Текст
                    УЧЕБНИК  ДЛЯ  ВУЗОВ
 А.  И.  Немировский
 ИСТОРИЯ
 ДРЕВНЕГО
 МИРА
 Античность
 Рекомендовано  Министерством  образования
Российской  Федерации  в  качестве  учебника
для  студентов  высших  учебных  заведений
 Издание  второе,  переработанное  и  дополненное
 Русь-Олимп
 Москва
 2007


УДК 94(3) ББК 66.3(0)3 Н50 Подписано в печать 05.08.2006. Формат 60x90 '/|6. Гарнитура «Ньютон» Уел. печ. л. 58. Тираж 3 ООО экз. Заказ № 5688 Общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2; 953000 - книги, брошюры Санитарно-эпидемиологическое заключение N° 77.99.02.953.Д.003857.05.06 от 05.05.2006 г. Издание второе, переработанное и дополненное Немировский, А. И. Н50 История древнего мира: Античность: учеб. для студ. высш. учебн. заведений. / А. И. Немировский. — 2-е изд. перераб. и доп. — М.: Русь-Олимп, 2007. — 927, [1] с. ISBN 5-9648-0026-2 (ООО ИД «Русь»-«Олимп») В учебнике по истории древнего мира соединены ранее, как правило, раз¬ дельно излагавшиеся история Древней Греции и история Древнего Рима, что подчеркивает целостность исторического процесса. Объединение курсов исто¬ рии Греции и Рима позволяет органически ввести в орбиту античной цивилиза¬ ции помимо греков и римлян другие средиземноморские народы. Учебник нового поколения рассчитан на студентов не только историческо¬ го, но и других гуманитарных факультетов, а также на всех интересующихся историей и культурой античного мира. УДК 94(3) ББК 63.3(0)3 ISBN 5-9648-0026-2 (ООО ИД «руСь»-«Олимп») О ООО ИД «Русь»-«Олимп», 2006
Часть 1
ОТ АВТОРА Любой учебник по истории античного мира — это повествовательная и методическая структура, определяемая множеством факторов объективно¬ го и субъективного характера. Благодаря посто¬ янному возрастанию объема и разнообразия ин¬ формации, в зависимости от перемен, пережива¬ емых современностью, одно выступает на свет, другое уходит в тень. Меняется, и порой суще¬ ственно, решение тех или иных проблем социаль¬ ной, экономической, политической и культурной истории античности. Несмотря на хронологичес¬ кую отдаленность самого предмета, он несовмес¬ тим с понятием «стабильность». В соответствии с обогащением содержания предмета должна меняться и форма изложения в вузовском учебнике. Приходится отказаться от схе¬ мы двух учебников — по истории Греции и истории Рима, требовавшей, например, дважды говорить о природных условиях одного и того же средиземно- морского региона, словно бы омывающие Балканы и Апеннины моря не были частью единого Внутрен¬ него моря, и над этими полуостровами дули разные, а не одни и те же ветра, хотя и с другими названия¬ ми, словно бы обитатели этих полуостровов и ост¬ ровов Внутреннего моря не пользовались одними и теми же ископаемыми и не страдали от одних и тех же природных катастроф. А древняя этническая сре¬ да, без которой нет истории? Разве неизвестно, что великие миграции, создававшие этнический облик отдельных регионов, одновременно бушевали на просторах трех материков, сходящихся к Средизем¬ ному морю? 5
Таковы некоторые научные и методические аргументы в пользу слияния родственных курсов — не говоря уже о том, что судьбы Греции и Рима естественно сплелись после того, как они вошли в единую средиземноморскую державу: со II в. до н. э. раз¬ дельное изложение истории средиземноморских Востока и За¬ пада просто невозможно. Соединение курсов, помимо отмеченных соображений, по¬ зволяет органично ввести в орбиту античной истории народы, не¬ достаточное внимание к которым долгое время оправдывалось состоянием источников. Даже серьезные ученые в начале XX века утверждали, опираясь на свидетельство одного из древних авто¬ ров, что финикийцы и карфагеняне основывали лишь торговые фактории на мысах, островах и полуостровах. Ныне открыты мно¬ гие десятки карфагенских колоний в Сицилии, Сардинии, на се¬ верном побережье Африки. И можно ли теперь изолированно трактовать великую греческую колонизацию! Не лучше ли рас¬ сматривать средиземноморскую колонизацию в целом — гречес¬ кую, этрусскую, карфагенскую и в известной мере римскую? Пос¬ ле выявления всеобщности процесса формирования полиса нет ли смысла объединить информацию о греческом, этрусском и римском полисе в одной главе? В вузовских учебниках по истории Греции и Рима всегда име¬ лись вводные источниковедческие главы. Есть источниковедчес¬ кий раздел и у нас. Но поскольку о древних авторах идет речь в соответствующих главах по истории культуры, в вводном разделе рассматриваются лишь типы литературных источников и матери¬ альных памятников, добытых средиземноморской археологией. Детальная же оценка тех и других источников включена в пара¬ графы, прилагаемые к главам, опирающимся на эти источники. Для облегчения восприятия историографического материа¬ ла, обычно излагаемого в вводной или заключительной главах учебника, он перенесен в главы, трактующие наиболее значимые и дискутируемые проблемы. Это делает историю научных поис¬ ков органичной частью изложения и избавляет от скопления в одном месте множества имен. В соответствии со структурой учебника мы избегаем дроб¬ ной периодизации. Так, в учебниках по истории Греции поли¬ сная эпоха обычно излагается в рамках трех периодов — пред- полисного (гомеровского), архаического, классического. По¬ добная градация неприменима к синхронному изложению исто¬ рии античного Средиземноморья, ибо общественное развитие неравномерно: то, что для одного региона было классикой, для другого являлось архаикой. 6
Объединение принципиально значимых процессов истори¬ ческого развития, общих для Греции, Рима, Этрурии и Карфаге¬ на, потребовало некоторого уточнения периодизации истории античного мира. Первый период охватывает историю возникновения и упадка государственных образований эгейского мира, расцвета критс¬ кой, кикладской, троянской и микенской культур (это предысто¬ рия античной цивилизации). Второй период включает в себя исторические процессы и со¬ бытия «темных веков», или предполисного времени, формирова¬ ние государств в форме полисов, историю греческой и финикий¬ ской колонизации, расцвет полисного строя и вступление его в полосу кризиса, завершившуюся насильственным объединени¬ ем полисов Балканского и Апеннинского полуостровов Македо¬ нией и Римом. Третий период объединяет средиземноморский мир в элли¬ нистическую эпоху. Это история эллинистических царств и поли¬ сов как системы социальных отношений, сложившейся после за¬ воеваний Александра Македонского, и политических перемен, приведших к созданию крупных эллинистических держав и кар¬ динальным изменениям в сфере культуры. Четвертый период ознаменован образованием римской ми¬ ровой державы в ходе войн в Средиземноморье и связанными с этим изменениями в сфере социальных отношений, экономики, политики, права, культуры. Пятый период — кризис и падение Римской республики. Он охватывает столетие от Гракхов до Августа, рассмотрен как в пла¬ не дальнейшего территориального расширения и реорганизации римской державы, так и в аспекте социальной и политической борьбы, завершившейся установлением диктатуры Цезаря. Шестой период — империя в эпоху принципата — включает исторические процессы и события двух с половиной столетий ис¬ тории римской державы времени Юлиев-Клавдиев, Флавиев, Ан¬ тонинов и Северов. Заключительный, седьмой период — кризис III в. и период до- мината. Объединение кризиса III в. и домината в рамках единого периода обусловлено трактовкой домината не как преодоления кризиса, а как недолгой стабилизации и развития процессов, до¬ вершивших гибель империи. Приложения дополняют основной текст справочными сравни¬ тельными таблицами, относящимися к экономике, денежным от¬ ношениям, списком переводов античных авторов, рекомендуе¬ 7
мой литературой и другими материалами, необходимыми студен¬ ту при изучении курса и самостоятельной работе. Все изложенные выше уточнения не означают, что перед вами экспериментальный учебник. Он повторяет структуру нашего учебника для гимназий и лицеев, выходившего тремя изданиями, но при этом полностью переработанного для новой читательской аудитории. Неизменным остался лишь стиль изложения, рассчи¬ танный не только на логическое, но и на образное восприятие. В написании отдельных параграфов и глав учебника принимали участие |Л.С.Ильинская] В.И.Уколова, И.С.Свенцицкая, А.П.Ско- горев, |Г.Т.Залюбовина
I МИР источников* ^В1Ш1В1ВПЗПЗпзпэ|р1пд|д|В1В1Ш1Ш1ШШ1д1В1В1В1Ш1В1В1В1В1В1Ш1В1В1В1В[В1ВШВ1Ш[ Глава 1 ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИСТОЧНИКИ Среди источников античной истории, может быть, не самы¬ ми обширными, но наиболее важными остаются для нас произ¬ ведения античной литературы, позволяющие понять, как сами люди той поры представляли собственную историю, что они ду¬ мали о себе и об окружающем их мире. Это и исторические тру¬ ды, и научные и художественные произведения, дошедшие до нас главным образом в рукописных копиях от эпохи Средневеко¬ вья, благодаря которым связь между античностью и новым вре¬ менем никогда полностью не прерывалась. Поскольку о древних авторах речь пойдет в главах по исто¬ рии культуры, мы начинаем книгу с рассмотрения основных ти¬ пов письменных источников и памятников материальной культу¬ ры, к более подробному освещению которых будем возвращать¬ ся по мере изложения фактического материала. Историки. Несмотря на то, что труды большинства античных ав¬ торов не сохранились или дошли до нас в незначительных фрагмен¬ тах, даже это сравнительно немногое из оставшегося наследия позво¬ ляет составить достаточно полное представление о главных событиях античной истории и ее то бурном, то иссякающем потоке. На заре возникновения исторического жанра, сложившегося в Греции в конце Vl-начале V в. до н. э., доминировали истории от¬ дельных полисов и правивших в них родов или описания земель, пред¬ ставлявших интерес для торговли либо основания колоний. Об этом первом опыте мы можем судить лишь по отдельным фрагментам, из которых видно, что первые историки, используя устную традицию и письменные документы, хранившиеся в храмах и городских архивах, предпочитали излагать события без какой-либо собственной оценки. * Автор данного раздела — Л.С. Ильинская.
ти ранние сочинения не сохранились, но содержащиеся в них сведе¬ ния были использованы более поздними историками, в чьем поле зре¬ ния, можно думать, были также труды этрусских и карфагенских ав¬ торов, ни имена, ни названия произведений которых, как правило, нам неизвестны. Первыми трудами, дающими обширную картину современной им истории, становятся сочинения Геродота, Фукидида и Ксенофонта. С первой половины IV в. до н. э., когда начавшийся в Греции кризис полиса, вызвавший угасание интереса к общественной жизни, обо¬ стрил внимание к жизни частной, появляется жанр биографии, проти¬ востоящий изложению полисной истории. На время покорения Греции Македонией и восточных походов Александра Македонского приходится творчество Аристотеля и его школы, созданной в 335 г. до н. э. Для воссоздания греческой истории исключительное значение имело бы грандиозное полотно политичес¬ кой жизни Греции — 158 «Политий» (государственных устройств) гре¬ ческих и рада негреческих полисов Средиземноморья, написанных Аристотелем и его учениками, но из них сохранилась только «Афинс¬ кая полития», случайно найденная среди папирусов Египта в самом конце XIX столетия. Из отдельных незначительных фрагментов, оставшихся от других «Политий», ясно, что они имели ту же структуру, что и «Афинская полития»: сначала излагалась краткая история полиса и эволюция его государственных учреждений, затем характеризовалось современное Аристотелю государственное устройство. Утрата этой уникальной се¬ рии лишила нас возможности по-настоящему проникнуть в историю греческого мира, сузив наши знания рамками главным образом Афин и Спарты. В период эллинизма, в связи с вытеснением полисной структуры греческого мира монархиями, возникает потребность в создании все¬ общих историй. И такие обобщающие истории появляются с конца IV в. до н. э. (Тимей, первым создавший труд, объединивший исто¬ рию Балканской Греции, Рима, греческих колоний Запада и враждеб¬ ного грекам Карфагена и предложивший единую систему датировки по олимпиадам, Эфор, Феопомп и особенно Полибий). Всеобщими их, правда, можно назвать лишь с оговорками, по¬ скольку они охватывают или собственно греческую историю сколько- нибудь длительного периода, или, как у Полибия, объединены общей идеей завоевания Средиземноморья Римом. Наступившие изменения отразились и на развитии биографического жанра, олицетворяющего характерный для эпохи эллинизма интерес к личности, и на возник¬ новении придворной историографии с ее восхвалением властителей и 10
их окружения. Такого рода опусы, как правило, не были интересны потомкам, и они большей частью не дошли до нас даже фрагментар¬ но, но сохранившиеся в ряде случаев заголовки и общая критика их Полибием и Лукианом сами по себе становятся своеобразным источ¬ ником для изучения общественного сознания и идеологии эллинис¬ тических обществ. Вместе с тем впервые появляются произведения, знакомящие гре¬ ков с жизнью народов, завоеванных Александром Македонским (в от¬ рывках, например, сохранившееся сочинение Мегасфена). С середины III в. до н. э. в греческую монополию на историчес¬ кие труды вторгается Рим. Бесхитростные анналы первых римских историков (анналистов), сопоставимые по своей предельной крат¬ кости, схематичности и по полному отсутствию литературной обра¬ ботки с начальными шагами греческой историографии, опирались главным образом на перенасыщенные чудесами и знамениями жре¬ ческие анналы и на предания патрицианских родов, сохранившиеся благодаря существовавшему в Риме обычаю вспоминать всю исто¬ рию рода от его истоков во время церемонии похорон любого из членов этого рода. Писавшиеся первое время по-гречески (посколь¬ ку считалось, что в латыни, даже не имевшей такого понятия — «ис¬ тория», невозможно найти необходимых терминов для рассказа о прошлом), эти труды, довольно однообразно излагавшие римскую историю «от основания Рима», в дальнейшем были вытеснены гран¬ диозным полотном римской истории, созданным Титом Ливием. Но именно они легли в основу более поздних изложений всей ранней истории Рима. Кризис полиса в Риме, сопровождавшийся многолетними граж¬ данскими войнами, породил новый вид исторического труда — моно¬ графии, посвященные наиболее острым событиям современности (Саллюстий), и мемуарную литературу, создававшуюся политиками (Сулла, Цезарь). В эпоху империи античная историография обогащается более ин¬ тенсивным, чем в предыдущие периоды, обращением к биографичес¬ кому жанру (Светоний, Корнелий Непот, Плутарх, Диоген Лаэртс¬ кий) и вместе с тем — подробными изложениями римской истории (Тит Ливий, Диодор, Дионисий Галикарнасский, Помпей Трог, Тацит, Аммиан Марцеллин). С I в. н. э. начинают создаваться и краткие ис¬ тории Рима (Веллей Патеркул, Флор), рассчитанные на тех, кто не имел времени или желания осиливать обширные труды. Из сферы ис¬ тории эта тенденция распространяется и на другие отрасли знаний, и в III в. н. э. появляется крайне лаконичная «Памятная книжица» Ам- пелия, конспективно перелагающая сведения по истории, географии, астрономии, мифологии. Это наглядная демонстрация того скудного, 11
граничащего с невежеством уровня знаний, который стал типичным для кризисного века римской истории. После Аммиана Марцеллина в сущности уже не было истинных историков, были лишь авторы хроник (Евтропий, Орозий), скупо пе¬ релагавшие факты римской истории. Тем не менее и эти, достаточно убогие хроники, и более поздние справочные труды авторов визан¬ тийского времени имеют для нас немалое значение, поскольку их пи¬ тала богатейшая историческая традиция прошлого. То, что сохранилось до нашего времени, составляет ничтожно ма¬ лую часть из созданного греческими и римскими историками. Даже в IX в. н. э., когда многое было утрачено, патриарх Константинополя Фотий составил перечень книг двухсот восьмидесяти авторов. И это были только самые значительные из них — по отдельным фрагмен¬ там, а порой только по именам нам известно во много раз больше. Фрагменты из недошедших книг только греческих историков соста¬ вили в современном издании пять объемистых томов. Мемуары. Особое место занимает мемуарная литература. До на¬ чала кризиса полиса, хотя отдельные автобиографические зарисовки и встречаются в произведениях поэтов и историков, нет никаких све¬ дений о том, чтобы кто-либо из греков или римлян избрал собствен¬ ную жизнь темой специального труда. Первым в IV в. до н. э. подроб¬ но рассказал о себе как о военном деятеле историк Ксенофонт, но при этом постеснялся поставить свое имя на труде, посвященном возвра¬ щению на родину греков, участвовавших в авантюре захвата власти братом персидского царя. Для эпохи эллинизма мемуары и автобиографии становятся обыч¬ ным явлением. Из написанных известными политиками мы знаем о существовании мемуаров Пирра и Арата, 34 года стоявшего во главе Ахейского союза, которыми пользовались и Полибий, и Плутарх. В эпоху гражданских войн в Риме появляются воспоминания, написанные политическими деятелями, целью которых было оправ¬ дание собственных действий. Первыми из них были несохранивши- еся мемуары Рутилия Руфа, единственного честного наместника, из¬ гнанного из Рима за мнимые злоупотребления. Не сохранились так¬ же ни мемуары Суллы, в которых он оправдывал свои кровавые дея¬ ния, ни мемуары Августа, и судить о развитии этого жанра мы можем лишь по «Запискам о Галльской войне» Цезаря и «Запискам о граж¬ данской войне» его приближенных. Жизнеописания. Наряду с мемуарами в период кризиса гречес¬ кого полиса также впервые появляются жизнеописания политиков, со¬ зданные писателями, работавшими в жанре художественной биогра¬ 12
фии. Первым таким жизнеописанием, известным нам по названию, была принадлежавшая Ксенофонту биография спартанского царя Агесилая. Особенно расцветает биографический жанр в эпоху эллинизма, когда Александр Македонский и его преемники рассматривались по¬ литической пропагандой не только как идеальные правители, но и как боги. Именно тогда создается особый штат содержащихся на цар¬ ские деньги писателей, перед которыми ставится задача восславить деяния царей. Собственных «историков» имели не только Александр, Птолемеи, Селевкиды, но и создатель Понтийской державы полувар- вар Митридат VI Эвпатор. Панегирические описания подвигов царей IV—I вв. до нас не дошли, но ими воспользовались такие историки, как Полибий, Диодор Сицилийский, Аппиан. Подлинным творцом биографии как литературного жанра был Плутарх. Используя все, что можно было привлечь о том или ином персонаже из исторических, художественных произведений, сборни¬ ков изречений оракулов, он заполнял имевшиеся лакуны собствен¬ ными соображениями, домыслами и сентенциями морально-фило¬ софского характера, воссоздавая облик того или иного историческо¬ го лица. Иной характер носили жизнеописания римских императо¬ ров, написанные Светонием. Это сборник анекдотов, дополненный сведениями из официальных источников, чтиво, рассчитанное не на мыслящего человека, а на любителей занимательных подробностей и сплетен. Из многочисленных серий «тематических» жизнеописаний до нас дошли жизнеописания философов, созданные в III в. н. э. греческим философом и писателем Диогеном Лаэртским. Речи. Немалое значение для изучения греческой и римской ис¬ тории имеют дошедшие до нас речи ораторов. Античность знала три их вида — совещательные (по своему характеру всегда политические), судебные и так называемые эпидейктические (от греч. глагола epideik- numi — показываю) — как надгробные и похвальные речи в адрес от¬ дельных лиц, так и своего рода произведения «чистого искусства», в которых оратор рассуждал на отвлеченные темы. До нас дошли сбор¬ ники всех трех типов речей, из которых для историка наибольшую ценность представляют политические и судебные. При всей субъек¬ тивности, естественной для любой речи, речи политические важны не только потому, что, касаясь известных слушателю фактов при самой произвольной интерпретации, ораторы не могли их искажать до неуз¬ наваемости, но и потому, что они вторгаются в самую гущу полити¬ ческих событий, давая современному исследователю почувствовать дыхание эпохи с характерными для каждого времени идеалами и на¬ 13
калом политических страстей. Речи судебные важны не только для изучения античного судопроизводства. Они вводят нас во все хитрос¬ плетения обыденной жизни, обычно ускользающей от древних авто¬ ров, которых занимали, как правило, глобальные проблемы. По эпи- дейктическим речам, хотя и дающим неизмеримо меньше материала, чем совещательные и судебные, можно судить об этических критери¬ ях эпохи; в то же время отдельные примеры, вводимые ораторами в свои речи для иллюстрации восхваляемых или порицаемых качеств, знакомят нас с реальными фактами. Как один из типов эпидейктических речей возникает панегирик, трактовавшийся греками первоначально как праздничная речь в на¬ родном собрании, а с IV в. до н. э. — в более узком значении произне¬ сенного в народном собрании похвального слова городу или человеку. В эпоху эллинизма широкое распространение приобретают панеги¬ рики, прославлявшие эллинистических владык; они не сохранились, но по их образцу создавались восхваления монархов в произведениях историков эллинистического времени, известные нам по трудам бо¬ лее поздних авторов. На почве Рима жанр панегирика, подготовленный издавна при¬ нятыми восхвалениями заслуг покойника и его предков во время пуб¬ личной похоронной церемонии, расцветает в конце республиканско¬ го периода, и особенно в эпоху империи. Развитию жанра в немалой степени способствовал вошедший в практику обычай благодарствен¬ ных речей магистратов при их вступлении в должность, закреплен¬ ный принятым по инициативе первого из римских императоров се¬ натским постановлением, обязывающим вступающего в должность консула произносить публичную речь с выражением благодарности богам и императору. Первым подлинным текстом дошедшего до нас панегирика в Гре¬ ции был относящийся к 480 г. до н. э. «Панегирик» оратора Исократа, прославлявший Афины, в Риме — панегирик императору Траяну, про¬ изнесенный Плинием Младшим. Содержание панегириков в адрес влиятельных императорских вольноотпущенников донесли главным образом сочинения Тацита. В конце римской империи появился сбор¬ ник, начинавшийся со ставшего классикой Плиниева панегирика Траяну, после которого шло одиннадцать похвальных речей, написан¬ ных галльскими ораторами в адрес императоров времени домината — от Диоклетиана (конец III—начало IV в.) до Феодосия (конец IV в.). Несмотря на свойственные жанру явные преувеличения и преоблада¬ ние откровенной лести, панегирики дополняют и порой уточняют наши сведения по политической истории и быту. Особый тип речей составляют появившиеся в императорском Риме, наряду с речами, реально произносившимися в сенате, в суде 14
или перед войском, так называемые «декламации» — упражнения, по¬ ложенные в основу обучения ораторскому искусству в риторических школах империи. Декламации, которые должны были составлять уче¬ ники, имели целью подготовить их к будущей политической или су¬ дебной карьере. При всей искусственности, а часто и нарочитой наду¬ манности такого рода речей, в них затрагивается большой круг волно¬ вавших римлян проблем (в частной жизни это отношения между от¬ цами и сыновьями, положение женщины в семье и обществе, раздел наследства, конфликты между крупными и мелкими землевладельца¬ ми и арендаторами, страх перед пиратами и т. п.; в жизни политичес¬ кой — оценка тех или иных политиков или политических группиро¬ вок и идеологические и политические приоритеты). Наибольшее количество речей дошло до нас от переломного в гре¬ ческой истории IV в. до н. э. (Лисий, Гиперид, Ликург, Исократ, Де¬ мосфен, Динарх, Эсхин), от последнего столетия римской республи¬ ки (Цицерон), от начала императорской эпохи (Дион Хрисостом, Фронтон, Элий Аристид, Апулей) и от времени противостояния язы¬ чества и христианства и торжества последнего, для которого харак¬ терны речи-проповеди (апостол Павел, Иоанн Хрисостом, Григорий Неокесарийский — среди христианских проповедников, Либаний — среди представителей языческой культуры). Письма. Весьма ценная информация содержится и в дошедших до нас письмах, которые воспринимались в античности как своего рода ветвь ораторского искусства, диалог с отсутствующим собесед¬ ником («половина диалога»), порой затрагивавший именно тот круг вопросов, который обсуждался в среде интеллектуалов. Эпистолярный жанр охватывает самые разнообразные по содер¬ жанию письма. Среди писем, предназначенных для публикации, — и напоминающая современные «открытые письма» откровенная публицистика, рассчитанная на широкое ознакомление с высказан¬ ными в них мыслями и советами (Платон, Исократ, Саллюстий), и письма философского или научного содержания, мало чем отлича¬ ющиеся от трактатов (Эпикур, Сенека), и письма, которые скорее можно было бы отнести к биографическому жанру (Платон), и пере¬ писка политических деятелей, обсуждавших, как правило, конкрет¬ ные частные вопросы, но при этом не забывавших, что письмо будет прочитано не только корреспондентом, но и его друзьями, а впос¬ ледствии, возможно, окажется опубликованным в отдельном сбор¬ нике (Цицерон, Плиний Младший). И, наконец, это обмен мнения¬ ми относительно фактов литературной или частной жизни (Либа¬ ний, Фронтон, император Юлиан или поздние писатели и поэты Авзоний, Симмах). 15
Кроме такого рода писем, рассчитанных на вечность и потому ли¬ тературно обработанных по всем правилам ораторского искусства, су¬ ществовала и обычная бесхитростная переписка простых людей, не предполагавших, что сухая почва Египта сохранит их послания для далеких потомков. Среди них представлены самые разнообразные виды писем. Порой написанные не слишком грамотно, они, тем не менее, вполне могут вписаться в формальные образцы, запечатлен¬ ные в руководствах авторов многочисленных письмовников, предла¬ гающих десятки вариантов на все случаи жизни (письма дружеские, рекомендательные, посольские, совещательные, решительные, напо¬ минающие, пренебрежительные, утешительные, сострадательные, ободряющие, убеждающие, побуждающие, повелительные, поучи¬ тельные, порицающие, упрекающие, вразумляющие, придирчивые, обличительные, угрожающие, хулительные, клеветнические, хвалеб¬ ные, просительные, жалобные, горестные, униженные, вопроситель¬ ные, ответные, возражающие, заявляющие, отрицающие, объясни¬ тельные, покаянные, раздражающие, обманчивые, обвинительные, защитительные, поздравительные, посвятительные, благодарствен¬ ные, любовные, иносказательные, загадочные, иронические, обобща¬ ющие, смешанные). Столь подробная градация — свидетельство вы¬ сокого уровня эпистолярной культуры. Особый вид писем — письма фиктивные, написанные от имени кого-либо из политиков или философов (например, Сократа, не оста¬ вившего, как известно, ни одной написанной строки, или сконструи¬ рованные Мениппом от имени богов послания к математикам, физи¬ кам и философам). Многие из таких писем — откровенная стилиза¬ ция; иные, напротив, претендовали на подлинную принадлежность тому лицу, от имени которого были сочинены и преданы гласности, что породило в новое время немало путаницы и споров относительно их подлинности. Ученые. Немаловажное место в кругу источников занимают тру¬ ды’ ученых. Написанная Аристотелем на основе изучения политичес¬ ких устройств ста пятидесяти восьми государств «Политика» дает наи¬ более полное представление о греческом полисе в различных его про¬ явлениях. Немало сведений можно извлечь также из греческих и рим¬ ских научных трудов по медицине (Гиппократ, Диоскуриад, Гален), архитектуре (Витрувий), военному делу (Фронтин, Вегеций), ритори¬ ке (Аристотель, Деметрий Фалерский, Дионисий Галикарнасский), филологии (Дионисий Галикарнасский), мифологии (Аполлодор), сельскому хозяйству (Катон, Варрон, Колумелла, во многом воспри¬ нявшие опыт карфагенских агрономов, чьи труды погибли в уничто¬ жившем Карфаген пожаре). 16
Начиная с I в. до н. э. в Риме складывается антикварная литера¬ тура, представлявшая собой попытку осмысления ранней истории Рима, путей развития языка (Варрон, Дионисий Галикарнасский), а также объяснения ставших непонятными обычаев. Уникальное по своей энциклопедичное™ произведение Плиния Старшего «Есте¬ ственная история» не только насыщено конкретными сведениями о различных сферах античной культуры, но дает современному истори¬ ку представление об уровне римской науки. Поэты. Круг источников, используемых при изучении антич¬ ной истории, не ограничивается одними историками, ораторами и учеными. Немало сведений содержат также поэтические произведе¬ ния. Учитывая, естественно, особенности поэтики, современный ис¬ торик извлекает немало полезных сведений из поэтического насле¬ дия античности, начиная с произведений Гомера (конец IX — нача¬ ло VIII в. до н. э.). Наследие эпических поэтов (Гомер, Гесиод, Аполлоний Родос¬ ский) и драматургов V в. до н. э. Эсхила, Софокла и Еврипида — наш главный источник для изучения греческой мифологии, позволяющий воссоздать ее в живых красках. Мифологические зарисовки встреча¬ ются и в творчестве поэтов-лириков VII—VI вв. до н. э., особенно тех из них, которые обращались к прославлению победителей в общегре¬ ческих играх (Пиндар, Вакхилид), но основная ценность произведе¬ ний греческих лириков в том, что в них мы находим как бы момен¬ тальный снимок происходивших в современном им обществе процес¬ сов, тем более для нас значимый, что в этот период еще не было исто¬ рических трудов. Наиболее ярко картины социального расслоения и политической борьбы, сопровождавших рождение греческих государств, запечатле¬ ны в поэме Гесиода «Труды и дни» и в творчестве поэтов VII—VI вв. до н. э., особенно лесбосца Алкея и мегарянина Феогнида; круг интере¬ сов военизированной Спарты отражен в военных маршах Тиртея. Со¬ циальная острота характерна и для комедиографа Аристофана, чье творчество — великолепный источник, вводящий в самую гущу жиз¬ ни Афин времени Пелопоннесской войны. Поэзия эпохи эллинизма — сама по себе показатель глубоких из¬ менений, происшедших в греческом обществе. Вместе с тем из от¬ дельных произведений можно извлечь и конкретную информацию по мифологии (Каллимах, Аполлоний Родосский) и по быту (особенно насыщены подробностями греческого быта эллинистического време¬ ни комедии Менандра и мимиямбы Герода). Римская поэзия, как и римская историография, появляется лишь с середины III в. до н. э., совпадая по времени с первым столетием 17
эллинистической эпохи в Греции, и в этой сфере испытывает еще большее влияние греческой культуры, чем историография. Однако в римских комедиях, с которых начинается история римской литерату¬ ры, несмотря на заимствование сюжетов греческой комедии (в основ¬ ном Менандра), выступают чисто римские реалии, делая римскую ко¬ медию одним из ценных источников, позволяющих почувствовать би¬ ение жизни римского общества второй половины III— первой поло¬ вины I в. до н. э. Появляются в римской драматургии также темы, связанные с реальной историей (Невий). Исторические сюжеты при¬ сутствуют и в другом, новом для римской литературы жанре — эпи¬ ческих поэмах (Невий, Энний), до нас не дошедших, но использован¬ ных впоследствии римскими историками не в меньшей мере, чем тру¬ ды анналистов. Римская поэзия конца республики — начала империи отражает состояние общества этого переходного периода, давшего целую плея¬ ду выдающихся поэтов, чьи произведения в большей или меньшей степени стали зеркалом наступивших перемен (Лукан, Катулл, Вер¬ гилий, Гораций, Овидий). Вместе с тем в этих произведениях порой можно найти и сведения по быту, религии («Буколики» и «Георгики» Вергилия, «Метаморфозы» Овидия), а подчас и по истории Рима («Фарсалия» Лукана). На время Флавиев и Антонинов приходится творчество двух великих сатириков — Марциала и Ювенала, чьи са¬ тиры, остро схватывающие жизненные коллизии и особенности пси¬ хологии самых различных персонажей, — ценнейший источник для изучения быта римского общества конца I—начала II в. н. э. Таким образом, хотя среди поэтических произведений совсем не¬ многие обращаются непосредственно к историческим событиям, без них представление о повседневной жизни, идеологии и политических настроениях в государствах античного мира было бы намного более схематичным. Писатели. Особое место среди литературных источников зани¬ мают романы — жанр, зародившийся только в эпоху эллинизма и вос¬ принятый римлянами (Гелиодор, Петроний, Апулей), и короткие са¬ тирические заметки, неподражаемым мастером которых был Лукиан. В римскую эпоху возник и еще один вид литературных трудов — вы¬ писки из более ранних произведений на интересующую писателя тему (Авл Геллий, Афиней) и подборки, подобные «Греческим вопросам» и «Римским вопросам» Плутарха, отразившим круг вопросов, которые принято было задавать и обсуждать во время совместных пиршеств. В последних образованные люди ценили не столько яства, сколько со¬ провождавшую застолье ученую беседу. Романы и сатира, дающие за¬ рисовки жизненных ситуаций, служат важнейшим дополнением к ис¬ 18
торическим трудам, освещающим те же эпохи; литературные выпис¬ ки позволяют составить представление о круге философских или ли¬ тературных проблем, обсуждавшихся в кругах интеллектуалов. Философы. Труды греческих философов, дающие картину раз¬ вития греческой, а затем и римской философии, служат источником при изучении не только культуры, но и истории Греции и Рима. Начи¬ ная с эпохи эллинизма, философы разрабатывают прежде всего воп¬ росы этики, что позволяет сквозь призму поднимаемых ими этичес¬ ких проблем лучше понять происходившие в обществе глубинные процессы. Особенно информативны (ввиду лучшей сохранности) произведения римских философов, прежде всего Сенеки, в чьих «Письмах к Луцилию» встает столь яркая картина жизни римского общества начала империи, что ее можно сопоставить по своей инфор¬ мативности с произведениями римских сатириков. Глава 2 ПАМЯТНИКИ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ Наряду с письменными источниками важнейшую информа¬ цию об античном мире несут в себе следы деятельности челове¬ ка— орудия его труда и оружие, жилища и находящиеся в них посуда, предметы быта и искусства, мастерские, кузницы, рудни¬ ки, городские и пограничные укрепления, общественные и куль¬ товые здания, погребальные сооружения. Эти и другие типы па¬ мятников материальной культуры, обладающие своей специфи¬ кой и различающиеся по степени «откровенности», в целом дают, несмотря на кажущуюся немоту, впечатляющую картину жизни, к тому же более объективную, чем она предстает в изложении древ¬ них авторов. Успехи смежных наук позволяют изделиям из дереве и кости, предметам из камня и металла поведать о времени и ме¬ сте их изготовления и использовании тех или иных приемов. Города. На материковом и островных побережьях встречаются города, покинутые их обитателями в результате природных катастроф (например, Акротири на Фере, Помпеи и Геркуланум в Италии) или преднамеренно разрушенные завоевателями и более не восстанавли¬ вавшиеся (Олинф на Халкидике, Акваросса в Этрурии), а то и просто оставленные жителями (островок Моция близ Сицилии). Пережитые этими городами потрясения и беды сохранили их для истории в качестве наиболее ценных источников. Но чаще всего го¬ 19
рода существовали на протяжении многих столетий или даже тысяче¬ летий, переживая различные строительные периоды (например, Троя, Афины, Рим, Карфаген, в Северном Причерноморье — Ольвия и Хер- сонес). В последнем случае они представляют собой в археологичес¬ ком плане своего рода «слоеный пирог», история «выпечки» которо¬ го — задача необычайной сложности. Сам город, будучи археологи¬ ческим комплексом, интересен как градостроительный памятник, от¬ ражающий в своей общей структуре и комбинации отдельных его частей общественные перемены и изменения политической, идеоло¬ гической и культурной ситуации. В пространстве города прослеживаются такие элементы, как ак¬ рополи, нижний город с расположенными в нем жилыми и обще¬ ственными зданиями, храмами, торговым и одновременно полити¬ ческим центром (греческая агора, римский форум), зрелищными со¬ оружениями, мостами, водопроводами, канализацией, в греческих го¬ родах — гимнасиями и палестрами, в римских — общественными банями и в императорский период — комплексами терм, арками, вы¬ везенными из Египта обелисками. Города с их беспорядочными стро¬ ениями или проложенными под прямыми углами улицами дают ин¬ формацию о градостроительстве в античную эпоху. Уточнение планов многих даже не раскопанных городов стало возможным благодаря применению аэрофотосъемки, в том числе и из космоса. Городские стены Трои, циклопическая кладка Акрополи. Акрополи греческих городов и аналогичные им по зна¬ чению укрепленные холмы в горо¬ дах римских и пунийских (Капито¬ лий в Риме, Бирса в Карфагене), будучи местами, с которых там, где такие холмы были, обычно начи¬ налось заселение, позволяют про¬ следить историю развития города, а для микенского времени служат главным источником изучения внутренней жизни Микен, Тирин- фа, Пилоса, Орхомена. Этот верх¬ ний город, место дворца правителя в микенское время, в последующие периоды греческой истории пре¬ вращается в средоточие культовых сооружений. В Риме, возникшем на Палатинском холме, аналогом греческого акрополя становится не 20
сразу вошедший в черту города соседний с Палатином Капитолийс¬ кий холм, на котором сосредоточены главные храмы Рима; следуя примеру столицы, капитолии (как главные культовые центры) возни¬ кают и в других римских городах. Жилые кварталы. В тех случаях, когда города зарождались на хол¬ ме с ограниченным пространством, по мере увеличения народонасе¬ ления и превращения холмов в культовые центры возникал нижний город, иногда, как в Карфагене, занимавший также склоны холма. Со¬ хранившиеся во многих городах фундаменты зданий, а в таких горо¬ дах, как Остия, Помпеи, Геркуланум и тех, что расположены на ост¬ рове Фера и в Этрурии на месте современных местечек Акваросса и Мурло, — также и стены домов (порой с великолепно сохранившейся росписью) дают возможность установить планировку городов, выя¬ вить особенности градостроительства, сопоставить с сообщениями литературных источников типы обнаруженных в ходе раскопок жи¬ лых домов, лавок, таверен, складов, а в Остии — также и своеобраз¬ ных деловых контор. В настоящее время хорошо известен план греческого и этрусского одноэтажного или двухэтажного дома. Особняки Помпеи, Геркулану¬ ма и Остии с украшавшими их стены фресками, всей внутренней об¬ становкой дома и даже восстановленными усилиями палеоботаники растениями, заполнявшими пространство внутреннего дворика, дают представление об образе жизни не только людей, обладавших значи¬ тельными средствами, но и средних слоев населения. На окраинах Помпеи найдены и лачуги бедняков, сходные с жильем малоимущего населения любого древнего государства (если судить по фундамен¬ там, обнаруженным в других городах). Благодаря Остии стал известен вид инсулы, этой многоэтажной, напоминающей остров громады, за¬ нимающей квадрат или прямоугольник между пересекающимися ули¬ цами (откуда само их название «инсула» по-латыни — остров). В пос¬ ледние десятилетия обнаружены многоэтажные дома и на территории пунического Карфагена. Дворцы. Дворец — это не просто памятник архитектуры, отража¬ ющий вкусы и технические возможности своего времени, это инди¬ катор жизни и идеологии общества. Дворцы крито-микенской эпохи с их обилием парадных помещений и складов для хранения запасов, а в Балканской Греции также и с мощными фортификациями и веду¬ щими к водным источникам тоннелями еще до дешифровки линей¬ ного письма дали ясное представление о жизни древнейшего населе¬ ния Балкан и эгейского мира, продемонстрировав его близость к вос¬ точным державам той же эпохи. В доэллинистической Греции не было и не могло быть не только дворцов, но и просто домов, которые бы выделялись среди прочих 21
своим богатством или отделкой. Полисный грек в идеале проводил свое основное время в общественных местах, и дом (если этот горо¬ жанин не был ремесленником, живущим трудом своих рук) служил ему практически лишь в качестве помещения для сна и еды (из лите¬ ратурных источников известно, что, например, дом Перикла ничем не отличался от жилья его соседей). Раньше не были выявлены двор¬ цы и у этрусков. Лишь в 1980-е гг. удалось обнаружить великолепный дворцовый комплекс в этрусском городе, располагавшемся в VI в. до н. э. на месте современного местечка Мурло. В Греции дворцы появляются вновь в эллинистический период, вместе с установлением царств, но, известные лишь по упоминаниям античных авторов, до нас они не дошли даже в руинах. От императорского времени сохранился дом Ливии, жены первого римского императора, часть дворца Калигулы, остатки «золотого дома» Нерона и ряд дворцов более поздних императоров на Палатине. Центральные площади. Агора греческого и форум римского города — это средоточие всей городской жизни — дают возможность хотя бы приблизительно определять численность гражданского населения го¬ рода, степень его благосостояния, отражающегося в количестве и ка¬ честве построек культового и гражданского характера, а также влия¬ ния чужеземных культур, проявляющегося в архитектуре строений. Само сокращение или расширение городских центров позволяет су¬ дить о происходивших в государствах переменах. Так, появление на¬ ряду со старым республиканским форумом множества форумов им¬ ператорских с их многочисленными портиками и базиликами, при¬ способленными для праздного времяпрепровождения, не менее вы¬ разительно, чем литературные источники, повествует о составе римского населения в императорскую эпоху. Зрелищные сооружения. Значительную информацию о жизни древ¬ них городов дают также и зрелищные сооружения, издавна тесно свя¬ занные с культами (так, снабженные широкими ступенями дворы критских дворцов предназначались для ритуальных игр с быками). Греческие театры, раскопанные во многих городах Балканской Греции, Сицилии, Южной Италии, греческого побережья Малой Азии и Причерноморья, — источник самых различных сведений. Свя¬ занные с культом Диониса, они, начиная с первого театра, сооружен¬ ного в Афинах, показывают широкое распространение культа этого бога в греческом мире. Поскольку театральные состязания были неотъемлемой частью жизни гражданина демократического полиса, театры позволяют по их вместимости определить число граждан того или иного города, значительно возрастающее в эллинистическую эпо¬ ху. Они демонстрируют достижения древних не только в области ар¬ хитектуры, но и в сфере акустики, наглядно подтверждая информа¬ 22
цию римского теоретика архитектуры Витрувия о таком устройстве ступеней, которое усиливало идущий с нижней площадки голос акте¬ ров. Греческие театры были не только зрелищным, но и важнейшим общественным учреждением, в котором порой оглашались принятые советом или народным собранием решения. Именно с этой их ролью связаны официальные тексты, порой наносившиеся на окружавшие их стены (например, в театре эллинистической Спарты, в театре Аф- родисия римского времени). Особым видом театра, уже не связанным с культовыми церемо¬ ниями, были одеоны (крытые театры), предназначенные для музы¬ кальных состязаний и впервые появившиеся в Греции в середине V в. до н. э., в Риме — лишь в I в. до н. э., да и то не в столице, а в Помпеях. В наилучшей сохранности до нас дошел построенный во II в. н. э. монументальный одеон Герода Аттика у подножия афинского акро¬ поля. В отличие от греческих римские театры, мало где сохранившиеся, уже самими своими размерами, не сопоставимыми с величиной амфи¬ театров, подтверждают второстепенную роль театральных представ¬ лений, отмечаемую литературными источниками. И напротив, неве¬ роятное обилие амфитеатров не только в Риме и Италии, но и во всех римских провинциях, свидетельствует о том месте, какое занимали в жизни римлян гладиаторские бои. Некоторые из амфитеатров Афри¬ ки могли бы соперничать вместимостью с римским Колизеем. Греческие спортивные комплексы. Особый вид архитектур¬ ного памятника — палестры, предназначенные для спортивных уп¬ ражнений детей и подростков, и гимнасии, посещавшиеся взрослым населением и включавшие, наряду с чисто спортивными комплекса¬ ми, места для отдыха и научных занятий. Наиболее известны (благо¬ даря тому, что их избрали для своих философских бесед с учениками Платон и Аристотель) два афинских гимнасия, один из которых рас¬ полагался в садах героя Академа, другой — в роще Аполлона Ликейс- кого. От этих и ряда других гимнасиев и большинства палестр гречес¬ ких городов (за исключением прекрасно сохранившейся палестры Приены) остались незначительные следы. Зато спортивный комплекс для общегреческих состязаний в Олимпии после длившихся столетие с лишним раскопок предстал во всем многообразии памятников (па¬ лестры для подготовительных тренировок, стадион, ипподром, сопут¬ ствующие спортивному комплексу храмы и общественные здания). Система водоснабжения. По мере роста городов усложнялась проблема водоснабжения. По сохранившимся упоминаниям у отдель¬ ных авторов и особенно по специально посвященному водопроводам 23
трактату римского ученого II в. н. э. Фронтина мы знаем, как она решалась. Но при всей значимости литературных свидетельств глав¬ ным источником служат сами эти сооружения — от простых колодцев и резервуаров для сбора дождевой воды до сложных строений (вось¬ мисотметровый тоннель, пробитый в толще скалы в VI в. до н. э. на Самосе, водопроводные сооружения того же времени в Мегаре, зна¬ менитые римские акведуки, рассеянные по всей территории римской державы и особенно хорошо сохранившиеся в Италии, Франции и Испании). Обнаруженные во многих городах античного мира остатки глиняных и свинцовых труб неоспоримо свидетельствуют о гораздо более широком использовании водопроводов, чем можно было бы представить по трудам античных авторов. Вместе с тем применение свинца показывает незнание в древности вредных свойств этого ме¬ талла. Центуриация. Разделение между гражданами относящейся к го¬ роду сельской территории долгое время было известно только в Хер- сонесе, где владельцы обозначали границы своих участков камнями, обильно наносимыми каждую весну с гор. В настоящее время благо¬ даря успехам аэрофотосъемки такое размежевание, названное в новое время латинским словом «центуриация», обнаружено и в ряде других греческих городов; особенно четкие его следы видны в Кавлонии и Метапонте (Южная Италия). В ряде мест, в частности на территории Херсонеса, сохранились также остатки усадеб, виноградные прессы, зерна культурных растений, позволяющие реконструировать сельско¬ хозяйственную деятельность горожан. Греческие усадьбы и римские сельские виллы. Воссозда¬ ние картины сельского хозяйства в античном мире невозможно без археологического изучения сельских жилищ и вилл, которое раньше всего началось в Северном Причерноморье, где усилиями российских и украинских ученых реконструирован тип сельской усадьбы, вычис¬ лены размеры отдельных усадеб и выяснено конкретное распределе¬ ние сельскохозяйственных культур. Удалось также установить тип сельского дома, жилые и хозяй¬ ственные помещения которого, как и в городе, располагались вокруг двора. Но в отличие от приспособленного для отдыха озелененного дворика — это большие хозяйственные дворы, вымощенные камнем. В сельской усадьбе намного больше хозяйственных помещений, чем в городском доме. Обычно при раскопках обнаруживают погреба, слу¬ жившие хранилищами вина, масла и зерна, зерновые ямы, цистерны для воды, площадки, оборудованные для выжимки виноградного сока и масла, рядом с которыми нередки находки давильных прессов. 24
В тех из греческих колоний, где постоянной была угроза, исходя¬ щая от варварского мира, и на тех островах, которые жили в постоян¬ ном ожидании пиратских нападений, в усадьбах возводили башни. Такие башни хорошо изучены в Крыму на Гераклейском полуострове и на ряде Кикладских островов. Культовые сооружения. Храмы, алтари и священные участки, находившиеся как в верхнем, так и в нижнем городе, а также и за его пределами, — это не только памятники искусства, раскрывающие ис¬ торию греческой, этрусской, римской или карфагенской архитектуры и скульптуры. Культовые сооружения позволяют определить эконо¬ мический потенциал города, межгосударственные связи и взаимовли¬ яния; они помогают понять принципы, на которых строились отно¬ шения людей с их богами, демонстрируя изменения, происходившие на протяжении веков в религиозных культах и пантеонах различных народов. Особенно значимы общегреческие и общефиникийские культо¬ вые центры — такие, как комплексы Олимпии, Дельф, Эпидавра для Греции, храм Мелькарта для финикийско-пунийского населения. Загородные виллы императоров и римской знати. Из за¬ городных резиденций императоров известен знаменитый комплекс, созданный по распоряжению императора Адриана в Тиволи (близ Рима), и Вилла Армерина императора Максимиана в Сицилии. Са¬ мая крупная из раскопанных к нашему времени частных вилл — так называемая «Вилла папирусов» под Геркуланумом стала великолеп¬ ной иллюстрацией к сохранившимся в литературе характеристикам подобного рода сооружений, возводимых римской знатью во всех приспособленных для отдыха местах. Дороги. Способствуя сообщению между городами и странами, служа миру и войне, дороги также проделали свой цивилизационный путь — от земляных и скальных к мощеным и снабженным всем необ¬ ходимым для ориентации и быстрого продвижения. Грекам, пользовав¬ шимся в силу географических условий тропами и короткими скальны¬ ми дорогами, служившими для перевозки строительных материалов, чудом казалась «царская дорога», соединявшая столицу Персии Сузы с побережьем Эгейского моря. Первоначально не столь длинные римс¬ кие дороги превзошли все, что было создано в древности в области дорожного строительства. Сеть мощеных римских дорог с их грунтовы¬ ми ответвлениями покрыла сначала Италию, а затем и весь круг земель. Строителей дорог не останавливали ни болота, ни высокие горы, ни дремучие леса, ни пустыни. Проникая туда, куда с трудом добира¬ 25
лись пешеходы, они распространяли образ жизни, чуждый местному населению, и сводили к общему римскому знаменателю достижения всех предшествующих культур. Высокое техническое совершенство римских дорог сделало их трассами в будущее: позволив перешагнуть границы античной цивилизации, римские дороги сохранялись и в Средние века, и частично используются в наши дни. Но большая часть их стала известна благодаря археологическим исследованиям вместе с теми памятниками, которые обрамляли дороги. Порты и корабли. Морские дороги оставляли следы лишь на морском дне — обломками затонувших кораблей. Но их исходные и конечные пункты — порты — доступны изучению благодаря архео¬ логии, которая дополнила рассказы древних авторов точными тех¬ ническими деталями. Изменения береговой линии привели к погру¬ жению древних портовых сооружений на морское дно или их исчез¬ новению под толщей наносов. Аэрофотосъемка в сочетании с рабо¬ тами водолазов и аквалангистов выявила искусственные молы и портовые сооружения Самоса, Пирея, Александрии. Два порта Кар¬ фагена, торговый и военный, соединенные каналом, вместе с вер¬ фями для строительства кораблей обнаружены в ходе недавних рас¬ копок в Тунисе. Сохранившиеся в ряде городов (Херсонес, Тир, Рим, пунийская ко¬ лония Моция, Карфаген с недавно обнаруженными остатками двух га¬ ваней, военной и торговой) портовые сооружения дают представление об организации судоходства, демонстрируя и уровень инженерного ис¬ кусства греков, римлян, этрусков и карфагенян, и — что еще более зна¬ чимо — позволяют судить о масштабах торговли в разные периоды ис¬ тории этих народов. Количество таких памятников за последние деся¬ тилетия возросло благодаря успехам подводной археологии. Среди памятников, которым мы обязаны подводной археологии, особое место занимают поднимаемые с морского дна корабли, начи¬ ная с затонувшего близ берегов Малой Азии у мыса Гелидонии древ¬ нейшего корабля крито-микенской поры с грузом медных и оловян¬ ных слитков в виде бычьих шкур, служивших древнейшими деньга¬ ми, и вплоть до различных типов кораблей римского времени, как военных и торговых, так и предназначенных для развлечений римс¬ кой знати (знаменитые два прогулочных корабля Нерона, найденные на дне озера Неми). Античное производство. За последнее столетие, когда в сферу археологического исследования включается все большее число не только крупных, но и мелких городов и сельских поселений, значи¬ 26
тельно возрос объем материала, способствующего доскональному изу¬ чению античного производства, оставляемого, как правило, в тени древними авторами. Производственные комплексы. Значительную ценность для изуче¬ ния экономики древних государств имеют выявленные во многих го¬ родах остатки производственных комплексов (ремесленные мастерс¬ кие, кузницы, рыбозасолочные чаны). Целиком эти памятники дохо¬ дят до нас редко (за исключением почти повсеместно обнаруживаемых гончарных печей), и об их облике можно судить главным образом по изображениям на сосудах (единственно хорошо сохранившаяся мас¬ терская по изготовлению орудий труда раскопана в Приене). Гораздо чаще находят отдельные предметы, связанные с ремесленным произ¬ водством (например, использовавшиеся литейщиками еще с микенс¬ ких времен каменные или гипсовые формы для отливки восковых мо¬ делей, открытые или разъемные), и орудия труда. Еще чаще в руки ар¬ хеологов попадают сами ремесленные изделия — из металла, стекла, фаянса, слоновой кости, янтаря. Их находят и в захоронениях, и на территории городов и сельских поселений. Благодаря им воссоздается картина жизни в мирное и военное время, неповторимая в своей спе¬ цифичности для каждого из народов античного Средиземноморья. Рудники и каменоломни. Добыча камня документирована сохра¬ нившимися древними каменоломнями; добыча металла — рудниками Испании, Тайгета (Спарта), Тавра (Малая Азия), уходившими на 120 метров в глубину серебряными рудниками Лавриона (Аттика); вып¬ лавка — плавильными печами. Наиболее знаменит огромный метал¬ лургический комплекс этрусков на о. Эфалия (совр. Эльба); изучение химического состава шлаков, оставленных античными металлургами, показывает, что значительное количество металла шло в отходы. Орудия труда. Об уровне производства, в том числе и сельскохо¬ зяйственного, свидетельствуют орудия труда, производившиеся главным образом в городских, но порой и сельских мастерских и кузницах. На территории греческих усадеб и римских сельских вилл посто¬ янно находят ручные мельницы, зернотерки и те из орудий сельско¬ хозяйственного труда, которые имеют металлические детали. Пред¬ ставление о несохранившихся бороне и древнейшем типе деревян¬ ного рала, использовавшегося для разрыхления земли до появления в V в. до н. э. плуга, мы имеем по изображениям на сосудах. Наибо¬ лее древний железный наральник, напоминающий лопату с загну¬ тыми краями, найден в сицилийском святилище богинь плодородия Деметры и Коры (VI в. до н. э.). Несколько наральников V—III вв. до н. э., также железных и также лопатообразных, но без загнутых кра¬ 27
ев, обнаружено на территории греческих колоний Северного При¬ черноморья. Значительно чаще встречаются железные серпы, мотыги разного типа (широкие в виде квадрата, опущенного острием вниз, однозу¬ бые, двузубые). Сохранились также трехзубые вилы и косы. Непременная принадлежность почти каждого как городского, так и сельского дома — ручные зернотерки и ручные мельницы. Несколь¬ ко реже находят целиком или в отдельных деталях орудия труда сто¬ ляров, каменотесов, строителей, ремесленников, занятых литьем и об¬ работкой металла: топоры, одноручные и двуручные пилы, молоты, зубила, ломы, кувалды, рубанки, сверла, долота, напильники, линей¬ ки, циркули, отвесы. На местах древних монетных дворов сохрани¬ лись формы для отливки металлических кружков и штемпели, пре¬ вращавшие еще не остывший кружок металла в монету. Оружие. Среди изделий из металла особое место занимает оружие. Обнаруженное в захоронениях, на местах древних сражений и в хра¬ мах, где оно служило приношением богам, даровавшим победу, ору¬ жие повествует не только о мастерстве изготовителей и искусстве гра¬ веров, но и об изменениях в военном деле, о специфике вооружения разных народов, о взаимовлияниях в ходе бесконечных военных стол¬ кновений. Вместе с тем это документальное подтверждение известных нам по литературным источникам войн и изменений в жизни общества, отражавшихся на военной организации и вооружении. Так, выделе¬ ние родовой верхушки в раннегреческом обществе нашло отражение в резком различии в вооружении знатных воинов и рядовой воинской массы. Переход к демократическим государствам в военном деле ото¬ звался введением гоплитского строя, который мы можем представить как по рисункам на вазах, так и по найденному оборонительному и наступательному оружию гоплитов; копья и дротики легковооружен¬ ных воинов также хорошо известны благодаря массовым находкам наконечников. Среди различных видов вооружения наибольшую ценность для исследователя представляют мечи. В силу массовости находок и ха¬ рактерных для каждого народа особенностей формы клинка и рукоят¬ ки меча они позволяют прослеживать передвижения и торговые кон¬ такты народов в ранний период средиземноморской истории, не ос¬ вещенный литературными источниками. Так, экспансия «народов моря» прослеживается по особой форме короткого меча, удостове¬ ренного также изображением наемников-шарданов с этим мечом на египетском рельефе XIII в. до н. э. Появление в районах греческих колоний Северного Причерноморья новых кочевников — сарматов — 28
подтверждается находками длинных сарматских мечей, сменивших короткие скифские. Керамические изделия. Керамика — один из самых ценных памят¬ ников материальной культуры. Изделия из обожженной глины, обла¬ дающие лучшей сохранностью, чем многое из того, что было создано человеческими руками, археологи находят в массовом количестве в любом из поселений. Их можно рассматривать как своего рода инди¬ каторы культурных различий, развития и родственности культур; их форма и нанесенный на них рисунок — показатель творческих спо¬ собностей и художественного вкуса изготовителей. Керамика прочер¬ чивает пути переселений и торговых контактов народов, а также по¬ зволяет установить влияние, оказываемое одними народами на дру¬ гие. В этом смысле особенно информативна керамика местного насе¬ ления в районах, охваченных греческой колонизацией, запечатлевшая в одних случаях процесс постепенной эллинизации окружающих зе¬ мель, в других — сохранение местным населением в противоборстве с пришельцами своей самостоятельности. Керамику (за исключением самой дешевой грубой посуды) обыч¬ но расписывали, что дает твердую основу для верхней границы дати¬ ровки. Вместе с тем расписная греческая, этрусская, карфагенская, римская керамика своим декором дополняет наши сведения по ми¬ фологии этих народов, наглядно иллюстрируя мифологические сю¬ жеты. Изображения на сосудах становятся источником для изучения быта, ремесла, военного дела, спорта. Среди расписанных керамических сосудов особенно примечательны так называемые панафинейские амфоры. Заполненные священным мас¬ лом, они выдавались победителям на панафинейских играх в Афинах. Зерно, вино и оливковое масло хранили и перевозили в амфорах, глиняных остродонных сосудах крупных размеров с широким или уз¬ ким корпусом, длинным горлом и двумя ручками. Они упомянуты уже Гомером. Города и сельские поселения, производственные комп¬ лексы, общественные и частные свалки, склады торговцев, остатки кораблекрушений — все это места их массовых находок. Различия в конфигурации сосудов, цвете и примесях глины служат критерием при определении места выработки амфор и, следовательно, показате¬ лем проделанного сосудом пути от производителя к потребителю. До¬ полнительную и более точную информацию дают амфоры с клеймами, удостоверяющими их соответствие определенным стандартам. В пол¬ ном своем варианте клеймо содержало название города-изготовите¬ ля, имя должностного выборного лица (астинома), имя изготовителя амфоры, а также эмблемы обоих этих лиц. Амфоры, простые и осо¬ бенно с клеймами, позволяют определять хронологию погребений, кораблекрушений^ культурных слоев поселений; они дают сведения о 29
динамике торговли того или иного города, об участниках торгового обмена по отдельным историческим периодам, о развитии производ¬ ства керамической тары и ее создателях, ставших для нас, благодаря клеймам, историческими лицами. Изделия из стекла. Дошедших до нас стеклянных изделий значи¬ тельно меньше, чем металлических и тем более керамических, однако их вполне достаточно для того, чтобы составить представление о раз¬ витии стекольного производства и о месте стекла в жизни античного человека. Среди стеклянных изделий сохранились и сосуды, и укра¬ шения, в которых стекло выступает в качестве замены ценных пород камня, и кусочки мозаики, а для более позднего времени — осколки оконного стекла. По находкам установлено, что литье (техника, изве¬ стная задолго до изобретения выдувания), прессовка, обесцвечива¬ ние стекла (впрочем, применявшееся крайне редко из-за предпочте¬ ния цветных стекол) и изготовление мозаичных стекол относится к IV в. до н. э. (ранее использовался более примитивный способ обволаки¬ вания непрозрачной стеклянной массой глиняно-песчаной основы). Наибольшее распространение сосуды из высоко ценившегося в древ¬ ности мозаичного стекла получили в Александрии. Количество изде¬ лий из стекла резко возрастает с середины I в. до н. э., когда стеклян¬ ные сосуды перестают быть предметами роскоши и входят в широкое употребление в связи с изобретением техники дутья. Среди предметов роскоши особенно великолепны имитации камей, характерные для эллинистического времени, и изготовлявшиеся в Италии в период империи резные и рельефные стекла и стекла с вплавленными в них гравюрами. Существенные коррективы вносит археология в вопрос о времени применения оконных стекол. Вопреки бытовавшему на основании литературных источников мнению, раскопки Помпеи показали, что оконное стекло начали использовать не в поздней империи, а значи¬ тельно раньше, уже в I в. н. э. Кирпич. Клеймили не только керами¬ ческую тару, но часто и обожженные кир¬ пичи, типичный строительный материал в римской архитектуре, полностью отсут¬ ствующий в греческом монументальном строительстве. Клейма на кирпичах позво¬ ляют с точностью установить время созда¬ ния построек. Так, только благодаря клей¬ мам было установлено, что здание Панте¬ она в том виде, в каком оно дошло до нас, возведено императором Адрианом, хотя на Клеймо на кирпиче фасаде его значится имя сподвижника Ав¬ 30
густа Агриппы; что при Адриане же отстроена большая часть римско¬ го порта Остии, в отношении которого можно проследить каждый этап строительства. Важны и находки кирпича необожженного, ха¬ рактерного для массового строительства в мелких городах и сельской местности, поскольку позволяют установить тип строительства. Так, спрессованные массы необожженного кирпича, впервые обнаружен¬ ные в середине XX в. в этрусском городе Рузеллах, позволили опреде¬ лить строительную технику, применявшуюся в этрусских городах при возведении жилых домов (стены из необожженного кирпича на фун¬ даменте из речной гальки). Черепица. Менее информативны находки черепицы. Ввиду ста¬ бильности ее формы (плоской или выпуклой, клавшейся вперемежку с плоской) она дает не столь точную хронологию, как керамическая посуда и кирпич; ее датировка к тому же трудоемка и не всегда дос¬ тупна, поскольку производится специальной аппаратурой, фиксиру¬ ющей электромагнитные поля времени обжига. Однако и в этом од¬ нообразном материале встречаются уникальные находки. Так, в руи¬ нах одного из зданий недавно раскопанного в современном местечке Акваросса этрусского города, оставленного жителями в VI в. до н. э., обнаружено значительное количество расписной черепицы со схема¬ тическими изображениями коней и птиц, чередовавшейся на крыше обрушившейся постройки с привычным типом черепицы выпуклой. Фибулы. Об одежде греков, этрусков и римлян мы узнаем по изображениям на статуях, фресках, вазах, монетах. Сами одеяния за редчайшими исключениями не сохранились, но в огромном количе¬ стве дошли пряжки, скалывавшие края одежды, — фибулы, предше¬ ственницы современных булавок и пуговиц. Они изготовлялись из кости, металла, нередко драгоценного, и порой представляли собой высокохудожественные изделия. Различаясь по форме и украшени¬ ям, фибулы позволяют судить о перемещениях народов бронзового и железного веков, о распространении и взаимодействии культур (полагают, что изобрели их индоевропейцы), а также последователь¬ ности их развития. Фибула, как и ее упрощенная предшественница — имевшая го¬ ловку, но не снабженная застежкой булавка — представляет собой не менее массовый и не менее ценный датирующий материал, чем кера¬ мика. Появившись у индоевропейцев в III тысячелетии до н. э. и во II тысячелетии распространившись вместе с ними по Европе, Малой Азии и Ирану, к концу бронзового века примитивная булавка где-то на территории Центральной Европы или Балканского полуострова превращается в снабженную застежкой фибулу, которая стремитель¬ но распространяется с начала I тысячелетия по всей Европе, включая Пиренейский полуостров и Британские острова, и продвигается на 31
восток вплоть до Иранского нагорья. В остальные регионы Средизем¬ номорья ее приносят сначала греки, затем римляне. Разнообразие форм фибул, соответствующих определенному вре¬ мени и определенному региону производства, способствует точной датировке всего содержащего их культурного слоя, особенно начиная с железного века, когда значительно увеличивается количество типов фибул и вариантов внутри каждого типа. Пряслицы. Ткацкое ремесло, находившееся у греков под покрови¬ тельством богини-ремесленницы Афины, не могло из-за хрупкости своего материала оставить столь же ясных следов, как гончарное. Но и оно, утратив деревянные части станков, нити и пряжу, сохранило глиняные или каменные пряслицы — кольца, надевавшиеся на вере¬ тено для придания ему при вращении устойчивости. Их находят едва ли не в каждом греческом и римском жилище, ибо прядение было домашним женским ремеслом, которым занимались все — сельские жительницы и горожанки, рабыни и дочери знати, даже в тех случаях, когда сами они носили ткани, изготовленные в специальных ремес¬ ленных мастерских. Украшения. Украшения, среди которых особенно часто встреча¬ ются женские бусы (целиком или отдельными бусинами), серьги, под¬ вески, а также употреблявшиеся и женщинами и мужчинами кольца и перстни (иногда с печатями) — обычный погребальный инвентарь многих захоронений. По украшениям можно судить не только о тех¬ нике ювелирного ремесла, но и об уровне развития общества, а также и о торговых контактах между отдельными городами и целыми стра¬ нами. Так, находки ювелирных изделий в могилах VIII—VII вв. до н. э. на территории Лация и Кампании, показали значительно более вы¬ сокий уровень культуры этого региона в период раннеримской исто¬ рии, чем это считалось прежде. Наиболее знаменитые из ювелирных изделий греческих мастеров найдены в курганах скифских царей; в пределах Апеннинского полуострова наибольшее количество украше¬ ний дали этрусские захоронения. Зеркала. Чрезвычайно интересным источником являются бронзо¬ вые зеркала этрусков, в изобилии извлекаемые из погребений. Это не только свидетельство высочайшего мастерства, но и немая книга эт¬ русской религии и мифологии. На них, как правило, располагаются по трем поясам изображения, связанные с сюжетами нижнего, зем¬ ного и верхнего миров. Зеркала в значительной степени компенсиру¬ ют отсутствие религиозных этрусских текстов. На основании нане¬ сенных на них изображений мы получаем значительно больше ин¬ формации, чем при изучении рисунков на стенках сосудов или статуй и многочисленных бронзовых фигурок богов. Помимо сцен, относя¬ 32
щихся к этрусскому ритуалу и чисто этрусским богам, значительный интерес представляют интерпретированные этрусскими мастерами сюжеты, знакомые нам по греческой мифологии. Цисты. По сюжетным изображениям к зеркалам близки цисты — небольшие ларцы для хранения драгоценностей или иных мелких предметов, распространенные, как и бронзовые зеркала, преимуще¬ ственно в этрусской среде и, подобно зеркалам, развертывающие пе¬ ред нами серии мифологических сцен. Скульптура и рельефы. Скульптура и рельефы были первыми памятниками, попавшими в поле зрения людей нового времени, по¬ скольку в значительном количестве сохранились в руинах храмов и на надгробиях. По мере расширения фронта археологических работ их количество постоянно увеличивается в ходе раскопок храмовых тер¬ риторий, некрополей, городских площадей и домов (римский форум, форум и особняки Помпеи и особенно Олимпия, давшая около 2 ООО ста¬ туй). Среди них немало шедевров знаменитых и безвестных мастеров, позволяющих раскрыть историк^ развития греческого, этрусского, римского, пунического искусства. Но и те памятники, которые созда¬ ны трудом рядовых ремесленников, имеют для историка не меньшую ценность, поскольку больше, чем какой-либо иной материал, служат источником для изучения этнического типа (что особенно важно для решения проблемы происхождения этрусков), внешнего облика, одежды, причесок, вооружения, наград, особенно широко распрост¬ раненных в римской армии и тщательно высекавшихся на груди их изваянного обладателя. Фрески. Первые образцы античной живописи стали известны в новое время благодаря раскопкам Геркуланума и Помпеи. Столетие спустя, с первой четверти XIX в., к ним присоединились фрески эт¬ русских могил, число которых к настоящему времени исчисляется уже сотнями. Греческая живопись долгое время могла изучаться лишь в отраженном свете тех рисунков, которые наносились на керамичес¬ кие изделия. Фресковая живопись греков стала известна сравнитель¬ но недавно благодаря находке в Южной Италии среди луканских мо¬ гил Пестума гробницы, расписанной греческим мастером. Одновре¬ менно массовые находки фресковой живописи в луканских гробни¬ цах показали, что греческое искусство, оказавшее влияние и на этрусскую, и на римскую живопись, проникло и в мир более прими¬ тивных племен, заселявших Южную Италию. Восприняв греческую технику фрески, они внесли в нее собственную художественную фан¬ тазию. 33
Фрески не только отражают пути развития античного искусства, но являются одновременно ценным источником для изучения мифо¬ логии и религиозных ритуалов, а порой и исторических событий (при¬ мером может служить фрагментарно сохранившаяся фреска с изобра¬ жением последних мгновений жизни Спартака, найденная в Помпеях в доме, принадлежавшем участнику подавления спартаковского вос¬ стания). Мозаика. Подобно рельефам и фрескам, мозаика — источник, изучаемый не только искусствоведами, но и историками. Как и дру¬ гие памятники древнего декоративного искусства, она чрезвычайно информативна, особенно при изучении мифологии и быта. Наиболее насыщены мифологическими сюжетами, особенно связанными с По¬ сейдоном, мозаики, обнаруженные на территории Туниса. Захоронения. Немало могут рассказать о жизни народов и за¬ хоронения. Информацию несут не только находимые в них материа¬ лы, отражающие быт, культуру, уровень социального расслоения об¬ щества, и предметы, дающие возможность датировки, но и сами мо¬ гилы, особенно когда в распоряжении науки оказывается не отдель¬ ное захоронение, а некрополь в целом. По обряду погребения и типу могилы определяется принадлежность к тому или иному народу, что позволяет проследить пути миграций, уточнить границы завоеваний времени образования империй. Антропологическое исследование черепов вносит вклад в уточнение этнического состава населения. Значимость памятника увеличивается, когда выявляются также и надгробные стелы с надписями и рельефами. Особенно информа¬ тивны надписи на римских над¬ гробиях. Благодаря высеченным на кам¬ не именам, надписям и изображе¬ ниям становится возможным не только установить этнический со¬ став, религиозную принадлеж¬ ность, круг занятий населения, степень расслоения общества, но очертить ареал распространения власти того или иного народа или расселения какой-то его части за пределами основной территории. Для микенского периода гре¬ ческой истории типичны шахто¬ Этрусская скальная гробница в районе Тосканы 34
вые гробницы с коллективными захоронениями и гигантские толосы (круглые в плане купольные гробницы). В античный период греки хоронили своих покойников в небольших индивидуальных могилах с великолепно оформленными надгробиями. Для этрусков типичны покрытые фресками камеры, расположенные как в огромных тумуло- сах (покрытых землей искусственных каменных холмах, порой дости¬ гавших значительной высоты), так и в выбитых в скале помещениях и постройках в виде домов, расположенных на поверхности. Этрусские некрополи, в отличие от погребальных комплексов других средизем¬ номорских народов, помогают восстановить облик города, поскольку большей частью этрусские города мертвых представляют собой как бы города живых в миниатюре — с тем же расположением «улиц», таким же архитектурным декором «домов». Наряду с захоронениями в индивидуальных могилах, содержащих урну с пеплом или саркофаг с телом покойного, этруски с III—II вв. и римляне с I в. до н. э. практиковали неизвестный другим народам тип коллективного погребения в колумбариях, небольшие ячейки которых могли принять множество погребальных урн людей, не имевших средств на более дорогое посмертное место. Со II—III вв. н. э. у рим¬ лян вошли в употребление колумбарии, ниши которых вмещали це¬ лые саркофаги. Для карфагенских могил, обычно коллективных, характерна их необычайная глубина с расположением праха покойников на раз¬ ных этажах, доступ к которым обеспечивался выбитыми в стене ступенями. Еще более специфический тип захоронений — финикийско-пу¬ нические тофеты. Тофет — типичное для финикийского населения кладбище для ритуальных захоронений младенцев, посвященных вер¬ ховному богу. Прекрасная сохранность установленных над захороне¬ ниями стел знакомит нас с карфагенским изобразительным искусст¬ вом, демонстрируя сосуществование в нем и реалистической и абст¬ рактной традиций. Монументальные памятники мировых столиц. До после¬ днего времени наиболее известны были монументальные памятни¬ ки Рима, значительная часть которых сохранилась на поверхности: это и грандиозный табулярий для хранения государственного архи¬ ва, и храмы, и зрелищные сооружения, и императорские дворцы, и триумфальные арки, и мавзолеи Августа и Адриана. От знаменитого Пергамского алтаря остался только опоясывавший его рельеф с изображением битвы богов и гигантов, от не менее знаменитого Га¬ ликарнасского мавзолея, считавшегося одним из семи чудес света, — несколько разрозненных фрагментов рельефов, выполненных луч¬ 35
шими из греческих мастеров IV в. до н. э. Считалось, что и другое чудо света — Александрийский маяк — навсегда утрачено для на¬ уки, поскольку до последнего времени имелось лишь несколько из¬ влеченных из турецкого бастиона плит, но недавно на морском дне близ Александрии были обнаружены его обломки, покрывавшие по крайней мере два квадратных километра подводной поверхности. Все эти памятники монументальной пропаганды древности свиде¬ тельствуют о радикальных изменениях в сфере идеологии, наступив¬ ших с установлением империй. Оборонительные стены. Для понимания политической и во¬ енной истории античности большое значение имеет изучение древ¬ них фортификаций — от защитного пояса стен, окружавших города, до «лимеса» — линии укреплений вдоль границ Римской империи, следы которых, выявленные вдоль всей северной ее границы, яснее любого исторического труда демонстрируют перелом во внешней по¬ литике Рима во второй половине II в. н. э. От древнейшего периода средиземноморской истории дошли ру¬ ины стен Трои, Микен, Тиринфа, Афин и ряда поселений на Киклад- ских островах. В античное время лучше всего оборонительные соору¬ жения сохранились в Херсонесе, Элее, Метапонте, Акраганте, среди городов римских провинций Востока — в Афродисии, Тимгаде, Паль¬ мире, на Дунае — в Аполлонии; на территории провинции Герма¬ нии — в Трире, где они отличаются особенной мощью, наглядно де¬ монстрируя положение римских поселенцев в землях порабощенных германских племен. В Италии остатки стен, ставших ненужными с объединением полуострова под властью Рима, имеются в самом Риме (отдельные участки Сервиевой стены царского периода, Аврелиева стена времени империи, охватывающая значительную часть террито¬ рии города) и в Помпеях. Стены и рвы, окружавшие древние города, помогают воссоздать их политическую историю там, где не сохранилось свидетельств в нар¬ ративных источниках, и уточнить ее там, где имеется материал для сопоставления с трудами древних авторов. Особенно информативны стены Херсонеса, каждая перестройка которых становится новой гла¬ вой, проясняющей взаимоотношения с окружающими воинственны¬ ми племенами, и стены Помпеи, эта каменная летопись пережитых городом перипетий, хранящая следы каменных ядер из катапульт, на¬ веденных на город Суллой в годы Союзнической войны. Надписи. Начиная с XIX в. ни одно из сколько-нибудь серьез¬ ных исследований по истории античности не обходится без эпигра¬ фического материала. Посвятительные надписи в честь богов, ис¬ 36
пещрявшие стены храмов и алтарей или нанесенные на вотивные (приносимые в дар богу) предметы; надписи на надгробиях, порой довольно подробно повествующие о жизни покойного; на межевых и милевых столбах; строительные надписи с указанием инициато¬ ров постройки или восстановления того или иного здания; надписи на сосудах и других предметах; декреты в честь различных лиц; офи¬ циальные постановления народных собраний, выставлявшиеся на всеобщее обозрение; типичные для Рима краткие календарные за¬ писи и, наконец, разного рода объявления, а то и просто оставлен¬ ные людьми на стенах замечания по различным поводам — все это не только дополняет литературные источники, но порой значитель¬ но их корректирует, позволяя увидеть факты античной истории не в субъективном изложении тех или иных авторов, а взятыми из жизни и сохранившими ее дыхание. Недаром основатель отечественной эпиграфики Ф. Ф. Соколов писал: «Внимая надписям, как бы слы¬ шишь голоса, отрывки разговоров дня, которому минуло две тысячи лет. Камни становятся краеугольными камнями науки о древности». И действительно, эпиграфика позволяет нам узнавать о событиях, которые никогда не попадали в свитки известных историков, бу¬ дучи незначительными в общем потоке общегреческой истории, о заботах и радостях горожан, о вы¬ дающихся людях, которыми гор¬ дился полис. Так, в Херсонесе об¬ наружена надпись в честь местно¬ го историка Сириска, чье имя ни разу не проскользнуло в трудах дошедших до нас авторов. Греческие и латинские надпи¬ си столь обильны, что стало воз¬ можным издавать их в виде тема¬ тических сборников, из которых наиболее интересны собрания тек¬ стов по отдельным городам Бал¬ канской Греции и побережья Ма¬ лой Азии, по греческим колониям Северного Причерноморья, Афри¬ ки, юга Италии и Сицилии, по римским провинциям в целом и по входящим в них городам, по исто¬ рии христианства, по митраизму, по отдельным римским легионам, 37
стоявшим в различных провинциях, по истории преторианских ко¬ горт и по многим, многим другим вопросам. Этрусских надписей тоже немало — их насчитывается до 11 ООО, но среди них всего несколько крупных или сравнительно крупных текстов. В их числе письмена, нанесенные на льняные пелены, в которые была завернута найденная в Египте и ныне хранящаяся в музее Загреба мумия, а также несколько надписей на твердом мате¬ риале — на терракотовой черепице из Капуи (около трех сотен слов, расположенных в 60 строк); на травертиновой плите из Перуджи (46 строк из 130 слов); на свинцовой пластине из Санта-Маринеллы (60 слов); на двух золотых пластинах из этрусских Пирг (52 слова) с параллельным финикийским текстом; на предназначенной для га¬ даний бронзовой модели печени из Пьяченцы (40 слов, в основном имен богов); на стене погребальной камеры одной из могил Перуд¬ жи (27 слов). Эти надписи могли бы составить основу для дешифровки этрус¬ ского языка, но источником по истории этрусков, за исключением текста из Пирг и печени из Пьяченцы, служить не могут, не будучи (кроме надписи из Пирг) прочитанными. И напротив, для изучения этрусской религии, для понимания этнической картины населения этрусских городов, демографической, а порой и социальной ситуа¬ ции определенный материал дают короткие эпитафии и посвятитель¬ ные тексты, поскольку среди почти сотни прочитанных слов этрус¬ ского языка — числа, названия керамических изделий, термины род¬ ства, должности. Изданы этрусские тексты были в виде семи выпусков «Корпуса этрусских надписей» еще в начале XX в., на современном уровне име¬ ются сборник надписей, выпущенный в 1954 и переизданный в 1968 г., а также двухтомная «Сокровищница этрусского языка» с расположен¬ ными в алфавитном порядке словами с точным указанием надписей, в которых они встречаются, и научным комментарием. Карфагенских надписей к настоящему времени обнаружено до 8 ООО (больше, чем в восточнофиникийском мире), но, к сожалению, это в основном короткие эпитафии и посвятительные надписи богам, главным образом в тофетах. Они, конечно, тоже очень важны, потому что содержащиеся в них имена дают возможность определить, сколь далеко заходило смешение финикийского и местного населения. Но неизмеримо информативней менее обширная группа текстов, в той или иной связи дающая названия городов, что очень ценно в сочета¬ нии с нумизматическим материалом, поскольку литературная тради¬ ция чаще отмечает лишь те города, в которых разворачивались исто¬ рически значимые события, а если и сообщает о небольших городках (подобно Страбону, Плинию и Птолемею в отношении Тингия, Ри- 38
садцира, Русибиса и Цили), то без помощи нумизматики и эпиграфи¬ ки их невозможно было бы идентифицировать. Еще важнее тексты финансовых отчетов, в которых указаны расходы, связанные с опла¬ той храмового персонала, и выставлявшиеся у входа в храмы тарифы со скрупулезным перечислением жертв, предписанных в тех или иных случаях. Папирусы. С 70-х гг. XIX в. к эпиграфическому материалу добав¬ ляется богатейший и постоянно увеличивающийся папирологичес- кий. Достаточно сказать, что серия только папирусов, найденных в Оксиринхе, составляет 20 томов. Изучение истории античного Средиземноморья ныне немыслимо без помощи этих папирусных текстов, находимых прежде всего в Египте, где их сохранности способствовал сухой климат, но также и в некоторых других местах, в частности в Италии, где в ходе раскопок Геркуланума, уничтоженного извержением Везувия, была обнаруже¬ на вилла с философской библиотекой. Папирус — бумага древности, и точно так же, как бумага наших дней, он не рассчитан на длительное хранение. Но мир богат чудеса¬ ми, и Египет наряду со своими пирамидами и храмами эпохи фарао¬ нов оправдал название «страны чудес», сохранив на окраинах городов и деревень в древних мусорных кучах десятки тысяч хрупких папирус¬ ных листков, исписанных преимущественно греческим письмом. Об¬ разованные люди часто приводили в письмах отрывки из любимых литературных произведений, а иногда переписывали эти произведе¬ ния для себя или друзей целиком. Благодаря этому пополнились сбор¬ ники стихов лирических поэтов Алкея, Сапфо, Коринны, Пиндара, Вакхилида, заполнились лакуны во многих трагедиях Софокла, Эв¬ рипида, вернулись в литературу утраченные комедии Менандра, ра¬ нее известные лишь по отдельным фрагментам. Но самым сенсаци¬ онным открытием оказалась обнаруженная в конце прошлого века «Афинская полития» Аристотеля. Порой встречаются целые папирусные архивы (например, архив одной из семей конца III — начала IV в. или военного легата поздней империи), законодательные сборники (в частности, сборник реше¬ ний императора Септимия Севера по юридическим вопросам), сбор¬ ники, связанные с различными религиозными культами (например, большой сборник с текстами литургий). Вместе с тем, наряду с текстами, рассчитанными если не на веч¬ ность, то по крайней мере на ближайшие поколения, в папирусах не¬ измеримо больше, чем в эпиграфике, бытовых записей — писем, ко¬ ротких заметок, чьи авторы и не подозревали о том, что будут прочи¬ таны кем-либо кроме их адресатов. Это свидетели живой жизни про¬ 39
стого люда, вводящие нас в историю их любви и семейных раздоров, их радостей и обид, в их денежные расчеты, в отношения между гос¬ подами и рабами, друзьями и врагами — словом, во все мелочи по¬ вседневной жизни. Они воссоздают не обобщенно-хрестоматийный, а в подлинном смысле живой облик античного человека. Монеты.* Исключительно важный материал для изучения исто¬ рии Средиземноморья дают античные монеты, попавшие в распоря¬ жение исследователей намного раньше не только папирологии, но и эпиграфики. Уже в XVIII в. в Вене, где оказалась огромная коллекция древних монет, была проделана гигантская работа, результатом кото¬ рой явилась подробнейшая классификация 70 ООО их видов. Отсюда необычайное богатство информации, которую дает и сам металл мо¬ нет, и ареал распространения, раскрывающий торговые и культурные связи, и особенно нанесенные на них надписи (легенда монеты) и изображения. Они отражают состояние экономики и финансов горо¬ дов, события политической и культурной жизни, происходящие в го¬ сударствах перемены. Часто лишь по изображениям на монетах мы узнаем о знаменитых статуях (например, о том, как выглядел Зевс в храме Олимпии или Колосс Родосский), об архитектуре давно разру¬ шенных храмов. Порой только монеты сохранили портретные изоб¬ ражения (например, Пифагора). Архаические монеты греческих городов, чеканившиеся из сереб¬ ра, чаще всего с эмблемой города и иногда первыми буквами его на¬ звания на лицевой стороне (аверсе) и ничем не заполненным вдавлен¬ ным квадратом на оборотной стороне (реверсе), не столь информатив¬ ны, как монеты более позднего времени, зато это информация, опе¬ редившая по крайней мере на столетие первые труды историков. Это первые свидетели греческой колонизации, способные рассказать и об интенсивности торговли, и о размахе колонизационного процесса, и о богах — покровителях полиса, а порой и об экономике тех городов, которые сочли нужным запечатлеть на металле то, что считали глав¬ ным в процветании своего города: корабль, колос пшеницы, виног¬ радную гроздь или пчелу. Одновременно они становятся свидетелями и независимости того или иного полиса (поскольку именно с незави¬ симостью связывалось право на выпуск собственной монеты) и куль¬ тов его богов-покровителей. В классический период греческой истории информативность мо¬ нет значительно возрастает благодаря появлению названий городов, а подчас и имен магистратов, при которых производилась чеканка. В связи с включением в V в. до н. э. бронзы в число металлов, использу¬ *Параграф написан А.И.Немировским. 40
емых для чеканки, возрастает и разнообразие монет, что расширяет возможности их использования как датирующего материала. В эллинистическую эпоху греческие монеты постепенно из регис¬ тратора полисной истории превращаются в своего рода портретную галерею правителей держав, возникших на месте полисов, демонст¬ рируя изменения в идеологии греческого общества и в то же время помогая нам заполнить пробелы в политической истории эллинисти¬ ческих государств. Этрусские монеты — медные, золотые и серебряные — появились почти одновременно с греческими — тоже в VI в. Их начали чеканить практически все города Этрурии, что при отсутствии у этрусков пись¬ менной традиции особенно важно для исторической науки: многие из названий этрусских городов определяются только по монетам. Этрус¬ ские монеты, даже когда их находят в греческих городах, спутать с греческими невозможно — и потому, что на них стоят этрусские циф¬ ры, указывающие на их номинал, и по типичным для них изображе¬ ниям (голова горгоны Медузы, якорь и дельфин, символизирующие морскую торговлю, колесо, свидетельствующее о торговле сухопут¬ ной, а также лев, слон, собака, петух, полумесяц, треножник, изобра¬ жения богов — покровителей города, отличающиеся по иконографии от богов греческого пантеона). Почти столетие спустя после лидийских и греческих появляются монеты финикийские и карфагенские — с 480 г. до н. э. в Панорме и Мотии, сицилийских колониях восточнофиникийских городов, по¬ степенно перешедших под власть Карфагена, затем в восточнофини¬ кийских центрах (с середины V в.) и, наконец, в самом Карфагене (с середины IV в.). Если восточнофиникийская монета тесно связана с персидским влиянием, монетное дело Карфагена демонстрирует явную зависи¬ мость от греческого опыта — при всей враждебности карфагенян к главному торговому конкуренту. Изображение на монетах Карфагена и городов, входящих в Карфагенскую державу, Коры или греческой нимфы Аретузы, а также появление в образе чисто финикийского Мелькарта львиной шкуры и палицы греческого Геракла на монетах иберийского Гадеса и прилегающего к Иберии островка Эбисы, или надписи на греческом и пунийском языках на монетах Моции и Па- норма (Сицилия) и производимый в этих городах чекан, основанный на эвбейско-аттической системе веса, говорят о взаимосвязи с грека¬ ми намного выразительней, чем дошедшие до нас литературные ис¬ точники. Карфагенских монет неизмеримо меньше, чем греческих и этрус¬ ских, да и разнообразием типов они не отличаются, но поскольку от Карфагена не сохранилось собственной литературной традиции, а до- 41
Греческие монеты Бактрийского царства шедшие до нас авторы сообщают о жизни карфагенян до их столкно¬ вения с Римом еще меньше, чем об этрусках, эти сравнительно не¬ многочисленные монеты приобретают для нас особое значение, по¬ зволяя, наряду с археологическим материалом, установить направле¬ ния колонизационной деятельности Карфагенской державы, а порой и названия входивших в нее городов, о которых в литературной тра¬ диции нет никаких сведений. Вместе с тем пуническая монета не в меньшей мере, чем греческая или этрусская, отражает картину торговых и культурных контактов, религиозной жизни и экономики, а также позволяет судить о степени зависимости или автономии отдельных частей Карфагенской держа¬ вы от центра и происходящих в ее жизни политических изменениях. Намного позднее, чем у греков, этрусков и финикийцев, лишь около 340 г. до н. э., появилась собственная монета у римлян, хотя в их орбите имели хождение монеты этрусских двенадцатиградий и гре¬ ческие монеты городов Южной Италии и Сицилии. Первой римской монетой был сначала бронзовый, затем медный асе весом в фунт (327,45 г) с изображением на аверсе одного из наиболее почитаемых богов, чаще всего Януса или Юпитера, и кормой корабля на реверсе. И хотя в 289 г. появилась должность триумвиров по чеканке монеты, осуществлявшейся при храме Юноны Монеты (Наставительницы) на Капитолии, вплоть до 275 г. асе оставался единственной римской мо¬ нетой — правда, имевшей деления (в половину, треть, четверть и шес¬ тую часть асса). Впрочем, одновременно с чисто римским ассом в за¬ воеванной Римом Кампании, скорее всего, на монетном дворе Ка¬ пуи, для римлян стали чеканить по местным греческим стандартам серебряные монеты с легендой ROMA, употреблявшиеся в торговле между городами на территории Италии и Сицилии. 42
При всем однообразии ранней римской монеты, она все же фик¬ сирует наиболее значимые события — например, победу над Пирром в 275 г. Не отличаются большим разнообразием сюжетов монеты и после перехода в 269 г. до н. э. от литья к чеканке и появления первой римской серебряной монеты — денария. На первых денариях обыч¬ ным изображением были: на аверсе голова богини Ромы, а на ревер¬ се — братья Диоскуры, с которыми римляне связывали одну из своих побед во время завоевания Италии. Во II в. до н. э., особенно насы¬ щенном войнами, Рому на аверсе вытесняет Марс, реверс украшается Викторией, стоящей на запряженной парой коней триумфальной ко¬ леснице; с конца II и вплоть до начала I в. до н. э. к этому стандарту добавляется несколько эмиссий, запечатлевших конкретные победы в ряде внешних войн, в частности над кимврами и тевтонами. Познавательная ценность монет III—первой половины I в. до н. э. не столько в отражении наиболее значительных внешнеполитических событий, о которых мы знаем и из литературных источников, сколько в возможности датировать по ним другие находки: устанавливается не только общая хронология по характерным для разных периодов ти¬ пам чекана, но становится возможной и точная датировка, благодаря именам монетных триумвиров, часто использовавших предоставлен¬ ное им в 269 г. право ставить на монете свое имя. Начиная с гражданской войны Цезаря и Помпея, монеты стано¬ вятся подлинной летописью перипетий внутренней борьбы. Еще раз¬ нообразнее монеты империи, превращающиеся, с одной стороны, в орудие политической пропаганды, с другой — в портретную галерею не только императоров, но и членов императорского дома. Италия была населена не только латинами; однако монетное дело у других ее народов появилось лишь тогда, когда они потеряли самосто¬ ятельность, и те монеты, которыми стали пользоваться в своих городах сабины, оски, венеты и другие народы Италии, были римскими моне¬ тами. Лишь один раз в римской истории появились на Апеннинском полуострове не римские, а италийские монеты — это были монеты вос- Римские монеты 43
ставших в 90—88 гг. италиков, выражавшие идею противостояния Риму, чей символ — волчицу — попирал на монете италийский бык. Существуют своды античных монет, хранящиеся в отдельных му¬ зеях (среди них — многотомный Британского музея), своды монет по отдельным регионам античного мира и тематические собрания. Тессеры. Особый вид источника представляют собой тессеры (в переводе с греч. — «четырехугольники») — керамические и металли¬ ческие дощечки, не обязательно прямоугольной формы, использовав¬ шиеся греками, этрусками и римлянами в военной сфере в качестве пароля, а в мирной жизни — как пропуска, входные билеты в театр, амфитеатр, публичный дом, а также и как своего рода лотерейные билеты на получение продовольствия. В императорскую эпоху по тес- серам, бросаемым императорами в толпу, можно было выиграть не только какой-либо малозначащий предмет вроде корзины с продо¬ вольствием или сосуда с вином, но порой и небольшое поместье. Не¬ редко тессеры заменяли мелкую монету. Это массовый материал, под¬ дающийся статистическому исследованию. Отдельные тессеры име¬ ют надписи, что повышает их ценность для науки. Печати. В ходе раскопок в Греции, Италии, Египте, на территории Карфагена обнаружены также печати, личные и государственные, ис¬ пользовавшиеся и как знак собственности, которым (на Крите уже с III тысячелетия до н. э.) метили предметы, и для запечатывания писем, наиболее ценных лекарств при их пересылке и свитков в архивах. Осо¬ бое значение они приобретают в тех случаях, когда являются массовым материалом. При раскопках одного из храмов в Карфагене обнаруже¬ ны сотни их оттисков с изображениями. Отпечатавшийся на оборот¬ ной стороне некоторых из них папирус указывает на то, что ими скреп¬ лялись храмовые документы, не подлежащие разглашению. На комок глины, скреплявший завязки свитка, прикладывалась та или иная пе¬ чать, и свиток не мог быть открыт без ее повреждения. По печати же жрец, ведающий архивом, определял тип документа. Поразительно, что символами карфагенской глиптики* были в значительной мере образы греческой мифологии, что позволило исследователям назвать Карфа¬ ген II в. до н. э. «пунийским полисом в греческом одеянии». Остраконы. Особый вид эпиграфического материала представля¬ ют собой остраконы — черепки, с помощью которых в период расцвета афинской демократии производился опрос граждан, называвших имя * Глиптика — искусство художественной обработки драгоценных или полудрагоценных камней и стекла. 44
человека, который мог бы, по их мнению, представлять опасность для государства. Эти нацарапанные на грубой глине имена, иногда с коротким обоснованием реше- нИЯ, найденные в Афинах в значительном количестве, — чрезвычайно важный ис¬ точник для изучения политической борь- Острокон с нацарапанным бы и настроений афинского гражданского на нем 1^е^о^е^и)стокла населения. Они дополняют известия гре- ( в. он. э.) ческих авторов об изгнании ряда политических деятелей, сведениями о политиках, остракизму никогда не подвергавшихся, но оказавшихся внесенными частью сограждан в эти своеобразные бюллетени для го¬ лосования. Повествуют остраконы и о попытках подлогов, организуе¬ мых противниками популярных политиков (как в случае с находкой целой партии остраконов с именем Фемистокла, заранее подготовлен¬ ных, но оставшихся неиспользованными). Остраконы, впервые найденные в последние десятилетия за пре¬ делами Афин, дают уникальную информацию о распространении идеи остракизма в городах Афинского морского союза. Таким образом, памятники материальной культуры в их чрез¬ вычайном многообразии позволяют современному исследова¬ телю получить представление о многих сторонах истории и куль¬ туры народов античного Средиземноморья, раскрывая самые различные аспекты жизни в ее развитии на протяжении по край¬ ней мере двух с половиной тысячелетий. 45
II ЭГЕЙСКИЙ МИР Глава 3 КРИТ и КИКЛАДЫ В мифах древних греков сохранились сведения о мифических и реальных народах, создавших древнейшую европейскую циви¬ лизацию, которую по занимаемому ею ареалу мы можем назвать эгейской. Это якобы первоначальные обитатели Родоса — «сыно¬ вья моря» тельхины, считавшиеся первыми металлургами, изоб¬ ретателями мельниц и врачевателями; пеласги, обучившие гре¬ ков земледелию и фортификации, однако изгнанные ими и став¬ шие скитальцами; мореплаватели и открыватели дальних остро¬ вов карийцы; критяне, царями которых называли братьев Миноса, Радаманта и Сарпедона; основатели «златообильных Микен», «крепкостенного Тиринфа», «песчаного Пилоса» и «золотого Ор- хомена» ахейцы. Их жизнь и деяния вставали в поэмах Гомера, в трагедиях Эсхила и Софокла, в сочинениях древних мифографов и историков. Одни из них овеяны вымыслами, другие — абсолют¬ но реальны, но в любом случае ими оставлены следы многовеко¬ вой деятельности в виде памятников архитектуры, скульптуры и живописи, а также письменности, свидетельствующие о суще¬ ствовании государственности за много столетий до того, как жил Гомер и появились первые греческие города-государства. ОСТРОВ ЦАРЯ МИНОСА Своеобразным этническим и историческим заповедником был остров Крит, согласно мифам, место воспитания царя богов и людей Зевса, переданный им во владение своему сыну Миносу. Этот остров шириной от 12 до 60 км, напоминающий своими очертаниями ко¬ рабль, вытянулся с востока на запад на 250 км. Как две мачты, воз¬ вышаются над ним горы Ида и Дикта, первая высотой в 2456, вто¬ рая — в 2148 м. Подобно палубной надстройке на западе острова 46
поднимаются горы, образующие суровые глубокие ущелья, одно из самых диких мест в Европе. В центре острова вытянулась плоская равнина Мессара, на которой в древности, как и теперь, находились главные города. В античную эпоху лесистый Крит считался климатическим и бо¬ таническим чудом. Его растительный мир был изучен древними бота¬ никами лучше, чем любая другая часть ойкумены, как называли греки обитаемый мир. К концу античной эпохи девственные леса Крита были истребле¬ ны как людьми, так и козами, этим бичом Средиземноморья. Распо¬ ложенный почти на равном расстоянии между Европой, Азией, Аф¬ рикой и цепью островов Эгейского моря, Крит был с древнейших вре¬ мен промежуточным пунктом в культурных контактах между конти¬ нентами. Но природа не всегда была к нему благосклонна: особенно много бед причиняли обитателям острова землетрясения, менявшие береговую линию и поглощавшие города. Не здесь ли сложился миф о завистливости богов, для которых открывавшееся с их горных убе¬ жищ зрелище людского благополучия было невыносимым? Крит был заселен с эпохи неолита (VII тысячелетие до н. э.). Со¬ здание неповторимой по богатству, свежести и динамизму культуры падает на эпоху бронзы, которую делят на четыре периода — додвор- цовый, стародворцовый, новодворцовый, последворцовый. Додворцовый период (2600—2000). На остров, населенный неолитическими племенами, в середине III тысячелетия переселяют¬ ся новые племена, знакомые с техникой бронзы, из которой изготав¬ ливают орудия труда, оружие и украшения. Основой хозяйства с этого времени становится земледелие. Островитяне выращивали ячмень, виноград и оливу — так называемую «средиземноморскую троицу». Избыточность продуктов питания обеспечила появление достаточно многочисленной прослойки людей, не занятых непосредственно сель¬ скохозяйственным трудом, — профессиональных ремесленников, гончаров, ювелиров, резчиков камней. Они создавали великолепные изделия, удовлетворяющие потребности и эстетический вкус племен¬ ной знати. В керамике, использующей гончарный круг, формируются разно¬ образные художественные типы, обозначаемые по местам первых на¬ ходок (Пиргос, Агио-Онуфриос, Левина, Кумас, Василика). С помо¬ щью орнамента керамика имитирует изделия из соломы, дерева, кожи, камня. Особо выделяются сосуды типа Василика с ярким пят¬ нистым орнаментом и оригинальными формами («чайники» и высо¬ кие клювообразные сосуды). Некоторые сосуды имеют форму живот¬ ных или птиц. К концу периода появляется полихромная керамика. 47
Из продукции ювелирного искусства наиболее распространены печати из кости, слоновой кости, фаянса и стеатита, с поверхностью, украшенной геометрическим и спиральным орнаментом, многие — в форме животных, птиц, фруктов. Наряду с керамической посудой употребляли и каменную, более совершенную по сравнению с неолитом. Население продолжает использовать для жилья многочисленные естественные пещеры; но появляются также и прочные дома из камня и кирпича, со стенами, порой покрытыми грубой штукатуркой с тон¬ ким слоем наружной красной обмазки, с дворами, вымощенными плитами. Большая часть поселений расположена в долине Мессары. Гробницы обычно представляют собой круглые погребальные соору¬ жения, служившие, судя по их размерам, общим местом захоронения целого рода или общины. В додворцовую эпоху на Крите возникают две знаковые систе¬ мы — символические фигуры на печатях и графические знаки на ке¬ рамике, которые расцениваются как зачаточные формы письменнос¬ ти, предшественницы приближающейся эры дворцовой цивилизации. Между знаками и последующим пиктографическим письмом Крита на другом материале — лакуна в четыре столетия, и нет данных о су¬ ществовании между ними преемственности. Стародворцовый период (2000—1700). Закономерным ито¬ гом предшествующего развития явилось формирование царств, ад¬ министративными и религиозными центрами которых становятся дворцы. Три дворца выявлены в центральной части острова (Кносс, Фест, Маллия) и один — на восточном его побережье (Закрое). Лучше всего сохранился старый дворец в Фесте, состоявший из большого количества помещений, расположенных на разных уровнях вокруг центрального двора. То обстоятельство, что дороги вели к каждому из этих дворцов, а не к единому центру, дает основание думать, что на Крите сложилось несколько небольших самостоятельных государств. Известная и ранее керамика стиля камарес достигает в этот пери¬ од невиданного совершенства. Декор поражает яркостью красок и со¬ четаний, обнаруживающих тонкий художественный вкус ее создате¬ лей. Различные геометрические фигуры, пальметты,* спирали, пере¬ секающиеся полосы плавно соединяются друг с другом, словно со¬ вершая фантастический танец. Некоторые сосуды явно предназначены не для домашнего упот¬ ребления, а для использования в культе. Высокий жертвенный стол украшен изображением богини, окруженной женщинами, вероятно, * Пальметта — орнамент в виде стилизованных пальмовых листьев. 48
храмовыми танцовщицами. В их поднятых руках цветы шафрана, свя¬ щенного растения религий Востока и Эгеиды, ритоны* с изображе¬ нием голов животных и мощных фигур быков — очевидная принад¬ лежность алтаря. О знакомстве населения старых дворцов с письмом свидетельству¬ ют пиктографические знаки на печатях и небольшая группа глиняных табличек из Феста, на которых наряду с символами впервые появля¬ ются и отдельные слоговые знаки. Особняком стоит уникальная на¬ ходка в Фесте — диск диаметром в 15 см, на обеих сторонах которого по сходящейся к центру спирали выдавлены знаки неведомого иерог¬ лифического письма. Бесчисленные попытки дешифровать надпись диска не дали никаких результатов. Судя по всему, это какой-то куль¬ товый текст, возможно, гимн божеству. В дворцовых мастерских Феста создавалась и великолепная ут¬ варь из камня. При раскопках найдены также бронзовые сосуды, ста¬ туэтки мужчин и женщин, изображения жертвенных животных; в чис¬ ле находок — также ложка с надписью иероглифами, напоминающи¬ ми письмена Фестского диска (ок. 1600 г.). Особый интерес представляют предметы из святилища на верши¬ не горы близ Арханеса. Наряду с множеством вотивных даров найден алтарь со священными рогами, глиняная культовая посуда и модель храма с тремя колоннами, внутри которого помещена фигурка голу¬ бя, считавшегося на Востоке птицей богини любви. Некоторые гли¬ няные изделия истолковываются как маски, используемые в религи¬ озных обрядах. Новодворцовый период (1700—1450). В середине XVIII в. до н. э. дворцы гибнут, скорее всего, разрушенные землетрясением. Но уже к концу того же столетия на развалинах старых дворцов появ¬ ляются новые величественные сооружения, вокруг которых кипит жизнь городов. В разных местах острова, ранее слабо заселенных, воз¬ никают резиденции местных правителей, напоминающие замки. В отличие от стародворцового времени теперь все дороги ведут к Кноссу, свидетельствуя о возникновении на острове единого государ¬ ства. Из всех возрожденных дворцов Кносский был самым обширным (площадью ок. 20 ООО кв. м). Он располагал полутора тысячами поме¬ щений. Именно его греческие мифы воспринимали как лабиринт, мес¬ то обитания чудовищного полубыка-получеловека Минотавра, откуда невозможно было выбраться без посторонней помощи. Меньший, Фестский дворец считался резиденцией брата Миноса и Сарпедона — * Ритон — сосуд для питья или жертвенных возлияний в виде рога, голо¬ вы животного или человека. 49
Юноша и девушка, с разбега прыгающие через быка. Фреска Кносского дворца (XV—XIV вв. до н. э.) Радаманта, самого справедливого из людей, ставшего после смерти вме¬ сте с Миносом и Эаком судьей над мертвыми. Новые дворцы Крита — это здания в два-три этажа, в которых было предусмотрено все необходимое для комфорта их обитателей, для удовлетворения любых хозяйственных и эстетических потреб¬ ностей и, не в последнюю очередь, для отправления религиозного культа. Именно это дало возможность исследователям последнего времени не без основания полагать, что здания, традиционно (с лег¬ кой руки их первооткрывателя) считающиеся дворцами, на самом деле храмы, тогда как дворцами в собственном смысле слова были так называемые «малые дворцы», расположенные по соседству и не имевшие такого огромного количества алтарей и религиозных сим¬ волов. Через все этажи проходили световые колодцы, обеспечивавшие освещение и вентиляцию помещения. Наряду с водопроводом дей¬ ствовала и система канализации. Каменные стоки направляли дожде¬ вые потоки и отходы в центральный желоб, выводящий их в реку. В числе выявленных археологами помещений Кносского дворца — ма¬ стерские гончаров и резчиков камней, последняя — с заготовками ма¬ териала в виде распиленного и частично отшлифованного базальта. Почти половина нижней части дворца занята складскими помещени¬ 50
ями. В них рядами стояли пифосы, в которых хранилось зерно, масло, вино и другие продукты, запасенные на случай чрезвычайных обстоя¬ тельств, среди которых нельзя исключить и восстаний порабощенно¬ го населения. В греческих мифах царь Минос — «владыка морей», повелитель обложенных данью ближних и дальних островов, населенных карий- цами, первым морским народом. Возможно, это нашло отражение в не встречающемся более нигде стиле керамики новодворцового пери¬ ода. Главный мотив ее декора — поэзия морских глубин: осьминоги, тритоны, морские звезды, пурпурные улитки, подводные скалы, во¬ доросли. Отношение критян к природе, ощущение слитности с нею и же¬ лание продлить эту близость в замкнутом пространстве нашли выра¬ жение в живописи. Фресками были украшены как дворцы и виллы, так и непритязательные сельские дома — не только стены, но порой потолок и пол. Иногда это целые пейзажи — парки с экзотическими растениями и животными, заросли с кошками и птицами. Реальность сочетается с полетом фантазии. На стене «тронного зала» в Кноссе воспроизведено напоминающее леопарда диковинное животное с гру¬ дью, украшенной орнаментальными спиралями. Изображены также массовые сцены из религиозной и общественной жизни. Высокого совершенства в новодворцовый период достигает скуль¬ птура. Это и статуэтки женщин с изысканными прическами из Пис- кокефала, и ритоны в форме бычьей головы, и каменные сосуды из алебастра, мрамора, базальта, стеотита. Наиболее знаменит рельеф¬ ный каменный сосуд для возлияний из Агиа-Триады, так называемый «ритон жнецов», на котором представлен то ли праздник урожая, то ли торжественное шествие в честь бога морей. На поверхности друго¬ го ритона, тоже из Агиа-Триады, — полосы изображений: кулачный бой, воин в позе победителя и упавший побежденный. На место схват¬ ки указывает колонна с квадратной капителью. Одна из полос изоб¬ ражает бегущих быков. Еще один небольшой сосуд украшен рельеф¬ ным изображением юного вождя или военачальника. Перед ним в не¬ принужденной позе стоит его подчиненный в шлеме, увенчанном пе¬ рьями; на его плече длинный меч. Замечательны перстни-печати новодворцового периода, изготавли¬ вавшиеся из драгоценных и полудрагоценных камней, с изображения¬ ми фантастических существ и сцен религиозного культа. Они не только использовались как украшения и амулеты, но и имели практическое употребление — ими запечатывали двери, шкатулки и, надо думать, па¬ пирусные свитки. Трудно себе представить, что критяне, поддерживав¬ шие в то время связи с Египтом, не употребляли этого материала, но до нас дошли лишь те тексты, которые были нанесены на глиняные таб¬ 51
лички (так называемое линейное письмо Л, пришедшее на смену более древнему рисун¬ чатому письму — пиктографии). Тексты об¬ наружены в архивах дворцов и вилл (Кносс, Фест, Закрое, Арханес, Тилисс, Маллия). Пиктография продолжала использоваться в текстах религиозного содержания. Около 1450 г. все дворцы Крита были Критская каменная печать разрушены. Не исключено, что разрушения с изображением головы дворцов и резкое сокращение населения быка и жертвенным были связаны с природными катастрофа- топором (лабрисом) ми. Остров обезлюдел. Впоследствии, с по¬ явлением нового населения, возрождается только Кносский дворец. Там утверждается ахейская династия, что явствует из найденных в дворцовом архиве письмен на чрезвычайно архаичном греческом языке (линейное письмо Б) и появления в кера¬ мике и скульптуре совершенно иного стиля. Рафинированная критская цивилизация эпохи новых дворцов не была изолированной. Тесными были ее контакты с Египтом, где кри¬ тяне были известны под названием кефтиу, и со страной Ханаан, где их называли кафтор. Обломки сосудов стиля камарес найдены в раз¬ ных частях Египта (Абидос, Кахун, Лахун), изображения критян — в гробницах фараонов XVIII династии, керамика поздних дворцов — в Тель-Амарне. Но особенно впечатляющими оказались открытия в Абидосе периода завоевания Египта азиатскими племенами гиксосов: стены дворца украшены фресками, по стилю мало чем отличающи¬ мися от кносских. Многочисленны также упоминания критян в еги¬ петской эпиграфике и на папирусах. О работах критских мастеров со¬ общается на глиняных табличках из Мари (Месопотамия). С другой стороны, на Крите были найдены статуэтка из диорита и крышка со¬ суда, на которой начертано имя одного из фараонов эпохи гиксосов и сосуд с именем фараона Тутмоса III. Если к Египту критяне были обращены как мирные торговцы и искусные ремесленники, то по отношению к населению Эгеиды и Балканского полуострова они выступали как завоеватели. Согласно мифам, островитяне и обитатели Афин платили дань царю Миносу. Освобождение Афин от этой дани отразил миф о герое Тесее. Архео¬ логия подтвердила присутствие критян на островах Мелосе, Фере, на северных Спорадах, на Родосе, но у нас отсутствуют данные о том, как функционировала империя, создание которой приписывается Миносу, стояли ли за пределами Крита критские гарнизоны, суще¬ ствовали ли критские колонии. Возможно, это станет известно, когда будет дешифровано линейное письмо А. 52
Последворцовый период (1450—1100). В эту эпоху жизнь постепенно входит в норму. Овладевшие Критом микенцы сооружают собственные царские резиденции, скудные остатки которых обнару¬ жены над руинами царских вилл (в Агиа-Триаде) и царских домов (в Тилиссе). В «Илиаде» упоминается дворец кносского царя Идоменея, отправившегося во главе флота из 80 кораблей под стены Трои. Дво¬ рец, соответствующий этому описанию, не обнаружен, но по всему острову разбросано множество микенских поселений, превративших¬ ся в античную эпоху в города. Для микенских построек на Крите ха¬ рактерен скромный мегарон (прямоугольное центральное помещение с очагом), сменивший замысловатые сооружения минойцев. Об изменениях в жизни острова свидетельствует находимое в изо¬ билии оружие. Среди шлемов обращает на себя внимание бронзовый шлем с нащечниками такого же типа, что и на материке, и другой шлем — из наложенных на основу кабаньих клыков. Бронзовые кин¬ жалы и мечи имеют рукоятки, украшенные орнаментом в виде спира¬ ли из листьев. Любовь к оружию прежде всего характеризует облик завоевателей Крита. Из керамики окончательно вытесняются следы минойского артис¬ тизма, ее декор — утомительное повторение одних и тех же мотивов. Также и фрески утрачивают былую оригинальность и живость. Пре¬ жними остаются лишь погребальные обряды. Покойники хоронятся в склепах, высеченных в скалах со входом в виде длинного коридора; но живые становятся к уходящим в иной мир скупее: ритуальные украше¬ ния, как правило, изготавливаются из цветной стеклянной пасты. Именно в этот период Крит затронула волна дорийского переселения, что позволило впоследствии Гомеру назвать среди обитателей Крита «кудрявых дорийцев». Следы этих пришельцев — трупосожжение, же¬ лезное оружие, фибулы и геометрический орнамент на керамике. В последворцовый период на Крите совершается нечто, что вытал¬ кивает часть его населения на Восток. Библия зафиксировала появление на побережье страны, заселенной израильско-иудейскими племенами, народа филистимлян, с которыми велись многолетние жестокие войны (героями их были богатырь Самсон и Давид, будущий царь). Родиной филистимлян Библия считает Крит (Кафтор), что находит подтвержде¬ ние у Гомера — ведь среди обитателей Крита ему известны пеласги, имя которых в египетских текстах обозначено как ПЛСТ. Этот народ и дал название Палестина побережью страны Ханаан. Не исключено, что пе¬ ласгов вытеснили с острова новые завоеватели — ахейцы. Пантеон. Греческие мифы делают бога Зевса родоначальником критских царей Миноса, Сарпедона и Радаманта, повествуя о том, как он, приняв облик быка, доставил на своей спине будущую их 53
мать — финикийскую царевну Европу (указание на то, что страна Ха¬ наан была родиной древнейшей критской государственности и рели¬ гии). И в самом деле, именно здесь, на прародине земледелия, возни¬ кает представление о соединении бога-быка и богини-коровы как ис¬ точнике священной царской власти и магической основе государ¬ ственности. Основной миф восходящего к глубочайшей древности культа плодородия иллюстрируется многочисленными памятниками критского искусства, из которых наиболее впечатляют фрески с изоб¬ ражениями быков. В сценах древней «корриды» участвуют наклонив¬ шие головы и бешено несущиеся быки и юноши, исполняющие на спинах животных и даже на их рогах головокружительные трюки. Скорее всего, укротители быков — это их «заместители» в браке с бо¬ гинями-матерями, которых в свою очередь замещали их пленитель¬ ные жрицы, изображенные на тех же фресках с обнаженной грудью, но в длинных юбках, закрывающих ноги. Другой аспект того же крит¬ ского культа быка нашел отражение в рассказах греков о Минотавре (быке Миноса), жившем в лабиринте, где ему отдавали на съедение юношей и девушек, и о царевиче Тесее, убившем Минотавра и осво¬ бодившем Афины от позорной дани. Главным божеством Крита была богиня плодородия, повелитель¬ ница дикой природы и ее обитателей. Мы видим эту богиню в окруже¬ нии диких зверей, над которыми она властвует, милостивой хранитель¬ ницей растительного мира — хлебных колосьев и плодовых деревьев, но также владычицей подземных глубин, сжимающей в ладонях изви¬ вающихся змей. Почитание богини-матери было распространено по всему Средиземноморью по крайней мере с неолита. Она возвышалась над подвластным ей миром так же, как гора, на вершине которой она изображалась. Царь же виделся распростертым у подножия этой горы в позе полной покорности. Дешифровка текстов, написанных на линей¬ ном письме Б, использовавшемся как на Крите, так и на Балканском полуострове, позволила изучить религию завоевателей-ахейцев, овла¬ девших островом после крушения минойской державы. Восприняв религию минойцев, ахейцы ее переосмыслили. Глав¬ ным божеством ахейцев был бог Диве, еще очень далекий от будущего Зевса и соответствующий богу-быку минойской религии. Его супру¬ гой (или дочерью) была Дивия, чья связь с коровой передается эпите¬ том «ко-ви-йя» («коровья»); другой ее эпитет — Потния («Владычи¬ ца»). Это богиня плодородия. Впоследствии ее функции были распре¬ делены между несколькими богинями. На Крите же великую богиню предпочитали называть Бритомартис или Диктина. Сыном этой суп¬ ружеской пары считался Ди-во-ну-со-йо, позднейший бог вина и ви¬ ноделия Дионис. Из других божеств заслуживают упоминания По- си-да-о, будущий Посейдон, и его женское соответствие, греческой 54
религии неизвестное, По-си-дей-йя, Е-ма-а (Гермес), Е-ну-ва-ри-йо (Эниалий, в греческой религии превратившийся в один из эпитетов бога Ареса). Ахейцы почитали также пеласгийских или критских бо¬ жеств, в частности И-фи-ме-де-йю, которую греческие мифы тракту¬ ют как мать великанов алоадов. Надписи донесли имена значительной части будущих олимпий¬ цев, но они еще не были «олимпийцами», отличаясь от них по месту в пантеоне и функциям. Ахейские боги были огрубленными подобия¬ ми всех минойских богов. В их мире отсутствовала фантазия, прони¬ зывавшая минойскую мифологию и культ. Неизвестно, существовало ли во II тысячелетии до н. э. представление о горе как обиталище этих богов и не занимала ли место будущего Олимпа критская гора Ида, считавшаяся, согласно греческим мифам, местом рождения и воспи¬ тания критского Зевса. Культ. Первоначально почитание богов осуществлялось на вер¬ шинах гор и в пещерах. Эти святилища продолжали функциониро¬ вать и в эпоху расцвета минойской религии. Молельни имелись даже в сельских домах. Затем местами культа стали монументальные зда¬ ния, «дворцы», служившие одновременно резиденциями царей-жре- цов, комплексы помещений церемониального и культового назначе¬ ния, со сценическими площадками для религиозных действ, бассей¬ нами для сакральных очищений. На фресках, покрывавших стены «дворцов», были изображены жрецы и жрицы, участники жертвопри¬ ношений и празднеств в честь бога-быка и его супруги — богини пло¬ дородия, в том числе ритуальные игры юношей и девушек с быками. Предназначенные для богов дары занимали площадку, над которой возвышались схематические изображения бычьих рогов, между кото¬ рыми помещалась двойная секира (лабрис). Впитывая кровь жертв, она сама становилась символом божества и объектом культа. Богине- матери, ведавшей плодородием, посвящались змеи и голуби. Приносились в жертву богам не только животные, но и люди. В городе Кноссе, считавшемся столицей царя Миноса, недавно обнару¬ жено подземное помещение с множеством больших сосудов, запол¬ ненных расчлененными частями по большей части детских скелетов со следами скобления и зарубками на некоторых костях и без каких- либо следов огня. Детей раздирали и поедали — точно так, как, со¬ гласно одному из вариантов мифа, произошло с сыном Зевса Диони¬ сом, а в дионисийском культе античной эпохи поступали также с людьми, попадавшимися на пути почитательниц Диониса обезумев¬ ших менад. Таково устрашающее свидетельство экстатического куль¬ та божества, известного в классическую эпоху под именем Зевса Крит¬ ского, или его сына Диониса, культовыми эпитетами которого были 55
«Сыроедящий» и «Человекорастерзыватель». Такова же основа мифа о Минотавре, чудовище, пожирающем в своем лабиринте юношей и девушек, которых посылали царю Миносу Афины в качестве дани. Таковы дикарские истоки той красоты, которая нас так восхищает в эгейском искусстве и архаических греческих мифах. Из литературных источников можно заключить, что каннибалами были куреты, жрецы верховного бога Крита. Человеческие жертво¬ приношения были восприняты у критян микенцами, о чем свидетель¬ ствуют те из надписей на их линейном письме Б, в которых упомина¬ ются поступающие в распоряжение бога рабы без обычного указания на их профессию*. КИКЛАДЫ К северу от Крита, в самом центре Эгейского моря, раскинулись небольшие острова, образующие некое подобие круга. Отсюда их гре¬ ческое название Киклады («Круговые»). Их господствующее положе¬ ние на морских путях, соединяющих два полуострова, способствова¬ ло возникновению культуры бронзового века, получившей название кикладской и разделенной на три крупных периода — древнекикладс- кий, среднекикладский и позднекикладский. О народах, принесших на Киклады культуру бронзы, нет сведений, но, бесспорно, они были выходцами из Малой Азии. Древнекикладский период. Его принято разделять на три фазы. Первая из них, в целом соответствующая додворцовому перио¬ ду Крита (2700 — 2300), представлена более чем тремя десятками по¬ селений, среди которых наиболее тщательно исследовано небольшое неукрепленное поселение конца III тысячелетия на Филокопи, со¬ стоящее из глинобитных домов, и сотнями погребений вырубленных в скалах или имеющих форму ящика, образующего своими тонкими плитами как бы вставленный в землю саркофаг. Для кикладской кера¬ мики этого времени типичны сосуды красного и серого цвета с деко¬ ром в виде насечек геометрической формы. Апогей культуры Кик¬ лад — 2-я и 3-я фазы древнекикладского периода. Мореходы остро¬ вов распространили культуру бронзы по всему эгейскому миру. Среди наиболее изученных поселений этих фаз — Каландриана на Сиросе, * Человеческие жертвоприношения, хотя и в незначительных масшта¬ бах, продолжали осуществляться и в античную эпоху, даже в период расцвета афинской демократии (вплоть до 480 г.), а в Риме были отменены официаль¬ но лишь в 179 г. до н. э. 56
ставшая главным культурным и, возмож¬ но, политическим центром архипелага, Айя Ирини на Кеосе, гора Кинф на Де¬ лосе, Пиргос и особенно Филакопи на Паросе. В отличие от поселений Айя Ирини и Филакопи, еще не имевших ук¬ реплений, в Каландриане двойные сте¬ ны были снабжены особыми выступами в виде башен, устроенными таким обра¬ зом, что внутрь можно было войти лишь поодиночке. Уже в этот период в поселе¬ ниях Сироса, Пароса и Кеоса появляют¬ ся первые каменные постройки. Две группы памятников этих фаз не имеют аналогов на Крите. Это так назы¬ ваемые «сковородки» и мраморные идо¬ лы, в изобилии находимые в могилах. Кикладский идол «Сковородками» условно называют плос- (так называемый «Арфист») кие глиняные (реже каменные) сосуды с пищей, однако без каких-либо следов огня, которые бы оправдывали это название. Высказывалось предположение, что это тарелки для при¬ ношений покойникам. По своему декору, покрывающему всю поверх¬ ность загадочных предметов, они напоминают этрусские зеркала, так¬ же укладывавшиеся в могилы. В этой связи возникла гипотеза, что в «сковородки» наливалась вода, превращая их в зеркала. Как бы то ни было, перед нами предметы сакрального назначения. На раде «сково¬ родок» на орнамент наложен силуэт корабля, что позволяет вспомнить частые изображения в этрусском искусстве сцен отправления в царство мертвых морем в сопровождении демонов смерти. Не менее загадочны мраморные фигуры и фигурки, поражающие изысканной четкостью и законченностью силуэта, безупречностью линий. Мастера III—первой четверти II тысячелетия не просто вос¬ производили человеческое тело, но и улавливали ритм движения. На¬ пример, музыкант настолько сливается с инструментом, что вместе они составляют как бы колеблющуюся фигуру, передающую дух му¬ зыки. Удивительным образом эта манера изображения, чуждая как минойской, так и микенской культурам, созвучна теории и практике современного искусства, словно бы кикладские художники заглянули в далекое будущее и приблизились к тайнам искусства, открытым в XX веке Модильяни и Пикассо. Каков был замысел художников, со¬ здававших эти фигуры, неизвестно. Были ли это игрушки, изображе¬ ние богов плодородия, своеобразная замена покойникам мужей или жен, двойники погребенных? 57
Среднекикладский период. В этот период (2300—1550) наи¬ более значительными центрами продолжают оставаться Айя Ирини на Кеосе, Филакопи на Паросе и возникает поселение Акротири на Фере, для нас представляющее уникальный комплекс, поскольку пол¬ ностью сохранилось под пеплом проснувшегося вулкана. Эти поселе¬ ния, естественно, меньших размеров, чем на Крите или материке того же времени, но тем не менее это не укрепленные сельские поселения, а «первогорода» со сложенными из камня домами, стены которых к концу среднекикладского периода покрываются росписью. Если для более раннего периода фортификация была исключением, то теперь все города укрепляются мощными оборонительными стенами (впро¬ чем, к концу периода исчезающими). Так, Филакопи обнесено укреп¬ лениями шестиметровой толщины, состоящими из двух параллель¬ ных стен, укрепленных пересекающими их стенами с заполненными каменными осколками пустотами и проложенными потайными хода¬ ми. Тогда же появляются снабженные полукруглыми башнями укреп¬ ления в Айа Ирине на Кеосе (в Акротири археологи до окраины горо¬ да еще не дошли). Позднекикладский период. Это время (1550—1100) было оз¬ наменовано утратой островами архипелага большей части своей ори¬ гинальной культуры, видимо, в результате его колонизации критяна¬ ми, нашедшей отражение в мифах о Миносе. Минойское влияние прекрасно прослеживается и в архитектуре с ее чисто критской концепцией залов с опорными колоннами, и в общности мотивов, и в технике стенных росписей, и в находимой в Филакопи, Айа Ирини и Акротири керамике (хотя в каждом из этих поселений сохраняются и оригинальные ее типы, свидетельствую¬ щие об определенной художественной самостоятельности). Пред1 ставляется, что Киклады интегрировались в империю Крита в куль¬ турном, а, возможно, также и в политическом плане. На последнее косвенно указывает исчезновение в Филакопи и Айя Ирини защит¬ ных стен и факт разрушения Филакопи ок. 1600 г. с очень быстрой последующей отстройкой. После возрождения города заметно уси¬ ливается влияние Крита, особенно отчетливо проявляющееся в ке¬ рамике, в которой преобладающими становятся сосуды морского стиля, частью импортированные с Крита, частью произведенные на месте. Наиболее ясное представление о «первогородах» кикладского мира дает Акротири, раскопки которого позволяют составить ясное пред¬ ставление об экономической жизни, культуре, быте и в какой-то мере попытаться реконструировать общественную организацию и полити¬ ческое устройство островитян. 58
В Акротири не найдено архивов, подобных кносским, хотя пись¬ менность его жителям была известна (несколько небольших надпи¬ сей на линейном письме А там обнаружено). Но поскольку это пись¬ мо не дешифровано, будь даже такой архив найден, это бы немного прибавило к попыткам реконструировать экономику и уклад жизни островитян. Судя по археологическим данным, главным в хозяйственной дея¬ тельности были земледелие, скотоводство, рыболовство, ремесла, мо¬ реплавание. В заполнявших подвалы домов больших сосудах обнару¬ жены зерна ячменя, фасоль и горох. Из масличных растений культи¬ вировали сезам (кунжут) и оливу. Некоторые сосуды были приспо¬ соблены для хранения и перевозки оливкового масла. Виноградные косточки свидетельствуют о выращивании здесь этой культуры. Кости свиней повествуют о развитии животноводства (от более ценных пород не осталось следов — они были увезены горожанами до извержения вулкана, когда обитание на острове стало невозможным из-за повышенной вулканической активности и жители бежали отту¬ да, что явствует из отсутствия и человеческих скелетов). Скорее всего, островитяне разводили овец и крупный рогатый скот. Для окраски шерстяных тканей использовались шафран и пурпур. О рыболовстве можно судить по фрескам и рыбным костям, сохранившимся в руи¬ нах домов. Развитие торговли, в том числе заморской, документировано на¬ ходками в Акротири предметов из материковой Греции, Крита, Егип¬ та, Сирии, Палестины, Западного Средиземноморья, большим коли¬ чеством свинцовых гирь разного веса, а также фресками с изображе¬ нием кораблей на фоне то пальм, предполагающих посещение Егип¬ та, то двойных рогов, указывающих на берега Крита. Торговля обеспечивала маленьким островам процветание, возмещая отсутствие возможностей для иной хозяйственной деятельности, открывавшей¬ ся перед обитателями материка и крупных островов. Как и другие обитатели Эгеиды, жители Феры были прекрасными мореходами, освоившими весельные, а затем и парусные суда. Керамика, изготавливаемая с помощью быстро вращающегося кру¬ га, изделия из драгоценных металлов, да и сами здания — наглядное свидетельство развития местного ремесла, обеспечивавшего обитате¬ лей всем жизненно необходимым. Хотя искусство Феры испытало сильнейшее влияние Крита, высказывавшееся одно время предполо¬ жение об украшении домов Акротири критскими художниками долж¬ но быть отброшено. Отсутствие изделий из бронзы и драгоценных ме¬ таллов объясняется тем же, что и отсутствие человеческих скелетов. Сложнее решается вопрос об организации общества. Нет никаких следов дворца, а следовательно, нет оснований предполагать суще¬ 59
ствование на острове царской власти. В то же время развитие эконо¬ мики не допускает возможности господства родовых отношений. Высказывалось мнение, что управление было в руках жрецов; но в городе не было и храма. Все это наводит на мысль, что поселение на Фере управлялось извне, возможно из Крита. Добротные двух- и трехэтажные дома Акротири образовывали улицы, вымощенные каменными плитами или булыжником с про¬ легающей под ними канализационной системой, связанной с сани¬ тарными помещениями в зданиях. Стены некоторых из сорока рас¬ копанных к настоящему времени домов покрывали фрески, не ме¬ нее красноречивые, чем критские. Одна из них изображает берег с поднимающимися вверх строениями и плывущие по морю корабли. На основании этой и других фресок так называемого «Западного дома» первооткрыватель Акротири пришел к выводу, что на стенах дома изображена заключительная часть предпринятой островитяна¬ ми экспедиции в Ливию — торжественная встреча победителей ли¬ кующими горожанами. Это толкование, находящее поддержку в мифе о связях Феры с Киренаикой, было подхвачено многими уче¬ ными. Позднее, однако, было обращено внимание на то, что корабли фресок на южной стене — не боевые и не торговые суда, которые могли бы вместить захваченную добычу, а церемониальные барки, украшенные цветами, гирляндами и изображениями священных жи¬ вотных. Они разделены на несколько помещений для пассажиров, восседающих в длинных одеяниях в непринужденных позах. Сцена на берегу, вдоль которого проплывают барки, может дополнить кар¬ тину религиозного праздника, а никак не встречи военной экспеди¬ ции. Группа полуобнаженных юношей, скорее всего, служителей храма, тащит жертвенное животное. В верхней части фрески виден храм с несколькими служителями и холмы, на которых люди в выво¬ роченных шкурах гонятся за животными. Внимательно вглядевшись в изображение храма, ученые обратили внимание на то, что на его «балконе» запечатлены два персонажа — мужской и женский. Это дало основание истолковать фреску как праздник «священного брака», герои которого — богиня-мать и ее супруг (не Зевс, как в более поздних греческих мифах, а его «брат» Посейдон, первоначально бог влажной стихии вообще, впоследствии сохранивший власть лишь над морями). Почитание Посейдона в ми¬ кенскую эпоху подтверждается надписями линейного письма Б, в ко¬ торых он — первый из богов. В пользу предложенного толкования го¬ ворит и то, что юноши тащат быка (первоначально бык был священ¬ ным животным Посейдона). Давно уже весь мир обошло воспроизведение фрески Феры с изоб¬ ражением двух мальчиков, ведущих кулачный бой. Этот удивительно 60
красочный и точный в передаче детской натуры рисунок заслуженно вытеснил даже знаменитых кносских жриц со змеями. Детские руки, обмотанные в кистях материей наподобие боксерской перчатки, вы¬ тянуты для удара. На одном мальчике ожерелье и браслет из голубых камней. Рассматривая фреску изолированно, можно было бы увидеть в ней лишь воспроизведение ребячьей игры в богатом доме, если бы на трех остальных стенах комнаты не были изображены пары антилоп с виднеющимся за ними в глубине одиноким животным той же поро¬ ды. Ясно, что перед нами самцы, вот-вот готовые вступить в схватку за самку, терпеливо ожидающую победителя. Параллельное изображение мальчиков и антилоп выявляет скры¬ тую от поверхностного взгляда идею агона (состязательности), про¬ низывавшую, как известно, жизнь и искусство древних греков. Фрес¬ ки Феры свидетельствуют о том, что агон характерен и для древней¬ ших обитателей Киклад, и при этом древний художник сумел пере¬ дать идею состязательности символично, как некий закон природы, которому подчинены и люди, и животные. Один из домов Акротири был назван в момент открытия по по¬ крывающим его стены фрескам «гинекеем» («женским домом»). На самом же деле это центр почитания той же эгейской богини произ¬ растания, которая нам известна по критским статуэткам и печатям. О сакральном характере здания прежде всего свидетельствует фрес¬ ка, изображающая постамент с растительным орнаментом, увенчан¬ ный «рогами приношения». Тот же орнамент составляет самостоя¬ тельное изображение или фон, на котором действуют многочислен¬ ные женские персонажи и порхают ласточки, приносящие, согласно греческой поговорке, на своих крыльях весну. Перед нами живопис¬ ное изображение праздника возрождения природы, распорядитель¬ ницей и главным действующим лицом которого выступает богиня, изображенная восседающей на возвышении. Она в длинном, глубоко декольтированном одеянии, отороченном полосами с изображени¬ ем шафрана; на ее шее два ожерелья из стрекоз и уточек (мотив, встречающийся и в памятниках этрусков, народа эгейского проис¬ хождения). За спиной богини виден крылатый лев, описания и изоб¬ ражения которого очень часты на Востоке. Поднимающаяся на сту¬ пеньку трона обезьяна протягивает богине цветок шафрана; с цвета¬ ми же в руках изображены среди растений и девушки, видимо, ее прислужницы. Таков этот несравненный, с точки зрения понимания духовного мира, источник, уводящий нас к истокам греческой религии и мифо¬ логии. Не располагая памятниками живописи классической эпохи Греции, мы все же получили уникальную возможность проникнуть в ее древнейшее искусство. 61
Гшя1 Век критской археологии. Археологическое изучение догреческого ■ I— Крита укладывается в круглую дату — 100 лет. Этот юбилей совпадает с другим событием — столетием освобождения острова от многовекового ту¬ рецкого господства. И такое совпадение не случайно: только с образованием независимого Критского государства, вскоре ставшего частью королевства Греции, оказалось возможным осуществление на Крите раскопок Артура Эванса (1851-1941). Сын одного из крупнейших английских антикваров, исследователя до- римских монет и каменных орудий Британии, Артур Эванс унаследовал от отца любовь к археологии и в 1884 г. стал хранителем Эшмолейского музея в Оксфорде. В годы странствий в его руках оказались каменные печати с нигде больше не встречавшимся пиктографическим письмом, которое он назвал «дофиникийским». Выяснив, что печати найдены на Крите, Эванс решил отыскать цивилизацию, которой принадлежали эти предметы, и начал пере¬ говоры с турецкими властями о раскопках холма, под которым, по всем дан¬ ным, должен был находиться Кносс, столица легендарного царя Миноса. Еще раньше этой идеей был одержим Генрих Шлиман (1822—1890), от¬ крывший Трою, Микены, Тиринф и Орхомен, но турки, владельцы холма, заломили такую цену, что заставили отступить даже этого архимиллионера. Правда, в 1878 г. местный грек Минос (какое совпадение!) Колэкеринос на¬ чинал любительские раскопки на холме еще в годы турецкого владычества, и ему удалось открыть подвал с огромными сосудами-пифосами. В 1899 г. разрешение на раскопки Эвансом было получено, и он к ним приступил во всеоружии своих исторических знаний музейного работника и пользуясь консультациями специально приглашенного им архитектора. Раскопки продолжались 35 лет и выявили руины дворца и памятники цивилизации, которую Эванс назвал минойской (по имени легендарного вла¬ дыки Крита). Используя методику перекрестной датировки критских и еги¬ петских находок, он разделил историю Крита на три периода, назвав их ран- неминойским (3000—2200), среднеминойским (2200—1600) и позднеминой- ским (1600-1200). Во время раскопок дворца было открыто множество табличек с надпися¬ ми иного типа, чем те, что покрывали печати. Вновь найденные надписи Эванс разделил на две группы — линейное письмо А и линейное письмо Б. Однако разобраться в этих надписях ему не удалось. Не удалось ему понять и нанесенных на найденный в Фесте диск знаков, которых слишком мало для того, чтобы считать их пиктограммами, но слишком много, чтобы думать о слоговом письме (над загадкой Фестского диска, сделанного методом штам¬ повки, до сих пор бьются ученые многих стран). Дворец Миноса оказался не единственным зданием Кносса. В ходе рас¬ копок Эванса и его преемников были обнаружены меньшие по размерам дворцы в Фесте, Маллии, а впоследствии также в Като-Закро. Кикладская археология*. Еще до того, как в начале XX века А.Эван- сом были совершены на Крите его сенсационные открытия, началось мед¬ ленное и не столь эффектное археологическое освоение островов Кикладс- * Параграф написан J1. С. Ильинской. 62
кого архипелага. Началось оно с небольшого островка Антипарос, где анг¬ лийской экспедицией было обнаружено 40 скальных гробниц бронзового века. Последовавшее затем изучение Пароса, Наксоса, Аморгоса, Сироса и Сифноса показало, что такие гробницы были распространены и на других островах. В дальнейшем на Мелосе, Сиросе, Сифносе и ряде других островов были выявлены поселения бронзового века, обнесенные двойным рядом стен. И постепенно, параллельно с развитием критской и микенской архео¬ логии, стала вырисовываться кикладская культура, подверженная критскому и позднее микенскому влиянию, но имевшая и собственное лицо. Венцом кикладской археологии стали раскопки Акротири на острове Фера. Начавшиеся в 1967 г., они уже через два года показали, что Акротири суждено стать «Эгейскими Помпеями», и действительно, несколько лет спу¬ стя небольшой городок на острове Фера затмил своей уникальной сохранно¬ стью великолепие критских дворцов. А началась история открытия задолго до того, как в землю Феры впервые погрузился заступ археолога. Еще в 1932 г. молодой греческий археолог Спи¬ ридон Маринатос приступил к раскопкам километрах в шести к северу от знаменитого Кносса. Пологий холм, спускающийся к морю, привлек внима¬ ние тогда еще никому не известного ученого надеждой найти следы тех же древностей, какие обнаружил в Кноссе Эванс: ведь согласно Страбону, имен¬ но где-то здесь должен был находиться Амнисс, порт Миноса, чья столица Кносс располагалась в глубине острова. Раскопки сразу же оказались успешными: и на вершине холма, и на его склонах стали находить остатки стен, домов, алтарей, расписные глиняные сосуды. Полностью раскопав виллу, украшенную тончайшей работы фреска¬ ми с изображениями лилий, приступили к работам на северной стороне хол¬ ма. Начали освобождать от земли обнаруженную у моря довольно крупйую постройку, скорее всего конца XVI в. до н. э. Вырисовывался еще один центр времен морского могущества Крита, реальность которого уже доказали блес¬ тящие раскопки Эванса в Кноссе. Такое открытие само по себе было боль¬ шой удачей для начинающего археолога. Но имя его наверняка затерялось бы в тени славы первооткрывателя критской цивилизации, подобно именам многих других археологов, работавших вместе с Эвансом и после него, если бы... не неожиданная находка, связавшая всю дальнейшую судьбу Марина- тоса с небольшим островком Фера, лежавшим в 120 км к северо-востоку от Крита. Открытия на этом островке почти сорок лет спустя принесли Мари- натосу не менее громкую славу, чем Эвансу на Крите. На первый взгляд это даже нельзя было назвать археологической наход¬ кой — всего лишь осыпь камней пемзы в одном из обращенных к морю по¬ мещений северной постройки. Камни, не тронутые рукой человека, обычно сбрасывают в отвал. Так, видимо, и поступил бы рядовой археолог. Но в руках Маринатоса кусок пемзы оказался ключом к одному из самых крупных от¬ крытий века. Пемза — камень вулканический, а на Крите и в непосредственной бли¬ зости от него нет ни одного не только действующего, но и потухшего вулка¬ на. Ближайший вулкан, вулкан Феры, удален от Крита более чем на 100 км. 63
Какова же должна была быть мощь извержения, если воздушная волна могла перенести выброшенную вулканом породу на такое расстояние! И Марина- тос соотнес это извержение с мифом о Девкалионовом потопе, который древ¬ ние датировали концом того же XVI в., в слое которого оказалась столь нео¬ жиданная находка. В 1934 г. Маринатос публично высказал предположение, что именно с этой катастрофой были связаны и установленные раскопками Эванса разру¬ шения на Крите, и прекращение жизни на Фере (ее следы еще в конце про¬ шлого века обнаружили французские, а затем, в начале нашего столетия, и немецкие археологи, отнеся их к значительно более позднему периоду). Находки и французов и немцев были ничтожны и не вызвали сенсации в научном мире. Даже точное место французских раскопок было забыто. Гре¬ ческое правительство, охотно выделявшее средства для работ на Балканском полуострове, на Крите и других «перспективных» островах, не стремилось поощрять фантазий начинающего археолога. Однако Маринатос не сдавал¬ ся. Овладев специальностью геолога-теоретика, он заинтересовал геологов своими расчетами мощи древнего извержения и восстановлением геологи¬ ческой картины катастрофы, доказав, что на месте горного массива с вулка¬ ном, на 2 ООО метров возвышавшимся над уровнем моря, после катастрофы осталась плоская коса протяженностью в 11 км и что большая часть острова превратилась в гигантский кратер, который вместе с остатками острова по¬ крылся многометровым слоем белой пемзы и пепла розового и красноватого цвета. Греческие, американские и шведские геологи подхватили гипотезу Ма- ринатоса. Исследования, прерванные Второй мировой войной, возобнови¬ лись сразу же после ее окончания. Шведская подводная экспедиция обнару¬ жила на дне моря у северного берега Крита мощный слой пепла. Химический анализ показал, что он аналогичен пеплу вулкана Феры. Теперь уже и мно¬ гим историкам мысль о связи извержения на Фере с критскими разрушения¬ ми перестала казаться фантастической. И когда в 1967 г. Маринатос присту¬ пил к раскопкам на Фере, от них уже ждали успеха. Ученый высадился на острове до начала археологического сезона, чтобы наметить место для предстоящих работ. Нужно было решить, искать ли сто¬ лицу небольшого островка на мысе Акротири, близ крошечной современной деревушки Тиры, где вяло и безрезультатно вели раньше раскопки французы, или восточнее, где немецкая экспедиция открыла руины какого-то дома. До прибытия на остров, готовя план экспедиции, Маринатос склонялся ко вто¬ рому варианту. Однако после тщательного исследования острова его мнение изменилось, и он решил начинать с Акротири. «Непосредственное изучение местности, когда красноречиво говорит сама природа, гораздо полезней и надежнее, чем археология письменного стола»,— писал он много лет спустя в дневнике. Интуиция археолога подсказала ему, что главный город острови¬ тян должен находиться на южном побережье. Начавшиеся в мае раскопки подтвердили его правоту. Через два года, собрав на острове конгресс по вулкану Феры с участием археологов, истори¬ ков и геологов, Маринатос уже мог продемонстрировать вырисовывающий¬ ся на глубине от 3 до 7 м под двойным слоем пемзы и пепла город, жизнь в 64
котором оборвалась около 1520 г. до н. э. А на пятый год раскопок перед археологами уже лежала полностью освобожденная от наносных пород часть города эпохи бронзы, современного минойским Кноссу, Маллии, Фесту. Маринатос начал раскопки на Фере с целью доказать, что упадок миной- ской цивилизации — результат активности расположенного на острове вул¬ кана. Находки, осуществленные после трагической гибели археолога в рас¬ копе, показали, что на Крит попало немного пепла и что приливная волна, вызванная образованием огромной заполненной морем впадины, — не фан¬ тазия. Дома на раскопанной Маринатосом части города Акротири (ныне за¬ щищенные стеклянным куполом) — реальность, соотносимая с судьбой кик- ладской культуры. Повторилась история, пережитая, хотя и в меньших мас¬ штабах, Шлиманом, который искал гомеровскую Трою, а нашел неведомую цивилизацию. Раскопки Акротири были продолжены сотрудником Маринатоса К. Ду- масом, уточнившим обстоятельства гибели «Эгейских Помпей». Сильные ко¬ лебания почвы ок. 1500 г. до н. э. заставили жителей покинуть город вместе с ценностями и домашними животными. После этого началось сильнейшее землетрясение. Наступившее затем затишье побудило жителей вернуться и приступить к сносу полуразрушенных зданий и ремонту уцелевших. В это время вновь пробудился вулкан. Жители Акротири успели бежать из города, на этот раз покинув его навсегда. В ходе продолжающихся раскопок найдены новые образцы настенной живописи, составлено более точное представление о внешних контактах жи¬ телей Акротири. Впереди дальнейшие открытия, ибо раскопана пока еще лишь двадцатая часть территории города. Глава 4 ПЕЛАСГИЯ, АХЕЙСКАЯ ГРЕЦИЯ, ТРОЯ ПЕЛАСГИЯ Греки, сами называвшие себя эллинами, не были древнейшими обитателями южной части Балканского полуострова и островов Эгейского моря. Согласно античной традиции, их предшественни¬ ками на этих землях были пеласги. Гомер, называя будущую Фесса¬ лию, родину героя Ахилла, «пеласгийским Аргосом», прилагает эпи¬ тет «пеласгийская» к Ларисе, одному из фессалийских городов. Зна¬ ет он и об обитании пеласгов на Крите и, делая пеласгов союзника¬ ми Трои, видимо, считает их также обитателями Малой Азии. Авторы V в. до н. э. говорили об обширном пеласгийском царстве, охватывающем Пелопоннес, об обитании пеласгов в Аттике, а также 3 Нечироискмм Д.И. 65
на западном побережье Малой Азии и на Крите. Геродот полагает, что они изъяснялись на особом варварском наречии, не похожем на язык соседей. Современные лингвисты, опираясь на дошедшие до нас имена пеласгов, названия принадлежащих им городов (в част¬ ности Ларисы) и некоторые другие косвенные данные, считают, что пеласги говорили на языке индоевропейского происхождения, т.е. в языковом отношении были родственниками германцев, славян, кельтов, да и самих греков. Скорее всего, пеласги — общее название племен, обитавших на Балканах и островах Эгейского моря с начала III тысячелетия, когда совершился переход от использования камня к меди и бронзе. Носители пеласгийской культуры на Балканах зани¬ мались земледелием. Сама же эта культура была тесно связана с дру¬ гими, охватывавшими территорию современных Болгарии, Румы¬ нии, Молдавии и части Украины, раннеземледельческими культура¬ ми юго-восточной Европы, в том числе Южного Приднепровья (Трипольская культура). И античным авторам пеласги были извест¬ ны как земледельцы (причиной их изгнания из Аттики Геродот на¬ зывает зависть к умению хорошо возделывать землю). Из раскопанных пеласгийских поселений более всего впечатляет Лерна на южном побережье Арголиды. Она обнесена массивной обо¬ ронительной стеной с полукруглыми башнями. В центре ее — поме¬ щение, видимо, общественного назначения, под черепичной крышей. В нем найдено множество оттисков печатей на глине — знаков по¬ явившейся частной собственности. В других поселениях пеласгийс¬ кой эпохи обнаружены обмазанные глиной ямы (хранилища зерна) и крупные сосуды для сохранения иной провизии. О выделении ремес¬ ленников в особую прослойку населения свидетельствует раскопан¬ ная кузнечная мастерская. АХЕЙСКАЯ ГРЕЦИЯ Вторжение ахейцев. В конце III тысячелетия Пеласгия испыты¬ вает вторжение пришельцев, которые разрушают Лерну и другие поселе¬ ния и располагаются с ними по соседству. Это были греки-ахейцы, засе¬ лившие часть Фессалии, а оттуда передвинувшиеся на Пелопоннес. Начавшиеся как враждебные, отношения между ахейцами и пе¬ ласгами постепенно становятся мирными. Влияние было взаимным, особенно в области религии. Ахейцы воспринимают от соседей культ их богов. В языке пеласгов появляются ахейские слова, в ахейском (архаическом греческом) — пеласгийские. Не исключено, что общей для обеих народностей становится слоговая письменность (линейное письмо Б). Историк Диодор Сицилийский называет ее пеласгийской. 66
История ахейской Греции по археологическим данным изучается в рамках двух периодов — среднеэлладского и позднеэлладского (пелас- гийскую эпоху принято называть раннеэлладским периодом). Харак¬ терный показатель первого из ахейских периодов — изготовленная впервые на гончарном круге керамика* черно-серых тонов с металли¬ ческим блеском. Ее называют минийской — по племени минийцев, владевшему в Беотии городом Орхоменом. Несколько ранее минийс- кая керамика появляется в Трое. На этом основании некоторые уче¬ ные постулируют переселение ахейцев из Северной Месопотамии. Однако большая часть исследователей склоняется к мнению, что предки греков явились из Придунавья и черноморских степей. Второй ахейский период (с XVI в.) называют также микенским — по столице царя Агамемнона, предводителя легендарного похода на Трою, городу Арголиды, который известен Гомеру как «злато-обиль¬ ные Микены». Разрушенный в XII в., этот город сохранил свои руи¬ ны лучше других. Его Львиные ворота (названные так в новое время по фигурам двух львиц по обе их стороны) обращали на себя внима¬ ние уже древних путешественников, так же, как и хорошо сохранив¬ шаяся купольная гробница. Раскопками Шлимана были выявлены шахтовые гробницы. Их погребальный инвентарь ныне наполняет золотым сиянием дорогого оружия, утвари и украшений работы ми¬ кенских кузнецов и ювелиров главный зал Афинского археологи¬ ческого музея. Золотые маски с лиц сохранили внешний облик тех, кого страсть к обогащению гнала в далекие грабительские походы. Это можно было предполагать и раньше с большей или меньшей степенью вероятнос¬ ти, но ныне, после дешифровки обожженных пожаром глиняных таб¬ личек с линейным письмом Б. Пилосского и других дворцов, мы ста¬ новимся свидетелями сложных и утомительных расчетов с поставщи¬ ками зерна, льна, оливкового масла, с корабельщиками, пастухами, гребцами, кузнецами, представителями многих других профессий. Тот самый царь, которого Гомер рисовал на поле боя или во время пира с равными ему по по¬ ложению гостями, предстает как прижи¬ мистый хозяин, берущий со снабжающих дворец продовольствием или ремеслен¬ ными изделиями максимум того, что они могут дать. И рядом с царем мы видим его писца, о существовании которого не до¬ гадывался Гомер, и этот писец становится если не главной, то самой реальной фигу- Золотая маска из шахтовой рой дворцовой цивилизации. Графологи- могилы Микен 67
ческие экспертизы позволяют отличать одного писца от другого и даже понять характеры неко¬ торых из них: утомленные однообразным трудом, они порой развлекались рисованием человечков и животных на оборотной стороне табличек. Писец — персонаж, хорошо известный по па¬ мятникам изобразительного искусства и текстам Древнего Египта. Это рядовой сложного бюрок¬ ратического аппарата, сложившегося на Древнем Востоке. Сам этот аппарат был порожден особой системой отношений собственности, когда землей владел не тот, кто на ней трудился, а владыка двор¬ ца, получавший часть урожая от своих подданных, обрабатывавших его землю. Наличие писцов и ар¬ хивных записей о распределении рабочей силы и о доходах, наряду с множеством других факторов, свидетельствует о том, что микенская цивилизация по своей структуре принадлежала к тому же типу, что и современные ей цивилизации Вос¬ тока. Эгейский мир был западной окраиной восточной цивилизации эпохи бронзы, и типологически Афины, Фивы, Пилос, Микены, Орхо- мен, Иолк II тысячелетия до н. э. принадлежат, строго говоря, не ан¬ тичному, а древневосточному миру. Если мы рассматриваем его в этой книге, то только потому, что античная цивилизация сложилась на той же почве, что и микенская, и мифологическая память людей античного мира была насыщена судьбами обитателей дворцов и преданиями об их подвигах, действительных или мнимых. Дворцы. Так же, как и на Крите, центрами власти и культуры в микенской Греции были дворцы: на Пелопоннесе — в Микенах, Ти- ринфе, Пилосе, в Аттике — в Афинах, в Беотии — в Фивах и Орхомене, в Фессалии — в Иолке. В отличие от критских дворцов, сначала слабо укрепленных, а затем и вовсе не защищенных, это мощные крепости, рассчитанные на отражение набегов противника и длительную осаду, что характеризует как внешнюю ситуацию XV—XIII вв., о которой так¬ же можно судить по мифам о войнах между Аргосом и Фивами, так и внутреннюю: за стенами дворцов было сосредоточено порабощенное население, представлявшее непрерывную потенциальную угрозу. Наружные стены дворцов были сложены из массивных, почти необ¬ работанных глыб, поражавших воображение более поздних обитате¬ лей этих мест, которые называли эти камни циклопическими, по¬ скольку им казалось, что лишь великанам-циклопам было под силу их поднять. Видимо, эти же стены наложили отпечаток и на представ¬ ления о героях прошлого, наделенных сверхчеловеческой геракловой 68
силой. В лучше всего укрепленном Тиринфе некоторые глыбы дости¬ гали двенадцати тонн. По стене, в толщину превышавшей четыре мет¬ ра, могла проехать боевая колесница. Высота же стен в сохранившей¬ ся их части — 7,5 м. Внутри крепости имелись галереи с казематами, хранилищами оружия и провизии и бассейнами для воды. Здесь тол¬ щина стен доходила до 17 м. Во время войны запасы воды пополня¬ лись через хорошо замаскированный подземный ход, ведущий к ис¬ точнику в нижнем городе. Менее мощным был Пилосский дворец. Его обитателем мифы считали Нестора, отличавшегося необычайным долголетием и мудро¬ стью. Для дворца Нестора характерна симметричность архитектурно¬ го решения, столь чуждая критским дворцам. Главные дворцовые по¬ мещения располагались по одной оси и составляли прямоугольный комплекс. Центральный зал с круглым очагом в центре под отверсти¬ ем в кровле, поддерживаемый колоннами, греки называли мегаро- ном. Стены мегарона в Пилосе были покрыты росписями. Фрагмент росписи, изображавший игру на лире, живо воссоздает картину сидя¬ щих вокруг огня владельца дворца и его приближенных, внимающих речитативу аэда, поющего о незапамятных временах. Из двух примыкающих к мегарону коридоров можно было через дверные проемы пройти в многочисленные подсобные помещения, используемые для хранения оливкового масла и вина, которое было рассчитано, судя по количеству сосудов, не только на обитателей дворца, но и на обмен с соседними, а порой и заморскими территори¬ ями (именно такие сосуды находят на далеких Эолийских островах близ Сицилии). Небольшая комната у входа во дворец использова¬ лась как архив. Здесь писцы наносили на глиняные «страницы» все, что поступало во дворец, записывали распоряжения администрации. Это первый из выявленных в микенской Греции архивов. Существо¬ вание их в других местах можно предположить по отдельным таблич¬ кам, найденным в Микенах, Афинах, Фивах. Дворец в Фивах был обнаружен в крепости, известной древним авторам как Кадмея — по имени мифического строителя финикий¬ ца Кадма. Стены дворца, как и в Пилосе, были украшены роспися¬ ми. В подсобных помещениях наряду с сосудами, изделиями из зо¬ лота и других металлов обнаружены цилиндрические печати из ля¬ пис-лазури с клинописными надпися¬ ми. Владелец дворца, кем бы он ни был, поддерживал связи с Востоком, но не с Финикией (тогда Финикии еще не было), а со страной Ханаан, побережье которой и было позднее захвачено фи¬ никийцами. Типы микенской кладки 69
План акрополя Тиринфа: Л — верхний акрополь. В — средний акрополь. С — нижний акрополь. 1—2 — главный вход и ворота; 3 — западная галерея; 4 — южная галерея; 5 — большие ворота; 6 — малые ворота; 7 — цент¬ ральный двор и большой мегарон; 8 — восточные ворота D 1 CUVF1Л F1V^“ торических тонкостях не разбирались, но они сохранили для потомков представление об особо тесных связях Фив с Востоком, равно как и о богатстве Фив, привлекав¬ ших жадные взоры пелопоннесских прави¬ телей, и о трагических судьбах властителей Кадмеи, которые нашли художественное воплощение в образе и судьбе царя Эдипа и его потомков. К северо-западу от Фив находилась ре¬ зиденция мифического царя Миния «золо¬ той Орхомен», с дворцом и купольной гробницей точно таких же размеров, как и так называемая «сокровищница Атрея» в Микенах. К северу от Орхомена, на боль¬ шом острове посреди Копаидского озера, высилась крепость, занимавшая всемеро большую площадь, чем Тиринф. Видимо, здесь во время нападений извне укрыва¬ лось все население обширной Беотийской равнины. Столкновения Орхомена и Фив нашли отражение в мифе о выплачиваемой Фивами правителю Орхомена дани и по¬ мощи Фивам Геракла, направившего на Орхомен воды Копаидского озера. На берегу глубоко вклинившегося в Фессалию Пегасейского залива лежал Иолк, рисуемый мифами как резиденция Пелея и Ясона и исходный пункт экспеди¬ ции аргонавтов за золотым руном. На хол¬ ме, заселенном еще в эпоху ранней брон¬ зы, возвышался дворец такого же типа, что и в Микенах, хотя и меньших размеров. Организация хозяйственной жиз¬ ни. Прочитанные письмена ахейцев пока¬ зывают нам дворцы как сложный хозяйственный комплекс, органи¬ зующий жизнь не только их обитателей, но и сосредоточенного вок¬ руг них населения — как свободного, так и зависимого. Контроль за деятельностью ремесленников обеспечивался монополией дворца на важнейшие отрасли ремесленного производства, прежде всего кузнеч¬ ного, а также системой распределения и потребления сырья. Количе- 70
с i во металла, находившегося в распоряжении дворцовой админист¬ рации, тщательно взвешивалось и фиксировалось в записях. Дворец в лице царя был верховным собственником части земли, находившейся в пользовании отдельных лиц и подлежавшей контро¬ лю царской администрации, хотя формально считалось, что вручает ее ему народ. Существовал и другой вид земельной собственности — общинный («земля, принадлежащая народу»). Она, как и царская, могла сдаваться в аренду. Обработкой царской земли занимались отряды рабов, сгруппиро¬ ванные по возрасту и полу, — женщины с детьми, подростки, мужчи¬ ны. Самыми крупными, порой доходящими до тысячи и даже двух тысяч человек, были отряды женщин и подростков. Отряды мужчин, напротив, были небольшими, не более десятка человек — очевидно, чтобы свести к минимуму опасность бегства или восстания. В текстах Пилоса упоминается особая группа невольников — «бо¬ жьи» рабы и рабыни, выступающие арендаторами общинной или час¬ тновладельческой земли. Видимо, это служители храма, находящиеся в подчинении у жречества, которое играло в жизни общества значи¬ тельно большую роль, чем в античную эпоху. Документы отмечают большое количество ремесленных профес¬ сий: кузнецы, каменщики, плотники, горшечники, портные, оружей¬ ники, парфюмеры, ювелиры; упоминаются и врачи. Обитая в округе Пилоса, они вызывались во дворец и работали в нем за определенное вознаграждение. Часть ремесленников получала плату продоволь¬ ствием, тогда как для другой их части, состоявшей из свободных об¬ щинников, работа на дворец была своего рода временной повиннос¬ тью; их появление на работе не фиксировалось, и они располагали своим временем относительно вольно. Свободные ремесленники и торговцы зачастую сами владели зем¬ лей и рабами и могли быть состоятельными людьми. В нижнем городе Микен при раскопках обнаружены дома ремесленников и торговцев второй половины XIV — начала XIII в. Среди них — два дома резчика по слоновой кости, размеры которых говорят о немалых доходах их владельцев. В кладовой виноторговца сохранились 50 больших кув¬ шинов полуметровой высоты и около десятка почти двухметровых пи¬ фосов. В доме маслоторговца найдено 30 подготовленных для прода¬ жи и уже запечатанных сосудов с маслом. Судя по табличкам с запи¬ сями, обнаруженным в его доме, этот человек не испытывал недо¬ статка в клиентуре. Основную массу сельских тружеников составляли мелкие земле¬ владельцы, пользовавшиеся общинной землей и зависевшие от двор¬ ца, в пользу которого облагались трудовыми повинностями и нату¬ ральными налогами. 71
Государственное управление. Тщательно отработанная хо¬ зяйственная система, охватывающая главные сферы производства, располагала разветвленным бюрократическим аппаратом. Территория Пилосского царства была разделена на 9 западных и 7 восточных ок¬ ругов (по разные стороны горного хребта), во главе которых стояли наместники, отвечавшие за сбор налогов и за выполнение повиннос¬ тей на вверенной им территории. В подчинении наместников находи¬ лись правители, управлявшие отдельными поселениями. Во дворцах делопроизводством ведали писцы, количество которых в Кноссе ми¬ кенского времени, скорее всего, превышало сотню, а в Пилосе дохо¬ дило до пятидесяти. Писцы фиксировали все, что поступало во дво¬ рец или выходило за его пределы, в их документах скрупулезно под¬ считано и количество принадлежащих дворцу животных, и число со¬ судов в дворцовых хранилищах, и численность боевых колесниц, а также поименно перечислены лица, призываемые на военную службу. Наряду с писцами использовались различного рода ревизоры, конт¬ ролирующие местную администрацию, и гонцы, поставлявшие рас¬ поряжения дворца. Во главе государственного аппарата стояло лицо, называемое в текстах ванака, что соответствует более позднему греческому слову «басилей» в значении «повелитель», «царь». О характере власти вана- ки в документах нет данных, но, судя по окружающему его богатству и по числу подчиненных ему лиц, это был неограниченный правитель восточного типа, а не глава ополчения, вынужденный считаться со своими подчиненными, каким рисует Гомер Агамемнона, царя Ми¬ кен. Ванаку окружали должностные лица, обозначение которых боль¬ шей частью не позволяет понять их функций. Это могли быть воена¬ чальники, жрецы, придворные. Междоусобные войны. Найденные тексты не дают никаких де¬ талей для понимания политической истории ахейской Греции. Пока¬ зывая, однако, что каждый дворец представлял собой самостоятельную экономическую систему, они дают возможность предположить также существование самостоятельных вооруженных сил и, следовательно, собственной политики. Как говорит предание о Троянской войне, ахей¬ цы могли время от времени объединяться для выполнения каких-либо общих задач, и правители наиболее сильных государств назначались главнокомандующими сухопутного ополчения или флота. Но осталь¬ ные правители сохраняли независимость и могли по разным причинам порывать с союзом, как в гомеровском эпосе это сделал Ахилл. Войны между ахейскими владыками возникали постоянно, и если они не обладали мудростью и дипломатическим талантом мифичес¬ кого Нестора, им оставалось полагаться на крепость своих фортифи¬ 72
кационных сооружений. Видимо, обычным явлением были осады го¬ родов. Не исключено, что легендарная осада ахейцами Трои сконст¬ руирована по воспоминаниям о реальной осаде Фив, нашедшей отра¬ жение в целом цикле мифов, повествующих о борьбе за власть сыно¬ вей царя Эдипа, в которую оказались втянутыми сначала семеро вож¬ дей во главе с правителем Аргоса Адрастом, а затем внук Адраста, участник Троянской войны Диомед, ставший разрушителем Фив. И действительно, обнаружены следы разрушения и пожарища Фив. Од¬ нако археологическая датировка гибели города в микенское время неоднозначна, и у ученых нет уверенности, были ли разрушены Фивы до XII века, которым греки датировали Троянскую войну, или позднее. Миф о конфликте с Орхоменом, напротив, рисует Фивы избавивши¬ мися благодаря дерзости Геракла от дани, первоначально выплачи¬ вавшейся Орхомену, и наголову разбившими его войско во вспыхнув¬ шей из-за этого войне. Отношения с внешним миром. Как показала археология, ахейцы, занимавшие периферию цивилизованного мира, не находи¬ лись в культурной изоляции. Об отсутствии изоляции политической свидетельствуют также дворцовые архивы хеттских царей, в докумен¬ тах которых микенское царство фигурирует под названием Аххиява (или Аххия). «Илиада» делает малоазийский город Трою противни¬ ком ахейцев, но о ее местоположении они имеют смутное представле¬ ние и во время первого похода оказываются не у Геллеспонта, а в Ли- кии. Из документов же Аххиява предстает как государство, обладаю¬ щее в Малой Азии прочной базой и втянутое в сложные отношения с соседями. Из первого по времени текста, датируемого примерно меж¬ ду 1440 и 1380 гг. (т. е. за столетие до того времени, к которому греки относили Троянскую войну), явствует, что аххиявец Аттарасий изгнал с контролируемой хеттами территории хеттского ставленника Мадду- ватаса и вторгся бы в царство хеттов, если бы не встретил достойного отпора. Местом действия документ называет Арцаву, государство, рас¬ положенное к югу от владений Аххиявы. Из других хеттских текстов вытекает, что центром этих владений была Милованда, будущий Ми¬ лет. Примечательно, что грозный Аттарасий (чье имя напоминает «от¬ чество» царя Микен Агамемнона — Атрид) не назван царем. В другом тексте сообщается о противоборстве войска Аттарасия, в котором было сто боевых колесниц, и хеттского войска. В этом столкновении каждая сторона потеряла по одному воину, после чего Аттарасий вернулся в свою страну (речь, очевидно, идет о сражении, решенном, как это бы¬ вало в древности, единоборством). Далее сообщается о вступлении Маддуватаса, ставшего к этому времени независимым правителем, в союз с Аггарасием и об осуществлении последним похода на Кипр. 73
Ряд хеттских текстов датируется временем, предшествующим правлению Супилулиумы, когда хеттское царство подверглось опус¬ тошительному набегу северных племен, а с юга и юго-востока — дав¬ лению Арцавы. Сообщая об этих событиях, сын Супилулиумы Мур- силь вспоминает о своей матери, которую отец, обвинив в каком-то проступке, отослал «на ту сторону в страну Аххиява». «На ту сторо¬ ну» — скорее всего, означает «за море». Ахейцы на морях. С древнейших пор Балканская Греция раз¬ вивалась в тесной связи с цивилизациями Востока, являясь их сырь¬ евой базой и окраиной. В то же время сами ахейцы, будучи наслед¬ никами морского владычества царя Миноса, прокладывали морские пути на Запад. Колонизация микенцами островов Эгейского моря и восточного побережья Малой Азии велась с разной степенью интен¬ сивности на протяжении всего II тысячелетия. Исконными района¬ ми колонизационного процесса стали Пелопоннес, Аттика, Фесса¬ лия, и в нем участвовало наряду с ахейцами также и догреческое население Балканского полуострова. Аборигены островов были уничтожены или ассимилированы переселенцами, оставив о себе память в чуждых языку ахейцев и пеласгов названиях местностей. Колонизация в восточном направлении отражена в преданиях о Тро¬ янской войне, о победе над разбойником Кикном. Поселенцы в Малой Азии оказались среди народов, которые не смогли подчи¬ нить, — карийцев, лидийцев, фригийцев, сохранивших в своих го¬ родах собственные порядки. Сплочению переселенцев с Балканского полуострова способство¬ вала практика объединения городов в двенадцатиградья с религиоз¬ ными центрами во главе. Постепенно, в виду неизбежных контактов с местным населением, формируются диалекты греческого языка — ионийский и эолийский, первый — на основе языка переселенцев из Аттики, второй — из Фессалии. Другое направление микенской колонизации — западное. Следы плаваний микенцев на Запад мы находим в «Одиссее» Гомера, а также в передаваемых более поздними авторами мифах о бегстве строителя критского лабиринта Дедала к царю одного из сицилийских племен Кокалу, о погоне за беглецом царя Миноса, о сооружении Дедалом в Сицилии удивительных построек — неприступного города Камика, узкий и извилистый вход в который могли охранять два-три воина, бассейна с лечебными подземными водами и др. Дедал, Минос, Ко¬ кал — фигуры мифические, но колонизация микенцами побережья Сицилии и прилегающих к ней Эолийских островов и побережья Южной Италии — реальность, подтверждаемая обломками характер¬ ной микенской керамики, той самой, какая изготовлялась во дворцах 74
и использовалась там для хранения вина, масла, зерна. Скопления этой керамики — наглядное свидетельство интенсивности контактов Эгейского мира с Западом. Следы литературы. Наличие у микенцев письменности, равно как и общий уровень их политического и культурного развития, пред¬ полагает существование у них литературы в той или иной форме. Од¬ нако не сохранилось ни одной строки, ни одного названия литератур¬ ного произведения. В нашем распоряжении лишь имена предше¬ ственников Гомера, относимых к отдаленным временам любимцев муз: Орфей, Лин, Мусей, Памф, Фамирис. Предания об этих певцах восходили как раз к тем областям, которые считались очагом культа Диониса и почитания муз (Фракия, Пиерия). Считалось, что искусст¬ во поэзии пришло оттуда на острова Эгейского моря и в Малую Азию, места обитания ионийцев и эолийцев (миф о кифаре Орфея, которую прибило волнами к острову Лесбосу). О предшественниках Гомера можно судить прежде всего по гомеров¬ скому эпосу, донесшему целый мир легенд, которые в своем первона¬ чальном виде не могли сложиться в местах обитания ионийцев и эолий¬ цев в X—VIII вв. Легенды о правителях Микен, Пилоса, додорийской Спарты, Фив, Орхомена могли быть принесены ионийцами и эолийца- ми с собой. Сам характер их таков, что может быть предположен длин¬ ный период их формирования, о котором ничего не известно. Гомеровс¬ кий эпос связан с предшествующей словесностью или литературой не только в сюжетном плане. Гомер заимствует созданные задолго до него словесные формулы. Так, установлено частое употребление им выраже¬ ния «гераклова сила», при этом всегда в одной и той же позиции в конце строки, и это дает возможность предположить существование в XIII— XII вв. эпоса о Геракле, использовавшего гекзаметр. Эпос этот оказался разобранным на части и дошел до нас в виде разрозненных рассказов о подвигах этого микенца, биографически связанного с Аргосом, Фивами и Тиринфом. Гомер неоднократно обращается к эпизодам жизни Герак¬ ла, героя поколения, предшествовавшего Троянской войне, мимоходом, в виде намека, как о чем-то хорошо известном слушателям. Все это по¬ зволяет видеть в Гомере посредника между микенской (шире — Эгейс¬ кой) словесностью и литературой античной эпохи. ТРОЯ Для нас история Микен неотделима от Трои — хотя бы потому, что Гомер связал исторические судьбы этих городов, направив против города на Геллеспонте не только корабли, но и всех героев материко¬ 75
вой и островной мифологии во главе с царем Микен Агамемноном. Но отношения между Микенами и Троей, которые могут быть извле¬ чены из повествования «Илиады», не являются реальной историей, равно как и мифы о Микенах, Спарте и древних городах, участниках троянской экспедиции. Археология, начавшись с поисков Трои, вос¬ становила прошлое этого города, обладавшего долгой и славной ис¬ торией, на фоне которой Троянская война, если это даже реальность, была лишь незначительным эпизодом. Раскопки на холме Гиссарлык показали, что начало Трои восходит к небольшому поселению, появившемуся за четыре столетия до того времени, с которого принято начинать историю минойского Крита, т. е. ок. 3000 г. Троя I была небольшим поселением эпохи бронзы, зани¬ мающим маленький участок вершины холма. Население его изготав¬ ливало посуду без помощи гончарного круга. Троя II была таким же небольшим поселением, окруженным стенами восьмиметровой вы¬ соты. Верхнюю его часть занимало строение с центральным помеще¬ нием типа мегарона. В этой Трое II Шлиман открыл клад и, ослеплен¬ ный его золотым блеском, ошибочно отнес свою находку ко времени Троянской войны. Около 2200 г. Троя II была разрушена, что может быть объяснено завоеванием ее каким-то неизвестным народом. Пос¬ ледующие культурные слои, принадлежащие Трое III—V, значительно беднее Трои П. Троя VI, существовавшая между 1800 и 1300 гг., была процветающим городом. Дома ее были больше и наряднее, чем в пред¬ шествующие эпохи. Они возводились на платформах ярусами, под¬ нимавшимися к вершине холма, где находился дворец правителя, со¬ единенный с внешним миром четырьмя дорогами (в соответствии с числом городских ворот). Важнейшим новшеством Трои VI было по¬ явление лошади, до этого времени неизвестной ни здесь, ни вообще на Востоке, равно как и на юге Балканского полуострова. Количество костных останков лошади дает основание думать, что она использо¬ валась и как тягловая сила, и в боевых колесницах в военном деле. Эти находки с достаточной уверенностью позволяют предположить, что Троя VI принадлежала пришельцам, выброшенным на Геллеспонт волной какого-то нового вторжения, которое затронуло также и мате¬ риковую Грецию. Об этом говорит и распространение одного и того же типа керамики, известной как минийская. Значит ли это, что тро¬ янцы были родственны ахейцам? Над этим вопросом уже полстоле¬ тия бьется современная наука, предлагая самые различные гипотезы. В пользу греческого происхождения обитателей Трои VI используют¬ ся сведения Гомера в «Илиаде», согласно которым троянцы носят гре¬ ческие имена и поклоняются греческим богам. Но Троя VI — это еще не гомеровская Троя. Она была уничтожена мощным землетрясением. Рухнули ее дома. На оборонительной стене 76
появились трещины. Прошло какое-то время, и возникла Троя VII А, соотнесенная с гомеровской Троей и датируемая 1300—1240 гг. Ее па¬ дение было, скорее всего, результатом вторжения народов, названных в древнеегипетских текстах «народами моря». ГЛ Микенская и троянская археология. Археология микенских центров I Lm и Трои имеет историю более длительную, чем критская, и именно поэтому известна не только славными открытиями, но и трагическими ошибками. Ее зачинателем был Генрих Шлиман. Путь его в мир, описанный Гоме¬ ром, уникален. Сын провинциального немецкого пастора, он не мог полу¬ чить систематического образования, но редкостная энергия, соединенная со значительными способностями к древним и новым языкам, позволила ему вступить в спор с университетской наукой, считавшей рассказ Гомера о похо¬ де ахейцев на Трою мифом, и высказать уверенность в возможности с помо¬ щью лопаты доказать, что «Илиадой» можно пользоваться как путеводите¬ лем по исчезнувшему, но когда-то реальному миру. Уже во время посещения Трои в 1868 г. Шлиман встретился с «неутоми¬ мым археологом» англичанином Франком Келвертом, поселившимся в Тро- аде, приобретшим половину холма Гиссарлык и уверенным в правоте антич¬ ных авторов, утверждавших, что именно под этим холмом находилась Троя, описанная Гомером. Таким образом, Шлиман не открывал местоположения Трои, а только выступал пропагандистом мнения английского ученого. Од¬ нако пальма первенства вскоре после начала Шлиманом раскопок Трои по праву перешла к нему. Еще не получив разрешения турецких властей на проведение раскопок, Шлиман фактически приступил к ним в 1870 г. на принадлежавшей Келверту половине холма. Когда же разрешение было получено, с 1871 по 1872 г. он перекопал огромными траншеями весь холм, обнаружив семь сменявших друг друга городов. Уверенный в том, что гомеровская Троя — самая древняя, он уничтожил вышележащие слои, в том числе и тот, который ныне отнесен к Илиону, воспетому Гомером. В 1873 г., осознав свое трагическое заблужде¬ ние, Шлиман писал: «Из-за моей прежней ошибочной идеи... в 1871—1872 гг. мною была разрушена большая часть города... Троя находится не на матери¬ ке, а на глубине от 7 до 10 метров». В ходе первых раскопок Шлиман на большой глубине открыл ряд кладов, в том числе в слое пожарища толщиной 2—3 м тот, который он назвал сокровищем Приама. Тайно вывезенный им на материк, клад переменил много мест, пока не оказался в Музее изобрази¬ тельных искусств в Москве. Раскопки Шлимана в Трое были продолжены рядом археологических кампаний вплоть до 1890 г. Но одновременно он обратился к современным Трое городам Арголиды и Беотии, известным Гомеру как противники Трои. Наибольшее значение имели раскопки «златообильных Микен», считавших¬ ся резиденцией главы ахейского ополчения царя Агамемнона. В 1876 г. близ «Львиных ворот» Шлиман раскопал монументальные скальные гробницы, о существовании которых также знали еще в древности. В гробницах оказалось множество золотых украшений и золотых масок, зак¬ рывавших лица покойных и сохранивших их черты. Конечно, Шлиман был 77
уверен в том, что открыл гробницу Агамемнона, и даже, как ему казалось, определил по способу захоронения, что убитого захоронили в спешке, по- воровски. Все это фантазии. Но все же Шлиман открыл центр той культуры, которую называют микенской, и дал ее описание по археологическим памят¬ никам. Ему удалось также раскопать описанный Гомером «крепкостенный Тиринф». После кончины Шлимана его главный сотрудник и главный консультант Вильгельм Дерпфельд продолжал раскопки Трои в течение двух сезонов (1893—1894) и обобщил результаты работ в книге «Троя и Илион» (1902), систематизировав весь материал и выделив основные периоды строительства и стратиграфии троянского холма. Гомеровскую Трою, отнесенную Шлима- ном к слою Троя II, Дерпфельд поднял к слою Троя VI. Новым этапом изучения Трои были раскопки 1932—1938 гг., осуществ¬ ленные американской экспедицией под руководством Карла Блегена. Была уточнена последовательность существования и гибели поселений на холме Гиссарлык и изучена Троя VI, существовавшая между 1800 и 1300 гг. и погиб¬ шая в результате мощного землетрясения. Трою, описанную Гомером, Блеген поднял еще выше, отождествив с Троей VII А, представленной в слоях раз¬ грома и пожара множеством микенской керамики XIII в. Гибель Трои VII А была отнесена примерно к 1240 г. Через некоторое время обитатели Трои вернулись и стали воздвигать на своих пепелищах дома (Троя VII Б). Но по¬ кой их оказался кратковременным. Город был захвачен носителями культу¬ ры, чуждой троянской, скорее всего фракийцами. Раскопки Микен, начатые Шлиманом, продолжил греческий археолог Христо Цундас, которому удалось обнаружить остатки дворца той же струк¬ туры, что и тиринфский, но худшей сохранности — с источником (подзем¬ ным колодцем) дворец соединялся почти сотней крупных вырубленных в ска¬ ле ступеней. Было вскрыто несколько десятков высеченных в скалах камер¬ ных гробниц. В 1920-е гг. раскопки в Микенах вела британская экспедиция под руко¬ водством А.Уэйса и американская — во главе с К.Блегеном. Им удалось по¬ казать, что микенская цивилизация — не ответвление критской, как считал А.Эванс, а самостоятельное образование, восходящее к древнейшей культуре местного населения и слившейся с нею культуре пришельцев, появившихся на Балканах в начале II тысячелетия. Прерванные во время Второй мировой войны, раскопки возобновились в 1952 г. и ведутся до сих пор. В результате был выявлен еще один царский не¬ крополь под городским холмом, а также ряд зданий, принадлежащих знати, богатым торговцам и ремесленникам (дом щитов, дом маслоторговца, дом ви¬ ноторговца, дом сфинкса). Микены открылись как город, погруженный в хо¬ зяйственную деятельность и поддерживающий связи с городами Пелопонне¬ са, Средней Греции, с Критом, Кикладами и западной колониальной перифе¬ рией. В ходе раскопок Микен, продолженных в 1968—1969 гг., археолог Уиль¬ ям Тейлор впервые обнаружил микенский храм XIII в. из нескольких расположенных на разных уровнях помещений с алтарем, резервуаром для омовения, с фигурками идолов из глины и слоновой кости. Стены святилища были покрыты фресками, изображающими богиню и ее жриц. Так археология 78
пролила свет на почитание богини-матери, скорее всего Геры. Арголида счита¬ лась местом древнейшего ее культа. В расположенном близ руин Микен древ¬ нем святилище Геры (Герайоне) еще в V в. до н. э. продолжал вестись восходя¬ щий к глубокой древности список верховных жриц, на основании которого греческий историк Гелланик построил хронологию Греции. Очередь дошла и до «семивратных Фив», где археологическое исследова¬ ние затруднялось местоположением древних Фив под современным городом. В связи с его перестройкой греческим археологам Н. Платону и Ф. Спиропу- лосу удалось открыть знаменитую Кадмею, названную по имени финикийца Кадма, посланного, согласно мифу, отцом на поиски похищенной Зевсом сестры Европы. Подтверждением особо тесных контактов с Востоком яви¬ лась находка вавилонских цилиндрических печатей с клинописными текста¬ ми. 45 табличек линейного письма Б удостоверили, что это дворец микенс¬ кой эпохи. Еще в 1912 и 1926 гг. греческие археологи обнаружили две микенские купольные гробницы в Мессении (западная часть Пелопоннеса), и это побу¬ дило их исследовать окрестный район. Так, в 1939 г. греко-американская эк¬ спедиция во главе с К. Блегеном обнаружила на холме близ Наварина, пере¬ именованного к тому времени в Пилос, остатки великолепного дворца, отож¬ дествленного с «песчаным Пилосом» Гомера, резиденцией мудрого царя Не¬ стора. Во дворце за один археологический сезон было обнаружено 400 табличек с линейным письмом Б — больше, чем на Крите за 30 лет раскопок. После окончания Второй мировой войны раскопки Пилоса были возобновлены, и Блегену удалось найти новые сотни текстов. Раскрыть язык обнаруженных теперь уже и в материковой Греции табли¬ чек, написанных на линейном письме Б, перед которыми оказался бессилен Эванс, удалось его соотечественнику Майклу Вентрису. С детства он интере¬ совался архитектурой, в юности обучался в Лондонском архитектурном ин¬ ституте. В 1936 г. в столице Англии открылась археологическая выставка по случаю 50-летия Британской археологической школы в Афинах. Четырнад¬ цатилетний Майкл оказался среди слушателей Эванса, рассказывавшего об открытом им дворце Миноса и иллюстрировавшего доклад находками, в том числе табличками с линейным письмом. Вентрис начал работать над письме¬ нами. Но эту работу пришлось прекратить из-за начавшейся войны. После ее окончания Вентрису стали известны результаты усилий других ученых, ис¬ следовавших кносские таблички, были систематизированы знаки письма и выделены их группы, характерные для начала слов и для их окончаний. Ста¬ ло ясно, что это знаки слогового письма, но надо было решить, слова какого языка они передают. Первоначально Вентрис полагал, что за знаками линейного письма Б стоит язык, близкий к этрусскому. Но затем, работая с молодым филологом Джоном Чэдуиком, Вентрис пришел к выводу, что знаки передают искажен¬ ный греческий. Это предположение подтвердилось, когда в руках исследова¬ телей оказались таблички с такими же письменами из Пилоса, где краткие записи сопровождались рисунками, поясняющими текст. Причины искажений греческих слов в записи линейным письмом Б до сих пор не ясны. Но в целом тексты стали понятны, и благодаря этому было 79
положено начало изучению истории Эгейского мира. Раскопки Микен, Пи¬ лоса, Тиринфа и других городов бронзового века на греческом материке, рав¬ но как и сельских поселений этой же эпохи, выявили единую культуру, на¬ званную по одному из центров микенской. Микенцами стали условно назы¬ вать всех обитателей Пелопоннеса, Средней и Северной Греции, в каких бы городах они ни обитали. Среди них были ахейцы, минийцы, ионийцы, эолий- цы, пеласги, дриопы и другие народы. Микенская культура, современная кикладской, а на ранних этапах свое¬ го развития критской (минойской), не совпадала с ними. Поэтому ошибочен термин крито-микенская культура, введенный Эвансом, исходившим из пре¬ обладания критской культуры на материке и всех островах. В то же время археология подтвердила взаимное проникновение этих культур, позволяю¬ щее рассматривать их как некую общность — эгейскую культуру, сложившу¬ юся в обширном регионе, центром которого было Эгейское море. Носители эгейской культуры, как это видно по находкам характерных для нее памят¬ ников, колонизовали во II тысячелетии Апеннинский полуостров и Сици¬ лию и поддерживали связи с Западным Средиземноморьем и Европой. Они испытывали влияние более древних и развитых восточных культур эпохи бронзы. Катастрофическая миграция XII в., захватившая также и Малую Азию, привела к погружению греческого материка и мира островов во мрак так называемых «темных веков», из которого на тех же территориях выросла новая культура, которой предстояло пройти свой собственный цикл и стать одной из составляющих античной цивилизации. 80
Ill МИР ПОЛИСОВ И ЕГО КРУШЕНИЕ Глава 5 КРУГ ЗЕМЕЛЬ Каждая из великих цивилизаций прошлого имела свой очаг, где она зародилась, развивалась, достигла расцвета и в кото¬ ром угасла, оставив о себе память в виде могил своих создате¬ лей и творений их рук в камне, глине, металле, а также памятни¬ ков письменности и литературы. Очагом античной цивилизации было море с его полуостровами и островами, которое в древно¬ сти называли Внутренним. Значение этого обширного водного пространства отражено и в древнем латинском названии мира «круг земель» (orbis terrarum), ибо эти земли античной культуры действительно расположились вокруг моря, на стыке трех мате¬ риков, и поныне сохранивших свои древние названия: Азия, Ев¬ ропа, Африка (Ливия — у греков). Мы в состоянии охватить все это культурное пространство одним взглядом с пролетающего в космосе спутника или изоб¬ разить его в виде рельефной карты. Для самих же людей антич¬ ного мира то, что перед нами раскрывается как географическая реальность, было неведомым пространством, которое еще сле¬ довало открыть, описать и освоить. Нам даже трудно себе пред¬ ставить, сколько потребовалось времени, усилий и потерь при тогдашних средствах передвижения и условиях фиксации откры¬ тий, сколько пришлось совершить и исправить ошибок, чтобы лишь ко времени начавшегося угасания античной культуры со¬ ставить более или менее точное описание среды собственного обитания! Моря и проливы. Средиземное море было для людей античного | [ ра дюжиной морей, вокруг которых складывались «малые» очаги нвилизации. Восточный рукав Средиземного моря греки называли )гейским морем. Согласно Гомеру, первоначально оно мыслилось мес¬ том обитания одного из трех порожденных небом и землей сторуких 81
чудовищ — Эгейона. И впрямь, Эгейское море, как бы вцепившись в греческий материк, его искромсало, образовав множество полуостро¬ вов, заливов, бухт, бухточек и прибрежных островков. Позднее, когда афиняне приобрели власть над морями, они связали название этого моря с именем своего царя Эгея, будто бы бросившегося в него со скалы. Общая протяженность береговой линии Греции превышала 15 000 км, и море при сложившемся рельефе не разъединяло ее, а объединяло. В Эгейском море насчитывалось не менее семидесяти островов. Большую их часть греки объединяли в две группы — Киклады (Круго¬ вые, поскольку они располагались вокруг Делоса) и Спорады (Рассе¬ янные). С эпохи мезолита острова были заселены негреческими пле¬ менами, обладавшими самобытной культурой. Сравнительная бли¬ зость многочисленных островов друг к другу позволяла их обитателям совершать плавания от острова к острову, не теряя из виду суши. Эгей¬ ское море, таким образом, стало своего рода начальной грамотой мо¬ реплавания, которую еще в доантичную эпоху усвоили многие оби¬ тавшие на его берегах народы, а в античную — финикийцы, этруски и греки. Водное пространство между Балканским и Апеннинским полуос¬ тровами греки называли Ионийским морем, северную его часть этрус¬ ки и римляне именовали Верхним, или Адриатическим — по городу Атрий, основанному выходцами из Эгеиды тирренами-этрусками. По имени этого же народа получило название Тирренское море, омывав¬ шее западное побережье Апеннинского полуострова. Внутреннее море на западе соединялось проливом с Внешним мо¬ рем (Океаном). Финикийцы и карфагеняне называли этот пролив Столпами Мелькарта, греки — Столпами Геракла, римляне — Герку¬ леса (согласно финикийским и греческим преданиям, именно он в ознаменование своих побед воздвиг по его берегам два каменных столпа). Море, расположенное к северу от пролива Боспор («Бычья пере¬ права»), греки назвали Понтом Аксинслим (Негостеприимным), пере¬ именовав его впоследствии в Понт Эвксинский (Гостеприимный). До того, как это море освоили, оно имело мрачную репутацию, более подходящую современному названию Черное. На этом море почти нет островов, где можно высадиться. Берега его заселяли враждебные чужеземцам народы. Путь к Боспору вел через Пропонтиду (совр. Мраморное море), отделенную от Эгейского моря проливом Геллеспонт (ныне Дарданел¬ лы), с которым был связан миф об упавшей в его воды Гелле, вместе с братом уносимой на златорунном овне в Колхиду. S2
Ветры. Для греков, связанных с морем и мореплаванием, серьез¬ ная опасность исходила от сильных ветров. Им приносились жертвы (в глубокой древности — человеческие), их вводили в мифы, создав образ владыки ветров Эола, которому дано усмирять их прихоти. Было замечено, что с Понта Эвксинского и Геллеспонта летом от зари до заката дуют сухие постоянные ветры, приносящие то желан¬ ную прохладу, то бури. Современные ученые стремятся объяснить это явление: в древности просто пользовались ветрами, дующими без пе¬ рерыва целыми неделями, соразмеряя с ними свои сельскохозяй¬ ственные работы и плавания. Были выяснены места, где они пред¬ ставляют наибольшую угрозу: пролив между островом Самос и побе¬ режьем Малой Азии и мыс Малей на крайней оконечности Пелопон¬ неса, где сталкивались разные ветры, вызывая бурное течение. Ветры, в сочетании с солнцем и морем, создавали на островах климат более благоприятный, чем на материке, где путь ветрам преграждали горы. В Риме ветры и их влияние специально изучались, дабы исполь¬ зовать их на благо землепашества и выращивания плодов. Римские агрономы не ограничивались характеристикой ветров и их направле¬ ний, но предлагали земледельцам календарь ветров по месяцам и даже дням. Реки. Моря круга земель принимали в себя пресную воду рек. На судоходных реках или близ них располагались такие крупные центры цивилизации, как Тартесс, Карфаген, Массалия, Рим, Александрия, Антиохия, и множество менее значительных — Ольвия, Танаис, Фа¬ зис, Спина, Эмпорион. Самой крупной рекой, втекающей во Внутреннее море, был «кор¬ милец Египта» (и не только его) Нил. В древности много писали о Ниле и о его загадках, которые до конца не могли разгадать. О крупных реках Запада обитатели Восточного Средиземноморья долго имели преврат¬ ное представление: реки Пад (По) и Родан (Рона) поначалу сливались в их воображении в одну сказочную реку Эридан, по которой везли с северного побережья янтарь. Рано стала известна река Истр, или Дану- вий (Дунай), но откуда она течет — точно не знали. Даже в V в. до н. э. греческий историк Геродот, писавший, что Истр берет начало в землях кельтов, отнес местоположение истоков великой реки к окрестностям «города Пирены». Он спутал кельтов, живших к северу от Альп, с кель¬ тами, обитавшими в его время на Пиренеях. Еще более расплывчаты, особенно в полисную эпоху греческой истории, представления о других реках, впадавших в Понт Эвксинс- кий, — о Тирасе (Днестре), Борисфене (Днепре), Гипанисе (как Буге, так и Кубани), Танаисе (Доне), Фасисе (Рионе). Греки знали о существова¬ нии порогов на Борисфене, близ которых хоронили скифских царей. 83
Фасис считался золотоносным, и с ним связывали миф об аргонавтах и золотом руне. Реки Греции Алфей, Эврот, Пеней, Ахелой были узки, несудоходны и сильно мелели летом. Они не связывали между собой различные области Эллады. Фракию, примыкавшую с севера к Греции, пересе¬ кал полноводный Стпримон. Самой протяженной рекой западной ча¬ сти Малой Азии, заселенной в античную эпоху первоначально лидий¬ цами, а затем греками, был извилистый Меандр, давший название рас¬ пространенному орнаменту. Длиной, но не полноводностью, ему ус¬ тупали реки Каик, Симоент, Герм и Пактол. В Испании, именуемой греками Иберией, был известен Ибер (Эбро), деливший полуостров на северную и южную части. Из рек, текущих на юг и впадающих в Океан близ пролива, знали Бетпис (Гвадалквивир). Судоходными реками изобиловала и примыкающая к Средизем¬ ному морю обширная область, населенная в древности племенами кельтов. По словам древнего географа Страбона, ее «русла рек так удобно расположены от природы по отношению друг к другу, что то¬ вары можно перевозить из одного моря в другое». Под «другим мо¬ рем» Страбон имел в виду Атлантический океан, куда было удобнее плыть по рекам, соединенным судоходными каналами, чем огибать обширный Пиренейский полуостров. Горы. Крупные горные массивы (Карпаты, Альпы, Пиренеи) — это не только границы античной цивилизации, но и ее щиты, сдерживав¬ шие вторжения из племенного мира. Долгое время о них знали очень мало и рассказывали всякие небылицы. Для Геродота «Карпис» и «Альпис» — это не горы, а две реки, хотя еще задолго до Геродота через эти «реки» не только проходили торговцы, но и прорывались целые народы. Значительная часть полуостровов и островов Средиземноморья также была покрыта горами. Море и горы, создавшие неповторимый ландшафт Балканской Греции, определили формы политической и социальной жизни древних греков и обусловили образование множе¬ ства автономных государств, порой размерами в небольшую долину. Большинство из них были связаны друг с другом не дорогами, а гор¬ ными тропами. С ростом населения долины, пригодные для земледе¬ лия и скотоводства, уже не могли обеспечить его питанием. Это спо¬ собствовало непрекращающимся миграциям и развитию торговли. На греческом материке имелось лишь несколько значительных равнин — Лаконика, Мессения и Фессалия (самая крупная из них), где можно было разводить табуны коней и заниматься земледелием. Сво¬ его зерна материковым грекам не хватало, и хлебом их обеспечивали Северное Причерноморье (после его колонизации) и Египет. В Ита¬ 84
лии на долю равнин, долин и низменностей приходилась пятая часть территории, так что и здесь население хлебом не обеспечивалось. Но поблизости лежала хлебородная Сицилия, а с развитием мореходства можно было закупать хлеб в Африке и Египте. Горы определяли климатические особенности различных частей средиземноморской суши. Так, путнику, покинувшему южную часть Пелопоннеса (Лаконику) и оказавшемуся через полдня пути в север¬ ной части того же полуострова, Арголиде, могло бы показаться, что он прибыл в Африку, ибо Лаконика — это долина, замкнутая с востока и запада горами, а Арголида ограничена грядой гор с запада и открыта морю и палящему солнцу. То же самое может быть сказано и о клима¬ те отдельных частей Италии, разделенных Апеннинскими горами. Горы обеспечивали обитателей Средиземноморья строительными материалами и ценными породами камня, без которых непредстави¬ мы эгейская, а затем греческая, карфагенская, этрусская и римская архитектура и скульптура. Остров Мелос был богат вулканическим стеклом обсидианом, широко использовавшимся в эпоху неолита и раннего металла для изготовления орудий производства и оружия. Ат¬ тический Пентеликон и впоследствии остров Парос поставляли вели¬ колепный мрамор. В Италии мрамор давало Карарское месторожде¬ ние в Этрурии близ города Луна, но оно стало известно сравнительно поздно. Используемые обитателями Средиземноморья металлы также до¬ бывались в горах. Горы Лавриона на крайней оконечности Аттики обеспечивали серебром, пока не были истощены; в горах Эвбеи и Кип¬ ра находились залежи медной руды, как и в горах Этрурии и Сарди¬ нии в Центральном Средиземноморье. Славились рудники Тайгета (Пелопоннес) и Тавра (Малая Азия). На о. Эфалия (римск. Ильва, совр. Эльба) имелись месторождения железа. Склоны гор создавали также возможности для развития товарно¬ го скотоводства — на них выгоняли скот во время летней жары. Спутники и кормильцы. Каждый из регионов, ставших местом формирования цивилизаций, имел собственное лицо, определявшее¬ ся не только природной средой, но и обусловленным ею раститель¬ ным миром. Это понимали его древние исследователи-ботаники, от¬ носившие северное побережье Понта Эвксинского к иной раститель¬ ной зоне и ею не занимавшиеся, равно как и растительностью тропи¬ ческих зон Африки и Азии. Вместе с людьми, осваивавшими круг земель, передвигались рас¬ тения, окультуренные около одиннадцати тысяч лет назад на Ближ¬ нем Востоке, в области, известной под названием «плодородный полу¬ месяц». Из злаковых спутниками и кормильцами греков были ячмень, 85
полба и пшеница, к которым присоединились бобовые — чечевица и горох. Иных злаков (кроме риса, разводившегося в Египте в III—II вв. до н. э. на небольших площадях) до римского завоевания греки не знали. Овес считался сорняком, просо — пищей варваров. Ячменное зерно (возможно, как вошедшее в употребление раньше других) шло в жертву богам, из ячменных колосьев плели венки для украшения культовых изображений богини земледелия Деметры. Также и карфа¬ геняне знали только пшеницу и ячмень. С рожью они познакомились лишь тогда, когда Ганнибал перешел Альпы и увидел в поселениях тауринов черный (ржаной) хлеб. Соперником пива, приготавливавшегося из зерен злаковых куль¬ тур, стало вино. Виноградная лоза, культивировавшаяся финикийца¬ ми, греками, этрусками, а затем и римлянами, «обжила» все среди¬ земноморское побережье и, выйдя за его пределы, распространилась по внутренним областям Испании, Галлии, Германии и Британии. Не столь триумфальным было шествие теплолюбивой маслины, но в кру¬ ге земель она стала царицей, заменив его обитателям животные жиры. Незнание и неупотребление оливкового масла считалось таким же верным признаком варварства, как ношение штанов. Воспринимае¬ мая как дар богов, олива стала священным деревом. Из ветвей дикой оливы в Олимпии плели венки победителям. Кроме оливковых дере¬ вьев греки с древнейшей поры выращивали смоковницу (фиговое де¬ рево) и гранат. Зерна граната считались угодными Афродите — боги¬ не любви восточного происхождения. По мере расширения культурных контактов расширялся и круг культурных растений. Из Малой Азии в I в. до н. э. пришла черешня, названная так по городу Керасунту; из Армении и из Персии — пер¬ сиковое дерево, распространившееся вплоть до Галлии. Некоторые высоко ценимые в древности культурные растения в новое время бес¬ следно исчезли, в частности сильфий, росший на северном побере¬ жье Африки и близких к нему островах. Многие из ныне распространенных в Средиземноморье растений в античности не были известны. Античные люди обходились без ку¬ курузы, картофеля, табака, подсолнечника. Фауна. Во II—I тысячелетиях в Средиземноморье не было неиз¬ вестных ныне обитателей диких лесов и пустынь, но животный мир был богаче современного. Вплоть до V в. до н. э. на Балканском полу¬ острове водились львы. Они же населяли полупустынные области в таком количестве, что говорили об осаде городов их стаями и о распя¬ тии львов (для отпугивания) на крестах, как беглых рабов. В горах Испании еще паслись дикие лошади. На севере Италии можно было охотиться на лося. 86
Изменение фауны во многом было связано с деятельностью лю¬ дей. Животному миру Северной Африки огромный ущерб нанесли охота и использование диких зверей в зрелищах на аренах амфите¬ атров. Неизмеримо богаче, чем ныне, были моря круга земель. Ценными породами рыбы снабжала обитателей Средиземноморья Меотида (Азовское море). В ходе раскопок древних городов Крыма выявлены огромные рыбозасолочные цистерны, которые в наше время не за¬ полнить никакими усилиями рыбаков. Рыбная пища занимала в ра¬ ционе древних обитателей Средиземноморья большее место, чем у со¬ временных народов, и это также связано с осушением болот и обме¬ лением рек. Изменения природной среды. На протяжении тысячелетий под влиянием естественных процессов или под воздействием челове¬ ка изменяется природная среда. Без учета этих изменений картина развития цивилизаций была бы неполной. Такие не зависящие от лю¬ дей природные явления, как катастрофические наводнения, засухи, гигантские землетрясения, не говоря уже о находящихся за хроноло¬ гическими рамками истории античности оледенениях, оказывали на жизнь человека порою решающее воздействие. И античные ученые это понимали, выделяя крупные периоды истории человечества по катастрофам, названным именами мифических царей Огига и Девка- лиона. Разумеется, у нас имеются более точные представления об этих катастрофах, поскольку мы опираемся на достижения геологии — на¬ уки, древним практически неизвестной. Возможно, одна из таких ка¬ тастроф повлияла в XIII—XII вв. до н. э. на формирование античной цивилизации, вытолкнув из степей и лесов Северной Европы их оби¬ тателей, которые, двинувшись на юг, смели на своем пути тысячелет¬ нюю эгейскую культуру. Резкие климатические изменения приходятся примерно на 400 год до н. э. Климат становится более влажным. Низины заболачиваются или вовсе покрываются водами. Поднимается уровень вод, порой весь¬ ма значительно (так, в озерах Швейцарии на 10 м). Для обитателей Цен¬ тральной Европы это имело катастрофические последствия. Разлива¬ ются Сена, Рейн, Эльба и другие реки. Племена, населявшие их берега, лихорадочно ищут новых мест для поселения в засушливых районах Средиземноморья, для которых увеличение влажности было величай¬ шим благом. Именно к этому времени относится вторжение кельтов в Италию. В дальнейшем в Центральной Европе происходит постепен¬ ное понижение температуры. Климат становится более сухим. Уже в античную эпоху деятельность человека начала оказывать влияние на среду его обитания. Для расширения сельскохозяйствен¬ 87
ных угодий, для нужд строительства, судостроения и металлургии бес¬ пощадно истреблялись леса. В Средней Италии еще в IV в. до н. э. существовали лесные массивы, считавшиеся непроходимыми. После того как они были вырублены, начались катастрофические наводне¬ ния. У римлян даже возник план переброски рек в другие русла, к счастью, оставшийся неосуществленным. Эллада же в ту эпоху стала вообще безлесной страной. Воздействие античной цивилизации на природную среду, разумеется, несопоставимо с тем, что происходит в наши дни, но негативные тенденции сказывались и тогда. Открытие ойкумены. Во времена Гомера, автора книги стран¬ ствий «Одиссеи», географический кругозор был также узок, как пред¬ ставления о мире в целом. Границей земной поверхности считался Океан, мыслившийся узким потоком — отцом всех морей, рек и ис¬ точников. Видимо, эти представления восходят к вавилонской карте мира, на которой континенты омываются горькой рекой Маррату. За Океаном греки времен Гомера мыслили царство мертвых, у входа в которое помещали острова Блаженных, обиталище душ, избавленных от царства Аида. О Внутреннем море, его побережье и островах в те времена не было ясных представлений. Страны к западу и северу от Эгеиды заселялись чудовищами, и герои «Одиссеи», высадившись в Сицилии, не заметили Этны, видной с далекого расстояния. В VIII в., с началом колонизации, географические представления греков расширяются. Более поздний эпический поэт Гесиод уже знает об Этне и конфигурации Италии. После основания греческих коло¬ ний на юге Италии и в Сицилии начинаются плавания греков к ове¬ янному мифами океану. Однако их выходу туда препятствуют фини¬ кийские колонисты, извлекавшие выгоды из океанской торговли и обосновавшиеся, как свидетельствует археология, на островке близ выхода в океан в том же VIII в. (сведения античной традиции об осно¬ вании финикийской колонии Гадес в XII в. не подтверждаются). Около того же времени по поручению египетского фараона Нехо финикийские моряки оплыли Африку, отправившись через Красное море и вернувшись назад через Внутреннее. Их рассказ о том, что, дви¬ гаясь в западном направлении, они видели солнце с правой стороны, встретил недоверие современников, которые сочли все путешествие вымыслом (ныне же эта деталь, свидетельствующая о пересечении эк¬ ватора, рассматривается как подтверждение реальности плавания). В 631 г. был занесен в океан бурей мореплаватель Колей с острова Самоса. Так греки узнали о сказочно богатом городе Тартессе, находив¬ шемся на реке Бетис, впадавшей в океан за проливом. В 600 г. на среди¬ земноморском побережье страны кельтов была основана Массалия (ныне Марсель), колония другого ионийского полиса — Фокеи. 88
Все это позволило к середине VI в. милетскому ученому Анакси¬ мандру нанести на медную доску схему мира в виде трех материков, омываемых океаном. Впоследствии, пользуясь этой первой греческой картой, другой милетянин, Гекатей, составил описание побережья, образованного тремя материками Внутреннего моря с его мысами, реками, городами и населяющими их народами. Тогда же по поручению персидского царя Дария ученый и мореп¬ лаватель кариец Скиллак обогнул Аравийский полуостров и, очевид¬ но, достиг Индии, двигаясь вдоль северного берега Индийского океа¬ на. Его труд не сохранился. Однако знания о северных берегах Ин¬ дийского океана у персов и греков остались. В годы царствования того же Дария, объявившего войну карфаге¬ нянам под предлогом поедания ими собак (для персов — священных животных), карфагенянин Ганнон совершил плавание вдоль океанс¬ кого побережья Ливии с целью вывода туда карфагенских колоний. Карфагенские корабли проделали от выхода в океан на юг такое же расстояние, какое отделяло пролив от Карфагена. Сохранилось в гре¬ ческом переводе его описание земель вплоть до реки Нигер. Другой карфагенянин, Гимилькон, исследовал океанское побере¬ жье Европы вплоть до Балтийского моря и, возможно, судя по описа¬ нию пространства, заросшего водорослями и кишащего морскими чу¬ довищами, заплывал и в западные воды, которые впоследствии были названы Колумбом Саргассовым морем, или Морем водорослей. Скорее всего, на это же время приходится выход в океан этрусков, которые попытались обосноваться на небольшом островке близ побе¬ режья Южной Африки. Но этому решительно воспрепятствовали их союзники карфагеняне, не желавшие иметь так близко торговых кон¬ курентов. Неизвестно, к тому же или более позднему времени отно¬ сятся сведения о плавании некоего Медакрита, доставившего олово с Оловянных островов, местонахождение которых в современной на¬ уке вызывает споры. В трудах греческих географов сохранились сведения о плавании на север Европы в конце IV в. Пифея из Массалии. Он первый донес до современников название Претанские острова (возможно, те, ко¬ торые ранее были им известны как Оловянные). Ирландия фигури¬ рует в его описании в виде большого, расположенного вдоль север¬ ного побережья Претании острова, длина которого превосходит ши¬ рину. С особенным недоверием отнеслись греки к его рассказам о крайней земле Туле, лежащей на расстоянии шести дней пути от Претании и в дне пути от Ледяного моря, недоступного ни для лю¬ дей, ни для кораблей, возможно, потому, что море это в его описа¬ нии вставало как колеблющееся в воздухе морское легкое — смесь земли, моря и воздуха. 89
Как ни странно, созданный примерно в это же время фантазией Платона затонувший материк Атлантида вызывал больше доверия, чем правдивый рассказ Пифея, и лишь самый разумный из учеников Платона Аристотель не сомневался, что Атлантида выдумана Плато¬ ном и им же погружена на морское дно. В те же годы, когда на север совершал свое великое путешествие Пифей, на восток вел фаланги ученик Аристотеля Александр Маке¬ донский. Поход, целью которого было завоевание ойкумены, имел своим побочным результатом необычайное расширение сведений гре¬ ков о странах, лежащих за пределами хорошо им известной Месопо¬ тамии и за Каспийскими воротами вплоть до Индии. Описания, ос¬ тавленные его полководцами Птолемеем (будущим царем Египта) и Неархом, проведшим македонские корабли от устья Инда до Вавило¬ на, не сохранились, но содержащимися там сведениями воспользова¬ лись более поздние авторы. Поколение спустя после похода Александра детальное описание природы Индии и быта ее населения составил Мегасфен, в течение года живший в качестве посла при дворе индийского царя Ашоки. В III в. до н. э. географические сведения были систематизированы великим географом эллинистической эпохи Эратосфеном, а более чем два века спустя в сочинении «Об Океане» изложил историю Земли философ, историк и географ Посидоний, попытавшийся философс¬ ки осмыслить взаимосвязь различных явлений в жизни Земли и насе¬ ляющих ее народов. Из написанного Эратосфеном ничего не сохра¬ нилось, а от географического труда Посидония дошли лишь незначи¬ тельные фрагменты, но их сочинения были широко использованы в последующей географической литературе. В отличие от Александра Македонского его римский подражатель Гай Юлий Цезарь не поручал никому составления истории своих за¬ воеваний, а изложил ее сам. Его «Записки о галльской войне» наряду с чисто военной темой содержат богатый этнографический и геогра¬ фический материал. И если в описании народов Галлии и Германии Цезарь не менее тенденциозен, чем в изображении собственных под¬ вигов, то географический фон, на котором разворачиваются события, в научном отношении безупречен по своей точности и наблюдатель¬ ности, словно целью этого труда было стать пособием для будущих географов. Все, что было известно грекам и римлянам до конца I в. до н. э., обобщил историк, географ и философ Страбон в своей фундаменталь¬ ной «Географии», ставшей одним из основных наших источников по античной географии. В середине I в. н. э. появилась «География» Пом- пония Мелы, в которой перечислены страны, лежащие вокруг Среди¬ земного моря. Но произведение это не представляет для нас интереса, 90 ]
поскольку здесь отсутствует даже упоминание о странах Европы и Азии, отстоящих от побережья; вошедшие же в кругозор автора даны слишком схематично. Ко второй половине того же столетия относится первый из до¬ шедших до нас энциклопедических трудов древности — «Естествен¬ ная история» Плиния Старшего, однако географические главы этого грандиозного труда — не более чем инвентаризация «имущества рим¬ ского народа» в соответствии с введенной Августом административ¬ ной системой деления земель. Тем не менее из них встает ясная кар¬ тина географии ранней империи. Век спустя греком Аппианом было дано изложение истории Рима по территориальному принципу, предусматривающему полную (хотя порой и содержащую географические неточности) информацию о каждой из римских провинций, начиная с ее присоединения к Риму и предшествовавшего этому присоединению сопротивления. Исключительное значение имеют созданные во II в. н. э. геогра¬ фические труды Клавдия Птолемея, который был не только астроно¬ мом. В его «Руководстве по географии» приведено до восьми тысяч географических пунктов с точным указанием их долготы и широты, а созданная ученым карта охватывает пространство от Исландии и Ка¬ нарских островов до Китая и Индийского океана. Начиная с эллинистической эпохи, карты, в соответствии с воз¬ растающей необходимостью их практического применения, приоб¬ ретают все большее распространение; недаром до нас дошло кроме полной птолемеевской карты более тридцати частичных ее воспро¬ изведений. Пользовались картами и римляне. Известно, что по ини¬ циативе Агриппы, сподвижника императора Августа, в одном из центральных портиков Рима была выставлена карта римского мира (ее подробное описание приводит Плиний Старший). Такие же кар¬ ты выставлялись и в других городах империи (из речи оратора Эвме- на мы знаем, что карта мира украшала в галльской провинции пор¬ тик Августодуна). О сузившемся кругозоре римлян кризисного III в. н. э. мы можем судить по рассчитанному на весьма убогий уровень своеобразному учебному пособию — «Памятной книжице» Ампелия, составленной для одного из солдатских императоров, изъявившего, по словам Ам¬ пелия, «желание все знать». Литературную традицию дополняет исключительно интересный документ — карта дорог II или III в. н. э., получившая название Пев- тенгерианской таблицы по имени Певтенгера, приобретшего средне¬ вековую копию этой карты. На склеенном из двенадцати пергамент¬ ных листов свитке, одиннадцать из которых сохранились, разворачи¬ валась сеть дорог, охвативших весь известный римлянам мир — от Ат¬ 91
лантического океана до Индии — с указанием станций и расстояний от милевого столба, высившегося на римском форуме. Сведения античных авторов изучаются обычно в сопоставлении с современной картиной физической географии. Большей частью фи¬ зическая географии древности и современности совпадает, но порой выявляются значительные различия, что связано с изменением бере¬ говой линии морей, режима отдельных рек, вырубкой лесов. Глава 6 «ТЕМНЫЕ ВЕКА» И ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ (XI—IX ВВ. ДО Н. Э.) История разумных обитателей планеты Земля непредста¬ вима без землетрясений, извержений вулканов, губительных засух, опустошительных наводнений, падения гигантских ме¬ теоритов и других катаклизмов, время от времени дающих о себе знать. Непременной частью истории являются и ложащи¬ еся на плечи человечества бедствия иного рода — массовые переселения, напоминающие паническое бегство смертельно перепуганных животных. Народы покидают места своего пер¬ воначального обитания и, уничтожая все на своем пути, куда-то неудержимо рвутся, за считанные десятилетия до неузнавае¬ мости изменяя облик обитаемого мира. В результате такого поистине великого переселения народов на руинах уничтожен¬ ных городов и заброшенных полей возникла античная цивили¬ зация. Ураган, сдвинувший многочисленные народы с места перво¬ начального обитания и разбросавший их по лику земли, как со¬ рванные с деревьев листья, оставив после себя развалины бес¬ численных городов, в конечном счете породил в западной части Средиземноморского мира новую, античную цивилизацию. Пос¬ ле крушения микенских дворцовых центров с их высокой культу¬ рой эгейский мир погружается в столетия, которые принято на¬ зывать «темными веками». В почти непроницаемом мраке совер¬ шалась незримая работа по разрушению всего созданного за предшествующие тысячелетия бронзового века, чтобы проклю¬ нулись ростки пришедшего им на смену античного мира. Народы моря. О народах, обрушившихся на Египет в XIII— XII вв., сообщают древнеегипетские тексты на стенах погребального храма фараона Рамзеса III в Мединет-Хабу, в которых они названы «народами моря с Севера». Среди них мы находим уже упоминавших¬ 92
ся выше пеласгов, а также народы дануна (гомеровские данайцы), ака- иваша (гомеровские ахейцы), текра (тевкры), шардана (сарды), ше- келша (сикелы). Все эти народы изображены на рельефах с характер¬ ным для них вооружением в сцене морского боя. Таким образом, в XIII—XII вв. едва ли не все обитатели Балканского полуострова, Эгей¬ ского побережья Малой Азии и островов снялись со своих мест и дви¬ нулись в поисках новых районов обитания. То, что в памяти сказите¬ лей было грандиозным предприятием, направленным против одного города (Трои) и его малоазийских союзников, оказалось вынужден¬ ным передвижением народов, подобным тому, какое пережил в конце IV—первой половине V в. круг земель, находившихся под властью Рима. Филистимляне. Египетские тексты и рисунки сохранили сведе¬ ния о народах, выброшенных с мест первоначального поселения и пытавшихся обосноваться в дельте Нила. После того как нашествие было остановлено, они исчезают из поля зрения египтян. Но один из этих народов появляется на соседней с Египтом территории, занимая южную часть прибрежной полосы страны, которая в древности назы¬ валась Ханаан. Это пеласги, которые в египетских текстах, опускаю¬ щих гласные, фигурируют как ПЛСТ, а в Библии названы филистим¬ лянами. От их племенного имени происходит принятое до сих пор обозначение этой территории — Палестина. Благодаря столкновениям с Израилем нам известна история этих переселенцев, тогда как о путях переселения других «народов моря», участвовавших вместе с филистимлянами в нападении на Египет, практически почти ничего не известно, включая и тех, ко¬ торые впоследствии оказались на Западе, в местах микенской ко¬ лонизации и оставили свои имена в названиях островов Сардиния (от шарданов), Сицилия (греч. Сикелия — от сикелов). Согласно библейским текстам, филистимляне основали на побережье пять городов, из них Газа до сих пор носит древнее название. В отличие от израильтян с развивающимся у них монотеизмом филистимляне почитали многих богов, среди которых главным был, скорее всего, Дагон, как можно думать на основании библейского рассказа о плененном и приведенном в храм Дагона богатыре Самсоне (види¬ мо, божество с тем же именем — Таг почитали и турша (еще один народ моря, известный грекам как тиррены, римлянам — как туски или этруски). В ходе раскопок филистимских поселений, подчас затрудняемых тем, что над ними выросли современные кварталы, стала ясна бли¬ зость культуры филистимлян и микенцев. Найдено много привозных микенских сосудов, дающих возможность датировать начало поселе¬ 93
ний филистимлян. Да и филистимская керамика близка к микенской по своим формам и декору. Филистимляне превосходили своих соседей вооружением. Это явствует из библейского описания схватки пастушка Давида, будущего царя, вооруженного пращей, с защищенным доспехами фили- стимским богатырем Голиафом. Раскоп¬ ки показали существование, кроме пяти городов, других, более мелких поселений филистимлян, основанных в начале же¬ лезного века. Пришельцы хоронили по¬ койников в каменных саркофагах в фор¬ ме человеческого тела. Части, предназначенной для головы, придавал¬ ся вид лица покойника. Эти лица близки к микенским золотым мас¬ кам, а головные уборы на них напоминают изображения «народов моря» на рельефах из Мединет-Хабу. Пришельцы с севера. Не менее массовым было передвижение племен, захватившее Балканы. Оно не отразилось в источниках с та¬ кой четкостью, как события, разворачивавшиеся на Востоке, и лишь некоторые из греческих преданий сохранили отголосок исторической реальности. К числу таких преданий относится изложенная в V в. до н. э. историком Геродотом и драматургом Еврипидом легенда о воз¬ вращении Гераклидов, которая может быть соотнесена с гипотезой о великом переселении народов. Согласно этой легенде, Гераклиды, удалившиеся после смерти Ге¬ ракла на север и ставшие там вождями трех племен дорийцев, возвра¬ щаются три поколения спустя в Пелопоннес, овладевают им и делят по жребию его области Аргос, Лаконику и Мессению. Каких-либо данных о разрушении микенских центров миф не содержит, но руины Микен, Тиринфа, Пилоса и других древних городов говорят сами за себя, и помимо этого имеются намеки на вторжение в царском архиве Пилоса. Скорее всего, за мифом о возвращении Гераклидов стоит новая волна переселения индоевропейцев, носителей обширной группы индоевропейских языков, к числу которых относятся многие совре¬ менные языки — славянские, германские, балтийские, иранские, ар¬ мянский. Индоевропейцы вторгались в Средиземноморье волнами. Пред¬ шественниками ахейцев, создателей микенской культуры, были пе¬ ласги. Помимо сведений о переселении их части на восточное побе¬ Фияистимлянин, Египетский рельеф 94
режье Средиземноморья, имеется предание о переселении пеласгов в Италию. Последняя крупная волна индоевропеизации Средиземноморья на Западе оставила более отчетливые археологические следы, чем на Востоке. Это культура «полей погребальных урн», выявленная в Вос¬ точной Германии, Австрии и Венгрии, Прирейнской Галлии, Север¬ ной Испании, в Италии вплоть до ее южной части. Народы, населяв¬ шие эти территории, кремировали своих покойников и хоронили их в урнах, тесно прилегающих друг к другу. Появление этих народов на Западе синхронно таким событиям на Востоке, как разрушение хетте- кой державы, гибель Трои и вторжение «народов моря» в Египет. Словарные данные древних языков, сохранившиеся в древних тек¬ стах, позволяют восстановить среду обитания индоевропейцев на их предполагаемой прародине, их занятия, быт, общественное устрой¬ ство, семейные отношения, религию и мифологию, право. С помо¬ щью параллельного рассмотрения пространных, наиболее древних текстов, например, на языке древних индийцев санскрите, и религи¬ озных формул на языках древнейших индоевропейских обитателей Италии удается раскрыть многие загадки их общественной жизни и религии. Параллельное рассмотрение индоевропейских языков «круга зе¬ мель» и языков индоевропейцев других регионов позволяет выяснить влияние новой природной и этнической среды обитания индоевро¬ пейцев. Чтобы было ясно, о чем идет речь, воспользуемся более близ¬ кими нам примерами. Сравнивая два славянских языка — русский и польский — по их памятникам письменности XVI—XVII вв., мы об¬ наруживаем в русском языке мощный слой слов, отсутствующих в польском, но наличествующих в татарском. Таково влияние общения русских и татар в столетия татарского завоевания, которого поляки и другие западные славяне избежали. Таким же образом можно собрать в греческом и латинском языках слова, которыми обогатились эти языки после переселения в Средиземноморье. Однако эта задача не¬ измеримо более сложная, чем та, которая предложена в примере «рус¬ ский—польский —татарский». Ведь русский и польский — близкород¬ ственные индоевропейские языки, а среди индоевропейских языков много таких, которые, являясь по грамматическим показателям ин¬ доевропейскими, сильно различаются по словарному запасу. Напри¬ мер, обитавшие по соседству на Апеннинском полуострове латины и самниты употребляли для обозначения воды два разных слова: пер¬ вые — «аква», вторые — «утор», и можно было подумать, что самни¬ ты — не индоевропейцы, если бы мы не знали, что и греки обознача¬ ли воду словом «юдор». 95
Возьмем еще один пример такого рода. Допустим, мы находим ко многих индоевропейских языках имеющее общее происхождение слово «Бог» (латинское «deus», литовское «dievas», греческое «theos», славянское «диво»); поскольку слово «титан» (противник бога со¬ гласно известному мифу) может показаться нам «неиндоевропейс¬ ким», мы уже готовы допустить, что миф о борьбе богов и титанов отражает столкновение верований индоевропейцев и их предше¬ ственников. Но оказывается, что слово «титан» — также индоевро¬ пейское (оно звучит в имени римлян «Тит») и наша гипотеза оши¬ бочна. Титаны тоже были богами индоевропейского населения, воз¬ можно, богами пеласгов, изгнанных греками с Балканского полуос¬ трова. Миф о битве богов с титанами, таким образом, отражает победу новых богов над старыми, но отнюдь не индоевропейцев над неиндоевропейцами. К этому можно добавить, что лишь исследова¬ ния XIX—XX вв. выявили принадлежность ряда мертвых языков Сре¬ диземноморья и Азии к кругу индоевропейских. Греки и римляне, даже те, что занимались языковедением в научном плане, не имели об этом никакого представления. Лидийцы, карийцы, фракийцы, скифы, иранцы были для греков «варварами», хотя, как мы теперь знаем, приходились им братьями по языку. Правда, не родными, а двоюродными и троюродными. Ионийское и эолийское переселение. Уже в XI—X вв. из Пе¬ лопоннеса и какого-то (точно не установленного) района Аттики на острова Эгейского моря и в Малую Азию переселились ионийцы, по¬ кинув под давлением дорийцев свои земли. В течение нескольких сто¬ летий они основали двенадцать городов (Милет, Самос, Фокея, Эфес, Теос и др.), образовав союз, названный Ионийским. Центром союза стала священная роща на северном склоне мыса Микале. Здесь функ¬ ционировал главный орган союза — собрание представителей горо¬ дов. Здесь же поблизости, в Дидиме, находилось общее святилище Посейдона. В великом переселении участвовали и близкие родственники до¬ рийцев — фессалийцы и беотийцы. Смешавшись с ахейцами, они со¬ ставили основу особой греческой группы племен — эолийцев. Ионийцы и эолийцы застали на островах и побережье Малой Азии негреческое население. Так, на Самосе ионийцы смешались с перво¬ начально заселявшими остров лелегами. На Лемносе, согласно Гоме- ру, первоначально обитало фракийское племя синтиев, более поздние авторы называют жителей этого острова тирренами и пеласгами. Со¬ хранились их погребальные надписи на языке, близком к этрусскому. Каждое из этих греческих племен возводило свое происхождение к вымышленному предку: ионийцы — к Иону, эолийцы — к Эолу (не 96
путать с Эолом, повелителем ветров). У каждого племени сложился свой диалект. Гомеровский эпос был создан на смешанном эолийско- ионийском диалекте. Диомед, Тевкр, Тиррен и др. Переселения народов XI—X вв. отражены в легендах о перемещениях героев. Так, победитель Фив Диомед, доблестно сражавшийся под Троей, будто бы отправился на юг Италии в Апулию. Став гостем племени, царем которого был Давн, Диомед женился на его дочери и, унаследовав царство, основал в Ита¬ лии несколько городов и святилищ. Согласно преданию, Диомед умер на одном из островков Адриатического моря, а его спутники превра¬ тились в огромных птиц, встречавших эллинских переселенцев радо¬ стным криком и хлопаньем белых крыльев. В отличие от Диомеда, Тевкра, лучшего стрелка из лука в войске, осаждающем Трою, потяну¬ ло с острова Саламин на юг, на остров Кипр, где он основал город с тем же названием. Со своих мест обитания сдвинулись не только жители Балканско¬ го полуострова и прилегающих к нему островов, но и некоторые на¬ роды Малой Азии. Один из этих народов неизвестен Гомеру, посколь¬ ку ко времени создания эпоса он уже прочно обосновался в Италии; но его хорошо знают греческие поэты и историки VII—V вв. Это тир- сены (тиррены), или этруски, сами себя называвшие расенами. Гесиод первым упомянул тирсенов как обитателей «священных ос¬ тровов», не указывая их названия. Настолько ли были ограничены гео¬ графические познания греческого поэта, что он и Италию считал ост¬ ровом? Скорее всего, нет. И под «священными островами» он, очевид¬ но, разумел находящиеся к западу от Италии острова Сардинию и Кор¬ сику. Ведь и позднее географ Страбон сохранил сведения о тирренах как обитателях Сардинии. О том, как и когда оказались тиррены на Западе, сообщает Геродот: «В царствование Атиса, сына Мана, была большая нужда в хлебе во всей Лидии. Вначале лидяне терпеливо сно¬ сили голод, потом царь... разделил весь народ на две части и бросил жребий, с тем чтобы одной из них остаться на родине, а другой высе¬ литься. Царем той части, которая осталась на месте, он назначил само¬ го себя, а над выселившимися поставил своего сына Тиррена. Те из них, которым выпал жребий выселиться, направились в Смирну, со¬ орудили там суда, положили в них все необходимое и отплыли отыски¬ вать себе пропитание и местожительство. Миновав многие народы, они прибыли наконец к омбрикам [умбрам], где основали города и живут до настоящего времени. Вместо лидян они стали называться по имени того царя, который их заставил выселиться, тирренами». Информаторами Геродота, скорее всего, были сами тиррены, с ко¬ торыми он мог встречаться, находясь в Южной Италии как колонист 4 Немировский А.И. 97
основанной Афинами колонии, и это лучше всего объясняет и фольк¬ лорные элементы рассказа, и его неточности. Переселение не могло происходить из Лидии, поскольку это более позднее название при¬ брежной части Малой Азии, и народ, предками которого были этрус¬ ки, не мог быть лидийцами. Но регион назван Геродотом правильно, и это подтверждается найденными на примыкающем к Малой Азии острове Лемносе надписями на языке, близком этрусскому, равно как сообщениями египетских источников. Судя по археологическим данным, этруски появились в Италии в VIII в., а переселение тирренов на Запад Геродот датирует временем, следующим сразу за Троянской войной. Где же пребывали тиррены более трех столетий? На этот вопрос мы уже ответили — в Сардинии. Интересно, что главная река этого острова называлась Тирсус, а древ¬ нейший автор Гесиод называет его обитателей тирсенами. Также в официальном греческом тексте VI в. (договоре Сибариса) этруски на¬ званы по месту их обитания до переселения в Италию — сердаями. В Умбрии, находившейся между реками Тибр и Арно, куда пере¬ правились из Сардинии тиррены-этруски, в городах жили также и пе¬ ласги, переселившиеся в Италию еще в середине II тысячелетия под давлением греков. Новые завоеватели были в меньшинстве. В их язык неиндоевропейского происхождения вошло много индоевропейских слов — следы их общения с пеласгами и умбрами. Венеты, лигуры, иллирийцы. В «темные века» в Италию дви¬ нулись с суши многие народы, распространившиеся по восточному Ад¬ риатическому побережью Италии до самого его юга. Венеты заняли ту область, где ныне находится город Венеция. Их язык, судя по сохра¬ нившимся надписям, был родственен германским языкам. Венеты раз¬ водили коней в обильной лугами пойме долины реки Пада (По). О древ¬ нем имени этой реки доныне говорит название города Падуя. Западными соседями венетов были лигуры, занимавшие до нача¬ ла эпохи переселений бблыиую часть Северной и часть Центральной Италии, а также владевшие побережьем Галлии. Согласно греческому мифу, в землях лигуров упала солнечная колесница Фаэтона, и из слез сестер юноши возник янтарь. Отнесение этой катастрофы к Лигурии связано с тем, что через нее проходила «янтарная дорога», идущая от побережья Балтики через Альпы и далее по реке По к Адриатическо¬ му морю. Балтийским янтарем пользовались еще обитатели микенс¬ ких дворцов. В ходе переселений «темных веков» Адриатическое побережье Италии и ее юг оказались занятыми иллирийскими племенами япи- гов, певкетов, давнов, мессапов, калабров, френтанов. Первоначаль¬ но иллирийцы освоили территорию современных Югославии и Алба¬ 98
нии, что позволяет считать их дальними предками албанцев. Не ис¬ ключено, что именно иллирийцы дали толчок движениям всех наро¬ дов Восточного и Центрального Средиземноморья в XII—X вв. Сикелы и элимы. Среди народов, участвовавших в нападении на Египет, были и сикелы. Сохранились предания, что они занимали в древности и Центральную Италию. Но достоверно известно лишь то, что сикелы в X в. жили на крайнем юге Италии. Оттуда они были вытеснены иллирийцами и переселились на остров, которому дали имя Сикелия (Сицилия). По своему языку и верованиям сикелы были близки к обитателям Лация — латинам. К началу греческой колонизации Сицилии сикелы вытеснили с большей части острова неиндоевропейское население — сиканов. В западной части Сицилии в конце II тысячелетия оказался небольшой народ элимов, построивший города Сегесту, Энтеллу, Эрике. Троянское поветрие. Появление новых народов в Италии было частью обширного переселения, охватившего всю Европу, в том числе и Западное Средиземноморье. Повсеместно на территории Придуна- вья, Порейнья, на Пиренейском полуострове и в Италии возникают культуры, для которых типичны могильники без земляных насыпей и захоронение праха покойников в урнах и без урн в ямах. В Италии такой тип погребений характерен для мест проживания венетов, умб- ров, самнитов, выходцев из Европы, где продолжали обитать народы, называвшие себя «венетами», «омбронами», «элимами». С тех пор, как жители Италии начинают знакомиться с поэмами Гомера, возникает нечто вроде эпидемии: все ищут предков в Трое. Венеты, отыскав у Гомера упоминание конелюбивых энетов, считают себя их потомками. Элимы также находят себе предка в Малой Азии — Элима, бежавшего от ахейцев вместе с героем Трои Энеем, хотя, судя по их культуре, в них логичнее видеть выходцев из области Элимаида на севере Балканского полуострова, передвинувшихся на Запад в период великого переселения народов конца II тысячелетия. Троянцами называли себя и некие ливийцы, красившие тело суриком и стригшие волосы лишь на одной стороне головы. Поэтому не удиви¬ тельно, что и жители многих древних городов Лация, в том числе и Рима, уже в VI в. считали основателями своих городов Энея и других троянских героев. Обнаружены статуэтки VI в. с изображением Энея, несущего на плечах отца своего Анхиза, и другие свидетельства ран¬ него распространения троянского мифа. Микробы «троянского поветрия» оказались очень живучими. Некоторые современные исследователи сочли троянцами и тирре- нов-этрусков — народ, не имевший к Трое никакого отношения и 99
даже неизвестный Гомеру ни под этим, ни под иным названием. Такова, за неимением письменных свидетельств, сила мифа, скло¬ няющая на свою сторону и науку. Письменные источники, если они и были, оказались уничтоженными вместе с дворцами и други¬ ми памятниками ахейской культуры в ходе опустошительного пе¬ реселения народов. Каждая болезнь имеет свои причины. Причиной «троянского по¬ ветрия», распространенного в Италии, стало честолюбие, присущее не только отдельным людям, но и целым народам, стремившимся об¬ рести почетное родство и сделать свою историю более древней. Результаты переселений. Результатом великого переселения народов было полное уничтожение всего того, что создали пеласги и ахейцы за два тысячелетия обитания на Балканском полуострове и островах Эгейского моря — городов и городской жизни, дворцовой государственной системы, письма и искусства. Города, расположен¬ ные на побережье Малой Азии, пострадали меньше балканских. В од¬ ном из них, впоследствии споривших о праве считаться родиной ве¬ ликого поэта, и жил Гомер, воспевший давно ушедший и великий мир древних царей и грозных воителей, искусных лекарей, храбрых от¬ крывателей дальних стран, всех людей далекого для него прошлого, чья судьба была им представлена как человеческая трагедия. И пусть этот мир, как выясняется по мере археологических раско¬ пок и прочтения древних текстов, мало походил на реальный, но Го¬ мер был первым, кто зародил еще в глубокой древности интерес к этому миру. Пусть не было прекрасной Елены, из-за которой началась Троянская война, пусть Троя пала не после десятилетней осады и не была разрушена благодаря храбрости Ахилла и хитрости Одиссея, а уничтожена вторжением «народов моря», герои Гомера остаются веч¬ ными спутниками человечества. Протополис. От времени, последовавшего за переселением на¬ родов, не осталось источников, которые могли бы охарактеризовать эпоху с той же ясностью, как это можно было бы сделать, обладая памятниками письма и видными остатками материальной культуры. Однако выражение «темные века» не следует понимать как погруже¬ ние в ничтожество. То, что рождалось в эти столетия, свидетельство¬ вало о развитии, имеющем великие перспективы. Сельские общины, освободившись от контроля и эксплуатации дворца-спрута, развива¬ лись ускоренными темпами. Приблизительно к 1050 г. на Балканах меняется погребальный обряд. Трупоположение так же, как в Италии ц Галлии, заменяется 100
кремацией, а сопутствующий погребальный инвентарь становится богаче и разнообразнее. Все больше и больше попадается оружия, и уже железного. Керамика этого времени более, чем какие-либо дру¬ гие находки, свидетельствует о социальном расслоении в общинах, о формировании аристократической верхушки. Это крупные сосуды так называемого протогеометрического стиля — с затейливым чере¬ дованием полос и полукружий (1050—900 гг.). Ок. 900 г. он сменяет¬ ся геометрическим стилем с хорошо разработанными сценами про¬ цессий и битв на море и суше. На острове Эвбее была обнаружена гробница того же типа, какой известен в Италии той же эпохи под названием «княжеские». Одновременно появляются города ранее неизвестного Греции типа. Греческое слово «полис», так же как русское «город», имело мно¬ го значений. Оно могло означать ограду, куда скрывалось сельское население во время набегов (в смысле «городище»), и суверенный коллектив граждан, какими были города во времена историка V в. Фукидида, писавшего: «Ведь город — это люди, а не стены и не ко¬ рабли без людей». Город IX в. до н. э., который может быть изучен на археологическом материале и с помощью созданных в те же времена поэм Гомера, находился на полпути от городища к полису, поэтому его называют протополисом. Наиболее развитым был город Лефканди на острове Эвбее (на¬ званный по современной деревне, близ которой находится городи¬ ще). Основан он был, скорее всего, ионийцами во времена их пересе¬ ления на восток на месте поселения, существовавшего с бронзового века. Этот город, который на столетие древнее гомеровских поэм, был центром развитого ремесла, чему способствовала близость запасов железной руды и выгодное географическое положение у пролива, от¬ деляющего Эвбею от материка. Из тех же мест, где находилась Авлида (согласно мифам, вынужденная стоянка объединенного ахейского флота, двигавшегося на Трою), корабли совершали плавания с торго¬ выми целями к берегам Сирии и Палестины, разнося весть, что Гре¬ ция вступила в железный век. Тот же процесс складывания протополисов происходит на терри¬ тории Италии. Для ее раннего железного века характерна культура Виллановы, родственная среднеевропейской культуре «полей погре¬ бальных урн». Вместилищем пепла покойника была украшенная гео¬ метрическим орнаментом погребальная урна в форме сдвоенного ко¬ нуса. На ранней фазе культуры Виллановы (X—IX вв.) погребальный инвентарь беден, изделия из металла — большая редкость. В VIII в. урны, как правило, сопровождаются изделиями из бронзы, так назы¬ ваемыми «бритвами» и ситулами (сосудами в виде небольшого ведер¬ 101
ка), иногда урна приобретает вид модели хижины чаще всего круглой формы. И тогда же появляются погребения курганного типа с богатым ин¬ вентарем — орудиями, предметами обихода и роскоши из бронзы и железа. Прежде их связывали с появлением пришельцев-этрусков. После открытия таких же богатых погребений к югу от мест расселе¬ ния этрусков в Лации стало ясно, что изменение в захоронениях свя¬ зано с выделением в сельских общинах аристократической верхушки, сосредоточившей в своих руках богатство и власть. Одновременно Италия покрывается сотнями городищ. Укреп¬ ленные поселения обозначались в латинском языке словом oppidum, дословно — «граница для ноги». Еще точнее, чем oppidum, характер этих первоначальных городов раскрывает термин castellum (кре¬ пость). Возникновение города-крепости отвечало потребностям об¬ щества в защите. Кастели возникали обычно на холмах с крутыми склонами, в наиболее удобных для защиты от нападения местах, ча¬ сто возвышаясь над озером или рекой. Именно такого рода город- крепость на крутой скале, который мог быть защищен всего несколь¬ кими воинами, упоминается в греческом мифе о сицилийском царе Кокале. О расположении древнейших кастелей на холмах говорит и то, что названия многих из них состояли из соединения слова «Аль¬ ба» (на каком-то из языков неиндоевропейского происхождения — «гора») и имени племени (например, Album Intemelium — крепость, убежище интемелов). Крепости эти археологически засвидетельствованы для VIII в. и в Сицилии, и в Италии (на территории Нация). Кастелем первоначаль¬ но был и Рим — крепость квадратной формы на холме Палатин в из¬ лучине Тибра. Его превращению в город способствовали расположе¬ ние на дороге, ведущей к соляным варницам на побережье Тирренс¬ кого моря, и заинтересованность в этой территории более развитых в социально-экономическом отношении этрусков. Постепенно касте¬ ли, особенно те из них, которые были расположены на ведущих в глубь полуострова дорогах, принимая в свои стены выходцев из раз¬ ных родов и племен, становились центрами ремесла и торговли. Это в немалой степени способствовало последующему перерастанию их в города полисного типа. TZЯ Источники. Переселение народов XIII—XII вв. — это цепь событий IL. или процессов, встающих перед нами в перекрестном свете восточных и западных литературных источников, археологии и лингвистики. Осново-- полагающими для его понимания являются египетские тексты — реляции, составленные от имени фараонов о победах над вторгшимися в дельту Нила народами, ранее обитавшими «на островах посреди моря». Документы из 102
архивов хеттских царей выявили картину массового переселения на терри¬ торию Малой Азии ахейцев и ряда других народов. Греческая мифологичес¬ кая традиция сохранила сведения о возвращении Гераклидов и «великом исходе» — перемещении обитателей Балканского полуострова на Восток и на Запад. Археология дополняет картину бедствий остатками укреплений, имев¬ ших целью сдержать натиск пришельцев, а также следами пожарищ и разру¬ шений некогда процветавших микенских центров. Но ее речь еще более не¬ внятна, чем язык мифов. Ведь разрушения не всегда результат вторжения чужеземцев, но также землетрясений и внутренних войн. Однако присут¬ ствие в целом ряде поселений Северного Пелопоннеса, Эвбеи, Аттики в сло¬ ях, следующих за слоями разрушений, керамики, резко отличающейся от ми¬ кенской по типу, не оставляет и тени сомнения в том, что Балканский полу¬ остров вступал в новую эпоху исторического развития. Благодаря археологии становится также известен и главный плод «темных веков» — первоначаль¬ ный полис (протополис, кастель). Этрусский вопрос. Этруски занимают особое место в истории Ита¬ лии. Это единственный из ее народов, которому до римлян удалось создать могущественную федерацию и на протяжении нескольких столетий проти¬ востоять на суше и на море натиску греческих колонистов. Этрусское обще¬ ство было древнейшим классовым обществом Италии. Это определило ха¬ рактер отношений этрусков с соседями, жившими в условиях'разлагающего- ся первобытно-общинного строя. С этрусками связано не только начало го¬ сударственности в Риме, но и начальный этап борьбы за господство в Италии, из которой Рим вышел победителем. Победители-римляне отдавали побеж¬ денным этрускам должное, не уставая повторять, что они им обязаны знака¬ ми высшей государственной власти, целым рядом строительных приемов и самим типом использовавшегося в строительстве кирпича, искусством гада¬ ния, цирковыми зрелищами и гладиаторскими боями, музыкальными инст¬ рументами, военной трубой, ростром и якорем. Современные исследователи могли бы к этому добавить распространение письма, развитие горного дела, металлообрабатывающего и керамического ремесел, осушение заболоченных местностей с помощью сложной системы каналов, основание ряда городов и связанных с ними элементов городской культуры, реалистический скульп¬ турный портрет. Наиболее очевидным было влияние этрусков в области архитектуры и градостроительства. Почти все, что соорудили этруски в Риме, римляне впос¬ ледствии определяли эпитетом «величайший». «Величайший» цирк был по¬ строен при Тарквиниях между Авентинским и Палатинским холмами (вме¬ щая 60 ООО зрителей, он мог бы поспорить с сооружениями зрелищного типа наших дней). С помощью «величайшей» клоаки при этрусских царях в Риме была осушена и превращена в форум болотистая низина между Палатином и Капитолием. Храм этрусской триаде богов, возведенный на высоком цоколе на Капитолийском холме, римляне, правда, никогда не называли «величай¬ шим», но именно он стал средоточием римской религиозной жизни, местом, 103
куда поднимались завершить жертвоприношение римские полководцы и от¬ куда начинались торжественные религиозные шествия. Культурное влияние Этрурии чувствовалось долго еще после утраты ими влияния политического. Еще в конце IV в. до н. э. римляне обучали моло¬ дежь этрусскому языку, как впоследствии стали обучать греческому. Таким образом, этрусское влияние нельзя сбросить со счета при изуче¬ нии истории Италии. Поэтому и волнует науку вопрос о том, кто же такие этруски с их столь отличным от оставленных народов Италии строем, обыча¬ ями, языком. Автохтоны или пришельцы? К какой группе народов принад¬ лежали? На каком языке говорили? Выше упоминалось, что еще древние спорили об их происхождении. Преобладало мнение об их восточных корнях. В новое время поддержку на¬ шли оба взгляда. Об автохтонности говорили и про¬ должают говорить в основном итальянские ученые. В середине XVIII в. немецкими учеными была выдвинута еще одна теория, согласно которой этрус¬ ки — завоеватели, пришедшие в Италию с севера. Те¬ ория эта опиралась на неправильно понятое место из Тита Ливия о заселивших альпийские области ретах как потомках этрусков и кажущуюся близость назва¬ ния реты к самоназванию этрусков — расены. Сейчас об этой теории вспоминают как об одном из заблуж¬ дений, через которые прошла этрускология. Отбросив общими усилиями нордическую тео¬ рию, ученые продолжали научный спор. В 20-е — начале 30-х гг. XX в. итальянские лингвисты стали рассматривать этрусков как островок древней сре¬ диземноморской расы, чудом уцелевшей от индоев¬ ропейского нашествия. В 40-х гг. возник еще один вариант автохтонной теории. Один из итальянских этрускологов, М. Паллоттино, предложил говорить не о происхождении этрусков, а об их формирова¬ нии из местных племен. Он даже приписал им куль¬ туру железного века Италии (культуру Виллановы), на самом деле резко отличающуюся от этрусской культуры. Что касается явных восточных элементов, присутствующих в этрусской культуре, Паллоттино объяснял их торговыми и культурными связями с греками. Однако археология стала могучим противником теории автохтонности, ибо с автохтонностью этрус¬ ков невозможно согласовать внезапный расцвет куль¬ туры на территории, мало чем отличавшейся до VIII в. от соседних районов. Объяснение этому фено¬ мену можно найти лишь в появлении нового населе¬ ния, принесшего более высокую культуру из района первоначального обитания. Бронзовая статуэт¬ ка этрусского воина 104
Восточной теории придерживались такие видные исследователи, как рус¬ ский ученый прошлого столетия В. И. Модестов, чешский ученый Б. Грозный; придерживается ее и большинство современных российских ученых. Можно проследить сходство целого ряда обычаев у населявших Малую Азию хеттов и сменивших их лидийцев, с одной стороны, и этрусков — с другой. Это практи¬ чески один и тот же набор жертвенных животных, сходные модели гадатель¬ ной печени на Востоке и у этрусков; близость к этрусским тумулусам недавно найденных погребальных холмов Лидии; характерная для этрусков двойная флейта, родина которой Лидия. Сторонники восточного происхождения обра¬ щают внимание и на этнический тип этрусков, запечатленный в ряде надгро¬ бий, особенно часто встречающийся для ранних периодов. О преобладании среди этрусков восточного типа над европейским говорит и статистический анализ черепов. Можно отметить и то, что идеал красоты, обычно воплощае¬ мый в облике богов, вплоть до VI в. до н. э. у этрусков явно восточный. Но нельзя впадать и в другую крайность. Происхождение этрусской куль¬ туры — явление сложное, и в любом случае она является продуктом разви¬ тия, а не механического заимствования. На развитие этрусской цивилизации должно было оказать влияние и население Сардинии, в которой, как уже говорилось выше, первоначально осели переселенцы, и население Италии, с которым смешались пришельцы. Кто из современных ученых прав — те, кто выводит этрусков с Востока, или те, кто считает их более древним слоем местного населения, мог бы ре¬ шить язык. Но язык этрусков — это не меньшая загадка, чем проблема их происхождения. Вернее, обе эти проблемы взаимно переплетены, и ключ к их решению — в разгадке языка. Этрусский язык был утрачен уже в древности. Последним человеком, его знавшим, был император Клавдий, живший в I в. н. э. Правда, были извест¬ ны имена ряда этрусских богов и само слово «бог», а также названия месяцев. Сравнение этрусских и римских эпитафий дало возможность добавить к этому скудному списку термины родства и некоторые слова, связанные с по¬ гребальным ритуалом: сын, год, возраст, жил, умер, могила и т п. Несколько слов было известно потому, что вошло в латинский язык: гистрион, цистер¬ на, таверна, рея (antemna). Дешифровка языка затрудняется как ограниченностью числа более или менее крупных связных текстов, так и рядом технических трудностей (привычка писать не разделяя слов; употребление для передачи одного и того же звука то одной, то другой буквы, связанное с тем, что заимство¬ ванный у греков алфавит мало отвечал особенностям этрусской фонети¬ ки; заимствованная рядом писцов у семитских народов особенность про¬ пуска гласных). Попытки прочитать этрусские надписи начались с XV в. И поскольку неясен был даже общий характер языка, то поочередно выдвигались различ¬ ные теории — семитского, кельтского, славянского, финского, армянского, албанского, даже берберского и шумерского происхождения и т. д. Один из современных ученых так резюмировал эти усилия: «Были тщетно испробова¬ ны почти все языки земного шара — от финского до коптского, от баскского до японского». 105
В течение XIX в. мало-помалу были отброшены все эти гипотезы, и большинство ученых стало склонять¬ ся в пользу индоевропейского харак¬ тера языка. Начался поиск паралле¬ лей между языком этрусков и его ближайших индоевропейских сосе¬ дей __ латинян и умбров. Были най¬ дены некоторые общие термины род¬ ства, политические термины, совпа¬ дение отдельных имен. Однако у сто¬ ронников гипотезы об индоевропейском характере этрус¬ ского языка не было достаточного эпиграфического материала, да и сама методика не была совершенной, и первые попытки дешифровки на этой основе давали порой парадок¬ сальные результаты. К 1940-м гг., когда сравнительный метод практи¬ чески ничего не дал, стали объяснять наличие индоевропейских корней влиянием местных языков. Стало ясно, что этрусский язык сложный и, возможно, не имеет родственников в семье известных живых или мертвых языков. Возникает так называемый «комбинаторный» метод. Его сторонники ис¬ ходили из того, что существование языка, сходного с этрусским, невероятно и что поэтому изучать и анализировать следует лишь те данные, которые мож¬ но извлечь непосредственно из этрусского материала, а проникать в смысл языка нужно на основе привлечения всех данных, касающихся каждой конк¬ ретной надписи. Комбинаторный метод принес свои плоды. Он позволил расшифровать многие короткие тексты, чаще эпитафии, разобраться в тер¬ минах родства, социальном положении, установить ряд чисел первого десят¬ ка (по поводу части которых, впрочем, до сих пор идут споры). В конечном итоге около трех десятков слов стало более или менее понятно. По существу, этрускология обязана комбинаторному методу всем тем, что было открыто в сфере языка до 60-х гг. Именно его применение позво¬ лило установить окончания женского рода и множественного числа, фор¬ мы просительного падежа, ряд местоимений и некоторые глагольные фор¬ мы. Стали понятны некоторые короткие тексты. Находка двуязычного (на этрусском и финикийском языках) текста в этрусском порту Пиргах под¬ твердила правильность дешифровки ряда слов и дополнила наши знания новыми. Пусть небольшой, но надежный словарик привлек внимание к сходству некоторых этрусских слов с древнегреческими и латинскими. Это, вопреки взглядам сторонников комбинаторного метода, поставило на бо¬ лее твердую почву гипотезу об индоевропейском характере этрусского язы¬ ка, подкрепленную к тому же грамматическими моментами (например, Голова этрусского воина 106
окончаниями женского рода на -а, этой характерной особенностью индоев¬ ропейских языков). Однако сколь ни важен был комбинаторный метод на определенном этапе дешифровки, он уже дал все, что мог. Поэтому стало ясно, что будущее — за методом, который даст наилучшее сочетание комбинаторного и- сравнитель¬ ного подхода к дешифровке. Ясно стало и то, что трудности в дешифровке связаны, помимо всего прочего, и с тем, что в нем соединились неиндоевро¬ пейская основа, идущая от тирренов, и многочисленные элементы, попавшие при слиянии на землях Италии с индоевропейской пеласгийской волной. Таково современное состояние вопроса. Триста лет этрускологии — это три столетия упорных поисков, удивительных открытий, горьких разочаро¬ ваний, несбывшихся надежд. За это время сделано немало широковещатель¬ ных заявлений об окончательном решении этрусского вопроса. И каждый раз неумолимая логика науки и здравый смысл отбрасывали слишком само¬ уверенных исследователей назад. Но одновременно под сводами вновь от¬ крытых этрусских гробниц и в залах библиотек совершалась и продолжает идти незаметная, но исключительно плодотворная работа по сбору источни¬ ков, их сравнению и интерпретации. Глава 7 РОЖДЕНИЕ ПОЛИСА Античные общества всецело принадлежали железному веку. Железо, постепенно вытеснявшее бронзу, на Востоке стало из¬ вестно уже во второй половине II тысячелетия до н. э., по мень¬ шей мере на четыреста лет раньше, чем в Средиземноморье. Греки считали его пришельцем из земель, населенных сказоч¬ ным народом рудознатцев и кузнецов халибов, ибо хеттские цари, обладавшие монополией на изготовление и продажу же¬ леза, хранили все, связанное с ним, втайне. Победа железного века. На Балканах, на Апеннинском полу¬ острове, на таких покрытых лесами островах, как Сардиния и Корси¬ ка, применение железного топора и сохи с железным лемехом означа¬ ло подлинную революцию в сельском хозяйстве. Только железные орудия позволили возделать тяжелую вулканическую почву, отличав¬ шуюся редким плодородием, расширить границы земледелия и резко увеличить урожайность, внедрить новые для средиземноморского региона сельскохозяйственные культуры — виноград и оливки. При¬ менение железа позволило обитателям Эгейского района преодолеть упадок, вызванный катастрофой XIII—XII вв. до н. э., и в кратчайшие сроки с наименьшими затратами сил добиться расцвета экономики и 107
культуры. Уже в X в. железо стало господ¬ ствующим материалом при изготовлении оружия и орудий труда. Оно буквально преображало облик круга земель. Посте¬ пенно сводились леса и рощи, бывшие в воображении людей каменного и бронзо¬ вого века прибежищами духов деревьев и ручьев (дриад, нимф, камен, фавнов) и владениями «лесных царей» (сильвиев), живших в дворцах из дерева или хижинах из тростника. В начале железного века оби¬ талища лесных духов и богов стали воспри¬ ниматься как поставщики древесины. Луч¬ шие ее сорта шли на строительство домов и кораблей, остальное пускалось на ото¬ пление, пережигалось на уголь, без кото¬ рого немыслима металлургия, использова¬ лось для выгонки смолы. Начало железного века на Балканском и Апеннинском полуостровах и островах Средиземного моря совпало с зарождени¬ ем античной цивилизации, а на более от¬ даленные территории его распространили финикийцы, греки и этруски. Железный век, в нашем представлении некая абстракция, вставал перед людьми, в него вступавшими, в ярких и пугающих об¬ разах. Это и остров Эфалия («Дымная») в Тирренском море, над которым по ночам стояло зарево, видное издалека мореходам (здесь добывался и выплавлялся неведо¬ мый ранее металл); это и кузнец, чаще все¬ го хромой, подчинявший себе стихию огня и связанный со зловещими богами подзем¬ ного мира, во владении которых находятся залежи металлов. Наше слово «коварный» произошло от славянского «ков» — «дурное наме¬ рение», «обман». От той же основы произошло и слово «ковать». Свя¬ занный народной фантазией с подземным огнем кузнец вступил в мир богов как Гефест (этрусский бог Сефланс, римский Вулкан). Люди лесов сопротивлялись наступлению железа как могли. Ду¬ ховной формой сопротивления был религиозный запрет на употребле¬ ние железа в строительстве мостов, на использование его в обрядах. Жертвы богам, в том числе самые угодные им — человеческие, прино¬ Курос. Ок. 600 г. до н. э. 108
сились с помощью кремневых и медных орудий. Но силы и возможно¬ сти старых материалов были исчерпаны. Железо побеждало сначала на поле боя, когда закованные в него отряды сталкивались с людьми ле¬ сов, вооруженными дубинами и пращами и защищенными деревянны¬ ми щитами, обитыми шкурами животных, и льняными панцирями. Железо стало пользоваться славой металла, жаждущего крови и пре¬ вращающегося во взаимодействии с ней в ржавчину, в достояние страш¬ ных богов войны — их храмы украшались железным оружием, в дрожа¬ нии и дребезжании которого чудился призыв к войне; с железом связы¬ вали и те перемены к худшему, которые возникли в отношениях между людьми: сметающее все на своем пути стремление к наживе, непочтение к старшим, себялюбие и жестокость. Но объективно железо совершило настоящий переворот в сельском хозяйстве, ремесле, торговле, сухопут¬ ном и морском транспорте, строительстве и военном деле. С началом железного века в круге земель начинается обособление ремесла от земледелия — сначала в сфере добычи и обработки метал¬ лов, затем в строительном и гончарном ремеслах. Ткачество же долгое время остается домашним ремеслом и занятием женщин, которым по¬ кровительствовала богиня-искусница Афина (этрусская Менрва, рим¬ ская Минерва). В Риме, как гласила легенда, уже в VII в. существова¬ ли профессиональные объединения ремесленников — коллегии. Сре¬ ди них не было главной — кузнецов по железу: производство железа на полуострове являлось монополией этрусков, как во II тысячелетии в Малой Азии — хеттских царей. Развивалась в начале железного века на Западе и техника обработ¬ ки железа. Первоначально железо получали сыродутным методом: руда доводилась до температуры 900—1350°, а образующуюся при этом на дне печи металлическую крицу подвергали проковке для удаления шлака. В IX—VII вв. был открыт способ добычи углеродистого желе¬ за, подвергавшегося закалке при погружении в воду. Возникла сталь, основными разновидностями которой были сталь халибов, синопс¬ кая, лидийская и лаконская. Научились также паять железо. Лидийский царь Алиат (VIII в.) посвятил Аполлону Дельфийскому железную подставку, отдельные части которой были спаяны умельцем с острова Хиоса. Со временем стали известны и магнетические свойства некоторых руд. Само сло¬ во «магнит» произошло от названия малоазийского города Магне¬ зии, близ которого находилось месторождение руды, которая притя¬ гивала железные предметы. О чудесах магнетизма в древности много писали, но технически использовать это явление в античные време¬ на не умели. VIII—VI вв. — столетия интенсивного распространения железа, определившего техническую основу всего уклада жизни в античном 109
обществе. В этот же период развились те социально-экономические и политические основы, которые отличали средиземноморское обще¬ ство и его культуру как от восточных обществ, так и от окружающих его догражданских и догородских общин. Железные доспехи из-за своей дешевизны становятся доступны рядовым гражданам, и арис¬ тократия — герои медного века — лишается былых преимуществ в во¬ енной сфере, равно как и в экономической, поскольку железные ору¬ дия позволили получать урожай и на худших землях. Рабство. Введение в жизненный оборот железа и связанные с этим изменения в хозяйстве позволили использовать в неведомых ра¬ нее масштабах и формах труд рабов. Возникает рабство нового типа, которое принято называть, в отличие от прежних, патриархальных форм зависимости, античным рабством. Из железа ковали не только меч и лемех плуга, но и ошейник для раба. О прежних формах социальной зависимости можно судить по по¬ ложению групп местного населения, подчиненных не отдельным ли¬ цам, а всей общине завоевателей. У спартанцев это илоты, у фесса¬ лийцев и этрусков — пенесты, у критян — клароты. Фессалийских пе- нестов нельзя было ни вывозить с их первоначальных мест поселе¬ ния, ни убивать: они были пожизненно прикреплены к завоеванной фессалийцами земле и платили завоевателям оброк. Спартанцы, со¬ ставлявшие незначительное меньшинство населения Лакедемона, ежегодно объявляли илотам войну, чтобы узаконенным убийством уменьшать их численность. Рабы античного типа могли принадлежать государству, но они не сидели на земле, подобно илотам или пенестам, и, как правило, не имели семей и не вели своего хозяйства. Основной же массой рабов владели частные лица, а главным способом их приобретения была по¬ купка. Считалось, что первыми стали приобретать и использовать ра¬ бов обитатели острова Хиоса. Это было уже после того, как спартан¬ цы и фессалийцы обратили в рабство население завоеванных ими ча¬ стей Греции. В VIII—VI вв. число рабов у греков, этрусков, римлян было срав¬ нительно невелико. Только в V—IV вв. рабы в таких развитых государ¬ ствах, как Афины, Коринф, Популония, Сиракузы, составляют зна¬ чительную часть населения и широко используются в ремесле и стро¬ ительстве. Тогда же проблема рабства становится предметом теорети¬ ческого осмысления. Торговля. В начале железного века в жизни обитателей круга зе¬ мель вновь значительную роль обрела торговля. Кончилась длившая¬ ся несколько столетий изоляция обитателей Балканского полуостро¬ 110
ва от территорий, богатых металлами и другим сырьем. Забытые тор¬ говые маршруты критян и микенцев грекам пришлось открывать за¬ ново, соперничая как с финикийцами, так и с этрусками. Жажда обогащения заставляла финикийцев не только осваивать северное побережье Ливии и острова Центрального и Западного Сре¬ диземноморья, но и проникать в океан. На океанском побережье Ли¬ вии они вели с чернокожим населением «немую» торговлю — выгру¬ жая со своих кораблей товары, торговцы удалялись, ожидая, пока чер¬ нокожие не сделают то же самое, и если предложенное их устраивало, они его забирали. Торговля в отдаленных странах вырабатывала такие черты характера, как отвага, предприимчивость, любознательность, но также хитрость и коварство. Отсутствие постоянно действовавшего разветвленного рынка от¬ крывало возможности получения баснословных торговых прибылей в землях, богатых серебром, золотом и янтарем, и испытывающих по¬ требность в вине и оливковом масле. Поэтому особое внимание уде¬ ляется развитию этих сельскохозяйственных культур и ремесел, обес¬ печивавших производство керамической тары для перевозки вина, масел, зерна. Торговля компенсирует скудость земель на каменистых островах и мысах Эгеиды. В начале V в. самым богатым человеком круга земель считался выходец с острова Эгина Сострат, чьи корабли помогли освоить рынки дальнего Запада. Черепки с его сокращен¬ ным именем (Сое) находят на всем побережье Испании, а недавно в этрусском порту обнаружен каменный якорь эгинца Сострата с по¬ священием Аполлону. Монета. Потребности растущего производства и развивающейся торговли в начале железного века обусловили введение и распростра¬ нение монеты. Первые в мире монеты начали чеканиться в VII в. ли¬ дийскими царями, сказочное богатство которых вошло в поговорку. С заимствованием монетной техники данниками лидийских царей ионийскими греками появилось единое платежное средство — моне¬ та, качество металла которой и вес были удостоверены государством. Первые монеты имели форму фасолины. На их оборотной сторо¬ не виден квадрат — след от металлического стержня наковальни, на который накладывался металл при чеканке. На лицевой стороне изоб¬ ражалась эмблема, характерная для государства, осуществлявшего че¬ канку: лев — для Милета, пчела — для Эфеса, крылатый конь Пегас — для Коринфа, черепаха — для острова Эгина. Имеются сведения, что впервые у греков монета стала чеканиться на Эгине. В Малой Азии монеты чеканили из электра — сплава золота и се¬ ребра, на Эгине — из серебра. В соответствии с весом драгоценного металла имелись монеты крупного номинала — статеры, а также их 111
доли (1/2 статера, 1/3 статера — вплоть до 1/24 статера). В обращении продол- жали находиться медные (в некоторых местах и железные) прутья — оболы. Определенное их число, которое могло быть схвачено в горсть, так и называ¬ лось — драхма («горсть»). Было уста¬ новлено соотношение между монетами и этими прутьями, использовавшимися в мелкой торговле. Древней¬ шие монеты соответствовали двум или четырем драхмам. В первые века существования монеты можно было на одну серебряную драхму приобрести шестьсот овец. Монета создавала возможность накопления богатств в одних ру¬ ках. Товарное производство, развивавшееся со скрипом, с ее помо¬ щью как бы становилось на колеса. Лицевая и оборотная стороны афинской монеты VI в. до н. э. Полис. Изменения в экономике нанесли удар по общинно-родо¬ вой организации общества, носительницей традиций которого была родовая знать. Для рядовых общинников, занявшихся ремеслом и торговлей, открылась возможность обогащения и приобретения зе¬ мельных участков в частное владение. В то же время сохранялась коллективная собственность на землю, принадлежавшую полису и отдельным его подразделениям (филаму фратрияму демам). Но это не означало наличия государственного сек¬ тора в хозяйстве. Существовал лишь общинно-частный сектор, в ко¬ тором все более возраставшую роль приобретали частные хозяйства. Общинный же характер собственности проявлялся в том, что лишь граждане пользовались правом получения участка земли в пределах полисной территории. Тот, кто не был по происхождению граждани¬ ном, считался чужестранцем и не мог приобрести в собственность не только землю для обработки, но и дом для жилья, даже если и он, и его отцы, деды, прадеды прожили здесь всю жизнь. Кем бы ни был гражданин полиса — торговцем, ремесленником, ростовщиком, для полиса он оставался потенциальным землевладельцем. Как гражда¬ нин, он обладал правом участия в работе общинных институтов — на¬ родного собранияу а с демократизацией полиса — также совета, суда, а также правом быть выбранным в руководящие органы полиса. С принадлежностью к полису была связана и военная служба, бывшая не только обязанностью, но и почетным правом, доступным, как и право на землю, только гражданину. Древние полисы обладали обозримой территорией, и там не сло¬ жилось системы представительства. Гражданин полиса, независимо от того, жил он в городе или в его сельской округе, непосредственно 112
участвовал в общественной жизни. Полис для граждан был всем. Он обеспечивал им независимое существование и определенный уровень жизни, охрану их личности и свободы. Поэтому изгнание, сопровож¬ давшееся лишением гражданских прав, было наказанием, равносиль¬ ным гражданской смерти. Городские стены, принимавшие в случае опасности всех граждан, были стенами жизни. Граждане составляли меньшую часть населения полиса, и осуще¬ ствление ими их прав основывалось на бесправии и эксплуатации не¬ гражданского свободного населения и рабов. Таким образом, несмот¬ ря на прочность полиса как общественной ячейки, в нем изначально были заложены противоречия, создававшие постоянную социальную напряженность. Политическая жизнь практически всех средиземноморских наро¬ дов складывалась в напряженном противостоянии незнатной части населения (демоса) и земельной аристократии, отстаивавшей свое ис¬ ключительное право распоряжаться общественной землей и управ¬ лять общиной в качестве потомков и наследников богов, к которым аристократические роды обычно возводили свое происхождение. За¬ коны, которые постепенно принимались в острой борьбе в разных полисах круга земель, несколько ограничивали полномочия знати и защищали интересы торгово-ремесленной прослойки и земледельцев. Однако, пользуясь своим богатством и противоречиями внутри само¬ го гражданского коллектива, аристократия, как правило, сводила на нет действия законов или вовсе добивалась их отмены. В условиях такого противостояния становилось неизбежным ис¬ пользование новыми общественными слоями силы для ограничения экономического могущества аристократии и связанного с этим могу¬ ществом политического влияния. Ранняя тирания. На волне недовольства знатью и стремления к справедливому распределению общинной собственности выделяются народные вожди, чаще всего выходцы из той же аристократии. При поддержке демоса они захватывают власть с помощью наемных отря¬ дов. Греки рассматривали их как царей, но только не унаследовавших, а узурпировавших власть, и употребляли по отношению к ним термин лидийского происхождения тиран (властелин), первоначально не но¬ сивший одиозной окраски. «Становились они тиранами потому, что пользовались доверием народа, а средство приобрести это доверие заключалось в том, чтобы объявить себя ненавистниками богатых», — писал Аристотель. Заигрывая с демосом, тираны подчеркивали свой скромный образ жизни, принимали законы против роскоши, поддер¬ живали простой народ во время судебных процессов, да и сами выд¬ вигали обвинения против знатных, конфисковывали их имущество, ИЗ
раздавая его беднякам. «Тиран в глазах своих подданных должен быть не тираном, а домоправителем и царем, не узурпатором, но опеку¬ ном; тиран должен вести скромный образ жизни, не позволять себе излишеств» — так характеризовал раннюю тиранию Аристотель, жив¬ ший в IV в. до н. э., когда в это слово стали вкладывать смысл, близ¬ кий современному его восприятию. Тираны этого переходного периода зачастую до конца своих дней сохраняли облик справедливых защитников народа и законов, а порой превращались в деспотов и попирали законы. Но в любом случае объек¬ тивно их правление способствовало значительному ослаблению арис¬ тократии и сделало возможным последующий переход управления в руки демоса. Как режим личной власти, сломившей господство арис¬ тократии, раннегреческая тирания была неизбежным этапом на пути к демократизации общества. Неслучайно демократические республики ус¬ тановились именно в тех полисах, которые прошли через тиранию. В тех из греческих городов, где в силу недостаточного развития ремесел и торговли внутри демоса не появилось экономически силь¬ ной прослойки, земельная аристократия сохранила свои позиции и в силу этого сложились аристократические, а не демократические рес¬ публики. Аристократический строй установился с переходом к рес¬ публикам и в этрусских полисах, где в силу религиозных традиций необычайно сильна была военно-жреческая знать (лукумоны). Также и в Риме свержением царской власти воспользовались аристократи¬ ческие круги, установившие свое правление в форме патрицианской республики. Впоследствии из среды патрициев время от времени вы¬ делялись политики, добивавшиеся передела земель и кассации дол¬ гов, действуя как греческие тираны, но ни одному из них не удавалось захватить власть. Глава 8 ПОЛИСЫ КРУГА ЗЕМЕЛЬ (VIII-VI ВВ. ДО Н. Э.) Итак, в IX—VI вв. на исторической арене появляются общи¬ ны-государства, которые греки называли полисами. Между ними складываются различия, обусловленные географическим поло¬ жением, ролью окружавшей город сельскохозяйственной терри¬ тории (хоры), факторами экономического и культурного разви¬ тия, а также этническими традициями (ионийские полисы отли¬ чались от дорийских, полисы этрусского двенадцатиградья — от полисов, основанных этрусками же на территории Лация или 114
Кампании; полисы, основанные финикийцами в Ливии — от тех, что были основаны карфагенянами) и многим другим. Сохраняя черты, общие для полиса как политико-социальной модели, по¬ лисы приобретают свое неповторимое лицо (например, Афины и Спарта). Поэтому мы рассматриваем разные типы полисов в хронологической последовательности их возникновения. Полисы Эвбеи. Крушение родоплеменных отношений ранее всего осуществилось там, где в изобилии имелись железные руды и наилучшие условия для выплавки и обработки железа. Родиной пер¬ вых полисов стал остров Эвбея, богатый железными рудами и лесами. В его центральной части выросли первые общины-государства Хал- кида и Эретрея. Само название «Халкида» происходит от греческого слова в значении «медь». Бронзолитейщики Халкиды первыми из гре¬ ков освоили также и соседние с городом железорудные месторожде¬ ния, удобные для эксплуатации открытым способом и содержащие до 70% железа. Выгодное географическое положение Халкиды близ уз¬ кого пролива, отделяющего ее от Беотии, способствовало контактам как с материковой Грецией, так и с островами Эгеиды. Не ограничив¬ шись месторождениями своего острова и соседней Беотии, халкидяне потянулись и в другие места, где имелись запасы железа и где мог быть востребован их опыт металлургов. Эретрея находилась к югу от Халкиды. Ее менее выгодное по сравне¬ нию с Халкидой географическое положение компенсировалось тем, что она была центром обширного сельскохозяйственного района. На монете Эретреи изображался бык и символ соленой стихии полип. О богатстве Эретреи свидетельствует пересказанная Страбоном надпись, согласно которой в праздниках Артемиды в Эретрее участвовало 60 боевых колес¬ ниц, 600 всадников и 3000 тяжеловооруженных воинов-гоплитов. Упот¬ ребление колесниц — свидетельство сохранения в городе микенских тра¬ диций. Так же, как и Халкида, Эретрея значилась в гомеровском списке городов, отправивших свои корабли под Трою. В ходе раскопок Эретреи были выявлены остатки храмов и мощные фортификации, защищавшие город с не менее чем пятнадцатитысячным населением. Халкиду и Эретрею, полисы торгово-ремесленный и аграрный, разделяла посвященная Аполлону Лелантийская долина, обладавшая, как считали древние, сказочным плодородием. Говорили, что именно из-за этой долины между Халкидой и Эретреей началась в VII в. Ле¬ лантийская война, длившаяся на суше и на море целое столетие, вплоть до конца VII в. В этот военный конфликт оказались вовлечен¬ ными и другие греческие полисы — Милет, Афины, Самос, Эгина. Победу в конечном счете одержала Халкида, но это не пошло ей на пользу: былое могущество Халкиды сошло на нет, и в конце VI в. остров был колонизован афинянами. 115
Самос. Упадком полисов Эвбеи в первую очередь воспользовал¬ ся другой ионийский полис, Самос, расположенный на одноименном острове у побережья Малой Азии. Как и эвбейцы, самосцы соверша¬ ли дальние плавания. Им удалось пройти через Геракловы столпы в Океан и завязать связи с богатейшим городом иберов Тартессом. В середине VI в. на Самосе произошел политический переворот. Гос¬ подство местных аристократов и землевладельцев геоморов смени¬ лось тиранией Поликрата, опиравшегося на торгово-ремесленную прослойку. Изгнав геоморов, Поликрат превратил их земли в пастби¬ ща для закупленных им коз и овец, что способствовало успешному развитию шерстоткацкого и кожевенного ремесел. Используя лесные богатства острова, Поликрат создал военный и торговый флот. Еще до него на Самосе был впервые в Греции спущен на воду быстроходный военный корабль — триера. Но появлению военного флота препят¬ ствовало отсутствие на острове природной бухты, закрытой от ветров. Воспользовавшись финикийским опытом, Поликрат соорудил искус¬ ственную насыпную гавань, каких еще не знала Эллада. Она вместила не только военный, но и торговый флот Самоса — «самояны», широ¬ кие корабли, предназначенные для перевозки леса, скота и крупных партий товаров. На носу каждого из этих кораблей была укреплена фигурка свиньи, животного чрезвычайно плодовитого. Идя по сто¬ пам легендарного Миноса, Поликрат создал морскую державу. Оби¬ татели греческих островов должны были платить ему дань. Своему союзнику, египетскому фараону Амасису, он помог захватить остров Кипр. Вместе с другими эллинами самосцы основали в середине VI в. в устье Нила колонию Навкратис, и пролился на остров золотой еги¬ петский дождь. О могуществе и богатстве Поликрата кроме упомянутой выше га¬ вани свидетельствовали также сооруженный в годы его правления ко¬ лоссальный храм Геры, пробитый сквозь гору восьмисотметровый тоннель для водопровода и мощная городская стена, которую не смог¬ ли взять даже спартанцы. Но вскоре над Самосом и союзным ему Египтом нависла смер¬ тельная угроза. Малая Азия была завоевана персами. Египет пал пер¬ вым, в 525 г. до н. э. Мумия Амасиса, скончавшегося незадолго до персидского вторжения, была вытащена из гробницы, подверглась бичеванию и была обезглавлена. Три года спустя сатрап Малой Азии заманил к себе Поликрата и распял его на кресте, как раба (это собы¬ тие получило художественное отражение в легенде, повествующей о всемогуществе судьбы, дающей урок счастливцам: будто бы у фараона Амасиса появилось дурное предчувствие и он написал своему другу Поликрату, чтобы тот отказался от чего-либо ему дорогого, дабы не возбуждать зависти богов. И Поликрат бросил в волны перстень, с 116
которым связывал свой успех, однако через несколько дней повар принес ему перстень, вытащенный из живота принесенной рыбаком огромной рыбы, и понял Поликрат, что судьба неотвратима). Возвышение Афин. В микенскую эпоху, если верить афинским преданиям, афиняне платили позорную дань юношами и девушками критскому царю Миносу. От нее их освободил выходец из пелопон¬ несского города Трезены Тесей, который был назван сыном афинско¬ го царя Эгея и признан афинским героем. Именно Тесею приписыва¬ лось слияние отдельных поселений Аттики в город Афины. И после Тесея продолжительное время Афины управлялись царями. Одному из них, Кодру, удалось, пожертвовав жизнью, защитить город от втор¬ гшихся в Аттику воинственных дорийцев. Будто бы после этого было решено больше царей не иметь, ибо на появление лучшего, чем Кодр, не надеялись. Афинами начинают править архонты (правители), вы¬ биравшиеся из родовой знати (эвпатридов), — сначала пожизненно, затем на десять лет и, наконец, на год. В отличие от царей архонты в своей деятельности были подвластны ареопагу, состоявшему из глав родов совета старейшин, заседавшему с незапамятных времен на хол¬ ме Ареса (откуда и само его название), рядом с акрополем, в древней¬ шую эпоху бывшим резиденцией царей, а затем архонтов. Возвышение Афин, начавшееся в VII в., было тесно связано с бур¬ ным развитием экономики и переворотом в социальной сфере. Имен¬ но тогда виноградники и оливковые деревья стали приносить обиль¬ ные урожаи и с ростом спроса горожан давали немалые доходы. То¬ варное сельское хозяйство Аттики, не отягощенное крепостными формами зависимости и принудительным трудом, какие господство¬ вали в Лакедемоне и Фессалии, способствовало развитию в Аттике ремесел, прежде всего керамического, а также судостроения и торгов¬ ли. Так постепенно в Афинах усиливается влияние неродовитой части населения — демоса, в котором выделяется верхушка, не уступающая своим богатством родовой знати (эвпатридам), но отстраненная от участия в политической жизни. Эвпатриды сохраняли за собой пре¬ имущества, которые им давало обладание землей, родовые традиции и участие в органах власти, прежде всего в ареопаге. Законы и законодатели. Греки были бы очень удивлены, если бы узнали, что за тысячу лет до них в восточных монархиях существо¬ вали писаные законы. Правда, они слышали о законах критского царя Миноса, но он считался судьей подземного царства. Им казалось, что основанная на произволе монархия и власть закона несовместимы, и потому первооткрывателями в области законотворчества считали себя. Оттого и свою политическую историю они начинали с рассказа 117
о законодателях. Первым своим законодателем афиняне называли Драконта, относя его деятельность к 621 г. О личности этого правите¬ ля ничего не известно, что же касается его законов, которые за суро¬ вость стали называть «драконовыми», то их характерной чертой была несоразмерность преступления и наказания: за кражу овощей или плодов предусматривалась такая же кара, что и за преднамеренное убийство или святотатство — смертная казнь. Несмотря на несовершенство и жестокость законов Драконта, о которых говорили, что их написали не чернилами, а кровью, они оз¬ наменовали первую крупную победу демоса, поскольку письменное законодательство ограничивало произвол родовой аристократии, су¬ дившей по собственному усмотрению. Вместе с тем при всей своей примитивности эти законы были отходом от обычаев родового обще¬ ства, поскольку отменяли кровную месть. Немногим больше, чем о Драконте, мы знаем о предпринятой не¬ задолго до появления его законодательства первой попытке установ¬ ления тирании в Афинах — так называемой Килоновой смуте (ок. 640 г.). Один из афинских аристократов, некий Килон, после принесшей ему славу победы в олимпийских играх, попытался, последовав приме¬ ру своего тестя, тирана соседней Мегары, захватить власть. Во время посвященного Зевсу праздника, полагая, что собравшийся на тор¬ жество народ должен его поддержать, Килон с помощью своих при¬ верженцев захватил акрополь. Однако благоприятной обстановки для наступления на родовую аристократию в VII в. еще не было. Рядовые горожане остались к действиям Килона равнодушны, и эвпатридам, созвавшим «народ с полей» (наверняка зависевших от них должни¬ ков) и осадившим акрополь, удалось без труда пресечь попытку пере¬ ворота. Килон бежал, а его сторонникам, скрывшимся в храме Афи¬ ны, осаждавшие обещали сохранить жизнь. Однако едва они покину¬ ли храм, как были перебиты, и кровь их залила расположенные близ храма алтари Эвменид, к которым некоторые из них успели припасть в поисках защиты. При изложении своей истории афиняне не вводили в нее этого события, не считая его сколько-нибудь значительным, и мы узнаем о нем по случайному стечению обстоятельств: в связи с тем, что к воз¬ главившему осаду роду Алкмеонидов впоследствии принадлежали виднейшие афинские политики Клисфен и Перикл, противники не забывали кольнуть их принадлежностью к Алкмеонидам, вспомнив о «килоновой скверне». Именно поэтому невозможно сказать, была ли такого рода попытка установления тирании в то время единичной или время от времени они предпринимались и другими честолюбцами. Но ясно, что атмосфера становилась все более взрывоопасной. Зако¬ ны Драконта не затронули долгового права, от которого больше всего 118
страдало земледельческое население Аттики, закладывавшее и посте¬ пенно терявшее свои земли и попадавшее сначала в зависимость, а затем и в долговое рабство к эвпатридам, все более и более расширяв¬ шим свои участки. Многие из должников оказались проданными в рабство за пределы Аттики. В начале VI в. на политической арене появляется Солон, личность огромного масштаба, один из тех, кому Афины обязаны своим вели¬ чием. Хотя его отдаленным предком был царь Кодр, Солон не выде¬ лялся ни богатством, ни положением среди других эвпатридов, и состояние свое он нажил честным путем, занимаясь в юные годы за¬ морской торговлей. Будучи избран в 594 г. архонтом, он получил ши¬ рочайшие полномочия и приступил к реализации своей программы государственных преобразований. Прежде всего, чтобы ослабить на¬ пряженность, готовую перерасти в серьезный конфликт, он реформи¬ ровал долговое право, осуществив так называемую сисахфию — «стря¬ хивание» с земли долговых камней. Одновременно с отменой долгов были выкуплены за государственный счет все, кто был раньше продан за долги в рабство в самой Аттике или на чужбину. Эту часть своего законодательства Солон характеризовал в сочиненной им элегии сле¬ дующим образом: Какой же я из тех задач не выполнил, Во имя коих демос мною сплочен был, О том всех лучше перед времени судом Сказать могла б из олимпийцев высшая — Мать черная земля, с которой снял тогда Столбов поставленных я много долговых, Рабыня прежде, ныне же свободная. На родину, в Афины, в город, дар богов, В неволю проданных вернул я многих... Иных еще, в позорном рабстве бывших здесь И трепетавших перед прихотью господ, Вернул к свободе я. А этого достиг Закона властью, силу с правдой сочетав. Если сисахфия ослабила экономическую мощь эвпатридов, то ре¬ формы политические были явной попыткой затронуть ее всевластие. Все свободное население Аттики было разделено на четыре разряда в зависимости от доходов, получаемых с земли. К первому разряду были отнесены те, чей доход составлял 500 мер зерна, ко второму — 300, к третьему — 200; вся остальная масса населения входила в четвертый разряд. С принадлежностью к разряду были связаны политические права, которыми в полном объеме пользовались лишь представители двух первых разрядов. Только они могли быть избраны на высшие 119
