Текст
АКАДЕМИЯ НАуК СССР
<8--------------------
институт АРХЕОЛОГИИ
Н .Н .ВО РО н и н
ЗОДЧЕСТВО
СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ
РУСИ
XII-XV ВЕКОВ
В двух ТОМАХ
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАуК СССР
МОСКВА • £962 <.
Н.Н.ВОРОНИН
ЗОДЧЕСТВО
СЕВЕРО ВОСТОЧНОЙ
РУСИ
XII-XV ВЕКОВ
том
II
XIII XV СТОЛЕТИЯ
I/L
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАуК СССР
МОСКВА • 1962
Ответственный редактор
академик
Б. А. РЫБАКОВ
ВЛАДИМИРО
СУЗДАЛЬСКОЕ
ЗОДЧЕСТВО
ХШ ВЕКА
Цеитцальш
Пштехнишм!
tiUaniil
ВЛАДИМИРСКОЕ КНЯЖЕСТВО
(1212-1238)
1
История Владимирского княжества в период между смертью Всеволода и
монгольским нашествием обычно освещается как время его политического
упадка, распада могучей державы Всеволода III под давлением внутренних и внешних
центробежных сил. Это в известной мере верно. Но нельзя забывать, что и в эти годы идет
упорная борьба за единство Владимирской земли и возникают новые политические
задачи, далеко перерастающие по своему значению местные северо-восточные рамки.
Сохранение единства княжества при многочисленности членов всеволодова
«большого гнезда» и наличии лишь подавленной силой, но далеко не смирившейся
могущественной феодальной знати,— было задачей крайне трудной. Поэтому в 1211г.,
незадолго до своей кончины, Всеволод III отдал распоряжение о престолонаследии,
завещав старшему сыну Константину Ростов, а Юрию — Владимир. Это был хо-
рошо рассчитанный ход, так как Владимир был теперь могущественнее Ростова по
своему экономическому и политическому весу и выделение Ростова не освобождало
его от владимирского преобладания.
Прекрасно понимал это и Константин, упорно протестовавший против воли
отца и настаивавший на сосредоточении власти в своих руках; он «хотяше Володимеря
к Ростову», т. е. такой комбинации, которая восстановила бы приоритет Ростова.
То был крайне опасный вариант, отвечавший интересам ростовской боярской знати
и угрожавший Владимиру и городскому населению возвратом тяжкого режима бо-
ярской олигархии. Поэтому Всеволод решил передать старейшинство Юрию.
Для подкрепления такого решения был созван съезд представителей всех городов
княжества — нечто вроде «земского собора»; он «созва всех бояр своих с городов и
с волостей, и епископа Иоана, и игумены, и попы, икупцы, и дворяне, и вси
люд и».
Съезд оправдал его расчеты: «И целоваша вси людие на Юрии; приказа же
ему и братью свою» 2. Это была крупная дипломатическая победа, вновь подчеркнув-
шая политическое значение «мизиньных» людей и выдвигавшая на первое место ис-
пытанный союз княжеской власти и горожан.
Примечания к главе / см. стр. 483 — 485.
7
Но это же событие послужило и завязкой кровавой распри между Константином
и Юрием, прологом к расколу княжества.
Сразу же по вокняжении Юрия Константин «нача рать замышляти на Гюргия,
хотя под ним взяти Володимерь» 2. Неизбежная усобица между братьями вызвала
быстрое размежевание общественных сил. Решительно подняло голову ростовское
боярство, определявшее политику Константина; оживилась и старая союзница ростов-
ской знати — Рязань. «Много волнение и смущение бысть о сем, и многие людие
сюду и сюду отъезжаху, мятущеся». Раскололось и всеволодово «большое гнездо»
между двумя враждовавшими братьями; на стороне Юрия остался Ярослав, сидев-
ший в Переславле-Залесском.
В 1212 и 1213 гг. Юрий ходил со своими полками на Ростов, но до сражений дело
не доходило, борьба пока разрешалась соглашениями в пользу Юрия. Вскоре нару-
шается и церковное единство земли: Константин в 1214 г. ставит на Ростовскую епис-
копию своего духовника Пахомия, а затем Кирилла I (1216), тогда как Юрий делает
епископом «Суздалю и Володимерю» игумена Рождественского монастыря Симона
(1215), «и оттоль разделися, нача быти в Ростове епископ, а в Володимери и Суздале
другий» 3.
Эта внутренняя борьба осложнилась внешними обстоятельствами. Брат Геор-
гия — Ярослав Всеволодович в 1215 г. сменил на новгородском столе сторонника
боярства Мстислава Удалого. Но он не сел в самом Новгороде, а занял Торжок —
важнейший узел новгородской торговли, соперничавший с Новгородом и имевший
свои экономические интересы. Сидя в Торжке, Ярослав мог в любое время взять за
горло Новгород, прервав его снабжение низовым хлебом. Отсюда было легче под-
чинять Новгород владимирской власти; здесь, возможно, местные торгово-ремеслен-
ные слои города более сочувственно относились к перспективе соединения Новгоро-
да и Владимира в единой политической системе, которого добивалась владимирская
династия 4.
Возможность такого исхода владимирско-новгородской борьбы окончательно
решила бы вопрос о владимирской гегемонии во всей Руси. Поэтому Мстислав принял
намерение дать отпор притязаниям Владимирского княжества. Он пошел в Залесье
с новгородскими, псковскими и смоленскими полками, к которым присоединились
ростовские силы князя Константина. Эта мощная коалиция определила исход зна-
менитой битвы на Липице под Юрьевом (1216), являющейся крупнейшим событием
русской истории первой четверти XIII в. 6
Как и раньше, в рядах ростовских полков главную силу составляла боярская
знать с ее дружинами. Владимирско-переславские полки отличались своим демокра-
тическим составом, их основой были городские ополчения Владимира и Переславля
и крестьяне; по словам летописи, «вышли вси володимерци на бой, и до купца и
до пашенного человека», «бяшеть бо погънано и ис поселей и до пешьца». Это соот-
ношение сил было замечено летописцем и вызвало его удивление: «Оле страшно
чюдо и дивно, братие,— поидоша сынове на отца, а отци на дети, брат на брата,
рабы на господину, а господин нараб ы...». Очень показателен
в том же смысле наказ князя Юрия своим воинам беспощадно избивать ростовскую
знать: «А ще и златом шито будет оплечье, то убий его... да не оставим ни одинова
8
жива»; ахваченных в плен Юрий предлагал «вешати или распинати». Речь шла
об уничтожении знати в.
Юрий и Ярослав твердо верили в свою победу, «надеющеся силе своей великой»,
и отвергли мирные предложения противников; той же верой в непобедимость сил
Владимирской земли были проникнуты «младоумные бояре» — дворяне Юрия.
Юрий и его союзники — братья Ярослав и Святослав «възнеслися славою... видев-
ше у себе силу великую» и еще до битвы намечали план последующего раздела Руси,
обнаруживающий вновь ясную политическую линию на объединение Руси в руках
владимирской династии, предполагавшей сосредоточить в своем владении ключевые
позиции. Ярославу предназначали Новгород, Святославу — Смоленск; Владимир
и Ростов Юрий оставлял за собой; ему же предназначалась Галицкая Русь,где, как и во
Владимирской, шел процесс усиления княжеской власти, опиравшейся на поддержку
многочисленных и богатых городов. Только Киев, потерявший всякий интерес, остав-
ляли на долю черниговских князей 7.
Но этой большой и прогрессивной политической программе, отвечавшей интере-
сам развития торговых связей и ремесл, интересам горожан и крестьянства,—
не суждено было осуществиться сразу. Липицкая битва была проиграна. По ряду
с Юрием Константин занял Владимир, Юрий же сначала удалился в Городец, а потом
перешел в Суздаль. Однако Константин в 1218 г. умер, оплакиваемый боярами
«яко заступник земли их», а на владимирский стол снова вернулся Юрий 8.
В процессе борьбы между Юрием и Константином происходит расчленение Вла-
димирской земли на отдельные княжеские владения. Незадолго до своей смерти
князь Константин сажает в Ростове, с которым связан и далекий Устюг, своего
сына Василька, а Всеволода — в Ярославле; Угличем владеет третий сын Констан-
тина— Владимир. Во владении Юрия остаются Владимир и Суздаль с Москвой и
городами Поволжья — Костромой и Солигаличем. Ярослав, сидящий в Переславле-
Залесском, владеет Дмитровом, Зубцовом, Тверью, Коснятином на устье Нерли вол-
жской и Нерехтой. Юрьев-Польский становится уделом Святослава Всеволодовича.
Даже маленький Стародуб клязьменский образует особую «властьцу» Владимира
Всеволодовича •.
Однако Юрий довольно быстро сумел восстановить свое руководящее положе-
ние во Владимирской земле, и его верховную власть признавали его братья и пле-
мянники. Точно так же был вновь поднят авторитет Владимирской епископии, по-
шатнувшийся в связи с разделом епископий при Константине. Владимирскую еписко*
пию поддерживал и сам митрополит Кирилл, почувствовавший, после битвы на
Калке, неуверенность в будущности захиревшего Киева. В 1226 г. он посетил Вла-
димир и долго гостил у князя Юрия, а в 1227 г. посвятил в епископы Владимиру,
Суздалю и Переславлю княжеского ставленника Митрофана10. В 1229 г. ростовский
епископ Кирилл I, видимо, попытался возобновить борьбу против Юрия и посеять
вражду между ним и Ярославом, на сторону которого уже перешли наследники Кон-
стантина — Василько и Всеволод и Владимир стародубский. Однако созванный
Юрием в Суздале съезд, на котором присутствовал епископ Митрофан, раскрыл козни
Кирилла I, и разгневанный Ярослав судил его, лишил всех имений и заставил поки-
нуть епископию, на которую на другой год был посажен ставленник Юрия — игумен
9
владимирского Рождественского монастыря Кирилл II 11. Митрополит приезжал
во Владимир и в 1230 г., стремясь предотвратить поход Ярослава Всеволодовича
на Михаила черниговского 12. То, что митрополит начал присматриваться к северу,
а позднее, после монгольского завоевания, подолгу жил во Владимире и потом
окончательно перешел сюда, — было фактически осуществлением планов Андрея
Боголюбского, боровшегося за церковное главенство Владимира.
В борьбе с ближайшими соседями Владимирской земли мы также ясно ощущаем
организующую силу Владимира. В ответ на нападение болгар на Устюг и Унжу
в 1219 г., на другой год был осуществлен поход соединенных владимирских, пере-
славских, ростовских, устюжских и муромских полков под общим командованием бра-
та князя Юрия—Святослава. Был осажден и уничтожен крупный болгарский город
Ошель и опустошены земли по Каме. Затем сам Юрий двинул свои войска на Волгу и,
после трехкратного посольства болгар, согласился на мир на условиях признания
болгарами его главенства: в болгарскую землю были посланы юрьевы мужи — «во-
дити в роту князей их и земли их по их закону» 13. Этот поход подготовил овладение
окским устьем, на котором в 1221 г. возникла владимирская крепость Нижний
Новгород, закрывшая путь на Волгу для Рязани и ставшая сильнейшим форпостом
Руси на востоке 14. Закреплению позиций на Оке и Волге служили и походы в мор-
довские земли (1226, 1228, 1232), в которых также участвовали владимирские,
ростовские, муромские и рязанские рати. И здесь Юрий привлекал под свою руку
отдельных мордовских племенных вождей. Так, владимирский «ротник» Пуреш раз-
громил другого князька Пургаса, державшегося болгарской ориентации и попытав-
шегося сделать набег на Нижний Новгород 15.
Интересно, что в этой борьбе с болгарами Юрий использовал испытанное сред-
ство, представив ее как борьбу с «неверными» за православие. В болгарской земле
был казнен некий христианский купец Авраамий, являвшийся, по-видимому, вла-
димирским агентом, доставлявшим Юрию необходимые сведения. Юрий добился
выдачи его тела, перевез тело «христова мученика Авраамия Нового» во Владимир,
где его гроб был торжественно встречен князем, епископом и людьми и «мощи» были
водворены в соборе Успенского Княгинина монастыря 16.
Во всех этих операциях ясно ощущаются сила и авторитет великого князя влади-
мирского. Знать Рязанской земли, когда-то сильная союзница Ростова, была обеск-
ровлена репрессиями Всеволода и не могла более оказывать сопротивления. Рез-
ня братьев, организованная Глебом рязанским, сократив число членов династии,
не усилила единства княжества и не способствовала его независимости. Князь Ин-
гварь, при поддержке Юрия Всеволодовича, одолел братоубийцу и утвердился на
рязанском столе 17.
О силе Владимирского княжества, сохраненной и в условиях его политического
дробления, свидетельствует история владимиро-новгородских отношений. Липиц-
кая битва, в которой Юрий и Ярослав потерпели столь жестокое поражение от ростов-
ско-новгородской коалиции, не освободила Новгород от власти владимирских князей.
Уже в 1218 г. митрополит утвердил на новгородской кафедре изгнанного при Все-
володе новгородцами владимирского ставленника — Митрофана. За время после
смерти Всеволода и до монгольского завоевания ни одна династия не могла спорить
10
с явным перевесом сил владимирских Всеволодовичей. За 20 лет новгородский стол
семь раз занимали Ярослав, его племянник Всеволод Юрьевич, сыновья —
Александр и Федор Ярославичи. Их приводило на новгородский стол неизменное при-
глашение самих новгородцев, т. е. «суздальская партия» в Новгороде все чаще по-
лучала перевес, поддерживаемая крутыми репрессиями Ярослава против купеческо-
боярской знати. Ярослав хватал и морил в погребах своих противников, перерезал
новгородские торговые пуги, а однажды и сам Юрий привел свои полки под Торжок
и грозил напоить коней водой Волхова 18.
Особенно существенно, что борьба Ярослава против боярской вольности и за
усиление княжеской власти в Новгороде сочеталась с напряженной борьбой по
обороне Новгородской земли от немцев, литвы и чуди. Это дело было предметом
забот и самого Юрия Всеволодовича. В 1222 г. владимирские полки под коман-
дой Святослава Всеволодовича вместе с новгородскими силами ходили в поход на
Венден. В 1223 г. Ярослав успешно воевал в Ливонии. В 1225 г. он без поддерж-
ки новгородцев громил литовцев, совершивших губительный налет на Торжок и
Торопецкие волости. В 1227—1228 гг. Ярослав совершил глубокий рейд в земли
еми и крестил корел. В том же 1228 г. был задуман поход на Ригу, но новгородцы
и псковичи не поддержали Ярослава, и крупная операция против основной базы
немцев была отложена. В 1232 г. Ярославу пришлось подавлять вооруженной
рукой выступление враждебной ему новгородской партии, вступившей в предатель-
ский союз с немцами и захватившей Изборск. Только в 1234 г. состоялся поход на
немцев, закончившийся их разгромом; в том же году Ярослав успел совершить по-
ход на Литву 19.
Все эти факты свидетельствуют, что борьба за Новгород приобретала новый ха-
рактер: господство в Новгороде было условием успешной обороны русской
границы; организация этой национальной борьбы за независимость Русской
земли была прологом к деятельности Александра Невского, а упорная борьба Яро-
слава с крамольной боярской знатью как бы предвещала удары Ивана III и Ивана
Грозного, которые тремя столетиями позже сломят пресловутую «новгородскую
вольность» боярской «господы»20. Эта политика встречала поддержку передовых об-
щественных слоев в самом Новгороде, понимавших, подобно владимирским горо-
жанам, «новую правду» объединительных планов и видевших ее сквозь акты наси-
лий и репрессий Ярослава. В Липицкой битве на стороне Ярослава были и «ново-
городци и новоторжьцы», — очевидно, не боярские, а городские «вой». Таким
образом, и после липицкого поражения владимирские князья упорно и с успехом
боролись за реализацию задуманного тогда большого политического плана в отно-
шении Новгорода — создания «великого княжения Владимирского и Великого Нов-
города», как называли впоследствии эту комбинацию русские летописцы.
В соответствии с той же политической программой Киев и вообще дела южной
Руси почти не привлекали внимания наследников Всеволода. Юрий уклонился от
участия в совете князей по поводу похода на татар (1224), а посланный им на помощь
Василько с полками опоздал и вернулся от Чернигова 21. Вмешавшись в спор Миха-
ила черниговского с Олегом курским, князь Юрий получил вновь возможность рас-
полагать Переяславлем-Южным22. В то же время владимирский княжеский дом
11
завязывал брачные узы с южными династиями: сам Юрий был женат на дочери
Всеволода Святославича, теперь Василько ростовский женился на дочери Михаила
черниговского; сын Юрия — Всеволод взял в жены дочь Владимира Рюриковича
киевского, а дочь Юрия Всеволодовича Елена была выдана за Василька Романовича
волынского 23.
В 1236 г., когда монгольские орды уже входили в Болгарскую землю, Ярослав
Всеволодович с новгородскими полками пошел на Киев и без сопротивления занял
его, но «не могы его держати, иде пакы Суждалю» 24. Возможно, что в это время про-
исходит решительное усиление мощи крепости Суздаля — его кремля, валы которого
увеличиваются подсыпкой 2б. В битве на Сити, где сложил свою голову великий
князь владимирский Юрий, Ярослав не участвовал: это стяжало ему доверие хана.
Он поехал в ханскую ставку и получил там старейшинство над всеми князьями
«в Русском языце»; по-видимому, ему был дан и Киев, где был посажен его намест-
ник 26. Что касается Смоленска, то в 1239 г. Ярослав посадил там своего шури-
на — князя Всеволода 27.
Сделанный краткий обзор политической истории Владимирского княжества
показывает, что феодальное дробление не подорвало его силы и значения. Причиной
этого была возраставшая роль городского населения — передовой общественной
силы того времени, которая поддерживала централизующую политику владимирских
князей.
Не случайно в трудный момент решения вопроса о престолонаследии Всево-
лод III прибегнул к созыву съезда представителей от городов Владимирской земли.
Политический курс на главенство владимирской династии находил опору не только
в городах Владимирской земли, но и в Великом Новгороде; прогрессивные элементы
городского населения и деревни мешали своекорыстной политике боярства и поддер-
жали вооруженной рукой Ярослава в Липицкой битве. Вторым условием, способ-
ствовавшим сохранению сил Владимирского княжества и его относительного един-
ства, было усиление внешней опасности с запада и востока, рост необходимости
борьбы на рубежах Руси, а не отдельных княжеств. Борьба Ярослава Всево-
лодовича на западной границе Руси и успешность ее активной обороны, успехи
в борьбе с болгарами за волжский путь и основание Нижнего Новгорода — все эти
события воочию показывали значение единения русских сил и усиливали авторитет
Владимирского княжества.
По-видимому, именно угрожающая активность князя Ярослава против Ливонии
обеспокоила Рим, и в 1231 г. папа Григорий обратился к «преславному королю
Руси» Юрию Всеволодовичу с предложением перейти в лоно католической церкви!
Доминиканские миссионеры, начавшие проповедь католицизма во Владимирской
земле, были изгнаны Юрием, а Ярослав продолжал борьбу с немцами (походы 1232
и 1234 гг.) 28. Эти факты свидетельствуют о большом международном значении Вла-
димирской Руси.
О ее мощи говорит и стратегический план похода Бату-хана. Готовя удар на
Киев, откуда его полчища должны были двинуться через Галицкую Русь в Запад
ную Европу, он вынужден был обезопасить свой тыл и предотвратить угрозу рус-
ских полков с севера. Именно в Северо-Восточной Руси были самые серьезные
12
силы сопротивления, которые и были уничтожены на кровавых берегах Сити. «Князья
русского северо-востока сохранили единство своего „ великого княжения “, построен-
ного на традиционной основе, до грозной годины татарского нашествия; пережило
оно и эту грозу» 29.
2
Очерченные выше прогрессивные тенденции в истории Владимирской земли
первых десятилетий XIII в. не могли не отразиться на развитии ее культуры. Как
ни отрывочны дошедшие до нас памятники этого нового этапа подъема культуры,
но и по остаткам ее былого богатства можно почувствовать и ее разнообразие, и ее
новые черты. По своим последствиям для развития культуры феодальное дробление
Владимирского княжества в некоторой мере напоминает историю распада Киевско-
го государства. Тогда киевское культурное наследие распространилось по многим
землям, охватило территорию всей Руси и получило новое энергичное развитие в
крупнейших городах. Этот процесс вызвал к жизни новые творческие силы, умно-
жение мастеров всех областей культуры, привел к ее обогащению и усилению ее
своеобразия. Нечто подобное происходило и во Владимирском княжестве. Если
раньше все средства и силы концентрировались во Владимире, то теперь они
рассредоточиваются по другим городам, повсюду идет каменное строительство, ра-
ботают художники и ремесленники. Как можно думать, и в области литературы
сказываются новые исторические условия.
Оживляется культурная деятельность в Ростове. Ее центром являются епис-
копский собор и двор князя Константина. Последний был большим любителем книг
и ценителем искусства. Ему под стать был ростовский епископ Кирилл I, прославив-
шийся своими книжными сокровищами. В этих условиях возобновилось ростовское
летописание, в котором по традиции преобладала церковная стихия.
В отличие от ростовского летописания, владимирский летописный свод был
проникнут светской тенденцией. Составленный после смерти Всеволода III по ини-
циативе Юрия Всеволодовича, он имел своей центральной темой прославление дел
владимирских «самовластцев». Над составлением свода работал не монах, но свет-
ский писатель, возможно, принадлежавший к великокняжескому двору. Автор
нового свода выступает как реформатор летописного языка, стремящийся устранить
его архаизмы и сблизить его с живым языком; в то же время свод освобождается от
обилия церковных сюжетов. Весьма вероятно, что эта «реформа» летописного языка,
проведенная последовательно и глубоко, была осуществлена по указанию князя
Юрия. Летописный текст становился более интересным и легким для усвоения рядо-
вым читателем. К тому же свод был обильно иллюстрирован многочисленными мини-
атюрами, о которых мы можем судить по их копиям в знаменитом Радзивилловском
списке летописи конца XV в. Миниатюры очень оживляли текст и порой дополняли его
драматическими деталями. Особенно внимательно были иллюстрированы тексты,
связанные с историей Владимирской земли и ее князей 3°.
Также из светской среды вышла новая редакция выдающегося произведения
русской литературы XII—XIII вв.—«Моления Даниила Заточника», адресованного
13
князю Ярославу Всеволодовичу. Его составитель — выходец из тех кругов
мелких княжеских дружинников, которые выступили на историческую сцену в се-
редине XII в. под именем «дворян» или «милостьников». Автор убеждает князя
в необходимости мудрых и начитанных советников, подобных ему — невидному кня-
жескому слуге. Действительно, автор блещет начитанностью, уснащая свое послание
многочисленными притчами и образами, заимствованными из церковной литера-
туры, летописей, сборников, умело вводит в текст живые народные пословицы и по-
говорки. Его повествование изобилует яркими и впечатляющими образами и сравне-
ниями, метко схваченными бытовыми сценками. Оно доступно не только высшей
среде, но и неискушенному в «книжной сладости» рядовому читателю; оно обладает
большой агитационной силой убеждения.
Основной мыслью «Моления» является «страстная и убежденная защита чело-
веческой личности и человеческого достоинства независимо от социального и иму-
щественного положения и в то же время непоколебимая уверенность в том, что цен-
ность человека и его право на внимание и уважение определяются прежде всего ин-
теллектуальными качествами. Ни в одном произведении предшествующего периода
русской литературы личное начало не заявляется так энергично и настойчиво и так
принципиально...» 31. Автор выступает как убежденный сторонник и апологет мо-
гущественной княжеской власти, в которой он видит единственную силу, способную
установить государственный порядок и социальную справедливость. Как дуб крепит-
ся множеством корней, так и город — державою князя; как кормчий — глава кора-
бля, так и князь — глава своим людям; полки без хорошего князя то же, что зверь
без головы. В этих многочисленных параллелях «Моления» мы видим дальнейшее
развитие и укрепление формулы «князь, город и люди», которая выступила в жизни
и литературе Владимира в 60-х годах XII в. Теперь ее развивает не духовный писа-
тель, а новый, светский человек из низшего круга княжеского двора. Он и подчер-
кивает со всем жаром своего недюжинного литературного таланта значение и поли-
тическую роль этого молодого сословия, сплоченного около князя. Восхваляя
своего патрона — князя, автор проникнут нескрываемой глубокой ненавистью
к спесивому и жадному родовитому боярству и монашеству. В этом автор «Моле-
ния» как бы предвосхищает политические идеи дворянского публициста XVI в.,
сторонника самодержавия — Ивана Пересветова.
Владимирский епископ Симон (1214—1226), положивший своим посланием мо-
наху Киево-Печерского монастыря Поликарпу начало знаменитого Патерика, был
одним из крупных деятелей владимирской культуры. Киевлянин по происхождению,
воспитанник Печерского монастыря, он проникся глубокой любовью к своей новой
северной родине, гордостью ее богатствами и выдающимися творениями владимир-
ских зодчих. «Святительства нашего власть сам веси, — писал Симон Поликарпу. —
Кто не весть мене, грешного епископа Симона и сиа съборныа церкви красоты Влади-
мерьскиа [т. е. Успенского собора] и другие Суждальскиа церькви [ т. е. Рождествен-
ского собора], юже сам създах. Колико имеета градов и сел, и десятину събирають
по всей земли той? И тем всемь владееть наша худость...» 32. При всем «уничижении
паче гордости» и стремлении похвалиться богатствами владимирской церкви — круп-
нейшего феодала, в словах Симона звучит нота патриотической гордости своей
14
северной землей и ее силой, напоминающая «Слово» митрополита Илариона, вдох-
новенно славившего величие и мировую известность Русской земли.
Но с наибольшей полнотой и яркостью расцвет культуры Владимирской земли
проявился в архитектуре. Ее памятники также дошли до нас в единичных остатках,
отнюдь не представляющих всего богатства и разнообразия архитектурного творчест-
ва XIII в. Поэтому раньше, чем мы перейдем к их рассмотрению, необходимо сделать
предварительный общий обзор строительства этой поры.
