы сказки о животных - одного из наиболее древних фольклорных жанров. Действительно, героями многих китайских притч являются звери, наделенные человеческими чертами. Лисицы, тигры, черепахи, лягушки，мыши，собаки и другие животные разговаривают как люди，ходят друг к другу в гости, строят хитроумные планы, чтобы обмануть противника... Сходство с народной сказкой о животных еще более подчеркивается сюжетными параллелями, которые можно провести между древнекитайскими притчами и сказ- ками других народов (мы сознательно не берем китайский фольклор, поскольку здесьсходствоможетбытьвызвановлияниемсамихдревнихпритч).
Вспомним притчу о лисице, обманувшей грозного тигра, который пожирал одного за другим всех животных («Планы Сражающихся царств»). Когда очередь дошла до лисы, та сказала: «„Не смей меня есть! Небесный владыка поставил меня надо всеми зверями. Если ты сейчас меня съешь, ты преступишь волю Небесного владыки! Не веришь мне? Тогда давай я пойду впереди, а ты следуй за мной и смотри, посмеет ли кто-либо из зверей не уступить мне дорогу!66
Тигр решил „пусть будет так6', пошел за лисой. При виде их все звери разбегались. Тигр не догадывался, что бегут они из страха перед ним, думал, боятся лисы...».
Вряд ли нужно напоминать, что хитрая лиса - один из любимейших персонажей народной сказки. Лиса постоянно одурачивает более сильных животных и благодаря своему уму выходит победителем из неравной схватки. В животном эпосе южных народов, например южноамериканских индейцев, в фольклоре Индии, жертвой лисьей хитрости становится сам царь зверей - тигр, могучий и грозный, но менее сообразительный, чем лиса. Лиса не раз убегает от тигра, выпивает его молоко и даже ухитряется... наставить тигру рога, но каждый раз избегает расплаты.
Образы хитрой лисы и легковерного тигра явно пришли в притчу из народного творчества, а весьма вероятно, что и весь сюжет заимствован оттуда. Правда, он довольно специфичен: лиса спасается, заявив тигру, что «Небесный владыка поставил ее надо всеми зверями». Тем не менее подобная коллизия фольклору тоже известна: так, в одной индийской сказке шакал избегает неминуемой кары, сказав поймавшему его крестьянину, что он царь шакалов; боясь мести «подданных» зверя, крестьянин отпускает хитреца. Другая сюжетная коллизия данной притчи (один зверь бежит от другого, но не потому, что боится его, а пото- му, что за тем следует более сильное существо) встречается в древнегреческих баснях. «Не тебя я боюсь, - говорит волчица собаке, убегая от нее, - а твоего хозяина, что бежит следом» («Собака и волчица»).
Кстати, типологическое сходство между древнекитайскими юйянями и древнегреческими баснями вообще очень велико. Примеров можно привести немало,


568
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
но мы упомянем здесь еще лишь один - притчу об овце, одетой в тигровую шкуру, которую приводит Ян Сюн (конец I в. до н.э. - начало I в.н.э.). Она сразу вызывает в памяти басню Эзопа об осле в львиной шкуре. В обоих случаях перед нами смирное домашнее животное, принявшее обличье грозного зверя, и мораль в них одна: изменив внешность, нельзя изменить своей природы.
Кроме сюжетных фрагментов, использующих материалы народной сказки о животных, в произведениях древних китайских авторов встречаются нравоучительные рассказы, связанные с именами определенных исторических личностей. Сравнительный анализ показывает, что и среди этих рассказов подчас не- трудно обнаружить сюжеты мирового фольклора, скорее всего лишь привязанные к определенным именам.
Таковы, например, рассказ Хань Фэй-цзы (III в. до н.э.) о чуском царе Ливане и предание о последнем царе из династии Чжоу в «Записях историка». Перед нами как бы два варианта одного и того же сюжета. В трактате «Хань Фэй- цзы» пьяный Ли-ван, желая посмеяться над своими подданными, устраивает ложную тревогу - бьет в сигнальный барабан. Впоследствии он жестоко поплатится за свое легкомыслие - никто не явится в минуту опасности на его зов.
В «Записях историка» царь Ю-ван, дабы развеселить прекрасную наложницу, которая никогда не смеется, приказывает зажечь сигнальные костры и бить в барабаны, как если бы на страну напали враги. Расплата и здесь не заставляет себя ждать - никто не приходит ему на помощь во время набега кочевников. Второй вариант наиболее известен в китайской литературе - предание о последнем царе чжоуской династии и красавице Бао Сы приводит также Лю Сян в «Жизнеописаниях выдающихся женщин» (I в. до н.э.), оно фигурирует в средневековых народных повестях пинхуа и хуабэнъ, в романе Фэн Мэнлуна «Хроника Восточного Чжоу и соперничавших царств». Однако впервые оба варианта зафиксированы приблизительно в одно время - в Ш-П вв. до н.э.
Такая вариативность, некоторые детали (прекрасная царевна, которую никто не может рассмешить, чудесное рождение Бао Сы), наконец, широкое распространение данного сюжета в фольклоре других народов наводят на мысль о фольклорном его происхождении.
Действительно, когда в Китае рассказывали предания о чжоуском и чуском царях, в Древней Греции бытовал рассказ о пастухе (басни Эзопа), который так часто подшучивал над односельчанами, крича «Волк!», что когда волк действительно напал на пастуха и тот стал звать на помощь, то никто не пришел его спасать. В более поздние времена сюжет о пастухе был зафиксирован в устном творчестве некоторых народов Европы, Индии и Вест-Индии.
В одной из итальянских средневековых новелл рассказывается о дураке: выиграв в шахматы, он начинает бить в колокол, и, естественно, никто не приходит спасать его от пожара，когда дурак бьет тревогу. А в индийской сказке говорится о женщине, которая должна была звонить в колокол, когда наступят роды. По совету недоброжелателя она подает ложный сигнал, и потом, когда помощь становится необходимой, никто не отьспикается на зов несчастной.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
569
Нетрудно заметить, что перед нами так называемый «бродячий» сюжет. Однако фольклорные источники и древнекитайская литература интерпретируют его по-разному. В первых речь всегда идет о простых, обыкновенных людях, вторая связывает его только с именами царей. Это хорошо согласуется с общей идейной направленностью упомянутых нами памятников, в центре внимания которых лежали интересы государства, находились взаимоотношения государя и подданных. По-видимому, здесь сказалось если не редактирование народного предания, то во всяком случае определенный отбор со стороны конфуцианцев.
О фольклорном происхождении многих притчей свидетельствует и их стиль. Традиционное начало такой притчи напоминает зачин устного рассказа, сказки. Например: «Был в царстве Ци человек по имени Дун Го-шан...» («Шан-цзюнь шу», IV в. до н.э.); «Был в царстве Сун один виноторговец...» («Янь-цзы чунь цю», III в. до н.э.); «Был в царстве Чу человек, который отправился в Чжэнь продавать самоцветы...» («Хань Фэй-цзы», III в. до н.э.); «Был в царстве Ци некий Хуан-гун... И было у него две дочери, прекраснее которых не сыскать во всем царстве...» («Инь Вэнь-цзы», IV-III вв. до н.э.).
Зачастую притча написана иным языком, чем памятник в целом. Языку притчи свойственна большая простота, обыденность. Средневековые комментаторы нередко объясняли это меньшей архаичностью притчей, рассматривая их как позднейшие интерполяции. Так, Ли Си-чжун считает позднейшими вставками в гл. 26 «Чжуан-цзы» два сюжетных отрывка - притчу о рыбе в дорожной колее и рассказ о царевиче Жэне. Народное происхождение второго рассказа не вызывает сомнений - это подтверждает и сам Чжуан-цзы. Притча о рыбе более авторизованна. Желая пристыдить скупого вельможу, Чжуан-цзы рассказывает ему нравоучительную историю, якобы происшедшую с ним самим. Но это всего лишь художественный прием, призванный придать истории большую достоверность: вспомним, что так же была преподнесена яньскому царю история об устрице и птице-рыболове - один из вариантов распространенного народного сю- жета. На самом же деле обе истории очень фантастичны: подобно тому как птица-рыболов беседует с устрицей, у Чжуан-цзы рыба тоже разговаривает человеческим голосом, спорит и гневается. Их диалог рифмован. Это сближает данный отрывок с народным сказом древнего Китая, в котором речь действующих лиц часто была облечена в поэтическую (песенную) форму.
Очень может быть, что и Чжуан-цзы использовал уже готовый образ народного творчества. Это подтверждается сходством притчи «Чжуан-цзы» с народной песней юэфу «Рыба без воды» той же эпохи (хотя записывать юэфу начали только со II в. до н.э.? но время возникновения песни нельзя отождествлять со временем ее записи), которая, по-видимому, представляет собой лишь отрывок древней народной баллады. И там и здесь речь идет о рыбе, страдающей от жажды вдали от родных мест, и у Чжуан-цзы, и в народной песне рыба одинаково «очеловечена». Интересно текстологическое совпадение - в обоих случаях говорится о «высохшей рыбе» {ку юй), на что особо обращают внимание китайские исследователи.


570
Часть VL ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Попадая из устного народного творчества в литературу, сказка, сказание или легенда сильно трансформировались. Они становились лаконичнее, ли- шались ряда деталей и подробностей. Отчасти эти ограничения диктовались древней письменностью, но сыграла свою роль и новая, чисто дидактическая функция жанра - автор поучения (притчи) не мог злоупотреблять вниманием читателя (слушателя) и стремился как можно скорее подвести его к вытекающей из сюжета морали. Древние литераторы старались художественно передать законченный сюжет в трех-пяти десятках знаков, по- этому каждое слово было на счету, происходил тщательный отбор. Примером могут служить хотя бы притчи о поразительной глупости жителей двух царств - Сун и Чжэнь, напоминающие русские народные «рассказы о пошехонцах».
Был один сунец, который огорчался, что всходы его не растут, и стал тянуть их вверх, рассказывает, например, Мэн-цзы. Изрядно поработав [таьсим образом], он вернулся домой и сказал своим: «Нынче совсем я [от работы] занемог! Все помогал всходам расти». Его сыновья кинулись посмотреть, а всходы уже все завяли....
Эта вполне законченная история уложилась в оригинале в 41 знак. Еще меньше знаков потребовалось для аналогичного рассказа в «Хань Фэй-цзы»:
Был один сунец, который пахал поле, а в поле торчал пень. [Вдруг откуда ни возьмись] выскочил заяц, налетел на пень, сломал себе шею и околел. После этого сунец оставил свою соху и все караулил у пня - думал, получит еще одного зайца. Зайца ему заполучить не удалось, а стал он посмешищем [всего] царства.
В такой редакции народный сюжет предельно сокращался и вместе с тем дополнялся пространным морализирующим рассуждением. Мораль была в притче главным, ради нее и создавалась притча, но присутствовать она могла и в завуалированной форме (например, в сопоставлении сказочного сюжета с происходящими в данное время событиями). Народный сюжет, переходя из сказки в притчу, зачастую претерпевал большие изменения, обрывался в самом неожиданном месте, а из сходных сюжетов делались совершенно разные выводы. Мэн- цзы в последней главе одноименного трактата приводит такой рассказ:
Был в царстве Цзинь некий Фэн Фу, искусный в ловле тигров, который стал потом примером для воинов. [Как-то раз], когда он отправился за город, ему встретилась толпа, преследовавшая тигра. Тигр притаился в расщелине, и никто не осмеливался его тронуть. Увидав Фэн Фу, народ бросился к нему, приветствуя его. Тогда Фэн Фу засучил рукава и сошел с телеги. Толпа обрадовалась, но воины стали над ним насмехаться...
Охота на птиц. Изображение на стене погребения. Эпоха Хань


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
571
Похоже, что перед нами довольно известная сюжетная схема, лежащая в основе ряда народных произведений: многие пытаются совершить подвиг - одолеть зверя, но никому это не удается; тогда появляется новый герой, которому на первый взгляд это вовсе не под силу (вспомним, что Фэн Фу не был воином), его встречают насмешками, но он тем не менее выходит победителем и посрамляет своих неудачливых соперников.
Любопытно, что Мэн-цзы неожиданно обрывает сюжет в самой кульминационной точке: ему не важно, одолеет Фэн Фу тигра или нет. Об этом можно только догадываться по вскользь оброненному замечанию: «впоследствии воины брали с него пример». То, что в народном произведении стало бы главным, он опускает, наоборот, основой притчи он делает второстепенный момент - насмешки воинов над Фэн Фу - и на нем строит свою мораль. Естественно, что его мораль (дабы не стать посмешищем, не следует браться не за свое дело) в корне отличается от морали народных произведений с однотипным сюжетом, прославляющим скромного героя, который посрамил своих блистательных соперников.
Еще пример произвольной морализации, тенденциозного толкования народного сюжета - рассказ о жене Цю Ху, приводимый Лю Сяном в «Жизнеописаниях выдающихся женщин» («Ле нюй чжуань»). Предание о Цю Ху из царства Лу, по-видимому, было широко распространено в ханьское время - его изложение мы находим, кроме книги Лю Сяна，в《Разных записях о Западной столице» («Си цзин цза цзи»), в двух стихотворениях поэта Фу Сюаня; существовала и народная баллада на этот сюжет. Суть легенды в следующем: некий Цю Ху, едва успев жениться, отправился в дальние края и пробыл там, по одной версии, три года, по другой - пять лет. Возвращаясь с большими деньгами, он встретил у дороги красавицу, которая собирала тутовый лист, и стал домогаться ее любви, однако получил решительный отпор. Каково же было его смущение, когда, добравшись наконец до дома, он призвал к себе жену и пред ним предстала давешняя красавица! Жена тоже только теперь узнала его - горе и возмущение овла- дели ею, она бросилась в реку и утопилась.
Сюжет сказания очень близок к народной ханьской балладе «Туты у дороги» -все в общем то же, если не считать неожиданного сюжетного хода, когда соблазнителем оказывается собственный муж, и трагической развязки. Но главное, Лю Сян превращает героиню фольклорного рассказа жену Цю Ху в образец... «почитания родителей»! Из монолога жены в конце рассказа (который удивительно созвучен авторскому «моралите») мы узнаем, что причиной самоубийства женщины послужила не оскорбленная женская гордость, не невер¬
Влюбленные. Надгробный барельеф. Династия Восточная Хань


572
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
ность мужа, а то, что муж оказался «непочтительным сыном». Вместо того чтобы вручить все заработанные деньги матери, он предлагал их посторонней женщине, и этого жена не в силах была перенести! Надуманность такой концовки очевидна. В «Разных записях о Западной столице» ничего подобного нет, как не было, конечно, и в народном сказании, - конфуцианская мораль принадлежит уже литератору Лю Сяну.
Древние авторы, как правило, брали известный всем и каждому фольклорный материал и стремились приспособить его к своим философским представлениям. Предания соответствующим образом редактировались, из многих вариантов отбирались наиболее подходящие. Постепенно складывались канонические версии и толкования народных сюжетов, которые затем вошли в древнюю литературу. Оригинальные народные мифы и сказки, не прошедшие обработки, обычно противоречили каноническим версиям и поэтому встречали резко отрицательное отношение со стороны «ортодоксов». В этом плане интересна гл. V конфуцианского трактата «Мэн-цзы», по сути дела вся построенная на столкновении «канонических» и «апокрифических» версий народных легенд. Некий Вань Чжан, желая рассеять свои сомнения, задает знаменитому философу вопросы, Мэн-цзы отвечает. В своих вопросах Вань Чжан явно опирается на устную традицию («Правда ли, как говорят некоторые...»), что подтверждает своими ответами и Мэн-цзы («Это сочинили досужие люди» или «Это сочинили охотники до выдумок», «любители историй»).
Действительно, Вань Чжан упоминает имена, прочно вошедшие в конфуцианскую литературу, но события, связанные с этими мифическими и полулегендарными личностями, лишены в его изложении привычного «историзма» и ра- ционализма. В его репликах проскальзывают обрывки художественных, порой чисто сказочных сюжетов. Вот, например, отец и мать (в фольклоре обычно - мачеха, но здесь неясно) стараются извести старшего сына, Шуня, чтобы отдать все младшему. Они приказывают Шуню починить амбар, который затем поджигают, вычистить колодец, в котором запирают его. Однако Шунь, как типичный герой волшебной сказки, благополучно избегает всех опасностей; будучи уже уверены в его гибели, злые родичи, к ужасу своему, застают Шуня дома спокойно играющим на гуслях. Любопытно, что Мэн-цзы даже не пытается опровергнуть эту версию, хотя она плохо согласуется с конфуцианским принципом почитания родителей; возможно, он просто не мог этого сделать ввиду ее широкой известности и вынужден был ограничиться «пояснениями».
Беседы Вань Чжана с Мэн-цзы очень интересны; они словно приподнимают непроницаемую завесу времени, навсегда скрывшую от нас многие творения народной фантазии. Оказывается, в древнем Китае существовало повествование о неком Боли Си, который, дабы проникнуть к циньскому царю Му, продал себя за пять овчин смотрителю над царским скотом и пас у него коров (ср. с Иаковом, который продал себя в рабство Лавану и пас его стада, чтобы получить Рахиль). Любопытную подробность мы узнаем и о Конфуции: в своих странствиях он, оказывается, находил себе пристанище у лекаря, врачевавшего чирьи, у евнуха,


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
573
что противоречило нормам поведения «благородного мужа»... Древние авторы яростно опровергали эти «измышления досужих людей». «Если бы Конфуций останавливался у лекаря вередов [чирьев] или у евнуха Цзи-хуаня, то как же он был бы Конфуцием!?» - возмущенно восклицает Мэн-цзы. А продавать себя в рабство - «этого не сделал бы даже уважающий себя поселянин. Как же можно сказать, что это сделал муж талантливый и добродетельный?!». Таким образом, древние авторы подходили к народному материалу с заранее установленными нормами, стараясь «очистить зерна от плевел», и заимствование прежде всего означало отбор.
Народные афоризмы
Анализ древних текстов показывает, что их авторы очень часто используют различные афористические высказывания, почерпнутые из общенародного устного творчества. Они как бы подкрепляют свою мысль, апеллируя к народной мудрости. Так, например, Конфуций, рассуждая о различных человеческих качествах со своими учениками, говорит: «У южан есть речение: „Человек непостоянный шаманом быть не может". Прекрасные слова».
Ясно, что под «речением» здесь подразумевается некий устоявшийся афоризм, бытовавший в определенной местности, у определенного народа, т.е. древняя пословица, поговорка.
Особого понятия, обозначающего их, во времена Конфуция еще не было. Но народные слова - юй и «речения» - янь встречаются в древних памятниках постоянно. «Люди говорят (жэнь ю янь): не ходи мимо дверей буяна», читаем мы, например, в «Речах царств». То же изречение (но уже без ссылки на «людей») мы находим в «Комментариях Цзо Цюмина к летописи „Вёсны и осени“》(«Чунь цю Цзо чжуань»). Из «Книги истории» («Шу цзин») мы узнаем, что у древних было речение: «Курице не дано возвещать утро». Мэн-цзы в споре с Гунсунь Ню использует поговорку царства Ци: «Ум ничто без удачи, мотыга ничто без погоды».
Часто древние авторы прямо указывают на народный характер приводимых ими выражений. В «Планах Сражающихся царств» Су Цинь, например, говорит ханьскому царю: «Слуге Вашему доводилось слышать простонародные слова {бы юй): „Лучше быть петушиным клювом, чем воловьей задницей'6», т.е. лучше меньше, да лучше. Существует и другое чтение этой пословицы: «Лучше быть петухом-вожаком, чем послушным теленком», но оно менее достоверно, к тому же при таком чтении текста теряется рифма, которая была непременным элементом народных афоризмов
Сюнь-цзы, который осуждает безудержную роскошь правителей, ибо она, по его мнению, возбуждает дурные наклонности и в подданных, приводит очень интересное «народное речение» {минь юй) о богачах: «Кто алчет богатства, тот притерпится к позору, до смерти станет гнуться в поклонах, с прежним всем по¬


574
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
рвет и от справедливости отвернется». Сыма Цянь, используя в одном из своих авторских «моралите» (цзань) поговорку. «И чи бывает короток, и цунь длинен», тоже поясняет, что это «простонародное речение».
К «деревенскому речению» (е юй) прибегает Дух реки у Чжуан-цзы, порицая свою гордыню: «Коль видел немного, думаешь: со мной никто не сравнится». (Заметим, что здесь пословица, по сути дела, вмещает в себя все основное содержание притчи о Духе реки и Океане, которая лишь поясняет, иллюстрирует эту народную мудрость. В роли такого идейного костяка литературных притчей пословицы выступают довольно часто.)
Уже в IV-III вв. до н.э. для пословицы в Китае появляется специальный термин янь, по определению древнейшего словаря «Шо вэнь» - «передающееся речение», т.е. сложившийся афоризм, который передается народом из поколения в поколение. Авторы древних сочинений используют различные янь чрезвычайно часто. Цзя И и Сыма Цянь нередко апеллируют к «деревенским поговоркам» (е янь) и просто «пословицам» (янь): «Память о прошлом - учитель будущего» или: «Владелец тысячи золотых не кончает жизнь на рыночной площади» (т.е. он всегда избегнет казни за преступление). «Простонародные поговорки» приводит и Хань Фэй-цзы в обоснование своих мыслей: «В одежде с длинными рукавами хорошо плясать, с большими деньгами хорошо торговать», он вкладывает их в уста своих героев; так, у него луский царь Ай-гун вспоминает народную пословицу: «Отобьешься от людей - заблудишься». Любопытно, что это изречение встречалось у Хань Фэй-цзы и раньше, но что перед нами народная пословица, Хань Фэй-цзы говорит только единожды.
В «Книге установлений» («Ли цзи») авторы ссылаются на пословицу, говорящую о слепой родительской любви: «Человек не замечает безобразия своего сына, как не замечает он роста своих посевов».
К сожалению, используя ту или иную народную пословицу, древние авторы далеко не всегда упоминали о ее происхождении. Подобную оговорку делали лишь в том случае, когда требовалось подкрепить свою позицию - здесь ссылка на народную мудрость, безусловно, помогала - или когда пословица была малознакома слушателю (читателю). За этими исключениями автор свободно оперировал народным материалом, известным каждому. Особенно трудно выявить такие «замаскированные» элементы фольклора в наиболее ранних памятниках, которые не с чем сопоставить.
Впрочем, уже в «Беседах и суждениях» Конфуция мы находим афоризм, очень напоминающий по смыслу русскую поговорку «Синица в руках лучше, чем журавль в небе» (не даем дословного перевода, ибо толкование текста слишком увело бы нас в сторону). С этим афоризмом обращается к Конфуцию Вансунь Цзя, один из вельмож вэйского царя Линь-гуна, но ясно, что изречение принадлежит не ему: он лишь повторяет «ходячее выражение», желая услышать мнение мудреца. Китайские исследователи справедливо полагают, что «эти две строки, по-видимому, являются народной пословицей, бытовавшей в ту эпоху».


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
575
Другой отрывок из «Бесед и суждений» - знаменитое высказывание Конфуция: «Благородные мужи понимают долг, мелкие людишки смыслят в выгоде», которое для его последователей стало основным критерием различия между цзюнь-цзы и сяо жэнъ - «благородными» и «низкими». Оно очень напоминает народную поговорку, приводимую Чжуан-цзы: «Люди обыкновенные дорожат выгодой, мудрец превыше ставит свои помыслы, святой дорожит совершенством». Первая часть ее почти совпадает со словами Конфуция о «мелких людишках», а в его оценке «мужей благородных» как бы обобщено то, что говорится в поговорке о «мудрых» и «святых». Есть, конечно, и различия.
В «деревенском слове», которое приводит Чжуан-цзы, просто перечисляются черты, свойственные разным людям. Конфуций же делит весь род человеческий на две противоположные группы. При этом «обыкновенные люди» пословицы превращаются у него в «мелких», т.е. ничтожных людишек, а благородные мужи как бы объединяют в себе лучшее, что есть у человека. А если учесть, что словом цзюнь-цзы Конфуций подчас обозначает не только людей «благородных» по устремлениям, но и по положению, то его противопоставление приобретет совсем иную окраску, чем в народной пословице, приведенной Чжуан-цзы.
В «Критических рассуждениях» Ван Чуна есть такой афоризм: «Вырастет средь конопли полынь - стоит прямо, хоть никто ее не поддерживает; попадет белая песчинка в грязь - чернеет, хоть никто ее не красит». Он образно передает идею зависимости качества от окружающей среды. Различные варианты этого изречения (члены параллелизма меняются местами, варьируются слова, обозначающие те или иные реалии, параллелизм соблюдается с большей или меньшей строгостью) встречаются в добром десятке произведений III в. до н.э. - I в. н.э.? в частности в трактатах «Сюнь-цзы», «Цзэн-цзы», «Исторических записках» Сыма Цяня, «Саду изречений» Лю Сяна.
Уже одно это подсказывает нам, что анонимный афоризм (ни один автор, приводя его, не ссылается на какую-либо книгу, хотя вообще они делают это часто) - бытовавшая в то время пословица, и все варианты имеют один общий источник - коллективное творчество масс. Только сохранившийся отрывок из древнего комментария к «Мэн-цзы», где интересующему нас изречению предшествует ремарка: «пословица гласит...», превращает наше предположение в уверенность. Данный случай подтверждает наличие в древних текстах «замаскиро- ванных» пословиц и поговорок, причем число их может быть весьма велико. Возможно, с этим связано и присутствие в древних прозаических произведениях многочисленных рифмованных отрывков.
Бывает, что из книги в книгу кочует не только пословица, но и все основанное на ней рассуждение. Очень характерны две пословицы: «Коль неумелый стал чиновником, пусть учится (букв, „взирает") на свершенном [предшественниками]» и «Коль передняя телега опрокинулась, едущие сзади пусть остерегутся». Они не составляют одного целого, это совершенно самостоятельные афо- ризмы (в книгах разделяются словами: «а еще говорят», «некоторые же говорят»), однако в древних памятниках почти всегда приводятся вместе. Более того,


576
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
I
%
ш
Ы
Д Я
fi未
обе пословицы используются всегда для одной и той же цели - проиллюстрировать причины падения династий Инь и Чжоу, которые не сделали должных выводов из горького опыта своих предшественников и за это поплатились. Впервые эти пословицы появляются почти одновременно в «Новой книге» Цзя И и в «Неофициальном толковании „Стихов“ из царства Хань» Хань Ина (II в. до н.э.). Такая идентичность и синхронность наводят на мысль о существовании определенной традиции в толковании пословиц, которой воспользовались два разных автора. Была ли эта традиция письменной или устной, сейчас трудно сказать. Ясно лишь, что, попадая в руки древних философов, народные афоризмы соответствующим образом интерпретировались, обрастали морализующими комментариями и в таком виде переходили в литературу. Комментирование было одной из форм обработки устного народного творчества - если сказка могла видоизменяться очень сильно и сокращаться до предела, то афористическая форма пословиц допускала только «истолкование».
Строфы чу цы
От фольклора к поэзии
«Чуские строфы» - чу цы - собрание поэтических и прозопоэтических произведений южного царства Чу (IV-III вв. до н.э.) и более поздних произведений, написанных в их стиле.
«Чуские строфы» - традиционный жанр китайской поэзии, возникший очень давно. Критерии его выделения для нас не совсем привычны: особую роль среди них сыграли категории места и времени. Ведь «чуские строфы» целая эпоха в китайской поэзии, когда мы практически не знаем ничего, кроме них, - и эпоха эта географически привязана к одному-единственному южному царству Чу. Специфика этноса, среды обитания, культурных традиций определила особое поэтическое вйдение мира, и это, конечно, главное в «чуских строфах», хотя их стиль и просодия также обладают отличительными признаками.
Цюй Юаш>. «Ли сао»
Творчеством Цюй Юаня (340-278 гг. до н.э.) открывается в Китае история поэзии, имеющей индивидуального автора.
Первый известный нам китайский поэт - Цюй Юань происходил из царского рода, долгое время был приближенным советником царя Чу и много сделал для своей страны. Однако впоследствии, отстраненный от власти по наветам клеветников, он порвал с двором и вторую половину жизни провел в скитаниях. Не видя возможности осуществлять свои идеалы «в этот век постыдный», великий поэт кончает с собой, бросившись в реку Мило.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
577
■獨
«Ли сао»
Стихи Цюй Юаня проникнуты высокой гражданственностью и истинным благородством души.
В них звучит вера в конечное торжество добра над злом, честности над подлостью, вера в победу разума и совести. Им свойственны образность и богатство поэтического воображения, сила и чистота чув- ства. Некоторые его произведения, например «Девять гимнов», являются обработкой народных песен, •<;* i ^
в образном строе других сказывается влияние на- I Æ \ Щ % ^ «а родной мифологии. Очень интересны так называе- ^ ji л -
мые «Вопросы Неба», по-видимому имеющие пря- 飞 î # 4 ^
мое отношение к древним обрядам инициации, весьма схожие с одним из гимнов индийской «Ригведы».
Цюй Юань положил начало новому поэтическому жанру - оде (фу) и новому «свободному стилю» в поэзии (сао-ты). Его поэма «Скорбь изгнанника» - одно из самых выдающихся произведений китайской классической поэзии. За аллегорическими и мифологическими образами поэмы легко угадывается реальная действительность того времени. Перед нами как бы лирическая исповедь поэта, в которой он вдохновенно и беспощадно разоблачает царский двор, зло и несправедливость, царящие кругом. Им он противопоставляет свое кредо: «чтить чистоту и умереть за правду». Он жаждет вырваться из окружения мелких людишек, которыми движут лишь алчность и зависть, тщеславие и низкий расчет. Но нигде не встречает поэт человека благородной души, способного понять его высокие устремления, - и отчаяние овладевает Цюй Юанем. В эпилоге Цюй Юань предрекает свой конец - «не понятый в отечестве своем», поэт решает покончить самоубийством.
Момент авторизации китайской поэзии история связала с именем Цюй Юаня - первого великого поэта Китая, чьи поэмы и оды знаменуют для китайского читателя рождение литературы нового типа. Именно ему, единственному из всех китайских литераторов, народ посвятил свой красочный праздник лодок-дра- конов, справляемый каждый год на протяжении более двух тысячелетий.
Чтобы читатель прочувствовал вкус китайской поэзии приведем поэму Цюй Юаня «Ли сао», перевод которой был выполнен великой русской поэтессой А.А.Ахматовой, а комментарии к тексту составлены известным филологом- китаеведом Н.Т.Федоренко.
Ли сао1
Покойный мой отец Бо-юном звался, Чжуань, Сын Неба, - славный предок мой2. В седьмой день года я на свет явился3,
Сей день всех дней счастливее в году.


578
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Отец на сына поглядел впервые,
Его счастливым именем нарек - Чжэн-цзэ, как верная дорога, имя4,
А прозвище -《Высокий строй души》.
Я, удостоясь счастия такого,
Его удвоил внешнею красой:
В цветущий шпажник, словно в плащ, облекся, Сплел пояс из осенних орхидей.
И я спешил, боясь, что не успею,
Что мне отпущено немного лет.
Магнолию срывал я на рассвете,
Сбирал у вод по вечерам суман5.
Стремительно текут светила в небе,
И осенью сменяется весна.
Цветы, деревья, травы увядают,
И дни красавца князя сочтены6.
Ты возмужал, в пороках утопая,
О, почему не хочешь стать иным?
Мне оседлайте скакуна лихого!
Глядите! Путь забытый покажу.
Вот Юй7, Чэн Тан8, Вэнь-ван9 - их окружали Умов разнообразных цветники:
Там и душистый перец, и корица,
А не одни нежнейшие цветы.
В том слава Шуня и величье Яо10,
Что смысл явлений ведали они,
А Цзе11 и Чжоу12 шли путем неверным И потому от бедствий не спаслись.
Сановники веселью предаются,
Их путь во мраке к пропасти ведет.
Но разве о себе самом горюю?
Династии меня страшит конец.
Уж я ли не радел о благе общем,
Я шел дорогой праведных князей,
Но ты? всесильный, чувств моих не понял, Внял клевете и гневом воспылал.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
579
Я твердо знаю: прямота - несчастье,
Но с ней не в силах разлучиться я.
В свидетели я призываю Небо - Все это ради князя я терплю.
Я говорю: сперва со мной согласный, Потом сошел ты с этого пути.
С тобой, властитель, я могу расстаться, Но мне твоя изменчивость горька.
Мои дела - цветущие поляны,
Я орхидеями покрыл сто муи,
Взрастил благоухающие травы,
А среди них - и шпажник и духэн14.
Как я хотел увидеть их в расцвете И в должный час их срезать и собрать. Пусть я увяну - горевать не стоит,
Жаль, если луг бурьяном зарастет.
В стяжательстве друг с другом состязаясь, Все ненасытны в помыслах своих,
Себя прощают, прочих судят строго,
И вечно зависть гложет их сердца.
Все как безумные стремятся к власти,
Но не она меня прельщает, нет - Ведь старость незаметно подступает,
А чем себя прославить я могу?
Пусть на рассвете пью росу с магнолий,
А ночью ем опавший лепесток...
Пока я чую в сердце твердость веры,
Мне этот долгий голод нипочем.
Сбираю я тончайшие коренья,
Чтоб ими плющ упавший подвязать, Коричные деревья выпрямляю,
Вяжу в пучки душистую траву.
За мудрецами шел я неотступно,
Но никаких похвал не услыхал.
Пусть в наше время так не поступают,
Я, как Пэн Сянь, себя готов сгубить15.


580
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Дышать мне тяжко, я скрываю слезы,
О горестях народа я скорблю.
Хотя я к добродетели стремился,
Губила ночь достигнутое днем.
Пусть мой венок из шпажника разорван,
Из орхидей сплету другой венок.
За то, что сердцу моему любезно,
Хоть девять раз я умереть готов.
Твой дикий нрав, властитель, порицаю, Души народа ты не постигал.
Придворные, завидуя по-женски Моей красе, клевещут на меня.
Бездарные всегда к коварству склонны, Они скрывают черные дела,
Всегда идут окольными путями， Увертливость - единый их закон!
В душе моей - печаль, досада, горечь,
Несу один невзгоды этих дней,
Но лучше смерть, чтоб навсегда исчезнуть, Чем примириться с участью такой!
Известно: сокол не летает в стае,
Так исстари на свете повелось.
И как квадрат и круг несовместимы,
Так два пути враждуют меж собой.
Я подавляю чувства и стремленья,
И оскорблениям не внемлю я,
Чтить чистоту и умереть за правду - Так в старину учили мудрецы.
Я путь свой, каюсь, прежде не продумал, Остановлюсь, не возвратиться ль мне?!
Я поверну обратно колесницу,
Покуда в заблужденьях не погряз.
Средь орхидей пусть конь мой погуляет, Пусть отдохнет на перечном холме. Здесь буду я вдали от порицаний И в прежние одежды облекусь.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
581
Чилилл16 и лотос мне нарядом будут,
Надену плащ из лилий водяных.
Так скроюсь я, все кончатся несчастья,
О, только б верою цвела душа.
Себя высокой шапкой увенчаю И удлиню нарядный пояс свой.
Благоухание и блеск сольются,
И совесть я нетленной сохраню.
Четыре стороны окинув взором,
Хотел бы я увидеть страны все.
Наряден свежий мой венок, и всюду Струится благовоние его.
У каждого есть радость в этом мире,
Я с детства украшать себя привык,
И после смерти я таким же буду,
Кто может душу изменить мою?
Прелестная Нюй-сюй? моя сестрица,
С упреками твердила часто мне:
«Был Гунь17 чрезмерно прям, и вот несчастье Его настигло под Юйшань в степи.
Зачем ты прям и украшаться любишь?
Нет никого изысканней тебя.
Весь двор зарос колючками, бурьяном - Лишь ты один обходишь их всегда.
Скажи, как людям о себе поведать,- И чувства наши кто поймет, скажи?
Живя друг с другом, люди ценят дружбу,
И только ты внимать не хочешь мне».
Шел по стопам я мудрецов старинных,
Но участи печальной не избег...
Чрез реку Сян18 я направляюсь к югу,
Чтоб обратиться с речью к Чун-хуа19:
«Правленье Ци20 достойно песнопений,
Ся Кан21 в разврате гнусном утопал,
О будущих невзгодах он не думал И братьями близ дома был убит.


582
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Беспутный Хоу И22, любя охоту,
Всегда стрелял усадебных лисиц.
Злодей за это должен поплатиться - Хань Чжо23 похитил у него жену.
Г о Цзяо24 был насильником жестоким,
Его распутству не было границ,
Порокам предавался исступленно,
Пока не обезглавили его.
Ся Цзе всегда был с нравственностью в ссоре, Но час настал, и вот пришла беда.
Всех честных Хоу Синь25 казнил придворных, Тиранов иньских был недолог век.
СуровоправилЮй26,носправедливо.
При Чжоу27 шли по верному пути,
Ценили мудрых, верили разумным И соблюдали правила добра.
В могуществе ты бескорыстно, Небо,
И только честным помогаешь ты,
Лишь дух свой просветившие наукой Достойны нашу землю населять.
Я прошлое и будущее вижу,
Все чаянья людские предо мной.
О, можно ль родине служить без чести И этим уваженье заслужить?
И если смерть сама грозить мне станет,
Я не раскаюсь в помыслах моих.
За прямоту свою и справедливость Платили жизнью древ л е мудрецы».
Теснят мне грудь уныние и горесть,
Скорблю, что в век постыдный я живу, Цветами нежными скрываю слезы,
Но слезы скорби льются без конца.
Склонив колени, чувства изливаю,
Моей душе я вновь обрел покой.
На Феникса сажусь, дракон в упряжке,
Над бренным миром я взмываю ввысь.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
583
Цанъу28 покинув при восходе солнца,
Я в час вечерний прилетел в Сяньпу29.
Я погостить хотел в краю священном,
Но солнце уходило на покой.
Бег солнца я велел Си-хэ30 замедлить И не спешить в пещеру - на ночлег31.
Путь предо мной просторный и далекий, Взлечу и вновь спущусь к своей судьбе.
В Сяньчи32 я напоил коня-дракона,
К стволу Фусана32а вожжи привязал И, солнце веткою прикрыв волшебной, Отправился средь облаков бродить.
Мой проводник - Ваншу, луны возница, Фэй-ляню33 я велел скакать за мной, Луаньхуан34, как вестовой, мне служит,
Но бог Лэй-ши35 грохочет: «Не готов!»
И приказал я Фениксу: в полете Ни днем ни ночью отдыха не знать. Поднялся ветер, зашумела буря,
И облака приветствовали нас.
Сходясь и расходясь, летели в вихре И в яркий блеск ныряли облака.
Открыть врата велел я стражу Неба,
Но он сурово на меня взглянул...
Вдруг тьма спустилась, будто при затменье, Я замер с орхидеями в руке...
Как грязен мир, как слеп и неразборчив, Там губят всё и завистью живут.
Я утром реку Белую миную36 И на Ланфыне37 привяжу коня.
Вдруг вспомнил старое и пролил слезы. Увы! И в небе честных не найти.
Приблизился внезапно я к Чуньгуну38, Бессмертья ветвь38а сорвал я для венка. Сойду на землю, чтоб цветок прекрасный, Пока он свеж, любимой подарить.


584
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
На облако воссевшему Фын-луну39 Я приказал найти дворец Ми Фэй40.
Я снял венок для подкрепленья просьбы, Послал Цзянь Сю41 просить ее руки.
Ми-фэй сперва как будто сомневалась, Потом с лукавством отказала мне.
По вечерам она в Цюнши42 уходит,
А утром моет волосы в Вэйпань43.
Ми-фэй красу лелеет горделиво, Усладам и забавам предана.
Она хоть и красива, но порочна.
Так прочь ее! - опять пойду искать.
Смотрю вокруг, весь свет передо мною, С небес на землю опустился я.
Там, на горе с террасою дворцовой Увидел я юсунскую Цзянь Ди44.
Я повелел, чтоб выпь была мне сватом, Но выпь сказала:《Это не к добру》. Воркует горлица об уходящем,
Я ненавижу болтовню ее.
Сомнения в моем таятся сердце,
Пойти хотел бы сам, но не могу,
Свой дар уже принес могучий Феникс45. Увы! Ди-ку46 меня опередил.
Ушел бы я, но где найду обитель?
Я странствовать навеки обречен...
У Шао Кана47 не было супруги,
Когда две девы юйские48 цвели.
Но, видно, сват мой слаб, а сваха - дура, И снова неудача ждет меня.
Мир грязен, завистью живя одною,
Там губят правду, почитают зло.
Длинна дорога к царскому порогу,
И не проснулся мудрый властелин.
Мне некому свои поведать чувства,
Но с этим никогда не примирюсь.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
585
Собрал цзюмао49 и листву бамбука,
Велел по ним вещунье погадать.
Лин-фэнь50 сказала: «Вы должны быть вместе, Ведь где прекрасное, там и любовь.
Как девять царств огромны51 - всем известно. Не только здесь красавицы живут.
Ступай вперед и прочь гони сомненья,
Кто ищет красоту, тебя найдет.
Где в Поднебесной нет травы душистой? Зачем же думать о родных местах?
Увы! Печаль все омрачает в мире.
Кто может чувства наши объяснить?
Презренье и любовь людей различны,
Лишь низкий хочет вознести себя:
На полке у него - пучки бурьяна,
Но орхидеей52 не владеет он.
И как таким понять всю прелесть яшмы,
Когда от них и мир растений скрыт?
Постели их наполнены пометом,
А говорят, что перец не душист!..»
Хотел я следовать словам вещуньи,
Но нерешительность меня томит.
По вечерам У-сянь53 на землю сходит,
Вот рис и перец54, вызову ее.
Незримым духам, в бренный мир летящим, Навстречу девы горные55 идут.
Волшебно яркий свет от них струится,
У-сянь мне радость возвестила вновь:
«Бывать старайся на земле и в небе,
Своих единоверцев отыщи.
Тан, Юй, суровые, друзей искали,
И с мудрыми не ссорились они.
Будь только верен чистоте душевной,
К чему тогда посредники тебе?
Фу Юэ56 на каторгу в Фуянь был сослан, Опорою престола стал потом.