государственные должности. Но возросли права и последнего разря¬ да, фетов, поскольку выборы должностных лиц осуществлялись на народном собрании, к участию в котором было допущено все мужс¬ кое население Аттики, входившее в состав гражданства (до Солона неимущая часть граждан от участия в собрании была отстранена: не¬ даром само греческое название народного собрания «экклесия» про¬ изводилось от глагола со значением «вызывать»). Кроме того, феты могли быть избраны в новое судебное учреждение, суд присяжных — гелиэю (названный так по богу солнца Гелиосу, гаранту справедливого ведения суда). Реформировал Солон и сам судебный процесс, введя апелляцию к гелиэе на приговор должностных лиц. Таким образом, в конституцию вводился чуждый родоплеменной общине имущественный принцип, открывавший дорогу к власти не знатным, а зажиточным гражданам. С этой реформой была связана и реорганизация войска. Граждане двух высших разрядов составляли конницу, на них же возлагалась обя¬ занность поставлять за собственный счет оснащенные военные ко¬ рабли. Третий класс нес военную службу в тяжеловооруженной пехо¬ те, тогда как феты, не имевшие средств на вооружение гоплита, со¬ стоящее из панциря, шлема, поножей, большого щита, меча и копья, составляли легковооруженную пехоту и экипаж военных судов. Демократизации общества способствовало также введение нового органа власти — совета четырехсот (по сто человек от каждой из ро¬ довых фил, на которые делилось аттическое население), в обязанность которого входила подготовка программы народного собрания, пре¬ вратившегося1 в высший орган государственной власти. Это значи¬ тельно ограничивало полномочия аристократического ареопага. И все же политические реформы Солона были непоследователь¬ ны — они не разрушали родовых связей, сохраняя, таким образом, прежнюю структуру общества. Выборы в совет четырехсот проходили по родовым филам, где практически властью обладали стоявшие во главе фил филобасилеи, и поэтому туда по-прежнему попадало боль¬ шинство эвпатридов, о чем красноречиво свидетельствуют находи¬ мые в Аттике надписи. Значительно большей последовательностью отличались реформы экономические. Помимо отмены долгового рабства, этого главного тормоза экономического развития, Солон предпринимает ряд мер, способствовавших торжеству частной собственности и развитию предпринимательской деятельности. Свобода завещания в случае от¬ сутствия сыновей, уничтожив практику перехода земли после смерти ее владельца к его роду, привела к замене родовой собственности на землю частной. Поощрение экспорта оливкового масла с одновре¬ менным запретом экспорта зерна способствовало развитию оливко- 120
водства, которое было доступно мелкому земледельцу, поскольку не требовало больших земельных площадей. Для того чтобы Афины бо¬ лее органично вошли в систему средиземноморской торговли, Солон заменяет эгинскую монетную систему на распространенную в наибо¬ лее развитых торговых полисах эвбейскую, что к тому же снизило вес денег, облегчив положение мелкого и среднего люда (100 эвбейских драхм соответствовали 70 эгинским). Забота о развитии ремесел ска¬ зывается в появлении закона, по которому сын может отказаться кор¬ мить своего отца в старости, если тот не научил его никакому ремеслу. Реформы Солона больше всего дали среднему торгово-ремеслен¬ ному слою, не удовлетворив ни эвпатридов, раздраженных отменой долгов и потерей монополии в сфере политики, ни сельское населе¬ ние, рассчитывавшее на передел земель. Характеризуя свое положе¬ ние, Солон говорил: «Я, как волк, средь стаи псов вертелся». Ему при¬ шлось покинуть Афины, куда он вернулся лишь в глубокой старости. Писистрат и его сыновья. После реформ Солона в Аттике об¬ разуются три политические группировки, в борьбе за влияние неред¬ ко делавшие уступки демосу. Одну из них составляли педиеи, земле¬ владельцы афинской равнины, ограниченной горным хребтом Гиметт, другую — паралии, ремесленники и рыбаки прибрежной части Атти¬ ки, за южным окончанием Гиметта, третью — диакрии, беднейшее на¬ селение Аттики, обитатели ее гористой области. Обработанные ими клочки земли покрывали склоны гор, подобно заплатам. Верх взял глава последней, наиболее радикальной группировки Писистрат, установивший в Аттике тиранию. Тирания Писистрата, длившаяся с небольшим перерывом до 527 г., была новым шагом в ограничении мощи эвпатридов. Самым сильным ударом, им нане¬ сенным, было даже не преследование отдельных аристократов, их каз¬ ни и конфискации имущества, а введенные для сельского населения разъездные суды и дешевый пятипроцентный кредит. Эти ссуды под¬ рывали власть эвпатридов на местах, поскольку до их появления мел¬ кие земледельцы вынуждены были обращаться по судебным делам к филобасилеям, чтобы не отрываться от сельских работ, тратя время на поездку за справедливостью в Афины. Дешевый государственный кре¬ дит, способствовавший развитию в Аттике оливководства, в то же вре¬ мя лишал эвпатридов, ссужавших деньги под высокие проценты, од¬ ного из главных источников наживы. Писистрат поощрял также занятия ремеслами. Он увеличил заня¬ тость населения, начав устройство водопровода и обширное строитель¬ ство как на акрополе, где был возведен храм Афины, так и в нижнем городе, где был заложен храм Зевса Олимпийского и устроен театр. Строительная деятельность тирана, развернутая на средства от введен¬ 121
ной им десятины, дав работу беднякам, вместе с тем преобразила облик города, ранее уступавшего более могущественным соседям. Значительный импульс был дан торговле и кораблестроению, по¬ скольку Писистрату удалось отвоевать у соседней Мегары остров Са- ламин, овладеть частью богатого рудами побережья Фракии, а также укрепиться на островах Лемнос и Имброс и на путях к Понту Эвксин- скому, откуда в Аттику поступало зерно и куда шло аттическое олив¬ ковое масло. Афины становятся торговым конкурентом Коринфа, проникая со своими товарами не только на берега Понта Эвксинско- го, но и на Запад — вплоть до Этрурии. Под контролем Афин, в конце правления Писистрата вступивших в союз с Поликратом, оказывает¬ ся вся Южная Эгеида, где афиняне захватили ряд островов. С Писис¬ трата начинается и практика выведения военных поселений афинс¬ ких граждан (клерухий). Первая клерухия появилась на Саламине. Превращению Афин в сильное централизованное государство со¬ ответствовала и религиозная политика Писистрата. К традиционным Панафинеям (ежегодному празднику в честь покровительницы города Афины) добавились Великие Дионисии, выросшие из скромного сель¬ ского праздника в честь особенно популярного среди демоса бога ви¬ ноделия Диониса. Также и строительство храма богини земледелия Деметры в находящемся на территории Аттики центре ее почитания Элевсине свидетельствует об особом внимании Писистрата к культам сельского населения, составлявшего главную его опору. Афины благодаря Писистрату стали не только могущественным и влиятельным полисом, но и ведущим центром греческой культуры. При нем в Афинах появились библиотека и первый в мире театр, были запи¬ саны поэмы Гомера. При дворе Писистрата жили выдающиеся поэты. Несмотря на ненависть к тирану родовой аристократии, которой дважды удавалось изгонять Писистрата из Афин, власть его оказалась прочной, поскольку он пользовался неизменной поддержкой демоса благодаря успешной внутренней и внешней политике, а также и вследствие того, что он неизменно подчеркивал свою близость к на¬ роду (вел скромный образ жизни, хотя дом его находился на акрополе и охранялся стражей; допускал возможность не только критики в свой адрес, но даже возбуждения против него гражданами судебных про¬ цессов). После смерти Писистрата власть в Афинах перешла к его сыновьям Питию и Гиппарху. Их внешняя политика не была столь же успешной, а своим образом жизни они не снискали такой популярности, как их отец. В 514 г. в результате заговора двумя юными аристократами Гармо- дием и Аристогитоном был убит Гиппарх. Уцелевший Гиппий начал преследование своих противников. Гонения обрушились прежде всего на род Алкмеонидов, над которым тяготело давнее проклятие. 122
Во главе Алкмеонидов стоял тогда Клисфен, сын Мегакла и по матери внук Клисфена, тирана Сикиона. Изгнанный Писистратом вместе со своим отцом, он долгие годы находился на чужбине. Вер¬ нувшись после смерти Писистрата на родину, Клисфен активно вклю¬ чился в политическую борьбу. Убийство Гиппарха вновь сделало его изгнанником. Вместе со своими сторонниками Клисфен удалился в лесистые горы, отделявшие Аттику от Беотии. Там вырос укреплен¬ ный лагерь, куда стекались все недовольные правлением Гиппия. Стычки между изгнанниками и воинством Гиппия продолжались не¬ сколько лет, пока по велению дельфийского храма, сочувствующего аристократам (или, как полагал Геродот, подкупленного Клисфеном), не прибыло спартанское войско. Заняв нижний город, спартанцы и их союзники начали осаду акрополя. Через несколько дней Гиппий сдался и был изгнан из города. Реформы Клисфена. После ухода спартанцев и расправы над наиболее активными аристократами, организовавшими тайное обще¬ ство (гетерию), Клисфен в 509 г. провел, по образцу реформ своего деда в Сикионе, ряд демократических преобразований, которые све¬ ли на нет политическое влияние древних родов. Главным в реформах Клисфена была замена четырех старых родо¬ вых фил, на которые делилось население Аттики, на десять новых. Хотя им были даны имена древних афинских царей и героев, они ни¬ чем не напоминали старые. Новые филы складывалась из трех час¬ тей — по одной от городской, прибрежной и равнинной территорий, каждая из которых была поделена на 10 так называемых триттий, причем соединялись триттии в территориальную филу по жребию, так что аристократы уже не имели в них преимущества. Триттии, в свою очередь, делились на более мелкие единицы, демы, составлявшие ос¬ новную политическую ячейку, с которой гражданин был связан от рождения до смерти. В своем деме, которых первоначально было 100, по достижении восемнадцатилетнего возраста юноша зачислялся в списки граждан и на два года становился эфебом, несшим военную службу, чтобы затем, в 20 лет, получить полные гражданские права. По демам же стали проходить по жребию выборы в суд присяжных, а в случае войны также и формирование отрядов гоплитов. Филы имели по 50 представителей в заменившем совет четырех¬ сот совете пятисот, который регулярно сходился для принятия пред¬ ложений, выносившихся на народное собрание. Исполнительную и административную власть поочередно осуществляла на протяжении десятой части года десятая часть совета, называвшаяся пританеей. Возглавлял пританов, входивших в дежурную пританею, председа¬ тель, полномочия которого ограничивались рамками одного дня. 123
Возникает при Клисфене и новый политический орган — коллегия десяти стратегов, что создавало децентрализацию власти во время вой¬ ны, поскольку стратеги командовали войском поочередно. В ходе дли¬ тельной борьбы со своими политическими противниками, считавши¬ ми Клисфена тираном, он учредил так называемый остракизм — суд черепков (от греч. «остракон» — черепок). Каждой весной проводилось народное собрание, на которое выносился единственный вопрос — нет ли среди граждан человека, представляющего опасность для свободы государства. Если ответ был утвердительным, назначалось новое голо¬ сование, в котором должно было участвовать не менее 6 ООО граждан. Каждый мог нацарапать на черепке одно имя, и тот, чье имя называлось чаще других, был обязан покинуть Аттику на десять лет, сохраняя при этом свое имущество и честное имя (в дальнейшем остракизму были подвергнуты многие прославленные политики, в том числе и те, кому Аттика была обязана спасением от внешней угрозы). Нам подобный способ избавления от выдающихся граждан кажет¬ ся противоречащим интересам государства. Таким же он виделся в IV в. до н. э. и Аристотелю, который считал, что кандидатов на изгна- Деление Аттики на территориальные филы по реформе Клисфена 124
ние надо было бы наделять царской властью. Но остракизм, более чем какое-либо из иных нововведений, отражал суть демократических пе¬ ремен, будучи средством самозащиты от потенциальной опасности гражданскому коллективу со стороны тех, в ком заслуги и авторитет среди сограждан могли породить гордыню, с точки зрения полисного грека, ненавистную богам и опасную для людей. Реформы Клисфена завершили превращение Афин в сильное де¬ мократическое правовое государство и способствовали его экономи¬ ческому процветанию. С включением Клисфеном в число полноп¬ равных граждан части чужестранцев общая численность афинских граждан достигла почти тридцати тысяч. Спарта, «славная мужами». Иначе развивался полис в той ча¬ сти Пелопоннеса, которая называлась Лаконикой (или Лакедемоном). Здесь еще в микенскую эпоху существовало спартанское царство, ко¬ торым управлял, согласно преданию, Менелай, супруг прекрасной Елены. Ахейско-пеласгийское население Лаконики не смогло отра¬ зить набеги дорийцев, как это удалось Афинам, и оно было обращено завоевателями в илотов. Община завоевателей не была заинтересова¬ на в хозяйственном развитии порабощенного края, численность на¬ селения которого превосходила ее собственную. Согласно закону, ав¬ торство которого приписано Ликургу, была изъята из обращения мо¬ нета и заменена громоздкими железными оболами, которые не могли иметь обращения в других частях Греции. Изготовлялись они из желе¬ за, специально погружавшегося в раскаленном виде в уксус, чтобы сделать бесполезным и металл. «Ценность» же их была такова, что на перевозку небольшой суммы нужна была телега, а для хранения сколько-нибудь значительного «богатства» в доме потребовался бы обширный подвал. Ремеслом и торговлей в Лаконике могли занимать¬ ся лишь жители окрестных общин — периэки («живущие вокруг»). В отличие от илотов они были свободными людьми, пользовались в сво¬ их общинах гражданскими правами, но к управлению спартанской общиной не допускались. Преобразования, осуществленные, видимо, в ходе последней из Мессенских войн и опять же приписанные Ликургу, законсервировали спартанскую общину и отгородили ее от процессов, преобразивших окружающий мир. Спарта напоминала военный лагерь, готовый в лю¬ бое мгновение ощетиниться копьями и двинуться туда, куда укажут военные предводители-цари. У спартанцев были семьи, но мужчины и их сыновья постоянно находились, если употребить современное выражение, на казарменном положении. Обязательны были совмест¬ ные трапезы воинов — сисситии, для которых их участники выделяли ежемесячно определенное количество продуктов. 125
Ели блюда, установленные для этих трапез законом: приготовлен- ное предельно простым способом мясо и знаменитую «спартанскую» черную похлебку, которая остальным грекам казалась несъедобной. Поваров же, чье искусство оказывалось более разносторонним, про¬ сто выгоняли из пределов Спарты. Во время сисситий часами распе¬ вали воинственные марши, прославляющие мужество и смерть в сра¬ жении, расхваливали достойные поступки и порицали дурные, гово¬ рили о государственных делах и ни о чем, связанном с наживой или искусством (что считалось в равной мере предосудительным и недо¬ стойным). Недостойным считался и любой труд — не только физи¬ ческий, как во всем античном мире, но и умственный. И тот и другой рассматривались как унижение свободного гражданина, чьей главной привилегией в мирное время считался досуг, который следовало про¬ водить в совместных трапезах или использовать его для военных уп¬ ражнений и необходимой воину закалки. Спартанское воспитание готовило беспощадных, жестоких, ко¬ варных воинов, невежественных и примитивных по своему интеллек¬ ту, умеющих лишь приказывать, подчиняться и убивать. Из всей про¬ граммы греческого воспитания (пайдейя) спартанцы сохранили толь¬ ко освоение элементарной грамоты, физическую подготовку и музы¬ ку, но лишь ту, под которую сподручнее было идти в бой. С раннего детства спартанец приучался к суровому быту. Мальчи¬ ки, отобранные с семи лет у родителей, жили небольшими отрядами с характерным названием агелы («стада») под руководством подрост¬ ков. Спали они на подстилках из колючего тростника, который долж¬ ны были сами же выламывать голыми руками на берегах протекавшей через Лаконику реки Эврота. Пища их была неприхотливой и скуд¬ ной. Ходили они босиком, на целый год получали один хитон, кото¬ рый в 12 лет заменялся одевавшимся на голое тело легким плащом, выдаваемым тоже раз в год. Волосы им полагалось стричь почти наго¬ ло. Обычных для детей игрушек они не имели, а их игры напоминали военные упражнения и схватки. Руководившие отрядами подростки и взрослые спартиаты внимательно следили за тем, чтобы дети чаще ссорились, полагая, что только в драках закаляется характер и появ¬ ляется мужество, необходимое в бою. Для испытания выносливости раз в год детей подвергали порке на алтаре Артемиды. Ее следовало переносить без стонов, считавшихся величайшим позором, и бывало, что ребенок умирал на алтаре, не издав ни звука. С четырнадцатилетнего возраста дети уже принимали участие во взрослых походах внутри страны, в восемнадцать лет они переходили в возрастную группу юношей, в двадцать — юноша вступал в следую¬ щую возрастную группу молодых людей и, становясь воином-спарти- 126
атом, сам уже мог участвовать в воспитании младшего поколения; но полноправным он не становился до 30 лет и продолжал иметь опекуна и не мог принимать участия в народном собрании. Спартанцы были немногословны (именно отсюда пошло слово «лаконизм»). Но лаконичность их была краткостью языка приказов; знаменитые же спартанские лаконизмы были созданы не самими спартанцами, а восхищавшимися их образом жизни лаконофилами, писавшими о Спарте. Во главе Спарты стояли два царя, предками которых считался до¬ рийский герой Геракл. Наряду с царями спартанцами управлял совет старейшин — герусия, в которую входило 28 геронтов и оба царя. Кроме того, существовала коллегия эфоров (блюстителей законов), состоявшая из пяти человек, ежегодно переизбиравшихся народным собранием. Эти хранители обычаев, давно уже отвергнутых во всех остальных греческих полисах, кроме Крита, осуществляли контроль за настроениями и поведением спартанцев, регламентируя даже суп¬ ружеские отношения и рождение детей, отстраняли царей, санкцио¬ нировали истребление илотов, каждую весну объявляя им священную войну. Собиралось и народное собрание (апелла) — сходка воинов, дос¬ тигших тридцатилетнего возраста, на которой побеждало то решение, которое одобрялось общим ревом, а не голосованием (именно так, по словам Аристотеля, сидевшие за деревянными загородками «счетчи¬ ки голосов» определяли, за кого из проходивших перед собравшими¬ ся кандидатов было большинство). Первоначально собранию, на котором не допускалось никаких высказываний, было предоставлено хотя бы право одобрять или от¬ вергать вынесенные на его суд мнения геронтов или царей. Однако очень скоро в устное законодательство, которому неукоснительно сле¬ довали спартанцы, считая его одобренным самим дельфийским ора¬ кулом, было внесено, по словам Плутарха, красноречивое дополне¬ ние: «А если народ изберет кривой путь, то пусть старейшины проти¬ вятся этому». Так что за народом осталось единственное право — выс¬ казывать одобрение. Будучи созданной для войны, такая общность не могла без нее существовать, ибо воинскому духу требовался выход, а мечам и копь¬ ям негоже было ржаветь в бездействии. Объектом спартанской агрес¬ сии стала плодородная Мессенская равнина к западу от Тайгетских гор. Уже в конце VIII в. спартанцы, преодолев горы, вторглись в Мес- сению, захватили ее, разделили землю на участки и заставили их об¬ рабатывать мессенцев, таких же дорийцев, как и они, превратив их в илотов. Во второй половине VII в. мессенцы восстали и нанесли по¬ работителям ряд серьезных поражений. В памяти многих поколений 127
сохранялись рассказы о подвигах мессенского героя Аристомена: сколько бы враги ни убивали его и ни сбрасывали в пропасть, каждый раз он вырастал перед ними, как из-под земли, готовый к новым бит¬ вам. Однако в решающем сражении спартанцы одержали окончатель¬ ную победу, и Мессения была вновь порабощена. После подавления восстания мессенцев, известного как Вторая Мессенская война, Спарта владела более чем третью Пелопоннеса, пре¬ восходящей территорию Аттики в три раза. Поскольку соседи Спарты были намного слабее, они в середине VI в. вступили с ней в военный союз. Высшим органом Пелопоннесского союза было собрание пред¬ ставителей союзников, на котором председательствовали спартанс¬ кие эфоры. Каждый из союзных полисов, независимо от его величи¬ ны, имел один голос, что и давало Спарте возможность использовать голоса слабых союзников против таких сильных, каким был, напри¬ мер, входивший в тот же союз Коринф. Спарта пользовалась воинс¬ кими контингентами союзников и их денежными средствами, следя за тем, чтобы в управлении союзными государствами не возобладали демократические тенденции. В эпоху создания Пелопоннесского союза усиливается власть эфо¬ ров. Древние авторы связывали это с деятельностью эфора Хилона, впоследствии признанного одним из семи мудрецов древности. Гово¬ рили, что он первым впряг эфоров в одну упряжку с царями, что озна¬ чало переход от контроля за действиями царей к непосредственному руководству всей внешней и внутренней политикой Спарты. При Хи- лоне, вступившем в должность эфора в 566 г., Спарта активно проти¬ водействует Афинам и Самосу, во главе которых стояли соперничав¬ шие друг с другом Писистрат и Поликрат. О ненависти Хилона к ти¬ рании свидетельствует анекдотическое сообщение Геродота, будто Хи- лон предупредил отца Писистрата, чтобы тот не женился, ибо от брака родится тиран. В те годы, когда Поликрат господствовал на морях, Хилон, опаса¬ ясь нападения на Лаконику с моря, говорил о примыкавшем к Пело¬ поннесу с юга острове Кифера, что лучше бы он был поглощен волна¬ ми. Последующие эфоры, проводившие ту же политику, пользуясь внутренними смутами на Самосе и его внешнеполитическими зат¬ руднениями, организовали военную экспедицию на остров, правда, не принесшую успеха. Полисы этрусской Италии. В VII—VI вв. на Апеннинском по¬ луострове господствовали этруски. Начало этому господству было по¬ ложено в Средней Италии, где этруски основали между Тибром и Ар- ном ряд городов, превратившихся в полисы. 128
У этрусков не было ни Гомера, ни Гесиода, по произведениям ко¬ торых изучается начальная эпоха формирования греческих полисов. Исторические труды этрусков и произведения этрусской драматургии не сохранились. В распоряжении науки имеются лишь краткие упо¬ минания об этрусских царях и десять тысяч надписей — преимуще¬ ственно эпитафий. По этим источникам можно восстановить форми¬ рование полиса лишь в самых общих чертах. Первоначально этрусскими городами управляли цари, но цари, выбиравшиеся из числа военно-жреческой знати (лукумонов) и но¬ сившие тот же титул — лукумон. Власть царя, подобно власти гречес¬ ких басилеев, была пожизненной, но не наследственной. Этрусский царь был верховным судьей, творившим еженедельный публичный суд, военным предводителем и верховным жрецом. Постепенно царс¬ кий период уступает место олигархическому республиканскому устрой¬ ству, порой, возможно, прерывавшемуся установлением непродолжи¬ тельных тираний, напоминавших военную диктатуру. Время наступления этих перемен в разных полисах Этрурии раз¬ лично. Точному определению оно не поддается. Скорее всего, в боль¬ шей части Этрурии выборные институты складываются к концу VI в. и какое-то время сосуществуют с сохранявшимися в отдельных полисах монархиями. К концу V в. республиканское устройство утвердилось уже повсеместно, за исключением Вей, где после непродолжительного рес¬ публиканского правления во второй половине V в. в условиях нарас¬ тавшей военной угрозы со стороны Рима был вновь избран царь. Переход к республикам первоначально вылился в замену пожиз¬ ненного царя магистратом, пользовавшимся широкими и безраздель¬ ными полномочиями. Коллегиальность магистратур и четкое разгра¬ ничение функций складывается позднее, так что высшие должност- Тумулус 5 Немировский А.И. 129
ные лица поначалу отличались от прежних царей лишь ограничен¬ ным сроком власти. Высшие должности в этрусских полисах обозна¬ чались терминами «зилат», «пурс» (пурт), «марон». Точное значение этих титулов неизвестно, но по соответствию слова «зилат» хеттскому термину «титакзилат» (трон, резиденция) можно предположить, что «зилат» — это «правитель», «марон» — скорее всего, жреческая долж¬ ность. Все магистраты избирались сроком на год из лукумонов. Маги¬ страт, занимавший верховную должность, мог совещаться с осталь¬ ными лукумонами, но мог и не советоваться даже в таких важных делах, как объявление войны или заключение мира. О богатстве и политическом авторитете этрусской верхушки свиде¬ тельствуют монументальные погребальные сооружения — курганы (ту- мулусы), обложенные у основания камнем, с коридорами, ведущими в подземные склепы. Археологи, раскапывавшие эти грандиозные соору¬ жения, дали им название «княжеские гробницы». В Греции обнаружена лишь одна подобная гробница (Лефканди на о-ве Эвбея). В Этрурии их сотни. В них огромное количество богатейших украшений и утвари, в том числе работы иноземных мастеров. Впечатляющую картину жизни этрусской знати воссоздают и украшающие их стены фрески: ломящие¬ ся от снеди и сосудов с вином столы, множество прислуживающих ра¬ бов. Эпитафии знати повествуют о происхождении, общественном по¬ ложении, политической карьере покойных, некоторые из которых по многу раз занимали выборные должности в своих полисах. На службе у этрусских аристократов находились лица, обозначае¬ мые словом «етера». Это дружинники, «сотоварищи» (соответствую¬ щие греческим и македонским «гетайрам» или римским «суодалес»). Низшие слои населения названы в надписях «лаутни» и «леты». Ско¬ рее всего, лаутни — это рабы, а леты — покоренное население типа фессалийских пенестов и спартанских илотов. Из всех этих данных вырисовывается общественная структура эт¬ русских полисов, приближающаяся скорее к спартанской, чем к афин¬ ской модели полисной организации. Сами же полисы этрусков были государствами, занимавшими сравнительно небольшую территорию, обитатели которой могли являться в город для непосредственного уча¬ стия в выборах должностных лиц и в других общественных делах. Каж¬ дый полис (по-этрусски «спура») обладал автономией (жил по своим законам), имел свои экономические и политические интересы и соб¬ ственное ополчение, призванное их защищать, почитал собственных богов-покровителей. Этрусские города, подобно Афинам и другим древнейшим городским центрам, строились на некотором расстоянии от моря и владели участками берега, где находились одна или несколь¬ ко гаваней. Только один из позднее возникших этрусских полисов, По- пулония, имел центр на вклинивавшемся в море полуострове. 130
Фреска из этрусского погребения Политической основой господства этрусков в Италии был союз двенадцати городов — «двенадцатиградъе», созданный по тому же об¬ разцу, что и на Пелопоннесе и в Малой Азии в древнейшую эпоху. Это объединение (скорее религиозного, чем политического характера) предоставляло каждому из участников союза автономию не только во внутренних, но и во внешнеполитических делах: конфедерация была настолько непрочным объединением, что даже во время внешних войн города редко действовали заодно, и это в немалой степени об¬ легчило римлянам завоевание Этрурии. Число двенадцать оставалось неизменным на протяжении всей эпохи независимости этрусков и большей части римского периода. Наряду с двенадцатью городами- суверенами, составлявшими двенадцатиградье, существовали и дру¬ гие, никогда не знавшие полной независимости. Их положение опре¬ делялось соглашением с покровительствовавшим им городом-сувере- ном. Таких поселений было много, и большинство из них во внутрен¬ ней жизни пользовалось автономией, а некоторые даже чеканили собственную монету. Каждую весну главы двенадцати городов собирались в святилище бога Вольтумны в Вольсиниях, чтобы обсудить назревшие вопросы, совершить совместные жертвоприношения и избрать на очередной год главу союза. К этим собраниям были приурочены общенародные игры, подобные общегреческим играм в Олимпии, Дельфах, Корин¬ фе. И точно так же, как на греческих праздниках, в дни торжеств про¬ ходили многолюдные ярмарки. Главой конфедерации в царский период становился поочередно каждый из двенадцати царей. Его функции и характер власти остают¬ ся неясными. Скорее всего, они были чисто религиозными (судя по тому, что после упразднения царской власти прежний царь конфеде- 131
рации стал носить жреческий титул). Что же касается самого объеди¬ нения, то оно постепенно превратилось в чисто религиозный союз. И хотя собрания и в республиканский период проводились с былой ре¬ гулярностью, вопросы политики рассматривались на них, вероятно, лишь при крайней необходимости, например, в случае римской угро¬ зы. Во всяком случае, все, что мы знаем о практической деятельности отдельных городов-суверенов, показывает, что они действовали со¬ вершенно самостоятельно, воюя и заключая договора независимо друг от друга, а если и вели общие войны, то не избирая общего командую¬ щего: войско каждого города возглавлял собственный военачальник. Город на семи холмах. Семь холмов в нижнем течении Тибра населяли не этруски, а местные племена — латины и сабины, гово¬ рившие на родственных языках и близкие по своему экономическому и культурному уровню. Латины первоначально обитали к югу от Тиб¬ ра по берегу Альбанского озера, но городов они не имели. Прослав¬ ленного легендой города Альба Лонга с его тринадцатью царями, пер¬ вым из которых римские легенды сделали Аскания (Юла), сына тро¬ янца Энея, не существовало. Поэтому археологам и не удалось обна¬ ружить его следов. Альба Лонга (или в переводе — Длинная Альба) — это группа сельских поселений, вытянувшихся вдоль Альбанского озера. Основатели Рима могли быть действительно выходцами из Аль¬ бы Лонги, но их альбанская родословная не более чем выдумка, при¬ званная облагородить собственное происхождение. Нетрудно понять, почему Рим появился именно в этом месте. Здесь, в излучине Тибра, был небольшой островок, создававший удобную переправу. В римс¬ кие времена здесь проходила ведущая к морю Соляная дорога. Город, ставший солью италийской земли, находился на пути к соляным вар¬ ницам. Палатинский холм был заселен уже в конце бронзового века, раньше, чем многие холмы Тосканы, где возникли этрусские полисы. Но крепость (кастель) квадратной формы здесь появилась в начале железного века. Римская традиция отнесла основание «квадратного Рима» к 21 апрелю 754/53 г. до н. э. Основание Рима связывалось с легендой о близнецах Ромуле и Реме. Согласно наиболее распространенному рассказу, они были внуками царя города Альба Лонга Нумитора, свергнутого его братом Амулием. Матерью их была дочь Нумитора весталка Рея Сильвия, а отцом сам бог Марс. Отнесенные на погибель к разлившемуся в по¬ ловодье Тибру, близнецы были найдены и вскормлены зверем Марса волчицей, подобраны и воспитаны пастухом Фаустулом (Фаустул — «счастливец») и его женой Аккой Ларенцией (Акка Ларенция — «кормилица ларов»). Когда Ромул и Рем окрепли, они собрали вок¬ руг себя ватагу пастухов и проявили удаль в схватках с разбойника¬ 132
ми, а затем, узнав о своем происхождении, восстановили на престо¬ ле деда и вернулись туда, где прошло их детство, к холмам в излучи¬ не Тибра, и решили там обосноваться. Между братьями возник спор, на каком холме воздвигнуть город и кому быть его основателем. Рем выбрал Авентин, Ромул — Палатин. Двенадцать коршунов, предвес- тивших будущему городу столько же веков славы, указали на Пала¬ тин и на Ромула как основателя города. Во время постройки стены на Палатине Рем, насмехаясь над братом, перепрыгнул через недо¬ строенную стену. Со словами: «Да постигнет такая судьба каждого, кто захочет силой вступить в город» — Ромул убил брата, и город получил имя Рома (Рим). На соседних с Палатином холмах жили сабины — племя, принад¬ лежавшее к обширной группе оскско-умбрских племен. Историчес¬ кое предание объясняет по-своему процесс ассимиляции колонистов из Альбы Лонги с местными жителями. Ромул будто бы решил с ними объединиться, в чем были заинтересованы также поселившиеся на Палатине разбойники и беглые рабы, которым для увеличения насе¬ ления было предоставлено убежище. Однако попытки сосватать са¬ бинянок не имели успеха: с разбойниками и бродягами сабины по¬ родниться не захотели. Тогда римляне пригласили на праздник бога — хранителя зерна Конса соседей с их семьями и, по-разбойничьи напав на них, похитили юных сабинянок. Началась война, но, при¬ выкнув к своим мужьям и родив от них детей, похищенные сабинян¬ ки помирили отцов и римлян. Оба народа слились в один — с общими обычаями, культами и жрецами и с двумя царями, Ромулом и Титом Тацием, после смерти которого Ромул стал править единолично. Процарствовав тринадцать лет, Ромул исчез во время собрания на Козьем болоте (будущем Марсовом поле), и народ заподозрил, что его погубили патриции. Однако некий чужестранец принес весть, что Ромул взят Юпитером на небо, где стал богом Квирином. Совершенно ясно, что легенда возникла с целью объяснить назва¬ ние города (Рома), что корзинка с подкидышем — мифологический мотив, общий для многих народов, что сам рассказ о Ромуле и Реме принадлежит к близнечным мифам, но миф этот не римский, а, как говорят археологические находки, заимствован у этрусков. Рассказ о похищении сабинянок должен был объяснить древнюю формулу бра¬ ка, и Ромул к этому не имеет никакого отношения. В историческом предании о Ромуле, таким образом, сочетаются элементы сказки и мифа. Этого нельзя сказать в отношении преемни¬ ка Ромула сабинянина Нумы Помпилия. В отличие от воинственного Ромула он изображен человеком миролюбивым и ученым, и ему при¬ писано создание календаря и едва ли не всех религиозных обычаев римлян. Более того, он объявлен учеником греческого философа Пи¬ 133
фагора, хотя этот мыслитель появился в Италии через сто лет после того времени, к которому отнесено правление Нумы Помпилия. Исторические предания, относящиеся к третьему царю, латиня¬ нину ТУллу Гостилию, столь же воинственному, как и Ромул, содержат наряду с сообщениями о войнах легенду о схватке двух пар римских и альбанских близнецов — Горациев и Куриациев, введенную для объяс¬ нения причины уничтожения римлянами своей метрополии и пере¬ селения ее жителей в Рим. Четвертый римский царь с сабинским личным именем Анк и ла¬ тинским родовым именем Марций — такая же легендарная фигура, как и его мнимый предшественник. Чтобы изобразить его законным царем, ему приписали родство с Нумой Помпилием, и это, в свою очередь, сформировало мирный облик этого царя и религиозного за¬ конодателя. В частности, ему приписали учреждение особой жречес¬ кой коллегии фециалов, в обязанности которой входило осуществле¬ ние процедуры, связанной с объявлением войны и заключением мира. Согласно легенде, Анку Марцию, вопреки мирной натуре, пришлось вести войны с латинскими городами Политорием, Фиканой и Телле- ной и после разрушения переселить их обитателей в Рим, где появи¬ лись кварталы, носящие название этих городов. В ходе раскопок вы¬ явлены остатки Политория и Фиканы, что, разумеется, ничего не ме¬ няет в нашем представлении о фиктивности четвертого римского царя. Римские исторические предания дошли до нас в изложении авто¬ ров, живших в пору, когда Рим уже был владыкой «круга земель», а не поселком на Палатине, когда римляне еще выбирали своих военных предводителей. И в этом отношении историческое предание о начале Рима достоверно. Не было места постоянных собраний и торгового центра — форума. Не было и храмов богов — покровителей общины, равно как и писаных законов. История Рима как полиса начинается лишь со времени утверждения в нем этрусских правителей Тарквиниев и включения Рима в систему этрусского двенадцатиградья. Первоначальный Рим сохранял родоплеменную структуру. Не¬ сколько родов группировались в курии — объединения мужчин по ре¬ лигиозному принципу. Для решения важнейших вопросов жизни го¬ рода народ собирался по куриям, и эти собрания именовались кури- атными комициями, которые в царский период созывались царем. Каждая курия имела один голос. Куриатные комиции, охватывающие всех мужчин, способных носить оружие, скорее всего, были един¬ ственным видом народного собрания, в чью компетенцию входили все вопросы, в которых были заинтересованы члены родов и курий. Надо полагать, что первоначально именно курии осуществляли раз¬ дел земли между родами (известно, что каждая курия имела опреде¬ 134
ленный участок земли). В курии были сосредоточены хозяйственные, политические и жреческие функции. Куриатные комиции принимали в число патрициев (cooptatio in patriciis), занимались усыновлением и завещаниями. Надо полагать, что первоначально они состояли ис¬ ключительно из патрициев и лишь впоследствии в них были допуще¬ ны также и плебеи. Курия составляла основу не только римского гражданства, но и древнейшей военной организации. Курии, само название которых, видимо, связано с понятием сообщества мужчин (со-vires), — это чи¬ сто родовой институт, однако постепенно принявший несвойствен¬ ные ему черты, превратившись в часть государственного механизма. Следующим, более крупным объединением по родственному при¬ знаку, была триба, которая соответствовала греческой филе и так же, как и фила, может быть переведена на русский язык словом «племя»; но в то же время понятие трибы, подобно греческой филе, обозначало и территориальный округ, единицу территориального деления государ¬ ства. На трибутных комициях каждая триба имела, как и курия в кури- атных комициях, один голос, выступая, таким образом, как единый коллектив. Три трибы составляли римский народ (populus romanus). Главы родов составляли совет старейшин — сенат (от слова senex — ста¬ рик), подобный афинскому ареопагу или спартанской герусии. Он воз¬ ник при слиянии трех римских племен как общеплеменной совет и неслучайно состоял из трехсот человек (числа, кратного трем). Члены сената назывались отцами («patres»), потомки первоначального насе¬ ления Рима — патрициями, позднейшее пришлое население, стоявшее вне родовой организации, — плебеями. Некоторые плебеи искали по¬ кровительства у патрициев и становились их клиентами*. Впрочем, клиентами могли стать и обедневшие патриции. Исполнительная власть в римской общине принадлежала выбор¬ ным военачальникам, наделенным религиозной властью, — царям. Плебеи не участвовали в выборах царей, в религиозных праздниках патрициев, не могли пользоваться общинной землей, которую рим¬ ляне называли «общественным полем» (ager publicus), однако привле¬ кались к военной службе, но во вспомогательных отрядах, а не в граж¬ данском ополчении (легионах). Создание всех этих сложившихся в римском обществе институ¬ тов, включая разделение на патрициев и плебеев, традиция приписы¬ вает первому из царей, Ромулу. На самом деле все эти установления * Клиент — от латинского слова, имеющего значение «послушный». Кли- ентела — форма социальной зависимости, существовавшая также у сабинян и этрусков. В раннем Риме она означала персональное или коллективное под¬ чинение пришельцев или зависимого населения главам родов или больших семей. 135
выросли из первоначальной родовой организации с ее четким деле¬ нием на единоплеменников и чужаков, обязательным наличием сове¬ та старейшин и родоплеменной структурой. При первом этрусском правителе Тарквинии Древнем (согласно традиции, временем его правления считается 616—578 гг.) была осу¬ шена болотистая низина между Палатином и Капитолием, использо¬ вавшаяся до этого для захоронений и выпаса скота. Здесь образовался торговый и политический центр государства — форум, соответствую¬ щий греческой агоре. На форуме появились общественные здания: курия — помещение для заседаний сената, регий — царский дом. Был отгорожен участок форума, предназначенный для проведения народ¬ ных собраний — комиций. В черту города был включен Капитолийс¬ кий холм, на одной из вершин которого находилась крепость, а на другой были сосредоточены полисные святыни. В долине, отделяв¬ шей Палатин от еще одного холма, Авентина, при Тарквинии был построен цирк, получивший впоследствии название Цирка Величай¬ шего. Рим начал вести активную внешнюю политику, воюя с латина- ми, сабинами и отдельными этрусскими государствами. При преемнике Тарквиния Древнего, его зяте Сервии Туллии (578— 534), была осуществлена реформа, близкая по значению преобразова¬ ниям Солона. Плебеев включают в состав римского народа. Они по¬ лучают право служить в легионе наравне с патрициями, занимая в военном строю место в соответствии со своим имущественным поло¬ жением, а не происхождением. Все боеспособное мужское население было разделено на пять классов (разрядов), каждому из которых пола¬ гался определенный вид вооружения: первому классу — тяжелое до¬ рогостоящее наступательное и оборонительное оружие, второму — более легкое и дешевое, и так далее. Каждый из классов был разделен на центурии — военные единицы (дословно «сотня»). Всего насчиты¬ валось 193 центурии, но первый класс (совместно с 18 центуриями всадников патрицианского происхождения) выставлял больше цен¬ турий, чем все остальные классы, вместе взятые, — 98 центурий. Ес¬ тественно, что граждан первого класса было неизмеримо меньше, чем остальных, но их «сотни» были неполными, тогда как у последних классов, напротив, переполненными. Центурии одновременно были политическими единицами во вновь создаваемом народном собра¬ нии — центуриатных комициях. Таким образом, единодушие имущей верхушки гражданства означало возможность принятия решений без учета мнений менее обеспеченного населения. Неимущие граждане — сколько бы их в Риме ни было — входили в одну центурию «пролета¬ риев», обладавшую всего одним голосом. Сервию Туллию приписывается также и введение территориаль¬ ного деления, сравнимого с территориальной реформой Клисфена: 136
создание территориальных триб — четырех городских и шестнадцати сельских, число которых возрастало по мере расширения римской территории и к середине III в. до н. э. достигло тридцати пяти. Согласно легенде, Сервий Туллий в первое десятилетие своего правления построил храм, посвященный не этрусским богам, а ла¬ тинской Фортуне, богине судьбы и счастья, понимаемого как матери¬ альное благополучие. И это в полной мере соответствовало идее ре¬ формы Сервия Туллия и самой биографии этого баловня судьбы. Храм Фортуны был обнаружен археологами в точности на том месте, где его помещали древние авторы. Реформы Сервия Туллия укрепили государство в военном отно¬ шении, и Рим добивается преобладающего положения в союзе ла¬ тинских городов. Город был окружен мощной крепостной стеной, которую римляне называли Сервиевой. Отдельные ее участки с ха¬ рактерной для времени Сервия Туллия кладкой сохранились до на¬ ших дней. Патриции не простили царю-реформатору его уступок плебейс¬ кой верхушке, и он был убит кучкой заговорщиков в сенате. На римс¬ кий трон без волеизъявления народа был посажен внук Тарквиния Древнего — Тарквиний Надменный, отменивший распоряжения Сер¬ вия Туллия. Чтобы никто более не вспоминал о его законах, выстав¬ ленные на всеобщее обозрение бронзовые таблицы, на которых они были записаны, расплавили. Вместо налогов по доходам Тарквиний Надменный ввел поголов¬ ную подать, душившую зачатки предпринимательства, столь необхо¬ димого для роста общественного благосостояния. Догадываясь, какое ожесточение и ненависть вызовут эти меры, царь запретил любые на¬ родные сборища, даже торги и некоторые религиозные церемонии, во время которых могло выплеснуться недовольство. В отличие от предшественников Тарквиний не советовался с се¬ натом. Он единолично объявлял и начинал войну, вступал в союз¬ ные отношения с соседями, самовольно распоряжался государствен¬ ной казной. Пытаясь привлечь на свою сторону плебеев, он, подоб¬ но греческим тиранам, преследовал родовую аристократию, но под¬ держки у плебеев не нашел и поэтому легко был свергнут недовольными патрициями. Легенда связала свержение Тарквиния с насилием, совершенным его сыном над знатной римлянкой Лук- рецией. Муж Лукреции и его друзья — Луций Юний Брут и Луций Тарквиний Коллатин, осаждавшие в составе римского войска город латинов Ардею, ворвались в Рим и подняли народ. Тарквиния в Рим не впустили. Царская власть была упразднена и установлена новая форма правления — республика, основы которой заложил своим за¬ конодательством Сервий Туллий. 137
Карфаген. Типичным полисом был и Карфаген, основанный в конце IX в. выходцами из финикийского города-государства Тира на одном из полуостровов северного побережья Африки. Основание Карфагена, как и едва ли не всех полисов, было окру¬ жено легендами. Враждебная Карфагену греческая традиция утверж¬ дала, что Карфаген основала сестра царя Тира — Элисса (или, как ее впоследствии называли римляне, Дидона), покинувшая родину из-за нанесенной ей обиды. Прибыв во владения нумидийского вождя, Элисса будто бы попросила продать ей участок земли, который мож¬ но покрыть бычьей шкурой. Вождь не отказал чужеземке в такой ма¬ лости. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что при¬ шельцы заняли весь холм, возвышавшийся над бухтой. Финикиянка, не смутившись, заявила, что условия договора не нарушены, и пока¬ зала на оплетавшие холм ремни, нарезанные из шкуры быка. Греческое происхождение этой басни явствует из того, что ее рас¬ сказчики объяснили на греческий лад название акрополя Карфагена Бирсы («крепость»), истолковав его как сходно звучащее греческое слово «шкура». На самом деле Карфаген был, как и другие финикий¬ ские колонии, основан официально, и, скорее всего, выведение коло¬ нии связано с давлением на Финикию могущественной Ассирии. Городская крепость Бирса стала ядром Карфагена. В ней появи¬ лись великолепные храмы богам — покровителям нового города Мелькарту и Танит, царский дворец. Под холмом вырыли огромный круглый бассейн, который заполнили водой, пущенной по специаль¬ но проложенному каналу. Образовалась внутренняя гавань для воен¬ ных кораблей. Постепенно места в Бирсе стало не хватать, и перед портом, на плоской равнине полуострова, возник «нижний город», где дома стали расти, как и в островной метрополии, вверх. Чтобы прокормить быстро растущее население, нумидийцев по¬ степенно вытеснили из долины реки Баград. Там разбили сады и ви¬ ноградники. Оставшись без земель, нумидийцы пошли на службу к городу-государству, нуждавшемуся в физически крепких людях для ведения войн. Однако отношения карфагенян с местным населением в первые столетия существования Карфагена строились на взаимовы¬ годной основе. Иначе трудно себе представить возникновение в от¬ носительно короткое время в округе Карфагена (территория совре¬ менного Туниса) десятков городов со смешанным финикийско-ли¬ вийским населением. Один из таких городов (получивший название Керкована по со¬ временному поселению), хорошо сохранился, поскольку был остав¬ лен жителями после разрушений, причиненных во время африканс¬ кой экспедиции Агафокла, и следы его не были уничтожены (после¬ дующая застройка намного основательней, чем войны, уничтожает 138
остатки прошлой жизни). Выявлены план города IV в. до н. э., архи¬ тектура жилого дома, система водоснабжения, типичные для фини¬ кийцев захоронения. Видимо, к III в. до н. э. местное население смешалось с карфаге¬ нянами. Возникает новый этнос, который римляне называли пунами. О создании единообразной пунической культуры свидетельствуют вы¬ явленные в ходе раскопок предметы быта и многочисленные надпи¬ си — главный источник наших знаний об общественном устройстве, хозяйстве и религии пунов. Характеризуя политическое устройство Карфагена, философ и те¬ оретик государства Аристотель писал, что карфагеняне управляются во многих отношениях лучше, чем другие народы. С этим мнением был согласен и великий историк Полибий, участник осады Карфаге¬ на и свидетель его гибели. Власть в Карфагене принадлежала знатным родам, ведшим свои родословные, скорее всего, от богини Танит и считавшим своих пред¬ ков основателями города. Главы этих родов составляли Большой совет из трехсот человек, избиравшихся на год, который осуществлял конт¬ роль за проводимыми в городе общественными работами, руководил военными действиями, вел переговоры с другими государствами. Цен¬ тром законодательной деятельности был Высший совет, состоявший из аристократов. На нем председательствовали суффеты, известные также и метрополии Карфагена Тиру (термин этот означает «судьи»). Суффе¬ ты считались высшими должностными лицами. Их было двое. Избира¬ лись они обычно из аристократических фамилий и могли быть переиз¬ бранными неограниченное число раз. Практически именно они коман¬ довали армией и флотом, творили суд, принимали послов. Но они могли быть и смещены за действия, наносящие, по мнению членов Совета, вред государству, и даже подвергнуться казни. Совет руководил внешней политикой государства: объявлял войны, заключал мир и принимал дру¬ гие ответственные решения. Из числа членов Совета назначались ко¬ миссии, в обязанность которых входило изучение какого-либо вопроса и вынесение рекомендаций. Аристотель называет такие комиссии пентар- хиями («пятерками»). Наряду с Большим и Высшим советами существо¬ вал Малый совет (Совет тридцати), возможно, из глав пятерок. Действо¬ вало также и народное собрание, в обязанности которого, видимо, вхо¬ дило утверждение решений Высшего совета. Как и в каждом древнем государстве с республиканским устрой¬ ством, в Карфагене не прекращалась политическая борьба, обостряв¬ шаяся в периоды военных неудач. Интересы высшей земельной арис¬ тократии, торговых ассоциаций, рядовых ремесленников и мелких торговцев не совпадали, и эти группы населения, используя тех или иных политических деятелей или организуя прямое давление на вер¬ 139
ховный орган государства, проводили нужные им решения, а также добивались государственных преобразований. Карфаген был типич¬ ной аристократической республикой. Влияние народных низов было в нем, как и в Спарте или Риме, незначительным, и, скорее всего, именно поэтому Аристотель так высоко ставил карфагенское госу¬ дарственное устройство. Простой народ в Карфагене, как и в Спарте, фактически не имел политических прав. Карфаген славился с самого начала своего возникновения как торговый город. На его рынке близ гавани всегда шла бойкая торгов¬ ля. Здесь можно было купить не только изделия карфагенских ремес¬ ленников, но и дары всех известных в те времена морей и земель: и янтарь с побережья Балтийского моря, называвшийся «золотом Севе¬ ра», и слоновую кость из степей Ливии, и ковры из Малой Азии, и украшения из Египта, и лес из Италии. А позднее появился и золотой песок в кожаных мешочках с западных берегов Ливии, куда проложил путь отважный мореплаватель Ганнон. Но больше всего на рынке Кар¬ фагена было рабов: этот товар пользовался особым спросом — рабов охотно покупали владельцы полей, садов и виноградников, раскинув¬ шихся в окрестностях Карфагена. Чтобы никогда не иссякал поток золота и серебра и не было недо¬ статка в рабах, Карфаген постоянно вел войны. Вся его история на¬ полнена войнами. Карфагеняне воевали с нумидийцами, заселявши¬ ми земли к западу от Карфагена, с греками, облюбовавшими ту же Сицилию, которая лежала в сфере интересов Карфагена, иберийцами Испании и многими другими народами. Войны обогащали карфагенскую знать, крупных землевладельцев и торговцев. Но сами они за оружие не брались. Сияние золота в со¬ кровищницах было для них приятнее блеска отточенного клинка. А в Греции, Иберии, Египте было немало людей, не имеющих средств к существованию и готовых на любой риск за серебро. Так в Карфагене появляются отряды наемников. Конечно, им безразличны были ин¬ тересы Карфагена. Наемники воевали и повиновались военачальни¬ кам, пока им платили. Управление наемным войском было искусст¬ вом, которым владели лишь немногие карфагенские военачальники. Золото и серебро наемники получали из рук полководца. Если бы полководец вздумал приказать им идти на Карфаген, они бы выпол¬ нили и этот приказ. Поэтому карфагенская знать с большим недове¬ рием относилась к выдающимся полководцам, опасаясь, как бы они с помощью наемников не захватили власть. В VI—IV вв. карфагеняне особенно часто воевали с греками. С Ри¬ мом они в это время поддерживали дружественные отношения. «Быть дружбе между римлянами и их союзниками карфагенянами» — гласи¬ ло начало первого договора Рима с Карфагеном, заключенного в 509 г. 140
Так же, как в Риме, Афинах и других полисах Греции и Италии, в Карфагене имелось многочисленное население из других городов (особенно греков и этрусков). В одной из этрусских надписей, най¬ денных в Карфагене, обитающий в городе этруск называет себя кар¬ фагенянином. Но такие «карфагеняне» политическими правами не обладали, как и афинские метеки, спартанские периэки и первона¬ чально римские плебеи. ТяЯ Вокруг Ликурга. Античные авторы много занимались описанием по- IL- лисов Средиземноморья — греческих, финикийских, этрусских, ита¬ лийских. Однако становление полиса, могущее объяснить их специфику, было для них загадкой, ибо в их распоряжении находились лишь пережитки полисной старины и легенды о древних царях-законодателях, «отцах» поли¬ сов. Таковы были для Афин — Тесей, для Спарты — Ликург, для Рима — Ро¬ мул и Нума Помпилий, для Карфагена — царица Дидона. Анализ этих легенд наукой нового времени показал, что они сформиро¬ вались в период расцвета полисов для объяснения их ранней истории, хотя сами цари и законодатели могли быть историческими лицами. Наибольшие сомнения вызывает историчность фигуры Ликурга. Плу¬ тарх, написавший его жизнеописание, признается, что невозможно сообщить о нем ничего строго достоверного и даже неизвестно время его жизни. Из рассмотрения Плутархом мнений предшественников по этому вопросу ясно, что время жизни Ликурга относили к промежутку от возвращения Геракли- дов (дорийского переселения) до начала олимпийских игр, т. е. от XI до VIII в. до н. э. И тем не менее «биография» Ликурга вплоть до его удаления в Дельфы описывается с такой детализацией, словно это историческое лицо, и даже приводятся тексты его ретр (постановлений), первая из которых гласила: «Писаные законы не нужны». На этом основании Ликург стал трактоваться учеными как божество света круга Аполлона, а легенда о нем почти едино¬ душно рассматривается как образчик политического мифотворчества, с по¬ мощью которого в аристократических кругах Греции укоренялся взгляд на Спарту как на полис с идеальным устройством. Но когда возникла социально-политическая система Спарты, припи¬ санная неисторическому персонажу? Конечно же, не в период, к которому в древности относили жизнь Ликурга. В этом у большинства исследовате¬ лей, занимающихся этой проблемой более полутора веков, нет сомнений. Однако недавно появилась и особая точка зрения, согласно которой «ли- кургова конституция» возникла не в результате последовательного разви¬ тия спартанского общества вслед за дорийским завоеванием, а после Мес- сенских войн первой половины VI в. в результате политического переворо¬ та. Эта гипотеза опирается на археологический материал, выявившийся в ходе раскопок Спарты в 1906—1910 гг. Он свидетельствует о высоком разви¬ тии художественного ремесла, который не согласуется с обычными пред¬ ставлениями о суровой жизни спартанцев во времена Ликурга. Но может ли быть истолкован высокий уровень ремесленного производства как хроно¬ 141
логический показатель превращения Спарты в казарменное государство? Ведь известно, что сами спартанцы ремеслом не занимались и в жизнь под¬ властного населения илотов и периэков не вникали. К тому же легенды, в том числе и политические, и археологические находки — это памятники разного уровня, и их совмещение при отсутствии других источников обыч¬ но дает лишь негативные результаты. Должна быть исключена возможность введения ликурговой конститу¬ ции в результате единовременной реформы, тем более VI века, на который падает реорганизация этой конституции в сторону ее ужесточения для про¬ тиводействия разрушительным экономическим и социальным процессам и движению греческого мира к демократизации (введение эфората в середи¬ не VI в.). Спартанский полис развивался по тому же пути, по которому следовали отсталые полисы Фессалии и Крита. Начало этих полисов — превращение завоеванного местного населения в государственных рабов. Источники*. При изучении Греции VIII—VI вв. впервые появляются источники, современные эпоха формирования греческих полисов и расши¬ рения полисного мира. Для VII в. — это поэма Гесиода «Труды и дни», отра¬ зившая напряженную атмосферу изменившегося мира с пришедшим на сме¬ ну равенству разделением на «сильных мира сего» и «простых смертных», страдающих от несправедливостей и обезземеливания. VI в. нашел эмоцио¬ нальный отклик у тех из поэтов-лириков, чья судьба оказалась связанной с политическими переменами в их полисах. Это Феогнид из Мегары, аристок¬ рат, обрушивавший нападки на тирана и поддержавший его демос; это мити- ленский аристократ Алкей, создавший целый цикл «песен борьбы»; это Тир- тей, в военных маршах которого вырисовывается идеал военизированной Спарты; это Архилох, по личному опыту знавший, что такое нелегкий рат¬ ный труд наемника; это, наконец, Солон, запечатлевший в стихах смысл сво¬ их преобразований. Возникновение греческой историографии совпало со временем, когда большая часть истории Греции фокусировалась вокруг Афин и Спарты, и поэтому именно на них было сосредоточено внимание дошедших до нашего времени греческих авторов, в чье поле зрения могли попадать, а могли и не попадать другие полисы. Исключение составляет лишь Самос — благодаря тому восхищению, какое испытал Геродот перед монументальными сооруже¬ ниями, возведенными на острове во времена Поликрата. Прошлое Афин и Спарты занимает значительную часть «Истории» Геро¬ дота. В соответствии с общим стилем его труда картина этого прошлого вста¬ ет красочная, но не всегда надежная. Гораздо более точные сведения содер¬ жит сжатый очерк древней истории Эллады в «Истории» Фукидида. Сведе¬ ния по истории Аттики, которые содержались в утраченных сочинениях ис¬ ториков Аттики (аттидографов), сохранились благодаря тому, что их широко * Здесь и далее разделы источников, кроме источников по греческой и этрусской религиям, написаны JI.С.Ильинской. 142
использовали Аристотель в «Афинской политии» и Плутарх в биографиях Солона и Клисфена. Если для ранней истории Афин более поздние авторы могли пользовать¬ ся и письменной, и устной традициями (не только Геродот, но и Фукидид должны были застать в живых тех, кто помнил времена Солона, Писистрата и Клисфена), то информация о реальном положении в Спарте была менее доступной. В Спарте не было и не могло быть собственных историков, а дос¬ туп на ее территорию был прочно закрыт (эфоры бдительно следили за тем, чтобы ненужная информация не просачивалась за пределы Лаконики). По¬ этому в истории архаической Спарты остается много пробелов, хотя к ней, кроме Геродота и Фукидида, обращались также Ксенофонт и Плутарх (в био¬ графии Ликурга). Однако «Лакедемонская полития» Ксенофонта, ярого сто¬ ронника спартанского образа жизни, представляет собой скорее идеализиро¬ ванный образ, чем реальную Спарту; идеальная Ликургова Спарта встает и из биографии Ликурга у Плутарха, пользовавшегося трудами авторов III в. до н. э., времени острых социальных конфликтов и реформ, проходивших под зна¬ ком возвращения к Ликургову строю и толкавших на поиск в далеком про¬ шлом образца для подражания. Из вопросов, касающихся ранней истории греческих полисов, хуже все¬ го в античной историографии освещены истории тираний. Даже почти полу¬ вековая тирания Писистрата и Писистратидов в Афинах Геродотом сведена к нескольким занимательным эпизодам, а Фукидидом не затронута вообще. Правда, самооценка Писистратом своей деятельности и оправдание захвата власти происхождением его рода от древнего царя Кодра имеются в приводи¬ мом Диогеном Лаэртским (III в. н. э.) письме Писистрата к Солону, но если бы не находка Аристотелевой «Афинской политии» и не эпиграфический ма¬ териал, судить о ней было бы практически невозможно. Краткому рассказу Геродота о тирании Поликрата на Самосе мы обязаны исключительно уникальности созданных на острове памятников, о тирании Периандра в Коринфе — интересу к нему как одному из семи мудрецов Дио¬ гена Лаэртского. Об остальных тираниях VI в., через которые фактически прошли почти все развитые полисы Эллады, мы по-настоящему не осведом¬ лены — греки не проявляли к ним интереса как специфическому явлению переходной эпохи, воспринимая тиранов как царей, но не наследовавших, а узурпировавших власть. К литературным источникам, касающимся внутренней истории архаи¬ ческой Греции, добавляется археологический материал, небольшой по объе¬ му, но крайне важный. Это прежде всего материалы раскопок начала нашего века на Пелопоннесе в храме Артемиды Орфии, раскрывающие непривыч¬ ный для нас облик Спарты VII—VI вв., поскольку в храме обнаружены высо¬ кохудожественные предметы лаконского ремесла, широко использующие наряду с бронзой золото, слоновую кость и янтарь, и большое количество местной расписной керамики, вполне сопоставимой со знаменитыми корин¬ фскими и афинскими сосудами. Раскопки дали также богатый эпиграфический и нумизматический ма¬ териалы. Среди надписей наиболее важны почетные декреты в честь отдель¬ 143
ных лиц, оказавших городу ту или иную услугу, и посвятительные тексты богам, позволяющие судить о значимости того или иного культа в жизни полиса. О выведении на Саламин клерухии нам известно лишь из надписи. Монеты позволяют не только установить торговые контакты на территории материковой Греции и за ее пределами, но порой по изображениям на них определить преобладающий тип экономики. О том, какое значение придавал Солон введенному им цензу, красноречиво свидетельствует выпущенная им монета с изображением амфоры. Впервые выпущенные Писистратом и проч¬ но вошедшие в жизнь Афин монеты с Афиной на одной стороне и птицей этой богини, совой, на другой, — еще один показатель внимания, которое уделял Писистрат культу главного божества города. В отличие от прошлого Балкан среди источников по начальной исто¬ рии этрусских полисов преобладающее место занимает археологический материал, и лишь дополнением к нему служат отдельные сведения, кото¬ рые можно извлечь из трудов античных авторов. Археология дает возмож¬ ность судить об облике этрусских городов и некрополей, о высочайшем тех¬ ническом уровне, позволявшем пробивать в скалах тоннели и вырубать гробницы, осуществлять осушение болот, об этрусской строительной тех¬ нике, реалистической скульптуре и фресковой живописи, украшавшей сте¬ ны погребальных камер. Ранняя история Рима, напротив, подробно освещена в литературной тра¬ диции, однако даже первые из римских авторов отстояли от времени римских царей на несколько веков и о прошлом своего города судили лишь по родо¬ вым преданиям, насыщенным легендарными подробностями. К тому же тру¬ ды их, появившиеся в середине III в. до н. э., дошли в незначительных фраг¬ ментах. Что касается греческих авторов, современных концу царского пери¬ ода, они о Риме не пишут, поскольку он был слишком незначителен, чтобы стать известным за пределами Лация. Главные наши источники — первые книги «Истории» Тита Ливия, фрагментарно сохранившаяся «Царская кни¬ га» «Римской истории» Аппиана, начальные главы «Римских древностей» Ди¬ онисия Галикарнасского и биографии Ромула и Нумы Помпилия, написан¬ ные Плутархом. Из римской традиции стало возможным выделить историческое ядро лишь после появления археологического материала. Благодаря раскопкам мы знаем, что на Палатине уже в XI в. было поселение, состоявшее из примитив¬ ных хижин, основания которых были обнаружены в середине нашего столе¬ тия. Известно, что заболоченная равнина между холмами, служившая клад¬ бищем, в VI в. превратилась в форум, став центром городской жизни, и что тогда же была возведена первая окружавшая Рим стена. Находка надписи Валерия «с сотоварищами» с посвящением Мамерсу (древнее имя Марса), датируемая концом VI в., подтверждает правильность традиции о времени установления республики, первым консулом которой был Валерий. Кроме того, раскопками раскрыт облик древнейшего Лация. Сначала находили мо¬ гилы на месте форума. Это были захоронения, в основном VI в. до н. э., с небогатым однородным инвентарем, соответствовавшим тому уровню развития, который вырисовывался из литературных источников. Но начиная с 70-х гг. XX в. стали обнаруживать и иные захоронения, относящиеся к 144
VIII—VII вв., — с великолепным вооружением, предметами роскоши, вклю¬ чая вывезенные с Востока, и даже колесницами, о существовании которых в Италии раньше и не подозревали. Интересные результаты дали раскопки древнего Лавиния, который легенда связывала с предысторией Рима и куда торжественно направлялись при вступлении в должность консулы, цензоры и диктаторы, чтобы принести жертвы богам-прародителям. Там обнаружили монументальный погребальный тумулус, который описал в I в. до н. э. Дио¬ нисий Галикарнасский, называя его погребением Энея, и древние алтари близ побережья, ассоциировавшиеся римлянами с высадкой троянского ге¬ роя. Естественно, это не стало доказательством реальности легенды о пере¬ селении прародителя римлян из Трои, но показало древние корни формиро¬ вания легенды, восходящие по крайней мере к VI в. до н. э. Источником наших знаний о древнем Карфагене до последнего времени практически служили лишь нарративные источники, прежде всего современ¬ ник гибели великого города Полибий и Аппиан, посвятивший три столетия спустя после исчезновения Карфагенской державы одну из книг своей «Рим¬ ской истории» схваткам Рима и Карфагена, разворачивавшимся на террито¬ рии Ливии. В их трудах содержатся отдельные сведения о карфагенской тор¬ говле и первых столкновениях с греками на почве Сицилии, а также об орга¬ низации управления, скорее всего, восходящие к несохранившейся «Карфа¬ генской политии» Аристотеля и к погибшим при разрушении Карфагена документам и сочинениям карфагенских авторов. Но сведения эти настолько скудны, что не позволяют воссоздать раннюю историю Карфагена, и если бы не археология, мы не могли бы судить ни о размахе карфагенской колониза¬ ции, ни об облике Карфагена. Карфагенская археология*. Первые археологические исследования на почве Карфагена начал французский дипломат, путешественник и писа¬ тель Франсуа Рене Шатобриан (1768—1848), отождествивший в 1807 г. руины на берегу Туниса с торговой и военной гаванью Карфагена, описанной Аппи- аном. Тогда же датским консулом при дворе тунисского бея были произведе¬ ны раскопки, обнаружившие остатки римского Карфагена. Однако система¬ тические раскопки были осуществлены лишь полстолетия спустя, в 1859 г., французской экспедицией. Именно тогда холм Св. Людовика был отождествлен с карфагенским ак¬ рополем Бирсой. Находки были размещены в специально для них предназ¬ наченном небольшом музее. После этого вспыхнул интерес к Карфагену, и на его волне возник роман Флобера «Саламбо» из жизни Карфагена времен Тамилькара Барки. В 1867 г. в целях поисков гробницы одного из легендарных святых по распоряжению Папы Римского был создан орден «Белых отцов». Археологи в рясах развили активную деятельность в районе римского Карфагена и на¬ ряду со следами христианской общины IV в. обнаружили многочисленные пун и йс кие погребения с их богатым инвентарем. Это были глубокие колод¬ цы с ведущими вниз ступенями и расположенными друг над другом погре¬ * Параграф написан JI.C. Ильинской. 145
бальными камерами. В самых богатых могилах усопшие покоились в сарко¬ фагах, покрытых росписью или рельефами, порой с крышками антропо¬ морфной формы с нанесенным на них изображением то ли покойника, то ли кого-то из богов. Однако раскопки «белых отцов» были кладоискатель- ством, не оставившим никакой научной документации. К тому же на холме был возведен кафедральный собор, закрывший часть археологической зоны. Находящиеся в тунисских музеях надписи, терракотовые фигурки и фрагменты зданий храмов, ни местонахождение которых, ни, порой, даже их принадлежность тому или иному божеству установить уже невозмож¬ но, — тоже результат хищнических раскопок как «белых отцов», так и кла¬ доискателей. С конца XIX в. археологическое исследование стало более упорядочен¬ ным. В плотном слое пепла, покрывшем Карфаген после разрушения его римлянами в 146 г. до н. э., были найдены отдельные плохо сохранившиеся металлические предметы, монеты, местная и привозная керамика. Руин пу- нийского города в то время обнаружить не удалось, но были выявлены следы римской строительной деятельности времени Августа, нанесшей не меньше, если не больше ущерба, чем пожар 146 г., поскольку на месте расположенных под холмом жилых кварталов римляне возвели гигантскую платформу. Она должна была отгородить намеченные постройки от почвы города, преданно¬ го проклятию. У подножия холма Бирсы были открыты огромные колонны, на которых лежала эта платформа. Начиная с 20-х гг. нашего столетия, после случайной находки ставшей знаменитой стелы с изображением жреца с ребенком, ведутся раскопки об¬ ширного тофета, в котором к настоящему времени выявлены тысячи стел с находящимися под ними урнами. В 1972 г. Организация Объединенных Наций развернула акцию по спасе¬ нию Карфагена от расширяющейся в его сторону тунисской столицы. В рас¬ копках принимали участие французские, английские, немецкие и польские ученые. Немецкая экспедиция, работавшая на берегу вблизи старинного дворца тунисского бея, обнаружила руины доримского города, сама возмож¬ ность найти который раньше категорически отрицалась ввиду единодушного мнения древних авторов о полном разрушении Карфагена. Были выявлены две гавани, торговая и военная, раскопаны датированные V в. кварталы Кар¬ фагена и его цитадель Бирса. Развитие городской территории удалось проследить вплоть до II в. до н. э., когда руины перерезала новая стена с городскими воротами. Город имел правильную планировку. Была раскопана главная улица, имевшая ширину 14 м, и блоки домов со следами разрушения при добыче строительного ма¬ териала, открыт канал трехметровой глубины. Судя по размерам жилищ с мозаичными полами, со стенами, покрытыми цветной штукатуркой, цис¬ тернам для воды, в них жили зажиточные люди. Под одной из стен в ходе археологической кампании 1987 г. были, наконец, найдены следы первого заселения этой территории. Один из домов, построенный в VIII в., дожил до середины IV в. до н. э. Что это за здание, простоявшее столько лет, оста¬ ется загадкой. 146
Глава 9 ВЕЛИКАЯ СРЕДИЗЕМНОМОРСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ (VIII—VI ВВ. ДО Н. 3.) Каждая цивилизация, имеющая свой путь и не замкнутый во времени цикл развития, не остается изолированной. Она круга¬ ми расширяется в пространстве, приходя в соприкосновение с другими культурами, обмениваясь с ними своими достижения¬ ми и пороками, вовлекая их в свое движение. Финикийские и греческие города-государства, возникшие по берегам Египетс¬ кого и Эгейского морей, используя соленую стихию, которую греки называли Понтом (т.е. путем), на протяжении нескольких столетий распространялись своими отростками главным обра¬ зом в западном и северном направлениях, пока все берега Сре¬ диземного моря, включая побережья островов, не захватила единая культура. Это была поистине великая колонизация. Полис и племенной мир. Полис был, как уже отмечалось, специфической формой государства античного мира. Он вырос из племенной организации, обрекая ее на уничтожение. В структуре полиса сохранилось деление на племена (греческие филы, фратрии и соответствующие им в римско-италийском мире трибы, курии). Характеризуя устройство своего родного полиса, римский поэт Вер¬ гилий пишет: Мантуя! Предками славишься ты, но не единого корня. Корня имеешь ты три, по четыре племени в каждом. Ты же сама их глава, сильная кровью этрусской. Говоря «не единого корня», поэт имеет в виду то, что население Мантуи состояло не из одних этрусков, но и из других племен (умб- ров, венетов), подобно тому как Рим, сильный «латинской кровью», объединял в своих стенах также сабинян и этрусков. Полис, таким образом, допускал соединение племен различного этнического про¬ исхождения, что нарушало первоначальное, естественно сложившее¬ ся членение — по происхождению от единых предков. Вырастая из родоплеменной организации, полис воспринимает такие ее элементы, как общинное землевладение и общинные формы жизни (народное собрание, совет старейшин), но преобразует их в соответствии с делением граждан по имущественному принципу и с задачами защиты собственности на землю — и общинной, и разруша¬ ющей ее частной. 147
Поначалу полисы — это островки в необозримом племенном море, которому они противостоят как внешне родственные, но по сути чуждые образования. Порой племенной мир заливает полисы волнами вооруженных вторжений. Но без племенной периферии по¬ лисы не могут существовать, ибо она служит источником поступле¬ ния сырья и рабочей силы и, что не менее существенно, вбирает в себя излишнее население полисов, способствуя разрешению чисто полисных проблем. Так возникают апойкии — выселки, превративши¬ еся в самостоятельные полисы, чьи граждане хранят память о своем полисе-матери (метрополии), а иногда — и об обстоятельствах высе¬ ления. Они не блудные сыновья, не бродяги, которые, устав от стран¬ ствий, могут возвратиться к родному очагу, — у них есть собственный дом и, естественно, возникают те же проблемы, которые заставляют их образовывать все новые апойкии (колонии-апойкии не следует пу¬ тать с колониями-клерухиями, военными поселениями, в которых колонисты сохраняли гражданство в своем полисе). Целью колонизации было освобождение от излишнего населения, освоение новых земель, но одновременно и решение проблем сбыта предметов ремесла, сырьевого обеспечения, прежде всего металлами, а также и мощным средством притока рабочей силы — рабов. Аграр¬ ные и торговые интересы полисов, участвующих в колонизации, пе¬ реплетались. Чисто сельскохозяйственные поселения в колонизован¬ ных районах зачастую превращались в развитые центры ремесла и торговли. И напротив, временные поселения торговцев становились сельскохозяйственными. Корабль причаливает к Питекуссе. В самом начале весны, когда, утихнув после зимних бурь, море становится доступным для дальних плаваний, к плоскому островку в обширном заливе, над ко¬ торым высилась зеленая гора, подошло греческое пятидесятивесель¬ ное судно. Пришельцы вытащили на пустынный берег корабль и рас¬ сыпались в поисках пресной воды. Видимо, больше всего их удивили стайки обезьян, перепрыгива¬ ющих с дерева на дерево. Конечно, обитатели города Халкиды, рас¬ положенного на острове Эвбея (а это было их судно), и раньше виде¬ ли обезьян: их привозили в Халкиду из Египта и продавали за сереб¬ ро. Но одно дело — обезьяна в клетке, другое — на воле. Потому и назвали халкидяне остров, на котором решили обосноваться, Пите- куссой, Обезьяньим островом («питекос» по-гречески — обезьяна). Точ¬ но по тем же соображениям, но на своем языке, называли его до гре¬ ков и обитавшие по соседству на материке этруски — Инарима (по- этрусски обезьяна — «арима»). Так, по рассказам древних историков и археологическим материалам, дополненным данными языка, рису¬ ется появление первых греческих поселенцев в западных морях. Да¬ 148
тируется оно на основании древнейших погребений на островке, ныне именуемом Искья, приблизительно 750 г. На огромном полуострове, который греки называли Тирренией по самому могущественному из населявших его народов тирренам (эт¬ рускам), тогда еще не было ни одной греческой колонии. Не было греческих колоний и на примыкавшей к Тиррении Сицилии. Да и поселение халкидян у берегов Кампании еще не являлось колонией в полном смысле слова. Оно было тем, что в эпоху европейской коло¬ низации XVI—XIX вв. назовут факторией, т.е. базой для торговли с местным населением во вновь открываемых странах. Сами же греки называли такие базы эмпориями. Островки и их выгоды. Древнейшие греческие, как ранее и фи¬ никийские, эмпории возникали на островках. Островки обеспечива¬ ли переселенцам определенную защиту от нападений местного насе¬ ления и удобство торговых контактов. Если отношения с аборигена¬ ми налаживались, можно было перейти на материк, если нет — уда¬ литься вместе с товарами восвояси. Выбор островка зависел от выгод, которые сулила торговля. Знаменитый финикийский Гадес возник на островке близ иберийской реки Бетис, сказочно богатой серебром, и на торговом пути к Британским островам, откуда доставляли необхо¬ димое для бронзовой металлургии олово. Эмпорий халкидян на Пи- текуссе находился в нескольких днях плавания от принадлежащего тирренам острова Эфалия, известного богатейшими месторождения¬ ми железа. Это было очень выгодно халкидянам, ибо их город был известным центром металлургического производства. Кампания, близ которой возник эмпорий халкидян, была плодо¬ роднейшей частью Италии (говорили даже, что при разделе земель между народами боги сначала хотели оставить ее себе). Кампанцы обеспечивали поселенцев Обезьяньего острова всем необходимым. О том, что же шло в обмен на железо, зерно, лес, смолу и рабов, в кото¬ рых нуждались эллины, известно благодаря археологическим иссле¬ дованиям. В богатых могилах VIII—первой половины VII в. не только в Кампании, но и близ городов этрусков и даже латинян находят юве¬ лирные изделия греческой и финикийской работы. Все это, принад¬ лежавшее при жизни вождям племен и родовой знати, поступало в Италию через Обезьяний остров. И не только товары. В первой поло¬ вине VIII в. сначала у этрусков, а затем и у других народов Италии — латинов, венетов, умбров — появляются первые надписи, выполнен¬ ные алфавитным греческим письмом того типа, каким пользовались халкидяне — основатели первого эмпория. По одной из римских легенд, в страну, управляемую двуликим Янусом, прибыл с востока корабль. Пришелец, назвавший себя Са¬ 149
турном, попросил убежища, сообщив, что изгнан своим сыном Зев¬ сом. Янус принял Сатурна и передал ему власть, сделав первым царем Италии. Царь Сатурн научил туземцев, косневших в дикости, всему, что знал сам, — земледелию, виноградарству, оливководству, кора¬ бельному делу, грамоте. В честь Сатурна римляне учредили много¬ дневное празднество, когда приостанавливались все общественные и частные дела, когда царило необузданное веселье, когда рабы в па¬ мять о золотом веке Сатурна освобождались от работ, а школьники — от занятий. Раскопки показали, что «корабль Сатурна» причалил к Питекуссе. Первая колония на Западе. Ни тиррены, ни варвары, обитав¬ шие под зеленым тогда Везувием, не предупредили халкидян, что эти места чаще других потрясает своим трезубцем колебатель земли По¬ сейдон, которого здесь именовали Нептуном. После одной из вспы¬ шек беспричинного гнева или, может быть, забавы великого бога, не оставившей на острове невредимым ни одного дома, халкидяне ре¬ шили переселиться на материк. Это произошло, кажется, через поколение после того, как эвбейс¬ кий корабль впервые пристал к берегу Питекуссы. Не пожалев для вождя и его дружины вина, халкидяне сумели приобрести пустовав¬ шую на побережье землю и приступить к строительству города, кото¬ рый получил название Кумы — может быть, потому, как считали неко¬ торые из древних авторов, что скалистый и открытый ветрам сосед¬ ний берег открывал зрелище вздымающихся волн («кумата» — по-гре¬ чески «волна»). Кумы очень скоро превратились в крупный центр, чьи торговцы проникали в глубь полуострова вплоть до северных зе¬ мель Этрурии и Лация и внутренних горных районов Кампании. Вслед за халкидянами и их соседями по острову эретрейцами на Запад обращают взор и другие полисы, страдавшие от перенаселен¬ ности или просто нуждавшиеся в новых рынках. Возможно, древнейшей греческой колонией в Сицилии был На¬ ксос, основанный самым крупным из островов Кикладского архи¬ пелага Наксосом на северо-восточном ее побережье. Литературные источники датируют основание Наксоса 734 г. Археологические дан¬ ные даже углубляют эту дату до 750 г. Наксос был ионийской коло¬ нией, расположенные к югу от него Сиракузы — дорийской. Их мет¬ рополией был Коринф. Первоначально, около 733 г., коринфяне обосновались на небольшом островке Ортигии, в обширном заливе, а затем перебрались на соседнюю Сицилию. На том же побережье около 728 г. халкидяне основали колонии Леонтину и Катану. До¬ рийской колонией, основанной около 690 г. родосцами и критяна¬ ми, была Гела. 150
Судя по археологическим данным, южное побережье Италии было колонизовано микенцами еще в XIII—XII вв. Воспоминание об этом сохранилось в легенде об основании ахейской колонии Кротона: буд¬ то бы еще задолго до ее появления на южное побережье полуострова прибыл с быками Гериона микенский герой Геракл и по оплошности убил владельца этой территории некоего Кротона, а потом, уже много столетий спустя, в VIII в., он, ставший небожителем, наслал какому- то обитателю Ахайи, на севере Пелопоннеса, сон, побудивший его отправиться с колонистами на юг Италии, основать там город и на¬ звать его Кротоном. По соседству с Кротоном в том же VIII в. ахейцы основали город Сибарис, самый богатый из греческих городов всего Запада. Полис на парусах. Наряду с обычной схемой основания коло¬ ний возникали и особые варианты. В середине VI в. персы, покорив славившуюся своими богатствами Лидию, начали продвигаться по Эгейскому побережью Малой Азии. Один за другим греческие поли¬ сы попадали в их руки. Не желая разделять их судьбу, обитатели про¬ цветающей торговой Фокеи решили оставить свои дома, храмы и зем¬ ли, чтобы обосноваться где-нибудь подальше от персов. Выйдя в море, они бросили в пучину массивный кусок железа и поклялись не воз¬ вращаться, пока железо не всплывет. Корабли взяли курс на запад, где еще около 600 г. в землях лигуров фокейцы основали свою первую колонию — Массалию (ныне Марсель). Уникальность ситуации заключалась в том, что на поиски новых мест обитания отправилось все гражданство метрополии. Месяц с лишним потребовался им для преодоления расстояния от берегов Малой Азии до Апеннинского полуострова. За это время они убеди¬ лись, что эллины не горят желанием пригласить их на пустующие зем¬ ли поблизости от своих городов. И тогда фокейцы решили осесть на острове, населенном одними варварами, — Корсике — и там, возле речушки Алалия, начали строительство Новой Фокеи. Но и на Кор¬ сике не обрели они покоя. Появление конкурентов насторожило эт- русков-тирренов, считавших себя единственными хозяевами моря, недаром носящего их имя — Тирренское. Под напором объединен¬ ных сил этрусков и их союзников по борьбе с эллинами карфагенян фокейцы понесли существенный урон в кровопролитном сражении при Алалии. И хотя этрускам рано было торжествовать победу, фо¬ кейцы решили не искушать судьбу и вновь поднялись на корабли. На этот раз счастье улыбнулось им, и на юге Италии, неподалеку от ко¬ лонии Сибариса Посейдонии, возник фокейский город Элея, вскоре ставший не только процветающим торговым центром, но и средото¬ чием философской мысли всей Западной Греции. 151
Этрусская колонизация. В VIII—VI вв. на Апеннинском полу¬ острове колонизация осуществлялась не только эллинами (здесь их называли греками*). Этрускам, создавшим в это же время между ре¬ ками Тибр и Арно свои полисы, также стало не хватать земли, да и торговые интересы толкали их на освоение новых территорий. Этрус¬ ская колонизация, в отличие от греческой, была, как правило, сухо¬ путной (известен лишь один пример основания этрусской колонии на острове в океане), хотя народ этот считался одним из самых прослав¬ ленных морских народов, обладавших могущественным флотом. Продвигаясь долинами рек, этруски уже с VII в. стали основывать города в землях латинов, лигуров, умбров, венетов и других италийс¬ ких племен. Главными артериями первой волны этрусской колониза¬ ции стали Тибр и Арно с их притоками. Выходя за пределы собствен¬ но этрусской территории, этрусские метрополии, объединенные в союз двенадцати городов, приступили к освоению долины самой пол¬ новодной из рек Италии — Пада (современная По). Первым шагом на север был выход на правобережье Арно, где на высоких холмах был основан город Фезулы. Впоследствии рядом с ним уже римляне заложили Флоренцию. Двигаясь дальше на север, этруски основывают Фельсину, переименованную римлянами в Бо- нонию (современная Болонья). При впадении в Пад одного из его притоков возникла Мантуя. Среди этрусских колоний были два при¬ морских города — Атрия, давшая имя Адриатическому морю, и не¬ сколько южнее — Спина. Города Северной Италии объединялись в двенадцатиградье, по¬ добное тому, какое существовало в собственно Этрурии. Объедине¬ ние было необходимо не из страха перед местными племенами вене¬ тов и лигуров, которые не были опасны прекрасно вооруженным эт¬ рускам, — сплоченность требовалась для борьбы с многочисленными кельтскими племенами (галлами), вторгавшимися в Северную Ита¬ лию начиная с VII в. Видимо, центром сопротивления стала Мантуя, защищенная водными преградами. Впоследствии Мантую стали счи¬ тать главой северного двенадцатиградья. Двигались этрусские колонисты и в южном направлении. Одно время и Рим, тогда еще незначительный город, находился под влас¬ тью этрусских царей. На юге этруски проникли в богатейшую часть Италии — Кампанию, на побережье которой к моменту их появления уже существовала греческая колония Кумы. В непосредственной бли¬ зости от Кум появились этрусская Капуя, вскоре ставшая самым круп¬ ным из городов Кампании, а также Помпеи, Геркуланум и другие го¬ рода. * По обитавшему в западной части Балканского полуострова народу — граиков. 152
Дружественные отношения сложились у этрусков с Сибарисом. Договор о союзе этрусков с этим могущественным городом, заклю¬ ченный перед лицом таких неподкупных свидетелей, как боги, и тор¬ жественно переданный на хранение в храм Зевса Олимпийского, был не так давно найден археологами. Разрушение Сибариса в 510 г. было ударом и по этрускам. Потеряв союзника, этрусские города Южной Италии не смогли противиться экономическому натиску карфагенян с моря и движению горных племен Центральной Италии с суши. Карфагенская колонизация Запада. Соперником греков в колонизации Запада был Карфаген. Финикийские торговцы, по сло¬ вам греческого историка Фукидида, задолго до греков обосновались на окружающих Сицилию островках и ее мысах. Они не оставили ар¬ хеологических следов, но следы карфагенской колонизации Сицилии, Сардинии, Мальты и других островов Западного Средиземноморья, а также всего северного побережья Африки и побережья Испании чрез¬ вычайно отчетливы. Лучше всего благодаря раскопкам известно, как выглядела первая из карфагенских колоний в районе Сицилии — Моция, возникшая на крошечном, всего в 45 гектаров, островке у южного берега Сицилии. Непригодный для сельскохозяйственной деятельности, на протяже¬ нии пяти веков (VIII—III) этот город, фактически не имевший сельс¬ кой территории, стал местом обитания карфагенских ремесленников и торговцев. На Моции имелись два порта, северный и южный, по¬ зволяющие принимать суда в любую погоду, жилые кварталы, один из которых чисто ремесленный, некрополь и обширный тофет. Раско¬ пан также храм,* скорее всего, посвященный верховному богу карфа¬ генян Ваал-Хаммону. Несмотря на обеспечивавшее относительную безопасность островное положение, город был защищен мощными стенами из местного камня. В ремесленном квартале обнаружены моллюски-багрянки, дающие основание полагать, что здесь изготов¬ ляли пурпур, считавшийся изобретением финикийцев. Жилые дома, полы которых порой украшены мозаикой, свидетельствуют о богат¬ стве обитателей Моции, а найденная в домах и погребениях греческая керамика — о связях с соседними и более отделенными греческими полисами. Карфагеняне колонизовали северное и часть южного по¬ бережья Сицилии, где, кроме Моции, античным авторам известны такие карфагенские города, как Солунт и Панорм (на пунийских мо¬ нетах названные Зис и Кфр), оба на северном берегу, восточнее горы Эрик, на которой также высилась карфагенская крепость. На южном берегу карфагенянам принадлежали Лилибей и Селинунт с их окру¬ гой, куда входила и гора Адран со святилищем местному богу того же имени. Население во всех этих городах было, как и на территории 153
Ливии, смешанным: наряду с карфагенянами в них жили как греки, так и выходцы из местных племен сикулов и элимов. Здесь господ¬ ствовала смешанная культура с преобладанием греческих элементов. Более заметное влияние оказала карфагенская культура на Сарди¬ нию, которой греческая колонйзация едва коснулась. Островом, засе¬ ленным сардами, одно время владели этруски. После их переселения в Италию в малоазийской Ионии возник план колонизации этого об¬ ширного, богатого металлами острова, но его не удалось осуществить, и значительная часть Южной Сардинии была колонизована карфаге¬ нянами, основавшими там города Нору, Сульцис и Фаррос. Как показали недавние археологические исследования, карфаген¬ ской колонизацией было охвачено все северное побережье Африки к западу от Карфагена (территория современных Туниса, Алжира и Ма¬ рокко). Такие города, как Алжир, Танжер, Лике, карфагеняне основа- Карфагенская колонизация 154
ли, видимо, еще до экспедиции Ганнона вдоль океанского побережья Африки. Захват ими древней финикийской колонии Гадес у Столпов Мелькарта (Геракла) и овладение Южной Испанией закрыло путь в океан не только грекам, но и союзникам карфагенян этрускам, кото¬ рым, впрочем, иногда удавалось прорывать карфагенскую блокаду. Океанская торговля приносила Карфагену огромные богатства — зо¬ лото, олово, серебро, янтарь, слоновую кость, ценные породы древе¬ сины и, разумеется, рабов. Именно они превратили Карфаген в один из наиболее процветающих городов круга земель и сделали его сопер¬ ником не только греков, но и Рима, с которыми на протяжении не¬ скольких веков он поддерживал дружеские отношения. На берегах Понта Эвксинского. В процессе средиземноморс¬ кой колонизации ключевая роль с древнейших времен принадлежала проливам, открывавшим путь на западном направлении в океан, на северном — в Понт Эвксинский. После сверкающей голубизны Про¬ понтиды и горловины Боспора лежащее за нею море казалось мрач¬ ным и пустынным. В нем не было путеводных островов, да и берега его были заселены неприветливыми варварами. Поэтому о человеке, избежавшем какой-либо грозной опасности, говорили: «Он выбрался из середины Понта». Возможно, еще до того, как на его бурных вол¬ нах закачались греческие паруса, берега его были освоены карийцами или иными древнейшими мореплавателями. На это как будто указы¬ вает борьба за Трою — город на Геллеспонте. Однако море не оставля¬ ет следов, на берегу же они пока не найдены, и, кроме мифа об арго¬ навтах, нет никаких сведений о первых попытках освоения черно¬ морского бассейна извне, и приходится начинать с появления на Пон¬ те греческих колонистов. Расположенную на Геллеспонте Трою в античную эпоху сменил греческий город с фракийским названием Византий (впоследствии Константинополь, Стамбул) на восточном берегу Боспора. Он был основан соседом Афин дорийским полисом Мегарой в 660 г. До того, как были освоены северные берега Понта Эвксинского, предметом торговли византийцев был тунец, косяками проходивший горловину Боспора. Положение как бы на мосту между двумя континентами име¬ ло также огромное политико-стратегическое значение, и уже на заре своей истории Византий был превращен в крепость, о которую разби¬ вались волны варварских нашествий. На южном берегу Понта Эвксинского в середине VI в. выходцы из Мегары и Беотии основали другую колонию — Гераклею, вскоре за¬ нявшую господствующее положение в понтийской торговле. В дли¬ тельной войне гераклейцам удалось оттеснить и поработить соседнее племя мариандинов. Это сделало город могущественным и позволило 155
ему стать метрополией нескольких других городов на западном и се- верном берегах Понта. Заселение греками северного побережья Понта встретило трудно¬ сти. Там обитали народы, более могущественные, чем те, с которыми греки встречались в Западном Средиземноморье. Однако богатства этих земель помогли превозмочь страх перед препятствиями. Из стра¬ ны, где на счету была каждая горсть земли и каждая капля воды, греки попадали в степи с такой почвой, что воткни в нее посох — вырастет дуб, с великими реками, устья которых казались морями, с необычай¬ ными рыбными богатствами. Здесь было все, кроме маслины, осо¬ бенно теплолюбивой. Дикий виноград можно было заменить культур¬ ным и, приучив варваров к неразбавленному вину, ослепить их, как хитроумный Одиссей ослепил великана циклопа. Первыми преодолели страх перед местными варварами переселен¬ цы из Милета, высадившиеся на небольшом островке на северном берегу Понта Эвксинского, которому по протекавшей по материку могучей реке дали имя Борисфен (впоследствии островок назвали Бе- резанью). Вскоре, освоившись, переселенцы перебрались на материк и основали там город. Само название его — Ольвия (по-гречески «Сча¬ стливая») должно было их защитить от превратностей судьбы и сви¬ репости варваров. Местоположение Ольвии было чрезвычайно вы¬ годным. С моря в лиман, на берегу которого располагалась колония, подходили корабли как из самой Греции, так и из Таврики, с берегов Меотиды (Азовское море) и Колхиды. По Борисфену и Гипанису вез¬ ли на лодках, барках, плотах все, что произрастало в степях и что мог¬ ли дать леса. И шумело под стенами Ольвии торжище, подобного ко¬ торому не было нигде в Греции. Ведь прибывший из какого-либо гре¬ ческого города любознательный путешественник, наподобие будуще¬ го историка Геродота, мог, прогуливаясь мимо помоста, на котором были выставлены на продажу рабы, увидеть представителей всех на¬ родов, заселяющих всю Европу до самой страны гипербореев, — аго- фирсов, в стране которых будто бы с неба, как из вспоротой подушки, сыплются перья, каллипидов, по виду не отличающихся от скифов, но питающихся хлебом, луком и чесноком, каких-то варваров, бело¬ лицых и голубоглазых, но в черных, как вороново крыло, одеяниях, обитателей непроходимых лесов будцинов и каких-то совершенно лысых людей, не то от рождения, не то лишенных волос за прегреше¬ ния перед богами. Впущенный в ворота, он мог бы не без удивления заметить, что город, прилепившийся к варварскому берегу наподобие ракушки, со¬ хранил образ жизни своих основателей. Ольвиополиты одевались, ели и пили то же, что и в Милете, почитали в храмах отчих богов, а также героя Ахилла, дух которого будто бы обитал по соседству, на сказоч¬ 156
ном Белом острове. Они участвовали в народных собраниях и выби¬ рали должностных лиц, катались обнаженными, к ужасу посещавших город варваров, на песке, пели хором гимны богам и декламировали наизусть Гомера, который никогда не слышал о скифах, а считал всех обитателей этих степей киммерийцами. В первой половине VI в. те же милетяне основали на берегу Боспора Киммерийского (Керченского пролива) еще одну колонию — Пантика- пей. Боспор Киммерийский был важнейшим торговым путем, соединяв¬ шим Понт Эвксинский с лежащими в глубине приазовскими, приволж¬ скими и донскими степями. Прямо под городом проходили косяки рыб неизвестных грекам пород, и само название города происходило, скорее всего, от иранского слова в значении «путь рыбы». Акрополь Пантика- пея и прилегающая к нему часть находились на склоне возвышавшейся над проливом высокой горы, дававшей возможность наблюдать за пере¬ движением судов на море. Рядом с Пантикапеем появилась россыпь мел¬ ких поселений, основанных другими ионийскими полисами, а на про¬ тивоположном берегу пролива появился основанный фанагорийцами Теос, родина поэта Анакреонта. Все эти полисы, за исключением не¬ сколько отдаленной Феодосии, тяготели к Пантикапею, ставшему сто¬ лицей Боспорского царства. Уже в середине VI в. Пантикапей начинает чеканить собственную серебряную монету, которую ныне археологи на¬ ходят далеко за пределами Таврики, ибо монетой пантикапейцы распла¬ чивались за хлеб, рабов и иные товары, поступавшие в гавань, находив¬ шуюся на месте центра современной Керчи. В VI в. появляются также и другие ионийские колонии на запад¬ ном и южном побережьях Таврики — Керкинитида и Херсонес, рас¬ положенный на полуострове между двумя бухтами. Впоследствии ионийцы были вытеснены из Херсонеса дорийцами, выходцами из Гераклеи Понтийской (южный берег Понта Эвксинского). Постепенно греческие колонии появляются и на восточном бере¬ гу Понта Эвксинского. Одна из них носит название Фасис, как и река, известная уже по мифу об аргонавтах. 1=1 Источники. Особенно разнообразны источники по греческой колони- I Шшт зации. О выводе колоний и отдельных событиях в жизни их населения сообщают и Геродот, и Фукидид, и Страбон, и Плутарх, и многие другие ав¬ торы, но сведения эти разрозненны и часто случайны. Единственным ис¬ ключением был труд сицилийского историка III в. Тимея, осветившего исто¬ рию западногреческого и пунийского миров в их соприкосновении с неведо¬ мым его предшественникам Римом. Но этот труд, который был бы незаме¬ ним при изучении мира греческих колоний, не сохранился. Поэтому важно, что сведения древних авторов значительно дополняют¬ ся богатейшим археологическим материалом. С конца XIX в. раскапываются греческие города Северного Причерноморья и египетский Навкратис; в се¬ 157
редине XX в. также и в Южной Италии на смену поверхностному знакомству с участками находящихся на поверхности храмов пришло систематическое изучение греческих колоний Запада — их фортификаций, некрополей, кера¬ мического и металлургического производства, торговых контактов, системы разделения земель, распределявшихся между поселенцами (ранее последняя была известна лишь в Херсонесе). Изучение греческой колонизации непредставимо без эпиграфического материала. Особенно важна группа надписей, относящихся к основанию ко¬ лоний. Они позволяют установить процедуру вывода колоний, систему рас¬ пределения земли между колонистами. Раскрывают надписи и взаимоотно¬ шения колонистов с метрополией, уточняя права колониста на сохранение какой-то части имущества в пределах метрополии, на получение наследства родственников, умерших в метрополии, и, наконец, на беспрепятственное возвращение на прежнее место жительства с восстановлением гражданских прав; в некоторых случаях специально оговаривается право на получение в случае временного приезда в метрополию положенной доли мяса жертвен¬ ного животного и участия в общеполисном жертвоприношении. Кроме надписей, связанных непосредственно с организацией колоний, имеются тексты постановлений, вынесенных по тем или иным поводам жиз¬ ни города, эпитафии, декреты в честь отдельных граждан апойкии или мет¬ рополии. Эпиграфика позволяет узнать о людях и событиях, которые никог¬ да не попадали в свитки известных историков, будучи незначительными в общем потоке общегреческой истории, о заботах и радостях горожан. Так, например, в Херсонесе обнаружена надпись в честь местного историка Си- риска, чье имя ни разу не проскользнуло в трудах дошедших до нас авторов. Огромный нумизматический материал, постоянно пополняющийся в ходе непрекращающихся раскопок, дает возможность судить об экономике городов по излюбленным изображениям на монетах (колосьев, пчел, кораблей и т. п.), об их бедности или богатстве, отражающемся в металле, из которого произво¬ дился чекан, но главное — о торговых связях, пути которых прочерчивают мо¬ неты вслед за товарами. Другим постоянным свидетелем торговли являются амфоры, в которых обычно перевозилось вино и оливковое масло. Финикийско-карфагенская колонизация обеспечена литературными ис¬ точниками неизмеримо хуже, чем греческая. Единственным компактным текстом, затрагивающим одно из ее направлений, является небольшой экс¬ курс Фукидида в прошлое Сицилии, в котором историк сообщает о заселе¬ нии острова до греков финикийцами, занимавшими все выступающие в море мысы и прилегающие островки и лишь с приходом греков оттесненными в западную часть острова. Это сообщение Фукидида до недавнего времени ос¬ паривалось, поскольку археологических следов финикийского присутствия выявить не удавалось. Даже еще в литературе 20-х гг. XX столетия в лучшем случае признавалось существование на Западе финикийских торговых сто¬ янок, но не колоний в собственном смысле слова. В последнее время бурные успехи карфагенской археологии показали значительную интенсивность фи¬ никийской и вслед за ней карфагенской колонизации. Древнейшие слои фи¬ никийско-карфагенских колоний обнаружены, кроме упоминавшихся выше колоний Сардинии и сицилийской Моции, также и в других городах Сици¬ 158
лии, на Балеарских островах, в Испании. Выход финикийцев за Столбы Мелькарта засвидетельствован найденным на Азорских островах Атланти¬ ческого океана кладом финикийских монет. Начальный период карфагенской колонизации не документирован со¬ временными этому процессу монетами из-за сравнительно позднего появле¬ ния в Карфагенской державе чекана. Тем не менее монеты V в. и даже еще более позднего времени позволяют внести ряд уточнений в картину карфа¬ генской колонизации африканского побережья, Иберии и особенно Сици¬ лии и Сардинии. Монетные легенды с названиями чеканивших их пунийс¬ ких городов позволяют составить детализированную карту Карфагенской державы. По относительной самостоятельности типов чекана в городах Сар¬ динии можно судить о большей их независимости от Карфагена, чем другие колонии, тогда как факт начала этого чекана с 300 г. до н. э. говорит о второ¬ степенном значении колоний Сардинии в финикийско-карфагенской тор¬ говле. Но особенно информативны монеты, чеканившиеся финикийско-кар¬ фагенскими колониями Сицилии. По их греческим легендам можно судить о гораздо более тесном соприкосновении с греческими торговцами, чем мож¬ но думать на основании сохранившейся литературы. Причем не случаен сам факт появления первых финикийских эмиссий на полвека раньше, чем в са¬ мом Карфагене, в главных финикийско-пунийских колониях Сицилии — Моции, Солунте и Панорме, а также не только положенная в основу чекана эвбейско-аттическая весовая система и тот же номинал, что и в греческих городах острова, но и греческие легенды на этих первых карфагенских моне¬ тах. Вместе с тем включение карфагенян в монетную систему острова лишь после 480 г., ознаменованного поражением карфагенян при Гимере, позволя¬ ет определить характер взаимоотношений с греками в более ранний период как значительно более враждебный. Еще хуже обеспечена источниками этрусская колонизация, по которой может быть использован практически лишь археологический материал, по¬ лученный в ходе раскопок городов Северного и Южного двенадцатиградий (да и то ограниченно, поскольку последующее строительство почти полнос¬ тью уничтожило ранние слои этих этрусских колоний), и памятники пись¬ менности, позволяющие по особенности письма понять, какие полисы вы¬ водили колонии. Северопонтийская археология. Великая средиземноморская колони¬ зация, нашедшая отражение в греческой и римской исторических традициях (финикийская и этрусская не сохранились), изучается преимущественно на материалах, добытых археологией как в виде вещественных остатков, так и надписей и монет. Для нас ближе всего история северопонтийской археологии, вот уже два столетия являющаяся частью российской исторической науки. Включение Крыма и земель между Днепром и Днестром в состав России в конце XVIII в. сделало их доступными научному исследованию, которое началось с установления местоположения древнегреческих полисов и описа¬ ния их находящихся на поверхности остатков. В этом великая заслуга знаме¬ нитого академика П. С. Палласа, путешествовавшего по югу России в 1793— 1794 гг. и давшего о своем путешествии отчет в книге, вышедшей семь лет 159
спустя в Лейпциге. Палласу было известно местоположение Херсонеса и Оль. вии, и он описал их топографию и издал несколько попавшихся ему на глаза монет и надписей. В 1799 г. в этих же местах путешествовал крымский судья Н. Сумароков, выпустивший книгу о путешествии по Крыму и Бессарабии в 1800 г. Таким образом, заслуга открытия греческих полисов на юге России должна быть поделена между Палласом и Сумароковым. В 1819—1820 гг. два новых путешественника, опять-таки обрусевший немец и русский, П. И. Кеп- пен и М. И. Муравьев-Апостол уточнили сведения своих предшественников. Вскоре начались раскопки, в основном хищнические, умножившие количе¬ ство памятников греческого искусства, поступивших в музеи Петербурга, Москвы и Одессы. Регулярные раскопки Херсонеса, Ольвии, Пантикапея и других северопонтийских греческих колоний начались в конце XIX — нача¬ ле XX в. Раскопки Херсонеса начал в 1877 г. Оскар Казимирович Костюшко-Ва- люженич, севастополец, редактор «Севастопольского листка». Самоучка, фа¬ натик археологии, он обладал энергией и настойчивостью Шлимана, но рас¬ копки ему пришлось проводить на скромные суммы, выделяемые импера¬ торской археологической комиссией и к тому же имея дело с монастырем, оккупировавшим территорию древнего города на том основании, что имен¬ но здесь произошло крещение Руси. В 1894 г. безденежье и нападки невеже¬ ственного духовенства на «иноверца» (хотя и принявшего православие) по¬ вергли археолога в отчаяние. «Зачем, — писал он, — я не родился столетием раньше, я бы пал к ногам великой Екатерины и спас бы Херсонес... от его будущих врагов, принесших ему... больше зла, чем это сделали скифы и ос¬ тальные варвары». И все же Херсонес был очищен от земли и предстал во всей мощи своей оборонительной стены, сложенной с удивительным изяществом и искусст¬ вом. Наибольшее впечатление производит фланговая башня, известная как «Башня Зенона» (по имени византийского императора). Изучение ее позво¬ лило выделить следы работ многих столетий, в ходе которых башня пере¬ страивалась и укреплялась после разрушений или в ожидании нашествий. Камни защищали Херсонес от враждебного внешнего мира, обеспечивая реальность того, что на отчеканенной в городе монете обозначалось словом «элевтерия» — свобода. На камнях, использовавшихся как материал для письма, строится воссоздаваемая исследователями нескольких поколений история античного Херсонеса. Из них мы узнаем о событиях его почти тыся¬ челетней истории — от основания города до перехода под власть византийс¬ ких императоров: о вторжениях варваров и их отражении, о союзах с другими государствами, о строительстве, о почитании богов, о постоях чужих гарни¬ зонов и многом другом. Такую же роль играют и монеты, иллюстрирующие своими изображениями и легендами распространение мифов и религиозных культов, события военной истории, а весом и содержанием металлов — эко¬ номическое состояние государства. Раскопки Пантикапея и его округи начал в 1814 г. местный житель П. Дюбрюкс. Тогда на поверхности еще были видны следы стен, и он нанес их на бумагу вместе с очертаниями руин. Но впоследствии план затерялся. В ходе раскопок второй половины XIX — XX в. был восстановлен план оборо¬ 160
нительной системы Пантикапея IV в. до н. э., когда город достиг наибольших размеров. В верхней его части находился акрополь с храмами Деметры, по¬ кровительницы землепашества и матери богов Кибелы. Склоны горы были опоясаны земляными террасами, на которых воздвигались дома. Улицы, на¬ ходившиеся на разных уровнях, соединялись лестницами. Внимание археологов-любителей привлекли также некрополи столицы Боспорского царства, тянущиеся непрерывной полосой по склону горы Мит- ридат, и курганы с монументальными склепами. В 1830 г. близ Пантикапея был открыт курган Куль-оба (IV в. до н. э.), построенный по какому-то фра¬ кийскому или греческому образцу, но с богатейшим погребением скифского царя, в деревянном саркофаге, в пышной одежде и головном уборе, расши¬ том золотыми бляшками, с золотой гривной на шее с изображением конных скифов. Находившееся рядом женское захоронение сохранило великолеп¬ ные изображения из скифской жизни, выполненные греческим ювелиром. В раскопанном в 1832 г. другом громадном кургане оказалось три разграблен¬ ных погребения, но в памяти местного населения, видимо, неслучайно со¬ хранилось его название — Алтын-оба (Золотая могила). Склеп этого кургана в состоянии соперничать по размерам с так называемой гробницей Атрея под древними Микенами. Другую структуру имел открытый в 1837 г. царский курган, также опустошенный грабителями. Длина его окружности — почти четверть километра, высота —17 м. Греческие некрополи не дали ювелирных изделий, поражающих своим совершенством. Их сокровища — это надгробные плиты, первоначально про¬ стые, известняковые, с вырезанным именем покойного, а затем из того же материала, но украшенные рельефами и даже мраморные, доставлявшиеся из Аттики. Иногда рельефы расписывались красками и содержали изображе¬ ния покойных, по отдельности или в кругу семьи. Интересен и погребальный инвентарь — предметы домашнего быта и недорогие украшения. Надписи на погребальных стелах — ценнейший источник для изучения этнического со¬ става боспорских городов в различные периоды их истории. Надписи указы¬ вают не только имя захороненного, но иногда обстоятельства кончины, про¬ фессию (купец, судостроитель, учитель начальной школы, филолог, флейти¬ стка), а также родину умершего, которой не всегда был Пантикапей или дру¬ гие города Боспорского царства. Литературные источники характеризуют Пантикапей как один из веду¬ щих центров хлеботорговли, но они не содержат сведений о том, откуда и как попадало зерно в закрома боспорских царей, которых афинский оратор Де¬ мосфен называл хозяевами хлеба. До тех пор, пока в середине XX в. не нача¬ лись интенсивные раскопки сельских поселений на Керченском полуостро¬ ве, об этом судили по аналогии с земледелием Аттики и других областей Гре¬ ции или на основании общих представлений о роли рабского труда в эконо¬ мике Древнего мира. Раскопки позволили выделить несколько типов сельских поселений, различающихся планировкой, местоположением, соци¬ альной принадлежностью и этническим составом их обитателей. Выявлены деревни и могильники, принадлежавшие негреческому населению, очевид¬ но, закрепощенному, как мариандины в Гераклее Понтийской или илоты в Спарте. Однако в количественном отношении преобладали среди боспорс- 6 Немиронский А.И. 161
ких земледельцев греки, и греческая культура земледелия господствовала во всех видах поселений. Археология раскрыла также пеструю картину религиозных верований сельской территории Боспора. Существовали различные погребальные обря. ды; наряду с покровительствовавшими земледелию греческими богами, судя по надписям, почитались иранские и фракийские боги. Глава 10 ОТ РОДОПЛЕМЕННЫХ ВЕРОВАНИЙ К ПОЛИСНОЙ РЕЛИГИИ И МИФОЛОГИИ Религия — спутница всех без исключения цивилизаций и их духовная сущность, связанная со всеми сторонами жизни и ими обусловленная. По отличию религий древних египтян, шумеров, хананеев, индийцев, китайцев от религии народов античного круга земель мы можем судить об античности как о цивилиза¬ ции, обладающей особым, неповторимым культурным обликом. Греческая религия. После «темных веков» богам и героям, по¬ читаемым пеласгами и ахейцами, пришлось потесниться, так же как и их почитателям, впустив в свою среду примитивных божков завоева¬ телей, не знавших городской жизни. Меньше других пострадали от вторжений и скорее оправились от их последствий ионийцы Малой Азии. Именно там возникли первые полисы и их религиозное объе¬ динение двенадцатиградье, покровителем которого считался Посей¬ дон. Там же выявила себя Мнемосина (память), которую на Балканах почти вытравили дорийские завоеватели. Именно там возник истори¬ ческий эпос, создатель которого уже в первой строке обращается к дочери Мнемосины Музе: Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына... Эпос не только возвысил ионийских богов над божествами ко¬ ренных обитателей Малой Азии, но и поднял их авторитет к высотам Олимпа над полисами и племенами материковой и островной Гре¬ ции, а по мере развития колонизации — и всего круга земель. «Илиа¬ да» и «Одиссея», лишенные и тени религиозного догматизма, заняли место священных книг Востока, а их герои Ахилл, Диомед, Одиссей стали для воинов-завоевателей и мореплавателей своего рода моделя¬ ми, по образу и подобию которых они лепили свои характеры. Опи¬ санные Гомером, а после него Гесиодом Зевс, Афина, Аполлон, музы, 162
витая над переселенцами, обращали в свою веру и варваров, вытесняя или преобразовывая их божков и духов. Формирование каждой из главных религий античного мира — гре¬ ческой, этрусской, римско-италийской — сложный и длительный процесс, зависевший от множества несовпадающих факторов, и по¬ этому они должны быть рассмотрены по отдельности. До Олимпа. До того, как у предков греков сложилось представле¬ ние о высших богах, занявших подзвездный Олимп, у них, как и у других обитателей земли, живших родами и племенами, существова¬ ла вера в земные существа, порожденные Землей и Морем и делив¬ шиеся на отдельные группы. На первоначальной стадии они не имели определенного облика и представлялись бесплотными, но очень опас¬ ными влиятельными созданиями. Затем, когда боги в сознании лю¬ дей приобрели человеческий облик, духи (или демоны, как их назы¬ вали греки) приобрели женский и мужской пол и свой собственный облик, приятный или отталкивающий, в зависимости от той среды, в которой они обитали, и стали разделяться на «братьев» и «сестер». Эти существа виделись лукавыми и мудрыми, игривыми и коварны¬ ми, добрыми и жестокими. Они могли то выручать людей из беды, то преследовать их, то даже воевать друг с другом. Представления о них эллинов восходят к глубочайшей индоевропейской древности. Об этом говорят совпадения практически одинаковых названий, давав¬ шихся одним и тем же вещам и явлениям живущими далеко друг от друга индоевропейскими народами. Так, совершенно очевидно пер¬ воначальное родство эллинских кентавров (полулюдей-полуконей) и индийских гандхарвов. В других случаях разные названия низших бо¬ гов, выполняющих одну и ту же функцию, не мешают их считать близ¬ кими родственниками. Новое религиозно-мифологическое сознание с его представлени¬ ями о высших и низших, царях и подданных, господах и рабах пре¬ вратило порождения природы в слуг или свиту высших богов. Эти высшие боги разрушали первоначальное единство. Они выхватывали одно или другое женское существо, делая его матерью других героев и богов, а некоторых перенося на Олимп. Особенно был обширен мир нимф, олицетворявших все движу¬ щееся и растущее в природе, все дающее жизнь растениям, рыбам, животным. Главные из них — дриады (древесные), рождавшиеся и по¬ гибавшие вместе с деревом, и наяды (водные) — духи источников, ру¬ чьев и всего того, что живет в воде. Древнегреческие леса и горы, кроме нимф, были наполнены также многочисленными демонами плодородия — сатирами и силенами, на¬ 163
столько близкими по своему облику, что даже греки часто их путали, а затем и вовсе перестали различать. Их неразрывная связь с природой проявлялась в козлиных или лошадиных копытцах, хвостах, остро тор. чащих ушах, а иногда и задорно поднимавшихся над головою козли¬ ных рожках. Буйные, неукротимые в любви, вине, веселье, они с засе¬ лением Олимпа богами превратились в спутников бога вина и хмель¬ ного неистовства Диониса. Тогда же из массы силенов выделился один, обладавший явной индивидуальностью, — Силен, мудрый и музыкаль¬ ный, но в то же время не способный устоять перед лишней чашей вина. Особое место среди демонов леса занимал Пан. Рожденный ним¬ фой от кого-то из богов, он был ею брошен, едва появившись на свет, ибо внушал своей матери ужас, но был подобран отцом и отнесен на Олимп, где при его виде все боги покатились со смеху. Так наиболее распространенная греческая легенда объясняла происхождение име¬ ни Пан от греческого слова «все». Между тем Пан задолго до появле¬ ния греков на Балканском полуострове почитался его древнейшими обитателями пеласгами и, скорее всего, его имя происходит от пе- ласгийского глагола, имевшего значение «пасти». Пан — пастырь овец и коз. Пастухи считали его своим покровите¬ лем и подносили ему в дар молоко и мед диких пчел. Но он также покровитель охотников и рыбаков — всех, кто общается с дикой при¬ родой и пользуется ее благами. Он охраняет неприкосновенность при¬ роды, ее мирный покой. Ему внушают отвращение все голоса и звуки войны — ржание и топот коней, дребезжание боевых колесниц, бря¬ цание мечей, свист стрел. Защищая свои владения от чужаков, он на¬ водит на них безотчетный страх, который называют паническим. Море мыслилось населенным многочисленными демонами — мор¬ скими старцами, нереидами, тритонами. По именам известны старцы Протей, Нерей, Форкис и Главк. Протей воплощал изменчивость моря. Он мог принимать любой облик и обладал даром пророчества, но ни¬ когда не применял этот дар по доброй воле. Его нужно было поймать и крепко держать, не пугаясь его превращений, только так удавалось до¬ биться от него предсказаний. Нерей, в отличие от бездомных своих бра¬ тьев, имел на дне морском дворец, где жил со своей женой — океани- дой, имея от нее множество дочерей — дев-нереид, окружавших золотой трон отца, сидевших за прялкой или резвящихся в море. Сохранивши¬ еся имена нереид так же, как и связанные с ними сюжеты, говорят о справедливой и благой их природе и одновременно — об утерянной современным человечеством способности воспринимать мир моря во всем его единстве и разнообразии. Нереиды, воплощающие бесчислен¬ ные морские волны, — сестры, но не близнецы. У каждой — свой ха¬ рактер в зависимости от глубины моря, быстроты течения, силы ветра, особенностей берега и даже от освещения. 164
Условно к морским существам могут быть причислены полупти- цы-полудевы сирены, заманивающие в глубину мореходов сладостным пением. Скорее всего, сирены — существа подземного мира, возве¬ щающие смерть. Отцом сирен греческий миф называет Ахелоя, счи¬ тавшегося владыкой всех пресных вод. Его сыновья — ахелои — изоб¬ ражались с рожками на голове. К сиренам близки дочери морского старца Форкиса грайи, поме¬ щаемые на рубеже Океана и мира мертвых, на островке, который по¬ сещает солнечная колесница перед тем, как покинуть землю. В отли¬ чие от сирен грайи не имели в своем облике звериных черт, но и не обладали их привлекательностью. Их представляли отвратительными дряхлыми старухами, по очереди пользовавшимися единственным глазом и единственным зубом. В ходе длительной религиозно-мифологической эволюции появи¬ лись девять муз, покровительниц искусства и знания. Первоначально, как и другие божества-множества, музы не имели ни индивидуально¬ го имени, ни индивидуального облика. Лишь постепенно в отдельных уголках Эллады выделились отдельные группы муз, которых древние поэты называли «старшими», «доолимпийскими» и количество кото¬ рых ограничивали. Музы впервые появляются в «Одиссее», а Гесиод уже называет их имена: Каллиопа, Клио, Мельпомена, Эвтерпа, Терпсихора, Талия, По¬ лигимния, Урания, Эрато. В это время они уже обитательницы Олим¬ па, что не мешает им сохранять излюбленные местности на земле — горы Парнас (Фокида) и Геликон (Беотия). Гесиод обращается к музам Геликона, представляя их как очаровательных быстроногих дев, кру¬ жащихся в хороводе на склоне горы вокруг алтаря Зевса. Матерью муз Гесиод называет Мнемосину, богиню Воспоминания, а отцом — Зевса: Девять ночей сопрягался с богинею Зевс промыслитель, К ней далеко от богов восходя на священное ложе. Очередная ночь давала жизнь одной из муз, и можно думать, что первоначально муза воспринималась как покровительница каждого года, дарованного верховным богом царям, которые, подобно критс¬ кому Миносу, были обязаны «в девятилетие раз общаться с великим Зевесом». «Муса» (муза), по наиболее вероятному истолкованию греческого слова, — это «размышляющая», «помышляющая», «мыслящая», что одновременно объясняет, почему матерью муз названа Мнемосина: память — необходимый элемент размышления. «Специализация» муз как покровительниц отдельных видов ис¬ кусств стала возможна лишь с появлением самих этих искусств. Мель¬ 165
помена сделалась покровительницей трагедии, Талия — комедии, Тер. психора — танца, Клио — истории, Урания — астрономии, Эрато любовной поэзии, Каллиопа — эпоса. Формирование олимпийского пантеона. Постепенно у эллинов сло¬ жились представления о богах, которых мы называем «олимпийцами»} поскольку местом их пребывания считалась гора Олимп, расположен¬ ная в Фессалии, на границе между эллинами и варварами. Представления об олимпийцах были такими же зыбкими, как и их образы. Они прошли вместе со своими почитателями долгий истори¬ ческий путь, уходящий корнями в мир первобытности, мысливший сверхъестественные силы по образу и подобию родовых коллективов. Эллинские мифы запечатлели в образах богов историю освоения че¬ ловеком окружающей среды и познания им своего места в ней. Каж¬ дый из небожителей, населявших Олимп, имел, согласно мифам, так¬ же свою земную родину — вполне конкретную местность, остров, гору и т. п. Так, земной родиной Зевса была гора Ида на Крите, Аполлона и Артемиды — островок Делос. Нетрудно понять, что за этими пред¬ ставлениями стояло место, где впервые возникло почитание того или иного бога, позже ставшего олимпийцем. С богами были связаны определенные растения или птицы, пре¬ смыкающиеся, млекопитающие. Орел, считавшийся вестником Зевса и постоянно находившийся у его ног на Олимпе, очевидно, приобрел это положение потому, что первоначально сам почитался как солнеч¬ ное божество, владыка неба. Священными животными Афины были змея и сова, у многих народов почитавшаяся как носительница муд¬ рости. Трагически кончившееся преследование Аполлоном прекрас¬ ной нимфы Дафны — свидетельство первоначального почитания лав¬ рового дерева, которое впоследствии стало играть особо значитель¬ ную роль в культе Аполлона. Равным образом с Зевсом связан царь лесов дуб, с Посейдоном — конь, с Дионисом — виноградная лоза и плющ, а с Персефоной — тополь. Все это — ценнейшая информация о доолимпийской религии, о том времени, когда сверхъестественные силы мыслились не в человеческом облике, а в виде камней, расте¬ ний, животных. { В религии и мифах эллинов отразились изменения, внесенные в жизнь обитателей круга земель крушением минойского мира и ми¬ кенских царств и великим переселением народов XII—XI вв. Культ Великой богини-матери уступает место культу патриархального вла¬ дыки — бога-отца. Им первоначально был не Зевс, а Посейдон, в обра¬ зе которого явны черты древнесредиземноморского бога-быка, в его супруге, переселившейся вместе с ним на Олимп, различимы черты священной коровы. Так, Геру, первоначальную покровительницу ост¬ 166
рова Самоса и Арголиды, называли «волоокой», а ее неудачливая со¬ перница Ио превращалась в телку. Гера в греческой мифологии — бо¬ гиня — покровительница брака и семейной жизни, строго карающая нарушителей супружеской верности. Первоначально Гера покрови¬ тельствовала суровому обряду перехода молодежи в брачный воз¬ раст — инициациям. Эти испытания нашли отражение в подвигах Ге¬ ракла, само имя которого означает «прославляющий Геру». По мере того, как смысл инициации становился неясен, Гера переосмыслива¬ ется в неутомимую преследовательницу Геракла, сына супруга Геры Зевса от земной ее соперницы. Посейдон, уступив место верховного бога Зевсу, оттесняется в вод¬ ную стихию. Сначала он связывается с водами вообще, в том числе подземными (откуда его ипостась коня, животного, считавшегося хто- ническим), затем прочно занимает место владыки морской стихии. «Сестра» Посейдона и Зевса Деметра — богиня плодородия, ве¬ ликая владычица природы. После превращения Зевса, первоначально мыслившегося как ее супруг, во владыку Олимпа она была вытеснена его новой супругой, Герой. Оставшись без супруга, Деметра отдала всю свою любовь и привязанность единственной дочери Персефоне, ежегодно умирающей и воскресающей богине растительности, кото¬ рую миф делает женой Аида, брата Зевса, Посейдона и Деметры. Представления о его царстве, подземном мире, возникли из на¬ блюдений за спутницей жизни, ее вечной тенью — смертью. Перво¬ начально человек полагал, что душа умершего обитает там, где и ее оболочка (тело), — на месте погребения или в утробах зверей и птиц, поедающих труп. Затем, когда стали верить в небесных богов, появи¬ лась вера и в своеобразный «подземный Олимп» для подземных богов смерти —- и подвластных им душ мертвых. Отделенные от тел души сами или в сопровождении духов — слуг и спутников смерти спуска¬ лись в один из провалов в земле и оказывались перед Стиксом, под¬ земной рекой, девять раз опоясывающей землю. При переправе душе приходилось рассчитывать на помощь старца Харона, сына Ночи, вла¬ деющего черным челном. Сесть в него могла лишь душа, заплатившая выкуп. Поэтому мертвецу вкладывали в рот мелкую монету — обол. За рекой смерти, как и в домах богатых людей, опасающихся за свое добро, появился злобный сторожевой пес Кербер (Цербер), с тремя головами, виляющим хвостом перед входящими и злобно набрасыва¬ ющийся на выходящих. Сам Аид мыслился могучим мужем, восседа¬ ющим на троне. В зимние месяцы года рядом с ним находилась Пер- сефона. На остальные месяцы он отпускал ее на землю. К Аиду первоначально был близок бог подземного огня Гефест, почитавшийся в местах, близких к действующим вулканам. Объяв¬ ленный сыном Зевса и Геры, он, согласно мифу, был поднят мла¬ 167
денцем на Олимп. Вызвав у матери отвращение, он был сброшец ею на землю, упал в море, был воспитан в подземном гроте нереи¬ дами, овладел мастерством кузнеца и вернулся во всеоружии на Олимп, где Гера отдала ему в жены самую привлекательную из бо¬ гинь — Афродиту. Афродита, богиня чувственной любви и любовного очарования, дочь Зевса и одной из океанид. По другой версии, она родилась у берегов Кипра из пены, образованной упавшим в море семенем бога неба Урана. Как и многие олимпийские богини, Афродита в гречес¬ кой религии — пришелица. Недаром главное место ее почитания — остров Кипр, рано заселенный финикийцами. Здесь, в городе Пафо¬ се, находился самый знаменитый из храмов Афродиты. Отсюда про¬ звища Афродиты — Киприда, Пафия, Пафосская богиня. О восточ¬ ном происхождении Афродиты говорит и история ее страсти к пре¬ красному смертному юноше Адонису, само имя которого имеет фи¬ никийское происхождение и означает «господин». Он почитался на Востоке как умирающее и воскресающее божество растительности. Прообразом Афродиты была, скорее всего, финикийская богиня люб¬ ви и плодородия Астарта. Как богиня любви, Афродита имела множество возлюбленных — и среди богов, и среди смертных. На Олимпе это был сын Зевса и Геры Арес, бог беспощадной, неистовой брани, тайный соперник трудолю¬ бивого Гефеста: Гефест создавал, Арес уничтожал. Согласно расска¬ занному Гомером мифу, Гефесту как-то раз удалось поймать Ареса и свою супругу в невидимые, хитро сплетенные сети. По другому мифу, Арес был, к радости стремящихся к миру людей, схвачен двумя вели¬ канами и брошен в темницу, но пробыл в ней лишь тринадцать меся¬ цев, после чего войны на земле уже не прекращались. Афина, почитавшаяся микенцами как Атана, а минойцами — как Бритомартис и Афайя, постепенно оттеснила своих эгейских сопер¬ ниц. В облике Афины явственны черты покровительницы городской жизни и мирного труда. Афина была богиней честной, справедливой войны. Равная силой и мудростью Зевсу, Афина — главная его по¬ мощница в битве с неугомонным поколением старых богов — титана¬ ми. Первоначально — одна из великих богинь-матерей, более по¬ здним мифом Афина превращена в девственницу и дочь Зевса, родив¬ шуюся из его головы. Афине приписывалось создание культуры зем¬ леделия, приручение диких животных, обращение к занятию ремеслами и кораблестроению. Культ Афины в большей мере, чем почитание других олимпийс¬ ких богов, был культом культуры в ее наивысших материальных и ду¬ ховных достижениях. Символично, что и город, получивший ее имя, стал средоточием культуры. 168
В столетия формирования мифов человеческие поселения с учас¬ тками для земледелия были островками в море лесов, покрывающих горы. Из лесов приходили хищники, нападавшие на домашних жи¬ вотных и уничтожавшие посевы. Но и люди охотились на диких жи¬ вотных и птиц, служивших им пищей. Человек разумный был челове¬ ком убивающим, но он еще не был настолько безрассуден, чтобы счи¬ тать себя господином дикой природы. Он был уверен, что над зверьем властвует владычица зверей, и тот, кто посягает на жизнь ее тварей, должен делиться с ней частью охотничьей добычи. Покровительницей дикой природы в эпоху формирования олим¬ пийской религии стали считать Артемиду. Но множество прозвищ этой богини — Браврония, Тавропола, Ифигения и другие — застав¬ ляют думать, что едва ли не каждый лесной массив имел свою соб¬ ственную покровительницу диких зверей, не являющуюся ничьей до¬ черью, и лишь потом эти локальные божества объединились в единый образ великой богини. В той «специализации», которую в глазах верующих приобрели олимпийцы, Аполлону было отведено священное знание, включавшее в широком смысле этого слова и искусство. Это позволило ему счи¬ таться покровителем сказителей, поэтов и художников и предводите¬ лем муз. Тех, кто осмеливался соперничать с ним, посягая на его сфе¬ ру, Аполлон ставил на место или безжалостно с ними расправлялся: у бога Гермеса он отнял лиру, а с сатира Марсия содрал кожу. Аполлон — бог синкретический, соединивший в себе множество образов, среди которых не последнее место занимало местное мало- азийское божество. Неслучайно в «Илиаде» он — покровитель Трои. Остатком представлений малоазийских народов, помещавших своих богов на севере, явился миф, согласно которому часть года этот бог проводил в стране гипербореев, наслаждаясь пением лебедей и зрели¬ щем прыжков ослов (наверное, северных оленей), приветствующих приход весны. В позднем варианте мифа Аполлон родился на острове Делос от возлюбленной Зевса Латоны вместе с Артемидой, с которой он первоначально не имел ничего общего. Рождение его приветство¬ вали лебеди. Первым подвигом Аполлона считалась победа над чудо¬ вищным драконом Пифоном в Дельфах (Средняя Греция). Среди земледельцев, особенно виноделов, пользовался почита¬ нием бог вина и хмельного неистовства Дионис, матерью которого считалась фригиянка Семела (Земля), а отцом — Зевс. В мифах о странствиях Диониса по всему свету, вплоть до Индии, отражен факт распространения виноградарства — культуры, первоначально чуж¬ дой Европе. Враждебность земледельцев к аристократам и пользо¬ вавшемуся у них наибольшим почитанием Аполлону запечатлена в мифе о превращении напавших на Диониса морских разбойников в 169
дельфинов. Дельфин же привел Аполлона в Дельфы, откуда его эпи¬ тет — Дельфиний. В культе Диониса принимали участие его обезумевшие почита¬ тельницы менады (вакханки). Идеи дионисийства противостояли олимпийскому порядку и соответствующей этому порядку государ¬ ственной организации, согласно которой народ должен подчиняться знати, считавшей себя потомками богов. Включение Диониса в число олимпийцев было выражением достигнутого в период образования полиса компромисса между аристократией и демосом. К олимпийским богам был причислен и древний покровитель па¬ стухов Гермес, которого стали считать сыном Зевса и плеяды Майи. Воплощением Гермеса считалась куча камней, каменные столбы у две¬ рей и ворот. Как носитель мудрости и тайных знаний о мире, он мыс¬ лился и проводником душ в Аид. В своей дальнейшей эволюции быс¬ трый и расторопный Гермес превращается в бога гонцов и бога тор¬ говли, покровителя путников и даже воров. Таковы двенадцать олимпийских богов. Каждый из них воплоща¬ ет сложный комплекс представлений, сложившихся в ходе многове¬ кового развития греческого народа и его соприкосновения с другими народами. Помимо этого, образы богов и богинь переплавлялись в горниле творческих талантов и вбирали в себя философские пред¬ ставления, господствовавшие в разные эпохи истории античности. Зевс Гомера — это далеко не то же самое, что Зевс Гесиода, — гречес¬ ких драматургов и тем более философов. Космогония. В космогонических представлениях эллинов явно ощущается влияние Востока. Это явствует прежде всего из сопостав¬ ления двух древнейших эпосов — гомеровского и гесиодовского, раз¬ деленных, скорее всего, полутора столетиями. У Гомера в картине мира присутствуют лишь отдельные элементы, навеянные развитыми восточными религиями, у Гесиода же в поэме «Теогония» дается за¬ вершенная космогоническая система. Гесиод осознает историю создания мира богами как преодоление хаоса и неподвижности. Сначала зародился Хаос, а следом за ним «широкогрудая Гея» (Земля), Тартар (глубочайшие недра земли), за¬ тем — Эрос (вожделение, желание) и порождения Эроса — Нюкта (Ночь) и Эреб (Мрак). От их соединения появились Свет, Эфир и День. Земля сама из себя произвела равное себе ширью звездное Небо (Уран), Горы и «бесплодное море», а потом, соединившись с Ураном, породила сначала одноглазых и многоруких чудовищ, затем — тита¬ нов. Младший из них — Кронос — низвергает отца. За временем Кро- носа следует время его потомков, олимпийских богов. Изначальный Хаос, Уран, Кронос, Зевс составляют, таким образом, четыре мифоло¬ гические вехи в истории мироздания. 170
Мифы о богах и героях. То, что высших богов было двенадцать, выражало присущее многим народам древности представление об идеальной структуре космоса (двенадцать знаков зодиака, двенад¬ цать месяцев года и, соответственно этому, двенадцатиградье). Но сам состав двенадцати богов был во многом случайным и, во всяком случае, необъяснимым. Ведь помимо этих двенадцати, грекам были известны многие сотни других богов, и десятки из них не уступали по значению олимпийским избранникам. Были боги, изгнанные с Олимпа, в том числе родители олимпийцев — боги и демоны, пер¬ воначально более могущественные, чем последние, но ставшие их помощниками и слугами. Греческие мифы объясняли происхождение отдельных богов, по¬ вествовали об их приключениях и отношениях друг с другом. И по¬ скольку за богами стояли силы и явления природы, греческая мифо¬ логия как система отражала представления о космосе в том виде, как они складывались и изменялись на протяжении веков. Мифы объяс¬ няли место в космосе человечества, взгляды на его развитие, на про¬ деланный им путь. Часть мифов рассказывала о любовных связях богов со смертны¬ ми женщинами и богинь со смертными мужчинами, о рождении по¬ лубогов — героев. Понятие «герой» включало в себя не только благо¬ родное божественное происхождение, но и высокое общественное по¬ ложение того или иного персонажа. В герое воплощались все воинс¬ кие доблести. Силой он был почти равен богам, мог вступить с ними в бой, даже ранить и обратить в бегство. Герой оставлял после себя по¬ гребальный холм (героон) — свидетельство его посмертной славы и место культа. Эти герооны сохранялись и почитались во многих райо¬ нах Греции, при этом герооны одних и тех же героев появлялись в разных, далеко отстоящих друг от друга местах. Это связано с тщесла¬ вием аристократических родов, нуждавшихся в вещественном под¬ тверждении своего полубожественного происхождения. Многие герои не были историческими лицами и носили имена, производные от названия племени, например, от ионийцев получил имя Ион, от эолийцев — Эол. Столь же фиктивны были родослов¬ ные — перечни предков, соединяющие существовавшие в полисную эпоху аристократические роды с героями и их божественными отца¬ ми и матерями. Но этими родословными очень дорожили, поскольку они не только обеспечивали почет их обладателям, но и обосновыва¬ ли права владения землей. Политизация мифов. Греческая мифология чрезвычайно увлека¬ тельна не только своими сюжетами, но и их полисным переосмысле¬ нием. Людям античного мира незачем было заменять мифы микенс¬ ких времен и еще более отдаленной древности полисными мифами: 171
переосмысленные старые мифы ставились на службу новым обще¬ ственным прослойкам. Особенно показательно переосмысление «биографии» Тесея, ге¬ роя города Трезен, расположенного на юго-восточном берегу Саро- нического залива. Афиняне в период начавшейся при Писистрате эк¬ спансии на морях остро ощущали отсутствие героя, который мог бы оправдать направленность их политики. Как назло, ни один из героев аттической мифологии или мифических царей, связанных с акропо¬ лем Афин, к этой роли не подходил. И пришлось «додумать» миф о трезенском герое Тесее, генеалогически связанном не с покровитель¬ ницей Афин Афиной, а с ее соперником в борьбе за обладание Атти¬ кой Посейдоном. И тогда в Афинах появился миф, будто у Тесея, кро¬ ме божественного отца, был отец смертный — афинский царь Эгей, сошедшийся с трезенской царевной Эфрой в ту же ночь, что и Посей¬ дон. После этого оставалось направить Тесея в Афины будто бы в по¬ исках родителя, связать его трезенскую биографию с судьбой Афин и отдать вместе с афинскими юношами и девушками на съедение крит¬ скому чудовищу Минотавру. Тесей спасает юных афинян и афинянок, уничтожает флот царя Миноса и по пути на новую родину посещает как раз те острова, на которые претендовали Афины. Возвратившись в Афины, он невольно, по рассеянности, становится причиной гибе¬ ли Эгея, который бросается в море, получившее название Эгейского. Время переосмысления образа Тесея афинянами совпадает с перио¬ дом образования афинской морской державы. Был переосмыслен миф и о дорийском герое Геракле. Первона¬ чально деяния Геракла вписывались в репертуар обрядов испытания молодежи, которыми в Арголиде ведала богиня Гера, подобно тому, как в других частях Греции — Артемида. Испытания выявляли храб¬ рость, силу и находчивость юноши в схватке с дикими обитателями суши, воды и неба. Он должен был продемонстрировать умение сра¬ жаться с оружием и без него в сложных и разнообразных природных условиях и готовность принести руководительнице испытаний убитое животное. И только после этого он мог прибавить к имени, данному ему при рождении отцом, почетное прозвище «Геракл» — прославив¬ ший Геру. География древнейших «деяний» Геракла ограничивалась Арголи- дой, затем —Пелопоннесом. С началом великой греческой колониза¬ ции, в которой активнейшее участие принимали дорийские полисы Коринф и Мегара, Гераклу и его подвигам стал открыт весь круг зе¬ мель. При этом осваивали они прежде всего западное направление, ибо древнейшие дорийские колонии были основаны в Сицилии и Южной Италии. На западе главными соперниками дорийских коло¬ нистов были финикийцы, почитавшие Мелькарта. Проявив чисто до¬ 172
рийскую агрессивность, Геракл присвоил финикийские мифы об ос¬ воении Запада, а также дал свое имя проливу, соединяющему Внут¬ реннее море с Океаном. На Пелопоннесе дорийский Геракл отнял у критского героя честь основания Олимпийских игр. В Фивах Геракла отождествили с мест¬ ным беотийским героем Иолаем, который превратился в его родствен¬ ника и помощника, а потом и вовсе был забыт. Впрочем, за это и за многое другое Гераклу отомстила его супруга Иола, которая, судя по имени, относилась к кругу мифов об Иолае. Так Геракл сделался общегреческим героем и, словно почетный гость, стал непременным участником всех пиров и сколько-нибудь значительных мероприятий. Чтобы не обидеть Геракла и стоящих за его спиной дорийцев, ему отыскали место и на корабле Арго, плыву¬ щем в Колхиду за золотым руном, и в гигантской общегреческой охо¬ те на калидонского вепря, избавив при этом от совершения подвига. В греческих мифах встречаются элементы, восходящие к глубо¬ чайшей древности, к представлениям первобытных людей о боже¬ ственной силе фетишей, о родстве человека с животными, о всеобщей одухотворенности природы. Миф постоянно рос и обновлялся, нара¬ щивая новые слои коры и подпитываясь свежими соками. Это был не осколок старины, а живое древо, от которого отходили могучие ветви греческой, а затем и античной культуры — эпос, театр, философия, искусство. И даже когда его корни источили черви сомнений, порож¬ денные иным, враждебным ему мифом и чуждой духовной средой, и оно рухнуло вместе с питающей его общественно-политической структурой, порожденные им образы продолжали витать в иных вре¬ менах. Человек и боги. Для эллина, как и для любого другого обитателя древней ойкумены, он сам, его жилище, его поселение или город, горы, низины, ручьи, море, небо, весь космос были наполнены зна¬ ками, подчас радужными, подчас пугающими. Случайный поворот собственной головы, дрожание века, чихание, писк мыши, полет лас¬ точки, крик совы, падение метеорита, радуга, выскочившая из реч¬ ной глади рыба, раскаты грома, встреча со случайным прохожим име¬ ли глубокое значение. Эти, на первый взгляд вполне обычные явле¬ ния могли заставить эллина отказаться от принятого решения, от свадьбы, от сражения, т.е. совершать неразумные с точки зрения здра¬ вого смысла поступки. Античный человек был уверен, что каждая из подобных случайнос¬ тей послана ему благими богами для предупреждения о грозящей опас¬ ности; он относился к ним с полной серьезностью и пытался вникнуть в их смысл, и если это не удавалось, обращался к «знатокам», сделав¬ шим разъяснение «божественных» знаков своей профессией. 173
И, конечно же, важнейшими знамениями, посланными самими богами, считались сны. Согласно господствовавшим представлени¬ ям, во сне душа освобождалась от земных оков и могла воспарять в небеса для общения с богами или нисходить в подземный мир для встречи с душами ушедших родичей. Из подобных снов, возможно, берет начало мифология жизни и смерти, может быть, самое высокое, что создано человечеством. Наряду со знамениями, посылаемыми богами «от доброты душев¬ ной», были и такие, которые добывались хитростью или искусством. Но это уже не религия, а магия, которой в древности, как и в наше время, пользовались (чаще всего от отчаяния) в кризисные времена. Примитивная магия была известна уже обитателю пещер, использо¬ вавшему ее приемы в борьбе за собственное существование или для обретения власти над своими сородичами и соплеменниками. В по¬ лисную эпоху с ее высочайшим расцветом естественных наук и удив¬ ляющим нас проникновением в тайны мироздания магия стала ис¬ кусством и, более того, частью науки, ибо такие величайшие ученые, как Пифагор и Эмпедокл, были магами, приобщенными к тайному знанию. Но чаще речь могла идти о магии, обслуживающей рядовых людей и обыденное сознание. Ощущая близкое присутствие богов, которые, наблюдая с Олимпа за людьми, следят не только за такими крупными событиями, как вой¬ ны, но и за самыми интимными проявлениями их жизни, эллины счи¬ тали, что боги нуждаются не только в неведомо откуда берущейся ам¬ брозии, пище бессмертных, но и во всем том, что обеспечивает жиз¬ недеятельность смертного организма, и уделяли им «со своего стола» для их божественной трапезы ту же пищу, которой питались сами. Цель была одна — добиться признательности богов. Жертвоприно¬ шения составляли основу культовых действий и представляли собой столь разработанную систему, что для ее изложения потребовалась бы целая книга. Каждому из богов отдавали то, что соответствовало его месту в пантеоне, его функциям и как бы вкусу. При этом учитыва¬ лось не только «местожительство» божества (земля, река, море, небо), но и время суток, наличие у бога супруги, свиты и множество других привходящих обстоятельств, превращавших жертвоприношение в на¬ уку, малейшее нарушение «законов» которой может привести к не¬ предвиденным последствиям. Жертвы были как бескровные, так и кровавые. Для последних имели значение порода животного, его воз¬ раст, окраска, наличие особых на нем знаков. Обычными были массо¬ вые жертвоприношения. Выражение «гекатомба» («жертва ста»), час¬ то употребляемое в античных текстах, — не формула, а реальность. Отношения человека и бога мыслились как договор, связываю¬ щий обязательствами обе стороны. Вознаграждение бога рассматри¬ 174
валось как аванс в счет будущих щедрот и соответственно называлось «просфорой» (дословно «предвзносом»). Сельский житель, угощая бога толикой плодов, выращенных на клочке каменистой земли, об¬ ращался к нему не со словами благодарности, а с напоминанием: Проку немного тебе, о боже, от этого дара, Если же больше пошлешь — то и много больше получишь. Божество старались не только заинтересовать, но и принудить к плодородию с помощью определенных действий и слов, относивших¬ ся к сфере секса, и отношения с матерью-землей мыслились как по¬ ловой акт. Пахарь, ведя первую борозду, как бы вступал с землею в связь и должен был быть обнаженным, при этом он обращался к ней с непристойными выражениями. Сами эти непристойности произно¬ сились в метрической форме не торжественного гекзаметра, а энер¬ гичного ямба. Название этого размера связывалось с именем рабыни Ямбы, развеселившей загрустившую богиню плодородия Деметру скабрезной складной шуткой. Религиозные праздники в греческих полисах*. Особое место в обще¬ ственной и частной жизни эллинских полисов занимали религиозные праздники. Впрочем, нерелигиозных праздников в древних общинах не было: любое мероприятие полиса, тем более праздник, проводи¬ лось под знаком полисных богов. В праздниках, как в зеркале, отра¬ зились представления древних людей о мире, отношение к богам, по¬ нимание значимости своей общины и своего места в этом мире. Количество праздников не было одинаковым в разных полисах. Считалось, что особой религиозностью среди эллинов отличались афиняне, поскольку афинская общественная жизнь была наполнена большим числом религиозных праздников. По свидетельству Псевдо- Ксенофонта, автора «Афинской политии», не симпатизирующего де¬ мократическому полису и не стремящегося приукрасить его жизнь, афиняне справляли праздников вдвое больше, чем остальные элли¬ ны. В религиозном календаре Афин были праздники пятилетние (раз в пять лет по лунному календарю), ежегодные и ежемесячные. Аристотель сообщает, что афиняне справляли пять (а с 329—28 г. — шесть) пятилетних праздников. Это были — Великие Панафинеи, уста¬ новленные тираном Писистратом в честь богини — покровительни¬ цы полиса и праздновавшиеся в третий год каждой Олимпиады (в от¬ личие от Малых, ежегодных Панафинеи, устраивавшихся со времени первого объединителя Аттики, легендарного Тесея); паломничество на Делос, к месту рождения Аполлона и Артемиды (было и другое паломничество, совершавшееся раз в семь лунных лет); Большие Элев¬ * Параграф написан Г. Т. Залюбовиной. 175
синии — мистерии в честь Деметры и Коры, в отличие от Малых, еже¬ годных мистерий; Бравронии — праздник в честь Артемиды Браврон- ской, Артемиды-Медведицы, справлявшейся в Афинах и в Бравроне (на восточном побережье Аттики); Гераклеи — праздник в честь героя Геракла, проводившийся в деме Диомеи, к востоку от Афин. Шестой, более поздний пятилетний праздник в календаре Афин справлялся в честь бога огня Гефеста — Гефестеи. Кроме названных пятилетних праздников, Афины справляли более 40 ежегодных — в честь всех бо¬ гов афинского пантеона. Главные же боги Афин имели в религиозном календаре полиса по пять и более праздников. Например, праздники Зевса — Диасии, Диполии, Диисотерии, Пандии, Апатурии (общеио¬ нийский праздник в честь Зевса и Афины, когда члены фратрий соби¬ рались вместе для отправления родового культа); праздники Артеми¬ ды — Бравронии, Бендидии, Таврополии, Элафеболии, Фаргелии (со¬ вместный с Аполлоном); праздники Афины — Синойкии, Плинте- рии (праздник омовения одежд Афины), Скиры, Аррефории, Панафинеи, Апатурии (совместный с Зевсом), Осхофории (Пианеп- сии) — праздник Аполлона Феба с почитанием Афины и Тесея; четы¬ ре праздника в честь Диониса, в том числе Великие или Городские Дионисии и т. д. Афинский год заканчивался Диисотериями — празд¬ ником, посвященным Зевсу-Спасителю. В ходе этого праздника, в последний день афинского года, пер¬ вый архонт (архонт-эпоним) совершал жертвоприношение в честь Зевса-Спасителя. Каждый день года был расписан между богами. Так, четвертый день каждого месяца афинского календаря посвящался Гермесу, седь¬ мой — Аполлону, в восьмой устраивался совместный праздник Тесея и Посейдона, вся третья декада любого месяца отводилась главной покровительнице афинского полиса — богине Афине. Сценарий большого религиозного праздника включал торжествен¬ ные процессии с приношениями богам, жертвоприношения, театраль¬ ные представления в форме состязаний поэтов и драматургов-трагиков или комедиографов, спортивные, а в зависимости от праздника, и му- сические состязания. Во время некоторых афинских праздников устра¬ ивался бег юношей с горящими факелами. Это было на Панафинеях, Промефиях, Гефестиях, на праздниках Пана и Артемиды. В программу Малых Панафиней входило торжественное шествие жителей Афин на акрополь, к статуе своей покровительницы. Участ¬ ники шествия несли Афине дары — корзины и сосуды с плодами, вет¬ ви оливы, сотканный для богини пеплос и др. В процессии принима¬ ли участие и девушки, представительницы наиболее знатных родовых кланов. Важная часть праздника Панафиней — состязания (агоны). Первоначальная программа включала лишь конные состязания, но 176
позднее к ним были добавлены гимнастические, а при Перикле и муси- ческие состязания, во время которых рапсодами обязательно исполня¬ лись гомеровские песни. А поскольку праздник посвящался богине- воительнице, в программу входило исполнение военных танцев со щи¬ тами. Для мусических агонов специально было выстроено здание у юго- западного склона акрополя — Одеон (от греч. «одэ» — песня). Во время празднования Великих Панафиней устраивался бег мо¬ лодых людей с зажженными факелами. Факелы передавались как эс¬ тафета из рук в руки. Участников бега было много — по 40 человек от каждой филы. Это было состязание фил: юноши бежали десятью коман¬ дами (по числу аттических фил). Участники были расставлены от Ака¬ демии, где начинался бег, до города. Расстояние между ними состав¬ ляло 25 м, общая протяженность дистанции — 1 км. Каждый участ¬ ник должен был пробежать эти 25 м до следующего своего товарища по филе, не погасив факела. Последний член филы добегал до цели. Победа была коллективной: ее отмечали все 40 участников победив¬ шей филы и сама фила. На празднике Аполлона и Артемиды — Фаргелиях и на двух праз¬ дниках Диониса — Ленеях и Великих Дионисиях устраивались состя¬ зания хоров. По существу это были состязания фил, ибо каждая фила выставляла свой хор и избирала своего хорега. Именно хореги наби¬ рали хоры, часто на собственные средства, и готовили их к выступле¬ нию. Победа хора приносила победу филе. Общеэллинские праздники. Наряду с праздниками, отмечавшимися в отдельных полисах, существовали и общеэллинские праздники, принимавшие форму игр в честь бога или героя, почитавшегося все¬ ми эллинами. Наиболее прославленный праздник эллинов проводил¬ ся каждые четыре года в Олимпии (местность в западной части Пело¬ поннеса). В пространстве между сливающими реками Алфей и Кла¬ дей находился курган героя Пелопса, будто бы давшего имя Пелопон¬ несу. Существовала легенда о том, что на открытии первых погребальных игр в честь Пелопса присутствовал Геракл (но не до¬ рийский, поскольку речь шла о древнейших играх, когда еще не было дорийцев, а критский), который одержал победу во всех видах состя¬ заний. Исторически засвидетельствованные письменными источни¬ ками Олимпийские игры, считавшиеся возобновлением древних, па¬ дали на год, от которого впоследствии греками велось летоисчисле¬ ние (776 г. до н. э.). На время игр объявлялось священное перемирие и все дороги, по которым можно было добраться в Олимпию, считались находящимися под покровительством Зевса. Сам праздник распадался на две части: священнодействие и со¬ стязания, которые также были частью священной церемонии. Глав¬ ные жертвы приносились Зевсу, Гере, а затем и другим богам и боги¬ 177
ням. Победитель в Олимпийских играх считался человеком, отмечен, ным богом, поэтому он получал венок из священной оливы, росше^ на храмовом участке, и пользовался у себя на родине божественными почестями. Вторыми после Олимпийских игр по известности и великолепию были игры в долине у подножия Парнаса в честь Аполлона, которому приписывалось основание этих игр после победы над Пифоном. От¬ сюда название игр — Пифийские. Начавшись с состязаний певцов, исполнявших под кифару пеан (гимн, прославляющий Аполлона), они были дополнены в 590 г. состязаниями и в других видах искусства. Лавровый венок, сплетенный из ветвей росшего в Темпейской долине священного лавра, стали оспаривать музыканты, поэты, ораторы, ак¬ теры. Затем в программу празднества были включены атлетические и конные состязания, во время которых также звучала музыка Аполло¬ на. Не случайно именно в Дельфах на стене одного из зданий сохра¬ нилась запись музыкального отрывка, записанного специальными нотными знаками. Общеполисные игры проводились также на Коринфском пере¬ шейке (Истме). Истмийские игры устраивались раз в два года в честь Посейдона, бога, которого почитали здесь раньше Зевса, в те време¬ на, когда он еще не был покровителем морской стихии. Главным в этом празднике были бега колесниц, хотя состязались также и атлеты и даже поэты и музыканты. Победители награждались венками из со¬ сновых ветвей, срываемых с сосен священной рощи этого бога, или из стеблей свежего сельдерея. Еще одним проводившимся каждые два года общеполисным праз¬ дником были посвященные Зевсу Немейские игры (проводившиеся в Немейской долине Арголиды). Возникли они в 573 г., но их основате¬ лями считались семь мифических героев, шедших в поход против Фив. Включались в них бег, борьба, конные ристания, наградой слу¬ жили венки из сухого сельдерея. Мистерии. Наряду с праздниками, открытыми для всего населе¬ ния полиса, были и закрытые, участники которых знакомились с тай¬ ным знанием и совершали обряды, державшиеся в тайне. Их называ¬ ли мистериями. Наиболее известны мистерии, происходившие под Афинами в Элевсинах. Проходили они дважды в году — весной и осе¬ нью. Содержанием Осенних (или Великих) элевсиний было похищение дочери Деметры Персефоны Аидом и ее брак с ним. Весенние (или Малые) элевсинии посвящались возвращению Персефоны на землю и ее браку с Дионисом. Вновь посвященные допускались первона¬ чально только к Малым мистериям. Очистившись предварительно водами протекавшей по Афинам реки Илисс, ночью мисты (как на¬ зывают допущенных к участию в мистериях) с факелами и в масках 178
отправлялись к сооружению, сложенному из пригнанных друг к другу каменных плит. Общими усилиями одна из этих плит отодвигалась, и из ниши в нижнем камне доставался свиток, содержавший правила проведения мистерий. Эти правила громко зачитывались и вновь пря¬ тались в каменное убежище, после чего мисты во главе со жрецами отправлялись в храм, бывший центром культа Деметры и Персефоны. Судьба именно этой богини давала участникам мистерий надежду на возвращение к жизни после смерти. В храме посвященные приобщались к жгучей тайне потусторон¬ него существования; они проходили из одной части святилища в дру¬ гую. Временами вспыхивал яркий свет, выхватывавший из мрака тени или фигуры чудовищ подземного мира. Одновременно раздавались собачий лай, скрежет, вопли и стоны, усиленные специальными при¬ способлениями. После всех этих ужасов смерти перед мистами от¬ крывались помещения, полные света. Взявшись за руки, под успока¬ ивающие звуки флейт, мисты исполняли ритуальный танец ликова¬ ния и возвращения к жизни. Элевсинский обряд мыслился как подго¬ товка к переходу из одного мира в другой, как наглядный урок преодоления загробных мук и приобщения к бессмертию. Посвященному в Малые мистерии через год открывались девяти¬ дневные Великие мистерии, приходившиеся на время между жатвой и новым посевом. Очистившись, омывшись, совершив жертвоприно¬ шения богам на протяжении пяти дней, на шестой день они объеди¬ нялись в праздничном шествии и в венках, с факелами, мотыгами и серпами двигались по Священной дороге в храм. Оставшиеся дни они проводили на морском берегу, видимо, разыгрывая сцены из мифов о Персефоне. Видимо, не меньшей древностью, чем элевсинские, обладали ми¬ стерии островов Лемноса, Имброса и Самофракеи в честь богов каби- ров пеласгийского или фракийского происхождения. Боги-спасители кабиры, спасавшие людей от бурь и иных бедствий, считались в то же время громовыми божествами, карающими за прегрешения и про¬ ступки. Клятва кабирами считалась самой страшной как у эллинов, так и у других народов, к которым перешел культ кабиров. Вместе с кабирами на Самофракеи почиталась малоазийская богиня-мать Ки- бела, а также ее сыновья — Зевс, Дионис, Гермес, Плутон, и дочери — Деметра, Афродита, Артемида, Персефона. Культом Кибелы ведали жрецы, встречавшие приближавшиеся к острову корабли и провожав¬ шие в храм тех, кто желал приобщиться к таинствам. Эти жрецы при¬ нимали исповеди грешников, очищали их от грехов, после чего вво¬ дили в тайны культа. Посвященные получали железное кольцо, кото¬ рое должны были носить всю жизнь. 179
Согласно мнению современных ученых, происхождение мистеру коренится в инициациях, древнейших обрядах перехода из одной воз, растной группы в другую. В придании же мистериям описанного ха^ рактера велика роль восточных религий, с которыми познакомились первые посвященные в тайны мироздания при посещении Египта Месопотамии и Финикии. Известно, что Пифагор использовал прищ ципы мистерий для обучения наукам избранной молодежи. Оракулы. Связующую роль между людьми и богами брали на себя также оракулы, особого рода объединения жрецов, занимавшихся га- даниями и дававших советы по самому широкому кругу вопросов, Знаменитейший и древнейший оракул существовал при храме Земли в Додоне (Эпир). Его упоминает Гомер, называя его пеласгийским и связывая его деятельность с жрецами «седлами», никогда не мывши¬ ми ног и спавшими на голой земле. Впоследствии главным богом ора¬ кула стал Зевс, и жрецы для ответа на задаваемые вопросы прислуши¬ вались к шелесту листьев дуба, священного дерева Зевса, и к журча¬ нию протекавшего рядом ручья. Гадание совершалось также по таб¬ личкам из свинца с записанными на них вопросами. С VII в. до н. э. наиболее популярным стал дельфийский оракул при храме Аполлона ъ Дельфах, в горной долине, на склоне горы Пар¬ нас. Согласно храмовой легенде, именно здесь Аполлон одолел чудо¬ вищное порождение Земли — змееногого Пифона. Предсказания давались дельфийским оракулом девять месяцев в году: сначала по нескольку раз в месяц двумя девами-пифиями, а с I в. н. э. — одной пифией, пятидесятилетней женщиной, раз в месяц. Бес¬ связным выкрикам пифии, восседавшей на священном треножнике и вдыхавшей наркотический дым, жрецы придавали чаще всего форму стихотворного изречения, допускавшего разные толкования, чтобы от¬ ветственность, в случае принятия вопрошающим неправильного реше¬ ния, ложилась на него самого. Этот оракул долгое время пользовался огромным авторитетом во всем греческом и варварском мире. Наряду со знаменитыми оракулами существовало множество других. Неподалеку от прославленного в мифах Орхомена находил¬ ся оракул Аполлона, принимавший вопросы жаждущих совета в письменном виде в запечатанном сосуде и дававший ответы на сле¬ дующий день. В Аргосе на Пелопоннесе, в святилище Аполлона, предсказательница приходила в экстаз от глотка крови жертвенных животных. На восточном берегу Эгейского моря, в Дидиме, близ Милета, имелся оракул при храме Аполлона, где была своя пифия, впадавшая в божественное безумие от воздействия воды из местного источника. При ней состоял жрец-переводчик. Пользовавшийся советами дидим- ской прорицательницы царь Лидии был настолько щедр к оракулу, 180
что его золота хватило на постройку милетянами военного флота для войны с персами (в 494 г. до н. э., после поражения малоазийских греков, оракул был разрушен персами). Вопросы, над которыми приходилось ломать голову жрецам, ин¬ тересны для понимания религиозного сознания эллинов, их представ¬ лений о возможностях не только оракула, но и божества. Один из воп¬ рошавших доверил свинцовой табличке вопрос, им ли зачат младе¬ нец, который вот-вот должен родиться у его жены; второй желал уз¬ нать, кто похитил подушки, которые он, видимо, проветривал на свежем воздухе; третий спрашивал, будет ли для него выгодным раз- ведение овец; некая женщина интересовалась, окажется ли удачным ее лечение. Многие оракулы специализировались на помощи больным, чаще всего прибегая к священным снам. Другие шли еще дальше, открывая вопрошавшим тайны загробного мира. Таков был оракул Трофония в расщелине, ведущей в подземную пещеру. «Путешествие в Аид» со¬ провождалось такими искусными звуковыми эффектами, что верую¬ щий почти утрачивал сознание и в каком-то мираже узнавал мертвых, с которыми хотел встретиться. Этрусская религия. В конце II—начале I тысячелетия до н. э. изменилась этническая карта Апеннинского полуострова и примы¬ кавших к нему крупных островов — Сицилии, Сардинии и Корсики. Адриатическое побережье Италии заселили племена иллирийского происхождения — давны, певкеты и родственные им венеты и месса- пы. Остров Сардиния был захвачен выходцами из Малой Азии, тир- ренами, которые два столетия спустя переселились на полуостров, зах¬ ватили там города пеласгов и образовали новую народность — этрус¬ ков. Значительную часть Италии занимали племена умбров, самни¬ тов и латинов, которые оттеснили на юг полуострова, а затем и на остров Сицилию сикулов, а на север — лигуров. Помимо того, в V в. до н. э. в долине Пада (По) поселились перешедшие через Альпы кель¬ тские племена. Этой сложной этнической картине соответствовала пестрота ре¬ лигиозных представлений обитателей Италии. До III в. до н. э., когда Италия была завоевана римлянами, не приходится говорить о какой- либо одной религии, но могут быть выделены религии этрусская и римско-италийская (о религиозных представлениях иллирийцев, ве¬ нетов, мессапов известно слишком мало). Пантеон. Согласно представлению римлян, этруски были народом, особенно приверженным почитанию богов. Подобно эллинам, они мыслили их в человеческом облике. Восточное происхождение имели 181
богини Туран (соответствовавшая эллинской Афродите), Аритими (па¬ раллель греческой Артемиды), Менрва (соответствовавшая римской Минерве). Богиня Уни, аналогичная италийской Юноне, попала в эт¬ русский пантеон через пеласгов. Богини восточного происхождения, как и у эллинов, считались покровительницами плодородия, «влады¬ чицами зверей». Их имена и образы отражали различные функции бо¬ гини-матери Востока. Однако супругом богини-матери был бог неба и света пеласгийского происхождения Тиния, соответствующий индоев¬ ропейским богам-громовержцам Зевсу, Юпитеру, Индре, Перуну. Тин совместно с Уни и Менрвой составляли этрусскую триаду богов, ко¬ торая впоследствии почиталась в Риме в возведенном этрусками Ка¬ питолийском храме. Тиния считался распорядителем трех молний и правителем трех из шестнадцати небесных регионов. Регионы Тини. были расположены на севере, по соседству с регионами бога начал Килена, соответствовавшего римскому Янусу. Первая из молний Тини просверливала, вторая — рассеивала, третья — испепеляла. Примене¬ ние третьей молнии допускалось лишь с согласия совета высших богов. Широко было распространено у этрусков почитание божеств про¬ израстания и плодородия. Эллинскому Дионису-Вакху соответство¬ вал этрусский Фуфлу не (Паха), которому чаще всего приносился в жертву козел (zusle). С богом Сатре было связано космогоническое учение и представление о «золотом веке» — эпохе изобилия и всеобн щего равенства далекого прошлого, что соответствует сходным пред* ставлениям и других народов. Водная стихия была отдана богу Нетунсу, которому совершали;1 возлияния водой и вином. Нетунс был отождествлен с эллинским По¬ сейдоном и в изображениях на этрусских зеркалах принял его ору¬ жие — трезубец. Гефесту соответствовал Сефланс, почитавшийся в ме¬ стах развития рудного дела и металлургии. К кругу Сефланса отно¬ сился Велхан, соответствующий древнейшему критскому богу Фелха^ ну, изображавшемуся на критских монетах в виде обнаженного юноши; с ветвью и петухом в руках (петуха эллины приносили обычно в жерт* ву подземным богам). Покровителем наступающего года был Марис, изображавшийся младенцем, выходящим из большого глиняного со^ суда с тремя амулетами на шее, символизирующими три возраста. Бог Аплу, отождествлявшийся с греческим Аполлоном, изображался об^ наженным юношей с лавровым венком на голове, обычно рядом с Менрвой и Херкле (Гераклом) и воспринимался как хранитель людей, стад и посевов. Эллинским богам подземного царства Аиду и Персефоне соответ¬ ствовали этрусские боги Еита и Персефнаи. Несмотря на сходство имен, суровый и непреклонный облик этрусской владычицы подзем¬ ного царства существенно отличает ее от нежной и кроткой дочери 182
Деметры, похищенной Аидом. Эл¬ линскому перевозчику душ в под¬ земное царство Харону соответ¬ ствует Хару, но это не благодуш¬ ный старец, а демоническое суще¬ ство с крючковатым носом, с острыми ушами, с крыльями за спиной, вооруженное молотом на длинной рукояти. Примечательно, что в Риме во время гладиаторских игр, заимствованных у этрусков в середине III в. до н. э., палач, до¬ бивавший смертельно раненных гладиаторов, носил маску этого демона смерти и имел его атри¬ бут — молот. Близок к Хару и дру¬ гой этрусский демон царства смер¬ ти — Тухулгса, имевший еще более устрашающий облик: из его хвоста выползают змеи. Особой группой этрусских божеств были Лазы. Некоторые из них имели индивидуальные имена и осмысливались как служанки Туран. Из множества Лаз выделялась богиня Лаза — юная обнаженная жен¬ щина с крыльями за спиной, зеркалом, табличками для письма и гри¬ фелем в руках. Лазы (лары) считались у римлян покровительницами дома и домашнего очага. Сравнение этрусской религии с религиями других древних наро¬ дов позволяет с достаточной степенью уверенности утверждать, что истоки ее уходят в северные и восточные, по отношению к Италии, области, откуда прибыли предки этрусков — пеласги и тиррены. Представления этрусков о священном характере царской власти с ее атрибутами — двойным топором (лабрисом) и троном, как и сложная система взглядов на строение и происхождение мира, — также вос¬ точного происхождения. Книги Тага. Как и все развитые религии, этрусская религия обла¬ дала своим «священным писанием», авторство которого приписыва¬ лось пророку. Создателем этрусской «библии» считался Таг, согласно преданию, выпаханный из земли в облике младенца с седыми волоса¬ ми, пропевшего учение окружившим его лукумонам (царям-жрецам). Само имя Таг (Tages) по блистательной по своему невежеству этимо¬ логии греческих знатоков связывалось с греческим словом «земля», воспринимаясь как часть фразы «произведенное из земли» (ta ek tes ges). Между тем это было имя древнейшего бога Дагона (в этрусском 183
языке звук «д» передавался как «т»), почитавшегося также пеласгами, филистимлянами в качестве покровителя земледелия. Записанные песнопения Тага и составили то, что римляне называли «этрусской дисциплиной» (учением). Она делилась на книги, излагавшие этрус. скую космогонию и космологию, культовые предписания, в том чис- ле правила гаданий. Книги Тага были переведены с этрусского ориги- нала на латинский язык стихами, но до нас не дошли. Об их содержа¬ нии можно судить по имеющимся у античных авторов описаниям де. ятельности гаруспиков, по произведениям этрусского религиозного искусства и культовым памятникам. Космогония этрусков. Мир виделся этрускам в виде трехступенча¬ того храма, верхняя часть которого соответствовала небу, средняя — поверхности земли, нижняя — подземному царству. Миры эти счита¬ лись связанными между собой, что давало основание этрусским га- руспикам предсказывать по расположению светил судьбы народа и каждого отдельного человека. Средний и нижний миры, согласно представлениям этрусков, соединялись ходами, по которым души мертвых спускались в сопровождении демонов смерти. В каждом эт¬ русском городе сооружались подобия таких ходов в виде ям-окон, ис¬ пользовавшихся для принесения жертв подземным богам и душам предков. Судя по структуре светильника, обнаруженного в этрусской гробнице, через это «окно» душа попадала в океан, заселенный морс¬ кими животными и демоническими существами — сиренами и, про¬ ходя его, оказывалась во власти Медузы, являвшейся владычицей под¬ земного мира, матерью-смертью. Наряду с делением мира по верти¬ кали существовало присущее восточным народам представление о его горизонтальном делении на четыре части света, при этом в западную часть помещали злых богов и демонов, в восточную — солнечных и добрых. Этой религиозной структуре соответствовала архитектура этрус¬ ского жилища с расположенным в центре помещением (атрием), имевшим окно-отверстие в потолке, открытым небожителям и ис¬ пользуемым для магических церемоний. Если в дом вступал человек в оковах, что, согласно закону магии, могло сковать обитателей дома, для снятия вредоносной силы оковы удалялись через отверстие в по¬ толке. Календарь. В космогоническую систему этрусков входили их ори¬ гинальные представления о времени, нашедшие отражения в кален¬ даре. Месяц обозначался словом tivr (от слова «луна» — «tiv»; инте¬ ресно сравнить со словами «div», «диво» в индоевропейских языках)* Большинство известных нам названий этрусских месяцев образованы от имен богов. Так, месяц транера, соответствующий июлю, образо¬ ван от имени богини Туран, а кафре (апрель) — от имени солнечного 184
бога Кафа. Месяц делился на три части, названия которых впослед¬ ствии от этрусков перешли к римлянам. Окончание старого и нового года у всех народов связано с религиозными церемониями. Этруски отмечали эту календарную дату вбиванием в стену храма богини Нор- ции гвоздя. Этот «годичный» гвоздь на языке этрусков назывался «cleva etanal». Он символизировал появление на небе новой звезды. Стена этрусского храма с торчащими в ней золотыми шляпками гвоз¬ дей ассоциировалась со звездным небом. В священных книгах этрусков содержалось учение о веках — о том, сколько этрусками прожито лет, когда оканчивался один век и начинался следующий, а также каким веком завершится существова¬ ние «этрусского народа». При этом век в этрусском понимании не обязательно длился столетие. Были века по 119, по 123 года, были и меньше ста лет. Длительность века определялась в каждом из этрус¬ ских городов по длительности жизни людей, рожденных во время ос¬ нования города, и по небесным знамениям. Этрусскому народу было предсказано десять веков существования, надо думать, со времени их появления в Италии. Этрусское «вековое учение», воспринятое рим¬ лянами, использовалось ими для обоснования наступления золотого века Римской империи. Римско-италийская религия. Слово «религия», вошедшее в современные языки, имеет римское происхождение. Но римляне и италики вкладывали в него иной, чем другие древние народы, смысл. Они понимали под религией связь человека (и общины) с миром сверхъестественных сил и духов, включавшую знания о нем и спосо¬ бы, с помощью которых можно было себя обезопасить от этого могу¬ щественного мира или добиться от него помощи. Римлянин, попав на Восток, в Сирию или Иудею, при виде людей в храмах, бьющих себя в грудь и исступленно что-то выкрикивающих на непонятном языке, мог принять их за безумцев, бессильных по¬ нять смысл религии. А смысл этот, по разумению римлян, заключался в строгом исполнении обязанностей по отношению к богам (духам), что позволяло требовать и от них точности и порядочности. Если ты обещал кому-либо из богов (духов) голову, попросив от него что-либо взамен, то ты можешь рассчитывать на ответный дар. Если твое поже¬ лание не выполнено, значит, ты обратился не к тому богу (духу) или совершил какую-либо неточность в общении с ним. Например, если ты обещал голову быка, а принес на алтарь головку лука, ты бога об¬ манул. Но если ты не уточнил, о какой голове идет речь, сказав просто «голову», можешь ограничиться хоть маковой головкой. 185
Римская религия отличалась бол*ч шой консервативностью. Она сохранял^ почитание невидимых сил и духов, на. ходившихся в постоянном взаимоде^ ствии и общении с людьми — римляце называли их numina (дословно: имена) Они мыслились группами, превосходя. ЩИМИ СВОИМИ ВОЗМОЖНОСТЯМИ людей, Но организованными по тому же родовому принципу. Это маны (духи предков), лары (духи — покровители поля и дома), пенаты (покровители домашних припасов), гении и юноны (духи про* должения рода). Кроме добрых духов дома были злобные духи — лемуры. Если че¬ ловек начал говорить что-то несуразное или буйствовать, не иначе как в него вселились лемуры. И от них было средство. Каждый домо¬ хозяин в праздник лемуров должен встать в полночь, войти в двери и, повернувшись к ней спиной, открыть ее ногой. После этого надр было, не промахнувшись, швырнуть наружу горсть черных бобов ц девять раз прокричать: «Этими бобами я выкупаю себя и свойх». Так он оберегал свой дом от безумия на год — до следующих лемурий. Существовали также духи плодов — помоны; ведавшие всходами зла¬ ков семоны (сравн. наши «семена»); отвечавшие за рождение парки. Таких богов имели десятками поля, леса, двери домов, их имел каж¬ дый из римских холмов, населенных римлянами и сабинянами, гово¬ рившими на другом языке. Боги холмов получали жертву хотя и по отдельности, но на общем празднике Семихолмье. У этих «нумина», в отличие от богов, не было не только личного имени, но и пола, что не мешало каждому из них обладать могуще¬ ством в своей сфере и мыслиться настоящими богами. Такого рода «множества» не имели никакого облика. Во всяком случае, как утвер¬ ждали древние знатоки италийской и римской религий, у древней¬ ших обитателей Италии не было изображений богов, а когда в них возникла нужда, пришлось обращаться к соседям-этрускам. В Риме господствовала патриархальная семья (familia) с сильной отцовской властью. В семье главным действующим лицом в общении с богами был отец семейства, но за пределами дома культом ведали еще до возникновения государства главы определенных родов (Фаби- ев, Юлиев и т. д.), обосновывавших право на эту привилегию соответ¬ ствующими преданиями. Участниками родового культа могли быть только члены данного рода. Допущение посторонних к родовым куль¬ там считалось кощунством, ведущим к вымиранию рода. Культ мог отправляться и внутри курии, которая представляла собой объедине¬ 186
ние мужчин по возрасту, наподобие «мужского дома» у некоторых сла¬ боразвитых племен. Каждая курия выбирала для руководства жерт¬ воприношениями лиц старше пятидесяти лет, хорошего поведения, лишенных физических недостатков. Члены курий участвовали в со¬ вместных жертвоприношениях богиням плодородия. Помимо патрициев, надолго сохранивших деление на роды и ку¬ рии, в Риме было немало плебеев. Различия между религиозными представлениями патрициев и плебеев были весьма значительными. В обрядах, связанных с основанием города, в праздниках древней¬ ших римских божеств принимали участие только патриции. Они же почитали такие абстрактные божества, как «Честь», «Верность», «Победа», «Согласие». У плебеев была своя триада богов плодородия: Церера, Либер и Либера. На своем холме Авентине они почитали ита¬ лийскую богиню Диану, священные рощи которой находились в ме¬ стах их первоначального обитания, в землях Ариция, Тускула, Анаг- нии, Тибура. День основания храма не совпадал с праздником Диа¬ ны в Ариции. Другим плебейским божеством была Фортуна, культ которой за пределами Рима засвидетельствован в Анции, Пренесте и Туе куле. Храм Фортуны в Риме на Бычьем рынке был основан по¬ кровителем плебеев, шестым римским царем Сервием Туллием. В храме, вопреки римским обычаям, стояла культовая деревянная ста¬ туя богини. Не допускаемые к культу патрицианских богов и к ауспициям (га¬ даниям), без которых нельзя было начать какого-либо государствен¬ ного дела, плебеи тем самым исключались из общественной жизни. Только с уничтожением различий в религиозных верованиях патри¬ циев и плебеев возникает настоящее Римское государство. Пантеон. Духи родов, курий и племен сходили на нет вместе с древнейшей родоплеменной организацией или трансформировались под влиянием новых отношений. Складывается пантеон богов — по¬ кровителей государства и связей между людьми, которые свойствен¬ ны раннеклассовому обществу. Новая роль войны сказалась на изме¬ нении представлений, связанных с богом — покровителем земледе¬ лия Марсом, который становится покровителем не только земледе¬ лия, но и войны. Появляются также боги — покровители ремесла и торговли (Геркулес и Меркурий). Процесс образования римского пан¬ теона находится в тесной связи с политической историей, в особен¬ ности с насильственным объединением Италии под эгидой Рима. Пословица гласила: все дороги ведут в Рим. Этими же дорогами вместе с людьми, искавшими в столице мира и в Италии удачи или насильственно пригнанными туда в оковах, незримыми сонмами вступали и боги. И вскоре то там, то здесь появлялись их алтари и храмы. Римский пантеон VII—VI вв. разительно отличался от пан¬ 187
теона III—II вв. Уже в раннюю эпоху своей истории, при соправит^ ле Ромула Тите Тации, к римлянам пришли некоторые боги сабцч нян. Второй римский царь сабинянин Нума Помпилий широко ot. крыл ворота Рима для сабинских богов и одновременно создал рщ^ ский календарь и культ. При этрусских правителях Тарквиниях русские боги заняли своими богами одну из двух верцщц высившегося над излучиной Тибра холма, которому дали имя Кап& толий. Они сбросили с него их римских предшественников, кроме трех, державшихся уж очень крепко — Марса, Ювенты (богини юноц сти) и Термина (бога разделительных межей), и поныне живущего^ научном и философском обиходе. Высившийся над форумом, таюед этрусским творением, и над всем Римом, сооруженным в соответ| ствии с предписаниями этрусской религии, храм Юпитера Капиташ лийского имел три помещения для трех богов. Среднее из них пред| назначалось самому Юпитеру, справа и слева были помещения для Минервы и Юноны, типично этрусских богинь Менрвы и Уни, и этй позволяет разглядеть в верховном боге Рима этрусского бога грома if молнии, владыку дня — Тина. Гипотеза подтверждается и терракота?* вой статуей Юпитера: первоначально антропоморфные изображений были чужды римской религии с ее почитанием «нумина», безликий духов и сил. Об этрусской основе культа Юпитера Капитал ийског^ свидетельствует культовая статуя и квадрига (колесница, запряжен*! ная четверкой коней), венчающие фронтон храма: они были изваяй ны современником Тарквиниев, этрусским мастером Булкой из сон седнего с римлянами города Вейи. В 364 г. в Рим была доставлена богиня города Вольсинии Норция вместе с запасом золотых гвозн дей, которые каждый год вбивались в стену ее храма на родине, а теперь стали вбиваться в стену храма Юпитера Капитолийского. Испытывая длительное влияние своих могущественных соседей во всех сферах жизни и культуры, Рим, тем не менее, оставался латин¬ ско-сабинским городом. Этруски не обратили римлян в «свою веру», но способствовали превращению родоплеменных культов Рима в по¬ лисную религию. С «этрусской дисциплиной» были связаны введение римлянами календаря, появление товариществ (коллегий) жрецов, в том числе и типично этрусской коллегии жрецов-гаруспиков, учреждение ряда ре¬ лигиозных праздников и игр. Новую для римлян концепцию божественного происхождения го¬ сударственной власти запечатлела также введенная этрусками в римс¬ кую практику церемония триумфа. Подобно Юпитеру, управляюще¬ му четверкой коней на фронтоне храма, триумфатор появлялся на ко¬ леснице в одеянии бога, украшенном изображением пальмовых лис¬ 188
тьев. Над его головой держали золотую корону. В руке его был ски¬ петр. Обнаженные части тела триумфатора окрашивались той же крас¬ кой, что и культовая статуя Юпитера. Снимая в храме одежду, при¬ надлежащую богу, смывая краску со щек и рук, триумфатор становил¬ ся человеком. О том, что он не бог, во время самой триумфальной процессии ему напоминал раб, стоявший на запятках колесницы с плетью в руке и шептавший: «Ты человек, человек, человек». Так рас¬ крывалась идея триумфа: подлинным победителем считалось верхов¬ ное божество города. Это ему оказывались высшие почести, ему под¬ носились захваченные у врага трофеи. Этрусское происхождение имеют и многие другие римские праз¬ дники, приобретшие характер городских игр. Сами римляне на¬ столько широко ассоциировали свои игры с этрусками, что произ¬ водили латинское слово «ludus» (игра) от названия народа «ludoi» (лидийцы), синонима слова «этруски». При этрусках в Риме были введены ежегодные Римские, или Великие, игры, местом проведе¬ ния которых был сооруженный Тарквиниями цирк. Явно этрусски¬ ми представляются Таурийские и Таларийские игры римлян. Пер¬ вые из них были связаны с жертвоприношением духам предков (от этрусского «таура» — гробница), вторыми отмечался праздник пло¬ дородия. Переняли римляне у этрусков и обычай приносить во вре¬ мя погребений кровавые жертвы душам мертвых. Формой такого че¬ ловеческого жертвоприношения была схватка вооруженных плен¬ ников, оканчивавшаяся гибелью одного или многих из них. В 264 г. до н. э. один из римлян этрусского происхождения в память своего отца заставил сражаться на многолюдном Бычьем рынке три пары рабов. Зрелище, кажется, тогда не произвело большого впечатления, но, повторившись полвека спустя, превратилось в массовое — гла¬ диаторские игры. Примечательно, что палач, добивавший смертель¬ но раненных гладиаторов, носил маску этрусского демона смерти Хару и имел его атрибут — молот. Римскому государственному кораблю случалось садиться на мель и даже попадать в руки врагов. Но излюбленной повадки заполнять трюм и палубы чужими богами римляне не оставили. Впоследствии Августин сказал по этому поводу, что римляне превратили чужих бо¬ гов в своих матросов. Завоевание Южной Италии, где находились греческие города-го¬ сударства, способствовало установлению в Риме культа Аполлона, но¬ сившего эпитет «Медикус», ибо и само введение этого культа было связано с эпидемией чумы, до тех пор римлянам неизвестной. Ранее они приносили жертвы местным божествам, прежде всего богине Ли¬ хорадке, от которой страдали, ибо, в отлйчйе от этрусков, не боролись 189
с болотами. Против грозной пришелицы-чумы римляне выстави* сначала Аполлона, а потом и его сына, бога медицины Асклепия, ^ торый стал называться Эскулапом. Эскулапу и его храму выдели^ место на небольшом островке, против Бычьего рынка. Туда отправд^ ли заболевших рабов, отдавая их на попечение Эскулапу. Войдя в соприкосновение с греками, римляне познакомились их мифами. Но собственной мифологии у римлян не было. Это вьь нужден был признать создатель римского эпоса Вергилий: : Землю нашу быки не прошли, огонь выдыхая ноздрями, Не вошли в борозды ее зубы чудовищной гидры, Копья с мужами, готовыми к битве, на ней не взрастали. И поскольку эту суровую почву обошли прекрасные цветы рели гиозного поэтического сознания — мифы, их место занял буйно pai росшийся чертополох псевдоистории, преследующей политически цели, многочисленные легенды о царях и героических римлянах i римлянках, основные из которых были изложены выше. 4 * Карфагенская религия*. Карфагенская религия, также, каз греческая и этрусская, характеризовалась обширным пантеоном включавшим главным образом тех богов, которые почитались в eri| метрополии Тире. Это были боги, унаследованные финикийцаМщ от культуры бронзового века, хорошо нам известные по прекрасно сохранившимся мифологическим текстам архива Угарита, но в каждом из финикийских городов приобретшие какие-то cboii, свойственные данному городу черты. Боги мыслятся владыками й владычицами городов, дарующими изобилие или, напротив, прй: носящими бедствия тем, кто отказывает им в почитании. В каждом из городов-государств сложились собственные традиции проведе¬ ния праздников, отправления культа и собственная иерархия внут¬ ри пантеона, во главе которого, в отличие от греческой и этрусской мифологии, стояли разные боги. Главным богом Тира был неизвес¬ тный мифологии бронзового века Мелъкарт, в честь которого с X в. до н. э. был установлен главный праздник города — праздник воС' кресения Мелькарта. Само его имя в переводе означает «царь горо¬ да», и он мыслился как основатель и господин Тира и правившей в нем царской династии и вместе с тем покровитель всего того, что было главным в городской жизни, в том числе основания западных колоний. Его божественной парой была связанная с плодородием и любовью Астарта, в других финикийских городах игравшая вто¬ ростепенную роль. * Параграф написан J1.С.Ильинской. 190
Спецификой религиозной ситуации, сложившейся в Карфагене, было то, что религиозная система не прошла путь формирования от племенной религии к полисной, как это было и в Греции, и в Этру¬ рии, и в финикийских метрополиях Восточного Средиземноморья, а была перенесена из метрополии в уже сложившемся виде. Карфаген¬ ские источники не дают возможности определить, насколько точно первоначальный карфагенский пантеон воспроизводил пантеон мет¬ рополии, но известно, что после поражения карфагенян при Гимере в 480 г. до н. э. в связи с общей переориентацией карфагенской полити¬ ки на западное направление и фактическим разрывом с метрополией в Карфагене происходят значительные религиозные преобразования, и на первый план выдвигается другая пара — Ваал Хаммон и впервые появляющаяся в карфагенских надписях со второй половины V в. Та- нит, чей культ на востоке был известен только в Сидоне, да и там относился к числу второстепенных. Особенностью финикийской религии в целом было то, что лич¬ ное имя божества могло одновременно быть и эпитетом, и именем нарицательным, и относится это прежде всего к Ваалу, означающему в переводе «господин» и употребляемому и как характеристика любо¬ го мужского божества при определении сферы его полномочий, и как личное имя конкретного бога, всегда с добавлением какого-либо эпи¬ тета (таких эпитетов Ваала в финикийско-пунийской религии можно насчитать более десятка). В самом Карфагене, кроме Ваала Хаммона, почитались занимавший достаточно высокое положение Ваал Шамен («господин неба»), который в Тире был одним из главных богов, и Ваал Сафон, известный в Тире с VII в. Поскольку ни один из антич¬ ных авторов не упоминает имени Ваала Хаммона вне связи с Карфа¬ геном, первоначально полагали, что появление этого бога связано с возвышением какого-то ливийского божества, ассимилированного карфагенянами. Но затем эта гипотеза была отброшена в связи с на¬ ходкой в одном из небольших городков Северной Сирии текста, упо¬ минающего это имя среди других городских богов, и главное — надпи¬ си на амулете, обнаруженном неподалеку от Тира. Это наводит на мысль о том, что подобно тому, как существовало почитание засвиде¬ тельствованных эпиграфикой Ваала Тира и Ваала Сидона, мог быть Ваал какого-то лежавшего в окрестностях Тира неизвестного нам го¬ родка Хаммона, по каким-то причинам занявшего столь почетное ме¬ сто в Карфагене и вслед за ним во всех городах карфагенской держа¬ вы. Ему (одному или вместе с Танит) посвящены тысячи надписей. Танит настолько тесно была связана с Ваалом Хаммоном, что, как правило, появлялась с ним в паре и ее обычным определением в над¬ писях было то «лик Ваала», то «Явление Ваала». Иногда даже в самом Карфагене ее имя могло стоять раньше Ваала Хаммона, но могла она 191
и отсутствовать (например, в надписях сицилийской Моции, хотя и имелся ее храм). Часто рядом с ней, обычно изображенной в ъщ схематизированной женской фигуры, или же вместо нее стоял так зываемый «знак Танит» — кадуцей* и лунный серп над солнечны^ кругом. Почитался в Карфагене и его колониях также и Мелъкарт; щ имел официальный культ и соответствующий храм, но в отличие ^ Тира не занимал в пантеоне ведущего места. Храмы Мелькарта, возведенные еще тирянами всюду, где возни, кали их колонии, и служившие своего рода аванпостами в их про. движении на Запад, не утратили значения и в карфагенский период, Самым знаменитым из них был храм Мелькарта в Гадесе, славив-, шийся несметными богатствами и оракулом, который продолжал действовать и в период Римской империи, по крайней мере вплоть до III в. н. э. Продолжал почитаться в Карфагене и отождествлявшийся грека¬ ми с Асклепием Эшмун, чей ныне раскопанный храм (тот самый, где в трагический год падения Карфагена скрывались последние его защит¬ ники) находился на вершине холма Бирсы. Вход туда вел по ступеням монументальной лестницы. С должным почтением относились жители города и к другим бо¬ гам. Аппиан сообщает о покрытом листовым золотом помещении хра¬ ма Резефа (в греческой идентификации — Аполлона). Что касается Астарты, хотя она и была официально вытеснена Танит, вобравшей в себя черты, вообще характерные для довольно без¬ ликих финикийско-пунийских богинь, связанных с любовью, плодо¬ родием, процветанием и войной, она по популярности в народной религии явно превосходила соперницу. В засвидетельствованных эпи¬ тафиями именах, в состав которых обычно входили формулы, под¬ черкивавшие близость к тому или иному божеству (сын, брат, раб), предпочтение чаще отдавалось ей. Имела она и свои храмы с харак¬ терной для них священной проституцией. Такой храм известен на Мальте и особенно в сицилийском Эриксе, откуда во время священ¬ ного праздника богини выпускали голубей, которые должны были перелететь в Карфаген и затем вернуться назад. Карфагенская религия, воспринятая пунийскими городами Кар¬ фагенской державы, оказывала столь мощное воздействие и на мест¬ ное население окружавших пунийские колонии земель, что можно говорить о пунизации религиозных представлений по крайней мере У народов Северной Африки и Сардинии. Недавними раскопками хра¬ ма в Антасе засвидетельствовано слияние местного культа «отца Сар¬ да» с финикийским Сидом, которому официально посвящен храм. В *Кадуцей — жезл, обвитый двумя змеями. 192
этрусских Пиргах известен храм Астарты, отождествленной с верхов¬ ной этрусской богиней Уни. Финикийско-карфагенское влияние ис¬ пытала даже греческая религия, идентифицировав финикийского Мелькарта со своим Гераклом, которому были приписаны западные странствия этого бога. В свою очередь и в карфагенские представления о Мелькарте проникли образные греческие рассказы о подвигах их героя. Так, иконография Мелькарта, известная по бритвам из Карфагена и мо¬ нетам, начинает включать атрибутику греческого Геракла с его льви¬ ной шкурой. Тесное соприкосновение с греками на земле Сицилии приводит и к более радикальным нововведениям в религиозной жизни Карфа¬ генской державы. В карфагенский пантеон в 396 г. были включены Деметра и Кора, получившие официальный культ и собственных жре¬ цов. Значение этих греческих богинь плодородия документируют пер¬ вые выпуски карфагенских монет, на аверсе которых не только в Си¬ цилии, но и в самом Карфагене чеканилось изображение Коры. Не исключено, что и те статуи богов в финикийских храмах, о которых сообщают античные авторы, появились тогда, когда произошло отож¬ дествление финикийско-карфагенских богов с греческими, посколь¬ ку те же авторы, говоря о храмах Мелькарта, подчеркивали отсутствие в нем статуи, а собственно финикийская иконография Танит, извест¬ ная нам по финикийским стелам, практически отсутствовала, огра¬ ничиваясь элементарной схемой или знаком Танит. Почитание богов осуществлялось в храмах, выявленных в ходе ар¬ хеологических раскопок как в самом Карфагене, так в его колониях. Жрецы, видимо, составляли особую наследственную касту. Об этом можно судить по погребальной надписи, сохранившей сведения о се¬ мье, которая поставляла жрецов на протяжении пяти поколений. Над¬ писями засвидетельствовано существование жреческих коллегий и ре¬ лигиозных ассоциаций, возможно, возникавших в связи с организа¬ цией праздников, поскольку упомянуты они в надписи, касающейся праздника. В подчинении храмовой администрации находился доста¬ точно значительный персонал певчих, забивщиков скота, пекарей, цирюльников, рабов, в храмах Астарты — также священных прости¬ туток. Общее руководство культом осуществлялось государством, ус¬ танавливавшим праздники. Но сведения о них крайне отрывочны. По свидетельствам античных авторов и надписям, известны празд¬ ник дня погребения божества (видимо, Мелькарта), праздник про¬ буждения Мелькарта и праздник жертвоприношения солнцу; адо- нии, посвященные Адонису; в одной карфагенской надписи упоми¬ нается весенний праздник, длившийся пять дней и сопровождав- 7 Немировский А.И. 193
шийся жертвами плодов, меда, ладана и других благовоний, в неч скольких других — праздник, сходный с греческими гидрофория- ми. Но как проходили эти праздники, неизвестно, хотя в отноще. нии праздников погребения и пробуждения Мелькарта можно предположить, что они проводились примерно по той же схеме, по какой засвидетельствованы античными авторами праздники дру. гих умирающих и воскресающих богов — Аттиса во Фригии и Адо- ниса в Финикии. На это намекает наличие чрезвычайно часто встречающегося в карфагенских надписях «жреца воскресителя бо¬ жества». Официальность такого рода праздников и связанных с ними мифов чувствуется и в том, что в отличие от греческой мифо¬ логии с ее многочисленными региональными вариантами и несом¬ ненной устной традицией мифы, связанные с финикийско-пуний- скими богами, были канонизированы храмовой обработкой и хра¬ нились в архивах храмов. Государственный характер культа под¬ черкивался также тем, что религиозными церемониями подчас руководили суффеты, и тем, что имена богов обязательно включа¬ лись в текст договоров с другими государствами. Обычно в жертву богам приносили быков, телят, овец, баранов, ягнят, домашних и диких птиц, грызунов, причем способы принесе¬ ния жертв и плата жрецам были разными, и чтобы желающий прине¬ сти жертву не запутался в тонкостях обряда, у входа в храмы помеща¬ лись предписания, точно регламентировавшие каждый ритуал. Пла- та, полагавшаяся жрецам, тоже не была произвольной, а устанавлива¬ лась магистратами, ответственными за осуществление культа, и заносилась в особые списки, в которых наряду с денежной суммой указывалась также и доля мяса жертвенного животного, полагавшая¬ ся храму и остававшаяся жертвователю. Поскольку слишком много мяса жрецам не требовалось, то часть, передававшаяся храму, была меньшей, а если жертвователь сам забивал животное, то и совсем нич¬ тожной; мясо же птицы вообще полностью шло жертвователю. В случае особенно торжественного события типа закладки города или нависшей над городом опасности в жертву приносили новорож¬ денных младенцев, порой, как сообщает Диодор, сотнями. Размах этого страшного обряда, о котором с осуждением упоминают и Биб¬ лия, и античные авторы, засвидетельствован находками многочислен¬ ных тофетов. Обширный тофет выявлен в самом Карфагене, а тофеты за его пределами обнаружены в ряде городов Северной Африки, в Сицилии (в Моции), в Сардинии (в Сульцисе, Фаросе, Норе, Битии и даже на территории крошечного военного гарнизона в Монте Сираи). Порой они имеют тысячи могил, где помещены сосуды с пеплом й полусожженными костями младенцев, обычно не достигших и не¬ дельного возраста (иногда по нескольку в одном сосуде, иногда —- 194
вместе с костями ягненка или птицы). Над захоронениями высятся каменные стелы, на которых то схематически, то в реалистической манере изображены фигуры людей (реже животных). Когда они име¬ ют вотивные надписи, то адресат посвящения — Танит или, значи¬ тельно чаще, Ваал Хаммон (один или в паре с Танит), поскольку имен¬ но он мыслился как «хозяин тофета». Захоронения в тофетах настоль¬ ко массовы и так часто идут от имени частных лиц из самых различ¬ ных сословий, мужчин и женщин, и даже рабов, что исследователи стали склоняться к мысли, что жертва не всегда связывалась с умерт- влением ребенка, а могла быть своеобразным жертвенным обрядом захоронения преждевременно умерших младенцев. Обряд носил на¬ звание «молк», которое первоначально было принято за имя боже¬ ства — отсюда ошибочное появление «имени» Молох, вошедшего в европейских языках в крылатое выражение «жертва Молоху». Храмы были одновременно и общекультурными центрами. Здесь хранили рукописи не только религиозного содержания. В ходе раско¬ пок храма Эшмуна в Карфагене обнаружены многочисленные терра¬ котовые печати, скреплявшие папирусные тексты, сгоревшие при раз¬ рушении Карфагена. ПЛ Источники. Пожалуй, ни по одному вопросу древнегреческой истории 11^ или культуры нет такого богатства и разнообразия литературных источ¬ ников, как по греческой религии и особенно мифологии. Наиболее ранние из них — поэтические произведения, начиная с гомеровских поэм, создан¬ ного в подражание Гомеру эпоса, сконцентрированного вокруг событий, опи¬ санных Гомером в «Илиаде», и обращенных к богам гимнов. Первая систематизация мифологической системы была произведена столе¬ тие спустя после Гомера — Гесиодом, давшим в поэме «Теогония» («Происхож¬ дение богов») панораму становления мира богов, а в поэме «Труды и дни» — картину смены человеческих поколений, деградирующих от счастливого золо¬ того века к суровому железному, доставшемуся в удел современникам поэта. Мифологические сюжеты постоянно появляются у поэтов архаической эпохи, особенно в творчестве сицилийского поэта Стесихора, разрабатывавшего сюже¬ ты мифов, связанных с Западом и с Троянской войной, и Пиндара. Прославляя победителей в олимпийских, пифийских, немейских и истмийских играх, Пин¬ дар постоянно обращается к истории рода победителя, у истоков которого (по¬ скольку это были рода аристократические) оказывалось какое-либо божество. Конец VI в. до н. э., время рождения греческой философии и историог¬ рафии, вносит изменение и в изложение мифов — поэтическая разработка уступает место прозаическому их переложению в определенной системе, вби¬ рающей мифологические представления разных регионов Греции, близкие, но не идентичные, и вводящей их в общую структуру единой генеалогии, берущей начало на Олимпе. Особенно широко были представлены мифы всей Эллады в так называемых мифографических произведениях Гелланика Лесбосского, обобщившего мифы Аттики, Аргоса, Беотии, Крита и других 195
регионов. И хотя от них остались лишь незначительные фрагменты, пр0ЛР ланная систематизация не прошла бесследно, будучи воспринятой более по здними историками, мифографами и поэтами. Геродот в отличие от Гелланика и других ранних историков не ставил переп собой задачи переложения мифов, и сведения о греческих богах его труд Со держит лишь в связи с теми или иными политическими событиями. Но труд Геродота исключительно важен для нас в том плане, что вводит в религиозную атмосферу его времени, позволяя увидеть, каким виделось человеку V в. до н. э взаимоотношение с богами, уже не спускающимися на землю, как у Гомера, а передающими свою волю через сны и знамения, но по-прежнему остающими¬ ся своенравными и порой насылающими на людей бедствия не только за пре¬ ступления или гордыню, которую осуждали и сами люди, но и просто из рев¬ ности к человеческому счастью, если оно оказывается чрезмерным. Великолепным источником знакомства с греческими мифами являются произведения афинских трагиков V в. до н. э. Эсхила, Софокла и Еврипида, блестяще обработавших сюжеты, складывавшиеся в разных регионах гречес¬ кого мира — Аттике, Беотии, Арголиде, среди греческого населения Малой Азии. Даже несохранившиеся трагедии (а это большая часть наследия вели¬ ких трагиков) обогащают наши знания, поскольку их содержание или от¬ дельные входящие в них сюжеты часто приведены в комментариях или пере¬ ложениях более позднего времени. Для эллинистической эпохи с присущей ей страстью к научной (или псевдонаучной) систематизации характерно появление множества изложе¬ ний мифов в стихах и в прозе по тематическому и географическому принци¬ пу. В начале II в. до н. э. афинский грамматик Аполлодор создал обширное исследование греческой религии и мифологии «О богах». Этот главный его труд не сохранился, но дошла краткая систематическая сводка греческих ми¬ фов — «Библиотека». Эллинистические поэты и мифографы порой извлекали малоизвестные варианты мифов, составляли огромные списки нимф и прочих мифологи¬ ческих персонажей, носившие искусственный характер и большей частью не оставившие следа. Но среди этих ученых занятий оказалось плодотворным выделение мифов, относящихся к превращениям героев и героинь в живот¬ ных, растения, камни, поскольку эти сюжеты были использованы в начале Римской империи Овидием. Он дал их великолепную литературную o6paJ ботку в «Метаморфозах» («Превращениях»). Падение эллинистических царств, завоеванных Римом, не привело к упадку интереса к греческим мифам, а в известной мере даже его стимулиро¬ вало, поскольку новые владыки мира пожелали возвести свое происхожде¬ ние к троянцу Энею, провозгласив Рим второй Троей, подобно тому, как впоследствии появились «второй» и «третий» Рим. Если Овидий разработал наиболее увлекательные сюжеты греческих ми¬ фов, то Вергилий, другой поэт «золотого века» римской литературы, обра¬ тился к теме странствий Энея. Начав с рассказа о падении Трои, он затронул попутно также переселения других героев — микенских, критских, троянс¬ ких (к теме Энея еще до Вергилия обращались первые римские поэты и Ка¬ тон Старший, но их сочинения до нас не дошли). 196
Появляются в начальный период Римской империи и прозаические про¬ изведения, посвященные греческой мифологии, из которых полностью со¬ хранились труды «Мифология» и «Поэтическая астрономия» Гигина, первое из которых, напоминающее нечто вроде учебного пособия, кратко перелага¬ ет греческие предания, подчас значительно отличающиеся от общераспрост¬ раненных, второе — дает вслед за эллинистическими мифографами мифоло¬ гическую карту звездного неба. Изложение ряда греческих мифов имеется и в «Исторической библиотеке» Диодора, который особенно подробно разбирает предания о деяниях Геракла, видя главную заслугу героя в том, что он избавил своими трудами обитаемую землю от чудовищ и хищников. Будучи сицилийцем, Диодор особенный инте¬ рес питал к мифам, относящимся к западным землям. Эту тему он разрабатыва¬ ет и в рассказе о подвигах Геракла, и при изложении местного варианта мифа о Дафнисе, и в преданиях о заселении Эолийских островов, и особенно в связи с мифами о Дедале в Сицилии и сицилийской экспедиции Миноса. В римскую эпоху осуществлялась исключительно важная для понимания греческих мифов запись местных сказаний, сравнимая с деятельностью со¬ временных фольклористов. Часть этих сказаний дошла в изложении Страбо¬ на. Но в наиболее полном виде местные предания донесены в произведении греческого путешественника II в. н. э. Павсания «Описание Эллады». Павса- ний сохранил мифологическую традицию Аттики, Коринфа, Сикиона, Ла¬ коники, Мессении, Элиды, Аркадии, Беотии, Фокиды. Старший современник Павсания Плутарх с его повышенным интересом к родословной своих героев и к древним обычаям дает в «Параллельных жизне¬ описаниях» ряд интересных деталей, касающихся различных обрядов и обыча¬ ев и подчас приводит по нескольку вариантов их объяснений. Но особенно ценны приводимые им в специальном трактате сведения о дельфийском ора¬ куле, поскольку он сам состоял в жреческой коллегии дельфийских жрецов. Особым видом источников являются схолии — развернутые на полях ру¬ кописей комментарии к поэтическим текстам. До нас дошли схолии к Пин¬ дару, к греческим трагикам, к поэтам эллинистического времени, в том числе Феокриту, к произведениям Вергилия. Из такого рода схолий выросла само¬ стоятельная комментаторская литература, значение которой трудно переоце¬ нить, поскольку комментаторы имели перед глазами не только сами коммен¬ тируемые произведения, многие из которых не сохранились до нашего вре¬ мени, но и огромную, ныне утраченную антикварную литературу. Не пропус¬ кая ни одного имени, ни одного неясного выражения, ни одного варианта мифа, они разбирают все сколько-нибудь неясные места, а главное — часто приводят все существующие варианты того же имени или мифа и детали свя¬ занного с ним культа, все точки зрения, имевшиеся в греческой или латинс¬ кой литературе. Таков основной круг литературных источников, содержащих компакт¬ ные изложения материалов, связанных с мифологией и религией греков. Кроме того, отдельные сведения рассеяны по всей античной литературе, ибо нет ни одного автора, который бы в той или иной мере не упоминал о богах, религиозных праздниках или обрядах, пронизывавших жизнь античного че¬ ловека. 197
Наряду с литературными источниками огромное значение имеет колос¬ сальный изобразительный фонд греческой мифологии. Это культовые статуи и статуэтки, служившие приношениями богам (вотивами), мифологические сцены, воспроизводимые на фризах и фронтонах храмов, на сосудах, погре¬ бальных стелах, мозаиках, фресках, зеркалах, геммах, монетах и множестве ремесленных изделий. Для изучения этрусской религии и мифологии в отличие от греческой на¬ ука не располагает ни одним компактным трудом, но сведения о религии эт¬ русков, рассеянные в произведениях латинских авторов, превосходят всю ос¬ тальную информацию об этом народе и в какой-то мере заменяют утраченные книги «этрусской дисциплины». Из античной традиции можно почерпнуть множество данных об этрусском религиозном пантеоне, культе, практике га¬ дания, организации жречества. Причем сведения авторов конца республики и начала империи, как установлено современной наукой, восходят к произведе¬ ниям этрусских авторов, имевшихся в переводах на латинский язык. Сведения античных авторов дополняет эпиграфический материал, в час¬ тности имена богов, начертанные на металлических зеркалах, урнах, а также крупные сакральные тексты. Среди последних — бронзовая модель печени, на которой выделены участки богов с их именами. Скорее всего, это кален¬ дарный текст, использовавшийся для гаданий. Но главным источником при изучении этрусского религиозно-мифологического мира являются рисунки на сосудах, рельефы, скульптурные изображения — материал огромный по объему, однако представляющий значительные трудности для интерпрета¬ ции. Вряд ли этрусские изображения можно считать иллюстрацией к религи¬ озным книгам и пытаться по «картинкам» восстановить текст, тем более что значительная часть этрусской иконографии (изображения на зеркалах) часто не носит культового характера, а лишь отражает представления, возникав¬ шие под влиянием греческого искусства. Но в то же время рисунки и разного рода памятники доносят символику этрусской религии и помогают понять ее специфику и истоки. О финикийско-карфагенской религии долгое время было известно в ос¬ новном из Библии, сообщавшей о культах тирских и сидонских богов, и на основе сопоставления с более ранней мифологией и религией Угарита време¬ ни, предшествовавшего возникновению финикийских городов-государств, где в 30-е гг. XX века был обнаружен архив середины II тысячелетия до н. э. Этот архив содержал немалое количество мифологических текстов, действу¬ ющими лицами которых являются многие из богов, почитавшихся впослед¬ ствии финикийцами и карфагенянами, среди них — Балу (финикийский Ваал), Ашарет (финикийская Астарта). Отдельные сведения, хотя и не всегда точные, разбросаны и у античных авторов, упоминавших об отдельных культах и мифах, порой называя чуж¬ дые греческому уху финикийские имена, но чаще давая финикийским богам имена богов греческих, более или менее сходных с ними по функциям. Боль¬ ше всего такого рода упоминаний у Геродота, всегда проявлявшего интерес к чужеземным обычаям, но далеко не всегда правильно их понимавшего, у Полибия, Диодора, Плутарха, Страбона, Аппиана, Иосифа Флавия и Тита Ливия. Единственным автором, который дал описание финикийской рели- 198
гии, опиравшееся на финикийские источники, был Филон из финикийского Библа (I—II вв. н. э.), сообщающий, что пользовался хранившимся в архиве Берита трудом жившего за тысячелетие до него финикийского жреца. Но сочинение Филона дошло лишь в отдельных и не всегда точных цитатах, при¬ водимых одним из церковных авторов IV в. н. э. Глубже проникнуть в суть финикийских и карфагенских религиозных представлений стало возможно лишь благодаря успехам археологии, выявив¬ шей многочисленные храмы, некрополи и тофеты на территории Карфагена и входивших в Карфагенскую державу городов Северной Африки, Сицилии, Сардинии, Мальты, Испании и давшей эпиграфические и нумизматические материалы. Правда, среди относящихся к религии надписей нет ни молитв, ни гим¬ нов, ни мифологических текстов, ни даже списков небожителей (если не счи¬ тать текста одного из договоров, перечисляющего ряд богов в качестве гаран¬ тов его соблюдения с финикийской стороны), но и та информация, которую они содержат, исключительно важна. Многочисленные посвятительные и вотивные надписи, обнаруженные в храмах и особенно в тофетах, сколь они ни кратки, включают культовые или вотивные формулы, а главное — дают информацию о культе богов, почитавшихся в тех или иных городах, позво¬ ляя, таким образом, отделить карфагенские религиозные приоритеты от фи¬ никийских, проследить эволюцию карфагенской религии, выявить религи¬ озную специфику в отдельных регионах внутри Карфагенской державы. Вме¬ сте с тем имеется несколько особенно интересных эпиграфических памятни¬ ков, позволяющих судить об организации культа: это списки расходов ряда храмов, в одном из которых в связи с выделением денег на плату персоналу указаны даже профессии людей, занятых обслуживанием культа; выставлен¬ ные у входа в один из храмов тарифы для сведения желающих принести жер¬ тву; две надписи с упоминанием отдельных праздников; эпитафия жречес¬ кой семьи. Дополнением к эпиграфическому материалу служат монеты, не только дающие иконографию отдельных богов, но и позволяющие судить о значи¬ мости того или иного божества в пантеоне отдельных карфагенских городов. Глава 11 АНТИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК В МИРЕ ЛИТЕРАТУРЫ, НАУКИ И ИСКУССТВА Начало железного века совпало по времени с формировани¬ ем в круге земель культуры, которую называют античной. Назва¬ ние это условно, ибо «античность» в переводе означает «древ¬ ность». Более древняя культура II тысячелетия до н. э. на Эгейс¬ ком побережье Малой Азии, островах Эгейского моря, на Бал¬ канском полуострове была предшественницей античной. 199
Античная культура оформилась после разрыва, заполненного пе¬ реселениями народов и уничтожением эгейских дворцов и скла¬ дывавшихся вокруг них поселений. Эгейская культура сосредо¬ точивалась в стенах дворцов, где она была достоянием знати, чиновников и жречества. Центрами же античной культуры, но¬ сившей более демократический характер, становятся возника¬ ющие города. В ходе колонизации она распространяется в ог¬ ромном племенном мире и завоевывает необозримые простран¬ ства всей ойкумены. От слова к письменности. В конце II тысячелетия в располо¬ женных на восточном побережье Средиземного моря торговых горо¬ дах-государствах Финикии создается алфавитное письмо из 22 букв, обозначающих не слова и слоги, а согласные звуки. Греки усовершен¬ ствовали финикийский алфавит: каждому из 24 знаков греческого ал¬ фавита соответствовал согласный или гласный звук языка. О заимство¬ вании греками алфавита финикийцев говорят названия греческих букв («альфа», «бета», «гамма», «дельта» и т. д.), соотносимые с финикийс¬ кими знаками, их формой и названиями, а также порядком. Гомер. Словесность у греков, как и у многих других народов древ¬ ности, началась с эпоса. Это вид поэзии, повествующий о богах и ге¬ роях, о начале мира, о знатных родах и городах, о начале земледелия и судоходства. От этой огромной словесности сохранилась лишь ее вер¬ шина — «Илиада» и «Одиссея», приписываемые Гомеру. Однако не с нее начинается долгая эпическая традиция. Время ее начала — «тем¬ ные века», а быть может, даже микенская эпоха. Очагом формирова¬ ния гомеровского эпоса была Иония. В древности ничего о Гомере не знали, споря даже о месте его рождения, да и в новое время знаний о нем не прибавилось. Сюжеты «Илиады» и «Одиссеи» обращены к прошлому, отделен¬ ному от Гомера несколькими столетиями. Источником этого про¬ шлого для автора служат мифы, на основе которых он создает как бы историческое полотно («Илиада») и повествование о возвращении одного из героев Троянской войны на родину («Одиссея»). Правдо¬ подобия Гомер добивается такой детализацией изложения, что мо¬ жет создаться впечатление, будто он сам участвовал в сражениях под Троей или помогал потерпевшему кораблекрушение Одиссею скла¬ дывать из бревен плот. Однако картина реальности нарушается не только и не столько участием в действии богов, которые постоянно помогают своим любимцам, вредят их противникам и даже вступа¬ ют в сражения, сколько тем, что Гомеру практически неведомо вос¬ хищающее его прошлое. Троянцам он дает греческие имена и зас¬ 200
тавляет чтить греческих богов. Он знает название «кетеи», под кото¬ рым можно понимать хеттов, но совершенно не осведомлен ни о хеттском царстве, ни о хеттской культуре. В ярких описаниях битв под Троей проглядывается современное ему предполисное общество с уже начинающимся разделением на «многонадельных» и «безна- дельных», с конфликтами между басилеями и рядовыми членами об¬ щины, с входящим в обиход железом. В то же время Гомер догадывается, что современная ему этничес¬ кая картина Балканского полуострова — результат перемен, проис¬ шедших после Троянской войны. Арголиду он заселяет ахейцами, а не дорийцами. В Аргосе и Спарте у него царствуют потомки Пелопса, а не Геракла. Фессалию он называет «пеласгийским Аргосом», ибо пе¬ реселение фессалийцев произошло после Троянской войны. В Фивах у него живут не беотийцы, а кадмейцы, в Орхомене — минийцы. В отличие от современных литературоведов и историков указан¬ ные несоответствия мира, созданного воображением Гомера, истори¬ ческой реальности не волновали древних слушателей и читателей «Илиады» и «Одиссеи». Гомер стал спутником создателей первых по¬ лисов в Эгеиде и основателей колоний на Западе и на берегах Понта. Не случайно пересказ строк Гомера мы находим на черепке VII в. в греческом поселении на островке Питекусса в Тирренском море. Можно не сомневаться в том, что люди, проложившие пути в столь отдаленные места, не пугались Сциллы и Харибды, циклопов и си¬ рен, понимая разницу между реальными опасностями и вымыслом. Гомер возмещал своей фантазией то, чего не хватало в жизни. Он под¬ нимал на Олимп и открывал мир богов, которым не было чуждо ничто человеческое. И нам нет смысла истощать себя и наши компьютеры решением гомеровской загадки. Нам нужно лишь понимать, что без Гомера, кем бы он ни был — единственным автором, двумя или даже целой корпорацией певцов, не состоялось бы то, что мы называем античной литературой и, более широко, античной культурой. Вокруг Гомера. Начиная по крайней мере с VI в. до н. э. гомеровские поэмы были предметом такого же восхищения и любования, как в «Илиаде» похищенная троянским царевичем Парисом красавица Елена, из-за облада¬ ния которой разгорелась Троянская война. Но если сам Гомер не пытался раскрыть секрета прелести Елены, то загадка художественного воздействия гомеровских поэм уже в древности в высшей степени волновала ученых. И в ходе ее решения был заложен фундамент науки филологии и более того — античной эстетики. Уже Аристотель обратил внимание на отличие Гомера от других поэтов, описывавших Троянскую войну. Гомер не дает последователь¬ ного рассказа обо всей войне, а выделяет лишь один эпизод и таким образом развертывает вокруг него действие, что оно представляется органичным и занимательным, а его участники — живыми людьми. 201
Наряду с этим в древности ставился вопрос, принадлежали ли «Илиада» и «Одиссея» одному поэту и был ли Гомер автором других поэм, ходивших под его именем. Делались также попытки выделить в поэмах поздние встав¬ ки, спорили о происхождении и родине поэта («Семь городов, пререкаясь, зовутся отчизной Гомера»). Единства в решении всех этих вопросов не суще¬ ствовало, поскольку в распоряжении древних ученых не было каких-либо данных, кроме самих поэм. Полемика эта была унаследована новым време¬ нем вместе с той работой, которая была проделана над гомеровскими текста¬ ми древними филологами. И спор о Гомере разгорелся с новой силой. По¬ явилась возможность сопоставлений, поскольку не только у греков, но и у других народов развитие литературы начиналось с эпоса и у греческих аэдов были собратья — барды, скальды, сказители. В 1795 г. в ключе народных поэм рассмотрел гомеровский эпос немецкий ученый Фридрих Август Вольф (1759—1884), сравнивший «Илиаду» и «Одис¬ сею» с эпическими произведениями других народов. Вольф выявил черты совершенства, которыми не обладают бесхитростные творения народных по¬ этов, и это навело его на мысль, что тексты поэм в том виде, в каком они до нас дошли, — результат деятельности множества редакторов, приведших в порядок отдельные поэмы и сгладивших имевшиеся в них противоречия. После Вольфа Карл Лахман попытался выделить в «Илиаде» и «Одиссее» их первоначальные составные части («малые песни») и указал на остатки «бе¬ лых ниток», которыми они были скреплены в единое целое. Так утрачивалась естественная красота и место ее занимала искусственная, а Гомер исчезал за спинами редакторов. В это трудно было поверить, ибо творческий опыт учил, что хотя среди редакторов и встречаются гении, ни одному из них не удава¬ лось заменить творца, автора. На голову «расчленителей» Гомера, получив¬ ших название аналитиков, обрушился шквал негодования тех, кто считал Го¬ мера единственным и неподражаемым творцом «Илиады» и «Одиссеи». Во главе критиков Вольфа и его последователей стояли Шиллер, Гете и перевод¬ чик Гомера на немецкий язык И.Г. Фосс. Интуиция этих критиков, которых стали называть унитариями, была подкреплена исследованием греческого письма — начало греческой письменности оказалось древнее, чем предпола¬ гал Вольф, и поэмы могли быть не только сочинены одним автором, но им же и записаны (или продиктованы) в VIII—VII вв. Под влиянием критики унитариев последователи Вольфа и Лахмана ста¬ ли говорить уже не о механическом соединении песен, а о существовании основного (по их определению — первоначального) ядра, вокруг которого группировались остальные сюжеты. Борьба двух направлений развернулась в то время, когда начались раскоп¬ ки на местах действия героев гомеровских поэм — в Трое, в Микенах, в Тирин- фе. После появления многочисленных памятников к прежним спорам об об¬ стоятельствах возникновения поэм и времени жизни поэта прибавились но¬ вые, не менее жгучие — о соотношении гомеровской поэзии с древнейшей историей Греции, об источниках, на основании которых Гомер воссоздавал ху¬ дожественную картину далекой от него эпохи. Объем наших знаний о древ¬ нейшей Греции возрос также благодаря дешифровке древнейшей письменнос¬ ти, и с этим увеличением информации гомеровская загадка все более усложня¬ 202
лась в связи с появлением все новых и новых вопросов, каждый из которых не мог быть решен однозначно. В конце концов выяснилось, что современная наука знает о времени действия «Илиады» и «Одиссеи» неизмеримо больше, чем могло быть известно Гомеру. Но это нисколько не уронило его в наших глазах: он не был первым историком, как его считали греки и некоторые энту¬ зиасты археологии, наивно пытавшиеся воссоздать по его поэмам точную кар¬ тину эпохи Троянской войны, он был величайшим художником, и созданная им панорама Троянской войны, пусть во многом далекая от реальности, совер¬ шенна как произведение искусства. Понимание прелести «Илиады» и «Одис¬ сеи» равносильно разгадке природы творческого гения — искусства в самом широком смысле этого слова. И то, что гомеровская красота видится нам на ином уровне, чем красота эпических произведений других европейских наро¬ дов, связано с тем, что за плечами Гомера стояла угасшая эгейская цивилиза¬ ция, дошедшая до него в мифах, которым он дал новую жизнь. Соперник Гомера. Античному образу жизни и образу мышле¬ ния присущи состязательность, соперничество — то, что греки обо¬ значали словом «агон». Соперничали между собой города-государ¬ ства. В каждом городе соперничали в мастерстве ремесленники, до¬ биваясь совершенства своих изделий. Соперничали политические и военные деятели, стремясь выдвинуться и занять первые места на вершине власти. Что такое Олимпийские и другие общегреческие состязания, как не соперничество атлетов, которым покровитель¬ ствовали боги? Не мог, по понятиям греков, оставаться и Гомер без соперника. И соперника ему подыскали — беотийского эпического поэта Гесиода. Сохранилась поэма, рассказывающая о том, как яви¬ лись Гомер и Гесиод на суд, который должен был решить, кому назы¬ ваться первым поэтом. И запел божественный Гомер в полной уве¬ ренности, что победа будет принадлежать ему. Но судьи, выслушав и Гесиода, первым поэтом признали его — он воспевал не кровопро¬ литные войны, а мирный труд. Разумеется, это выдумка. Гомер и Гесиод не могли встретиться, поскольку жили в разное время. Выдумку эту породило не только но¬ вое отношение общества к миру и войне, определившее победу ново¬ го поэта над старым, но и то, что Гесиод был, в отличие от «великой тени» — Гомера, поэтом, обладавшим биографией. Источником биографических сведений о Гесиоде стала его поэма «Труды и дни», написанная в VII в. Из нее мы узнаем, что некто из малоазийского города Кумы переселился с двумя сыновьями — Геси¬ одом и Персом — в Беотию и стал там обрабатывать небольшой учас¬ ток земли. В центре повествования — семейный конфликт, обычный для Греции, где земли не хватало. После смерти отца младший из бра¬ тьев, Перс, вместо того чтобы отправиться с другими колонистами на поиски пропитания, отсудил себе часть отцовского участка. Подарки 203
судьям-мздоимцам разорили Перса, и ему ничего не оставалось де„ лать, как обратиться к честному и рассудительному Гесиоду, который не держа на брата зла, дал ему совет, как надо жить и трудиться, чтобы избежать нищеты. Вокруг этого центрального эпизода и разворачива¬ ется пересыпанное притчами, поговорками и пословицами повество¬ вание о необходимости добросовестного, честного труда, угодного богам. Из поэмы встает реальная картина жизни полиса конца VIII— на¬ чала VII в., расположенного в области, где ремесло и торговля были занятиями второстепенными. Но все же и здесь произошли заметные перемены, что видно из трехсот строк, содержащих наставления по мо¬ реплаванию. В заключительной части поэмы приведены житейские со¬ веты: в каком возрасте жениться и какую надо выбрать жену, чтобы она не пустила на ветер все, добытое тяжким трудом, как относиться к род¬ ственникам, к богам. Вероятно, заключительная часть поэмы — не бо¬ лее чем дополнение, появившееся значительно позднее. История человечества представлена в «Трудах и днях» как неиз¬ менное ухудшение жизни каждого из последующих поколений. Пер¬ вое пользовалось благами века золота, когда труд был людям в ра- дость, когда сами люди отличались от богов лишь тем, что были смер¬ тны, да и смерть не приносила им мучений. Следующее, связанное с серебром, утратило благочестие людей золотого века и было обречено на пребывание в Аиде, правда, не в самом худшем его месте. Третье поколение — это поколение меди, отличавшееся воинственностью и жестокостью. Четвертое, предшествующее поколению самого поэта, наделено более светлыми чертами, но и его погубила война. Это по¬ коление героев, павших под Фивами и Троей и после гибели перене¬ сенных на Остров блаженных. О пятом поколении Гесиод говорит так: Если бы мог я не жить с поколением пятого века! Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться. Землю теперь населяют железные люди. Не будет Им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя. Взгляд Гесиода на будущее людей железного века предельно пес¬ симистичен, и сразу же за рассказом о железном веке следует басня о соловье и ястребе с ее моралью: Разума тот не имеет, кто меряться хочет с богатым — Не победит он его, к униженью лишь горе добавит. В другой своей поэме, «Теогония» («Происхождение богов»), Геси¬ од рисует картину возникновения мира и богов. В отличие от гоме¬ ровских богов боги Гесиода отделены от людей, почти не общаются с 204
ними и лишены их пороков. Иногда Гесиод упоминает и героев как участников походов против Фив или Трои, но лишь для того, чтобы напомнить, что они погибли ужасной смертью на «злой войне». Вой¬ ну Гесиод не одобряет, видя в ней наказание, посланное людям бога¬ ми, результат козней богини раздора Эриды. Подражатели. На Гомере и его сопернике Гесиоде эпос не обры¬ вается, несмотря на то, что новые времена были далеко не эпически¬ ми. У гениев всегда бывают подражатели. Подражателей Гомера, до¬ полнявших его, а затем и друг друга, в новое время назвали кикликами (т. е. авторами «круговых» поэм — от «киклос», или «цикл» — круг). Хотя произведения кикликов были утрачены еще в древности, их со¬ держание известно по переложениям более поздних авторов. Троянс¬ кой войне были посвящены киклические поэмы «Киприя», «Эфио- пида» и «Разрушение Илиона». Мифы фиванского цикла разрабаты¬ вались в «Эдиподии», «Фиваиде», «Эпигонах». Существовали поэмы, посвященные легендарной истории отдельных городов и героев. Все киклические поэмы были написаны гекзаметром, сохраняли гомеров¬ ские приемы описания и компоновки образов, но не отличались ху¬ дожественными достоинствами. Подражания Гомеру настолько навязли у всех в зубах, что не обо¬ шлось без пародии на его поэмы. Пародия «Война лягушек и мышей», появившаяся на рубеже VI—V вв., высмеивала гомеровский пафос, гомеровские литературные приемы. Царь необозримого лягушачьего племени Вздуломорд вызвался перевезти на своей могучей спине мы¬ шонка Крохобора, но в страхе перед невесть откуда появившейся змеей нырнул на дно вместе с беспомощной ношей. Мстя за погуб¬ ленного, мыши ополчились и объявили земноводным войну, которая описана в героических тонах и с гомеровской доскональностью. Гото¬ вясь к сражению, отважные герои похваляются своими родословны¬ ми перед выстроившимися мышами и лягушками. Погибших оплаки¬ вают и погребают. За битвой наблюдают с Олимпа боги. В русле подражаний Гомеру находятся и гимны богам, самые круп¬ ные и древние из которых получили название «гомеровских». Пре¬ красен созданный в «Гимне Деметре» (VII в.) образ страдающей Боги¬ ни-Матери, дарующей людям, которые оказали ей поддержку, культу¬ ру хлебопашества и учреждающей Элевсинские мистерии. Человек, поющий о любви и ненависти. Вслед за эпосом из существовавших с давних времен трудовых, застольных, свадебных пе¬ сен постепенно рождается лирическая поэзия (доел.: «исполняемое под лиру» — термин, введенный филологами эллинистического времени в качестве противопоставления эпосу). Для нас греческая лирика VII 205
VI вв. — это груда обломков, извлеченных в виде цитат из античной прозы и истлевших папирусных свитков из мусорных куч Египта. Но каждый из этих обломков — как бы фрагмент расписной керамики тех столетий, сверкнувший сквозь пыль, поднятую лопатой археолога. Цельное или почти цельное стихотворение — большая редкость. Как ни верти отдельные обрывки, они не прикладываются друг к другу. Но даже в нескольких строках проглядывает художественное открытие мира чувств, неведомого великому Гомеру. Гомер говорит полным голо¬ сом, почти кричит, а лирическому поэту доступна вся радуга человечес¬ ких чувств, все тона и полутона. Гомер повествует о далеких столетиях героической славы, поэт-лирик рассказывает о себе, о своих радостях и бедах. Лирика — бесценный исторический источник эпохи становле¬ ния полисов и великой греческой колонизации. Неведомый мир чувств, открытый лирическими поэтами для ан¬ тичной, а вслед за нею и европейской поэзии, был также и миром новых ритмов и поэтических размеров. Ибо не подходил строгий и мерный гекзаметр ни для невнятного любовного шепота, ни для стра¬ стной ворожбы, ни для яростного вопля обманутой любви. Поэт VII в. Архилох нашел такие слова для передачи чувств к сво¬ ей невесте Необуле: От страсти обезжизневший, Жалкий, лежу я, и волей богов несказанные муки Насквозь пронзают кости мне... Когда же отец Необулы обманул Архилоха, жених обрушивает на него град колкостей и насмешек: Что в голову забрал ты, батюшка Ликамб, Кто разума лишил тебя? Умен ты был когда-то. Нынче ж в городе Ты служишь всем посмешищем. Пришлось как-то другому лирическому поэту, Алкею (первая по¬ ловина VI в.), спасаясь бегством, бросить свой тяжелый щит. Позор! Но Алкей не постеснялся сделать сюжетом стиха и то, о чем другой бы не стал распространяться: Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах. Сам я кончины зато избежал. И пусть пропадает Щит мой. Не хуже ничуть новый могу я добыть. Будто бы этот щит был найден кем-то и повешен в храме Аполлона в Дельфах. Позор, перенесенный на поле боя, был искуплен поэзией. 206
Гомеру принадлежат десятки тысяч строк, но он не израсходовал и одной, чтобы рассказать о себе, и остался для человечества вечной тенью. Архилох и Алкей встают из стихов как полнокровные личнос¬ ти, их не спутаешь ни между собой, ни с другими поэтами. Греческая лирика в отличие от эпоса, напоминающего полновод¬ ный поток, добивается цели, используя минимальные средства, но такие, к которым нельзя ничего добавить, ибо добавленное будет отя¬ гощающим привеском, разрушающим гармонию. За скупостью в сло¬ вах стоит необычайная острота и точность чувства в его всеобщности и одновременно неповторимости. В изображении страсти, безумной и мучительной, как болезнь, и необъяснимой, как ураган, обрушива¬ ющийся на тихие поля, вершины достигла поэтесса Сапфо (вторая половина VII — начало VI в.). Сапфо в древности называли «десятой музой». Ее профиль чекани¬ ли на монетах. Она рассказывала о своей любви так, как это еще не удавалось никому. Эрос в стихах Сапфо приобретает космическую силу: Словно ветер, с гор на дубы налетевший, Эрос души потряс нам. Сапфо можно принять за обезумевшую жрицу любви, но вот она оказывается рядом с предметом своего чувства: Богу равным кажется мне по счастью Человек, который так близко-близко Пред тобой сидит, твой звучащий нежно слушает голос... Лишь тебя увижу — уж я не в силах вымолвить слова. Но немеет тотчас язык, под кожей Легкий жар пробегает, смотрят, ничего не видя, глаза, В ушах же звон непрерывный... Греческие скульпторы изображали богиню Афродиту по-разно¬ му, но все же так, что ее легко можно было отличить и от Артемиды, и от Афины, и от Геры. У Сапфо было столько Афродит, сколько встреч. Выходец из соседней с Афинами Мегары Феогнид (вторая поло¬ вина VI в.) — также своеобразная фигура в кругу эллинских поэтов. Став после установления тирании изгнанником и бедняком, он по¬ ставил своей целью научить сограждан линии поведения, которая мо¬ жет спасти полис от угрожающих ему бед. Главный источник несчас¬ тий для поэта — народ, для которого он находит самые уничижитель¬ ные эпитеты. Во времена Феогнида были уже и такие выходцы из ни¬ зов, что успели разбогатеть, но для него нет разницы между бедным и богатым простолюдином. Он возмущен поведением знатных людей, 207
готовых ради наживы ввести в свой дом невесту «дурной породы». С его точки зрения, для полиса пагубны какие-либо уступки демосу, ц он призывает давить его, душить и топтать: Крепко пятою топчи простодушный народ, беспощадно Острою пикой коли, тяжким ярмом придави! Тиран, пришедший к власти при поддержке демоса, заставляет граждан плясать под свою дудку. В результате этого государство, как корабль, спустив белые паруса, носится во мраке по бурному морю. Умелый кормчий отстранен, а команда даже не вычерпывает перели¬ вающуюся через оба борта воду — она занята разграблением корабель¬ ного имущества. Во второй половине трети VI в. при дворе сначала самосского ти¬ рана Поликрата, а затем афинских тиранов Гиппия и Гиппарха творил Анакреонт (570—487). Он писал шуточные, любовные и застольные песни, эпиграммы, гимны. Это был поэт легкомысленный, гуляка, и его Эрот, кажется, был сыном не той Афродиты, которую почитала Сапфо: Бросил шар свои пурпуровый Златовласый Эрот в меня И зовет позабавиться С девою пестрообутою. Но, смеяся презрительно Над седой головою моей, Лесбиянка прекрасная На другого любуется. Эзоп и его басни. От поэзии очень рано отделилась художе¬ ственная проза, первоначально бывшая ее антиподом, языком здра¬ вого смысла и рабочих буден. Одним из первых прозаических жанров стала басня, отцом которой считался Эзоп. Рассказывали, будто он был рабом-фригийцем, жившим на острове Самос, прислуживал фи¬ лософу Ксанфу и пользовался любовью самосцев, добившихся его ос¬ вобождения. Потом он обитал при дворе лидийского царя Креза, ви¬ девшего в нем пророка, путешествовал по Вавилонии и Египту, уже в старости посетил Дельфы. Не удержавшийся от разоблачения корыс¬ толюбия жрецов, Эзоп был ложно обвинен ими в воровстве священ¬ ной утвари и сброшен со скалы. И тогда всевидящий Аполлон, свиде¬ тель конфликта между своими служителями и Эзопом, оказался спра¬ ведлив и покарал Дельфы чумой. Фигура Эзопа принадлежит фольклорной смеховой стихии, про¬ ходящей через всю человеческую историю. В уродливой телесной обо¬ 208
лочке горбуна скрыта чистая душа и божественная мудрость, позво¬ ляющая видеть уродство окружающей жизни и бесстрашно его обли¬ чать. Это прообраз и царя «перевернутого» римского праздника са¬ турналий (когда рабы и господа на несколько дней менялись места¬ ми, а потом раб-царь приносился в жертву), и итальянского паяца, и русского скомороха, и шута мистической колоды карт Тарот, баланси¬ рующего над бездной. Но в то же время Эзоп — человек VI века, осознавший антагонизм между демосом и властвующей в полисах аристократией, между рели¬ гией народной и официальной религией аристократии, простонарод¬ ной и господской мудростью. Басни Эзопа провозглашали близкое тор¬ жество демократии, видевшейся тем, к кому она еще не пришла, цар¬ ством справедливости. Для прочности этого царства (как и храма) тре¬ бовалась, по старинному обычаю, искупительная человеческая жертва. И в жертву был принесен пророк, мудрец и шут Эзоп. Но человечество всегда спотыкается об один и тот же камень и не может избавиться от иллюзий. Через сто лет после того, как в аристократических Дельфах был сброшен со скалы Эзоп, в демократических Афинах должен был выпить чашу с цикутой другой мудрец, Сократ, ожесточивший своих современников не баснями, а неуместными вопросами. И именно потому, что в мире, по сути дела, мало что меняется, басни Эзопа оказались вечными; уже в древности они нашли подра¬ жателей, а через тысячелетия и переводчиков на новые языки. В но¬ вые литературы они вошли как создания этих переводчиков — Ла¬ фонтена, Крылова. Но, как теперь становится ясно, и у Эзопа были предшественники. Через его божественные уста пропущена не только греческая, но и восточная — египетская, вавилонская и даже древне¬ индийская — мудрость. Человек размышляющий. Перед античным человеком, обита¬ телем долин и небольших островов, чей кругозор долго был замкнут горами и морем, а жизнь заполнена суровой борьбой за выживание, в VIII—VI вв. мир предстал во всем разнообразии природы, во всей пе¬ строте обычаев и верований бесчисленных народов, в том числе и та¬ ких, историческая память которых уходила в глубь тысячелетий. Милетянин Гекатей (конец VI — начало V в.), оказавшийся во вре¬ мя своих странствий в долине Нила, не преминул, представляясь еги¬ петским жрецам, похвастаться, что за пятнадцать поколений до него его предки были богами. Жрец, вместо того чтобы обрадоваться встре¬ че с чужеземцем, имевшим такую родню, молча отвел его в подземе¬ лье храма и, показав саркофаги с мумиями погребенных там тысяче¬ летия назад жрецов, бесстрастно заметил, что ни один из них не был богом. 209
Подобно Гекатею, переворот в представлениях о богах пережил и Ксенофан (ок. 570—480), уроженец другого малоазийского города, Ко¬ лофона. В роду у Ксенофана не было богов, но он знал о богах все, что о них рассказали Гомер и Гесиод. Каково же было его потрясение, когда он увидел, что эфиопы почитают богов в облике чернокожих курчавых идолов, а фракийцы — голубоглазых и бледнолицых истуканов. Так Ксенофана озарила мысль, что если б, например, быки умели рисо¬ вать, они бы изобразили своих небожителей четвероногими и с рогами. Ксенофан не стал безбожником. Но он понял, что люди не обла¬ дают достоверными знаниями о божественном и что богу, не похоже¬ му на смертных ни обликом, ни разумом, всевидящему и всезнающе¬ му, нет дела до человека, а потому и людям надо славить бога благоче¬ стивой речью и пристойным словом, а не повторять глупые россказни Гомера и Гесиода о титанах, гигантах, кентаврах. Острая, не прекращающаяся во все века античной истории поле¬ мика с носителями иных взглядов на мир и его законы, на место в этом мире богов и назначение человека — родовой признак гречес¬ кой, а затем и всей античной науки, отличающий ее от восточного авторитаризма в вопросах познания окружающего мира. Образован¬ ные люди Востока с недоумением, а порой и с осуждением наблюдали за непрекращающимися спорами греков, за разнообразием их взгля¬ дов, констатируя, что у них нет ничего установившегося, никаких не¬ зыблемых авторитетов. Кто бы ни сказал первым «Истина рождается в спорах», это высказывание отражает наблюдение бесконечных дис¬ куссий греческих мыслителей в поисках истины. Новым по сравнению с Востоком было и общественное положе¬ ние в античном мире человека размышляющего. Он, не в пример вос¬ точному мудрецу, мог рассчитывать на признание и поощрение не гла¬ вы государства и верхушки общества, а всего гражданства полиса, а затем и греческого мира в целом. Полис гордился своими мудрецами (особенно после их смерти) так же, как своими храмами или иными достопримечательностями. Выражение «семь мудрецов» заимствова¬ но греками у восточных соседей, но глухая борьба за включение «сво¬ его» мудреца в число семи — чисто греческое явление. Чаще всего к семи мудрецам относили милетянина Фалеса, афинянина Солона, спартанца Хилона, коринфянина Периандра, митиленянина Питта- ка, Клеобула из родосского города Линда, Бианта из малоазийской Приены. Было распространено восьмистишье с перечнем мудрецов и их изречений: Семь мудрецов называют их родину, имя, реченья. «Мера важнее всего», — Клеобул говаривал Линдский. «Познай себя самого», — проповедовал в Спарте Хил он. «Сдерживай гнев», — убеждал Периандр, уроженец Коринфа. 210
«Лишку ни в чем», — поговорка была митиленца Питтака. «Жизни конец наблюдай», — повторялось Солоном Афинским. «Худших всегда большинство», — утверждал Биант из Приены. «Ни за кого не ручайся», — Фалеса Милетского слово. Иногда к семи мудрецам причисляли скифа Анахарсиса и воспи¬ тателя спартанских царей-реформаторов Биона из Борисфена. Муд¬ рецы соперничали в популярности с мифологическими героями. Их изображения чеканились на монетах, изречения высекались на сте¬ нах храмов. Ранняя греческая наука еще не разграничивалась на отдельные отрасли. Ученые не были профессиональными астрономами, геомет¬ рами, ботаниками, историками. Они были мудрецами, стремивши¬ мися познать видимый мир в целом, понять его происхождение и уп¬ равляющие им законы. Опыт освоения ойкумены, выход за ее преде¬ лы показали, что Океан не река, омывающая всю землю, а безгранич¬ ное водное пространство. Видимо, это натолкнуло милетянина Фалеса (конец VII—первая половина VI в.) на мысль, что первовеществом, из которого создано все сущее, является вода. Землю же Фалес видел диском (или доской), плавающим на воде и находящимся под воздей¬ ствием невидимых одухотворенных сил. На мысль об этих силах Фа¬ леса навели свойства железной руды Магнезии: выплавляемые из нее слитки могли притягивать другие предметы и, следовательно, имели душу. Но более всего прославился Фалес тем, что предсказал солнеч¬ ное затмение 585 г. Бог Солнца Гелиос почитался всеми греками, но особенно на острове Родос. Ему приносили жертвы, опасаясь его ос¬ лепляющих и иссушающих лучей. Полагая, что он может рассеять любую ложь, клялись его именем. И вот смертный предрек гнев Ге- лиоса, затмивший его чело. Не причастен ли этот Фалес к самим бо¬ гам?! Так должны были думать те, кому не было известно, что египет¬ ские и вавилонские жрецы предсказывали солнечные и лунные зат¬ мения за тысячелетия до Фалеса. Непосредственное наблюдение за восходом солнца, с появлением которого меркнут звезды, привело Фалеса к мысли, что Солнце рас¬ положено выше звезд, занимающих место между ним и Землей на тверди — неподвижном небе. И эта ошибка, как и предсказание сол¬ нечного затмения, восходит к восточной мудрости. У Фалеса, как счи¬ тали греки, в роду были финикийцы. Могущество любой науки в том, что она не останавливается на месте, не замыкается на достигнутом. Научные авторитеты, как бы они высоко ни стояли, меркнут, подобно звездам, замещаясь новыми. Младшему современнику и земляку Фалеса Анаксимандру (ок. 610- ок. 540) его взгляд на воду как первовещество всего сущего казался примитивным. Критик Фалеса, обладавший редкостной по тем вре¬ 211
менам глубиной абстрактного мышления, полагал, что все в мире про¬ изошло от невидимого, неощущаемого, безграничного начала, кото¬ рое он назвал «алейроном» («беспредельным»). От этого начала отде¬ лились противоположные друг другу Тепло и Холод, породившие все, в том числе и Землю, Солнце, Луну, звезды. Таким образом, Анакси¬ мандр, предложивший свою гипотезу происхождения космоса (кос¬ могонию), которая противостояла космогонии Гесиода, ушел от ми¬ фологии гораздо дальше, чем Фалес. Анаксимандр был первым из эллинов, нанесшим очертания бере¬ гов и островов на медную доску. Этот научный подвиг стал возможен лишь после того, как финикийские, карфагенские и греческие море¬ ходы на своих кораблях обошли ойкумену. С критикой Анаксимандра выступил другой милетянин — Анаксимен (ок. 585— ок. 525). Приняв за первовещество воздух, он осмыслял дыхание как живую душу и приписал ему решающую роль в образовании воды, земли, огня. Выделяя вещественное первоначало, Фалес не лишал его одушев¬ ленности и считал вселенную обиталищем бесчисленных богов. Алей¬ рон Анаксимандра, скорее всего, вовсе не материальное начало, а прообраз того, что впоследствии считал «материей» глава «идеалис¬ тов» Платон. Анаксимен же, как было сказано, исходил из первона¬ чальной одухотворенности мира. Родом с острова Самос был один из самых глубоких мыслителей древности — Пифагор (ок. 570—ок. 500), обосновавшийся в конце VI в. на юге Италии, в Кротоне, и создавший там свою школу. В отличие от ионийских философов Пифагор стремился свести все существующее к разлитой в природе гармонии чисел, соединяя эти числа с астроно¬ мией и миром звуков. Гармония мыслилась им как сочетание противоположностей — предельного и беспредельного, правого и левого, света и тьмы, добра и зла, мужского и женского, а космос — как прекрасное, стройное и закономерное целое, воплощающее эту гармонию. Число и звук рас¬ сматривались как главные элементы космоса и гармонии. Исследуя движение небесных светил, «гармонию сфер», Пифагор открыл оп¬ ределенные постоянные соотношения чисел, обусловливающие за¬ кономерность передвижения небесных тел и их взаимодействие друг с другом. Число для Пифагора стало мерой всех вещей, определяю¬ щей соотношение между отдельными частями космоса, между объе¬ мом и весом, между геометрическими фигурами — кругом, квадра¬ том, треугольником. На основе учения о числе возникли оригиналь¬ ная арифметика и геометрия. Пифагор, исходя из своей системы чи¬ сел, первый определил, что Земля имеет форму шара. Последователи Пифагора, исследуя музыкальную гармонию звуков, открыли число¬ 212
вые соотношения между высотой звука и длиной струны, из которой он извлекался. Великий геометр, физик, астроном, медик, Пифагор был также великим знатоком человеческой души и педагогом, преследовавшим цель очищения человека от всего, что препятствует его совершенство¬ ванию. Процесс обучения, применяемый Пифагором в созданной им в Кротоне школе всех муз, включал длительное молчание, во время которого ученики должны были только воспринимать слова учителя и вслушиваться в звуки окружающего мира, не отвлекаясь ни на что постороннее. Педагогическая система Пифагора была построена на отказе от всего, что могло увести в сторону от познания. Этот духов¬ ный аскетизм был противоположен физическому, культивируемому в Спарте, где создавался идеальный воин, автоматически выполнявший приказ. Школа Пифагора воспитывала рядовых науки, полностью ли¬ шенных авторского честолюбия. Все личные достижения считались достоянием Пифагора, и он, видимо не записывавший своих мыслей, оказался в глазах потомков создателем множества трудов, написан¬ ных прозой и стихами. Ученики и последователи Пифагора жили замкнутыми группами, заботились о своей моральной и физической чистоте и подчинялись суровой нравственной дисциплине. Замкнутый характер союза и ис¬ пытания, которым подвергались вступающие в него, исторически вос¬ ходят к испытаниям молодежи (инициациям) в их дорийском вариан¬ те. Пифагорейский образ жизни был органически чужд полисному миру. Пифагорейцы виделись белыми воронами. Возникало немало личных трагедий. И все это окончилось катастрофой. Невежествен¬ ная толпа, возглавляемая неким Килоном, не допущенным в школу из-за отсутствия способностей, подожгла дом, в котором собрались пифагорейцы. В конце VI в. итоги трудам милетской школы подводит Гераклит Эфесский (530—470), с именем которого связано начало диалектики. Зачатки ее можно обнаружить и несколько ранее, у многих филосо¬ фов милетской школы, но с предельной четкостью диалектический подход ко всему сущему проявился только у этого мыслителя. Гераклит стихийно осознает единство и борьбу противоположно¬ стей, утверждая: «Враждующее соединяется, из расходящегося — пре¬ красная гармониями все происходит через борьбу», или — «Одно и то же в нас — живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и ста¬ рое... Ведь это, изменившись, становится тем, и наоборот, то, изме¬ нившись, есть это». Сама противоположность заложенных в предметах и явлениях ка¬ честв не была для Гераклита чем-то застывшим — он утверждал отно¬ 213
сительность всего сущего: «Морская вода — чистейшая и грязнейшая. Рыбам она пригодна для питья и целительна, людям же — для питья непригодна и вредна»; «прекраснейшая обезьяна отвратительна по сравнению с человеческим родом». Гераклитом впервые в истории философии был сформулирован тезис о вечном движении и изменении, исключающем возможность дважды войти в одну и ту же реку: «в одни и те же воды мы погружаем- ся и не погружаемся, мы существуем и не существуем». Музыка*. В древнегреческом миросозерцании господствовали представления о гармонии как главном принципе мироздания. Гар¬ мония упорядочивает движение небесных сфер и уподобляет космос божественной кифаре. Гармоническое движение сфер и светил рож¬ дает мировую музыку, с которой природа и человек настолько слиты, что не слышат ее в прямом физическом смысле, но живут и действуют в согласии с ней. Мировая музыка определяет смену времен года, дня и ночи, сочетание четырех основных элементов всего сущего (возду¬ ха, земли, воды, огня) и, наконец, поведение человека и человеческо¬ го сообщества. Когда гармоническое согласие нарушается, распада¬ ется внутренний строй мира и человеческой души, и они начинают диссонировать с мировым музыкальным звукорядом. Разрушение му¬ зыкальной меры грозит гибелью. Пифагор и за ним впоследствии и Платон считали, что музыка связана с людьми настолько естественно, что «мы, даже если бы захо¬ тели, не могли бы избавиться от нее». Мировая музыка отражается в музыке человеческой, высшую ступень которой занимает музыка тео¬ ретическая, или наука о музыке, ибо с ее помощью человек постигает, что все в мире гармонично, а потому музыкально, что мир един й разумен. Гармония, царящая в мире, может быть познана музыканта¬ ми, чьи суждения основываются на разуме, а не на свидетельствах чувств. Не случайно через много веков последний теоретик античной музыки Боэций решительно написал: «Музыкантом считается тот, кто совершенен в рассуждении о музыке». Инструментальная и вокаль¬ ная музыка не считалась настоящим искусством и приравнивалась к ремеслу. До нас не дошли образцы древнегреческой музыки, однако мы знаем, что греки полагали, будто музыка оказывает огромное вли¬ яние на обычаи народов и человеческие нравы. В пифагорейско-платоновской традиции было разработано уче¬ ние о музыкальном настрое. Согласно своему характеру, каждое пле¬ мя и каждый человек склонны к музыке какого-либо определенного музыкального лада, наиболее соответствующего им своим настроем. * Параграф написан В.И.Уколовой. 214
По имени народа получил название и излюбленный им лад. Основ¬ ными ладами считались лидийский, фригийский и дорийский. Впослед¬ ствии Платон самым подходящим для воспитания юношества пола¬ гал дорийский (суровый, мужественный и строгий) и допускал ис¬ пользование фригийского. Аристотель критиковал Платона за это до¬ пущение, потому что фригийский лад носит, как он думал, разнузданный и оргиастический характер. Лидийский лад звучит слишком женственно, размягчает душу и лишает человека решитель¬ ности в поступках. Отказ от музыки стыдливой и скромной, по мне¬ нию Платона и Аристотеля, представляет большую опасность не толь¬ ко для человека и народа, но и для государства. Диссонирующая, раз¬ нузданная музыка разрушает общественную гармонию. Степенная и слаженная музыка — одно из лучших средств воспи¬ тания молодежи, ибо наиболее совершенный путь учения — через слух. В подтверждение этого нередко можно было услышать рассказ о лакедемонянах, как известно, весьма строгих в отношении воспита¬ ния юношества, пригласивших для воспитания детей Тимофея Ми¬ летского. Спартанцы разгневались на известного певца и кифареда за то, что, прибавив к струнам лиры еще одну, он сделал музыку разно¬ образнее и тем самым повредил душам мальчиков, взятых в обучение, направив их на стезю, уводящую от скромности и добродетели. Музыка использовалась и для врачевания. Была известна история Арона из Метимны, избавившего с помощью пения жителей Лесбоса и Ионии от тяжелых болезней, или Исмения Фиванского, излечив¬ шего многих беотийцев, которых мучали подагрические боли. На ле¬ чебные свойства музыки указывал и великий врач Гиппократ. Челове¬ ческая музыка — гармония души и тела. Душа в свою очередь — гар¬ мония тела. Приводя в порядок душу и тело с помощью музыки, чело¬ век возвращается к мировой гармонии, занимая в формируемом ею космосе надлежащее место. Человеческая музыка без диссонанса сли¬ вается с мировой. Человек созидающий. Заложенное в человека стремление к созиданию собственного дома определялось поначалу его нуждой в защите от холода или палящего солнца, от змей и четвероногих или от себе подобных двуногих. Размеры, устройство и материал определяли технические возможности и общественное положение лица, для ко¬ торого этот дом предназначался. Кроме жилищ для живых сооружа¬ лись жилища и для мертвых — посмертные дома, гробницы. Наиболь¬ шие средства, талант и изобретательность вкладывались уже на Вос¬ токе в сооружение храмов — вечных жилищ для богов. Для того чтобы угодить богам, опустошались целые страны, а их население, обращен¬ ное в рабство, обрекалось на пожизненный подневольный труд. 215
Античный полис на заре своей истории не располагал средствами для грандиозного храмового строительства. Да и представления ан¬ тичного человека о божестве были иными, чем на Востоке. И все это нашло отражение в облике и устройстве античных храмов: храм был соразмерен его создателю и являлся частью обожествляемой им при¬ роды. Древнейший храм представлял собой здание с двумя колоннами, опиравшимися на ступенчатый цоколь (стилобат). В дальнейшем чис¬ ло колонн значительно возросло. На завершающих их капителях ле¬ жала мощная балка перекрытия храма (архитрав), над которой распо¬ лагался опоясывающий здание храма фриз, защищенный от непогоды карнизом. Крыша была двускатной и покрывалась черепицей, а поз¬ же мраморными плитами. Треугольники между двумя скатами крыши и перекрытием — фронтоны — использовались для размещения ком¬ позиций (чаще всего скульптурных), связанных с главными мифами о том божестве, которому посвящался храм. Стены храма были перво¬ начально глинобитными, а колонны — деревянными. Переход к ка¬ менной кладке сопровождался изменением конструкции и пропор¬ ций храма. Постепенно складывается целостная архитектурная система (ор¬ дер), учитывающая тяжесть перекрытия, форму колонн, характер фриза и стилобата. Колоннада, окружающая храм дорического ордера, напоминала ряды воинов-гоплитов, единственным украшением ко- 216
торых служили мужество и стойкость. Напротив, ионийский ордер, особенно в его малоазийском варианте, произ¬ водил впечатление женского изяще¬ ства (позднее на основе ионического ордера развился коринфский, отличаю¬ щийся от ионийского формой капите¬ ли, как бы воспроизводящей корзину, оплетенную резными листьями деко- ративного растения аканфа). Фриз до- Дорический храм в Пестуме рического ордера состоял из тригли¬ фов (плит с тремя вертикальными врезами) и метоп (плоских плит, на которых располагалась скульптурная (реже живописная) группа — как правило, из двух борющихся фигур). Фриз ионического ордера, на¬ против, был сплошным, что давало возможность развернуть непре¬ рывное действие. Статуя божества занимала центр главного помеще¬ ния храма (целлы), рассчитанного не на большое скопление народа, а на индивидуальное общение с божеством. Позади целлы располага¬ лась сокровищница для хранения пожертвованных храму даров. Один из древнейших храмов дорического ордера, видимо посвя¬ щенный богине Артемиде, находился на острове Эгине, близ побере¬ жья Аттики. В ходе его раскопок в начале XIX в. выяснилось, что ко¬ лонны и мраморные украшения были раскрашены. Так был опровер¬ гнут один из мифов искусствоведения XVIII в. о мраморной белизне греческих храмов. К VI в. относятся и архаические храмы в Посейдо- нии (Южная Италия). Эти храмы составляют архитектурный ан¬ самбль, поражающий величием и мощью. Уже в первой половине VI в. был построен храм ионийского ордера на острове Самосе (святилище Геры). После его сожжения персами во второй половине того же века, при тиране Поликрате, на острове появляется еще более грандиозный по размерам храм (54 х 111,5 м) с двумя и тремя рядами колонн и великолепными капителями. Человек и архаическая скульптура. Главный герой антично¬ го искусства, философии, литературы — человек, и именно это по¬ зволяет говорить об античном гуманизме. Но сам феномен античнос¬ ти — результат длительного процесса освобождения общества от ро¬ доплеменных начал. Человеку в скульптуре также приходилось пре¬ одолевать сопротивление не только материала, но и традиций условного, усредненного изображения людей. Первые антропоморф¬ ные статуи богов VII в. до н. э. подражают деревянным статуям (ксоа- нам), создание которых приписывалось Дедалу. Каменная статуя Геры с острова Самос напоминает дриаду, живущую в древесном стволе и 217
Кора еще не успевшую выйти из него наружу Ваятель словно помогает ей освободить^ ся от камня. На постаменте одной из статуй начала VI в. можно прочитать; «Меня всего, статую и постамент, из¬ влекли из одного блока». Фигуры, изва¬ янные скульпторами VII—VI вв., проч¬ но стоят на месте, прижав руки к бед¬ рам, однако губы их растянуты в стран¬ ной улыбке. Объяснить «архаическую улыбку» в древности и не пытались. То ли это неумелая попытка передать ми¬ мику героя, то ли отражение духа эпохи, когда ойкумена еще только открывалась людям полиса и ничто не внушало им опасений за будущее. Ведь и боги «Или¬ ады» смеялись гомерическим хохотом. Персонажи статуй VII—VI вв. — это не только боги и богини, но и их почи¬ татели, участники религиозных процес¬ сий — юноши (куросы) и девушки (коры)у почти не отличимые от богов и богинь. На плечах у одного из юношей теленок. Схватив его за копытца, он крепко прижал кулаки к груди. Головка животного и голова жертвователя на од¬ ном уровне. Глаза также образуют одну линию — кроткие и как бы увлажненные у животного, восторженные, обращен¬ ные к божеству — у человека. Шагом к свободе и естественности были групповые скульптурные сцены на фронтонах храма Афины Афайи на острове Эгине (начало V в.) и скульп¬ турная пара тираноубийц (Гармодия и Аристогитона), известная в поздней ко¬ пии. Найденная в Дельфах статуя воз¬ ницы уже полностью порывает с архаи¬ ческой скованностью. Это юноша в длинной, высоко подпоясанной одежде, которую обычно носил возница во время состязаний. Юно¬ ша, надо полагать, стоял на колеснице, но от нее, так же как и от коней, найдены лишь мелкие кусочки бронзы. Фигура и лицо пре¬ красно сохранились. Силуэт безукоризненно строг, в выражении Афина. Часть скульптурной группы с фронтона архаического храма Афины на Акрополе 218
лица, в повороте головы никакого искусственно¬ го пафоса. При необычайно тщательной отделке деталей общее впечатление простоты, благород¬ ства, торжественного величия. Одновременно с греческим развивается и этрусское искусство ва¬ яния. Этрусские скульпторы создавали изобра¬ жения богов и людей из мягких пород камня (алебастра, песчаника, туфа), бронзы и, судя по описаниям, из дерева. Но в VII—VI вв. преобла¬ дают фигуры и групповые композиции из обо¬ жженной глины (терракоты). Центром искусст¬ ва скульптуры был город Вейи, расположенный близ управляемого в то время этрусками Рима. Основателем школы ваяния считается мастер по имени Вулка (Волк), прославившийся скульп¬ турным оформлением фронтона капитолийского храма в Риме. Капитолийский храм не сохра¬ нился, и судить о мастерстве Вулки и его учени¬ ков мы можем лишь по бронзовой фигуре волчи¬ цы, найденной в Риме, и терракотовым раскра¬ шенным статуям Аполлона и Турмса (Гермеса), украшавшим храм Аполлона в Вейях. Фигура Аполлона (часть композиции, воплоща¬ ющей мифологический сюжет о борьбе Аполлона и Геракла за злато¬ рогую лань) стилистически принадлежит к тому же времени и на¬ правлению, что и фигура греческого жертвователя теленка. Голова этрусского бога дышит большой энергией и порывом, подчеркивае¬ мым складками одежды. В выражении лица Гермеса умело передано загадочное лукавство этого покровителя торговли и проводника душ мертвых в подземный мир. Вечная спутница. Спутницей всей жизни античного челове¬ ка была керамика. Когда он выходил из вечной ночи на дневной свет, она стояла у его колыбели. Он делал из нее первый глоток. Она украшала даже самую бедную хижину. В ней хранились семей¬ ные припасы. Она была наградой победителю на играх. Стройные сосуды ставили на могилы умерших, а после — в чашах несли при¬ ношения их душам. Иногда и бренные останки помещали в глиня¬ ную погребальную урну, которой придавался человеческий облик. В других случаях делались маски, передающие внешность покой¬ ного. Поэтому-то керамика более всего и повествует об античном человеке — о его благосостоянии, о развитии его вкусов, о религи¬ озных представлениях, о деятельности ремесленников, о ближних и дальних торговых связях. 219
Греческая керамика вступает в полисный мир в строгих геомет¬ рических формах. Поверхность огромных сосудов, найденных у Ди- пилонских ворот в Афинах, разделена линиями на декоративные по¬ яса, каждый из которых заполнен треугольниками, звездами, меанд¬ рами и другими фигурами. Странное впечатление производят чело¬ веческие фигурки, складывающиеся из торсов-треугольников, конечностей-линий и голов-кружочков. Из комбинаций геометри¬ ческих человечков составлены сцены военной и мирной жизни -- сражений, кулачного боя, состязаний музыкантов, похорон. Искус¬ ство повсеместно начиналось с геометрического видения мира, и только позднее снимались острые углы и побеждали овалы. Схема обрастала плотью. Но вот с VII в. в росписи сосудов воцаряется Восток с его фанта¬ зией и изобилием. Пальмы, деревца лотоса, грифоны, химеры и дру¬ гие крылатые чудовища характеризуют новый, ориентализирующий стиль сосудов, изготовлявшихся на островах Эгеиды. Некоторые со¬ суды, так называемые милетские, декорированные так называемым «звериным» орнаментом, напоминают восточный ковер. Но уже столетие спустя появляются чернофигурные вазы, изготовля¬ емые преимущественно в Аттике и в Халкиде (о. Эвбея). Восточная пестрота вытесняется со стен сосудов строгими, гармоничными силуэ¬ тами мужских и женских фигур. Мужские тела даются в черном цвете, лица и не покрытые одеждой части тела женщин — в белом. Из фигур складываются подчас сложные композиции. Блестящий их образец — ваза VI в., открытая в одной из этрусских гробниц и получившая имя открывателя Алессандро Франсуа. Пять полос изображений, девять ми¬ фологических сцен — шествие богов, охота на калидонского вепря, схватка с кентаврами и др. — создают ощущение живописного эпоса, создатели которого были воодушевлены чтением Гомера. Творцы «царицы ваз» ос¬ тавили потомкам свои имена — Клитий и Эрготим. Известен среди мастеров и Эк¬ секий, украсивший сосуд изображением игры в кости двух гомеровских героев. Картина идеально влита в контур вазы, составляя с нею одно целое: изгибы фи¬ гур дополняют изгибы сосуда. В конце VI в. чернофигурный стиль сменяется еще более совершенным — краснофигурным. Красноватые фигуры на черном фоне позволяли художнику тща¬ тельнее разрабатывать строение тела, мус¬ кулатуру, показывать складки одежды. 220
Керамика. Этрусский сосуд «буккеро» Вазы чернофигурного и краснофигурного стиля создавались не только в Греции, но и в Италии, в том числе в этрусских полисах, где было немало керамических мастерских, в кото¬ рых работали греки. Создали этруски и свой соб¬ ственный стиль, в новое время получивший на¬ звание «буккеро». Это сосуды черного цвета с бронзовым отливом, напоминающие металл и часто украшенные выпуклыми рельефами или даже скульптурными фигурками, словно вырас¬ тающими из стенок. Стекло. В эпоху раннего железа в античном мире получают распространение высокохудоже¬ ственные изделия из стекла. Античные авторы ошибочно считали, что это изобретение фини¬ кийцев. На самом деле стекло было известно в Месопотамии и Египте еще в III тысячелетии до н. э. Финикийцы же восприняли и расшири¬ ли технику изготовления стекла и были ее распространителями. В VII—VI вв. стеклянные изделия расходятся по всему Средиземномо¬ рью. Тогда еще не был известен способ выдувания стекла (его откры¬ ли в середине I в. до н. э. в Сирии) — из кварцевого песка, соды и поташа варили непрозрачное стекло, окрашивая его с помощью окис¬ лов металлов в различные цвета — коричневый, желтый, красный. Из стеклянной пасты изготовляли небольшие сосуды для благовоний, подвески, которым придавалась форма человеческой головы. Их на¬ ходят в большом количестве в Карфагене и на колонизованных кар¬ фагенянами островах Центрального и Западного Средиземноморья. Настенная живопись. Было бы странным, если бы создатели полисов, столь интенсивно расписывавшие стенки сосудов, не укра¬ шали изображениями стены своих храмов и общественных зданий, могил, а позднее — и домов. Но поскольку ни домов, ни их стен в материковой и островной Греции не сохранилось, долгое время счи¬ тали, что после разрушения микенских дворцов с их фресками техни¬ ка стенной живописи была греками забыта. Ошибочность этого мне¬ ния показали обнаруженные в середине нашего века в Посейдонии, греческом городе на юге Италии, гробницы, стены которой украшали изображения погребального пира: на ложах за столами, уставленны¬ ми яствами, картинно возлежат юноши с венками на головах. Один из рисунков изображает человека в позе ныряльщика. Это не атлет (прыжков в воду как вида атлетических состязаний у греков не было), это покойник, погружающийся в пучину вечной ночи. 221
Культура быта. Семейные отношения, жи¬ лище, мебель, домашняя утварь, одежда — все это существенные элементы общественной культуры, и их изменения служат важнейшим показателем общественных и иных перемен. Родовые отноше¬ ния ушли в прошлое. О них напоминали лишь пе¬ режитки, лучше всего сохранившиеся у отставших в своем развитии римлян. Хозяйственной ячейкой общества всех наро¬ дов античного мира стала индивидуальная семья. Однако порядок в семье у разных народов был различным — в зависимости от власти, которой пользовался отец, ее глава. В римской семье он был деспотом, обладавшим правом распоряжать¬ ся жизнью и смертью не только рабов, но и детей, а также жены в случае супружеской измены. Сы¬ новья могли быть проданы в рабство. В то же вре¬ мя в римской семье жена была хозяйкой, принимавшей участие в до¬ машних делах. Такого положения в греческой семье женщина не за¬ нимала. Греческие женщины жили в особой части дома и были насто¬ ящими затворницами. У этрусков женщина возлежала за обеденным столом рядом с мужем, что греки считали верхом неприличия, уча¬ ствовала в увеселениях. В этрусских эпитафиях нередко называется не только отец покойного, но и его мать. Но главой семьи все равно считался отец. По произведениям античной литературы нам известно о чувстве любви и привязанности между супругами, но все же созда¬ ется впечатление, что мужская дружба ценилась греками больше, чем любовь. О частных жилищах в Греции VIII—VI вв. мало что известно. Ви¬ димо, они немногим отличались от домов в этрусских городах VI в., стоявших на фундаменте из булыжника или туфа и имевших стены из плетеного камыша или веток, обмазанных глиной. Такими же были стены в Галлии и Испании, и даже в более поздние времена. Бревен¬ чатые жилища зафиксированы лишь на берегах Понта, в землях кол- хов и их соседей, где древесины было в изобилии. Впервые в это вре¬ мя появляются черепичные крыши. В Этрурии VI в. иногда эта чере¬ пица расписывалась изображениями коней, оленей и птиц. Полы в домах обитателей круга земель были повсеместно земляными или мо¬ щенными каменными плитами и галькой. Лишь в V в. под влиянием восточных и карфагенских образцов их начали украшать мозаичными узорами и надписями. По сохранившимся остаткам фундаментов видно, что древнейшие греческие дома имели прямоугольную форму. Для них характерны Ныряльщик. Фрагмент росписи греческой гробницы в Пестуме 222
портики и озелененные внутренние дворики (перистили). Специфи¬ кой этрусских построек был атрий (от этрусского слова в значении «черный») — помещение с квадратным отверстием в потолке, через которое проникали свет и дождевая влага, скапливавшаяся в специ¬ альном резервуаре под отверстием. Через него выходил дым от нахо¬ дившегося в атрии очага. Чад и сажа окрашивали все вокруг в черный цвет. В древности атрий был главной частью этрусского дома — там находились шкаф с восковыми изображениями предков и супружес¬ кое ложе. Римляне заимствовали атрий у этрусков и сохранили его до времени империи, комбинируя с архитектурными формами греческо¬ го происхождения, в частности перистилем. Мебелью служили деревянные сиденья различного типа— со спинкой и без нее, а также складные стулья, которые за господами несли рабы. Высокий стул со спинкой, но без подлокотников назы¬ вался кафедрой. Первоначально он предназначался для женщин, а в школах — для учителей. Мебелью дом не загромождался. Стены чаще всего украшались сосудами и коврами. Для ночного отдыха служило высокое ложе. На низких ложах возлежали за обедом. В богатых до¬ мах ложа имели фигурные ножки и отделку из слоновой кости. Одеж¬ да и домашняя утварь обычно хранились в деревянных сундуках. Со¬ хранилось описание находившегося в Олимпии в качестве приноше¬ ния в храм богато отделанного ларца правителя Коринфа второй по¬ ловины VII в. Этот «ларец ларцов», подобно «царице ваз», сплошь был покрыт изображениями на мифологические темы, распределен¬ ными по четырем полосам. Одежда греческих и этрусских аристократов отличалась восточ¬ ной пышностью. Изготовлялась она из шерсти и льна. На юге Италии была выведена особая порода тонкорунных овец, которых во время выпаса кутали в шкуры, чтобы сохранить качество шерсти. Законода¬ тельницей мод была Иония. Аристократы Сибариса, города, имя ко¬ торого стало синонимом роскоши, за год до главного праздника зака¬ зывали туалеты в Милете. Нижней одеждой грекам служил хитон, одежда, сохранившая свое семитское название. В VIII—VI вв. с Востока распространилась мода на длинные, доходившие до пят льняные хитоны для мужчин и для женщин. Женские и мужские хитоны опоясывались. Существовали два способа женского опоясывания: высокий — под грудью, низкий — на талии. Гомер, описывая одеяния женщин, употребляет эпитеты «прекрасно опоясанные» и «с глубокой складкой». Греческому хитону у римлян соответствовала туника — одеяние этрусского или карфа¬ генского происхождения. Она служила домашней одеждой — и для мужчин, и для женщин. В холода надевали несколько туник — одну 223
Греческая женская одежда (пеплос) Туника Хитон Тога на другую. Дорийца можно было отличить по хитону от ионийца, ибо он носил хитон до колен, спартанок же, носивших такие же короткие хитоны, называли «голобедрыми» (впрочем, на их нравственности это одеяние не сказывалось). С Востока в Грецию пришла и верхняя одежда — гиматий, пря¬ моугольный, продолговатой формы плащ, набрасывавшийся таким образом, чтобы он спускался спереди широкой стороной. Гиматий прикрывал все тело до лодыжек, оставляя свободной правую руку. Чтобы это одеяние не топорщилось, к его нижнему краю прикреп¬ лялись кисточки с вшитыми в них свинцовыми шариками. Корот¬ кий гиматий овальной формы греки называли хламидой. Ее носили молодые аристократы, ездившие верхом. Скромная одежда ремес¬ ленников — шерстяная эксимида — оставляла свободными правое плечо и руки. Женщины надевали поверх хитонов просторные или узкие пеплосы. Особым видом гиматия была этрусская тога, в которую завоева¬ тели-этруски одели и подвластных им римлян. Римляне не забыли этрусского дара, что не помешало им считать тогу своим специфи¬ ческим одеянием и называть себя «народом в тогах». Впрочем, рим¬ ские тоги по форме несколько отличались от этрусских: в некоторых старинных образцах край не забрасывался на спину, а им опоясыва¬ лись. Пища греков VIII—VI вв. отличалась от описанной Гомером и была скромной, если не сказать скудной. Мясо, которым объедались ахейские и троянские герои, стало редкостью. Его заменила рыба. Широко употреблялись овощи: капуста, морковь, репа, а также бобы 224
и каштаны. Готовили на оливковом масле, которым также натирались. Его же употребляли для освещения. Сливочное масло было известно, но использовалось в качестве лекарства. Хлеб пекли из ячменной и пшеничной муки. Недостатка в вине греки не испытывали, но при¬ выкли его пить разведенным. Употреблять цельное вино, носить шта¬ ны и не знать вкуса оливкового масла — вот верные признаки, отли¬ чающие варвара от эллина. Стол этрусских аристократов, судя по погребальным фрескам, был не хуже, чем на пирах гомеровских героев: туши на крюках, всевоз¬ можные деликатесы. И можно с уверенностью утверждать, что это не фантазия голодного художника: об обилии этрусского стола сообща¬ ют и древние авторы. Да и портретные изображения «жирных» этрус¬ ков свидетельствуют, что греческая диета была им неведома. Римляне же, напротив, были скромны в еде: каша из полбы, капуста, лук, чес¬ нок, бобы. Этим питались римляне на заре своей истории и тем же кормили своих неприхотливых богов. Как и греки, римляне пили раз¬ бавленное вино, да и то в умеренных количествах. Глава 12 ЭПОХА ВЕЛИКИХ ВОЙН И ПОЛИТИЧЕСКИХ ПЕРЕМЕН (КОНЕЦ VI - ПЕРВАЯ ЧЕТВЕРТЬ V ВВ. ДО Н. Э.) Бывают такие времена, когда враждебные людям боги, слов¬ но обезумев, разбрасывают по миру факелы войны и пламя ох¬ ватывает не один или несколько островов, не отдельные, даже обширные земли, а весь мир. Таким временем для Средиземно¬ морья стал конец VI и первая четверть V в. до н. э. Около 510 г. пожарище войны одновременно вспыхивает на Балканах и в землях скифов, на юге Италии и в центральной ее части, а затем распространяется на весь Апеннинский полуост¬ ров и прилегающую к нему Сицилию. В битвы народов были вов¬ лечены персы, скифы, многие народы Малой Азии, греки метро¬ полий и колоний, карфагеняне, этруски, римляне и другие наро¬ ды Италии... Военная техника и дисциплина. К этому времени в распоря¬ жении полисов и племенных структур круга земель было уже накоп¬ лено смертоносное оружие и имелся опыт его использования в вой¬ нах. Железный век, представавший перед Гесиодом в образах эгоизма 8 Немировский Л.И. 225
Спартанские гоплиты и раздора между близкими, нашел к концу VI в. новое зримое воплощение в закованном в железо воинском строе. В VIII—VII вв. же¬ лезными доспехами могли обладать предста¬ вители родовой знати. В VI в. вследствие ус¬ пехов металлургии, пришедшей на смену до¬ машнему производству, и с появлением в по¬ лисах прослойки зажиточных граждан, способных приобрести себе доспехи, как в эллинских, так и в этрусских полисах появ¬ ляются отряды гоплитов. Железный шлем с накладками, защищавшими лицо и оставляв¬ шими щелочки лишь для глаз и рта, — таково было новое лицо Ареса, Мелькарта, Марса и иных богов беспощадной войны. Железные доспехи гоплита изменили и тактику боя. Теперь требо¬ вались не удаль, а железная дисциплина, сплачивающая воинов, сто¬ явших плечом к плечу и слитых в единое целое. Сохранилось преда¬ ние о беседе персидского деспота Ксеркса со спартанским царем Де- маратом. На похвальбу перса, уверявшего, что среди его телохраните¬ лей найдется немало таких, кто может потягаться силой с тремя эллинами одновременно, спартанец ответил: «Сила моих воинов, о царь, в единении. Закон повелевает им, не выходя из строя, вместе победить или вместе умереть». Противостояние полиса восточной мо¬ нархии было единоборством не только гражданской общины и ско¬ пища подданных, объединенных страхом перед кнутом, но также строя гоплитов и массы лучников, копейщиков и пращников, не зна¬ ющих, что такое воинской строй. Богам войны было мало суши. Ареной сражений в VI—V вв. ста¬ новится водная стихия. Прежние пятидесятивесельные суда не под¬ ходили для морского боя, и было создано совершенное маневренное гребное судно с тремя рядами весел — триера. Создание триер припи¬ сывалось двум городам — финикийскому Сидону и эллинскому Ко¬ ринфу. Триеры были основной силой финикийского, афинского, эт¬ русского и карфагенского флота. Длина триеры — 40—50 метров, ши¬ рина— 5 метров. Команда состояла из двухсот человек, из них 170 сидели на веслах, а остальные были матросами и воинами — копей¬ щиками и лучниками. Успех в морском бою достигался маневрирова¬ нием и нанесением удара по кораблю противника укрепленным в под¬ водной части носа корабля металлическим стержнем, известным рим¬ лянам как ростр. Его изобретателем в древности считали тиррена (эт¬ руска) Пизея, само имя которого указывает на италийский город, и поныне носящий название Пиза. 226
Дарий в скифских степях. Нарушителем спокойствия на Вос¬ токе был персидский царь Дарий. С огромной армией, состоявшей не только из персов, но и насильственно набранных в персидское войс¬ ко лидийцев, фригийцев, эллинов, каппадокийцев, он, перейдя про¬ лив, по побережью, населенному фракийцами, двинулся на север, в нехоженые скифские степи. Никогда еще реки Истр, Тирас, Борисфен и Гипанис не видели такой колоссальной армии. Но и эллины, воевавшие в составе пер¬ сидской армии, не представляли себе, насколько расточительны боги земли этих северных варваров, позволяющие рекам бессмысленно из¬ ливать в море огромные массы воды, насколько беспредельны порос¬ шие травами равнины, по которым можно идти много дней и ночей, не встретив живой души. Впрочем, степи не были безлюдны. Просто их суровые обитатели отходили на восток, заманивая неприятеля в глубь страны. Когда же персидский царь решил войти в местность, где находились огромные царские гробницы, скифы собрали силы и дали Дарию бой, почти полностью уничтожив его войско. Восстание Милета. Неудача персов в стране скифов поколеба¬ ла персидское владычество в Малой Азии. С 546 г. ионийцы, оказав¬ шиеся под гнетом поработителей, страдали от обременительных на¬ логов и поборов, постоев, трудовой повинности, принудительного участия в военных походах персидских царей и их сатрапов. Затронул их и поход Дария, двигавшегося через подвластные Персии милетс¬ кие колонии вдоль фракийского побережья. Помимо того, Дарий от¬ крывал проливы и Понт Эвксинский финикийским кораблям, затра¬ гивая не только самолюбие милетян, но и их торговые интересы. В 500 г. в Милете вспыхнуло восстание, поддержанное другими ионийскими полисами Малой Азии. Повсеместно изгонялись пер¬ сидские ставленники и утверждались республиканские порядки. Восставшие создали общую администрацию и единое военное ко¬ мандование. Весной 498 г. был совершен поход на столицу персидской сатра¬ пии Сарды. Не выдержав натиска, персидский гарнизон заперся в крепости. Город был предан огню, что, подобно факелу, способство¬ вало расширению восстания, охватившего всю Малую Азию. К ионийцам присоединились эллины, жившие на Геллеспонте и Кипре. В эллинские материковые и островные полисы были направлены милетские гонцы с просьбой о помощи. Наибольшие надежды возла¬ гались на Спарту с ее сильной армией, но она ответила отказом. Из крупных государств только афиняне отважились направить двадцать кораблей (эта была почти половина еще небольшого, всего в 50 ко¬ раблей, афинского флота). 227
Лишенные серьезной поддержки европейских эллинов, восстав, шие были обречены. Все наличные персидские силы в Малой Азщ* вместе с присланными Дарием пополнениями были объединены в крупные армии, взявшие мятежников в кольцо. В действие пришли ц «золотые стрелки» царя — монеты с изображением лучника. Они сло¬ мили многих нестойких духом и падких на золото. На суше персы одержали победу неподалеку от Эфеса. На море решающее сражение произошло близ островка Лада на виду у Милета. Огромный персидс¬ кий флот из шестисот присланных финикийцами кораблей разгро. мил ничтожные по численности морские силы восставших (494 г.). Один из богатейших эллинских городов, центр науки и образованно¬ сти, был разрушен до основания, население продано в рабство или депортировано, а на руинах поселены карийцы и персы. Марафонская битва. Помощь восставшим, сколь незначи¬ тельна и неэффективна она ни была, дала, однако, царю Дарию по¬ вод для вторжения в Элладу. Маленькая, раздробленная на отдель¬ ные, подчас враждующие между собой государства, она казалась царю и его советникам легкой добычей. К эллинам были отправле¬ ны послы с требованием «земли и воды», что по персидскому обы¬ чаю означало изъявление покорности. Страх перед персидским на¬ шествием был так велик, что большинство эллинских полисов вы¬ полнило это требование. Отказом ответили лишь Спарта (где послов бросили в колодец со словами, что там они найдут сколько угодно и земли, и воды) и Афины. Осуществление карательной экспедиции было поручено зятю и племяннику Дария Мардонию. В 494 г. его армия переправилась через Геллеспонт и двинулась к землям эллинов. Параллельно ей морем плыл флот. Поднявшаяся буря уничтожила большую часть персидс¬ ких кораблей, и Мардонию пришлось вернуться в Азию. Уже с самого начала войны Греция дала героев в современном смысле этого слова. Ныряльщик за губками Скиллий из городка Скион вместе со своей дочерью Гидной начал войну с захватчиками в морских глубинах. Спускаясь на дно, отец и дочь во время бури стали срезать якоря персидских кораблей, и суда выбрасывало на скалистый берег Эвбеи. Отец и дочь погибли, но нашлись художни¬ ки, которые изваяли статуи этих людей. Статую Гидны много столе¬ тий спустя увез в Рим император Нерон (исследователи видят в од¬ ной из статуй, найденных во время раскопок на Эсквилине, копию статуи Гидны). В 490 г. персами был организован новый поход. На этот раз все войско было погружено на суда и высажено на Марафонской равнине, к северу от Афин. Во главе небольшого афинского войска был постав- 228
План расположения войск в Марафонском сражении лен Мильтиад, долгое время живший в царских владениях и хорошо знавший сильные и слабые стороны противника. Персидские полководцы ночью погрузили часть конницы на ко¬ рабли, рассчитывая переправить ее в Афины. Мильтиад занял с девятью тысячами гоплитов западную часть Ма¬ рафонской равнины, прикрывая путь в Афины. Некоторое время пер¬ сы медлили. Не торопились и афиняне, ожидая подхода спартанских союзников. Наконец, битва началась. Построив отряд таким образом, чтобы его фланги превосходили глубиной центр, Мильтиад двинулся на вра¬ га. Персы решили, что справиться с кучкой врагов, напоминающих скорее посольство, чем войско, можно будет без конницы и лучни¬ ков. Но, прорвав жидкий центр наступающих, они заметили, что их охватывают с флангов, и бросились в беспорядочное бегство — кто к ближайшему болоту, кто к кораблям. В сражении, если верить древ¬ ним историкам, пало 6 400 персов и лишь 192 афинянина. Будучи уверен, что персидские корабли будут отправлены в обход Аттики для овладения афинской гаванью Фалероном, Мильтиад не¬ медленно послал в Афины скорохода с вестью о победе и предупреж¬ дением о грозящей опасности. Тот добежал до агоры, но рухнул на землю, едва успев воскликнуть: «Мы победили!» ( в новое время в 229