3
Уже для времени Всеволода мы отмечали, что наличие местных строитель-
ных кадров позволило вести каменную стройку,— не говоря о массовой деревян-
ной,— постепенно, по мере надобности и средств. Теперь культовое строительство
еще более расширилось, постройка храмов перестала иметь необычайный, торжестген-
ный характер, став обычной работой княжеской власти и церкви. При этом, наря; у
с каменными храмами, строится значительно больше деревянных, хотя ипоследние
частично попадают еще в летопись как заслуживающие памяти факты. Постройка же
большинства таких храмов в летописях не отмечена вовсе. Так, например, сведения
о пожарах во Владимире в конце XII — начале XIII в. говорят о наличии здесь
большого числа деревянных храмов, постройка которых не была отмечена и имена
которых нам не известны. Мы помним, что в пожар 1185 г. сгорел «мало не весь город»
и, кроме Успенского собора, — 32 церкви 33, а в 1193 г., когда выгорела половина
города, огнем было уничтожено 14 церквей 34. Точно так же и летописные сообщения
20-х годов XIII в. свидетельствуют о еще большем преобладании дерева в жилищном
и церковном строительстве. Так, в Ярославле в 1221 г. сгорело 17 церквей, княжеский
же двор удалось отстоять от огня 35. В 1227 г. во Владимире «церквий згоре 27 и двор
блаженаго князя Костянтина и церкы згоре ту сущия святаго Михаила, юже бе укра-
сил христолюбивый князь Костянтин...» 36. На другой год «в канун Богоявления
сгореша хороми княжи и церкви две...» 37.
Существенно изменяется и территориальное размещение строительства. Если
строительство XII в. сосредоточивалось в стольном Владимире, то теперь он отхо-
дит на второй план, уступая место поднимающимся центрам: Ярославлю, Нижнему
Новгороду и другим поволжским городам; Юрьеву-Польскому, Суздалю и, на-
конец, старому Ростову. Образование отдельных епархий — Владимиро-Суздаль-
ской и Ростово-Ярославской—особенно содействовало децентрализации культового
строительства. Естественно, что Константин сосредоточивает внимание на своем
Ростове и связанном с ним Ярославле, а Георгий — на Суздале и Нижнем Новго-
роде. Святослав же обстраивает свой Юрьев-Польской.
Обзор памятников поэтому целесообразно вести по двум группам: 1) строитель-
ство Константина Всеволодовича и 2) строительство Георгия и Святослава Всеволо-
довичей.
Учитывая, что после татарского завоевания, в обстановке разгрома городских
центров Владимирской земли, едва ли была возможность какого-либо строительства 38,
15
мы считаем, что ряд упоминаемых впервые во второй половине XIII в. построек,
скорее всего, принадлежит ко времени до 1238 г. Ввиду того, что мы располагаем
о них лишь скудными сведениями письменных источников, мы изложим здесь и
весь материал о них.
Строительство Константина открывается постройкой в 1213 нового городского
Успенского собора в Ростове, оконченного в 1231 г. 39 Здесь же в 1214 г. сооружает-
ся на княжеском дворе церковь Бориса и Глеба 40. Параллельно обстраивается
поволжский город Константина — Ярославль, где в 1215 г. закладывается Успен-
ский собор 41, а с 1216 по 1224 г. возводится Спасо-Преображенский собор пер-
вого ярославского монастыря 42. Возможно, что при Константине был построен Бого-
явленский монастырь в Ростове, пгумен которого Игнатий замещал в 1261 г. епис-
копа Кирилла 43.
К первой четверти XIII в., и, вероятно, к строительству Константина следует
отнести построение церкви Спаса в Угличе, известной лишь по упоминанию в исто-
чниках. В летописном рассказе о поставлении епископа Кирилла подчеркнуто зна-
чение Углича: «Изволи его [Кирилла] поставити... пастуха и учителя Ростову и
Ярославлю и У г л е ч ю полю...»44. Возможно, что, наряду с ярославскими хра-
мами, в первой четверти XIII в. был построен и Угличский собор. В 1249 г. церковь
Спаса в Угличе упоминается в связи с погребением в ней первого угличского князя
Владимира Константиновича 45 и в 1261 г. — в связи с погребением князя Андрея 46. Не
исключено, что храм был каменным, подобно соборам других поволжских городов.
Несколько особняком стоит постройка князем Константином в 1218 г. малень-
кой церкви Воздвиженья на Торговище во Владимире 47.
Возможно, что в первой четверти XIII в. был отстроен Константино-Еленинский
монастырь под Владимиром, упоминаемый впервые под 1276 г., когда его игумен
Федор становится владимирским епископом 48; самый этот факт свидетельствует,
что монастырь существовал уже раньше и успел приобрести крупное церковное зна-
чение 49. На то же указывает уставная грамота митрополита Киприана 1391 г.,
говорящая о «старых пошлинах» в повинностях крестьян к монастырю б0; курганный
могильник XII—XIII вв. под монастырем был, может быть, кладбищем монастырской
деревни 51. Посвящение монастырского храма может указывать на его постройку
князем Константином. Монастырь был возобновлен в 1362 г. митрополитом Алек-
сеем б2. Никаких остатков древних построек здесь не сохранилось.
Строительство Георгия Всеволодовича начинается позднее — после смерти
Константина, когда Георгий снова объединил власть в своих руках. В 1222—1225 гг.
сооружается Суздальский собор 53. По его окончании строительство переносится
в Нижний Новгород, где Георгий закладывает Спасо-Преображенский собор (1225) 64
и церковь Михаила-архангела (1227) 55. Последняя постройка упомянута только
в позднем Нижегородском летописце, однако, как увидим ниже, это известие
достоверно.
По-видимому, Георгием же был основан в Нижнем Новгороде Благовещенский
монастырь; о его церкви упоминается под 1229 г., когда на город напала пургасова
мордва «и зажегше монастырь святое Богородици и церковь, иже бе вне града» 56. Это
подтверждается и в похвале Георгию под 1239 г., сообщающей, что он «церкы многы
16
созда и монастырь святыя Богородица Новегороде» в7. По-видимому, церковь, как
и весь монастырь, была деревянной.
Большое значение для князя Георгия имел второй поволжский город — Кост-
рома, возникшая как суздальская крепость на Волге в середине XII в. 58 Во время
борьбы между братьями в 1214 г. Константин сжег ее вместе с «Нерехотыо» б9. Не-
сколько позднее Углича, в третьей четверти XIII в., Кострома становится центром
удельного княжества, будучи отдана князем владимирским Святославом Всеволо-
довичем младшему сыну князя Ярослава, умершего в 1246 г. 60 Можно предпола-
гать, что и здесь еще до 1238 г. строились храмы.
Из летописи мы знаем лишь о церкви Федора, упоминаемой впервые под 1265 г.61;
из последующего известия о ее пожаре от молнии в 1305 г. можно заключить, что
это была небольшая деревянная церковь: загоревшись в полдень, к вечерне она уже
была уничтожена пламенем ®2.
Относительно времени первоначальной постройки Успенского собора в Костро-
ме нет никаких точных указаний. Он был расположен в кремле, и большинство
историков относило его постройку ко второй половине XIII в., к князю Василию
Ярославичу вз. Основанием этого приурочения являются данные позднейшего «Ска-
зания о Федоровской иконе богоматери», говорящего о постройке «внутри града»
собора с приделом Федора после пожара церкви Федора ®4. Однако летопись, отме-
тившая этот пожар, ничего не сообщает о постройке затем собора. Естественно пред-
положить, что Кострома могла получить свой храм еще при князе Георгии Всеволо-
довиче. Но эта гипотеза никак не может быть подтверждена, так как собор не подвер-
гался археологическому изучению, а при его разборке не было сделано даже плана.
Судя по фотографиям, в верхних частях собор,несомненно, относился кXVI—XVII вв.,
о чем говорит и материал здания — крупный кирпич 65.
Из сделанного обзора очевидно, что строительство князя Георгия уступало
по масштабу строительству Константина: многие храмы возводились из дерева.
Строительство юрьево-польского князя Святослава Всеволодовича ограничи-
лось его стольным городком. Здесь он поставил Георгиевский собор (1230—1234)
. Видимо, одновременно с этим Святослав построил здесь и Михаило-архангельский
монастырь, в котором в 1269 г. был погребен его сын Дмитрий Святославич ®7.
Вопрос о времени сооружения не сохранившегося теперь собора Рождества
богородицы в Муроме, в силу многократных перестроек до разборки,
ясен. Его первоначальную постройку обычно относят к 70-м годам XII
жению Юрия Владимировича муромского (умер в 1174 г.) ®8; другие
можным относить его ко времени наследников Юрия — Владимира
или Давида (1203—1228) ®9. Крайняя дата определяется погребением в соборе князя
Петра и княгини Февронии, как о том сообщает их «житие» 70. Считают, что Петр —
монашеское имя князя Давида 71. Таким образом, по «житию» собор был построен
до 1228 г. «Житие» написано в середине XVI в. и использовало муромскую устную
легенду 72, поэтому доверяться его данным было бы опасно.
Однако во время реставрации собора 1873 г. при земляных работах были обна-
ружены «обломки каменных полуколонн [полуколонок пилястр?] и капителей»,
носящие, по определению Н. А. Артлебена, «следы XII века» 73. Собор был, очевидно,
6 ЯгЛМЧЛЙ.
— не совсем
в. — к кня-
считают воз-
(1175-1204)
17
2 Н, Н. Воронин, т. II
перестроен Грозным: писцовая книга Мурома 1637 г. называет его «строеньем» Ива-
на Васильевича 74. Та же писцовая книга указывает, что собор был трехглавым,
с каменной папертью, причем его состояние было очень ветхим — «верхние своды
расселись до паперти» 75. Как увидим ниже, трехглавым был Суздальский собор
1222—1225 гг. 76, и разрушенность Муромского собора, скорее, может указывать на
сохранение в XVII в. постройки XIII в., возможно, лишь ремонтированной при Гроз-
ном. Само посвящение собора Рождеству богородицы напоминает подобные посвящения
храмовХП—XIII вв. (Боголюбовский собор,собор Рождественского монастыря во Вла-
димире, Суздальский собор). Существенно также, что здание имело деревянные связи,
применение которых прекратилось с конца XV в.; при реставрации 1873 г. эти связи
были заменены железными. Та же реставрация крайне исказила здание грубыми
переделками: была отломана паперть, старые алтарные апсиды заменены новыми
вытянутыми апсидами, устроен новый северный придел, переделаны окна, разобра-
на и заменена деревянной средняя глава 77. Лишь подклет собора, сложенный из
белого камня, возможно, сохранял черты старого почти квадратного четырехстолп-
ного плана.
Приведенные сведения позволяют предполагать, что строительство времени нас-
ледников Всеволода III было шире, чем тот его объем, который можно определить на
основании прямых указаний источников и сохранившихся памятников. Конечно,
вопрос о строительстве XIII в. в Угличе, Костроме, Муроме остается открытым, так
как даже поздние здания, стоявшие на месте вероятных древних, ныне не существуют,
и лишь археологические поиски могут принести более точные и бесспорные данные.
Точно так же о ряде известных по летописи, но не существующих памятников мы
можем судить лишь весьма условно, соединяя отрывочные или косвенные сведения
письменных источников с ничтожными и иногда спорными архитектурными фраг-
ментами. Что касается двух дошедших до нашего времени, хотя и в крайне искажен-
ном виде, Суздальского и Георгиевского соборов и в Юрьеве-Польском, то и эти па-
мятники пока ставят перед исследователем больше вопросов, нежели позволяют
сделать положительные выводы. Исследование Суздальского собора, проводившееся
в течение ряда лет А. Д. Варгановым, еще далеко от своего завершения. Многолетние
исследования Георгиевского собора моим учителем К. К. Романовым, посвященные,
в частности, восстановлению первоначального облика здания, остались незавершен-
ными из-за смерти исследователя и нашли лишь частичное отражение в печати. Над
изучением собора ныне работает ВСНРПМ. Поэтому в отношении этих памятников
мы ограничиваемся изложением полученных исследователями и опубликованных
данных и постановкой подлежащих новой разработке вопросов.
II
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ СОБОР В СУЗДАЛЕ
Несмотря на ремонт Суздальского собора епископом Иоанном в 1194 г.ста-
рое здание времени Мономаха продолжало разрушаться, и в 1222 г. «ве-
ликый князь Гюрги заложи церковь каменьну святыя Богородица в Суждали
на первемь месте, заздрушив старое зданье, понеже учала бе рушитися старостью
и верх ея впал бе...» Ч Постройка заняла три строительных сезона: в 1225 г. «создана
бысть церкы святая Богородица в Суждали и священа бысть епископомь Симоном
в 8 день сентября» г. Через пять лет — в 1230 г. — собор начали украшать росписью:
«Почата бысть писати церкы святыя Богородица в Суждали потщаньем священаго
епископа Митрофана юже бе рушил велики князь Юрги и опять созда краснейппо
первыя, бе бо обветшала велми от многих лет» 3. В 1233 г. «написана бысть церкы
святая Богородица в Суждали и измощена моромором красным разноличным», т. е.
был настлан цветной майоликовый пол 4.
Более двух столетий здание стояло без повреждений. Во время захвата Суздаля
татарами собор не был подожжен — его лишь ограбили 5. Под его сводами в 1279 г.
был погребен суздальский князь Юрий Андреевич ®. Собор упоминается в 1381 г.
в связи с присылкой сюда суздальским епископом Дионисием копии царьградского
образа Одигитрии 7. В 1445 г. здание постигает катастрофа: «Сътворися знамение в со-
борной церкви в Пречистой в Суздале — начяша святительские гробы горети изнутри
и падати, а на завтрее и сама церковь падеся,на Преплавление»8. Что было причиной ка-
тастрофы, симптомы которой столь загадочно описаны летописцем, —мы не знаем.
Только в 1528 г., по распоряжению Василия III, собор восстанавливается епис-
копом Геннадием. Здание разбирают до половины высоты (до аркатурно-колонча-
того пояса) и к 1530 г. надстраивают на старых стенах новые кирпичные. Из сооб-
щения об этой перестройке мы узнаем также, что собор 1222—1225 гг. был трехгла-
вым, но восстановлен пятиглавым 9. В 1577 г. собор пострадал от пожара и был
снова отремонтирован епископом Варлаамом 10.
XVII столетие принесло новые изменения древнего храма. Епископ Серапион
(1634—1653) строит придел Федора и Иоанна и расписывает собор и. Митрополит
Примечания к главе 11 см. стр. 485—487
Иларион (1682—1705), приспосабливая древнее здание к новым вкусам своего вре-
мени, распорядился выломать древние хоры собора и расширить его окна. По словам
Анании Федорова, древний собор имел обширные хоры, и в нем «была великая тес-
нота и темнота, окна бо самые имелись старинные, малые и множество гробниц было,
от чего к собранию народа весьма было тесно и с нуждою стоять едва возможно».
В связи с этим Иларион «ради пространства в соборной церкви... те хоры разобра,
и гробницы многие упраздни, и окна величайшие и краснейшие устрой, и содела ту
церковь весьма прекрасну, и пресветлу, и пространну...» 12.
В XVIII—XIX вв. собор был обстроен папертями с северной и западной сторон,
разрушившими здесь колончатый пояс. В этом виде он и дошел до нашего времени
(рис. 1).
2
Обращаясь к архитектуре древнего Суздальского собора, следует еще раз
подчеркнуть, что исследование этого сложнейшего памятника еще далеко не разре-
шило всех вопросов, связанных с его архитектурной историей.
Как мы видели выше (т. I, гл. IV), постройка собора в 1222—1225 гг. произво-
дилась, действительно, «на первем месте», т. е. на месте старого Мономахова собора.
Он был, действительно, разрушен. При этом здание оказалось еще очень прочным,
так что его стены пришлось ронять, подрубая кладку снаружи. При раскопках около
апсид и южной стены собора были найдены целые блоки разбитых древних стен.
Однако для новой постройки не использовали оснований первого собора: она стала под
углом к его оси, несколько отклоняясь к северу (см. т. I, рис. 2). Единообразие кладки
фундамента собора (см. гл. VI) свидетельствует, что собор вместе с притворами был
сооружен одновременно.
План здания 1222—1225 гг. в общем следует плану большого шестистолпного
трехапсидного собора (рис. 2). По осям центральных нефов к его стенам примыкают
притворы. Возможно, что непосредственным образцом нового храма был Успенский
собор во Владимире, имевший до перестройки 1185—1189 гг. притворы, о чем, конечно,
хорошо помнили в начале XIII в. В стенах западной части собора, как и притворов,
были сделаны аркосолии для постановки саркофагов с прахом усопших епископов и
князей. Таким образом, одной из важнейших функций собора была функция усыпаль-
ницы или «гробницы», какую во владимирском Успенском соборе несли окружавшие
его с трех сторон галереи. В течение веков в Суздальском соборе оказались занятыми
не только аркосолии, но и само пространство западной части собора было загромож-
дено гробницами. Возможно, что, в частности, в связи с функцией собора как мав-
золея эта его часть и была перекрыта обширными хорами.
Цитированный выше текст о сломке хор митрополитом Иларионом свидетель-
ствует об их огромной площади — на них размещалось несколько придельных пре-
столов. Это подтверждается сохранившимися в натуре на столбах следами арок,
несших своды хор. На юго-западном столбе уцелели остатки профилированного
карниза в пяте арки; его профиль близок к профилю цоколя собора (рис. 3; ср. рис.15)
Разрушенная при выемке пяточных камней арок кладка столба была заделана
20
1. Суздальский собор. Общий вид.
штукатуркой и паклей. Вторая
к востоку пара столбов не сохра-
нила следов .профилированных
карнизов. Но северный столб на
трех сторонах, кроме восточ-
ной, выходящей в главный попе-
речный неф, имеет подтески и
утолщения, особенно ясные с
южной стороны; здесь под шту-
катуркой прослежена стесанная
кладка белокаменной арки. У
южного столба утолщение за-
метно только с западной сторо-
ны. Расчистка росписи (1630) на
этих столбах и участках стен
против них показала, что на
восточных сторонах столбов,
выходящих в главный попереч-
ный неф, фигуры имеют нор-
мальную высоту и поставлены
свободно,тогда как на осталь-
ных сторонах они укорочены со-
ответственно уровню пят арок
сохранявшихся тогда хор. Все
это свидетельствует, что хоры
собора имели, действительно, необычно большую площадь, простираясь от западной
стены до главного поперечного нефа. Судя по тому, что под хорами была «великая тем-
нота», можно предполагать, что пространство под ними освещалось лишь двумя окнами
в боковых членениях западной стены, как это было обычно. Таким образом, поме-
щение «гробницы» под хорами было погружено в полумрак; в то же время это
скрадывало обширное пространство двух западных нефов собора.
Можно думать, что с этим была связана вторая особенность Суздальского собора—
удлиненность его алтарной части. Видимо, стремясь компенсировать расчлененное
хорами и темное пространство западной части собора, строители удлинили его алтар-
ную часть, введя как бы дополнительный поперечный неф, следовавший за главным.
На это, может быть, указывает и обнаруженный в 1940 г. А. Д. Варгановым верти-
кальный шов кладки (на рис. 2 обозначен пунктиром). Возможно, что он отмечает
первоначально задуманное нормальное положение апсид, выдвинутых затем далее к
востоку. Однако это положение требует проверки раскопками. Необычная глубина
алтарной части потреб овала ее усиленного освещения, чем было вызвано устройство
двух ярусов окон в алтаре.
По-видимому, тем же стремлением увеличить центральное пространство собора
диктовалось устройство открытых в поперечный неф боковых притворов, воз-
никших, как можно думать, не сразу. Под аркой южного притвора была прослежена
22
3. Суздальский собор. Юго-западный столб с карнизом арки хор.
кладка основания стены из туфа с выравнивающей прослойкой из старого кирпича
Мономахова собора13. Это дало А. Д. Варганову основание предполагать, что здесь
первоначально намечался второй портал (как и в западном притворе), замененный
однако, в процессе того же строительства высоким арочным проемом, соединившим
притвор с главным средним нефом. Такая же реконструкция была проведена и по от-
ношению к северному притвору. Таким образом, светлое пространство среднего
нефа значительно увеличилось.
Существенно также, что фундамент боковых (южного и северного) притворов
приложен впритык к фундаменту стен собора, причем разница уровня цоколя собора
и южного притвора составляет 8 см. Напротив, западный притвор органически связан
и кладкой стены собора. Прием прикладки меньших частей здания впритык с после-
дующей перевязкой стен на определенной высоте был, видимо, определенным тех-
ническим приемом древнерусских зодчих: так приложены притворы, например,
в соборе на Бельчице в Полоцке (начало XII в.) 14.
Существенно также, что южный притвор заканчивали, когда южная стена со-
бора была уже выведена выше колончатого пояса. Оказалось, что, при данной ширине
притвора, его нормальный полуциркульный свод совсем закроет пояс. В связи
с этим строители вывели свод с пониженным на 65 см центром, но и при этом его
•исправленном очертании он разрушил пояс на половину его высоты.
23
Предположение, что к притворам примыкали с востока приделы, пока не под-
твердилось. Фундамент существующей апсиды северного притвора выше фундамента
последнего и оторван от него на 30 см', он сложен из дикого камня и кирпича XVII —
XVIII вв. 16 Однако заслуживает особого внимания пока необъяснимый факт, что
колонки и базы пояса восточного членения южного фасада, сложенные (может быть,
позднее) из мелких кусков камня и прикрытые ныне кровлей поздего придела, оказа-
лись в этой скрытой своей части лишенными орнамента1в.
Особый интерес представляет западный притвор (рис. 4). Он примыкает к запад-
ному порталу собора. Широкий, торжественный портал притвора (рис. 5), видимо,
оставался открытым и, таким образом, был как бы крытыми «сенями» или «крыльцом»
(ср. притвор Боголюбовского собора). Верхние части боковых стен притвора, видные
теперь на чердаке под кровлей, имеют незавершенный характер — они как бы об-
ломаны и первоначально продолжались выше. Лопатки западной стены собора
имеют выпучины, свидетельствующие о примыкавшей к ним кладке стен второго
этажа притвора. В стене над современной кровлей притвора отчетливо виден след
древней туфовой кладки полуциркульного свода, оборванного позднейшим (XVII в.)
проемом окна и первоначально перекрывавшего второй этаж. Этот верх западного
притвора уцелел при катастрофе древнего собора в XV в., удержав и связанный
с ним участок стены последнего. В том, что она выходила внутрь второго этажа
притвора, убеждает отсутствие на этой стене колончатого пояса. Здесь находится и
заложенный кирпичом XVII в. арочный проем древнего входа на хоры. Его порог из
длинных (0,65 м) известковых плит имеет следы стертости от хождения людей.
В пазухах полуциркульного свода нижнего этажа притвора в стене выступает буто-
вая кладка из булыжника, обломков туфа и кирпичного щебня на известковом раст-
воре. Верхний уровень этой кладки по высоте отвечает шелыге свода. Здесь же
видны следы деревянного настила пола второго этажа, который закрывал и бутовую
кладку в пазухах, и самый свод.
Выше уровня пола кладка стены собора очень пестрая. Над бутовым камнем,
выровненным кусками кирпича, находятся 2 ряда кладки из чрезвычайно толстого
кирпича (7,5 X 17x34 см). Затем следуют 9 рядов кладки из тонкого (4 см) кирпича
на извести с примесью кирпичной крошки (слой раствора — 2 см). Выше идет рядо-
вая туфовая кладка, заканчивающаяся упомянутой дугой кладки свода второго
этажа. Видимо, смешанность кладки здесь была допущена потому, что этот участок
стены, как выходивший внутрь второго этажа притвора, был оштукатурен и, вероятно
расписан 17.
В более толстой северной стене притвора идет изнутри собора каменная лестница,
освещенная одним оконцем, которая вводила во второй этаж притвора и через него —
на хоры (рис. 6).
Таким образом, вход на хоры в Суздальском соборе был устроен иначе, чем это
делали в XII в., сооружая переходы и лестничные башни, через которые хоры связы-
вались с жилищем князя или его наместника. Здесь непосредственно к западному
фасаду собора примыкал двухэтажный притвор, открытый в нижней части, а в верх-
ней представлявший собой проходное помещение — «сени» перед хорами. Вероятно,
оно освещалось особым окном в закомаре западной стены 18.
24
4. Суздальский собор. Западный фасад (по А. Д. Варганову).
1 — туф; 2 — плинфа; 3 — кирпич XVII в.; 4 — сечение по кирпичу; 5 — сечение по белому камню.
5. Суздальский собор. Деталь портала западного притвора.
Любопытно, что при перестройке собора в 1528—1530 гг., когда его хоры еще
сохранялись, был оставлен целым и второй этаж притвора, видимо, и в это время
исполнявший старую функцию перехода к хорам. Над его сводом в стене собора устро-
или окно, освещавшее хоры. Вероятно, также в связи с сохранением второго этажа
притвора, над ним был сокращен профиль карниза новой кирпичной стены собора.
Окно, как и ход на хоры, заложено после сломки хор при митрополите Иларионе,
а вместе с тем сломан и второй этаж притвора.
Описанный участок западного фасада собора является единственным остатком
ого стены, сохранившимся выше уровня аркатурно-колончатого пояса. На всем осталь-
ном протяжении периметра стен они переложены выше этой линии из кирпича в 1528—
26
1530 гг. Поэтому мы не можем судить
не только об обработке верхней части
фасадов, но даже и о высоте собора.
Высказывалось мнение, что древний
собор был «низменный», а надстрой-
ка XVI в. «была почти вдвое выше
прежнего»19. Однако несомненно, что
при своей большой продольной протя-
женности собор был и соответствен-
но высоким. Возможно, что его над-
строенная в XVI в. часть дает осно-
вание для определения высоты древ-
него собора: может быть, не случай-
но под верхними закомарами, вен-
чающими кирпичные стены, и кар-
низом на фасадах были сделаны еще
слепые полуциркульные арки (см.
рис. 1 и 4). В верхних частях стен по-
мещались узкие,щелевидные окна2С.
Фасады собора в нижней части
членились плоскими лопатками, сме-
нившими здесь сложные пилястры с
полуколоннами. Однако теперь они
стали более узкими и не точно
отвечали осям столбов (см. рис. 2).
6. Суздальский собор. Лестница на хоры
в северной стене западного притвора
(по А. Д. Варганову).