586
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Люй Ван57 в придворных зрелищах сражался, Его оставил при себе Вэнь-ван.
Был пастухом Нин Ци58, создатель песен,
Но сделал князь сановником его.
Спеши, пока не миновали годы,
Пока твой век на свете не прошел.
Боюсь, что крик осенний пеликана Все травы сразу запаха лишит59.
Прелестен ты в нефритовом убранстве593,
Но этого невеждам не понять.
Завидуя, они глаза отводят
И? я боюсь, испортят твой наряд».
Изменчиво в безумном беге время,
Удастся ли мне задержаться здесь?
Завяла и не пахнет «орхидея»60,
А «шпажник» не душистей, чем пырей.
Дней прошлых ароматнейшие травы Все превратились в горькую полынь,
И нет тому иной причины, кроме Постыдного презренья к красоте.
Я «орхидею» называл опорой,
Не прозревая пустоты ее.
Она, утратив прелесть, опростилась,
Цветов душистых стоит ли она?
Был всех наглей, всех льстивей этот «перец»61, Он тоже пожелал благоухать.
Но разве могут быть благоуханны Предательство и грязные дела?
Обычаи подобны вод теченью,
Кто может вечно неизменным быть?
Я предан «перцем» был и «орхидеей»,
Что о《"зечэ» и о《грянтш»62 сказать?
О, как мне дорог мой венок прекрасный,
Хоть отвергают красоту его!
Но кто убьет его благоуханье?
Оно и до сих пор еще живет.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
587
Мной движет чувство радости и мира, Подругу, странствуя, везде ищу;
Пока мое убранство ароматно,
Я вышел в путь, чтоб видеть земли все.
Лин-фэнь мне счастье в жизни предсказала, Назначила отбытья добрый день, Бессмертья ветвь дала мне вместо риса, Дала нефрит толченый вместо яств,
Крылатого дракона обуздала И колесницу яшмой убрала.
Несхожим душам должно расставаться - Уйду далеко и развею скорбь.
На Куэньлунь лежит моя дорога,
Я в даль иду, чтоб весь увидеть свет.
Я стягом-облаком скрываю солнце,
И песня птицы сказочной звенит63.
Тяньцзинь64 покинув рано на рассвете,
Я на закате прилетел в Сицзи65.
Покорно Феникс держит наше знамя,
И величаво стелется оно.
Мы вдруг приблизились к пескам сыпучим, И вот пред нами - Красная река66.
Быть мне мостом я приказал дракону, Владыка Запада меня впустил.
Трудна и далека моя дорога,
Я свите ожидать меня велел.
Наш путь лежал налево от Бучжоу67,
И Западное море - наша цель.
Мои в нефрит одеты колесницы,
Их тысяча, они летят легко,
И восемь скакунов в упряжке каждой.
Как облака, над ними шелк знамен.
Себя сдержав, я замедляю скачку,
Но дух мой ввысь уносится один. Священных Девять песен запеваю68,
Пусть радостью мне будет этот миг.


588
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
И вот приблизился я к свету неба И под собою родину узрел.
Растрогался возница... конь уныло На месте замер, дальше не идет.
ЭПИЛОГ
«Все кончено!» - в смятенье восклицаю.
Не понят я в отечестве моем - Зачем же я о нем скорблю безмерно?
Моих высоких дум не признают - В обители Пэн Сяня скроюсь...
1 «Лисао» {«Скорбь») - поэма, написанная Цюй Юанем в период, когда он был отрешен от должности при дворе и сослан на юг Китая. Само название «Лисао» вызывает среди лите- ратуроведов и комментаторов различные толкования. Одни считают, что это скорбь поэта в результате конфликта с придворной средой, другие же утверждают, что основной темой «Лисао» является скорбь поэта в изгнании. В поэме описывается не только конфликт поэта с правящей верхушкой, но и его решимость до конца бороться за справедливость, его скорбь о судьбе его родины и народа, к которым поэт питает безграничную любовь.
2 Чжуань, или Чжуанъ-сюй (2513-2435 гг. до н.э.), - легендарный китайский император, который по традиции считался предком царского рода Чу, к которому принадлежал и сам Цюй Юань.
3 ...в седьмой день года - 7 января, которое в древности считалось самым счастливым днем для рождения.
4 Чжэн-цзэ - доел. «Правильные принципы». Имя китайца всегда имеет свой смысл и значение; оно часто выражает цель или принципы, которые как бы обусловливают жизненный путь человека.
5 Сумам - болотное растение, не увядающее зимой. В древнем Китае его приносили в жертву луне.
6 ...дни красавца князя... - имеется в виду Хуай-ван, царь государства Чу, родины поэта.
7 Юй - легендарный древнекитайский император, правление которого по традиционной китайской хронологии относится к 2205-2197 гг. до н.э., основатель династии Ся (2205- 1783 гг. до н.э.).
8 Чэн Тан (1783-1753 гг. до н.э.) - основатель династии Инь (1783-1134 гг. до н.э.); сверг последнего правителя династии Ся - Цзе-вана, отличавшегося жестокостью.
9 Вэнъ-ван - отец У-вана, основателя династии Чжоу (1122-246 гг. до н.э.); считался образцом мудрости и добродетели.
]0 Шунь - один из трех легендарных императоров древности, по преданию правивший в 2255-2208 гг. до н.э. Яо - легендарный китайский император, якобы правивший в 2357- 2258 гг. до н.э. Время правления Яо и Шуня конфуцианцы представляли как «золотой век» китайской истории.
11 Цзе, ши Цзе-ван, - последний правитель династии Ся. Своими бесчинствами и жестокостью восстановил против себя народ и владетельных князей. Чэн Тан пытался образумить правителя, но тот остался глух к его советам. Тогда Чэн Тан возглавил восстание ив 1784 г. до н.э. сверг Цзе с престола. В 1766 г. до н.э. Цзе покончил с собой.
12 Чжоу, ши Чжоу-ван, - последний правитель династии Инь (Шан), правивший с 1154 по 1122 г. до н.э. Имя его стало синонимом жестокого тирана. Против него поднял восстание


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
589
основатель Чжоуской династии У-ван. В 1122 г. до н.э. он разгромил иньские войска в битве при Муе, и Чжоу-ван покончил с собой, бросившись в огонь.
13 Му - мера площади, равная V16 га.
14 - душистое растение, цветущее весной; встречается в тенистых местах среди скал.
15 Пэн Сянь - мудрый сановник одного из правителей династии Инь. Как говорит предание, правитель отвергал советы Пэн Сяня, и тот в знак протеста утопился в реке.
16 Чилилл - сорт водяного каштана (Trapa natans). Однолетнее водяное растение с зубчатыми листьями треугольной формы, цветущее белыми цветами.
]1 Гунь - имя отца легендарного императора Юя. Предание говорит, что Гунь был казнен императором Шунем в Юйшане по обвинению в неумелой борьбе с наводнением, которое якобы произошло в то время в Китае. Это событие относится к XXIII в. до н.э.
18 Сян - название реки в пров. Хунань.
19 Чун-хуа - имя легендарного императора Шуня. Его могила находится на горе Цзюи- шань к югу от реки Сян.
20 Ци - сын императора Юя, правивший Китаем с 2197 по 2188 г. до н.э.
21 Ся Кан, или Тай Кан, - сын Ци, правивший с 2188 по 2159 г. до н.э.
22 Хоу И - правитель княжества Цюн, живший в XXII в. до н.э., узурпировавший власть династии Ся и убитый за это своим близким сановником Хань Чжо.
23 Хань Чжо - сановник, убивший Хоу И и присвоивший его власть. Впоследствии в 2079 г. до н.э. был убит одним из придворных по имени Бо Ми, который возвел на престол наследника законной династии Ся - Шао Кана (2079-2058 гг. до н.э.).
24 Го Цзяо - сын Хань Чжо. По приказу отца в 2119 г. до н.э. убил правителя Сяна.
25 Хоу Синь, или иньский Чжоу-ван, - последний правитель династии Инь, известный своею жестокостью. Однажды в припадке гнева он приказал казнить своих преданных сановников и приготовить из них кровавый соус.
26 Юй - имя основателя династии Ся.
27 Чжоу - династия Чжоу (1122-246 гг. до н.э.).
28 Цанъу - место, где, по преданию, погребен легендарный император Шунь.
29 Сяньпу - священная высота в горах Куньлунь.
30 Си-хэ - возница Солнца в китайской мифологии.
31 ...не спешить в пещеру - на ночлег. - По китайской мифологии, солнце на ночь прячется в пещеру в горе Яньцзы.
32 Сяньчи - озеро, в котором по утрам умывается солнце.
32а …/с Фусана _ Фусан _ сказочное дерево, за которым прячется
солнце.
33 Фэй-лянь - бог ветра в китайской мифологии.
34 Луаньхуан - сказочная птица, олицетворяющая гуманных и мудрых людей.
35 Лэй-ши - бог грома в китайской мифологии.
j6 ...реку Белую миную - Белая река (Байхэ) - река, берущая начало в горах Куньлунь. В китайской мифологии говорится, что вода этой реки дает человеку бессмертие.
31 	Ланфын - одна из вершин в горной цепи Куньлунь, считающаяся обиталищем бессмертных.
38 Чунъгун {Дворец весны) - по китайской мифологии, находится в Небесном царстве. ...бессмертья ветвь... - Ветвь сказочного дерева цюн, растущего на Куньлуне; дает
бессмертие тому, кто ее носит.
39 Фын-лун - бог грома и облаков в китайской мифологии.
40 Ми-фэй - дочь сказочного императора Фу-си. Как гласит легенда, Ми-фэй утопилась в реке Лошуй и стала духом этой реки.
41 Цзян Сю - один из преданных сановников сказочного императора Фу-си.


590
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
42 Цюныии - местность на территории нынешней пров. Хэнань. В Цюньши будто бы жил Хоу И после захвата им власти у династии Ся.
43 Вэйпань - древнее название реки, берущей начало на территории нынешней пров. Ганьсу у горы Яньцзы, в пещере которой, по китайской мифологии, прячется солнце.
44 Цзянъ Ди - имя девицы, якобы жившей при легендарном императоре Ди-ку, который впоследствии на ней женился.
45 ...дар уже принес могучий Феникс, - Поэт имеет в виду предание, связанное с именем Цзянь Ди. Однажды Цзянь Ди со своей сестрой купалась в реке Сюаньцю. В это время над ней пролетала птица сюань (феникс) и уронила яйцо. Яйцо это было так красиво, что девушка подобрала его и спрятала на груди (по другой версии - проглотила), вследствие чего она потом родила Ци, который был предком основателя иньской династии Чэн Тана.
46 Ди-ку (Гао Син) - имя легендарного императора, будто бы царствовавшего в Китае с 2435 по 2365 г. до н.э.
47 Шао Кан - правитель династии Ся. Восстановил власть династии Ся, которую захватил Хань Чжо.
48 ...две девы юйские цвели - две жены Шао Кана из семьи Яо, жившие в княжестве Юй. Их обеих правитель княжества Юй отдал в жены Шао Кану, когда последний в поисках убежища скрывался от Хань Чжо в княжестве Юй. Цюй Юань упоминает здесь о Шао Кане потому, что последний, как и он сам, родился на чужбине и вынужден был проводить жизнь в скитаниях. Когда Хань Чжо приказал убить правителя Сяна, жена последнего была беременна. Она убежала в княжество Южэн и там родила сына - Шао Кана. Впоследствии придворный сановник Бо Ми убил Хань Чжо и помог Шао Кану занять престол.
9 Цзюмао - растение, цветущее красными цветами (Hibiscus Syriacus).
50 Лин-фэнь - имя знаменитой прорицательницы в древнем Китае.
51 Как девять царств огромны... - подразумевается Китай, который в древности был раз¬
делен на девять округов.
52 ...орхидея - здесь - символ красоты.
53 У-сянь - имя мифической шаманки и прорицательницы.
5А Вот рис и перец... - в древности китайцы приносили в жертву рис и перец, чтобы вы¬
звать нужных им духов.
55 ...девы горные идут - имеется в виду могила и храм императора Шуня на горе Цзюи- шань. Под горными девами, по-видимому, подразумеваются прислужницы храма.
56 Фу Юэ - один из мудрых придворных сановников иньского правителя У Дина, долгое время находившийся на каторге в местечке Фуянь. Фу Юэ проявил себя и весьма способным работником, за что был освобожден и получил от У Дина (1324-1265 гг. до н.э.) пост мини¬
стра при дворе.
57 Люй Ван - один из сподвижников чжоуского Вэнь-вана, воспитатель его сына - У-вана. Существует предание, что однажды перед выездом на охоту Вэнь-ван гадал и гадание показало, что он найдет себе помощника. Во время охоты Вэнь-ван встретился с Люй Ваном, который ловил рыбу на реке Вэйшуй, и пригласил его к себе на службу. В это время Люй Вану было уже более семидесяти лет. Впоследствии Люй Ван пользовался большим уважением У-вана и оказал ему большую помощь в битве при Муе, где в 1122 г. до н.э. У-ван разгромил войска династии Инь.
58 Нин Ци - первоначально был пастухом. Обладал прекрасным голосом. Однажды он был в столице княжества Ци. Остановившись там на ночлег, он накормил своих волов и запел. Пение его услышал правитель княжества Ци - Хуань-гун, который как раз в это время вышел из дворца. Хуань-гун был так поражен глубоким смыслом, заложенным в песнях Нин Ци, что пригласил его к себе на службу и сделал своим сановником.
59...крик осенний пеликана все травы сразу запаха лишит - по поверьям древних китайцев, крик пеликана осенью возвещает о потере цветами своего благоухания.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
591
59а ...в нефритовом убранстве - в старину китайцы носили на поясе различные привески из нефрита (яшмы), которые служили украшениями и одновременно свидетельствовали о знатности их владельца.
60 «орхидея» - намек на младшего сына чуского царя Хуай-вана, которого звали Цзы-лань {лань - по-китайски орхидея).
61 ...всех льстивей этот «перец» - намек на одного из чуских министров по прозвищу
«Перец», который изменил Цюй Юаню и переметнулся в стан его врагов.
62 ...щзечэ» и «цзянли» - местные названия душистых трав в провинциях Хубэй и Хунань.
63 ...песня птицы сказочной звенит - нефритовая птица, в китайской мифологии - непременная спутница заоблачных путешествий. Она, подобно колокольчику, сопровождает стран¬
ника.
64 Тяньцзинь {«Небесный брод») - восточный край Млечного Пути.
65 Сицзи {«Западный предел») - западный край Млечного Пути.
66 Красная река, или Чигиуй - древнее название неизвестной реки.
67 Бучжоу - название горы, расположенной к западу от хребта Куньлунь.
68 ...священных Девять песен - старинные обрядовые песни времен династии Ся.
И дело, конечно, не в том, что тексты сохранили его имя (в начале своей поэмы «Скорбь отрешенного» - «Ли сао» - Цюй Юань излагает даже свою родословную), а в «индивидуальности их создателя, необычности и реальной жиз- ненности судьбы» его лирического героя, подобного которому еще не было в литературе, в силе и величии самой личности поэта. Авторы «Книги песен» - безразлично, стремились ли они закрепить свое авторство или нет, - творили в принятых стереотипах коллективного творчества; пусть не безымянные, они всегда оставались как бы на одно лицо - и должны были пройти века, чтобы в поэзии возникло наконец «лица необщее выраженье».
Музыкальная палата Юэфу
В некоторых отношениях китайские памятники представляют исследователю вообще совершенно уникальный материал, который раскрывает перед нами но- вые явления и закономерности. Таковы, например，записи народных лирических песен и авторских подражаний им, сделанные так называемой Музыкальной палатой -Юэфу во II в. до н.э. - II в. н.э. Их наличие позволяет изучить взаимосвязи народной и литературной поэзии в пору окончательного становления послед- ней, чего нельзя сделать ни для одной другой литературы мира.
Следует сказать, что традиция собирания народных песен существовала в Китае очень давно. Например, в «Истории Хань» (I в. н.э.) Бань Гу говорится: «В древности были чиновники, собиравшие песни, и поэтому государи [могли] наблюдать нравы, узнавать об успехах и неудачах и доискиваться истины», а в одном из комментариев к летописи «Гунъян чжуань» сообщается о том, что государство специально содержало бездетных стариков, обязанностью которых было знакомить должностных лиц с народными песнями. Как осуществлялось собирание песен на самом деле, трудно сказать, но что оно действительно имело


592
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
место, доказывает существование «Ши цзина» — «Книги песен», произведения которой датируются XI-VII вв. до н.э. С приходом к власти ханьской императорской династии (II в. до н.э. - III в. н.э.), стремившейся всячески продемонстрировать свою законность и преемственность, а потому возрождавшей «обычаи древних государей», была учреждена специальная Музыкальная палата (Юэ- фу) - в ее функции входил сбор народных песен. Эта традиция была прервана в III в. н.э., в период так называемого Троецарствия, когда были упразднены многие существовавшие ранее общественные институты, в том числе и Музыкальная палата. Однако она вновь возродилась в IV в. н.э., и именно ей мы обязаны возможностью изучать сейчас народные песни той эпохи.
Учреждение Музыкальной палаты способствовало установлению весьма уважительного отношения к народной песне. Считалось, что в них звучит воля Неба (ср. максиму «Глас народа - глас Божий»), таится некий скрытый, но значительный смысл. Поэтому для древнего историка песня, получившая повсеместное распространение и тем более отразившая какие-то исторические события, была фак- том немаловажным. Что же касается философа-ритора, то песня для него была одним из лучших аргументов в споре (вспомним слова Конфуция:《Кто не учит „Стихи46 [„Ши цзинсс], тому нечего сказать»), прекрасным средством для подкрепления своей позиции в сочинении. И авторы древних памятников использовали народные песни и фрагменты из них довольно широко. Когда же под рукой не оказывалось подходящего материала，не останавливались даже перед фальсифи- кацией.
Интерес к устному поэтическому творчеству наряду со стремлением следовать «древним обрядам» и привел к тому, что конфуцианство в противоположность христианской церкви старалось не искоренять народную поэзию, а, наобо- рот, использовать ее в своих целях. Благодаря этому народная поэзия древнего Китая, хотя и прошедшая через руки конфуцианских обработчиков и комментаторов, сохранилась до наших дней. (Характерно, что отношение к прозаическому фольклору было совсем иным, так как народная проза уступала поэзии по совершенству словесного выражения и не была освящена традицией, идущей от древней обрядности.)
До нас дошли тексты нескольких сот народных песен, записанных в эпоху Шести династий и сведенных затем воедино в обширном «Своде стихов юэфу» (XII в.). Этот сборник служит основным источником при изучении народной поэзии III в. до н.э. - VI в. н.э. Он включает почти все ныне известные нам тексты песен того времени.
Следует заметить, что идеологическая основа деятельности собирателей в период Шести династий была несколько иной, чем прежде. В ханьское время идея собирательства родилась из конфуцианского понимания песенного фольклора как отражения успехов и неудач правления и музыки как средства исправления нравов. Теперь же, когда эстетические взгляды общества несколько высвободились из-под гнета конфуцианского утилитаризма, наряду с прежней этикофилософской доктриной в деле собирания песен начинают играть роль и чисто


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
593
эстетические цели. Народные музыка и песни привлекают теперь прежде всего своим художественным совершенством, как источник эстетического наслаждения. Именно поэтому в собирании произведений народной поэзии все больше начинают принимать участие частные лица.
Авторская песенная поэзия очень тесно смыкалась с народным творчеством: авторские песни создавались под сильным влиянием его образцов, а зачастую представляли собой лишь определенную их обработку.
Изучение этой части древней китайской поэзии представляет большой интерес для выяснения вопроса о взаимосвязи древней литературы в период ее становления с фольклором. Вместе с тем оно помогает нам установить целый ряд (факторов, которые свидетельствуют о переходном характере литературы этого периода, о том, что она еще сохраняла в какой-то степени черты, присущие коллективному творчеству. Факты эти малоизвестны, они, как правило, никогда не привлекали внимания исследователей, казались им случайными. Однако если попытаться связать между собой рассеянные по разным источникам сведения, то вскоре обнаружится, что в основе их лежит общая внутренняя закономерность, что за ними кроется нечто большее, чем простая игра случая.
Начнем со знаменитых «Девяти гимнов» первого великого поэта Китая Цюй Юаня. Они были написаны на основе народных культовых песнопений местности Ин. Попав туда во время своих скитаний, великий поэт был поражен глубокой лиричностью, простотой и неподдельной силой чувства этих песен и поста- рался придать им то совершенство и законченность формы, которых они были достойны. Обработки (или подражания) Цюй Юаня вошли затем в собрание «Чуских строф» («Чу цы»), и текст их передавался в неприкосновенности из поколения в поколение.
Однако если мы обратимся к «Истории династии Сун» (V в.) - одному из основных источников текстов народных песен юэфу, то найдем там запись песни «Ныне есть человек». Она приведена без имени автора, т.е. отнесена в разряд народных, и помещена среди хоровых песен ханьской эпохи (II в. до н.э. - II в. н.э.). И вот при сличении ее текста с текстом одного из гимнов Цюй Юаня становится совершенно ясно: песня «Ныне есть человек» не что иное, как обработка этого гимна.
Поэт Шэнь Юэ, автор «Истории Сун», разумеется, не мог не знать произведения своего великого предшественника - и действительно, он помечает рядом с песней: чу цы чао, т.е. списано, скопировано с «чуских строф». Но он не называет Цюй Юаня автором - он считает песню самостоятельным произведением, родившимся уже в ханьскую эпоху. Гимн Цюй Юаня был обработан неизвестными авторами, по-видимому народными певцами, причем изменения, внесенные в цюйюаневский текст, в основном имели своей целью приблизить его язык к разговорному язьису того времени. В обоих произведениях несколько варьируются отдельные образы. Песня «Ныне есть человек» значительно короче гимна Цюй Юаня (целиком опущены строки 15-25), а в остальном же оба произведения являют собой разительное сходство. В песне певцами-обработчиками повсемест¬


594
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
но опущена цезура (си), представлявшая характерную черту песен Чуского царства -родины Цюй Юаня. Отсутствие си показывает, что перед нами не оригинал, которому подражал Цюй Юань, а обработка его гимна, фольклорная форма, в которой тот существовал уже в ханьскую эпоху. В стихотворном отношении песня представляет собой чередование двух трехсложных строк с одной семисложной, чего не было у Цюй Юаня. Такое неодинаковое количество слогов- иероглифов в строке также было свойственно народным песням юэфу ранне- ханьского периода (II-I вв. до н.э.).
По-видимому, есть основания говорить о том, что «Гимны» первого известного поэта Китая, созданные на основе народных песен, через некоторое время снова вернулись в репертуар певцов и, видоизменившись, стали народными песнями юэфу. На том этапе, когда индивидуальное поэтическое творчество только что отделилось от фольклора и оставалось еще очень близким ему, такая трансформация представляется нам вполне естественной.
Кстати сказать, и в творчестве поэтов самой ханьской эпохи мы можем обнаружить сходные явления. Например, во II-I вв. до н.э. поэтами Музыкальной палаты - Сыма Сян-жу и другими - на основе народных культовых песен также был создан целый ряд гимнов. Некоторые из них дошли до нас, а один - гимн «Небесному коню» - даже в двух вариантах. Первый из них, по всей вероятности, представляет собой лишь незначительную обработку уже существовавшего народного песнопения в честь чудесного коня-дракона. Это видно хотя бы из того, что само конкретное событие (появление «небесного коня» в водах реки Воя), которое послужило причиной исполнения обряда и потребовало создания специального песнопения，в тексте последнего даже не упоминается - о «небес- ном коне» говорится только в общих словах.
Во втором, более позднем гимне нашли свое отражение реальные события, хотя он все же остается явным подражанием первому. Но что самое интересное -наряду с возникновением нового варианта в процессе устного бытования изменялся, модернизировался и первый гимн. Перемены эти были невелики - как известно, культовые песни в этом отношении наиболее консервативны,- однако текст «Небесного коня», приводимый Бань Гу (I в. н.э.), уже отличается от текста Сыма Цяня (II в. до н.э.). Исчезла архаичная частица си (гимн первоначально создавался на материале чуского песенного фольклора), которая уже не употреблялась в ханьской народной поэзии, появилась более развернутая характеристика чудесных качеств коня-дракона, возник целый ряд разночтений, причем большинство их нельзя объяснить просто ошибкой переписчика. Судя по всему，созданные на фольклорной основе гимны не оставались неизменными. С одной стороны, давать жизнь новым вариантам могли поэты-профессионалы, работники Музыкальной палаты. А с другой - они постепенно рождались и в процессе исполнения, исключительно длительного устного бытования гимнов, и здесь уже свою лепту вносили певцы, которые выходили из среды народа и к пониманию народа старались приспособить архаичные тексты духовных песнопений.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
595
Народные песни и сказы
Народные песни и сказы можно считать не одним жанром, а группой жанров, объединенных под одним названием - юэфу. Тщательный анализ текстов позволяет выделить в народных песнях юэфу четыре группы.
Первая из них - лирические песни - изучена довольно хорошо; мы останавливаемся на ней, лишь поскольку это необходимо для оценки влияния данного фольклорного жанра на современную ему индивидуальную поэзию.
Вторая группа - многочисленные афористические песни (их сохранилось несколько сот) - фактически ускользнула из поля зрения исследователей как в Китае, так и за рубежом, а между тем они представляют собой огромный интерес. Выделение этой группы в особый жанр диктуется целым рядом признаков. Все такие песни очень невелики по размеру (обычно это четверостишие, очень часто -двустишие, иногда - трехстишие); изобразительные средства в них скупы, мысль выражена четко и сжато, исполнялись они, как правило, без музыкального сопровождения. Эти художественные особенности тесно связаны с функцией жанра: для афористических песенок была характерна злободневность, этими песенками народ откликался на каждое волнующее его событие.
Тип афористической песни, в какой-то мере сходной с частушкой, сложился в начале ханьской эпохи. Афористические песни бытовали тогда не только в Китае -очень близкие аналогии можно обнаружить среди немногих сохранившихся памятников древнеримского фольклора (так называемые триумфальные пес- ни), в народном творчестве Византии и т.д.
Афористические песни сильно отличаются от других песен юэфу и по содержанию. Если тема социального протеста раскрывается в последних в основном косвенно (через показ страданий простого человека, осуждение завоевательных войн), то в афористических песнях осуждение социальной несправедливости, ненависть к угнетателям звучат открыто: они обличают чиновничество и знать, осмеливаются коснуться даже «священной особы» императора. Долгое время, однако, истинный смысл песен оставался скрытым под мистическими наслоениями, препятствовавшими их правильному пониманию (только поэтому их тексты и дошли до нас).
Третья группа. Среди песен юэфу существует большое число произведений, которые по своему характеру соответствуют понятию баллады, и, как нам думается, этот термин, до сих пор употреблявшийся по отношению к ним лишь от случая к случаю, имеет полное право на существование. Древнекитайские народные баллады, как и другие произведения подобного рода, сравнительно невелики по размеру и одноконфликтны. Действие в них развивается довольно динамично: в песнях нет психологических описаний и морализации «от автора»; зато в повествование часто вклинивается прямая речь героев, их диалог, через который и выясняется отношение героя к происходящему. Это песни эпического характера, однако в основе сюжетного конфликта лежит обычная бытовая (часто - семейная) драма людей, в общем-то тоже обыкновенных,


596
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
и эпическое преувеличение, столь характерное для эпоса, в них по сути дела отсутствует.
Не следует, однако, полностью отождествлять древнекитайскую народную балладу с произведениями классической формы этого жанра, распространившейся в Европе в XIII-XVII вв. «Песня о жене Цзяо Чжун-цина» здесь в известной мере исключение. Чаще же всего древние баллады еще очень фрагментарны и лаконичны, сюжет в них неразвит (например, «Лебеди», «Жена больна» и др.). Некоторые произведения стоят как бы на грани между балладой и лирической песней (например, «Сирота»), и это свидетельствует о том, что жанр баллады еще не окончательно оформился, не получил того развития, какое мы наблюдаем позднее в европейском фольклоре.
К песням лирическим, афористическим и балладам в древних следует
добавить еще обрядовые песни - гимны и культовые песнопения, но, поскольку их оригинальные тексты не сохранились, здесь мы на них подробно не останавливаемся.
Четвертая группа. Наконец, среди юэфу есть произведения, которые в действительности не являются самостоятельными и представляют собой лишь фрагменты произведений более крупных форм. Традиция относит их к числу наибо- лее древних памятников китайской поэзии, однако проведенный нами текстологический и источниковедческий анализ знаменитой «Песни игроков в биту» показал, что последняя была создана уже в III-I вв. до н.э., т.е. намного позже тра- диционной датировки. То же можно сказать и о других подобных песнях - например тех, которые приписываются царю Му-вану (X в. до н.э.), и т.д. Все они, по-видимому, представляют собой поэтические вкрапления в народные сказы, повествовавшие о той далекой легендарной эпохе, которой они ошибочно датированы.
Определение истинного характера этих песен очень важно, так как проливает некоторый свет на характер и развитие народного сказа в древнем Китае.
Литература и время
Итак, вопреки мнению о том, что в старом Китае все застыло в неизменности, мы видим жанры в процессе их становления и трансформации. Неспешное наполнение традиционных понятий новым содержанием помогает заметить избранный нами временной масштаб, когда счет литературному развитию ведется не на десятилетия, а на века — и подчас многие века. Только такой масштаб и способен выявить движение старой китайской традиции, замедленное и своеобразное, часто напоминающее колебания маятника, не выходящего за определенные пределы. Однако при всей своей ограниченности движение остается, и сам факт вариативности литературных категорий делает закономерной и необходимой постановку проблемы времени применительно к литературной мысли старого Китая. Каким видели движение литературы во времени ее теоретики,


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
597
чем было время в сконструированном ими мире, что означало оно для Человека и Вселенной - все эти вопросы оказываются отнюдь не праздными для понимания нами литературных концепций древности и следующего за ней средневековья.
Надо сказать, что в период, когда соперничали «сто школ», когда философы искали и открывали своим ученикам найденные истины, они мыслили преимущественно глобальными категориями. Во времени были лишь две точки отсчета: древность и нынешний век, более мелкие отрезки еще не привлекали внимания. И когда Конфуций говорил о вэнъ, это было не литературой в привычном нам смысле, которую можно и нужно рассматривать в развитии, а совокупностью вечных истин, квинтэссенцией культуры, возводящей человека со стадии варвара на стадию цивилизованного существа. К этой совокупности как нельзя лучше подходит определение В.М.Алексеева: «Вэнъ есть выражение высшей мудрости, есть лучшее слово, сообщающее нас с идеей абсолютной правды». Уже в «Книге перемен» вэнъ человеческая ставилась на один уровень с вэнъ небесной, выражавшейся в узорах созвездий, ибо и то и другое были не чем иным, как манифестацией Великого Пути - дао и одной из форм дэ. А поскольку вечным и неиз- менным был Путь, оказывалась причастной к вечности и категория вэнъ; взятая в этом высоком понимании, она как бы стояла вне времени и над ним.
Более узким и конкретным было понятие «стиха» (ши), во времена Конфуция оно прилагалось исключительно к песням будущего поэтического канона, ставшего поэтической сокровищницей китайского народа. Но и ши не мыслилось Конфуцием только как конкретное произведение конкретной эпохи. Когда великий философ утверждал, что без знания ши человеку «нечего сказать», что он «стоит как перед стеной», само собой подразумевалось, что так и есть и будет всегда, ибо «Книга песен» представлялась ему эталоном поэтического гения, воздвигнутым на все времена.
Однако время шло, все больше и больше сведений о различных событиях накапливала в своей памяти История, многие перемены происходили прямо на глазах. И вот в «Великом введении» последователи Конфуция впервые заявляют о том, что поэзия подвержена изменениям, что ее изменения связаны с изменениями в жизни государства и что все это справедливо даже по отношению к «Книге песен»:
«Когда Путь царей пришел в упадок, рухнули Долг и Установления, правление и обучение начали терпеть неудачи, каждое царство стало управляться по- своему, а в каждой семье стал свой обычай, тогда возникли „извращенные вея- ния64 (бяньфэн) и „извращенные оды44 (бянья). Писцы-чиновники разных царств, постигая следы обретений и утрат, болели [душой] о крушении человеческих взаимоотношений, скорбели о [тяжком] бремени правления и наказаний. Они изливали чувства (цын) и свой природный характер (сын) в речитативе и песнях, дабы укорить своего государя. Они видели, что обстоятельства меняются, но хранили свои прежние обычаи. [Их] чувства рождали извращенные веяния, но Долг и Установления клали [извращению] предел. То, что чувства рождали [та¬


598
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
кие веяния], - в этом сказывалась природа народа. То, что Установления и Долг сдерживали [их], - в этом сказалось величие древних государей».
Из текста видно, что авторы «Великого введения» относятся к изменению (бянь) отрицательно, рассматривая его, скорее, как нарушение идеального порядка, вызванное смутой, как нечто такое, чему должен быть положен предел. Продолжение этой же тенденции можно заметить и в трудах жившего много позднее потомка Конфуция Кун Инда - одного из самых видных комментаторов канонических книг, который утверждает, что «изменение противоположно долгу», что «изменение - зло».
Позиция несколько странная, если учесть, что изменчивость мира была для древнего китайца аксиомой и «Книга перемен» входила в конфуцианский канон. Но канон этот, как известно, неоднороден, а перемены переменам рознь. Понятие и, вошедшее в название «Книги перемен» и на письме отождествлявшееся, как предполагает Б.Карлгрен, с изображением ящерицы или хамелеона, обозна- чало изменчивость универсальную, рожденную непрерывным действием Абсо- люта - дао. Однако изменение (бянь), по поводу которого скорбят авторы «Ве- ликого введения» и Кун Инда, лишь ее частный случай. Понять разницу между ними легко из определения, данного в апокрифическом «Чжоу и»; его же повторяет и Кун Инда. В эпоху Хань апокрифы - мистические интерпретации старинных книг, которые именовались вэй (уток ткани), - приобрели огромную попу- лярность. Они дошли до нас лишь в отрывках. Именно такое сочинение - «Уток перемен» («Ивэй») и имеется в виду, когда говорится об апокрифической «Книге перемен».
«Перемены - суть перемены, изменения в переменах и неизменность». Иначе говоря, изменение (бянь) - это не что иное, как перерыв в постепенности накопления нового, качественный скачок, утверждение иного свойства, которое сколько-то времени остается затем неизменным.
Сходное определение мы находим и в каноническом тексте «Книги перемен», в трактате «Сицы чжуань»:
«Когда перемены (и) исчерпывают себя, [наступает] изменение (бянь), с изменением [приходит] постоянство (тун); постоянство же длится долго».
Интересно, что постоянство - результат качественного изменения - ни в коем случае не мыслится здесь как застой, прекращение перемен - недаром же ключевым элементом иероглифа тун как раз и является движение. Тун - это неизменное в изменчивости, это «пронизание», когда какое-то качество проходит красной нитью через ряд последовательных стадий подверженной вечным изменениям вещи. Именно поэтому этап постоянства качества - тун - можно, в свою очередь, рассматривать как некий подготовительный период последующего изменения -бянь, как этап, ему предшествующий.
Это тем более справедливо для конфуцианства, склонного ставить во главу угла именно фактор стабильности: его адепты начинали, как правило, с тун - в конфуцианстве первенство тун предстает идеальным, а бянь, таким образом, предстает как дегенерация. Так, например, по словам сунского конфуцианца


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
599
Чжоу Дуньи, «пронизание имеет значение начального движения, за которым следует ответное движение противоположного начала»; это как бы первая фаза их взаимопроникновения, «установление контакта».
Общему обыкновению последовал и Лю Се. Разрабатывая систему «постоянства и изменений» в литературном творчестве, он также в своих построениях идет от постоянного {тун, чан). Постоянными, например, представляются ему некие крупные типологические разновидности литературы: поэзия {ши), ритмическая (фу), эпистолярная (шу) и эссеистская проза (цзи): название в них должно соответствовать принципам построения, и потому «тело их неизменно». Изменения в основном должны, по его мнению, происходить в области «словесного узора», который, впрочем, тесно связан с «силой духа» писателя, биением его духовной энергии ци, а число вариаций тут безгранично. Жанровая определенность произведения предстает чем-то родственным нормам человеческого телосложения, нарушение которых ведет к уродству. Впрочем, не найдется двух лю- дей, совершенно схожих внешне. Так и в литературе разнообразие форм позволяет «нестись вскачь нескончаемым путем, пить из нескончаемого источника. И если некоторых из-за короткой узды мучит жажда, а другие остановились от усталости, то дело уже не в том, что исчерпано число способов построения изящного слова, а в том, что ограничено искусство писателя варьировать постоянное. Если сравнить с чем-либо изящную словесность, то она подобна деревьям и травам. Корни их и стволы, растущие из земли, сходны по своей природе, но ароматы и неприятные запахи они под лучами солнца источают разные».
Итак, фактор стабильности, элемент традиционного - это у Лю Се «корень и ствол», на которых произрастает все остальное. Перефразируя то, что некогда писал один из корреспондентов Цао Пи, а еще раньше - авторы «Речей царств», он заявляет, что литературные формы «должны опираться на старые дела». «Необычное создают, уповая на нынешний день, но правила устанавливают, сверяясь с древностью!» - заключает он все свои рассуждения о постоянстве и измен- чивости, которые применительно к литературе есть выражение отношения Лю Се к традиции и новаторству.
Приверженность старого Китая своей традиции очевидна, и в многочисленных сочинениях европейцев, посетивших в разное время Поднебесную империю, мы обнаружим немало сетований по поводу «китайского консерватизма». «Стремление к умалению достоинств своего времени свойственно всем народам без исключений, но у китайцев оно достигает очень высокой степени и возводится ими на степень верования, - читаем мы, например, в русском издании (1904 г.) книги Артура Смита „Китайские характеры66.- Мысль о прогрессе и улучшении должна считаться вследствие этого ересью, и, таким образом, несомненное господство старины основывается на признании несовершенства потомков».
Действительно, подтверждение безусловного авторитета старины в Китае можно усмотреть уже в том, что прилагательное «старый» в языке китайца в отличие от любого из европейских языков имело только положительный оттенок.