память об этом на возобновленных Олимпийских играх была уста¬ новлена марафонская дистанция в 42 км 192 м — расстояние от Мара¬ фона до афинской агоры). Незначительная по масштабам, битва при Марафоне имела ог¬ ромное морально-политическое значение: превосходство греческой военной организации было не только продемонстрировано, но и до¬ казало, что даже с таким гигантом, как Персия, можно сражаться и побеждать. Персы, понявшие, что с ходу Грецию не покорить, при¬ ступили к подготовке мощного удара. Фемистокл и Аристид. Вскоре после Марафона победитель пер¬ сов Мильтиад предпринял безуспешную попытку овладеть островом Паросом. Присужденный за неудачу к большому штрафу, он умер в изгнании. На первый план политической жизни Афин выдвинулся Фе¬ мистокл. Сын знатного афинянина и фракиянки (или кариянки), он не мог заниматься гимнастическими упражнениями вместе с чистокров¬ ными афинянами и эту ущемленность старался компенсировать в юно¬ сти изучением искусств и музыки, а в зрелости — политической дея¬ тельностью, удовлетворявшей его честолюбие и вскоре обеспечившей ему популярность, какой не пользовался ни один из аристократов. Фе¬ мистокл возглавил всех, кто стоял в свое время за поддержку ионийс¬ кого восстания и войну с персами. При этом спасение Афин он видел во флоте, хотя после успехов в пешем бою в Афинах господствовало мнение о необходимости укрепления сухопутного войска. Избранный в 493 г. стратегом, он предложил заменить небольшую Фалерскую гавань, которой пользовались афиняне, обширной бухтой Пирея, могущей вместить большой флот, а десять лет спустя, когда в районе Лавриона была открыта новая богатая серебром жила, добился решения народа о сооружении на добытое серебро флота из двухсот триер. Строительство флота, усиливая роль демократических элементов в обществе, встретило резкое сопротивление землевладельцев, возглавля¬ емых Аристидом. После смерти Клисфена, другом которого он был, Ари¬ стид заправлял государственными делами вплоть до года Марафонского сражения. Это он добился того, чтобы войском командовал Мильтиад, и сам сражался под его началом. Обладая репутацией безупречно честного и справедливого человека, он пользовался популярностью не только сре¬ ди крупных землевладельцев, но и у горожан. Поэтому его противодей¬ ствие планам Фемистокла было очень серьезным. Судьбу Аристида ре¬ шил введенный Клисфеном остракизм. Против него подали голоса мел- кие земледельцы; один из них, как рассказывают, не зная Аристида в лицо, обратился к нему с просьбой помочь написать на черепке имя Ари¬ стида. На вопрос удивленного Аристида, чем ему насолил этот человек, тот ответил: «О нем слишком много говорят». 230
Поход Ксеркса. Между тем сменивший Дария персидский царь Ксеркс решил, что пора наказать непокорных эллинов, и начал подго¬ товку к новому походу. На фракийском побережье по его приказу раз¬ местили пять продовольственных складов для снабжения армии. Был осуществлен набор войска со всех сатрапий огромной державы, завер¬ шено строительство и оснащение флота, насчитывавшего 1500 боевых единиц с командами из финикийцев и малоазийских эллинов. Персид¬ ской дипломатии удалось обеспечить нейтралитет или вынужденное бездействие ряда государств, которые могли оказать помощь Афинам и Спарте, а именно их царь считал главными своими противниками. Фермопилы. Наступление огромной армии, сопровождаемой мощным флотом, началось в 480 г. Покинув весной Сарды, столицу сат¬ рапии, Ксеркс перевел свое войско по кораблям, заменявшим мосты, через Геллеспонт и, не встречая сопротивления, двинулся к Афинам. Первая попытка задержать движение персов была предпринята в узком Фермопильском ущелье. Отыскав с помощью предателя доро¬ гу, обходящую ущелье, Ксеркс мог окружить в Фермопилах все эл¬ линское войско. Тогда спартанский царь Леонид отпустил всех вои¬ нов и остался с тремя сотнями спартанцев и небольшими отрядами фиванцев и феспийцев. Здесь они все погибли. Впоследствии от име¬ ни павших поэт Симонид составил стихотворную эпитафию: Путник! В Спарту иди и скажи, что здесь мы остались, Данной клятве верны, легши в землю костьми. Битва при Саламине. Еще до прорыва персов через Фермопи¬ лы Фемистоклу удалось переправить небоеспособное население Ат¬ тики морем на остров Саламин и в Трезену (Пелопоннес). После этого на кораблях остались только те, кто мог грести и сражаться. Персы вступили на обезлюдевшую территорию, захватили Афины. Дома, кроме служивших для постоя, были ими разрушены, храмы акрополя сожжены. Теперь Фемистокл мог приступить к осуществ¬ лению давно вынашиваемого им плана разгрома персидского флота. Рассказывают, что Фемистокл, опасаясь, как бы греки из осто¬ рожности не отказались от боя с намного превосходящими персидс¬ кими силами, послал к Ксерксу раба с сообщением, будто бы в страхе перед персами корабли собираются покинуть бухту, и с советом на¬ пасть на объединенный эллинский флот прежде, чем суда рассеются по государствам, их приславшим. Ксеркс именно так и поступил, пос¬ ле чего занял место на возвышении, чтобы усладить себя зрелищем мести. Зрелище, представшее царю, поначалу было захватывающим. Ксеркс увидел, как под натиском его массивных кораблей греческие мелкие суденышки в беспорядке движутся в бухту, откуда нет выхода. 231
**## !♦!%%%%%%%* Персидский фпот Схема Саламинского сражения Это напоминало вспугнутую стайку голубей, в страхе ищущих спасе¬ ния от соблюдающих строй царственных орлов. «Голуби» скрылись за горой и на время исчезли из виду, а «орлы» вошли в узкий пролив, отделяющий остров от материка. Сейчас, сейчас они настигнут бегле¬ цов! Но, войдя в пролив, «орлы» закупорили его, а другие, летящие сзади, не ожидая этого, натолкнулись на них. И в это время «голуби» появились из-за горы и двинулись навстречу нападавшим. «Орлы» стали терять «перья» — мачты с парусами и весла. «Голуби» наносили им своими клювиками меткие удары, а у «орлов» не было сил на них ответить. Флот Ксеркса шел ко дну... С какого-то из греческих кораблей наблюдал за этим зрелищем один из участников сражения, афинянин Эсхил. Через несколько лет он напишет и поставит в театре под отстроенным акрополем траге¬ дию «Персы». Свои наблюдения и чувства он вложит в уста актера, исполняющего роль персидского вестника: Сначала удавалось персам сдерживать Напор, когда же в узком месте множество Судов скопилось, никому никто помочь Не мог, и клювы направляли медные Свои в своих же, весла и гребцов круша. ...моря видно не было Из-за обломков, из-за опрокинутых Судов и бездыханных тел. 232
Найти спасенье в бегстве беспорядочном Весь уцелевший варварский пытался флот, Но персов били эллины, как рыбаки тунцов, — Кто чем попало: досками, обломками. Победа у Саламина была торжеством военного и политического гения Фемистокла, удостоившегося необыкновенных почестей даже во враждебной Афинам Спарте. Битва при Платеях. Потерпев поражение, персидский флот вместе с Ксерксом покинул Аттику. Сухопутная армия во главе с Мар- донием ушла на север. В 479 г. Мардоний вновь вторгся в Аттику и опустошил ее. Решающая битва состоялась в 479 г. близ Платей, на границе между Аттикой и Беотией. Общеэллинское войско возглавил талантливый военачальник спартанский царь Павсаний. В ходе ожесточенного сражения трех¬ соттысячная персидская армия была разгромлена. Победителям дос¬ талась огромная добыча — шатры, полные золота, серебра, утвари, женщины царского гарема, — и все это производило впечатление не меньшее, чем сам разгром. Часть захваченных богатств была передана в храмы. Свою долю получил и Аполлон Дельфийский, хотя его жре¬ цы оказывали поддержку персам. 479 год фактически завершил греко-персидские войны, хотя не¬ значительные военные действия продолжались еще три десятилетия вплоть до заключения в 449 г. Каллиева мира. Эллада выстояла, выдер¬ жав удар неизмеримо более сильного противника. После 479 г. война почти не затрагивала Элладу: военные действия велись в персидских водах и на персидской территории. «Длинные стены». Победа при Платеях окончательно освобо¬ дила Аттику от персидской угрозы, и афиняне смогли возвратиться в свой обезображенный город, в свои разрушенные дома. И сразу же 233
встал вопрос о восстановлении городской фортификации. Была ещ свежа память о Саламине, и поэтому, когда на народном собрании Фемистокл предложил построить городскую стену таким образом чтобы она охватила также укрепленный еще раньше Пирей, его пред’ ложение было горячо поддержано. Но на пути осуществления этого плана афиняне натолкнулись на недовольство спартанцев, живших в неукрепленном городе. Начались длительные переговоры, не имев¬ шие никаких видимых перспектив. Тем временем сооружение стен продвигалось под руководством Фемистокла с наивозможнейшей бы¬ стротой, причем для этого пришлось даже пойти на кощунство — употребить в качестве строительного материала погребальные плиты. Но стены были построены, и Спарта поставлена перед свершившим¬ ся фактом. Эти стены, получившие название «Длинных», уравнове¬ шивали силы Спарты и Афин, компенсируя последним слабость их сухопутного войска. Афинский морской союз. В 478 г. командование общеэллин¬ ским флотом перешло к победителю при Платеях спартанскому царю Павсанию. Завоеванный авторитет позволил ему ослабить все¬ властие эфоров. В его планы входило полное уничтожение эфората и установление неограниченной власти рода Агиадов. После успеш¬ ных операций у берегов Малой Азии, освобождения от персидского владычества греческих городов, а затем захвата и разграбления Ви¬ зантии, он окружил себя стражей из египтян и персов и действовал как деспот, не считаясь с союзными государствами. Возмущенные подобным поведением союзника ионийцы после неоднократных и бесполезных жалоб на Павсания пришли к решению о передаче ко¬ мандования своим флотом афинянам и объединению в союз во гла¬ ве с Афинами. Так в 478 г. возник Афинский морской союз, куда вошли около двух¬ сот греческих городов Малой Азии, Киклад, Эвбеи, Халкидики, пре¬ имущественно ионийцы. Афинам было передано руководство войной с правом осуществления набора воинских контингентов, команд для триер и размещения гарнизонов в наиболее уязвимых местах. Совет входящих в этот союз государств собирался на Делосе (откуда его офи¬ циальное название — Делосский военный союз), но при множестве его участников и незначительности их ресурсов решающим на нем было слово Афин, чей флот к этому времени насчитывал три сотни триер и был сильнее флотилий остальных городов, вместе взятых. Афиняне не настаивали на том, чтобы союзники сами строили корабли, до¬ вольствуясь внесением средств для этого в союзную казну, возглавля¬ емую десятью афинскими казначеями. Не сразу поняли союзники, что, не создавая собственных военных сил и укрепляя Афины ежегод¬ 234
ными взносами (форосом), они обрекали себя на почти полную поте¬ рю независимости. Впрочем, для основной массы вошедших в союз полисов это компенсировалось поддержкой, которую Афины оказы¬ вали демосу в его противостоянии аристократии. Война Сибариса и Кротона. В те же годы, когда войско Дария находилось в скифских степях, на самом юге Апеннинского полуост¬ рова вспыхивает война между двумя давно враждовавшими эллинс¬ кими полисами — Кротоном и Сибарисом. Богатство Сибариса из¬ давна внушало зависть кротонцам, но сами одолеть соседа, обладаю¬ щего сильной наемной конницей, они не могли. Пришлось обратить¬ ся за помощью к спартанцу Дориею, брату будущего героя Фермопил царя Леонида. Вследствие интриг Дориею не достался престол Спар¬ ты; в гневе покинув родину, вместе с группой приверженцев он пере¬ селился в Ливию, но и там ему не дали обосноваться ливийцы и кар¬ фагеняне, и он вернулся на Пелопоннес, где его и отыскали кротон- цы. Соблазнив Дориея богатствами Сибариса, кротонцы получили в его лице смелого и решительного военачальника, ни перед кем не от¬ читывавшегося и действовавшего на свой страх и риск. Численное превосходство было на стороне Сибариса, обладавше¬ го стотысячным войском. Но город был поражен раздорами, особен¬ но усилившимися после прихода к власти тирана Телиса (судя по име¬ ни, италийца). Часть аристократов перебежала в Кротон, выразив же¬ лание сражаться на его стороне. Видимо, и наемное войско Сибариса оказалось не на высоте. Во всяком случае, после военных действий, длившихся семьдесят дней, кротонцы одержали победу. Впоследствии за оказанную помощь в сокрушении Сибариса Дорией воздвиг храм богине Афине в старом устье реки Кратиса. Чем помогла Афина Кро¬ тону и Дориею, древним авторам неизвестно. Но поскольку воды Кра¬ тиса, а не какой-либо другой реки, были направлены на Сибарис и затопили его, можно думать, что помощь богини мыслилась в преодо¬ лении технических трудностей при прорытии канала, направившего реку в нужное русло. Разрушение Сибариса (510 г.) имело важное значение для судеб Италии. Вместе с исчезновением города (а факт этот удостоверен ар¬ хеологией) рухнуло мощное объединение племен и городов эллинс¬ кого юга. Сибарис был главным союзником этрусков, владения кото¬ рых простирались тогда на Кампанию, подступ к ней защищал этрус¬ ский флот в Мессинском проливе. Этрусское морское могущество претерпело сокрушительный удар. В Милете, который был, наряду с Карфагеном, одним из главных торговых партнеров Сибариса, весть о разрушении великого города была отмечена глубоким трауром. Это случилось за 16 лет до гибели самого Милета. 235
Изгнание Тарквиниев. Ослабление позиций этрусков, бывших в конце VI в. основной военной и политической силой Италии, стало одной из причин восстания в Риме — городе, населенном латинами и сабинами, но входившим в VI в. в этрусское двенадцатиградье и уц^ равлявшимся этрусскими правителями. С изгнанием Тарквиниев рухнуло господство Рима над Лацием, которого силой и дипломатией добились этрусские правители. Латин¬ ские города, разорвав прежние связи с Римом, стали союзниками гре¬ ческих Кум, во главе которых стоял тогда тиран Аристодем. Это со¬ здало угрозу и для этрусков, поскольку путь в колонизованную ими Кампанию проходил через Рим и Лаций. Этрусское двенадцатиградье направило против мятежного Рима войско, во главе которого был по¬ ставлен царь города Клузия Порсенна. Рим был осажден. Об этой, бесспорно, исторической войне сложилось немало ле¬ генд. Их герои — юные римские воины Гораций Коклес, Муций Сце- вола и римлянка Клелия. Первый во время наступления этрусков сдерживал врагов, защищая мост, а после разрушения моста бросился в Тибр с оружием и его переплыл. Второй совершил нападение на Порсенну в его же собственном лагере, но по ошибке сразил не царя, а его казначея. Взятый в плен, он положил руку в пылающую жаро¬ вню, показав свое бесстрашие и удвоив эффект ложным заявлением, будто в этрусском лагере еще триста таких же, как он, римских храб¬ рецов. Третья, будучи одной из выданных римлянами Порсенне за¬ ложниц, обманув стражу, перебралась на коне через родную реку. Целью подобных легенд было возвеличение героизма защитников города, будто бы заставивших этрусского предводителя заключить с римлянами мир на почетных для них условиях. Но надежные источ¬ ники свидетельствуют, что Порсенна взял Рим и заставил римлян под¬ писать договор, согласно которому, в частности, запрещалось исполь¬ зовать железо для изготовления оружия. Таково было начало военной истории города, который три столетия спустя покорил весь мир огнем и железом. Латинская война. С осадой Рима Порсенной и изгнанием ца¬ рей римляне связывали конфликт с племенем латинов. Против Рима выступили латинские города, входившие в священный союз тридца¬ ти, участником которого был и Рим. Изгнание царей и установление в Риме республики рассматривалось как нарушение принятых Римом обязательств. Латинскую коалицию возглавили город Тускул, прави¬ телем которого был зять Тарквиния, и Ариция, где находилась свя¬ щенная роща Дианы, место собрания членов Латинского союза. Римляне и родственные им латиняне будто бы сошлись в битве У Регильского озера в 499 или 496 г. Под натиском неприятеля римляне 236
отступили, и тогда их предводитель бросил во вражеские ряды знамя. Чтобы его вернуть, отступавшие перешли в наступление и одолели латинян с помощью появившихся неведомо откуда юношей на белых конях, в которых признали богов Кастора и Поллукса. Победители и побежденные заключили мирный договор, текст ко¬ торого сохранил поздний греческий историк: «Да будет мир между римлянами и латинскими городами, пока не сдвинутся с места земля и небо. И они не должны вести друг против друга войны, не пропус¬ кать через свои земли врагов, но в случае войны обеспечивать безо¬ пасный проход, помогать друг другу всеми имеющимися силами и иметь равную долю в добыче». Войны в Сицилии. Не оставили в покое боги войны и благодат¬ ную Сицилию, считавшуюся родиной и излюбленным владением чуждой кровавым браням богини плодородия Деметры. Обосновав¬ шиеся на побережье острова греческие колонисты постоянно воевали с обитавшими на его внутренних территориях сикелами (сикулами), превращая их в крепостных, наподобие спартанских илотов. В войнах с сикелами выделился Гиппократ — военачальник греческой колонии Гелы, покоривший несколько сикелийских городов и присоединив¬ ший к ним колонии халкидян Наксос, Катану, Леонтины. Так в Вос¬ точной Сицилии рядом с Сиракузами возникло объединение городов под правлением Гиппократа, ставшего тираном (505 г.). В 491 г. Гиппократ погиб во время нового похода на сикелов, и власть перешла к его телохранителю, сиракузянину Гелону, объеди¬ нившему владения Гиппократа и Сиракузы и сделавшему свой род¬ ной город столицей. Впервые вся восточная Сицилия попала под власть Сиракуз. Незадолго до похода Ксеркса на Элладу к Гелону явились послы Афин и Спарты с просьбой оказать помощь в войне с варварами. Гелон вызвался снарядить 200 триер и 20 ООО гоплитов при условии признания его предводителем всех эллинов. В этом тирану было от¬ казано, но он внимательно следил за событиями в Элладе и даже отправил туда три корабля с сокровищами, намереваясь в случае по¬ беды Ксеркса передать ему эти корабли вместе с изъявлением пол¬ ной покорности. И вот этот наглый и раболепный тиран по воле случая добился в глазах современников и потомков едва ли не той же славы, что и Фе- мистокл. Дело в том, что тиран города Гимеры (на западном побере¬ жье острова), лишенный власти тираном Акраганта, находящегося на том же острове, бежал и объявился с немалым войском в Карфагене. Объединив свои силы с огромным карфагенским войском, изгнанник вместе с карфагенским полководцем, погрузив на корабли до 300 000 на¬ 237
емников, двинулся к берегам Сицилии. Во время высадки внезапно появившаяся конница Гелона сбросила пеших воинов в море, а ко¬ рабли были сожжены. Карфагенский полководец бросился в огонь, принеся себя в жертву подземным богам. Через два года после кончины Гелона, оплаканного всеми сици¬ лийскими эллинами, власть в Сиракузах перешла к его брату Гиерону. В 474 г., явившись на помощь древнейшей греческой колонии в Ита¬ лии — Кумам, Гиерон разбил в близлежащих к ней водах флот союз¬ ника карфагенян этрусков. Помимо литературных источников об этой победе сообщает надпись на шлеме, найденном в Олимпии: «Гиерон, сын Диномена, и сиракузяне Зевсу за победу над тирренами». Так в правление обоих братьев Сиракузы превратились в самое богатое и могущественное государство эллинского запада. Сиракузские тираны величали себя «архонтами Сиции», простирая жадные руки к Мес¬ синскому проливу и даже пытаясь обосноваться на островке Питекус- сы в Неаполитанском заливе. Экспедиция Ганнона. Разгром армии Гамилькара и его гибель пополнили ряд военных неудач Карфагена в сражениях с воинствен¬ ными ливийскими племенами. В этих условиях возник дерзкий план — вывести карфагенские колонии на западный берег океана. Во главе экспедиции был поставлен Ганнон, возможно, сын Гамиль¬ кара. Кажется, вскоре после этой неудачи из Карфагена двинулась эс¬ кадра из 60 крупных кораблей, трюмы и палубы которых заполнили 30 ООО будущих колонистов. Выйдя за Столпы Мелькарта, карфаге¬ няне основали на океанском берегу Ливии, южнее древней фини¬ кийской колонии Лике, несколько карфагенских поселений. Плывя далее на юг, они достигли островка Керн в заливе, ныне именуемом Рио-де-Оро, затем, еще южнее, попали в реку, полную крокодилов и гиппопотамов (видимо, в Сенегал), вошли в Гвинейский залив и, огибая его, достигли «горы Колесницы богов, заполненной огнем» (вулкан Камерун). Среди приключений путешественников особо была отмечена встреча с поросшими шерстью «дикими людьми», которых переводчики назвали гориллами. Их шкуры были доставле¬ ны в Карфаген. Сообщение о плавании Ганнона, в виде отчета «царя карфаге¬ нян», было выставлено для всеобщего обозрения в храме Ваал-Хам - мона в Карфагене, видимо, вместе со шкурами горилл. О результа¬ тах экспедиции уже в IV в. до н.э. знали греки, а в середине II в. до н.э., сразу после разрушения Карфагена, по следам древних мореп¬ лавателей была отправлена римская флотилия во главе с историком Полибием. 238
Выходу карфагенян в Океан предшествовали плавания финикий¬ цев вокруг Африки (610 и 595 гг.). Но только описание Ганнона пред¬ ставляет собой научный документ, отмечающий расстояния в днях пути, характер береговой линии, природные особенности. Финикий¬ цы и карфагеняне первыми открыли дорогу в Океан и расширили представления об окружающем мире. Скифская экспансия и образование Боспорского царства. В те же самые годы, когда греки Сицилии и юга Италии воевали то друг против друга, то против этрусков и карфагенян, а балканские греки вели освободительную войну против Персидской державы, скифы, не¬ задолго до того успешно отразившие персов, начали наступление на греческие колонии, став невольными союзниками персидского царя. Резко сокращается сельская территория Ольвии, что позволяет пред¬ положить установление скифского владычества над этим ранее могу¬ щественным полисом. Видимо, участь Ольвии разделили греческие по¬ лисы западного побережья Понта Эвксинского, ибо скифский царь че¬ рез их головы в 496 г. заключает союз с царем одного из фракийских племен Тересом и женится на его дочери. Закрепив влияние по юго-западной границе, скифы обращаются к Таврике (Крыму) и занимают ее центральную и восточную части, откуда по льду Боспора Киммерийского совершают набеги на земли обитателей Таманского полуострова — меотов. Скифская угроза спо¬ собствует объединению греческих полисов Восточной Таврики — кое-где добровольному, кое-где насильственному — под властью пра¬ вителей Пантикапея. Во главе объединения с 480 г. (год битвы при Саламине и при Гимере) становится аристократический род Археа- нактидов, а с 438 г. — Спартокидов. Не исключено, что власть была захвачена предводителем фракийских наемников и стала наследствен¬ ной. Скорее всего, только со времени Спартокидов можно говорить о Боспорском царстве, тогда как Археанактиды были тиранами. Отбросив скифов и укрепившись на восточном побережье Бос¬ пора Киммерийского с его многочисленными греческими колония¬ ми, цари Боспора начали агрессию в западном и восточном направле¬ ниях. После упорного сопротивления пала колония Милета Феодо¬ сия на южном побережье Таврики, затем, перейдя пролив, боспорцы присоединили расположенную на Таманском полуострове милетскую колонию Фанагорию и начали наступление против синдов и других племен в низовьях Гипаниса (Кубани). Так в ходе войн V в. складывается могущественная Скифская держава, установившая протекторат над рядом греческих полисов, и возникает Боспорское царство, охватившее восточную Таврику и Та¬ манский полуостров. Располагая обширными плодородными земля¬ 239
ми, Боспор производил и экспортировал много хлеба в города л ой Азии и Греции. Боспорские цари поддерживали дружеские от. ношения со скифами Таврики, которые вели торговлю с Пантикапе. ем. В столице Боспорского царства и других его городах жило нема- ло скифов. ТшЯ Источники. Свидетельства о греко-персидских войнах сохранили нам II— современники —Эсхил, сам участвовавший в Саламинском сражении ц передавший общую картину сражения в трагедии «Персы», и Геродот, посвя¬ тивший истории греко-персидских войн свой знаменитый труд, вернее, пять из девяти его книг. Но Геродот в своем стремлении к художественности рас¬ сказа не стремился к документально точному описанию событий, и по его тексту военный историк не смог бы восстановить диспозицию и ход боя. У Фукидида греко-персидские войны изложены в кратком обзоре историй, предшествующей главной теме его труда, но стремление к точности, харак¬ терное для этого историка, делает этот краткий рассказ ценнее подробного повествования его предшественника. Из более поздних источников особенное значение имеют труды Диодора и Плутарха. В основе греческой части «Исторической библиотеки»» Диодора лежит главным образом «Всеобщая история» Эфора, так что фактическая сто¬ рона военных событий раскрывается достаточно подробно. Внимание Плу¬ тарха, напротив, сосредоточено на личностях, а не на ходе сражений, и для современного историка его труд незаменим при воссоздании образов полко¬ водцев, которым Эллада была обязана своими победами над персидскими полчищами, — Мильтиада и Фемистокл а. Археология дала небольшой, но ценный материал, дополняющий наши сведения о греко-персидской эпопее. Это прежде всего следы персидских бесчинств на афинском Акрополе, о которых постоянно говорят древние ав¬ торы, и исключительно интересные эпиграфические находки, среди кото¬ рых — постановление афинского народного собрания о переправе на о. Са- ламин женщин, стариков и детей и надпись на треножнике, отправленном греками в Дельфы Аполлону в благодарность за победу, одержанную при Пла¬ теях. Чрезвычайно интересны обнаруженные на афинской агоре остраконы, свидетельствующие о напряженности борьбы, развернувшейся между воз¬ главленной Фемистоклом морской и аристократической сухопутной партия¬ ми в промежутке между Марафоном и Саламином. Источники по войне этрусков и Рима неизмеримо беднее и к тому же не всегда могут быть приняты безоговорочно. Наиболее достоверную информа¬ цию о характере взаимоотношений обоих народов мы имеем благодаря «Все¬ общей истории» Полибия (именно он сообщает о запрете на употребление римлянами железа). Сицилийские события также освещаются дошедшими до нас авторами скудно — отдельные упоминания о деятельности тирана Гиппократа име¬ ются у Геродота, о столкновении Кротона и Сибариса и гибели последнего наиболее подробный рассказ сохранился у Диодора Сицилийского, кото¬ рый мог пользоваться не дошедшим до нас историческим трудом Тимея, 240
полностью посвященным Сицилии; версия Диодора не расходится с крат¬ ким экскурсом Страбона. Ведущиеся в настоящее время на территории Си¬ бариса раскопки подтвердили сообщение о способе уничтожения города, выявив многометровый слой речного ила, покрывающего строения, и сле¬ ды сильного пожара. О плавании Ганнона мы узнаем из составленного им самим перипла, пе¬ реведенного на греческий язык и сохранившегося в этом переводе в труде одного из греческих историков. Скифская экспансия и взаимоотношения скифов с греческими колонис¬ тами лучше всего документированы археологическим материалом, свидетель¬ ствующим о значительном размахе торговли городов Боспорского царства со скифами и наличии в городах скифского элемента, о котором можно судить по надгробным надписям, содержащим скифские имена. Для изучения Бос¬ порского царства, в истории которого литературные источники оставляют немало белых пятен, современные исследователи широко привлекают эпиг¬ рафический и нумизматический материал — по надписям устанавливаются его границы, а преобладание пантикапейской монеты во входящих в него городах говорит о несомненной централизации. Глава 13 ПЕРВОЕ СТОЛЕТИЕ РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ Рим был таким же полисом, как Афины и Спарта. Специфика его социального, политического и правового развития — в по¬ степенной ликвидации перегородки между гражданами (патрици¬ ями) и негражданами (плебеями), начало которой падает на V в. Рим не замкнулся в рамках первоначального общинного коллек¬ тива. Слияние патрициев и плебеев было прообразом последу¬ ющего соединения всего «круга земель» в один город и распро¬ странения на весь этот мир единого имени Рим. Государственное устройство. Государственность в форме монархии сложилась в Риме в эпоху этрусского владычества. С уве¬ личением территории и усложнением структуры римской общины монархия, как это происходило и в ряде греческих и этрусских по¬ лисов, вынуждена была уступить место системе власти, которую римляне называли res publica (общее дело). Власть перешла к пол¬ ноправным членам римской общины (патрициям). Неполноправное население (плебеи) не допускалось к управлению государством — так же как в Афинах метеки. В Риме в ходе политического развития сложилось три вида народ¬ ных собраний. Древнейшими были куриатные комиции, состоявшие 241
из одних патрициев. С установлением республики изменилась роль народных собраний (комиций). Введенные еще Сервием Туллием центуриатные комиции стали высшим органом власти, принимавшим или отменявшим законы, у?., верждавшим объявление войны и заключение мира, разбиравши^ протесты на решения судебных органов, избиравшие должностных лиц, в руках которых находилась исполнительная власть. Важнейшую роль стал играть сенат. Ни один из законопроектов не поступал на народное собрание без предварительного обсуждения и одобрения его сенаторами. Сенат руководил деятельностью народ¬ ного собрания. Перед ним отчитывались должностные лица. В его ве¬ дении находилась внешняя политика Рима. Но сенат, как и в царский период, не обладал исполнительной властью, хотя ее носители входи¬ ли в его состав. С развитием римской государственности формируется система выборной исполнительной власти — магистратура, отличительными чертами которой были коллегиальность, краткосрочность, ответ¬ ственность перед народом. Магистраты действовали самостоятельно, ибо были коллегами, а не коллегией. Магистрат мог наложить вето на действия своего коллеги или низших по рангу магистратов. Магист¬ рат в рамках определенных для данной магистратуры функций обла¬ дал всей полнотой вдасти на протяжении срока должности. Но по его окончании мог привлекаться к ответственности за нарушение преде¬ лов власти или своекорыстное пользование ею. В ходе формирования системы магистратур определяется и ее спе¬ цификация — магистраты высшие и низшие, ординарные и экстраор- динарные. К числу высших магистратов относились консулы, в чьих руках фактически была сосредоточена военная и гражданская власть (imperium и potestas). Военная власть проявлялась в осуществлении набора, комплектовании легионов, назначении части войсковых три¬ бунов, командовании; гражданская власть — в созыве сената и народ¬ ных собраний, председательствовании в них, внесении предложений и законопроектов, руководстве выборами должностных лиц, в заботе о внутренней безопасности. Преторы, считавшиеся важнейшими магистратами после консу¬ лов, ведали судопроизводством. При отсутствии в Риме одного из кон¬ сулов его заместителем был претор. В исключительных случаях пре¬ тору поручалось также и военное командование. Квесторы, в начале республики исполнявшие обязанности сле¬ дователей, со временем сосредоточили казначейские функции. Они ведали государственной казной (эрарием), хранившейся в храме Са¬ турна. Консулов и преторов сопровождали ликторы — заимствован¬ 242
ная у этрусков почетная охрана, восхо¬ дящая еще ко временам правления Тарк- виниев. Их атрибутом была связка пру¬ тьев, в которую за пределами Рима вставлялась двусторонняя секира. Низшими магистратами считались появившиеся позднее эдилы, ответствен¬ ные за городское благоустройство, вклю- Ликтор с фасками чая поддержание в должном порядке улиц, общественных зданий, храмов и рынков, а также за организа¬ цию празднеств в честь богов с входившими в них в республиканскую эпоху цирковыми и театральными зрелищами. Все эти должности были годичными. Цензоры, появившиеся в 433 г., напротив, избирались каждые пять лет на полтора года. В их обязан¬ ности входило составление списка сенаторов и всадников, проведе¬ ние переписи населения, надзор за нравственностью граждан и сдача на откуп государственного имущества и общественных работ, равно как и контроль за их выполнением. Наряду с ординарной магистратурой существовала чрезвычайная диктатура, вводимая при наивысшей внешней или внутренней угро¬ зе государству. Диктатор, назначаемый по предложению сената кон¬ сулом (или войсковым трибуном с консульской властью) сроком на полгода, командовал войском и имел неограниченные законодатель¬ ные, судебные и исполнительные полномочия. Назначаемый им ко¬ мандир конницы становился его младшим коллегой. Прочие магист¬ раты, кроме появившихся позднее народных трибунов, подчинялись диктатору, и никто из них не имел права вето. Охрана диктатора со¬ стояла из двадцати четырех ликторов (вдвое больше, чем консула, вчетверо — чем претора). Борьба патрициев и плебеев. Плебеи, не допускавшиеся к уп¬ равлению государством, не могли участвовать и в общинном земле¬ пользовании. Общинная земля, или общественное поле (ager publicus), считалась принадлежащей всей патрицианской общине. Она распреде¬ лялась между отдельными патрицианскими семьями, главы которых могли выделять участки плебеям, обязанным за это нести различные повинности. В то же время плебеи служили в римском войске, состав¬ ляя его значительную часть, и это создавало для них возможность дав¬ ления на патрициев и патрицианское государство. Неравноправие коренных граждан и более поздних переселенцев характерно для всего античного мира. В греческих полисах плебеям соответствовали метеки и периэки, но ни в одном из них не происхо¬ дило ничего подобного тому, что пережил Рим полтора десятилетия 243
спустя после отмены царской власти. Согласно традиции, в 494 г. пле¬ беи, отказавшись от выполнения военных обязанностей, покинули общину, удалившись на соседнюю Священную гору и угрожая создать собственное государство (первая сецессия плебеев). Это означало не просто ослабление войска, в котором плебеи составляли большин¬ ство, — государство оказалось перед опасностью гражданской войны, поскольку Священная гора находилась на территории римской пат¬ рицианской общины и создание нового государства означало бы зах¬ ват земель, находившихся в руках патрициев. Патриции вынуждены были пойти на уступки, согласившись на избрание из числа плебеев двух должностных лиц — плебейских три- бунов, которым было предоставлено право защищать плебеев. Трибу¬ ны воспринимались как народные защитники в прямом смысле этого слова. Дом трибуна был открыт для каждого плебея, желающего к нему обратиться, и в течение всего срока исполнения должности три¬ бун не мог покинуть Рим. Для помощи трибунам при них находились два плебейских эдила. На посягнувшего на личность народного три¬ буна налагалось религиозное проклятие. Возможность приостанавли¬ вать действие любого закона или предложения нейтрализовала анти- плебейские акции патрицианских должностных лиц. Однако вето дей¬ ствовало лишь в течение того года, когда трибун исполнял свои обя¬ занности. Таким в эпоху республики был первый шаг в слиянии патрициан¬ ской общины с плебейской организацией. В его развитие в 471 г. три¬ буны, ранее избиравшиеся собраниями плебеев, стали избираться по территориальным округам — трибам. Поскольку основные магистратуры находились в руках патрици¬ ев, а писаных законов не было, значительного улучшения положения плебеев все же не последовало. Следующим крупным шагом была запись действующего ранее обычного права, подобная той, которая была осуществлена в Афинах при Драконте и Солоне. Слова греческого философа Гераклита «На¬ род должен сражаться за закон, как за свои стены» словно были услы¬ шаны плебеями. В 451 г. плебс добился избрания комиссии из десяти патрициев (первые децемвиры)f которым и была поручена фиксация законов. Ко¬ миссия была наделена всей полнотой власти, так что должностные лица в течение всего года ее работы не избирались. В результате были составлены и выставлены на форуме для ознакомления и последую¬ щего утверждения центуриатными комициями первые десять таблиИ законов. Поскольку работа завершена не была, на следующий 450 г. был# избраны новые децемвиры, на этот раз наполовину из плебеев. С ИХ 244
деятельностью связаны легенды о насилии, учиненном одним из них над плебейской девушкой Вергинией. В результате вспыхнувшего вос¬ стания плебеев и их удаления на Священную гору (вторая сецессия плебеев) децемвиры сложили с себя власть. Но составление законов ими к этому времени было уже закончено. Древних записей этих законов не сохранилось, и их текст восста¬ навливается по ссылкам на них поздних римских авторов. Поэтому у современных ученых возникали сомнения: действительно ли то, что собрано, подобно мозаике, из отдельных камешков, является памят¬ ником V в. до н. э. Однако эти сомнения беспочвенны. Один из зако¬ нов предписывал продажу раба-римлянина за Тибр (лишь в V в. за- тибрская территория была территорией зарубежной). В основном за¬ коны XII таблиц, как и древние законодательства греческих полисов, касались уголовных преступлений, прежде всего против собственнос¬ ти, в первую очередь земельной. За кражу плодов, за потраву, за хище¬ ние леса законы предусматривали значительный штраф, а порой по¬ хитителя могли высечь и даже казнить. Закон оправдывает убийство вора, застигнутого на месте преступления: «Если кто ночью похитит чужую собственность и если будет убит за это, то пусть это убийство считается законным». Вместе с тем принцип частной собственности приходил в проти¬ воречие с наличием собственности родовой. Земля рассматривалась как собственность семьи и не должна была продаваться. Завещание движимого имущества допускалось, но при этом была обязательна санкция народного собрания в присутствии значительного числа сви¬ детелей. Законы рассматривали и вопросы, связанные с долговым правом. Они фиксировали право кредитора держать должника закованным у себя в доме в течение месяца и в случае неуплаты долга по истечении этого срока продать его в рабство. Отражено в законах и правовое различие между рабами и свобод¬ ными, находящее, в частности, выражение в размере штрафа за при¬ чинение ущерба свободному и рабу. Патриархальная семья была основной ячейкой общества. «Если сын ударит отца и тот заплачет, то пусть сын будет проклят», — гласил закон. К отношениям отца и сына приравнивались отношения патро¬ на и клиента. Патрон обязан был оказывать клиенту покровитель¬ ство, защищая его в суде; возбуждение судебного процесса патрона против клиента или клиента против патрона считалось столь же недо¬ пустимым, как судебный процесс внутри семьи. Законодательство сохраняло грань между патрициями и плебея¬ ми, браки между которыми не признавались законными. 245
Закон Валерия и Горация. После низвержения вторых децем- виров в 449 г. по инициативе консулов Валерия и Горация был принят исключительно важный закон, по которому римский гражданин, при-, говоренный к смертной казни, не мог быть казнен до апелляции к народному собранию. Касаясь как патрициев, так и плебеев, он, та¬ ким образом, давал гарантию защиты личности против возможного судебного произвола. Закон Канулея. Несколько лет спустя, в 445 г., народный трибун Канулей добился принятия другого, не менее важного закона о браках между патрициями и плебеями. Этот закон завершает первый этап борь¬ бы плебеев против патрициев. Дальнейшая борьба шла уже не за граж¬ данские, а за политические права — за право занимать магистратуры и за связанную с политическим равноправием земельную собственность. Видимо, уже по закону Канулея плебеям удалось вырвать у патри¬ циев крупную уступку: вместо консулов, избираемых из числа патри¬ циев, стали избираться войсковые трибуны с консульской властью из числа патрициев и плебеев. Они обладали не только военными, но и административными полномочиями, что было связано с усложнив¬ шейся военной ситуацией. Внешние войны. После того как плебеи приобрели в лице народ¬ ных трибунов своих заступников, они все чаще стали высказывать не¬ довольство тем, что им приходилось ежегодно участвовать в военных походах, выгоды от которых доставались патрициям. В одном из сра¬ жений римские воины-плебеи, побросав знамена и покинув на поле боя полководца, самовольно вернулись в лагерь. Все это сказывалось на внешней политике, которой руководил сенат. Учитывая настроения плебеев, на нападения внешних врагов стали смотреть сквозь пальцы, стараясь решать споры с соседями с помощью переговоров. Это вызывало крайнее недовольство старинных патрицианских родов. И когда стало известно, что воины соседних Вей совершили набег на земли римских поселенцев, все члены рода Фабиев, как гла¬ сит предание, в количестве трехсот шести человек решили отправить¬ ся самостоятельно воевать с Вейями. Никогда еще на памяти римлян не было войска, состоявшего из одних родичей, и никогда еще отдельный, пусть и могущественный, род не объявлял войну целому городу и народу. В кровопролитной битве все Фабии полегли, кроме единственного юноши, от которого впоследствии род Фабиев был восстановлен. День гибели Фабиев 18 июля 477 г. — был объявлен черным днем римского календаря. Улй~ ца, по которой Фабии шли по Риму к Карментальским воротам, полУ" чила название Несчастливой. 246
Древняя Италия Победа над Фабиями подняла дух не только жителей Вей, но и ^РУгих соседей Рима. Вскоре этруски разбили римское войско во гла- Что К°Нсулом и захватили Яникульский холм у самых стен Рима. Так Не св°им героическим решением сражаться с целым городом Фабии 0**и Урока римским плебеям и не принесли никакой пользы Риму. ЛаСьак° Вскоре этрускам пришлось отойти от Рима. Война окончи- в 474 г. сорокалетним перемирием. 247
Фи при В0ИНа С Вейями сконцентрировалась вокруг гопп Фиден, занимавшего ключевое положение на Соляной дороге. В ^римским консул Корнелий Косс убил в единоборстве предводи ля Вей и пожертвовал его доспехи в храм Юпитера. Исторично? этого эпизода подтверждается наличием самих доспехов сохран? г™ времена ^ "" °™ Немало легенд вплетено и в третью, последнюю, войну Рима г своим ближайшим соседом (406-396 гг.), которая была оформле? римскими историками наподобие десятилетней осады ахейцами Tdou В результате мы не знаем ни одного политического или военного дея теля с этрусской стороны, а с римской стороны лишь одного Марка Фурия Камилла, которого римляне много лет спустя провозгласили отцом отечества и вторым Ромулом. Камиллу приписаны самые не- мыслимые подвиги. Однако разрушение Вей - исторический факт и оно открыло Риму путь к завоеванию всей Этрурии. Одновременно Рим воевал и с племенами Лация — вольсками, эк- вами, сабинами, в результате чего значительно увеличил свою терри¬ торию и стал одним из самых крупных государств Италии. С этими войнами связано также немало преданий, из которых наиболее пока¬ зательны легенды о Кориолане и Цинциннате. Первая из них отража¬ ет царившую в Риме напряженность во взаимоотношениях между пат¬ рициями и плебеями. Подвергавшийся постоянным нападкам стра¬ давших от голода плебеев, герой войны с латинами Кориолан перехо¬ дит на сторону врагов Рима вольсков и во главе их воинства осаждает Рим. Появление врагов под городскими стенами немедленно прекра- щает раздоры между патрициями и плебеями. Весь город объединяет¬ ся в стремлении примириться с Кориоланом. Мать и жена изменника добиваются отхода неприятеля, что стало причиной гибели Кориола- на, убитого вольсками по обвинению в предательстве. Второе предание демонстрировало старинную простоту нравов. Назначенный сенатом на должность диктатора, Цинциннат узнает об этом во время собственноручной обработки своего небольшого наде¬ ла; отерши пыль и пот и облачившись в тогу, Цинциннат немедленно отправляется в Рим, принимает легионы и, разбив на шестнадцатый день войны врагов, складывает диктаторские полномочия и возвра¬ щается на свое поле. ТяЯ Римский политический миф и его критики. Отсутствие надежных IL. свидетельств о своем отдаленном прошлом заставляло римлян созда¬ вать мифы. В отличие от греческих мифов их персонажами были не боги и герои, а политические деятели, с именами которых связаны римские победы или трагические эпизоды римской истории. 248
Римский миф начинает создаваться в III в. до н. э. одновременно с форми¬ рованием римской мировой державы и приобретает окончательный вид к III в. н. э., в эпоху кризиса Римской империи. На протяжении пяти столетий совер¬ шалась интенсивная переработка одних и тех же легендарных сведений, при¬ нимавших форму то грандиозного исторического труда (Диодор Сицилийс¬ кий, Дионисий Галикарнасский, Тит Ливий, Помпей Трог, Аппиан, Дион Кас¬ сий), то эпической поэмы(Энний, Невий, Вергилий), то небольших поэтичес¬ ких новелл (Проперций, Овидий), то биографий древних царей и «бородатых консулов» (Плутарх), то исследований по римской религии, фольклору и пра¬ ву (Катон Старший, Теренций Варрон, Веррий Флакк). В изложениях разных авторов под разными углами зрения «римский миф» сверкал разными гранями их талантов, в то же время отражая потребности римского общества на каждом этапе его истории в оправдании той или иной политической реальности. С падением в V в. Западной римской империи прекращается не только творческая разработка римского мифа, но и его понимание. С исчезновени¬ ем интереса к нему исчезает и значительная часть произведений с изложени¬ ем римских легенд, при этом самых ранних и интересных, что создает для современных исследователей огромные, подчас непреодолимые трудности. Остатки греко-римской исторической традиции были обнаружены европей¬ цами XIV—XV вв. в средневековых монастырях и поразили их воображение. От¬ крыватели древних манускриптов были буквально ими ослеплены, словно бы попав из мрака в пещеру сокровищ. Как уж тут разобраться, где подлинный бриллиант, а где подделка. Вытащив их на белый свет, гуманисты отнеслись к рассказам о римской старине без тени какой-либо критики, с жадностью пере¬ сказывая их как подлинную историю и даже не ощущая огромной временной лакуны, отделяющей их от Кориолана или Камилла. Лишь единственный гума¬ нист Лоренцо Балла засомневался в подлинности одной из легенд, изложенной Ливием. И это показалось таким кощунством, что в папскую канцелярию посту¬ пил донос, призывавший папу применить силу против вольнодумца. В эпоху Реформации борьба с авторитетами римской церкви нашла от¬ ражение в разносной критике легенд о начале Рима. В XVII в. маятник кри¬ тики качнулся в противоположную сторону. Яков Перизоний в своих по¬ явившихся в 1585 г. «Исторических размышлениях», проведя анализ данных о ранних временах Рима, счел их заслуживающими полного доверия. В под¬ тверждение этого он выставил тезис, что возможным источником римской исторической традиции были римские песни, подобные тем, какими евреи, греки, германцы и арабы прославляли своих предков. К концу XVIII—началу XIX в. песенная гипотеза обретает новую жизнь. Основоположник критического метода в антиковедении Бартольд Георг Ни¬ бур в своей «Римской истории» (1812—1813 гг.) превращает идеи, намечен¬ ные Перизонием, в разработанную и законченную теорию. На основании разрозненных данных о существовании у римлян героических песен Нибур приходит к выводу о наличии древнейшего римского исторического эпоса, подобного «Илиаде» и «Одиссее» или эпосу Нового времени — германцев, славян. Кроме того, Нибур высказывает предположение, что песни представ¬ ляли плебейскую традицию, тогда как жреческие анналы были выражением взглядов патрициата. 249
Источники. По обеспеченности источниками первое столетие римской республики — наитемнейший век ее истории. Полностью отсутствует инфор¬ мация греков-современников — как отделенных от Италии Адриатическим морем, так и широко заселивших ее юг и Сицилию. Для греческих трагиков Геродота и Фукидида Рима словно не существовало. Первые сведения на греческом языке относятся к IV в. до н. э. (дошедший в отрывках труд сици¬ лийского историка Тимея). Собственно римская литературно-историческая традиция на латинском языке появилась лишь в середине III в. до н. э., но и она дошла во фрагментарном виде. Во II в. римляне стали проявлять к своей старине исключительный интерес в связи с образованием великой средизем¬ номорской державы. Свидетельством этого является труд Катона Старшего/ в котором собраны предания народов Италии, в том числе относящиеся и к V в. до н.э., и произведения римских анналистов, также не дошедшие, но широко использованные греческими и римскими историками I в. до н. э.—I в. нг э. Диодором Сицилийским, Дионисием Галикарнасским и Титом Ливием. Из¬ ложение ими истории V в. очень обстоятельно. Из него встает целая галерея римлян, живых, темпераментных людей, пламенных патриотов, жертвующих жизнью ради спасения отечества, отважных воинов, даже в поражениях со¬ храняющих надежду на победу. Но откуда поздним историкам стало известно о жизни столь отдаленного времени, если, по их же словам, в V в. велись лишь краткие записи важнейших событий, которым был чужд повествова¬ тельный жанр, да и эти записи погибли во время взятия и сожжения Рима галлами в начале IV в.? В новое время этот вопрос вырос в огромную проблему, разработка кото¬ рой в начале XIX в. способствовала созданию критического метода европей¬ ской исторической науки. Вспомним, что в конце XVIII—начале XIX в. ярос¬ тно дискутировалась предложенная Вольфом гипотеза о происхождении «Илиады» из народных песен, которым придали единство и литературную форму поздние редактора. Тень этой гипотезы легла и на изучение ранней истории Рима. Младший современник Вольфа датчанин Бартольд Георг Ни¬ бур в своей «Римской истории» (1813 г.) высказал предположение, что и У римлян существовал эпос, подобный гомеровскому, и что ранняя римская история имеет повествовательный характер, поскольку основана на песнях, воспевавших как римских царей, так и их противников, основателей респуб¬ лики, и преемников этих последних, которых римляне, начавшие бриться, стали называть «бородатыми консулами». Поскольку главным содержанием V и последующего столетий была борьба плебеев с патрициями, Нибур при¬ шел к выводу, что историческая традиция V в. до н. э. в отличие от предше¬ ствующего VI в. до н. э. отражает интересы плебеев, которые воспевали в песнях своих защитников так же, как прежде патриции в анналах прославля¬ ли царей, основавших Рим и давших ему политическую, военную и правовую организацию. Смелая гипотеза Нибура встретила поддержку нескольких энтузиастов, однако в целом получила негативную оценку. А. Швеглер в «Римской исто¬ рии» (1835 г.) отверг самую возможность существования в Риме эпоса, кото¬ рую Нибур постулировал на основании сообщений нескольких древних ав¬ торов о том, что римляне воспевали на пирах под звуки флейты подвиги пред¬ 250
ков. Ведь от этих песен ничего не дошло и поэтому неизвестно об их характе¬ ре, лирическом или эпическом, равно как неясно и то, предки какого време¬ ни могли прославляться в этих песнях. К тому же известные нам рассказы о царях и бородатых консулах не допускают возможности существования у римлян мифологии, подобной греческой, воспевавшей богов и героев. Про¬ тив мнения Нибура, что песни выражали взгляды плебеев, Швеглер выдви¬ нул убедительный довод: главными героями известных нам рассказов эпохи борьбы плебеев с патрициями были не плебеи, а патриции, прославившиеся своей непримиримостью к плебеям. По мнению Швеглера, источником рас¬ сказов о событиях V в. были домыслы римских ученых, пытавшихся дать объяснение правовым и политическим пережиткам, равно как и стремление некоторых патрицианских родов создать некое подобие греческих мифов. В конце XIX в. итальянский ученый Э.Пайс и его последователи пошли в критике римской исторической традиции гораздо дальше Швеглера, пола¬ гая, что римская история может считаться достоверной лишь с III в. до н. э. Этот скептицизм по отношению к истории времени этрусских царей в Риме был разрушен археологическими открытиями и этрусскими текстами. Стало ясно, что римские историки, излагавшие события второй половины VI в., пользовались этрусской исторической традицией, опираясь на письменные памятники. Но с освобождением Рима от этрусского владычества исчезает достоверная информация по политической и военной истории Рима и от¬ крывается возможность всякого рода политизированных вымыслов. Поэто¬ му доверие к традиции V в., которое присуще некоторым отечественным и зарубежным исследователям, не оправдано. Найдена лишь одна надпись, от¬ носящаяся к началу республиканского периода, дающая основание считать, во всяком случае одного из консулов, Валерия Попликолу, историческим ли¬ цом, но это далеко не означает историчности и других консулов. Значитель¬ ные открытия Рима VI в., позволяющие конкретно представить себе роль этрусков в создании римской государственности, ничего не дали для V в. до н. э. Единственным современным эпохе историческим источником, ис¬ пользовавшимся для создания картины эпохи уже Нибуром и Швеглером, являются законы, рисующие общество значительно более примитивное, чем то, которое было в VI в. Глава 14 ПРОТИВОСТОЯНИЕ СОЮЗОВ По мере военных успехов Афин в военных действиях против персов Делосский союз постепенно перерастает в Афинскую морскую державу, противостоящую Спарте и возглавляемому ею Пелопоннесскому союзу. Назревает и развивается конфликт между самими эллинами, приведший в конечном счете к межэл- линской войне. Вместе с тем обостряются противоречия и внут¬ 251
ри возглавляемого Афинами союза, и в самих Афинах, в которых в результате одержанных побед укрепились демократические слои населения, но достаточно сильной оставалась и аристок¬ ратия, опиравшаяся на поддержку Спарты. Падение Фемистокла. Спарта с напряженным вниманием нач блюдала за усилением Афин и возраставшим влиянием Фемистокла, с личностью которого связывали и строительство «Длинных стен», и со* здание Афинского морского союза. И спартанцы задались целью о^ч странить его от политики. Это стало возможным, когда на политичен | кой арене появился Кимон, сын Мильтиада, увенчанный победами Hajj I персами в вотчине своих предков Фракии. Считая, что союз со Спар¬ той — единственное спасение для Афин и всей Эллады, Кимон, пр^ бегнув к остракизму, добился удаления Фемистокла из Афин (478 г.). ^ Оказавшись в Аргосе, Фемистокл и там не нашел покоя. Спартац* цы приписали ему участие в заговоре Павсания, к тому времени каз* ненного за предательство спартанских интересов. Раздраженный не[ благодарностью тех, кто был обязан ему решающей победой над пер? сами, Фемистокл прибег к защите персидского царя (465 г.), и Артак? серкс, сын Ксеркса, оказал недавнему противнику гостеприимство ц назначил ему в кормление город Магнезию на Меандре. Восстание илотов. В 462 г. Мессению охватило восстание ило¬ тов. О его масштабе и возникшей для Спарты опасности можно су¬ дить по тому, что спартанцы решили обратиться за помощью к Афи¬ нам. Конечно же, в Афинах было немало тех, кто предпочитал оста* вить Спарту без поддержки, предвкушая если и не уничтожение, то ослабление давнего врага. Но Кимон сделал все от него зависящее, чтобы склонить граждан к оказанию помощи эллинскому государ¬ ству, попавшему в беду, и сам двинулся в Мессению во главе четырех тысяч гоплитов. Ожесточение восставших должно было быть сломле¬ но совместными усилиями. Но расчет эфоров на мгновенную победу не оправдался, и вскоре спартанцы дали Кимону понять, что не нуж¬ даются в его присутствии. Это неслыханное в правовой практике древ¬ ности оскорбление имело своим результатом не только падение Ки- мона, но и утрату авторитета поддерживавших его аристократов. Дальнейшая демократизация Афин. На волне недовольства Кимоном выдвинулся его противник Эфиальт. Понимая, что главное препятствие на пути к полновластию демоса — овеянный легендами старины ареопаг, оплот родовой аристократии, Эфиальт готовит его кардинальную реформу. И начинает он с самого простого и доступно¬ го пониманию каждого: показывает, из кого состоит это уважаемое 252
учреждение. Один за другим проходят громкие процессы по обвинению в баналь¬ ном для всех времен существования судов пороке — взяточничестве. Им, как выясни¬ лось, грешили почти все входившие в аре¬ опаг аристократы. Рассеивается ореол, ок¬ ружавший этот аристократический инсти¬ тут власти. И уже неубедительно звучал го¬ лос Кимона, доказывавшего со ссылкой на авторитет Солона, что ареопаг, подобно якорю, удерживает государственный ко¬ рабль, предохраняя его от бурь и обеспечи¬ вая спокойствие демоса. И в 462 г. Эфиальт без труда проводит через народное собра¬ ние постановление об изъятии из ведения ареопага всех преступлений, кроме свято¬ татства и умышленного убийства. Ареопа- гитам остается утешать себя тем, что решения ареопага в отличие от постановлений совета пятисот окончательны и обжалованию ни в ге- лиэе, ни в народном собрании не подлежат. Ненависть афинских аристократов к реформатору, «опоившему демос неумеренной свободой», как скажет впоследствии Платон, была столь велика, что к нему подослали наемного убийцу. Но инициаторы этого преступления не догадывались, какую угрозу для аристократии таит в себе незаметный в тени славы Эфиальта его друг и сподвижник Перикл. Сын победителя в морской битве при Микале (479 г.), происхо¬ дивший по материнской линии из аристократического рода Алкме- онидов, Перикл получил воспитание у прославленных учителей му¬ зыки, риторики, философии, в том числе у философа Анаксагора. Очень скоро Перикл превзошел своих учителей в искусстве слова. Говорили, что «в устах его обитает богиня Убеждения». Выступал он редко, поэтому его сравнивали с кораблем «Саламиния», выплывав¬ шим за пределы Пирея лишь в самых ответственных обстоятельствах и в дни общественных торжеств. Каждая речь Перикла становилась событием. Однако полностью посвятить себя политической деятель¬ ности он долго не решался: ведь в демократических Афинах со времен Клисфена над каждым аристократом, особенно если он был богат и имел влиятельных друзей, нависала угроза остракизма. А Перикл к тому же, как говорили старики, внешностью и обаянием напоминал тирана Писистрата. Отличавшийся в сражениях безоглядной храб¬ ростью, в политике он проявил осторожность и не торопился всту¬ пать ни в единоборство, ни в соперничество с выдающимися поли¬ Перикл в боевом шлеме 253
тиками своего времени — Аристидом, Фемистоклом, а затем и Эфцк альтом. Гибель Эфиальта оставила Перикла один на один с противниками демократических нововведений, и от его политической гибкости ц умения заручиться поддержкой народа зависел выбор путей дальней* шего развития Афин. Борьба за влияние в народе была нелегкой. Са* мый опасный из противников демократии, Кимон внешне казался намного большим демократом, чем Эфиальт и Перикл. Обладатель огромного богатства, он умело пользовался им в завоевании популяр* ности: были сняты ограды вокруг его многочисленных родовых уса* деб, чтобы любой из граждан мог свободно входить и срывать с дере* вьев плоды, ежедневно он приглашал на обед всех желающих, сколь¬ ко бы их ни было, одевал с ног до головы стариков, обращавшихся к нему за помощью. В противовес этой программе частной благотворительности Перикл исходил из того, что не милость богача, а неоспоримое право граждан на участие в богатстве полиса должно изгнать из Афин нищету. В том же году, когда аристократы праздновали уход в Аид Эфиаль* та, судом черепков был низвергнут как «друг лакедемонян и враг демо* са» еще недавно популярный Кимон. Это стало важнейшей победой демократии и ее главы Перикла. Еще семнадцать лет отделяют его от должности первого стратега (444 — 429 ), когда он один будет направь лять политику Афин, но фактически и до избрания на эту должность решающее слово на народном собрании стало принадлежать ему. ь «Бельмо на глазу Пирея». Из Пирея, перестроенного по ини* циативе Перикла знаменитым милетским архитектором Гипподамом, открывался радующий сердце любого афинянина остров Саламин, наь поминая своими поросшими лесом вершинами о славной победе над персами и основателе морского могущества Афин Фемистокле. Но вид на Пелопоннес закрывал другой остров, Эгина, который Перик¬ лу, наследнику дела Фемистокла, виделся «бельмом на глазу Пирея»* Операция по удалению «бельма» была осуществлена через пять ле'Т после гибели Эфиальта, когда Перикл прочно утвердился в качестве неоспоримого главы афинской демократии. На Эгине, как и в большинстве греческих государств, шла борьба между демосом и аристократией. Воспользовавшись просьбой воЖ* дей демократии о поддержке, афиняне послали им на помощь флот ИЗ семидесяти кораблей, захватили остров и разрушили городские сте^ ны. Эгина была вынуждена сдать Афинам флот, войти в Афинский союз и вносить ежегодно по 30 талантов — больше, чем любой другой член союза. Непосредственным результатом этой акции был переход на сторону Афин города Трезены на крайней северо-восточной око* 254
нечности Пелопоннеса, родины Тесея, мифического провозвестника афинского морского господства. Победа над Эгиной настолько подняла престиж Афин как главы морского союза, что вскоре союзная казна, хранившаяся на Делосе, была переправлена в Афины (454 г.). Триеры покидают Пирей. В 444 г. Перикл наконец был избран на высшую в Афинах должность первого стратега (затем на эту долж¬ ность его переизбирали из года в год, и он на протяжении многих лет не имел политического соперника). Весной того же 444 года, как только прекратились опасные зим¬ ние бури, десять афинских триер покинули порт и взяли курс не на Эгину и не к островам Эгейского моря, союзным Афинам, а к берегам Италии. Палубы их заполняли не вооруженные воины, а мирные граждане — те, кто, по предложению Перикла, оформленному поста¬ новлением народного собрания, должен был поселиться на новом ме¬ сте, в землях, принадлежавших когда-то Сибарису. Незадолго до это¬ го потомки сибаритов обратились к двум гегемонам Эллады — Спарте и Афинам — с просьбой помочь им возродить город. Спарта на этот призыв не отозвалась. Перикл же решил воспользоваться случаем, чтобы внедрить афинскую (ионийскую) колонию между двумя дорий¬ скими — Кротоном и Тарентом. Колония выросла на небольшом расстоянии от разрушенного за полстолетия до того Сибариса. Отстроенная по Гипподамову плану, она получила новое название — Фурии. Среди первых поселенцев Фурий были философ Протагор и историк Геродот, к тому времени уже прославившийся, но в Афинах остававшийся метеком. Обретя именно в Фуриях впервые после бегства из Галикарнаса гражданство, он завершает свой труд, в который включает и сведения о прошлом народов Италии, в том числе и этрусков, полученные из первых рук. Поскольку к моменту выведения колонии не прошло и двух лет, как был заключен со Спартой договор о тридцатилетием мире и друж¬ бе, Перикл сделал все, чтобы появление ионийцев в зоне дорийского влияния не вызвало нежелательных осложнений. Официально новый полис, основанный Афинами, считался колонией не афинской, а об¬ щеэллинской — наряду с афинянами, составившими в Фуриях четы¬ ре филы, на афинских триерах были переправлены и пелопоннесцы (три филы), и фиванцы (тоже три филы). Надо думать, что это были те из пелопоннесцев и фиванцев, кто сочувственно относился к афин¬ ской политике, и их присутствие в составе переселенцев ничего не меняло в политических планах Перикла (не случайно в первый же год своего основания Фурии начали войну с дорийским Тарентом). Но правила игры были соблюдены. 255
Золотой век афинской демократии. С именем Перикла свя- зан наивысший расцвет афинской демократии. Впервые в истории человеческого общества любой бедняк мог реально участвовать в уть равлении государством. Был отработан и механизм такого участия. Слепой жребий решал, кому заседать в совете пятисот, кому вершить суд в гелиэе, кому — в ареопаге. Голосованием избирались только стратег (поскольку должность главы государства и военачальника тре¬ бовала необходимых качеств), начальник конницы (по той же причи¬ не) и казначей (поскольку он отвечал за сохранность государственной казны своим имуществом). «Скромность знаний не служит бедняку препятствием к деятель¬ ности, если только он может оказать государству какую-либо услу¬ гу», — не раз повторял Перикл, подчеркивая преимущества государ¬ ственного строя Афин. К этому надо добавить, что препятствием не могла быть и скромность средств: введенная Периклом система опла¬ ты должностей (2—3 обола в день) снимала заботу о пропитании. Жре¬ бий обеспечивал равные возможности любому гражданину. От про¬ никновения во власть людей, чем-либо себя запятнавших или ум¬ ственно неполноценных, существовала сравнительно надежная защи¬ та — процедура контроля: прежде чем стать членами суда или совета, граждане проходили проверку (докимасию). Ее осуществляли соот¬ ветственно судьи или члены совета предыдущего года, а если выне¬ сенное решение казалось несправедливым, его можно было обжало¬ вать в высшем суде — народном собрании. Одновременно Перикл разворачивает широкое строительство, которое не только превращает Афины в самый прекрасный из горо¬ дов Эллады, но дает заработок тем, кого начал оттеснять с рынка рабский труд. Тех же, кто оказался лишенным земельного участка или имел недостаточный для пропитания надел, стратег наделяет землей на территории союзников. Одна за другой партии военных поселенцев — клерухов — покидают Афины, чтобы занять клер са¬ мой плодородной земли и своим присутствием обеспечить верность союзников. Союзники или данники? Десять тысяч клерухов, расселенных по союзным территориям, представляли собой весьма значительную силу. Присутствие их стало особенно важным для Афин после завер¬ шения в 449 г. войны с Персией, поскольку исчезновение внешней опасности делало союзников все менее склонными к выплате фороса, из года в год возраставшего и шедшего на масштабное строительство в Афинах и оплату афинских должностных лиц. Естественное раздра¬ жение союзников вызывало и то, что афиняне требовали от вошед¬ ших в союз полисов отказа от собственной монеты и использования в 256
денежных расчетах только афинских «сов». А требование являться для судебных разбирательств в Афины казалось самым бессовестным гра¬ бежом, потому что судили союзников не бесплатно. Во многих полисах, входящих в союз, стояли афинские гарнизо¬ ны. Там действовала и афинская администрация, наблюдавшая за си¬ туацией и ведавшая, наряду с местной властью, сбором и доставкой в Афины дани. Союзникам приходилось содержать до 700 афинских должностных лиц, находившихся на их территории постоянно, а так¬ же оплачивать деятельность периодически посылаемых к ним афинс¬ ких послов. Так Афинский морской союз фактически превратился в Афинскую морскую державу. Хотя союзники и пользовались автономией, а в не¬ которых полисах сохранялись аристократические и олигархические режимы, гегемония полностью перешла к Афинам, осуществлявшим ее с помощью морского флота, складывающегося бюрократического аппарата и гарнизонов в городах. Восстание на Самосе. Некоторые из полисов, поняв, что союз перестал быть добровольным, пытались из него выйти уже при Эфиальте. При Перикле наиболее значительным был конфликт с Са¬ мосом, занимавшим особое положение. Кроме самого острова по¬ лис владел территорией и в Малой Азии, за узким проливом, отделя¬ ющим его от материка. Самосцы были инициаторами создания Афинского морского союза, и в отличие от большинства его членов их обязанностью было не вносить форос, а поставлять определенное количество кораблей. Около 440 г. возник спор Самоса с расположенным неподалеку от него Милетом, и милетяне обратились к Афинам за посредничеством. Воспользовавшись удобным поводом, Перикл в 439 г. направил на Самос эскадру и с помощью самосских демократов произвел там по¬ литический переворот, заменив олигархическое управление демокра¬ тическим. Так афиняне поступали часто, и союзники это обычно вы¬ носили. Но на Самосе вспыхнуло грандиозное восстание, которое го¬ тов был поддержать персидский сатрап Малой Азии. Началась война. Против семидесяти самосских триер Перикл послал двести афинс¬ ких. Но до морской битвы дело не дошло — самосская эскадра в бой не вступила. Афиняне высадились на острове и осадили прекрасно укрепленный город. После восьмимесячной осады самосцы сдались. Были срыты стены города, построенные еще Поликратом, флот вы¬ дан афинянам, а на граждан наложена огромная контрибуция в 1200 та¬ лантов. Среди афинских гоплитов, осаждавших Самос, был юный Сократ, страстный почитатель философии уроженца Самоса Пифагора. 9 Немировский А.И 257
Щупальца Афин тянутся к Понту. Держа под пристальны^, вниманием союзников и немедленно пресекая любое поползновенце к независимости, Перикл не упускал из виду и главной цели — уста, новления гегемонии над всей Грецией. Поэтому его взор обратился„ к Понту Эвксинскому. Там Афины не имели своих колоний, но боль, шинство греческих полисов на берегах Понта были колониями вхо* дившего в Афинский союз Милета, где при Перикле стоял афинский гарнизон. Афинские гарнизоны находились и в греческих городах по* бережья Геллеспонта и Боспора Фракийского — Византии и Кизике, не говоря уже о городах полуострова Халкидика. Так что афинская демократия могла считать себя наследницей Милета в господстве над Понтом и обладала ключом к этому господству — проливами. Среди наиболее древних и сильных в экономическом отношении милетских колоний выделялась Синопа, основанная на южном бере- гу Понта, которая и сама имела немало колоний, в том числе Трапе- зунд на подступах к Закавказью. В начале V в. власть в Синопе захва¬ тили тираны, и демократы этого полиса обратились к Афинам за по¬ мощью. Перикл отправил в Понт мощную флотилию и сам ее возгла¬ вил. Тираны были свергнуты. В городе установилось демократическое правление. На земли, отнятые у тиранов, было отправлено 600 афин¬ ских клерухов. Трудно сказать, доплыл ли афинский флот только до Синопы или обогнул весь Понт, побывав в Ольвии и других городах, основанных Милетом. Плутарх, сообщая об этой экспедиции, расценивает ее как демонстрацию силы перед варварскими народами. Можно думать, что и не только перед ними: ведь на берегах Понта находились и дорийс¬ кие колонии. Да и государства Пелопоннесского союза, зная о масш¬ табе этой экспедиции, должны были понять, что точно такой же по¬ ход Перикл может предпринять не только на север, но и в западном направлении. В Пелопоннесском союзе. Усиление Афин не прошло не за¬ меченным в стане противников демократии, общепризнанным вож¬ дем которых была Спарта. К середине V в. Пелопоннесский союз пре¬ вратился в мощное военно-политическое объединение. В него вошли все полисы Пелопоннеса (кроме враждовавшего со Спартой Аргоса), ряд городов Средней Греции, в том числе сильный сосед Афин ФивЫ, мелкие полисы Фокиды, а также прилегающие к Пелопоннесу остро¬ ва Адриатики. Спарта и большая часть ее союзников были экономи¬ чески отсталыми государствами со слаборазвитыми ремеслами и тор¬ говлей. Руководящая роль в них принадлежала консервативным об¬ щественным прослойкам. Но в союз входили и такие ремесленные И торговые центры, как Коринф, Мегары и Сикион, успешно сопернй- 258
чавшие с Афинами. Они-то и обеспечивали потребности союза в ору¬ жии и кораблях. Пелопоннесский союз строился на менее жестких принципах, чем Афинский морской союз: на собрании союзников каждый, даже са¬ мый маленький полис обладал одним голосом. Вступление в союз и выход из него были добровольными; не существовало какой-либо об¬ щей администрации, общих финансов и регулярных взносов на нуж¬ ды союза, за счет которых кормился бы гегемон. В эпоху великого противоборства Спарты и Афин неизвестно ни одного случая, когда бы спартанцы воспользовались своим военным превосходством для установления в союзных им городах выгодных для себя политических порядков или поддержки наиболее надежных политических деятелей. Это делало Пелопоннесский союз более прочным, чем какое-либо иное военно-политическое объединение Греции. Первенство Спарты в союзе обеспечивалось не в последнюю оче¬ редь тем, что большинство маленьких полисов, чувствовавших себя под надежной охраной Спарты, отдавало ей свои голоса, конкуренты же Афин на рынках не видели в Спарте соперника и могли также рас¬ считывать на защиту ею своих интересов и выгод. Поводы и причины войны. Поводы и причины грандиозной схватки, разделившей Элладу на два враждебных лагеря, были про¬ анализированы ее участником, историком Фукидидом. К этому ана¬ лизу трудно что-либо добавить. Первый из поводов можно было бы сформулировать так: «Горды¬ ня потомков феаков». В Адриатическом море к Балканскому полуост¬ рову примыкал длинный, в форме искривленного меча остров Керки- ра (ныне Корфу). Обитатели Керкиры были колонистами Коринфа. Природные богатства и выгодное расположение на морских путях способствовали процветанию острова. Уже в 660 г. керкиряне вели войну против своей метрополии, не желая больше иметь с нею ничего общего. Именно тогда они вообразили, что Гомер вывел именно их предков в образе феаков, оказавших гостеприимство Одиссею, хотя по описанию «Одиссеи» остров феаков Сферия находился не рядом с родиной Одиссея Итакой, а во многих днях плавания от нее. Нашелся и второй повод. На севере Адриатического моря в окру¬ жении иллирийцев, на выступающем в море полуострове находился Эпидамн, основанный керкирянами, коринфянами и иными дорий¬ цами. Основателем колонии был коринфянин, считавший себя, как и многие коринфские аристократы, потомком Геракла. В Эпидамне, как и во многих других греческих городах, шла постоянная борьба между демократами и олигархами. Одержав наконец победу, демократы из¬ гнали олигархов, а те обратились за помощью к иллирийцам и вместе 259
с ними стали нападать на Эпидамн с суши и с моря. Тогда эпидамни^ цы отправили послов на Керкиру с мольбой о помощи. Но гордЬ1е потомки феаков не вняли этой мольбе, что заставило эпидамнийц^ обратиться к Коринфу, поскольку именно коринфянин возглавлю некогда предков-колонистов. Коринфяне послали в Адриатическое море флот и вступили в войну с Керкирой, в ходе которой керкиряце поначалу взяли верх (435 г.). Потерпев поражение, Коринф целый год готовился к новому походу против самозванцев, мнимых потомков феаков, а те, уже не считая себя дорийцами, обратились за подмогой к Афинам и получили от них заверение в поддержке. Перспектива вступления Керкиры в Афинский морской союз означала крушение той системы равновесия, которая удерживала Спарту и Афины от вой¬ ны. Обладание Керкирой укрепляло Афины на путях в Сицилию и Италию, а также значительно увеличивало афинский военный флот ее кораблями. Коринф требовал объявления Афинам войны, но Спар¬ та, следуя своей консервативной политике, колебалась. И Коринф начал действовать самостоятельно. Из-за его происков в 432 г. вышел из Афинского союза один из полисов Халкидики, По- тидея. Для ее удержания Афинам пришлось отправить сильную фло¬ тилию и отряд гоплитов. Не хватало еще одного толчка, еще одного повода к войне, и он не заставил себя ждать. Соседом и давним врагом Афин был полис Ме- гара. Захват Афинами Эгины еще больше обострил отношения между соседями. Теперь Эгина стала «бельмом на глазу» у Мегары, и она вышла из Афинского морского союза. Тогда Перикл объявил Мегаре торговую войну: провел через народное собрание постановление, зап¬ рещавшее мегарянам торговать в Аттике, а всем городам союза всту¬ пать с Мегарой в торговые отношения. Это было последней каплей, истощившей терпение Спарты. Таковы были поводы войны. А что касается причины, то ее опре¬ делил Фукидид: «Афиняне своим усилением внушили опасения лаке¬ демонянам и вынудили их начать войну». На созванном собрании пелопоннесских городов было решено предъявить Афинам требование о немедленной отмене постановле¬ ния, грозившего экономической смертью торговому городу. Афины требование отвергли, и на этом дипломатия смолкла. Решение взаим¬ ных обид было передано в руки Ареса. Платейская заноза. Подобно тому как афиняне считали ЭгинУ «бельмом на глазу Пирея», фиванцы, занимавшие господствующее положение в Беотийском союзе, должны были считать Платеи «зано- зой в теле Беотии». Этот крошечный полис еще до Персидских войн отделился от других городов Беотии и вступил в тесный союз с Афи¬ 260
нами. Находясь всего в двух часах пути от Фив, Платеи постоянно им угрожали. Как и в других полисах, в Платее демократы соперничали с арис¬ тократами. Последние намеревались сдать город Фивам, но план этот был раскрыт, и в весеннюю дождливую ночь, за несколько часов до рассвета того дня, когда в город должны были войти фиванцы, демок¬ ратами были введены в город афинские гоплиты. С наступлением утра фиванские воины оказались в ловушке и были сразу же умерщвлены, еще до того как из Афин пришел приказ о сохранении им жизни. Пленники принадлежали к лучшим фиванским семьям, и их гибель сделала Фивы злейшим врагом афинян. План и случайность. Тем временем ожидалось наступление Спарты. Афиняне перешли через Киферон, но от наступления на Бе¬ отию отказались. Перикл трезво оценил обстановку. Он понимал, что преимущество Афин, подступы к которым надежно охранял сильный флот, — в более мощном по сравнению со Спартой экономическом потенциале: война на истощение давала им явное преимущество. По¬ этому стратег распорядился, чтобы при появлении спартанцев на тер¬ ритории Аттики сельские жители вместе со своим скотом и домаш¬ ним скарбом укрывались за «Длинными стенами» Афин. И, видимо, события развивались бы в соответствии с замыслом Перикла, если бы у Спарты не появилась неожиданная союзница — эпидемия (скорее всего, чума или моровая язва), занесенная на кораб¬ лях вернувшимися из дальних плаваний моряками. Скученность насе¬ ления, собравшегося в стенах города со всех окрестностей, способство¬ вала стремительному распространению болезни. Историк Фукидид, сам переболевший в сравнительно легкой форме, свидетельствовал: «Пелопоннесцы расположились в Аттике и стали опустошать поля. Не¬ много дней пробыли они в Аттике, как появились первые признаки болезни среди афинян. Столь свирепой чумы и такой смертности лю¬ дей, насколько помнится, не было еще нигде. Первое время врачи ле¬ чили, не зная характера болезни, и чаще всего умирали сами. Всякое человеческое искусство было бессильно против болезни. Сколько люди ни молились в храмах, сколько ни обращались к оракулам и тому по¬ добным средствам, все было бесполезно. Наконец, одолеваемые бед¬ ствием, люди оставили и это. Умирали и те, за которыми не было ухода, равно как и те, которых окружали большими заботами. При уходе друг за другом люди заражались и умирали. В довершение к постигшему бедствию афиняне были угнетены еще скоплением народа с полей в городе. Так как домов недоставало и летом они жили в душных хижи¬ нах, то и умирали при полнейшем беспорядке. Умирающие лежали один на другом, как трупы, или ползали полумертвые по улицам и око¬ 261
ло всех источников, мучимые жаждой. Святыни, где расположили^ палатках пришельцы, полны были трупов. Люди, не зная, что с цц^ будет, перестали уважать и божеские и человеческие установления. обряды, какие совершались раньше при погребении, были попраны, v каждый совершал похороны, как мог». Может быть, эпидемия и пошла бы на спад, если бы земледельцу покинули охваченный ею город. Но за стенами его, с не меньшей сц. лой, чем болезнь, свирепствовали спартанцы, разоряя поля и вырубу оливковые сады. В эту первую летнюю кампанию они пробыли в дт^ тике почти сорок дней, не покинув ее даже тогда, когда к берега^ Пелопоннеса отплыла возглавленная Периклом эскадра. Болезнь не пощадила афинян и на триерах —полторы тысячи из четырех тысяч воинов погибли в пути. Болезнь продолжала свирепствовать и весь следующий год, уси~ лившись, когда новое вторжение спартанцев опять заставило атти¬ ческое население спасаться в городе. Охваченные отчаянием, гражда¬ не стали обвинять во всех несчастьях Перикла, и ему не без труда удалось восстановить поколебленные доверие и авторитет. Трудно сказать, как могли развернуться дальнейшие события, если бы на третьем году войны, когда, казалось, все самое страшное было позади и эпидемия наконец стала отступать, не заболел и вскоре умер Перикл. Клеон и Никий. Спарта не преминула воспользоваться тяже¬ лой для Афин ситуацией. Предпринятая ею еще в самом начале вой¬ ны попытка внести раскол в ряды противника увенчалась крупным успехом. В 428 г. покинул Афинский союз один из самых богатых и сильных его членов — Лесбос. Однако захватить этот остров спар¬ танцам помешала отправленная афинянами флотилия из ста кораб¬ лей. Вскоре прибыла и другая эскадра с тысячью афинских гопли¬ тов, высадившихся и приступивших к осаде Митилены, главного го¬ рода Лесбоса. Город был взят, его укрепления ликвидированы и каз¬ нена тысяча митиленских аристократов, сочтенных зачинщиками мятежа. Эта весть объяла ужасом всех остальных союзников, чего и добива¬ лась радикальная политическая группировка, которую возглавлял вла¬ делец кожевенной мастерской Клеон, поддерживаемый торгово-ремес¬ ленными слоями. Во главе другой группировки, осуждавшей казнь лес¬ босцев и препятствовавшей активным военным операциям, стоял круЛ' ный землевладелец, самый богатый в Афинах человек — Никий. Однако большинство афинян поддерживало Клеона, и было решено перейти И решительным военным действиям силами флота. Это предусматривав лось в свое время стратегическим планом Перикла. 262
Наиболее мощный удар был нанесен Спарте на Пелопоннесе. В 425 г. афинская эскадра захватила на побережье Мессении городок Пилос с его прекрасной гаванью, что вызвало ожидаемый эффект: в Пилос устремились сотни мессенцев, превращенных спартанцами в илотов. Возникла угроза всеобщего восстания порабощенного насе¬ ления. Из Спарты было направлено наскоро собранное войско, кото¬ рому удалось захватить островок Сфактерию, запиравший выход из пилосской бухты. Спартанцы рассчитывали взять афинян в кольцо. Однако в морском бою афиняне одержали победу над спартанской эскадрой, охранявшей Сфактерию с моря. Весь спартанский гарни¬ зон, 292 гоплита, был взят в плен и переправлен в Афины. Спартанс¬ кие щиты (утрата их была величайшим бесчестьем для тех, чье возвра¬ щение на родину было возможно лишь «со щитом или на щите») в качестве трофеев украсили стены Пестрого портика на афинской аго¬ ре, заняв место рядом с картинами, изображавшими эпизоды греко¬ персидских войн. Другим крупным успехом Афин был захват острова Киферы к югу от Пелопоннеса. Война затягивалась. Спартанцы продолжали свои ежевесенние походы на Аттику. Недовольство афинских земледельцев, скрывав¬ шихся от набегов за «Длинными стенами», росло. С восторгом была встречена публикой комедия Аристофана, выводившая на чистую воду «кожевника» (Клеона) и выжившего из ума драчливого старца по имени Демос. Тем временем в Спарте был сформирован отряд из илотов и доб¬ ровольцев, во главе которого был поставлен молодой и решительный военачальник Брасид. Совершив поход через всю Грецию и Македо¬ нию (ее царя он привлек на свою сторону), Брасид достиг Халкидики и захватил принадлежавшую афинянам крепость Амфиполь. Клеону, громившему языком попустительство властей, было предложено са¬ мому возглавить экспедицию. В 422 г. под Амфиполем развернулась ожесточенная битва, в которой афиняне были наголову разбиты. В этом сражении погибли оба полководца — и Брасид, и Клеон. Поражение и гибель Клеона укрепили позиции партии мира. На переговоры со спартанцами была направлена делегация во главе с Ни¬ кнем. Мир 421 г., получивший название Никиева мира, предусматри¬ вал возвращение захваченных друг у друга городов, обмен пленными, отказ от предоставления на своих территориях убежища беглым ра¬ бам и перебежчикам. Сицилийская авантюра. В древности была высказана мысль: народные массы похожи на море, спокойное само по себе, полити¬ ческий же деятель сравним с ветром, который может поднять на мор¬ ской поверхности такую бурю, что и сам будет сметен, и ввергнет в 263
пучину бедствий народ. Таким «ветром», нарушившим установи шееся в результате Никиева мира спокойствие, стал племянник г/ рикла Алкивиад. Выходец из знатного рода, он более чем кто-либ из молодых афинян воспринял взгляды своих учителей (среди ни° был и Сократ), подвергавших критике полисные устои. Алкивиа* строил свое поведение в соответствии с высказыванием философ Протагора «Человек есть мера всех вещей» и демонстративно нар/ шал полисные обычаи, показывая, что он не такой, как все, что он личность, которой дозволено иметь собственное мнение и прини¬ мать нестандартные решения. И, конечно же, у него появились подражатели среди молодежи Кажется, впервые в Греции, где личность и общество пока еще не вош¬ ли в противоречие друг с другом, встала проблема отцов и детей. На агоре и на улицах Афин в начале 415 г. можно было видеть группки возбужденных юношей, горячо обсуждавших предложенный Алкивиадом план: нанести Спарте удар не с тех плацдармов, с каких это пытались сделать десять лет подряд Перикл и Клеон, а со стороны союзных ей городов Сицилии. Если напасть на Сиракузы, уверяли сторонники Алкивиада, остальные полисы острова, ненавидящие го¬ род тиранов, немедленно перейдут на сторону афинян, не говоря уже о многочисленных местных племенах, порабощенных сиракузянами. А за Сицилией маячили Италия и Ливия, которые станут частью мо¬ гучей Афинской державы... Сторонники осторожных действий старались убедить юношей, что покорение такого хорошо укрепленного города, как Сиракузы, — дело нелегкое и что на помощь тех, кто пострадал от сиракузян, нече¬ го рассчитывать. Но народное собрание приняло план Алкивиада. Стратегом был избран Никий против его воли, а в сотоварищи ему назначены Алкивиад и Ламах, склонный к риску не меньше, чем Ал¬ кивиад, но не блиставший талантами последнего. Все было готово к выходу в море, но противники безумного плана не сдавались. Накануне отплытия кто-то отбил носы гермам, стояв¬ шим на перекрестках статуям бога Гермеса, покровителя дорог. Такое кощунство было воспринято как дурное предзнаменование. Посколь¬ ку Алкивиад уже был замечен в святотатстве (говорили, что он и соби¬ равшиеся в его доме юнцы, одеваясь богами, пародировали элевсинс- кие мистерии), возникло подозрение, что это дело его рук. Однако было решено экспедиции не задерживать до выяснения обстоятельств инцидента. Афинские триеры уже совершили высадку в Сицилии, и сошедшие с них гоплиты овладели Катаной (городом к северу от Сиракуз), когда из Афин прибыл корабль с приглашением Алкивиада на суд. Пони¬ мая, чем кончится судебное разбирательство в условиях, когда армия, 264
где много его сторонников, находится за пределами Афин, Алкивиад, сделав вид, что подчинился решению, по дороге скрылся. Не отяго¬ щенный свойственным полисным грекам чувством патриотизма, он направился в Спарту, чтобы предложить ей свои услуги. Алкивиад посоветовал спартанцам направить одно войско на по¬ мощь Сиракузам, а другое — в Аттику и, укрепившись там в городке Декелее, угрожать оттуда Афинам на протяжении всего года. Тем временем в Сицилии начались военные действия. Афинский флот вошел в бухту Сиракуз, а сухопутное войско во главе с вечно колеблющимся Никием разбило лагерь у городских стен. И вскоре стало неясно, кто кого осаждает: сиракузяне, не теряя времени даром, начали загораживать выход из бухты. Еще было время для вывода фло¬ та. Однако оно было упущено: произошло лунное затмение и суевер¬ ный Никий запретил предпринимать какие-либо действия. Афинс¬ кие корабли оказались в ловушке. Лишь тогда военачальники, нако¬ нец, приняли решение снять осаду и вывели войско из лагеря. Боль¬ ных и раненых пришлось бросить. Преследуемые неприятельскими всадниками и легковооруженны¬ ми пехотинцами, афиняне двинулись к ближайшему дружественному городу Катане. Но у речки Ассинар, впадающей в Ионийское море, афинская армия была разгромлена. Избежавших смерти (а таких ока¬ залось семь тысяч) ожидала еще худшая участь: заточение в сиракузс¬ кие каменоломни и гибель в них от жары, холода, непосильного тру¬ да. «Не было ни одной из мук, какие ожидают людей в подобных мес¬ тах, какую бы не пришлось испытать афинянам», — писал историк Пелопоннесской войны Фукидид. Переворот 411г. Сицилийская катастрофа усугубила и без того тяжелое военное положение Афин. Спартанцы вновь заняли в Аттике крепость Декелею и отрезали пути доставки продовольствия. Прекра¬ тились работы на полях и в рудниках. Погиб скот. К неприятелю пе¬ ребежало множество рабов. Афинянам пришлось задуматься над при¬ чинами неудач. Уже в 413 г. каждая из десяти фил выделила предста¬ вителя в коллегию для предварительного обсуждения проектов рефор¬ мирования Совета пятисот и народного собрания. Инициаторами этого акта были аристократы, уверенные в том, что в поражениях ви¬ новата афинская демократия. Одновременно реакционеры вели тай¬ ные переговоры с персами для заключения с ними союза и получения денежной помощи. Некоторые искали примирения со Спартой, буду¬ чи готовы ради этого на любые уступки. В 411 г. в Афинах произошел государственный переворот. Меха¬ низм его был детально продуман. Убийство нескольких наиболее по¬ пулярных народных вождей создало обстановку страха и всеобщего 265
недоверия. Противники демократии, будто бы для наведения пор^ ка, настояли на выборе коллегии из тридцати человек (в нее бь^ включены и выбранные ранее десять представителей фил) с пра&0!] внесения чрезвычайных законов. На этой волне прошло предложен** об отмене статьи конституции, дающей право каждому афиняницу свободно и безнаказанно вносить на рассмотрение народного собра„ ния любой законопроект. Была отменена система оплаты должностей, а состав граждан с активными правами ограничен пятью тысячами. Совет пятисот быд заменен Советом четырехсот, состоявшим из одних олигархов. Ни разу после переворота народное собрание из пяти тысяч граждан не собиралось. Олигархия продержалась недолго — она натолкнулась на сопро- тивление союзных городов, где господствовали демократические по¬ рядки, а также афинского войска и флота. Да и Спарта, на содействие которой рассчитывали реакционеры, не склонна была идти на уступ¬ ки. После отражения попытки спартанцев захватить Пирей от край¬ них олигархов отделились умеренные и предложили свою конститу¬ цию. Ее Фукидид называл лучшей из афинских конституций. Но про¬ существовала она лишь полгода. Война на морях. Несмотря на катастрофу, афиняне не пали ду¬ хом — ведь оставался еще флот, превосходивший по количеству кораб¬ лей и боевым качествам моряков все остальные флотилии Греции. Спартанцы тоже понимали, что, не обладая преимуществом на море, победы над Афинами не одержать. С помощью союзников они присту¬ пают к строительству мощного флота. И флот был создан. Но содержа¬ ние его обходилось так дорого, что спартанскому полководцу Лисандру пришлось обратиться за поддержкой к персидскому сатрапу Малой Азии, и тот от имени царя заключил со спартанцами договор, по кото¬ рому Спарта признавала право царя на все ранее принадлежавшие ему области (тем самым предавая малоазийских греков); царь же обязывал¬ ся выплачивать жалованье морякам действовавшего в персидских во¬ дах пелопоннесского флота до окончания войны с Афинами. И в это тяжелое для Афин время вновь на политической арене по¬ явился Алкивиад. Он уже успел покинуть Спарту и ждал в Персии воз- Греческий военный корабль
можности примирения с родиной. Аттический флот, действовавший близ Самоса, избрал его стратегом. Афинянам Алкивиад обещал обес¬ печить заключение союза с царем при условии свержения той демок¬ ратии, которая вынудила его уйти в изгнание. Конечно же, царь на мир с Афинами не пошел, но персидс¬ кий сатрап стал заметно меньше помогать пелопоннесцам и отозвал пугавший афинян персидский флот из ста сорока кораблей. Новый пелопоннесский флот продолжал успешные действия, но афиняне не сдавались. Были при¬ ведены в порядок все оставпГйеся суда. Для покрытия расходов рас¬ плавили почти все жертвенные дары, и оказалось возможным отпра¬ вить для освобождения захваченной спартанцами Митилены эскадру в 150 триер. И все же на победу было мало надежды: пелопоннесский флот превосходил афинский численностью, и моряки его не были из¬ мотаны. Однако в 406 г. при Аргинузских островах, в проливе между Лесбосом и азиатским материком, афинян ожидал успех. Победа была добыта, можно сказать, отчаянием. Было уничтожено 70 вражеских триер. Пелопоннес лишился четырнадцати тысяч гоплитов. Правда, радость омрачили собственные потери. Это были не только убитые, но и упавшие за борт. Разыгравшаяся буря помешала их спасению, да и тела погибших вытащить не удалось. Однако афинские навархи- победители не могли и в мыслях представить себе, какая схватка ожи¬ дает их в Афинах. На их головы обрушились ругань и проклятия. Пер¬ вое народное собрание решения не приняло. На втором, куда против¬ ники навархов явились более подготовленными, при каждой попытке заступиться за обвиняемых поднимался невероятный шум, в котором тонули слова защитников. Зато речи обвинителей звучали в полный голос. И победители, последние афинские победители в этой много¬ летней войне, были приговорены к смерти. На том основании, что оставили непогребенными тела погибших. И это, как вскоре стало ясно, был приговор также и всему демократическому эксперименту, осуществленному Периклом и его предшественниками. Спарте в это время оказывал активную поддержку брат персидс¬ кого царя Кир Младший, тесно связанный с командующим пелопон¬ несским флотом спартанцем Лисандром. Поражение при Аргинузс¬ ких островах его не обескуражило; он перекрыл своими кораблями 267
проливы, откуда в Афины шло Продовольствие. В обстановке демора- лизации, в немалой степени вызванной осуждением навархов-побе- дителей, был наскоро собран и отправлен к Геллеспонту новый афин¬ ский флот, где Лисандр захватил дружественный Афинам город Лам- псак. Афинская эскадра остановилась на противоположном берегу пролива. Несмотря на преимущество в 20 триер, Лисандр не торопил¬ ся начинать военные действия, и афиняне, потеряв бдительность, рас¬ сыпались по берегу. Тогда молниеносным броском Лисандр пересек пролив и, не потеряв ни одного корабля и ни одного воина, уничто¬ жил афинский флот. Захваченные в плен афиняне — их оказалось три тысячи — были казнены в Лампсаке. Цена мира. «Триера «Паралия», — пишет современник событий Ксенофонт, — прибыла в Пирей ночью и оповестила афинян о по¬ стигшем их несчастье. Ужасная весть переходила из уст в уста, и гром¬ кий вопль отчаяния проник сквозь «Длинные стены» из Пирея в го¬ род. Никто не спал в эту ночь. Оплакивали не только погибших, но и самих себя». Афиняне оказались в безвыходном положении. Осажденные с моря и с суши, они не имели ни флота, ни продовольствия, чтобы выдержать осаду. Между тем вопрос об условиях мира с Афинами уже решался членами Пелопоннесского союза. Победитель Лисандр, под¬ держанный эфорами, предложил заключить мир, поставив условием уничтожение «Длинных стен» и укреплений Пирея, выдачу всех ко¬ раблей, возвращение изгнанников, вступление Афин в число союз¬ ников Спарты и признание ее гегемонии. Коринф, Фивы и некото¬ рые другие союзники Спарты резко выступали против этих условий, считая их чрезмерно мягкими. Они требовали разрушения Афин. Но большинство поддержало Спарту. Афины вынуждены были принять унизительные условия мира. Полюбоваться зрелищем разрушения афинских стен сошлись в боль¬ шом количестве мегарцы, фиванцы и другие соседи афинян. Флейти¬ стки исполняли музыку, под которую спартанцы всегда шли в бой, чтобы победить или погибнуть. И под это музыкальное сопровожде¬ ние крушились стены великого города. Может быть, кто-то и плакал в толпе, но один из зрителей, сторонник спартанских порядков афиня¬ нин Ксенофонт, сообщает: «Стены были срыты при всеобщем лико¬ вании под звуки исполняемого флейтистками марша. Этот день счи¬ тали началом свободной жизни для эллинов». Поражение рождает тиранию. Для составления конституции, которая должна была утвердить новый общественный порядок вза¬ мен демократии, были выбраны тридцать политических деятелей из 268
числа олигархов. Но они не стали заниматься составлением нового свода законов, а принялись расправляться со своими политическими противниками. Первыми полетели головы тех, кто промышлял доно¬ сами, — сикофантов, которых, конечно, никому не было жалко. За¬ тем они послали гонцов к Лисандру с просьбой разместить в Афинах спартанский гарнизон. И гарнизон занял место на акрополе. После этого под прикрытием спартанцев начались аресты и казни без разбо¬ ра. Правление тридцати олигархов вошло в историю как владычество «тридцати тиранов». За восемь месяцев их правления было уничтоже¬ но не менее полутора тысяч человек. Каждому из тиранов разреша¬ лось арестовать одного метека и захватить его имущество. Казни не избежали и умеренные олигархи, пытавшиеся положить предел про¬ изволу. Один из бывших стратегов, Фрасибул, находившийся в Фивах, вторгся с группой сторонников в Аттику и укрепился близ Декелей, а затем захватил Пирей. В результате в самих Афинах к власти пришли умеренные олигархи. При посредничестве Спарты между демократа¬ ми и умеренными олигархами установился мир; была объявлена ам¬ нистия, не коснувшаяся, однако, тридцати тиранов. RQ Источники. Период между созданием Делосского союза, постепенно I переросшего в Афинскую морскую державу, и началом Пелопоннесской войны, который принято называть «пятидесятилетием», был временем наи¬ высшего могущества Афин, и он прекрасно освещен в исторических трудах древности, прежде всего в «Истории» Фукидида, в приписывавшемся Ксено¬ фонту сочинении какого-то аристократа, получившего название «Псевдоксе- нофонтова полития», в первой части «Афинской политии» Аристотеля и в Плутарховой биографии Перикла. Литературные источники дополняются прекрасным эпиграфическим материалом, из которого особенно важны многочисленные финансовые от¬ четы, списки должностных лиц, получающих плату за исполнение должнос¬ тей, и ряд текстов, раскрывающих агрессивную сущность Афинской морс¬ кой державы (архе): надпись, зафиксировавшая запрет членам Афинского морского союза пользоваться собственной монетой, которую надлежало сда¬ вать на переливку; список афинян одной из городских фил, павших в сраже¬ ниях 459—458 гг., которые вели афиняне против союзников, пытавшихся выйти из «добровольного» союза, и особенно — клятва халкидян, выбитая на стеле, поставленной в 445 г. на городской агоре Халкиды по приказу афинян после кровавого подавления восстания на Эвбее. Нумизматический материал подтверждает практику обращения в горо¬ дах союза только афинских денег. Источники, освещающие Пелопоннесскую войну, — это прежде всего труд Фукидида, специально ей посвященный и доводящий события до 411 г., и задуманная как его продолжение «Греческая история» Ксенофонта, начи¬ нающаяся с того места, где оборвался рассказ Фукидида, первая часть «Афин¬ 269
ской политии» Аристотеля, соответствующие разделы «Исторической биб¬ лиотеки» Диодора и Плутарховы биографии Перикла, Алкивиада, Никия и Лисандра. Более краткое изложение отдельных фактов, связанных с Пело- поннесской войной, содержится в биографиях Алкивиада, Фрасибула, Ко- нона, написанных Корнелием Непотом. Впервые для этого периода к спокойному повествованию историков до¬ бавляется эмоциональная струя обличительных комедий Аристофана, где особенно достается Клеону, и речей ораторов Андокида и особенно Лисия, * которых раскрываются беззакония, сопровождавшие установление тирании а также обрисована обстановка, сложившаяся в период войны. Совсем недавно в Афинах археологами обнаружен длинный ряд захоро¬ нений на месте, где Перикл произносил свою знаменитую речь над телам* павших в первом сражении Пелопоннесской войны и возле которого впос ледствии выросла и его могила. Глава 15 ДУХОВНАЯ И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА ПОЛИСОВ В V В. ДО Н.Э.* Наивысший расцвет греческой культуры, распространив¬ шийся на все сферы знания и искусства, приходится на V век. За предшествующие столетия развития полиса, в том числе и в про¬ цессе колонизации, была значительно смягчена социальная на¬ пряженность в гражданском коллективе, созданы предпосылки для экономического процветания. Политические изменения, связанные с победой демократических порядков, расширили возможности духовного обогащения полисного коллектива. Те¬ атр, архитектура, скульптура, монументальная живопись разви¬ ваются в расчете на восприятие всего общества, а не только его аристократической верхушки. Важным стимулом для подъема духовных сил народа и культурного творчества была победа над персидской монархией. Творения ума и рук в этот период обретают классическое со¬ вершенство. Это искусство не просто победителей, но людей, ощущавших, что их победа выражает разлитую в космосе боже¬ ственную гармонию, которую они постигли и которая навек ос¬ танется их достоянием. Эта уверенность в единстве мира и сво¬ ем единении с ним пронизывает каждую колонну, рельеф, ста¬ тую, а также их сочетание в храме, вписывающемся в окружаю¬ щую природу и как бы составляющем ее продолжение. Так же и человеческая мысль, выбираясь из лабиринта мифологических * Глава написана совместно с J1.С.Ильинской. 270
представлений, не превращается в сухую абстракцию. Она ис¬ ходит из идеи целостности мира и неизменности господствую¬ щих в нем гармонии и красоты. Ведущая роль в развитии культуры в это время перешла к Афинам. Если в борьбе за гегемонию в Греции у афинян всегда были соперники, то в том, что приносит вечную славу — в искус¬ стве и литературе, — им не было равных. Через полтысячелетия после Перикла это констатировал римский историк Веллей Па- терку: «Один город Аттики на протяжении многих лет прославил¬ ся большим числом мастеров слова и творениями, чем вся Гре¬ ция, так что можно подумать, будто части туловища греческого народа так или иначе распределены между греческими города¬ ми, а дух заключен за стенами одних Афин». Театр. Древо греческого театра уходило своими глубинными кор¬ нями в культ плодородия, в игры в честь Диониса, имевшие целью стимулировать производительные силы природы. Отходящие от еди¬ ного ствола две ветви театрального действа — трагедия и комедия — выражали, соответственно, скорбь о неизбежной гибели умирающего бога и ликование по поводу его воскресения. Сами названия — траге¬ дия и комедия — связаны с праздником Диониса. Трагедия — дослов¬ но: «песнь козлов» (по ряженым, одетым в козлиные шкуры); коме¬ дия — по «комосу», шумному шествию участников праздника, уже от¬ давших должное дарам Диониса. Подобные обряды и празднества су¬ ществовали у всех народов, но только в Афинах, на грани VI и V вв. они, будучи переосмыслены, превращаются в подлинное искусство, отражающее проблемы полисной жизни, философии и морали. Актеры классического греческого те¬ атра (только мужчины, игравшие и жен¬ ские роли) появлялись перед зрителями в масках, что соответствовало духу дио¬ нисийского празднества как процессии ряженых. Маска символизировала ха¬ рактер героя, а их смена — изменение настроения. Маска приближала актера к зрителям самых дальних рядов, равно как и обувь с высокой подошвой — ко¬ турны. Театральное действие потребовало определенных условностей в декораци¬ ях и их размещении. Например, появ¬ ление актера из левой двери означало прибытие из города, из правой — с чуж¬ бины. Центральная дверь предназнача- Актер с театральной маской в руке 271
Театр в Эпидавре. Середина IV в. до н. э. лась только для богов. В некоторых случаях, предусмотренных пье¬ сой, боги спускались на орхестру — место хора и актеров — сверху с помощью особого приспособления («бог из машины»). Присутствие хора, с которым актер порой обменивался репликами, влияло на весь ритм спектакля и технику речи — речитатив. Состязательность, пронизывающая всю полисную жизнь, сказа¬ лась и на организации театральных зрелищ. Правом предлагать свои произведения в дар Дионису обладал каждый гражданин и даже ме¬ тек. Но авторитетная комиссия из числа архонтов отбирала лишь трех авторов трагедий и, соответственно, комедий. Вслед за тем в течение десяти месяцев шла подготовка выбранных пьес к показу. Средства на постановку давали удостоившиеся этой чести богатые граждане, называвшиеся устроителями театральных состязаний (хо- регами). Вплоть до представления они содержали хоры и оплачива¬ ли их наставников. И вот наступал день препровождения в театр главного зрителя и судьи — самого Диониса. С утра его статую, соблюдая все предосто¬ рожности, предусмотренные церемонией, выносили из храма и несли в сопровождении вооруженных юношей-эфебов на агору, где возле алтаря олимпийским богам разворачивалось грандиозное жертвопри¬ ношение в его честь, а вечером, уже в темноте, освещаемые множе¬ ством факелов, эфебы, приплясывая под звуки флейт, доставляли бога в театр, на выделенное ему почетное место. 272
В течение двух последующих дней десять хоров от десяти фил со¬ стязались вокруг алтаря Диониса, прославляя великого бога дифирам¬ бами (так назывались посвященные ему гимны). К вечеру последнего из этих дней становились известны победители, и это давало повод к началу пиров, в которых участвовали все граждане Афин. Наконец, на четвертый день Великих Дионисий открывались те¬ атральные представления. В театр собирались с подушками и прови¬ зией еще затемно, чтобы занять места поудобнее. Садиться можно было где угодно, кроме первых почетных рядов, предназначенных для должностных лиц, жрецов, победителей олимпийских игр и, конечно же, кресла жреца Диониса. До начала торжества в театре было шумно: нечасто представля¬ лась возможность встретить старых знакомых, поделиться семейны¬ ми и полисными новостями. Но вот с первыми лучами солнца все стихало. Начинались официальные церемонии, совсем не случайно приуроченные к празднику Диониса: ведь в театре присутствовали все граждане — наиболее бедным из них со времени Перикла выдавались специальные «театральные деньги» (теорикон), обеспечивавшие про¬ житочный минимум в дни, посвященные зрелищу. Перед афинянами проходили рабы, пронося дары союзников, да и богатства собственного города выставлялись на всеобщее обозрение в орхестре. Затем полис демонстрировал благодарность тем, кто со¬ вершил подвиг или оказал услугу городу. Вспоминали погибших в сра¬ жениях за отечество, и их сыновья, если они в этот год достигли со¬ вершеннолетия, поименно выкликаемые глашатаем, получали от го¬ рода положенное гоплиту вооружение. Затем глашатай вызывал тех, кому за заслуги присуждался золотой венок. Во время короткого перерыва вновь поднимался нестройный гул — темпераментные зрители не могли не вернуться к воспомина¬ ниям о павших друзьях, не обменяться мнениями о справедливости или несправедливости наград, присужденных во время предыдущих Дионисий. В шум голосов врывался поросячий визг — предвестник еще одной священной церемонии. Принеся на глазах зрителей в жер¬ тву нескольких поросят, жрец Диониса кропил публику их кровью, а служители разносили кусочки священного мяса по всему огромному театру, чтобы каждый в многотысячной толпе собравшихся мог, про¬ глотив свою долю, приобщиться к божеству. Трагедия. На протяжении трех четвертей века чаще всего стави¬ лись произведения Эсхила, Софокла и Еврипида, время жизни кото¬ рых любившие сопоставления греки связывали с одним из сражений века, говоря, что Эсхил был участником Саламинского сражения, ше¬ стнадцатилетний Софокл пел в хоре мальчиков, прославлявших ве¬ 273
ликую победу, а Еврипид будто этот день появился на свет. В тРев0^ ные строки их трагедий легли, найдя 4 каждого из этих поэтов свое непов^ римое выражение, переживания эпо^ полной героизма и отчаяния, философ’ ских раздумий о добре и зле, человеке^ божестве. Эсхил (525—446), переживший во^ч ну с персами, участник ее главных сра, жений, всем своим творчеством стре. милея решить философскую проблему человека и места в космосе, установлен ного ему богами. Трактовка отношений человека и божества (или божественно¬ го порядка) у Эсхила уже не совпадаете примитивным, традиционным для вре¬ мени господства аристократии мировоззрением. Царь Ксеркс, прика¬ завший высечь плетьми непокорное ему море, трактуется в трагедии Эсхила «Персы» не просто как безумец, осмелившийся оскорбить По¬ сейдона, но как преступник, посягнувший на естественное, установ¬ ленное природой и освященное божеством распределение моря и суши. Далека от архаического представления о возмездии божества мифическая история преступлений царей Аргоса, раскрытая Эсхилом в самом зрелом из его произведений — «Орестейе». Зрители этой три¬ логии могли ощутить, от какой пучины бедствий избавлен их полис, живущий по справедливым, угодным богам законам. В трагедии Эсхила «Прикованный Прометей» переосмыслен ми¬ фологический сюжет о титане, благодетеле человечества. Кража им огня и передача его людям рассматривается как проблема соотноше¬ ния между насильственным действием, имеющим для людей благо¬ творные последствия, и связанным с ним нарушением установленно¬ го богами порядка. Ввиду того, что сохранилась лишь одна часть три¬ логии, мы можем только догадываться, как решает драматург этот конфликт. В дошедшей до нас части трилогии Прометей рисуется как непримиримый борец за справедливость, а отец богов Зевс приобре¬ тает облик тирана, подобного тем, от власти которых освободились Афины. В заключительной части трилогии великие противники при¬ мирились. Власть Зевса становится менее деспотичной, и Прометей соглашается раскрыть ведомую ему одному тайну вечного сохранения Зевсом власти... Софокл (ок. 498—406), младший современник Эсхила, жил в эпо¬ ху Перикла — время высочайшего расцвета Афин и, одновременно, 274
начавшегося кризиса полиса. Единения граждан перед лицом общей угрозы уже не существовало. Человека теперь страшили не стихия внешнего хаоса, а несправедливость власть имущих, сам полис, ста¬ новящийся орудием этой несправедливости. С особой остротой встает волновавшая умы еще с гомеровских времен проблема судьбы и личности. Столкновение человека с судь¬ бой с потрясающей силой рисует Софокл в наиболее знаменитой его трагедии «Царь Эдип». В Фивах царствует Эдип, удостоенный трона за освобождение го¬ рода от сфинкса, преграждавшего в него путь. И вдруг на город обру¬ шивается невиданный мор. Эдип пытается выяснить причины гнева богов. Постепенно царю становится известно то, что зритель знал еще до начала развернувшегося на орхестре действия. Правившему до него в Фивах царю Лайю было предсказано, что родившийся у него сын убьет его и женится на собственной матери. Решив избежать рока, несчастный отец приказывает рабу отнести новорожденного в горы и бросить на растерзание диким зверям, но тот, нарушив приказ, пере¬ дает младенца пастуху коринфского царя. Ребенок становится прием¬ ным сыном и наследником коринфских владык. А дальше... дальше Эдип уже помнил сам, как, названный кем-то найденышем и не до¬ бившись прямого ответа от родителей, он направился в Дельфы, где узнал от оракула, что ему предначертано роком убить отца и жениться на собственной матери. Чтобы избежать преступлений, Эдип решил никогда не возвращаться в город, который считал родным. И вот сей¬ час, когда после долгих лет счастливого царствования в Фивах он уз¬ нал правду о своем происхождении, перед ним раскрылась истина: случайно убитый им по дороге в Фивы путник был царем Фив и его родным отцом, а царица, отданная благодарными фиванцами ему в жены, — матерью. Так Эдип узнает, что не кто иной, как он сам вино¬ вен в бедствиях города. Наступает прозрение. Но это прозрение — самое страшное потрясение, какое может пережить человек. И Эдип ослепляет себя, осознав всю глубину невольного преступления. Да, неотвратимый рок победил, но вступивший с ним в борьбу человек морально оказался сильнее предначертанной богами судьбы. И в этой духовной силе человека — один из секретов бессмертия, об¬ ретенного трагедией Софокла. Не менее вечная проблема — человек и государство — раскрывает¬ ся в его трагедии «Антигона». В Фивах, после того как их покинул Эдип, правят его сыновья. Но, не поделив между собою власть, братья вступа¬ ют в конфликт. Один из них, Полиник, бежав из города, приводит для борьбы против него семерых героев, в прошлом фиванских граждан. И, как это случается в гражданских войнах, братья оказываются врагами. Полиник нападает на город, Этеокл его защищает. И оба гибнут в еди¬ 275
ноборстве. Царем становится их дядя Креонт. С высоты своей государ. ственной «мудрости», не понимая всей глубины трагедии братоубий¬ ственной войны, Креонт решает отметить пышными похоронами пах. риотический подвиг защитника Фив Этеокла и покарать уже мертвого Полиника, и так уже наказанного судьбой. Креонт запрещает хоронить Полиника и приказывает в знак позора оставить его прах на растерзан ние хищным птицам, на съедение псам, чем обрекает на вечные скита¬ ния в Аиде душу лишенного погребения. Нарушение запрета грозит ослушнику смертью. Этот бесчеловечный приказ, разнесенный по все¬ му городу глашатаями, слышит сестра погибших, юная Антигона, и бросается во дворец к сестре Йемене, призывая ее пойти вместе за гр£ родские стены, где лежит сжигаемое солнцем тело их несчастного бра* та, и предать его, по обычаю предков, земле. В разговоре с сестрой^ смирившейся с несправедливостью, перед которой склонились и мужй* Антигона осознает, что она одна должна идти против царя и его стр% жи, сражаться с безразличием и трусостью толпы, с собственной слабой стью, с самой судьбой, которая сразила отца и братьев. И она выполняв ет свой замысел одна, без чьей-либо помощи. Креонт, уверенный в тощ что каждое распоряжение главы государства — закон, который нужна выполнять, не задаваясь мыслью о справедливости, приказывает каз¬ нить Антигону. За Антигону вступаются и мудрый прорицатель, и сын Креонта, доказывающие Креонту косность и несправедливость его суж¬ дений. Но царь неумолим. Антигона погибает. Гибнет и сын Креонта* жених Антигоны, убивающий себя сам. Кончает жизнь самоубийством также жена Креонта. Софокл утверждает моральную победу Антигоны над гордыней и деспотизмом. Он вкладывает в ее уста мысль, что кроме людских законов имеются неписаные законы богов, и если возникает противоречие между законом человеческим, часто неправедным, и бо¬ жественным, надо следовать последнему. Наибольшее влияние на все последующее развитие греческой дра¬ матургии оказал Еврипид (480—406). Театр Еврипида — высшая сту¬ пень искусства трагедии, в поле зрения которой оказалась назреваю¬ щая трагедия самого полиса, возрастающая кризисная ситуация в се¬ мье и государстве. Это потребовало усложнения самого построения пьес, более детальной разработки интриги, большей психологичес¬ кой тонкости. Древние критики характеризовали Еврипида как «фи¬ лософа на сцене». И в самом деле, он был пропагандистом лучших достижений рационалистической мысли своего времени и считал наивысшим счастьем знание, полученное в ходе исследования. В отличие от Эсхила и Софокла Еврипид не идеализировал своих героев, а изображал их живыми людьми со всеми присущими им сла¬ бостями и пороками. Он первым представил на сцене любовь, причем отнюдь не всегда возвышенную. Наряду с жертвенной любовью к ро¬ 276
дине Ифигении («Ифигения в Авлиде»), со¬ глашающейся быть принесенной в жертву ради успеха троянского похода («...это тело — дар отчизне...»), Еврипид развора¬ чивает перед зрителем трагедию оскорб¬ ленной («Медея») или даже любви пре¬ ступной («Ипполит»). Трагический конф¬ ликт — результат противоречий, заложен¬ ных в характерах. Ифигения Еврипида — один из самых прекрасных в мировой литературе женс¬ ких образов. Вызванная Агамемноном в Авлиду якобы для того, чтобы обручиться перед походом с Ахиллом, Ифигения по слову прорицателя должна быть принесе¬ на в жертву Артемиде: лишь тогда попут¬ ный ветер надует паруса кораблей, везу¬ щих к Трое жаждущих боя воинов. Узнав об обмане, девушка молит отца о пощаде: Для смертного отрадно видеть солнце, Подземный мир так страшен. О безумец, Кто смерти жаждет! Лучше жить в невзгодах, Чем в самой яркой славе умереть. Агамемнон мог бы заставить Ифигению отцовской волей сми¬ риться перед предназначенной ей участью, но он находит слова не приказа, а убеждения. Не ради Менелая, а ради Эллады и ее чести нужна эта страшная для них обоих жертва: О, мы с тобой ничто перед Элладой, И если наша кровь, вся наша кровь, дитя, Нужна ее свободе, чтобы варвар В ней не царил и не бесчестил жен, Атрид и дочь Атрида не откажут. Убежденная словами отца, Ифигения отвергает помощь Ахилла, обещавшего защиту, и добровольно поднимается на жертвенный кос¬ тер, еще не зная, что в последний момент Артемида выхватит ее из- под жертвенного ножа и унесет в далекую Таврику, оставив на алтаре трепещущую лань. Совершенно иной женский характер встает в трагедии «Медея». Полюбившая Ясона и спасшая его от гибели колхидская царевна Ме¬ дея узнает, что тот, ради кого она оставила отечество, запятнав себя во 277
имя любви преступлением, не оставившим пути назад, бросает ее, чт0 бы жениться на дочери коринфского царя. Она вместе с рожденны^ от Ясона детьми обречена на изгнание из Коринфа, на суровую учас^ чужеземки в городах, где закон защищает лишь собственных граждан Страшна месть Медеи, решающей лишить Ясона детей. Чувство ос. корбленной любви борется с нежностью матери: На что дерзаю, вижу, только гнев Сильней меня, и нет для рода смертных Суровей и усердней палача. Верх над материнскими чувствами берет сжигающая женщину ревность. И послав невесте неверного мужа смертоносный подарок, Медея убивает детей и уносится вместе с их телами на колеснице вы¬ зывающей ужас смертных Гекаты. В трагедии «Ипполит» конфликт развивается как бы в двух изме¬ рениях: соперничество между Афродитой, считающей, что ей подвла¬ стно все в этом мире, и богиней-девой Артемидой, нашедшей верной почитателя в юном сыне Тесея Ипполите, и как отражение ведущего¬ ся между олимпийцами спора — внушенная Афродитой преступная страсть царской жены Федры к своему пасынку Ипполиту. Отвергну¬ тая возмущенным юношей, Федра кончает с собой, обвинив его В предсмертной записке в покушении на ее честь. Поверив этому, Тесей проклинает сына, призывая на него гнев Посейдона. Посланное По¬ сейдоном чудовище пугает коней Ипполита; сброшенный на землю, он погибает. Появившаяся слишком поздно Артемида, покровитель¬ ница Ипполита, разъясняет отцу его роковую ошибку. Сохраняя традиционные сюжеты греческих мифов, участниками ко¬ торых были боги, Еврипид лишает их, слепцов и лицемеров, какого-либо совершенства. Такое отношение к богам создавало в произведениях Ев¬ рипида более трагическую картину мира, чем у Эсхила и даже Софокла. В них нет такого разрешения конфликта, которое несло бы в себе утеше¬ ние или внушало надежду на конечную победу справедливости. Эти и другие особенности трагедий Еврипида, связанные с его философским мировоззрением, не могли встретить сочувствия у ос¬ новной массы его современников. Но именно они стали причиной необычайной популярности его творений в последующие эпохи. И не случайно из девяноста двух трагедий Еврипида до нас дошло восем¬ надцать, тогда как и от Эсхила, и от Софокла — по семь, хотя каждый из них создал более чем по сотне пьес. Злой гений афинской демократии. Ничто не создавало более яр¬ кой и близкой к действительности картины афинской демократии време¬ ни ее расцвета, чем комедии Аристофана (446— 383), хотя это зеркало не 278
просто сатирическое, но подчас и кривое. В нем нашла отражение ничем не ограни¬ ченная свобода слова, позволявшая каждо¬ му гражданину публично высказывать свое мнение по поводу того, что происходило на его глазах или совершалось в прошлом. И хотя комедии Аристофана ставились на сцене в разгар войны со Спартой, кажется, никого не смущало, что критика могла ока¬ заться на руку врагу. Никто не пытался при¬ влечь комедиографа к суду за явную клеве¬ ту на лиц, которым народ вручил власть для управления государством и ведения воен¬ ных действий. Такова была сила афинской демократии. Но если присмотреться вни¬ мательнее — также и один из ее коренных пороков, в немалой степени способство¬ вавший грядущей гибели народовластия в Аристофан Афинах. Критика Аристофана затрагивала буквально все, смешивая с гря¬ зью не только политических деятелей, но и саму демократическую систему, выпячивая ее пороки и закрывая глаза на достоинства. Разу¬ меется, все это было — и заседательская суета, и страсть к сутяжниче¬ ству, и взяточничество, и прожектерство, и несправедливое разделе¬ ние богатства. Но что представляло альтернативу этому строю? Спар¬ танская илотия, власть эфоров, распространявшаяся на все без изъя¬ тия стороны жизни граждан, единодушие тупиц? Однако все, что выходило из-под пера Аристофана, блистало фан¬ тазией и талантом. Поселянин, в укор пользующимся выгодами от войны демагогам, самолично заключает со спартанцами «сепаратный» мир и пользуется его благами («Ахарняне»); земледелец совершает на гигантском навозном жуке полет к олимпийским богам, чтобы вер¬ нуть на землю богиню мира («Мир»); заключения мира добиваются и жены воюющих мужей, договорившись уклоняться, пока не будет по¬ ложен конец войне, от исполнения супружеских обязанностей («Ли- систрата»); недовольные афинской жизнью персонажи отправляют¬ ся строить птичий город Тучекукуевск, и по ходу сюжета высмеивают¬ ся не только люди, но и боги («Птицы»); Сократ, ненавистник богов, молится новым богам — облакам, качаясь между небом и землей в гамаке («Облака»). Объектом злобных насмешек Аристофана стали не только вожди радикальной демократии Клеон и Гипербол, но и великие драматурги Эсхил и Еврипид. Он был первым, кто вынес обвинение Сократу, вы¬ 279
ставив его разрушителем семьи, безбожником, пустым болтуном мздоимцем. И ему аплодировали, ибо он знал, что скамьи зрителе заполнены невежественными людьми, для которых любой мыслящц человек — бездельник и болтун. Он постоянно возбуждал дурные иц стинкты толпы. Сократ и многие другие, кого он высмеивал, и впрям были осуждены на смерть по ее приговору. Аристофан был поистине злым гением афинской демократии. Анаксагор против Гелиоса. Процветание родного города убеж* дало афинян в том, что Афины находятся под покровительством бо* гов и его гражданам остается лишь соблюдать отеческие законы и при* носить жертвы богам, ибо те или иные военные и прочие неудачи - результат отступления от этих законов и неверия в могущество богов. Именно с этих позиций оценивались взгляды чужеземца, выходца из Малой Азии Анаксагора (ок. 500—428), появившегося в Афинах вско¬ ре после победы греков над персами. К удивлению афинян, гордив¬ шихся своей родиной, Анаксагор о своем родном городе ничего не рассказывал и на вопрос, откуда он родом, показывал на небо. Нет, он не хотел сказать, что свалился с неба на землю, а намекал, что устрем¬ лен всеми своими мыслями к небу, к его тайнам, а не принижен зем¬ ными заботами. И остался бы Анаксагор в глазах афинян безобидным чудаком, если бы во времена Перикла по городу не распространились слухи, что чужеземец кощунственно объявляет гром не грозным голосом вла¬ дыки Олимпа Зевса, а звуком, возникающим при столкновении гро¬ зовых облаков. Некто, втесавшись в число учеников чужеземца, клят¬ венно уверял, будто Анаксагор назвал Гелиоса «глыбой, огненной на¬ сквозь, величиною поболее Пелопоннеса». Поначалу этот донос со¬ чли клеветой. Но вскоре в театре под акрополем была поставлена трагедия Еврипида, того самого Еврипида, которого часто видели сре¬ ди учеников Анаксагора. На этот раз слова Анаксагора о Гелиосе ус¬ лышали из уст актера десятки тысяч зрителей, и ничего не оставалось делать, как привлечь чужеземца к суду. Отвечая на обвинение в безбожии, Анаксагор уверял, что далек от того, чтобы мыслить мир грудой бездушных камней, а, напротив, убежден, что Землей, Солнцем, Луной и всеми небесными светилами управляет Разум и что этот Разум и дал толчок кругообразному движе¬ нию всей постоянно расширяющейся вселенной. На прямой же воп¬ рос, назвал ли он Гелиоса «огненной глыбой», обвиняемый ответил: «Да». И быть бы ему приговоренным к смерти, не явись на суд Перикл, красноречивейший из смертных. Перикл не стал витийствовать о при¬ роде богов и первоначальном толчке, а поведал, как ему дорог Анак¬ 280
сагор, обучавший его в юности и как будто бы не нанесший этим Афи¬ нам никакого ущерба. После этого первый стратег объяснил, какая дурная слава падет на город, если афиняне начнут расправляться с людьми, думающими иначе, чем они. И смягчились сердца судей. За оскорбление Гелиоса они назначили штраф в пять талантов (их вне¬ сли в казну ученики Анаксагора) и изгнание. На следующий день кто-то из друзей, провожая Анаксагора, садя¬ щегося на корабль, сказал сокрушенно: «Как же ты будешь жить, ли¬ шившись общения с афинянами?» «Это они лишились общения со мной», — ответил философ, поднимаясь по сходням. Корабль, принявший на борт изгнанника, был из маленького, ни¬ чем не примечательного городка Лампсака. Но слава о мудрости Анаксагора пришла и сюда — ранее его самого, и философ сразу же был окружен вниманием лампсакийцев. У него появились новые уче¬ ники. Когда Анаксагор занемог, правители города пришли к его ложу и спросили, есть ли у него какое-либо желание. «Пусть, — сказал уми¬ рающий, — в месяц и день моей смерти учащиеся будут освобождены от занятий». Человечество высоко оценило Анаксагора, связав с его именем начало античной науки. Нет ни одного сколько-нибудь значительно¬ го древнего мыслителя и писателя, который бы не отдал должное его мудрости. Даже историк христианской церкви Евсевий, ведший ле¬ тосчисление от патриарха Авраама, счел нужным отметить, что в 1517 г. от Авраама, на первом году 70-й Олимпиады, достиг славы «физик Анаксагор», а в 1557 г. от Авраама, на первом году 80-й Олимпиады, «умер Анаксагор». В конце XVII в. французский мыслитель Пьер Бейль вступил в своем «Словаре» в полемику с Анаксагором так, слов¬ но бы с ним, сходящим с корабля, встретился где-нибудь в Тулузе или Марселе. Гете сделал Анаксагора героем «Фауста». Русский поэт Кон¬ стантин Бальмонт начал свою книгу «Будем, как солнце» цитатой из Анаксагора. Мудрость за драхмы. В 427 г., год спустя после того, как скон¬ чался Анаксагор, в Афины перебрался и создал там свою школу выхо¬ дец из Леонтин, города греческой Сицилии, Горгий (ок. 480— 380). На его родине в течение уже нескольких десятилетий можно было наряду с добрым конем, золотым ожерельем и пестротканым ковром приобрести за сходную цену и мудрость. Ею с выгодой для себя торго¬ вали переходившие из города в город в поисках нуждающихся в этом не совсем обычном товаре учителя, называвшие себя софистами. Тер¬ мин этот они возводили к понятию «мудрец» (по-гречески «софос»), безразличные же к их товару люди или те, кто полагал, что мудростью вовсе нельзя торговать, считали слово «софист» производным от 281
«софисма» — уловка, ухищрение. Во всяком случае, в древности со фистов не путали с философами, хотя оба понятия объединялись ело вом «софос». Софисты брались за драхмы научить всем премудростям своец искусства, на практике заключавшегося для обывателя в умении ctjxt ить доказательства на основе вероятностей и правдоподобия и выи г* рывать в суде самые безнадежные процессы, делая, как говорили учи* теля, «силою слова малое большим, большое малым, новое древним, древнее новым» или, как упрекали их противники, черное белым,, а белое черным. Одновременно они готовы были объявить себя и наставниками молодежи. Это особенно возмущало граждан эллинских полисов — ведь в отличие от школы грамоты, начальной школы, доступной лю¬ бому ремесленнику, тонкости литературного и философского образо¬ вания были достоянием людей состоятельных и презиравших всякий труд — не только ремесленный, но и творческий. Недаром позднее греческий писатель Плутарх рассуждал как о само собой разумеющем¬ ся: какой юноша не восхищается творениями Фидия, но кто бы из порядочной семьи захотел сам стать Фидием! И вдруг в сферу ремес¬ ленного, оплачиваемого труда попадает то, что всегда было привиле¬ гией высшего слоя общества! Занятия философией и плата за обуче¬ ние казались несовместимыми. Несмотря на возмущение старшего поколения, видевшего в со¬ фистах «ловцов богатых юнцов», любознательная молодежь Афин во¬ сторженно встретила новых учителей мудрости и даже готова была сопровождать их в странствиях, присутствуя как на дискуссиях о вы¬ соких материях, так и на судебных процессах по ничтожным житейс¬ ким поводам, и нередко выносила победителей на руках. Все подвергая сомнению, во всем вскрывая невидимые поверхно¬ стному взгляду противоречия, софисты, к неудовольствию ветеранов греко-персидских войн, разрушали вместе с бездумным отношением к миру, обществу и государству также и чувство патриотизма, на кото¬ ром, как на скале, зиждилась созданная трудами предшествующих по¬ колений афинская морская держава. И не взойти бы зернам сомне¬ ний на камне, если бы в нем не появились первые трещины, вызван¬ ные военными неудачами в схватке со Спартой за гегемонию в гре¬ ческом мире. Вопросы задает Сократ. Задавать вопросы со времени появле¬ ния софистов стало в Афинах делом привычным. А вот отвечать на них софисты не пытались, а учили, как уходить от ответов. Поэтому вопро¬ сы, задаваемые софистами, были вскоре афинянами забыты. Вопросы же, которые задавал Сократ (ок. 470—399), помнят и до сих пор. 282
В один из дней (впоследствии никто не мог сказать, в какой именно, но на¬ верняка в начале Пелопоннесской вой¬ ны) то с одним, то с другим афиняни¬ ном стал заговаривать уже немолодой человек с крутым лбом и вздернутым, как у сатира, носом. Одни знали его как доблестного воина, другие — как супру¬ га сварливой Ксантиппы, третьи — как ваятеля, продолжившего дело своего отца, хотя, может быть, и не столь ус¬ пешно, как этого хотелось каменотесу Софрониску. Вступая с гражданами в беседу, Сократ не навязывал им своих мыслей, а только Сократ задавал вопросы, на первый взгляд безо¬ бидные, но все же заставлявшие задумываться и сомневаться, раз¬ мышлять над своим поведением, докапываться до скрытого, глубин¬ ного смысла и отказываться от всего, что ранее казалось очевидным и не требующим размышления и оценки. Вопросы, которые задавал Сократ, были просты, и ответить на них не стоило труда, но за первым вопросом следовали другой, третий. Они, как льняные нитки, сплета¬ лись в сеть, так что вопрошаемому, порой обескураженному и теряв¬ шему дар речи, казалось, что Сократ вытаскивает его, как рыбу из воды. Горшечники, башмачники, колбасники, каменщики были людьми опытными в своем деле и могли бы ответить на многие связанные с их ремеслом вопросы. Но те, что задавал Сократ, были им непривычны. И некоторые огрызались: «Что ты все спрашиваешь и спрашиваешь? По¬ чему бы тебе не ответить самому?» На это Сократ отзывался с обезору¬ живающей искренностью, что он и сам толком ничего не знает и хочет лишь помочь собеседнику в рождении истины — подобно тому, как повивальная бабка, какой была его мать, помогает появлению на свет нового человека. Другие сразу же уходили, отмахиваясь от Сократа, как от надоедливого овода. Третьи, как, например, выходец из благополуч¬ ной зажиточной семьи Платон, остановленный Сократом на одной из улочек, шли за ним, словно завороженные. Аристофан, редко бывав¬ ший в Афинах (городской суете он предпочитал деревенскую тишь), выслушивал Сократа до конца и отвечал на его вопросы, как мог, а через год показал народу комедию «Облака», в которой вывел докучли¬ вого собеседника болтающимся между небом и землею в гамаке и сму¬ щающим народ своими заумными вопросами и вредными сомнения¬ ми. Гамак был символом оторванности от жизни, беспочвенности но¬ 283
вой философии. Но кто-кто, а Сократ твердо стоял на родной земле Афин, ощущая каждую ее неровность босыми ступнями, чувствуя под. земный гул катастрофы в то время, когда остальным будущее виделось в радужном свете. Более двадцати лет Сократ жалил афинян своими вопросами, как овод разжиревшего коня, пока не случилось то, о чем он их многократно предупреждал. Афины потерпели поражение от Спарты, демократия была сокрушена. Восторжествовала тирания. А когда все же тиранов удалось изгнать и восстановить демократию (403 г.), сразу же был устроен суд над Сократом. Его признали виновником всех бед и приговорили к казни. Такова поучительная на все времена история человека, задавав¬ шего вопросы и не ответившего ни на один из них, во всяком случае, письменно. Сократ не написал ни одного труда (полагая, что мысль должна быть всегда в движении и мертвящая запись лишает ее живой силы). Но с него началась философия, пытавшаяся осмыслить все то, над чем задумывался Сократ, не устававший повторять древние изре¬ чения: «Познай самого себя» и «Я знаю, что я ничего не знаю». Задумаемся над этим и мы, насыщающие свою память множе¬ ством имен политических и военных деятелей или старающиеся им подражать. А между тем подлинными творцами культуры становятся подчас не политические руководители, создатели партий, завоевате¬ ли континентов, а босые мудрецы, умевшие задавать вопросы и кон¬ чавшие жизнь от чаши с цикутой или на кресте. У подлинных гениев всегда есть ученики, считающие себя наслед¬ никами учителя. Но судить об учителе по его ученикам дело почти безнадежное. Сократ одного из его учеников, Ксенофонта, и Сократ другого его ученика, Платона, — совершенно разные люди. И мы ни¬ когда не узнаем, каким был подлинный Сократ. Атомы Демокрита. В те годы, когда в Афинах еще жил Анакса¬ гор, и позднее, когда там задавал свои вопросы Сократ, в городе мож¬ но было встретить молодого философа Демокрита. Демокрит (ок. 470—365) не стеснялся того, что его родина — Абдеры, хотя другой на его месте умолчал бы об этом — ведь по всей Греции считали, что Абдера — город глупцов, и одно слово «абдерит» могло вызвать на¬ смешливую улыбку. Но, видимо, к Демокриту перешел весь ум абде- ритов, так же как к Афинам — таланты всех городов Греции. В поисках мудрости Демокрит еще до того, как попасть в Афины, обошел едва ли не весь мир, посетив Египет, Вавилонию, Иран, Ара¬ вию, Индию и Эфиопию. Знаниями своими Демокрит не кичился и жил в Афинах, никому не известный. Возвратившись на родину ни¬ щим (все состояние его было растрачено в странствиях), он был при¬ нят своими братьями и не остался у них в долгу. На основании наблю¬ 284
дений за звездами он им точно предсказывал непогоду (чему научился в Вавилоне) и спасал их урожай. Умер Демокрит в возрасте ста четы¬ рех лет. Всю свою жизнь Демокрит отдал науке и ничего не ценил, кроме нее, полагая, что одно, даже самое незначительное научное открытие выше богатств и славы персидских царей. Над всеми, кто занимался накопительством, кто искал известности и славы в отечестве, кто стре¬ мился к супружеской жизни, ожидая домашнего счастья, кто радо¬ вался рождению детей, видя в них свое будущее, Демокрит смеялся, и его называли «смеющимся философом». Результатом путешествий, мучительных поисков, разочарований и раздумий философа стал его труд «Мирострой», состоявший из двух частей — «Большого» и «Малого миростроя». В первом из них изло¬ жены взгляды Демокрита на строение мира и материи. Он полагал, что все сущее состоит из «атомов» — неделимых форм материи (пер¬ вотелец) и беспредельной пустоты, в которой атомы беспорядочно ме¬ чутся, образуя различные тела, и вновь распадаются от внутренних ли сил или от столкновений. Гибнут и сталкиваются миры. При этой ка¬ тастрофе, испытывая невиданное давление, атомы меняют форму, сплющиваются и, проникая на землю, порождают страшные эпиде¬ мии. Звезды, земля, вода — все живое, включая человека и даже его душу, — это соединения различных атомов, отличающихся формой, размерами, порядком сцепления. В отличие от Анаксагора, исходив¬ шего в своих рассуждениях из первоначального толчка, данного Разу¬ мом, Демокрит считал движение естественным свойством материи. В учении абдерита не осталось места для сверхъестественных сил, для вмешательства богов. В «Малом мирострое» Демокрит рассмотрел происхождение и ис¬ торию живой материи и человечества. Жизнь, по его мнению, возник¬ ла путем самозарождения. А в результате приспособления к условиям обитания и выживания наиболее сильных и приспособленных к жизни особей появился человек. Но и он не является конечной формой про¬ цесса творения, сохраняя возможности биологического совершенство¬ вания. Впервые у Демокрита в отчетливой форме возникает мысль, что в начальные эпохи существования человечества движущей силой исто¬ рии была нужда. Вопреки легенде о «золотом веке», Демокрит выдви¬ гал мысль о развитии общества по восходящей линии. Считая человечество частью животного мира, Демокрит связывал развитие цивилизации с подражанием природе в целом и отдельным животным. «От животных, — писал он, — мы научились важнейшим делам: мы ученики паука в ткацком и портняжном ремеслах, ученики ласточки в построении жилищ и ученики певчих птиц в пении». Та¬ ким образом, к Демокриту восходит теория об искусстве как подра¬ 285
жании природе. В то же время он признавал наличие некоего 6o*t ственного наития как рода безумия, выводящего мысль за обычны грани познания. Учение Демокрита об атомах восприняли и продолжили такие вьь дающиеся мыслители древности, как Эпикур и Лукреций. Врачевание. Ранее других отделилось от могучего древа фило* софии врачевание. Уже в VI в. до н. э. в Кротоне, давшем убежище Пифагору, существовала медицинская школа Демокеда. Услугами это* го врача пользовались не только Гиппий и Поликрат, но и царь царей Дарий. В начале V в. ученик Демокеда кротонец Алкмеон, исходя из физического подобия людей и животных, использовал при лечении первых сведения, добытые при изучении внутренних органов вторых. Так медицина начала оттеснять на задний план магию, создавать ме¬ тодику лечения болезней, основанную на наблюдении и опыте. Основателем научной медицины считается Гйппократ с острова Коса (460—370). Он принадлежал к знатному роду Асклепиадов, ро¬ доначальником которого считался бог медицины Асклепий, и обу¬ чался у отца, который также был врачом. Для современников Гиппок¬ рат был врачом-целителем, для потомства — он врач-писатель и «отец медицины». Младший современник Гиппократа Платон ставил его на¬ равне с такими прославленными скульпторами, как Поликлет и Фи¬ дий, и говорил о нем как мыслителе и исследователе природы. В до¬ шедших до нас сочинениях Гиппократа и его учеников («Корпус Гип¬ пократа») изложены правила наблюдения за течением болезни, пред¬ шествующие диагнозу и назначению лечения. Была разработана действующая и поныне этика поведения врача («клятва Гиппократа»). В специальном трактате «О враче» Гиппократ подробно разбирает не только профессиональные и чисто человеческие качества, какими должен обладать врач, но и останавливается на устройстве врачебного кабинета, наиболее распространенных приемах и инструментах, не¬ обходимых врачу. Отдельный раздел посвящен вопросам военной хи¬ рургии. Огромной заслугой школы Гиппократа было убеждение в необхо¬ димости учитывать при лечении не отдельные болезни, а общее со¬ стояние больного, а также установление зависимости состояния здо¬ ровья, физического облика человека и даже государственного устрой- ства от окружающей среды. Первое, с чем должен ознакомиться врач, прибывающий в город, в котором собирается обосноваться, — это, по словам Гиппократа, местоположение и климат, качество воды, дую¬ щие в данной местности ветры. Градостроители более позднего, элли¬ нистического времени использовали это открытие, учитывая при пла¬ нировке улиц направление ветров. Выявляя естественные причины 286
болезней, Гиппократ не делает исключения и для эпилепсии, считав¬ шейся «священной болезнью», утверждая, что и это заболевание не может считаться «безнадежным и недоступным исследованию». Исторические труды. Успехи естественных наук, и прежде всего медицины, не могли не сказаться на отношении к человеку, а следова¬ тельно, и к человеческому обществу в целом. Само слово «история» — греческое, восходящее к глаголу, употреблявшемуся сначала в значе¬ нии «спрашивать», «допытываться», но у философов вошедшее в упот¬ ребление для обозначения исследования природы. Первые греческие авторы, которых впоследствии стали называть историками, распрост¬ ранили «исследование» («историю») и на область человеческого бытия в самом широком смысле этого слова. Они описывали расселения на¬ родов, их обычаи, удивительные сооружения; наряду с историей в со¬ временном смысле слова исторические исследования ранних истори¬ ков охватывали также географию и этнографию, что в полной мере со¬ ответствовало смыслу, вкладываемому в термин «история». Материалом для первых исторических трудов служили устные предания и письменные документы. В этом смысле истории на Вос¬ токе не было. Она была детищем греческих демократических госу¬ дарств, созданием торгово-ремесленного населения, пытливые инте¬ ресы которого были обращены к собственному прошлому и странам, ставшим объектом колонизации. Не случайно первый историк появился в крупнейшем научном центре Греции Милете и был последователем ионийских философов. Анаксимандр сконструировал первый глобус и создал первую геогра¬ фическую карту; два поколения спустя Гекатей (ок. 540—480) усовер¬ шенствовал эту карту и снабдил ее научным комментарием в своем «Объезде земли», дополнил ее конкретными сведениями о природе и людях, а также теоретически осмыслил их жизни в духе передовой философии своего времени. Другое, более позднее свое сочинение, «Генеалогию», Гекатей открывает словами: «Это я пишу, что считаю истинным, ибо рассказы эллинов, как мне кажется, необозримы и смешны». Здесь в пока еще не преображенную наукой мифологию впервые вступает личность исследователя, для которого главный кри¬ терий — истина. Гекатей подвергает греческие мифы рационалисти¬ ческому осмыслению, пытаясь извлечь из них реальные факты, хотя и искаженные вымыслом. Картина мира у Гекатея противостоит той, которая рисуется в «Одиссее». Блужданиям мифического героя по мо¬ рям, полным мифических чудовищ, или по странам, населенным не¬ ведомыми народами, противостоит хорошо продуманный маршрут обхода земли, ставший со времени Гекатея классическим: от Столпов Геракла по средиземноморскому побережью Испании, Галлии, тир¬ 287
ренскому и адриатическому побережьям Италии, побережью Грецщ и Фракии с заходом в Понт Эвксинский и последующим объездов Средиземного моря в обратном направлении. Историю Эллады Гекатей начинает с Девкалионова потопа, счи- тая спасенного богами Девкалиона дедом Эллина (родоначальника эллинов), а местом первоначального поселения потомков Девкалио¬ на — Фессалию. Что касается других частей полуострова, считает уче¬ ный, то они были первоначально заселены не эллинами, а другими народами, прежде всего пеласгами. Утверждение афинян в Аттике Ге¬ катей объясняет их стремлением завладеть прежде негодной, но пре¬ красно обработанной пеласгами землей. Несмотря на то, что первым историком античного мира был Гека¬ тей, сами эллины отдали предпочтение его младшему современнику Геродоту (ок. 490—ок. 430), также выходцу из Малой Азии. И это при¬ вело к утрате трудов Гекатея и других предшествующих Геродоту исто¬ риков. Уступая произведениям Гекатея в научности, труд Геродота пре¬ взошел их широтой взгляда и художественной формой. Именно эта форма дала основание Цицерону, считавшему историю «младшей вет¬ вью ораторского искусства», назвать Геродота «отцом истории». Геро¬ дот не просто излагает события греко-персидской войны, но пытает¬ ся осмыслить психологию действующих лиц. «История» Геродота — это вереница эпизодов, порою далеко уходящих от главного стержня повествования. Такова, например, новелла о лидийском царе Крезе и его встрече с афинским мудрецом Солоном. Из их дискуссии вырисо¬ вывается различие между философским и житейским подходом к по¬ ниманию счастья. И пусть этот эпизод к греко-персидским войнам отношения не имеет, пусть была невозможна и встреча Креза с Соло¬ ном (они жили в разное время), пусть Крез погиб от руки персидского царя Кира, а не был спасен мудростью афинянина, — все же рассказ о судьбе Креза, изложенный в духе драматургии Софокла, подготавли¬ вал слушателя (впоследствии — читателя) к пониманию причины по¬ беды Эллады над персами. Геродот в своем труде, который впоследствии был разделен на де¬ вять книг, получивших имена муз, нередко вступает в спор с ГекатееМ, иногда иронизируя над ним в связи с теми или иными его утвержде' ниями. Но подобного рода полемика не должна восприниматься как выражение принципиального несогласия и отход на иные позиций. Это широко распространенный литературный прием. Автор входит в уже завоеванную область, но, не желая выглядеть подражателем, ста¬ новится со своим предшественником рядом и делает все, чтобы его с ним не путали. Геродот не романист, как его нередко называли в но¬ вое время. Он такой же исследователь, т.е. историк, как и Гекатей, й опирается он на такой же этнографический материал, частично изве¬ 288
стный ему из трудов Гекатея, частично добытый в ходе собственных путешествий. Изучая обычаи и верования других народов, Геродот де¬ лает это не из любопытства, а из желания понять сходные обычаи эллинов, поэтому его называли впоследствии филоварваром. Скорее всего под влиянием аттической трагедии он придает большее, чем Ге¬ катей, значение богам и судьбе, что не мешает ему, однако, при изло¬ жении событий исходить из понимания их как естественного явле¬ ния, определяемого обстоятельствами и волей людей. Проявляя ог¬ ромный интерес к мифам, не только греческим, но и других народов, Геродот не склонен им верить, предоставляя своим читателям самим решать, достойны они доверия или нет. Не прибегая к грубой рацио¬ нализации мифов, которой грешил Гекатей, Геродот сохраняет их в первозданном виде как исторический источник и одновременно с их помощью придает своему труду колорит старины. Цель истории для Геродота — это поэтическое и философское пе¬ реосмысление фактов, а не их точное изложение и научный анализ. Прибегая к рационалистическому толкованию мифов, Геродот делает это гораздо реже, чем Гекатей. Он любуется мифами, и не только гре¬ ческими, но и варварскими — скифскими, лидийскими, этрусскими. Труд Геродота — это подлинная сокровищница духовного богатства народов ойкумены. Афинский историк Фукидид (ок. 460—ок. 400) задался целью на¬ писать историю Пелопоннесской войны, современником и участни¬ ком которой он был. Фукидид моложе Геродота на целое поколение. Его понимание мира — на уровне Еврипида, а не Эсхила, и обращен мыслью он к людям, а не богам. Геродот приводит свидетельства со¬ временников, надписи, изречения оракулов. Но для него это не ис¬ точник для установления истины, а иллюстрация, позволяющая до¬ полнить увлекательные сведения еще одним фактом, возможность на¬ рушить монотонность изложения. Фукидид же трудится как настоя¬ щий ученый — пользуясь источниками и подвергая их анализу. Он не просто последовательно и всесторонне излагает факты политической и военной истории, связанные с военным конфликтом между Афинс¬ кой державой и Пелопоннесским союзом, но стремится выяснить причины явлений и мотивы поведения отдельных исторических лиц. Персонажи Фукидида действуют, сообразуясь с собственной выгодой или интересами государства, как они их понимают, без оглядки на богов. В судьбе он видит не грозный рок Софокла и Геродота, а стече¬ ние случайных обстоятельств. Иную роль, чем Геродот, отводит Фукидид личности. Это не марио¬ нетки в руках божества, а живые люди, которых он знал или чьи дей¬ ствия исследовал. При этом Фукидид старается быть объективным даже по отношению к личным врагам, добившимся его изгнания из Афин. 10 Немировский А.И. 289
Градостроительство и архитектура. В войнах с персами карфагенянами пострадали и были обезображены многие фечес^ города и храмы. Их восстановление воспринималось гражданами лисов не просто как житейская необходимость, но как своего рода aicj восстановления справедливости и возмещения урона, нанесенное полисным богам. Возрождаемые города приобретали новую план^ ровку и совершенно иной облик. В 479 г. началось восстановление полностью сожженного и разруч шенного персами Милета, порученное архитектору Пшподаму. Распо. ложенный на вдающемся в море полуострове, изрезанном глубокими бухтами, город приобрел шахматную планировку. С юга на север и с запада на восток его пересекли две расположенные под прямым углом магистрали. Ширина новых улиц по сравнению со старыми почти уд. воилась. Милет стал опытной моделью для перепланировки Пирея, осуществленной также Гипподамом, вызванным Периклом из Милета. Этот торговый порт Афин и одновременно военная база флота, при- несшего Афинам победу, Гипподам превратил из нагромождения кри¬ вых и грязных улочек в благоустроенный город. На одной из его цент- ральных улиц появились три агоры. Гипподам возглавил также строи¬ тельство афинской колонии Фурий на месте разрушенного Сибариса, В Афинах с 448 г. на месте разрушенных персами строений време¬ ни Писистрата началось строительство ансамбля акрополя, увекове- Гефестион. 450—440 гг. до н. э. Афины 290
чившего идеи победы и гегемонии Афин над освобожденными от пер¬ сидского ига полисами. Вход на акрополь открывался завершающи¬ ми широкую мраморную лестницу парадными воротами (Пропилея¬ ми) — увенчанной фронтоном колоннадой из шести десятиметровых ионических колонн. Слева располагалась древнейшая картинная га¬ лерея (пинакотека)\ справа, перед более коротким крылом Пропилей на выступе скалы поднимался храм Ники Бескрылой (чтобы победа не улетела из города), небольшой, квадратный в плане храм с четырех¬ метровыми колоннами ионического ордера. Самую высокую точку акрополя занимал храм покровительницы города — Афины Парфенов (Девы) — Парфенон, строительство которо¬ го продолжалось с 447 по 438 г., а внутренняя отделка завершилась к 332 г. Возведенный целиком, вплоть до черепицы крыши из знамени¬ того пентелийского мрамора, храм доминировал над всеми остальны¬ ми сооружениями акрополя. Построен он в дорическом стиле, един¬ ственно возможном, по представлениям греков, для суровой богини- воительницы, однако его колонны не приземисты, как в большинстве дорических храмов, для них характерна легкость пропорций ионичес¬ кого ордера. Был в Парфеноне и непосредственно ионический эле¬ мент: наряду с триглифо-метопным фризом, его окружающим, над целлой проходил сплошной 160-метровый фриз с развернутой на нем панафинейской процессией. Известны имена архитекторов, строивших Парфенон, но в веках он остался творением Фидия, который руководил всеми работами, да¬ вая главные идеи не только в скульптурном, но и в архитектурном оформлении. «Главою и руководителем художников был Фидий, хотя рядом с ним работали и другие величайшие архитекторы и скульпто¬ ры», — писал Плутарх. Рядом с Парфеноном на высоком пьедестале сразу же была по¬ ставлена обращенная лицом к Пропилеям шестнадцатиметровая фи¬ гура Афины Воительницы, отлитая из меди захваченных у персов щи¬ тов, а в 421 г. поблизости от него началось запоздавшее из-за войны со Спартой сооружение Эрехтейона — храма, посвященного Афине, По¬ сейдону и Эрехтею, с которым мифы связывали начало афинской ис¬ тории. Храм был возведен на том месте, к которому предание относи¬ ло спор Афины и Посейдона за владычество над Аттикой, запечат¬ ленный на одном из фронтонов Парфенона. Это единственный из асимметричных храмов Греции — архитектор превратил недостаток (неровность рельефа) в достоинство, расположив два портика храма на разном уровне. Особенно интересен портик кариатид, в котором привычные колонны заменены мраморными фигурами девушек (ка¬ риатидами). 291
Эрехтейон. Портик кариатид Не менее прославленный, чем афинский акрополь, архитектурный ансамбль возник между речками Алфей и Кладей в Олимпии, на месте проведения общегреческих игр. Центральное положение в нем зани¬ мал храм Зевса, построенный между 470 и 445 гг. архитектором Либо- ном. Стены храма дорического ордена были не из мрамора, а из извес¬ тняка, покрытого гипсовой штукатуркой. Святилище обрамлял фриз» на двенадцати метопах которого изображены подвиги Геракла, считав¬ шегося основателем состязаний в Олимпии. В глубине храма нахоДИ' лась огромная, свыше 15 м высотой, статуя Зевса, выполненная в той же технике, что и статуя Афины в Парфеноне, и тем же скульпторов Фидием, прожившим в Олимпии, согласно свидетельствам древнй* авторов, восемь лет. Это сообщение подтвердилось в ходе раскопок с^ редины нашего века: в обнаруженной мастерской скульптора наШ^1* сосуд с надписью: «Я принадлежу Фидию». На противоположном коН' 292
не священного участка Олимпии, под склонами холма Кроноса, распо¬ лагались храм супруги Зевса Геры, небольшой, небогатый по оформле¬ нию, но значительно более древний, и другие храмы, а также и пост¬ ройки, предназначенные для состязаний и тренировки атлетов. Скульптура и живопись. Разительные изменения пережила в V в. и греческая скульптура. В ней уже нет и тени условностей, делавших фигуры людей и богов скованными, нединамичными, — изображе¬ ние приближается к реальности. С мраморных и бронзовых статуй навсегда исчезает «архаическая улыбка». Достижения искусства ваяния V в. прежде всего связаны с имена¬ ми Фидия, Мирона и Поликлета. Так же, как драматургия, искусство ваяния использовало поли¬ сные мифы, разъясняя их и давая им интерпретацию. Украшая Пар¬ фенон, Фидий воспользовался на одном из его фронтонов мифом о рождении Афины из головы Зевса, а на другом — спором между Афи¬ ной и Посейдоном за обладание Аттикой. Это исконные аттические мифы, и им было отдано предпочтение, как это ясно из программной речи Перикла над могилами павших афинян: «Для нашего государ¬ ственного устройства мы не взяли за образец никаких чужеземных Мирон. «Дискобол». Пракситель. Поликлет. Середина V в. до н. э. «Афродита Книдская». «Дорифор». Около IV в. до н. э. 440 г. до н. э. 293
установлений». Обитатели Афин, этой «школы всей Эллады», как на¬ звал их Перикл, глядя на скульптурные группы, должны были гор¬ диться тем, что их покровительница обладает не только силой, но и разумом владыки богов; победа над Посейдоном воспринималась как оправдание политики Фемистокла и Перикла, создавших афинскую морскую державу. И поскольку все оформление Парфенона должно было представлять единый комплекс, надо думать, что и на фризе изображался не современный скульптору праздник Великих Панафи- ней, как это принято считать, а опять-таки мифологическая сцена, ско¬ рее всего жертвоприношение Афине с участием древнего царя Эрехтея и его дочерей. Афиняне считали себя «народом Эрехтея», и сама сцена должна была видеться архаическим прообразом праздника Панафиней. В пользу этого толкования говорит также и то, что древнее обвинение Фидия в кощунстве опиралось лишь на изображение Перикла и его собственный автопортрет на щите колоссальной статуи Афины, водру¬ женной внутри храма. Сама эта двенадцатиметровая статуя стояла в середине целлы, в центре окружавшей ее с трех сторон колоннады. Зна¬ чимость богини подчеркивал сам материал, из которого была сделана статуя: покрывавшие деревянную основу слоновая кость, придававшая естественность лицу и рукам богини, и золото, которого на одеяние богини, ее шлем и щит пошло 40 талантов (ок. 1200 кг). Вызвавшие скандал изображения Фидия и Перикла на щите Афи¬ ны — немногие портреты в скульптуре V в., для которой характерны фигуры богов и героев, воплощающих сверхчеловеческие качества — мощь, энергию, красоту. В них нет ничего обыденного. Это постав¬ ленный на службу полису герои¬ ческий идеал. В статуе Мирона «Дискобол» наклон корпуса метате¬ ля диска и его разворот, напряже¬ ние мускулов таковы, что создает¬ ся иллюзия преодоления непод¬ вижности камня. Зритель вообра¬ жением как бы прочерчивает и выброс руки, и траекторию полета диска. В другом произведении это¬ го же ваятеля — скульптурной группе «Афина и Марсий» — не про¬ сто иллюстрируется миф, а рас¬ крывается контраст характеров: спокойствие богини и суетливость вороватого варвара, в ужасе роня- Пракситель. «Голова Диониса» ющего брошенный и проклятый 294
ею музыкальный инструмент. В древности существовало мнение, что этой группой Мирон хотел выразить превосходство афинян над враж¬ дебными соседями беотийцами, почитавшими Марсия. В творчестве Поликлета ведущая тема — совершенство человека — гражданина и защитника полиса. Статуя «Дорифор» («Копьеносец») изображает юношу, излучающего силу, красоту и спокойствие. По¬ ликлет в несохранившемся трактате «Канон» теоретически разрабо¬ тал пропорции идеальной человеческой фигуры, соотношение раз¬ меров ее частей — головы, торса, рук, ног. «Дорифор» создан в соот¬ ветствии с выкладками этого трактата, поэтому и статую называют «каноном». Тогда же была осуществлена первая попытка изображе¬ ния летящей фигуры. Богиня победы Ника, созданная выходцем с полуострова Халкидики Пеонием, как бы слетала с пьедестала на¬ встречу олимпийскому победителю. Ощущение легкости передава¬ лось складками прилегающей к телу одежды, словно бы впитавшей влажность морского ветра. Античная живопись в силу непрочности материала, бывшего в распоряжении художника, почти полностью уничтожена временем. Но, судя по восторженным отзывам древних ценителей и сохранив¬ шимся описаниям картин, это искусство не уступало скульптуре. О современнике Фидия Полиглоте говорили, что он показал людей луч¬ шими, чем они есть, видимо, понимая под «лучшим» раскрытие внут¬ ренних, скрытых от поверхностного взгляда черт характера. Картины Полигнота на деревянных досках украшали стены храмов и обще¬ ственных зданий в Дельфах, Платеях и главным образом в Афинах, где он, метек, уроженец острова Фасос, был удостоен афинского граж¬ данства. Самая известная картина Полигнота «Разрушенный Илион» была выставлена на обозрение в Дельфах. Входящему в помещение откры¬ валась сложная композиция, объединенная не только сюжетом, но и общим настроением обреченности. Победители, герои, прославлен¬ ные Гомером, заняты будничными делами: грабежом, надругатель¬ ством над беззащитными женщинами, расправой над пленниками, разрушением городских стен. Побежденные либо объяты ужасом, либо, уже смирившись со своей участью, безразлично-покорны. Ху¬ дожник не просто воспроизвел описанную поэтами сцену гибели ве¬ ликого города — он вложил в свое произведение глубокий философс¬ кий смысл. Он воссоздал красками трагедию, которая волновала со¬ временников греко-персидских войн, показав войну как зло, как на¬ рушение всех этических норм. Глядя на картину, античный зритель приходил к мысли, что кара, которую вскоре понесут победители Трои — Агамемнон, Одиссей, Диомед, — ими заслужена. 295
ГщЯ Раскопки афинской агоры. Человечество за тысячелетия своей ист0 I tmm рии испещрило материки и моря следами своего существования и дея' тельности, дав работу многим поколениям археологов. Некоторые места, Где жизнь продолжалась без перерыва, представляют наибольший исторически интерес, ибо дают возможность последовательного изучения истории и куЛь туры. К ним, бесспорно, принадлежит афинская агора, вызывающая в памятц такие исторические явления, как демократия, такие имена, как Солон, Клис. фен, Перикл, Сократ, Платон, Аристотель и десятки других, с которыми связа. на экономическая, политическая и культурная история не только древности но и современного мира. Все они проходили по этому участку, поднимались на расположенный к юго-востоку акрополь или спускались с него, погружаясь в рыночную толчею, беседовали, вступали в споры, участвуя в работе народного собрания, совета или суда, украшали стены портиков своими картинами или принимали во исполнение приговора чашу с цикутой. С тех пор как в эпоху Возрождения европейцам стала доступна греческая литература, их мысли обращались к афинской агоре, и многие совершали утомительные и небезопасные путешествия в страну, принадлежащую турец¬ кому султану, лишь для того, чтобы ступить на агору или акрополь. На рисун¬ ках путешественников XVII—XVIII вв. агора — пустое пространство с пасу¬ щимся скотом. Пустота агоры символизировала не только бренность челове¬ ческого существования, но и оскорбительное безразличие к прошлому, при¬ чем не только завоевателей, но и местного населения. И это более всего возмущало образованных путешественников, видевших, как местные жите¬ ли обращаются с усеивающими пространство агоры обломками колонн и ста¬ туй, используя их для хозяйственных надобностей или пережигая на известь. Отношение к остаткам старины изменила захватившая греков нацио¬ нальная идея. Сразу же после того как в 1832 г. Афины были объявлены сто¬ лицей вновь образованного королевства Греция, встал вопрос о застройке практически сельской территории и превращении ее в город. Приглашенные королем французские архитекторы предложили план, согласно которому центром города должен был стать пустырь к северо-западу от акрополя. Это вызвало возражение греческих ученых, предвидевших осуществление на этой территории археологических исследований. И действительно, в ходе архео¬ логических кампаний, начавшихся с середины столетия, в разных частях пу¬ стыря были постепенно выявлены «Стоя Аттала», «Портик гигантов» и неко¬ торые другие постройки. Первая мировая война прервала раскопки. Но и ее окончание не изменило ситуации к лучшему — в 1922 г. Греция начала соб¬ ственную войну с Турцией, в ходе которой, спасаясь от геноцида, на истори¬ ческую родину переселилось до полутора миллионов греческих эмигрантов. На это потребовались средства, и у правительства не оставалось денег на рас¬ копки. И именно тогда Американская школа греческих изысканий предло¬ жила программу вскрытия агоры, предусматривавшую снос находившихся на ней современных строений с компенсацией стоимости их владельцам, со¬ хранение всего найденного в Греции, строительство музейных помещений. Финансовое обеспечение брал на себя американский миллиардер Джон Рок¬ феллер. Рассмотрение этого предложения, потребовавшего одобрения пар¬ ламента, затянулось на десятилетие. Раскопки начались в 1932 г. и продолжа¬ 296
лись более сорока лет с перерывом на годы Второй мировой войны. В резуль¬ тате предстала картина истории занятого агорой участка со времени позднего неолита (ок. 3 ООО г.). В археологических срезах выявилось то, о чем было известно из литературных источников, что притягивало к себе и удивляло как в древности, так и в новое время и о чем не могли даже мечтать: жизнь Афин раскрылась в реальности общественных зданий, частных лавок и ре¬ месленных мастерских, сутолке рынка, также оставившей археологические следы, в амбициозных планах политических деятелей, сносивших или пере¬ страивавших старые здания, в катастрофах, постигавших город, попадавший в руки персов, римлян и, наконец, варваров III и V вв. н.э., в изменениях, которые принесла победа христианства, превратившего храмы языческих бо¬ гов в свои церкви. Отныне, говоря об афинских законодателях VI—V вв. до н.э., о философе Сократе, о завоевателе Афин Сулле, о филлэллине Адриане, нельзя обойтись без упоминания того, какие следы они оставили на афинс¬ кой агоре, причем порой раскрываются факты, о которых литературные ис¬ точники в лучшем случае содержат лишь намеки. Раскопки дали материал для изучения ремесленной деятельности и тор¬ говли Афин в разные эпохи, искусства, религиозной и частной жизни граж¬ дан и, конечно же, политической истории, ибо, кроме общественных зда¬ ний, используемых как место функционирования народного собрания до его перенесения на холм Пникс, Совета четырехсот и сменившего его Совета пятисот, коллегии стратегов, архива, найдено множество надписей. Так, было обнаружено 1 200 остраконов, на которых мы читаем: «Фемистокл, сын Ли- комида», «Кимон, сын Мильтиада», «Перикл, сын Ксантиппа». На некото¬ рых остраконах имелись приписки с мотивировкой решения, например: «Ксантипп, сын Арифрона, отвратительнейший из-за мошенничества, слиш¬ ком долго ты злоупотреблял нашим благодушием». Адресат этой хулы — отец знаменитого Перикла. В ходе раскопок было найдено множество надписей на мраморе. Одна из них — уведомление читателям библиотеки некоего Понтена: «Ни одна книга не может быть взята без разрешения. Открыто с часа до шести». Другая над¬ пись сохранила часть списка афинян, погибших на суше и на море в войне с персами, с указанием их заслуг по спасению города от пожара и неистовства персов. Ясно, что этот текст относится к победителям при Марафоне — вре¬ мени, когда афиняне не догадывались, что десять лет спустя их город будет предан огню. Фрагмент еще одной надписи, относящейся к 418—417 гг., со¬ хранил перечень взносов афинских союзников, занимавших земли вокруг Геллеспонта. Из раскопанных сооружений агоры наибольшей сохранностью отличал¬ ся мраморный портик, возведенный, как сообщает надпись, царем Пергама Атталом, в юности обучавшимся в Афинах. Было принято решение рестав¬ рировать в порядке исключения все здание, превратив его в музей, в котором ныне хранится все, что найдено на территории агоры. Таким образом, совре¬ менный посетитель агоры, превращенной в музей под открытым небом, сре¬ ди моря руин может увидеть две постройки такими, какими их видели древ¬ ние: чудом сохранившийся дорический храм Гефестейон и восстановленный портик — Стою Аттала. 297
Глава 16 КРИЗИС ГРЕЧЕСКОГО ПОЛИСА И БЕСПЛОДНАЯ БОРЬБА ЗА ГЕГЕМОНИЮ (ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА IV В. ДО Н. Э.) Вглядываясь в судьбы всего живого, древние мыслители не могли не заметить, что оно подчиняется всеобщему закону рож¬ дения, роста, возмужания, дряхления и умирания. А поскольку человек рассматривался как «мера всех вещей», наблюдение это было распространено и на общественные системы, которые не могут избежать некоего заболевания, признаки которого оче¬ видны, но причины скрыты от поверхностного взгляда. В первой половине IV в. этот процесс, наподобие описанной Фукидидом моровой язвы, затронул в большей или меньшей степени все полисы круга земель. Во власти болезни оказалось несколько человеческих поколений, а преодоление ее привело к тому, что политическая карта мира изменилась до неузнаваемости.. Гре¬ ческие полисы попали в подчинение к полуварварскому государ¬ ству — Македонии. Рассыпалась, как колосс на глиняных ногах, Персидская держава, а на западе ойкумены стал постепенно возвышаться неведомый Рим. Симптомы болезни. Признаки кризиса греческого полиса были явственны уже в конце V в. и зафиксированы такими выдающи¬ мися умами, как историк Фукидид и философ Сократ, современника¬ ми отца греческой медицины Гиппократа. Пелопоннесская война была попыткой преодоления уже дававшего себя знать кризиса, но привела к еще большему распространению болезни, к ее метастазам. Ликвидировать их можно было лишь хирургическим путем. Более всего пострадало в годы Пелопоннесской войны население сельских местностей, нашедшее временное пристанище в городах. Мир, о котором оно так мечтало, не принес желанного облегчения. Многие из возвратившихся на свои земли людей оказались неспособ¬ ными выдержать конкуренцию рабского труда. Продавая свои участ¬ ки или отдавая их за долги дельцам и крупным собственникам, сельс¬ кие жители все больше скапливаются в городах, пополняя там толпы безработных ремесленников. Продают свои земли и многие состоя¬ тельные люди. Так была поколеблена одна из главных опор полиса связь гражданства с земельной собственностью. Зашаталась и другая его опора — военная организация, основаН' ная на праве и священной обязанности гражданина защищать полИс и его автономию, земли и обычаи предков. Гражданское ополченЯе уступает место наемным профессиональным отрядам. Воздерживая^ 298
от выполнения гражданского долга, бедняки по первому зову охотно шли хоть на край света служить за плату кому угодно. Лишенные чув¬ ства полисного патриотизма, эти воины становились для полисов не только тяжелым финансовым бременем, но и источником опаснос¬ ти — как сила, которую любой честолюбец мог использовать в соб¬ ственных целях. Существовали специальные места, где можно было за сходную цену нанять предлагавших свои услуги в качестве наемников: на мысе Малей (юг Пелопоннеса), в Коринфе, Фессалии и Фокиде. Нанима¬ телями выступали не только греки, но и посланцы персидского царя и его сатрапов, сумевших за годы войны оценить опытность греческих бойцов и преимущества греческой военной организации. Служить бывшим врагам не считалось зазорным, и в персидском войске по¬ явились подразделения греческих гоплитов, на дисциплинирован¬ ность и верность которых можно было положиться в большей мере, чем на местное ополчение. Порча разъедала и народное собрание, которое из центра полити¬ ческой активности все более и более превращалось в место сведения счетов между народом и его избранниками, заботившимися не о пользе полиса, а лишь о собственной выгоде. Развивается то, что ныне называется «лоббированием» — поддержка интересов тех или иных групп, добивающихся для себя выгодных решений и законов. В условиях кризиса стало также очевидным несовершенство по¬ лисного правосудия — отсутствие профессионализма. Судьи, ежегод¬ но по жребию избиравшиеся из пришедших на народное собрание граждан, давая клятву судить «по своему лучшему разумению», зако¬ нов могли и не знать. Познавали они их на практике, в ходе самих судебных процессов. Кормясь за счет государства, они были заинте¬ ресованы в обилии тяжб. Это стимулировало возбуждение беспочвен¬ ных обвинений, от которых богатым людям проще было откупиться, чем публично доказывать свою невиновность. Так в демократических полисах возникает презираемая, но доходная профессия — сикофант (доносчик). Овладевший ею проходимец кормился за счет вымога¬ тельств или, если это не удавалось, штрафов и конфискации имуще¬ ства осужденного. Возникает парадоксальная ситуация, выраженная в одной из комедий того времени: богач, начисто разоренный сико¬ фантами, радуется, что может наконец спать спокойно и добывать себе пропитание... сикофантством. Подлинным бичом демократии уже в годы Пелопоннесской вой¬ ны стали безответственные народные избранники — демагоги. В усло¬ виях кризиса для них возникла обильная питательная среда, возмож¬ ность добиваться популярности и извлекать личную выгоду за счет пустых обещаний, о которых можно было сразу же забыть, или речей, 299
возбуждавших негодование против богатых, против внешнего врага, против кого угодно. Честность политического деятеля стала редкое- тью. Общество погрязло в коррупции. Наиболее опасным проявлением болезни полиса явилось нарас¬ тание социальной напряженности, ранее сглаживаемой в демократи¬ ческих полисах возможностями получения дохода от обработки зем¬ ли и участия в общественных работах, а в Афинах — к тому же получе¬ нием платы за исполнение должностей. Неимущие, как всегда, не за¬ думывались над причинами своего бедственного положения, а искали его конкретных виновников, обрушивая гнев на чужеземцев-метеков или просто состоятельных людей. На протяжении полувека то в од¬ ном, то в другом полисе возникают заговоры и погромы, жертвами которых становятся прежде всего богатые. Так, в Аргосе в 370 г. чернь, подстрекаемая демагогами, перебила дубинами и палками более 1200 именитых сограждан. В свою очередь, аристократы и богатые люди объединяются в тайные союзы (гетерии), организуя заговоры с целью истребления противников и захвата власти. Все явственней во многих полисах надвигается призрак граждан¬ ской войны, спутницей которой во все времена была тирания. В ней, как в сильной власти, ожидали спасения имущие граждане. Ее под¬ держивали и низы, которым тираны обещали после захвата власти торжество социальной справедливости. Тяжелее всего болезнь сказа¬ лась — по разным причинам — в Афинах и Спарте. В Афины с круше¬ нием морского союза вернулись тысячи клерухов, изгнанных бывши¬ ми союзниками. К тому же остались без дела моряки и ремесленники. Прекратилось строительство, поскольку форос от союзников теперь не поступал, а других средств у разоренного войной полиса не было. Средства сосредоточились в руках нажившихся на военных бедствиях дельцов, но они их не пускали в оборот, спекуляция становилась бо¬ лее выгодным делом, чем строительство и производство. Особенно богатели торговцы хлебом, взвинчивавшие цены. «По их вине, — воз¬ мущался оратор Лисий, — во время мира мы переживаем порой осаД' ное положение». Тяжелые времена — как ни странно, в результате победы — настУ' пили и в Спарте. В замкнутый, экономически отсталый полис, гор' дившийся равенством граждан, хлынул поток военной добычи — ребра там оказалось, по свидетельству Платона, больше, чем во всех остальных полисах Греции, вместе взятых. В общину равных, взрыва# ее изнутри, проникает неравенство. На глазах поколения, пережНВ' шего Пелопоннесскую войну, в руках ничтожного меньшинства ока' зываются сосредоточенными огромные богатства, уже не считавши^ ся позором, тогда как большинство разоряется настолько, что мног#е уже не в состоянии вносить свою долю в сисситию, а значит, лишают 300
ся почетного права быть воинами-гоплитами и полноправными спар- тиатами. В 400 г. был принят закон, разрешавший дарение и продажу клеров. Заговор, раскрытый и жестоко подавленный в 399 г., наглядно продемонстрировал происшедшие изменения: наряду со спартиата- ми, недовольными своим положением, в него были вовлечены даже илоты — союз, который было трудно себе представить в самом кон¬ сервативном из греческих полисов. Консилиум на площади. В некоторых восточных государствах, если верить Геродоту, существовал обычай выносить тяжелобольного на рыночную площадь, чтобы выслушать советы по его излечению от всех, кому что-либо известно о том, как бороться с недугом. После Пелопоннесской войны в положении такого скорбящего, перенесен¬ ного на агору, в толкучку мнений, оказался полис. Греческая научная и художественная литература того времени сохранила множество со¬ ветов, касающихся способов спасения. Вместе взятые, они напоми¬ нают консилиум на площади. Первому на этом воображаемом собрании слово предоставляется Фалею из города Халкедона. — Граждане, — начинает он, — полис тяжко, но не безнадежно бо¬ лен, и главная причина заболевания — вопиющее неравенство его граждан в обладании землей. У одних ее много, у других земли нет вовсе. Надо перераспределить полисную землю, и как можно скорее. Кроме того, надо отнять у частных лиц рабов-ремесленников и сде¬ лать их государственными рабами. У государства появятся средства, чтобы пригласить отовсюду лучших учителей и обучить весь народ, а не только одних богатых, правилам поведения и добрым законам. Ведь необразованность, невежество — источник неуважения друг к другу и взаимных оскорблений. — В отношении воспитания ты, Фалей, прав, — соглашается ми- летянин Гипподам. — Но по своему опыту архитектора я не могу со¬ гласиться с тем, что ты предлагаешь в отношении ремесленников. Будь у меня в распоряжении рабы-ремесленники, а не свободные люди, мне никогда бы не удалось придать перестроенному мною Пи¬ рею красоту, выделяющую его среди всех городов. Я предлагаю огра¬ ничить гражданство города десятью тысячами человек и разделить его на три части — ремесленников, земледельцев и воинов. Территорию государства тоже надо разделить на три части: священную, обществен¬ ную и частную, предназначив доходы первой на сооружение храмов и отправление культа, а второй — на содержание воинов и оплату ре¬ месленников, изготавливающих оружие и строящих корабли. Надо создать единый верховный суд из старцев, выбираемых народом, а не по воле слепого жребия. Наконец, очень важно ввести закон, предос¬ 301
тавляющий почести тем, кто изобрел что-либо полезное для государ. ства. Вот что я предлагаю, граждане. — Я не могу одобрить ваших советов, сколь бы разумными они ни казались, — вступает в дискуссию афинянин Ксенофонт, — ибо, сле¬ дуя им, мы внесем беспорядок в организм больного, вместо того что¬ бы принести ему облегчение. Можно, не нарушая его привычного об¬ раза жизни, добиться выздоровления. Для этого надо привлекать в полис как можно больше метеков, так как они содержат себя сами и приносят много пользы полису, не получая жалованья, да еще и упла¬ чивая подати. И вообще, чем больше бы селилось в полисе народу или больше туда приезжало, тем больше ввозилось бы и вывозилось товаров и их продавалось, тем больше уплачивалось бы пошлин. Мож¬ но было бы, наподобие государственных военных кораблей, завести государственные грузовые суда и сдавать их желающим. По примеру частных лиц полис может приобрести рабов и также сдавать их в арен¬ ду, особенно в серебряные рудники, где всегда работы больше, чем желающих ее выполнять. Главное же, надо сократить расходы на со¬ держание воинов и изготовление оружия. Ибо война, даже самая ма¬ лая, съедает все доходы. А если кто думает, что полис, поддерживая мир, будет более слабым и менее славным и влиятельным, тот судит неразумно. Ведь счастливейшими полисами всегда считались те, ко¬ торые были в состоянии дольше прожить в мире. Но громче и решительнее всех прозвучал совет, предложенный оратором Исократом, — покончить с внутренними распрями в поли¬ сах, а также с конфликтами между ними и, объединившись, пойти походом на Персию. Если сто лет назад, после Саламина и Платей, афинские полити¬ ки призывали сограждан к походу, прикрываясь, как щитом, призы¬ вом к освобождению эллинов, то теперь устами Исократа они цинич¬ но обещали осуществить решение домашних проблем за счет восточ¬ ного соседа: «Необходимо предпринять поход еще при жизни нынеш¬ него поколения. Невозможно сохранить прочный мир, пока мы не начнем общими силами войну с варварами. Когда это осуществится, мы избавимся от нужды в куске хлеба, той нужды, которая разрушает дружбу, обращает родство во вражду, вовлекает всех людей в войны и смуты. Тогда несомненно между нами утвердится согласие и истин¬ ное расположение». Конкретизируя свою программу, Исократ исходил из кризисной ситуации своего времени, полагая, что из скитающихся по Греции без¬ домных можно легко набрать войско, что война будет поддержана не только теми, кто рвется в бой, но и теми, кто рассчитывает, оставаясь дома, «извлекать пользу из своего имущества», что не возникнет ни¬ каких трудностей военного порядка, ибо варвары трусливы, предрас¬ 302
положены к рабству и войско, направленное в Азию, они примут за «священное посольство». У него наготове была продуманная в дета¬ лях программа ограбления Персии, основания на ее территории но¬ вых городов и заселения их «теми, кто не имеет средств». Трудности Исократ видел лишь в одном: когда встанет вопрос, кому возглавить общеэллинское войско, ни один из крупных полисов не захочет усту¬ пить первенство. Поначалу, как видно из «Панегирика», написанного Исократом в 480 г., за два года до возникновения Второго афинского союза, Исок¬ рат надеялся убедить Спарту, главного соперника Афин, что эта честь по праву принадлежит афинянам и что, договорившись, оба полиса могут «поделить гегемонию и добыть от варваров те преимущества, какие они теперь желают получить от эллинов». Другим же городам оратор внушал, что афинская гегемония явно предпочтительнее авто¬ номии, которая формально зафиксирована в договорах, а на деле — всего лишь фикция, ибо «пираты хозяйничают на море, наемники захватывают города, граждане вместо того, чтобы бороться с чужака¬ ми за свою страну, ведут междоусобную войну, сражаясь друг с другом внутри городских стен; города становятся военной добычей; в резуль¬ тате постоянных политических переворотов их население живет в большем страхе, чем люди, подвергшиеся изгнанию: эти боятся буду¬ щего, тогда как те постоянно рассчитывают на свое возвращение. Все это очень далеко от свободы и самоуправления: одни города — в ру¬ ках тиранов, другие — опустошены, третьи — под властью варваров». Но когда жизнь покажет, что Афинам, даже сумевшим на два де¬ сятилетия возродить Морской союз, не под силу стать объединителем и гегемоном восточного похода, Исократ обратится сначала к спар¬ танскому царю Архидаму, затем тирану Сиракуз Дионисию Старше¬ му, призывая их взять на себя патриотическую миссию завоевания Востока ради спасения эллинов, и, наконец, к северному соседу Фи¬ липпу Македонскому. План выхода полисов из кризиса, предложенный Исократом, был игрою с огнем. Его автор наивно предполагал, что вождь спаситель¬ ного похода против Персии станет орудием в руках афинской поли¬ тики, а не воспользуется предоставленными ему полномочиями и средствами для установления над полисами своей власти. Нашла свое продолжение дискуссия и в соседнем с агорой театре Диониса — в комедии «Женщины в народном собрании». Ее автор Арис¬ тофан, явно бывший в курсе высказанных предложений, подметил, что спорщики исходили из обычной для всех полисов практики ис¬ ключения из общественной жизни женщин, и предложил в качестве выхода из кризиса, как мы бы теперь сказали, феминизацию государ¬ ства. И вот на сцене, превращенной в место народных собраний 303
Пникс, появилась галдящая толпа женщин в мужниных плащах, с на¬ цепленными на лица бородами и с посохами в руках, которые не так давно гуляли по их спинам. Они бросили кухню и ревущих детей для практического решения проблемы, поставившей в тупик мужчин, по¬ грязших в войнах и внутренних раздорах. Главная героиня пьесы, об¬ рисовав картину государственного разлада и казнокрадства, предла¬ гает подругам взять бразды правления в свои руки и, используя навы¬ ки женского труда, а также выработанную мужским игом женскую хитрость, наладить жизнь по-новому, а именно: сделать землю общим достоянием, заставить ее обрабатывать государственных рабов, обоб¬ ществить всю собственность и вести единое хозяйство, что предпола¬ гало и свободу от семейных уз. Предложение, при точном соблюдении процедуры голосования, становится на сцене законом, однако его внедрение встречает трудно¬ сти — все хотят участвовать во всенародном угощении, но сдавать свое имущество в общий котел не торопятся, а выполнение закона об обоб¬ ществлении женщин наталкивается на стычки между ними самими. И если предположить, что Фалей, Гипподам, Ксенофонт и Исок¬ рат были зрителями шедшего под сплошной хохот представления, один из них вполне мог заметить: «Над чем мы смеялись? Ведь это нас и наши планы выставил Аристофан на посмешище». Государство Платона. Пути исцеления полиса искал и млад¬ ший современник Исократа Платон. Прийдя к убеждению, что полис болен, он сразу же после расправы афинян над его учителем Сокра¬ том начал разрабатывать теорию справедливого полиса, которую на протяжении многих лет излагал в сочинениях, имеющих форму диа¬ логов. Неизменным участником диалогов Платона был Сократ, так что план преобразования предлагался от его имени. И конечно же, Платон не стал бы высказывать свои мысли на площади: ведь он счи¬ тал, что философ должен забыть дорогу к агоре и заткнуть уши, чтобы не слышать, о чем там рассуждают, обращаясь к черни. Платон делил¬ ся своими мыслями о справедливом государстве с учениками, и его суждения дошли до нас в наиболее полной форме в трудах «Государ¬ ство» и «Законы». Платон исходил из того, что каждый гражданский коллектив, ка¬ жущийся на вид единым, раздираем противоречиями между богаты¬ ми и бедными. Каков бы ни был полис, в нем всегда есть два государ' ства, враждебных друг другу: «одно государство — богатых, а друг# государство — бедных». Платону казалось, что выход им найден: он предложил создать новое государство, где не было бы погони ни за богатством, ни $ властью, а значит, и борьбы между бедными и богатыми. В этом, п° 304
его мнению, идеальном и справедливом государстве власть должна принадлежать философам, не обремененным ни семьей, ни собствен¬ ностью, — ибо семья и собственность источник раздоров в государ¬ ствах. Не должен иметь семьи и собственности и класс воинов (стра¬ жей), охраняющих государство. Собственность и землю Платон со¬ хранял лишь для низшего класса — тех, кто добывал пищу и произ¬ водил блага для философов и воинов. Они должны работать, не вмешиваясь ни в управление государством, ни в его защиту от вра¬ гов. В идеальном государстве Платон предусматривал такую систему воспитания и организацию надзора за гражданами, которые осно¬ вывались бы на чуждом полису вмешательстве власти в систему хо¬ зяйственных отношений, жизнь и мышление людей. Философам и стражам запрещалось занятие ремеслом и торговлей. Они, равно как и все остальные граждане, не могли распоряжаться своими земель¬ ными участками, ибо земля считалась государственной собственно¬ стью. Монета должна чеканиться лишь для внутреннего употребле¬ ния. Под угрозой штрафа и частичного лишения гражданских прав возбранялось вступление в брак позднее 30—35 лет. Холостяки обла¬ гались налогами. Целью воспитания было «заставить всех живущих совместно людей всю свою жизнь выражать как можно более одина¬ ковые взгляды... в песнях, мифах и рассуждениях». Устанавливалась цензура на поэзию. Поэт не имел права знакомить со своим творче¬ ством граждан до тех пор, пока с ним не ознакомятся судьи и стражи закона. Читающий Гомера (по мнению Платона, порочившего бо¬ гов) публично наказывался плетьми. Ограничивалась возможность внешних контактов. Людям, достигшим зрелого возраста, не разре¬ шался выезд за пределы города без государственной надобности, деньги на это выдавались из казны, и если не были истрачены до конца, следовало вернуть их назад. Предвидя опасность того, что в число управляющих государством «философов» и защищающих его «стражей» могут затесаться недо¬ стойные — по присущей людям любви к собственным детям, Платон рекомендовал детей у этих разрядов граждан отбирать и давать им совместное воспитание, а затем уже выбирать из воспитанников наи¬ лучших для управления и охраны государства. При этом Платон до¬ пускал участие в управлении государством и женщин, поскольку ис¬ ходил из признания их принципиального равенства с мужчинами. Таким образом, пренебрегая личными интересами граждан, Пла¬ тон попытался заменить сложившуюся в полисах систему отношений между ними абстрактной схемой тоталитарного государства, которая не учитывала ни человеческой природы, ни реального опыта государ¬ ственного развития. Человеческий коллектив отдавался под власть людей, якобы знающих, как надо жить, и обладающих аппаратом на¬ 305
силия, заставляющим массы следовать единственно правильной и ра¬ зумной дорогой. «Идеальное» государство, возникшее в воображении Платона как противовес ненавистной ему, аристократу и ученику Сократа, демок¬ ратии, было основано не только на неравенстве членов гражданского коллектива, но и на труде рабов, без которых он не мог представить себе жизни общества. Да и низшие слои населения Платон фактичес¬ ки превращал в подневольных, лишая их свободы выбора. Атлантида. Платон был не только теоретиком идеального госу¬ дарства, он намеревался это государство построить и, возможно, вой¬ ти в число первых его управителей. Но разве можно было всерьез рас¬ считывать на то, что какая-нибудь прослойка в его родных демокра¬ тических Афинах согласится ему помочь в создании такого государ¬ ства! И он решил поискать себе помощников за их пределами — среди тех, кто, согласно его же учению, олицетворял наихудшую из форм правления — тиранию. Но сицилийский тиран Дионисий не пожелал делиться своей единоличной властью с непрошеным советчиком и продал его в рабство, которое, к счастью, оказалось недолгим. После еще одной попытки, также окончившейся неудачей, Платон отказал¬ ся от мысли осуществить свою идею на практике и занялся на досуге красочным описанием воображаемого государства и его порядков. Он облек идею о справедливом государстве в форму некоего про¬ образа научно-фантастического романа: место его нахождения — ни¬ когда не существовавший большой остров (или материк) за Столпами Геракла, названный по имени титана, державшего на своих плечах небесный свод, Атлантидой. Сообразно своему учению, Платон от¬ дал власть над Атлантидой мудрым правителям, презиравшим богат¬ ство и считавшим груды золота и прочих сокровищ досадным бреме¬ нем. Общество атлантов с его делением на царей-философов, вои- нов-защитников, ремесленников и земледельцев удивительно напо¬ минает структуру идеального государства, описанного Платоном в его предшествующих сочинениях. На то, что Атлантида — вьщумка Пла¬ тона, указывают и время существования этого государства — далекая древность, отстоящая на девять с лишним тысяч лет от эпохи Плато¬ на, и рассказы о войнах атлантов с древними афинянами (ведь Афи¬ ны как поселение возникли в III тысячелетии до н. э.), а также гречес¬ кие или финикийские имена, которые он дал атлантам. Предвидя, что малосведущие люди все же могут принять Атлантиду за реаль¬ ность и отправиться на ее поиски вместо того, чтобы перенести к себе ее порядки, Платон, использовав предания о реальных катастрофах, предусмотрительно утопил фантастическое государство, погрузив его на океанское дно. С критикой взглядов Платона на государство вые- 306
тупил его ученик Аристотель, считавший основой правильно органи¬ зованного полиса свободу, опирающуюся на традиционное равнопра¬ вие и возможность по очереди править и быть управляемыми. Вмеша¬ тельство государства в жизнь граждан исключалось: «Каждый должен жить так, как ему хочется», но при этом провозглашался принцип абсолютного господства закона. Поздняя тирания. Пока развертывались дискуссии о лучшем ус¬ тройстве государства, на практике выход из кризиса искали, склоня¬ ясь скорее к Платону, чем к Аристотелю. Набирала силу тирания, ко¬ торую в отличие от ранней тирании, представлявшей собой переход¬ ную форму от аристократии к демократии, принято называть поздней. Опираясь на наемников, используя недовольство низов, к власти то в одном, то в другом полисе приходят лица, устанавливающие едино¬ личное правление. В Балканской Греции долее всего продержалась тирания в отсталой Фессалии, где достиг небывалой остроты конф¬ ликт между крупными фессалийскими землевладельцами, потомка¬ ми завоевателей страны, и порабощенным населением — пенестами, находившимися на положении спартанских илотов. В конце V в. де¬ лаются попытки установления при поддержке пенестов режима лич¬ ной власти, но добился ее в начале IV в. с помощью Спарты правитель Фессалии Ликофрон. При его преемнике Ясоне Фессалийское госу¬ дарство превратилось в сильную военную державу. Слабость фесса¬ лийской пехоты Ясон возместил созданием мощной конницы и при¬ ступил к строительству флота. Расширяя свои владения, он достиг на севере границ Македонии и готовился к походу на Дельфы, стремясь, по слухам, овладеть храмовыми сокровищами. После убийства Ясона кучкой заговорщиков-аристократов в 70 г. тирания в Фессалии стала постепенно утрачивать прежнюю силу. Более прочной оказалась тирания в Сиракузах, учредителем кото¬ рой был молодой военачальник Дионисий. Умелый демагог, он увлек за собою низы и с их помощью добился смещения выборных воена¬ чальников и собственного избрания. Получив от народного собрания личную охрану из шестисот воинов, он самовольно увеличил ее до тысячи и в 405 г. захватил единоличную власть, которую и удерживал на протяжении сорока лет. Умело пользуясь противоречиями между низами и аристократической верхушкой, он всеми средствами укреп¬ лял свое положение «народного заступника». Конфискуя имущество недовольных его правлением аристократов, он награждал им сици¬ лийскую бедноту, а также осуществлял различного рода благотвори¬ тельные акции. Придя к власти на патриотической волне борьбы с карфагенской экспансией, Дионисий I проводил активную внешнюю политику не 307
только в Сицилии, но и за ее пределами: переправился в Южную Ита¬ лию и подчинил там себе ряд греческих полисов, с помощью флота контролировал торговлю на Тирренском и Адриатическом морях. Бо¬ лее того, он вывел поселения на северные берега Адриатического моря — в устье реки По и на побережье Пицена, а в 384 г. организовал экспедицию против этрусков и разграбил храм в этрусском порту Пир- ги. Так Дионисием была создана морская держава, охватывающая не только полисы, но и племенные территории, управлять которыми ти¬ ран поручал своим доверенным людям. В эллинизованной Карии ок. 327 г. власть захватил сын персидс¬ кого сатрапа кариец Мавзол. Призванный жителями Галикарнаса, го¬ рода со смешанным эллинско-карийским населением, он сделал его своей столицей и приступил к строительству собственного флота (ка- рийцы овладели навыками морского дела задолго до греков и исполь¬ зовались персами на военной морской службе). Не сумев овладеть со¬ седними эллинскими городами Милетом и Эфесом, Мавзол присое¬ динил к своему царству Ликию. По размерам и мощи его государство вполне сравнимо с державой Дионисия I. Соперничал он с Диониси¬ ем и в роскоши построек, благодаря которым Галикарнас не уступал ни Сиракузам, ни какому-либо другому из греческих городов. Рези¬ денция Мавзола находилась на небольшом островке близ защищен¬ ной стенами военной гавани. На противоположном берегу располага¬ лись торговая гавань и агора. Город поднимался амфитеатром в гору. Борьба греческих полисов за гегемонию. В Пелопоннес¬ ской войне победила Спарта. Но очень скоро ее великодержавная по¬ литика вызвала в Греции всеобщее возмущение. От Спарты отшатну¬ лись даже бывшие ее союзники Коринф и Фивы, переставшие посы¬ лать свои ополчения для участия в предпринимаемых спартанцами карательных экспедициях. Не удалось Спарте укрепить свои позиции и в побежденных Афинах, где в 403 г. была восстановлена демократия, и спартанский гарнизон вынужден был удалиться. Свои неудачи на Балканах спартанцы пытались возместить актив¬ ностью в Малой Азии, где в это время сатрапом был брат персидского царя Артаксеркса Кир Младший. При содействии Спарты он набрал тринадцатитысячный отряд греков-наемников и, присоединив его к контингентам малоазийцев, предпринял попытку овладеть персидс¬ ким престолом. Но победа в развернувшейся неподалеку от Вавилона битве (401 г.) потеряла смысл, поскольку сам Кир погиб. И греческий отряд, уменьшившийся к этому времени до десяти тысяч, долго еще кружными путями пробивался к морю, чтобы вернуться на родину. Расценив поведение Спарты как бесцеремонное вмешательство во внутренние дела Персии, Артаксеркс объявил Спарте войну. 308
Несмотря на первоначальные успехи в этой войне благодаря та¬ лантливому полководцу Агесилаю, Спарта была обречена на пораже¬ ние, так как персидский царь стал поддерживать в тылу спартанцев греческие государства, создавшие коалицию, в которую вошли Фивы, Афины, Аргос и Коринф. Спартанцам пришлось сражаться на два фронта, и вскоре Агесилай со своим войском был отозван из Азии. Не добился он успеха и в Европе. От полного разгрома Спарту спасло вмешательство персидского царя, продиктовавшего грекам в 386 г. условия «царского мира». Объя¬ вив автономию греческих полисов, то есть запрещая объединение их в союзы, царь добился и возвращения под свое правление многих гре¬ ческих полисов Малой Азии, пользовавшихся автономией по оконча¬ нии греко-персидской войны, и присоединения некоторых островов, в том числе богатейшего Кипра. Спартанцы продолжали насаждать в Греции олигархические по¬ рядки, изгоняя демократов. С помощью местных олигархов им уда¬ лось утвердиться в Фивах и поставить свой гарнизон в Кадмее. Де¬ мократы бежали в Афины, откуда во главе с Пелопидом совершили нападение на Фивы. Перебив олигархов, они изгнали спартанцев (379 г.). Возвышение Фив. Так начался блестящий, хотя и недолгий, расцвет Фив, во главе которых стояли Пелопид и Эпаминонд, выходец из небогатой семьи, возводившей свое происхождение к «спартам», выросшим, по преданию, из посеянных Кадмом драконьих зубов. Эпаминонд получил прекрасное образование — его учителем был пи¬ фагореец из Тарента. Держась во время олигархии вдалеке от полити¬ ки, впервые он проявил себя в сорокалетием возрасте, во время штур¬ ма захваченной спартанцами Кадмеи. Пелопид и Эпаминонд возродили древний союз полисов Беотии, менее затронутый кризисом, чем другие части Греции. Не случайно среди наемников почти не было беотийцев. Это были крепкие кресть¬ яне, работавшие на собственных земельных участках и ведшие полу¬ натуральное хозяйство. Беотия не обладала портами и флотом и не была втянута в межгреческую и международную торговлю. Фиванс¬ кие демократы учредили общебеотийский совет из одиннадцати вы¬ борных представителей полисов. Действовало в Фивах также и общее собрание, в котором могли принимать участие жители всех городов Беотии. Была создана сильная армия, состоявшая из зажиточных бео¬ тийских земледельцев. Ее отборной частью стала священная дружи¬ на, отряд, вводимый в бой в критические моменты. Были установле¬ ны дружеские отношения с правителем Фессалии Ясоном, заинтере¬ сованным в ослаблении Спарты. 309
Второй Афинский морской союз. Параллельно с возвышени¬ ем Фив Афины попытались вернуть себе утраченную гегемонию на море. После заключения афинско-фиванского союза и разрыва отно¬ шений со Спартой афиняне обратились ко всем эллинам и варварам, не подвластным Персии, с призывом объединиться для противодей¬ ствия Спарте. Участникам союза Афины гарантировали автономию, отказавшись от притязаний на земли, занимаемые прежде их клеру, хами. Афинянам вообще запрещалось владеть каким-либо имуще, ством на территории союзных государств. Руководство общими дела¬ ми поручалось союзному совету, заседавшему, правда, в Афинах, но Афины не имели в нем преобладания. Таким образом, Афины поры¬ вали со своей прежней политикой гегемонии и эксплуатации союз¬ ников под предлогом избавления от внешней опасности. Результаты не замедлили сказаться. К союзу сразу же присоединились многочис¬ ленные островные полисы, и Афины, обладавшие флотом всего из ста триер, вернули себе положение ведущей морской державы. Спар¬ та оказалась меж двух огней и заметалась в поисках выхода. В 376 г. она направила против возрожденных Афин свои морские силы, но у острова Наксос они были разгромлены. И это в значительной степени способствовало укреплению дружеских отношений между Афинским и Беотийским союзами. Битва при Левктрах. Рассматривая Фивы как главного про¬ тивника и рассчитывая на превосходство своей пехоты, спартанцы направили против них войско во главе с лучшим полководцем Спар¬ ты Агесилаем, но, дважды попытавшись вторгнуться в Беотию, он успеха не добился. Тем временем в Фивы прислал значительный вспомогательный отряд Ясон. Летом 371 г. мощная спартанская ар¬ мия вновь вторглась в Беотию. У городка Левктры она была встрече¬ на объединенным фиванско-фессалийским воинством под коман¬ дованием Эпаминонда. Применив неожиданное для спартанцев по¬ строение фаланги («косой клин»), Эпаминонд наголову разбил спар¬ танских гоплитов, считавшихся непобедимыми. В этой битве пала тысяча спартанцев вместе с царем. После этой блестящей победы, ставшей на века образцом полководческого искусства, обрела неза¬ висимость Мессения. На склонах горы Итомы, где когда-то совершал чудеса героизма Аристомен, возродился город Мессена. В Беотийский союз вступили полисы Фокиды, Этолии, Эвбеи. Сельские общины Аркадии объеди¬ нились в единый полис — Мегалополь (дословно: Большой город). Пелопоннесский союз распался. Часть входивших в него городов при¬ соединилась к Афинам, часть — к Фивам. 310
И сразу же на поверхность всплыли давние противоречия между Афинами и Фивами. Фиванцы были недовольны усилившимся после Левктр проникновением афинян в Пелопоннес, афинян же беспоко¬ ило постоянное давление самой могущественной в греческом мире сухопутной беотийской армии. Дальнейшее усиление Беотии. Эпаминонду было мало одер¬ жанной над Спартой победы. Как-то на народном собрании в Фивах он заявил о своем намерении «перенести в Кадмею пропилеи афинс¬ кого акрополя». Несмотря на то, что в Беотии, обладавшей морским побережьем, не было ни одной гавани, он приступил к строительству кораблей, и вскоре возглавляемая им беотийская эскадра отплыла к Геллеспонту (364 г.). Тотчас же на сторону Беотии переметнулся афин¬ ский союзник Византии и в переговоры с Эпаминондом вступили мо¬ гущественные островные полисы Хиос и Родос, входившие в Афинс¬ кий морской союз. Противоречиями между претендующими на гегемонию Фивами и Афинским морским союзом и охлаждением отношений между Беоти¬ ей и Фессалией умело воспользовались спартанцы. Готовясь к проти¬ востоянию Фивам, спартанцы призвали в армию илотов, пообещав им свободу. В этих условиях Эпаминонд принял решение, не дожида¬ ясь возрождения военного могущества Спарты, окончательно ее раз¬ громить. Летом 362 г. он вступил в Пелопоннес с армией, насчитывав¬ шей не менее сорока тысяч гоплитов. Со времени дорийского пересе¬ ления спартанцы много раз осаждали другие города, но еще ни разу не видели врага под своим городом. И вот пришлось его увидеть: Эпа¬ минонд довел войско до реки Эврот, на которой стояла Спарта. Подпустив беотийцев к городу, Агесилай вывел свое войско, на треть меньшее, чем у Эпаминонда, к Мантинее. Здесь и произошло одно из самых упорных и кровопролитных в греческой истории сра¬ жений. Мощным натиском Эпаминонд опрокинул первые ряды спар¬ танцев и, тесня их, двинулся вперед. В этом бою он был смертельно ранен брошенным в него копьем. Воин, нанесший этот удар, был по окончании сражения удостоен необычайной награды: он и его потом¬ ки освобождались от налогов. И эта привилегия, как засвидетельство¬ вано историками, действовала более 400 лет. Умирая, Эпаминонд тор¬ жествовал победу. Последними его словами были: «Я оставляю двух великих дочерей — Левктру и Мантинею». Разгромленная Спарта не могла более мечтать о гегемонии. Но и Фивы оказались настолько ослаблены и истощены своими победами, что вынуждены были покинуть Пелопоннес. Без каких-либо военных усилий гегемония вновь досталась Афинам, постепенно вернувшим¬ ся к своей великодержавной политике. Однако попытка вновь впрячь 311
союзные полисы в свою упряжку оказалась безуспешной. Афинский союз превратился в фикцию, хотя формально был распущен лишь после так называемой союзнической войны 357—355 гг. Одновременно на Западе рухнула грандиозная держава Диони¬ сия I. После его смерти власть перешла к сыну тирана Дионисию Младшему, начисто лишенному военных и дипломатических способ¬ ностей. Начал он свое правление с освобождения из тюрем трех тысяч узников и отмены на три года взимания податей, после чего присту¬ пил к заранее задуманному истреблению своих многочисленных род¬ ственников. В живых был оставлен лишь зять Дионисия I Дион, втай¬ не готовившийся к захвату власти. Будучи изгнан, он отправился в метрополию Сиракуз Коринф, где, используя поддержку многочис¬ ленных сиракузских изгнанников, начал готовиться к возвращению. Летом 357 г. он отплыл на двух грузовых судах всего с восемьюста¬ ми воинами, что не помешало ему захватить власть, воспользовав¬ шись отсутствием Дионисия, инспектировавшего в это время войска. Через некоторое время, однако, Дион был убит собственными воина¬ ми, и Дионисий вернулся в Сиракузы. Однако разгоревшаяся междо¬ усобная борьба привела некогда могущественную державу к упадку. ТяЯ Источники. Источники, на основании которых рисуется греческий IL— мир первой половины тревожного IV в., разнообразны по жанру. Это и повествования, представленные «Греческой историей», переложенным в тру¬ де Диодора текстом Эфора; это и первые дошедшие до нас мемуары — «Ана- базис» Ксенофонта, описавшего поход десяти тысяч, участником которого он был; это и речи — как Лисия, позволяющие увидеть сквозь призму судеб¬ ных процессов реальную картину послевоенной обстановки в Элладе, так и Исократа, отразившие предлагаемую оратором программу выхода из кризи¬ са; это и «Политика» Аристотеля — составленная на основании изучения по¬ литического устройства 158 полисов картина наилучшего государственного устройства, и его же «Риторика», дающая представление о работе афинского суда, живо перекликаясь с практическими речами Лисия; это и философские труды Платона, выдвинувшего в диалогах «Государство» и «Законы» свой ва¬ риант идеального государства, свободного от пороков современного ему мира; и экскурсы Полибия об афинской и фиванской демократии; это и био¬ графический жанр — краткие жизнеописания Алкивиада, Лисандра, Коно- на, Эпаминонда, Пелопида у Корнелия Непота и биографии Лисандра, Аге- силая, Фокиона, Диона, Пелопида, созданные Плутархом. Несмотря на обилие прекрасных источников, освещение истории пер¬ вой половины IV в. все же неравномерно: заслуживающее доверия изложе¬ ние непрерывного потока событий кончается битвой при Мантинее, которой завершается «Греческая история» Ксенофонта; по последующему периоду сохранилась в связном изложении лишь военная история, передаваемая (* тому же не всегда точно) Диодором. Лучше всего известна не только история, но и политическая организация Афин, изложенная во второй части «Афине- 312
кой политии» Аристотеля. Хотя Плутарх не ставил целью изложение истори¬ ческого материала, который служит для него лишь фоном, позволяющим лучше понять личность, без его биографии Фокиона картина Афин кризис¬ ной эпохи была бы неполной. Спартанская история встает у Плутарха сквозь призму личностей Лисандра и Агесилая; история западно-греческого мира отражена в биографии Диона, деятельность которого приходится на время тираний обоих Дионисиев в Сиракузах; героическая страница фиванской истории, связанная с именами Эпаминонда и Пелопида, освещена в биогра¬ фии Пелопида, дополняющей рассказ Ксенофонта рядом существенных де¬ талей. От первой половины IV в. дошло довольно много надписей, касающихся как экономики (бесчисленное множество закладных на землю), так и поли¬ тики. Особенно интересна надпись об организации Второго Афинского мор¬ ского союза. В дополнение к тому, что мы знаем о наемничестве из Ксено¬ фонта и о торговых связях этого времени из отрывочных упоминаний, раз¬ бросанных у разных авторов, в XX в. прибавился богатый папирологический материал — письма наемников и купцов, сохраненные песками Египта. Они бесхитростно рисуют реальную жизнь со всеми ее тревогами и неувереннос¬ тью в завтрашнем дне. Достаточно прочитать одно из таких писем, написан¬ ных воином-наемником жене, где заботливый муж интересуется здоровьем супруги, ожидающей ребенка, и дает указание оставить его, если это будет мальчик, и выбросить — если окажется девочкой, чтобы общие рассуждения авторов о росте нищеты греческого населения обрели живую плоть. Глава 17 ГРЕЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА В ЭПОХУ КРИЗИСА Культура не относится к числу простых и понятных явлений общественной жизни. Это сложный социально-психологический комплекс, зависящий как от экономики с ее спокойным или не¬ ровным, пульсирующим развитием, так и от социальной напря¬ женности. Все это придает произведениям искусства и литера¬ туры тот или иной облик. Однако эстетическая ценность произ¬ ведений эпохи упадка порой может быть выше, чем у творений времени расцвета, выражая большую человечность, взволно¬ ванность, углубленность, проницательность. Кадмейская победа. У древних греков бытовало выражение: «кадмейская победа», то есть победа, которая на самом деле — пора¬ жение (сравн. римск. «Пиррова победа»). Такую победу одержала вос¬ становленная афинская демократия, приговорив к смерти своего ве¬ ликого критика философа Сократа. Суд над Сократом — это не пер¬ 313
вый процесс, в ходе которого массовое сознание взяло верх над гени¬ альным одиночкой: вспомним суды над Анаксагором и Фидием. Но только суд над Сократом можно назвать в полной мере «кадмейской победой», поскольку афинские граждане, осудившие Сократа ца смерть, стали свидетелями посмертного триумфа идей философа — в лице его учеников и учеников учеников. И этот триумф оказался столь блистательным, что плодами его и уроками человечество пользуется до сих пор. Платон. Возмездием стали два философских учения, основатели которых — ученики Сократа Платон и Антисфен — с разных пози¬ ций, справа и слева, обрушились на режим, погубивший учителя. Самый прославленный из учеников Сократа — Платон (420— 347) — по рождению принадлежал к высшей аттической аристокра¬ тии. По отцовской линии его предком был последний из афинских царей Кодр, по материнской — поэт и законодатель Солон, выходец из рода Алкмеонидов, давшего также Писистрата, Клисфена, Пе¬ рикла. Молодой аристократ, как и его сверстники, посвящал свой досуг гимнастике, был прекрасным наездником. Прозвище «Пла¬ тон» («ширь») он получил в юности благодаря широте грудной клет¬ ки, а не познаний. Встреча с Сократом в 407 г. перевернула жизнь юноши, которому едва исполнилось двадцать лет. В ночь перед встречей Платону при¬ снился лебедь. И когда он вступил в беседу с Сократом, то подумал: «Вот мой лебедь!» Простолюдин Сократ, лысый, со вздернутым но¬ сом, в плаще, которому не позавидовал бы и раб, — и лебедь! Удивившись Сократу как явлению необыкновенному, Платон ос¬ тался его почитателем на всю жизнь и сделал собеседником в своих философских трудах. После гибели Сократа Платон стал мысленно создавать государ¬ ство, достойное его учителя, и отвечать на вопросы, которые тот задал своим ученикам и всему человечеству. В основе платонизма лежит понятие «идея» (это греческое слово родственно русским словам «видеть», «вид»). Это — «видимое», но не только зрением, но и разумом, «сущность». В самом понятии «идея» не заложена противоположность «материи» — ведь и материалист Де¬ мокрит называл свои невидимые атомы «идеями»; но для Платона «идея» — частичка единственно реально существующего где-то нал землей (но не бесконечно далеко) мира, грубое подобие которого " открытый взгляду мир вещей. Если, допустим, плотник принимается за создание стола, то он уже в какой-то мере обладает его идеей, которая первична, ибо без этой идеи ему бы не удалось сколотить стол. Но откуда у плотни*2 314
эта идея, если он и в мыслях не подни¬ мался на небо? Отвечая на этот вопрос, Платон исходит из принадлежности бессмертной души человека к миру идей, а смертного тела — к миру вещей. Душа человека до того, как войти в (тело) будущего плотника, побывала в небесных сферах и сохранила смутное воспоминание («припоминание») о сто¬ ле и вообще обо всем том, что составля¬ ет мир идей. Углубляя понятие «идеи», Платон рассматривает ее как изначаль¬ ную модель, имеющую свое собствен¬ ное реальное содержание. Таково в самых общих чертах учение Платона об объективно, независимо от человека существующем мире идей, на¬ званное историками философии объек¬ тивным идеализмом. Свою философию Платон излагал в форме диалогов. Эти диало¬ ги — как бы продолжение тех бесед, которые вел на улицах Афин Сократ. Они насыщены драматическими сценами, а также мифами, переосмысленными Платоном или им сочиненными, наподобие рассмотренного выше мифа об Атлантиде. Отношение Платона к мифам отражает его отношение к факту и истине — важнейшим ка¬ тегориям любой науки. Согласно Платону, философия из мелких и порой приземленных фактов должна лепить высокую великую прав¬ ду, преобразовывать факты, а не рабски их воспроизводить. В этом смысле творения Платона, неразрывно связанные с его временем, соотносятся с реальностью в той же мере, в какой кентавр с живот¬ ным миром. Платон был не только философом, но и величайшим мастером слова. Излагая свое учение в непринужденной форме бесед, он в качестве темы каждого из своих диалогов избирал какое-либо нрав¬ ственное понятие (такие как мужество, скромность, удовольствие, благочестие), общественный институт (государство) или обобщаю¬ щее понятие (мироздание, знание). По ходу обсуждения возникает искусственно созданный, но тем не менее близкий к реальности фон (окружающая природа или дом, в котором разворачивается действие), очерчивающий образы и характеры собеседников. Это реально суще¬ ствовавшие софисты Горгий, Протагор, Тимей, или некий обобщен¬ ный образ (как «чужеземец» в диалоге «Софист»), но прежде всего — Сократ, в уста которого вкладываются чувства и мысли самого Плато¬ 315
на. Новичок в философии, начавший с чтения Канта, Гегеля или Юма, может воскликнуть, ознакомившись с диалогами Платона: «Какая же это философия!» И действительно: никаких отвлеченных понятий и рассуждений по их поводу, никакой логической последовательности. Но кроме сухой математической логики существует логика художе¬ ственная, воздействующая на чувства, возбуждающая воображение. Мастером именно такой логики и был Платон. По образцу пифагорейского братства, с которым он познакомил¬ ся в Южной Италии, Платон в 388 г. создал свою школу. По месту ее нахождения — в гимнасии, расположенном за городской чертой Афин в роще героя Академа, она получила название «Академия» и приобре¬ ла статут культового союза. Члены Академии, ученики Платона, жили общежитием, здесь же, в домах за городской стеной, ежемесячно вно¬ сили на общие нужды взносы и собирались на ежедневные занятия с учителем или его помощниками. Подобно тому как Дельфийское свя¬ тилище украшали изречения семи мудрецов, приближающегося к это¬ му храму Науки встречала надпись: «Да не войдет сюда никто, не зна¬ ющий геометрии». Желая присоединиться к членам сообщества, но¬ вичок узнавал, что кроме этого требования есть и другие: он должен ограничить время сна, отказаться от мясной пищи и связей с женщи¬ нами. Главным праздником Академии был день рождения Платона, отмечавшийся по афинскому календарю 7 таргелиона жертвоприно¬ шением, праздничным пиром и общей дискуссией. Платон прожил долгую жизнь и умер за девять лет до битвы при Херонее, похоронившей греческую свободу. Детище Платона — его Академия пережила своего создателя почти на тысячелетие и была распущена только в 529 г. императором Юстинианом. Киники. Преданнейший из учеников Сократа, Антисфен (ок. 450— ок. 360), один из тех, кто присутствовал при его кончине, был ближе к учителю, чем Платон, — и по происхождению, и по духу. Сын афинского гражданина и фракийской рабыни, он нередко выслуши¬ вал насмешки чистокровных афинян. Им он отвечал: «Матерь богов тоже была фригиянкой». Сократ же, наблюдавший в юности, сколь отважен был Антисфен в бою, заметил: «От чистокровных афинян никогда бы не родился столь доблестный муж». Сразу после гибели Сократа Антисфен начал вести свои беседы в гимнасии на холме Киносарг (доел, «зоркий пес») и стал именовать себя «истинным псом». Отсюда и название одной из сократических философских школ древности — кинизм. Главные ценности жизни, согласно учению Антисфена, — труд, добродетель, безвестность. Не законами полиса должен руководствоваться мудрец, а законами доб¬ родетели, которая проявляется в поступках и не нуждается ни в оби¬ 316
лии слов, ни в славе. Демократия в той форме, какая существовала в Афинах, была Антисфену чужда. Однажды на экклесии он попросил проголосовать за предложение признать ослов конями. Когда его оборвали, сказав, что это нелепость, Антисфен заметил: «А ведь вы простым голосованием делаете из невежд стратегов». Всем своим по¬ ведением и образом жизни Антисфен подчеркивал презрение к бо¬ гатству: ходил в одном хитоне, без гиматия, с сумой, как нищий, опираясь на посох. Он говорил, что человеку достаточно в жизни того, чего нельзя потерять даже при кораблекрушении. Антисфен превосходил всех учеников Сократа красноречием, и даже историк Феопомп, прослывший злоречивейшим из смертных, называл речь основателя кинической школы сладостной, завораживающей кого угодно. Впрочем, учеников у Антисфена было немного. Среди них наибо¬ лее известен Диоген из Синопы (ок. 400 — ок.325). Уже Антисфен по¬ смеивался над спесью Платона и его аристократической страстью к коням. Диоген пошел дальше: считая все, чем занимался Платон, пу¬ стым времяпрепровождением, он всячески над ним издевался. Изде¬ вался он и над верой в богов, требовал упразднения брака, существу¬ ющей системы воспитания — словом, всего, что создано обществом. Не находя приверженцев, Диоген ходил днем с факелом, восклицая: «Ищу человека!» О вызывающем поведении Диогена ходило множество рассказов. Никого не интересовало, что в них правда, а что выдумки. Рассказы¬ вали, будто Александр, собираясь в поход, наклонился над бочкой, в которой жил Диоген, и обещал исполнить любую просьбу чудака. «Не заслоняй солнца», — отозвался философ. Если это выдумка, то очень меткая, характеризующая антиподов эпохи. Видимо, поэтому счита¬ ли, что Диоген умер в Коринфе в том же году и в тот же день, что и Александр в Вавилоне. Аристотель. В 367 г., когда глава Академии Платон находился с Сиракузах в надежде создать задуманное им государство, в Афинах появился юноша неприметной наружности, с деревенским румянцем на щеках. Ему показали, где находится Академия. Вскоре все узнали, что новичок родом из городка Стагира, находящегося неподалеку от македонской столицы, и что отец его врач, пользующий среди прочих македонского царя Аминту. Никто из тех, кого Платон оставил вместо себя, не мог и подумать, что перед ними будущий величайший фило¬ соф. Восемнадцать лет (368—347 гг.) проведет Аристотель (384—322) в Академии, впитывая уроки престарелого учителя и вступая с ним в споры («Платон мне друг, но истина дороже»). После смерти Платона 317
Аристотель начнет странствия в поисках собственных учеников (одним из них бу¬ дет Александр Македонский), а затем вернется в Афины и под горой Ликабетг, в гимнасии, расположенном в садах Аполлона Ликейского, создаст в 335 г. свою собственную школу — «Ликей» ( в унаследованном нами латинском произ¬ ношении — лицей). Через год после этого Александр по¬ кинет Грецию и начнет завоевание мира, а его учитель приступит к последова¬ тельному объяснению природы и всего живого. И если Александр оставит за со¬ бою опустошенные страны, разрушен¬ ные города, горы трупов, пепел и кровь, то следами деятельности Аристотеля окажутся освоенные им и его вовлеченными в гигантский труд учениками целые отрасли знания логика, физика, биология, риторика, поэтика, политика, история, психология. Й так же, как города состоят из районов и кварталов, в сочинениях Аристотеля каждая из наук делится на части. Так, «поли¬ су» Биология посвящены трактаты «История животных«О движе¬ нии животных», а «полис» Политика состоит из трактата «Политика» и 158 описаний политического устройства конкретных государств («Политий»). Такова империя Аристотеля, при создании которой не было пролито ни капли крови, его поистине вечная империя. Перед ней верноподданнически склонилось само Время. Держава Александра рассыпалась, едва успев родиться, и его «уче¬ ники» вступили в кровавую борьбу за власть. Держава Аристотеля пос¬ ле его изгнания из Афин и кончины (на следующий год после смерти Александра) сразу же начала расти и крепнуть. Ученики Аристотеля не растаскивали его наследие, а, напротив, стали его собирать и ум¬ ножать. И к тому времени, когда римляне, разгромив преемников Александра, создали свою великую империю, невидимая держава Аристотеля была прочнее, чем в год его смерти. В 88 г. до н. э. население Афин, где Аристотель создал Ликей и большинство своих трудов, восстало против ненавистных римлян. Ок¬ руженный римским войском город ожидала судьба других непокор¬ ных городов — разрушение, а его жителей — рабство. Но римский полководец Сулла остановил опьяненных победой солдат. Он заявил потрясенным афинянам: «Я щажу живых ради мертвых». Так Афины были спасены не храбростью своих защитников, а гением своих муд¬ рецов и поэтов. Главным трофеем Суллы стали сочинения Аристоте¬ Аристотель 318
ля — сотни свитков, уже изъеденных червями и покрытых плесенью. В Италии они нашли своих ценителей и почитателей. И не в одной Италии. В Египте, завоеванном Александром, Арис¬ тотеля знали не только в городах, населенных греками, но и в дерев¬ нях с чисто египетским населением. Есть что-то символичное в том, что в одной из таких деревень на краю пустыни в конце XIX в. нашли папирус с сочинением Аристотеля «Афинская политик», но до сих пор не могут отыскать место, где был воздвигнут мавзолей Александра. Древняя земля Египта сохранила память о просветителе, а не о завое¬ вателе. Необыкновенно прочной была память об Аристотеле и в других странах Востока, завоеванных фалангами Александра. Образ Алексан¬ дра исказился почти до неузнаваемости, превратившись в какого-то сказочного демона — Искандера двурогого. Аристотель же оставался в памяти людей Востока, ибо вел там сражение нетленным оружием сло¬ ва. Сочинения Аристотеля переписывались и изучались, и даже после арабского завоевания и распространения ислама авторитет Аристотеля был так же велик, как и в первые годы после его смерти. Отношения Платона и Аристотеля выходят за рамки отношений учителя и ученика и в то же время ими определяются. Аристотель не¬ мыслим без Платона. Только на почве универсальной системы объек¬ тивного идеализма могла вырасти грандиозная научная философия, обращенная ко всем формам бытия. Аристотель — вечный ученик Платона и его вечный оппонент. Искусство убеждать и услаждать. За два года до того, как в роще Академа поселились философы, в самих Афинах была открыта авторитетнейшая из платных школ, обучавших искусству убеждать и услаждать. Ее основатель Исократ был уверен, что риторика превосхо¬ дит философию в возможностях воспитания всесторонне образован¬ ного человека, а следовательно, и в общественной полезности. Разра¬ ботанная им программа обучения включала не только правила рито¬ рического искусства, выработанного в середине предшествовавшего столетия софистами Великой Греции, но также смежные дисципли¬ ны — философию, право, поэзию, музыку, филологию, психологию. Преподавание велось в форме диспутов в течение трех-четырех лет и обходилось ученику в тысячу драхм. Сам Исократ воздерживался от публичных выступлений вследствие природной застенчивости и сла¬ бого голоса, но был прекрасным педагогом и знал толк в ораторском искусстве. Написанные им речи (сохранились 21 его речь и 9 подра¬ жаний им) — это настоящие шедевры, в которых не только выверена каждая мысль, но и подсчитан каждый слог, устранено все, что может показаться неблагозвучным или лишним. Самым совершенным его 319
произведением считается «Панегирик», изданный к Олимпийским иг~ рам 480 года, — восхваление Афин и призыв к объединению в войне против персидского царя под афинской гегемонией. Логическая стройность органично соединена в ней с образностью и плавностью звучания, что дало древним повод считать Исократа основателем сти- ля греческой прозы. Исократ был человеком столетия. И не только потому, что его жизнь захватила почти целый календарный век (436—338). Его речи -- не только важный источник по экономике, политике, праву, социаль- ной психологии IV в., но и сам он — трагическая фигура столетия, завершившегося гибелью эллинской свободы. После битвы при Хе- ронее Исократ отказался от пищи и умер через несколько дней. Так же, как в Платоновой Академии антиподом Платона стал Ари¬ стотель, из ораторской школы Исократа вышел его антипод — Демос- фен (384—322), правда, не являвшийся непосредственно его учени¬ ком, но учившийся ораторскому искусству по произведениям Исок¬ рата. Занявшись красноречием случайно, Демосфен преодолел при¬ родный недостаток — шепелявость — и добился того, что ему внимали толпы людей — кто с восторгом, кто с ужасом. В отличие от Исократа, терпеливо подсчитывавшего слова, он был воспламенен гражданским негодованием, обращенным к македонскому завоевателю Филиппу, в котором Исократ видел спасителя Эллады. Один из античных авторов сравнивал речи Исократа с ухоженными телами атлетов, а речи Де¬ мосфена — с воинами в доспехах, потрясающими грозным оружием. Помимо речей совещательных, звучащих в совете и народном собрании, и торжественных, услаждавших слух любителей слова, ве¬ лика была потребность в судебном красноречии. Особенно возрас¬ тает она после Пелопоннесской войны: установленная спартанцами в городах Афинского союза и самих Афинах олигархия в большин¬ стве полисов вскоре была свергнута, и начались бесконечные судеб¬ ные процессы, связанные с имущественными и политическими пре¬ тензиями. Однако в демократических полисах, о порядках в которых мы знаем преимущественно на материале Афин, не допускалось вы¬ ступление профессионалов. Считалось, что свою правоту каждый должен доказывать сам — только за ребенка и женщину мог высту¬ пить кто-то другой. И граждане, не сведущие в тонкостях судебного дела, неофициально обращались за помощью к опытным ораторам, чтобы те составили нужную речь и разучили ее вместе с ними так. чтобы у судей сложилось впечатление, будто говорящий произносит собственные слова, к тому же без подготовки и не будучи искушен в риторическом искусстве: ведь оно было обязано заложившим его ос¬ новы софистам недоброй славой искусства обмана, умения доби¬ ваться правдоподобия, уходя от установления правды. 320
И Исократ, и Демосфен, прежде чем погрузились в политику, на¬ чинали в качестве таких «составителей речей» для сограждан. Исок¬ рат, считавший это занятие не слишком почтенным и с осуждением о нем отзывавшийся, никогда не вспоминал об этом этапе своей био¬ графии. Демосфен, тоже не считавший составление речей для других своим призванием, напротив, не стыдился этой деятельности, позво¬ лившей ему довольно быстро поправить материальное положение, расстроенное алчными опекунами после смерти отца. Но подлинного искусства в составлении судебных речей достиг Лисий, виртуоз судеб¬ ной риторики. Его речи — важнейший источник нашего знания по афинскому праву, по общественной и частной жизни афинян. Лисий (ок. 443—380) не был афинским гражданином, несмотря на то, что родился и прожил в Афинах большую часть жизни, а его отец, хотя и был метеком, общался с виднейшими из афинских политиков, включая Перикла. После смерти отца, в пятнадцатилетием возрасте, Лисий вместе со старшим братом уезжает в афинскую колонию Юж¬ ной Италии Фурии, где, как и многие другие состоятельные юноши, получает ораторскую подготовку. Он и не помышлял, что риторика станет его профессией. Когда в результате неудачной афинской экс¬ педиции в западных колониях Греции начали устанавливаться оли¬ гархические режимы и в Фуриях была свергнута демократия (423 г.), братья вынуждены были покинуть Южную Италию и вернулись в Афины. Но и в Афинах Лисий пострадал от олигархии, захватившей власть после окончания Пелопоннесской войны. Вместе с братом он попал в первый же список метеков, приверженных демократии и под¬ лежащих уничтожению с конфискацией имущества. Лисий сумел бежать и даже принять участие в борьбе с тиранами: как только демократы стали собирать силы, он отдал все деньги, ка¬ кие хранил за пределами Афин, раздобыл 200 щитов и вместе с кем-то из друзей оплатил три сотни наемников. Демократия, однако, не от¬ благодарила его за это предоставлением гражданских прав, и он на¬ всегда остался метеком. Оказавшись без средств, ибо все его имущество, находившееся в Афинах, конфисковали тираны, а то, что было вне Афин, он пожерт¬ вовал на борьбу с ними, Лисий, которому было уже за пятьдесят, был обречен на прозябание. Тут-то ему и пригодились уроки риторики. Первая же произнесенная им в 403 г. речь против олигарха, которого он считал виновником гибели брата, привлекла всеобщее внимание. К Лисию стали обращаться афиняне, нуждавшиеся в судебной защи¬ те. За оставшиеся годы жизни он написал более 400 речей, из которых полностью или в крупных фрагментах до нас дошло 34. Речи эти каса¬ ются самых разнообразных дел. Это и протест жалкого инвалида, ко¬ торого завистливый сосед пытается лишить несчастного обола, его 11 Немировский А.И. 321
ежедневной инвалидной пенсии; и исполненная достоинства речь бо¬ гатого аристократа, клеветнически обвиненного жадным до чужого добра сикофантом в уничтожении священной оливы; и обвинение афинского гражданина, попавшего по жребию в совет пятисот, в не¬ законности участия в жеребьевке, поскольку, бежав из Афин, он не участвовал в свержении «тирании тридцати»; и похожее дело о чело¬ веке, тоже оставшемся в городе и тоже кем-то обвиненном в незакон¬ ности избрания на должность, но написанное от имени защиты, а не обвинения. По двум последним речам видно, как виртуозно Лисий манипулирует законами, какими искусными приемами он убеждает в своей защитной речи, что поведение человека, покинувшего город и вернувшегося лишь после низвержения тирании, вполне добропоря¬ дочно, а в обвинительной — обрисовывает ту же коллизию как пре¬ ступление столь невероятное, что из-за отсутствия прецедентов нет даже закона, который бы определил достойное наказание. Из каждой речи, написанной Лисием, встает неповторимый ха¬ рактер того, в чьи уста она вкладывалась. В зависимости от обще¬ ственного положения, степени образованности или, напротив, неве¬ жества клиента и его обычной манеры говорить речи то насыщены философскими размышлениями и сентенциями, то сдобрены про¬ стецким юмором, то по-крестьянски простодушны и доверительны; слова то льются свободным потоком, то складываются в корявые, спо¬ тыкающиеся фразы. И в любом случае в начале или по ходу речи выс¬ тупающий уверяет судей, что с премудростями ораторского искусства он не знаком, зато говорит только правду и искренне выскажет, как все происходило на самом деле. Ксенофонт. В биографиях выдающихся историков Греции есть одна общая черта, и, видимо, не случайная: почти все они создавали свои труды за пределами родных полисов. В условиях бурной полити¬ ческой жизни, требовавшей полной самоотдачи, для углубленных за¬ нятий историей не оставалось времени. Изгнание не только предос¬ тавляло досуг, но и создавало важный стимул для исторического твор¬ чества — оправдание перед соотечественниками и обличение тех, кто вынудил автора покинуть родину. Ксенофонт, так же как и Фукидид, был афинянином, и так же, как и он, аристократом и изгнанником. Принадлежали они к одному по¬ колению, историком которого был Фукидид. Вместе с Платоном Ксе¬ нофонт обучался у Сократа, но Сократ не был для него «лебедем», ибо Ксенофонт философией не увлекался, а жаждал воинской славы и приключений. В годы позорного поражения Афин он сам покинул родину и добровольно примкнул к наемникам, которых набирал друг и покровитель спартанцев царевич Кир Младший, затеявший войну 322
против своего брата царя Артаксеркса II. В более чем десятитысячной армии наемников преобладали спартанцы, и командовали там тоже они. Афиняне виделись белыми воронами и не могли рассчитывать на выдвижение в командиры. После гибели Кира наемникам при¬ шлось искать выход из, казалось бы, безвыходного положения, и они обратили внимание на речистого и образованного афинянина, до того времени остававшегося в тени: для спасения требовалось не только мужество, но и знание географии, в которой спартанцы не были силь¬ ны. По возвращении на родину Ксенофонт под вымышленным име¬ нем сиракузянина описал поход и возвращение греков из глубин Азии на родину, не забыв подчеркнуть заслуги «некоего Ксенофонта, нахо¬ дившегося в греческом войске». После восстановления в Афинах демократии путь Ксенофонту в отечество был заказан, ибо он служил в спартанской армии. Ему ни¬ чего не оставалось, как принять в подарок от спартанского царя Аге- силая землю на Пелопоннесе и заняться сельским хозяйством, а для души — охотой. Своего благодетеля Ксенофонт отблагодарил не ви¬ ном и оливками, не дичью, а сочинением «Агесилай», созданным в той сладостно-панегирической манере, которая обеспечила ученику Сократа прозвище «аттической пчелы». Главный исторический труд Ксенофонта — его «Греческая исто¬ рия» — начинался словами: «После того, как...», продолжая повество¬ вание о событиях Пелопоннесской войны с того места, где оборва¬ лась «История» Фукидида. Наряду с Ксенофонтом на лавры продол¬ жателя великого историка претендовало еще двое — хиосец Феопомп и афинянин Кратипп. Кому достались эти лавры, трудно сказать, по¬ скольку сохранилось только сочинение Ксенофонта. Но не умри Фу¬ кидид от старости или болезни, он скончался бы от негодования, чи¬ тая труд Ксенофонта, ибо автор словно специально задался целью от¬ казаться от всего, что было достигнуто Фукидидом в изложении исто¬ рии Пелопоннесской войны и что отличает его труд от работ предшественников: от анализа причин исторических событий и мо¬ тивации поведения исторических лиц; от изложения различных вер¬ сий; от критики источников; от исследования хронологии и, нако¬ нец, от элементарной объективности. «Греческая история» написана так, словно писал ее не афинянин, а спартанец, радующийся сокру¬ шению «Длинных стен» и стремящийся обелить черные дела тех, кто добился победы, купленной на персидское золото. И все же о своей родине изгнанник не забывал и вложил чувства к ней в воспоминания об учителе — «Апологию Сократа», «Воспомина¬ ния», «Пир». На Сократа он смотрит не только из дали времени, но и сквозь призму собственной тенденциозной позиции, видя в нем, от¬ 323
давшем предпочтение чаше с цикутой, а не изгнанию, своего настав¬ ника и союзника. Из других сочинений Ксенофонта заслуживает внимания «Киропе- дия» («Воспитание Кира»), Содержание произведения шире названия. Оно дает полное описание жизни персидского царя, весьма далекое от биографии реального Кира. Явственно звучит тоска по сильной руке и порядку, утраченному Грецией после Пелопоннесской войны. Феопомп и Эфор. Из школы Исократа вышли историки Фео- помп и Эфор. Стиль первого был страстным, второго — вялым, и Исократ говорил, что Феопомп нуждается в узде, а Эфор — в стрека¬ ле. Феопомп посвятил свое произведение истории Македонии време¬ ни Филиппа II. На творчество Феопомпа существенное влияние ока¬ зала киническая философия. Не случайно им воздается хвала основа¬ телю этой школы Антисфену. К киникам, очевидно, восходит и суро¬ вое осуждение Феопомпом современных обычаев и нравов, а также резкая критика государственных деятелей с нравственных позиций. Порой не щадится и главный герой — Филипп. Это дало основание древним читателям Феопомпа говорить о нем как самом злоречивом из авторов. Эфор создал всеобщую историю, впервые отделив резкой гранью мифологическую эпоху от исторической. Его изложение было занимательным, оживленным рассказами об основателях городов и местных достопримечательностях. Школа и полис. КIV в. в греческих полисах сложилась единооб¬ разная система обучения, успешно обобщившая афинский и спартан¬ ский опыт, а также использовавшая вклад выдающихся мыслителей в эту важнейшую область общественной жизни. Усиленное внимание к воспитанию в это время питалось кризисными явлениями, ибо мно¬ гие полагали, что целенаправленная школа в состоянии ослабить со¬ циальную напряженность. В связи с резким возрастанием объема на¬ учных и профессиональных знаний вставала сложная во все времена проблема финансового обеспечения школы, тем более что к тому вре¬ мени во весь голос заявила о себе идея всеобщности обучения в про¬ тивовес его элитарности. В 403 г. в Афинах, где начальное обучение до этого было частным делом каждого, принимается декрет об изучении ионийской грамоты всеми детьми граждан. Вслед за этим на протяжении столетия в ионийских городах появляются государственные школы. Полис, не¬ смотря на кризис, берет на себя затраты на обучение и, соответствен¬ но, осуществляет над ним целенаправленный контроль. Обучение детей начиналось в низших школах. Их учителя препо¬ давали своим питомцам грамоту, литературу (начиная с Гомера), МУ' 324
зыку, грамматику, арифметику, рисование. В двенадцать лет ученики переходили в школу следующей ступени, где изучали в течение трех лет прежние предметы по расширенному курсу, а также астрономию и философию. При школах обычно имелись специальные сооруже¬ ния — палестры — для занятий спортом. Учебная программа, рассчи¬ танная на подростков от пятнадцати до восемнадцати лет, имела це¬ лью обучение всей сумме знаний, то есть семи «свободным искусст¬ вам» — грамматике, диалектике, понимаемой как искусство ведения диалога, риторике, арифметике, геометрии, астрономии и музыке. Главнейшими считались грамматика и риторика. Грамматика включа¬ ла изучение творчества крупнейших поэтов и ораторов. На уроках ри¬ торики ученики знакомились с системой красноречия, заучивали при¬ меры, выполняли практические упражнения. Конкретной профессии школы не обучали. Для овладения ею юноше приходилось искать себе наставника среди специалистов-практиков. Занятия проходили под руководством наставника, избиравшегося гражданами, как и все должностные лица, путем голосования — из лиц не моложе тридцати лет, обладавших достатком: ведь исполнение этой обязанности требовало определенных затрат из собственных средств. Учителя также избирались — об этом свидетельствует, в част¬ ности, занесенный на мраморную доску декрет народного собрания Милета. Учеба в школе требовала от ребенка и подростка большого напря¬ жения. Сохранилось высказывание философа-киника, то есть про¬ тивника всех полисных установлений, о тяжкой доле ученика, кото¬ рым поначалу командует педагог (раб-воспитатель), потом учителя грамоты, музыки и рисования, а впоследствии преподаватели геомет¬ рии, астрономии, а также фехтования и верховой езды. И все следят за его поведением и требуют от него напряженной работы. Строгая дисциплина в школе поддерживалась телесными наказаниями, но была разработана и система поощрений, например, вывешивались списки отличившихся учеников. К восемнадцати годам освоившие школьную науку юноши пере¬ ходили в школу эфебов, учреждение чисто военное. Списки эфебов составлялись после тщательной проверки происхождения юноши, ибо эфебия была ступенью к включению в списки граждан. После торжественного принятия присяги юноши проходили военное обуче¬ ние, два года находясь на государственном обеспечении. Система обучения, сложившаяся в греческих полисах, будучи од¬ ним из высших достижений греческой культуры, широко распростра¬ нилась по всему кругу земель. В Италии с ней долгое время конкури¬ ровала этрусская система обучения — вплоть до IV в. римские патри¬ ции отправляли своих детей на обучение в этрусские города. Но с III в. 325
повсеместно предпочтение отдается греческим учителям, которь^ можно было встретить и в Карфагене. Греческое воспитание полуц^ великий противник Рима Ганнибал, в Риме — его извечный антип0д Сципион. Впоследствии, уже стариками, они, встречаясь в ЭфеСе вели беседы по-гречески и могли вспоминать не только о непримирц’ мых схватках, но и о своих учителях. В IV в. появились высшие школы, дававшие универсальное обра^ зование. Первая из них была создана Платоном в 385 г. Школа имела статус культового объединения с целью почитания Аполлона и муз а следовала уставу, выработанному ее предшественницей, школой му3 Пифагора в Кротоне (ограничение времени сна, сексуальное воздер. жание, отказ от мясной пищи; от обета молчания, правда, пришлось отказаться, но культ руководителя школы был сохранен). На участке храма Аполлона Ликейского, в здании гимнасия, ос¬ нованного то ли Писистратом, то ли Периклом, проходили занятия другой школы — созданного Аристотелем Ликея. Аристотель и его преемники по руководству школой читали лекции и вели с ученика¬ ми разработку отдельных интересующих руководителя тем. Видимо, все, что из этого получалось, приписывалось руководителю. Этим можно объяснить то, что Феофраст, первый из преемников Аристоте¬ ля, считался автором 240 сочинений общим объемом в 232 800 строк. Полис пытался осуществлять руководство и над высшими школа¬ ми. Вскоре после смерти Аристотеля появился закон, запрещавший кому-либо из философов под страхом смерти возглавлять школу, не утвержденную решением совета и народа. Правда, закон просущество¬ вал недолго — в знак протеста все без исключения философы покину¬ ли Афины. Это была первая в истории науки коллективная акция про¬ теста ученых. Через год закон был отменен, а на его инициатора нало- жен штраф в пять талантов, после чего философы вернулись. Феофра- ста, бывшего среди них, встречало две тысячи его учеников. Архитектура, скульптура, живопись. Кризис полиса боль¬ но ударил по Афинам и другим государствам Балканского полуоси рова. Но некоторые полисы Малой Азии и островов Эгейского мор ^ освободившись от обременительной опеки Афин, переживал подъем в экономике и культуре. Уже в 334 г. талантливый з°Д4^ Пифей по заказу Александра Македонского возвел в Приене хр^ Афины, достойно соперничавший с Парфеноном. Пифею же пр надлежит грандиозное сооружение гробницы карийского правит Мавзола, прославившее Галикарнас, родину «отца истории» Геро^ та, и давшее название «мавзолей» подобного рода постройкам- . же, как позднее строитель Александрийского маяка Сострат, ПиФ 326
явно соперничал со строителями египетских пирамид. Детище александрийского зодчего превзошло египетское чудо света высо¬ той, галикарнасского архитектора — пышностью. Галикарнасский мавзолей — это 24-ступенчатая пирамида сорокаметровой высоты, увенчанная квадригой. В ходе раскопок мавзолея в середине XIX в. археологи извлекли из земли мраморные обломки, из которых были составлены статуи Мав- зола и его жены Артемисии, колоссальный торс всадника, а также множество фрагментов фриза. В создании декора мавзолея участво¬ вали крупнейшие скульпторы — Скопас, Пракситель, Леохар. К семи чудесам света наряду с мавзолеем относили и новый храм Артемиды, построенный на месте сожженного «незабвенным» Герос¬ тратом старого святилища VI в. Этот грандиозный храм отличался от других неизвестным ранее типом колонн. Новые веяния в искусстве ваяния ранее всего проявились в твор¬ честве Скопаса. Для V века было непредставимо выражение в скульп¬ туре сильных чувств, тем более страдания. Грек V в. следовал и в жиз¬ ни и в искусстве формуле Архилоха: Слишком в беде не горюй и не радуйся слишком при счастье, То и другое умей доблестно в сердце носить. Различие в подходе скульпторов разных поколений к изображе¬ нию человека особенно заметно при сравнении спокойного, невоз¬ мутимого облика раненой амазонки Поликлета и головы изваянного Скопасом умирающего воина, в лице которого ощущается физичес¬ кое страдание. Особенной славой в древности пользовалась его «Вакханка», не¬ истовая спутница Диониса. Скопас изобразил ее с только что убитым козленком в руке, несущейся в вакхической пляске — с откинутой назад головой, причудливо изогнутым торсом. Скульптура дошла до нас в уменьшенной римской копии, и судить о силе ее воздействия на зрителя мы можем скорее по многочисленным восторженным стро¬ кам древних поэтов, один из которых писал: Нет, создала не природа вакханку нам эту в экстазе — Создал художник ее, в мрамор безумье вложив. Интерес к чувствам и настроению человека характерен и для тво¬ рившего в совершенно иной манере современника Скопаса, одного из самых почитаемых в древности скульпторов — Праксителя. Одну из его работ видел в Олимпии путешественник II века Пав- саний: «Есть еще мраморный Гермес, который держит на руках ма¬ 327
лютку Диониса». Именно эту скульптурную группу в 1877 г. открыли в ходе раскопок. Гермес стоит, опираясь на ствол дерева, а младенец Дионис тянется к грозди винограда в поднятой руке брата. В облике Гермеса нет ничего, что отличало бы бога от человека. В его позе ле¬ нивая грация, лицо овеяно легкой грустью. Кажется, он вспоминает о чем-то далеком и полученное от Зевса задание — отнести младенца к нимфам — его не занимает. Эта скульптура — не самая прославленная из творений Праксите¬ ля, но для нас она важна потому, что это, скорее всего, подлинник. Все остальные дошли в римских копиях. Самой громкой славой пользовалась «Афродита Книдская», кото¬ рую античные искусствоведы считали «выше всех произведений не только древности, но вообще существующих во вселенной». Она сто¬ яла в открытом круглом храме, словно только что вышедшая из морс¬ кой пены, доносимой прибоем. Известно, что многие древние цени¬ тели искусства приезжали в малоазийский город Книд, чтобы насла¬ диться совершенной красотой творения Праксителя. Кроме названных скульптур до нас дошло около 150 копий «От¬ дыхающего сатира» и по одной копии «Эрота и Аполлона с ящерицей». Сохранились и значительные фрагменты рельефов Галикарнасского мавзолея (сторона фриза, изваянная Праксителем, без труда опреде¬ ляется по характерной для его творчества ленивой грации). Третью сторону галикарнасского фриза выполнил Леохар, знаме¬ нитый своей бронзовой статуей Аполлона, мраморная копия которой хранится в Бельведерском дворике Ватикана под названием «Аполлон Бельведерский». Ко второй половине IV в. относится творче¬ ство самого плодовитого из греческих скульпто¬ ров — Лисиппа, начинавшего восхождение к вер¬ шинам мастерства со скромного труда ремеслен¬ ника в бронзовой мастерской родного полиса Си- киона (древнего центра бронзового литья), а завершившего жизнь знаменитым автором полу¬ тора тысяч произведений, каждое из которых, по словам одного из римских писателей, могло бы принести ему славу. Лисипп, в отличие от своих великих предше¬ ственников, не получил образования и на вопрос об учителях обычно отвечал — Природа и «Дори¬ фор» Поликлета. Но как же превзошел канон По- Лисипп. ликлета лисипповский «Апоксиомен» (дословно: «Отдыхающий соскабливатель) — юноша-атлет, счищающий Геракл» после состязания прилипшие к телу грязь и мас- 328
л о. Если «Дорифор» застыл в неподвиж¬ ности, несмотря на задуманное движение (передаваемое выставленной вперед но¬ гой), то «Апоксиомен» — сама динамика при кажущемся покое. Огромна разница и в выражении лиц — безмятежно-спо¬ койного у первого и пронизанного внут¬ ренним беспокойством, еще не остывше¬ го от напряжения борьбы — у второго. Из многочисленных изображений бо¬ гов, атлетов и героев, отлитых Лисиппом в бронзе, до нашего времени дошло не¬ много, да и то в мраморных копиях, если не считать «Отдыхающего Геракла» и «Ку¬ лачного бойца», о принадлежности кото¬ рых Лисиппу спорят до сих пор. Особен¬ но близок был ему герой-труженик Геракл. Из серии «Двенадцать под¬ вигов Геракла» сохранилась уменьшенная копия «Борьбы Геракла с Не- мейским львом». Хранится она в Эрмитаже. Кого бы ни изображал Лисипп — бога, атлета, мифического ге¬ роя или Александра (чьим другом и придворным скульптором он стал) — все его образы несут печать тревожной эпохи, в которую он жил. Слава Лисиппа пережила время независимости его родины. Его произведения постепенно покидают Грецию и перевозятся завоева¬ телями в Рим. Первым трофеем стал целый конный отряд воинов, павших в сражении Александра с персами при Гранике, — работа, заказанная в свое время Лисиппу самим Александром. Скульптуры распорядился отправить в Рим консул, подавивший последнюю по¬ пытку Эллады вернуть независимость, поддержав самозванца Лже- Филиппа (Андриска). Конники в полном составе были установлены на форуме, возле возведенного победителем храма. Что касается «Апоксиомена», то он уже во времена империи занял место возле терм Агриппы; римляне так ценили его, что, когда Тиберий прика¬ зал перенести статую в свой дворец, в городе вспыхнули волнения, и императору пришлось уступить. В греческой живописи, равно как и в скульптуре, в IV в. формиру¬ ются тенденции, в полной мере развившиеся в последующую эпоху. Вырабатывается новая техника энкаустики — живописи расплавлен¬ ными восковыми красками, наносимыми на поверхность картины го¬ рячими металлическими инструментами. Древние энкаусты, в отли¬ чие от своих предшественников, на картинах вместо обычного «напи¬ сал такой-то» указывали: «вжег». Поэтому они могли считать своим покровителем не только Аполлона, но и похитителя огня Прометея, Лисипп. «Отдыхающий Гермес» 329
ибо это он обеспечил вечность одц0 из древнейших искусств. Помимо кре^ сти и светоустойчивости новая живог^0' ная техника позволяла добиваться бдеС' ка и иных художественных эффе1СгС' изображения. * Характерная особенность худ0)|( ственной манеры времени после Пед0 поннесской войны — стремление д0с тигнуть достоверности изображаемого О художнике Зевксисе рассказывав что ему удалось так нарисовать виног рад, что к картине подлетали птицы, что. бы его склевать. Другой же художник Паррасий, так изобразил занавес, что смог обмануть и Зевксиса, попросивше. го его убрать полотнище, закрывавшее картину, хотя полотнище и было ее сюжетом. Самым прославленным из греческих художников IV в., да и не только этого века, был Апеллес с острова Кос. Говорили, что Александр только Апеллесу доверял изображать себя на картинах, так же как Лисиппу — в статуях. Извес: тна картина Апеллеса, сюжет которой — свадьба Александра с согди- анкой Роксаной. Рассказывали, что однажды, состязаясь с художни¬ ками, Апеллес избрал судьями своего искусства не людей, а живот¬ ных. Он привел в мастерскую коней, и они будто бы заржали при виде нарисованной, или, точнее, «выжженной», художником кобылицы. Картины Апеллеса, созданные в технике энкаустики, до нас не дош¬ ли: подвели не краски, а доски, на которые их наложили. Этрусские полисы в IV в. переживают такой же жестокий кризис, что и греческие. Соответственно изменяются сюжеты этрусских по¬ гребальных росписей: теперь здесь преобладают сцены казней и му¬ чений, ожидающих души мертвых в загробном мире. В то же врем* художники добиваются большей выразительности в передаче челове- ческих чувств и состояний: тревоги, стойкости, печали. Это же вре^ отмечено появлением этрусского скульптурного портрета, не име*0' щего себе равных в античном мире по мастерству передачи настр°е ния. Шедевр портретной живописи — изображение головы мал ъчИ*3, изваянной безымянным скульптором IV в. Художником передана ^ мящая скорбь прощания с жизнью и неповторимая индивидуально умершего. В области скульптурного портрета, как и во многом гом, римляне были добросовестными учениками этрусских мастер но потребовалось несколько столетий, чтобы уроки принесли Ре3^ таты. 330
Искусство IV в. отказалось от суровой ясности бесстрастных тво¬ рений Фидия. Оно пошло по стопам Еврипида — к передаче бурных драматических переживаний, сложных движений человеческой души, отражая одновременно глубочайший разлом и в самой полисной орга¬ низации, и в образе жизни человека полисной эпохи. ТшЯ Дом благой судьбы. На побережье примыкавшего к Македонии по- 11— луострова Халкидики находился греческий город Олинф, давний союз¬ ник Афин. Для македонян IV в. он был тем же, чем для афинян в свое время Эгина, — бельмом на глазу. В 348 г. Филипп II захватил и полностью разру¬ шил Олинф, сохранив его тем самым для потомства как прекрасный архео¬ логический памятник. Осуществленные между 1928 и 1939 гг. раскопки аме¬ риканской экспедиции создали впервые возможность изучения городской застройки и греческого жилища V—IV вв., о чем до этого можно было судить лишь по литературным источникам, к числу которых применительно к Олин- фу относятся прежде всего «Олинфские речи» Демосфена. Крепостная стена Олинфа охватывала два холма — северный и южный. Первый был застроен общественными зданиями и частными особняками, второй — жалкими жилищами бедняков, что само по себе характеризует кри¬ зис полиса. Но некоторые дома Олинфа позволяют понять большее: измене¬ ния в религиозных представлениях его обитателей. Особенно интересен дом, известный в научной литературе под названием «дома благой судьбы». По своим размерам он больше других домов состоятельных горожан — длина фасада 26 м вместо средних семнадцати, но внешне не отличался роскошной отделкой, и проходившие мимо него обитатели южного холма не выделили бы его среди других. Богатство скрывалось за глухой стеной с узкими щелями окон. Но даже если бы кто и открыл калитку, он не увидел бы ничего, кроме мощеного двора, окруженного простыми колоннами, и каменного алтаря в центре для принесения жертв богам. Чтобы узнать, какое божество здесь было главным, надо было проник¬ нуть внутрь дома, в мужской пиршественный зал (андрон). В нем могло по¬ меститься 9 лож для именитых гостей и оставалось место для танцовщиц и флейтисток, пристраивающихся у ног пирующих. Жены, невестки и дочери хозяина дома могли в это время находиться у себя в гинекее на втором этаже, время от времени спускаясь на кухню или во двор, чтобы принять участие в домашних работах. К андрону с одной стороны примыкала кухня с арочным помещением, с другой — располагалась анфилада комнат. Полы андрона и комнат нижнего этажа были покрыты мозаиками с изображениями, типич¬ ными для вазовой росписи этого времени: Дионис на колеснице, запряжен¬ ной пантерами, козлоногие Паны, пляшущие нимфы. Но что это? Колесо, напоминающее обычное колесо греческой повозки. Такие колеса, большие и малые, почти в каждом помещении. Не был ли владелец дома собственником эргастерия по изготовлению повозок? К счастью, над одним из колес все разъясняющая надпись крупными буквами: «Колесо благой судьбы». Оно подобно рулетке в современном игорном доме, с той лишь разницей, что его поворот никогда не приносил разорения, а давал только счастье, богатство, 331
удачу. Не Афине, не Деметре, не Артемиде поклонялись те, кто пировал в андроне, а богине беспроигрышной личной удачи. Им не было дела до ста¬ рых полисных богов, о них вспоминали, поскольку помнили мифы, но ре¬ альностью стала судьба — Тюхе. Археология, таким образом, дополнила наши сведения о людях склада Алкивиада или Ксенофонта, которых волновал лишь личный успех, кто был готов служить кому угодно и даже воевать против собственного отечества, лишь бы добиться богатства, славы, успеха любой ценой. Глава 18 ВОЗВЫШЕНИЕ МАКЕДОНИИ И РИМА К северу от Фессалии и за жилищем небожителей Олимпом, на равном расстоянии от Эгейского и Адриатического морей, на¬ ходилась Македония. Богатством ее были горы, покрытые луч¬ шим на полуострове строевым лесом, тучные пастбища со ста¬ дами белорогих овец и табунами коней. Аполлон и Афина, кото¬ рым поклонялись цивилизованные эллины, пренебрегли этим краем, оставив его богине охоты Артемиде и буйному Дионису, неумеренными почитателями которого считались македоняне. Страна остановившегося времени. Если бы афинянин по тор¬ говым делам или из любопытства посетил эту страну в середине IV в., у него могло создаться ощущение, будто его каким-то образом перенес¬ ли лет на пятьсот назад. Ибо он не отыскал бы здесь почти ничего из того, что, радуя или доставляя беспокойство, окружало его на родине: ни философов со стайками учеников, ни гелиэи вместе с сикофантами, ни острых на язык и скорых на обещания демагогов, ни тупых наемни¬ ков, разорявших казну, ни взаимной ненависти, разделявшей богатых и бедных сограждан, — словом, всего, что стало непременной принад¬ лежностью, а порой и бичом полиса. Не было в Македонии и самого полиса. Македонянами управлял не его высочество демос, а наслед¬ ственный монарх, которому были подчинены князья, предводители отдельных племен. Ему принадлежала в Македонии земля, и он отда¬ вал ее в пользование, требуя за это военной службы. Землю же обраба¬ тывали не рабы, а свободные люди. Свободными людьми были и пасту¬ хи. Не существовало в Македонии ничего, подобного собранию на Пниксе. На сборища сходились воины—всадники и пехотинцы, голо¬ совавшие за то, что им предлагали. Похожее «собрание» под Троей опи¬ сал Гомер в «Илиаде». И точно так же, как во времена Гомера, местные Ахиллы и Одиссеи — царские дружинники — были на дружеской ноге 332
с царем царей, македонским Агамемноном. Они вместе охотились, про¬ водили время в попойках, накачиваясь, как свойственно варварам, не¬ разбавленным вином. Они считались царскими друзьями и назывались «гетайрами», но так же, как и друзья Агамемнона, могли интриговать против него, и тогда царю приходилось искать поддержки у рядовых воинов. Это была страна несуетливых людей. Поступью их жизни был не быстрый ямб, а медлительный гекзаметр. Царь Филипп II. В середине IV в. македонянами управлял царь с распространенным у них именем Филипп («любящий коней») — Фи¬ липп II (в дальнейшем Филипп). Подростком, во времена Эпаминон¬ да, он пребывал в Фивах как заложник и познакомился там с чужды¬ ми македонянам греческими порядками. Он не посещал философов, не участвовал в их спорах, не учился игре на кифаре и, кажется, даже, в отличие от своих фиванских сверстников, не увлекался гетерами. Юный варвар внимательно наблюдал за деятельностью Эпаминонда, особенно за упражнениями воинов, которыми руководил будущий отец двух знаменитых «дочерей» — Левктры и Мантинеи. * Возвратившись в Пеллу, с недавнего времени столицу Македонии, и оттеснив своих соперников на царство, Филипп не стал украшать город новыми зданиями и приглашать греческих артистов и художни¬ ков, очень быстро в Македонии спивавшихся, а направил свою кипу¬ чую энергию на государственные преобразования, так что можно было подумать: юноша решил за годы своего царствования наверстать то, что должны были осуществить, но не осуществили его предше¬ ственники за многие столетия. Преобразования Филиппа. С севера и запада Македония была окружена фракийскими и иллирийскими племенами. В 359 г. в сраже¬ нии с иллирийцами македонское воинство было разгромлено. Маке¬ дония лишилась значительной части своих владений и царя и вынуж¬ дена была платить победителям дань. Поэтому, вступив на престол, Филипп начал с реорганизации войска по греческому образцу. Преж¬ де всего он создал тяжеловооруженную пехоту (македонскую фалан¬ гу). Собрав с гор пастухов, людей отважных и сильных, ходивших в одиночку на медведя, он заменил рогатины в их руках на длинные копья — сариссы — и стал терпеливо обучать их носить тяжелые дос¬ пехи и ходить строем. Умевший располагать к себе людей, Филипп быстро нашел общий язык с пастухами, а они оказались на редкость способными учениками, что стало ясно в первых же сражениях с фра¬ кийцами и иллирийцами, которые при виде македонской фаланги сначала бежали от нее врассыпную, а затем, попытавшись оказать ей сопротивление, были наголову разбиты. 333
Усилена была и македонская конница, в которой служила знать: из вспомогательных отрядов она превратилась в подразделение ма¬ кедонской армии. Был создан также и особый инженерный отряд, ведавший сооружением мостов и использованием метательных и стенобитных машин. В войске соблюдалась строжайшая дисципли¬ на. Каралось не только любое нарушение приказа, но и стремление к роскоши. Был положен конец освященному родоплеменными традициями своеволию полусамостоятельных князьков. Призванные ко двору, они составили придворный штат и были наделены определенными обя¬ занностями. Так осуществилась централизация государства и была усилена царская власть. Реформы позволили Филиппу не только восстановить Македо¬ нию в старых границах, но и приобрести новые территории. Особен¬ но важным для материального обеспечения завоевательных планов Филиппа оказалось приобретение долин Фракии с ее золотыми и се¬ ребряными копями, которые Филипп вернул к жизни. Там он постро¬ ил город® назвав его по своему имени Филиппы. Здесь осуществлялась чеканка единообразной золотой и серебря¬ ной монеты, появление которой укрепило авторитет государства и его военную мощь. Административная, военная и финансовая реформы подготовили захват фракийского морского побережья и полуострова Халкидика, где находились многочисленные греческие полисы, в том числе Ам- фиполь (в устье р. Стримон), господствовавший над плодородной до¬ линой и владевший серебряными рудниками. Умело маневрируя, Филипп добился поддержки Афин в войне с греческими полисами Халкидики, а затем приступил к осаде Амфи- поля. Амфипольцы заключили союз с афинянами, призвав их на по¬ мощь, но Филипп овладел городом до прибытия афинского флота (357 г.). «Священная война». В это же время сложилась благоприятная обстановка для вмешательства Македонии в дела Средней Греции. С 355 г. коалиция греческих государств вела войну с фокидянами, на чьей территории находился общегреческий дельфийский оракул Аполлона. Поводом для этой «Священной войны» послужили напа- дение фокидского стратега на храм и захват накопленных там за мно- гие годы несметных богатств, исчислявшихся в сумму не менее деся^ тысяч талантов. На эти деньги грабитель нанял наемников и с их я0' мощью успешно отражал нападения. На защиту храма поднялись ванцы и фессалийцы. Афиняне и спартанцы, напротив, поддержав фокидян, послав им на помощь свои военные отряды. Тогда фессЗ' 334
лийцы обратились за помощью к Филиппу, избрав его своим главно¬ командующим, что дало македонскому царю желанный повод для проникновения в Среднюю Грецию. Вступая в битву с фокидянами, Филипп приказал своим воинам надеть лавровые венки, как бы встав под защиту оскорбленного Апол¬ лона, лишившегося своих сокровищ. Узнав об исходе сражения, афиняне поспешили занять Фермо¬ пильское ущелье (353 г.), опасаясь продвижения Филиппа в Среднюю Грецию. Однако предосторожность оказалась излишней. Филипп, на¬ правив силы против собственных союзников в «Священной войне», напал на Олинф, давший убежище двум его сводным братьям, и раз¬ рушил этот знаменитый древний город. Промакедонская и антимакедонская партии в Афинах. Военные успехи Македонии способствовали появлению в Афинах рьяных ее сторонников. Исократ, давно уже подыскивавший главно¬ командующего общеэллинским войском в войне с Персией, усмотрел его в Филиппе. Но практическими руководителями македонской партии были афинские ораторы Эсхин, Эвбул и Фокион, которые са¬ ботировали поддержку Афинами подвергшихся нападению Филиппа афинских союзников. С помощью македонского золота они добива¬ лись выгодных для Филиппа решений народного собрания. Вождем враждебной Филиппу партии был Демосфен, один из ве¬ личайших ораторов Греции. Филипп, беседуя как-то с одним из своих полководцев, показал ему книгу расхо¬ дов, куда были занесены имена выдаю¬ щихся афинских политических деяте¬ лей, состоявших у него на жалованье. Имени Демосфена не было в этом спис¬ ке. И македонский царь выразился в том смысле, что скорее удастся разрушить стены Афин осадными орудиями, чем одолеть Демосфена золотом. Демосфен одним из первых заметил опасность, грозящую его родине. Он стремился организовать афинский де¬ мос на защиту свободы и независимос¬ ти, добиваясь строительства сильного флота, подготовки боеспособного граж¬ данского ополчения, мобилизации всех противников Македонии. Вокруг Де¬ мосфена сплотились все, кто сохранял верность демократии, кто помнил о ее 335
великом взлете в годы освободительной войны против Персии. В сво¬ их политических речах против Филиппа, получивших впоследствии название «филиппики», Демосфен разоблачал его козни, одновремен¬ но рисуя отвратительный облик пьяницы и тирана и выводя на чис¬ тую воду подкупленных им афинских политиков. Главной задачей Демосфена было сплотить греков для противо¬ стояния Филиппу. Выполняя ее, он проявил себя талантливым дип¬ ломатом и расчетливым политиком. Он добился союза с давним со¬ перником Афин Фивами, стоявшими во главе Беотийского союза го¬ родов. К этому военно-политическому союзу присоединились город Византий и островные полисы Эвбея, Родос, Хиос. Осада Византия. Встретив столь серьезное сопротивление сво¬ им планам со стороны афинян, Филипп решил отрезать Афинам путь к Понту, откуда к ним и к их союзникам поступало продоволь¬ ствие. Византий давно уже из-за выгодного географического поло¬ жения был яблоком раздора между Афинами и Спартой. После окон¬ чания Пелопоннесской войны он был захвачен спартанским полко¬ водцем Павсанием и в течение семи лет находился под властью Спарты. В дальнейшем он попеременно принадлежал то афинянам, то спартанцам. Византий плотно закрыл свои ворота перед Филиппом (340 г.), и тот приступил к осаде, оказавшейся продолжительной и безуспеш¬ ной. Ресурсы Филиппа начали истощаться, и он стал пополнять их морским разбоем, захватывая корабли и распродавая их грузы. Одно¬ временно он начал грабить города Херсонеса Фракийского и замыс¬ лил экспедицию на скифов. Скифский поход. Скифами в то время правил восьмидесяти¬ летний Атей, ведший, несмотря на свой возраст, активную завоева¬ тельную политику. Встретив серьезное сопротивление придунайских племен, он через греков города Аполлонии обратился за помощью к Филиппу, обещав ему усыновление и передачу Скифии в качестве на¬ следства. Филипп немедленно послал к Атею свой отряд, но к тому времени, когда воины прибыли в назначенное место, ситуация изме¬ нилась: умер вождь противостоявшего Атею племени, и скиф отослал македонян, попросив передать, что в помощи Филиппа не нуждается, так как его народ превосходит македонян храбростью, да и наследник ему не нужен, поскольку здравствует его собственный сын. В ответном посольстве Филипп пытался добиться хотя бы возме¬ щения расходов на экспедицию и выплаты жалованья воинам, но не преуспел и в этом. Вновь отправленные послы передали просьбу Фи¬ 336
л и ппа пропустить через скифские земли его войско, поскольку он на¬ мерен установить в устье Истра статую Геракла. Новый отказ дал по¬ вод к войне, которым Филипп не преминул воспользоваться. Сначала события разворачивались для Филиппа благоприятно. Ему удалось разбить превосходящее численностью скифское войско, в плен было захвачено до двадцати тысяч человек (преимущественно женщин и детей) и уведен огромный табун кобылиц для македонских конных заводов (скифские кони славились выносливостью). Но на пути в Македонию на войско Филиппа напало одно из фракийских племен. В результате ускользнула из рук вся скифская добыча, сам же Филипп был тяжело ранен. Еще раньше потерявший в одном из сра¬ жений глаз, теперь он и охромел, что дало Демосфену обильную пищу для новых насмешек над царем. Битва при Херонее. Тем временем усилия Демосфена увенча¬ лись успехом. Ему удалось сплотить антимакедонскую коалицию, в которую, кроме Афин, вошли Фивы, Коринф и некоторые другие по¬ лисы. Местом сражения была избрана Херонейская долина. День, которому предстояло решить судьбу Греции (начало сентяб¬ ря 338 г.), приближался. Силы противников были примерно равными. Обе армии выстроились в боевой порядок еще до восхода солнца. Фи¬ липп поручил командование левым флангом своему восемнадцати¬ летнему сыну Александру, дав ему в помощь опытных полководцев. Обе стороны сражались с величайшим мужеством. Заколебалась гроз¬ ная македонская фаланга, однако афиняне, находившиеся на левом фланге, этим не воспользовались; но, помедлив, они начали пресле¬ довать македонян, специально заманивших их к подножию холма, чтобы обрушиться с холма с большей силой. Решающую роль в раз¬ громе фланга, на котором сражался отборный отряд фиванцев, сыг¬ рал Александр, выказавший не только храбрость, но и воинское мас¬ терство. Битва при Херонее продолжалась весь день. Едва дождавшись на¬ ступления темноты, Филипп с приближенными удалился в царский шатер, чтобы совершить возлияние Дионису, словно бы он, а не Арес сделал его властителем Греции. К полуночи под воздействием винных паров царь, покинув шатер, поспешил на поле боя, расхаживая среди трупов и притопывая в такт ногой, он стал напевать запомнившееся ему начало принятого по инициативе Демосфена решения афинской экклесии: «Демосфен, сын Демосфена, постановил...» Свидетель это¬ го фарса, один из афинских пленников, обратился к царю со словами: «Царь! Ты играешь роль Терсита, между тем счастливый случай велит тебе исполнить роль Агамемнона». 337
Немедленно протрезвев, царь обнял афинянина и приказал от¬ пустить его на свободу. Филипп давно мечтал осуществить нечто по¬ добное Троянской войне. И изумленная Греция, ожидавшая кары со стороны победителя, увидела другого Филиппа. Немедленно он от¬ правил в Афины сына с предложением дружбы и союза. Залогом ис¬ кренности должно было послужить возвращение всех пленных без выкупа и передача тел павших. Послы были направлены и в другие греческие полисы с приглашением собраться в Коринфе для спра¬ ведливого решения общих дел. На призыв откликнулись все, кроме Спарты. Ее царь, как говорили, ответил Филиппу лаконичным по¬ сланием: «Если ты почитаешь себя после победы столь великим, из¬ меряй свою тень». Коринфский конгресс. Открывая осенью 337 г. совещание представителей полисов, Филипп изложил пятнадцатилетнюю исто¬ рию своего царствования как подготовку к выполнению благородной миссии освобождения эллинов Малой Азии и отмщения персам за поругание греческих святынь во время походов Дария и Ксеркса. В духе программы, сформулированной Исократом, был провозглашен «всеобщий мир». Запрещались межполисные войны, переделы земель и отмена долгов, а также любое изменение государственного строя. В качестве награды для себя Филипп попросил провозгласить его «геге¬ моном» эллинов и стратегом-самодержцем контингентов, которые полисы должны были выставить по его требованию для войны с Пер¬ сией. Просьба Филиппа была удовлетворена. Но в греческих городах продолжались волнения, и лишь страх перед Филиппом препятство¬ вал возникновению нового антимакедонского союза. Смерть Филиппа. Осуществить задуманный поход на Восток Филипп не успел. В 336 г. он был заколот на свадьбе дочери. В смерти Филиппа, кроме его молодой супруги Клеопатры и ее родни, были заинтересованы буквально все: греки, ненавидевшие македонского царя как поработителя, персидский царь, знавший о том, что Филипп готовится к войне с ним, северные соседи македонян иллирийцы и фракийцы и, конечно, мстительная Олимпиада, с которой Филипп только что развелся. Сам Александр не любил отца, от которого вос¬ принял его пороки: безмерное честолюбие, склонность к пьянству и вспыльчивость. На свадьбе отца с Клеопатрой родственник невесты стал призывать гостей молить богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник. Взбешенный этими словами Александр швырнул в обидчика чашу. Филипп же кинулся к сыну с мечом, но споткнулся и упал. Тогда Александр воскликнул: «Смотрите! Этот че¬ 338
ловек, собирающийся переправиться из Европы в Азию, не может пройти от ложа к ложу!» После этого конфликта Александр и Олим¬ пиада покинули царский двор. Мать оказалась у себя на родине в Эпи¬ ре. Александр укрылся в Иллирии. Легион. В то самое время, когда Филипп создавал свою грозную фалангу и испытывал ее в сражениях с иллирийцами, фракийцами, скифами и греками, едва оправившийся от галльского разгрома Рим преобразовал свой легион, ставший столь же совершенным орудием для завоевания гегемонии в Италии. Вместо введенного Сервием Туллием боевого порядка по центу¬ риям, когда в первом ряду стояли и принимали на себя удар тяжело¬ вооруженные воины первого класса, а за ними — уступающие по бо¬ гатству и оснащенности воины второго, третьего и остальных клас¬ сов, было введено членение тяжеловооруженных воинов на более мел¬ кие, чем центурии, тактические единицы — манипулы. В древнейшую эпоху римское войско представляло собой точный слепок гражданской общины. Род выступал под предводительством родоначальника курия — куриона, триба — трибуна. Это было патри¬ цианское войско. Сервий Туллий создал патрицианско-плебейское войско, и его построение отражало имущественные различия в римс¬ ком гражданском коллективе. Новый, манипулярный боевой поря¬ док этих отличий во внимание не принимал, хотя они продолжали существовать. Ведь государство брало на себя расходы по вооруже¬ нию и могло использовать вооруженных граждан так, как это было выгоднее в военном отношении. Призываемые на военную службу собирались на Капитолии, где и распределялись по родам войск в зависимости от своего имуществен¬ ного положения. Беднейшие попадали во флот, более состоятель¬ ные — в пехоту, самые богатые — в конницу, по триста человек на каждый легион. В отличие от пехоты, при каждом наборе формиро¬ вавшейся заново, конница представляла собой постоянный корпус. Всадник получал от государства определенную сумму на приобрете¬ ние боевого коня и нес за него ответственность. Для покупки нового коня средств не давалось. Лица, нерадиво ухаживавшие за своим ко¬ нем, подвергались штрафу и дисциплинарным взысканиям. Легион, делившийся на 30 манипул (manipulus — буквально: горсть соломы или сена), как военная структура значительно отли¬ чался от фаланги. Тяжеловооруженная пехота легиона состояла из трех линий — по возрасту и степени опытности бойцов. Первую ли¬ нию составляли гастаты (от hasta — копье) в числе 3 ООО воинов, вто¬ рую — принципы (дословно: первые, главные) — 1200 бойцов, тре¬ 339
тью — триарии, из самых опытных воинов — 600 человек (30 мани¬ пул). В составе манипул, но вне линии построения легиона находи¬ лись велиты (легковооруженные) из самых юных и наименее состоя¬ тельных граждан. Каждому легиону придавалось 3000 всадников, де¬ лившихся на 300 турм, по 10 человек каждая. Каждая манипула состояла из двух центурий во главе с центу- рионами. Центурион, командовавший первой центурией, был так¬ же командиром всего манипула. Центурии не были тактической единицей — ею являлся только манипул. Манипулярный строй да¬ вал возможность тактической самостоятельности и маневров, и в этом было его преимущество перед греческой и македонской фа¬ лангой. Обычно бой начинали велиты, находившиеся перед фронтом ле¬ гиона и на флангах, затем они отходили, и в схватку вступали гастаты. Если противник их теснил, они входили в интервалы второй линии легиона, и тогда образовывалась сплошная линия из гастатов и прин¬ ципов. В случае неудачи принципы вместе с гастатами отступали к триариям, до этого времени остававшимся для неприятеля невиди¬ мыми: они стояли на правом колене, выставив вперед левую ногу и упершись плечом в щит. Строй, таким образом, смыкался в единую сплошную линию, и это производило на неприятеля сильное впечат¬ ление: уверенные, что преследуют отступающих, они оказывались ли¬ цом к лицу с новым, словно выросшим из-под земли строем. Но на практике вступать в бой триариям приходилось редко, лишь при край¬ ней необходимости (отсюда римская поговорка о критическом поло¬ жении — «дело дошло до триариев»). В некоторых случаях осуществ¬ лялось соединение трех манипул — гастатов, триариев и принципов, называемое когортой. Она была уже известна во времена Полибия, давшего наиболее детальное описание римской военной организации эпохи великих войн. Новым в наступательном вооружении было тяжелое короткое ко¬ пье — пилум. В вооружение гастатов и принципов входило два пилу- ма. Пилум, согласно описанию Полибия, имел длину 135 см и завер¬ шался железным острием в форме удлиненной пирамидки. Входя в щит противника, он настолько затруднял его дальнейшие действия, что щит приходилось бросать, открывая себя для удара. Впоследствии гастаты и принципы в ближнем бою стали исполь¬ зовать короткое ударное и колющее оружие — меч испанского проис¬ хождения (гладиус). Скорее всего, его преимущество римляне оцени¬ ли в битвах с наемниками испанского происхождения в годы Первой Пунической войны. Лезвие гладиуса имело длину до 50 см и затачива¬ лось с двух сторон. 340
Оборонительным оружием римской пехоты был продолговатый деревянный щит с набитыми на него металлическими пластинами длиной в 120 и шириной 5 см, закрывавший воина от груди до колен. Этот щит, заимствованный у греков, заменил первоначальный римс¬ кий щит, обитый кожей, неудобный из-за того, что кожа отсыревала и загнивала от влаги. Грудь гастата и принципа защищалась пекторалью из кожи с прикрепленными к ней металлическими пластинками, го¬ лова — металлическим остроконечным шлемом высотой до 45 см, принадлежавшим к тому же типу, какой употреблялся кельтами в IV— III вв. Велиты были экипированы круглым щитом (парма) диаметром в 90 см. Главным их оружием был дротик типа пилума, но более ко¬ роткий и легкий. Легиону, состоявшему исключительно из римских граждан, при¬ давался союзнический легион примерно той же численности, делив¬ шийся на когорты и центурии. Командование этим легионом осуще¬ ствлялось римским военачальником, назначаемым консулом, сред¬ ний и низший командный состав состоял из самих союзников. Общее руководство военной подготовкой легионов принадлежа¬ ло консулам и осуществлялось при непосредственном участии центу¬ рионов. Это были тяжелые физические упражнения — бег с оружием, схватки деревянными мечами, упражнения на меткость. Были выработаны строгие правила передвижения войска на мар¬ ше. В авангарде находились отборные воины (экстраординарии). Сре¬ ди них были центурии ремесленников для наведения в случае необхо¬ димости мостов. За экстраординариями следовало правое крыло со¬ юзников в сопровождении своего обоза, далее — первый и затем вто¬ рой римские легионы с их обозами. В арьергарде шло левое крыло союзников. Конница двигалась в тылу или по бокам обозов из вьюч¬ ных животных. Положение легионов и каждого крыла союзников ме¬ нялось через день, чтобы все части войска равномерно пользовались возможностью первыми запастись водой и еще не тронутой провизи¬ ей, добываемой грабительскими набегами. В открытой местности вой¬ ско двигалось тремя параллельными колоннами гастатов, принципов и триариев. Обычно в день оно проходило до 30 км. После каждого дневного перехода сооружался лагерь в форме че¬ тырехугольника, обнесенного рвом и валом, иногда — также палиса¬ дом. Если это был лагерь для двух соединенных легионов, он имел прямоугольную форму. И в том и в другом случае в центре лагеря на¬ ходилась площадь, занятая палатками консула (преторием) и квесто¬ ра. Они охранялись особой стражей, предотвращавшей возможность покушения. На площадке перед преторием осуществлялось боевое построение воинов. От нее отходили улицы, образованные палатками воинов. 341
Каждое подразделение занимало строго определенное место. Распоряжения кон¬ сулов передавались через войсковых три¬ бунов и центурионов. Лагерь охранялся манипулами гаста¬ тов и принципов, турмами всадников по очереди. Вступление в лагерь было воз- Римский лагерь можно лишь для тех, кто знал постоянно изменяемый пароль. Лагерь исключал возможность застигнуть войско врасплох и позволял легионам вы¬ держивать осаду. Строгий порядок в римской армии не имел себе равных в мно¬ говековой истории военного дела. Римская дисциплина означала безоговорочное выполнение младшими приказов старших. Малей¬ шее нарушение каралось жесточайшим образом. Воинов секли роз¬ гами, пропускали сквозь строй, забивали камнями. Даже грабеж, казалось бы, не совместимый с дисциплиной, был строго регла¬ ментирован — подразделения грабили, несли охрану и охраняли по очереди. Однако строгий устав не защищал новичков от старослу¬ жащих, последние зачастую отбирали у них самое ценное и всячес¬ ки над ними издевались. Впрочем, мужеложство, повторенное трижды, сурово каралось. Наряду с этим для дисциплинированных и отличившихся воинов предусматривались поощрения и награды. После сражения командующий выстраивал войско и, вызывая наи¬ более отличившихся, публично отмечал заслуги каждого. Ранив¬ шему врага в дар доставалось копье, убившему и снявшему вражес¬ кие доспехи — чаша. Золотым «стенным» венком награждался сол¬ дат, первым поднявшийся на вражескую стену, другими награда¬ ми — прикрывший соседа в бою или вынесший с поля боя раненого. Эти награды настолько ценились воинами, что после возвращения на родину занимали в жилищах почетное место и пе¬ редавались по наследству как самое ценное. Военная организация в таком виде, скорее всего, сложилась в эпо¬ ху Самнитских войн и постоянно совершенствовалась. Весьма кон¬ сервативные в сфере политики и религии, в военном деле римляне охотно учились у своих противников, воспринимая все их достиже¬ ния: помимо упоминавшихся уже пилума и гладиуса это и деление на центурии, взятое у этрусков, и их же изобретение — применявшаяся римлянами сигнальная труба. К чисто римским важнейшим нововве¬ дениям, у других народов отсутствовавшим, относится организация лагерной стоянки, выработанная в ходе войн с италийскими племе' нами, и система расположения войск на марше. Находясь в постояй' 342
ном изменении вместе с обществом, римская армия все же до конца существования римской державы в общем сохраняла свою первона¬ чальную структуру. И легион, и фаланга в военном отношении — это тяжеловоору¬ женная пехота, двигавшаяся строем. Но фаланга была крайне непо¬ воротлива: если неприятелю удавалось нарушить спаянность строя, восстановить его было невозможно. Легион же был подвижен: рас¬ члененный на манипулы, он мог разомкнуться и сомкнуться. Слабая маневренность македонской фаланги компенсировалась действием на флангах сильной и хорошо обученной конницы, одной из лучших в средиземноморском мире. У римлян, напротив, конница была самой слабой частью войска. Однако, совершенствуя фалангу, Филипп не думал, что ей придется когда-нибудь столкнуться с римским легио¬ ном: фаланга была рассчитана на иные условия применения и на иных противников. Возвышение Македонии совпало по времени с выходом Рима за пределы Лация и началом завоевания римлянами Италии. Царство Македония и полис Рим имели мало общего в своем устройстве, были несопоставимы по численности населения и по ресурсам. Но именно эти два государства впоследствии станут главными соперниками в Во¬ сточном Средиземноморье. Взятие Вей. Потенциальными противниками Рима в его стрем¬ лении к гегемонии были, как и противниками Македонии, полисы и племена. Полисы Этрурии в это время переживали не менее жесто¬ кий экономический и социальный кризис, чем тот, который охватил полисы Греции. Один из этих полисов, Вейи, находился всего лишь в 17 км к северу от Рима, на правом берегу Тибра. Соперничество Рима и Вей, длившееся на протяжении нескольких столетий, завершилось уничтожением этого города в результате десятилетней войны. Героем ее был Марк Фурий Камилл, диктатор 396 г., взявший Вейи с помо¬ щью подкопа и отдавший город на разграбление войску и всему рим¬ скому населению. Захват Вей, занимавших ключевое положение, мог бы привести к овладению всем этрусским двенадцатиградьем, если бы не неожидан¬ ное появление в Этрурии вторгшихся из-за Альп галлов. После захва¬ та этрусского города Клузия, родины царя Порсенны, галлы двину¬ лись по Соляной дороге мимо развалин Вей к Риму. В битве у речки Аллия римское войско было разгромлено, и галлы беспрепятственно вступили в город (в 390 или, по греческим источникам, в 386 г.). Со¬ противление оказала лишь горстка храбрецов, укрывшихся на Капи¬ толийском холме. Они вынуждены были заплатить галлам за согласие 343
уйти из Рима золотом. Позднее римские историки не могли смирить¬ ся с таким позором и создали басню о возвращении этого золота и разгроме галлов Камилл ом. Начало Самнитских войн. Полисы Кампании в IV в. страдали от набегов горных племен самнитов, и это обстоятельство оказалось для планов Рима столь же выгодным, как конфликт между фокидяна- ми и другими греческими полисами для Филиппа. Однако в отличие от раздираемых противоречиями греческих полисов самниты были сильным сплоченным противником, и покорение их потребовало не¬ вероятных усилий, нередко сопровождаясь неудачами, ставившими Рим на край пропасти. Самниты в середине IV в. занимали центральную часть Южной Италии, смыкаясь на юге с племенем луканов. Апеннины здесь были не такими высокими, как в Этрурии, и многочисленные равнины, орошаемые ручьями и речками, позволяли их обитателям с успехом разводить скот. Эти горные племена по языку были родственны саби¬ нянам, близким соседям Рима, давшим римлянам Нуму Помпилия и других царей. Обычаи самнитов и римлян были сходны: и те и другие, напри¬ мер, почитали бога войны и растительности Марса. Когда население в самнитских общинах увеличивалось и становилось трудно его про¬ кормить, совет старейшин объявлял «священную весну» («ver sacrum»), по своему смыслу напоминавшую выведение греками коло¬ ний, но в архаической, варварской форме. Весь молодняк скота и но¬ ворожденные младенцы посвящались богу войны и весны Марсу. Овец, телят и козлят убивали, дети же по достижении совершенноле¬ тия изгонялись из общины без права возвращения. Теперь им самим предстояло искать себе пропитание. Согласно легендам, дорогу к но¬ вым местам обитания подросткам показывали зверь и птица бога Марса — волк и дятел. Самниты называли этих изгоев мамертинцами (от самнитского Мамерс, т.е. Марс). Они занимались грабежами или становились наемниками. Самнитские племена и некоторые города Самниума объединились в союз. Численность его населения намного превосходила числен¬ ность римлян с их союзниками, но у них не было такого центра, как Рим, — хорошо укрепленного и обладавшего материальными ресур¬ сами. Поводом к Первой Самнитской войне (343—341) послужило обра¬ щение к Риму с просьбой о помощи жителей этрусско-самнитского города Капуи, страдавшего от набегов самнитов-горцев. Сенаторы по¬ нимали, что оказание помощи повлечет за собой войну, и все же ре¬ шились на этот шаг, хотя Рим и Самнитский союз были связаны дого¬ 344