Так, западные лопатки были сдвину-
ты с оси западных столбов; восточное же членение боковых фасадов отвечало факти-
чески двум внутренним членениям удлиненного алтаря, каждое из которых было
перекрыто своим особым сводом. «Четвертая пара» столбов, слитых с простенками,
не нашла никакого отражения в членении фасада. При этом закомары могли быть или
полуциркульными, или килевидными — и та, и другая форма, как увидим ниже,
имеется в сохранившихся древних частях здания.
Катастрофа собора в XV в., когда обрушился его верх, позволяет предполагать,
что последний имел необычную конструкцию и композицию. То же относится и
к ровеснику Суздальского — Юрьевскому собору, почти одновременно пережив-
шему точно такую же катастрофу (гл. V). Однако любые догадки в этом смысле будут
произвольными.
По цитированному выше свидетельству Анании Федорова, собор 1222—1225 гг.
был о «трех верхах», т. е. трехглавым, и лишь «замышлением» епископа Геннадия цер-
ковь «свершена бысть о пяти версех», как о том гласила приведенная Ананией рез-
ная на камне «летопись»21. О первоначальном трехглавиисобора говорит и Супрасль-
ская летопись, ошибочно относя эту особенность, видимо, к Рождественскому со-
бору во Владимире: «Шесты [Юрий] князь велики Володимерскыи постави церков
святую Богородицю сборную в Сюиждали, а другую в Володимери камену церков
о три верхи Рождество святой Богородици...» 22. Как размещались эти три
27
главы, мы не знаем. Трехглавие древнего Суздальского собора нашло подражание
в постройках XVI в. в Суздале—соборах Ризположенского (первая половина XVI в.) и
Покровского (1518; рис. 217) монастырей, где пара глав размещается на восточных уг-
лах храма23. Можно также предполагать, что в Суздальском соборе, при его обширных
хорах, две главы стояли над западными углами здания, усиливая освещение хор.
Таков в основных чартах облик Суздальского собора, оставляющий пока много
неясного и спорного. Также много вопросов связано и с его наружным убранством.
3
Внешний облик собора и его своеобразие во многом определяло сочетание в клад-
ке его стен двух материалов. Основные плоскости стен были сложены из разномерных
плит и блоков туфа, образовавшего серовато-желтую, очень неровную поверхность.
Это заставляет предположить либо обмазку, либо побелку стены, которая и при
этом оставалась неровной, что обусловливало легкую игру света и тени на ее поверх-
ности. Из тесаного белого камня был выложен профиль цоколя, частью — лопатки и
полуколонки апсид, порталы, колончатый пояс; из белого камня выполнялись и от-
дельные рельефы. Белокаменная кладка проходила в уровне аркатурного пояса и
по апсидам (см. ниже, рис. 16). Таким образом, сама фактура фасадов определяла их
своеобразный характер. В отличие от идеальной глади белокаменных фасадов храмов
XII в., на которой ясно выделялись резные детали, теперь последние выступали на
фоне неровном и по фактуре, и по цвету (рис. 7, а).
Отход от сложной формы многообломных лопаток к простым, очень слабо членя-
щим фасад, также как будто говорит о стремлении к простоте внешней обработки
здания.
Выше мы отметили, что лопатки теряли свою связь с конструктивным скелетом
постройки— западные лопатки отошли от оси столбов, а выделенная лопаткой восточ-
ная доля боковых фасадов оказалась соответствующей не одному, а двум членениям
внутреннего пространства. Лопатки стали уже и тоньше и не представляли более
средства усиления стены по осям распора. Они стали как бы «накладкой» на стену
здания, имеющей лишь декоративный смысл. Эта утеря первоначальной конструк-
тивной логичности лопаток была подчеркнута постановкой на угловых лопатках
резных камней с изображением распластанных на угол львов (рис. 8), пересекавших
ствол лопатки. Лопатки боковых фасадов также были перебиты вставками над уровнем
колончатого пояса резных камней, изображающих женскую маску в килевидном киоте
навитых колонках. Как показали исследования А.Д. Варганова, эти камни имеют
аналогичные маски и на боковых сторонах, т. е. являются трехликими капителями.
Их, видимо, не использовали по назначению, а применили как обычный стенной резной
камень (рис. 9). Также и лента орнамента, идущая над сухарчатым поясом колонча-
того пояса, свободно переходит на лопатку, пересекая ее поперек. Эти детали,
свидетельствующие о существенных изменениях художественного мышления зод-
чих, относятся к особенностям первоначальной декоративной системы собора:
раствор, на котором они поставлены, тождествен раствору кладки древних стен24.
В этом же смысле показательно положение на фасаде колончатого пояса; он не
28
7. Суздальский собор.
а — часть южного фасада; 6 — деталь северного притвора.
отвечает по своему уровню хорам, как это было обычно раньше. Следовательно, и
горизонтальное членение фасада расходится с членением внутреннего пространства.
Аркатурно-колончатый пояс (рис. 10) по своей системе напоминает пояс южного
фасада галерей владимирского Успенского собора и башен Дмитриевского собора;
он, также как и там, «врезан» в поверхность стены, так что базы колонок опираются
на кубическую подставку, стоящую на отливе. Система элементов пояса сходна с поя-
сом Дмитриевского собора: колонки несут аркатуру (каждая арочка — с уступом,
«в два переката»), выше идет поребрик, а над ним — лента плетенки. Однако и формы,
и пропорции деталей пояса изменились: колонка теряет изящное утонение кверху,
становится цилиндрической и короткой, похожей на деревянную точеную баляси-
ну; капитель становится более грузной и приобретает прямолинейные очертания,
валик в ее основании утолщается; от сложной профилировки XII в. база колонки
сохраняет лишь полувал с угловыми «рогами».
Особый интерес представляет конструкция пояса, доступная наблюдению в мес-
тах его разрушения на западном и северном фасадах. Отдельные элементы этого
пояса теряют связь с конструкцией стены: так, капитель и камни аркатуры не имеют
хвостовых частей, которые закрепляли бы их в толще бута; сзади них идет стенная
кладка из дикого камня и обломков кирпича, с которой капители и арочки соедине-
ны лишь раствором. Связана со стеной была лишь подставка консоли, а колонка,
капитель и арочные камни были «наборными» деталями, зажатыми сверху плитами
поребрика и орнаментальной ленты, которые входили глубоко в кладку стены.
29
8. Суздальский собор. Угловой рельеф.
Орнамент колонок напоминает их орнаментацию в Дмитриевском соборе; однако
мотивов орнамента стало значительно меньше, а количество образцов у мастеров —
ограниченнее. Это в основном — плетенка из растительного побега или ленты с цвет-
ком, птицей или животным в медальонах. Подставки под колонками украшены резь-
бой только с одной стороны; их фас занят растительным мотивом или фигурой птицы.
Верхняя часть капители украшена плетенкой; ее тело орнаментировано лишь с фаса,
орнамент теряет связь с формой капители, — это просто растительный мотив, как
бы наложенный на капитель. Колонки явно рассчитаны на их восприятие с одной
точки зрения.
Существенно также различное отношение к орнаментации пояса на разных фа-
садах. Аркатуры южного фасада украшены растительными мотивами, на северном
же в них помещена повторяющаяся плетенка типа «гордиева узла». Поребрик на юж-
ном фасаде весь покрыт насечкой в елочку или плетенкой так, что зубец теряет свою
четкую острую форму, превращаясь как бы в ряд округлых коротких штрихован-
ных балясинок; поребрик северного фасада лишен подобной резной обработки. Под-
ставки под колонками на северном фасаде украшены стандартным растительным
30
9. Суздальский собор. Маски северного фасада.
мотивом, на южном — их орнаментация разнообразнее. Вероятно, и резьба самих
колонок на северном фасаде была также более единообразной по своим мотивам. По
наблюдению А. Д. Варганова, над резьбой разных фасадов работали мастера раз-
личной квалификации. Фактура резьбы северного пояса обнаруживает менее искус-
ную руку: резчик делал глубокую прорезь и не стремился скруглить углы выреза,
отчего рельеф получил острую грань под 45°.
Мастер южного фасада работал более тщательно, скругляя грани резьбы; он
свободно владел рисунком и варьировал его, тогда как резчик северного фасада
работал, не отступая от трафарета 25,
Подробности убранства пояса показывают, что, по-видимому, теперь 'зодчие
по-разному относятся к отдельным сторонам здания. Они выделяют и сосредоточи-
вают лучшие силы на обработке главного — южного фасада Суздаль-
ского собора, выходившего на кремлевскую площадь. Северный же фасад собора,
обращенный к кремлевскому валу, был второстепенным, и строители менее заботи-
лись о его убранстве.
Эти взгляды зодчих с особой яркостью сказались в обработке фасадов боковых
притворов. Фасад северного притвора (рис. 7, б) чрезвычайно окромен. Его углы
оформлены плоскими лопатками. На их карниз опирается закомара притвора
(вероятно, килевидного очертания); ее профиль выложен из мелких кусков белого
камня (полувал) и плиткообразного кирпича (широкая полка). Над ней был, видимо,
31
10. Суздальский собор. Маска и аркатурно-колончатый пояс южного фасада.
венчающий полувал. Горизонталь простого поребрика связывает лопатки с порталом,
сложенным из плинфы. Последний необычайно строг и архаичен. Его профиль образо-
ван прямоугольными уступами, напоминая скупые формы порталов в постройках
Юрия Долгорукого. Портал был украшен лишь фресковой окраской, прослежива-
емой под росписью XVII в.
Южный притвор (рис. И) оформлен несравненно богаче. Его фасад в общем
повторяет схему северного, с той лишь разницей, что поясок поребрика, протянутый
от лопаток к порталу, заменен здесь орнаментальной лентой. Однако в карнизы бо-
ковых фасадов мастера вновь вводят поребрик, но очень своеобразной формы — он
несколько выступает и нависает своими зубцами над плоскостью стены (рис. 12) 26.
Притвор подвергся сильным искажениям в XIX в.: тимпан его фасада оказался выло-
женным из кирпича, а внешний архивольт и часть резных полукружий — перело-
женными. Рисунок собора на панораме 1801 г., изображающий притвор до этих
искажений (рис. 13)27, позволяет предполагать, что верх тимпана первоначально укра-
шал какой-то крупный резной камень, равно как по сторонам архивольта портала
были вставлены симметричные меньшие рельефы. В связи с помещением в южном
портале «златых врат», золотая роспись которых посвящена «чудесам» архангела
32
11. Суздальский собор. Южный притвор.
12. Суздальский собор. Южный притвор; навесной поребрик и борозды
кровельных кружал в кладке свода.
Михаила — покровителя княжеской власти, возможно, что рельеф над порталом также
изображал фигуру этого архангела, или же представлял св. Георгия — патрона
строителя собора. По бокам же, как на северном портале собора в Юрьеве-Польском,
были вставлены маски святых 28. Тимпан портала завершался килевидной зако-
марой, аналогичной по профилю северному притвору; только его средняя лента
была белокаменной, а не кирпичной, и все элементы профиля были украшены
резьбой 29.
Портал до недавнего времени был покрыт толстым слоем цементной штукатур-
ки, скрывавшей его формы и позволявшей подозревать, что он сильно искажен. Одна-
ко еще Н. А. Артлебен писал, что «на колонках, находящихся около дверей, в местах,
где отпала штукатурка, видны резные узоры, птицы и звери», что «под базами боко-
вой двери паперти, вместо гладких плит, видны вырезанные фигуры зверей» 30. Час-
тичное раскрытие южного портала К. К. Романовым подтвердило эти наблюдения 31,
после чего расчистку продолжил А. Д. Варганов.
Портал чрезвычайно своеобразен. Обращает на себя внимание прежде всего
несовпадение профиля архивольта и косяка портала — особенность, которую мы
отмечали у порталов галерей владимирского Успенского собора (см. т. I, гл. XXIII).
Однако здесь это несовпадение значительно резче. В своей основе профиль косяка
состоит из четырех прямоугольных уступов, выложенных нормальной кладкой.
з Н. Н. Воронин, т. II
33
13. Суздальский собор. Южный притвор (по рисунку 1801 г.).
Колонки же, впервые в истории русского каменного зодчества прерванные бусиной,
образованы из двух круглых, украшенных резьбой фустов, зажатых между базами
и капителями и бусиной, консольно заделанной в кладку (рис. 14, а).
Таким образом, если в XII в. полуколонка портала связывалась своим телом
с кладкой портала, то теперь она превратилась в свободно стоящую, но целиком
декоративную колонку. Это качество было подчеркнуто ее разрывом бусиной, вве-
денной, может быть, под влиянием деревянного зодчества 32.
Колонки и бусины покрыты оплетающим их орнаментом. Рядом с нормаль-
ной капителью здесь введены продолговатые плоские плиты, украшенные рез-
ными изображениями львов (рис. 14, б). При этом они оперты на колонку своим
концом, а свободный конец плиты как бы висит в воздухе. Также вместо нормаль-
ных плит в основании косяка положены резные камни.
Внутренние колонки короче внешних; основания приподняты над уровнем
цоколя, который не объединяет теперь косяков порталов общей базой. Таким
образом, здесь мастера резко порывают со строгой системой порталов XII в., уходя
в сторону свободной декоративной трактовки их элементов.
В отличие от южного, портал западного притвора характеризуется четкой
системой, развивающей традиции XII в.
34
14. Суздальский собор. Детали южного портала,
а — бусина; б — капители.
Чередование колонок и прямоугольных выступов в косяках точно соответст-
вует профилю архивольта, выложенного из тонких фасонных брусков белого кам-
ня, как бы из лекального кирпича. Косяки имеют общую цокольную профи-
лированную основу с рогатыми базами под колонками. Правда, и здесь масте-
ра сделали одну базу для двух элементов косяка. Однако пропорции портала
своеобразны. Он очень широк, что подчеркнуто пониженной дугой его архиволь-
та. В связи с этим увеличено количество элементов портала — колонок стало
четыре, а его профиль более дробный и измельченный. Тонким и высоким колон-
кам противоречат венчающие их тяжелые импостные капители (см. рис. 5). Резьба
капителей плоскостная; при этом резчик свободно обращался со своим образцом,
усложняя рисунок растительных мотивов, и шире располагал их на поверхности
капители, не стремясь к строгой симметрии орнамента. Резьба покрывает также
стволы наружных полуколонок, выделяя их как «раму» портала. Архивольт же
оставлен без резьбы.
Характерно и изменение формы цокольного профиля собора. По своим эле-
ментам это тот же аттический профиль, какой мы видели в памятниках XII в.
(рис. 15).
0, 20с м
а б
15. Цоколь.
а — Покрова на Перли; б — Суздальского собора.
Дмитриевского собора (см. т. I, гл. XXVIII).
Однако, в отличие от классиче-
ской ясности и строгости образца,
зодчие Суздальского собора придали
профилю выражение напряженности,
усилив вынос его элементов. Профиль
как бы сдавливается тяжестью выше-
лежащих стен, которые «выжимают»
его вперед 33.
Мы не знаем, как была укра-
шена верхняя часть фасадов собора
над поясом. Найденные при реста-
врационных работах резные полу-
колонны диаметром 19 и 30 см, не име-
ющие равных в сохранившихся час-
тях собора, но по орнаменту идентич-
ные с резьбой, в частности, западного
портала, позволили А. Д. Варганову
высказать весьма вероятную гипоте-
зу, что в верхнем ярусе здания пло-
ские лопатки сменялись сложными
с полуколоннами34. К признанию,
что прясла второго яруса были
богато убраны резным камнем, скло-
няет и любовь к цветистости и узо-
рочью, проявленная строителями
в отделке интерьера собора.
Существующие настенах резные
камни представляют те же две мане-
ры, какие мы установили в пластике
Плоскостной орнаментальной мане-
рой характеризуются рельефы южного портала (см. рис. 14,6) и распластанные
львы на угловых лопатках (см. рис. 8). В более высокой и округлой манере
исполнены женские маски капителей, вставленных в плоскость лопаток (см. рис.9).
Эти маски несколько напоминают маску из Боголюбова (ср. т. I, рис. 97), отходя от
последней в сторону условной стилизации черт лица. Как в храмах Боголюбова и
Владимира, эти маски были, видимо, связаны с посвящением собора бого-
родице.
Апсиды с тонкими полуколонками (рис. 16), скорее всего, имели и колончатый
пояс, выполненный,-вероятно, в той же системе, что и пояс остальных стен. Он давал
глубокую игру света и тени и делал восточный фасад собора, обращенный к въезду
в кремль, очень нарядным. К тому же алтарь имел два яруса окон, раскрывавших
свои глубокие ниши наружу. По свидетельству Н. А. Артлебена, на апсиде диако-
ника находилось «весьма замечательное невысокое нижнее окно романской формы
с колонками по бокам — единственный пример в церквах Суздальской области» Зб.
36
16. Суздальский собор. Апсиды
17. Суздальский собор.
а — окно апсиды (по Н. А. Артлебену); б — окно южного фасада (по А. Д. Варганову).
Рисунок этого окна, изданный Н. А. Артлебеном (рис. 17, а), был сделан незадолго
до растески окна; кроме того, Н. А. Артлебен ссылается на имеющийся фотографичес-
кий снимок окна 36. Это позволяет доверять его показаниям, хотя на рисунке собора
1801 г. (см. рис. 13) окно и не показано 37. Выше мы видели примеры помещения окон
между колонками пояса (Боголюбово, Успенский собор и его галереи). Строители
Суздальского собора сделали следующий шаг, превратив звено пояса в наличник
окна 38. Это подтверждается окном, которое открыл А. Д. Варганов в восточном де-
лении южного фасада собора (рис. 17,6). Здесь по сторонам оконного проема сделаны
неглубокие выемки; в них вставлены колонки, опирающиеся на аналогичные базам
пояса кубические подставки и завершаемые капителями, на которые ложатся пяты
арочной перемычки 39.
По словам летописи, князь Юрий, разрушивший собор Мономаха, создал
новую постройку, «краснейшю первыя», т. е. более прекрасное здание. Видимо,
судьбу древнейшего храма на северо-востоке решила не столько его «ветхость»,
сколько его строгий стиль, уже не отвечавший новым художественным взглядам,
воспитанным на роскошном уборе Дмитриевского собора и других построек столицы.
Входы в собор закрывались створами сделанных в 1230—1233 гг. роскошных,
«писанных золотом» врат, сохранившихся в портале южного притвора и западном
портале собора (рис. 18) 40. Мерцающее на темном фоне золото изображений и ор-
38
18. Суздальский собор. Детали врат.
наментов уподобляло эти врата тяжелым златотканным завесам, опущенным в обрам-
лениях арок богато украшенных порталов, или гигантской иконе с «клеймами»
в белокаменном «киоте».
Утварь собора отвечала декоративному богатству его архитектуры. Здесь были и
произведения русских мастеров прикладного искусства, и изделия западноевропей-
ских художественных мастерских. От этой утвари уцелели лишь жалкие остатки:
литые фигурки львов, на которых покоились высокие, торжественные подсвечники,
(рис. 19), и украшенная эмалью дарохранительница в виде голубя, изготовленная в
далеком Лиможе (рис. 20) 41. Голубь—дарохранительница, обычно подвешивавшаяся
над престолом, под киворием позволяет говорить, что в алтаре собора была шат-
ровая «сень». Из раскопок происходит обломок ветви бронзового хороса в виде
дракона, близко напоминающего по рисунку дракона в клейме западных «златых
врат» Суздальского собора (рис. 20) 42.
Полы собора были в 1233 г. выстланы майоликовыми плитками желтого, зеле-
ного и коричневого тонов, названными летописцем «моромором красным разнолич-
ным» 43.
Законченная в 1233 г. роспись собора, судя по ее сохранившимся фрагментам 44,
характеризовалась исключительно яркой красочностью и в особенности любовью
к орнаменту (рис. 21, а). Он играл не меньшую роль, чем изображения святых.
39
19. Суздальский собор. Утварь. Литые фигурки львов (ножки подсвечника)
20. Суздальский собор. Утварь. Голубь (дарохранительница) и деталь хороса.
21. Суздальский собор.
а — орнаментальная кайма росписи диаконика; 6 — роспись оконной ниши;
в — роспись аркосолия.
Последние выступали в широких обрамлениях растительного и геометрическо-
го орнамента. Столь же пышной и цветистой орнаментацией были украшены косяки
окон (рис. 21, б) и аркосолии в стенах собора. Так, в южном аркосолии западной сте-
ны А. Д. Варгановым открыт фресковый растительный орнамент с пышным малиново-
красным цветком в центре, окруженным завитками побегов. Свод аркосолия был
расписан подобным же орнаментом из охристых стеблей с темно-синими и розовыми
цветами (рис. 21, в). Общий характер интерьера был красочен и жизнерадостен;
дух официальной торжественности и представительности уступал место праздничной
нарядности.
Можно думать, что и внешнее убранство собора отражало ту же тенденцию
к богатой и жизнерадостной узорчатости и характеризовалось значительным при-
менением резного камня.
Это позволяет с еще большей уверенностью говорить, что собор Суздаля был
богато украшен резным камнем и развивал ту «светскую» линию в архитектуре,
которая определилась в строительстве времени Всеволода III.
Ill
СТРОИТЕЛЬСТВО ГЕОРГИЯ ВСЕВОЛОДОВИЧА
В НИЖНЕМ НОВГОРОДЕ
1
В 1221 г. было положено основание второго, после Ярославля, крупного
поволжского города — Нижнего Новгорода, форпоста Руси на востоке:
«Великый князь Гюрги сын Всеволожь заложи град на усть Окы и нарече имя ему
Новьград» Следом за горододельцами — строителями княжеской крепости в но-
вом городе появились владимирские зодчие, закладывающие здесь в 1225 г. камен-
ный храм: «Заложи велйкыи князь Гюрги камену церковь на усть Окы Новего-
роде Спаса святаго» 2. Об окончании постройки летописи не сообщают. Можно
предполагать, как увидим ниже, что храм был закончен в 1227 г. Однако этому памят-
нику не было суждено дойти до наших дней, и его судьба вызывает много спорных
вопросов.
В середине XIV в. нижегородские князья принимаются за укрепление и об-
стройку своей столицы. В 1350 г. князь Константин Васильевич закладывает здесь
церковь Спаса 3, которую заканчивает в 1352 г. 4 В ней князь ставит прине-
сенную из Суздаля икону Спаса б. Рогожская летопись уточняет судьбу храма
1225—1227 гг., сообщая, что «князь Константин Васильевич п о р у ш а л цер-
ковь камену старую и ветшаную святаго Спаса, а новую заложил» 6. Очевидно,
храм 1225 г. сильно пострадал при захвате Нижнего Новгорода монголами, и ремон-
тировать его было нельзя. Поэтому князь «отстроил заново» здание 1225 г. 7
Но и храм 1350—1352 гг. пострадал во время захвата Нижнего татарами в 1378 г.,
когда был ограблен и сожжен. Уже в XV в. он был ветхим, «старым»: московская
рать, шедшая в 1470 г. на Казань, остановилась под Нижним Новгородом «и, вышед
из суд, идоша во град кстарой церкви Преображения господня», где и был
заказан молебен 8.
Записи о погребениях нижегородских князей в церкви Спаса позволяют судить
об ее архитектуре и более уверенно говоригь об отношении храмов XIII и XIV вв.
Так, князь Иван Дмитриевич, убитый в битве на реке Пьяне, был положен «в церкви
каменой святого Спаса впритворе на правой стороне»9. Другие
записи о погребениях не говорят о притворах, но указывают лишь места погребений
Примечания к главе 111 см. стр. 487—489.
43
относительно входов в собор. Так, князь Константин и его сыновья Андрей и Дмитрий
были положены «от западных дверей направе» или «на правой стороне»,
князь Семен Дмитриевич был погребен «у полуденных дверей на правой
стороне» 10.
Эти записи драгоценны. Погребение князя Ивана «в притворе», говорит, видимо,
об южном притворе —он находился «на правой стороне», вероятно, считая от глав-
ного западного входа в храм. Следовательно, можно предположить и два других прит-
вора — с запада и севера. Погребения Константина, его сыновей и внука были
в юго-западном углу храма. Здесь в росписи свода хор обычно помещалось изображе-
ние рая, в связи с чем это было традиционное место княжеских погребений; таковы
княжеские погребения той поры в юго-западном углу Спасского собора в Твери и
Преображенского в Переславле-Залесском и. Эти данные позволяют с большей
уверенностью считать, что собор 1350—1352 гг. не был вторым, рядом со старым,
а сменил его. Возможно, что были использованы древние основания 1225 г.,
либо новый храм повторил план первого, как это произошло со вторым нижегород-
ским храмом Михаила-архангела, также имевшим крестообразный план с притворами
(см. ниже).
Летописная запись об ограблении в 1378 г. татарами Нижнего Новгорода сооб-
щает некоторые подробности об убранстве здания 1350—1352 гг. Здесь татары «иконы
пожгоша и двери выжгоша чюдные, иже беша устроены дивно медью золоченою» 12;
другой вариант этого рассказа свидетельствует, что при пожаре церкви «дно ее чюд-
ное згоре и двери, дивно устроенные медию золоченою згореша» 13. Перед нами —
уже знакомые нам черты пышного убранства владимиро-суздальских храмов XII—
XIII вв. Медные полы, как мы знаем, имели дворцовый собор в Боголюбове и Ус-
пенский собор во Владимире. «Писанные золотом» по меди врата были изготовлены
для Суздальского собора 1222—1225 гг. Следовательно, и медный пол, и драгоцен-
ные врата принадлежали к убранству церкви Спаса 1225 г. Видимо, при постройке
медный пол и врата были перенесены в новое здание. Если же оно было поставлено
«на первем месте», т. е. на основаниях храма 1225 г., то пол мог быть сохранен
вместе с ними.
Эти подробности поддерживают нас в предположении, что храм XIV в. был свя-
зан со зданием 1225 г.
Древний Спасский собор, продолжавший ветшать, просуществовал до XVII в.
Панорама Нижнего Новгорода на гравюре А. Олеария ничего не дает для освещения
архитектурного облика храма, так как варианты гравюры разноречат в его изобра-
жении. В одном случае он представлен в виде небольшого одноглавого храма с от-
резанными карнизом закомарами. На другой гравюре — это большой собор с высо-
кой средней главой и двумя — на углах здания, т. е. трехглавый, как Суздальский
собор; фасады завершаются частью полукруглыми закомарами, частью пощипцовыми
кровельками 14.