600
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
В путевых дневниках В.М.Алексеева, посетившего Китай в начале прошлого века, мы можем, например, прочитать о том, как какой-то женщине вместо ее пятидесяти шести лет дали на вид восемьдесят и как та была польщена такой ошибкой. «Не поздоровилось бы молодцу, если бы он предложил свой комплимент какой-нибудь европейской матроне!» - замечает по этому поводу автор дневника. Однако в Китае такие любезности были в порядке вещей, и тогда же вдовствующую императрицу Цыси льстивые царедворцы титуловали не иначе как «старым предком» или «старым Буддой», заодно уж превращая ее в мужчину -носителя светлого эфира янци.
Культ старины в Китае был обязан своим расцветом прежде всего конфуцианству, с его преклонением перед авторитетом «совершенномудрых» людей далекого прошлого, Конфуцию древность представлялась недостижимым идеалом, «золотым веком» человечества. Именно поэтому цель человечества он видел не в движении вперед, а в наилучшем усвоении уроков прошлых веков, в следовании уже имевшимся совершенным образцам. Отрицательно относившийся к новаторству, Конфуций считал, что сам он ничего не добавил к традиции. «Я пере- даю, но не создаю, - заявляет он в „Беседах и суждениях“，一 я верю в древность и люблю ее». Во времена Ханьской империи конфуцианство с его культом древности сделалось официальной доктриной, диктовавшей нормы поведения каждому, кто находился на государственной службе. А ведь известно, что «господ- ствующими идеями любого времени были всегда лишь идеи господствующего класса». Именно победе конфуцианства Китай в значительной степени обязан тем исключительным преклонением перед древностью, которое в большей или меньшей степени сохранялось там на протяжений двух с лишним тысяч лет.
Все это так, но не следует думать, что авторитет древности всегда был неоспорим. На историческую арену выходили новые классы, к власти приходили новые династии, появлялись деятельные, мыслящие люди, и не в их интересах бы- ло, чтобы древность совершенно затмевала сегодняшний день.
Первым оппонентом Конфуция в этом вопросе оказался Мо-цзы? которого одни авторы считали его современником, а другие отделяли от основоположника конфуцианства лишь незначительным промежутком времени. Уже Мо-цзы выступал против бездумного воспроизведения древности, заявив, что сила дэ заключена «не в древней одежде и не в подражании древней речи». «Я считаю, что хорошему в древности нужно следовать, - заявлял этот философ, - но нужно создавать и современное хорошее». Рассматривая вопрос об относительной ценности древнего и современного с позиций диалектики, Мо-цзы приходит к заключению, что «так называемые древние принципы, которым нужно следовать, ведь являлись новыми для своего времени, а те древние люди, которые следовали этим принципам, не являлись совершенномудрыми людьми», значит, их превосходство надо всем современным вовсе не так уж бесспорно.
Даосы тоже верили в миф о «золотом веке》, хотя понимали его совсем иначе, чем конфуцианцы. Тем более не видели они смысла в конфуцианской литературной традиции, идущей якобы от «совершенномудрых» людей древности,-


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
601
эта традиция представлялась даосам настолько же неадекватной своему источнику, насколько след неадекватен оставившему его башмаку. Различие эпох было для них аксиомой, и смешным казалось желание втиснуть изменчивость мира в прокрустово ложе древних установлений. «Разве древность не отличается от нашего времени, как вода от суши?! - восклицает Чжуан-цзы. - Разве чжоуские порядки не отличаются от луских, как лодка от повозки? Применять ныне в Лу чжоуские порядки не то же ли, что толкать лодку посуху? Утомительно, бесполезно, да и для здоровья вредно!»
В конце эпохи Борющихся царств, когда установления и обычаи старой чжоуской династии все больше уходили в прошлое и время все настоятельнее требовало новой формы объединения раздробленного Китая, слова в защиту «современного», т.е. нового, звучали все чаще. «Те, кто на древний лад перекраивают современность, не постигли изменений времени», - читаем мы, например, в «Планах Сражающихся царств». Особенно активно в защиту совре- менности против конфуцианской «древности» выступали легисты - они считали, что именно их идеи более всего соответствуют духу «нового» времени. «Новым мудрецам смешны те, кто, восхищаясь ныне деяниями Яо, Гуня, Юя5 Тана и У, применяет их к нынешнему поколению! - писал в своем трактате Хань Фэй- цзы. -Ибо мудрец не стремится следовать древнему, не берет за образец неизменное, а, обсуждая дела своего века, применяется к обстоятельствам...
Некий житель царства Сун пахал поле, а среди поля стоял пень, - продолжает дальше Хань Фэй-цзы. - Бежал откуда-то заяц, наскочил на пень, сломал себе шею и сдох. Увидев это, пахарь оставил соху и стал у пня в надежде заполучить еще одного зайца.
Второго зайца он, конечно, не заполучил, а сам сделался посмешищем всего Сунского царства.
Ныне те, кто желает мерами прежних государей управлять нынешним народом, подобны этому стерегущему у пня!»
Суждение, как мы видим, достаточно язвительное, особенно если учесть, что жители царства Сун, с которыми здесь сравниваются поборники конфуцианской старины, были постоянными героями подобных анекдотов — чем-то вроде наших пошехонцев. Разумеется, сходство это чисто внешнее, так как сунцы не были жителями глухой окраины: презрительное отношение к ним объяснялось тем, что они были потомками покоренного племени инь. И хотя из Сунского царства происходил сам Конфуций, хотя там родился и жил другой великий мыслитель - Мо-цзы，хотя Сун оставалось носителем древних культурных традиций (именно там были записаны гимны дома Шан，вошедшие в «Книгу песен»)，китайцы- чжоусцы долгое время третировали наследников высокой, но побежденной культуры как «тупиц» и «глупцов».
Примерно тогда же «гости» могущественного вельможи и мецената Люй Бу- вэя，наставника будущего тирана Цинь Шихуан-ди (который, кстати, не только зарыл живыми в землю традиционалистов-конфуцианцев, но стал причиной смерти легистов Люй Бувэя и Хань Фэй-цзы), создали огромное компилятивное


602
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
сочинение «Вёсны и осени рода Люй» («Люйши чуньцю»). В заголовке его чувствовалась явная перекличка с названием главного труда Конфуция «Вёсны и осени» («Чуньцю»), в содержании - немалое расхождение с принципами конфуцианства. Достаточно сказать, что одна из глав памятника именовалась совершенно недвусмысленно: «Судить обо всем согласно нынешнему времени».
Целый ряд оговорок был призван смягчить явное предпочтение, которое отдавали современности безымянные авторы текста. Говорилось, например, о том, что древние законоположения, прежде чем достигнуть нынешнего века, прошли через длинную череду поколений, где каждый мог в них что-то добавить и что- то изъять; говорилось о том, что многие древние изречения сегодня просто непонятны и трудно сказать, что за ними стояло; утверждалось даже, что, «изучив современность», можно познать и древность. Однако пафос всех этих рассуждений сводился к одному: первенство всегда принадлежит современности, что бы ни говорили по этому поводу книжники-конфуцианцы.
«Как-то цзинцы решили неожиданно напасть на княжество Сун, - поясняют авторы „Вёсен и осеней рода Люй‘‘ свою мысль примером, — и послали прежде человека промерить глубину реки Юншуй. [Позднее] в реке Юншуй вода вдруг резко поднялась, но цзинцы об этом не знали. Они, согласно, своему промеру, начали ночью переправляться через реку, и утонувших оказалось более тысячи человек. В войсках поднялась паника, и при бегстве солдаты разрушили даже строения в ставке.
Ранее, когда они меряли реку, через нее можно было вести [войска], сейчас же река уже изменила [глубину], в ней сильно поднялась вода, а цзинцы, все еще согласно прежнему измерению, повели через нее солдат, и это явилось причиной их поражения.
Когда правители нынешнего пека копируют законы прежних ванов, они действуют почти так же, как в этом случае».
Впрочем, этого примера авторам «Вёсен и осеней рода Люй» показалось недостаточно; притчи о глупом воине, искавшем свой меч не там, где он его потерял, и о человеке, наивно полагавшем, что ребенок поплывет сам, раз умеет пла- вать его отец, которые мы находим в конце главы, рисуют приверженцев старины совсем уже в смехотворном виде.
«Как-то один житель царства Чу переправлялся через реку, и его меч свалился из лодки в воду. Он тут же сделал зарубку на лодке, промолвив: „Вот здесь упал мой меч!66 Когда же лодка остановилась, он бросился возле своей зарубки в воду на поиски. Но лодка уже ушла [с того места], а меч ведь не двигался! Разве не глупо искать [свой] меч подобным образом?
Когда, управляя своим государством, используют старые законы, это сходно с [рассказанным] случаем. Время уже ушло, а законы так и не сдвинулись с места -разве это не вызовет трудности?!»
Злее высмеивал поклонников старины разве что даос Гэ Хун - по его словам, тем кажется, что и «горы нынче не такие высокие, как в древности, и море не такое широкое, и солнце не такое жаркое, и луна не такая светлая!».


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
603
Впрочем, преклонение перед древностью на поверку оказывалось все же меньшим злом, ибо, когда сторонники новшеств переходили от слов к делу, текли реки крови. Достаточно вспомнить печально известное правление Цинь Шихуана, при котором было предписано «уничтожить вместе со всем родом всякого, кто во имя древности отрицает настоящее», началось сожжение конфуцианской литературы, включая такие памятники общенационального культурного наследия, как «Книга песен», а четыреста шестьдесят непокорных традицио- налистов были по приказу императора закопаны в землю живыми. К счастью, империя Цинь лишь ненадолго пережила своего создателя. Что же касается следующей, ханьской династии, то стремление действовать «от противного» и желание подчеркнуть преемственность, законность своей власти, наследующей традиции Чжоуского царства, понуждало к восстановлению традиции, к равнению на древность. Многие государственные институты и учреждения Ханьской империи стали создаваться по образу и подобию древних чжоуских: достаточно вспомнить знаменитую Музыкальную палату, продолжившую традицию сбора народных песен и тем самым сохранившую их для потомков.
Был снят запрет на классическую литературу; началась нелегкая работа по восстановлению текстов. Некоторые из них («Новый текст» «Книги истории» - «Шу цзина») сохранила память престарелых «знатоков писания», другие были найдены замурованными в стене подлежавшего сносу дома Конфуция (так называемые «древние тексты»), третьи были извлечены из тайников, где до поры до времени хранились владельцами с опасностью для жизни. Старые книги собирались по всей стране, их приобретали за огромные деньги: известно, например, что за недостающую главу книги «Чжоу гуань» («Чиновники царства Чжоу»), которая впоследствии она стала называться «Чжоу ли», т.е. «Установления царства Чжоу», сулили тысячу золотых. Постепенно развернулась работа по редактированию и комментированию текстов. Особенно прославились этим хранитель императорской библиотеки Лю Сян и его сын Лю Синь. Собственно говоря, все дошедшие до нас древние книги прошли через их руки; они же составили их каталог, который лег затем в основу «Описания искусств и литературы», оставленного Бань Гу.
Однако параллельно с процессом бережного собирания культурного наследия и укрепления традиции для ханьского периода была характерна также противоположная тенденция, сливавшаяся с первой в некий диалектический сплав. Я имею в виду четко проявившееся в литературе этого времени стремление освободиться от слепого преклонения перед седой стариной, во весь голос заявить о безусловной значимости своей эпохи, стремление к переосмыслению традиции. Это видно хотя бы по такому, казалось бы, незначительному признаку, как широкое употребление самого слова синь (новый, новшество), которое не пользовалось популярностью в доханьское время. Даже в весьма объемистой по тогдашним представлениям и явно враждебной конфуцианству книге «Чжуан-цзы» слово синь употреблено всего пять раз, причем в большинстве случаев ему предшествуют слова жу или жо (словно бы, как бы), снимающие его категоричность.


604
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Причину такого отношения легко понять, стоит лишь взглянуть на сам иероглиф. В качестве смыслового ключа в нем употреблен знак «топор», который в сочетании с другими элементами составляет явную идеограмму.《Топор》,《дерево» плюс «ставить》,《уста- навливать» - все вместе недвусмысленно говорит о радикальном характере преобразования, уничтожении старого качества и возникновении на его месте чего- то совершенно иного. Именно такой смысл, по-видимому, вкладывали древние в понятие новшества (синь), запечатлев свою мысль в фигурах иероглифа. Как бы перекличкой с его зрительным образом звучат слова автора «Новых речей» («Синь юй») Лу Цзя о рубке пальм и камфорных деревьев; лишь прикосновение топора позволяет превратить величественную《вещь в себе» в полезную «вещь для людей», и потому реши- тельное преодоление старого качества есть, по его мнению, необходимый момент в процессе выявления внутренней сущности вещи.
«Пока стояли - были патриархами [жалкой] толпы деревьев в горах Тай- шань, - обращается он к ныне мертвым гигантам растительного царства, - поверженные же принесли пользу десяти тысячам поколений». Их смерть была необходима, так как лишь «благодаря топору дровосека [они] явили [миру] красоту узора» своей древесины. В словах ханьского автора - оправдание ломки старого и вместе с тем как бы раскрытие смысла иероглифа синь, расшифровка термина «новация». Уже в поэзии Цао Чжи мы чувствуем влияние именно трактовки Лу Цзя: в своем подражании народному юйчжанскому напеву Цао Чжи пишет о таланте, не находящем применения, о том, что «Тай-гун все еще не повстречал Просвещенного царя», намекая этим на пренебрежение государя к его собственным талантам..
То, что не вызывало симпатии раньше, в процессе создания империи многим стало казаться естественным и закономерным. Тексты того времени запестрели словом «новый», а его вынесение в заголовок как бы подчеркивало на- мерение писателя освободиться от оков традиции. Кроме оказавших столь большое влияние на всю философскую литературу эпохи «Новых речей» Лу Цзя тогда же появились выдержанные в конфуцианском духе «Новые писания» («Синь шу») Цзя И, классификационное «Новое введение» («Синь сюй») Лю Сяна и, наконец, посвященные морально-этическим вопросам《Новые рассуж- дения» («Синь лунь») Лю-цзы (некоторые комментаторы считают, что Лю-цзы - это Лю Се), хотя отнесение последних к ханьскому периоду несколько сомнительно.
Еще более показательна картина административного деления той эпохи. «Новыми» при ханьской династии называли уезды - Синьши, Синьань, Синьси, Си- нье, Синьюй, Синьли, области - Синьпин, Синьнин, уделы - Синьду, Синьло. Даже династия, которую вознамерился основать царедворец Ван Ман, на недол¬
Лаковая шкатулка с изображением демонов. Эпоха Чжаньго


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
605
гий срок узурпировавший императорский престол, тоже была названа им «Новой».
И хотя формально это название было производным от наименования его удельного владения - Синьду, думается, что смысл его был много шире. В первый и последний раз в истории Китая провозглашая основание «Новой» династии, Ван Ман тем самым заявлял о намерении порвать с институтами предшественников, идти «новым курсом» в политике государственного управления. И действительно, «реформы Ван Мана» вошли в историю, хотя и закончились неудачей.
Стремление утвердить идею новации даже в ономастике своего времени вполне закономерно: ведь именно в период Хань было закончено объединение дотоле раздробленного Китая в единое государство, завершено создание сильной центральной власти, и современники не могли не видеть принципиально нового характера своей эпохи по сравнению с предыдущей. Последнее обстоятельство нужно особо подчеркнуть: эпоха Хань мыслилась отрицанием лишь этого предшествующего периода распада и, наоборот, воспреемницей древних традиций единого царства Чжоу. Тем не менее в приравнивании современности к «золотому веку» древности потенциально содержалась возможность дальнейшего перемещения акцента именно на сегодняшний день истории, утверждения его примата по отношению к прошлому в целом. Это и было сделано теми, кто ощущал в себе внутренний протест против насаждавшегося конфуцианцами культа старины.
Написав свои «Новые речи», Лу Цзя, быть может, создал не так уж много нового, но зато он это новое утвердил.
«В обычае нашего века считать самым важным то, что передают издревле, и презирать нынешних творцов, - с осуждением констатирует он. - Для [нашего века безразлично увиденное, но сладко услышанное. Обольщенный внешним, [наш век] упускает внутреннее чувство!»
Чтобы ниспровергнуть древность, Лу Цзя апеллирует к ее главному защитнику -Конфуцию: «Ведь в начале „Вёсен и осеней66 не говорится о [древних] Пяти Владыках, а в конце - о Трех Царях, зачем же все время обращаться к древности, если этого не сделал в своем главнейшем труде даже сам Учитель?!» - с деланной наивностью вопрошает он своих оппонентов. Да и вообще мир един - как скажет впоследствии Ван Чун: «Нет талантов древних и нынешних, а есть поверхностные и глубокие», так стоит ли опираться только на первые?!
Блестящий полемист, Лу Цзя умело сталкивает фундаментальные понятия древнекитайского мировоззрения используя их противоречивость как аргумент Действительно, ведь если Великий Абсолют - дао пронизывает все сущее, зна¬


606
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
чит, «дао близко, и нет нужды углубляться в древнее и далекое. Овладей главным -и успех обеспечен!».
Ради защиты идеи нового он старается здесь забыть о том, что именно древние сочинения считались наиболее совершенным воплощением дао, непревзойденным примером проникновения человека в сокровенное. Впрочем, в своем стремлении не замечать контраргументы он похож на спорщиков всех времен, и фраза интересна отнюдь не этим. Важно запомнить другое здесь, как и во всех подобных случаях, «далекое» выступает синонимом «древнего» - это обстоятельство поможет нам правильно понять и другие тексты. Ведь именно о древности Лу Цзя снова ведет речь, когда затем прибегает к примеру театра теней:
«Алчущим далекого нельзя упускать близкого. Тому, кто приводит в движение тень, нельзя забывать о [собственной] позе».
Вот как - восхищающая всех древность для Лу Цзя всего лишь тень, неясное очертание на матовом экране, призрачное отражение чего-то реально существовавшего, но так мало похожего на свою тень... И это говорит конфуцианец!. Как тут не вспомнить о сравнении наследия древних мудрецов со следом башмака, сделанном Чжуан-цзы и вновь повторенном другим даосом, Гэ Хуном.
Впрочем, собственному изречению Лу Цзя тоже была суждена долгая жизнь. Потомков привлекло сравнение древнего с тем иллюзорным, что доступно лишь слуху, а нынешнего - с тем, что предстает в зримых формах (ведь людям «безразлично увиденное, но сладко услышанное»). Именно теоретики китайской литературы эпох Хань и Вэй постоянно перефразировали и повторяли слова Лу Цзя, защищая самодовлеющую ценность современной им изящной словесности: «Далекому не сравниться с близким, а услышанному не сравниться с увиденным», -прямо заявляет, например, Ван Чун, отдававший в литературе предпочтение достоверному, опровергавший «вымыслы» многих древних сказаний. Он с искренним пылом ополчается на тех литераторов, которые «любят и превозносят древность и принижают современность, ценят услышанное и презирают увиденное... верят давней и далекой лжи, пренебрегая близкой сегодняшней правдой», он осуждает тех, для которых «плоды дел предшественников вкусны и сладки, пьянящий же мед новых творений потомков горек и терпок».
Явной перекличкой с этими словами Ван Чуна звучит высказывание Цао Пи, которое тот делает в своем «Рассуждении об изящной словесности»: «Люди заурядные ценят далекое и презирают близкое. Они оборачиваются на шум, но поворачиваются спиной к правде». Правильно понять эту мысль можно, только сопоставив текст его «Рассуждения...》с текстами《Весов суждений》и «Новых речей». Тогда станет ясно, что «далекое» не что иное, как «древность», параллель с которой Цао Пи видит в «звуке пустом» - модификации «услышанного» в текстах его предшественников, а современность он, как и Ван Чун, отождествляет с близкой истиной. Иначе говоря, Цао Пи осуждает свойственное литераторам его времени преклонение перед древними образцами, некритическое вос- приятие традиции - в этом он не только солидарен с Ван Чуном, но и опирается на него.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
607
Кстати, если Цао Пи именует приверженцев традиции людьми «заурядными» (чан), то такое определение мало чем отличается от эпитета «вульгарные», которым наделяют подобных книжников Бань Гу и Ван Чун. «Вульгарный книжник не постигает хода времени, он любит хвалить древнее и ниспровергать современное», - сочувственно передает Бань Гу слова Сюань-ди о на- четчиках-конфуцианцах. «Вульгарные любят и ценят древность, но не дорожат современностью, утверждая, что нынешней изящной словесности вэнь не сравниться с древней, - говорил о поклонниках старины Ван Чун.— Вульгарный книжник любит преувеличивать древность и умалять современность».
Не стоит, наверное, утомлять читателя, приводя все новые и новые высказывания тех, кто не разделял «вульгарного» мнения ревнителей старины, принижавших заслуги своего времени. Этих свидетельств слишком много. Совершен- но ясно, что наряду с идеей преклонения перед величием прошлого постоянно существовала то необычайно усиливающаяся, то несколько ослабевавшая противоположная тенденция, заострявшая внимание на деяниях сегодняшнего дня. И когда в V в. Лю Се выступил против тех литераторов, которые «рвались к современному, отдаляясь от древнего, отчего [благотворные] веяния литературы сошли на нет, а ее духовные силы одряхлели», когда в противоположность всему сказанному Ван Чуном, Бань Гу и Цао Пи он с осуждением воскликнул, что его современники «тянутся к близкому и отдаляются от дальнего», это было реакцией уже на безраздельное торжество новаторов. Впоследствии (VIII-IX вв.) реакция эта привела к знаменитому «движению за возврат к древности», и некоторые считают, что провозвестником его был именно Лю Се. В своей детально разработанной системе основу литературного творчества он видит именно в традиции. Он с одобрением отзывается о тех эпохах, которые «в проявлении устремлений и описании [своего] времени были едины», и осуждает предшество- вавшую ему эпоху Ранних Сун (V в.) за пристрастие к литературным новшествам. В литературе «правила устанавливают, сверяясь с древностью!», утверждает Лю Се, и та действительно оставалась для Китая признанным образцом. То и дело слышавшиеся голоса защитников сегодняшнего дня (а их, мы видели, было немало) всегда звучали лишь как возражение - главная партия в древнем китайском хоре принадлежала не им.
С проблемой отношения к древности и современности тесно связана проблема оценки жителем древнего Китая своего места в потоке времени, которая значительно отличается от нашей.
В так называемых традиционалистских обществах, к которым принадлежал древний Китай, день сегодняшний во многом все еще оставался днем минувшим. «Издревле так повелось...»; «Верю: так было в древности и есть в современности!», -восклицали Цао Пи и бесчисленные другие китайские авторы, констатируя незыблемость традиции, стабильность прошлого.
«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем», - еще раньше выразил ту же мысль Екклезиаст. Созданное


608
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
любым поколением было в традиционалистском обществе несоизмеримо с сокровищами культуры, завещанными теми, кто жил прежде; нужно ли удивляться, что взор каждого с почтением обращался в древность - ей люди были обязаны почти всем.
Ни Цао Пи, ни Цао Чжи, ни вообще древние китайцы не мыслили себя в той же позиции к древнему и настоящему, в какой мыслим мы себя сейчас: впереди -будущее, позади - прошлое, настоящее - вокруг или рядом - привычный стереотип, описанный учеными и поэтами. «Затылок людей всегда смотрит в прошлое, - говорит А.Вознесенский в поэме „Озасс. - За нами, как очередь в троллейбусе, стоит время». За нами - но не за теми, кто жил на тысячелетия раньше. Для них восприятие времени зачастую было иным. Летописцы Древней Руси писали, в частности, о властителях далекого прошлого как о «передних» князьях, а «задними» считали события настоящего или будущего. Субъективноретроспективная ориентация в потоке времени была, по-видимому, присуща и древним китайцам - в пользу этого говорит генетическая связь некоторых понятий. Один и тот же иероглиф хоу, например, в пространственном плане обозначал все что находилось позади, а во временном - то, что принадлежало об- ласти будущего; иероглиф цянъ одновременно обозначал находящееся впереди и принадлежащее прошлому. Потому-то, когда Цао Пи говорил о хоушэн - «по- слерожденных», те ощущались не просто будущим поколением, но и как бы стоящими где-то за ним, позади, после него. Когда же Цао Чжи называл сборник лучших своих творений «Передние записи» («Цяньлу»), он мыслил его как труд человека, который по отношению к потомкам оказался впереди, ближе к цели, предшествует им. Древний китаец не ощущал минувшие века у себя за спиной - нет, к ним он был обращен всем своим существом.
Налицо своеобразный парадокс - вектор времени как бы развернут на сто восемьдесят градусов, ибо взгляд обращен не в будущее, а в прошлое. Кажущаяся алогичность такой ситуации будет устранена, если мы представим ход времени как длинную череду поколений, идущих в небытие. Именно тогда преждерожденные окажутся впереди, за ними же выстроятся все остальные. Небытие - вот цель, о которой люди Нового времени старались забыть и которая обладала вполне реальной ценностью для человека древности, в том числе для древнего китайца. Краткость бытия, одинаково остро ощущавшаяся и в Европе, и в древнем Китае, заставляла относиться к жизни как к чему-то мимолетному, преходящему, неглавному. «Жизнь человеческая что отдых птицы перелетной на ветви сухой», - писал Цао Пи. В то же время смерть воспринималась как «возвращение» (гуй) к первоистоку. В древней литературе разворот времени в прошлое вызван не просто тем, что оно «не было ориентировано на воспринимающего это время субъекта» и мыслилось объективно, как считает Д.С.Лихачев, а тем, что оно ориентировано в сторону небытия, имеющего для древнего человека самодовлеющую ценность, поскольку всегда представлялось инобытием.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго—Цинь—Хань
609
Нежданно-негаданно стал ты человеком,
Но стоит ли за это цепляться?
Превратился в иную вещь,
И тоже - стоит ли горевать?!-
писал о жизни и смерти поэт Цзя И.
Впрочем, картина движения поколений еще усложнится, если мы учтем расположение самого минувшего в пространственно-временной модели древних китайцев.
Для нас прошлое приземленно; оно как бы ниже нас; «глубокая древность» - говорим мы о нем, ибо наш путь лежит вперед и выше. «Высокая древность» (шангу) - напротив, говорили о самых отдаленных временах древние китайцы, ибо для них она была идеалом, лежащим на почти недостижимом уровне: по отношению к древности много ниже были они сами. Дополнительные коррективы вносила в эту модель также идея цикличности времени.
Восприятие времени как цепи замкнутых циклов связано со спецификой существования земледельческих этносов на ранних ступенях развития и равно присуще Востоку и Западу. Наиболее ярко оно выразилось во взглядах древних индусов и греков-пифагорейцев - у вторых, быть может, не без влияния первых. Длинной чередой проходят, согласно индийскому мифу, дни бога Брахмы - и каждый вмещает в себя рождение, цветение и разрушение очередной человеческой Вселенной, которые укладываются в четыре с лишним миллиарда наших лет. У пифагорейцев идея цикличности вызвала к жизни мысль о неизбежном повторении любого мгновения со всеми его реалиями. «Если же верить пифагорейцам... -говорил своим слушателям ученик Аристотеля Эвдем, - то я когда- нибудь с этой же палочкой в руках буду опять так же беседовать с вами, точно так же, как теперь, сидящими передо мной, и так же повторится все остальное».
В древнекитайском представлении о времени подобные крайности отсутствуют, и известный исследователь истории китайской науки Дж.Нидэм даже приходит к выводу, что оно всегда по преимуществу оставалось линейным, «несмотря на все циклы - земные и небесные». С этой точкой зрения можно спорить - то, что на маленьком отрезке представляется прямой, при дальнейшем продолжении может оказаться частью окружности. Но во всяком случае, наличие в китайской модели времени ряда циклов ни у кого не вызывает сомнения.
Напомним здесь читателю, что мир древнего китайца мыслился открытым во Вселенную, и потому циклы исторического времени коррелировались в его сознании с временными циклами Космоса. Таких было известно немало - от лунных фаз и времен года до периодов, исчислявшихся веками! «В движении Небес каждые тридцать лет происходит незначительное изменение, каждые сто лет - среднее, каждые пятьсот - большое», - читаем мы в «Истории династии Хань», в главе, дописанной уже сестрой погибшего историографа Бань Гу. Кстати, длительное совмещение в одном лице функции главного астролога государства


610
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
и главного историографа само по себе говорило о признании взаимосвязи времен Вселенной и социума. Более конкретным случаем такого признания была идея смены пяти стихий (или первоэлементов) природы - ;; син, под которыми понимались различные формы консолидации и движения все того же мирового эфира - ци. Например, в комментарии Чжэн Сюаня к «Книге истории» по этому поводу сказано: «Стихии - это движение ци согласно Небу». А комментатор Кун Инда, комментируя тот же памятник, говорит о возрастающей плотности и стабильности в пятичленном ряду стихий, который начинается, как и все в этом мире, со слабого, бесформенного, стоящего на грани небытия.
В «Изречениях учеников Конфуция» приводятся, например, слова их учителя со ссылкой на Лао-цзы (VI в. до н.э.): еще тот якобы утверждал, что пять стихий делят время и порождают все сущее, что смена правителей и династий издревле происходила в соответствии с чередованием стихий дерева, металла, воды, огня и земли. Быть может, не стоит слишком полагаться на этот источник, аутентичность которого оспаривается. Однако в III в. до н.э. в Китае, безусловно, уже существовала теория изначальной соотнесенности форм человеческого правления с пятью стихиями, поочередно господствующими над миром, - об этом сообщает Сыма Цянь, ссылающийся на знаменитого ученого Цзоу Яня (ок. 336 - 280 г. до н.э.).
Впоследствии теория взаимозависимой смены «небесных» и династийных периодов, интерпретируемая в чисто мистическом плане, была включена в круг официальной идеологии. Так, первый объединитель Китая, Цинь Шихуан, считал, например, что его династии соответствует (и благоприятствует) стихия воды; на этом основании он сделал черный цвет государственным, поскольку в ки- тайской пятицветной гамме тот отвечал этой стихии. Пришедшая на смену дому Цинь Шихуана династия Хань отрицала лишь «космические» претензии «узурпатора», но не саму теорию - напротив, при ней та получила дальнейшее развитие. Стало принятым связывать царствование Хань со стихией огня, царствова- ние следующей за ней династии Вэй - со стихией земли и т.д.
Правителю Поднебесной приходилось внимательно следить за тем, чтобы обстановка складывалась благоприятно для проявления его элемента - ведь от этого зависела судьба династии. Императоры меняли цвет платья, установления, всячески старались свести на нет влияние враждебных стихий и усилить влияние дружественных. Очень показателен в этом отношении императорский эдикт, который устанавливал написание иероглифа ло - названия реки и стоящего на ней города - столицы позднеханьского Китая: «...[династии] Хань [соответствовала стихия] огня, - констатируется в эдикте, - огню [следовало] избегать воды; потому-то [при Ханях] из иероглифа ло убрали знак воды и ввели знак короткохвостой птицы. Династии Вэй по порядку элементов соответствует стихия земли. Вода течет по земле, вода умягчает землю. Поэтому [повелеваем] убрать знак короткохвостой птицы и снова ввести [в этот иероглиф] знак воды», - приказывал Сын Неба, отменяя табу поверженной династии и стремясь как можно шире раскрыть врата для самопроявления «своего» элемента.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
611
Однако ни человек, ни даже Сын Неба не могли остановить хода времени - период пышного цветения должен был смениться периодом увядания, все возвращалось «на круги своя». «Когда вещи развиваются до предела, то приходят в упадок; это движение по кругу, которое кончается и [затем] начинается вновь». Так сформулировал в ханьское время непреложный закон бытия историк Сыма Цянь и повторил Хуань Куань - автор «Рассуждения о соли и железе» («Янь те лунь»). Где-то в необозримых безднах время неумолимо перегруппировало частицы эфира. Изменения постепенно нарастали - и вот внезапно приходило в движение, смещалось еще на одно деление невидимое глазу колесо мирового круго- ворота. Новая форма ци начинала властвовать во Вселенной, новый духовный владыка начинал ею повелевать на небесах, утвердив над миром свой цвет, свой день, своего космического Зверя. Тогда низлагался царствующий дом, сотрясалась смутами Поднебесная, и не оставалось сил противиться разрушению, ибо первопричиной были перемены в самой духовно-материальной субстанции мира, а Путь мира - дао человеку неподвластен.
Происхождение таких взглядов нетрудно понять - бедствия, несомые реальной сменой царствующих домов, не многим уступали тогда мировым катаклизмам. Вспомним, что приход к власти династии Цинь сократил население страны, по оценкам древних историков, на одну треть, а о предпринятой затем ею постройке Великой Китайской стены поэт писал: «Кости [погибших] друг другу упасть не дают!» Почти столь же страшный след в истории оставил смутный период междуцарствия двух ханьских династий - ранней и поздней: «Люди от голода пожирали друг друга. Погибших были многие сотни тысяч. Столица Чанъань превра- тилась в развалины - в городе не осталось живого человека», - лаконично сообщал Бань Гу о том времени, когда рухнули вдруг вековые устои и добрая половина жителей Поднебесной снялась с насиженных мест, гонимая голодом и страхом.
Через два столетия все повторилось вновь. Покидая охваченную смутой столицу, поэт Ван Цань видит устилающие равнину белые кости и женщину, что кладет в придорожную траву грудного ребенка, который мешает ей бежать. Она слышит его отчаянный плач, оглядывается, утирая слезы, но не возвращается. Мир перевернулся, и самые святые человеческие чувства отступили перед всепобеждающим инстинктом самосохранения. Впрочем, и тот не спасет несчастных. Пройдет всего несколько лет, и другой поэт, Цао Цао, напишет о своей эпохе стихи на мотив старинного погребального песнопения:
Десятки тысяч семей истреблены,
Голые кости белеют в полях,
На тысячи ли окрест не слышно крика петуха...
Из каждой сотни в живых остался лишь один,
При мысли об этом разрывается сердце.
В этих стихах нет поэтического преувеличения или, во всяком случае, оно невелико. Ведь для наиболее жестокого периода смуты историк Хуанфу Ми


612
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
(III в.) указывает цифру «выживших» даже на два порядка меньше: один из десяти тысяч. Когда же самое худшее осталось позади и стабилизация режима позволила вновь составить подворные списки, оказалось, что в Китае из прежних пятидесяти миллионов населения осталось пять, т.е. потери составили не 99% - как в стихотворении, а 90% - цифры близкие. Несколько иные цифры указываются в «Историческом обозрении народонаселения Китая» И. Захарова, но разница незначительна.
Нет ничего удивительного в том, что привыкший увязывать всю жизнь с действиями мировых сил древний китаец экстраполировал крушение своего общества на мир в целом, доводя катастрофу до вселенских масштабов. В его созна- нии старая Вселенная как бы растворялась в Небытии и на ее месте возникала новая, в которой движение эфира шло уже другими путями.
Впрочем, новый мир утверждался не сразу, и немалая роль в этом, с точки зрения китайца, мировом процессе отводилась посреднику между космосом и социумом - императору. Недаром же среди основоположников царствующего дома равно почитались двое - утвердивший его силой оружия и создавший последующее статус-кво, завоеватель и мироустроитель. В каждой династии имелся Сын Неба, удостоенный посмертного титула вэнъ-ди, где иероглиф вэнъ по- нимался в самом широком смысле внешнего проявления Мирового закона - дао\ применительно к социуму это было цивилизацией.
Более частная область вэнъ, словесность, играла в данном случае ту же миро- устроительную роль. Действительно, при каждой крупной династии, так или иначе уже сумевшей доказать свое право на существование, начинали создаваться всевозможные своды и кодексы: словари, энциклопедии, сборники текстов и т.п. Приводилась в порядок, расставлялась по местам, классифицирова- лась стихия вэнъ - и как проекция этой видимой деятельности шло незримое упорядочение Мироздания, ибо обратная связь между вэнъ и дао мыслилась столь же обязательной, как и прямая. Именно по указанной причине в старых китайских сводах понятия и сами тексты объединялись «по родам» (вспомним хотя бы первую энциклопедию - «Произведения искусства и изящной словесности, объединенные по родам» - «И вэнь лэй цзюй»). В бездонных пространствах Вселенной вещи «одного рода» тяготели одна к другой, невзирая на расстояния; когда же в мире человека тени этих вещей - имена и понятия - соединялись вместе, единение вэнь одного рода создавало наилучшие предпосылки мировой гармонии.
Рассматривая смену династий как отголосок движения Мироздания, древний китаец, однако, оставлял в своей модели место для целенаправленной деятельности человека, определенным образом признавая свободу воли. Но коль скоро истоки этой воли были неглубоки, она в состоянии была породить лишь ограниченные перемены в Поднебесной. Узурпатор, движимый личным честолюбием, мог свергнуть законного правителя и провозгласить свой род царствующим, но если Небо не давало ему незримого «мандата», попытка была обречена на провал. «Искусственные» династии, не вызванные к жизни утверждением новых


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
613
стихий, гибли вскоре же - в исследуемый нами период такими признавались ди- настия Цинь Шихуана，просуществовавшая сорок лет，и《Новая» династия Ван Мана, длившаяся всего четырнадцать. Человек не мог противиться течению времени - оно сметало его как былинку.
Вообще, осознание себя живущим в сплетении гигантских космических сил, преклонение перед непреложным Путем эволюции Вселенной делало китайца фаталистом, порождало знаменитый принцип «недеяния» (увэй) как включение себя в мировую гармонию, как стратегию подчинения индивида общему движению мира. «Кто следует ему - процветает, кто противится - если и не умрет, то потерпит крах», - говорили тогда. Но та же модель мира подсказывала практическому уму и некую возможность выигрыша, которую давало подключение к общему движению в наилучший момент, когда противодействующие силы находились в нижней точке спада, благоприятствующие - на подъеме.
На этом была построена вся система китайского гадания, вся философия «Книги перемен». Эту же цель преследовали и китайские императоры, пытавшиеся маневрировать в общем потоке времени Вселенной, подключая время Поднебесной к тому мгновению, который, по их мнению, сулил наибольшую выгоду государству, царствующему дому и народу.
Если дела шли плохо, имело смысл начать отсчет времени снова, с нуля, в надежде, что неблагоприятная полоса прошла и что новый знак времени - название новой эры - повлияет на его сущность. Если же происходило какое-то благовещее событие и Небо, Земля или воды являли знамение того, что движение Вселенной породило в данный момент и в данном месте огромный потенциал дэ, необходимо было подключить время страны именно к этому моменту, да- бы многие годы черпать благотворную силу из благодатного источника. Так начали поступать со II в. до н.э. И когда, например, возле святилища бога земли Хоуту в 116 г. до н.э. был обнаружен драгоценный старинный треножник, когда в одну из ночей 53 г. до н.э. на землю пала «сладкая роса», когда в 233 г. н.э. в колодце народу явился черный дракон - во всех этих и подобных случаях название годов правления соответственно менялось на «Изначальный треножник», «Сладкую росу» или «Черного дракона».
В присвоении определенному отрезку времени некоего имени было что-то от первобытной магии, а само имя очень часто несло в себе элемент если не заклинания, то хотя бы благопожелания или обещания. Но если «Вечное благополучие» (Юнпин) длилось при ханьском императоре Мин-ди восемнадцать лет (с 58 по 76 г.)5 а «Вечной гармонии» (Юнхэ) при ханьском Шунь-ди хватило на шесть (со 136 по 142 г.)5 то «Вечное счастье» (Юнцзя) и «Вечное процветание» (Юнкан) при ханьских императорах Чун-ди (145 г.) и Хуань-ди (167 г.) продолжались не больше года.
Вообще, как правило, эры правления были недолговечны, как недолговечны сами счастье и благополучие: если брать в расчет только «центральные» династии Хань, Вэй и Цзинь и не учитывать годы правления их соперников в борьбе за власть, то легко понять, что за первые четыре столетия нашей эры всего


614
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
шесть раз их продолжительность превысила десятилетие. Я уж не говорю о том, насколько название эр соответствовало реальному положению вещей. Вспомним уже известный нам случай, когда официальное название эры «Прекрасный покой» народ по созвучию переделал по-своему: «Все разорены дочиста»; видимо, основания для этого были.
Итак, непрерывное, с нашей точки зрения, время в глазах китайца было достаточно дискретным. Оно распадалось на династийные периоды, которые объединялись в пятичленные циклы сменяющих друг друга космических стихий и, напротив, подразделялись на эры правления. Связь движения светил с жизнью общества в сознании древних была настолько прочной, что идеологи восстания «желтых повязок», например, верили, что гибель старой и воцарение новой династии произойдет именно в первый год нового шестидесятилетнего цикла: «В год под знаком цзяцзы в Поднебесной свершится счастливое событие» - пелось тогда в народной песне. Эти представления оказались очень устойчивыми, и даже в XIX в. в очередной год цзяцзы в Китае ожидали наступления конца кальпы (буддийский вариант конца света) и всяческих перемен.
Скрепами распадавшегося на глазах времени, как это ни парадоксально, стали немощная человеческая плоть и воплотившие бесплотное Слово письмена. Особая роль человека в данном случае связана с тем, что он меньше всего признавался личностью, во всяком случае, это была личность совершенно иного типа, чем в Европе. Китаец тех времен не был ограничен ни своим собственным «я», ни своим недолгим существованием. Воспринимаемый (и ощущающий себя) как часть многоликого кланового существа, составляя со своими многочисленными родичами как бы «одну плоть», он оказывался в нерасторжимом един- стве с уходящей за горизонты веков длинной вереницей предков и потомков. А родовой (клановый) организм в отличие от индивида уже не был столь подвластен времени; напротив, сохраняя свою духовность и свое «тело» на протяжении ряда эр правлений и шестидесятилетий, прорастая во все новые эпохи, он как бы скреплял собой распадавшееся на циклы время, ибо в нем объединялись и настоящее, и прошлое, и будущее.
Другая «скрепа времен» - словесность вэнъ более непосредственно входит в сферу нашего исследования. Мы уже говорили, что она мыслилась манифестацией извечного Пути Вселенной - дао, отчего возникал соблазн рассматривать и ее как непреходящую ценность, не подвластную ходу времени. Эта идея, восходящая еще к Конфуцию, явственно ощущается у послеханьских теоретиков литературы: Цао Пи, Цао Чжи, Лу Цзи. «Изящная словесность - наследие великое, канва государственности. Дело процветающее и нетленное», - заявляет первый из них. Для определения вэнъ он использует выражение, некогда приложен- ное в летописи «Цзо чжуань» к столь чтимому конфуцианцами Ритуалу - ли, и это говорит о заметном смещении ценностного акцента в сторону вэнъ - носителем традиции все больше становилось писаное слово.
С другой стороны, литература обеспечивала некую трансценденцию духа, который обретал в знаке новую жизнь, в тленном же теле был обречен на конечное


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
615
рассеяние. Сроки человеческого существования «не сравнить с безграничностью
изящного слова», и древние спешили выразить себя в письменах, ибо тень сол¬
нечных часов, столь грозная для всего живого, не способна была затмить напи¬
санное. Свою надежду, что кисть его роняла тушь не зря, высказывал в письме
к другу поэт Цао Чжи; «явить свет слова своего для будущих веков》мечтал ис-
торик Сыма Цянь, да нужно ли перечислять всех?!
Но пусть существование Абсолюта - дао, согласно представлениям китайцев,
вечно и неизменно, Путь, проходимый Мирозданием в разные моменты его ме¬
таморфоз, неодинаков, иначе говоря, Абсолют проявляет себя во времени раз-
лично. Отсюда вполне логичное желание рассматривать его мани(|юстацик) вэяб
именно как временную категорию, изменяющуюся в соответствии с эпохой.
Проходя сквозь эпохи, пронзая толщу времен, вечно меняющаяся вэнъ скрепляла
их непрерывной нитью - нитью традиции.
Так одна и та же концепция словесности как манифестации дао породила два
совершенно разных подхода к ней - вневременный и исторический. Обе эти тен¬
денции, сменяя одна другую, прослеживаются на протяжении всего обозримого
пути китайской литературной мысли.
Зачатки исторического подхода к поэзии мы видим уже в первом памятнике
литературной мысли Китая - «Великом введении» в «Книгу песен». Автор раз¬
личает в поэзии как бы два временных слоя - идеальной древности, когда «госу¬
дари посредством фэн исправляли подданных, а подданные предостерегали им
государей», и нечто вроде древнего «декаданса», когда «Путь царей пришел
в упадок, рухнули Долг и Установления, правление и обучение начали терпеть
неудачи, а в каждой семье стал свой обычай». Обе эпохи породили поэтические
произведения разного рода, хотя автор подчеркивает сугубую относительность
этого различия, - в целом вся древняя поэзия рассматривается им как образец
для подражания, ибо возвышенность души не позволила творцам《Книги песен»
даже в пору упадка перейти недозволенную моральную грань.
Более яркое проявление исторического взгляда на литературу мы встречаем
уже в позднеханьский период, и нужно ли удивляться, что его носителем был
историк?! Ведь даже древний Китай обладал столь долгим прошлым, что его
знатоку просто невозможно было не заметить литературных перемен. Поэтому
в своем «Описании искусств и словесности» Бань Гу как бы соразмеряет каждый
шаг в развитии литературы со шкалой времени, соотносит трансформацию клас¬
сических текстов с историческими событиями и деятельностью отдельных лиц.
О его методе достаточно наглядно свидетельствует авторское введение в «Опи¬
сании», где в общем виде дается история текстов:
«Когда Чжун-ни (прозвание Конфуция. - И.Л.) канул [в вечность] и сокро¬
венные речи прервались, когда семьдесят учеников [его] скончались и великая
справедливость нарушилась, тогда у „Вёсен и осеней64 появилось пять [редак¬
ций], „Песни" [передавались] в четырех [вариантах], у „Перемен6' появились
„предания“ нескольких школ. В период Сражающихся царств, [во времена]
„поперечных и продольных союзов46, истинное и ложное боролись между со-

616
Часть VL ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
бой, речения мыслителей в полном беспорядке спутались и перемешались. И когда пришла [династия] Цинь, она, обеспокоенная этим, предала огню [литературные] сочинения, дабы оглупить темные головы. Когда же возвысилась [династия] Хань, она во множестве стала собирать книги и их части, исправляя урон, содеянный Цинь; она широко открыла путь, по которому несли книги [ко двору].
Но ко времени Почтительного к родителям Воинственного [государя] писания [уже оказались] с пропусками, а дощечки с письменами - вырванными, Установления были нарушены, а музыка повержена. „Мы весьма опечалены!" - мол- вил совершенномудрый высочайший [государь]. Тогда-то было замыслено строительство книжных хранилищ, учреждены должности переписчиков, и [книги]- вплоть до передаваемых от одного к другому толкований философов - заполнили секретные палаты [Дворца]. При Свершающем владыке, поскольку многие писания [все же] рассеялись и погибли, было велено аудитору Чэнь Нуну разыскивать сохранившиеся книги по [всей] Поднебесной. Императорским указом было предписано Великому мужу Блистательного счастья Лю [Сяну] привести в порядок каноны и толкования к ним, сочинения мыслителей, стихи и оды, инспектору пехоты Жэнь Хуну привести в порядок воинские писания, главному астрологу Инь Сяню привести в порядок [сочинения об] искусстве чисел, лекарю Ли Чжуго привести в порядок [сочинения о] магических приемах.
Когда же с каждой из этих книг было покончено, [Лю] Сян прошелся по их главам, обобщил их указующий смысл, записал и представил [императору]. Но тут Сян умер. Скорбящий владыка вверил Сянову сыну, смотрителю придворных экипажей [Лю] Синю, дело покойного родителя. Тогда-то Синь, обобщив стаи книг, и представил свои „Семь реестров". Так появились реестр книжных собраний, реестр шести искусств, реестр [сочинений] мыслителей, реестр стихов и од? реестр воинских писаний, реестр [сочинений] по искусству чисел, реестр [сочинений] о магических приемах. Ныне [мы] извлекли из них наиважнейшее, дабы представить [читателю эти] книги и главы».
Исторический подход Бань Гу не сводился только к анализу истории текста: самостоятельно или вслед за Лю Сяном он попытался разыскать истоки происхождения различных школ и направлений в литературе (в первоначальном, синкретическом значении этого слова). Можно соглашаться с ним или нет, но, на- пример, «даосское течение», по его мнению, берет свое начало в среде писцов- историографов, ведавших одновременно астрологическими наблюдениями; школа номиналистов - в среде чиновников, ведавших церемониями, и т.п. Впрочем, труд Бань Гу? заявив о новом, историческом подходе к литературе, не сумел его утвердить. Его последователем можно считать разве что Хуанфу Ми (215-282)- также историка, который в исторической ретроспекции от глубокой древности, через «Книгу песен», творчество Цюй Юаня, Сун Юя? Цзя И, вплоть до своего времени показал читателю историческое движение жанра оды, но в целом восприятие словесности, господствовавшее между эпохами Хань и Лян (т.е. в III- V вв.), оказалось совершенно иным.