вором о ненападении. Была придумана уловка: капуанцев приняли в число римских граждан и, когда горцы совершили очередной набег на Капую, их обвинили в нарушении договора — нападении на римских граждан. Виновниками войны, таким образом, становились самниты. Из Рима выступило четыре легиона во главе с обоими консулами. По¬ беда над самнитами была, однако, омрачена: восстали латиняне, по¬ требовав предоставления им одной должности консула и половины мест в сенате. Так Первая Самнитская война переросла в Латинскую войну (340— 338), в которой союзниками латинов стали самниты Кампании. В 340 г. вновь в Кампанию вошли римские легионы во главе с консулами Манлием Торкватом и Публием Децием Мусом. Поскольку римляне и латины говорили на одном языке и, сражаясь прежде против общего неприятеля, близко знали друг друга, римлянам было запрещено под страхом смерти общение с латинами. Этот запрет невольно нарушил сын консула Манлия Торквата. Во время разведки, забыв о приказе, он вступил в бой с предводителем латинов и убил его. Гордый одер¬ жанной победой, юноша явился в лагерь, надеясь на одобрение отца, но был приговорен им к смерти и казнен, несмотря на ужас и мольбы всего воинства. Он был принесен в жертву безжалостному римскому божеству, имя которому — Дисциплина. В рассказ о первом в этой войне сражении римлян с их братьями- латинами вплетена легенда, будто в одну и ту же ночь обоим консулам во сне явился величественный муж, объявивший, что вождь одной из воюющих сторон и войско другой стороны должны отдать себя в жер¬ тву богам преисподней, и в этом случае будет одержана победа. Утром Воины-самниты 345
консулы повели легионы к подножию горы Везувий, где стояли леги¬ оны латинов. В ходе сражения на левом фланге римские гастаты ста¬ ли отступать. Тогда Деций Мус обратился к сопровождавшему рим¬ лян понтифику с просьбой подсказать, как принести себя в жертву. Получив полную инструкцию, он выполнил все в точности: облекся в парадную тогу, накрыл ее краем голову, под тогой коснулся пальцами подбородка, наступил обеими ногами на свое копье и произнес: «О, Янус, Юпитер, Марс-родитель, Квирин, Беллона, Лары, божества пришлые и тутошние, в чьих дланях мы и враги наши, также боги преисподней, вас я заклинаю, прошу, умоляю, даруйте римскому на¬ роду квиритов одоление и победу, а врагов римского народа квиритов поразите ужасом, страхом и смертью». После этого Деций Мус ринулся в гущу врагов, внеся в их ряды смятение. Он искал смерти и нашел ее. Римляне одержали победу. Вскоре после этого с латинами был заключен мир на тяжелых для побежденных условиях: у многих общин была отнята часть земель и на нее посажены римские плебеи. Таким образом, к 30-м гг. IV в., когда греческие полисы стали не¬ полноправными союзниками македонских царей, такими же непол¬ ноправными союзниками Рима оказались города Лация и греческие и этрусско-самнитские полисы Кампании. Одновременно с созданием могущественной Македонской державы также и Рим превратился в крупнейшее государство Италии. Дядя Александра Македонского. И именно в это время рим¬ ляне, понятия не имевшие о том, что творится на Балканах, впервые услышали о Македонии. Весть о ней принес близкий родственник Александра Македонского и его тезка, брат его матери Олимпиады. В 342 г. Филипп поставил его во главе эпирского племени молоссов, и он избрал такой же способ вмешательства в дела Южной Италии, что и римляне, — пришел на помощь греческому полису Таренту, страдавшему от нападений местных варваров — луканов. В 331 г. (год решающего сражения своего племянника с Персией при Гавгаме- лах) он высадился с отрядом молоссов в Таренте. Увидев, что «по¬ мощник» опаснее неприятелей, тарентцы выпроводили его из свое¬ го города, и он направился в другую греческую колонию на Тиррен¬ ском побережье Италии — Посидонию (Пестум), начав войну с лу- канами и самнитами. Неожиданное появление противника самнитов было римлянам на руку, и они заключили с дядей Александра Маке¬ донского союз. Вот тогда-то они и узнали о нем впервые. Впрочем, расчеты римлян на то, что родственник великого полководца нане¬ сет удар по их недругам, не оправдались: во время похода на самни¬ тов Александр Молосский погиб (330 г.). Очевидно, от участников 346
этой экспедиции Александр Македонский узнал о ситуации в Ита¬ лии и замыслил, после завоевания Востока, поход на Запад, против Рима и Карфагена. Неаполь взывает о помощи. Повод к новому столкновению Рима с самнитами дал Неаполь. К 30-м гг. III в. это был процветаю¬ щий полис, славящийся по всей Италии своим великолепным вином, благоуханным розовым маслом, зловонной серой, золотистой айвой и каштанами. Здесь продолжали говорить на греческом, верить в гре¬ ческих богов и устраивать каждые четыре года знаменитые музыкаль¬ ные состязания, хотя потомки первых основателей греческой коло¬ нии, Парфенопеи, давно уже смешались с кампанцами и самнитами. Варвары стали греками, изменив на греческий лад свои имена. Впро¬ чем, неаполитанский полис удивительным образом совмещал два го¬ рода, отделенных друг от друга территориально: Палеополь (Старый город) и Неаполь (Новый город). И когда в Палеополь проник при посредничестве самнитского города Нолы отряд самнитских горцев, жители Нового города призвали на помощь римлян. В 324 г. из Рима выходит армия во главе с назначенным по этому случаю диктатором и занимает пространство между Старым и Новым городами. Палеополь был сильно укреплен, и военные действия затяну¬ лись. Тогда, исходя из исключительности ситуации, римский сенат впер¬ вые в своей истории продлил должностному лицу полномочия. Жителям Палеополя удалось освободиться от засевших в его стенах самнитов, что было расценено в Риме как выдающаяся победа: полководец получил триумф за победу над Палеополем и самнитами. Тогда же с Неаполем был заключен союз. Римляне укрепились в одном из самых значитель¬ ных и важных в стратегическом отношении городов Кампании. Кавдинская катастрофа. Расценив это вмешательство как на¬ рушение договора, самниты объявили римлянам войну. Вызов был принят, и весной 323 г. против Самниума выступили римские легио¬ ны во главе с обоими консулами. Военачальником самнитов был Гай Понтий, уже проявивший себя в сражениях с римлянами и пользо¬ вавшийся особой популярностью, поскольку его отец считался чело¬ веком ученым, так как прошел обучение у философа-пифагорейца и даже беседовал с «царем философов Платоном». Понтий решил зама¬ нить римлян в ловушку. Он укрыл свое войско в лесах над Кавдинс- ким ущельем и приказал дюжине своих воинов под видом пастухов пасти скот на некотором расстоянии друг от друга. Римские воины, посланные в разведку, наткнувшись на первых пастухов, привели их в лагерь, чтобы допросить, где находится внезапно скрывшееся из виду самнитское войско. Пастухи сказали, что самнитские легионы отпра¬ 347
вились в Апулию осаждать город Луцерию. Консулы им не поверили и послали за новыми «языками». И кого бы ни приводили, все в один голос утверждали то же, что и первые пастухи. Тогда консулы повели легионы к Луцерии. Туда можно было пройти берегом Адриатического моря, кружной, но безрпасной дорогой, и напрямик, через горы, по узкому и извили- стому Кавдинскому ущелью. Избрав второй путь, римляне втянулись в ущелье и довольно долго по нему шли, пока не наткнулись на пере¬ гораживавший ущелье завал из свежесрубленных деревьев и камней. Тогда же были замечены над ущельем и неприятельские отряды. По¬ сланная консулами разведка доложила, что точно такой же завал по¬ явился у входа в ущелье. Консулы созвали своих легатов и трибунов в надежде найти какое- либо решение. Но его не было. Оставалось ждать, когда кончится прови¬ зия, и погибать от голода. Но и самниты находились в столь же затрудни¬ тельном положении, не зная, как воспользоваться редкой удачей: пере¬ бить римлян или отпустить, добившись выгодного для себя мира. После долгих споров они приняли второе решение, навязав консулам мир; но, отпуская римлян, приказали им нагишом проползти под ярмом — двумя воткнутыми в землю копьями, поддерживавшими третье. Это было по¬ добие импровизированной триумфальной арки, через которую впослед¬ ствии римляне проводили своих пленников. Возможно, эта магическая церемония преследовала цель не унизить римлян, как это впоследствии истолковывали римские историки, а очистить территорию и народ от вредоносных сил, которые таились в чужеземцах (у самих римлян был сходный обряд очищения, называвшийся «люстрацией»). А если бы Александр в тот год не умер? Кавдинская катаст¬ рофа не имела для Рима последствий, подобных предшествующему поражению при речке Аллии. Горцы не воспользовались разгромом противника и не вступили в Рим, как это сделали за шестьдесят лет до них галлы. Заканчивая свой рассказ о капитуляции римлян, римский исто¬ рик Тит Ливий, труд которого является главным источником для изу¬ чения раннеримской истории, поставил вопрос: «А если бы Александр Македонский не умер?» Постановка этого вопроса связана с тем, что битва при Кавдинском ущелье произошла в год смерти Александра, намечавшего поход в Италию. Разумеется, ученые-историки такими вопросами не задаются и на них не отвечают. И если мы его привели, то лишь для того, чтобы под¬ крепить принятое нами параллельное изложение судеб Македонии и Рима, необходимость которого ощущали уже древние. Что касается Ливия, то у него этот вопрос появляется еще и затем, чтобы в своем 348
труде возвеличить Рим. Он был уверен, что даже и после Кавдинской катастрофы Александру Македонскому все равно не удалось бы одо¬ леть римлян и римляне, разгромленные горцами, нанесли бы пораже¬ ние великому полководцу. Такова была сила римского патриотизма во время написания Ливием его труда, в годы расцвета Римской империи при Августе. Это же чувство патриотизма не позволило Ливию и дру¬ гим римским историкам спокойно снести позор Кавдинской катастро¬ фы: они выдумали, будто бы на следующий же год римляне загнали самнитов в такую же ловушку и тоже заставили проползти под ярмом. КЯ Источники. Бурное время возвышения Македонии и покорения ею II» Греции наиболее ярко отражено в речах современников и противни¬ ков — Демосфена, до последнего дня жизни боровшегося против Филиппа, его главного противника Эсхина, польстившегося на македонское золото и горячо поддерживавшего завоевателей, и Исократа, видевшего в Филиппе вплоть до трагического финала при Херонее объединителя и спасителя Гре¬ ции. Кроме современников свидетельства об этой эпохе сохранил Плутарх в биографиях Александра и особенно Демосфена. К тому, что известно из литературной традиции, археология добавила великолепный памятник — открытую в древней столице македонских царей Эгах гробницу Филиппа. Пятнадцать лет посвятил поискам Эг греческий ар¬ хеолог М. Андроникос, искавший ее, вопреки всеобщему убеждению, близ деревушки Вергинии в 70 км от Салоник. И осенью 1977 г. его труд увенчался успехом. Внутри обширного (100 метров в диаметре) холма, который и сам Андроникос поначалу принял за естественный, потрясенным археологам от¬ крылся вход в гробницу. Над двумя дорическими колоннами на фреске дли¬ ной в пять с половиной метров разворачивалась панорама охоты на оленя, кабана и льва. Охота была любимым занятием Филиппа, и лицо одного из всадников поражало сходством с изображениями создателя македонской дер¬ жавы на золотых монетах. Гробница оказалась неразграбленной. Обилие драгоценной утвари и тон¬ чайшей работы украшений, которыми была буквально завалена погребаль¬ ная камера, дополнялось саркофагом. Из него извлекли золотую урну весом 8,5 кг с изображением на крышке многолучевой звезды, символа македонс¬ ких царей. Завернутые в золототканое покрывало полуобгоревшие кости при¬ надлежали женщине. Ожерелья, золотые цепочки и великолепная диадема с отчеканенными на ней летящими пчелами не оставляли сомнений в принад¬ лежности женщины к царскому дому. Обследование останков показало, что она умерла в возрасте от 23 до 27 лет. Вестибюль с этим захоронением был отделен от главного зала широкими мраморными дверями на медных петлях. Когда их открыли, взгляду предстал саркофаг на львиных лапах, прислоненный к стене, а в противоположном углу среди поражавших роскошью сосудов, треножников и прочей погре¬ бальной утвари особым великолепием выделялись боевое оружие и доспехи: золотые наконечники истлевших копий, золотой колчан, заботливо заправ¬ ленный стрелами, меч в драгоценных ножнах с навершием из слоновой кос¬ 349
ти, шлем, украшенный головою Афщ^ щит, покрытый пластинами слоновой Кос^ и листовым золотом в инкрустациях Цветн0ч го стекла, чешуйчатый панцирь с прикрег1 ленными к нему львиными головками и же. лезная пектораль (нагрудник), роскощнач отделка которой компенсировала простоту и дешевизну металла. Посредине камеры быЛи обнаружены кости коня, покрытые роскоц^ ной сбруей. _ В мраморном саркофаге оказалась один. рна с прахом илиппа надцатикилограммовая золотая урна, отделан, ная драгоценными камнями. В центре ее крышки сияла звезда с расходящимися во все стороны лучами — древний символ македонских царей. В урне — кости и череп, хранящие следы промывки вином и смазанные жиром, прикрытые сверху венком из дубовых листьев и желудей от священного дерева Зевса, покровителя царской власти. В захоронении были обнаружены пять миниатюрных статуэток из слоновой кости, имеющих сходство с самим Филиппом, его родителями, же¬ ной и Александром. Последние сомнения в принадлежности останков Филиппу исчезли, когда был обследован череп: изъян глазницы свидетельствовал о том, что у покойного был поврежден глаз. К тому же один из найденных среди воору¬ жения наколенников оказался несколько короче другого. В гибели Филиппа было немало загадочного. Но тайны сопровождали Филиппа и после его упокоения. Кто эта молодая женщина, словно охраня¬ ющая вход в гробницу? Андроникос уверен, что это Клеопатра, любовь к которой стоила Филиппу жизни. С этим предположением трудно не согла¬ ситься. Но как могла допустить Олимпиада посмертное торжество своей сча¬ стливой соперницы? Появление останков Клеопатры в царском склепе можно гипотетически представить себе следующим образом. Погребальный склеп Филиппа при жизни Александра не засыпался землей. После преждевременной смерти за¬ воевателя Азии возник спор о месте его захоронения. Македонская партия настаивала на возвращении тела Александра на родину и захоронении его в отцовском склепе или рядом с ним. Египетская партия во главе с Птолемеем полагала, что душе Александра было бы приятнее находиться поближе к его египетскому «отцу» Амону. Большинство полководцев Александра были за отправку останков в Македонию. Но Птолемей уже в Македонии похитил саркофаг и отправил его в ЕгИ' пет, где он хранился близ царского дворца в Александрии. Через некотор°е время после этого родственники Клеопатры поместили ее останки в преД' дверии гробницы Филиппа, и сама гробница была засыпана. Олимпиада эт°' му не могла уже помешать. Она была мертва. Принесли раскопки и уникальный эпиграфический памятник — об№' руженный в 1934—1935 гг. в Амфиполе фрагмент македонского воинсК°г° устава времени Филиппа V, дающий сведения об экипировке воинов, о мандном составе и о делении фаланги на подразделения, соответствую^ римским манипулам. 350
Намного беднее дошедшие до нас источники, освещающие современ¬ ные завоеванию Греции события на Апеннинском полуострове. История писавшего в IV в. до н. э. Тимея из южноиталийского города Тавромении, которому были близки развернувшиеся к северу от его родины события, до нас не дошла, историки же Балканской Греции начали проявлять к Риму интерес значительно позднее — лишь тогда, когда греки стали жертвой аг¬ рессии этого ранее им неведомого города. Самым ранним из сохранивших¬ ся до нашего времени трудов, освещавших завоевания Рима в Италии, стал труд Тита Ливия, жившего три столетия спустя после событий, излагавших¬ ся им по трудам анналистов, также отстоявших от времени войн с самнита¬ ми, этрусками, галлами и греками на столетие. Рассказ Тита Ливия, хотя и менее мифологизированный, чем его рассказ о царском периоде, содержит достаточное количество легендарных деталей, вызванных к жизни патрио¬ тизмом римских историков, не желавших признавать поражений римских легионов. Наряду с Титом Ливием история завоевания Италии вошла в «Римскую историю» Аппиана, правда, Италийская, Кельтская, Самнитс¬ кая, Сицилийская и островные ее книги дошли лишь в выдержках более поздних авторов. События галльского нашествия изложены в Плутарховой биографии Камилла, Самнитской войны — в биографии Попликолы, вой¬ ны с Пирром — в биографии Пирра. В нашем распоряжении помимо фактического материала, связанного с римскими завоеваниями, имеются подробные описания структуры римского легиона, устройства лагеря и установленных в нем порядков, места дисцип¬ лины в римском войске и других связанных с военной организацией Рима вопросов. Наиболее близкий ко времени первых римских завоеваний автор — Полибий, посвятивший всю VI книгу своей «Всеобщей истории» политичес¬ кой и военной организации Рима. Поскольку многие из военных принципов оставались неизменными на протяжении веков, современные историки ис¬ пользуют в изложении связанных с римской армией вопросов также и более поздние труды Вегеция и Фронтина, посвященные римскому военному делу. Глава 19 ДЕРЖАВА АЛЕКСАНДРА В переломные эпохи всегда появляются люди, прорезающие горизонт, как кометы, — успевая в кратчайший срок изменить окружающий их мир. К числу таких поразительных, хотя и далеко не симпатичных личностей принадлежал Александр, сын Фи¬ липпа. Ученик Аристотеля. Каким образом юноше, почти мальчику, удалось разрушить великую персидскую державу и сосредоточить в своих руках власть над народами Балканского полуострова и необоз¬ 351
римым Восточным миром? Не находя ответа на этот и поныне не ре. шенный вопрос, древние биографы приписали Александру боже- ственное происхождение. Рассказывали, что к его матери являлся ка¬ кой-то бог в облике змея и будто бы Филиппу однажды удалось чере^ замочную скважину увидеть этого змея на супружеском ложе рядом с Олимпиадой, за что он был наказан соответствующим образом, поте¬ ряв глаз. Уверяли, будто родовспомогательницей при появлении на свет Александра была сама богиня Артемида, и это явилось причиной того, что она не уберегла свой собственный храм в Эфесе, подожжен¬ ный честолюбцем Геростратом. Легенды ходили и о детстве будущего завоевателя. Одна из них, более всего известная, повествовала о приручении мальчиком буйно¬ го коня Буцефала, настолько поразившем Филиппа, что из его уст вырвалось: «Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония тебе мала». На самом деле Филипп был уверен, что Македония мала ему самому, и готовился осуществить завоевания, не деля славы ни с кем. Единственный из рассказов о детстве Александра, заслуживаю¬ щий внимания, — это рассказ о его обучении у великого философа Аристотеля. Чему и как учил Аристотель тринадцатилетнего Алексан¬ дра? Доподлинно известно, что он читал с ним «Илиаду». Рукопись ее, принадлежавшую учителю, Александр взял с собой, отправляясь в поход. Разумеется, чтение «Илиады» входило бы в программу обуче¬ ния всякого ученика этого возраста. Но восприятие «Илиады» Алек¬ сандром было, бесспорно, иным, чем, например, у юного афинянина или эфеба любого другого демократического полиса. Александру, сыну басилея, предстояло и самому стать басилеем, и для него наняли учителя, чтобы подготовить его к престолу. Македонец был ближе к гомеровскому герою по мироощущению: ведь в Македонии сохраня¬ лись значительные элементы военной демократии, которая для афи¬ нян вставала лишь при чтении как нечто очень далекое, как истори¬ ческий раритет. Известен пересказ письма Александра к Аристотелю с упреком по поводу того, что наставник обнародовал те рассуждения, с которыми он знакомил своего ученика, и тем самым разгласил некую тайну. В этом упреке — ключ к пониманию отношения Александра к знанию. Демократизм даже в этой сфере был ему чужд, и в этом Аристотель никак на него не повлиял. Познание для Александра — не простая и естественная потребность, но своего рода средство для осуществле¬ ния власти над миром, совершенно не нужной подданным, удел кото¬ рых — только повиноваться. Александру оставалось лишь дождаться момента, чтобы взять то, что, по его убеждению, ему принадлежало от рождения и было оплачено отцом, пригласившим учителя. Но на пути 352
к обладанию миром, открытым ему Аристотелем, стоял именно отец. Смерть Филиппа уничтожила эту преграду. Весть о покушении на Филиппа и его гибели была встречена с ликованием и в Греции, и среди северных соседей македонян. Каза¬ лось, рухнуло все, чего добился Филипп хитростью и упорством. Двад¬ цатилетнего Александра никто всерьез не принимал. При македонс¬ ком дворе уже примирились с потерей Греции и советовали сыну Фи¬ липпа сосредоточиться на иллирийцах и фракийцах. Но он решил вер¬ нуть власть и владения отца в полном их объеме. Сначала он ополчился против северных соседей и, разбив их, вос¬ становил господство Македонии. Уверенные в том, что мальчишка, занятый войной с варварами, не опасен, восстали фиванцы. К ним присоединились афиняне. Узнав об этом, Александр повел войско че¬ рез Фермопилы и стал лагерем у Фив, города Эпаминонда и Пелопи¬ да, где в юности провел несколько лет не без пользы для себя Фи¬ липп. Город был взят и разрушен до основания (нетронутыми оста¬ лись лишь храмы богов и дом поэта Пиндара), а все его жители, кроме жрецов и потомков Пиндара, проданы в рабство. Александр хотел ус¬ трашить греков и этого добился. Собравшиеся по его предложению в Коринфе представители греческих полисов покорно провозгласили юного царя верховным командующим в войне с Персией на тех же условиях, что и его отца. Крушение персидского колосса. 40-тысячное греко-маке¬ донское войско переправлялось через Геллеспонт. Позади остались города с полуголодными и возбужденными их обитателями, с дрязга¬ ми из-за клочка каменистой земли, с пропыленными свитками Пла¬ тона о справедливых законах и справедливом государстве. Впереди простиралась необозримая Азия с нестройными царскими полчища¬ ми, готовыми разбежаться при одном только виде фаланги, ощети¬ нившейся сариссами, с дворцами, хранящими неисчислимые богат¬ ства, с народами, приученными к повиновению. Довольно внимать мудрецам, витающим в облаках. Ни один из них не указал Элладе верного пути — ни Сократ, ни ученик Сократа Платон, ни ученик Платона Аристотель. Только ученик Аристотеля Александр отыскал его и уже на него ступил. Первое же сражение у реки Граник после переправы в Малую Азию (334 г.) укрепило радужные надежды Александра и его воинов на быструю победу. Выставленная сатрапами Малой Азии отборная армия была разгромлена с ходу. Греческие наемники, встречи с кото¬ рыми более всего следовало опасаться, даже не успели вступить в бой и были большей частью пленены. - Немировский А.И. 353
Двигаясь побережьем Малой Азии на юг, Александр захватывал один греческий город за другим. Его встречали как освободителя. Лишь Милет и Галикарнас, защищаемые греческими наемниками, оказали упорное сопротивление. Эти города были взяты приступом. Пройдя Ликию и Памфилию и никогда не признававшую персидской власти Писидию, Александр вступил в древнюю столицу Фригии Гор- дион, где будто бы нашел способ развязать узел на царской колесни¬ це — просто разрубив его мечом (это, по древнему преданию, предве¬ щало владычество над Азией). Летом 333 г. войско Александра вступило через горные проходы в Северную Сирию, где при Иссе развернулось второе сражение с по¬ дошедшими из Вавилонии главными силами персидской армии, воз¬ главляемыми царем Дарием III. Победа была полной. Победителю до¬ стался персидский лагерь с его сокровищами и царской семьей. Да¬ рию удалось отвести за Евфрат не более четырех тысяч человек, пре¬ имущественно греческих наемников. Вскоре после этого Александр получил от Дария послание, в ко¬ тором царь предлагал заключить мир на условиях сохранения за побе¬ дителем всего им завоеванного и огромного выкупа за пленных. Бо¬ лее того, в жены Александру была предложена одна из царских доче¬ рей. Опытный полководец Парменион, командовавший при Иссе ле¬ вым флангом армии, узнав о предложении царя, воскликнул: «Будь я Александром, я бы принял его!» Александр на это ответил: «Клянусь Зевсом, и я сделал бы то же, будь я Парменионом». Здесь впервые выявилось расхождение в понимании целей войны между сподвиж- Битва при Иссе. Мозаика 354
никами Филиппа и Александром, для которого персидский поход был лишь прелюдией к созданию мировой державы. В дальнейшем продвижении на юг вдоль морского побережья серьезным препятствием оказа- w ^ г Монета Александра Македонского лось лишь сопротивление вели- у чайшего из финикийских городов Тира, с которым греческие мифы связывали основание Фив, недавно разрушенных Александром. Главная часть великого города находилась на острове, отделенном от материка проливом. Именно поэтому, уповая на неуязвимость, тиряне отказались подчиниться завоевателю. После возведения дам¬ бы, превратившей островную часть города в полуостров, и штурма с суши Тир, задержавший продвижение македонской армии на семь месяцев, сложил оружие. Защитников (по преданию, тридцать ты¬ сяч человек) распяли на крестах, остальное население продали в раб¬ ство. Но город с его многоэтажными жилыми кварталами и велико¬ лепными храмами был сохранен и передан на заселение финикий¬ цам близлежащих территорий. Сатрап Египта, наслышанный о жестокости завоевателей и готов¬ ности царя заключить с ними мир, впустил Александра в долину Нила без боя. Египтяне восприняли появление чужеземцев как освобожде¬ ние от власти Персии. Жрецы немедленно провозгласили Александра фараоном. Александр понял, что настроение жречества можно ис¬ пользовать для того, чтобы снять с себя подозрение в причастности к гибели Филиппа. И он совершает многодневное путешествие через пустыню к оазису, где находился оракул египетского бога Амона, что¬ бы спросить, кто убил его отца. Ответ превзошел все ожидания Алек¬ сандра: верховный жрец оракула объявил, что отца его никто убить не мог, ибо это сам Зевс-Амон. Трудно сказать, действительно ли Алек¬ сандр возомнил себя богом или счел выгодным использовать эту вер¬ сию для укрепления своего авторитета среди новых восточных под¬ данных. Как бы то ни было, новоявленный бог поспешил сообщить об этом грекам, потребовав божеских почестей. Спартанцы ответили с присущей им лаконичностью: «Пусть Александр, сын Филиппа, бу¬ дет богом, если ему этого хочется». Разыгранная Александром коме¬ дия была встречена его соратниками с осуждением. Так еще в Египте наметилась пропасть, разделившая впоследствии полководца и его ближайшее окружение. Весной 331 г. по древней караванной дороге через Палестину и Сирию Александр двинулся в Месопотамию. Летом того же года он форсировал Евфрат, в середине сентября — Тигр. Дарий III к этому 355
времени сумел собрать огромную армию, усиленную слонами и бое¬ выми серпоносными колесницами, согдийской и скифской конни¬ цей. Местом схватки стала обширная равнина близ Гавгамел, где мог¬ ли маневрировать крупные воинские контингенты. Сражение длилось целый день (1 октября 331 г.). Македонской фаланге и легкой кавалерии противостояли скифская и бактрийская конницы, многочисленные отряды лучников, сто боевых серпонос¬ ных колесниц. Дарий находился в центре боевой линии в окружении двух тысяч наемников-эллинов. Александр двинул вперед левое кры¬ ло своей конницы и фаланги, а когда персы попытались их окружить, ввел в бой главные силы. Македонский клин вошел в центр персидс¬ кого построения. Видя, что удача и на сей раз от него отвернулась, Дарий вместе со своими приближенными и гвардией обратился в бегство. Победите¬ лям открыл ворота Вавилон, давно уже изнемогавший под чужезем¬ ным игом. Горожане ожидали Александра на стенах, не имеющих себе равных по высоте и толщине. Путь его был устлан цветами. Постав¬ ленные через каждые несколько шагов алтари наполняли воздух бла¬ говониями. Это был одуряющий запах Азии, от которого кружилась голова. Вавилон отдавался Александру в надежде на будущую благо¬ склонность. Александр вступил в святилище и, склонившись перед верховным владыкой Мардуком, повелел восстановить храмы, разру¬ шенные во времена Ксеркса, и обещал после завершения похода вер¬ нуться в город и по-царски его вознаградить. Но пока его манили города Персии, оставленные Дарием на про¬ извол судьбы. Александр отдал их своим воинам на разграбление, про¬ являя редкую щедрость за счет побежденных. Персеполь, превосхо- Символическое изображение Ахурамазды. Рельеф дворца Персеполя 356
ливший все города мира великолепием, превзошел их и своими бед¬ ствиями. Персепольцы, как и вавилоняне, поднимались на стены вме¬ сте с женами и детьми, однако не для того, чтобы приветствовать по¬ бедителя, а чтобы броситься с них. Те, кто этого не сделал, вскоре проклинали себя за трусость. Грабители и убийцы врывались в дома и, забирая все ценное, заливали их кровью. Порой на улицах города за¬ вязывались схватки между победителями: при виде наиболее ценных вещей разгорались глаза, и жадные руки тянулись к добыче. Греческая блудница Тайс из жажды острого зрелища бросила клич: предать огню царский дворец. Александр же был настолько пьян, что первым швыр¬ нул в одно из чудес света факел. В то время, когда пламя пожирало столицу Персии, Дарий нахо¬ дился в столице Мидии Экбатанах. У него не было ни войска, ни воли к сопротивлению. Оставалась одна надежда — что Александра при¬ кончат его же друзья. Но и ей не дано было сбыться. Пока еще бог зла Агри Майнью охранял свое порождение от кинжала и яда, и Дарию пришлось покинуть Экбатаны. Александр же, опомнившись от бес¬ пробудного пьянства, решил потешить себя царской охотой. Еще в Финикии он, по обычаю восточных царей, пошел с мечом на льва. Здесь, на востоке персидской державы, его дичью стал сам царь, вы¬ водок которого он захватил в битве при Иссе. Дарий надеялся уйти в глухомань и затеряться в лесах и горах Персии; и ему бы это удалось, не имей он спутников. Один за другим перебегали они в лагерь Алек¬ сандра и наводили охотника на царский след. И все же заполучить Дария в качестве пленника Александру не удалось: он нагнал лишь труп царя и поклялся покарать подлых его убийц. Сцена благородного негодования над трупом была не первой в его практике. Ведь еще в Македонии сын Олимпиады таким же образом негодовал над трупом своего родного отца, угрожая отомстить его убийцам, которых направляла мифическая царская рука, тянувшаяся от самого Персеполя. Но повторение приема перед одними и теми же зрителями не украсило царственного актера. И будь он повниматель¬ нее, он мог бы разглядеть даже в глазах некоторых друзей негодова¬ ние, готовое вспыхнуть от первой искры. Но и на этот раз Судьба, каким бы именем ее ни называть, защи¬ тила Александра. Соратники в большинстве своем радовались удач¬ ной охоте, надеясь, что теперь прекратится бессмысленная погоня за призраком и Александр вернется в Вавилон, как обещал: ведь не бу¬ дет же он преследовать тех, кто сделал его законным наследником царя царей. Но Александр, чьи действия были непредсказуемы, за¬ нялся новой охотой — на этот раз за убийцами Дария. Он направился в Бактрию, где обосновался стоявший во главе убийц Бесс, намере¬ вавшийся организовать там сопротивление захватчикам. 357
Заговор Филоты. Двигаясь на восток по караванным путям и тропам нынешнего восточного Ирана и Афганистана, Александр вел себя как настоящий восточный деспот. Он окружил себя персидски¬ ми вельможами, осыпая щедротами прежде всего тех, кто сохранил верность Дарию до конца его дней, нарядился в просторные персидс¬ кие одежды, собрал для себя гарем из трехсот юных красавиц и потре¬ бовал унизительного для европейцев приветствия по восточному це¬ ремониалу; отныне он уже не давал македонянам и грекам грабить своих подданных и чинить над ними насилия. Перед теми, кто знал сына Филиппа с детства или начинал с ним поход на Восток, предстал совсем новый Александр — человек с неподвижным взглядом, холод¬ ный, как снега, по которым приходилось идти, не желающий выслу¬ шивать ничьих советов. Поэтому, когда он распорядился отпустить на родину часть греков и македонян, щедро наградив их за службу, в вой¬ ске решили, что, добившись с ними победы, Александр более в них не нуждается и рассчитывает заменить вчерашними врагами. Признаки отчужденности стали столь очевидны, что их нельзя было не заметить. Александр повелел вскрывать письма воинов на родину, чтобы узнать, что они думают о нем. Но, разумеется, никто не доверил папирусу тайну готовившегося заговора. Ее выболтал один из заговорщиков своему другу, а тот попросил вхожего в царс¬ кий шатер Филоту, сына Пармениона, донести об имеющемся слухе царю. Александр ничего не узнал о заговоре, потому что во главе заговора стоял... сам Филота. Однако поведение Филоты стало вну¬ шать подозрения, и он был схвачен и передан палачу. Пытки развя¬ зали Филоте язык: он не только выдал своих сообщников, но и рас¬ крыл историю заговора, уходившую корнями в Египет, где многие были возмущены тем, что Александр провозгласил себя богом. По македонскому обычаю, осужденных забросали камнями. Понес на¬ казание за дела сына и не участвовавший в заговоре старец Парме- нион: к нему были отправлены убийцы, вернувшиеся с отрубленной головой самого уважаемого в войске человека; Александр забыл, сколь многим ему обязан. Завоевание Средней Азии. Вся эта трагедия разыгралась на пути в Среднюю Азию, куда переместился Бесс. И как раньше Алек¬ сандр узнавал о Дарии от его приближенных, так и теперь ему помо¬ гали настигнуть Бесса его же люди. Персидские вельможи Спитамен и Датаферн выдали Бесса, надеясь, что это остановит вторжение чу¬ жеземцев в Среднюю Азию. С уже отрезанными носом и ушами Бесс был передан родственникам Дария на мучительную казнь, а Алек¬ сандр, распаленный жаждой новых подвигов, продолжал путь по Со- гдиане к ее столице — великому городу Мараканде. 358
В нескольких днях пути от нее войско оказалось близ небольшого городка на берегу реки Окса (Аму-Дарья). Выбежавшие навстречу жи¬ тели приветствовали Александра на греческом языке. Царь царей по¬ интересовался, откуда им известен этот язык, и узнал, что перед ним потомки одного из милетских родов, который был выслан из города еще при царе Ксерксе за осквернение греческой святыни. В ответ Алек¬ сандр окружил городок и истребил всех его жителей за кощунство их предков, взяв на себя роль судьи и палача над теми, кто никогда не бывал в Милете. Видимо, это понадобилось ему лишь для того, чтобы устрашить обитателей огромной и хорошо укрепленной Мараканды: если так жестоко расправляется Александр со своими соотечественни¬ ками, каким же он будет с ними? Мараканда пала, похоже, без боя. Но восстали семь других городов. В ходе их осады полегли не ме¬ нее ста тысяч восставших. Согдиана была залита кровью. И именно в это время в борьбу с Александром вступил Спитамен, в свое время предавший Бесса. Ему удалось собрать сильное войско и привлечь на свою сторону саков, среднеазиатских скифов-кочевников. Земля бук¬ вально горела под ногами у македонян. Впервые им пришлось встре¬ титься с народной войной. В нескольких местах были уничтожены македонские гарнизоны. Спитамен захватил даже Мараканду (кроме крепости, где оставались македоняне). И только после того, как Александр, прекратив наступ¬ ление к реке Яксарт (Сыр-Дарья), вернулся к столице Согдианы, Спитамен укрылся в пустыне, откуда совершал набеги, пока не был разбит и не бежал к массагетам. В страхе перед вторжением чуже¬ земцев массагеты убили Спитамена и отослали в македонский ла¬ герь его голову. На Яксарте Александр основал город своего имени — Александ¬ рию Крайнюю. За 17 дней была возведена стена длиной в шесть тысяч шагов, и под ее защиту переведены жители трех городов, основанных ранее по приказу персидского завоевателя Кира. В Бактрии и Согдиа- не было основано еще семь городов, где расселили тех, кого Алек¬ сандр считал в своем войске наиболее склонными к недовольству. Новые заговоры. Но эта мера уже не помогла. Недовольство близких к Александру македонян и греков, входивших в число его приближенных и в командный состав войска, казалось бы, усмирен¬ ное жестокой расправой над Филотой и его сторонниками, вновь дало о себе знать. На одном из пиров, когда Александр, одурманен¬ ный лестью, стал порицать своего отца за то, что тот лишил его чес¬ ти победителя в битве при Херонее, не выдержал даже Клит — бли¬ жайший из царских друзей. Клит был братом кормилицы Александ¬ ра и к тому же спас его во время битвы при Гранике. Поэтому он без 359
обиняков сказал царю то, что о нем думали все. Во время ссоры Александр убил Клита, чего потом не мог себе простить, ибо Клит был его истинным другом. Вскоре раскрылся заговор знатных македонских юношей, кото¬ рые собирались ворваться в шатер к Александру и прирезать его. Идейным вдохновителем заговора был объявлен племянник Аристо¬ теля Каллисфен, которому Александр поручил писать историю своих побед. Видимо, прямого отношения к заговору Каллисфен не имел, но неоднократно осуждал поведение царя. Александра не остановило даже то, что он приходился родственником его учителю, которому он клялся в любви и преданности. Каллисфен был казнен. Индийский поход. После завоевания Средней Азии Александр не имел серьезных политических и военных оснований для дальней¬ шего движения на Восток. Трудно было рассчитывать на то, что ему удастся включить Индию, и тем более Китай, в состав своей державы. Угроза же потерять войско и жизнь была вполне реальной. Об Индии знали очень мало. О Китае не знали ничего. Оставались своего рода инерция наступления и стремление дойти до «края света». Долина могучего Инда, куда Александр вторгся весной 327 г. со 120-тысячным войском, лишь наполовину состоящим из греков и македонян, не была единой в политическом и этническом отноше¬ нии: тут находились враждующие друг с другом царства и жили не¬ зависимые племена. Это создавало для завоевателей возможность маневрирования. При переходе через Инд Александра встретили по¬ сланцы Таксилы — одного из крупнейших центров Северо-Запад¬ ной Индии. Они принесли дары и весть о готовности царя Таксилы пропустить чужеземцев через свою территорию. Оставив за царем его власть, Александр двинулся к притоку Инда Гидаспу, за которым открывались владения царя Пора, отказавшегося подчиниться гру¬ бой силе. В мае 326 г. состоялась битва между армией Александра и воинством Пора, в ходе которой Александру ценою немалых потерь удалось одержать победу и даже взять героически сражавшегося царя в плен. В честь этой победы Александр основал на Гидаспе город Никею. Другой, тогда же основанный в Индии город получил имя павшего от старости царского коня Буцефала. В войне с независи¬ мыми племенами Индии Александр имел успех, но непривычный климат и связанная с ним усталость воинов вызвали прямой бунт, заставивший победителя отказаться от похода в долину Ганга. Воз¬ вратившись к Инду, Александр спустился на кораблях к океану и принес ему жертву за благополучное возвращение. Здесь войско было разделено на две части: одну повел сушей к Вавилону сам Алек¬ сандр, другая двинулась на запад морем. 360
Возвращение. Путь сушей был необыкновенно труден. Алек¬ сандр должен был знать, что в пустынном плоскогорье Гедрозии к за¬ паду от Индии погибли войско легендарной царицы Семирамиды и войско персидского царя Кира. Но он торопился в Вавилон, не счита¬ ясь ни с какими потерями, поскольку дошли сведения о неповинове¬ нии оставленных им сатрапов. Страбон так описывает возвращение победителей: «Кроме недостатка в пище они терпели еще от солнеч¬ ного жара, от глубокого и горячего песка... Измученные жарой и жаж¬ дой, воины ложились среди дороги и вскоре умирали, объятые лихо¬ радкой и ужасом, дрожа всем телом, в конвульсиях. Иные, сбившись с пути, утомленные трудом и недостатком сна, засыпали, и часть их, опоздав и заблудившись, гибла, терпя недостаток во всем. Лишь не¬ многие, несмотря на чрезвычайные трудности, спаслись». Персиды, по словам Плутарха, достигла едва ли четверть тех, кто вместе с Александром покинул Индию. Во время похода через Перей¬ ду и Мидию Александр убедился, что дошедшие до него слухи об из¬ мене сатрапов верны, и жестоко с ними расправился. Оказалось, что участь других завоеванных им земель разделил и Вавилон. Город был разграблен сатрапом и людьми, на преданность которых Александр рассчитывал. Все говорило о необходимости перемен в управлении державой. Так как панацеей от всех нынешних и будущих бед Александр счи¬ тал слияние македонцев с персами в единый народ, он настоял на браке десяти тысяч своих воинов — македонцев и греков — с перси- анками. Еще в Средней Азии Александр женился на юной красавице Роксане. В Сузах его женой стала старшая из дочерей Дария. Млад¬ шая дочь царя была отдана замуж за Гефестиона, дочь Спитамена — за Селевка. Но, получив от царя вместе с женами богатое приданое, греки и македоняне вскоре бросили своих восточных супруг. Затея Александра каких-либо результатов не имела, но дала лишний повод для обвинений его в деспотизме и отходе от греко-македонских рели¬ гиозных и бытовых традиций. Еще большее недовольство вызвало создание царем отборного 30-тысячного войска, набранного из юных персов, парфян, согдов, бактрийцев, прошедших македонскую военную выучку. Чтобы унять ропот, Александр проявил к грекам и македонянам необычайную щед¬ рость, издав указ о погашении всех их долгов. На этом очень многие разбогатели, придумывая несуществующие долги — реальным или вымышленным людям. Но, кажется, и эта мера не подняла авторитета Александра. Пытаясь укрепить власть над Грецией, Александр разрешил всем изгнанникам вернуться в греческие города с возвращением им иму¬ щества. Амнистия и в самом деле могла внести успокоение, но ее 361
осуществление (с учетом ситуации в каждом из городов) требовало участия царской администрации. Отсутствие контроля со стороны царя приводило к конфликтам, тем более что и сам указ противоре¬ чил принципу невмешательства во внутренние дела полисов, декла¬ рированному Коринфским конгрессом. Громоотводом для Александра могла бы стать новая война — и Александр уже выбрал направление похода и противников: Запад — Рим и Карфаген, а далее Геракловы Столпы и океан. Об этом походе он размышлял еще по пути в Вавилон. Достигнув Вавилона, он рас¬ порядился начать в Финикии, Сирии, Киликии и на Кипре построй¬ ку тысячи кораблей, превышающих по размеру триеры. Намечалось проложить дорогу вдоль всего побережья Ливии вплоть до самых Ге¬ ракловых Столпов и осуществить сооружение ряда верфей и портов для стоянок кораблей. Сведения об этих приготовлениях достигли Карфагена, и, чтобы выведать планы Александра, карфагеняне подослали к нему некоего Гамилькара по прозвищу Родосец. Добившись доступа к царю, раз¬ ведчик назвался беглецом и предложил свои услуги в качестве рядо¬ вого воина в его войске и проводника в западном походе. Но добытые Гамилькаром сведения не понадобились: 13 июля 323 г. после недо¬ лгой болезни Александр скончался, вернувшийся же на родину раз¬ ведчик был казнен по обвинению в предательстве... В античной литературе существуют две версии кончины великого завоевателя — болезнь и отравление, к которому будто бы был прича¬ стен Аристотель. Какая из этих версий верна, трудно сказать. Умер Александр тридцати трех лет и одного месяца от роду, процарствовав из них тринадцать лет. ГЛ Личность и деяния Александра на весах истории. До нас дошло II— свидетельство, будто незадолго до казни племянник Аристотеля Кал- лисфен произнес на пиру хвалебную речь в честь македонян и вызвал всеоб¬ щее одобрение пирующих. Тогда Александр, явно провоцируя оратора, пред¬ ложил ему, следуя примеру софистов, произнести речь противоположного содержания. Каллисфен выполнил просьбу и произнес речь против македо¬ нян. Наступило молчание, которое нарушил Александр. Он заявил, что под¬ линные мысли Каллисфена отражает не первая его речь, а вторая, свидетель¬ ствующая о ненависти оратора ко всему македонскому. Оценки, в том числе и современные, Александра и его деяний напоми¬ нают эти две речи Каллисфена. Наш рассказ ближе ко второй из них, крити¬ ческой. В заключение же будет уместно рассмотреть результаты деятельности сына Филиппа с точки зрения более или менее отдаленных ее перспектив. Какую бы цель ни ставил завоеватель, отправляясь в поход на Восток, ему удалось ликвидировать восточную деспотическую империю, заменив ее соб¬ ственной державой. Эта держава оказалась гораздо менее прочной, чем пер' 362
сидская империя, и народы, входившие в нее, вскоре обрели свободу: некото¬ рые (парфяне, арабы) — надолго, другие (армяне) — на короткое время. Походы Александра способствовали развитию торговли в мировом мас¬ штабе. После них индийские купцы стали появляться в странах Средиземно¬ морья, а греческие — в Индии, где греческое влияние затронуло разные сфе¬ ры жизни. Из золота персидских царей, столетиями лежавшего втуне, начала чеканиться монета в количестве, которого ранее Восток не знал. Народы Востока не только познали варварскую жестокость греко-маке¬ донских завоевателей, но и, благодаря походу Александра, вплотную сопри¬ коснулись с греческой культурой, с греческим образом жизни. В свою оче¬ редь, греки получили возможность воспринять достижения восточной науки и культуры. На Востоке появились многочисленные Александрии и другие греческие города. Семьдесят из них были основаны самим Александром. В результате походов Александра был положен конец изолированному разви¬ тию Запада и Востока. Источники. Первое ощущение, возникающее у каждого, кто знакомится с жизнью и завоеваниями Александра, —их неправдоподобие. Каким образом с сорокатысячным войском удалось сокрушить огромную персидскую дер¬ жаву и сломить сопротивление входивших в нее народов? При более внима¬ тельном изучении источников сталкиваешься с описаниями всевозможного рода чудес, создающих впечатление, что об Александре писали не историки, а сказочники. Так зарождается сомнение в достоверности исторических тру¬ дов, описывающих образование державы Александра. Между тем эта история обеспечена вполне надежными и многочислен¬ ными источниками. Уже при отце Александра Филиппе существовала пре¬ красно организованная канцелярия, регистрирующая каждое сколько-ни¬ будь значительное событие. Возглавлял канцелярию Эвмен, сын историка Иеронима из Кардии, совсем молодой, но очень образованный и в высшей степени добросовестный, можно сказать — помешанный на точности чело¬ век. Отправляясь в поход, Александр взял Эвмена и его помощников с собой, так что вместе с войском по бескрайним просторам Азии двигалась и поход¬ ная канцелярия, от внимания которой не ускользнуло ни одно письменное или устное распоряжение царя, ни одно доставляемое ему или написанное им письмо. Когда Александр в Вавилоне заболел, велись дневники его болез¬ ни — вплоть до последнего слова, произнесенного им на смертном одре. Эвмен, естественно, заносил на папирус только факты и распоряжения, не давая им какой-либо оценки и, видимо, отсеивая все, что могло бросить тень на Александра. Но в походе принимал участие Каллисфен, задавшийся целью разобраться в происходящем и оставить для истории подлинный об¬ лик Александра. Каллисфен был далек от панегирических оценок, и его ис¬ тория наверняка содержала факты, которые Эвмен считал недостойными вечности. Не исключено, что между создателями панегирической и крити¬ ческой версий существовала непримиримая вражда, которая завершилась победой Эвмена и гибелью Каллисфена. Третья группа источников — это воспоминания Птолемея, Аристобула, Неарха и многих других участников великого восточного похода. Очевидцы, 363
не сговариваясь, повествовали о том, что им пришлось увидеть, услышать и испытать, не забывая попутно отметить собственные заслуги. Видимо, этой группе источников мы обязаны многим из того, что производит впечатление вымысла. Но, очевидно, мемуаристы не были сознательными лжецами. Они воспроизводили то, что сохранила их память. На верность такого источника всегда трудно полагаться, а в данном случае память летописцев была к тому же замутнена постоянным спутником войска победителей — алкоголем. Так что в историю наряду с подлинными событиями были внесены и бредовые факты, в истинности которых сами повествователи не сомневались. За походом Александра, затаив дыхание, пристально следила вся Греция. Речи ораторов, восхищавшихся успехами завоевателя, и их оппонентов, на¬ деявшихся, что Александр освободит мир от своего присутствия, а также по¬ становления народных собраний составляют четвертую группу источников. Таковы первоисточники. К сожалению, они не сохранились, но ими ши¬ роко пользовались античные историки Диодор Сицилийский и Помпеи Трог, жившие во времена Цезаря, и последующие авторы эпохи Римской импе¬ рии — Плутарх, Арриан, Курций Руф. Читая их подробные изложения, мы находим следы работы Эвмена из Кардии — точные даты битв, многочислен¬ ные ссылки на полученные Александром письма и на его ответы на них, кра¬ сочные описания местностей и обычаев народов Азии и даже узнаем о том, что снилось Александру и его соратникам (Александра сопровождал толко¬ ватель снов). Разумеется, каждый из последующих историков черпал из пер¬ воисточников то, что ему было по душе, что его больше интересовало. По¬ этому история Александра предстает перед нами в необычайной пестроте и разнообразии фактов и оценок, принадлежащих как современникам и участ¬ никам событий, так и поздним историкам. Существовала и устная традиция, настолько преобразившая истинные события и облик их участников, что Александр стал представляться чуть ли не богом или, напротив, страшным демоническим существом — Искандером двурогим. На средневековом Западе об Александре были написаны романы, а на Востоке Искандер стал героем сказок и эпических поэм. О завоеваниях Александра свидетельствует и археология: пепел и руины разрушенных им городов, новые города, которые он основал, памятники Пеллы, ставшей при Филиппе столицей Македонии. Наряду с археологическим материалом важным источником, отразив¬ шим наступившие идеологические изменения, являются монеты АлексанД- ра, на которых Геракл принимает слишком разительное сходство с портрет¬ ными чертами Александра. 364
IV СРЕДИЗЕМНОМОРСКИЙ МИР В ЭЛЛИНИСТИЧЕСКУЮ ЭПОХУ rgigMajaigjBiBiBJBiBfiMBiBiBiBiBMBJBMBMBJBMBJBiBiBiBiBMBMBJBiBf Глава 20 ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ ВОСТОК И ЗАПАД. РАСПАД И ПОПЫТКИ ОБЪЕДИНЕНИЯ В истории древности отчетливо выделяются периоды соби¬ рания народов и территорий под властью одного государства и периоды распада, вновь сменяющиеся собиранием, но из дру¬ гого центра. Между 323 и 264 гг., когда на Востоке происходил распад Великой империи Александра, на Западе выдвинулись три государства — Сиракузы, Эпир и Рим, претендующие на роль объединителя полисов и племенных территорий Централь¬ ного Средиземноморья. И если из материала этой главы может показаться, что кру¬ шение империи было злом, то из последующей станет ясно, что нет зла без блага, ибо распад дал толчок невиданному ранее процветанию в области науки и культуры. Преемники Александра. Чувство растерянности охватило тех, кого возвысил Собиратель и с кем он намеревался продолжить завое¬ вания. Это были люди, прекрасно знавшие цену и силу власти и не доверявшие никому. Гибель Филоты и Пармениона, пытавшихся по¬ мешать осуществлению дальнейших планов Александра, произвела отбор в их рядах, оставив лишь тех, кто готов был идти за победителем до конца и стал его тенью. Кто-то из них должен был надеть корону Александра. Поэтому они собирались во дворце и, проводя затянув¬ шийся досуг, как обычно, за возлияниями, зорко следили друг за дру¬ гом, не зная, что предпринять. А тело Собирателя лежало уже шесть дней, и никому не было до него дела, ибо власть, отделенная от ее носителя, витала над их голо¬ вами, дразня своей доступностью. Казалось, можно ее схватить, но каждый знал, чем это для него кончится, если он первым осмелится протянуть руку. Когда на седьмой день телохранители все же решили 365
взглянуть на Александра, тела не оказалось. Мутным взглядом обвели они свои ряды и не обнаружили Птолемея Лага. Между тем Птолемей, самый предусмотрительный и хитрый из окружения Александра, петляя по пустыне, приближался к Египту. Он не мечтал об обладании всем наследием Собирателя, понимая, что синица в руках лучше, чем журавль в небе. Ему достаточно было части державы. Но часть, которую он выбрал, была, как показала история, самой лакомой. Через 150 лет, когда потомки остальных полководцев Александра не выдержат натиска нового Собирателя, его преемники будут еще управлять Египтом. От собравшихся ускользнуло не только тело, но и корона. Сна¬ чала она увенчала голову слабоумного брата Александра, а затем ока¬ залась у законного наследника — младенца, родившегося от Рокса¬ ны. Но алчущие власти не остановились перед убийством того, в ком текла кровь Собирателя, и той, что дала ему жизнь. Они ведь помнили: в такой же ситуации Александр не пощадил избранницу своего отца Филиппа и его новорожденного сына. И потребовалось еще двадцать два года кровавой борьбы за наследство Александра, чтобы закончиться битвой при Ипсе (301 г.). После нее немногие оставшиеся в живых полководцы (диадохи) и их сыновья, которых принято называть эпигонами (дословно: потомками), наконец осоз¬ нали то, что Птолемею Лагу стало ясно уже в день смерти Собирате¬ ля, и начали кромсать его державу, как пирог на погребальном пиру, чтобы ухватить кусок пожирнее. Борьба диадохов и эпигонов снача¬ ла за обладание всей державой Александра, а затем за расширение границ уже захваченной территории длилась четыре десятилетия, за¬ вершившись лишь в 283 г. с установлением в Македонии династии потомков Антигона (Антигонидов). Эллинистические государства. К началу III в. место единой державы занял ряд независимых государств, в которых власть была сосредоточена в руках греко-македонских завоевателей. С легкой руки немецкого историка XIX в. Иоганна Дройзена они получили назва¬ ние «эллинистических». Наряду с царством Птолемея I, вобравшего в себя Египет, Кире- наику и южную Сирию, появилось крупное царство Селевка, в кото¬ рое вошли земли от Малой Азии и Северной Сирии до Индии. Маке¬ дония шесть раз переходила из рук в руки, пока, отобрав ее у эпирско- го царя Пирра, не закрепились в ней в 286 г. потомки погибшего в битве при Ипсе Антигона. От царства Селевкидов еще во времена его формирования отделились небольшие малоазийские царства Пергам, Вифиния и Каппадокия (позднее на отпавших от него восточных тер¬ 366
риториях вырастут уже неэллинистические царства — Греко-Бактрий- ское и Парфянское). Появится также островное > шинистическое го¬ сударство Родос с республиканской формой правления. Образование самостоятельных государств само по себе было от¬ ходом от основополагающей идеи целостности державы с неогра¬ ниченной властью над всеми народами и территориями, входящи¬ ми в ее состав. Одновременно пришлось отказаться и от дальней¬ ших завоеваний с перспективой создания мировой империи. Отпа¬ ла и идея Александра о смешении народов Востока и Запада, примирении между местным населением и пришельцами. Каждое из образовавшихся государств стояло перед своими собственными проблемами и решало их, исходя из конкретной этнической и по¬ литической ситуации. Для эллинистических государств, находящихся в Азии, наиболее насущной была проблема отношения с коренным населением, но и она имела разную степень остроты — в зависимости от специфики каждого государства. Для Селевкидов она оказалась неразрешимой: местное население не хотело оставаться под властью преемника Алек¬ сандра, и царство катастрофически уменьшалось в размерах, как шаг¬ реневая кожа, теряя то одну, то другую свою часть. Селевкидам не удалось включить местную знать в войско, заинтересовать ее в сохра¬ нении единого государства. Однако они имели сильную опору в засе¬ ленных греками городах, сохранявших греческую форму самоуправ¬ ления. Птолемеи также сохранили всю власть в руках македонян, не до¬ пуская к управлению местное население. Но последнее было этни¬ чески единым, и ему некуда было выходить из долины Нила. Сказы¬ валась и давняя привычка к повиновению: Египтом в его многовеко¬ вой истории неоднократно управляли чужеземцы — гиксосы, эфио¬ пы, ассирийцы, персы, — и Птолемеи были не худшие из них, ибо старались внешне сохранять традиции Египта. Для правителей третьего крупного эллинистического государства, собственно Македонии, главной проблемой были взаимоотношения с родственными им по языку и культуре греками. Александр ограни¬ чил свободу греков, уравняв их в бесправии со всеми остальными под¬ данными своей державы. Антигониды вынуждены были отказаться от этого принципа, ибо его осуществление не дало бы им ничего, кроме бесконечных конфликтов, как это уже показали две возглавленные Афинами войны — одна сразу же после смерти Александра, другая десятилетие спустя после утверждения в Македонии Антигонидов. И хотя после победы во второй из них Афины практически сходят с по¬ литической сцены, к этому времени вырастают такие значительные 367
политические силы, как Ахейский и Этолийский союзы городов, и македонским царям приходилось с этим считаться. Таким образом, вместо империи, которую оставил после себя Александр, возникли государства, правители которых во многом ото¬ шли от заветов Собирателя мира, ибо гегемонистские устремления пришли в противоречие с реальностью. Александр пытался ее перело¬ мить. Его преемники к ней приспосабливались. Одновременно обострилась проблема отношений между самими эллинистическими государствами. Существовавшие ранее соперни¬ чество и борьба за гегемонию между полисами преобразовались в со¬ перничество и борьбу между монархиями, обладавшими огромной территорией, экономическими ресурсами и военным потенциалом. Борьба эта велась силой оружия и дипломатическими средствами, с использованием слабых сторон противника, в том числе и недоволь¬ ства местного населения и греков. Главными соперниками были два гиганта — монархии Селевки- дов и Птолемеев, интересы которых сталкивались в Южной Сирии и Палестине — как из-за огромных поступавших оттуда доходов, так и из-за их выгодного стратегического положения и практически неис¬ сякаемых природных богатств. За Малую Азию скрестили оружие Селевкиды, Птолемеи и Антигониды. Это способствовало появле¬ нию здесь целой группы небольших эллинистических государств, искусно пользовавшихся противоречиями между соперничающими державами. Шла борьба и за влияние в материковой Греции. Птолемеи ис¬ пользовали как антимакедонские настроения греков, так и межпо- лисные схватки и столкновения внутри полисов между демократией и олигархией. Борьба велась и за острова Эгейского моря, за овладе¬ ние морскими торговыми артериями, за порты и стоянки для торго¬ вых и военных кораблей, за контроль над проливами. Самозащита островитян, сопротивлявшихся стремлению Селевкидов и Птолеме¬ ев установить над ними власть, привела к созданию островной дер¬ жавы во главе с Родосом, включившей кроме ряда островов также и часть малоазийского побережья. Обладание к тому же и могуще¬ ственным флотом позволяло ему, вступая в военные союзы, вести успешные войны. Эллинистический Египет. Самым прочным из эллинистичес¬ ких царств был Египет, чему немало способствовали географические условия этой страны — ведь Нил был не только «кормильцем Егип¬ та», но и его становым хребтом, делавшим еще в эпоху фараонов отдельные его части (номы) как бы позвонками единого экономи- 368
и политического организма. Испокон веков царь был не- чеС*оГ° eNlbiM главой и повелителем Египта. И Птолемеи в большей цем управлявшие Египтом издалека персидские цари, должны ^е’ азаться местной знати наследниками фараонов последней из были ыХ египетских династий, тесно связанной с эллинскими неза* цтолемеи и в самом деле многое унаследовали от последнего МИР^СК0Г0 фараона Амасиса, о деяниях которого могли узнать из еГИП Гер0#018, ^ак же’ как ^масис’ они постарались овладеть Кип- ТРУ^ ^преной. Кипр давал выход в Эгейское море, где они осуще- Р°м и контроль за Кикладскими островами, освободившимися из- °ТВЛ влияния Афин. А через острова открывался путь к проливам. 2°^ ена была прочным щитом, защищавшим долину Нила от жесто- как вихрь пустыни, набегов кочевников. И кроме того, она да- К ла возможность поддерживать контакты с прилегающей к Египту частью Сирии, носившей название Келесирии, и с ближайшим со¬ седом Карфагеном, а через него — со всем Западным Средиземно¬ морьем. С одной стороны, эти владения также служили Египту щи¬ том, но с другой — были источником постоянных конфликтов и с местным населением, для которого Египет был давним и ненавист- Птолемей и Арсиноя. Резной камень. III в. до н. э. 369
ным противником, и с державой Селевкидов, постоянно претендо¬ вавшей на эти территории. Управлявшие государством из города, основанного Александром и носящего его имя, Птолемеи пользовались давно сложившейся в Египте экономической системой, основанной на ирригационном зем¬ леделии, использующем периодические разливы Нила. Осуществляя традиционную функцию центральной власти по поддержанию ирри¬ гационных каналов, они внесли в хозяйствование дух греко-македон¬ ской систематичности, которой так не хватало фараонам саисской ди¬ настии. Давняя идея фараона Нехо о соединении Нила с Красным морем нашла, наконец, практическое осуществление. Новый канал был использован для торговых связей с Индией, и это дало Египту преимущества, какими не обладала держава Селевкидов, владевшая частью Индии. Нил при Птолемеях стал кормильцем всего мира, чему немало способствовала замена традиционного ячменя более ценной пше¬ ницей. В большем, чем когда бы то ни было, количестве разводили лен и папирус. Началась культивация неизвестных ранее риса и хлопчатника. Птолемеи были верховными собственниками главного богатства Египта — его плодородных земель. Земля делилась на несколько ка¬ тегорий с различным юридическим статусом. Положение и обязанно¬ сти земледельцев, живших на царских землях и именуемых «царски¬ ми людьми», определялись письменным договором, устанавливавшим площадь обрабатываемого участка, возделываемые на нем культуры и твердо установленный размер натуральных взносов, положенных царю как собственнику этой земли. При неурожае все убытки падали на земледельцев, которые вынуждены были жить впроголодь. Но зем¬ ля в любом случае засеивалась, ибо посевной материал, а также скот и орудия труда поставлялись царскими чиновниками. За это произво¬ дились соответствующие вычеты. Эти же чиновники осуществляли скрупулезный контроль за сбором урожая, так что ни один колосок не оставался неучтенным. За неуплату податей земледельцев продавали в рабство. Аренда земли была принудительной, и по закону царские земледельцы, хотя они и были юридически свободными людьми, не могли менять место жительства. Однако если они бежали, их не ра¬ зыскивали, власть была заинтересована в рабочих руках также и в го¬ роде, а казна ничего не теряла, так как лежащий на общине налог с земли оставался неизменным, распределяясь между остальными об¬ щинниками. Кроме царской земли имелись земли, «уступленные» царем вель¬ можам, высшим чиновникам, военачальникам либо городам и мно¬ гочисленным египетским храмам, а также переданные военным посе¬ 370
ленцам клерухам. Уступленные земли облагались налогами, за уплату которых в установленных царем размерах несли ответственность не чиновники, а сами владельцы земель. Благодаря этой хозяйственной системе зерно и другие плоды земли вливались в царские закрома, подобно ручейкам, втекающим в реку, и Птолемеи, таким образом, сделались монополистами в торговле зерном, маслом, папирусом. Равных им не было во всей ойкумене. Система монополий распространялась и на ремесленное произ¬ водство, поставленное при Птолемеях под строгий контроль. В еги¬ петских мастерских в отличие от греческих, принадлежавших част¬ ным владельцам, опять-таки трудились, как и на земле, не рабы, а свободные люди, которые, однако, не могли оставить своего места работы. В царских мастерских из сырья, принадлежавшего царю, из¬ готавливались шерстяные ткани (производство льняного полотна было привилегией храмовых мастерских), изделия из пеньки, расти¬ тельное масло и излюбленный египтянами напиток — ячменное пиво. Готовая продукция попадала в царские склады, откуда вывозилась в другие страны или продавалась местным частным торговцам. С точки зрения государственной структуры птолемеевский Еги¬ пет напоминал пирамиду, верхушку которой занимал царь, облечен¬ ный неограниченной властью. Непосредственное его окружение, ма¬ кедоняне и греки, составляли как бы семью и дружину. Они называ¬ лись родственниками (независимо от того, состояли ли с царем в род¬ стве), главными друзьями и просто друзьями. На среднем и нижнем уровнях к управлению государством допус¬ кались и египтяне, которые должны были знать греческий язык. Од¬ нако эллинизация Египта, начавшись еще при фараонах Нехо и Ама- сиса, была при Птолемеях поверхностной, ибо Египет оставался сель¬ ской страной. Да и старые египетские города, получая новые назва¬ ния (Арсиноя или Крокодилополь, Гелиополь, Гераклеополь), оставались, по сути дела, египетскими городами с немногочислен¬ ным греческим населением, а основанием же новых городов Птоле¬ меи почти не занимались. Государство Селевкидов.* Самым крупным царством, воз¬ никшим на развалинах империи Александра, была держава Селевки¬ дов, объединившая огромную территорию — от Малой Азии и Сирии до современного Афганистана и Индии. В отличие от более или менее этнически единого птолемеевского Египта держава Селевкидов была пестрым многонациональным конгломератом, составные части кото¬ рого, нередко имевшие еще с древнейших времен собственную госу¬ * Параграф написан И. С. Свенцицкой. 371
дарственность, культуру и религию, стремились к восстановлению не¬ зависимости. Еще во времена походов Александра и войн его полководцев на¬ метилось деление на собственно царскую землю и земли городов — самоуправляющихся гражданских коллективов. Преемники Алексан¬ дра продолжили эту политику. В царстве Селевкидов существовал фонд царской земли, созданный прежде всего за счет владений, ото¬ бранных у персов, и за счет племенных территорий; значительные зе¬ мельные владения находились под контролем полисов, гражданско- храмовых общин, местных династов. Из-за раздробленности облас¬ тей, входивших в державу, Селевкиды не имели возможности создать единой организации хозяйства и управления, подобной птолемеевс¬ кой. Хотя их царство делилось на сатрапии во главе со стратегами, внутри сатрапий сохранялись местные учреждения; свои распоряже¬ ния Селевкиды официально адресовали городам, династам, храмам и племенам. В целом на протяжении III—II вв. происходит постепенное сокра¬ щение царского земельного фонда не только путем передачи земли в частные руки — служащим, приближенным, родственникам, — но и за счет перехода царской земли к городам. Город как организация сво¬ бодных граждан, обладающих определенными экономическими и по¬ литическими привилегиями, играл важную роль в общественной структуре стран Передней Азии периода эллинизма. К старым греческим и восточным городским центрам преемники Александра прибавили много новых. Есть сведения, что Селевк I ос¬ новал тридцать три города. Разумеется, большинство городов было выстроено не на пустом месте. Обычно выбиралось какое-либо мест¬ ное поселение, удобно расположенное в военном и торговом отноше¬ нии, его расширяли, перестраивали, объявляли полисом и переиме¬ новывали в честь царя-основателя или его родственников. Так появи¬ лись Селевкии, Антиохии, Апамея, Стратоникея (две последние на¬ званы по имени цариц). Наиболее развитые гражданско-храмовые общины (например, Вавилонии, Палестины) сохраняли свою струк¬ туру, а их положение по отношении к царской власти во многом при¬ равнивалось к положению полисов. Селевкиды увеличивали земельные владения городов путем даре¬ ний и продажи царской земли, а также присоединения более мелких городов к более крупным. Образование крупных городов облегчало взимание податей, поскольку с городских территорий подать собира¬ ли полисные должностные лица, которые затем часть ее передавали в царскую казну. Но поддержка царями городов объясняется не только этим: традиционная городская гражданская община была наиболее 372
удобной формой организации свободного населения в среде зависи¬ мых царских земледельцев. Земледельцы, обрабатывавшие царскую землю, назывались, как и в Египте, «царскими людьми». Они жили деревнями, и цари обла¬ гали налогом деревни-общины в целом. Взносы разных деревень сильно различались в соответствии с количеством земли и числен¬ ностью населения. Деревни имели с давних пор общинное самоуп¬ равление. Традиционные общинные организации воспринимали греческие формы самовыражения. В III—I вв. они начинают прини¬ мать постановления и фиксировать их в надписях на камне. Воз¬ можность издавать совместные решения должна была привести к росту коллективного самосознания, активизировать деятельность общинников. Значительную часть царских земель Селевкиды использовали для организации военно-земледельческих поселений воинов-катеков. Земля выделялась поселению в целом, а затем уже распределялась между поселенцами в зависимости от положения в войске. С течени¬ ем времени ряд военных поселений получал статус полиса, при этом иногда происходило объединение с местными самоуправляющимися коллективами. Из такого военного поселения, по всей вероятности, вырос и полис на берегу Евфрата, известный под двойным (местным и греческим) названием Дура-Европос. Греко-македонские воины, составившие первоначально основное население Дура-Европоса, были наделены землей. Они могли продавать свои наделы, хотя эти участки формально считались собственностью царя и в случае отсут¬ ствия наследников надел возвращался в царскую казну. Дура-Европос представлял собой крепость, контролирующую тор¬ говые пути по Евфрату. В крепости находились представители цент¬ ральной власти: стратег — начальник гарнизона, особый чиновник, надзиравший за внутренней жизнью города, царские служащие, сле¬ дившие за торговлей и взимавшие пошлины в пользу царской казны. На приписанной к городу земле, как это видно из более поздних до¬ кументов, были также и деревни с местным населением. Пергамское царство.* Особое место в системе эллинистичес¬ ких держав занимало сравнительно небольшое Пергамское царство, вобравшее в свой состав и развитые греческие полисы, и местные на¬ роды Малой Азии. Опираясь на их ресурсы, цари Пергама расширили свое влияние на полуострове, а благодаря умелому использованию со¬ перничества между Египтом, державой Селевкидов, Македонией и включившимся в борьбу за мировое господство Римом им удавалось * Параграф написан И. С. Свенцицкой. 373
оказывать влияние и на политическую жизнь Восточного Средизем¬ номорья. Основателем Пергамского царства был евнух Филитер, сын маке¬ донца Аттала и пафлагонской женщины. Он был правителем города Пергама и охранителем доверенной ему казны македонского царя. В 302 г. Филитер перешел на службу к Селевку I и управлял долиной реки Каик, где находился Пергам, чеканил монеты с изображением сначала македонского царя Лисимаха, затем Селевка I и, наконец, с собственным изображением, подчеркивая этим провозглашенную не¬ зависимость Пергама. Филитеру наследовал усыновленный им пле¬ мянник Аттал. Вслед за Атталом правил Эвмен I, при котором Перга- му пришлось платить дань вторгшимся в Малую Азию галатам. На¬ следник Эвмена I Аттал II принял царский титул и имя Сотер (Спаси¬ тель) после того, как разбил в верховьях Каика галатов. Тогда же территория царства была увеличена за счет владений Селевкидов. Вступив в соглашение с Этолийским союзом, воевавшим против Ма¬ кедонии, Аттал II укрепился на Эвбее. В экономике Пергамского царства преобладали греческие элемен¬ ты, однако земля, как и в других эллинистических царствах, принад¬ лежала царю, который сдавал ее в аренду или вел хозяйство с помо¬ щью своих управляющих силами зависимого местного населения, а также чужеземных покупных рабов и, возможно, рабов-должников. Вместе с тем, как и в царстве Селевкидов, значительная часть цар¬ ской земли передавалась катекам — военным колонистам. Наряду с греками и македонцами пергамские цари значительно шире, чем Се¬ левкиды, привлекали к военной службе выходцев из местного населе¬ ния. Согласно письму одного из пергамских царей, катек получал уча¬ сток необработанной земли и виноградник. За эту землю катеки вып¬ лачивали двадцатую часть урожая с зерна и десятую — с остальных культур. Взимая долю урожая, а не твердую плату, царь делил с кате- ками убыток в случае стихийных бедствий. Кроме того, желая поощ¬ рить разведение нужных сельскохозяйственных культур, царь жало¬ вал колонистам также и свободную от налогов землю для разведения оливковых деревьев. Помимо клеров, полученных за военную службу, катеки могли покупать землю у царской казны. Бездетные катеки име¬ ли право завещать свои наделы. Впоследствии земли в пергамских военных поселениях стали покупаться и продаваться, как и в государ¬ стве Селевкидов. Как и у Селевкидов, военное поселение могло получить статус по¬ лиса, и при этом также происходило объединение с местными само¬ управляющимися коллективами. Так, в Гирканской долине Лидии жили гирканцы, переселенные туда некогда персами с берегов Кас¬ пийского моря; они образовали самоуправляющееся объединение 374
вокруг храма Артемиды. С этим объединением слилось македонское военное поселение, и объединенная гражданская община стала назы¬ ваться «полис македонян-гирканцев». Как и в державе Селевкидов, в Пергаме на протяжении III—II вв. фонд царских земель сокращается в результате перехода земли к горо¬ дам и передачи ее частным лицам. Особенно часто наделял царь зем¬ лей своих приближенных, которые могли приписать полученную зем¬ лю с сидящими на ней «людьми» к какому-либо полису, полностью изъяв ее из-под контроля царской казны. О положении земледельцев, приписанных к полису, ничего не известно, но, скорее всего, оно при¬ ближалось к положению остального земледельческого населения, а зависимость его от владельца земли выражалась в выплате подати. На землях, переданных частным лицам, кроме земледельцев-об- щинников работали и рабы. Они могли жить в тех же деревнях, что и земледельцы, в отдельных домах. Используя рабов в своих хозяйствах, землевладельцы приспосабливались к господствующей форме орга¬ низации труда на своих землях. Это избавляло землевладельца от не¬ обходимости создавать аппарат контроля принуждения, содержа над¬ смотрщиков и учетчиков: живя в деревне, рабы подчинялись общин¬ ному распорядку и контролю. Сплошные массивы царских земель (в Пергамском царстве было меньше, чем у Селевкидов, крупных городов, земли которых вклини¬ вались бы в царские) и сосредоточенность ремесла главным образом в столице позволяли царям осуществлять постоянный контроль над трудом рабов, число которых пополнялось и за счет обращения мест¬ ных земледельцев в царских рабов за долги, и за счет чужеземного населения. Преобладали рабы из местного населения. Помимо сельс¬ кохозяйственных работ царские рабы использовались и в ремеслен¬ ных мастерских, которыми руководили специальные надзиратели, подчиненные царю. При этом положение местных рабов было луч¬ шим, чем рабов-чужеземцев. Немалые доходы, как и в Египте, давали пергамским царям царс¬ кие монополии на продажу вина, оливкового масла и пергамента. Владея компактной территорией, Атталиды имели возможность наладить более четкую систему управления, чем Селевкиды, хотя так¬ же опирались на греческие полисы и местные храмовые организации. Родос. Среди эллинистических государств, сумевших в эпоху эл¬ линизма сохранить независимость и умеренную демократию, был Ро¬ дос. Историк Диодор считал родосское государственное устройство лучшим в греческом мире. Продолжало функционировать народное собрание, которому, по крайней мере в области внешней политики, принадлежал суверенитет. На собрании избирался сроком на полгода 375
совет (число его членов неизвестно) и пять пританов, один из кото¬ рых был главой исполнительной власти. Члены совета и другие долж¬ ностные лица получали за исполнение своих обязанностей плату. Не¬ зависимость государству обеспечивал флот. Хотя и состоявший из сравнительно небольшого числа военных кораблей, по своим техни¬ ческим данным и благодаря прекрасно обученному персоналу он пре¬ восходил флотилии других государств. Чрезвычайно выгодное географическое положение сделало ост¬ ров центром посреднической торговли, охватывавшей, как показыва¬ ют обломки амфор с родосскими клеймами, все Средиземноморье. Родосские купцы торговали сицилийским, египетским, понтийским зерном, а также маслом, вином и другими товарами. Заинтересован¬ ные в безопасности торговли, родосцы покончили с пиратством в Эге- иде. Во время борьбы диадохов и эпигонов за власть родосцы сумели отстоять свою независимость и одержать победу над Деметрием По- лиоркетом, пытавшимся в 307—306 гг. захватить остров. Памятником этой победы стала гигантская бронзовая статуя особенно почитаемо¬ го на острове Гелиоса, поставленная в гавани таким образом, что под ней могли проплывать корабли. Родос обладал достаточным международным авторитетом, связан¬ ным прежде всего с его значением в торговле. Македония. Явившись главным очагом бури, обрушившейся на два континента, Македония в социальном плане более всего от нее и пострадала. Страна была ослаблена массовым отливом населения, на¬ чавшимся со времени похода Александра, борьбой за власть между македонскими правителями и их соперниками в Азии, междоусоби¬ цами в самой Македонии и нашествиями варваров. После долгой, изматывающей борьбы за македонский престол на нем утвердился внук Антигона Одноглазого (полководца Александра) Антигон Гонат, который одержал блестящую победу над вторгшимися на полуостров кельтскими племенами (277 г.). Антигонидам удалось подчинить обширные территории, занятые фракийцами и фессалий¬ цами, взять верх над южным соседом Эпиром, занимавшим часть ад- риатического побережья, и поставить свои гарнизоны в ряде крупных городов (Коринфе, Халкиде, Пирее). Так же, как и другие эллинистические монархи, Антигониды ос¬ новывали новые города и укрепляли старые. Крупными центрами ста¬ ли Кассандрея и Фессалоники, основанные еще Александром. Сам же Антигон застроил и вновь заселил Фивы. Новые города получали в свое распоряжение земли. В них существовало самоуправление, хотя и находившееся под контролем царских чиновников. 376
Система управления в Македонии в эпоху эллинизма несколько изменилась, хотя власть царя по-прежнему опиралась на армию, со¬ стоящую из македонян. Столицей снова стала Пелла. Придворная жизнь была в ней проще, чем в Александрии, Антиохиии или Перга- ме, но гетайры (сотоварищи царя), оказывавшие некогда влияние на политику, исчезли. Высший класс был полностью эллинизован, и македонский диалект, дававший афинянам основание считать маке¬ донян варварами, был вытеснен аттическим или сформировавшейся к этому времени на базе классических греческих диалектов (ионий¬ ского, дорийского и эолийского диалектов) «общей речью» — койне. И все же для занятия престола по-прежнему требовалось одобрение войска. Афины в эллинистическую эпоху. В год возвращения Алек¬ сандра в Вавилон Афины были охвачены невиданным возмущением. Поводом к нему были требование Александра о введении его персоны в пантеон полисных богов и объявленное по поручению царя на Олимпийских играх постановление о возвращении изгнанников. Последнее означало прямое нарушение Коринфского договора, ого¬ варивавшего невмешательство Македонии в греческие дела. Афиняне вооружились, готовясь защищать полисную автономию от чуждого и враждебного государства. Надежду на успех в освободительной войне давали слухи о вражде между Александром и оставленным им в качестве правителя Македо¬ нии Антипатром. Афиняне наняли распущенных Александром наемников и от¬ крыли военные действия против Македонии. Опасениям, что Алек¬ сандр выступит в поддержку Антипатра, положила конец внезапно пришедшая весть о смерти завоевателя, воспринятая с нескрывае¬ мой радостью. Немедленно было принято решение о возвращении из изгнания великого противника Македонии Демосфена. За ним на Эгину была послана триера. Прибытия ее ожидали все граждане, вышедшие за город на дорогу, ведущую из Пирея. Такого поворота событий изгнанник не ожидал. Воздев руки к небу, с лицом, мокрым от слез, он называл себя блаженным, а день этот счастливейшим в своей жизни. Иначе отозвалась смерть в Вавилоне для Аристотеля. Кончилось счастливое время углубленной работы в Ликее над свитками и мате¬ риалами, доставленными с Востока. Как и после Пелопоннесской войны, за деяния учеников пришлось ответить их наставникам. В 399 г. за Алкивиада и Крития ответил Сократ, в 323 г. за действия Александра — ученик ученика Сократа Аристотель. Впрочем, суда 377
Аристотель избежал. Скрывшись из Афин, он через год скончался в изгнании. Между тем посланная против Македонии афинская армия была разбита. Разгромлен был и афинский флот. Македоняне захватили Пирей. Афинским властям пришлось вступить в переговоры с Маке¬ донией и подчиниться требованиям победителей: восстановить «кон¬ ституцию предков» (то есть олигархические порядки), принять маке¬ донский гарнизон, выплатить контрибуцию и выдать наиболее актив¬ ных противников Македонии. Демосфен бежал из Афин, но был на¬ стигнут и принял яд. Во главе Афин отныне утвердились ставленники Македонии. Сре¬ ди них на протяжении десяти лет городом управлял видный ученый Деметрий Фалерский (317—307). Лишь в середине III в. Афины в со¬ юзе со Спартой и с помощью птолемеевского Египта попытались вер¬ нуть себе самостоятельность, но потерпели поражение и вновь оказа¬ лись во власти Македонии. Однако в дальнейшем борьба с Македо¬ нией шла с переменным успехом. Стремление афинского полиса са¬ моутвердиться в мире, где господствовали новые державы, завершается в 229 г. возвращением независимости, которую, начиная с 200 г., афиняне отстаивают при поддержке Римской республики. Огромное количество надписей, найденных в Афинах эллинистичес¬ кого времени, свидетельствует об ошибочности расхожего мнения о политической смерти Афин после битвы при Херонее. Афинская де¬ мократия оказалась вполне жизнеспособной, и в городе утверждается подлинный ее культ. В защите своей независимости афиняне прояв¬ ляли героизм, а необычайно активная афинская дипломатия искусно использовала в интересах полиса противоречия между соперничаю¬ щими друг с другом внешними силами. Сохраненный Афинами ста¬ тус самоуправляющегося полиса обеспечивал им роль перворазряд¬ ного культурного центра. Этолийский и Ахейский союзы. В эпоху македонской гегемо¬ нии усиливаются союзы греческих полисов — возникший еще в 367 г. Этолийский и появившийся около 280 г. Ахейский. Первоначально Этолийский союз объединял этолийские племена западной части Центральной Греции, которые упорно сопротивлялись Македонии и удерживали контроль над святилищем в Дельфах. Им удалось отсто¬ ять Дельфы во время нашествия на Грецию галатов (кельтов), после чего в союз вступили многие полисы этого региона и Пелопоннеса. Высшая власть в союзе принадлежала народному собранию, собирав¬ шемуся дважды в год в городе Ферма для решения вопросов войны и мира и для выборов должностных лиц. Военная и административная власть принадлежала стратегу и его помощнику гиппарху (начальни¬ 378
ку конницы), секретарю и семи казначеям. Они ежегодно избирались народным собранием. Имелся также совет из представителей племен и полисов, состоявший из пятисот пятидесяти (впоследствии тысячи) человек. Во внутренние дела членов союза союзные органы не вме¬ шивались. Ахейский союз первоначально состоял из коренных общин Ахайи, но затем в него вошли такие крупные полисы, как Коринф, Мегало- поль, Мегары, Аргос и Сикион. Высшим органом союза было народ¬ ное собрание (синод), решавшее вопросы войны и мира и избирав¬ шее должностных лиц союза. Имелся и совет, составленный из пред¬ лагаемых каждым полисом членов. Главой администрации становил¬ ся стратег, избиравшийся на год. Ему подчинялся гиппарх. Вопросами внешней политики ведала коллегия из десяти демиургов. Наивысшего расцвета Ахейский союз достигает под руководством стратега Арата (241—213), который успешно действует против Маке¬ донии. Однако когда в Ахейский союз вступает Спарта и ее царь от¬ тесняет в делах союза Арата, последний заключает союз с Македони¬ ей. Македонский царь Антигон Досон завоевывает Пелопоннес, и лишь невероятными усилиями Ахейский союз был восстановлен Фи- лопеменом из Мегалополя. Не исключено, что Ахейский и Этолийский союзы могли бы, объединившись, спасти Грецию от вмешательства извне. Но их разде¬ ляли соперничество и вражда, и этим успешно воспользовались сна¬ чала македоняне, а затем римляне. Спарта в эллинистическую эпоху. Спартанцы не участвовали в войне греков с Филиппом. В день битвы при Херонее спартанский царь Архидам сражался в Италии на стороне Тарента против племени мессапов и погиб. Не приняла участия Спарта и в Коринфском конг¬ рессе и потому была свободна от каких бы то ни было обязательств. С началом похода Александра на Восток Спарта затеяла войну против Македонии. В битве при Мегалополе спартанцы, возглавляемые ца¬ рем Агисом III, сыном Архидама, были разгромлены. Вместе с пятью тысячами спартанцев на поле боя остался и царь. Этот эпизод — один из конфликтов уходящего с исторической арены мира полисов с на¬ рождающимся миром эллинистических монархий. Побежденная и не вошедшая в новое объединение городов Пело¬ поннеса, Спарта продолжала идти не в ногу с другими полисами. Од¬ нако, несмотря на утрату Мессении, дававшей немалые доходы, спар¬ танская верхушка не испытывала материальных невзгод. Оставались свои илоты и периэки, а прекращение войн означало и снижение рас¬ ходов. Впервые в Спарте в большом количестве появляются богатые люди и роскошь. 379
Память о великом прошлом жила в душах немногих. В числе их был Агис IV, правнук того Агиса, который остался на поле боя под Мегалополем. Воспитанный матерью и бабкой, самыми состоятель¬ ными женщинами Лакедемона, в роскоши, приличествующей не спартанским, а персидским царям, он сорвал золотые украшения и дорогие одежды и стал приучать себя к древней черной похлебке, ре¬ цепт приготовления которой едва не был забыт. Его поведение не встретило одобрения у большинства людей старшего поколения, с трудом представлявших, как можно жить по законам Ликурга, но на¬ шло ревностных подражателей среди молодежи и очень немногих ста¬ риков. Когда один из последних, Лисандр, был избран в эфоры, Агис через него предложил закон об отмене долгов и переделе земель меж¬ ду молодыми периэками и неимущими спартанцами, способными служить в войске. Это означало восстановление полисной системы землевладения и полисного войска. Герусия отклонила предложение Лисандра, и он передал его апел- ле. Против законопроекта и его автора выступили олигархи. Это зас¬ тавило реформатора перейти к решительным действиям — разогнать эфорат, собрать долговые расписки и сжечь их. Агис говорил: «Я ни¬ когда не видел столь чистого пламени». Остальные реформы Агис провести не успел, ибо эфоры отправили его с войском для защиты границ Спарты, и в его отсутствие все преобразования были отмене¬ ны. Когда же царь вернулся, его схватили и предали казни. В тюрьме были задушены его мать и бабка. Чтобы изгладить саму память об Агисе, его вдову выдали замуж за Клеомена, сына царя Леонида, главного противника реформ. Но, воп¬ реки расчетам олигархов, став царем, Клеомен III выступил продол¬ жателем дела Агиса и отомстил его убийцам. Держа свои намерения в тайне, он внешне всецело отдался военному делу и постоянно нахо¬ дился в походах. Однажды, неожиданно вернувшись в город, он вор¬ вался со своими воинами в здание, где заседали эфоры, и, перебив их, разогнал герусию, а многих олигархов отправил в изгнание. После этого была осуществлена в полном объеме программа Агиса и возоб¬ новлено действие конституции Ликурга. В результате некоторые об¬ щины Пелопоннеса поддержали Спарту и стали ее союзниками. Такое развитие событий вызвало у руководителя Ахейского союза Арата опасения, что у Клеомена могут найтись подражатели, и он об¬ ратился за содействием к Македонии, несмотря на многолетний с нею конфликт. Прибывший на Пелопоннес с 40-тысячным войском маке¬ донский царь захватил союзные Клеомену города и двинулся к Спар¬ те. Клеомену ничего не оставалось, как предложить илотам выкупить¬ ся и вступить в его армию. Несмотря на значительную сумму выкупа, желающих получить свободу оказалось 9000. Однако и эта крайняя 380
мера не спасла положения: небольшое спартанское войско потерпело поражение на подступах к Лаконике (221 г.). Клеомен бежал в Египет, где вскоре погиб. В землях Италии. В те годы, когда огромная держава Александ¬ ра, как хитон, оказавшийся не по плечу, перекраивалась его полко¬ водцами и их наследниками, на Западе, куда не успел добраться маке¬ донский завоеватель, продолжалось насильственное объединение Италии под властью Рима. Римлянам приходилось одновременно во¬ евать с самнитами, этрусками, галлами, эквами, умбрами, посылая войска то в непроходимые Циминские леса Этрурии, то в болотистые низины Лация, то к кручам Апеннин. Не раз из поля зрения исчезали целые легионы, и лишь некоторое время спустя в Риме узнавали, что они полностью уничтожены. Полисы и племена Италии воевали против римлян порознь. На¬ конец им удалось объединить силы всех тех, кто не хотел сунуть голо¬ ву в римское ярмо. Поднялись все двенадцать городов Этрурии, сам¬ ниты, галлы, этруски и умбры и стали лагерем у Сентина, близ города Клузия, откуда был родом первый великий противник Рима и его по¬ бедитель Порсенна. Узнав об этом, консулы повели к Клузию четыре легиона. Два дру¬ гих были оставлены в Самнии, чтобы не допустить подхода главных сил самнитов. И вот в низине друг против друга выстроились для ре¬ шающей битвы римляне и их противники. Позднейшие историки, использовавшие древние анналы, расцве¬ чивали римские победы для вящей славы римского оружия и умалчи¬ вали о поражениях. Так, один из историков сообщал, что против рим¬ лян было выставлено 600 ООО пехотинцев, 46 ООО всадников и 2 ООО ко¬ лесниц. И, конечно же, не обошлось без рассказов о знамениях. Буд¬ то бы перед началом битвы при Сентине в пространство между двумя армиями выбежала лань, преследуемая волком. Нетерпеливые галлы будто бы забросали лань копьями, а римские манипулы расступились, пропустив своего четвероногого собрата и священного зверя Марса, чем и обеспечили себе победу. Агафокл — страж мира. Промежуток времени, когда наслед¬ ники Александра были заняты друг другом, а Рим отбивался от объе¬ диненных чувством самосохранения самнитов, этрусков и галлов, был благоприятным для новой попытки установления власти над полиса¬ ми Великой Греции. Это понял сиракузянин Агафокл. Противники называли его «горшечником», и он не возражал против этого, хотя на самом деле был сыном богатого владельца керамической мастерской. Единственное, что ему в жизни удалось вылепить и декорировать, был 381
сосуд собственной власти, и в этом он оказался великим мастером. Выгодно женившись на дочери влиятельного и богатого аристократа, Агафокл приумножил отцовское достояние и большую часть денеж¬ ных средств использовал для того, чтобы нанять наемников. Вслед за этим он стал поддерживать требования городских низов, которые сра¬ зу выделили «горшечника» среди других доброхотов. Замечен был Ага¬ фокл и в верхах: его отправили в изгнание, что принесло ему еще боль¬ шую любовь простого народа, всегда симпатизирующего обиженным. Через год сиракузский демос изгнал олигархов и вернул пострадавше¬ го за него Агафокла, который за это время успел удвоить число наем¬ ников. В 319 г. сиракузяне провозгласили «горшечника» стратегом и «стражем мира». Это напугало олигархов и заставило их объединить¬ ся. Возникла тайная «гетерия шестисот». В 316 г. Агафокл разоблачил заговорщиков и был объявлен «стратегом-самодержцем», что факти¬ чески означало установление тиранической власти. Но помнивший об обычной ненависти граждан к тиранам, Агафокл устранил в своем облике и поведении все, что могло напомнить о Дионисиях: бьющую в глаза роскошь, откровенное пренебрежение к правам граждан. Он продолжал ставить на обсуждение народного собрания некоторые вопросы государственного управления, добиваясь их утверждения не силой, а авторитетом. Но сколь бы успешной ни была внутренняя политика тирана, власть его не может быть прочной, если ее не подкрепляют внешние успехи. Между тем Сиракузы после смерти Дионисия утратили в За¬ падной Сицилии значительную часть своих владений, попавших в сферу влияния Карфагена. Боясь разбить пока еще хрупкий сосуд сво¬ ей власти в схватке с могущественным противником, Агафокл, зак¬ лючив тактическое перемирие с карфагенским полководцем, начал войну с менее сильными греческими полисами Сицилии — Акраган- том, Мессаной и Гелой (316— 313 гг.). Добившись успеха, он нарушил перемирие с Карфагеном, напав на его сицилийские владения. Одна¬ ко войско Агафокла было разбито. Ливийский поход. Понимая, что его ждут затяжная война и, следовательно, возрастающее недовольство граждан, тиран пошел на риск: посадил четырнадцать тысяч наемников на корабли и, не рас¬ крывая им маршрута экспедиции, направился в Ливию. Во время пла¬ вания произощло солнечное затмение (310 г.), вызвавшее настоящую панику. Однако, будучи прекрасным оратором, Агафокл убедил вои¬ нов, что еще в Сиракузах он выяснил, что затмение небесного светила означает затмение славы и могущества тех, в чьи земли они плывут, иными словами, закат Карфагена. 382
И словно в воду смотрел Агафокл — внезапное нападение позво¬ лило его войску с ходу овладеть крупными карфагенскими городами Утикой и Гадруметом и начать победоносное продвижение к Карфа¬ гену. Наскоро собранное карфагенское ополчение было разбито. Правда, взять прекрасно укрепленный город Агафоклу не удалось, но, оставив осажденных с суши и с моря погибать от голода, он обрушил¬ ся на незащищенные города побережья: было разграблено и уничто¬ жено до двухсот городов и поселений, Агафоклу и его воинству доста¬ лась несметная добыча. Успех Агафокла был замечен во всем эллинистическом мире. Даже правитель отделившейся от Египта Киренаики заключил с Си¬ ракузами союз, надеясь с помощью Агафокла захватить побережье Ливии. От союза Агафокл не отказался, однако, пригласив к себе нового союзника, предпочел его убить. К нему перешли наемники убитого, но воспользоваться новыми силами Агафокл не успел: при¬ шла весть об отделении от Сиракуз эллинских городов и успехах вы¬ садившегося в Сицилии и приблизившегося к столице карфагенско¬ го войска. Так что пришлось заключить с Карфагеном невыгодный для Сиракуз мир. «Царь сицилийцев». Возвратившись в Сицилию, Агафокл ско¬ рее мягкостью, чем силой, вернул восставших эллинов под власть Си¬ ракуз, оттеснил карфагенян и добился от них признания своих завое¬ ваний, оставив им Западную Сицилию. Положение его настолько ук¬ репилось, что он провозгласил себя «царем сицилийцев» и вступил в переговоры с Птолемеем, которому оказал в Ливии услугу, убив пра¬ вителя Киренаики. Птолемей отдал уже далеко не молодому Агафок¬ лу в жены одну из своих падчериц. Свою же дочь Агафокл выдал за¬ муж за Пирра, преуспевающего царя Эпира. «Международное признание» не изменило линии поведения Ага¬ фокла в Сиракузах: он не надел диадемы и не сменил своих одежд на царские. Возможно, именно поэтому, не опасаясь подпасть под власть Сиракуз, его пригласили в Италию полисы с демократической фор¬ мой правления. Переправившись через пролив, Агафокл обрушился на Кротон, испокон веков бывший оплотом аристократии. В 299 г. сложил оружие осажденный Кротон, вслед за ним — и его союзник Регий, контролировавший Мессинский пролив. На очереди была война с врагами Тарента мессапами и луканами, которых местные греки называли «италийскими спартанцами» (лу- канская молодежь воспитывалась в лесах, приучаясь к лишениям; пи¬ щей юношей была добыча от охоты и ключевая вода). Готовясь к вой¬ не, Агафокл созвал представителей италийских племен, склонных идти на соглашение с ним, но, не успев начать переговоры, вынужден 383
был из-за внезапной болезни вернуться в Сиракузы. Болезнь была вызвана медленно действующим ядом, подмешанным в пищу люби¬ мым рабом царя, которого соблазнило предложенное царским вну¬ ком золото. Западный поход Пирра. За успехами Агафокла внимательно и ревниво следил его зять Пирр. Царю Эпира было мало переданного Агафокл ом в качестве приданого острова Керкиры, и он подумывал, как стать его полным наследником. После того как Пирр потерял власть над захваченной им Македонией, он направил всю свою энер¬ гию на создание войска, которое было бы совершенным по своей организации, и даже занялся разработкой новой военной доктрины, учитывающей все изменения в тактике и вооружении, происшедшие после смерти Александра. Он мечтал о создании великой западной державы, которая могла бы соперничать с Антигонидами, Селевкида- ми, Птолемеями. Смерть Агафокла способствовала созданию всех не¬ обходимых условий для давно планировавшегося Пирром похода. Оставшись без опеки Сиракуз, греческие полисы юга Италии оказались лицом к лицу со своими давними недругами — местными племенами. Бывшая афинская колония Фурии, теснимая луканами, заключила союз с Римом и после нового нападения луканов в 282 г. призвала к себе римского консула с войском. Повторился неаполи¬ танский сценарий: римляне, разбив луканов, почувствовали себя хо¬ зяевами положения в облагодетельствованном городе. Им в под¬ крепление было послано десять римских военных кораблей. Под акрополем Тарента, занимавшего полуостров между «боль¬ шим» и «малым» морями, находился главный из городских театров. Оттуда, как на ладони, была видна гавань. Во время представления какой-то пьесы в поле зрения собравшихся попали корабли прибли¬ жавшейся к берегу флотилии. Чей-то возглас «Пираты!» заставил зри¬ телей броситься к гавани, и пять успевших причалить римских кораб¬ лей были разнесены в щепки. Остальные повернули назад. Через некоторое время в Тарент прибыло римское посольство с жалобой городским властям. Завсегдатаи тарентийской гавани не только не проявили никакого почтения к важно вышагивавшим рим¬ ским сенаторам, но сорвали с них тоги и совершили нечто такое, что римский историк назвал «бесстыдным бесчестием». Война Тарента с Римом стала неизбежной, и тарентинцы обрати¬ лись за помощью к Пирру (280 г.). Прошло немного времени, и с ко¬ раблей Пирра были высажены в гавани Тарента 20 ООО гоплитов, фес¬ салийская конница, критские стрелки и боевые слоны. Пирр немед¬ ленно занялся обучением тарентинской молодежи военному делу и переговорами с вождями соседних племен. Переговоры увенчались 384
успехом. Чужестранец показался самнитам и луканам достойным со¬ юзником для сокрушения ненавистного Рима. Римляне тоже не бездействовали: они расположили свои гарнизо¬ ны во многих городах Южной Италии. Пирр, так и не дождавшись от самнитов и луканов военной помощи, со своим войском и еще не обученными тарентинцами покинул Тарент. Битва состоялась непо¬ далеку, у Гераклеи, в том же году. Рассказывают, что при виде римлян, выстроившихся за рекой Сирисом, Пирр произнес: «Варвары, а поря¬ док в войске не варварский. Посмотрим, каковы они в деле». С этими словами он дал знак начать переправу через реку. В битве проявились необычайное упорство римлян, но одновременно и их неподготов¬ ленность к сражению с таким противником, как Пирр. Ужас внушали коням и людям слоны. Римляне видели слонов впервые и, не зная, что это за животные, называли их «луканскими быками». На поле боя осталась большая часть римской армии, пал и их лагерь. Будто бы Пирр оценил своих противников так: «О, если бы у меня были римские воины или я бы был римским царем, как бы легко я завоевал мир». Считают, что эти слова услышал и записал спутник Пирра, фес¬ салиец Кинеас, ученик Демосфена и философ-эпикуреец, о кото¬ ром говорили, что он языком присоединил к владениям Пирра боль¬ ше городов, чем тот мечом. Ранее Пирр отправил Кинеаса в Тарент, и тот договорился об условиях помощи Пирра тарентинцам. После битвы у Гераклеи Пирр послал Кинеаса в Рим, чтобы тот добился мира и союза, которые были необходимы царю для дальнейших за¬ воеваний. Искусная речь, произнесенная им в курии, произвела впечатле¬ ние на сенаторов. Они не без удивления узнали, что Пирр возвращает пленных без выкупа и не только не требует от побежденных дани, но согласен на союз и обещает долю из того, что завоюет в Сицилии. Однако в разгар речи был внесен на носилках бывший цензор, пре¬ старелый и слепой Аппий Клавдий. Выслушав ораторов, высказывав¬ шихся за мир и союз с Пирром, он взял слово. «До сих пор, — будто бы произнес старец, — я роптал на судьбу, лишившую меня зрения, — теперь же сожалею, что еще и не глух, ибо услышал здесь постыдные предложения, противные обычаям предков и выгодные нашему не¬ другу». Отвергнуть предложенные Пирром условия мира, скорее все¬ го, побудила не эта речь, а появление в Остии ста двадцати карфаген¬ ских кораблей. Карфагенский полководец предложил римлянам во¬ зобновление военного союза и непосредственную помощь в войне с Пирром. Союз Рима и Карфагена был возобновлен в четвертый раз, но от помощи сенат отказался, видимо разгадав карфагенскую хит¬ рость. Вскоре посетил карфагенский командующий и Пирра, предло- Немировский А.И. 385
жив свое посредничество для заключения мира с Римом. Истинной причиной посылки карфагенского флота в Италию было стремление задержать там Пирра как можно дольше. Между тем военные действия возобновились. Битва произошла весной 279 г. у города Аускула на пересеченной местности, не позво¬ лившей Пирру использовать преимущества его фаланги — тяжелой конницы и боевых слонов. Тем не менее он одержал победу. Но его войско понесло тяжелейшие потери. Рассказывали, что, обходя поле битвы после того, как его покинули римляне, царь будто бы восклик¬ нул: «Еще одна такая победа, и я останусь без войска!» Пирр в Сицилии. Сразу же после смерти Агафокла карфагеняне переправили в Сицилию значительные силы и отвоевали утраченные ранее города. В этой ситуации сиракузяне, страдавшие к тому же от внутренних распрей, отправили к Пирру послов, предложив ему трон Агафокла. Пирр прибыл в Сиракузы, где принял титул царя Сицилии и Эпира. В дальнейшем он рассчитывал передать власть над Сицили¬ ей сыну от брака с дочерью Агафокла, оставив другому сыну италийс¬ кую часть своих владений. Действия Пирра против карфагенян начались успешно, и удер¬ жаться карфагенянам удалось лишь в Лилибее. Однако во время оса¬ ды Лилибея к царю прибыли послы от его италийских союзников с вестью, что они больше не в состоянии сопротивляться римлянам. Теперь Пирру угрожала опасность с двух сторон. Не мог он рассчиты¬ вать и на верность сиракузян. Их первоначальное воодушевление рас¬ сеялось при известии о расходах, которые потребуются для переброс¬ ки войска в Ливию. Пирр долго колебался, не зная, какое решение принять. Римский триумф. Весной 275 г. Пирр вернулся в Италию. За это время, воспользовавшись его долгим отсутствием, римляне овла¬ дели Кротоном, захватили некоторые другие города и подчинили со¬ юзные Пирру племена луканов и самнитов. Появление Пирра заста¬ вило римлян отступить. Пополнив армию находившимися в Таренте резервными силами, Пирр двинулся на север. В Самниуме в том же году произошла битва при Беневенте. И на этот раз ему удалось избе¬ жать разгрома, но, не получая свежих подкреплений и средств, он счел продолжение войны бессмысленным и удалился в Грецию, оста¬ вив в Таренте гарнизон и пообещав вскоре вернуться. Три года спустя Пирр погиб в Аргосе в уличной схватке с македонцами. «Не было в Риме триумфа более прекрасного и великолепного, чем над Пирром, — пишет римский историк. — До сего времени не видели ничего, кроме овец вольсков, стад сабинян, повозок галлов, 386
сломанного оружия самнитов. А теперь, если взглянуть на пленных — молосс и фессалиец, македонец и брутиец, апул и луканец, а если окинуть взором триумфальное шествие — золото, пурпур, знамена, картины, тарентинская роскошь! Но римский народ ни на что не смотрел с таким удовольствием, как на тех, перед кем ранее испыты¬ вал ужас, — на чудовищ с башнями: чувствуя себя пленниками, они с опущенными головами брели за победителями-конями». Пока по улицам водили слонов, легионеры продолжали осаду Та- рента, защищаемого как горожанами, так и оставленным Пирром гар¬ низоном. Осажденные ждали возвращения царя, обещавшего вер¬ нуться со свежими силами, но, получив известие о его гибели, сда¬ лись на милость победителя. Впервые в руки римлян попал огромный город, считавшийся столицей Великой Греции, славившийся не толь¬ ко величиной и неприступными стенами, но и самой лучшей на всем Средиземноморье естественной гаванью, откуда открывался путь в Сицилию, в Ливию, к берегам Адриатики. Эхом падения Тарента стал захват римлянами Регия, запиравшего вход в Мессинский залив, и Брундизия, основателем которого счи¬ тался Диомед. Брундизий был взят консулом Марком Атилием Регу- лом, будущим героем войны с Карфагеном (267 г.). Город стал базой римского флота на Адриатическом море и колонией римских граж¬ дан. Отсюда открывался кратчайший путь в Грецию. Последний из эпизодов окончательного завоевания римлянами Италии — разрушение Вольсиний, центра этрусского двенадцатигра- дья, самого богатого из этрусских полисов (265 г.). Против вольси- нийцев восстали рабы. Захватив город, они перебили большую часть господ и женились на их женах. Избежавшие гибели обратились за помощью к Риму, и на осаду Вольсиний было брошено консульское войско. О накале битвы говорит гибель консула. Победители распяли пленных на крестах, а Вольсиний разрушили. Исторический пара¬ докс: Рим, выйдя из этрусской колыбели, стал для Этрурии могиль¬ щиком. Принудительная федерация. Так через 200 лет после завоева¬ ния Лациума римляне подчинили себе Италию — от реки Рубикон на севере до Мессинского пролива на юге. Однако слияния полисов и племен в одно государство не произошло, да и сам Рим оставался по¬ лисом. Различные полисы и племена вынуждены были заключить с Римом договор, подобный тому, какой был подписан в Коринфе меж¬ ду Филиппом II и греческими полисами — с той лишь разницей, что каждый из союзников Рима заключал договор отдельно и на различ¬ ных условиях. Некоторым полисам было даровано право римского гражданства и сохранение автономии во внутренних делах. При этом 387
одним даже разрешалось участвовать в голосовании, другим — иметь римское гражданство, но без права голоса. Имелась категория горо¬ дов, обладавших не римским, а латинским гражданством. Большин¬ ство же городов и племен было причислено к разряду союзников. Со¬ юзники лишались права вести самостоятельную внешнюю политику и иметь войско, но должны были нести службу во вспомогательных отрядах при римских легионах. Кроме того, они обязаны были отдать римлянам треть своих земель. Особую группу составляли колонии римских граждан и латинов, основанные на территориях, отнятых римлянами у завоеванных и подчиненных полисов и племен. Это были военно-земледельческие поселения наподобие греческих клерухий. К высшему рангу относились колонии полноправных римских граждан, имевшие административное устройство, аналогичное римс¬ кому. Их задачей было укрепление римского господства над завоеван¬ ными территориями. Патриции и плебеи приходят к согласию. В ходе завоевания Римом Италии и обусловленных этим экономических и обществен¬ ных изменений постепенно ослаблялись противоречия между патри¬ циями и плебеями. Еще за полстолетия до войны с Вейями был разре-. шен брак между обоими сословиями. После победы над Вейями пле¬ беев щедро наделяют земельными участками. Во время Самнитских войн основывается много колоний, и плебеи получают возможность поселиться за пределами города в качестве колонистов. Однако поли¬ тическая власть сохранялась в руках патрициев, и плебеи остро ощу¬ щали неравенство на бытовом уровне. Рассказывали, что у сенатора Фабия были две дочери — дома их; называли Прима («Первая») и Секунда («Вторая»)*. Приму он выдал за патриция, Секунду — за богатого плебея Лициния Столона. Род¬ ственники встречались домами, и однажды младшая дочь стала сви-, детельницей, как по приказу мужа Примы ликторы секут розгами зна¬ комого ей плебея-должника. Она обратилась к сестре за защитой, а тд ее высокомерно высмеяла. После этого возненавидела Секунда При¬ му. Лициний Столон болезненно воспринял обиду, нанесенную суп¬ руге, и дал ей клятву, что добьется справедливости. В 367 г. народный трибун Лициний Столон вместе со своим кол¬ легой Секстием Латераном предложил законы, облегчавшие положе¬ ние должников, а также ограничивавшие размеры владений на об¬ * Употребление порядковых числительных для дочерей в отцовском доме было связано с тем, что у римлянок не было личного имени и все дочери, сколько бы их ни было, носили имя родовое (Фабия, Юлия и проч.). 388
щественном поле пятьюстами югерами. Но главное — трибуны доби¬ лись того, что плебеи не только были допущены к консульской долж¬ ности, но был принят закон, по которому один из консулов обяза¬ тельно должен был быть плебеем. Так Лициний Столон выполнил свою клятву и стал первым консулом из числа плебеев. Отныне Се¬ кунда могла ходить с высоко поднятой головой и не стыдиться того, что ее муж плебей. После 367 г. в списках консулов появляются и дру¬ гие плебейские имена. Плебс воспрянул духом. Наиболее важным по своим историческим последствиям был за¬ кон Петелия, проведенный в 326 или 313 г. Этот закон запрещал ка¬ бальное рабство. Обращенные в рабство за долги освобождались. «За долги должно было отвечать имущество должника, а не тело его». Это означало, что каждый должник, клятвенно заявивший о своей несос¬ тоятельности, сохранял личную свободу. Закон этот, естественно, рас¬ пространялся лишь на римских граждан. После его принятия упоми¬ наемыми в источниках «кабальными людьми» могли быть лишь рим¬ ские «союзники» и иноземцы, не обладавшие римскими граждански¬ ми правами. Проведение закона Петелия, близкого по своему содержанию и значению к законам Солона, свидетельствует о важных социальных изменениях в римском обществе. В период завоевания Римом Ита¬ лии решающее значение приобретает эксплуатация рабского труда. Аппий Клавдий. В это время жил и действовал великий поли¬ тик, человек высокой культуры, оратор и юрист Аппий Клавдий. На¬ писанные им стихотворные «сентенции» и более двух столетий спу¬ стя вызывали восхищение Цицерона. Будучи в 312 г. цензором, он осуществил ряд важных реформ, способствовавших дальнейшему уравнению в правах патрициев и плебеев и укреплению патрициан¬ ско-плебейского государства. Предложенный им закон допускал в сенат сыновей вольноотпущенников и разрешал запись граждан в любую трибу, городскую или сельскую, что подрывало влияние круп¬ ных землевладельцев-патрициев. Немалое значение имела и переда¬ ча под государственный контроль древнейшего в Риме культа Герку¬ леса, до этого находившегося в ведении одного из патрицианских родов (исходящее от жречества предание сообщает, что весь этот род, уступивший, хотя и поневоле, свои обязанности, вскоре вымер, по¬ платившись за подобное кощунство, а инициатор его цензор Клав¬ дий был наказан слепотой). Имя цензора сохранили первый в Риме водопровод, построенный по его инициативе, и первая в Италии мощеная дорога, соединявшая Рим с Капуей в Кампании. Впоследствии доведенная до порта Брун- 389
дизия на Адриатическом море, она стала образцом для других дорог, пересекавших Италию во всех направлениях. В том же русле ограничения преимуществ патрициата действо¬ вал один из последователей Аппия Клавдия, сын вольноотпущенни¬ ка Гней Флавий. Избранный в 304 г. эдилом, он опубликовал для всеобщего сведения и пользования календарь, ранее находившийся в исключительном ведении коллегии понтификов, состоявшей в то время из одних патрициев. Составил он и запись правовых норм (Флавианское право). Полагая, что своими нововведениями он уничтожил корни многовекового разлада в римском обществе, Фла¬ вий воздвиг на форуме небольшое святилище богине Согласия (Кон¬ кордии). Вскоре после этого плебеи стали допускаться в число пон¬ тификов и авгуров. Патриции и верхушка плебеев постепенно сливаются в привиле¬ гированное сословие — нобилитет. Вторым сословием становится всадничество, все остальное гражданское население составляет плебс. Процесс этот по времени совпадает с завоеванием Римом Италии. ПЯ Источники. Драматическая эпоха войн и глобальные перемены на по- 1^ литической карте Восточного Средиземноморья вызвали к жизни необъятную литературу, создававшуюся главным образом непосредственны¬ ми участниками событий и придворными историками, которым те, кто сам не мог или не хотел взяться за каламос, поручали оправдание и восхваление своих деяний. Почти не сохранившиеся или дошедшие в незначительных фрагментах, произведения наиболее значительных из этих авторов были ши¬ роко использованы в трудах Полибия, Диодора Сицилийского, Помпея Тро¬ га, Плутарха. Подробное изложение истории борьбы диадохов и эпигонов до нас дош¬ ло в «Исторической библиотеке» Диодора (до 302 г, полностью, далее — фраг¬ ментарно). Там, где повествование Диодора не сохранилось, разобраться в сложном клубке событий, связанных с борьбой за власть, помогает обстоя¬ тельный конспект, составленный автором III в. Юстином по «Истории Фи¬ липпа» Помпея Трога, создавшего в начале Римской империи обширный труд, в центре которого была история Македонии начиная с правления Фи¬ липпа. Кроме того, военные кампании Деметрия Полиоркета раскрываются в его биографии у Плутарха. Сопоставление сохранившихся произведений позволяет составить достаточно ясное представление о борьбе за раздел им¬ перии Александра. Распределение дошедших до нас литературных источников, освещаю¬ щих историю отдельных эллинистических государств, крайне неравномерно. Лучше всего ими обеспечена история эллинистической Греции и Македо¬ нии, Селевкидов. Для греческой истории это прежде всего многочисленные экскурсы во «Всеобщей истории» Полибия. Особенно ценны сведения, каса¬ ющиеся Ахейского союза, — как потому, что к его истории Полибий испыты¬ вал особенный интерес, поскольку в этот союз входил его родной Мегало- 390
поль, так и потому, что он широко использовал мемуары Арата. История Ма¬ кедонии подробно излагалась Аппианом в Македонской книге его «Всеоб¬ щей истории», но от нее остались лишь разрозненные фрагменты. Более систематичная картина истории эллинистической Греции и ее от¬ дельных столкновений с Македонией, подчас в мельчайших деталях, встает из относящихся к этому периоду жизнеописаний Плутарха: последняя по¬ пытка Греции освободиться от македонского владычества неразрывно связа¬ на с именем Демосфена; история эллинистической Спарты встает из биогра¬ фий Агиса и Клеомена, при оценке деятельности которых Плутарх пользо¬ вался трудами одного из их горячих приверженцев; время могущества Ахейс¬ кого союза рассматривается сквозь призму биографии Арата, в какой-то мере восполняя утрату мемуаров этого политика, положенных Плутархом в осно¬ ву изложения. По ранней истории птолемеевского Египта и державы Селевкидов лите¬ ратурных свидетельств немного: это отдельные экскурсы во «Всеобщей исто¬ рии» Полибия; канва политической истории, очерченная в конспекте Юстина; экскурсы, включенные Аппианом в посвященную войне Рима и Антиоха III «Сирийскую книгу» его «Римской истории». Еще меньше литературных источников по истории Пергамского царства и Родоса — они отрывочны и не дают целостного впечатления об этих госу¬ дарствах. И если бы не эпиграфика, восстановить начальный период ни Пер¬ гамского царства, ни Родоса было бы просто невозможно. При явной скудо¬ сти (за исключением истории балканских территорий) нарративных источ¬ ников, к тому же ограничивающихся одной лишь политической историей, особое значение приобретает постоянно пополняющийся эпиграфический материал, который для периода эллинизма гораздо богаче, чем для более ран¬ него времени. Договора между отдельными царствами и городами, тексты, фиксирую¬ щие включение тех или иных городов в состав то одной, то другой из эллини¬ стических держав и установленный для них эллинистическими владыками статус, декреты в честь отдельных политических деятелей позволяют не толь¬ ко дополнить, но порой существенно уточнить сведения античных авторов. Особенно важна роль эпиграфики для понимания социально-экономичес¬ ких отношений, где надписи являются единственным источником, впервые давшим возможность воссоздать реальную картину кардинально изменив¬ шейся жизни. Надписи в честь лиц, оказавших городу ту или иную услугу, именуемых обычно «благодетелями», и тексты, свидетельствующие о крупных долгах го¬ родов, повествуют о встававших перед городами проблемах. Документы, свя¬ занные с владельцами меняльных контор (трапез) трапезитами, показывают размах осуществлявшихся ими финансовых операций (займы, вклады, пере¬ воды денег в другие города). Значительное количество текстов отражает из¬ менения, происшедшие в земельных отношениях. Тысячи хранившихся в храмах манумиссий (документов, удостоверявших отпуск раба на свободу) фиксируют существенные перемены, происшедшие в сфере рабовладения. Отдельные надписи касаются платы за аренду земли, оплаты труда, цен на дома, продукты, ремесленные изделия. По надписям можно судить о со¬ 391
циальной напряженности и вспыхивавших время от времени локальных вос- станиях, не настолько значительных, чтобы попасть в труды древних исторг ков. С последней трети XIX в. для истории эллинистического Египта к эпиг¬ рафике добавляется папирология. Словно компенсируя утрату исторических трудов, Египет дает огромный папирологический материал, позволяющий осветить экономику и социальные отношения так, как ни в одном другом регионе эллинистического мира. Повышается для эллинистического времени значимость также и нумиз¬ матического материала, запечатлевшего как перипетии борьбы за власть, так и изменения в идеологии общества, отразившиеся в появлении на монетах эллинистических владык сначала портрета Александра, а затем и их собствен¬ ных изображений. Ни по истории Восточного Средиземноморья, ни по истории запад¬ ного мира в годы, ознаменованные возникновением в восточной полови¬ не Средиземноморья эллинистических государств не сохранилось трудов современников. И здесь нашими основными источниками являются на¬ писанные более чем тысячелетие спустя «Римская история» Тита Ливия и «Римские древности» Дионисия Галикарнасского. И насыщенное ритори¬ кой произведение Ливия, и антикварный труд Дионисия Галикарнасского воссоздают в области внешней политики заключительный этап завоева¬ ния Римом Италии и образование на ее территории принудительной фе¬ дерации, в сфере внутренней жизни — завершение борьбы патрициев и плебеев. Кроме того, во фрагментах Самнитской и Италийской книг «Римской истории» Аппиана сохранился ряд эпизодов, связанных с сам¬ нитскими войнами и войной с Пирром. Последняя подробно описана Ди¬ одором и Плутархом и конспективно — Юстином. От Дройзена до Ростовцева. До середины XIX столетия III—II вв. применительно к восточной половине Средиземноморья рассматривались историками как возня пигмеев, копошившихся на развалинах державы, со¬ зданной гигантом Александром. Ее старались пройти скороговоркой, чтобы перейти к истории Рима и его завоеваниям на Западе и Востоке. В этом отношении характерно мнение великого немецкого историка на¬ чала XIX века Бартольда Георга Нибура, называвшего в своих лекциях маке¬ донцев разбойниками и признававшегося, что у него нет охоты заниматься их историей. Поворотным оказался вышедший в 1833—1843 гг. трехтомный труд немецкого историка Иоганна Дройзена «История эллинизма», в кото¬ ром впервые была предпринята попытка рассмотреть эти столетия как важ¬ ный исторический этап. Для Дройзена, как сторонника Гегеля, главным было слияние Востока и Запада, благодаря которому «греческий дух за пределами своей родины пре¬ образовался во всеобщую миродержавную силу» и таким образом подготовил появление христианства. Другая, не менее важная линия исследования Дрой¬ зена — сосредоточение власти, разделенной между отдельными ее носителя¬ ми, в одном лице и «раздельные совершенные монархии»; в этом на Дройзе¬ на, как полагают, оказали влияние современная ему политическая проблема¬ 392
тика и практика объединения раздробленных немецких государств под влас¬ тью Пруссии. В поле зрения Дройзена — прежде всего политическая и культурная ис¬ тория, что связано не только с его политическими взглядами, но и с состо¬ янием базы источников. На основании произведений греческих историков о войнах между диадохами и эпигонами, столкновениях эллинистических государств с Римом невозможно было осветить социально-экономический аспект истории эллинистических государств. Впрочем, в древности име¬ лась попытка написать экономическую историю одного из эллинистичес¬ ких царств — Египта. Ее предпринял историк II в. н. э. Аппиан, однако эта часть его труда до нас не дошла. Впрочем, ныне в ней нет нужды — раскоп¬ ки целых холмов выброшенных в древности папирусных архивов позволи¬ ли уже в начале XX в. детально обрисовать картину хозяйственной жизни Египта: системы организации земледелия и ремесленного производства, а также налогового обложения, не говоря уже о сведениях, касающихся жиз¬ ни простых людей. Применительно к государству Селевкидов, эллинисти¬ ческой Македонии и Пергаму нет таких великолепных источников, но еги¬ петская социально-экономическая модель позволяет понять сходные про¬ цессы, и кроме того, в распоряжении науки имеются многочисленные над¬ писи на твердом материале, да и раскопаны эллинистические города, центры экономической деятельности. На основании всего этого материала был написан трехтомный труд великого русского ученого Михаила Ивано¬ вича Ростовцева (1870—1952), который считается едва ли не самым круп¬ ным историком XX века. Еще до революции М.И. Ростовцев обессмертил свое имя классическими трудами по истории Скифии и Боспора, а также аграрных отношений в Риме. В 1917—1918 гг. он оказался свидетелем рево¬ люции в России с ее экспроприациями и военным коммунизмом. В вышед¬ шей до его эмиграции книге «Рождение Римской империи» им рассмотрено падение Римской республики в аспекте российской империи. Уже в этой работе Ростовцев связал экономические условия с социальными и рассмот¬ рел проблему социальной революции под углом зрения интересов различ¬ ных общественных групп. С этих же позиций написана «Социальная и эко¬ номическая история эллинизма» (1936), в которой на огромном материале развита идея о двух типах государства: одном — с преобладанием частной, а другом — с регулируемой государством экономикой, в которой роль госу¬ дарства, берущего на себя хозяйственные и распределительные функции, приводит к полному падению роли личности во всех сферах ее деятельнос¬ ти. Прекрасно знакомый с раскопками эллинистического города Дура-Ев- ропос, Ростовцев блестяще охарактеризовал роль эллинистических городов и той их прослойки, которую называл буржуазией. Работа Ростовцева не была последним крупным исследованием XX века об эллинизме. Некото¬ рые советские историки, критикуя культурно-исторический подход к элли¬ низму, стали рассматривать его как этап истории рабовладельческой фор¬ мации, и это не внесло в понимание эллинизма ничего, кроме путаницы. На посвященной проблемам эллинизма дискуссии 1953 года возобладала точка зрения К. К. Зельина, охарактеризовавшего эллинизм как взаимо¬ 393
проникновение и столкновение греческих и местных (прежде всего восточ¬ ных) начал во всех сферах социально-экономической, политической и культурной жизни. Но и это определение встретило у нас критику. Поэтому вернемся к М. И. Ростовцеву, тем более что нас не может не привлечь сде¬ ланный им на огромном материале вывод, что демократия и регулируемая государством экономика несовместимы. Глава 21 ПОЛИСЫ И МАЛЫЕ ЦАРСТВА ПРИЧЕРНОМОРЬЯ В ЭЛЛИНИСТИЧЕСКУЮ ЭПОХУ Державы, поделившие между собой в III в. до н. э. Восточное Средиземноморье, так или иначе включили в систему своей вла¬ сти греческие полисы Малой Азии, Балканского и Апеннинского полуостровов и островов Эгеиды. За пределами влияния этих держав остались независимые полисы северной части круга зе¬ мель, занимавшие побережье нынешнего Черного моря. Поли¬ сы эти оказались наедине с варварской периферией, с кризи¬ сом экономики, с внутренними противоречиями и другими про¬ блемами, которые они должны были так или иначе решать. В ана¬ логичном положении были и находившиеся на берегах моря царства, к которым в эпоху эллинизма присоединились новые малые царства, возникшие в результате начавшегося распада эллинистических держав. Одно из них, Понтийское, станет объе¬ динителем всех прибрежных территорий Понта и в I в. до н. э. наряду с Парфией будет главным противником Рима. Миграция племен. В самом начале эпохи эллинизма в варварс¬ ком окружении полисов Причерноморья произошли коренные пере¬ мены. Великая скифская держава, к которой греки постепенно при¬ норовились, рухнула под натиском с востока и с севера. Жившие за Танаисом (вплоть до Урала) сарматы, известные Геродоту и другим ранним греческим авторам как савроматы, с IV в. начинают теснить скифов, которые частично откочевывают к устью Дуная, где образует¬ ся Малая Скифия (о ней нам известно по монетам западнопонтийс- ких полисов и по надписям). Остальные скифы передвигаются в Крым, где на реке Салгир возникает столица нового скифского цар¬ ства с греческим названием Неаполь. В 279—278 гг. на Балканы обрушивается шквал кельтского наше¬ ствия. Часть кельтов прорывается в Малую Азию и, произведя там страшные опустошения, укрепляется в центральной части полуостро¬ 394
ва, создав там племенное государство Галатию. Эллинистическим пра¬ вителям Малой Азии величайшим напряжением сил удается держать галатов в узде и даже пользоваться их услугами в качестве наемников. Македония не смогла противостоять варварскому миру, надвигав¬ шемуся на Балканы с севера: слишком плохо была защищена ее се¬ верная граница, а растущая угроза со стороны Рима заставляла маке¬ донян видеть в варварах скорее союзников, чем противников. В ре¬ зультате во II в. к скифам и кельтам в Придунавье добавляется еще и кельтское племя бастарнов, осевших на территории между устьями Дуная и Днестра. В 179 г. бастарны перешли Дунай и вторглись в по¬ граничные с Македонией земли. Ольвия. В эпицентре этих этнических катаклизмов оказалась процветавшая в V в. Ольвия, единственный полис Северного Причер¬ номорья, на который имела притязания Македония. В 325 г., скорее всего по настоянию Александра, к Ольвии было послано тридцатиты¬ сячное войско наместника Понта Зопериона, который начал осаду города. Спасло его хотя и крайне непопулярное, но единственно вер¬ ное решение властей, о котором сообщает римский автор Макробий: «Борисфениты, осаждаемые Зоперионом, отпустили на волю рабов, дали права гражданства иноземцам, изменили долговые обязатель¬ ства и таким образом смогли выдержать вражескую осаду». Это поис- тине драгоценное, хотя и не во всем ясное свидетельство дополняется сообщениями других авторов о гибели Зопериона вместе с находив¬ шимся на кораблях войском во время разразившейся бури. Поход Зопериона отражен и в ряде других надписей, которые, не¬ смотря на плохую сохранность, могут быть использованы для под¬ тверждения и дополнения свидетельства Макробия. В декрете в честь некоего Калинника, оказавшего Ольвии услугу, которая была оплаче¬ на щедрой наградой в тысячу золотых монет и установкой статуи, упо¬ минается также об обложении граждан чрезвычайным налогом и о чеканке медной монеты с целью восстановления нарушенного нехват¬ кой серебра баланса. Что касается самой награды, то она, скорее все¬ го, возмещала затраты Калинника на осуществленные им работы по укреплению городской фортификации. Декрет в честь лица, имя которого не сохранилось, сообщает еще об одной беде, обрушившейся на Ольвию: захвате пиратами острова «с целью ограбления эллинов» (речь идет о священном острове Ахил¬ ла). Адресату декрета удалось отогнать грабителей, за что ему воздвиг¬ ли статую и обещали похоронить за общественный счет. Бедствия эти оказались прологом к еще большим несчастьям, по¬ стигшим город около середины III в., когда, как свидетельствует архе¬ ология, была полностью уничтожена жизнь на сельской территории 395
Ольвии. Слои разрушений и пожаров дают представление о масшта¬ бах насилия. Сельское население, не успевшее укрыться за городски¬ ми стенами, было уничтожено или уведено в плен. Разъяснение ката¬ строфической ситуации дает знаменитый декрет в честь богатого оль- виополита Протогена, истратившего на общественные нужды 50 та¬ лантов. Мы узнаем из этого декрета о том, что к стенам Ольвии подходило племя саиев во главе с их царем, требуя дани, которую сле¬ довало доставить в царскую резиденцию самим ольвиополитам. В результате прекращения сельскохозяйственных работ и поборов варваров в Ольвии вспыхнул голод, и Протоген, закупив на свои сред¬ ства хлеб, распределил его среди сограждан. Он также отремонтиро¬ вал за свой счет городские стены, башни и общественные здания. Из декретов в честь этих и ряда других лиц становится ясно, что во второй половине III—первой половине II в. Ольвию постоянно тер¬ роризировали нападениями и вымогательствами сарматы, галаты, скиры и другие племена, что ей угрожали восстания рабов, что она вела войны с соседними греческим полисами. Херсонес. В менее катастрофическом, но все же тяжелом поло¬ жении оказался в III—II вв. и Херсонес, к этому времени свергший тиранический режим выходцев из своей метрополии Гераклеи и уста¬ новивший умеренную демократию. Наряду с народным собранием граждан действовал наделенный большими полномочиями совет. Ис¬ полнительная власть принадлежала выборным должностным лицам — архонтам, стратегам, казначеям. Как показывают керамические клейма, херсонеситы в последней четверти IV в. осваивают территорию Гераклейского полуострова. Там появляются укрепленные усадьбы, свидетельствующие, с одной сто¬ роны, об увеличении населения города и, соответственно, его потреб¬ ностей в сельскохозяйственной продукции, а с другой — о появлении внешней угрозы. Такие же усадьбы вырастают в западной, степной части Крыма, в районе современной Евпатории, где еще в IV в. была основана ионийская колония Керкинитида. Территориальное расширение, чем бы оно ни диктовалось, созда¬ вало определенные сложности для нормального функционирования полиса. Владельцы далеко расположенных от Гераклейского мыса уча¬ стков отказывались от поставок в город товарного зерна, что наноси¬ ло чувствительный удар по процветавшей херсонесской торговле и тормозило поддержание и строительство оборонительных сооруже¬ ний. В этих условиях было принято решение привести всех граждан к присяге на верность демократическим порядкам и обязать их свозить в Херсонес хлеб, выращенный на всей сельской территории. Начало присяги гласило: «Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и 396
богинями олимпийскими и героями, которые владеют городом, зем¬ лей и укреплениями херсонеситов: я буду единомыслен в спасении и свободе города и граждан и не предам ни Херсонеса, ни Керкинити- ды, ни Прекрасной Гавани, ни прочей земли, которой херсонеситы владеют или владели, — ничего никому: ни эллину, ни варвару, но буду оберегать для народа херсонеситов». Между тем возрастала угроза со стороны обосновавшихся в сте¬ пях Таврики скифов. К середине II в. им удалось овладеть северной частью территории Херсонеса с городами Керкинитидой и Прекрас¬ ной Гаванью. Следы этого нашествия — сгоревшие укрепленные сель¬ ские усадьбы и амбары с зерном. Херсонес обратился за помощью к сарматам, враждовавшим со скифами, а также к царю Понта Фарнаку I. С последним в 179 г. был подписан договор. Но внутриполитическая борьба в столице Понта Синопе сделала невозможным его вмешательство. Скифы подошли вплотную к стенам Херсонеса. В их руках оказались и каменоломни, откуда поступал необходимый для укрепления оборонительной сис¬ темы камень. Смертельная угроза вынудила херсонеситов использовать в каче¬ стве строительного материала надгробия с могил предков. Оскверне¬ ние гробниц считалось одним из самых страшных кощунств, и к ис¬ пользованию надгробий прибегали лишь в случае крайней опасности (так, один из афинских некрополей был опустошен по настоянию Фе- мистокла при сооружении «Длинных стен», защищавших Афины и Пирей). Херсонесским Фемистоклом стал Агасикл. В его честь была высечена надпись, отмечавшая, среди прочих заслуг при защите горо¬ да, также и использование надгробий для укрепления стен. Мертвые своими гробницами защитили живых. Византий. Ключевое положение в причерноморском регионе по- прежнему занимал Византий. В эллинистическую эпоху город пере¬ живал сравнительно благополучные времена. Ему удалось, несмотря на притязания крупных держав, сохранить независимость и оставать¬ ся свободным полисом вплоть до завоевания Востока римлянами. Об¬ щие интересы Византия и полисов, расположенных на противопо¬ ложном берегу пролива и на ближайшем понтийском побережье, при¬ вели к образованию союза городов, в котором Византий занимал ве¬ дущее положение. Страшным бедствием стало вторжение в Малую Азию воинствен¬ ных галатов, но потребованная ими огромная сумма выкупа (780 та¬ лантов) не стала для Византия слишком обременительной, ибо визан¬ тийцы в это же время одержали решающую победу над полисом Кал- латией, претендовавшим на владение западнопонтийскими водами. 397
Об экономическом расцвете свободного Византия свидетельству¬ ет чеканка им серебряной и золотой монеты, в большом количестве обнаруживаемой археологами по всему побережью Черного моря, особенно на Кавказе и в Крыму. Полибий, характеризуя Византий, пишет: «Понт обладает множеством предметов, необходимых для че¬ ловека, и все это находится в руках византийцев. Так, прилегающие к Понту страны доставляют нам из предметов необходимости скот и огромное множество рабов, бесспорно, превосходнейших, из предме¬ тов роскоши они же доставляют нам соленую рыбу, мед и воск. А от избытка наших стран эти народы получают оливковое масло, вино разных сортов. Хлебом они обмениваются с нами, то доставляя его нам, то получая от нас. Эллины вынуждены были бы или вовсе поте¬ рять торговлю всеми этими товарами, или лишиться выгод от нее, если бы византиийцы пожелали им вредить». Византий поддерживал деловые связи со многими полисами, цар¬ ствами и эллинистическими державами, о чем свидетельствуют и мо¬ неты, и многочисленные надписи, найденные как в самом Византии, так и во многих других местах. Особенно тесные отношения сложи¬ лись у Византия с Боспорским царством, откуда шел хлеб, соленая рыба и рабы. Союз Византия с боспорскими царями, обладавшими сильным флотом, позволил очистить Понт Эвксинский от пиратов, которые все еще продолжали свирепствовать в средиземноморских водах. Умелые дипломаты, византийцы сумели наладить дружествен¬ ные отношения с птолемеевским Египтом, несмотря на то, что в сфе¬ ре торговли хлебом они были экономическими соперниками. С возникшим по соседству с Византией царством Лисимаха отно¬ шения, напротив, были натянутыми. Когда однажды византийские послы явились к нему для переговоров, Лисимах сказал: «Теперь я своим копьем касаюсь неба», на что один из послов заметил другому: «Уйдем, пока он его не проткнул». С Родосом у Византия возник серьезный конфликт, приведший в конце III в. к войне, в которую включились на стороне Византия царь Пергама и один из сатрапов Антиоха. Родосцы заняли своими кораб¬ лями Геллеспонт, закрыв для Византия торговый путь, но, не заинте¬ ресованные в полном уничтожении города на Боспоре, удовлетвори¬ лись тем, что преподали ему урок. Был заключен мирный договор, по которому, как нам известно из приводимого Полибием текста, визан¬ тийцы не только ничего не потеряли, но и обогатились рядом терри¬ ториальных приобретений. Наследием Афин (одно время Византий входил в Афинский морской союз) в эллинистическую эпоху оставалось демократичес¬ кое государственное устройство. Официальные документы начи- 398
ьфлись словами: «Совет и народ постановили....» Олигархическая партия, состоявшая из крупных землевладельцев (Византий распо¬ лагал значительной сельской округой), не имела в государстве се¬ рьезной опоры и могла рассчитывать лишь на поддержку соседних монархий. Византийцы гордились своим городом и его прошлым, что нашло отражение в появлении собственной историографии. История Визан¬ тия в эллинистическую эпоху освещалась в трудах византийца Леона, ученика Аристотеля, Деметрия, автора сочинения о переходе галатов в Азию, Дионисия, автора географического описания Боспора с исто¬ рическими экскурсами. От трудов этих авторов сохранились фрагмен¬ ты в произведениях других историков. Вифиния. Соседями Византия с востока и запада были воин¬ ственные фракийские племена. Среди тех, кого Геродот называл «фра¬ кийцами в Азии», были вифинцы, почитавшие бога Прейета (соглас¬ но греческим мифам, наставника Ареса в военном деле) и назвавшие в его честь девятый месяц своего календаря. В годы схваток между преемниками Александра один из вифинских племенных вождей под¬ чинил себе другие племена и принял царский титул (297 г.). Его на¬ следник Никомед I (280—255), пытаясь расширить отцовские владе¬ ния, встретил серьезное сопротивление и в поисках союзника при¬ гласил в Малую Азию кельтов (галатов), вскоре ввергших полуостров в сумятицу бедствий. Пополнив население своей крепости гречески¬ ми переселенцами, Никомед провозгласил ее столицей и дал свое имя — Никомедия. Преемники его, расширяя границы царства на во¬ сток и на юг, стали соседями Пергамского царства и вступили с ним в конфликт, переросший в военное столкновение. На рубеже III—II вв. Вифиния выступила против Пергама, находясь в союзе не только с галатами, но и с Сирией и Македонией, в результа¬ те чего к царю Прусию I отошла Малая Фригия. Царь Антиох III, про¬ являя щедрость за чужой счет, надеялся приобрести союзника в войне с Римом, но Прусий придерживался нейтралитета. Синопа. Ведущую роль в судьбах Причерноморья с IV в. стала играть Синопа, основанная в 630 г. милетянами (сами синопейцы счи¬ тали своим основателем Автолика, одного из спутников аргонавтов, тем самым претендуя на более глубокую древность своих историчес¬ ких корней). Находясь на перешейке далеко выступающего в море полуостро¬ ва, Синопа обладала двумя превосходными гаванями, и в то же время была защищена горами от нападения с суши. На территории города 399
рос прекрасный корабельный и строевой лес, основа развития судо¬ строения, и имелись богатейшие рудные запасы. Подчиненное мест¬ ное население халибы (от чьего племенного названия произошло гре¬ ческое слово «сталь») обладало опытом в металлургии. Быстрый рост населения Синопы привел к потребности в выведе¬ нии ею колоний, расположившихся по побережью к западу и востоку от метрополии — Котиоры, Керасунта и Трапезунта. Опираясь на под¬ держку своих колоний, Синопа распространила власть также и на дру¬ гие причерноморские греческие города и брала с них дань. Огромные доходы давала Синопе торговля. О ее размахе свиде¬ тельствуют находимые во многих городах Северного и Восточного Причерноморья амфоры, пифосы и архитектурные фрагменты с си¬ нопскими клеймами. В IV в. Синопа освоила прямой путь в Таврику к находящемуся на противоположном берегу моря мысу Бараний лоб (Ай-Тодор в окрестностях Ялты). Понтийское царство. Примыкающее с севера к владениям Си¬ нопы и ее союзников плоскогорье занимало Понтийское царство, воз¬ никшее в ходе борьбы за власть между македонскими стратегами. Сын убитого македонянами сатрапа Киоса Митридат, бежавший в 302 г. на родину своих предков и поддержанный ненавидевшим македонских завоевателей населением, провозгласил себя царем в том же 297 г., когда возникло Вифинское царство. Впоследствии потомки этого Митридата I Ктиста (Основателя) возводили свою родословную по одной линии к Дарию III, противнику Александра Македонского, и по другой линии — к Отану, одному из «семи персов», свергнувших самозванца Гаумату и возведших на престол Дария I. Пользуясь непрекращающимися конфликтами между крупными и малыми царствами, находившееся на отшибе Понтийское царство постепенно укрепило свое положение. Богатство территории Понта корабельным лесом и металлами, плодородными землями, дающими обильные урожаи зерновых и плодовых культур, позволили царям Понта создать крупную армию и потеснить соседнюю Фригию. В кон¬ фликтах, возникавших между греческими полисами и малоазийски- ми царьками, они всегда были на стороне греков и пользовались ре¬ путацией филэллинов. Основа военно-политического могущества Понта была заложена Фарнаком I (185—170), опытным политиком и дипломатом. В 183 г. Фарнак, не встретив серьезного сопротивления, захватывает Синопу и превращает ее в свою столицу. Продолжая традиционную для пон- тийских царей политику, он увеличивает присутствие Понта на морс¬ ком побережье, основывая на земле халибов город своего имени, куда 400
сгоняет население двух греческих городов — Котиоры и Керасунта. Укрепив свои позиции, он при поддержке галатов затевает войну про¬ тив соседних царств — Пергама, Вифинии и Каппадокии с целью со¬ здания единой малоазийской державы. Однако под давлением Рима ему приходится вернуть царям захваченные у них территории, но за собою он сохраняет Синопу. Убедившись в мощи Рима, Фарнак пред¬ лагает ему свои услуги и одновременно укрепляет связи с Сирией, вступив в брак с дочерью Антиоха IV. Политику Фарнака продолжил его сын Митрндат V Эвергет. При нем по завещанию к Понту переходит Пафлагония. Стремясь сохранить дружбу с римлянами, он посылает свой отряд в помощь римскому войс¬ ку, осаждавшему Карфаген, и участвует в подавлении антиримского вос¬ стания претендента на пергамский престол Аристоника (133—129). За эту услугу по решению римского сената к Понту переходит Великая Фригия, расположенная рядом с Пафлагонией. Этот дар стал причи¬ ной конфликта с дружественной Вифинией, также претендовавшей на обладание Великой Фригией. Царь Вифинии Никомед II не уставал отправлять в Рим послов, доказывавших его права на Великую Фри¬ гию. И, как всегда в этих случаях, послы не прибывали с пустыми рука¬ ми. Так что вскоре появилась группа сенаторов, поддерживавших при¬ тязания Никомеда и к тому же уверявшая, что римский консул, добив¬ шийся передачи Великой Фригии Митридату, был им подкуплен. Не менее активной была другая партия сенаторов, утверждавшая, что Мит- ридат получил спорную территорию законно. В конфликт вмешался народный трибун Гай Гракх, констатировавший в преамбуле своего за¬ кона, что подкуплены и защитники Никомеда, и их противники. В раз¬ гаре этой кампании Митридат V был убит. Обстоятельства убийства не¬ известны, но устранение царя было выгодно и Никомеду, и римлянам, которым усиление Понта должно было внушить опасения. При Фарнаке I и Митридате V в царстве окончательно складывает¬ ся система землепользования и управления, присущая всем государ¬ ствам эллинистической эпохи. Земля делилась на царскую и храмовую. Царские земли вместе с их населением подчинялись царским намест¬ никам (стратегам), в обязанности которых входило не только сохране¬ ние установленного порядка, но и контроль за сбором налогов с общин и отдельных лиц, занимающих землю. За полисами были оставлены некоторые права самоуправления. Полисная земля, поделенная на кле¬ ры, не облагалась налогами в пользу царя, но, будучи верховным соб¬ ственником всей земли государства, царь мог отбирать у полисов часть земли или присваивать ее целиком, как это было в случае с землями Котиора и Керасунта. Большим влиянием в царстве пользовались хра¬ мовые центры — Комана, Кабиры, Зела. Они располагали крупными 401
земельными владениями, которые увеличивались за счет царских по¬ жалований. Однако в распоряжение жрецов поступала лишь часть до¬ ходов с храмовых земель, остальным пользовались цари. Колхида. Среди царств Закавказья морскую границу имело лишь царство колхов. Колхида еще с мифических времен будоражила вооб¬ ражение греков своими богатствами. Миф об организованной из фес¬ салийского Иолка общемикенской экспедиции за золотым руном от¬ ражал давние связи микенских царств с Кавказом. В VI—V вв. на по¬ бережье Колхиды возникли ионийские колонии Диоскуриада (Суху¬ ми), Вани (древнее название неизвестно) и ряд других, выявленных и изученных в ходе археологических исследований уже в нашем веке, а также Фасис (по названию одноименной реки), точное местоположе¬ ние которого выявить пока не удается. История этих греческих полисов Колхиды мало изучена, но, судя по всему, в эллинистическую эпоху они переживали тревожные време¬ на. В III в. Вани был укреплен мощными оборонительными стенами и монументальными воротами, сооруженными по всем правилам элли¬ нистической фортификации. Еще меньше мы знаем о Колхском цар¬ стве, не имевшем собственных историков. Первые цари колхов были данниками персидских монархов. Получив независимость в конце IV в. в результате крушения великой персидской державы, Колхида была втянута в систему отношений между сложившимися на территории Малой Азии малыми царствами и независимыми греческими полиса¬ ми. Об этом говорит сохраненный Полибием текст договора между ца¬ рем Понта Фарнаком I и союзным ему сатрапом Малой Азии, с одной стороны, и группой малоазийских государств — с другой. В договор были включены в качестве его гарантов некоторые из восточных государств — Великая Армения, Сарматское царство и не¬ кто по имени Акусилох. Анализируя круг заинтересованных в догово¬ ре царств, методом исключения удалось определить, что Акусилох был царем Колхиды. Это подтвердила и находка золотого статера колхид¬ ской чеканки с легендой «Аку...». Имя другого царя и краткое сообще¬ ние о нем имеется у римского историка Флора: «В Колхиде царство¬ вал потомок Ээта Саулак, который... добывал огромное количество золота и серебра в земле племени суэнов (сванов) и вообще в своем государстве, прославленном золотыми рудами». Сохранилась золотая монета с изображением человека в короне и легендой «Саул...». Боспорское царство. Боспором в эллинистическую эпоху про¬ должали управлять Спартокиды, сменившие в 438 г. Археанактидов. Греческие авторы считали Спартокидов негреками, о чем говорят так¬ же и имена некоторых царей и цариц — Спарток, Перисад, Камаса- 402
рия. Скорее всего, Спартокиды были фракийцами. Об этом, кроме сходства с именами обитателей Фракии, свидетельствуют также царс¬ кие клейма на черепицах, где в числе предков царей фигурирует герой фракийского происхождения Эвмолп. В правление Спартокидов Боспорское царство расширяется за счет соседних греческих городов и варварских племен. Первым к нему перешел город Нимфей, располагавший прекрасной гаванью и став¬ ший после экспедиции Перикла опорным пунктом Афин в этих хлеб¬ ных краях. В свое время Эсхин, противник Демосфена, считал винов¬ ником утраты Нимфеем независимости деда великого оратора, пере¬ давшего город Боспору и там нашедшего себе убежище. Присоединились к Пантикапею и другие греческие полисы: на ев¬ ропейском берегу Боспора — Мирмекий, Киммерик, Китей, на ази¬ атском — Фанагория. С давних пор боспорские купцы вели торговлю с племенами, оби¬ тавшими в низовьях Танаиса и землях, куда можно было добраться по этой реке. В III в. они основали здесь город Танаис, руины которого обнаружены на берегу одного из притоков одноименной реки. Скифское царство. В III в. в крымских степях складывается новое государственное образование — Скифское царство, столицей которого стал Неаполь. Раскопки этого находившегося в черте совре¬ менного Симферополя города и скифских городищ дали материал, характеризующий интенсивное развитие ремесла и торговли. Опираясь на военные традиции скифов и используя возможности новой для скифов хозяйственной деятельности, основатель царства Скилур ведет активную внешнюю политику, известную нам преиму¬ щественно на основании эпиграфического и нумизматического мате¬ риала. Скифами была захвачена Ольвия, открывшая возможности связей с потерянными ранее районами скифских кочевий вплоть до порогов Борисфена, где находились гробницы древних скифских ца¬ рей. В западной части Крыма Риму подчинилась ионийская колония Керкинитида, с IV в. входившая в состав владений Херсонеса и играв¬ шая важную роль в снабжении его хлебом. С Боспорским царством, союзником Скилура в его борьбе с сарматами, скифы поддерживали постоянные связи, не исключавшие, однако, отдельных конфликтов; имеются сведения о создании скифами собственного флота, вызвав¬ шем недовольство греков. На троне Неаполя Скилура сменил его сын Палак, которому вско¬ ре после смерти отца пришлось вступить в борьбу с полководцем царя Понта Митридата VI Евпатора Диофантом. Об этом известно из крат¬ кого сообщения римского историка Юстина и подробнейшего декре¬ та, принятого Херсонесом в честь Диофанта. 403
Переход Боспора под власть Понта. Посланное царем войс¬ ко во главе с Диофантом подверглось внезапному нападению скифов Палака. Однако Диофанту удалось нанести им поражение и, развивая успех, захватить весь юг Скифии, населенный таврами. На их земле была построена крепость Евпаторий (не путать с Евпаторией в Запад¬ ном Крыму). Затем Диофант вступил в степную Скифию и овладел сооруженными Скилуром крепостями Хавой и Неаполем. Пополнив силы вспомогательным отрядом херсонесцев, он очистил от скифов ранее принадлежавшие Херсонесу Керкинитиду и Калос Лимен (Пре¬ красную Гавань). Между тем Палак, вступив в союз с одним из коче¬ вавших между Борисфеном и Танаисом племен и получив от него пя¬ тидесятитысячное подкрепление, напал на шеститысячный отряд Ди¬ офанта. Однако, несмотря на огромное превосходство сил противни¬ ка, Диофант одержал, как сообщается в декрете, «прекрасную и достопамятную на все времена победу». Тем временем скончался последний из Спартокидов Перисад и по его завещанию власть перешла к Митридату VI Евпатору. В этой части декрета имеется лакуна, после которой следуют слова — «вос¬ питавшего его». Они могут быть грамматически отнесены к Диофан¬ ту, к поднявшему в это время в Пантикапее восстание скифу Савма- ку или к самому царю Митридату. Первые две кандидатуры должны быть отведены по следующим соображениям: грек Диофант не мог быть воспитанником царя как лицо нецарского рода. Скиф Савмак, какой-нибудь из родственников Скилура или Палака, теоретически мог им быть, но в этом случае восстание должно было быть инспи¬ рировано Палаком, а не рассматриваться как восстание рабов (как это одно время у нас постулировалось с помощью весьма далеких от науки натяжек). Более всего вероятно, что воспитанником царя Пе- рисада был за десятилетие до этого сам Митридат, который, будучи мальчиком, несколько лет находился в изгнании. Поздние антич¬ ные авторы утверждают, что он скрывался в горах, но этому явно противоречит высокая образованность Митридата, знание им мно¬ жества языков и приверженность к греческой культуре, свидетель¬ ствующие о получении систематического образования. Декрет по¬ могает понять, где именно будущий понтийский царь мог получить такое образование. После того как дела потребовали Митридата в Синопу, где он от¬ странил от власти, а затем и убил свою мать и вслед за ней также и брата, он поручил отстаивать свои интересы в Пантикапее Диофанту Савмак был разбит и взят в плен, однако не прикончен, как можно было бы ожидать, будь он рабом, а отправлен в Синопу в качестве почетного пленника. Имеются намеки на то, что впоследствии он уча- ствовал вместе с Митридатом в войне с Римом. 404
REl Раскопки Ольвии. Едва ли в древности был греческий город, которо- ■ му пришлось бы за тысячелетие своего существования испытать столько бед, сколько Ольвии, — словно монополисты счастья древние боги мстили за то, что кто-то осмелился назвать свой город Счастливым. Но удивительным образом несчастья преследовали и археологическую зону Ольвии, с могила¬ ми ольвиополитов и остатками городских сооружений. На ее месте в XVIII в. выросло село Парутино, чуть ли не главным занятием жителей которого было не землепашество, не скотоводство, а разграбление территории Ольвии с це¬ лью поисков остатков старины на продажу. В 1820 г., через 22 года после открытия местоположения Ольвии, ее посетил русский ученый и путеше¬ ственник И. М. Муравьев-Апостол, отец трех сыновей-декабристов. Он пи¬ сал: «Все изрыто здесь, все ископано, увы, нет покоя и праху древних ольви- ополитян... Здесь мужик с заступом идет, куда ему заблагорассудится, добы¬ вать денежек и горшков. Разроют ли где могилу или найдут основание зда¬ ния, берут камень на строение, мрамор на известь». На протяжении XIX в. раскопки отдельных участков Ольвии вели прези¬ дент Российской академии наук граф С.С. Уваров (1786—1855) и вице-прези¬ дент Императорского общества истории древней России И.Е.Забелин (1820— 1906). Но подлинное счастье улыбнулось Ольвии тогда, когда Археологичес¬ кая комиссия поручила раскопки безвестному молодому ученому, к тому же провинциалу, Борису Владимировичу Фармаковскому (1870—1927). Он был не только одногодком В. И. Ульянова, но и его земляком и соучеником по симбирской гимназии. В то время как первый совершал социальную револю¬ цию, второй осуществил революцию в истории отечественной археологии, впервые проведя планомерные раскопки греческого полиса с применением новых научных методов, которым обучился во время длительного пребыва¬ ния в Греции и сотрудничества с такими столпами археологии, как Дерп¬ фельд, Эванс, Омолль. В 1896 г. двадцатишестилетний ученый раскопал некрополь Ольвии. В течение 1901—1915, 1924—25 гг. он открыл и исследовал оборонительные сте¬ ны и городские ворота Ольвии IV в. до н. э., впервые установил границы города до его разрушения гетами и после восстановления, открыл многие жилые дома эллинистического периода, предложив их реконструкцию, и на¬ чал исследование городского водоснабжения. В последующих (с 1960 г. ежегодных) раскопках А.Н. Карасева и Е. Леви удалось открыть агору Ольвии IV—II вв. с общественными зданиями (суд, гимнасий) и торговыми помещениями и одновременно изучить городское хозяйство с гидросистемами, являющимися сложными инженерными соору¬ жениями. Не меньшее значение имели раскопки расположенного рядом с агорой священного участка с храмами Зевса, Аполлона Дельфиния и мра¬ морным алтарем. Массовые находки терракотовых статуэток с изображени¬ ем матери богов Кибелы допускают существование на месте обнаруженного котлована также и храма Кибелы. Найденные посвятительные надписи сви¬ детельствуют, что в Ольвии существовало два религиозных союза почитате¬ лей Аполлона. Жилые дома эллинистической Ольвии, имевшие ту же планировку, что и в городах материковой Греции, отличались особенностью — использованием 405
подвального этажа не только в хозяйственных целях, но и для жилья. Под¬ вальный этаж с множеством помещений, в том числе с восемнадцатиколон¬ ным залом, имел и гимнасий. Очевидно, это связано с климатическими усло¬ виями — необходимостью защиты от сильных ветров и холодов. При этом помещения, находившиеся выше уровня земной поверхности, были ориен¬ тированы на южную сторону. Глава 22 СТОЛИЦЫ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИХ ЦАРСТВ «Бедность живет вместе с Элладой» — эти слова вложил Ге¬ родот в уста одному из греков, общавшихся с персидским царем Ксерксом. С тех пор как владения Ксеркса и других персидских царей перешли к македонцам и грекам, высказывание это стало анахронизмом. Завоеватели постарались во всем превзойти персидских царей. Характерной особенностью эллинистической эпохи было интенсивное строительство, с масштабами которого не может сравниться даже строительная деятельность Поликра¬ та Самосского, Писистрата Афинского или Перикла. Огромному могуществу и богатству новых правителей соответствуют гран¬ диозность построек и их ослепляющая роскошь. В строительстве эллинистической эпохи скрещивались вос¬ точные и эллинские начала, хотя при возведении храмов гречес¬ ким богам архитекторы более строго следовали греческим тра¬ дициям. По-восточному грандиозные, храмы порой строились и достраивались на протяжении двух и более сотен лет. Лицом но¬ вых держав, естественно, становились их столицы. Александрия. Из городов, основанных Александром, более все¬ го достойной его имени и деяний оказалась Александрия Египетская. Согласно древней легенде, Александр, оказавшийся зимой 332/331 г. на прибрежной полосе близ рыбачьего поселка Ракотиды, настолько восхитился участком между озером и морем, что приказал сопровож¬ давшему его архитектору Дейнократу сразу же наметить план будуще¬ го города. Поскольку под рукой не оказалось мела, воспользовались мукой из походного провианта, обозначив на черной земле границы овального участка в форме македонской хламиды и очертания улиИ* И будто бы тотчас послышалось хлопанье крыльев. Небо, словно туча> заслонила стая крупных птиц. Опустившись на землю, они склевали муку до крупинки. Суеверный «сын Амона» не на шутку испугался» но прорицатели его успокоили, заявив, что это хорошее предзнаме' нование и что будущий город ожидают величие и изобилие. 406
И слетелись, подобно птицам, на белых крыльях парусов маке¬ донцы и греки, сирийцы и иудеи, и менее чем за столетие на месте небольшой деревушки выросла столица Птолемеев, превзошедшая современные ей города мира размерами и великолепием и ставшая кормилицей всего круга земель. Местоположение Александрии и впрямь было уникальным. Озе¬ ро Мареотида соединялось каналом с Нилом, и это делало город пор¬ том всего Египта (недаром его называли «Александрией при Егип¬ те»). На небольшом расстоянии от городской территории находился островок Фарос, упоминавшийся еще Гомером. Дамба длиной более километра соединила Фарос с побережьем, создав огромный овал внутренней восточной гавани и внешней гавани, называвшейся Ев- настос («Благополучное прибытие»). Она принимала как крупногаба¬ ритные суда, так и плоскодонки, которые могли пройти из Мариоти- ды по пересекавшему город каналу. На островке находился маяк, трехъярусное сооружение высотой око¬ ло 120 метров. Согласно сообщениям средневековых арабских авторов, первый ярус представлял собой куб со сторонами, ориентированными по сторонам света, второй — башню с гранями, ориентированными по направлению ветров, третий же имел цилиндрическую форму и был увенчан куполом, на котором возвышалась статуя Посейдона. Фонарь в верхней части маяка светил, подобно звезде, кораблям, плывущим в Александрию. Украшавшие башню бронзовые статуи служили флюгера- ми. Маяк был одновременно и сторожевой башней, с которой на значи¬ тельное расстояние открывалось морское пространство, и площадкой для метеорологических и иных научных наблюдений. План Александрии 407
Строители маяка явно соперничали с создателями пирамид и одержали над ними победу, поскольку пирамиды, несмотря на их грандиозность и вечность, не приносили пользы. И конечно же, царь Птолемей считал, что он, отдавший распоряжение о возведении мая- ка, заслуживает вечной славы и потому приказал установить в ниж¬ ней его части мемориальную доску со своим именем. Но строитель —. Сострат из Книда — вырезал на цоколе вместе с посвящением «богам, охраняющим мореходство», собственное имя и прикрыл надпись шту¬ катуркой. Со временем штукатурка осыпалась, и имя подлинного со¬ здателя одного из чудес света осталось в веках. Несколько лет назад в ходе исследования морского дна близ Алек¬ сандрии на сравнительно небольшой глубине археологи обнаружили отесанные камни и многочисленные статуи, занимавшие простран¬ ство в 2,5 км. Стало ясно, что это остатки маяка, обрушенного земле- колебателем Посейдоном и им же спасенного в виде археологическо¬ го памятника. При постройке использовались в качестве готового ма¬ териала погребальные стелы египетских фараонов. Среди них оказа¬ лась стела с надписью фараона VI в. до н. э. Априя, предшественника эллинофила Амасиса (Яхмоса); Птолемей, таким образом, не только пожелал присвоить себе славу строителя маяка, но и проявил неува¬ жение к прошлому завоеванной страны. Город, названный одним из поздних римских авторов «венцом всех городов», раскинулся более чем на семь километров в длину при почти полуторакилометровой ширине. Его улицы пересекались под прямым углом, образуя прямоугольники-кварталы, словно бы вычер¬ ченные на городской территории. Две широкие центральные улицы с зелеными парковыми поясами и твердым покрытием были обрамле¬ ны портиками, защищавшими от египетского зноя. Особенное вос¬ хищение вызывала у побывавшего в Александрии Диодора главная продольная улица. «Почти посредине, — пишет он, — город прореза¬ ет улица, удивительная по своей красоте и величине — идет она от одних ворот до других. Длина этой улицы сорок стадиев (более 7 км), а ширина — один плетр (30 м). Она целиком застроена великолепны¬ ми зданиями и храмами». Завершал ули¬ цу фасад гимнасия, занимавшего неболь¬ шой мыс, омываемый водами восточной гавани. В строительстве общественных зда¬ ний и жилых домов Александрии не ис- Фаросский маяк. пользовалось дерево, что при его дорого- Изображение на монете визне в безлесном Египте давало боль- 408
шую экономию и одновременно способствовало пожарной безопас¬ ности. Это отметил оказавшийся в Александрии Цезарь, знавший по опыту Рима о разрушительной силе пожаров. Почти все частные по¬ стройки были из кирпича, материала, наиболее распространенного на Востоке. Хотя они оказались непрочными и до наших дней в боль¬ шинстве своем не сохранились, но благодаря раскопкам установлен план Александрии. Состоял город из пяти крупных районов, названных по первым бук¬ вам греческого алфавита. Четверть или даже треть городской террито¬ рии занимал царский дворцовый комплекс на мысе, обращенном к го¬ родской гавани. Кроме дворцов в царском квартале находились также театры, храмы, здание суда и рыночная площадь с торговыми и склад¬ скими помещениями. Дворцы соединялись друг с другом портиками и имели выход к морю, где располагалась небольшая гавань, недо¬ ступная для посторонних. К дворцам примыкал парк с множеством беседок и фонтанов. Здесь же находился мавзолей Александра, чье тело было в свое время похищено и тайно перевезено в Александрию первым из Птолемеев. К усыпальнице Александра примыкал царский некрополь. По соседству возвышался искусственный холм в форме сосновой шишки, откуда, поднявшись по винтовой лестнице, можно было обозревать весь город. Это был район, куда сходились все нити управления державой, где цари жили в окружении вельмож и «друзей», где выслушивались отчеты чиновников и устраивались пышные приемы. Частью дворцо¬ вого комплекса был мусейон — храм Муз наподобие того, который впервые был создан Пифагором, а затем повторен Платоном, но гран¬ диозных размеров, с помещениями для обитания и занятий ученых, с залом для их трапезы за царский счет и знаменитой библиотекой. В III в. рядом с туземным кварталом Ракотидой, к этому времени включенным в состав городской территории (или непосредственно в нем самом), архитектором Пармениском был построен Серапеум, главный храмовый центр Александрии. Кроме храма Сераписа (по¬ явившегося в эпоху эллинизма бога, вобравшего в свой облик и гре¬ ческие, и египетские черты), чью статую доставили из далекой Сино¬ пы, и пристроенного к нему святилища Гарпократа, сына Сераписа и Исиды, здесь были также храм Исиды и библиотека с отопительным устройством для предохранения папируса от воздействия влажного дуновения моря. Строительство Серапеума длилось долгие годы. Од¬ нако в римскую эпоху он пришел в запустение, поскольку почитание богов было перенесено в новые здания за западной городской стеной. Но и заброшенный, он сохранял часть былого великолепия, судя по восхищению, вызванному даже в IV н. э. у Аммиана Марцеллина. Он утверждал, что человеческая речь «бессильна его описать: обширные, 409
окруженные колоннадами дворы, статуи, от которых исходит дыха¬ ние жизни, и множество других произведений искусства — все это украшает его в такой мере, что после Капитолия... ничего более вели¬ колепного не знает вселенная». За восточной стеной Александрии начинался лабиринт узких уло¬ чек со скученным еврейским и сирийским населением. Это был це¬ лый город при греко-египетском городе, которого не коснулись архи¬ тектурные веяния новой эпохи. В нем были свои святилища и мо¬ лельные дома, свой восточный базар, свои некрополи. В нескольких километрах к востоку, между каналом и морем, свер¬ кало зеленью садов и белизной построек аристократическое предмес¬ тье Канопа, посвященное богине Деметре. Сюда пешком и на барках направлялись все, кто хотел отдохнуть от городской пыли и скучен¬ ности, полюбоваться на роскошь богачей. Красота Канопы произвела впоследствии на римского императора Адриана столь сильное впе¬ чатление, что он распорядился соорудить ее миниатюрное подобие на своей вилле. Далеко за пределы города были вынесены его некрополи. Их мо¬ гилы говорят о городской жизни подчас больше, чем жилища, по¬ скольку намного лучше сохранились благодаря пиетету по отноше¬ нию к мертвым. Гробницы ранних александрийских некрополей по планировке близки к жилым домам, часто имея перистиль и боковые помещения с мозаичными полами. Здесь обнаружены многочислен¬ ные сосуды, изделия из терракоты, рельефы и статуи, в которых со¬ единены элементы египетского и греческого орнамента и декора. Не¬ редко древние божества, этот непременный атрибут церемонии му¬ мификации, облачены в греческие гиматии. Посетители Александрии птолемеевского времени состязались в похвалах городу, не находя ему равных в мире. Антиохия. Соперничали не только наследники Александра, став¬ шие основателями эллинистических держав, но и их столицы. Селевк I Никатор сразу после битвы при Ипсе (301 г.) основал в Сирии, на реке Оронте, город, который сделал столицей, дав ему имя своего отца. Цар¬ ский дворец был построен на небольшом острове, омываемом Орон- том и соединенном мостами с городской территорией. Оронт, тогда су¬ доходный, соединял Антиохию с морским побережьем и являлся тор¬ говой артерией. В Антиохии не было научного городка, как в Алексан¬ дрии, но по великолепию построек и роскоши она не уступала египетской столице, ибо доходы Селевкидов были огромны и средств на украшение города они не жалели. Географ Страбон, родившийся по соседству в Апамее и оставивший самое пространное из дошедших до нас описаний Антиохии, называет ее Антиохией близ Дафны. Дафна — 410
поселение с большой, окружностью в 20 км, лавровой рощей, где нахо¬ дились святилища Аполлона и Артемиды. С этим местом связывали легенду о Дафне, превратившейся в лавровое дерево, чтобы избежать преследований Аполлона. В Дафне проходили грандиозные парады, описание одного из которых сохранил Полибий. В процессии перед многочисленными зрителями дефилировали пешие и конные отряды (до пятидесяти тысяч человек), боевые колесницы и слоны, женщины царского гарема в роскошных одеяниях, восседавшие в отделанных зо¬ лотом и серебром носилках, многочисленные статуи богов. Праздни¬ ки, во время которых накрывались столы на тысячу и более человек и устраивались театральные представления и травли зверей, длились под¬ час по месяцу. На них стекались люди со всех концов державы, в кото¬ рой никогда не заходило солнце, но чей век был так недолог. Главная магистраль тянулась вдоль реки. Она определяла направле¬ ние других, более узких улиц, как параллельных ей, так и перпендику¬ лярных, спускавшихся к Оронту просеками сквозь цветущие сады. Рост любого большого города (а Антиохия росла бурно) порожда¬ ет проблему размещения увеличивавшегося населения. Антиохия не стала исключением. Можно было надстроить дома, сузить улицы, вне¬ дриться в сады. Селевкиды поступили иначе. Они пристроили к горо¬ ду Селевка I свои собственные города. Их оказалось четыре, каждый из которых был окружен отдельной стеной; весь же город находился под защитой более мощной общей стены. Таким образом, Антиохия стала тетраполисом (четырехградь- ем). Первый из городов заселяли ветераны Селевка I из киликийского Тарса, считавшие своим покровителем Триптолема, божество круга Деметры, согласно греческим мифам, обучившего людей искусству обработки земли. В честь Триптолема антиохийцы устраивали торже¬ ства на горе, близ которой Оронт выходил на поверхность из земных глубин. Антиохийцы отождествили реку с чудовищным драконом Ти- фоном, уверяя, что именно здесь он объявил себя владыкой мира и был испепелен Зевсом. Источником водоснабжения Антиохии был водный поток, про¬ бивший себе путь через почти отвесный хребет, защищавший город с севера подобно щиту. В месте его прорыва скале был придан облик гигантской фигуры Тюхе, богини доброй судьбы. Таким образом, Тюхе не только поила город, но, видимая отовсюду, осеняла его своим бла¬ гословением. Далее воды, входя в глиняные трубы, распределялись по городским районам по подземным цистернам и наземным бассей¬ нам и освежали воздух фонтанами; помимо этого многие дома имели собственный колодец, защищенный художественно оформленной кровлей. Нечистоты и ливневые потоки выводились системой сточ¬ ных каналов. 411
Морским портом Антиохии была Селевкия, основанная близ ус¬ тья Оронта тем же Селевком I. Она имела три гавани, которые давали возможность принимать и разгружать суда в любую погоду. Достоп¬ римечательностью Селевкии был четырехсотметровый тоннель, со¬ биравший воды горных потоков и отводивший их от города. Возле начала тоннеля был высечен в скалах некрополь Селевкии, господ¬ ствовавший над городом-портом. Пергам. Пергам, столица Атталидов, практически начал расти с плоской вершины конусообразной горы, на которой первоначально находилась крепость, избранная одним из македонских царей для хра¬ нения своих сокровищ. После того как Аттал I объявил себя царем, стали обживать склоны горы вплоть до ее подножия, где появился «нижний город». Круто поднимавшаяся вверх главная улица вела на акрополь, с которого открывался вид на расположенные по террасам постройки. В отличие от афинского акрополя, который в классическую эпоху был только крепостью и священным центром, акрополь Пергама представлял собой верхний город, воспринимавшийся как собствен¬ ность Атталидов. Он имел свою агору, дворец, арсеналы, храмы. На¬ селение его жило своей собственной жизнью. Над городом господствовал видимый отовсюду храм Афины, ок¬ руженный рядами дорических колонн. Стены за колоннами украша¬ ли рельефные изображения предметов военного снаряжения — шле¬ мов, панцирей поножей, щитов, мечей, копий, при этом не только греческого, но и галатского типа. Это был своего рода военный музей, памятник победы, одержанной Атгалом I над галатами, воспроизве¬ дение победоносного оружия и захваченных у врага трофеев. Близ храма в ходе раскопок были обнаружены базы исчезнувших статуй Аттала I и его преемника Эвмена II. В центре акрополя, рядом с храмом Афины, находилось здание библиотеки — двухэтажный портик из рядов колонн. Нижний ряд упирался в опорную стену, примыкавшую к крутому склону холма. Читальный зал с четырьмя книгохранилищами помещался на втором этаже. В ходе раскопок удалось обнаружить и пьедестал, на котором когда-то высилась статуя Афины. Пергамская библиотека была со¬ перницей александрийской. Чтобы нанести ей урон, Птолемеи даже осложнили покупку в Александрии папируса. Впоследствии, когда во время столкновения александрийцев с Цезарем погибла в пожаре зна¬ чительная часть царской библиотеки, новый владыка Востока Анто¬ ний распорядился восполнить эту утрату, переправив пергамские кни¬ ги в Александрию. 412
Многое для понимания того, что греки вкладывали в слово «пай- дейя» (воспитание), дали раскопки гимнасия, занимающего одну из тер¬ рас. На городской агоре открыты помещение для занятий и поклонения богам-покровителям юношества Гермесу и Гераклу, скамьи для отдыха после физических упражнений, бани с мраморными ваннами, стадион для состязаний в беге. Надписи, обнаруженные в гимнасии, вводят в атмосферу каждодневной жизни, раскрывая отдельные бытовые детали: учащиеся благодарят гимнасиархов за устройство ванн и бассейна в зале для игры в мяч, за обеспечение губками для мытья, за то, что был нанят сторож, охраняющий одежду; ученицы женского отделения восторжен¬ но отзываются об учителях, которым посвящают венки. Сложный рельеф горы, по склонам которой веером были рассы¬ паны здания, соединенные улицами и лестницами, придавал Пергаму неповторимый облик. Его благоустройство, находившееся на высо¬ чайшем уровне, потребовало смелых конструктивных решений и ог¬ ромных затрат. Водопровод II века подавал родниковую воду, соби¬ равшуюся в цистернах и отстойниках, до самой вершины горы. Вода шла в металлических трубах по акведукам и тоннелям. Сооруженная тогда же канализационная система отводила ливневые потоки и отхо¬ ды под улицы. Имелись благоустроенные общественные туалеты. На стенах города в конце III — начале II в. были высечены царс¬ кие законы, регламентирующие правила благоустройства и гигиены, застройки города, строительства и ремонта дорог, очистки города от грязи и навоза, охраны водопровода и колодцев. Одно из постановле¬ ний гласило: «Никому не разрешается в общественном колодце поить свой скот, стирать одежду, полоскать посуду и вообще что бы то ни было». Свободный человек, уличенный в этих действиях, уплачивал штраф в 50 драхм, а раб получал немедленно от 50 до 100 ударов и после десятидневного содержания в колодках — еще 50. Донесший награждался половиной штрафных денег. Ответственность за исполнение законов цари возлагали на город¬ скую администрацию. «Если астиномы не исполняют этого, то они несут ответственность и выплачивают штраф», — гласил закон. Портом Пергама, расположенного в трех километрах от моря, была основанная в 240 г. Элайя. Вход в нее наподобие коридора дли¬ ной в 45 м защищался сторожевой квадратной башней. Два мола были сложены из колоссальных известняковых блоков. Складские поме¬ щения и таможни находились за мощной крепостной стеной. Пелла. На холме, возвышающемся над болотистой местностью близ реки Аксий, находилась столица Македонии Пелла. В этом ос¬ нованном в V в. городе провел детство Филипп и родился его сын Александр. Раскопками выявлен акрополь с остатками дворцовых по¬ 413
Мозаика из дворца Пеллы строек и храма Афины, окруженного высокими каменными блоками, видимо служившими основаниями для статуй. В нижнем городе по обе стороны одной из улиц располагались дома с перистилями, полы которых украшали великолепные мозаики конца IV—начала III в. Их сюжеты навеяны греческой мифологией. Часто также и изображение охоты. Крыши крыты черепицей, клейма на которой подчас содержат название царской столицы. Украшали дома мраморные статуи и керамика архаического стиля. Город имел водопровод и канализацию. Многочисленны надписи эллинистичес¬ кого времени, среди них — выбитые на бронзе посвящения богу мо¬ рей Посейдону. Пелла, будучи большим и благоустроенным городом, не могла, од¬ нако, соперничать по богатству с другими эллинистическими столица¬ ми: в распоряжении Антигонидов не было больших поступлений от налогов, и к тому же им приходилось иметь дело с постоянным недо¬ вольством эллинов и вести войны с Эпиром и северными народами. Глава 23 НАУКА, ФИЛОСОФИЯ И РЕЛИГИЯ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОЙ ЭПОХИ В эпоху эллинизма произошел величайший переворот в по¬ знании человеком окружающего его мира — впервые собствен¬ но научные знания, отделившись от философии, обрели само¬ стоятельность. Было сделано немало великих открытий во всех
областях естественных и гуманитарных знаний. Имена Архиме¬ да, Эвклида, Эратосфена стоят в ряду с именами великих со¬ временных ученых, открывая историю многих научных дисцип¬ лин. Сосредоточение интеллектуалов в центрах власти не было новым явлением: при дворах тиранов Поликрата и Писистрата жили поэты и мыслители, в распоряжении которых находились библиотеки. Новыми в эллинистическую эпоху были масштаб интеллектуальной деятельности и уровень оказываемой ей го¬ сударством поддержки. Библиотеки превращались в научные учреждения. С расширением книжной культуры стали возмож¬ ны систематические исследования и интерпретация достиже¬ ний прошлого. Поэты превращались в ученых. Вместе с тем по¬ литическая мысль и философия эпохи эллинизма носили отпе¬ чаток новой общественной и политической ситуации, сложив¬ шейся в результате крушения полиса и возникновения системы монархий. Александрийская библиотека. Египет являлся центром древ¬ нейшей культуры ойкумены, носителями которой были египетские жрецы. К ним задолго до завоеваний Александра приезжали учиться выдающиеся люди Греции — Гекатей, Демокрит, Геродот, Платон. Необычайное богатство Египта золотом, зерном и природными ре¬ сурсами, эксплуатация трудолюбивого населения позволяли новым правителям Египта Птолемеям содержать ученых и писателей, заку¬ пать книги без какого-либо ущерба для роскоши своего двора, без сокращения трат на содержание армии. Да и внутреннее положение Египта, несмотря на прорывающееся порой недовольство населения, было неизмеримо более прочным, чем других эллинистических госу¬ дарств. Ученых селили в храме покровительниц муз Мусейоне. Тут же на¬ ходилась основанная в 283 г. библиотека, превосходившая числом свитков все известные до того времени книжные собрания. Основа¬ тель этой библиотеки царь Птолемей II обложил всех посещающих Александрию небывалой данью — каждый при вступлении в гавань должен был сдавать все имеющиеся у него книги. При отъезде ему вручали их копии. Кроме того, были скуплены целые книжные со¬ брания. Естественно, многие рукописи были повреждены, другие не име¬ ли названий, иные могли быть подложными, ибо литературной соб¬ ственности в древности не существовало, и каждый мог переписать чужой труд и пустить его по свету под любым именем. Первым хранителем библиотеки был Зенодот (ок. 285 — ок. 270), вторым — Аполлоний Родосский (270—245). Аполлония сменил Эра¬ тосфен (245—204), один из наиболее разносторонних ученых древ¬ 415
ности. Под ученых-библиотекарей находился штат сотрудников, осуществлявших регистрацию поступающих книг и приведение их в порядок. Не будучи главой библиотеки, Каллимах (315—240) составил ее каталог в 120 свитках по пяти разделам: в первых четырех были описа¬ ны произведения философов, историков, поэтов, а пятый включил описание всех прочих книг. В каталоге были указаны заголовки каж¬ дого труда, его начальное и последнее слово, число строк и стихов, действительное или предполагаемое имя автора, его биографические данные, а также краткое содержание произведения. Эллинистическая филология. Первым детищем александрий¬ ской библиотеки стала филология. Хотя число сохранившихся мате¬ риалов по александрийской филологии невелико, все же удается вос¬ становить ее облик по свидетельствам о филологах (их также называ¬ ли грамматиками) и по заметкам, сохранившимся на полях средневе¬ ковых рукописей. Установлено главное правило эллинистической филологии: «понять Гомера из Гомера», то есть устранить неясности в тексте, привлекая параллельные произведения и места из того же ав¬ тора. Другой принцип — всесторонний анализ литературного произ¬ ведения, включавший выяснение его специфики, истолкование от¬ дельных слов и исторических реалий, привлечение аналогий и эсте¬ тическую оценку. Автором капитального филологического труда «Слова» (видимо, своего рода толкового словаря) был Филет из Коса. Один из его чита¬ телей так отзывался о «Словах»: «Беря книгу Филета, я смотрю, что значит каждое слово». Об ученике Филета Зенодоте сохранилось следующее упомина¬ ние: «Зенодот Эфесский, эпик и грамматик, ученик Филета, живший при Птолемее I, стал первым редактором Гомера, стоял во главе Алек¬ сандрийской библиотеки и был воспитателем сыновей Птолемея». Зе- нодоту принадлежала идея ввести волнообразный штрих на левом поле рукописи (обел) — знак того, что отмеченная строка (или стро¬ ки) не подлинна, введена переписчиками и требует устранения. Он использовал для замечаний и пространство между строками. В по¬ здней античности, когда не свиток, а кодекс становится преобладаю¬ щей формой рукописной книги, стало возможным делать более про¬ странные заметки на полях, из которых возникли схолии (толкования к малопонятным местам текста). Аристофан Византийский (250—180), слушавший в юности лекции Зенодота и Каллимаха и ставший на склоне лет главой библиотеки, осуществил комментированные издания Гомера, Гесиода и лириков. 416
Он добавил к обелу, введенному Зенодотом, другие знаки, необходи¬ мые при сличении рукописных списков и установлении подлинного текста. В удалении строк, производивших впечатление неподлинных, он был не так строг, как Зенодот. В древности более всего ценили его исследование о Менандре, где были указаны параллели к каждой из его строк и выявлена эстетическая ценность творчества комедиогра¬ фа в целом. В предисловиях к пьесам Софокла и Аристофана излага¬ лись их краткое содержание и идея, приводился перечень действую¬ щих лиц и сведения о первой постановке и даже об остальных участ¬ никах поэтического состязания. Учеником Аристофана был Аристарх из Самофраки (217—145), чье имя в поздние эпохи стало синонимом строгого и непредвзятого кри¬ тика. «Помилуй, трезвый Аристарх, моих вакхических посланий!» — писал А.С. Пушкин. В оценке Аристархом художественной литерату¬ ры значительное место занимают отбор фактов, отсечение всего, что создает длинноты, без чего можно обойтись, не нарушив цельности и ясности произведения. На материале наиболее динамичных эпизодов «Илиады» он выявил «экономичность» Гомера. Обращал он внимание также на внутреннюю связь отдельных, далеко отстоящих друг от дру¬ га в тексте эпизодов, на искусство изображения характеров, на автор¬ скую интерпретацию мифов. Им определен и такой стилистический прием, как умолчание. Аристарх не только затмил в изучении Гомера своих предшествен¬ ников, но и создал школу литературной критики, насчитывавшую до сорока'его учеников. Однако действовать им пришлось вне Александ¬ рии: Птолемей VII Фискон, воспитателем которого был Аристарх, став царем, учинил с помощью наемников избиение гражданского на¬ селения города во время одного из театральных представлений. Уче¬ ные, оставшиеся в живых, покинули Александрию и, став на островах и материке учителями, художниками, врачами, воспитателями, рас¬ пространили по всей ойкумене искры александрийской образованно¬ сти. Среди беглецов был и Аристарх. Помимо александрийской филологической школы возникла пер¬ гамская школа, виднейшим представителем которой был Кратет. Александрийские и пергамские филологи спорили по самому широ¬ кому кругу вопросов: о возникновении и развитии языка, о граммати¬ ческих нормах, о допустимости вмешательства издателей текстов в за¬ мысел автора. Александрийская школа занималась по преимуществу поэзией, пергамская — прозой. Александрийскими учеными был со¬ ставлен канон девяти поэтов и десяти ораторов, признанных самыми выдающимися, проведена большая работа по очищению гомеровско¬ го текста от более поздних напластований, а сам текст обеих поэм 14 Не\1иро1$смш Д.И. 417
разделен на 24 песни каждая (по числу букв греческого алфавита, слу¬ живших в греческом языке также и цифрами). Эллинистическими филологами было разработано и учение о восьми частях речи (имени, глаголе, причастии, артикле, местоиме¬ нии, предлоге, наречии, союзе) вместо четырех частей, известных уче¬ никам Платона. Ученик Аристарха Дионисий Фракийский (ок. 150— 90) обобщил все имевшиеся к тому времени достижения в области грамматики в книге «Грамматическое искусство», остававшейся учеб¬ ником вплоть до эпохи Возрождения. Поражает, что автор не касается стиля и не занимается критикой текста. Его интересуют громкость чтения, объяснение устаревших слов, нарушение грамматических правил. Гераклид (I в.) написал труд, в котором рассматривалась алле¬ гория у Гомера. Дидим считался автором трех с половиной тысяч, если не более, сочинений, из которых сохранилось лишь одно — посвя¬ щенное речам Демосфена. Книга книг. В годы царствования Птолемея II Александрийская библиотека пополнилась книгой, не имеющей соперниц с точки зре¬ ния влияния на греческую и последующие цивилизации. Это было переведенное на греческий язык «Пятикнижие». Сохранилось пись¬ мо некоего Аристея, в котором излагается история перевода, якобы выполненного по поручению самого царя семьюдесятью толковника¬ ми, добившимися необычайной точности текста, будто бы совпавше¬ го у всех семидесяти слово в слово. Хотя это письмо изобилует фанта¬ стическими деталями и некоторые ученые не без основания называют его «романом о переводе», нельзя исключить возможности официаль¬ ного заказа на перевод, независимо от того, каковы были цели такого поручения. Во всяком случае, Библия стала достоянием не только многочисленных евреев Александрии (да и вообще еврейской диас¬ поры, значительная часть которой к этому времени говорила по-гре¬ чески и носила греческие имена), но и всего остального мира. Имен¬ но этот перевод и сделал евреев «народом книги», а сам перевод стал памятником не только культа, но и культуры, источником сведений по истории не одного этого народа, но и тех народов Востока, с кото¬ рыми евреи соприкасались в века создания Библии. Эвклид. Сохранился рассказ, будто Птолемей I обратился к на¬ ходившемуся на его содержании афинскому ученому Эвклиду с просьбой найти для него в геометрии более краткий путь, чем тот, который указан в его труде. И Эвклид ответил: «В геометрии нет цар¬ ской дороги». Речь шла о труде «Элементы», ставшем для всех точных наук магистральным путем, ибо без математики были бы немыслимы успехи, достигнутые в астрономии, географии, инженерном деле. 418
Первые четыре книги «Элементов», посвященные геометрии на плос¬ кости, содержат хорошо известные каждому школьнику определения, постулаты, аксиомы. Среди них аксиома о параллельных линиях и теоремы о важнейших свойствах треугольников, параллелограммов, трапеций. Пятая и шестая книги излагают основы алгебры; седьмая, восьмая и девятая являются изложением и развитием теории цельных и рациональных чисел, введенной в науку Пифагором и его ближай¬ шими последователями. Труд Эвклида вплоть до нового времени остается учебным посо¬ бием, а некогда и сам предмет назывался «эвклидом». Помимо чистой математики Эвклид занимался различными разделами математичес¬ кой физики. Его книга «Явления» была посвящена элементарной сфе¬ рической астрономии, другие работы — оптике и теории музыкаль¬ ных интервалов. Эвклид стал главой александрийской математической школы. Среди его учеников и последователей наиболее известен Конон, ав¬ тор ряда трудов по астрономии. Одному из открытых им созвездий он дал название «Волосы Береники» в честь супруги Птолемея III. Аристарх Самосский. Самос, прославившийся как отечество великого Пифагора, словно по инерции поставлял ученых, шедших своими собственными путями. Одним из них был Аристарх (310— 230 гг.), ученик Стратона Лампсакского. Развивая мысли пифагорей¬ ца Филолая об огне как центре Вселенной и используя собственные длительные наблюдения над Солнцем и измерения его состояний с помощью изобретенных им приборов, Аристарх впервые в астроно¬ мии сформулировал гелиоцентрическое учение, получившее подтверж¬ дение и развитие лишь восемнадцать столетий спустя в трудах Копер¬ ника. По мнению Аристарха, в огромной Вселенной Солнце, как и другие звезды, — неподвижное небесное тело, вокруг которого по кру¬ гам движутся планеты, в том числе и Земля, к тому же вращающаяся вокруг своей оси. Соответственно размеры Солнца и Земли он опре¬ делил в соотношении 250:1. Гелиоцентрическая теория Аристарха, от¬ вергавшая мнение всех авторитетных ученых, в том числе Платона и Аристотеля, согласно которому центр Земли совпадает с центром Все¬ ленной, встретила резкую критику современников и потомков. У Ар¬ химеда вызвала сомнение уверенность Аристарха в огромности Все¬ ленной. Другой критик, философ-стоик Клеарх, утверждал, что, зас¬ тавляя двигаться Землю, очаг мира, Аристарх совершил нечестивый поступок по отношению к богам. Поддержал учение Аристарха, на¬ много опередившее свое время, лишь Селевк из Селевкии на Тигре (II в.), отстаивавший мысль о бесконечности Вселенной и установивший зависимость приливов и отливов от положения Луны. 419
Аполлоний из Перги и Гиппарх из Никеи. Аполлоний из Пер¬ ги, считавшийся в древности основателем математической тригоно¬ метрии, используя приемы этой открытой им науки, определил орби¬ ты движения Луны и планет. Гиппарх из Никеи, опираясь на труды вавилонских астрономов и собственные наблюдения, рассчитал ано¬ малии солнечной орбиты, вычислил расстояние от Земли до Солнца и от Земли до Луны и создал звездный каталог, введя в него и откры¬ тую им самим звезду. Каталог Гиппарха, как показали современные астрономические исследования, значительно точнее созданного впос¬ ледствии на его основе каталога Клавдия Птолемея. Архимед. Более чем кто-либо другой из эллинистических уче¬ ных людям нового времени известен Архимед (287—211), охвативший своими исследованиями математику и технику. Родившийся в Сиракузах, он уже на родине достиг значительных успехов в науке и инженерном деле, а побывав в Александрии, позна¬ комился со многими учеными, с которыми впоследствии переписы¬ вался. Среди них был ученик Эвклида Конон, открывший спираль. Он предложил Архимеду заняться ее теорией, и Архимед сформули¬ ровал эту теорию в трактате «О спирали», предвосхитив методы диф¬ ференциального исчисления. С давних пор люди пользовались рычагом для передвижения по поверхности бревен и каменных плит. Без применения рычага не по¬ явились бы пирамиды. Но теория рычага была впервые изложена Ар¬ химедом, которому приписывают гордое утверждение: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир». Главная заслуга Архимеда — уста¬ новление связи между математикой и механикой. Принципы доказа¬ тельства чисто математических положений с помощью методов меха¬ ники изложены им в письме Эратосфену со следующей мотивиров¬ кой: «Зная, что ты являешься ученым человеком и по праву занима¬ ешь выдающееся место в философии, а также при случае можешь оценить и математическую теорию, я счел нужным изложить тебе не¬ который особый метод, при помощи которого ты с помощью механи¬ ки получишь возможность открывать некоторые математические тео¬ ремы». Изучая жидкости и плавающие в них тела, Архимед открыл спо¬ соб определения примесей серебра в золотых изделиях. Пользуясь чувствительными весами, он погружал чаши с равным количеством золота и серебра в воду и определял различие в их весе. Им изобрете¬ на также модель небесной сферы, приводимая в движение каким-то, скорее всего пневматическим, механизмом. Перевезенная после его гибели в Рим римским полководцем Метеллом, она вызывала всеоб¬ щее восхищение. 420
Эратосфен. Эратосфен (ок. 275—195 гг.) был одним их наиболее разносторонних ученых, занимавшимся изысканиями в сфере геогра¬ фии, астрономии, математики, музыки, литературы и обогатившим, судя по изложению его трудов и отзывам более поздних авторов, каж¬ дую из этих областей. В сфере математики он занимался теорией чи¬ сел. Он был основателем географии как науки, занимающейся не про¬ стым описанием местностей, но земли как тела определенной формы и размеров. Принимая учение Пифагора и его последователей о ша¬ рообразной форме земли, Эратосфен делал оговорку, что это не шар, выточенный на токарном станке, а тело, обладающее неровностями. В измерении земной поверхности Эратосфен исходил из длины тени, отбрасываемой вертикальным гномоном (указателем) на солнечных часах в разных точках одного меридиана, и из угла между вертикалью и линией, обращенной к солнцу. В результате он получил цифру ок¬ ружности земли в 250 ООО стадией, что соответствует 39 ООО км. Это расходится с истинной величиной всего на 310 км. Таково могуще¬ ство умозрительной науки того времени, когда знали о существова¬ нии лишь трех материков, да и то в пределах Средиземноморья и бли¬ жайших к нему областей. Видимо, Эратосфен работал со сферичной моделью земли, на которую наносил линии широт, установленных с помощью гномона. Это давало возможность выделения широтных климатических зон. Определение долготы, напротив, встречало непреодолимое препят¬ ствие — отсутствие во времена Эратосфена магнитного компаса. Направление юг — север определялось приблизительно: за основу брался Нил, и он мысленно продолжался течением Борисфена (Днепра). Другой такой меридиан в пределах Средиземноморья — Родан, у устья которого находилась Массилия, в Ливии не имел про¬ должения: условно можно было считать его продолжением Каспий¬ ское море и находящиеся к северу от него Рипейские горы (Урал). Но Эратосфен, не зная о направлении Рипейских гор, продолжил Каспийское море до Северного океана, между тем как оно было зам¬ кнутым бассейном. Математический порядок Эратосфен навел и в области хронологии, где в полисную эпоху царил разброд, посколь¬ ку единого летоисчисления с исходной точкой эры не существовало, и каждый полис имел свою собственную хронологию. Старший со¬ временник Эратосфена историк Тимей принял за эру год первых об¬ щегреческих Олимпийских игр (776 г. до н. э.). Из олимпийской эры и исходил Эратосфен, написавший «Хронографию», труд, считав¬ шийся в древности непререкаемым. Известно, что там была дана дата падения Трои, соответствующая 1184 г. до н. э. Все последую¬ щие авторы, перед которыми вставала проблема датировки древней¬ ших событий, как правило, следовали за Эратосфеном. 421
Ктесибий. Последователем Архимеда был александриец Ктеси- бий (300—230 гг.), инженер-самоучка, прославившийся созданием ряда механических устройств. Главным изобретением Ктесибия был используемый для подъема воды двухцилиндровый насос, внутри ко¬ торого двигались поршни. Возможно, Ктесибий основывался на принципе, сформулированном Аристотелем: «Вдыхание есть притя¬ гивание, выдыхание — толкание». Но между теоретическим положе¬ нием и практической его реализацией — огромная дистанция, кото¬ рую мог преодолеть лишь гений. Насосы Ктесибия получили в древ¬ ности широкое практическое применение, прежде всего при тушении пожаров. Герон. Труд Ктесибия с описанием технических открытий и, воз¬ можно, с разработкой идеи материальности воздуха был хорошо изве¬ стен в древности. Среди тех, кто на него ссылался, был ученый Герон, живший во второй половине I в. Герон создал подъемники, крановые конструкции, винтовые прессы, основанные на принципе сцепления зубчатых колес, автоматы для измерения расстояний, а также вызы¬ вавшие большое удивление механические игрушки, в которых ис¬ пользовались сила пара и давление воды. Последние нашли примене¬ ние в кукольных представлениях, в ходе которых куклы приходили в движение, а огни, сопровождающие представление, то зажигались, то гасли, как казалось зрителю, сами собой. Герон был также великим математиком, автором «Метрики», со¬ чинения о системе мер, сохранившегося в арабском переводе, и ком¬ ментариев к «Элементам» Эвклида. Военная техника. Нескончаемые войны, которые вели Алек¬ сандр и его преемники за власть и расширение границ созданных ими держав, не могли не сказаться на особом внимании к военной технике. Были значительно усовершенствованы все виды старых метательных машин, построенных на принципе раскручивания туго скрученных жил. Об их разнообразии свидетельствуют обнаруживаемые во многих городах целые арсеналы предназначенных для метания камней. Диа¬ метр этих древних ядер (одно из скоплений которых достигает почти девяти сотен особым образом обработанных камней диаметром от 14 до 40 с лишним сантиметров). Продолжали широко использоваться и тараны — как подвесные, так и передвигавшиеся на катках. В то же время появляется военная техника нового поколения — по¬ ставленные на колеса гигантские многоэтажные передвижные башни, о назначении которых говорит само их название — гелеполы («беруш^е города»). Хотя и построенные из дерева, они были обиты железом, со¬ здававшим безопасность для размещенных внутри башни воинов и м£ 422
тательных машин. Высота гелепол дос¬ ягала уровня крепостной стены, а по¬ рой и превышала его. Так что при при¬ нижении к стене осаждаемого города осаждавшие могли не только осыпать город стрелами и каменными ядрами из обращенных в его сторону бойниц, но и перебегать по перекидным мостикам на стену, вступая в бой с ее защитниками. Самая высокая из известных в древнос¬ ти гелепол — та, что помогла Александ¬ ру взять Тир, окруженный высочайшей стеной (44,5 м). У Плутарха имеется описание гелеполы, с помощью которой Деметрий Полиоркет пытался захватить главный город родосцев: «Изнутри она разделялась на ярусы со многими поме¬ щениям, и с лицевой, обращенной к не¬ приятелю грани на каждом ярусе откры¬ вались бойницы, сквозь которые летели всевозможные метательные снаряды: башня была полна воинов любого рода Гелепола (реконструкция) и выучки. На ходу она не шаталась и не раскачивалась, а ровно и неколебимо стояла на своей опоре, подвига¬ ясь вперед с оглушительным скрипом и грохотом, вселяя в сердца ви¬ дящих ее ужас, смешанный с неким восхищением». Каждая из сторон этой сужающейся кверху девятиэтажной громады имела у основания 22 метра, в высоту она достигала более 30 метров, а обслуживали ее три с половиной тысячи человек. В их число входили кроме воинов и те, кто прокладывал ровную плотную дорогу, и те, кто ее двигал к городу, прикрывшись мощными щитами. Инженерная мысль была направлена не только на осаду городов, но и на их защиту. Наиболее известны механические устройства Ар¬ химеда, подхватывавшие и топившие римские суда во время осады Сиракуз. Для транспортировки осадных орудий и состоящего при них персонала стали малы старые триеры и пентеры, что вызвало потреб¬ ность в создании огромных многоярусных кораблей. Корабль-гигант. В греческом языке понятия «ремесло» и «искус- СТВо>> обозначались одним словом •— «техне», так что ремесленник и ^Ульптор были людьми одной, и притом не слишком уважаемой про¬ ясни. Та же основа входила в глагол «технадзейн» (изобретать). Изоб- Ретательство стало в эпоху эллинизма одним из самых распространен¬ 423
ных занятий, о чем свидетельствует деятельность Архимеда, Ктесибия, Герона, которых мы могли бы назвать инженерами. Шедевром (по-гре¬ чески «технема») инженерного искусства стал корабль, в котором тех¬ ническая мысль, дополненная искусством, достигла наивысшей точки. В середине III в. по распоряжению правителя Сиракуз Гиерона, создается своего рода плавающий дворец-крепость. Этот корабль имел три палубы (для груза, пассажиров и военной команды) и двад¬ цать рядов весел, тридцать роскошно отделанных кают (их стены и пол были украшены мозаикой, изображавшей весь сюжет «Илиады»), столовую, палестру, сады, изобилующие декоративными растениями и орошаемые с помощью системы труб. Рядом с самым большим из садов находился пиршественный зал, носивший имя Афродиты. Пол его был выложен драгоценными камнями, на стены и потолок был использован кипарис, на двери — слоновая кость и туя. Украшали по¬ мещение картины, статуи и вазы. Отсюда можно было пройти в спаль¬ ню со стенами и дверьми из самшита и в библиотеку с вмонтирован¬ ными в кровлю солнечными часами. Имелись на корабле также баня с медными грелками и обширной ванной, огромная цистерна для пре¬ сной воды, рыбный садок, мельница, пекарня, кухня, конюшни, дро¬ вяные сараи. Плавающий дворец обладал продуманной системой военной защи¬ ты. Восемь башен предназначались для лучников и воинов, управляв¬ ших метательными машинами, железная ограда защищала от аборда¬ жа, железные кошки опускались с помощью механизмов и могли под¬ нять вражеский корабль, чтобы его перевернуть и утопить. Трюм ко¬ рабля вмещал 560 ООО медимнов зерна (медимн — ок. 60 л), 10 ООО бочек солонины и иной груз. Этот античный «Титаник» водоизмещением не менее 4 ООО тонн был спущен на воду Архимедом с помощью блока. Еще более внушительные по размерам гиганты чисто военного на¬ значения сооружались в Египте при царях Птолемее Филодельфе и Птолемее Филопаторе (III в.). Первый спустил на воду два тридцати¬ рядных судна, один двадцатирядный, четыре тринадцатирядных, трид¬ цать девятирядных. Для спуска одного из них потребовалось столько леса, что из него можно было бы соорудить пятьдесят обычных пентер. Но так же, как лук Одиссея, который не мог быть натянут никем, кроме самого Одиссея, эллинистическая техника имела предел на¬ пряжения. Выйти за него была в состоянии лишь энергетика маши¬ ны, до которой античность не поднялась. Медицина. В Египте с его многовековой практикой мумифика¬ ции анатомирование трупов производилось достаточно часто, и этим опытом воспользовался отец анатомии Герофил из Халкедона. ЕмУ также приписали опыты над приговоренными к смерти преступника¬ 424
ми. Герофил избавил греческую медицину от многих господствовав¬ ших в ней заблуждений, в том числе — от поддержанного Аристоте¬ лем мнения, будто артерии наполнены не кровью, но воздухом, а ум¬ ственная деятельность человека сосредоточена в сердце. Герофил был пионером в изучении нервной системы человека и первым из врачей установил зависимость пульсации сосудов от дея¬ тельности сердца. Ему принадлежит детальное описание глаза, пече¬ ни и других органов тела. Герофил изучал также действие лекарств и гимнастических упражнений. С Герофилом соперничал другой выдающийся теоретик и практик медицины — кеосец Эрасистрат, изучавший анатомию сердца и ле¬ чивший сердечные заболевания. Рассказывали об излечении им сына Селевка I, без видимых причин похудевшего и уже близкого к смерти. Наблюдая за пульсом больного, он заметил, что каждый раз с появле¬ нием молодой мачехи пульс юноши начинал биться учащенно, и по¬ нял, что причиной болезни была тщательно скрываемая любовь. Отец, узнав от врача эту тайну, отказался от любимой жены и, соединив ее и сына браком, сделал его своим соправителем. У Герофила и Эрасистрата были многочисленные последователи. Две медицинские школы действовали на протяжении столетий, а за¬ тем от школы Герофила отпочковалось особое направление, привер¬ женцы которого отвергали необходимость анатомических исследова¬ ний и настаивали на изучении симптомов заболевания. Афины — город философов. Афины в эллинистическую эпо¬ ху — город бедный. Он не имел таких источников обогащения, каки¬ ми располагали столицы Птолемеев, Селевкидов и Атталидов. Не было, соответственно, и средств для поддержания ученых. Но для того, чтобы размышлять о космосе, о смысле жизни и пределах чело¬ веческого познания, не требовалось дорогостоящих приборов и не так уж необходима была даровая царская кормежка. А где было лучше размышлять над вопросами, заданными учениками или над своими собственными, как не в Афинах? Тут камни, кажется, еще сохраняли следы ступней Сократа, еще не высохли и не были срублены платаны, под которыми прогуливался Платон с учениками, один из которых будто бы сказал ему: «Платон мне друг, но истина дороже». Так что именно Афины, несмотря на бедность и зависимость от царей Македонии, оставались в III—II вв. мозгом круга земель, и за¬ родившиеся там мысли, подобно пчелиным роям, перелетали горы и моря и кормили медом своих размышлений запутавшееся и потря¬ сенное войнами человечество. В 306 г. в Афины прибыл со своими учениками Эпикур (341—270), до того обучавший философии в Колофоне, Митилене и Лампсаке, гре¬ 425
ческих полисах Малой Азии. Будучи последователем Демокрита, Эпи¬ кур исходил из его атомистической теории, добавив к ней два тесно связанных друг с другом положения. Первое: «склонение атомов», по¬ зволяющее им по неведомой причине отступать от первоначального пути и сцепляться друг с другом для образования новых тел. Второе: случайность (никто не управляет движением атомов, и все, происходя¬ щее в мире, — результат их случайных столкновений). Таким образом, еще очевиднее, чем у Демокрита, боги были лишены какой-либо роли в мировом процессе, однако существования их Эпикур, как и Демок¬ рит, не отрицал, утверждая, что они, обитая в пространстве между на¬ полняющими Вселенную мирами, не вмешиваются в людские дела. Эпикур основал на родине Сократа и Платона школу, которая вскоре стала известна как «сад Эпикура». Возможно, последователи философа и впрямь собирались в тени деревьев и утоляли жажду их плодами, но «сад» вскоре приобрел смысл зеленого островка разума и спокойствия в пустыне окружающего мира с дующими в нем губи¬ тельными ветрами, имя которым — вражда, ненависть, расточитель¬ ность, неразумие, суеверия. «Сад» объединил вокруг Эпикура всех, кто жил вместе с ним и кто воспринял из уст умирающего философа удивительные слова: «Дружба обходит с пляской Вселенную, объяв¬ ляя нам всем, чтобы мы пробуждались к прославлению счастливой жизни». В чем же в мятущемся, объятом войнами мире счастье? В едине¬ нии тех, кто понимает законы Космоса, осознает свое место в нем и не тешит себя бреднями и иллюзиями, кто не боится смерти, прини¬ мая ее неизбежность, и потому пребывает в душевном равновесии и спокойствии и разумно наслаждается жизнью. В математически стро¬ гую со времен Аристотеля систему философских терминов с легкой руки Эпикура вошло это легкомысленное слово — «наслаждение», давшее повод противникам философа видеть в его учении проповедь пьянства, разврата, эгоизма, пира во время чумы. Однако «наслажде¬ ние» в понимании Эпикура означало лишь пиршество разума, откры¬ тое для всех, кто в состоянии понять и принять его законы. Упрек в эгоизме был, однако, справедлив. Эпикур не скрывал того, что ищет уединения. В его «сад» вела узкая и малоприметная калитка, в кото¬ рую могли пройти только достойные — аристократы духа. Эпикур редко выходил за пределы своего «сада», предпочитая не вмешиваться в жизнь тех, чьи поведение и чаяния он не мог одобрить и направить в правильное русло. Именно в этом смысле следует пони¬ мать его наставление: «Живи незаметно». Последователями Эпикура были выдающиеся мыслители. В древности самым знаменитым из них был римский поэт Лукреций, изложивший в своих стихах учение фи- лософа, которого считал богом. 426
Иным человеком по образу мыслей и темпераменту был Зенон (ок. 335 — ок. 262)— выходец из финикийского города Китиона, обосно¬ вавшийся в Афинах и учивший пониманию мира и места в нем чело¬ века в самом людном месте города, на агоре, портике (греч. «стоя»), украшенном картинами художников. Отсюда название последовате¬ лей Зенона — стоики. Две философские школы — эпикурейская и стоическая — имели немало общего. Обе исходили из того, что человек в мире, объединен¬ ном завоеваниями Александра Македонского, — уже не частица по¬ лиса, а личность, которой приходится выбирать самостоятельно свой путь. Они склонялись не к Платону и Аристотелю, а к Сократу, счи¬ тая, что высшая цель философии — счастье каждого отдельного чело¬ века. Но во всем остальном эти школы были резко противоположны. Эпикур удалился в свой «сад» от жизненной суеты, чтобы в тени и тиши понять мир и, объяснив его законы, помочь людям в решении вечных проблем бытия. Зенон погрузился в шум и пестроту жизни, что¬ бы познать страдания людей и по возможности их облегчить. Для Эпи¬ кура мир был механизмом, однажды заведенным и действующим неза¬ висимо от злых или добрых богов, миром, состоящим из атомов, имею¬ щих в отличие от атомов Демокрита волю. Зенону мир представлялся божественным огнем, то потухающим, то разгорающимся и поглоща¬ ющим все окружающее. Душа человека — не что иное, как зароненная в смертное тело частичка этого вечного огня. Эпикур учил, что челове¬ ку нечего бояться смерти, ибо после смерти нет ничего, кроме распада тела на атомы. Зенон же наставлял: человеку нечего бояться смерти, ибо душа его не погаснет, но, как искра, попадет в другое тело, и в новых Афинах появятся новый Зенон и новый Эпикур, так как нет ничего нового под солнцем и все, что было, повторится. Философия Зенона в большей мере, чем философия Эпикура, улав¬ ливала чаяния людей. Зенон видел мир огромным полисом, огромным братством, в котором все люди по сути равны, хотя и занимают разное общественное положение. Искра в теле раба может быть ярче той, что в теле царя, и сознание этого может дать рабу удовлетворение, ибо тело — это только бренный сосуд, вмещающий вечную искру. Зенон был близким другом и советчиком македонского царя Анти¬ гона. Его обожали афиняне — и богатые и бедные. Ему вручили ключ от городских ворот и золотой венок. А когда он умер, ему устроили общественные похороны, во время которых было выражено восхище¬ ние его мудростью и трудами. Смерть Эпикура в кругу друзей, в «саду», прошла для афинян не замеченной. Эпикур жил и умер незаметно. Различна была и судьба их учений. Учение Зенона и в последую¬ щих поколениях имело неизмеримо большее влияние на умы и души, чем эпикурейское. Из него можно было извлечь самые различные вы¬ 427
воды. Идея равенства людей вдохновляла тех, кто стремился к уста¬ новлению справедливых порядков. Последователями Зенона оказа¬ лись многие сильные и мужественные люди. Стоицизм давал им в руки надежное оружие, ибо исходил из идеи могущества Судьбы. Но стоицизм же давал утешение и слабым, поскольку подчеркивал про¬ тивоположность души и тела, отдавая бесспорное предпочтение ду¬ ховной жизни и делал нищего блаженным. Отсюда тропа вела к хрис¬ тианству — религии слабых и жаждущих поддержки. Кроме эпикурейского и стоического в Афинах времен эллинизма существовали и другие философские течения. Основатель скептициз¬ ма Пиррон (365—275), один из участников похода Александра на Вос¬ ток, так же, как Эпикур и Зенон, считал, что цель философии — счас¬ тье. Но поскольку никто не может ответить, что такое счастье и как его достигнуть, то лучше воздержаться от всяческих суждений о неве¬ домом, не волновать свою душу, ибо единственное доступное челове¬ ку счастье — невозмутимость. Ученик Пиррона Тимон (320—230) сла¬ гал сатирические стихотворения, в которых высмеивал всех филосо¬ фов, кроме своего учителя, Ксенофана и Демокрита. Благодаря Тимо- ну стало известно и учение Пиррона, который, как и Сократ, своих мыслей не записывал. Возобновила свое существование в Афинах и школа Аристотеля, последователей которого стали называть перипатетиками (прогулива¬ ющимися). Для прогулок и занятий в специальных помещениях для них был приобретен участок, ныне обнаруженный в Афинах в ходе строительства метрополитена. Руководителем школы стал Феофраст (372—288), занимавшийся философией, риторикой, поэтикой, геогра¬ фией, музыкой, искусствознанием. До нас дошли его капитальные ис¬ следования «История растений», «Причины растений» и выдержки из трактата «Характеры». Что могло заставить его одновременно занимать¬ ся растительным миром и человеческой психологией? Зная, что перед нами ученик Аристотеля, создавшего сначала отдельные трактаты по политическому устройству государств, а затем обобщающее сочинение «Политика», мы не удивимся тому, что Феофраст пытался отыскать в природных явлениях и поведении человека нечто общее. Выходец с Лесбоса, Феофраст точнее всех определил космополи¬ тический характер эллинистической науки: «Ученый — единственный из всех, кто не бывает чужеземцем — он гражданин каждого города». Историческая мысль. Эпоха, рожденная в вихре восточного похода Александра и сумятице последовавших за ним междоусобных войн диадохов и эпигонов, породила новое отношение к историчес¬ кому прошлому и его культурному наследию. Более близкое знаком' ство греков с культурой и религией восточных народов, ставших со¬ 428
ставной частью эллинистической государственной системы, способ¬ ствовало созданию синкретической культуры, в которую наряду с фи¬ лософско-этическими представлениями разных народов вошли еги¬ петские, вавилонские, персидские и иные предания. Освоение в ходе совместного обитания греков и восточных народов духовных богатств Востока было естественным результатом сосуществования и взаимо¬ проникновения полисного и великодержавного типов мышления и социального поведения личности. В то же время греческий язык не только становился языком канцелярий, но постепенно завоевывал господствующее положение во всех сферах жизни, в том числе и в быту коренного населения Востока. Взаимному ознакомлению народов Востока и Запада способство¬ вала грекоязычная историография, создаваемая людьми восточного происхождения. Вавилонянин Берос в начале III в. написал «Исто¬ рию Вавилонии», в которой не ограничился изложением событий со времен всемирного потопа до завоеваний Александра, а дал концеп¬ цию истории в духе исторических трудов греков. Египетский жрец Манефон переложил на греческий язык свидетельства египетских свя¬ щенных книг. Современные исследователи, сопоставляя сохранивши¬ еся отрывки «Египетской истории» Манефона с иероглифическими текстами, пришли к выводу, что в распоряжении египетского истори¬ ка были выписки из египетских анналов, списки царей, литературно обработанные храмовые легенды и народные предания. О расширении исторического кругозора людей эллинистической эпохи свидетельствует появление «Истории Индии». Ее автором был Мегасфен, посол одного из Селевкидов при дворе индийского царя Чан- драгупты, того самого, которому удалось изгнать из долины Инда остав¬ ленные там Александром греко-македонские гарнизоны. Мегасфен кра¬ сочно описал удивительную природу страны, ее животный и раститель¬ ный мир, города, обычаи, общественный и политический строй. В его распоряжении, помимо собственных наблюдений, могли бьггь сведения, полученные от брахманов, в том числе легенды и разъяснения непонят¬ ных обычаев. Скорее всего именно их влиянию можно приписать столь характерную для Мегасфена идеализацию индийской жизни. Наряду с Востоком в поле зрения эллинистических историков по¬ падает и Средиземноморский Запад. Ни Геродоту, проведшему конец жизни в южноиталийской колонии греков, ни Фукидиду ничего не было известно о существовании Рима, хотя в V в. он стал уже значи¬ тельным городом. Живший в III в. Тимей, напротив, знает прошлое не только своего родного острова Сицилии и греческих колоний Южной Италии, но также Рима, Карфагена, Испании, Южной Галлии. «Сици¬ лийская история» Тимея и ее продолжение — «Италийская история», доведенные до 264 г., над которыми Тимей работал в Афинах, где в из¬ 429
гнании провел большую часть жизни, была, по существу, самой первой по времени всеобщей историей. Отказавшись от использовавшихся пред¬ шественниками датировок (по правлению должностных лиц, испол¬ нявших обязанности в отдельных полисах, или по верховным жрецам отдельных храмов), он стал датировать события по Олимпиадам, при¬ давая, таким образом, хронологии универсальный характер. Ценнейшим произведением была также «История», написанная Иеронимом из Кардии, содержавшая описание эллинистической ис¬ тории от смерти Александра до смерти Пирра. Сведениями Тимея и Иеронима, чьи труды не сохранились, в древности пользовались мно¬ гие историки, и по их ссылкам и отдельным цитатам мы можем себе представить тяжесть постигшей науку утраты. Никогда еще связь между естествознанием и историей не была столь тесной, как в эпоху эллинизма. Именно в этот период стало давать плоды грандиозное обобщение естественнонаучных фактов, осуществ¬ ленное школой Аристотеля. В сочинении «Жизнь Эллады» Дикеарх из сицилийской колонии греков Мессаны (соврем. Мессина), живший в III в., применил Аристотелеву концепцию биологической эволюции к сфере истории человеческой культуры. Дикеарх считал, что первые люди жили плодами земли, предоставляемыми им природой, не прибе¬ гая к насилию. Затем было изобретено оружие, с помощью которого появилась возможность убивать крупных животных и одеваться в их шкуры. Это было первым насилием над природой. Следующим шагом, усугубляющим насилие, стало порабощение диких животных с целью заставить их служить человеку. Потом стали бороздить землю плугом, и с появлением земледелия произошла дифференциация различных за¬ нятий, в результате которой сложилось то, что мы называем культурой. Дикеарх, таким образом, выделил три ступени в истории человече¬ ства _ первобытную, пастушескую и земледельческую. Первая из них, по его мнению, была наилучшей: «среди них не было ни войн, ни смут, ни публичных наград, ради которых кто-нибудь пошел бы на малей¬ ший раздор. Главным в жизни считались досуг и свобода от всякой не обходимости, здоровье, мир, дружба». Религия.* В эпоху эллинизма в религиозных верованиях населе¬ ния Восточного Средиземноморья произошли значительные измене¬ ния. Непрекращавшаяся борьба между преемниками Александра при- водила к тому, что у городов и областей менялись повелители и по- кровители. Жизнь виделась непредсказуемой и неустойчивой. В этих условиях все настоятельней становилась потребность поклонения мо¬ гущественным богам, которые могли бы спасти не племя, не полис, не общину, а отдельно взятого человека, лишенного былых гарантии * Параграф написан И.С.Свенцицкой. 430
привычного существования. Особенно ощущали это жители гречес¬ ких городов, вынесшие на себе все страдания и тр' юности, вызванные войнами, грабежами и массовыми переселениями. Пантеон олимпий¬ ских богов во главе с Зевсом уже не мог удовлетворить их религиоз¬ ных чувств: эти боги не были ни милосердны, ни всемогущи. Переселяясь на новые места, люди стремились заручиться под¬ держкой местных богов, не отказываясь и от почитания своих пре¬ жних, отеческих. Даже в восточных деревнях, где сильны были древ¬ ние традиции, существовали совместные святилища местных и гре¬ ческих богов (например, Зевса, Адада), особенно там, где рядом с де¬ ревнями располагались военные гарнизоны, использовавшие уже существовавшие святилища. Наибольшая интенсивность процесса распространения восточных культов характерна для пестрого по эт¬ ническому составу населения эллинистических городов. Из греческих божеств особым почитанием пользовался сын Зевса Дионис, согласно мифам, прошедший в своих странствиях по разным странам — Фракии, Сирии и даже Индии. Образ Диониса в эллинис¬ тический период трансформировался: главным содержанием мифов о Дионисе стали рассказы о его смерти и возвращении к жизни Зевсом. Религия Диониса в полной мере превратилась в таинство, подоб¬ ное тому, какое существовало в Элевсине. Осуществилось сближение элевсинского и дионисийского культов, ибо культ Диониса в такой же мере оказался пронизан мистикой учения о загробном мире. Рас¬ пространителями идей дионисийства стали орфики, почитавшие Ор¬ фея, божество круга Диониса. Одновременно множество почитателей приобретают древний ми¬ стический культ кабиров, центрами которого были острова Эгеиды, некогда колонизованные финикийцами. С кабирами уже в древности были отождествлены Зевс и Дионис, впоследствии к ним были при¬ соединены Гермес, Аполлон и элевсинские богини, а центром культа стала Андания, один из городов возрожденной в годы походов Эпа- минонда Мессении. Здесь найдена мистическая надпись, перечисля¬ ющая членов сообщества «великих богов». Уже в IV в. в некоторых частях Балканской Греции почитали древ¬ нюю египетскую богиню Исиду. В эпоху эллинизма она почти утрати¬ ла свой первоначальный египетский облик и стала богиней-волшеб- ницей, обретя сестер в Деметре и Афродите, а брата — в ранее неведо¬ мом боге Сераписе. Рассказывали, будто бы царю Египта Птолемею I во сне явился бо¬ родатый юноша и потребовал своего почитания. Жрецы объяснили, что юнец этот — бог понтийского города Синопы. Бронзовая статуя его была перенесена в Александрию, где его стали почитать под именем Серапис. Культ этого бога объединил в себе черты египетского бога Осириса-Аписа и греческих богов Зевса, Аида и Асклепия. Примеча¬ 431
тельно, что консультантами при введении нового культа стали египетс¬ кий жрец Манефон и афинянин Тимофей, жрец из Элевсина. Почита¬ ние Сераписа распространилось по всему Средиземноморью. Не меньшую популярность приобрело почитание женского боже¬ ства — Великой Матери как начала всего сущего. Она отождествлялась с финикийской Астартой, египетской Исидой, малоазийской Кибелой, греческими Артемидой, Афродитой, Гекатой. Даже в Афинах, центре эллинской культуры, было основано святилище Великой Матери. До уровня великого божества возвышается греческая богиня случая и счастливой судьбы — Тюхе. В условиях следовавших друг за другом политических перемен и войн в обществе возникало чувство неуверен¬ ности, и к Тюхе, ниспровергающей царства, поднимающей человека до немыслимых высот и с такой же непредсказуемостью низвергающей в пропасть, обращались мысли и надежды людей эллинистической эпохи. Сама идея доброй судьбы и доброго демона не была новшеством эпохи эллинизма — она просматривается уже в литературе и искусст¬ ве классического периода и достигает значительного развитая в IV в., когда Тюхе вводится в полисные религии. Но пик ее расцвета — эпоха эллинизма, когда вместо полисной религии складывается пронизан¬ ный суевериями и индивидуализмом культ личной судьбы и удачи, на чей алтарь приносят жертвы те, кто, отвергнув идею божественной справедливости, добивается собственного благополучия за счет под¬ чинения своей власти коллектива. Значительное распространение в городах Восточного Средизем¬ номорья получили частные религиозные союзы. Люди объединялись вокруг культа того или иного бога (обычно восточного), устраивали совместные собрания, обеды, жертвоприношения. В таких союзах могли участвовать наряду с гражданами также неграждане и даже рабы: перед произволом монархов внутригородские различия каза¬ лись уже не столь важными. Самые популярные частные культы осо¬ быми постановлениями народных собраний признавались общепо¬ лисными. На средства города возводились святилища, устраивались празднества, порядок которых регламентировался городскими влас¬ тями. Так, например, на острове Делосе — центре культа Аполлона — был официально признан культ Сераписа, первоначально введенный там внуком одного из египетских жрецов. Особое место в религиозной жизни занял культ царей, распростра¬ нившийся среди грекоязычного населения со времен Александра. Эл¬ линистические правители следовали его примеру, объявляя о своем происхождении от божественных предков. Так, сирийский царь Селевк I утверждал, что его род ведет начало от самого Аполлона, а египетский царь Птолемей II учредил культ своих родителей как богов-спасителей. Однако большей частью культы царей устанавливались полисами: ре¬ шением народного собрания город воздавал царю божеские (или, как 432
иногда говорилось, равные божеским) почести, устраивал празднества в его честь, определял порядок жертвоприношений. Полис даровал по¬ добные почести в знак благодарности — первоначально искренней — за защиту города во время войны, запрещение его разграбить, за осво¬ бождение от налогов. Однако с течением времени почести становились все более и более формальными. Город мог даже отменить обожествле¬ ние царя, освободившись от его власти, как это сделали Афины, когда избавились от македонского полководца и царя Деметрия. В разных городах обожествленные монархи принимали титулы, приличествующие богам, — Сотер (Спаситель), Эпифан (Явленный), Эвергет (Благодетель) и т. п. В специальных храмах новым богам при¬ носили жертвы. Церемониями руководили жрецы. Монархи почита¬ лись вместе с богами — покровителями полисов, где им служили одни и те же жрецы (что не прибавляло популярности полисным богам). Существовала своеобразная ситуация — демос не просто воздавал царю божеские почести, но именно он объявлял его богом. Тем са¬ мым гражданский коллектив, хотя фактически он и зависел от царя, как бы осознавал себя полноправным партнером. И цари принимали эти правила политической игры, принося благодарность за оказан¬ ные почести, сохраняя опору на города. Однако разрыв между идео¬ логической традицией и политической реальностью разрушал мораль¬ ные ценности, созданные некогда независимыми полисами, порож¬ дал двойственность мышления, особенно у образованной части насе¬ ления эллинистических государств. Герметизм. Религия в принципе всегда связана с магией, ибо любое жертвоприношение — магический акт. Однако «магами» греки называли не своих, а персидских жрецов. Платон в «Законах» обрекал людей, занимающихся магией и астрологией, на жесточайшие нака¬ зания. В эллинистическую эпоху, когда греки оказались лицом к лицу с восточным чудотворством, произошло слияние греческих мистери- альных культов с египетской магией. Греческий Гермес, проводник душ в царство мертвых, слился с обладающим сходными функциями египетским Тотом. Это утроило силы соединенного бога — и он стал называться Гермесом Трисмегистом (трижды величайшим). Не утра¬ тив ни одной из прежних функций, Гермес присвоил себе все, чем обладал Тот, став также родоначальником письменности, а его по¬ клонники «герметисты» (как в свое время ученики Пифагора) припи¬ сали своему кумиру всю написанную ими литературу, а именно: 36 философских книг, три астрологические и столько же медицинских. Это сочинительство отодвинуло Зевса, ничего не писавшего и к тому же бессильного перед судьбой, на задворки религиозного мышления. Герметисты-чернокнижники, опираясь на помощь Трижды величай¬ 433
шего, полагали, что могут властвовать над Зевсом, вырывать из его рук громовые стрелы, изменять орбиты звезд и оживлять мертвых. Дополняя спекулятивную философию магией, герметизм возвра¬ щал людям, лишенным защиты полиса, утраченную ими уверенность в настоящем и будущем, давал им мнимую власть над окружающим миром. К Гермесу Трисмегисту, царю оккультного мира, присоедини¬ лась трехглавая Геката, божество призрачных видений, которой отда¬ валась ночь с факельными шествиями по кладбищам и воем сопро¬ вождавших ее собак. Гекату призывали вместе с Гермесом на опускае¬ мых в могилу поминальных табличках, ее изображали пляшущей с факелом вокруг герм. Почитатели Гермеса или Гекаты собирались в общины (феасы), состоявшие как из греков, так и из чужеземцев, как из свободных, так и из рабов; объединяясь для пиршеств и церемо¬ ний, они называли себя братьями и имели свои особые кладбища. Глава 24 ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО ЭПОХИ ЭЛЛИНИЗМА Одновременно с величайшими храмами и дворцами новых владык воздвигалось здание новой художественной литературы, имевшей мало общего с тем, что уже стало классикой. От этого здания осталось немного — почти все, заполнявшее полки биб¬ лиотек, превратилось в пепел вместе с ними. Тот, кто сказал, что рукописи не горят, мог быть силен в чем угодно, но только не в области древней истории. Впрочем, в исчезновении рукописей не всегда повинен огонь — многие создававшиеся тогда вирши, воспевавшие благодеяния монархов, не пережили ни их авторов, ни их героев, разделив судьбы литературы всех веков, созданной на потребу дня. От ряда сочинений, которыми зачитывались в эл¬ линистическую эпоху, не сохранилось ничего, кроме названий и имен их создателей (их было несколько тысяч), кое-что дошло в папирусных отрывках благодаря милости ветра и песка. Рядом с эллинистическими поэтами жили и творили скульп¬ торы, оставившие галерею персонажей из камня и бронзы, це¬ лый народ статуй, который в одних случаях служит иллюстраци¬ ей к типам комедий, а в других поражает трагизмом эпохи войн и общественных потрясений. Поэзия. Наивысшего расцвета эллинистическая поэзия достиг¬ ла в первой половине III в., когда одновременно в Александрии, Си¬ ракузах, на островах Эгейского моря разворачивается творчество вЫ' дающихся поэтов — Каллимаха, Феокрита, Арата, Ликофрона. 434
Каллимах из Кирены (ок. 315—240 гг.) считается новатором в гре¬ ческой поэзии. Выступая против стихов громоздких и тяжеловесных и чисто описательных поэм, он добивался точности поэтических об¬ разов при лаконичности языка. Место действия его гимнов — не ма¬ териковая или островная Эллада, а мир, освоенный после походов Александра. И даже в тех случаях, когда какое-либо событие происхо¬ дит на родине Аполлона и Артемиды Делосе, на него откликаются Кирн (Корсика), Тринакрия (Сицилия) и вся Италия: Охала Этна, охала с нею Тринакрия, Жилище сиканов, далее ахал Италии край, и эхом Кирн ему вторил. И разумеется, в сферу действия греческих мифов включается Еги¬ пет. В описаниях Каллимаха делосская речка Иноп имеет исток в Эфиопских горах, где-то по соседству с Нилом, а затем по дну моря течет к родине Аполлона и Артемиды. В поэме «Причины», состояв¬ шей из объяснений отдельных праздников и обычаев, Каллимах ис¬ пользовал более четырех десятков мифов и преданий, изложив их в форме небольших стихотворений. Получило известность его стихот¬ ворение «Коса Береники» о превращении срезанной и исчезнувшей* косы царицы Египта в созвездие. Его поэтический стиль был живым и свободным, увлекательные эпизоды перемежались с учеными отступлениями. Каллимахом и его несравненными по изяществу стихами восхищались римские поэты, «Коса Береники» была переведена на латынь Катуллом. Восхищение достижениями науки побудило друга Каллимаха, кили- кийца Арата, облечь в форму гекзаметров открытия александрийского астронома Эвдокса. В поэме «Феномены» он описал небесные явления, включив в это описание связанные со звездами мифы и перечислив на¬ родные приметы о погоде. В древности поэма Арата много раз переводи¬ лась на латынь, в том числе Цицероном и Авиеном, а в средние века использовалась в качестве своего рода учебного пособия. Классиком широко распространенного в эпоху эллинизма поэти¬ ческого жанра, получившего название «идиллия», был сиракузянин Феокрит (вторая половина III в.), одно время живший в Александрии и пользовавшийся покровительством царя. Буквально «идиллия» оз¬ начает «картинка», но в это слово усилиями Феокрита вложен еще один смысл — «безмятежность». «Картинки» александрийского поэта рисуют непритязательную, далекую от городской суеты и дворцовых интриг жизнь пастухов (буколов) и их подруг: Слаще напев твой, пастух, чем рокочущий говор потока. Там, где с высокой скалы низвергает он мощные струи. 435
Порой идиллии Феокрита близки к народным песням, которые он, бесспорно, знал и которыми восторгался. Например, идиллия «Тир- сис» — это словесная дуэль двух пастухов, обменивающихся двустиши¬ ями в присутствии судьи-дровосека. Один украл у другого свирель. Дру¬ гой ответил похищением шкурки козленка. Они злы друг на друга. Сло¬ ва грубы, речь полна яда. Но вот в двустишии одного из спорщиков мелькнул мифологический намек, и мы понимаем, что перед нами ис¬ кусный «буколический маскарад», рассчитанный на горожанина, ус¬ тавшего от шума и суеты Александрии и Сиракуз и стремящегося, по¬ грузившись в чтение «Буколик», приблизиться к недоступной сельской простоте с ее успокаивающим ритмом. Мастерство Феокрита — в уме¬ нии скупыми, точными штрихами описать характеры. Пейзаж, служа¬ щий фоном диалогов, однообразен, но подобного ему не было в гре¬ ческой литературе, и чувствуется, что поэт любил и знал природу. Одно из наиболее загадочных произведений эллинистической по¬ эзии — небольшую поэму «Александра», посвященную троянской про¬ рочице Кассандре,— создал Ликофрон. Царь Приам, не желая нару¬ шать спокойствия во дворце, запирает свою полубезумную дочь Алек¬ сандру (Кассандру), и она в одиночестве вещает, как и положено про¬ рочице, загадками, громоздя образ на образ, пользуясь редкими, - вышедшими из употребления словами. Охраняющий ее страж является к царю и передает слово в слово ее пророчества о грозящей Трое войне и о том, что случится вслед за разрушением Трои. Событиям после Тро¬ янской войны посвящена «Одиссея» Гомера, но Ликофрон переносит читателя не в мир фантастических странствий, где неузнаваем ни один остров, ни одно побережье, а в реальную историю с такими событиями, как дорийское переселение, нашествие Ксеркса, походы Александра Македонского и Пирра. Наиболее интересны строки о странствиях Энея на Западе, где его потомкам суждено основать Рим: Он, чье и враг прославит благочестие, Создаст державу, в брани знаменитую, Оплот, из рода в род хранящий счастье. Из этих трех строк, написанных в то время, когда римляне, сража¬ ясь с Пирром, еще не вышли за пределы Италии, вырос римский эпос об Энее. Эпиграмма. Буквально слово «эпиграмма» означает надпись, высеченную на чем-либо — на камне, статуе, предмете, предназна¬ ченном в подарок. В эпоху эллинизма эпиграммы по-прежнему писа¬ лись на могильных камнях и статуях, но сам термин стал означать краткое стихотворение, написанное в элегическом размере (соедине¬ ние гекзаметра с пентаметром). В сравнении с эпосом или трагедией 436
эпиграмма виделась красивой безделушкой, но в эпоху эллинизма ей было придано значение особого жанра, соперничающего с простран¬ ными стихотворениями. Эпиграммы писали Каллимах, Асклепиад Самосский, Леонид Та- рентский и Мелеагр. До нас дошло шестьдесят эпиграмм Каллимаха — посвятительных, надгробных и эротических. В одной из них он так вы¬ разил свое понимание задач поэзии и собственного в ней места: Не выношу я поэмы циклической. Скучно дорогой Той мне идти, где снует в разные стороны люд; Ласк, расточаемых всем, избегаю я, брезгую воду Пить из колодца: претит общедоступное мне. Асклепиад был мастером застольных и любовных эпиграмм. Лео¬ нид Тарентский, бедняк и странник, вывел в своих эпиграммах «сну¬ ющий в разные стороны люд» — ремесленников, рыбаков, моряков, землепашцев. Мелеагр, сириец по происхождению, родившийся в палестинс¬ ком городе Гадаре, а затем живший в Тире, так выразил космополити¬ ческое мироощущение своего времени: Если сириец я, что же. Одна ведь у всех нас отчизна — Космос: одним Хаосом мы рождены. В другой эпиграмме, обращенной к спутнику, который когда-ни¬ будь пройдет мимо его могилы, Мелеагр пишет: Если сириец ты, молви «салам»; коли рожден финикийцем, — Произнеси «аудонйс»; «хайре» скажи, если грек. Эпос. Нелегко было в век идиллий и эпиграмм обращаться к эпо¬ су — жанру, осужденному законодателем литературных вкусов Калли¬ махом. И все же ученик Каллимаха Аполлоний Родосский отважился на это. Его эпическая поэма «Аргонавтика» посвящена плаванию Ясо¬ на и его спутников в Колхиду и их возвращению с драгоценной добы¬ чей — золотым руном. Следуя во многом за поэмой странствий «Одис¬ сеей», Аполлоний, однако, излагая миф, использует все, что было из¬ вестно науке его времени в области географии и этнографии южного побережья Понта Эвксинского и Закавказья. Как и в гомеровских по¬ эмах, действие «Аргонавтики» развивается параллельно — на земле и на Олимпе. Но сами аргонавты не ощущают присутствия богов. Да и описание небожителей мало чем напоминает сцены на Олимпе, на¬ чертанные Гомером. «Ученый» характер поэмы не помешал изобра¬ жению человеческих чувств в истории всепоглощающей любви двух 437
главных героев поэмы — Ясона и Медеи, чья любовь торжествует, пре¬ одолев все препятствия. Наряду с подлинно поэтическим творчеством поэзия эпохи элли¬ низма дала множество откровенно рассудочных, формальных произве¬ дений, лишенных настоящей поэзии, зато блиставших нарочито под¬ черкиваемой ученостью, филигранностью отделки, безупречностью, а порой и причудливостью формы, демонстрирующей высокое мастер¬ ство, но отнюдь не поэтическое вдохновение. Именно тогда появляет¬ ся акростих и входят в моду «фигурные» стихи, строки которых то сла¬ гаются в треугольник или иную геометрическую фигуру, то принимают очертание птицы. Состязаясь друг с другом в антикварной учености, поэты порой превращали свои поэтические опусы в пространные ката¬ логи нимф иных мифологических персонажей или использовали на¬ столько редкие варианты мифов, что понять их смысл мог только уче¬ ный собрат поэта (не случайно комментарии, которыми почти сразу же были снабжены эти творения, значительно превышали их по объему). Разумеется, такого рода поэзия с ее совершенными образцами формального мастерства создавалась не только в Александрии, но по месту ее зарождения и наиболее бурного развития она получила на¬ звание «александрийской». Менандр и жизнь. Вслед за потерей гражданами интереса к по¬ литической жизни сошла со сцены и некогда волновавшая их комедия, созданная Аристофаном с ее злободневностью и обличительным запа¬ лом. Но заложенная в людях полисного склада страсть к публичному осмыслению собственного бытия и осмеянию собственных слабостей и пороков не могла выветриться и в новых условиях. Эту страсть людей новой эпохи с блеском удовлетворил афинянин Менандр (342—292 гг.), выходец из состоятельной и влиятельной семьи, в молодости учивший¬ ся у Феофраста, друживший с Эпикуром и пользовавшийся покровительством правителя Афин Деметрия Фалерского. Первая комедия Менандра, постав¬ ленная в Афинах через год после смерти Александра, стала одним из примечатель¬ ных явлений эпохи эллинизма. В масках новой (или новоатгической) комедии афиняне не узрели своих знаменитых со¬ временников, чьи имена не сходили с их уст, — ни Деметрия Фалерского, ни его покровителя Кассандра, ни незадолго до того ушедшего из жизни Аристотеля, ни Менандр его ученика Феофраста, ни новых фило¬ 438
софов Эпикура и Зенона. Перед ними предстала в масках неприметная афинская семья, маленькие, ничем не прославившиеся и вовсе не доби¬ вавшиеся общественного внимания люди, узнаваемые не как личности, а как типажи: старик отец, хозяин дома, собственник, знающий цену деньгам и не потерявший интереса к наслаждениям и прочим благам жизни; его сынок, наделенный юношескими страстями, но лишенный материальных средств для их удовлетворения; алчная красавица гетера, готовая разделить ложе с каждым, у кого есть деньги; невеста-беспри¬ данница, чистая и непорочная, беспомощностью которой готовы вос¬ пользоваться и алчный сводник, и богач; льстивый прихлебатель, жад¬ ный до чужого обеда; предприимчивый раб, помогающий своему юному хозяину найти выход из любого положения (персонаж, который в ново- европейской комедии получит имя Фигаро). Перестал играть былую роль в сценическом действии хор, испол¬ нявший некогда партию народа-судии. Хор лишь иногда возникал на орхестре в виде толпы подгулявших юнцов, чтобы заплетающимися в пляске ногами разделить представление на пять привычных для зри¬ телей актов. Действие новой комедии развивается не в подземном мире и не в фантастическом птичьем царстве, а на афинской агоре и на площадке перед домом. Это не мешает ему быть увлекательным, ибо любовь изобретательна на проделки, сирота-бесприданница может оказаться дочерью богатого афинянина, а на сцене могут появиться близнецы и внести такую путаницу, что афинские зрители станут следить за инт¬ ригой с не менее захватывающим интересом, чем их деды наблюдали за Сократом, по воле Аристофана покачивающимся в гамаке между небом и землей в своей «мыслильне». При этом интрига, всегда име¬ ющая счастливый конец, никогда не повторяется. Комедии Менандра, вошедшие в репертуар каменного театра на склоне афинского акрополя не без некоторого первоначального сопро¬ тивления зрителей, совершили шествие по всему греческому миру, а затем триумфально вступили в Рим, став образцами для римских коме¬ диографов. Менандр буквально входил в каждый дом (впоследствии Плутарх скажет, что пирушка может скорее обойтись без вина, чем без Менандра). Благодаря этому комедии Менандра дошли до нас, хотя и необычным путем: в хрупких папирусных свитках, извлеченных из сы¬ пучих песков Египта. И если в начале столетия в нашем распоряжении было всего несколько фрагментов, то к настоящему времени нам изве¬ стно в более или менее сохранившемся виде пять пьес: «Брюзга», «Са- миянка», «Третейский суд», «Остриженная», «Щит». Афиняне ощущали себя участниками комедий Менандра. Персо¬ нажи словно были выхвачены из самой жизни, ситуации, в каких они оказывались, были понятны и легкоузнаваемы, быстрая и непри¬ нужденная речь героев изобиловала поговорками, ходившими в на¬
родной среде: «Время врачует любые раны», «Лучше капелька удачи, чем бочка умения», «Когда бойцами не боец командует, не в бой, а на убой уходят воины». Изображая будничную городскую жизнь, Менандр выявлял также и уродливые ее проявления, будил сочувствие к слабым, обличал хищ¬ ников и домашних тиранов. Его произведения были настолько жиз¬ ненны, что один древний критик и почитатель афинского поэта вос¬ кликнул: «Менандр и жизнь! Кто из вас кому подражает?» Мим. Широкое распространение в эллинистическую эпоху получил мим — вид народного театра, возникший в Сицилии и первоначально связанный с земледельческим культом и его магией пробуждения произ¬ водительных сил природы. Однако со временем их сюжеты приобрели чисто бытовую окраску, и черпались они из повседневной жизни и при¬ ключений мелких торговцев, городских низов и даже воров. В папирусах из египетского Оксиринха до нас дошли мимы, види¬ мо исполнявшиеся труппой странствующих актеров. Автор их, Герод, живший, скорее всего, в середине III века, известен только по имени и по полемике, в которую он вступает со своими критиками в одной из пьес: «Клянусь музой, по воле которой слагаю эти хромые ямбы для ионийцев, я буду увенчан славой». Герои Геродовой сценки «Учитель» — наставник, вдова и ее сын, который вместо учения играет в орлянку, разоряя бедную женщину. После колоритного монолога вдовы, раскрывающего ее характер и тревогу за нерадивого сына, учитель, по просьбе матери, не без удо¬ вольствия сечет школьника, после чего мать грозится держать маль¬ чика в оковах. В миме «Ревнивица» главная героиня — богатая жен¬ щина, а жертва ее — раб-любовник, подозреваемый в неверности. И опять все заканчивается поркой. Мимы не нуждались в театральных подмостках — они могли ра¬ зыгрываться на площадях или даже в домах, и непристойные сцены, свидетельствующие о глубочайшем падении нравов, происходили на глазах у зрителей, сопровождаясь их хохотом и свистом. И впослед¬ ствии даже острая критика отцов церкви не могла воспрепятствовать распространению этого жанра. В VI в. н. э. он охватил все римские провинции, а популярная исполнительница мимов Феодора стала супругой императора. Утопия*. Хотя термин «утопия» («место, которого нет» от греч. «у» — «нет» и «топос» — место) был введен в оборот лишь Томасом Мором, однако сами утопии (как социальная фантазия, пусть и не носившая этого названия) были известны уже в древности. В клас¬ * Параграф написан J1.C. Ильинской. 440
сический период это утопия Платона, а в эпоху эллинизма — сици¬ лийца Эвгемера, служившего в войске македонского правителя Кас¬ сандра между 311 и 299 гг., и Ямбула, автора III или II в. Обе они дошли в переложении Диодора. Воспользовавшись приемом Плато¬ на, сконструировавшего мифический остров Запада Атлантиду, Эвге- мер создает на Востоке остров Панхайю, разместив его у берегов дале¬ кой Индии и сделав очагом древнейшей цивилизации. Это рассказ о счастливой жизни на прекрасном и обильном плодами острове, где царят благополучие и справедливость. Эвгемер предлагает как бы мо¬ дель общества, живущего по мудрым и справедливым законам, уста¬ новленным в незапамятные времена добродетельными царями, уп¬ равлявшими островом и обожествленными его жителями за оказан¬ ные им благодеяния. Об этих законах Эвгемер якобы узнал из «Свя¬ щенной записи о деяниях Урана, Кроноса и Зевса», нанесенной на золотую стелу, выставленную на счастливом острове в храме Зевса. Внимание современников привлек, однако, не его проект поли¬ тического устройства чудесного общества, который сам Эвгемер, надо думать, считал главным в своем произведении, а высказанная им идея о природе богов, созвучная эпохе эллинизма, когда грекам постепен¬ но становилась привычной чисто восточная концепция обожествле¬ ния царствующих правителей. Разумеется, не все античные читатели Эвгемера приняли его идею. Некоторые обвиняли его в безбожии, поскольку он осмелился при¬ писать богам человеческую сущность. Но в целом эпоха эллинизма, склонная, с одной стороны, к скепсису, с другой — к систематизации, создала благоприятную почву для развития эвгемеризма (как стали называть в новое время принцип рационалистического толкования мифов о богах или героях), получивший особенно широкое распрост¬ ранение в последующей греко-римской литературе. Утопия Ямбула описывает другое фантастическое государство — государство Солнца, расположенное на каких-то отдаленных островах вблизи от экватора. Его жители, гелиополиты, не знают ни семьи, ни государства, ни сословного деления, ни частной собственности, ни социального неравенства. Поэтому в их обществе нет и вражды друг к другу, столь характерной для реальной жизни истерзанного противо¬ речиями эллинистического мира. Живут они возглавляемыми патри¬ архами группами по 300—400 человек, владея общим имуществом и поклоняясь Солнцу и звездам. Это сильные, здоровые люди, переме¬ жающие мирный труд с обучением и занятиями наукой. Скульптура. Искусство эпохи эллинизма даже тогда, когда язык его оставался прежним, подпитывалось новыми идеями всеобщности и человечности. Подчиняя себе камень, бронзу и глину, эти идеи вы¬ секали, отливали и лепили как бы двойников персонажей, уже знако¬ 441
мых по произведениям эллинистической литературы. Явствен инте¬ рес создателей скульптуры к жизни во всех ее проявлениях. Их взгляд, словно бы уже насытившись героикой мифа, схватками с львами и драконами, обратился к реальности и обыденности. Жизненная прав¬ да, порой переходящая в натурализм, становится не менее важной и существенной, чем привлекавшие ранее цветущая молодость и недо¬ сягаемая красота бессмертных богов. Наиболее типичен зрительный ряд, соответствующий новоатти¬ ческой комедии и миму. Вот эта галерея: старый рыбак, старуха, маль¬ чик, вынимающий занозу, мальчик с гусем. Ребенок ростом с гуся, накренившись всем своим пухлым тельцем, ухватился за шею птицы, грозно раскрывшей клюв. Это жанровая сценка, чуждая гармонии по¬ лисного мира и его художественной практике. Для греческой класси¬ ки дети — взрослые меньшего масштаба, из птиц ею опробован один орел. Тема мальчика с гусем выходит за пределы полисной героики, в ней отсутствуют серьезность и назидательность. Не было в греческой классике также темы старости с ее безобразностью: миру классики не были нужны ни сгорбленный старик, опирающийся на посох, ни ста¬ руха в отрепьях с морщинистым, как древесная кора, лицом. В этом же ряду — и юный бегун, сидящий на камне и вынимающий из пятки занозу. Фигуры этой галереи во времена Перикла показались бы мел¬ кими и ничтожными. Во времена эллинистических монархов они вы¬ зывали интерес, на них отдыхал взгляд людей, утом¬ ленных жизнью большого города. Конечно же, скульпторов продолжала волновать и женская красота, но она тоже иная, более чувствен¬ ная и человечная. Особенно знаменита найденная на острове Мелосе статуя Афродиты (Венеры), поражаю¬ щая своей нежной задумчивостью и красотой. Ника-Победа — это едва ли не самое почитаемое божество эллинистических монархов и полководцев, нашла идеальное воплощение в мраморной скульп¬ туре, украшавшей фронтон храма на острове Само- фраке, посвященного божествам кабирам. Еще ни¬ кому ранее не удавалось так передать в мраморе стре¬ мительное движение вперед. Кажется, порыв ветра прижал влажную ткань к телу. Богиня спустилась на нос корабля. Правая нога нашла точку опоры, а ле¬ вая еще в воздухе. Крылья поддерживают корпус. Не исчезает из искусства и характерная для классики идея агона, но и она звучит по-новому. Венера Борьба становится яростной и исступленной. Ее Милосская трагизм полнее всего выражен в работах мастеров 442
пергамской и родосской школ, следовавших за Скопасом с его тягой к изображению бурных проявлений чувств. Образцами такой трактовки являются со¬ зданные пергамскими скульпторами фигуры умирающих галлов (галатов), предпочитающих рабству смерть и убивающих себя и своих близ¬ ких. По трагическому накалу близка к фигурам галлов скульптурная группа Ниобы с сыновья¬ ми, гибнущими от стрел Аполлона, и дочерь¬ ми, поражаемыми стрелами Артемиды. Одним из самых великолепных памятни¬ ков пергамской школы был фриз возведенного в столице алтаря Зевса в ознаменование побе¬ ды над галатами. Его сюжет — борьба богов и гигантов. Гиганты, сыновья земли-Геи, восста¬ ли против богов. Оракул обещал победу богам, если на их стороне будут смертные. Поэтому в качестве союзника богов выступает Геракл. Ни одно из произведений эпохи, начав¬ шейся после распада державы Александра, не отражает ее духа полнее, чем пергамский ал¬ тарь. Страсть и упоение борьбой, делающие не¬ возможным сострадание и жалость, пронизы¬ вают каждую фигуру. В трагических фигурах гигантов, вступивших в безнадежную борьбу с богами, пергамский скульптор воплотил муже¬ ственных противников Пергама галатов. Но в равной мере их можно было бы воспринять как сторонников Аристоника, поднявшегося про¬ тив Рима, или воинство царя Понта Митрида¬ та VI Евпатора, одно время владевшего Пергамом. Алтарь — это худо¬ жественное воплощение трагедии войн, которыми столь перенасы¬ щена история древнего Средиземноморья. Наивысшим достижением родосских скульпторов была высечен¬ ная из единого мраморного блока группа «Лаокоон с сыновьями», воп¬ лощающая предел страдания, но вместе с тем мощь, мужество и волю человека в его противостоянии судьбе. Жрец Аполлона Лаокоон изоб¬ ражен обнаженным. Он спустился на алтарь, куда упала его одежда. Голова его в лавровом венке — знаке жреческого достоинства. Огром¬ ная змея охватила своими кольцами его тело и тела двух его сыновей и жалит жреца в бедро. Младший из сыновей уже потерял сознание, старший, повернувшись к отцу, взывает о помощи. Галл, убивающий жену, а затем и себя Лаокоон 443
От эпохи, выдвинувшей на первый план личность, естественно ожидать портретных изображений. И в самом деле, эллинистический скульптурный портрет не просто передает внешние черты персонажа, но раскрывает своеобразие героя, его психологию. Сразу узнается Де¬ мосфен: узкое тело с впалой грудью и худыми руками, но в очертаниях лица и мрачно насупленных бровях, в сжатых губах чувствуется волевое напряжение физически хрупкого, но нравственно несгибаемого чело¬ века, вступившего в бескомпромиссную схватку с судьбой. В облике горбуна Эзопа покоряют острый ум и тонкая ирония мудреца, сумев¬ шего в баснях о животных раскрыть человеческие слабости и пороки. Порой эллинистическая скульптура была предназначена для пло¬ щадей, храмов, общественных сооружений, и тогда она впечатляла сво¬ ей монументальностью. Так, на острове Родос, как сообщает Плиний Старший, было около сотни колоссов (так называли скульптуры, пре¬ вышающие человеческий рост), из них самый грандиозный и знамени¬ тый — Колосс Родосский, тот, которым после успешного отражения фло¬ та и армии Деметрия Полиоркета было решено отблагодарить главного покровителя острова, бога Гелиоса. Тридцатипятиметровую фигуру Ге¬ лиоса спроектировал и отлил из бронзы ученик Лисиппа родосский скульптор Харес. Ноги колосса упирались в две скалы, и между ними в гавань могли проходить корабли. Однако уже через 56 лет после торже¬ ственного водружения статуя рухнула, надломившись в коленях, во вре¬ мя гигантского подземного толчка. Но и лежавшая на земле, она, по словам Плиния Старшего, продолжала вызывать изумление, и мало кому удавалось обеими руками обхватить большой палец ноги колосса. Терракота. Вылепленные фигурки людей и животных найдены еще на минойском Крите и в микенской Греции, но расцвет террако¬ ты приходится на эпоху эллинизма, когда возникает массовое произ¬ водство глиняных раскрашенных статуэток. Никогда еще короплас- тика (от греч. «кора» — девушка и «пласта» — лепщик) не создавала такого разнообразия типов статуэток, а мастерство их изготовления не достигало столь высокого уровня. Первоначально статуэтки из терракоты современные ученые срав¬ нивали с мраморными статуями, видя в них эскиз, первоначальный на¬ бросок скульптора, но, поскольку не удавалось отыскать ни одной со¬ впадающей пары терракоты и статуи, стало ясно, что терракота — произ¬ ведение другого жанра самостоятельное искусство, соотносящееся со скульптурой так же, как классический театр с народной пантомимой. Широко распространенный тип терракоты — раскрашенные фи¬ гурки молодых женщин, наглухо, иногда с головой закутанных в одея¬ ния. Великолепные образцы этого типа, датируемые 330—200 гг., обна¬ ружены в некрополе беотийского городка Танагра. Прическа и лица с 444
удлиненным овалом, прямым носом и маленьким ртом, очевидно, со¬ ответствовали представлениям того времени о красоте, утонченной, изысканной и даже несколько жеманной. Самое удивительное, что, сохраняя общий стиль, фигурки не повторяют друг друга. Различны позы и драпировка одежды. Одни просто стоят, выставив ножку и под¬ хватив одеяние левой рукой, словно бы любуясь собой, другие читают присланные им послания, третьи играют в кости или мяч. Распространены были и карикатуры на крестьян, которых горо¬ жане воспринимали как людей грубых и неотесанных; на ораторов, чьи позы подражали позам классических статуй, но лица были безоб¬ разны и неинтеллектуальны. Злая сатира проявлялась и в натуралис¬ тических статуэтках пьяных старух и стариков. Странное сочетание культа идиллической красоты и грубой насмешки было характерно для массовой культуры того времени. Одно умилением, другое сме¬ хом как бы снимало напряжение, сопровождавшее жизнь простых людей в сложных условиях эллинистических монархий. Важно отметить, что терракоты изображали и представителей раз¬ ных народностей — негров, галлов, людей в необычных для греков «варварских» одеждах. Одни показаны с симпатией, другие — с из¬ девкой, но все они демонстрируют интерес к негреческому миру. Мастерские коропластов обнаружены в Балканской Греции, в Ма¬ лой Азии, на островах архипелага, в Этрурии и Великой Греции, в Северном Причерноморье. [■Л Сокровища из мусорных куч. Египет во все времена был для европейцев I Li страной чудес, а с тех пор, когда в конце XVIII в. ненадолго оказался во власти Наполеона, стал обетованной землей археологии. Путешественников и ученых тянуло к пирамидам и храмам эпохи фараонов, к руинам эллинис¬ тических городов, и лишь в конце XIX в. внимание было обращено на холмы в прилегающей к долине Нила пустыне, составляющие характерную черту ландшафта. Эти холмы, высотой от 20 до 70 метров, как выяснилось, имели искусственное происхождение. Они состояли из черепков, золы, тряпок, со¬ ломы, навоза, исписанного папируса — словом, всего того, что составляло отходы повседневной жизни древних поселений. В Египте практически не было дождей, а почвенные воды до этих куч не доходили. Это создало уни¬ кальные условия для сохранения памятников письменности — всякого рода документов, в том числе целых архивов, личной переписки, а также и много¬ го из того, что читали в эллинистическую и римскую эпохи жители египетс¬ ких деревень и городков. Мусорные кучи, пусть и в незначительной мере, возместили утрату Александрийской библиотеки. Папирология, начиная с 1788 г., когда был впервые опубликован приоб¬ ретенный в Египте папирус, питает историю, классическую филологию, ме¬ дицину и многие другие науки. После того как были найдены и опубликова¬ ны сохраненные Средневековьем (западным и восточным) рукописи с тек¬ стами древних авторов, она дополняет их произведениями древних поэтов, 445
историков, философов, религиозных деятелей. В числе литературных трофе- ев папирологии — «Афинская полития» Аристотеля, комедии Менандра, мимы Герода, эпиникии и дифирамбы Вакхилида, фрагменты стихов гречес¬ ких лириков. Основные центры хранения папирусов — Каирский музей, биб¬ лиотеки Британского музея, Вены, Парижа, Нью-Йорка, Принстона; неко¬ торые из папирусов имеются и в нашей стране. Выдающуюся роль в становлении папирологии как науки сыграли анг¬ лийские ученые Фр. Кенион, Гренфиль и Хейт, немецкий ученый У. Вилькен. Значительный вклад в изучение папирусов внесли ученые России Виктор Кар¬ лович Ернштедт и его ученики — Михаил Иванович Ростовцев, Григорий Фи¬ лимонович Церетели, Альберт Густавович Бекштрем. В значительной мере на материале папирусов написано блестящее исследование М.И. Ростовцева «Ис¬ тория государственного откупа в Римской империи». Г.Ф. Церетели издавал папирусы с литературными текстами, А.Г.Бекштрем — с медицинскими (при этом на их основе он сделал ряд выдающихся открытий в области медицины). Искусство и археология. Археология, извлекая из земли шедевры ан¬ тичного искусства, не просто обогащает залы музеев новыми статуями и ва¬ зами, а страницы книг — новыми иллюстрациями. Она вводит творения ан¬ тичного мира в гущу современной действительности с ее противоречиями и контрастами, тем самым давая им новую жизнь. Так, в фокусе внимания XVIII века был Лаокоон, вдохновивший Лессин¬ га на исследование законов скульптуры и литературы. Избранницами эсте¬ тической мысли XIX в. стали Венера Милосская и Ника Самофракийская. Первой была обнаружена в 1821 г. Афродита с острова Мелос. Приобре¬ тенная у нашедшего ее в каменном склепе крестьянина французским морс¬ ким офицером Дюмон-Дюрвилем, она сразу заняла в Лувре почетное место, вызвав единодушное восхищение. Путь Ники Самофракийской к признанию оказался намного длиннее. Несколько ящиков мраморных обломков, собранных раскапывавшим в 1866 г. древний храм кабиров французским консулом Шампуазо, археологом по профессии, были отправлены в Париж в надежде, что удастся составить из обломков хотя бы одну статую. Опытные реставраторы составили из двухсот обломков торс. По крыльям за спиной определили, что это статуя Ники. В путеводитель по Лувру было занесено: «Декоративная статуя среднего досто¬ инства позднейшего времени». Но, странное дело, темпераментные парижа¬ не с восхищением разглядывали складки на мраморной одежде Ники. Посте¬ пенно пересмотрели свое отношение к скульптуре и искусствоведы. К 1870 г. Ника стала гордостью Лувра и Франции. Теперь ее уже сравнивали с Венерой и порой отдавали предпочтение Нике. Можно только удивляться, что о таком величественном сооружении, как алтарь Зевса в Пергаме, не сообщает ни один из крупных эллинистических авторов или римских писателей. Известие о нем сохранилось лишь в «Памят¬ ной книжице» позднего историка Ампелия, писавшего: «В Пергаме находится большой мраморный алтарь 40 футов высоты с мощными скульптурами, изоб¬ ражающими битву с гигантами». Тем больший эффект произвело открытие алтаря во время раскопок Пергама германской археологической экспедицией 446
во главе с Карлом Туманом (1839—1896). Карл Туман мечтал стать архитекто¬ ром и изучал архитектуру в Берлинской академии. Болезнь заставила его пре¬ рвать занятия и отправиться, по совету врачей, на юг. Это и привело Тумана в 1866 г. в турецкий городок Бергама, сохранивший имя древней столицы Атта¬ лидов. Заинтересовавшись живописными руинами, которые использовались местным населением для пережигания на известь, он начал составлять их план и довольно скоро собрал небольшую коллекцию мраморных обломков. К рас¬ копкам Туман приступил лишь в 1878 г. и продолжал их с перерывами до 1886 г. К концу 1878 г. он извлек из-под древней «византийской» стены 39 мраморных плит. «Мы нашли целую эпоху искусства, — писал он. — Величайшее оставше¬ еся от древности произведение у нас под руками. Для понимания последовательности расположения частей рельефа важно было найти фундамент алтаря. Он был обнаружен на южном склоне акрополя. Фундамент имел почти квадратную форму (36,4 х 34,2 м), в западной его части находилась лестница из 20 широких ступеней, ведущая на верхнюю площадку, окруженную колоннами. Наибольший интерес вызвали 11 вновь найденных плит, находившихся у фундамента. Туман так описал их открытие: «Было это 21 июля 1879 г., когда я пригласил гостей на акрополь посмотреть, как станут переворачивать плиты... Когда мы поднимались, семь громадных орлов кру¬ жились над акрополем, предвещая удачу. Опрокинули первую плиту. Предстал могучий гигант на змеиных извивающихся ногах, обращенный к нам мускули¬ стой спиной, голова повернута влево, с львиной шкурой на левой руке. «Она, к сожалению, ни к одной известной плите не подходит»,— сказал я. Упала вто¬ рая. Великолепный бог, всей грудью обращенный к зрителю, столь могучей, сколь и прекрасной, какой еще не бывало. С плеч свешивается плащ, развева¬ ющийся вокруг широко вышагивающих ног. «И эта плита ни к чему известно¬ му мне не подходит!» На третьей плите предстал сухощавый гигант, упавший на колени, левая рука болезненно хватается за правое плечо, правая рука слов¬ но отнялась... Падает четвертая плита. Гигант прижался спиною к скале, мол¬ ния пробила ему бедро. «Я чувствую твою близость, Зевс!» Лихорадочно обе¬ гаю все четыре плиты. Вижу, третья подходит к первой: змеиное кольцо от большого гиганта ясно переходит на плиту с гигантом, павшим на колени. Верхней части этой плиты, куда гигант простирает руку, обернутую в шкуру, недостает, но ясно видно — он сражается поверх павшего. Уж не бьется ли он с великим богом? И в самом деле, левая, обвиваемая плащом нога исчезает за гигантом на коленях. «Трое подходят друг к другу!» — восклицаю я и стою уже около четвертой: и она подходит — гигант, пораженный молнией, падает поза¬ ди божества. Я буквально дрожу всем телом. Вот еще кусок! Ногтями я соскабливаю землю: львиная шкура — это рука исполинского гиганта, напротив этого чешуя и змея — эгида! Памятник, великий, чудес¬ ный, был вновь подарен миру... Глубоко потрясенные, стояли мы, три счаст¬ ливых человека, вокруг драгоценной находки, пока я не сел на Зевса и не облегчил душу крупными слезами радости». 447
Часть 2
I ОБРАЗОВАНИЕ РИМСКОЙ МИРОВОЙ ДЕРЖАВЫ Глава 1 РИМ ВЫХОДИТ НА МИРОВУЮ АРЕНУ (264-200 ГГ. ДО Н. Э.) Пока в Италии разворачивались изложенные выше события, поначалу не внушавшие никому, кроме непосредственных сосе¬ дей, тревоги, в Восточной части Средиземноморья соперничали три эллинистические державы: огромное государство Селевки¬ дов, Птолемеевский Египет и Македония. Селевкиды, терявшие под натиском освободительных движений владения на Востоке, стремились укрепить влияние в расположенной к северу от Си¬ рии Малой Азии, на которую претендовали также Египет и Маке¬ дония. Небольшие эллинистические государства, особенно Пер- гамское царство и островная республика Родос, лавировали между Селевкидами и Птолемеями, пытаясь обратить себе на пользу распри между двумя гигантами. На Балканском полуострове безраздельно царила Македо¬ ния. Но македонским царям приходилось постоянно считаться как с растущим сопротивлением северных племен иллирийцев, фракийцев, кельтов-бастарнов, так и с недовольством гречес¬ ких городов, объединенных в политические союзы. Это сковы¬ вало внешнеполитическую активность Македонии, несмотря на всю ее заинтересованность в развитии событий в Центральном Средиземноморье. В Центральном и Западном Средиземноморье к III в. вла¬ ствовал Карфаген, укрепившийся на двух крупных островах (Си¬ цилии и Сардинии), на побережье Иберии и обладавший выхо¬ дом к океану, откуда неисчерпаемым потоком лились серебро, олово, золото и другие ценности. Политические перемены на Апеннинском полуострове — превращение этрусской Италии в Италию римскую — разумеется, были замечены в Карфагене, но карфагенян не взволновали. Завоевание Римом части Италии, вселенной греками, воспринималось в Карфагене как нечто по- 451
ложительное, ибо греки считались традиционными противника¬ ми Карфагена, и даже изучение греческого языка карфагенские законы квалифицировали как государственное преступление. Римлян, преемников этрусского владычества в Италии, карфа¬ геняне воспринимали как союзников и постоянно возобновляли с ними дружественные договора. Первая Пуническая война. Между тем, как напишет несколько столетий спустя римский историк и поэт Луций Флор, «победив Ита¬ лию, римский народ дошел до пролива и остановился, подобно огню, который, опустошив пожаром встречные леса, постепенно затихает, натолкнувшись на реку». Но остановился римский народ ненадолго, ибо увидел «вблизи богатейшую добычу, словно каким-то образом от¬ торгнутую от Италии». Этой заманчивой добычей оказалась Сицилия с ее плодородными землями, делающими остров житницей Италии, с ее многолюдными, но не слишком опасными для римлян вследствие вза¬ имной вражды городами. Давнее соперничество между греками и кар¬ фагенянами из-за Сицилии давало римлянам прекрасную возможность вмешаться в качестве братьев-освободителей. Первая из войн римлян с карфагенянами (на языке римлян — пуна¬ ми) длилась целое человеческое поколение, двадцать три года (264—241). Разворачивалась она на территории Сицилии и в омывающих ее морях. Сначала Риму удалось захватить почти весь остров, но победы на суше не стали решающими: силой и гордостью Карфагена был мощный флот, обеспечивавший постоянный подвоз подкреплений и наносивший римлянам внезапные удары в неожиданных местах. В отличие от карфагенян у римлян были преимущественно торговые суда с экипажами из греков и этрусков. И римляне со свойственным им упорством принялись за сооружение военного флота. Образцом послу¬ жил попавший случайно в их руки карфагенский военный корабль, ви¬ димо, обладавший особенностями конструкции, неизвестными грекам, советчикам римлян. Скорость, с какой сооружался флот, долго еще вы¬ зывала удивление римских историков. «Залогом победы, — писал пол¬ тысячелетия спустя Флор, — была быстрота сооружения флота, ибо че¬ рез шестьдесят дней после того как был срублен лес для постройки, сто шестьдесят кораблей стояли на якорях, так что казалось, что не искусст¬ во людей, а дар богов превратил деревья в корабли». Море было для кар¬ фагенян родной стихией. Римлянам же мало было создать флот — нужно было еще обучить морскому делу людей, привыкших пасти скот или па¬ хать землю и никогда не державших в руках весел. Обучение проходило на поставленных на суше скамьях, рядом с которыми укрепили перекла¬ дины с тяжелыми веслами. И к завершению строительства флота римля¬ не уже имели собственных гребцов. Гребцов, но не моряков, которые владели бы навыками морского боя. 452
Карфагенская маска из терракоты с изображением демона, который должен отпугивать злых духов На помощь пришла смекалка. Римля¬ нин, чье имя осталось неизвестным, ибо он не принадлежал к знатному роду, при¬ думал несложное приспособление, кото¬ рое не только уравнивало силы карфаген¬ ских и римских моряков, но и давало рим¬ лянам преимущество. На палубах устанав¬ ливались перекидные мостики с цепкими крючьями (воронами), впивавшимися в палубу неприятельского корабля. Перебе¬ жав на него, римляне могли сражаться врукопашную, в привычной им стихии пешего боя. Преимущество это сказалось в первом же морском сражении при Ми¬ лах (260 г.). Блестящая победа принесла небывалую славу консулу Гаю Дуилию. Не зная, какой еще наградой почтить побе¬ дителя, сенат постановил дать ему факель¬ щика, флейтиста и глашатая. Куда бы ни направлял отныне Дуилий свои стопы, глашатай под звуки флейты оповещал: «Вот идет Дуилий, победитель при Ми¬ лах», а факельщик в темное время суток освещал при этом его путь. Но и эта морская победа не завер¬ шила войну. И та и другая стороны ис¬ пытали и победы, и поражения. Воен¬ ное счастье стало склоняться на сторону карфагенян с прибытием в Сицилию талантливого полководца Га- милькара, получившего прозвище Барка (Молния) за молниеносность решений и стремительность действий. В течение трех лет Гамилькар, которого современники не зря считали величайшим военачальником и политиком, держал римлян в постоянном напряжении. Успехи Га- милькара заставили Рим поторопиться с созданием новой флотилии. Она-то, появившись неожиданно у берегов Сицилии близ Эгатских островов, и решила в 241 г. исход войны, в конце которой сражались юноши, к началу ее еще не родившиеся. В результате длительной и тяжелой войны победители вынудили карфагенян отказаться от Сицилии и уплатить большую контрибуцию. Серебряная монета карфагенян с изображением богини плодородия в венке из колосьев Взбунтовавшиеся наемники. Основная тяжесть войны с Ри¬ мом легла на плечи наемников, составлявших костяк карфагенского воинства. Управление этой разноязыкой массой было искусством, ко¬ 453
торым в совершенстве владели немногие из полководцев. Достаточно было сделать неверный шаг, и наемники могли не только отказаться от сражения, но и поднять оружие против нанимателя. Так и про¬ изошло после завершения войны с Римом, когда настало время отме¬ рять серебро за кровь и пот, пролитые в Сицилии. Во время войны карфагеняне не скупились на щедрые обещания, а теперь оказалось, что платить нечем. Вооруженные отряды возмущен¬ ных наемников стали собираться вокруг Карфагена. Вместе с присое¬ динившимися к ним рабами и коренным африканским населением от¬ ряды эти выросли во внушительную силу численностью 70 ООО чело¬ век. И не раз карфагеняне терпели поражения, пока во главе карфаген¬ ской армии не был поставлен Гамилькар. Он вынужден был сражаться с воинами, которые еще недавно одерживали победы под его знаменами. Он давил их слонами, распинал на крестах, убивал не зная пощады. Война с наемниками длилась три года и четыре месяца. Восполь¬ зовавшись столь неблагоприятно сложившейся для карфагенян об¬ становкой, Рим в дополнение к Сицилии прихватил также Сардинию и Корсику. Карфагеняне в Иберии. Потеряв острова, карфагеняне были убеждены, что только Иберия, изобилующая зерном, лесом и сереб¬ ром, сможет поправить положение обессиленного войной и восста¬ нием города. И как когда-то, много лет назад (после унизительного поражения в той же Сицилии, понесенного от греков), на запад дви¬ нулся флот Ганнона, в том же направлении отплыл флот Гамилькара. Но в отличие от экспедиции Ганнона путь его лежал не к дальним берегам Африки и не с целью высадки мирных колонистов, а на Пи¬ ренейский полуостров, где можно было на иберийское серебро со¬ здать боеспособное войско для новых схваток за власть над кругом земель. Переправившись в Иберию, Гамилькар приступил к осуществле¬ нию своего стратегического плана. Для этого ему пришлось преодо¬ леть ожесточенное сопротивление местного населения, не желавшего служить ни Карфагену, ни Риму. Десять лет длилась, не утихая, война с иберами, в ходе которой карфагенянам удалось подчинить себе юго- восточную часть полуострова. Но это стоило жизни Гамилькару, пав¬ шему во время стычки с иберами (228 г.). За восемь лет, в течение которых карфагенское войско возглавлял зять Гамилькара Газдрубал, удалось основать портовый город Новый Карфаген, ставший центром в борьбе с не прекращающими сопро¬ тивления иберами и арсеналом для войны с Римом. В ее неизбежнос¬ ти не сомневались обе стороны. Римлянам пришлось признать завое¬ вания Гамилькара и Газдрубала. По договору, заключенному ими с Газ- 454
друбалом, границей влияния двух государств стала река Ибер (Эбро). Правда, карфагеняне обязались не чинить обид расположенному юж¬ нее этой границы союзному с римлянами городу Сагунту. Когда в 221 г. Газдрубал погиб от руки ибера, войско избрало пол¬ ководцем сына Гамилькара Ганнибала, который еще более решитель¬ но стал готовиться к войне с Римом. Юность Ганнибала. Поскольку карфагенские исторические и литературные труды были уничтожены вместе с Карфагеном, о фор¬ мировании полководца, стоявшего в ряду таких гениев войны, как Александр Македонский и Цезарь, нам известно из враждебной Кар¬ фагену исторической традиции. Родившийся ок. 247 г. в знатной се¬ мье, возводившей свою родословную к основательнице Карфагена Элиссе, он в раннем детстве был свидетелем обрушившихся на его город бедствий, ассоциировавшихся с именем Рим. Поэтому можно поверить рассказу о том, что, отправляясь в Испанию, куда он брал с собой десятилетнего сына, Гамилькар отвел мальчика в храм и взял с него там клятву в вечной ненависти к Риму. Воспитание Ганнибал по¬ лучил в условиях лагерной жизни. До нас дошли имена греков, его учителей. Оставшись вместе с ним в войске и после завершения обу¬ чения, они впоследствии описали жизнь и победы своего воспитан¬ ника. Рано потеряв отца, Ганнибал нес службу как рядовой воин, не вы¬ деляясь ничем среди наемников. Постигая науку управления наем¬ ным профессиональным войском, он изучил, помимо греческого, языки народов, входивших в это войско. Кельтам он мог показаться кельтом, иберам — ибером, нумидийцам — нумидийцем. Характери¬ зуя личность Ганнибала, римские историки подчеркивали два его ка¬ чества — коварство и жестокость. И не соглашаться с ними нет осно¬ ваний: ради победы Ганнибал был готов на все, ни в чем не уступая римлянам. Сложившееся неустойчивое равновесие сил было нарушено Вто¬ рой Пунической войной, повод к которой дали события в Сагунте. Ган¬ нибал осадил этот союзный с Римом город, нарушив одно из условий договора с Газдрубалом. И пока возмущенные римляне обсуждали сложившуюся ситуацию и отправляли посольства то к Ганнибалу, то в Карфаген, Сагунт не выдержал восьмимесячной осады и пал. Все со¬ вершеннолетние мужчины по приказу Ганнибала были убиты, город разрушен и сожжен. Обращенных в рабство жителей Ганнибал поде¬ лил между соратниками, золото и серебро оставил себе на расходы в надвигающейся войне, а все остальные не уничтоженные огнем бо¬ гатства поспешил отправить в Карфаген, чтобы одарить ими тех, кто сомневался в правомерности его действий, и обеспечить их лояльность. 455
Не дремлет и Рим. Римляне также готовились к схватке, стре¬ мясь укрепить свое положение на Востоке и на Апеннинском полуос¬ трове. Наиболее слабыми из восточных соседей Рима были обитав¬ шие на северном побережье Адриатического моря иллирийцы, кото¬ рыми управляла царица Тевта. Воспользовавшись нападениями ил¬ лирийских пиратов на торговые корабли, римляне объявили иллирийцам войну (229—228 гг.). Ее результаты могли показаться гре¬ кам невероятными: победители не только обеспечили безопасность плаваний, но и передали грекам значительную часть иллирийской территории, ничего не взяв себе. Сочтя преждевременным расширение владений за пределами Ита¬ лии, римляне направили все усилия на объединение под своей влас¬ тью всего полуострова. Лежавшие на севере галльские земли, частич¬ но завоеванные еще в начале III в., в отличие от остальных апеннинс¬ ких территорий, из-за войны с пунами не были освоены. Начавшийся раздел галльских земель для наделения ими римских колонистов выз¬ вал недовольство, переросшее в войну, вспыхнувшую в 222 г., за год до того, как командование карфагенскими силами в Иберии перешло в руки Ганнибала, и завершившуюся лишь к 218 г. В ее результате север полуострова был превращен в римскую про¬ винцию Цизальпинскую Галлию, куда из Рима была проложена доро¬ га, получившая имя покорителя галлов Гая Фламиния. Выбор сделан. О падении Сагунта римляне узнали почти од¬ новременно с возвращением из Карфагена очередного посольства. После бурных дебатов — принять ли брошенный Ганнибалом вы¬ зов — сенаторы вынесли решение об объявлении войны и утвердили его на народном собрании. Сразу же были совершены молебствия и жертвоприношения Марсу. Оставалось только известить о начале войны противников. Чрезвычайное посольство прибыло в Карфаген в начале лета 218 г. Глава его, едва переступив порог Большого Совета, резко потребо¬ вал — выдать Ганнибала или взять на себя ответственность за наруше¬ ние договора. Даже сторонников уступок взорвала безапелляцион¬ ность римских требований. Один за другим выступали карфагенские советники, приводя все новые и новые доводы в подкрепление нео¬ боснованности такого ультиматума. В ответ на оправдания карфаге¬ нян престарелый глава посольства, собрав края тоги, словно скрывал в ней последнее решение Рима, воскликнул: «В складках тоги несу я войну или мир. Выбирайте!» «Войну!» — раздались возмущенные воз¬ гласы. «Итак, получайте желаемую вами войну», — холодно и торже- ственно проговорил римский посол, распуская складки своего одея- ния. 456
Слоны Ганнибала. Ответ, который послы должны были привез¬ ти из Карфагена, ни у кого в Риме не вызывал сомнений. Италия при¬ шла в движение. В городах и селениях проводился набор войска. Спешно строились корабли, чтобы переправить его во владения вра¬ га — Иберию и Ливию. Но планы римских полководцев разбились о давно продуманную тактику Ганнибала. Оставив небольшую часть своей армии в Иберии и еще меньшую отправив в Карфаген (на слу¬ чай — впрочем, маловероятный — высадки римлян в Ливии), — основ¬ ную 100-тысячную армию он повел через горные альпийские переходы на север Италии. Там его меньше всего могли ждать римляне и с радос¬ тью должны были встретить еще не забывшие вкуса свободы галлы. Переход через Альпы занял пятнадцать дней. Карфагеняне поте¬ ряли чуть ли не половину войска и почти всех слонов. Но цель, по¬ ставленная Ганнибалом, была достигнута. Как снежная лавина, обру¬ шилось карфагенское войско на римлян, не ждавших его с севера. Верен был и расчет полководца на поддержку недавно покоренных римлянами галлов. Местные жители встречали карфагенян как дру¬ зей, приносили мясо, сыр, хлеб. Этот черный галльский хлеб, неви¬ данный в южных широтах, вызывал у воинов Ганнибала не меньшее изумление, чем у галлов боевые слоны Ганнибала. Первые победы и первые трудности Ганнибала. Первое сражение карфагенян с римлянами произошло у реки Тйцина, левого притока Пада (По), в ноябре 218 г. Римляне были разбиты. В другом сражении, у реки Т]ребии, полегло почти все римское войско. Насту¬ пала зима, и Ганнибал решил воспользоваться передышкой для при¬ ведения в порядок своего сильно поредевшего, усталого, голодного и оборванного войска. Но первая зимовка не дала желанного отдыха. Мало того что воины, привыкшие к жаркому климату, страдали от холода, — изменилось отношение галлов, опасавшихся, что чужезем¬ цы задержатся на их землях. Возникла даже опасность покушения на Ганнибала. Карфагенскому вождю пришлось каждодневно менять одежду, наряжаясь то ливийцем, то балеарцем. Волосы его принима¬ ли то рыжий, то светло-пепельный цвет. Между тем известие о двойном поражении на севере Италии выз¬ вало в Риме тревогу. Было собрано новое войско во главе с консулом Гаем Фламинием, известным победами над галлами. Ранней весной Фламиний занял со своими легионами город Арреций в Северной Эт¬ рурии, лежащий на дороге в Рим. Обойти его было невозможно, ибо река Арн, разлившись, затопила окружающие низины. Лазутчики со¬ общили Ганнибалу об этом маневре римлян, и он, спустившись с Апеннин, повел свое войско в обход Арреция, по сплошным болотам. Воинам пришлось отдыхать на трупах лошадей или на сваленной в 457
кучу поклаже. Пал последний из перешедших Альпы слонов. Сам Ган¬ нибал потерял глаз. Тем не менее Арреций был обойден, и Ганнибал оказался между римской армией и Римом. Фламиний метнулся назад, чтобы проучить наглого карфагеняни¬ на. Уверенность в победе была настолько велика, что он приказал со¬ брать как можно больше цепей и колодок для пленных, которых рас¬ считывал провести в триумфальном шествии по городу. Ранним утром 217 г., когда еще не рассеялся туман, римское войс¬ ко втянулось на узкую дорогу между водами Т]разименского озера и окаймлявшими его холмами. Но у выхода римлян уже поджидали кар¬ фагенские конники. Одновременно сверху, из невидимых в тумане кустов, посыпались тучи стрел и град камней. Возникшая в тесноте паника не позволяла развернуться в боевой строй, многие бросались в озеро, но оружие и доспехи тянули ко дну. Погибло или было захвачено в плен почти все римское войско. «Третьей молнией Ганнибала» назвал трагедию у Тразименского озера римский историк Флор. Медлитель. Дорога на Рим была открыта. Но Ганнибал, нахо¬ дившийся в четырех дневных переходах от ненавистного ему города, неожиданно повернул на восток, к побережью Адриатического моря, чтобы, наконец, дать войску отдохнуть и морем связаться с Карфа¬ геном. f JHMCHCKi О. Корсика РИ Karvysej |о. Сардиния о. Сицилия к>еый Владения Рима перед 2-й Пунической войной Владения карфагенян перед 2-й Пунической войной Походы Ганнибала Поход римских войск в Африку Места важнейших сражений . Вторая Пуническая война 458
В Риме не сомневались в скором появлении Ганнибала: спешно сооружались укрепления, мосты через Тибр были снесены. Ввиду гро¬ зящей государству смертельной опасности было решено назначить диктатора. Выбор пал на Фабия Максима, сенатора, известного хлад¬ нокровием и сильной волей. Фабий Максим, прозванный Медлителем, был одним из немно¬ гих римских полководцев, кого можно считать победителем Ганни¬ бала, хотя он и не выиграл ни одной крупной битвы. Не торопясь с решающим сражением, он стремился измотать и обессилить врага мелкими стычками. Он понимал, что единственное преимущество римлян — в неистощимых продовольственных и иных запасах и чис¬ ленном перевесе войска. Никакими усилиями не удавалось Ганнибалу вызвать против¬ ника на настоящий бой. Карфагенянин метался в нетерпении по Италии, то ища решающей встречи с римскими легионами, посто¬ янно от него ускользавшими, то тщетно добиваясь поддержки от городов, не спешивших встать на его сторону. Апулия, Самний, Кампания с ее цветущими городами... В ярости Ганнибал приказал опустошить не защищенные стенами поселения плодородной Кам¬ пании. Фабий Максим не отреагировал и на это. Его терпение ка¬ залось неистощимым. Но начало иссякать терпение земледельцев, чьи поля разоряли карфагенские отряды. На Фабия Максима посыпались обвинения в медлительности и даже трусости. По окончании срока его диктатуры были избраны два консула — осторожный Луций Эмилий Павел и за¬ пальчивый Гай Теренций Варрон, сторонник решительных военных действий. Канны. Весной 216 г. стало известно, что Ганнибал приближается к небольшому апулийскому городку Канны, близ которого были со¬ средоточены хлебные запасы римлян. Во главе с обоими консулами в Апулию двинулась огромная римская армия, насчитывавшая вместе со вспомогательными отрядами союзников более 80 ООО человек. Зная, что у Ганнибала вдвое меньше пехотинцев и всего четыр¬ надцать тысяч всадников, Теренций Варрон рвался к решающему сражению. Эмилий Павел, напротив, советовал не торопиться: его беспокоила открытая равнина перед карфагенским лагерем, удоб¬ ная для конницы Ганнибала. Консулы командовали армией пооче¬ редно, и в один из дней своего командования Варрон отдал приказ к выступлению. Ганнибал построил свою пехоту полумесяцем, выгнутым в сторо¬ ну противника. На флангах стояли часть конницы и лучшие отряды пехотинцев. Масса римских воинов, построенная в виде четырех¬ 459
угольника, атаковала центр карфагенян и глубоко врезалась в их рас^ положение. Отборные карфагенские отряды оказались на флангах римского четырехугольника. Конница карфагенян ударила римлянам в тыл и завершила окружение вдвое большего римского войска. Это сражение вошло в историю как образец боя на окружение и уничто^ жение противника. По меньшей мере 40 ООО римских граждан остались на поле боя. В их числе — консул Эмилий Павел, проконсулы, квесторы, 21 воен- ный трибун, 80 сенаторов. Многие попали в плен. Лишь четырнадца- ти тысячам воинов, в том числе виновнику катастрофы Теренцию Варрону, удалось спастись бегством. Ганнибал же потерял 6000 убиты - ми. «Четвертой раной» назвал Канны Флор. Но это была не четвертая, а вечная, незаживающая рана, о которой римляне помнили вплоть до времен падения империи. «Ты умеешь побеждать, Ганнибал, но не умеешь пользоваться по¬ бедой» — так, говорят, с горечью воскликнул начальник карфагенс¬ кой конницы, когда вновь, как и после Тразименского озера, Ганни¬ бал не рискнул двинуться к Риму. Полководец видел, что силы римлян не истощены, что верность Риму сохраняет вся Северная Италия. И он предпочел пока восполь¬ зоваться плодами победы на юге полуострова, где после Канн рассе¬ ялся страх перед римским оружием и римской местью. Крупнейшие города Италии и Сицилии, Капуя и Сиракузы, зак¬ лючили союз с победителем. Правда, такие значительные города, как Неаполь и Нолы, не открыли перед ним своих ворот. Зато прибыл посол Македонии с полномочиями от ее царя Филиппа на заключе¬ ние союзного договора. И договор этот был подписан в 215 г. Карфа¬ геняне и македоняне клялись отеческими богами, что не сложат ору¬ жия, пока не повергнут Рим. Прибыли послы и из Карфагена, на¬ правленные Большим Советом после получения от Ганнибала побед¬ ных трофеев из Канн. Полководцу были обещаны подкрепления, которых он, впрочем, так и не дождался. Да и союзный договор с Ма¬ кедонией ничего ему не дал: римляне сумели натравить на Филиппа Этолийский союз городов и, таким образом, Первая римско-маке¬ донская война не вышла за пределы Балкан. Ганнибал у ворот. Завершался седьмой год войны, когда Ганни- бал со своей армией придвинулся вплотную к Риму. «Ганнибал у во- рот!» — в ужасе кричали римляне, заполняя площади и улицы города* Женщины, как в дни самых страшных бедствий, вытирали распущен' ными волосами ступени храмов и камни алтарей. Ни после Тразименского озера, ни после Канн Ганнибал не Ре' шалея на этот шаг. Что же заставило его подойти к стенам Рима в 211г*' 460