В 1652 г. был выстроен новый собор, по-соседству с которым древний храм еще
стоял несколько десятилетий, а в 70-х годах был разобран 1б.
Собор XVII в. был в свою очередь сменен новым собором 1824—1829 гг. 16, а
этот последний разобран в 1929 г. для постройки в кремле административного здания17,
44
При наблюдениях за земляными
работами были прослежены фундамен-
ты обширного собора 1652 г. Где стоял
храм XIII—XIV вв., — остается неяс-
ным. По словам автора описания ниже-
городских древностей, составленного
в 1827 г., этот храм находился якобы
к югу от собора 1652 г. на 15 сажен 18.
Историческая справка о Спасском
соборе, составленная в начале XIX в.,
еще до постройки нового храма 1829—
1834 гг., также указывает, что древний
собор стоял к югу от здания XVII в.,
но в 25 саженях 19.
В Горьковском музее хранятся два
архитектурных фрагмента, относящих-
ся к церкви Спаса 1225 г. Это капитель
колонки (высотой 34 см и верхней пло-
щадкой 20x13 см) и украшенный с
двух сторон резьбой параллелепипед,
по своим размерам совпадающий с вер-
хом капители (рис. 22) 80.
Обе детали сделаны из очень чис-
того, похожего по цвету на гипс, бе-
лого камня; резьба чрезвычайно чет-
кая и артистическая. Судя по срав-
нительно крупным размерам, капитель
принадлежала порталу.
Второй камень представляет часть
орнаментированного пояса, проходив-
шего над капителями портала, как это
было на западном портале Дмитриев-
ского собора 21 и особенно на порталах
Георгиевского собора в Юрьеве-Поль-
ском 22. Тыльные стороны обеих дета-
лей— гладкие; они не имеют хвосто-
вых частей для сцепления их с клад-
кой стены и, видимо, крепились лишь
22. Собор Спаса в Нижнем Новгороде.
Резные детали.
связующим раствором и зажимом между колонкой и пяточным камнем арки
архивольта. Этот технический прием напоминает кладку капителей колончатого
пояса Суздальского собора. Нельзя не отметить, что, по сравнению с несколько
приземистыми капителями Суздальского и Юрьевского соборов, капитель ниже-
городского Спаса выгодно отличается стройностью и изяществом своих вытянутых
пропорций; это особенно подчеркивается тонкостью орнаментальной резьбы.
4.5
Описанные резные детали свидетельствуют, что Спасский собор теснейшим
образом примыкал к кругу белокаменных достроек XIII в. в Суздале и Юрьеве-
Польском.
2
Данные письменных источников о втором нижегородском памятнике — церкви
Михаила-архангела очень невелики и неясны.
Лишь в позднем Нижегородском летописце есть указание, что этот храм был
построен, как и церковь Спаса, Георгием Всеволодовичем. По заложении Нижнего
Новгорода князь якобы в том же году «церковь постави в нем соборную ар-
хистратига Михаила деревянную» 23. Затем, по словам того же летописца,
князь Юрий в 1227 г. «в нове граде Нижнем заложил церковь каменную архистра-
тига Михаила» 24, которая, таким образом, сменила первоначальную деревянную
постройку.
Эти сведения Нижегородского летописца не находят подтверждения в других
летописных источниках. Однако интерес к княжескому культу архистратига Ми-
хаила, выразившийся в посвящении его «чудесам» золотой росписи южных врат
Суздальского собора, в основании в Юрьеве-Польском Архангельского монастыря
и в посвящении нижегородского храма этому же культу,— заставляет прислу-
шаться к показаниям Нижегородского летописца. Существенно также, что при-
водимая им дата этой постройки весьма правдоподобна. Если предположить, что
храм Спаса строился по окончании Суздальского собора — с 1225 по 1226 г.,
то промежуток между этим годом и уходом в 1230 г. мастеров из Нижнего
в Юрьев-Польской на постройку князем Святославом Всеволодовичем Георгиевского
собора занимает их работа над вторым нижегородским храмом Михаила-архан-
гела: 1227—1229 гг.
Под 1359 г. находим новые сведения о постройке церкви Михаила: «Того же
лета князь Андрей Констянтиновичь, внук Васильев, постави церковь камену святого
архангела Михаила в Нижнем Новгороде в своей отчине» 2б. Нижегородский лето-
писец добавляет, что Константин построил храм «близ двора своего» 2в. При этом
никаких упоминаний о здании 1227 г. нет, что вновь заставляет сомневаться в досто-
верности сведений о его постройке князем Юрием.
Далее между рассказами о событиях 1410 и 1422 гг. Нижегородский летописец
приводит перечень погребений в церкви Михаила 27. Однако никаких намеков на
ее архитектуру этот перечень не содержит. Наконец, в писцовой книге 1621—1622 гг.
сообщается, что «соборная церковь архангела Михаила каменная ветха, развали-
лась и службы в ней нет давно» 28. А в 1631 г. мастер Лаврентий Возоулин и его па-
сынок Антипа с артелью нижегородских каменщиков и кирпичников построили
существующую ныне в кремле г. Горького шатровую Архангельскую церковь
(рис. 23) 2®.
Таковы основные вехи истории рассматриваемого памятника.
46
23. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Общий вид.
Первый автор, писавший о памятнике,— архимандрит Макарий ввел в литера-
туру РЯД произвольных дат, отнеся первоначальную постройку к 1236 г., постройку
XIV в. — к 1378 г. и здание XVII в. — к 1624 г. На основании «летописи» (сделанной на
стене храма в 1816 г.) он писал, что Л. Возоулиным «стены, складенные из камней,
были оставлены прежние, но своды разломаны и вместо них поставлен существую-
щий доселе верх шатром» 30.
Датировки, указанные Макарием, и его мысль о сохранении в постройке 1631 г.
стен древнего здания были усвоены последующими авторами.
• В. Леонов, обследовавший памятник и издавший его чертежи 31, считал, что
древние стены сохранились до карниза, и относил к до;.елкам XVII в. лишь притворы.
Поэтому он сравнивал памятник с Дмитриевским собором во Владимире и соборами
Звенигорода, предполагая, что он имел четыре столба, хоры внутри и колончатый
пояс на фасадах. Ф. Горностаев также приурочивал здание к «владимиро-суздаль-
ской эпохе», полагая, что к XVII в. относится лишь его верх 32. К этим взглядам
присоединялся и такой знаток древнерусского зодчества, как П. П. Покрышкин,
писавший, что собор «основан в 1221 г., в 1626 г. разобраны своды (вероятно, и стол-
бы, их поддерживающие) и сделан шатер» 33.
Даже беглое ознакомление с памятником в натуре убеждает, что он в целом от-
носится к работе Лаврентия и Антипы Возоулиных 1631 г. Белокаменная (новая)
кладка на высоту 0,5—0,74 м есть только в нижних частях здания; в остальном оно
сложено из крупного кирпича. К квадратному четверику (9,73x9,69 м внутри)
примыкают с трех сторон очень косо поставленные притворы; апсиды — обычной
для XVII в. формы. Над «кокошниками» четверика возвышается восьмерик, несу-
щий широкий шатер. Между восьмериком и колокольней — своеобразная дозорная
башенка; лестница внутри западной стены ведет к ней и не имеет никакого отношения
к якобы бывшим здесь «древним хорам».
Однако все же план здания с тремя притворами ясно напоминает собор в Юрье-
ве-Польском, внутренние размеры которого (10,3x10,8 м) почти равны размерам
Архангельского собора. Действительно, если предположить наличие четырех внут-
ренних столбов и изменить характер апсид, то сходство планов обоих зданий будет
весьма близким. В стенах западной части храма сделаны маленькие памятные арко-
солии с надписями о погребенных здесь нижегородских князьях XIV—XV вв. Все
это, вместе со свидетельством Нижегородского летописца о постройке каменного
храма в 1227 г., позволяло предполагать, что существующее здание 1631 г. стоит на
основаниях стен илп фундаментов его древнейших предшественников.
Небольшие разведочные шурфы, проведенные мной в 1938 г., подкрепили это
предположение. Они дали следующую картину.
Шурф в углу между северным притвором и стеной собора показал, что в основе
стен четверика и притвора лежат два ряда белокаменной кладки из постели-
стых плит толщиной 22,24 и 30 см, длиной 50, 65, 77 и 90 см. Шов известкового ра-
створа достигает 7 см; в нем встречен обломок тонкого (3 см) плиткообразного
кирпича.
Ниже идет бут из обломков туфа и белого камня; местами известковый раствор
имеет примесь толченого кирпича. Под этим слоем бута—один ряд грубо обработанных
48
24. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. План раскопок 1960 г.
1—кирпичные столбы пола XIX в.; 2 — предполагаемые контуры собора 1227 г.; 3 — основания столбов собора 1359 г.
25. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Южный профиль
северного раскопа.
1 — культурный слой; 2 — перекопанный слой; 3 — песок; 4 — глина; 5 — известь, белокаменный
щебень; 6 — кирпичный щебень; 7 — уголь, зола.
белых камней и снова бут основания фундамента того же характера. Прилегающий
культурный слой в верхних горизонтах содержит керамику XVII—XVIII вв. Здесь
же найден маленький невыразительный обломок резного камня с ложчатыми парал-
лельными углублениями, — возможно, фрагмент крылатой фигуры. Эта находка
подкрепляла уверенность в том, что постройка XVII в. сменила древнюю. Нижние слои
насыщены массой обломков туфа со следами того же раствора с примесью толченого
кирпича, какой есть и в буте фундамента.
Шурф у южной стены южного притвора дал иную картину. Фундамент притвора
выложен целиком из тесаного белого камня, сверху — постелистого (толщиной 20—
24 см), ниже — из квадрового (толщиной до 38 см) на толстых (6—7 см) швах просто-
го известкового раствора, в котором никаких следов включения цемянки нет. Чис-
тая теска постелистых плит камня, напоминающая технику его обработки в сущест-
вующем здании 1631 г., регулярность кладки с одинаковым на всю глубину толстым
швом| раствора — все это свидетельствует об единовременности кладки основания
южной стены притвора. Он больше (длиннее) северного и западного; над ним постро-
ена колокольня, с чем, видимо, и связаны его увеличенные размеры.
Отсутствие в белокаменной кладке основания северного притвора кирпича
XVII в., наличие в растворе примеси толченого кирпича, характерной для раствора
в Суздальском соборе 1222—1225 гг., обломки туфа с таким же раствором в примы-
кающем слое — все это свидетельствовало, что постройка Возоулина использовала
частично старые основания ее предшественников XIII—XIV вв., что она повто-
ряет их старый план с притворами, какие были и у соседнего Спасского собора
1225 г.
Более убедительные данные были получены в итоге наших раскопок 1960 г. 34,
когда оказалось возможным исследовать внутреннюю площадь здания и провести
более широкие работы снаружи у алтарных апсид храма и его северной стены. Уда-
лось составить представление об обоих древнейших храмах 1225 и 1359 гг. Поэтому
здесь мы вынуждены изложить основные наблюдения и выводы, касаясь и собора
1359 г.
4 Н. H. Воронин, т. II
49
-156
26. Церковь Михаила-архангела в Нижнем, Новгороде.
а — восточный профиль строительного слоя у северо-восточного столба; б — восточный профиль
фундамента западной стены собора 1227 г.
Работы внутри здания были осложнены, а во многом и обеднены наличием кир-
пичных столбов пола XIX в., запущенных до материка и крайне сузивших полезную
площадь исследования. В западной трети храма слой, кроме того, был нарушен
фундаментами двух печей и рядом поздних склепов (рис. 24) 35.
Стратиграфия ненарушенных участков культурного слоя дала очень четкую
картину, дополняющую и утверждающую летописную канву истории строительства
трех храмов XIII, XIV и XVII вв. (рис. 25).
Под позднейшим верхним мусорным слоем местами уцелели остатки кирпичного
пола 1631 г. (размер кирпича — 8,5x14,5x28,5 см — тот же, что и кирпича сущест-
вующего здания) или известковой подготовки для его укладки из двух слоев раствора.
Ниже всюду прослежен слой (толщиной в среднем 5 см) перегноя, насыщенного
обломками костей животных и бытовой керамики XV—XVI вв. (преобладает чер-
ная лощеная, много красной средней и тонкой белоглиняной). Под ним местами —
жирные линзы угля, лежащие непосредственно на очень исколотом и продавленном
полу из кирпича. В его шве найдена серебряная монета конца XIV в. (Василия Дмит-
риевича) зв. Пол принадлежит храму 1359 г., видимо, погоревшему вовремя налета
орды Арапши и очень сильно исколотого: обрушившийся камень разбил плиты пола
в ряде мест и прогнул его. Слой над полом мы назвали «слоем запустения», продол-
жавшегося до постройки кирпичного храма 1631 г.
Под полом идет слой чистых известковых осколков и белого раствора, достига-
ющий местами 20—40 см\ иногда он схвачен раствором, случайными выплесками его.
Это слой строительства белокаменного храма, в нем совершенно нет бытовых находок;
найден лишь обломок уплощенной белокаменной полуколонны диаметром 12 см.
В восточной части этот строительный слой разделен прослойкой перегноя толщиной
от 4 до 15 см\ в нем преобладает красная средняя керамика (XIII—XIV вв.). По-
50
27. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Фундамент восточной части
северной стены и примыкание стены северного притвора.
1 — фундамент северной стены храма 1227 г.; 2 — фундамент его северного притвора.
видимому, это не зона перерыва двух строительств, а слой, отложившийся между
окончанием кладки фундамента и возведением наземных частей одного здания.
Под строительным слоем залегает обычный городской культурный слой мощностью
до 40 см, лежащий на стерильном подзолистом покровном суглинке, переходящем
ниже в красную глину материка. По вещевым и керамическим находкам слой дати-
руется в основном предмонгольским временем 37. Можно считать, что он имеет ниж-
нюю дату — 1221 г. (основание Нижнего Новгорода) и верхнюю — 1227 г. (постройка
каменного Архангельского собора). Далее, слой, перекрытый зданием, не рос.
Описанный выше строительный слой 1359 г., как удалось установить на ряде
участков, примыкает к верхней части фундамента существующего здания, сложен-
ного из рваного и колотого стенного белого камня, явно происходящего из предшест-
вующего здания 1227 г. Фундамент принадлежит, следовательно, храму 1359 г.,
план которого почти полностью повторен существующим зданием 1631 г. (об этом
подробнее скажем ниже — гл. XII). Храму 1359 г. принадлежат и выполненные в той
же технике основания двух его квадратных восточных столбов, накрытые сверху
под выкладку наземной части крупными белокаменными плитами. Строительный
слой 1359 г. связывает эти кладки с внешними фундаментами (рис. 26, а). Западной
пары столбов не сохранилось; видимо, они были разобраны в XVII—XIX вв. при
устройстве позднейших кирпичных склепов, столбов и печей.
Но в западной трети здания уцелели фундаменты храма 1227 г., представляющие
собой основания его западного притвора и примыкающих боковых отрезков западной
стены (см. рис. 24). Фундамент (в среднем шириной 1,4 м) сложен из кусков рвано-
го или грубо подтесанного туфа (рис. 26, б). Раствор очень тощий: 1 весовая часть
51
4*
28. Церковь Михаила-архангела в Нижнем
Новгороде. Схема реконструкции плана собора
1227 г.
1 — открытые части; 2 — реконструируемые части.
извести на 4 части наполнителя;
в последнем — половина мелко
толченной кирпичной крошки
(до 3 мм в диаметре) и поло-
вина также мелко толченной
обожженной глины с примесью
очень мелкого черного песка. На
грани соприкосновения раство-
ра с туфом есть присыпка из бо-
лее крупной (до 5 мм в диамет-
ре) кирпичной крошки. Водо-
поглощаемость раствора — 25%;
он быстро увлажняется и приоб-
ретает характерный коричнева-
тый — от примеси глины—тон38.
Среди верхних камней кладки
фундамента найден обломок руч-
ного жернова XII—XIII вв.
Верхняя отметка кладки сов-
падает с нижней зоной строи-
тельного слоя 1359 г. Фунда-
мент очень неглубок: основание
его лежит даже не в материке,
а в покровном суглинке. Его
глубина от поверхности 1227 г.
(верха культурного слоя) со-
ставляет в среднем 0,8—1 м.
Следовательно, храм 1359 г. был смещен по отношению к храму 1227г. на запад,
точно следуя его продольной оси. Восточные столбы храма 1359 г. стали точно на
место| западных столбов первого. При исследовании юго-восточного столба были
прослежены выплески того же коричневатого тощего раствора с толченой жженой
глиной и кирпичной крошкой, что и в растворе западных фундаментов 1227 г.:
анализ показал их полную идентичность. Восточной пары столбов или каких-либо
их следов не сохранилось; на их месте прошли рвы фундаментов алтарной части
храма 1359 г.
Результаты исследований внутри храма определили возможность поисков ал-
тарной части здания 1227 г. вне существующего — за его апсидами.
Стратиграфия культурного слоя здесь в общем сходна со стратиграфией, изу-
ченной внутри храма, с той лишь разницей, что в его верхней зоне имеется слой
XVII в., связанный с разборкой здания 1359 г., а участок искусственно срезан для
устройства отвода осадков и вымостки около стен, от которой сохранились бортовые
кладки^из кирпича и белого камня, концентричные контуру апсид (см. рис. 24).
Слой XIII в., окружающий фундаменты алтарной части 1227 г., сходен по находкам
со слоем, вскрытым внутри храма зв, но его структура более сложна. В нем много
52
угольных пятен и прослоек, вероятно,
являющихся следами пожара деревян-
ной церкви 1221 г.— современницы осно-
вания Нижнего Новгорода.
Угольные прослойки перемежают-
ся с линзами чистой материковой гли-
ны — выброса из рвов для алтарных
фундаментов. Последние были выбраны
в 1359 г. почти до подошвы; сохрани-
лись лишь нижние ряды кладки, впол-
не аналогичной по материалу, технике
и раствору с описанными выше фунда-
ментами западной части храма 1227 г.
Подошва также лежит в зоне покров-
ного суглинка. Конфигурация апсид
приближается к трифолию. Алтарные
простенки повреждены двумя круглыми
ямами; возможно, это следы подпор,
которыми пытались удержать разрушав-
шийся храм 1359 г.
Раскоп вдоль восточной части север-
ной стены открыл начало фундамента
восточной стены северного притвора
(рис. 27), сложенного также из туфа на
том же слабом коричневатом от примеси
цемянки растворе. Как и кладки алтар-
ных фундаментов, фундамент притвора
29. Церковь Михаила-архангела в Нижнем
Новгороде. Голова льва. Фрагмент резного
убора собора 1227 г.
уходил под кладку фундамента 1359 г.,
включаясь в него. Продолжение кладки притвора оборвано с севера поздними
погребениями.
Таким образом, Архангельский собор 1227 г. был в плане крестообразным
с тремя притворами. Для реконструкции его плана мы располагаем фундаментами
алтарной части, восточной стены северного притвора, западной стены и притвора,
расположением западной пары столбов. Последняя почти точно совпадает с осями
боковых стен западного притвора. Положение второй пары подкупольных стол-
бов, исчезнувших при строительстве алтарной части храма 1359 г., устанавливается
по примыканию восточной стены северного притвора. Южный притвор был, конечно,
симметричен северному: их ширина определяется расположением столбов, а длина
принята равной длине западного притвора. Как и в Георгиевском соборе в Юрьеве-
Польском, алтарная часть храма очень вытянута и обширна. В связи с этим в Юрьеве
зодчие удлинили алтарные простенки. В Архангельском соборе они короткие, что
с неизбежностью ведет к заключению о наличии здесь, на линии восточной стены
четверика, третьей пары столбов. Следовательно, храм, при своих небольших разме-
рах, был шестистолпным (рис. 28). В Юрьеве же строители отказались от этого
варианта и предпочли ему глубокие изолированные апсиды. Нужно признать, что
53
по сравнению с планом Георгиевского собора план Архангельского очень широк
и несколько тяжеловесен.
Как и Георгиевский собор, его нижегородский предшественник был богато укра-
шен резным камнем. При разведках 1938 г., как говорилось, был найден маловыра-
зительный обломочек резьбы с ложчатыми углублениями, — может быть, фрагмент
крыла птицы или ангела. В 1960 г. при раскопках алтарной части 1227 г. в поздней
засыпи над полукружием средней апсиды обнаружен великолепный фрагмент рез-
ного камня — выполненной в высоком рельефе фигуры льва. Его голова (рис. 29),
сильно выступавшая из плоскости камня, повернута на зрителя в три четверти.
Характерны как бы улыбающаяся пасть в виде восьмерки, короткие кошачьи уши
хищника. Превосходно переданы его грива, превращенная в орнамент из лилий,
и завитки шерсти на круто изогнутой шее. Сопоставление данного фрагмента с изо-
бражениями зверей в Дмитриевском .Суздальском и Юрьевском соборах показывает,
что столь свободной пластической манеры там мы не найдем. В Дмитриевском соборе
головы львов являются как бы фасными масками, не всегда точно посаженными на
тонкие шеи данных в чистом профиле тел. Здесь голова прекрасно сливается с мус-
кулистой шеей. В резных хищниках названных памятников нет и подобной пышной
разработки гривы и шерсти — там они даны более схематично и обычно графическими
средствами. Все это говорит о том, что резьба Архангельского собора характеризо-
валась очень высоким художественным качеством, может быть, превосходившим рез-
ной убор его ближайших современников.
Уникальность этой находки не может нас смущать. Вспомним, что собор 1227 г.
был разрушен в XIV в. и его материал пошел в кладку стен и фундаментов храма
1359 г., что и этот последний был в свою очередь разрушен в XVII в.,уступив место
шатровому храму Возоулина 1631 г. Вероятность находок резных камней здания
1227 г. поэтому крайне ничтожна. Найденный фрагмент не оставляет сомнения, что
предшественник Георгиевского собора в Юрьеве-Польском — нижегородский собор
был столь же богато убран резным камнем и являлся не менее выдающимся памят-
ником последнего изобильного расцвета владимиро-суздальской пластики 40.
IV
СТРОИТЕЛЬСТВО В РОСТОВЕ, ЯРОСЛАВЛЕ
И ВЛАДИМИРЕ
1
В связи с вопросом о формах ростовского Успенского собора 1161—1162 гг.
мы говорили о его катастрофе в 1204 г. (см. т. I, гл. XVII). В 1213 г.
«князь Костянтин заложи церковь святую Богородицю на первемь месте
падшая церкве месяца априля в 25...» \ Однако постройка затянулась,
заняв 18 лет, так что еще до ее окончания в стенах собора происходили погребения
епископа Пахомия (1216) и княгини Агафьи (1220) 2. Собор был торжественно освящен
«великим священием» в присутствии княжеской семьи, духовенства и «многого мно-
жества людий» лишь 14 августа 1231 г. 3 Возобновление собора, лежавшего в раз-
валинах с 1204 г., было связано не только с переходом к Ростову прав стольного го-
рода, но и с разделением епископии: в 1214 г. «постави Костянтин Ростову епископа
Пахомия, отца своего духовного, в Киеве у митрополита у Матфея, и оттоле разде-
лися: нача быти в Ростове епископ, а в Володимери и в Суздали другий» 4.
Внутреннее убранство собора, осуществленное епископом Кириллом II, несом-
ненно, стремилось соперничать с богатством и пышностью владимирского Успенс-
кого собора: «Сей же священый епископ Кирил украси святую церковь святыя Бо-
городица иконами многоценьными, их же несть мощи и сказати, и с предполы, рекше
пелены: причини же и кивота 2 многоценна, и индитью многоценну доспе на свя-
тей тряпезе, съсуди ж и рипидьи, [и] ино множество всякых узорочей: причини же
двери церковьныя прекрасны, яже наричются Златыя, сущая на полуденьной стра-
не; паче же наипаче внесе в святую церковь кресты честныя, многы мощи святых
в раках прекрасных...» 5. Из этих предметов отметим устройство двух «кивотов»,
т.е. кивориев, уже известных нам по Боголюбовскому и владимирскому Успенскому
соборам. Эта подробность свидетельствует об определенной прочности старой худо-
жественной традиции в строительстве Константина Всеволодовича. Любовь к пыш-
ному оформлению храма сказывается и в постановке «златых» дверей, аналогичных,
по-видимому, дверям Суздальского собора. От них уцелели лишь бронзовые ручки
в виде львиной маски с зажатым в пасти кольцом (рис. 30). Этот памятник может ука-
зывать и на какой-то интерес к декоративной пластике в убранстве самого храма.
Примечания к главе IV см. стр. 489—491.
55
30. Успенский собор в Ростове. Львиная
маска — ручка «златых врат».
Собор действовал на протяжении
XIII — XIV вв. В 1280 г. епископ
Игнатий покрывает своды собора оло-
вом и настилает его пол «мрамором
красным» (майоликовыми плитками) •.
В XIII—XIV вв. собор был усы-
пальницей ростовского княжеского
дома и ростовских епископов (с 1216
по 1397 г. здесь были погребены 8 чле-
нов княжеской семьи и 4 епископа).
Каким же был собор 1213—
1231 гг.?
Как мы видели выше (см. т. I,
гл. XVII), собор князя Константина,
действительно, был поставлен «на пер-
вемь месте» — его стены лежали не-
посредственно на белокаменных сте-
нах собора 1161—1162 гг. Они отли-
чались от последних своей кладкой
из постелистых блоков белого камня
с толстым швом. Вскрытие западной
стены собора показало мощное буто-
вое заполнение внутренней полости
стены крупным булыжником, залитым
очень прочным известковым раство-
ром желтоватого тона (см. т. I, рис. 78).
При раскопках у северной стены был
найден фрагмент белокаменного цоко-
ля собора 1213—1231 гг. — часть
плинта и полувала, близкого своим сильным выносом цоколю Суздальского со-
бора (рис. 31). Видимо, по своему плану собор точно повторял старое здание,
несколько разнясь от него размерами (так, его западная стена отступала от кон-
тура старой на 22—24 см); вероятно, храм был и несколько шире. Весьма важ-
но, что он не имел внутренних лопаток; это отличало его от всех предшествующих
построек Северо-Восточной Руси XII в., хотя подобный прием был известен в зод-
честве Поднепровья, например, — в безымянном монастырском храме XII в. в
Переяславле-Южном 7.