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
617
Для ханьской эпохи было характерно ясное ощущение связи времен, взгляд на любое явление как на звено в длинной цепи разворачивающихся во времени фактов. Мы наблюдаем это не только у историков - Сыма Цяня, Бань Гу, но и у литераторов - Чжэн Сюаня (в предисловии к «Книге песен»), Ван И (в предисловии к «Чуским строфам»). Отрицание предыдущей, циньской монархии пробудило желание возродить наследие попранной ею династии Чжоу. А ведь с ее именем связывалось целое тысячелетие исторического развития, и каждый раз поиски истоков вели любопытствующего автора через многие века.
С крушением дома Хань и воцарением Вэй все неизбежно менялось. Новая династия, пусть молчаливо, должна была противопоставить себя старой и связанному с нею прошлому. Для Цао Пи связь времен уже оказалась прерванной - свое《Рассуждение об изящном слове» он начинает с фигур Бань Гу и Фу И, от- деленных от него всего полутора столетиями. Цао Пи и его современники делают акцент на категориях всеобщего порядка (например, ци), на многократно усиленных катастрофой рушащегося мира «вечных» чувствах человеческого существа - этой капли, отражающей мир. В их эссе нет замкнутости и законченности, присущей, например, произведениям древнерусской литературы; подобно китайскому живописному свитку, выхватывающему из безграничного бытия одну ветку бамбука или вершину горы, окутанную облаками, они исполнены незавершенности, которая и есть, по китайским воззрениям, истинная цельность. Точно так же незамкнуто их время, которое как бы скачет: они свободно странствуют по нему, обращаясь то к далекому или недавнему прошлому, то - гораздо реже - к будущему. Но главным, конечно, является настоящее - прошлое как бы соседствует с ним; отсюда постоянные реминисценции, открываемые наречием си («некогда», «в старину»).
То же самое в произведениях последующих теоретиков литературы Лу Цзи, Чжи Юя. Их построения лежат вне времени, ибо их словесность ему неподвластна; она «выражает всю правду всех вещей, весь мир природы и человеческого духа», время может коснуться лишь второстепенного в ней, но это их не интересует.
Историческая трактовка литературы вновь возобладала в Китае уже на рубеже V и VI вв., который дал литературной мысли такие замечательные творения, как《Дракон, изваянный в сердце письмен» Лю Се,《Категории стихов» Чжун Жуна, «Литературный изборник» Сяо Туна, «Рассуждение о ваянии козявок» («Дяо чун лунь») Пэй Цзые и некоторые другие. Смена принципов литературной критики, по-видимому, была связана с общими переменами в духовной жизни общества. Подобно тому как под влиянием даосизма, несколько потеснившего конфуцианство при династии Вэй, в исторических метаморфозах литературы стали видеть нечто внешнее и несущественное, так ныне дискредитация и кризис даосизма привели к возрождению старых взглядов на новой основе. Для всех представителей литературной мысли эпохи Лян (502-557) вновь стал характерен четкий интерес к эволюции и истокам жанра или словесности в целом. Так, свое вступление к «Изборнику» лучших образцов изящного слова Сяо Тун начинает


618
Часть VL ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
с обращения к «началу начал», где он «неясно различает таинственно-черный ветер» первозданного хаоса, затем переходит к временам, когда люди «зимой жили в пещерах, а летом - в гнездах» и не было никаких письмен, и лишь после этого подходит к изобретению первых письменных знаков - триграмм, заменивших у китайцев узелковое письмо. Точно так же хронологический принцип соблюден им и в расположении материала《Изборника», что Сяо Тун специально оговари- вает: «Поскольку стихи и оды по плоти своей неодинаковы, [я] также разделил их на роды. Внутри же родового деления везде использовал последовательность времен и династий» - этими словами Сяо Тун заканчивает свое вступление.
Жажду к разысканию истоков явлений, которая проявилась у Бань Гу в его анализе литературно-философских школ, унаследовал Чжун Жун в трактате, целиком посвященном пятисловному стиху. Узость темы обусловила у него и узость предмета розысков - это уже не школы, а творчество отдельных поэтов, но выражения он использует те же самые. По сути дела, именно Чжун Жун первый попытался раскрыть перед читателем движение поэтической традиции, указав на конкретные факты влияния и творческие связи. На основе текста его трак- тата До Гэньцзэ удалось восстановить подробную и весьма стройную схему литературной преемственности, своего рода «родословное древо», охватывающее десятки поэтических имен и памятников от чжоуской эпохи до VI в. Например, истоки творчества великого поэта И-Ш вв. Цао Чжи Чжун Жун видел в «Песнях царств» «Ши цзина». Но стихи самого Цао Чжи затем оказали влияние на творчество Лу Цзи (III в.). Лу Цзи, по мнению Чжун Жуна, стал предшественником Янь Яньчжи (IV-V вв.), а тот имел плеяду последователей среди поэтов V-VI вв.
Интересно, что, прослеживая преемственность китайской поэзии, Чжун Жун усматривает в начале ее два независимых источника, которые порождают два поэтических потока, нигде фактически не смешивающихся. Это линия, идущая от народных песен «Ши цзина», и линия литературного сборника «Чуские строфы». Современный китайский литературовед Моу Шицзинь утверждал даже, что тем самым Чжун Жун уже в VI в. выделил в китайской поэзии два направления -реалистическое и романтическое. Вряд ли кого-нибудь из читающих эти строки такое утверждение удовлетворит - совершенно очевидно, что Чжун Жун не имел ясного представления ни о романтизме, ни о реализме. Но очевидно и то, что он наметил два направления в развитии китайской поэзии, два способа, два типа отображения действительности, которые олицетворяли для него эти памятники. И хотя такое разделение никак не совпадает с нашим пониманием романтизма и реализма, думается, его все же можно рассматривать как своеобразное приближение к понятию художественного метода. Интересно отметить, что у истоков одного из этих направлений лежит народное, безымянное творчество (раздел «Го фэн» «Ши цзина»), а у другого - литературная поэзия, различающиеся суммой признаков, в том числе и методом художественного отображения действительности.
Впрочем, наиболее ярко историчность литературы, соотнесенность ее разви- тия с ходом времени, проявляется в знаменитом трактате Лю Се《Дракон, изва¬


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
619
янный в сердце письмен». Здесь каждый жанр дан в движении, и это движение зачастую прослеживается от эпох легендарных до дней жизни автора.
Отношение Лю Се к литературе как к исторической категории суммировано им в специальной главе «Развитие литературы и время» - такой перевод названия, данный Винсентом Ючжун Ши, хотя и не строг, передает ее главное содержание. «Время движется то так, то иначе, - начинает свое эссе автор, - [потому- то] сущность и узор [литературы] изменяются с [каждой] династией».
Это изменение есть изменение кардинальное, качественный скачок {бянъ)\ под сущностью подразумевается прежде всего сущность духа эпохи, т.е. ее дэ, а внешний узор, в котором она находит свое выражение, конечно же, литература в ограниченном значении словесности, как это принято у Лю Се. Вот почему, переходя затем к конкретному анализу развития литературы, Лю Се прямо увязывает ее первоначальное совершенство с «пышным цветением дэ», ее изменения -с движением космического ветра фэн. «Знайте же, что узор и упорядочи- вающее начало песен получают толчок и приходят в движение с [каждым новым] миром, [созданным новой династией]! - восклицает он далее. - Ибо всякий раз, когда ветер фэн бушует в вышине, волны грохочут внизу».
Этот образ движения некоего незримого, но могучего потока, вовлекающего в свое течение все сущее, потока то бурного, то спокойного, просматривается за последовательным описанием смен династий и литературных эпох. Мы не будем излагать здесь эту последовательность, утомительную для человека, незнакомого с китайской историей: любопытствующий читатель всегда может по- смотреть английский перевод трактата Лю Се. Скажем только, что литературные эпохи вполне соответствуют династийным, за исключением периода правления династии Цинь, основанной Цинь Шихуаном («не санкционированная» Небом и потому скоротечная, она практически окончилась уже на его преемнике). Это единственное исключение показывает, кстати, что в конечном итоге трансформации литературы связывались в сознании китайского теоретика не с реальностью человеческого общества, а с теми катаклизмами Вселенной, которые, по его мнению, были выражены в смене династий.
Действительно,《на фоне [сменявших друг друга] десяти династий красоты слова претерпевали изменения девять раз», т.е. только в тех случаях, когда менялся «мандат Неба» и стихии космоса. «Приведенные в движение центральной осью (вспомним известное сравнение дао с осью колеса!), кольца [времени] струятся неустанно, а сущность и узор вэнъ следуют за временем...».
Из этого следует, что скрытые механизмы развития литературы находятся, с точки зрения китайского теоретика, далеко за пределами социума, в тайных глубинах Мироздания, и это те механизмы, которые приводят в движение Мироздание в целом. Рассмотрение исторической концепции китайской литературной мысли вновь подтверждает, таким образом, наличие жесткой связи между литературой вэнъ и другими частями китайской модели мира. Потому-то для традиционной периодизации литературного развития по династиям (легитимным, разуме- ется) у китайца имелись более веские основания, чем кажется на первый взгляд.


620
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Подводя итоги, можно сказать, что мир представлялся китайцу беспрерывно движущимся во времени: недаром же китайский Абсолют - это Путь. Однако пространственная модель такого движения выглядела бы непросто: на прямолинейную ось настоящее-прошлое один за другим нанизывались бы различные историко-космологические циклы. Если бы вы мне предложили проиллюстрировать это движение, я бы, наверное, выбрал картину М.К.Чюрлениса «Сказка о замке» - написанная на другом конце света, в иное время и на ином материале, она тем не менее может послужить неплохой аллегорией китайского времени. Подобно тем струящимся кольцам, о которых говорит Лю Се, человеческий поток на ней снова и снова обвивает склоны горы, восходя вверх к недосягаемой еще цели. Но эта цель для китайца не что иное, как «золотой век» прошлого. Как справедливо заметил Л.З.Эйдлин, «в известной нам истории Китая нет такой древности, которая не нашла бы для себя образец в древности еще более глубокой».
Конечно, в разные периоды было по-разному. Одни, пронзая мыслью толщу времен, старались разглядеть за зыбкими кольцами времени самое отдаленное прошлое, служившее им идеалом; взгляд других намеренно ограничивал себя настоящим. Но почти никогда он не искал будущего, присутствие которого в китайской временной модели ощущалось в наименьшей степени. Да и что, собственно, значило оно для жителя старого Китая?! Иллюзия нашего сознания - с точки зрения буддиста, более или менее удачное повторение прошлого - с точки зрения конфуцианца, то или другое - с точки зрения даоса; в любом случае оно стоило немного. Потому-то в литературе надвигающаяся тень будущего служит чаще всего лишь символом неумолимого движения времени, его быстротечности. Это особенно характерно для второй половины исследуемого нами периода — I—II вв., когда тема бренности человеческого существования получает значительное развитие.
Ни один человек не подобен металлу и камню,
И не в силах никто больше срока продлить себе годы.
Так нежданно, так вдруг превращенье и нас постигает,
Только добрую славу оставляя сокровищем вечным...-
писал некогда безымянный ханьский поэт. Разумеется, отсутствие в сознании древнего китайца непереходимой грани между бытием и небытием снимало тра- гизм смерти, делая ее《превращением», но не избавляло от чувства постоянной щемящей тоски перед неизбежным, которая так сильна и в анонимных《древних стихах», и в песнях юэфу, и в творчестве поэтов Цао Пи и Цао Чжи и их окружена... Образ будущего, вызывающий эту тоску, обычно едва намечен, он, скорее, просто угадывается в потоке изменений окружающего мира. Его функция -


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
621
напоминание и предостережение о краткости человеческой жизни, о зреющих роковых переменах, иногда о «тех, кто придет». «Древность впереди и грядущее позади незримы, - так передает комментатор свое впечатление от приведенного выше стихотворения, - но прошлое уходит все дальше, а грядущее тянется вслед, не останавливаясь ни на миг, и жизнь человеческая в этом промежутке подобна цветенью и увяданью деревьев и трав - не более того».
Но, увы, эти грядущие поколения никогда не мыслились олицетворением новой ступени развития: коль скоро путь назад представлялся путем наверх, его противоположность могла претендовать скорее на роль своеобразного декаданса... Самое большее, что древние могли допустить, - это то, что потомки когда-ни- будь сравняются с ними и цикл замкнется.《Как знать: не сравняются ли с ны- нешними те, кто придет?» - таким допущением ограничивалась широта взглядов Конфуция. Через несколько веков ту же мысль повторит в своем литературном трактате и Цао Пи. Мир Цао Пи расположен прежде всего во временных рамках только что рожденной династии, и его непосредственный идеал - «цзяньаньские мужи», плеяда поэтов II в. «Хоть древних они еще не достигли... ныне живущим их уже не догнать. Вот позже рожденных могли б опасаться. Тех, кто придет очернить невозможно. Боюсь, однако, что мне и Вам, к чьим стопам припадаю, их увидать не придется», - пишет Цао в послании к своему другу У Чжи. Иными словами, его видение литературной эволюции в основном регрессивно. «Ближний» идеал цзяньаньской поэзии уступает «дальнему» - канонической литературе, творения сегодняшнего дня представляются ему еще слабее, а достигнет ли в будущем литература хотя бы уровня цзяньаньской поэзии - бог весть.
Лишь много позже, в одной из танских новелл VIII в. мы встречаем интереснейшую разработку темы грядущего, когда иллюзорное «завтра» внезапно вторгается в реальное «сегодня». Молодого человека, только вступающего на чинов- ную стезю, нищий монах заставляет пережить в видениях блеск высшей власти, наслаждение славой и богатством, горечь падения, многочисленные страдания и унижения предстоящей ему долгой жизни - все за время, пока рядом варилась каша... В образе нищего монаха перед героем рассказа предстает Люй Дунбин - один из Восьми бессмертных (ба сянъ) даосского пантеона.
Вряд ли найдется читатель, который останется равнодушным к великолепной интерпретации этого сюжета, данной впоследствии замечательным рассказчиком Пу Сунлином (XVII - нач. XVIII в.). Но и этот выход в будущее, столь редкий для китайского стереотипа мышления, оказывается, строго говоря, тупиком: юноша отвергает открывшееся его взгляду грядущее, предпочтя бегство от времени. «Он ушел в горы и чем кончил жизнь - неизвестно» - так завершает свою новеллу Пу Сунлин.
Подытоживая сказанное, можно прийти к выводу, что традиционному Китаю было свойственно иное восприятие потока времени, нежели Европе. Это относится прежде всего к субъективному направлению его движения: «Назад и выше» -так мог бы сформулировать его любитель парадоксов. Будущее почти все- гда оставалось за спиной - и в небрежении, человек оказывался устремленным


622
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
в прошлое. «Древность хотя и далека, - заканчивает Лю Се свое эссе об эволюции литературы, - в ней все отчетливо, как в [человеческом] лице». Эта концовка говорит не только о том, что взгляд самого Лю Се обращен в древность, но и о ее субъективной близости, позволяющей ощущать людей древности как живых собеседников, как деятелей сегодняшнего дня.
Эта специфичность восприятия далекого прошлого, традиционное сосуществование в сознании китайца прошлого с настоящим сказалось в какой-то мере и на событиях не столь давних. Достаточно вспомнить хотя бы кампанию одновременной критики умершего две с половиной тысячи лет назад философа Кон- фуция и возвысившегося в период《культурной революции» маршала Линь Бяо - европейцу такое сочетание показалось бы абсурдом. В Китае же отделенные от ныне живущих многими столетиями жестокий объединитель страны Цинь Шихуан (III в. до н.э.) и «военный гегемон» Цао Цао (II в.)? просвещенная государыня У Цзэтянь (VII в.) и честный чиновник Хай Жуй (XVI в.) становились символами самой жгучей современности, оказывались в центре важнейших политических кампаний. О них говорили и писали так, словно гигантской исторической дистанции вовсе не существовало; и это не выглядело смешным именно потому, что китайская древность всегда присутствовала в китайском «сего- дня», по традиции находилась как бы «перед глазами». Впрочем, как ни равнялось древнее китайское общество на еще более глубокую древность, времена менялись, и вместе с ними менялось отношение к литературному творчеству. Знамением времени, показателем движения литературной мысли стало изменение шкалы ценностей, переход от чисто этических критериев в критике к критериям эстетическим. Когда именно это произошло, точно сказать трудно, процесс переоценки ценностей был длительным и занял не одно столетие. Наиболее видной вехой на этом пути и даже в какой-то степени переломным моментом в развитии литературной мысли Китая многие синологи считали знаменитый трактат Цао Пи《Рассуждение об изящной словесности». Его известное определение по- этических жанров давало основание предполагать, что эстетический критерий в оценке литературного произведения провозглашен именно им. Так, например, Н.Т.Федоренко, анализируя это высказывание Цао Пи, отмечал, что «его взгляды на поэзию заложили основы эвфуизма (напыщенности, манерности. - Ред.) в китайском поэтическом творчестве („стихам и одам нужна красота“，一 говорил он)». Л.Е.Черкасский констатировал, что «знаменитая фраза „поэзия жаждет красоты“ наметила границы между чисто художественными произведениями и другой литературой». Л.Д.Позднеева писала, что «система Цао Пи из „четырех форми с критерием прекрасного для одной из них говорит о начавшемся выделении поэзии в самостоятельную область». Чтобы список не страдал досадной неполнотой, следует упомянуть и автора этих строк, который, обращаясь к тому же «высказыванию Цао Пи о красоте как об основном свойстве поэзии», точно так же видел в нем четкую новацию.
Надо сказать, что при обращении к материалу китайской литературы исследователю всегда грозит опасность недооценки роли традиции, которая пред¬


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
623
ставляет собой основную, подводную часть айсберга, и переоценки новаторства того или иного автора. Эта опасность особенно велика при беглом знакомстве с тем или иным высказыванием, когда нет возможности заметить особенности его лексики и проследить их истоки. Именно это, как нам кажется, случилось при переводе определения, данного Цао Пи стихам и одам.
Несмотря на то что, например, Винсент Ши в своем переводе высказывания Цао Пи употребляет слово《beautifül», сам автор в своем определении поэтиче- ских жанров говорит не о прекрасном и не о красоте, в высоком смысле являющейся синонимом прекрасного. Первоначальное, конкретно-вещное значение слова ли, которое употреблено в тексте, - это окраинный орнамент, узорная кайма на ткани. «Выткали вещь из чистого, как лед, шелка с расшитой узорной каймой» - такой пример на его словоупотребление приводит из «Ханьской истории» Бань Гу словарь «Море слов» («Цы хай»). Иначе говоря ли - нечто красивое, но не основное, не главное. Это как бы добавочное украшение, место ко- торому на краю шелкового полотна. Здесь-то и кроется его отличие от понятия прекрасного, передаваемого обычно иероглифом мэй. Последний, графически представлявший собой идеограмму - сочетание знаков «большой》и《агнец», по-видимому, возник в связи с практикой жертвоприношений, требовавшей, чтобы жертвенное животное было «без изъяна» (цюанъ), безупречно по всем своим статям. Впоследствии оба понятия - ли и мэй - объединились в слове мэйли, но первоначально мэй обозначало нечто внутренне и внешне совершенное, если не божественное, то достойное божества, з, ли - всего лишь украше- ние, т.е. чисто внешнее и вдобавок второстепенное.《Omate» - переводит его Дж.Хайтауэр,《яркая красивость» - находит русский синоним К.И.Голыгина, 《embellished» - пишет Д.Хольцман, и мы можем к ним присоединиться.
«Красивость» - это далеко не прекрасное; при такой интерпретации слово ли может иметь не только положительный смысл. И действительно, определение Цао Пи корнями своими уходит в сочинение Ян Сюна, который относился к указанному качеству одической поэзии весьма критически.
Крупнейший мыслитель своей эпохи - Ян Сюн смотрел на оды своего времени как на упражнения школяров, которые, прежде чем приступить к настоящим занятиям, осваивают причудливую вязь отжившего свой век《головастикового письма». «Возмужавший не делает [этого]!» - заявлял Ян Сюн, как бы противопоставляя позицию зрелого мужа грехам собственной молодости. Когда же философу напоминали, что перед ним поистине «узорная кайма на облачке шелко- вого газа», он парировал в чисто конфуцианском духе:《".[которая] подрывает женские ремесла!» - намекая, что всякая роскошь и излишества истощают ресурсы государства и его производство. В своем трактате Ян Сюн выступает как строгий пурист, не признающий самодовлеющей ценности прекрасного и отрицающий за человеком потребность в эстетическом наслаждении. Не помогает даже апелляция его оппонента к примеру женской красоты (《Вот женщинам свойственна прелесть, а могут ли книги тоже обладать ею?»). Да - не смущаясь, декларирует свое литературное кредо Ян Сюн, «женщина, презревшая беспутст¬


624
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
во пудры и румян, - прелестно скромна, книга, презревшая извращенность словесного расточительства, - Образцова».
Однако время брало свое. Китайская поэзия - и Ян Сюн не мог не видеть это - давно уже рассталась с первозданной простотой песен «Ши цзина», она шла вперед, и авангардным жанром в ханьскую эпоху сделались именно оды фу. Настойчивые вопросы о них, задававшиеся Ян Сюну, сами по себе были достаточно показательны. Конечно, он, как чистый конфуцианец, с легкостью предал бы анафеме современников, но он не мог отречься от того, что уже давно стало древностью и классикой. Слишком от многого пришлось бы отказаться! От Цюй Юаня, Сун Юя, Цзя И, в чьих произведениях философ ценил прежде всего их дидактическую сущность, искусно замаскированное увещевание. «Он словно нефрит и горный хрусталь!» - восхищенно отзывался, например, Ян Сюн о Цюй Юане, хотя восхищение было вызвано образом мыслей «благородного мужа», а не мастерством поэта.
На помощь пришла раннеконфуцианская концепция исторического регресса, концепция постепенного ухудшения человеческих нравов по сравнению с благодатной древностью. Ян Сюн признал поэзию прошлого, оставив себе руки развязанными по отношению к современности.《В одах поэта, [равного авторам] „Книги песен“，красивости использовались образцово, в одах поэтов [”Чуских] строфа красивости используются безрассудно!» - заявил он испытующему его оппоненту.
Собственно говоря, в этом высказывании Ян Сюна уже указано то основное свойство «первого чисто литературного жанра» - фу, которое считалось потом в Китае непременным атрибутом оды. Это наличие《красивостей», или внешней украшенности {ли), выражавшейся в изощренности языка, витиеватости стиля. По сути дела, Цао Пи только повторил его определение («стихи и оды тяготеют к красивости»), убрав всю негативную часть. Из слов Цао Пи так и не ясно, считает ли он красивость ли положительным или отрицательным качеством, ибо термин ли допускает любое толкование, поскольку все внешнее почиталось в Китае второстепенным, и лишь логические ухищрения помогали приверженцам внешней красивости в отдельные эпохи одерживать верх. Кстати сказать, Ван Чун, влияние которого на Цао Пи ощущается очень заметно, был особенно активным защитником идеи примата содержания - красота формы не имела для него самодовлеющей ценности.《Неужто же напрасно ложится тушь и ходит кисть, [создавая] сочинения литераторов, - только ли ради того, чтобы любовались красотой {мэй) или красивостями {ли)1\у> - восклицал в запальчивости Ван Чун. Побудительным импульсом для создания своих «Весов суждений» он считал утрату правдивости в литературе (художественному вымыслу, как мы знаем, он отказывал в праве на существование), что, по его мнению, привело к попра- нию《истинной красоты» Впрочем, в основу своих эстетических
оценок он клал критерий не только истинности, но и полезности. «Если слова не полезны, то нельзя говорить об их красоте», - утверждал Ван Чун, явно склоняясь в сторону чистой прагматики. Всем вообще жанрам он предпочитал рассуж¬


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
625
дение {лунь), усматривая его превосходство над другими четырьмя видами изящной словесности таьсже и в строгости формы: ведь《в пышных письменах и красивостях слова нет силы дэ письма!»
Специфическим свойством оды Ван Чун считает то же самое наличие ли - внешних красот, словесной украшенно- сти, которое подметил до него Ян Сюн и подтвердил после него Цао Пи. Однако вполне естественно, что философ-рационалист относится к этому качеству отрицательно. «Мудрец ли тот, кто достиг изощренности в одах и гимнах, созда- ет обширный разукрашенный словесный узор {ли вэнъ)1 - вопрошает он читателя в одной из последних глав трактата, и сам же разрешает его сомнения. - Таковы были Сыма Чанцин и Ян Цзыюнь (т.е. Сыма Сянжу и Ян Сюн. - И.Л.). Их словесный 730p был украшен (ли) и служил великому, речи были искусны и превосходили [других своей] глубиной. Однако же они были не в состоянии расставить по местам истинное и ложное», а потому были «без пользы». Сделав здесь некоторый реверанс в сторону великих предшественников, в самой последней главе Ван Чун уже дает оценку всего жанра в целом, подчеркивая в одах (а равно и в современных ему гимнах), с одной стороны, чрезвычайное увлечение изяществом формы, а с другой - необыкновенную затрудненность для понимания, что, конечно, взаимосвязано. В этом смысле «оды и гимны - единственные [в своем роде]!» - восклицает Ван Чун, и человеку, который заканчивает читать его книгу, уже нетрудно понять, что такое восклицание означает осуждение.
Позицию Цао Пи в этом вопросе анализировать очень трудно, так как мы можем опираться только на косвенные свидетельства, а они чрезвычайно противоречивы. Ситуация осложняется четко выраженной асинхронностью развития литературы и литературной мысли в исследуемую эпоху. Действительно, рождение нового централизованного государства со всем многообразием вытекающих отсюда общественных последствий вызвало к жизни и новые поэтические формы, которые завоевали прочные позиции в литературе. Но литературная мысль, ориентированная конфуцианцами на классические образцы «Ши цзина», продолжала оперировать представлениями далекого прошлого. Ко времени Цао Пи теоретики литературы готовы были отказаться от прежнего морализаторского пуризма, но и увлечение формой «больших фу» с их витиеватостью и пышностью языка подошло к концу. Поэтический эксперимент закончился, эпику сме- няла камерная лирика, и если в одах Цао Пи мы не найдем изысканных красот стиля, то это может свидетельствовать как о теоретической концепции автора, так и об изменившейся поэтической практике.
Правда, Цао Пи с неодобрением отзывается о Кун Жуне, говоря, что тому «не под силу вести рассуждение, его упорядочивающему началу не возобладать над словами», и это может быть понято как осуждение увлечения формой. Однако речь ведь идет о жанре «рассуждения», которому, по определе¬


626
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
нию Цао Пи, приличествует упорядоченность, так что это свидетельство тоже ненадежно.
Наиболее объективный ответ, как нам кажется, дает статистический анализ текстов, дополненный, разумеется, смысловым. Мы не будем сейчас говорить, какое огромное значение придавал Цао Пи роли животворящего эфира ци - первоисточника творчества, и какое множество раз встречаются в его сочинениях понятия сердца - вместилища ци - и ветра - его движения - все они имеют прямое отношение к области содержания. Но одно числовое сопоставление поистине поразительно. В «Полном собрании изящной словесности эпохи Троецарст- вия»? куда вошли все сохранившиеся тексты Цао Пи (кроме стихов), иероглиф ли («украшение», «красивость») употреблен всего четыре раза, тогда как мэй («красота») - тридцать. Несовпадение почти на порядок не может быть случайным -понятие ли, которое служит у Цао Пи классифицирующим признаком для стихов и од, интересует его в минимальной степени. В то же время его толкование термина мэй само по себе является отрицанием принципа ли - внешней красивости. Он, например, сочувственно цитирует друга своего отца, поэта Цай Юна, который «одобрял красоту внутреннюю» {чэн мэй юй нэп). «Красоту, даже не явившую себя [миру], не скрыть!» - заявляет далее Цао Пи, и это совпадает с пониманием прекрасного у Ван Чуна. Но коли так - пропадает смысл во внешних украшениях ли: оторванные от внутренней сущности, они лишь напомнят басню о тигровой шкуре на спине незадачливого барана, к которой обращается и Цао Пи. «У благородного мужа узор вэнъ гармонирует с внутренним [содержанием]», -писал Цао Пи, и в такой гармонии он видел обязательную норму литературы.
Из всего сказанного можно сделать несколько заключений. Во-первых, полюбившаяся синологам «знаменитая» фраза Цао Пи чаще всего переводилась не точно: не «поэзия жаждет красоты», а два рода изящной словесности, поэтический и прозопоэтический, «тяготеют к красивостям», что не так уж и хорошо. Во-вторых, не Цао Пи первый подметил эту тенденцию, а Ян Сюн, Ван Чун и др. И наконец, в-третьих, нельзя говорить об этом высказывании Цао Пи как о какой-то вехе в истории китайской литературной мысли, отмечающей ее переломный момент. На позициях чистого эстетизма стояли безымянные оппоненты Ван Чуна, сам же Цао Пи, констатировав тенденцию《украшательства》，существо- вавшую в поэтической практике, этой тенденции, по-видимому, не разделял ни в теоретическом плане, ни в плане поэтического творчества. Подобно Ван Чуну и другим, он придерживался мнения, что истинная красота идет изнутри, что она есть проявление сущности вещи и нарочитые красивости ей противопоказаны.
Справедливо усматривая торжество эстетического принципа в исключении из сферы《изящной словесности» вэнь произведений канонических, исторических и философских, синологи часто также относят этот факт уже к III в., связывают его с именем Цао Пи. Действительно, перечисляя различные жанры вэнъ в своем «Рассуждении об изящной словесности», этот теоретик не упоминает канон и прочее, а живший в I в. Бань Гу, напротив, свое «Описание искусств и изящ¬


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго—Цинь—Хань
627
ной словесности» начинает с конфуцианского канона и сочинений философов. Но при ближайшем рассмотрении все оказывается не так просто.
Дело в том, что сочинение Бань Гу описывает не только «изящную словесность», но и различные «искусства»; первыми в ряду стоят именно они. Так что книги конфуцианского канона он относит не к вэнъ, а к w - это видно из его предисловия и послесловия. К той же сфере и - «искусств» отнесены Бань Гу сочинения по военному искусству, искусству счета и искусству волхвования. Что же касается сочинений философов, то в авторском введении к этому разделу своей библиографии Бань Гу ясно говорит, что они являются ответвлением, продолжением шести канонов, иными словами, также лежат за пределами вэнъ. По- видимому, прав автор «Истории китайской литературной критики» До Гэньцзэ и другие филологи, которые считают, что уже в ханьскую эпоху каноническую и философскую литературу не включали в понятие изящной словесности, что уже в то время акцент делался на форме произведения.
Итак, и в области жанровой классификации выявление эстетического подхода происходит задолго до Цао Пи и его времени, в эпоху, когда этический принцип в суждениях о литературе на первый взгляд кажется единственно возмож- ным. Ведь нельзя было бы отказать сочинениям древних мудрецов в праве именоваться вэнъ в прежнем, широком значении этого слова - в них больше, чем в каких-либо других, по воззрениям древних, проявляло себя Великое дао, и они оставались вэнъ, поскольку оставались его знаком и манифестацией. Но где-то подспудно зрело уже другое понимание этой манифестации, в которой обязательным элементом должна присутствовать красота. Взгляд на вэнъ как на проявление идеи прекрасного, изначально заключенной в дао и ныне явленной миру в слове, - эта новая точка зрения складывалась постепенно еще в слоях ханьской литературной критики.
Так кто же и когда впервые провозгласил в Китае необходимость эстетического подхода к литературному произведению? На этот вопрос можно ответить только приблизительно. По свидетельству «Разных записей о Западной столице», о красивости ли применительно к одам Сыма Сянжу говорили еще его современники (II в. до н.э.). И уже в разбиравшемся нами высказывании Ян Сюна содержалась некая лазейка для реабилитации одического жанра и торжества прин- ципа эстетизма. Ведь единственное, чего требовал древний философ, явно смущенный авторитетом таких признанных корифеев, как Цюй Юань, - это чтобы красоты стиля не переходили в излишество. Но где та художественная мера, которая была бы однозначна для всех? И то, что казалось Ян Сюну «безрассудством», стало нормой для теоретиков последующих поколений. Во всяком случае, определенный синтез критериев «прекрасного» и «полезного» некоторые китайские авторы видят уже в трактате Ян Сюна.
Поэтическая практика поэтов-одописцев способствовала» постепенному примирению общественного мнения с возможностью чисто эстетической оценки. Да нет, она просто требовала ее, вопреки господствовавшим тогда в литературной мысли конфуцианским нормам! И новые веяния все больше завладевали


628
Часть VI. ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
умами. Именно благодаря заостренной полемичности «Весов суждений» Ван Чуна мы узнаем о существовании точки зрения на литературу, прямо противоположной его собственной. Сам Ван Чун не называет имени своего оппонента - скорее всего, это просто собирательный образ, выразитель достаточно ясно проявившейся в то время тенденции. Никаких указаний на этот счет мы не находим и в наиболее подробных комментариях к трактату. Но, по словам Ван Чуна，《не- которые говорят... изящной словесности - вэнъ, чтобы она была хорошей, необходимы красоты стиля
Самое интересное, что требование безымянного оппонента адресуется не только одам или даже одам и стихам вместе, но изящной словесности в целом, любому словесному узору - вэнъ (это особенно хорошо видно из контекста высказывания). Мнение гораздо более радикальное, чем простая констатация Цао Пи уже установившегося литературного факта, и гораздо более раннее - не позднее I в. Впрочем, оно так и осталось вне основного потока развития литературной мысли. Момент его торжества наступил лишь в III в., когда эстетический критерий наконец стал обязательным. Но заслуга его утверждения принадлежит не《просвещенному монарху» династии Вэй - Цао Пи (187—226)，а его младше， му современнику, филологу и историку Хуанфу Ми (215-282).
Молодой поэт Цзо Сы показал ему, уже маститому и прославленному, свою «Оду трем столицам». Ода понравилась, и Хуанфу Ми написал к ней предисло- вие.《Изящная словесность (вэнь) должна быть предельно прекрасной (;иэй)...- утверждал он, - слова должны быть красивыми {ли) до предела. Вот такая прекрасно украшенная словесность (мэй ли чжи вэнъ) и есть творение [в жанре] фу\» Иначе говоря, критерии ли и мэй были объединены, а требование формального совершенства, изысканности стиля было предъявлено словесности отбыто. Надо полагать, что авторитетное слово Хуанфу Ми выражало общественное мнение «конца века».
В творчестве представителя следующего поколения теоретиков литературы, Лу Цзи, мы наблюдаем продолжение той же тенденции. В его знаменитой «Оде изящному слову» (302 г.，согласно датировке Хьюза) утверждается，что《поэзия есть роскошь, обаятельность цветов, проносящаяся по стихам как бы перед глазами, в то время как они звенят гармонией, так что и сама поэзия, и сама поэтическая мысль могут быть названы цветами... особенно в их тайном слиянии в одно (бинъбинъ), проповеданном еще Конфуцием и напоминающем узор вышивки». Думаю, что мы можем довериться этому образному восприятию перевода В.М.Алексеева и не затруднять читателя другими цитатами. Впоследствии, в годы Вечного Просветления - Юнмин (конец V в.)5 стремление к внешнему совершенству в поэзии, эстетизм в литературной мысли достигли своего апогея. Осуждение так называемых «восьми болезней стиха», с которым выступил крупнейший поэт и теоретик литературы тех лет Шэнь Юэ5 наложило на стих столь тесные оковы, что принесение содержания в жертву формальному изяществу сделалось неизбежным. Что же до прозы, то в ней господствовали изысканные параллельные конструкции, основанные на чередовании шести- и четырех¬


Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань
629
сложных строк, а знак ли (красивость) стал частью одного из иероглифов, обозначавших подобную прозу.
Затем вновь наступил период «отрицания отрицания» - его провозвестником оказался Лю Се, еще писавший в духе своего времени прозой пянъли вэнъ, но безусловно ставивший во главу угла момент содержательный. Более четкой реакцией на всеобщее увлечение красивостями в литературе явилось движение за прозу древнего стиля - гувэнъ, но эти факты лежат уже за хронологическими рамками данной главы.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Четыре с половиной столетия существования первых централизованных династий в Китае были периодом значительного развития и консолидации древнекитайской этнической общности. Это целая эпоха в истории китайского этноса. Не случайно именно наименование династии Хань стало впоследствии одним из самых распространенных самоназваний китайцев на всем протяжении Средневековья вплоть до Нового и Новейшего времени.
Развитие древнекитайского этноса в эпоху Чжаньго—Цинь—Хань
Длительный процесс формирования этнической общности древних китайцев, завершившийся во второй четверти I тыс. до н.э.5 проходил преимущественно на территории среднего течения р. Хуанхэ. Древнекитайские царства, население которых причисляло себя к хуася, были расположены в VII-VI вв. до н.э. главным образом в пределах современной пров. Хэнань. После бурных событий, связанных с вторжением племен ди и их последующей ассимиляцией, постепенно складывается представление об этих царствах как о «срединных», располо- женных в центре обитаемого мира и окруженных со всех сторон《варварами че- тырех стран света».
Период Борющихся царств (Чжаньго) был временем последовательного расширения этнической территории хуася. В орбиту культурной и этнической общности древних китайцев постепенно втягивается население таких царств, как Чу, Янь, Цинь.
Ш-П вв. до н.э. отмечены усиливающимися процессами этнической интеграции на территории бывших семи царств, объединенных теперь в рамках централизованного государства. Однако завоевательные войны Цинь Шихуана и хань- ского У-ди значительно усложняют сложившуюся этническую ситуацию. Они приводят к новому расширению территории и резкому усилению контактов древнекитайского населения с соседними народами Восточной, Юго-Восточной и Центральной Азии. Некоторые из этих народов, говоривших на алтайских, ауст- роазиатских, аустронезийских, тибето-бирманских и индоевропейских языках, оказываются насильственно включенными в состав населения империи Хань.
Характеризуя в I в. н.э. то, что мы назвали бы этническими процессами на территории империи, Ван Чун подчеркивал влияние древнекитайской культуры на соседние народы, оказавшиеся в пределах Хань в результате расширения ее границ. «Во времена Чжоу, - писал древнекитайский философ, - жители округов Ба, Шу5 Юэси, Юлинь, Жинань, Ляодун и Долан ходили непричесанными или


Заключение
631
заплетали волосы в косички. Ныне они носят [ханьские] головные уборы. Во времена Чжоу они общались [с жителями Срединных царств] через переводчиков. Ныне они наизусть цитируют „Ши цзини и „Шан шусс».
Такая характеристика страдает явной односторонностью и упрощает сложность реальных процессов, происходивших в ту эпоху на территории империи. III в. до н.э. - III в. н.э. были периодом не только значительной консолидации этнической общности древних китайцев, но и качественных изменений в самом древнекитайском этносе.
Изменения в хозяйственном укладе и культуре древних китайцев, прослежи- ваемые на протяжении III в. до н.э. — III в. н.э.，отчасти могут быть объяснены адаптацией к новым, непривычным условиям экологической среды. К этому времени довольно существенно изменились климатические и природно-ландшафтные особенности первоначальной этнической территории древних китайцев. Кро- ме того, расширение границ империи и многочисленные переселения отдельных групп древнекитайского населения во вновь присоединенные районы также неизбежно приводили к трансформации некоторых черт его традиционной культуры.
Наряду с этим многие качественные характеристики древнекитайского этноса претерпевают в эту эпоху изменения потому, что, ассимилируя некоторые соседние этнические группы, он сам не мог не воспринять от них некоторые черты культуры и быта. Не случайно, давая описание основных региональных групп древнекитайского населения, Бань Гу в ряде случаев объясняет специфику их культуры воздействием со стороны «варваров».
В силу различных конкретных исторических причин тенденция интеграции и консолидации древнекитайского этноса была определяющим фактором его истории в рассматриваемый период. Однако консолидация отнюдь не означала полной этнокультурной унификации. Наряду с преобладающими чертами общего, существовавшими на всех уровнях этнической специфики древних китайцев, в эпоху Цинь-Хань отчетливо прослеживаются и многочисленные локальные подразделения древнекитайского этноса, обладающие особенностями хозяйственного уклада, материальной и духовной культуры, языка и обычаев.
Древнекитайский язык представлял собой совокупность диалектов, которые достаточно существенно различались между собой. В целом каждое чжоуское царство периода Чжаньго говорило на собственном диалекте. Однако наряду с чисто локальными диалектами уже в это время начинают формироваться большие области устойчивого общения. Наиболее важными областями такого рода являются западная, охватывавшая Цинь и Цзинь вместе с прилегающими мелкими царствами (область «к западу от прохода Ханьгугуань»), и восточная, охватывавшая долину Хуанхэ к востоку от заставы Ханьгугуань.
Активные политические и культурные контакты способствовали формированию общего языка. Этот язык был по преимуществу письменным, но, вероятно, имел также и устную форму, которой пользовались люди, владеющие письмом. Основой этого письменного языка послужили диалекты царств восточной части долины Хуанхэ.