Не силой, а слабостью, даже отчаянием, был продиктован поход на Рим: этим маневром полководец надеялся снять римскую осаду Ка¬ пуи. Но римляне осады не сняли. Так и не решившись на штурм, Ган¬ нибал, опустошив окрестности Рима и разрушив загородные дома, отвел войско на юг. Очередная неудача Ганнибала вскоре открыла римлянам ворота Капуи. Страшна была месть горожанам. Та же угроза нависла над Си¬ ракузами. Меч и циркуль. Осажденные римлянами Сиракузы защищали не только воины гарнизона. Долгим сопротивлением город был обя¬ зан не полководцу, а великому ученому — Архимеду. В VI в. до н. э. Ксенофан сетовал на то, что все почести и блага в полисе отдаются не мудрецам, а атлетам, победителям в играх: «На¬ прасный и несправедливый обычай — давать предпочтение силе пе¬ ред благой мудростью». Современники могли возразить философу: «Но ведь на силе атлетов покоится благополучие государства!» Муд¬ рец Архимед на все века разрешил этот спор, показав, на какие чудеса способна человеческая мысль, направленная на благородную цель за¬ щиты своего отечества. Упорно стояли римляне под стенами города, не снимая осады. Не¬ сколько раз пьггался командовавший флотом Марк Клавдий Марцелл прорваться со стороны моря. Но, словно сильные руки, неумолимо опускались на носы кораблей рычаги, погружая их в воду. «Архимед вычерпывает нашими кораблями море», — грустно шутил Марцелл. И все же в 211 г. Сиракузы пали. Пали из-за предательства. В соответствии с римскими обычаями город был отдан на разграбление. Какой-то леги¬ онер, ворвавшись в дом Архимеда, застал его склонившимся над черте¬ жами. «Не тронь моих кругов!» — были последние слова великого элли¬ на, перед тем как опустившийся меч оборвал его жизнь. Юность Сципиона. Ганнибалу не удалось овладеть Римом, но он вел себя так, словно не собирался покидать Италию, и даже впер¬ вые здесь обзавелся семьей. Война продолжалась. Одна пара консу¬ лов сменяла другую, но никто из них не помышлял о решительной схватке с Ганнибалом. Те, кто встретил войну мальчиками, стали юно¬ шами и воинами. Среди них поначалу ничем не выделялся Публий Корнелий Сципион, сын первого из разбитых Ганнибалом консулов, унаследовавший его имя. Он был свидетелем разгрома при Тицине и, как впоследствии уверяли с его слов, вынес раненого отца с поля боя. Затем он пережил разгром при Каннах и чудом спасся бегством. И после этого в его поведении что-то изменилось. Он зачастил на Капитолий и нередко оставался в храме Юпитера без свидетелей, 461
делая вид, что у него с отцом и владыкой богов особые дела. Когда пришло время назначения главнокомандующего римс¬ кой армией в Испании, этот юнец, ни¬ чем себя не проявивший, заявил в сена¬ те, что обладает преимуществом перед другими возможными кандидатами на эту должность, ибо в Испании погибли его отец и дядя и на нем лежит долг воз¬ мездия. Сенат после некоторых колеба¬ ний пошел навстречу Сципиону, тем бо¬ лее что никто в Испанию не рвался. В Испании юный командующий доб¬ лестно воевал, одерживая над карфагеня¬ нами победы, однако при нем (что в те годы случалось крайне редко) взбунтова¬ лись легионеры, недовольные дележом добычи. В переговоры с ними вступили легаты Сципиона, ибо он вне¬ запно заболел. Эта болезнь, явным образом дипломатическая, позво¬ лила ему, начав действовать в удобный для себя момент, захватить ру¬ ководителей мятежа врасплох и покончить с ними на глазах у потря¬ сенного войска. Эта операция оказалась самой блестящей из всех, проведенных им в Испании. Возвратился Сципион в Рим не только как военачальник, с чес¬ тью выполнивший свой долг, но и как человек, считавший своим лич¬ ным делом победу над Ганнибалом, которому не уступал в хитрости и коварстве, качестве, присущем многим великим полководцам. Африканская кампания Сципиона. С каждым годом положе¬ ние Ганнибала в Италии ухудшалось. Критическим моментом стал разгром римлянами Газдрубала, брата Ганнибала, перешедшего через Альпы с армией и боевыми слонами при Матавре (207 г.). После этого Сципион выставил свою кандидатуру в консулы и был избран, не¬ смотря на то, что не достиг консульского возраста. Еще находясь в Испании, Сципион пришел к убеждению, что путь к удалению Ганнибала из Италии — победа в Африке. Поэтому моло¬ дой консул установил контакты с двумя нумидийскими царьками, враждовавшими друг с другом, — Масиниссой и Сифаксом. И ему уда¬ лось добиться того, что Масинисса, открыто перейдя на сторону Рима, всячески демонстрировал дружеское расположение к Сципиону. Высадившись с войском в Африке, Сципион не стал осаждать Карфаген, а вступил в переговоры с Сифаксом, взявшим на себя роль посредника в конфликте между Римом и Карфагеном. Внезапно на¬ Ш ' ' .п&4 ШЖ т Публий Корнелий Сципион Африканский 462
пав на лагерь Сифакса и полностью его уничтожив, он не только ли¬ шил Карфаген потенциального союзника, но и обеспечил себе вер¬ ность Масиниссы, претендовавшего на владения Сифакса. Поверженный Карфаген. После первых побед Сципиона в Аф¬ рике карфагенское правительство срочно отзывает Ганнибала, и тот с небольшим войском возвращается на родину. Там ему удается набрать еще 12 ООО наспех обученных горожан. Понимая, что с такими силами не победить, полководец стремится оттянуть, насколько возможно, решающую схватку и даже вступает в переговоры со Сципионом о мире, но на безоговорочную капитуляцию, которую требовали рим¬ ляне, не соглашается. В 202 г. возле местечка Зама, близ Карфагена, произошло решаю¬ щее сражение. Несмотря на численный перевес римлян, победа, каза¬ лось, склонялась на сторону Ганнибала. Но в последний миг в тыл карфагенянам ударила нумидийская конница союзника Сципиона Масиниссы, что и решило исход сражения. С горсткой друзей Ганни¬ балу удалось бежать. Бежать впервые в жизни. В тот же день, когда Ганнибал появился в Большом Совете Карфа¬ гена, Сципион передал условия мира. Карфагенянам позволялось жить по своим законам, но они должны были выдать оружие, уничто¬ жить флот (оставив лишь десять торговых судов) и всех боевых сло¬ нов. К тому же им запрещалось вести войны за пределами Ливии, а в Ливии — лишь с согласия Рима. На них налагалась огромная контри¬ буция в 10 ООО талантов (около 400 тонн) серебра, которую предстояло выплачивать на протяжении пятидесяти лет. Кроме того, к Риму пе¬ реходили все захваченные Карфагеном земли Иберии. Поверженный город принял эти условия, и 500 кораблей были выведены в море. Карфагеняне устремились к стенам и в гавань, что¬ бы бросить прощальный взгляд на флот, с которым было связано столько несбывшихся надежд. И вот уже пламя охватило мачты, реи и паруса, и над морем поднялось зарево, видное не только в Карфагене, но и в Сицилии. Триумф Сципиона. Триумф, назначенный сенатом Сципиону после его возвращения в Рим, отличался особой пышностью. Ше¬ ствие открывали украшенные венками трубачи. За ними двигались повозки с добычей. Затем несли изображения захваченных городов, картины, воспроизводящие эпизоды сражений, золото и серебро в слитках и в монете, далее — венки, которыми наградили Сципиона города, союзники и его собственное войско. Следом вели белых бы¬ ков, предназначенных в жертву Юпитеру Капитолийскому, а за бы¬ 463
ками — боевых слонов, тех самых, с помощью которых Ганнибал хо¬ тел одолеть Рим. За слонами шли взятые в плен карфагеняне и ну. мидийцы, среди них и царь Сифакс. Сразу же за ними шествовала почетная свита полководца, его ликторы в пурпурных хитонах, ки- фаристы и дудочники с золотыми коронами на головах (их называли «лидийцами», поскольку этруски, от которых в Рим пришел обычай триумфа, считались выходцами из Лидии). Один из этих «лидий¬ цев», словно бы в насмешку над побежденными, потешал зрителей комическими телодвижениями. И сразу за ним следовала колесница со Сципионом, увенчанным золотой короной с вставленными в нее изображениями звезд со ста¬ туи Юпитера Капитолийского. Сзади на облучке примостился раб и, чтобы не сглазить того, кто на время триумфа стал богом, твердил: «Ты — человек! Ты — человек!» Сципион добился своей цели. Он одержал победу над Ганниба¬ лом, которого вправе был бы назвать своим учителем, ибо обучился у него тому, что именуют военным искусством. Глядя на принаряжен¬ ных сенаторов, следовавших за колесницей в полном составе, Сципи¬ он, наверное, думал о том, что одержал победу вопреки им, что в чис¬ ле его злейших врагов был покойный к тому времени Фабий Медли¬ тель, что в Сицилию, где он собирал войско для погрузки на корабли, к нему из сената направили специальную комиссию для проверки его действий, что долгие месяцы сенаторы отказывались признавать мир с Карфагеном на предложенных им условиях. ТяЯ Источники*. К периоду войн, положивших начало превращению сво- II— бодных государств Средиземноморья в подчиненные Риму провинции, обращались и греческие и римские авторы. Римским поэтом Эннием была даже написана целая поэма о Пунической войне. Но сохранился до наших дней из сравнительно ранних авторов только Полибий. Первые пять книг его «Всеобщей истории» дошли целиком, и именно в них изложена история Пер¬ вой Пунической войны. Труд Полибия особенно ценен. Хотя историк и не был современником первых двух войн с Карфагеном, он тщательно отбирал факты, с одной стороны, посещая места сражений и пользуясь воспомина¬ ниями очевидцев, с другой — получая информацию о центральной фигуре Ганнибаловой войны, Сципионе, от Публия Корнелия Сципиона Младшего, с которым был тесно связан все семнадцать лет своего вынужденного пребЫ' вания в Риме. Рассказ о войнах с Карфагеном и завоеваниях в Испании со¬ держат также произведения Диодора, Дионисия Галикарнасского и Аппиана- использовавших сочинения не дошедших до нас римских анналистов. Обра' зы полководцев, с именами которых связан этот период, запечатлены в био графиях Плутарха: это Сципион Африканский, из биографии которого в ста ет также образ его великого противника Ганнибала, и покоритель МакеД0 * Здесь и далее до главы 40 разделы источников написаны Л.С. Ильине*011 464
нии Тит Фламинин. Краткие биографии Гамилькара и Ганнибала имеются у Корнелия Непота. Память о победах римского оружия осталась не только в исторических трудах, но и в римских монетах, запечатлевших венчавшие эти победы три¬ умфы, в немногочисленных латинских и пунийских надписях, в археологи¬ ческих слоях осаждавшихся городов Испании, Италии, Сицилии и Африки, в топографии местностей, служивших полями сражений. Глава 2 ВОСТОЧНЫЙ УЗЕЛ (200-168 ГГ. ДО Н. Э.) Разгром карфагенской морской державы сделал Рим госпо¬ дином всего Западного Средиземноморья и обладателем бога¬ тейших ресурсов этого огромного региона. На Востоке тем вре¬ менем в соперничестве и войнах ослабляли свои силы прежде могучие эллинистические царства — Египет Птолемеев, держа¬ ва Селевкидов, Македония, не говоря уже о небольших государ¬ ствах — Пергамском царстве и Родосе. Это был настоящий «во¬ сточный узел», подобный тому мифическому, гордиеву, который развязать удалось лишь мечу. Нарушение равновесия сил. Шаткое политическое равновесие между эллинистическими государствами, сложившееся к середине III в., было внезапно нарушено кончиной египетского царя Птолемея IV Фи- лопатора (204 г.). Ему наследовал малолетний Птолемей V, но всей пол¬ нотой власти обладали его опекуны, сцепившиеся в борьбе за власть, как пауки в банке. Страну потрясали восстания. Этим немедленно восполь¬ зовались правители Сирии и Македонии, начавшие захват находивших¬ ся за пределами Египта владений египетских царей. Антиох III, возвра¬ тившись из индийского похода, вступил в Палестину и дошел до Газы, где был остановлен героическим сопротивлением ее населения (201 г.). Во время осады Хиоса флот Антиоха III подвергся нападению соединен¬ ных флотилий Пергама и Родоса. Одержав внушительную победу, Анти¬ ох сделал попытку овладеть Пергамом. Тем временем царь Македонии Филипп V беспрепятственно захватывая как некоторые египетские вла¬ дения, так и независимые островные и малоазийские греческие полисы. Одновременно обострились отношения между Македонией и Это- лийским союзом городов, с которым только что завершилась война, в которую втравили этолийцев римляне. На этот раз римляне предло¬ жили Филиппу V посредничество. Тот отказался, и у Рима появился повод для объявления войны (200 г.). 465
Вторая Македонская война. Война была объявлена, невзирая на тяжелые последствия противостояния с Ганнибалом и вопреки по¬ чти всеобщей жажде мира. На это толкнул страх перед усилением Ма¬ кедонии и особенно перед потенциальным союзом ее с Сирией (еще в 203 г. прошел слух о заключении между Антиохом III и Филиппом V тайного союза). К тому же у Рима с Македонией были свои давние счеты. Первые годы войны не принесли успеха ни одной из сторон. Про¬ тив Филиппа на суше вели активные операции союзники Рима это- лийцы, на море же его действия сковывал родосский и пергамский флот. Столкновений с переправившейся на Балканы римской армией Филипп избегал. Столкновение македонской фаланги и римского легиона про¬ изошло в 197 г. при Киноскефалах. Сила фаланги была в ее неуязвимо¬ сти для ударов с фронта. На противника двигалась лавина закован¬ ных в железо воинов, ощетинившаяся копьями, которые пронзали всех, кто пытался оказать сопротивление. Медленное и неудержимое движение фаланги вызывало, как сообщают очевидцы, ужас. Но ле¬ гионы, состоявшие из отдельных подразделений (манипул), были бо¬ лее маневренны. Легионеры еще на расстоянии поражали противни¬ ка ударами дротиков. Обычно македонской фаланге дротики не были опасны, однако местность, по которой двигалась фаланга Филиппа V, была холмистой. В то время как правое крыло фаланги угрожающе продвигалось вперед, левое несколько задержалось, и тогда римские дротики обрушились на этот фланг. Окончательно македонские ряды были расстроены боевыми слонами. Грек, современник сражения, видевший в Филиппе V врага, а в римлянах — освободителей, сочинил язвительную эпиграмму от име¬ ни павших македонян: Здесь без могильных камней, без надгробных рыданий, о путник, Тридцать нас тысяч лежит на фессалийской земле. Здесь одолела нас доблесть латинян и этолийцев, С Титом, пришедшим сюда от италийских равнин. Горе стране македонской! Сломилась надменность Филиппа, С битвы оленя быстрей он, задыхаясь, бежал. Мы не знаем, дожил ли этот безвестный поэт до середины II в., но если дожил, то мог увидеть, что поражение при Киноскефалах стало не только трагедией македонян, но обернулось горем и для всех эллИ' нов, в том числе и этолийцев, союзников Рима в войне с Филиппом* Потерпевший поражение Филипп вынужден был принять преД' ложенные ему условия мира. Он обязывался уплатить контрибуцию* 466
отдать флот, не иметь более пяти тысяч вооруженных воинов. Подчи¬ ненные ему греки объявлялись свободными. Рассказывали, что, когда во время Истмийских игр победитель Филиппа Тит Фламинин про¬ возгласил эту свободу, его чуть не разорвали на части, ибо каждый рвался пожать благородную руку римлянина. Что дало прекрасное слово «свобода» эллинам? Освобождение от власти ненавистной Македонии? Бесспорно. Но не только это. Воз¬ можность каждого из эллинских городов жить по своим законам, ни¬ кому не подчиняясь? Такую свободу ранее других вкусила Спарта, от¬ делившаяся от Ахейского союза городов. Захвативший там власть представитель низов Набис устроил богатым гражданам кровавую баню, а их жен сделал наложницами своих сообщников. «Свобода» в переводе на язык реальности означала распад всего того, что хоть как- то связывало эллинов Балканского полуострова, что давало им воз¬ можность нормально жить и сопротивляться силам хаоса. Такая сво¬ бода была для большинства граждан полисов хуже прежнего рабства. Поэтому неудивительно, что получившие из рук римлян «свободу» вскоре сами к ним обратились: «Владейте нами и правьте!» Полководец без войска. Пять лет после заключения мира с Римом Ганнибал правил в Карфагене. Аристократической верхушке пришлось скрепя сердце допустить авторитетного полководца в Боль¬ шой совет. Но он оставался там в одиночестве. Советники, для кото¬ рых казна республики и государственные должности служили кор¬ мушкой, были неуязвимы, поскольку обладали пожизненной влас¬ тью. И когда Ганнибал, избранный суффетом, провел закон о ежегод¬ ном обновлении совета, отцы города нанесли ему удар в спину: в Рим последовал донос о тайных сношениях Ганнибала с сирийским царем. В Карфаген прибыло римское посольство. Ганнибал слишком хорошо знал римлян и своих соотечественников, чтобы медлить. Пока соби¬ рался совет для вынесения окончательного суждения и принималось постановление об объявлении Ганнибала вне закона, о конфискации его имущества и срытии до основания его дома, Ганнибал был уже недосягаем. Он держал путь к Антиоху, единственному из царей, кто мог бы возглавить сопротивление Риму. Война с Антиохом. Царство Селевкидов после долгой серии не¬ удач и отпадения большей части территорий, объединенных когда-то Селевком, переживало явное возрождение. За два года до того как карфагенские наемники в Иберии объявили своим полководцем Ган¬ нибала, сирийскими воинами был провозглашен царем после гибели брата еще более юный Антиох, которому в 223 г. не исполнилось и двадцати лет. 467
Честолюбивый и энергичный, не ли- шенный полководческих способностей ц дипломатического дара, он поначалу по¬ терпел неудачу в столкновении с Егип¬ том — в тот год, когда Ганнибал торжество¬ вал победу при Тразименском озере. Но в течение следующего десятилетия Антиох не только возвратил под власть Селевкидов значительную часть земель, утраченных бездарными преемниками его прадеда Се¬ левка, но и повторил путь Александра в Индию. Одиннадцать лет спустя после пе¬ рехода Ганнибалом Альп он проводит свое войско через снежные перевалы Гиндуку- Антиох III Великий ша Получив от индийских правителей за¬ верения в дружбе и в знак этой дружбы бо¬ евых слонов, к 205—204 гг. Антиох прибывает в Вавилон. Теперь это уже не юнец, чьи успехи приписывают уму его советников, а опытный полководец, достигший возраста, который, по греческим представле¬ ниям, является акме — вершиной творческих и физических возмож¬ ностей человека. Именно тогда он объявляет себя царем царей, при¬ нимая тот титул, который носили покоренные в свое время Александ¬ ром персидские Ахемениды. В 196 г., через год после битвы при Киноскефалах, Антиох перехо¬ дит через Геллеспонт и на руинах разрушенной фракийцами Лисима- хии основывает город, который мыслит столицей Запада; владыкой его он мечтает сделать своего сына Селевка, оставив себе Восток. Оказавшаяся ошибочной весть о кончине царя Египта юного Пто¬ лемея заставляет Антиоха покинуть Лисимахию в надежде осуще¬ ствить свою мечту. Но на границе Египта его встречают римские по¬ слы, давшие понять, что в Египте ему делать нечего. И пришлось Ан¬ тиоху вернуться в Лисимахию, чтобы продолжить попытку объедине¬ ния эллинов против Рима. Часть их уже оценила к этому времени, что означает дарованная римлянами «свобода». Но на пути к объедине¬ нию стояла взаимная вражда, которой умело пользовались римляне. Во время подготовки войны с Римом Антиох III встречается в Эфесе с беглецом Ганнибалом, и тот предлагает царю не использовать в борьбе с Римом помощь греков, а, заняв Грецию, истощать силы римлян нападениями с моря. Сам же он обещает поднять против Рима Карфаген и высадиться в Италии, вновь превратив ее в поле боя. АН' тиох был готов прислушаться к советам карфагенянина, но окружав' шие его советники и придворные, возненавидевшие «Одноглазого»* уверяли его, что Ганнибал погубит державу, как довел до гибели своИ 468
Карфаген. Да и самого Антиоха, не сомневавшегося в победе, стало беспокоить, как бы слава не досталась Ганнибалу. К тому же поколе¬ балось его доверие к союзнику: Сципион (вряд ли случайно) несколь¬ ко раз просил Ганнибала о неофициальных встречах, и ничего не по¬ дозревавший карфагенянин соглашался. Отказавшись от плана Ганнибала, Антиох высадился в 192 г. на побережье Фессалии с десятью тысячами пехотинцев, небольшим конным отрядом и шестью слонами, рассчитывая поднять всю Гре¬ цию с помощью этолийцев, чувствовавших себя обманутыми Римом. Это оказалось грубой стратегической ошибкой, сразу же отмеченной Ганнибалом, настаивавшим на введении в Европу крупных сил. Дви¬ гаясь в глубь Фессалии, Антиох достиг Киноскефал, места победы римлян над Филиппом V, и распорядился устроить торжественные похороны оставшихся незахороненными македонян. Это было еще большим просчетом: Филипп, все еще не решивший, к какой из сто¬ рон примкнуть, воспринял это как укор в собственный адрес и немед¬ ленно сообщил находившемуся поблизости римскому военачальнику, что готов стать союзником Рима. Положение еще можно было выправить, пока не прибыли глав¬ ные силы римлян. Но вместо того чтобы действовать решительно, Антиох удалился на остров Эвбею в ожидании прибытия пополнения, где провел всю зиму в праздниках, отмечая свой брак с юной урожен¬ кой Эвбеи. В праздности вместе с царем проводило время и войско. Весной 191 г. Антиох двинулся в Акарнанию, но, узнав, что рим¬ ляне переправляются через Ионийское море, и убедившись в полном разложении своего войска, возвратился на Эвбею, откуда стал слать Римский военный корабль 469
гонцов, требуя быстрейшей присылки свежих сил. Но события разви- вались стремительно, и; не дождавшись подкрепления, Антиох пере^ правился на материк и занял позицию на Фермопилах, чтобы не про-, пустить римлян в Среднюю Грецию. Наголову разбитый, он переправился в Эфес и оттуда в Лисима¬ хию, намереваясь превратить ее в неприступную крепость и полагая, что римляне не решатся переправиться в Азию, имея в тылу Лисима¬ хию. Тем временем в Греции появилось римское войско. Фактически всеми операциями руководил Публий Корнелий Сципион, победитель Ганнибала, хотя формально он считался всего лишь советником при своем брате Луции Сципионе. Опытный дипломат, он заключил с этолийцами перемирие, яко¬ бы для серьезных переговоров о долгосрочном мире, и двинул войско к Лисимахии. Путь туда лежал через Македонию и Фракию, через зем¬ ли воинственных племен. Преодоление его было бы без помощи Фи¬ липпа практически невозможным. И Филипп эту помощь оказал, подготавливая дорогу, наводя мосты и собирая провизию. Узнав о приближении римского войска, Антиох был настолько потрясен, что поспешно покинул свою крепость, оставив там собранный им хлеб, оружие, военные машины. При этом известии Сципион немедленно завладел Лисимахией со всеми ее припасами и оружием, после чего переправился через Гел¬ леспонт, оставшийся без охраны. Антиох к этому времени располагал огромной, хотя и чрезвычайно пестрой, а потому трудно управляемой армией, в несколько раз превосходившей по численности римскую. Но, потеряв в себе уверенность, он пошел на уступки, согласившись уйти из Европы, предоставить автономию греческим городам Малой Азии и компенсировать половину расходов римлян на войну. Римля¬ не, однако, сочли это недостаточным. Решающее сражение произошло в 190 г. близ города Магнезии. Войско Антиоха III было разгромлено. Пало до пятидесяти тысяч во¬ инов. Если верить римлянам, их потери составили всего триста легио¬ неров. По мирному договору Антиох должен был очистить Малую Азию. Ее земли вплоть до гор Тавра, ставших границей державы Се¬ левкидов, передавались союзникам Рима Пергаму и Родосу. Ударная сила армии Антиоха — боевые слоны — подлежала уничтожению. Уничтожался и военный флот. На побежденное царство была наложе¬ на огромная контрибуция. Эхо римской победы. Битва у города, металл которого не толь¬ ко убивал, но и притягивал (отсюда современное «магнит»), привлек¬ ла к себе внимание обитателей круга земель. Можно было думать, что величайшая в мире держава разгромлена не людьми, а какой-то боги¬ 470
ней по имени Рома. Греки немедленно стали производить название «Рома» (Рим) от своего слова «рома» в значении сила. А евреи из Иеру¬ салима, для которых весть о разгроме ненавистного Антиоха была сла¬ ще манны небесной, вознесли хвалу творцу за то, что он в мудрости своей создал народ, наказавший «царя северного, нечестивого». Имя «Рома» (Рим) еврейским книжникам ничего не говорило, но они отыскали в Священном Писании указание на то, что нечестивец был наказан как раз в том месте, где обитал народ киттим (хетты). Книж¬ ник, принявший имя древнего пророка Даниила, изложив недавние события как пророчество, написал: «И придут против него корабли киттимские, и падет он духом и опять озлобится на святой Завет». И действительно, разгромленный римлянами Антиох обратил ярость против своих подданных. В числе их были и евреи. Именно в это вре¬ мя они направляют своих послов в Рим, и сенат рассматривает их не как подданных Антиоха, а как союзников Рима. Такова римская дип¬ ломатия, умевшая закреплять и расширять победу римского оружия, завоевывая союзников словом, чтобы затем превращать их в рабов. Для пополнения своей опустевшей казны Антиох совершает поход на север и, пытаясь ограбить храм в Месопотамии, гибнет при загадоч¬ ных обстоятельствах (187 г.). Начинается распад державы Селевкидов. На далеком эллинисти¬ ческом Востоке из его владений выделяется Греко-Бактрийское цар¬ ство, из-под контроля Селевкидов выходит Египет, получивший под¬ держку Рима. В 60-е гг. II в. начинается борьба за независимость в Иудее, возглавленная братьями Хасмонеями. По прозвищу одного из них — Маккавей (Молот) — движение вошло в историю как восста¬ ние Маккавеев. Иудея обретает на некоторое время независимость. Сирийская монархия превращается в заурядное государство. Рим¬ ляне фактически смещают и назначают его царей, не гнушаясь и под¬ держкой самозванцев. Третья Македонская война. Победа над Антиохом продемон¬ стрировала военное превосходство Рима над армиями эллинистичес¬ ких государств. Но сопротивление римской экспансии не прекрати¬ лось. Главным его очагом стал Балканский полуостров, народы кото¬ рого не могли примириться с постоянным вмешательством римлян, с их поборами и унизительным обращением. К новой войне с Римом готовился Филипп V, собирая для этого средства и исподволь готовя армию. После смерти Филиппа македонский трон занял его сын Персей, сумевший в короткое время обеспечить своим подданным спокой¬ ствие и процветание. Он заключил договора с северными соседями Македонии, совершавшими ранее нападения на страну, объявил себя 471
защитником всех эллинов, изгнанных из своих городов или осужден¬ ных за долги, и дал им у себя убежище. Взяв в жены дочь сирийского царя Селевка, он, как ему казалось, обеспечил себе поддержку на слу¬ чай войны с Римом. Римляне зорко следили за всем, что происходило на Балканах. Уси¬ ление Персея само по себе вызывало у них определенную озабочен¬ ность, но более всего их тревожила дружба македонян с греками. Узнав, что в Македонии созданы продовольственные запасы и юноши прохо¬ дят военное обучение, они предъявили царю обвинение в нарушении договора, заключенного его отцом с Римом. Персей направил в Рим посольство для оправдания, но послы не были приняты сенатом, кото¬ рый благосклонно выслушал соперника Македонии царя Пергама Эв¬ мена. Выступив обвинителем против Персея, Эвмен истолковывал все действия последнего как враждебные римлянам. «Не желая иметь под боком царя разумного, деятельного и во многих отношениях человеко¬ любивого, быстро возвысившегося наследственного врага, сенат решил объявить ему войну», — писал впоследствии историк Аппиан. Одержав в первом крупном сражении победу над римскими леги¬ онами, Персей вступил в переговоры с командующим побежденного войска с предложением мира, соглашаясь на уступки Риму, отвергну¬ тые в свое время его отцом. Но предложения эти не были приняты. Командование римской армией перешло к Эмилию Павлу, сыну римского консула, павшего в битве при Каннах. Персей со своей ар¬ мией занял обширную долину к югу от Пидны. 22 июня 168 г. в ожес¬ точенной битве римляне вновь, как и тридцать лет назад, одолели ма¬ кедонскую фалангу. В сражении пало до двадцати тысяч македонян. Македония как государство прекратила существование. Она была уре¬ зана в размерах и разделена на четыре области, управляемые собствен¬ ной администрацией. Одновременно были наказаны и греки — и те, кто успел оказать Персею помощь, и те, кто ее только обещал, и те, кто ничего не обещал, но кого римляне заподозрили в сочувствии Македонии. Эпир, родина давнего противника Рима Пирра, был отдан на разграбление войску и превратился в пустыню. В рабство было обращено 150 ООО эпирцев. И хотя на Балканском полуострове сохранились Этолийский и Ахейский союзы городов, территория Этолийского союза была значительно уре¬ зана, а не пострадавший территориально Ахейский союз лишился ты¬ сячи самых влиятельных граждан. Их взяли в Италию в качестве залож¬ ников. Родос не нарушал верности Риму, но Рим больше не нуждался в его помощи, а экономическое процветание острова было невыгодно римским и италийским деловым кругам. Поэтому был объявлен сво¬ бодным портом остров Делос, и торговля стала обходить Родос сторо¬ ной. Это означало гибель торгового государства. 472
Уход великих противников. Из года в год объявлялись и шли все новые и новые войны, порождавшие честолюбивые надежды у од¬ них и отчаяние у других, и, может быть, прошел бы незамеченным уход из жизни героев прежних схваток, если бы он не сопровождался трагическими обстоятельствами. Конец жизни Сципиона Африканского был ярким контрастом ее блестящему началу. После возвращения братьев Сципионов из вос¬ точного похода народные трибуны потребовали у них финансового отчета, обвинив в получении крупных сумм от сирийского царя. Ви¬ димо, и болезнь Сципиона Африканского во время генерального сра¬ жения вызвала подозрение. Могли вспомнить о подобном заболева¬ нии во время мятежа легионов в Испании. Публий Сципион явился на разбирательство со своими записями, но тут же разорвал их на клочки, заявив, что вел кампанию на свои средства. Через некоторое время последовал новый вызов. Вместо того чтобы оправдываться, Публий Сципион обратился к народу с напоминанием, что в этот день он разбил в Африке Ганнибала и просит желающих отметить эту по¬ беду жертвоприношением на Капитолии. За Сципионом двинулись все, даже оторопевшие на миг народные трибуны. И все же брат Пуб¬ лия Луций был приговорен к крупному штрафу, и, поскольку платить отказался, ему грозила тюрьма. Спасло его вето одного из народных трибунов, Тиберия Семпрония Гракха, отца будущих реформаторов. После этого в знак протеста победитель Ганнибала покинул Рим. За загадочным процессом Сципионов стояло недовольство римс¬ кой аристократии и всадничества засильем Сципионов, фактически ничем не отличавшихся от диктаторов. За спиной обвинителей мая¬ чила фигура Марка Порция Катона, который еще в годы Ганнибало¬ вой войны выступал против Корнелия Сципиона и его чуждого обы¬ чаям предков образа жизни. Сохранился лишь один эпизод о жизни Сципиона в доброволь¬ ном изгнании. На его скромное кампанское поместье совершили на¬ падение разбойники. Рабы бросились к воротам, чтобы преградить им дорогу. Но Сципион отодвинул их и вышел навстречу грабителям безоружным. «Что вам надо от Сципиона?» — спросил старец. «Ви¬ деть тебя!» — нашелся главарь разбойников, падая к его ногам. При¬ меру последовали все остальные. Это был последний триумф Сципи¬ она. Он скончался в 183 г., завещав не хоронить себя в Риме. И примерно тогда же в Вифинии ушел из жизни другой великий изгнанник. После разгрома Антиоха III Ганнибал скитался по разным странам Востока. Кажется, некоторое время жил в далекой Армении. Затем его пригласил к себе царь Вифинии Никомед, возможно, желая воспользоваться его советами (он вел войну с Пергамским царством). В 184 г. как поручитель заключенного воюющими сторонами мира 473
туда прибыл Тит Фламинин, тот самый, который провозгласил свобо- ду грекам. Он и потребовал выдачи Ганнибала. Дом, в котором жид престарелый полководец, был окружен. Ганнибала ожидал позорный плен, пережитый Сифаксом и Персеем, которого замучили римские легионеры. Но Ганнибал никогда не расставался с ядом. Ворвавшим¬ ся в дом достался еще не остывший труп. Это была последняя победа Ганнибала, достойной смертью которого впоследствии восторгались греки и римляне, не забывая заклеймить словами презрения ничтож¬ ного Фламинина. ГшП Источники. Как и при изучении первых двух войн с Карфагеном, важ- I !■■■ нейшее место среди литературных источников занимает «Всеобщая ис¬ тория» Полибия, рисующая картину сначала дипломатического, а затем и военного проникновения Рима на Восток, завершившегося созданием ряда зависимых от Рима государств. Находясь со 167 г. в Риме в качестве заложни¬ ка, по событиям, разворачивавшимся в более ранний период, он мог пользо¬ ваться как устными воспоминаниями римлян, участников этих войн, так и документами римского архива. Использование сочинения Полибия Титом Ливием в качестве основного источника по этому периоду в значительной мере компенсирует утрату большей части относящихся к первой половине II в. разделов этого уникального труда. Как и по второй половине III в., значи¬ тельный материал содержится у Диодора и Дионисия Галикарнасского, а так¬ же в полностью сохранившейся «Сирийской книге» «Римской истории» Ап- пиана, в которой центральное место занимает война Рима с Антиохом III; оставшиеся от его «Македонской книги» фрагменты в ряде случаев содержат подробности, у других авторов отсутствующие. В том же II в. н. э., когда писали Плутарх и его младший современник Аппиан, краткую историю Рима составил Луций Анней Флор, конспективно давший основную канву войн, превративших Средиземное море во внутреннее море римской державы. Под особым углом зрения события, связанные с разгромом Антиоха III в битве при Магнезии, нашли отражение во включенных в Библию «Книгах Маккавеев». Из них известно как об общенародной войне иудеев против Ан¬ тиоха за независимость, так и о поддержке иудеев сначала Спартой, с кото¬ рой было заключено соглашение, а затем и Римом, заключившим в 161 г. с Иудеей военный договор. Автором книги был человек, хорошо знавший об¬ становку, хотя и допускавший влияние на ход событий божественного вме¬ шательства. Его источником было, скорее всего, не дошедшее до нас произ¬ ведение еврейского писателя Ясона из Кирены, современника противостоя¬ ния с Антиохом. История войн запечатлелась также в ряде надписей, найденных как в Малой Азии, так и на территории Балканского полуострова, и в монетах. Помимо римских монет, запечатлевших триумфы над побежденными Маке¬ донией и Сирией, интересны монеты македонские, поскольку исчезновение на территории Македонии единой монеты подтверждает сообщение древних авторов о ее разделе после поражения в Третьей Македонской войне на четы¬ ре экономически обособленные части. 474
Глава 3 ПОД РИМСКОЙ КАЛИГОЙ. ПОКОРЕННЫЕ И НЕПО¬ КОРНЫЕ (167-111 ГГ. ДО Н. Э.) Триумф Эмилия Павла в 167 г. был праздником, отмечавшим победу не только над Македонией. Это было торжество по слу¬ чаю того, что в пределах круга земель уже не оставалось ни од¬ ного народа, который мог бы претендовать на роль соперника Рима. Войны последующих десятилетий имели своей целью уничтожение остававшихся островков независимости и превра¬ щение их обитателей в своих данников. Риму оставалось пре¬ одолеть сопротивление людей, не желавших примириться с уча¬ стью рабов и сражавшихся за свое человеческое достоинство. Победа над иллирийцами. После победы над Персеем сенат принял решение расправиться с союзником Македонии иллирийс¬ ким царем Гентием. Претор 168 г. Луций Аниций осадил столицу ил¬ лирийцев Скорду и вскоре взял ее штурмом. Война была закончена в 30 дней. Гентий был с позором проведен в триумфальной процессии. Во время торжеств по случаю победы Аниций решил вместо обыч¬ ных гладиаторских боев показать римлянам в амфитеатре знамени¬ тых греческих артистов — певцов и музыкантов. Во время их выс¬ тупления зрители зашумели. Торжество чуть не завершилось взры¬ вом недовольства, и тогда триумфатор пошел на хитрость: он при¬ звал артистов и приказал им вместо пения и музицирования вступить друг с другом в драку. Видя ликторов, вооруженных пучка¬ ми розог — а порка актеров на римской сцене была обычным де¬ лом, — артисты выполнили требования Аниция, и зрители радост¬ ными криками приветствовали невиданное до того зрелище избие¬ ния греками греков. Такова была римская толпа в середине II в. Та¬ ковы были нравы города, который греки справедливо считали варварским. Таковы были римские полководцы, которых те же гре¬ ки совсем недавно приветствовали как освободителей. Политика Рима в Африке. После победы над Ганнибалом Кар¬ фаген уже не представлял для Рима угрозы в военном отношении. Однако город, освобожденный от расходов на войско, переживал эко¬ номический подъем. К тому же нумидийский царь Масинисса, тот самый, с помощью которого Корнелий Сципион одержал победу над Ганнибалом, постоянно подстрекал римлян к войне с Карфагеном. После посещения Масиниссой Рима в Карфаген было отправлено по¬ сольство во главе с престарелым сенатором Марком Порцием Катоном 475
(234—149). Сражавшийся еще под орлами Сципиона Африканского Катон был его влиятельным противником, сторонником жесткой по- литики по отношению к побежденным. Вернувшись из Карфагена, Катон выступил в сенате. Потрясая захваченными с собой смоквами и виноградными гроздьями как вещественными доказательствами, Катон, призывая к разрушению Карфагена, говорил, что город, выра¬ стивший такие необыкновенные по величине плоды, опасен римля¬ нам и безоружный. С тех пор, на какую бы тему ни выступал Катон, он завершал свою речь словами: «А к тому же я полагаю, что Карфа¬ ген должен быть разрушен». В сенате было немало противников такой политики, но упорство Катона одержало верх. Найти повод для вой¬ ны было нетрудно: на карфагенян натравили Масиниссу, в то время как Карфаген согласно договору с Римом не мог ни с кем вести войн без разрешения римлян. И поэтому оборона карфагенян была расце¬ нена как нарушение договора. Падение Карфагена. Пунические войны были войнами трех поколений. Дедам после двадцатилетних сражений на суше и на море удалось овладеть Сицилией, Сардинией и Корсикой. На долю отцов досталось самое тяжелое — выдержать натиск великого Ган¬ нибала и, высадившись в Африке, сломить хребет карфагенской дер¬ жаве. Внукам оставалось, казалось бы, немногое — уничтожить сам План приморской части Карфагена с торговой и военной гаванями 476
Карфаген, лишенный флота и армии и к тому же, в сущности, ок¬ руженный нумидийцами царя Масиниссы. Поход на Карфаген мыс¬ лился как прогулка за богатой добычей, и к городу вместе с неболь¬ шой армией двигались пустые корабли, чтобы вместить богатства, накопленные веками. Но, как говорят, у осажденного дома сами вырастают стены, а у его защитников утраиваются силы. Казалось, над теми, кто вышел в 149 г. на стены Карфагена, чтоб его отстоять, витала сама семисотлет¬ няя история. Осада Карфагена длилась три года. Осажденные проявили чудеса изобретательности и героизма. Женщины срезали свои волосы, что¬ бы сплести из них тетивы метательных машин. В оружейных мастерс¬ ких вместо железа и меди расплавляли золото и серебро. Для строи¬ тельства кораблей разбирались кровли домов. Когда римляне пере¬ крыли своими судами выход сооруженному втайне флоту, к морю был прорыт новый канал, и не для бегства — для сражения. На заключительном этапе войны во главе осаждающей армии был поставлен Сципион Эмилиан, сын победителя Персея Эмилия Павла, усыновленный старшим из сыновей победителя Ганнибала. Исполь¬ зуя огромное численное превосходство своего войска и крайнее исто¬ щение голодающих защитников города, он ворвался в Карфаген и, сокрушая квартал за кварталом, преодолевая в уличных боях отчаян¬ ное сопротивление карфагенян, подошел к городской крепости Бир¬ се, где ему сдались 36 ООО воинов во главе с последним полководцем Карфагена Газдрубалом. Жена Газдрубала, проклиная трусость супру¬ га, схватила детей и бросилась с ними с кровли храма в огонь. Совре¬ менники могли вспомнить, что, по распространенной легенде, в огне погибла когда-то и основательница Карфагена Элисса, которую рим¬ ляне называли Дидоной. По специальному приказу сената город был разрушен, и место, где он стоял, предано проклятию. О величине этого города можно судить по тому, что горел он семнадцать дней. Владения Карфагена в Ливии были объявлены римской провинцией Африкой (это название впоследствии принял весь континент). Часть карфагенских земель была передана наследникам союзника Рима царя Масиниссы, умер¬ шего незадолго до гибели Карфагена. Лже-Филипп. В 167 г. во время триумфа Эмилия Павла был про¬ веден по городу последний царь Македонии Персей вместе со своими наследниками, сыновьями Филиппом и Александром. Пленников до¬ ставили в Альбу Фуцинскую, где Персея замучили до смерти римские легионеры, которым надоела роль стражей. Два года спустя умер Фи¬ липп. Оставшийся в живых Александр стал художником, и в Риме его 477
не опасались. Поэтому можно себе представить, как ошеломила сена¬ торов весть о появлении в Македонии Филиппа, сына Персея, про¬ возгласившего себя царем. Не поднялся ли он из могилы, чтобы ото¬ мстить за отца? Биография самозванца, подлинного героя сопротивления Риму в это пятидесятилетие, удивительна. Андриск — таково его подлинное имя — не был даже македонцем. Он был греком из городка Адрами- тий в Малой Азии, не знатным человеком, а простым валяльщиком шерсти. Римские историки сообщают о его поразительном внешнем сходстве с Филиппом, сыном Персея. Как он сам мог об этом узнать, остается загадкой. Еще до появления в Македонии он оказался в Сирии, где правил дядя Филиппа по матери. Явившись к нему, он попытался воспользо¬ ваться помощью «родственника», но был выдан римлянам и привезен в Италию. Ему удалось бежать. Провал первой попытки не обескура¬ жил Андриска, и он направился прямо в Македонию, где был встре¬ чен с распростертыми объятиями. Вокруг мнимого царя объедини¬ лась вся Македония. Из осажденного Карфагена в его столицу при¬ было посольство, и был заключен договор о совместной борьбе с об¬ щим врагом. У римлян, воевавших в Африке и Испании, не было в то время крупных сил на Балканах. Это дало возможность Андриску вторгнуть¬ ся в Фессалию и успешно действовать, преодолевая сопротивление войск Ахейского союза, давнего противника Македонии. На просьбу фессалийцев о помощи наконец откликнулся римский претор, в чьем распоряжении был легион. В сражении с Андриском римляне потер¬ пели поражение. И лишь после этого на Балканы была переправлена римская армия во главе с претором Квинтом Цецилием Метеллом, сопровождаемая флотом. Андриск, необдуманно разделивший свое войско на две части, был разбит, раненым вынесен с поля боя фракийцами из присланного на подмогу фракийского отряда, переправлен во Фракию, но выдан римлянам фракийскими царьками. Победе над самозванцем в Риме придали такое значение, что на¬ значили Цецилию Метеллу триумф. Проведенный в триумфальной процессии по городу Андриск был казнен. Ахейская война. После того как Македония вместе с присоеди¬ ненными к ней Иллирией и Эпиром была превращена в римскую про¬ винцию, дошел черед и до Ахейского союза, последнего объединения полисов на Балканах. Повод для войны не отличался оригинальнос¬ тью — обида «слабого». В роли обиженной на этот раз оказалась Спар' та, входившая в Ахейский союз и проявлявшая, памятуя о великом 478
прошлом, строптивость. Сенат принял решение о выделении Спарты в отдельное государство. Реакция ахейцев, только что защищавших интересы Рима в Фессалии, была бурной. Римские послы в столице Ахейского союза Коринфе едва избежали насилия. Стратег Ахейского союза Диэй и его преемник Критолай сочли момент для оказания со¬ противления Риму подходящим (война в Африке и Испании все еще продолжалась). Обходя всю Грецию, Критолай не только убеждал в необходимос¬ ти объединения против наглых чужеземцев, но и, апеллируя к низам населения, на которых сильнее всего давило римское иго, добивался освобождения взятых под стражу за долг и отсрочки решений судов по делам неплательщиков. Ярый противник всяких радикальных пе¬ ремен историк Полибий замечает по этому поводу: «Критолай достиг того, что народ верил каждому его слову». В результате к ахейцам примкнули беотийцы, фокеяне, халкидяне. Победитель Лже-Филиппа Метелл, в это время все еще находив¬ шийся в'Македонии, был крайне напуган всеобщим брожением умов, готовым перерасти в общегреческое восстание. Моментальным брос¬ ком он достиг Локриды, где были сосредоточены главные силы Ахей¬ ского союза во главе с Критолаем, и в ожесточенном сражении до¬ бился победы. Тело Критолая не нашли. Руководство Ахейским союзом перешло к стратегу предшествую¬ щего года Диэю. Он показал себя решительным политиком, распоря¬ дившись освободить 12 ООО молодых крепких рабов, принадлежавших частным владельцам, и, вооружив их, привел в Коринф. Эта мера выз¬ вала крайнее недовольство обеспеченных людей. Полибий, сам при¬ надлежавший к ахейской знати и к тому же пользовавшийся покрови¬ тельством римлян, пишет: «Тяжело было переносить строптивость и непослушание рабов, только что освобожденных, да и другие в пред¬ вкушении свободы подняли голову». Тех, кто ждал римлян как освободителей и тайно им помогал, Диэй подверг жестоким гонениям как предателей. Тем временем из Рима прибыло свежее войско во главе с Луцием Муммием, ранее воевавшим в Испании против лузитан в качестве претора, а ныне наделенным консульской властью. Решающая битва произошла на Истме. Едва обученные рабы-новобранцы не смогли выдержать натиска испытанных в боях римских легионеров. Диэй бе¬ жал на родину, чтобы убить жену и покончить с собой. Его имуще¬ ство, как и имущество всех участников восстания, было продано рим¬ лянами с торгов. Затем по приказу сената был разрушен и сожжен Коринф, город с тысячелетней историей, не менее древний, чем Микены и Тиринф. 479
Уничтожение Коринфа (146 г.) в глазах греков, не забывших свое¬ го великого прошлого, знаменовало не просто уничтожение столицы последнего объединения полисов, но и конец тысячелетней гречес¬ кой истории, начавшейся со времени той древней Ахайи, которая вхо¬ дила в царство Агамемнона и была известна хеттам как Аххиява. Рим¬ ляне же могли рассматривать разрушение Коринфа как возмездие за разрушение Трои, поскольку считали себя потомками троянцев. Од. нако за этим варварским актом стояли экономические мотивы — Ко¬ ринф, так же как Родос и Карфаген, был торговым соперником Рима. Города Ахейского союза попали под юрисдикцию наместника Ма¬ кедонии. Демократические режимы повсеместно были захменены оли¬ гархическими. Но отдельной провинцией Ахайя на этот раз не стала, это произошло значительно позднее, лишь при императоре Августе, в 27 г. до н. э. Непокоренная Испания. Необыкновенное упорство в защите своей свободы от посягательств чужеземцев проявили племена Испа¬ нии. Они не прекращали сопротивления и после того, как посланные против них римские полководцы заявили о своей «окончательной по¬ беде» и торжественно отметили ее в триумфальных процессиях. Сре¬ ди «победителей» иберов, кельтиберов и лузитан после Ганнибаловой войны были Катон Старший, Семпроний Гракх, Метелл (тот самый, который разбил Лже-Филиппа и Критолая), даже получивший почет¬ ный титул Кельтиберийский, — а восстания не утихали. Кельтиберов поднял Олиндик, по словам римского историка Фло¬ ра, «муж величайшей храбрости и отваги». Когда римляне отняли у кельтиберов оружие, он явился к соплеменникам с серебряным копь¬ ем, будто бы сброшенным ему с неба богами, и призвал к осаде кон¬ сульского лагеря. У лузитан, восставших в 154 г. и после заключения очередного мира предательски перебитых в 150 г., появился в годы осады римля¬ нами Карфагена и войны с Лже-Филиппом талантливый предводи¬ тель Вириат (147 г.). Пастух и охотник, он создал маневренное войско, наносившее удары римским полководцам и не раз захватывавшее их лагеря. Роль серебряного копья у него играла белая лань, одним сво¬ им появлением перед битвой внушавшая суеверным повстанцам уве¬ ренность в помощи богов. Пять лет одерживал Вириат победы, пока не был разбит консулом Фабием Максимом (142 г.). В следующем гоДУ он пал жертвой подосланных Римом наемных убийц. После гибели Вириата центр восстания переместился в неболь' шой кельтиберийский городок Нуманцию, где доведенное до отчаЯ' ния население еще при его жизни поднялось на борьбу с римлянаМй* 480
Непосредственным поводом для войны, длившейся 11 лет, явился приказ отрубить руки восставшим юношам соседнего с Нуманцией племени. Напав на римское войско, кельтиберы вынудили его искать спасения в бегстве (141 г.). Сенат направил к Нуманции легионы во главе с консулом Гостилием Манцином, начинавшим в свое время осаду Карфагена. Окружив римлян, нумантинцы вынудили их сдать оружие и подписать договор о сохранении за Нуманцией самостоя¬ тельности. Заключение этого соглашения было воспринято в сенате как не меньший позор, чем давняя капитуляция в Кавдинском ущелье. От¬ казавшись утверждать условия договора, сенат решил выдать нуман- тинцам полководца, его подписавшего. Сенаторов не остановило даже то, что он сохранил жизнь тысячам римских воинов. В Испанию был отправлен Сципион Эмилиан. Железной рукой он укрепил дисцип¬ лину в четырех своих легионах. Нуманция была окружена рвом и вы¬ сокой насыпью, отрезавшими ее от внешнего мира. Победу над непо¬ корным городом одержал голод. Не в силах более сопротивляться, за¬ щитники Нуманции, перебив близких и предав город огню, покончи¬ ли с собой. Ничто не украсило триумфальной процессии Эмилия Павла, кроме самого имени героического города. Наследники царей. После уничтожения Македонии в Среди¬ земноморье кроме Египта имелось несколько небольших зависимых от Рима царств: на северном побережье Африки — Нумидия и Кире- на, в Малой Азии — Пергамское царство, Вифиния, Понт. Словно бы сговорившись, цари один за другим добровольно отказывались от вла¬ сти в пользу Рима. Первым такое решение принял в 158 г. царь Кире- ны Птолемей. В 133 г. его примеру последовал правитель с давних пор союзного Риму Пергамского царства Аттал III. Позднее одарили Рим своими царствами Никомед Вифинский и Птолемей, царь Кипра. Наибольший интерес представляет деятельность Аттала III (138— 133), который врачом Галеном был впоследствии охарактеризован как ученый, открывший пластырь для заживления ран и лечения язв на коже, римским агрономам был известен как автор трактата о сельс¬ ком хозяйстве, содержавшего советы по лучшему возделыванию ви¬ ноградников и оливковых деревьев, историкам же — как тиран и бе¬ зумец. Согласно свидетельству одного из историков, Аттал был пора¬ жен стрелой Гелиоса во время работы над бюстом своей матери (он был еще и скульптором) и умер через 9 дней от этого удара. Несмотря на столь раннюю и внезапную кончину, в руках римлян почему-то оказался текст завещания, и сразу же в Пергам была на¬ правлена комиссия для принятия наследства. Римский историк Сал- 16 Немировский А И. 481
люстий вкладывает в уста царя Понта Митридата VI Евпатора, чей отец также пал жертвой римских козней, утверждение, что завещание Аттала было подделано, а сам он отравлен. Восстание Аристоника. Конечно же, никто в Риме не думал, что после поражения Антиоха Великого придется сражаться в Малой Азии, ибо там, как считалось, жили изнеженные люди, готовые на любое унижение ради сохранения жизни. Но когда представители се¬ ната прибыли для принятия наследства, вместо блеска золота, сереб¬ ра и драгоценных камней их ожидали блеск обнаженного оружия и почти всеобщая ярость. Жители ряда городов отказались признать за¬ конность завещания царя и призвали на царство его сводного брата юного Аристоника. Пергам и другие крупные города не оказали Арис- тонику поддержки, равно как и флот, которым он хотел овладеть, и Аристоник обратился к городским и сельским низам, а также и к ра¬ бам, призвав их к освободительной войне. Пламя восстания охватило всю Азию. Сторонники Аристоника называли себя «гелиополита- ми» — гражданами государства Солнца. Видимо, помимо ненависти к Риму восставших вдохновляла идея социальной справедливости, выс¬ казанная в этой утопии эллинистической эпохи. Почти два года на территории Пергамского царства не было рим¬ ских войск: занятые внутренней борьбой, римляне не проявляли за¬ боты об ускользающем наследстве. Все это время борьба с Аристони- ком шла местными силами и силами царей соседних, зависимых от Рима царств, напуганных мощным движением низов, грозящим пе¬ рекинуться и на их земли. Среди этих последних — царь Понта, отец будущего непримиримого врага Рима Митридата VI Евпатора. Римские легионы во главе с Публием Лицинием Крассом появи¬ лись лишь в 131 г. и были разбиты Аристоником в битве у города Лев¬ ки. Консул, известный своей патологической страстью к богатству, был пленен и проведен в триумфальном шествии Аристоника по все¬ му царству, после чего ему символически влили в горло расплавлен¬ ное золото. Другой римский консул, Марк Перперна, одержал победу близ города Стратоникеи на реке Каике. Осажденные в нем повстан¬ цы сдались, не выдержав мук голода. Аристоник был увезен в Рим и там казнен, но восстание продолжалось. Многие города не открывали римлянам ворота и лишь после того, как была отравлена поступавшая к ним по глиняным трубам вода, были вынуждены сдаться. Имя отра¬ вителя вошло в историю: консул 129 г. Маний Аквилий. Именно ему, по словам Флора, «опозорившему римское оружие, тогда еще священ¬ ное и незапятнанное», сенат поручил превратить унаследованное цар¬ ство в новую римскую провинцию Азию, включившую в себя западную часть полуострова и прилегающие к ней острова. 482
Провинции и зависимые царства. С присоединением Перга¬ ма почти все побережье Средиземного моря стало римским или нахо¬ дилось под римским контролем. Внутреннее море римляне уже могли называть «нашим морем». К этому времени сложилась и система уп¬ равления завоеванными территориями — провинциями. Провинции считались «добычей римского народа» и от его имени управлялись назначаемыми сенатом наместниками — проконсулами и пропретора¬ ми, получавшими провинции после завершения консульской или пре- торской магистратуры в Риме. Исполнение обязанностей консула, претора и других выборных магистратур считалось почетной приви¬ легией и не оплачивалось. Но само назначение в провинцию было в высшей степени щедрой платой: провинция содержала римского на¬ местника и его многочисленную алчную свиту. И только от его щепе¬ тильности и личной порядочности зависело, вернется он к себе домой богачом, обеспеченным на всю жизнь, оставив за спиной слезы и про¬ клятия, или человеком, имя которого провинциалы будут вспоминать с благодарностью. С чистыми руками в Рим возвращались единицы. И именно на них большей частью обрушивались судебные преследо¬ вания «за вымогательства» — ведь добросовестный наместник должен был препятствовать ограблению провинции откупщиками и дельца¬ ми, а в их-то руках и находился в Риме после законов Гая Гракха суд. Грабители же и мародеры оставались безнаказанными, жертвуя в пользу судей часть своей добычи. Так ушел от ответственности и отра¬ витель Маний Аквилий, обвиненный в получении взяток в колоссаль¬ ных размерах. Всаднический суд его оправдал, и он официально со¬ хранил «честное имя» и большую часть награбленного, передав его своему сыну, с «подвигами» которого мы еще встретимся. К 129 г. Рим обладал девятью провинциями — это Сицилия, Сарди¬ ния, Корсика, Цизальпийская Галлия, Испания, Африка, Иллирия, Маке¬ дония, Азия. Главный принцип римской политики «Разделяй и вла¬ ствуй» действовал и в провинциальном управлении. Правовое поло¬ жение городов в провинциях было различным, и это обеспечивало римлянам прочность власти. Часть провинциальных общин-городов была отнесена к категории зависимых, платящих налог; существова¬ ли и свободные общины, пользующиеся полной автономией и иногда освобождаемые от налогов; с некоторыми же общинами были заклю¬ чены договора, оговаривавшие их права и обязанности. Наряду с провинциями в орбиту римской власти были включены царства, находившиеся на положении союзников или клиентов. Сме¬ нявшие друг друга цари обязывались поставлять римлянам контин¬ генты для совместного участия в войнах или подавлении восстаний в провинциях, а также обеспечивать поступление денежных средств. На место тех, кто не выполнял этих повинностей или пытался освобо¬ диться от римского ига, ставили более покорных из числа царских 483
родственников. Иногда для обеспечения покорности зависимых от Рима царей в Рим брали их сыновей в качестве заложников. Вся внешняя политика Рима находилась в ведении сената. Для ре¬ шения тех или иных вопросов царей или их представителей вызывали в Рим, где заслушивали в сенате. Рядом со зданием сената (курией) была площадка, которую с давних времен называли «грекостазис» (стояние греков), хотя в середине II в. на грекостазисе теснились не только гре¬ ческие, но и нумидийские, галльские, иллирийские, сирийские и дру¬ гие послы, ожидавшие своей очереди для решения судьбы царств, их правителей, собственной судьбы. Многие из них подносили сенату зо¬ лотые венки и иные дары в знак покорности и благодарности. Иногда сенат выделял из своей среды посольство, чтобы перед решением судь¬ бы царства или царя разобраться в обстановке на месте. Участие в этих посольствах было подчас делом не менее выгодным, чем управление провинцией, ибо мнение послов чаще всего зависело от пышности ока¬ занного им приема и ценности полученных подарков. Давая богатство немногим (наместникам, членам посольств, пуб- ликанам, дельцам, продажным судьям), практика управления провин¬ циями и зависимыми царствами была постоянным источником кор¬ рупции, разложения римской государственности и острых обществен¬ ных конфликтов, проявившихся уже в конце II в. ТтЯ Источники- Главный источник по образованию римской средиземно- IE! морской державы, труд Полибия, плохо сохранился в тех книгах, кото¬ рые повествовали о последнем этапе завоевания Римом Средиземноморья. Однако в сочетании с соответствующими главами «Истории» Тита Ливия, с «Иберийской книгой» и сохранившимися фрагментами «Иллирийской кни¬ ги» «Римской истории» Аппиана, с кратким обзором Флора заключительная глава римской экспансии рисуется достаточно отчетливо. Особый интерес для нас представляют сведения Полибия, бывшего участником последней из пунических войн и свидетелем гибели Карфагена, а затем и Коринфа. Исто¬ рия сопротивления Риму после уничтожения Македонии прекрасно обеспе¬ чена источниками. В основе лежит труд Полибия, современника и непосред¬ ственного участника событий. Хотя книги, относящиеся к этим десятилети¬ ям, дошли лишь в отрывках, собранные Полибием факты сохранены римс¬ кими историками Титом Ливием и Аппианом, черпавшими информацию из труда Полибия. Связное изложение событий этих лет сохранили также Дио¬ дор Сицилийский и Юстин, сокративший обширный труд Помпея Трога. По¬ либий резко осуждал любое движение, препятствовавшее Риму осуществлять историческую, по его мнению, миссию объединения всех народов. Полибий останавливается и на событиях в Испании — войне с ВириатоМ Нумантинской войне. Однако ввиду плохой сохранности этих книг наибоЛ^ полная картина черпается современными историками из труда Тита Ливия «Иберийской книги» Аппиана, в которой 38 первых глав и главы 76—98 посв^ щены Нумантинской войне, главы же 63—75 — восстанию Вириата. Рассказ Нумантинской войне содержит также биография Тиберия Гракха у Плутар43 484
гтлЯ оценки завещания Аттала и последовавшего затем восстания Арие¬ ла напротив, нет компактного источника, и восстанавливать связанные тон с’05Ытия приходится в сопоставлении отрывочных сведений, содержа- с НИ я У отдельных авторов, и здесь особое значение приобретает эпиграфи¬ ки Наиболее ценный материал дает почти полностью сохранившийся Пер- К3 кий декрет 133 г., отразивший ту тревожную обстановку, которая сложи- ГЗМ° в Пергаме накануне восстания гелиополитов. Этот декрет устанавливает Пг°Ь\ (лишение гражданских прав и конфискацию имущества) для тех, кто кинул город или его территорию по случаю смерти царя или собирается * покинуть». Указание на то, что декрет войдет в силу только «после одоб¬ ряй я римского народа», ясно показывает проримскую позицию городской Р ушки, напуганной нараставшей волной народного движения. В Для характеристики положения провинций, практически не претерпев- шеГ0 существенных изменений вплоть до установления империи, наиболее компактный материал содержат относящиеся к более позднему времени речи Цицерона против наместника Сицилии Верреса и переписка времен его на¬ местничества в одной из малоазийских провинций. Переписка эта раскрыва¬ ет и систему управления провинцией, и функции наместника во всех их про¬ явлениях, и весь объем военной, судебной и административной власти, и обязанности ее населения, и активность откупщиков и ростовщиков на ее территории, и отношение к римской власти различных слоев населения. К литературным данным добавляется целый ряд надписей, характеризу¬ ющих построенную на принципе «Разделяй и властвуй» политику Рима по отношению к городам провинций, некоторые из которых получают статус свободных. По надписям ясно прослеживается градация внутри этой приви¬ легированной категории. «Свобода» одних городов удостоверяется догово¬ ром между городом и сенатом, в котором отмечается предоставление городу автономии во внутренних делах и освобождение от налогов в мирное время (во время войны они обязаны поставлять вспомогательные отряды и кораб¬ ли). Другая категория свободных городов, обретая автономию не по догово¬ ру, а из рук сената, также получала автономию во внутренних делах. Некото¬ рые из надписей фиксируют их право сохранять собственное судопроизвод¬ ство, другие — показывают, что освобождение от налогов даруется сенатом Далеко не во всех случаях. Глава 4 РИМСКАЯ РЕСПУБЛИКА: ГОСУДАРСТВО И ПРАВО Завоевания, превратившие Рим в мировую державу, внесли сУЩественные изменения в его экономику, общественную орга¬ низацию и государственную структуру. Италия становится цент- 0ьл средиземноморского мира и получает возможность 485
пользоваться ресурсами провинций, обогащаясь за их счет. Го¬ сударство, сохранившее полисную организацию, не обладало бюрократическим аппаратом, который мог бы быть использо¬ ван и для эксплуатации провинций, и это привело к гипертро¬ фированному росту системы откупа налогов и общественных работ. Огромные денежные средства, доставшиеся наместни¬ кам провинций и откупщикам, будучи обращены на обработку земель с помощью рабского труда, ставят на край пропасти римских и италийских земледельцев, главную силу победонос¬ ной армии. Перефразируя реплику, будто бы брошенную гал¬ льским вождем Бренном, «Горе побежденным!», участники битв с Антиохом III, Персеем и осады Карфагена могли бы сказать: «Горе победителям!» Римское государство, начавшись как патрицианская община (civitas), ко II в. проделало большой исторический и правовой путь, включив в свой состав обширные завоеванные территории вместе с многочисленным подвластным населением. Однако сама система власти не испытала сколько-нибудь существен¬ ных изменений, сохраняя старую общинную форму, не соответ¬ ствующую новым задачам государства в сфере экономики, со¬ циальных отношений и права. Проблемы такого рода вставали перед греческим полисом в V—IV вв., но масштабы их в Риме соответствовали огромности размеров государственной терри¬ тории. Социальные катаклизмы вылились в гражданские войны, начавшиеся в 30-х гг. II в. и длившиеся целое столетие. Сенат и сенаторское сословие. Руководящая роль в победо¬ носных войнах III—II вв. принадлежала сенату, направлявшему вне¬ шнюю политику и выдвигавшему из своей среды высший командный состав. Сенат в этот период был опорой нобилитета. В нем занимали господствующее положение патрицианские роды — Корнелии, Эми¬ лии, Клавдии, Валерии, но наряду с ними выделились и плебейские роды — Ливии, Семпронии, Цецилии Метеллы. Доступ в состав пат¬ рицианско-плебейского сената, а следовательно, нобилитета был зат¬ руднен из-за сопротивления нобилей, не желавших делиться с кеМ' либо огромными выгодами, которые стала приносить государствен' ная деятельность. У сената не было постоянной резиденции. Его заседания проис' ходили то в курии Гостилия на форуме, то в каком-либо из римскй* храмов, всегда при закрытых дверях. Согласно установленному чаю прения осуществлялись в порядке иерархического старшинст^ а голосование — с помощью перехода из одной части помещений другую. Чужестранные правители или послы могли вызываться н °с нат для заявлений или дачи показаний, но при голосовании прис^ ствие посторонних не допускалось. 486
Будучи едиными в защите своих корпоративных интересов, се¬ наторы порой сталкивались между собой в борьбе за высшие магис¬ тратуры и важнейшие жреческие должности. Возникали разного рода группировки — партии (от лат. pars, partis — часть). Партии вступали в жесткие конфликты, в которых одной из главных опор была масса клиентов, они к этому времени превратились в толпу прихлебателей при своих патронах. Основным средством борьбы стала политическая демагогия. Некоторые нобили объявляли себя защитниками низов и выдвигали законодательные предложения, выгодные мелким земледельцам. И именно в это время появляются анналы, в которых до небес возносятся предки Валериев, Клавдиев и других влиятельных родов. История превращается в орудие поли¬ тической пропаганды. Сенаторы и внешне отличались от других граждан. Они носили туники с широкой пурпурной каймой, которая была видна из-под тоги. Знаки отличия сенаторов были частью окружавшего их публич¬ ного почета. Ему должно было соответствовать поведение каждого се¬ натора, не наносящее урона достоинству (dignitas) сенаторского со¬ словия в целом. Об этом должны были заботиться цензоры, составляв¬ шие каждые пять лет список (album) сенаторов, из которого исключа¬ ли тех, кто запятнал себя недостойным поведением. Поэтому в римском сенате, несмотря на острые конфликты между отдельными партиями, были невозможны взаимные оскорбления и драки. Магистраты. Сенат как корпорация не обладал исполнительной властью, хотя ее носители — магистраты — являлись его членами. Ко II в. система магистратур окончательно сформировалась и определи¬ лась ее спецификация: высшие и низшие магистраты, плебейские ма¬ гистраты, избиравшиеся по традиции эпохи сословной борьбы из пле¬ беев, ординарные и экстраординарные магистраты. В правовом отно¬ шении магистратура основывалась на трех принципах — годичности, коллегиальности и последующей ответственности за деятельность. Теоретически магистратура была открыта всем гражданам, но практи¬ чески магистратами становились представители немногих фамилий. Не разрешалось занимать несколько должностей одновременно. В 186 г. был установлен многоступенчатый порядок занятия магистратур: квестору курульный эдил, претор, консул. К высшим ступеням допуска¬ лись лишь те, кто прошел низшие. Одновременно вводился возраст¬ ной ценз для занимающих низшие должности — 27 лет и двухлетний промежуток между прохождением каждой последующей ступени. Лицо, претендующее на должность, должно было появляться перед гражданами в белоснежной тоге (символ чистоты), что было немало¬ важным средством агитации. Существовали и другие способы при¬ 487
влечения к себе внимания избирателей, но во II в. еще не доходило до серьезных злоупотреблений. По мере расширения римских владений число магистратов увели¬ чивалось. В 242 г. к существовавшей ранее должности городского пре¬ тора (praetor urbanus) добавилась должность praetor peregrinus, ведав¬ ший отношениями между гражданами и чужеземцами. После образо¬ вания провинций Сицилии и Сардинии (241 г.) прибавилось еще по одному претору для каждой из этих провинций. В 197 г. появились два претора для двух провинций на Пиренейском полуострове. Римский народ. Официальная формула римской власти — senatuspopulusque romanus (сенат и римский народ). Римский народ — это все лица, входящие в состав римского гражданства, в том числе и сенаторы. Но в формуле римской власти под populus имеются в виду те граждане, которые могли выразить свою волю через народ¬ ное собрание и как бы находились в одной связке с сенатом. Римс¬ кие комиции (собрания) были чем-то средним между спартанской апеллой и афинской экклесией. Они утверждали или отвергали предлагаемые на их рассмотрение решения, не вступая в их обсуж¬ дение. Но это осуществлялось не с помощью крика, как в Спарте, а путем системы голосования, однако не индивидуального, а по кури¬ ям, центуриям и трибам. Центуриатные и трибутные комиции обладали во II в. реальным политическим влиянием. Велика была роль римского народа и в об¬ ласти уголовных наказаний. Народное собрание, принимая апелля¬ цию гражданина (provocatio ad populum), могло отменить решение любого должностного лица. Казна формально принадлежала римско¬ му народу. Международные договора заключались от его имени. Ар¬ мия объявлялась «войском народа римского». Народ в эпоху респуб¬ лики был воплощением истории римского государства. Историк Лу¬ ций Анней Флор, современник императора Адриана, написал «Римс¬ кую историю» как повествование о том, «как возник римский народ, как он вырос и, так сказать, достиг расцвета сил». История была дове¬ дена Флором до времени Августа, ибо тогда место народа занял прин- цепс, обладающий личной властью. Сразу же после Августа народ и формально утратил право волеизъявления: народные собрания были отменены за ненадобностью. Роль народа в Риме несопоставима с ролью демоса в греческих демократических полисах. Римское государство имело строй особого, неведомого в греческом мире типа. Народ находился на вторых ролях, но не исключался из системы власти. Последующие политические движения, до которых Полибий не дожил, ставили своей целью де¬ мократизацию римского государства, но они не имели успеха. Ли¬ 488
шенный возможности влияния на политику, римский народ превра¬ щается в «избирателей», продающих голоса тому, кто больше запла¬ тит. Так что мыслящим людям эпохи гражданских войн время Поли¬ бия могло и впрямь показаться золотым веком и эпохой демократии. Всадническое сословие. Откупа и ростовщические операции приносили неизмеримо большие доходы, чем владение землей и ее эксплуатация с использованием рабского труда. Поэтому, скорее все¬ го, уже во второй половине III в. появились сенаторы, вкладывавшие средства в торговлю и ростовщичество. Реакцией на это стало приня¬ тие в 218 г. закона, запрещавшего сенаторам и их сыновьям иметь морские корабли емкостью более трехсот амфор. Изложив содержа¬ ние этого закона, Тит Ливий поясняет, что такой корабль считался достаточным для перевозки урожая с полей, «в то время как всякая спекуляция казалась недостойной для сенатора». Возможно, что тог¬ да же был принят и специальный закон, запрещавший сенаторам за¬ ниматься откупом, или же, как считает ряд исследователей, такой зап¬ рет входил в текст закона Клавдия. Во всяком случае, ни во II, ни в I в. неизвестен ни один сенатор, прямо или косвенно занимавшийся от¬ купными операциями. Подобного рода предпринимательство было сосредоточено в руках римского всадничества, которое в III—II вв. формируется в особое сословие, занимающее в государстве второе после нобилитета место. В это сословие входили лица, обладавшие соответствующим имущественным цензом. Они не облачались в ту¬ нику с широкой пурпурной каймой и не обувались в сенаторские са¬ пожки, но имели право носить золотое кольцо и занимать первые 14 рядов в театре (сенаторы сидели в орхестре). Откупа стали основой экономического могущества римских всадников. Поэтому в источни¬ ках слово «всадники» часто служит синонимом понятия «публиканы». Однако всадники одновременно были и крупными землевладельца¬ ми. Кроме того, что землевладение давало почет, земля была самым надежным способом вложения капитала. Плебс. Римские граждане, не входившие в сенаторское и всадни¬ ческое сословие, составляли плебс. Понятие «плебей» в раннюю эпоху римской истории и после завершения борьбы патрициев и плебеев име¬ ло разный смысл. К плебсу в римской литературе термин ordo, обычно переводимый как «сословие», применялся крайне редко, поскольку особым правовым положением и соответствующими ему внешними признаками плебс не пользовался. Но иногда в составе плебса выделя¬ лись профессиональные группы, например, эрарные трибуны, обслу¬ живавшие казначейство. Плебс — это основная масса римского граж¬ данства: мелкие земледельцы, ремесленники, мелкие торговцы, воль¬ 489
ноотпущенники, люди неопределенных занятий. Между ними и влия¬ тельными гражданами возникали отношения, определяемые словом «клиентела». Клиенты составляли свиту патрона, сопровождавшую его во время посещения форума, поддерживали его престиж своей много¬ численностью, а во время суда — выкриками или аплодисментами, вер- бовали ему сторонников во время выборов, провожали его в последний путь во время похорон. Патроны оказывали клиентам материальную помощь, приглашали на обеды, делали подарки, предоставляли воз¬ можность наживаться на откупах. В клиентские отношения к видным политикам попадали целые общины в Италии и провинциях, и это да¬ вало обеим сторонам определенные выгоды. Государственная собственность. Собственностью, принад¬ лежащей римскому народу (государству), были пахотные земли, леса, природные ископаемые, денежные средства. В ходе завоеваний дви¬ жимая и недвижимая собственность государства увеличивалась и ко II в. достигла огромных размеров. Однако для управления ею не по¬ требовалось создания государственного аппарата, подобного тому, ка¬ кой имелся в эллинистическом Египте или державе Селевкидов. В Риме господствовали частнособственнические отношения, защищае¬ мые с помощью норм гражданского и уголовного права. Вся земля, принадлежащая государству (ager publicus), сдавалась в аренду, бес¬ платно передавалась или продавалась. Борьба за ager publicus прохо¬ дит красной нитью через всю историю римской республики. Государственная казна эрарий (aerarium) получила название от aes, aeris (медь, деньги). Эрарий был хранилищем золота, серебра и драго¬ ценностей, захваченных в войнах, полученных в виде контрибуций, чрезвычайных сборов среди римских граждан, налогов с населения римских провинций, таможенных сборов. Государственной казной распоряжались выборные должностные лица — квесторы, а распоря¬ дителем ее был сенат. Без его разрешения из эрария не мог быть взят ни один асе. Местом эрария был храм Сатурна на форуме. Туда же вплоть до появления в начале I в. до н. э. специального здания (табулярия — от tabula — таблица) передавались на хранение тексты всех принятых за¬ конов, важные общественные акты. Таким образом, казна и государ¬ ственный архив находились в одном здании, что вряд ли способство¬ вало доступности документов. Ими пользовались очень немногие римские историки. Римское право. Система римского права, сложившаяся в ее окончательной форме к концу более чем тысячелетней римской исто¬ рии в виде свода законов, производит впечатление огромного здания. 490
Его части взаимосвязаны, архитектурные детали просты и совершен¬ ны. Оно и было наследием, оставленным Римом миру. История того, как это здание созидалось, дает возможность понять в особом право¬ вом разрезе историю превращения римского полиса (civitas) в миро¬ вую державу. Главной частью римского права стало гражданское (ци¬ вильное) право. Развитие его осуществлялось двумя путями: толкова¬ нием (interpretatio) законов XII таблиц и дальнейшим законотворче¬ ством. Первыми толкователями законов были жрецы-понтифики (дос¬ ловно: мостостроители). Мосты находились под особым покровитель¬ ством богов, и их сооружение требовало соблюдения специальных правил (в частности, запрещалось употребление железа). Контроль за строительством мостов входил в круг обязанностей понтификов по осуществлению связей между общиной и богами. Благодаря этому понтифики стали главной коллегией римских жрецов, а ее глава, «понтифик величайший», сделался главой римской религии, с кото¬ рой теснейшим образом было связано обычное право. Не являясь дол¬ жностными лицами, понтифики стали первыми юристами, а состав¬ ляемые ими записи (commentariipontificum) оказались зародышем юри¬ дической литературы. Но к ним на протяжении нескольких столетий не допускался ни один посторонний человек. Лишь в 304 г. впервые Гней Флавий, вольноотпущенник и писарь Аппия Клавдия, похитил и обнародовал книгу об исках и исковых формулах, а затем опублико¬ вал также и календарь присутственных дней (dies fasti et nefasti). Так была подорвана юридическая монополия жрецов и дан толчок свет¬ ской юриспруденции. Особую часть римского права составляло государственное (публич¬ ное) право, регулирующее положение Рима как общины и столицы сначала Италии, а затем и мировой державы. В его круг входили воп¬ росы, связанные с общественной пользой и обязанностями выборных должностных лиц. Эпоха Римской республики — это время наивыс¬ шего расцвета государственного права путем прямой законодатель¬ ной деятельности народа. Законы принимались комициями, при этом законодательная инициатива исходила от магистрата, имевшего пра¬ во действовать совместно с народом (jus cum populi agendi). Законо¬ проект выставлялся на форуме для всеобщего ознакомления, по край¬ ней мере, за месяц до комиций. Магистрат мог собирать сходки (contio) для разъяснения закона и агитации за него. Убедившись в том, что закон не найдет поддержки, он мог его снять, но внесение в закон каких-либо изменений или дополнений не разрешалось. В день ко¬ миций законопроект публично оглашался, после чего приступали к голосованию. 491
Почти вся деятельность римского гражданина в раннем Риме осу¬ ществлялась в рамках коллектива: рода (gens), семьи (familia), курии, трибы, центурии. Последующее правовое развитие шло в направле¬ нии индивида и утверждения им своих прав под солнцем. Во II в. сохраняла свои права римская civitas. Действовали коллегии, возни¬ кали сообщества типа корпораций публиканов, однако с неограни¬ ченной властью домовладыки было покончено. Римские женщины перестали быть затворницами, к возмущению таких консерваторов, как Катон Старший. В экономическом праве признаются их права как собственниц. Это явствует из закона Вокония (169 г.), ограничи¬ вавшего права наследства, которое могли получить женщины (к на¬ следованию допускались лишь сестры). В результате римских завоеваний, когда Рим стал центром миро¬ вой державы, в которую были насильственно включены многие наро¬ ды, выросла особая ветвь римского права — право народов (jus gentium). Оно определяло отношения^между римскими гражданами и чужестранцами — перегринами, которых становилось в Риме все больше и больше. Каждый год при вступлении в должность praetor peregrinus объявлял правила своей юрисдикции, становившиеся пра¬ вилами правопорядка для чужестранцев. Впоследствии многие поло¬ жения «права народов» перетекали в институты римского права, спо¬ собствуя его интернационализации и гуманизации. Вырабатывался подход, согласно которому основой права является природа человека или даже природа вообще. Такое право стали называть естественным правом. Однако в практической жизни оно не применялось. От всего обширного законодательства II в. до нас дошли найден¬ ные еще в XVI в. бронзовые доски с записью законов о вымогатель¬ стве и аграрный закон. Содержание других законов устанавливается по сочинениям римских историков и юристов. Последние великолеп¬ но знали законы римской старины и нередко их цитировали; они так¬ же ссылались на юристов конца Римской республики, чьи труды не сохранились. Судопроизводство. Коренное изменение условий хозяйствен¬ ной жизни потребовало приспособления к ней судопроизводства по гражданским и уголовным делам. Гражданский процесс был рефор¬ мирован в середине II в. законом Эбуция, перекладывавшим обязан¬ ность формулировать предмет спора с плеч сторон на плечи претора. Исходя из объяснений сторон он излагал юридическую сущность спо¬ ра в виде краткой формулы, передаваемой судьям в виде особой за¬ писки (откуда название «формулярный процесс»). В формуле указы¬ вались имя судьи, которому направлялось дело, претензии истца и поручение судье обвинить или оправдать ответчика в зависимости от 492
того, является ли претензия обоснованной. Например: «Октавий да будет судьей. Если окажется, что раб Стих составляет квиритскую соб¬ ственность Авла Агерия, то ты, судья, Нумерия Нигидия обвини, если не окажется, — оправдай». Если предмет спора был более сложным, вводились разного рода оговорки, но в любом случае судья действо¬ вал на основании инструкции государственной власти в рамках зако¬ на. После вынесения приговора давался месячный срок для добро¬ вольного его исполнения. Если этого не происходило, назначалось взыскание. До 326 г. ответчик мог быть уведен истцом в свой дом в качестве раба. После отмены долгового рабства в пользу истца пере¬ ходило имущество ответчика. В отличие от гражданского исходной точкой уголовного процесса было преступление. Кодекса, определявшего, какие деяния являются преступными и каких наказаний они требуют, в Риме не существова¬ ло. Привлечение к судебной ответственности возлагалось на должно¬ стное лицо, которое и назначало наказание. Если это были смертная казнь или штраф, превышавший некую норму, обвиняемый мог апел¬ лировать к народному собранию. Рост количества преступлений и от¬ сутствие законодательных установлений потребовали создания во II в. специальных судебных комиссий, которые к концу республики почти вовсе устранят суд народных собраний. Первой из судебных комис¬ сий была комиссия по делам о взятках и вымогательствах, учрежден¬ ная законом Корнелия от 149 г. Затем появляются комиссии по делам о разбое, об отравлении, о краже государственного имущества, об ос¬ корблении величия римского народа. Каждая комиссия состояла из 120 судей со сроком полномочий один год. Суд был открытым. Местом его был форум. Заседания происхо¬ дили от восхода до заката солнца. Открывал судебные заседания пре¬ тор. Убедившись в присутствии обвинителя и защитника, он предо¬ ставлял слово первому, после чего объявлял прения сторон. Лишь потом следовал допрос свидетелей, вслед за которым начинались но¬ вые прения. В условиях функционировавшей в Риме системы провинциаль¬ ного управления суд приобретал особо важное значение. Римские должностные лица не оплачивались, как в демократических Афинах эпохи Перикла. Компенсацией за волнения в ходе избирательной кампании и за соответствующие расходы на угощение избирателей было назначение на должность наместника провинции. Поскольку суд первоначально находился в руках того же сената, грабителям провинций практически ничто не угрожало. Со 149 по 144 г. было принято 17 судебных законов, то передававших судебную власть всадникам, то возвращавших ее сенату, то деливших ее между ними. 493
Уже из этого видно, что борьба за судебную власть отличалась осо¬ бенной остротой. Никого не заботило, как скажется тот или иной из судебных законов на положении провинциального населения, хотя иногда и возникали разоблачительные судебные процессы, якобы для осуждения грабителей провинций, на самом же деле — для пере¬ дачи судебной власти политической партии, стоящей в оппозиции господствующему режиму. Психология римского права. Казалось бы, строгая формали¬ зация римского права и народная психология находятся на разных полюсах сознания. Более, чем какому-либо другому, ему свойственны тенденции абстрактности и всеобщности, но одновременно оно отли¬ чалось консерватизмом, и это позволяет за правовыми институтами разглядеть индивида, обладающего стойкой национальной памятью и связанного по рукам и ногам пережитками национальной религии. Рим диктовал миру законы, пренебрегая национальными традиция¬ ми народов, и именно это сделало римское право всеобщим. Древнеримские историки, чьи произведения являются главным источником для изучения права римской общины, говорили о влия¬ нии на римских законодателей законов Греции. Но, сравнивая зако¬ ны XII таблиц с законами Залевка, Драконта, Солона, мы находим в них помимо общности, обусловленной общим для всех народов про¬ цессом развития частнособственнических отношений, нечто особое, неповторимое, не имеющее аналогий. Создается впечатление, что за¬ коны XII таблиц не были результатом каких-либо государственных преобразований, а имели своим источником нечто такое, что может быть названо «римским духом». Именно поэтому возникает необы¬ чайная сложность их перевода на современные языки, за которыми стоит многовековая цивилизация, чуждая римлянам эпохи создания законов XII таблиц. Уже в первой таблице законов мы сталкиваемся с понятием jus, которое одним словом не перевести. Это религиозная формула, выра¬ жающая элемент насилия, а не справедливости (санскритское ju, ла¬ тинское jugo, славянское иго). Исходя из современной терминологии и более позднего римского значения этого слова как «право» и места осуществления этого пра¬ ва — суда, начальные слова первой статьи таблицы si jus vocat так и переводят — «если зовет на суд». На самом же деле исторически вер¬ нее было бы передать jus древнерусским «правеж», ибо «правеж» и «право» — однокоренные слова. Это подтверждается заключительной частью статьи, употребляющей глагол сареге в отношении истца, ко¬ торому предоставляется право «хватать» обвиняемого, чтобы силой доставить его на суд. 494
Таким образом, право — первоначально насилие над личностью. К этой же «правежной», а не правовой сфере семантически принадле¬ жат слова mancipium — суверенная власть отца семьи, mancipatio — приобретение собственности (практически право сильной руки), emancipatio — освобождение от власти (дословно: из-под руки). Эти примеры показывают, что исторический подход к римскому праву должен включать этимологию его терминов, которая сохраняет подлинную, не замутненную толкованиями римских юристов и исто¬ риков первоначальную суть римского права как психологию и инст¬ румент насилия над личностью. Насилие — это основной закон римской жизни, пронизывающий их предания (похищение сабинянок, убийство Ромулом Рема) и их брачные обычаи (жених во время брачной церемонии приподнимал косу невесты копьем). Римский автор Фест, сообщая об этом обычае, напоминает, что копье, символизировавшее соединение оружия и вла¬ сти, символизирует переход жены под полную власть мужа. Копье было также символом римской собственности при ее продаже, сопро¬ вождающейся формулой «продать под копьем». Копье определяло также размеры римского государства «без границ»: куда долетало ко¬ пье, там и была временная его граница, которая легко передвигалась следующим броском копья. Да и формула римской власти senatus populusque Romanus (сенат и римский народ) также не включала тер¬ ритории, распространяясь на все места, заселенные римскими коло¬ нистами. Латинский термин vir, употреблявшийся для обозначения мужчи¬ ны, этимологически включает понятие военной силы. Отсюда virtus — этимологически не доблесть и не мужество, а воинственность. Та же основа в древнерусском «вира» (штраф за убийство мужчины). Почетное обозначение римских граждан quirites (квириты) древ¬ ними толкователями возводилось к сабинскому quids — копье. Даже слово «защитник» (vindex: от vim dicere — утверждать силу) означало человека, не защищающего речью, а силой снимающего руку кредитора с плеча должника, силой доказывая его правоту. Законы в обществах, которые можно назвать цивилизованными, заменили обычаи самосуда, включая и кровную месть. Децемвиры придали ряду кровавых обычаев римской старины силу законов: они отдали должника на расправу заимодавцу, разрешив раскромсать его на части, если он был должен нескольким кредиторам; застигнутый ночью на чужом поле вор мог быть убит хозяином поля. Самосуд гос¬ подствовал и в семейном праве. Отец бесконтрольно распоряжался жизнью сына; пойманного нарушителя супружеской верности в V в. по закону можно было лишить жизни, а в I в., когда законодательство 495
была уже смягчено, — подвергнуть бичеванию. Такая участь постигда историка Саллюстия, и это самоуправство не было наказано. В правовом отношении римская община воспринималась как ост^ ров во враждебном мире. Это нашло выражение в слове hostis, соот^ ветствующее славянскому «гость», но для римлян hostis — это ц гость, и принимающий его хозяин, и чужестранец, чужак, а следова- тельно, враг. Соответственно hospitium — не столько гостеприимство в современном смысле слова, сколько обеспечение чужаку крыщц над головой и оказание ему правовой защиты. Один из законов XII таблиц предусматривает в качестве наказания высылку за преде- лы римского государства, которыми в те времена было правобере- жье Тибра; также и в последующие годы отлучение от общинного очага (лишение земли и воды) считалось для гражданина одной из суровейших мер наказания. ГЛ Источники. По организации Римской республики мы обладаем уни- I L_ кальным источником — обширным разделом шестой книги «Всеоб¬ щей истории» Полибия, специально посвященным римскому государствен¬ ному устройству. Полибий ставил перед собой цель разобраться в причинах успеха Рима, завоевавшего средиземноморский мир в невероятно короткий срок. Он стремился не просто описать римские порядки, но проникнуть в их суть. Считая римское государственное устройство идеальной смешанной формой, сочетающей элементы демократии, аристократии и монархии, По¬ либий подробно останавливается на правах сената, магистратов и народа, и даже если он во многом субъективен в оценках, фактическая сторона всегда безупречна. О функционировании римской государственной машины, помимо По¬ либия, мы знаем из многочисленных конкретных фактов, сообщаемых и мно¬ гими другими авторами, не стремившимися к обобщениям. В соответствии со значительной ролью в жизни римского общества всаднического сословия информация о всадничестве в целом и об отдельных его представителях пронизывает труды практически всех авторов, излагавших историю респуб¬ ликанского Рима. К полибиевому теоретизированию о месте плебса в систе¬ ме римского общества после завершения борьбы патрициев и плебеев добав¬ ляются сведения, извлекаемые из трудов более поздних авторов, любивших сопоставлять плебейскую массу времени падения Римской республики, бес¬ покойную и продажную, с плебеями героической поры римских завоеваний. Особый характер носит круг источников, касающихся римского права и судопроизводства республиканской эпохи. Хотя здесь также немало литера¬ турных свидетельств о появлении и действии тех или иных законов, цент- ральное место занимают судебные речи Цицерона и юридические тексты, систематизированные значительно позднее, но отражающие правовую прак¬ тику более раннего времени. Эти тексты дошли и в юридических сочинени¬ ях, разбирающих сложные случаи гражданского и преторского права (Д и тес¬ тах), и непосредственно в надписях. Кроме того, ссылки на действие различ¬ 496
ных законов постоянно приводятся в труде Сенеки Старшего, вобравшем многолетний опыт преподавания им ораторского искусства, — «Контровер- сиях»: сохранившиеся от этого труда учебные упражнения, способствовав¬ шие подготовке судебных ораторов, то включают изложение сути закона, то полностью передают его формулировку. Глава 5 НА СТЫКЕ КУЛЬТУР (Ill-И ВВ. ДО Н. Э.)* В ходе длившихся столетиями войн трофеями римского на¬ рода становилось имущество побежденных, рассматриваемое как «добыча римского народа», — их земли, скот, а если против¬ ников захватывали на поле боя с оружием, то и они сами. Добы¬ чей становились и вражеские боги, не сумевшие защитить свой народ. Случалось, еще до решающего сражения римляне пере¬ манивали вражеских богов с помощью магических действий и уговоров, чтобы после взятия города перенести в Рим их статуи и под тем или другим именем водворить в своих храмах. Добы¬ чей римлян становились также обычаи недругов и их трудовые навыки. Большая часть того оружия, которое принято было на¬ зывать римским, заимствована у врагов. Но усвоение духовных ценностей и изобретений другого на¬ рода предполагает наличие определенного культурного уров¬ ня. Еще в III в. римляне унесли в качестве трофеев из одного захваченного ими на юге Италии греческого города мрамор¬ ную плиту с делениями (солнечные часы) и, установив ее у себя на форуме, стали называть «нашими часами». Однажды в горо¬ де оказался чужестранец, ученый человек, обративший внима¬ ние на то, что полдень на римских часах не совпадает со вре¬ менем вхождения солнца в зенит. До таких тонкостей, как ши¬ рота, римляне, умевшие побеждать, не дошли и были осмеяны как варвары. В соприкосновении различных культур в 111—11 вв. римляне были берущей стороной. Они жили по чужому времени. Однако постепенно разрыв между римским временем и временем бо¬ лее развитых в культурном отношении народов — этрусков, эл¬ линов и карфагенян — сокращался. От бездумного заимствова¬ ния чужого культурного достояния римляне переходили к плано¬ мерному и сознательному его восприятию, к переводу на свою широту и долготу, к созданию собственной культуры. * Глава написана совместно с Л.С. Ильинской. 497
Карфаген не должен быть разрушен. Когда перед Третьей Пунической войной едва ли не на каждом заседании сената Катон с маниакальным упорством твердил: «А все-таки я полагаю, что Кар¬ фаген должен быть разрушен!» — слово «все-таки» предполагало, что у Катона был оппонент, доказывавший обратное. Имя этого оппо¬ нента известно: Сципион Назика. Это он говорил: «Карфаген не дол¬ жен быть разрушен». Речь Назики не сохранилась. Но, судя по харак¬ теру этого человека, ставшего убийцей своего родственника Тиберия Гракха, он не призывал к милосердию, а приводил иные доводы в пользу сохранения Карфагена. Видимо, он считал концепцию «вы¬ жженной земли» ошибочной, опасаясь, что разрушение Карфагена усилит воинственных нумидийцев, сдерживаемых Карфагеном (впос¬ ледствии так и случилось). Кроме того, Сципион Назика мог указать, что опыт Карфагена в агрономии, мореплавании, строительном деле может пригодиться Риму, и было бы неразумным уничтожать город, уже не опасный в военном отношении. Сенат не внял доводам расчетливого политика, а пошел за Като¬ ном, то ли уступив его настойчивости, то ли поддавшись чувству сле¬ пой мести. Было решено объявить войну Карфагену и уничтожить его. Однако, возможно, идя навстречу Сципиону Назике, было при¬ нято решение сохранить карфагенскую агрономическую литературу, которая хранила секрет смоквы удивительной величины и винограда необыкновенной сладости, — ведь именно эти культуры вызвали раз¬ дражение Катона и побудили его призывать к уничтожению торгово¬ го соперника. Так в Рим попал агрономический трактат Магона, хорошо усвоен¬ ный римскими агрономами I в. до н. э. Они восприняли рекоменда¬ ции Магона в отношении использования на сельскохозяйственных работах невольников и другие его советы. Очевидно и то, что из Кар¬ фагена к римлянам попал отчет Ганнона о его плавании за Столпы Мелькарта, ибо сразу же по следам Ганнона была отправлена в океан римская морская экспедиция, во главе которой был поставлен друг разрушителя Карфагена историк Полибий. Можно себе представить, сколько еще ценного могли бы извлечь для себя римляне, не будь Карфаген предан ими огню. Раннее греческое влияние. Непосредственное знакомство римлян с греками и их культурой относится к ранним временам ри^ ской истории. Оно отложилось в легендах о кастеле, основанном и* Палатине аркадянином Эвандром, в рассказах о втором римском наР Нуме Помпилии как ученике философа Пифагора. Многие дости#е ния греческой культуры стали известны римлянам через этрусков, с° прикасавшихся с греками на юге Италии. Это оливководство, яксРь 498
театр. Латинский алфавит имеет греческое происхождение, но дошел он до римлян в этрусской переработке. Первый прорыв в староримском укладе жизни приходится на на¬ чало III в. и связан с завоеванием Кампании и соприкосновением с культурой греческих колонистов Южной Италии. Греческое воздей¬ ствие стало ощутимым во время походов, перенесших римских легио¬ неров в мир чуждой им утонченной цивилизации. Как напишет впос¬ ледствии римский историк, в триумфальной процессии, отметившей победу над Тарентом, перед изумленными взорами римлян «вместо овец вольсков, стад сабинян, повозок галлов, сломанного оружия сам¬ нитов прошли золото, пурпур, знамена, картины, тарентийская рос¬ кошь». Правда, на этом этапе речь шла лишь о знакомстве с культурой Великой Греции, а не об усвоении ее достижений. Но уже тогда римс¬ кие патриции порой дают своим детям греческие имена. На мрамор¬ ных и туфовых могильных плитах, кроме характерной для римлянина сухой информации о покойном, появляются эпитафии, напоминаю¬ щие греческие образцы. Тогда же в римский дом, ломая суровую стро¬ гость домашнего уклада, проникают греческие ложа на фигурных ножках. За трапезой уже не сидят, а возлежат, подобно грекам. Во время пиров избирают распорядителей, отличающихся от греческих лишь тем, что они обращаются к пирующим по-латыни. Греческое влияние затрагивает в этот период и религиозную жизнь римлян, падая в известной мере на уже подготовленную эт¬ русками почву. Ведь этруски еще в VI в. до н. э. успели ввести в рим¬ ский обиход почитание богов-олимпийцев и соорудить им деревян¬ ные храмы со стенами, покрытыми терракотой. Когда после паде¬ ния Сиракуз в Рим были доставлены мраморные статуи Зевса, Де¬ метры, Асклепия, ими просто заменили находившиеся в римских храмах терракотовые статуи, изготовленные Вулкой из Вей и други¬ ми этрусскими мастерами. Но если бы вскоре после окончания Второй Пунической войны каким-то чудом ожил и оказался в родном городе один из тех добро¬ порядочных римлян, чьи восковые фигуры украшали атрии патри¬ цианских домов, он бы задолго до Цицерона огласил форум воплем: «О temporal О mores!» («О времена! О нравы!»). Конечно, больше всего поразил бы его утвердившийся к тому времени в Риме культ малоазийской богини Кибелы. Во время церемониального шествия по городу несли упавший с неба черный камень, в который внедрил¬ ся дух восточной богини. Вокруг камня исступленно плясали юно¬ ши, на глазах у взбудораженной толпы терзавшие свою плоть и ста¬ новившиеся скопцами. Пришелец с того света мог бы узнать, что богиня Кибела была переправлена в Рим с помощью такого же точ¬ но обряда, каким в его время доставили из Вей этрусскую Уни, кото¬ 499
рой дали имя «Юнона-царица». Но вряд ли бы это его успокоило, ибо праздник Кибелы не имел ничего общего с тем, что в его время называли религией, — это было восточное суеверие, противное обьь чаям и верованиям предков. Тогда же в Риме появляется первый греческий портик, возведен¬ ный, как это ни странно, таким ревнителем римской старины и про¬ тивником греческих новшеств, как Катон Старший. Но дух греческой культуры, раскрывавшийся в философии, был чужд практичным рим¬ лянам. Чужда им была и греческая идея состязательности (агона), спо¬ ра, в ходе которого рождается истина. Об этом свидетельствует рас¬ сказ о некоем римском проконсуле, который собрал афинских фило¬ софов и, отчитав их за то, что они проводят жизнь в бесконечных спорах, предложил свое посредничество в примирении. Рождение латинской литературы. В отличие от философии занятие литературой представлялось римлянам второй половины III — первой половины II в. не столь бессмысленным, поскольку в ней уже тогда ощутили оружие, способное служить государству и вос¬ питанию патриотизма. Время зарождения литературы в Риме совпа¬ дает с успехами и неудачами римского оружия в борьбе с Ганнибалом. Среди творцов и родоначальников римской литературы не было ни одного римского имени. Мы видим среди них грека Андроника - вольноотпущенника из фамилии Ливиев, получившего при освобож¬ дении родовое имя господина и ставшего Ливием Андроником, пуний¬ ца Теренция, тоже вольноотпущенника, не оставившего потомкам своего личного карфагенского имени, но добавившего к родовому имени господина кличку «Афр» (Африканец). Комедиограф Плавт, воспринимающийся как исконно римский автор, — тоже не римля¬ нин, а италиец, равно как и создатель римского эпоса Энний, выхо¬ дец из южноиталийского городка Рудий, потомок мессапских царей. Но создаваемая ими литература была римской литературой, посколь¬ ку ее языком была латынь. При этом литературе в собственном смыс¬ ле предшествовала народная устная традиция, придавшая ей италии- скую специфику. Предшественницей римской комедии была ателлана, получивШ^ название от кампанского города Ателла, расположенного на полпУ^ между Капуей и Неаполем. Первоначально она исполнялась на язЫ^ осков и долгое время фигурировала в Риме под названием «осксК зрелище». Видимо, проникнув в Рим вскоре после строительства ^ пиевой дороги (312 г.) ателлана постепенно вытеснила сценичес^ игры этрусского происхождения. В III—II вв. ателлана была л10^ мым зрелищем римского простонародья. Ее актеры назывались 500
русским термином «гистрионы». Об актерах ателлан этого периода ничего не известно. Ателлана — это одноактная пьеса с постоянными четырьмя мас¬ ками: Макк, Буккон, Папп, Доссен. Первая из масок, Макк, — глу¬ пец, который мог выступать едва ли не во всех ролях. Макка все обма¬ нывают, над ним смеются. Часто он сам падает на подмостках, разби¬ вая себе голову, или его бьют, обычно за любовные похождения, для него неизменно оканчивающиеся неудачей. Буккон — человек с боль¬ шими щеками, надутый дурак и обжора, во многом напоминающий прихлебателей-параситов новой греческой комедии. Папп (греч. «па¬ паша») — глупый, жадный и смешной старик. Доссен — злой горбун, шарлатан и всезнайка, карикатура на ученого. В столкновении масок ателланы жизнь представала зрителям со всеми ее бытовыми подробностями и общественными проблемами, давая им разрядку и выход возмущению. Ателланы изобиловали гру¬ быми шутками, двусмысленностями, но наряду с этим — злободнев¬ ными политическими намеками. Народность этого зрелища подчер¬ кивалась также тем, что древнейшие ателланы исполнялись не про- фессионалами-актерами, а любителями. Если профессиональные ак¬ теры, третировавшиеся как люди низкого происхождения, не допускались к почетной для граждан воинской службе и не пользова¬ лись избирательными правами, то на исполнителей ателлан эти огра¬ ничения не распространялись. Ливий Андроник. В истории Средиземноморья и отдельных его регионов чаще всего народы, более продвинутые в культурном отно¬ шении, покоряли племена и народы, стоящие значительно ниже их в общем и культурном развитии. Но в конце III и первой половине II в. менее культурный народ оказался победителем народов более циви¬ лизованных. Со временем контраст в культурном уровне греков и рим¬ лян исчезнет. Но вначале римляне были обречены на роль подражате¬ лей, и только очень немногие римские писатели и художники могли соперничать с греками — как с современниками, так и с теми, кто уже считались классиками. И, конечно, последующий расцвет был немыс¬ лим без стадии ученичества. При этом не римляне отправляются в Грецию на учение, а сами учителя, греки или италики, овладевшие греческой культурой, оказываются теми или иными путями в Риме. Основателя римской литературы Ливия Андроника, грека из Та¬ рента, провели по Риму во время триумфа 272 г. и показали ликую¬ щим квиритам вместе «с золотом, пурпуром, знаменами, картинами» и иной тарентинской роскошью. Сам ставший частью зрелища, он должен был три десятилетия спустя организовать для римлян пред¬ 501
ставление невиданного ими типа — впервые поставить греческую ко¬ медию (240 г.). До этого Ливий Андроник был домашним учителем, обучавшим детей господина греческому языку и литературе. Освоив язык побе¬ дителей, Ливий стал преподавать юным римлянам и латинский, уже в собственной школе на форуме, вбивая в них латинскую граммати¬ ку с помощью ферулы (розги). И сразу же он столкнулся с трудно¬ стями. Ученики не усваивали грамматику без текста. И Ливий создал этот текст, переведя на латынь «Одиссею». Кажется, это был первый в истории европейской литературы художественный перевод с язы¬ ка на язык. Ливий не стал себя сковывать ни стихотворным размером под¬ линника, ни точностью передачи образной системы. Ничтоже сум- няшеся, он заменял чуждые римскому уху имена греческих богов сходно звучавшими латинскими. Так, не опасаясь гнева грозной бо¬ гини судьбы Мойры, перед которой склонялись даже олимпийцы, он обозвал ее Мортой. Мать муз Мнемосина превратилась у него в «Монету», хотя в этом эпитете богини Юноны, имевшем значение «советчица», не было ничего общего с Мнемосиной, за исключени¬ ем, быть может, лишь того, что обладание памятью (Мнемосина — память) необходимо каждому, занимающемуся наставлениями. Сло¬ во «муза» было непривычным римлянину III в. до н. э., поэтому он заменил его Каменой, нимфой протекавшего возле Рима священно¬ го ручья. Начальная строка «Одиссеи» («Муза, скажи мне о том мно¬ гоопытном муже, который...») приобрела в латинском переводе Ли¬ вия такой вид: «Камена, возвести мне об изворотливом муже». Эпи¬ тет «изворотливый» придавал греческому слову особый оттенок, со¬ ответствующий представлениям римлян о греке (или «грекуле» — «гречишке») с его умением ко всему приспосабливаться и находить выход из любого положения. Приближенная к образу мыслей рим¬ лян «Одиссея» в переводе Ливия стала своего рода книгой книг. Это¬ му немало способствовало то обстоятельство, что переводчик отка¬ зался от плавного и торжественного гомеровского гекзаметра и пе¬ редал текст спотыкающимся сатурнийским стихом, используемым римлянами в насмешливых песенках и в эпитафиях. Так великая гре¬ ческая поэма стала фактом римской литературы и зеркалом римско¬ го образа мыслей и представлений о мире. Следуя по пути развития греческой литературы (от эпоса к драме), Ливий обратился к новому для себя жанру и в короткое время создал девять трагедий («Ахилл», «Эгисф», «Аякс-биченосец», «Андромеда», «Даная», «Троянский конь», «Гермиона», «Тервкрей», «Ино») и три комедии («Маленький меч», «Актер», «Обрезанец»). Судя по этим на- званиям и нескольким десяткам сохранившихся стихов, Ливий пере¬ 502
делывал греческий оригинал, следуя выработанному им при переводе «Одиссеи» методу. При этом он не только создавал тексты, но и сам исполнял и интерпретировал их на подмостках временного римского театра: ему приходилось декламировать, плясать и петь перед публи¬ кой в полном одиночестве, и лишь после того как он сорвал голос, ему предоставили мальчика для пения. Необычайная талантливость Ливия не осталась не замеченной на римском Олимпе. В 207 г., после победы, одержанной римлянами над пришедшим в Италию на подмогу Ганнибалу его братом Газдрубалом, сенат поручил ему восславить победителей в гимне. Он это поручение выполнил, но исполнение гимна было передано двадцати семи римс¬ ким девам. И впервые с того времени, как его в цепях привели в Рим, тарентинец оказался зрителем и слушателем. Гней Невий. У Ливия Андроника нашелся талантливый продол¬ жатель — Гней Невий, для которого латынь, кажется, была родным языком. Как истинный поэт, Невий не ставил своей целью развлекать современников. Он обладал собственным видением мира и не разде¬ лял жизненной позиции тех, кто стремился к благополучию и скло¬ нялся перед сильными. Из уст Невия впервые в римской литературе прозвучала хвала свободе: Всегда ценил свободу И ставил я гораздо выше денег. В годы, когда в Риме безраздельно господствовали и одерживали победы над Ганнибалом Сципионы и Метеллы, Невий написал: Злым роком посланы Метеллы консулы. Будто бы кто-то из Метеллов ответил на это стихом: Дадут Метеллы трепку Невию поэту. Кажется, это обещание было выполнено. Во всяком случае, изве¬ стно, что Невий был взят под стражу, а после освобождения выслан в африканский город Утику. Как и Ливий Андроник, Невий пробовал силы в создании траге¬ дий на сюжеты греческой мифологии. Но, не ограничившись этим, он писал трагедии и на темы римской истории. Их герои выступали на подмостках не в греческом гиматии, а в римской претексте (отсюда и одноименное название самого жанра — «претекста»). Одна из пре- текст была посвящена победе, одержанной римским полководцем 503
Марцеллом над галлами при Клустидии (222 г.). Другая, от которой сохранилось всего четыре стиха, называлась «Ромул, или волк». Не потому ли на нее не имеется ссылок, что она вскрывала повадки ос¬ нователя Рима, вскормленного волчицей? Откликаясь на животрепещущие события римской истории, Не¬ вий написал сатурнийским стихом поэму «Пуническая война». Изве¬ стно, что она была посвящена I Пунической войне, но не исключено, что Невий перебрасывал мостик и к современной ему Ганнибаловой войне. Поэма Невия начиналась с бегства троянского героя Энея из пы¬ лающего города. Затем Эней попадал в Карфаген, где правила царица Дидона, а из Карфагена направлялся в Италию — там его внуку Рому- лу предстояло основать Рим. Троянская легенда выводила Рим из ис¬ торического захолустья и давала предка-основателя, сына самой Ве¬ неры, варварскому городу, где почитали каких-то божков. Поэма в полной мере отвечала новой роли Рима, которой он добился в ходе завоевания Италии и войн с Карфагеном. Тит Макций Плавт. Превзошел всех своих предшественников в драматическом жанре Плавт (250—184). Прибыв в Рим юношей, он приобщился к сцене (то ли в качестве рабочего, то ли актера, скорее всего, второе, потому что не встречающееся больше ни у кого имя Макций — не что иное, как Макк ателланы). Плавт полностью отка¬ зался от написания трагедий и занялся комедиями. А чтобы избавить их от всего, что могло показаться неинтересным римскому зрителю, он стал практиковать соединение двух или даже трех греческих коме¬ дий в одну, перенося из одной в другую и сюжетные линии, и отдель¬ ные сцены, и просто удачные реплики героев, если они усиливали комизм. Непрекращающийся по ходу представления смех вызывали и си¬ туации, в которых оказывались герои, и преувеличенно высокопар¬ ные речи по ничтожному поводу, особенно когда они звучали из уст персонажа, явно к таким речам непривычного, и сама внешность дей¬ ствующих лиц в масках, и, конечно же, целые каскады острот, порой грубых, из лексикона римской улицы. Действие комедий Плавта разворачивалось в городах с гречески¬ ми названиями, персонажи носили греческие имена и греческую одежду, и можно было взахлеб хохотать над пороками и смешными положениями, не оскорбляя этим достоинства римского народа. Но пороки эти были присущи самим римлянам, и это способствовало живости восприятия действа, разворачивавшегося на временно ско¬ лоченных подмостках. 504
Обычными персонажами Плавта были алчные сводники и безжа¬ лостные ростовщики, ненавистные римскому плебсу, честные бедня¬ ки, в которых большинство зрителей готово было узнать себя, при- хлебатели-параситы, рвущиеся к даровому обеду, ворчливые и скупые отцы, редко понимающие своих легкомысленных сыновей, порой влюбленных в бесприданницу или даже гетеру (оказывающуюся чаще всего похищенной или подброшенной в детстве дочерью достойных родителей), ловкий изворотливый раб, помогающий слабохарактер¬ ному господину соединиться с возлюбленной. Чтобы эти рабы, свое¬ вольные и даже дерзкие в глазах римской публики, не шокировали зрителя, Плавт заставляет их намного чаще, чем того требует сюжет, задумываться над угрозой наказания. Гетеры новоаттической комедии превращались Плавтом в весьма вульгарных обитательниц типично римских лупанаров (публичных домов). Парасит, соответствующий в римском восприятии фигуре клиента, был начисто лишен того, за что прикармливали парасита на греческом пиру, — утонченного, блестящего остроумия, превращав¬ шегося в острую приправу к даровой трапезе. Понятными и «своими» делало комедии Плавта и то, что обита¬ тели греческих городов действовали на улицах и в кварталах с римс¬ кими названиями, проходили мимо знакомых римских построек, посещали форум, торопились в курию, чтобы не опоздать к распре¬ делению провинций (которых у греков, как известно, не было). Их должностные лица назывались «консулы», «цензоры», «трибуны». Они ели чисто римскую пищу, могли порой вспомнить о «побежден¬ ных пунийцах» и пересыпали речь римскими поговорками («волк в овчарне», «горе побежденным», «собирать дождь в решете», «чело¬ век человеку волк», «пустить козла в огород», «поздно копать коло¬ дец, когда глотка пересохла», «обух мудрее рукояти», «слезы лить — что воду решетом носить»). И сами сюжеты перелагавшихся Плавтом пьес вполне устраивали римлян. В них были похищения возлюбленных с их последующим поиском и желанной встречей, недоразумения и веселая путаница, связанная со сходством близнецов, любовная интрига («Там, где при¬ правой любовь, пьеса любая по вкусу»). Не имеющая себе равных популярность Плавта стала причиной того, что под его именем появилось множество ему не принадлежав¬ ших комедий. Через век после кончины поэта римскому ученому Те¬ ренцию Варрону пришлось немало потрудиться, чтобы из ста тридца¬ ти приписывавшихся Плавту пьес выделить двадцать одну, авторство которых исследователь признал бесспорным. После того как в 1429 г. была открыта рукопись с комедиями Плав¬ та, римский драматург, покоривший весь мир, завоевывает и Европу. 505
Подобно тому, как сам Плавт перерабатывал комедии Менандра, произведения перерабатываются гениями нового времени. Пье^ Плавта «Менехмы» легла в основу остроумной и веселой «Комедц^ ошибок» Шекспира. Прославленная комедия Мольера «Скупой» ^ переделка комедии Плавта «Горшок», полностью сохранившая дВе особенно смешные сцены: обращение героя к публике с мольбо^ отыскать украденные драгоценности и взаимное непонимание црц встрече с обольстителем дочери. Квинт Энний. Не меньшей славой, чем Плавт, пользовался сре. ди римлян его младший современник италиец Квинт Энний (239—169) В конце Ганнибаловой войны он служил в римском войске, оккупи- ровавшем Сардинию, и обратил на себя внимание квестора Марка Порция Катона, который взял его с собою в Рим. Там Энний стал учителем греческого и латинского языков и вскоре был замечен побе¬ дителем Ганнибала Сципионом Африканским. К тому времени основатели римской литературы Ливий Андро- ник и Невий сошли со сцены, и Энний занял их место вместе с Плав¬ том. Уступив Плавту комедию, Энний взвалил на себя эпос. Он со¬ здал грандиозную эпопею, вобравшую всю римскую историю. «Анна¬ лы» Энния, насчитывавшие 18 книг, начинались со времени прибы¬ тия Энея в Италию и были доведены, по крайней мере, до 179 г. Во введении к поэме, написанном под влиянием подобных введений Каллимаха, Энний рассказывает о сне, в котором ему явилась тень Гомера, оповестив, что отныне в нем живет душа Гомера. Замахнувшись на такое, Энний задался целью раскрыть римскую историю как бы глазами Гомера и его поэтическими средствами, ис¬ пользуя в своих «Анналах» гекзаметр. Гомер заговорил по-латыни, и этот варварский язык благодаря таланту Энния впервые обнаружил заложенные в нем и еще никем не раскрытые возможности. Вместо сухого изложения фактов и имен римская история предстала как че¬ реда сменяющих друг друга правителей и воинов, которым не чуждо ничто человеческое. Вслед за Гомером Энний вводит в свой стих по¬ стоянные формулы типа «Встала из мрака младая с перстами пурпур¬ ными Эос», выбирая их из арсенала архаической латинской поэзии. В «Анналах» предстает не только римская история, но и сам Энний - поэт, философ, человек, — ибо в поэме присутствуют автобиографи¬ ческие мотивы. Энний не промелькнул, как метеор, по небу римской поэзии - он взошел в этом небе планетой, окруженной спутниками. Ими стали его ученики Цецилий и Пакувий, племянник поэта, а через поколе¬ ние — Цицерон, не устававший восхищаться Эннием. И не было У Энния соперника, пока во времена Августа за ту же тему римской 506
истории не взялся этрусский пророк Вергилий. Соперничество двух поэтов — все равно что противостояние двух светил: один не в состо¬ янии ни затмить, ни вытеснить другого. Во всяком случае, в Риме времен императоров, когда имелась возможность видеть обе звезды сразу и сравнивать их, находились знатоки литературы, отдававшие предпочтение Эннию, несмотря на то, что его язык в то время звучал и воспринимался так, как нами язык Ломоносова. Ныне из восемнадцати поэтических книг Энния сохранилось всего 600 разрозненных строк. Сгорела ли звезда Энния? Нет. Не¬ сколько лет назад среди обугленных свитков Геркуланума отыскали рукопись Энния. Будем верить, что звезда Энния взойдет и на на¬ шем небосклоне. Теренций. Если Сципион Старший покровительствовал Эннию, то Сципион Эмилиан был покровителем поэта младшего поколе¬ ния — Теренция Афра (190—159). Это второй классик римской коме¬ дии, которого в древности постоянно сравнивали с Плавтом. В коме¬ диях Плавта звучали голоса разноликой римской улицы, герои же ше¬ сти комедий Теренция, которые он успел создать за свою недолгую жизнь, заговорили хотя и разговорным языком, но не толпы, а римс¬ ких нобилей. Видимо, это и вызвало слухи, будто истинными автора¬ ми комедий Теренция были Сципион Эмилиан и его друг Лелий. Дей¬ ствуя в сюжетных рамках новой греческой комедии и подчиняясь ее канонам, персонажи Теренция выглядели людьми возвышенными, облагороженными. В его комедиях ставилась и раскрывалась пробле¬ ма воспитания человека в духе гуманистических установок. В них по¬ чти нет грубых сцен, скабрезностей — всего того, что делало комедию привлекательной для простого люда. Да и сентенции, звучащие из уст действующих лиц комедий Теренция, близки к греческим или просто заимствованы: «ничего сверх меры», «правда порождает ненависть», «я человек, и ничто человеческое мне не чуждо», «смелым помогает судьба», «за деньги я надежд не покупаю, а за надежду денег не пла¬ чу», «когда двое делают одно и то же — это уже не одно и то же». Комедии Теренция, в отличие от пьес Плавта, уже несколько де¬ сятилетий спустя после его ухода из жизни сошли с подмостков, но ими продолжали восхищаться в образованных кругах и изучать в шко¬ лах. По ним, созданным карфагенянином, римские юноши постига¬ ли литературный язык, которому в Риме начали придавать все боль¬ шее и большее значение. Красноречие. Искусство убеждать в эпоху великих римских за¬ воеваний стало составной частью главного из римских искусств — ис¬ кусства побеждать. Римские полководцы были одновременно и ора¬ 507
торами. Конечно же, они не произносили речей на поле боя. Но им постоянно приходилось использовать силу слова как в собственном лагере, когда не удавалось поддерживать дисциплину наказаниями, так и в переговорах с вражескими послами и военачальниками. Шко¬ лой красноречия были сенат, где в дискуссиях приходилось обосно¬ вывать свою точку зрения, и суд, приобретавший все большее значе¬ ние в ходе борьбы группировок. Специфически римской областью приложения красноречия были патрицианские похороны, когда у гро¬ ба с телом отца, поставленного близ ростр, сын должен был произне¬ сти речь о его заслугах. В годы Второй Пунической войны златоустом в Риме считался Марк Корнелий Цетег. Энний, воспевая красноречие Цетега в «Анна¬ лах», назвал его красой римского народа и душой богини Свады (Убеждения). Римский пантеон не знал богини с таким именем. Сва- да — это неточный перевод имени греческой богини красноречия Пейфо, о которой на ее родине, в Афинах, писали, что ее Олимп — уста Перикла. О силе речей младшего современника Цетега, Катона, можно су¬ дить по тому, что они погубили Карфаген, этот великий город с тыся¬ челетней историей. За свою долгую жизнь Катон произнес множество речей, которые он, в отличие от его предшественников в ораторском искусстве, записывал. Через сто лет после смерти Катона величайший из римских ораторов Цицерон отыскал более ста пятидесяти речей Катона и дал им такую оценку: «Кто был внушительнее его в похвале, язвительнее в порицании, остроумнее в изречениях, яснее в изложе¬ нии и рассуждении?» Некоторые из речей Катона дошли до наших дней. Наиболее любопытна та из них, в которой радетель добрых ста¬ рых нравов обрушивается на римских матрон, украшавших себя, в отличие от образцовых матерей и жен прошлого, драгоценностями, натиравшихся восточными благовонными маслами и бродивших по городу, вводя в соблазн квиритов. Обращаясь к сенаторам, Катон тре¬ бовал, чтобы они призвали своих жен и матерей к порядку, и шутливо угрожал им судьбою греков, которые, дав своим супругам волю, вы¬ нуждены были заниматься женскими делами. Как видим, Катон чи¬ тал комедию Аристофана или знал ее содержание. Но греческого ора¬ торского искусства Катон не изучал и в своих речах не использовал его приемов. Его девиз: «Знай дело, слова найдутся». В отличие от Катона его современник Гай Лелий, друг Сципиона Эмилиана и спутник его побед, прошел греческую школу красноре¬ чия. Он прославился своими речами в сенате и выступлениями в суде. Лелий изъяснялся красиво и убедительно, но в его речах не чувствовалось страсти, темперамента, и поэтому ему не всегда уда¬ валось добиться успеха. К тому же речи его звучали старомодно: при¬ 508
зывая к восприятию достижений греческой культуры, к новому для Рима образу жизни, Лелий пользовался устаревшими словами и вы¬ ражениями. История. Сохранение памяти о прошлом, так же как и красноре¬ чие, с давних пор считалось в Риме занятием, достойным патриция и угодным богам. Оно считалось привилегией понтификов, которые вели из года в год записи, отмечая не мудрствуя лукаво, кого из со¬ граждан удостоили высшими почестями — избранием в консулы, пре¬ торы, цензоры, с кем из соседей вели переговоры, а с кем войны, ка¬ кие знамения посылали римлянам боги и какие меры были приняты для предотвращения гнева небожителей. Эти записи делались на вы¬ беленных досках (отсюда наше «альбом»), которые выставлялись на форуме для всеобщего обозрения, а потом хранились в храме в нази¬ дание потомству. Когда Рим вышел на мировую арену и римляне узнали, к своему удивлению, о существовании у других народов исторических трудов, появилась потребность дополнить погодные записи (анналы) истори¬ ей. Казалось бы, чего проще! Добудь папирус или пергамент, бери в руки стиль и пиши историю на родном языке! Но первый, кому при¬ шло в голову это сделать, столкнулся с непредвиденными трудностя¬ ми: оказалось, что в латыни, языке, которым он пользовался в быту и, не менее успешно, на форуме и в курии, почти не было слов для обо¬ значения исторических и философских понятий и идей. И пришлось этому римлянину (имя его Фабий Пиктор) воспользоваться для напи¬ сания римской истории греческим языком. Зачем же он взялся за это, понимая, что его труд не будет прочитан преобладающей массой со¬ граждан? Скорее всего, его история была адресована не читателям- соотечественникам, а сицилийским грекам, союзникам Рима в войне с Ганнибалом. Она не содержала осмысления событий Ганнибаловой войны, а давала лишь их оценку с позиций патриота, стремившегося доказать, что карфагеняне — это людоеды и чудовища, а римляне — честные и порядочные люди, которым выгодно помочь, не опасаясь каких-либо подвохов с их стороны. У Фабия Пиктора отыскался последователь, римский сенатор, со¬ ставивший историю по-гречески во время войн Рима с Персеем. Тог¬ да в Риме уже появилось немало людей, которые знали греческий и могли оценить этот труд. Обращаясь к своим читателям, историк в предисловии просил простить ему ошибки в языке, которым овладел не в полной мере. Естественно, Катон обрушился на соседа по сенат¬ ской скамье со всей колкостью своего красноречия: «Не знаешь язы¬ ка, зачем пишешь и извиняешься!» Очевидно, именно тогда Катон задумал доказать, что история может быть написана и по-латыни. 509
Однако прежде чем он успел осуществить свое намерение, в Риме появился настоящий историк. И, как и первый римский литератор, не по своей воле! Правда, его не водили, как Ливия Андроника, по Италии в цепях, не показывали зевакам на триумфальной процессии. Он прибыл на корабле, набитом, как пифос сельдями, такими же, как он, заложниками. Но, словно бы по воле музы Клио, пожелавшей, чтобы ей поклонялись и в Риме, его не отправили в болота Этрурии, где вскоре погибли почти все остальные пассажиры прибывшего в Остию корабля, а оставили в городе на семи холмах и поселили в доме Эмилия Павла, победителя македонского царя Персея. Этого плен¬ ника Рима звали Полибием. Впоследствии Цицерон скажет о нем: «наш Полибий». Полибий, сын стратега Ахейского союза Ликорты, сам занимав¬ ший вторую по значению выборную должность в этом союзе, успев¬ ший побывать в качестве дипломата в Египте, потерял все, что имел у себя на родине в Мегалополе, но в варварском Риме он обрел досуг, столь необходимый для осмысления судеб человечества. Оказавшись приближенным к первым людям государства, он стал очевидцем та¬ ких переломных событий, как разрушение Карфагена, Коринфа, вой¬ на с Нуманцией. Начальник конницы у себя на родине, Полибий сде¬ лался в Риме историком, охватившим в своем труде события всего круга земель. Без этого труда, ставшего в Риме недосягаемым образ¬ цом, история оставалась бы на уровне анналов или пропагандистско¬ го сочинения Фабия Пиктора. «Всеобщая история» Полибия — ценнейший источник для пони¬ мания сложного пути взаимодействия средиземноморских культур (без нее эта глава вряд ли могла быть написана). Как человек и поли¬ тик, приветствовавший обогащение Рима греческой культурой, По¬ либий надеялся, что и римляне, в свою очередь, будут рассматривать его родину не как «добычу римского народа», а как партнера, пусть и более слабого, но способного дать новым владыкам мира то, чего им так не хватало, — культуру и образованность. И здесь его ждало двой¬ ное разочарование: римляне оставались потомками вскормленного волчицей Ромула, а его соотечественники, воочию убедившиеся в том, что такое Рим, видели в нем, Полибии, предателя. В Риме Полибий столкнулся не только с поклонниками греческой культуры — такими, как семья, где он жил, но и с влиятельными по¬ литиками, которые, подобно Катону, видели во всем греческом угрозу старым добрым нравам и военному могуществу Рима. Слово «фило¬ соф» было для них ругательством, чтение — пустой тратой времени, наука — надувательством, греческий образ жизни — развратом. Полибий оказался свидетелем той устроенной претором Аницием драки греческих актеров, о которой уже говорилось выше. Был он оче¬ 510
видцем и другого эпизода, не менее показательного для оценки куль¬ турного уровня римлян середины II в. до н. э. Во время разрушения Коринфа солдаты играли в кости на брошенных наземь картинах зна¬ менитейших греческих художников, и он слышал, как полководец Муммий, от него же узнавший о ценности этих «размалеванных до¬ сок», отдал приказ: «Доски собрать, сосчитать и доставить в Рим. Если хоть одна пропадет, вас малевать заставлю». Культурные перемены. Подобные эпизоды не должны созда¬ вать впечатления, что Рим первой половины II в. был городом только дикарей и невежд. Рядом с муммиями и анициями в городе жил Пуб¬ лий Сульпиций Галл, которому исполнение обязанностей претора, а затем консула не помешало изучать астрономию, используя для этого звездный глобус Архимеда. В битве при Пидне он предсказал лунное затмение, чем способствовал победе римского оружия. Глава школы филологов Пергама Кратет примерно тогда же прибыл в Рим и, по неосторожности свалившись в клоаку, сломал ногу. Во время вынуж¬ денной зимовки в Риме он был окружен учениками, и они сумёли применить полученные от него знания на практике, разделив на час¬ ти главы поэм Невия и Энния. Фактом большого культурного значения было появление в Риме первой значительной частной библиотеки. Она прибыла точно так же, как Ливий Андроник, Теренций и многие другие чужестранцы, опре¬ делившие культурное лицо города на семи холмах, — в качестве воен¬ ной добычи. Но библиотека не разделила судьбу других трофеев Вто¬ рой Македонской войны, которые пополнили государственную каз¬ ну, а стала собственностью сыновей триумфатора. Трудно сказать, свя¬ зано ли это было с отсутствием в Риме специального помещения для хранения книг или с непониманием того, что книги представляют ценность. Во всяком случае, в Риме появилась библиотека, которой могли пользоваться образованные люди из высшего общества. Дом сыновей Эмилия Павла, среди которых вскоре выделился Сципион Эмилиан, стал местом, где собирались любители греческой литературы и философии. Это было первое объединение по культур¬ ным, а не культовым или профессиональным интересам. В кружок Сципиона входили Полибий, Теренций, Гай Лелий, Луцилий и мно¬ гие другие выдающиеся люди того времени. Постепенно стал изменяться и внешний облик Рима, что в нема¬ лой мере было связано с соперничеством между патрицианскими и плебейскими семьями в строительстве общественных зданий. После сооружения патрициями храмов из военной добычи на Капитолии и Палатине представитель плебейского рода Тиберий Семпроний Гракх в 238 г. воздвиг на Авентине храм Свободы. Цирку Фламиния, соору¬ 511
женному Гаем Фламинием Непотом на Марсовом поле в 221 г., было противопоставлено устройство плебейских игр в Цирке Величайшем. В начале II в. в Риме была начата постройка первого каменного теат¬ ра, но все, что успели построить, было разрушено по распоряжению сената «как вещь бесполезная и вредная обычаям». Радикальной перестройке подвергается форум. На месте примы¬ кавших к нему домов, выкупленных у семей Маниев и Тициев, Катон Старший, расширив пространство форума, возводит базилику, полу¬ чившую его имя (184 г.), сооружение нового для Рима типа (здание, разделенное колоннами на несколько частей). На месте архаического здания царского атрия появляется Эмилиева базилика (179 г.). Насто¬ ящим украшением города стали статуи и другие памятники — трофеи римского оружия. Метелл Македонский, тот самый, что разбил Анд- риска и ахейцев, привез из Македонии целый отряд конных бронзо¬ вых статуй, а также обнес портиками два храма. На месте снесенных трущоб в городе появились сады. Но все же Рим II в. до н. э. еще не соответствовал своей роли столицы мировой державы. О жилых домах римлян можно судить по ранним (II в. до н. э.) домам Помпеи, стены которых были расписаны в так называемом «первом помпейском стиле». Ярко-красные полы с белыми узорами сочетались с геометрической разбивкой стен на квадраты, как прави¬ ло, в темных сдержанных тонах. В италийское жилище входит гречес¬ кий перистиль, занимающий особое место в общей композиции дома. Помпейские перистили в отличие от тех, которые нам известны по раскопкам в греческом Олинфе, не мостились — они были садом или лугом, куском природы, перенесенным в город. Богатые дома в Пом¬ пеях имели декоративно обработанные фасады, приобретая формаль¬ ные черты общественного сооружения. В этом проявилось различие задач, которые ставили перед строителями собственники домов в Гре¬ ции предэллинистической эпохи и республиканского Рима. ВДВПШВШ1 I
II КРИЗИС И ПАДЕНИЕ РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В1Э1В1Ш1Ш1Э1Э1Э1Э1Э1В1Э[Ш1Э1Э1Ш1Э1Э1Э1Э1е[1Э1Ш1Э1Э1Э1Э1Ш1Э1е!1Ш1Э1Э1Э1Ш1В1В1Э1ЭГ Глава 6 ОСНОВНЫЕ ФАКТОРЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ И СОЦИАЛЬНЫЕ КАТАКЛИЗМЫ 30—20-Х ГГ. II в. до н. э. Борьба группировок в сенате, соперничество сенаторов и всадников на почве эксплуатации провинций были на некото¬ рое время отодвинуты выступлениями низов, угрожавшими власти вершителей судеб Рима. Действующей силой истории становятся бесправные рабы, отнюдь не угрожавшие сложив¬ шейся социально-экономической системе, просто сражавшие¬ ся за свободу. Их выступления, бывшие одним из проявлений кризиса аграрных отношений, показали, какую угрозу благопо¬ лучию свободного населения, связанного с сельским хозяй¬ ством и ремеслом, а заодно и государству представляет безу¬ держная погоня за богатством, бесконтрольное ограбление провинций и порабощение их населения. Аграрный кризис пе¬ рерастает в кризис римского политического строя и в граждан¬ скую войну. В борьбе за землю и власть на протяжении столе¬ тия участвуют сложившиеся в эти десятилетия партии популя¬ ров и оптиматов. Живой товар. Ни одно из средиземноморских обществ не обхо¬ дилось без рабовладения и торговли живым товаром. Даже в скифс¬ ких степях и германских лесах пленники становились рабами. Скифы ослепляли своих рабов, возлагая на них уход за скотом. В Риме раб¬ ство появилось в древнейшую эпоху. Как свидетельствуют законы XII таблиц, отец мог продавать в рабство собственных детей. В рабство обращали за неуплату долгов и за некоторые уголовные преступле¬ ния, но количество рабов в те времена было умеренным, и серьезного экономического значения рабство не имело. Немировский А.И. 513
Римские завоевания III—II вв. наводнили Италию рабами. В 177 г. было порабощено 20 ООО сардов, в 167 г. — 150 ООО эпиротов. В это число не входят многочисленные пленники, захваченные на поле боя. За легионами толпами следовали торговцы, которые перекупали пленных. Некоторых легионеры оставляли себе. Торговля рабами была узаконенным и широко распространенным занятием, хотя и квалифицировалась в римской комедии начала II в. как грязное ремесло. На священном острове Аполлона Делосе, пре¬ вращенном римлянами в рабский рынок, ежедневно продавалось до 10 ООО невольников. В самом Риме распродажа живого товара шла на прибрежном Бычьем рынке (один день продавали скот, другой — ра¬ бов). Их выставляли на вращающемся деревянном помосте. У чуже¬ земцев ноги были вымазаны мелом, на головы военнопленных наде¬ вали венки. У каждого на шее должна была висеть табличка с пере¬ числением недостатков (достоинства обычно выкрикивал глашатай). Изъяны, не объявленные при продаже, давали покупателю право вер¬ нуть товар продавцу в течение месяца (а при обнаружившейся эпи¬ лепсии — и в течение года). Цены на рабов колебались в зависимости от количества привезенных на продажу, квалификации, молодости и здоровья невольников, но обычной ценой здорового раба, не имею¬ щего специальности, было 200—300 денариев. Раб считался такой же собственностью владельца, как домашнее животное и плуг. Он не обладал какими бы то ни было правами и не признавался личностью. Это определяло положение раба и способы его эксплуатации. Катон Старший разрешал за определенную плату вступать своим рабам в связь с рабынями. Рождавшихся детей он обучал какой-либо профессии, чтобы затем продать их подороже. Он разработал для сво¬ их сельских и городских рабов нормы поведения и наказаний. Нака¬ зания по этому «кодексу» назначались «судьями» из числа самих ра¬ бов и производились публично. Самым тяжелым и типичным из на¬ казаний за побег было распятие на кресте. Применение рабского труда. Численность городского насе¬ ления росла, и требовалось все больше и больше продуктов питания. Содержание рабов в сельских условиях было для рачительного хозяй' на выгоднее, поскольку там дешевле было их прокормить (используя отходы хозяйства) и удобнее охранять. Катон Старший — один из пер' вых римлян, поставивших использование сельских рабов на научнУ10 основу. Он выработал нормативы их кормления, позволяющие пр11 строжайшей экономии добиваться наивысшей продуктивности рабс' кого труда. Рабы получали пищу в зависимости от затрат энергий Когда продуктивность труда сходила на нет, Катон рекомендовал пр0' 514
дать раба на рынке. Конечно, иногда старого и больного раба сбыть не удавалось. В этом случае рабовладелец в Риме мог тут же перепра¬ вить пришедшую в негодность собственность на остров Эскулапа по¬ среди Тибра, где забота о несчастном вручалась богу медицины. Сто¬ ны умирающих от голода или болезни рабов в этом случае не мешали ни домашним, ни соседям. Труд рабов испокон времен применялся в рудниках и каменолом¬ нях Италии и всех римских провинций. Добытый камень шел на замо- стку дорог и строительство. Мощеные дороги стратегического и торго¬ вого назначения, пересекавшие всю Италию и сходившиеся в Риме, сооружались руками невольников. Из рабов составляли отряды, кото¬ рые возводили сельские и городские виллы, театры, цирки, храмы. Особенно интенсивно использовался труд невольников в сельском хо¬ зяйстве. В критических случаях рабов привлекали в качестве воинов. Распоряжались римляне не только физической силой рабов, но и их интеллектом. Сохранилось известие о рабе, обладавшем феноме¬ нальной памятью и знавшем наизусть греческих поэтов. Хозяин са¬ жал его на пиру у своих ног как своеобразного суфлера, чтобы, повто¬ ряя его реплики, сойти за образованного человека. Рабы были секре¬ тарями, учителями, делопроизводителями. Надо думать, что многое из того, что дошло до нас под именами знатных римлян, на самом деле создано их образованными невольниками. Рабам, обслуживающим господ в их городских апартаментах, как правило, жилось легче — так же, как городской собаке по сравнению с сельским псом. Случалось, им доставались объедки с господского стола. Порой господин поручал им какое-нибудь доходное дело. Именно городские рабы чаще всего становились вольноотпущенни¬ ками. Но сколько требовалось испытать унижений, какую проявить изворотливость, а иногда и подлость по отношению к товарищам по несчастью, чтобы получить желанную свободу. За сто лет в число рим¬ ских граждан влилось столько вольноотпущенников и их потомков, что этот демографический фактор нельзя сбрасывать со счетов при решении вопроса, почему республика сменилась монархией. Привыч¬ ка угождать господам переросла в привычку рабствовать перед прин- цепсами, свойственную именно той прослойке населения, которая была опорой империи. Потомкам патрицианских родов труднее было привыкнуть к этому, и именно на них обрушивался гнев новых вла¬ дык круга земель. Рабы не только кормили, одевали своих господ, ухаживали за ними — они их и развлекали. Театральные труппы, странствовавшие по всей Италии, состояли из рабов и вольноотпущенников. Поэтому профессия актера, даже если он был свободным, считалась позорной. Особым видом развлечения стало искусство красиво убивать и услаж¬ 515
дать публику зрелищем своих страданий. Гладиаторские бои былц изобретением этрусков, но этруски пользовались ими исключительно во время похорон, чтобы насытить кровью душу умершего. Римляне превратили этот погребальный обряд в индустрию смерти. Зрелище, считавшееся у этрусков таинством, было пущено римлянами на аре- ну для развлечения толпы. Одновременно с гладиаторскими боями в жизнь римлян вошла и травля зверей, доставлявшихся главным об¬ разом из подвластной Риму Африки. Зверей разной породы страв¬ ливали друг с другом, выводили против них специально обученных гладиаторов (бестиариев), бросали им на съедение беглых рабов в преступников. Сельское хозяйство. Открывшиеся возможности массового использования рабского труда и колоссальный приток денежных средств способствовали наивысшему в истории Италии расцвету сель¬ ского хозяйства, продолжавшего оставаться основной отраслью рим¬ ской экономики. Рабы, согнанные в Италию со всего круга земель, вырубили леса, осушили болота, взрыхлили плотную землю, превра¬ тили ее в цветущие сады и колосящиеся поля. Именно в это время консервативные римские хозяева жадно впитывают опыт передовой карфагенской и греческой агрономии. На латинский язык переводит¬ ся труд карфагенского агронома Магона, и как его отголосок появля¬ ется первое агрономическое сочинение на латинском языке, автором которого был известный политический деятель Катон Старший. Занятие сельским хозяйством Катон считает делом не только вы¬ годным, но и патриотическим: «Из земледельцев выходят храбрейшие мужи и самые находчивые воины, земледелие есть занятие наиболее благочестивое и устойчивое, людям же, которые ему предаются, менее всего свойственен другой образ мыслей». По этой преамбуле можно было бы ожидать, что Катон расскажет о земледельцах типа древнего римского героя Цинцинната, узнавшего о назначении его диктатором во время собственноручной пахоты. Однако далее идет речь о покупке поместья (виллы) и обработке его руками рабов, которыми руководит управляющий (вилик). Катон советует вести хозяйство поблизости от города, моря, судоходной реки или людной дороги. Главное для него экономия и возможность извлечения наибольшего дохода. Нарядус рабами Катон советует в страду нанимать для сбора урожая свободны* работников. Вот они, цинциннаты II в., местные малосостоятельна крестьяне, к которым вместо гонца от сената приходит раб-вилик, на' бирающий по дешевке артель уборщиков урожая. Итак, во времена Катона «добрый земледелец» — это римлянИн обладающий значительными средствами для покупки земли (цены 1,3 нее во II в. резко возросли), при этом, скорее всего, не имеющий о&' 516
та хозяйствования на земле, а если и имеющий, то обрабатывавший когда-то землю дедовской сошкой и никогда не занимавшийся ви¬ ноградарством, продуктивным огородничеством или оливковод- ством (хлебное поле Катон по степени доходности ставит на после¬ днее место — не потому ли, что в Италию хлынул из провинций де¬ шевый хлеб?). Во II в. мелкие наделы, обрабатывавшиеся свободными или полу¬ зависимыми земледельцами, во всяком случае на сельскохозяйствен¬ ной территории, примыкающей к крупным городам, уступают место рабовладельческому поместью средних размеров. Носителями про¬ гресса в сельском хозяйстве и экономике в целом были люди типа Катона — того самого Катона, который призывал разрушить Карфа¬ ген с его образцовым сельским хозяйством и был противником вся¬ ких новшеств в быту и культуре. Откупа. Но все-таки откуда у римлянина, приобретшего свиток Катона и решившего по его совету заняться сельским хозяйством, по¬ явились большие свободные деньги? Ответ на этот вопрос дает труд грека Полибия, современника Катона и его счастливого соперника на ниве историописания: «Многие работы во всей Италии, перечислить которые было бы нелегко, по управлению и сооружению обществен¬ ных зданий, а также многие реки, гавани, сады, рудники, земли — короче говоря все, что находится во власти римлян, отдается цензора¬ ми на откуп. Все поименованное находится в ведении народа, и мож¬ но сказать, что почти все граждане причастны к откупам и получае¬ мым через них выгодам». Откуп не был изобретением римлян. Он практиковался на Восто¬ ке, в Греции, в эллинистических государствах, но никогда еще в ан¬ тичности откуп не достигал такого масштаба, а откупщики такого мо¬ гущества, как в Риме. С одной стороны, это было связано с огромны¬ ми размерами римского государства и соответственно с большим ко¬ личеством налогов и общественных работ; с другой — с колоссальной концентрацией богатств в руках частных лиц и возможностями широ¬ кого использования рабского труда. Дешевизна и легкость приобре¬ тения рабов на рынке делала выгодным для частных лиц откуп раз¬ личных отраслей государственного хозяйства, в которых было невы¬ годно использовать свободный труд. Римские откупщики называ¬ лись публиканами. Согласно юридическим текстам «публиканы — это лица, берущие на откуп государственные подати и пошлины. Свое название они получили в связи с тем, что вносили подать в государственную (publicus) казну, или вследствие того, что для них собирают подати». Публиканы вносили деньги, получая право взыс¬ кивать отданную ими сумму с процентами с налогоплательщиков. В 517
отличие от частных ростовщиков, ссужавших деньги отдельным ли¬ цам, публиканы ссужали деньгами государство и взыскивали долг с государственных должников. Рабы составляли главную часть персонала, используемого компа¬ ниями публиканов для сбора налогов, поэтому римские юристы обо¬ значали этот персонал термином familia, используемым обычно при¬ менительно к рабам (familia publicanoruri). Рабский труд широко применялся и при осуществлении обще¬ ственных работ. Значительное скопление рабов создавало угрозу для государства, и с этим связано появление закона, запрещавшего ис¬ пользование в золотых рудниках более пяти тысяч рабов (по этому закону в 142 г. были привлечены к ответственности публиканы в связи со вспышкой восстания в Южной Италии, где рабы использовались для добычи смолы). Однако закон этот имел силу лишь на территории Италии. Так, на серебряных рудниках Испании, согласно Полибию, работало до 40 ООО рабов. Компании публиканов были сообществами лиц, вкладывающих в дело свою долю капитала. Доходы делились в соответствии с долей каждого. Этими долями спекулировали. Они давали доход в зависи¬ мости от политической и военной ситуации. Компании, бравшие на откуп налоги Малой Азии, могли разориться, если «их» провинции угрожала внешняя опасность. Поэтому при решении вопроса о на¬ значении главнокомандующего армии, отправляемой на Восток, они действовали с наибольшей заинтересованностью, оказывая давление на сенат и должностных лиц. Торговля и денежные операции. Объединение Средиземно¬ морья под властью Рима способствовало развитию торговли, приоб¬ ретшей поистине международный характер. И ранее Италия в силу ее географического положения была центром транзитной торговли. Те¬ перь же в нее потекло все, что можно было с выгодой приобрести в римских провинциях и зависимых от Рима царствах — рабы, зерно, предметы роскоши. Экономика Италии не могла конкурировать с вы- сокоразвитым производством многих районов Средиземноморья Торговый баланс складывался не в пользу Италии, но наличие в Риме огромных денежных средств от взимания налогов, ростовщичества я прямого грабежа в провинциях давало возможность закупать вне Ита лии все необходимое. Главным инструментом торговли были деньги. Первоначальна римляне отливали свои ассы в храме Юноны Монеты. После овладе ния Италией в 269 г. стал выпускаться серебряный денарий (доел." «десятка») с надписью Romano. За денарий давали поначалу 10 ассоР 518
но и впоследствии, когда он поднялся в цене и стал стоить 16 ассов, за ним сохранили старое название. Между 225 и 212 гг. была выпущена серия монет с изображением богини победы Виктории, несущейся на квадриге. Эти монеты так и назывались — квадригатами. Сухопутная торговля обслуживалась целой сетью римских дорог. К Аппиевой дороге присоединилась Эгнациева дорога, ведущая в Гре¬ цию (148 г.), и Домициева дорога в Галлию (121 г.). Торговыми артери¬ ями были судоходные реки, главными портами, принимавшими мор¬ ские суда, — Тарент и Неаполь. Впоследствии на первое место выдви¬ гаются Путеолы и Остия. Наряду с факторами, благоприятствующими торговле, римское завоевание способствовало и развитию такого негативного явления, как пиратство. После уничтожения родосского владычества в Эгеиде там расцвел морской разбой. Пираты не только безнаказанно захва¬ тывали торговые корабли, но и нападали на порты. Римские торгов¬ цы скупали их добычу и рабов. В обороте, наряду с римскими монетами, находились и монеты других государств, что вызвало появление профессиональных менял. Денежные операции (займы под проценты, перечисление денежных сумм в другие города и страны) осуществляли группы финансистов, созданные по образцу аналогичных греческих объединений. Об их де¬ ятельности во II в. можно судить по несколько более поздним сведе¬ ниям о такого рода дельцах. Один из них, Квинт Косидий, в 63 г. смог субсидировать римское государство суммой в 15 миллионов сестер¬ ций. Особую выгоду давало страхование кораблей, которым угрожали бури и пираты. Мелкие земледельцы. Какие бы широкие возможности ни открывали система откупа, торговля, ростовщичество, значительная часть населения Италии продолжала кормиться собственным тру¬ дом. На севере полуострова, как показывают надписи, даже во II в. н. э. сохранялись сельские общины. В остальных частях Италии име¬ лись места, далекие от городов, судоходных рек и людных дорог, куда не заглядывали читатели и почитатели Катона. Крестьянское хозяй¬ ство не могло соперничать с рабовладельческим поместьем, но про¬ кормить небольшую семью оно было в состоянии. Крестьянские се¬ мьи в Италии были большими. Нередко встречались имена Квинт, Секст, Децим, означающие, что пять, шесть, десять сыновей в семье не редкость. Сбор урожая в страдную пору был для всех этих Квин¬ тов, Секстов и Децимов лишь временным выходом из положения. Приходилось уходить на заработки в города, и прежде всего в Рим, в надежде, что там требуются рабочие руки. Но чаще всего надежда 519
где-либо устроиться не оправдывалась — ведь и в городах ремеслен¬ ные работы выполнялись ремесленниками-рабами и вольноотпу¬ щенниками. Восстание Евна. Следствием небывалого по масштабам и жес¬ токости римского рабства были массовые возмущения и восстания рабов. Первое из них вспыхнуло в римской провинции Сицилии, на¬ селенной по побережью преимущественно греками, а на внутренних территориях — сикулами, порабощенными греками еще в VII—VI вв. до н. э. Сицилийские греки массами скупали рабов, доставлявшихся на остров отовсюду. Бежать из Сицилии было практически невозмож¬ но. Порой о пропитании рабов не заботились, полагая, что они могут добыть его себе сами. Когда к сицилийскому греку Дамофилу явились несколько рабов с просьбой выдать одежду на холодное время года, он приказал их высечь, приговаривая: «Разве путешественники по на¬ шей стране ездят голыми?» Жена этого же Дамофила, Мегаллида, из¬ девалась над служанками, подвергая их каждодневной порке. Терпение рабов Дамофила иссякло, и они обратились к рабу-про- рицателю Евну с просьбой испросить совета у своей матери, как дей¬ ствовать. Приложив ухо к земле, Евн заявил, что богиня призывает к оружию. Вооружившись и связав друг друга взаимными клятвами, восставшие ночью ворвались в Энну. Город оказался в их руках. Вско¬ ре привели не успевших скрыться Мегаллиду и Дамофила. С улиц Энны действие перенеслось в театр на склонах городско¬ го холма. Сооруженный некогда рабами и на протяжении несколь¬ ких столетий закрытый для них, он стал местом небывалого спек¬ такля. Каменные скамьи и проходы между ними заполнили рабы, обретшие оружие и с ним не расстававшиеся. На орхестре не разыг¬ рывалась трагедия Софокла или Еврипида — перед зрителями пред¬ стало зрелище суда. На орхестре восседали в господских одеяниях вчерашние рабы, они же судьи, а перед ними стояли на коленях их вчерашние властители — Дамофил и Мегаллида. Слово для защиты было предоставлено главе семейства. Дамофил произносил, кажет¬ ся, впервые в жизни речь, доказывая, что он не худший из господ, что он не заставлял их работать в каменоломнях, разрешал им зани¬ маться грабежом и только один раз, чтобы позабавиться, запряг их в колесницу. Зрителям показалось, что судьи склоняются к оправда¬ нию Дамофила, и тогда брошенный кем-то дротик пронзил «актера» насквозь. Мегаллида от защиты вроде бы отказалась. По примеру римлян, устраивавших из наказаний зрелище, да и самой Мегалли- ды, ее следовало подвергнуть мукам тут же, на орхестре. Но судьи, знавшие правило классического театра — смерть и муки не должны 520
совершаться на глазах у зрителей, — его не нарушили: Мегаллиду отдали ее служанкам, и те ее увели. Сириец Евн был избран царем и принял распространенное в ди¬ настии Селевкидов имя Антиох. Для восставших он стал царем-осво- бодителем. Очевидно, освободителя видели в нем и сикулы, которые помнили о своих древних царях и надеялись в союзе с рабами добить¬ ся желанной свободы, за которую боролись несколько сотен лет. При¬ верженности сикулов царю-чужеземцу, возможно, способствовало и то, что он был жрецом «Матери богов», почитавшейся и ими. Члена¬ ми царского совета, сообщает историк восстания Диодор Сицилийс¬ кий, «Евн назначил людей, которые казались выдающимися по уму». Имя одного из них, Ахей, указывает на то, что это был соотечествен¬ ник Полибия, скорее всего, один из участников ахейской войны 146 г., проданный римлянами в рабство и нашедший возможность в Сици¬ лии отомстить за разрушение Коринфа и обращение в рабство жите¬ лей многих ахейских городов. Ахей возглавил царское войско и про¬ шел по всей Сицилии, освобождая рабов и принимая их в свои ряды. На западе острова возник самостоятельный очаг восстания во гла¬ ве с киликийцем Клеоном. Клеон и Ахей, объединившись, разгроми¬ ли восьмитысячный отряд во главе с римским претором. Не имел ус¬ пеха и консул 134 г. Успешнее действовал консул 133 г., захвативший Мессану и уничтоживший там 8000 восставших. Но осадить Энну, ставшую столицей восставших, и взять ее удалось лишь консулу 132 г. Тогда же остров был очищен от скрывавшихся в горах небольших от¬ рядов рабов. Так было подавлено одно из величайших в древности рабских восстаний. Тиберий Гракх. Одновременно назревает и набирает силу дви¬ жение мелких земледельцев под руководством Тйберия 1факха. К роли руководителя Тиберий был подготовлен жизненным опытом и воспи¬ танием. Внук победителя Ганнибала Корнелия Сципиона, он как ря¬ довой воин участвовал в осаде и взятии Карфагена, был квестором в армии Манцина и способствовал заключению справедливого догово¬ ра с нумантинцами. Отказ сената утвердить этот договор и выдача Манцина противнику были восприняты Тиберием как вопиющая не¬ справедливость, подобная той, из-за которой его дед покинул Рим и ушел в добровольное изгнание. Несправедливой считал Тиберий и ту ситуацию, в которой оказались римские и италийские воины-побе¬ дители, не находившие себе места на родной земле: эту землю обраба¬ тывали рабы-чужеземцы. Воспитатели Тиберия грек Диофан из Митилены и италиец Блос- сий из Кум привили юноше идеи стоической философии, предус¬ 521
матривавшей деятельное участие в защите общественной справед- ливости. Необходимость аграрной реформы с целью возрождения в Ита- лии свободного крестьянства давно уже дискутировалась в кружке Сципиона, к которому принадлежал и Тиберий Гракх. Член этого кружка Гай Лелий (сын того самого Лелия, который был близким дру- гом Сципиона Старшего) предожил закон об ограничении в пользо¬ вании общественной землей и наделении из общественного фонда наиболее в ней нуждающихся. Однако, встретив ожесточенное сопро¬ тивление крупных земельных собственников, он снял свое предложе¬ ние. Уверяли, что после такого проявления непоследовательности или трусости он получил прозвище «Мудрый». Этот инцидент помог Ти¬ берию понять, что цели можно добиться лишь вопреки сенату, опира¬ ясь на поддержку тех, кто лишен земли и заинтересован в ней. В 134 г. он выдвинул свою кандидатуру на должность народного трибуна. По¬ скольку по отцу Тиберий принадлежал к плебейскому роду Семпро- ниев, трибунат был для него открыт. Объявленное кандидатом в трибуны намерение провести земель¬ ную реформу встретило среди избирателей небывалый энтузиазм. Плебеи не только отдали свои голоса за Тиберия Гракха, но испещри¬ ли надписями стены, призывая его к решительным действиям. Вступив в должность, Тиберий Гракх предложил народному со¬ бранию вернуться к старому закону Секстия и Лициния, по которому максимальный размер общественной земли (ager publicus) в руках от¬ дельных лиц составлял 500 югеров, смягчив его разрешением иметь по 250 югеров еще и двоим из взрослых сыновей держателя обще¬ ственной земли, так что семья могла владеть 1000 югерами (250 гекта¬ рами). Из земли, возвращенной государству, предполагалось выделить неимущим наделы по 30 югеров в наследственную и неотчуждаемую аренду. Участок 30 югеров в 5—6 раз превышал размеры участков 5" 7 югеров, которыми обладали мелкие земледельцы. Он стал бы осно¬ вой для создания крепкого крестьянского хозяйства, которое могло противостоять крупному сенаторскому и всадническому землевлаДО' нию. Тиберий Гракх был более щедр, чем впоследствии Гай Марий выделивший своим ветеранам за долгую тяжелую службу всего П° 14 югеров земли. Осуществление этой реформы было поручено *0' миссии, наделенной чрезвычайными полномочиями сроком на оД*^ год и с правом последующего переизбрания. Видные юристы из числа нобилей признали справедливость &° доводов и обещали поддержку в сенате. Но те, кто владел обществ^' ной землей, кому участки перешли от отцов и дедов, не собиралисьс ними расставаться. Им казалось несправедливым отдавать земл^Р 522
которую вложен труд и средства нескольких поколений. Конфрон¬ тация между плебсом и нобилитетом, которая становилась неизбеж¬ ной при принятии закона, грозила, по мнению многих, большими опасностями, чем разорение крестьянства, все равно неизбежное. Тиберий к тому же не мог рассчитывать на то, что слушавшие его и аплодировавшие ему будут его стойкими сторонниками — ведь мно¬ гие худо-бедно устроились в городе, нашли себе покровителей среди нобилей, тех же владельцев общественной земли. Да и сама жизнь в столице мира, несмотря на неудобства, все же представлялась при¬ влекательной. Тем не менее законопроект был принят, хотя и не без сопротивле¬ ния. Один из народных трибунов, друг Тиберия Марк Октавий, нало¬ жил на законопроект вето. Попытки уговорить Октавия, обещая ему возмещение личных утрат от земельного закона, не помогли. И Тибе¬ рий поставил на голосование вопрос: «Должен ли трибун, противо¬ действующий народу, оставаться в должности народного трибуна?». Такая постановка вопроса была юридически незаконной: того, что ныне называют «импичментом», римская конституция не знала. Ма¬ гистрата можно было привлечь к ответственности лишь тогда, когда он становился частным лицом. Лишение Марка Октавия власти, ка¬ кими бы соображениями оно ни диктовалось, противоречило зако¬ нам и вековым традициям Рима. Тиберий логикой политической борьбы был поставлен в положение нарушителя закона, и это давало основание тем, кто держался за общественные земли, считать его мя¬ тежником. Комиссия по проведению аграрного закона, в которую кроме Ти¬ берия вошли его брат Гай и тесть Аппий Клавдий, столкнулась не только с недовольством крупных землевладельцев и противодействи¬ ем сената, но и с трудностями, для Тиберия неожиданными. Земель¬ ные участки, предназначенные для плебеев, без инвентаря, тяглового скота, семян не разбирались, а полагаться на финансовую помощь сената не приходилось. В это время царь Аттал III завещал свое царство и богатства «сена¬ ту и римскому народу». Официальную формулу римского государства Тиберий истолковал таким образом, что сенату в управление достает¬ ся Пергам, а сокровища Аттал а — народу, на обзаведение всем необ¬ ходимым для обработки передаваемых участков. Это было еще одно нарушение закона, ибо и внешняя политика, и управление, и финан¬ сы являлись прерогативой сената, и без его ведома нельзя было рас¬ поряжаться денежными средствами. Напряжение нарастало. Именно в этот период наиболее активные из нобилей стали называть себя оптиматами (от латинского слова 523
optimus — наилучший). Оптиматы опирались на сенат. В противовес оптиматам тогда же возникает «партия» популяров (от слова populus —. народ, поскольку популяры опирались на народное собрание). Пер. выми популярами были сторонники Тиберия Гракха. Между тем истекал годичный срок трибуната. Для доведения до конца аграрной реформы и для принятия законов, способных укре- пить положение реформатора, требовалось переизбрание. Это проти¬ воречило римской практике. Тиберию все же удалось поставить свою кандидатуру на голосование, но выборы были назначены сенатом на время сбора урожая, что лишало Гракха поддержки наиболее актив¬ ных его сторонников. В первый день выборов часть триб отдала голоса Гракху. На следу, ющий день дело дошло до потасовки между сторонниками и против¬ никами реформ. В результате Гракх и триста его приверженцев были забиты камнями и палками. Их тела бросили в Тибр. «Таким, — зак¬ лючает римский историк, — было в Риме начало эпохи гражданских кровопролитий и безнаказанных убийств. С этого времени закон был подавлен силой и могущественный выдвигался на первое место, раз¬ ногласия между гражданами, ранее смягчавшиеся уступками, теперь стали разрешаться оружием». Политическая борьба в Риме после гибели Гракха. Не¬ смотря на кровавое подавление гракханского движения, передел зем¬ ли продолжался. Очень важной для судеб реформы была позиция вли¬ ятельнейшего военного и политического деятеля Сципиона Эмилиа- на. Во время происшедшей в Риме трагедии, коснувшейся Сципиона лично (Тиберий был братом его жены), реагируя на гибель Гракха, Сципион прочел строку Гомера: «Так да погибнет каждый, задумав¬ ший дело такое». Да и в Риме на вопрос народного трибуна об отно¬ шении к убийству Тиберия Сципион ответил: «Если Гракх имел наме¬ рение захватит*» в государстве власть, то был убит по праву». Когда из уст толпы вырвался вопль возмущения, Сципион сказал: «Я не был напуган кличем вооруженных врагов, устрашить ли меня вам, кому Италия не мать, а мачеха». Это оскорбление стоило Сципиону жизни: через несколько дней он был найден в спальне со следами удушения (129 г.). Плебеи даже не проводили разрушителя Карфагена и Нуман- ции в последний путь. Тиберию же Гракху все это время оказывались посмертные почести. Сципион Назика, считавшийся главным винов- ником гибели Тиберия Гракха, из-за всеобщей ненависти к нему вы- нужден был покинуть Рим и умер в изгнании. В это же время происходит невиданное обострение противорС' чий между римскими гражданами и союзниками. В 126 г. по инииИ' 524
ативе противников Тиберия Гракха принимается решение изгнать из города италиков, видимо, из опасения, что они окажут поддержку сторонникам Гракха. В Рим, как первая ласточка грядущей союзни¬ ческой войны, прилетает весть о восстании в одной из латинских колоний Лациума (Фрегеллах). Против восставших сенат послал войско во главе с претором, и союзный город, находившийся менее чем в 150 км от Рима, превратился в руины, словно это был Карфа¬ ген или Коринф. Два года спустя на его месте возникла римская ко¬ лония Фабратерия. Выступление Гая Гракха. Все это создало почву для нового вит¬ ка гражданских междоусобиц. Во главе сторонников реформ стано¬ вится Гай, брат Тиберия, отличавшийся ярким ораторским талантом и решительностью. Выдвинув свою кандидатуру в народные трибуны на 123 г., он занял эту должность и был затем переизбран в следую¬ щем, 122 г. Гай 1)>акх, учитывая опыт Тиберия, внес на народное собрание це¬ лый комплекс законов, которые должны были удовлетворить не толь¬ ко безземельное сельское население, но также и городской плебс, и всадничество, и тех из римских землевладельцев, которые не участво¬ вали в управлении государством, а направили энергию на обогаще¬ ние в любых сферах деятельности, будь то продуктивное земледелие, торговые и ростовщические операции или откуп налогов. Согласно закону, проведенному Гракхом, неимущим плебеям про¬ давался хлеб по сниженной цене. Практика продажи хлеба государ¬ ством по более низкой цене существовала и прежде, но только в экст¬ ремальной ситуации голода. Новый закон создавал в перспективе ка¬ тегорию государственных нахлебников, которым не было смысла тру¬ диться на земле или заниматься какой-либо общественно полезной деятельностью. В интересах всадничества Гай Гракх осуществил целый ряд мер политического и экономического характера. Всадникам была переда¬ на судебная власть в комиссиях, разбиравших дела о вымогательствах в провинциях. Это позволяло им оказывать давление на тех намест¬ ников провинций, которые препятствовали финансовым махинаци¬ ям публиканов и деятельности римских ростовщиков. В интересах всадников был принят закон об откупах налогов в богатейшей римс¬ кой провинции Азии, по которому ежегодные аукционы должны были проходить в Риме, а не в самой провинции. Это исключало конкурен¬ цию местных денежных воротил. Проведенный тогда же закон о строительстве в Италии дорог был выгоден не только городской бедноте, получавшей возможность зара¬ 525
ботка, но также всадникам и мелким землевладельцам, облегчив вы¬ воз продукции их угодий на рынки, а само строительство дорог отда¬ валось на откуп публиканам. Закон в целом способствовал повыше¬ нию роли денежного обращения и разрушению общинных порядков. Есть основание думать, что и выведение колоний за пределы Италии было осуществлено Гаем Гракхом в интересах широких слоев римско¬ го гражданства. Одна из заморских колоний основывалась на месте Карфагена в нарушение религиозного проклятия над этой территори¬ ей. При этом в Африку выехал сам Гракх, несмотря на то что полно¬ мочия народного трибуна распространялись только на город Рим. Именно этот закон и дал повод сенатской оппозиции к наступле¬ нию. На каждое предложение Гракха было решено отвечать более ра¬ дикальным, хотя и неосуществимым. Так, вместо двух колоний для неимущих граждан за пределами Италии действовавший в интересах противников Гракха народный трибун Марк Ливий Друз предложил вывести двенадцать в самой Италии, хотя земли для этого не было. В результате закон Ливия Друза был принят, а закон Гракха отклонен народом. Главный бой развернулся вокруг предложенного Гаем Грак¬ хом законопроекта о наделении правами гражданства союзников. Все неграждане в день голосования были удалены из Рима. Закон не про¬ шел. В консулы был избран один из главных противников гракхан- цев, Луций Опимий. Вновь возник вопрос о законности основания колонии в Африке, и было внесено предложение ее ликвидировать. В такой напряжен¬ ной обстановке любой инцидент мог привести к взрыву. Ликтор кон¬ сула оскорбил гракханцев, назвав их «негодными гражданами», и был убит. Опимий созвал сенат, потребовав чрезвычайных полномочий. Гай Гракх, Фульвий Флакк и их сторонники заняли Авентин. Против них были брошены критские стрелки. Три тысячи гракханцев было убито. Гай Гракх бежал и, видя, что его настигает погоня, приказал рабу убить себя. За его голову была выплачена награда тому, кто дос¬ тавил ее в сенат. Больше всех выиграли от реформы всадники. Законы Гая Гракха способствовали широкому их проникновению в римские провинции, где они занимались сбором налогов и ростовщичеством. Начало скла¬ дываться всадническое землевладение, более тесно связанное с рын¬ ком, чем землевладение сенаторское — ведь сенаторам запрещалось владение крупными кораблями, которые могли использоваться в тор¬ говых операциях. Закон 111г. Знать, расправившаяся с Гракхами и их сторон¬ никами, вскоре воздвигла в Риме храм богине согласия (Конкор¬ дии). Это был памятник единения двух привилегированных сосло¬ 526
вий, сыгравших решающую роль в разгроме социального движения 30—20-х гг. II в. Отношение плебеев к этому «согласию» было вы¬ ражено надписью, выцарапанной кем-то на стене храма: «Нечес¬ тие воздвигло храм согласию». Попытки противников Гракхов свести на нет результаты их дея¬ тельности успеха не имели. Закон 111 г., сохранившийся в надписи на бронзовой табличке, передавал полученные по законам Гракхов учас¬ тки в собственность их владельцам. Собственники могли ими владеть и воздвигать постройки на правах квиритов, освобождаясь от каких- либо взносов. Общественные земли сохранялись, и из них разреша¬ лось выделение участков для совместной пастьбы скота. Закон защи¬ щал новых средних землевладельцев от изъятия и захватов крупных земельных собственников. Это касалось как италийских, так и афри¬ канских земель на территории Карфагена и балканских — на терри¬ тории Коринфа, где разрешалось иметь по 200 югеров земли с обяза¬ тельством уплаты налогов в пользу государства. Таким образом, план Гая Гракха по выведению колонии в Африку был осуществлен в более широких масштабах. Ахиллесовой пятой закона, имевшего целью создание среднего крестьянского хозяйства, было разрешение продавать полученную землю, и поскольку конкуренция продукта, производимого в круп¬ ном рабовладельческом поместье, не уменьшилась, многие из новых владельцев вновь разорились. Историк Аппиан так изображает по¬ следствия этого разрешения: «Немедленно богатые стали скупать уча¬ стки бедных, а иной раз под этим предлогом и насильно их отнимать. Положение бедных все более ухудшалось». ТЕЯ Источники. Если информация о переменах, происшедших в сенаторс- IL. ком сословии, всадничестве и плебсе, разбросана во многих трудах гре¬ ческих и римских авторов, то изменения в римской экономике наиболее ясно выступают из агрономического трактата Катона Старшего, дающего советы по организации труда на рабовладельческой вилле среднего размера. Об этих изменениях можно судить и по тем разделам плутарховой биографии Тибе¬ рия Гракха, в которой историк повествует о реакции направлявшегося в Ис¬ панию Тиберия на изменившийся вид земель, где уже не видно было свобод¬ ных земледельцев, некогда их обрабатывавших. По сицилийским восстаниям рабов лучший источник — «Историческая библиотека» Диодора, который, сам будучи родом из Сицилии, проявлял по¬ вышенный интерес ко всему, что связано с историей острова. Основными источниками по аграрному движению братьев Гракхов яв¬ ляются написанные Плутархом биографии реформаторов и посвященные Гракхам части книг гражданских войн «Римской истории» Аппиана. Аппи¬ ан — основной источник и по ситуации, сложившейся после гибели Гая Гракха. Оба эти автора имели возможность пользоваться речами реформа¬ 527
торов, как можно судить по приводимым ими цитатам из речей Тиберця Гракха, а также письмами дочери победителя Ганнибала Корнелии, отрыв, ки из которых нам известны, поскольку их приводит Корнелий Непот. Краткое изложение событий, связанных с движением Гракхов, содержится также в сочинении Флора. Имеется по аграрному движению и эпиграфа ческий материал. Это кроме уже упоминавшейся надписи с записью закона 111г. тексты на столбиках, выставлявшихся на полученных по аграрному законодательству землях. Вокруг Гракхов. Деятельность братьев Гракхов, согласно единодущ. ному мнению как древних авторов, так и современных историков, была стартовой точкой гражданских войн, поставивших римское государство на край гибели. Поэтому никто из римских политических деятелей, может быть, за исключением Цицерона и Цезаря, не вызывал такой бури мнений и противоречивых оценок, как они. Что касается древних авторов, то ха¬ рактерен следующий расклад суждений. Греческие историки Плутарх, Ап- пиан, Дион Кассий оценивали Гракхов как стойких и неподкупных борцов за права народа и справедливость, осуждая их убийц как преступников. Мнения римских историков колеблются. Цицерон и Валерий Максим ви¬ дят в Гракхах злодеев, ввергших римское государство в пучину бедствий и по справедливости убитых и лишенных погребения. Квинтилиан к тому же не просто считал убийство Гракхов справедливым, но их деятельность по гибельности сопоставил с преступлениями основателя «иудейского суеве¬ рия», т. е. Иисуса Христа. Саллюстий и Флор были едины в том, что предло¬ жение Гракхов вернуть плебсу общественную землю могло показаться спра¬ ведливым или было таковым, но средства достижения цели оказались пре¬ ступными и пагубными. В эпоху, предшествующую Великой французской революции с ее борь¬ бой за ликвидацию привилегий аристократов и церкви в аграрной сфере, имена Гракхов были на знамени революционной буржуазии, и один из ее деятелей — Бабеф, даже принял имя Гракха. В исторических трудах первой половины XIX в. Гракхи — борцы за де¬ мократию, за народ, сопоставимые со спартанскими реформаторами Агисом и Клеоменом. Подчеркивая создание Гракхами народной партии (популя¬ ров), немецкий историк Теодор Моммзен увидел в Гракхах предшественни¬ ков «демократического монарха» Цезаря. В 1919 г. в Москве среди памятников другим революционерам появился памятник Тиберию Гракху. Тогда же в серии «Кому пролетариат ставит па¬ мятники» появилась брошюра «Тиберий Гракх». Высказанная в ней мысль о Гракхе как вожде крестьянской революции, стремившемся вернуть землю мелким земледельцам, и ее неудаче вследствие отсутствия поддержки инду¬ стриального пролетариата стала на долгие годы господствующей в советс¬ кой историографии. Но были ли Гракхи революционерами? Действительно ли их целью было возрождение мелкого землевладения? Деятельность Гая Гракха явно говорит против этого. В самое последнее время большой зна¬ ток социально-экономических отношений Рима Е.М. Штаерман высказала 528
сходное с Моммзеном мнение о Гракхах как предшественниках триумвиров Антония и Октавиана. Законы Гракхов она рассматривает не как попытку реставрации мелкого земледелия, а как политику создания крепких сред¬ них хозяйств. Глава 7 ОЙКУМЕНА В ПЛАМЕНИ ГРАЖДАНСКИХ ВОЙН (111—79 ГГ ДОН. Э.) Уже после заключения мира с побежденным Карфагеном в 201 г., согласно которому карфагенянам запрещалось иметь во¬ енные корабли, римляне могли с полным правом называть Внут¬ реннее море круга земель «нашим морем». Положение Рима как владыки морей вскоре было подкреплено уничтожением воен¬ ных флотов Македонии и Сирии. Парадокс возникшей ситуации заключался в том, что сами римляне были континентальным на¬ родом, моря не любили и в своей политике полагались не на флот, а на мощь сухопутной армии. Ко времени Гракхов в Среди¬ земноморье не было ни одного враждебного Риму государства. Оставались лишь независимые племена в Галлии и Африке, за счет которых, как казалось, было нетрудно округлить свои вла¬ дения. И в этом популяры проявляли не меньшую активность, нем их противники из лагеря нобилей. В 125 г., воспользовавшись конфликтом кельтского племени аллоброгов с давним союзником Рима фокейской колонией Мас- силией, сенат объявил аллоброгам войну. Полководцем был на¬ значен один из вождей популяров, Фульвий Флакк. Перейдя че¬ рез Альпы, уже никого в Италии не пугавшие, легионы вступили в земли кельтов, простиравшиеся до Океана. Аллоброги были разбиты в трех сражениях и обязались выплачивать греческой колонии Массилии дань. Близ Массилии в 122 г. была основана крепость Аквы Секстиевы, ставшая опорным пунктом римской экспансии в этом регионе. В 121 г. победы над галлами были отмечены триумфом. Перед триумфальной колесницей римско¬ го консула провели серебряную двуколку, на которой находился пленный царь варваров, поразивший римлян внешностью и блеском драгоценного оружия. Тогда же на местах сражений с аллоброгами были поставлены как памятные знаки побед камен¬ ные столбы. В 118 г. между Альпами и Пиренеями появилась но¬ вая римская провинция — Нарбонская Галлия. Одновременно римлянами были завоеваны и находившиеся на отшибе Балеарские острова. Во главе направленного к ним флота стоял один из представителей могущественного тогда рода Цеци- 529
лиев Метеллов. Бапеарцы выплыли навстречу римским триремам на грубо сколоченных плотах и засыпали чужеземцев градом кам¬ ней из пращей, разумеется, не причинив им сколь-либо значитель¬ ного вреда. Высадившиеся на берег легионеры поразили острови¬ тян дротиками и копьями и вынудили их отступить к холмам, где те скрылись в пещерах, служивших им жилищами. Победа над «пе¬ щерными людьми» была отмечена триумфом. Победитель получил прибавление к своему имени — титул «Балеарский». Югуртинская война. Наиболее упорное сопротивление рц^с кая агрессия встретила в Африке. За год до разрушения КарфагеНа скончался нумидийский царь Масинисса, давний союзник Рима. Чтобы ослабить усилившееся с их же помощью нумидийское царство, римляне разделили Нумидию между несколькими наслед. никами Масиниссы под предлогом их вражды друг с другом. Эю вызвало ярость племянника Масиниссы Югурты, отважного воина и любимца придворных. В свое время Масинисса, опасаясь Югурты отправил его на верную смерть под осажденную римлянами Нуман- цию в лагерь Сципиона Эмилиана. Но юноша вернулся, завоевав к тому же симпатии римского полководца и познакомившись с римс¬ кими порядками. В 117 г. подосланные Югуртой убийцы умертвили одного из сыно¬ вей Масиниссы в его собственном царстве, другой, вторгшийся во владения Югурты, был им разбит и бежал в Рим с жалобой на Югурту. Зная по опыту службы в римских легионах о продажности римлян, Югурта без труда подкупил сенаторов и при новом переделе царства получил самую населенную и богатую часть страны, граничащую с Мавританией. Во главе подкупленного римского посольства, осуще¬ ствлявшего передел, стоял Луций Опимий, убийца Гая Гракха и Флак- ка, поэтому весть о подкупе вызвала в Риме возмущение популяров. Между тем Югурта, не удовлетворившись мирными «победами», начал новую войну, чтобы стать правителем всей Нумидии. Он осадил Цирту, надеясь взять ее до того, как прибудет в Рим отправленное братом посольство. Это ему не удалось. Но прибытие ответного римс' кого посольства с повелением прекратить военные действия ему не помешало, хотя на словах Югурта выразил послам глубочайшее по' чтение и заявил о покорности сенату. Для правителя Цирты оставался единственный выход — бежать в Рим, но от этого его отговорили н*' холившиеся в городе римские дельцы, обещавшие свою поддержку* конце концов Цирта была взята Югуртой, а все ее взрослое населен1** вместе с царем и римскими дельцами перебито. Только после этого кампания против Югурты вылилась в наст0^ щую войну. Первоначально действия римлян были неудачны: ЮгУ^ 530
подкупал одного римского полководца за другим. Тогда сенат отпра¬ вил в Африку Квинта Цецилия Метелла, известного безупречной чес¬ тностью. Метелл применил тактику «выжженной земли», опустошая все на своем пути. В пустыне он захватил крепость Фалу — арсенал Югурты и место хранения царских сокровищ. Но сам Югурта ловко уходил от сражения, и война, вызывавшая в Риме все возраставшее раздражение, продолжалась. Гай Марий. В этой достаточно сложной внутренней и внешней ситуации приверженцы политической линии Гракхов обретают вож¬ дя. Им стал Гай Марий. Сын римского всадника из Арпина (в Лации), необразованный, хотя уже в юности проявивший военный талант, он был обречен на вторые роли в обществе, где его презрительно называ¬ ли выскочкой. Его политической карьере способствовали влиятель¬ ные Цецилии Метеллы. В 119 г. Марий — трибун, в 115 г. — претор, затем — проконсул Испании, легат Метелла в Нумидии (109 г.). Но консульство Марию было закрыто, как и объявил ему без обиняков его начальник и покровитель Метелл. Однако Марий отправился в Рим, куда его настойчиво призывали приверженцы Гракхов, не уста¬ вавшие на народных сходках обличать продажность патрициев и про¬ славлять ясный ум и упорство простолюдина Мария, обязанного воз¬ вышением себе самому. По словам древнего историка, римские низы были в таком возбуждении, что «все ремесленники и сельские жите¬ ли, чье имущество создавалось трудом их рук, бросив свои занятия, толпами сопровождали Мария, ставя его избрание выше собственно¬ го благосостояния». Так, вопреки Метел - лу, впервые за долгие годы консульская власть была доверена «новому человеку» (107 г.). Бесконтрольному правлению зна¬ ти пришел конец. Первое консульство Мария было озна¬ меновано изменением состава римской армии и укреплением ее боевой мощи. До этого обязательную воинскую службу в ле¬ гионах несли лишь те граждане, которые были способны вооружиться на собствен¬ ный счет. По новому закону оружием ста¬ ло снабжать государство, а обязательная военная служба заменялась добровольным набором, производимым самим полковод¬ цем, который должен был выплачивать во¬ инам жалованье и по окончании службы заботиться о наделении воинов участком Гай Марий 531
земли. Это открывало путь в армию имущим, пролетариям. Согласно другой реформе, провед ной Марием несколько позднее, опре^' лялся шестнадцатилетний срок воине* ^ службы. На протяжении последнего Ст ^ летия Римской республики он доСт°' двадцати пяти лет. Легион, доведен^ до 6200 воинов, отныне делился не т°Ль, Воин Мария в походе ко на манипулы, но и на когорты (ког0 та состояла из трех манипулов и способна выполнять самостоятельны^ боевые задачи). Реформы Мария привели к замене гражданского ополчения профессио. нальной армией. Между полководцем и новым войском складывались отноще- ния, создававшие угрозу стабильности общества: отныне армия служила лично полководцу, и только от него воины получали во время службы жало¬ ванье и награды, а после ее окончания — земельные наделы. Воины фактически переставали быть гражданами, тогда как роль армии, дей¬ ствующей в интересах ее командующего, могла стать решающей в судьбах гражданского коллектива. Нумидия, где Гай Марий появился в том же 107 г., была не лучшим местом для испытания реорганизованного войска. Югурта, верный своей тактике, ускользал от лобовых столкновений, сливался с под¬ держивающим его местным населением, нанося короткие и чувстви¬ тельные удары там, где его не ожидали. И все же легионы, в которых Марию удалось укрепить дисципли- ну, начали одерживать первые победы. Однако война была окончена лишь с помощью непревзойденного римского коварства: Югурта бь^1 захвачен, находясь на нейтральной территории, в гостях у своего т# тя — царя мавров. Осуществил эту опасную операцию выходец из билитета, человек с железными нервами Луций Корнелий Сулла, леГЗ Гая Мария, в будущем его заклятый враг. После того как Югурту в цепях показали римлянам во время № умфальной процессии, он был казнен в находившейся на форум6 мертинской тюрьме 1 января 104 г. Таков был новогодний подар0* , Мария римскому народу. Триумф над Югуртой был также и триУ^, популяров над нобилитетом, хотя и несколько омраченным пр**ц ностью Суллы к захвату Югурты. 532
Вторжение варваров. В разгаре событий, обеспечивших три¬ умф Марию, из Трансальпийской Галлии, южная часть которой, как уже говорилось, стала в 113 г. римской провинцией, пришла весть о вторжении туда варварских орд кимвров и тевтонов, покинувших ме¬ ста первоначального обитания где-то на берегах Балтики из-за при¬ родной катастрофы. Варвары двигались со своими семьями на боль¬ ших крытых повозках, использовавшихся в случае нападения врага как укрытия. Их пешие отряды имели тяжелое металлическое воору¬ жение. Располагали они и конницей. Однако главной устрашающей силой была их отвага. К тому же наступление они сопровождали леде¬ нящим слух боевым кличем, напоминавшим рев диких зверей. Каза¬ лось, они не спасались от смерти, а искали ее, ибо павший в бою, по их поверьям, удостаивался наивысших благ и почестей в мире героев. Один вид варваров повергал римских легионеров в ужас, лишая их воли к сопротивлению, и они бежали, устилая поля трупами. В пер¬ вом же сражении в 105 г. были разбиты две римские армии, которыми командовал нобиль, консул 106 г. И тогда взоры римлян вновь обратились к победителю Югурты. Вопреки закону, запрещавшему два года подряд занимать государ¬ ственную должность, Марий был избран, и притом заочно, консу¬ лом — сначала на 103-й, а затем и на 102 г. В 102 г. в битве при Аквах Секстиевых, на слиянии Исара с Рода- ном, Марий разгромил тевтонов, отделившихся от кимвров, кото¬ рые двинулись в Испанию. Зимой 101 г., когда Альпы стали трудно¬ проходимыми, из Испании в Италию перешли и кимвры. Здесь они обосновались на побережье Адриатического моря, возле Верцелл, в мягчайшей по климату области венетов. Марий подвел туда свои ле¬ гионы, и варвары предложили ему сразиться в любой из угодных ему дней. Марий избрал туманный и ветреный день и так расположил войско на широкой равнине, чтобы ветер дул кимврам в лицо, а блеск римского оружия и доспехов слепил им глаза. В битве пало 60 000 кимвров и столько же было взято в плен. Пленными оказа¬ лись одни мужчины — их жены, матери, дочери, поставив телеги в круг, долгое время бились с легионерами топорами и пиками, а за¬ тем задушили или разорвали на части своих детей, сами же наноси¬ ли друг другу смертельные удары. Второе восстание рабов в Сицилии. Одновременно римля¬ нам пришлось столкнуться с новым восстанием рабов. Начавшись в 104 г. близ Капуи, оно перекинулось в Сицилию и охватило остров. Восставшие провозгласили царем сирийца Сальвия, пользовавшего¬ ся славой опытного гадателя. Одновременно с отрядами Сальвия, 533
провозгласившего себя Трифоном, в западной части острова действо- вала другая армия рабов с киликийцем Афинионом во главе. Обе ар-, мии объединились. Но вскоре Трифон погиб. Афинион стал едино¬ личным правителем. Появляясь перед воинами в пурпурном одеянии и золотой короне, с серебряным жезлом в руке, он призывал их мстить за гибель Трифона и обрушивал ярость на тех рабов, которые медлили к нему присоединиться. Дважды удалось Афиниону одержать победу над римскими легио¬ нами. Но в 101 г. римский консул вызвал царя рабов на поединок и победил его. Вскоре после этого пало последнее укрепленное убежи¬ ще рабов. Рабам Сицилии под страхом смерти было запрещено но¬ сить оружие и пользоваться им даже для защиты стад от волков. Беспорядки в Риме. В это время выделились как вожаки плеб¬ са народные трибуны Луций Аппулей Сатурнин и Гай Сервилий Главция. В 100 г. Сатурнин пытался провести через народное собрание закон снижающий цену продаваемого городскому люду хлеба до минимума Противники этого на самом деле опасного для государства закона раз¬ рушили мостики, по которым проходили голосующие, разбросали урны. Закон не прошел. Но было принято второе предложение Сатур- нина — о наделении ветеранов Мария землей в Африке и о переделе земель, отвоеванных у кимвров. В принятии этого закона был заинте¬ ресован сам Марий. Согласно постановлению сенаторы обязаны были поклясться, что не будут его опротестовывать. Клятву принесли все кроме бывшего патрона Мария Метелла Нумидийского, удалившего¬ ся в изгнание. Политическая борьба обострялась. На народных собраниях сто¬ ронники Сатурнина и Главции добивались перевеса в голосовании с помощью дубин и устраняли своих противников, используя кинжа¬ лы. После одного из таких скандалов сенат объявил чрезвычайное по¬ ложение. Сатурнин, Главция и их сторонники заперлись в храме на Капитолии. Расправиться с ними было поручено консулу Марию, ко¬ торый осадил захваченное своими сторонниками здание в надежде сохранить им жизнь. Но оптиматы взобрались на кровлю и перебили безоружных противников черепицами. Политическая борьба в середине 90-х гг. В середине 90-х гг. после недолгого затишья нарушается политическое равновесие меж¬ ду двумя господствующими сословиями Рима — сенаторами и всад¬ никами (то, что в Риме называли «согласием сословий»). Сенаторы и всадники были солидарны по многим вопросам внутренней поли¬ тики (например, они в равной мере противостояли аграрным и де¬ 534
мократическим реформам). Однако в провинциях, где они выступа¬ ли как конкуренты в ограблении местного населения, их интересы сталкивались. Этим нередко пользовались демократически настро¬ енные политические деятели, вбивавшие клин между всадниками и сенаторами. В конце 90-х гг. всадники, обеспокоенные действиями группы сенаторов, стремившихся положить конец злоупотреблениям откуп¬ щиков налогов в провинциях, стали использовать против своих про¬ тивников могучее оружие, которое им в свое время передал Гай Гракх, — суд. В 94 г. в Азию, эту житницу публиканов, были направ¬ лены в качестве проконсула Квинт Муций Сцевола и в должности легата Публий Рутилий Руф. В отличие от большинства магистра¬ тов, лебезивших перед публиканами, они показали себя честными людьми и, пользуясь своей властью, защищали жизнь и собствен¬ ность провинциалов, расправляясь с агентами публиканов. В резуль¬ тате Сцевола подвергся со стороны всадников грубым и оскорби¬ тельным нападкам, а Рутилий Руф был привлечен к всадническому суду по статье «взяточничество» и, приговоренный к непосильному штрафу, вынужден был отправиться в изгнание. Таким же образом были осуждены и многие другие честные сенаторы, не нашедшие общего языка со всадниками. Ливий Друз. К 90-м гг. обстановка в Италии становится все бо¬ лее напряженной. Заметно обостряются отношения между всадника¬ ми и сенаторами, в борьбе с которыми всадники все более решитель¬ но используют суд. Уменьшается число граждан, обладающих земель¬ ной собственностью и жаждущих передела. Но особенно остро встает союзнический вопрос. Давно уже экономическое развитие Италии, приводившее к смешению римлян и италиков, требовало их уравне¬ ния в политических правах. Между тем положение союзников остава¬ лось таким же неравноправным, каким оно было еще до Пунических войн — уже не говоря о том, что у них отбирались лучшие земли, они выплачивали военный налог, поставляли вспомогательные войска, получая при дележе добычи мизерную долю, и полностью зависели от произвола римских властей, не имея никаких политических прав. К 90-м гг. глухое волнение грозит перерасти во взрыв. Именно в это время на политической арене появляется народный трибун Ливий Друз, сын того Друза, который был противником Грак¬ хов. Словно бы стремясь загладить семейную вину перед народом, он становится подлинным его защитником. Призывая к открытости в политике, он и дом свой приказал построить таким образом, чтобы все происходящее внутри было видно с улицы и из соседних домов. 535
Избранный в 92 г. народным трибуном, он предлагает целую програм¬ му преобразований, в центре которой стоял аграрный и ставший не¬ отделимым от него союзнический вопрос. Начал Друз с того, что, идя навстречу италикам, обещал провести законы о даровании им гражданских прав и о выведении для новых граждан в Италии и Сицилии множества колоний. Сенаторы предло¬ жили Ливию Друзу компромисс — удовлетворить его обещания в об¬ мен на лишение всадников судебной власти. Новый судебный закон, предложенный на одобрение народному собранию, предусматривал увеличение численности сената вдвое, до шестисот человек, за счет включения в его состав всадников и передачу сенату нового состава судебной власти с правом расследования дел о коррупции. К этому законопроекту он присоединил предложение о раздаче хлеба неиму¬ щим гражданам и выведении колоний на государственные земли. «После меня, — говорил трибун, — останется неподеленным только неба свод да топь болот». В результате законом были недовольны и всадники и сенаторы. Предложение о даровании италикам прав римского гражданства Ливий Друз вносить не торопился, видимо, откладывая его на буду¬ щее. Но о том, что он не собирался отказываться от своих намерений, свидетельствуют его контакты с возникшими в Италии тайными об¬ ществами союзников, которые связывали с именем Друза мирное уравнивание в правах с римлянами. Это явствует из дошедшего до нас текста их присяги: «Клянусь Юпитером Капитолийским, римской Вестой и отцом моего государства Марсом. Клянусь животворящим солнцем и землею, кормящей животных и растения. Клянусь богами, основавшими Рим, и героями, распространившими его могущество. Клянусь, что друзья и недруги Ливия Друза будут моими друзьями и недругами... Если я по закону Ливия Друза приобрету римское граж¬ данство, я буду считать Рим своим отечеством, а Друза — своим вели¬ ким благодетелем». В день народного собрания, на котором предстояло провести за¬ конопроект Друза, нахлынуло столько народу, что, по словам Флора, «казалось, что город осажден неприятельской армией». Собрание про¬ ходило бурно, не обошлось даже без ареста одного из консулов, кото¬ рого Друз при ободрительных криках собравшихся отправил в тюрь¬ му. Законопроекты были приняты и переданы в соответствии с суще¬ ствующими порядками на утверждение сената. Не в состоянии найти убедительных оснований для отклонения, сенат отверг их под пред¬ логом несоблюдения мелких формальностей. Готовилось новое собрание. Но накануне его на пороге соб¬ ственного дома жизнь народного трибуна оборвал кинжал наемно¬ го убийцы. 536
Союзническая война. Устранение влиятельного народного три¬ буна и угроза расправы над его сторонниками вызвали вооруженное восстание римских союзников, известное в древности как Союзничес¬ кая война (90—88 гг.). Над Римом нависла страшная опасность. По численности союз¬ ники превосходили римлян и не уступали им в военной организации. К восставшим примкнули портовые города Италии, а именно через них Рим поддерживал связь с провинциями, от доходов которых и от торговли с которыми он в то время уже зависел. Восставшие действовали отдельными крупными отрядами, объе¬ диненными затем в две армии во главе с двумя военачальниками (по образцу консулов). Они создали сенат, созывавшийся в городке Кор- финии, столице вновь образованного италийского государства, че¬ канили золотую монету, на которой был изображен символ Италии бык (считалось, что само слово «Италия» происходит от «вител- лус» — бычок), прижавший рогами к земле извивающуюся римскую волчицу. Положение Рима становилось все более угрожающим. По словам римского историка, «тога мирного времени сменилась воен¬ ным плащом». Против италиков были посланы лучшие полководцы — Марий и Сулла, но и им не удалось добиться перевеса на полях сражений. Не раз италики одерживали победы над римскими легионами. К тому же ухудшение продовольственного положения из-за прекращения тор¬ говли грозило голодными бунтами. В этих условиях сенат был вынуж¬ ден в 88 г. издать закон о предоставлении римского гражданства тем из союзников, которые не приняли участия в восстании, а затем было объявлено, что римское гражданство получат и те, кто сложит оружие в течение шестидесяти дней. Бблыиая часть италиков воспользова¬ лась предоставленной им возможностью выйти из войны, но некото¬ рые обитатели горных районов продолжали сражаться еще несколько лет. Уступка Рима италикам, вырванная ими героической борьбой, в значительной степени обесценивалась тем, что новых граждан, пре¬ восходящих по численности старых, включили в десять вновь создан¬ ных триб. При голосовании в собраниях по трибам (трибутным коми- циям) это давало им всего десять голосов, тогда как старые граждане обладали тридцатью пятью голосами. Распространение прав римского гражданства на италиков имело далеко идущие последствия. Из города-госу¬ дарства Рим начинал превращаться в го¬ сударство общеиталийское. Все его сво¬ бодное население становилось римски- Монета восставших италиков 537
ми гражданами и могло оказывать влияние на решение политических вопросов. Непосредственным результатом распространения римского граж¬ данства на италиков было изменение самого состава римских легио¬ нов, которые отныне в большей своей части стали комплектоваться из италиков. С одной стороны, это увеличивало боеспособность ар¬ мии, с другой — определило характер тех будущих социальных пере¬ мен, которые в конечном счете сделали неизбежным падение Римс¬ кой республики. Восточная угроза. Готовность идти на уступки восставшим была ускорена новой угрозой с Востока, исходившей от Митридата Евпатора. У римлян были основания подозревать, что союзники чека¬ нили монету из его золота. Но еще опаснее была лютая ненависть к Риму населения восточных провинций, готового оказать поддержку царю Понта людьми и ресурсами. Приняв позу освободителя, как за столетие до него Рим, пон- тийский царь начал действовать в римских провинциях. Он разос¬ лал по всем городам письма с приказом перебить у себя всех римлян и обещанием свободы. Открыть эти письма надлежало в один и тот же день. И жители провинций истребили за один этот день до вось¬ мидесяти или, по сведениям некоторых авторов, даже до ста пятиде¬ сяти тысяч граждан, обосновавшихся здесь как землевладельцы, от¬ купщики, ростовщики, торговцы. Цифра погибших граждан, воз¬ можно, преувеличена. Не исключено, что в нее включены и оказав¬ шиеся в Малой Азии жители Италии, носившие римскую одежду. Но, во всяком случае, погибли тысячи откупщиков и их агентов, было захвачено все принадлежавшее им имущество, разбежались их рабы, прекратился сбор налогов с богатейшей римской провинции. И это было самым опасным для государства, разоренного Союзни¬ ческой войной. Марий или Сулла? Рим больше не мог бездействовать. Вражду¬ ющие политические группировки, имевшие своих представителей в сенате, были едины в том, что надо воевать с Митридатом и вернуть оказавшуюся в его руках провинцию Азию. Расходились они лишь в том, кто должен возглавить войско — любимец нобилей Луций Кор¬ нелий Сулла или престарелый Гай Марий, глава популяров и кумир всадников. После долгих дискуссий полководцем был назначен Сул- ла, который и поспешил двинуться к переправе. Между тем Мари*1 привел в действие народный трибунат. Красноречивый и энергичны*1 народный трибун Сульпиций Руф провел через народное собран^ 538
ряд мер, выгодных плебсу, италикам и прежде всего Марию: уравне¬ ние в правах старых и новых граждан, амнистию и передачу командо¬ вания над восточной армией Марию. В Нолу (Кампания), где стояли готовые к посадке на суда легионы Суллы, прибыли воинские трибуны, чтобы принять войско и пере¬ дать его Марию. Однако Сулле не стоило больших трудов объяснить легионерам, что выполнение решения народного собрания означает направление на Восток других легионов, которым и достанется добы¬ ча. Посланцы народа были побиты камнями, и войско потребовало от Суллы вести его на Рим. Так впервые вступил в действие механизм, в создании которого решающая роль принадлежала Марию: професси¬ ональная армия, преданная полководцу, сводит на нет итоги любого голосования. И теперь этот механизм оказался направленным против Мария и поддерживавших его популяров. Многие сторонники Мария погибли. Отрубленную голову Сульпиция Руфа выставили на рострах как трофей победителей и предвестие грядущих расправ. Гаю Марию удалось бежать в Африку и укрыться в руинах Карфагена. Римский историк Л>лор писал: «Марий, взирающий на Карфаген, и Карфаген, видящий Мария, могли служить друг другу утешением». Первая война против Митридата. Тем временем Митридат, изгнав из Малой Азии верных Риму царей Вифинии и Каппадокии и разбив стоявшие на его пути римские войска, переправился с трех¬ соттысячным войском, ста тридцатью боевыми колесницами и тремя сотнями кораблей на Балканский полуостров. При его поддержке в Афинах захватил власть философ Аристион, осуществивший ради¬ кальные демократические преобразования. Но успехи Митридата оказались непрочными. В 87 г. Сулла с вой¬ ском высадился в Эпире и, двинувшись в Беотию, нанес в жестокой битве при Орхомене поражение полководцу Митридата Архелаю. За¬ тем началась длившаяся несколько месяцев осада Афин. На изготов¬ ление катапульт и баллист пошли знаменитые рощи Ликея и Акаде¬ мии. В ночь на 1 марта 87 г., когда узкий свет луны почти не давал света, Афины погрузились в полный мрак. В городе не горел ни один светильник — масло было съедено голодающими. Так что не было воз¬ можности даже совершить в храме обряды умилостивления богов, ко¬ торые полторы тысячи лет назад, в мифические времена Девкалиона, в такое же новолуние обрушили на город потоки воды, залившие всю Аттику. И именно тогда Сулла ворвался в город под рев труб и улюлюка¬ нье солдат. Им было разрешено все, и они носились по улицам, уби¬ вая всех встречных, врывались в дома. Кровью была залита вся агора, 539
и ее потоки текли под уклон к Керамику и даже проникли за Священ¬ ные ворота. Это был новый, на этот раз кровавый потоп. Кровь оставляет следы только в людской памяти, следы разру. шений остаются на века. В ходе раскопок агоры удалось точно выяс¬ нить, какой ущерб был нанесен общественному хозяйству Афин. Акрополь, к счастью, не пострадал. Аристион сдал его, не вынеся мук жажды. И в те мгновения, когда пленника вели вниз, с чистого неба хлынул дождь — словно знамение завершения трагедии вели¬ кого города. Между тем свежее войско Митридата вступило в Македонию и соединилось с остатками войска Архелая. В решающей битве при Хе¬ ронее (86 г.) Сулла одержал победу, и Митридату пришлось оставить Грецию. Господство марианцев. В Италии тем временем к власти при¬ шли сторонники Мария. Сразу же после ухода Суллы консул Луций Корнелий Цинна через народное собрание отменил его законодатель¬ ные акты. Был принят закон о распределении новых граждан по всем трибам и объявлено о возвращении изгнанников. Но в народном со¬ брании вскоре взяли верх сулланцы. Под страхом смерти Цинна и его сторонники покинули Рим и стали собирать войско. Вскоре Рим оказался в осаде отрядов Цинны и вернувшегося из Африки беглеца Гая Мария. К Цинне и Марию примкнуло много ита¬ ликов. Город страдал от голода и вспыхнувшей эпидемии. Массами к осаждающим стали перебегать рабы, которым Цинна обещал свободу и земельные наделы, а также и рядовые воины. Сенат был вынужден открыть консулу городские ворота. Вслед за Цинной в Рим вступил Марий. Пять дней длилась расправа над политическими противника¬ ми. «При виде разбросанных по улицам и попираемых ногами обезг¬ лавленных трупов никто уже не испытывал жалости, а лишь страх и трепет», — писал впоследствии Плутарх. Консулами на новый год были избраны Цинна и Марий (в седь¬ мой раз). Через несколько дней после избрания Марий умер, и на его место был избран Валерий Флакк, который, проведя закон о ли¬ шении Суллы полномочий командующего, во главе нового войска выступил на Восток. Цинна оставался в Риме фактически на поло¬ жении диктатора, но, кроме захвата имущества сулланцев, ничем не занимался. Завершение войны с Митридатом. Сулла продолжал войну против Митридата, не получая из Рима никакой поддержки и ни пе¬ ред кем не отчитываясь. Недостаток финансов и Сулла, и Митридв1 540
восполняли, беспощадно грабя население. На остров Хиос полково¬ дец Митридата наложил контрибуцию в 2000 талантов, а когда эту сумму внесли не полностью, население было обращено в рабство и выселено в Колхиду. Сходным образом действовал и высадившийся в Греции со своим войском Валерий Флакк. Поскольку многие воины марианской армии перебежали к Сулле, полководец не решился всту¬ пить с ним в сражение, да и с Митридатом не рискнул искать встречи на Балканах, а поторопился перебраться через Македонию на терри¬ торию Малой Азии. Там в его войске вспыхнул мятеж. Флакк был убит. Новый командующий Гай Флавий Фимбрия разбил Митридата у Пропонтиды и передвинулся на территорию римской провинции Азии. Потерпевший поражение в двух битвах и напуганный назревав¬ шим в греческих городах недовольством его властью Митридат обра¬ щается к Сулле с предложением мира. Желание поскорее вернуть себе захваченную марианцами Италию побудило Суллу это предложение принять. Осенью 85 г. Сулла и Митридат встретились в городе Дарда- не и договорились о прекращении военных действий. Митридат обя¬ зывался очистить все захваченные им территории, уплатить контри¬ буцию в три тысячи талантов, передать римлянам часть флота и воз¬ вратить на родину хиосцев, угнанных им после подавления восстания на Хиосе в Колхиду. Вслед за тем близ Пергама выстроились друг против друга два рим¬ ских войска. Воины Фимбрии без боя перешли на сторону Суллы. Фимбрия бросился на свой меч. Гражданская война в Италии. Собрав с провинившейся про¬ винции Азии контрибуцию, всемеро превышавшую ту, что была упла¬ чена Митридатом, Сулла разместил своих солдат на постои в городах этой богатой провинции, чтобы дать армии обогатиться и отдохнуть перед решающей схваткой за власть в Риме. Весной 83 г. он высадился с 40-тысячным войском в Брунди- зии. Здесь к нему примкнул юный Гней Помпей с двумя набранны¬ ми во владениях отца легионами. У марианцев была армия, намно¬ го ббльшая по численности, но им не хватало авторитетного руко¬ водителя — Цинна к тому времени был убит взбунтовавшимися ле¬ гионерами. По пути к Риму сулланское войско постоянно пополнялось. Владельцы поместий, разоренные бегством рабов, встречали Суллу как освободителя. В его руках было боеспособное войско, движимое ненавистью к италикам, жаждой мести за кон¬ фискованное имущество, стремлением поскорее закончить войну и получить земельные наделы. 541
Сторонники Мария попытались организовать сопротивление, j самом Риме начались жестокие расправы над сулланцами. Но на по- лях сражений удача не сопутствовала марианцам. В Северной Италии они были разбиты. Между тем к Риму подошли полчища самнитов, не примкнувшие ни к Сулле, ни к Марию. Их вождь Понций Телезин, объезжая на коне свои отряды, кричал, что пришла пора разрушить ненавистный город — «этот лес, в котором скрываются волки, расхитители свободы Италии». Сулла одержал над самнитами победу и вступил в Рим. Од. новременно полководцы Суллы подчинили его власти западные рим¬ ские провинции: Помпей очистил от марианцев Сицилию и Африку, за что получил от Суллы триумф и почетный титул «Великий». Были отвоеваны и обе испанские провинции, откуда вытеснен в Маврита¬ нию марианский командующий Квинт Серторий. «Таблицы мертвых». Учредив в Риме игры по случаю победы над самнитами и расправившись с пленниками, Сулла впервые в Риме (и, кажется, в истории) приступил к уничтожению политических про¬ тивников по заранее составленному списку (это новшество получило название проскрипции от глагола proscribere — провозглашать). Дере¬ вянные доски с начертанными на них именами лиц, объявленных вне закона, выставлялись на форуме — их стали называть «таблицами мертвых». Каждый мог убить внесенного в список и получить за это огромную награду — два таланта. Всякий скрывший осужденного под¬ вергался казни. Всего было истреблено 90 сенаторов и 2600 всадни¬ ков, но, и кроме того, немало других людей, чье богатство внушало зависть и вожделение. На проскрипциях разбогатели многие прибли¬ женные Суллы и его вольноотпущенники. Именно тогда заложил ос¬ нову своего богатства представитель одного из древнейших родов Публий Лициний Красе. Дети и внуки проскрибированных лишались прав гражданства и имущества, их рабы получали свободу и вводились в число граждан, чтобы оказывать Сулле поддержку в народном собрании. Эти новые граждане назывались корнелиями (по родовому имени Суллы). И, ко¬ нечно же, в первую очередь были вознаграждены ветераны Суллы. Не менее 100 000 из них получили земли. Свободных земель в Италии не было, и пришлось пустить на раздачу не только имения проскрибирО' ванных, но и земельные владения городов, оказывавших поддержку марианцам или в этом подозреваемых. Земля городов Пренесте, Фло ренции, Сульмона была целиком передана ветеранам. Всегда любившие порядок римляне не просто грабили вражески’ города: чтобы исключить риск что-либо упустить, не заметить, он1' 542
опустошали их планомерно. Теперь же был создан механизм расправ не над чужеземцами, а над собственными гражданами. С помощью этого механизма укреплялось положение господствующей политичес¬ кой партии. Разумеется, в древности не было ни партийных съездов, ни партийных билетов. Но было придумано то, что скрепляло сторон¬ ников партий: конфискованное имущество политических противни¬ ков или просто богатых людей отходило организаторам политических репрессий. В «таблицах мертвых» Суллы преобладали люди богатые — римские всадники, крупные землевладельцы, дельцы. Диктатура Суллы. Расправившись с врагами и вознаградив сто¬ ронников, Сулла получил права диктатора без указания срока полно¬ мочий. Раньше диктаторы выбирались в Риме в момент грозящей го¬ сударству опасности на шесть месяцев. Теперь же Риму не угрожало ничто. И тем не менее Сулле предоставлялась неограниченная власть для издания законов и обустройства государства, и он воспользовался ею, чтобы устранить из римской конституции малейшие элементы де¬ мократии. Были ограничены полномочия народных трибунов, главных про¬ водников интересов малоимущего римского гражданства. Отныне на¬ родные трибуны могли вносить в народное собрание лишь законо¬ проекты, одобренные сенатом. Право вето уничтожалось. Власть на¬ родных трибунов становилась формальной. Были отменены хлебные раздачи. Народным собраниям надлежало безоговорочно принимать корнелиевы законы, проводившиеся в интересах нобилитета и Сул¬ лы. Сенат, согласно этим законам, превращался в высший админист¬ ративный орган и судебную инстанцию. Число сенаторов было удвое¬ но (до 600 членов), но оставались в сенате лишь те, кто поддерживал Суллу. Ограничивалась власть консулов. Отныне она распространя¬ лась лишь на Италию и ближайшие к ней провинции. Фактически была уничтожена должность цензоров. Судебная власть, отнятая у всадников, переходила к сенаторам. Всадникам было также отказано в сборе откупов с провинции Азии. Будучи первым римским военачальником, пришедшим к власти с помощью армии, Сулла оказался первым, кто добровольно сложил с себя добытые таким путем полномочия. В 79 г. он явился на форум, снял с себя знаки отличия, отпустил ликторов и, объявив о своем от¬ речении от власти, обратился к удивленным гражданам с вопросом: нет ли у кого-либо к нему претензий? И, странное дело, во всем горо¬ де, где едва ли была семья, в которой бы не оплакивали близких, по¬ гибших от руки Суллы или его клевретов, нашелся лишь один чело¬ век, который дерзнул бросить обвинение в лицо Суллы. Остальной народ безмолствовал. 543
Отказавшись от власти, Сулла ушел в част* ную жизнь, занявшись написанием «Воспоми¬ наний». От этого труда сохранилось несколько высказываний Суллы, процитированных его древними биографами. Одно из них: «Никто на свете не сделал так много добра своим дру¬ зьям и так много зла своим врагам». Что каса¬ ется зла, то Сулла и в самом деле превзошел жестокостью всех известных нам политичес¬ ких деятелей древности. Это потоки крови в Афинах, проскрипции в Риме и Италии. Но и добро Суллы — его щедрость по отношению к своим сторонникам за счет имущества поли¬ тических противников и просто богатых лю¬ дей — обернулось для Римской республики ве¬ личайшим злом, став дурным примером для последующих политиков и внеся в общество и общественное сознание порчу, приведшую к новому витку гражданских войн. Преследуемый Суллой племянник Гая Мария Гай Юлий Цезарь имел все основания считать себя противником Суллы и публично это демонстрировать, но в действительности он оказался его учеником. Отказ Суллы от власти был актом политического лицемерия, взятого на вооружение римскими политиками, которые хорошо проштудиро¬ вали «Воспоминания» Суллы и, видимо, их «зачитали». Отказываясь от власти, Сулла знал, что фактически ее сохраняет, ибо оставался страх перед ним и верными ему легионами и десятью (а может быть, как считает ряд древних авторов, и сорока) тысячами «корнелиев». И даже после смерти диктатора (78 г.), когда тело его было погло¬ щено пламенем погребального костра, римские граждане не почув¬ ствовали, что обрели свободу. Диктатура Суллы нанесла смертельный удар республиканском) строю, став первым серьезным шагом на пути к созданию империи, основы которой он фактически заложил. Именно при нем начинают формироваться характерные для империи черты, важнейшей из коЮ' рых можно считать превращение войска в социальную опору неогрЗ' ^ ниченной единоличной власти. Источники. Югуртинская война, положившая начало непримирим0* взаимной ненависти Мария и Суллы, изложена в первой дошедшей^ нас монографии, написанной по горячим следам Саллюстием, так и назь* вавшейся — «Югуртинская война». Событий этой войны касаются так* Плутарх в биографиях Мария и Суллы и Аппиан в «Гражданских войнах» ^ Луций Корнелий Сулла 544
изложении противостояния Мария и Суллы, краткий обзор содержит «Римс¬ кая история» Флора. Из тех же источников встают и последующие события, связанные с первым после движения Гракхов, неизмеримо более кровавым витком гражданских войн, с разгромом Марием кимвров и тевтонов, со вторым сицилийским восстанием рабов, на подавление которого был направлен также Марий, с движением Апулея Сатурнина и получившим название Союзнической войны восстанием италийских союзников Рима, подавле¬ ние которого было поручено Марию и Сулле. История Первой Митрида- товой войны, кроме того, изложена в «Митридатовой книге» обширного труда Аппиана. Эпиграфический материал по рассматриваемому периоду наиболее бо¬ гат в Малой Азии, где сохранились великолепные памятники, связанные с противостоянием Рима и Митридата — надпись с острова Хиоса, суще¬ ственно дополняющая рассказ античных авторов об избиении римлян по приказу Митридата, и группа надписей, свидетельствующих об опоре рим¬ лян на местную знать; Эфесский декрет 86 г., содержащий постановление о борьбе с Митридатом; надпись из Лаодикеи на Лике с выражением благо¬ дарности римскому сенату; надпись из Нисы, касающаяся одного из актив¬ нейших сторонников Рима, и другие документы, в том числе постановле¬ ние римского сената о Стратоникее, свидетельствующая о явном сближе¬ нии ее городской верхушки с Римом. Что касается нумизматики, наиболее интересны монеты, чеканившиеся восставшими союзниками, и монеты Митридата. Глава 8 РИМСКАЯ ДЕРЖАВА В 70-60-Х ГГ. I В. ДО Н. Э. Со смертью Суллы заканчивается первый этап гражданских войн в Риме. Начинается новый, не менее ожесточенный. Ушло поколение великих воителей Мария и Суллы, политических бор¬ цов Сатурнина, Ливия Друза Младшего и Цинны. Оружие и поли¬ тические страсти были унаследованы теми, кто родился во вре¬ мя Югуртинской или Кимврской войн, кто в годы противобор¬ ства Мария и Суллы были мальчиками и юношами. Лишь немно¬ гие из них участвовали в битвах на той или другой стороне и успели проявить свои ораторские способности. Смена поколений. Сулла при жизни внушал такой страх, что ему оказывали поддержку и те, кто не был его сторонником, но пред¬ почитал им считаться, извлекая из этого выгоды. Смерть Суллы осво¬ бодила этих людей от их обязательств, и они сняли маски. Среди по- Немировский А.И. 545
пуляров, замаскировавшихся под оптиматов, был и консул 78 г. Эмц- лий Лепид. Он объявил о своем намерении отменить сулланские за- коны, вернуть власть народным трибунам, реабилитировать родствен¬ ников проскрибированных и вернуть им конфискованное имущество Военной опорой Эмилия Лепида стало восстание мелких землевла¬ дельцев Этрурии, поднятое с целью возвратить земли, переданные ве¬ теранам Суллы. Однако римское общество не было готово к реставрации демокра¬ тии. Слишком многих связал Сулла своими подачками и кровавыми преступлениями. Большинство было бы не против возвратить досул- ланские политические порядки, но при сохранении всего того, что им досталось во времена Суллы, — земель, рабов, недвижимого имуще- ства. Поэтому движение Лепида потерпело поражение. Встреченный у стен Рима полководцами Суллы и оттесненный ими, Лепид бежал в Этрурию, а оттуда в Сардинию, где вскоре умер. Победители не стали преследовать сторонников Лепида. Искра гражданской войны, не отыскав в Италии горючего мате¬ риала, перелетела в Испанию и там разгорелась в пламя. Серторианская война. Испания с давних пор была очагом ос¬ вободительного движения. Ее население дольше, чем какой-либо иной народ, сопротивлялось сначала карфагенской, а затем римской агрессии. Именно поэтому один из вождей марианской партии, Ш Серторий, какое-то время от имени марианского правительства уп¬ равлявший Испанией, после гибели Суллы вновь туда вернулся и пре¬ вратил эту обширную страну в марианскую крепость. Серторий создал сильное войско из иберов, обучив его по римс¬ кому образцу, и образовал сенат из эмигрировавших в Испанию ма рианцев. После поражения Лепида к Серторию привел войско, на считывавшее более двадцати тысяч человек, Марк Перперна, лега' Лепида. Вместе с созданными Серторием отрядами иберов это был; большая сила. Об успехах Сертория узнал Митридат VI Евпатор и на правил в Испанию посольство, с которым было заключено соглашс ние на условиях признания власти понтийского царя над Азией. Опасность отпадения Испании и войны с Серторием в Италик куда он мог бы двинуться по примеру Ганнибала, была столь вели# что сенат отправил в Испанию сразу две армии: одну под командой нием консула Квинта Цецилия Метелла, другую во главе с тридцат1’ летним Гйеем Помпеем, не занимавшим никакой должности, но поЛУ чившим полномочия проконсула. Он был сыном Помпея Страбон* столь ненавистного согражданам, что даже после того как он был У^,! молнией, его тело сбросили с носилок и осквернили. 546
Сын в отличие от жестокого и алчного отца был мягок и обходите¬ лен, вел умеренный образ жизни, но, как и отец, был сулланцем. Та¬ ким образом, война Метелла и Помпея против Сертория стала про¬ должением тех войн, которые вел Сулла против Мария и его сторон¬ ников. Метелл и Помпей изматывали силы Сертория, не решаясь всту¬ пить с ним в открытое сражение. Когда оно состоялось, самонадеян¬ ный Помпей был разбит. Положение спасла подошедшая на подмогу армия Метелла. Но в лагере Сертория не было единства. Эмигранты из Рима проявляли недовольство высоким положением иберов в вой¬ ске. Возможно, последней каплей явилась децимация (казнь каждого десятого) целой когорты за изнасилование иберийской женщины. В 72 г. Серторий был убит во время пира заговорщиками, возглавляе¬ мыми Перперной. Перперна был разбит Помпеем, взят в плен и каз¬ нен. Примечательно, что в руки Помпея попала переписка Сертория со своими тайными сторонниками в Риме. Понимая, какую она пред¬ ставляет опасность для погрязшего в междоусобицах Рима и, возмож¬ но, не желая ссориться с влиятельными популярами, Помпей бросил все письма, не вскрывая, в огонь. Это была последняя попытка испанцев достигнуть независимос¬ ти, а марианцев — сокрушить господство олигархии. Просулланский режим не был сокрушен, поскольку его интересы представлял такой «законопослушный» политик, как Помпей, не захотевший восполь¬ зоваться плодами своей победы. Двенадцать лет спустя, повзрослев и набравшись опыта, он ими воспользуется сполна, заключив союз с двумя другими честолюбцами. Испанцам серторианская война ниче¬ го не дала, кроме разочарования. В ходе этой войны, длившейся четыре года, страна была опусто¬ шена, многие города разрушены. Массами нахлынули колонисты, за¬ няв лучшие земли. Начало новой войны с Митридатом. Войной в Испании, свя¬ завшей римлян, воспользовался Митридат, не оставлявший планов сокрушить римское могущество. Началу войны (74 г.) предшествова¬ ла долгая дипломатическая и военная подготовка. Царь Понта укре¬ пил отношения с Арменией, оказав своему тестю, армянскому царю Тиграну II Великому, поддержку в расширении его владений на восто¬ ке и на юге за счет Парфии и державы Селевкидов. Тигран укрепился в Месопотамии, Каппадокии и Киликии, захватил часть Сирии. Бли¬ же к новым владениям была передвинута царская резиденция. Столи¬ цей стал вновь построенный на границе Армении и Месопотамии го¬ род Тигранокерта. 547
Обеспечив себе тыл, Митридат сумел договориться с пиратами, создавшими в то время как бы особую державу и господствовавшими на морях от Боспора до Столпов Геракла. Связь с ними позволила царю заключить соглашение с Серторием, который направил к Мит- ридату инструкторов для оказания помощи в реорганизации его войс- ка по римскому образцу. Поводом к войне послужило завещание царя Вифинии Никоме¬ да III, по которому его царство отходило Риму. Митридат выступил за¬ щитником интересов сына Никомеда и, не завершив реорганизации армии, двинул ее и флот на осаду хорошо укрепленного города Кизика. Осада была длительной. Город готов был уже сдаться, когда римский лазутчик, незаметно проплыв на надутом козьем мехе среди кораблей Митридата, принес весть о том, что на подмогу идет римская армия во главе с консулом Лицинием Лукуллом. Не взяв Кизика, Митридат отвел свое войско, страдавшее от голода и эпидемий. Затем он был разбит Лукуллом на море и на суше и бежал в Армению к Тиграну. После этого Лукулл двинулся на Восток, освобождая от понтийцев Вифинию и другие малоазийские территории, предоставив своему бра¬ ту операции по освобождению Фракии и левобережного Понта. Восстание Спартака. И именно в это время в Италии вспыхну¬ ло небывалое по масштабам восстание под руководством Спартака. Через сто пятьдесят лет, начиная свой рассказ об этом событии, исто¬ рик Флор писал: «Можно даже перенести позор войны с рабами. Ведь обделенные судьбою вовсе, они все же могут считаться людьми, хотя и второго сорта, но усыновленными благами нашей свободы. Но я не знаю, каким именем назвать войну, которая велась под предводитель¬ ством Спартака, потому что рабы были воинами, гладиаторы — на¬ чальниками. Одни — люди низкого положения, другие — самого под¬ лого, они приумножили своими издевательствами наши бедствия». Война началась с восстания в древнейшей из гладиаторских школ Италии, в Капуе. Нескольким десяткам гладиаторов удалось вырвать¬ ся на свободу, и они двинулись к Везувию, принимая в свои ряды рабов с многочисленных вилл Кампании. Покрытая лесом гора стала для восставших крепостью, которую вскоре осадило римское войско во главе с претором. Среди воинов Спартака были люди, знавшие ме¬ стность лучше, чем римляне, и они указали восставшим выход — че- рез жерло бездействующего кратера. Спустившись вниз с помощью лестниц, сплетенных из виноградных лоз, восставшие прошли неза- меченными в римский лагерь и перебили воинов. Оснащенные захваченным у римлян оружием, гладиаторы в tov же 73 г. еще дважды наносили поражения римским войскам и опусто шили весь юг Италии — от Нолы до Метапонта. Под руководство*' 548
Мутина~ l Флоренция'4 Поход Спартака к Альпам ~ «» Поход Спартака к Сицилии '+ Поход Спартака к Брундизию ус 72 Места и годы важнейших Л сражений w Укрепление римлян Балканский полуостров 4[Ш*Щ Капуя y^^zzzsiz. /^“zszrisz^ Брунд у '«Мвтапон о.Сицилия ОЭнна/ > Регий — — — — Походы Спартака Спартака и его друзей — германцев Крикса и Эномая — были созда¬ ны конница и сильное пешее войско, действовавшее несколькими от¬ рядами. сия^°ПР°С ° дальне^ших планах вызвал среди повстанцев разногла- мик)СПаРТаК’ осознавая превосходство римлян, предлагал вывести ар- Из Италии, Крикс же считал более разумным нанести удар по Риму, два^ Тем ^им’ с°бравшись с силами, направил против восставших СпаптНСУЛЬСКИХ в°пска. У горы Гарган римляне разбили отряд Крикса. (заСТааК’ СовеРшив пофебение павших по этрусско-римскому обычаю нуЛся в венных римлян сражаться у могил как гладиаторов), дви- °б°Их 0стальной армией на север и разбил в Северной Италии войско Ч н^°НсУлов. Путь через Альпы был открыт, но Спартак, по неяс¬ на Мотивам> им не воспользовался и повернул войско на юг. Ч Нац|ак Шел к Сицилии. Имя его гремело по всей Италии. С фу- елся полководец, согласившийся возглавить римские легио- 549
ны. Это был видный сулланец Публий Лициний Красе, обладатель ко. лоссального денежного состояния и массы рабов, прославившийся ь ходе проскрипций и в сомнительных денежных операциях. Чтобы у*, репить пошатнувшуюся дисциплину, он осуществил в одной из вве- ренных ему частей децимацию (казнив каждого десятого). В результа. те его стали бояться больше, чем Спартака. С победными боями Спартак достиг крайнего юга Италии. Пира, ты обещали ему корабли для переправы в Сицилию, но, видимо, под. купленные, обманули. Тем временем подошел Красе и приказал пере, городить перешеек рвом от моря до моря и насыпать мощный вал. Однако Спартак в грозовую ночь преодолел это препятствие и дви¬ нулся к Брундизию в надежде перебраться в Грецию. В походе в войс¬ ке Спартака снова обнаружились разногласия, часть воинов отдели¬ лась и сразу же была уничтожена следовавшим по пятам Крассом. На помощь Крассу сенат срочно вызвал войска из провинций. Непрерывно прибывали корабли со свежими отрядами. Узнав об этом, Спартак изменил свой план и повернул войско навстречу римским легионам. В 71 г. в решающем ожесточенном сражении Красе одер¬ жал победу над Спартаком, и 6000 спартаковцев попали в плен. Они были распяты на крестах вдоль дороги, ведущей из Капуи в Рим. Реформа 70 г. Подоспевший тем временем Помпей уничтожит] остатки армии Спартака, двигавшейся на север. Так в Риме оказалось два соперничающих полководца, готовых вступить в открытый конф¬ ликт. Но все ограничилось компромиссом. Победители Спартака были выбраны консулами на 70 г. и под давлением поднявших голову противников Суллы отменили ряд сулланских законов, вызывавших наибольшее негодование общественности. Была восстановлена в пол¬ ном объеме власть народных трибунов, реформирован суд. Отныне судебные комиссии составлялись поровну из сенаторов, всадников и эрарных трибунов, выбиравшихся обычно из богатых плебеев. Вновь избранные цензоры провели чистку сената, избавив его от шестиде¬ сяти четырех сенаторов, наиболее запятнавших себя участием в про¬ скрипциях. Таким образом, консулы-сулланцы Помпей и Красе ради сохранения власти перекрасились, превратившись в популяров (про- цесс, имеющий в истории множество параллелей). Золотая пора пиратства. Морской разбой — одна из древней ших «мужских профессий». Еще в греческом мифе описаны нагльъ морские разбойники тиррены, охотившиеся за людьми. Однажды он'1 захватили красавца юношу в надежде продать подороже и привязал его к мачте, а он взял и выпустил из себя лозы с листьями и виногр& 550
ными гроздьями, ибо в облике юноши был сам бог Дионис. В ужасе попрыгали пираты в море и превратились в дельфинов. Видимо, создателем этого мифа был человек, побывавший в лапах пиратов и призывавший на них гнев богов. Но пираты богов не боя¬ лись и действовали все наглее и наглее. Золотой порой пиратства ста¬ ла вторая половина II в. и первая треть следующего, I в. Никогда еще в истории круга земель не складывались лучшие условия для разбоя на море, чем в это время. По словам Плутарха, «в период междоусоб¬ ных войн, когда сражались у ворот самого Рима, оставшееся безза¬ щитным море мало-помалу привлекло пиратов... Теперь уже и влия¬ тельные богачи, и блестящие аристократы, считавшие себя выше дру¬ гих по уму, стали поступать на пиратские суда и участвовать в экспе¬ дициях пиратов, словно это занятие приносило им известность и удовлетворяло их честолюбие... Пираты владели более чем тысячью судами. Число же захваченных ими городов доходило до четырехсот. Их могущество распространялось все более и более над всем Среди¬ земным морем, вследствие чего прекратилась всяческая торговля и стало невозможным мореплавание». Распространению пиратства способствовала также вражда между Римом и понтийским царством. Митридат VI Евпатор взял пиратов в долю и стал им платить полноценным колхидским золотом. После этого пираты вовсе распоясались. В 72 г. их вождь Геракл ион, пустив ко дну римскую флотилию, стал появляться в Сиракузах, центре рим¬ ского наместничества, всего на четырех легких судах, и никто не ос¬ меливался на него напасть. Два года спустя подручный Гераклиона высадился в Сиракузах и, заняв часть города, разослал отряды для грабежа соседних вилл. Тогда же подчинявшийся наместнику Сици¬ лии остров Липара прекратил платить налоги Риму, ибо пираты уже обложили его данью. Римляне опять отправили против пиратов фло¬ тилию под предводительством претора. Пиратов удалось несколько потеснить. Но они не остались в долгу, уничтожив в главном порту Рима, Остии, другую римскую флотилию. К тому же они совершили набег на виллу воевавшего с ними претора, сожгли ее и взяли в плен сестру римского командующего. Помпей и пираты. Так, устранив почти всех соперников на суше, Рим неожиданно для себя обрел опаснейшего противника на морях. В Италии, уже зависевшей от поступления заморского хлеба, наступил голод: торговцы опасались выходить в море. В страхе перед пиратами римские сенаторы вынуждены были проводить жаркое лето в Риме, ибо пока еще разбойники в городе на семи холмах не появля¬ лись. 551
И объявил сенат в 67 г. в первый и последний раз в истории войну пиратам, назначив главнокомандующим лучшего римского полковод- ца Гнея Помпея. Вся акватория круга земель с побережьем островов и полуостровов была разделена на 30 округов. Во главе каждого из них был поставлен начальник эскадры, подчиненный Помпею. Операцию начали одновременно и завершили через сорок дней. На Внутреннее море была наброшена сеть, и пираты в нее попались: были уничтоже¬ ны 1300 пиратских судов, захвачены 400 кораблей (в том числе 90 на¬ стоящих военных), в сражениях погибло 10 000 пиратов, 20 000 попа¬ ло в плен. На веслах пиратских кораблей было немало тех, кого пле¬ нили разбойники, и они получили свободу. Да и самих пиратов Пом¬ пей, против обыкновения, не стал распинать на крестах, а вернул в Киликию к овцам и баранам, позаботившись лишь о том, чтобы были разрушены неприступные горные крепости. Война с Митридатом и Тиграном. Еще до этого возобнови¬ лась война Рима с Митридатом и его союзником Тиграном. Луции Лициний Лукулл в 73 г. повел свои легионы к понтийским землям су¬ шей, через труднопроходимые горы, где еще не ступала калига римс¬ кого воина. Здесь можно было ожидать засады в любом ущелье. Да и тяготы наступления в пересеченной и безводной местности вызывали все возраставший ропот легионеров. Но неожиданность нападения, обеспечившая в сходной ситуации победу Ганнибалу над римлянами, принесла успех больший, чем можно было ожидать. Разбитый в не¬ скольких битвах у себя на родине, Митридат бежал в сопровождении всего лишь двух тысяч всадников в Армению. Лукулл продолжал наступление, понимая, что промедление по¬ зволит Митридату собраться с силами (ведь он еще владел Колхидой. Северным Кавказом и Таврикой, и людские его ресурсы были почти не тронуты). И это принесло новую победу. Пала столица Тиграна Тиг- ранокерта. В руки римлян попала огромная добыча. Однако Митри¬ дату удалось уйти на север, и война, таким образом, продолжалась. Между тем в Риме назревало недовольство Лукуллом, который действовал слишком самостоятельно, не соблаговолив даже сообщить сенату о своих планах. Особенно же были возмущены им откупщики и дельцы, грабежу которых в римских восточных провинциях Лукулл с целью сохранения прочного тыла препятствовал. В этих условий сенат принял решение не продлевать ему полномочий для окончания войны, а передать их Помпею, только что завершившему войну с пИ' ратами. После нескольких месяцев подготовки и собирания сил Помп^ во главе римской армии вступил в пределы Понта. К этому времен1' 552
Митридату удалось собрать 30-тысячное войско, но, понимая, что оно не подготовлено к войне с римскими легионами, царь отступил на восток для соединения с войском своего союзника Тиграна. Помпею удалось отрезать отступавшим путь и во время ночного нападения на их лагерь почти полностью уничтожить неприятеля (66 г.). Митридат с несколькими спутниками бежал в Колхиду. Римляне в Закавказье. Победители вступили в Армению, уве¬ ренные, что там им будет оказано сопротивление. Но Тигран, растор¬ гнув союз с Митридатом, отдал себя и свое царство в распоряжение Помпея. Оставив Тиграну корону, Помпей отнял у Армении все ее огромные владения, наложил огромную контрибуцию и повел войско в неведомое Закавказье. К востоку от Колхиды, находившейся под властью Митридата и управляемой его сыновьями, лежала Иберия (современная Грузия), населенная земледельцами, обитавшими в селениях и городах, в ко¬ торых, по свидетельству греческих историков, были «даже дома с че¬ репичными крышами, рыночные площади и другие сооружения, воз¬ двигнутые по правилам архитектуры». Иберами управляли цари, из¬ бираемые из числа высшей знати и крупных землевладельцев. Приви¬ легированное положение занимали также жрецы и воины. Основная масса сельского населения жила родами, в которых общим имуще¬ ством ведали выборные старейшины. Низовья реки Кира (Куры) и побережье Каспийского моря зани¬ мали многочисленные племена, известные в древности как албанцы. Климат там был в высшей степени благоприятен для занятия земле¬ делием. По сведениям древних авторов, на прилегающих к Каспийс¬ кому морю землях удавалось получать два-три урожая в год, несмотря на то что поля никогда не оставляли под паром и вспахивали не же¬ лезными плугами, а деревянными сохами. Во главе всех двадцати ше¬ сти албанских племен стоял один правитель, но каждое из племен говорило на своем языке и имело собственного царя. Общеалбанское ополчение состояло из 60 ООО пехотинцев и 22 ООО всадников. Когда римское войско тремя колоннами двигалось из Армении в Иберию, на него напали албанцы. Отразив нападение, римляне вес¬ ной 66 г. достигли долины Куры. Иберийский царь Арток согласился пропустить римлян через свои владения, надеясь обрушиться на них во время похода из своих горных крепостей. Разгадав его намерения, Помпей осадил и захватил две иберийские крепости близ впадения в Куру реки Арагви. Арток отступил за реку Пелор, но, как только по¬ дошли римляне, подчинился Помпею и выдал ему в качестве залож¬ ников своих сыновей. 553
Чтобы обезопасить себе тыл, Помпей начал войну с албанцами. В течение нескольких дней римляне двигались по безводной степи, уто- ляя жажду водой из десяти тысяч взятых в поход бурдюков. Албанцы дали бой легионам у реки Абанта — притока Куры. Самому Помпею пришлось вступить в единоборство с братом албанского царя. В бит- ве, в которой, согласно преданию, сражались пришедшие на помощь албанцам амазонки, римляне взяли верх. Но до Каспийского моря они не дошли, опасаясь, видимо, не столько встречи с главными си¬ лами албанцев, сколько столкновения с парфянами, выступившими в поход против Армении. Весть о захвате римлянами Иберии и о появлении у берегов Кол¬ хиды римского флота вынудила Митридата покинуть греческую ко¬ лонию Диоскуриаду (Сухуми) и двинуться на север, прямиком через Кавказский хребет в Боспорское царство. Помпей не стал преследо¬ вать Митридата, а направился в Сирию, уже очищенную от армянс¬ ких гарнизонов. Новые римские провинции. После ухода из Сирии армянских гарнизонов она пришла в состояние полного упадка. Богатейшая из стран Востока безнаказанно разорялась арабами. Сирийские города переходили от одних правителей к другим. В Антиохии правили по¬ томки Селевка, оспаривая друг у друга потерявшую авторитет власть. На просьбу одного из них, Антиоха Эпифана, утвердить его правите¬ лем Сирии Помпей язвительно ответил, что не может возвратить власть тому, кто не сумел ею воспользоваться. Так Селевкиды, под владычеством которых Сирия находилась 260 лет, были низвергнуты и к числу римских провинций прибавилась еще одна — Сирия. Пом¬ пею потребовался целый год для изгнания из Сирии арабов и отвое¬ вания городов, захваченных отдельными правителями. Лицом к лицу с Римом оказалась Иудея. Там в это время внутри царского дома шла борьба за власть между братьями Гирканом и Ари- стобулом, а связанные с жречеством влиятельные иудеи вообще доби¬ валась отмены царской власти. Они направили делегацию к Помпею, и тот, опираясь на просьбу противников царской власти, распорядиЛ' ся, чтобы иудеями правил первосвященник. Царь Аристобул подчИ' нился этому решению, но иудейская армия отказалась повиноваться Войско Помпея захватило Иерусалим. Противники римлян укрепИ' лись на храмовой скале и защищали ее в течение трех месяцев. силы были неравными. Знаменитый храм Иерусалима был разгр^' лен. Захваченные ранее Иудеей греческие города были переданы рии. Аристобул в благодарность за оказанную римлянам поддерг был объявлен первосвященником. 554
К римским владениям были присоединены Вифиния и Понт, фор¬ мально считавшиеся самостоятельными государствами. Армения, Иберия и Колхида также попали в зависимость к Риму. Так Рим стал твердой ногой на средиземноморском Востоке, где оставалось лишь одно формально независимое государство — Египет. «Здесь закололся Митридат». В то время когда Помпей дей¬ ствовал в Сирии и воевал с иудеями, Митридат, не сломленный пора¬ жениями, готовился к новой решительной схватке с Римом. Если раньше центрами антиримского сопротивления были Карфаген, Ко¬ ринф, Пелла, Афины, Синопа, то в 64—63 гг. последним прибежищем противников Рима стал город на берегу Боспора Киммерийского, с именем которого вот уже несколько столетий связывались доставляе¬ мый в Грецию хлеб и дорогие сорта рыбы. Заняв акрополь Пантика¬ пея, на горе, которая доныне носит имя Митридат, шестидесятисеми¬ летний царь разрабатывал план повторения похода Ганнибала — на¬ несения по Риму удара через Альпы, но не с помощью нумидийцев и испанских иберов, а силами скифов, сарматов и кельтов (со скифами, считавшимися со времен Дария неодолимыми, царь уже заключил союз, дав их правителям в жены своих дочерей). Но боспорским грекам, получавшим доходы от торговли хлебом и соленой рыбой, планы великого противника Рима были чужды. Они не хотели воевать с римлянами. Они хотели с ними торговать. Первым на сторону Рима переметнулся город Фанагория, расположенный по ту сторону Боспорского пролива, на Таманском полуострове. Его прави¬ тель, носивший благородное имя Кастор, предал царя: он не только захватил город, но и выдал римлянам находившихся там сыновей Мит¬ ридата. Предательство было по достоинству оценено Римом: Фанаго¬ рия, единственная из городов Таврики, получила независимость. Примеру Фанагории последовали Феодосия и Херсонес. Их воз¬ мущение Митридату удалось подавить, но тут замыслил измену его сын Фарнак. К Фарнаку присоединились даже наиболее верные Мит¬ ридату италийские перебежчики, а вслед за ними и вся армия, флот. С высоты акрополя Митридату как-то предстало целое море голов тех, что поддержали Фарнака. Оставался яд, но он не подействовал, так как Митридат десятилетиями принимал противоядия. И царь подста¬ вил шею под меч своего верного телохранителя. «Здесь закололся Митридат», — написал Пушкин, провожая с корабля взглядом место гибели великого противника Рима и крушения его планов. Бурлящий Рим. В те годы, когда Лукулл и Помпей, ведя войны на Востоке, расширяли пределы римской державы, ее столица напо¬ минала бурлящий котел. В 70 г. было возвращено значение народным 355
собраниям. Честолюбивые политики лись к власти любой ценой. Имел знаце голос каждого гражданина, и голоса эти ^ крыто покупались и продавались. За и °Т' рателями ухаживали. Им угождали. Их влекали цирковыми играми и дорогосТ( щими гладиаторскими боями. И, разу^ ся, не скупились на обещания, кандидатов сочинялись специальные Ч ;ет тРак, Марк Туллий Цицерон таты, рекомендующие, какими способам надо добиваться голосов. Коррупция ста^ вилась предметом научной разработки. Восходящими политическими звезда^ в те годы были Цезарь, Катилина и ЦИце рон — люди, совершенно разные по хара*. теру, но бесспорно талантливые, если не сказать гениальные. Политическая карьера Гая Юлия Цеза¬ ря, принадлежавшего к захудалому патри- цианскому роду, возводившему свое происхождение к Энею и его ма¬ тери Венере, началась в годы господства врага римской аристократии Гая Мария. Для покровительства мальчику Цезарю у Гая Мария были чисто личные причины: он был его дядей, точнее, супругом сестры матери Цезаря. Тринадцатилетний юнец стал одним из жрецов Юпи¬ тера. Родство с Марием обеспечило юноше выгодный брак с дочерью преемника Мария, могущественного Корнелия Цинны. С приходом к власти Суллы брак с Корнелией стал опасным для Цезаря и едва не привел его к гибели, но развестись Цезарь отказался (кажется, это был первый и последний принципиальный поступок в его жизни). В изгнании он выказал не только железную волю, но и талант актера Будучи пленен пиратами, он прикинулся ученым «не от мира сего» и обманув их бдительность, организовал захват пиратского корабля,3 затем самовольно, без разрешения наместника ближайшей провин* ции, распял на крестах благоволивших к нему разбойников. Цезарь возвратился в Рим и стал целенаправленно добивать высшей власти в государстве, используя для этого все — и му#( обаяние, и дружеские связи, и недюжинные ораторские спосо> бй°с ти. Объявив себя противником сулланской конституции и пойУ* Cf ром», он в кругу сулланцев восхищался политическим талантом лы, а обращаясь к народу, подчеркивал свое родство с Марием и м верженность его идеям. В 65 г., когда Красе был цензором, а его ^ платный должник Цезарь — квестором, на Капитолии ночью выставил трофеи Гая Мария. И все понимали, что эту демонстр3 556
Гай Юлий Цезарь организовал Гай Цезарь, а бывший сулланец Красе ей не воспрепятствовал. В этом же году в первые ряды политичес¬ ких деятелей выдвинулся и Луций Сергий Ка- тилина. Мы знаем об этом человеке только со слов его злейших врагов, но и их характерис¬ тики создают образ человека неординарного, способного увлечь и заворожить или вызвать ненависть и зависть. «Луций Катилина, — пи¬ сал его биограф, — происходил из знатного рода и отличался крепостью духа и тела, нра¬ вом же скверным и развращенным. Еще маль¬ чишкою он полюбил междоусобицы, резню, грабежи, гражданские смуты, в них и закалил себя смолоду. Телом был невероятно терпелив к голоду, к стуже, к бессоннице. Духом — дер¬ зок, коварен, переменчив, лицемер и при¬ творщик, готовый на любой обман, жадный до чужого, расточитель своего; в страстях нео- HpveMHbift он буздан, красноречия отменного, мудрости невелик ' высо- всегда рвался к чему-то чрезмерному, невероятному, К°М£тилина был кумиром римской аристократической молодежи, которая ходила за ним по пятам. Противники о R тельстве в провинции и одновременно в попытк „Я11.ныел0. насильственным путем. И тогда Катилина выдвигает р плебе- зунги: отмена долгов и передел земель. Если земля утоаремяплебе ев мало интересовала (выгоднее было оставаться в Риме и продавать свои голоса), то задолженность была всеобщим бедствием, и здесь Катилина мог рассчитывать на успех. . Почуяв нешуточную угрозу, римское всадничество, в руках кото¬ рого были сосредоточены ростовщические операции вьщвигает свое¬ го кандидата - блестящего оратора Марка Туллия Цицерона. Цице¬ рон построил свою избирательную кампанию в прямо противополож¬ ном Катилине направлении, объявив себя защитником интересов имущих прослоек римскою общества, союза сенаторов и всадников («согласия сословий»). Не будь Каталины с его программой, «новому человеку» Цицерону никогда бы не попасть в сенат: Катилина поднял Цицерону цену. В консулы вместе с Цицероном прошел один из сторонников Ка¬ тил ины, которого Цицерон предусмотрительно привлек на свою сто¬ рону, отказавшись в его пользу от выгодного наместничества в Маке¬ донии. Разумеется, Катилина, человек непреклонной воли, не оста¬ 557
вил надежды на власть. Но, действуя без должной конспирации, оц дал в руки Цицерона ряд фактов (или подозрений), которые тот сумел силой своего красноречия представить как заговор, угрожающий са- мому существованию римского государства. После выступления Цицерона в сенате Каталина вынужден был покинуть Рим и отправиться в Этрурию, где у него были сторонни¬ ки, готовые оказать ему поддержку силой оружия. Вслед за тем по обвинению Цицерона была схвачена группа сторонников Катали¬ ны. Сенат приговорил их к смертной казни. За смягчение наказания (сохранение жизни и высылку из Рима) выступил один Цезарь, что многими было воспринято как соучастие в заговоре. Цицерон мог считать себя спасителем отечества. Против Каталины в Этрурию было послано консульское войско. Битва была ожесточенной. Выс¬ тавив свои ряды, Каталина приказал увести коней и встал около орла, некогда бывшего у Мария. После окончания сражения, завер¬ шившегося победой консульского войска и героической гибелью Каталины, среди трупов павших врагов многие узнавали кто друга, кто родственника. Низы, защитником которых выставлял себя Каталина, не оказали ему никакой поддержки. И это не следует рассматривать как проявле¬ ние слабости городской демократии. Римский политический опыт, даже не столь долгий, как греческий, приучил к осторожности. В на¬ родных доброхотах умели распознавать демагогов, преследующих своекорыстные цели. Скорее всего Каталина во всех этих бурных событиях был подставной фигурой, марионеткой Красса, в то время сблизившегося с Цезарем. Поскольку Цезарь был заподозрен в при¬ частности к замыслам Каталины, Красе поторопился отправить его наместником в Испанию, уплатив за него срочные долги и поручив¬ шись колоссальной суммой в 830 талантов. Источники. Римская история от смерти Суллы до образования 1-го триумвирата — один из наиболее полно освещенных древними ав¬ торами периодов римской истории, единую канву которого дают эпитомы 90—ЮЗ книг Тита Ливия и соответствующие разделы труда Флора. Кроме того, мы имеем целую серию портретов наиболее крупных политиков, со¬ зданную Плутархом: биографии Лукулла, Помпея, Красса, Цезаря, Цицеро¬ на. Великолепным источником являются свидетельства современника- письма и речи Марка Туллия Цицерона, вводящие в гущу политических со¬ бытий бурного времени, а также весьма любопытный документ эпохи — на¬ ставление, адресованное Цицерону его братом Квинтом с советами, которые должны были помочь в достижении консульской должности тому, кого по* томственные аристократы с презрением называли новым человеком. Серторианское движение раскрывается в «Испанской книге» «Римской истории» Аппиана, а также в плутарховых биографиях Сертория и Помпея 558
Лучше всего мы осведомлены о Третьей Митридатовой войне и возник¬ новении после победы над Митридатом и его союзг < ;ом Тиграном новых римских провинций благодаря полностью сохранившейся «Митридатовой книге» «Римской истории» Аппиана и плутарховым биографиям воевавших с Митридатом Лукулла и Помпея. Нарративные источники дополняет прекрас¬ ный эпиграфический материал, раскрывающий позиции отдельных городов и частных лиц по отношению к Риму и Митридату. Главные источники, повествующие о восстании Спартака, — Аппиан (книга «Гражданских войн») и Плутарх (биография Красса). В спорный воп¬ рос об обстоятельствах гибели вождя восстания вносит лепту и археоло¬ гия — подтверждающий версию Аппиана фрагмент фрески из Помпеи, пе¬ редающий два эпизода последнего сражения Спартака. Первый из них — схватка двух всадников, один из которых, над чьей головой надпись «Фе¬ ликс из Помпеи», наносит копьем удар в бедро другому, над которым стоит надпись «Спартак». Вторая сцена, несмотря на плохую сохранность фрес¬ ки, позволяет понять, что раненый продолжает сражаться, опустившись на колени. О консульстве Помпея и Красса мы узнаем главным образом из соответ¬ ствующих плутарховых биографий и из «Гражданских войн» Аппиана. На¬ чавшаяся после 70 г. борьба с сулланцами ярче всего иллюстрируется серией речей Цицерона против алчного наместника Сицилии Верреса. Одним из основных источников, освещающих борьбу с пиратами и воз¬ вышение Помпея, являются речи Цицерона в поддержку законов о предос¬ тавлении Помпею сначала чрезвычайных полномочий в борьбе с пиратами, а на следующий год — командования в войне с Митридатом. Они вводят в по¬ литическую атмосферу намного глубже, чем любое историческое повество¬ вание. На первый взгляд прекрасно обеспечена источниками история заговора Катилины, поскольку имеется знаменитая серия речей Цицерона против Ка¬ талины и специально посвященная заговору монография Саллюстия «Заго¬ вор Катилины». Однако оба автора, особенно Цицерон, были противниками Катилины, и нарисованный ими образ страдает преувеличениями. Из-за этих преувеличений невозможно до конца понять выдвинутую заговорщиками программу, отчего и вопрос оценки Катилины до сих пор остается спорным. Глава 9 ПАДЕНИЕ РЕСПУБЛИКИ (60-31 ГГ. ДО Н. Э.) Союз ради могущества. Вскоре после победы над пылким не¬ удачником Каталиной, которого Цицерону удалось представить чу¬ довищем, готовым поджечь Рим и перерезать всех от мала до велика, с Востока прибыл Помпей, отпраздновавший трехдневный триумф с необычайной помпой. 559
Победитель провел по городу цвет всей Азии, представителей едва ли не всех народов со странно звучавшими для римского уха имена¬ ми, а также трон и скипетр Митридата, его статую из чистого золота, всю его коллекцию драгоценных камней, его семерых сыновей, сына армянского царя Тиграна, огромное число повозок с золотом и сереб¬ ром. Сам победитель стоял на жемчужной колеснице в потертой ту¬ нике, которую, однако, до него носил сам Александр Македонский. По окончании церемонии Помпей переоделся в тогу и, как простой гражданин, вернулся в свой дом, ожидая, что сенат в благодарность за победы утвердит все сделанные им на Востоке распоряжения и даст его ветеранам участки в благодатной Италии. Но сенат не торопился уступать победителю ни в одном из его пожеланий. И тогда Помпей обратил близорукий взор свой на Гая Юлия Цезаря, только что вер¬ нувшегося из Испании, где он ограбил всю населенную лузитанами область. Связующим звеном между обоими стал Красе. Недовольный сенатом, он рассчитывал обеспечить себе в государстве то положение, на которое мог претендовать как самый богатый человек Рима. Цезарь поначалу подумывал взять в компанию Цицерона, успев¬ шего к тому времени описать свои подвиги и благодеяния отечеству в книге «О своем консульстве». Но возгордившийся Цицерон еше не решил, чью сторону принять. Да и союз с ним мог бы отшатнуть от Цезаря тех, кто не простил великому оратору беззаконной расправы над катилинариями. Так что решили действовать втроем, подали ДРУ1 другу руки и обещали использовать все свои средства и влияние, что¬ бы консулом на 59 г. был избран Цезарь, который и должен был Д°” биться утверждения распоряжений Помпея на Востоке и всех его обе¬ щаний ветеранам, а для Красса обеспечить уменьшение откупных сумм налогов в провинции Азии. Тайный сговор трех — триумвират, названный Варроном «треХ^ главым чудовищем», таким образом, замысливался как времени предвыборное соглашение, направленное на решение ближайших з дач; но в ходе политической борьбы оно фактически преобразовал0 в правительство, отодвинувшее на задний план сенат и народ. «Консульство Юлия и Цезаря». Коллегой Цезаря по коНсУ^ ту стал ставленник сената Марк Кальпурний Бибул, пытавшийся монстрировать равные с Цезарем права и накладывать вето на его Р поряжения. Но Цезарь действовал как единоличный правитель, И вызвало у римлян, еще не разучившихся шутить, реплику — «коНСУ ство Юлия и Цезаря» (вместо «Цезаря и Бибула»). ^ Первым был проведен аграрный закон. На средства, собран^, Помпеем на Востоке, должна была быть приобретена земля для чи ветеранам Помпея. На передел был также пущен остаток «° 560 i
ственного поля» в Кампании, так что удалось наделить землей до двад¬ цати тысяч многодетных семей. Используя какие-то близкие к событи¬ ям источники, исходящие из сенаторских кругов, Плутарх говорит, что Цезарь «из желания угодить черни внес законопроекты, приличеству¬ ющие более какому-нибудь дерзкому трибуну, чем консулу». Утверждены были также и все распоряжения Помпея на Востоке, все его единоличные назначения на царские троны. Прибывший в Рим царь Египта Птолемей Авлет вручил за это триумвирам 6000 та¬ лантов. Позаботился Цезарь и о том, чтобы наладить отношения с всадниками. Взамен «согласия сословий», на которое возлагал надеж¬ ды Цицерон, возникла дружба всадников с Цезарем, который добил¬ ся для них значительных льгот, в частности снижения на треть откуп¬ ных платежей. Для укрепления своего союза Цезарь и Помпей породнились: Помпей отдал Цезарю в жены свою дочь. После окончания консуль¬ ства Цезарь получил сразу три проконсульства — в Цизальпинской Галлии, Нарбонской Галлии и Иллирии. Едва Цезарь покинул Рим, как там началась возглавляемая его приверженцами-популярами кампания против Цицерона, которую возглавил избранный не без содействия Цезаря народными трибуном преданный ему Публий Клодий. Великого оратора и «спасителя оте¬ чества» проклинали на всех углах как убийцу римских граждан. Его обливали грязью, причем не фигурально, а физически — бросая ком¬ ки в спину. Народ принял решение изгнать Цицерона из Рима (за до¬ пущенное в 62 г. нарушение закона о праве приговоренного к смерти на апелляцию к народному собранию), а его дом снести, воздвигнув на этом месте храм Свободы. Войны Цезаря в Галлии. В Риме с давних пор существовала формула вступления в брак: «Куда ты, мой Гай, туда и я, твоя Гайя». Ее произносила невеста в знак того, что от полного подчинения отцу она переходит под власть мужа. Эти же слова могла бы произнести и римская держава в тот день, когда Цезарь выступил во главе всего двух легионов в свою провинцию, ибо новоявленный «супруг» в не¬ уемной погоне за славой и богатством вовлечет Рим в такую пучину бедствий, в сравнении с которой гражданские войны времен Суллы покажутся детской забавой. Более того, этот человек с глазами цвета стали и уже проглядывавшей сквозь густые волосы лысиной — зна¬ ком то ли тяжких раздумий, то ли неумеренных любовных похожде¬ ний — станет могильщиком республики и основателем монархичес¬ кого режима. Это от его имени произойдут наши слова «царь», «ке¬ сарь» и немецкое «кайзер». 561
Но пока Цезарь еще только двигался к Аль¬ пам с твердым намерением не ограничиться ро¬ лью наместника Цизальпинской Галлии, а рас¬ ширить римские владения за счет соседней с римской провинцией Галлии Трансальпийской, населенной независимыми кельтскими племена¬ ми, еще не знавшими, что этот человек уничто¬ жит их многовековую культуру, заставит забыть своих богов и свой язык. Свободная или «дикая» Галлия, как ее назы¬ вали римляне, была в географо-этнографичес- ком отношении разделена на три части. Юго- западная часть, между Пиренеями и рекой Га- румной (Гаронной) была населена аквитанами, кельтской народностью с сильной иберийской примесью; центральную часть, между реками Секваной (Сеной) и Мозеллой (Мозелем) засе¬ ляли галлы (кельты); на севере, между Секва¬ ной и Реном (Рейном), жили кельто-германс- кие племена белгов. Население занималось земледелием и ското¬ водством, ремеслами. Городов в собственном смысле слова в Галлии еще не было. Суще¬ ствовали укрепленные поселения, в которых скрывалось население во время междоусобиц. Там жили ремесленники и устраивались ярмарки. За власть в области, которая непосредственно примыкала к римской провинции, боролись три племени — эдуи, секваны и арверны. Секва- ны, центром которых было поселение Лютеция (современный Париж), пригласили на подмогу вождя германского племени свевов Ариовиста, уступив ему за это часть своих примыкающих к Рейну земель. Это выз¬ вало перемещение племени гельветов, которое снялось с мест своего обитания в Альпах и двинулось на запад к плодородным долинам. Путь гельветов должен был пролегать через римскую провинцию, но Цезарю показалось опасным появление там массы варваров, кото¬ рых было не менее трехсот тысяч. И гельветам пришлось избрать бо¬ лее отдаленный путь — через земли секванов и эдуев. Тогда Цезарь перешел границы провинции, догнал гельветов и в июне 58 г. разбил их близ Бибракте. Оставшаяся часть гельветов вынуждена была вернуться в свои горы и заключить союз с Римом. Следующей задачей Цезаря было ослабить германцев. Инспири- рованное им собрание галльских вождей было созвано в Бибракте и обратилось к Риму за помощью. Это позволило Цезарю предъявить требования к Ариовисту. Однако тот их не принял. Осенью 58 г. близ 562
Рейна Цезарь одержал над германцами решительную победу. Лишь немногим из них во главе с вождем удалось переплыть на правый бе¬ рег великой реки. Встреча в Луке. За пять лет войны, которую Цезарь начинал с двумя легионами, число их увеличилось сначала до четырех, затем до шести и, наконец, до десяти. Это были легионы, чья преданность полководцу умело поддерживалась и увеличением вдвое жалованья, и постоянными раздачами воинам земли и рабов. Деньги, которые Цезарь приобрел в изобилии благодаря ограблению священных пру¬ дов, в которые галлы на протяжении многих поколений бросали в жертву богам золотые слитки, шли и в Рим, использовали на подкуп не только должностных лиц, но и их жен. Однако к 56 г. обстановка в Риме начала меняться не в пользу Цезаря: сторонники Цицерона добились полного его восстановления в правах, вернулся в Рим стра¬ стный и непримиримый республиканец Катон Младший, более чем на год удаленный из Рима под благовидным предлогом необходимо¬ сти принять переданный Риму в наследство остров Кипр. Все это поставило триумвиров перед необходимостью согласования совмес¬ тных действий. Весной 56 г. триумвиры встретились в небольшом городке Луке. После побед Цезаря тайный сговор троих был признан значительной частью сената. Помпей и Красе прибыли к Цезарю в Луку в сопро¬ вождении почти двухсот сенаторов, среди которых были даже консу¬ лы и преторы, так что в свите оказалось 120 ликторов с фасками. Было решено, что на ближайший год консулами станут Красе и Помпей и что они добьются продления полномочий Цезаря в Галлии еще на пять лет, Цомпей же получит по окончании консулата на такой же срок власть над Испанией, а Красе — над отдаленной Сирией. За золотом Парфии. Применяя подкуп и прямое насилие, Помпей и Красе действительно добились избрания в консулы на 55 г. Один лишь Катон пытался воспрепятствовать безальтернативным вы¬ борам. Он убедил одного из собственных родственников не снимать своей кандидатуры и вступить в состязание за консульскую власть. Однако когда в предрассветном сумраке кандидат двигался в сопро¬ вождении гордого успехом своего красноречия Катона, факельщиков и телохранителей на Марсово поле, неожиданно появился отряд воо¬ руженных гладиаторов, принадлежащих кому-то из триумвиров. В ре¬ зультате один из факельщиков был убит, сам кандидат ранен и, не¬ смотря на настойчивые мольбы Катона, предпочел повернуть назад. Так Помпей и Красе, не имея соперников, стали консулами и прове¬ ли в жизнь решения, принятые в Луке, после чего, кажется, утратили 563
интерес к дальнейшему законотворчеству. Во всяком случае, до конца в консульской должности оставался лишь Помпей. Крассом, которо- му уже перевалило за шестьдесят, овладела ребяческая гордыня, и он, называя походы Лукулла и Помпея «детскими забавами», простирал в мечтах свою власть до Индии: Сирия была пограничной провинци¬ ей — за нею начинались владения парфянских царей. Парфянское царство возникло в ходе вторжения полукочевого на¬ рода иранского происхождения парфян в пределы Греко-Бактрийского царства и гибнущей державы Селевкидов. Восточный поход Антио¬ ха VII против парфян в 130—129 гг. завершился катастрофой. Завоева¬ тели распространили власть на Месопотамию и превратили в зависи¬ мое государство Армению. Парфянские цари считали себя наследни¬ ками персидской державы Ахеменидов и восстановили многие вы¬ шедшие из употребления древнеперсидские институты. На службе парфянских царей и сатрапов было немало греков, ис¬ пользовавшихся в качестве переводчиков, художников, артистов, де¬ ловых людей, строителей. Но высших постов в государстве им не до¬ веряли. В состав Парфии входили и некоторые греческие города пользовавшиеся автономией. Несмотря на частичную эллинизацию парфян, они сохраняли свои порядки и культуру. Парфянские цари обладали могущественной армией, самой силь¬ ной частью которой была конница — тяжеловооруженные и легково¬ оруженные всадники-лучники. Тяжеловооруженные и их кони были защищены железной кольчужной броней. Первая встреча римлян и парфян на дипломатическом уровне произошла во время войн Суллы на Востоке. Затем началось сопер¬ ничество, однако до крупных вооруженных столкновений дело не до¬ ходило. Красе, помня о победах Лукулла и Помпея, считал войну с Парфией легкой и рассчитывал на быстрый успех, тем более что на¬ бранная им армия насчитывала 11 легионов. Такая армия еще никогда не была сосредоточена в руках одного полководца, и это было вос¬ принято как явная подготовка к военной диктатуре. Красса пытались удержать. Трибуны не просто наложили вето — один из них пошел на небывалый шаг, произнеся слова проклятия в адрес нарушителя свя¬ щенного обычая вето. Но Красса уже ничто не могло остановить. Он неудержимо рвался к славе Александра Македонского и золоту Пар¬ фии, и сорокапятитысячная армия выступила из Рима. В 54 г. Красе вторгся в Месопотамию и, захватив ряд городов, вер¬ нулся в Сирию. После этой разведки в 53 г. было предпринято гене¬ ральное наступление. При переправе через Евфрат опрокинулся плот, и водоворот поглотил несколько римских знамен. Римляне были суе¬ верны, и многие побледнели от ужаса при этом знамении, но Красе 564
его даже не заметил. Взор полководца был устремлен к багровому сол¬ нцу, показавшемуся ему золотым слитком. На первой стоянке к римскому лагерю прибыли парфянские по¬ слы, интересовавшиеся по поручению своего царя: что было причи¬ ной нарушения договора о ненападении, заключенного с Суллой и Помпеем, — решение римского народа или жажда золота, извини¬ тельная в преклонном возрасте? «Я дам ответ в Селевкии», — напы¬ щенно ответил Красе. Путь в Селевкию лежал по безлесным равнинам и безводной пус¬ тыне. Семь легионов, сопровождаемых кавалерией и отрядами легко¬ вооруженных воинов, растянулись в колонну длиной около 20 км. Во¬ ины страдали не только от усталости и жажды или от уныния, вызы¬ ваемого самой местностью. Парфяне, все время незаметно следившие за продвижением римского войска, появились неожиданно, устрашая глухим гулом и ослепляя блеском оружия. В завязавшемся близ Карр сражении (53 г.) сначала погиб передовой отряд, возглавляемый сы¬ ном полководца, а затем остальная армия, лишенная защиты конни¬ цы, была засыпана тучами стрел. Красе, вызванный для переговоров, был убит. Его голову и отрубленную правую руку доставили в Селев¬ кию, где в страшный оскал рта влили расплавленное золото. В битве при Каррах погибло более 20 ООО и попало в плен около 10 ООО римлян. Остатки рассеянного римского войска квестор Гай Кассий Лонгин (будущий организатор убийства Цезаря) отвел в Си¬ рию. Парфяне было вторглись в римскую провинцию, но отошли вскоре за Евфрат из-за внутренних распрей. Судьба Красса могла бы послужить предупреждением двум дру¬ гим участникам «союза ради могущества», но Цезарь и Помпей, заку¬ сив удила, рвались навстречу собственной гибели. Операции Цезаря на Западе. Покоряя Галлию, Цезарь неми¬ нуемо должен был столкнуться с германцами, соседями галлов. Они не раз переходили Рейн, а в 56 г. возымели намерение обосноваться в галльских землях. Цезарь вступил с германцами в переговоры и, не дожидаясь их завершения, напал на них. Вследствие неожиданности нападения большая часть германцев была уничтожена. Преследуя гер¬ манскую конницу, Цезарь первым из римских полководцев перешел с войском Рейн и пробыл на правом берегу полмесяца (55 г.). В том же году Цезарь совершил поход в Британию под предлогом, что обитавшие там кельтские племена не раз оказывали поддержку галлам, с которыми он воевал. В 54 г. в Британию был предпринят еще один поход и сделана попытка проникнуть в глубь острова. Но зак¬ репляться в Британии Цезарь не стал, так как усилилось антиримское движение в Галлии. 565
В 52 г. там вспыхнуло восстание. Восставших возглавил знатный, умный и благородный юноша Верцингеторикс, провозглашенный ца¬ рем своего племени арвернов и вождем всей Галлии. Во многих галль¬ ских городах были вырезаны римские гарнизоны. Отдельные отряды повстанцев проникли в Нарбоннскую Галлию. Заколебались и верные римлянам галльские племена. В распоряжении прибывшего из Северной Италии Цезаря было всего шесть легионов, к которым он присоединил конницу, навербо¬ ванную из германцев. В первом столкновении у главного города ар¬ вернов Герговии римляне были разбиты. Из рук самого Цезаря был выбит меч, который впоследствии уже покоренные галлы демонстри¬ ровали не без гордости. Но вскоре конница Цезаря взяла верх над восставшими. Чтобы остановить беспорядочное бегство, Верцингето¬ рикс отвел своих воинов к сильно укрепленному городу Алезии и стал близ него лагерем. Цезарь, собрав римские войска со всей Галлии, так что численность их достигла одиннадцати легионов, подошел к Але¬ зии и приступил к осадным работам. Силы противников были при¬ мерно равны. Но осаждавшие Алезию и лагерь Верцингеторикса рим¬ ляне сами оказались в осаде более многочисленной, двухсотпятиде¬ сятитысячной армии повстанцев, пришедших на помощь Верцинге- ториксу. В этой критической ситуации проявился военный гений Цезаря. В конце концов голод вынудил осажденных в Алезии сдаться на милость победителя (51 г.). Вся Галлия до Рейна стала римской провинцией. Огромные богатства, оказавшиеся в руках Цезаря, и попавшие в его полное распоряжение природные ресурсы позволили ему претен¬ довать на единоличное господство в римской державе. Политическая обстановка в Риме в конце 50-х гг. Еще до битвы при Каррах умерла дочь Цезаря и жена Помпея Юлия, которой удавалось поддерживать согласие между отцом и мужем. Вскоре пос¬ ле гибели Красса смерть унесла сына Юлии. Теперь Цезаря и Помпея ничто не связывало, и они шли навстречу друг другу как враги — пле¬ мянник Гая Мария и соратник Суллы. Цезаря поддерживали городс¬ кие низы, для которых он не жалел обещаний. Помпей все более и более сближался с ненавидящей Цезаря частью римского сената: ко¬ леблющийся Помпей был для них менее опасен, чем Цезарь, идущий напролом. В Риме действовали отряды сторонников и противников сената, выяснявшие отношения с помощью оружия. В одной из схваток сто¬ ронниками сената был убит видный цезарианец Клодий (52 г.), и это вызвало такое возбуждение городских низов, что сенат объявил чрез¬ вычайное положение и поручил Помпею навести в Риме порядок. 566
Вопреки римским законам Помпей был назначен единоличным кон¬ сулом. Это, в свою очередь, рассматривалось сторонниками Цезаря как враждебный по отношению к нему акт. Проведенный Помпеем закон, затруднявший заочное избрание Цезаря в консулы, подтвер¬ дил подозрения цезарианцев, что Помпей готовится к решительным действиям против Цезаря, который героически защищает интересы Рима в Галлии. Жребий брошен. Самая страшная гражданская война, занявшая целое двадцатилетие, началась сразу после завоевания Цезарем Гал¬ лии. К несчетным богатствам, добытым в этой хищнической, неспра¬ ведливой войне, потянулись тысячи, десятки тысяч рук. Мечи, обаг¬ ренные кровью галлов, германцев, британцев, были обращены побе¬ дителями друг против друга. На этот раз борьба шла из-за добычи, которую никто не хотел уступать, требуя ее раздела «по справедливос¬ ти». И было замечено, что никогда так громко и призывно не звучало слово «справедливость», становясь знаменем и паролем для убийств. Таковы были гражданские войны во все периоды человеческой исто¬ рии. И римляне, которых так часто обвиняли в неумении осознать и научно объяснить гражданские войны, по крайней мере выгодно от¬ личались тем, что не воспевали их и видели в них не начало новой эры, а всенародное бедствие. В древности было принято: перед началом сражения выходили два воина, чтобы пустить в сторону врага стрелу или дротик. Такими заст¬ рельщиками гражданской войны 49—30 гг. стали два триумвира, быв¬ шие тесть и зять — Помпей и Цезарь. Помпей в 49 г. находился в Риме, Цезарь всего лишь с одним непол¬ ным легионом — за речкой Рубикон, отделявшей его провинцию от Ита¬ лии. Срок проконсульства в Галлии истекал, и Цезарь боялся остаться частным лицом хотя бы на один день, поскольку, согласно римским законам, человека нельзя было при¬ влечь к ответственности во время ис¬ полнения им должностных обязан¬ ностей. Поэтому он добивался либо заочного избрания в консулы, либо возвращения с частью войска. Пом¬ пей же, только что оправившийся после тяжелой болезни и знавший, что вся Италия молилась за его выз¬ 567
доровление, не шел на уступки, ссылаясь на римский закон. Бежав¬ шие в лагерь Цезаря народные трибуны сообщили ему, что в Риме злоумышленники напали на транспорт африканских зверей, достав¬ ленных для устройства великолепного праздника по случаю его воз¬ вращения, перебили львов, жирафов, страусов, а вместе с ними и их охрану — рабов Цезаря. Может быть, именно эта картина вставала в воображении Цезаря, когда он, как отчаянный игрок, с верой в пока не изменявшую ему удачу, перемахнул через Рубикон со словами: «Жребий брошен!» Весть об этом вызвала в Италии переполох. В Риме не знали, сколь велико возглавлявшееся Цезарем войско. Да и не войска, и не самого Цезаря опасались сенаторы, а встававшего за его спиной пугающего призрака проскрипций, передела земель, отмены долгов — всего того, что требовала от Цезаря городская чернь, уже лишенная великолеп¬ ного зрелища травли зверей. В страхе перед этим призраком Помпей и значительная часть сенаторов бежали в Грецию, надеясь перебрать¬ ся оттуда в Испанию, где находились легионы Помпея, или вызвать эти легионы в Грецию. Оставляя Цезарю поле боя, Помпей и его со¬ ветчики явно рассчитывали на то, что со временем сумеют укрепить и перестроить свои силы. Цезарь же завязнет в Риме и своими действи¬ ями поставит себя вне закона. Но перед ними был опытный игрок, умевший разгадывать замыслы противника. Вступив беспрепятствен¬ но в город, Цезарь не только воздержался от проскрипций, но и вооб¬ ще не дал повода для обвинений во враждебности к кому бы то ни было. И он одержал победу — пока еще в бескровной битве за обще¬ ственное мнение. Мягкость была своего рода демонстрацией силы. Ведь в Риме зна¬ ли, что в гражданских войнах наибольшую жестокость чаще всего про¬ являет отчаявшаяся, слабая сторона. Мягкость Цезаря привела к тому, что колеблющиеся (а их было, как всегда, большинство) стали пере¬ ходить на его сторону. Борьба за легионы Помпея. Однако Цезарь не обольщался этим успехом. Он прекрасно понимал, что столкнуться с Помпеем придется на поле боя, и поставил главной целью выбить из рук сопер¬ ника его основное оружие — испанские легионы. Поэтому, не теряя времени, он направился по побережью Италии в Галлию, где стояли его легионы, а затем — уже во главе их — в Испанию. Неожиданным препятствием оказалась давняя союзница Рима, Массилия, отказавшаяся подчиниться Цезарю и, некстати для него и к несчастью для себя, взявшаяся за посредничество между Цезарем и Помпеем. Поручив Дециму Бруту, одному из своих будущих убийи< осаду города и наказание миротворцев, Цезарь двинулся в Испанию. 568
Легионы Помпея в Испании возглавляли легаты Помпея — кон- суляр Луций Афраний и знаменитый римский ученый Марк Терен¬ ций Варрон. Война была очень упорной. Цезарь не раз попадал в за¬ сады, и жизнь его оказывалась в опасности. Воины его голодали. Но все же в битве при Илерде (49 г.) он одержал победу и принудил пять легионов Помпея к сдаче. И снова Цезарь проявил мягкость, отпус¬ тив к Помпею тех, кто этого хотел. Большая же часть войска Помпея осталась с Цезарем. Битвы в Греции. Готовился к схватке с Цезарем и Помпей. По¬ теряв испанские легионы, он от имени сената вызвал из других про¬ винций конные и пешие римские отряды, войска союзных царей и собрал огромное войско. С помощью флота он надеялся преградить легионам Цезаря доступ в Грецию. Цезарь действовал с присущей ему стремительностью. Охваченный нетерпением, он, чтобы поторопить свое войско, сел в случайно подвернувшееся судно и приказал корм¬ чему плыть, несмотря на непогоду. Увидев колебания кормчего, он ободрил его: «Чего боишься? Ты везешь Цезаря!» После переправы легионов Цезаря в Грецию началась длившаяся несколько месяцев война. Цезарь не раз попадал в положение, казав¬ шееся безвыходным. Во время одного из набегов Помпея на его ла¬ герь воины обратились в беспорядочное бегство. Цезарь хватался за древки знамен, чтобы остановить бегущих, и едва не был ими убит. Однако Помпей и на этот раз не сумел воспользоваться успехом, что дало Цезарю основание заметить: «Сегодня победа осталась бы за про¬ тивниками, будь у них кому победить». Помпей же с присущей ему нерешительностью продолжал мед¬ лить, постоянно советуясь со своими союзниками и хвастаясь, что на его стороне столько азиатских и африканских царей. И все же под растущим давлением соратников Помпей вступил на широкую рав¬ нину Фессалии, самой природой как бы предназначенную для вели¬ ких сражений. С обеих сторон в битве участвовало более 300 ООО вои¬ нов. Численный перевес Помпея был столь велик, что в его лагере уже спорили по поводу будущих назначений и посылали в Рим гонцов, чтобы подготовить все для триумфальной встречи. В битве при Фарсале (6 июня 48 г.) победило военное искусство Цезаря, его хладнокровие. Объезжая на коне сражающихся, он отда¬ вал противоречивые приказы: «Бей в лицо» и «Щади сограждан». Пер¬ вый — для победы, второй — для истории. Видя, что его конница рас¬ сеяна и бежит, Помпей покинул поле сражения. Остатки его армии сдались Цезарю, сам же он переправился в Египет, где надеялся найти убежище и приют. 569
В то время в Египте шла распря между сторонниками тринадца- тилетнего Птолемея и его семнадцатилетней сестры Клеопатры. Со¬ ветники юного царя, полагая, что, устранив Помпея, они сделают Цезаря своим союзником, убили беглеца, как только он высадился на берег. Афродита из ковра. Согласно греческим мифам, богиня любви Афродита родилась из морской пены. Александрийская Афродита по¬ явилась из ковра. Ибо в ковре внесли прекрасную юную царевну Клео¬ патру во дворец, занятый Цезарем. До этого она пребывала в пустыне, изгнанная александрийцами, которые предпочли иметь царем ее брата Птолемея, поддерживаемого могущественным евнухом Потином. Це¬ зарь не был евнухом и отдал предпочтение Клеопатре и едва из-за этого не погиб. С четырьмя тысячами воинов он оказался среди восставшего города с миллионным населением, оскорбленным неслыханным вме¬ шательством римлян во внутренние дела Египта. И на этот раз его спас¬ ла отчаянная решимость. Из дворца Цезарь спасся вплавь. Он не оста¬ новился даже перед поджогом египетского флота в гавани, чтобы выз¬ вать переполох в стане противника (во время пожара погибла большая часть книжных сокровищ Александрийской библиотеки). Девятимесячное пребывание Цезаря в Александрии славы ему не принесло и создавало трудности, которых бы он избежал, находясь в Риме. В это время приверженцы Помпея собирали силы, чтобы дать ему бой. Любовь Цезаря сделала Клеопатру царицей Клеопатрой и матерью младенца, которому дали имя Цезарион («Цезарчик»). Клео¬ патра и Цезарион были впоследствии погублены приемным сыном Цезаря Октавианом-Августом. Наверное, судьба самого Цезаря могла сложиться иначе, если бы в тот день Клеопатру не принесли в ковре. Дары всеобжигающей богини любви Афродиты никого не доводили до добра, в том числе и ее потомков (Цезарь вел свою родословную от Венеры). Пришел, увидел, победил. Междоусобицы в Риме, переросшие в гражданскую войну, не могли не сказаться на позиции зависимых от Рима царей. Фарнак И, которому Помпей оставил власть над частью северных владений Митридата VI, вспомнил о величии своего отца и принял его титул «царь царей». Оставалось лишь возвратить власть над утраченными территориями. Перейдя через Боспор Киммерийский в Азию, Фарнак потребовал подчинения племен, добившихся независи¬ мости, для чего ему пришлось отвести одно из русел Гипаниса и напра¬ вить потоки воды на непокорных. Затем последовал захват Колхиды, в ходе которого было разрушено святилище Ино-Левкофеи, Малой Ар' 570 I
мении, Каппадокии. Греческие города пон- тийского побережья оказали сопротивление, и пришлось прибегнуть к их осаде. Однако коренное население Понта встретило Фарна- ка с распростертыми объятиями, и он уже мог бы считать себя царем царей, если бы в дале¬ ком Пантикапее не вспыхнуло восстание, рас¬ пространившееся и на азиатские владения Боспора. О руководителе восстания Асандре, которого Фарнак оставил наместником, рим¬ ский историк Аппиан сказал: «Он изгнал Фар- Монета с изображением А Клеопатры нака из Азии». Узнав об этом, Цезарь поспешил покинуть Александрию и напра¬ вился со своим войском в Малую Азию. В битве при Зеле Фарнак, войну с которым начал еще Сулла и продолжили Лукулл и Помпей, был разбит. О своем успехе Цезарь сообщил сенату в короткой реля¬ ции: «Пришел, увидел, победил» (Veni, vidi, vici). Она возвещала не только окончательную победу Рима над самым упорным после Кар¬ фагена противником, но и то, что с сенатом можно говорить на языке приказов. Африканская война. Все то время, что Цезарь пребывал вне Рима, столица бурлила. Между должностными лицами, управлявши¬ ми от имени Цезаря, шли раздоры. Волновался римский плебс, не дождавшийся выполнения обещаний Цезаря, чем не преминули вос¬ пользоваться его противники. В 48 г. один из народных трибунов пред¬ ложил отсрочить выплату всех долгов на шесть лет, а когда это пред¬ ложение было отвергнуто, внес еще более радикальный законопро¬ ект — об отмене всех долгов и задолженности по плате за жилище. Сенат, в котором преобладали цезарианцы, сместил народного трибу¬ на с должности, и тот направился на юг Италии, где, соединившись с помпеянцами, пытался привлечь на свою сторону должников и ра¬ бов, обещав последним свободу. Вернувшись в Рим, Цезарь успокоил плебс новыми обещаниями и некоторыми уступками, из которых наиболее существенной была отмена годовой задолженности за жилье для всех, у кого плата в Риме составляла 2000, а за его пределами — 500 сестерциев. После этого можно было готовиться к войне с помпеянцами, укрепившимися в Африке. Там враждебные Цезарю силы возглавили Катон Младший, охранявший город Утику, и Сципион. К Сципиону присоединился мавританский царь Юба. Сначала Цезарь напал на Сципиона и Юбу. Слоны последнего, недавно доставленные из тропической Африки, испугались внезапного рева боевых труб и обрушились на мавританс¬ 571
кую конницу и римскую пехоту, приведя их в смятение. Сципион за¬ кололся. Юба вместе с уцелевшими римлянами после роскошного пиршества во дворце принял яд. Узнав о поражении союзников, Катон Младший не стал испы¬ тывать судьбу. Удалившись к себе, он провел ночь в чтении труда Платона о бессмертии души, а затем умер смертью философа, пере¬ резав вены. Катон вошел в историю как самый стойкий защитник Республики, не мысливший для себя возможности жить под властью монарха. Испанская война. Вернувшись в Италию, Цезарь отметил сразу четыре триумфа: Галльский, Александрийский, Понтийский (над Фарнаком), Африканский (над Юбой, царем Мавритании). Но о глав¬ ных для самого Цезаря победах — над Помпеем и над Катоном — ник¬ то старался не вспоминать. Да и рано было Цезарю торжествовать по¬ беду над Республикой: у Помпея еще оставались сыновья, Гней и Секст. И они появились в той же Испании, где Цезарь в свое время начинал войну с легионами Помпея. Теперь там были два Помпея вместо одного. И вновь Цезаря призвала под свои знамена война. Вновь он с той же быстротой сушей и морем переправил в Испанию свои войска. «Никогда еще, — замечает римский историк, — не сражались так яро¬ стно и с таким переменным успехом». Казалось, сама природа возне¬ годовала на людей, не могущих жить в мире. Разбушевавшийся океан поглотил сразу два враждующих флота. А во время последнего в жиз¬ ни Цезаря боя при Мунде (март 45 г.) в разгар сражения, как расска¬ зывали потом, вдруг наступила жуткая тишина, и бойцы на миг за¬ мерли с поднятыми мечами и копьями, и каждый явственно услышал голос: «Доколе же?!» Напуганные этим знамением, воины Цезаря на¬ чали медленно отступать. Тогда Цезарь, спешившись, как безумный, ворвался в их ряды, стал удерживать дрогнувших, умолять, ободрять. И бой возобновился. О его ярости свидетельствует то, что, отступая, помпеянцы воздвигли стену из трупов и пытались найти за нею защи¬ ту. Раненый Гней Помпей бежал, но был настигнут и убит. Сексту уда¬ лось скрыться. Преобразования и планы Цезаря. Прибыв в Рим в октябре 45 г. и приняв от сената почести, какие только могли выработать страх, соединенный с раболепием, Цезарь приступил к давно заду- манным преобразованиям. Долгие годы он выставлял себя популя¬ ром и с помощью подозрительных личностей подрывал авторитет сената. Теперь же он обладал всей полнотой власти. Юридической 572
основой ее была власть пожизненного диктатора и великого понти¬ фика — главы римской религии. Узурпировав полномочия сената, он широко раздавал права римского и латинского гражданства насе¬ лению не только прилегающих к Италии областей, но и таких отда¬ ленных провинций, как Испания. Одновременно широко осуществ¬ лялась римская колонизация: 80 ООО ветеранов и неимущих римских граждан были расселены за морем, в том числе и на месте разрушен¬ ных Карфагена и Коринфа. Социальной опорой Цезаря, его помощниками в преобразовании римской державы были также богатые провинциалы, муниципальная знать и верхушка вновь создаваемых Цезарем колоний. Он подчас вводил этих людей в сенат. За пределами сената они должны были руководить работами, которым надлежало изменить облик Италии и всего круга земель. Было намечено осушить Помптинские болота, спустить Фуцинское озеро, проложить от Рима дорогу к Адриатичес¬ кому морю напрямую через Апеннины, превратить с помощью кана¬ ла Пелопоннес в остров. Намечались и военные походы против втор¬ гшихся во Фракию дакийцев, а также парфян. Вслед за завоеванием Парфии Цезарь намеревался двинуться в Закавказье, обойти Кавказ по западному берегу Гирканского (Каспийского) моря, достичь Ски¬ фии и, покорив ее, через Германию вернуться в Рим. Все эти разно¬ сторонние и грандиозные планы не были осуществлены. Мартовские иды. В Республике, которую Цезарь считал мерт¬ вым телом, еще теплилась некая жизнь, если это не были конвульсии. Однако и предсмертных судорог хватило, чтобы увлечь Цезаря в Аид и погрузить римскую державу еще на десятилетие в пучину более страшных гражданских войн. Возник заговор сторонников Республики. Стать Гармодиями и Аристогетонами решили 60 се¬ наторов. Среди них был отваж¬ ный Гай Кассий, участник по¬ хода Красса за золотом Пар¬ фии. Рядом с ним выступал Марк Юний Брут, само имя ко¬ торого будило у республикан¬ цев радужные надежды. Брут считал себя потомком того са¬ мого сурового Брута, который изгнал из Рима царей и стал первым консулом. Впрочем, ходили слухи, что в Бруте тек¬ ла кровь не первого консула, а Монета, выпущенная заговорщиками. На аверсе — Брут. На реверсе — фригийская шапка (знак освобождения, поскольку она надевалась на голову отпускаемого на волю раба) между двумя кинжалами и надпись: «Иды марта» 573
самого Цезаря, поскольку мать Брута была любов¬ ницей юного Цезаря, а сам Цезарь проявлял о Бруте, сражавшемся на стороне Помпея, необык¬ новенную заботу. Сначала заговорщики намечали напасть ско¬ пом на Цезаря во время выборов на Марсовом поле. Но когда стало известно, что ближайшее заседание сената состоится в курии Помпея, решили пока¬ рать Цезаря там, где витал дух поверженного за¬ щитника Республики. Сведения о заговоре сенато¬ ров достигли ушей Цезаря. Друзья ему советовали Марк Антоний окружить себя охраной, но он сказал: «Лучше уме¬ реть сразу, чем все время ожидать нападения». В ночь перед мартовскими идами (15 марта по современному ка¬ лендарю) Цезарь спал плохо, размышляя о парфянском походе. На¬ утро, когда пришло время отправляться в сенат, жена умоляла его отложить заседание, но Цезарь, веривший в свою удачу, приказал подать носилки. При входе в курию какой-то человек протянул ему свиток, настаивая, чтобы он прочел его немедленно. Но Цезарь, не последовав и этой подсказке судьбы (в свитке было сообщение о заговоре), прошел к своему креслу, позади которого возвышалась статуя Помпея в полный рост, которую он сам приказал вернуть на ее место. При появлении диктатора сенаторы встали. Несколько че¬ ловек подбежали к нему, как это бывало не раз, с просьбами. Один протянул ему свиток с прошением, умоляя вступиться за брата. Ког¬ да Цезарь его отстранил, он схватился за его пурпурную мантию и сильно потянул ее к себе. «Негодяй! Что ты делаешь?!» — вскрикнул Цезарь, еще не подозревая, что это условный знак, и вдруг увидел, как, покинув свои места, к нему спешат сенаторы, на ходу выхваты¬ вая спрятанные в складках тог кинжалы и мечи. В руках у Цезаря был только металлический стиль для письма, и он попытался им за¬ щищаться. И в это мгновение перед ним возник с занесенным кин¬ жалом Брут. Произнеся по-гречески: «И ты, дитя?!», Цезарь закрыл голову тогой и больше ничего не видел. Ни один из сенаторов не пришел Цезарю на помощь. Завершая рассказ об убийстве Цезаря, древний историк пишет: «Заливший круг земель кровью сограждан наполнил курию своей кровью». В ужасе разбежались сенаторы, не принимавшие участия в за- говоре. Город застыл в ужасе перед будущим. Многие закрылись * своих домах, оставляя без присмотра меняльные и торговые лавки И когда вслед за сеявшими по городу панику сенаторами на улииах 574