Был ли связан этот прием с какими-либо особенностями конструкции перекры-
тия, мы не знаем*
Однако существенны некоторые черты памятника, которые освещают сведения
письменных источников, говорящих о его разрушении в 1408 г. Наиболее подробно
описывает это событие Софийская I летопись: «Паде верх ея [церкви] и комары
вси, развее остася олтарь цел и стены по комары осташася и не падоша...» 8. В допол-
нениях к житию епископа Леонтия читаем о разрушении собора следующее: «Церк-
56
ви же съборная святая богородица бысть свинцем покрыта
и растопися весь от пожара, комары же в е л и к ы я
падоша и лоб церковный позлаченный паде внутрь, иконы
же погореша и съсуды и кузнь разлился...» 9. В Типограф-
ской летописи говорится, что «верх впаде у соборной цер-
кви да д в е комары»10. «Летопись о ростовских архие-
реях» сообщает коротко, что «верх церковный провалися»11.
Эти сведения как будто дают основание различать «комары
великия», которые были как-то связаны с барабаном («шеей»)
главы («лба») и остальные стенные «комары», которые также
обрушились. Возникает вопрос, не мог ли иметь собор
1213—1231 гг. повышенных подпружных арок и «башне-
образной» композиции верха, которые уже были известны
русскому зодчеству по постройкам Полоцка, Пскова и
Чернигова XII в.? 12 Это согласовывалось бы и с отсутствием
внутренних лопаток в соборе 1213—1231 гг. Тогда объясни-
ма и катастрофа именно верха собора, имевшего значитель-
ную нагрузку.
Существенно еще одно косвенное соображение. Епископ
Григорий, восстановивший собор в 1411 г., видимо, повто-
31. Успенский собор
в Ростове. Фрагмент
цоколя.
рил прежнюю конструкцию верха — он вновь надстроил
«комары великия» и главу: «Комары великыя, и шию, и лоб
изгоревший от пожара» 18. В этом своем виде собор простоял
до его замены существующим кирпичным зданием. Оно, как
мы говорили выше, имеет систему ступенчато-повышенных
подпружных арок. Снаружи они выражены в виде высокого восьмигранника, точ-
нее, — прямоугольника со срезанными углами и большими сторонами. Не повто-
ряла ли и новая постройка старой системы перекрытия, восходившего в своей осно-
ве к зданию 1213—1231 гг.? Конечно, все это лишь гипотеза, не лишенная, однако,
исторической правомерности, так как, повторим, конец XII в. и начало XIII в. были
временем живых творческих исканий русских зодчих, смело реализовавших их
в своих глубоко национальных произведениях.
В Ростовском музее хранится один примечательный архитектурный фрагмент —
блок белого камня с лентой орнаментальной резьбы (рис. 32). Он был вынут из клад-
ки цоколя в зоне Леонтиевского придела около киота с когда-то стоявшей в нем
иконой Леонтия; резьбой он был положен внутрь, т. е. был использован как строи-
тельный материал. По своим размерам (торцовая часть —29 X 27 см) блок совпа-
дает с мерой стенного камня собора 1213—1231 гг. (27—30 еле).Однако существенно,
что тыльный торец блока обработан — его угол скруглен; следовательно, орнамент
высечен на отесанном камне старого здания или на бракованном камне собора 1213—
1231 гг. Стены последнего при катастрофе 1408 г. уцелели: епископ Григорий вос-
станавливал лишь своды и главу («еже бы сделати комары великия и главу, изгорев-
шия от пожару»)14; значит, обработка фасадов не менялась, она оставалась преж-
ней. Таким образом, резной камень относится к убранству собора 1213—1231 гг.
57
32. Успенский собор в Ростове. Резной камень.
По характеру орнамента он напоминает ленты плоского узора, опоясывающие «ран-
немосковские» храмы начала XV в. (см. ниже рис. 141). Возможно, что этот прием
появился уже в Ростовском соборе 1213—1231 гг.
Высказанные соображения позволяют думать, что Ростовский собор был крупным
шагом вперед в развитии владимиро-суздальского зодчества.
Когда велось строительство Москвы XIV—XV вв., этот памятник стоял целым,
являясь еще одним «образцом» для пристально изучавших владимирские постройки
московских мастеров 15.
2
В 1214 г. князь Константин Всеволодович «заложи церковь камену Ростове,
на дворе своем, святою мученику Бориса и Глеба» 1в. Постройка церкви продолжа-
лась 4 года — она была освящена 25 августа 1218 г. 17 После того как схлынула вол-
на монгольского нашествия, церковь Бориса и Глеба была отремонтирована и
вновь освящена епископом Кириллом 2 мая 1253 г. 18 Один из вариантов записи
об этом событии сообщает, что это была «платяная», т. е. палатная, дворцовая церковь,
придворный собор 19. Под 1287 г. мы встречаем известие о постройке этой церкви
вновь «благословением Игнатиа, епископа Ростовского» 20. По-видимому, постройка
58
33. Церковь Бориса и Глеба в Ростове. Шурф у южной стены.
князя Константина оказалась недолговечной и, несмотря на ремонт 1253 г., была ра-
зобрана и сооружена вновь, просуществовав всего 67 лет. Таковы данные об этом
исчезнувшем памятнике 21. Только указание, что это был дворцовый храм ростов-
ского двора Константина, бросает некоторый свет на характер этой постройки: ее,
вероятнее всего, представлять в виде четырехстолпного одноглавого храма, связан-
ного, как Боголюбовский и Дмитриевский соборы, переходами с дворцовыми соору-
жениями.
Где находилась церковь Бориса и Глеба,— точными данными мы не располагали.
Только местные предания указывали место княжеского двора и дворцовой церкви
на берегу озера при устье впадавшей в него речки Пижермы, засыпанной в XVIII в.22,
где при митрополите Арсении Мацеевиче были построены кирпичная Борисоглеб-
ская церковь (1761) и церковь Дмитрия Ростовского (1762) 23. Так, ростовский кол-
лекционер и краевед П. В. Хлебников писал, что по рассказам старожилов, восхо-
дящим к XVIII в., на месте существующей церкви Бориса и Глеба якобы стояли
«белокаменные палаты» ростовских князей и материал этих палат был использован
при ее постройке 24.
Разведка, произведенная нами в 1955 г., подтвердила справедливость данного
топографического приурочения. Заложенный у южного фасада Борисоглебской
церкви 1761 г. шурф показал, что ее фундамент сложен заново из крупного булыжного
59
камня, но под ним прослежен слой разрушения древнего здания, сложенного из
тонкого кирпича на цемяночном растворе (рис. 33). Встречены также обломки май-
оликовых плиток пола 26. Здесь же в слое было обнаружено много обломков туфа
и белого камня со следами известкового раствора без цемяночной примеси. Этот ма-
териал принадлежал, скорее всего, другому зданию, может быть, палатам княжеско-
го двора.
То, что слой кирпичных руин принадлежит именно храму, доказывают просле-
женные ниже их христианские погребения в гробах, сшитых гвоздями, т. е. наличие
кладбища. Два погребения прорывают слой руин; они совершены позднее. Интересно,
что два захоронения парные — покойники положены в могилу друг на друга. Ви-
димо, это отражение какой-то трагической страницы в жизни города XIII в.
Обследование подвалов существующего здания Борисоглебской церкви пока-
зало, что для ее постройки котлован был выбран целиком до материка, причем строи-
тели не встретили каких-либо остатков древних зданий, но прошли слой древнего
кладбища, встреченного и в шурфе у южной стены церкви (в засыпи подвала было
множество костей нарушенных погребений). Церкви Дмитрия и Бориса и Глеба по-
строены целиком из нового кирпича и не использовали старого материала. Видимо,
постройки княжеского двора XIII в. лежат южнее, под существующей жилой застрой-
кой на берегу озера, или же залиты его водой (уровень озера, в связи с его зараста-
нием, поднимается).
3
К ростовским памятникам пластики домонгольского времени должны быть от-
несены два парных лежащих льва Ростовского музея (рис. 34), происхождение ко-
торых неясно. По музейному инвентарю (№ 11659) оба изваяния были найдены
в 1911 г. при выборке бута ризницы церкви Константина и Елены, находившейся
на северной окраине города, почти около вокзала. Очевидно, они были употреблены
здесь в качестве простого строительного материала, который был извлечен из раз-
валин какого-либо древнейшего здания. При осмотре места находки мы обнару-
жили в составе щебня обломки туфа и белого камня, указывающие на вероятность
нахождения здесь исчезнувшей постройки времени князя Константина.
Львы высечены из плотного белого известкового камня; оба — почти одинаковой
величины: длиной 63 и 66 см, толщиной 29 и 27 см, высотой 18 и 21 см, У фигур не
хватает ног, которые были высечены на отдельном камне. Тыльная часть обеих фигур
не обработана; здесь — грубая поверхность первоначального блока камня, резьба
небрежна и не закончена.
Обе фигуры не были постаментами под гробницей или каким-либо креслом;
верхняя сторона их не носит никаких следов подобного применения скульптур.
По-видимому, они были рассчитаны на свободную симметричную постановку в
каких-то нишах, где были видимы лишь с лицевой стороны.
По общей компоновке фигуры несколько напоминают львов в пятах арок влади-
мирских храмов XII в.; голова повернута в фас к зрителю, из-под правой задней
ноги выходит хвост, захлестнутый на спину и заканчивающийся огрубелым трех-
листником.
60
34. Церковь Константина и Елены в Ростове. Резные львы.
Характер моделировки деталей свидетельствует, что резчик не привычен к
круглой скульптуре,— он почти не деталирует мускулатуры тела, завитки гривы
передаются совершенно плоскостно, почти графически. Морда напоминает одну из ма-
сок владимирского Успенского собора работы русского резчика. Здесь также грубова-
то прочерчены глаза и слабо выражен рельеф носа: мастер хотел передать оскаленную
пасть, но это ему не удалось,—получился беспомощно открытый рот с вываливаю-
щимся толстым языком. По-видимому, обе фигуры — работа местного мастера. При
всей неясности их происхождения, они являются замечательным документом, свиде-
тельствующим, что в XIII в. русские скульпторы не ограничивались работой
в рельефе, но пробовали свои силы и в круглой скульптуре.
4
Церковь Успения в Ярославле, заложенная князем Константином Всеволодови-
чем в 1215 г., была, подобно Борисоглебской церкви в Ростове, дворцовым храмом.
Летопись отмечает: «Того же лета благочестивый князь Костянтин заложи церковь
камену на Ярославли на дворе своем, во имя святыя Богородица Успенья»2®.
Последующая судьба постройки неизвестна; церковь упоминается лишь в связи
с погребением в ней зимой 1259 г. князя Василия Всеволодовича («положен... за
северными страны прямо дверей святаго жертвенника») 27.
Далее собор разрушился в городской пожар 1501 г., и в 1504 г. был построен
новый 28.
В XVII в. собор перестраивается вновь по повелению царя Алексея Ми-
хайловича (1646), а после пожара 1658 г. возобновляется митрополитом Ионой
Сысоевичем (1674) 29.
Этот кирпичный собор, сохранявшийся до 1937 г., представлял собой интерес-
ный памятник XVI—XVII вв. (рис. 35 и 36). Судя по плану, он не был перестроен
в XVII в. целиком и сохранял в своей нижней части стены здания 1504 г. Об этом
говорит и нижний ярус аркатурно-колончатого пояса. Верхняя часть здания была
надстроена в 1674 г., и зодчие Ионы повторили излюбленный в его ростовских
постройках мотив колончатого пояса. Предполагалось, что собор 1658 г., как и
61
35. Успенский собор в Ярославле. Общий вид.
36. Успенский собор в Ярославле. План.
собор 1504 г., становился на месте древнейшего здания 1215 г. Разведки установили,
что это предположение ошибочно. Траншея, проведенная в 1940 г. между северо-
западным столбом и северной стеной (рис. 37), показала, что фундаменты собора
XVII в. лежат в совершенно нетронутом культурном слое XII—XIII вв. ао, в ко-
тором выбраны котлованы для пилонов и стен, сложенных из крупного кирпича и
Ьулыги. Никаких следов кладки или полов собора XIII в. не обнаружено. Однако
при раскопках участка к востоку от апсид собора были найдены обломки характер-
ного для XIII в. плиткообразного кирпича (5 X 17 X 19 см), лекальный кирпич для
кладки полуколонок пучковых пилястр (диаметр — 17,5 см, толщина — 5,5 см)
и обломок желтой поливной половой плитки в форме ромба (со скошенными краями).
Все эти материалы близко напоминают по фактуре кирпич и плитки собора Княги-
нина монастыря во Владимире. Пилястры храма были, видимо, пучковыми.
При работах по разборке колокольни, находившейся к северо-западу от собо-
ра, был найден единственный обломок резного белого камня, свидетельствующий
о наличии скульптуры в декоре собора 1215 г. Это плоская морда полузвериного —
получеловеческого характера (13 X 15 см), представляющая, по-видимому, часть
целой рельефной фигуры (рис. 38).
63
и 2м
37. Успенский собор в Ярославле. Профиль траншеи.
Это все, чем мы располагаем для суждения о первоначальном облике Успенского
собора.
Он был, как указывает летопись, дворцовой церковью на дворе князя Констан-
тина в Ярославле. Судя по находкам кирпича и резного камня, для его внешнего
облика было характерным сочетание кирпичной кладки с белокаменными резными
деталями, как это было ранее в Чернигове (соборы Бориса и Глеба и Благовещен-
ский) и в Старой Рязани.
Что касается его внутренней отделки, то известно лишь о наличии пола из майо->
ликовых плиток.
Характер дворцового комплекса, частью которого являлся собор, освещается
позднейшим источником — житием ярославского князя Федора Ростиславича. Ког-
да перед смертью князь захотел принять схиму, его понесли в Спасский монастырь:
«Удариша во все колоколи на дворе у святые богородици и стечеся весь град на княж
двор... ипонесоша с сеней князя всквозе весь град в монастырь свя-
таго Спаса и бысть плачь неутешим — овии убивахуся о землю, инии — о мост
градный...» 31. Перед нами,— вероятно, огражденный княжеский двор: у собора
«на дворе» звонница с колоколами. Характер княжеского жилища определяется на-
личием «сеней», с которых сносят умирающего князя,— они, а следовательно, и весь
комплекс дворца, двухэтажны, как это мы видели выше при анализе рассказа о двор-
це галицких князей и на реальном примере Боголюбовского дворца. Видимо, и
по своей схеме дворец Константина в Ярославле следовал установившейся традиции.
Князь Константин Всеволодович, украшая города своего княжения, естественно,
стремился подражать постройкам своих прославленных предшественников — влади-
мирских князей. Однако, скорее всего, дворец был деревянным.
64
38. Успенский собор в Ярославле. Резной камень.
Следует отметить, что, судя по месту находок резных камней к северо-западу от
собора XVI в., древний Успенский собор стоял не в центре кремля, а ближе к его
западному валу; вместе с ним и здания дворца Константина располагались параллель-
но кремлевской стене, обращаясь к площади лишь одним своим фасадом.
5
Вне древнего Ярославского кремля—«Рубленого города», в котором находился
княжеский двор с церковью Успения на нем, Константин Всеволодович в 1216 г.
«заложи церковь камену и манастырь святаго Спаса Преображения» 32. Константин,
умерший в 1218 г., не успел завершить постройку собора, который был окончен и
освящен при его сыне Всеволоде 6 августа 1224 г. 33 Постройка здания заняла,
таким образом, восемь лет.
Последующая судьба памятника близко напоминает историю Успенского
собора. Тот же пожар 1501 г. был причиной его разрушения, а затем и перестройки
между 1506—1516 гг. 34
Со значительными изменениями собор 1516 г. сохранился до наших дней. Это
характерный для данного времени монастырский собор, на подклетах, с папертями
снаружи, увенчанный тремя главами, из которых две помещались над алтарной
частью 35.
5 Н. Н. Воронин, т. II
65
Ряд данных письменных источников позволяет составить некоторое представле-
ние о древнем соборе 1216—1224 гг. до его перестройки. В 1299 г. умер ярославский
князь Федор Ростиславич (Черный) и был погребен в Спасском соборе зв. Из его
«жития» мы узнаем, что перед смертью его «принесоша во монастырь к святому
Спасу и поставиша в притворе церковн ем» 87. Что разумеется здесь
под притвором — западное отделение храма, как это было в Мономаховом Суз-
дальском соборе, или притвор типа Суздальского и Юрьевского соборов XIII в.,—
мы не знаем.
В связи с этим стоит вопрос и о церкви Входа в Иерусалим, которая была якобы
построена с южной стороны собора в 1218 г. О ней нет сведений в летописях, и эта
дата основывается лишь на монастырских записях, излагаемых в описаниях мона-
стыря 38. Там же сообщается, что князь Федор Черный и его сыновья были погре-
бены именно в церкви Входа в Иерусалим 39, которая, таким образом, как бы ото-
ждествляется с «притвором церковным». «Летопись о ростовских архиереях», сооб-
щая о строительной деятельности архиепископа Авраама, свидетельствует, что
в 1825 г. он решил «перестроить старостроенную церковь благоверных князей
и Входа во Иерусалим», и она была «заложена на старом основании
с прибавкою западно-южного угла для распространения паперти к церкви» 40.
Но к этому времени постройки XIII в. уже не существовало — в 1617 г. был построен
новый храм, который и послужил «старым основанием» здания 1825 г. Не исключе-
но, таким образом, что с южной стороны Спасского собора был придел в виде примы-
кавшей к нему или отдельно стоящей церкви — усыпальницы членов ярославского
княжеского дома.
Вторая характерная особенность древнего Спасского собора — это наличие
в нем (и церкви Входа в Иерусалим) подклета, о чем сообщает рассказ летописи
об открытии в 1463 г. «мощей» князя Федора — его гробница помещалась «под церко-
вию той в п о д к л е т е» 41. Это новшество в конструкции культового здания най-
дет развитие в позднейшей истории русского зодчества XIII—XV вв.
Подобно Успенскому собору, монастырский собор был сложен из плинфы и имел
белокаменные резные детали. При разведках, проведенных М. К. Каргером, найде-
ны обломки плинфы размером 4,5 X 18,2—19 X 26,2 см, в их числе — лекальной
от полуколонки шириной 18 см. Возможно, что, как собор Княгинина монастыря
во Владимире и Успенский в Ярославле, Спасо-Преображенский собор имел пучко-
вые пилястры. Обломки резного белого камня представляют части орнаментального
мотива — пальметты в круге, может быть, повторявшегося и образовавшего орна-
ментальный резной пояс.
Древний храм, видимо, был несколько больше собора 1506—1516 гг., поставлен-
ного на его месте: его северная и восточная стены выступают к северу и востоку от
оснований здания XVI в. 42
Трехглавие собора 1506—1516 гг., засвидетельствованное описями монастыря
1691 и 1727 гг. 43, может быть, повторяло особенность древнего собора. Как мы ви-
дели, Суздальский собор 1222—1225 гг. был также трёхглавым, а в начале XVI в.
эту его черту повторили соборы суздальского Ризположенского (первая половина
XVI в.) и Покровского (1518 г.; рис. 217) монастырей 44.
66
6
39. Церковь Воздвиженья
на Торгу во Владимире
(по «чертежу» 1715 г.).
В 1218 г. во Владимире была построена единственная за рассматриваемый период
каменная церковь — Воздвиженья на Торгу. «Великий князь Константин, сын Все-
воложь, месяца мая в 6 день на память святаго и праведьнаго Иова, заложи церковь
камену на торговищи в Володимери Въздвиженье креста честьнаго; того же лета
и свершена бысть и священа семтября в 14 день» 46. Это первый случай, когда князь
построил церковь не в монастыре, не на своем дворе, как
было до сих пор, а непосредственно на торгу для город-
ского торгово-ремесленного населения. Как мы знаем, еще
при Всеволоде владимирский торг был переведен с бере-
га Клязьмы за Вознесенским монастырем в средний го-
род, в соседство с княжеским детинцем. По-видимому,
Константин, стремясь упрочить свой авторитет в глазах
владимирских горожан, и решил отметить свое княже-
ское благоволение к ним сооружением церкви на торго-
вище, которая, возможно, заменяла старую Воздвижен-
скую церковь, бывшую на прежнем месте торга 4в.
Место Воздвиженской церкви определяется описью
1626 г. Она находилась неподалеку от Торговых ворот,
там, где в северной части кремля указывается Воздви-
женская улица (по современной улице Подбельского, за
зданием почты) 47. В 1626 г. церковь была уже в запу-
стении — «храм каменный Здвиженья Честного Креста
пуст». В 1676 г. она совсем пришла в ветхость — на ней
провалилась кровля, ворота были без затворов 48. На этом
месте помещает церковь Воздвиженья и «чертеж» Владимира 1715 г. Судя по крат-
кому сроку постройки — 4,5 месяца, это была небольшая церковь, может быть, ти-
па обетных «однодневных» построек 49.
Единственное изображение исчезнувшего памятника на «чертеже» 1715 г., не*
сомненно, весьма условно (рис. 39). Это одноглавая, с сильно приподнятой четырёх-
скатной кровлей, церковка; на ее фасаде — дверь и два окна вверху; такова вообще
схема фасадов большинства изображенных на «чертеже» храмов. При этом нужно
принять во внимание, что перед нами — постройка, уже прошедшая «обновле-
ние» в 1469 г., когда «обновили две церкви камены Воздвижение в Торгу,
а другую на Золотых воротах, а предстательством Василья Дмитреева сына Ермо-
лина» б0. Рисунок подтверждает с несомненностью лишь одно, что церковь Воз-
движенья была, действительно, самой маленькой в городе. Весьма вероятно, что
в связи с этим ее формы и конструкция существенно отличались от обычной системы
владимиро-суздальского храма. Можно предполагать, что она была бесстолпной
подобно бесстолпным храмам юга XI—XII вв. или же тем бесстолпным «посадским»
храмам, которые в конце XV — начале XVI в. появляются в Москве.
Теперь мы обратимся к последнему памятнику Владимирской Руси — Георгиев-
скому собору в Юрьеве-Польском.
ГЕОРГИЕВСКИЙ СОБОР В ЮРЬЕВЕ-ПОЛЬСКОМ
1
В 1230 г. «Святослав князь в Юргеве руши церковь святаго Юрия каменую,
тако же бе обетшала и поломалася, юже бе создал дед его Юрги Володи-
меричь и святил великим священьем» Ч В Тверской летописи об этом говорится под-
робнее: «Стояла та [первоначальная] церковь 90 лет без лета. И созда ю Святослав
чюдну, резаным каменем, а сам бе мастер» 2. К последнему замечанию данного тек-
ста мы вернемся ниже (гл. VI). Под 1234 г. находим краткую запись об окончании
постройки: «Благоверный князь Святослав Всеволодичь сверши церковь в Юрьеве
святаго мученика Георгия и украси ю»3. Существенно, что и здесь совсем не отмечено
убранство храма: летописец зарегистрировал только факт окончания здания, нисколь-
ко не интересуясь им по существу. Лишь в поздних летописных сводах мы встречаем
его характеристику; здесь по поводу завершения церкви говорится, что князь
«украси ю паче инех церквей, бе бо изъвну около всея церкве по каменю резаны
святыя, чюдны велми, иже есть и до сего дни» 4. Посвящение нового храма по-преж-
нему Георгию отражало не только желание Святослава почтить память основателя
города и собора — Юрия Долгорукого, но и отдать дань уважения Георгию Всево-
лодовичу, из рук которого Святослав получил свой удел.
Далее в истории памятника наступает темный период вплоть до XV в., когда
его постигла катастрофа. В Ермолинской летописи под 1471 г. читаем: «Во граде
Юрьеве в Полском бывала церковь камена святый Георгий, а придел святая Троица,
а резаны на камени вси, и розвалилися вси до земли; повелениемь князя великого
Василеи Дмитреевь [Ермолин] те церкви собрал вси изнова и поставил как и
прежде» б. Почти современный Георгиевскому Суздальский собор обрушился
в 1445 г.® Может быть в эту же пору рухнул и Георгиевский. Из цитированной
записи Ермолинской летописи мы. впервые узнаем о наличии у собора Троицкого
придела.
Какие-то строительные работы велись в соборе в середине XVII в., о чем сви-
детельствует антиминс, освященный 6 февраля 1655 г. 7 Возможно, что они касались
и самого собора 8. Видимо, к этому времени относится сооружение над западным
Примечания к главе V см. стр. 491—494.
68
40. Георгиевский собор в Юрьеве-Польско.ч. Вид с запада.
притвором собора шатровой колокольни. В XVIII в. собор был покрыт на четыре
ската. Шатровая колокольня была разобрана в 1781 г. и заменена новой большой коло-
кольней. Вскоре храм обрастает новыми пристройками: в 1809—1817 гг.к нему примы-
кает с севера теплый Троицкий собор, а в 1827 г.—ризница, с южной стороны9. В свя-
зи с этим закладываются кирпичом окна западной стены собора и в стене западного
притвора пробивается дверь в ризницу. В 1825 г. собор был расписан, и в нем
устроен чугунный пол. В 1907 —1909 гг. в 20 м к северу от собора строится новый,
более обширный, Троицкий собор. Пристройки, примыкавшие вплотную к древнему
зданию, еще более искажали его сохранявшиеся части и осложняли вопрос о его
первоначальных формах. На их стены выносились изъятые из стен собора отдель-
ные резные камни.
Теперь все эти пристройки разобраны и древний собор освобожден от уродовав-
ших его наростов (рис. 40).
2
Вопрос об отношении собора 1230—1234 гг. к его предшественнику — храму
1152 г. пока остается нерешенным. Так, Н. П. Кондаков полагал, что церковь 1152 г.
была лишь «расширена при Святославе [ошибочно — «Всеволоде»] портиками»,
т. е. притворами 10. Видимо, автор считал, что в новом здании были использованы ос-
нования старого, причем дополнительно были устроены притворы. Небольшой шурф,
заложенный К. К. Романовым в 1909 г. в углу между южной стеной собора и запад-
ной стеной южного притвора, показал, что фундамент стены собора сложен в верхней
части из белого камня, а в нижней — из булыжника; такую же структуру имел фун-
дамент под притвором (рис. 41).