632
Заключение
Обращает на себя внимание дисперсность локальных «микроэтнических» подразделений, в большинстве случаев унаследованных от предшествующей исторической эпохи. Хотя этнические процессы в северных и южных районах импе- рии протекали по-разному, в целом в эпоху Цинь-Хань еще не сложилось противопоставления севера и юга, столь характерного для всей последующей этнической истории Китая.
Социально-экономические отношения и специфика этноса
Во второй половине I тыс. до н.э. произошли важные сдвиги в социально- экономическом строе древнекитайского общества. Разрушение старой иерархической структуры наследственных социальных рангов и основанной на ней сис- темы землевладения и землепользования привело к возникновению нескольких новых социально-экономических укладов, ведущими из которых были мелкое частнособственническое хозяйство и хозяйство, основанное на эксплуатации труда рабов. Поэтому, хотя уровень развития рабовладения в древнем Китае был ограниченным, эпоха Цинь-Хань, взятая в общей исторической перспективе, может рассматриваться как период наивысшего расцвета рабовладельческих отношений. Лишь в I-II вв. н.э. в недрах древнекитайского общества начинают возникать условия для развития форм эксплуатации, свойственных феодальному способу производства.
Формирование рабовладельческих отношений в древнекитайском обществе не сопровождалось качественными изменениями в древнекитайском этносе. Рост рабовладения не привел к перестройке структуры этнической общности хуася. Тезис отечественного этнографа С.А.Токарева о специфике этносов рабовладельческой эпохи, который, возможно, справедлив в отношении других стран древности, оказался неприменимым к ханьскому Китаю, поскольку здесь рабство существовало почти исключительно за счет внутренних источников. Основной производящий класс ханьского общества принадлежал поэтому к тому же этносу, что и класс эксплуатирующий.
Сказанное тем не менее не означает, что социально-экономические факторы не оказывали влияния на развитие этнической общности древних китайцев. Развитие частной собственности на землю, расширение сферы товарно-денежных отношений, создавая предпосылки для роста рабовладения, способствовали преодолению доселе непроходимых преград между наследственными социальными слоями, принадлежность к которым находила свое выражение в различных аспектах материальной и духовной культуры. Разрушение системы социальных рангов чжоуского типа привело к резкому изменению уровня социальной мобильности членов общества. Это, в свою очередь, во многом способствовало, говоря словами Мо-цзы5 развитию тенденции к «всеобщности» в ущерб «обособленности». Таким образом, возникновение и развитие рабовладельческих


Заключение
633
отношений в целом сопровождались не расчленением наиболее многочисленного этноса в древнекитайском обществе, а, напротив, созданием дополнительных объективных условий для его дальнейшей консолидации.
Влияние государства на этнические процессы
На примере древнекитайского общества мы имеем возможность достаточно детально изучить вопрос о том, какое воздействие оказывает государство на развитие этнических общностей и каково соотношение этих двух различных типов человеческих общностей.
Пример древнего Китая свидетельствует, что процессы этногенеза и формирования государства могут совпадать во времени и протекать в целом на одной и той же территории, принципиально различаясь при этом по своей сущности.
Объединение племен под властью Инь, а затем и Чжоу было непрочным по- тестарным образованием, сохранившим многие черты союза племен. Полунезависимые единицы, входившие в это объединение, этнически, по крайней мере в ряде случаев, значительно различались между собой. После чжоуского завоевания правящая элита многих наследственных владений принадлежала к числу чжоусцев, а основное население составляли иноплеменники. Постепенно происходил процесс культурной и этнической интеграции населения нескольких наследственных владений в районе среднего течения р. Хуанхэ. На этой основе здесь складывалась этническая общность древних китайцев.
Завершение процесса этногенеза древних китайцев сопровождалось прямо противоположными явлениями в области политической: по мере того как все более отчетливо вырисовывались контуры новой этнической общности, потес- тарная общность населения этого региона распадалась. Начиная с VIII в. до н.э. бывшие наследственные владения становятся все более и более самостоятельными. В них угадываются уже черты складывающейся государственности. К VII-VI вв. до н.э. можно уже говорить о том, что на Среднекитайской равнине возникли многочисленные древнекитайские государства. Население каждого из них представляло собой определенную общность, четко противопоставлявшую себя своим соседям, с которыми оно могло объединяться в политические союзы или находиться в состоянии войны. В этих условиях древнекитайская этническая общность хуася включала в себя население нескольких государств. Ее рамки не только не совпадали с политическими границами, но даже существовали вопреки им.
Важным фактором, стимулировавшим завершение процесса формирования древнекитайского этноса и складывания его специфического самосознания, было вторжение в VII в. до н.э. племен ди. Внешняя угроза способствовала сплоче- нию древнекитайских царств. Необходимость борьбы с《варварами» приглушает остроту борьбы между самими древнекитайскими государствами. Но и в это


634
Заключение
время никаких постоянных и сколько-нибудь прочных политических уз между населением отдельных царств еще не существовало.
Последующее развитие древнекитайской этнической общности, втягивание в ее сферу населения ряда царств，первоначально считавшихся《варварскими»， стало в V-III вв. до н.э. одной из важнейших предпосылок, подготовивших объединение древнекитайских государств в единой империи Цинь Шихуана. Так существование этнической общности оказало влияние на формирование политической (государственной) общности. Тенденция к совмещению границ этноса и государства, настойчиво прокладывавшая себе дорогу на протяжении нескольких предшествующих столетий, реализовалась в конце III в. до н.э.
Однако фактическое совпадение этнических и государственных границ не было длительным. Оно было нарушено в результате завоевательных походов Цинь Шихуана и ханьского У-ди. Начиная с середины II в. до н.э. население империи Хань становится полиэтничным: в его состав оказались включенными многие соседние народы, которых древние китайцы считали «варварами». В процессе взаимодействия основного населения страны - древнекитайского этноса - и ино- этнических групп само существование централизованного государства было дополнительным фактором, способствовавшим ассимиляции последних. Хотя, как было показано выше, характер этнических процессов не был единым на всей территории империи, в целом в рассматриваемое время имела место тенденция к китаизации населения вновь присоединенных районов. Инкорпорируя сравнительно малочисленные иноэтнические группы, утрачивающие свою первоначальную культурную и этническую специфику, древнекитайский этнос в эпоху Хань переживал период подъема. Если бы политическая ситуация в империи была бы стабилизирована, относительная численность древнекитайского населения в ней продолжала бы возрастать.
Таким образом, в этнической истории древних китайцев можно выделить три различных этапа, противопоставляемых друг другу по характеру взаимодействия этнических и политических общностей.
На первом этапе (конец II - начало I тыс. до н.э.) объединение племен в рамках потестарных образований Инь и Западное Чжоу может рассматриваться как этнополитическая общность: при всей своей непрочности узы, связывавшие отдельные наследственные владения, способствовали процессу этнической интеграции.
На втором этапе (VII-III вв. до н.э.) эта этнополитическая общность перестала существовать. Мелкие государственные образования, возникавшие на месте объединения наследственных владений, которые ранее подчинялись чжоускому вану, в большинстве случаев находились в этот период в состоянии войны «всех против всех». Этнические рамки общности хуася на этом этапе шире государственных границ. Существование сформировавшейся древнекитайской этнической общности оказывало воздействие на процесс политического развития. Тенденция к совмещению этнических и государственных границ стимулирует объединение независимых царств в единой империи.


Заключение
635
На третьем этапе (начиная с Ш-П вв. до н.э.) соотношение этнической и государственной общностей становится противоположным: государственные границы объединили несколько этносов, и государство оказалось общностью более высокого уровня и воздействовало в силу этого на процесс трансформации и развития этнических общностей. На этом этапе также существовала тенденция к совмещению этнических и государственных границ. Активной действующей силой, способствовавшей реализации этой тенденции, оказались теперь централизованные государства.
Основные аспекты и этапы развития
внешнеполитической доктрины древнего Китая (III в. до н.э. — III в. н.э.)
В развитии и становлении внешнеполитической доктрины древнего Китая можно выделить два основных этапа.
Первый этап охватывал длительный период китайской истории - начиная с эпохи Инь и кончая кануном образования империи Цинь. В этот период произошло формирование китаецентристской модели мира. Первые, самые ранние представления об окружающем мире формировались у древних китайцев по тем же законам, что и у всех земледельческих народов. В отличие от кочевников, для которых характерно линейное представление окружающего мира, китайцы, подобно римлянам и другим земледельческим народам, представляли себя в центре вселенной, т.е. им была свойственна эгоцентристская картина мира. Длительность и неизменность эгоцентристского видения мира зависели от характера развития государственной системы. Если бы Китай пошел по пути демократических форм правления, то эта модель мира сохранилась бы в неизмен- ном виде. Авторитарный же строй не мог не оказать качественно новое структурообразующее влияние на первоначально возникшую модель мира. Эгоцентристские представления об окружающем древних китайцев мире получили новый импульс в виде теории верховных прав иньских и чжоуских ванов как наместников Неба на земле на все окружавшие Китай народы. Поэтому уже в периоды Инь и Чжоу китайский эгоцентризм был связан с представлениями о мироуст- роительных функциях именно китайских правителей. А если учесть, что по своему материальному и духовному уровню развития древний Китай находился на более высокой ступени, нежели окружавшие его народы, то следует признать существование благоприятных объективных условий для формирования именно китаецентристской модели мира в этом регионе планеты.
Однако на этом этапе, несмотря на отдельные высказывания древнекитайских философов (Конфуция, Мэн-цзы), еще не возникло устойчивого деления мира по схеме《хуася — варвары》.
Концепция китаецентризма получила качественно новое развитие уже на втором этапе, в период централизованных деспотий Цинь и Хань (III в. до н.э.- IV в. н.э.).


636
Заключение
Анализ внешнеполитической деятельности и внешнеполитических представлений китайской бюрократии периода Цинь-Хань свидетельствует о том, что в это время произошло завершение процесса формирования внешнеполитической доктрины китайского государства, истоки которой зародились еще в эпоху правления династий Инь-Чжоу.
Мироустроительные функции китайского императора, запечатленные Цинь Шихуаном в тексте Ланъятайской стелы, были восприняты и развиты ханьскими императорами. Весьма характерно, что уже в начале правления династии Хань, когда китайские императоры обладали весьма ограниченной властью и фактически некоторое время находились даже в вассальной зависимости от правителей сюнну, это представление о верховной власти над всеми окружающими страну территориями удерживалось довольно прочно. Приведем лишь несколько небольших выдержек из императорских эдиктов того времени.
《Мы обрели право оберегать храм предков，一 говорилось в эдикте Вэнь-ди от 178 г. до н.э.5 - и нам со столь малыми достоинствами поручено стоять над народами, над правителями и ванами, поэтому порядок или беспорядок в Поднебесной зависит только от нас одних и от двух-трех держащих бразды правления [сановников], которые подобны нашим рукам и ногам. Мы оказались не в состоянии привести в порядок и воспитать всех живущих внизу, [на земле], а наверху нанесли вред сиянию трех светил... Мы не в состоянии распространить наши добродетели на далекие земли, поэтому с тревогой помышляем, что люди, живущие вне пределов [Срединного государства], могут сотворить зло».
Здесь звучит неприкрытая тревога о том, что реальные возможности императора Вэнь-ди (179-157 гг. до н.э.)5 четвертого императора династии Хань, далеки от тех прямых обязанностей, которые возложило на него как на главу китайского государства само Небо. Он обязан следить за порядком в Поднебесной, при- чем под термином《тлньсл» (Поднебесная) имеется в виду вся окружающая Хань ойкумена - об этом свидетельствует признание，что он не сумел《воспи- тать всех живущих внизу»，нанеся тем самым《вред сиянию трех светил»， т.е. сиянию солнца, луны и звезд, всему тому, что освещает и дает жизнь на земле. Его волнует, как бы неразумные существа, живущие не в Китае и лишенные воздействия императорской «добродетели», не натворили смуты в своих государствах. В тексте данного эдикта содержится одно весьма любопытное признание, свидетельствующее о новых качественных изменениях во внешнеполитиче- ских представлениях китайцев. Если в период Инь-Чжоу-Цинь мироустрои- тельными функциями обладал лишь один император, то здесь уже эти фунедии распространяются на двух-трех высших сановников. В этом чувствуется влия- ние конфуцианской концепции гр/онь гры (《благородного человека») — только «благородный человек» способен управлять Поднебесной, а поскольку цзюнь цзы может стать всякий, кто в совершенстве овладеет учением Конфуция, то к управлению делами Поднебесной теоретически допускался уже не один лишь император. Признание Вэнь-ди весьма знаменательно, и на него следует обратить особое внимание, ибо это было, по-видимому5 первое в истории китайской


Заключение
637
внешнеполитической мысли официальное признание, что отныне император делит свои мироустроительные функции с ближайшим окружением. Высшая бюрократия допускается к решению крупных международных проблем. В гл. 10 «Ис- торических записок» содержатся еще несколько эдиктов Вэнь-ди, где приводятся аналогичные высказывания о верховных правах китайского императора на все обитающее как «внутри четырех морей», так и за их пределами.
«Договоры о мире, основанные на родстве» следует рассматривать в общем контексте становления общегосударственной внешнеполитической доктрины. На их формирование оказали в равной степени влияние как конфуцианство, так и легизм. Прагматизм легистов мирно сочетался с конфуцианской концепцией этической неполноценности «варваров» и подчинения их путем «морального перевоспитания».
Такова была тенденция развития этого аспекта внешнеполитической доктрины. Как известно, конфуцианец Лю Цзин, обосновавший необходимость введения новой системы «договоров о мире, основанных на родстве», рассчитывал на восприятие верхушкой сюнну некоторых конфуцианских моральных ценностей (например, слепое почитание внуком деда), а следовательно, на постепенное вовлечение правителей сюнну в орбиту конфуцианского влияния. Однако, как выясняется, эту идею разделяли немногие - известный древнекитайсюий мыслитель Дун Чжуншу (187-120 гг. до н.э.), которого специалисты по праву называют 《ханьским Конфуцием», ибо именно он способствовал превращению конфуциан- ства в официальную идеологию господствующего класса, заимствовав многое от легизма, рассматривал «полезность» этих договоров совершенно в ином плане. 《Он считал，一 писал о воззрениях Дун Чжуншу ханьский историк Бань Гу，一 что справедливость действует на благородных, а выгода оказывает влияние на корыстолюбивых, причем таюих, как сюнну, нельзя удовлетворить человеколюбием и справедливостью, а можно удовлетворить лишь предоставлением больших выгод и связать обетом Небу. Поэтому сюнну нужно предоставить значительные выгоды, что лишит их присущих им стремлений, нужно заключать договоры с принесением клятв Небу, что укрепит выработанные условия, нужно принимать в заложники любимых сыновей [шаньюя], что вселит в них беспокойство... стоимость подарков за счет собираемых налогов меньше расходов на содержание войск... разве Поднебесной не будет выгодно, если среди населения, обороняющего земли вдоль пограничной линии, отцы и старшие братья (т.е. главы патронимии. - Л.П.) ослабят пояса одежды, дети получат возможность нормально питаться, лошади варваров будут переходить за Великую стену, а спешные приказы о наборе воинов не будут рассылаться по Срединному государству?».
Рассуждения «ханьского Конфуция», наблюдавшего развитие внешнеполитической деятельности четырех императоров династии Хань, свидетельствуют о неприемлемости им идеи воздействия на сюнну с помощью принципов «человеколюбия и справедливости». Здесь Дун Чжуншу следует внешнеполитическим воззрениям Конфуция, однако в отличие от своего учителя он выступает за контакты с сюнну вплоть до заключения договоров, которые, по его мнению, следу¬


638
Заключение
ет строить уже на легистских началах - учитывать извечное «стремление людей, в данном случае сюнну, к выгоде». В то же время в рассуждениях Дун Чжуншу прослеживается типично конфуцианская забота о народе, нежелание войны.
Однако сам У-ди и его ближайшее окружение рассматривали «договоры о мире, основанные на родстве», в качестве временной передышки, они использовались к тому времени бюрократией уже лишь для достижения тактических целей. Стратегический же аспект внешнеполитической доктрины, ее основной стержень - концепция верховенства Китая над окружающей его ойкуменой, присутствовавшая и в период вынужденных внешнеполитических уступок, была выдвинута на повестку дня, как только Китай окреп экономически, политически и в военном отношении. Наглядным свидетельством этого является тема сочинения на государственных экзаменах на получение высших чиновничьих рангов (гунов и цинов) для отбора «наиболее достойных», предложенная императором У-ди: «Мы слышали, что в глубокой древности при Тане и Юе преступникам разрисовывали одежду и народ не совершал преступлений, всюду, куда бы ни посылали свои лучи солнце и луна, не было [живых существ], не послушных [нам]. Во времена [династии] Чжоу орудия наказаний лежали повсеместно, но не использовались. Добродетель [Чжоу] достигала [даже] птиц и зверей, наставления [Чжоу] распространялись в пределах четырех морей, а за пределами четырех морей [все] пребывали в почтительном страхе [перед нами]... [варвары] - ши и цяны приходили засвидетельствовать [свою] покорность. Звезды не падали [с неба], солнце и луна не затемнялись, горы и холмы не рушились, реки и долины не высыхали, а на лугах и реках, что находились вблизи, не счесть было [всяких] единорогов и фениксов... Увы! Какие же меры можете вы предложить ныне двору?»
Тема сочинения построена в типично конфуцианском плане: идеальное прошлое должно стать идеальным примером для ныне живущих. Прежде всего обращает на себя внимание идея преемственности верховной власти китайских правителей，начиная с легендарных Тана и Юя, над всем окружающим их миром. Предлагая внешнеполитическую тему, император У-ди требует от высшей бюрократии активного соучастия в разработке конкретных мер по восстановлению нарушенных норм во взаимоотношениях с окружающим миром. Для него, как правителя страны, вполне естественна его командная позиция, и история ханьцев служит наиболее обоснованным аргументом именно таких представлений. Нам неизвестно, что написали претенденты на должности гунов и цинов, важнее другое: на следующий год император У-ди начал серию агрессивных походов против сюнну, забыв о «договорах о мире, основанных на родстве», ибо они входили в набор тактических приемов внешнеполитической доктрины. Ему же надлежало восстановить несущую конструкцию этой доктрины - установить господство Китая по крайней мере над ближайшими соседями, в этом одна из причин агрессивной завоевательной политики У-ди в отношении народов, живших к северо-западу, северу, востоку и югу от Китая. Помимо «договоров о мире, основанных на родстве», к числу тактических средств китайской дипломатии


Заключение
639
следует отнести политику «воевать с варварами руками варваров», предложенную ханьским сановником Чао Цо.
Реальные контакты страны с соседями - «варварами» - в политической, экономической и военной областях не вызвали кардинального изменения в уже сложившемся конфуцианском представлении об исключительном положении ханьцев в мире. Большинство китайской бюрократии, воспитанной на произведениях Конфуция, прежде всего на «Лунь юе», восприняло его концепцию противопоставления хуася «варварам». В этом отношении весьма характерны рассужде- ния автора официальной истории Китая —《Истории династии Ранняя Хань» Бань Гу: «...в (летописи. - Л.П.) „Чуньцю" сказано, что внутри (Срединных царств. - Л.П.) находятся владения [хуа]ся5 а вовне - варвары... Они отрезаны горными долинами и укрыты песчаной пустыней, которыми Небо и Земля отделили внутренние земли от внешних. Поэтому мудрые правители относились к ним как к диким птицам и зверям, не заключали с ними договоров и не ходили против них в походы. Заключение договоров заставило бы только тратиться на подарки и принесло обман, а нападения утомили бы войска и вызвали набеги... варваров держали за границей, не принимая в пределы [Срединного государства], отстраняли подальше, не приближая к себе, на них не распространяли распоряжения и доброе влияние... Если они появлялись, их наказывали и управляли ими, если они уходили, принимали меры предосторожности против них и оборонялись, если они, ценя справедливость, приходили с данью, их принимали с почестью, проявляя учтивость. Таким образом, варваров непрерывно держали на привязи, стремясь возложить на них вину за несправедливые действия, и это был обычный путь, по которому шли мудрые правители, управляя варварами».
Итак, в практических контактах с соседями чувствовалось прежде всего влияние легистских доктрин (стремление идти на любые контакты, если они выгодны государству). В то же время в стратегическом плане конфуцианство открывало простор для более емкой и подвижной сообщаемое™ Китая с внешним миром. Конфуций не был бы Конфуцием, если бы не оставил своим потомкам две взаимодополняющие концепции - от этической неполноценности соседей («Учитель сказал: „Если даже у [варваров] и и ди есть свои правители, им никогда не сравниться со всеми ся5 лишенными правителей"») до гармонических отношений («Если благородный муж почтительно исполняет дела, не совершает ошибок, вежливо относится к людям и соблюдает Правила, то в пределах четырех морей ему все - братья. Зачем благородному мужу печалиться, что у него нет братьев!»).
Во Введении уже приводилась самохарактеристика благородного мужа из наиболее распространенных в ханьском Китае: «Благородный муж есть опора государства, надежда народа». Действительно, 600-летняя история Ханьской импе- рии продемонстрировала роль чиновничества в структуре управления огромной державы. Теперь суммируем ценностные ориентиры чиновника ши в изложении одного из авторов Заключения, В.В.Малявина.
В ханьскую эпоху от служащих требовалось соблюдение кодекса чести, предписывавшего им《жить только на жалованье», «не пахать землю» и《не бо¬


640
Заключение
роться за выгоду с народом». Сановник Гун Юй, возглавляя администрацию, однажды приказал изгнать со службы тех, кто «вел частную торговлю и соперничал с народом из-за выгоды». В начале III в. влиятельный царедворец прика- зал своим людям《отринуть хозяйственные дела，кормиться жалованьем, не бо- роться за выгоду с народом». Раннеханьский чиновник Ян Юнь? выйдя в отставку, занялся хозяйством и навлек на себя упреки товарища по службе. В ответ Ян Юнь писал: «Неустанно стремиться к гуманности и справедливости, страшиться только, что не сможешь управлять народом, - таковы думы сановных мужей (цин дафу). Неустанно стремиться к выгоде, страшиться только трудностей и лишений - таково дело простолюдина. Пути их не одинаковы, и они не посягают друг на друга. Как же вы можете мерить меня правилами сановных мужей?» Коль скоро человеческий идеал в традиции ши не имел точного социаль- ного адреса，то как распознать《добрых шго> и как появляются они на свет?
И эти ценностные ориентиры культуры ши оказали воздействие на лучшую часть правящей элиты на протяжении всей последующей истории Китая.


ПОСЛЕСЛОВИЕ
Для всей многовековой истории Китая эпоха Чжаньго-Цинь-Хань имеет особое значение.
В XX в.，в критический для страны момент (особенно на этапе завершения «культурной революции») критика высшего руководства Китая со стороны его оппонентов опиралась на тексты главного детища Конфуция - «Лунь юй».
В ответ тогдашнее руководство погрузило страну в пучину травли своих политических противников, а заодно и жесткой критики Конфуция и его основного труда.
Исторический отрезок, посвященный ниспровержению духовной матрицы страны, оставил Китай за пределами конфуцианского культурного региона. В то время как Сингапур, Тайвань, Япония и Южная Корея благодаря приверженности конфуцианским ценностям успешно развивали свою экономику, Китаю никак не удавалось мобилизовать страну на решение экономических задач.
И только когда Дэн Сяопин повернул государство к, казалось бы, чисто прагматическим целям, провозгласив политику достижения сяокан, страна вступила на путь возрождения.
История показала, что, независимо от того, строила данная развивающаяся страна капитализм или социализм, она может осуществить это, лишь не отрываясь от корней, в процессе синтеза современного с традиционным, понимая при этом неизбежность трансформации как современного, так и традиционного.
Анализ современной государственной доктрины Китая (соблюдение принципа сяокан во всех экономических и политических программах - нынешних и будущих) подтвердил действенность этого закона. Не случайно авторы лозунга 《китайской мечты» ;иэн)，провозглашенного в 3012 г. на XVIII съезде
КПК, воплощая традиционную матрицу преемственности, подчеркивают, что эта «мечта»《принадлежит прошлому，настоящему и будущему».
Эпоха длиной почти в тысячелетие, о которой идет речь в нашем томе, подтвердила неоспоримое значение осевых культурных традиций для последующего исторического развития.


Хронология
некоторых основных событий V В. ДО .Н.Э. — III Н.Э.*
551479 гг. до н.э. V-IV вв. до н.э.
490449 гг. до н.э. 484-425 гг. до н.э. 470-391 гг. до н.э. 453-221 гг. до н.э. 451^50 гг. до н.э. 445-225 гг. до н.э. 403-230 гг. до н.э. 403-222 до н.э. 432^404 гг. до н.э. 428-347 гг. до н.э. 390-338 гг. до н.э. середина IV в. до н.э.
387 г. до н.э. 372-289 гг. до н.э. 370-300 гг. до н.э. 384-322 гг. до н.э. 340-278 гг. до н.э. 334-323 гг. до н.э.
321 г. до н.э. 313-238 гг. до н.э. 312 г. до н.э.
III в. до н.э.
287-212 гг. до н.э. 264-241 гг. до н.э. 260 г. до н.э.
259-210 гг. до н.э. (прав. 221-210 гг.) ок. 256 г. до н.э. ок. 250 г. до н.э.
Конфуций - первоучитель всех китайцев
Эпоха широкого распространения железных орудий в Китае. Первые китайские сочинения на военные и экономические темы Греко-персидские войны Геродот - «отец» истории Китайский философ Мо-цзы Период Чжаньго, или Борющихся царств, в Китае Законы 12 таблиц в Риме Вэй - удельное царство в Центральном Китае Хань - удельное царство в Центральном Китае Чжао - удельное царство на севере Китая Пелопоннесская война Платон - философ, основатель Академии Шан Ян - основоположник легистской школы Государственнические преобразования Шан Яна. Укрепление царства Цинь
Разграбление Рима кельтами Мэн-цзы - философ-конфуцианец Чжуан-цзы - философ-даос
Аристотель - философ, воспитатель Александра Македонского Цюй Юань - первый выдающийся китайский поэт Походы Александра Македонского Начало эпохи эллинизма
Чандрагупта в Индии основал династию Маурьев Сюнь-цзы - философ-конфуцианец
Основание царства Селевкидов в Азии и Птолемеев в Египте Открытие Шелкового пути через Бактрию
Исследования Евклида по оптике. «Моистский канон» включает исследования по оптике
Архимед, знаменитый ученый, изобретатель из Сиракуз Первая Пуническая война
Битва при Чанпине - 46-дневное сражение между войсками Цинь и Чжао. Победители-циньцы из более чем 400 тыс. пленных оставили в живых только 240 человек Цинь Шихуан-ди - первый китайский император
Надписи с указами царя Ашоки
Образование Греко-бактрийского и Парфянского царств
* Хронология включает основные китайские и некоторые мировые события рассматриваемого периода.


Хронология некоторых основных событий V В. ДО Н.Э. — III в. н.э.
643
244 г. до н.э.- 221 г. до н.э. ?-233 г. до н.э. 238 г. до н.э.- 236 г. н.э.
221 г. до н.э.
219-202 гг. до н.э. 219 г. до н.э.
215-213 гг. до н.э. 212 г. до н.э.
209-202 гг. до н.э. 206 г. до н.э.- 6 г. н.э.
256 или 247 г. до н.э. (прав, с 206 г.)- 195 г. до н.э.
II в. до н.э.
179-104 гг. до н.э. 149-146 гг. до н.э.
145 (или ок. 135)- ок. 86 г. до н.э.
146 г. до н.э.
141-87 гг. до н.э.
141 г. до н.э.
140 г. до н.э.
132 г. до н.э.
123-119 гг. до н.э. 118-115 гг. до н.э. 116-109 гг. до н.э.
113-101 гг. до н.э.
112 г. до н.э.
Царство Цинь покоряет весь Китай Хань Фэй-цзы - философ-легист
Правление в Иране и Месопотамии парфянской династии Аршаки- Д〇в
Цинь Шихуан-ди издал указ о ликвидации всех законов шести царств и ввел новое законодательство, единое для всей империи. Денежная реформа и унификация мер и весов Вторая Пуническая война
Цинь Шихуан осуществил поездку в восточные регионы страны, где воздвиг три стелы: Ишаньскую，Тайшаньскую и Ланъятайскую， на которых запечатлел результаты своих усилий и сообщил о своих намерениях
Строительство Великой китайской стены
Строительство в Китае магистральных дорог с Севера на Юг и с Запада на Восток со специальными императорскими проездами (для шестерки лошадей)
Народная война против династии Цинь Династия Западная Хань
Гао-цзу (Лю Бан) - первый император династии Хань
Гиппарх в Европе, Лося Хун в Китае используют для наблюдения за небом армиллярные сферы
Дун Чжуншу - конфуцианский философ, советник императора У-ди Третья Пуническая война. Разрушение Карфагена Сыма Цянь - историограф династии Хань, «отец» китайской историографии
Завоевание Римом греческих городов
Правление У-ди - седьмого императора династии Хань в Китае. Активизация китайской экспансии. Конфуцианство становится официальной идеологией
В Китае создана единая государственная казна и государственные зернохранилища
Македония становится провинцией Рима
В Китае учреждены экзамены на знание конфуцианских канонов и делопроизводства
Походы китайцев против племен сюнну Экспедиция Чжан Цяня на Запад
Первый обмен посольствами между ханьским императором У-ди и царем Парфии Митридатом II
Вторжение германских племен кимвров и тевтонов в римские пределы
Отмена самоуправления царств южных племен, на их территории были образованы новые области Китая


644 Хронология некоторых основных событий V в. до н.э. — III в. н.э.
108 г. до н.э.
104-101 гг. до н.э. I в. до н.э.
I в. до н.э.
100-44 гг. до н.э. 85 г. до н.э.
74-71 гг. до н.э. 70-е годы до н.э.
63 г. до н.э.- 14 г. н.э.
58-51 гг. до н.э.
55 г. до н.э.
55-54 гг. до н.э.
53 г. до н.э.
53 г. до н.э. - 18 г. 50 г. до н.э.
48 г. до н.э.
31 г. до н.э.
1в.
I-II вв.
8-23 гг. 17-27 гг. 31 г.
23-220 гг. 32-92 гг. 57 г.
73-94 гг. 87 г.
97 г.
105-250 гг.
107 г.
130 г. 132 г. 140 г.
Китайские войска уничтожили оазисные государства Лоулань и Чэ- ши
Походы китайцев в Центральную Азию
Построены государственные литейные заводы по всему Китаю, железо стало общедоступным. Изобретение ременного привода Сакские правители в Центральной Азии и Северной Индии Гай Юлий Цезарь, римский государственный деятель Изобретение Чжао Го трехрядной сеялки-плуга Восстание рабов в Риме под предводительством Спартака Ханьский император Линь-ди открыл распродажу чиновничьих должностей
Гай Юлий Цезарь (Октавиан) Август - римский политический деятель, основатель принципата, первый римский император Завоевание Цезарем Галлии Капитуляция южных сюнну перед Китаем Экспедиции Цезаря в Британию Разгром парфянской конницей римской армии Красса Ян Сюн - философ-рационалист Египет под властью Рима
Пожар уничтожил Александрийскую библиотеку
Император Гуан У-ди провел серию реформ, в том числе отменил
всеобщую воинскую повинность
Расцвет римской культуры (Овидий, Вергилий, Тацит, Плиний, Ливий и др.)
Возникновение крупных буддийских центров в Индии. Рост интереса к науке
Захват власти узурпатором Ван Маном (династия Синь) в Китае Восстание «краснобровых» в Китае
Ду Ши использует силу воды для приведения в действие мехов
плавильной печи
Династия Восточная Хань
Бань Гу - историограф, автор «Истории Хань»
Первые упоминания о контактах китайцев с Японией Возобновление китайских походов в Центральную Азию Прибытие кушанского посла к китайскому двору Китайский император отправил посольство в государство Дацинь (по-видимому, Рим)
Расцвет Кушанского царства, государства на территории современных Центральной Азии, Афганистана, части Пакистана, Северной Индии, установившего связи с Китаем, Парфянской и Римской империями
Западный край преобразован в особый административный район
Ханьской империи
Чжан Хэн изобретает сейсмограф
Первые упоминания о контактах Китая с Явой
Общая численность населения Ханьской империи - 47 861 382 чел.


Хронология некоторых основных событий V В. ДО Н.Э. — III в. н.э.
645
147 г.
166 г.
171 г.
175 г.
216 г.
184-220 гг.
Приход в Китай первого буддийского миссионера Прибытие в Китай представителя Рима Первая в истории Китая сделка о купле-продаже земли Цай Юн предложил переводить оттиски с каменного клише на бумагу
Рождение Мани, основоположника манихейства Восстание《Желтых повязок» в Китае. Конец династии Хань


646
Древний Китай в V-III вв. до н.э.
Названия и приблизительные границы древнекитай -
Л У ских царств в эпоху Чжаньго. Цифрами обозначены
L~следующие царства: 1 - ЧЖОУ (до 256 г.),
т2-ЧЖУНШАНЬ(до301 г.)
Столицы семи сильнейших царств
L
]Прочи(
населенные пункты
I Наньян I Крупные торгово-ремесленные центры
Важнейшие каналы и ирригационные системы
\ СЮННУ\ Племена IНаправлен
» вторжений сюнну
I ® I Столица империи Цинь (221-206)
Великая Китайская стена
I 1 Завоевательные походы войск Цинь Шихуанди
(221-214、
Главные магистральные дороги, построенные в империи Цинь
Приблизительные границы империи Цинь
Примечание: в скобках даны современные названия
200 0 200 400 км
I I I I


647
.u I .п.я 04 .U Ra&KSB


Хронологические таблицы*
Династия Восточная Чжоу ЖД1
Г оды правления (до н.э.)
Посмертное имя {ши хао lêtt)
Личное имя
841-828
Гун-хэ (регентство)
共和
—
827-782
Сюань-ван
宣王
Цзи Цзин
姬靜
781-771
Ю-ван
幽王
Цзи Гун-шэн
姬宫涅
770-720
Пин-ван
平王
Цзи И-цзю
姬宜臼
719-697
Хуань-ван
桓王
Цзи Линь
姬林
696-682
Чжуан-ван
莊王
Цзи То
姬佗
681-677
Си-ван
僖王
Цзи Ху-ци
姬胡齊
676-652
Хуй-ван
惠王
Цзи Лан
姬閬
651-619
Сян-ван
襄王
Цзи Чжэн
姬鄭
618-613
Цин-ван
傾王
Цзи Жэнь-чэнь
姬壬臣
612-607
Куан-ван
匡王
Цзи Бань
姬班
606-586
Дин-ван
定王
Цзи Юй
姬瑜
585-572
Цзянь-ван
簡王
Цзи И
姬夷
571-545
Лин-ван
靈王
Цзи Се-синь
姬泄心
544-521
Цзин-ван
景王
Цзи Гуй
姬貴
520 (6 мес.)
Дао-ван
悼王
Цзи Мэн
姬猛
519-476
Цзин-ван
敬王
Цзи Г ай
姬丐
475-469
Юань-ван
元王
Цзи Жэнь
姬仁
468-441
Чжэнь Дин-ван
貞盯王
Цзи Цзе
姬介
441 (3 мес.)
Ай-ван
哀王
Цзи Цюй-цзи
姬去疾
441 (5 мес.)
Сы-ван
思王
Цзи Шу
姬叔
440-426
Као-ван
考王
Цзи Вэй
姬嵬
425402
Вэй Ле-ван
威烈王
Цзи У
姬午
401-376
Ань-ван
安王
Цзи Цзяо
姬驕
375-369
Ле-ван
烈王
Цзи Си
姬喜
368-321
Сянь-ван
顯王
Цзи Бянь
姬扁
320-315
Шэнь Цзин-ван
慎靓王
Цзи Дин
姬定
314-256
Нань-ван
赧王
Цзи Янь
姬延
255-249
Хуй-ван
惠王
—
Династия Цинь 秦（221-207 до н.э.)
Г оды правления (до н.э.)
Посмертное имя (ши хао
Личное имя
221-210
Ши Хуан-ди
始皇帝
Ин Чжэн
羸政
209-207
Эр-ши Хуан-ди
二世皇帝
Ин Ху-хай
赢胡亥
207
—
Ин Цзы-ин
赢子嬰
* Печатается по изд.: Духовная культура Китая. Энциклопедия. [Т. 4]. Историческая мысль, политическая и правовая культура. М.: Восточная литература, 2009.