появились, сверкая мечами, заговорщики в окровавленных тогах (во время убийства Це¬ заря они в неразберихе переранили и друг дру¬ га), криками призывая народ к свободе, народ безмолвствовал, и лишь немногие двинулись вслед за ними на Капитолий для принесения благодарственной жертвы богам. В полном безмолвии была выслушана речь Брута, когда заговорщики спустились на форум для принятия поздравлений за тираноубийство. Остальные сенаторы, опомнившись от пережи¬ того накануне страха, собрались в то же утро на Гай Октавий заседание сената и уже готовились принять ре¬ шение об объявлении Цезаря вне закона как тирана и о выражении благодарности его убийцам. Однако выступление консула Марка Ан¬ тония несколько охладило их пыл. Антоний напомнил, что при при¬ нятии такого решения станут незаконными недавние назначения на должности и награды. Выход нашел Цицерон. Он предложил про¬ возгласить Цезаря умершим, все прошлые и подготовленные покой¬ ным диктатором постановления утвердить, а его убийцам объявить амнистию. Между тем за стенами курии нарастало подогреваемое ветерана¬ ми Цезаря недовольство. Оно вылилось в открытое возмущение, ког¬ да стало известно, что, согласно оставленному Цезарем завещанию, городу переходят затибрские сады, а каждый римский гражданин по¬ лучает по 300 сестерциев. Во время похорон Цезаря на форуме рядом с его телом была выставлена тога, в которой он был убит, — как улика совершенного преступления. Разъяренная толпа бросилась поджигать дома заговорщиков и начала охоту на них. Жертвами порой станови¬ лись люди со сходными именами. Заговорщики в страхе покинули Рим. Антонию, спровоцировавшему народное возмущение, пришлось его подавлять. В столицу тем временем прибыл внучатый племянник Цезаря, Пай Октавий, названный в завещании главным наследником. Марк Анто¬ ний и другой видный цезарианец, «начальник конницы» Марк Эми¬ лий Лепид, не посчитались с завещанием и щедро раздавали имуще¬ ство Цезаря. Задержись юноша еще на какое-то время или вообще откажись от прав наследования, как ему настойчиво рекомендовали родители, на погребальном пире ему бы, согласно римской поговорке «опоздавшему — кости», ничего бы не досталось. Попытки Октавиа- на востребовать положенное были встречены Антонием насмешками. И юноша начал заигрывать с сенатом, в котором ведущей фигурой 575
был тогда Цицерон. Видя в Октавиане меньшее зло, Цицерон отнесся к нему с сочувствием и помог провести через сенат признание его приемным сыном Цезаря, после чего тот получил имя Гай Юлий Це~ зарь Октавиан. От «филиппик» к Филиппам. Конфликт между Антонием и Ок- тавианом постепенно перерастал в гражданскую войну. Цицерон об¬ рушил против Антония серию речей, которые он назвал (по образцу речей Демосфена против македонского царя Филиппа) «филиппика- ми». В них он то предрекал, что Антоний замышляет отдать Рим на разграбление легионерам, сравнивая его с Катил иной и Спартаком, то, переходя на личность противника, поносил его как пьяницу, раз¬ вратника, негодяя. Обличения Цицерона лили воду на мельницу Ок- тавиана, и тот явно их одобрял, не скупясь на похвалы искусству про¬ славленного оратора. Цицерон воспринимал их как искреннюю под¬ держку своей политической линии, радуясь, что внес между цезари- анцами раскол. Ветераны Цезаря, в то время осаждавшие Мутину, в которой укре¬ пился один из заговорщиков, Децим Брут, не отличались красноречи¬ ем. Они недоумевали, почему Антоний и Октавиан, вместо того что¬ бы враждовать друг с другом, не отомстят убийцам Цезаря и не делят их имущество между ними, его ветеранами. С трудом Антонию и Ок- тавиану удалось сломить молчаливое сопротивление легионеров и даже добиться их поддержки для решения затянувшегося спора силой оружия. Однако последнее слово в конфликте все же принадлежало ветеранам, и они добились примирения между враждующими цеза- рианцами. На небольшом островке у слияния двух рек в ноябре 43 г. на виду у войск встретились Октавиан, Антоний и Лепид и два дня совещались. К этому островку были обращены и надежды сенаторов, рассчитывавших на продолжение вражды между их противниками. Но оправдались надежды ветеранов. Вступив на островок врагами, трое подали друг другу руки и покинули его союзниками, а Октавиан и Антоний — даже родственниками. Образовался новый триумвират, который в отличие от трумвирата, объединившего Цезаря, Красса и Помпея, обычно называют вторым. На этот раз это было соглашение, легализованное законом. Наряду с решением о переделе между собой провинций, которыми пока еще управляли убийцы Цезаря, триумви¬ ры договорились наградить ветеранов и воинов, конечно же, не из средств Цезаря, давно уже расхищенных и розданных, но за счет иму¬ щества тех же «убийц» и «говорунов». Призрак проскрипций, витав¬ ший над островком, стал реальностью — списком первоочередных жертв. 576
Проснувшись утром, римляне увидели прикрепленный к рострам список из ста тридцати имен с уведомлением, куда приносить головы и что за них положено получить свободным и что рабам, а также — что ожидает тех, кто осмелится предоставить убежище или оказать помощь поименованным в списке. В нем были и близкие родствен¬ ники Антония и Лепида. И началась охота на тех, кто еще вчера пользовался властью и по¬ четом. Те, у кого хватало мужества, уходили из жизни сами. Другие пытались спастись бегством. Цицерон, уверенный в том, что слово может победить меч, пал от меча первой жертвой. Его голова украси¬ ла сначала ростры, а затем оказалась в доме Антония, где его жена стегала ее бичом и протыкала острием язык, произносивший «фи¬ липпики». Лишь немногим удалось избежать гибели. Одного спас вер¬ ный раб, поменявшийся с господином одеждой и подставивший убийцам вместо его головы свою. В статистике порядочности, кото¬ рую вели свидетели проскрипций, на первом месте стояли жены и рабы, на последнем — сыновья. Многие из них стремились восполь¬ зоваться обстоятельствами, чтобы завладеть отцовским имуществом. Противники триумвиров оказались вне Италии, в провинциях. Кассий овладел хорошо знакомой ему Сирией, ее богатствами и сто¬ явшими там легионами. Брут укрепился в Македонии, Секст Пом¬ пей, внесенный в проскрипционный список, — в Сицилии. Если три¬ умвиры получали средства за счет проскрипций, то Брут и Кассий ограбили богатые азиатские провинции. Неуплата налога, именем се¬ ната назначенного на десять лет вперед, грозила населению городов поголовной продажей в рабство. И жители одного из городов, чтобы не попасть в рабство к защитникам Республики, предпочли добро¬ вольную смерть. В начале 42 г. легионы Кассия и Брута соединились в бывшей сто¬ лице Лидии Сардах и вскоре были переправлены в Македонию. Ре¬ шающая битва между войском триумвиров и воинством Брута и Кас¬ сия состоялась в октябре 42 г. при Филиппах, городе Западной Фра¬ кии. Это было самое кровавое из сражений эпохи гражданских войн. Антоний и Октавиан, в отличие от Цезаря, призывавшего в свое вре¬ мя щадить граждан, проявили зверскую жестокость. Кровавая рас¬ права перекинулась из Македонии в Италию, где обрушилась и на тех, кто не поднимал оружия. И если героем-победителем при Фи¬ липпах оказался Антоний, руководивший сражением, то в Италии проявил себя гнусный трус Октавиан, которому при переделе между триумвирами сфер влияния достался Запад вместе с Италией. Анто¬ ний получил Восток. Лепиду, оттесненному на второй план, досталась лишь одна провинция Африка. ^ Немировский А.И. 577
В пучине бедствий. Никогда еще за всю многовековую исто- рию на Италию не обрушивались такие несчастья, как в годы после Филипп. В каждом городе, в каждом селении хозяйничали банды гра¬ бителей и убийц, бесчинствовавших на основании «закона» триумви¬ ров о награждении ветеранов и наделении их землей. Ветераны про¬ гоняли владельцев, отнимая у них не только землю, но и все имуще¬ ство и рабов, а могли и убить. И никто не был в состоянии им поме¬ шать. Октавиан сам находился во власти солдатни, не раз показывавшей ему, кто истинный хозяин положения. В довершение всего вспыхнул конфликт: Октавиан — против жены Антония Фульвии (той, что протыкала язык Цицерона) и его брата Луция, объявившего о своем намерении восстановить Респуб¬ лику. Завладев на некоторое время Римом, Луций добился от народ¬ ного собрания полномочий для ведения войны против Октавиана. Но, не будучи поддержан массой римских граждан, предпочитавших дер¬ жаться в стороне от конфликта между Антонием и Октавианом, он отступил на север для соединения с легионами, стоявшими в Галлии и поддерживавшими Антония. Натолкнувшись на сопротивление вой¬ ска Октавиана, Антоний с присоединившейся к нему Фульвией за¬ перлись в Перузии, осажденной Октавианом. После долгой осады го¬ род был взят. Фульвии удалось спастись бегством. Луций Антоний и его воины были прощены, но с этрусским населением Перузии Окта¬ виан расправился с невиданной жестокостью. Тогда симпатии очень многих были отданы Сексту Помпею, само имя которого внушало надежды на восстановление Республики, стой¬ ким защитником которой считался его отец. К Сексту Помпею бежа¬ ли сотни проскрибированных, их сыновей и внуков. Но этого ему было мало, и он объявил, что каждый раб, готовый ему помочь, полу¬ чит свободу. И хлынули в Сицилию, где обосновался Секст Помпей, десятки тысяч рабов. Обладая войском и флотом, которые возглавили киликийские пираты (сыновья тех, с кем когда-то воевал Гней Пом¬ пей), Секст Помпей фактически отрезал Италию от источников по¬ ступления продовольствия. В дополнение к прежним бедам над ита¬ лийцами нависла угроза голода. И пришлось триумвирам, стиснув зубы, вступить в переговоры с Секстом Помпеем. Они обещали компенсировать расхищенное иму¬ щество его отца, передать ему в управление не только Сицилию, но и Сардинию, Корсику и Пелопоннес, а также гарантировали свобод) перебежавшим к нему рабам. Фактически Секст Помпей стал триум¬ виром вместо Лепида. Но, как только были пополнены запасы продо' вольствия, Октавиан нарушил перемирие. С помощью Антония ему точнее, его талантливому полководцу Марку Випсанию Агриппе * 578
36 г. удалось одолеть морские и сухопутные силы Секста Помпея. 30 ООО его воинов в нарушение гарантий свободы были возвращены своим прежним владельцам. Секст Помпей, бежавший на Восток в надежде на покровительство Антония, был убит по его приказу. Владыки Запада и Востока. Желая добыть недостающие для укрепления своего могущества средства, Антоний замыслил войну против Парфии под благовидным предлогом отмщения за Красса. Расходы на ведение парфянской войны должен был покрыть Египет, царица которого Клеопатра сама строила честолюбивые планы и на¬ деялась осуществить их с помощью нового Цезаря — Антония. Меж¬ ду Антонием и египетской царицей был заключен брак, несмотря на то что после смерти Фульвии у Антония уже была жена — сестра Ок- тавиана Октавия. Привязанность, любовь, так же как иные челове¬ ческие чувства, давно уже превратились в ставки в кровавой игре за власть над кругом земель. Поход против Парфии окончился неудачей. Как и во времена Красса, парфяне весьма искусно изобразили притворное бегство, дав римлянам возможность их преследовать. Однако по случайному сте¬ чению обстоятельств в подготовленную ему ловушку Антоний с леги¬ онами не попал: римлянин, служивший в парфянском войске, сумел предупредить об опасности. Антоний начал отступление местностью, не пригодной для действия парфянской конницы. Спасение римско¬ го войска настолько удивило парфян, что они не стали его преследо¬ вать, будто бы сказав: «Идите с добром, римляне. Молва назовет вас победителями народов, так как вы избежали нашего оружия». Впро¬ чем, во время отступления «победители» понесли большие потери из- за отсутствия воды и разразившихся эпидемий. От шестнадцати леги¬ онов, с которыми выступил Антоний, едва осталась лишь треть. Но все же Антоний проехал по Александрии в колеснице, обвитой плю¬ щом, и с атрибутами бога Диониса, после чего, по выражению римс¬ кого историка, «отдыхал на царской груди Клеопатры, как после свер¬ шенных подвигов». По Риму прошел слух, что Антоний завещал своему сыну от Клео¬ патры римские владения. Этот и другие слухи распространяли римля¬ не, перебегавшие от Антония к Октавиану. Отношения между быв¬ шими триумвирами окончательно испортились. В 32 г. сторонникам Антония было разрешено покинуть Рим. Сенат лишился 300 сенато¬ ров и среди них двух консулов. Битва при Акции и присоединение Египта. Октавиан объявил войну Клеопатре, не желая, чтобы в нем видели инициа¬ тора нового витка гражданских войн. На самом же деле предстояла 579
война с Антонием и стоявшими на его стороне римскими легиона- ми, а также силами восточных царей, обещавших Антонию под¬ держку. В подготовке прошел весь 32-й и большая часть следующе¬ го за ним года. Местом решающей схватки за власть над кругом земель стал залив близ мыса Акций у берегов Эпира (2 сентября 31 г.). У Октавиана было свыше 400 боевых кораблей, у Антония — 200, но больших по габари¬ там — от семи до девяти рядов весел. Башни с бойницами на верхней палубе придавали им вид плавающих крепостей. Однако величина и грозный вид флота Антония не дали ему перевеса. Небольшие кораб¬ ли Октавиана (не более двух рядов весел) оказались маневренней. Они нападали на громадные суда Антония, поражая их ядрами из ката¬ пульт и рострами, поджигая факелами. Не дожидаясь конца боя, Клеопатра повернула свое раззолочен¬ ное с пурпурным парусом судно в открытое море. Антоний последо¬ вал за ней. Моряки Антония, полагая, что флагманский корабль со¬ вершает какой-то непонятный им маневр, продолжали сопротивлять¬ ся до вечера. «Никогда, — сообщает римский историк, — не была так видна мощь вражеских сил, как после победы над ними. Ибо по всему морю разметало обломки огромного флота. Доспехи арабов, сабеев и множества других народов Азии, покрытые пурпуром и золотом, то и дело выбрасывало бурное от ветра море». Сдались, хотя и не сразу, наблюдавшие за гибелью флота стоявшие на берегу легионы Анто¬ ния. О том, как высоко ценилась одержанная Октавианом победа, свидетельствует отчеканенная в 31 г. монета. На лицевой ее стороне изображена голова богини Виктории, на оборотной — Октавиан, по¬ ложивший ногу на земной шар, и ростры* вражеского корабля. Возвратившиеся в Египет Антоний и Клеопатра поначалу носи¬ лись с планом бегства в океан. Но вскоре Антоний понял безвыход¬ ность положения и пронзил себя мечом. Клеопатра по прибытии Ок¬ тавиана была взята под стражу. Победитель намеревался провести ца¬ рицу по Риму впереди своей триумфальной колесницы. Поняв это. она дала рабыням знак принести змею, спрятала ее в своих одеждах и попросила разрешения навестить гробницу с телом Антония. Там она легла рядом с Антонием на ложе и, подставив змее руку, погрузилась б смерть. Сумевшая завоевать любовь двух великих римлян — Цезаря и Ан- тония, — сорокалетняя Клеопатра пала жертвой того, кто считался сыном Цезаря и не уставал поносить египетскую царицу, изображая ее заклятым врагом римлян. Между тем последняя царица Египта * Ростры — подводный нос корабля, которым наносились удары по су¬ дам противника. 580
была выдающейся личностью, достойной славы первых Птолемеев. Никто из женщин древности не может соперничать с нею в славе, ибо она достигла своих политических целей не коварством, как римские императрицы, а умом и обаянием. Вместе с нею сошла со сцены пос¬ ледняя из великих эллинистических держав. Поставив над Египтом наместника, Октавиан наполнил корабли царскими сокровищами и отправился в Италию. ТшЯ Источники. История первого триумвирата, парфянской трагедии, за- llw воевания Цезарем Галлии и завершившего республиканский период кровавого десятилетия представлена разнообразными источниками еще луч¬ ше, чем предшествующий период, поскольку наряду с соответствующими разделами «Гражданских войн» Аппиана, эпитомами 103—133 книг Тита Ли¬ вия и кратким изложением Флора, дающими единую картину всего этого времени, сохранились информативные, хотя и крайне субъективные сочине¬ ния, как «Записки о галльской войне» и «Записки о гражданской войне» Гая Юлия Цезаря, дополненные рассказом кого-то из цезарианцев о войне в Александрии. Значительное место занимает и литературное наследие Цице¬ рона. Помимо отдельных штрихов, разбросанных в его переписке, огромную информацию дают его речи, особенно знаменитые «филиппики» — серия из четырнадцати речей против Антония, ставшая причиной гибели великого оратора. В «Параллельных жизнеописаниях» Плутарха представлены биогра¬ фии Цезаря, Красса, Помпея, Антония, Цицерона; биографии Цезаря и Ав¬ густа вошли в «Жизнеописание двенадцати цезарей» Светония. Кроме нарративных источников сохранилось и поэтическое произведе¬ ние «Фарсалия», посвященное столкновению Цезаря и Помпея, созданное поэтом начала империи Луканом. Перипетии гражданских войн не могли не отразиться на чекане мо¬ нет, на которых появились портретные изображения триумвиров. Обши¬ рен и эпиграфический материал. Особенно интересно сопоставление ли¬ тературных источников с началом Анкирской надписи, отразившим офи¬ циальный взгляд на события конца Республики, утвердившийся с уста¬ новлением империи. Глава 10 ЛИТЕРАТУРА, БЫТ И НРАВЫ БУРНОЙ ЭПОХИ Эпоха гражданских войн — время разительных перемен в культурной жизни всего круга земель. Риму достались не только материальные богатства, ставшие источником междоусобиц и кровавых столкновений, но и духовные ценности, интенсивное освоение которых принесло удивительные плоды. Рим и Италия 581
перестают быть захолустьем в области культуры. Сами победи¬ тели включаются в полной мере в создание единой средиземно- морской культуры. Греческий опыт и Рим. Переживаемый Италией кризис по¬ лиса толкал римлян к изучению сходного процесса у греков и к поиску выхода из бедствий с помощью греческой философии, ис¬ ториографии, литературы. Если во времена Сципиона Эмилиана обращение к греческой культуре наталкивалось на противодей¬ ствие тех, кто видел в ней источник разложения исконных италий¬ ских общественных устоев и нравов, то в годы Помпея и Цезаря у греческих мудрецов стали искать ответы на вопрос, как спасти об¬ щество от грозящего ему распада. К греческому опыту обращаются не только представители высшей знати, но и люди средних сосло¬ вий, выходцы из италийского захолустья. И именно они, Цицеро¬ ны, Варроны, Катуллы и Лукреции, создают величайшие памятни¬ ки римской культуры. Посидоний. В это время наибольшим влиянием пользовался грек из сирийской Апамеи Посидоний (ок. 135—51), создавший на Родосе свою школу, через которую прошли не только греки, но и рим¬ ляне, в том числе Помпей и Цицерон. Универсальный ученый, соеди¬ нивший стоическое учение с концепциями Платона и Аристотеля, Посидоний стремился охватить единым взглядом космос, землю и человечество. До него стоики утверждали, что мир в его бесконечной зеркальной повторяемости рождается из огня и в огне погибает, что¬ бы возродиться вновь. Посидоний же, исходя из этнографических наблюдений за обычаями разных народов, утверждается в мысли, что человечество, уже в начале своего пути изобретя одежду, жилища, зем¬ леделие, мореплавание и научившись делить земли с помощью со¬ зданного тогда же оружия, неуклонно движется вперед в усовершен¬ ствовании прежних достижений; но в то же время оно откатывается назад в нравственном отношении, пока постепенно утрачиваемая древняя мудрость не исчезнет полностью и мир не сгорит в воспламе¬ ненном им самим пожаре. Критика пороков цивилизации — это одновременно и критика римского господства, ведущего к раздорам между гражданами и к вос¬ станиям порабощенных. Используя в качестве примера современный ему грандиозные восстания рабов в Сицилии, Посидоний рисует кар' тину жесточайшего угнетения человеческой личности, явившегося результатом завоевания римлянами острова и его эксплуатации римс кими всадниками. Тем же сопоставлением — «человек и цивилизз- ция» — руководствуется Посидоний, обращаясь в своем историчес 582
ком труде к кельтам и германцам, к обитателям Испании, которую он посетил. Он с симпатией рисует их жизнь, без излишеств, близкую к природе. Эти варвары, не ценящие золота и драгоценных камней, ближе к золотому веку, чем греки и римляне. «Вилла папирусов». Во времена Катона Старшего в кругах рим¬ ских землевладельцев его типа и городских низов слово «философ» было бранным. Философов относили к бездельникам, рассуждаю¬ щим, вместо того чтобы занимать¬ ся полезным делом. В I в. до н. э. даже в маленьких городах Италии возникают философские центры, кружки любителей греческой муд¬ рости. В Геркулануме, у подножия Везувия, в середине I в. на вилле римского аристократа поселился греческий философ-эпикуреец Фи- лодем, родом из палестинского го¬ рода Гадар. Он приехал в Италию из Афин со своей тщательно подо¬ бранной библиотекой и нашел для нее читателей, а для себя почитате¬ лей. Часть библиотеки Филодема обнаружена в середине XVIII в. в ходе раскопок Геркуланума. С тех пор ученые разных стран с неверо¬ ятными усилиями разворачивают полуобгоревшие, слипшиеся свит¬ ки, и из пепла, подобно сказочной птице Феникс, возникает удиви¬ тельное чудо — создание человечес¬ кого ума, против которого оказа¬ лись бессильными ярость Везувия и само Время. Среди многих десятков ныне развернутых свитков библиотеки «Виллы папирусов», наряду с трудами Эпикура и многих его греческих уче¬ ников, философов других направле¬ ний, были найдены и произведения самого Филодема на философские и морально-этические темы. Так, в трактате «О хозяйственности» со- План «Виллы папирусов» 583
временник и сосед Красса и Лукулла при¬ зывает к умеренности, поскольку богат¬ ство приносит больше неудобств, чем удовольствий, а безудержная погоня за наживой лишает мыслящего человека спокойствия духа. В произведениях на моральные темы Филодем бичует лесть, несовместимую с человеческим достоин¬ ством, высокомерие и другие пороки, столь характерные для римского обще¬ ства времен гражданских войн. Мозаика пола в одном из Вытянувшаяся на четверть километ- помещений «Виллы папирусов» ра вдоль береговой линии и, как показа¬ ли последние исследования, двухэтаж¬ ная «вилла папирусов» была построена по образцу греческого гимна- сия. В примыкавшем к зданию парке зелень оттеняла белизну статуй мудрецов, греческих и римских поэтов, эллинистических царей вре¬ мени Эпикура, мифологических персонажей. Это как бы философс¬ кое убежище Эпикура, воссозданное на почве счастливой Кампании как раз в то время, когда в Афинах был разобран на камни дом Эпику¬ ра и срублены его сады. И оно стало новым садом, собравшим тех, кому доступно высшее из наслаждений — возможность постижения тайн природы и достижений человеческого интеллекта. Сатура*. Во второй половине II в. в Риме появляется жанр, кото¬ рый римляне именовали собственным. «Сатура всецело принадлежит нам», — писал почти два столетия спустя римский оратор Квинтили¬ ан, связывая ее возникновение с именем римского всадника Гая Jly- цилия (180—102), в чьем творчестве он отмечал «колкость и значи¬ тельную едкость». Обозначением жанра стало слово, первоначально не имевшее от¬ ношения к литературе. Сатурой называли предназначенное для жерт¬ воприношений сакральное блюдо, состоявшее, согласно римскому антиквару Варрону, из вяленого винограда, ячменя и вымоченных в медовом вине семян сосны, — короче говоря, это смесь, всякая вся¬ чина, мешанина. Но уже в словаре времени Августа, излагаемом од¬ ним из поздних авторов, понятие сатуры стало более широким: «сату¬ рой называется род кушанья, изготовленного из разных вещей, закон, составленный из многих других законов, и род стихотворения, в ко¬ тором речь идет о многих вещах». Впоследствии, в пору повального увлечения греческой культурой, чисто римское слово стали произно¬ * Параграф написан JI.C. Ильинской. 584
сить на греческий лад — «сатира», по ассоциации с греческими сати¬ рами, связанными с характерной для греческого театра сатировской драмой. Невозможно установить точно, когда именно в понятие сатиры стало вкладываться то значение, которое вкладываем в него мы. На¬ зывая свои произведения вслед за Луцилием «беседами» (а не «сати¬ рами», как принято в наших изданиях), Гораций употреблял слово «смесь» (сатура) только в том смысле, что речь в них идет одновре¬ менно о многом. О том, что такого рода «смесь» с обличением им не связывалась, свидетельствует строка: «Многие думают, будто бы в сме¬ си излишне я резок». Впоследствии и Ювенал говорил о «смеси», со¬ держащейся в его стихах: Все, что ни делают люди, — желания, страх, наслажденья, Радости, гнев и раздор. Однако в конце I или начале II в. н. э. переосмысление понятия уже произошло, и в труде одного из греческих грамматиков, опирав¬ шегося на теоретическую литературу времени, предшествовавшего творчеству Ювенала, мы читаем: «Сатирой у римлян считается, по крайней мере теперь, стихотворение язвительное и сочиненное для обличения людских пороков на манер древней комедии, каковы про¬ изведения Луцилия, Горация и Персия. А некогда сатирой называлось стихотворение, составленное из разных сочинений, каковы произве¬ дения Пакувия и Энния». Тем не менее даже в начале VI в. н. э. в определении сатириков подчеркивалось прежде всего то, что они «говорят одновременно о многих предметах», хотя уже давно к жанру сатиры относили и «Отыквление» Сенеки, и «Сатирикон» Петрония, от этого критерия далекие. Как бы то ни было, творчество Луцилия представляет собой, на¬ сколько можно судить не только по утверждениям древних авторов, но и по разрозненным строкам и немногочисленным фрагментам со¬ хранившегося его наследия, первую римскую сатиру в нашем пони¬ мании слова. Он первый в римской литературе придал смеси разных сюжетов тот обличительный характер, который стал главным призна¬ ком жанра. Стараясь быть предельно понятным, Луцилий избирает для своих сатир разговорный стиль, вводя в них фиктивного собесед¬ ника, чьи доводы опровергает. Родившийся в кампанском городке Суэссе, но рано перебравший¬ ся в Рим, Луцилий не понаслышке знал изнанку жизни города, где безделье, обман, коварство и отсутствие искренности стали примета¬ ми всего его населения: 585
...от зари и до ночи, и в праздник, и в будни, Целые дни и народ и сенаторы — все без различья Топчутся вместе толпою на форуме и не уходят, Все ремеслу одному и заботе одной отдаются — Как бы друг друга надуть, в борьбе коварно сразиться, Ловко польстить, представить себя человеком достойным, В сети завлечь, словно все и каждый стали врагами. Луцилий клеймит такие пороки современного ему общества, как страсть к обогащению и сопутствующие ей роскошь, изнеженность алчность, невежество и суеверия, взяточничество, честолюбие, ко¬ рысть, разврат, ложь и лицемерие, рабское подражание грекам. Он считает неприемлемыми нравы, при которых мерилом добродетели и ценности человека становятся деньги («Сколько имеешь ты, столько и стоишь, и ценят за столько тебя»). Сатира его не безлика. Утверждая, что доблесть — «людям дур. ным быть врагом», он без колебаний называет сенаторов, консулов видных политиков, и имена многих из них с легкой руки поэта ста¬ новятся нарицательными в современном ему Риме. Недаром впос¬ ледствии Ювенал, характеризуя силу обличительного дара Луцилия скажет: Всякий раз как Луцилий, словно меч обнажив, С бранным пылом и криком идет в наступление, Краска стыда заливает лицо у того, У кого уже кровь от злодейства застыла. В то же время в круг тем, охваченных поэтом, входит не только сатира в нашем понимании слова. Человек высокой образованности, занимавший достойное место в эллинофильском кружке Сципиона, знаток греческой философии, он обращается также к философским рассуждениям и к литературоведческим изысканиям. Кроме того, со¬ хранились фрагменты с описанием путешествия по Кампании и Си¬ цилии и строки, посвященные прогулкам в кругу друзей и любовным похождениям. Со слов Горация известно, что в творчестве Луцилия немалое место занимали и автобиографические заметки. Поэт был убежден, что главная тема поэзии — жизнь во всех ее как прекрасных, так и уродливых проявлениях, а значит, и то, что строгие моралисты продолжали противопоставлять «делу», именуя «досугом». Этот «ДО' суг» характерен и для самого Луцилия. Хотя он и принимал под ко- мандованием Сципиона участие в Нумантинской войне, но впослеД' ствии отказался от исполнения государственных должностей. В твор' честве поэта досуг получает как бы моральное обоснование в пере' 586
ломный период римской истории, когда в столкновении старых и но¬ вых нравов складываются новые ценности, утверждающие право че¬ ловека на частную жизнь. Лукреций. Трудно сказать, был ли юный римский поэт, выходец из Кампании Тит Лукреций Кар (99—55) одним из слушателей Фило¬ дема, прогуливался ли он по аллеям нового сада, вглядываясь в бюс¬ ты философов, пользовался ли свитками Эпикура из библиотеки этого грека или изучал их в другом месте. Но сама атмосфера оазиса науки в Геркулануме лучше всего объясняет, как могла появиться по¬ эма «О природе вещей», одно из величайших произведений латинской поэзии, обогащенной греческим опытом. В то время когда героем Рима был завоеватель Азии 1йей Помпей, силой зависти побудивший к объединению двух других честолюбцев, Лукреций поведал римля¬ нам о подлинном герое, принесшем миру не разрушение, не рабство, а истинное, свободное знание. Герой этот — Эпикур, раскрывший лю¬ дям тайны природы, в том числе и тайну происхождения человечества и его культуры, самый мужественный из смертных: Не испугали его ни вера людская в богов, ни грохот Грозного неба, ни молнии. Это только сильнее Волю в нем возбудило, и страстно ему захотелось Первому дерзко сорвать с ворот природы запоры. Жизни и силы исполнен, он смело шагнул за ограду Мира горящую, мыслью и духом объемля Всю безграничность Вселенной... Лукреций понимал, что достижения науки, тем более греческой, останутся чужды среднему римлянину даже на родном языке, если их не переложить на язык образов. И он дал этот удивительный твор¬ ческий перевод, для нас тем более ценный, что труды Эпикура боль¬ шей частью утрачены. Римский поэт донес не только мысли Эпику¬ ра, но и атмосферу своего времени. Лукреций не говорит о событиях гражданских войн, но за строками поэмы в виде намеков встают бед¬ ствия Италии, терзаемой честолюбием, алчностью, погоней за на¬ слаждениями. Как иллюстрация сулланских проскрипций (и как предсказание проскрипций второго триумвирата) могут быть поняты строки поэмы: Кровью сограждан себе состояния копят и жадно Множат богатства свои, громоздя на убийство убийство. Говоря о погоне за властью, Лукреций рисует образ полководца, глядящего на «свои легионы», выстраивающиеся на поле для битвы. 587
У Сципионов не было «своих легионов». Они командовали легиона- ми Республики. И становится понятно, что автор рисует картину того времени, когда легионы служили «своему» полководцу — Помпею, Цезарю или Крассу. О жизни Лукреция почти ничего не известно. Единственный дос¬ товерный факт, что после его смерти поэму «О природе вещей» издал Цицерон. Характеризуя это произведение в письме брату, издатель пишет: в поэме «много проблесков природного дарования, но вместе с тем и искусства». Позднее кратко, но восторженно о Лукреции от¬ зывались поэты Вергилий и Овидий, при этом Вергилий даже не на¬ звал его имени. Счастлив вещей познавший причину... Рано умерший (по преданию, покончивший с собой из-за нераз¬ деленной любви), Лукреций как поэт и впрямь был счастливцем, ибо его поэма стала памятником всей античной мудрости. «Ненавижу, люблю!» Одновременно с появлением научной и наставительной поэзии в Риме возникает и лирика, отражающая всю гамму чувств человека эпохи гражданских войн — от страстной любви до не менее страстной ненависти. Италийским Лесбосом, родиной римской любовной лирики стала некогда колонизованная и цивилизованная этрусками, но вот уже два века как включенная в ареал латинской культуры Цизальпинская Гал¬ лия. Здесь сложился кружок молодых латинских поэтов, которых Ци¬ церон называл «новыми поэтами» (по-гречески — «неотериками») или «эвфорионцами» — по имени ученого и александрийского поэта Эв- фориона. Провинциальные дарования в своей поэтической програм¬ ме действительно выдвигали в качестве образца не Сапфо и Алкея, а эллинистического поэта Каллимаха. Но один из неотериков, великий Валерий Катулл (87 — ок. 54), по силе своего темперамента и поэти¬ ческому дару должен быть назван продолжателем не александрийс¬ кой учености, а лесбосской неоглядной страсти. «Ненавижу, люблю!» — это начальные слова короткого стихотво¬ рения Катулла, которое он посвятил своей неверной возлюбленной Лесбии. Под этим псевдонимом скрывается римская красавица Кло- дия, сестра того самого Клодия, который, перейдя из патрициев в пле¬ беи, стал народным трибуном и опорой завоевывавшего Галлию Це¬ заря. Клодия, в отличие от брата, отказалась не от знатного проис¬ хождения, а от нравственных правил, предписываемых римскими за¬ конами и обычаями. Она могла бы датировать историю своей жизни по именам не консулов, а любовников — ее спальня была открыта и 588
для старцев, и для юношей, и для римлян, и для провинциалов. Цице¬ рон назвал Клодию особой «не только знатной, но и общеизвестной», «всеобщей подружкой». Валерий Катулл был одним из немногих, любивших Лесбию, и в этом его трагедия, но также и причина его славы. Ибо без Лесбии не было бы этих строк, а без них не было бы и Катулла: Ненавижу, люблю... «Возможно ль такое?» — спросить ты захочешь. Сам я не знаю, но чувствую так, словно вися на кресте. Не поэма, а всего лишь две строки дали бессмертие и Катуллу, и его возлюбленной. И даже некто Равид, попавшийся в сети той же Лесбии, остался в истории, ибо каждая строка Катулла — он это по¬ нимал и сам — дорога в бессмертие: Что ж! Бессмертен ты будешь! У Катулла Отбивать осмелился подружку. Псевдоним «Лесбия» Клодия получила не случайно. Поэт перенес на нее волну любовного безумия, на которую была способна до него лишь лесбосская поэтесса Сапфо. И хотя Катулла отделяет от Сапфо полтысячелетия, они протянули руки навстречу друг другу, ибо между ними не было ни одного поэта, греческого или латинского, который мог бы так сказать о любви, о ненависти, о разлуке: Только о моей пусть любви забудет — По ее вине иссушилось сердце, Как степной цветок, проходящим плугом Тронутый насмерть. Родившийся в 87 г., Катулл принадлежал к поколению гражданс¬ ких войн. В раннем детстве он пережил войну Мария и Суллы. Он был мальчиком, когда через его родную Верону прошел к Альпам мя¬ тежный Спартак. На годы его юности падает рождение «трехглавого чудовища» (первого триумвирата), а один из его участников — Гай Юлий Цезарь — был приглашен на обед отцом поэта, когда проезжал через Верону. Цезарь не мог не очаровать юного веронца, но от любви до ненависти — один шаг. Катулл-юноша, шутник и охальник, казалось бы, не заботился о последствиях, которыми грозят его острые эпиграммы (или же он предчувствовал, что до новых проскрипций ему не дожить). Объек¬ том его жесточайших нападок стал Цезарь, осознавший, что посрам¬ лен Катуллом навеки. А что должен был почувствовать Цицерон, про¬ читав такое обращение к нему Катулла: «Языкастейший из ромуло- 589
вых внуков»? Гордость ли за то, что его, неримлянина, причислили к потомкам Ромула, или раздражение, что о нем, гордившемся своей политической деятельностью, отозвались как о болтуне? К 50 г. о Катулле перестают говорить как о живом. Но и о смерти и погребении его ничего не известно. Так он исчез, едва достигнув 37 лет, оставшись жить в своих удивительных стихах, не зная в римской лирической поэзии соперников, равных по таланту. Мим и трагедия. Могучее веяние духа эллинизма распростра¬ нилось не только на лирику, но и на театр. Утверждается и приобрета¬ ет колоссальную популярность мим, убивший италийскую ателлану. Его мастерами были римский всадник Децим Лаберий и вольноотпу¬ щенник Публилий Сир. Из названий написанных ими мимов и незна¬ чительных фрагментов можно судить, что они выводили на сцену ры¬ баков, ремесленников, чужеземцев. Произносимые актерами репли¬ ки содержали немало острых политических намеков. Обиженный Це¬ зарь как-то заставил самого Лаберия исполнять роль в миме, что наносило ущерб его всадническому достоинству. Цезарь издевательс¬ ки наградил Лаберия суммой всаднического ценза. Впрочем, Лаберий сумел ему отомстить, выкрикнув по ходу действия: «Эй, квириты! Мы теряем свободу!» К остротам мимов прислушивались и те, кто считал для себя оскорбительным даже присутствие на этих представлениях, столь любимых чернью. Так, Цицерон просит своего друга Аттика за¬ писать шутки мимов. О трагедиях, ставившихся в римском театре конца Республики, мало известно. Но имеются сведения об ее актерах. В защиту одного из них, Квинта Росция, была произнесена речь Цицероном. Судя по ней, Росций был не только актером, но и предпринимателем, извле¬ кавшим доход из сдачи в аренду рабов, обучаемых им актерскому ма¬ стерству. Одним из пунктов обвинения было использование раба, при¬ надлежащего некоему Фаннию. Отвергая необходимость делиться до¬ ходами с владельцем раба, Цицерон говорит: «Что в нем принадлежит Фаннию? — Тело. Что Росцию? — Умение. Тело его не могло зарабо¬ тать и двенадцати ассов, а за свою выучку, которой был обязан Рос¬ цию, он получил не менее ста тысяч сестерциев». Капитал самого Рос¬ ция, заработанный, по словам Цицерона, «вполне честным трудом», составлял шесть миллионов сестерциев. Марк Туллий Цицерон. Так же, как и большинство классиков римской литературы, Марк Туллий Цицерон не был чистокровным римлянином. Лициний Красе, как-то обидевшись на него, назвал его «безродным», а развращенный до мозга костей аристократ Клодий. 590
злейший враг Цицерона, деланно удивился: «А что ты делаешь в Риме?» Цицерон был выходцем из италийского захолустья, городка Ар- пина, населенного когда-то племенем вольсков, в V—IV вв. недругов Рима. Сообщениями о них заполнены труды римских анналистов. Но по крайней мере пять поколений до Цицерона арпинцы были римс¬ кими гражданами. Тем, кто считал его для Рима чужаком, Цицерон напоминал, что из Арпина был родом и Гай Марий, единственный из римских полководцев, семь раз избиравшийся консулом. Ораторский талант Цицерона созрел и проявился в бурных со¬ бытиях гражданских междоусобиц, в перипетиях политических схва¬ ток, когда самое банальное уголовное дело приобретало политичес¬ кую окраску. Начало известности молодого оратора, прошедшего хо¬ рошую отечественную и греческую школу, положила речь в защиту актера Квинкция, на чье имущество и жизнь посягал наглый и могу¬ щественный вольноотпущенник Суллы Хризогон. Славы первого оратора Рима Цицерон добился в конце 70-х гг. обвинительными ре¬ чами против наместника Сицилии Верреса, которого в судебном процессе защищал прославленный римский оратор Гортензий. Ци¬ церон одержал победу над этим соперником, приведя неопровержи¬ мые доказательства ограбления Верресом провинции, расхищения ее художественных богатств, попустительства пиратам, жестокости по отношению не только к провинциалам, но и к находившимся в провинции римским гражданам. Осуждение Верреса (он был изгнан из Рима и удалился в Массилию) вылилось на процессе в осуждение введенного Суллой судопроизводства, от которого было отстранено всадническое сословие. Успех арпинца открыл перед ним полити¬ ческую карьеру: в 69 г. он эдил, в 65-м — претор. Пиком его деятель¬ ности как политика стала занятая им в 63 г. должность консула. Речи против Луция Сергия Каталины, в прошлом сулланца, безуспешно домогавшегося консульской власти, стали триумфом «нового чело¬ века», выходца из всаднического сословия, добившегося высшего положения в государстве не на военном поприще, а силой интеллек¬ та и слова. Но реальная сила была на стороне тех, кто командовал армиями и обладал огромными богатствами. Первый триумвират, участника¬ ми которого стали двое сулланцев и примкнувший к ним «популар», показал Цицерону, насколько эфемерен был его политический ус¬ пех. После изгнания и триумфального возвращения в Рим Цицерон создал свои важнейшие труды по риторике, по философии, по исто¬ рии и теории государства — «Об ораторе», «Оратор», «О государстве», «О пределах добра и зла», «Тускуланские беседы», «Об обязанности», 591
«О природе богов». Цицерон фактически был родоначальником худо¬ жественной латинской прозы с характерным для нее отсутствием иноязычных слов и вульгаризмов. Одновременно он успешно зани¬ мался ораторской практикой и не покидал политики, оправдывая себя в соответствии со своим пристрастием к стоицизму тем, что мудрец не должен устраняться от государственной деятельности. Та¬ кая политическая активность в сочетании с отсутствием политичес¬ кого чутья и преувеличенным представлением о своем влиянии и привела Цицерона к гибели. Творчески освоив и переработав греческое философское и литера¬ турное наследие и сделав его достоянием Рима, Цицерон стал видней¬ шим представителем античной культуры наряду с такими ее гигантами, как Эсхил, Фукидид, Платон, Аристотель, Полибий. В высшей степени примечательна та оценка, которую дал Цицерону римский военный, второстепенный историк начала империи Веллей Патеркул. Обраща¬ ясь к тому, кто настоял на внесении Цицерона в проскрипционный список, Веллей Патеркул пишет: «Но все это напрасно, Марк Антоний. Негодование, вырывающееся из глубины сердца, вынуждает меня на¬ рушить обычный стиль моего труда, — напрасно и то, что ты назначил плату за божественные уста, и то, что ты отсек голову знаменитому че¬ ловеку, и то, что подстрекал к убийству того, кто спас государство и был столь великим консулом... Ведь честь и славу его дел и слов ты не толь¬ ко не отнял, но, напротив, приумножил. Он живет и будет жить вечно в памяти всех тех веков, пока пребудет нетронутым это мироздание, ко¬ торое он, чуть ли не единственный из всех римлян, объял умом, охва¬ тил гением, осветил красноречием». И в самом деле, Цицерон перешагнул не только века доставшейся Риму истории, но вступил в Средневековье, а затем в новое и новей¬ шее время как воплощение интеллекта, как светоч разума и великий наставник человечества. И по сравнению с этим и иными его досто¬ инствами политиканство, неискренность и прочие качества, сформи¬ рованные его временем, — ничто. Цезарь. Осваивая окружающее римскую державу пространство и расширяя ее за счет более слабых соседей, Цезарь одновременно открывал в себе и для современников оригинальный писательский талант. На его памяти Цицерон написал книгу «О своем консульстве», а когда во время поругания его как гонителя катилинариев был разрУ' шен его дом, — другую книгу, «О своем доме» (в смысле — о себе)- Цезарь постарался избежать личного местоимения и обозначил труд 0 себе как «Записки о Галльской войне», да и само изложение повел & третьего лица: «Цезарь победил», «Цезарь договорился». Человек неО' 592
бычайной чуткости к слову, он дал возможность читателям посмот¬ реть на него как бы со стороны и принять его видение событий. В Риме каждый, предлагавший себя избирателям в должностные лица, прогуливался по форуму в сверкающей белизной тоге (toga Candida). Труд Цезаря был своего рода этой «тогой кандида»: он рекомендовал себя на роль владыки империи, представляя себя как знатока военно¬ го дела, как дипломата, как человека, любящего свое войско и гордя¬ щегося его успехами и, наконец, как ученого. «Записки о Галльской войне» — это подлинная сокровищница сведений географического, этнографического, лингвистического ха¬ рактера о народах, населяющих обширные территории Западной Ев¬ ропы. Кельты и германцы его интересуют не только как военного, которому надо знать сильные и слабые стороны противника, но и как историка и психолога. Мы обязаны Цезарю сведениями о ежегодном переделе земель у германского племени свевов, об уровне земледелия у германцев, о примитивных брачных отношениях у обитателей Бри¬ тании. Продолжением «Записок о Галльской войне» являются «Записки о гражданской войне», первая книга которых написана самим Цезарем, а остальные семь — его приверженцами. Эта первая книга, сохраняя тот же стиль изложения, носит более тенденциозный характер, чем рассказ о Галльских войнах. В то же время Цезарь сохраняет прису¬ щую ему сдержанность и не высказывается резко о главном своем про¬ тивнике, Помпее, хотя и приписывает ему вину за начало гражданс¬ ких войн. Книги Цезаря — непревзойденные образцы латинской прозы, ли¬ шенные какой бы то ни было манерности, написанные ясным и про¬ стым языком. И это оценили его современники, даже те, кому был чужд стиль Цезаря. Цицерон, говоря о «Записках о Галльской войне», отмечает, что они столь совершенны, что у историков навсегда отбита охота описывать историю тех же событий. Саллюстий. В условиях невиданных политических противоре¬ чий впервые вышла из стадии подражания и достигла научной и ху¬ дожественной зрелости также и римская историография. Истори¬ ческая мысль эпохи гражданских войн обращена к современности. Если историки этого времени и обращались к прошлому, то лишь к тем эпохам, которые были наиболее насыщены конфликтами, и их изложение давало возможность понять истоки переживаемых рим¬ лянами бед. Из целого моря трудов времени гражданских войн срав¬ нительно полно дошли труды Гая Саллюстия Криспа (86—35). Уро¬ женец сабинского города Амитерна, выходец из всаднического со¬ 593
словия, он, как и Цицерон, принадлежал к кругу «новых римлян», для которых вступление в политику было синонимом служения го¬ сударству и требовало сочетания личного таланта с благоприятными обстоятельствами. В последнем Саллюстию не повезло. В самом на¬ чале своей политической карьеры он был исключен из сената с мо¬ тивировкой «безнравственное поведение». И только с приходом к власти Цезаря он снова был включен в число сенаторов и провел всю гражданскую войну на стороне Цезаря. Вознаграждением за службу и верность было назначение его проконсулом во вновь обра¬ зованную провинцию Новая Африка. Составив там колоссальное со¬ стояние, он вернулся в Рим после гибели Цезаря, купил виллу свое¬ го кумира и огромные сады, сохранившие и после его смерти назва¬ ние Саллюстиевых. Оставшись не у дел, Саллюстий посвящает себя написанию ис¬ тории, рассматривая это занятие как своего рода продолжение по¬ литической деятельности. В отличие от предшествующих историков (анналистов) Саллюстий обладал определенной концепцией исто¬ рии, отразившей перемены, происшедшие в римском обществе вре¬ мени гражданских войн. Исходя из понимания res publica как госу¬ дарства, действующего в интересах всего народа, он осуждал как еди¬ новластие отдельных лиц, так и губительную борьбу партий за власть. В трактате «Югуртинская война» историк пытается объяснить возникновение партий и борьбы между ними состоянием римского общества, сложившегося после разрушения Карфагена, когда исчез¬ ло единство, сдерживаемое внешней опасностью, и одержали побе¬ ду пороки. Описывая борьбу между народом и нобилитетом, Саллю¬ стий на стороне первого, однако признает, что к гибели государство привели раздоры между обеими группировками. В «Истории» он идет еще дальше, заявляя, что ни с кого не может быть снят груз вины, ибо неизменны свойства человеческой природы. «Первые раз¬ ногласия, — пишет он, — явились следствием порочности челове¬ ческой души, которая беспокойна, необузданна и всегда находится в борьбе то за свободу, то за славу, то за власть». Честолюбие и алч¬ ность — вот, согласно Саллюстию, главные пороки, погубившие го¬ сударство его времени. Как бы мы ни относились к наивной картине рисуемого Саллюс¬ тием прошлого, когда люди «к славе были жадны, к деньгам равно¬ душны, чести желали большой, богатства — честного... брань, раздо¬ ры, ненависть берегли для врагов, друг с другом состязались только в доблести», и к объяснению бед настоящего честолюбием и алчнос¬ тью, — сама попытка выявить причины общественных неурядий 11 столкновений поднимает римскую историографию этой эпохи наи трудами римских историков III—II вв. 594
Диодор. Преемником линии Полибия и Посидония в создании всемирной истории был сицилийский грек Диодор (ок. 90—21), расцвет творчества которого падает на эпоху диктатуры Цезаря и второго три¬ умвирата. Во введении к своему историческому труду, названному им «Исторической библиотекой», Диодор, исходя из учения стоиков, рас¬ сматривает народы как членов единой вселенской общины и выдвигает своей целью собрать события прошлого как проявление деятельности божественного провидения, управляющего миром как единым целым. Вслед за Полибием он повторяет, что повествование о чужом опыте цен¬ но как безопасный путь к разумной жизни последующих поколений. Для Диодора история — «блюстительница доблести достойных людей и свидетельство ничтожности негодных, благодетельница всего рода че¬ ловеческого, провозвестница истины, метрополия всей философии». Его труд охватывает существование человечества от начала мира до вторжения в Британию (54 г. до н. э.), события, знаменующего вы¬ ход обитателей круга земель за его пределы. Труд Диодора из сорока книг охватывал историю Египта, Месопотамии, Индии, Скифии, Аравии, Северной Африки, а начиная с Троянской войны до смерти Александра — историю Греции (в общем семнадцать книг). История борьбы преемников Александра за власть, Рима и римских завоеваний изложены более подробно — в двадцати трех книгах. Название труда соответствует его характеру. Это — повествование, основанное на изу¬ чении трудов предшественников, у которых заимствован материал и изложен в определенной системе. Из использованных Диодором ав¬ торов действительно можно составить небольшую библиотеку — из известных нам авторов это Гекатей, Мегасфен, Эфор, Тимей, Поли¬ бий, Агафархид, Посидоний. В поле зрения Диодора не только Афи¬ ны, но и другие полисы круга земель — Коринф, Сиракузы, Цере, Карфаген. События излагаются погодно, и год датируется правлени¬ ем афинского архонта и одновременно римских консулов. Варрон. В I в. до н. э. у римлян пробуждается вкус к отвлечен¬ ным филологическим и антикварным занятиям, которые незадолго до того могли вызвать лишь изумление. И первым человеком поисти- не энциклопедического кругозора становится уроженец небольшого сабинского городка Марк Теренций Варрон (116—27). В поле его зре¬ ния и таланта — лингвистика и история, медицина и сельское хозяй¬ ство, философия и художественная литература. Создав за долгую жизнь более семи десятков сочинений в шестистах книгах, равно вла¬ дея языком поэтическим и прозаическим, Варрон еще при жизни стал настолько признанным авторитетом, что, когда в 38 г. первая в Риме публичная библиотека оформлялась бюстами писателей, Варрон был единственным, кто при жизни удостоился этой чести. 595
Привлек современников необычностью труд Варрона «Образы», состоящий из семиста словесных портретов знаменитых людей с при¬ ложением их изображений, сгруппированных по рубрикам: «Цари», «Полководцы», «Мудрецы» и т. д., при этом каждой семерке римлян подобрана семерка греков. Это несохранившееся сочинение дало тол¬ чок труду младшего современника Варрона Корнелия Непота, автора книги «О знаменитых иноземных полководцах». За какую бы область знаний ни брался Варрон, из-под его стиля выходил не сухой научный трактат, а сочинение, читавшееся с захва¬ тывающим интересом. Таков и его труд «О сельском хозяйстве», про¬ должающий традицию, зачинателем которой у римлян был Катон Старший. Бросающееся в глаза отличие произведений, разделенных полутора столетиями, в том, что Катон создал домоводство, рассчи¬ танное на землевладельца Средней Италии, а Варрон — исследова¬ ние, охватывающее опыт агрономов всего круга земель, со множе¬ ством не только полезных, но и занимательных примеров из практи¬ ки, из истории занятий сельским хозяйством. Повествование в трак¬ тате Варрона ведется в форме живой беседы двух образованных хозяев имений, владеющих в разных частях Италии пахотными землями, ста¬ дами, садами, разводящих домашнюю птицу, кроликов, рыб. Советы о том, как выгоднее приобрести скотину, как за ней ухаживать, пере¬ межаются рассуждениями о возникновении скотоводства, о различии характеров пастухов и землепашцев, о морях, странах, городах, римс¬ ких родах, получивших названия домашних животных. Нигидий Фи гул. Суровые и скучные римляне твердо стояли на земле и чурались всего, что имело отношение к экстазу и фантазии. Но действительность эпохи гражданских войн с уже не скрытыми, а явны¬ ми угрозами не могла не пошатнуть римского здравого смысла и римс¬ кой религии, с помощью которой, как считал Цицерон, римляне побе¬ дили весь мир. Восток, уже ставший частью римской державы, вступил в каждый богатый дом вместе с десятками рабов и клиентов восточного происхождения. И вместе с ними вошло пристрастие к ужасам и роко¬ вым тайнам. К тому же и в самой Италии имелся мощный источник оккультных влияний — этрусская религия. Восточные и местные этрус¬ ские традиции соединил Нигидий Фигул (ок. 100—45). В своих сочинени¬ ях «О богах», «О ветрах» он развивал мистические идеи и сам занимался астрологией и гаданиями. Ему приписывалось предсказание того, что младенец, родившийся в семье Октавия, станет владыкой мира. В то же время Нигидий проявлял интерес к антикварным исследованиям и ос¬ тавил труд «Комментарии к грамматикам» в тридцати книгах. И вся эта литературная деятельность не препятствовала политической актив¬ ности Нигидия Фигула. Как сенатор, он был помощником Цицерона в 596
борьбе с катилинариями; в 51 г. исполнял обязанности претора, а по- зднее сражался на стороне Помпея в Италии и в битве при Фарсале. В поэме Лукана «Фарсалия», посвященной этой битве, он — человек, «ко¬ торому знанье богов и таинство неба дано», и его устами предсказыва¬ ются будущие годы гражданского безумия. Школа на форуме. В Риме не существовало системы воспита¬ ния, регламентированной законом, но действовали обычаи, которым неукоснительно следовали еще в начале I в. до н. э. Никго не препят¬ ствовал изучению греческого языка и греческих дисциплин у себя дома. Но когда накануне гражданских войн в некоторых школах, где препо¬ давание велось на родном языке, ввели изучение чуждого латинскому образованию предмета — риторики, последовал эдикт цензоров со сле¬ дующей мотивировкой: «Наши предки установили, какого они требу¬ ют воспитания для детей и в какие школы их водить. Что касается нов¬ шеств, противных обычаям и нравам наших отцов, они нам не нравят¬ ся». Говоря об отцах, цензоры явно имели в виду Катона Старшего, который сам обучал своего сына, составив для него учебные пособия по земледелию, военному искусству, праву и врачеванию. В этом пос¬ леднем о греческих медиках говорилось, будто они «поклялись извести своими снадобиями всех негреков, да еще заставить их за это платить». Цензорское постановление 92 г. было последней попыткой враж¬ дебной всему новому римской аристократии удержать ту систему об¬ разования, которая была бы неспособна родить новых Гракхов и Са- турнинов. В годы гражданских войн победила эллинистическая сис¬ тема, органически сочетавшая отеческие и греческие начала. Через нее прошли Катулл, Лукреций и великие поэты времени Августа. Ла¬ тинское воспитание осталось достоянием начальной школы. Гречес¬ кие дисциплины распространились на две последующие ступени. Ученику предстояло испить три чаши. Первую, доступную и де¬ тям бедняков, ему по достижении семи лет подносил «литератор» (от littera — буква); из второй, наиболее вместительной, поил «грамма¬ тик»; третьей чашей, самой замысловатой по форме и необъятной по содержимому, владел ритор. Одна из начальных школ находилась на форуме, в портике, обра¬ зованным прикрепленными к колоннам матерчатыми занавесками. Монотонный голос учителя порой заглушался криками площадных зазывал или патетическими возгласами оратора, занявшего ростры, и наоборот, в речь народного трибуна подчас врывались всхлипы нака¬ зываемого ученика. Школа была неотъемлемой частью городской жизни и находилась в самой ее гуще. Разумеется, существовало и домашнее образование, но теоретики римской школы полагали, что предпочтительней образование и вос¬ 597
питание в коллективе, ибо все делать сообща — врожденное свойство людей, и совместным обучением создается важнейший его стимул: соревнование между учащимися. Литератором чаще всего был вольноотпущенник-грек. Он учил рас¬ положению букв и их названиям, складыванию букв в слова, начально¬ му счету с помощью пальцев. Правая рука была «богаче» левой, ибо ее пальцы обозначали сотни и тысячи, а пальцы левой — единицы и де¬ сятки. Пальцы сменял абак, умещавшийся в ладони левой руки и напо¬ минавший современные счеты. По воткнутым в стенки абака стержням передвигались счетные шарики, означавшие цифры или единицы мер и веса. У литератора, как видно по помпейской фреске, показывающей наказание в школе, обучались и мальчики, и девочки. Сохранилось так¬ же изображение литератора на могильном памятнике из Капуи. Он представлен на кафедре с двумя воспитанниками — мальчиком и де¬ вочкой. Из стихотворной надписи под барельефом, содержащей похва¬ лу учителю за вложенные в детские души добрые семена, видно, что во время уроков он писал завещание. Плата за обучение вносилась без задержек, в строго определенный день. Но ее не хватало. Школа грамматика и школа ритора. «Грамматика, — гово¬ рил впоследствии Квинтилиан, — распадается на две части — искус¬ ство правильно говорить и толкование поэтов». Вслух заучивали за¬ коны XII таблиц, «Одиссею» в переводе Ливия Андроника. О комеди¬ ях Менандра узнавали по их переделкам Плавтом и Теренцием. От учителя-грамматика требовалась всесторонняя образованность, и его общественное положение было более высоким, чем литератора. Но и он материально зависел от щедрости родителей учеников и не мог роскошествовать. В школе ритора обучение охватывало теорию ораторского искус¬ ства и практические упражнения в составлении речей. Темы для ре¬ чей часто брались из греческой истории и мифологии. Ученик должен был, исходя из заданных установок, составить обвинительную и за¬ щитительную речи (допустим, как против сицилийского тирана Фа- ларида, приказавшего изготовить медного быка как орудие мучитель¬ ной казни для своих сограждан, так и в оправдание этого тирана). При подготовке речей такого типа в обучение врывалась современ¬ ность, ибо способы казней меняются, а тираны остаются тиранами, хотя и называются по-разному. Юноша, научившийся обличать Фа- ларида, был подготовлен к тому, чтобы в сенате, в суде или с ростр в тех же словах и с помощью тех же приемов добиваться уже не похвалы учителя, а негодования или одобрения слушателей. В школе грамматика или ритора обучались сыновья сенаторов и всадников разной политической ориентации. И то, что говорили зя 598
закрытыми дверями дома, удалив рабов, порой выплескивалось в школе. Юноша Кассий, будущий убийца Цезаря, влепил оплеуху сыну Суллы Фавсту, расхваставшемуся могуществом своего отца. Разразил¬ ся скандал, и в школу пригласили будущего триумвира, друга Суллы Гнея Помпея. Во время разбирательства юный Кассий в присутствии Помпея обратился к обиженному и побитому: «А ну-ка повтори, что сказал, и останешься без челюсти». Еще до того, как началась война между легионами Цезаря и Помпея, на улицах Рима происходили схватки между толпами школьников, стоявших за Цезаря или Пом¬ пея. Обычно юные цезарианцы обращали помпеянцев в позорное бег¬ ство, что считалось хорошим предзнаменованием для Цезаря. Строительная техника и архитектура. С конца II в. до н. э. римская строительная техника обогащается новым материалом, обла¬ дающим водонепроницаемостью и прочностью — бетоном, который, застывая, приобретал прочность и долговечность камня. Для бетон¬ ной кладки не нужна была высококвалифицированная рабочая сила, и это способствовало большей масштабности строительства. Бетон позволил не только увеличить размеры зданий, но и разнообразить их внешний вид и внутреннее устройство. Архитекторы научились воз¬ двигать своды и купола больших размеров. Создается новая архитек¬ тура сводчатых сооружений — мостов, акведуков, складских зданий. Среди этих последних — огромное помещение для хранения достав¬ ляемых в баржах по Тибру продовольственных товаров, известное как Эмилиев склад. Стало возможным доводить пролет арок до 20 м и более. В построенных в 62 г. и сохранившихся и поныне мостах Фаб- риция и Цестия, соединявших берега Тибра с островом Эскулапа, про¬ лет арки достиг 24 м. Арочные мосты и акведуки, купольные сооруже¬ ния составили основу дальнейшего развития римской архитектуры. Общественные преобразования изменили и архитектуру жилого дома. Используя этрусско-римские и эллинистические традиции, те¬ перь атрий соединяли с внутренним, обрамленным колоннадой двори¬ ком — перистилем. Как выглядели эти дома, известно благодаря рас¬ копкам Помпеи, Геркуланума, Остии. Вокруг обрамленных колоннами перистилей располагалась целая анфилада помещений. Перистиль, в центре которого среди зелени обычно располагался небольшой бассейн с украшенным скульптурой фонтаном, обрел парадность, не свойствен¬ ную эллинистической практике. Стены жилых домов I в. до н. э., пост¬ роенные из бетона, имели гладкую поверхность, что позволяло распи¬ сывать их фресками. В это время городские дома и загородные виллы богачей окружали садами, и художники наносили на стены пейзажи, воспринимаемые как ухоженное продолжение природы. Сдержанная отделка стен сочеталась с узорами выложенных мозаикой полов. 599
Римский мост с акведуком Перистиль входит в ансамбль и общественных зданий нового типа - базилик. Базилика расчленялась колоннами на несколько частей, сред¬ няя из которых обычно была шире и выше боковых и освещалась через окна, расположенные над боковыми нефами. Базилики служили залами для суда, торговых и биржевых сделок. Древнейшая из более или менее сохранившихся базилик в Помпеях была первоначально двухъярусным перистилем. Ее часть, предназначенная для судей (трибунал), украшена ритмически расставленными коринфскими колоннами разной высоты. Юлиева базилика, сооруженная на римском форуме Цезарем, имела пять частей и в центральной части два этажа. Огромные размеры (60 х 108 м) давали возможность заседать одновременно четырем комиссиям суда по уголовным делам, и еще оставалось место для торговцев. До сих пор на полу, находящемся ныне под открытым небом, видны круги и квадраты, очерчивающие участок каждого из торговцев. Между 130—100 гг. в одном из древних городов Лация, Пренесте. неподалеку от Рима, возникает грандиозный архитектурный комплекс святилища Фортуны Перворожденной, напоминающий по замыслу сооружения Пергама и Родоса. Неизвестный архитектор, скорее всего грек, расположил здания и портики таким образом, что они подними лись по склону холма террасами, при этом он использовал бетон. Кр0' ме остатков храма Фортуны в ходе раскопок были обнаружены фору*11' термы. О существовании амфитеатра известно из надписей. От начала I в. до н. э. в Риме сохранился храм Фортуны Мужско'1 не подвергавшийся в позднейшие времена перестройке. Это небоЛь
шое прямоугольное сооружение из местного сероватого камня — тра¬ вертина, с глубоким входным портиком из колонн ионийского ордера. На этой же площади близ Тибра стоит небольшой круглый храмик, ви¬ димо, посвященный Геркулесу. Простота стиля, скромные украшения соответствовали всему складу жизни республиканского Рима, еще не пораженного роскошью. И только Помпей и Цезарь после возвраще¬ ния из своих походов на Восток и знакомства с эллинистическими го¬ родами заложили своими постройками начало будущего мраморного Рима. Первое из грандиозных сооружений — каменный театр Помпея, воздвигнутый в 55 г. и известный лишь по описаниям. Инсулы и их обитатели. Гражданские войны римляне сравни¬ вали с опустошительными пожарами. Пожары до неузнаваемости из¬ меняли облик городов и освобождали место для нового строитель¬ ства. Так же и гражданские войны. Частные дома людей, внесенных в «списки мертвых», захватывались и продавались с молотка. Новые владельцы на месте особняков воздвигали здания в три и более эта¬ жей и сдавали их внаем. В перестройку при Сулле шли районы Рима, заселенные богатыми всадниками. У Красса были отряды специально обученных рабов, с помощью которых оставшиеся после пожара пус¬ тыри покрывались «доходными домами», получившими название ин¬ сулы — острова (впервые это слово в значении комплекса зданий упот¬ реблено Цицероном). Хотя в наиболее добротных инсулах порой целые этажи снимали люди среднего достатка, в основном они были заселены малообеспе¬ ченными людьми, не имевшими возможности зимой жить в особня¬ ке, а летом, спасаясь от лютой жары, уезжать к морю или в горы. Это были «острова бедности» в городе, полном роскошных городских вилл. Здесь было царство клопов и блох. В каморках многоэтажных домов не было ни водопровода, ни канализации. Отбросы нередко выплескивали прямо из окон, и с этим приходилось считаться прохо¬ жим. Часто возникали эпидемии. Для большинства жильцов инсул единственным товаром, которым они обладали, были их голоса, ску¬ павшиеся перед выборами искателями выгодных государственных должностей. Однако и в остальное время от голода римские граждане не умирали, ибо получали хлеб от государства и подачки от богачей. Жизнь обитателей инсул более всего скрашивали зрелища — конс¬ кие скачки, бои гладиаторов, травля зверей. Они дорого стоили органи¬ заторам, но тот, кто был щедр, добивался популярности и мог рассчиты¬ вать на голоса. И все же обитателям особняков страшно было жить в городе, все больше и больше застраивавшемся инсулами, этим источни¬ ком обвалов и пожаров. Позднее, при Августе, высота зданий регламен¬ тировалась законом. Однако квартирную плату всегда назначали домо¬ 601
владельцы. И всегда мог появиться кто-то, обещающий добиться в зако¬ нодательном порядке ее снижения и отмены задолженности. В инсулах обитали люди, которым нечего было терять, — те, на кого рассчитывали Катилина и Клодий. Из них вербовались и те, кто ликовал при объявлении проскрипций, воспринимая их как долго¬ жданный сигнал к безнаказанным грабежам и убийствам. Именно об обитателях инсул думал Цезарь, составляя свое завещание и отказы¬ вая каждому из них по 300 сестерциев. Это были как раз те 30 сребре¬ ников, за которые была продана Римская республика. Лукуллов пир. Минули времена, когда римляне гордились уме¬ ренностью в пище и корили азиатов, а у себя в Италии — «жирных этрусков». Римляне времен царей и «бородатых консулов», лакомив¬ шиеся полбой и репой, превратились в гурманов. Рим после Митри- датовых войн стал пиршественным столом, на который поставляли свои изысканные блюда и Меотида (Азовское море), и Колхида, и Африка. Конечно же, за этим столом деликатесы доставались немно¬ гим. Господа съедали утиную шейку и грудку, остальные части доста¬ вались гостям рангом пониже, а лапки обгладывали рабы. Не щадили ни красоты павлина, ни соловьиного пения — в пищу порой шли и соловьиные языки. Законодателем таких пиров оказался победитель Митридата и Тиграна Лукулл, у которого Помпей похитил победу, но не добычу. С горя удалился Лукулл от дел и обязанностей римского гражданина в свое поместье и зажил там, как «Ксеркс в тоге». Роскош¬ ную и праздную жизнь вскоре стали называть «лукулловой». Если кому из сенаторов хотелось особым образом приготовленного дроз¬ да, — он отправлялся к Лукуллу, располагавшему лучшими птичника¬ ми. Морские рыбы были также у него под рукой — он приказал пус¬ тить в свои пруды по каналу воду из моря и развел рыб, которыми любовался и которых собственноручно кормил. По примеру Лукулла рыбные садки стали заводить у себя и другие владельцы вилл. Извест¬ ны случаи, когда хищным рыбам скармливали провинившихся рабов. Пиры, устраиваемые Лукуллом и его подражателями, длились не¬ делями (предусматривались даже золотые лохани для извержения съе¬ денного и выпитого и были изобретены способы искусственного вы¬ зывания рвоты). Возникал цикл, охарактеризованный одним из рим¬ ских писателей так: «Извергают пищу, чтобы есть, и поглощают ее чтобы извергнуть». Пиры в Риме становились своего рода средством общения с дрУ' зьями. Цицерон полагал, что латинское слово «пир» («конвивиум»1 более удачно, чем греческое, так как дословно означает «совместна жизнь». Все зависело от того, кто был устроителем пира и кто бы: среди его гостей — образованный нобиль, полуграмотный всадн^ 602
Лектика или вольноотпущенник, стремившийся выставить напоказ доставше¬ еся ему богатство и демонстрирующий вместе с ним невежество и без¬ вкусицу. Как реакция на многолюдные пиры воспринимается реко¬ мендация Варрона приглашать к столу гостей в количестве не менее числа граций (трех) и не более числа муз (девяти). Одежда и прическа. Роскошь одолевала былую римскую про¬ стоту во всем. В свое время, если верить Геродоту, Крез посоветовал пленившему его царю персов Киру одеть своих подданных в длинные одеяния и обуть в высокие сапоги — «и ты увидишь, о царь, как скоро они обратятся в баб, так что тебе уже никогда не придается опасаться восстаний». Римляне эпохи гражданских войн, следуя моде, были оде¬ ты так, словно восприняли совет лидийского царя. Из описаний Ци¬ церона встает окружавшая Каталину золотая молодежь «в одеяниях до пят с длинными рукавами». Одновременно распространился обычай подбривать брови, выщи¬ пывать бороду и волосы на ногах, а также умащаться восточными бла¬ говониями. Так что Клодий, втесавшийся в толпу девушек и матрон, которые следовали на закате в дом великого понтифика Гая Юлия Цезаря, чтобы участвовать в закрытом для мужчин празднике Доброй богини, сошел за девушку. Пойман же он был рабынями при попытке проникнуть в спальню хозяйки праздника, жены Цезаря, той самой, что «вне подозрений». Богатых римлян стали носить по городу в лектиках (носилках), ра¬ нее римлянам малоизвестных. Это было сооружение, в котором можно было не только сидеть, но и лежать со всеми удобствами, при желании задернув занавески. Тяжесть носилок ложилась на плечи шести или 603
восьми крепких вымуштрованных рабов, внешний вид которых подчеркивал богат¬ ство их хозяина. Римские поэты не уставали осуждать носилки как проявление изнежен¬ ности и развращенности, но ими продолжа¬ ли пользоваться как средством передвиже¬ ния и символом обеспеченности. Характеры в бронзе и мраморе. Римляне эпохи гражданских войн и после¬ дующих столетий римской истории встают перед нами в скульптурах как живые люди. Подобных портретов не создавали гречес¬ кие мастера. Реализм римских изображений Скульптурный портрет восходит к древнеэтрусскому религиозному Помпея искусству, воспроизводившему в воске и глине образы умерших и делавшему их предметом почитания. Заим¬ ствуя у греков ранее незнакомый им материал — мрамор и технические способы его обработки, римляне создают произведения, лишенные ка¬ кой-либо героизации. Римский скульптурный портрет безжалостно со¬ хранял близость к оригиналу— выступавшие скулы, дряблость щек, мешки под глазами, тяжесть подбородка. Это дает возможность допол¬ нить с помощью скульптурных портретов картину эпох, рисуемую ли¬ тературными памятниками. Портреты политиков конца Республики — Цезаря, Помпея, Цицерона расширяют возможности оценки их лич¬ ности и их характера. Так, в портрете Помпея ощущается погубившее его самодовольство и туповатая ограниченность. Таким образом, Пом¬ пей в галерее его современников узнаваем — его невозможно спутать с Цезарем или Цицероном. Клеопатра благодаря скульптурному портре¬ ту для нас не идеальная красавица, и можно задуматься над тем, что бросило к ее ногам Антония. Примечательно, что впоследствии, когда римские правители были официально обожествлены, представление об их «божественной природе» почти не сказалось на реализме портре¬ тов — божественность передавалась с помощью позы и атрибутов влас¬ ти. Портреты, принадлежащие лицам неизвестным или ничем не отли¬ чившимся, ценны как типажи, выражающие определенный характер, и режиссер, создающий фильм о Древнем Риме, в состоянии подобрать из них прототипы на роли сенатора, ростовщика, центуриона и т. д. ЁШШЁШШВ
Ill ИМПЕРАТОРСКИЙ РИМ В ЭПОХУ ПРИНЦИПАТА д|вмш1в1в1в1в|д|в1в1ш1аав]в1в1в1ав1в1в1в1вмаш1в1в1ш1в1ш1в|дгавшв1вг Глава 11 ВРЕМЯ АВГУСТА: ПОЛИТИКА И КУЛЬТУРА (30 Г. ДО Н. Э. - 14 Г. Н. Э.) В начале весны 30 г. волны Тирренского моря разрезала три¬ умфально расцвеченная флотилия римских кораблей. На пер¬ вой триреме находился тридцатипятилетний победитель Анто¬ ния и Клеопатры Октавиан, завладевший всеми землями, руд¬ никами, пальмовыми рощами Египта. На других судах плыли ска¬ зочно разбогатевшие соратники Октавиана и египетская казна, предназначенная в дар римскому народу. Октавиан становится Августом. Еще живы были старики, по¬ мнившие кровавое возвращение в Рим Мария и не уступавшее ему в жестокости возвращение Суллы. На памяти очень многих было и три¬ умфальное возвращение приемного отца Октавиана Цезаря и все то, что за этим последовало. Но появление в Риме Октавиана знаменова¬ ло не начало еще одного витка гражданских войн, а их завершение. Поэтому римляне несколько месяцев ликовали, не желая задумывать¬ ся над тем, что их ждет. Октавиан же во время бесконечных обременительных для его сла¬ бого здоровья чествований и триумфов только и делал, что размыш¬ лял. Ему ничего не стоило сесть на трон Цезаря и надеть себе на голо¬ ву корону. Так поступил бы побежденный им Антоний. Октавиан был умнее и расчетливее. Само слово «гех» (царь) было ненавистно рим¬ лянам едва ли не со времени изгнания Тарквиния. Полтысячелетия Рим был республикой, и хотя в столетней буре гражданских войн рес¬ публиканские вольности и доблести выветрились, над семью холма¬ ми по-прежнему витал суровый призрак Республики. Вдохновленные им заговорщики бросили Цезаря к ногам мраморной статуи Помпея, сражавшегося за давно отжившую Республику, за сборище прожжен¬ 605
ных политиканов (сенат) и продаж¬ ное народное собрание. Приветствия сенаторов излива¬ лись, как из рога изобилия. Прямо не предлагая Октавиану корону (кто знает, как развернутся события), они предлагали ему титул Ромула, основателя Рима, его первого царя. Вторым основателем Рима когда-то назвали победителя галлов Камил¬ ла. Пусть Октавиан будет третьим основателем Рима. Но ведь Ромул был царем. Так пусть Октавиан сам решает, надевать ли ему корону и на какой трон садиться — дубовый, как у Ромула, или золотой, как у Тарк¬ виниев. Октавиан бросил взгляд на сена¬ тора Мунация Планка, одного из тех, кто поначалу был шутом у Ан¬ тония, а теперь вошел в доверие к его победителю. Планк понял знак и, взяв слово, внес предложение: наградить Октавиана титулом Август. Смысл этого титула допускал различные толкования, но предложение было высказано так четко и внятно (да и взгляд Октавиана о чем-то говорил), что никто из прежде выступавших сенаторов не стал отстаивать иную точку зрения. Так Октавиан стал Августом, присоединив к своему имени этот эпитет — «Приумножающий», который ранее прилагался только к отцу богов Юпитеру. Создавая видимость сохранения Республики. Август принял титул принцепса, первого среди равных. Титул этот су¬ ществовал на протяжении всей Римской республики, но означал в республиканскую пору не более того, что давал право сенатору, его удостоенному, первым высказывать свое мнение. Принципат. Единодушие сохранялось на протяжении всех соро¬ ка лет правления Августа, и одно это больше, чем что-либо другое, говорило о переменах, происшедших в Риме. Конечно, и при Цезаре власть сената была призрачной. Но единодушия не было, и свил?' тельство тому — убийство Цезаря в сенате. Единодушие же сенатора при Августе продемонстрировало, что сенат в полной мере преврЗ' тился в призрак. Таким же призраком стали и комиции. Они собир^' лись с такой регулярностью, о какой не могли и мечтать даже в лу4' шие времена Римской республики. Квириты подавали голоса без выь 606
риков и суеты, сохраняя видимое достоинство и как бы сознавая важ¬ ность этой процедуры. И зачем выкрикивать, если все, за кого они голосовали, уже выбраны Августом, и в списке кандидатов нет ни од¬ ного, кто осмелился бы иметь собственное мнение, отличное от мне¬ ния Августа. Зачем суетиться, когда каждый из голосующих исправно получал назначенную Августом сумму, а вместе с нею и тессеру (же¬ тон) на посещение гладиаторских боев. Избранники народа становились магистратами, носителями ис¬ полнительной и судебной власти — консулами, цензорами, претора¬ ми, квесторами, народными трибунами. Это был, если отвлечься от частностей, старый механизм власти, только безукоризненно отла¬ женный, как таран или какая-либо другая из римских военных ма¬ шин, которую приставили к республике и пустили в действие. К част¬ ностям относилось и то, что с завидным постоянством Август изби¬ рался консулом и цензором и много лет подряд — народным трибу¬ ном. Но ведь не сам же он себя выдвигал в кандидаты! Он не ходил, как во времена Цицерона, по форуму в сияющей белизной тоге, не здоровался с каждым встречным за руку, называя его по имени и до¬ бавляя: «Почтенный», хотя этот «почтенный» мог быть сыном воль¬ ноотпущенника. Когда начиналась избирательная кампания, Август не знал, куда деваться от направляемых к нему депутаций, каждая из которых настаивала на преимущественном праве выставить его кан¬ дидатуру. А если он отказывался от должности, в городе наступало необыкновенное волнение, и к Палатину стекались толпы с воплями: «Как мы обойдемся без тебя, отец отечества!» И приходилось усту¬ пать, идя навстречу пожеланиям римского народа. Законы Августа. Целью законов Августа было укрепление тра¬ диционных моральных устоев, пошатнувшихся в результате граждан¬ ских войн, создание новой администрации, подчиненной не выбор¬ ным органам власти, а ему, и устранение какой-либо возможности сопротивления новому режиму. Среди внесенных им законов более всего взволновали современников те, что были направлены на ук¬ репление римской семьи. И в эпоху Республики допускалось опре¬ деленное вмешательство государства в частную жизнь граждан. Но такого рода распоряжения цензоров распространялись в те времена лишь на лиц, занимавших высокое общественное положение (так, вошло в историю распоряжение одного из римских цензоров об ан¬ нулировании полномочий сенатора за то, что он в присутствии взрослых дочерей поцеловал жену). Иное дело — законы Августа. Один из них обязывал к обязательному вступлению в брак всех лиц сенаторского и всаднического сословия. Частью этого закона было 607
Пирамида Гая Цестия, возве¬ денная в 12 г. до н. э. за 330 дней как погребальный памятник од¬ ним из преторов в связи с модой на все египетское. Высота — 21 м. Ширина у основания — 22 м установление особых льгот для тех, кто имел троих сыновей. Впрочем, права «отца троих сыновей» вскоре преврати^ лись в титул, которым мог обладать даже нарушитель закона о браке, если он имел заслуги перед государством. Закон Августа преследовал нарушение супру¬ жеской верности, возлагая ответствен¬ ность за внебрачные связи женщин на их отцов и мужей. Вызвав в римском обществе немалые толки, закон о браке не имел результата, на который рассчитывал Август, — воз¬ вращение забытых обычаев предков. Закон не соблюдался. Более того, наи¬ более злостными нарушительницами оказались дочь, а затем и внучка самого Августа. Не имели результатов и поста¬ новления Августа против излишеств в устройстве пиршеств, в строительстве, в женской роскоши. Для того чтобы вер¬ нуть древние доблести и нравы, надо было отказаться от римских провинций и их доходов, от использо¬ вания труда рабов. Главным орудием власти принцепса была римская армия. Ее ре¬ организация продолжила ту линию, которую за сто лет до этого на¬ метил Гай Марий. При Августе произошла окончательная професси¬ онализация римского войска, установлен срок службы в 25 лет и вме¬ сте с этим определены привилегии для ветеранов. Было покончено с той пагубной практикой, когда легионеры, угрожая оружием, выд¬ вигали какие-либо требования к сенату и полководцам. Только от Августа зависела судьба любого командира и любого воина — на¬ граждение, продвижение по службе, отставка. Юноша, вступающий в войско в 17-летнем возрасте, давал присягу на верность самом} принцепсу и находился на службе у него, а не у сената или народно¬ го собрания. С давних пор при консуле или преторе, командовавшем войском- имелся небольшой вверенный ему лично отряд, который заботилсяс его безопасности и выполнял особые поручения. Август создал о со* бые преторианские когорты, которые, в отличие от легионов, стоя&' ших на границах империи, были расквартированы в Риме и в Ит3' лии — там, где могла возникнуть угроза власти. Преторианцы, наби* равшиеся из одних италийцев, за более легкую службу, как правил0 608
не опасную и приносившую почет, получали от Августа значительно большее содержание, чем легионеры, которым на римских рубежах угрожали варвары, стихийные бедствия, донимали полчища комаров и лихорадка. Провинции, в которых находились подчиненные Августу легио¬ ны, были поставлены под его прямое управление. Он посылал туда наместников, вершил суд и расправу не только над воинами, но и над населением. Доходы от этих «императорских» провинций поступали в личную казну Августа (фиск). Провинции, где не было войск, оста¬ вались формально под управлением сената и назначаемых им про¬ консулов. Доходы от «сенаторских» провинций шли в сенаторскую казну (эрарий). На особом правовом положении находился Египет, считавшийся личной собственностью Августа и управлявшийся пре¬ фектом из числа римских всадников. Августа там рассматривали как преемника фараонов. В надписи одного из египетских храмов он оха¬ рактеризован как «прекрасный юноша, милый своей любезностью, князь князей, избранник Пта и отца богов Нуна, царь Верхнего и царь Нижнего Египта, самодержец, сын Солнца». Ряд законов Августа имел целью остановить нежелательное уве¬ личение числа римских граждан за счет вольноотпущенников. Отпуск рабов на волю регламентировался. Он осуществлялся лишь по дости¬ жении рабом определенного возраста. Были усилены наказания за убийство рабами господина. По новому закону (правда, при Августе ни разу не примененному) в случае убийства господина казни подле¬ жали все без исключения рабы его дома. «Миротворец». Римскому обществу, истерзанному граждански¬ ми войнами, Август предложил мир и на этой волне добился собствен¬ ных целей. В своем завещании он подчеркивает: «При мне, принцеп- се, сенат трижды постановлял запереть храм Януса-Квирина, тогда как до моего рождения, с тех пор, как основан Рим, он был заперт, по преданию, всего лишь дважды». Между тем при Августе осуществлялись крупные завоевания с целью доведения империи до «естественных» границ. Историк Флор в очерке внешней политики Августа перечисляет двенадцать войн, которые при нем велись. Самой грандиозной из них была Германс¬ кая война, в ходе которой римские полководцы присоединили к им¬ перии огромную территорию вплоть до Эльбы (Рейн не был сочтен «естественной» границей). Данниками Рима стали десятки германс¬ ких племен, которых заставили подчиняться римским законам и приносить жертвы чуждым богам. Однако германцы, объединив¬ шись, заманили римские легионы, возглавляемые алчным и недале- Нгмировский А.И. 609
ким Квинтилием Варом, в непроходимый Тевтобургский лес и пол¬ ностью их уничтожили (9 г. н. э.). Когда весть о разгроме достигла Рима, Август облачился в траур и, колотясь головой о стенку, повто¬ рял: «Вар! Вар! Верни мои легионы!» Так Римская империя на западе была отброшена к Рейну. На севере в результате Иллирийских и Дал¬ матских войн границей ее стал Дунай, на западе, от устья Рейна до Геркулесовых Столпов, — Океан. Средиземное море сделалось внут¬ ренним озером империи. Восточными рубежами империи стали реки Евфрат и Кура. Орлы римских легионов парили над Кавказом и Таврикой. Правительница Боспорского царства Динамия, внучка великого противника Рима Митридата, провозгласила Августа в своей надписи «правителем все¬ ленной, умиротворителем земли и моря, личным спасителем и благо¬ детелем». Римский военный отряд расположился на скале близ совре¬ менного Ласточкина гнезда в окрестностях Ялты (археологи раскопа¬ ли там здания казармы и термы). Римская флотилия заняла бухту Ба¬ лаклавы неподалеку от Херсонеса. Август предпринял попытку дойти до Индийского океана, но военная экспедиция в Южную Аравию окончилась провалом, хотя и не столь чувствительным, как в Герма¬ нии. Цари Парфии, восточного соседа империи, в качестве жеста доб¬ рой воли (разумеется, истолкованного римской политикой как при¬ знак слабости) вернули Августу знаки римских орлов, утраченные Крассом и Антонием. Гений пропаганды*. Стремление представить себя отцом и бла¬ годетелем народа, а свое царствование — образцом, достойным под¬ ражания, было присуще в той или иной мере всем древним монархам. Уже древневосточные цари восхваляли себя до небес и даже из побед¬ ных надписей своих предшественников выскабливали их имена и вписывали свое. Но ни один из царей, тиранов, диктаторов Древнего Востока или Запада не смог сравниться с Августом масштабами и уровнем целенаправленной, глубоко продуманной политической про¬ паганды. Не слишком одаренный полководец, трусливо прятавшийся за спины сподвижников, посредственный поэт, ничтожество по срав¬ нению с Цезарем, в пропаганде Август был гением. Когда в 1937—1938 гг. Бенито Муссолини, провозгласивший Авг)' ста «основателем фашистского режима», устроил в Риме празднова¬ ние двухтысячелетнего юбилея, статуями, надписями, монетами, гем¬ мами, мозаикой и расписной керамикой была заполнена грандиозная выставка, занявшая несколько кварталов. Героем всех этих памятни* ков был Август — могущественный, мужественный, милосердный * Параграф написан совместно с JI.C. Ильинской. 610
справедливый и, конечно, благочестивый. И если бы кому-нибудь вздумалось организовать такую же выставку в дружественных Италии Турции, Испании, Германии, экспонатов хватило бы и там. Но, может быть, Август к собственному восхвалению не был при¬ частен? Может быть, как уверяет он сам и как пишут о нем его древ¬ ние биографы, он отличался скромностью, и обилие статуй, рельефов и иных памятников монументальной пропаганды — результат безмер¬ ной стихийной любви подданных к «отцу отечества»? Ответить на этот вопрос помогает политическое завещание Авгус¬ та, вырезанное на металле и поставленное близ его мавзолея, а затем скопированное в провинциях вплоть до далекой Анкиры в Малой Азии (столица современной Турции Анкара). Помимо этого памятника имеются и другие факты, говорящие о болезненном честолюбии «скромнейшего из римлян». И не только о честолюбии, но и о злобной мстительности, скрывающейся под ли¬ чиной милосердия и благочестия. Так, Август назначил наместником Египта, ставшего римской провинцией, Корнелия Галла, талантливо¬ го полководца, нанесшего поражение самому Антонию, и одного из прославленных поэтов своего времени. Во главе войска Галл совер¬ шил поход на пороги Нила и достиг мест, куда никогда не ступала нога римлянина. Доставив в Рим один из каменных обелисков времен фараонов, он написал о своем походе за пределы Египта, забыв при этом упомянуть Августа. Когда об этом стало известно Августу, он принудил Галла покончить жизнь самоубийством. Искусно направляемая Августом пропаганда внедряла в обще¬ ственное сознание идею божественности верховной власти, убеждала подданных в щедрости носителей этой власти, украсившей город мо¬ нументальными постройками, рассчитанными на века и уже этим ока¬ зывавшими воздействие на современников. Она способствовала вос¬ приятию единоличной власти как покровительницы культуры, и мо¬ нументальные здания публичных библиотек, впервые появляющиеся в античности не в полисный, а в имперский период, воплощали эту идею в камне. Она ненавязчиво, но систематически убеждала обще¬ ство в значимости завоеваний, охвативших огромные просторы, по¬ чти всю ойкумену. Лозунги, провозглашенные Августом и услужливо подхватывае¬ мые сенатом, растекались в зримых образах по всей империи на ре¬ версах монет, аверсы которых украшало изображение самого Августа. Памятники, надписи, статуи, появлявшиеся в столице, сотнями и ты¬ сячами подобий растекались по всей империи. Один из интереснейших памятников монументальной пропаган¬ ды — карта, поставленная в портике ближайшего сподвижника Авгу¬ ста Агриппы. В основе этой монументальной карты, запечатлевшей 611
не только римские владения, но и территории тех народов, с которы¬ ми Рим приходил в соприкосновение, лежало стремление наглядно продемонстрировать размах римских завоеваний, как бы приобщив каждого к величию могучей державы. «Вот они, мира владыки, народ, облекшийся в тоги» — мог бы вспомнить возле этой карты Вергилие- ву строку чужеземец, в изумлении застывший перед ней. Хотя зна¬ менитая карта и не сохранилась, мы можем ясно себе ее представить. Плиний Старший полностью воспроизвел в своем труде сопровож¬ давшее ее описание, составленное самим Агриппой еще до того, как она украсила портик. Благодаря речи оратора III в. н. э. Эвмена, произнесенной на фо¬ руме Августодуна, мы знаем, что такая же карта украшала портик это¬ го города Галлии, носившего имя принцепса. В этой речи явственно прозвучало то, о чем умолчал Плиний, восхищаясь Агрипповой кар¬ той: действенность такого рода наглядной агитации, развернувшейся в постоянно посещаемом портике. Радуясь реставрации портика, в котором находилась карта, галль¬ ский ритор подчеркивает значение такой карты, ибо «молодежь каж¬ дый день рассматривает все земли и все моря, все города, восстанов¬ ленные их (императоров) добротой, народы, побежденные их доблес¬ тью, племена, парализованные страхом, который они им внушают». Карта, по словам Эвмена, помогает «обучать молодежь и помочь ей легче воспринять глазами сведения, которые не так легко усвоить уша¬ ми, представить положение всех стран с их названиями, их протяжен¬ ностью, с расстояниями, их отделяющими, как и со всеми реками мира, с их истоками и устьями», а главное — «позволяет им окинуть взглядом блистательные подвиги наших мужественных императоров, показывая слившиеся реки Персии, пожираемые засухой поля Ли¬ вии, кривизну рукавов Рейна, многочисленные устья Нила по мере того, как прибывают каждое мгновение один за другим гонцы, по¬ крытые потом и возвещающие о победах». От культа богов к культу личности. Август, как и большинство образованных людей его времени, скептически относился к народ¬ ным верованиям, нелепость которых была показана Зеноном, Эпику¬ ром и римским последователем Эпикура Лукрецием. Однако, придя к власти, он поставил своей целью возродить староримскую религию чтобы укрепить тем самым и свое положение как главы государства Были восстановлены находящиеся в полном запустении храмы, во¬ зобновлена деятельность старинных жреческих коллегий. Авторит?1 некоторых из них был поднят уже тем, что Август стал их членом. Р 12 г. до н. э., после смерти триумвира Марка Лепида, бывшего вели¬ ким понтификом, Август принял на себя и этот сан, став, таким обр*' 612
зом, также и главой римской религии. Это было использовано им для преобразования римской религии в чуждом ей ключе — с целью уко¬ ренения в сознании граждан культа личности главы империи. В каж¬ дом доме Рима и Италии, наряду с ларами и пенатами, стал почитать¬ ся гений Августа. В римский пантеон были введены такие «боги», как «Августов мир», «Фортуна возвращения» (Августа). Используя этрусское учение о сменяющих друг друга веках-поко¬ лениях, Август ввел празднование секулярных (вековых) игр, которые отмечались как возвращение в Рим благоденствия, «золотого века». В торжественных шествиях юноши и девушки в белых одеяниях, с вен¬ ками на головах пели сочиненный Горацием гимн, прославляющий возвращение древних добродетелей — чести (honos), верности (fides), стыдливости (pudicitia), а больше всего — самого Августа, благодетеля римского народа. Культ Августа перешагнул через границы Города и Италии. Он рас¬ пространился по всему римскому кругу земель: во всех провинциях устанавливались храмы Августу и Роме или клялись его именем. Уча¬ стие в этом восхвалении живого бога стало свидетельством лояльнос¬ ти подданных Римской империи. Лживость Августа, не устававшего твердить о восстановлении Рес¬ публики, явствовала не только из объема присвоенных им полномо¬ чий, но и из того, что на протяжении многих лет этот «республика¬ нец» готовил себе наследника. Сначала это племянник Марцелл, за которого Август выдал свою дочь Юлию. Но Марцелл скоропостижно скончался. Тогда Август выдал дочь, ставшую разменной монетой в политической игре, за полководца Агриппу, и тот должен был насле¬ довать Августу как зять. Но умер и Агриппа. После этого Август усы¬ новил сыновей Юлии Луция и Гая и, несмотря на юный возраст, сде¬ лал их «руководителями молодежи». Когда умерли один за другим и они, он назначил наследником своего пасынка Тиберия, которого ни¬ когда не любил и за глаза называл «медленно жующими челюстями». Говорят, что незадолго до смерти Август обратился к вошедшим в спальню друзьям с вопросом, хорошо ли сыграна им его роль, и, не дожидаясь ответа, произнес строки, с которыми обычно обращались к публике актеры, покидая сцену после последнего акта: Коль хорошо сыграли мы, похлопайте И проводите добрым нас напутствием. Возможно, передача власти подозрительному и не скрывавшему своей жестокости Тиберию, словно подчеркивающему всем своим об¬ ликом контраст с благочестием и милосердием Августа, был после¬ дним актом этой трагикомедии, длившейся 44 года. 613 1
Ливия. В годы Республики судьбы Рима вершились публично^ на форуме, на Марсовом поле, в курии. При Августе решения прини¬ мались во дворце на Палатине (в его палатах), затем пересылались народное собрание и сенат для формального утверждения. Первы.у местом, откуда исходили назначения, награды и кары, была импера¬ торская спальня, и от того, кто находился рядом с принцепсом на супружеском ложе, зависело очень многое. В свою резиденцию на Палатине Август вступил вместе с Ливией В годы войны Октавиана с Секстом Помпеем Ливия, с двухлетне Тиберием и беременная, спаслась бегством от бесчинств ветеранов своего супруга. Сначала она нашла пристанище в Сицилии, вотчине помпеянцев, затем в Греции. Там во время битвы при Филиппах по* гиб ее отец (не желая сдаваться врагам Республики, он покончил жизнь самоубийством). Молодую женщину заметил и поддержал Ан¬ тоний, а затем, минуя дом своего супруга, она досталась победителю к родила под его пенатами. Чтобы принять этот трофей, это дитя граж¬ данской войны, Августу пришлось пойти на развод с прежней женой, от которой он уже имел детей. Но — о, горе победителю! — Август вскоре мог пожалеть об этой победе, ибо наследников Ливия ему не родила, а с его собственными детьми рассорила. Закон Августа о бра¬ ке правильнее было бы назвать законом Ливии, ибо, как известно, оь; обрушился прежде всего на родную дочь и внучку Августа, а также ш Овидия (не Ливия ли виновата в том, что и после смерти Августа по эту не разрешили вернуться в Рим?). Этот закон связал и самого Авгу ста: ведь не мог же он нарушить его и развестись с Ливией! Но с этот: времени владыка круга земель стал разговаривать с собственной же ной по заранее заготовленному конспекту. Вся жизнь Ливии была отдана Августу. Она никогда не отпускав его из Рима одного, сопровождая в ближних и дальних поездках. Он решала, кому из членов императорской семьи возглавлять войско, кому отправляться в изгнание. На Востоке ее принимали как цариш Ее благосклонности добивались цари, осыпая подарками и давая е; имя вновь основываемым городам. В Италии (в Павии) ей воздвигл триумфальную арку. Не за победу ли над Августом? Предком Ливии был Ливий Друз Младший, тот самый, которьг попросил соорудить свой дом таким образом, чтобы все, что делаете* в нем, всегда было на виду у народа. Дом пожизненного народ ног трибуна Августа и Ливии, напротив, был построен так, чтобы ник" не мог знать, что творится за его стенами. Если бы в древности велс* независимое расследование о смертях в императорском доме, сле>- привели бы к Ливии. «Случайно» при жизни Августа гибнут его сын; вья, внуки, племянник — все его наследники. В древности существ 614
вало мнение, что Ливия ускорила кончи¬ ну и самого Августа, чтобы сделать прин- цепсом своего сына, ненавистного Авгу¬ сту. Освобождаясь на смертном одре от тягостной близости с Ливией, он назна¬ чил преемником Тиберия, а она с нежен¬ ской решимостью тотчас убила законно¬ го наследника Агриппу Постума, которо¬ го еще при жизни супруга отправила в ссылку. Но все это оставалось в тени. Офици¬ ально же после смерти Августа Ливия по¬ лучила имя Августы, была объявлена до¬ черью Августа (родную дочь его она к тому времени извела) и его жрицей, вследствие чего была удостоена почита¬ ния в храмах. Ливия умерла в 86-летнем возрасте, через пятнадцать лет после причисления Августа к богам, и заняла место рядом с ним в мавзолее. Сын Ливии император Тиберий, уже несколько лет живший на Капри, на погребение матери приехать не пожелал. Мать, добывшая ему власть, давно уже стала для него обузой. Поэтому обожествлена Ливия была лишь своим внуком им¬ ператором Клавдием. В храме Августа был поставлен алтарь, у кото¬ рого весталки приносили ей жертвы, а матроны клялись ее именем. Меценат. Вместе с Августом вступил в историю вечного Рима и Гкй Цильний Меценат. Август увековечен названием самого благодат¬ ного месяца года. Меценат — безупречным вкусом в поэзии и щедро¬ стью к людям искусства — меценатством. Выходец из этрусского аристократического рода, потомок луку- монов, Меценат был другом Августа и его добрым гением. Только он мог подсказать императору выход из политической ситуации, запу¬ танной, как мифический лабиринт. Покидая столицу империи, Ав¬ густ оставлял Рим на этого человека, не занимавшего никогда ника¬ кой выборной должности. Меценату подчинялись консулы и сенат. И это лишний раз характеризует принципат не как «восстановленную республику», что было официально провозглашено Августом, а как режим личной власти. Никто не знает, о чем совещались Август и Меценат за толстыми стенами дворца на Палатине. Обнародована лишь одна их беседа, со¬ стоявшаяся в повозке, на пути в амфитеатр, — ее свидетелем оказался поэт Гораций. Предвкушая предстоящее зрелище, Август и Меценат спорили, кто победит — галл или самнит. И тому же Горацию дове¬ Ливия 615
лось увидеть, как десятки тысяч зрителей в том же амфитеатре на пра¬ вом берегу Тибра, на Ватикане, стоя приветствовали простого римс¬ кого всадника Мецената, впервые после выздоровления показавше¬ гося римскому народу: Эхом откликнулся Тибр твой отеческий На Ватикана хвалу И ликование. В историческом труде Диона Кассия сконструирована беседа Ок¬ тавиана с его советниками Агриппой и Меценатом. Агриппа предла¬ гает победителю в гражданских войнах восстановить республику. Ме¬ ценат же советует установить монархический способ правления, до¬ казывая его преимущества. Октавиан, как известно, предпочел комп¬ ромисс: став монархом, внешне он сохранил республиканский фасад власти. Разумеется, речи Агриппы и Мецената сконструированы, но трудно сомневаться в том, что именно Меценат, «потомок царей», был сторонником и идейным вдохновителем монархических начал в по¬ литике Августа. В Риме нельзя было сыскать двух столь различных по характеру людей, как Август и Меценат. Первый из них — внешне сдержанный, осторожный, с непроницаемым взглядом, выбравший с самого нача¬ ла своего державного пути маску и не снимавший ее до смертного часа. Второй — шумный, оживленный, всегда окруженный людьми и заметно выделяющийся среди них. Столь же разительно они отлича¬ лись одеждой и привычками. Август — в трех туниках даже летом, «чтобы не продуло», в тоге старинного покроя, придающей человек)' сходство со статуей. Меценат — в одной «распущенной», то есть не- подпоясанной, тоге, даже по дороге в сенат, на форуме, и всегда в сандалиях с серебряными пряжками, с золотыми кольцами, унизыва¬ ющими пальцы. Воскресни суровый Муций Сцевола, он опять бы со¬ вершил трагическую ошибку, приняв Мецената за царя, а его спутни¬ ка, могущественнейшего из земных владык, за секретаря или слугу. Дом Августа на Палатине не выделялся ни размерами, ни декором, ибо также был декорацией продуманного до мелочей политического зрелища близости власти к римскому народу. Меценат занимал пыш- ный дворец на Эсквилине, откуда открывался вид на весь распластан¬ ный внизу город и на лиловеющие на горизонте Альбанские холмы считавшиеся метрополией Рима. Здесь Меценат обдумывал планы уп¬ равления государством. Здесь он принимал поэтов, слушая их стих11 или читая им собственные вирши, над которыми посмеивался АвгУсТ писавший лишь распоряжения да воспоминания о своих деяниях. 616
Випсаний Агриппа. Мецената, ушедшего из жизни в 9 г. до н. э., можно было назвать головой Августа. Правой же его могучей рукой был уроженец суровой Далмации, выходец из всаднического сосло¬ вия Марк Випсаний Агриппа, соученик Августа по школе ритора в Риме, а затем его спутник в Испании и Аполлонии. Когда последней достигла весть о гибели Цезаря и назначении Гая Октавия главным наследником, его отчим и мать, племянница Цезаря, были единодуш¬ ны в том, что Октавию в Риме делать нечего. Но юный Агриппа думал иначе. И Октавий, прислушавшись к совету друга, от наследства Це¬ заря отказываться не стал. Сопровождаемый Агриппой и набранным им небольшим воинским отрядом, Октавий отправился в Рим, чтобы стать там Октавианом, а затем Августом. И именно с этого времени Агриппе поручалось руководство всеми военными операциями, а пло¬ дами его побед пользовался Август. На описанном Вергилием щите, будто бы подаренном Энею его матерью Венерой, отражена и главная из битв, сделавшая Октавиана владыкой империи: Цезарь Август ведет на врагов италийское войско... Вот он, ликуя, стоит на высокой корме, и двойное Пламя объемлет чело, звездой осененное отчей, Здесь и Агриппа — к нему благосклонны и ветры и боги — Радостно рати ведет, и вокруг висков его гордо Блещет ростральный венок — за морские сраженья награда. Видимо, не уложилось в размер «Энеиды» то, что корабль, на ко¬ тором красовался «цезарь Август» (кстати, тогда он еще не был Авгус¬ том), так же, как и весь флот, построен Агриппой. «Ростральный ве- нок» на голове Агриппы — это одна из многочисленных наград, которыми Ав¬ густ удостоил своего друга. Агриппой впервые в Риме были со¬ оружены еще за три года до битвы при Акции публичные термы, своего рода предвестие будущей политики хлеба и зрелищ. Свободнорожденным римлянам раздавались тессеры на посещение терм и банные принадлежности. Агриппа по¬ заботился также о благоволении к ново¬ му режиму богов всех включенных в им¬ перию народов, воздвигнув в 25 г. до н. э. Пантеон (в дословном переводе — «храм всех богов»). Впоследствии этот храм, 617
сильно пострадавший от пожара, был перестроен императором Адри¬ аном, сохранившим, однако, имя первого строителя. За пределами Рима Агриппа построил гавань в Байях, ставших излюбленным мес¬ том отдыха новой римской знати. Агриппе Август доверял как самому себе. Во время тяжкой болез¬ ни в 23 г. до н. э. он передал ему свое кольцо с печатью, чем смертель¬ но оскорбил родного племянника, после чего ему пришлось, делая уступку родственникам, отправить Агриппу на Восток для противо¬ стояния парфянской угрозе. После возвращения в 21 г. в Рим в дополнение к прежним обя¬ занностям Агриппа получает высшую военную власть в империи и командование над войском в западных провинциях. Одновременно Август переселяет Агриппу в собственный дом и вводит в свою се¬ мью, отдав ему свою дочь Юлию, ставшую третьей его женой. Сыно¬ вья Агриппы должны были бы наследовать Августу, если бы не их странная гибель. Его дочери и внучке (Агриппине Старшей и Аг¬ риппине Младшей) довелось сыграть немаловажную роль в жизни империи: первая из них стала супругой Тиберия, вторая — матерью Нерона. ПЛ Источники. История принципата Августа прекрасно обеспечена лите- II— ратурными источниками. Среди них — сочинение современника Авгус¬ та Веллея Патеркула, служившего в провинциальных легионах войсковым трибуном и ставшего по предсмертной рекомендации императора «его кан¬ дидатом» в преторы и члены сената. С позиций профессионального военного изложены преимущественно военные операции времени Августа и дана об¬ щая характеристика его правления. В посвященном Августу кратком очерке «Анналов» Тацита Август охарактеризован как основатель режима единолич¬ ной власти, заменившего Республику, который не встретил сопротивления, поскольку устанавливал мир, но в своем зародыше обладал пороками, бур¬ ным цветом распустившимися при его преемниках. Биография Августа, со¬ держащаяся в «Жизнеописании двенадцати цезарей» Светония, дополняет начертанную Тацитом картину эпохи деталями портрета принцепса и под¬ робностями его личной жизни, известными Светонию благодаря доступу к архивным документам дворца. Детальное изложение правления Августа, ос¬ нованное на недошедших исторических трудах времени основателя принци¬ пата, сохранил поздний историк Дион Кассий; на его суждения о режиме Августа повлияли политические теории, господствовавшие в сенатских кру¬ гах с начала II в., и это заставляет относиться к приводимым в труде фактам с осторожностью. Ряд данных об Августе содержится в компилятивных трудах древних историков (Юстина, Флора, Евтропия) и в высказываниях писате¬ лей. Юлиан, известный под именем Отступник, назвал Августа хамелеоном. Существенным дополнением к нарративным источникам служит поэзия времени Августа, прежде всего гимн, сочиненный Горацием по случаю праз¬ 618
днования секулярных игр, идеологизированная «Энеида» Вергилия, напи¬ санная в русле провозглашенной Августом политики восстановления добрых старых нравов, творчество Овидия, отразившее трезвый взгляд поэта на ли¬ цемерные лозунги принцепса. Необычайно богат относящийся ко времени Августа эпиграфический и нумизматический материал. Главный эпиграфический документ — Анкирс- кая надпись, с предельной четкостью показавшая умение создателя монар¬ хии нарядить ее в тогу Республики. О стремлении Августа продемонстриро¬ вать благотворность установленного им режима свидетельствуют сохранив¬ шиеся в разных частях империи надписи. Одна из них, представляющая со¬ бой послание императора к гражданам находившегося в Малой Азии центра культа Афродиты города Афродисия, выбита для всеобщего обозрения на внешней стороне городского театра. Еще более выразительны монеты начала принципата, эта наглядная ле¬ топись побед римского оружия, целая галерея портретов членов императорс¬ кого дома и вместе с тем орудие пропаганды внутренней политики Августа. Перипетии гражданских войн не могли не отразиться на чекане монет, на которых появились портретные изображения триумвиров. Обширен и эпиграфический материал. Особенно интересно сопоставление литератур¬ ных источников с началом Анкирской надписи, отразившим официальный взгляд на события конца Республики, утвердившийся с победой империи. Вокруг Августа. Установление Цезарем личной диктатуры и приход к власти его наследника Октавиана после еще одного витка гражданского бе¬ зумия не были случайным явлением. Они подготовлены почти столетним развитием римского общества со времени Гракхов, которое римские истори¬ ки считали эпохой гражданских войн. К тому же выводу пришли исследова¬ тели римской истории нового времени, начиная с Теодора Моммзена (1817— 1903), автора многотомной истории Рима и других капитальных трудов, обес¬ печивших ему славу крупнейшего историка XIX в. и в конце жизни — Нобе¬ левскую премию. Однако в оценке движущих сил этого кризиса в науке существуют серьезные разногласия. Моммзен оценивал столетие от Гракхов до Цезаря словом «революция», как будто сближая ее события с буржуазной революцией 1848 г. в Германии, активным участником которой он был. Со¬ циального содержания римской революции Моммзен не исследовал, но тех, кто ей противостоял, называет юнкерами (в Пруссии его времени юнкер — дворянин-землевладелец). Героями революции Моммзен считал Гракхов, Мария, видя в них предтеч «революционного монарха» Цезаря. Проанализировавший режим Августа с государственно-правовой точки зрения, Моммзен охарактеризовал его как диархию, то есть сочетание эле¬ ментов республики и монархии, более близкое на ранних этапах к первой, а на поздних — ко второй. Иной была точка зрения Эдуарда Мейера (1855— 1930) в статье «Император Август» (1903) и в последующих работах. Он при¬ шел к выводу, что Август следовал в своей политике противнику Цезаря Пом¬ пею, которого следует считать истинным основателем принципата, такой по¬ литической системы, когда вся полнота власти принадлежит сенату, а храни¬ телем ее и защитником является первый гражданин — принцепс. 619
В эпоху подготовки и утверждения в Италии фашистского режима ита¬ льянские историки часто противопоставляли Августа Цезарю, считая после¬ днего гениальным неудачником, а первого — великим практиком и устрои¬ телем империи. В 1937 г. Бенито Муссолини отпраздновал в Риме грандиоз¬ ный юбилей Августа, к открытию которого были извлечены из земли соору¬ жения времени Августа, в том числе алтарь мира. Почти в те же годы, когда в России зарождался подобный режим, вышла работа М.И. Ростовцева (1870— 1952) «Рождение римской империи» (1918), в которой предшествующие при¬ ходу Августа к власти гражданские войны были определены как революция, движущей силой которой являлся пролетариат, организованный в войско и устранивший старую аристократию. На гребне этой революции к власти при¬ шел Август, установивший мир и порядок. Предложенное М.И. Ростовцевым вслед за Моммзеном понимание граж¬ данских войн в Риме как революции, было принято в историографии XX в. Эта концепция положена в основу капитальной работы Р. Сайма «Римская революция» (1939). При этом английский историк в отличие от Ростовцева счел революционером не Цезаря, а Августа, осуществившего переворот в ис¬ тории Рима и всего Средиземноморья. В СССР еще перед Второй мировой войной над проблемами падения Римской республики начал работу Николай Александрович Машкин (1900—1950). В капитальном его труде «Принципат Августа» (1949) режим Августа — это монархия, завуалированная республиканскими институтами. В это время такой же режим господствовал в СССР, и нашлись историки, которые, поняв опасность аналогий, препятствовали выходу монографии. Однако поскольку работа была снабжена бесчисленными ссылками на ос¬ нователей марксизма-ленинизма, книга вышла в свет и даже была награж¬ дена Сталинской премией. Н.А. Машкин отрицательно относился к определению гражданских войн конца Республики как революции, поскольку, по его мнению, революцией можно считать только изменение социальной основы общества. К тезису о пережитой Римской империей революции четверть века спустя вернулся Сер¬ гей Львович Утченко («Юлий Цезарь», 1976 и др.), увидевший в Цезаре поли¬ тического деятеля и политикана, а в Августе, помимо того, «государственни¬ ка», за которым стояли муниципальные круги, допущенные к власти после сокрушения старого нобилитета и краха Рима-полиса в тех пределах, кото¬ рые установил Август. Гениальный Цезарь, надевший погубившую его коро¬ ну, выразил подлинное содержание режима, Август, унаследовавший монар¬ хическую власть, объявил ее «восстановленной республикой», показав пос¬ ледующим политиканам и государственникам, как можно манипулировать политической терминологией. 620
Глава 12 «ЗОЛОТОЙ ВЕК» РИМСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Никогда еще на невеликом «временном пятачке» не тесни¬ лось столько выдающихся поэтов и писателей, как в годы прав¬ ления Августа. Это настоящий каскад талантов. Некоторые рим¬ ские поэты последующих поколений склонны были объяснять та¬ кой феномен поддержкой Мецената и сетовали на то, что меце¬ наты вывелись. Разумеется, факт прямого или завуалированного подкупа, равно как и того, что поэзия во многом была рупором идей нового политического режима, трудно отрицать. Но глав¬ ное было не в этом. Десятилетия, непосредственно предшеству¬ ющие приходу Августа к власти, были наполнены такими собы¬ тиями, что казалось, будто сама судьба впервые поставила на сцене истории одну из своих величайших трагедий, героями ко¬ торой стали Помпей, Цезарь, Брут, Цицерон, Антоний, Клеопат¬ ра. Зрители этой трагедии, как бы она ни повлияла на их личные судьбы, могли бы повторить слова русского поэта: «Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые. / Его призвали всебла¬ гие, / Как собеседника, на пир». Вергилий. Как почти все обитатели покоренной римлянами Италии, поэт имел три имени — Публий Вергилий Марон. Второе и главное из них переводится как «девственный», и оно очень согласо¬ вывалось с природной застенчивостью поэта. В зрелые годы она вы¬ разилась в том, что он скрывался от восторженных почитателей, тол¬ пами ходивших за ним. Более всего Вергилий должен был гордиться третьим именем — Марон, которому он был обязан своим предкам — этрускам. На их языке оно означает «жрец», и Вергилий сохранил в своем творчестве присущие этрусским жрецам проницательность и пророческую мощь, а вместе с ними и интерес к скрытой от поверх¬ ностного взгляда стороне жизни. Родиной Вергилия (70—19) был главный город колонизованной этрусками Северной Италии Мантуя. И он им гордился. Но величие Мантуи, как и всего этрусского, было в далеком прошлом. Отец Вер¬ гилия был простым человеком, добывал пропитание себе, жене и троим сыновьям сначала в гончарной мастерской, а затем на пчель¬ нике. Однако его сын Публий в юности обучался медицине и мате¬ матике. Рано начав писать стихи, он не пользовался известностью за пределами узкого круга. Разразившаяся в юные годы Вергилия граж¬ данская война затронула всю Италию. Докатилась она и до отдален¬ ной Мантуи. Желая вознаградить ветеранов, руками которых обес¬ печивалась власть, Октавиан раздарил им земли Италии, разогнав 621
их прежних владельцев. Потеряли свой семейный участок и Вергилии. Их пчелы разлетелись по лесам. И все они покину¬ ли родное гнездо. Вот тогда-то и попа¬ лись на глаза помощнику Октавиана Ме¬ ценату стихи Вергилия, и он, обладавший тонким художественным вкусом, ощутил медовый аромат строк неведомого нико¬ му Вергилия, а может быть, и родствен¬ ную этрусскую душу. Беглецу был отведен небольшой домик в пышных садах Мецената, выросших на месте городской свалки, и он вступил в круг друзей владельца городской усадьбы. Но жизнь, заполненная пирами и развле- Вергилий чениями, была не по нутру молодому че¬ ловеку с деревенским румянцем на щеках. И Меценат подарил Вергилию небольшое поместье на склонах Везу¬ вия, близ городка Нолы, где тот проводил большую часть года. Здесь в подражание александрийскому поэту Феокриту мантуанец написал пастушеские идиллии «Буколики», местом действия которых была гре¬ ческая глухомань Аркадия. Уносясь туда мечтами и помыслами, Вер¬ гилий отдыхал душой от страстей и пороков своего бурного времени, любуясь красотой природы и естественностью пастушеских нравов. И все же современность врывалась в рождавшиеся на склонах дремлю¬ щего вулкана стихи то зашифрованным возвеличиванием Гая Юлия Цезаря, то похвалой Октавиану-Августу, то ссылками на произведе¬ ния друзей-поэтов, пользовавшихся, как и он, покровительством Ме¬ цената. В написанных вслед за «Буколиками» «Георгиках» («Сельских поэмах») поэт прямо включается в провозглашенную Октавианом-Ав- густом программу возрождения разрушенного столетней гражданской войной сельского хозяйства Италии, воссоздавая одновременно кра¬ соту родной природы. Успех этих произведений и настояния Мецената и стоявшего за ним Августа направили Вергилия от описаний природы и сельского труда к доисторическому прошлому Италии, к истокам Рима. Так возникла «Энеида» — грандиозное мифологическое полотно, как бы созданное по образцу «Илиады» и «Одиссеи». Однако современники еще до обнародования поэмы видели в ней соперницу греческого эпоса: Прочь отступите вы, римляне, прочь вы, и греки, Нечто творится важней здесь «Илиады» самой. 622
Десять лет работал Вергилий над поэмой об Энее, и завершения этого труда, затаив дыхание, ждала вся Италия. И звестно, что Август в шутливой форме угрожал поэту, требуя, чтобы тот прислал ему хотя бы строку или даже полустишие «Энеиды». Некоторые части поэмы Вергилий читал в политизированном семействе Августа, и родствен¬ ница императора, услышав строки о своем недавно погибшем сыне, упала в обморок. Обнародовать поэму Вергилий не торопился. Ему хотелось побывать в местах, откуда его герой начал свои странствия. Но во время путешествия в городе Мегаре поэт был поражен солнеч¬ ным ударом. Умирая уже в Италии, он завещал уничтожить незавер¬ шенную поэму. Предсмертная воля Вергилия не была выполнена. Ав¬ густ приказал обнародовать «Энеиду», главным героем которой в мас¬ ке Энея был он сам. В беседе с друзьями Вергилий как-то обмолвился, что рождает свои стихи, облизывая строчки, как медведица детенышей, придавая им окончательную форму. В другой раз он сказал, что намечает пер¬ выми стихами легкие подпорки, чтобы впоследствии заменить их мо¬ нументальными колоннами. «Недолизанность» «Энеиды» в виде про¬ тиворечий, едва прочерченных в некоторых случаях образов и даже отдельных недописанных строк не помешала ей, однако, стать одним из величайших произведений античной литературы. Слава предшествовала появлению «Энеиды» и знакомству с нею читателей. Она же сопровождала ее в веках, хотя уже в древности не было недостатка в хулителях посмертного детища Вергилия, которые отмечали ее подражательность и погрешности стиля. Был у Вергилия свой Зоил*, написавший трактат «Бич Энея». Но среди римских кри¬ тиков, кажется, не было ни одного, кто бы поднял голос против исто¬ рической концепции «Энеиды», и эта патриотическая концепция одержала победу в появившемся позднее историческом труде Тита Ливия. Римляне знали «Энеиду» со школьных лет. На стенах разрушен¬ ных Везувием Помпей мы видим ее тщательно выписанные строки. «Энеида» пережила и другую, более грандиозную катастрофу — кру¬ шение античного мира, войдя в новый мир неповрежденной и даже вместе с учеными комментариями, объясняющими непонятные мес¬ та. «Энеиду» штудировали в средневековых монастырях и первых ев¬ ропейских университетах. На рубеже между Средневековьем и новым временем Данте избрал Вергилия своим спутником по потусторонне¬ му миру христианского мифа, придав ему черты чародея. И многие другие великие поэты, в том числе Торквато Тассо, Камоэнс, Миль¬ * Зоил — единственный из древних филологов, отрицавший существова¬ ние Гомера и прозванный за это современниками «бичом Гомера». 623
тон, стали подражателями Вергилия в создании национального эпо¬ са. Поклонником Вергилия был французский философ Вольтер, ста¬ вивший его выше Гомера. Долгое время общим для критиков нового времени было обвине¬ ние Вергилия в «неоригинальности», «вторичности» «Энеиды», опи¬ равшееся на наличие в ней черт и мотивов, близких гомеровским. Те¬ перь же мы понимаем, что Вергилий не был ни подражателем, ни про¬ должателем Гомера. Речь может идти лишь о том, что он выстраивает свое повествование на фоне прославленного гомеровского эпоса, со¬ знательно ставя своих героев в положение «двойников», с тем чтобы отчетливее предстало различие самих времен и порожденных ими ха¬ рактеров. Для Одиссея, такого же скитальца, как и Эней, и следующе¬ го по тому же западному маршруту, главное — возвращение на роди¬ ну, на трижды дорогую ему Итаку. Эней не меньший патриот, чем его злейший враг Одиссей. Одиссей хитростью лишил его родины, и он стремится воссоздать Трою на чужбине, дав новому городу ее древ¬ нюю славу и величие. Вергилий самостоятелен в развитии действия, более концентри¬ рованного и напряженного, чем у Гомера. Повествование разбивается на ряд отдельных сменяющих друг друга картин, связанных не только с передвижением героя в пространстве, но и с его внутренними пси¬ хологическими переживаниями. Как и у Гомера, у Вергилия наряду с героями действуют боги, но более «цивилизованные». Они менее под¬ вержены людской зависти и вражде, фавно как и другим порокам смертных. Это позволило Вергилию обозначить между богами и пер¬ сонажами «Энеиды» дистанцию, позволяющую последним относить¬ ся к первым с пиететом, чуждым героям Гомера с их непосредствен¬ ностью, порой дерзающим в сердцах бросить богам упрек или мет¬ нуть в них стрелу. Для Гомера существуют в основном два временных измерения — настоящее и прошедшее, куда настоящее уходит своими мифологи¬ ческими корнями. Мотив будущего для него крайне редок. Главный герой Энеиды, напротив, нацелен не только на настоящее и на бли¬ жайшее будущее (создание в Италии новой Трои), но и на судьбы са¬ мых отдаленных потомков. И именно это делает поэму злободневной. Интерес к будущему может быть объяснен не одними лишь полити¬ ческими мотивами, от которых не свободен ни один художник, но также и влиянием этрусских корней Вергилия, ибо на средиземно- морском Западе именно у этрусков существовало досконально разра¬ ботанное учение о будущем народа с точным указанием отмеренного ему количества веков. Вслед за Одиссеем Эней спускается в подземное царство. Но как не похоже подземное царство Вергилия на Аид Гомера и сколь раз¬ 624
личны результаты фантастических странствий обоих героев-совре- менников! Спуск Одиссея в системе Гомера — малозначащий эпизод. Схождение же в подземный мир Энея превращается у Вергилия в цен¬ тральную сюжетную линию, философскую и историко-политическую идею повествования. Эней не просто узнает, что его лично ждет в не¬ ведомой Италии. Об этом сказано буквально в двух словах, но зато раскрывается грандиозная философская и историческая панорама судьбы Италии и всего круга земель, достигается понимание того, что от каждого шага ныне живущего зависит будущее мира. Гораций. Современник и друг Вергилия Квинт Гораций Флакк (65—8) оставил нам в сатирах и лирических стихах едва ли не самый точный и впечатляющий отпечаток умонастроений и чувств поколе¬ ния, юность которого пришлась на годы заключительного и самого трагичного витка гражданских войн, а зрелость совпала со временем надежд и иллюзий, связанных с личностью принадлежавшего к тому же поколению победителя в гражданских войнах. Родословная Горация не уходила в мифические времена. Отец его был вольноотпущенником, может быть, даже не италиком. Гораций не счел нужным даже назвать его имя, сообщая лишь, что он был сбор¬ щиком налогов. С помощью этой далеко не почетной профессии он скопил небольшое состояние и приобрел участок земли близ Вену- зии, где юный Гораций ощутил себя не чужаком, а сыном венузийс- кой земли. Здесь же по соседству он получил начальное образование и затем был отправлен в сопровождении нескольких рабов в Рим, так что со стороны его можно было принять за сына знатного человека. Средства отца позволили Горацию продолжить образование в Афи¬ нах, где он провел несколько лет в поисках истины и в общении с такими же, как он, поклонниками эллинской мудрости и красоты. То, что пришлось пережить самому Горацию, в полной мере впи¬ сывается в круг метаморфоз этой эпохи. Юношу, изучавшего в Афи¬ нах философию и не помышлявшего о военной карьере, Республика в лице Брута призвала под свои знамена и поручила командование ле¬ гионом. В случае победы его, сына вольноотпущенника, ждала поли¬ тическая карьера. Но вместо этого он пережил разгром (битва при Филиппах), бегство, унизительную для самолюбия службу писца. И вдруг неожиданный взлет. Стихи писца с запятнанной биографией понравились Меценату. Сам Август предложил ему должность лично¬ го секретаря. Но Гораций нашел в себе силы отказаться от этого со¬ блазнительного предложения, ибо уже предчувствовал, что силою слова ему суждено поднять свое имя не только над обыденностью вре¬ мени, но и над любой властью. 625
В годы приобретения Горацием известности не утихали гражданс¬ кие войны. Возникла угроза из Сицилии, захваченной Секстом Пом- пеем. Разгорался конфликт между Октавианом и Антонием. Исполь¬ зуя ритмы греческой поэзии, Гораций создал обессмертившее его сти¬ хотворение о страшной напасти Рима — гражданской войне: Перетирается век еще один в войнах гражданских, Рушится Рим собственной силою. По форме это стихотворение принадлежало к жанру эподов, со¬ здателем которого был поэт Архилох, но никогда еще латинская по¬ эзия не звучала с такой потрясающей силой. Приведенная нами пер¬ вая строка — Altera jam territur bellis civilibus aetas (перетирается век еще один в войнах гражданских) содержит устрашающее сочетание звуков «т» и «р», из которых сначала складывается terra — земля и грозящий ей ужас — terror, а затем эти звуки нарастают в последую¬ щих строках, где упомянуты имена врагов Рима — Порсены, Спарта¬ ка, марсов, аллоброгов, германцев и роковое братоубийство, предве¬ щающее, что у потомков Ромула и Рема нет иного спасения, кроме бегства из проклятой земли: Нет решенья мудрее того, что избрали фокейцы, Те, что отчизну свою покинули... Так же и вы им вослед любою спасайтесь дорогой... Одновременно с эподами создавались сатиры. Вспоминая о са¬ тирах Луцилия, содержавших нападки на знатных и незнатных без разбора и оглядки, поэт предупреждает, что не собирается подра¬ жать своему ближайшему предшественнику, отцу сатирического жанра. Сатиры Горация — это картинки из современной жизни, пронизанные иронией, юмором, подчас скепсисом. «Смеясь, гово¬ рить правду» — такова поставленная цель. Выводя на свет обще¬ ственные пороки, Гораций создает типичные маски, за которыми почти неразличимы реальные лица. Не отступая от понятия сатиры как «смеси», Гораций рядом с пороком выводит добродетели. Мас¬ терски обрисован чудак с деревенской стрижкой, с неумелой склад¬ кой на тоге, в башмаках не по мерке. «Честен и добр он зато, и лучше — нет человека». Таков Вергилий. И сам поэт — не сторон¬ няя фигура в неторопливом рассказе, перемежающемся моральны¬ ми сентенциями. Вот он в кругу друзей и спутников Мецената путешествует по Ита¬ лии, а вот, находясь в деревне, скучает по Риму, а пребывая в Риме, тоскует по деревенской природе. И эта же тема решается уже не в 626
личном плане, а в форме басни о городской и сельской мыши. Сельс¬ кая мышь, оказавшись в гостях у городской, испробовала господских разносолов, но, подвергшись нападению господских псов, сказала своей гостеприимице: Нет, эта жизнь не по мне. Наслаждайся одна. В горы и в лес удалюсь, в безопасности грызть чечевицу. Гораций выбрал деревню, отказавшись от почетного места секре¬ таря Августа. И с Меценатом он встречался реже, чем тому хотелось, принимая не все его приглашения. Поэт ценил свою независимость и возможность быть ближе к природе: Мне по душе эта роща тенистая, Зелень плюща, украшение мудрости, Муз и сатиров пляска согласная — Все, что поднять от толпы к небожителям Сможет певца... Личность Горация раскрывается в его одах, лучшем, что им созда¬ но. Через его лирику не проходит сильная трагическая страсть, по¬ добная катулловой. В стихах нет бурного порыва и разочарования, но как же очаровательна непосредственность перехода от одного увлече¬ ния к другому, как неповторим аромат встреч с теми, кто скрыт под вымышленными именами Лидий, Гликерий, Лалак, Необул. Уравновешенность в любви согласуется с призывом к равновесию жизни, к «золотой середине». Само это выражение принадлежит Го¬ рацию и созвучно настроениям общества, уставшего от страстей и из¬ лишеств эпохи гражданских войн. Собственно говоря, и политика Ав¬ густа после взятия им власти была далека от крайностей, от которых так страдало римское государство и наиболее выдающиеся его люди, ставшие жертвами междоусобиц и проскрипций. Призыв Горация к наслаждению имеющимся, к благодарности каждому дню быстротечной жизни дал основание говорить об эпику¬ реизме поэта в обыденном его понимании: Не напрягай ума. Знать нам грешно, долго ль тебе или мне, О, Левконоя, дышать. Не направляй свой взгляд В чисел халдейских ряд. Знает Юпитер один, Много осталось ли зим или последнюю Эту дробит волна между суровых скал Моря Тирренского. Лучше вино цеди. К старости краток путь. День лови. В болтовне Время быстрее течет. В даль не заглядывай. 627
Сколько мягкой грусти в этой и других одах по поводу невоз¬ можности преодоления поставленных перед человеческим духом ес¬ тественных границ. Как эпикурейцу, Горацию чужд самообман заг¬ робной жизни. Но грусть не перерастает в отчаяние. Ведь слово как высшее проявление духа торжествует над плотью. Такова идея «/7а- мятника». Создал памятник я, бронзы литой прочней, Царственных пирамид выше вознесшийся... Нет, не весь я умру, лучшая часть моя Избежит похорон. Буду я вновь и вновь Восхваляем, доколь по Капитолию Жрец верховный ведет деву безмолвную. Гораций соразмерял свою славу с судьбами вечного Рима. И как во многом другом, он римский патриот, принесший в лирическую по¬ эзию понятие римской верности и доблести. Горацию перевалило за два тысячелетия. «Лучшая часть» его, как он пророчески предсказал, избежав забот богини Либитины, звучит и поныне, несмотря на то, что уже давно нет ни священного Капито¬ лия, ни безмолвной девы-весталки, ни жреца-понтифика, с которы¬ ми он связывал крайнюю веху своей славы. Достойным посмертного почитания Гораций считал себя потому, что перенес на италийскую почву ритмическое богатство эллинской поэзии. Для нас же памятником Горацию служит едва ли не каждая из его од или эподов. И не только благодаря их звучанию, но и потому, что они отразили многое из того, на что не обратили внимания исто¬ рики, ораторы и философы, чего не найти в официальных документах его богатого на исторические памятники времени. Каждое из стихотворений Горация запечатлело день или даже мгновение отшумевшей жизни — все то, что волновало его, сына вольноотпущенника, живущего в италийской глуши, наслаждавшего¬ ся красотой окрестной природы, добрым вином и милостями двули¬ кого Амура. У Горация не было семьи и каких-либо официальных обязаннос¬ тей, его выигрышем в жестокой игре с Фортуной был день досуга (otium). К полноте наслаждения каждым таким днем он призывал сво¬ их современников, вопреки тому, что государство требовало от них выполнения обязанностей (negotium). Гораций сам себя от них осво¬ бодил, с гордостью сознавая, что каждая из его од важнее выигранно¬ го сражения. Ощущая свое отличие от черни, из которой он вышел, и гордясь этим отличием, Гораций, как ни один из лирических поэтов, раскры¬ 628
вает всю пестроту римской жизни. Перед нами в кратких, но метких оценках проходят многочисленные римские типажи: политик, доби¬ вающийся публичных почестей, купец, ищущий наживы в заморской торговле, ростовщик, землевладелец, мальчики-виночерпии, с кото¬ рыми поэта связывали интимные отношения, ветреные женщины и матроны. Впрочем, отыскав свой угол зрения на окружающий мир, Гора¬ ций оставался римлянином времени Августа, пользующимся блага¬ ми сменившего гражданское кровопролитие мира. Он откликается на крупные современные события, и не раз из его уст вырывается похвала своим благодетелям. Первый из них — Меценат, правая рука Августа. Ему посвящено несколько стихотворений. Именно Меце¬ нату Гораций был обязан той независимостью от общества, которую он не устает подчеркивать. Их связывала человеческая дружба. Од¬ нако, призывая Мецената в гости к своему «бедному лару», Гораций и ему показывает преимущества жизни на природе и свободы от го¬ сударственных дел. Главная идея Горация — золотая середина — как и другие пропа¬ гандируемые поэтом принципы, не отличается новизной. Греческие трагики и историки V в. до н. э. раскрывали ее на примерах судеб выдающихся людей, потерпевших крах из-за зависти богов к тем, кто вознесся слишком высоко. В изложении Горация идея эта сни¬ жается до элементарного наставления типа «соблюдай меру во всем», «не выделяйся». К этому привел его опыт гражданской войны, судь¬ бы полководцев Гая Мария, Юлия Цезаря, Антония, Цицерона. Эта идея отвечала, как бы мы теперь сказали, имиджу, принятому самим Августом. Обладая непомерной властью, он носил домотканые тоги и отклонял слишком назойливые почести, выставляя себя не влады¬ кою полумира, каким был на самом деле, а всего лишь первым граж¬ данином. Поэзия — это нечто подобное колдовству, чудотворству, как выра¬ зился поэт нашего (уже не нашего) века. Ему нельзя обучиться, ибо даже чудотворец не властен над собственной, неожиданно достаю¬ щейся ему и ускользающей удачей. Так могли думать греческие лири¬ ки, а из римских поэтов — Катулл. Но не Гораций с его идеей уравно¬ вешенности: Что придает стихам красоту: талант иль наука? Вечный вопрос! А по мне, ни старанье без божьего дара, Ни дарованье без школы хороших плодов не приносят. Поэту мало и личного опыта. К нему следует добавить основатель¬ ное изучение предшествующей литературы и философских трудов. 629
Мудрость! Вот настоящих стихов и исток, и начало! Всякий предмет тебе разъяснят философские книги, А уяснится предмет, и слова без труда подберутся. Трудолюбие — необходимое условие поэзии: Если ты хочешь достойное что написать, чтоб читатель Несколько раз прочитал, — стиль оборачивай чаще. Не обязательно стремиться найти новую тему, важно, чтобы оца звучала по-новому: Лучше всего освежить слова сочетаньем умелым... Новым чеканом чеканить слова, их в свет выпуская. Стихи самого Горация не кажутся нам предметом длительного «че¬ кана», легкость и гибкость производят впечатление мгновенности творчества и яркости таланта, словно он следовал совету своего млад¬ шего современника Овидия — «Искусство в том, чтобы искусства не было заметно». Как прекрасна и непередаваема в переводах горациева гармония звуков, на которую мы уже обращали внимание. Сочетание звуков придает сказанному Горацием дополнительный, неожиданный смысл, и это подчас требует от переводчика применения чуждых оригиналу средств, в том числе и рифмы: Богу гремучему в ярости что ли Снега сыпучего мало для нас, Если десницею он Капитолий Грозно потряс. Кажется, Пирры время настало, Страшных знамений и бедствий людских, Снова Протей загоняет на скалы Тварей морских. Рыбы по кронам пасутся древесным, Тем, что голубкам давали приют, И по волнам над затопленным лесом Лани плывут. Мало и Тибру в Этрурии места. Мутный, чудовищ стал он буйней. Приступом взял он святилище Весты, С домом царей. 630
Иль вдохновленный праведным гневом Или же волю небес он презрел. И затопить весь берег он левый Сам захотел? Овидий. К поколению поэтов, избежавших в силу возраста граж¬ данских войн и вступивших на литературную стезю в годы «августова мира», принадлежал Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — 18 г. н. э.). «Поэтами рождаются», — говорил Цицерон. И это лишний раз под¬ твердила судьба мальчика Публия, выросшего в семье римского всад¬ ника из Сульмоны Овидия Назона, возлагавшего на сына честолюби¬ вые надежды. Узнав, что сын пишет стихи, и считая это пустой заба¬ вой, отец постарался занять его политикой, отправил в странствие и, наконец, надеясь, что сын остепенится, женил. Но уже на пороге к вожделенному для отца сенату Публий все бросил и с головою погру¬ зился в поэзию. В отличие от Горация сельской жизни Овидий не любил. До мозга костей он был римлянином и вошел в круг золотой римской молоде¬ жи с ее легкомысленными увлечениями, на которые постаревший и ставший угрюмым Август смотрел со все возраставшим недоброжела¬ тельством. Поэтому первые сборники Овидия — «Любовные элегии» и «Героини», если бы они попались Августу на глаза, должны были выз¬ вать раздражение, а появившееся затем «Искусство любви» — ярость. В ней Овидий изложил супружескую измену как научный предмет, требующий от каждого, кто хочет добиться успеха, тех же приемов, какие использует воин для взятия вражеской крепости, — от изуче¬ ния слабых сторон «противника» до проникновения в его стан. Местом «подвигов» новобранцев Амура избран Рим, знание его топографии столь же необходимо, как для служителей Марса театра военных действий. Ведь тенистые рощи, амфитеатр, форум — это ме¬ ста встреч, и к каждому нужно приноровиться, чтобы использовать их особенности и применить рекомендуемые способы обольщения, дабы высшим напряжением сил добиться победы: Воинской службе подобна любовь. Отойдите, ленивцы! Битвы любовной трофей робкому не по плечу. Поэма, блистающая остроумием и талантом, была встречена в римском обществе с восторгом. Однако было немало и тех, кто осуж¬ дал Овидия с патриотических позиций, полагая, что нельзя путать любовь с войной, что с потерей нравственности римляне утратят власть над миром. Имея в виду этих оппонентов, Овидий дополнил «Искусство любви» поэмой «Лекарство от любви». В ней присты - 631
женный Амур отказывается от опасн0г соперничества с Марсом, а сам поэт в уг^° ду своему кумиру излагает методы избав ления от любви, подчас граничащие с ц приличием. е' Решив, что тема любви исчерпан Овидий, словно бы и впрямь пристыжен ный, обращается к теме, казалось бы, чу^ дой поэзии, — к римским религиозны^ праздникам в рамках календарного года Каждая книга поэмы, охватывающая сяц, начиналась с объяснения его назва. ния, затем излагались праздничные обря. ды и связанные с ними антикварные тол* кования, принявшие форму мифа, и ле- гендарные события римской истории. В отличие от пародии на научный трактат, каким была «Наука любви», Овидий в «Фастах» представил подлин¬ но антикварное исследование, являющееся ценным источником для изучения римской религии и римской старины. К сожалению, он не успел его завершить, и оно кончается шестым месяцем календаря. Одновременно Овидий начал работу над «Метаморфозами», главным трудом своей жизни. Избрав особой темой греческие мифы о превраще¬ ниях мифических героев в цветы, деревья, небесные светила и т. п., он под этим углом зрения развернул огромное повествование в виде ряда сменя¬ ющих друг друга сцен и дал ему философское обоснование рассказом о переселении в Италию Пифагора и разработке греческим философом уче¬ ния о переселении душ. Так Греция была соединена с Римом (римский царь Нума Помпилий считался последователем Пифагора), а мифы-с наукой. Завершалась книга превращением Цезаря в комету. «Метаморфозами» была отдана дань «сыну Цезаря» Августу, но тот ее не принял. Овидий получил приказ, предписывающий немедлен- но, хотя была поздняя осень, покинуть Рим и отправиться в изгнан^ в далекие Томы (ныне румынский город Констанца). Вряд ли в текст указа мотивировалось это решение, но сам поэт догадывался о при4^ нах гнева и впоследствии назвал их: первое — «стихи», второ6 «ошибка». 0t' Неясно, имел ли он в виду эротические стихи или какое-то дельное неизвестное нам стихотворение, оскорбившее Августа. р более загадочна вторая причина. Из отдельных туманных на^ ^ можно понять, что Овидий оказался свидетелем какой-то сис^^( идет ли речь о сцене, участницей которой была Юлия Младшая же году высланная из Рима?). 632
Как бы то ни было, поэт оказался в Томах. Но и там его не остави¬ ла муза, и созданные им напевы передали чувство щемящей любви к родине, к Риму. Как контраст столице встает из «Тристий» («Скор¬ бей») затерянный в степи, окруженный варварами городок, не только лишенный мало-мальских удобств, но и постоянно испытывающий угрозу нападения незамиренных дикарей. Как прекрасно описание города с замерзающей зимой рекой, заиндевевших на морозе бород и усов его обитателей, унылой степной равнины, впервые в литературе получившей сравнение с безбрежным морем. Степь и причерноморс¬ кая природа впервые обрели поэта. И другой поэт, А.С. Пушкин, со¬ сланный в эти же места, не только дал высокую оценку «Тристиям», но и воссоздал образ их творца в «Цыганах». Созданные еще при жизни Августа, «Тристии» разошлись по импе¬ рии. Овидий надеялся, что они станут мостом, который приведет в Рим его самого. Но этот писательский успех ни на шаг не приблизил поэта к Риму. Создается впечатление, что лесть «Тристий» и особенно написан¬ ных вслед за ними «Писем с Понта» была для Августа предпочтительней той, какую он мог бы услышать от Овидия, возвращенного на родину. Произведения Вергилия, Горация и Овидия, как и их предше¬ ственника Катулла, считаются римской классикой — а ведь прошло не более пяти поколений со времени зарождения римской литерату¬ ры. Латинский язык оказался не менее богатым и гибким, чем гречес¬ кий. Римские поэты общими усилиями овладели мифологическим багажом, ритмическим разнообразием и образной системой поэзии своих соседей и предшественников, и на этой почве вступили в состя¬ зание с греческими классиками, оставаясь их благодарными ученика¬ ми. И для нас Вергилий стоит рядом в Гомером, несмотря на огром¬ ный хронологический разрыв между ними, Гораций — рядом с Алке¬ ем и Сапфо. И, конечно же, понимая, что римляне были подражате¬ лями греков, мы воспринимаем греческих и римских поэтов не как оппонентов, а как союзников, творящих одно великое дело, как на¬ ших учителей. Тит Ливий. Обращенность нового режима к прошлому, провозг¬ лашенная Августом, нашла отражение и в появлении грандиозного исторического труда «От основания города» в 142 книгах. Его автор Тнт Ливий (59 г. до н. э. — 17 г. н. э.), как и многие другие апологеты державного Рима, не был коренным римлянином, но это не помеша¬ ло ему создать труд, который без преувеличений можно назвать апо¬ логией римской государственности. Август следил за ходом работы Ливия, был знаком с ее результата¬ ми. Хотя он в шутку и называл Ливия «помпеянцем», труд этот его явно устраивал, поскольку прославление «добрых старых нравов» рес¬ 633
публиканской поры было лозунгом официальной политики Августа, якобы вернувшей Рим в республиканское прошлое. Однако уже один из ближайших преемников Августа, Гай Калигу¬ ла, не увлекавшийся республиканской фразеологией, приказал изъять историю Ливия из библиотек под предлогом ее многословия и не¬ брежности. В результате полностью дошло лишь 35 книг. Цель Ливия — показать, что римский народ подготовлен к своей державной роли самими богами и достоин ее благодаря стойкости и мужеству. Соседи римлян присутствуют в его неторопливом, проник¬ нутом напускным пафосом повествовании, но лишь постольку, по¬ скольку они осмеливались нападать на римлян или оказывать им со¬ противление. Не раз в его повествовании прямые поражения превра¬ щаются в победы либо служат тому, чтобы лишний раз прославить римлян, не склонившихся под ударами судьбы. Ливий далек от задач научного познания прошлого, от выяснения причин исторических событий. Его цель — создание впечатляющей картины героической римской истории. Чтобы сделать ее более жи¬ вой, он, как и его великие предшественники, широко вводит в свой труд речи персонажей, придавая этим повествованию больший дра¬ матизм. Но, в отличие от Фукидида, Ливий не стремится к воспроиз¬ ведению действительно произнесенных речей, а целиком их констру¬ ирует, вкладывая в уста героев собственные мысли, соответствующие, по его представлениям, той или иной ситуации и индивидуальным свойствам персонажей. Человек начитанный и философски образованный, Ливий тем не менее терпимо относится к фальсификации истории и даже находит ей оправдание. «Военная слава римского народа такова, — пишет ис¬ торик, — что назови он самого Марса своим предком и отцом своего родоначальника, племена людские и это снесут с той же покорнос¬ тью, с какой они сносят власть Рима». Таков «довод силы», оправды¬ вающий не только использование выгодных Риму легенд и патриоти¬ ческого вымысла, но и вообще изложение истории с позиций победи¬ теля. К сожалению, не сохранились книги, в которых Ливий излагает события современных ему гражданских войн. Помпей Трог. В годы правления Августа была обнародована пер¬ вая латинская общая история, написанная на том же языке, что и со¬ чинение Тита Ливия, но с откровенно антиримских позиций. Ее ав¬ тор, римский гражданин галльского происхождения Помпей Трог, по¬ ставил целью рассмотреть историю объединения Средиземноморья в рамках двух империй, македонской и римской. Используя не дошед¬ шие до нас труды греческих историков-римоненавистников — Мет- родора из Скепсиса и Тимагена из Александрии, Помпей Трог выра¬ 634
зил точку зрения побежденных на мотивы, толкавшие римлян к экс¬ пансии, и на методы, с помощью которых они стали господами мира. Труд Помпея Трога дошел в сокращении Юстина, сохранившем наря¬ ду с главными фактами истории македонской и римской империй так¬ же и историческую концепцию галльско-римского историка. Веррий Флакк. Дальнейшее развитие получает при Августе ли¬ ния Катона Старшего и Варрона по собиранию сведений италийской и римской истории. Вольноотпущенник, воспитатель внуков Августа Веррий Флакк составил обширный справочник «О значении слов», сохранившийся в сокращении грамматика II в. Феста. Вследствие ут¬ раты большинства памятников римской антикварной литературы он остается незаменимым при изучении истории римской государствен¬ ности и права. Страбон. Начиная с Гекатея Милетского греческие ученые зани¬ мались описанием поверхности земли и жизни ее народов. Они были одновременно географами, этнографами, историками. И их можно назвать атлантами науки о Земле. Один их них — историк и географ Страбон (84 г. до н. э. — 20 г. н. э.). Деятельность Страбона падает на то время, когда под власть Рима перешли значительные территории Европы, Азии и Африки. Римля¬ нам с лихвой хватало энергии для их приобретения, но для изучения недоставало ни опыта, ни эрудиции, и за эту работу взялся понтийс- кий грек Страбон, внук видного сторонника Митридата Евпатора, обошедший и объехавший большую часть тех земель, которые взялся описать. Рассказывая о берегах, островах, реках и морях, обычаях и исто¬ рии народов, касаясь общетеоретических вопросов географии, Стра¬ бон с величайшей добросовестностью проработал едва ли не все, что было до него написано греками и римлянами. Приводя в своем гран¬ диозном труде мнения предшественников, он не всегда берет их на веру, а подчас вступает в полемику. Благодаря этому его «География» превращается в труд по истории античной науки в широком смысле этого слова. Римляне зачастую с пренебрежением и даже ненавистью относились к покоренным ими народам. Этим пороком, обусловлен¬ ным отсутствием настоящей культуры и преувеличенным патриотиз¬ мом, грек Страбон не страдал. Страбон пишет, что его «книга должна быть одинаково полезной и для государственного деятеля, и для широкой публики». Однако она осталась не замеченной не только государственными деятелями, но и учеными-географами. Имя Страбона неизвестно даже таким эруди¬ там, как Плиний Старший и Клавдий Птолемей, и первое упомина¬ 635
ние о его труде относится лишь к VI в. Но именно он сделал для своих современников, а также и для нас круг земель от Британии до Индии живым и зримым. Без него был бы немыслим последующий расцвет римской географии. Витрувий. Из семи благородных искусств античности зодчество благодаря масштабам и прочности творений было самым наглядным. Оно прославлено мастерами, семь из которых считались великими. Римский зодчий Витрувий не принадлежал к числу семи. Но непредс¬ казуемый случай выдвинул его на первое место, ибо из всех античных трактатов, посвященных архитектуре, сохранилось только его сочи¬ нение, написанное и обнародованное в начале правления Августа. В десяти книгах своего труда Витрувий обобщил многовековой опыт греческой и италийской (этрусской и римской) архитектуры, а также техники. Трактат сопровождался альбомом иллюстраций, рано утраченным. Пользуясь рукописями Витрувия, позднейшие архитек¬ торы, каждый в силу своего воображения и таланта, воссоздавали в камне этот альбом. Так Витрувий стал «соавтором» создателей визан¬ тийских базилик, средневековых мостов Венеции и Флоренции эпо¬ хи Возрождения. Глава 13 РИМ И ИМПЕРИЯ ПРИ БЛИЖАЙШИХ ПРЕЕМНИКАХ АВГУСТА (14-68 ГГ.) Сорок четыре года власти Августа не прошли даром для рим¬ ского общества. Возмужало целое поколение людей, не знав¬ ших общественных установлений Республики и не голосовавших в комициях. Ате, кто был подростками в эти годы, когда на полях сражений решалась судьба власти, кто еще застал кровавый финал Римской республики, лишь по рассказам даже не отцов, а дедов могли судить о временах, которые старики связывали с добрыми старыми нравами, теми самыми, возвращение кото¬ рых Август считал главной своей заслугой. Не прошли даром и чистки сената, методично проводившие¬ ся Августом под охраной преторианцев. Привыкшие повиновать¬ ся живому, сенаторы, прошедшие не одну проверку на благона¬ дежность, состязались друг с другом в предложениях почестей покойному принцепсу. Большинство их было настолько чрезмер- 636
но, что пасынок Августа Тиберий, названный в завещании на¬ следником власти, не решился их поддержать. Наследниками Августа стали те, кому это было предназна¬ чено в силу родства, а не каких-либо заслуг или талантов. Они выросли в обстановке лжи и кровавых интриг, видя, как их мать и бабка Ливия, одна из самых страшных женщин в мировой исто¬ рии, пробивала им дорогу к трону. Официально они звались Юлиями-Клавдиями и «цезарями», а фактически были потомка¬ ми и наследниками Ливии. Лицемер. Безумец. Антикварий. Фигляр. Как и в былые века, время в Риме отмерялось по правлениям консулов, но факти¬ чески судьба города на семи холмах и огромной империи была в руках сменявших друг друга владык. Монеты с портретными изображения¬ ми принцепсов расходились по кругу земель и как бы становились лицом империи. Никто не мог знать, какая физиономия появится сле¬ дующей и что можно ожидать от ее обладателя. Пятидесятишестилетнего ТЬберия своим преемником назначил умирающий Август. И даже не дождавшись его кончины, наследник выделил преторианцам места для охраны порядка и назвал пароль. Но в сенате в полном соответствии с усвоенными со времени воца¬ рения Августа правилами игры была поставлена постыдная комедия отказа от власти. Сенаторы умоляли Тиберия принять бразды прав¬ ления, а он противился, пока кто-то, не выдержав, не воскликнул: «Пусть правит или уходит!» И тогда, согласно биографу Тиберия, тот, словно против воли, с горькими сетованиями по поводу столь тягос¬ тного бремени, принял власть (добавим: к которой рвался едва ли не всю жизнь). Покидая сенат, Тиберий с презрением цедил сквозь зубы: «О люди, созданные для рабства», что не мешало ему, во всяком случае, в первые годы правления, демонстрировать полное почтение к отцам-сенаторам, а перед назначаемыми им же самим консулами вставать и неизменно уступать им дорогу. Он любил повторять, что хороший принцепс дол¬ жен быть «слугой сенату, порой — всему народу, а подчас — и отдель¬ ным гражданам», но народные собрания отменил за ненадобностью. Когда сенаторы в порыве верноподданнических чувств предложили переименовать сентябрь в «тиберий», он тотчас отверг такой почет. Не поддержал он и их готовность карать проявления непростительного злословия в его адрес, заявив, что «в свободном государстве должны быть свободными и мысль, и язык», однако в первый же год правления возобновил действие принятого в эпоху гражданских войн закона об оскорблении римского величия, по которому привлекались к ответ¬ ственности организаторы мятежей и изменники, превратив его в закон об оскорблении собственной персоны и членов своей семьи, в инстру¬ 637
мент террора. По мере усиления власти Тиберия, особенно когда пре¬ торианскую когорту возглавил Луция Элия Сеян, закон стал приме¬ няться все шире, настигая не только за неосторожную шутку, но и за порку раба вблизи статуи императора или уплату монетой с его изобра¬ жением в лупанаре или отхожем месте. В какой-то мере Тиберия, пока он находился в Риме, еще сдержи¬ вал страх перед местью со стороны родственников казненных, но пос¬ ле его уединения в 26 г. на острове Капри опасность нависла едва ли не над каждым, кто выделялся из общей массы умом или богатством. После попытки префекта претория Сеяна захватить власть Тибе¬ рий вообще никому не доверял и в течение девяти месяцев не решался покинуть свою виллу-крепость, откуда руководил расправами. К это¬ му времени из двадцати сенаторов, составлявших узкий Совет при императоре, в живых остались лишь двое. При вести о смерти Тиберия город наполнился толпами, орущи¬ ми: «Тиберия в Тибр!» Ликование это было связано не с гонениями на сенаторов, а со скаредностью императора, снижением хлебных раздач и прекращением зрелищ. Появившийся в Риме вместе с телом прин- цепса юный Гай, назначенный на Капри наследником Тиберия со¬ вместно с его несовершеннолетним внуком, был по настоянию вор¬ вавшейся в сенат возбужденной толпы утвержден единоличным прин- цепсом. Новый владыка Рима, внук Августа Гай Цезарь, выросший в лаге¬ ре своего отца Германика, еще ребенком привык к солдатской службе и носил миниатюрную солдатскую обувь, давшую ему прозвище Ка¬ лигула. Этот «сапожок», правивший с 37 по 41 г., на долгие годы за¬ помнился римлянам своим произволом, разорительными для казны излишествами, всем поведением, выдававшим человека с симптома¬ ми психического заболевания. Но болезнь, которой страдал сын Гер¬ маника, была не шизофренией — она носила печать эпидемии, по¬ рожденной вседозволенностью, атмосферой раболепия. Жертвой Ка¬ лигулы стали те, по чьим спинам он, как по лестнице, поднялся к власти, кто помнил его еще младенцем, кто видел в нем бога. Подсчи¬ тано, что за неполных три месяца после его прихода к власти на радо¬ стях римляне закололи 160 ООО жертвенных животных, а когда Кали¬ гула простудился, ночами скорбные толпы окружали Палатин в го¬ товности отдать себя в жертву за его выздоровление. Сенаторов он заставлял нестись за своей колесницей в соответ¬ ствующем их достоинству облачении, как не приходилось бегать даже рядовым клиентам за носилками подкармливающего их патрона. Не¬ редко после казни кого-либо из сенаторов он будто бы по забывчиво¬ сти продолжал издевательски посылать ему на дом приглашения к обеду. Среди ночи он нередко вызывал сенатора во дворец, и никто не 638
ведал, чем кончится ночной вызов — приказом вскрыть вены или при¬ глашением разделить с императором удовольствие от дополнявшей ночной пир схватки гладиаторов. И почему бы императорскому коню было не пополнить ряды таких сенаторов? И появился четвероногий «сенатор» по имени Инцитат. По крайней мере, его заливистое ржа¬ нье время от времени заглушало жалкий лепет отцов отечества. Калигула был убит заговорщиками-преторианцами. Когда в день убийства Калигулы возбужденные кровью претори¬ анцы ворвались во дворец, чтобы подыскать преемника убитому, там, кроме перепуганных до смерти женщин, оказался единственный муж¬ чина, спрятавшийся за занавеской. Преторианцы вытащили его и, подняв на плечи, понесли в свой лагерь. Это был дядюшка Калигулы Клавдий. После трехдневных торгов преторианцев с сенатом он был провозглашен императором. Клавдий был учеником Тита Ливия и вслед за ним посвятил себя истории, но не современной, а древней истории Этрурии и Карфаге¬ на, видимо, понимая, что изложение истории мировой империи не¬ возможно без понимания вклада в нее не только греков, но и других народов. Увлеченность историей спасла Клавдию жизнь, ибо чело¬ век, уходящий в прошлое, в политизированном семействе Августа выглядел круглым идиотом. Калигула, устранивший всех потенциаль¬ ных претендентов на власть, не тронул чудака-дядюшку и даже как-то в порыве благодушия назначил его консулом. К обязанностям главы государства Клавдий относился с прису¬ щей ему серьезностью и не подписывал ни одного распоряжения, тщательно не выяснив всех обстоятельств; но поскольку для огромно¬ го множества дел у него не хватало ни времени, ни опыта, он приспо¬ собил к этому своих многочисленных вольноотпущенников, которые ведали его собственным хозяйством. Так постепенно начал склады¬ ваться бюрократический аппарат с различными ведомствами. «Счет¬ ная служба», ведавшая финансами, была поручена Палласу, получив¬ шему от императора почетные знаки отличия претора. По совмести¬ тельству Паллас устраивал личные дела принцепса, меняя ему жен. «Служба приказов» оказалась в ведении Нарцисса, ставшего самым влиятельным человеком в государстве. Фактически он руководил всей внешней и внутренней политикой империи. «Службой контроля» ве¬ дал Полибий, тезка великого историка. «Служба расследований» по¬ пала в руки Каллиста, возглавившего судебное ведомство. Существо¬ вала также «служба прошений», осуществлявшая канцелярскую рабо¬ ту и принимавшая поступавшие к императору жалобы. Эти умные и оборотистые люди повели государство по тому пути, какой наметил Клавдий. Они широко раздавали права римского гражданства, не раз раскрывали заговоры против императора. Организовывавшей их зна¬ 639
ти Клавдий не доверял и военные должности поручал выходцам из всаднического сословия. Речи свои он писал сам, так что они носят отпечаток его стиля и отражают как эрудицию ученого на троне, так и новый государствен¬ ный подход. Когда в сенате возник спор по поводу введения в сенат выходцев из Галлии, Клавдий в своей речи углубился в историю Рима, в те времена, когда Римом управляли чужестранцы-этруски, к числу которых он отнес и царя Сервия Туллия. Это должно было показать сенаторам, что бывшие враги давно стали римскими гражданами и увеличили славу Рима, и галлы, которых сенаторы презирают как вар¬ варов, могут прославить Рим, как его прославили этруски. Это была политика опоры империи на провинциальную знать. Научных занятий Клавдий не оставлял, используя для этого каждое свободное мгновение. Он первым из римлян стал пользоваться крыты¬ ми носилками, в которых согласно распоряжению Августа, подтверж¬ денному Тиберием, дозволялось носить лишь женщин. Разумеется, это вызывало насмешки. Но над Клавдием смеялись так часто, что насме¬ шек он просто не замечал. Носилки же имели еще и ту выгоду, что можно было не видеть рабских изъявлений покорности. Отказался Клавдий и от подарков, которые принимал не только Калигула, но и Август; зато использовал свою власть, чтобы ввести в латинский алфа¬ вит две этрусских буквы (после его гибели это новшество немедленно отменили), и распорядился читать публично в Александрийском му- сейоне свой труд об этрусках и карфагенянах — дело его жизни. Увлеченность Клавдия древностями и занятость государственны¬ ми делами пагубно сказались на его семейной жизни. Слухами о лю¬ бовных приключениях его жены Мессалины был полон весь Рим. Но сам Клавдий не обращал на слухи внимания и развелся с развратни¬ цей лишь тогда, когда ему сообщили, что она отпраздновала бракосо¬ четание с молодым сенатором. Холостяка-императора прибрала к ру¬ кам племянница Агриппина. Родство не послужило препятствием для брака — послушный сенат специальным постановлением разрешил подобные браки, ранее запрещенные как кровнородственные. Став императрицей, распутница и интриганка Агриппина добилась от мужа, имевшего родного сына Британика, усыновления ее сына от первого брака. Вскоре после этого Клавдий был отравлен. Похороны принцепса были благопристойными и пышными, с со¬ блюдением обычаев предков (этрусских, как доказал покойный в сво¬ ем историческом труде), с участием гистриона (актера) в маске Клав¬ дия, волочившего ногу и заикавшегося (у Клавдия была парализована нога, и он заикался). Гроб, как положено, в вертикальном положении поставили у ростр и произнесли похвальные речи. Затем тело было предано огню, и дух новоявленного бога поднялся на небеса. 640
Но на следующий день, а может быть, на следующие нундины* произошло нечто такое, чего еще не случалось за всю восьмисотлет¬ нюю историю Рима, недавно отмеченную столетними играми. Из рук в руки передавался свиток, озаглавленный «Отыквление», и город, только что проводивший императора в последний путь, непристойно покатывался от гомерического хохота. Автор (имя его, разумеется, не было обозначено) развернул сатирическое действие, главными героя¬ ми которого были безобразный, гнусный и жестокий старик Клавдий и юный, кроткий и прелестный сын Агриппины, провозглашенный преторианцами в обход Британика императором. Исходя из того, что Клавдий обожествлен, пасквилянт изобразил его появление на Олим¬ пе, где боги сначала приняли его за чучело, а затем, узнав, что прибыл их коллега, стали хохотать и сбросили его на землю — промежуточ¬ ный пункт между царством блаженных богов и Аидом, царством мер¬ твых. Попав, наконец, на место назначения, лжебог оказался в канце¬ лярии загробного мира под началом собственного вольноотпущенни¬ ка, ведавшего там, как и при жизни, отделом справок. Автор пасквиля (скорее всего, это был философ Сенека), незадол¬ го до того назначенный вместе с Афранием Бурром воспитателем Не¬ рона, показал прекрасное знакомство с кухней римской политичес¬ кой и придворной жизни. Обращает на себя внимание аристократи¬ ческое пренебрежение к Клавдию как уроженцу галльского Лугдуна (Лиона), правителю, оказывавшему покровительство провинциалам, и автору ненужных писаний. Все то, что свидетельствовало о Клавдии (несмотря на все его пороки) как о неординарном политике и ученом, стало предметом насмешек. Более всего появлению «Отыквления» должна была радоваться отравительница Агриппина. Всеобщий смех над Клавдием был ее оп¬ равданием. Это она избавила мир от постылого старца, это она доби¬ лась провозглашения императором своего мальчика Нерона. Первые годы правления Нерона в римских источниках отмечены как «золотое пятилетие». Впоследствии император Траян, человек, не склонный к преувеличениям, назвал их счастливейшими для римско¬ го государства. В речи, обращенной к сенату, юный император объя¬ вил образцом своего правления порядок, установленный Августом, попранный Гаем Калигулой и вольноотпущенниками Клавдия. Этот манифест, видимо, написанный той же рукой, что и сатира на Клав¬ дия, предполагал, что Август своей сдержанностью и уравновешенно¬ стью возродится в его потомке. Но Нерон проявил отсутствие какого- либо интереса к государственной деятельности, словно бы его на¬ стольной книгой было не «Жизнеописание Августа», составленное им * Нундины — римская неделя, состоящая из девяти дней. Немировский А.И. 641
Нерон ное изгнанником Овидием. Выслушивая днем наставления своих строгих воспи¬ тателей Сенеки и Бурра, ночью с шай¬ кой шалопаев он в поисках сильных ощущений бродил по городу, ввязывал¬ ся в драки и нередко возвращался с рас¬ квашенным лицом и синяками. Плиний Старший, доскональный во всем, к чему бы ни обращался, сохранил рецепты мази, которые уничтожали следы ночных похождений Нерона. Однако это была только одна черта характера императора. Другая — всепоглощающая страсть к ис¬ кусству. Узнавая о каких-либо знамени¬ тостях в пении, танце или актерском ма¬ стерстве, он добивался встречи с ними и впитывал их технику и манеру, ибо готовил себя не к роли владыки шгмпя а к театральным подмосткам. «Золотое пятилетие» было для Нерона временем постижения жиз¬ ни бурлившей за стенами дворца на Палатине с его устоявшимися, внушавшими скуку и отвращение церемониями. И когда ему показа¬ лось что он овладел актерским мастерством, были изгнаны воспита тели а интриганка-мать, проложившая ему путь к престолу, была ли¬ шена почестей и власти, а затем и убита после ряда неудачных поку¬ шений. Именно тогда Нерон открылся своему народу во всем разно¬ образии талантов декламатора, певца, кулачного бойца и циркового возницы. В пьесах на мифологические сюжеты он выступал в масках богов, героев и даже богинь. Среди них была и трагедия «Орест- матереубийца», где он выступил в роли, в которой уже успел проявить себя в жизни. Величие Рима, мыслившееся и как собственное величие, было ма¬ нией Нерона. И это также было причиной обожания его римской чер¬ нью. Но среди сенаторов назревало недовольство, вылившееся в заго¬ вор 65 г., возглавленный Гаем Кальпурнием Пизоном. Заговор был рас¬ крыт, и участники его казнены или приговорены к самоубийству. В конце концов, после восстания в Галлии и выступления против Нерона ряда провинциальных наместников и военачальников, коман¬ дующих легионами, сенат отрешил его от власти и объявил вне зако¬ на. Покинутый всеми, Нерон бежал из Рима и в страхе перед казнью приказал себя заколоть. Таковы эти четверо — лицемер, безумец, антикварий, фигляр- Римские историки не уставали клеймить их преступления, смаковать 642
подробности их жизни и судьбы. Но «времен минувших анекдоты» не просто занимательны. Это материал, характеризующий перемены в обществе и социальной психологии. Если исключить из анализа пер¬ вых двух, мы можем сказать, что римский трон заняли «новые римля¬ не», которых прежде нельзя было представить не только консулами или народными трибунами, но даже рядовыми сенаторами. Появле¬ ние их — это переворот, подготовленный экономическим, политичес¬ ким и духовным развитием римского государства, управлявшегося людьми в тогах старого покроя, стесняющих движения, и живущих по законам, сковывающим мысли и чувства. Но кроме этих законов су¬ ществовали вечные законы диалектики. Надо было несколько столе¬ тий излагать историю таким образом, как это делали римские анна¬ листы и Ливий, чтобы появилась история этрусков и Карфагена, на¬ писанная римским императором. Надо было установить лицемерней¬ ший из режимов, чтобы иметь преемником власти Нерона. Крушение мифа. С уходом из жизни Августа развеялся, как дым, миф о золотом веке, созданный этим тончайшим знатоком на¬ родной психологии и его талантливыми помощниками. Под опавшей позолотой выявились опасные трещины, грозившие зданию, которое было воздвигнуто на поколебленной гражданскими войнами почве. Но все же это здание оказалось достаточно прочным, несмотря на то, что лживость мифа нигде не выявилась так отчетливо, как в личности и поведении тех, кто венчал пирамиду власти. В сохранении принци¬ пата были заинтересованы общественные слои, укреплению которых способствовала политика Августа. Среди плебеев значительную группу составляли вольноотпущен¬ ники, число которых, резко увеличившееся уже во время гражданс¬ ких войн, продолжало возрастать. Всадничество отпускало на свободу рабов, потому что их руками выгодно было совершать сделки вдали от Рима. Широко использовали своих вольноотпущенников для торго¬ вых дел и ростовщических операций и нобили, нуждавшиеся в под¬ ставных лицах. К этим обычным уже в конце Республики категориям новых римских граждан с установлением империи добавилась значи¬ тельная прослойка императорских вольноотпущенников. Они могли слиться с общей массой новых граждан, но среди них было немало и таких, чья судьба складывалась фантастически. Те, кому улыбнулась Фортуна, могли оказаться во главе провинции или одной из трех им¬ ператорских канцелярий, основанных Клавдием, могли и просто выз¬ вать симпатию императора или кого-то из его родственников и ока¬ заться вознесенными не только над вчерашними товарищами по не¬ счастью, но и над знатнейшими из римских сенаторов. Среди многих 643
парадоксов, порожденных новым режимом, было и отношение к этим временщикам римских нобилей. Сенат выносил в честь наиболее вли¬ ятельных из них почетные постановления, некоторые сенаторы гото¬ вы были обивать пороги их домов, соревнуясь в откровенной лести, чтобы добиться расположения вчерашнего раба и приобрести благо¬ даря этому милости императора. Таких вольноотпущенников, перед которыми трепетали и заискивали сенаторы, были, конечно, едини¬ цы, как и тех, кто богател на торговле. Основная же масса вольноот¬ пущенников пополняла низшие слои населения. Это были мелкие, а порой и крупные торговцы, ремесленники, цирковые возницы, вра¬ чи, учителя, служители при магистратах, лица без определенных за¬ нятий, чье пропитание, как и у многих свободнорожденных бедня¬ ков, гарантировалось государственными хлебными раздачами и до¬ полнялось подачками патронов. Но богат был вольноотпущенник или беден, отпущен на волю ча¬ стным лицом или императором, он (если, конечно, в его судьбу не вмешивалась всесильная воля императора) не мог получить всадни¬ ческого достоинства и тем более стать сенатором, с ним по закону не могли вступать в брак не только дети, но и внуки сенаторов. Не мог претендовать на какую-либо из магистратур его сын. Зато внук уже был сыном свободного человека и ничем не отличался в правовом отношении от остальных римских граждан. Не менее, чем обитатели Рима и Италии, в установленных Авгус¬ том порядках были заинтересованы имущие слои населения большин¬ ства римских провинций. «Хороший пастух стрижет овец, а не сдира¬ ет с них шкуру» — так сформулировал римскую провинциальную по¬ литику ближайший преемник Августа Тиберий. Разумеется, провоз¬ глашение принципа не совпадает с практическим его осуществлением. Можно привести немало примеров наместников- грабителей. Но над наместниками все же стоял не сенат, в который входило немало бывших наместников, а власть, заинтересованная в сохранении стабильности империи. Провинциальные города и общи¬ ны получили, по крайней мере, возможность обращаться к императо¬ ру с жалобами и прошениями, которые фиксировались в римских канцеляриях, а не попадали в руки тех, на кого жаловались. Медленно, но неуклонно в круг лиц, управлявших империей, вов¬ лекались уроженцы провинций — как римляне и италийцы провин¬ циального происхождения, так и галлы, иллирийцы, греки. Преодо¬ левая сопротивление потомков старой знати, императорская власть окружала себя новыми людьми, капиталом которых были не громкие имена и не восковые изображения предков, а энергия, знание жизни и поддержка таких же, как они, провинциальных земельных соб~ 644
ственников. Воспитателями Нерона были выходец из Испании, сын учителя риторики Сенека и префект претория галл Афраний Бурр. Из провинциальной знати выходили выдающиеся поэты и историки, по¬ добно тому как ранее, во времена гражданских войн, — из знати ита¬ лийской. Мощной опорой принципата продолжала оставаться также римская армия. Не только действующая, охранявшая границы импе¬ рии, но и в лице отставников-ветеранов: тяготы воинской службы, длившейся двадцать — двадцать пять лет, компенсировались льгота¬ ми, превращавшими воина в крепкого землевладельца, освобожден¬ ного от податей и повинностей. Прошедшие через горнило легиона галлы, германцы, иберы, фракийцы, съевшие вместе не один фунт соли и испытавшие жгучую боль от центурионовой лозы, станови¬ лись римлянами из римлян, верноподданными империи, распростра¬ нителями римских порядков. Они составляли большинство в советах провинциальных городов и общин, осуществлявших распоряжения императорской власти на местах. По их инициативе создавались в честь императоров и членов их семей хвалебные надписи и устанав¬ ливались их статуи. Для части из них военная карьера была первой ступенькой к административной деятельности в Риме в качестве се¬ наторов и консулов. Для них император был не принцепсом, «первым гражданином», а военачальником, командиром, императором в пер¬ возданном значении этого слова, и они ощущали себя подчиненны¬ ми, готовыми выполнить его приказ. Принципат как форма правления при преемнике Августа практи¬ чески не имел противников. В это время не мог быть написан памф¬ лет, подобный тому, какой появился в начале Пелопоннесской войны й который бы (с заменой слова «афинян» на «римлян») начинался словами: «Что касается государственного устройства римлян, то, если они выбрали свой теперешний строй, я этого не одобряю...» В Риме были противники отдельных принцепсов, полагавшие, что они не до¬ стойны высшей власти и что их следует заменить другими, чаще всего своей собственной персоной. Такую основу имел заговор против Нерона, идеологом которого стал престарелый философ Сенека. В нем приняли участие несколько сенаторов и преторианцы, в том числе и те, в чьи обязанности входи¬ ло охранять в Риме порядок и самого Нерона. Целью заговорщиков было заменить Нерона сенатором Кальпурнием Пизоном, внешне представительным, но далеко не безупречным в моральном отноше¬ нии. Пизона поддерживали не из принципиальных соображений, а одни — памятуя нанесенную Нероном обиду, другие — из расчета на возвышение или обогащение. Это был заговор обреченных, чье пове¬ дение во время следствия не могло к тому же не вызвать презрения. Один из них — поэт Лукан — даже выдал собственную мать. 645
Внешняя политика ближайших преемников Августа. Про¬ возглашенная Августом концепция римского мира в области внеш¬ ней политики требовала прекращения дальнейшего расширения гра¬ ниц империи. Тиберий старался выполнить этот завет Августа, и пред¬ принятые им после восстания германских и паннонских легионов походы против германцев имели целью прежде всего укрепить по¬ шатнувшуюся дисциплину, продемонстрировать варварам силу и бо¬ еспособность войска. Единственное территориальное приобретение Рима с начала правления Тиберия — Каппадокия, переданная ее ца¬ рем по завещанию. Результатом отказа от военных авантюр стало то, что в императорской казне ко времени кончины Тиберия оказалось 2 миллиарда 700 миллионов сестерциев. Бутафорский поход Калигулы против германцев был рассчитан лишь на укрепление его авторитета в Риме и германцев не затронул. Остался невыполненным и его план завоевания Британии. Единственно, кто отошел от внешней полити¬ ческой концепции Августа, как ни странно, был самый «мирный» из его преемников — Клавдий, при котором прочным приобретением империи становится Британия. В 43 г. четыре легиона были высажены на южном берегу острова. Захваченная ими область, населенная племенем белгов, была объяв¬ лена римской провинцией Британией. Соседние земли находились под властью племенных вождей. Однако римляне постоянно вмеши¬ вались в их внутреннюю жизнь, что вызвало вспышку недовольства. В ее подавлении участвовал сам император. Легионы начали продвиже¬ ние к главному городу восставших бритов Комулодуну. После его зах¬ вата и занятия Лондиния (ныне Лондон) Клавдию был дарован по¬ четный титул Британик, от которого он отказался в пользу своего ма¬ лолетнего сына. Правление Клавдия было временем наиболее энергичной поли¬ тики Рима на Западе. При Нероне возобладала ее восточная ориента¬ ция. В связи с нападением на Армению парфян и ее превращением в зависимое государство под управлением парфянского ставленника Нерон направил в 54 г. к границам Армении огромную армию. После тщательной трехлетней подготовки римское войско вторглось в Ар¬ мению и захватило две ее столицы — Артаксату (58 г.) и Тигранокерту (59 г.). Армения была превращена в зависимое от Рима царство во гла¬ ве с Тиграном V. В те же годы римская армия, подкрепленная флотом, успешно действовала против племен, занимавших западный берег Понта Эвксинского (даков, сарматов, роксолан) и поставила их в за¬ висимость от Рима. Римляне заняли древние греческие города Тиру* Ольвию и, дойдя до Херсонеса, освободили его от скифской осады- Весь южный берег Таврики покрылся римскими крепостями. Боспор' ское царство еще при Клавдии попало в зависимость от Рима. По¬ 646
ставленный там царем Котис называл римского императора своим благодетелем, а себя в знак клиентской зависимости именовал Тибе¬ рием Юлием Котисом. Понт Эвксинский практически превратился во внутреннее римское море. Иной была политика Нерона по отношению к Греции, перед ко¬ торой забрезжил свет подлинной свободы. Прибывший в Грецию для участия в Олимпийских играх, на которых он, естественно, оказался в числе победителей, Нерон последовал в Коринф, куда были вызваны представители всех греческих общин. Перед ними император высту¬ пил с речью, текст которой сохранился в надписи. Объявляя об осво¬ бождении греков от римской администрации и уплаты податей, Не¬ рон высказал сожаление, что не родился раньше и поэтому какое-то время грекам пришлось находиться в положении подданных. Речь за¬ канчивалась так: «Я оказываю вам благодеяние не из сострадания, но вследствие благорасположения. Благодарю ваших богов, постоянное расположение которых испытал на суше и на море. Они дали мне воз¬ можность освободить не отдельные города, как делали другие вожди, а всю провинцию». Но счастье, как всегда, оказалось мимолетным. После гибели Не¬ рона и окончания гражданской войны Веспасиан возвратил Грецию под ярмо римской провинциальной системы, сказав, что греки разу¬ чились быть свободными. Скорее всего, причиной такого заявления были бурно выражаемые симпатии к покойному освободителю или публичный траур по нему. Литература. Литература всегда несет отпечаток своего времени и отражает его проблемы и беды. Во времена преемников Августа было не меньше талантов, чем при нем, но мы уже не находим искреннего восторга, пронизывающего произведения поэтов, радужных надежд, связанных с прекращением междоусобиц и воцарением гражданского мира под надзором его хранителя принцепса. Литература приобретает характер официоза или становится рупором оппозиции. Все, кто ос¬ тавил сколько-нибудь значительный след в литературе этого страш¬ ного времени, пали жертвами политических преследований. Бурная жизнь Луция Аннея Сенеки (ок. 4—65), сына известного оратора, выходца из Испании, вобравшая в себя противоречия своего времени, может послужить иллюстрацией тех преимуществ и опасно¬ стей, которые ожидали каждого, кто был приближен к носителям выс¬ шей власти. Уже в юности, в начале царствования Клавдия, он был, подобно Овидию, сослан, правда, не на край света, а на дикую Корси¬ ку, затем при нем же возвращен ко двору, чтобы стать воспитателем наследника Клавдия Нерона, при котором становится первым чело¬ веком в государстве и одним из самых богатых людей Рима; но потом 647
уходит от дел и кончает жизнь самоубийством по приказу того же Не¬ рона, подозревавшего его в организации заговора. Сенека как мыслитель был выразителем стоицизма в той его фор. ме, какую это философское направление приобрело в трудах Панеция и Посидония, восприняв некоторые идейные положения платонизма (так называемая средняя стоя). Приспособившись к условиям миро¬ вой империи с неограниченной властью обожествленных императо¬ ров, стоицизм перетасовал три ранее разработанные им философские дисциплины, поставив впереди логики и физики этику. Этот термин как обозначение особой области исследования встречается уже у Ари¬ стотеля, но лишь у стоиков римского времени он приобретает смысл учения о воспитании личности. Душу Сенека продолжает считать, как и первые стоики, материальной сущностью, наделенной разумом, од¬ нако несвободной от разного рода аффектов. Цель философии он ви¬ дит в освобождении души от всего, что ее отягощает и препятствует восхождению к богу как некоей разлитой в космосе разумной творя¬ щей силе. Сенека не исключает возможности жизни души, этой не¬ бесной гостьи, вне низменного по своей природе тела. Находясь на позициях религиозной философии, Сенека скепти¬ чески относился к традиционной староримской религии и отрица¬ тельно — к восточным религиям, в его время активно внедрявшимся в римское общество. «Не нужно простирать руки к небу, — писал он, обращаясь к своему ученику Луцилию. — Не нужно умолять жреца, чтобы он допустил нас к самому идолу. Бог близок к тебе, он с тобою, он в тебе. Да, это так: в нас обитает святой дух, блюститель и страж всякого блага внутри нас». Огромный корпус сочинений Сенеки — ценнейший источник сведений как о его времени, так и о предшествующих эпохах римской истории, к которым он обращается в поисках примеров, подкрепляю¬ щих те или иные философские тезисы. Его возмущает нагроможде¬ ние ничего не дающих ни уму, ни сердцу внешних деталей (таких, как подсчет числа гребцов у Одиссея или выяснение имени первого рим¬ лянина, проведшего по городу слонов). Предмет его исследования - изменения, происходящие в общественной морали, и он тесно связы¬ вает их с превращением маленькой гражданской общины, сохранен¬ ной героизмом и самопожертвованием ее членов, в огромную держа¬ ву, правящий класс которой сосредоточил в себе все мыслимые порО' ки. Перед читателем трактатов Сенеки и его переписки с ЛуцилиеМ, словно на орхестре театра, сменяют одна другую чудовищные фигура тех, «один поцелуй которых заклеймит даже лишенного стыда»; те*» кто превратил свои городские дома и сельские виллы в застенки; Р°с' кошествующих путешественников, распространяющих пороки 110 всему кругу земель; торгующих чужим и собственным телом; чуД0' 648
вищных обжор и мотов; тупиц, скупающих образованных рабов в на¬ дежде прослыть образованными; растлителей детей. Впоследствии поэты-сатирики Марциал и Ювенал не смогут ничего прибавить к этой галерее выродков рода человеческого. Полные риторического пафоса проповеди Сенеки о добродетели, обращенные к друзьям, зна¬ комым, к самому себе, носили отвлеченный характер и не требовали отказа от высокого положения в обществе и от богатства. Проповедуя эти же идеи в трагедиях, Сенека показывает гибельность тирании, па¬ губность страстей, благотворность ухода от общества — вплоть до са¬ моубийства, избавляющего душу от раздвоенности и нравственных мук. Во всех его произведениях рассыпана масса афоризмов о дружбе, о счастье, о жизни и смерти. Духовно близок Сенеке был его племянник Лукан (39—65), про¬ славивший себя поэмой «Фарсалия», посвященной гражданским вой¬ нам времени Цезаря. Оппозиционность поэта господствующему ре¬ жиму очевидна: симпатии Лукана всецело на стороне противников Цезаря — Помпея, Брута, Катона, особенно последнего, как самого стойкого защитника Республики. В поэме много мистических моти¬ вов, призванных наполнить сердце ужасом в духе эпохи, когда всеоб¬ щая неуверенность в завтрашнем дне заставляла людей обращаться к шарлатанам — астрологам, гадателям, колдуньям. В отличие от Лукана творчество другого приближенного к Нерону писателя, Петрония (7—66), не было оппозиционным. Он не прослав¬ лял ни республиканцев, ни сенат и не высказывал недовольства ре¬ жимом, ведя беззаботную жизнь при дворе Нерона, который ценил его, по словам Тацита, за утонченную роскошь, легкость нрава и рас¬ путство и называл «арбитром изящества». Но и его жизнь по воле принцепса оборвалась вскоре после гибели Лукана происками все¬ сильного вольноотпущенника Нерона Тигеллина, видевшего в Пет- ронии «соперника, превосходящего его в науке наслаждения». Роман Петрония «Сатирикон», от которого сохранилась лишь не¬ значительная часть, не имел отношения к опале писателя. А между тем он, может быть, острее и точнее, чем «Фарсалия» Лукана, бил по установленному цезарями режиму. «Нравы народа поет мой безмятежный язык», — заявляет писа¬ тель, чередующий в своем произведении прозу с обильно вводимыми стихотворными вкраплениями. И перед читателем разворачивается, хотя и утрированная согласно закону жанра, но в основе своей реаль¬ ная жизнь Италии — такая, какой она стала после затянувшихся на три поколения гражданских войн, двух волн проскрипций, оголив¬ ших самые низменные человеческие инстинкты, после восьми деся¬ тилетий режима, гордившегося установлением гражданского мира и стабильности. 649
Герои Петрония попадают в ситуации, в которых мог оказаться любой из его читателей. Мелькают сценки в храмах со старухами жри¬ цами, не гнушающимися никаким обманом, в лупанарах, куда свод¬ ники затаскивают отчаянно сопротивляющиеся жертвы, появляются толпы юношей, охотящихся за богатыми бездетными стариками в рас¬ чете на наследство. Особенно вдохновенно описывает Петроний пир у разбогатевшего напыщенного вольноотпущенника Тримальхиона, само говорящее имя которого («трижды отвратный») стало для совре¬ менников тем же, чем впоследствии мольеровский Журден. Вот он, один из тех, кто «был лягушкой — стал царем» (или, как мы говорим, вышел из грязи в князи). На стене принадлежащего ему дома художник изобразил все этапы метаморфоз Тримальхиона: не¬ вольничий рынок; вступление в дом господина; кудрявый услужли¬ вый мальчик; преуспевающий раб-казначей. Тримальхион в совер¬ шенстве изучил науку угождать. Удовлетворяя низменные прихоти и господина, и госпожи, он добился не только свободы, но и сказочных богатств. «Земли у Тримальхиона — коршуну не облететь, деньгам сче¬ ту нет. А рабов-то, рабов-то, ой-ой-ой сколько. Честное слово, пожа¬ луй, и десятая часть не знает хозяина в лицо». Богатство дало Три- мальхиону неограниченную власть над людьми. Испытавший униже¬ ния и побои выскочка стремится выместить свои обиды на других. Тримальхион-рабовладелец еще более груб и жесток, чем его предше¬ ственник, римский нобиль. На дверях его дома надпись, предупреж¬ дающая раба о последствиях самовольной отлучки. Не успевают гости перейти порог, как они видят подготовку к экзекуции. Императорская власть сделала все, чтобы такие, как Тримальхи¬ он, чувствовали себя спокойно. Легионы охраняли римские границы, а в самой Италии следили за порядком преторианские когорты. От¬ сюда безграничная преданность Тримальхиона и его гостей импера¬ тору. В тот момент, когда благодаря хитроумному устройству чуть ли не в рот падают пирожные, в зале раздается дружный возглас: «Да здравствует божественный Цезарь, отец отечества!» Нарисованные Петронием сцены вызывали живые ассоциации с ненавистными фигурами разбогатевших выскочек, на чьих пирах при¬ ходилось бывать и сенаторам, осыпавшим своих «тримальхионов» та¬ кими же притворными похвалами, какими герои Петрония воспевали «мудрость» угощавшего их богача. Не случайно «пир у Тримальхио¬ на», неоднократно в древности переписывавшийся, оказался един¬ ственным полностью сохранившимся отрывком из романа Петрония. Тирания, накладывавшая оковы на независимую мысль, была наи¬ лучшей питательной почвой для всякого рода иносказаний. Не случай¬ но отец басни Эзоп творил на Самосе во времена тиранов. При римс¬ кой тирании процветал Федр (ок. 15 г. до н. э. — 70 г. н. э.), сборник 650
басен которого озаглавлен: «Федра, вольноотпущенника Августа, Эзо¬ повы басни». Федр переложил сюжеты басен Эзопа латинскими стиха¬ ми и дал им новую жизнь в римском мире, подобно тому как это сделал Крылов, переработавший сюжеты Федра и Лафонтена в России. Басни Федра воспринимались как образцы народного творчества. Старший современник Федра Сенека говорит о басне как предмете, не тронутом римлянами. Молчат о Федре и другие знаменитые римс¬ кие писатели, но сам Федр предчувствовал славу, которая пришла к нему через сотни лет. В прологах к книгам басен (их шесть) он с гор¬ достью сообщает о себе и о своем назначении, а также объясняет, что его заставило идти по стопам Эзопа: Скажу я кратко. Угнетенность рабская, Не смевшая сказать того, что хочется, Лишь в баснях выразить умеет помыслы. Из пролога становится известно, что басни Федра вызвали гнев Сеяна. Надо думать, что это были не пересказы сюжетов Эзопа, а пря¬ мая насмешка над влиятельным временщиком — ведь Федр не поща¬ дил и Нерона, создав образ «великого артиста» в басне «Флейтист- принцепс». Предметом насмешек Федра становятся также придворные льсте¬ цы, ищущие императорских милостей («Цезарь и служитель»), каз¬ нокрады, тунеядцы, болтуны-риторы, бессовестные обманщики жре¬ цы и развратники. ТшЯ Источники. История Юлиев-Клавдиев обеспечена источниками не I La хуже, чем время Августа. Это, как и для предыдущего периода, и «Исто¬ рия» Тацита, и биографии принцепсов в «Жизнеописаниях двенадцати Цеза¬ рей» Светония, также и Флор, и Дион Кассий. Вместе с тем к этому общему для времени принципата набору источников добавляются авторы, чьи про¬ изведения связаны непосредственно с временем Юлиев-Клавдиев. Особен¬ но интересна «Римская история» Веллея Патеркула, выходца из Кампании, обязанного своим выдвижением принцепсам, прежде всего Тиберию, стано¬ вящемуся главным героем его повествования. От времени Римской империи, в том числе начального ее периода, со¬ хранилось немало архитектурных памятников, частично никогда не исчезав¬ ших с поверхности земли, но главным образом выявленных в ходе раскопок. Если для республиканского периода можно говорить лишь о выявлении не¬ скольких этрусских городов, то императорский период дал целые городские комплексы в Италии и за ее пределами. Из них наиболее значимы порт Рима Остия, перестройку которого начал Клавдий, Помпеи и Геркуланум в Ита¬ лии, Аполлония в Иллирии, Аквинк (совр. Будапешт) на Дунае, Дура-Евро¬ пос, Пальмира и Афродисий в азиатских провинциях Рима. Помимо этих комплексов, дающих представление о городской жизни в целом, сохрани¬ 651
лось огромное количество отдельных памятников как в самом Риме и Ита¬ лии, так и в многочисленных римских провинциях. Сохранились руины дворцов Тиберия и Калигулы вместе с началом той самой соединявшей по¬ кои Калигулы с цирком подземной галереи, в которой этот император был убит заговорщиками. Раскопки «Золотого дома» Нерона стали прекрасным дополнением к описанию образа жизни последнего из Юлиев-Клавдиев. В ходе раскопок был получен большой эпиграфический и нумизмати¬ ческий материал. Как и для времени Августа, преобладают надписи легионе¬ ров — посвятительные, вотивные, многочисленные эпитафии с информаци¬ ей о прохождении службы и полученных наградах. Немало текстов, связан¬ ных с жизнью городов Италии и провинций. Для установления картины орга¬ низации власти исключительно важна относящаяся к годам правления Тиберия надпись, обнаруженная в одном из небольших городков Этрурии, повествующая о создании особых комиссий, включавших как сенаторов, так и всадников, в функции которых входил отбор кандидатов на те магистрату¬ ры, которые считались высшими. Так мы получаем документальные подтвер¬ ждения сообщениям литературных источников о контроле императоров над выборами, несмотря на фактическую утрату в эпоху империи значения лю¬ бой из республиканских должностей. Не меньшую, чем для времени Августа, ценность имеют и монеты Юли¬ ев-Клавдиев. Как и в монетах Августа, на аверсе обычно изображен правя¬ щий император со всей его титулатурой, что дает возможность судить о зна¬ чении, придаваемом старым республиканским магистратурам, особенно три¬ бунату, присутствующему в перечислении должностей на всех монетах Юли¬ ев-Клавдиев. Дают монеты сведения и о постройках и событиях, которые власть считала наиболее важными. Так, реверс серебряного сестерция Неро¬ на был украшен изображением «Золотого дома». Немало могут рассказать монеты и о состоянии римской экономики. Включение в золотую и серебря¬ ную монету примеси меди, впервые осуществленное при Нероне, красноре¬ чиво свидетельствует о состоянии императорского фиска. Тот факт, что в Александрии, Антиохии и некоторых других крупных городах восточных про¬ винций монеты чеканились хотя и с изображением императоров, но по гре¬ ческой весовой системе, а малоазийские греки продолжали чеканить сереб¬ ряные монеты греческого типа, соответствовавшие римскому денарию, гово¬ рит о значительной самостоятельности экономической жизни римского Вос¬ тока, не ставшего в отличие от провинций Запада органической частью единой хозяйственной системы. Вместе с тем использование римской монет¬ ной системы в чекане монет союзных с Римом восточных царств — объек¬ тивное свидетельство их политической зависимости. Резкое увеличение количества выпускаемых монетными дворами тессер указывает на то, что при всех изменениях, которые вносили преемники Ав¬ густа в управление империей, они (за исключением Тиберия) сохраняли не¬ изменным принцип «хлеба и зрелищ», возведенный основателем империи в ранг государственной политики. Таким образом, круг источников по первой династии принципата обши¬ рен и разнообразен, и комплексное их использование позволяет составить яс¬ ное представление о жизни Рима и его провинций при первых императорах. 652
Глава 14 АНТИРИМСКИЕ ВОССТАНИЯ И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В РИМЕ (61-69 ГГ.) Завершилось почти столетнее правление Августа и его бли¬ жайших преемников, не научившихся столь виртуозно, как он, скрывать самовластие под республиканскими одеяниями да и не испытывавших в этом никакой нужды. Полвека, на протяже¬ нии которых сменялись утверждаемые безмолвным сенатом правители из рода Юлиев, постепенно изменили социальное лицо римской державы. И хотя по-прежнему в сопровождении свиты клиентов шествовали по городу или возвышались на но¬ силках римские сенаторы, по-прежнему сосредоточивали в своих руках деловую жизнь города всадники, по-прежнему тол¬ пились на форуме плебеи, — это было уже другое сенаторское сословие, другое всадничество, вынужденное уступить часть своих полномочий муниципалам и императорским вольноотпу¬ щенникам, и совершенно иной плебс, — ибо философская фор¬ мула panta rei (все течет) относится к социальной жизни в не меньшей степени, чем к природе. Но была еще одна сила, скрытая от глаз завсегдатаев рим¬ ского форума и заседавших в курии или храмах надменных се¬ наторов и поэтому не принимавшаяся в расчет, — стоявшая на далеких границах армия, испытавшая не меньшие перемены, чем сенаторы, всадники и плебс. Она была уже полностью чуж¬ да всему тому, что так заботило и волновало римских граждан. И она дожидалась удобного случая, чтобы напомнить о себе. Однако внешне время правления преемников Августа воспри¬ нималось как относительно благополучное для римских про¬ винций. Действовал созданный и запущенный Августом адми¬ нистративный механизм, позволявший при желании контроли¬ ровать наместников провинций и умерять аппетиты откупщи¬ ков налогов. Казалось, давали себя знать и провозглашавшаяся некоторыми императорами политика опоры на провинциаль¬ ную верхушку, и распространение прав римского гражданства. Однако недовольство властью, не учитывавшей интересы ос¬ новной массы местного населения и не обеспечивающей ста¬ бильности и порядка, накапливалось и в 60-е гг. вырвалось на¬ ружу в виде ряда мощных антиримских выступлений. Восстание Боудики. Первой провинцией, поднявшейся про¬ тив Рима, стала недавно образованная Британия. Доведенные до от¬ чаяния поборами и насилиями, многие бриты искали спасения на близлежащих островках, но тщетно: в 61 г. наместник провинции, со¬ орудив флотилию из плоскодонных, приспособленных для плавания 653
по мелководью судов, высадился со своими легионами на остров Мон, предав все живое огню и мечу и вырубив священные рощи друидов. И именно в это время в Британии вспыхнуло мощное восстание одного из племен, правитель которого, богатейший из царьков Бри¬ тании, перед кончиной назвал наследником наряду с двумя своими дочерьми Нерона. Но это, вопреки ожиданиям, не только не спасло его состояния и царства, но привело к страшному бедствию: явив¬ шись за причитающейся императору долей наследства, центурионы обесчестили дочерей, царицу Боудику высекли плетьми, а владения царя включили в состав римской провинции. И Боудика обратилась, как женщина к женщине, с мольбой о победе к богине войны и пове¬ ла своих соплеменников, к которым примкнули и другие бриты, на римлян. Наряду с мужчинами в войске сражались и женщины. В тем¬ ных одеяниях, с факелами в руках, они напоминали фурий. Сама же Боудика — источники рисуют ее крепкой красивой женщиной со светлыми развевающимися волосами, в военном плаще, украшенном золотой гривной, — на коне сопровождала своих дочерей, стоявших на колеснице, одним своим видом напоминая, что ожидает тех, кто смирится с властью римлян. Первым пал неукрепленный храм императора Клавдия близ Ка- мулодуна. Впоследствии уцелевшие уверяли, что за несколько дней до нападения статуя Виктории повернулась спиной к находившимся в храме, словно готовая обратиться в бегство. Направленный на вы¬ ручку Камулодуна римский легион был уничтожен, и сразу же было полностью вырезано население не только этой римской колонии, но и соседней Веруламии. Численность погибших достигла 80 ООО чело¬ век. Возвратившемуся в Британию наместнику удается разбить полу- женское войско. Однако ему не был назначен триумф, поскольку он был косвенным виновником гибели множества римских граждан, да и победа над женщинами не принесла славы римскому оружию. Иудейская война. Несколько лет спустя после этих событий восстание вспыхнуло на другом краю Римской империи — в Иудее. Оно было подготовлено многими десятилетиями римского господ¬ ства в этой стране. Впервые присоединенная к римской державе еще Помпеем в 64 г. до н. э. Иудея в годы гражданских войн, предше¬ ствовавших принципату Августа, находилась под властью царя Иро¬ да (Герода), исключительно преданного римлянам и видевшего в них свою опору. Это позволило ему сохранить власть над страной, кото¬ рую собиралась прибрать к рукам царица Египта Клеопатра. После гибели Антония и Клеопатры трон под Иродом зашатался, но он сумел добиться симпатий Марка Випсания Агриппы и сохранил власть.
При\Ироде (40—4) в Иудее было развернуто широкое строитель- ство с целью придания стране римско-эллинистического облика. Была отстроена древняя Самария, получившая в честь Августа назва¬ ние Себастий (греч. эквивалент слова «Август»). Из небольшого посе¬ ления на морском побережье вырос благоустроенный город Цезарея с искусственным портом, ставшим по грузообороту соперником Пи¬ рея. По всей Иудее воздвигались храмы Августу. Население новых го¬ родов было смешанным. Там жили греки, сирийцы, иудеи, но граж¬ данскими правами обладали одни греки. В самом Иерусалиме появи¬ лись театр, амфитеатр, ипподром. Каждое пятилетие, как и в других римских провинциях, проводились игры. В то же время Ирод поддер¬ живал иудейскую религию. Почти десять лет сооружался новый храм Яхве, величественность которого вошла в поговорку: «Кто не видал сооружений Ирода, тот не знает, что такое красота». Таким образом, Иудея при Ироде постепенно теряла самобыт¬ ность и включалась в экономическую и культурную систему Рим¬ ской империи. Это был сложный и противоречивый процесс, при¬ водивший к обогащению втянутой в торговлю и ремесленное произ¬ водство верхушки и пролетаризации основной массы населения. При этом развитие происходило неравномерно. Новые веяния едва затронули Галилею, область, населенную пастухами и рыбаками, мало сведущими в вопросах веры и ненавидящими горожан. Галиле¬ яне говорили на арамейско-галилейском диалекте; если они перехо¬ дили на еврейский, их легко узнавали по акценту. Нововведения Ирода встретили в Галилее наибольшее сопротивление. Зачастую там отказывались выполнять его распоряжения. В ответ следовали жес¬ точайшие репрессии. Помимо нараставшего в Иудее недовольства налоговым бреме¬ нем и отклонениями от обычаев предков, Ироду пришлось столк¬ нуться с интригами в собственной большой семье (у него было де¬ сять жен). Дело дошло до убийства царем одной из жен и трех сыно¬ вей. Узнав об этом, Август заметил, что лучше быть «свиньей Ирода, чем его сыном» (свинины, соблюдая предписания иудейской рели¬ гии, Ирод не ел). Незадолго до смерти Ирод арестовал несколько тысяч наиболее знатных иудеев и запер их на ипподроме, приказав убить, как только он испустит дух. Это распоряжение не было выполнено. Дочь Ирода освободила пленников. Весть о кончине Ирода была встречена все¬ общим ликованием. В Галилее и на юге Палестины сразу же вспых¬ нуло восстание. Оно было подавлено наместником Сирии Квинти- лием Варом (тем самым, чьи легионы впоследствии разгромили гер¬ манцы в Тевтобургском лесу). Две тысячи повстанцев были распяты на крестах. 655
От своих жен Ирод имел многочленное потомство. После его смерти власть досталась четверым из сыновей. В этой ситуации в Риме решили включить Иудею в систему римского провинциального уп¬ равления. Часть Иудеи была отдана под юрисдикцию наместника Сирии, а управление поручено прокураторам, которым было передано право жизни и смерти над местным населением. Резиденцией прокуратора стал приморский город Цезарея со смешанным греко-иудейским на¬ селением, а его опорой — вспомогательные войска, набиравшиеся из неиудейского населения Палестины. Иерусалим оставался самым крупным городом Иудеи. И там сохранял религиозную и судебную власть синедрион. Однако его решения подлежали утверждению про¬ кураторов, которые могли назначать и смещать первосвященника. В это время обострилась борьба между различными религиозно¬ политическими группировками иудейского общества, сложившими¬ ся еще до римского завоевания. Саддукеи (высшее иудейское духовен¬ ство и крупные землевладельцы), с давних пор готовые на союз с лю¬ бой властью, выступали проводниками политики Ирода и его преем¬ ников, не встречавшей поддержки не только в низах, но и в средних слоях иудейского населения. Значительно большую опору, во всяком случае в среднем слое общества, имели фарисеи, выступавшие, хотя и не слишком решительно, против чужеземного господства. К концу I в. до н. э. сложилось более радикальное общественно-религиозное течение зелотов, к которому примкнули низы и некоторая часть сред¬ них слоев. Выступая против римского владычества и подчеркивая его несовместимость с исконными религиозными институтами иудеев, зелоты обрушивались с разоблачениями и на продавшуюся чужезем¬ цам верхушку иудейского общества. К I в. н. э. от зелотов откололись сторонники решительных действий, сикарии (дословно: кинжальщи¬ ки), не останавливавшиеся ни перед чем — вплоть до убийства римс¬ ких администраторов и не чуждавшейся сотрудничества с ними соб¬ ственной знати. Политика эллинизации Иудеи, осуществлявшаяся при содействии Рима, встречала сопротивление коренного населения, приверженно¬ го религии и обычаям предков, но все же оно мирилось с его властью, принесшей экономическое процветание. Однако при преемниках Ирода в Иудее, разделенной римлянами на тетрархии, возникли бес¬ порядки политического и религиозного характера (в том числе свя¬ занные с именем Иисуса, объявившего себя мессией). Подавление их было поручено Квинтилию Вару. Особое недовольство вызывали действия римских наместников и подчиненных им прокураторов. При прокураторе Иудеи Понтии Пи¬ лате (26—36 гг.) вспыхнуло восстание, связанное с тем, что он устано¬ 656
вил в царском дворце золоченые щиты с посвятительными надпися¬ ми. В конце концов Тиберий его отозвал. При Калигуле статуя импе¬ ратора была установлена в храме Иерусалима. Позднее один из про¬ кураторов вел себя так, словно был назначен не правителем, а пала¬ чом. Целые области Иудеи обезлюдели в результате грабежей и убийств. Во время праздника Пасхи жители Палестины окружили прибывшего в Иерусалим наместника Сирии, которому была подчи¬ нена Иудея, умоляя его освободить их от негодяя. В ответ на это про¬ куратором был спровоцирован иудейский погром в Цезарее, во время которого погибло до двадцати тысяч человек. Попытки прокуратора добиться от Иерусалима покорности закон¬ чились провалом. Его отряды были разбиты. И тогда со своим легио¬ ном против Иерусалима выступил наместник Сирии. Временем для нападения он избрал субботу, когда обитатели Иудеи строго соблюдали предписание отдыха и молитв. Но воин¬ ственная ярость взяла верх над набожностью. Почти безоружные го¬ рожане выиграли первую схватку и изгнали римлян. Между тем в са¬ мом Иерусалиме возник конфликт между богатыми людьми города и основной массой горожан. Первые настаивали на лояльности по от¬ ношению к Риму, и многие из них стали жертвами зелотов и сикари- ев, возглавивших восстание. Новая попытка прокуратора взять Иеру¬ салим завершилась разгромом и потерей более пяти тысяч воинов. Таким было начало Иудейской войны, потрясавшей Римскую им¬ перию на протяжении нескольких лет. Рим получил в лице восстав¬ шего народа врага, не уступавшего Ганнибалу — во всяком случае в ненависти и решимости сражаться до конца. Победа над регулярным войском воодушевила восставших. Понимая, что придется вести борьбу с опытнейшим противником, их вожди начали обучение лю¬ дей, никогда не державших в руках оружия. Перепуганный Нерон отправил в Иудею войско во главе с Веспа- сианом Флавием, который начал продвижение к Иерусалиму, уничто¬ жая очаги сопротивления и распиная на крестах захваченных повстан¬ цев. Значительным его успехом было взятие в Галилее городов Тиве- риады и Иотапаты. В этом последнем, героически сопротивлявшемся превосходящим силам римлян городе сдался на милость победителя и вождь восстания. Уцелевшие после захвата римлянами городов Галилеи зелоты и сикарии сошлись в Иерусалиме, где в это время возобладало стремле¬ ние сдаться Веспасиану. Укрепив решимость местных зелотов про¬ должать борьбу, беглецы захватили в качестве заложников родствен¬ ников богачей, вынудив их тем самым оставаться в городе и не ме¬ шать организации обороны. Храм Яхве был превращен в неприступ¬ ную крепость. Из своей среды восставшие избрали по жребию 657
первосвященника, хотя обычно этот сан передавался по наследству. Возглавил оборону галилеянин Иоанн из Гисхалы, установивший в городе террористический режим. Поначалу был организован суд по делам об измене членов синед¬ риона и других лиц из правящей верхушки, но судебная процедура показалась Иоанну слишком длительной и малоэффективной. После того как судей разогнали, начались расправы. Были казнены тысячи людей — как причастных к управлению общиной, так и просто состо¬ ятельных горожан. Одновременно обострились отношения между зе¬ лотами, добившимися неограниченной власти, и их недавними союз¬ никами сикариями, захватившими холм Масаду, естественную непри¬ ступную крепость. Дело дошло до вооруженного столкновения между приверженцами обеих радикальных группировок. Веспасиан, державший ситуацию в поле зрения, выжидал, гото¬ вясь к осаде Иерусалима. Он был уверен, что город, раздираемый кровавой рознью, достанется ему без особых усилий. Тем временем из Рима прилетела тревожная весть о возмущении галлов и крити¬ ческом положении Нерона, а вскоре и о его гибели и захвате столи¬ цы Вителлием. В знак лояльности по отношению к новому импера¬ тору Веспасиан отправил к нему с поздравлениями своего сына Тита. Однако положение Вителлия после разграбления Рима его солдата¬ ми также стало шатким: на роль владыки мира предъявили претен¬ зии командующие дунайской и рейнской армиями. Не остались в стороне и легионы, стоявшие в Иудее и Египте. Провозгласив Вес- пасиана императором, они призвали его к походу на Рим. Осаду Иерусалима пришлось отложить. Таким образом, восставшие полу¬ чили передышку, которую использовали для подготовки к новым сражениям. Восстание Виндекса. Начальным толчком, приведшим в ко¬ нечном счете к свержению Нерона и затягиванию войны в Иудее, было выступление Юлия Виндекса, римского наместника той части Галлии, центром которой был Лугдун (современный Лион). Галльс¬ кий петух возвестил конец неронова мрака и флавиеву зарю. Виндекс был сыном римского сенатора, но по матери — галлом, потомком ца¬ рей племени аквитанов. Не раскрывая, видимо, из тактических сооб¬ ражений всех своих планов, он выступил на первых порах против Не¬ рона как недостойного преемника благодетеля Галлии Клавдия. В речи, дошедшей в пересказе древних историков, он высмеивал шу¬ товство императора и разоблачал его кровавые преступления. Однако тот факт, что вокруг Виндекса сплотилось до ста тысяч эдуев, секва- нов, авернов, позволяет думать, что к нему привлекало не желание 658
заменить одного императора другим, а стремление создать независи¬ мую Галлию. В пользу такого предположения говорит чеканка монеты с красноречивой надписью «Галлия». Переход на сторону Виндекса массы порабощенного населения напугал городскую верхушку процветавшего Лугдуна и большинства других городов. Видимо, весть о твердой позиции Лугдуна, выступившего против Виндекса, была причиной того, что Нерон не предпринял сразу ника¬ ких военных мер, ограничившись тем, что решил сменить ряд намес¬ тников западных провинций, проявивших, по слухам, сочувствие к Виндексу, а к некоторым из них даже подослал убийц. Это было его роковой ошибкой: наместники объединились против Нерона. Суль- пиций Гальба, управлявший Испанией, ища поддержки у населения своей провинции, создал совещательный орган из верхушки провин¬ циального населения и объявил новый военный набор. Лишь командующий рейнской армией Виргиний Руф отказался поддерживать Виндекса, поскольку между германцами и галлами су¬ ществовала давняя вражда. Она не только воспрепятствовала объеди¬ нению военных усилий командующих, но и явилась причиной столк¬ новения между регулярной армией Руфа и племенными ополчениями Виндекса. Легионеры Руфа без приказа командующего напали на гал¬ льские отряды и, не встретив серьезного сопротивления, уничтожили до двадцати тысяч приверженцев Виндекса, после чего он покончил жизнь самоубийством. Гражданская война 68—69 гг. Гражданская война, погрузив¬ шая Римскую империю на целых два года в хаос и унесшая сотни тысяч человеческих жизней, в известном смысле была отголоском войн I в. до н. э., ибо движущей ее силой стала римская армия. Но это была уже не та армия, что прежде: уже не во вспомогательные войска, а в легионы набирались в основном обитатели провинций. При общей дисциплине и общей официальной религии, которой был императорс¬ кий культ, у каждого войска было свое собственное лицо. Смерть Нерона, как заметил Тацит, открыла «тайну императорс¬ кой власти»: стать императором можно не только в Риме. В легионах возникло стремление посадить на императорский трон своего коман¬ дующего. Первым сложившейся ситуацией воспользовался Сульпи- ций Гальба, рассчитывавший на то, что его поддержат все недоволь¬ ные Нероном. Но даже те из командующих, которые ранее объявили о своей готовности сместить императора силой, воспрепятствовали приходу Гальбы к власти. В самом Риме ему изменил префект прето¬ рианских когорт Нимфидий Сабин, узнавший о назначении Гальбой 659
второго префекта из числа его испанских друзей. И хотя попытка Са¬ бина поднять преторианцев не имела успеха и сам он вскоре был убит, положение нового императора оставалось шатким. Стремясь избавиться от явных и тайных приверженцев Нерона, Гальба стал их преследовать. Начались казни и конфискации имуще¬ ства, в ходе которых обогатились советники императора, и это окон¬ чательно подорвало его авторитет. Однако решающим в падении Галь- бы оказалось требование верхнегерманских легионов, двинувшихся на Рим, выбора народом и сенатом нового императора. Пятнадцать дней спустя Гальба был убит преторианцами, подкупленными намес¬ тником Лузитании Отоном, ранее оказывавшим Гальбе поддержку. Добившись власти с помощью преторианцев, Отон стал игруш¬ кой в их руках и выполнял все их требования и капризы. Он был при¬ знан дунайскими легионами и восточными провинциями, но герман¬ ские легионы провозгласили императором Вителлия. Несмотря на то что перевалы были еще засыпаны снегом, сторонники Вителлия дву¬ мя колоннами перешли через Альпы, соединившись в Кремоне. В окрестностях этого города Отон дал им бой, окончившийся его пора¬ жением. Предпочтя смерть позору, Отон покончил с собой. Сенат объявил императором Вителлия, самого худшего из троих, негодяя и ненасытного обжору. Солдаты грабили, насиловали, отпус¬ кали на волю рабов. Не было возможности хоронить всех погибших. От них не оставалось и могил. Свидетелями драмы стали дома. Когда мно¬ го лет спустя Рим посетил грек Плутарх, ему показали храм, до крыши которого доходила гора трупов. Солдатня, сопровождавшая своего став¬ ленника к месту назначения, вела себя в Риме, как во вражеском горо¬ де. Им, германцам и галлам, ставшим профессиональными римскими воинами, он и впрямь был чужд. Он виделся им паразитическим наро¬ стом, какие порою вырастают на деревьях в их лесах. Римляне же, жив¬ шие от одной хлебной раздачи до другой, от одного зрелища до другого, были и в самом деле паразитами. Но, разумеется, и в Риме и в провин¬ циях оставались еще здоровые силы. И взоры многих, мечтавших о по¬ рядке, обратились к основательному Веспасиану, чьи легионы в то вре¬ мя стояли в Иудее, готовясь к осаде Иерусалима. Гражданская война 68—69 гг., в ходе которой друг друга сменили четыре императора, обнажила не только деградацию правящей вер¬ хушки империи, но и шаткость социальной и политической опоры последней. Профессиональная армия, направленная на защиту им¬ перских границ, стала диктовать свою волю сенату и опустившемуся до состояния прихлебателей римскому народу. Недовольством было охвачено и провинциальное население, которое своим трудом опла¬ чивало все расходы и излишества римских бездельников. Рим стоял перед лицом перемен. 660
Источники. События, разворачивавшиеся в Иудее, в том числе и рим- ского времени, излагали многие авторы как в апологетическом, так и в резко отрицательном плане, но до нашего времени систематическую ее исто¬ рию донесли только труды римско-иудейского историка Иосифа Флавия (37 — ок. 100), выходца из древнего жреческого рода, игравшего до антирим- ского восстания и в самом его начале видную роль в политической жизни Иудеи. Будучи противником выступления против Рима, когда восстание на¬ чалось, Иосиф (тогда еще не Флавий, а бен Маттафия) вынужден был к нему присоединиться (сам он в написанной впоследствии «Автобиографии» не скрывал, что знать не могла не присоединиться к восстанию, ибо потеряла бы в противном случае не только власть и имущество, но и саму жизнь). Назначенный военачальником Галилеи, которая была первой на пути Рима к Иерусалиму, он организовывал сопротивление римским легионам этого ис¬ ключительно важного района. Сдавшись римлянам после падения одной из защищаемых им крепостей, он должен был быть отправлен в Рим к Нерону и ожидать там римской победы, чтобы украсить собой триумф. Однако, пред¬ сказав Веспасиану императорскую власть, был им оставлен и после прихода Веспасиана к власти отпущен на свободу (отсюда полученное Иосифом как вольноотпущенником Флавия новое имя). В написанном Иосифом Флавием в Риме, куда он приехал после победы над его отечеством, монументальном труде «Иудейская война» две первые книги составляют изложение истории израильско-иудейской Палестины от покорения ее Селевкидами до начала восстания. Этот лаконичный и во мно¬ гом поверхностный вариант в известной мере дал толчок для скрупулезной тринадцатилетней работы над «Иудейскими древностями», обширным сочи¬ нением в 20 книгах, имевшим целью дать греко-римскому читателю пред¬ ставление о религии, обычаях и истории его народа от «сотворения мира» до правления Нерона. Взаимоотношения Иудеи с Римом освещаются в этом труде, начиная с книги XIV, причем уже с XV книги — Римом императорским до начала восстания 66 г., завершаясь событиями, ему предшествовавшими. Содержащиеся в обоих трудах Флавия, особенно в «Иудейских древно¬ стях», сведения об Иудее римского времени большей частью несопостави¬ мы по своей информативности ни с одним другим из литературных источ¬ ников. Так, он дает наиболее обстоятельную характеристику выступавших против властей зелотов и сикариев, сыгравших немаловажную роль в анти- римских движениях Иудеи, а также религиозно-политических группировок фарисеев и саддукеев; он, единственный из дошедших до нас античных ав¬ торов, сообщает об отколовшейся от официального иудаизма секте ессеев, учение которых не только изучал теоретически наряду со взглядами фари¬ сеев и саддукеев, но и следовал ему на протяжении трех лет, удалившись в пустыню к одному из отшельников; если бы не Иосиф Флавий, мы не име¬ ли бы такого ясного представления об иерусалимском храме и его функци¬ ях. О деятельности Иоанна Крестителя известно и из других источников, но лишь в «Иудейских древностях» рассказано о целом ряде других выступ¬ лений всевозможных пророков и прорицателей, выдававших себя за мес¬ сию и поднимавших народ обещанием чуда. Сведения, передаваемые Иоси¬ фом Флавием, позволяют понять, что вспыхнувшее в 66 г. восстание было 661
неотъемлемой частью и кульминацией антиримского движения, охватив¬ шего Палестину после превращения ее в провинцию. Если в описании далекого прошлого главный источник «Иудейских древ¬ ностей» — Библия, то части, относящиеся ко времени соприкосновения с греками и особенно римлянами, носят совсем иной характер. О ряде собы¬ тий он говорит как очевидец, в других случаях широко использует истори¬ ческие труды предшественников, в частности не дошедшую до нас «Исто¬ рию» Страбона и относившиеся к греческому и римскому времени книги Николая Дамасского (также несохранившиеся). Помимо изложения канвы событий политической истории оба эти труда Флавия содержат немало сведений по быту и культуре Палестины, чему спе¬ циально посвящено отдельное произведение — полемический трактат «Про¬ тив Апиона», целью которого было опровержение искаженных представле¬ ний греков об иудейских обычаях и культуре. Определенный материал при сопоставлении с другими источниками мо¬ жет быть извлечен как из канонического текста Нового Завета, так и из апок¬ рифических сочинений, хотя авторы и канонических и апокрифических евангелий и жизнеописаний христианских святых не всегда представляли себе достаточно ясно реалии жизни I в. Наряду с литературными источниками в распоряжении науки с середи¬ ны нашего столетия оказался интереснейший материал, важный для пони¬ мания идеологической борьбы в Палестине. Это рукописи, принадлежавшие описанной Флавием секте ессеев, обнаруженные в пещерах Кумрана на бере¬ гу Мертвого моря. Помимо библейских текстов, неутомимо переписывав¬ шихся ушедшими от мирской суеты сектантами, среди этих текстов немало рукописей, касающихся внутренней жизни секты, а также и чисто светских документов. Сведения авторов о деятельности римских наместников в Палестине мо¬ гут быть дополнены данными нумизматики, поскольку на ряде монет сохра¬ нились имена наместников провинции Сирии, в состав которой входила УДТаким образом, история римской Палестины предстает во всем разнооб¬ разии политических событий и идеологических конфликтов, приведших к одному из самых грандиозных восстаний, когда-либо потрясавших спокой¬ ствие Римской империи в период ее процветания. ^ Главный источник по истории Иудейского восстания - «Иудейская вои¬ на» Иосифа Флавия, дающая глазами участника и очевидца очень подро ное, хотя и тенденциозное описание самой войны и внутренней жизни в ставшей провинции. Трудно себе представить, что бы мы знали об этом д жении за независимость и вместе с тем против собственной знати, еслиТ* ^ сохранился этот труд современника, в котором говорит сама Иудея, хо устами только одной из враждующих партий. JnefE Написанная в Риме, куда Иосиф Флавий переселяется из Иудеи с кп мом предателя, книга об Иудейской войне была как бы ответом на прои дения, появлявшиеся в Иерусалиме и квалифицируемые Иосифом кис цемерные и лживые описания». Отсюда понятная субъективность оиен стремление показать в самом благоприятном свете римлян и особенно 662
покровителей, римских полководцев Веспасиана и Тита, ознакомленных с трудом до его публикации. Не все предается огласке и не все факты переда¬ ются точно (так, недостоверно сообщение о решении Тита сохранить Иеру¬ салимский храм и сожжении иудейской святыни солдатами вопреки воле полководца; преувеличена, по крайней мере вдвое, численность населения Иерусалима). Но все это с лихвой компенсируется грандиозным потоком ин¬ формации, большей частью отсутствующей в неизмеримо более кратком опи¬ сании Тацита, Светония или Диона Кассия. Другое связанное с событиями иудейской войны произведение Иосифа Флавия, «Автобиография», было ответом на выдвинутые против него обви¬ нения в организации восстания в Галилее. В ней несколько подробнее, чем в «Иудейской войне», рассматривается его деятельность как полководца. История Иудейского восстания красноречиво запечатлена в археологи¬ ческом материале: путь римских легионов прочерчен следами пожаров, унич¬ тоживших многие города, особенно в Галилее. Имеется и нумизматический материал: монеты с профилем Нерона, навязанные центром, сменяются соб¬ ственным чеканом с надписями на еврейском языке. Сравнивая освещение Иудейской войны с тем, что нам известно о про¬ ходивших одновременно восстаниях в Галлии, можно понять, как много по¬ теряла историческая наука от того, что рассказ об этих последних дается людьми, знавшими о событиях от противников и часто понаслышке. Из от¬ дельных упоминаний Тацита и даже обстоятельных рассказов Светония, Ди¬ онисия Галикарнасского и Диона Кассия мы не в состоянии понять, что ру¬ ководило романизованным галлом, выступившим инициатором смещения Нерона. И только по косвенным данным (поддержка Виндекса сельским на¬ селением, сохранившим племенную организацию, и неприятие движения главным центром провинции Лугдуном), по начертанному на выпущенной Виндексом монете слову «Галлия» можно догадаться, что речь идет о такой же борьбе за независимость, как и в Иудее. О гражданской войне между преторианцами, рейнской, дунайской и во¬ сточной армиями, выдвигавшими своих претендентов на императорский престол, мы осведомлены в мельчайших подробностях благодаря сохраннос¬ ти трудов нескольких авторов, сведения которых дополняют и уточняют друг друга. Наибольшее значение имеют свидетельства современников — Иосифа Флавия, подробно описавшего в «Иудейской войне» все, что было связано с Веспасианом, Тацита, которого начало гражданской войны застало в Риме в возрасте четырнадцати лет, вполне достаточном для того, чтобы осознать происходившее, и Плутарха, оставившего биографии Гальбы и Отона. Хотя прямым очевидцем событий Плутарх не был, находясь в 68—69 гг. у себя в Херонее, но отзвук потрясших империю коллизий не мог обойти и Балканы, к тому же в конце 70-х и начале 90-х гг. херонеец дважды посещал Рим и знал о них со слов своих римских друзей. В отличие от своих старших современ¬ ников родившийся в 70 г. Светоний, хотя и не пережил испытанного ими ужаса, имел возможность, кроме рассказов очевидцев, пользоваться доку¬ ментами императорского архива, и его жизнеописания Гальбы, Отона, Ви- теллия и Веспасиана дополняют сведения остальных авторов многими жи¬ выми подробностями. От «Истории» Диона Кассия весь интересующий нас 663
период не сохранился, имеются лишь сведения о правлении Гальбы, осно¬ ванные на более ранних трудах и не дающие ничего принципиально нового по сравнению с тем, что нам известно из названных выше трудов современ¬ ников. В распоряжении науки имеется также и нумизматический материал. Не¬ смотря на кратковременность правления предшественников Веспасиана, они успели выпустить монеты с собственными профилями на аверсе, запечатлев на реверсе те лозунги, которые считали наиболее значимыми, чтобы обеспе¬ чить поддержку населения. Так, монета Гальбы с изображением богини мира и надписью «Общественная свобода» сулила сенаторам восстановление по¬ пранных предшественниками политических прав, а Вителлий, также вос¬ пользовавшийся образом богини мира и сопровождавшей ее изображение надписью «Мир Августа», заявлял, что принес Риму мир. Дошли от времени гражданской войны и монеты Веспасиана, также с его профилем на аверсе. На одном из типов этих монет реверс украшен рисунком двух соединенных рук, окруженных надписью «Верность войск», на другом — характерным для республиканских времен сокращением знаменитой формулы, начинавшей все выходившие постановления — SPQR (senatus populusque romanus сенат и римский народ), сопровождаемой словами «Защитнику общественной сво¬ боды». Значительно менее красноречивы эпиграфические памятники, пред¬ ставленные главным образом эпитафиями надгробий. Глава 15 ВОЗНИКНОВЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА* Во второй половине I тысячелетия до н. э. и в первые века христианской эры во всем ареале Восточного Средиземномо¬ рья происходили изменения, которые в традиционном мировоз¬ зрении основных масс населения подготовили появление и рас¬ пространение новой мировой религии — христианства. В пери¬ од господства мифологического мышления люди по традиции, перешедшей от длинного ряда предков, полагались на задан- ность миропорядка и своего места в коллективе как его органи¬ ческой части. Неизбежность событий, связанных с таким миро¬ порядком, не вызывала сомнений. Теперь же традиционные ус¬ тои повсеместно рушились, греко-македонские, римские, пар¬ фянские завоевания приводили к падению и возвышению государств на территориях, огромных по масштабу и втянутым в эти процессы человеческим массам. Происходило насильствен ное и добровольное переселение, терялись родственные и об¬ щинные связи, успех или поражение казались часто случайными * Глава написана И.С. Свенцицкой. 664
и непредвиденными. В этих условиях все ощутимее становится потребность в вере в могущественного бога-покровителя, кото¬ рый мог бы спасти не племя, не общину, не город, а данного конкретного человека, лишенного прежних гарантий привычно¬ го существования. Универсальные божества. Одним из проявлений поисков но¬ вых божеств было создание синкретических образов богов, объеди¬ нивших функции и атрибуты божеств разных народов. Эти явления в религиозном мышлении проявились еще в рамках Персидской дер¬ жавы. Частично они были связаны с массовыми переселениями, осо¬ бенно характерными для эпохи эллинизма: на новом месте люди стре¬ мились заручиться поддержкой местных богов, не отказываясь и от почитания своих прежних, «отеческих». Но в слиянии образов раз¬ личных богов можно видеть и выражение тенденции к универсализа¬ ции и абстрагизации божества, к формированию представления о еди¬ ном божестве. Большую популярность на Древнем Ближнем Востоке (вплоть до Ирана) получил культ Сераписа (Осирис, Апис, Зевс, Аид, Асклепий), выступавшего как владыка неба и царства мертвых. Не меньшее распространение получили культы древнего женского боже¬ ства Великой Матери (как начала всего сущего), которая отожде¬ ствлялась с Астартой, Кибелой, Исидой, Гекатой, Артемидой, Афро¬ дитой Уранией и другими женскими божествами, ставшими, по суще¬ ству, ее ипостасями. В произведении, приписываемом Лукиану, — «О сирийской богине» — дано изображение такого синкретического бо¬ жества в храме сирийского Гиерополя; автор называет богиню Герой, хотя ее несут львы (атрибут Кибелы), а на голове — башня и повязка, которая, по словам автора, «украшает только Афродиту Уранию»! Культ богини-Матери, присутствовавший в большинстве религиоз¬ ных верований того времени, объединял людей самого разного этни¬ ческого и социального происхождения, а сама богиня в представле¬ нии ее почитателей была управительницей мироздания. Герой «Мета¬ морфоз» Апулея, обращаясь к Исиде, говорит: «Ты кружишь мир, ажигаешь солнце, управляешь вселенной, пожираешь тартар... ма- овением твоим огонь разжигается, тучи сгущаются, поля осеменя- гся, посевы поднимаются». Жест^НИВеРСаЛИЗаЦИЯ образа божества заметна даже в локальных бо- ет Ся3аХ ~ П0КР°вителях отдельных городов, культ которых привлека- г0ролТп РаЗНЫХ ГДеЙ- Так’ в надписи из небольшого карийского ЗевСа п амары ^ в- н- э ) принимать участие в празднествах в честь *еСТпЯ17НаМа11ИЯ приглашаются все граждане, живущие в городе чу- Ном Глт, ЦЫ’ ра ’ *енЩины и «все люди населенного мира». В дан- Учае местный Зевс, вероятно, воспринимался уже как ипостась 665
единого могущественного божества, которое выступает как покрови¬ тель всех жителей ойкумены. Таким образом, формирование пред¬ ставления об универсальном божестве было связано и с представле¬ нием о человеческой общности, естественном равенстве людей, пред¬ ставлением, которое уже не ограничивается философскими учения¬ ми, но начинает проникать в массовое сознание. Универсальное божество мыслилось не только как всемогущее, но и как справедливое и милостивое к людям. В этом сказался возрос¬ ший антропоцентризм религиозного мышления: не только человек служит богу — божество заботится прежде всего о человеке. В той же молитве Исиде Луций называет ее «охранительницей смертных», «за¬ ступницей рода человеческого». А в надписи из Нубии содержится призыв чтить Исиду и Сераписа, «величайших из богов, спасителей», «благих, благосклонных», «благодетелей». Благое божество в пред¬ ставлении людей первых веков христианской эры помогает людям и само является высшим носителем нравственного начала. Многочис¬ ленные посвящения из Малой Азии, Сирии, Финикии сделаны «бо¬ гам внемлющим» (или — в единственном числе). К божеству приме¬ няются также эпитеты «чистый и справедливый» («чистые и справед¬ ливые»). Характерно, что «чистый и справедливый» бог безымянен — он един, и справедливость стала его основным атрибутом. Бог иудеев. Вероятно, под влиянием представлений о едином божестве в позднеэллинистический период за пределами Палестины проявляется интерес к иудаизму. Наряду с фантастическими, явно тенденциозными описаниями иудейских обрядов различными антич¬ ными авторами можно обнаружить и позитивное отношение к иудей¬ ским верованиям. Так, Страбон с симпатией пишет о Моисее и его учении о едином божестве, которое управляет Космосом и природой сущего; он выделяет и нравственные требования к верующим: только живущие благоразумно, согласно справедливости могут получить воз¬ награждение от бога. Появляются частные религиозные союзы, в ко¬ торых видно влияние иудаизма. Так, из Киликии дошла надпись в честь руководителя синагоги, поставленная от имени коллегии почи¬ тателей «Бога-саббатиста», т. е. Бога субботы (помимо полноправных членов коллегии упомянуты и люди, названные «саббатистами»). «Бог высочайший», вокруг культа которого также объединялись разные люди в Малой Азии, во Фракии, на Боспоре, связан был, по всей ве¬ роятности, с образом иудейского Яхве, хотя в состав его почитателе входили и неиудеи. Обращение человека к божеству справедливому, «внемлющему предполагало представление о личной связи с этим божеством вн официальных церемоний общины или города. Таким образом, в э 666
линистических государствах, а затем в восточных провинциях Римс¬ кой империи появляется большое количество частных религиозных объединений вокруг культов того или иного божества, большей час¬ тью восточного происхождения. Совершались особые таинства, мис¬ терии, чтобы приобщить каждого члена сообщества к божеству-спа- сителю. В этих таинствах сочетались древние магические обряды с нравственным искусом, через который должен был пройти посвящае¬ мый. Тертуллиан писал, что в таинства Исиды и Митры посвящались посредством омовения, т. е. очищения (не только физического, но и нравственного). Мистериальные действа как бы давали возможность каждому участнику соединиться с божеством. Правда, по-прежнему в этих действах магия оставалась главным способом личного общения с ним. В магических заклинаниях, связанных с культом Гермеса Трис- мегиста (Трижды величайшего), особенно распространенным в Егип¬ те, содержатся формулы, обеспечивающие слияние с божеством, в том числе утверждение: «Я знаю имя твое, воссиявшее в небе, я знаю и все образы твои, я знаю, какое твое растение...» Знание тайных образов и имен давало, по представлениям верующих, магическую власть над божеством. Вера в возможность непосредственного контакта с божеством — без посредства традиционного жречества — привела к появлению в первые века христианской эры в восточных провинциях множества пророков и проповедников. Характерным примером может служить Александр, действовавший в Вифинии и Понте во II в. н. э. и высме¬ янный Лукианом. Он и пользовался огромной популярность^ среди самых разных слоев населения. Александр объявил о рождении ново¬ го божества в образе змеи (воплощение Асклепия) и от имени ее давал прорицания. Жажда чуда, надежда на общение с живым богом обес¬ печивала успех людям, подобным Александру. Однако на рубеже эр появлялись и такие сообщества, которые не признавали магии и ставили перед своими членами только требова¬ ния нравственные. В этом отношении интересен религиозный союз, основанный каким-то философом в малоазийском городе Филадель¬ фии в I в. до н. э. Члены союза почитали Зевса и Великую Матерь (Атаргатис). Вступать в него могли женщины и мужчины, как свобод¬ ные, так и рабы. Они должны были принести клятву не злоумышлять ни против кого, не пользоваться наговорами*, не использовать сред¬ ства, препятствующие деторождению, не помогать в этом другим; мужчины не должны были сожительствовать с замужними женщина¬ ми, будь то свободная или рабыня, совращать девушек*и мальчиков; жены не должны были изменять своим мужьям. Характерно, что все осуждаемые проступки направлены только против личности, ника¬ ких норм общественного, официального поведения не устанавлива¬ 667
лось; интересно также, что члены этого союза выступают против ма¬ гии, хотя и верят в нее (запрет наговоров и приворотных зелий). Этот союз отражает высокую степень самоопределения личности *и потреб¬ ность в моральных нормах, которые бы эту личность защищали. Все описанные выше особенности культов Восточного Средизем¬ номорья проявлялись в виде тенденций — они присутствовали в раз¬ ной форме и с разной степенью интенсивности в различных верова¬ ниях. Эти тенденции подготовили почву для распространения хрис¬ тианства, подобно тому как иудейское сектантство — для его возник¬ новения. Именно в христианстве они нашли свое наиболее полное воплощение. В нем — как и в буддизме — были преодолены партику¬ ляризм, этническая или сословная ограниченность древних культов, сформулированы нормативные нравственные требования к верую¬ щим. Раннее христианство призывало к единению в любви, которая не должна делить людей на чужих и своих. При этом христианство обожествляло страдание — именно страдающим должна была от¬ крыться Божья благодать. Христиане воспринимали себя не членами какого-либо определенного традиционного коллектива, а всего лишь временными странниками на земле. И в то же время человек как лич¬ ность находился в центре всего христианского вероучения: он нес от¬ ветственность не только за свои личные поступки, но и за всю миро¬ вую несправедливость, однако при этом он обладал возможностью выбрать путь, который привел бы его к спасению в Царстве Божием на земле или в ином мире. Универсализм христианской проповеди обусловил превращение христианства в мировую религию, но путь этот был достаточно длительным. Ессеи. Непосредственными предшественниками христиан были ессеи. Этим именем еврейские и греко-римские авторы обозначали иудейских сектантов, ушедших к пустынным берегам Мертвого моря и ведших праведную жизнь, не имевших ни жен, ни рабов и пользо¬ вавшихся общим имуществом, помогая друг другу. И как раз в тех местах, о которых говорили как районе расселения ессеев, вскоре пос¬ ле Второй мировой войны были обнаружены свитки с древними текстами. Трудности их прочтения были сравнительно быстро преодолены, поскольку они составлены на хорошо известных языках — иврите, арамейском, древнегреческом. Среди вновь найденных текстов были списки древнееврейского текста Библии, намного более древние, чем те, которыми пользуются в синагогах для богослужения. Однако су¬ щественных расхождений между каноническими и вновь найденны¬ ми книгами не выявлено. Наибольшее внимание привлекали проис¬ ходящие из пещер тексты отколовшейся от официального иудаизма 668
общины: ее устав, дающий отчетливое представление об организаци¬ онных принципах и повседневной жизни, гимны, произведения апо¬ калипсического характера, различного рода комментарии. Состави¬ тели этих документов называли себя «общиной равных», просто «об¬ щиной», «духовным обществом бедных» и «нищими», противопос¬ тавляя себя остальному иудейству, стремящемуся к обогащению. «Все желающие присоединиться к божьей правде принесут весь свой ум и все свои силы, и все свое имущество», — говорилось в уставе кумра- нитов. В идеологическом плане тексты содержат и другое самоопре¬ деление — «сыны света», в то время как остальные люди именуются «сынами тьмы». Обращает на себя внимание самоопределение «но¬ вый союз», указывающее на то, что члены общины сравнивали себя с праотцем Авраамом, ранее заключившим с Яхве союз, иначе — завет (Ветхий Завет). Кумраниты верили в некоего Учителя Справедливос¬ ти, погибшего от руки преследователей, и были убеждены, что он вер¬ нется, чтобы наказать преследователей и восстановить справедли¬ вость. Этот кумранский вариант мессии не считался сыном бога, как впоследствии Христос, но все, что он проповедовал, было, по убежде¬ нию кумранитов, услышано им «из уст божьих». Вера в возвращение Учителя Справедливости считалась одним из условий спасения в мо¬ мент ожидавшегося ими в ближайшем будущем страшного суда. В повседневной жизни Кумранской общины, как ее назвали по месту главных находок, значительную роль играло ритуальное омове¬ ние. Устав запрещал использовать грязные водоемы или резервуары, не покрывающие наготы. Запрещалось омовение и без предваритель¬ ного раскаяния. Члены общины ежедневно собирались на совмест¬ ные трапезы и молитвы. Иоанн Креститель. В раннехристианских текстах, являющихся источниками для изучения христианства, нет упоминания об ессеях. Но в тех же местах, к которым Иосиф Флавий относит ессеев, дей¬ ствовал одиночный проповедник, с которым теснейшим образом свя¬ зана жизнь и трагическая судьба Иисуса. Это Иоанн, которого назы¬ вали Крестителем, ибо он совершал обряд омовения в водах Иордана, и Предтечей — как предвестника Христа. Историчность Иоанна Крестителя как Предтечи явствует из рас¬ сказа Иосифа Флавия о неудачах одного из преемников власти Ирода Великого — Ирода Антиппы: «Некоторые люди держались, впрочем, мнения, что военные неудачи Ирода были следствие гнева Божьего, требовавшего справедливого возмездия за гибель Иоанна Крестите¬ ля. Ибо Ирод велел погубить его, хотя тот был праведным мужем, призывавшим евреев к добродетели, справедливости по отношению друг к другу, к почтительности богу и единению в крещении. Он учил, 669
что крещение угодно Богу, если принимать его не для искупления оп¬ ределенных грехов, а для очищения тела, когда душа уже очищена праведностью». Филон Александрийский. Среди первохристиан были не только рыбаки из Галилеи, простые ремесленники, мужчины и жен¬ щины презираемых профессий, но и образованные люди, жившие не только в Иудее, но и в Александрии или в других местах иудейс¬ кой диаспоры (рассеяния). И если им была чужда практика насиль¬ ственного насаждения эллинистических и римских порядков Ирода й его преемников, то мысль о близости иудаизма и стоической фи¬ лософии могла им импонировать, вызывая чувство гордости. Имен¬ но эту идею проводил в своих многочисленных сочинениях совре¬ менник Иисуса Филон (ок. 20 г. до н. э. — 40 г. н. э.), иудей, получив¬ ший блестящее греческое образование. По Филону, всемогущее бо¬ жество отлично от материального мира по своей природе, и ему невозможно приписать какие бы то ни было признаки. Используя для обозначения этого божества традиционное для иудейской рели¬ гии имя Яхве, Филон наделяет его свойствами Логоса, введенного в философский язык Гераклитом и использовавшегося в стоицизме. «Логос» — это и «слово», и «смысл», и «закон», возвышающийся над космосом, его пронизывающий и творящий. Эсхатологические представления первохристиан были дополне¬ ны развивавшимися в Александрии идеями Логоса, хотя и связанного с Яхве, но воспринимавшегося как спаситель не одного избранного народа, а всего человечества. Иисус из Назарета. Одним из принявших крещение от Иоанна был Иисус из Назарета. С точки зрения почитателей Иисуса, именно во время акта крещения Иисус стал «пророком из пророков». На него сошел «Дух Святой» — как об этом повествуется в ранних евангелиях, созданных в среде христиан из иудеев (эбионитов и назареев). Учение об Иисусе — Сыне Божием в прямом смысле слова, непорочно зача¬ том Девой Марией, возникло примерно в середине I в. н. э. Итак, в начале своей проповеди Йисус выступал как пророк, продолжая бо¬ лее раннее пророческое движение (недаром в приписываемых ему высказываниях столько цитат из ветхозаветных пророков). Началь¬ ное ядро его проповеди восстановить трудно; судя по древнейшей тра~ диции, сохраненной в новозаветных и иудео-христианских писаниях, главным ее содержанием были призывы к духовному очищению через «живую воду» веры в ожидании скорого конца мира и установления Царства Божия на земле. В самом раннем из канонических еванге ЛИЙ — Евангелии от Марка — Иисус говорит своим ученикам: «...не* 670
никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более до¬ мов, и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в грядущем веке жизни вечной» (10.29—30). Эсхатологические чаяния составляли важнейшую часть мировоззрения первых последователей Иисуса. Путь в Царство Божие означал отказ от всех ценностей окру¬ жающего мира. Во фрагменте апокрифического Евангелия Евреев Иисус гневно упрекает богатого юношу за то, что у того дом полон добра, а «сыны Авраама» гибнут с голоду: чтобы стать совершенным, нужно все имущество раздать нищим и только после этого следовать за Иисусом (более краткий вариант этого рассказа приведен в Еванге¬ лии от Матфея — 19.21). Не только отказ от богатства, но и разрыв всех прежних традиционных связей (оставить дом, братьев, сестер, родителей — как явствует из приведенного выше речения из Еванге¬ лия от Марка), уход от традиционного образа жизни (жить, как птицы небесные) — все это входило в представление о духовном очищении. Судя по евангельской традиции, первые ученики Иисуса так и посту¬ пали: бросив дома и семьи, ходили вместе с ним по Галилее, а затем пошли в Иерусалим (Петр, в частности, был женат; есть упоминание о его теще, которую исцелил Иисус). Очень важным для дальнейшего распространения христианства было выступление Иисуса против формальной обрядности, которая была свойственна фарисеям. В раз¬ ных евангелиях настойчиво звучит протест против субботних ограни¬ чений: «...Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы!..» (Матф. 12. 11 — 12). Столь же резок протест против внешнего соблю¬ дения ритуала: в отрывке из неизвестного апокрифического еванге¬ лия, найденного в Египте (первая треть II в.), рассказан эпизод встре¬ чи Иисуса с фарисеем, который упрекал его в том, что тот вошел в храм вместе с учениками, даже не вымывши ног. В ответ Иисус сказал ему: «Ты омылся в стоячей воде, где собаки и свиньи лежат день и ночь, и ты омылся и натер снаружи свою кожу, как блудницы и флей¬ тистки душатся, моются, натираются благовониями и краской, чтобы возбудить желание, а внутри они полны скорпионов и пороков. Но Я и Мои ученики, о ком ты сказал, что они нечисты, Мы омылись в живой воде, нисходящей [с небес]...» Первохристиане. Отрицательное отношение к формальным требованиям фарисеев не означало при жизни Иисуса отрицания всех ритуальных норм. Так, в евангелиях можно увидеть намеки на то, что какие-то обряды и жертвоприношения соблюдались учениками Иису¬ са: в Евангелии от Марка Иисус говорит, чтобы исцеленный им чело¬ 671
век принес за очищение свое «что повелел Моисей» (1. 44). Однако затем, уже после казни Иисуса, когда его смерть стала осмысляться как искупительная жертва за все человечество, его последователи, в том числе и иудео-христиане, стали отвергать любые жертвоприно¬ шения [см., например, Послание к Евреям: «Жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне» (10. 5); эти слова, представля¬ ющие перефразировку из Септуагинты (Пс. 39. 7—9), вложены авто¬ ром послания в уста Иисуса]. Так же постепенно менялось отношение первых христиан к неиу- деям. С одной стороны, может создаться впечатление, что первона¬ чальная проповедь была рассчитана только на иудеев. «Я послан толь¬ ко к погибшим овцам дома Израилева», — говорит Иисус в Евангелии от Матфея, но с другой — согласно евангельской традиции, он при¬ влекал к себе, излечивал людей и неиудейского происхождения — всех, кто уверовал в него: он помог римскому центуриону, женщине сиро-финикийского рода и т. д. Для того чтобы спастись, достаточно было веры. В этом проявилось то преодоление партикуляризма, деле¬ ния на «своих» и «чужих», которое прослеживалось уже в отдельных религиозных учениях предшествующего времени. «Открытость» хри¬ стианской проповеди с самого начала определила возможность ши¬ рокого распространения нового учения. В этой открытости — одно из существенных отличий христианства от учения кумранитов при всем сходстве многих элементов в мировоззрении той и другой секты. От¬ дельные места новозаветных сочинений звучат как прямая полемика с кумранскими правилами замкнутого существования: «Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме» (Матф. 5. 14—15). Первые христиане обращали свои призывы и к мужчинам, и к женщинам в равной степени; среди учеников Иисуса, согласно тра¬ диции, были женщины, сопровождавшие его из Галилеи в Иерусалим и присутствовавшие при его казни. И в дальнейшем женщины играли значительную роль в христианских общинах восточных провинций, причем, по-видимому, прежде всего женщины, потерявшие обще¬ ственные и семейные связи. Христиане — и это проходит через всю раннехристианскую литературу — призывали к себе нищих, вдов, си- рот, калек, блудниц, т. е. всех отверженных по нормам общинной мо¬ рали древних обществ. Идея христианского милосердия означала по¬ мощь всем страдающим, независимо от причин страдания; милосер¬ дие было направлено на отдельную личность, и в этом отношении христианская благотворительность отличалась от коллективных раз¬ дач и общественных пиршеств Древнего мира. 672
Милосердие — один из компонентов христианской нравственно¬ сти. Согласно евангельской традиции, Иисус учил религии бескорыс¬ тия, самопожертвования, прощения. Первые христиане провозглаша¬ ли нормативную нравственность, включавшую любовь к врагам, воз¬ даяние добром не только за добро, но и за зло. Возмездие целиком передавалось Богу, который сам был воплощением добра и справед¬ ливости. Нормы эти были трудноосуществимы в реальной жизни (как это ясно показала вся дальнейшая история христианства), но они, с одной стороны, впитали в себя надежды и нравственные поиски, ха¬ рактерные для разных религиозных групп, а с другой — противостоя¬ ли традиционным представлениям древности с делением на «своих» и «чужих», принципам возмездия на основе талиона и т. п., что привле¬ кало всех, кого не устраивали подобные представления. Павел. Принципы и идеи, заложенные уже в проповеди Иисуса, нашли свое развитие в учении Павла из киликийского города Таре. Павел, первоначально ортодоксальный иудей и гонитель христиан¬ ства, стал затем не менее ревностным его защитником. Ко времени выступления Павла (середина I в.) основную массу христиан состав¬ ляли иудеи, жившие за пределами Палестины (в Палестине также были небольшие группы христиан, сохранивших старые названия эбионитов — «нищих» и назареев — «посвященных»). Они справляли субботу, признавали Иерусалимский храм, считая себя как бы «ис¬ тинными» иудеями; число неиудеев-христиан было, по-видимому, от¬ носительно невелико. Проповедь Павла открыла дорогу в христианские общины самым широким слоям неиудеев. Он выступил против соблюдения Закона — всеохватывающей системы заповедей и запретов: абсолютная благость Божества не сравнима с человеческими деяниями, и людям остается лишь надеяться на прощение божье. Благодать, ниспосланная Богом, выводит человека из мира зла. Все человечество спасено добровольным страданием абсолютно невинного Иисуса: каждого отдельного челове¬ ка спасает сам акт веры, дающий прощение через смерть Христа. Тем самым все люди были сопричастны вине за зло окружающего мира, и каждый мог спастись через веру: христианство давало не только надеж¬ ду на спасение, но и ощущение духовного очищения, в котором самые страшные грешники, раскаявшись, могли сравняться с праведниками. Акт веры, согласно учению Павла, был доступен всем, независимо от этнического происхождения и соблюдения требований Закона: «...нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем — Христос» (Поел, к Колоссянам 3. 11). Это положение помогло христианству завоевать души людей и спо¬ собствовало превращению его в мировую религию. 22 Немировский А.И. 673
Что же касается иудео-христиан, пытавшихся сочетать новые идеи с традиционными требованиями Закона, то они вплоть до Средневе¬ ковья продолжали существовать в Палестине и Сирии; их учение, от¬ рицавшее непорочное зачатие, оказало влияние на ряд еретических учений, в том числе опосредованно и на арианство, а традиция, отра¬ женная в их священных книгах, может быть прослежена в новозавет¬ ных сочинениях, признанных церковью священными (например, в Апокалипсисе Иоанна). Но широкого распространения учение этих групп не получило. Только развитие идеи универсализма, обращение к отдельному человеку вне его социальных и племенных связей при¬ вели к тому, что христианство, как и другие мировые религии, пере¬ жило породившее его древнее общество и распространилось за его географические и хронологические границы. Возникновение христианских писаний. Первые христиане в течение нескольких десятилетий после распятия Иисуса не создавали собственных писаний. Священными книгами для них оставались кни¬ ги иудейской Библии. Кроме того, последователи Иисуса верили в его скорейшее Второе пришествие и конец этого мира, поэтому им каза¬ лась ненужной запись устных рассказов, передаваемых учениками Иисуса и пророками. Первыми по времени писаными произведения¬ ми, предназначенными для христиан, были послания проповедников отдельным христианским общинам, связанные с конкретными воп¬ росами вероучения, организацией внутренней жизни общин, спора¬ ми между разными раннехристианскими деятелями. К таким посла¬ ниям прежде всего относятся послания апостола Павла, адресован¬ ные христианам городов Балканского полуострова и Рима в 50-х гг. I в. Не все послания, включенные в Новый Завет, считаются учеными подлинными творениями Павла, некоторые из них были позже созда¬ ны его сторонниками по образцу его собственных писем, а некоторые анонимные — приписаны ему, например «Послание к евреям», не имеющее ничего общего со стилем Павла (в его авторстве сомнева¬ лись еще древние христианские писатели). В конце I в. были созданы и послания от имени других почитаемых апостолов. В отличие от по¬ сланий Павла они не имеют конкретного адресата, посвящены об¬ щим проблемам, волновавшим христиан следующего поколения (на¬ пример, проблеме сроков Второго пришествия), и по форме напоми¬ нают вероучительную проповедь. Достаточно рано, вероятно, не позже середины I в., была сделана запись речений (так называемые логии) Иисуса, которые использова¬ ли в своих рассказах и пророчествах различные проповедники. Эти речения впоследствии были включены в писаные тексты. Со време- нем устные рассказы все больше и больше отличались друг от друга; У 674
разных христианских групп появилась потребность систематизиро¬ вать то, что они знали об Иисусе и его учении, объяснить в свете этого учения такие страшные события (особенно для христиан из иудеев), как разрушение Иерусалима римлянами в 70 г., а также, опираясь на эти писания, привлекать в свои ряды язычников. Примерно с 70-х гг. I в. начинает создаваться новый жанр — евангелия (по-гречески, еван¬ гелие — благая весть). Большинство евангелий состояло из рассказов о деяниях Иисуса, его рождении, крещении, распятии и воскресении, а также из поучений (к этому жанру относятся евангелия Нового За¬ вета); в некоторых же были только речения, собранные в определен¬ ном порядке. Авторство евангелий, как правило, приписывалось уче¬ никам Иисуса или ученикам учеников. Многие из них не дошли до нас и известны только по названиям, отрывки других дошли на папи¬ русах при раскопках в Египте. В 1945 г. на юге Египта была найдена целая библиотека рукописей на коптском языке, принадлежавших египетским христианам-гности- кам. Среди этих рукописей были евангелия от Фомы, Филиппа, а так¬ же писание, называвшееся «Евангелие Истины» (в них отсутствовало описание земной жизни Иисуса). Кроме евангелий, создавались с кон¬ ца I и на протяжении II—III вв. деяния апостолов (общие или каждого в отдельности) и пророчества — Откровения (Апокалипсисы). Посте¬ пенно из всех этих писаний епископы отобрали самые распространен¬ ные, а также те, которые больше соответствовали учению Церкви. Эти писания составили Новый Завет (Новый — в отличие от иудейской Библии, которую христиане назвали Ветхим, т. е. Старым, Заветом), куда вошли четыре евангелия — от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна, «Деяния апостолов», автором которых считается Лука, 21 по¬ слание апостолов и «Откровение» Иоанна Богослова. Все остальные произведения стали называться апокрифами (по-гречески — тайными). Многие из них после победы Церкви были уничтожены. ТяЯ Вокруг Иисуса. На протяжении длительного времени в научной ли- 11>м тературе велись и ведутся споры, связанные с личностью Иисуса Хри¬ ста. В XIX в. была выдвинута так называемая мифологическая концепция, отрицавшая какие бы то ни было исторические основы евангельских рас¬ сказов — вплоть до места возникновения христианства (его переносили в Малую Азию). Эти рассказы считались своего рода переосмыслением ми¬ фов о небесных светилах. Так, немецкий исследователь А. Древе считал реку Иордан в этих рассказах олицетворением Млечного пути, Иоанна Крести¬ теля — созвездия Южной рыбы, Марию — собирательным образом женс¬ ких языческих божеств и т. п. Создатели евангелий, писавшие, по мнению сторонников этой теории, не ранее II в., черпали свои сюжеты не из реаль¬ ной действительности, а, как писал один из создателей мифологической школы Бруно Бауэр, «из своей собственной внутренней глубины», т. е. из 675
своих представлений. Все упоминания о христианах у нехристианских ав- торов (Иосифа Флавия, Тацита, Светония, Плиния Младшего) эти ученые считали поздними вставками христианских переписчиков, причем даже та¬ кие, где христианам дается резко отрицательная оценка (Тацит, например, называет христианство «пагубным суеверием»). Однако наряду с мифоло¬ гической школой были и сторонники историчности Иисуса, считавшие, что в основе христианских преданий лежит деятельность конкретного пропо¬ ведника, жившего в Палестине. Эти ученые отбрасывали все рассказы о чудесах и пытались реконструировать подлинную жизнь Иисуса из Назаре¬ та (как это сделал француз Э. Ренан в своей знаменитой книге «Жизнь Иисуса»). В настоящее время мифологическая теория практически не име¬ ет сторонников среди серьезных исследователей. После открытия кумранс- ких рукописей не вызывает сомнений палестинское происхождение хрис¬ тианства; благодаря археологическим раскопкам и найденным надписям доказано отрицавшееся ранее существование в I в. городка Назарета. Уче¬ ные признают подлинность свидетельств римских авторов о христианах, ибо невозможно предположить, что благочестивый средневековый пере¬ писчик своей рукой вписал резкие отзывы о христианах в рукописи язычес¬ ких авторов. Единственной вероятной вставкой были слова Иосифа Фла¬ вия в «Иудейских древностях», где коротко говорится об Иисусе; он назван Христом (что по-гречески означает «мессия»), упоминается его воскресе¬ ние. Сторонники исторической школы полагали, что Флавий действитель¬ но рассказывал об Иисусе, но слова его были «подправлены» переписчи¬ ком, тем более что в другом месте того же произведения Флавий упоминает гибель брата Иисуса, «называемого Христом». В 1971 г. была опубликована средневековая рукопись на арабском языке, написанная христианским епископом Агапием, основное место в которой занимала история христи¬ анства. Агапий приводит цитаты из разных древних авторов, в том числе и из Иосифа Флавия. В приведенном Агапием отрывке нет слов о том, что Иисус’был Христом, а о воскресении сказано, что так рассказывали его ученики. Ясно, что Агапий читал какой-то не дошедший до нас список «Иудейских древностей», где не было христианских вставок. После откры¬ тия произведения Агапия можно с уверенностью говорить, что Иосиф Фла¬ вий, живший в I в., знал о существовании проповедника Иисуса, казненно¬ го, по его словам, по распоряжению Понтия Пилата. Но признание Иисуса исторической личностью не прекратило споров вокруг его деяний. С каждым годом появляются новые книги, посвященные реконструкции его жизни. В США существует «Семинар по Иисусу», объе¬ диняющий ученых, которые предлагают свои интерпретации истории Иису¬ са, отрицая элементы сверхъестественного. Интерпретации эти очень разно¬ образны. В одних Иисус предстает бунтарем, предводителем выступления экстремистской иудейской группировки зилотов. В других — выходцем из деклассированных палестинских крестьян, потерявших землю в обстановке резкого социального расслоения, которые мечтали об установлении равен¬ ства в «Царстве Божием на земле». В этой трактовке Иисус представляется близким к странствующим философам-киникам, обладавшим харизматичес¬ ким воздействием на окружающих. В третьих — он типично иудейский про¬ 676
рок, проповедовавший конец мира и возрождение Израиля. Перечисление можно продолжить, но ограниченность источников не делает доказательной ни одну из представленных версий. Глава 16 ДИНАСТИЯ ФЛАВИЕВ (69-96 ГГ.) Полтора десятилетия, пришедшие на смену гражданским войнам, были для империи временем относительной стабильно¬ сти. Постепенно нормализовались отношения между императо¬ ром и сенатом. Императорская власть перестала выражать ин¬ тересы одной лишь армии и небольшой группы италийских зе¬ мельных собственников, поскольку к управлению державой была допущена верхушка провинциального населения. Кроме того, удалось укрепить северо-западные границы империи. Однако при последнем представителе династии резко обозначились по¬ следствия, с одной стороны, аграрного кризиса, с другой — об¬ рушившихся на Италию природных бедствий и эпидемий. Поло¬ жение усугубилось острейшим конфликтом между проявившим властный характер императором и сенатом. Веспасиан. Тит. Домициан. Вознесенный волей поддерживав¬ ших его легионов на Палатин с его роскошью и чуждыми простолю¬ дину порядками, Веспасиан делал все, чтобы сохранить облик честного рубаки, недоступного лести придворных, и в то же время прижимис¬ того сельского хозяина, не тратящего на себя лишнего асса и не даю¬ щего это делать другим. После комедиантов, распутников, обжор, по¬ добно соучастникам страшной трагедии сменявших друг друга на тро¬ не, такой твердо стоящий на ногах император импонировал массе. Из уст в уста передавались его рассчитанные на привлечение симпатий соленые солдатские шутки: «Деньги не пахнут» (при выпуске новой монеты от налога на отхожие места), «Лучше бы ты вонял чесноком» (пришедшему на аудиенцию франту), «Лисица шерстью слиняла, но нрав не сменяла» (разбогатевшему рабу, добивавшемуся вольной). И он не терялся среди прожженных царедворцев, критиканов-филосо- фов, при необходимости ставя их на место и не мстя за неуважение и амикошонство. Не имевший патрицианских шкафов с восковыми масками пред¬ ков, Веспасиан был удостоен похорон по древнему обряду. Перед его гробом старательно вышагивал актер в потрепанном дорожном пла¬ ще принцепса, в маске, снятой с его маловыразительного лица. Обра¬ 677
щаясь к кому-то из зрителей по ходу по¬ гребального представления, актер спро¬ сил: «Во сколько обошлись мои похоро¬ ны?» — «В шестьсот тысяч сестерци¬ ев!» — выпалил обескураженный зритель и услышал в ответ реплику, сопровожда¬ емую режущим взмахом руки: «Дайте мне из них десять тысяч и хоть бросайте меня в Тибр!» Так, по всеобщему мне¬ нию, должен был бы ответить правитель, не пренебрегавший ничем, чтобы попол¬ нить государственное состояние. Престол перешел к его соправителю, старшему сыну Тйту, при отце непосред¬ ственно руководившему преторианцами и тайной службой. Ему приходилось подавлять недовольство и осу¬ ществлять казни, вследствие чего он приобрел в Риме дурную славу Но придя к власти, Тит сделал все от него зависящее, чтобы римляне забыли о его деятельности стража империи, и предстал снисходитель¬ ным и сказочно добрым правителем, «любовью и отрадой рода чело¬ веческого». Идя навстречу требованиям сената о запрещении процес¬ сов об оскорблении величества и наказании доносчиков, он издал со¬ ответствующие указы. Восторг толпы вызвали публичные наказания доносчиков розгами с последующим выведением их на арену нового амфитеатра и продажей в рабство или ссылкой на острова. Приняв звание великого понтифика, Тит поклялся не проливать крови и пос¬ ле этого, как сообщает его биограф, «не был ни виновником, ни со¬ участником в чьем-либо убийстве». Большое значение придавалось декрету Тита об утверждении всех дарений предшествующих импера¬ торов без рассмотрения их порознь, как это иногда делалось во вре¬ мена Тиберия. Вместе со страхом быть обвиненным в каком-либо за¬ говоре исчез страх перед конфискацией имущества, подчас добытого незаконным путем. В результате Титу удалось одержать победу над недоверием к нему большей части римского общества. В конце краткого царствования Тита на империю обрушились природные катастрофы и бедствия — извержение Везувия, уничто¬ жившего Геркуланум и Помпеи, невиданная по масштабам эпидемия, пожар Рима, — и они дали Титу возможность проявить необычайную щедрость и заботливость. Но более всего поднятию посмертного ав¬ торитета Тита способствовал его младший брат Домициан, наделен¬ ный, если верить современникам, всеми мыслимыми пороками, в полной мере проявившимися за его казавшееся бесконечно долгим четырнадцатилетнее царствование: злобностью, двуличием, садист с- 678
кой жестокостью, самообожанием, коварством. Завистливость толка¬ ла его на подражание отцу и брату, и он, так же как и Тит, осуждал доносительство, заявляя: «Правитель, который не карает доносчиков, тем самым их поощряет», но окружил себя доносчиками и возобно¬ вил действие закона об оскорблении величества. Император осудил на смерть многих сенаторов, а простых римлян приказывал подвер¬ гать пыткам по малейшему подозрению в неповиновении. Казни под¬ вергались не только люди, но и книги, которые под надзором особой коллегии трех сжигались в той части форума, где обычно приводи¬ лись в исполнение приговоры. Скаредность, унаследованная от отца и дополненная невероят¬ ной беззастенчивостью в добывании средств, сочеталась в нем с рас¬ точительностью. Жестокость ко всему живому была у него маниа¬ кальной — любимым его занятием было накалывание мух на стиль, а в своем Альбанском поместье он в иные дни изничтожал по сотне зверей. Зная об окружавшей его ненависти, Домициан никого не допус¬ кал к себе без тщательного обыска. Но один из заговорщиков, при¬ творившись, что у него болит рука, несколько дней ее обматывал. Ког¬ да к этому привыкли, он попросил аудиенции под предлогом раскры¬ тия заговора и поразил императора извлеченным из-под повязки кин¬ жалом, пока тот читал очередную табличку с доносом о заговоре. Римская толпа никак не отреагировала на эту весть, воины были воз¬ мущены и пытались провозгласить покойного «божественным», как и его предшественников, сенаторы же ликовали и приняли постановле¬ ние повсеместно стереть надписи с его именем и уничтожить всякую память о нем. Внутренняя политика Флавиев. В годы правления преемни¬ ков Августа отношения между императором и сенатом характеризова¬ лись непрекращающимся конфликтом, жертвой которого стали не только сотни сенаторов, но и, как показали гражданские войны 68— 69 гг., сама система власти. Поэтому первейшей своей задачей Веспа¬ сиан счел установление мира и согласия с высшим сословием римс¬ кого общества. Принятым сенатом законом, дошедшим до нас в над¬ писи, Веспасиану предоставлялось право осуществлять действия, на¬ правленные на пользу государству, в том числе и отменять уже принятые законы. Таким образом, была заложена правовая основа принципата в форме законодательного акта. Одновременно Веспаси¬ ан в противовес сенату поддерживал всадническое сословие. Старший из сыновей Веспасиана, Тит, провозглашенный импера¬ тором и получивший трибунскую власть, стал для него верным по¬ мощником. Сам Веспасиан практически ежегодно избирался консу¬ 679
лом, а в 73 г. принял вместе с Титом обязанности цензора, позволив¬ шие приступить к радикальному изменению состава сенаторского и всаднического сословий. Они были значительно пополнены за счет выходцев из провинций, преимущественно западных. В Рим была пе¬ реселена из Испании тысяча знатных семей. В результате ценза 73 г. империя начинает превращаться в универсальную державу, отражаю¬ щую интересы не одной только знати Рима и Италии, но и всего рим¬ ского Средиземноморья. Оппозиция в сенате при Веспасиане полностью не исчезла. Но чис¬ ленно она была невелика, и Веспасиан быстро с ней справился. Глава противников монархии был сослан, а затем и казнен. Все реже в среде римской аристократии шли дискуссии о том, какой строй предпочти¬ тельней — республиканский или монархический. Сильная власть уже казалась не злом, а скорее защитницей от своеволия черни. И в оппо¬ зиционных кругах споры уже не вращались вокруг республиканских идеалов: центр тяжести сместился на обсуждение вопроса об идеаль¬ ном монархе и его отличии от тирана. Отчасти идеалу правителя в гла¬ зах знати соответствовал Веспасиан, но главное расхождение между Веспасианом и сенаторами было в вопросе о наследовании власти: с выдвигавшимся сенаторами принципом передачи власти достойней¬ шему путем усыновления Веспасиан категорически не соглашался. За пределами сената очагами недовольства были кружки филосо¬ фов, прежде всего киников и стоиков, настаивавших на ответствен¬ ности правителя перед Мировым законом. Первыми, еще в 73 г., из Рима были изгнаны киники (в Рим они вернулись лишь после смерти Веспасиана). Много внимания было уделено императором укреплению финан¬ сового состояния империи. Были значительно сокращены расходы на армию: часть стоявших на границах легионов распущена, почти вдвое сокращено количество преторианских когорт. Были также урезаны траты на содержание двора. Налоговое бремя на провинции, особен¬ но восточные, увеличилось, но при этом деньги текли в казну, а не расхищались по пути. В результате опустевшая при Нероне и в ходе гражданской войны казна вновь наполнилась, и это сделало возмож¬ ным грандиозные строительные работы. Был восстановлен сгоревший Капитолий, сооружен храм Мира, начаты и почти завершены работы по возведению громадного амфитеатра, до открытия которого импе¬ ратор не дожил несколько месяцев. Веспасиан и Тит сделали все, чтобы замаскировать монархичес¬ кую сущность принципата. При Домициане она предстала в той фор¬ ме, которая выявилась при Гае Калигуле. Со времени Домициана се¬ нат теряет последние остатки суверенного учреждения, превращаясь в государственный совет. 680
Первые три «счастливых» года своего правления Домициан еже¬ годно принимал должность консула. В 84 г. он принял десятилетний консулат, а год спустя стал пожизненным консулом (до этого он уже был пожизненным цензором). Это юридически обеспечило ему и ру¬ ководство деятельностью сената, и возможность назначения и удале¬ ния сенаторов. И более того, Домициан потребовал, чтобы его назы¬ вали dominus (господин) и даже deus noster (наш бог). Бессилие сената подчеркивалось усилением контроля императо¬ ра за судопроизводством, городским и провинциальным управлени¬ ем. Приняв многое из политики отца и брата, он отказался от обяза¬ тельства щадить сенаторов и принял роль верховного судьи импе¬ рии. Теряя опору в сенате, Домициан старался добиться популярно¬ сти с помощью грандиозных строительных работ, дававших средства для жизни низам римского населения и способствовавших блеску империи. «Ты можешь смеяться над царственными чудесами пира¬ мид, о цезарь, — обращается к Домициану Марциал. — Варварский Мемфис уже перестал восхвалять восточное чудо... Нигде на всей земле день не видит такого великолепия. Дворец этот, вершина ко¬ торого доходит до небес, достоин неба, о август, и все же не достоин твоего величия». Оставляя в стороне преувеличения и лесть, оценка поэтом вели¬ чественного дворца, подтверждаемая побывавшим в Риме в те годы Плутархом, позволяет понять, что у сенаторов, помнивших о береж¬ ливости Веспасиана, имелось основание рассматривать строительную деятельность Домициана как стремление унизить сенат. Недовольство должна была вызвать и необычайная щедрость Домициана к римской черни. Трижды император раздавал по триста сестерциев каждому римлянину. Было значительно увеличено жалованье солдатам. Истощив казну, Домициан попытался сократить военные расхо¬ ды, когда же это не удалось, прибег к испытанному средству — кон¬ фискациям имуществ по обвинению богатых людей, в том числе и сенаторов, в каких-либо правонарушениях и обманному включению себя в число наследников богачей. Вновь наступил звездный час до¬ носчиков и льстецов. Внешняя политика. Восстания в Галлии показали необходи¬ мость укрепления рейнского лимеса. При Веспасиане была захвачена область между Рейном и Дунаем, так называемые «десятинные поля», на которых были поселены романизированные галлы. На них возла¬ галась помощь армии в сооружении мощной укрепленной полосы с сетью военных дорог и тыловых крепостей (среди последних — Ар- генторат, ныне Страсбург). В Паннонии Веспасиан разместил вдоль Дуная два укрепленных римских лагеря — Карнунт и Виндобону 681
(ныне Петронель и Вена). Под контролем Рима оказалась область между Дунаем и Рейном, долина реки Никеры (совр. Неккар). Все это встревожило племя хаттов, перешедших огромными массами через лимес. С ними пришлось иметь дело уже Домициану. Он лично воз¬ главил четыре легиона и, несмотря на тяжелые условия, в которых пришлось вести военные действия, нанес хаттам решительное пора¬ жение. К Риму была присоединена обширная область между Рейном и Майном, примыкавшая с севера к «десятинным полям». Победа была увековечена выпуском монеты с надписью «Побежденная Гер¬ мания». Успешно действовал при Веспасиане в Британии против восстав¬ шего племени бригантов полководец Петилий Цереалис, а его преем¬ ник Секст Юлий Фронтин покорил племя силуров (77 г.). Продвиже¬ ние на север в земли калидонян осуществил полководец Гней Юлий Агрикола, тесть знаменитого историка Тацита. Его флот успешно опе¬ рировал в акватории между Британией и Ирландией, присоединив к империи ряд островов. С немалыми трудностями встретились императоры и в Придуна- вье, где на территорию современной Молдавии прорвались конные отряды сарматского племени роксолан, а южнее юный вождь даков Децебал создал могущественный племенной союз, собрав свой рассе¬ янный по бескрайним просторам народ и призвав его к сопротивле¬ нию безжалостному врагу. Реорганизовав армию по римскому образ¬ цу, в 85 г. Децебал перешел через Дунай в Мезию и нанес поражение стоявшему там легиону. И вновь потребовалось личное присутствие Домициана. Для отвлечения сил противника префект претория про¬ ник с войском в глубь дакийских лесов, но потерпел поражение и погиб. Дакам достался обоз и снаряжение римлян. От мести победителям пришлось отказаться, поскольку дошло из¬ вестие о новой угрозе германцев на рейнской границе. Домициан вы¬ нужден был в 86 г. заключить с Децебал ом мир на условиях сохране¬ ния за даками их владений, уплаты им денег и помощи в создании военных машин и строительстве укреплений. Римлянам и самим при¬ шлось заняться укреплением дунайской границы по образцу форти¬ фикационной системы на «десятинных полях». Ситуация на границах резко осложнилась, после того как в 88 г. легат Верхней Германии Антоний Сатурнин провозгласил себя импе¬ ратором и вступил в союз с незадолго до того побежденными хаттами. Возникла угроза его похода на Рим. И вновь Домициан проявил себя талантливым организатором. Собрав мощные силы, он одержал над Сатурнином решительную победу. Началась кровавая расправа как над восставшими, так и над сенаторами, заподозренными в сочув¬ ствии Сатурнину. 682
В отношении зависимых от Рима восточных царств Флавии про¬ должали политику Нерона. К Риму были присоединены Малая Арме¬ ния, Коммагена, а также оккупирована кавказская Иберия, напро¬ тив, из Боспорского царства в связи с обострением ситуации в Дакии были выведены легионы и, судя по чекану монет, усилилась власть боспорских царей. Литература. Желание обессмертить себя и свое время не только в камне, но и слове было подлинной страстью всех римских импера¬ торов. Август не только ожидал появления «Энеиды», но и торопил ее создателя. Кажется, меньше, чем других, честолюбие мучило Флави¬ ев, особенно Веспасиана и Тита. И именно они оставили в камне ве¬ личайший из памятников — Колизей. А Рим их времени сохранился в ярчайшей и пестрой стихотворной панораме Марка Валерия Марциа¬ ла (ок. 40—102). Этого выходца из Испании императоры не приглашали во дворец на Палатин и не одаривали поместьями, хотя он с присущим ему бес¬ стыдством клиента не раз намекал на это в своих книгах, попадавших к Флавиям через придворных (нам известны имена этих благодетелей поэта и их скромные, на его взгляд, дары). Мы знаем и других, не столь высоких покровителей поэта, приглашавших его как клиента к себе на обед. И горе было им, если они были с гостем непочтительны и угощали его в соответствии с общественным положением, а не та¬ лантом. Вскоре они становились посмешищем всего Рима, ибо Мар¬ циал был остер на язык и беспощаден к чванству, ограниченности, несправедливости, разумеется, если носителями этих пороков были люди, не обладавшие властью или приближенные ко двору. Тридцать лет прожил Марциал в столице. Прибыв безвестным юнцом, он удалился знаменитым поэтом. Его эпиграммы читали по всей империи — от Британии до Понта. Он потешался и над этим в свойственном ему стиле, сетуя, что столь широкая известность ниче¬ го не прибавила к его тощему кошельку. Что ни день, то новые эпиг¬ раммы, новые впечатления, новые темы, новые объекты для издевок и для мести, в которой он тоже не знал меры. Нет ни одной улицы, ни одного форума и, кажется, ни одного злачного места, в котором бы не побывал Марциал и не описал его как очевидец, используя все богат¬ ство и все непристойности латинского языка. И поэтому каждому, кто пожелает через две тысячи и более лет оказаться в Риме Флавиев, не надо изобретать машины времени, а стоит лишь пройтись взглядом по страницам книг Марциала. И предстанет Рим во всем разнообра¬ зии впечатлений, а порой и переживаний римского клиента, в крик¬ ливой роскоши апартаментов новых богачей (из грязи в князи), в гнусной изобретательности порока. 683
Только Марциалу оказалось под силу сохранить живой и постоян¬ но меняющийся облик Рима и при этом не дать наблюдателю со сто¬ роны соскучиться. В эпиграммах наряду с многими другими персона¬ жами проходят и собратья Марциала по музе — Силий Италик, Ста¬ ций, а из тех, кого он не застал, — Лукан. Но после Марциала нам будет трудно развернуть их свитки, ибо только его книги позволяют перефразировать сказанное о Менандре: «Марциал и Жизнь, кто из вас кому подражает?» К поколению, пережившему низвержение Нерона и извержение Везувия, принадлежал также Публий Папиний Стаций (ок. 40—96), один из самых разносторонних поэтов, выходец из Неаполя, в кото¬ ром в те времена сохранялась любовь к прошлому Греции. Перебрав¬ шись в Рим, он там добился известности своими «Сильвами» — вир¬ туозно написанными стихами на разные темы. Но всецело его талант раскрылся в эпической поэме «Фиваида» на сюжет фиванского цикла мифов, где он выступает соперником Гомера и Вергилия. Сама тема мифов была созвучна времени, когда рок показал свою силу, низвергая властителей, наследников Августа, и возводя на трон безвестных Флавиев, обращая в рабство народы с тысячелетней исто¬ рией и в несколько мгновений уничтожая процветавшие города. «Фиваида» воссоздает войну семерых героев против Фив, начиная повествование с ослепления Эдипа и завершая подвигом Антигоны и торжеством Тесея, убивающего тирана Креонта. Над героями все вре¬ мя витают фурии, вдохновительницы раздоров и преступной ярости. В действии участвуют боги, изображенные с непредставимым для Го¬ мера юмором, с детализацией их небесного быта. Поэма перенасыще¬ на всякого рода предсказаниями и знамениями, что отражает торже¬ ство астрологии (верный признак кризиса науки и общественного со¬ знания). Особенно силен Стаций в изображении психологии героев, разрываемых противоречивыми страстями и не могущих выбрать пра¬ вильную линию поведения. Другая поэма Стация, «Ахиллеида», ос¬ тавшаяся незаконченной, также развивала мифологическую тему, свя¬ занную с всесилием рока. В веках Стаций остался продолжателем Вергилия. Данте в «Чис¬ тилище» превращает его в тайного христианина. И это позволяет ему провести поэта по чистилищу, куда закрыт путь язычнику Вергилию. Среди римлян, занимавшихся во времена Флавиев литературой, не затерялось имя Силия Италика. Первая половина его жизни была посвящена политике (он был последним консулом, назначенным Не¬ роном, и наместником Азии при Вителлин). По окончании граждане' ких войн он ушел на покой, уединился в своем поместье, полном книг и произведений искусства, и всецело погрузился в прошлое Рима, 684
перечитывая своих кумиров Цицерона и Вергилия и работая над по¬ эмой «Пуническая война». В рассказ о сражениях на полях Испании, Италии и Африки он не преминул вставить велеречивый панегирик Веспасиану и Титу, к тому времени скончавшимся, и восхвалить их преемника Домициана. В другом месте поэмы, не называя имени До¬ мициана, он восторженно оценивает первые годы его правления, под¬ черкивая покровительство провинциям и обуздание жадности намес¬ тников, однако его симпатии отданы не современности, а прошлому. И он осуждает падение нравов: Вот чем был некогда Рим. И коль суждено ему было Нравы свои изменить, то лучше б стоял Карфаген. Будучи в литературном отношении слабым подражанием Верги¬ лию, «Пуническая война» Силия Италика интересна как историчес¬ кий источник. Широко используя утраченные исторические труды, поэт предвосхищает в этом Аппиана. Опыт военного сказался на изоб¬ ражении битв. Но при этом их участники в пылу сражения произно¬ сят патетические речи, как они это делают и в прозаических трудах. Слово с кафедры. С падением Римской республики приходит в упадок политическое красноречие, доведенное в речах Цицерона про¬ тив Каталины и «Филиппиках» до совершенства. С роспуском коми- ций и превращением курии в площадку для состязания в славословии тиранам оно было обречено на исчезновение. Жесткие рамки были оп¬ ределены и судебному красноречию, также поставленному под конт¬ роль императорской власти. Оставалось единственное место, которое в какой-то мере заменило ростры, — школьная кафедра. В эпоху Юлиев- Клавдиев ее занимал Сенека Старший (55 до н. э. — 24 н. э.), отец фило¬ софа, а после его смерти — Квинтилиан (ок. 35—100). Оба были выход¬ цами из Испании, сама почва которой после усмирения свободолюби¬ вых иберов словно бы таила в себе гены свободолюбия. Сенека Старший создал учебные пособия для начинающих орато¬ ров, содержащие множество судебных случаев (казусов и тем для ве¬ дения преимущественно уголовных дел: насилие, вымогательство, по¬ хищение пиратами, наследство, но также и политических преступле¬ ний: захват власти тираном). Книги Сенеки отражали идеологию и психологию римского общества времени Нерона, время Флавиев встает из наследия Квинтилиана. Квинтилиан был официальным руководителем оплачиваемой каз¬ ной школы ораторского искусства в Риме и автором ряда сочинений, выросших из лекций. Сохранилось лишь одно из них — «О воспитании оратора». Это своего рода энциклопедия ораторского искусства. Буду¬ 685
чи страстным поклонником Цицерона, Квинтилиан поставил целью не просто дать советы и наставления практического характера, но пере¬ нести подготовку оратора на почву философии. Ораторское искусство в толковании Квинтилиана — гуманитарная дисциплина, опирающая¬ ся на знание законов природы, управляющей нравами людей, правом, жизнью в широком смысле этого слова. Читавшийся Квинтилианом курс ораторского искусства включал изучение поэзии и прозы, музы¬ ки, лингвистические упражнения и готовил всесторонне образованно¬ го человека и патриота. Но за школьным порогом во времена Квинти¬ лиана выпускника ожидала ситуация, фактически исключавшая воз¬ можность применения полученных знаний. Вздумай он это сделать, его ожидала бы судьба Кремуция Корда. Да и сам Квинтилиан, несмот¬ ря на весь свой авторитет, всецело зависел от воли императора. Подчи¬ няясь приказу Домициана, он вынужден был покинуть свое детище и стать воспитателем внучатых племянников чудовища. Но, как сказано, «рукописи не горят». И добрые, честные слова, произнесенные с ка¬ федры, не улетучиваются, прорастая в душах учеников. Из школы Квинтилиана вышел Плиний Младший и, может быть, Тацит. Первым сочинением Тацита был «Диалог об ораторах», видимо, основанный на несохранившемся одноименном произведении Квинтилиана. В эпоху, когда стало возможно говорить неэзоповским языком, Тацит писал: «Неизменная тишина в сенате и беспрекословное повиновение прин- цепсу умиротворили и самое красноречие». Источники. Систематическое изложение политической истории Рима времени Флавиев содержал труд их современника Тацита «История», написанный в годы правления Нервы и Траяна. От него применительно к времени Флавиев дошла часть, относящаяся к началу правления Веспасиана. События времени Флавиев нашли также отражение в монографиях этого же автора «Жизнеописание Юлия Агриколы», «О происхождении Германии» и трактате «Диалог об ораторах». Первая из них — биография тестя историка, охватывающая годы его наместничества в Британии (68—74), вторая моно¬ графия, наиболее ценное из сохранившихся описаний Германии, преследует не столько научные, сколько политические и литературные задачи. Трактат «Диалог об ораторах» рассматривает вопрос об упадке в Риме ораторского искусства, связывая его с политическими условиями империи. Первостепенное значение имеют написанные Светонием биографии трех Флавиев, в которых наряду с разного рода слухами использованы также и материалы императорского архива. Важным источником, характеризующим социальную и культурную жизнь римского общества эпохи Флавиев, является переписка Плиния Младшего с друзьями. В отличие от писем Цицерона, написанных по реальным поводам, письма Плиния — литературный жанр, но их персонажи реальны, как реальны и описываемые обстановка, быт и нравы. Принадлежащий Плинию Младше¬ му панегирик Траяну воскрешает атмосферу террора времени Домициана. 686
Велико также значение эпиграфического материала. Наряду с уже упо¬ минавшейся надписью, касающейся полномочий Веспасиана, в распоря¬ жении науки имеется множество других текстов, характеризующих различ¬ ные стороны жизни городов Италии и провинций, а также обрисовываю¬ щих военную активность Рима в ближних и дальних провинциях (одна из надписей свидетельствует о постройке римлянами крепости Мцхеты в кав¬ казской Иберии). Глава 17 «ЗОЛОТОЙ ВЕК» АНТОНИНОВ (96-192 ГГ.) Свержение Домициана ознаменовало наступление нового этапа в истории Римской империи. Во многом следуя по пути, обозначенному Домицианом и Титом, новые императоры, Анто¬ нины, рядом мер дистанцировались от политики террора. Одно¬ временно были урегулированы отношения с армией и с целью поддержания беднейших слоев населения создана система бла¬ готворительности. Усиливается вмешательство императорской власти в жизнь провинций. Мира империя не знала, особенно при последних Антонинах. В ее пределы вторгаются варвары, постоянно вспыхивают восстания в восточных провинциях. Все это препятствовало начавшимся было завоеваниям. Империя откатывается к своим укрепленным границам. Древние историки делили носителей императорской власти на «хороших» и «плохих», понимая при этом, что правление первых далеко не всегда было благоприятным для империи. Поэтому воз¬ никла и другая градация — «счастливые» и «несчастливые». Два последних императора династии, Марк Аврелий и Коммод, по пер¬ вой градации были антиподами: отец — один из лучших, сын — мо¬ жет быть, самый худший. Но независимо от этого положение импе¬ рии на протяжении многих лет оставалось ужасным, ибо преодо¬ леть кризисные явления было не дано ни мудрецу, ни полуидиоту. Казалось, враждебные Риму боги решили компенсировать десяти¬ летия относительного спокойствия, а кое в чем и процветания, страшными бедствиями. Конечности гигантского организма импе¬ рии содрогались в конвульсиях, а ее сердце, лишенное свежего притока крови, испытывало перебои. На теле возникали черные чумные пятна. Но это было еще преддверие кризиса. Нерва. Траян. Адриан. Антонин Пий. Впервые за всю исто¬ рию империи освободившийся трон занял политический деятель, из¬ бранный сенаторами из собственной среды, — Марк Кокцей Нерва 687