Шурфы у южной апсиды, у северо-западного угла собора и юго-восточного угла
южного притвора, сделанные в 1911 г. и, вскрыли тот же характер фундамента. При
этом было установлено, что его площадка значительно шире основания стены и обра-
зует широкий с наружной и узкий с внутренней стороны выступ. Сверху фундамент
выложен из грубо обработанных блоков белого камня, а его основание — из булыж-
ника на растворе — несколько суживается книзу параллельно наклонным стен-
кам рва 12. В примыкающем культурном слое исследователь отметил две прослойки
белокаменных отесков, отвечающие двум строительным периодам 1152 и 1230—1234 гг.
Фундамент же здания в целом он считал принадлежащим одному строитель-
ству — времени Святослава 13. Описанный характер кладки фундаментов собора
напоминает их устройство в постройках времени Юрия Долгорукого (см. т. I,
гл. X, XI и XIII). Так или иначе решится вопрос о сохранении в основании сущест-
вующего здания остатков кладок храма 1152 г., но несомненно, что его наземная
часть связана уже со строительством Святослава. Внутренняя полость стен заполне-
на булыжником средней величины на известковом растворе.
После катастрофы и перестройки 1471 г. от собора 1230—1234 гг. сохранились
следующие части. С востока — цоколь апсид. О том, что выше апсиды переложены,
говорят использованные в кладке южной апсиды отдельные резные камни. С юга —
притвор и прилегающие к нему части стен собора, сохранившие ближе к углам
69
''/////, I
Ж%2
вЯВк о
ЯЯЯшас О
4
э
Я?» п
lAte 12
S-S5S 13
и+4%4 14
— 15
......16
с а ж.
4/. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Раскоп у южной стены (1909 г.).
1 — кладка из белого камня; 2 — кладка из булыжника; 3 — кладка из кирпича; 4 — отески белого
камня; 5 — кирпичный щебень; 6 — бурая земля с известковыми примесями; 7 — бурая земля
с черноземными примесями; 8 — черная земля с осколками белого камня; 9 — могильная засыпь;
10 — черная мешаная земля; 11 —чернозем; 12— дерн; 13 —глина материковая; 14—глина в за-
сыпи; 15 — желтый песок; 16 (к плану) — граница рва древнего фундамента храма.
лишь цоколь. С севера — притвор и значительная часть стены собора (рис. 42);
левое деление этой стены сохранилось до нижней линии аркатурно-колончатого поя-
са, среднее и правое — до аркатуры колончатого пояса. С запада — притвор, лишен-
ный древней верхней части (об этом — ниже) и левая половина стены до аркатуры ко-
лончатого пояса.
70
42. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Северный фасад.
Эта картина сохранившихся и переложенных частей здания, видимо, отражает
не только границы работ В. Д. Ермолина, но и позволяет судить о характере и сте-
пени разрушения собора. К. К. Романов полагал, что здесь катастрофа была сходна
с падением Суздальского собора, т. е. что разрушились своды и глава, которые увле-
кли за собой части стен 14. Видимо, разрушились в первую очередь южная и восточ-
ная стены и Троицкий придел-усыпальница. Северо-западная часть храма не «раз-
валилась до земли», оставив нам возможность суждения об его первоначальном об-
лике. Этот характер катастрофы определил и степень уничтожения резных камней:
меньше всего имел возможность уцелеть резной убор верха храма и южного фасада,
обрушившихся в первую очередь; верхи же северной и западной стен с их резьбой
упали последними на руины верха и южной стены, дополнительно разрушив их ка-
мень, но сами пострадали меньше, так как при падении они проделали меньший путь,
заваливаясь на уже заполнившие собор руины. Это определяет и наибольшую труд-
ность вопроса о характере верха, его уборе и резьбе южного фасада.
71
43. Георгиевский собор в Юрьеве-Полъском. Деталь южного фасада.
Разрушенные части стен собора были разобраны, более прочные — сохранены*
В. Д. Ермолин и здесь проявил экономность и бережливость. Он отобрал уцелевший
резной камень и пустил его в кладку фасадов без какого бы то ни было порядка; часть
из них попала в кладку сводов и купола. К. К. Романов насчитал здесь 81 резной
камень 1б. В действительности их, наверное, больше, так как камни могли быть уло-
жены резьбой внутрь.
Нужно все же отдать должное работе В. Д. Ермолина, в общем чрезвычайно бе-
режно отнесшегося к восстановлению руин древнего здания. Он не уничтожил,
но внимательно разобрал и изъял из груды камня сохранившиеся рельефы. Конечно,
он не мог восстановить здание в первоначальном виде, так как никаких чертежей
храма в его руках не было. Но В. Д. Ермолин, несомненно, попытался разобраться
72
о 6м
44. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском,.
План (по К. К. Романову).
в свалке рельефов и разместить
их в каком-то порядке. Так, он
поместил вместе на южной стене
два камня композиции ветхоза-
ветной Троицы, укладывал ря-
дом камни с масками и гирлян-
дой (рис. 43), расположил рядом
в верхней части западной стены
несколько плит с фигурами свя-
тых из колончатого пояса и т. д.
Светский, образованный человек
В. Д. Ермолин, конечно, не был
знатоком иконографии, и упре-
кать его в том, что он не вос-
становил резного убора храма,
над чем бьются ученые и доны-
не,—нельзя. Но, тем не менее,
после «реставрации» В.Д. Ер-
молина древний собор, укра-
шенный богатейшей резьбой,
превратился в своего рода ре-
бус, еще ждущий своей разгад-
ки. Поэтому В. В. Суслов с пол-
ным основанием писал, что Геор-
гиевский собор «заслуживает
целого трактата»1в. Это—задача
последующих исследований 17.
Нельзя при этом не подчеркнуть, что, в отличие от Дмитриевского собора, изоби-
лующего позднейшими подделками рельефов, пластика Георгиевского собора не
имеет ни одной подделки — она целиком подлинная, и в этом ее драгоценность.
План Георгиевского собора (рис. 44) имеет в основе почти точный квадрат
(10,3 X 10,8 м — внутри) с сильно выступающими к востоку алтарными апсидами.
С трех сторон к зданию примыкают открытые внутрь притворы; из них западный боль-
ше по площади и высоте, чем боковые. В торцовых фасадах притворов помещаются
перспективные порталы. Четыре широко расставленных столба несли барабан главы,
помещавшийся строго по центру основного объема. Существующие квадратные стол-
бы принадлежат перестройке 1471 г.; форма первоначальных столбов пока не уста-
новлена.
Переложенные В. Д. Ермолиным западные столбы имеют на углах четверт-
ные выкружки — прием, характерный для памятников Москвы конца XIV в.—
Благовещенского и Рождественского придворных храмов (см. главы XV и XVI).
Однако этот прием был известен, по-видимому, и архитектуре домонгольского
времени. Столбы Спасского собора в Старой Рязани были «в виде креста с вогнутыми
углами» 18. Отвечающих столбам внутренних лопаток в Георгиевском соборе нет,
73
45. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
а — аркосолий князя Святослава; б — деталь восточной стены северного притвора.
поэтому и первоначальные столбы не имели, видимо, закрестий. Снаружи же им
соответствовали узкие лопатки с полуколоннами.
В результате раскопок К. К. Романова удалось достаточно точно установить ха-
рактер упоминаемого Ермолинской летописью Троицкого придела. Он занимал угол
между северной стеной собора и восточной — северного притвора, в которой был
сделан дверной проем для входа в усыпальницу. Последняя представляла собой ми-
ниатюрный одноапсидный храмик. Она имела только две самостоятельных стены —
северную и алтарную, которые примыкают к стене собора и притвора. Стены при-
дела — той же толщины, что и стены собора. В северной (наружной) стене собора
был сделан аркосолий, где в 1252 г. был погребен его строитель князь Святослав Все-
володович 1в. Свод аркосолия выложен из мелких блоков туфа (рис. 45, а). Второй
аркосолий занимал симметричное положение в северной стене притвора. Помещение
придела было незначительным — 1,8 X 3,5 вместе с апсидой. Оно было перекры-
то, скорее всего, полуциркульным сводом с шелыгой, видимо, параллельной стене
притвора, так что закомара выходила на северный фасад. Придел был значитель-
но ниже притвора и имел одну угловую лопатку, почти равную по ширине лопаткам
притвора. Его фасад как бы дублировал в миниатюре фасад притвора. Придел, как
особый храмик, вероятно, завершался глухой главкой.
Когда был пристроен Троицкий придел-усыпальница,— мы не знаем. Это про-
74
46. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
Портал усыпальницы.
изошло, конечно, до 1252 г.,
но думаем, что дату можно
значительно приблизить к да-
те окончания собора. Скорее
всего, придел был сооружен
вскоре после завершения ра-
бот по собору и, конечно, до
монгольского разгрома Вла-
димирской земли в 1238 г.
К. К.^Романов считал, что
придел был сделан одновре-
менно с окончанием работы
по резному убранству собора,
когда в его колончатый пояс
вставлялись плиты с изобра-
жениями святых 2о. Восточ-
ная стена северного притвора
очень сильно нарушена,— в
ней есть чинки кирпичом
(рис. 45, б). Это осложняет
вопрос о времени устройства
богато профилированного бе-
локаменного обрамления вхо-
да из притвора в усыпальни-
цу (рис. 46). Полагаем, одна-
ко, что нет оснований присва-
ивать его В. Д. Ермолину.
Северная стена собора и при-
твор сохранились лучше дру-
гих, и В. Д. Ермолин, видимо,
лишь перебрал «изнова» ста-
рыйпортал. Профильобрамле-
ния имеетготический характер.Любопытно, что в этом отношении портал усыпальницы
не был одинок. В собрании резных камней в соборе есть два больших камня с подоб-
ной же профилировкой. Как увидим ниже, придел был убран резным камнем в той
же системе, что и сам собор; над его убранством работали, видимо, те же скульпто-
ры. Следовательно, мы можем считать Троицкий придел не «позднейшим искажени-
ем» композиции Георгиевского собора, но ее существенной особенностью. Мы гово-
рили выше о наличии подобных приделов у ряда памятников XIII в. 21
Придел был восстановлен в 1471 г. далеко не в первоначальном виде и не на ос-
нованиях древнего. Как показывает изображение собора на рисунке 1801 г.
(рис. 47)22, новый придел сильно выступал вперед (к востоку) за линию алтарных апсид
и был выше северного притвора. Следы его кровли сохранились на северной стене
собора; он был сломан в 1809 г. и заменен новым теплым Троицким храмом 23.
75
47. Георгиевский собор в Юръеве-Польском, (по рисунку 1801 г.).
Цоколь подобен цоколю Суздальского собора. Аттический по своей форме, он
также имеет сильный вынос. Фасады членятся узкими лопатками с полуколоннами.
Углы притворов, завершенных с торцов килевидной аркой, обработаны плоскими
лопатками, как и в Суздальском соборе.
В той же, что и в Суздале, системе сделан также колончатый пояс: он углуб-
лен в плоскость стены (рис. 48); однако стена над ним не утончается,не образует
отлива. Узкие щелевидные окна помещались и в нижней зоне стены — под поясом
и над ним. При отчетливо выраженной центричности и симметрии композиции основ-
ного объема можно полагать, что первоначально он обладал стройными пропорциями,
вздымаясь над кровлями притворов и апсид. Относительно точно и убедительно пер-
воначальная высота основного объема собора устанавливается в связи с реконструк-
цией скульптурных композиций в закомарах храма (см. ниже).
Закомары собора, скорее всего, имели то же килевидное очертание, что и
закомары притворов.
Примечательнейшей чертой внутреннего пространства Георгиевского собора
являлось отсутствие хор. К. К. Романов писал: «Хор в Георгиевском со-
боре никогда не было. Этим он существенно отличается от других церквей XII —
XIII вв. во Владимиро-Суздальской области. Соответственно отсутствию хор изме-
нена разбивка фасадов» 24. В связи с этим особое значение приобретает отмеченная
выше широкая расстановка столбов. Благодаря ей господство широких, слитых
76
]м
48. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Конструкция колончатого пояса
(по К. К. Романову).
с притворами, центральных нефов и узость боковых столь значительны, что, соб-
ственно, даже нельзя говорить о «нефах», как таковых.Пространство храма имеет
почти «зальный» характер. В этой же связи существенно стремление зодчих сделать
его возможно более светлым. В отличие от большинства храмов Владимирской зем-
ли, Георгиевский собор, как уже говорилось, имел два яруса окон —
они располагались не только над колончатым поясом, но и под ним,создавая внутри
богатое освещение, усиливавшееся окнами барабана.
Для интерьера храма существен вопрос о возможности наличия в его убранстве рез-
ного камня. В недавнее время была высказана мысль, что крупные культовые скуль-
птурные композиции, находящиеся ныне в переложенном и перепутанном В. Д. Ермо-
линым виде на фасадах собора, первоначально представляли собой части резного ико-
ностаса, а частью располагались на внутренних стенах и столбах собора2б.Согласиться
с этой гипотезой невозможно; она противоречит установленному наукой достаточно
точному представлению о постепенном развитии иконостасов в гораздо более позднее
время28.
77
49. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Малый деисус.
50. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Проем в западной стене.
Однако алтарная преграда
храма могла быть украшена резь»
бой. В частности, имеющийся сре-»
ди резных камней собора малый
деисус (рис. 49) не находит себе
места в наружном резном уборе
храма. Там деисус уже был предс-
тавлен в колончатом поясе (см. ни-
же). Малый пятифигурный деисус
по своей величине (высота — 60
см; ширина 28 см—фигуры Христа
и архангелов, 21,5 см — фигуры
богоматери и Предтечи) и мелкой
деталировке фигур более похож
на комплекс небольших «скульпту-
рных икон», рассчитанных на рас-
смотрение вблизи. Как доказано
В. Н. Лазаревым, в древнейших
алтарных преградах деисус поме-
щался над «царскими вратами»—
входом в алтарь 27. Думаю, что
малый резной деисус и помещался
на алтарной преграде Георгиевс-
кого собора. Его размеры не проти-
воречат этому. Общая протяжен-
ность пяти камней деисуса равна
1,27 м.
Можно думать, что релье-
фы были расчленены резными
обрамлениями. В целом длина
51. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
Клиновидный рельеф.
деисуса составляла около 1,5 м, что отвечает допустимой ширине пролета«царских
врат». Возможно, что внутри храма в пятах парусов помещались загадочные клиновид-
ные рельефы — мужские бородатые маски, одна из которых дошла до нас (рис. 51).
Притворы, как сказано, расширяли площадь собора, а их пониженные помеще-
ния контрастировали с высотой его пространства, подчеркивая ее. В этой связи
особый интерес приобретает западный притвор храма. Его большие, по сравнению
с боковыми, размеры связаны не только с тем, что через этот притвор был главный
вход в собор. Он был не только большим по площади, ноиболее высоким.
Свод, перекрывавший его, ниже сохранившихся боковых стен; он примыкал к стене
собора выше уровня аркатурно-колончатого пояса; в связи с этим в среднем де-
лении западной стены колончатого пояса нет. Несомненно, следовательно, что, как
и в Суздальском соборе, притвор имел второй этаж. Открытый Ф. Н. Полуя-
новым и П. Д. Барановским в верхней части среднего деления западной стены выхо-
дящий внутрь храма арочный проем, заложенный снаружи кирпичом (рис. 50),
79
52. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском,. Вид с востока.
позволял находившимся во втором этаже слушать богослужение. Весьма вероятно,
кто в переложенной В. Д. Ермолиным южной части этого деления стены был еще
один или два проема. Таким образом, верх притвора, открывавшийся внутрь храма,
как бы заменял хоры, от которых теперь был освобожден просторный и светлый
интерьер храма. Однако этот вопрос требует детального архитектурно-археологичес-
кого исследования западного притвора и, в частности, решения вопроса о ходе на его
второй этаж28. Двухэтажность западного притвора ставит вопрос о продолжении на
его фасадах колончатого пояса.
Как и во всех владимиро-суздальских храмах, он, несомненно, был ина апси-
дах. Карниз существующих апсид (рис. 52) украшен простой аркатурой, испол-
ненной совершенно иначе, чем аркатура пояса фасадов, проходящая на одном
уровне с алтарной. Здесь арочки полуциркульные, с двойным контуром, резко отлич-
ные от сложной декоративной формы арочек остальных фасадов. Аркатура апсид
своим архаизмом напоминает постройки Юрия Долгорукого. Едва ли апсиды собора
80
1230—1234 гг. могли так резко отличаться по обработке от всего здания. Вероятнее
думать, что эта аркатура, как и апсиды, принадлежит 1471 г., что первоначально по
верху апсид шел такой же, как на других стенах, колончатый пояс и что их стены до
низа также покрывал ковровый орнамент.
Интересы композиционной связанности и целости боковых фасадов требовали
продолжения колончатого пояса и на фасадах западного притвора 29. Характерно,
что его северная стена разобрана строго на одном уровне, где кончался ковровый
орнамент, как бы подходивший к какому-то прерывавшему его горизонтальному чле-
нению. Пояс был углублен в стену; она здесь была тоньше и, возможно, сильно раз-
рушилась, что и вызвало разборку ее В. Д. Ермолиным. Подтверждение этому мы
увидим ниже в связи с характеристикой системы резьбы Георгиевского собора, ко-
торая подведет нас и к вопросу о первоначальной композиции его верха.
3
Обращаясь к характеристике резного убранства собора, следует иметь в виду
установленные К. К. Романовым два этапа в его сложении 30. Они связаны с дву-
мя типами резьбы — горельефной и плоской ковровой, сочетающимися в декоратив-
ной системе фасадов.
Первоначально фасады были украшены только горельефными фигурами (без
ковровой орнаментации), изготовлявшимися до установки их в стену. Над гладью
стен нижнего яруса шел колончатый пояс; его капители были уже резными, а проме-
жутки между гладкими колонками — свободными. Над аркатурой, также на фоне
гладкой стены, по сторонам окон размещались горельефные фигуры святых, живот-
ных и чудищ, а выше — в закомарах — были большие композиции культового со-
держания. Капители полуколонн были украшены резьбой. На торцовых фасадах
притворов в тимпанах были вставлены резные фигуры богоматери (на южном),
св. Георгия и две головы святых (на северном), а по сторонам порталов,— еще ли-
шенных резьбы,— симметричные изображения зверей. На северной стене западного
притвора уже были помещены плиты с изображениями кентавров. В этом своем виде
убранство собора несколько напоминало декоративную систему Дмитриевского со-
бора и даже Покрова на Нерли.
Второй этап украшения собора состоял в нанесении коврового орнамента на
свободные от рельефов поверхности. Он высекался по законченной кладке стены,
по предварительно прочерченному рисунку, и требовал безупречной точности ра-
боты. Эта система нанесения орнамента вполне ясно выражена на южной стене запад-
ного притвора, резной убор которой остался незавершенным (рис. 53,а). Трудность
исполнения коврового узора осложнялась еще тем, что кладка стены была далеко
не такой идеальной, как в постройках XII в. Здесь она велась местами из мелкого
камня, врубавшегося один в другой, отнюдь не образуя при этом ровной поверхнос-
ти 81. Ковровый узор застилал нижний ярус фасада, оплетал тело полуколонн, а
над поясом окружал высокие рельефные фигуры и «подстилал» большие, состоявшие
из нескольких фигур, закомарные композиции, объединяя их. Орнамент испол-
нялся так, что он не выступал из общей плоскости стенной кладки, но был «врезан»
6 Н. Н. Воронин, т. II
81
53. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
а — незавершенный ковровый орнамент западного притвора; б — орнамент
южного притвора.
54. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Южный притвор.
6*
в нее путем углубления фона. Это усиливало эффект горельефных скульптур. Одно-
временно были покрыты орнаментом порталы, колонки пояса, а между ними вста-
влены особо пригнанные плиты с резными фигурами святых.
Второй этап резьбы следовал вскоре за первым. Но никак нельзя согласиться
с К. К. Романовым, полагавшим, что убранство собора было первоначально «задумано»
лишь с рельефами, но без ковровой резьбы 32. Выше мы видели, что интерес к обиль-
ной и затейливой украшенности здания неуклонно нарастал от памятника к памят-
нику — за строгими, обнаженными постройками Долгорукого следовало сдержанное
и изящное убранство Покрова на Нерли, а за ним — Дмитриевский собор с его пыш-
ным резным убором. Брат Святослава — Георгий разрушил собор Мономаха в Су-
здале, чтобы взамен его создать церковь «краснейшю первыя». Несомненно, что и
теперь художественные взгляды строителей не пошли вспять к приемам XII в., а
шли вперед, и «задумать» нечто, подобное Покрову на Нерли, в 30-х годах XIII в.
не могли. Поэтому совершенно очевидно, что вскрытые К. К. Романовым два этапа
в процессе сложения декоративной системы Георгиевского собора отражают не два
разных замысла, а техническое расчленение единого замысла на
два этапа.
Ясно, что размещение горельефных фигур, как единоличных, так и входивших
в состав композиций, должно было считаться с последующей орнаментацией фона,
чтобы не вступить в противоречие с ее нормальным развертыванием. Это особенно яс-
но при взгляде на убранство фасадов притворов (рис. 53, б). Фасад здесь имеет две
орнаментальных зоны: нижнюю — по сторонам портала, вторую — в тимпане за-
комары (рис. 54). На границе их соединения вставлены симметричные изображения
зверей, исполненные в высоком рельефе. Угловые лопатки были украшены плоским
узором из круглых медальонов с изображениями зверей, птиц и чудищ (рис. 55).
Нужно отдать должное великолепному мастерству резчиков, компоновавших
узор с большой свободой, сохранявших лишь основные оси орнамента, но смело пре-
небрегавших единообразием симметричной композиции в его развитии. Благодаря
этому только при внимательном рассмотрении обнаруживается, что ковер состоит из
отдельных орнаментальных панно или раппортов различной величины, в зависи-
мости от величины украшаемой поверхности 33. Сложность декоративной системы и
последовательность ее исполнения с неизбежностью ведут к заключению, что масте-
ра должны были иметь предварительный проект убранства храма. Каким он был,—
графическим изображением или объемным макетом,— сказать трудно.
Таким образом, убранство Георгиевского собора является сложной, но единой
и целостной системой, а не результатом «напластования» одной системы на другую.
Вопрос об убранстве нижнего яруса фасадов собора не вызывает споров. Его по-
крывал ковровый орнамент, согласованный и на стенах самого собора, и на стенах
притворов. Так, орнамент северной стены западного притвора состоит из
двух ярусов — он как бы «обтянут» двумя «коврами». Нижний ярус орнамента раз-
вивается из хвостов парных птиц (рис. 56, б), верхний ярус — из треугольных кор-
ней; на границе их стыка были заранее вставлены резные плиты с парными кента-
врами (см. рис. 56, а). Гораздо сложнее вопрос о системе и смысле резного убора
верхнего яруса храма.
84
55. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Лопатки притворов.
56. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
а — северный фасад западного притвора; 6 — деталь коврового орнамента.
57. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. «Преображение»
(реконструкция К. К. Романова).
Исследователями было установлено, что в числе хаотически расположенных
В. Д. Ермолиным рельефов собора имеются фрагменты больших сюжетных культовых
композиций. Из них К. К. Романовым установлены «Распятие с предстоящими» (так
называемый «Святославов крест»), ^Преображение» (рис. 57), «Троица ветхозавет-
ная» (см. рис. 43), «Семь отроков эфесских» (см. рис. 43), «Три отрока в пещи», «По-
кров богородицы» 34. Д. В. Айналов указал композицию «Даниил во рву львином»36.
В числе отдельных резных камней, собранных в соборе, есть еще одна композиция —
«Вознесение Александра Македонского» (рис. 58).
Исследователи единодушно полагали, что эти крупные композиции могли рас-
полагаться лишь в закомарах собора. Однако реконструкция каждой из них не ста-
ла специальной исследовательской задачей. Была ясна композиция «Святославо-
ва креста», специально изученного К. К. Романовым. Он же осуществил реконструк-
86
58. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Фрагмент композиции
«Вознесение Александра Македонского».
цию композиции «Преображения» (см. рис. 57). Характер остальных скульптурных
композиций оставался неустановленным. Вопрос же об их размещении на фасадах
и их смысловой взаимосвязи вовсе не ставился.
В качестве гипотезы я предложил возможный порядок расположения этих ком-
позиций, видя в их составе не случайное сочетание сюжетов, а определенный их
подбор, продиктованный продуманной церковно-политической концепцией во-
схваления и утверждения сильной княжеской власти, находящейся под верховным
патронатом небесных сил зв.
Работа в этом плане была продолжена и углублена исследованиями Г. К. Ваг-
нера, предложившего, на мой взгляд, безупречно обоснованные и точные реконструк-
ции ряда композиций. Он же определил их местоположение, во многом уточнившее
предложенную мною схему, и детализировал нашу характеристику идейно-полити-
ческого замысла убора собора в целом. Ниже мы и изложим кратко эти новые дан-
ные, отсылая читателя за аргументацией и подробностями к работам Г. К. Вагнера 37.
Георгиевский собор, как и Суздальский, стоял не в центре городской площади,
но на ее южном крае, обращаясь южной стеной к валу и въездной башне кре-
пости; северной — он смотрел на городскую площадь. Северный фасад и был глав-
ным фасадом собора. Его убранство представляет поэтому для нас первоочередной ин-
терес: характер его является как бы ключом к идейному и художественному замыслу
убранства здания в целом.1
Уже убор северного притвора говорит об особом значении северного фасада. Он
украшен большой фигурой св. Георгия, которому посвящен собор. По сторонам порта-
ла помещены головы двух святых. На наружном архивольте портала среди плетения
в медальонах изображены богоматерь («Знамение») и фигуры пророков. По гипотезе
С. Г. Щербова, одна из голов святых на притворе определяется как изображение
св. Митрофана — патрона епископа Митрофана 38.
Фигура св. Георгия (рис. 59) необычайно торжественна — он изображен в патри-
цианской одежде и воинских доспехах, с копьем и щитом, на котором хищно
87
59. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Георгий.
60. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском,. Колончатый пояс.
изогнулся барс—эмблема владимирской династии; мы видели уже эту эмблему в чис-
ле рельефов Покрова на Нерли (см. т. I, гл.XX). Это один из лучших в техническом
и художественном отношениях рельефов 39. Фигура Георгия с владимирским гербом
на щите осмысляется как изображение патрона Святославова брата — Георгия Все-
володовича, бывшего великим князем владимирским 40.