Хронологические таблицы
649
Династия Западная Хань 西漢(206 до н.э. — 25 н.э.)
Годы правления (до н.э.，н.э.)
Посмертное имя (мш ：Ш0 論號）
Личное имя
Девиз правления (нянь хао
206-195
Гао-[Хуан-]ди 高皇帝， храм, имя Тай-цзу ЖШ (Гао-цзу 高祖）
Лю Бан
劉邦
—
195-187
Хуй-ди
惠帝
Лю Ин
劉盈
—
187-180
Г ао-хоу (Люй-хоу)
高後 (呂后)
Люй Чжи
呂雉
—
179-156
Вэнь-ди
文帝
Лю Хэн
劉恆
—
156-141
Цзин-ди
景帝
Лю Ци
劉啟
一
140-87
У-ди, храм, имя Ши- цзун世宗
武帝
Лю Чэ
劉徹
140-135
Цзянь-юань
建元
134-129
Юань-гуан
元光
128-123
Юань-шо
元朔
122-117
Юань-шоу
元狩
116-110
Юань-дин
元鼎
110-105
Юань-фэн
元封
104-101
Тай-чу
太初
96-93
Тай-ши
太女台
92-89
Чжэн-хэ
政和
88-87
Хоу-юань
後元
86-74
Чжао-ди
昭帝
Лю Фу-лин
劉弗陵
86-81
Ши-юань
始元
80-75
Юань-фэн
元封
74
Юань-пин
元平
7349
Сюань-ди
宣帝
Лю Сюнь
劉詢
73-70
Бэнь-ши
本始
69-66
Ди-цзе
地節
65-61
Юань-кан
元康
61-58
Шэнь-цзюэ
神爵
57-54
У-фэн
五風
53-50
Г ань-лу
甘露
49
Хуан-лун
黃龍
48-33
Юань-ди
元帝
Лю Ши
劉奭
4844
Чу-юань
處元
43-39
Юн-гуан
永光
38-34
Цзянь-чжао
建昭
33
Цзин-нин
景寧
32-7
Чэн-ди
成帝
Лю Ао
劉驁
32-28
Цзянь-ши
建始
28-25
Хэ-пин
河平
24-21
Ян-шо
陽朔
20-27
Хун-цзя
鴻嘉
16-13
Юн-ши
永始
12-9
Юань-янь
元延
8-7
Суй-хэ
綏和
6-1 до н.э.
Ай-ди
哀帝
Лю Синь
劉欣
6-3
Цзянь-пин
建平
2-1 до н.э.
Юань-шоу
元壽
1-5
Пин-ди
平帝
Лю Кань
劉桁
1-5
Юань-ши
元始
6—8
Жуцзы Ин
孺子嬰
Лю Ин
劉嬰
6-8
Цзюй-шэ
居攝
8
Чу-ши
初始
23-25
Гэн-ши-ди
(Хуай-ян-ван)
更始帝 (淮陽王）
Лю Сюань
劉玄
23-25
Гэн-ши
更始
Династия Синь 新（9-25)
Г оды правления
Посмертное имя (ши хао
Девиз правления {нянь хао
9-13
Шицзянь-го
始見國
9-23
Ван Ман
王莽
14-19
Тянь-фэн
天風
20-23
Ди-хуан
地呈


650
Хронологические таблицы
Династия Восточная Хань 東漢（25-220)
Г оды правления
Посмертное имя {ишхао
Личное имя
Девиз правления {нянь хао
25-57
Гуан У-ди
光武帝
Лю Сю
劉秀
25-56
Цзянь-у
建武
56-57
Цзянь-у
чжун-юань
建武中元
58-75
Мин-ди
明帝
Лю Чжуан
劉莊
58-75
Юн-пин
永平
76-88
Чжан-ди
章帝
Лю Да
劉炬
76-84
Цзянь-чу
建初
84-87
Юань-хэ
元和
87-88
Чжан-хэ
章和
89-105
Хэ-ди
和帝
Лю Чжао
劉肇
89-105
Юн-юань
永元
105
Юань-син
元興
106
Шан-ди
瘍帝
Лю Лун
劉隆
106
Янь-пин
延平
107-125
Ань-ди
安帝
Лю Ху
劉祜
107-113
Юн-чу
永初
114-120
Юань-чу
元初
120-121
Юн-нин
永寧
121-122
Цзянь-гуан
建光
122-125
Янь-гуан
延光
125
Шао-ди
少帝
Лю И
劉懿
125
Янь-гуан
延光
126-144
Шунь-ди
順帝
Лю Бао
劉保
126-132
Юн-цзянь
永建
132-135
Ян-цзя
陽最
136-141
Юн-хэ
永和
142-144
Хань-ань
漢安
144
Цзянь-кан
建康
145
Чун-ди
沖帝
Лю Бин
劉炳
145
Юн-цзя
永菊
146
Чжи-ди
質帝
Лю Цзуань
劉纘
146
Бэнь-чу
本初
147-167
Хуань-ди
桓帝
Лю Чжи
劉志
147-149
Цзянь-хэ
建和
150
Хэ-пин
和平
151-153
Юань-цзя
153-154
Юн-син
永興
155-158
Юн-шоу
永驛
158-167
Янь-си
延熹
167
Юн-кан
永康
168-189
Лин-ди
靈帝
Лю Хун
劉宏
168-172
Цзянь-нин
建寧
172-178
Си-пин
熹平
178-184
Г уан-хэ
光和
184-188
Чжун-пин
中平
189
Шао-ди
少帝
Лю Бянь
劉辯
189
Гуан-си
光煮
189
Чжао-нин
昭寧
190-220
Сянь-ди
獻帝
Лю Се
劉協
189
Юн-хань
(Чжун-пин)
永漢 (中平）
190-193
Чу-пин
初評
194-195
Син-пин
興平
196-220
Цзянь-ань
220
Янь-кан
延康


Избранная библиография
На русском языке
Абрамова НА. Политическая культура Китая: традиции и современность. М., 2001.
Абрамова Н.А., Юйшина Е.А. Конфуцианский рационализм как духовный ресурс цивилизационного развития. Чита, 2005.
Алимов К А., Ермаков М.Е., Мартынов А. С. Срединное государство: Введение в традиционную культуру Китая. М., 1998.
Боровкова Л.А. Кушанское царство (по древним китайским источникам). М., 2005.
Боровкова Л.А. Царства «Западного Края» во II-I веках до н.э.: Восточный Туркестан и Средняя Азия по сведениям из «Ши цзи» и «Хань шу». М., 2001.
Борох Л.Н. Конфуцианство и европейская мысль на рубеже XIX-XX веков: Лян Цичао: теория обновления народа. М., 2001.
Буров ВТ. Китай и китайцы глазами российского ученого. М., 2000.
Васильев К.В. «Планы Сражающихся царств»: (Исследование и переводы). М., 1968.
Васильев К.В. Истоки китайской цивилизации. М., 1998.
Васильев Л. С. Аграрные отношения и община в Древнем Китае. М., 1961.
Васильев Л.С. Древний Китай: В 3 т. М., 1995-2006.
Востоковедение и мировая культура: К 80-летию акад. С.Л.Тихвинского: Сб. ст. / Редкол.: М.Л.Титаренко и др. М.，1998.
Всемирная история и Восток: Сб. ст.: [К 70-летию акад. С.Л.Тихвинского] / Отв. ред. Б.Б.Пиотровский. М.，1989.
Го Мо-жо. Бронзовый век. М., 1959.
Го Мо-жо. Философы Древнего Китая: (Десять критических статей). М., 1961.
Го Мо-жо. Эпоха рабовладельческого строя. М., 1956.
Государство и общество в Китае: Сб. ст. / Отв. ред. Л.П.Делюсин. М., 1978.
Государство на Древнем Востоке / Отв. ред. Э.А.Грантовский, Т.В.Степугина. М., 2004.
Го юй (Речи царств) / Пер. с кит., вступ. и примеч. В.С.Таскина. М., 1987.
ГрэйДж.Г. История Древнего Китая. М., 2006.
Древние китайцы в эпоху централизованных империй / М.В.Крюков, Л.С.Переломов, М.В.Софронов, Н.Н.Чебоксаров. М., 1983.
Духовная культура Китая: энциклопедия. В 5 т. [Т. 1]. Философия / Гл. ред. М.Л.Титаренко. М., 2006.
Духовная культура Китая: энциклопедия. В 5 т. [Т. 4]. Историческая мысль. Политическая и правовая культура / Гл. ред. М.Л.Титаренко. М., 2009.
Елисеефф В. Цивилизация классического Китая. Екатеринбург, 2007.
Из истории китайской философии: становление и основные направления (даосизм, буддизм, неоконфуцианство): Сб. ст. / АН СССР. Ин-т философии. М., 1978.
Из истории традиционной китайской идеологии: Сб. ст. / Сост. и отв. ред. О.Л.Фишман. М., 1984.
Историография истории Древнего Востока: Иран, Средняя Азия, Индия, Китай / Под ред. В.И.Кузищина. СПб., 2002.
Китай в эпоху древности / Отв. ред. В.Е.Ларичев. Новосибирск, 1990.
Китай: государство и общество: Сб. ст. / Редкол.: Л.П.Делюсин (отв. ред.) и др. М., 1977.


652
Избранная библиография
Китай и соседи в древности и средневековье: Сб. ст. / Отв. ред С.Л.Тихвинский, Л.С.Переломов. М., 1970.
Китайские социальные утопии: Сб. ст. / Отв. ред. и авт. предисл. Л.П.Делюсин, Л.Н.Бо- рох. М., 1987.
Классическое конфуцианство: Лунь юй. Мэн-цзы. Сюнь-цзы: В 2 т. СПб.-М., 2000. T. 1: Конфуций. Лунь юй / Введ., пер., коммент. и ст. А.С.Мартынова. Т. 2: Мэн-цзы. Сюнь- цзы / Введ., пер., коммент. и ст. И.Т.Зограф.
Книга правителя области Шан (Шан цзюнь шу) / Пер. с кит., вступ. ст., коммент. и по- слесл. Л.С.Переломова. М., 1968, 1993.
КНР: Проблемы построения общества сяокан: [Сб. ст.]. М., 2005 (ЭИ; № 8).
Конрад Н.И. Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве: Пер. и исслед. М.-Л., 1950.
Конфуцианское «Четверокнижие» («Сы шу») / Пер. с кит. и коммент. А.И.Кобзева, А.Е.Лукьянова, Л.С.Переломова, П.С.Попова при участии В.М.Майорова; отв. ред. и авт. вступ. ст. Л.С.Переломов. М., 2004.
Конфуцианство в Китае: проблемы теории и практики: Сб. ст. / Отв. ред. Л.П.Делюсин. М.，1982.
Крил Х.Г. Становление государственной власти в Китае: империя Западная Чжоу. СПб., 2001.
Кроль ЮЛ. Сыма Цянь - историк. М., 1970.
Крюков М.В. Формы социальной организации древних китайцев. М., 1967.
Крюков М.В., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы: проблемы этногенеза. М.，1983.
Кульпин Э.С. Человек и природа в Китае. М., 1990.
Кычанов Е.К Властители Азии. М., 2004.
Личность в традиционном Китае: Сб. ст. / Отв. ред. Л.П.Делюсин. М., 1992.
Ломанов А.В. Современное конфуцианство: Философия Фэн Юланя. М., 1996.
Лукьянов А.Е. Лао-цзы и Конфуций: Философия Дао. М., 2000.
Лю Данянь. Избранные статьи по проблемам исторической науки / Сост. и авт. предисл. Л.С.Переломов. М., 1992.
Лю Цзэхуа. Концепция человека в политической мысли Древнего Китая: Анализ традиционных политических идей Китая / АН СССР. ИНИОН. М., 1991.
Малявин В.В. Гибель древней империи. М., 1983.
Малявин В.В. Китайская цивилизация. М., 2000, 2001.
Малявин В.В. Китай управляемый: старый добрый менеджмент. М., 2005.
Малявин В.В. Империя ученых. М., 2007.
Мартынов А. С. Конфуцианство: классический период. СПб., 2006.
Мартынов А.С. Конфуцианство. «Лунь юй»: [Исслед. и пер.]: В 2 т. СПб., 2001.
Мартынов А.С. Конфуцианство: этапы развития. Конфуций. «Лунь юй»: [Исслед. и пер.]. СПб” 2006.
Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху / Введ., пер. с кит., коммент. В.С.Таскина. М., 1984.
Материалы по истории кочевых народов в Китае III—V вв.: В 4 вып. / Пер. с кит” пре- дисл. и коммент. В.С.Таскина. М., 1989-2012. Вып.
Меньшиков Л.Н. Из истории китайской книги. СПб., 2005.
Москалев А.А. Нация и национализм в Китае: Эволюция китайской мысли в подходах к нации и национализму. М.，2005.


Избранная библиография
653
Никифоров В.Н. Очерк истории Китая, II тысячелетие до н.э. - начало XX столетия. М., 2002.
Общество и государство в Китае: Сб. ст. / Редкол.: Л.П.Делюсин (отв. ред.) и др. М., 1981.
От магической силы к моральному императиву: Категория дэ в китайской культуре / Сост. и отв. ред. Л.Н.Борох, А.И.Кобзев. М., 1998.
Очерки истории Китая (с древности до «опиумных войн») / Под ред. Шан Юэ. М., 1959. Переломов Л.С. Империя Цинь - первое централизованное государство в Китае, 221- 202 гг. до н.э. М.，1962.
Переломов Л. С. Конфуцианство и легизм в политической истории Китая. М., 1981. Переломов Л.С. Конфуций. «Лунь юй»: Исслед., пер. с кит., коммент.; факсимильный текст «Лунь юя» с комментариями Чжу Си. М., 1998.
Переломов Л. С. Конфуцианство и современный стратегический курс КНР. М., 2007. Попов U.С. Краткий исторический очерк уголовного законодательства Китая с древнейших времен до второй половины X века по Р.Х. СПб., 1880.
Проблемы географии и внешней политики в «Истории Хань» Бань Гу: исслед. и пер. / Ю.Л.Кроль, М.Е.Ермаков, Е.А.Торчинов // Страны и народы Востока. Вып. 32. М.,
2005.
Раздвигая горизонты науки: К 90-летию акад. С.Л.Тихвинского / Редкол.: М.Л.Титаренко (гл. ред.) и др. М.，2008.
Рогожин А.К, Страхов Н.Н. История государства и права рабовладельческого Китая. М.，1960.
Роль традиций в истории и культуре Китая / Редкол.: Л.С.Васильев (отв. ред.) и др. М., 1972.
Рубин В.А. Идеология и ьсультура Древнего Китая (четыре силуэта). М., 1970.
Рубин В.А. Личность и власть в Древнем Китае: Избр. труды / Сост., ред., авт. предисл. А.И.Кобзев. М., 1993.
Рубин В.А. Личность и власть в Древнем Китае: Собр. трудов / Сост., ред., авт. предисл. А.И.Кобзев. М., 1999.
Серкина А.А. Символы рабства в Древнем Китае: Дешифровка гадательных надписей. М.，1982.
Сидихменов В.Я. Китай: страницы прошлого. М., 2000.
Синицын Е.П. Бань Гу - историк Древнего Китая. М., 1975.
Синицын ЕЛ. Материалы по экономической истории династии Хань (III в. до н.э. - I в. н.э.): Пер. главы «Ши хо чжи» из «Цянь Хань шу». М., 1987. Деп. в ИНИОН АН СССР. №31646.
Смолин Г.Я. Источниковедение древней истории Китая. Л., 1987.
Сунь Цзы. Искусство стратегии: Древнекитайские трактаты, ставшие основой целого ряда управленческих теорий / Пер. с кит., предисл. и коммент. Н.И.Конрада. М.,
2006.
Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи): В 9 т. М., 1972-2009. [Т. 1-2 в пер. Р.В.Вяткина, В.С.Таскина; т. 3-7 в пер. Р.В.Вяткина; т. 8 в пер. Р.В.Вяткина, А.М.Ка- рапетьянца; т. 9 пер. под ред. А.Р. Вяткина]. То же. Т. 1-2. 2-е изд. М., 2001-2003. Титаренко М.Л. Древнекитайский философ Mo Ди, его школа и учение. М., 1985. Титаренко М.Л. Китай: цивилизация и реформы. М., 1999.
Тихвинский С.Л. Избранные произведения: В 5 кн. М., 2006.


654
Избранная библиография
Тихвинский С.Л. Китай и всемирная история. М., 1988.
Традиции в общественно-политической жизни и политической культуре КНР / Отв. ред. М.Л.Титаренко, Л.С.Переломов. М., 1994.
Тридцать шесть стратагем: Китайские секреты успеха / Пер. с кит. В.В.Малявина. М., 1998.
Фань Вэнь-лань. Древняя история Китая: От первобытно-общинного строя до образования централизованного феодального государства. М., 1958.
Феоктистов В. Ф. Философские и общественно-политические взгляды Сюнь-цзы: Исследование и перевод. М., 1976.
Фэн Юлань. Краткая история китайской философии. СПб., 1998.
Хуань Куань. Спор о соли и железе (Янь те лунь). T. 1 / Пер. с кит., введ. и коммент. Ю.Л.Кроля. СПб., 1997. То же: В 2 т. М., 2001.
Шедевры китайской классической прозы в переводах академика В.М.Алексеева: В 2 кн. М., 2006. Кн. 1 / Ст. и примеч. Л.З.Эйдлина, Л.Н.Меньшикова; отв. ред. Л.Н.Меньшиков. Кн. 2 / Ст. А.С.Мартынова, И.А.Алимова; примеч. Л.З.Эйдлина, А.С.Марты- нова, И.А.Алимова; отв. ред. А.С.Мартынов, И.А.Алимов.
Этика и ритуал в традиционном Китае: Сб. ст. / Редкол.: Л.С.Васильев (отв. ред.) и др. М.，1988.
Ян Юн-го. История древнекитайской идеологии: [до III в. до н.э.]. М., 1957.
На западноевропейских языках
Allan, S. <4The Identities of Taigong Wang in Zhou and Han Literature.11 Monumenta Serica, 30(1972-1973): 57-99.
Allan, S. The Heir and the Sage: Dynastic Legend in Early China. San Francisco: Chinese Materials Center, 1981.
Allan, S. The Shape of the Turtle: Myth, Art and Cosmos in Early China. Albany: State University Press of New York, 1991.
Allan, S. The Way of Water and Sprouts of Virtue. Albany: State University of New York Press, 1997.
Allan, S. and Williams, Cr. The Guodian Laozi // Proceedings of the International Conference, Dartmouth College, May 1998. Berkeley: Society for the Study of Early China and the Institute of East Asian Studies, University of California, Berkeley, 2000.
Allen, J.R. 4tThe End and the Beginning of Narrative Poetry in China.^ I I Asia Major, 2.1 (1989): 1-24.
Ames, R. 4<The Mencian Concept of Renxing: Does it Mean Human Nature?551 I Chinese Texts and Philosophical Contexts / Rosemont, H.Jr., ed. La Salle, Illinois: Open Court, 1991. P. 143-57.
Ancient Glass Research Along the Silk Road. New Jersey, 2009.
Arbuckle, G. ^Inevitable Treason: Dong ZhongshuJs Theory of Historical Cycles and Early Attempts to Invalidate the Han Mandate.// Journal of the American Oriental Society, 115.4(1995): 585-597.
Arbuckle, G. ^Restoring Dong Zhongshu (BCE 195-115): An Experiment in Historical and Philosophical Reconstruction”. PhD diss. University of British Columbia, 1983.
Aries^ Phillipe. Centuries of Childhood: A Social History of Family Life. New York: Vintage Books, 1962.
Baker, H.D.R. Chinese Family and Kinship. New York: Columbia University Press, 1979.
Barrett, T.H. 44Superstition and Its Others in Han China/5 // Past & Present, 2008: 95-114.


Избранная библиография
655
Bauer. Wolfgang. China and the Search for Happiness. New York: Seabury Press, 1976.
Beck, B.J.M. 'The Fall of Han.55 / Loewe and Twitchett, eds. // The Cambridge History of China. Vol. 1. P. 357-69.
Beck, B.J.M. 4tThe True Emperor of China.5511 Leiden Studies in Sinology / Ed. W.L.Idema. Leiden: E.J.Brill, 1981. R 23-33.
Beck, B.J.M. The Treatises of Later Han: Their Author, Sources, Contents and Place in Chinese Historiography. Leiden: Brill, 1990.
Berthel, K. uMusic in Ancient China: an Archaeological and Art Historical Study of Strings, Winds, and Drums during the Eastern Zhou and Han Periods 770 BCE-220 CE.55 // China Review International^ 2009, 16.1: 101-104.
Bielenstein, H. 4tThe Restoration of the Han Dynasty.5511 Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities, 5\ (1979): 1-300.
Bielenstein, H. The Bureaucracy of Han Times. Cambridge: Cambridge University Press, 1980.
Bielenstein, H. 4<Later Han inscriptions and dynastic biographies: A historiographical compari- son.” // Academia Sinica: Proceedings of the International Conference on Sinology，Section on History and Archaeology, 3 (1980): 571-586.
Bilsky, L. The State Religion of Ancient China. Taipei: Orient Cultural Service, 1975.
Blakeley, B. uChu Society and State: Image versus Reality.55 // Defining Chu: Image and Reality in Ancient China / С.Л. Cook and J.S. Major, eds. Honolulu: University of Hawaii Press, 1999, p. 51-66.
Blakeley, B. 4tKing, Clan, and Courtier in Ancient Ch^.551 I Asia Major, 3rd ser. Vol. 5, pt. 2, (1992): 1-39.
Bodde, D. ChinaJs First Unifier: A Study of ChJin Dynasty Life as Seen in the Life of Li Ssu. Hong Kong: Hong Kong University Press, 1967.
Bodde, D. Festivals in Classical China: New Year and Other Annual Observances during the Han Dynasty 206 B.C.-A.D. 220. Princeton: Princeton University Press, 1975.
Bodde, D. uSexual Sympathetic Magic in Han China.55 11 History of Religions, 3.2 (Winter 1964): 292-299.
，尸 Æ “The Semasiology of Some Primary Confucian Concepts.” // Selected Works of Peter A. Boodberg / Ed. Alvin P. Cohen. Berkeley: University of California Press, 1979.
Bridgman, R. 4tLa medicine dans la Chine antique.55 II Mélanges chinois et bouddhiques, 10 (1952-1955): 1-213.
Brooks, E. Bruce. 4<The Present State and Future Prospects of Pre-Han Text Studies.^ // Sino- Platonic Papers, 46 (July, 1994): 1-74.
Brooks, E. Bruce and Brooks, A. Taeko. The Original Analects: Sayings of Confucius and His Successors. New York: Columbia University Press, 1998.
Brown, M. uSons and Mothers in Warring States and Han China, 453 BCE-220 CE/51 I NAN NU-Men, Women & Gender in Early & Imperial China, 2003, 5.2. P. 137-169.
Brown, M. and Rafe De Crespigny. ''Adoption in Han China/5 // Journal of the Economic & Social History of the Orient, 2009, 52.2.
Buck, David D. uThe First Emperor of China: Book.?, П Library Journal, 1989, 114.16. P. 104- 106.
Carr, M. ''Personation of the Dead in Ancient China.551 I Computational Analyses of Asian and African Languages, 24 (March, 1985): 1-107.
Chan, Wing-tsit. A Source Book in Chinese Philosophy. Princeton: Princeton University Press, 1963.


656
Избранная библиография
Chan, Wing-tsit, trans. The Way of Lao Tzu. New York: Bobbs-Merrill, 1963.
Chang, Kwang-chih. Early Chinese Civilization: Anthropological Perspectives. Cambridge: Harvard University Press, 1976.
Chang, Kwang-chih. The Archaeology of Ancient China. 4th ed. New Haven: Yale University Press, 1986.
Chang, Tsung-tung. Der Kult der Shang-dynastie im Spiegel der Orakelinschriften: Eine paläo- graphische Studie zur Religion im archaischen China. Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1970.
Chavannes, Ed. Les Documents Chinois Découverts par Aural Stein dans les Sables du Turkestan Oriental. Oxford: Oxford University Press, 1913.
Ch 'en Ch 4-yun. Hsun Yueh and the Mind of Late Han China. Princeton University Press, 1980.
Ch'en Ch4-yun. ^Orthodoxy as a Mode of Statecraft: The Ancient Concept of Cheng.^ 11 Orthodoxy in Late Imperial China / Ed. Kwang-ching Liu. Berkeley: Universit\- of California Press, 1990. R 27-52. ^
Chen, Tsu-ling. Index du Han-kouan Ts4-tchong. Paris: dnstitut des Hautes Études Chinoises de Université de Paris, 1962.
Chen, Yu-shih. uThe Historical Template of Pan Chao5s Nü Chieh.55 // T'oung Pao. 82.4-5 (1996): 229-257.
Chittick, A. t4The Life and Legacy of Liu Biao: Governor, Warlord, and Imperial Pretender in Late Han СЫпа.551 I Journal of Asian History, 2003, 37.2. P. 155-186.
Chow Tse-tsung. 4tThe Childbirth Myth in Ancient Chinese Medicine: A Study of Aspects of the Wu Tradition.” // Ancient China: Studies in Early Civilization / Eds. Roy，David T. and Tsien Tsuen-hsuin. Hong Kong: Chinese University of Hong Kong, 1978, p. 43-90.
Ch'ü T'ung-tsu. Han Social Structure. Seattle: University of Washington Press, 1972.
Ch'ü Tung-tsu. Law and Society in Traditional China. Paris: Mouton, 1961.
Conceiving the Empire: China and Rome Compared. New York, 2008.
Cook, C.Ä. Death in Ancient China: The Tale of One Man^ Journey. Leiden: E. J.Brill, 2006.
Cook, C.A. 4tWealth and the Western Zhou.^ 11 Bulletin of the School of African and Oriental Studies, (1997): 253-293.
Cook，C.A. and John S. Major, eds. Defining Chu: Image and Reality in Ancient China. Honolulu: University of Hawaii Press, 1999.
Creel, H. Literary Chinese by the Inductive Method: Vol. 1, The Hsiao Ching. Chicago: University of Chicago Press, 1943.
Creel, H. Studies in Early Chinese Culture. Baltimore: Waverly Press, 1937.
Creel, H. Confucius and the Conflician Way. New York: Harper and Row, 1949.
Crump, J. I.Jr. Chan-kuo ts^. 2nd ed. rev. San Francisco: Chinese Materials Center, 1979.
Csikszentmihalyi, Mark. ''Fivefold Virtue: Reformulating Mencian Moral Psychology in Han Dynasty СЫпа." //Religion, 28 (1998): 77-89.
Cutter, R.J. The Brush and the Spur: Chinese Culture and the Cockfight. Hong Kong: Chinese University of Hong Kong, 1989.
CWrer，兄J. and Crowe//，灰G. Empresses and Consorts: Selections from Chen Shou’s Records of the Three States with Pei SongzhiJs Commentary. Honolulu: University of Hawaii Press, 1999.
DeCrespigny, R. uThe Recruitment System of the Imperial Bureaucracy of the Late Han.55 // The Chung Chi Journal, 6.1 (November 1966): 67-79.
Diogenes Laertius. Lives of Eminent Philosophers. Trans. R.D.Hicks. London: William Heinemann, 1950.


Избранная библиография
657
Dobson, W.A.C.H. ''Linguistic Evidence and the Dating of the Book of Songs.// T'oung Pao, 51.4-5 (1964): 322-334.
Douglas, M. Purity and Danger: An Analysis of the Concepts of Pollution and Taboo. London: Routledge and Kegan Paul, 1966.
Dreyer，E.L. “Zhao Chongguo: A Professional Soldier of China’s Former Han Dynasty.” // Journal of Military History, 2008, 72.3. P. 665-725.
Dubs, H. ^Mencius and Sun-dzu on Human Nature.^ // Philosophy East and West, 6.2 (1956): 213-222.
Dull, J. <lA Historical Introduction to the Apocryphal Texts of the Han Dynasty.^ PhD diss. University of Washington, 1966.
Dw//, 乂 “Marriage and Divorce in Han China: A Glimpse at ‘Pre-ConfUcian’ Society.” // Chinese Family Law and Social Change in Historical Perspective / Ed. David C. Buxbaum. Seattle: University of Washington Press, 1978, p. 23-74.
Duyvendak, J.J.L. The Book of Lord Shang: A Classic of the Chinese School of Law. 1928 rpt. Chicago: University of Chicago Press, 1963.
Ebrey, P. "Patron-Client Relations in the Later Нап.^ 11 Journal of the American Oriental Society, 103.3 (1983): 533-542.
兄 “Was There a High God Ti in Shang Religion.” // 15 (1990): 1-26.
Eno, R. The Confucian Creation of Heaven: Philosophy and the Defense of Ritual Mastery. Albany: State University Press of New York, 1990.
穴• “From Teachers to Texts: Confucian Collaboration and Qin Encyclopaedism.” 1997, unpublished manuscript.
Feng Yu-lan. A History of Chinese Philosophy. 2 vols. Trans. Derk Bodde. Princeton: Princeton University Press, 1952.
Forke, A. Lunheng. 1907 rpt. 2 vols. New York: Paragon Book Gallery, 1962.
C/г. “From Birth to Birth: The Growing Body in Chinese Medicine.” // Chinese Views of Childhood / Ed. Kinney, A. Honolulu: University of Hawaii Press, 1995, p. 157-191.
Gale, E.M. Discourses on Salt and Iron: A Debate on State Control of Commerce and Industry in Ancient China. Taibei: Ch’eng-wen Publishing Company, 1973.
Girardot, N.J. Myth and Meaning in Early Taoism: The Theme of Chaos (Hun-tun). Berkeley: University of California Press, 1983.
Goldin, P.R. The Culture of Sex in Ancient China. Honolulu: University of Hawaii Press, 2002.
Goodrich, Ch.S. uTwo Chapters in the Life of an Empress of the Later Нап.^ 2 pt. // Harvard Journal of Asiatic Studies, 25 (1964-1965): 165-177; 26 (1966): 187-210.
Gottsschang, K.T. "Chinese Despotism Reconsidered: Monarchy and Its Critics in the Ch4n and Early Han Empires.” PhD diss. University of Michigan, 1983.
Gra/шт, ÆC. “The Date and Composition of the Liehtzyy.” // Мзу’ог, n.s. 8 (1960-1961): 139-198.
Graham, A.C. Disputers of the Tao. La Salle: Open Court Press, 1989.
Graham, A.C. uThe Background of the Mencian Theory of Human Nature.^ // Chinese Texts and Philosophical Contexts / Ed. Rosemont, H.Jr. La Salle, Illinois: Open Court, 1991, p. 7—66.
Granet, M. Danses et légendes de la Chine ancienne. Paris, 1926.
Grawe厶 M “Le Dépôt de L’Enfant sur le Sol.” // Études Sociologiques sur la Chine. Paris: Presses Universités de France, 1953, p. 159-202.


658
Избранная библиография
de Groot, JJ.M. The Religious System of China: in Ancient Forms, Evolution, History and Present Aspect; Manners, Customs and Social Institutions Connected Therewith. 1892 rpt. 7 vols. Taibei: Chengwen, 1969.
Hardy, G. Worlds of Bronze and Bamboo: Sima Qian^ Conquest of History. New York: Columbia University Press, 1999.
Hardy, G. "The Reconstruction of Ritual: Capping in Ancient СЫпа.^ // Journal of Ritual Studies, 12 (Fall 1993): 69-90.
Harper, D.J. Early Chinese Medical Literature: The Mawangdui Medical Manuscripts. London and New York: Kegan Paul International, 1998.
Harper, D.J. “The Wu Shih Erh Ping Fang: Translation and Prolegomena.” PhD diss. University of California, 1982. Ann Arbor: University Microfilms International, 8312837.
Harper, D.J. <lThe Sexual Arts of Ancient China as Described in a Manuscript of the Second Century B.C.^ // Harvard Journal of Asiatic Studies^ A12 (1987): 539-593.
Harper, D.J. <4Warring States Natural Philosophy and Occult Thought.î, 11 The Cambridge History of Ancient China: From the Origins of the Civilization to 221 B.C. Eds. Loewe and Shaughnessy. Cambridge: Cambridge University Press, 1999, p. 813-884.
Harper, D.J. ''Chinese Demonography of the Third Century B.C.^ // Harvard Journal of Asiatic Studies, 45.2 (1985): 459^98.
Яафег, D.J. “The Han Cosmic Board (Shih).” // 五ar/少 С7п>ш，4 (1978-1979): 1-10.
Henderson, J.B. The Development and Decline of Chinese Cosmology. New York: Columbia University Press, 1984.
Harris, W.V. t4The Roman Father^ Power of Life and Death.î, // Studies in Roman Law in Memory of A. Arthur Schiller / Eds. R.S. Bagnall and W.V. Harris. Leiden: Brill, 1986, p. 81-96.
Henrich, R.G. Lao-tzu Te-Tao Ching: A New Translation Based on the Recently Discovered Ma-wang-tui Texts. New York: Ballantine, 1989.
Henry, E. <lThe Motif of Recognition in Early СЫш'' // Harvard Journal of Asiatic Studies, 47.1 (June 1987): 5-30.
Hightower, J., trans. Han shih wai chuan: Han Ying5s Illustrations of the Didactic Application of the Classic of Songs. Cambridge: Harvard University Press, 1952.
Ho Ping-ti. The Cradle of the East. Hong Kong: The Chinese University Publications, 1975.
Holmgren, J. ''Imperial Marriage in the Native Chinese and Non-Han State, Han to Ming.,J // Marriage and Inequality in Chinese Society / Eds. Watson and Ebrey. Berkeley: University of California Press, 1991, p. 58-96.
Hsu, Cho-yun. Ancient China in Transition: An Analysis of Social Mobility, 722-22 B.C. Stanford: Stanford University Press, 1965.
Hsu, Cho-yun. <lThe Roles of the Literati and of Regionalism in the Fall of the Han Dynasty.^ // The Collapse of Ancient States and Civilizations / Eds. Norman Yoffee and George Cow- gill. Tucson: University of Arizona Press, 1988, p. 176-194.
Hulsewé, A.F.P. Remnants of Han Law: Introductory Studies and an Annotated Translation of Chapters 22 and 23 of the History of the Former Han Dynasty. Leiden: E.J.Brill, 1955.
Hulsewé, A.F.P. Remnants of Ch4n Law: An Annotated Translation of the Ch4n Legal and Administrative Rules of the 3rd Century B.C. Discovered in Yun-meng Prefecture, Hu-pei Province, in 1975. Leiden: E.J.Brill, 1985.
Jensen, L. 4<Wise Man of the Wilds: Fatherlessness, Fertility, and the Mythic Exemplar, Kong- zi.” // 五ar/少 20 (1995): 407438.


Избранная библиография
659
Jzßö, Jzw “Ceramic Models of Wells in the Han Dynasty 206 ВС to AD 220, China.” // Ground Water, 2008, 46.5. P. 782-787.
兄зг/gre«, 5. “Glosses on the Tso chuan.” // ö/Fßr 五/咐句w仿以，
41 (1969): 1-158.
Karlgren, B. "Some Fecundity Symbols in Ancient СЬта.^ // Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities, 2 (1930): 1-54.
Karlgren, B. The Book of Odes. Stockholm: Museum of Far Eastern Antiquities, 1950.
Karlgren, B. "Glosses on the Та Ya and Sung Odes.^ // Glosses on the Book of Odes. Stockholm: Museum of Far Eastern Antiquities, 1964.
Keightley, D.N. Sources of Shang History: The Oracle Bone Inscriptions of Bronze Age China. Berkeley: University of California Press, 1978.
心妙价少，“Early Civilization in China: Reflections on How it Became Chinese.” // Heritage of China: Contemporary Perspectives on Chinese Civilization / Ed. P.S. Ropp. Berkeley: University of California Press, 1990, p. 15-54.
Keightley, D.N. t4Clean Hands and Shining Helmets: Heroic Action in Early Chinese and Greek Си^ге.^ // Religion and the Authority of the Past / Ed. Tobin Siebers. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1993, p. 13-51.
Keightley, D.N. <lAkatsuka Kiyoshi and the Culture of Early China: A Study in Historical Method.” // Яаплт/Тоштш/ •以，42 (1982): 267-320.
Keightley, D.N. t4The Religious Commitment: Shang Theology and the Genesis of Chinese Political Culture.” ////&，〇〇； 0/及e%z’c^，17.34 (February-May 1978): 211-224.
Kinney, A.B, ed. Chinese Views of Childhood. Honolulu: University of Hawaii Press, 1995.
Kinney, A.B. The Art of the Han Essay. Tempe: Arizona State University Press, 1990.
Kiser, E. and Cai Yong. "War and Bureaucratization in Qin China: Exploring an Anomalous Case.^ // American Sociological Review, 2003, 68.4. P. 511-539.
Knapp, K. 'The Ru Interpretation of Xiao.// Early China, 20 (1995): 195-222.
夂.“New Approaches to Teaching Early Confucianism.” // 77^〇/〇砂
gion, 2.1 (1999): 45-54.
Knapp, K. "Representations of Childhood and Youth in Early ChinsL.^ // American Historical Review, 2006, 111.5. P. 1481-1482.
D.，trans. Wen xuan. Vol. 2. Princeton: Princeton University Press, 1987.
Knoblock, J. Xunzi: A Translation of the Complete Works. 3 vols. Stanford: Stanford University Press, 1988-1994.
Knoblock, J. and Riegel, J. The Annals of Lii Buwei: A Complete Translation and Study. Stanford: Stanford University Press, 2000.
兄P. “The Development of the ConfUcian Schools.” // The Cambridge History of China / Eds. Loewe and Twitchett. Cambridge: Cambridge University Press, 1986, p. 759- 765.
Lau, D.C., trans. Mencius. Harmondsworth, Middlesex: Penguin Books, 1970.
Lau, D.C., trans. Lao Tzu: Tao te ching. Harmondsworth: Penguin Books, 1967.
Lee, B.J. "Female Infanticide in СЫпа.?, // Women in China: Current Directions in Historical Scholarship / Ed. R.W. Guisso and S.Johannesen. Youngstown, New York: Philo Press, 1981, p. 163-178.
Lee, Hur-Li. "Divination and the State: Classifying Technical Texts in Han // Library
Resources & Technical Services, 2010, 54.4. P. 200-211.
Legge, J., trans. The Chinese Classics. 1893 rpt. 5 vols. Hong Kong: University of Hong Kong Press，I960.


660
Избранная библиография
Legge, J., trans. The Sacred Books of China: The Texts of Confucianism. Vol. 3 of The Sacred Books of the East. Ed. F.Max Müller. Oxford: Oxford at the Clarendon Press, 1899.
Legge, J., trans. Li chi: Book of Rites. 2 vols. 1885 rpt. New York: University Books: 1967.
Legge, У., trans. and Z.D.Sung, trans. The Text of Yi King and Its Appendixes. 1935 rpt. Taibei: Wenhua tushu gongsi, 1975.
Lewis, M.E. Writing and Authority in Early China. Albany: State University of New York Press, 1999.
Lewis, M.E. Sanctioned Violence in Early China. Albany: State University of New York Press, 1990.
Li Ling. ''Formulaic Structure of Chu Divinatory Bamboo Slips.^ // Early China, 15 (1990): 71-
86.
LiXueqin. Eastern Zhou and Qin Civilizations. New Haven: Yale University Press, 1985.
Liao, W.K., trans. The Complete Works of Han Fei Tzu. 2 vols. London: Arthur Probsthain, 1959.
Loewe, M. Records of Han Administration. 2 vols. Cambridge: Cambridge University Press, 1967.
Loewe, M. <lThe Orders of Aristocratic Rank of Han СЫпа.^ // T'oung Pao, 48.1-3 (1960): 97- 174.
Loewe, M. Crisis and Conflict in Han China. London: George Allen and Unwin, 1974.
Loewe, M. Divination, Mythology and Monarchy in Han China. Cambridge: Cambridge University Press, 1994.
Loewe, M. Ways to Paradise: the Chinese Quest for Immortality. London: George Allen and Unwin, 1979.
Loewe, M. and Shaughnessy, E.L. The Cambridge History of Ancient China: From the Origins of the Civilization to 221 B.C. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
Loewe, M. Early Chinese Texts: A Bibliographic Guide. Berkeley: The Society for the Study of Early China and the Institute of East Asian Studies, University of California, 1993.
Lopez, D.SJr., ed. Religions of China in Practice. Princeton: Princeton University Press, 1996.
Luedke, M. and Lau, U. The Craft and Terminology of Early Chinse Law: A Study of the Zouyanshu and the Han Code. (Working title). Berkeley: Society for the Study of Early China and the Institute of East Asian Studies, University of California, Berkeley, forthcoming.
Major, J.S. Heaven and Earth in Early Han Thought: Chapters 3, 4, and 5 of the Huainanzi. Albany: State University of New York Press, 1993.
McKnight, Brian E. The Quality of Mercy: Amnesties and Traditional Chinese Justice. Honolulu: The University of Hawaii Press, 1981.
McLaughlin, Raoul. <4Silk Ties: The Links Between Ancient Rome & СЬта/5 // History Today, 2008, 58.1. P. 34-41.
Mei Yi-pao. The Works of Motse. Taibei: Confucius Publishing Co., 1971.
Mittag, A. and Mutschler Fritz-Heiner. "Empire and Humankind: Historical Universalism in Ancient China and Rome.” "Тоштш/ 2010, 37.4. R 527-555.‘
Mu-Chou, Poo. 'The Use and Abuse of Wine in Ancient СЬта.^ // Journal of the Economic & Social History of the Orient, 1999, 42.2. P. 123.
Munro, D. The Concept of Man in Early China. Stanford: Stanford University Press, 1969.
Needham, J. and Wang Ling. Science and Civilisation in China. Vol. 2. Cambridge: Cambridge University Press, 1956.
Needham, J., Wang Ling and Yates, R. Science and Civilisation in China. Vol. 5, pt. 6. Cambridge: Cambridge University Press, 1994.


Избранная библиография
661
Nienhauser，W.H. Reexamination of the Biographies of the Reasonable Officials in the Records of the Grand Historian.” // 仏吻 16 (1991): 209-233.
Nienhauser, W.H., ed. The Grand Scribed Records. Vol. 1, 7. Bloomington: Indiana University Press, 1994-2002.
Nishijima Sadao. "Characteristics of the Unified States of Ch^n and Han.^ // Proceedings of the Xlle Congrès International des Sciences Historiques: Rapports II (Vienna, 1965): 71-90.
Nivison, D.S. The Ways of Confucianism: Investigations in Chinese Philosophy. Chicago: Open Court, 1996.
Nivison, D.S. <lThe Dates of the Western Chou.^ // Harvard Journal of Asiatic Studies, 43.2 (1983): 481-580.
Nyitray, Vivian-Lee. "Mirrors of Virtue: Four Shih-chi Biographies.PhD diss. Stanford University, 1990.
Nylan, M. The Shifting Center: The Original "Great Plan^ and Later Readings. Saint Augustin: Institut Monumenta Serica, 1992.
Nylan, M. The Elemental Changes: The Ancient Chinese Companion to the 1 Ching: The T'ai Hsuan Ching of Master Yang Hsiung. Albany: State University of New York Press, 1994.
Nylan, M. ^Confucian Piety and Individualism in Han СЫпа.?, // Journal of the American Oriental Society.^ 116.1. 1996.
Nylan, M. The Five 4Confucian, Classics. New Haven: Yale University Press, 2001.
O'Hara, A. The Position of Woman in Early China. Taibei: Mei Ya Publications, 1971.
Pearson, MJ. Wang Fu and the Comments of a Recluse. Tempe: Arizona State University Press, 1989.
Peerenboom, R.P. Law and Morality in Ancient China: The Silk Manuscripts of Huang-Lao. Albany: State University of New York Press, 1993.
Pines, Y. "Intellectual Change in the Chunqiu // Early China, 22 (1997): 77-132
Powers, M.J. "Pictorial Art and Its Public in Early Imperial СЫпа.^ // Art History, 1984, 7.2. P. 135-163.
Powers, M.J. "Artistic Taste, the Economy and the Social Order in Former Han СЫпа.^ // Art History, 1986, 9.3. P. 285-305.
Powers, M.J. Art and Political Expression in Early China. New Haven: Yale University Press, 1991.
Powers, M.J. A Study of Pattern and Person. Harvard University Press East Asian Series. (forthcomingO.
Puett, M. The Ambivalence of Creation: Debates Concerning Innovation and Artifice in Early China. Stanford: Stanford University Press, 2001.
Pulleyblank, E.G. 'The Roman Empire Known to Han China.^ // Journal of the American Oriental Society, 1999, 119.1. P. 71.
Queen, S.A. From Chronicle to Canon: The Hermeneutics of the Spring and Autumn according to Tung Chung shu. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.
Raft, Z. <lThe Beginning of Literati Poetry: Four Poems from First-Century ВСЕ СЫпа.^ // ToungPao, 2010, 96.1-3. P. 74-124.
Raphals, L. Sharing the Light: Representations of Women and Virtue in Early China. Albany: State University of New York Press, 1998.
Rickett, WA. Guanzi: Political, Economic, and Philosophical Essays from Early China. A Study and Translation. Princeton: Princeton University Press, 1985.
Riegel, J. "Early Chinese Target Magic.^ П Journal of Chinese Religions, 10 (1982): 142-155.