(96—98). Однако попытка Нервы придать забвению память Домициа¬ на вызвала возмущение преторианцев. Нерве пришлось вьщать им убийц последнего из Флавиев. Император срочно усыновил команду¬ ющего римскими легионами. Марк Ульпий Т^аян (98—117) родился в римской колонии Италика (Испания) в военной семье и под командованием отца участвовал в Иудейской войне и в столкновениях с парфянами, а затем был намес¬ тником Сирии. Современники характеризуют его как человека, обла¬ давшего большой физической силой и выносливостью, неприхотли¬ вого в пище, скромного и обходительного. После смерти приемного отца он не торопился в Рим и более года был занят укреплением гра¬ ниц. Ярчайшим проявлением нового политического курса была ак¬ ция Траяна по избавлению Рима от процветавших, особенно в годы правления Домициана, доносчиков. Очевидец расправы над ними пишет: «Ничего не было нам столь приятно, как то, что мы могли смотреть сверху вниз на заломленные назад лица доносчиков и их скрученные веревкой шеи. Мы узнавали их и наслаждались, когда их вели, точно умилостивительные жертвы за пережитые гражданами тревоги, за кровь казненных, за медленную казнь и тягчайшие муки». Доносчики были доставлены в Остию и посажены на непригодные для длительного плавания и лишенные команды суда и отданы на волю ветра и волн. Тем, кому удалось бы спастись, возвращение в Рим было запрещено. Почти все царствование Траяна прошло в войнах. В промежутках между ними он праздновал свои победы и занимался административ¬ ной деятельностью. Умер он на пути в Рим в августе 117 г. Преемником Траяна стал его дальний родственник и земляк Пуб¬ лий Элий Адриан (117—138). Провозглашенный императором сирийс¬ кими легионами, он начал свое правление заключением мира с Пар- фией и возвращением ей Северной и Южной Месопотамии. К обя¬ занностям императора Адриан относился с такой серьезностью и от¬ ветственностью, как ни один из его предшественников. Полагая, что глава государства должен сосредоточивать в своих руках все нити уп¬ равления и знать, что делается едва ли не в каждом городе и воинском лагере, он большую часть своего правления провел в переездах из про¬ винции в провинцию, из города в город. Исключительная память по¬ зволяла ему не только цитировать целыми главами недавно прочи¬ танные свитки, но помнить имя каждого отпущенного им в отставку ветерана во всех тридцати римских легионах и все доходы и расходы римского фиска, так что его не без основания сравнивали с домохозя- ином, который держит в памяти все домашние траты. Поэтому его появление в провинции для прокураторов и наместников было под- линным бедствием, ибо его невозможно было обмануть. 688
При этом в отличие от честного и от¬ крытого Траяна Адриан был человеком с двойным дном. Восхваляя и поддержи¬ вая в годы близости с Траяном его кара¬ тельные меры применительно к донос¬ чикам, придя к власти, он восстановил секретную службу и даже установил на¬ блюдение за людьми из ближайшего ок¬ ружения, которых удостоил высшими почестями. Заподозренных он то тайно убивал, то доводил до разорения «дру¬ жескими» советами. К тому же он страдал болезненным честолюбием. Удовлетворяя свою страсть к строительству, он дал свое имя многим городам, и в империи появилось множе¬ ство населенных пунктов, носящих его , д Адриан имя (Адрианополи, а на месте его удач¬ ной охоты на медведицу — Адрионате- ра). Свое имя он присвоил даже Карфагену и новому, отстроенному им району Афин. Заметив, что над его переименованиями смеются, Адриан не стал давать своего имени сооружениям, которые строил, но это объяснялось не благородством, а расчетом. Ведь только слепой не мог отличить новой громады от полуразвалившихся построек эпо¬ хи Августа и его преемников. Прославленная щедрость Адриана была показной. Так, увидев в общественных термах, где он предпочитал мыться, старика, трущего¬ ся покрытым рубцами телом о стены, он подозвал его к себе и, назвав по имени, сообщил, что дарит ему рабов. Приближая к себе и обога¬ щая множество талантливых людей, он, скорее всего, рассчитывал затмить славу Мецената, но среди тех, кого он облагодетельствовал, не нашлось ни одного искреннего друга, в чем-либо подобного Гора¬ цию. Желание прославиться заставляло Адриана занимать одновре¬ менно муниципальные должности в десятках разных городов и всюду что-либо строить и давать игры. Книги, написанные им самим о себе, он передавал образованным вольноотпущенникам для обнародования Под их именами. Во внешнем облике Адриана также все было продуманным. Он никогда, даже во время сильных дождей и холодов, не покрывал голо¬ вы, что выделяло его на фоне сопровождавшей свиты (за это ему при¬ шлось заплатить тяжелым заболеванием). Посещавших его во время болезни и оказывавших ему знаки внимания сенаторов он, судя об их 689
намерениях по собственным, подозре¬ вал в желании стать его наследниками и многих тайно отравил. Выбор Адрианом в качестве наслед¬ ника престола пятидесятидвухлетнего Антонина объяснялся тем, что тот ничем не выделялся из массы сенаторов. Это был выходец из Галлии, где он имел крупные поместья, человек спокойный и покладистый. У Антонина было двое сыновей, но, опасаясь, что это сделает его родоначальником новой династии, Адриан приказал ему усыновить Анния Вера и Марка Аврелия, будущих импе¬ раторов. При этом выбор был связан с тем, что у Вера было слабое здоровье, а у Марка Аврелия отсутствовал интерес к государственной деятельности. По описаниям историков, это был человек разносторонне образо¬ ванный и талантливый, но при этом психически неуравновешенный, с резкими переходами от скупости к щедрости, от откровенности к лицемерию, от добродушия к жестокости. Нервозность, видимо, была причиной его необычайной страсти к перемене мест. Конец жизни император провел в Италии, на роскошной вилле близ Тибура, порой впадая в болезненную меланхолию. После гибели своего любимца, юноши необычайной красоты Антиноя (он утонул в Ниле) депрессия прерывалась приступами ярости. Во время одного из них он казнил своего лучшего друга архитектора Аполлодора, ко¬ торому Рим обязан величайшими постройками. Казнено было двое видных сенаторов. Незадолго до этого ушла из жизни его супруга Ви- бия Сабина, внучатая племянница Траяна. С ней Адриан давно уже не жил, но ведь именно ей он был обязан властью. Летом 138 г. император скончался в Байях на шестьдесят третьем году бурной жизни от мучительной болезни — водобоязни. После смерти Адриана престол в Риме занял Антонин (138—161). Раздача денег из наследства Адриана и собственной казны воинам и римской черни обеспечила в городе спокойствие, а отказ от обычного налога на жителей Италии и провинций — ликование всей империи. В отличие от своего предшественника Антонин был противником перемен и новшеств. Наместников, добившихся в своих провинциях спокойствия, он удерживал у власти до девяти лет. Были сокращены расходы на строительство, и предназначенные на него средства на' 690
правлялись исключительно на восстановление сооружений, разру¬ шенных стихийными бедствиями как в Риме, так и в провинциях. Впрочем, на зрелища Антонин не скупился. Со всего круга земель поставлялись для показа и травли диковинные звери, и притом в ог¬ ромном количестве. Однажды он выпустил на арену одновременно сто львов. Спокойствие в империи было таким, что, казалось, никого не на¬ пугало ни появление кометы, ни известие о рождении одной женщи¬ ной сразу пятерых детей. Но все же то здесь, то там лимес взламывали варвары. С ними удалось справиться направленным к месту вторже¬ ния императорским легатам. Сам император был домоседом и Ита¬ лию покинул лишь раз, чтобы навестить свои галльские поместья. Вскоре после прихода к власти Антонин получил от сената почет¬ ный титул Пий (Благочестивый). Разумеется, этим сенаторы хотели лишний раз подчеркнуть свое отношение к Адриану как к нечестивцу. Антонин подтвердил свое благочестие, перенеся в Рим прах приемно¬ го отца и добившись вопреки сенату его обожествления. И несмотря на то, что, завистливые, если верить греческим классикам, по самой своей природе боги обрушили на Рим, Антиохию, Карфаген пожары, а на другие города — обвалы цирков и землетрясения, многим каза¬ лось, что этим они дали возможность императору проявить свою рас¬ порядительность и щедрость. И тогда же было решено переименовать в честь Антонина и его жены Фаустины сентябрь и октябрь в антонин и фаустин. Но от этой почести император, не страдавший честолюби¬ ем, решительно отказался. Посмертно Антонин был сделан фламином Юпитера, учредите¬ лем новых цирковых игр и жреческой коллегии, которая должна была поддерживать культ нового бога Антонина, прославившегося тем, что во время земной жизни он не пролил ни капли крови граждан, ни даже крови врагов, если они не вторгались в римские пределы. Антонин, столь приверженный к староримской религии, был пер¬ вым императором-гуманистом. Никто не зашел далее его в смягчении участи рабов и признании за ними человеческого достоинства. Госпо¬ дам было запрещено убивать собственных рабов. Недаром его млад¬ ший современник Павсаний назвал Антонина «отцом человечества». г Марк Аврелий и Коммод. Антонина сменил Марк Анней Авре¬ лий (161 — 180), усыновленный им еще при жизни Адриана. Впервые императорский дворец, откуда не раз исходили указы об изгнании из Рима философов, был занят философом. И у него тотчас появился повод для размышлений в стоическом духе о непостоянстве челове¬ ческих судеб. Варварские нашествия, войны на Востоке, охватившая империю чума, истребившая почти треть населения. Марк Аврелий 691
ненавидел войну, но почти все свое правление провел в походах и сражениях. После смерти в 167 г. Луция Вера он руководил военными дей¬ ствиями на границах, показав, что философия может сочетаться с во¬ енным талантом. В самом разгаре успехов Марк Аврелий скончался в Виндобоне (Вене) от очередной вспышки чумы. Памятником философских занятий Марка Аврелия стала его кни¬ га «К самому себе», произведение удивительное по искренности чув¬ ства и блистательной литературной форме. Философия была его един¬ ственной страстью, и можно было думать, что он хотел бы остаться запечатленным в облике мыслителя. Но он оказался единственным из римских императоров, изображенным в качестве всадника. Впрочем, скульптор отказался от героизации императора-победителя, и в столь необычном положении Марк Аврелий легко узнаваем как философ. Оставался и еще один памятник его деятельности по защите импе¬ рии — колонна. На опоясывающем эту колонну мраморном рельефе император-философ на коне (узкогрудый, с тонким лицом, обрам¬ ленным бородой, с выпуклыми, словно бы удивленными жизнью гла¬ зами) среди своих воинов или в окружении побежденных и молящих о милости варваров. Личная жизнь Марка Аврелия была несчастливой, хотя жену его звали Фаустина («Счастливая»). Ни для кого в Риме не были секретом ее похождения в римских тавернах. Знал об этом и Марк Аврелий, но развода распутнице не давал, объясняя друзьям, что при разводе при¬ шлось бы возвращать приданое. Имелась в виду императорская власть: Фаустина была дочерью Антонина Пия. После кончины Фаус- тины в 175 г. император произнес в честь императрицы, сопровождав¬ шей его в походах и потому названной им «матерью лагерей», по¬ хвальную речь, хотя она была лагерной девкой. Сын Марка Аврелия был единственным из династии Антонинов, кому власть досталась не по усыновлению, а по кровному родству, но родство это, судя по телячьим мозгам и внешнему виду (бычья шея, маленькие, пылавшие злобой глазки), было сомнительным (это был истинный сын Фаустины, скорее всего, от одного из ее любимцев, солдата или гладиатора). С детских лет всеми помыслами Коммода (180—192) целиком вла¬ дела арена Колизея, а единственным его увлечением были гладиато¬ ры. Вообразив себя Геркулесом, император появлялся в амфитеатрах с львиной шкурой на плечах и с палицей. Под приветственный рев толпы он крушил головы людям и расстреливал с галереи из лука зве¬ рей. Культу ума, которому отдал жизнь Марк Аврелий, была противо¬ поставлена грубая сила, пропагандируемая с помощью указов и монет с соответствующими изображениями. 692
Императорский дворец с собранными Марком Аврелием и его предшественниками книгами и памятниками искусства превратился в гладиаторскую казарму. Разогнав и перебив многих из тех, кто слу¬ жил отцу верой и правдой, Коммод окружил себя подонками из числа вольноотпущенников. Многим сенаторам он разослал распоряжение кончить жизнь самоубийством. Императрицу, изгнанную и вскоре казненную, сменила наложница. Но она стала соучастницей загово¬ ра, и в новогоднюю ночь 193 г. во время факельного шествия гладиа¬ торов последний представитель династии Антонинов был заколот од¬ ним из приближенных к нему рабов. Внутренняя политика. Внутренняя политика Антонинов (кро¬ ме, естественно, Коммода) характеризуется общими чертами. Это прежде всего урегулирование отношений с сенатом. Обновленный во времена правления Флавиев, он продолжал пополняться новыми се¬ наторами, преимущественно выходцами из восточных провинций и Африки. Сенат привлекается к обсуждению текущих дел, при утверж¬ дении законов, ратификации договоров. Однако влияние сената на государственную жизнь ослабевало, поскольку усиливалась бюро¬ кратия. Конституционные иллюзии, которым предавались при Нерве и в начале правления Траяна, во времена Адриана были окончательно похоронены. Предоставляя сенату рассмотрение тех или иных дел, Адриан пользовался своим влиянием для принятия выгодных ему ре¬ шений. Так, уже в самом начале правления он физически устранил наиболее близких Траяну людей. Уже при Траяне, как свидетельствует его переписка с наместником провинции Вифинии Плинием Млад¬ шим, забота о нуждах провинции и их безопасности перерастает в мелочную стеснительную опеку, лишавшую наместника какой-либо инициативы. Но если Траян контролировал управление провинция¬ ми с помощью переписки, то Адриан постоянно их посещал, лично вникая в детали администрации и контролируя состояние финансов. При этом ему удалось выявить массовую практику злоупотреблений муниципальных властей, обогащавшихся за счет строительных работ и разного рода поборов. Панацеей против этого зла была передача управления всадникам. И это подняло престиж государственной дея¬ тельности. Само всадническое сословие реформируется: главным ус¬ ловием для вхождения в него становится не столько имущественный ценз, сколько административный опыт и юридическое образование. При этом устраняется и былой источник обогащения всадников — откуп налогов. Он передается в руки местных сборщиков. При Адри¬ ане всадники участвовали вместе с сенаторами в рассмотрении судеб¬ ных дел — император выносил вердикт на основе их общего решения. 693
В длительные периоды пребывания Адриана вне Рима руковод¬ ство сенатом и деятельностью центральных учреждений было переда¬ но префекту претория Турбону, видимо, пользовавшемуся неограни¬ ченным доверием императора. Такая не имевшая прецедентов по дли¬ тельности и объему полномочий власть позволила юристу Помпонию сравнивать префекта претория с начальником конницы царской и республиканской эпох, занимавшим второе месте}, при царе и дикта¬ торе. Со времени Адриана роль префектов претория возрастает, и они становятся опасными конкурентами императоров. При Траяне городское самоуправление в Италии и провинции было подчинено надзору временных кураторов, в чью задачу входил контроль за городскими финансами. Сохраняя их, Адриан добавил к ним четырех консуляров по судебным делам, каждый из которых ве¬ дал определенным округом. Из их ведения исключался Рим с его бли¬ жайшими окрестностями. Таким образом, Италия теряет свое приви¬ легированное положение и ставится под непосредственный контроль центральной власти. Судя по панегирикам времени первых Антонинов и некритичес¬ кому использованию их более поздними римскими авторами, импе¬ рия во II в. переживала «золотой век». Однако этому противоречит как социальная политика Нервы и его преемников, так и погружение империи при Марке Аврелии и Коммоде в хаос. Помимо обычных раздач столичному населению, первые Антонины предприняли чрез¬ вычайные меры по оказанию помощи беднейшему населению Ита¬ лии. Из средств императорской казны был создан специальный фонд, для кредитования мелких землевладельцев на льготных условиях (5% годовых). Проценты возвращались не в имперскую казну, а передава¬ лись в кассы муниципиев. Из образовавшихся там дочерних фондов выдавались пособия (alimenta) неимущим семьям, для содержания си¬ рот, сначала только мальчиков, а затем и девочек. При Траяне али¬ ментарная система развивается и совершенствуется. Местные фонды расширяются за счет частной благотворительности. Сироты и дети из малоимущих семей получали ежемесячные пособия: мальчики — 16, девочки — 12 сестерциев. В столице, помимо этого, пять тысяч детей получали бесплатный хлеб. Беднякам, кроме хлеба и масла, стало вы¬ даваться также и вино. При Адриане был создан постоянный государственный совет, что стало ударом по сенату. В его состав наряду с друзьями императора и его приближенными были введены юристы Ювенций Цельс, Нера- ций Приск, Сальвий Юлиан. Последний, достигший высших ступе¬ ней сенаторской карьеры, составил по поручению Адриана «Вечный эдикт» (edictum perpetuum), в котором на основании предшествую' щих эдиктов преторов сформулировал правовые обязанности всех бу 694
дущих преторов. Этот документ, утвержденный императором, отни¬ мал у преторов правовую инициативу. Под видом унификации права ликвидировалось административное, судебное и законодательное значение сената и магистратур. Консолидация императорской власти была достигнута с помощью не грубого насилия, а манипуляций рим¬ ским правом. Видимо, негативное отношение сената к Адриану объяс¬ нялось не столько казнями отдельных сенаторов в 118 и 136 гг., сколь¬ ко пониманием того, что император, оказывая внешнее уважение к сенату, добился его полного подчинения своей власти. Памятуя о роли, сыгранной армией перед приходом к власти Вес¬ пасиана, Антонины (кроме Коммода) держали войска под усиленным контролем. Траян совершенствовал римское войско в ходе возглавляв¬ шихся им военных операций. Антонин действовал так, словно война неизбежна. Посещая отдаленные римские гарнизоны, он брал на себя обязанности среднего и даже младшего командного звена. Вместе с сол¬ датами он участвовал в упражнениях и проходил в полном вооружении по двадцать миль. Будучи поклонником греческого образа жизни, он тем не менее распорядился о разрушении в лагерях портиков, садов, украшенных произведениями искусства, и помещений для пиров, но¬ сил вооружение воина и питался на глазах у солдат обычной лагерной пищей — салом, творогом и поской, напитком из воды, уксуса и яиц. При нем было покончено с поборами, обогащавшими центурионов и войсковых трибунов и облегчавшими рядовому составу суровую служ¬ бу, также стала анахронизмом практика назначения на воинские долж¬ ности по протекции. Центурионом мог стать лишь опытный воин, а войсковым трибуном — человек в возрасте, у которого успела вырасти настоящая борода. И самого императора по одежде и вооружению лег¬ ко можно было принять за римлянина старого склада, если бы не отда¬ вавшиеся им и вызывавшие смех распоряжения: по-латыни он говорил неправильно и с греческим акцентом. При первых Антонинах резко снизилась роль вольноотпущенни¬ ков и всякого рода иных императорских советчиков, от засилья кото¬ рых страдал сенат и при Юлиях-Клавдиях, и особенно при последнем Флавии. «Сильный вольноотпущенник — признак слабого императо¬ ра», провозглашал Плиний Младший в своем панегирике Траяну, подчеркивая, что император избавил Рим от этого зла. Вольноотпу¬ щенники, стоявшие со времени Клавдия во главе императорских кан¬ целярий, при Адриане были заменены всадниками. Однако уже при Марке Аврелии положение меняется. У Марка релия вследствие пришедшейся на его правление тринадцатилет- войны не было времени для занятий внутригосударственными де¬ лами, у Коммода — желания. При них без конца сменялись импера- °Рские «советники», выходцы из солдатских кругов и дворцовой при¬ 695
слуги. Вся энергия этих дорвавшихся до власти людей была направле¬ на на личное обогащение и интриги, а также снискание авторитета у городских низов и солдатской массы с помощью демагогических мер. Первым из временщиков был Нигидий Перенний, заменивший префекта претория, казненного по его же навету Коммодом в 182 г. По оценке историка-сенатора Диона Кассия, Перенний не преследо¬ вал личных интересов и, отличаясь бескорыстием, укрепил авторитет Рима и молодого императора. Недовольство Переннием охватило воинов Британии. Собрав де¬ путацию из полутора тысяч лучников, они направили ее пешим ходом в Рим. И однажды утром Коммод увидел у стен дворца запыленных оборванных воинов. Выйдя к ним, он спросил: «Чего вы хотите, сото¬ варищи?» «Головы Перенния! — отвечали солдаты. — Он злоумышля¬ ет против тебя». Коммод не заинтересовался, каким образом в дале¬ кой Британии стало известно о заговоре префекта претория, а выдал его вместе с семьей солдатам. Сменивший Перенния после солдатского бунта интриган Клеандр был из рабов-носилыциков. Добившись внимания императора, он стал спальником в императорских покоях, а затем на протяжении че¬ тырех лет занимал должность префекта претория, используя ее для личного обогащения. Он бойко торговал сенатскими и военными дол¬ жностями, освобождением от уголовной ответственности и всем про¬ чим, что входило в его компетенцию. Частью добычи он делился с императором и его любовницами, часть использовал на строительные работы в Риме и за его пределами, львиную же долю тратил на себя. Сенаторы и члены их семей, а также муниципальные советы были обложены денежными поборами в фиксированной сумме и ежегод¬ ными подарками. Ухудшение экономического положения и дороговизна продоволь¬ ствия вызвали недовольство городского плебса. Ворвавшись во дворец, чернь потребовала головы временщика, и Коммод пожертвовал своим любимцем, как до этого Переннием. Толпа покинула дворец с окровав¬ ленным трофеем и с ликованием обошла с головой Клеандра город. Никому из тех, кто сменил Клеандра, не удавалось так долго нахо¬ диться у власти. Один из префектов претория правил пять дней, дру¬ гой — лишь шесть часов. Религиозная политика. Подчеркнутая приверженность Анто¬ нинов староримской и греческой религиям не имела в своей основе какого-либо религиозного чувства. Принося жертвы как римским, так и олимпийским богам, Адриан был заражен восточными суевериями и руководствовался указаниями астрологов и знатоков восточных ре¬ лигий, сам занимаясь гаданиями и веря знамениям. Он приказал пе¬ 696
реместить колосс подальше от Колизея и, заменив голову Нерона го¬ ловой Гелиоса, учредил солнечный культ. Другой такой же памятник, но в честь лунного божества, было поручено воздвигнуть великому мастеру Аполлодору. Но римляне его не увидели, поскольку Аполло- дор был казнен из зависти императора к таланту соперника, хотя и друга. Чрезмерное усердие по отношению к староримским богам сочета¬ лось у Адриана с пренебрежением к культам других народов. Мощ¬ нейшее из восстаний иудеев, разгоревшееся в годы его правления, фактически было спровоцировано распоряжением возвести храм Юпитера на месте разрушенного иерусалимского храма, главной свя¬ тыни верующих иудеев. Линии на укрепление римской религии следовал и Антонин Пий. Благочестие Антонина, возможно, не было показным. Он отмечал все религиозные праздники и воздвигал памятники. Но вместе с тем его религиозная политика отличалась терпимостью по отношению к чуж¬ дым Риму религиям: он разрешил иудеям исполнение их религиозных обрядов и, прекратив преследования христиан, не препятствовал пуб¬ личным выступлениям христианского апологета Юстина. И это было замечено позднейшей христианской традицией, которая даже создала фальшивку, приписав Антонину указ, обращенный к христианам Азии. Современные Антонину христиане делают первый шаг в сторо¬ ну империи, стараясь представить себя законопослушными поддан¬ ными и откреститься от мятежников иудеев. Именно в это время по¬ является фальшивка «акты Пилата», в которой один из самых страш¬ ных римских наместников, осужденный за неистовость даже Тибери¬ ем, представлен невинным агнцем. От греко-римской религии не отошел и Марк Аврелий, несмотря на философские убеждения. Все его дела сопровождались жертвоп¬ риношениями. Сразу же после разрушения храма в Элевсине импера¬ тор отовсюду собрал жрецов для молебствия и совершения магичес¬ ких обрядов как староримским, так и иноземным богам. При этом были устроены семидневные лектистернии — обряд вынесения богов из храма и их кормления. Были организованы работы по восстановле¬ нию святынь. К давним постройкам были добавлены два новых двор¬ ца с двумя храмами. В ходе раскопок в одном из них были выявлены следы императорского культа. Тогда же была возведена стена с воро¬ тами, арку которых и поныне украшает голова Марка Аврелия. В 176 г. Марк Аврелий был посвящен в элевсинские таинства и даже удостоен жреческого сана литобола (метателя камней) с правом доступа в анаптерион, святая святых храма. Вполне терпимо относился Марк Аврелий к вере иудеев, но на христиан веротерпимость императора не распространялась. Хотя он и 697
не был инициатором их преследований, гонения христиан при нем по инициативе провинциальной администрации оказались не менее же¬ стокими, чем даже при Нероне. Внешняя политика. Начало эпохи Антонинов характеризуется необычайно активной внешней политикой, настолько активной, что в памяти далеких поколений Траян сохранился не как правитель, воз¬ вративший в город на семи холмах законность, а как великий вои¬ тель. Автор «Слова о полку Игореве» вспоминает о «веках Трояна», о «земле Трояна», о его «тропе». Так Траян превратился в «Трояна» и неистового духа войны. Исторически Траян и впрямь проложил дорогу туда, где почти де¬ вять столетий спустя насмерть бились полки князя Святослава, в За- дунавье. Здесь соседями Рима были возглавляемые Децебалом мир¬ ные свободолюбивые племена даков, которые незадолго до прихода к власти Траяна отбросили легионы Домициана, вторгшиеся в их зем¬ ли. Дакийский союз племен не представлял для римлян угрозы. Но надо же было на ком-то испытать оружие, ржавевшее в бездействии на этой границе уже почти десятилетие. Децебал пытался найти союз¬ ников. Парфянский царь, к которому он обратился за помощью, мед¬ лил. В ходе двух напряженных военных кампаний 101 — 102 и 104—106 гг. ожесточенное сопротивление даков было сломлено. Когда пала да- 698
кийская столица Сармизегету- за, на центральной площади ее защитники выставили корчагу с ядом, чтобы им могли вос¬ пользоваться все, кто не хотел оказаться в руках победителей. Дакия стала римской провин¬ цией, а восточным рубежом им¬ перии сделался вместо Дану- вия Траянов вал, насыпанный за рекою Прут (территория со¬ временной Молдавии). Дакийские кампании были репетицией к задуманному Траяном грандиозному воен¬ ному действу, призванному превратить Римскую империю в мировую державу в полном смысле этого слова. Осенью 113г. две римские армии начали из Каппадокии и Сирии наступление на Армению, принадлежавшую тогда парфянам. С помощью римских союзников, кавказских иберов и албанцев, нанесших удар с севера, Армения была быстро захвачена. Прибывший к театру военных дей¬ ствий император провозгласил ее римской провинцией и немедленно повел легионы на юг, в Месопотамию. Ошеломленные мощным ударом, парфяне бежали. 23 февраля 116 г. Траян получил от сената почетный титул «Парфянский Величайший». Весной того же года была захвачена Вавилония. Пала парфянская сто¬ лица Ктесифон. Римляне вышли к заливу Индийского океана и омы¬ ли в его водах пропылившиеся калиги. Открывалась дорога на Ин¬ дию, протоптанная воинством Александра Македонского. Но в это время пришла весть о грандиозном восстании, поднятом в Египте, Киренаике и на Кипре евреями. Вскоре огнем был охвачен весь Перед¬ ний Восток. Индия осталась мечтой, на которой впоследствии слома¬ ли себе головы многие кандидаты в Александры. В Рим Траян не вер¬ нулся. Вскоре после вести о восстании его хватил удар. В Киликии, близ Исса, он скончался и «стал богом». Завоевания Траяна имели своей целью не только поднятие пре¬ стижа императора и демонстрацию мощи империи, но и увеличение ее доходов за счет военной добычи. Но здравомыслящему Адриану стало ясно, что удержание всех присоединенных территорий возмож¬ но лишь ценой чрезвычайного напряжения сил и средств государства. Это подвигло его на ответственное решение. Находясь еще в Анти¬ Легионеры времен Траяна (с рельефа на колонне) 699
охии, он заключил мир с парфянами, вернув им Ассирию и Месопо¬ тамию, и снова превратил Армению в зависимое от Рима царство. На северных и восточных границах империи Адриан отказался от круп¬ ных наступательных операций и принял чрезвычайные меры для ук¬ репления римского лимеса. При Антонине империя пользовалась плодами мира и продолжала укреплять свои рубежи. В Британии удалось обезопасить римские вла¬ дения; к северу от вала Адриана появился вал Антонина. В Африке, отбивая набеги мавров, легионы далеко проникли в горы Атласа. Престиж империи при Антонине был необычайно велик, о чем свидетельствуют направленные к нему посольства из Индии и Гирка- нии. Китайские источники сообщают о появлении при дворе импера¬ тора послов от Ан-Туна. При Марке Аврелии затишье сменилось бурей. Словно варвары повсеместно сорвались с цепей и обрушились на римские провин¬ ции. Биограф Марка Аврелия говорит о «заговоре всех племен от Ил¬ лирии до Галлии». Разумеется, племена действовали независимо друг от друга, но это не меняло положения, ибо сил для одновременного противодействия вторжениям не было. Волны завоевателей в 161 — 165 гг. катились лавиной, уничтожая римские укрепления, захватывая города, угоняя в плен тысячи людей и даже просачиваясь в Италию. На пятый год правления Марка Аврелия в столицу пришла весть, что провинцию Нижнюю Мезию затопило, подобно дождевому по¬ току с гор, племя, чье имя «костобоки» ни о чем не говорило. Оттуда варвары распространились во Фракию и, пройдя через Фермопилы, оказались в Аттике. Обойдя ук¬ репленные Афины, костобоки ри¬ нулись к Мегаре, опустошив по дороге Элевсин со знаменитым храмом Деметры и Персефоны, не пострадавшим даже во время пер¬ сидского нашествия. Предсказа¬ тели увидели в этом знамение скорого конца мира. I Энергия, с которой действовал Марк Аврелий на полях сражений, дала плоды. К середине 70-х гг. маркоманны, квады и языги вы¬ нуждены были отступить. Часть пленников удалось освободить. Но разгоревшаяся эпидемия чумы по 700
Вал Адриана на северной границе империи заселить пограничные полосы варварами на правах военных колони¬ стов, которые должны были обрабатывать земли и защищать лимес. На восточных границах встрепенулись и старые враги Рима пар¬ фяне. В 162 г. парфянский царь Вологез III захватил Армению и ут¬ вердил там своего ставленника. Одновременно парфянская конница вторглась в Сирию. Цветущие провинциальные города подверглись опустошению. Немедленно последовали экстренные меры. На Вос¬ ток были брошены легионы под командованием лучших полководцев и общим руководством Луция Вера, соправителя Марка Аврелия и его зятя. Армения была вновь возвращена, захвачена и разграблена ее столица Артаксата. Глубоко проникнув в Месопотамию, римляне взя¬ ли обе парфянские столицы, Селевкию и Ктесифон. Римские орлы заколыхались над поверженными парфянскими столицами. Впрочем, при заключении мира пришлось вернуть парфянам почти все захва¬ ченные у них земли. Тогда же было решено защитить восточные про¬ винции непрерывным лимесом, наподобие дунайского и рейнского. Остатки его обнаружены в ходе раскопок в Дура-Европосе. После возвращения в Рим был отпразднован триумф, и оба импе¬ ратора были награждены титулами Армянский и Парфянский. Одна¬ ко вместе с богатейшими трофеями, доставшимися победителям, в Римскую империю прокралась чума. Черная смерть показала свой грозный оскал, захватывая Италию и западные провинции (источни¬ ки1 сохранили сведения о гибели трети населения империи). И тотчас у чумы появились новые, казалось бы списанные со сче¬ та союзники. С юга в Испанию и Галлию переправились из знойной Африки мавры, с востока, из германских лесов и болот — маркоман- Ны и квады, из бескрайних причерноморских степей — сарматы. После смерти Луция Вера в 167 г. Марк Аврелий, возглавивший Легионы, перешел в наступление, и варвары, дрогнув, стали откаты¬ 701
ваться за лимес. Некоторым из них было разрешено селиться в при¬ граничных землях под условием их охраны от новых вторжений. В разгаре этого успеха Марк Аврелий скончался в Виндобоне (Вене) от очередной вспышки чумы. При Коммоде войны продолжали сотрясать империю. Войну с квадами и маркоманнами молодой император закончил без террито¬ риальных потерь — вождям варваров были обещаны ежегодные воен¬ ные вознаграждения. В 182 г. наступление на африканский лимес начали оправившиеся после нанесенных Антонином поражений мавры. В 183—184 гг. рим¬ лянам пришлось воевать в Британии и в Дакии. Прорвав вал Антони¬ на, британские племена продвинулись в глубь римских владений и уничтожили крупное воинское подразделение римлян. В Дакии, не¬ смотря на некоторые военные успехи, пришлось купить мир ценою весомых денежных подачек. Армия при Коммоде теряет боеспособ¬ ность. Восстания. Наряду с внешней опасностью существовала и внут¬ ренняя. На время Антонинов приходится одно из самых мощных вос¬ станий в Иудее, получившее название Второй Иудейской войны. Рим¬ ляне считали Первую Иудейскую войну законченной в 70 г. и отмети¬ ли победу сооружением в столице триумфальной арки и выпуском монеты с легендой «Покоренная Иудея». Можно было считать, что с независимостью Иудеи, имевшей более чем тысячелетнюю историю, покончено. Но еще пять лет после этого повстанцы, окруженные рим¬ лянами, сражались в Иудейской пустыне на холме Масада, а затем, в 115—117 гг. бились с ними в Египте. В 116 г. восстанием иудеев был охвачен Кипр. Вторая Иудейская война (132—135) была спровоциро¬ вана декретом Адриана о создании в Иерусалиме колонии его имени (Elia Capitolina) с грандиозным храмом Юпитера на руинах храма Яхве. У Второй Иудейской войны не было своего Иосифа Флавия, и ее ход может быть восстановлен по поздним литературным источникам лишь в общих чертах. Очагом восстания стала крепость Бефера по¬ близости от Иерусалима, а вождем, согласно христианским авторам Евсевию и Юстину, Бар-Кохба, что в переводе означает «Сын Звез¬ ды». На этом основании делался вывод, что руководитель восстания был объявлен мессией. Война продолжалась три года. Военными дей¬ ствиями на последнем этапе руководил сам император. Сохранилась его направленная в сенат реляция, подражавшая известному афориз¬ му Цезаря «Пришел, увидел, победил»: «Если вам и вашим детям хо¬ рошо, то я с легионами благоденствую». Историк, сохранивший это сведение, добавляет, что римляне понесли большие потери. Что каса¬ 702
ется иудеев, то только в боях погибло 580 ООО душ. Были разрушены пятьдесят городов и многие сотни сельских поселений. Уцелевшим было запрещено жить на своей родине, которая отныне стала назы¬ ваться Палестиной. Неизвестные древним авторам данные о Второй Иудейской войне сохранили выпущенные повстанцами монеты и обнаруженные в се¬ редине XX века в пещере на склоне под римским военным лагерем папирусы с распоряжениями главы восставших Симона — Бар-Коси- ба (Бар-Кохба) было его прозвищем. Судя по надписям на серебря¬ ных и бронзовых монетах, Симон восстановил иудейское государство и ввел его эру: «первый год возрожденной Иудеи», «второй год воз¬ рожденной Иудеи». Последним центром сопротивления вновь стала Масада. Симон Бар-Кохба, судя по сохранившимся его приказам под¬ чиненным на иудейском и греческом языках, был опытным и строгим военачальником. В 174—175 гг. в обычно мирном, подавленном римским господ¬ ством Египте поднялись пастухи-буколы, дойдя чуть ли не до самой Александрии. Во главе их стоял Исидор, объявивший себя пророком. Римские отряды не выдержали бешеного натиска восставших и бежа¬ ли. С огромным трудом наместнику Сирии, одному из победителей парфян, удалось разогнать толпы сельчан, разъяренных притеснени¬ ями римлян. Немногим более десятилетия спустя, в 187 г., бывший солдат Ма¬ тери собрал под своим командованием множество дезертиров, кото¬ рые терроризировали провинции, будучи страшнее варваров. Напа¬ дая на поместья, он освобождал рабов, и они пополняли его отряд, превратившийся в войско. В Галлии и Испании были развернуты на¬ стоящие военные операции, в ходе которых опустошались даже горо¬ да. После первой неудачи Матерн пробрался с отрядом своих сторон¬ ников в Рим, имея цель убить Коммода и захватить власть. Заговор был раскрыт, но вскоре Коммод пал в результате другого заговора. Убийство Коммода поставило Рим на край пропасти. Казалось, повторялась ситуация 68 г., когда за власть боролись четыре претен¬ дента на трон. Кавдая из крупных армий выставила собственных им¬ ператоров. В самом Риме императором был провозглашен Марк Гель- вий Пертинакс, объявивший своей целью возвращение к временам первых Антонинов. Сенат стоял за него горой, но в раскладе реальных сил его роль была ничтожной. Преторианцы убили Пертинакса, про¬ царствовавшего всего два месяца. Трон у них купил один из богатых сенаторов. Узнав об этом, во главе легионов на Рим двинулись другие «императоры». Ближе всего к желанной короне оказался наместник Паннонии Луций Септимий Север. В апреле 193 г. Рим оказался во власти его легионов. Трон был занят, и на этот раз надолго. 703
ПЛ Источники. Эпоха Антонинов может быть изучена как по литератур- ■ ным источникам, так и по многочисленным надписям, папирусным тек¬ стам, монетам и памятникам материальной культуры в Италии и провинци¬ ях. Но многие первичные источники утрачены. Так, не сохранились ни авто¬ биография Адриана, ни его биографические труды, обнародованные от име¬ ни вольноотпущенников. Не дошли и написанные с использованием названных произведений труды консуляра Мария Максима и Юния Элия Корда. Однако их краткое изложение имеется в передаче «Сочинителей ис¬ тории августов», содержащей биографии Траяна, Адриана, Антонина Пия. Большой потерей является утрата ранних книг исторического труда Аммиана Марцеллина, продолжавшего историю Тацита с 96 г. до своего времени. В ка¬ кой-то мере эту потерю восполняют труды ряда поздних сократителей — Евт- ропия, Аврелия Виктора, Орозия. Они использовали те же источники, что и «Сочинители истории августов», но в их трудах сохранились сведения, там опу¬ щенные. Огромную ценность имеет такой современный Антонинам источник, как переписка Плиния Младшего с друзьями и в бытность его наместником Вифинии — с Траяном, а также произнесенный им панегирик в честь Траяна. Полностью утрачены многочисленные литературные и научные произ¬ ведения, написанные Адрианом, который был дилетантом и в литературе, и в науке. Из научных трудов других авторов этого времени дошел трактат «Об акведуках» Секста Юлия Фронтина, выполнявшего при Нерве обязанности контролера над водными сооружениями Рима. Отложилась в правовой лите¬ ратуре деятельность юристов первой половины II в., и это позволяет прове¬ рить и дополнить сведения о законодательных актах, содержащиеся в трудах историков. Глава 18 ЛИТЕРАТУРА И НАУКА В ЭПОХУ АНТОНИНОВ Освободившись от ледяных домициановых оков, римская ли¬ тература словно обрела второе дыхание и заговорила в полный голос как по-латыни, так и по-гречески. Тацит, Плутарх, Плиний Младший, Светоний, Ювенал, Апулей, Лукиан, Птолемей, Га¬ лен — таковы имена людей, украсивших в различных литератур¬ ных жанрах и в разной степени как это время, так и все времена античной истории. Некоторые из них начали писать еще при Флавиях, но полный расцвет их таланта относится к этим годам, когда казалось, что «каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает». Неполное столетие правления Антонинов, представленное (не считая выродка Коммода) именами шести правителей, было временем расцвета ораторского искусства, историографии, ху¬ дожественной литературы и науки. Исчез страх перед произво¬ 704
лом императорской власти и политическими преследованиями. Изгнанные философы и поэты возвратились в Рим, а те, кто ис¬ кусно скрывал свое мнение об «извергах рода человеческого» и успешно делал карьеру даже при Домициане, раскрыли уста или достали из тайников тщательно скрываемые записи и предали их огласке. Императорская власть, как никогда ранее, пользова¬ лась услугами интеллектуалов, вводя их в свое ближайшее окру¬ жение и доверяя ответственные государственные посты. Эти люди не просто осуждали террор, приходившийся на времена их детства, юности и зрелости, но формулировали условия мира между императорами и сенатом, а также и концепцию монархи¬ ческой власти, определяя ее пределы и осуждая отклонения в сторону деспотии. Плиний Младший. В этом последнем плане интересна фигура Плиния Младшего (61 — 113), племянника ученого-энциклопедиста, отдавшего всю жизнь служению империи, «малому отечеству» (североиталийскому городку Комо), родным и друзьям. В «Панегирике Траяну», произнесенном 1 сентября 100 г. в связи с назначением его консулом, Плиний обращается к императору не как подданный, а как гражданин и друг, напоминая ему о том, чем была в недавнее время императорская власть, и определяя, чем она должна быть, чтобы избежать хаоса и катастрофы. Плиний не призывает к вос¬ становлению республики, монархия для него аксиома. Но он считает возможным восстановление монархом республиканских нравов и ин¬ ститутов и прежде всего — авторитета сената, превращенного Домици¬ аном и его предшественниками в сборище интриганов и льстецов. С точки зрения Плиния, император — это принцепс в республиканском значении этого слова, т. е. первый сенатор и гражданин. Панегирист отмечает уже проделанные Титом шаги к идеальному политическому режиму, напоминая об изгнании доносчиков, о пособиях малоимущим для воспитания детей, о расширении алиментарных учреждений, о льготах по налоговому обложению, об отмене преследований по закону об оскорблении величия, об укреплении дисциплины в армии. Как идеолог разумной монархии, Плиний привлекался к практи¬ ческой деятельности. Помимо краткого консульства он ведал водо¬ снабжением Рима, был назначен наместником провинции Вифинии. Опубликованная им переписка с Траяном — уникальный историчес¬ кий документ, характеризующий римскую систему провинциального управления периода империи и ситуацию в самой провинции време¬ ни распространения христианства. Переписка показывает мелочный контроль императора над всеми сторонами жизни далеко не самой важной для Рима провинции. Без утверждения императора нельзя было построить или отремонтиро- 23 Нечировский А.И. 705
вать общественные постройки (баню, театр, водопровод). По его по- ручению наместник следил за тем, чтобы городской совет состоял из достойных людей и чтобы в число свободных и римских граждан не попали рабы. После пожара в Никомедии было организовано добро¬ вольное пожарное общество. Императора заботит его численность: за слишком большим числом пожарников трудно было уследить. В одном из писем Плиний делится с императором сомнениями по поводу осуществлявшихся им разбирательств о принадлежности к христианской секте, которая находилась под запретом. «Вынося при¬ говор, — пишет наместник, — я очень колебался, делать ли разницу между возрастами или ничем не отличать нежный возраст от людей взрослых, прощать ли раскаявшихся». Император разъясняет: «Выис¬ кивать их незачем, но если поступит на них донос и они будут изобли¬ чены, их следует наказать, но тех, кто отречется, т. е. помолится на¬ шим богам, следует за раскаяние помиловать». Таким образом, мы видим, что с доносительством при Траяне вовсе не было покончено. Немалый интерес представляют письма Плиния к друзьям, содер¬ жащие массу сведений о событиях его времени, в той числе об извер¬ жении Везувия (юноша Плиний был его очевидцем), о людях своего круга, в том числе о Квинтилиане, Светонии, Таците, Марциале и многих других. Дион Хрисостом. Почитателем монархии был философ и ритор Дион из Прусы (40—115), позднее прозванный Хрисостомом (Златоус¬ том). В своих первых речах, разделяя господствующие в его время пре¬ дубеждения, он нападал на философов, но, став учеником одного из стоиков, сам сделался философом и при императоре Домициане под¬ вергся изгнанию, которое превратило его в скитальца. После убий¬ ства Домициана Хрисостом вернулся в Рим и, приблизившись к им¬ ператору Нерве, добился привилегий для своего родного города. Был он знаком и с Траяном и пользовался его покровительством. Возвра¬ тившись в облагодетельствованную им Прусу, он на свои средства по¬ строил там ряд общественных зданий. В 110 г. за финансовые зло¬ употребления он был привлечен к суду наместником Вифинии Пли¬ нием Младшим, но избежал осуждения. Дион Хрисостом был знаме¬ нитейшим оратором своего времени. В своих речах (под его именем сохранилось 80 речей) он затрагивал политические вопросы, высту¬ пая третейским судьей между конфликтующими гражданами городов и ходатаем за города перед императором, многократно доказывая Тра¬ яну преимущества монархии, если она не является тиранической. Лучшие его произведения — рассуждения на моральные темы, пост¬ роенные в виде художественных рассказов и диалогов. Такова, напри¬ мер, Эвбейская речь, повествующая о том, как он после кораблекрУ' 706
шения оказался в глухом месте острова и познакомился с пастухами, живущими естественной жизнью. Один из его спасителей был дос¬ тавлен в город как неплательщик налогов. Описывая его злоключе¬ ния, Хрисостом выступает с критикой несправедливых обществен¬ ных порядков, жестокого обращения с рабами. Литературным шедевром и одновременно прекрасным историчес¬ ким источником является Борисфенская речь Хрисостома, воссозда¬ ющая жизнь полуварварской Ольвии, тем не менее помнящей о своем великом прошлом и чтущей Гомера, как бога. Элий Аристид. В годы правления Антонина Пия своеобразную концепцию римской монархии представил выходец из Малой Азии Элий Аристид (ок. 117 — ок. 189). Среди 55 дошедших его речей име¬ ется панегирик Риму, в котором он подчеркивает особый характер римской монархии. «Римская империя, — говорит он, — демократич¬ нее всех предшествующих — это единственная подлинная демокра¬ тия». Исходя их этого странного тезиса, Аристид предостерегает сво¬ их слушателей от обозначения римских правителей царями и предла¬ гает называть их «великими архонтами». Для Аристида, таким обра¬ зом, нет разницы между принцепсом и монархом. Политическим темам посвящены и некоторые другие речи Арис¬ тида, обращенные к городам Римской империи: Пергаму, Смирне и Эфесу. В них он призывает граждан к единомыслию. Шесть речей Элия Аристида носят название «священные». Они посвящены исто¬ рии какой-то его мучительной болезни, врачевателем которой он на¬ зывает самого бога медицины Асклепия, дающего ему советы в насы¬ лаемых снах. Тацит. Над интеллектуалами II в. возвышаются две исполинс¬ кие фигуры. Два мыслителя и историка, римлянин и грек, Публий Корнелий Тацит (55—120) и Плутарх (ок. 46—119). Рассматривая их параллельно, мы можем понять, что империя, даже в эпоху своего наивысшего расцвета и благоденствия, воспринималась интеллек¬ туалами далеко не однозначно. Пламя костра, в котором сгорела ру¬ копись исторического труда Кремуция Корда, осмелившегося воз¬ дать хвалу убийцам Цезаря Бруту и Кассию, долго мерцало в памяти тех, кто помышлял говорить то, что думает. Только с крушением ти¬ ранического режима Домициана появилась возможность осмыслить печальные итоги века императорского мира, когда власть умиротво- рителя-императора переродилась в такой безудержный произвол, что римляне, вынужденные с ним мириться, подчас с умилением вспоминали о временах борьбы партий, в которой Саллюстий видел источник бедствий римского народа. 707
Такое осмысление было сделано человеком, с чьим детством совпа¬ ло время Нерона, с юностью — правление двух первых Флавиев, а зре¬ лость пришлась на годы чудовищного царствования Домициана. Само имя этого историка — Тацит («молчаливый») может показаться псевдо¬ нимом, настолько точно оно характеризует вынужденное состояние мыслящего человека при режиме, распространившем умиротворение на сферу мысли и отнявшем возможность даже говорить о своих бедах, тосковать об утратах. Однако это подлинное имя, и в полном виде оно звучит Корнелий Тацит. Неизвестно, какое личное имя — Публий или Гай — носил Тацит. Мало известно также о жизни этого человека. Ни один из римских писателей не оставил его биографии. Завершив образование в Риме, Тацит начинает как оратор, чьи речи принесли ему славу, но все они утрачены, возможно, потому, что он их не записывал и не издавал, не считая свои ораторские опыты удачными. Первое из сохранившихся произведений Тацита — «Жизнеописа¬ ние Агриколы», панегирик покойному тестю, написанный вскоре пос¬ ле гибели Домициана. В этом трактате Тацит воссоздает страшную да¬ вящую атмосферу царствования Домициана, вспоминая о которой, го¬ ворит: «Через доносчиков у нас отняли даже возможность общаться, высказывать свои мысли и слушать других. Мы утратили бы вместе с голосом и саму память, если бы забывать было столько же в нашей власти, как безмолвствовать... В течение целых пятнадцати лет, срока значительного для бренного века людского, многих сразили роковые удары судьбы, а самых деятельных и решительных всех до последне¬ го — свирепость принцепса. Мы, немногие, пережили не только про¬ чих, но, можно сказать, и самих себя: ведь из жизни вырвано столько лучших лет, что, молодые и цветущие, мы состарились в молчании, а старики дошли почти до могилы». Так что наряду с сожалением о кон¬ чине тестя у Тацита вполне естественно вырываются слова: «Счастлив ты, Агрикола, не только славой своей жизни, но и тем, что умер вовре¬ мя!» Ведь «умереть вовремя» означало не только уйти от пыток палача, но и от унижающего и толкающего на недостойные поступки страха. Вторым по времени произведением Тацита был трактат «Герма¬ ния», обнародованный в 98 г. Этот трактат, скорее всего, служил зер¬ калом добродетели для развращенных римлян, поскольку в нем вся римская община вступает в развернутое сопоставление с варварским миром. Вопрос, какой из миров лучше, для римского патриота Тацита не стоял, но показывая, какие черты общественной жизни и семей¬ ной организации, сохранившиеся у диких обитателей Германии, сви¬ детельствуют об отходе от исконной римской доблести, он заставлял читателя вспоминать о старых добрых нравах, утрата которых воспри¬ нималась как одна из самых тяжелых потерь римского общества. 708
Сама целевая установка труда на превращение в зеркало римс¬ ких нравов стала источником многих неточностей в описании гер¬ манской жизни: историк намеренно выделял в германской жизни черты привлекательной примитивности, разительно противостоя¬ щие римской роскоши. Отсюда расхождения между приводимыми им сведениями и тем, что нам стало известно благодаря археологи¬ ческим исследованиям. Третьим «малым» произведением Тацита был «Диалог об орато¬ рах». С этого времени Тацит и становится тем, кем он является для нас, потомков, как очень точно сформулировал один из отечествен¬ ных антиковедов, — «историком императорского деспотизма и бес¬ сильной покорности и подобострастия сената». Тема диалога — обсуждение вопроса о причинах упадка красноре¬ чия, вложенное в уста к этому времени покойных ораторов. Мнению о том, что упадок красноречия вызван беспечностью родителей, нера¬ дивостью молодежи и невежеством учителей, противостоит глубокая мысль о политических причинах, вызвавших этот упадок: «В нашем государстве, пока оно металось из стороны в сторону, пока оно не покончило со всевозможными кликами и раздорами и междоусоби¬ цами, пока на форуме не было мира, а в сенате — согласия, в судьях — умеренности, пока не было почтительности к вышестоящим, чувства меры у магистратов, расцвело могучее красноречие». Как по когтям узнают льва, так по этой мысли мы узнаем будуще¬ го великого историка. Она показывает его переход из разряда орато¬ ров, поставленных в унизительное положение временем, когда у ора¬ тора отнят форум и возможность свободно высказывать мнение в се¬ нате, к историкам, которые освобождены от публичного позора и мо¬ гут мыслить и творить в уединении, до поры до времени не выставляя своих творений на суд современников. Можно не сомневаться, что и тогда, когда Тацит был известен лишь как оратор и, не внушая к себе опасения власти, успешно про¬ двигался по служебной лестнице, зрели те мысли, которые легли в основу опубликованных после смерти Домициана двух знаменитых трудов, созданных, по его собственным словам, «для позора и славы в потомстве». В совокупности они охватили период от смерти Августа (14 г.) до падения Домициана (96 г.). В первом из них — «Истории» — изложены события, современником которых был он сам, начиная с гражданской войны после гибели Нерона, в написанных затем «Анна¬ лах» — история времени, прошедшего на памяти отцов, дедов и в ка¬ кой-то своей части пришедшегося на детство историка. Тацит в пол¬ ной мере осознавал, что избранная им эпоха разительно отличается в худшую сторону от той, которая вставала в трудах авторов республи¬ канской поры. Обмельчал бурный поток римской истории, и историк 709
поневоле должен держать в центре внимания личность главы государ¬ ства, узурпировавшего права народа и власть выборных магистратов и единолично решавшего судьбы империи. Почему же он избрал тему, по его собственным словам, неблагодарную? Скорее всего, потому, что современники Тацита, впервые после долгих лет удушья свободно вздохнувшие, нуждались в осмыслении опыта империи как государственного организма, в объяснении той моральной атмосферы, которая возникла после установления едино¬ личного режима. Как и в «Агриколе», он стремился показать, что и в эпоху крушения нравственных ценностей существовали люди, кото¬ рые вопреки всему «прожили жизнь, как подобает свободному чело¬ веку». Эти люди, сохранившие в условиях террора верность римским доблестям, являются единственными героями «Историй» и «Анна¬ лов». Узнавая о них, читатель отдыхает после мрачных картин произ¬ вола и низости, заполняющих эти труды. Не видя реальной возможности для возвращения к порядкам Рим¬ ской республики, Тацит, особенно в первые годы правления новой династии, питал надежды на появление правителя, который сможет, пользуясь авторитетом своей власти, возродить процветавшие в про¬ шлом гражданские доблести и преградить путь укоренившимся в рим¬ ском обществе порокам. Известно знаменитое обещание Тацита писать «без гнева и при¬ страстия» (sine ira et studio), но оно не означает обещания беспристра¬ стной истории. Историк говорит лишь о том, что у него не было лич¬ ных мотивов искажать истину, ибо от Гальбы, Отона и Вителлия, по его словам, он не видел ничего ни хорошего, ни дурного, Веспасиану обязан первыми успехами своей карьеры, Тит продвинул его еще даль¬ ше, а Домициан возвысил еще больше. Поэтому критика Тацита ли¬ шена личной окраски. Она направлена против того, что уже стало прошлым, но страх перед возможностью его возвращения был еще жив, и история прошлого должна служить не только для поучения современников, но и укрепления, говоря словами самого историка, того «редкого счастья, когда каждый может думать, что говорит, и го¬ ворить, что думает». Тацит выступает не как простой рассказчик, но как исследова¬ тель. Поскольку изыскание Тацита затрагивает прежде всего полити¬ ческую сферу, оно нацелено на выявление того, как политические из¬ менения сказались на всех сторонах жизни римского общества. Та¬ ким образом, сама установка Тацита — создать не историю римского народа, а повествование о тех, кто лишил этот народ его лучших лю¬ дей, его политических прав и извратил саму человеческую природу. Не обольщаясь фразами о возвращении республики, Тацит сознает, что уже Август выработал формы единоличной власти, став изобрета¬ 710
телем таких тайных пружин самовластия, как задабривание армии, содержание на государственный счет и увеселение зрелищами разо¬ рившейся толпы римского плебса, награждение подданных за покор¬ ность и раболепие. Сенаторы, сразу же после смерти Августа начав¬ шие соперничать в изъявлении раболепия к Тиберию, еще не при¬ знанному главой государства, оказались, по убеждению историка, до¬ стойными тирании. Рисуя превращение Тиберия в чудовище, Тацит показывает, что сам принципат был тому питательной средой и что в произволе не менее виновны те, кто его терпит и даже поощряет. Плутарх. Греция при Адриане и при других императорах-филэл- линах по сравнению с другими римскими провинциями занимала привилегированное положение. Но не следует думать, что восхище¬ ние достижениями греческой культуры изменило давнее, в общем не¬ гативное отношение римлян к грекам, в которых римляне видели под¬ час удачливых торговых конкурентов и соперников в интеллектуаль¬ ной сфере. Сатиры Ювенала пронизаны звериной ненавистью гре¬ кам. Отсюда и совет Плиния Младшего не презирать греков и не отнимать у них «последнюю тень и уцелевший остаток свободы». Сами греки остро ощущали свою зависимость от римлян. Для них прошлое Греции было не просто источником восхищения, но и един¬ ственной возможностью сохранять свое человеческое достоинство в мире, где они были людьми второго сорта. Это объясняет скрытые от поверхностного взгляда мотивы творчества величайшего из авторов эпохи империи Плутарха. Может показаться загадкой, что он, родившийся в маленьком го¬ родке Херонее, не перебрался в Афины или, наконец, в Рим, где его бы встретили с почетом, если не вспомнить, что именно здесь, на ро¬ дине Плутарха, в 338 г. до н. э. произошла битва, положившая конец греческой независимости. Оставаясь в Херонее, Плутарх не просто хотел украсить город своим пребыванием, но именно здесь стремился компенсировать эту утрату описанием духовного величия Греции, не уступавшего могуществу нового ее владыки — Рима. Так у Плутарха возникла идея связать и сопоставить судьбы Гре¬ ции и Рима в биографиях выдающихся греческих и римских военных и политических деятелей, начиная с древнейших времен до падения Римской республики. Идея «двоичности», «близнечности» героев ухо¬ дит в греческий миф (вспомним братьев Диоскуров или Ахилла и Пат- рокла), но соединение политиков давало возможность выявления не только сходства, но и различий. Каждая из пар биографий завершает¬ ся авторским сопоставлением. Стараясь быть объективным к римля¬ нам, Плутарх все же показывает превосходство греков в моральном плане. Так, выбрав в качестве двойников одинаково храбрых и муже¬ 711
ственных грека Пелопида и римлянина Марцелла, Плутарх подчер¬ кивает, что «Марцелл во многих покоренных им городах учинил кро¬ вопролития, тогда как Эпаминонд и Пелопид, одержав победу, ни¬ когда никого не казнили и никогда не обращали в рабство целые го¬ рода». В других случаях сам выбор персонажей для сравнения избав¬ лял Плутарха от необходимости подчеркивать моральное превосходство греков. Такова пара Аристид и Катон Старший. Каж¬ дый грек, да и римлянин, знал, что первый — это воплощение благо¬ родства, а из изложения Плутархом биографии Катона он узнавал та¬ кие подробности жизни этого человека, что у него не могло не по¬ явиться иного чувства к римлянам, кроме отвращения. Таким образом, не может быть никакой речи о желании Плутарха показать единство греко-римской судьбы. Плутарх, понимая гибель¬ ность пути вооруженной борьбы против римлян, к ней не призывает. Обращаясь к греку, выполняющему обязанность правителя, он писал: «Помни, что ты управляешь, будучи сам под чужой властью, что твой город подчинен проконсулам и прокураторам цезаря: накинь плащ поскромнее и со своего начальнического места все время устремляй взгляд на здание суда, не очень доверяй венку; помни, что над твоей головой занесен римский сапог». Примечательно, что будучи римс¬ ким гражданином, Плутарх нигде не упоминает о своем римском гражданстве. Он, как творческая личность, хочет предстать последним гражданином Херонеи и полисной Греции в целом. Плутарх сам не считает себя историком («мы пишем не историю, а жизнеописания»), ибо не дает последовательного изложения истори¬ ческих событий, как это делали историки, чьими трудами он пользо¬ вался как источником. Однако в биографиях Плутарха общеисторичес¬ кие факты превалируют над фактами собственно биографическими, да и углубление в психологию, как показывает опыт Полибия и других эллинистических историков, было чисто исторической задачей. В био¬ графиях Плутарх довольно часто по ходу повествования высказывает собственное суждение, сравнивает данные разных источников, прини¬ мая одни и отвергая другие. Личные качества его героев, которым он дает моральную оценку, для него не единственная цель, ибо они оказы¬ вают влияние на положение государства и на ход событий. Наряду с сочинениями, в которых проявился талант Плутарха как историка, им создано множество сочинений по вопросам этики, фи¬ лософии, филологии, религии, быта, но «Параллельные жизнеописа¬ ния» — вершина творчества херонейского мыслителя. Светоний. Из писем Плиния Младшего мы впервые узнаем о его корреспонденте, талантливом молодом человеке Гае Светонии Т]ранк- вилле (ок. 70—140). Плиний дает юноше житейские советы и оказыва¬ 712
ет практическую помощь. Ему удается выхлопотать для него долж¬ ность войскового трибуна, первую ступень государственной карьеры. Но она, как вскоре выясняется из той же переписки, оказалась слиш¬ ком обременительной для ученого человека, каким был по натуре Све¬ тоний. И он отказывается от этой должности в пользу своего род¬ ственника. Плиний рекомендует Светония императору Траяну как од¬ ного из честнейших, порядочнейших и ученейших людей в мире. Это была рекомендация замедленного действия, и ею воспользовался при¬ емный сын Траяна Адриан уже после смерти Плиния. Он принял уче¬ ного мужа на должность секретаря, ту самую, которую в свое время Август предлагал Горацию и получил отказ. Светоний не был столь предусмотрителен, и вскоре ему указали на дверь якобы за неуваже¬ ние к императрице Сабине. В чем выразилось неуважение к этой оди¬ озной особе, остается невыясненным. Но ясно, что кратковременное пребывание Светония на этой службе не прошло даром. Он познако¬ мился с императорским архивом, закрытым для посторонних, и сде¬ лал из него выписки. Очевидно, именно тогда его посетила идея написать произведе¬ ние, посвященное той же эпохе, которую изложил Тацит в «Анна¬ лах» и «Истории», но в форме биографий двенадцати императоров. Перед нами редчайшая возможность проследить историю целого столетия в трудах, написанных в разном ключе. Тацит — великий психолог, старавшийся проникнуть в глубины менталитета импера¬ торов, лицемеров, извергов, посредственностей, и вместе с тем на¬ рисовать изменяющуюся картину времени. Светоний далек от столь серьезной задачи. Он собиратель занимательных фактов, которые черпает полными горстями как из архивов, так и из клоаки слухов, порожденных подчас обстановкой скрытности императорского дво¬ ра. И то, что Светоний не просто высыпал их на поверхность своего сочинения, а изложил в определенной системе, не принесло ему сла¬ вы историка. Ведь каждая из определенных Светонием заранее руб¬ рик заполняется разнородным материалом без какой-либо крити¬ ческой проверки и оценки. И одно и то же императорское лицо ока¬ зывается составленным из разных половинок — панегирической и преувеличенно чудовищной, и можно было бы удивляться, что мог¬ ло заставить Плиния Младшего, человека талантливого и всесторон¬ не образованного, восхищаться Светонием, если бы не было извест¬ но, что тот написал добрую дюжину других сочинений. Все они до нас не дошли, ибо не были занимательны. Труды Тацита сохрани¬ лись в одной рукописи, «Жизнь двенадцати цезарей» Светония — во множестве. В Средние века ею тайком зачитывались монахи для по¬ полнения своего небогатого сексуального опыта — ведь учатся не только на ошибках, но и на пороках. В новое время «Жизнь двенад¬ 713
цати цезарей» была высоко оценена как грандиозное собрание фак¬ тов. Без нее и в самом деле жизнь первого столетия империи была бы для нас неизмеримо беднее и бесцветнее. Воспитатель цезарей. В начале своего трактата, восхваляя ро¬ дителей и близких, император Марк Аврелий вспомнил также и свое¬ го наставника Марка Корнелия Фронтона: «Фронтону я обязан пони¬ манием того, каковы злорадство и лицемерие, присущие тирании, и того, насколько в общем черствы душой люди, слывущие у нас арис¬ тократами». Фронтон был выходцем из африканского города Цирты, некогда столицы нумидийских царей. В Африке он получил фило¬ софское образование и стал известен как преподаватель риторики. В последние годы правления Адриана он появляется при его дворе, а при Антонине ему доверяют воспитание будущего императора Марка Аврелия и его соправителя Луция Вера. Это обеспечивает провинциа¬ лу блестящую политическую карьеру. В 143 г. он назначается консу¬ лом и по окончании консульства — наместником провинции Азии, однако остается в Риме из-за болезни ног. К его больным ногам в царствование Марка Аврелия сходились римские интеллектуалы, чтобы выслушать мнение о своих произведе¬ ниях и, возможно, чтобы приблизиться через него к власти, ибо Фрон¬ тон, уйдя на покой, сохранил влияние на своих коронованных воспи¬ танников. Сохранились его письма к Антонину Пию, Марку Аврелию и друзьям, проникнутые воспитательным духом, а также несколько риторических опытов — «Похвала дыму и пыли», «Похвала пренебре¬ жению». Речи Фронтона, которыми не уставали восторгаться совре¬ менники, до нас не дошли. По названиям известны речи против Геро- да Аттика, против христиан, панегирики Адриану и Антонину, речи в защиту карфагенян и вифинцев. Судя по письмам, Фронтон был оп¬ понентом Герода Аттика и Элия Аристида, стремившихся к аттичес¬ кому стилю. Он ярый архаист. Его кумиры — Катон Старший и Грак- хи, Невий и Луцилий. Ему претит изящество речи. «Я предпочел бы, - пишет он Марку Аврелию, - одежду строгую - из мягкой шер¬ сти, а не прозрачной и шелковой ткани изысканных расцветок, и при¬ том не ярко-алую или желтую, как шафран, а темно-пурпурную: вам, которым необходимо одеваться в пурпур, нужно и речь одевать иног¬ да в те же тона». Современные исследователи усматривают в дошедших до нас ри¬ торических упражнениях Фронтона упадок вкуса и ставят его ниже ораторов его времени. Но письма Фронтона в отличие от писем Пли¬ ния Младшего — это не литературное творчество, а подлинные доку¬ менты, по которым можно судить о политической и культурной ситу¬ ации эпохи Марка Аврелия и воспитании его как личности. 714
Аппиан. В письмах Марку Аврелию Фронтон в течение двух лет рекомендует своего друга, пожилого александрийца Аппиана (ок. 100— 170) на должность прокуратора, характеризуя его как человека, пре¬ данного литературным занятиям и достойного поощрения. Под лите¬ ратурными занятиями Фронтон имел в виду работу по созданию ис¬ торического труда, посвященного возникновению Римской империи. Историки Рима эпохи гражданских войн рассматривали историю Римской империи как процесс превращения одного города (именно города, а не народа) в мир, как включение мира со всей его этничес¬ кой пестротой и географическим разнообразием во вселенский город. И для них было совершенно естественным смотреть на весь мир из Рима, как из центра «круга земель», с его вершины Капитолия, видя в других народах своих потенциальных рабов, а в их стремлении сохра¬ нить независимость — дикость или коварство. Наш историк смотрит на Рим, как бы находясь на периферии, стремясь при этом выявить, как каждая из составных частей была включена в универсум и стала частью римского мира. Сам принцип изложения материала по территориям и народам дал Аппиану возможность оценивать противников Рима в разные пе¬ риоды их деятельности. Так, Ганнибал у него фигурирует в четырех книгах (Иберийской, Ганнибаловой, Ливийской и Сирийской), при этом в первых двух — в полной мере негативно, в третьей — сравни¬ тельно объективно, а в четвертой — сочувственно. Как человек, причастный к государственной системе (именно та¬ ким людям Полибий в свое время рекомендовал заниматься истори¬ ей), Аппиан старается вникнуть во все, что обеспечивало успех или неудачу войн, — в систему государственных доходов, в расстановку политических сил, в способы решения социальных проблем. Из его «Римской истории» встает конкретная картина развития системы на¬ логового обложения в республиканскую эпоху, которая не может быть составлена по произведениям Саллюстия или Ливия. Аппиан — возможно, первый из историков Рима, научившийся мыслить экономическими категориями, интересовавшийся соци¬ альными конфликтами, впечатляющее исследование которых пред¬ ставлено в первых книгах его «Гражданских войн». Современник Аппиана Флор осмыслил гражданские войны на манер Эсхила и Софокла как трагедию, ниспосланную завистливой судьбой за доставшееся Риму чрезмерное могущество. Выделяя вслед за Флором гражданские войны в особый период римской истории, Аппиан отказывается от подобной риторики, но он также далек от односторонних оценок. Мы не находим у него пронизывающей про¬ изведения историков времени Августа мысли о величии этого могиль¬ 713
щика республики. Во всяком случае, «Август гражданских войн» — Октавиан — непохож у него на ту личность, которая встает из авто¬ портрета Анкирской надписи. Он не триумфатор, а триумвир, подчас терпящий неудачи и обязанный своим успехом не божественной по¬ мощи, а таланту Марка Випсания Агриппы. Противники Августа Секст Помпей и Марк Антоний — вовсе не «исчадия Аида», и в опи¬ сании их деяний Аппианом подчас проскальзывают сочувствие и даже восхищение их стойкостью в противостоянии судьбе. Пять книг «Гражданских войн» Аппиана — вершина мастерства александрийца, потребовавшая высшего напряжения духовных сил. Эти книги — единственное дошедшее до нас связное изложение событий от Грак¬ хов до гибели Секста Помпея, вобравшее в себя огромную историчес¬ кую традицию. Сюда входили речи участников гражданской войны и ее жертв — братьев Гракхов, Антония, Цицерона, и величайшие тво¬ рения римской поэзии. «Римская история» Аппиана тем и хороша, что в идейном отно¬ шении она далека от ясности Тита Ливия и загадочна, как всегда зага¬ дочен Восток, таящий невероятные культурные и человеческие глу¬ бины. Одна из таких загадок — отношение Аппиана к сверхъесте¬ ственному. Историческая концепция Аппиана, казалось бы, рациона¬ листична. Рим добивается победы вследствие сплоченности римского народа, ясности стоящей перед ним цели, превосходства политичес¬ кой и военной организации. Но Аппиан не был бы человеком Восто¬ ка и современником Апулея, если бы не ощущал влияния на судьбы людей и государств неких скрытых сил. Проявление их власти он видит прежде всего в вещих снах, рас¬ крывающих людям скрытые от них тайны и угрозы и позволяющих принять единственно правильное решение. Так, приснившийся Ди- доне сон раскрыл ей глаза на преступление царя-брата и вынудил ее вместе с частью народа покинуть родину и основать в Ливии новую столицу. В той же книге сообщается о сновидении, побудившем Цеза¬ ря принять решение о заселении римскими колонистами территории Карфагена, преданной религиозному проклятию. В «Сирийской кни¬ ге» идет речь о сне матери Селевка, тогда еще простого воина, пред¬ сказавшем его будущее величие, в «Митридатовой книге» — о снови¬ дении Антигона Гоната, раскрывшем будущее величие потомков его спутника, знатного перса Митридата, родоначальника династии Мит- ридатидов. Сны предвещают великое будущее не только держав и го¬ родов, но и выдающихся государственных деятелей — Суллы, Пом¬ пея, Цезаря, Октавиана. Люди меньшего масштаба оказываются у ис¬ торика как бы не затронутыми этими мистическими волнами. Боже¬ ство Аппиана проявляет себя в поворотных моментах истории, 716
устранение иррациональных факторов из обыденности дает ему воз¬ можность излагать конкретную военно-политическую историю в ра¬ циональном ключе, как это делали до него Фукидид и Полибий. Авл Геллий. Многописание было присуще не одному Аппиану. Словно бы предчувствуя, что близится время, когда написанное ник¬ то не будет читать и многое окажется безвозвратно утраченным, люди эпохи Антонинов старались выговориться и оставить след не только о себе, но и обо всем, что находилось в поле их зрения. Среди этих авторов заслуживает внимания Авл Геллий (130—170). О его жизни известно лишь то, что родился он в Италии и провел многие годы в Афинах, что его учителями были Фронтон и Фаворин. Из предисло¬ вия к его единственному труду «Аттические ночи» мы узнаем, что в долгие афинские ночи он пристрастился к выпискам из греческих и римских писателей. Геллия интересовало буквально все — литерату¬ ра, грамматика, юриспруденция, философия. Считая любую мысль «цветком истории», он как бы составлял гербарий, отдавая предпоч¬ тение тому, что имеет аромат старины. Благодаря ему мы обладаем отрывками из сочинений ранних латинских авторов — Ливия Андро¬ ника, Энния, Невия, Катона Старшего, фрагментами речей Гракхов и многим другим, дающим представление о начальных временах римс¬ кой литературы. Перед нами подлинная антология греческой и римс¬ кой жизни, и хотя автора и можно упрекнуть в уходе от животрепещу¬ щих социальных проблем, этот упрек отступает перед грандиознос¬ тью выполненной им задачи, тем более что перед нами далеко не бес¬ порядочные выписки, и автор обладает не только определенными вкусами и пристрастиями. Например, он не просто приводит перевод Цецилием одной из комедий Менандра, но и сопоставляет его с гре¬ ческим текстом, показывая, в чем этот перевод проиграл. Приведен¬ ные отрывки говорят сами за себя, а комментарий к ним характеризу¬ ет Геллия как мыслящего человека и ученого. Павсаний. Во II в., несмотря на более чем трехвековое разграб¬ ление страны римлянами, Греция оставалась музеем, привлекавшим к себе тех, кто жаждал соприкоснуться с почвой греческого искусства и подышать воздухом великой истории. Как и ныне, к услугам любоз¬ нательных чужестранцев были особого рода путеводители. До нас до¬ шел один из них, написанный между 144 и 175 гг. неким Павсанием, греком из Малой Азии и, как можно думать, состоятельным челове¬ ком, ибо для осуществленного им путешествия требовались немалые средства. Опустив, по неизвестным нам причинам, Македонию, Фракию, Этолию, Акарнанию и острова Эгеиды, все остальные области Греции 717
Павсаний описывает детальнейшим образом, попутно излагая их мифы в малоизвестных другим авторам вариантах. Видимо, он черпал информацию у местных проводников и опирался на не дошедшую до нас письменную традицию. Труд Павсания «Описание Эллады» в десяти книгах, судя по отсут¬ ствию упоминаний о нем, мало ценился в позднеантичную эпоху. Для европейцев же после первых переводов на новые языки он стал под¬ линной библией языческой культуры. С томом Павсания в руках всту¬ пали на почву Эллады путешественники XVI—XVIII вв. и обходили ее живописные руины, по мере возможности их идентифицируя. В XIX в., следуя указаниям Павсания, производили раскопки и подчас находи¬ ли статуи в тех же местах, где он их наблюдал за четверть века до того, как Греция выдержала первый натиск варварских племен. Ювенал. Каждый из трех рассмотренных нами веков истории римской литературы знал своего сатирика — Луцилия, Горация, Мар¬ циала, четвертый век — дал сразу двух: римлянина Ювенала и сирий¬ ца Лукиана. Античный мир не знал очков, и людям со слабым зрением прихо¬ дилось пользоваться кристаллами, приставлявшимися к глазу напо¬ добие монокля. Дециму Юнию Ювеналу явно достался кристалл чер¬ ного цвета, и весь мир оказался созданным для беспощадной черной сатиры. Он не выдумывал негативных явлений, но под его каламосом они приобретали космический характер. Конечно же, в эпоху Анто¬ нинов дело дошло до того, что императоры не только писали по-гре¬ чески, но и отдавали по-гречески команды. Когда однажды это при¬ шлось сделать Марку Аврелию, посыльный его не понял. Над этим можно было посмеяться. Ювенал же смеяться не умел, и это было патологией — он умел лишь негодовать. Встретив на пирах у богача нескольких греков, перебежавших ему дорогу и воспользовавшихся подачками, которые рассчитывал получить он, Ювенал написал сати¬ ру на греков, настолько заполонивших Рим, что несчастному римля¬ нину приходится подыхать в безвестности: «Ведь грек — мастак на все руки: он и грамматик, и ритор, и геометр, и живописец, и банщик, и канатный плясун, и лекарь. Да отправь голодного грека на небо, он и туда доберется». Видимо, семейная жизнь Ювенала не сложилась, и он написал сатиру на женщин для друга, собирающегося жениться. И друг узнал, что женщина создана для измены, что женская верность существова¬ ла лишь во времена Сатурна, что любая римская матрона при виде испещренного рубцами гладиатора готова бежать с любовником на край света, бросив мужа и детей, что для женщины нет большего удо¬ 718
вольствия, чем выколоть глаза служанке или распять раба, что все женщины плохи, а хуже всех — гречанки. Столь же негативно Ювенал оценил и высший свет. Все сенато¬ ры — гнусные развратники и лицемеры. Вся римская история — пе¬ речень преступлений. И конечно же, Ювенал не просто бичевал по¬ роки. Он их живописал, и в этом достиг величайшего искусства, ибо обладал не только наблюдательностью, но и богатым воображением. Императоров он обличал лишь покойных. Сатиры его были обнародованы лишь при Траяне и Адриане. В конце концов его выслали в какие-то отдаленные места, где он, ка¬ жется, умер от тоски, — ведь там не было объектов для сатиры. Лукиан. Грек Лукиан (ок. 120 — ок. 190), чья юность пришлась на годы правления Адриана, был таким же неутомимым путешественни¬ ком, как и император, но сыном простого ремесленника руководили не государственные заботы и даже не любознательность, а борьба за кусок хлеба и глоток вина. Ему, выходцу из азиатской Самосаты, при¬ шлось обойти всю Сирию, Малую Азию, Италию, плавать по рекам Цизальпинской и Трансальпийской Галлии, выступая для прокорм¬ ления с публичными речами в сотне городов, и учительствовать. Ог¬ ромный жизненный опыт отложился в коротких рассказах, имеющих форму диалога. В них волнами прокатывается не угрюмая издевка и не брюзжание, как у Ювенала, а смех, задорный, мудрый и беспощадный. Лукиан смеется надо всем, над чем можно было смеяться, не под¬ вергая риску собственной жизни: над фактически уже низвергнутыми богами, над жрецами всех конфессий, над философами-пустомеля- ми, над прихлебателями в домах богачей, над горе-поэтами и над горе- историками и, конечно же, над самим собой. Он не смеется над импе¬ раторами, над их клевретами и их любовницами, и это не только со¬ хранило ему жизнь, но и в те годы, когда он уже «стоял одной ногой в ладье Харона», обеспечило хлебное место чиновника в Египте. Не смеется Лукиан и над бедняками; к рыбакам и ремесленникам — ко всем, для кого единственное избавление от бед — смерть, он питает сострадание. Он ведь и сам сын бедняка и всю свою жизнь был интел- лектуалом-пролетарием, презиравшим почет и богатство, нажитое об¬ маном и преступлениями. Не смеется он и над своим маленьким бед¬ ным городом и любит его, находя для гордости и любви такие слова, каким могли бы позавидовать римляне и александрийцы. Ибо он, как Одиссей, не мог быть пленен чужбиной, и где бы он ни был, всегда повторял: «Дым отечества мне светлее огня на чужбине». В то время, когда маги и пророки-зазывалы всех мастей состяза¬ лись в описаниях загробного счастья, может быть, один Лукиан был 719
лишен каких бы то ни было иллюзий. Он показал, что его век только в насмешку может быть назван «золотым». Он не верил в будущее им¬ перии, но в его смехе звучала жизнеутверждающая сила интеллекта, вобравшая все лучшее, что было создано античным миром. Апулей. Соперником грека Лукиана в разнообразии талантов и блеске славы был его современник Апулей, философ-платоник, писатель и в глазах многих — маг. Привлеченный по обвинению в магии к суду, Апулей сам себя защищал и был оправдан. Выиграло и литературоведе¬ ние, ибо его сохранившаяся защитная речь «Апология» — великолеп¬ ный источник, заменивший автобиографию. Выходец из нумидийского города Мадавра, Апулей обучался в Карфагене, много странствовал, жил в Афинах и Риме, прославился как оратор и прельстил своим талантом богатую вдову, что и стало поводом для нелепого обвинения в магии. «Апология» и другие сочинения Апулея не оставляют сомнения, что в сфере литературного творчества он и впрямь был кудесником. Величайшую славу ему доставил фантастический роман «Мета¬ морфозы», главному герою которого, юноше Луцию, приданы черты самого Апулея. Превращенный фессалийской колдуньей в осла, но при этом сохранивший человеческое сознание, Луций переходит от хозяина к хозяину и испытывает все превратности судьбы, пока с по¬ мощью мистической церемонии не возвращает себе человеческий об¬ лик. Шкура осла, в которую Апулей одевает своего героя, позволила ему осветить как неприглядные сферы повседневной жизни, так и темные стороны человеческой души. И все это создало некую колеб¬ лющуюся атмосферу, в которой нет грани между реальностью и сказ¬ кой, где все насыщено тайной и неожиданностями. Высокое звучание повествованию придала вставная аллегорическая новелла о Психее (Душе) — девушке, ставшей женой супруга, которого она не должна видеть. Напуганная баснями, что ее муж — страшное чудовище, Пси¬ хея нарушает запрет и узнает в муже самого бога любви Амура, теряет его и возвращает лишь после долгих мук и испытаний. Клавдий Птолемей. Полтора века минуло с тех пор, как Це¬ зарь, осажденный во дворце Птолемеев, поджег египетский флот и заодно с ним Александрийскую библиотеку. Рукописи горят... Но не¬ истребима жажда знаний. Во времена императора Адриана в той час¬ ти александрийского храма Сераписа, которую называли «Крыльями Канопы», занял наблюдательный пост юный астроном, чтобы не по¬ кидать его ни на одну ночь на протяжении 40 лет. В имени этого чело¬ века первая часть — от цезарей Клавдиев, вторая — от царей Птоле¬ меев. Это был грек, римский подданный, истинный наследник алек¬ сандрийской науки. 720
Храм Сераписа с его знаменитой библиотекой в 381 г. разрушили фанатики-христиане, но место наблюдений Клавдия Птолемея (ок. 83 — ок. 161) запомнили. Византийский ученый Аполлодор в VI в. здесь переписал высеченную Птолемеем надпись о его астрономичес¬ ких открытиях. Главный астрономический и математический труд Птолемея «Большое построение» византийцы не сохранили, но имелся его арабский перевод под названием «Альмагест». Он проник в Запад¬ ную Европу в XII в. и оказался для католической церкви «манной небесной», ибо Птолемей отверг гипотезу о Солнце как центре пла¬ нетной системы, поставив в центр неподвижную Землю. Эту ошибку Птолемея использовали как меч в борьбе с передовой наукой, возро¬ дившей гелиоцентрическую теорию Гиппарха. Оценивая значение труда Птолемея, современный астроном пи¬ шет: «А давайте попробуем представить себе, читатель, что бы про¬ изошло, если бы рукопись «Альмагест» погибла бы в огне пожара... Страшно подумать, но все же попробуем. Мы не узнали бы ничего (или почти ничего) о наблюдениях вавилонян, о работах Гиппарха и самого Птолемея. Не было бы звездного каталога... Не было бы тео¬ рии движения Солнца, Луны, планет». Немногим уступает по значению другой труд Птолемея, «Геогра¬ фия», являвшаяся для европейцев учебником более полутора тысяче¬ летий. Александриец строго отличает географию от хорографии, опи¬ сания известной части Земли со всем, что на ней находится, и ставит своей задачей, используя математический метод, изобразить Землю в ее единстве и определить положение на земной сфере материков, мо¬ рей, рек, городов и других объектов, а это означало выяснение их ши¬ роты и долготы. Он вычислил (или привел вычисления других уче¬ ных) широту и долготу восьми тысяч населенных пунктов от Лонди- ния (Лондона) до Борисфена (Ольвии), описал страны Европы от Ги- бернии (Ирландии) до Танаиса — восточной границы Европы. Он отказывается от превратного мнения, будто Каспийское море являет¬ ся заливом Океана. Впервые у него появляется река Ра (Волга), и по¬ ныне известная под этим названием в мордовском языке (Рав). К се¬ веру от Ра и приближающегося к ней Танаиса (Дона) он помещает Сарматию. Птолемею известны и некоторые славянские племена. По имени венедов он называет часть Балтийского моря Венедским зали¬ вом, упоминает сербов, а названные им ставаны, словены, буланы — это славяне, словены, поляне. Более точны, чем у предшественников, сведения Птолемея о Дальнем Востоке. За Индией он помещает об¬ ширный залив, куда впадает Ганг, а за ним еще один залив, за кото¬ рым ему известно океанское побережье и город Каттигара, к северу от нее живут сины и серы (китайцы). Сравнительно точно представлено у него течение Танаиса, включая излучину в том месте, где он при¬ ближается к Волге. Но в то же время он еще не знает о Скандинаве - 721
ком полуострове и странным образом близкое к Египту северное по¬ бережье Африки ему известно хуже, чем даже Геродоту — на его карте Сахара изображена изрезанной многочисленными реками. Кажется, последним из написанных Птолемеем сочинений была «Оптика», состоявшая из пяти книг. И эту науку александриец поста¬ вил на прочный математический фундамент, введя в нее наблюдения над преломлением света в различных средах. «Оптикой» Птолемея пользовались византийские и арабские ученые. На латинском языке этот труд появился в XIII в. Гален. Медицина после Гиппократа знала немало выдающихся те¬ оретиков и практиков, о чьих успехах писали их современники. Но сами врачи, все вместе взятые, кажется, не написали и десятой доли того, что удалось оставит потомкам пергамцу Пшену (129—199). И писал он не только обо всем, что касается медицины и как нужно остерегаться врачебных снадобий, собранных не самими врачами, но также и о себе: о том, какой прекрасной практикой для врача является работа в школе гладиаторов, и о том, что его пациентами были императоры Марк Ав¬ релий и Луцилий Вер, которому боги не дали долгой жизни, и о том, как завистливы римские врачи, ополчившиеся на него, пришельца, и едва его не убившие. Ум Галена охватывал не только все области меди¬ цины, но также философию, грамматику, риторику, теологию. Им на¬ писано 225 сочинений, каждое из которых состоит из многих книг. Со¬ хранилось немногое, но все же это 20 объемистых томов. Писал Гален по-гречески, но немало его произведений дошло в латинском, еврейс¬ ком, арабском переводах. Значителен вклад Галена не только в практику, но и в теорию ме¬ дицины. Это он доказал, что мозг является центром нервной системы человека и животного. Он внес немало новшеств в хирургию и сделал обычной практикой эксперимент над животными, в частности над обезьянами. Этот римский врач создал учение о функциях органов человеческого тела, дал названия ряду мышц, сохранившиеся до на¬ ших дней, описал строение глаза. Глава 19 ГОРОД И МИР II век — пик развивавшегося на протяжении многих столетий процесса урбанизации. К старым полисам прибавились сотни новых городов, выросших из деревень или укрепленных воен¬ ных лагерей. Появляются города-гиганты. С развитием урбани¬ 722
зации возрастают численность паразитического населения и расходы государства на его содержание и увеселение. Богат¬ ство в городах способствует развитию роскоши, а не производ¬ ства и предпринимательской деятельности. Не существует ка¬ кого-либо поощрения деловой активности. Процветание муни¬ ципального строя было основой расцвета империи при первых Антонинах. Но «муниципальное чудо» было выборочным, крат¬ ковременным. Усиливается вмешательство императорской вла¬ сти во внутригородскую жизнь, что в конечном счете приводит к разрушению полисных начал, непосредственному господству власти над личностью. Мегаполис и его копии. «Оглянись на эту массу людей, — пи¬ сал в середине I в. Сенека своей матери. — Их не вмещают даже дома безмерного города. Из муниципий и колоний, со всех концов земли пришли они сюда. Одних привело честолюбие, других — обязанности службы, третьих — возложенное на них поручение, четвертых — раз¬ влечения... иных — научные занятия или зрелища; те пришли по зову друзей, других гнало стремление сделать карьеру, которая находит здесь широкое поприще; одни предлагают свою красоту, другие — свое красноречие». Но какие бы цели ни привели людей в столицу, отстроенную пос¬ ле пожара Нероном и украшенную Флавиями и Антонинами, какие бы ни обуревали их надежды, какие бы горестные или радостные чув¬ ства ни испытывали они при виде Рима, всех поражало зрелище ко¬ лоссального мегаполиса, города городов. Греческий оратор Аристид, посетивший Рим при Антонине Пие, в похвальной речи городу срав¬ нивает его с силачом, который поднимает других над собой и носит их, — «так и Рим несет один город над другим... и если бы располо¬ жить их по поверхности, то вся Италия в поперечнике, вплоть до Ад¬ риатического моря, заполнилась бы им». И на эти города, добавим мы, хватило бы и форумов, и храмов, и амфитеатров, и дворцов, и базилик, и водопроводов, и терм, и триум¬ фальных арок, и статуй. Но в таком распределении сооружений Рима не было необходимости, поскольку другие города, и не только Ита¬ лии, но и Африки, Галлии, Британии, следуя римской модели, вос¬ производили типично римские постройки, и каждый из них был «Ри¬ мом в миниатюре». Рим в эпоху империи становится предметом всеобщего подражаг ния. Люди различных национальностей, порой не владевшие латинс¬ кой речью, считали себя римлянами, а Рим — своей общей родиной. Это способствовало романизации и унификации во всей империи, и прежде всего в ее городах как центрах административной и интеллек¬ туальной жизни. В постепенном стирании разницы между италиками 723
и неиталиками немалую роль сыграл массовый наплыв в Италию ра¬ бов, получавших свободу и женившихся на местных женщинах. Раз¬ личные национальности, за исключением тех, которые придержива¬ лись своих религиозных обычаев, перемешивались, как в огромном котле, и это привело к началу III в. к распространению гражданства на всю империю и стремлению к религиозному единству, давшему шанс стать государственной религией долгое время гонимому христианству. Никогда еще в Средиземноморье не было такого множества горо¬ дов. К старым городам присоединились новые, протянувшиеся почти сплошной линией в Африке, на границе с великой пустыней, на се¬ верных рубежах Рима — близ Дуная, Рейна, Темзы, Сены, заложив фундаменты многих европейских городов: Виндабоны (Вены), Ак- винка (Будапешта), Сингидуна (Белграда), Аргентората (Страсбурга), Лондиния (Лондона) и др. В это время с Римом соперничают превос¬ ходящая его площадью Александрия, Карфаген, Гадес, Антиохия, Да¬ маск. Возникают новые города в Палестине (Тибериада), в Сирии (Дура-Европос), в Египте (Антинополь), во Фракии (Адрианополь), в Африке (Тимгад) и др. Все они приобретают римский облик, правиль¬ ную планировку улиц, ведущих к форуму, украшаются собственными капитолиями, термами, библиотеками, театрами и амфитеатрами. Города и городская жизнь. По своему правовому положению города империи делились на три категории: колонии римских граж¬ дан и латинян, имевших особые права; муниципии; податные города. От ранга, присвоенного тому или иному городу, зависели отношения собственности и характер внутригородской жизни. Ко II в. в городах исчезли народные собрания, которым ранее принадлежала большая или меньшая роль в городской жизни, и местное управление сосредо¬ точилось в городских советах, часто называвшихся куриями, и у дол¬ жностных лиц — декурионов, обычно избиравшихся из числа наибо¬ лее влиятельных граждан. Из них формировалась магистратура. Выс¬ шие должностные лица, соответствовавшие консулам, именовались дуумвирами. Раз в пять лет избирались «дуумвиры пятилетия» (квин- квиналы), которые, подобно римским цензорам, проводили ценз и составляли список дуумвиров предшествующего срока. Городским благоустройством, соблюдением порядка в общественных местах, организацией игр ведали городские эдилы. Существовали также жре¬ ческие должности, приравненные к дуумвирату. Внешний вид города, его санитарное состояние, обеспечение неимущих граждан зависели от частной благотворительности и инициативы городской верхушки, а она, в свою очередь, — от экономического положения империи, спо¬ койствия на границах, безопасности на морских и сухопутных доро¬ гах, продуманности фискальной политики. 724
В цензах фиксировалось количество граждан в каждом из горо¬ дов, но народу с ними в городах жили люди, не имеющие гражданс¬ ких прав, — переселенцы из других городов и чужестранцы. В римс¬ ких городах они назывались «инколами», в греческих — «паройками». Уже в эпоху ранней империи они могли принимать участие в городс¬ кой жизни, посещать зрелища, пользоваться городскими термами. Они несли также муниципальные повинности, что не избавляло их от повинностей в городе, откуда они прибыли. Со временем грани меж¬ ду гражданами и инколами стираются. Доходы городов складывались из пошлин, а также из сдаваемых в аренду городских земель. Кроме того, в благодарность за оказанный почет дуумвиры пополняли государственную казну собственными средствами или брали на себя сооружение новых зданий, благоуст¬ ройство рынков, ремонт дорог. Выходцы из маленьких городов, пере¬ бравшись в Рим и приблизившись к императорскому трону, также осыпали родной город благодеяниями и удостаивались за это почет¬ ных постановлений и статуй. Эпоха Антонинов могла бы показаться «золотым веком» для всех городов, если бы не характер и масштабы вмешательства римской ад¬ министрации в их жизнь. При Нерве и Траяне в некоторые города посылаются городские попечители (кураторы), наделенные широки¬ ми полномочиями, и прежде всего правом контролировать городские финансы. Помимо того, в провинциальных городах за деятельностью администрации следили императорские наместники, без разрешения которых фактически нельзя было сделать ни шагу. Центральная власть ограничивает влияние старых полисных структур и вступает в непос¬ редственный контакт с индивидом помимо городской общины. Про¬ водимая римскими властями регламентация внутригородских отно¬ шений разрушала полис, способствуя более полному развитию част¬ ной собственности. Коллегии. Городское население империи, лишенное политичес¬ ких прав и утратившее вкус к политике, находило выход своей энер¬ гии в деятельности частных объединений по профессиональному, ре¬ лигиозному или иному принципу — коллегий. Коллегии защищали интересы своих членов, гарантируя им материальную или правовую поддержку в экстремальных обстоятельствах, служили опорой в по¬ стоянно меняющейся городской жизни, обеспечивая участие в реше¬ нии общегородских вопросов. Заменив политические партии, колле¬ гии оказывали влияние на выдвижение кандидатов на администра¬ тивные должности, на выборы вообще. Судя по литературным источникам и огромному числу сохранив¬ шихся надписей на латинском и греческом языках, существовали кол¬ 725
легии ремесленников (сукновалов, оружейников, булочников, но¬ сильщиков и др.), судовладельцев, торговцев разными товарами в том числе и рабами, представительниц древнейшей женской профессии, коллегии нищих, похоронные коллегии. Действовал специальный за¬ кон, определявший правила вступления в коллегии и выход из них, равно как права и обязанности их членов. В некоторых коллегиях до¬ пускалось участие рабов и женщин. Существовали коллегии, насчи¬ тывавшие по нескольку сотен, а были и такие, что не превышали ого¬ воренную законом норму — три человека. Общее имущество коллегий строго отделялось от частной собствен¬ ности их членов. Коллегии управлялись выборными лицами — предсе¬ дателями, попечителями, квесторами, полномочия которых определя¬ лись письменным уставом или обычаями. Они заведовали денежными средствами сообщества, а если оно носило производственный харак- тер — распределяли работу между его членами, вели переговоры с за¬ казчиками, ведали приемом и обучением новичков и, возможно, име¬ ли право исключать из коллегии тех, кто нарушал ее правила. Список всех членов коллегии выставлялся на всеобщее обозрение. Небогатые коллегии могли собираться на открытом воздухе или в харчевне, бога- тые обладали собственным местом сбора: под портиком какого-либо здания или в отдельном помещении, которое называлось «схола». Схо- ла была своего рода внешним фасадом коллегии и предметом гордости ее членов, вкладывавших в ее украшение средства, мастерство и талант. В схолах устраивались торжественные обеды и церемонии. Там осуще¬ ствлялся культ богов, покровителей ремесел и иной деятельности, а так¬ же гениев — покровителей каждой коллегии. В условиях, когда любая хозяйственная активность находилась вне сферы государственного вмешательства, когда работы по строитель¬ ству и ремонту дорог и общественных сооружений, сбор налогов и податей отдавались на откуп частным лицам, коллегии охватывали все сферы городской жизни. Они держали в своих руках все ремесла, строительство, транспорт и поэтому пользовались покровительством императорской власти. Не вмешиваясь в повседневную деятельность коллегий, импера¬ торы в то же время осуществляли за ними постоянный жесткий конт¬ роль, ибо любое неконтролируемое объединение в принципе могло стать очагом преступности, равно как и оппозиционных настроений. Наместник провинции Вифинии Плиний Младший, обратившийся к Траяну за разрешением основать коллегию для тушения пожаров, по¬ лучил такую отповедь: «Тебе пришло в голову, что можно основать коллегию пожарников у никомедийцев. Не забудем, однако, сколько беспокойства именно этой провинции и этим городам принесли со¬ юзы подобного рода. Какое ни дай им имя и с какой целью ни устраи¬ 726
вай, собравшись, они не преминут обратиться в тайное общество». В памятниках римского права и императорских эдиктах предусматри¬ вались жесточайшие наказания за создание запрещенной корпора¬ ции. «Тот, кто организует противозаконную коллегию, — пишет рим¬ ский юрист Ульпиан, — подвергается наказанию, равному с теми, кто нападает с оружием в руках на общественные места и храмы», т. е. отдавался на съедение зверям или сжигался живьем. Похоронные коллегии, вопреки их названию, не только обеспечи¬ вали своим членам достойное погребение. Из сохранившегося устава похоронной коллегии италийского города Ланувия видно, что устраи¬ вались совместные трапезы, на организацию которых шла часть взно¬ сов. Наряду со свободными в коллегию входили и рабы. В уставе отме¬ чалось, что при отпуске на свободу раб должен был внести в коллегию две амфоры вина. Пирушки членов коллегии внушали властям тревогу. Устав ланувийской коллегии содержит выписку из постановления се¬ ната, запрещавшего сходиться на пиры чаще, чем раз в месяц. За знанием. Среди тех, кто держал путь по прекрасным моще¬ ным дорогам, соединявшим города империи друг с другом и с Римом, в октябре, когда спадает летняя жара, можно было видеть не только проносящихся с быстротой стрелы императорских гонцов,, бредущих на побывку с границ солдат, торговцев, сельчан, гонящих по обочи¬ нам скот, но и стайки юнцов, не обремененных поклажей. Прислу¬ шавшись к вылетавшим из их уст словам — «advocatus», «orator», «eloquentia», — можно было понять, что их волновали не объявлен¬ ные на ближайшие нундины гладиаторские игры, не упавшие из-за обильных летних дождей цены на зерно и оливковое масло. Они шли в города за знанием, ибо если начальную грамоту молодежь изучала и в сельской глуши, то стать образованным человеком можно было только в городе, открывавшем школьные ворота всем свободнорож¬ денным римлянам и вольноотпущенникам, желавшим учиться и рас¬ полагавшим достаточными средствами для оплаты обучения. В I—II вв. многие города возникали на месте прежних галльских и германских поселков или среди лесов, в которых недавно раздавался вой зверей и находили убежище обладатели тайных знаний — друи¬ ды. И там все более мощно звучала латынь и можно было услышать бессмертные строки Вергилия «Агша virumque сапо» («Брань я и мужа пою»). Эти новые города, не менее чем своими храмами и амфитеат¬ ром, гордились школами, которые давали универсальное образова¬ ние (хотя еще не назывались университетами). Из всех школ Галлии прославилась та, что находилась в неболь¬ шом городке Августодуне (в переводе с кельтского — Августограде, ныне Отене). Еще во времена императора Тиберия туда, по словам 727
Тацита, «стекались дети знатных галлов для изучения свободных ис¬ кусств». Школа эта занимала почетное место между Капитолием и храмом Аполлона, и ее успехами интересовались не только в галльс¬ ких провинциях, но и в императорском дворце на Палатине. В сере¬ дине IV в. по высочайшему назначению прибыл в Августодун для при¬ нятия вакантной должности руководителя школы и одновременно ка¬ федр риторики и грамматики прославленный в Риме Эвмен. И это не было почетной ссылкой — император Констанций Хлор пожелал вер¬ нуть школе Августодуна ее былой авторитет, утраченный в годы, ког¬ да город перелетал от одного самозваного императора к другому, как набитый паклей кожаный мяч. Император помнил, что из школ Гал¬ лии, Испании, Африки вышли Квинтилиан, Тацит, Марциал, патри¬ отизм которых укрепил империю, а удаление из Рима он компенси¬ ровал Эвмену огромным жалованьем в 600 ООО сестерциев, правда, как об этом предупреждало подписанное монархом письмо, выплачи¬ ваемым не из фиска, а из городской казны, ибо император был уве¬ рен, что город должен сам оплачивать свою славу. Обучение в школах и содержание школьных помещений оплачи¬ валось не только из городской или имперской казны, но и теми, кто направлял учиться туда своих сыновей-наследников. В одной из са¬ тир, посвященных положению в Риме людей интеллектуального тру¬ да, изображено бедственное положение людей, добывающих себе хлеб не денежными спекуляциями, не трудом бесчисленных невольников, а собственным талантом. Герой сатиры — не названный по имени бо¬ гач, владелец великолепного особняка, украшенного колоннами из крапчатого нумидийского мрамора, которому прислуживает наемный специалист, умеющий с редким искусством накрывать стол, а сладкое ему готовит не менее искусный кондитер, — осмеливается предлагать самому Квинтилиану за обучение наследника жалких 2000 сестерциев в год. Да, добавим мы, этой суммы Квинтилиану едва бы хватило, чтобы нанять переписчика своего творения. Не было во всей империи мало-мальски образованного человека, который бы не слышал об афинской Академии и афинском Лицее, об их основателях Платоне и Аристотеле и не уступающих им талантами учениках. Если школа Августодуна собирала знатных галлов, то в Афины прибывали на кораблях юноши из самых отдаленных провин¬ ций. И уже не эпизодически, а постоянно императорская власть сле¬ дила за тем, чтобы не угасали факелы знаний, зажженные Платоном и Аристотелем. Марк Аврелий позаботился об учреждении в Афинах кафедры философии и установил для тех, кто ее поочередно занимал, жалованье в 10 000 сестерциев в год. Это была весьма умеренная пла¬ та, окупаемая, однако, славой преподавания в знаменитой школе и, естественно, гонорарами, получаемыми от родителей. Интеллектуаль¬ 728
ные услуги испокон веков оплачивались хуже, чем работа опытного ремесленника. На образовании и науке всегда экономили, но поток жаждущих мудрости никогда не ослабевал. Остия*. Время бурного строительства, развернутого Антонинами, оставило следы по всей империи, но особенно хорошо оно прослежива¬ ется археологически на судьбах самого близкого к Риму города — его порта Остии, расположенного в 18 километрах от столицы в устье Тибра. Город, уже во времена Суллы занимавший около 71 га и по разме¬ рам уступавший в Италии, кроме Рима, лишь Капуе (173 га) и Неапо¬ лю (101 га), во II в. расширился до 130 гектаров. По клеймам на кир¬ пичах установлено, что из поддающихся датировке зданий почти три четверти домов вновь построены или отреставрированы в эпоху Ан¬ тонинов (12% датируются временем Траяна, уделявшего много вни¬ мания также строительству новой гавани; 43% — Адриана, 17% — Ан¬ тонина Пия). Далее по инерции город продолжает понемногу стро¬ иться при Септимии Севере (12%), а затем строительство замирает, отражая ту общую ситуацию, в которую попала империя с приходом к власти Северов накануне кризисного III в. Адриан создал фактически новый город по образу и подобию того Рима, который возник после опустошительного пожара при Нероне. План города, 57% площади которого занимали инсулы, был правиль- дым, улицы пересекались под прямыми углами, и главная из них, про¬ резавшая Остию с востока на запад, возле форума была украшена пор¬ тиками, точно так же, как и при подходе к форуму Рима. Обществен¬ ные здания и храмы, первоначально строившиеся из местного туфа, к этому времени покрываются мраморной облицовкой — благо хлынув¬ ший в Рим мрамор Греции, Африки, Малой Азии частично оседал в порту, да и балластом для входивших в гавань кораблей часто служили мраморные блоки. Город, постоянное население которого колебалось в начале им¬ перии в пределах 35 000—40 000 человек, отличался от Рима лишь величиной построек. Его жителям вполне хватало сооруженного при Августе театра почти на 3 000 мест. К их услугам было 14 обществен¬ ных бань, которые вместе с отстроенными во II в. императорскими термами обеспечивали потребности населения не хуже, чем в Риме. И хотя термы Остии были не столь грандиозны и роскошны, как римские, в комфортабельности они не уступали столичным. Осо¬ бенно благоустроены были термы, получившие в наше время услов¬ ное название «термы форума». Расположение помещений, учитыва¬ ющее направление ветров и перемещения солнца, сложные системы * Параграф написан JI. С. Ильинской. 729
вентиляции и отопления, позволявшие поддерживать в разных по¬ мещениях температуру, соответствующую их назначению, — все это как бы иллюстрировало касающиеся устройства терм разделы зна¬ менитого трактата Витрувия «Об архитектуре». Достаточно изыскан¬ ной была и отделка всех трех терм, имевших мозаичные полы и мо¬ заичные картины на стенах. Как и в Риме, в Остии был свой Капитолий, где по распоряжению Адриана был возведен большой храм капитолийской триаде богов, к которому вела широкая мраморная лестница. Храмы богам находи¬ лись не только в центре, но и по всему городу. Наряду с привычными отеческими богами появляется все больше и больше храмов восточ¬ ных пришельцев. Это и храм фригийской Великой матери, чьи празд¬ ники справлялись не менее шумно, чем в Риме, и египетского Сера¬ писа близ гавани, который чаще всего посещали восточные моряки, и многочисленные группы святилищ Митры (митреумов), и синагога, оказавшаяся самой крупной из иудейских синагог, известных в Сре¬ диземноморье (850 кв. м). Постепенно появляются и христианские храмы, сначала, как и все другие, на свободных участках, затем — на фундаментах и руинах жилищ поверженных языческих богов, особен¬ но ненавистного христианам из-за его популярности Митры, чьих почитателей к III в. было ничуть не меньше, чем приверженцев Хрис¬ та. И, конечно же, повсюду следы культа императоров, исполнение 730
Митреум Остии. Мозаика пола с символами семи планет и ступеней посвящения Митреум Остии. Мозаика пола с митраистской символикой которого с приходом империи стало свидетельством лояльности ре¬ жиму. Это и храм Ромы и Августа, возведенный при Тиберии и быв¬ ший до расширения и переоборудования синагоги самым крупным зданием города, и храм Домициана, и просто сохранившиеся поста¬ менты статуй императоров, в особенно большом числе найденные в комплексе помещений, где располагалась когорта пожарников. Сре¬ ди них императорский культ пользовался особой популярностью, по¬ скольку императоров, установивших в Риме пожарную службу, немед¬ ленно скопированную остальными городами империи, они считали своими покровителями. Город, принимавший товары со всего мира, без труда обеспечивал занятость своего населения, состоявшего преимущественно из торгов¬ цев или людей более скромных профессий, но равным образом связан¬ ных с портом, — водолазов, грузчиков, кладовщиков, смотрителей до¬ ков, канатчиков, счетоводов, лодочников, «тягачей», тащивших вверх по Тибру в Рим суда, на которые предназначенные для столицы товары сгружались с более крупных кораблей. Особенно много людей было занято торговлей и хранением товара — недаром 16% городской терри¬ тории занимали склады и лавки, располагавшиеся по обеим сторонам улиц или в первых этажах инсул. Уже сейчас, хотя раскопки не завер¬
шены, обнаружено более 800 таких лавок и множество складов, из которых наибо¬ лее впечатляют зерновые, в несколько этажей окружавшие гигантский (40 га) шестиугольный бассейн гавани Траяна. Существовал и целый квартал дело¬ вых людей. Он находился возле теат¬ ра — за портиком, примыкавшим к те¬ атральному зданию. Там, внутри двой- Инсула Остии. ной колоннады, было устроено около Современное состояние jq небольших помещений для деловых встреч. Принадлежали они публиканам Рима и представителям дру¬ гих, подчас далеких портовых городов. Каждая из таких своеобразных «контор» имела свою эмблему, выложенную над дверями мозаикой. По ней можно было судить о деловых интересах владельца или о горо¬ де, который он представлял. Встречаются эмблемы с изображением портов Африки, Испании, Сардинии, Галлии. Символы и обычно со¬ провождающие их пояснительные надписи показывают, что здесь зак¬ лючались торговые сделки, связанные с покупкой шкур, леса, золота, зеркал, зерна, дынь, фасоли; слоновой кости и шелка, поступавших из дальних краев; цветов, чей путь мог быть только коротким. Как и всюду, доходы обитателей Остии были неодинаковы, но в отличие от Рима здесь не было людей, не имевших заработка. Поэто¬ му в Остии инсулы — это не острова нищеты. С ростом населения и до того немногочисленные дома-особняки полностью вытесняются вновь построенными инсулами. В большинстве из них были балконы, огражденные решетками и засаженные зеленью; зелень украшала и дворы, где, в зависимости от состоятельности обитателей, могли уста¬ навливаться также статуи и устраиваться фонтаны. Более богатые ин¬ сулы имели просторные входные помещения, часто украшавшиеся мозаикой и колоннами; стены и своды таких инсул покрывались фресковой живописью. Остия, эти «уста Рима», в сущности, была Римом в миниатюре. Жизнь порта настолько тесно сплеталась с жизнью питавшей его ак¬ тивность столицы, что даже в городских фастах Остии с равной тща¬ тельностью отмечались и чисто местные, и римские события (такие, например, как навмахия, устроенная в Риме по случаю освящения храма Венеры Прародительницы, или завещание Цезарем народу сво¬ их садов за Тибром). Поэтому облик города мог бы показаться нети¬ пичным, если бы не возможность сравнения с сохранившимися под пеплом Везувия небольшим курортным городком Геркуланумом и особенно с Помпеями, торгово-ремесленным центром, каких было немало в Италии и по всей империи.
Помпеи. Конечно, значение Помпей несопоставимо с ролью, какую играла Остия, морские ворота Рима, через которые сюда сте¬ кались богатства. Это был рядовой городок, почти не оставивший о себе памяти в произведениях историков и поэтов, славившийся, впрочем, своим терпким вином, благоуханными розами и острым соусом из макрели. Но гибель Помпей превратила их в совершенно уникальный памятник римского искусства и римской жизни. С по¬ мощью Помпей заговорили немые камни других городов империи и самого Рима. В городе, освобожденном от пепла, можно пройти по двум глав¬ ным улицам. Одна из них ведет с севера на юг, другая — с востока на запад. Остальные улицы, параллельные главным, образуют прямоу- гольники-инсулы. В отличие от Рима и Остии, где в каждом из таких прямоугольных «островов» высились многоэтажные громады, здесь располагались одноэтажные постройки-особняки или, ближе к окра¬ инам, хижины бедняков. На пересечении главных улиц находился форум. Он был окружен портиками и заполнен статуями (ни в Риме, ни в Остии статуи, за редкими исключениями, не сохранились). Не¬ подалеку от форума находились два театра, в другой части города — каменный 'амфитеатр, предназначенный для гладиаторских боев и травли зверей. На каменных скамьях, поднимавшихся рядами вокруг овальной арены, могло разместиться 20 ООО любителей кровавых зре¬ лищ. Вблизи амфитеатра была рас¬ положена площадка для гимнасти¬ ческих упражнений. На каждом шагу — лавки, ма¬ газины, мастерские ремесленни¬ ков, художников. Рисунки на сте¬ нах домов живо дополняют карти¬ ну торговой жизни. На одной из фресок изображена торговля тка¬ нями. Покупатели, сидя на скамье, внимательно рассматривают раз¬ вернутую ткань. Одному, видимо, удалось найти изъян, и он указы¬ вает на него пальцем. Но продавец, возмущенно вскинув руку, уверяет, что его товар высшего качества. В сапожных мастерских Помпей, как видно из фрески, производился срочный ремонт обуви. В ожида¬ нии один из посетителей углубил- Стены помпейских особняков: ся в чтение папируса, другой заг- восточные мотивы 733
Амурчики (излюбленный сюжет помпейских фресок) лядывает в свиток через его плечо. Тем временем подмастерье надева¬ ет заказчику башмак, а хозяин мастерской подает знак, чтобы при¬ несли второй. Мальчик-раб с корзинкой в руках стоит сзади. Видимо, содержание папируса заинтересовало и его. На другом рисунке представлена сценка из школьной жизни. Бо¬ родатый учитель, по-видимому, грек, объясняет урок. Прилежные уче¬ ницы сидят на скамье, положив на колени таблички. Ученики слуша¬ ют стоя, прислонившись к колоннам. Похоже, один из них прови¬ нился: его подняли на плечи другого и секут. Но самое ценное из всего, что подарил нам город под пеплом, — это возможность проникнуть в такие детали общественной и частной жизни горожан, какие не дает ни одно из произведений античных авторов в отдельности, да и все они, вместе взятые. Обитатели Помпей, как истые южане, отличались общительнос¬ тью. Они делились своими радостями и огорчениями, доверяя их не только соседям, но и стенам, на которых, особенно в общественных местах, сохранилось множество надписей. «Амплиат Педания — вор», — предостерегает одна из надписей. «Нечего делать тебе, без¬ дельнику, здесь. Убирайся!» — угрожает другая. «Дверь для просьб пусть будет глуха, открыта для денег», — поучает третья, комментируя оставленные на стене жалобы влюбленного, обещающего переломать ребра самой Венере за то, что «она пронзила его нежную грудь». Од¬ ного из помпеянцев настолько раздражало пристрастие к маранию стен, что он не мог не выразить своего возмущения, при этом исполь¬ зовав ту же стену: Удивляюсь тебе я, стена, что ты еще не упала, Вынеся стольких писак сплетни и болтовню. Надписи Помпей выразительнее любого литературного текста монстрируют пристрастие помпеянцев к кровавым зрелищам. Не 734
только на форуме, стенах домов, базилик, театра, на городской стене близ ворот, но даже на могильных плитах вдоль дороги к Помпеям выделялись вычерченные красной краской объявления, задолго до начала обещанного сражения приводившие в волнение будущих зри¬ телей: «Гладиаторы Суетрия Церта, эдила, будут биться в Помпеях на¬ кануне июньских календ. Звериная травля. Тент». Иногда на стене появлялась целая афиша, в которой, помимо всего прочего, указыва¬ лись имена гладиаторов и число поединков, в которых они будут уча¬ ствовать. На одной из афиш какой-то помпеянец пометил по завер¬ шении игр, кто из бойцов погиб, кто — победил, а кто в награду за понравившуюся схватку был отпущен на свободу. Особенно ценны для понимания внутренней жизни города надпи¬ си, которыми были испещрены в преддверии выборов стены домов на ведущих к форуму улицах. Из них видно, сколь напряженная борьба разворачивалась за голоса избирателей. Отдельные, по-видимому, ува¬ жаемые в своей среде, лица и коллегии — плотников, хлебопеков, из¬ возчиков, зеленщиков, сукновалов, ювелиров и других профессий — публично заявляли о поддержке того или иного кандидата. «Прошу (просим) вас, выберите!» (ого vos, feciatis!) — взывали они к прохожим с таким постоянством, что призыв этот стали писать сокращенно — по одной начальной букве от каждого слова — o.v. f. Вполне понятно было читающим эту уличную пропаганду и сокращение стандартного каче¬ ства кандидата, обычно именуемого «достойным общественной дея¬ тельности» (dignum rei publicae — d. г. p.). Остальные достоинства, объявляемые значительно реже, писали полностью (честнейший, дос¬ тойнейший, совестливейший), иногда надпись напоминает избирате¬ лям, что достоинства кандидата должны быть известны им самим: «че¬ стность его вы испытали», «он дает хороший хлеб». Нередко надпись обращена к определенному адресату с просьбой, а порой и настоянием, сопровождающимся укором: «Требий! Про¬ снись, выбирай!», а часто и недвусмысленным намеком на прямую выгоду: «Прошу тебя, Лорей, выбери Сабина эдилом, и он тебя выбе¬ рет!» В ходе предвыборной борьбы бывали случаи уничтожения над¬ писей конкурентов, как свидетельствует приписка, сделанная под од¬ ной из них: «Пусть возьмет тебя хворь, если из зависти это уничто¬ жишь», и сентенция, размещенная возле другой: «Подражать надо, а не завидовать». Применялись и более изощренные методы сокруше¬ ния опасного противника: старательно выведенным призывом голо¬ совать за кандидата от имени «всех сонливцев и пьянчуг», или «ста¬ рых кутил», или некой Кукушки, известной своим легким поведени¬ ем, явно хотели бросить тень на репутацию кандидата. Когда выборы завершались, на все эти надписи уже никто не об¬ ращал внимания, а на следующий год, покрыв их слоем белой штука- 735
Помпейская фреска турки, освобождали пространство для новых призывов, и все начина¬ лось сначала. Благодаря этому политическая жизнь города известна на протяжении даже не нескольких лет, а нескольких десятилетий. Помпеи раскрывают перед нами и детали религиозной жизни, обычной для любого города начала Римской империи. В одной из сво¬ их эпиграмм Марциал, оплакивая город, недавно защищенный зеле¬ ной тенью Везувия, а ныне засыпанный его пеплом, вспоминает о божественной триаде — Вакхе, Венере и Геркулесе, покровительство¬ вавших Помпеям, но не пожелавших их защитить. Венера считалась кормилицей города, Вакх был покровителем процветавшего в нем ви¬ ноградарства, а Геркулес мыслился основателем города. Почитание этих богов оставило в Помпеях многочисленные следы. Наряду с эти¬ ми богами почиталась и капитолийская триада — Юпитер, Юнона и Венера. Новым явлением был культ богов восточного происхожде- ния, и это характеризует ситуацию, общую для многих городов римс- кого запада, стоявшего на пороге великих религиозных перемен. В городе укоренилась египетская богиня Исида. Она имела свой собственный храм, в архитектуре которого не было ничего египетское го, но колонны были покрыты иероглифами, а на внутренних стенах изображалась процессия египетских жрецов богини со свитками, мУ“ зыкальными инструментами, сосудами для воды особой формы. 736
Культ Исиды, как показывают надписи, найденные в частных до¬ мах, осуществлялся не египтянами, а помпейцами италийского про¬ исхождения. Новым пришельцем был также малоазийский бог Зевс фригийский. В его храме обнаружена ниша со священным черным камнем. Особенно многочисленны в городе следы императорского куль¬ та, подчеркивавшие исключительную лояльность помпейцев. Вся южная сторона форума была занята конными статуями императо¬ ров, от которых сохранились пьедесталы. В центре этой конной группы высился колосс Августа в окружении Клавдия, его супруги Агриппины и Нерона, которого помпейцы не решились убрать даже после его официального низвержения постановлением сената. Ста¬ туи императоров и членов императорского дома украшали и другие участки форума — конная статуя то ли кого-то из сыновей Германи- ка, то ли Каракаллы стояла перед входом в храм Юпитера на север¬ ной стороне форума, двое сыновей Германика, погубленных проис¬ ками Сейяна во времена Тиберия, были запечатлены на одной из сторон возвышавшейся на северо-западе форума арки, увенчанной конной статуей Тиберия; поблизости, над другой аркой, высилась статуя Нерона; на западной стороне форума находилась площадка для отправления императорского культа, которым ведала, как и в Риме и Остии, коллегия августалов, состоявшая главным образом из вольноотпущенников. Кухонная посуда помпейцев Весы 24 Немировский А.И.
кой идеологии, для которой Римская империя была «государством дьявола», ни готовности угнетенных низов в кризисные эпохи соеди¬ ниться с варварами, лишь бы освободиться от уз жестокой и безнрав¬ ственной власти. 1=1 Источники и историография. Наши знания о городе и городской II— жизни эпохи империи покоятся на огромном материале источников. Помимо обширнейших сведений, донесенных авторами эпохи Антонинов в исторических трудах, речах, письмах, романах, юридических трактатах, мы обладаем необозримыми археологическими данными и колоссальным коли¬ чеством надписей, преимущественно на латинском и греческом языках. Речь идет о сотнях тысяч эпиграфических текстов, число которых возрастает с каждым годом. Любой из городов обладает большим или меньшим камен¬ ным архивом, позволяющим изучить жизнь его обитателей и выделить то, что присуще менталитету граждан и подданных Римской империи, что отно¬ сится к городской политике римских властей, городскому самоуправлению, хозяйственной деятельности, уровню образования, положению отдельных социальных групп. Во второй половине XIX в. на этом материале выросли первые серьезные исследования, посвященные истории римских провинций и римской город¬ ской жизни (С.В. Ешевский, немецкие ученые Э. Кун и Т. Моммзен). После¬ дний посвятил римским провинциям эпохи империи 5-й том своей знамени¬ той «Истории Рима», объединив историю римской администрации с иссле¬ дованием преимущественно политической и культурной жизни римских про¬ винций. Главным итогом столетий Римской империи Моммзен считал «распространение по всему миру греко-римской цивилизации в процессе формирования городского общинного строя и постепенного приобщения к этой цивилизации варваров и прочих иноземцев». Накопление археологических, эпиграфических, папирологических ма¬ териалов в первой четверти XX в. привело к качественным изменениям в области интерпретации истории. С помощью источников обновляется исто¬ рия городов и городской жизни римской державы. В этом особенно велики заслуги американского ученого А. Джоунса и М.И. Ростовцева. Расцвет рим¬ ской культуры Ростовцев связывал с деятельностью «городской буржуазии», а ее упадок — со вступлением на арену истории «пролетариата». По мнению Джоунса, причиной упадка городов и их конечной гибели была узость круга богатых граждан, сужение господствующего слоя, чему способствовала нера¬ зумная политика императорской власти. Одновременно французский ученый Г. Глотц выступает против господ¬ ствовавшего прежде мнения о негативной роли римской политики и римс¬ кой администрации в цивилизационном процессе, уверяя, что Рим действо¬ вал не огнем и мечом, а подчинял народы дипломатией и уважительным от¬ ношением к их культурному прошлому. После Второй мировой войны и сближения европейских народов в идеа¬ лизацию римского феномена включаются немецкие ученые. В. Пешель про¬ тивопоставляет высоту моральных ценностей императорского Рима гречес¬ 740
кому сепаратизму и эгоизму. По его мнению, римская духовная культура — идеал, к которому должно быть обращено современное сознание, еще не из¬ бавленное от националистических предрассудков. Социально-экономическими процессами в жизни городов империи актив¬ но занимались отечественный ученый старшего поколения А.Б. Ранович, по¬ святивший монографию восточным провинциям Римской империи, а в после¬ дние годы — А.И. Павловская, Е.С. Голубцова, И.С. Свенцицкая, Ю.К. Ко- досовская. Надписи позволили по-новому поставить вопрос о роли полиса в системе Римской империи, о характере процесса романизации и взаимовли¬ яния культур покоренных Римом народов. Глава 20 ВОЕННАЯ МОНАРХИЯ СЕВЕРОВ (193-235 ГГ.) Вместе с Коммодом не только оборвалась династия Антони¬ нов, но и завершился век относительной стабильности и благо¬ получия, для кого-то бывший, а в сущности — лишь казавшийся «золотым веком». Государство приблизилось к краю пропасти, но еще отыскались силы, сумевшие удержать империю от паде¬ ния. Для этого пришлось отказаться не только от провозглашен¬ ного идеологами принципата союза между сенатом и импера¬ торской властью, но и от традиционной римской религии. Чуж¬ дые ей восточные боги, давно уже принятые в пантеон в каче¬ стве почетных гостей, стали хозяйничать в императорском дворце. Подлинной опорой власти сделались солдаты, причем не италийского, а африканского, дунайского и восточного про¬ исхождения. Для Рима наступили суровые времена военно-бю¬ рократического режима. И этому в полной мере соответствова¬ ли имена новых императоров — Северы («суровые»). Септимий Север. Каракалла. Макрин. Элагабал. Алек¬ сандр Север. Итак, на смену Антонинам, выходцам из Испании, пришли африканцы, сирийцы Северы. Основатель династии Септи¬ мий Север (193—211) родился в пунийском городе Лептисе и, хотя по¬ лучил основательное образование в Риме, о своем африканском про¬ исхождении никогда не забывал. Кумиром императора был не завое¬ ватель Африки Корнелий Сципион, а его великий противник Ганни¬ бал, и он не уставал воздвигать ему памятники. Среди любимых его книг была «Югуртинская война» Саллюстия, и он не расставался с ней даже в походах. Пристрастие же к Востоку сказалось и в выборе им второй жены по гороскопу. Она была родом из малоазийской 741
Эмессы, славившейся храмом бога Солнца. Вместе с Юлией Домной в Рим пришел и культ этого восточного божества. До занятия престола Септимий Север командовал войсками в Ис¬ пании, Сардинии, Галлии, Паннонии и при Коммоде дослужился до должности командующего германскими легионами. Далекий от им¬ ператорского двора с его интригами, он готовил себя к захвату римс¬ кого престола и шел к нему во всеоружии административного и воен¬ ного опыта. Будучи человеком несгибаемой воли, Септимий Север добивался своих целей, не считаясь с чьими-либо возражениями и тем более сопротивлением. Жестокость он возвел в принцип управле¬ ния государством. Большую часть своего жизнеописания он посвятил ее оправданию. Время от времени Септимий Север занимался фило¬ софией и сумел философски оценить итоги своего продвижения к вершине власти: «Я был всем, и все это ни к чему». Современники запомнили его высоким, с седыми курчавыми волосами, говорящим с пунийским акцентом. Ужасом империи стал сын Септимия Марк Аврелий Антонин, по¬ лучивший прозвище Каракалла* (211—217), вошедший вместе с Ком- модом в галерею наихудших сыновей, унаследовавших императорс¬ кую власть. Его жестокость, в отличие от отцовской, была бессмыс¬ ленной. Он не только убил своего сводного брата Гету на груди у маче¬ хи — сирийки Юлии Домны, но и взял ее себе в жены. Среди уничтоженных им римлян оказался и его воспитатель, известный юрист Эмилий Папиниан, опыт которого мог бы ему пригодиться и избавить от многих оплошностей и ошибок. Бездарный и честолюби¬ вый, он присвоил себе титулы Германский, Парфянский, Арабский, Алеманнский. Поэтому кто-то в шутку дополнил этот список прозви¬ щем «Величайший Гетский» (по имени убитого брата). Смерть Кара- каллы оказалась достойной его жизни. Он был убит собственным те¬ лохранителем близ памятных римлянам Карр. Сменил Каракаллу на троне организатор заговора мавританец Макрин. Это был человек малообразованный, но не невежда. Сохра¬ нилось посвященное ему сочинение Ампелия, также африканца, под названием «Памятная книжица», состоящее всего из сорока неболь¬ ших главок — кажется, это был максимум того, что мог освоить адре¬ сат. О том, кем был Макрин у себя на родине, сведений нет, но харак¬ терно, что пророчества о нем сохранили анналы одного из карфаген¬ ских храмов. По кровожадности Макрин не уступал Каракалле. Не¬ дисциплинированных воинов он распинал на крестах, как рабов, не уставая изобретать для них все новые и новые казни. За полтора года * От галльского плаща с капюшоном, которому император отдавал преД' почтение и ввел в употребление. 742
пребывания у власти Макрин ни разу не побывал в Риме, однако сенат удостоил его титула Благочестивый и Счастливый. Он и впрямь мог показаться таковым по сравнению со сменившим его Элагаба- лом (218-222). Согласно древнему преданию, культу¬ ру в Италию принес бог Сатурн, приплыв¬ ший на корабле с Востока. В 218 г. стал императором и «живым богом» прибыв¬ ший из Финикии пятнадцатилетний Ав- о А ^ Септимий Север релии Антонин, жрец солнечного бога, . - у , r „ V, ^ ^ ’ (изображение на монете) взявшии его имя — Гелиогабал (Элагабал). На его корабле в Рим был доставлен свя¬ щенный метеорит из Эмессы. Презиравший римские законы, он меч¬ тал перенести на Палатин обряды и обычаи финикийцев и иудеев. Вме¬ сте с восточными верованиями в Рим пришла и восточная роскошь — серебряные самовары и котлы с фигурными украшениями, воспроиз¬ водящими откровенно эротичные сцены, одежды из чистейшего шел¬ ка, покрывала из золотых нитей, спальни, устланные розами, ванны из вин и благовоний, диковинные рыбы и трюфеля, усыпанные жемчу¬ гом; гусиной печенью, считавшейся деликатесом, кормили здоровен¬ ных псов, на которых император разъезжал по городу, иногда заменяя их прирученными львами и обнаженными женщинами. Часть дворца была превращена в зверинец, куда в величайшем множестве были заве¬ зены дикие животные. По ночам их рев, сливаясь со звуками диковин¬ ных инструментов и пением, разносился по городу, и его жители могли ощутить себя обитателями Аравии или Нубии. К привычным для римлян кровавым развлечениям Элагабал до¬ бавил игры, напоминающие современные лотереи. Приглашенных на роскошные пиршества ожидали на столе ложки-жребии. В соответ¬ ствии с обозначениями на них гостям доставались то десять мух, то десять фунтов золота, то десять страусов, то десять стеблей лука, то десять дохлых собак. Другой забавой императора было ставить на сто¬ лы перед прихлебателями искусное изображение яств из воска, сло¬ новой кости, глины, мрамора или стекла. Предсказатели предрекли императору насильственную смерть, и он тщательно к ней готовился: запасся веревками, свитыми из шелка и багрянца, чтобы удавиться, и золотые мечи, чтобы заколоться. Смерть же застигла Элагабала в отхожем месте. Тело его крючьями волочили по городу и сбросили в клоаку, откуда вместе с нечистотами °но было вынесено в Тибр. Римляне, не гнушавшиеся его дарами и 743
даже поздравлявшие друг друга с таким щедрым императором, узнав о его позорном конце, начали изощряться в подборе подходящих про¬ звищ: Тиберин, Протащенный, Грязный. Освободившийся трон занял двоюродный брат Элагабала четыр¬ надцатилетний Александр Север (222—235), родившийся в африканс¬ ком городе Арке. Несмотря на юный возраст, он сразу получил от се¬ ната титул «отца отечества», проконсульские права и трибунские пол¬ номочия. Это объяснялось не только ненавистью сенаторов к пред¬ шественнику, но и тем, что во время правления Элагабала бабка и мать будущего императора не скрывали, что им дороги римские обы¬ чаи и императоры, правившие в согласии с сенатом. При Септимии Севере, как свидетельствуют надписи, по отношению к императору стало применяться обращение dominus (господин). Александр это зап¬ ретил. Одеждой и поведением он ничем не отличался от знатного рим¬ лянина. Он охотно учился, увлекаясь поэзией, живописью и музы¬ кой. Первые десять лет своего правления новый август находился под контролем бабки и матери, умных и властных женщин; не пренебре¬ гал он и советами видных юристов — Павла и Ульпиана. Они занима¬ ли должности префектов претория, будучи самыми вляительными после императора лицами в государстве. После убийства Ульпиана преторианцами Александр сохранил верность избранному им поли¬ тическому курсу опоры на сенат. В то же время он проявил выдающи¬ еся военные способности, оправдав полученное во время коронации имя Александр. Но это не помешало в 235 г. взбунтовавшимся солда¬ там убить его вместе с матерью. Рим потерял достойного императора, а сенат оказался лицом к лицу с солдатской стихией. Военные преобразования. Объявив себя официально сыном Марка Аврелия и братом Коммода, Септимий Север был далек от того, чтобы придерживаться политической линии Антонинов. Его взгляды были выражены в предсмертном обращении к сыновьям: «Будьте дружны между собой, обогащайте солдат, об остальном може¬ те не заботиться». Придя к власти с помощью солдат, Септимий Север более чем кто-либо из его предшественников пестовал и совершен¬ ствовал армию. При вступлении на престол он не только по-царски наградил поддержавших его легионеров, но и увековечил названия римских и дунайских легионов в легендах выпущенных монет. Вете¬ раны освобождались от муниципальных налогов и повинностей, ко¬ мандный состав получал почетные титулы. Было увеличено жалова¬ нье рядовым воинам, и они получили право носить золотое кольцо, подобно сенаторам и всадникам; центурионы вводились во всадни¬ ческое сословие. Обычные наградные знаки фалеры стали золотыми и серебряными. Были сняты существовавшие ранее ограничения на 744
связи солдат с обитательницами прилагерных поселков. Рождавшие¬ ся дети получали гражданские права. Аристократию Север не жаловал: он противопоставил ей в каче¬ стве надежного оплота своей власти полуварварскую гвардию и со¬ стоящий из паннонцев и сирийцев парфянский легион, расквартиро¬ ванный близ Рима. При Севере, по словам историка, «Рим перепол¬ нился толпами пестрого военного люда дикого внешнего вида, с от¬ вратительно искаженной речью и деревенскими повадками». И хотя сам император говорил с пунийским акцентом, команды его воспри¬ нимались и беспрекословно исполнялись. Система управления*. От императора, давшего армии неви¬ данные ранее привилегии, сенат не мог ожидать каких-либо побла¬ жек. И хотя при вступлении на трон Север обещал не преследовать сенаторов, этого обещания он не сдержал. Достаточно было кому- либо из них высказать самостоятельное суждение, чтобы быть схва¬ ченным и подвергнуться пыткам, а то и лишиться жизни. Казни чаще всего обрушивались на наиболее обеспеченных его подданных, а так¬ же выходцев из Испании и Галлии, составлявших опору династии Ан¬ тонинов. Значительными были изменения, внесенные Септимием Севером в область финансового управления. Он впервые создал вместо канце¬ лярии целое ведомство для управления своим личным имуществом (patrimonium privatum), которое колоссально возросло за счет кон¬ фискаций владений у лиц, поддерживавших во время гражданской войны других претендентов на престол. Императорская казна (фиск) приобрела государственное значение, а казна сенатская (эрарий) была превращена в римскую городскую кассу. «Многие были погублены, — сокрушался один из римских историков, — одни — за то, что шутили, другие — за то, что молчали, третьи — просто из-за того, что позволя¬ ли себе двусмысленные выражения». Функции сената, который все больше слабел, буквально на глазах перехватил так называемый совет императора, назначенный им же. Вместе с тем Септимий Север стремился придать своей политике мак¬ симально «законную» форму. Он привлек в свой совет виднейших юристов — Папиниана, Павла и Ульпиана. Решения этого органа, по существу, вытеснили в законодательной сфере сенатские постановле¬ ния. Управление империей осуществляла громоздкая бюрократичес¬ кая система. Чиновничество приобрело могущество, сопоставимое лишь с влиянием армии. При назначении на должности преимущество отдавалось не пред¬ ставителям старой аристократии, а, как уже при Флавиях, всадникам * Параграф написан В.И. Уколовой. 745
и провинциалам. Италия по статусу была приравнена к другим про¬ винциям. И все же относительная устойчивость обеспечивалась ско¬ рее не преданностью подданных, а страхом перед наказанием. В про¬ винции посылались городские кураторы, осуществлявшие контроль за финансами. Соглядатаи, состоявшие на государственной службе, следили за настроениями на местах и регулярно информировали Рим обо всех случаях недовольства, после чего следовала кара за прегре¬ шения против императора и государства. При Септимии Севере получает детальную правовую разработку градация людей на категории при назначении наказания. Прови¬ нившихся делили на «почтенных» и «низших». Сенаторы, всадники, высшие офицеры были отнесены к высшей правовой категории, прочие — к низшей. Последних можно было осуждать на мучитель¬ ную смерть, превращать в рабов. Ссылки удостаивались лишь «по¬ чтенные». Люди, принадлежавшие к высшей правовой категории, могли обратиться с апелляцией прямо к императору. Они были ос¬ вобождены от многих государственных повинностей — трудовой и даже военной (правда, это касалось лишь лиц высшего ранга в дан¬ ной категории). Налоги всегда были важнейшей питающей средой для всей хозяй¬ ственной жизни Римской империи. Однако провинция не желала полностью уплачивать налоги центру, к тому же казна страдала от злоупотреблений сборщиков налогов. Септимий Север установил жес¬ ткий контроль в этой сфере, возложив главную ответственность на кол¬ легии высших представителей городского самоуправления — децем¬ виров. Был увеличен объем как денежных, так и натуральных повин¬ ностей городов и провинций. Но несмотря на принятые Септимием Севером меры, все больше ощущался недостаток финансов. Деньги обесценивались, цены соответственно повышались. Процветала спе¬ куляция. Все это предвещало грядущий глубокий кризис. Эдикт Каракаллы. В 212 г. Каракаллой был издан декрет, рас¬ пространявший права римского гражданства на все свободное насе¬ ление империи (или по крайней мере на большую его часть). Эдикт Каракаллы с полным основанием может быть отнесен к числу актов замедленного действия. Как это ни странно, но нет никаких следов увеличения числа римских граждан в эпоху Северов, равно как и ли¬ кования по поводу уравнивания населения империи в правах. Потре- бовался период в три человеческих поколения, чтобы на основании этого эдикта при Диоклетиане права римского гражданства реально получило множество неграждан. Остается загадкой, осознавал ли Ка¬ ракалла (или его окружение) запрограммированность этого акта объективнщми тенденциями развития империи или он был продик¬ 746
тован субъективными побуждениями. Но как бы то ни было, семя, попавшее в почву, не подготовленную вследствие возраставшего кри¬ зиса, не засохло и дало со временем могучие ростки. Под знаком это¬ го эдикта развивается целая эпоха поздней Римской империи, когда возникла реальная возможность использования этого законодатель¬ ного акта в фискальных целях. Новшества Александра Севера. Александр Север попытался несколько видоизменить военизированный характер управления им¬ перией, установившийся при его предшественниках. При нем сенато¬ ры стали играть более заметную роль в государственных делах. Он умел подбирать способных людей на государственные посты и счи¬ тал, что продвигать по служебной лестнице надо тех, кто не домогает¬ ся почестей, а стремится их избежать. Им был проведен ряд законов, в том числе касающихся императорского казначейства и коллегий ре¬ месленников, которые были поставлены под контроль государства. Внутренние и внешние войны. Часть азиатских провинций Рима и Египет не признали назначения Септимия Севера императо¬ ром. Там власть захватил мятежный полководец Песцений Нигер. По¬ скольку его не удалось склонить к миру с помощью уступок, Септи- мий Север двинул свои легионы через Боспор. В ходе первого сраже¬ ния с Нигером был захвачен Кизик, считавшийся неприступным. Но Византий не сдавался, и для его осады пришлось оставить значитель¬ ную часть войска. Переправившись через Тавр, Север разбил Нигера в битве при той самой Иссе, где когда-то Александр Македонский одержал решающую победу над персами. Во время бегства к парфянам, оказывавшим ему поддержку, Нигер был настигнут и обезглавлен. Поражение дорого обо¬ шлось его сторонникам. Сирия была разделена на две провинции, а бывшая столица Селевкидов Антиохия низведена до уровня обыкно¬ венной деревни. Сенаторы, поддерживавшие Нигера, были казнены; его солдаты пополнили войско победителя. Героически оборонявший¬ ся Византий пал последним. Византийцы сдались лишь после того, как им показали поднятую на шест голову Нигера. Защитники города и его должностные лица были казнены, город лишен автономии, а его земли переданы соседнему Перинфу. Это произошло за 120 лет до провозгла¬ шения Византия — Константинополя столицей империи. Закрепив за собой восточные провинции, Север начал военные действия против Парфии под предлогом ее помощи Нигеру. Перепра¬ вившись через Евфрат, легионы разгромили парфян и захватили всю Северную Месопотамию вплоть до Тигра. Базой для дальнейших во¬ енных операций стал сильно укрепленный Низибис, превращенный в 747
римскую колонию. Отсюда не¬ сколько отрядов было послано против обитателей пустыни. Рим¬ ляне захватили ряд оазисов и ра¬ зорили поселения. Судя по моне¬ там, Септимий Север получил ти¬ тулы Аравийский и Адиабенский. До этого завоевание Византия дало ему титул Понтийский. В разгар военных действий пришла весть том, что еще один претендент на престол, которому еще Коммод присвоил титул цеза¬ ря, объявил себя августом. Мно¬ гие в Риме предпочли этого вы¬ ходца из древнего римского рода жестокому африканцу. Лишь в 197 г., после двухлетней борьбы, Северу удалось одержать победу над мятежными легионами и вер¬ нуться на Восток для ведения новой войны с Парфией (197—199). Был освобожден от осады Низибис и взяты обе парфянские столицы — Селевкия и Ктесифон. Однако месопотамский город Хотра, в свое время успешно противостоявший Траяну, и на этот раз оказался не¬ приступным. С парфянами был заключен мир на условии сохранения за Римом Месопотамии. В конце жизни Септимий Север совершил поход в Британию, где местные племена в ходе непрерывных нападе¬ ний разрушили Адрианов вал. Операции против них были успешны¬ ми. Но здесь же, в Британии, в 211 г. императора не стало. Его сыну в начале царствования пришлось воевать против пере¬ шедших лимес германских племен. Видя, что война принимает за¬ тяжной характер, он купил мир, пообещав ежегодные выплаты вож¬ дям этих племен. На дунайской границе Каракалла совершил поход против карпов, после чего перебросил легионы на Восток, надеясь воспользоваться разгоревшейся в Парфии борьбой за власть между сыновьями — наследниками царя Вологеза V. Частично эти надежды оправдались: парфяне пошли на новые уступки Риму. Победитель на¬ правился в Египет, полагая, что его успехи изменят отношение к нему александрийцев, оказывавших в свое время поддержку Гете. Однако александрийцы его публично осмеяли. И тогда город был отдан на разграбление солдатам. В следующем, 215 г. Каракалла предпринял новый поход против Парфии и, захватив населенную курдами Адиабену, вновь дал волю своей необузданной жестокости. В результате даже собственное бойс- Крепостные ворота Августы Треверов (совр. Трир) 748
ко отвергло императора-палача: при возвращении на родину Кара- калла был убит. Его преемник Макрин провел все свое недолгое прав¬ ление в сражениях с парфянами, как считает его биограф, чтобы смыть позор своего происхождения и бесславие предшествующей жизни. В годы правления Александра Севера на Востоке произошли уг¬ рожающие перемены. На месте Парфянского царства Аршакидов об¬ разовалось персидское государство Сасанидов. В 224 г. Сасанид Ар¬ таксеркс (Ардашир), овладевший к этому времени Парсом и некото¬ рыми другими областями, разбил парфянского царя и в 227 г. короно¬ вался в Ктесифоне. Новые владыки тотчас же позаботились о возрождении древне¬ персидских религиозных и культурных традиций и возвращении Пер¬ сии былого могущества. Потерпев неудачу в войне с Арменией, Ар¬ таксеркс избавился от армянского царя с помощью заговора и обра¬ тил оружие против римлян. В персидском войске было много боевых слонов и серпоносных колесниц, но главной его силой был фанатизм воинов, веривших, что с помощью Заратуштры они очистят Восток от иноверцев. В ходе переговоров с римскими послами персы не шли ни на какие компромиссы, заявляя, что им принадлежат все земли, кото¬ рыми некогда владел Кир. В 232 г. дело дошло до военного столкновения. Тремя колоннами римская армия вступила в Персию. Безусловный успех имела лишь северная группа, двигавшаяся в направлении Армении. Средняя груп¬ па завязла в тяжелых боях на Евфрате. Сам император возглавил юж¬ ную группу, двигавшуюся в Месопотамию через Пальмиру. Были зах¬ вачены крупные трофеи, что давало основание считать Александра Севера победителем. Приняв отправленные императором победные реляции, сенат назначил Александру Северу триумф. На выпущенной в 233 г. монете император изображен между двух рек получающим ко¬ рону из рук Виктории. Тем временем возникла угроза на Западе. Германцы взломали ли¬ мес, вторглись в «десятинные земли» и проникли глубоко в Галлию. Император решил лично возглавить военные действия. В 234 г. легио¬ ны были переброшены с Востока и реорганизованы в соответствии с оперативными задачами. С ходу германцев одолеть не удалось. И тог¬ да Александр Север вступил в переговоры с германскими вождями, полагая, что цена их подкупа обойдется в меньшую сумму, чем жало¬ ванье обнаглевшим солдатам. Требования последних возрастали, а мать императора, которую ненавидели как в войске, так и в Риме из- за ее корыстолюбия и коварства, не шла на уступки. Убийство солда¬ тами императора и его матери явилось прелюдией к последующей пя¬ тидесятилетней истории Рима, вступившего в полосу всестороннего жесточайшего кризиса. 749
Исторические и литературные труды эпохи. Атмосфера во¬ енной монархии не способствовала развитию художественных талан¬ тов. И хотя некоторые из Северов были образованными людьми, по¬ эзия и поэты не удостоились былого внимания, не говоря уже о высо¬ ком покровительстве. Дошедшие до нас от времени Северов надписи свидетельствуют об общем падении языковой культуры, сказавшемся прежде всего на знании латинского языка. В восточных провинциях, где преобладал греческий язык, ситуация была более благоприятной. Дион Кассий. Уроженец мало-азийского городка Никеи Дион Кассий (ок. 155—225), автор исторического труда, охватившего целое тысячеле¬ тие римской истории и не уступающего по объему сочинению Аппиана, проявил себя как последовательный подражатель александрийца. К идее написать историю Дион Кассий, если ему верить, пришел якобы после того, как им было отослано Септимию Северу сочине¬ ние о снах и предзнаменованиях. Император ответил никейцу вежли¬ вым одобрительным письмом. Прочтя его, Дион Кассий... уснул. И во сне ему явилось божество, повелевшее перейти к написанию исто¬ рии. Следуя этому велению, он написал историю правления Коммода и послал ее тому же адресату. И вновь получил одобрение. Так, книга за книгой, возникала «Римская история» в восьмидесяти книгах. К тому времени, когда автор подошел к описанию обстоятельств прихода к власти Августа, трон в Риме занимал Александр Север, а сам историк был его главным советником. Под видом обращенной к Авгус¬ ту речи Мецената Дион Кассий развернул собственную программу иде¬ альной монархии, предполагавшую совершенствование всего государ¬ ственного механизма. Император, по его мнению, должен обладать неограниченной административной и военной властью, а также выс¬ шей юрисдикцией над всеми своими подданными, включая сенаторов и всадников. Однако сам он призван проявлять умеренность и береж¬ ливость, осуществлять судебные полномочия вместе с советниками из числа наиболее авторитетных и именитых сенаторов. Его решения по важнейшим вопросам должны утверждаться сенатом; земельные владе¬ ния императора, как главы государства, ограничиваются минимумом, остальное сдается государством в аренду. Предлагались также меры, препятствовавшие установлению культа императора. Сенат в идеальной монархии Диона Кассия приобретал значи¬ тельно большие полномочия, чем он когда-либо имел в реальности. Ему передавалось управление всеми провинциями, при этом срок на¬ местничества увеличивался вдвое. Император сохранял через одного из цензоров контроль за поведением сенаторов, но серьезные пре¬ ступления сенаторов или членов их семей должны были разбираться сенатским судом, независимым от императора. 750
Должно было измениться, согласно рекомендациям Диона Кас¬ сия, и положение городов. Так, им запрещались народные собрания и ограничивались траты на общественное строительство, празднества и зрелища. Отменялись налоговые привилегии и собственная монетная чеканка. Эти советы отражают реальную ситуацию эпохи надвигаю¬ щегося кризиса, когда императорская администрация все активнее вмешивалась в деятельность городских властей, ликвидируя местные полисные традиции. Геродиан. Младший современник Диона Кассия и тоже грек Геро- диан (ок. 180—240) создал небольшой исторический труд, охватываю¬ щий немногим более полувека римской истории (от смерти Марка Аврелия до вступления на трон Гордиана III (180—238). Видимо, Ге¬ родиан был императорским вольноотпущенником. Низкое обще¬ ственное положение не позволяло ему лично общаться с императора¬ ми или приближенными ко двору лицами. Сведениями о героях свое¬ го труда, императорах, он обязан, по его собственному признанию, другим авторам (трудно сказать, был ли среди них Дион Кассий) и расхожим слухам. Историк гордится тем, что пишет о своем времени, а не о далекой старине, когда невозможно проверить истинность про¬ исходившего. Но ведь и рассказ о современности требует такой же проверки сообщений, не говоря уже об их историческом осмыслении. Этого в труде Геродиана нет. Он не ссылается ни на один документ, не сравнивает показаний разных авторов. Геродиан пишет главным об¬ разом для соотечественников-греков. Поэтому в его труде немало эк¬ скурсов, знакомящих греческого читателя с римскими порядками, обычаями и праздниками. Он не пытается дать общую картину исто¬ рии римской жизни в политическом, социальном или экономичес¬ ком аспектах, но это недостаток едва ли не всех древних историков. Однако труд Геродиана дает современным историкам достаточно дос¬ товерный фактический материал для понимания сути исторических процессов, в том числе — о первенствующей роли армии в империи времени Северов, о развитии системы правления, о сепаратистских движениях, о падении авторитета сената и многом другом. Флавий Филострат. Сочинение современника Диона Кассия Фла¬ вия Филострата (старшего) — не история, а беллетризованная биогра¬ фия; однако герой его жизнеописания — не государственный деятель, а кудесник Аполлоний Тианский, живший во времена Флавиев. Имен¬ но ему, оказывается, обязан своим возвышением Веспасиан, явивший¬ ся к Аполлонию с просьбой «вручи мне державу» и получивший власть не от солдат, не от сената, а от нищего мудреца-пифагорейца. К нему же с поклоном являлся и Тит с просьбой научить его править. Домици¬ ан же, как и следовало ожидать, заключил мудреца в оковы и учинил над ним суд, но, спасовав перед мудростью узника-провидца, выпустил 751
его на свободу. Оказавшись затем в Эфесе, Аполлоний прозрел смерть Домициана, как ранее предсказал гибель Нерона. Таким образом, вольно интерпретированная биография Аполлония Тианского вписывается в определенную историческую эпоху и в част¬ ностях не противоречит тому, что нам известно о ней из других источ¬ ников (гонения Домициана на философов, его указ об искоренении виноградников и пр.). Но смещены масштабы. В изображении Филос¬ трата отшельник-пифагореец вырастает в поистине грандиозную фи- гуру —■ не только знатока человеческих судеб, но и их вершителя. Популярность Флавия Филострата, приближенного ко двору Сеп- тимия Севера и писавшего по поручению его супруги Юлии Домны, была колоссальной, ибо он точно уловил дух своего тревожного, не¬ стабильного и лишенного надежды на будущее времени. Спасти им¬ перию могло лишь чудо. И вера в него стала всеобщей. Сходство чу¬ дес Аполлония в изложении Филострата с чудесами Христа (превра¬ щение воды в вино, оживление мертвецов и пр.) лежало на поверхно¬ сти. Напомним, что это было время наибольшего распространения христианства, и именно поэтому самой ситуацией был востребован писатель, утверждавший, что обожествление Иисуса незаконно, ибо Аполлоний совершил более значимые чудеса. В полемику с Филост- ратом вступил Евсевий Кесарийский(260—339), написавший трактат «Против филостратова сочинения об Аполлонии», доказывавший, что чудеса Аполлония — это ложь, а чудеса Иисуса — сама истина. «Жизнь Аполлония Тианского» — это, с одной стороны, роман, ко¬ торый с полным основанием можно было бы назвать прообразом де¬ тективного жанра, а с другой — ценнейший исторический источник, характеризующий духовное состояние общества времени Северов. Но это и жизнь империи в ее метких, ярких приметах и подробностях, ибо герой переносится из провинции в провинцию, из города в город, знакомясь с природой и реальными людьми. Их образы переданы с исторической точностью и психологической глубиной: бесстыжий и самовлюбленный Нерон; благородный Виндекс (ему Аполлоний на расстоянии помогал советами), осуждавший Нерона во всем, кроме убийства матери, достойной такого сына; простоватый и честный Вес- пасиан; рассудительный и скромный Тит; трусливый и жестокий До¬ мициан; судовладельцы, наживающиеся на любви к искусству и пере¬ возящие статуи богов, словно пленных скифов и гирканов; александ¬ рийцы, которым пристало измерять не уровень Нила, а уровень про¬ литой ими невинной крови; иудеи, которые по образу своей жизни отдалены от круга земель дальше, чем Сузы и Бактрия, и которых сле¬ дует оставить в покое. Все эти персонажи и народы вовлечены в дви¬ жение и проходят перед читателем, не утомляя его внимания. Да и главный герой при всем своем величии — не скучный педант, знаю¬ 752
щий истину в последней инстанции, а человек, которому не чуждо ничто человеческое: и благодушие, и издевка, и сарказм. Филострат не обещает миру ничего, а лишь открывает его для себя и для других во всей пестроте и многообразии. Принадлежит Филострату также «Диалог о героях», произведение, по оригинальности близкое к «Александре» Ликофрона и преследую¬ щее ту же цель — опровергнуть традиционные версии троянского мифа. К Троаде причаливает финикийский корабль, и вышедший на берег купец обращает внимание на развалины храма среди разросше¬ гося виноградника. Виноградарь в ответ на расспросы любознатель¬ ного морехода рассказывает ему историю Троянской войны, которую знает не из поэм Гомера, а из откровений духа героя, обитающего в храме. Этим зачином Филострат воспользовался для того, чтобы воз¬ местить то, что Гомер умышленно опустил в своем рассказе или не мог знать. Так, перед читателем встает впечатляющий образ Паламе- да, великого мудреца и изобретателя, со всеми присущими ему высо¬ кими нравственными и душевными качествами, резко оттеняющими ничтожность его убийцы, бродяги морей Одиссея, равно как и образы других героев, чьи черты, как казалось Филострату, искажены Гоме¬ ром. Диалог завершается тирадой купца, сожалеющего о том, что он, поглощенный наживой, не знал о чудесах и не верил в них, а теперь готов отправиться хоть на край света, чтобы увидеть что-либо чудес¬ ное. Концовка в духе времен кризиса, когда, не находя в жизни проч¬ ных опор, обыденное сознание устами героев Филострата вновь и вновь уповало на чудо. «Деяния Александра». К первой четверти III в. относится также псевдоисторическое произведение «Деяния Александра», написанное от имени спутника Александра Македонского Каллисфена, погибше¬ го от его руки. В нем собраны все легенды об Александре, начиная с его происхождения от египетского бога Амона. Описания вполне ре¬ ального характера разбавлены разного рода чудесами, встречами с не¬ вероятными чудовищами, говорящими птицами, людоедами, Гогом и Магогом. Под пестрым покровом вымысла и чудес кроется полити¬ ческая подоплека: стремление возвысить тезку великого македонца — Александра Севера (чье имя на самом деле — Гессий Бассиан, а роди¬ на — Сирия), как раз в это время затеявшего оказавшийся бесслав¬ ным персидский поход и стремившегося подражать великому завое¬ вателю. Источники. Наряду с трудом Диона Кассия, доведшего изложение до IEL времени Александра Севера, и Геродиана военно-политическая исто¬ рия эпохи Северов восстанавливается по большому сборнику биографий им¬ ператоров «Сочинители истории августов» и по трудам византийских исто¬ риков Иоанна Антиохийского и Зосима. 753
Для понимания социально-экономической, политической и религиоз¬ ной ситуации этого времени важны надписи и папирусы. Огромное количе¬ ство латинских и греческих надписей времени Северов, происходящих из провинций, позволяет судить о развитии урбанизации, изменениях в орга¬ низации ремесла и торговли, развитии колоната, складывании латинизиро¬ ванной и эллинизированной аристократии, распределении легионов, изме¬ нении этнического состава армейских частей и гарнизонов, строительстве укреплений и военных дорог, распределении религиозных культов и других исторических процессах. Среди них и тексты римской коллегии Арвальских братьев, свидетельствующие о сохранении этого древнейшего культа, и мно¬ гочисленные посвящения, особенно популярным в это время богам восточ¬ ного происхождения — Юпитеру Долихену и Митре. Папирусы всесторонне характеризуют жизнь Египта времени Северов, некоторые из них воспроиз¬ водят указы императоров и распоряжения местной администрации. Нередко по ним устанавливают смысл политических событий и их хронологию. Глава 21 КЛАССИЧЕСКОЕ РИМСКОЕ ПРАВО Уже в эпоху Республики, как отмечалось выше, римское пра¬ воведение достигло высокого развития, но лишь на протяжении двух столетий, отделяющих Северов от Августа, оно поднялось на уровень, который соответствовал задачам мировой империи со всем разнообразием и блеском представляемых ею историчес¬ ких традиций и правовых норм. Никогда еще в истории человече¬ ства правовая мысль, призванная сгладить растущие обществен¬ ные противоречия и выявлявшиеся сепаратистские тенденции, равно как и конфликты между различными ветвями власти, не до¬ бивалась такой изощренности и классической завершенности. Источники права. С установлением нового политического ре¬ жима, в котором была сведена на нет роль народных собраний и огра¬ ничены властные полномочия сената, а вся мощь власти сосредоточе¬ на в руках новой политической фигуры, принцепса, изменились ис¬ точники права. Законодательные функции народных собраний пере¬ шли к сенату, его постановления (senatus consulta), первоначально являвшиеся инструкциями выборным должностным лицам, приобре¬ ли характер законов. Инициатива сенатских постановлений постепен¬ но перешла в руки принцепса. Будучи внесены на обсуждение сената, они, как правило, утверждались и также становились законами. Все большее и большее значение приобретали императорские указы, имевшие различные формы. Это эдикты (edicta), общие распоряжения 754
для всего населения империи, подобные тем, какие ранее издавали выс¬ шие республиканские магистраты, рескрипты (rescripta), ответы импера¬ торов на юридические запросы частных и должностных лиц по спор¬ ным, в том числе и судебным, делам, мандаты (mandata), императорские инструкции должностным лицам и наместникам провинций, декреты (decreta), императорские решения по судебным процессам, поступаю¬ щим к нему на рассмотрение. Эдикты и мандаты рассматривались как административные решения, утрачивавшие силу со смертью императо¬ ра, рескрипты и декреты считались толкованием действующих законов и поэтому не зависели от смены императоров. Постепенно различия в ха¬ рактере и силе императорских распоряжений сглаживаются, и во време¬ на Адриана им приписывают силу «как бы закона». Как источник права республиканской эпохи сохранили значение эдикты магистратов (претора, курульного эдила, правителя провин¬ ции). Как и прежде, каждый новый претор, вступая в должность, из¬ лагал свои правовые принципы и определял круг охраняемых госу¬ дарством правоотношений. Однако с общим падением роли магист¬ ратуры правовое творчество преторов все более и более ограничивает¬ ся, и преторы, так же как и эдилы, лишаются возможности вносить в свои эдикты новые правовые нормы. Им было предложено пользо¬ ваться постоянным эдиктом (edictum perpetuum), составленным по поручению Адриана юристом Сальвием Юлианом. Будучи утвержден сенатом, постоянный преторский эдикт приобрел характер закона. Юриспруденция. Изменения в общественной жизни и связан¬ ное с этим противоречие между развивающейся жизнью и консерва¬ тивным законом уже в конце республики привели к созданию юриди¬ ческой литературы, в которой толковались писаные законы, прежде всего законы Двенадцати таблиц. Эти толкования позволяли вносить в правовую практику изменения, обусловленные потребностями мо¬ дернизирующегося общества. Однако республиканские юристы про¬ должали боготворить словесную форму древних законов или «цепля¬ лись за слова», как охарактеризовал эту практику Цицерон. В эпоху принципата деятельность юристов приобрела невиданный размах, и I—III вв. считаются классическим периодом римской юриспруден¬ ции. Консультации юристов в республиканскую эпоху носили нео¬ фициальный характер. Со времени Августа положение изменилось. Он предоставил некоторым наиболее опытным юристам привилегию выносить решения как бы от имени императора с обязательной для судей силой (jus respondendi). Подобным образом действовали и не¬ которые другие императоры, и юристы, чье мнение становилось «как бы законом», впоследствии рассматривались как создатели права (conditores juris). 755
Во времена Августа такими учредителями права были Марк Анти- стий Лабиен и Гней Атей Капитон. Первый из них был выходцем из аристократического рода и приверженцем республиканских идей, второй принадлежал к муниципальной верхушке и был сторонником нового политического режима. Соответственно Лабиен не достиг выс¬ ших магистратур, в то время как Капитон стал консулом и великим понтификом. От них идут две юридические школы, получившие на¬ звание от имен двух ближайших учеников — прокулианцы и сабини- анцы. Видимо, это были два направления в развитии римского права, первое из которых, несмотря на республиканские убеждения Лабие- на, являлось новаторским, второе же, при всей приверженности Ка¬ питона принципату, консервативным. Этот парадокс становится по¬ нятным, если вспомнить, что Август, сломавший хребет республики, действовал в обличии реставратора римской религиозно-правовой старины. Из школы прокулианцев вышли два видных юриста, отец и сын, носившие одно и то же имя — Ювенций Цельс. Отец упоминается в числе заговорщиков против Домициана в 95 г. Сохранив жизнь, он затем был претором, дважды консулом, а в 129 г. при Адриане — чле¬ ном совета принцепса. Главное его сочинение — юридический сбор¬ ник (дословно: digesta) в тридцати девяти книгах, в которых он разви¬ вает правовые идеи и критически оценивает взгляды своих оппонен¬ тов. Из сабинианцев выделялись Целий Сабин, давший имя всей шко¬ ле, Кассий Лонгин и Сальвий Юлиан. Последний, как уже говорилось, был редактором «постоянного эдикта». Ему, выходцу из африканского города Гадрумета, была там воздвигнута колонна с бла¬ годарственной надписью. Наибольшее значение имели дигесты Юли¬ ана в девяноста книгах и его «Изыскания» (Questiones), изданные од¬ ним из его учеников. Институции Гая. Выдержки из сочинений некоторых из этих знаменитых юристов дошли в позднейших сводах римского права. Це¬ ликом же от классической эпохи римской юриспруденции до наших дней сохранилось состоявшее из четырех книг учебное пособие юри¬ ста II в. Гая (родовое его имя неизвестно)*. Никто из современников этого Гая не упоминает, а известность его относится лишь к V в., когда «Институции» начинают цитиро¬ ваться, сокращаться, переиздаваться. Возможно, он был учителем, * Рукопись «Институций» Гая, найденная в начале XIX в., сохранилась на пергаменте, вторично использованном для записи другого текста (палимпсе¬ сте), а некоторые лакуны в ней восполнены с помощью египетских папиру¬ сов V века. 756
жившим в одной из восточных провинций империи, и не относился к числу выдающихся юристов своего времени. Сам Гай причислял себя к сабинианцам. В отличие от широко распространенного изложения права в фор¬ ме вопросов, ответов, споров Гай развертывает его как систему догм действующего практического права в трех направлениях: лица, вещи и обязательства. Под лицами (persona) в римской правовой системе фигурировали «физические лица» — конкретные люди, обладавшие определенным общественным статусом, и «юридическое лица» — носители прав и обязанностей, могущие выступать через посредников. Полной право¬ способностью в принципе обладал лишь глава семейства (pater familiae), все остальные считались подвластными. Рабы с возникно¬ вением империи начинают рассматриваться как лица хотя и не право¬ мочные, находящиеся в сфере юрисдикции своего господина, но все же обладающие некоторыми имущественными правами и защищен¬ ными государством от произвола. Понятие «вещь» (res) охватывало в римском праве множество зна¬ чений. Это и материальный предмет с обозримыми границами, и лю¬ бой объект, в том числе нематериальный, а также целый имуществен¬ ный комплекс. В вещном праве выделялись два основополагающих института — владение и собственность. Понятие «обязательство» (ob- ligatio, от obligare — обязывать) охватывало «действия» (actio), пред¬ принимаемые с целью разрешения имущественных споров, направ¬ ленные прежде всего на возвращение имущества или денег первона¬ чальному собственнику-кредитору. Согласно законам Двенадцати таблиц, кредитор мог связать должника реальной веревкой, наложив на него железо определенного веса. Еще во времена ранней республи¬ ки долговое рабство было отменено, и в классическом римском праве реальные оковы превратились в «правовые узы» (juris vinculum), над совершенствованием которых неутомимо работало римское право, защищавшее права собственников. Четвертая книга «Институций» Гая, содержавшая сведения о раз¬ ных исторически сложившихся формах процесса, имеет как источник наибольшую ценность. Папиниан и его последователи. В конце II — начале III в., в эпоху правления Северов, римская юриспруденция приобретает особен¬ ный авторитет. В это время исчезают прежние деления юристов на про- кулианцев и сабинианцев. Законодателем юридической мысли стано¬ вится Эмилий Папиниан, выходец из Сирии или Африки, возможно, родственник Септимия Севера. Поздние юристы ссылались на его труды «Процессы» в тридцати семи книгах и «Ответы» в девятнадцати книгах. 757
Последователями Папиниана были Юлий Павел и Домиций Уль- пиан, занимавшие поочередно при Александре Севере должность пре¬ фекта претория. Павел считался автором восьмидесяти шести сочине¬ ний более чем в трехстах книгах — как в форме критических замечаний к трудам предшественников, гак и собственных суждений по юриди¬ ческим вопросам. Ульпиан написал комментарии к преторскому эдик¬ ту в восьмидесяти трех книгах и к произведениям Целия Сабина. Кодекс Юстиниана. Пятидесятилетие правления солдатских императоров знаменовало провал в истории римской юриспруден¬ ции — в это время не было нужды в советах юристов. В эпоху установ¬ ления неограниченной монархии, когда воля монарха стала един¬ ственным источником права, к юристам не вернулся прежний авто¬ ритет. Однако при византийском императоре Юстиниане, стремив¬ шемся возродить римскую мировую державу, достижения римской классической юриспруденции были востребованы. Юстиниан прика¬ зал составить единый свод законов, ставший таким же величествен¬ ным зданием, каким был построенный при нем в Константинополе собор Софии. В своде законов было три самостоятельных части: ин¬ ституции (элементарное изложение основ и принципов права), диге- сты (отрывки из трудов римских юристов) и кодекс Юстиниана (сбор¬ ник императорских установлений). Подобно тому как здание храма складывалось из отесанных кам¬ ней, дигесты состояли из произведений римских юристов, живших самое меньшее за триста лет до Юстиниана. Из них выбиралось то, что, по мнению составителей, представляло наибольшую ценность. И хотя отрывки только из Папиниана или Ульпиана в совокупности мог¬ ли бы составить объемистый том, целостного представления даже об этих авторах из дигест получить невозможно. И здесь нам остается либо упрекать компиляторов в том, что они практически разрушили творения, проникнутые духом определенного времени и конкретного творца, либо радоваться, что эти труды не были утрачены полностью. Римляне делали все, чтобы заставить народы, какие они считали нецивилизованными, жить по своим законам. После завоевания Гер¬ мании туда вместе с солдатами пришли и римские юристы, пытавшие¬ ся научить германцев решать имущественные споры с помощью не оружия, а слова. Захваченным в плен после разгрома в Тевтобургском лесу законникам победители издевательски зашили рты, ибо римские законы были для них олицетворением чужеземного господства. Когда в IV в. варвары могучими потоками затопили античный мир, можно было думать, что римское право будет навсегда предано забвению. Но случилось обратное. Римские законы вошли в местные и нацио¬ нальные законодательства. Римское право воскресло, как феникс, и 758
было перелито в параграфы и статьи современных кодексов, римские законы, подобно железному обручу, связали рассыпавшуюся Европу. Они стали важнейшей основой современного правового развития. И ныне в отточенных формулировках римского права перед нами пред¬ стает опыт многовекового общения людей, некая идеальная и вечная абстракция, подходящая к любой исторической ситуации, признаю¬ щей право собственности и существование государства, стоящего на его защите. Глава 22 АРХИТЕКТУРА ИМПЕРАТОРСКОГО РИМА Храмы и дворцы римлян не были в древности отнесены к семи чудесам света — хотя бы потому, что список чудес был со¬ ставлен задолго до того, как в римской архитектуре появилось что-либо, заслуживающее внимания. Но сооружения император¬ ского Рима вызывали в древности не меньший восторг, чем еги¬ петские пирамиды. Римские императоры сделали все, чтобы внешний облик Рима соответствовал его статусу столицы миро¬ вой державы. Начиная с Цезаря каждый из них стремился оста¬ вить по себе память в мраморе. И это не просто служило спосо¬ бом удовлетворения честолюбия, а было частью политики, учи¬ тывающей изменения, происшедшие в общественной организа¬ ции и общественном сознании. Мраморный Рим Августа. Первые величественные здания ста¬ ли появляться в столице лишь в I в. до н. э., но они тонули в море неказистых построек. Перестройка Рима для придания ему блеска, соответствующего положению столицы великой державы, входила в планы Цезаря. Это он задумал построить новый форум: старый, вос¬ ходивший к правившим в городе этрусским царям, стал тесен и к тому же с ним было связано немало нежелательных воспоминаний о рес¬ публиканском прошлом. Место для форума Цезаря было намечено, скуплены и снесены ме¬ шавшие строительству дома, но постройку Рима, как и другие амбици¬ озные планы, Цезарь осуществить полностью не успел. И это было вы¬ полнено Августом. В центре форума Цезаря, построенного между ста¬ рым форумом и холмом Квириналом, возвышался храм Венеры Пра¬ родительницы, покровительницы рода Юлиев. Цезарь дал обет соорудить его перед сражением при Фарсале. В храме было множество художественных произведений, в том числе статуя Венеры работы 759
Руины республиканского форума с храмом Сатурна на переднем плане жившего в Риме знаменитого греческого скульптора Аркесилая, а так¬ же бронзовая статуя царицы Клеопатры. Позднее Август поставил в хра¬ ме статую обожествленного Цезаря с головой, украшенной звездой. Продолжением форума Цезаря был обширный форум Августа (125 х 118 м), строительство которого было завершено 1 августа 2 г. до н. э. Наиболее видной частью форума являлась стена, поднимавшая¬ ся на 36 м над мостовой. Она предохраняла форум от частых в Риме пожаров и в то же время скрывала от глаз посетителей неприглядные кварталы Субуры. Император в целях пропаганды показывал свою столицу с самой выгодной стороны, прикрывая неистребимую нище¬ ту и грязь. Сама стена представлялась зрителям огромной сверкаю¬ щей плоскостью мрамора, в действительности же тонкие мраморные плиты лишь прикрывали дешевую кладку из местного камня. На западной и восточной сторонах форума Августа находились два портика, а на северной, между их флангами, — величественный храм Марса Мстителя, построенный в благодарность за одержанную в битве при Филиппах победу над убийцами Цезаря. О грандиозности этого храма, которым когда-то восторгался Овидий, можно судить по трем сохранившимся коринфским колоннам почти восемнадцатимет¬ ровой высоты. На форуме Августа были установлены статуи всех рим¬ ских триумфаторов, начиная с легендарного Энея, в парадном обла¬ чении и с надписями, перечисляющими их заслуги. Юноши, прежде 760
чем надеть в храме Марса-Мстителя мужскую тогу, проходили через строй тех, чьему примеру должны были следовать. Апофеоз римского мира в том его понимании, которое было прису¬ ще Августу, олицетворял монументальный Алтарь Мира, воздвигнутый в 9 г. до н. э. на Марсовом поле. Это поставленный на возвышение мраморный куб, на четырех гранях которого была изображена церемо¬ ния жертвоприношения богине мира. Участники этого священного акта — Август и члены его семьи, а свидетели — восседающая на тро¬ феях богиня Рома, установительница мира силой оружия, божествен¬ ный предок Августа Эней со спасенными пенатами и основатели Рима Ромул и Рем с волчицей-кормилицей и пастухом-воспитателем. Алтарь мира — типичное произведение имперского монументаль¬ ного искусства. В нем передано настроение, чуждое какой-либо рели¬ гиозной экзальтации: не только взрослые, но и дети, держащиеся за тоги родителей, преисполнены сознанием долга. Холодно и торже¬ ственно даже личико легкомысленной Юлии, которую Август, как мы помним, вынужден был отправить в изгнание за нарушение его зако¬ на о супружеской верности. Таковы некоторые памятники Рима времени Августа, который, по его собственному выражению, он «принял кирпичным, а оставил мра¬ морным». В знаменитом перечне деяний Августа досконально пере¬ числено все восстановленное и сооруженное. Значение, придаваемое им внешнему облику столицы, — еще одно внушительное подтверж¬ дение той истины, что для каждой из империй главное — фасад. Золотой дом. Превращение Августом Рима из кирпичного го¬ рода в мраморный еще не означало коренной его перестройки. По склонам холмов сбегали узкие улочки, где повозки из соображения безопасности могли проезжать только ночью, где высокие здания не давали проникнуть солнечному свету и царила сырость вместе со сво¬ ей спутницей лихорадкой, возведенной в ранг злых римских богинь. Последний представитель династии Юлиев-Клавдиев Нерон на¬ ходил Рим грязным и вонючим. Одаренный артистизмом и буйной фантазией, он мечтал о садах Семирамиды и дворцах Мемфиса на семи притибрских холмах. Покорные его воле императорские архи¬ текторы разработали проект грандиозного дворца, который, по их за¬ мыслу, должен был затмить роскошь резиденций восточных владык. Но этот план не мог быть осуществлен без очистки центра города от трущоб. Даже у Нерона, не считавшегося ни с какими затратами, не хватило бы средств на выкуп и компенсацию владельцам. Проект так и остался бы проектом, если бы не внезапно вспыхнувший колоссаль¬ ный пожар, уничтоживший в пять дней десять из четырнадцати райо¬ нов, на которые Август разделил Рим. 761
Теперь ничто не мешало Нерону приступить к строительству, в которое была вовлечена вся империя. На пепелище поднимался но¬ вый Рим. Центром его стал дворец, получивший название «Золотой дом» из-за массы золота и драгоценных материалов в отделке. Дворец был открыт свету, его стены имели особое устройство, с помощью ко¬ торого потолки вращались вслед за движением солнца, одновременно рассыпая сверху цветы и источая благовония. В пристроенных к тра¬ пезной термах лилась бесконечным потоком морская и лечебная сер¬ ная вода. Но наибольшее удивление вызывали не дворец и не бронзо¬ вый колосс, изображающий Гелиоса с лицом Нерона, а грандиозность императорской виллы в самом центре города и невиданное прежде сочетание царской резиденции с уединенными лугами и рощами на берегах искусственного озера, с виварием для доставляемых с края света экзотических зверей и стадами, словно перенесенными из сель¬ ской глуши в столицу мира. Колизей. Амфитеатр как тип архитектуры впервые появился в ко¬ лонизованной этрусками Кампании, родине гладиаторских игр. Это были деревянные сооружения, равно как и первые римские амфитеатры II—I вв. до н. э. У Августа возникла идея строительства монументального амфитеатра в долине впущенной в трубу речки Лабикана, между холма¬ ми Оппием и Велием. Но осуществлена она была Веспасианом, стре¬ мившимся показать, что он в отличие от Нерона, растратившего госу¬ дарственную казну на собственные прихоти и капризы, заботится о на¬ роде и стремится удовлетворить его страсть к зрелищам. Строительство началось рядом с бронзовым колоссом, давшим в народе название ам¬ фитеатру — «колоссеум», соответствующее также его колоссальным раз¬ мерам. Имя архитектора, создавшего это чудо, неизвестно. Возможно, это был Рабирий, строитель дворца Веспасиана на Палатине, или Гау- денций, казненный Веспасианом за его приверженность христианству. Здание имело форму эллипса с осями 178 х 156 м, а высота его внешней стены составляла 48,6 м. От нее по наклону к арене спуска¬ лись разделенные проходами зрительные ряды, облицованные мра¬ мором. Они давали место одновременно пятидесяти тысячам зрите¬ лей. Арена с осями 87 х 54 м была огорожена стеной, достаточно вы¬ сокой, чтобы защищать зрителей от зверей, но в то же время не ме¬ шавшей наблюдать за зрелищем. Особые механизмы выдвигали из подземелий на арену декорации, людей и животных. Во время дождей и нестерпимого летнего зноя Колизей накрывался огромным тентом. Для этого использовались две команды моряков, участвовавшие так¬ же в показательных морских сражениях на заполняемой водой арене. Амфитеатр Флавиев (таково было официальное название Колизея) стал наиболее представительным символом правящей династии, созда- 762
Реконструкция Колизея вая контраст «золотому дому» Нерона и увековечивая победу над Иуде¬ ей — в сооружении Колизея участвовало 15 ООО иудейских пленников. Веспасиан не дожил нескольких месяцев до завершения начатых работ. Тит к 80 г. их закончил и отпраздновал открытие амфитеатра грандиозными гладиаторскими играми и травлей зверей, длившими¬ ся сто дней. Было уничтожено до пятидесяти тысяч зверей и множе¬ ство гладиаторов. Ярче, чем какая-либо иная постройка, Колизей выразил идею мо¬ гущества империи, ее беспощадной жестокости к побежденным. И не случайно между 80 и 214 гг. его изображение четырежды появлялось на римских монетах. Для христиан (и не только для них) он был воп¬ лощением всего самого ненавистного, откуда средневековая народ¬ ная этимология — collis eum (его холм, т. е. холм Сатаны). Вокруг Ко¬ лизея веками клубились волны страха и ненависти. Уничтожение его считалось благочестивым делом наподобие молитвы или паломниче¬ ства, и в этом преуспели многие поколения. Но — силен Сатана! — Колизей, как и идея империи, не поддался бурям времени: он по- прежнему высится, вызывая восторг и удивление. Форум Траяна. Запечатлеть победу Траяна над даками был при¬ дан форум его имени, имевший прямоугольную форму (116 х 95). Его °каймляли с трех сторон мраморные портики, между колоннами ко- 763
764
торых выстроились статуи великих пол¬ ководцев и ораторов. В центре форума высилась конная статуя императора. С четвертой стороны форум замыка¬ ла грандиозная базилика, а за ней нахо¬ дились прямоугольные здания двух биб¬ лиотек — греческой и латинской, разде¬ ленных колонной. Из надписи, высечен¬ ной на постаменте колонны, ясно, что первоначальным ее назначением было отметить высоту холма, снесенного для сооружения форума Траяна. Затем у кого-то (скорее всего у архитектора Аполлодора) возникла фантастическая идея обвить ствол колонны рельефами и представить ее как подобие свитка меж¬ ду двумя книгами-кодексами. Ваятель развернул на мраморных плитах историю дакийских кампаний Траяна. Сам Траян является глав¬ ным героем этого панегирика в камне. Он представлен среди своих во¬ инов шестьдесят раз — в сценах марша, форсирования рек, военного совета, жертвоприношения, переговоров с врагами, награждения леги¬ онеров, принятия капитуляции. В такой трактовке создатель колонны единодушен с автором словесного панегирика Траяну Плинием Млад¬ шим. Но насколько богаче возможности рассказа о войне с помощью резца! Театр военных действий показан с таким великолепным знани¬ ем реалий, что можно быть уверенным: ваятель был участником похода Траяна. На колонне изображен римский город на берегу Данубия — с храмами, арками, театром. Перед нами знаменитый мост через могу¬ чую реку, сооруженный Аполлодором, строителем форума Траяна, в центре которого была поставлена колонна. С полным знанием этни¬ ческих и бытовых реалий выведены даки, самоотверженно защищаю¬ щие свои селения и города от закованных в железо римлян. В объек¬ тивном отношении к врагу и сострадании к нему ваятель не знает пред¬ шественников в искусстве и литературе императорского Рима. Он ис¬ тинный последователь Гомера с его восхищением перед побежденным Гектором и сочувствием к страдалице Гекубе. Самый драматичный эпизод рельефа — взятие Сармизегетузы. Дакийские вожди, охваченные отчаянием, предают огню квартал за кварталом, а затем подносят к губам кубки с ядом. Дак в характерной для варваров одежде наливает жидкость в чашу, переданную ему това¬ рищем. Другие даки протягивают к чаше руки, торопясь свести счеты с жизнью. Некоторые из осажденных уже мертвы, кое-кто пытается спастись бегством. 765
Разумеется, «мастер колонны» не мог быть свидетелем этих сцен: во время осады города он должен был находиться в свите полководца, наблюдавшего за агонией вражеского города. Но, войдя в город, он увидел тела тех, кто предпочел смерть рабству, и запечатлел трагедию побежденных в собственной памяти, чтобы впоследствии увековечить ее в мраморе. В последующих сценах представлена картина нарастав¬ шего распада вражеского войска. Царь даков скачет через леса, со¬ провождаемый небольшим эскортом. Римские солдаты ведут лоша¬ дей, навьюченных драгоценными сосудами и утварью царского двор¬ ца. Они с помощью предателя-дака раскрыли тайник, куда вождь да¬ ков спрятщг сокровища своего народа. Обманутый царь не склоняет головы. Он беседует со своими приближенными, чтобы поднять их дух. Но все тщетно: надвигается римская конница. Царь, пуская коня во весь опор, пытается спастись бегством вместе с верными телохра¬ нителями. Но римские всадники почти рядом. Соскользнув с конско¬ го крупа, он наносит себе смертельный удар. Рельеф завершается изображением дерева и близ него пары овец. Война оборвалась, уто¬ нула в мирной степи, и вместе с тем завершился патетический и стро¬ го исторический рассказ о победе Траяна. Пантеон. Архитектура времени Траяна и Адриана — такие же ан¬ типоды, как внешняя политика этих императоров. Холодному римс¬ кому практицизму и официальной торжественности противостоит космичность, плавность и теплота, квадрату римского лагеря и кубу сторожевой башни — круг и шар. Такова форма Пантеона, поражающего и поныне своим велико¬ лепием, словно бы все боги, которым он посвящен, позаботились о его сохранности. Пантеон воспроизводит форму земного шара и звез¬ дной сферы, объемлющей все сущее. Чудо Пантеона — купольный свод. Его диаметр 43,2 м, высота 43,5 м. До конца XIX в. купол Панте¬ она был самым крупным в мире. В центре купола — круглое световое окно («око Пантеона») диаметром 8,5 м. Внутренние стены разделены на два яруса. В нижнем расположены глубокие ниши для статуй бо¬ гов, центральная и самая крупная из которых предназначена для Юпитера. Верхний ярус украшен пилястрами и ложными окнами, об¬ рамленными белым мрамором. Световые контрасты смягчаются в льющемся сверху рассеянном свете. С именем Адриана связан и воздвигнутый на Марсовом поле мав¬ золей, не уступавший знаменитому Галикарнасскому, одному из семи чудес света. И после падения Рима он долго еще сохранял свое вели¬ колепие. По описанию, оставленному в VI в., «мавзолей имеет квад¬ ратное основание, над которым поднимается высокая башня, обрам¬ ленная дорическими колоннами, статуями и нишами для эпитафий; 766
башню завершает бронзовая квад¬ рига с фигурой самого Адриана; мощные стены облицованы бла¬ городным мрамором». Вслед за Адрианом здесь хо¬ ронили и других императоров вплоть до Каракаллы. Еще до захвата Рима Аларихом мавзолей был укреплен и соединен со сте¬ нами, приобретя вид настоящей крепости на берегу Тибра. Там Пантеон. Фасад были устроены площадки для катапульт и прорезаны амбразуры. В XII в. крепость получила название «Замок святого ангела» и вскоре была превращена в тюрьму. Загородная резиденция Адриана. В летние месяцы столица наполовину пустела. Нестерпимая жара и лихорадка выгоняли из го¬ рода всех, кому позволяли средства. В эпоху империи Италия покры¬ лась многочисленными виллами, поражавшими благоустройством и роскошью. Излюбленным местом отдыха была Кампания, и владель¬ цев расположенных там вилл должна была удивлять скромность со¬ хранившегося поместья Публия Корнелия Сципиона Африканского, имя которого гремело в веках. Слава и роскошь находились на разных полюсах. Императоры проводили лето в загородных резиденциях. Некото¬ рые из римских владык жили там круглый год или даже по нескольку лет подряд. И каждая императорская резиденция зеркально отражала облик своего владельца. Дворец императора-человеконенавистника Тиберия на острове Капри был расположен таким образом, что по¬ пасть в него можно было лишь через строго охраняемый мост (расска¬ зывали, что рыбак, решивший преподнести императору пойманную им гигантскую рыбу и попавший в крепость по склону горы, был сбро¬ шен в море). Самой оригинальной была загородная резиденция императора Адриана близ городка Тибур в Лации в двух часах конной езды от Рима. Подобно тому, как Пантеон был как бы космосом в миниатюре, резиденция мыслилась как воплощение лучших достижений челове¬ ческой культуры. На окруженном стеной пространстве было соедине¬ но все, что восхищало императора во время странствий по восточной половине его империи. Комплекс виллы был крепостью, но крепос¬ тью, созданной для уединения духа. Одно из наиболее крупных сооружений виллы — портик, копиро¬ вавший знаменитую афинскую Пеструю стою (Стою Пойкиле, откуда 767
современное название памятника — Печиле). Это прямоугольный пе¬ ристиль размером 232 х 97 м с бассейном в центре. Пространство вок¬ руг него могло использоваться в качестве ипподрома. У северо-вос¬ точного угла находился зал с четырьмя боковыми входами, назван¬ ный археологами «залом философов» или «храмом стоиков». Там было семь ниш, в которых, как полагают, были размещены статуи семи муд¬ рецов древности. К залу философов примыкала круглая постройка, так называемый «морской театр». Внутри него был прорыт облицо¬ ванный мрамором канал, образовывавший островок эллиптической формы. Туда можно было проникнуть по мостику, поворачивавшему¬ ся на оси. Видимо, на этом островке находил убежище император, восстанавливая бодрость духа и предаваясь многочасовому чтению. Тут же на островке имелась небольшая библиотека. Основная греческая и латинская библиотеки располагались в двух зданиях. По сравнению с библиотеками Рима они не были столь гран¬ диозны, но, надо думать, Адриан отобрал для них самые любимые книги. Судя по интересам императора, здесь должны были находить¬ ся книги по литературе, истории, искусству, архитектуре. Одна из ал¬ лей вела в Канопу. Это воспроизведение поразившего императора в Александрии храма Сераписа. Перенося Канопу в окрестности Рима, Адриан, очевидно, хотел увековечить память о своем любимце Анти- ное, утонувшем в Ниле. Вилла Адриана, размеры которой в полтора раза превышали про¬ странство Московского кремля, была целым городом, раскинувшим- План виллы Адриана 768
ся на притибрском холме, — со скромными помещениями для обслу¬ живающего персонала, императорским дворцом, обширным зданием с комнатами для гостей императора и двумя термами, одни из кото¬ рых предназначались только для императорской семьи. Эти после¬ дние располагались на западном конце «Печиле». Они были невели¬ ки, но имели все обычные для терм помещения. Из бассейна фриги- дария вела лестница, по которой можно было спуститься и поплавать в круглом канале. Это один из самых оригинальных бассейнов древ¬ ности. От центрального зала сейчас остался круглый купол с таким же отверстием в центре, как в возведенном в те же годы Пантеоне. Термы. Одной из достопримечательностей императорского Рима были его термы, отличавшиеся от привычных общественных бань, которых к концу империи насчитывалось в Риме более девятисот, не только размерами, но и роскошью отделки. Первые термы воздвиг в 33 г до н. э. на собственные средства Марк Випсаний Агриппа. От¬ крытие их за два года до битвы при Акции, в самый разгар гражданс¬ ких войн, было монументальным манифестом еще не победившего императорского режима, своего рода авансом будущей политики хле¬ ба и зрелищ. Гражданам (не только мужчинам, но и женщинам) разда¬ вались бесплатно тессеры на посещение терм, а вместе с ними и бан¬ ные принадлежности. Из императоров первым соорудил термы Нерон. Вход в них был платным, но входная плата (четверть асса) была чисто символичес¬ кой, едва окупавшей расходы на содержание сооружения. Римляне не скупились на похвалы термам Нерона, равно как на брань в его адрес. Сатирик Марциал писал: «Что Нерона хуже, а нероновых терм, ска¬ жи, что лучше?» Завоеватель Иерусалима Тит воздвиг термы, получившие его имя, в районе «Золотого дома» Нерона. Современники дакийских войн по¬ лучили возможность мыться в огромных термах Траяна, украшенных скульптурной группой Лаокоона. Но грандиознее всех предшествую¬ щих построек были термы Каракаллы, словно бы рассчитанные не на обитателей столицы, а на всех подданных Римской империи. Они пер¬ выми встречали путника, вступающего в город по Аппиевой дороге, первой и главной из римских дорог. Начал их строить еще Септимий Север. Термы Каракаллы, занимавшие 11 гектаров, в своем великоле¬ пии остались непревзойденными даже тогда, когда столетие спустя появились более обширные, занимавшие 13 гектаров термы Диокле¬ тиана. Пользоваться ими могли одновременно 1600 посетителей. Кро¬ ме привычных просторных залов с горячей, теплой и холодной водой, там были площадки для игр, гимнастические залы, отделанные ред¬ кими видами мрамора. Взоры поражали колоссальные колонны и ста- 25 Немировский А.И. 769
туи. Даже купальни были из базальта, гранита и другого благородного камня. Один из поздних историков, пользовавшийся ими, писал: «Он оставил необыкновенные термы, носящие его имя, в которых солнеч¬ ный зал архитекторы считают неподражаемым, так как в нем наверху имелись бронзовые решетки, на которых держался весь свод. Зал был настолько обширен, что ученые-механики отрицают возможность та¬ кого устройства. Размеры терм таковы, что на их территории может разместиться целый город». Триумфальные арки. Триумфы в эпоху империи стали церемо¬ ниями в честь побед, одержанных носителями империя (высшей вла¬ сти), а не просто удачливыми полководцами. Соответственно и дере¬ вянное сооружение (fomex), сквозь которое проходила триумфальная процессия с целью религиозного очищения, потеряло первоначаль¬ ный характер и превратилось в триумфальную арку (arcus triumphalis), памятник победы императора во внешних войнах. В Риме триумфальные арки воздвигались на пути прохождения триумфальных процессий к Капитолию. Это были каменные мону¬ ментальные ворота, оформленные скульптурными изображениями трофеев, пленных, гениев победы с ее атрибутами. Так, на триумфаль¬ ной арке Тита изображена главная святыня иерусалимского храма — семисвечник в руках ликующих легионеров. Арка Септимия Севера на римском форуме была задумана как монумент, олицетворявший единение императорского семейства (Севера и его сыновей Каракал- лы и Геты), достигнутое в победоносной войне с варварами, а превра¬ тилась в памятник кровавого раздора: после убийства Геты Каракалла приказал стереть его имя из надписи на арке. 770
IV КРИЗИС III ВЕКА И ПЕРИОД ДОМИНАТА Глава 23 КРИЗИС III в. ЭПОХА СОЛДАТСКИХ ИМПЕРАТОРОВ (235-284 ГГ.)* В III в. Римская империя погружается в лучину жесточайшего кризиса. Будучи далеко не первым в истории средиземноморс¬ кой древности, он превосходил все предшествующие кризисные эпохи не только территориальным масштабом, но и глубиной проникновения во все сферы общественного бытия, государ¬ ственной системы, духовной жизни и психологии масс. Явные симптомы кризиса наблюдались задолго до того, как он принял всеобщий характер, в самые благополучные времена истории Римской империи. Еще за внешним блеском «золотого века» Антонинов скрывались глубокие червоточины, пронизав¬ шие общественную систему, основанную на эксплуатации рабс¬ кого труда и ограблении провинций. К III в. они выходят наружу, превращаясь в избороздившие тело империи трещины. Ослабе¬ вает международная торговля, хиреют товарно-денежные отно¬ шения — вплоть до замены монетного обращения натуральным обменом. Расшатывается полисная система, придававшая Рим¬ ской империи стабильность, которой были лишены восточные империи поздней древности. Нарастает угроза и самому инсти¬ туту императорской власти — армия начинает претендовать на роль нового политического хозяина империи. Меняется и внеш¬ неполитическое положение империи. Вокруг нее сжимается кольцо варварских народов, со все возраставшей энергией на¬ седавших на римский лимес. На востоке новая империя Сасани- дов вторгается в азиатские провинции. Военные поражения при¬ обретают хронический характер. Созданный при принципате многоступенчатый механизм управления утрачивает свою эф¬ фективность и разрушается. Больше нет мира ни на римском * Глава написана совместно с В.И. Уколовой. 771
форуме, ни в городах, ни в сельских округах, ни на границах. Распад рабовладельческой экономической системы порождает противостояние различных социальных слоев. Сокрушаются го¬ рода, бывшие оплотом старых производственных отношений, и главную роль начинают играть крупные земельные собственни¬ ки, предшественники средневековых феодалов. Однако импе¬ рия все еще сохраняла подобие единства и кажущуюся способ¬ ность противостоять давлению варварской периферии. При пре¬ емниках Северов, «солдатских императорах», наступает соци¬ ально-экономический и военно-политический крах. Населению некоторых провинций удается сбросить бремя Римской импе¬ рии и создать собственные государства. Армия — новый политический хозяин империи. После па¬ дения Северов в 235 г. трон цезарей, ранее видевшийся непоколеби¬ мой скалой, стал игрушкой в руках римских легионов. Солдаты, тре¬ буя все новых и новых подачек, с энтузиазмом возводили на него сво¬ их ставленников и с не меньшим энтузиазмом низвергали недавних кумиров, беспощадно их убивая. Однако находилось немало жажду¬ щих заплатить багрянцем своей и чужой крови за пурпур императорс¬ кой мантии. Никакая цена власти не казалась чрезмерной. За 50 лет, с 235 по 284 г., сменилось более двух десятков императоров. И незави¬ симо от того, умен император или глуп, жесток или добр, удачлив в военных предприятиях или нет, конец его, как правило, был один — его ждала насильственная смерть (битвы и эпидемии унесли жизни лишь четверых). Сама римская армия, сохранявшая туже организацию, какую име¬ ла при Антонинах, изменилась по своему составу. В массе своей она состояла теперь из романизированных варваров, для которых римс¬ кая доблесть и римская дисциплина были пустыми словами. Уже на¬ чиная с Северов в армии появились самостоятельные конные подраз¬ деления, сформированные по национальному признаку: «далматинс¬ кие всадники», «мавританские всадники». Императоры полностью зависели от армии. Об этом свидетельствуют не только литературные источники, но и выпускавшиеся монеты с легендами, провозглашав¬ шими несуществующую солдатскую верность, на которую все еще на¬ деялись императоры. Непрекращающаяся борьба за власть порождала гражданские вой¬ ны, опустошавшие империю. Христианский писатель Киприан со¬ крушался: «Весь мир, как бы разделенный на два противоположных лагеря, залит кровью». Но в действительности римский мир был раз¬ делен на множество лагерей, враждовавших между собой. Противо¬ стояли друг другу войска, стоявшие в разных провинциях империи. Давно уже была забыта прославленная римская дисциплина. Легио¬ 772
ны превращались в варварский сброд, утрачивавший навыки военно¬ го искусства. Римская военщина стала бичом мирного населения Ита¬ лии и провинций. Солдаты грабили крестьян, насильничали, разбой¬ ничали на дорогах. Даже богатые землевладельцы не были защищены от солдатского насилия и разбоя. Моря вновь оказались во власти пиратов. Командиров, пытавшихся подчинить войска или использо¬ вать их для общественных работ, солдаты немедленно убивали. Осла¬ бевшее государство было не в состоянии обуздать армию и остано¬ вить нараставший вал преступности. Неудивительно, что римляне все чаще терпели поражения в столкновениях с варварами. Первые солдатские императоры. После расправы над Алек¬ сандром Севером римские легионы, стоявшие в районе Майнца, про¬ возгласили императором Максимина (235 г.). Его считают первым «солдатским императором» в полном смысле этого понятия. Он воп¬ лотил в себе новый тип римского монарха, полностью обязанного сво¬ ей властью армии и всецело зависящего от нее. Новый император был уроженцем Фракии. Иногда в его проис¬ хождении усматривали и германские корни, в чем сказалось желание еще больше «варваризовать» императора-солдата. Максимин Фракиец прошел путь от рядового воина до военачальника, был принят во всад¬ ническое сословие. Он стал префектом Месопотамии, а затем возгла¬ вил римские войска в Паннонии и Иллирии. Под его командованием они довольно успешно отражали натиск варварских племен, исполь¬ зуя удачную военную тактику и имея возможность маневрировать крупными войсковыми контингентами. Профессионализм римских солдат возобладал над отвагой варваров. Гордясь своими победами, Максимин приказал запечатлеть их на огромных картинах, которые выставлялись перед сенатской курией в Риме. Но сам Максимин в качестве императора так никогда и не по¬ сетил Рим. В Дунайском регионе Максимин сражался против сарматов и да- ков. Но хотя военные действия его были успешны и сенат даже при¬ своил ему за успехи в войнах с германцами почетный титул Германик, большинство сенаторов было ему враждебно. Чтобы упрочить власть, он назначил своего сына цезарем: титул этот означал, что его носи¬ тель становится преемником императора-августа. Непрерывные военные экспедиции требовали огромных финан¬ совых затрат. Множились налоги и подати, которые беспощадно взи¬ мались со всего населения империи. Историк Геродиан сообщает: «Ежедневно можно было видеть, как люди, которые еще вчера были богатейшими, сегодня просили милостыню: таким ненасытным было корыстолюбие тирании, которая в качестве предлога использовала не¬ 773
обходимость содержания солдат». Мак- симин разграбил казну городов, превра¬ тив их жителей в нищих и бродяг. Боль¬ шое число сохранившихся от времени Максимина Фракийца кладов наглядно свидетельствует о страхе их владельцев перед угрозой конфискации. Наибольшее возмущение конфиска¬ ционные меры Максимина вызвали в Африке. Здесь взялись за оружие арен¬ даторы императорских доменов, земель¬ ные собственники, колоны, горожане, провозгласившие императором восьми¬ десятилетнего Гордиана, бывшего до этого проконсулом Африки. Памятуя о Максимин Фракиец своем преклонном возрасте, он тут же объявил августом своего сына — Гордиа¬ на II. Римский сенат поддержал и того и другого, обрадовавшись возможности избавиться от жестокого Максимина, остро ненавидевшего римскую знать и не имевшего среди своих приближенных ни одного нобиля. Его сторонники в Риме были перебиты. Но поддержка се¬ ната не помогла Гордианам. В Африке началась новая война, поднятая намест¬ ником Нумидии. Гордиан II погиб в сра¬ жении, а его отец покончил с собой. Сенат выдвинул из своей среды но¬ вых императоров — Пупиена и Бальби- на. Пупиен, Бальбин и Гордиан III три- Филипп Араб умфально вступили в Рим. Вскоре там начались столкновения между солдата¬ ми их армии и жителями города. Часть города была уничтожена пожа¬ ром. Преторианцы воспользовались моментом и убили Пупиена и Бальбина, подарив свою благосклонность Гордиану III. При нем со¬ хранялось влияние сената. Гордиану III пришлось отражать наступление варварских племен в Нижней Мезии, подавлять мятеж одного из узурпаторов в Северной Африке. В 241—244 гг. развернулись военные действия против персов в Сирии и Месопотамии. После того как Гордиан III был убит соб¬ ственными солдатами, войска провозгласили императором своего главнокомандующего Юлия Филиппа, получившего по этническому 774
происхождению прозвище Араб. Впервые римский трон занял выхо¬ дец из отдаленной восточной глубинки, из арабского кочевья. Его опорой, наряду с армией, стала собственная родня. Но, назначая род¬ ственников на высшие должности, он вместе с тем искал благосклон¬ ности и у сената. Филипп Араб попытался упорядочить имперское судопроизвод¬ ство и систему сбора налогов, пресечь злоупотребления чиновников. В одном из сохранившихся обращений к его сыну от жителей фри¬ гийской деревни содержалась мольба о помощи: «Нас неслыханным образом мучают и сосут нашу кровь те, чей долг защищать народ... Эти люди, командиры, солдаты, государственные магистраты и их чи¬ новники, являются в нашу деревню и мешают нам трудиться, отни¬ мая у нас волов. Они отбирают то, что к ним не имеет отношения. Вот так мы страдаем от великих притеснений и тягот». Императору удалось заключить компромиссный мир с Сасанидс- кой Персией, сохранив власть над Месопотамией и Малой Арменией. С 245 г. он успешно отражал набеги карпов и других племен на Дунае. Однако вскоре последовал мощный прорыв варваров во главе с гота¬ ми. Война с варварами на Дунае приняла затяжной характер. А между тем приближалось тысячелетие Рима. Император надеялся, что праз¬ днование этой великой даты поможет стабилизировать обстановку в империи, сплотить народ. 21 апреля 247 г. официальная пропаганда, взяв на вооружение весь стандартный набор римских лозунгов, с не¬ бывалой громогласностью воспевала «Вечный Город», римскую сво¬ боду, непобедимых императоров, согласие, мир, изобилие, тогда как политическое и моральное разложение римской державы и римского уклада жизни достигло апогея. За римским лимесом. Еще при Антонинах стало очевидным, что мощные укрепления на границах империи, воздвигнутые римля¬ нами, не могут служить надежной защитой от варварского мира, гроз¬ ного, кочевого и воинственного. Этот мир находился в постоянном движении. Одни племена теснили другие, заставляя последних ис¬ кать новые места обитания и создавать временные этнические коали¬ ции. В ходе частных перегруппировок сил и перемещений, ставших предвестием великого переселения народов, передовые отряды вар¬ варов вступали в сражения с римскими войсками приграничных рай¬ онов империи. И эти сражения постепенно сливались в нескончае¬ мую череду войн. В начале III в. названия германских племен, известные еще со времен Плиния Старшего и Тацита, почти исчезают из римских исто¬ рических источников, но устрашающе начинает звучать новое имя — алеманны (аламанны), на одном из германских наречий означавшее 775
«сообщество мужчин», «толпа». Однако это имя принадлежало не ка¬ кому-то одному народу: за ним скрывался достаточно крупный пле¬ менной союз, включавший и известных ранее свевов (швабов), и тюб- рингов, и гермундуров, и семеонов, и других германцев. Все они, объединившись, образовали ударную силу, которая угрожала верхне¬ германской и ретийской границам империи. Их перегруппировки из¬ менили демографическую картину и военную обстановку в средин¬ ной Европе. Алеманны были искусными конными воинами. Их на¬ ступление клиньями врезалось в римскую территорию, не останавли¬ ваясь перед захватом хорошо укрепленных фортификационных сооружений. В 235 г. римской армии под руководством Максимина Фракийца удалось перехватить инициативу и заставить алеманнов на некоторое время отступить. Однако «десятинные поля» и приграни¬ чье Рейна и Дуная превратились в опасный район непрекращающих- ся военных стычек, что в конечном счете привело к потере римляна¬ ми влияния на этой территории. Алеманны предприняли наступле¬ ние и на Италию. Они дошли до Медиолана (Милана), но здесь были остановлены. Однако само их вторжение отчасти создало условия для последующего отделения от Рима Галлии и создания суверенной Гал¬ льской империи. Алеманны и в последующие десятилетия предпри¬ нимали попытки похода в Италию и Галлию. Однако в начале IV в. они в большинстве своем перешли на службу в римскую армию. В 30-е гг. III в. происходит перегруппировка племен и в нижнем течении Рейна. Некоторые германские племена объединились под началом франков. Они совершали набеги до среднего Рейна, подчи¬ няя себе живущие там народы. Но особенно активно франки стреми¬ лись захватить нижнерейнский сектор и земли по левому берегу Рей¬ на. В 260 г. они разрушили сильно укрепленный Траехт (совр. Утрехт). Франкские разбойничьи сухопутные и морские отряды постоянно на¬ падали на римскую территорию, грабили римские суда. С начала III в. резко осложнилась ситуация в районе Среднего и Нижнего Дуная. Отсюда совершили свой прорыв маркоманны, в 251 г. проникшие через Паннонию к Равенне. Они были остановлены, од¬ нако вскоре римляне вынуждены были уступить им земли вдоль верх¬ негерманской границы и взять в жены императору дочь вождя марко- маннов. К набегам маркоманнов добавлялись нападения вандалов, ба- старнов, квадов, периодически опустошавших германские провинции. Особенно активными в наступлении на римские земли были да- кийские племена. Самым агрессивным из них было племя карпов. Хотя несколько римских императоров и получили титул Карпийский в ознаменование побед над ними, лишь впоследствии императору Ав¬ релиану удалось, наконец, утихомирить это воинственное племя и расселить его южнее Дуная. 776
В годы празднования тысячелетия Рима судьба словно послала Веч¬ ному Городу мрачное предзнаменование гибели. Готы, взломав римский лимес, предали мечу и огню Мезию и Фракию. До этого с готами не было серьезных столкновений. Своей родиной готы считали Скандзе, «кузни¬ цу племен» (очевидно, Скандинавию). В I в. они уже селились в низовь¬ ях Вислы, а затем двинулись в причерноморские степи. Здесь произошла их встреча со скифо-сарматскими племенами, от которых они переняли технику конного боя и вооружения, возможно, кольчужные доспехи. Готы основали в Крыму свое государство, объединив в мощный союз племена германцев и присоединившихся к ним аланов и сарматов. Од¬ нако в III в. готы сами разделились на остготов и вестготов (восточных и западных готов). Вестготы расселились между Днестром, Карпатами, Валахией и Нижним Дунаем, остготы — по обоим берегам Дона, Днеп¬ ра, в Приазовье. Готы располагали мощной армией и флотом, в строи¬ тельстве которого принимали участие пленные римляне. За армией обычно двигались повозки с семьями воинов. Таким образом, наступле¬ ние готов было одновременно и их переселением. Передвижение готов в 248 г. совпало с войной римлян против кар¬ пов в Дакии и с несколькими попытками узурпации императорской власти. Филипп Араб находился в это время в Дакии. Навести поря¬ док во взбунтовавшихся легионах он поручил Гаю Децию, опытному военному и сенатору этрусского происхождения. Деций установил в армии жесткую дисциплину, избавившись от ненадежных солдат. Часть из них перешла через лимес к варварам. Устрашив своими побе¬ дами готов, Деций заключил с ними перемирие. В 249 г. иллирийские легионы провозгласили Деция императором. Он не хотел выглядеть узурпатором и предложил Филиппу Арабу ком¬ промисс. Предложение было отвергнуто, и Деций двинул войска в Италию. Возле Вероны армии двух императоров вступили в сопри¬ косновение. Филипп Араб погиб в бою, а сын его был убит в Риме преторианцами. Император Деций. Рим восторженно встретил победителя. В противоположность Филиппу Арабу Деций был для Рима «своим». Его намерения реставрировать старые римские обычаи, порядок и ре¬ лигию совпали с пробудившейся у римлян после празднования тыся¬ челетия Вечного Города тягой к традиционным римским ценностям. В 250 г. Деций издал эдикт, требовавший от каждого жителя империи принесения жертв римским богам. Акт жертвоприношения должен был совершаться в присутствии свидетелей. Начали действовать ко¬ миссии религиозного надзора. Этот эдикт спровоцировал массовые преследования христиан, отказывавшихся приносить жертвы язычес¬ ким богам. 777
Судя по легендам на монетах, Деций рассчитывал на мирное прав¬ ление. Однако издание «жертвенного эдикта» совпало с началом но¬ вого наступления готов. Деций одержал над ними победу в районе Никополя. Севернее активизировались карпы. Император устремил¬ ся навстречу им в Дакию. Тем временем готы перешли Балканы, и Деций вынужден был перебросить свою армию через Шипку. В сра¬ жении с готами Деций потерпел тяжелое поражение у Беройи. По¬ следствия его были тем более опасными, что император намеревался оказать помощь осажденному Филиппополю. Еще в самом начале гот¬ ской кампании Деций в своем послании предупреждал филиппополь- цев об опасности спонтанных стычек с готами: «У них многочислен¬ ная конница, многочисленная тяжело- и легковооруженная пехота, они страшны своей опытностью в военном деле и своей наружнос¬ тью, а потрясением оружия и громко выкрикиваемыми угрозами они могут навести страх на тех, кто на них обрушится впервые». Осажденные ждали Деция, а он после поражения у Беройи с тру¬ дом собирался с силами. Тем временем предатель, которому готы обе¬ щали императорскую власть, открыл ворота Филиппополя. Все нахо¬ дившиеся в городе были перерезаны (Аммиан Марцеллин называет страшную цифру — 100 ООО убитых). Решающее сражение Деция с готами произошло в начале июня 251 г. у Абритта в Добрудже. Готы наступали тремя боевыми линиями. Римский фланг, возглавляемый самим императором, завяз в болоте, был окружен варварами и полностью уничтожен. В этом сражении пал и Деций. После катастрофы в Добрудже уцелевшие римляне во главе со вновь избранным императором заключили с победителем соглаше¬ ние: они пропускались на родину при условии ежегодной уплаты дани и отказа от территорий на Нижнем Дунае. Рим и Персия. Между тем молодая персидская империя пережи¬ вала обновление. Самостоятельные города, сохранявшиеся в Парфии со времен Селевкидов, сменяются административными центрами во главе с царскими чиновниками. Осуществляется централизация обще¬ ства, разделенного на сословия жрецов, воинов, чиновников и земле¬ дельцев (к последнему были причислены также ремесленники и куп¬ цы). На землях, ранее принадлежавших городам и сельским общинам, организуются крупные поместья. Земледельческое население закрепо¬ щается. Складывается новое царское войско, главной ударной силой которого становится тяжелая кавалерия, непосредственно подчинен¬ ная шаху, принявшему титул «царь царей, царь Ирана и не-Ирана». Кодифицируется иранское право, представлявшее собой сложную, строго продуманную систему. Реформируется религия (зороастризм) в 778
направлении большего догматизма и усиления культа царя. Провозгла¬ сив себя наследниками Ахеменидов, Сасаниды претендуют на все за¬ падные владения предшественников вплоть до побережья Эгейского и Египетского морей. В 252 г. сасанидские войска вторглись в Месопота¬ мию и Сирию, годом позже захватили Антиохию. Император Публий Лициний Валериан возглавил поход римской армии на Восток, однако военный успех сопутствовал персам. В 256 г. они захватили Дура-Европос, прекрасно укрепленный город, резиден¬ цию римского командующего пограничной обороной. Проведенные в 30-х гг. XX в. археологические раскопки показали, что город ожесто¬ ченно сопротивлялся. В 260 г. новое наступление привело к полному разгрому римских войск. Так римляне потеряли Ближний Восток. Триумфальная надпись персидского шаха на персидском, парфян¬ ском и греческом языках сообщает о трех победах над Римом в 260 г.: «Во время третьего похода, когда мы атаковали Карры и Эдессу и оса¬ дили их, император Валериан выступил против нас. С ним были [вой¬ ска] из Германии, Реции, Норика, Дакии, Паннонии, Мезии, Истрии, Испании, Мавритании, Фракии, Вифинии, Азии, Памфилии, Исав- рии, Ликаонии, Галатии, Ликии, Киликии, Каппадокии, Фригии, Сирии, Финикии, Иудеи, Аравии, Лидии, Осроены, Месопотамии — всего семьдесят тысяч человек. И по ту сторону Карр и Эдессы у нас была большая битва с императором Валерианом. И императора Вале¬ риана мы взяли в плен собственноручно, и префекта, и сенаторов, и начальников, которые командовали той армией, всех мы взяли в плен и угнали в Персию. И Сирию, Киликию, Каппадокию мы разграби¬ ли, опустошили и разрушили». Императора и его военачальников заставили строить плотину и мост. Садясь на коня, персидский шах использовал спину Валериана как подставку. Такого унижения Рим не ведал со времен катастрофы при Каррах. Распад. Сын, соправитель Валериана император Галлиен ничего не предпринял, чтобы вызволить отца из позорного плена. Напротив, он всячески старался дистанцироваться от Валериана и даже предать забвению его имя. При Галлиене положение империи не улучшилось, несмотря на его неоднократные попытки укрепить дисциплину в ар¬ мии и восстановить авторитет государственных структур. В административной и военной сферах были, однако, предприня¬ ты меры, сыгравшие в дальнейшем немаловажную роль в переустрой¬ стве государства. Он, по существу, отстранил сенаторов от руководя¬ щих постов в администрации, права управлять теми из римских про¬ винций, где стояли римские войска. Легатов, ранее назначавшихся в легионы из числа сенаторов, при Галлиене стали выдвигать из всадни¬ 779
ческого сословия. Это привело к тому, что сенаторы стали замыкаться в своих латифундиях, уступив административное поприще и военное ко¬ мандование всадничеству, и более того — низшим сословиям. Галлиен также создал мобильный конный корпус — резерв главнокомандующе¬ го. Командиры этого корпуса стали играть в империи ту же роль, какая еще не так давно принадлежала префектам претория. Ему, правда, удалось на какое-то время приостановить наступле¬ ние на рейнскую границу алеманнов и франков. Однако вскоре про¬ изошло неизбежное. Даже Галлия, связанная с Римом давними и очень тесными узами, как уже отмечалось, в 267 г. объявила себя неза¬ висимой Галльской империей. За нею последовали Испания и Брита¬ ния. Многие регионы империи выдвигали своих собственных прави¬ телей и провозглашали их императорами. Некоторые из дорвавшихся до императорской власти узурпаторов были настолько малоизвестны, что о них не сохранилось никаких сведений в исторических источни¬ ках, и в историю они вошли под общим наименованием «тридцать тиранов». Многочисленные локальные узурпации разорвали на куски некогда единую территорию империи. Пальмирская держава. Среди «тридцати тиранов» подчас по¬ падались и незаурядные фигуры. Из них наиболее яркая — Зенобия, правительница Пальмиры, города с арабско-иудейским населением, расположенного в оазисе Сирийской пустыни. В тяжелой, не сулившей успеха борьбе против персидского шаха Шапура I единственной опорой Галлиена была Пальмира, получив¬ шая еще от императора Каракаллы статус римской колонии. Оденат, правитель Пальмиры, остановил персидские войска, отбросив их за Евфрат, захватил Карры и Нисибис, прошел до Ктесифона и осадил его. Галлиен, занятый войной с варварами на севере, высоко оценив победу Одената, даровал ему титул «вождь римлян» и провозгласил верховным главнокомандующим на Востоке. Одержав победу над Персией, Оденат объявил себя и своего сына Орода императорами. После убийства Одената и его сына молодая вдова Зенобия, скорее всего, причастная к заговору против мужа и пасынка, воспользовав¬ шись ослаблением Римской империи, провозгласила независимость Пальмиры и за несколько лет прихватила часть Месопотамии, Си¬ рию, Аравию и Египет. С Персией был заключен мир, давший Зено- бии возможность беспрепятственно укреплять власть над владения¬ ми, от которых Рим вынужден был отказаться. Древний караванный город при Зенобии превратился в настоя¬ щую столицу Востока, украсившись улицами, защищаемыми порти¬ ками от палящего солнца пустыни, и великолепными храмами. По¬ всюду можно было видеть статуи Одената, установив которые, прави¬ 780
тельница надеялась снять подозрения в своей причастности к его ги¬ бели и одновременно подчеркнуть преемственность власти. Зенобия начала чеканить собственную монету. На монетах 271 г. она названа «августой», а ее старший сын, от чьего имени она правила, «консу¬ лом», «стратегом Рима», «светлейшим царем царей», «восстановите¬ лем Востока». В этом перечислении титулов была заложена опреде¬ ленная идея — оно как бы символизировало преодоление вечного со¬ перничества Запада и Востока и слияние их ценностей в единое гар¬ моничное целое. При Зенобии Пальмира стала одним из важнейших культурных центров того времени. Сюда съезжались поэты, ученые, художники, скульпторы, образовав своеобразный «цветник талантов», взращен¬ ный на восточных, эллинистических и римских традициях. Имя Паль¬ миры как прекраснейшего города и питомника муз стало нарицатель¬ ным, а известность и слава «иноземки по имени Зенобия... в импера¬ торском военном плаще и диадеме» (так писал один из римских исто¬ риков) перешагнула далеко за пределы ее владений. Последние солдатские императоры. После убийства заго¬ ворщиками в 268 г. Галлиена и недолгого правления начальника кон¬ ницы «мимолетного императора» Авреола войска посадили на импе¬ раторский престол выходца из Иллирии Марка Аврелия Клавдия, ко¬ торому Рим оказался обязанным крупными военными победами над варварами. Клавдий выиграл ряд битв с алеманнами, а также в 269 г. одержал убедительную победу над готами в районе среднего течения Моравы. В ознаменование этой победы была воздвигнута на форуме серебряная колонна, а император приобрел почетный титул Готский. Но разгоревшаяся эпидемия чумы свела на нет его успехи, и сам им¬ ператор пал ее жертвой. Сенат немедленно объявил императором его брата, которого, однако, не признали дунайские легионы. Они пред¬ почли своего командующего Луция Домиция Аврелиана. Аврелиан был выходцем из Верхней Мезии, возможно, даже про¬ исходил из семьи колона, что не помешало ему сделать головокружи¬ тельную карьеру. В 268 г. он был начальником расквартированной в Северной Италии ударной конной армии и пользовался почетом у императора. Будучи сам избран императором, Аврелиан показал себя не только талантливым военачальником, но и хорошим администра¬ тором. Ему удалось задержать на несколько лет скатывание империи в пропасть. В годы его правления уже отчетливо проявились некото¬ рые черты государственного устройства, которым предстояло развить¬ ся в эпоху домината. В год своего вступления на престол Аврелиан одержал победу над германским племенем ютунгов, прорвавшимся в Северную Италию, а 781
затем над сарматами и вандалами в Паннонии, оттеснив их за лимес. Однако вновь перешедшие лимес ютунги в союзе с сарматами нанес¬ ли ему в Италии тяжелое поражение. Варвары двигались в Умбрию. В Риме вспыхнули волнения. Неспо¬ койно было в Далмации и в Нарбоннской Галлии. Чтобы развязать себе руки, Аврелиан уступил Дакию готам и заключил с ними мир. Все го¬ родское население и легионы, выведенные из Дакии, были расселены на правом берегу Дуная близ его впадения в Понт. Нашествие алеман- нов и ютунгов Аврелиан остановил у города Павии, который три века спустя станет столицей других варваров — лангобардов. Аврелиан первым из римских императоров осознал, что варвары могут угрожать непосредственно Риму, и приказал воздвигнуть вокруг столицы мощную стену, сохранившуюся до наших дней. Длина ее со¬ ставила 18 км, высота —6 м, ширина — 3,6 м. Укрепления стены Ав¬ релиана и ее восемнадцати ворот уже напоминали средневековые зам¬ ки. Стенами и укреплениями, но только меньших размеров, стали себя окружать также и другие города и даже отдельные поместья. Им¬ перия становилась похожей на сплошной военный лагерь. Аврелиану пришлось жесткой рукой навести порядок и в самом Риме, где вос¬ стали монетарии (ремесленники римского монетного двора), возму¬ щенные тем, что ремесленные коллегии были поставлены под пол¬ ный контроль императора и должны были выполнять его распоряже¬ ния. К монетариям присоединились городские низы, недовольные перебоями в хлебных раздачах: вместо ежемесячной раздачи зерна была введена ежедневная раздача печеного хлеба по два римских фун¬ та вместе с небольшим количеством масла и щепоткой соли, да и та¬ кой скудный «паек» выдавался нерегулярно. О масштабах этого вос¬ стания может дать представление количество погибших при его по¬ давлении солдат — почти семь тысяч. В том же году Аврелиан победил на Нижнем Дунае карпов, а затем предпринял поход против Пальмиры, чтобы положить конец ее само¬ стоятельности. Римские войска разбили силы Зенобии близ Анти¬ охии. Пальмира была передана под управление префекта провинции Месопотамии. Осенью 272 г. Зенобия в числе других пленников была проведена в триумфе Аврелиана по улицам ненавистного ей Рима. На ней были великолепные одежды и множество драгоценных украше¬ ний, ослеплявших зрителей. И хотя руки и ноги пленницы сковывали золотые цепи, а за золотую цепочку на шее ее вел персидский шут, Зенобия сохраняла царственное достоинство и не казалась сломлен¬ ной. Свои дни она закончила как римская матрона на бывшей вилле императора Адриана, пришедшей к тому времени в запустение. В 273 г. пальмирцы вновь подняли восстание, и Аярелиану опять пришлось брать город. На этот раз он был разграблен, опустошен и 782
более никогда не восстанавливался (засыпанный песками, он стал прекрасным археологическим памятником). Попутно подавив в Алек¬ сандрии Египетской восстание одного из сторонников Зенобии, Ав¬ релиан направился через Галлию в испанские провинции. Галлия в то время была самостоятельным государством, где управлял император- узурпатор Тетрик. Тетрик, будучи не в силах справиться с собствен¬ ными воинами, тайно призвал к себе Аврелиана. В битве при Катала- унских полях мятежное войско было разбито, Тетрик был проведен по Риму в триумфе, но затем щедро вознагражден и получил высокое административное назначение. Испания, а вслед за ней Британия были возвращены Римской империи. Успехи эти стали возможны бла¬ годаря установлению железной дисциплины не только в армии, но отчасти и в системе управления империей. Современники сравнива¬ ли Аврелиана с Александром Македонским и Цезарем. Аврелиан провел ряд реформ, направленных на восстановление внутреннего единства римского государства, реорганизовал админис¬ тративный аппарат, усовершенствовал систему государственного про¬ довольственного снабжения. Отходя от системы принципата, он по¬ велел именовать себя «господином и богом», подчеркивая тем самым абсолютный и божественный характер своей власти. На людях он по¬ являлся в сияющем венце и роскошных восточных одеяниях, уподоб¬ лявших его божеству. О том, что это было элементом церемониала, преследующего политические цели, свидетельствует хотя бы тот факт, что в обыденной жизни император был очень неприхотлив; даже сво¬ ей жене он разрешал иметь только один шелковый плащ. Объединению империи должна была способствовать и религиоз¬ ная реформа. Вскоре после победы над Зенобией Аврелиан ввел обяза¬ тельный для всех культ Непобедимого Солнца, божественного покро¬ вителя императора и империи. В Риме, на Марсовом поле, этому боже¬ ству был возведен храм. Культ Солнца, установленный Аврелианом, не имел ничего общего с культом Солнца, введенным в свое время Гелио- габалом: он объединял многочисленные солнечные культы, существо¬ вавшие в различных частях Римской империи, особенно на ее востоке, но поднялся над ними как религиозный Абсолют. Он должен был вен¬ чать традиционную римскую религиозную систему и способствовать единству империи. На монетах Аврелиана изображение солнца сопро¬ вождалось титулами императора: «восстановитель мира», «восстанови¬ тель Востока», «восстановитель круга земель» (restitutor orbis). Одна из монет Аврелиана изображала рукопожатие императора и богини Согласия. Но это не означало установления согласия в госу¬ дарстве — легенда на монете поясняла: согласие между воинами. Се¬ нат при Аврелиане был лишен власти. С недовольными сенаторами император расправлялся с необычайной жестокостью. 783
В 275 г. обстановка на Востоке осложнилась в очередной раз, и Аврелиан выступил в поход против Персии. Во время этого похода он был убит заговорщиками. Армия, казалось, устала выдвигать импера¬ торов и после гибели Аврелиана уступила это право сенату, который избрал императором дряхлого сенатора Марка Клавдия Тацита (275 г.). Новый император установил культ Антонинов и разместил во всех библиотеках сочинения своего тезки — историка Тацита, обличителя тиранов. Через полгода семидесятипятилетний Тацит был убит солда¬ тами. Его преемник Флавиан продержался у власти лишь два месяца. Следующий император, Марк Аврелий Проб, удерживал власть не¬ сколько лет (276—282). Интересен изданный им приказ разводить ви¬ ноградники вне Италии (видимо, запрет на это, введенный при До¬ мициане, еще продолжал действовать). Рассаживать виноградные лозы было поручено легионам, стоявшим в Галлии и Паннонии, а уха¬ живать за посадками — местному населению. В 283 г. Проб вступил в столицу Персии Ктесифон, но вскоре его убили солдаты, а его преемник был сражен молнией во время персид¬ ского похода. Казалось, сам громовержец Юпитер устал от кровавой вакханалии и низверг карающую молнию на голову очередного неза¬ дачливого владыки. Но и гнев отца богов не прекратил борьбу за власть, разгоревшуюся с новой силой. Социальный кризис. Политический хаос во всех своих прояв¬ лениях переплетался с социальным кризисом. Принятые императо¬ рами II в. меры, ограничивавшие до того совершенно не контролиру¬ емый, полнейший произвол рабовладельцев по отношению к рабам, не могут рассматриваться как качественные перемены в системе рабо¬ владельческих отношений. Одним из симптомов ее кризиса стало не¬ типичное с точки зрения классической римской практики использо¬ вание рабского труда и изменение соотношения между трудом рабов и зависимых земледельцев в пользу последних. Римским агрономам конца республики и первого века империи известны колоны, под которыми понимались мелкие арендаторы. Само слово colonus считалось производным от глагола colere — возде¬ лывать, обрабатывать землю. Но этот глагол имел и другое значение: жить, проживать, и в поздних текстах под колонами стали понимать не только арендаторов, но и поселенцев на чьей-либо земле, местных и пришлых. Изменения, позволившие дать такое определение сельским тру¬ женикам, имели место уже во II—III вв. Развитие колоната можно нагляднее всего проследить по императорским поместьям ^сальтусам) в римских провинциях. Известно, что при Нероне половина пахот¬ ной земли римской провинции Африки принадлежала шести поссе- 784
сорам. Казнив их и конфисковав их владения, Нерон стал самым крупным землевладельцем Африки. Его земли достались последую¬ щим императорам. При Антонинах императорские владения (доме¬ ны) управлялись в соответствии с уставами, определявшими обязан¬ ности населения этих доменов и права лиц, наделенных властью над ними. Группы императорских поместий объединялись в округа во гла¬ ве с прокураторами, а каждый сальтус отдавался на откуп главному съемщику (кондуктору), который либо обрабатывал землю силами собственных рабов, либо сдавал ее в аренду колонам. Арендная плата могла отдаваться деньгами или частью урожая (обычно трети), и к тому же колон был обязан отработать на землях поместья несколько дней в году. Сохранилась жалоба колонов Буру- нитанского сальтуса в Африке императору Коммоду на притеснения кондуктора, нарушавшего устав, увеличивая платежи и отработки. Колоны юридически были свободными людьми, ибо аренда была кратковременной — как правило, пять лет. Но уже во времена Горди- ана различали «временную» и «вечную» аренду, при которой в случае смерти владельца колонам предписывалось выполнять свои обязан¬ ности и при его наследнике. Вскоре вообще прекратилось заключе¬ ние договоров, и колоны оставались на земле, если владельцы их не выгоняли, продолжая нести свои повинности. Землевладельцы были заинтересованы во все более жестком прикреплении колонов к своим поместьям и для этого зачастую применяли военную силу. Крупные собственники окружали себя военизированными отрядами, укрепля¬ ли виллы, возводя вокруг них массивные стены. Бунты и восстания. Все это не могло не привести к возникно¬ вению различных форм протеста, бунтам и мятежам. Было бы невер¬ ным думать, что восставала только беднейшая часть населения. Так, вспыхнувшее в северной Африке в период правления Максимина вос¬ стание крупных землевладельцев Гордианов в 238 г. привлекло и бога¬ тых людей, и мелких земледельцев. Это восстание имело разнообраз¬ ные цели, главной из которых была замена «бешеного» императора Максимина умеренным и «справедливым» Гордианом. Восставшие также уповали на возрождение римских законов, а земледельцы — на облегчение налогового бремени и получение земли. В правление Галл иена в Сицилии вспыхнуло восстание, которое современники, видимо, вспоминая о давних событиях на острове, на¬ зывали «почти рабской войной». На самом же деле роль рабов в соци¬ альной борьбе этого времени была ничтожной. Основной движущей силой массовых выступлений становятся закабаленные земледельцы и посаженные на землю варвары. Наиболее крупные беспорядки ох¬ ватили Галлию. Здесь началось движение багаудов (на языке галлов — 785
«борцов»). В основном это были колоны, доведенные до отчаяния притеснениями крупных земельных собственников, разбоем и непо¬ сильным трудом. Сами римские авторы говорят о безвыходном поло¬ жении этой римской провинции, признавая, что большая часть ее на¬ селения разорена непосильными налогами и повинностями, тогда как дома магнатов утопают в роскоши. «От чего другого они стали багау- дами, как не от наших несправедливостей, нечестных судей, конфис¬ каций и грабежей», — писал священник Сальвиан. Восставшие изгоняли богачей или даже их убивали. Им удалось захватить город Августодун, где на их сторону перешли ремесленники и гладиаторы. Ненадолго подавленное императорскими войсками, восстание к концу III в. вспыхнуло с новой силой. Багауды избрали собственных императоров, организовавших военный лагерь на остро¬ ве при слиянии Марны и Сены и оттуда совершавших набеги на круп¬ ные имения. В V в. движение багаудов приняло еще более широкий размах, перебросившись из Галлии в Испанию. Оно в немалой степе¬ ни способствовало дальнейшему расшатыванию Римской империи и ее падению. ПЛ Источники. Вместе с окончанием правления Александра Севера и по- ■ ™ гружением империи в хаос полувекового кризиса исчезает возможность опоры на труд Диона Кассия, пусть не всегда объективного, но все же оче¬ видца исторических событий, а со времени Максимина Фракийца обрывает¬ ся исторический труд также и другого современника — Геродиана. Практи¬ чески нет ни одного цельного исторического труда, который мог бы быть положен в основу изучения пятидесятилетия, отделяющего падение динас¬ тии Северов от прихода к власти Диоклетиана. Краткие биографии импера¬ торов времени полувекового кризиса содержатся в компиляции авторов вто¬ рой половины IV в. или начала V в. — «Сочинителей истории Августов». Но это источник чрезвычайно тенденциозный, включающий множество абсо¬ лютно недостоверных фактов. Источниками информации по политической истории становятся также фрагменты сочинений Петра Патриция, Иоанна Антиохийского, труд историка середины V в. Зосима, автора истории в шес¬ ти почти полностью сохранившихся книгах на греческом языке, а также про¬ изведения византийских историков. Для III в. может быть использована как источник не только по истории религии, но и Римской империи обширная христианская литература: тракта¬ ты Тертуллиана (ок. 160— ок.200), трактаты и письма Киприана (200—258), «Церковная история» Евсевия Кесарийского (ок. 260—339), обширный трак¬ тат Сальвиана (V в.) «О власти господней», сочинение Аврелия Августина (354—430) «О граде Божьем» и написанная Павлом Орозием «История про¬ тив язычников». Так, у Тертуллиана и Киприана, выходцев из римской про¬ винции Африки, можно почерпнуть информацию о жизни провинциального общества Римской империи. В частности, совет Тертуллиана христианам за¬ ниматься простыми ремеслами воспринимается не только как стремление 786
оградить их от «идолопоклонства», но и характеризует ситуацию эпохи, ког¬ да выживание становится всеобщей проблемой. Трактаты и письма Киприа- на создают картину роста крупного землевладения, жажды роскоши и нажи¬ вы, притеснения и разорения крестьян, ослабления муниципальной органи¬ зации, всеобщей коррупции властей и анархии. Изучение варварских вторжений на фоне эпохи в целом становится воз¬ можным благодаря написанному на латыни труду гота (или алана) Иордана (сер. VI в.) «О происхождении и деяниях гетов», рекомендующего себя чита¬ телю как «сократителя хроник». Желая возвысить своих соплеменников, Иордан приписал германцам готам историю более древнего народа Приду- навья — гетов. Памятником общественных настроений III в. являются сочинения Пло¬ тина (204—270) и его ученика Порфирия (ок. 233 — ок. 300). В законодательных сборниках Феодосия II и византийского императора Юстиниана имеются ценнейшие сводки юридического материала, относя¬ щегося к предшествующим эпохам, в том числе и к III в. Первостепенную роль играют нумизматические данные, характеризую¬ щие политическую программу, финансовую и религиозную политику импе¬ раторов и многочисленных узурпаторов смутного времени, сами имена кото¬ рых порой известны лишь по монетам. На основании монет изучаются сепа¬ ратистские движения в провинциях. Монеты Пальмиры дают представление о характере установившейся в этом государстве власти и ее имперских притя¬ заниях. Монеты также становятся показателем экономического состояния империи. Сам состав содержащегося в них металла свидетельствует о кризи¬ се финансовой системы. Социально-экономическая история империи изучается преимуществен¬ но на огромном материале надписей и папирусов, характеризующих положе¬ ние колонов, вспыхивавшие в разных частях империи народные движения, распространение различных религий в разных частях империи. Глава 24 РЕЛИГИОЗНАЯ ЖИЗНЬ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ ВО 11-111 ВВ.* Включение в Римскую империю многочисленных народностей и этносов неизбежно вело к разрушению замкнутости их духовно¬ го бытия. Мир, царивший на ее просторах, благоприятствовал экономическим контактам и способствовал развитию многооб¬ разных культурных связей. Достижения медицины и астрономии, технической мысли и филологии становились общим достоянием всех народов, населявших империю; сюжеты и образы теперь бы¬ * Глава написана А.П. Скогоревым. 787
стрее кочевали из одной литературы в другую, искусство широко заимствовало чужеземные орнаментальные мотивы и изобрази¬ тельные приемы. В орбите этого интенсивного интеллектуально¬ го обмена оказалась и сфера религиозной жизни. Верования народов античного Средиземноморья и близле¬ жащих областей были политеистичны (исключение составляли только иудеи, ранее других пришедшие к исповеданию единого бога) и следовательно — открыты для усвоения новых, в том чис¬ ле и чужеземных, культов. Поэтому межэтнические связи, став¬ шие разнообразными и регулярными, очень скоро породили крайне пеструю картину религиозной жизни. Святилища мало- азийских, египетских, сирийских и персидских богов во 11—111 вв. уже встречались в самых разных городах империи; под воздей¬ ствием заморских вероучений и новых социально-политических реалий быстро преображались и традиционные культы греко¬ римского мира. Некоторые из них приобретали новые свойства и атрибуты, другие сливались со сходными верованиями, заве¬ зенными издалека. Там, где процессы культурного взаимодей¬ ствия развивались особенно бурно, возникали и бок о бок суще¬ ствовали совершенно противоположные религиозные умонаст¬ роения — от философского атеизма или настойчивых поисков космического универсума до тяготения к примитивным и напо¬ ловину забытым местным верованиям. В результате религиозная жизнь Средиземноморья уже во II в. оказалась сложной и противоречивой, как никогда прежде. Однако в этом нагромождении противоречий просматриваются вполне определенные тенденции. Не вызывает, например, со¬ мнений, что та религиозная идеология, которую пыталась навя¬ зать народам империи римская власть, не имела длительного успеха, а в обстановке политической нестабильности III в. пре¬ вратилась в откровенный религиозно-политический фарс; почи¬ тание великих богов греко-римского пантеона постепенно уга¬ сало, им на смену во II и в начале III в. пришли малозаметные прежде местные божества, почитавшиеся в отдельных городах и селениях; тяга к восточным и мистериальным культам непрерыв¬ но усиливалась, причем со стороны самых разных социальных слоев и групп; религиозно-философские поиски интеллектуалов и синкретические тенденции простонародных верований подво¬ дили массовое сознание (хотя и с разных сторон) к идее едино¬ го и абсолютного Бога. Самым же существенным с точки зрения исторической перспективы было постепенное распространение и идейно-организационное оформление христианства, упроче¬ ние его позиций в античном обществе. Религиозно-политическая фикция. Во II—III вв. официаль¬ ными культами Римской империи, участие в которых вменялось в обязанность каждому ее жителю, было почитание Юпитера 788
Капитолийского и культ римского императора. Отказ от исполнения связанных с ними обрядов считался государственным преступлением и мог повлечь за собой самое суровое наказание. Освящавший в первую очередь имперский правопорядок, культ Юпитера Капитолийского был совершенно чужд индивидуальным переживаниям личности, которые все больше оказывались в фокусе духовных исканий средиземноморской цивилизации. Специфически римский, сложившийся еще в суровые и аскетичные времена, он был слишком холоден и безэмоционален, а потому не находил отклика в сердцах жителей восточных провинций, тяготевших к религиозному экстазу, личному и даже чувственному контакту с божеством. К тому же для большинства он являлся символом чужеземного господства и национального унижения. За пределами Рима его искренние почита¬ тели были лишь среди легионеров и сравнительно узкого слоя римс¬ ких магистратов. Несколько сложнее обстояло дело с культом римского императора. В эпоху политической стабильности и процветания всемогущий пове¬ литель империи, чья милость возносила до небес, а гнев обращал в прах, и впрямь воспринимался большинством подданных как некое боже¬ ство, обитающее на Палатинском холме. Постоянно слыша о нем, они никогда не видели его воочию, а бронзовые и мраморные изваяния «палатинского бога» почему-то очень напоминавшие олимпийцев, вну¬ шали страх и благоговение. Во II в. культ императора имел уже весь набор культовых атрибутов — великолепные храмы, жреческие колле¬ гии, детально разработанный ритуал, включавший торжественные ше¬ ствия, хлебные и денежные раздачи. Во многих городах он был объеди¬ нен с почитанием главных местных божеств (например, в Эфесе — с культом Артемиды, в Пергаме — с поклонением Асклепию и т. д.). К этому времени относится множество не предусмотренных официаль¬ ным ритуалом посвятительных надписей, в которых подданные обра¬ щаются к императору в тех же выражениях, что и к богам «по природе». Скептицизм в отношении этого культа существовал, конечно, и во II в., однако скептики были немногочисленны и в большинстве своем принадлежали к ближайшему окружению самого императора. В III в. картина резко изменилась. С формальной стороны императорский культ именно в это время достигает своего апогея и обретает особую помпезность. Теперь уже не только покойных, но и царствующих им¬ ператоров полагалось именовать «божественными величествами». Официальные документы III в. титуловали каждого нового властелина «наибожественнейший из бывших когда-либо императоров», а годы его правления называли «благословеннейшими временами». Все, что было связано с особой или двором императора, вплоть до конюшен и ку¬ хонь, получило обязательный официальный эпитет sacer — божествен¬ 789
ный, священный. Любой новостройке — будь то ограда рынка в каком- нибудь малоазийском городке или лестница, ведущая к морю, в афри¬ канской деревушке — полагалось присваивать имя царствующего им¬ ператора. Между тем римское государство переживало глубочайший кризис и пору неслыханной политической нестабильности, когда оче¬ редного императора, случалось, свергали раньше, чем весть о его воца¬ рении доходила до отдаленных провинций. Контраст между официаль¬ ной помпой и реальностью ускорил профанацию императорского куль¬ та, уже в середине III в. превратившегося в чистейшую религиозно¬ политическую фикцию. Языческие культы и верования. На протяжении II—III вв. господствующей формой мировоззрения народов Средиземноморья оставалась языческая религиозность, даже к концу этого периода хри¬ стиане составляли не более 10 процентов населения империи. Как и прежде, все необычайное — величественное, красивое или уродли¬ вое — в языческом сознании тотчас связывалось со сверхъестествен¬ ным. Столкнувшись с чем-либо непривычным, язычники старались первым делом определить, какое именно божество проявляет таким образом свою волю. Существовали даже специальные «наставления» по распознаванию небожителей. Образованный греческий автор III в. Гелиодор со знанием дела пояснял читателям: «Богов можно узнать по их очам: они все время пристально взирают, и веки их никогда не смыкаются. Еще более — по их поступи: они передвигаются не пере¬ ставляя ног». И все же в язычестве II—III вв. по сравнению с прежни¬ ми временами многое изменилось. Вера в богов теряла наивную не¬ посредственность, отделялась от мифа, усложнялась. Появилось и по¬ степенно крепло понятие о трансцендентности божества. Лишь в глу¬ хих деревнях оставались люди, видевшие в изваяниях небожителей самих богов, однако большинству современников они уже казались глупцами. Эта перемена в мировоззрении отразилась в религиозном обиходе того времени: наряду с прежними deus и dea, обозначавшими конкретного бога или богиню со своим обликом, характером и родос¬ ловной, во II—III вв. все чаще стало употребляться слово numen, под¬ разумевавшее волю и могущество божества. Сходство созданных империей политических и отчасти социальных реалий придавало религиозному развитию непохожих друг на друга на- родов и регионов общую направленность. Сложное взаимодействие универсалистских и сепаратистских тенденций вело к тому, что религи¬ озные предпочтения все больше определялись не этносом и местнос¬ тью, а принадлежностью к социальному слою, интеллектуальному крУ' гу, профессии: в язычестве одновременно усиливались общие, надна¬ циональные черты и социальная дифференциация культов и верова¬ 790
ний. В низших и средних слоях общества повсеместно распространя¬ лось почитание малых богов (в каждой местности — своих), олицетво¬ рявших, как правило, силы природы. Прежде они не имели ни храмов, ни жреческих коллегий, теперь их статус быстро повышался, они наде¬ лялись космическими функциями и становились в глазах почитателей равными олимпийцам. Какое-нибудь малозаметное лесное или даже комическое божество превращалось в «могучего» и «непобедимого» бога, «отца и творца вселенной», в честь него воздвигали храмы и сла¬ гали гимны. Подобный расцвет мелких культов происходил в самых разных регионах, поэтому пантеон активно почитаемых богов стреми¬ тельно разрастался. Представители высших сословий смотрели на эти религиозные новации с презрительным недоумением и по-прежнему придерживались почитания великих богов, с официальными культами которых их связывало социальное положение. Однако новые черты все заметнее проступали и в облике их кумиров, активно заимствовавших функции и атрибуты иноземных богов. Взаимное усвоение божествами разных народов «компетенции» и атрибутов друг друга облегчалось тем, что их колыбелью были общества, стоявшие примерно на одной ступе¬ ни социального и интеллектуального развития, отчего и сами боги из¬ начально имели много сходного. Сходством часто характеризовалась и последующая эволюция их культов. Процесс конвергенции однотип¬ ных культов был типичен для всего периода античной истории, однако в I—III вв. н. э. он становится особенно интенсивным, поскольку им- Римский храм 791
перская власть в своих универсалистских устремлениях сознательно и последовательно его поощряла. Быстрее всего эволюция языческих верований происходила в горо¬ дах, особенно крупных и портовых, где нередко возникали причудли¬ вые комбинации самых разных культов, и один и тот же человек мог оказаться одновременно жрецом эллинского и туземного божества. Чем более пестрым по составу становилось население города, тем богаче и продуктивней была его духовная жизнь. Такие города, как Антиохия и Александрия, в этническом и культурном отношении теснее связанные со всем Средиземноморьем, чем с прилегавшей округой, стали во II в. колыбелью целого ряда новых религиозных систем, в которых христи¬ анство увидело своих опаснейших противников. Куда медленнее менялись верования в сельской местности. Ста¬ бильный жизненный уклад и круговая порука крестьянской общины, безусловное господство традиций в ее культуре, консерватизм мыш¬ ления и настороженно-недоверчивое отношение общинников к «чу¬ жакам» делали чрезвычайно устойчивой ее традиционную религию — эволюция культов в этой среде происходила при минимальном воз¬ действии чужеродных влияний. Гораздо меньше, чем в городах, ска¬ зывались здесь на религиозных воззрениях и социальные различия. Во II в. заметно изменился характер религиозных переживаний, по¬ явились новые формы почитания богов. Следствием сужения гори¬ зонтов общественной деятельности и ее профанации явился массо¬ вый уход в частную жизнь; общение замыкалось в кругу друзей и кол¬ лег, но при этом духовная жизнь людей становилась значительно ин¬ тенсивней, их религиозные чувства обострялись, приобретали более глубокий и личный характер. Размах и помпезность официальных бо¬ гослужений по-прежнему привлекали многих своей зрелищностью, но удовлетворить духовные запросы уже не могли. Нараставшее внут¬ реннее отчуждение от официальной религиозности сопровождалось распространением более интимных форм общения с божеством — культовые обряды теперь охотнее совершали в семейном или узко¬ корпоративном кругу; во множестве появлялись религиозные объе¬ динения (коллегии), состоявшие лишь из нескольких десятков чело¬ век. Приватизация религиозной жизни, укоренение в массовом со¬ знании привычки к произвольному возвышению малых богов и наде¬ лению их свойствами великого божества открывали дорогу неподконтрольному для государства религиозному «ревизионизму». Эти малозначительные на первый взгляд новшества проложили доро¬ гу радикальным религиозным переменам следующего столетия. Язычество в эпоху кризиса. Потрясения III в. внесли в эволю¬ ционное развитие язычества кризисные черты. Римская власть неиз¬ менно поддерживала культ великих олимпийцев и всеми средствами 792
пропагандировала тесную связь с ним. По мере утраты ею собственно¬ го авторитета теряла обаяние и та идеология, на которую она веками опиралась. Вслед за религиозным официозом массовое сознание стало отторгать объединенное в большинстве полисов с императорским куль¬ том (и потому гипертрофированное) почитание главных богов олим¬ пийского пантеона. При этом происходила своего рода их «ипостасная деградация». Зевсу теперь чаще и охотнее поклонялись как подателю дождя или покровителю брака; Артемиде — как целительнице. Широ¬ ко почитать продолжали тех олимпийцев, которые всегда выступали в роли помощников людей, например, Гефеста-Вулкана или Асклепия- Эскулапа. Должность жреца Асклепия стоила в то время в двадцать — тридцать раз дороже, чем жреческая должность в храме Зевса. Некото¬ рые олимпийцы продолжали почитаться благодаря слиянию с местны¬ ми божествами, причем популярность сохраняли именно те из них, чей культ никогда не объединялся с культом императора. Утрата привычной веры породила во всех слоях общества глубо¬ чайший духовный дискомфорт, преодолеть который можно было лишь заполнив тем или иным образом религиозный вакуум. Стремле¬ ние как можно скорее обрести «истинного» бога сплошь и рядом при¬ водило к отчаянным религиозным метаниям. Множились суеверия; повсюду появлялись «одержимые божеством» и «ясновидящие»; ста¬ ло престижно считаться магом или чародеем. В моду вошла некро¬ мантия (теория и «практика» вызывания покойников). Чтобы постичь эту «науку», состоятельные и не очень состоятельные люди специаль¬ но отправлялись в Египет. Смятение умов чувствовалось во всем. Склонность к занятиям магией и астрологией становилась массовым психозом. Приверженность к тому или иному культу часто носила ха¬ рактер кратковременного увлечения, на этой почве возникали рели¬ гиозные союзы, объединявшие людей разного достатка и социально¬ го положения. В целом массовой психологии того времени были при¬ сущи крайняя степень растерянности и экзальтация. Кризис веры в олимпийцев был очевиден и для римской власти, явно пытавшейся найти им замену или, по крайней мере, поддержать их угасавшее величие. В III в. на императорских монетах вместе с гре¬ ко-римскими богами и обожествленными добродетелями (а то и вмес¬ то них) все чаще появляются новые сакральные символы — божества восточного происхождения и знаки солярного культа. Такое сосед¬ ство возникло благодаря чуткой реакции правителей империи на рели¬ гиозные настроения масс, ибо одним из главных веяний эпохи оказа¬ лось тяготение к древним культам восточного происхождения. Интерес к ним был не случаен: людей, стремившихся обрести «истинную» и «надежную» веру, отнюдь не привлекало новое — в ту пору оно ни у кого не вызывало доверия. Панацею от жизненных и душевных невзгод 793
большинство искало в забытой мудрости древних верований — мест¬ ных, отеческих, и восточных, ибо в сознании человека античной эпохи глубочайшая древность всегда ассоциировалась с Востоком. Поэтому давно известные народам империи культы Исиды, Осириса, Кибелы, Великой Матери, Митры, в которых одновременно проглядывала и во¬ сточная, и родная древность, приобрели в то время особую популяр¬ ность, а изображения и сакральные символы этих богов вошли в орби¬ ту имперской религиозной пропаганды. Теми же причинами был обусловлен и расцвет древних мистери- альных культов — Дионисийских, Элевсинских, Самофракийских и многих других. Идея страдающего и посредством своих страданий по¬ беждающего бога, общая для этих культов, оказалась созвучна эпохе. В особых тайных обрядах мисты (посвященные) достигали единения с божеством, тем самым обретая уверенность в своей сопричастности его бессмертию. Сами мистериальные действа, окруженные таин¬ ственностью и доводившие их участников до экстаза, давали не толь¬ ко ощущение избранности, приобщенности к тайному знанию, но и крайне важную в тех условиях эмоциональную разрядку. Хотя мистериальные культы аккумулировали в себе важнейшие религиозные устремления эпохи, они не могли играть роль универ¬ сальной массовой религии, способной заменить веру в уходящих бо¬ гов, ибо были подчеркнуто элитарны. Посвящение в мисты стоило очень дорого, и позволить его себе мог далеко не каждый, поэтому в простонародной среде развернулись самостоятельные поиски истин¬ ного божества. Долгое время оно сводилось к простому «перераспре¬ делению» божественности, однако в условиях кризиса в нем появи¬ лись принципиально новые черты. Отвергнутые олимпийцы обладали многими прекрасными каче¬ ствами — силой, красотой, величием, а случалось — и мудростью. Но они были обуреваемы собственными страстями, часто бывали жесто¬ ки и безнравственны. Людям III в. потребовался совсем другой бог — добрый и справедливый, способный защитить и спасти их даже ценой собственных страданий. Именно таким он виделся растерянным и мя¬ тущимся жителям больших городов и глухих селений. Посвятитель¬ ные надписи той поры буквально пестрят эпитетами: «богу справед¬ ливому», «богу милосердному», «подателю благ», «спасителю»; Доб¬ рые Богини и божества справедливости (Дике, Сильван, Немезида и др.) привлекали к себе миллионы почитателей. Внешние достоинства небожителей теперь никого не интересовали, богам уже не пытались льстить, называя их «прекрасными», вместо этого настойчиво под¬ черкивалось нравственное совершенство почитаемого божества, его «непорочность». Очевидно, дефицит именно этих качеств все острее чувствовался в окружающей жизни. 794
Чтобы иметь возможность надежно защитить людей, богу следо¬ вало быть еще и всемогущим. Поэтому «добрые» и «справедливые» боги непременно оказывались также и «царями космоса», «владыка¬ ми мира», «едиными всемогущими»; наделялись силой и способнос¬ тями всех прочих богов; иначе говоря — соединяли в себе всю полно¬ ту божественности, рассеянную в языческих верованиях по отдель¬ ным культам. И хотя таких единых и всемогущих «пантеев» одновре¬ менно возникло бессчетное множество, их появление означало, что религиозное сознание масс движется к монотеизму. Эта монотеисти¬ ческая тенденция не выходила за рамки языческого восприятия мира: наличие единого всемогущего бога не исключало существования дру¬ гих богов — «всемогущий» лишь возвышался над ними. К тому же он почти всегда оставался конкретной личностью (доброй, справедли¬ вой, милосердной) и, стоя над миром, продолжал активно действо¬ вать в нем, помогая людям и творя справедливость. Этот стихийный и вполне прагматичный монотеизм народных верований подпитывался обрывками религиозно-философских учений, а также христианской проповедью, проникшей к тому времени во все слои общества. Под ее несомненным влиянием менялись, например, языческие представле¬ ния о посмертной жизни, распространялась вера в бессмертие души, в то, что праведники после смерти пируют на небесах,«в радости и веселии наслаждаясь вечным светом». Сохраняя давнее предубежде¬ ние против христианства, языческие массы подспудно усваивали мно¬ гие его вероутверждения, и таким образом создавалась почва для его принятия в будущем. Христианство на рубеже I—II вв. На исходе I в. н. э. окружаю¬ щий мир все еще воспринимал христианство как одно из течений иудаизма, поскольку пути его распространения по-прежнему были связаны с теми городами, где существовали большие колонии иудеев и имелись синагоги, неизменно становившиеся центрами споров об истинности Мессии — Иисуса. Широкое рассеяние евреев, вызван¬ ное Иудейской войной, проложило дорогу христианству во все угол¬ ки Римской империи и раньше всего — в крупные портовые города Средиземноморья. Если не считать Палестины и Сирии, наиболее за¬ метных успехов оно добилось в городах Малой Азии, Балканского по¬ луострова и Италии — там возникли самостоятельные общины после¬ дователей Иисуса, уже отделившиеся от синагог, а население некото¬ рых малоазийских провинций почти поголовно обратилось в христи¬ анство. На рубеже I—II вв. христианская проповедь зазвучала в Галлии, Карфагене, Александрии Египетской и даже в крохотных цар¬ ствах на юге Аравийского полуострова. Восточной границей ее рас¬ пространения долгое время оставался Евфрат. 795
В восточных провинциях Римской империи языком международ¬ ного общения был греческий, на нем говорили все, в том числе и ев¬ реи, жившие за пределами Палестины, а поскольку во многих общи¬ нах большинство уже составляли недавние язычники, арамейский по¬ чти повсеместно (за исключением Палестины и Сирии) оказался к концу первого столетия вытеснен из христианского обихода и писа¬ ний. Христианские общины стали теперь называться греческим сло¬ вом экклесия, т. е. «собрания». Состав экклесий был непостоянным. Многие поначалу увлекались новым вероучением, но затем к нему охладевали. И все же ряды приверженцев христианства непрерывно росли. Оно привлекало всех, кто чувствовал разлад с окружающей жизнью, не мог или не хотел примириться со своим положением в ней. Естественно, что таких людей больше всего было на нижних ступенях социальной лестницы, однако были и те, кто принадлежал к привилегированным сословиям и даже к самым верхам греко-римс¬ кого общества. В большинстве экклесий, где тон по-прежнему задавали иудео- христиане, Иисуса продолжали считать только Христом и решитель¬ но сопротивлялись попыткам приравнять его к Богу. Однако все за¬ метнее давала себя знать противоположная тенденция. Чем больше становилось среди верующих вчерашних язычников, тем отчетливее проступали в облике Христа божественные черты. В некоторых об¬ щинах его уже считали Духом, а его телесное существование объявля¬ ли призрачным (таких взглядов придерживались докеты и симониа- не). В других склонны были различать человека Иисуса и временно соединившуюся с ним божественную субстанцию (Христа). На крес¬ те, по их мнению, распяли только Иисуса, тогда как Христос-Мессия не был и не мог быть подвергнут позорной казни. Однако в большин¬ стве общин не разделяли таких воззрений. Еретическими объявила их позднее и церковь. Об организации раннехристианских экклесий до сравнительно недавнего времени известно было очень немного, но в 1875 г. в биб¬ лиотеке одного из константинопольских монастырей обнаружили со¬ чинение, написанное в начале II в. и озаглавленное «Учение Господне народам от двенадцати апостолов», которое чаще называют первым словом его греческого названия — «Дидахе». Благодаря этому памят¬ нику теперь известно, что в начале II столетия в экклесиях уже суще¬ ствовала довольно сложная иерархия. Различались занятые пропове¬ дью и наставлениями в вере апостолы, пророки и учителя. Наряду с ними существовали дьяконы, которые одновременно исполняли свя¬ щеннические и хозяйственные обязанности. Упоминает «Дидахе» и епископов. В апостольские времена так называли тех, кого направля¬ ли в качестве специальных эмиссаров в неблагополучные общины. 796
Теперь епископы уже избирались в самих экклесиях и, видимо, зани¬ мались преимущественно хозяйственными вопросами. Судя по «Дидахе», в это время уже стала складываться и особая христианская обрядность. Сохранив некоторые черты иудейского бо¬ гослужения (публичное чтение Священного писания, хоровое пение во время совершения обрядов, проповедь и молитву), христианство позаимствовало и отдельные элементы языческих культов. Двумя главнейшими таинствами уже в это время были крещение и евхарис¬ тия (причащение). Перед крещением требовалось соблюдать пост. Предпочтительным считалось погружение крещаемого в «живую», т. е. проточную, воду, если же ее не было, допускалось троекратное обли¬ вание. В противовес иудейской обрядности были установлены иные, нежели у иудеев, дни поста — среда и пятница; рекомендовалось так¬ же «отказаться и от молитв лицемеров» и трижды в день читать «Отче наш». Особые молитвы и исповедь в грехах сопровождали совершае¬ мую по воскресеньям евхаристию. Суть этого обряда состояла во вку¬ шении хлеба и вина, таинственным образом превратившихся во вре¬ мя богослужения в плоть и кровь Бога. Вкусив их, верующие обретали сопричастность (отсюда и название) божественному бессмертию не только по духу, но и по плоти. Обрядность в разных общинах сильно различалась и зависела от преобладания в них иудео- или языкохрис- тиан. Там, где первых было больше, преобладали нормы иудейского богослужения и более строгий отбор священных писаний. В тех же экклесиях, где большинство составляли вчерашние язычники, наблю¬ далось значительно большее разнообразие бытовой и обрядовой нор¬ мы. Апокалипсис Иоанна упоминает существовавшие в Эфесе и Пер- гаме христианские общины николаитов, которые принципиально не соблюдали постов, употребляли в пищу идоложертвенное мясо и при¬ нимали участие в языческих оргиях. Общины христиан-докетов, счи¬ тавших телесное существование Христа призрачным, не признавали и не совершали евхаристию. Христианство и языческий мир. Едва превратившись в мало- мальски заметное явление, христианство ощутило на себе враждеб¬ ность всех институтов современного ему общества, призванных под¬ держивать существующий порядок вещей. Уже с первых своих шагов преследуемое религиозной и светской властью Палестины, оно спус¬ тя всего несколько десятилетий оказалось объектом гонений со сто¬ роны верховной власти империи. Враждебность и неприязненное от¬ ношение к нему проявила и большая часть интеллектуальной элиты греко-римского мира. Античные писатели называли христиан безум¬ цами, «приверженцами зловредного суеверия», обвиняли их «в нена¬ висти к роду человеческому». Римский автор II в. Авл Цельс устами 797
одного из своих героев призывал к поголовному истреблению христи¬ ан, и даже историк Корнелий Тацит, провозгласивший задачу писать без гнева и пристрастия, заявлял, что «своими мерзостями» они на¬ влекли на себя всеобщую ненависть, и считал их достойными самого сурового возмездия. Рассказывая, как император Нерон иллюмини¬ ровал свои сады заживо сжигаемыми христианами, он упрекал его лишь в том, что побудительным мотивом этой расправы была не столько общественная польза, сколько собственная кровожадность принцепса. Когда проницательный и чуткий к настроениям толпы Нерон взвалил на христиан вину за поджог Рима, он безусловно при¬ нимал в расчет резко отрицательное отношение к ним большей части римского населения. Словом, языческий мир встретил выход христи¬ анства на историческую сцену ничуть не менее враждебно, чем орто¬ доксальный иудаизм. Но если ненависть к последователям Христа со стороны синедриона и властей иудейских вполне объясняется рели¬ гиозной нетерпимостью и ригоризмом традиционного еврейского об¬ щества, то враждебность к ним римской власти, легко мирившейся с существованием не только на окраинах империи, но и в стенах Веч¬ ного Города десятков чужеземных культов, требует объяснений. Чтобы понять ее, нужно вспомнить, с каким радостным нетерпе¬ нием ожидали первые христиане крушения существующего миропо¬ рядка. О его скорой гибели твердили их проповедники, о том же гово¬ рилось в их Священном писании. Религиозные и философские систе¬ мы античного Средиземноморья исходили из идеи вечного кругово¬ рота вселенной и потому не пытались создать картину последних дней мироздания. Даже древнеегипетская религия, почти целиком ориен¬ тированная на загробное существование, интересовалась вопросами личной, индивидуальной, но никак не всемирной эсхатологии. Эсха¬ тологические ожидания иудаизма также не вызывали у образованных римлян и греков отрицательной реакции, поскольку касались лишь судьбы еврейского народа, относились к неопределенному будущему и были высказаны с горечью и унынием. Христианская же эсхатоло¬ гия обрекала на «всепожирающее пламя» весь мир, все достижения античной цивилизации. Рисуя картину поглотившего Рим пожара, ав¬ тор «Апокалипсиса» возглашает: «Веселились о сём и небо, и святые апостолы, и пророки». Рим облекался в мраморные одеяния, разбивал сады, строил по всей империи акведуки, форумы и амфитеатры, нес цивилизацию в самые отдаленные ее уголки, чтобы сделать жизнь своих граждан удобной и приятной. В превосходстве римского образа жизни убеж¬ дались все благоразумные люди круга земель. Кем же, как не безумца¬ ми и изуверами, должны были казаться римлянам, только-только на¬ чавшим вкушать плоды мирового господства, жалкие последователи галилейского мессии?! 798
Христианская шкала ценностей казалась римскому сознанию со¬ вершенно непостижимой. В одном из апокрифических сочинений звучат недоуменные вопросы римских воинов, конвоирующих апос¬ тола Павла к месту казни: «Скажи нам, Павел, где ж тот Царь, и где являлся Он вам, и как узнали вы Его, и что хорошего Он дал или обещал дать вам, дабы вы, христиане, так горячо Его любили и ни на каких условиях не хотели б религии нашей принять и жить наслажда¬ ясь радостями этой жизни, но, словно бы к прелестнейшей утехе, стремились мученически умереть за Него? Но как раз то, что вызыва¬ ло недоумение и негодование одних, давало надежду и силы другим. За дымом пожаров и вселенских катастроф христианской эсхатоло¬ гии им виделся свет тысячелетнего царства Христа, а в скором круше¬ нии несправедливого и жестокого мира — близкий конец собствен¬ ных страданий и унижений. Гонения на христиан. Апологеты. Непривычная и непонятная система ценностей и тайные ночные собрания создавали христианам далеко не лучшую репутацию среди простого народа: досужая фанта¬ зия приписывала им самые изуверские преступления. «Нас обвиняют в безбожии, употреблении в пищу человеческого мяса и гнусных крово¬ смешениях», — возмущался Афиногор Афинский. «Говорят, что во вре¬ мя наших таинств мы умерщвляем дитя и съедаем его... меж тем как участвующие в пиршестве собаки опрокидывают подсвечники и, гася свечи, освобождают нас от всякого стыда», — вторил ему Тертуллиан. В этих «оскорбительных для богов мерзостях» народ усматривал причину всех постигавших его бедствий и требовал от властей беспощадной рас¬ правы над «безбожниками». «Если Тигр выходит из берегов, если Нил не орошает полей... если вспыхивают эпидемии и мор, — говорит Тер¬ туллиан, — тотчас раздается крик: христиан — львам!» По мере укрепления церкви росло настороженное отношение к ней и со стороны государства. Страшась организованной оппозиции, императоры старались держать под неусыпным контролем любые проявления общественной жизни и с большим подозрением относи¬ лись даже к созданию добровольных пожарных обществ. Поэтому сама принадлежность к сплоченной и живущей по своим законам организации делала христиан в глазах римской власти государствен¬ ными преступниками. А поскольку вслед за иудеями они отвергали любые формы идолопоклонства и упорно избегали церемоний, свя¬ занных с культом императора, для их преследования не требовались специальные эдикты или распоряжения. Чтобы оказаться в руках па¬ лача, достаточно было признать себя последователем Иисуса. От уча¬ стия в культе императора официально были освобождены только иудеи. Для их древней религии Рим, привыкший с почтением отно¬ 799
ситься к древности, делал исключение. К тому же со времени разру¬ шения Иерусалимского храма иудеям было велено платить храмовую подать Юпитеру Капитолийскому, тем самым для них как бы устанав¬ ливалась особая форма участия в государственном культе. Христиан¬ ство в отличие от иудаизма долгое время считалось не религией, а всего лишь «безмерно уродливым суеверием» — ведь у ревнителей Иисуса не было ни храмов, ни статуй, ни жертвоприношений, т. е. никаких привычных для римлян атрибутов религии. Поэтому офици¬ ально они обычно обвинялись в оскорблении величества и безбожии. За эти преступления римских граждан подвергали отсечению головы, а все прочие могли по усмотрению судей быть приговорены к сожже¬ нию, распятию или растерзанию. Довольно долго специальной анти¬ христианской политики римское государство не проводило, но едва из разрозненных общин стали проступать контуры всеимперской организации, дерзающей противостоять власти и живущей по своим собственным законам, реакция последовала незамедлительно. В 202 г. был издан указ, направленный непосредственно против христиан. Пыткам и казням подверглись тогда десятки тысяч человек. В даль¬ нейшем периоды относительно спокойной жизни то и дело переме¬ жались жестокими преследованиями. Но стойкость, проявляемая большинством христиан, их готовность претерпеть мученичество и смерть за свои убеждения создавали им нравственный авторитет даже в глазах преследователей и вызывали интерес к их вероучению. Оправдаться от обвинений в «безбожии» и «безумии» христиане пытались не раз. Уже в первые десятилетия II в. ими были созданы специальные сочинения — апологии, обращенные к языческому чи¬ тателю. Их авторы пытались сформулировать понятия и утверждения христианской веры на языке, привычном для носителей античной культуры, а порой — и на языке философской логики. В одной из апологий, написанных в середине II в., для обоснования христианс¬ кого постулата о посмертном воскрешении во плоти, вызывавшем презрительные насмешки греков и римлян, была даже использована атомарная теория. Среди апологетов II—III вв. встречались широко образованные и талантливые философы и полемисты: Иустин Фило¬ соф, Афинагор Афинский, Ириней Лионский, Тертуллиан, но их за¬ дача осложнялась тем, что важнейшие вероутверждения христиан еще не были сформулированы, и апологеты, по существу, вынуждены были выступать в роли первых христианских богословов. Окончательный разрыв с иудаизмом. Уже почти целое сто¬ летие христианство развивалось на самой благодатной для этого по¬ чве — редкий герой греко-римского мира не становился после своей смерти богом или полубогом. Переворот, совершившийся в сознании 800
христиан, в немалой мере был подготовлен широким распростране¬ нием в первой половине II в. чудесных легенд и сказаний о Христе, возникавших в процессе обращения язычников. Хотя уже давно су¬ ществовало писаное евангелие, главную роль в распространении бла¬ говестил по-прежнему продолжала играть устная проповедь, и мисси¬ онерам приходилось учитывать вкусы тех, чье сознание привыкло к мифам, поэтому их проповедь, обращенная к язычникам, обильно расцвечивалась чудесами и знамениями, которые затем, в народных пересказах, занимали главное место. Так рождались легенды, в кото¬ рых Иисус с самого младенчества совершает чудеса, непосильные даже для античного полубога. Их оправданием и объяснением могла служить в сознании эллинов только абсолютная полнота его боже¬ ственности. Характерно, что апостолы в этих легендах совершают чудеса уже не именем Божьим, а именем Христа, который сам теперь мыслился как Высшая Сила. В одних общинах осмысление Иисуса Богом совершилось раньше, в других позднее, но уже в 40-е гг. II в. по всему христианскому миру зазвучал призыв «Помышлять о господе Иисусе словно о Боге (quasi Deo)». До этого момента, несмотря на непрекращавшиеся споры об ис¬ тинности или самозванстве Мессии, при всех различиях обрядовой и бытовой нормы, христиане и иудеи верили в одного и того же Бога, а многие из них, уповая на милосердное заступничество Христа, про¬ должали строго соблюдать предписания Закона. Теперь это станови¬ лось невозможным — провозглашая Иисуса Богом, христианство окончательно порывало с иудаизмом и превращалось в самостоятель¬ ную религию. Этот разрыв сопровождался обострением иудео-хрис¬ тианской полемики. С возмущением отметая рассказы о непорочном зачатии Иисуса девой Марией, иудеи называли их «эллинскими бас¬ нями» и всячески высмеивали. Один из участников этого диалога ре¬ лигий негодующе восклицал: «В эллинских мифах уже рассказыва¬ лось, будто Персей был рожден девой Данаей, в которую проник, об¬ ратившись в золото, тот, кого они называют Зевсом. Постыдились бы повторять подобное! Лучше признайте поскорее, что Иисус, будучи человеком, человеком и рожден. И уж если хотите доказать, будто он — Христос, утверждайте, что он удостоился избрания во Христа за жизнь законную и совершенную, иначе, подобно грекам, будете об¬ личены в безумстве». При этом иудеи заявляли, что, признав Иисуса Христом, тем более нельзя называть его Богом: ведь, согласно древ¬ ним писаниям, грядущий Мессия должен быть человеком. Да и мож¬ но ли помыслить, говорили они, чтобы вечносуший Творец вдруг ро¬ дился человеком? Провозглашая Иисуса еще одним богом, вы, хрис¬ тиане, отказываетесь от единобожия и превращаетесь в язычников! Эти упреки воспринимались христианами столь болезненно, что 26 Немировский А.И. 801
иудаизм на некоторое время стал для них едва ли не самым главным противником. Появились антииудейские сочинения христианских ав¬ торов, расписывавшие коварство и злобу иудеев. Отчаянную борьбу с иудаизмом развернул в 40-е гг. II в. богатый малоазийский судовладе¬ лец Маркион, прославившийся своими попытками составления ка¬ нона христианских писаний. Он выступил против использования хри¬ стианами иудейских книг и вымарывал ветхозаветные цитаты даже из евангелий и апостольских посланий. Бога-Отца он называл «винов¬ ником зла, жаждущим войны, непостоянным в своих намерениях и противоречащим самому себе». Иудейский Яхве изображался им тем¬ ной и злой силой, с которой благой и светлый Христос не мог иметь ничего общего. У Маркиона нашлось много сторонников, однако от¬ каз от ветхозаветной традиции обнажал отсутствие у христиан сколь¬ ко-нибудь разработанного вероучения, в том числе и мало-мальски ясных представлений о Боге, что делало его совершенно неприемле¬ мым для большинства христианских лидеров и проповедников. Сознавая это, совсем в другом, куда более сдержанном тоне поле¬ мизировал с иудаизмом один из первых христианских апологетов — широко философски образованный грек Иустин, прозванный Фило¬ софом и Мучеником. Выросший в палестинском городе Сихеме, где бок о бок жили иудеи, христиане и последователи многих языческих культов, Иустин с детства научился религиозной терпимости и хорошо сознавал необходимость сдержанности в религиозных спорах. Пройдя выучку у греческих философов, Иустин прекрасно понимал, что ника¬ кие силлогизмы не в состоянии доказать божественности Иисуса. Сде¬ лать это, по его мнению, можно было, лишь опираясь на тысячелетний авторитет ветхозаветных книг, и притом именно тех, которые ввиду сво¬ ей древности почитались более остальных, — «Бытие» и «Исход». Рас¬ смотрев описанные в них случаи богоявления, Иустин заявляет, что Бог, являвшийся праотцам еврейского народа Аврааму, Исааку и Иако¬ ву, Бог, «говоривший с Моисеем в кусте терновом», ни в коем случае не мог быть Творцом Саваофом, но только Господом Христом, ибо «и сла¬ боумный не осмелится утверждать, будто Творец всего, бросив все су¬ щее выше неба, явится на малой частице земли»(«Диалог с Трифоном Иудеем»). Иустин до такой степени стремился отстоять божественность Иисуса, что даже изъявлял готовность признать заблуждением еван¬ гельский рассказ о его человеческом рождении. Тем не менее Христос оказался у него богом менее значительным, нежели Саваоф. От ангелов он отличался только тем, что был создан Творцом прежде них и выпол¬ нял более важные Его поручения. Но что хуже всего выходило, будто в ветхозаветной истории и впрямь действовали два совершенно разных бога, и это, по существу, подтверждало правоту иудеев, упрекавших христиан в отказе от единобожия. 802
Становление христианского богословия. Провозгласив Хрис¬ та Богом и окончательно порвав с иудаизмом, новая религия оказа¬ лась на распутье. Предстояло либо отказаться от единобожия, либо каким-то образом согласовать его с верой в божественность Иисуса Христа. Предстояло определить свое отношение к ветхозаветной тра¬ диции. Наконец, нужно было решить вопрос: как относиться к тем древнейшим христианским писаниям, в которых Иисус предстает все¬ го лишь «сыном человеческим»? Неопределенность вероучения дава¬ ла его противникам дополнительные поводы для насмешек и смуща¬ ла верующих. Одним из первых попытался найти решение тринитарной пробле¬ мы (т. е. проблемы одновременного единства и троичности Бога) епископ галльского города Лугудуна (будущего Лиона) Ириней (ок. 130—208). Бог мыслился Иринеем как единая сущность и отожде¬ ствлялся им с ветхозаветным Творцом мира. Различие же в именах Божиих, говорил Ириней, свидетельствует не о множественности богов, а о безграничном совершенстве Единого. Дух Святой и Бог Слово (Иисус Христос) — как бы две руки одного Божества. Бог Сын есть «видимое Отца, как Отец — невидимое Сына». Углубляться дальше в тайну божественного триединства Ириней не решился, ибо считал, что «не посвящены в нее ни ангелы, ни архангелы, ни херу¬ вимы, ни серафимы». Но там, где Иринею уже приходила на помощь вера, люди греко¬ римской культуры продолжали искать «мудрость». Тем, кто был вос¬ питан на утонченных софизмах, нужно было не только верить, но и понимать. В их глазах привлекательность любой религиозной или философской концепции как раз и заключалась в хитроумных логи¬ ческих согласованиях отдельных ее постулатов. Христиане же, по мне¬ нию образованных язычников, призывали их уверовать во что-то со¬ вершенно несуразное — идея триединства казалась им нелепейшей бессмыслицей. Высмеивая ее в одной из своих пародий, написанной около 180 г., греческий сатирик Лукиан вложил в уста христианского проповедника монолог, звучащий подобно абракадабре: «Клянись Бо¬ гом, царствующим горе, великим, бессмертным, Сыном Отца, Духом от Отца исходящим, единым из трех, тремя из единого, признавай их вместо Юпитера и почитай за Бога». Недоумение и разочарование по поводу триединого Бога испыты¬ вали даже те новообращенные, которые были не слишком искушены в логике и философии. Об их растерянности свидетельствовал самый блестящий среди всех раннехристианских авторов Тертуллиан. «Умы простые и, можно сказать, невежественные, — писал он, — равно как и люди неученые, составляющие большую часть верующих, познако¬ мившись с Символом веры, переходят к единому и истинному Богу... 803
а потом вопиют, что мы проповедуем двух или даже трех богов». Оста¬ ваться безразличной к таким настроениям своей паствы церковь не могла. Поэтому поиски решения тринитарной проблемы стали в пос¬ ледней четверти II в. важнейшей задачей нарождавшегося христианс¬ кого богословия. В 177 г. в послании, адресованном римскому импе¬ ратору Марку Аврелию, Афинагор Афинский писал: «Главная забота христиан — познать, каково единство и различие соединенных Духа, Сына и Отца». Самым простым способом ее решения было признать Бога еди¬ ным, а его троичность мнимой или кажущейся. Именно по такому пути пошла та часть христианских теологов, которые получили про¬ звище монархиан. Признавая абсолютным и всемогущим Божеством ветхозаветного Бога Отца, они заявляли, что исповедуют идею Его единовластия. «Monarchiam tenemus» («придерживаемся единонача¬ лия»), — говорили они. Среди них различались монархиане-динами- сты и монархиане-модалисты. Первые считали, что Иисус по воле Бо¬ жьей родился от Девы, но жил подобно всем людям, и лишь при кре¬ щении в Иордане на него снизошла божественная сила (греч. «дюна- мис»). По существу, динамисты отреклись от Христа-Бога и вернулись к вере в него как в мессию. Монархиане-модалисты рассуждали иначе. По их мнению, Еди¬ ный Всемогущий Бог может являть себя миру в каком угодно образе. Он сам вселился во чрево Девы, сам был от нее рожден и сам, желая спасти людей, принял облик (модус) Иисуса Христа и претерпел кре¬ стные страдания. Таким образом, Бог Сын — всего лишь «маска», под которой в действительности перед людьми предстал Бог Отец. В под¬ тверждение своих взглядов модалисты ссылались на слова Христа, приводимые четвертым евангелистом: «Видевший меня видел Отца». Третье же лицо Троицы — Дух Святой почти — совсем не интересова¬ ло модалистов. Такое решение тринитарной проблемы было проявле¬ нием неизжитой языческой ментальности в христианской среде, его «подсказывала» греко-римская мифология, где Зевс-Юпитер являет¬ ся смертным то в образе быка, то лебедя, то орла, да и остальные олим¬ пийцы нередко меняют свой облик. «Они прогнали Духа, потеряли Сына и распяли Отца», — съязвил о монархианах прославленный карфагенский апологет и теолог Квинт Септимий Тертуллиан (ок. 160 — ок. 220), обрушивший на них шквал едкой и остроумной критики. Будучи судебным оратором и блестя¬ щим полемистом, Тертуллиан умело доводил до абсурда и беспощад¬ но высмеивал идеи всех своих оппонентов — гностиков, монархиан и язычников. Он писал на латыни, и там, где его книги могли быть про¬ читаны рядовыми верующими — т. е. в латиноязычных провинциях Римской Империи, монархиане утратили влияние уже в первой по¬ 804
ловине III в. На Востоке, где говорили и читали по-гречески, церковь была вынуждена бороться с ними гораздо дольше. Опытный юрист Тертуллиан и в богословских спорах стремился к чеканной точности юридических формулировок. Многие из них навсегда вошли в золо¬ той фонд христианского богословия. Источником всех заблуждений и ересей Тертуллиан считал язы¬ ческую философию, но, учитывая запросы своей паствы, он все же постарался обосновать идею Божьего триединства доводами логики и рассудка. Чтобы увязать между собой одновременную единичность и троичность Бога, он воспользовался понятиями «сущность» (substantia) и «лицо» (persona). Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой, рассуждал Тертуллиан, представляют собой единую сущность, одно целое, но различаются в лицах. Важнейшее различие между ними — их старшинство, или степень. Главное, или старшее, лицо Божествен¬ ной Троицы — сотворивший некогда вселенную Бог Отец. Первона¬ чально Он пребывал в одном лице, но затем стал самораскрываться, и тогда появились второе и третье лица Троицы. Все это произошло еще до сотворения мира и потому как бы вне времени. Возражая монархи- анам, Тертуллиан заявлял, что раз до момента творения в Боге было заключено все многообразие мира, то нет ничего удивительного и в том, что Божественная Единица извечно содержала в себе Троицу и в какой-то момент самораскрылась в ней. И все же Тертуллиану не уда¬ лось убедительно согласовать Божественную Единицу с Троицей. Из придуманного им различия Божественных лиц по старшинству (су- бординализма) критики христианства легко делали вывод о поклоне¬ нии христиан трем разным, неравномогущественным богам. А выска¬ занное им суждение, что «было время, когда Сына не было», позволя¬ ло заключить, что Христос не вечен и значит — не Бог. Иначе говоря, тринитарная проблема не нашла у Тертуллиана убедительного для со¬ временников решения. Но без предложенных им формул «единого в трех лицах» Бога и «единосущности» этих лиц христианское богосло¬ вие обойтись в дальнейшем уже не могло. Более того, почти на три века предвосхищая богословскую мысль, Тертуллиан четко сформу¬ лировал и другой важнейший догмат христианства, утверждающий двойную — богочеловеческую природу Иисуса Христа. Но на рубеже II—III вв. эта проблема еще не занимала христианских мыслителей, и потому христологическая формула Тертуллиана осталась незамечен¬ ной. Отцы церкви пришли к ней лишь в середине V столетия, после долгих споров и ссор*. Сам же Тертуллиан, будучи человеком страст¬ ным и увлекающимся, примкнул в начале III в. к секте монтанистов, утверждавших, будто Бог еще только собирается дать людям истинное * См. параграф «Христологические споры». 805