В колончатом поясе северного фасада (рис. 60) находились фигуры святых-вои-
нов Дмитрия Солунского, Георгия и двух Федоров — Тирона и Стратилата (повто-
ряющие подбор святых на почти современных Георгиевскому собору южных вратах
Суздальского собора). Этот подбор святых убедительно объясняется как включение
в пояс, наряду с деисусным чином, патронов князей владимирской династии: Юрия
Долгорукого, его сына — Всеволода III, внука Ярослава — Федора Всеволодовича
и др. 41 Таким образом, фигуры пояса главного северного фасада собора представ-
ляли собой как бы символическую скульптурную галерею династии владимирских
«самовластцев».
Существенно, что фигуры занимают пролеты между колонками на всю высоту;
они несравненно монументальнее и значительнее, чем маленькие фигурки в поясе
Дмитриевского собора. «Целый мир отделяет эти юные, сильные, но стилизованные
89
61. Георгиевский собор в Юръеве-Полъском. «Победный крест»
(реконструкция ).
образы от дегенерирующих фигур Дмитриевского собора»,— писала Ф. Халле 42.
Как бы входя в огромный деисусный чин, фигуры княжеских патронов — святых-
воинов не наделены жестами моления. Они стоят изолированно и независимо в своих
нишах. Их иконографический тип передан с известной свободой, подчеркивая их свет-
скую символичность 43.
В этой связи изображение на щите Георгия на северном фасаде притвора эмбле-
мы владимирской династии — вздыбленного барса приобретает особое, демонстра-
тивное значение.
Над колончатым поясом в средней закомаре помещались большая скульптурная
композиция «Распятие» и сопровождающая ее плита с надписью о постановке этого
«креста» князем Святославом (по надписи композиция и названа «Святославовым
крестом») 44. С «Распятием» были связаны и помещенные ниже две симметричные фи-
гуры драконов 45.
Крест играл большую роль в системе политической идеологии княжеской вла-
сти. Белокаменный крест, поставленный в устье Нерли при Андрее Боголюбском,
и также белокаменный крест, вставленный в стену Суздальского собора при его об-
новлении епископом Иоанном,— имели на себе высеченные надписи «похвалы кре-
сту», в которых говорилось, что крест «схраньник всей вселенней... царем дер-
жава, верным у твержение» и т. д.4в Всеволод III, отправляя сына
Константина на княжение в Новгород, дал ему меч и крест, сказав «се [т. е. крест]
ти буди схраньник и помощник, а мечь прещение и опасенье» 47. Крест мыслился как
символ верховного покровительства неба княжеской власти. Сам Константин пост-
роил на площади владимирского торга церковь Воздвижения креста (1218). Помеще-
ние Распятия в средней закомаре Георгиевского собора как охранительного символа
над персонифицированными в образах их патронов в колончатом поясе владимир-
скими князьями — являлось переводом на язык монументальной пластики теории
о праве владимирских князей на приоритет в Русской земле, об их богоизбранности.
Можно утверждать, что «крест» Георгиевского собора не был обычным «Распятием»; он
представлял особый иконографический тип «победного креста» (греч. — никитири-
он), где над его мачтой помещался еще «нерукотворный Спас» (рис. 61). Такой иконо-
графический извод связан с начальной историей византийского христианства и был
символом непобедимости ромейских базилевсов 48. Это придает еще большую идей-
но-политическую значимость «Святославову кресту».
Та же идея небесного патроната владимирской династии выражалась в компо-
зициях боковых закомар северного фасада. В восточной закомаре помещалось изо-
бражение «Трех отроков в пещи огненной», в западной — «Даниила во рву львином»
(рис. 62, а, б). Обе композиции были связаны с «Распятием» как библейские прообра-
зы «страстей господних». Но здесь они были символами покровительства бога вер-
ным людям, т. е. того же небесного патроната над владимирскими князьями 49.
В то же время эти композиции символизировали важнейшую для XII—XIII вв.
мысль о верности, «единачестве» князей, преодолевших трагическую усобицу и
восстановивших единство и силу Владимирской земли.
С замыслом убранства северного фасада собора был связан и убор Троицкого
придела-усыпальницы.
91
62. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
в — «Три отрока в пещи»; 6 — «Даниил во рву львином»; в — «Семь отроков эфесских»
(реконструкция Г. К. Вагнера).
Отмечая, что при перестройке памятника В. Д. Ермолиным в кладку стен собора
попали резные камни, к нему непосредственно не относящиеся, Н. П. Кондаков пи-
сал, что, кроме рельефов самого собора, здесь присутствуют «куски другого, лучшего
и притом древнейшего здания» б0. Видимо, автор полагал, что и собор 1152 г. был
украшен резным камнем. Однако этого не могло быть. Выше мы видели строгий ха-
рактер архитектуры 50-х годов XII в. Наблюдение это было повторено и расширено
К. К. Романовым, писавшим, что в переложенных частях собора, кроме рельефов
с его стен, есть «камни из какого-то другого здания, современного существующей
древнейшей части собора, и еще камни из других зданий иной работы» и. Таким
«другим зданием», к которому мы можем относить часть рельефов, не принадлежащих
к самому собору, и был, прежде всего, восстанавливавшийся В. Д. Ермолиным,
н© не дошедший до нас придел-усыпальница.
Как мы упоминали выше, постройку придела К. К. Романов относил ко вре-
мени завершения резного убранства собора. Восточная стена северного притвора,
92
как можно судить по ее частично сохранившимся старым резным камням, видимо, не
была закончена орнаментацией (см. рис. 45, б). Возможно, что это было связано с ре-
шением о пристройке придела. Нет сомнения, что фасад придела был украшен резьбой
в той же системе, что и весь северный фасад собора. Рельефы придела могли попасть
и на стены собора, переложенные в 1471 г. К Троицкому приделу Д. В. Айналов и
отнес с полным основанием большую композицию «Троицы», частично сохранившую-
ся в кладке 1471 г. южной стены собора (см. рис. 43) б2.
Сохранилось лишь два из четырех камней этой композиции. Ее фон также засти-
лал ковровый растительный узор. Несомненно, что она и занимала тимпан северного
фасада придела. Резьба этой композиции детальнее и мельче — она рассчитана на
более близкое рассмотрение, чем композиции закомар собора. «Троица» понималась
как символ единства и верности и как бы развивала мысль «шеренги героев»колончатого
нояса.
Таким образом, идейная композиция резного убора северного фасада Георгиев-
ского собора была продиктована конкретными условиями исторической жизни Вла-
димирской земли, раскрывала в культовых образах мысль о богоизбранности влади-
мирской династии, общерусские притязания которой представлялись освященными
богом. В религиозной оболочке выступали земные, светские политические тенденции.
Западный фасад собора в средней части был прикрыт высоким западным притво-
ром. Как говорилось выше, требования композиционной целостности фасадов обусло-
вливали украшение и западного притвора колончатым поясом; он пересекает и его
западный фасад. Здесь располагался большой одиннадцатифигурный деисус, являв-
шийся идейным средоточием галереи святых в колончатом поясе б3. Деисус — осо-
бенно распространенный в искусстве Владимирской Руси — здесь входил в ту же осно-
вную тему покровительства и заступничества, развитую на северном фасаде собора.
Второй ярус западного притвора, как и нижний, имел плоские угловые лопатки,
связывавшие оба яруса в единый объем. Было отмечено, что два продолговатых кам-
ня с изображением парных ангелов с рипидами (рис. 63,а) происходят из угловых ло-
паток какой-то постройки, современной собору б4. На боковой стороне одного из этих
камней с ангелом, склонившимся вправо, сохранилась резьба из круглых переплетен-
ных медальонов, заполненных растительным орнаментом, очень близкая (по харак-
теру исполнения) орнаменту лопаток притворов, с которыми указанные камни сов-
падают и по ширине. Поэтому весьма вероятно предположение С. Г. Щербова, что эти
парные рельефы помещались на угловых лопатках западного фасада княжеской «ло-
жи» бб. Можно думать, что они были обращены друг к другу, к центру фасада, так
что ангел, склонившийся влево, помещался на южной лопатке, а ангел, склонивший-
ся вправо,— на северной.
Сделанное предположение поддерживается соображением об общей композиции
верхней части западного фасада притвора. Здесь, над колончатым поясом, несом-
ненно должно было находиться окно, освещавшее помещение княжеской «ложи».
Оно могло быть и простым, щелевидным, как на других фасадах собора, и,что вероят-
нее, двух- или трехпролетным, как это было в лестничной башне Боголюбовского
дворца или в башне Дмитриевского собора (см. т. I, рис. 108, 109, 197). Фигуры
ангелов на угловых лопатках как бы осеняли склоненными рипидами окно.
93
63. Георгиевский собор в Юръеве-Польском. Угловые пилястры.
Была ли в тимпане закомары притвора особая резная композиция, и какая,—
сказать трудно. Скорее всего, здесь мог быть помещен высеченный на одной продолго-
ватой плите и невысокий (86 X 50 см\ высота указана приблизительно) рельеф
«Вознесение Александра Македонского» (см. рис. 58). Этот сюжет понимался,—
о чем уже говорилось (см. т. I), — как образ возвеличения могущества княжеской
или царской власти.
Эта тема была очень уместна в убранстве княжеской «ложи» во втором ярусе
западного притвора.
Вход в нее мог быть через дверь в южной стене притвора по особой наружной
лестнице бв. Может быть, поэтому ковровый узор здесь не был завершен (см. рис.
53, а). Пояс же в связи с этим здесь прерывался, как было на северном фасаде пере-
хода на хоры Боголюбовского собора или у южной «пристройки» Дмитриевского
собора, где пояс был оставлен недоделанным (см. т. I, рис. 107 и 199, б).
94
64. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Богоматерь.
Кровля высокого западного притвора делала плохо обозримой среднюю за-
комару собора над ней, но здесь, как показал Г. К. Вагнер, помещалась ком-
позиция «Преображения» (см. рис. 57), а южную закомару занимала композиция
«Семь отроков эфесских» (пять из семи фигур обращены влево) б7. Эта композиция
(см. рис. 62, в), очень распространенная на Руси,— в частности, на амулетах-змее-
виках,— и воспринимавшаяся, очевидно, как имеющая охранительную силу «обе-
рега» 68, репродуцирована в Георгиевском соборе в монументальных масштабах и
вошла в систему его убора, продолжая ту же тему покровительства и защиты вер-
ным людям. Какой сюжет занимал северную закомару западного фасада,— пока
неизвестно.
Композиция резного убора южного фасада собора остается во многом неясной.
Это связано с наибольшими разрушениями южной стены, резной камень которой наи-
более пострадал. Как мы видели, большинство определенных и реконструированных
композиций уже нашло свое место в уборе северного и западного фасадов собора и
в закомаре Троицкого придела-усыпальницы.
Относительно заполнения закомар южного фасада можно высказать лишь
одно предположение, связанное с помещением в тимпане южного притвора большой
резной фигуры богоматери-оранты (рис. 64). По аналогии с изображением Георгия
в закомаре северного притвора, играющем важнейшую, ключевую роль в идейном
замысле убора всего фасада в целом, изображение богоматери, скорее всего, было так-
же связано с убором южного фасада. Можно поэтому думать, что в его закомарах дол-
жны были найти место такие сюжеты, в которых видную роль играла богородица.
Г. К. Вагнер, реконструировавший большую композицию «Вознесения», где бо-
гоматерь представлена в позе Боголюбовской иконы (исходный мотив компози-
ции «Покрова»), помещает эту композицию в средней закомаре южного фасада,
а в восточной, по аналогии с Дмитриевским собором — «Вознесение Александра
Македонского». При этом решении тимпан закомары западного притвора мог за-
нимать крупный рельеф, изображающий «Богоматерь оранту», находящийся те-
перь на южном фасаде собора69. Идея прославления княжеской власти и покрови-
тельства ей богородицы нашла, таким образом, выражение и в резном уборе юж-
ного фасада.
Как говорилось выше (гл. I) , замыслы о владимирской гегемонии на Руси и под-
чинении ей остальных княжеств вовсе не были забыты сыновьями Всеволода III,
а развивались и упрочивались. Панегириком княжеской власти является и вышед-
шее в 20-х годах XIII в. из среды переславского княжеского дворянства «Моление
Даниила Заточника».
4
Изложенные данные о характере, системе и идейном замысле резного убора Ге-
оргиевского собора — только начало реконструкции его декора в целом; многое бу-
дет уточнено или изменено при документальной реконструкции памятника. Но и
теперь можно сделать некоторые общие выводы.
96
При всей своей сложности декоративная система Георгиевского собора имеет,
по сравнению с Дмитриевским собором, более ясное смысловое содержание, выражен-
ное в форме усиления ее церковного, христианского характера. Церковные темы
теперь представлены не отдельными фигурами, но большими, сложными многофигур-
ными композициями, занимающими все закомары фасадов собора и усыпальницы.
Мы видели применение подобных композиций в убранстве епископского Успенского
собора (1158—1160) во Владимире (см. т. I, гл. XVI). Кажущееся явно церковным
содержание резного убранства Георгиевского собора закрепляется изображениями
Георгия, оранты и деисуса над порталами и грандиозным «деисусным чином» в колон-
чатом поясе (см. рис. 60). Именно эта «церковность» убранства Георгиевского со-
бора и бросилась в глаза позднему летописцу, который отметил, что «бе бо изъвну
около [т. е. вокруг] всея церкве по каменю резаны святыя чюдны велми» в0. Скульп-
турная декорация собора казалась как бы развитием и продолжением внутренней
росписи храма. Если последнюю успели осуществить, то она, вероятно, характеризо-
валась той же любовью к орнаментальности, как и роспись Суздальского собора, и
гармонировала в этом отношении с коврами сказочных растений Святославова собора.
Однако, как ясно из изложенного выше, «церковность» резного убора фасадов,
храма являлась здесь лишь неизбежной формой выражения более широких идей-
но-политических концепций светского характера. Замысел убранства северного и,
западного фасадов превратил композиции закомар из самодовлеющих церковных тем
в темы служебные, лишь выражающие в различных символических образах мысль о
богоизбранности владимирских князей, об особом покровительстве божественных сил
их действиям и их земле. Следовательно, в тематике резного убора храма явно,
усилилось светское, гражданское начало.
Существенно, что пережили большую эволюцию самый смысл и характер трак-
товки отдельных фигур. Среди причудливых трав и «древес», напоминавших чащи,
оплетенные хмелем и повиликой, размещались горельефные фигуры реальных и фан-
тастических зверей, птиц и чудищ. Но, по сравнению с Дмитриевским собором, они не
играли здесь главной роли; их было меньше, и они занимали явно подчиненное положе-
ние по отношению к скульптурам закомар. Образ человека явно господствовал над
многоликим зверьем.
Важно подчеркнуть, что здесь нет сцен кровавой борьбы зверей. Их образ су-
щественно меняется, приобретая фольклорные черты. Львы получают добродушные
кошачьи морды 81. Смысл льва на фасаде западного притвора был в грозном «охра-
нении» входа, но он представлен мирно лежащим, скрестившим лапы, под сенью свое-
го, превратившегося в пышное «древо», хвоста (рис. 65, а). Драконы, связанные
в Георгиевском соборе и с композицией «Распятия» (см. рис. 61), и с «змееборством»
Георгия, уподобляются сказочным крылатым Змеям Горынычам с закрученным че-
шуйчатым хвостом и весьма реалистичной волчьей зубастой пастью (рис. 65, б) 81.
Эта волкообразность юрьевских драконов, выделяющая их среди «драконологии»
средневековья, оказалась связанной с русским фольклором поры «двоеверия», с пред-
ставлениями о волках как «собаках небесного воеводы» — Георгия 88.
В трактовке резчиков Георгиевского собора сирены становятся полудевами-
полуптицами с роскошными хвостами, «сиринами» и «алконостами», поющими песни
7 н. н. Воронин, т. II 97
65. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
а — лев; б — дракон.
радости и печали (рис. 66,а)84
Этих сиринов было здесь
больше, чем в Дмитриевском
соборе. У женских масок по-
являются шапочки, напо-
минающие русский убор —
«чело»65. Кентавры, появив-
шиеся еще в составе релье-
фов Дмитриевского собора, в
Юрьеве получают вместо кон-
ского звериное тело; их тор-
сы одеваются в русские каф-
таны,. а на головах появля-
ются сказочные венцы; в од-*
ной руке кентавр держит бу-
лаву, в другой — зайца (рис.
66, б). Указанные черты поз-
волили исследователю срав-
нить эти фигуры с образом
«доезжачего в княжеской
свите»66. Так же одет другой
кентавр на правой лопатке
южного притвора, держащий
в руке топорик, подобно кня-
жеским телохранителям (поз-
днейшим «рындам»; рис. 67).
Это «одевание» обнаженных
торсов мифических кентавров
напоминает историю статуй
Спасской башни Московского
кремля, для которых, по ра-
споряжению царя, в 1624 г.
были сшиты специальные однорядки, чтобы прикрыть их недозволенную наготу. Еще
в XVII в. статуарные изображения назывались «болванами», т. е. идолами, и напоми-
нали о язычестве 67. Ф. Халле отметила, что в изображениях святых-воинов и дру-
гих человеческих фигур появляются национальные черты 68.
Изображения животных и чудищ не были изолированными, как в Дмитриев-
ском соборе, но включались в какие-то многофигурные композиции. Так, например,
фигура слона (рис. 66, в) была элементом какой-то сцены, о чем свидетельствует ши-
рокий валик обрамления, выходящий в правую сторону и огибающий рельеф сверху.
Видимо, аналогичная сцена, в которой участвовал слон, была изображена еще киев-
скими резчиками XI в. на большой шиферной плите 69. Располагаясь по сторонам
окон над поясом и объединяясь растительным орнаментальным фоном с закомарными,
церковными композициями, изображения чудищ включались в общую систему убора
98
каждого членения стены. Та-
ким образом, сцены «священ-
ного писания» развертыва-
лись как бы в сказочном саду,
населенном созерцавшими их
причудливыми тварями. Ха-
рактерно при этом, что и по
своей величине, и по высоте
рельефа изображения зверей
и чудищ равноправны
изображениям персонажей
церковных композиций, а
крупный масштаб орнамента
свидетельствует о его не
только декоративном, но и
смысловом значении «сада».
Очень существенно наблюде-
ние, что резчики коврового
узора стремились преодолеть
«древовидную схему» и приб-
лизить свои сказочные цветы
к реальной среднерусской
флоре; так они создают паль-
метовидные гибриды живых
цветов — ириса, лилии, тюль-
пана (см. рис. 53) 70.
Таким образом, в резном
уборе Георгиевского собора
не только возобладала жиз-
ненно-важная идейно-полити-
ческая тематика, определив-
шая его композицию, отбор
символических церковных
сюжетов, но и очень резко
усилились русские народные
черты.
Весьма существенна и
эволюция самой изобрази-
тельной манеры резчиков. В
ней продолжается усиление
плоскостной, орнаментальной
передачи формы и деталей —
складок одежды, оперения,
66. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
а — сирин; 6 — кентавр; в — слон.
7*
99
мышц, завитков шкуры, чешуи и т. п. Эту манеру мы отметили еще в пластике времени
Андрея Боголюбского, и она неуклонно развивалась и усиливалась, проявившись с
большой силой в резьбе Дмитриевского собора, родственнойрезьбепо дереву. В Геор-
гиевском соборе эти традиции деревянной резьбы сказываются еще выразительнее.
Любопытно, что именно здесь находит себе ближайшую аналогию резьба знамени-
тых новгородских деревянных колонн (см. т. I, рис. 234).
Вместе с необычайно быстрым и своеобразным ростом значения резного убран-
ства, отраженным в резьбе Георгиевского собора, получают дальнейшее развитие и
те новые взгляды на связь этого убранства с архитектурой, которые мы подмечали
уже в Суздальском соборе.
Прежде всего характерно отношение мастеров к фасаду как к нейтральной по-
верхности, подлежащей резному убранству во всех своих частях,— будь то стена,
лопатка или полуколонна. Плоский узор как бы «обтягивает» наподобие реального
«ковра» все эти части. Орнаментация архитектурных деталей почти не считается с их
формой. Так, например, резьба капителей порталов стирает их четкую геометричес-
кую форму; узор как бы «обволакивает» их в процессе роста каменных трав, они
круглятся, как бы сливаясь в единый блок (рис. 68). Капители полуколонн, украшен-
ные профильными мужскими и женскими масками, также теряют свою геометричес-
кую ясность (см. рис. 63, а и б). Упругая форма угловых рогов — грифов в базах пор-
талов превращается в узорчатый листок.
Особенно характерен в том же смысле колончатый пояс Георгиевского собора
(см. рис. 60). С исчезновением хор он уже не выражает на фасаде этой черты конструк-
ции интерьера. Он не сопутствует также и уровню отлива, над которым раньше
стена утончалась, так как здесь стена имела одинаковую толщину на всю высоту:
над орнаментированным полувалом, заканчивающим пояс, непосредственно начи-
нается ковровая резьба верхних полей стены. Таким образом, пояс стал теперь
чисто декоративной, самостоятельной деталью фасада.
Сама аркатура пояса приобретает характер своеобразной орнаментальной ленты:
арочки стали не только килевидными, но трехлопастными; они превратились как бы
в «киотцы», в которых помещены орнаментальные мотивы. Растительный узор опле-
тает и полувал над арочками, превращающимися лишь в наиболее крупный и чет-
кий элемент этого узора. Характерно в этом смысле и само техническое исполнение
аркатуры: основание арочки вытесано на одном камне, а вершина — на другом,
т. е. и технически арочка декоративна.
Пояс, как говорилось, исполнен так же, как в Суздальском соборе,— он углу-
блен в плоскость стены. Колонки тоже цилиндричны, еще более коренасты и похо-
жи на точеные деревянные балясины (см. рис. 60); при вышине 67 см они имеют тол-
щину 14 см. Изображения святых между колонками вовсе не связаны с кладкой
стены — они изваяны на отдельных плитах, подогнаны и вставлены между колон-
ками. При этом колонки, орнаментированные с лицевой стороны 71, наполовину
прикрываются плитами и превращаются почти в полуколонки (см. рис. 48), напоми-
ная этим позднейшие кирпичные колончатые пояса архитектуры XV—XVI вв.
Однако, при всей своей декоративности, резьба Георгиевского собора гораздо
органичнее связывается со стеной, как бы «срастаясь» с ней, нежели, например,
100
67. Георгиевский собор в Юрьеве Польском. Деталь лопатки притвора.
68. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Деталь портала.
в Дмитриевском соборе. Если в последнем рельефы до известной степени оправдывают
свое простонародное название «прилепов», а колонки пояса, как и фигурки святых
между ними, как бы «висят» на стене,— то в Георгиевском соборе горельефные изо-
бражения прочно оплетены орнаментом, связывающим их между собой и плотнее сое-
диняющим со стеной. Точно так же и пояс углублен в стену, его колонки прочно стоят
на ее выступе, а плиты с фигурами святых, более крупными, чем в Дмитриевском
соборе, уверенно покоятся в своих нишах подобно резным иконам.
Этот сплошной резной убор Георгиевского собора превращает его как бы в ог-
ромный резной ларец, где вся поверхность «измечтана всею хитростью» декоративной
фантазии ювелира. Под покровом орнамента ослабевает конструктивная ясность чле-
нений здания, архитектурный смысл его частей и деталей, главного и второстепенно-
го; ритмика рядов кдадки совершенно неощутима. Здание становится монолитным,
101
равномерно тяжелым во всех своих точках. Как бы отвечая этому, профиль цоколя
приобретает напряженное очертание; он как бы «сплющивается» под давлением отяг-
ченной пышным убором стены, и его элементы сильнее выступают вперед (это осо-
бенно ярко сказывается в базах порталов). Цоколь Георгиевского собора, по срав-
нению с холодным изяществом и законченностью цоколей зданий XII в., чрезвы-
чайно сочен и выразителен. Особенно интересен в этом смысле профиль белокамен-
ного обрамления входа из северного притвора в Троицкий придел-усыпальницу (см.
рис. 46). Он приобретает почти готический характер. Эта деталь не должна вызывать
нашего удивления, если мы вспомним, что еще в конце XII в. в соборе Новгорода-
Северского, аналогичном по крестообразному плану с Георгиевским собором, при-
менено убранство пилястры пучком полуколонок в виде трилистника, близко пере-
кликающимся с «классическим для готики аналогичным я трилистником" — пучком
колонок» 72.
5
До сих пор все наши суждения касались характера и убранства основного объе-
ма Георгиевского собора до его закомар включительно, минуя вопрос о первоначаль-
ном характере его верха.
Реконструкция Г. К. Вагнером композиции «Семь отроков эфесских» позволила
подойти к определению высоты боковых закомар собора, а вместе с тем — пропор-
ций его четверика 73. В кладке собора теперь сохранились в с е 12 капителей, увен-
чивавших полуколонны лопаток. При этом восемь из них однотипны — их фасы
украшены резными изображениями голов в профиль (см. рис. 63, а, б). Можно ду-
мать, что эти капители помещались на 8 полуколоннах боковых северного и южного
фасадов. На них, как обычно, опирались белокаменные водометы. Но каким был верх
собора? Имел ли он обычную систему сводов и арок и обычную постановку главы на
слегка приподнятом над сводами прямоугольном постаменте, как это показано в един-
ственном опыте реконструкции Георгиевского собора Д. П. Суховым (рис. 69), или
же его верх имел особый характер? Как и в отношении Суздальского собора, реше-
ние этого вопроса никогда не выйдет из области гипотез. Однако необходимо собрать
все данные для его решения и на их основе предложить возможный вариант ответа.
Сохранившиеся части собора свидетельствуют, что это не рядовой храм. Его
убор проникнут теперь ясными для нас передовыми идейно-политическими тенден-
циями; светское начало, облеченное в церковную символику, здесь решительно во-
зобладало; в трактовке образов зверей и человека и даже в орнаментике сильнее
сказались народные художественные взгляды. В отдельных деталях здания мы ощу-
щаем как бы «готические» элементы: такова примечательная профилировка портала
усыпальницы; плоские, как иконы, но сильно увеличенные фигуры святых в поясе
как бы перекликаются с рядами статуй готических соборов.