662
Избранная библиография
Rosemont, НJr., ed. Chinese Texts and Philosophical Contexts. La Salle, Illinois: Open Court, 1991.
Roth, H.D. ^Psychology and Self-Cultivation in Early Taoistic Thought.î, // Harvard Journal of Asiatic Studies, 51.2 (1991): 599-650.
Roth, H.D. Original Tao: Inward Training and the Foundations of Taoist Mysticism. New York: Columbia University Press, 1999.
Roth, H.D. 'The Yellow Emperor^ Guru: A Narrative Analysis from Chuang Tzu И/5 // Taoist Resources, 7.1 (1997): 43-60.
Römer, P. uThe Life of the Party: Theorizing Clients and Patrons in Early China.^ // Comparative Literature, 2006, 58.1. P. 59-69.
Sanft, Ch. uLaw and Communication in Qin and Western Han СЫпа.?, // Journal of the Economic & Social History of the Orient^ 2010, 53.5. R 679-711.
Schafer, E. ''Hunting Parks and Animal Enclosures in Ancient СЫш." // Journal of the Economic &. Social History of the Orient, 11 (1968): 318-343.
Schwartz, B. The World of Thought in Ancient China. Cambridge: Belknap Press, 1989.
Shaughnessy, Ed.L. Sources of Western Zhou History: Inscribed Bronze Vessels. Berkeley: University of California Press, 1991.
Shaughnessy, Ed.L. I Ching: The Classic of Changes. New York: Ballantine Books, 1996.
Shaughnessy, Ed.L. Before Confucius: Studies in the Creation of the Chinese Classics. Albany: State University of New York Press, 1997.
Sivin, N. 4<Ruminations on the Tao.^ 11 Philosophy East and West, 42.1 (January, 1992): 21-29.
Sivin, N. uState, Cosmos, and Body in the Last Three Centuries B.C.^ // Harvard Journal of Asiatic Studies, 55.1 (June 1995): 5-37.
Soymié, M. entrevue de Confucius et de Hiang // Journal Asiatique, 242 (1954): 311- 392.
iSpears，D. “China’s Immortal Warriors.” 2009, 97.3. P. 69-72.
Steele, J.9 trans. The I-li or Book of Etiquette and Ceremonial. London: Probsthain, 1917.
Sun, Dazhang. Ritual and ceremonious buildings. Wien; New York, 2002.
Swann, N.L. Food and Money in Ancient China. Princeton: Princeton University Press, 1950.
Swann, N.L. Pan Chao: Foremost Woman Scholar of China, First Century A.D. New York: Century: 1932.
Tao Tien-yi. <lVassal Kings and Marquises of the Former Han Dynasty.^ // Bulletin of the Institute of History and Philology (Academia Sinica), 46.1 (1974): 155-167.
Teng Ssu-yü. Family Instructions for the Yen Clan: An Annotated Translation with Introduction. Leiden: E.J.Brill, 1968.
77ш，с/гег，М/î “Marriages of the Ruling Elite in the Spring and Autumn Period.” / Eds. Watson and Ebrey // Marriage and Inequality in Chinese Society. Berkeley: University of California Press, 1991, p. 25-57.
Thorp, R.L. "Architectural Principles in Early Imperial China: Structural Problems and Their Solution.” // 如，1986, 68.3. P. 360.
Turner, K.G. “War, Punishment, and the Law of Nature in Early Chinese Concepts of the State.^ // Harvard Journal of Asiatic Studies, 53. 2 (1993): 285-324.
Turner, K.G. "Rule of Law Ideals in Early СЫпа/5 // Journal of Chinese Law, 6.1 (Spring, 1992): 1-44.
D. and Zöewe M，eds. The Cambridge History of China. Vol. 1. The Ch’in and Han Empires, 221 B.C. - A.D. 220. Cambridge: Cambridge University Press, 1986.


Избранная библиография
663
Unschuld, P.U. Medicine in China: A History of Ideas. Berkeley: University of California Press, 1985.
Vankeerberghen, G. ^Family and Law in Former Han China 206 BCE-8 CE: Arguments Pro and Contra Punishing the Relatives of a Criminal.” // 2000, 12.1.
Vankeerberghen, G. The Huainanzi and Liu An^ Claim to Moral Authority. Albany: State University of New York Press, 2001.
Van Zoeren, St. Poetry and Personality: Reading, Exegesis, and Hermeneutics in Traditional China.Stanford:StanfordUniversityPress,1991.
Vervoorn, Aat. Men of the Cliffs and Caves: The Development of the Eremitic Tradition to the End of the Han Dynasty. Hong Kong: The Chinese University of Hong Kong, 1990.
Veyne, f!, ed. A History of Private Life from Pagan Rome to Byzantium. Cambridge: Belknap Press, 1987.
Waley, A., trans. The Book of Songs. New York: Grove Press, 1937.
Waley, A. The Analects of Confucius. New York: Vintage Books, 1938.
Wallacker, В. "Han Confucianism and Confucius in the Нап.^ // Ancient China: Studies in Early Civilization. Eds. D.T. Roy and Tsuen-hsui Tsien. Hong Kong: The Chinese University Press, 1978, p. 215-228.
Wang, C.H. From Ritual to Allegory: Seven Essays in Early Chinese Poetry. Hong Kong: Chinese University Press of Hong Kong, 1988.
С.Я. “Towards Defining a Chinese Heroism.” // Тоштш/ 0/ йе Society, 95.1 (January-March 1975): 25-35.
Wang Yü-chuan. 4tAn Outline of the Central Government of the Former Han Dynasty.^ // Harvard Journal of Asiatic Studies, 12(1949): 166-173.
Ward-Czynska, В. UA Political History of the Imperial Distaff Relatives of the Former Han Dynasty.” M.A. thesis. Columbia University，1978.
Watson, B. Records of the Grand Historian of China: Translated from the Shi chi of Ssu-ma Ch’ien. 2 vols. New York: Columbia University Press, 1961.
Watson, B. Courtier and Commoner in Ancient China. New York: Columbia University Press, 1974.
Watson, B. Records of the Grand Historian: Qin Dynasty. Hong Kong: Columbia University Press and Chinese University of Hong Kong, 1993.
Watson, B. The Columbia Book of Chinese Poetry: From Early Times to the Thirteenth Century. New York: Columbia University Press, 1984.
Watson, B. Hsün Tzu: Basic Writings. New York: Columbia University Press, 1963.
Welch, H. and A.Seidel, eds. Facets of Taoism: Essays in Chinese Religion. New Haven: Yale University Press, 1979.
Же/式 “Covenant in Jin’s Walled Cities: The Discoveries at Houma and Wenxian.” PhD diss. Harvard University, 1990.
Wheatley, P. Pivot of the four quarters. The origins and character of the ancient Chinese city. New Brunswick, 2008.
Wilbur, CM. Slavery in China During the Former Han Dynasty. New York: Russell and Russell, 1943.
Wu Hung. The Wu Liang Shrine: The Ideology of Early Chinese Pictorial Art. Stanford: Stanford University Press, 1989.
Wu Hung. Monumentality in Early Chinese Art and Architecture. Stanford: Stanford University Press, 1995.


664
Избранная библиография
Yang Liansheng. Studies in Chinese Institutional History. Cambridge: Harvard University Press, 1961.
Yates, R.D.S. <lSocial Status in the Ch^n: Evidence from the Yun-meng Legal Documents. Part One: Commoners.” ö/Atoz’c 47.1 (1987): 197-237.
扮兄“The Yin-Yang Texts from Yinqueshan: An Introduction and Partial Reconstruc- tion, with Notes on Their Significance in Relation to Huang-Lao Daoism.” // 仏厂/少 С/п>ш， 19(1994): 75-144.
Yates, R.D.S. “War，Food Shortages, and Relief Measures in Early China.” // Hunger in History: Food Shortage, Poverty and Deprivation / Ed. L.Newman et al. New York: Basil Blackwell, 1990), p. 148-177.
Yates, R.D.S. Five Lost Classics: Tao, Huang-Lao, and Yin-Yang in Han China. New York: Ballantine Books, 1997.
Yates, R.D.S. “Purity and Pollution in Early СЫпа.^ // Integrated Studies of Chinese Archaeology and Historiography, 4 (July 1997): 479-536.
Yates, R.D.S. and K.C.D. McLeod. t4Forms of Ch4n Law: an Annotated Translation of the Feng-chen shih.^ // Harvard Journal of Asiatic Studies ^ 41.1 (1981): 150-152.
На китайском языке
及шьХань шу•班固。漢書（История [династии] Хань). T. 1-12. Пекин，1964.
Бу Сяньцюнь. Цинь Хань гуаньляо чжиду.卜憲群。秦漢官僚制度(Бюрократическая система Цинь и Хань). Пекин, 2002.
Аянь Сяосюбшь, */7гшь. Лянь Хань вэньсюэ.卞孝萱，王琳。兩漢文學（Литература обеих Хань). Хэфэй, 2001.
Лйг/гш. Цинь Хань сянли кунчжи яньцзю.王愛清。秦漢鄉里控制研究（Контроль над волостями и деревнями при Цинь и Хань). Цзинань, 2010.
/Ъвэй. Гуань тан цзилинь.主國糸隹。覲堂集林（Собрание сочинений Ван Говэя). Пекин, 1959.
Цинь Хань цэяньдутаньянь 汪桂海。秦漢簡牘探研（Исследование записей на деревянных планках Цинь и Хань). Тайбэй, 2009.
Янь те лунь цзяочжу.王利器。鹽鐵論校注(《Спор о соли и железе» с ис- правлениями и комментариями). Пекин, 1958.
Сянь"янь. Ши мин шучжэн бу.王先謙。釋名疏證補(Словарь «Толкование слов» с дополнительным комментарием). Т. 1-2. Шанхай, 1937.
Сянь"янь. Хоу Ханьшу цзицзе.王先謙。後漢書集角早(《История [династии] Поздняя Хань» со сводным комментарием). Т. 1-5. Шанхай, 1959.
Ван Хоукуан. Чжунго гудай ды чжаньчжэн цзинцзи: Чжаньго чжи Цинь Хань цицзянь ды чжэнчжн цзинцзн кочжан чжэнцз чжн нньцзю.王厚匡。中國古代的戰爭經濟：戰國 至秦漢期卩日彳的政治經濟擴張政策之研究（Экономика войны в древнем Китае: Исследование политического курса политического и экономического расширения в период от Чжаньго до Цинь-Хань). [Пекин], 2006.
Ван Цзыцзинь. Цинь Хань шэхуй ши лунькао. (Очерк соци¬
альной истории Цинь и Хань). Пекин, 2006.
Ван Цзыцзинь. Цинь Хань шици шэнтай хуаньцзин яньцзю. 秦漢時期生態環境
石开究(Исследования по экологии и окружающей среде периода Цинь—Хань). Пекин, 2007.
Цинь Хань ши: Диго чжи чэн ли.王子今。秦、漢史：帝國的成立(История Цинь и Хань: Образование империи). Тайбэй, 2009.


Избранная библиография
665
Ван Цзяньвэнь. Чжаньго чжуцзы ды гу шэнван чуаньшо цзи ци сысян ши ии. 戰
國諸子的古聖王傳說及其思想史意義（Предание о древнем совершенномудром правителе в сочинениях 4)илос〇4юких школ Чжаньго и его значение для истории 4шло- софской мысли). Тайбэй, 2007.
々H. Лунь хэн.王充。論換ï (Критические рассуждения). Т. 1-2. Шанхай, 1934.
Цинь Хань чжэнчжи чжиду.王育民。秦漢政治制度（Политическая сис- тема Цинь и Хань). Сиань, 1996.
Ляо Mwwb. Цинь Хань ши таньтао.高敏。秦漢史探言寸（История Цинь и Хань. Исследования). Чжэнчжоу， 1998.
/Ъо Хэн. Цинь Хань цэяньду чжун фачжи вэньшу цэикао.高恒。秦漢簡牘中法制文書輯 % (Правовая документация в составе записей на деревянных планках Цинь и Хань. Сб. материалов и исследований). Пекин, 2008.
TbMxvcö. Нули чжишидай.郭沫若。奴隸制時代（Эпоха рабства). Пекин, 1954.
Го Можо. Янь те лунь дубэнь.享沬若。鹽鐵論讀本（Текст «Спора о соли и железе» со знаками препинания). Пекин, 1957.
/Ъ Я/аоюй (7Ъ Сг/фэнь). Чжаньго цэ пинчжу.郭紹虞（郭希汾)。戰國策評注（《Планы Сражающихся царств» с комментариями). Шанхай, 1934.
Чжунго лиши диту цзи•雇頁頡岡IJ。中國歷史地圖集（Атлас исторических карт Китая). Шанхай, 1955.
Сянь. Пин «дутэ ды миньцзу» лунь.官顯。評“獨特的民族”論（По поводу теории «нации особого типа») // Хань миньцзу синчэн вэньти таолунь-цзи 漢民族形成問題 言寸論集（Сб. статей по проблемам формирования китайской нации). Пекин, 1957.
及гш Цинь Хань фанъянь. 丁啟陣。秦漢方言（Диалекты Цинь и Хань). Пекин,
1991
/fw叹у Гош/я. Цинь Хань синфа чжиду яньцзю.富谷至。秦漢刑й制度研究/柴生芳, 朱恒曄譯（Система наказаний при Цинь и Хань). Наньнин，2006.
Цинь Хань фалюй ши.孑L慶明。秦、漢法律史（История права Цинь и Хань). Сиань, 1992
/bwßö. Сянь Циньчжи лян Сун юэгуань чжиду яньцзю.黎國韜。先秦至兩宋樂官制 度石开究（Система музыкальных палат от доциньских времен до двух [династий] Сун). [Гуанчжоу], 2009.
Дзэхс% */7ю Лшгрг/. Лян Хань мэйсюэ ши.李澤厚，劉綱紀。兩漢美學史（История эстетики обеих Хань). Тайбэй, 1987
Лг/ Цинь Хань цэяньду вэньшу фэньлэй цэицэе.李均明。秦漢簡牘文書分類
(Документы на деревянных планках Цинь и Хань. Систематический и аннотированный сборник). Пекин, 2009.
Сяньцинь лянхань цзинцзи шигао.李劍農。先秦兩漢經濟史稿（Очерки экономической истории доциньского и ханьского времени). Пекин, 1957.
Чжаньго нунъе шиган.李亞光。單戈國農業史綱（Очерки истории сельского хозяйства Чжаньго). Чанчунь, 2009.
/(зяньлшн. Цинь Хань ши.林劍鳴。秦漢史（История Цинь и Хань). Шанхай, 1989 Цинь Хань.羅世烈。秦漢（Цинь и Хань). Пекин, 1994 ДуЮй，Гэн Чжунго жэнькоутунши.路遇，滕澤之。中國人 口通史（Всеобщая
история населения Китая). Цзинань, 2000.
Лю Вэнъцзянь. Хуайнань хунле цзицзе. (Хуайнань-цзы. Великая мудрость.
Со сводным комментарием Лю Вэньцзяня). Шанхай, 1931.


666
Избранная библиография
*/7ю Цинь Хань: Кайто диго чжи лу•劉偉。秦漢:開拓帝國之路（Цинь и Хань: От- крытие имперского пути). Сянган, 2004.
Qwzi Лян Хань цэинсюэ юй чжунго вэньсюэ.劉松來。兩漢經學與中國文學（Ка- ноноведение обеих Хань и китайская литература). Наньчан, 2001
*/7ю iCbzpwwb. Цинь Хань вэньсюэ лунь цун.劉躍進。秦漢文學論叢（Литература Цинь и Хань. Сб. статей). Нанкин, 2008.
ЧЬ/сэныой. Цзяньмин чжунго тунши•呂振羽〇 簡明中國通史（Общая краткая история Китая). Пекин, 1957.
Лян Хань ханьюй яньцзю.兩、漢、漢語研究(Китайский язык обеих Хань). Цзинань，1992.
Лян Хань цюаньшу.兩漢全書/董治安主編；莊大鈞等整理（Собр. соч. обеих Хань / Гл. ред. Дун Чжиань). Цзинань, 2009.
Лян iöwb. Чжаньго шидай ды дун си чабе: Каогусюэ ды шие.梁云。單戈國時代的東西差 另У:考古學的視野(Различие между Западом и Востоком в эпоху Чжаньго: Археоло- гический аспект). Пекин, 2008.
Мз ДУнг/юнь. Цинь Хань цзяньча чжиду.馬空群。秦漢監察制度(Контрольная система при Цинь и Хань). Тайбэй, 1976.
Мго Чжаньго чжиду тункао.繆文運。單戈國制度通考(Политическая система
Чжаньго). Чэнду, 1998.
/7эн Сгшьвэй. Чжунго хоби ши.彭信威。中國貨幣史（История денег в Китае). Шанхай, 1958.
Синьбянь Цинь Хань ши•新編秦漢史 / 林劍鳴編（История Цинь и Хань. Новая редакция). Тайбэй, 1992.
БЬтаа Лян Хань кэши бэйэ.孫伯濤。兩漢刻石碑額（Надписи на навершиях ка- менных стел обеих Хань). Пекин, 2005.
Сунь Сяо. Лян Хань цзинсюэ юй шэхуй.兩漢;經學與社會（Каноноведение и общество обеих Хань). Пекин, 2002.
Сыма Гуан. Цзычжи тунцзянь.司馬光。自治通鑑(Всеобщее зерцало, помогающее управлению). Шанхай, 1956.
Сыминь юэлин•四民月令（Ежемесячные наставления простому народу). Пекин, 1965.
Сюй Фу Цинь хуэйяо динбу 徐復。秦會要言丁補（Сборник важнейших материалов по истории династии Цинь, исправленный и дополненный). Пекин, 1959.
Сюй Щуань. Гудай ды сюаньши жэньгуань чжиду юй шэхуй.許植1 安。古代的選士任官 制度與社會（Древняя система отбора и назначения чиновников и общество). Тянь- цзинь, 1985.
Ся Яай. Вого гудай цань сан сы чоу ды лиши.夏葡。我國古代蠶桑絲綢的歷史//考古 (История шелководства и шелкоткачества в древнем Китае) // Каогу. 1972, № 2.
Сяо Хань. Чанша мавандуй ханьму бошу гайшу.嘵菡。長沙馬王堆漢墓帛書概述//文 Ш (Общие сведения о рукописях на шелке из ханьского погребения Мавандуй из Чанша) // Вэньу. 1974, № 9.
7Ь?шг⑽з Шицзн хуэйчжу као-чжэн.瀧川龜太郎。史記會注考證（《Истори-
ческие записки» со сводным комментарием). Т. 1-10. Пекин, 1955.
7Ьо Лян Хань Вэй Цзинь чжи даоцзя сысян.陶建國。兩漢魏晉之道家思想
(Даосская мысль периода обеих Хань, Вэй и Цзинь). Тайбэй, 2010.
У Z/зяньвэй. Чжаньго Чу иньси цзи Чу вэньцзы гоуцзянь ситун яньцзю•戰國楚音系及楚 文字構件系統研究（Чуская фонетическая система и реконструкция системы чуской письменности периода Чжаньго). Цзинань, 2006.


Избранная библиография
667
Фан Mww. Чжаньго вэньсюэ ши.方銘。單戈國文學史(История литературы Чжаньго). Ухань, 1996.
Фань Вэнъланъ. Цзы цинь хань ци чжунго чэнвэй тунъи гоцзя ды юаньин. 自秦
漢期中國成為統一國家的原因（Причины того, что начиная с эпохи Цинь-Хань Китай стал централизованным государством) // Ханьминьцзу синчэн вэньти таолуньцзи. 漢民族形成問題討論集（Сб. статей по проблемам формирования китайской нации). Пекин, 1957.
Фань Хоу Ханьшу. 哗〇 ^^ИШСИсториядинастииПоздняяХань/Изд.ВанСянця-
ня). Чанша, 1940.
Цинь Хань ши уши цзян.韓兆琦，趙國華。秦漢史十五講 (История Цинь и Хань: 50 лекций). Нанкин, 2010.
Хань Чжаньго цзунхэн.寒川子。單戈國縱橫(Все о Чжаньго. Исторический
роман). Тайбэй, 2009.
Ханыгу фэнсу ши•漢族風俗史 / 徐杰舜主編（История обычаев китайцев). Шанхай, 2004.
办 aw 少.Цинь Хань шицзиньчжиду.黃留珠。秦漢仕進制度（Система набора слу-
жилых людей при Цинь и Хань). [Сиань], 1985.
為聰Чжунго гудай сюаньгуань чжи шулюэ.黃留珠。中國古代選官制度述略 (Очерк древней системы отбора чиновников в Китае). Сиань, 1989.
办aw Z|洲нышь. Цинь Хань цзюньчжи шилунь.黃今言。秦漢軍制史論(История воен- ной системы Цинь и Хань). Наньчан, 1993.
习職ШэнЛиши дили юй каогу луньцун цзелу.黃盛捧。歷史地理與考古論叢節錄 (Историческая география и археология. Сб. статей и обзоров). Сянган, 2004.
Хэ Линъи. Чжунго гувэнь цзыдянь: Чжаньговэньцзы шэнси. {Rlï#fË〇 單戈國古文字典：戰 (Словарь китайских иероглифов традиции древних письмен: фонетическая система письменности Чжаньго). Пекин, 1998.
А"э Лш/bw. Чжаньго вэньцэы тун лунь (дин бу).何琳儀。戰國文字通論(訂補）（Об3〇р письменности чжаньго. Доп. изд.). Нанкин, 2003.
Z|從 Я/гшэй. Цинь Хань цзяньбо юйянь яньцзю.吉仕梅。秦漢簡帛語言研究（Исследо- вания языка книг на шелке и на деревянных планках). Чэнду, 2004.
Цзюйянь ханьцзянь цзябянь.居延漢簡甲編(Ханьские документы на табличках из Цзюйяня). Ч. 1. Пекин, 1959.
1|观/6 Аогрань. Гуаньюй лянхань ды гуань сы нуби вэньти.翦伯贊。關於兩漢的官私奴 ШЩШ (К вопросу о государственных и частных рабах в эпоху Хань) // Лиши яньцзю. 1954, №4. _
Sozpawb. Цинь Хань ши.翦伯贊。秦漢史（История Цинь и Хань). Тайбэй, 2003.
Цинь Хань гунъи ши 秦漢IE藝史 / 蓋瑞Æ*編著(История ремесла Цинь и Хань). Тай- бэй, 1989.
Цинь Хань цзяньду луньвэнь цзи.秦、漢簡片賣論文集(Записи на деревянных планках Цинь и Хань. Сб. статей). Ланьчжоу, 1989.
Цинь Хань ши.秦漢史（История Цинь и Хань). Шанхай, 1986.
Цинь Хань ши.秦漢史 / 韓復智等編著(История Цинь и Хань/Под ред Хань Оучжи и др.). Тайбэй, 2007.
Цинь Хань ши•秦漢史 / 田昌五，安作璋主編（История Цинь и Хань / Гл. ред. Тянь Чанъу, Ань Цзочжан). Пекин, 2008.
Циньго диго цзянюй ту чжунсюэ шиюн / Дитучубаньшэ лишиту бянь чжи.秦國帝國疆 域圖中學實用/地圖出版社歷史圖編制（Карта границ Циньской империи для средних школ / Редакция исторических карт Картографического изд-ва). Шанхай, 1958.


668
Избранная библиография
Z/янь 柳.Цинь Хань ши.錢穆。秦漢史（История Цинь и Хань). Пекин, 2〇〇4.
雄 Лян Хань цэинсюэ цэинь гу вэнь пинъи.錢穆。兩漢經學今古文平議（Школы современных и древних письмен в каноноведении обеих Хань). Пекин, 2011.
Чанша Мавандуй и хао ханьму.長沙、馬王堆——(Погребение Мавандуй 1 в Чанша). Т. 1,2. Пекин, 1973.
Чанша Мавандуй и хао ханьму вацэюэ цэяньбао.長沙馬王堆一號漢墓挖掘簡報（Краткий отчет о раскопках ханьского погребения Мавандуй 1 в Чанша). Пекин, 1972.
Чи Чжэнь. Цзинцзиндэ сысян чжи хэ: Чжаньго шици гоцзя сысян яньцзю. ШШ〇 青夢青夢 的思想之河：戰國時期國家思 гия периода Чжаньго). Тайбэй, 2006.
ЧЬ/шн Лунь хань Уди.張維華。論漢武帝（О ханьском У-ди). Шанхай, 1957.
ЧЬ/шн Сань—н. Цинь Хань вэньсюэ ши.張三通。秦漢文學史：公元前221-公元189年 (История литературы Цинь и Хань: 221 г. до н.э. - 189 г.). Тайбэй, 1998.
Чжан Хуан. Чжаньго Цинь Хань шици шанжэньхэ шанъе цзыбэнь яньцзю. 5S^A〇 戰國 秦漢時期商人和商業資本石开究（Торговцы и торговый капитал периода Чжаньго, Цинь и Хань). Цзинань, 2003.
ЧЬ/шн Z|观/ьго. Лян Хань Вэй Цэинь фачжи цзяньшо•張建國。兩漢魏晉法制簡說 (Очерк правовой системы периода обеих Хань, Вэй и Цзинь). Чжэнчжоу, 1997.
Чжан Цюаньцай. Лян Хань цзинсюэ ши. 兩、漢,經學史(История каноноведения
обеих Хань). Тайбэй, 1995.
ЧЬ/сан ЧЬ/сэкшш. Шилунь хань миньцзу ды синчэн.張正明。試論漢民族的形成（О фор- мировании китайской нации) // Хань миньцзу синчэн вэньти таолуньцзи.漢民族形成 問題討論集（Сб. статей по проблемам формирования китайской нации). Пекин, 1957.
Чжаньго вэньцзы бянь 單戈國文字編 / 湯餘惠主編（Письменность Чжаньго. Сборник) Фучжоу, 2001.
Чжаньго вэньцзы луньчжу соинь.戰國文字論著目錄索引/徐在國編著（Указатель работ по письменности Чжаньго). Пекин, 2007.
Чжаньго Чу цэянь вэнь цэы бянь.戰國楚簡文字編 / 郭若愚編著（〇6.狀0〇1^4>〇8 4>4> ких записей на бамбуковых планках периода Чжаньго). Шанхай, 1994.
Чжаньго ши.戰國史 / [谷風出版社]編輯部編（История Чжаньго). Тайбэй, 1986.
Чжаньгоцэ.單戈國策(Планы Сражающихся царств). T. 1-6. Шанхай, 1936.
ЧЬ/сао 77эг5. Лян Хань цзунцзу яньцзю.趙^市。兩漢宗族研究(Патронимия обеих Хань). Цзинань, 2002.
ЧЬ/сао 浙〇. Цинь Хань сысян пипань ши 趙雅博。秦漢思想批判史（Аналитическая ис- тория мысли Цинь и Хань). Тайбэй, 2001.
/)而)朋ь. Цинь Хань чжэсюэ.周桂鈿。秦漢哲學（Философия Цинь и Хань). Ухань, 2006.
ЧЬ/со少/)^эн.Чжунготунши.周谷城。中國通史（История Китая). Т.1. Шанхай, 1955.
Чжоу ли чжэн ши чжу. («Чжоуские ритуалы» с комментариями Чжэн Сюа-
ня). Шанхай, 1937.
ЧЬ/су Агшшь，Шэнь Хгйбо. Цинь Хань вэньсюэ ши: Уши лунь.朱碧蓮，沈海波。秦漢文 學史:五十論(История литературы Цинь и Хань: 50 статей). Ланьчжоу, 2009.
ЧЬ/с•少办Чжаньго тэсян: Шан Ян.朱鴻儒。戰國鐵相：商革央（Желеэный премьер Чжаньго: ШанЯн). Тайбэй, 1998.
Чжунго гуцзинь димин да цзыдянь.中國古今地名大字典(Большой словарь древних и современных географических названий Китая). Шанхай, 1933.


Избранная библиография
669
Чжунго лидай миньцэу ши 中國歷代民族史 / 田繼周等著（История национальностей Китая / Тянь Цзичжоу и др.). Пекин, 2007.
Чжунго лиши цзянтан.中國歷史講堂/王恆偉，田野，王薇主編（Лекции по истории Китая). Сянган, 2005
Чжунго фачжи тунши.中國法制通史 / 張晉藩總主編（Всеобщая история правовой системы Китая). Пекин, 1999.
Чжунго фачжи ши каочжэн.中國法制史考證 / 楊一凡總主編（История правовой системы Китая). Пекин， 2003.
Чжунго чжэсюэ фачжань ши.中國哲學發展史/任繼愈主編（История развития китайской философии): В 4-х т. Пекин， 1983.
Чжунго шигао.中國史稿 / 郭沬若主編（Очерки истории Китая). Под ред. Го Можо. Т. 2. Пекин, 1963.
ЧЬ/сэн Чжунго гудай хоби фачжань ши•鄭家相。中國古代貨幣發展史（История
монет в древнем Китае). Пекин, 1958.
ЧЬ/сэн ЧЬ/с少нсянь. Си Хань юся ды ходун тэсэ цзи ци шэхуй гуаньси 奠宗賢。西漢遊俠 的活動特色及其社會關係（Особенности деятельности и общественные отношения 《странствующих мужей》Западной Хань). Тайбэй, 2009.
Чэн Шудэ. Цзю чао люй као. (Исследование законодательства девяти
династий). Шанхай, 1955.
Чжаньго сиинь фэньюй яньцэю.陳光田。戰國璽印分域研究（Исследова- ние географического распределения текстов печатей в период Чжаньго). Чанша, 2009.
万⑹如.Цинь Хань шици ды Хуан Лао сысян陳麗桂。秦漢時期的黃老思想（Учение Хуан-ди и Лао-цзы периода Цинь-Хань). Тайбэй, 1997.
Чэнь Тутиэн. Тяньчжу дуаньле чжи хоу: Чжаньго вэньжэнь синьтай ши.陳桐生。天柱斷 裂之後：單戈國文人，已、態史(После того, как сломался опорный столб небосвода: Исто- рия мировоззрения интеллеюуалов Чжаньго). Шицзячжуан, 2001.
Чэнь Цзюцзинь. Бошу цзи гудянь тяньвэнь шиляо чжуси ЮЙ ЯНЬЦЗЮ 帛書及古典
天文史料注析與石开究（Книги на шелке и исторические материалы по классической астрономии. Аналитический комментарий и исследование). Тайбэй, 2001.
ЧЬ/cw. Лянхань цзинцзи шиляо луньцун.陳致。兩漢經濟史料論叢（Сб. статей об источниках по экономической истории эпохи Хань). Сиань, 1958.
ЧЬта. Лоян ханьмуцюнь таоци вэньцзы тунши.陳致。洛陽漢墓群陶器文字通識 (Дешифровка надписей на керамике из ханьского могильника в Лояне) // Каогу. 1961, № 11.
Я/ан iCb. Чжунго лиши ганъяо.尚鉞。中國歷史綱要（Очерк истории Китая). Пекин, 1954.
Шусе лиши: Чжаньго Цинь Хань цзяньду.書寫歷史：戰國秦漢簡牘=Writing history: Bamboo Slips of the Warring States Period, the Qin Dynasty and the Han Dynasty (Письменная история: Записи на деревянных планках периода Чжаньго, Цинь и Хань). Пекин, 2007.
Шэнь Я/аньг/юнь. Чжаньго ши юй Чжаньго вэньмин.沈長云，楊善群。單戈
國史與戰國文明（История Чжаньго и цивилюация Чжаньго). Шанхай, 2007.
別 Ясян. Цинь Хань ши ган яо.楊翼驥。秦漢史綱要（Очерки истории династий Цинь и Хань). Шанхай, 1956.
Лн Чжаньго ши•楊寬。戰國史（История Чжаньго). Шанхай, 1955, 1980; Сянган,
1993; Тайбэй, 1997.
Цинь Шихуан.楊寬。秦始皇.Шанхай, 1957.


670
Избранная библиография
別 ZZfy()a. Ханьдай хунь сан лису као.楊樹達。漢代婚喪禮俗考（Исследование свадебных и похоронных обычаев эпохи Хань). Шанхай， 1934.
Цинь Хань ши•姚秀彥。秦漢史（История Цинь и Хань). Тайбэй, 1983.
На японском языке
Яосгшаш/ Дзэнкан сэйдзи си кэнкю.好並隆司.前漢政治史研究（Исследова-
ние политической истории доханьского периода). Токио, 2004.
Q/гэноб少.Сэнго тюгоку кодай кокка си кэнкю ни окэру «гоканси» но ити.小島 茂稳.戦後中国古代国家史研究杉H* 後漢史位置（Аесто «Истории Поздней Хань» в изучении древнего государства в послевоенном Китае) // Тюгоку си гаку. 中国史学.Токио, 1999. № 9.
//wcwwo Cadao. Синкан тэйкоку: тюгоку кодай тэйкоку но кобо.西嶋定生.秦漢帝国： 中国古代帝国乃興亡（Империи Цинь и Хань: Расцвет и падение древних империй Китая). Токио, 1997.
Нихон синкан си кэнкю. 0 本秦、漢史研究（Японские исследования истории Цинь и Хань. Журнал-ежегодник). [Токио], 2011. № 11.
Оо Яшат Синкан ни окэру кансацу сэйдо но кэнкю.王勇篆秦漢(二 Ь' tj* 監察制度 О 研究（Изучение системы инспекции в эпоху Цинь и Хань). Киото, 2004.
Гэг/дао. Синкан дэюкё но кэнкю•齋木哲郎.秦漢儒教 〇 研究（№учение конфу- цианства эпохи Цинь и Хань). Токио, 2004.
Яобор少•《Кансё» то соно сюхэн: синхан бункэн сирё кэнкю•柴田昇.『、漢書』匕 子 〇 周辺：秦漢文献資料研究（《История Хань» и ее контекст: исследование доку- ментальных материалов Цинь и Хань). Нагоя, 2008.
Синкан дзэйэки тайкэй но кэнкю.重近啓樹.秦漢税役体系 〇 研究 (Исследования налоговой системы Цинь и Хань). Токио, 1999.
Суэяс_у dWo. Синхан кэйбацу тайкэй но кэнкю•陶安先九匕.秦漢刑S3体系 〇 研究 (Изучение системы наказаний династий Цинь и Хань). Токио, 2009.
Такамура Такэюки. Касэй ни окэру кан то кёдо но кобо: цзэн кангоханки кара гохан сёки НО сирё бунсэки О цудэитэ.高村武幸.河西(二Ь' # _ (h Ё et )奴О攻防：前漢後半
期力、6 漢後初期 О 史料分析全通 l； t： (Противоборство Хань и гуннов в областях Шэнь_ си, Цинхай и Ганьсу: анализ исторических материалов со второй половины предхань- ского периода до начала Ранней Хань) // Тоё гаппо 東、洋学報.Токио, 2000, № 12.
Ф少(Ыш办如似.Дзэн Син пн окэру кунсюкэн то сюсицу.藤井秀樹.前秦(二打tj*冬君主 権匕宗室（Доциньская власть монарха и культовое помещение) // Рэкисигаку кэнкю. 歴史学研究.№751. _
Ф少如WW Дзэн Син СЭЙКЭН ТО тэнсуй ИСИ•藤井秀樹.前秦政権 天水氏（Доцинь-
ская власть и повелитель неба и воды) // Кодай бунка. Т. 53. Токио, 2001.
Хиросэ Сигэо. Сэнгоку синкан дзидай но хо то сосё но кэнкю: атарасий тюгоку кодай хосэй котику но кокороми.雇瀨薰雄.戰國秦漢時代О法訴訟О研究：新I、中國 古代法制史構築乃試办(Исследование права и судебных разбирательств эпохи Борющихся царств, Цинь и Хань: опыт новой структуры истории права древнего Китая). Дисс. Токио, 2008.
尤w/юсэ Сг/гэо. Синкан хорэй кэнкю.廣瀨薰雄.秦漢律令研究（Исследования законода- тельства Цинь и Хань). Токио, 2010.
Äbeacw. Синкан дзидай ни окэру хо но дзюкёка.堀毅.秦漢時代(二打 tj* 法 О 儒教 化（Конфуцианюация права в эпоху Цинь и Хань) // 中央学院夫学法学論叢（Тюо гакуин дайгаку хогаку рон. Токио, 2011. № 39.


Избранная библиография
671
Zop w Tbc www w. Тюгоку кодай но кокка то минею.堀敏一.中国古代 〇 国家 & 民衆（Государство и народ древнего Китая) // Хори То сиити сэнсэй коки кинэн. 堀敏一先生古稀 言己念(Семидесятилетний юбилей учителя Хори Тосиити). Токио, 1995, № 3.
Эмура Харуки. Сэнгоку синкан дзидай но тоси то кокка: кокогаку то бункэн сигаку кара но апуроти.江村治樹.戦国秦漢時代О都市t国家：考古学г文余史学介6 О 7 У 口 一 千(Города и государство в эпоху Борющихся царств, Цинь и Хань: подход с точки зрения археологии и источниковедения). Токио, 2005.
Яшгда 少é’cw. Синкан дзайсэй сюню но кэнкю.山田勝芳.秦漢財政収入 〇 研究（Ис-
следование финансовых поступлений при Цинь и Хань). Токио, 1993.