и спасительное знание и сделает Он это не через Иисуса Христа, а через Святого духа — Параклита. Переход к монтанистам стал причи¬ ной разрыва этого блестящего автора с церковью и последующего осуждения и запрещения всех его творений. Гностицизм. Самым значительным религиозно-философским течением, противостоявшим христианству во И—III вв., был гности¬ цизм. Он возник на Ближнем Востоке или в Александрии в результате синтеза некоторых восточных религий (зороастризма, иудаизма, еги¬ петских культов) с греческой философией. До недавнего времени уче¬ ния гностиков были известны лишь по пересказам их христианских критиков — Иринея Лионского, Тертуллиана, Оригена, однако в се¬ редине XX в. в Египте и Палестине были найдены фрагменты подлин¬ ных гностических текстов, позволяющие многое уточнить в прежних представлениях о гностицизме. Разные гностические школы пропагандировали довольно несхо¬ жие между собой концепции, но при всех различиях их объединяли два общих момента — дуалистическая космогония и учение о спаси¬ тельном знании. Гностики считали, что в основе мироздания лежат противостоящие друг другу начала — Высочайший Дух и материя. Первое из них представляет собой средоточие света и добра и являет¬ ся источником духовных частиц — эонов, которые, отделяясь от Вы¬ сочайшего Духа, образуют плерому — особую сферу или последова¬ тельный ряд сфер, число которых в разных гностических системах колебалось от 3 до 365. Материя же согласно их воззрениям выступает как злое начало и образует хаос. Видимый мир — учили гностики — возник случайно, когда один из эонов, оторвавшись от плеромы, со¬ прикоснулся с хаосом и одушевил материю, став, таким образом, Де¬ миургом (т. е. творцом) видимого мира. Люди, по их мнению, состоят из тела, души и духа. Последний из этих трех элементов — частица Божества, заключенная в темницу материи. Мир наполнен непрерыв¬ ной борьбой: дух, плененный материей, жаждет вырваться из ее объя¬ тий и вознестись в плерому, но сам этого сделать не может. Чтобы спасти его, Высочайший Дух послал в мир своего Верховного эона, дабы тот передал людям гносис, т. е. знание об их духовном проис¬ хождении и способе, с помощью которого они смогут освободиться от оков материи. Лишь тот, кто получит это сокровенное знание, об¬ ретет спасение и воссоединится с плеромой. Многочисленные и враж¬ довавшие между собой гностические школы по-разному развивали и детализировали эту схему. Одни изображали Демиурга злым, другие — нейтральным, третьи пытались приспособить ее к событиям христи¬ анской священной истории и отождествляли Демиурга с иудейским Яхве, а Иисуса Христа — с эоном-Спасителем. 806
Гностические идеи способствовали расцвету мистериальных куль¬ тов, оказали ощутимое воздействие на самые разные религиозные и философские течения античного мира. Под их непосредственным воздействием складывалась, например, философия неоплатонизма. Очень рано проникли они и в христианские общины. Особенно ими интересовались те, кого по складу ума привлекала не только вера, но и теософия. С ними был знаком еще апостол Павел, вслед за гности¬ ками различавший в людях «душевное» и «духовное» (I Коринф. 15:44,46). «Водворяясь в теле, — писал он, — мы устранены от Господа и поскольку ходим верою, а не видением, то благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа» (2 Коринф. 5: 6—8). Но особенно чувствуется влияние гностических веяний в четвертом ка¬ ноническом евангелии, которое открывается поэмой о Слове-Лого¬ се — посреднике между Богом и мирозданием. Уже в первом веке гностическими концепциями воспользовались христианские секты докетов и симониан, а также родоначальник од¬ ной из древнейших ересей — Керинф, который утверждал, что с доб¬ родетельным человеком Иисусом во время крещения в Иордане со¬ единился посланный Высшим началом Христос, чьей силой Иисус и творил чудеса. Гностиком считали и отчаянно боровшегося с иудаиз¬ мом Маркиона. Когда же Иисус был провозглашен Богом, влияние гностицизма на христианские общины еще больше усилилось. По¬ явились писания, утверждавшие, что Христос доставил людям спасе¬ ние не своей крестной жертвой, а проповедью спасительного знания. При этом он будто бы проповедовал двоякое учение: одно открыто изложил для всех, другое — истинное и тайное — поведал лишь из¬ бранным. Первое содержится в известных всей церкви книгах Свя¬ щенного писания. Второе хранят апокрифические (т. е. «тайные») евангелия, деяния и апокалипсисы, доступные только посвященным. (Само слово «апокрифический» поначалу указывало на гностическое происхождение того или иного текста). Гностики уверяли, что больше всего тайн Спаситель открыл своему любимому ученику апостолу Иоанну, апостолу Фоме, прозванному Дидимом (т. е. «близнецом» Иисуса), и Марии Магдалине, и потому связывали с их именами про¬ исхождение большинства своих сочинений. Успеху и устойчивому влиянию гностиков на христианскую массу в огромной мере способствовало простое, понятное всякому объяснение вопроса, на который христианская доктрина того времени не находила ответа: почему в мире торжествует зло? По мере нарастания в III в. внутреннего кризиса римского общества он все больше и больше зани¬ мал умы. Чтобы снять с Единого, Благого и Всемогущего Бога-Творца ответственность за мировое зло, христианство вынуждено было разра- атывать сложную доктрину - теодицею, понять и усвоить которую 807
мог далеко не каждый. Стереотипам народного мышления куда больше соответствовали гностические истории о злобных происках сил мрака и победе над ними обладателей истинного знания. Людей же более об¬ разованных привлекали сложные космологические концепции гности¬ ков, противопоставить которым христианству II в. также было нечего. Но признание правильности их утверждений означало бы отказ от веры и обрядности, за которыми стояла уже полуторавековая традиция. Раз¬ глядев в гностицизме своего опаснейшего противника, церковь развер¬ нула в последней четверти II в. беспощадную борьбу с ним. Обручение с философией. Ориген. Сколь ни противилось христианское богословие союзу с философией, сколько бы ни повто¬ ряли апологеты, что у Иерусалима и академии не может быть ничего общего, христианская «академия» все же появилась, и союз веры и философии состоялся. Библейские сказания, складывавшиеся на про¬ тяжении полутора тысяч лет, были слишком противоречивы и слиш¬ ком мало связаны друг с другом, чтобы успешно соперничать в борьбе за умы греков и римлян с философскими системами античности. Пыт¬ ливая эллинская мысль, еще со времен Гесиода и Пифагора стремив¬ шаяся постичь гармонию мироздания, уже давно разрабатывала слож¬ ные космологические концепции, знакомство с которыми считалось важным элементом греко-римской образованности. На их фоне биб¬ лейский шестоднев выглядел примитивной сказкой. Проповедники христианства все острее ощущали необходимость изложения понятий веры в привычных для слушателей категориях философской логики. Если в Карфагене, преодолевая неприязнь к языческой философии, ими вынужден был пользоваться Тертуллиан, то в Александрии по¬ ставить языческую мудрость на службу христианской проповеди пы¬ тался Климент Александрийский. Однако христианству уже требова¬ лось нечто большее. Оно нуждалось в целостной концепции мирозда¬ ния, способной убедительно ответить на вопросы, волновавшие об¬ разованных современников, и непротиворечиво согласовать между собой все постулаты христианской веры. Местом ее рождения стала Александрия Египетская. Здесь, в ат¬ мосфере учености и непрерывных религиозных диспутов, то и дело выплескивавшихся на улицы города, потребность в такой концепции стала очевидной раньше всего. Александрийское училище, в котором наставляли основам веры, постепенно превратилось в крупный учеб¬ ный центр, где наряду со Священным писанием преподавали гречес¬ кую литературу, риторику и философию, а слушателем мог стать вся¬ кий, кто стремился расширить свое образование. Именно здесь, в сте¬ нах христианской «академии» на исходе II в. получил подготовку «отец церковной науки» Ориген (ок. 185—254). 808
Опираясь на библейские тексты, Ориген старался постичь глав¬ ные свойства Бога и мира. Во-первых, подмечал он, Бог вечен, для Него не существует времени, и потому Он неизменен. Он не имеет начала и сам является началом всего. Во-вторых, Он абсолютный свет и абсолютное благо, Его природа непостижима и известна лишь са¬ мой себе. Поскольку Бог неизменен и не приобретает со временем новых свойств, рассуждал философ, неверно думать, что Он в какой- то момент стал творцом. Он всегда им был, и потому тварный мир так же вечен, как и сам Бог. Но в отличие от Бога он существует во време¬ ни, а потому подвержен изменениям. Поначалу мир состоял из ра¬ зумных и почти бестелесных духов, но затем некоторые из них стали отвлекаться от созерцания Божества и утратили должную любовь к нему. Их тела сгустились, приобрели материальность. Чем дальше они уклонялись от Бога, тем плотнее и весомее становилась их телесная оболочка. В конце концов все духи разделились на три категории. Те, у кого любовь к Богу преобладала, образовали многоступенчатый мир ангелов, где каждый занимает место, соответствующее его добродете¬ ли. Духи, чьи греховные и добрые помыслы как бы уравновешены, превратились в души и стали называться людьми. Те же, которые «дошли до крайности злодеяний», стали «демонами». Стремление отделить духовное от телесного связывало Оригена с гностической философией и соответствовало вере первых христиан в воскрешение мертвых во плоти. Сгладить это противоречие философ попытался следующим рассуждением. В результате непрерывного об¬ мена веществ человеческое тело не остается равным себе даже в тече¬ ние нескольких дней, не говоря уж о тех переменах, которые происхо¬ дят в нем с возрастом. Кто же воскреснет для вечной жизни — младе¬ нец, юноша или дряхлый старец? Тления и распада, считал Ориген, избегнет лишь та матрица живого организма, которой подчиняются вещества в процессе обмена. Духи, вернувшиеся однажды к своему Божественному первоисточнику, воплотятся не в ту материю, которая после смерти истлела и рассеялась, а в чистый и светоносный эфир. Пытаясь противопоставить гностическим теориям стройную и со¬ гласованную во всех частях христианскую картину мира, Ориген сам был несвободен от влияния гностических идей. Но, усматривая цель бытия в избавлении «от оков телесности», он все же не считал мате¬ рию источником зла, у Оригена она служит средством исправления греховности падших духов. «Откуда же, в таком случае, берется зло?» Этот вопрос гностиков не раз ставил в тупик христианских богословов. «Если ваш благой Бог всемогущ, — говорили они, — и при этом сотворил мир таким, каков он есть, то он-то и является виновником зла и несправедливости, ца¬ рящих на земле». Одним из первых Ориген начал разрабатывать хрис¬ 809
тианское учение о неповинности Бога в существовании зла — теоди¬ цею. Бог не может быть источником зла, рассуждал философ, ведь Он — Абсолютное Благо. Но тогда, следуя здравому смыслу, прихо¬ дится признать Создателя мира не всемогущим. Эту дилемму Ориген решил в пользу «всеблагости», поступившись «всемогуществом». На его взгляд, Бог сотворил всех одинаково совершенными, но так как разумные существа наделены свободой выбора, некоторые из них по лености отступили от добра, сохранение которого требует упорного труда. Так возникло зло. Источником его в концепции Оригена ока¬ залась свобода воли разумных тварей. Однако сама по себе она не является злом, ибо благодаря ей возможно не только грехопадение, но и спасение падших. Настоящая причина зла — духовная леность. Далеко не все в учении Оригена было признано церковью и усво¬ ено христианским богословием, многие его утверждения стали исход¬ ным пунктом величайших ересей, а самого философа отлучали от цер¬ кви и предавали проклятью на нескольких поместных и вселенских соборах. Однако именно Оригену церковь обязана созданием основ своей догматики и научного метода в исследовании библейских тек¬ стов. Хотя Ориген не ставил перед собой задач, связанных с устроени¬ ем церкви, он сделал для укрепления ее позиций неизмеримо больше, чем самые видные церковные иерархи того времени: ведь его учение проложило дорогу к христианской вере для интеллектуальной элиты греко-римского общества и таким образом приобрело ей влиятель¬ ных покровителей. Оптимизм же оригеновской эсхатологии, обещав¬ шей спасение всем, примирял христианство с античной культурой. Религиозность христианских масс. В формировании христи¬ анской веры участвовали не только ученые богословы, но и полугра¬ мотные ремесленники и крестьяне. Религиозность христианских низов во II Ш вв.(как, впрочем, и во все времена) имела не так уж много общего с вероутверждениями апологетов и учителей церкви, ибо в мас¬ совом сознании легко уживались обрывки принципиально различных религиозных представлений, этических и философских систем. Веро¬ вания христианских масс в первые века нашей эры отличались особой синкретичностью, поскольку христианин из простонародья, часто сам вчерашний язычник, с детства усвоивший принципы мышления и по¬ ведения родной культуры, даже поверив в Христа, продолжал жить в языческом окружении и вынужден был соблюдать большинство норм его обыденной жизни. Да и в христианской проповеди, как правило, неофита привлекала не столько этика, призывавшая «возлюбить ближ¬ него своего», сколько обещание, что, умерев, он будет воскрешен для жизни вечной. Соблюдение же предписанных Христом нравственных заповедей далеко не сразу становилось для него самоценным; болыиин- 810
ством оно воспринималось в первую очередь как средство достижения вечного блаженства. Неудивительно, что представления и принципы, усвоенные из христианской проповеди, тесно и причудливо переплета¬ лись в сознании простонародья со стереотипами языческой культуры. Эта среда освобождалась от «языческого балласта» и усваивала настав¬ ления учителей церкви крайне медленно, но в то же время сама актив¬ но участвовала в формировании христианской религиозности, предла¬ гая собственные, пусть и незамысловатые, ответы на вопросы, казав¬ шиеся неразрешимыми церковным интеллектуалам. Распространяясь с конца I в. за пределы городов, христианство об¬ ретало жизнеспособность и исторические перспективы, но при этом складывалась новая его ипостась — упрощенная, соответствующая принципам и формам народной ментальности. Характернейшей ее чер¬ той был политеизм — вера в единого бога уживалась с уверенностью в существовании многочисленных демонов, и то обстоятельство, что хри¬ стиане уже не называли их богами, ничего не меняло в принципе, ибо сверхъестественный мир по-прежнему представлялся многополярным. Можно сказать, что монотеистическая тенденция низовой языческой религиозности медленно и плавно трансформировалась в христианс¬ кий политеизм. Массовое сознание не изжило полностью и веру в язы¬ ческих богов. Вопреки учению апостола Павла о том, что их извая¬ ния — всего лишь сделанные людьми истуканы, не способные принес¬ ти ни вреда, ни пользы, они воспринимались христианской массой как источник, пусть злой, но все же сакральной силы. Хорошо зная о тяготении паствы к политеизму, руководители древней церкви старались придать ему формы, наименее противоре¬ чащие вере в единого Бога, поэтому с конца II в. церковь начинает формировать пантеон христианских святых. Народная религиозность тотчас перенесла на них важнейшую черту языческого культа обоже¬ ствленных героев — приписав их останкам сверхъестественную и чу¬ дотворную силу. По моделям языческой ментальности в сознании христианских масс сформировалась и «спецификация» святых. Если Ориген считал, что молиться следует лишь Богу Отцу и что даже мо¬ литвенное обращение к Христу есть «невежественное заблуждение», то христианское простонародье предпочитало лишний раз не беспо¬ коить Бога, полагая, что конкретный святой, подобно языческому богу, полномочен в «подведомственной» ему сфере чудесным образом повлиять на течение событий. В большом ходу у рядовых христиан были всевозможные амулеты и заклятья, сохранившиеся из языческого религиозного обихода и свидетельствовавшие о живучести веры в магию; от языческих их от¬ личала только особая христианская символика. В полном соответ¬ ствии с приемами практической магии использовались и останки хри¬ 811
стианских мучеников — как надежное средство для противодействия враждебным сверхъестественным силам. В писаниях, созданных на иудейской почве, совершенно отсут¬ ствовали словесные портреты, тогда как чувственный греко-римский мир требовал не метафорически отвлеченной, а зримой и конкретной образности. Если церковных интеллектуалов больше занимала умоз¬ рительная теология, то для простонародной веры важнее был конк¬ ретный образ: иконография, складывавшаяся в рамках низовой рели¬ гиозности, стала своеобразной формой народного богословия. При¬ вычные для нас изображения Христа, Богородицы и апостолов до¬ вольно точно воспроизводят их описания в фольклоре древних христиан. На иконах и живописных полотнах всегда легко узнаются коренастая фигура и лысина «апостола язычников»; именно таким изобразил его автор появившихся в середине II в. «Деяний Павла»: «И увидел он Павла шествующего, мужа низкорослого, лысого, с ногами кривыми, с осанкою достойною, с бровями сросшимися, с носом не¬ много выступающим...» Задолго до учителей и отцов церкви народное богословие стало конструировать топографию и распорядки потустороннего мира: апокрифические «откровения» в подробностях описывали ландшаф¬ ты небесных сфер и «мест мучений», церемониал общения Бога с ан¬ гелами и святыми. Эти описания пронизаны наивным рационализ¬ мом и уверенностью в материальной конкретности инобытия. Напри¬ мер, всеведение Бога христианские массы объясняли себе тем, что он ежедневно «заслушивает» доклады ангелов о поведении их подопеч¬ ных. А в одном из апокрифических апокалипсисов рассказывалось, как апостол Павел, подойдя к вратам рая, узрел перед собой большие стенды с портретами и именами еще живущих на земле праведников. Позднее церковь объявила «апокрифическими» и отвергла боль¬ шинство этих легенд, однако кое-что из них все же было усвоено ею и, оказавшись в трудах отцов церкви, стало частью христианского свя¬ щенного предания. Христианство в конце III в. Во И—III вв. наряду с христианс¬ ким вероучением интенсивно формировалась и церковная организа¬ ция. В связи с угасанием эсхатологических ожиданий роль руководи¬ телей общин повсеместно заняли епископы, ведавшие устроением их земной жизни. Особое положение среди них приобрел римский епис¬ коп, возглавлявший многочисленную, богатую и влиятельную столич¬ ную церковь. Возможности, которыми он располагал, создавали ему высокий авторитет во всем христианском мире. С последней четверти II в. церковное единство христиан стало быстро укрепляться: начиная с этого временя епископы целых провинций и областей для обсужде¬ 812
ния тех или иных вопросов стали регулярно собираться на поместные соборы, где принимались совместные решения. Пережив в царствование императора Валериана (253—260) полосу массовых гонений, церковь в следующие сорок три года не испыты¬ вала притеснений и значительно упрочила свои позиции в римском обществе: к концу III в. христиан уже можно было встретить среди высших магистратов, в императорской гвардии и при дворе. Отныне церковь была в состоянии оказывать своим приверженцам не только духовно-нравственную, но и социальную поддержку, в связи с этим ее ряды значительно выросли, а социальный состав изменился. Приток новообращенных потребовал создания новых приходов и епископий. Среди епископов выделились предстоятели наиболее крупных общин. Старшего епископа провинции стали называть папой или примасом, а в восточных областях империи — митрополитом. Быстрый рост числа верующих вел к падению церковной дисцип¬ лины. Своеобразной реакцией на «падение нравов» паствы стало уже¬ сточение требований, предъявляемых к клиру: на поместных соборах было установлено правило, запрещавшее клирикам заниматься тор¬ говлей, а среди египетских христиан в последней четверти III в. рас¬ пространился аскетизм и зародилось монашество. Несмотря на значительный прогресс в развитии вероучения и фор¬ мировании церковной организации, христианство в конце III в. все еще не было единой религией — среди людей, называвших себя хрис¬ тианами, отсутствовало единство взглядов по принципиальным, веро¬ учительным вопросам, их представления о Боге и Христе, о происхож¬ дении и грядущих судьбах мира порой разнились до противоположнос¬ ти. Тем не менее уже в это время оно являлось самым значительным религиозным течением античного мира. Оставаясь религиозным мень¬ шинством, его приверженцы численно превосходили адептов любого отдельно взятого языческого культа. Закаленная гонениями церковь превратилась в стойкую и могущественную организацию, о союзе с ко¬ торой уже мечтали многие политические силы в империи. Религия лояльности*. В последней половине II и в III в. в ус¬ ловиях жесточайшего кризиса власти особое значение в Римской им¬ перии приобретает митраизм, ставший главным соперником христи¬ анства. Именно в это время увеличивается количество митреумов как в Риме и Остии, так и во всех провинциях, прилегающих к римскому лимесу: на Дунае, Рейне, в Британии, а также и в других местах распо¬ ложения римских легионов. Сотни посвященных Митре надписей позволяют установить, что посвятителями были императорские чи¬ новники и верхушка римской армии. Необычайный успех митраизма * Параграф написан А.И. Немировским. 813
в это время связан с осознаваемой частью общества необходимостью восстановить на новой основе союз императорской власти с войском. В эпоху республики отношения между командующим и войском стро¬ ились по образцу патрицианской фамилии: полководец был как бы патроном, а его подчиненные — клиентами. Нарушавший верность патрону в гражданском обществе когда-то подвергался религиозному проклятью; в военной организации этот анахронизм законсервиро¬ вался, равно как и обязанность патрона оказывать своему клиенту по¬ кровительство. Для II—III вв. характерна варваризация римской ар¬ мии, сознание военнослужащих деформируется, катастрофически па¬ дает знаменитая римская дисциплина. Армия поддерживает того, кто дает больше поблажек и обещаний, и поэтому естественны попытки императора и высшего командного состава опереться на религию, в которой главной фигурой был бог договора и товарищества Митра. В пользу понимания новой роли митраизма как религии лояльно¬ сти императору говорят как многочисленные посвящения отдельным императорам и «императорскому дому», так и карьера римских воен¬ ных, занимавших высшие посты в митраистской системе рангов. Из¬ вестен некий Марк Валерий Максимиан, выдвинувшийся в войнах Марка Аврелия против маркоманнов на Дунае и в разное время ко¬ мандовавший шестью легионами. В трех из них, расквартированных в лагерях Апулума, Аквинка и Ламбезиса (Африка), впервые засвиде¬ тельствованы посвящения Митре. Он сам в 161 г. возвел в честь Мит¬ ры алтарь (древнейший митраистский памятник на Дунае); другими посвятителями были командующие и наместники, служившие под его началом в юности. Это, равно как и другие факты, говорит о том, что митраизм в ряде случаев насаждался сверху, а не являлся выражением какого-либо стихийного недовольства традиционной римской рели¬ гией, что не исключает того, что среди рядовых солдат могли быть воины из Малой Азии или с Понта, где митраизм укоренился задолго до римского завоевания этих областей. Обладая своей образной спецификой и иерархией культа, восходя¬ щими к иранской сакральной древности, митраизм мирно уживался с богами греков, римлян, египтян, галлов и других народов круга земель. В святилищах Митры, рассыпанных по всему пространству империи, засвидетельствованы посвящения Юпитеру, Луне, Меркурию, Аполло¬ ну, Аттису, Семеле и ряду других богов. Что касается взаимоотношений митраистов и христиан, они были исключительно враждебными. Им¬ ператоры, являвшиеся самыми ярыми гонителями христиан, открыто заявляли себя последователями Митры. Так, Диоклетиан вместе с ос¬ тальными тетрархами восстанавливает разрушенные святилища Мит¬ ры — «покровителя империи». Признание христианства государствен¬ ной религией положило конец почитанию Митры. 814
Все святилища Митры были разрушены или осквернены, литур¬ гические книги уничтожены. Закрепляя свою победу, церковь возво¬ дила на митреумах христианские храмы. Римский храм св. Петра так¬ же был построен на святилище Митры. Не исключено, что особая ненависть христианства к митраизму была связана с близостью куль¬ товой стороны обеих религий — ведь митраистскому празднеству дня Солнца соответствовал по времени и по существу праздник Рожде¬ ства Христова, а христианское причащение и крещение были настоль¬ ко близки к митраистским, что еще Тертуллиан, пытаясь объяснить такое сходство, писал: «Дьявол, ставя себе за долг скрывать истину от людей, всячески старается в мистериях ложных богов подражать свя¬ тым таинствам христианской религии». Глава 25 ПОСЛЕДНЯЯ РЕОРГАНИЗАЦИЯ ИМПЕРИИ: ДОМИНАТ ДИОКЛЕТИАНА И КОНСТАНТИНА (284-361 ГГ.) В империи продолжал свирепствовать яростный хаос. Один из провозглашенных войском императоров, Кар, впервые в ис¬ тории Римской империи не обратился за утверждением своей власти в сенат. Распространился слух, будто Юпитер обрушил на него молнию. Его сына заколол честолюбивый префект пре¬ тория Флавий Апр. И тогда начальник стражи Диоклетиан при¬ людно убил уличенного в этом преступлении Апра. Так этот нео¬ бразованный уроженец Далмации, сын вольноотпущенника, стал императором. Говорили о данном ему свыше знамении: победив кабана, добиться высшей власти (Апр — по-латыни «кабан»). На самом деле, как вскоре выяснилось, был побежден хаос. Гений бюрокрэтии. Впервые в империи утвердилась абсолют¬ ная монархия, получившая от принятого ее носителем титула dominus (господин) название доминат. Диоклетиан (284 305), обладавший незаурядным полководческим талантом, успешно воевал на Дунае и в Аравии. Но подлинным гением он был в сфере бюрократии. Его со¬ зданием стала система, опутавшая, подобно железной сети, распадав¬ шуюся империю. Исходя из выявившейся в пятидесятилетие анархии и неспособности правителей справиться с центробежными тенденци¬ ями, в 293 г. он разделил власть между четырьмя правителями — дву¬ мя августами и двумя цезарями, создав систему тетрархии (четверов- 815
ластия). Августы правили двумя половинами империи, цезари были их помощниками, к которым через 20 лет должна была перейти вер¬ ховная власть августов. Себе Диоклетиан взял восточную половину империи с резиденцией в Никомедии, а соправителю Максимиану отдал запад с центром в Медиолане. Были введены новые обращения к императору: «ваша святость», «ваша светлость», «ваша вечность»; перед ним преклоняли колено, а его выход был уподоблен театральной церемонии. Отсвет окружавше¬ го императора почитания распространялся на огромную армию чи¬ новников, не просто находившихся на службе, но замещавших свя¬ щенные должности. Самыми близкими к императору считались ко- миты (спутники), друзья и слуги. Часть их составляла консисторий (совет), во главе которого стоял начальник ведомства. Весь чиновни¬ чий аппарат был выстроен в соответствии со строгой субординацией. Были установлены знаки внешнего отличия и соответствующие обра¬ щения — «знатнейший», «сиятельный», «почтеннейший», «светлей¬ ший», «совершенный», «выдающийся». Империя состояла из четырех префектур. Префектуры делились на диоцезы — провинции небольших размеров (их было сто). И эта система также обслуживались чиновниками — префектами, викария¬ ми, пресидами. Управление осуществлялось с помощью указов, доводившихся до самых низших ячеек бюрократического аппарата. Распространяясь на все без исключения области жизни, эти указы выпускались в огром¬ ном количестве. Пока один доходил до чиновников низшего ранга, по инстанции уже двигался другой, нередко ему противоречащий. Не¬ удивительно, что сеть, по идее созданная для удержания империи от распада, со временем ее раздавила. Военная реформа. Реорганизация захватила и армию, ставшую в годы хаоса скорее разрушительной силой, чем опорой римской госу¬ дарственности. Наместник провинции лишался военной власти. И это ликвидировало возможность провозглашения его императором. На¬ чальники всех военных подразделений подчинялись непосредственно цезарям или августам. Было покончено с нерегулярной выдачей нату¬ рального и денежного довольствия. Старослужащие и ветераны полу¬ чили ряд льгот. Были созданы мобильные подразделения, в чью задачу входила немедленная ликвидация прорыва лимеса извне. Отменялась военная служба на добровольных началах. Диоклетиан обязал крупных землевладельцев поставлять рекрутов из числа рабов, колонов и воль¬ ноотпущенников. Часть воинского контингента составляли леты — пленные варвары, поселенные на границах. Продолжали использовать¬ ся и отряды варваров-федератов. 816
Враждебные Диоклетиану источ¬ ники обвиняли его в том, что при нем численность войска возросла вчетверо и оно стало для государства невыноси¬ мым бременем. И в самом деле, к трид¬ цати трем легионам, существовавшим при Северах, он добавил два новых, ^ п На аверсе — Диоклетиан, на получивших имена Юпитера и Герку- ил реверсе — Юпитер с молниеи и леса - богов, считавшихся покровите- скипетром> рядом _ сидящий орел лями его и Максимиана. Эти легионы не были отправлены к лимесу, а оста¬ лись в резерве для использования в чрезвычайных обстоятельствах. Общая численность армии достигла миллиона. Командование легио¬ нами поручалось профессиональным военным, которые стали назы¬ ваться duces (начальники, командиры). В дунайских легионах и ранее существовали небольшие группы метателей свинцовых шаров. Теперь они были сведены в отдельные подразделения. Была отрегулирована система снабжения войска продовольствием и амуницией. Префект претория был обязан перед началом каждого нового года подавать списки всего, что требовалось войску, и по этим спискам, пересылае¬ мым провинциальным наместникам, все своевременно поступало в военные лагеря и гарнизоны. Главным армейским праздником был день рождения императора (22 декабря). В Египте найдены папирусы, из которых видно, какие меры предпринимались властями, чтобы к этому дню солдаты получили удвоенный паек и денежные подарки. Налоговая реформа. Для содержания армии и разветвленного государственного аппарата потребовалось постоянное поступление налогов. Диоклетиан внес во все военный порядок. Сельское населе¬ ние было обложено единым подушным и поземельным налогом. Это изменение в системе сбора налогов фактически предопределило пос¬ ледующее закрепощение населения, поскольку ответственность за поступление налога нес владелец земли. Денежная реформа. В годы правления солдатских императоров в полное расстройство пришла денежная система. В обращении отсут¬ ствовала стабильная монета, заслуживающая доверия. Попытки Авре¬ лиана устранить систематическую порчу монет ни к чему не привели. Диоклетиан провел денежную реформу, началом которой стало изъятие из обращения обесцененной и фальшивой монеты. В 294 г. был выпущен новый «золотой» (aureus), содержавший 4,67 г чистого золота; затем его вес увеличился до 5,45 г. Была введена и новая серебряная монета и установлено соотношение между золотым и серебряным де¬ 817
нариями. Но эти монеты немедленно исчезли из обращения, будучи припрятаны населением «на черный день», так что императору при¬ шлось распорядиться о чеканке низкопробной разменной монеты бо¬ лее низкой реальной стоимости. Это привело к росту дороговизны. Эдикт о ценах. Бюрократический зуд у императора не стихал. В 301 г. он издал закон, фиксировавший предельные, не подлежащие превыше¬ нию цены на продукты питания, предметы первой необходимости, услуги. Устанавливалось также твердое жалованье за государственную службу и интеллектуальный труд. Эдикт оказался не просто неэффективным, но гибельным, способствуя дальнейшему упадку производства и спекуляции путем перекачки товаров из одной части империи в другую. От преследования христиан к веротерпимости. Присущая Диоклетиану систематичность обернулась для приверженцев христи¬ анства страшным бедствием. Не ограничиваясь запретом на исповеда¬ ние христианской веры, Диоклетиан в 303 г. распорядился разрушить все христианские храмы, предать огню христианские священные кни¬ ги, лишить христиан права собраний и возможности обращения в суд. В 305 г. пришло намеченное Диоклетианом время замены августов цезарями. Он и Максимиан удалились на покой. Это было испытание системы тетрархии на прочность, и она его не выдержала. Преемники тетрархов вступили в борьбу, в ходе которой окончательную победу одержал сын одного из них, Константин, провозглашенный импера¬ тором. В 312 г. он победил Максенция, правившего Римом и Италией, в битве на Мульвийском мосту и вступил в Рим. В том же году Кон¬ стантин и второй август, Лициний, встретившись в Медиолане, про¬ возгласили эдикт о равноправии христианства с другими религиями. Резкие повороты в политической истории империи не редкость (вспомним хотя бы отказ Адриана от завоевательной политики его предшественников). И каждый раз за такого рода переменами стояли какие-либо веские причины. Что же могло заставить Константина отойти от традиционной политики гонений на христиан? Соображе¬ ния, разумеется, не личного характера (хотя жена Константина была христианкой). Чтобы ответить на этот вопрос, следует прежде всего вспомнить, что к этому времени христианская церковь, несмотря на пережитый ею разгром, оставалась влиятельной организацией, чего нельзя было сказать о разрозненных митраистских сектах. Она пока¬ зала себя твердой в нетерпимости ко всякого рода отклонениям. Та¬ кая нетерпимость была созвучна императорской, поскольку самодер¬ жец был воплощением божества в политической сфере. Издавая за¬ кон об уравнивании христианства с другими религиями, Константин должен был понимать, что христианство никакого равенства не по¬ терпит. Христианству был дан шанс, и оно им воспользовалось. 818
Единодержавие. К тетрархии Константин не вернулся. Установи¬ лось единодержавие, хотя продолжали назначаться цезари и префекты из числа сыновей и племянников Константина. Он упразднил претори¬ анскую гвардию, казавшуюся ему слишком самостоятельной, и прика¬ зал разрушить преторианский лагерь в Риме. Вместо нее был сформиро¬ ван корпус дворцовой стражи. Бюрократизация империи продолжалась. Новая столица. Константин, не любивший Рима, избирал сво¬ ими резиденциями то один, то другой город. Наконец, выбор его пал на Византий, находившийся на границе между Европой и Азией, на соединяющем моря проливе. Здесь в 324 г. была заложена новая сто¬ лица, получившая имя ее основателя. В освящении Константинополя в 330 г. участвовали как древнеримские жреческие коллегии, так и христианские епископы. Центром Константинополя стал форум в виде огромного эллипса (августеон), к которому был обращен императорский дворец с целым комплексом построек общей площадью около сорока гектаров. Здесь же было воздвигнуто и здание сената. Для их украшения со всех концов империи были свезены статуи и другие произведения искусства. К дворцу примыкал ипподром, вмещавший более сорока тысяч зрителей. Здесь проводились не только конные состязания, но и официальные празднества, театральные представления, гимнастические игры. У ворот ипподрома начиналась главная, пересекавшая весь город улица Меса (Средняя), с великолепными общественными постройка¬ ми — термами, библиотеками, а также дворцами виднейших санов¬ ников. Как параллельно Месе, так и пересекая ее под прямым углом, шли улицы меньшей ширины, застроенные домами знати и купцов. В самом городе и его предместьях было разбито множество садов и пар¬ ков, в которых утопали виллы вельмож и богачей. Уже в первое столе¬ тие своего существования город превратился в неприступную кре¬ пость с мощной стеной длиною 15 км с четырьмястами башнями и глубоким, наполненным водой рвом. Во многом, особенно в роскоши жизни и пышности церемониалов, новая столица затмевала старую, жившую воспоминаниями о своем былом величии. Признаки экономического подъема. Основой благополучия «нового Рима» было выгодное расположение города на путях ожив¬ ленной международной торговли. Ее успехам способствовала денеж¬ ная реформа Константина — введение золотого солида, содержащего 4,48 г чистого золота и соответствовавшего двадцати четырем сереб¬ ряным монетам. Эта монетная система продержалась на протяжении ряда веков во всем Средиземноморье. В годы правления Константина процветание распространилось и на некоторые города Северной Италии. Разрабатывавшиеся не¬ 819
подалеку в Норике богатые залежи руды служили сырьем для развития в ряде городов, особенно в Аквилее, оружейного производства. Развива¬ лось также производство стекла и кир¬ пича, множились мастерские по обра¬ ботке янтаря, доставлявшегося с по¬ бережья Балтики. Социальные и правовые перемены. Естественным результа¬ том развития домината явилось закрепощение, распространившееся как на городское население империи, так и на сельские его слои. К куриям были прикреплены куриалы — городская верхушка, от¬ ветственная за содержание городского хозяйства. По принципу кру¬ говой поруки они стали отвечать за недобор налогов, связанный с на¬ турализацией хозяйства и упадком городской жизни. Прикреплялись к коллегиям и ремесленники. Профессия их переходила по наслед¬ ству к сыновьям. Да и дочерей они могли выдавать замуж лишь за членов своей коллегии. В сельской местности колоны были приписаны к имениям. Они служили в армии, но не по собственному желанию, а согласно воле владельца имения. Допускалась возможность замены новобранца «рекрутскими деньгами». Бежавших колонов предписывалось возвра¬ щать владельцу имения, который рассматривался в поздних правовых документах как dominus. Понятие dominus было связано с понятием dominium, относящимся к несвободным людям, тогда как patronus — с patria potestas — отцовской властью, относящейся к свободным чле¬ нам семьи. Со временем понятие dominus стало эволюционировать от значения «хозяин имения» к значению «хозяин колона». Колоны лишались свободы передвижения вследствие зависимос¬ ти от земли — от имения, в котором они родились и проживали. Они рассматривались как «лица, подчиненные праву полей», «подчинен¬ ные земле», «обреченные земле», отмечалось, что «они служат землям не на основании налоговой обязанности, а в силу того, что именуются колонами». До конца IV в. для колонов не существовало запрета выступать в суде истцами и даже обличать бесчестных судей. Известен судебный процесс, начатый колонами против Либания (знаменитого оратора) и выигранный ими. И это говорит о принадлежности колонов и зем¬ левладельцев к одному гражданскому коллективу. В законодательстве IV в. колоны постоянно фигурируют как «свободные», «свободнорож¬ денные». В брачном праве вплоть до 400 г. отсутствовали какие-либо нормы, отличавшие колонов от остальных категорий свободных. В Золотые медальоны Константина 820
одном из правовых актов Константина на лестнице рангов, верхнюю ступень которой занимает землевладелец, колоны находятся ниже его родственников и близких друзей, но выше отпущенников и рабов. Другой правовой акт предписывает колонам исполнять обязанности, «приличествующие свободным». Прикрепление к земле и статус свободного человека были трудно совместимы, и это заставляло юристов ломать голову при определе¬ нии статуса колонов. Но реальное положение колонов ничем не отли¬ чалось от положения рабов. Либаний, проигравший судебный про¬ цесс с колонами, признает, что «с теми, кто трудится на земле для ее владельцев, обращаются, как с рабами». Наряду с купленными раба¬ ми и рабами по рождению появляются «крепостные рабы», лишен¬ ные каких-либо прав на землю, основное средство производства. Развитие колоната в старой научной литературе рассматривалось как вызревание в античном обществе элементов феодализма. В марксистс¬ кой литературе колоны считались «предшественниками средневековых крепостных». Однако колонат обладал многими чертами, чуждыми Сред¬ невековью. Колонат был специфическим порождением римской госу¬ дарственности, сметенной в эпоху великого переселения народов, и при¬ менительно к сфере земельных отношений тупиковой ветвью. Следствием деятельности имперской администрации стала поля¬ ризация римского общества. Обнищавшим массам противостояло так называемое сенаторское сословие, не имевшее ничего общего с пре¬ жним, состоявшее исключительно из должностных лиц. Это было но¬ вое, чиновное сословие, накопившее благодаря служебному положе¬ нию огромное, прежде всего земельное богатство. Многие из этих но¬ вых богачей жили в сельской местности — в виллах, превращенных в крепости, под охраной вооруженной до зубов челяди. Власть их прак¬ тически распространялась не только на рабов и колонов, но и на все свободное беззащитное население округи, которое не могло оказать им сопротивления. И если нет данных о зарождении в недрах империи феодальных отношений в экономическом плане, то новое сенаторское сословие — свидетельство образования феодальной иерархии среди са¬ мого господствующего класса. Таким образом, помимо городов фор¬ мировались самостоятельные, фактически независимые от центра узлы власти, продемонстрировавшие несостоятельность попыток Диоклети¬ ана и Константина спасти империю путем установления централизо¬ ванного бюрократического режима восточного типа. В экономическом плане гипертрофия государства привела к по¬ ляризации всех видов производственной деятельности, в мораль¬ ном — к утрате патриотизма, развитию эгоизма, безразличию, осо¬ бенно опасному в годы все более усиливавшегося напора на империю со стороны варварских народов и Персии. 821
Борьба за престол. Константин Великий умер во время приго¬ товлений к войне с Персией. Еще при жизни он разделил большую часть империи между своими сыновьями — Константином, Констан¬ том и Констанцием, оставив себе лишь Балканский полуостров. Сы¬ новья стали его наследниками. Самый энергичный из них, Констан¬ ций, присоединил к своим владениям Балканский полуостров и но¬ вую столицу. Константин вскоре умер, а Констант, правивший Ита¬ лией, никогда не был для Констанция серьезным конкурентом. Полностью подпавший под влияние придворных льстецов и занятый лишь охотой и развлечениями, он не пользовался уважением ни сол¬ дат, ни граждан. В 350 г. Констант пал жертвой заговора, во главе ко¬ торого стоял франк Магненций, провозгласивший себя императором Запада. Так у Констанция появился энергичный реальный соперник. Борьба с ним затянулась на несколько лет. Разбитый в Паннонии и оставленный своими сторонниками, Магненций в 353 г. кончил жизнь самоубийством. Констанций. Констанций стал единоличным правителем импе¬ рии. Жизненный опыт научил его никому не доверять, и он безжало¬ стно уничтожил большую часть своих родственников. Жестокость и подозрительность были главными чертами характера этого талантли¬ вого администратора и военного. Впрочем, в жестокости он не усту¬ пал своему отцу. На протяжении двенадцати лет, начиная с провозглашения его в 324 г. цезарем, Констанций вел войну с Персией, а также с алеманна- ми, опустошавшими пограничные области Галлии. Крещенный, как и отец, на смертном одре, он ощущал себя византийским императором и христианином. Сочувствуя арианам, он в 338 г. начал гонения про¬ тив ортодоксальной церкви и влиятельного епископа Александрии Афанасия, главного противника Ария. Афанасий был сослан в дале¬ кую Германию — в Колонию Тревиров (совр. Трир). В 353 г. Констан¬ ций организовал жестокое преследование язычников, конец которо¬ му был положен только после его посещения Рима, поразившего им¬ ператора своим великолепием. Архитектура и искусство. Подлинной страстью Диоклетиана было строительство. По свидетельству современника, «он постоянно требовал рабочих, ремесленников и телеги — все то, что необходимо для возведения зданий. Здесь строились базилики, цирк, монетный двор, там — арсенал, дворцы для жены и дочери. Так он постоянно безумствовал, стремясь уподобить Никомедию Риму. В Риме же он воздвиг термы». 822
Готовясь к уходу на покой, он приказал возвести дворец у себя на родине в Далмации, близ приморской Салоны в Спалато (современ¬ ный Сплит). Это типичная постройка эпохи домината, воспроизво¬ дившая в камне все ту же строго геометрическую формулу тетрархии, которую Диоклетиан применил в организации власти. Прямоуголь¬ ник стен обращен к морю фасадом, три другие его стороны укрепле¬ ны башнями. Внутренние постройки, предназначенные для гвардии, хранения провианта, святилища и мавзолея императора, размещены в квадратах, образованных пересечением двух главных улиц города- лагеря. Как не похожа эта крепость на виллу Адриана, поклонника искусств, пользовавшегося плодами римского мира! Структура двор¬ ца нагляднее, чем что-либо другое, отражает все особенности милита¬ ризированного государства и изменения менталитета, ориентирован¬ ного на глухую оборону. Иным был дворец соправителя Диоклетиана Максимиана, со¬ оруженный в Сицилии, находившейся в центре подвластных ему территорий. Руины дворца были обнаружены близ местечка Пьяцца Армерина еще в XVIII в. и тогда приняты за храм. Лишь в 1929 г. стало ясно, что это комплекс зданий большой виллы или дворца. Полностью памятник был раскопан лишь после Второй мировой войны. Ученых поразили не размеры сооружения, которое соперни¬ чало с «Золотым домом» Нерона и виллой Адриана, а мозаики, по¬ крывавшие его полы. По современным подсчетам, чтобы составить полы из тридцати миллионов квадратиков, должен был потребовать- План дворца Диоклетиана в Спалато 823
Арка Константина ся труд по крайней мере пяти сотен опытных мастеров на протяже¬ нии не менее пяти лет. На части мозаик запечатлены мифологичес¬ кие сцены более или менее условного содержания, но главное место занимают мозаики, отражающие пристрастия владельца дворца, — охоту, цирк, семейные сюжеты. Мозаика так называемой «Малой охоты» изображает загон в сети зверей, водившихся в Сицилии и Италии. Мозаика «Большой охоты» — композиция, не имеющая себе равных среди античных мозаик. Она покрывает пол пересекаю¬ щего дворец шестидесятиметрового коридора. На ней изображены отлов и транспортировка диких животных для зверинцев и амфите¬ атров. Холмистый пейзаж с редкими деревьями и неказистыми стро¬ ениями показывает место действия — сельскую местность Африки. Эпизоды охоты на львов, носорога, гиппопотама объединены об¬ щим пейзажем и направлением движения к месту погрузки живот¬ ных на корабли. Одна из мозаик изображает Великий цирк в Риме с центральным валом, предназначенным для объезда его на колесни¬ цах. Известно, что в 357 г. близ этого вала был поставлен египетский обелиск. Следовательно, дворец построен до 357 г. Дальнейшее уточ¬ нение даты возведения и принадлежности дворца принесла мозаи¬ ка, изображающая женщину с двумя детьми. Именно тогда и стало 824
ясно, что дворец принадлежал Максимиану, поскольку один из изоб¬ раженных детей был косоглазым (этим недостатком страдал сын Максимиана Максенций, противник Константина). Дворцы Максимиана и Диоклетиана воздвигались в эпоху после¬ дних гонений на христиан и насквозь проникнуты идеей языческой силы, противостоящей христианскому смирению и кротости. Если символом христианства был добрый пастырь с овечкой на плечах, то выражением воинствующей имперской религии еще со времен Ком¬ мода стал Геркулес, усмиритель зверей и чудовищ. Один из наиболее значительных памятников времени Констан¬ тина Великого — трехпролетная триумфальная арка в Риме. Она от¬ личается не только грандиозностью размеров (более двадцати пяти метров ширины в центральном пролете), но и тем, что римляне уве¬ ковечили в ней собственное раболепие: это первая римская триум¬ фальная арка, воздвигнутая в честь победы в гражданской войне. При этом для ее украшения были сняты скульптуры с одной из арок Траяна, что характеризует отношение римлян эпохи домината к сво¬ им традициям и историческому прошлому. Другой памятник Кон¬ стантина в Риме — базилика, строительство которой начал еще Мак¬ сенций. Сохранилась группа громадных цилиндрических сводов с углублениями на их поверхности (кессонами) и фасадов, изрезан¬ ных большими решетчатыми окнами. Скромные входные портики подчеркивали великолепие зала, в котором была установлена гран¬ диозная статуя Константина. В IV в. на смену безжалостно уничтожаемым языческим храмам приходят христианские церкви, преимущественно в форме бази¬ лик, рассчитанных на многочисленные общины. Множество церк¬ вей появляется в городах и селениях Сирии и Малой Азии. В инте¬ рьере городских храмов наряду с фресками и мозаикой нередко ис¬ пользовались мрамор и золото. Сельские церкви обычно ограни¬ чивались мозаичным декором. Все изобразительные средства — осевая композиция, свет и цвет — были направлены на выделение алтаря. Решающее значение в архитектуре христианского храма приобрела форма культового символа — христианского креста. Крестообразную форму имеет идеально сохранившаяся базилика середины V в. в Равенне, соединенная с купольным сооружени¬ ем — мавзолеем императрицы Галлы Плацидии. Простое снаружи здание поражает богатством интерьера: стены покрыты золотис¬ тым мрамором и мозаикой, своды — только мозаикой, изображаю¬ щей ночное небо. В полусвете, проникающем через полупрозрач¬ ные алебастровые окна, выступают многоцветные мозаичные ор¬ наменты и сложные сюжетные композиции. 825
Глава 26 СПОРЫ ПОБЕДИТЕЛЕЙ: ХРИСТИАНСТВО В IV-V ВВ.* Последние гонения. История гонений на христиан в Римской империи завершилась в начале IV в. драматическим столкновением церкви с императором Диоклетианом. В первые девятнадцать лет свое¬ го царствования этот выдающийся политик относился к христианам вполне терпимо — даже в императорской гвардии и свите было немало людей, открыто исповедовавших Иисуса. Христианами были и ближай¬ шие родственники императора. Но в 303—304 гг. один за другим после¬ довали четыре императорских эдикта, объявлявших церкви неприми¬ римую войну. Ее имущество подлежало конфискации, богослужебные книги и храмовые здания — уничтожению. Размах и жестокость пре¬ следований превосходили все бывшие прежде гонения — репрессиям подверглись на этот раз не десятки и сотни верующих, а тысячи и де¬ сятки тысяч. В Малой Азии был даже сожжен город, в котором преоб¬ ладало христианское население. Смертной казни подверглись и хрис¬ тиане из ближайшего окружения Диоклетиана. Вопрос о том, что стало причиной столь резкого изменения религиозной политики этого неза¬ урядного правителя, до сих пор остается предметом споров. Вскоре после отречения Диоклетиана от власти между преемни¬ ками развернулась ожесточенная борьба. Почти все ее участники ста¬ рались заручиться поддержкой влиятельных сил римского общества, в том числе и христианской церкви. Лишь август Галерий какое-то время продолжал преследовать христиан, но и он в 311 г., за несколь¬ ко дней до своей смерти, опубликовал эдикт, предоставлявший им свободу вероисповедания при условии, что они будут молить своего бога о его царственном здоровье. Великий триумф. Борьба за верховную власть в империи завер¬ шилась победой двух августов — Константина и Лициния. Летом 313г. они встретились в Медиолане (современный Милан) и издали совме¬ стный указ, признававший равные права христианства с остальными религиями. Все конфискованное у церкви имущество подлежало воз¬ вращению или компенсации. Миланский эдикт открыл новую эпоху в истории христианства — в прошлое уходили века преследований и гонений. Церковь, переста¬ ла быть зависимой от произвола местных чиновников. В особо благо¬ приятном положении оказались христианские общины западных об¬ * Глава написана А.П. Скогоревым. 826
ластей империи, власть над которыми сосредоточилась в руках сим¬ патизировавшего христианству Константина. Правда, сам он не при¬ нял крещения и в первое время старался придерживаться принципа равноправия религий. При нем сохранился культ «божественного им¬ ператора», а основание новой столицы на Боспоре Фракийском од¬ новременно освящали языческие и христианские обряды. Но в то же время ряд указов, изданных им в 313, 315, 319, в 321 и 323 гг., обеспе¬ чили христианской церкви привилегированное положение. Ее слу¬ жители освобождались от всех повинностей, христиане из мирян по¬ лучали право судиться по гражданским (т. е. не связанным с преступ¬ лениями) делам у своего епископа. Став в 323 г. единовластным импе¬ ратором, Константин распространил действие этих эдиктов на всю империю. Религиозная политика Константина не только возвышала церковь, но и возлагала на нее важные государственные обязанности. По замыс¬ лу императора христианству предстояло стать официальной идеологи¬ ей Римской империи, способной объединить общество и воспрепят¬ ствовать распаду государства. Оказавшись в положении духовного блю¬ стителя державы, которая издавна привыкла жить, повинуясь ясным и четко сформулированным законам, церковь волей-неволей должна была внятно изложить основные принципы своего вероучения. Начало богословских споров. Едва положение церкви изме¬ нилось, все, что ввиду необходимости хранить единство не подлежало прежде обсуждению, теперь нашло выход в ожесточенных спорах. Раньше всего они развернулись там, где склонность к богословским диспутам была наиболее сильна, — в Александрии Египетской. Их начало принято связывать с выступлением части александрий¬ ского клира, духовным вождем которой стал пресвитер Арий. При¬ мерно в 318 г. он открыто начал проповедовать, что второе лицо хрис¬ тианской Троицы вовсе не единосущно Богу Отцу. Согласно Писани¬ ям, говорил Арий, Сын был рожден и, следовательно, — сотворен, а потому, в отличие от Бога Отца, он — не Творец, но всего лишь тварь. Раз Сын имеет начало, значит, он не вечен. Стало быть, его природа и сила иные, нежели у Бога Отца. Александрийский митрополит Александр резко осудил эти воз¬ зрения и даже отлучил от церкви Ария и его наиболее ревностных сторонников. Однако склонное к философским диспутам египетское духовенство было настроено иначе. Значительная его часть (в том чис¬ ле два епископа) и чуть ли не половина всех клириков Александрии высказались в поддержку арианской доктрины. Могущественных сто¬ ронников нашел Арий и за пределами Египта. Его поддержали мно¬ гие сирийские иерархи и предстоятель столичной никомедийской об¬ 827
щины, пользовавшийся большим влиянием на императора Лициния, епископ Евсевий. В 321 г. на поместном соборе египетских епископов Александрийс¬ кий митрополит добился осуждения арианства. Арий вынужден был покинуть Египет и перебрался в Никомедию, где, пользуясь гостепри¬ имством епископа Евсевия, изложил свои воззрения в сборнике «Пир». Будучи человеком разносторонне одаренным, он сочинял «корабель¬ ные», «мельничные» и «путевые» песни, с помощью которых пропаган¬ дировал свои взгляды среди трудового люда. «Когда же богохульство таким образом распространилось в церквах египетских и восточных, — пишет церковный историк Феодорит, — то в каждом городе и селении разгорелись споры и ссоры... а простой народ был зрителем событий и судией речей, присоединяясь либо к одной стороне, либо к другой». Спорящие поочередно собирали поместные соборы (в Вифинии, Алек¬ сандрии, Антиохии), на которых Ария то объявляли ересиархом, то оп¬ равдывали и принимали в лоно церкви. Немалую роль при этом играла складывавшаяся в империи поли¬ тическая обстановка: ариан поддерживал император Лициний, чьи отношения с Константином все более и более обострялись. В конце 322 г. их скрытая вражда переросла в военные столкновения. Еще че¬ рез два года, разгромив армию и военный флот своего коллеги-импе¬ ратора, Константин сделался единовластным правителем Римской империи. Крайне встревоженный невиданным доселе расколом сре¬ ди христиан, он постарался, не вникая в суть богословских споров, примирить противников и восстановить единство церкви. В письме, адресованном одновременно примасу Востока митрополиту Алексан¬ дру и отлученному от церкви Арию, император заявил, что оба они одинаково виновны в нарушении церковного мира, вопрос же, из-за которого разгорелся их пагубный для церкви и империи спор, не име¬ ет принципиального значения. Константин рекомендовал им брать пример с языческих философов, умеющих, несмотря на страстные споры, уживаться мирно. Однако посредничество императора не име¬ ло успеха, и тогда Константин решил созвать всехристианский собор. Первый вселенский собор в Никее. Весной 325 г. во все пре¬ делы римской державы были разосланы грамоты, приглашавшие епископов прибыть в расположенный неподалеку от восточной сто¬ лицы империи город Никею. По замыслу Константина на соборе дол¬ жен был сойтись весь христианский мир, поэтому приглашения полу- чили также и предстоятели церквей сопредельных Риму стран. В рас¬ поряжение съезжавшихся был предоставлен государственный транс¬ порт, им назначалось щедрое содержание. В отличие от прежних, поместных, соборов Никейский носил эку- менистический (т. е. вселенский) характер — на нем были представле¬ 828
ны христианские общины от Испании до Персии, от Эфиопии до Ски¬ фии и Кавказа. Подобного форума, созванного для обсуждения духов¬ ных проблем, прежде не знала ни история церкви, ни история культуры вообще. Никейский собор впервые воочию продемонстрировал уни¬ версальный, мировой характер христианской религии. В его работе приняли участие около 300 епископов, среди которых было много за¬ мечательных личностей, претерпевших гонения и пытки и прославив¬ шихся стойкостью веры. С Кипра, например, прибыл знаменитый про¬ зорливец Симеон, продолжавший пастушествовать даже став еписко¬ пом. Позднейшие предания об участии в работе собора епископа Ни¬ колая (известного на Руси под именем Николы Чудотворца), который будто бы собственноручно побил Ария, не находят подтверждения в источниках. Римский епископ Сильвестр по причине глубокой старо¬ сти и немощи не смог сам приехать в Никею, однако прислал туда сво¬ их полномочных представителей. Был позван на собор и Арий. Открывая заседания, император приветствовал собравшихся архи¬ пастырей торжественной речью на латинском языке, что должно было подчеркнуть официальный характер происходящего. Затем он принял деятельное участие в прениях, предопределив, по существу, их исход. Выступление Ария, назвавшего Христа «произведением» и «тварью», вызвало бурное негодование присутствовавших. Содержавший те же выражения арианский вероисповедальный символ, составленный Ев¬ севием Никомедийским, был на глазах у всех разодран в клочья. Большинство святых отцов, участвовавших в работе собора, хоте¬ ли сформулировать символ христианской веры, пользуясь лишь теми выражениями, которые встречаются в тексте Священного писания. Ариане охотно соглашались на это, но давали словам Писаний свое собственное толкование. — Сын от Бога, — начинали формулировать одни. — Конечно! Все от Бога, — парировали другие, — да не все — Бог! — «Иисус Христос есть сияние славы и образ ипостаси Отчей», цитировали апостола Павла противники ариан. — И мы созданы по образу и подобию Его, и всякая тварь, даже кузнечики и гусеницы, есть сияние славы Творца, — отвечали им ари¬ ане, — но это не значит, что мы или даже Христос тождественны Богу по существу. В конце концов противники ариан, чтобы отстоять нетварную природу и полноту божественности Иисуса Христа, вынуждены были воспользоваться не библейскими, а философскими выражениями «единосущный» и «из сущности Отца», включив их в принятый на соборе символ веры. Простейшие символы веры существовали уже у первых христиан. Их обычно произносили крещаемые, кратко перечисляя, во что они 829
верят. Основой этих крещальных формул было наименование Отца и Сына и Святого Духа. В середине II в. среди западных общин получил распространение так называемый «Апостольский символ», до сих пор пользующийся особым почтением в Римской церкви. Любопытно, что Христос еще не назван в нем Богом, по отношению к нему употребле¬ но слово господин или господь. Так принято было называть хозяина, начальника, учителя. Апостольский символ веры. «Верую в Бога, Отца всемогущего, Творца неба и земли, и в Иисуса Христа, Сына его единородного, Господа нашего, который зачат был от Духа святого, рожден от Марии Девы, претерпел при Понтии Пилате, распят был, умер и погребен; сошел в преисподнюю; на третий день воскрес из мертвых, взошел на небеса; восседает одесную Бога Отца Всемогущего, оттуда придёт судить живых и мертвых. Верую в Духа святого, святую церковь католическую [т. е. вселенскую], прича¬ щение святых, отпущение грехов, жизнь вечную. Аминь». Одновременно с этим символом в восточных общинах появились кое в чем от него отличавшиеся собственные вероизложения (Иеруса¬ лимский, Антиохийский, Александрийский, Аквилейский и Кипрс¬ кий символы). Осознав свою вероисповедальную самобытность по отношению к иудаизму, христиане старались сформулировать в них важнейшие принципы своей веры. Так закладывалась основа христи¬ анской догматики. Церковные деятели и писатели (в том числе Иус- тин Философ, Ириней, Тертуллиан) стремились изложить вероиспо¬ ведальный символ таким образом, чтобы исключить возможность его еретических истолкований. Поэтому в каждом из них остались следы борьбы с той или иной ересью. Например, вероизложение аквилейс- кой церкви, направленное против монархиан-модалистов, называло Бога Отца «невидимым и неподлежащим страданию». Точно так же и Никейский символ 325 г., возникший в борьбе с арианством, настойчиво утверждал догмат о единосущии Бога Отца и Бога Сына. Он не только называл Христа «истинным Богом», «едино¬ сущным» Отцу, «единородным», «из той же сущности», что и Отец, но и подчеркивал, что его засвидетельствованное Писаниями рождение вовсе не равнозначно тварности. Более того, он предавал анафеме всех, кто осмелился говорить, будто Сын сотворен, не вечен или из¬ меняем. Но многократное повторение ничем друг друга не дополняю¬ щих синонимов показывает, что никейские отцы мучительно искали подходящее определение, да так и не нашли его. Их терминологичес¬ кие промахи дорого обошлись христианской церкви. Никейский символ веры. «Веруем во Единого Бога, Отца, Вседержи- теля, Творца всего видимого и невидимого. И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, Единородного, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от 830
Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, через Которого все произошло на небе и на земле. Нас ради человеков и нашего ради спасения сошедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, стра¬ давшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых и мертвых. И [верую] в Святого Духа. А говорящих о Сыне Божием, будто было время, когда Его не было, или будто не было Его до того, как родился Он, или что произошел Он из несущего, а также говорящих, будто Сын Божий из иной [нежели Отец] ипостаси или сущности, или сотворен или изменяем, — тех анафемат- ствует католическая [т. е. вселенская] церковь». В отличие от ранее существовавших вероизложений Никейский символ стал догматом всей церкви, закрепив, таким образом, ее все¬ ленское единство. Его исповедание было объявлено государственным законом для христиан Римской империи. Уделив Богу Отцу и Духу Святому менее одной седьмой своего текста, он, по существу, превра¬ щал Иисуса Христа в главное лицо Божественной Троицы. С приня¬ тием Никейского символа церковь и проповедуемая ею религия в пол¬ ном смысле слова становились христианскими. Почти все епископы, разделявшие поначалу взгляды Ария, к мо¬ менту подписания символа, подчинившись ласковому нажиму импе¬ ратора, отреклись от арианства. Отказались подписать его лишь сам Арий и два его ближайших единомышленника, за что и были отправ¬ лены в далекое изгнание. Еще три епископа, в том числе Евсевий Ни- комедийский, поставив свои подписи под основным текстом, не хо¬ тели подписывать содержавшиеся в конце символа анафематизмы и тоже вынуждены были уехать в ссылку. После завершения работы собора его участники были приглаше¬ ны на празднование двадцатилетней годовщины царствования их ав¬ густейшего покровителя. Обратившись к ним с речью, император про¬ изнес слова, знаменовавшие слияние церкви с римским государством. «Вы — епископы внутренних дел церкви, — сказал Константин, — я же поставлен от Бога быть епископом ее внешних дел». Борьба вокруг Никейского вероопределения. Обретая высокий государственный статус, христианская церковь лишалась духовной незави¬ симости. Отныне любые перипетии политической борьбы, ни на минуту не прекращавшейся вокруг трона, а то и просто перемены в настроениях импе¬ ратора стали отзываться на внутренней жизни и вероучении церкви. Бого¬ словские споры, началом, а не концом которых, вопреки ожиданиям Кон¬ стантина, явился Никейский собор, оказались теснейшим образом связаны с жизнью императорского дома и политической историей державы. Всего че¬ рез несколько лет после Никейского собора Константин стал склоняться на сторону ариан. Благодаря настойчивым ходатайствам дочери императора принцессы Констанции Арий и его единомышленники были возвращены из 831
ссылки. Ересиарху даже позволили вернуться в лоно церкви, однако за три дня до предстоявшего ему воцерковления он был отравлен сильнодействую¬ щим ядом и скончался в страшных мучениях. Церковный историк V в. Со¬ крат Схоластик подробно рассказывает, как, едва выйдя из императорского дворца, Арий внезапно почувствовал острые боли в животе, за которыми пос¬ ледовал выброс кишечника и внутренних органов. Несмотря на смерть своего идейного вождя, арианам удалось сохранить влияние на императора. В 337 г., уже находясь на смертном одре, он принял крещение из рук возвращенного из ссылки Евсевия Никомедийского. После смерти Константина богословские споры развернулись с новой силой и, как двадцать лет назад, вновь выплеснулись на улицы. Рынки, площади, пере¬ крестки наполнились, по свидетельству современника, спорящими. «Хочешь узнать о цене на хлеб, — пишет он, — отвечают: «Отец больше Сына»; спра¬ вишься, готова ли баня, — говорят: «Сын произошел из ничего». Долгое время казалось, что арианство торжествует окончательную побе¬ ду. В 337 г. империя была разделена между сыновьями Константина — Кон¬ стантом и Констанцием. Воцарившийся на востоке Констанций стал энер¬ гично поддерживать ариан. В таких условиях от Никейского символа отрек¬ лось большинство его прежних сторонников. Но едва ли это было предатель¬ ством христианской веры: отношение к Христу как к менее важному лицу Троицы веками укоренялось в сознании верующих, преодолеть его в одноча¬ сье, простым соборным постановлением было невозможно. К тому же мно¬ гие воспринимали выражение «единосущный» как скрытое монархианство. Такой взгляд находил подтверждение в неудачной терминологии включен¬ ного в Никейский символ анафематизма, одинаково проклинавшего и тех, кто утверждал, будто Сын «из иной сущности», и тех, кто говорил, что Он «из иной ипостаси», нежели Отец. Если Сын тождествен Отцу и по сущности, и по ипостаси, рассуждали верующие, кто же, как не Творец вселенной, ока¬ зался распят на кресте? Но их сознание, воспитанное на идеях платоновской философии, отказывалось представить безначальное и бесконечное абсолют¬ ное Божество пригвожденным к кресту, кричащим и страдающим. Наспех сформулированный Никейский символ в конечном счете не удовлетворил никого. В своем антиарианском запале никейские отцы допустили явный перебор. Их стремление утвердить во что бы то ни стало божественное тож¬ дество Отца и Сына привело к тому, что троичность христианского Бога «по¬ висла в воздухе». Чтобы хоть как-то обосновать ее догматически, многие (в том числе епископы, подписавшие Никейский символ) предпочитали гово¬ рить не о «единосущии» (греч. «омоусия») Отца и Сына, а об их «подобосу- щии» (греч. «омиусия»). Им казалось, что, меняя всего лишь одну букву в греческом слове, они решают тринитарную проблему. Староникейцы, т. е. те немногие, кто сохранил верность никейскому вероопределению, прозвали таких богословов «омиусианами». В 40—70 гг. IV в. «омиусиане» составляли подавляющее большинство христиан в восточных областях империи. Афанасий Александрийский. Едва ли не самым стойким за- щитником никейской веры на протяжении почти полувека оставался Афанасий Алесандрийский (295—373). В 328 г. после смерти заклятого 832
врага Ария митрополита Александра он занял александрийскую кафед¬ ру и возглавлял ее в течение сорока шести лет. Пять раз лишали его епископского достоинства, пятнадцать раз он вынужден был отправ¬ ляться в изгнание, неоднократно скрывался в пустынях Египта, спаса¬ ясь от преследователей, жил на кладбищах, но от вероисповедального символа не отступил ни разу. В своих многочисленных трудах, направ¬ ленных против арианства, Афанасий развивал идеи христианской со- терологии (учения о спасении), основу которой заложил еще Ириней Лионский. По мысли Афанасия, победу над смертью людям обеспечи¬ вает лишь полнота божественности Иисуса Христа. Если же, как учат ариане, облекшийся плотью и вочеловечившийся Сын Божий не той же сущности, что и Отец, если Он не вечен и изменяем, то соединение с ним по плоти не может дать людям спасения и жизни вечной. «Если Христос не Бог, то мы не спасены!» — возглашал Афанасий. Сочинения Афанасия Александрийского, подкрепленные авторите¬ том его подвижнической жизни, наносили весьма ощутимые удары по арианству, ибо к бессмертию в равной мере стремились все верующие от крестьянина до императора. Тем не менее политическая обстановка се¬ редины IV в. благоприятствовала арианам. В 350 г. умер император Кон¬ стант, и западная часть империи перешла под управление арианина Кон¬ станция. Все западные епископы, исповедовавшие Никейский символ, были отправлены в изгнание, и на протяжении двенадцати лет ариан¬ ство торжествовало повсеместно. Даже римская церковь, долгое время не признававшая низложения Афанасия Александрийского с митропо¬ личьей кафедры, была принуждена согласиться с его осуждением. Великие каппадокийцы. Сформулировать свое вероутвержде- ние и преодолеть чуть было не погубивший ее раскол церковь смогла лишь во второй половине IV в. Сделано это было благодаря трудам Василия Великого (329—379), Григория Богослова (330—389) и Григо¬ рия Нисского (335—389), позднее причисленных к лику святых и объявленных вселенскими отцами церкви. Все трое происходили из малоазийской провинции Каппадокии и знали друг друга с юности — Василий Великий и Григорий Нисский были родными братьями, а с будущим Григорием Богословом Василий сдружился во время их учебы в основанной еще Платоном афинской Академии. Одновременно с ними там учился и будущий император Юлиан Отступник. Григорий Богослов впоследствии не раз напоминал ему о совместном увлечении науками и по праву старой дружбы доби¬ вался налоговых послаблений и льгот, что, впрочем, не помешало ему после смерти коронованного «сокурсника» сочинить против него два обличительных и весьма ядовитых трактата. Получив блестящую философскую подготовку и став христиана¬ ми, каппадокийцы приложили немало сил, чтобы преодолеть непо¬ 27 Немировский А.И. 833
нимание христианского вероучения теми, кто привык мыслить об Аб¬ солютном в категориях греческой философии. Случайные заимствова¬ ния из философского лексикона оказались не в состоянии помочь ре¬ шению тринитарной проблемы. Об этом свидетельствовала борьба, раз¬ вернувшаяся вокруг мутной терминологии Никейского символа. Такие термины, как «сущность», «природа», «ипостась», каждый хрис¬ тианский автор понимал и использовал по-своему. Это создавало пута¬ ницу и порождало споры. Чтобы выйти из тупика, в котором оказалось христианское богословие, необходимо было разработать систему чет¬ ких и всеми одинаково понимаемых терминов. Основа этой системы была заложена Василием Великим. Настаивая на строгом разграниче¬ нии понятий «сущность» и «ипостась» и следуя методу аристотелевой диалектики, он различал их как общее и особенное. Все три ипостаси Божества, говорил Василий, имеют одну общую сущность, которой свойственны несозданность, непостижимость, всеведение и всемогу¬ щество, и потому они едины по существу. Но при этом каждая из них обладает свойствами, отличающими ее от двух других: Отец рождает, Сын рождается, Святой дух освящает. Чтобы сделать свою мысль более понятной, он приводил такой пример: Павел, Силуан и Тимофей ипос- тасно отличаются друг от друга, но, имея общие человеческие свойства, они принадлежат к одной родовой сущности — человек. Такой взгляд на триипостасное единство развивали, стараясь под¬ крепить его убедительными аргументами, и соратники Василия Вели¬ кого. В отличие от омиусиан, стремившихся обосновать реальную са¬ мобытность Отца и Сына их сущностными различиями, каппадокий- цы подчеркивали единство и единичность их сущности и настаивали на ипостасных различиях. Возобновление союза империи и церкви. «Измена» импе¬ рии христианству, связанная с правлением Юлиана, продолжалась не¬ долго. Летом 363 г. в битве с персами Юлиан был смертельно ранен и через несколько часов скончался. Выбранный войском новый император Иовиан вскоре отменил все религиозное законодательство своего предшественника, и хрис¬ тианство вновь сделалось государственной религией Римской импе¬ рии. Слабеющая и неумолимо двигавшаяся к своему закату, она вновь попыталась опереться на поддержку церкви. Потребность в ней осо¬ бенно остро ощущалась в восточных провинциях, где авторитет влас¬ ти оказался подорван серией военных поражений. Но именно там церковный раскол породил больше всего течений и толков: на соби¬ равшихся без конца поместных соборах сталкивались никейцы, ариа- не, омиусиане, эвномиане, пневматомахи и аномеи. Их богословские споры чаще всего заканчивались потасовками. Каждое из этих тече¬ 834
ний стремилось утвердить свою собственную формулировку символа веры, и борьба шла с переменным успехом. Вдобавок ко всему во вто¬ рой половине 70-х гг. в придунайских провинциях появились готы. В 378 г. они разбили близ Адрианополя армию под командованием по¬ гибшего в этой битве императора Валента и в любой момент могли захватить Константинополь. Словом, восточные дела требовали от Рима незамедлительного вмешательства. В 379 г. царствовавший на западе император Грациан, провозгла¬ сив августом одного из своих полководцев — испанца Феодосия, по¬ ручил ему навести порядок в восточной части империи. Потомствен¬ ный военный, волевой и решительный Феодосий считал, что порядок следует наводить прежде всего в головах. Совершенно не представляя себе глубины и сложности развернувшихся на востоке богословских споров, новый император еще на пути в Константинополь издал эдикт, предписывавший подданным исповедовать «одно Божество Отца и Сына и Святого Духа при равном их величии и благочестивой троичности». Все, уклонившиеся от этой веры, объявлялись еретика¬ ми и подлежали наказанию. Прибыв в бурлящую от богословских распрей столицу, Феодосий так же «по-солдатски» попытался решить вопрос и об избрании константи¬ нопольского епископа. Его выбор пал на Григория Богослова, находив¬ шегося в это время в Константинополе. Однако проариански настроен¬ ное население столицы воспротивилось столь необычному «избранию». К тому же Григория знали как человека малоприятного, склочного и склонного к сомнительным операциям с недвижимостью. Так что дело едва не дошло до открытого бунта. Тогда император, приказав войскам оцепить храм Святой Софии, лично сопроводил туда Григория, потеряв¬ шего, по его собственному признанию, от страха дар речи. Константинопольский собор 381 г. Нужно отдать Феодосию должное: он разобрался в особенностях восточнохристианской рели¬ гиозности и изменил первоначальную тактику. В мае 381 г. по его ука¬ зу был созван церковный собор для осуждения ересей и избрания сто¬ личного епископа. Западный епископат на него приглашен не был, поэтому собор носил поместный или, в лучшем случае, «всевосточ- ный» характер. Не любивший «мудрствований», Феодосий рекомен¬ довал святым отцам, не увлекаясь догматическими проблемами, за¬ няться устроением церковных дел. Под нажимом императора, при¬ сутствовавшего почти на всех заседаниях, Григорий был утвержден Константинопольским епископом, однако еще до окончания собора отказался от столичной кафедры и уехал в родной Назианз. Святые отцы, в очередной раз подчинившись «подсказке» императора, избра¬ ли вместо него еще не крещеного константинопольского чиновника 835
Нектария. Осудив все существовавшие в то время ереси и приняв осо¬ бые канонические правила, подспудно ограничивавшие притязания на власть римского епископа, собор закончил работу. Никео-константинопольский символ веры. С Константино¬ польским собором 381 г. принято также связывать признаваемый ныне абсолютным большинством христианских конфессий вероисповедаль¬ ный символ. Православные христиане обычно называют его «Верую», а католики — латинским словом Credo, которое имеет то же значение. Хотя этот символ издавна именуется Никео-константинопольским (или «Никео-цареградским»), историки церкви до сих пор спорят, дей¬ ствительно ли он был принят в 381 г. В документах самого собора ника¬ ких указаний на это нет. Но как бы то ни было, I Константинопольский собор именно потому и стали позднее считать вселенским, что церков¬ ная традиция настойчиво приписывала ему создание главного символа христианского вероисповедания. И «по букве», и «по духу» этот символ заметно отличается от Ни¬ кейского. Из 178 слов, входящих в его греческий текст, только 33 совпа¬ дают с текстом Никейского вероизложения. Но что особенно важно — в нем отсутствует утверждение тождества Отца и Сына. Можно было бы предполагать, что святые отцы попросту опустили утративший ост¬ рую актуальность анафематизм Никейского символа и продолжали мыслить Бога сущностно и ипостасно единым, если бы в письме, кото¬ рое участники Константинопольского собора направили западному епископату, не содержалось не оставляющего никаких сомнений уточ¬ нения. «Эту самую веру, — писали они, — следует принимать и вам. Она... учит веровать в равночестное достоинство и совечное царствова¬ ние трех совершенных Ипостасей или трех совершенных Лиц ...» Таким образом, константинопольские отцы придерживались иной богословской концепции, нежели никейские. Они верили в триипос- тасное единство Бога, тогда как Никейский символ настаивал на Его единой ипостаси. «Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Отцом рожденного прежде всех веков; в Свет от Света, в Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворен- ного, единосущного Отцу, через Которого все произошло. Ради нас, лю¬ дей, и нашего ради спасения сошедшего с небес и воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы и вочеловечившегося. Распятого за нас при Пон- тии Пилате, страдавшего и погребенного. И воскресшего в третий день, согласно Писаниям. И восшедшего на небеса и справа от Отца сидящего. И вновь со славой грядущего судить живых и мертвых, Царствию же Его не будет конца. 836
И [верую] в Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца исхо¬ дящего, Коего вместе с Отцом и Сыном славим и почитаем через проро¬ ков говорившего. Во единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую единое крещение во оставление грехов. Чаю воскресения из мертвых и жизни будущего века. Аминь». Начало христологических споров. В атмосфере тринитарных спо¬ ров взыскующая богословская мысль устремилась к исследованию таких воп¬ росов, которые прежде казались христианам ясными и простыми. Начиная с Иринея Лионского более двух веков верующие как аксиому принимали ут¬ верждение, что в Иисусе Христе сочеталась Божественная и человеческая природа, и видели в этом залог собственного бессмертия. Сам же факт их слияния признавался глубокотаинственным и не подлежащим рассудочному исследованию. Однако в середине IV в. богословская мысль, отравленная ядом греческого «любомудрия», пожелала выяснить, как соединилось огра¬ ниченное пространством и временем человеческое естество с абсолютно без¬ граничной природой Бога. Могла ли человеческая природа, вступив в такой союз, остаться неизменной и не раствориться в Бесконечном? В какой мо¬ мент произошло их соединение? Сколько раз родился Христос? И кто, нако¬ нец, действует в Иисусе — Бог или человек? В спорах, которые постепенно разгорелись вокруг этих вопросов, отчаянно боролись требования логики и стремление к спасению. В V в. христологическая дискуссия стала важнейшей составляющей интеллектуальной жизни не только христианской церкви, но и всего позднеантичного общества. Для обсуждения затронутых ею проблем пришлось созывать четыре вселенских собора, на которых были выработаны христологические догматы церкви. Однако удовлетворить всех они не могли, и христианство раскололось на три до сих пор существующих течения. Самые первые всполохи этих споров появились еще в середине четвертого столетия. Друг и сподвижник Афанасия Великого лаодикийский епископ Аполлинарий (310—380-е гг.), называвший своими учителями Платона и Ари¬ стотеля, мучительно пытался понять, каким образом во Христе бесплотный Бог и человеческая плоть образуют единую природу. «Где полный человек, — сокрушался Аполлинарий, — там и грех! Если бы Господь принял всё естество человека, то, без сомнения, имел бы и человеческие помыслы; а в человечес¬ ких помыслах невозможно не быть греху». Иисус же, как известно, считался безгрешным. Следовательно, заключал богослов, в Иисусе Христе второе Лицо Божественной Троицы заместило разум, ибо присутствие самого Логоса — Премудрости Божией отменяет нужду в тварном рассудке. Если обычный че¬ ловек состоит из души и тела, то Христос представлял собой единство челове¬ ческого тела и Божественной Премудрости. На это остроумное и, казалось бы, все удачно согласующее рассуждение не менее остроумно возражал Григорий Богослов. «Спасется лишь то, — писал он пресвитеру Кледонию, — что соеди¬ нилось с Богом. Не воспринятое Им не уврачевано и не спасено». И тут же со свойственным ему злоязычием добавлял, что Аполлинарию, как видно, и в жизни будущего века ум не нужен. Правда, сам Григорий Богослов не предла¬ гал сколько-нибудь убедительного ответа на вопрос, как соединились два есте¬ ства в Иисусе Христе, и даже говорил о смешении в его лице двух природ. 837
Воззрения Аполлинария Лаодикийского были осуждены на Римском со¬ боре 377 г., в постановлениях которого говорилось: «Если Сыном Божиим воспринят несовершенный человек, то несовершенно и наше спасение». Че¬ тыре года спустя «ересь аполлинаристов» анафематствовал и Константино¬ польский собор. Но в век богословских споров простого соборного осужде¬ ния верующим было недостаточно. Ортодоксальному богословию предстоя¬ ло найти и предложить им «правильное», т. е. логически обоснованное и убе¬ дительное решение проблемы. Едва споры вокруг догмата о триипостасном единстве Бога стали утихать, христологическая проблема целиком завладела умами христианских теософов. Уже в последней четверти IV в. в объяснении богочеловечества Иисуса Христа стали складываться два разных подхода — антиохийский и александ¬ рийский. В Антиохии, так же как и в Александрии, существовала христианс¬ кая «академия», и постоянное соперничество этих двух богословских школ осложнялось враждой Александрийской и Антиохийской митрополий. Им¬ ператор Феодосий однажды провозгласил архиепископа Петра, сменившего Афанасия Великого на Александрийской кафедре, «образцом христианской веры». Пользуясь этим, египетский первосвященник стал постоянно вмеши¬ ваться в дела Антиохийской церкви. Такую же политику проводили и его преемники Тимофей и Феофил. Естественно, что антиохийцы, гордившиеся своим христианским «первородством», всячески этому противились и на¬ смешливо «величали» александрийских епископов «фараонами». Повод для этого давали не только их властные замашки, но и традиция Египетской цер¬ кви, согласно которой престол первосвященника неизменно переходил от дяди к племяннику, и в результате возникла настоящая епископская динас¬ тия. Особенно усилилась взаимная неприязнь антиохийцев и александрий¬ цев после того, как в 403 г. Феофил Александрийский интригами добился низложения с константинопольской кафедры и ссылки на север (в Пицунду) воспитанника антиохийской школы Иоанна Златоуста (347—407). Перипе¬ тии этой вражды отразились на христологическом диспуте богословских школ. Если в Антиохии что-либо утверждали, в Александрии тотчас стара¬ лись опровергнуть. И наоборот. В 412 г. Александрийским епископом стал племянник Феофила Кирилл, немедленно развернувший преследование но¬ сителей языческой культуры, иудеев и еретиков. Веротерпимость в его глазах была тяжким грехом, а инакомыслящие не имели права на существование. Об Иоанне Златоусте, славившемся своей кротостью, он с негодованием го¬ ворил. «Если Иоанн епископ, то почему Иуда — не апостол?» Столь же пря¬ молинеен был Кирилл и в богословских вопросах. Его христология, по суще¬ ству, не оставляла места Иисусу-человеку. Бог Сын, считал он, «усвоил себе» человеческую природу, при этом в нем самом ничего не изменилось. Челове¬ ческая природа Иисуса, согласно Кириллу, как бы «растворилась» в Божестве или «возвысилась» до него. Поэтому тело Христово было телом не человека, а Бога. Таким образом, по александрийской христологии выходило, что у Христа была одна ипостась и одна сущность — обе Божественные. Совсем иной взгляд на богочеловечество Иисуса высказывали антиохийс¬ кие богословы. Если б Христос, считали они, и сущностно, и ипостасно был Богом, он не чувствовал бы усталости, не мог бы томиться и страдать. Если же 838
описанные в евангелиях страсти Господни были лишь видимостью, то мнимо и наше спасение. Но поскольку бесплотность, продолжали антиохийцы, одно из свойств Божиих, второе Лицо Троицы не могло облечься плотью и усвоить себе новое качество — ведь Бог неизменен. Христос, как в храме, обитал в теле Иисуса, соединившись не с плотью, а с душой человека. При этом человечес¬ кая душа Иисуса оставалась неизменной, способной страдать и мучиться. Та¬ ким образом, согласно воззрениям антиохийцев, в Иисусе пребывало две сущ¬ ности и две ипостаси; его собственные, человеческие, и временно соединив¬ шиеся с ними Божественные. Наиболее полное теологическое обоснование таких воззрений дал на рубеже IV—V вв. воспитанник антиохийской богослов¬ ской школы Феодор, занимавший с 392 г. епископскую кафедру города Моп- суетии (Киликия). Человеческая природа, рассуждал он, подвластна времени, а следовательно, изменяема, тогда как Божество вневременно и неизменно. Будучи противоположны друг другу, они никоим образом не могут слиться, не утратив при этом своих сущностных свойств. Говорить поэтому о богочелове¬ ческой природе Иисуса Христа абсурдно. Поскольку же другим важнейшим свойством человеческой природы, считал Феодор, является свободная воля, то немыслимо и ипостасное соединение Божества и человечества, ибо в результа¬ те свободная воля человека неминуемо исчезла бы. Исходя из этого, он считал Иисуса Христа земным сыном земной девы, который благодаря преодолению искушений и нравственному совершенствованию удостоился Божественной благодати. Окончательно очистившись крестной мукой, Иисус соединился по воскресении с единосущным Богу Отцу Словом-Логосом. Но и в последние сорок дней его земной жизни ни сущностного, ни ипостасного слияния Бога и человека во Христе произойти не могло, существовал лишь их теснейший «нравственный союз». Мариологическая проблема. Решительное столкновение между дву¬ мя этими богословскими подходами произошло в конце 30-х гг. V в. из-за так называемого мариологического вопроса. В 428 г. по настоянию императора Феодосия II (408—450) Константинопольским патриархом (так с конца IV в. стали называть восточных митрополитов — Александрийского, Антиохийско¬ го, Иерусалимского и Константинопольского) был «избран» ученик Феодора Мопсуетийского антиохийский проповедник Несторий. Наделенный незау¬ рядным ораторским талантом, в своих проповедях и пастырских наставлениях новый патриарх стал развивать идеи антиохийской христологии, что сразу же насторожило константинопольский клир. Когда же Несторий и его окружение повели речь о том, что Деву Марию не следует именовать Богородицей, ибо она не могла родить предвечного Бога, а родила человека, с которым соедини¬ лось Божественное Слово, ропот поднялся уже и среди светского населения столицы. Негодованием большинства было встречено распоряжение патриар¬ ха называть Марию «человекородицей». Молитвы и церковные песнопения, слагавшиеся на протяжении веков, величали ее Богородицей и матерью Божи- ей (греч. «теотокес»), новое же словечко «человекородица» (греч. «антропото- кес») было чуть ли не вдвое длиннее, резало слух и разрушало привычные мо¬ литвенные ритмы. Сам Феодосий II поддержал патриарха, зато его сестра, им¬ ператрица Пульхерия, объявила первосвященника своим личным врагом. Тог¬ 839
да Несторий в качестве компромисса предложил желающим называть Марию «Христородицей», но это не меняло существа проблемы, а по империи тут же покатилась молва о появлении новой ереси. Люди пребывали в полной расте¬ рянности, одинаково боясь и согрешить, и ослушаться столичного патриарха, поддерживаемого императором. Неожиданно для себя Несторий получил открытое послание Кирилла, в котором «фараон» яростно критиковал его мариологические воззрения. Воз¬ мущенный Несторий принялся с еще большей энергией отлучать от церковно¬ го общения всех, кто продолжал именовать Марию Богородицей. В 430 г. меж¬ ду Александрийским и Константинопольским патриархами произошел обмен соборными посланиями (т. е. посланиями, предназначенными для всеобщего прочтения). Эта «переписка» вызвала раскол среди восточных церквей. Такой ситуацией не замедлил воспользоваться Римский папа, стремившийся стать главой всего христианского мира. Поводом для вмешательства послужило об¬ ращение к нему Кирилла Александрийского с жалобой на «константинополь¬ ские безобразия». Папа Целестин I созвал в Риме церковный собор, на кото¬ ром воззрения Нестория были осуждены. Однако император Феодосий II хо¬ тел решать восточнохристианские проблемы без вмешательства Запада. В сле¬ дующем, 431 г. он созвал в Эфесе альтернативный собор (III вселенский), который должен был разобрать спор между двумя патриархами. Раздельно за¬ седавшие антиохийская и александрийская делегации взаимно осудили и низ¬ ложили Кирилла и Нестория. Об итогах собора императору было послано два совершенно разных отчета. Возмущенный Феодосий отправил в Эфес своего полномочного легата с приказом о низложении обоих смутьянов. IV вселенский собор в Халкидоне. Христианская догмати¬ ка. Итоги первого этапа христологических споров были подведены на IV вселенском соборе, собравшемся в 451 г. в одном из предместий Кон¬ стантинополя. Результатом его работы явился знаменитый Халкидонс- кий орос, в котором сформулировано ортодоксальное вероучение (дог¬ мат) о богочеловечестве Иисуса Христа. Орос провозгласил, что в еди¬ ном лице Христа слиты два естества — Божественное и человеческое. После долгих споров и рассуждений святые отцы, собравшиеся в Хал¬ кидоне, пришли к выводу, что они в состоянии сказать лишь, чего не произошло при соединении божественной и человеческой природы, т. е. прибегли к апофатическому (отрицательному) методу, провозгла¬ сив, что соединены они «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлуч¬ но». По существу, это было признанием беспомощности логического мышления в постижении тайн христианской веры. Халкидонский орос. «Последуя святым отцам, все согласно поучаем ис¬ поведовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совер¬ шенного в Божестве и совершенного в человечестве, истинного Бога и при¬ том истинного человека, с разумной душой и телом, единосущного Отиу по Божеству и притом единосущного нам по человечеству, во всем нам подоб¬ ного, кроме греха. Рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в 840
недавние времена также ради нас и ради нашего спасения — от Марии Девы Богородицы — по человечеству. Одного и того же Христа, Сына Господа, единородного в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлуч¬ но познаваемого, так что соединением различие двух естеств отнюдь не нарушается, но еще более сохраняется свойство каждого естества, во еди¬ ную ипостась и во единое лицо соединенных. На два лица не рассекаемого и неразделяемого, но одного и того же Сына и единородного Бога-Слова, Гос¬ пода Иисуса Христа, как древние праотцы о Нем, и как Сам Господь Иисус Христос научил нас, и как передает нам символ отцов наших». Вероопределения Халкидонского собора знаменовали собой важ¬ ный этап в оформлении христианской догматики. В отличие от ос¬ тальных положений той или иной религии догматами называют наи¬ более важные вероисповедальные утверждения, в которых выражена суть данной религии. Человек, не признающий хотя бы одного из дог¬ матов, не может считаться ее последователем. Как мы помним, первые попытки определить важнейшие прин¬ ципы христианской веры предпринимались уже в середине II в., ког¬ да появились вероизложения поместных церквей. Но сопоставление шести сохраненных церковной традицией символов показывает, что они были далеко не тождественны в понимании основ христианской религии, некоторые из них даже не провозглашали Христа Богом. Столетие спустя Ориген попытался выделить все наиболее существен¬ ное в христианских писаниях и изложить в виде связной богословс¬ кой системы. Однако многие положения его доктрины были призна¬ ны церковью ошибочными, отвергнуты и осуждены. Таким образом, первым настоящим общехристианским догматом стал Никейский символ, сформулировавший важнейшее вероутверждение христиан¬ ства о триипостасном единстве Бога. Халкидонский орос стал вторым догматом христианской религии. На последующих вселенских собо¬ рах были сформулированы и другие догматы, составляющие в сово¬ купности с двумя первыми христианскую догматику. Глава 27 УХОДЯЩИЕ БОГИ. ЮЛИАН ОТСТУПНИК Боги античного мира, которых не уставало обличать христи¬ анство, не были похожи на бога христианской религии — одного на всех. Они не требовали от приносящих им жертвы ни вернос¬ ти, ни веры, мирились с существованием других богов и беспре¬ пятственно впускали их в свой дом-пантеон. Они ничему не учи¬ ли и не наставляли, ибо у них не было твердых нравственных 841
императивов. Им не было чуждо ничто человеческое. Их поведе¬ ние, как ни старались их причесать, начиная с Платона, филосо¬ фы, было яркой иллюстрацией семи смертных грехов, хотя само слово «грех» отсутствовало в их языке. Их никто не смог бы об¬ винить в назойливости. Видя, что от них отворачиваются, они уходили, не обещая второго пришествия. Первым бурно исчез Пан, бог стад, лесов и полей, названный христианами «бесом полуденным». Кормчий проплывавшего мимо Греции корабля услышал громкий голос: «Умер великий Пан», на что леса откликнулись воем, визгом и грохотом падающих с гор камней. Остальные боги удалились бесшумно. То тут, то там будто бы видели оставленные ими на земле или на скалах следы. Однако кое-где, несмотря ни на что, исчезнувшие боги оста¬ вались у всех на устах, хотя уже не властвовали над умами. Это были школы, в которых изучали Гомера и Гесиода, декламировали Вергилия и Овидия, читали и комментировали произведения фи¬ лософов и осмеливались находить положительные черты в древ¬ них верованиях. Именно школы, а не храмы стали последними ба¬ стионами религии, которую христиане называли языческой. Из среды интеллектуалов давно уже выходили критики хрис¬ тианства, к которым прислушивалась императорская власть, организовывавшая беспрецедентные гонения на христиан. Та¬ кими же антихристианскими очагами школы остались и после признания христианства государственной религией. Племянник Константина. За пределами школ все реже появля¬ лись люди, которые находили в себе силы противостоять общему те¬ чению и вступаться за старых богов. Имя одного из них, наиболее ненавистное торжествующей церкви, — Флавий Клавдий Юлиан. Кон¬ чились времена, когда римские полководцы получали за победы от сената и римского народа почетные титулы — Африканский, Азиатс¬ кий, Нумидийский... Юлиан, потерпевший двойное поражение — в сражении с христианством и на поле боя с персами, был удостоен лишь прозвища «Отступник». Равноапостольный император Константин Великий начал уничто¬ жать свою родню. И вовсе не христианскую зависть и жестокость унас¬ ледовал от него его сын Констанций. Юлиан родился в Константино¬ поле в 331 г. Ему и его сводному брату, впоследствии казненному, уда¬ лось избежать кровавой расправы, учиненной в 337 г. солдатами, в ре¬ зультате которой погибли его отец и старшие братья. Переправленный ребенком в Никомедию, город на Мраморном море, он был отдан на попечение арианскому епископу Евсевию и учителю Мардонию. Пос¬ ледний привил ему любовь к греческой культуре. Тогда же мальчик по¬ знакомился с выдающимся оратором и писателем Либанием, с кото¬ рым был тесно связан до конца своих дней. В 345 г. по указанию Кон¬ станция Юлиана перевели в Каппадокию, в укрепленное императоре- 842
кое поместье, где его попечителем стал епископ Георгий. Однако уже тогда юноша стал внимательно изучать языческую литературу. Затем, перебираясь с места на место, он оказывается на истинной родине муз, в Афинах, где не только встречи с философами, но сама атмосфера города с блеском его нетронутых храмов укрепила в нем непреодоли¬ мое стремление вновь возвести на Олимп поверженных богов. Но по- прежнему внешне Юлиан продолжал играть роль смиренного и добро¬ порядочного христианина. Призванный осенью 355 г. в Медиолан, ре¬ зиденцию императора, он получает там титул цезаря и младшую сестру Констанция Елену в жены. И этому он тоже был обязан скрытности. Написанный им незадолго до того панегирик Констанцию и его супру¬ ге создавали впечатление полной преданности Юлиана благодетелям. Командующий армией. Не обучавшийся военному делу и не имевший к нему никакого пристрастия, Юлиан всем на удивление демонстрирует блестящие военные способности. В 355 г. он переходит Рен (Рейн) и освобождает захваченный франками город Колонию Аг¬ риппины (Кельн). Несмотря на явное противодействие со стороны военачальников, командовавших римскими силами в районе совре¬ менного Базеля, он отбрасывает варваров, угрожающих Лугудуну. Эти поразительные успехи вызвали впоследствии похвалу христианина Пруденция: «Он изменил своему богу, но не отечеству». Базой Юлиана и местом зимнего отдыха становится Лютеция (Па¬ риж). На протяжении пяти лет он постоянно сражается, вызывая сво¬ ими успехами зависть бывшего тестя (Елена умирает в 360 г.). Наступ¬ ление персидского царя Шапура заставило Констанция вызвать на подмогу галльскую армию, которой командовал Юлиан. И солдаты, не желая покидать насиженных мест, поднимают бунт и провозгла¬ шают Юлиана августом. До столкновения с Констанцием дело не до¬ ходит: тот умирает в ноябре 361 г. в Тарсе, и Юлиан занимает опустев¬ ший императорский трон. Скорее всего, именно тогда отслужившим под началом Юлиана Аммианом Марцеллином был начертан его портрет: «Он был средне¬ го роста, волосы гладкие, тонкие и мягкие, густая подстриженная кли¬ ном борода, очень приятные глаза, полные огня, в которых светился тонкий ум, брови красивого изгиба, нос прямой, рот несколько круп¬ ный, с массивной нижней губой, крутой и мощный затылок, широкие сильные плечи и пропорциональное телосложение». Веротерпимость. В отличие от тех из занимавших до него трон, кто понимал исходящую от церкви опасность для империи, Юлиан не запятнал своего имени гонениями на христиан. Его первым актом ста¬ ло объявление веротерпимости. Все религиозные конфессии станови¬ 843
лись равными. Биограф императора замечает по этому поводу: «Он знал по опыту, что дикие звери не проявляют такой ярости, какую проявляет большинство христиан в своих внутрирелигиозных разногласиях». По¬ этому он созвал во дворец христианских епископов всех направлений и призвал их забыть вражду и относиться друг к другу по-христиански. С этого времени он стал для ортодоксальной церкви злейшим врагом. Ее неприязнь, если не сказать больше, зашла еще дальше, после того как Юлиан поставил в равное положение с христианством иудаизм и воз¬ вестил о восстановлении храма Яхве в Иерусалиме за свой счет. Проводя политику веротерпимости, Юлиан обвинял руководство церкви: «Им мало того, что их продолжительная тирания до сих пор не наказана. Им жаль своего прежнего господства. Они недовольны, что не могут судить, писать завещания, присваивать наследства, все загребать себе. Они пускают в ход все пружины интриги и побуждают народ к бунту». Понимая, что полем битвы может стать лишь сфера воспитания, где галилеяне (как он называл христиан) не могли рассчитывать на поддержку (за ними шли в основном невежественные, ждущие чудес¬ ного избавления низы), Юлиан нанес христианству еще один мощ¬ ный удар — его эдиктом было запрещено христианским ораторам, грамматикам и софистам преподавание в школе. Интересна мотиви¬ ровка эдикта: «невозможность допущения к преподаванию двулич¬ ных людей — ведь для галилеянина-учителя Гомер и другие классики, которых придется читать и объяснять, — сыны сатаны». Этот эдикт был поэффективней гонений, устраивавшихся императорами начи¬ ная с Нерона, ибо в тех гонениях креп дух сопротивления, и власть в глазах подданных наглядно демонстрировала собственное бессилие. Юлиан отделил церковь от государства, от прямого влияния на под¬ растающее поколение. Слиянию христианства с греческой мудрос¬ тью, казалось, был положен конец. Антихристианская пропаганда имела своим результатом учинен¬ ный александрийцами в декабре 363 г. погром христиан, в результате которого были разграблены христианские храмы, мощи святых выб¬ рошены и погиб арианский епископ Георгий. Были разрушены хрис¬ тианские базилики также в Газе и Аскаломе. На это христиане в свою очередь ответили разгромом языческих святынь в Сирии. Родственные боги. На протяжении двух лет Юлиан героически противостоял христианству, расползшемуся по империи и заметно ук¬ репившему свое влияние при дворе и в армии. Открыто провозглашен¬ ная императором позиция не была ни наваждением, ни импульсивным действием. Это была глубокая и всесторонне продуманная политика. Несмотря на отсутствие настоящей школы, знакомство с произведени¬ 844
ями древней философии и литературы, с памятниками культуры, пре¬ красными, несмотря на свою заброшенность, подвигло его выступить защитником этого уходящего мира. Юлиан ясно себе представлял, ка¬ кими возможностями обладает его противник. Именно с христиан¬ ством он связывал кровавый кошмар при императорском дворе, свиде¬ телем которого стал еще в детстве. В этом он, возможно, ошибался, но что союз империи с христианством противоестественен и гибелен для всего, что было ему дорого, юноша понимал лучше других и в силу этого понимания стал настоящим языческим пророком. Противопоставляя христианству почитание олимпийских богов, он, прекрасно осознавая отсутствие в мифах о них какой-либо нрав¬ ственной силы, пошел по проторенному пути аллегорических толкова¬ ний, открытому Эвгемером, и облагораживания богов, предпринятого еще Платоном (Геракл, к примеру, превращается у него в благородного защитника слабых). Поначалу Юлиан не чуждается и издевок над хри¬ стианскими бреднями, поскольку и христианские писатели изобража¬ ли греческую мифологию скоплением басен. Но постепенно он прони¬ кается мыслью о необходимости создания цельной религиозной докт¬ рины на основе мифологических представлений всех народов импе¬ рии, а не одних лишь греков. Истинным богом он объявляет Солнце; но не привычного Гелиоса, а некое обобщенное божество, делающее ненужным почитание других небожителей. Странным образом пред¬ ставления об иудейском едином боге, ставшем также и христианским богом, и боге Юлиана, им противостоящем, восходят к одному источ¬ нику. И мы в состоянии его указать: это религия Эхнатона, оказавшая влияние как на иудеев, так и на персов, у которых сформировался культ Митры, а к Юлиану солнечный бог пришел через митраизм с его отож¬ дествлением Митры и Всепобеждающего Солнца. И нас не должно удивлять противостояние родственных по своим истокам идеологий, ибо наибольшую остроту обычно приобретает конфликт между рели¬ гиями (или партиями), имеющими общее происхождение и цели. Если империю и христианство мог объединить компромисс, между религией Юлиана и религией Христа нельзя было перебросить моста — точно так же как его не могло быть между митраизмом и христианством. Юли¬ ан несправедлив, утверждая, что христианин неспособен быть не толь- ко хорошим подданным, но и просто отважным и честным человеком. Но и христианство было несправедливо к Юлиану, называя Отступни¬ ком человека, нащупывавшего пути к спасению империи. Ритор и писатель. Юлиан вел борьбу с торжествующим христи¬ анством не только административными методами. В литературных тру¬ дах, почти полностью до нас дошедших, он талантливо развивал идеи своих учителей — неоплатоников. Выступая в защиту греческой мифо¬ 845
логии, он истолковывал ее как символическое учение, способное слу¬ жить воспитанию. Для Юлиана «Илиада» и «Одиссея» обладали «бого- вдохновенностью» Библии, а герои едва ли не были «святыми», с кото¬ рых следует брать пример в жизни. Единственный раз Юлиан упрекнул Гомера — за то, что тот заставил Одиссея на острове Калипсо проливать слезы: «Терпеливость его хвалю, но слез не понимаю, ибо что пользы взирать на рыбообильное море и плакать». В этой оценке — весь Юли¬ ан. Ему в жизни пришлось немало претерпеть, но никогда он не жало¬ вался на судьбу. В связи с новой концепцией мифологии Юлиан спо¬ рит и с Платоном, видевшим и в гомеровском описании богов их очер¬ нение. В трактате «Утешение Саллюстию» он возвеличивает Гомера за способность внушать почтение к богам. Давая аллегорические толко¬ вания гомеровским описаниям богов, Юлиан обнаруживает даже в его иронических пассажах стремление показать божественную благодать. Используя традиционную для античности форму речи, Юлиан об¬ ращается к «царю Солнцу», и его страстное объяснение в давней при¬ вязанности к Гелиосу переходит в патетическую проповедь неоплато¬ нических идей. В дошедшем в отрывках сочинении «Против христи¬ ан» Юлиан в отличие от Порфирия и других критиков христианства разбирает иудео-христианское учение без оскорбительных нападок на Иисуса, с позиций человека, верующего во всемогущество и благо¬ стность божества. Но само признание человека богом, по его мне¬ нию, — не что иное, как проявление безбожия, ибо «бог не может быть человеком, а человек богом». Возмущает Юлиана и отход хрис¬ тианской церкви от кротости апостолов. Оценивая отношение орто¬ доксальной церкви к арианству, он подчеркивает, что апостолы убеж¬ дали колеблющихся, а не подвергали их преследованиям. Так же, как и более ранний критик христианства Цельс, Юлиан считал роковым отход галилеян от материнской иудаистской религии и религии гре¬ ков и римлян, утверждая, что, переметнувшись, они «от одних отста¬ ли, к другим не пристали». Не чуждался Юлиан и чистой литературы. В духе «Совета богов» Лукиана написан его сатирический памфлет «Пир, или сатурналии». На пир богов, происходящий где-то на Луне, один за другим прибыва¬ ют новоявленные боги — Юлий Цезарь, Август, Тиберий, Клавдий и другие — вплоть до Константина. Силен, выступающий в роли при¬ дворного шута, характеризует каждого, не щадя никого. В самом жал¬ ком и смешном виде выведен Константин — поклонник роскоши и сладострастия. Над всеми возвышается бескорыстный Марк Аврелий, перед которым Юлиан благоговел. В другом сочинении («Похвала бо¬ роде») император представляет в критическом свете антиохийцев, ярых приверженцев христианства и в то же время бездельников и распутни¬ ков. Себя же он критикует за «небритую бороду, аскетизм, скромность». 846
Дошла до нас и переписка Юлиана. Его письма к частным лицам, послания к городам и даже целым народам — важнейший источник для воссоздания биографии этого удивительного человека, осмелив¬ шегося идти против течения. Потерпев поражение как политик, Юли¬ ан завоевал себе место в истории как один из последних стойких за¬ щитников гибнущей античной культуры. Даже внешне Юлиан резко отличался от всех, кто занимал до него императорский трон в Константинополе, людей грубых и невеже¬ ственных. Отпущенная борода, простота одеяния, открытость в об¬ щении с людьми могли создать впечатление, что снова власть доста¬ лась философу. Юлиан и был мыслящим человеком, хотя и оставался на уровне своего века, когда научное знание срослось с магией и ок¬ культизмом. Если его непосредственный предшественник Констан¬ ций, по словам Аммиана Марцеллина, «сочетал христианскую веру, которую отличает цельность и простота, с бабьим суеверием», то фи¬ лософия антихристианина Юлиана была густо замешана на мистике адептов Гермеса Трисмегиста, Порфирия и Ямблиха. Последний был для него кумиром. Время, отведенное молитвам, Юлиан до его вступ¬ ления на престол тайно отдавал гаданиям по внутренностям живот¬ ных и астрологии и каждую мелочь обыденной жизни пытался истол¬ ковать как знамение судьбы. Так, когда воин, помогавший ему сесть на коня, упал, Юлиан возликовал, восприняв случившееся как указа¬ ние на падение того, кто поднял его на высоту, т. е. Констанция. И впоследствии, уже будучи владыкой всей империи, в стихий¬ ных бедствиях он усматривал гнев богов (землетрясение в Иерусали¬ ме помешало ему восстановить храм Яхве). При принятии решений он руководствовался собственными предчувствиями и советами ок¬ ружавших его толкователей сновидений. Но даже тень философии, легшая на Юлиана, возвысила его над всеми, в чьих руках в последнее столетие империи оказались судьбы Рима. Глава 28 ПОСЛЕДНЕЕ СТОЛЕТИЕ ЗАПАДНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ Столетие после Юлиана Отступника не отмечено крупными римскими политическими фигурами, зато оно заполнено пугаю¬ щим множеством варварских имен. Из исторических событий выделяются катастрофические разгромы римских армий. Это век Великого переселения народов, начертавшего новую этни¬ 847
ческую карту круга земель. Глубокие изменения испытывала си¬ стема общественных отношений. На развалинах гибнущей им¬ перии рождалась средневековая Европа. Готы. Особая роль в крушении римской империи и связанных с ним общественных отношений принадлежала германскому народу го¬ тов, образовавшему около середины III в. два племенных союза, из¬ вестные современной науке как вестготы и остготы (восточные и за¬ падные готы). Поселившись на территории между Дунаем и Днест¬ ром, вестготы управлялись вождями, из которых по имени нам извес¬ тен один Атанарих. Остготы поселились к востоку от вестготов вплоть до Меотиды, захватив также Таврику. Аммиан Марцеллин сообщает об их царе Германарихе, «которого страшились соседние народы вследствие его многочисленных и разнообразных подвигов». После Никейского собора 325 г. в придунайские степи были сосла¬ ны епископы-ариане, направившие свою энергию на проповеди среди варваров, и не безуспешно: многие готы приняли христианство по ари- анскому обряду, способствуя христианизации Таврики и других облас¬ тей их обитания. Принявший христианство гот Ульфила (ок. 310—394) перевел евангелия с греческого на готский. Сохранившиеся части этого перевода дают представление о древнейшем языке германских племен. Гунны. Сталкиваясь на протяжении нескольких столетий с обита¬ телями лесов, находившимися за Рейном и Дунаем, римляне смогли если и не покорить их, то в какой-то мере приобщить к своей цивили¬ зации. Уже к III в. римлянам противостояли не дикари в звериных шку¬ рах, а серьезные противники, прекрасно знакомые с образом жизни и вооружением римлян и многое заимствовавшие у них. Некоторых из них можно было использовать для защиты от других варваров, живших в глубинных лесах Европы. После передвижения готов на юг римлянам приходилось иметь дело с германцами на всем протяжении европейс¬ кого лимеса. К востоку от занятой готами малой степи к неведомым Рифейским горам и еще далее — к границам Китая тянулась бесконеч¬ ная великая степь. О том, что совершалось там, римляне не догадыва¬ лись. Поэтому для них полной неожиданностью явилось появление гун¬ нов, проводивших большую часть жизни на конях, не слезая с которых они совещались, занимались куплей-продажей и даже ночевали, под¬ линного народа кентавров, о которых рассказывали греческие мифы. Уже во II в. до н. э. они овладели восточной частью евразийской степи и, удаляясь от Великой китайской стены, стали медленно про¬ двигаться на запад. Первыми, с кем столкнулись гунны, были аланы, обитавшие у Меотиды. Сокрушив их, они вошли в соприкосновение с готами Германариха (375 г.). После первой же крупной неудачи вождь готов покончил с собой. Его преемник также погиб. Племенное объе¬ 848
динение распалось. Атанарих, узнав об опасности, приступил к воз¬ ведению укреплений на своей границе, но большая часть остготов, отказавшись ему повиноваться, отошла на запад и вместе с беглецами вестготами стала просить у правившего в Константинополе импера¬ тора Валента разрешения поселиться во Фракии в качестве федератов*. Разрешение было дано при условии сдачи оружия. Условие это не было выполнено по вине продажной провинци¬ альной администрации. За определенное вознаграждение оружие го¬ там удалось оставить. И, невзирая на то, что переселенцы вооружены, власти сразу же начали использовать открывшиеся возможности для дальнейшего обогащения. Создавая искусственный дефицит продо¬ вольствия, они продавали его по непомерно высоким ценам. Готы, оказавшись не в состоянии приобрести самое необходимое, вынуж¬ дены были продавать в рабство собственных детей. Доведенные до крайности, они подняли восстание, к которому примкнули рабочие с соседних рудников. Восставшие двинулись к Константинополю, грабя и разоряя все на своем пути. Полководцу Валента удалось нанести поражение од¬ ному из готских отрядов, отягощенному добычей. После этого импе¬ ратор лично двинулся к Адрианополю, вблизи которого сосредоточи¬ лись готы, заблаговременно занявшие господствующие высоты. Битва при Адрианополе. За полтора столетия обитания в сте¬ пях люди лесов приспособились к местным условиям и образу жизни степняков. Готские летучие конные отряды, вооруженные усовершен¬ ствованными луками, наводили на римлян ужас, и им пришлось спешно перестраивать свою конницу по готскому образцу и оснащать пехоту панцирями и шлемами, чтобы защитить пехотинцев от готс¬ ких стрел. Перевооружение, дорого обошедшееся императорской каз¬ не, не дало, однако, ожидаемых результатов. В условиях резкого паде¬ ния дисциплины легионеры редко пользовались тяжелыми защитны¬ ми средствами, предпочитая идти в бой с незащищенной грудью и непокрытой головой. Это имело катастрофические последствия, по¬ скольку возведение лагерей к IV в. уже не практиковалось, и одна успешная атака конницы могла решить исход сражения. За тысячелетие своей истории завоеватели круга земель не раз тер¬ пели тяжелые поражения. Сведения о них сохранились не только в анналах, но и в народной памяти как дни траура. Но никому еще не удавалось сломить силу римлян и их волю к победе. Сражение при Адрианополе по своему значению не имеет прецедентов в военной * Федератами римляне называли союзников, несших военную службу на границах и часто включаемых в состав войска, но порой переносили название и на расселенные в северных районах империи племена германцев в целом. 849
истории Рима. На карту была поставлена судьба империи. Это был последний великий разгром. Аммиан Марцеллин не был участником битвы. Его описание, хотя и подробное, не дает возможности в полной мере восстановить ход событий. Ясно лишь то, что весть об успехе первого столкновения с готами дезориентировала императора, и он решился на сражение, не дождавшись прибытия контингентов Западной империи. Он также не позаботился о сооружении лагеря, не получил необходимых сведений о противнике, и у римлян не было точного представления ни о чис¬ ленности готов, ни о расположении отдельных отрядов, ни об их пла¬ нах. Битва продолжалась весь день 9 августа 378 г. Нет сомнений в том, что это была победа готской конницы над римской тяжеловоору¬ женной пехотой. Такого разгрома римляне не знали со времени битвы при Каннах. Был уничтожен весь командный состав. Погиб сам им¬ ператор. Раненный, он скрылся вместе со свитой в деревянном зда¬ нии, которое было подожжено подоспевшими готами. Страшнее, чем военные потери и учиненный варварами разгром северной части Бал¬ канского полуострова, был моральный урон. Варвары ощутили себя победителями, могущими диктовать Риму свои условия. Раскол. Римское общество никогда не было единым. Несколько столетий оно потрясалось борьбой патрициев и плебеев. На смену ей пришло соперничество политических группировок и гражданские войны I в. до н. э. Но сколь бы жестокими и кровопролитными ни были эти конфликты, они в последнее столетие республики и в эпоху принципата не затрагивали религии, которая была самым прочным связующим началом римской жизни. В эпоху домината общество сверху донизу раскололось по религиозному признаку. Бог-бунтарь, ранее не принятый в римский имперский пантеон, пользуясь поддер¬ жкой императорской власти в лице своих фанатичных сторонников, противопоставил традиционным ценностям свои собственные, а то, что было основой римского патриотизма, назвал язычеством. Он ок¬ рестил не только массу коренного населения Римской империи, но и вторгшихся в ее пределы и осевших там варваров. К концу IV в. глубокая трещина разделила оплот римской госу¬ дарственности, сенат. Лишенный реальной политической власти, он оставался церемониальным органом, но в нем, несмотря на то, что среди сенаторов были и язычники, и христиане, еще сохранял тради¬ ции римской государственной обрядности, тронуть которые не ре¬ шился ни один из ближайших преемников Константина. Битву при Адрианополе уже в древности сравнивали с Каннами, имея в виду ее военные последствия. Но страшное поражение 216 г. до н. э. привело к небывалому сплочению римлян, обеспечившему им в конечном итоге победу над могущественным Карфагеном. Сражение 850
378 г., напротив, привело к окончательному расколу империи — не только политическому, но и религиозному. Вскоре после нее импера¬ торская власть полностью отошла от веротерпимости, начав реши¬ тельное наступление на последних приверженцев староримской ре¬ лигии. В 383 г. Грациан сложил с себя титул понтифика величайшего, затем лишил языческие храмы и жреческие коллегии финансовой поддержки и привилегий и, наконец, приказал вынести из курии ал¬ тарь богини Виктории и ее статую. Вскоре после этого он погиб, и Западная империя была поделена между противником Грациана им¬ ператором Валентинианом II и узурпатором Максимом. Сенаторы-язычники, уже ранее безуспешно добивавшиеся аудиен¬ ции у Грациана с целью убедить его вернуть в курию алтарь победы, сочли ситуацию подходящей для публичных выступлений. От имени части сената убежденный язычник Симмах направил императорам про¬ шение защитить староримскую религию и культ, подчеркивая их пользу для государства и императоров и заинтересованность в устранении ал¬ таря Виктории одних лишь врагов Рима — варваров. При этом проси¬ тель не допускал каких-либо выпадов против христиан. Христианская часть сената, зная о том, что Валентиниан на ее стороне, обратилась к нему с посланиями, подготовленными епископом Амвросием. Сам тон их резко отличался от реляции Симмаха. Амвросий обращается не с просьбой, а с указанием императору на то, что возвращение алтаря Вик¬ тории будет расценено как возобновление гонений на христиан и встре¬ тит отпор с их стороны. Это была прямая угроза церкви, пришедшей к убеждению, что ее власть выше императорской. Не обошел Амбросий и обстоятельства, которое воодушевило его противников, — бесслав¬ ной гибели Грациана после его решения о выносе алтаря Виктории. Для этого пришлось углубиться в римскую историю и извлечь из нее примеры гибели римских полководцев, чтивших отеческих богов. Эпизод с алтарем Виктории был фактически последним в исто¬ рии Римской империи крупным актом сопротивления умирающего язычества торжествующему христианству. Феодосий. После известия о разгроме император Запада Граци¬ ан назначил императором восточной части империи полководца Фе¬ одосия, испанца по происхождению. Феодосий оттеснил готов от Константинополя и заключил с ними в 383 г. мир. На западе на протя¬ жении нескольких лет не прекращались смуты, стоившие жизни Гра- циану. В 392 г. императорскую власть захватил видный чиновник и ритор Евгений, пошедший по стопам Юлиана и вернувший в сенат сжатую Победы. Феодосий отказался признать власть Евгения и дви¬ нул против него легионы. В ходе сражения воины Евгения ему изме¬ нили, и он был убит. В 394 г. Феодосий в последний раз ненадолго объединил под своей властью обе половины империи. 851
Стилихон. В 395 г. Феодосий умер, успев перед смертью разде¬ лить империю между сыновьями — Аркадием и Гонорием. Более ни¬ когда эти части не соединялись. Заботу о своих малолетних сыновьях Феодосий на смертном одре поручил Флавию Стилихону, вандалу по происхождению, выдающе¬ муся римскому военачальнику, которому империя была обязана раз¬ громом бастарнов (392 г.), а сам император — победой над Евгением. Трезво оценивая силы римской армии и политическую ситуацию, Стилихон выступил против требования римских кругов, настаивав¬ ших на немедленном удалении вестготов, обосновавшихся на римс¬ ких землях, и пытался достигнуть соглашения с варварскими вождя¬ ми. Это усиливало позиции тех, кто еще при Феодосии завидовал ван¬ далу, достигшему в военной карьере высот, не доступных ни одному из его современников. Наиболее сильное противодействие Стилихо¬ ну оказывал префект претория галл Руфин, пользовавшийся неогра¬ ниченным влиянием при константинопольском дворе. Спор шел о границах Западной и Восточной империи. Вскоре Руфин был убит. Согласно договору вестготы находились на службе у императоров Восточной империи, и продвижение их во главе с вождем Аларихом на Запад в 401 г. воспринималось как защита интересов Константинопо¬ ля. Однако у Алариха были собственные цели. Он вынудил Стилихона отвести войска от Альп и прирейнской территории. Но Италию Стили¬ хону удалось защитить. В сражении при Вероне орды Алариха были разбиты. Потерпели поражение и другие варварские вожди. В этой ситуации Стилихон решил заключить союз с Аларихом, чтобы использовать его в борьбе как с Константинополем, так и про¬ тив появившихся в разных местах Западной империи узурпаторов. Но при дворе Гонория верх взяла партия, враждебная Стилихону, обви¬ нившая его в предательстве. Стилихон пытался найти убежище в од¬ ной из церквей Равенны, но был настигнут и казнен (408 г.). Взятие Рима. Убийство последнего серьезного защитника Запад¬ ной империи означало и крушение его детища — союза с Аларихом, став поводом для наступления последнего на Италию. Уже в 408 г. Аларих подошел к Риму, но удалился, получив огромный выкуп. 24 августа 410 г. Аларих вновь оказался у ворот Рима. Неизвестно, знал ли он легенду о том, как пала неприступная Троя, но, если верить византийскому исто¬ рику Прокопию Кесарийскому, Аларих воспользовался сходной идеей. В роли «троянского коня» выступили триста знатных готских юношей, подаренных им якобы в знак уважения к сенату и взятых в услужение сенаторами. Воинам было предписано держать себя скромно и выпол¬ нять все приказания господ, а в назначенную ночь собраться у Соляных ворот, перебить стражу и впустить в город войско. Согласно другой вер¬ 852
сии, ворота были открыты рабами некой матроны, сжалившейся над осажденными римлянами, страдавшими от голода. Так ли это было, не¬ известно, но в источниках мы не находим никаких сведений о рабах как сознательных союзниках варваров, обеспечивших им победу. Рим, взятый Аларихом, был подвергнут страшному трехдневному опустошению, разграблению и поруганию. Словно исполнились про¬ роческие слова Горация: «Камни римских святынь высечет варвар ко¬ пытом / Пепел отцов развеет божественных». Спаслись лишь те, кто смог укрыться в церквах. Их арианин Аларих пощадил. Весть о захвате Рима, уже не столицы, но символа римского могу¬ щества и римской цивилизации, потрясла современников. И многие старались понять причины катастрофы. Одни считали это результатом измены старым богам, другие — возмездием за старые преступления. Заговорили о конце света. Но конец света не наступил. Взятие Рима стало лишь началом новых обрушившихся на империю бедствий. Варвары на территории империи. Из Рима Аларих повел свое отягощенное добычей войско на юг, надеясь овладеть Сицилией и Аф¬ рикой. Этому помешала его болезнь и кончина на юге Италии. При¬ нявший власть над войском родственник Алариха Атаульф после не¬ удачных переговоров с Гонорием, не добившись разрешения на пересе¬ ление в Италию и Африку, увел вестготов в юго-западную Галлию, где они осели, образовав в 418 г. королевство в Толозе (совр. Тулуза). Во второй половине V в. вестготы распространились оттуда по всей юж¬ ной Галлии вплоть до реки Луары и завоевали большую часть Испании. Почти одновременно оттесненные из Галлии вандалы* переправи¬ лись в Африку, основав там свое королевство. В 439 г. его столицей стал Карфаген. Энергичный король вандалов Гейзерих расселил ван¬ далов на римских землях, создав военизированные общины, постро¬ ил флот и с его помощью распространил свою власть по всему северо¬ африканскому побережью. Наряду с этой угрозой с юга возникла еще более страшная опас¬ ность: в 441 г. гунны перешли Дунай и заняли Мезию и Фракию. Во главе их стоял Аттила, которого благочестивые христиане называли «бичом Божиим». Восточный император Феодосий II вынужден был платить ему дань. Присоединив к себе остготов и другие племена,, Ат¬ тила повел свои полчища на Запад. В 451 г. в Галлии, на Каталаунских полях (совр. Шампань), ему дал бой римский полководец Флавий Аэций, возглавивший ополчение из вестготов, некоторых других гер¬ манских племен и аланов. Битва была упорной и кровопролитной. Ни одна из воюющих сторон не покинула поля сражения, но вскоре Ат- * Вандалы оставили о себе на Пиренейском полуострове память в назва¬ нии области Андалузия (Вандалузия). 853
тила отвел свои войска. В 452 г. он вторгся в Северную Италию и разо¬ рил ее, но на Рим не пошел, возможно, напуганный опустошавшей полуостров чумой. Возвратившись в Паннонию, где находилась его резиденция, он отпраздновал свадьбу с молодой германкой и был, со¬ гласно преданию, убит ею в брачную ночь. Пощаженный Аттилой Рим был два года спустя (455 г.) взят Гензе- рихом. Вандалы бесчинствовали в Риме четырнадцать дней. Римляне, пережившие нашествие Алариха, могли вспоминать о нем как о не¬ значительном набеге. Десятки тысяч римлян были убиты и угнаны в рабство. Среди пленниц оказались и императрица Евдокия, и ее доче¬ ри. Во дворце вандалы не оставили ни одного металлического пред¬ мета. Даже с храма Юпитера Капитолийского была снята позолочен¬ ная крыша. С тех пор слово «вандализм» стало обозначать страшное, бессмысленное разрушение. В тени Рицимера. После захвата и чудовищного разграбления Рима вандалы двинулись в Сицилию, но, встретив там сопротивление легионов во главе со свевом Флавием Рицимером, вынуждены были отойти. Рицимер стал главнокомандующим всей римской армии и на протяжении шестнадцати лет (456—472) самым влиятельным полити¬ ком Западной империи. Он сместил двух императоров, заменив их своими ставленниками, и некоторое время единолично правил Ита¬ лией. Заключив союз с Восточной империей, он защитил Италию от вандалов. Но страшнее их была чума, обрушившаяся на Лаций и Кам¬ панию. После смерти Рицимера в Равенне, бывшей с 404 г. столицей империи, был провозглашен новый император. В Константинополе объявили его самозванцем и прислали в Равенну своего ставленника. До падения Западной империи оставалось два года. Последний консул. Новым владыкой империи стал другой гер¬ манец, Одоакр, сын одного из приближенных Аттилы. В 469 г. каким- то христианским монахом ему было предсказано блестящее будущее. Предсказание оправдалось. В Италии вспыхнул военный мятеж во главе с римским патрицием Орестом, бывшим в свое время секрета¬ рем Аттилы. Ставленник Византии бежал в Далмацию, а Орест про¬ возгласил императором своего сына Ромула Августула. Варварские от¬ ряды потребовали от Ореста в качестве награды за оказанную поддер¬ жку крупные земельные владения, но, не получив их, переметнулись к Одоакру. Орест был убит, а Ромул Августул смещен Одоакром и от¬ правлен им в Кампанию (476 г.). От титула императора Одоакр отка¬ зался и отослал императорские регалии в Константинополь. Так пала Западная Римская империя. Авторитет ее давно уже был утрачен. Императорская корона ничего не стоила, и от нее отказались за ненадобностью. 854
Одоакр, провозглашенный варварскими отрядами вождем, к радо¬ сти потомков сенаторов объявил себя также консулом. Власть его рас¬ пространилась на Италию (западные римские провинции давно уже были во власти франков, вандалов и других народов). В 489 г. в Италию вторглись остготы во главе с Теодорихом. Последний консул, осажден¬ ный в Равенне, был убит во время переговоров с осаждавшими. Источники эпохи домината. Бурные времена радикальных полити¬ ческих перемен и катастрофических варварских миграций представлены пре¬ красными и разнообразными историческими источниками, позволяющими понять социально-экономическую, политическую и культурную жизнь гиб¬ нущей Римской империи, а также феномены зарождающегося средневеково¬ го общества. Наряду с трудами историков Аммиана Марцеллина и Евнапия в распоряжении исследователей имеются трактаты по административному ус¬ тройству империи, произведения ораторского искусства, богатая эпистолог- рафия, акты церковных соборов, многочисленные документальные источни¬ ки — папирусы, надписи, монеты, археологические данные. Для изучения административного устройства и военной реорганизации империи важен предназначенный для внутреннего употребления справочник «Сведения о всех должностях и учреждениях как гражданских, так и военных, в областях Востока и Запада», содержащий перечень государственных должно¬ стей в соответствии с административным делением по префектурам, диоце¬ зам, провинциям, со знаками отличия должностных лиц и воинских подразде¬ лений. Некоторые из рукописей содержат также рисунки знаков высшей влас¬ ти (инсигний). Книга была составлена не ранее 395 г., в правление Феодосия II неизвестным военачальником Западной империи. Некоторые части трактата могут быть датированы 425 г. или даже 433 г., что показывает ошибочность сообщений официальных источников об уходе римлян из Британии в 425 г. В заключительную часть книги включено прошение, направленное императору вновь назначенным префектом конного отряда в Фаюмском оазисе Египта, содержащее живую картину жизни и карьеры военного человека. Острая полемика между приверженцами и противниками христианства, равно как и между христианами разных направлений, отложилась в речах императора Юлиана, Либания, Иоанна Златоуста. Другие сочинения и пись¬ ма этих же и других авторов знакомят нас как с идеями возрождения мощи Римской империи, так и со страстными обличениями пороков государствен¬ ного строя и господствующего класса. Из обширной богословской литерату¬ ры можно почерпнуть не только материал для понимания истории религиоз¬ ной борьбы, но и данные о состоянии римского общества и общественных движений. Жития святых скрывают под фантастическими чудесами жизнь во всей ее повседневности и богаты оценками социальных процессов. Исключительно важны для изучения истории IV—V вв. памятники пост- классического права — сборники видных юристов этого времени с важней¬ шими законодательными актами императоров, и особенно кодекс Феодосия. Каждая из его шестнадцати книг является подборкой по отдельными темам. Например, VII книга содержит перечень мероприятий администрации Фео¬ досия в отношении дезертиров и перебежчиков к варварам. 855
Среди первоисточников особенно важны папирусы, написанные как на греческом, так и на латинском и коптском языках. Египетские папирусы от¬ разили изменения административного устройства в долине Нила и оазисах Ливийской пустыни после взятия Диоклетианом Александрии (297 г.). Име¬ ющиеся в папирусах судебные решения, грамоты, письма, соглашения об аренде, договоры о найме помещений и работников, об обучении ремеслам дают богатейший материал по внутренней истории, налоговому обложению, денежному обращению и многим другим сторонам жизни. Латинские папи¬ русы из Равенны, самые ранние из которых относятся к V в., характеризуют имущественные отношения и этнический состав населения. Коптские тек¬ сты, обнаруженные в Верхнем Египте (в местечке Хенобоскион), важны для понимания мифологии и мировоззрения гностиков начала IV в. Остраконы, имевшие хождение среди беднейшего населения позднеримского Египта, помогают уточнению имущественных отношений и налогового гнета. Реше¬ ние некоторых хронологических проблем, равно как и вопросов денежного обращения, невозможно без использования немногочисленных типов монет этой эпохи с их легендами и изображениями. Поздние слои Афин, Филипп, Равенны, Аквилеи и Медиолана, афри¬ канских городов, равно как и сельских поселений в Африке, Галлии и Сирии дают ценнейшую информацию обо всей экономической и культурной исто¬ рии последних столетий существования Римской империи. Вокруг падения Рима и гибели античной цивилизации. Разгром при Адрианополе, захват Рима вестготами и вандалами, формальная ликви¬ дация власти западных римских императоров, образование на территории Испании, Галлии, Африки и других римских провинций варварских госу¬ дарств — это звенья цепи событий, к объяснению причин которых человече¬ ство не устает обращаться. И по мере того, как увеличивается временной разрыв между гибелью Вечного Города и временем жизни исследователей, обращающихся к этой проблеме, меняется подход к ней, и сама она превра¬ щается в своего рода гордиев узел, в котором каждая составляющая нить бе¬ рет начало в современной политической ситуации и требует собственного научного объяснения. Христианство, пережившее Римскую империю, исхо¬ дя из библейской концепции четырех всемирных монархий, последней из которой, римской, якобы суждена вечность, не признавало падения импе¬ рии. С критикой этой концепции выступил итальянский политический мыс¬ литель эпохи Возрождения Н. Макиавелли (1460—1527), считавший, что с нашествием варваров, уничтоживших Рим, начинается новая эпоха европей¬ ской истории, характеризующаяся упадком образованности, в свою очередь, сменяющаяся другой эпохой — возрождающей эту образованность. Впервые проблему падения Рима на огромном материале источников рассмотрел английский историк-просветитель Э. Гиббон (1737—1794). В грандиозном труде «История упадка и разрушения Римской империи» он для объяснения событий IV—V вв. обратился к «золотому веку» Антонинов, отыс¬ кав в нем зародыши будущего бедствия, — усиление произвола деспотизма императоров, подавивших инициативу масс, ростки имперской бюрократии, доведшей империю в конце концов до такого состояния, что варвары, погу¬ 856
бившие империю, могли казаться освободителями, распространение христи¬ анства, убившего дух патриотизма и нравственности*. Против этого подхода, широко распространившегося в эпоху Просвеще¬ ния и встреченного яростной критикой духовенства разных конфессий, выс¬ тупили историки-романтики, попытавшиеся реабилитировать Средневеко¬ вье. С их точки зрения, варвары — не дикие разрушители античной цивили¬ зации, на страже которой стояла Римская империя, а ее спасители, «влившие в дряхлеющее тело империи новые силы», принесшие погрязшему в рабстве миру начала личной верности и достоинства, возродившие общину, из кото¬ рой возникла новая государственность. В качестве реакции на эту теорию положительного воздействия варваров на исторический процесс возник труд французского историка Фюстель де Куланжа (1830—1889) «История учреждений древней Франции». В нем про¬ водится мысль, что римский мир не мог быть оплодотворен варварами, дав¬ но уже перешедшими к оседлости и мало чем отличавшимися в обществен¬ ном развитии от римлян, и поэтому варварское завоевание, сколь ни велика его роль в крушении разросшегося, подобно злокачественной опухоли, госу¬ дарственного организма, не привело к радикальным переменам в сфере со¬ циальных отношений и права. Отрицая революционность перехода от антич¬ ности к Средним векам, Фюстель де Куланж полагал, что в основе европейс¬ кой цивилизации лежат римские общественные институты — крупное зем¬ левладение и зависимые от него непосредственные производители. С развитием в XIX в. экономической науки стали выдвигаться экономи¬ ческие объяснения падения Римской империи. Была выдвинута теория обез¬ людения империи, катастрофического уменьшения ее народонаселения. Приверженцы этой теории собрали во множестве факты, свидетельствую¬ щие о быстром вымирании старой аристократии, о множестве холостяков и бездетных браков, о принимаемых императорами мерах к поощрению бра¬ ков, рождаемости и помощи малоимущим семьям. Экономические причины падения Западной империи подчеркивал и крупнейший немецкий историк Э. Мейер (1855—1930). В работе «Экономи¬ ческая история Древнего мира» он приходит к выводу, что причиной погу¬ бившей империю катастрофы было не вторжение варваров, а экономическое развитие начиная со времени правления Северов, в результате которого ка¬ питализм сменился примитивными общественными формами. Уже в древности получила распространение теория физического и духов¬ ного ухудшения человечества, обусловленного его естественным одряхлением. Современник императора Адриана Флор представляет судьбу римского наро¬ да как историю человеческого организма, переживающего младенчество, от¬ рочество, зрелость, при преемниках Августа словно бы состарившегося и пере¬ кипевшего, однако при Траяне «вновь зазеленевшего возвращенной юностью». На тех же позициях стоит христианский историк Лактанций, относящий, од¬ нако, ко времени Августа второе младенчество империи. В новое время осо¬ * Концепция Гиббона опиралась также на оценку византийского истори¬ ка Зосима, считавшего главной причиной крушения римской мощи переход от свободы к деспотизму, когда государство было отдано в жертву личному произволу и продажной администрации. 857
бый социальный оттенок биологической теории придал немецкий историк О. Зеек. В своем монументальном труде «История падения Древнего мира» он трактовал обезлюдение как «истребление лучших», вследствие чего античная культура деградировала, на смену римской элите пришли потомки плебеев и рабов с их рабской моралью, с их подавленной волею к власти, с их идеологией самоотречения и презрения к миру. Духовным отцом этой теории был Фрид¬ рих Ницше, для которого неравенство людей — это основа человеческого бы¬ тия, так как люди будто бы в различной степени наделены «волей к власти». В начале 20-х гг. XX в. Зеека поддержали казанский профессор Н. Васи¬ льев и американский исследователь Тенни Франк (1876—1939), считавший причиной гибели империи смешение римлян с выходцами из азиатских и африканских провинций. Против теории обезлюдения и биологических теорий тогда же выступил М.И. Ростовцев, заметивший, что в «войнах и революциях уничтожались не только лучшие; с другой стороны, революции не всегда препятствуют тому, что за ними следует период расцвета». Ростовцев считал, что античный мир пал в результате социальной борьбы, сходной с той, которая погубила капиталисти¬ ческую Россию и в годы его эмиграции угрожала капиталистическому Западу. Крушение капитализма, достигшего расцвета в эпоху эллинизма и Римской империи I в. до н. э. — II в. н. э., было, по Ростовцеву, делом рук крестьянских масс, поднявшихся на борьбу против капиталистических городов. Концепция М. И. Ростовцева встретила критику со стороны ряда запад¬ ных ученых. Некоторые из них доказывали, что римская буржуазия была тер¬ роризована скорее городскими пролетариями, чем крестьянством. Немец¬ кий историк Ф. Альтгейм видел корень заблуждений Ростовцева в том, что он неправильно понимал Октябрьскую революцию, строя по ней схему гибе¬ ли Рима, ибо целью этого переворота была индустриализация, не совмести¬ мая с враждой к городской культуре. Главную роль в гибели Римской импе¬ рии, согласно Альтгейму, сыграл варварский мир, ибо для борьбы с варвара¬ ми, обладавшими могущественным оружием — конницей, Риму пришлось напрячь все силы и войти в состояние гибельного кризиса. Довоенная советская историография античности в объяснении причин гибели Западной Римской империи вынуждена была исходить из примитив¬ ного тезиса Сталина о «революции рабов, опрокинувшей рабовладельческий Рим». Поскольку в источниках ничто не говорило о подобной революции, видный советский историк С. И. Ковалев (1886—1960) предложил рассмат¬ ривать «революцию рабов» как многовековой процесс. Согласно концепции Ковалева, процесс этот был начат великими восстаниями рабов в Сицилии и восстанием Спартака, временно приостановлен на два столетия стабилиза¬ цией эпохи Флавиев и Антонинов, а затем вновь разгорелся и вовлек в борь¬ бу против рабовладельцев союзные рабам угнетенные массы крестьянства. Выступая против «модернизма» М. И. Ростовцева, С. И. Ковалев и его после¬ дователи были модернистами иного толка, навязывая науке умозрительную марксистскую схему социальной революции. В вышедших еще до войны «Очерках по истории Древнего Рима» В. С. Сергеева (1883—1941) на первый план в объяснении судеб Римской им¬ перии выдвигается феодализация римского общества. В 1947 г. Ковалев отка¬ зывается от своей схемы перманентной революции рабов, и дальнейшие дис¬ куссии в отечественной науке пошли по пути анализа форм собственности на 858
землю в Римской империи и борьбы между социальными слоями и классами, связанными с этими формами собственности. Крупные земельные собствен¬ ники стремились к независимости от городов и от государства. Колоны выс¬ тупали и против крупных собственников, и против государства, подчас ока¬ зываясь в одном лагере с «передовым классом, феодализирующейся знатью». Эту концепцию, предложенную Е. М. Штаерман, можно считать в какой-то мере развитием и углублением взглядов М. И. Ростовцева, работы которого в то время были объектом острой критики. В отличие от Ростовцева Штаерман поддерживала концепцию общественных формаций. Крушение коммунистического режима имело одним из своих результатов реабилитацию научных заслуг М. И. Ростовцева, посмертно вернувшегося на свою родину в ореоле мировой славы. Главным же было то, что стала ясна наду¬ манность схемы общественных формаций, особенно в той форме, которую ей придали Ленин и Сталин. Термин «капитализм» применительно к обществен¬ ным отношениям древности перестал пугать российских историков, тем более что «капитализм» Ростовцевым не понимался как аналог современного. Главное внимание стало уделяться политическому и правовому развитию Римской империи, и последняя стала рассматриваться как уникальный орга¬ низм, развивающийся по собственным законам и не связанный с процесса¬ ми феодализации. Глава 29 КУЛЬТУРНЫЙ ФОН УХОДЯЩЕГО МИРА Безупречным показателем состояния общества всегда была и остается образованность. О глубочайшем упадке можно судить, даже не вникая в сферу экономических отношений и системы ад¬ министрации. Достаточно побеседовать с людьми высокого об¬ щественного положения, узнать, чем они интересуются, что чита¬ ют, заглянуть в библиотеки и научные учреждения, чтобы пред¬ сказать, не будучи пророком, что ожидает общество в недалеком будущем. Применительно ко второй половине IV в. такими наблю¬ дениями поделился, побывав в Риме, Аммиан Марцеллин. «Даже те немногие дома, которые в прежние времена слави¬ лись серьезным вниманием к наукам, теперь погружены в забавы позорной праздности, и в них раздаются песни и громкий звон струн. Вместо философа приглашают певца, а вместо ритора — мастера потешных дел. Библиотеки заперты навек, как гробницы, зато со¬ оружаются водяные органы, огромные лиры величиной с телегу, флейты и всякие громоздкие орудия актерского снаряжения». Латинская поэзия. Упадок образованности, ослабление инте¬ реса к реальным событиям и движению живой жизни, связанное не в последнюю очередь с распространением христианских проповедей, 859
не могли не сказаться на состоянии светской, иными словами, язы¬ ческой, литературы. Но поэзия не исчезла, развиваясь в традицион¬ ных жанрах поэмы, эпиграммы, басни. По инерции разрабатывались мифологические темы. Так же, как и на заре римской литературы, среди поэтов было мало коренных римлян. Галл Децим Авсоний (310—393) был духовно связан с уходящим миром профессией школьного учителя. Она доставила ему в родном городе Бурдигале (Бордо) почет и открыла двери императорского дворца: он стал воспитателем наследника и вскоре продвинулся по службе вплоть до самых высших должностей. Будучи умелым верси¬ фикатором, Авсоний уложил в стихи всю свою родословную, все пе¬ рипетии своей официальной и повседневной жизни, заслуги своих коллег по школе в Бурдигале, достоинства своей рабыни и любовни¬ цы германского происхождения, отдал дань христианской обряднос¬ ти (души его христианство, скорее всего, глубоко не затронуло). Тем же, чем для Горация был быстрый Ауфид, для Авсония стала Мозелла (совр. Мозель), вьющаяся между холмами, засаженными виноград¬ никами. В небольшой поэме, посвященной этому притоку Рейна, ощущается привязанность поэта к родной Галлии. Однако поэма пе¬ регружена малозначащими деталями, такими, как перечисление по¬ род рыб и способов их ловли. Сохранились его «центоны», составлен¬ ные из набранных полустиший Вергилия, «стихотворения» из одно¬ сложных слов, обозначающих имена богов, кушанья, части тела. У выходца из Египта Клавдия Клавдиана явно был поэтический талант, но он его растратил на панегирики императорам и временщи¬ кам при императорском дворе. Представляет интерес как своего рода исторический источник восхваление Стилихона, которого поэт ста¬ вит выше всех героев Древнего Рима. Творил Клавдиан и в жанре ин¬ вектив, обрушивая на придворных восточного и западного дворов колкости, а подчас и непристойности. Не лишена дарования дошед¬ шая до нас мифологическая поэма Клавдиана «Похищение Прозер¬ пины», где проводится мысль, что потеря свободы приводит страну к запустению и гибели. Эта поэма, как и другие произведения Клавдиа¬ на, открыто враждебна христианству. В начале V в. жил баснописец Авиан. Сохранившиеся 42 его бас¬ ни, посвященные Макробию, продолжают древнюю традицию, пред¬ ставляя собой обработку басен Бабрия, писавшего на греческом язы¬ ке в подражание Эзопу. Однако в изложении Авиана эти басни, напи¬ санные в элегическом размере и насыщенные величавыми вергили- анскими оборотами, теряют первозданную живость, а язык грешит варваризмами. Это не помешало большой популярности Авиана на протяжении всего Средневековья. Клавдий Нумациан, так же как Авсоний и Клавдиан, был галлом, но жил он в более суровые времена великого переселения народов. Пере¬ 860
живания, связанные с захватом Рима Аларихом, отражены в поэме «О возвращении». Прощаясь с Римом, в котором он занимал должность префекта, поэт оживляет в памяти картины былого величия города, склонившего перед варварами «свою златую главу». Несмотря на все павшие на Рим беды, он видится ему вечной и непоколебимой тверды¬ ней, чья слава так же непреходяща, как сияние солнца. Несчастья Рима Нумациан связывает с ненавистными ему христианами и иудеями. Грамматики и комментаторы. Хранителями традиций римс¬ кой литературы и латинского языка были грамматики и комментато¬ ры. Элий Донат создал систематический курс латинской грамматики, остававшийся учебником и в Средние века. Имя его в Средние века стало нарицательным, и словом «донат» стали обозначать грамматику вообще. В комментариях Доната к Теренцию отражено господство¬ вавшее в античности мнение о комедии как подражании жизни. Объясняя комедии, он характеризует драматические приемы римско¬ го комедиографа, его зависимость от новой греческой комедии, ста¬ рается раскрыть психологию персонажей и выявить способы, с помо¬ щью которых достигается комический эффект. В конце IV — начале V в. Сервий Гонорат создал для образованной публики детальнейший комментарий к поэмам Вергилия, подводящий итог многовековой истории толкования творчества великого мантуан¬ ца. Комментатор не только выявляет мифологическую традицию, ис¬ пользованную Вергилием, но показывает связь его поэм с воззрениями философов различных школ и направлений. Интересны попытки рас¬ крыть в поэмах Вергилия намеки на современные поэту события. Комментарии классических текстов Вергилия даются Сервием с позиций религиозных учений его времени. Духи далекой италийской старины, покровительствовавшие Энею и его спутникам, приобрета¬ ют облик космических божеств, заполняющих пространство между Землей и Луной и наделенных способностью переселяться из одного тела в другое. Таким образом, герой, действовавший, согласно Верги¬ лию, во времена рождения Рима, оказывается в соответствии с ком¬ ментариями Сервия в ситуации эпохи гибели империи. Такая же модернизация классических образов свойственна Феодо¬ сию Макробию, автору загадочного сочинения «Сатурналии» в форме за¬ стольной беседы, жанра, созданного Платоном. Вергилий предстает в «Сатурналиях» в облике пророка, постигшего тайны бытия, волшебника и мага. В другом сочинении Макробия, являющемся комментарием на заключительную часть трактата Цицерона «О государстве», тема сна Сци¬ пиона Эмилиана раскрывается в духе неоплатонизма как возвращение Души в космос, обустроенный в свете учения Плотина и Порфирия. Све¬ тила, к которым приближается душа разрушителя Карфагена, не обжи¬ гают его солнечным жаром, а впускают в глубины мирового духа. 861
Поздняя греческая литература. Эпоха домината небогата именами греческих поэтов и поэтическими открытиями. Характер¬ ная черта позднегреческой поэзии — отсутствие широких обществен¬ ных интересов, живых откликов на современные события. Она обра¬ щена к мифологическому прошлому. Квинт Смирнский (IV в.), автор большой поэмы «После Гомера» по¬ этически разработал эпизоды греческих мифов, заполняющих лакуну между «Илиадой» и «Одиссеей», — прибытие Мемнона, гибель Ахилла, погребальные игры в его память, сооружение деревянного коня и пр. Следуя за Гомером в строении стиха и в системе образов, Квинт отразил представления своего времени о богах и судьбах людей. Герои гомеровс¬ кого времени в описании Квинта идеализированы, лишены каких-либо слабостей и пороков. Квинт обнаруживает знакомство с географией и древнейшей историей своей родины — западной части Малой Азии. Нонн из египетского города Панополя (V в.) создал огромную эпи¬ ческую поэму «О Дионисе». На известные из классической и эллини¬ стической литературы эпизоды странствий Диониса в далекую Ин¬ дию и его триумфального возвращения в Аттику наслоились и мисти¬ ческие мотивы, и пересказы устных преданий восточного происхож¬ дения о Дионисе и богах его круга. Странно то, что наряду с этой поэмой, которую можно назвать апологией язычества, Нонн, очевид¬ но, в конце жизни также переложил в стихах одно из евангелий. Либаний. Поздняя греческая ораторская проза представлена в языческой традиции Либанием и Фемистием. Алтиохиец Либаний (314—393) прошел обучение в Афинах. Перебравшись в Малую Азию, он переезжал там из города в город, обучая молодежь риторике. Дос¬ тигнув необычайной известности, он вынужден был покинуть Кон¬ стантинополь по приказу Констанция, усмотревшего в его деятельно¬ сти угрозу христианской вере. О жизни Либания можно судить по его обширной автобиографии, не имеющей аналогов в античной литературе. Это не только рассказ о случившемся и пережитом, но осмысление собственной жизненной позиции, объяснение уроков, извлеченных из сменявших друг друга удач и неудач. Человек эпохи крушения империи встает из этого тру¬ да во всей своей реальности и психологической глубине. Многочисленные речи Либания и его так называемые деклама¬ ции, посвященные вымышленным событиям, — это зеркало эпохи и деятельности ее выдающихся людей, прежде всего императора Юлиа¬ на, бывшего не только учеником Либания, но и его близким другом. Тысяча дошедших до нас писем Либания охватывает не всю его жизнь, а два ее периода: 355—363 и 388—393 гг. Всю свою жизнь Либаний отдал служению античной культуре и ее гуманистическим ценностям, защищая их от христианства, узурпиро¬ 862
вавшего в лице поддерживавших его императоров все пространство политики. Не раз эта позиция ставила Либания на край пропасти. Из «Автобиографии» известно, что император Иовиан решил покончить с непримиримым язычником. Его остановила только слава Либания. Кто-то напомнил императору, что, будучи мертвым, Либаний будет ему страшнее, чем живой, силою своих речей. Фемистий. Современник Либания Фемистий (315—386), по его собственным словам, был родом «с крайних пределов Понта, возле Фасиса», т. е. из Колхиды. Будучи язычником, он тем не менее не входил в число приверженцев Юлиана и не испытывал вражды к хри¬ стианству. Это обеспечило ему возможность находиться при импера¬ торском дворе, занимать государственные должности и выступать в качестве советчика императоров. В своих речах Фемистий затрагива¬ ет проблемы природы власти и способа правления, рассуждает об иде¬ альном правителе, о войне и мире, о пользе философии и о недостат¬ ках системы греческого воспитания. Стиль речей его архаичен. Им чужда вычурность, присущая речам Либания. Бревиарии. На протяжении по крайней мере трех столетий лати¬ ноязычная историография неуклонно деградировала. Лишь на гречес¬ ком языке появлялись сколько-нибудь значительные труды. На латинс¬ ком же после Тацита выходили лишь краткие исторические конспекты, так называемые компендии. В сочинении Евтропия римская история от Ромула до Валента изложена в десяти очень кратких книгах. История Римской империи для Евтропия — это история императоров, которым он дает оценку в зависимости от результатов их правления. Осуждаются не только деспоты, но и правители, для которых управление государ¬ ством было побочным делом: таковы Марк Аврелий и Юлиан. В Сред¬ ние века простота и лаконичность стиля обеспечили Евтропию популяр¬ ность, какой не пользовался ни один серьезный историк древности. Краткость, господствующая тенденция в развитии римского ис- ториописания, достигла к IV в. высшей точки, найдя выражение не только в содержании исторических трудов, но и в их заглавии. При том же императоре Валенте, по поручению которого творил Евтро- пий, появляется книжица под названием «Бревиарий» («Сокраще¬ ние»). Ее составитель, некий Фест, получив предписание императора составить краткий текст, в обращении к «его вечности» хвалится, что добился краткости даже большей, чем ему повелевалось, и вместил все события от Ромула до его дней всего лишь в тридцать глав. Сочи¬ нения другого чиновника, Секста Аврелия Виктора («О цезарях», «Происхождение римского народа», «О знаменитых людях»), по срав¬ нению с бревиарием Феста могут показаться шедеврами. Опуская предложенную в свое время Флором сложную схему периодов возвы¬ 863
шения и упадка Рима, Аврелий Виктор считал время от Ромула до Септимия Севера эпохой непрерывного роста римского могущества, от Септимия же Севера до Александра Севера — балансированием на краю пропасти, а затем — погружением в нее. Причиной этого бед¬ ствия «сократитель» видит в политике императоров, стремящихся к власти, вместо того чтобы обращать оружие против внешних врагов, а также в неприобщенности правителей к образованности и культуре. Компиляции. Компиляция завоевывает не только поле истории; она захватывает и сферу военного дела. Так, при Феодосии I Флавий Вегеций Ренат, основываясь на сочинениях Катона Старшего, Цельса, Фронтина и распоряжениях императоров, составил «Краткий очерк военного дела» в четырех книгах, систематически изложив все, от¬ носящееся к набору войск, их обучению, созданию подразделений, военной дисциплине, стратегии. В том же веке Палладий объединил в четырнадцати книгах сведе¬ ния о сельском хозяйстве, содержавшиеся в трудах Катона, Варрона, Колумеллы и других авторитетов в этой области. Такой же компиля¬ цией в сфере филологии является невразумительный труд уроженца Африки Марциана Капеллы «О свадьбе Филологии и Меркурия». Курс семи школьных наук — грамматики, риторики, диалектики, арифметики, геометрии, музыки и астрономии — излагается на фоне брачной церемонии. Не для того ли, чтобы скрасить их усвоение позд¬ неримским школярам-митрофанушкам? И эта мешанина стала в Средние века самым популярным учебником. «Сочинители истории августов». Отсутствие авторской индивидуаль¬ ности характерно и для сборника кратких биографий римских импера¬ торов от Адриана до Нумериана, появившихся во второй половине IV в. И хотя указаны составители этих биографий (Спартиан, Капитолий, Лампридий, Поллион и Вописк), существует мнение, что создал био¬ графии какой-то сочинитель, решивший скрыть свое имя за вымыш¬ ленными именами пятерых. И несмотря на то, что против этого мне¬ ния возражают, полагая, что сочинителей все же было пять, с тем, что они писали совершенно одинаково, как один, никто не спорит. Образцом для этого труда послужили «Жизнеописания двенадца¬ ти цезарей» Светония, как известно, пользовавшегося не только слу¬ хами, но и архивными данными. Сочинители также порой приводят выдержки из документов, но в большинстве своем это фальшивки. Имеются также ссылки на писателей, никогда не существовавших, вымышленные родословные, придуманные имена. При этом в угоду занимательности искажена последовательность исторических собы¬ тий. Обычны анахронизмы. Например, в рассказ о II—III вв. введены реалии IV в. Именно они и дают возможность определить время со¬ здания этого жалкого и безответственного сочинения. 864
Аммиан Марцеллин. Над всеми «сократителями» и «сочините¬ лями», как скала, возвышается Аммиан Марцеллин, грек из Антиохии, занимавшийся в юности науками в своем родном городе, где он при¬ обрел влиятельных покровителей и друзей, среди которых были зна¬ менитые ораторы, его сограждане Либаний и Иоанн Хрисостом. Пос¬ ле завершения начатой в девятнадцатилетнем возрасте военной карь¬ еры, обеспечившей ему доступ и во дворец, в 378 г. Аммиан Марцел¬ лин оседает в Риме, где создает обширный исторический труд на латинском языке, названный им «Деяния». Начав изложение римс¬ кой истории с 96 г., на котором завершил свое повествование Тацит, антиохиец как бы подчеркивает преемственную связь своего произве¬ дения с великой исторической эпопеей предшественника. Последние книги «Деяний», полностью до нас дошедшие, посвящены событиям, участником которых был сам Аммиан, находясь в римской армии, в том числе и под началом императора Юлиана, горячим привержен¬ цем которого он стал. Великие историки прошлого, создавая свои полотна, могли рас¬ считывать если не на славу, то хотя бы на прочтение их трудов совре¬ менниками. Аммиан творил в эпоху полного упадка образованности, когда, по его собственным словам, даже римская знать не читала ни¬ чего, кроме Ювенала и анекдотов, собранных Валерием Максимом. Тем более удивителен подвиг историка, замыслившего продолжить великий труд Тацита. Ответ на вопрос о причинах, побудивших «грека и солдата», как он себя называет, взяться за каламос, — в самом со¬ держании его труда, пронизанном острым чувством римского патри¬ отизма. Само слово «Рим» вызывает у историка, пережившего битву при Адрианополе и ставшего свидетелем распада римской государ¬ ственности, гордость и восхищение. Он называет Рим «главою мира», «храмом мира», «сокровенным местом империи и всех доблестей». Во многих описаниях войн и в речах, даже вкладываемых в уста далеко не симпатичных ему императоров, звучит уверенность, что защита границ империи, виновниками нарушения которых являются варва¬ ры, — благородное дело и что единственное, к чему стремится в своих войнах Рим, — это справедливый мир. Обладавший огромной эрудицией, видной по бесконечным ссыл¬ кам на произведения греческих и римских историков, философов, поэтов и обращению к ряду естественнонаучных сюжетов, эрудици¬ ей, трудно сопоставимой с представлением о человеке, отдавшем большую часть жизни военной службе, Аммиан Марцеллин постоян¬ но обращается к историческим сюжетам прошлого, сравнивая ситуа¬ ции далеких времен с современными событиями. В одних случаях он Делает это для того, чтобы подчеркнуть связь современной ему римс¬ кой истории с историей былого римского величия, в других, возмож- 28 Немировский А.И. 865
но, затем, чтобы сохранить у читателя надежду на возрождение госу¬ дарства, которое и в прошлом переживало великие бедствия, но каж¬ дый раз возрождалось. Но все же в обращении к примерам из старины проявляется безнадежный пессимизм человека, утешающего себя вос¬ поминаниями о невозвратном прошлом. С полной ясностью и нескрываемой горечью видит Аммиан при¬ знаки разложения римского государства и общества сверху донизу. Ни в аристократии, погрязшей в разврате и расточительности, пре¬ смыкающейся перед силой и властью, ни в низах, этой толпе, «всю свою жизнь проводящей в вертепах, увеселениях и зрелищах» и сде¬ лавшей цирк своим «и храмом, и домом, и местом сборищ, и наивыс¬ шей целью стремлений», и к тому же ревущей «отвратно и бессмыс¬ ленно, что надо выгнать из города всех чужаков», ни в армии, пороки которой историк знал не понаслышке, не видит он людей, кроме рано погибшего Юлиана, которые могли бы стать примером древней рим¬ ской доблести и способствовать оздоровлению общества. Аполлинарий Сидоний. Упадок историографии, которую рим¬ ляне устами Цицерона нарекли «наставницей жизни» (одинокая фи¬ гура Аммиана Марцеллина только подчеркивает плачевное состояние этого жанра), не должен создавать впечатление, будто для понимания времени гибели Западной империи нет достаточно полной и надеж¬ ной информации. Сотню историков, подобных Аврелию Виктору или Евнапию, может заменить один Аполлинарий Сидоний (430—485). Уро¬ женец южной, самой цивилизованной части Галлии, он был захвачен водоворотом событий и вынесен им в Рим. Благодаря его панегири¬ кам, не лишенным присущей этим произведениям лести, мы знаем «императоров на час» и их окружение в лицо. Но ярче всего в произ¬ ведениях Сидония оживает Галлия времени вторжения варварских орд. Лишенная защиты римских легионов и часто используемая рим¬ скими императорами как разменная монета в торге с варварскими вождями, Галлия в лице своей элиты, крупных землевладельцев, со¬ хранила верность римской государственности и культуре. Поместья, защищенные мощными укреплениями, стали последними цитаделя¬ ми империи и одновременно первыми феодальными замками. Пере¬ писка, которую вел Сидоний со своими друзьями, переживавшими, как и он, одиночество, отчаяние, но не лишенными надежды, — ис¬ точник, раскрывающий жизнь римской провинции в мельчайших подробностях: например, устройство вилл с их спальнями, портика¬ ми, термами, мастерскими, библиотеками, домашними музеями, с их персоналом, среди которого имелись и гонцы, которым доверялось доставлять письма соседям и приносить их послания. Описание биб¬ лиотек настолько детально, что мы знаем не только устройство их за¬ 866
лов, но и кресел для читателей и читательниц (последним рекомендо¬ вались книги духовного содержания). И, конечно же, из писем, речей, из стихов Сидония (он был и по¬ этом) встает прежде всего он сам — просвещенный и словоохотливый, по-язычески наслаждающийся всеми благами жизни, но не забываю¬ щий о христианских постах, эрудит, которому в равной мере знакомы и дороги и творения времени Августа, и сочинения отцов церкви, вельмо¬ жа, возвысившийся благодаря браку с дочерью одного из императоров, и епископ. Менее всего Сидоний занимается морализаторством; настав¬ лять в его время — это все равно, что учить плаванию выброшенных за борт корабля. В вихре сменяющих друг друга бурных и необратимых пе¬ ремен люди оставались наедине с собой и давали отчет лишь собствен¬ ной совести. Наблюдая с крепостной стены за страшными картинами опустошения и крушения всего того, что недавно казалось незыблемым и вечным, важно было сохранить силу духа и не предаваться отчаянию. Плотин. Кризис общества и государства принес жителям импе¬ рии непрерывно нараставшее ощущение вселенской катастрофы. Раз¬ рушалась не только империя — распадался реальный мир каждого че¬ ловека, его жизнь подвергалась испытаниям вне зависимости от со¬ циального положения и имущественного состояния. Борясь в мате¬ риальной сфере за выживание, в сфере духовной он жаждал стабильности, которую не мог обрести. Обветшали старые моральные и гражданские ценности. Разрушалась вера во вселенское предназна¬ чение Рима. Рухнули старые традиции. Древние боги уже не хранили человека и его домашний очаг. Низам стал чужд не только официаль¬ ный императорский культ, вызывавший либо раздражение, либо рав¬ нодушие. Они отвернулись и от полисных богов. Это было концом античного мироощущения, римского религиозного чувства. Суеверия приняли масштабы, угрожавшие нормальному существованию людей. Грубые суеверия отталкивали интеллектуальную элиту, которая попыталась создать свою философскую религию. Ею стал неоплато¬ низм, бывший не просто обновленной философией Платона, как мож¬ но заключить из термина, но творческим переосмыслением различ¬ ных направлений античной мысли — платонизма, учения Аристоте¬ ля, стоицизма и пифагорейства. Основателем платонизма был Плотин (205—270), грек из египетс¬ кого городка Никополя. Обратившись к философии в возрасте двад¬ цати восьми лет, он обучался одиннадцать лет у философа-мистика Аммония Сикаса в Александрии. В 242—248 гг. он участвовал в не¬ удачном походе Гордиана против Персии, после чего в сорокалетием возрасте поселился в Риме, где, пользуясь покровительством импера¬ тора Деция, основал философскую школу. Среди его учеников были и 867
коренные римляне, и греки, и выходцы из восточных провинций. Со¬ держание своих лекций Плотин развил в трактатах, которые после смерти учителя изложил его ученик Порфирий в девяти книгах. Исходным понятием в системе взглядов Плотина было Единое, не¬ кое высшее духовное начало, из которого проистекает все. Единое не ограничивается бытием — оно ему предшествует. Оно не нуждается в мысли, хотя и является мыслью, но мыслью, обращенной к самому себе. Оно — благо, но благо для самого себя. Происхождение мира объясняет¬ ся с помощью понятий «Ум» и «Душа». Уму доступно созерцание Едино¬ го и движение. Постоянно взаимодействуя с Единым, он производит множество умов, или идей, хотя так же, как Единое, обращен только на самого себя. Примыкающая к Единому и к Уму Душа воспринимается как посредница с чувственным миром и родоначальница всех душ. Рас¬ сматривая Единое, Ум, Душу как переливающиеся сосуды, Плотин под¬ ходит к Материи, как к некоему небытию, не имеющему ни телесного содержания, ни форм, но столь же вечному, как Единое, но лишенному красоты и блага. Она — родоначальница зла. Борьба Блага и Добра со злом предопределена существованием Материи. Порождением Материи являются небесные тела. Наихудшее из них — земля, поскольку она воплощенная Материя. Звезды же и пла¬ неты состоят из особой стихии — эфира и находятся в самом совер¬ шенном круговом движении. Небесные светила — это открытые че¬ ловеческому взгляду боги. Помимо их существуют невидимые демо¬ ны, средние создания между богами и человеческими душами. Нередко в философии, равно как и в литературе и искусстве, ищут прямое или косвенное отражение исторической реальности. Но уче¬ ние Плотина с его представлениями об абсолюте, истечением которо¬ го представлен весь духовный и материальный мир, менее всего со¬ гласуется с полным распадом общества и государственности в III в., и поэтому неоплатонизм правильнее рассматривать как реакцию на со¬ циально-экономический и политический крах и как своего рода пред¬ видение того политического абсолюта, каким станет доминат. Не было случайным то, что взгляды Плотина окончательно сфор¬ мировались и были высказаны в Риме и что он пользовался поддерж¬ кой императорской власти до тех пор, пока у него не возникла идея основать на месте какого-нибудь из разрушенных городов Кампании город философов Платонополь. Идея такого государства философов была чужда Римской империи в такой же мере, как в свое время сира¬ кузской тирании. Вместе с тем эта идея сближает ее создателя с хрис¬ тианскими теологами, противопоставлявшими государство дьявола государству божьему. Христианство и неоплатонизм были в равной мере пронизаны мистикой, но Плотин не пытался обратить в свою веру народные 868
низы. Его философия была рассчитана на избранных. Плотин завер¬ шает цикл античной философии. Он был последним крупным фило¬ софом древности, переведшим все ее достижения в познании мира на язык мистики. Все зримое, ощутимое у него утратило очертания и вес, став незримым и таинственным, разум вернулся к своим мифо¬ логическим и космологическим истокам, к прозрению и экстазу. Порфирий. Лекции Плотина были записаны его учеником Пор- фирием (ок. 233 — ок. 300 г.) и названы «Эннеады» («Девятки»). Пор¬ фирий прокомментировал учение Плотина и расширил некоторые его постулаты. Многочисленные сочинения самого Порфирия свидетель¬ ствуют об изменении характера неоплатонизма, отражающего полную утрату обществом каких бы то ни было иллюзий. Присущий учению Плотина призыв к самоуглублению сменяется у Порфирия пропове¬ дью отхода от мира в буквальном смысле этого слова. Согласно Пор- фирию, мудрец не может оставаться таковым, находясь среди толпы, он не должен принимать участия в жизненной суете и обязан удалиться в пустыню. Идеал Порфирия — замкнутые общины типа индийских лесных сект и пифагорейцев. Порфирия как философа особенно увле¬ кали проблемы логики — его «Введение» в «Категории» Аристотеля ста¬ ло для следующих поколений главным учебником философии. Ямблих. Неоплатонизм все более и более удалялся от рациональ¬ ного знания. И это отчетливо проявилось в творчестве сирийца Ямбли- ха (ок. 280—330), ученика Порфирия. Не лишенный литературного та¬ ланта, он гипертрофировал в учении Плотина и Порфирия мистичес¬ кие элементы и не просто провозгласил реальность демонов и ангелов, населяющих околоземное пространство, но и сформулировал положе¬ ния теургии, некоей дисциплины, соединившей жреческую языческую практику с умозрительным мышлением. В отличие от теологии с ее учением о сверхъестественном мире, основанном на религиозных тек¬ стах, теургия мыслилась как «наука», направленная на подчинение де¬ монического мира с помощью жертв и заклинаний. В трактате «Об еги¬ петских мистериях» в форме послания от египетского жреца Ямблих изложил «истинное знание» о богах, вдохновителем которого считался Гермес, «превосходящий даже первого бога и царя». Жрец, рисуемый знатоком древнеегипетской мудрости и иероглифических письмен хра¬ мов Саиса, оказывается проповедником герметической мистики, рас¬ пространенной в иудеоэллинистической среде в I—III вв. Такова эта краткая энциклопедия магии, к которой в главных своих компонентах восходит европейское розенкрейцерство и масонство. Так же, как Порфирий, Ямблих написал «Жизнеописание Пифаго¬ ра», в котором последний действует не только в Самосе и Кротоне, но и 869
в Сирии, на родине Ямблиха, в хорошо знакомых ему местах, так что может создаться впечатление, что Ямблих — прямой его наследник. Ямблих воспринял от Порфирия учение о злых демонах, наполня¬ ющих воздушное пространство и оказывающих влияние на мысли че¬ ловека, однако в отличие от учителя считал возможным магическими средствами оказывать воздействие на демонов, подчиняя их своей воле. Родоначальником оккультизма Ямблих считал Пифагора. Широко ис¬ пользуя ранее существовавшую литературу о великом самосце, он до¬ полнил сочинения предшественников собственными вымыслами и представил основателя эллинской науки непревзойденным кудесником и магом. Помимо этого труда, сохранились математические сочинения Ямблиха, трактат «Об египетских мистериях», «Послание Порфирию». В последнем труде, ссылаясь на некоего египетского жреца, он рас¬ сматривает халдейское и египетское религиозные учения, оспаривая взгляды учителя. От главных трудов Ямблиха — «О душе», «О богах», «О халдейских оракулах» — сохранились лишь фрагменты. Христианская литература. В обстановке идейного кризиса, переживаемого античным миром, наряду с литературой, отстаивав¬ шей традиционные ценности, развивалась христианская литература. Главными ее языками были греческий и латынь, а исходными текста¬ ми — греческий перевод еврейской Библии (Септуагинта) и написан¬ ные по-гречески произведения Нового Завета. В этом идейном мире, чуждом всему, что выработала античная цивилизация со времени Го¬ мера, вращались умы интеллектуалов, которые со времени Констан¬ тина уже не считались «врагами рода человеческого», а напротив, были приближены к власти и обладали общественным авторитетом. Но что они могли противопоставить литературе средиземноморского прошлого с ее образностью и мифологией, пронизывающей их род¬ ную речь? Став победителями чуждого им мировоззрения, христианс¬ кие авторы подчас испытывали танталовы муки собственного бесси¬ лия. Им не дано было подняться на уровень Гомера, Эсхила, Плавта, Цицерона, которых они не уставали поносить как язычников. Об этих метаниях между восторгом перед античной культурой и ве¬ рой мы лучше всего знаем по произведениям Иеронима (347—420), хрис¬ тианского подвижника, автора первой христианской истории литерату¬ ры, переводчика еврейской Библии на латинский язык с еврейского ори¬ гинала. Вот его признание: «Я, злосчастный, постился, чтобы читать Цицерона. После еженощных молитвенных бодрствований, после рыда¬ ний, исторгаемых памятью о грехах из самых недр груди моей, руки мои раскрывали Плавта. Если же, возвращаясь к самому себе, я принуждал себя читать пророков, меня отталкивал необработанный язык. Слепыми своими глазами я не мог видеть свет и винил в этом не глаза, а солнце»* 870
Это ослепление блеском античной литературы, эти метания пере¬ живали и другие отцы церкви, и, кажется, именно это было источни¬ ком того воодушевления, которое обходило стороною языческих по¬ этов последнего столетия империи. Современник Иеронима Амвросий (339—397), по рождению арис¬ тократ, длинной чередой своих предков и собственной деятельностью связанный со служением империи, неожиданно для себя и вопреки своей воле возглавил епископат Медиолана. Используя опыт админи¬ стратора, он авторитарно руководил церковной общиной, вмешива¬ ясь в политические распри, и считая духовную власть выше светской, вступал с нею в спор. Сочинение Амвросия «Об обязанностях церков¬ нослужителей», написанное под влиянием трактата Цицерона «Об обязанностях», трактует проблемы церкви в духе стоического рацио¬ нализма. В своих страстных проповедях Амвросий осуждал богатство, утверждая, что все люди обладают равными правами на счастье и жизнь. Амвросий преобразовал церковную службу, придав ей музы¬ кальное оформление. Его простые и суровые гимны контрастировали с цветастой риторикой византийских песнопений. Под влиянием Амвросия пришел к христианству Аврелий Августин (354—430), чье имя вписано в историю не только церкви, но и миро¬ вой культуры. Родившись в нумидийском городе Тагасте в семье го¬ родского советника и истовой ортодоксальной христианки, Августин обучался риторике, а затем и сам ее с блеском преподавал в школах Африки и Медиолане. Под влиянием диалога Цицерона «Гортензий» в 373 г. он приходит к мысли, что счастье можно отыскать лишь в философии. В поисках истины юноша переживает увлечение мани¬ хейством и скептицизмом, пока в 386 г. под воздействием Амвросия не переходит к ортодоксальному христианству, принимает крещение и через несколько лет становится священником. Из множества философских и полемических трудов Августина вырисовывается облик то убежденного неоплатоника, то фанатично¬ го приверженца ортодоксальной церкви и яростного борца с мани- хейцами, донатистами, пелагианцами и иными «еретиками». Выделя¬ ются в творчестве Августина два произведения, в которых выдвинуты важнейшие психологические и историко-теологические проблемы. Это обширный трактат «Исповедь», первая в истории мировой лите¬ ратуры «биография души», определившая этот жанр, в котором в но¬ вое время обессмертили себя Жан-Жак Руссо и Лев Толстой. С неви¬ данной глубиной самоанализа Августин прослеживает перекрещива¬ ющиеся влияния, на которых, как на волнах, качает душу младенца, а затем и мальчика, обрекая на метания и поиски истины, пока не при¬ водит к Христианской купели. При этом нравственный выбор души в соответствии с теологической концепцией предопределения ставится в зависимость от решения божества. 871
Другую проблему — динамику человеческой истории — Августин раскрывает в грандиозном труде «О граде Божьем» (De civitate Dei). Оп¬ ределяя задачей труда опровержение утверждения язычников, будто пе¬ режитый Римом разгром 410 г. — результат отказа от веры предков и об¬ ращения к христианству, Августин развертывает систему логических до¬ водов в пользу того, что бог не повинен в этом бедствии. Ведь варвары, несмотря на всю свою свирепость, будучи христианами, сохранили во время захвата города жизнь римлянам-христианам, тогда как за всю че¬ ловеческую историю ни ассирийцы, ни греки, ни римляне, ни какие- либо другие язычники не щадили побежденных, оскверняли и уничто¬ жали их капища. Рассматривая эпизод за эпизодом сначала баснослов¬ ной, а затем и реальной истории внешних и гражданских войн, Августин подчеркивает, что языческие боги не только не воспрепятствовали кро¬ вопролитиям, но и сами были их вдохновителями, ибо по своей приро¬ де — это злые духи и демоны. Впрочем, Августину чужд пацифизм. Он трактует заповедь «не убий» в том смысле, что допустимы войны, веду¬ щиеся по божьему велению, и казни, осуществляемые властями за нару¬ шение божественных законов. Исходя из принципов христианской нрав¬ ственности, Августин объясняет присущие римлянам бесчисленные по¬ роки, среди них и дьявольскую страсть к власти, воздействием язычес¬ кой религии, которую считает прибежищем зла, бесстыдства и всяческой мерзости. Гибель Римской республики во времена, предшествующие по¬ явлению Спасителя, он объясняет падением нравов, а распространение христианской веры толкует как борьбу за беспорочную земную жизнь, дающую право на вечное небесное блаженство. В конечном счете Авгус¬ тин приходит к выводу, что языческие боги за многие столетия римской истории были виновниками бедствий римского народа, а судьбы Рима с самого его начала находились во власти божьего провидения, а не злых демонов, расположения звезд, фортуны или математических законов, сформулированных Нигидием Фигулом и другими учеными. Таким об¬ разом, Августин считает, что бог, возвысивший римское государство, — не противник его империи, хотя римские властители и их подданные долгое время бога не чтили и сомневались в его могуществе. Это дает Августину основание обратиться к римскому народу с призывом о вхож¬ дении в лоно церкви. Используя факты истории Римской империи и развивавшейся в ее недрах христианской церкви, Августин выделяет два типа общности (civitas) — гражданскую, основанную на удовлетворении прихотей плоти, на эгоизме, доходящем до презрения к богу, и духов¬ ную, опирающуюся на любовь к богу и стремление к добру. Вторую из общностей Августин не отождествляет с церковью, скованной полити¬ ческими реалиями и не лишенной изъянов. «Божий град» Августина су¬ ществует, подобно «Небесному Иерусалиму» ветхозаветных пророков, в эмпиреях, между двумя общностями нет видимого рубежа, а их обитате¬ 872
ли не догадываются, к какой они принадлежат. Однако земной град — это явным образом Римская империя со всей ее заземленностью и безду¬ ховностью, заложенными двумя ее основателями. Превосходство града божьего Августин доказывает в полемике со знатоками языческой рели¬ гии, прежде всего с Теренцием Варроном, и благодаря этому мы облада¬ ем значительными отрывками несохранившегося труда великого римс¬ кого антиквара. Иероним, Амвросий, Августин были не просто «отцами церкви». Они заложили основы средневекового и вместе с этим и современно¬ го мировоззрения. И к их творениям ныне обращаются люди вне за¬ висимости от религиозных конфессий и входят вместе с ними в ат¬ мосферу переломной эпохи с присущим ей раздвоением сознания, отражающего двойственность идеологий, выработанных в длительном и мучительном противоборстве. Это противоборство обогащало хрис¬ тианских писателей эпохи крушения империи, ставя «отцов церкви» на высоту, недостижимую для их средневековых «сыновей», которым были доступны лишь жалкие азы всего того, что было дано пережить, прочувствовать и сохранить для далеких потомков Иерониму, Амвро¬ сию и Августину. Глава 30 РИМ ЦАРЕЙ, КОНСУЛОВ, ИМПЕРАТОРОВ - ПОТЕРЯННЫЙ И ОБРЕТЕННЫЙ С христианизацией Римской империи и ее многочисленными пе¬ ределами при императоре Константине Рим утратил статус столицы. Его оттеснили на востоке Константинополь, а на западе — Милан и Равенна. И, конечно же, властители новых столиц сделали все, что было в их силах, для украшения своих резиденций римскими «трофе¬ ями». И все же когда весьма преуспевший в безнаказанном грабеже низложенной столицы Констанций И, сын Константина, посетил в 357 г. Рим, он был потрясен открывшимся ему зрелищем города, в котором «все возвышалось над всем», грандиозность и совершенство которого могли бы удивить самих богов. И когда он пожелал увидеть себя на таком же коне, на котором посреди своего форума восседал император Траян, один из его приближенных заметил: «Мой импера¬ тор, попытайся сначала воздвигнуть стойло для такого коня». Подданные империи называли Рим Городом, ибо во всем мире не было ему равного. На протяжении четырех веков он был центром кру¬ га земель. В IV—VII вв. некоторые его храмы были превращены в хри¬ 873
стианские церкви, и это способствовало их сохранению. Так, в начале VII в. Пантеон стал храмом Марии и мучеников, а курия (здание се¬ ната на форуме) — церковью св. Адриана. Центр Рима, однако, ста¬ новился необитаемым. На треть поредевшее от голода и эпидемий население селилось вдоль Тибра. В XI в. в Риме появились сотни бас¬ тионов. Используя даровой материал, феодалы использовали их во время междоусобиц или нападений извне как убежище для своих се¬ мей и челяди. В отличие от арабских бедуинов, пасших своих овец близ руин Ниневии и не догадывавшихся, что это столица великой ассирийской империи, средневековые римляне, использовавшие Форум как паст¬ бище, знали, что они обитают в бывшей столице мира, но сведения о ней они черпали не из сохранившихся в монастырях текстов древних авторов, а из легенд, клубившихся, подобно туману, над римскими холмами. В 1140 г. каноник храма св. Петра Бенедикт решил описать красоты Рима. Он объяснял своим прихожанам, что под храмом Вес¬ ты «дремлет дракон, тот самый, что описан в бытии блаженного Силь¬ вестра». Позднее прибывшему в Рим английскому теологу Григориусу его провожатые рассказывали, что Пантеон в прошлом был обитали¬ щем демонов, Колизей — храмом солнца. О конной статуе Марка Ав¬ релия не было единого мнения — одни видели во всаднике бога Кви- рина, другие — Теодориха Великого, третьи — Константина Велико¬ го. Легенды, как правило, не могли повредить древним творениям. Напротив, порой они их спасали от уничтожения: язычников прини¬ мали за христианских святых. Страшнее была непрекращающаяся де¬ ятельность средневековых строителей, использовавших «дворцы» (так тогда называли руины) как каменоломни, а мраморные статуи — как материал для изготовления извести. Впрочем, даже в самые темные периоды Средневековья память о величии Рима не угасала. На политическом уровне она поддержива¬ лась притязаниями папства и германских императоров на титул на¬ следников империи. В монастырях, чтобы не забыть язык священных книг, переписывались латинские тексты. И находились люди, осуж¬ давшие уничтожение римских памятников. Но их голоса тонули в раз¬ валинах опустевшего города. Во время переселения римских пап в Авиньон (1309—1420) дает о себе знать дух национального возрождения, словно бы питаемый не¬ тронутой исторической почвой Рима. Молодые люди отыскивают тек¬ сты древних авторов и в них открывают для себя и своих современни¬ ков республиканский Рим. Среди них были два друга — великий поэт Франческо Петрарка (1304-1374) и Кола ди Риенцо (1313-1354). Последний проводил в поисках мраморных статуй и надписей целые дни. В 1346 г. он открыл под руинами одной из базилик Латерана брон¬ 874
зовую плиту с текстом надписи императора Веспасиана и, вдохнов¬ ленный этой находкой, обратился к народу с призывом свергнуть ти¬ ранию пап и христианских императоров. Римляне избрали Кола ди Риенцо народным трибуном, но бароны бросили его в тюрьму. Осво¬ бодившись, он был вновь объявлен народным трибуном и на этот раз проявил себя как жестокий деспот. Вторично схваченный, он был каз¬ нен после страшных пыток. Его тело три дня тащили по городу, рас¬ плющивали камнями, разрезали и затем, как пишет его биограф, «пре¬ вратили в пыль, чтобы не осталось от него следа». Но след остался — в умах, и хотя у Кола ди Риенцо не было последователей, желавших возродить республику, идея возрождения Рима и его великой культу¬ ры не умирала. И появились многие, кто вслед за Петраркой и Кола ди Риенцо посвятили свою жизнь поискам свидетельств о древнем Риме и их изучению. Искатели рукописей были истинными предше¬ ственниками открывателей неведомых материков и островов. И каж¬ дая сколь-нибудь значительная находка встречалась тогда с таким же ликованием, с каким изверившиеся в спасении и изголодавшиеся ко¬ манды каравеллы слышали возглас «Земля!» — ибо античность была для последователей Петрарки землей обетованной, в которой они жили всеми своими помыслами. Так, в то время когда Христофор Ко¬ лумб открывал Новый Свет, гуманисты открывали Рим и в нем весь античный мир. И уже застучал станок Иоганна Гуттенберга и по этим же, но уже напечатанным текстам древних авторов с историей древ¬ ности знакомились по всей Италии и по всей Европе. Анконский купец Кириако объезжал на своей белой лошадке Ита¬ лию в поисках остатков театров, арок, акведуков, мостов и древних над¬ писей. И мало ему стало Италии — он отправился в захваченную турка¬ ми Грецию и там в одной из греческих деревень отыскал Дельфы. Обита¬ тели деревни впервые от него услышали это слово. Столетие спустя рим¬ лянин Помпоний Лет совершил еще более отдаленное путешествие — к Черному морю, и только для того, чтобы убедить своих римских слуша¬ телей, что изгнанник Овидий, описывая нестерпимый холод земли сво¬ ей ссылки, был неточен. Этот же Помпоний объединил вокруг себя лю¬ бителей римской старины и назвал это объединение «Римской академи¬ ей». «Академики» собирались в заброшенных руинах и катакомбах, где устраивали пиры по римскому образцу. У каждого был свой титул. Лом- поний был провозглашен великим понтификом, но поскольку этот ти¬ тул носил римский папа, «академиков» арестовали, однако вскоре выпу¬ стили, и «Академия» продолжила свою работу. Многих захватило увлечение топографией. В 1551 г. появилась карта Пирра Лигорио, изобразившего Рим с птичьего полета. Все вы¬ дающиеся сооружения, покрывавшие римские холмы, были схемати¬ чески зарисованы, и рисунки снабжены подписями. Такой труд, отра¬ 875
жающий знания эпохи Возрождения о Риме, потребовал от Лигорио многих лет жизни. Кардинал Ипполит д’Эсте поручил Лигорио добыть строительный материал и статуи для своего дворца, указав и место для добычи — виллу Адриана в Тиволи. Выполняя поручение, Лигорио одновремен¬ но стал первым исследователем этого комплекса и оставил труд «Опи¬ сание превосходной и великолепной Виллы Адриана». Как результат увлечения прошлым Рима возникла страсть к соби¬ ранию его памятников. Мраморные статуи теперь уже не пережигали на известь, а собирали, реставрировали и выставляли на видных мес¬ тах во дворцах светских и духовных лиц или продавали в другие горо¬ да и страны, где на них появился спрос. В поисках этих ценностей в XV—XVIII вв. разрушили не меньше, чем в эпоху Средневековья. В самом начале XVI в. во время работ близ Колизея было открыто подземное помещение, своды и стены которого украшала живопись. Это была часть «Золотого дома», дворца императора Нерона, воздвиг¬ нутого им на золе и пепле знаменитого пожара. Открыватели, не по¬ нимая характера сооружения, назвали подземные помещения «грота¬ ми». Отсюда пошло название фресок с изображением мифологичес¬ ких сцен — «гротески». Так впервые Рим и античный мир открылись европейцам в красках, и это открытие не осталось незамеченным ху¬ дожниками того времени. Рафаэль украсил в стиле «гротесков» лод¬ жии Ватикана. Еще более потрясла находка в тех же руинах обломков статуи, в которой сразу же признали троянского жреца Лаокоона с его сыновь¬ ями — скульптурную группу, описанную Плинием Старшим как одно из самых выдающихся произведений искусства. Лаокоон был выстав¬ лен для обозрения во внутреннем дворике Ватикана Бельведере, где уже находилась другая языческая статуя — Аполлон Бельведерский. Папа Лев X, при котором были сделаны эти открытия, способ¬ ствовал развитию моды на собирание антиков, которыми стали укра¬ шать свои залы, галереи и парки многие светские и духовные владыки в Италии и за ее пределами. Так появились сотни частных музеев и музейчиков, в пополнении которых участвовала целая армия грабите¬ лей и любителей наживы. В том же XVI в. началось изучение терм. Первым их исследовате¬ лем был знаменитый итальянский инженер, архитектор, философ Андрео Палладио (1508—1580). Он поставил своей целью измерить и зарисовать все, что от них сохранилось, считая, что они представляют наибольший интерес среди памятников античности. Палладио не ус¬ пел опубликовать подготовленную им книгу по архитектуре, но ри¬ сунки, оставшиеся после его смерти, были частично изданы, и ими воспользовались последующие исследователи. 876
В 1530 г. кардинал Александр Фарнезе, будущий папа Павел III, поручил молодому архитектору Сангалло воздвигнуть на Кампо ди Фьоре дворец для своей семьи. Строительство, начатое еще до избра¬ ния Фарнезе папой, продолжалось во время его пятнадцатилетнего понтификата. Завершенный племянником папы, этот дворец пора¬ жал не столько размерами, сколько огромным количеством античных статуй, украшавших залы и сад. Все это было вывезено из терм Кара¬ каллы, раскапывавшихся на протяжении двух десятилетий. Автор на¬ писанной в 1554 г. книги приводит список сокровищ дворца Фарнезе: статуя Геркулеса без головы и рук, колоссальная статуя Гермеса, гер¬ мафродит, женская статуя из черного мрамора, бюст Антонина Пия, Флора и многое другое. Прогресс в изучении памятников Древнего Рима зависел от поли¬ тической и идеологической ситуации каждой эпохи. Осада и взятие Рима в 1527 г. ужесточила позиции пап по отношению к язычеству, и это сказалось как на ходе раскопок, так и на исследовании памятни¬ ков. Но все же кругозор науки о древности постепенно расширялся. В 1593 г. был открыт «подземный Рим» — лабиринты катакомб с памят¬ никами христианского искусства. В XVII в. были найдены и опубли¬ кованы многочисленные надписи, дополнившие сведения древних авторов о разных сторонах жизни римского мира. XVIII в. принес зна¬ комство с двумя древними городами, жертвами извержения Везувия в 79 г. н. э. — Помпеями и Геркуланумом. Они находились на террито¬ рии Королевства обеих Сицилий, и Неаполь как хранитель сокровищ античного искусства стал соперником Рима. XVIII в. принес не только увеличение знаний о Греции, но и науч¬ ное понимание ее искусства. Это прежде всего связано с деятельнос¬ тью Иоганна Винкельмана (1717—1768). Выходец из немецкой про¬ винциальной среды, он с юности тянулся к античному Риму и еще у себя на родине стал выдающимся знатоком античного искусства. Приняв католицизм, Винкельман оказался в городе своей мечты и, будучи оценен по достоинству высшим духовенством, был допущен к сокровищам папского и частных музеев, побывал во дворце Портичи, где лицезрел памятники только что раскопанного Геркуланума, спус¬ кался в этрусские гробницы. Результатом многолетнего изучения Вин- кельманом античных коллекций в Риме стала его «История искусств древности». В то время, когда греко-латинская эпоха рассматривалась как не¬ кое единство, Винкельман пришел к выводу о существовании ориги¬ нальной греческой цивилизации. Огромной заслугой Винкельмана было установление метода точной классификации и исчерпывающей интерпретации памятников, опирающегося на знание истории и быта народов древности. Классическая археология стала благодаря Вин- 877
кельману на твердую почву. Но созданный им идеал греческого искус¬ ства во многом не соответствовал реальности. Винкельман восторгал¬ ся беломраморными храмами под вечно голубым небом Эллады, тог¬ да как колонны и другие части храмов, как выяснилось в ходе раско¬ пок XIX в., окрашивались. Несправедливым оказалось и отнесение всего римского искусства к периоду подражательства. Винкельман, добившийся членства в этрусской академии Кортоны, упорно не учи¬ тывал влияния на Рим этрусского искусства. Но все же, бросив ка¬ мень в стоячее болото собирательства, он по достоинству занял место отца двух наук — искусствознания и классической археологии. В конце XVIII в. по следам Винкельмана Рим посетил юный Гете. И, конечно же, он побывал на Коровьем поле, наблюдая, как коровы пасутся между одинокими, изувеченными, ничего не поддерживаю¬ щими колоннами и как резвящиеся дети взбегают по никуда не веду¬ щим ступеням. И долго бы оставаться этой площади идиллическим пастбищем, если бы в результате потрясших Францию и весь мир со¬ бытий к власти не пришел корсиканец Бонапарт, мечтавший о созда¬ нии новой великой империи с центром в Париже. Еще будучи генера¬ лом директории, разгромив австрийцев и итальянцев, он приказал перевезти многие итальянские частные собрания, в том числе знаме¬ нитую коллекцию Боргезе, в Париж. 28 июля 1799 г., когда Бонапарт находился в Египте, в Париж прибыли сотни повозок с римской до¬ бычей, в числе которой — древние свитки и статуи (среди после¬ дних — Аполлон Бельведерский и Лаокоон). Все это было помещено во вновь созданный «Музей Республики». Впоследствии, провозгла¬ сив себя императором, Наполеон Бонапарт заставил папу поделиться и другими сокровищами. Чтобы поднять свой престиж, Наполеон объявил Рим второй сто¬ лицей и «свободным имперским городом» и поручил археологам вер¬ нуть ему его древний облик. Первой задачей археолога Карло Феа было освободить от земли Форум до уровня его древней вымостки. Она уже находилось от поверхности начала XIX в. на двадцатиметро¬ вой глубине. Снятие этой толщи было каторжной работой, причем в прямом смысле этого слова, поскольку ее первоначально осуществ¬ ляли охраняемые стражей каторжники с железным ядром на ногах. Впоследствии пришла счастливая мысль использовать труд нищих и голодных римлян — составили отряды по сто человек, включающие мужчин, женщин и детей, и повели их на штурм исторического цент¬ ра Древнего Рима. Римский Форум еще не был очищен от завалов, когда возник план освобождения колонны Траяна, осажденной с юга монастырем Бла¬ женной Ефимии, с запада — монастырем Св. Духа, а с севера — двумя церквями. В том же 1812 году, когда полчища Наполеона двигались на 878
Россию, начался снос этих монастырей и церквей с одновременным углублением к основанию колонны. Высвободилась также средняя часть базилики Траяна с основаниями мраморных колонн и портики древней библиотеки. Римляне хоронили покойников за городской стеной, вдоль расхо¬ дящихся в разные стороны мощеных дорог. Самой древней, длинной и знаменитой была Аппиева дорога, первый отрезок которой до по¬ бежденной соперницы Рима Капуи был сооружен в 312 г. до н. э. За¬ тем дорога была доведена до Брундизия, порта на Ионийском море. Вдоль нее и раньше долго и беспорядочно копали грабители — для них «царица дорог», как ее называли римляне, была дорогой наживы. В середине XIX в. стало ясно, что дорога — такой же археологический комплекс, как Форум или вилла Адриана. Систематическое исследо¬ вание ее было поручено Луиджи Канина. Раскопки велись на протя¬ жении трех лет, сопровождаясь реставрацией полотна дороги и тща¬ тельной фиксацией всех находок. На протяжении первых шестнадца¬ ти километров дороги было выявлено до 30 ООО гробниц — от земля¬ ных курганов, насыпанных еще над телами сразивших друг друга Горациев и Куриациев, до гробниц византийской эпохи. Какое же за¬ мечательное разнообразие форм откроется тому, кто даст себе труд перелистать таблицы Канины с рисунками гробниц и их планами! И еще не рассмотрев альбом до конца, он даст Аппиевой дороге еще одно название — дорога истории, ибо в погребальных сооружениях оживает для нас тысячелетняя история древнеримской культуры во всем разнообразии ее художественных поисков и в страстной жажде преодолеть безразличие смерти. Со второй половины XIX в. постепенно начало уходить поколе¬ ние археологов-любителей. Им на смену постепенно приходили про¬ фессионалы, целью которых было не столько пополнение музеев, сколько восстановление древней жизни во всей ее исторической точ¬ ности и пестроте. Археология становилась наукой, чему способство¬ вало внесение в нее методов критической интерпретации текстов ан¬ тичных авторов и надписей. Немалую роль сыграло завершение про¬ цесса объединения Италии (1870 г.). С этого времени исследование римской архитектуры приобретает систематический характер. В 1875 г. по образцу возникших ранее зарубежных археологических институ¬ тов был учрежден Итальянский археологический институт. В конце XIX в. итальянская археология достигла такой степени зрелости, что рискнула, пройдя монументальные сооружения конца республики и империи, углубиться в седую древность Рима — в эпоху Царей. Этому погружению она обязана Джакомо Бони (1859—1925). Профессиональный архитектор, интересовавшийся геологией и строительной техникой, он в отличие от своих коллег не поручал «чер¬ 879
ную работу» ассистентам, а сам, вооружившись скребком и кистью, копал и производил расчистку памятников. Он был энтузиастом «прак¬ тической» археологии и ставил своей целью реконструировать отда¬ ленное прошлое Рима, используя для этого показания всех наук. Он был первым, применившим на широком материале стратиграфичес¬ кий (послойный) метод раскопок, позволявший установить хроноло¬ гию каждой находки на основания залегания ее в том или ином слое. Из античных авторов было известно, что между курией и храмом Антонина и Фаустины находилась гробница то ли Ромула, то ли его приемного отца Фаустула, то ли третьего царя Рима Тулла Гостилия. В августе 1898 г., очертив границы раскопа, Бони пошел в глубину. Один слой сменялся другим. Наконец, лопата натолкнулась на что-то твер¬ дое. Это оказалось сооружение (впоследствии его определили как ал¬ тарь), частью которого был камень с надписью на архаической латы¬ ни. Бросились в глаза слово «царь» и фраза, которая могла бы напу¬ гать робкого: тот, кто повредит это место, будет посвящен подземным богам. Открытие Бони стало сенсацией. Помимо полностью вскрытого Форума, раскопки захватывают Палатин и Эсквилин. Археологическое исследование предполагает теперь также и выявление различных строительных периодов. Так, изучение кладки стены, окружавшей арену Колизея для защиты от зверей, показало, что подземные субструктуры арены (помещения для гладиаторов и диких зверей) появились, после того как амфитеатр принял первых зрителей. Чудеса архитектуры императорского Рима были во многом порож¬ дением политических амбиций императоров, также и в новое время интерес к ним подчас подогревался не научными соображениями, а чувством ущемленной национальной гордости. Величие прошлого возмещало на протяжении нескольких веков в сознании итальянцев потерю единства Италии и ее зависимость от чужеземцев. В 20—30-е гг. уходящего столетия римский императорский миф был взят на воору¬ жение режимом Муссолини, задавшимся целью возродить погребен¬ ную империю и ее помпезную культуру. 31 декабря 1921 г. дуче про¬ возгласил пятилетие грандиозной археологической кампании. Расхо¬ ды на нее существенно превысили социальные статьи бюджета ни¬ щей Италии, уступая лишь военным тратам. Начало новой кампании открыл сам Муссолини, запечатленный на одной из фотографий в окружении чернорубашечников с занесенной над головой киркой — в готовности снести наслоения, скрывающие от глаз «золотой век» римской мировой державы. Апофеозом этой деятельности стало празднование в 1937—1938 гг. двухтысячелетия Августа, который был объявлен отцом фашистского порядка и «мира», основанного на возвращении Италии бывших вла¬ 880
дений цезарей. К этому времени усилиями археологов был раскопан форум Августа и осуществлены работы по восстановлению Августова Алтаря Мира. Его остатки находились под дворцом эпохи Возрожде¬ ния, художественная ценность которого была гарантией его судьбы. Были прорыты отверстия на пятнадцатиметровую глубину. Залитые бетоном, они приняли на себя тяжесть дворца. Извлеченные из-под его основания плиты фриза и остатки лестницы были перенесены к берегу Тибра. Там Алтарь Мира был заново сложен и защищен с по¬ мощью металлического короба от атмосферных воздействий. На «Августовой выставке римского духа», открытой в сентябре 1937 г., наряду с многочисленными статуями Августа и другими па¬ мятниками его времени, были представлены миниатюрные модели амфитеатров, мостов, терм центральной части города. Празднование юбилея было продолжено в 1942 г., по случаю двадцатилетия фашист¬ ского режима. Было решено восстановить один из кварталов Древне¬ го Рима. Работы, едва начавшись, были оборваны войной и последу¬ ющим крушением режима Муссолини. Столь односторонний интерес фашистской археологии к имперс¬ кому Риму принес немало ущерба не только средневековым слоям, но и памятникам раннего Рима, которые нередко разрушались. После Второй мировой войны с этой односторонностью было покончено. В 1988 г. на краю Форума были обнаружены остатки стены древ¬ него римского кастеля —■ «квадратного Рима» времен мифического Ромула. Раскопки выявленного еще до войны архаического храма на Форуме дали возможность внести ясность в историю превращения Рима из кастеля в город, находившийся под властью этрусских царей. К счастью, предвоенными раскопками не было затронуто Марсо¬ во поле с находившимися там цирком Фламиния, театром, храмами Юпитера, Юноны, Геркулеса. Имеется уверенность, что они будут раскопаны без спешки и пропагандистской шумихи, на уровне совре¬ менной археологии. 881
Эпилог АНТИЧНОСТЬ И МЫ Перед нашим мысленным взором промелькну¬ ли почти полтора тысячелетия античной истории и, как пролог к ней, две тысячи лет истории эгейского мира. И ранее, по мере того как одна за другой воз¬ никали сцены античной жизни, страницы истории государства и права, науки, искусства, религии, мы сталкивались с множеством терминов, не нуждаю¬ щихся в переводах, поскольку они с незапамятных времен стали частью нашей повседневной жизни, с названиями континентов, морей, рек, городов, которые существуют и поныне под этими или не¬ сколько измененными названиями. И уже одно это — свидетельство неразрывной связи совре¬ менного и античного миров. Попытаемся же обоб¬ щить вклад античности в нашу жизнь и в наше со¬ знание применительно главным сферам современ¬ ной ментальности и культуры. В политико-правовой сфере античность остави¬ ла нам в наследство не только терминологию, но и основополагающие политические концепции. Ан¬ тичность знала все, с чем сталкивалась в политичес¬ кой жизни Европа: и общину, и автономный город- государство, и союзы городов-государств (федера¬ ции), и империи разных типов. Она испробовала и перестрадала все политические формы — монар¬ хию, тиранию, аристократию, демократию, охлокра¬ тию. Идея справедливого государства будущего не только возникла в античном мире, но и пережила значительную эволюцию. Политические концепции древности, сформулированные Платоном, Аристо¬ телем, Полибием, оказали влияние на политико¬ правовую мысль нового времени, в частности антич- 882
ные представления о смешанной форме правления легли в основу разработанной в новое время теории разделения властей. Античность стояла перед теми же проблемами, которые воз¬ никают перед нами. Ей были знакомы борьба партий, гражданс¬ кая война, политические преследования (изгнания, ссылки в от¬ даленные местности, уничтожение по заранее составленному списку), политическая пропаганда, использующая все доступные в ту далекую эпоху средства. Современное общество не в состоянии изобрести в политичес¬ ком плане что-либо новое. Впереди нас нет «золотого века», также провозглашенного в древности и оказавшегося такой же фикцией, как коммунизм. Но ведь имеются умеренные варианты каждой из политических форм. Неограниченная монархия — такое же зло, как крайняя оголтелая демократия с ее вмешательством в личную жизнь и агрессивностью, так что нам оставлена возможность выбора. Это касается и формы политического сосуществования народов. Импе¬ рия изжила себя не только в древности, но и в наше время. Однако еще не испробован лишенный какой-либо национальной, религиоз¬ ной или идеологической окраски союз полисов. Говоря об античной литературе, нет необходимости извлекать из словарей термины, свидетельствующие об античном происхож¬ дении современных литературных жанров и стихотворных разме¬ ров. Новым является лишьтермин «роман», но сам он возник в древ¬ ности и представлен множеством произведений. Важен мир идей античной (языческой и христианской) литературы, на протяжении тысячелетий оказывавших влияние на современную литературу. Без этих идей непредставимы ни Данте, ни Петрарка, ни Шекспир, ни французские трагики, ни Гете, ни Байрон, ни Пушкин... Список имен может быть продолжен до бесконечности, имея в виду, что любой подъем в культурной жизни нового времени был сопряжен с обращением к античности и что влияние античной ли¬ тературы не оборвется в переживаемую нами эпоху. Переходя от литературы к истории, мы опять-таки не покидаем античную почву. И не только потому, что «история» — греческое сло¬ во. Фиксация событий прошлого восходит к письменным памятни¬ кам древнего Востока, где излагались деяния царей и прославля¬ лись их победы (Вавилония, Египет) или излагалась история отно¬ шений бога и избранного им народа (Израиль). Всеми этими запи¬ сями исторического характера на Востоке занимались жрецы, которые не ставили задачи выяснения истины. Греческое же исто- риописание было светским, и хотя покровительницей истории счи¬ талась муза (богиня) Клио, — это лишь художественный образ. Не было какой-либо зависимости между занятием историей и религи¬ ей. Историки не были жрецами Клио, и уже первые греческие авто¬ 883
ры исторических трудов точно сформулировали свою задачу — ус¬ тановление истины. Само греческое слово «история» имеет тот же корень, что русское слово «истец»: изыскание истины. Разумеется, это не говорит об абсолютной объективности древних историков. Ни один из них, в том числе и подлинный ученый афинянин Фуки¬ дид, не мог освободиться от личных пристрастий, от предубежден¬ ности по отношению к врагам своего полиса. Правда, Фукидид не искажал фактов, а давал окраску тем или иным политическим про¬ цессам, опуская те из фактов, которые не вписывались в высказы¬ ваемые им оценки. Но кто из современных историков, в распоряже¬ нии которых более точные методы исследования и более широкий круг источников, согласится бросить в него камень. Античность создала не только великую литературу, но и науч¬ ную дисциплину, занимающуюся ее исследованием. Центрами ее стали библиотеки, сначала Афин, Александрии, Пергама, а затем Рима, Карфагена и многих других городов круга земель. Классическая филология как научная дисциплина обрела вто¬ рую жизнь в эпоху Возрождения, когда обитатели европейских го¬ родов, возникших на руинах древних культурных центров, осозна¬ ли себя наследниками античной мудрости и, потянувшись к древ¬ нему древу знания, насладились его поначалу запретными плода¬ ми. И поскольку именно тогда в Европе заработал печатный станок, рукописные тексты тысячелетней давности впервые стали печат¬ ными книгами и разошлись по всему миру, способствуя необычай¬ ному расцвету современной науки. Без подвига классической фи¬ лологии были бы невозможны достижения естественных наук, в которых уже к XVIII в. новый мир превзошел древний. В области гуманитарных знаний античный мир имеет непреходящее значе¬ ние, и понимания его ценности углубляется, по мере того как в распоряжении науки оказываются все новые и новые памятники (надписи, монеты, папирусы, древние вещи и др.), раскрывающие в текстах многое из того, что ранее было загадкой. Медицина в древности считалась одним из достижений чело¬ веческого гения, и ее появление оценивалось не менее высоко, чем изобретение огня. Греческие мифы прославляли в качестве творца искусства врачевания титана Прометея, научившего лю¬ дей бороться с болезнями вопреки воле богов. О другом покро¬ вителе медицины — Асклепии мифы рассказывают, что он не только лечил больных, но и воскрешал мертвых. Отец богов Зевс не мог допустить подобного вмешательства в установленный им порядок и испепелил Асклепия молнией. Греческие врачи-аскле- пиады, возводившие себя к его роду, не ставили невыполнимых задач, но они сделали все, чтобы познать человека в его связи с природой, и, используя природные средства, добивались высо¬ 884
чайших результатов в борьбе с болезнями. Методы, выработан¬ ные в ходе развития медицины, оказали влияние на развитие дру¬ гих точных и гуманитарных наук. Древность выработала этичес¬ кие нормы, которые и поныне действуют в принимаемой медика¬ ми клятве Гиппократа. О том, чем обязана античности современная наука, проще всего судить по названию научных дисциплин, за каждой из кото¬ рых стоят их античные зачинатели: астрономия, ботаника, зооло¬ гия, метеорология, математика и многие другие. Из того, что в этом перечне опущено, более всего выражает сущность антично¬ го вклада в термин «школа». Античность была для современной цивилизации школой, притом такой, уроки которой непреходя¬ щи. Обращаясь каждый раз к, казалось бы, античным элементар¬ ным учебникам типа созданного Эвклидом, мы, к своему удивле¬ нию, обнаруживаем много такого, для понимания чего ранее не доросли. Скольких разочарований, а подчас и трагических оши¬ бок удалось бы избежать, если бы ниспровергатели античности или слишком преданные, но недалекие ее последователи вовре¬ мя были посажены на скамью для второгодников. Понятие «школа», употребленное нами в широком смысле этого слова, заставляет вспомнить и узкое его значение — учеб¬ ное учреждение. Система обучения и воспитания, нравственного и физического, была впервые разработана в античном полисе. Она включала начальное, среднее и высшее образование и гото¬ вила как честных рядовых граждан, защитников отечества, так и величайших мыслителей. В эпоху Возрождения античные педа¬ гогические идеи, воспринятые гуманистами, опрокинули средне¬ вековую схоластику и обеспечили подъем знаний, подобного ко¬ торому не знала ни одна из эпох человеческой истории. Фундаментом развития специальных научных дисциплин ан¬ тичного мира была философия. Мудрецы имелись и у восточных народов. Но только у греков сложилось теоретическое познание, опирающееся на человеческий разум и обращенное к поискам причин всего существующего и совершающегося в природе и в самом человеке как ее части. Незаметно произошел скачок в ин¬ теллектуальном развитии человечества, и рядом с поэтом и про¬ видцем во весь рост поднялся мудрец, способный построить мыс¬ ленную картину мира, не прибегая к помощи богов. Неудивитель¬ но, что первые философы были из развитых в экономическом от¬ ношении полисов, ибо только в них могла появиться нужда в аристократах ума, обладающих способностью не только здраво оценивать настоящее, но и промысливать будущее. Родившись из социального опыта полиса, античная философия его пережила, со¬ провождая человечество на всем его историческом пути и являясь 885
неисчерпаемым источником для все новых и новых теоретических подходов в расширяющейся благодаря успехам науки вселенной. Пережило античность и искусство, сумевшее разговорить кам¬ ни и показать последующим поколениям преимущества полиса и его великих материальных и интеллектуальных победах. Высочай¬ шим достижением искусства стал храм, воображаемое место оби¬ тания полисных богов, нуждавшихся, как и люди, в жилище. Греческие храмы были как бы моделью универсума, в кото¬ ром это божество властвовало и пользовалось почитанием. Именно поэтому он был средоточием все материальных и худо¬ жественных ценностей гражданского коллектива, соединением лучших достижений развивающихся искусств — архитектуры, скульптуры, живописи, поэзии и музыки. В отличие от восточных храмов, устрашавших их посетителей, греческий храм был рас¬ считан на восприятие свободных граждан, а не подданных, скло¬ няющихся перед величием небесных и земных владык. Греческие храмы не унижали и не подавляли, а объединяли, прославляли и возвышали граждан, развивая в них преклонение перед прекрас¬ ным. Это же может быть сказано и о греческом ваянии, создавав¬ шем идеальные образы богов и людей. Античные храмы не были местом культовых действий, и поэто¬ му их декор был рассчитан на взгляд извне, на восприятие всего гражданского коллектива, возлагавшего надежды на всевышних богов. Когда эта вера испарилась, они завещали последующим по¬ колениям ощущение пронизывающей мир гармонии или земной красоты. И это ощущение передается как храмовым комплексом в целом, так и каждой его архитектурной, скульптурной или живо¬ писной деталью, и даже небольшой греческий чернофигурный или краснофигурный сосуд — это храм в миниатюре, поражающий со¬ вершенством линий и гармоничностью изображений. Современное искусство началось с ученичества и подража¬ ния древнему, с проникновения в тайны его мастерства и художе¬ ственной выразительности, но на мастеров нового времени, на¬ ряду с идеями, связанными с миром полисных богов, оказывали влияние идеи универсальной религии, сформировавшейся в рам¬ ках античной цивилизации. Античный мир развивался по законам диалектики, сформулированным античными философами. Хрис¬ тианство было отрицанием античной эстетики, но поскольку оно возникло на античной почве и его адептами стали люди антично¬ го круга земель, христианские мифологические образы обрели в новое время античную эстетическую завершенность и художе¬ ственную силу. Античный человек ощущал себя игрушкой в руках неведомых мо¬ гущественных сил и, подражая им, сам проводил игры, победите¬ 886
лей которых считал людьми, пользующимися наибольшим благово¬ лением богов, и окружал их почти божескими почестями. Современ¬ ный мир унаследовал одни из античных игр — Олимпийские. Утра¬ тив религиозный характер, они сохранили присущую античности идею мирной состязательности и возможности совершения подви¬ га не на поле боя, а на стадионе — в проверке собственных сил, в схватке с сильнейшими без кровопролития и серьезного риска для жизни и возможности в случае поражения совершенствоваться вновь и вновь. Идея античного агона дополнилась состязанием го¬ родов за право стать хоть на короткое время Олимпией. Европейская, а во многом и мировая цивилизация не в пере¬ носном, а в прямом смысле этого слова построена на античном фундаменте. Современные крупные города Афины и Рим, Флорен¬ ция и Мантуя, Париж и Вена, Кельн и Лондон, Тунис и Алжир и мно¬ гие другие выросли на греческих, римских, этрусских или карфа¬ генских останках. При аэрофотосъемке обнаруживается, что зна¬ чительная часть Европы, Малой Азии, Северной Африки испещре¬ на следами античной цивилизации — полукружиями театров, прямоугольниками сакральных и светских строений, змеящимися линиями фортификационных сооружений, прямыми линиями рим¬ ских дорог, следами разметки полей греческих, этрусских и римс¬ ких землемеров. Открытие всего этого археологией, может быть, одно из самых увлекательных приключений, какие когда-либо зна¬ ло человечество. Ныне же достигнуто понимание того, что, откры¬ вая, мы одновременно уничтожаем, что в тесных объятиях Геи ос¬ колки античности сохраняются лучше, чем извлеченные на свет и подвергнутые воздействию современной среды. Человечество несет на себе античность, как драгоценную ра¬ ковину, из которой оно вышло. И трудно себе представить, чтобы когда-нибудь с нею пришлось расстаться. И дело здесь не только в прочности самой структуры, постоянно обновляемой и наращива¬ емой в результате археологических открытий и прочтения новых текстов, но и в том, что античность благодаря неповторимой соот¬ несенности понятий «природа» и «культура» остается непревзой¬ денным идеалом. Ведь земле, морям, рекам, загрязненным и от¬ равленным отходами цивилизации, не вернуть их первоначальной чистоты, не вырастить нам дубов, возвещающих шелестом листь¬ ев волю богов, и тополей, плачущих янтарем, не возвратить наи¬ вной, но действенной веры в нимф и дриад, охраняющих природу от цивилизованных варваров. ВПШёШШе!
V ПРИЛОЖЕНИЯ* в1В1Ш1В1В1В1вяй1ЁпзшЁ1ШЕ1В1В1В1Ш1В1а1В1В1В1В1Ш1Ш1В1В1В1а1В1Вшв1а1В1Вг ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА XX - сер. XVIII в. — существование на Крите мелких госу¬ дарств с центрами в Кноссе, Фесте, Маллии Конец III — начало — вторжение на Балканы греческих племен II тысячелетия ахейцев XVIII—XI вв. — бронзовый век в Италии сер. XVIII—XV вв. — единое государство с центром в Кноссе на Крите XV в. — возникновение первых государств на Балканах Сер. XV в. — вторжение на Крит ахейцев XII—IX вв. — вторжение северных племен, носителей культу¬ ры железного века, на Балканы и последующее их проникновение на Крит ок. 1000 г. — начало железного века в Северной и Централь¬ ной Италии 776 — традиционная дата первых Олимпийских игр 754/53 — традиционная дата основания Рима 754/53—509 — царский период Римской истории ок. 640 — Вторая Мессенская война 640/632 — Килонова смута в Афинах 621 — законы Драконта в Афинах 594 — реформы Солона в Афинах сер. VI в. — реформа Сервия Туллия в Риме 560—527 — тирания Писистрата в Афинах 556/55 — эфорат Хилона в Спарте ок. 550 — создание Пелопоннесского союза 538—522 — тирания Поликрата на Самосе 527—510 — тирания Гиппия и Гиппарха в Афинах 514 — убийство в Афинах Гиппарха 513 — поход Дария на скифов 510 — изгнание Гиппия из Афин 509 — реформы Клисфена в Афинах * Раздел составлен JI.C. Ильинской.
509 — изгнание из Рима Тарквиния Надменного, установление республики 500—449 — греко-персидские войны 500—494 — восстание против персов ионийских городов Малой Азии во главе с Милетом 494 — первая сецессия (удаление на Священную гору) плебеев 492 — первый поход персов на Грецию 490 — второй поход персов на Грецию. Марафонская битва 485 — создание Фемистоклом афинского военного флота 480 — Битва в Фермопильском ущелье. Саламинское сражение 480 — Битва при Гимере. Разгром греками карфагенян и этрусков 479 — победы греков в морской битве при мысе Микале, при мысе Артемисии и в сухопутном сражении при Платеях 478 — образование I Афинского морского союза 462 — реформы Эфиальта в Афинах 451/50 — децемвиры; законы XII таблиц в Риме 449 — Каллиев мир, завершивший греко-персидские войны 449 — вторая сецессия плебеев 449 — закон Валерия и Горация об апелляции 445 — закон Канулея о браках. Завершение первого этапа борьбы патрициев и плебеев 444—429 — правление Перикла в Афинах 438—109 — династия Спартокидов на Боспоре 431—404 — Пелопоннесская война между Афинским морским и Пелопоннесским союзами 421 — Никиев мир 415—413 — сицилийская экспедиция Афин 413—404 — второй период Пелопоннесской войны (Декелейская война) 411 — олигархический переворот в Афинах 406—367 — тирания Дионисия Старшего в Сиракузах 406—396 — последняя война Рима с Вейями. Захват и разрушение Вей 404—403 — тирания тридцати в Афинах 403 — восстановление в Афинах демократии 401—400 — участие греческих наемников в борьбе Кира II против Артаксеркса (поход десяти тысяч) ок. 400 — закон Эпитадея в Спарте о свободе завещания 399—396 — спартанско-персидская война 395—387 — Коринфская война антиспартанской коалиции против Спарты 889
390/387 — галльское нашествие на Рим. Поражение римлян при Алалии. Сожжение Рима. Осада Капитолия 387 — Анталкидов (царский) мир 379 — демократический переворот в Фивах 378 — образование И Афинского союза 371 — битва при Левктрах 367 — законы Лициния и Секстия в Риме. Получение плебеями доступа к консулату 367—344 — тирания Дионисия Младшего в Сиракузах 362 — битва при Мантинее 359—337 — правление Филиппа II в Македонии 357—355 — Союзническая война против Афин 355—346 — Священная война 356 — получение плебеями доступа к диктатуре 352 — вмешательство Филиппа в Священную войну 351 — допуск плебеев к цензуре 343—341 — Первая Самнитская война 340—338 — Латинская война. Подчинение Риму Лация 338 — битва при Херонее. Утрата Грецией независимости 337 — Коринфский конгресс 337 — допуск плебеев к претуре 336—323 — правление Александра Македонского 335 — разрушение Александром Фив 334—324 — восточные походы Александра 333 — битва при Иссе 332 — осада и взятие Тира 332—331 — завоевание Египта 332—331 — основание Александрии Египетской 330—327 — завоевание Средней Азии. Восстание Спитамена 329 — заговор Филоты 327—325 — завоевание Западной Индии 327—304 — Вторая Самнитская война 326 — закон Петелия и Папирия, отменивший долговое рабство в Риме 324—323 — возвращение Александра в Вавилон. Подготовка западного похода Александра 323—287 — войны диадохов и эпигонов 321 — капитуляция римлян в Кавдинском ущелье 317—307 — тирания философа Деметрия Фалерского в Афинах ок. 314 — образование Этолийского союза на Балканах 312—289 — тирания Агафокла в Сиракузах 312 — цензура Аппия Клавдия в Риме 305—30 — династия Птолемеев в Египте 305-188 — династия Селевкидов 301 — битва при И псе 890
300 — допуск плебеев в жреческие коллегии понтификов и авгуров 298—290 — Третья Самнитская война 287 — закон Гортензия, по которому решения трибутных комиций приобрели силу закона 283-168 — династия Антигонидов в Македонии 280—275 — война Рима с Тарентом и пришедшим на помощь Пирром 280 — победа Пирра при Гераклее 279 — битва при Аускуле (Пиррова победа) 275 — победа римлян над Пирром при Беневенте 267—262 — Хремонидова война греков против Македонии 265 — подчинение Римом этрусских Вольсиний, завершающее завоевание Римом Италии 264—241 — Первая Пуническая война 260 — создание римлянами военного флота. Победа Гая Дуилия над карфагенским флотом при Милах. Экспедиция Регула в Африку 256 — разгром римского войска в Африке. Пленение и гибель Регула 246—241 — Гамилькар Барка в Сицилии 245—241 — реформы царя Агиса IV в Спарте 245—213 — Арат во главе Ахейского союза 241 — разгром карфагенского флота при Эгатских островах. Завершение войны. Присоединение к Риму Сицилии 241—238 — восстание наемников в Карфагене 238 — присоединение к Риму Корсики и Сардинии 235—221 — реформы царя Клеомена в Спарте 229 — Первая Иллирийская война 225—222 — завоевание римлянами Цизальпинской Галлии 219 — Вторая Иллирийская война 219 — осада и взятие Ганнибалом союзного Риму Сагунта 218—201 — Вторая Пуническая война 218 — переход Ганнибала через Альпы 218 — битвы при Тицине и Требии 217 — битва при Тразименском озере 216 — битва при Каннах 215 — союз Ганнибала с Сиракузами и Македонией 215—205 — Первая Македонская война 213-211 — осада римлянами Сиракуз 211 — поход Ганнибала на Рим 210-206 — испанская кампания Публия Корнелия Сципиона 207 — битва при Метавре. Гибель брата Ганнибала Газдрубала 891
207—192 — тирания Набиса в Спарте 204 — высадка Сципиона в Африке 202 — разгром Ганнибала при Заме 201 — заключение мира с Карфагеном 200—197 — Вторая Македонская война 197 — битва при Киноскефалах. Разгром Македонии 192—188 — война Рима с Антиохом III 190 — битва при Магнезии. Разгром Антиоха III 171—167 — Третья Македонская война 168 — разгром Македонии в битве при Пидне 154—139 — восстание против Рима в Лузитании, с 147 г. возглавляемое пастухом Вириатом 149—146 — Третья Пуническая война 149-148 — восстание в Македонии Андриска, объявившего себя царем Филиппом 148 — образование провинции Македонии 146 — разрушение Карфагена. Образование провинции Африка 146 — разрушение Коринфа. Включение Ахайи в состав провинции Македонии 138—133 — Нумантинская война в Испании 138—132 — Первое восстание рабов в Сицилии 133 — трибунат и аграрная реформа Тиберия Гракха 133 — выделение из нобилитета партии оптйматов; создание в противовес оптиматам партии популяров 133 — завещание царем Пергама Атталом III своего царства Риму 133—129 — восстание Аристоника в Пергаме 123—122 — трибунат и реформы Гая Гракха 121—115 — экспедиция Чжан-Цяня. Начало торговых и культурных сношений античного мира с Китаем 113 — вторжение кимвров и тевтонов в Северную Италию 111 — закон Спурия Тория 111—105 — Югуртинская война 107 — военная реформа Мария 107—106 — восстание Савмака в Боспорском царстве 105 — введение гладиаторских игр в число публичных зрелищ 105 — битва при Араузионе: разгром римлян кимврами 104—101 — второе восстание рабов в Сицилии 102 — разгром Марием тевтонов в битве при Аквах Секстиевых 101 — разгром Марием кимвров в битве при Верцеллах 892
100 — движение Апулея Сатурнина. Гибель Сатурнина и Главции 91 — законопроект Ливия Друза Младшего 90-88 — Союзническая война 88-84 — Первая Митридатова война 88 — захват Рима Суллой 86 — марианский переворот в Риме 85 — взятие и разграбление Суллой Афин 85 — разгром Суллой Митридата. Заключение мира 83-82 — Вторая Митридатова война 82-79 — диктатура Суллы 80-72 — движение Сертория в Испании 74-71 — восстание Спартака 74-64 — Третья Митридатова война 70 — консульство Помпея и Красса 66-62 — восточные походы Гнея Помпея 64 — победа Помпея над Митридатом. Самоубийство Митридата в Пантикапее 64 — победы Помпея в Сирии. Превращение Сирии в римскую провинцию 64-63 — законопроект Сервилия Рулла и борьба вокруг него 63 — заговор Каталины 60 — первый триумвират 59 — первое консульство Цезаря 58-50 — галльские войны Цезаря 56 — встреча триумвиров в Луке (Северная Этрурия) 55 — консульство Помпея и Красса 55 — гибель Клодия в стычке с Милоном. Назначение Помпея консулом без коллеги 53 — разгром Красса при Каррах 49-45 — гражданская война Цезаря с Помпеем и помпеянцами 48 — битва при Фарсале. Бегство и гибель Помпея 48-47 — высадка Цезаря в Александрии. Александрийская война 47 — победа Цезаря над Фарнаком 46 — Победа над помпеянцами в битве при Тапсе 46 — возвращение Цезаря в Рим. Проведение закона о муниципиях 45 — прибытие Цезаря в Испанию. Победа над помпеянцами в битве при Мунде 44 — избрание Цезаря пожизненным диктатором 44 г., 15 марта — убийство Цезаря 43 — Мутинская война. Примирение Октавиана с Антонием. Второй триумвират 42 — битва при Филиппах. Гибель Брута и Кассия 893
41—40 — Перузинская война 36 — разгром Октавианом Секста Помпея 36 — Парфянский поход Антония 31 — битва при Акции 30 — вступление Октавиана в Александрию. Самоубийство Антония и Клеопатры. Превращение Египта в римскую провинцию 27 г. до н. э. — 14 г. н. э. — принципат Октавиана-Августа 19 — получение Августом пожизненной консульской власти 13—9 — войны Рима в Германии 12—9 — покорение Паннонии 2 г. н. э. — освящение Августом форума своего имени с храмом Марса Мстителя 4—5 — Германский поход Тиберия. Образование провинции Германия 9 — разгром римлян в Тевтобургском лесу 14—38 — правление Тиберия 17-24 — восстание Такфарината в Африке 17—18 — превращение Армении в зависимое от Рима царство 26 — удаление Тиберия на Капри 37—41 — правление Калигулы 41 — попытка восстановления республики после убийства Калигулы 41—54 — правление Клавдия 43 — завоевание Британии 44 — превращение в римские провинции Ликии и Памфилии 46 — превращение в римскую провинцию Фракии 54—68 — правление Нерона 64 — грандиозный пожар в Риме 64 — первое зафиксированное источниками преследование христиан, обвиненных в поджоге Рима 65 — заговор Пизона. Смерть Сенеки и Лукана 66—73 — Иудейское восстание в Палестине 68 — восстание Виндекса в Германии 68—69 — гражданская война в Риме и приход к власти Веспасиана Флавия 69—96 — династия Флавиев 69—79 — правление Веспасиана Флавия 73 — проведение ценза 79—81 — правление Тита Флавия 79 — эпидемия чумы; извержение Везувия, уничтожившее Помпеи и Геркуланум 81—96 — правление Домициана Флавия 894
96—192 — династия Антонинов 96—98 _ правление Нервы 98—117 — правление Траяна 98—ЮО — война Траяна с германцами на рейнской границе 101—102 — Первая Дакийская война Траяна 105—106 — Вторая Дакийская война Траяна 106 — захват Набатейского царства. Образование провинции Аравии 113—117 — война с Парфией 114 — оккупация Армении и объявление ее римской провинцией 117—138 — правление Адриана 117 — возвращение Сирии и Месопотамии Парфии; объявление Армении зависимым от Рима царством 121—125 — первая серия поездок Адриана по империи 122 — возведение вала Адриана в Британии 128—133 — вторая серия поездок Адриана по империи 132—135 — восстание Бар-Кохбы в Иудее 138—161 — правление Антонина Пия 161—180 — правление Марка Аврелия 174—175 — восстание буколов 163—166 — война с Парфией 166—167 — вторжение маркоманнов, квадов, лангобардов и языгов в пределы Римской империи 180—192 — правление Коммода 192—197 — гражданские войны 193—235 — династия Северов 193—211 — правление Септимия Севера 211—217 — правление Каракаллы 212 — эдикт Каракаллы о даровании прав римского гражданства свободным жителям империи 218—222 — правление Элагабала (Гелиогабала) 222—235 — правление Александра Севера 235—284 — кризис III в. Эпоха «солдатских императоров» 235—238 — правление Максимина Фракийца 266—273 — правление Зенобии в Пальмире 284—305 — правление Диоклетиана 285—297 — войны Диоклетиана и его соправителя Максимиана с персами, арабами, франками, алеманнами 285—286 — подавление восстания багаудов в Галлии Максимианом, получившим с 286 г. от Диоклетиана в управление западную половину Римской империи 296—297 — фискальная реформа Диоклетиана 207 — победа над персами
298—299 ~~ подавление Диоклетианом восстания в Египте 301 ~ эдикт о ценах 305—306 — борьба за власть после Диоклетиана 306 — приход к власти Константина и Лициния 306—337 — правление Константина (до 316 г. вместе с Лицинием) 312 — победа Константина и Лициния над Максенцием на Мульвиевом мосту близ Рима 313 — Медиоланский эдикт о веротерпимости 325 — Никейский собор 330 — перенесение столицы в Константинополь 337—353 — борьба за власть после смерти Константина 361—363 — правление Юлиана Отступника 375 — вторжение гуннов в Европу 376 — расселение вестготов во Фракии в качестве федератов 378 — восстание готов. Битва при Адрианополе 379—395 — правление Феодосия I 395 — разделение Римской империи на Западную и Восточную 409 — гибель Стилихона; захват Италии Аларихом 410 — взятие и разграбление Рима Аларихом 409—411 — заселение Испании вандалами, аланами, свевами; вторжение вестготов, франков, бургундов и алеманнов в Галлию, гуннов — в Паннонию 451 — битва в Галлии на Каталаунских полях. Разгром войска Аттилы 452 — вторжение в Италию гуннов во главе с Аттилой 453 — смерть Аттилы. Распад империи гуннов 455 — пятнадцатидневное разграбление Рима вандалами во главе с Гензерихом 456—472 — господство в Италии некоронованного императора свева Рицимера 476 — свержение Ромула Августула германским вождем Одоакром. Падение Западной Римской империи 480—493 — Италия во власти Одоакра
ПЕРЕВОДЫ ПРОИЗВЕДЕНИЙ АНТИЧНЫХ АВТОРОВ Августин Аврелий. Исповедь / Пер. М.Е. Сергеенко. М., 1991; 1992; 1993. Августин Аврелий. О граде Божием / Пер. с лат. М., 1994. Т. 1—4. Аврелий Виктор. О цезарях. Извлечения о жизни и нравах римских импе¬ раторов. Происхождение римского народа. О знаменитых людях / Пер. B.C. Соколова// Римские историки IVвека. М., 1997. Авсоний Децим Магн. Стихотворения / Изд. подг. МЛ. Гаспаров. М.,1993. Аммиан Марцеллин. История. Вып. 1—3 / Пер. Ю.А. Кулаковского, А. Сонни. Киев, 1906-1908; СПб., 1994, 1996. Ампелий Луций. Памятная книжица / Пер. А.И. Немировского. СПб., 2002. Андокид. Речи, или история святотатцев (с приложением свидетельств о процессе разрушителей герм в Афинах в 415 г. до н. э.) / Пер. Э.Д. Фролова СПб., 1996. Аполлодор. Мифологическая библиотека / Пер. В.Г. Боруховича. JL, 1972; 1993. Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Пер. Г.Ф. Церетели. Тбилиси, 1964. Аппиан. Гражданские войны / Пер. под ред. С.А. Жебелева. J1., 1935; М.,1994; СПб., 1994. Аппиан. Иберийско-римские войны / Пер. С.П. Кондратьева // ВДИ, 1939, №2. Аппиан. Римские войны (Содержание: Гражданские войны / Пер. под ред. C.А. Жебелева; Римская история / Пер. С.П Кондратьева). СПб., 1994. Аппиан Александрийский. Римская история / Под ред. Е.С. Голубцовой. Пер. кн. I—XII С.П. Кондратьева, кн. XIII—XVIII — коллектива переводчи¬ ков под ред. С.А. Жебелева. М., 1998. Апулей. Апология. Метаморфозы, или Золотой осел. Флориды / Пер. С.П. Маркиша. М., 1956; 1988; 1994. Аристид Элий. Панегирик Риму / Греч, текст с русск. пер. Нежин, 1907. Аристотель. Сочинения / Пер. М.В. Брагинской, С.А. Жебелева и др. М., 1975-1984. Т. 1-4. Аристофан Комедии / Пер. Ф.А. Петровского, В.М. Ярхо. М., 1954. Т. 1-2. Аристофан. Избранные комедии / Пер. А. Пиотровского. М., 1974; 1993. Арриан. Плавание вокруг Эритрейского моря / Пер. с древнегреч. // ВДИ 1940. № 2. Арриан. Поход Александра Македонского / Пер. М.Е. Сергеенко. М.; JL, 1962; 1993. Артемидор. Сонник / Пер. под ред. Я.М. Боровского // ВДИ. 1989. № 3; 1991, №3. Афиней. Пир мудрецов в пятнадцати книгах. Книги I—VIII / Изд. подго¬ товили Н.Т. Голинуевич, М.Г. Витковская, А.А. Григорьева, О.Л. Левинская, М.В. Никольский. М., 2003. Ахилл Татий. Левкипп и Клитофонт / Пер. под ред. Б. Богаевского. М., 1925. 29 Немировский А.И. 897
Бабрий. Басни / Пер. МЛ. Гаспарова // Античная басня. М., 1991. Батрахомиомахия (Война лягушек и мышей) / Пер. Б. Г. Альтмана. М., 1936. Боэций. Утешение философией и другие трактаты / Пер. Т.Ю. Бородай, Г.Г. Майорова, В.И. Уколовой, М.Н. Цейтлина. М., 1990. Вакхилид. Эпиникии / Пер. М.Л. Гаспарова // Пиндар. Вакхилид. М., 1980. Варрон Марк Теренций. Сельское хозяйство / Пер. М.Е. Сергеенко. М.; Л., 1963. Вегеций Флавий Ренат. Краткое изложение военного дела / Пер. С.П. Кондратьева. СПб., 1996; также в сб. Греческие полиоркетики. СПб., 1998. Веллей Патеркул. Римская история / Пер. А.И. Немировского, М.Ф. Дашковой // А.И. Немировский, М.Ф. Дашкова. «Римская история» Веллея Патеркула. Воронеж, 1985; также: в кн. Малые историки. М., 1996. Вергилий Марон Публий. Буколики. Георгики. Энеида / Пер. С. Шервин- ского, С. Ошерова. М., 1971; 1979; 1994. Витрувий Поллион Марк. Об архитектуре / Пер. Ф.А. Петровского. М., 1936. Гай. Институции / Лат. текст и русск. пер. Ф. Дыдынского. Варшава, 1892. Гелиодор. Эфиопика / Пер. под ред. Аргунова. М.;Л.,1932.; 1965; 1983; 1993. Геродиан. История императорской власти после Марка / Пер. А.И. Дова- тура, М.Н. Ботвинника, А.К. Гаврилова. СПб.; М., 1996. Геродот. История в девяти книгах / Пер. Ф.Ф. Мищенко. М., 1885—1886; 1888; пер. Г.А. Стратановского. М., 1962; 1972; 1993; 1999. Гесиод. Труды и дни. Теогония // Эллинские поэты в переводе В.В. Вере¬ саева. М., 1927; 1963. Гигин. Астрономия / Пер. А.И. Рубана. СПб., 1997. Гигин. Мифы / Пер. А. Торшилова. СПб., 1997. Гиппократ. Избранные книги / Пер. В.И. Руднева. М., 1936; 1994. Гомер. Илиада / Пер. Н.И. Гнедича. СПб., 1829; 1839; 1862; 1883—1884; 1960; 1982; пер. Н. Минского. М., 1935; пер. В. Вересаева. М.;Л., 1949. Гомер. Одиссея / Пер. В. А. Жуковского. СПб., 1871; 1885; 1988; М.,1935; 1967; 1981; 1994; пер. В. Вересаева. М., 1953. Гомеровские гимны / Пер. В.В. Вересаева // Античные гимны. М., 1988. Гораций Флакк Квинт. Оды. Эподы. Сатиры. Послания / Пер. с лат. М.Л. Гаспарова. М., 1970; 1994. Демокрит. Тексты / Пер., исслед. С.Я. Лурье. Л., 1970. Демосфен. Речи / Пер. С.И. Радцига. М., 1954. Т.1—2; 1995. Т. 1-3. Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты / Пер. И.С. Перетерского. М., 1984. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых фи¬ лософов/ Пер. М.Л. Гаспарова. М., 1979; 1982. Дионисий Катан. Моральные дистихи / Пер. Е.М. Штаерман // ВДИ. 1981. N9 4. Драконций. Мифологические поэмы / Пер. с лат. В.Н. Ярхо. М., 2001.
Евнапий. Жизнь философов и софистов / Пер. с древнегреч. Е.В. Дарк и МЛ. Хорькова // Римские историки IV в. М., 1997. Еврипид. Трагедии / Пер. И. Анненского. М., 1969; 1980; 1996; 1999. Т. 1-2. Евсевий Памфил. Церковная история / Пер. с древнегреч. М., 1993. Евтропив. Краткая история от основания города / Пер. с лат. А.И. Дон- ченко // Римские историки IV в. М., 1997. Иоанн Златоуст. Творения / Пер. с лат. М., 1991. Иосиф Флавий. О древности иудейского народа. Против Аниона / Пер. Я.И. Израэльсона и Г.Г. Генкеля. СПб., 1895. Иосиф Флавий. Иудейские древности / Пер. с греч. Г.Г. Генкеля. СПб., 1900; М., 1994; М., 1999. Т. 1—2; пер. А. Ковельмана. Иерусалим — Мос¬ ква, 1993. Иосиф Флавий. Иудейская война / Пер. Я.А. Чертка. СПб., 1900; Минск, 1991. Исократ. Речи / Пер. под ред. К.М. Колобовой // ВДИ. 1965. N° 3; 1969. № 1. Исократ. Письма / Пер. под ред. К.М. Колобовой // ВДИ, 1969, №2. Исократ. Ареопагитик. Филипп // В.И. Исаева. Исократ в зеркале гре¬ ческой риторики. М., 1995. Катон Марк Порций. Земледелие / Пер. М.Е. Сергеенко. М.; Л., 1950. Катон Марк Порций. Фрагменты речей / Пер. Н.Н. Трухиной // Н.Н. Трухина. Политика и политики золотого века Римской республики. М., 1981. Катулл Валерий. Книга стихотворений / Изд. подг. С.В. Шервинский, М.Л. Гаспаров. М., 1986. Катулл. Избранная лирика / Пер. с лат. и примеч. М. Амелина. СПб., 1997. Квинтилиан Марк Фабий. Двенадцать книг риторических наставлений / Пер. А. Никитского. СПб., 1834. Клемент Александрийский. Строматы. Т. 1—3. СПб., 2003. Колумелла Юлий Модерат. О сельском хозяйстве // Катон, Варрон, Ко- лумелла, Плиний о сельском хозяйстве / Пер. с лат. М., 1957. Корнелий Непот. О знаменитых иноземных полководцах / Пер. Н.Н. Тру¬ хиной. М., 1992. Ксенофонт. Анабазис / Пер. И.М. Максимовой. М.;Л., 1951; М., 1994. Ксенофонт. Греческая история / Пер. С.Я Лурье. М., 1935; СПб., 1993; 1997. Ксенофонт. Киропедий / Подгот. В.Г. Борухович, Э.Д. Фролов. М., 1976; 1993. Ксенофонт. Сократические сочинения / Пер. С. Соболевского. М., 1935; 1985; СПб., 1993. Курций Руф Квинт. История Александра Македонского / Пер. с лат. под ред. B.C. Соколова. М., 1963; 1993. Лактанций. О смерти гонителей / Пер. В.М. Теленева. СПб., 1998. Либаний: Речи / Пер. С. Шестакова. М., 1914—1916. Т. 1—2. Ливий Тит. История Рима с основания города / Пер. В.М. Смирина, Н.А. Лоздняковой, Г.Ч. Гусейнова, С.А. Ивановой, Н.Н. Казанского, Н.В. Брагин¬ 899
ской, Ф.Ф. Зелинского, М.Е. Сергеенко под общ. ред. М.Л. Гаспарова, Г.С. Кнабе, В.М. Смирина. М., 1989—1993. Т. 1—3. Лисий. Речи / Пер. С.И. Соболевского. М., 1995. Лонг. Дафнис и Хлоя / Пер. С. Кондратьева. М., 1964. Лукан Марк Анней. Фарсалия, или Поэма о гражданской войне / Пер. А.Е. Остроумова; комм. Ф. Петровского. М.;Л., 1951; М., 1993. Лукиан. Собрание сочинений / Под ред. Б.Л. Богаевского. М.;Л., 1935. Т. 1-2. Лукиан. Избранное / Пер. И. Нахова. М., 1962; 1991. Лукреций. О природе вещей / Пер. Ф. Петровского. М.;Л., 1946—1947; 1980. Марк Аврелий. Размышления / Пер. А.К. Гаврилова. Л., 1985; М., 1995. Марк Манилий. Астрономика: наука о гороскопах / Пер. Е.М. Штаерман. М., 1993. Марциал Марк Валерий. Эпиграммы / Пер. Ф. Петровского. М., 1967; СПб., 1994. Мемнон. О Гераклее / Пер. В.П. Дзагуровой // ВДИ. 1951. Nq 1. Менандр. Комедии / Пер. К. Полонской // Менандр. Комедии. Герод. Мимиямбы. М., 1964; 1984. Николай Дамасский. О своей жизни и своем воспитании. История жизни Цезаря. Собрание замечательных обычаев / Пер. под ред. Е.Б. Веселаго // ВДИ. 1960. № 3-4. Нонн из Панополя. Деяния Диониса / Пер. А. Голубца. СПб., 1997. Овидий. Метаморфозы / Пер. С. Шервинского. М., 1977. Овидий. Скорбные элегии. Письма с Понта / Изд. подг. М.Л. Гаспаров, С . Ошеров. М., 1978. Овидий. Элегии и малые поэмы / Пер. под общей ред. С. Апта, М. Гаспа¬ рова. М., 1973; 1984. Ориген. О началах. М., 2002. Ориген. Против Цельса / Пер. с древнегреч. М., 1996. Павсаний. Описание Эллады / Пер. Г. Янчевецкого, М.;Л., 1938; пер. С.П. Кондратьева, М., 1994. Петроний Арбитр. Сатирикон / Пер. Б. Н. Ярхо. М., 1924; 1990. Пиндар. Оды / Пер. М.Л. Гаспарова // Пиадар. Вакхилид. Оды. Фрагмен¬ ты. М., 1980. Писатели истории Августов. Биографии императоров от Адриана до Ди¬ оклетиана / Пер. С.П. Кондратьева // Властелины Рима. М., 1992. Плавт Тит Макций. Комедии / Пер. А.В. Артюшкова. М., 1987. Т. 1—2. Платон. Сочинения в 4 т. / Под общ. ред. А. Лосева и В. Асмуса. М., 1968-1971; 1992-1994. Плиний Младший. Письма / Пер. М.Е. Сергеенко, А.И. Доватура. М., 1982. Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве / Пер. Г.А. Тароняна. М., 1994 Плотин. Избранные трактаты / Пер. под ред. Г.В. Малеванского. М., 1994. Плутарх. Избранные биографии / Пер. с греч. под ред. С.Я. Лурье. М.;Л.,1941. 900
Плутарх. Избранные жизнеописания. Пер. с древнегреч. М., 1982; 1994. Т. 1-2. Плутарх. Сравнительные жизнеописания / Изд. подг. С.И. Соболевским. М., 1961-1964; 1982; 1994. Т. 1-3; Харьков, 1999. Плутарх. Застольные беседы / Пер. Я.М. Боровского. Л., 1990; СПб., 1994. Плутарх. О музыке / Пер. Н.Н. Томасова. СПб., 1922. Полибий. Всеобщая история / Пер. Ф.Г. Мищенко. М., 1890—1898; СПб., 1995-1996. Т.1-3. Полиен. Стратегмы, или Военные хитрости / Пер. с древнегреч. Дм. Пап- пандопуло. СПб., 1842. Прокопий Кесарийский. Война с готами / Пер. С.П. Кондратьева. М., 1950. Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная исто¬ рия / Пер. А.А. Чекаловой. М., 1993. Саллюстий Крисп Гай. Сочинения / Пер. В.О. Горенштейна. М., 1982; 1991. Светоний Транквилл Гай. Жизнь двенадцати цезарей / Пер. M.JI. Гаспа- рова. Любое изд. Сенека Луций Анней. Нравственные письма к Луцилию / Пер. С.А. Оше- рова. М., 1977; 1993. Сенека Луций Анней. Трагедии / Пер. С.А. Ошерова. М., 1983; 1991. Се¬ нека Луций Анней. Утешение к Полибию / Пер. Н.Х. Керасиди // ВДИ. 1991. №4. Сенека Луций Анней. О гневе / Пер. Т.Ю. Бородай // ВДИ, 1994. N° 2—3. Скшлак Карианский. Перипл обитаемого моря / Пер. Ф.В. Шелова-Ко- ведяева // ВДИ. 1988. N° 1—2. Софокл. Трагедии / Пер. С.В. Шервинского. М., 1979. Стаций Публий Папиний. Фиваида / Пер. Ю.А. Шичалина. М., 1991. Стесихор. Фрагменты / Пер. М.Н. Казанского // ВДИ. 1985. N° 2. Страбон. География / Пер. Г.А. Стратановского. Л., 1964; М., 1994. Татиан. Слово к эллинам / Пер. и комм. Д.Е. Афиногенова // ВДИ. 1993. N° 1-2. Тацит Корнелий Публий. Сочинения / Пер. А.С. Бобовича, Я.М. Боров¬ ского, М.Е. Сергеенко и др. М.;Л., 1969; 1993. Т. 1—2. Теренций. Комедии / Пер. А. Артюшкова. М., 1985; 1988. Тертуллиан. Избранные сочинения / Пер. с лат. А.А. Столярова. М., 1994. Тибулл Альбий. Элегии / Пер. с лат. под. ред. Ф.А. Петровского // Вале¬ рий Катулл. Альбий Тибулл. Секст Проперций. М., 1963. Ульпиан Домиций. Фрагменты юридических трудов / Пер. Е.М. Штаер- ман // ВДИ. 1971. №2. Федр. Басни / Пер. М. Гаспарова//Античная басня. М., 1991; Федр; Баб- рий. Басни. М., 1962. Феокрит. Идиллии / Пер. М.Е. Грабарь-Пассек // Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. М., 1958. Феофраст. Исследования о растениях / Пер. М.Е. Сергеенко. М., 1951. Феофраст. Характеры / Пер. Г.А. Стратановского. Л., 1974; М., 1993. 901
Филон Александрийский. Против Флакка. О посольстве к Гаю / Пер. О.А. Левинской. М., 1994. Филострат [Старший и Младший]. Картины / Пер. С.П. Кондратьева. М., 1936. Филострат Флавий Старший. Жизнь Аполлония Тианского / Пер. Е.Г. Рабинович. М., 1985. Флор Луций Анней. Две книги эпитом римской истории обо всех войнах за 700 лет / Пер. А.И. Немировского, М.Ф. Дашковой. Воронеж, 1977; также: Малые историки. М., 1996. Фронтин Секст Юлий. Военные хитрости [Стратегмы] / Пер. А.Б. Рано- вича. СПб., 1996; также: Греческие полиоркетики. СПб, 1998. Фукидид. История / Пер. Ф. Мищенко. СПб., 1914. Т. 1—2; пер. Г.А. Стра- тановского. Л., 1981; М., 1993. Т. 1—2; М., 1999. Цезарь Гай Юлий. Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о галльс¬ кой войне, о гражданской войне, об александрийской войне, об африканс¬ кой войне / Пер. М. М. Покровского. М.;Л., 1948; М., 1991; 1993. Цензорин. Книга о дне рождения / Пер. В.А. Цымбурского // ВДИ. 1986. № 2-3. Цицерон Марк Туллий. Диалоги. О государстве, О законах / Пер. В.О. Горенштейна. М., 1966; 1994. Цицерон Марк Туллий. Письма / Пер. и комм. В.О. Горенштейна. М., 1949-1951; 1995. Т. 1-3. Цицерон Марк Туллий. Тускуланские беседы. Пер. В.О. Горенштейна. М., 1993. Цицерон Марк Туллий. Речи / Пер. В.О. Горенштейна, М.Е. Грабарь-Пас- сек. М., 1962; 1995. Т. 1-2. Цицерон Марк Туллий. Три трактата об ораторском искусстве / Пер. Ф.А. Петровского, И.П. Стрельниковой, М.Л. Гаспарова. М., 1972; 1994. Цицерон Марк Туллий. О старости. О дружбе. Об обязанностях / Пер. В.О. Горенштейна. М., 1974. Цицерон Марк Туллий. Философские трактаты / Пер. М.И. Рижского. М., 1985. Эзоп. Басни / Пер. М.Л. Гаспарова. М., 1968; 1991; также: Античная бас¬ ня. М.;Л., 1991; М., 1993. Элий Аристид. Панегирик Риму / Пер. И. Турцевича. Нежин, 1907. Эмпирик Секст. Сочинения в двух томах / Пер. А.Ф. Лосева. М., 1975; 1976. Эней Тактик. О перенесении осады / Пер. В.Ф. Беляева // ВДИ. 1965. № 1-2. Эпиктет. Беседы Эпиктета / Пер. Г.А. Тароняна. М., 1997. Эсхил. Трагедии / Пер. С. Апта. М., 1971; 1978. Ювенал Децим Юний. Сатиры / Пер. Д.С. Недовича и Ф.А. Петровского. М.;Л., 1937; СПб., 1994. Юлиан Император. Письма / Пер. Д.Е. Фурмана // ВДИ. 1970. № 1—2. Юлий Павел. Пять книг сентенций к сыну / Пер. Е.М. Штаерман // ВДИ. 1971. № 1-2. 902
Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога Historia Philippicae. Всеоб¬ щая история / Пер. А. Деконского, М. Рижского // ВДИ. 1954. № 2.; 1955. № 1. Юстин Философ. Разговор с Трифоном Иудеем / Пер. П. Преображенс¬ кого. М., 1995. Ямвлих. О египетских мистериях / Пер. Л.Ю. Лукомского. М., 1995; 1998; пер. Ю.А. Полуэктова. СПб., 1997. Ямвлих Халкидский. Жизнь Пифагора / Пер. с древнегреч. В.Б. Чернигов¬ ского. М., 1998. Сборники Александрийская поэзия. Пер. с древнегреч. (Содержание: Феокрит, Мосх, Бион, Каллимах, эпиграммы, Аполлоний Родосский, эпиграммы-загадки неизвестных поэтов). М., 1972. Античная лирика / Пер. с древнегреч. и лат.; сост. С. Апт (Содержание: Гомер, народные песни, греческие поэты VII—IV вв., греческие поэты эпохи эллинизма, греческие поэты римской и византийской эпох, неизвестные по¬ эты разных эпох, поэты Рима I в. до н. э. — I в. н. э., римские поэты II—VI вв., поэты латинской антологии, неизвестные поэты разных веков). М., 1968. Ан¬ тичные гимны / Под ред. А.А. Тахо-Годи (Содержание: Гомеровские гимны, гимны Каллимаха, гимн Клеанфа, орфические гимны, гимн Прокла, гимны Синезия). М., 1988. Античные риторики /Под ред. А. А. Тахо-Годи. М. 1978 (Содержание: Ари¬ стотель, Дионисий Галликарнасский, Деметрий). М., 1978. Античный роман (Содержание: Ахилл Татий, Лонг, Петроний, Апулей). М.,1969. Античные теории языка и стиля /Под ред. О. М. Фрейденберг (Содержа¬ ние: Гераклид, Парменид, Эмпедокл, Геродот, Горгий, Протагор, анонимные трактаты, Платон, Аристодем, Эпикур, Секст Эмпирик, Диоген Вавилонс¬ кий, Хрисипп, Антипатр из Тароса, Дионисий, Варрон). М.;Л., 1936; СПб., 1996. Антология источников по истории, культуре и религии Древней Греции / Под ред. В.И. Кузищина. СПб., 2000. Греческие полиоркетики (Содержание: Аполлодор, Афиней Механик, Аноним Византийский, Вегеций). СПб., 1996. Греческая эпиграмма / Пер. с древнегреч. под ред. Ф, Петровского. М., 1960; СПб., 1993. Древнегреческая мелика/ Пер. с греч. и лат. под ред. В.Н. Ярхо (Содер¬ жание: Терпандр, Алкман, Стесихор, Алкей, Сапфо, Ивик, Анакреонт, Си¬ монид, Пиндар, Коринна, Праксилла, Телесилла, Вакхилид и др.). М., 1998. Древнегреческая элегия / С ост. Н.А. Чистякова (Содержание: 1) Архаичес¬ кий и классический периоды: Тиртей, Минерм, Солон, Симонид, Ксенофан, Анакреонт, Феогнид, Эпихарм, Эмпедокл, Платон и др. 2) Эллинистический и раннеимперский период: Каллимах, Феокрит, Архимед и др.). СПб., 1996. 903
Идеи эстетического воспитания: Антология. Т.1. Античность, средние века / Сост. С.С. Аверинцев (Содержание: Гомер, Гомеровские гимны, Гесиод, Ксе¬ нофан, Аристофан, пифагореизм, Платон, Аристотель, Цицерон, Гораций (Наука поэзии), Квинтилиан (О подготовке оратора), Дион Хрисостом, пе¬ реписка Фронтона и Марка Аврелия, Либаний (К тем, кто не хочет высту¬ пать с речами), Евмен (О восстановлении школы ораторского искусства в Августодуне), Эпиктет (К тем, кто выступает с публичными чтениями), Плу¬ тарх (Как юношам слушать поэтов), Элий Аристид (О том, что комедии не следует ставить на сцене). М., 1973. Историки Греции / Пер. под ред. С. Апта, М. Гаспарова и др. (Содержа¬ ние: Геродот, Фукидид, Ксенофонт). М., 1976. Историки Рима/Пер. под. ред. С. Апта, М. Грабарь-Пассек и др. (Содер¬ жание: Саллюстий, Тит Ливий, Тацит, Светоний, Аммиан Марцеллин). М., 1969. История эстетики // Памятники мировой эстетической мысли (Содер-' жание: Пифагор и пифагорейцы, Гераклит Эфесский, Эмпедокл, Аристотель. Стоики: фрагменты, Сенека, Марк Аврелий. Эпикурейцы: фрагменты, Лук¬ реций. Скептики: Пиррон, Секст Эмпирик. Теоретики искусства: Дионисий Галикарнасский, Деметрий Псевдофалерский, Гермоген, Цицерон, Гораций, Витрувий. Греческое Возрождение: Плутарх, Лукиан, Филострат. Неоплато¬ низм: Плотин). М., 1962. Т.1. Лирика древней Эллады и Рима / Сост. Н.И. Щавелева (Содержание: Ме¬ лика: Алкей, Сапфо, Анакреонт, Алкман, Ивик, Ямбы, Архилох. Элегии и эпиграммы: Тиртей, Солон, Феогнид, Ксенофан, Платон. Римская поэзия: Катулл, Гораций, Тибулл, Проперций, Овидий, Марциал). М., 1990. Материалисты Древней Греции (Содержание: Фрагменты из сочинений Гераклита, Демокрита, Эпикура). М., 1956. Ораторы Греции / Сост. М.Л. Гаспаров (Содержание: Горгий, Исократ, Эсхин, Дион Хрисостом, Элий Аристид, Либаний, Фемистий). М., 1985. Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства II— Vвв. / Под ред. М.Е. Грабарь-Пассек (Содержание: Ораторское искусст¬ во: Дион Хрисостом, Элий Аристид, Юлиан, Либаний, Фемистий, Гимерий, Апулей, Евмен. Эпистолярное искусство: Алкифрон, Филострат, Элиан, Юлиан, Либаний, Фронтон, Симмах). М., 1964. Памятники поздней античной научно-художественной литературы II—Vee. /Под ред. М.Л. Гаспарова (Содержание: Греческие историки, географы, ми- фографы, философы и энциклопедисты: Плутарх, Арриан, Аппиан, Павса¬ ний, Дионисий Периэгет, Дион Кассий, Геродиан, Диоген Лаэртский, Фило¬ страт, Афиней, Аполлодор, Антонин Либерал, Артемидор. Римские истори¬ ки и энциклопедисты: Светоний, Флор, Марк Аврелий, Авл Геллий. Писате¬ ли истории императоров: Элий Лампридий, Аммиан Марцеллин, Евтропий, Секст Руф, Макробий). М., 1964. Памятники поздней античной поэзии и прозы II—V вв. / Под ред. М.Е. Грабарь-Пассек (Содержание: Греческая поэзия: Месомед, Оппиан, Квинт Смирнский, Нонн, Мусей, орфическая аргонавтика, Бабрий, греческая эпиг¬ рамма и др. Римская поэзия: Немесиан, Авсоний, Клавдиан, Рутилий Нама- 904
циан, дистихи Катона, поэмы латинской антологии, Модестин, Флор, Авиан и др. Греческая повествовательная проза: Флегонт, Лукиан, Филостраты, Кал- листрат, Харитон, Гелиодор, Ахилл Татий, Элиан. Римская повествователь¬ ная проза: Апулей, Диктис Критский). М., 1964. Поздняя греческая проза / Под ред. М.Е. Грабарь-Пассек (Содержание: Иосиф Флавий, Дион Хрисостом, Плутарх, Харитон, Антоний Диоген, Фле¬ гонт из Тралл, Ямвлих, Ксенофонт Эфесский, Аппиан, Арриан, Павсаний, Лукиан, Марк Аврелий, Максим Тирский, Элий Аристид, Ахилл Татий, Ал- кифрон, Лонг, Афиней, Дион Кассий, Филостраты, Элиан, Геродиан, Диоген Лаэртский, Гелиодор, Либаний, Гимерий, Фемистий, император Юлиан). М., 1960. Поэты-лирики Древней Эллады и Рима / Пер. Я. Голосовкера. М., 1963. Раннехристианские церковные писатели: Антология. М., 1990. Римская сатира / Пер. с лат. М.Л. Гаспарова. М., 1989. Римские историки We. / Пер. с греч. Е.В. Дарк, М.Л. Хорькова, пер. с лат. A.И. Донченко, B.C. Соколова (Содержание: Евтропий, Аврелий Виктор, Евнапий). М., 1997. Римские стоики. Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий/ Сост. В.В. Сапова. М., 1995; 1998. Суд над Сократом. Исторические свидетельства современников (Содер¬ жание: Платон, Ксенофонт, и др.). СПб., 1997. Фрагменты ранних стоиков. Зенон и ученики / Пер. и комм. А.А. Столя¬ рова. М., 1988 Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. / Изд. подг. М.Л. Гаспаров, О.П. Цыбенко, В.Н. Ярхо (Содержание: Эпос. Киклические поэмы. Другие эпи¬ ческие поэты VIII—V вв. Философский эпос. Поздний эпос. Элегия и ямбы. Мелика). М., 1999. РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА Справочники Античная культура/ Под ред. В.Н. Ярхо. М., 1995. Археологический словарь / Пер. с англ. М., 1990. Бартошек М. Римское право. Понятия. Термины. Определения / Пер. с чеш. М., 1989. Ботвинник М.Н. и др. Мифологический словарь: Книга для учителя. Лю¬ бое издание. Лисовой И.А., К.А. Ревяко. Античный мир в терминах, именах и названи¬ ях / Под ред. А.И. Немировского. Минск, 1996. Лосев А.Ф. Словарь античной философии. М., 1995. Любкер Фр. Реальный словарь классической древности / Пер. с нем. Изд. B. Модестова. СПб., 1884. Мифологический словарь / Под ред. Е.М. Мелетинского. М., 1990. Мифы народов мира: Энциклопедия / Под ред. С.А. Токарева. Любое из¬ дание. Т. 1—2. 905
Санчурский Н.Б. Римские древности. СПб, 1886; М., 1995. Словарь античности / Пер. с нем. М., 1989. Древняя Греция. Искусство и философия. Иллюстрированная энцикло¬ педическая библиотека / Под ред. В. Бугромеева (подборка статей из Эн¬ циклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, Энциклопедического сло¬ варя Ф. Павленкова, Большой энциклопедии С.Н. Южакова). Минск; М., 1995. Хафнер Г. Выдающиеся портреты античности. 337 портретов в слове и образе / Пер. с нем. М., 1981. Христианство: Энциклопедический словарь в 3 томах. М., 1993 — 1995. Учебники и учебные пособия по античной истории и античной литературе Античная литература / Под. ред. А.А. Тахо-Годи. М., 1980. Блаватский В.Д. Природа и античное общество. М., 1976. Бокщанин А.Г. Источниковедение Древнего Рима. М., 1981. Борухович В.Г. В мире античных свитков. Саратов, 1976. Борухович В.Г. История древнегреческой литературы. Саратов, 1982. Бузескул В.В. Введение в историю Греции. Харьков, 1910. Бузескул В. П. Открытия XIX и начала XX в. в области истории древнего мира. Ч. 2. Древнегреческий мир. Пг., 1924. Винничук Л. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима / Пер. с польск. М., 1988. Виппер Р.Ю. Греция. Ростов-на-Дону, 1995. Виппер Р.Ю. Рим. Ростов-на-Дону, 1995. Гаспаров М.Л. Занимательная Греция. М., 1995; 1996. Гиро П. Частная и общественная жизнь греков / Пер. с фр. СПб., 1898; 1996. Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян / Пер. с фр. СПб., 1899; 1996. Древняя Греция: история, быт, культура (из книг современных ученых) / Сост. Л.С. Ильинская. М., 1997. Древний Рим: история, быт, культура (из книг современных ученых) / Сост. Л.С. Ильинская. М., 1997. Жебелев С.А. Введение в археологию. 4.1. История археологического зна¬ ния. Ч. 2. Теория и практика археологического знания. Пг., 1923. Залюбовина Г.Г. Архаическая Греция: особенности мировоззрения и иде¬ ологии. М., 1992. Ильинская Л.С. Легенды и археология. М., 1988. История греческой литературы / Под ред. С.И. Соболевского, М.Е. Гра¬ барь, Пассек, Ф.А. Петровского. М., 1946—1960. Т. 1—3. История древнего мира /Под. ред. И.М. Дьяконова, В.Д. Нероновой, И.С. Свенцицкой. М., 1982. Т. 1—3. История Древней Греции /Под ред. В.И. Кузищина. М., 2004. История Древнего Рима /Под ред. В.И. Кузищина. М., 2000. 906
Источниковедение Древней Греции. Эпоха эллинизма / Под ред. В.И. Кузи¬ щина. М., 1982. Казаманова JI.H. Введение в античную нумизматику. М., 1969. Ковалев С.М. История Рима. М. 1948. Колобова КМ., Озерецкая Л.Е. Как жили древние греки. M.;JI., 1964. Колобова КМ., Озерецкая Л.Е. Олимпийские игры. Л.,1959. Кругликова И. Т. Античная археология. М., 1984. Маяк И.Л. Римляне ранней республики. М., 1993. Машкин Н.А. История Древнего Рима. М., 1956. Модестов В.И. Введение в римскую историю. 4.1—2. СПб., 1902—1904. Немировский А.И. Нить Ариадны. Очерки по классической археологии. Воронеж, 1971; 1989. Немировский А.И. Мифы и легенды. Ранняя Италия и Рим. М., 2004. Радциг С.И. Введение в классическую филологию. М., 1965. Радциг С.И. История древнегреческой литературы. Любое издание. Сергеев B.C. История Древней Греции. М., 1963. Тройский И.М. История античной литературы М., 1947. Федорова Е.В. Латинская эпиграфика. М., 1969. Чистякова Н.А., Вулих Н.В. История античной литературы М., 1971. Монографии и сборники статей Андреев Ю.В. От Евразии к Европе. Крит и Эгеида III—I тысячелетия до н. э. СПб., 2002. Андреев Ю.В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976. Античная Греция /Под ред. Е.С. Голубцовой. М., 1983. Т.1—2. Античная эпистолография / Под ред. М.Е. Грабарь-Пассек. М., 1967. Античные теории языка и стиля. СПб., 1996. Бартонек А. Златообильные Микены / Пер. с чешек. М., 1990. Блаватская Т.В. Греческое общество II тыс. до н. э. и его культура. М.,1976. Блаватская Т.В. Черты истории государственности Эллады. СПб., 2003. Блаватский В.Д. Античная полевая археология М., 1973. Блаватский В.Д. Очерки военного дела в античных государствах Север¬ ного Причерноморья. М., 1954. Блаватский В.Д. Античная археология Северного Причерноморья. М., 1961. Бокщанин А.Г. Социальный кризис римской империи в I в. н. э. М., 1954. Бокщанин А.Г. Парфия и Рим. М., 1967. Борухович В.Г. Квинт Гораций Флакк. Саратов, 1993. Брашинский И. Сокровища скифских царей. М., 1967. Быт и история в античности / Под ред. Г.С. Кнабе. М., 1988. Вардиман Е. Женщина в древнем мире / Пер. с нем. М., 1990. Виппер Б.Р. Искусство Древней Греции. М., 1972. Гаспаров М.Л. Античная литературная басня. М., 1971. Герцман Е.В. Музыка Древней Греции и Рима. СПб, 1995. 907
Глускина Л.М. Проблемы социально-экономической истории Афин IV в. до н. э. М., 1972. Голубцова Е.С. Сельская община Малой Азии (III в. до н. э. — III в. н. э.). М., 1980. Грант Майкл. Цивилизация Древнего Рима. М., 2003. Гревс И.М. Тацит M.;J1., 1946. Гуторов В.Л. Античная социальная утопия. Д., 1989 Диттмар А.Г. География в античное время. М., 1980. Дильс Г. Античная техника М.;Л., 1934. Доватур А.И. Властелины Рима. СПб., 2001. Доватур А.И. «Политика» и «Политии» Аристотеля. М.;Л., 1965. Доватур А.И. Рабство в Аттике VI—V вв. до н. э. Л., 1980. Доватур А.И. Феогнид и его время. Л., 1989. Древние цивилизации / Под ред. Г.М. Бонгард-Левина. М., 1989. Дройзен И. История эллинизма / Пер. с нем. М., 1890—1893. Т. 1—3. Егоров А. Б. Рим на грани эпох: проблемы рождения и формирования принципата. Л., 1985. Ельницкий Л.А. Знания древних о северных странах. М., 1961. Ешевский С. Аполлинарий Сидоний. Эпизод из литературной и полити¬ ческой жизни Галлии V века. М., 1855. Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции. Л., 1985. Зелинский Ф.Ф. Из жизни идей. Пг., 1916; СПб, 1995. Зелинский Ф.Ф. Римская республика. СПб., 2002. Зелинский Ф.Ф. Римская империя. СПб., 1999. Зелинский Ф.Ф. Соперники христианства. СПб., 1995. Зельин К.К. Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н. э. М.,1964. История политических и правовых учений / Под ред. С. Нерсесянца. М., 1985. Казаков М.М. Христианизация Римской империи в V в. Смоленск, 2002. Казаманова Л.Н. Очерки социально-экономической истории Крита V— IV вв. до н. э. М., 1964. Каллистов Д.П.у Нейхардт А.Л, Шифман И., Шишова И.А. Рабство на пе¬ риферии античного мира. Л., 1968. Карпюк С.Г. Общество, политика и идеология классических Афин. М., 2003. Кнабе Г.С. Древний Рим — история и повседневность. М., 1986. Колпинский Ю.Д. Искусство Эгейского мира и Древней Греции. М., 1970. Кошеленко Г.А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979. Колосовская Ю.К. Паннония. М., 1980. Кораблев И.Ш. Ганнибал. М., 1976. Кубланов М.М. Иисус Христос — бог, человек, миф. Л., 1964. Кубланов М.М. Возникновение христианства. Эпоха. Идеи. Искания. Л.,1974. Кузищин В.И. Очерки развития земледелия Италии II в. до н. э. — I в. н. э. М., 1966. 908
Кузнецова Т.И., Стрельникова И.Л. Ораторское искусство в Древнем Риме. М., 1976. Культура Древнего Рима / Под ред. Е.С. Голубцовой. М., 1985. Т. 1—2. Куманецкий К История культуры Древней Греции и Рима / Пер. с польск. М., 1992. Латышев В.В. Очерк греческих древностей. СПб., 1997. Ленцман А.Я. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М., 1963. Лосев А.Ф. История античной эстетики. М., 1968. Т. 1—3. Лосев А.Ф. Мифология греков и римлян в ее историческом развитии. М., 1996. Лурье С.Л. Язык и культура микенской Греции. M.;JI., 1957. Маринович Л.П. Греческое наемничество IV в. до н. э. и кризис полиса. М., 1975. Маринович Л.П. Александр Македонский. М., 1997. Машкин Н.А. Принципат Августа. М., 1949. Маяк И.Л. Рим первых царей: генезис римского полиса. М., 1983. Межерицкий Я.Ю. Республиканская монархия: метаморфозы идеологии и политики императора Августа. Калуга, 1994. Моммзен Т. История Рима / Пер. с нем. М., 1936—1939; 1940. Т.1—3, 5. Немировский А.И. Идеология и культура раннего Рима. Воронеж, 1962. Немировский А.И. Рождение Клио. У истоков исторической мысли. Во¬ ронеж, 1979. Немировский А.И. Этруски: от мифа к истории. М., 1983. Нерсесянц В. Политические учения Древней Греции. М., 1979. Нерсесянц В. Сократ. М., 1984. Нильсон М. Греческая народная религия. СПб., 1998. Павловская А.И. Египетская хора с IV в. М., 1979. Полякова Г.Ф. Социально-политическая структура пилосского общества. М.,1978. Проблемы античной культуры / Под ред. Г.А. Кошеленко. М., 1986. Рабство на периферии античного мира / Под ред. Д.П. Каллистова. М., 1968. Ранович А.Б. Восточные провинции Римской империи в I—III вв. н. э. М., 1949. Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. М., 1950. Религия и община в Древнем Риме /Под ред. Л. Л. Кофанова и Н.А. Чаплы¬ гиной. М., 1994. Рожанский ИД. Античная наука. М., 1980. Свенцицкая И.С. Раннее христианство. Страницы истории. М., 1988. Свенцицкая И.С. От общины к церкви. М., 1985. Свенцицкая И.С. Первые христиане и Римская империя. М., 2003. Сергеенко М.Е. Помпеи. М.;Л., 1949. Сергеенко М.Е. Жизнь Древнего Рима, М.; Л., 1964. Сергеенко М.Е. Ремесленники Древнего Рима. М.; Л., 1968. Скогорев. А.П. Апокрифические деяния апостолов. Арабское евангелие детства Спасителя. СПб., 2000.
Соболевский С.И. Аристофан и его время. М., 1957. Соколов B.C. Плиний Младший. М., 1956. Соломоник Э.И. Новые эпиграфические памятники Херсонеса. Киев, 1964. Строгецкий В.М. Полис и империя в классической Греции. Нижний Нов¬ город, 1991. Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки /Пер. с нем., итал, фр. М., 1976. Тарн В. Эллинистическая цивилизация / Пер. с англ. М., 1949. Тейлор У. Микенцы. М., 2003. Топоров В.Н. Эней — человек судьбы. М., 1993. Трухина Н.Н. Политика и политики «золотого века» Римской республи¬ ки. М., 1986. Тюменев А.И. Очерки социальной и экономической истории Греции. М., 1920-1921. Т. 1-3. Уколова В.И. Поздний Рим. Пять портретов. М., 1992. Утченко С.Л. Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения рес¬ публики. М., 1952. Утченко C.JI. Древний Рим. События. Люди. Идеи. М., 1969. Утченко С.Л. Юлий Цезарь. М., 1976. Утченко С.Л. Цицерон и его время. М., 1972. Утченко С.Л. Политические учения Древнего Рима. М., 1977. Ферреро Г. Величие и падение Рима / Пер. с итал. М., 1915 — 1923. Т. 1—5. Фридлендер Л. Картины из бытовой истории Рима в эпоху от Августа до Антонинов. СПб., 1914. Фролов Э.Д. Греческие тираны (IV в. до н. э.). Л., 1972. Фролов Э.Д. Факел Прометея. Л., 1981. Фролов Э.Д. Огни Диоскуров. Л., 1984. Хвостов В. В. История восточной торговли греко-римского Египта. Ка¬ зань, 1907. Циркин Ю.Б. Карфаген и его культура. Л., 1986. Человек и общество в античном мире / Под ред. Л.П. Маринович., М., 1998. Чубова А.П., Иванова А.И Античная живопись. М., 1966. Шанин Ю.В. Олимпия. История античного атлетизма. СПб., 2001. ШеловД.Б. Северное Причерноморье 2000 лет назад. М., 1975. Широкова Н.С. Древние кельты на рубеже старой и новой эры. Л., 1989. Шифман И.Ш. Возникновение Карфагенской державы. М.; Л., 1963. Штаерман Е.М. Расцвет рабовладельческих отношений в Римской рес¬ публике. М., 1964. Штаерман Е.М. Мораль и религия угнетенных классов Римской импе¬ рии. М., 1981. Штаерман Е.М. История крестьянства в Древнем Риме. М., 1996. Штаерман Е.М., Трофимова М.К. Рабовладельческие отношения в ран¬ ней Римской империи. М., 1971. Эллинизм: экономика, политика, культура/Под ред. Г.А. Кошеленко, Л.П. Маринович, А.И. Павловской, Э.Д. Фролова. М., 1990. 910
Эллинистическая техника /Под ред. И. И. Толстова. 1949. Яйленко В.П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990. Ярхо В.Н. Античная драма. Технология мастерства. М., 1990. Ярхо В.Н. Древнегреческая литература. Обретенные страницы. М., 2001. Ярхо В.Н. Древнегреческая литература. Эпос. Ранняя лирика. М., 2001. Ярхо В.Н. Менандр: у истоков европейской комедии. М., 2004. Ярхо В.Н.у Полонская К.П. Античная лирика. М., 1967. Ярхо В.И, Полонская К.П. Античная комедия. М., 1979. Периодические издания Вестник древней истории (ВДИ) Советская археология (СА) Советская этнография (СЭ)
СРАВНИТЕЛЬНЫЕ ТАБЛИЦЫ Наиболее распространенные системы мер и весов ГРЕЦИЯ* РИМ** Меры веса*** талант: вавилонский 30,12 кг эгинский 37,44 кг эвбейский 26,2 кг критский 29 кг древнеаттический 39,3 кг послесолоновский 26,2 кг мина 1/60 таланта талант: т.н. аттический 20,4 кг римский 26,196 кг мина 1/60 таланта унция 27,3 г скрипула 1,137 г (1/24 унции) секстане 54,58 г (2 унции) фунт 327,45 г (12 унций) Меры длины**** стадий олимпийский 192,28 м миля (тысяча шагов) 1481,5м стадий дельфийский 178,6 м стадий греко-римский 176,6 м стадий аттический 177,55 м шаг (5 футов) 1,48 м плетр 29,6 м локоть (1 фут + 1 ладонь) 44,4 см оргия (ширина размаха рук) 1,85 м (0,01 стадия) ладонь 7,4см (1/4 фута) 7,4 см локоть 44,4 см палец (1/16 фута) 1,85 см фут (нога) 29,62см ладонь 7,4 см пядь (палец) 1,85 см * Каждый греческий полис был самостоятельным государством и имел собственный календарь, собственные меры и собственные деньги. Однако тор¬ говые потребности вели к унификации денежной и весовой системы, и к VI в. до н. э. полисам приходилось считаться с существованием двух денежно-весо¬ вых систем — эгинской (распространенной главным образом на Пелопоннесе) и эвбейской, связанной с торговыми центрами Эгеиды. Именно ее принял за основу Солон, заменив ею эгинскую, ранее использовавшуюся и в Афинах. Римляне имели собственные единицы измерения, но с завоеванием Греции включили в свою систему мер и греческие. Греки (а впоследствии и римляне) восприняли месопотамский талант и построенное на принятой в Месопотамии шестидесятеричной системе счис¬ ления соотношение с миной как 1:60. Независимо от изменений, которым под¬ вергался в различных регионах Греции вес таланта, в нем всегда было 60 мин. отличие от мер веса меры длины (те из них, которые были связаны с человеческим телом, — локоть, ладонь и т.п.) до римского завоевания уни¬ фицированы не были. 912
Продолжение ГРЕЦИЯ РИМ Меры площади арура (50 кв. футов) 43,4 кв. м кв. фут о 088 кв. м _ плетр(10 000 кв. ф.) 876 кв. м югер 25,182 кв. м (0,087 га) (120 х 120 шагов) (1/4 га) Меры емкости сыпучих тел медимн 52,5 л модий 8.754 л хениг (суточный паек) 1,09 л секстарий 0,547л М /16 модия) котила 0,24 л гемина 0,2736 л П/32 модия) Меры емкости жидкостей метрет 39,46 л конгий (кувшин) секстарий (12 киафов, 2 гемины) 3,28 л 0,547 л котила (чаша) 0,27 л гемина (или котила) 0,27л (6 киафов) киаф (черпак) 0,045 л киаф (циата) 0.045 л
Денежные системы ГРЕЦИЯ РИМ Изменения в период республики Название монеты Название монеты до 268 г. до н. э. 268-217 гг до н. э. с 217 г. до н. э. Конец республики Мон. реф. 31—27 гг. до н. э. халк (медь) — самая мелкая монета — 0,095 г асе 12 унций (1 фунт) сначала бронзы, затем меди 4 унций меди (109, 1 г) 1 унция меди (27,3 г) 13, 6 г меди 10,92 г бронзы (чекан, на сенатском монетном дворе с 23 г. до н. э.) обол (прут) — мел. сер. (0,73 г.) или медн. монета — — — — — — — сестерций — — — 40 сестерциев из фунта бронзы 27,3 г латуни драхма (горсть) 6 оболов (4,36 г) денарий* (от лат. deni — по десяти) — =10 ассов (1/72 фунта серебра: 4,55 г) =16 ассов (4 г сереб¬ ра) — 3,89 г серебра (=84 де¬ нария из фунта) тетра¬ драхма — 4 драхмы — — — — — — статер — 2 драхмы (чеканка из золота, электрона или серебра) ауреус — — — 8,19 г золота — (40 ауреусов из фунта). До 12 г. до н. э. чеканка на сенаторском и императорском дворах, с12-го — только на императорском — золотой солид — — — — — * Римский денарий равен греческой драхме, и греческие авторы обычно в изложении римской истории заменяют слово «денарий» словом «драхма», однако более широкое распространение после денежной реформы Августа приобрела не драхма, а тетрадрахма. 914
(наиболее распространенные монеты) Изменения в период империи** Мон. реф. Нерона 64 г. н. э. При Флавиях При Атонинах При Севе¬ рах после реф. Кара¬ каллы В эпоху «солдат¬ ских» им¬ ператоров Согласно реформе Диокле¬ тиана Согласно реформе Констан¬ тина 10,9 г 10,73 г- при Веспа- сиане, 11,05 г — при Доми¬ циане офици¬ ально — 11,95 г, реально от 9,84 до 14,06 г — — — — — — — — — — — с 25,51 г до 25,5 г латуни к концу династии От 25,76 до 25 г латуни к концу династии 23,47 г — — — 3,41 г серебра 3,18 г — при Веспа- сиане, 3,32 г- при Доми¬ циане от 2,83 г до 3,18 г к концу династии — — — — — — — — — — — 7,28 г золота (45 ауре- усов из фунта) 7,25 г — при Веспа- сиане, 7,58 г — при Доми¬ циане от 7,4 до 7,23 в конце династии 6,84 (50 ауре- усов из фунта) «Золотой» ауреус с ссдер. золо¬ та 1,33%, серебра 5,94 %, меди 82,73 % 4,87г (70 ауреусов из фунта), затем 5,46 г. (60 ауре¬ усов из фунта) — — — — — — — 4,55 г. ** Составлено по монографии Абрамзона М.Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. М., 1995. 915
Денежные систему Прочие монеты Монета От Августа до Нерона По реформе Нерона 64 г. н. э. При Флавиях При Антонинах При Северах квинарий золотой 1/2ауреуса — 3,7 г 3,6 г 3,41 г золотой триенс — — — — — золотой семис (1/2 солида) — — — — — квинарий серебряный 1/2 денарий — 1,56 г 1,5-1,66 г 1,41 г серебряный кистофор** — — — 10,06 г 8,63 г антониниан (двойной денарий) — — — — 1 1/4 денария (чеканка при Каракалле) аргент (серебряная монета) — — — — — серебряный милиарисий: тяжелый милиарисий — — — — — легкий милиарисий — — — — — силиква (1/2 легкого милиарисия) — — — — — полсиликвы — — — — — латунный лупондий — — 12,88 г 12,9-12,63 г 8,5-13,08 г латунный квадранс — 2,1 г — — — * Составлено по монографии Абрамзона М. Г. Монеты как средство про¬ паганды официальной политики Римской империи. М., 1995. ** Кистофоры выпускались для восточного рынка и, не являясь монопо¬ лией императорского монетного двора, чеканились в Антиохии, Пергаме. Греческие тетрадрахмы, драхмы и медные монеты провинциальной чеканки имели хождение в римских провинциях, образованных на месте эллинисти¬ ческих государств. 916
императорского времени* в эпоху «солдатских императоров» Согласно реформе Диоклетиана Согласно реформе Константина Изменения, внесенные в денежную систему Константина — — 1/2 солида (2,3 г) — 1/3 ауреуса — 1/3 солида увеличение выпуска — — — 2,3 при Феодосии после 379 г. — — — — — — — — возобновление чеканки антониниа- нов, преврат. в медн. мон. с содерж. ок. 2 % серебра — — — — 34,1 г (96 аргентов из фунта) — — — — 60 монет из фунта — — — 72 монеты из фунта — — — 2,28 г серебра (144 монеты из фунта), с 323 г. — — — 1,14 г серебра — — — — введен Гонорием после 395 г. — — — —
Денежные системы Прочие монеты Монета От Августа до Нерона По реформе Нерона 64 г. н. э. При Флавиях При Антонинах При Северах бронзовый семис (1/4 асса) — 3,08 г 3,27 г 3,7 г (3,16г при Анто¬ нине Пие) — бронзовый квадранс — — 2,22 г 2,1 г — Фоллис (Посеребренная бронз, монета) — — — — — бронзовый демифоллис (1/2 фоллиса) — — — — — демифоллис (1/2 фоллиса) — — — — — майорин — — — — — центенио- налий — — — — —
императорского времени (окончание) В эпоху «солдатских императоров» Согласно реформе Диоклетиана Согласно реформе Константина Изменения, внесенные в денежную систему Константина — — — — — — — — — — — — — от 9 до 13 г — — — — 4—5 г. Введен с 311 г. — — — — введен с 350 г. Вес неясен — — — 2—3 г меди с не¬ большой примесью серебра
СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ Прожиточный минимум в греческих полисах Прожиточный минимум 2 обола в день в V в. до н. э. афинской семьи Ежемесячный взнос спартанца мука — 1,5 медимна (ок. 79 л) в сисситию в VI—V вв. до н. э. сыр — 5 мин (ок. 3 кг) мясо — 20 оболов на покупку мяса вино — 1 метрет (ок. 39,5 л) Прожиточный минимум в Дельфах в III в. до н. э. 1 обол в день на человека Заработки в греческих полисах В Афинах V—IV вв. до н. э. Оплата государственных должностей, введенная Периклом члены совета пятисот 5 оболов в день судьи гелиэи 2 обола в день (с 425 г. до н. э. — 3) архонты 4 обола в день архонт Саламина 1 драхма в день (6 оболов) члены посольства в Дельфах 1 драхма в день Оплата воинов гоплиты 2 обола в день моряки и гребцы 3 обола в день (начиная с Пелопон¬ несской войны — 4) конные воины 1 драхма в день (6 оболов) средний командный состав 6—8 оболов в день полководец 12—16 оболов в день воин-наемник в IV в. 2—4 обола в день Пособия пособие инвалидам 1 обол в день плата за день народного собрания 6—9 оболов (введенная Клеоном) театральные деньги 2 обола (в дни Великих Дионисий) Заработки средний заработок ремесленника от 1 обола до 1 драхмы в день квалифицированный строительный рабочий 1 драхма в день гончар 1 драхма в день повар 1—2 драхмы в день флейтистка 2 драхмы в день архитектор при Перикле 37 драхм в день 920
В Дельфах (по надписи III в. до н. э.) архитектор 720 драхм в год (2 драхмы в день) флейтистка храма 20 драхм в год (2 обола в день) глашатай храма 60 драхм в год (1 обол в день) храмовый секретарь 80 драхм в год (1,3 обола в день) храмовые служители от 120 до 180 драхм в год (2—2,5 обола в день) храмовая рабыня (на продовольствие) 120 драхм в год (2 обола в день) В Милете (по надписи IV в. до н. э.) педотриб 30 драхм в месяц (1 драхма в день) учитель грамоты в день 40 драхм в месяц (1 драхма 2 обола) Цены в греческих полисах до римского завоевания* Цены на продукты питания в V в. до н. э.** 1 медимн зерна (52,5 л) 3 драхмы (конец V в.) 1 метрет оливкового масла (39,5 л) 1,5 драхмы угри из Копаидского озера по 3 драхмы за штуку соленая рыба от 8 до 20 драхм морской угорь 1 драхма 4 обола за штуку окунь 1 драхма 2 обола устрицы 7 халков спрут 4 обола кусок морского ежа 1 обол куропатка 1 обол вертел из 7 рябчиков 1 обол ворона 3 обола блюдо дроздов 1 драхма 1 метрет дорогого хиосского вина 100 драхм 1 метрет дешевого фракийского вина 2 драхмы Цены на скот в V в. до н. э. бык 50 драхм лошадь 120 драхм овца 12—17 драхм бык рабочий 50 драхм * Цены, известные по упоминаниям древних авторов или надписям, не могут быть восстановлены точно для каждой эпохи. Но при использовании таблиц следует иметь в виду общую тенденцию изменений: с начала VI в. до н. э. до распада державы Александра Македонского. ** Цены на вещи и мебель приблизительны, поскольку даны по спискам проданного с торгов имущества афинян, осужденных за святотатство в 415 — 413 гг. до н. э. 921
Цены на вооружение в V в. до н. э. Копье Панцирь Шлем 10 драхм 5 мин (500 драхм) 1 мина (100 драхм) Цены на вещи в V в. до н. э. хитон 10 драхм хламида 12 драхм гиматий из хорошего материала 20 драхм сандалии высшего качества 6—8 драхм кирка 3 драхмы 1 обол топор 5 драхм мельничный камень 7 драхм верхний жернов 7 драхм 1 обол каменная ступа 8 драхм 3 обола песты 3 обола сливной чан 10 драхм 1 обол жаровня 2 обола сосуд для муки 5 оболов амфоры 7 амфор на обол кратер 4 драхмы расписанный сосуд 30 драхм колесница для бегов, отделанная слоновой костью 3 мины Цены на мебель в V в. до н. э. ложе 3—8,5 драхмы инкрустированное ложе 17 драхм лежанка ок. 6 драхм 1 обо. койка 2 обола стол 4—6 драхм стул 1 драхма сундук 95 драхм дверь складная 11,5 драхмы дверь разъемная 20 драхм 4 обола скамеечка тонкой работы 5 драхм скамья ок. 1 драхмы лестница 1—8 драхм Недвижимость в V —IV вв. до н. э. плетр (0,87 га) земли 50—70 драхм средний земельный участок 100—600 драхм дом богатого человека с сосновой и дубовой рощами 1800 драхм дом отца Демосфена 3000 драхм 922
A ITlv ]У«УЛиД01 плата в начальной школе за год плата за курс обучения у Исократа плата за курс обучения у Протагора плата за курс обучения у софиста, рас¬ цениваемая Исократом как ничтожная полный курс у Продика краткий урок у Продика деньги на дорогу покойнику для расплаты с Хароном от 2 драхм 10 мин (1000 драхм) 100 мин (10 000 драхм) 2—4 мины (200—400 драхм) 50 драхм 1 драхма 1 обол Цены на рабов в греческих полисах Средняя цена раба в V — начале IV в. до н. э. 2 мины Раб-ремесленник 3—6 мин Сильный раб для тяжелых физических работ 2,5 мины Раб для работы в рудниках ок. 2 мин Надсмотрщик в серебряных рудниках до 1 таланта Флейтистка 20 мин Образованный раб до 5 мин Средняя цена раба в эпоху македонского завоевания 3—5 мин Средняя цена раба от времени завоеваний Александра Македонского до римского завоевания Греции 6—10 мин Расходы, прожиточный минимум и регулируемый законом максимум в конце Римской республики и начале империи Прожиточный минимум на содержание подростка (согласно установленному Траяном пособию на детей-сирот) 12—16 сестерциев в месяц Расходы помпейской семьи из 3 человек, занесенные на стену одного из домов: от 5 до 28 ассов ежедневные текущие расходы в дни, потребовавшие более высоких расходов, итого за 8 дней Обед Катона Старшего, гордившегося своей приверженностью к древней простоте Ежедневное пособие, которое принято было давать клиенту Хлеб (зерно) пехотинцу 60 ассов 221 асе (88 сестерциев 1 асе) 12 сестерциев 25 ассов 35 л в месяц
Выдачи рабу в сельской вилле Катона зерно от 26 до 39 л в месяц (в зависимости от сезона и рода занятий) оливковое масло ок. 0,5 л в месяц соль ок. 8,75 л в год Выдачи городскому рабу зерно 35 л (4 модия) в месяц деньги 5 денариев в месяц Максимальные траты семьи в день, установленные законами против роскоши по закону 161 г. до н. э., определяющему траты на пиры в честь Кибелы 120 ассов (48 сестерциев) по законам от 161 г. до н. э. до времени диктатуры Суллы: будни от 10 до 30 ассов (4—12 сестерциев) праздничный день 100 ассов (40 сестерциев) свадебные торжества 200 ассов (80 сестерциев) Максимум, установленный Суллой будни 30 сестерциев дни праздников и публичных зрелищ 300 сестерциев Максимум при Августе будни 200 сестерциев праздничные дни 300 сестерциев свадебные торжества 1000 сестерциев Годовые заработки в Римской империи (в сестерциях) Префект претория, префекты снабжения хлебом, городской полиции, государственной почты 1 000 000 Проконсулы наиболее крупных провинций Африки и Азии 1 000 000 Прокуратор, стоявший во главе канцелярии императорских финансов 300 000 Прокураторы, возглавляющие канцелярию императорской переписки и канцелярию прошений 200 000 Управляющий наследствами, завещанными императору 200 000 Хранитель императорской казны; заведующий чеканкой монеты; прокуратор, наблюдавший за акведуками; заведующий большой школой гладиаторов; заведующий большими постройками 100 000 924
Начальники почтовых станций в про¬ винциях; младшие служащие государ¬ ственного совета; ученый, стоящий во главе императорских библиотек 60 ООО Грамматик, обучающий детей императора 100 ООО Придворный врач 250 ООО Знаменитые врачи от 40 до 200 000 Рядовой адвокат (за 1 процесс) от 2000 до 3000 Гонорар за мелкий процесс адвокату вместе с двумя-тремя помощниками 400 Популярные адвокаты до 400 000 Определенный Клавдием макси¬ мальный гонорар адвоката за процесс 10 000 Грамматики (за ученика в месяц) ок. 2000 По эдикту Диоклетиана (за ученика в месяц): учитель начальной школы 200 учитель арифметики и скорописи 300 учитель языков и геометрии 200 учитель красноречия 1000 Солдатское жалованье в Риме (в сестерциях) Годовое жалованье в сер. I в. до н. э. легионер легионный музыкант 400 2000
ОГЛАВЛЕНИЕ ЧАСТЬ 1 От автора 5 I. Мир источников Глава 1. Литературные источники 9 Глава 2. Памятники материальной культуры 19 II. Эгейский мир Глава 3. Крит и Киклады 46 Глава 4. Пеласгия, Ахейская Греция, Троя 65 III. Мир полисов и его крушение Глава 5. Круг земель 81 Глава 6. «Темные века» и переселение народов (XI—IX вв. до н. э.) 92 Глава 7. Рождение полиса 107 Глава 8. Полисы круга земель (VIII—VI вв. до н. э.) 114 Глава 9. Великая средиземноморская колонизация (VIII—VI вв. до н. э.) 147 Глава 10. От родоплеменных верований к полисной религии и мифологии 162 Глава 11. Античный человек в мире литературы, науки и искусства 199 Глава 12. Эпоха великих войн и политических перемен (конец VI — первая четверть V вв. до н. э.) 225 Глава 13. Первое столетие Римской республики 241 Глава 14. Противостояние союзов 251 Глава 15. Духовная и материальная культура полисов в V в. до н.э 270 Глава 16. Кризис греческого полиса и бесплодная борьба за гегемонию (первая половина IV в. до н. э.) 298 Глава 17. Греческая культура в эпоху кризиса 313 Глава 18. Возвышение Македонии и Рима 332 Глава 19. Держава Александра 351 IV. Средиземноморский мир в эллинистическую эпоху Глава 20. Эллинистический Восток и Запад. Распад и попытки объединения.... 365 Глава 21. Полисы и малые царства Причерноморья в эллинистическую эпоху .. 394 Глава 22. Столицы эллинистических царств 406 Глава 23. Наука, философия и религия эллинистической эпохи 414 Глава 24. Литература и искусство эпохи эллинизма 434 ЧАСТЬ 2 I. Образование Римской мировой державы Глава 1. Рим выходит на мировую арену (264—200 гг. до н. э.) 451 Глава 2. Восточный узел (200—168 гг. до н. э.) 465 926
Глава 3. Под римской калигой. Покоренные и непокорные (167-111 гг. дон. э.) 475 Глава 4. Римская республика: государство и право 485 Глава 5. На стыке культур (III—II вв. до н. э.) 497 II. Кризис и падение Римской республики Глава 6. Основные факторы экономического развития и социальные катаклизмы 30—20-х гг. II в. до н. э 513 Глава 7. Ойкумена в пламени гражданских войн (111—79 гг. до н. э.) 529 Глава 8. Римская держава в 70—60-х гг. I в. до н. э 545 Глава 9. Падение республики (60—31 гг. до н. э.) 559 Глава 10. Литература, быт и нравы бурной эпохи 581 III. Императорский Рим в эпоху принципата Глава 11. Время Августа: политика и культура (30 г. до н. э. — 14 г. н. э.) 605 Глава 12. «Золотой век» римской литературы 621 Глава 13. Рим и империя при ближайших преемниках Августа (14—68 гг.) 636 Глава 14. Антиримские восстания и гражданская война в Риме (61—69 гг.) .... 653 Глава 15. Возникновение христианства 664 Глава 16. Династия Флавиев (69—96 гг.) 677 Глава 17. «Золотой век» Антонинов (96—192 гг.) 687 Глава 18. Литература и наука в эпоху Антонинов 704 Глава 19. Город и мир 722 Глава 20. Военная монархия Северов (193—235 гг.) 741 Глава 21. Классическое римское право 754 Глава 22. Архитектура императорского Рима 759 IV. Кризис III века и период домината Глава 23. Кризис III в. Эпоха солдатских императоров (235—284 гг.) 771 Глава 24. Религиозная жизнь Римской империи во II—III вв 787 Глава 25. Последняя реорганизация империи: доминат Диоклетиана и Константина (284—361 гг.) 815 Глава 26. Споры победителей: христианство в IV—V вв 826 Глава 27. Уходящие боги. Юлиан Отступник 841 Глава 28. Последнее столетие Западной Римской империи 847 Глава 29. Культурный фон уходящего мира 859 Глава 30. Рим царей, консулов, императоров — потерянный и обретенный.... 873 Эпилог. Античность и мы 882 V. Приложения Хронологическая таблица 888 Переводы произведений античных авторов 897 Рекомендуемая литература 905 Сравнительные таблицы Наиболее распространенные системы мер и весов 912 Денежные системы Греции и Рима 914 Статистические данные 920
Учебное издание Александр Иосифович Немировский ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА Античность Редактор Е. В. Сатарова Компьютерная верстка С. Б. Клещёв, Д. В. Полиновский Корректор И. Ф. Демина ООО ИД «Русь»-«Олимп» 115191, г. Москва, а/я 98 www.rus-olimp.ru E-mail: olimpus@dol.ru При участии издательства «АСТ» и издательства «Астрель» Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных диапозитивов в ОАО «ИПК «Ульяновский Дом печати» 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14