Указатель имен
Ай-гун (Лу)哀公 31，35, 37, 38, 64, 574 Ай-ди 哀舍（Лю Синь 劉欣）179, 249, 463, 550
Александр Македонский 6, 8-10 Антифонт 10, 636 Ань-ван (Хань)安王 25 Ань-ди 安帝（Лю Ху 劉祜）254, 292, 294, 347, 492, 552 Аристотель 609, 636 Ахматова А. 577
Бань Бяо 班彪 563
Бань Гу 班固 69, 143, 151，161，179, 198, 199, 226, 229, 236, 238, 279, 280, 283, 326, 347, 371, 372, 382, 385, 421, 432, 442, 443, 449, 450, 452, 453, 460, 462, 487, 515, 530, 534, 539, 557, 563, 564, 591, 603, 607, 609, 611, 615-618, 623, 626, 627
Бань Чао 班超 255,409, 410
Бичурин Н.Я. (архимандрит Иакинф) 421
Бо-и 伯夷 342-344, 346
Будда 26, 311，316, 600
Бянь Жан 邊讓 335, 337
Ван Говэй 王國維 198,526 Ван Гуань 王琯 141，142, 197, 215 Ван И 王益 617 Ван Ли 王離 229
Ван Ман 王莽 167, 179, 192, 249-254, 271， 273, 279, 288, 289, 301, 356, 370, 371, 382, 442, 460, 551，604, 605, 613 Ван Сичжи 王羲之 487 Ван Сяньцянь 王先謙 175, 461 Ван Фу 王符 298,299,301，313,314，：316- 318, 347, 448 Ван Цань 王粲 611 Ван Цзянь 王翦 25 Ван Чжун 汪 Ф 115 ВанЧжунло 王仲犖 168 Ван Чун 王充 40, 382, 383, 446, 485, 487, 489, 494, 498, 502, 504, 508, 520, 575, 605-607, 624-626, 628, 630
Вебер М. 322 Великий Юй 大禹 9 Вознесенский А. 608 Вэй Чжу 韋著 349 Вэнь-гун 文公 433
Вэнь-ди 女帝（Сяо Вэнь-ди 孝文帝）161， 191，241，242, 248, 262, 378, 394, 398, 401，416, 462, 485, 546, 638 Вэнь Хоу (Вэй)文侯 153, 159
Гао-ди 高帝 сл/. Гао-цзу 高祖 Гао Фэн^鳳 350
Гао-цэу 高祖（Лю Бан 劉邦；Гао-ди 高帝） 70, 147, 149, 151，163, 164, 178, 182, 214, 225-232, 234-240, 320, 354, 355, 375, 394, 396-400, 415, 442, 477, 490, 544
Го Можо 郭沫若 19, 397 Го Пу 郭璞 520, 521
Го Тай 郭太(‘）307, 308, 336-339, 347- 349
Грумм-Гржимайло Г.Е. 388 Гуан У-ди 光武帝（Лю Сю 劉秀）252-254, 270, 279, 282, 284, 286, 288-292, 294, 300, 302, 340, 341, 345, 352, 550 Гуанъу-ди см. Гуан У-ди Гуань Ин 灌嬰 234 Гуань-цзы см. Гуань Чжун Гуань Чжун 管仲（Гуань-цэы 管子）58,78- 81，84, 167, 168, 538, 539 Гун Юй 貢禹 249, 324, 641 Гунсунь Лун 公孫龍 33, 110 Гунсунь Хун 公孫弘 535 Гуншу Цзо 公叔座 14 ГэИн 葛嬰 219 Гэ Хун 葛洪 100, 602, 606 Гэн Бао 耿寳 292
Дай Дэ 戴德 545 Дай Лян 戴良 352 Дай Шэн 戴聖 545 Дин-гун (Чжэн)定公 63, 66 Диу Лунь 第五 1侖 280


Указатель имен
673
Доу Сянь 竇憲 290 Доу У 竇武 310, 312-314 Ду Ань 杜安 334, 340 Ду Линь 杜林 275, 540 Ду Ми 杜密 309 ДуШан 度尚 309 Дун И 董翳 232
Дун Чжуншу 董仲舒 172, 173, 243, 275, 276, 325, 535, 545, 546, 639 Дэн Сяопин 鄭小平 78 Дэн Юй 鄧禹 292 Дэн Ян 鄂颺 341
Еврипид 10 Екклезиаст 607
Жань Боню 冉百牛 34
Желтый император ел/. Хуан-ди 黃帝
Жу Чунь 如淳 145, 175, 213, 219
Ин Бу 英布 ел/. Цин Бу Ин Фусу 羸扶蘇 сл/. Фу Су Ин Шао 應劭 151，191，192, 201，521 Ин Чжэн ШШ см. Цинь Шихуан Инь-гун (Лу)隐公 35, 524, 558 Инь Тун 殷通 225
Кавакацу Ёсио 川勝義雄 350 Кан Ювэй 康有為 36, 78 Конфуций 孑L子（Кун-цзы，Чжун Ни) 10, 11，26-78, 85, 88, 91-96, 100, 102, 105, 114, 119, 129, 130, 133, 134, 198, 202, 281, 308, 316, 321, 322, 332, 336, 342- 344, 346, 399, 400, 481, 501, 506, 524, 534-539, 542-548, 550, 551, 554, 557- 559, 601-603, 605, 619, 621, 628, 637- 639, 641
Куан Хэн 匡衡 249, 546
Куан Ямин 匡亞明 33, 36
Кун Аньго 孔安547-549
Кун Бяо 孔彪 286
Кун Жун 孔融 332, 341，351，625
吻11№^^孔穎達598,610
Кун Ли 孔鯉 37
Кун Цзи 孔伋 37
Лао Ай 懲毐 25
Лао-цзы 老子 117-125, 130, 241，311，316, 317,534,610 Ли Гу 李固 344
Ли Ин 李膺 307, 309-312, 314, 335, 337, 339
Ли Куй 李悝 153 Ли Лин 李陵 354, 367, 370 Ли Сы 李斯 25, 96, 99, 141，142, 152, 181， 182, 198, 199, 215, 391, 394, 396, 526, 527,531,552 Ли Сянь 李賢 224 Ли Тун 李通 271 Ли Юй 利育 551
Лин-ди ЯФ 254, 257, 300, 301, 312-314, 316,317, 489,551 Линь Бяо 林彪 47 Линь Сянжу 藺相如 354 Лоу Цзин 婁敬 234 Лу Цзи 陸機 614, 617, 618, 628 Лу Цзя 陸賈 230, 415, 60Ф~606 Лу Юй 盧毓 342 Лурье С.Я. 636 Лю Ань 劉安 327, 374 Лю Бан 劉邦 см. Гао-цэу Лю Бао 劉保 d Шунь-ди Лю Бинъи 劉病已 ел/. Сюань-ди Лю Бэй 劉備 257 Лю Кайян 劉開揚 218, 223, 224 Лю Се 劉協 ом. Сянь-ди Лю Се 劉勰 538, 599, 604, 607, 617-620, 622, 629
Лю Си 劉熙 554, 555 Лю Синь 劉歆 521，549-551 Лю Синь 蓄丨]欣 Ай-ди
Лю Сю 劉秀 ел/. Гуан У-ди Лю Сюнь 劉詢 сл/. Сюань-ди Лю Сян 劉向 340, 548, 549, 560, 561，568, 571,572, 575, 603,604,616 Лю Фан 柳芳 320 Лю Фулин 劉弗陵 ел/. Чжао-ди Лю Ху 劉祜 ел/. Ань-ди Лю Хэ 劉賀 248 Лю Цэюй 劉據 247 Лю Чжуан 劉莊 ci Мин-ди Лю Ши 劉奭 ел/. Юань-ди Люй，императрица 呂后（呂雉）240 Люй Бувэй 呂不韋 24, 25, 140, 153, 601


674
Указатель имен
Люй Чэнь 呂臣 223, 224, 234
Лян Хун 梁鴻 346, 347
Лян Цзи 梁冀 254, 294-296, 305, 309, 310
Лян Шан 梁商 294, 299,492
Лянцю Хэ 梁丘賀 545, 546
Ma Жун 馬融 341，525 Ma Юань 馬援 289, 333 Мао Кунь 茅每 115 Мао Хэн 毛亨 545, 546 Мао Цзэдун 毛澤棄 78 Марк Аврелий 11，408 Мень А. 50
Мин-ди 明帝（Лю Чжуан 劉莊）253，289, 460, 492,613
Минь Цзыцянь 閔子騫 33 Mo Ди 墨翟 ci Мо-цзы Мо-цзы 墨子(Mo Ди 墨翟）17, 99-116, 158, 159,478,485, 506, 539, 600, 601 Мэн Ао 蒙Ä 24 Мэн Кан 孟康 168 Мэн Си 孟喜 545, 546 Мэн Тянь 蒙恬 210
Мэн-цзы 孟子 21，23, 90-95, 202, 242, 320, 323, 336, 471, 525, 534, 548, 565, 570- 573, 575
Нидэм Дж. 609 Нин Чан 寧昌 230
Оуян Шэн 歐陽生 545, 546
Пин-ди 平帝 249, 540 Плиний 406,407 Плутарх 562 Помпей Трог 366 Пэн Юэ 彭越 234
Сан Хун-ян 桑弘羊 402, 403 Се謝氏31
Си-гун (Лу)信公 168 Си Цзиньпин 習近平 5 Су Щяо 蘇角 229 Су Шунь 蘇順 346, 347 Сун И 宋義 228 0乂111(^宋玉616,624 Сунь Сун 孫松 272
Сунь Цзихэ 孫季和 31 Сунь Цюань 孫權 257 Сунь Ятсен 孫中山 78 Сыма Гуан 司馬光 413 Сыма Синь 司馬欣 232 Сыма Сянжу 司馬相如 423, 425, 490, 533, 625,627
Сыма Цянь 司馬遷 24, 31-33, 35, 38, 94, 96, 98, 138, 139, 141，159-161，169, 174, 176, 185, 187, 192, 204, 205, 209, 222, 223, 225, 227, 229, 230, 272, 347, 367, 372, 373, 376, 383, 395, 396, 400, 413, 414, 416, 427, 430, 437, 441, 447, 451, 454, 463, 465, 473, 477, 481, 502, 524, 538, 546, 551, 555, 558, 559, 561, 562, 574,610,611,615 СымаЧжэнь 司馬貞 190,413 Сюань-ван 宣王 156, 526 Сюань-гун (Лу)宣公 154 Сюань-ди 宣秦（Лю Бинъи 劉病己，Лю Сюнь 劉詢）76, 248, 249, 340, 392, 430, 492, 510，_527, 540, 546, 548, 607 Сюй Фу 徐福 208 Сюй Фуюань 徐孚遠 182 Сюй Цзин 許荊 335, 338, 339 Сюй Чжи 徐穉(稚）348-350 Сюй Шао 許劭 338, 339 Сюй Шэнь 許慎 526, 527, 530, 531，552- 554
Сюй Ю 許由 340,346
Сюнь-цзы 荀子 23, 91，92, 95, 96, 99, 115, 242, 336, 477, 534, 545, 566, 573, 575 0〇班>11^荀淑 309,310，：318 Сюнь Шуан 荀爽 310, 315, 329 Сян Кай 襄措 311 Сян Лян 項梁 227-229 Сян Юй 項羽 70, 164, 178, 227, 228, 232, 233,236, 237, 240,382 Сян Янь 項燕 220
Сянь-ди 獻帝（Лю Се 劉協）257, 466,489
Сяо Вэнь-ди 孝文帝 Вэнь-ди
Сяо Гун (Цинь)孝公 20, 91，149
Сяо Тун 蕭統 617, 618
Сяо Хэ 蕭何 149,225,234
Сяо Чэн (Чжао)孝成王（Сяо Чэн-ван) 169
Сяхоу Цзянь 夏侯建 545, 546
Сяхоу Шэн 夏侯勝 545, 546


Указатель имен
675
Танигава Митио 谷川道雄 350
Тань Фу 檀敷 344
Тань Шихуай 檀石槐 364, 370
Тойнби А. 27
Толстой Л.Н. 46
Ту Суй 屠睢 212
Туньтухэ 404, 405
Тянь Ань 田安 233
У Гуан 吳廣 218-220, 222, 223, 230, 238 У-ди 武帝 100, 147, 164, 172, 179, 191，198, 241-249, 258, 263, 279, 282, 283, 327, 329, 371, 373, 376, 385, 394, 397, 398, 401-403, 408, 409, 416, 417, 419, 431， 437, 442, 443, 463, 465, 492, 496, 497, 510, 535, 542, 543, 546, 547, 630, 634 У Жуй 吳芮 223 У Цзэ-тянь 武則天 622 У Чэнь 武臣 222 _
Улин-ван (Чжао)武靈王 16, 463
Фань Е 范曄273,279,280,286,294,307- 309, 315, 316, 326, 344-347, 351-353, 369, 372, 373, 379, 409 Фань Ин 樊英 345 Фань Куай 樊噜 234 Фань Пан 范滂 312, 339 Фань Хун 樊宏 269, 270, 273, 333 Фань Чун 樊崇 251 Фань Шэн 范升 545, 551 Филипп 8
Фу Жун 符融 307, 335, 349 фу И傅奕617 Фу-си 伏羲 533, 537, 589 Фу Су 扶蘇 193,217 Фу Цянь 服虔 176 Фу Шэн 伏勝 537, 545, 547 Фукидид 8 ФэйЧжи 費直 550 Фэн Гунь 312 Фэн Мэнлун Щ夢龍 568 ФэнЦзе 馮劫 181 Фэн Цюцзи 為去疾 181
Хай Жуй 海瑞 622 Хань Ин 韓嬰 545, 546, 576 Хань Ляньци 韓連琪 168
Хань Синь 韓信 2М，396, 398, 446, 448, 551
Хань Фэй-цзы 韓非子 96, 97, 216, 568-570, 574, 601
Хань Шао 韓韶 309 Хо Гуан 霍光 248, 249, 382, 402 Хоу Лань 侯覽 305, 306, 314, 316, 317 Ху Хай 胡亥 ом. Эр Шихуан Хуан-ди 黃帝（Желтый император) 197,499 Хуан Сянь 黃憲 339, 348, 349 Хуан Фу 黃浮 305 Хуан Цюн 黃瓊 293, 337, 348 Хуанфу Ми 皇甫謐 346, 347, 350, 352, 611， 616,628_
Хуань-гун 桓公（Ци) 132, 167, 168, 590 Хуань-ди 桓帝 295-297, 300, 301，304-306, 309-312, 317, 348, 349, 352, 353, 489, 613
Хуань Жун 桓榮 285 Хуань Куаш>1 亘寬 243, 442, 611 Хуань Тань 桓譚 11，328 Хуй-ди (Хуэй-ди)惠帝 240, 394, 398, 442, 544
Хуму Цзин 胡母敬 198, 526, 527 Хуму Шэн 胡母生 545 Хуханье 403 Хуэй-ван (Вэй)惠王 14 Хуэй-цзы 惠手（Хуэй Ши 惠施）125-127, 129, 136
Хэ-ди 和帝 290-292, 410,492, 499, 552 Хэ Сю 何休 154-156, 166, 315, 319, 551 Хэ Чунь 賀純 344 Хэ Янь 何晏 341
Цай Юн 蔡邕 304, 317, 318, 348, 626 Цай Янь 蔡衍 350 Цан-цзе 备頡 527
Цао Пи 曹丕 257, 599, 606-608, 614, 617, 620,620-628
Цао Цань 曹參 147, 149, 225, 226, 234, 285 Цао Цао 曹操 257, 611,622 Цао Цюань 曹全 280
Цао Чжи 曹植 488, 604, 608, 614, 615, 618, 620
Цао Шэнь 曹參 ел/. Цао Цань Цэан Ту 臧荼 233 ЦзиБу 季布 178,400


676
Указатель имен
Цзи Канцзы 季康子 31，32 Цзин-гун (Ци)景公 28-30, 49, 56, 72 Цзин-ди 景帝 241，248, 251，394, 398, 433, 448, 473, 493, 546, 547 Цэин Фан 京房 545, 546 Цэинь Миди 金日禪 248 Цзо Сы 左思 425, 628 Цзо Сюн 左雄 281，283, 287, 293, 294 Цзо Цюмин 左丘明 538, 551，559, 573 Цзоу Янь 鄒衍 139, 140,610 Цзы Гун 子貢 33, 34, 38, 40, 59, 64, 65 Цзы Лу 子路 33, 37, 55, 56, 71，72 Цзы Сы 子思（Юань Сянь 原憲）33, 344 Цзы Ся 子夏 33-35, 59, 543, 545 Цзы Чань 子產 50, 63, 81-85 Цзы Чжан 子張 33 Цзы Ю 子有 33, 34
Цзя И 賈誼 152, 175, 218, 241，462, 546, 574, 576, 604, 609,616, 624 Цзя Куй 賈逵 551，552 Цэя Фан 賈鲂 533 Цзян Тун 江統 364, 372 Цзян Гун 姜肱 348-350 Цзянь-гун (Чжэн)簡公 63 Цин Бу 黥布（Ин Бу 英布）223,228,232- 234, 237,414 Цинь Цзя 秦嘉 227 Цинь Шан 秦商 33, 160, 183 Цинь Шихуан 秦始皇（Ин Чжэн 羸政;Цинь Шихуан-ди 秦始皇帝）24,96,98，137- 144, 147, 151，152, 154, 161-163, 175, 180, 181, 184, 185, 187-217, 223, 225, 257, 291, 354, 380-384, 390, 393, 394, 396, 412, 414, 419, 464, 526, 527, 537, 547, 550, 558, 560, 561, 601, 603, 610, 613,619, 622, 630, 634, 636 Цинь Шихуан-ди 秦始皇帝 d Цинь Ши- хуан
Цуй Ши 崔宴 177, 274-276, 281，287 Цю Лань 仇覽 332, 348-350 Цюй Юань 屈原 555, 556, 576, 577, 588, 590, 591,594, 627 Цянь Дачжао 錢大昭 150
Чан Кайши 蔣介石 78 Чао Цо 晁錯 241 Чжан Ань-ши 張安世 179 Чжан Даолин 乘道陵 256
Чжан-ди 章帝 253, 290, 295, 312, 406, 492, 551
Чжан И 長揖 171，543, 561 Чжан Кай 張楷 344 Чжан Сянь 張顯 346 Чжан Хань 章那 229 Чжан Хуань 張奐 314, 507 Чжан Цзюэ см. Чжан Цзяо Чжан Цзянь 張儉 305, 306, 314 Чжан Цзяо 張角 256, 509 Чжан Чан 張敞 540 Чжан Шоуцзе 張守節 190, 413 Чжан Эр 張耳 176, 221，222, 225, 228, 233, 237
Чжао-ван (Чу)昭王 155, 156 Чжао-ван (Цинь)昭王 160 Чжао Гао 趙高 192, 198, 199, 230, 526, 527 Чжао-ди 昭帝（Лю Фулин 劉弗陵）248, 402 Чжао Ко 趙括 169 Чжао Се 趙歇 228, 233 Чжао Сян-ван (Цинь)昭襄王 192 Чжао Ци 趙岐 341，525 Чжао Шэ 趙奢 169 ЧжиЮй 摯虞 617 Чжо Вэньцзюнь 卓文君 490 Чжоу Бо 周勃 234, 433 Чжоу Дуньи 周敦頤 599 Чжоу Кэ 周苛 227 Чжоу Се 周燮 347-350 Чжоу Цзюй 周舉 293 Чжоу Чан 周昌 227 Чжоу Ши 周市 222 Чжу Си 朱熹 31，32, 92, 167 Чжу Цзиши 朱 ||石 219 ЧжуЧун 朱寵 340 Чжуан Сян-ван Щинь)莊襄王 24, 160 Чжуан-цзы 莊手115，117，126-131，133- 136, 566, 569, 574, 575, 601, 606 Чжун Гун # 弓 33, 34 Чжун Жун 鍾嶸 564, 617, 618 Чжунчан Тун 仲長統 276, 325 Чжэн Сюань 鄭玄 68, 166, 315, 344, 350, 467, 470, 525, 530, 539, 543, 551 Чжэн Чжун 鄭衆 254, 291 Чу-гун (Вэй)衛出公 71 Чуньюй Юэ 淳于越 215 Чэн-ди 成帝 249, 442, 492, 501，543, 549


Указатель имен
677
Чэн Мао 程@ 199 Чэн-цзы 程子 31 Чэнь Ин 陳嬰 149, 228 Чэнь Пин 陳平 161，172, 234, 268,490 Чэнь Фань 陳蕃 310, 312, 313, 348, 349 Чэнь Ши 陳寰 310, 312, 350 Чэнь Шэн 陳勝 163，173，174, 218-221， 228-230, 238 Чэнь Юй 陳餘 221，222
11]^[1〇3尚鉞223,397 Шан Ян 商鞅 20,24,28,39,75,78-82,84- 93, 95-99, 143, 160, 165, 167, 169, 172, 183,189-192,19仁196,207,208,216, 534 Шангуань Цзе 上官桀 248 Шао биньчэнь 召信臣 249 Ши Дань 史丹 249 Ши Чжоу 施雠 526, 545, 546 Ши Ю 史游 533, 546 ШуСян 叔嚮 81 Шу-ци 叔齊 342-344, 346 Шунь 舜 28, 502, 503, 537, 572, 578, 588- 590
Шунь-ди 順帝（Лю Бао 劉保）254，293- 295, 340, 345 1113-711葉公50,51，76 Шэ Ц:вянь 涉間 229 Шэнь Бухай 申不害 96 Шэнь Пэй 申培 545, 546 Шэнь Юэ 沈約 320, 593, 628 Шэньту Пань 申屠i番 348, 349
Эвдем 609
Эзоп 566, 568 Энгельс Ф. 389
Эр Ши (Цинь)二世 см. Эр Шихуан Эр Шихуан(-ди)二世皇每（Ху Хай 胡亥， Эр Ши 二世）139, 152, 181，182, 186, 187, 192, 193, 217, 218, 225, 230, 239
Юань Ань 袁安 300 Юань Гу ЩШ 545, 546 Юань-ди 元帝（Лю Ши 劉奭）248，249, 291,546, 549
Юань Сянь 原憲 ом. Цзы Сы Юань Тан 袁湯 341，346 Юань Хуань 貪換 331 Юань Хун 袁閎 349-351 Юань Шао 袁紹 257, 337 Юй Сюй 虞詡 293, 294, 302
Ян Бин 楊秉 306
Ян Сюн 揚(楊)雄 260, 500, 520, 521，523, 533,541,544, 568, 623-627 Ян Сюн ШШ 147 Ян Чжу _朱 39 Ян Юн 楊顒 272 Ян Юнь 楊惲 324, 642 ЯноТ.矢野主税351 Янь Ин 晏嬰 28-30 Янь Пэнцзу 嚴彭祖 545, 546 Янь Хуэй 顏回 33, 34, 37, 281 Янь Шигу 顔師古 144, 174, 176, 177, 191 Янь Яньчжи 顏延之 618 Яо 堯 28, 271，340, 347, 502, 503, 537, 578, 588, 590, 601


Указатель
географических названий
Абакан 370
Автономный район Внутренняя Монголия 内蒙古自治區17 Алтай 366, 386 Амударья 386
Аньи 安邑 13, 14, 18, 195, 430 Аньхой (Аньхуэй)安徽 12, 21，208，219, 220, 222, 226, 228, 361，394, 410, 440, 441
Арабский халифат 6 Аральское море 390
Аулак (Аула-го 歐維/歐1&國）175，212, 213, 375, 411，412, 415, 417
Ба 巴 16, 24, 232, 263, 280, 360, 362, 453, 499
Бадалин 八達嶺 186
Байкал 370, 395
Бактрия (Дася) 366, 407
Башань 巴山 230,231
Ближний Восток 406
Боланша 博郎沙 208
Болин 博陵 286
Бoxaй渤海301，430,431
Бохайский залив 潮海灣 138, 204, 358
Бэйди 北地 201，364
Бэйлоушуй 13
Бэйсяньху 138
Бэйху 北戶 206
Бэйцзя 北假 210,391
Вань 宛 229, 441，442 Ваньли чанчэн 萬里長城(《Стена длиной в 10 тысяч ли», Великая Китайская стена) 186,210,211,392 Великобритания 6 Вест-Индия 568 Владивосток 5 Восточная Африка 6 Восточное море 東海 206 Вьетнам 6, 26,48, 362, 374, 375
Вэй，царство 衛 13, 14, 18 Вэй，царство 魏 12-16, 18, 19, 22-25, 27, 33, 44, 54, 72, 79, 95, 138, 151，153, 159, 161, 176, 187, 195, 196, 200, 202, 206, 217, 224, 232, 233, 240, 247, 257, 452- 454, 523,606,613
Вэй，царство 魏（曹魏）257, 302, 347 Вэйхэ 渭河 185, 360, 362-364, 379, 441， 451
Гайся 垓下 237
Ганьсу 甘肅 12, 138, 201，211，252, 255, 361，365, 378, 380, 393, 402, 407, 419, 429, 432, 440, 455, 473, 500 Ганьцзян 赣江 361 Ганьчжоу 赣州 365 Гаоцюе 高闕 210 Гоби 206, 402, 403
Гуандун 廣東 212, 246, 276, 301，346, 361-363. 374, 375, 410, 412, 417, 423, 429, 440, 441，453, 475, 500 Гуанси 廣西 212, 361，375, 412, 417, 440, 441
Гуанхань 廣漢 362,437,488,499,515 Гуаньчжун 關中70，225，230-232，235- 237, 276, 289, 301, 304, 341, 346, 454 Гуйлин，г.桂陵 14 Гуйлин, окр. ШШ 213 Гуйцзи см. Куайцзи
Гуйчжоу 貴州 3 61，440 Гуйшань 賫山 230
Дайцэюнь 代郡 210 Дальний Восток 5, 396 Далян(Кайфэн)大梁 14，195,448 Даньшуй 丹水 229 Даньян 丹陽 208 Дася (Бактрия)大夏 206 Датун 大 _ 211，393 Датун (Пинчэн)大同 245 Дацинь 大秦 256


Указатель географических названий
679
Двуречье 170, 175 Дудао 督道 149 Дунтинху 洞庭湖 358,373,410 Дунхай 東海 305,311 Дунцзюнь 東君217 Дунъюэ 東越 246, 374 Дунъян Ж陽 149 Дуньхуан 敦煌 365, 485 Душикоу 211 Дянь 滇(國）246, 376
Е 冶(縣）159, 358 Европа 389, 568, 614, 621 Енисей 387, 388, 389
Желтое море 358
Жунань 汝南 315, 335, 338, 341，347, 348, 352
Жушуй 汝水 18
Западный край (Си юй 西域）246, 300, 365, 385,397,404-406,408—410
Или伊犁(河)245
Ин 郢 12
Индия 245, 568
Индокитайский п-ов 410
Инчжоу 瀛洲 208
Инчуань 穎川 309,310,382,453
Иншань 英山 138
Инъян 滎陽 18,220,372,442
Иньшань 陰山 210,391
Иртыш 370
Ичжоу 益州 306, 357, 377 Ишань 山睪山 202,210,451 Иян宜陽12
Казахстан 255, 387 Кайфын/Кайфэн 開封（Далян) 14 Каспийское море 390 Кашгар (Суле, Шулэ 疏勒）255, 405 Китайская Народная Республика (КНР)中 华人民共和国5, 6, 186, 397 Когурё 254
Корейский п-ов 214, 370, 371 Корея 朝鮮 6, 13, 138; см. wcvc. Чосон Красное море 407
Куайцзи(Гуйцзи)會稽 227,263,358,450 Кукунор 丨Цинхайху 青海湖）364 Куньян Éi昜 251 Куча (Гуйцзы) 366, 405 Кушанское царство (Большое Юэчжи 月氏/支）6, 246, 256
Ланъе 鄉邪 273 Ланъя 琅琊 204, 205, 208 Ланьтянь 藍田 230 Линлин 零陵 363 Линьтао 临桃 210,393 Линьхэ 臨河 210,391 Линьцзы 臨菌 12, 18, 432, 441，442, 446, 448
Линьцяо 138
Лишан 176, 182, 185, 217, 233 Лишань 驪山 185,223 Лобнор 罗布泊 186,392,405,462 Лоян 洛陽 171，178，198, 251-253, 257, 263, 295, 303, 314, 336, 360, 363, 383, 422, 427, 441，442, 446, 448, 466, 469, 471，472, 474, 488, 501 Лу 魯 13, 15, 19, 27, 30-33, 35, 38, 64, 101，144, 154, 168, 178, 198, 202, 203, 343, 430, 451, 452, 454, 523, 524, 537, 538, 545-548, 556-558, 601 Лунси 隴西 201，453 Лунцзюаньшуй 18 Люйлинь 綠林 251 Люйлян 吕梁 130 Люся 柳下 343, 346 Люшуй 流水 212,412 Лянчжоу 梁州 357
Ляодун 遼東 138, 211，233, 361，364, 368, 369, 446, 454, 631 Ляонин 遼寧 17 Ляоси 遼西 211 Ляохэ 遼河 13, 396
Мавандуй 馬王堆 355,383,431，457,458- 460, 462-464, 467-473, 476, 479, 483, 485, 487, 492, 493, 504, 505, 509 Маи馬邑245 Малин 馬陵 15 Маньчжурия 滿州 304, 370 Миньхоу 閩侯 360, 384


680
Указатель географических названий
Миньцзян 閩江 360,362,374 Миньюэ 閩㉝ 246, 358 Монголия 17, 210, 244, 245, 368, 386-388, 391，421，435, 444
Намвьет см. Наньюэ
Нанкин см. Наньцзин
Нань 南(郡）260, 363
Нанышн 南寧 375
Наньхай 南海 213,375dl2-415,417
Наньцзин (Нанкин)南京 186
Наньчжун 南忠 377
Наньшань 南山 366
Наньюэ (Намвьет)南越 212, 213, 246, 411， 412, 414-417, 477
Наньян 南陽 187, 220, 269, 288, 306, 309, 311，340, 436,441，498 Ноин-Ула 367 Нил 407
Ордос304, 401,402, 421 Памир 407
Паньюй(Фаньюй)番禹 212,411，417,441 Парфия (Аньси 安息）245，366，385, 406, 407, 484
Пекин (Бэйцзин 北京)5,186, 197, 441，480
Персия 6, 245
Пинчэн (Датун)平城 245
Пинъюань 平逾 315
Пинъян 平陽 12,441，446
Поянху 鄱陽湖 212,412
Приуралье 255
Пусянь 蒲縣 15
Пушуй _水 125
Пэй，г.沛 163, 226, 301，341，378
Пэй，уезд 沛（縣)225,226,285,301
Пэнлай 蓬萊 136, 208
Пэнчэн 彭城 348
Рим 10, 256, 406-408 Римская империя 6, 10, 11，406 Российская Федерация 5, 7 Россия 5
Саньфу(Гуаньчжун)三輔 341 Саньчуань (Трёхречье)三川 228, 442
Се，царство 薛 13, 227 Семиречье 255
Сиань 西安 185，197，240，364，367，380, 473,485
Сибирь 255,381,387-389 Синьцзян 新疆 367, 385, 388, 395 Синьцзян-Уйгурский автономный район 新疆維吾爾自治區186, 244, 245 Синьци 新鄞 301 Сицзян 西江 212, 362 Среднекитайская равнина (Чжунъюань)中 原 354, 360, 364, 370, 372, 421，422, 423, 426, 427, 430, 435, 441，473, 477, 536, 633
Средняя Азия 386, 388, 405-407 СССР 5
Сун，царство 宋 13-15, 18, 27, 31, 33, 158, 452,461，522, 523, 569, 570, 601，602, 607 Суншань 嵩山 340 Сырдарья 245
Сычуань 四川 12，17，24, 25，187，232, 235, 252, 256, 276, 360, 361, 364, 365, 378, 423, 425, 430, 432, 437, 438, 440- 442, 447, 475, 488 ^
Сышуй，округ Ä 水 227 Сышуй，р.泗水 18,38 Сюаньлин 宣^ 317 Сюйчжоу 徐州 15，3 5 7 Сян 象 213, 412, 413, 415 Сяньян 咸陽 12, 70，151，163，182，184, 198, 200, 201, 211, 218, 220, 222, 230- 232, 258, 353-355, 393 Сяпи Tï|5 305 Сясянь 獻縣 14 Сячэнфу 下城父 222
Тайшань 泰(太)山 127,203,204,244 Такламакан 246 Таньчэн 郯城 212,411 Тарим 245, 384, 405, 407 Таримская впадина 245 Таримский бассейн 406,409 Тува 386
Тунгуань 潼關 220 Тэн, царство Ш 13, 27 Тэнсянь 滕縣 15 Тянь-Шань 天山 366,385-387


Указатель географических названий
681
У吳52》
Угуань 武關 220,230 Узбекистан 245, 246 Улан-Батор 387 Улин 武陵 363, 373 Ухань 358, 369 Уцзян 烏江 201 Учжун，г•吳中 227
Учжун(сянь)，уезд 吳中縣（Усянь 吳縣)227
Фанчжан 方丈 208 Фанъюй 方與227 Фаньян 范陽 223,233,444,446 Фергана 385, 390,408,409,432 Ферганская долина 246 Франция 6
Фуцзянь 福建 246, 358, 360, 361，374, 384,
410, 440, 441
Фуюй，царство 夫(扶)余 255 Фэн 豐 227 Фэнцзэ 逢澤 15 Фэньхэ 522
Хайцюэ 273
Хань, царство 韓 12-16, 18, 19, 24, 25, 27, 96, 138, 195, 200, 202, 206, 233, 481， 522, 545, 576 Ханьгоу 干卩溝 18, 19 Ханьдань，г.邯鄭 13, 14, 442 Ханьдань，уезд 那鄭(縣）14,441 Ханьчжун 漢 Ф1 182,232,499 Ханьшуй 漢水 16, 18, 362 Харашар/Карашар (Яньци 焉耆）405 Хотан (Юйтянь 於闐）405 Хуайян 淮陽 220
Хуанхэ 黃河 12-14, 18, 22, 138, 140, 210, 211, 232, 245, 249, 251-253, 256, 258, 276, 301，302, 311，358, 364, 389-391， 523,524, 531,561
Хубэй 湖北 12, 16, 24, 229, 274, 288, 358, 361
Хулин 胡陵 227
Хунань 湖南12，16，17,276,355,361- 363, 372, 410, 411，425, 440, 441 Хэбэй 河北 12-14, 17, 208, 211，361 Хэдун 河東 233
Хэнань 河南 12, 13, 17, 24, 208, 219, 220, 222, 228, 229, 231, 251, 263, 288, 360- 362, 429, 435, 440—442, 466, 590, 630
Хэнаньди 河南地 210,391 Хэншань 恆山 451 Хэншань(сянь)衡山(縣）211，450 Хэнэй 河内 310,311，437,487 Хэян 河陽 35, 280
Цань 18
Цаосянь 曹縣 14
Центральная Азия 255, 387,421, 630 Цзибэй 濟北 305 Цзиинь 濟陰 271 Цзинань 濟南 12, 197, 545 Цзинчжоу 莉州 302,315,357,450 Цзинь，царство 晉 27，33，58，63，79，81， 115, 168, 169, 523,558 Цзиньян 晉陽 13
Цзичжоу 冀州 301，341，342,357,451，459 Цзюйлу 鋸鹿 228, 229 Цзюйян 鉅陽 170, 171，177, 264, 265, 456, 466, 476, 485, 486 Цзюншань 君山 212 Цзюцзян 九江 301 Цзюцюань ЯЖ 361 Цзююань 九原 210, 390 Цзялинцзян 嘉陵江 362 Цзянлин 江 274，425，430，441，484, 486, 488, 506 Цзяннань ff南 276, 427 Цзянси 江西 12, 361，410, 441 Цзянсу 江蘇 12, 208, 226, 227, 228, 240, 361，423, 429, 435, 441 Цзяочжи 交阯 361，417, 425 Ци，царство 齊 12-16，18，19，22，23，25, 27, 28, 33, 70, 78，79，81，118，138, 139, 141，143, 156, 157, 168, 195, 196, 198, 200-203, 206, 208, 215, 227, 233,
234, 237, 238, 240, 378, 390, 522, 537, 545
Цинхай 青海 246, 380 Цинчжоу 青州 18,301，357,451 Цинь 秦12-17，19,23-25,27,28,33,69- 71，79, 82, 86, 88, 91，95-99, 101，138, 141，143, 149, 150, 156, 160, 161，164, 167-169, 184, 189-196, 199, 202, 204, 207-210, 212, 216, 229, 231, 232, 234,
235, 378, 390, 523 Циньлин 秦岭 362 Цишуй 漆水 18


682
Указатель географических названий
Чанлин 長陵 344
Чанша 長沙 198, 355, 364, 373, 416, 425, 429,430,458,462,479,484,486,488, 505 Чанъань 長安 240,247,251，360,363,407, 413,521,523,540 Чаосянь 朝鮮 см. Чосон Чжао, царство 趙 12-16, 18, 19, 22-25, 27, 95, 138, 143, 144, 147, 169, 195, 200, 208- 211，239,354,391，392,481，487, 523,545 Чжифу 之衆 204, 208 Чжоу 周 13, 23, 195, 198, 202 Чжуншань Ф1 山 13，15，16,454,493 Чжунъян 中陽 226 Чжэ 柘(縣）229,230 Чжэн 鄭 12
Чжэн，царство 鄭 13, 14, 18, 24, 27, 33, 63, 82, 83, 84, 168, 452, 463, 480, 523 Чжэнчжоу 郑州 24
Чжэцзян，пров.浙江 227，276，361，374, 410, 423,441
Чжэцзян，р.浙江 201，566 Чисайлайнор 369
Чосон (Чаосянь 朝鮮）138, 213, 370, 371 Чу，царство 楚 12, 14-16, 18, 19, 21-25, 27, 33, 35, 63, 70, 79, 95, 101，117, 118, 125, 138, 141，144, 155, 168, 178, 195, 196, 201, 219, 221, 227, 228, 231-235, 237, 238, 240, 411, 452, 523, 525, 526, 576
Чунъань 崇安 358
Чэнь，царство 陳 18, 33, 44, 163, 188, 452, 566
Чэнь 陳 219-221,441 Чэньлю 陳留 341，346,353 Чэши 車師 245,246
Шангу 上谷 211，363, 364, 444, 454 Шанцзюнь 商君 15,232 Шаньдун 山貪 12，14, 15，156，208，217, 228, 251, 360, 361, 372, 429, 432, 435, 441, 455, 473, 479, 484, 494, 504 Шаньдунский п-ов |11東_島 204,208,251 Шаньси 山西 12—14, 16, 24, 208, 222, 233, 245, 361，370, 401，429, 435, 440, 441， 455
Шаньян 山陽 305,309 Шаолян 少梁 14
ПЬцю 沙丘 217 Шицзячжуан 石家莊 17 Шоулин 壽陵 24 Шоусянь 壽縣 21 Шоучунь 壽春 12 Шоуян 首 _(郡）342 Шофан 朔方 363,402 Шу 蜀 16, 33, 187, 232, 235, 280, 301，360, 362, 425, 451, 453, 487, 499, 631 Шулэ см. Кашгар Шумер 155
Шэньси 陝西 12, 16, 17, 198, 211，220, 222, 304, 360,361, 380, 383,432,435,440,455
Эфангун 阿房宫 176, 177, 181，182, 184
Юбэйпин 右北平 211，364
Юго-Восточная Азия 6, 373, 377, 630
Южная Азия 6
Юйганьшуй 212
Юйи盱胎(台）228
Юйлинь 鬱林 361
Юйчжан 豫章 348
Юйчжоу Ш 州 3 01，315
Юйчжун Ш 中 210,211，393
Юйян 漁陽 211
Юнчан 永昌 316
Юнчэн 永城 222
Юншань 雲南 246, 360, 361，440,441，473 Юньчжун 雲中 210,211，393 Юньян 雲陽 211，393 Юэ 越 16, 19, 20, 126, 374, 384, 454 Юэбань 悅般 255
Янань 鸭南 206 Янгуань 陽關 405
Янцзы 揚手（Чанцзян 長江）19, 201，276, 358, 362, 374, 410, 522, 531, 561 Янчжай 陽翟 12 Янчжоу 揚州 18,357,450 Янь，царство 燕 12，13，15，16，19, 23, 25, 27, 118, 126, 138, 141，144, 195, 210, 211，233, 234, 239, 370, 390, 392, 420, 427, 430, 452 Яньмэнь 雁門 210,363 Яогуань 燒關 230 Япония 6, 26, 48, 69, 126 Яркенд (Согюй) 405


СПИСОК АВТОРОВ ТОМА
Алексанян Армен Гургенович, канд. ист. наук Крюков Михаил Васильевич, д-р ист. наук Аисевич Игорь Самойдович, д-р филол. наук Майоров Владимир Михайлович, канд. ист. наук Малявин Владимир Вячеславович, д-р ист. наук Переломов Леонард Сергеевич, д-р ист. наук Софронов Михаил Викторович, д-р филол. наук Стеженская Лидия Владимировна Титаренко Михаил Леонтьевич, акад. РАН Тихвинский Сергей Леонидович, акад. РАН Федоренко Николай Трофимович, член-корр. РАН Чебоксаров Николай Николаевич, д-р ист. наук


ОГЛАВЛЕНИЕ
К читателю {С.Л. Тихвинский) 5
Введение (Л.С.Переломов) 8
Часть I
БИТВА ТИТАНОВ
Глава 1. Борющиеся царства (Л.С.Переломов, В.М.Майоров) 12
Глава 2. Конфуций и его «Лунь юй» (Л.С.Переломов) 26
Учение Конфуция 38
Глава 3. Аетизм (Л.С.Переломов) 78
Шан Ян - главный идейный противник Конфуция 85
Мэн-цзы и борьба с легизмом 92
Глава 4. Моизм {М.Л.Титаренко) 99
Глава 5. Даосизм (А.Г.Алексанян) 116
Часть II
ПЕРВАЯ ИМПЕРИЯ (Л.С.77фе^амов)
Глава 1. Создание и расцвет империи Цинь 138
Государственное устройство 138
Аграрные отношения и ремесло 165
Частные формы эксплуатации 172
Государственные налоги и повинности 179
Государственное и частное ремесло 183
Внутренняя политика и реформы Цинь Шихуана 188
Внешняя политика империи 209
Глава 2. Народная война и падение империи 213
Обострение классовых противоречий 213
Восстание Чэнь Шэна и У Гуана (209-208 гг. до н.э.) 217
Народные восстания 208-206 гг. до н.э 222
Война между Чу и Хань - третий этап народной войны (206-202 гг. до н.э.) 232


Оглавление 685
Часть III
ДИНАСТИЯ ХАНЬ
Глава 1. Хроника политических событии (В.М.Майоров) 239
Реформы в целях создания централизованного бюрократического государства 241
Расширение территории и внешняя политика 244
Период Чжао-ди, Сюань-ди и Юань-ди 247
Политический взлет клана Ван 249
Правление Ван Мана. Династия Синь 250
Поздняя Хань 252
Внешняя политика периода Поздней Хань 254
Восстание «Желтых повязок» и падение династии Хань 256
Глава 2. Власть и общество {В.В.Малявин) 257
Деревенская община и «сильные дома» 267
Местная элита и центральная бюрократия 277
Глава 3. Задыхающаяся империя (В.В.Малявин) 288
Драма позднеханьской империи 288
Факторы кризисной ситуации 297
Движение «чистой критики» 304
«Запрет клики» 310
Глава 4. Возрождение идеологии служилых людей (В.В.Малявин) 319
Служилые люди империи: идеал и действительность 319
Характер культурной общности 331
Традиция отшельничества, ее политические и социальные измерения 342
Глава 5. Территория и население в период Хань {М.В.Крюков) 353
Карты ханьского времени 354
Данные переписей населения 355
Часть IV
ДРЕВНИЕ КИТАЙЦЫ И ИХ СОСЕДИ
Глава 1. Этнорасовая характеристика (М.В.Крюков) 365
Этническое окружение 365
Глава 2. Антропологическая характеристика (Н.Н.Чебоксаров) 380
Глава 3. Взаимоотношения централизованных китайских государств
с соседями (Л.С.Переломов) 389
Китай и северные соседи 389


686
Оглавление
Китай и Западный край 405
Взаимоотношения с южными соседями 410
Часть V
МАТЕРИАЛЬНАЯ
И ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА (М.В.Крюков)
Глава 1. Территория и хозяйство 418
Природная среда 418
Основные занятия 426
Город 438
Хозяйственно-культурное районирование 450
Глава 2. Народная культура 456
Материальная культура 456
Бытовые аспекты духовной культуры 489
Часть VI
ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
Глава 1. Язык, письменность, филологическая наука 516
Китайский язык в эпоху Хань. Диалекты и словарь «Фан янь» (М.В.Софронов) ..... 516 Письменность в эпоху Цинь и Хань. «Шесть категорий письма»,
«шесть искусств» и школьная традиция 525
Классические тексты и традиция комментирования. Словари «Эр я»
и «Шо вэнь». Школы каноноведения 536
Глава 2. Литература эпохи Чжаньго-Цинь-Хань (КС.Лисевич,
при участии Л.В. Стеженской) 555
Историческая литература 557
Фольклор 564
Народные афоризмы 573
От фольклора к поэзии 576
Цюй Юань. «Ли сао» 576
Музыкальная палата Юэфу 591
Народные песни и сказы 595
Литература и время 596
Заключение (Л.С.Переломов, М.В.Крюков, М.В.Софронов, В.В.Малявин) 630
Развитие древнекитайского этноса в эпоху Чжаньго-Цинь-Хань 630
Социально-экономические отношения и специфика этноса 632
Влияние государства на этнические процессы 633


Оглавление
687
Основные аспекты и этапы развития внешнеполитической доктрины
древнего Китая (III в. до н.э. - III в. н.э.) 635
Послесловие (Л.С.Переломов) 641
Хронология некоторых основных событий V в. до н.э. - III в. н.э. {Л.С.Переломов, ЕА.Короткоё) 642
Хронологические таблицы 648
Избранная библиография 651
Указатель имен (Е.А.Коротков, В.М.Майоров) 672
Указатель географических названий (Е.А.Коротков, В.М.Майоров) 678
Список авторов тома 683


Научное издание
ИСТОРИЯ КИТАЯ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАЧАЛА XXI в. в 10 томах
Том II
ЭПОХА ЧЖАНЬГО, ЦИНЬ и ХАНЬ (V В. ДО Н.Э. — III в. н.э.)
Утверждено к печати Институтом Дальнего Востока РАН
Главный редактор Я.Б.Гейшерик Редактор В.И.Мартынюк Художник Э.Л.Эрман Зав. производством О.В.Волкова Зав. корректорской Н.Н.Щигорева Компьютерная верстка М.П.Горшенкова
Подписано в печать 08.08.2016 Формат 70x1 〇〇V16. Печать офсетная Уел. п.л. 57,5. Уел. кр.-отт. 63,5. Уч.-изд. л. 62,0 Тираж 300 экз. (2-й завод). Изд. № 8634. Зак. № 1345
Издательство «Наука»
117997 Москва, Профсоюзная ул.? 90 Издательская фирма《Восточная литература» 119049, Москва，Мароновский пер.，26 www.vostlit.ru
ППП "Типография "Наука"
121099 Москва, Шубинский пер., 6
ISBN 978-5-02-036530-8
9 7 8 5 020 3 6 5 3 0 8
ISBN 978-5-02-039775-0