Сама архитектура здания необычна. Исчезли хоры; очень широкие средние не-
фы и сравнительно тонкие столбы говорят об интересе зодчих к свободному, почти
«зальному» характеру интерьера. Столбы имеют необычную крестчатую, но
квадратную форму, может быть, с выемкой углов полукруглой фаской; им не от-
вечают настенные лопатки — стенные плоскости остаются целостными и гладкими.
102
69. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (реконструкция, Д. П. Сухова).
Эти особенности не характерны для нормального крестовокупольного храма и, напро-
тив, связаны с теми памятниками, где крестовокупольная система решительно перео-
смыслялась в направлении выработки динамической композиции здания. Таковы по-
стройки середины XII в. полоцкого зодчего Иоанна, памятники рубежа XII —
XIII вв. —Троицкий собор в Пскове и особенно церковь Пятницы в Чернигове, соз-
данная мастером Петром Милонегом 74. Теперь памятников этого рода можно наз-
вать больше. Такой была, например, церковь Пятницы (1207) в Новгороде 7б.
103
Все яснее становится связь этого общерусского стиля с развитием городов и го-
родской культуры, со вкусами передовой общественной силы — горожан. Возмож-
но, что к этому же кругу памятников принадлежал собор Княгинина монастыря во
Владимире (см. т. I, гл. XXVI). В некоторых из них поиски нового сочетались
со старыми приемами — например, крестчатой формой столбов и обычной системой под-
пружных арок. Не всегда эти постройки были удачны в смысле их прочности; иногда
конструкции не выдерживали нагрузки башнеобразного верха, и он рушился. Так
случилось с Троицким собором Пскова. Существенно в этом отношении крушение вен-
чающих частей в двух постройках владимиро-суздальских зодчих XIII в.— Суз-
дальском и Юрьевском соборах, тогда как их предшественники XII в. донесли их
в сохранности до наших дней; это едва ли случайно. Мы не знаем, также, почему
В. Д. Ермолин, восстанавливая Георгиевский собор, возвел под его широким бара-
баном повышенные подпружные арки. Была ли эта уже обычная для московской
архитектуры его времени система осуществлена безотносительно к конструкции
рухнувшего храма, или В. Д. Ермолин в какой-то мере восстанавливал первоначаль-
ное покрытие собора?
К мысли о том, что передовой и сложный по своему идейно-художественному за-
мыслу Георгиевский собор и по своей архитектурной композиции вырывался из ра-
мок традиционной типологии и имел башнеобразный верх, склоняет и значительное
количество резных камней, пока не находящих себе места на стенах собора и вызы-
вавших у исследователей предположение об их принадлежности к какому-то «дру-
гому» зданию. В частности, не относится к полуколоннам пилястр собора камень
с венцом из трех торчащих человеческих головок, вставленный В. Д. Ермолиным
в угловую полуколонну собора (см. рис. 63,6), не находит места в уборе основного
объема храма и ряд резных камней, собранных в соборе.
Для решения вопроса о верхе Георгиевского собора мы имеем право привлекать
не только предшествующие или современные ему памятники, но и позднейшие. Как
доказано К. К. Романовым, Георгиевский собор послужил образцом для постройки
первого храма Москвы — Успенского собора 1326 г., в точности повторившего план
образца 78 и, как увидим ниже (гл. IX), его объемное построение. Следовательно,
Георгиевский собор через посредство своего московского двойника оказал свое воз-
действие на зодчество Москвы XIV—XV вв. Да и сам Георгиевский собор, дожив-
ший до Ивана III, мог не раз изучаться в натуре московскими зодчими XIV—XV вв.,
которые непосредственно могли находить в столь прославленном образце ответы на
интересовавшие их конструктивные или архитектурно-художественные вопросы.
Московский Успенский собор 1326 г. уже через полтора столетия — в 70-х
годах XV в. — был на грани катастрофы: церковь была «ветха и двигнулися своды
еа, древом убо подкрьплени быша» ”. Как и у Георгиевского собора, слабым местом
построенного по его образцу Успенского собора была конструкция венчающих частей.
Это вновь подводит к мысли, что верх Георгиевского собора был необычен.
В составе утвари московского Успенского собора, унаследованной им из сокро-
вищ владимирского Успенского собора, был знаменитый «большой сион», представ-
лявший собой многоколонный киворий с первоначально шатровым верхом (см. т. I,
рис. 53). Примерно в ту же пору, когда В. Д. Ермолин восстанавливал Геор-
104
✓
о
5м
70. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Опыт реконструкции.
гиевский собор и был разрушен, чтобы уступить место новому, первый Успенский со-
бор Москвы,— московские ювелиры переделали верх снопа, увенчав ротонду бога-
тым трёхлопастным верхом с луковичной главкой. Чем была вызвана эта передел-
ка? Едва ли она случайна. Трёхлопастный постамент под главой для своего времени
(конца XV в.) был мотивом устаревшим: московская архитектура этой поры шла
дальше. Особенно же существенно, что этот постамент был богато украшен плоским
растительным орнаментом и горельефными фигурами. Все это, конечно, исполнено
московскими ювелирами в духе конца XV в., но примечательны само убранство
храмового верха резьбой и принцип сочетания плоского узора фона с высоким
71. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
Голова в килевидном киоте.
рельефом фигур,явно напоминаю-
щий ту же систему резного убо-
ра Георгиевского собора.
Известно, что часто церков-
ная утварь воспроизводила ре-
альные архитектурные формы.
Таково, например,кадило1405г.
собора Саввина монастыря (см.
ниже, рис. 150). Думаю, что и
новый верх сиона Успенского
собора воспроизводил украшен-
ный резьбой верх его начально-
го образца — Георгиевского со-
бора, что было связано с разру-
шением обеих построек и стрем-
лением увековечить их облик.
Видимо, его характерной чертой
и был башнеобразный верх78.
Трудно сказать, была ли скруг-
ленная форма постамента осо-
бенностью реального верха со-
бора, или это скругление было
вызвано соединением схемы хра-
мового верха с круглым осно-
ванием владимирского сиона
XII в. В натуре могло быть и
то, и другое, что удостоверяют
московские храмы XIV—XV вв.
(ср. круглый постамент под барабаном собора Саввино-Сторожевского монастыря).
Изложенное позволяет дать схему реконструкции первоначального вида Георги-
евского собора.
Предлагаемая нами реконструкция (рис. 70) исходит из всех изложенных выше
данных. В контуре без деталировки представлены не сохранившиеся части: Троиц-
кий придел-усыпальница, апсиды, верхний ярус четверика собора и его западного
притвора и, наконец, венчающая часть здания.
Изложим здесь же те расчеты, которые приняты в предлагаемой реконструкции.
В связи с предположением о высокой венчающей части— трёхлопастном постаменте
под главой — высота основного объема несколько снижена: высота второго яруса по
центральной оси принята не равной первому ярусу (т. е. 7 ле), как в Покрове на Пер-
ли и Дмитриевском соборе и как это предполагалось Г. К. Вагнером 70, а меньшей —
6,5 м\ подобное снижение имеет второй ярус Успенского собора на Городке в Зве-
нигороде. Исходя из той же аналогии, мы приняли высоту апсид, поднимающихся до
середины второго яруса. С этим согласована и предполагаемая высота западного
притвора, где уровень пола второго этажа принят на уровне низа аркатурно-ко-
106
лончатого пояса. Схема Троицкого придела-усыпальницы представлена на основании
его фундаментов, открытых раскопками К. К. Романова. Килевидное очертание
закомар фасадов не вызывает сомнения и представлено по аналогии с очертаниями
закомары северного притвора. Размещение резных закомарных композиций пока-
зано в соответствии с исследованиями Г. К. Вагнера.
Размеры постамента и барабана главы приняты с учетом данных позднейших
московских построек. Своды ветвей креста приближены к толщине стен (как в Зве-
нигородском соборе); толщина подпружных арок принята в один ряд нормального
камня — 0,4 м. Высота до светового кольца барабана, а тем самым и постамента
под ним принята в 1,1 м (толщина подпружной арки —40 см + ряд кладки, соеди-
няющей углы постамента,— 40 см и +30 см — кладка самого светового кольца).
Толщина стенки барабана — 65 см, как в раннемосковских храмах. Высота барабана
от светового кольца до карниза равна 1,1 его диаметра, также по аналогии с хра-
мами XIV—XV вв. Трёхлопастное килевидное очертание изогнутых фасадных арок
округлого постамента показано в соответствии с верхом большого сиона.
Конечно, предлагаемая схема реконструкции Георгиевского собора — не более
как графическое выражение нашей гипотезы, рабочая канва для последующих изы-
сканий. Однако она дает новые возможности для размещения резных камней, не на-
ходивших пока своего места в самом соборе, но явно связанных с ним единством сти-
ля и самой системой убора. Судя по верху большого сиона, плоскости постамента
вмещали крупные горельефные фигуры небожителей и тварей на фоне коврового узо-
ра в той же декоративной системе, что и убор стен собора. Возможно, что к оформле-
нию этого постамента относятся угловые колонки с венцами из торчащих головок,
находящиеся теперь в переложенных угловых колонках северного фасада (см. рис.
63, б). На простенках барабана можно с уверенностью предполагать плетеные ме-
дальоны с изображениями в них, подобные убору простенков барабана Дмитриев-
ского собора или лопаток притворов самого Георгиевского собора. Возможно, что
к аркатуре завершения барабана принадлежат одинаковые резные камни с полу-
круглым или килевидным верхом и помещенными в тимпане арки погрудными изо-
бражениями или головами мужских фигур (рис. 71) 80.
Высказывая эти попутные соображения, мы отнюдь не настаиваем на них:
состав резных камней собора ставит еще множество загадок, решение которых —
задача того «трактата» о соборе, о каком мечтал полвека назад В. В. Суслов.
С этим мы можем обратиться к общей характеристике владимиро-суздальского
зодчества времени наследников Всеволода III.
VI
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СТРОИТЕЛЬСТВА
ВРЕМЕНИ НАСЛЕДНИКОВ ВСЕВОЛОДА III
1
В очерченной выше исторической обстановке жизни Владимирской земли,
в процессе роста и развития новых феодальных княжеств с их новыми по-
литическими центрами расширяется поле деятельности зодчих. Как в XII в., таки
теперь, архитектура играет видную роль в оформлении новых княжеских городов
и резиденций. Строительство по-прежнему возглавляется и ведется княжеской вла-
стью и церковью. Недолгий возврат политической гегемонии к древнему Ростову
вызывает здесь и в Ярославле бурное строительство,отдаленно напоминающее строи-
тельство Андрея Боголюбского во Владимире.
Мы можем представить себе культурный уровень и кругозор заказчиков, ока-
завший немалое влияние на развитие и усложнение архитектуры.
Ростовский князь Константин, по словам летописца, был большим любителем
книг и «книжного почитания»; летопись отмечает «его любовь и желанье до всего
божественного строения, до святых икон»; князь «пекыйся день и нощь... о созданьи
прекрасных божиих церквий и многы церкви създа,въображая чюдными въображении
святых икон, исполняя книгами ивсякыми украшении» Ч При всей приукрашенности
княжеского панегирика в его данных есть, конечно, доля истины, так как нам изве-
стен реальный перечень построек князя Константина в Ростове и Ярославле. Едва
ли князь Святослав резко отличался по своим культурным запросам от своего брата.
Созданный по его заказу Георгиевский собор отражал в какой-то мере и его личные
указания и художественные вкусы. В течение своей довольно яркой жизни Святослав
много повидал и имел возможность познакомиться с культурой других областей Ру-
си и ее соседей: он бывал в Новгороде, недолго княжил в Переяславле-Южном, вое-
вал в Ливонии, участвовал в походах на болгар и мордву 2.
Видными деятелями феодальной культуры были и местные епископы, известные
своей любовью к книгам и проявившие много забот об украшении храмов. Ростовский
епископ Кирилл I имел большую библиотеку: «Бяшеть бо Кирил богат зело кунами,
и селы и всем товаром икнигами — и просто рещи так бе богат всем, так ни един
епископ быв в Суздальской области» 8. Происходящие из его библиотеки пергамен-
Примечания к главе VI см. стр. 494—Ш.
108
ные рукописи обнаруживают вкус владельца к монументальности книги и богатой
ее отделке орнаментом и миниатюрами. Эти книги имеют необычайно крупный, тор-
жественный формат. Украшающие их миниатюры, изображающие князей, отмече-
ны любовью к «узорочью» — плащи и кафтаны князей богато орнаментированы. Фи-
гура Бориса помещена в арочке на колонках, как фигуры святых в росписи Суздаль-
ского собора и колончатом поясе Георгиевского собора. Изображения Петра и
Павла в «Апостоле» 1220 г., также связанном с библиотекой Кирилла!, обрамлены
килевидной аркой, появление которой во владимиро-суздальской архитектуре конца
XII—XIII вв. мы отмечали выше4.
Ростовский епископ Кирилл II был выдающимся оратором; он также богато
украсил ростовский Успенский собор. И то, и другое привлекало внимание совре-
менников. Приходившие сюда «ово послушающе ученья еже от святых книг [про-
поведи Кирилла], ови же хотяща видети украшенья [церкви]... Бысть бо украшенье
ея чюдно зело, яко же не бысть о прежебывших епископех, а по нем Бог весть или
будет...» б. Во главе Владимирской епископии до 1226 г. стоял выдающийся писатель
епископ Симон, ближайшим образом участвовавший в украшении соборов во Вла-
димире и Суздале. В цитированном выше послании Поликарпу Симон писал: «Кто
не весть мене, грешнаго епископа Симона, и сиа съборныа церкви красоты Влади-
мерьскиа [т. е. Успенского собора] и другиа Суждальскиа церкви, юже
сам созда х?» 6 В связи с этим сообщением Симона один из первых историков
собора полагал, что сам епископ «был главным смотрителем или архитектором
здания» 7. С именем преемника Симона — епископа Митрофана связаны замысел
и изготовление знаменитых «златых врат» Суздальского собора и украшение Успен-
ского собора во Владимире 8. Однако, как увидим ниже, развитие архитектуры XIII в.
определялось не столько намерениями заказчиков, сколько усиливавшимся значением
новой общественной силы — горожан, народа, столь ярко проявившимся в схватке
двух сил — боярской знати и княжеских народных ополчений на Липицком поле.
Архитектура XIII в. продолжает разработку обычных типов крестовокуполь-
ного храма — шестистолпного и четырёхстолпного. Нов их интерпретации появляют-
ся новые черты. Подучает распространение появившийся в русском зодчестве на
рубеже XI—XII вв. (а на севере — во владимирском Успенском соборе) тип храма
с тремя притворами (Суздальский и Юрьевский соборы, церкви Спаса и Михаила-
архангела в Нижнем^Новгороде), часто встречающийся и в зодчестве других кня-
жеств (храмы Старой Рязани, церкви Михаила-архангела в Смоленске, Пятницы
в Новгороде и др.). Притворы сообщают храму некоторую живописность, ослабляют
замкнутость его объема, усиливая его связь с внешней средой. Возникают элементы
асимметрии, как, например, в Юрьевском соборе с его Троицким приделом-усыпаль-
ницей. В этом отношении существенно и появление трёхглавия. Оно документаль-
но известно у Суздальского собора; трёхглавым был, по-видимому, и Спасский собор
в Ярославле.
По сравнению с центричностью одноглавого или пятиглавого верха, трёхгла-
вие создавало определенную асимметрию и живописность в композиции здания,
нарушало ее равновесие и вносило в нее элемент движения. Крушение венчающих
частей Суздальского, Юрьевского и Ростовского соборов позволяет подозревать, что
109
в этих памятниках была осуществлена динамическая композиция с выносом бараба-
на кверху на высоком постаменте, т. е. та «башнеобразная» композиция, которая из-
вестна по ряду памятников XII—XIII вв. (собор Евфросиниева монастыря в Полоц-
ке, церковь Пятницы в Чернигове и др.) 9. Если связывать с этой композицией зда-
ния наличие пучковых пилястр, то не исключено, что к типу храмов с башнеобразным
верхом принадлежали также Успенский и Спасский соборы в Ярославле.
Все эти черты связывают владимирское зодчество с общим процессом развития
древнерусского зодчества этой поры, свидетельствуя об общении владимирских ма-
стеров с их собратьями из других земель. Если справедливо наше предположение,
что в строительстве князя Константина применялся прием сочетания кирпичной клад-
ки с белокаменными деталями (Успенский собор и церковь Спаса в Ярославле),
то можно допустить знакомство мастеров не только с собором Княгинина монасты-
ря во Владимире, но и с постройками зодчих Старой Рязани, для которых этот прием
был характерен.
Особенно важны существенные изменения в самой структуре и функциях храма.
Наиболее интересен в этом смысле Суздальский собор — памятник, исполненный
глубоких противоречий. Храм впервые не связан непосредственно с княжеским или
епископским двором и является собственно городским собором. За-
думанный как усыпальница с многочисленными аркосолиями в стенах храма и его
притворов, собор получает чрезвычайно обширные хоры. В то же время в этом ска-
зывается и другое обстоятельство: хоры теперь рассчитаны не только на узкий круг
княжеской семьи и придворных. Ход на хоры идет изнутри храма, из полутемного
«первого этажа» усыпальницы. Очевидно, хоры были доступны не только феодальным
верхам города, но и самим горожанам. Так же в целях большей поместительности
храма боковые притворы делаются открытыми в его главный неф, и увеличивается
его восточная часть.
Может быть, теми же новыми тенденциями было вызвано появление подклета
в Спасском соборе в Ярославле. Если в Суздале усыпальница занимала огромную
площадь под хорами, превратившими половину пространства собора в сумрачный
«нижний этаж», то устройство подклета вовсе изолировало «гробницу» от помещения
храма.
Еще более решительно изменилась структура храма в Георгиевском соборе
в Юрьеве-Польском. Он также не был связан с княжеским двором. Хор в нем не было
вовсе — это был большой шаг вперед от системы Суздальского собора. Функции
хор, как мы предположили выше, нес второй этаж над западным притвором, играв-
ший роль своеобразной княжеской «ложи», сообщавшейся с храмом через арочные
проемы. Функция усыпальницы была передана особой пристройке вне храма —
Троицкому приделу. Небольшая площадь собора была увеличена тремя открытыми
внутрь притворами. Широкая расстановка столбов и отсутствие внутренних лопаток
делали интерьер более свободным, целостным и просторным, сообщая ему почти
«зальный» характер. Два яруса окон, вместе с окнами барабана, обеспечивали его
обильное освещение. Все это сообщало интерьеру храма совершенно необычный дух.
Жесткая расчлененность хорами, усиливавшая суровый полумрак и мистическую
таинственность сумрачного «жилища божества» и мавзолея князей и епископов, сме-
110
нялась радостным эффектом светлого, просторного и высокого помещения. Оно на-
чинало приобретать те черты «светлости, звоности и пространства», которыми тремя
столетиями позже вызовет восхищение современников Успенский собор Москвы.
Если справедлива наша гипотеза о ярусной «башнеобразной» композиции верхов
Ростовского, Суздальского и Юрьевского соборов, то можно предположить, что в их
конструкции была применена и система повышенных подпружных арок, усиливав-
шая высоту и воздушность интерьера. Напомним, что, как и Юрьевский, Ростовский
собор не имел внутренних лопаток.
В 1218 г. впервые в истории владимиро-суздальского зодчества строится при-
ходский храм — церковь Воздвиженья на Торгу во Владимире. Она создается
по распоряжению князя Константина, отнявшего стольные права у Владимира и
возглавившего консервативную боярскую знать вновь поднявшего голову Ростова.
У себя, в Ростове и Ярославле, князь Константин уделял большое внимание обстрой-
ке своих дворов, на которых сооружались дворцовые храмы — Успения в Ярослав-
ле и «платяная» — палатная — церковь Бориса и Глеба на княжеском дворе в Ро-
стове. Видимо, постройка Константином храма для владимирских горожан была
демонстративным актом, подчеркивавшим княжеское благоволение к «мизиньным
людям». Как мы предполагали выше, этот храм мог быть небольшой бесстолп-
н о й церковью.
Все эти характерные перемены в структуре и функциях храма свидетельствуют
о растущем значении городского населения, с интересами которого все больше при-
ходилось считаться и вкусы которого все сильнее сказывались в развитии искусства.
Существенно, что строители особо выделяют главный фасад храма, обращенный
на городскую площадь; это мы отмечали при характеристике Суздальского и Юрьев-
ского соборов. Если в XII в. ясно выраженная фасадность ансамбля Боголюбовского
дворца была связана с общим замыслом торжественной княжеской резиденции, то
теперь принцип выделения главного фасада проявляется и в культовом зодчестве.
Храм перестает быть одинаковым со всех сторон и не имеющим отношения к окру-
жающей среде зданием. Его задача — прежде всего украсить городскую площадь,
его главный фасад обращен к городскому люду.
Этим симптоматичным изменениям структуры и композиции культового здания
отвечают не менее значительные изменения в характере его внешнего и внутреннего
убранства.
Еще в архитектуре конца XII в. мы отметили появление двух течений. Одно мы
назвали светским, княжеским, другое — церковным. Одно характеризовалось ин-
тересом к богатству и сложности декоративного убранства храма, светским духом и
оптимизмом; другое, отрицавшее украшенность храма, утверждавшее строгость
обнаженных архитектурных форм, было проникнуто монашеским духом аскезы.
В зодчестве XIII в. представителем последнего был, возможно, Ростовский собор,
где колончатый пояс, видимо, сменился плоскими орнаментальными лентами и об-
щий облик храма был, как можно думать, строг. Победа остается за первым —
светским — течением, но его характер существенно меняется.
Судьба некоторых построек XII в. особенно ярко свидетельствует о быстром
изменении художественных взглядов, уходящих далеко вперед от идеалов недавнего
111
прошлого. Древнейшая постройка Суздальской земли — собор Мономаха в Суздале,
еще в конце XII в. бережно обновляемый епископом Иоанном и, казалось бы, имею-
щий все основания стать монументальной реликвией Владимиро-Суздальского кня-
жества, в 1222 г., в силу его «безнарядья», разрушается князем Юрием Всеволодови-
чем, чтобы уступить место новой, созданной его зодчими церкви, которая была «крас-
нейшей первый», т. е. превосходила строгий кирпичный храм Мономаха своей
красотой и богатством убранства. Даже скромный белокаменный храм Георгия, выст-
роенный Юрием Долгоруким, не удовлетворяет нового владельца Юрьева-Польско-
го — князя Святослава, и внук, разрушая храм деда, ставит свой, новый, пышно
украшая его резьбой «паче инех церквей».
Совершенно ясно, что ссылки летописи на обветшание или частичное разрушение
храмов, простоявших немногим более или менее столетия, не являются исчерпываю-
щим мотивом их сноса. Их судьбу определяет рост новых вкусов строителей к богат-
ству и пышности архитектуры, сознанием которых владеет величавый и торжест-
венный образ храма «великого Всеволода» — Дмитриевского собора, великолепно
украшенного резным камнем. С этим образом связывается представление о могуще-
стве княжеской власти, о котором сыновья Всеволода — Георгий и Святослав — про-
должали мечтать.
Интерес к белокаменной резьбе и вообще к пластике проявился и в строитель-
стве князя Константина, о чем говорят резные фрагменты Успенского и Спасского
соборов в Ярославле, изваяния львов из церкви царя Константина и литая ручка
«златых врат» Успенского собора в Ростове в виде львиной маски. Таким образом,
дальнейшее развитие декоративной резьбы не было лишь местным суздальско-юрь-
евским явлением. Возможно, однако, что в постройках Ростова и Ярославля резьба
применялась более сдержанно, и в них сильнее сказывались строгие вкусы церков-
ников.
Однако, как мы видели выше, Суздальский, Юрьевский, и, вероятно, нижего-
родский Михаило-архангельский соборы очень далеко уходят от художественных
принципов Дмитриевского собора. Убранство последнего чрезвычайно последова-
тельно связано с конструктивной системой здания, отраженной в членении его фаса-
дов. В Суздальском соборе эта связь столь же последовательно нарушается: фасад-
ные лопатки отходят от осей столбов, восточное деление боковых фасадов скрывает
за собой два деления внутреннего пространства, колончатый пояс не отвечает уров-
ню хор, лопатки перебиваются масками и прорезающей их орнаментальной лентой,
вставками резных львов на углах. Столь же свободно относятся зодчие к элементам
южного портала — его колонка отделяется от стены и перебивается резной бусиной,
базы и капители заменяются резными плитами, профиль косяка портала не отвечает
профилю архивольта. Иными словами говоря, ослабевает связь наружного оформле-
ния здания с его конструкцией, теряется конструктивная логичность детали (пор-
тал). В Георгиевском соборе, при отсутствии хор, колончатый пояс превращается
в самостоятельную декоративную деталь фасада, не связанную с утонением верх-
ней части стен, которые здесь были одинаковой толщины на всю высоту.
Все это говорит о том, что вместе с существенными изменениями самой структу-
ры здания и его функций изменяется характер его наружного оформления, в котором
112
побеждает принцип свободной декорации фасада. Этот прин-
цип находит законченное выражение в Георгиевском соборе, где зодчие решаются
покрыть ковровым орнаментом все здание целиком, безотносительно к значению его
частей и деталей, причем резной убор, обволакивая архитектурную форму, порой
лишает ее геометрической четкости.
В то же время во многих приемах мастеров XIII в. мы ясно чувствуем органичес-
кую преемственность от приемов предшествующего времени; они лишь развивают
их дальше. Такова, например, конструкция углубленного в стену колончатого поя-
са, причем в Георгиевском соборе над поясом стена сохраняет свою толщину, не утон-
чаясь, что мы отмечали и в башнях Дмитриевского собора. «Перевязь» порталов
боковых притворов Суздальского собора с лопатками, лентой поребрика или орнамен-
та развивает прием, известный ранее по порталам Рождественского собора во Влади-
мире. Из приема помещения окон между колонками аркатурного пояса зодчие Суз-
дальского собора делают логический вывод, превращая пару колонок в наличник
окна. Сама система ковровой резьбы появилась в практике резчиков XII в., а их
преемники лишь сделали этот вид резьбы важнейшим элементом архитектурной
декорации.
Обнаруживая определенную преемственность от богатого декоративного убора
Дмитриевского собора, убранство Георгиевского собора резко отличается от него
своей смысловой ясностью. Если в Дмитриевском соборе его резной наряд играет
по преимуществу декоративную роль, а его содержание связано с какой-то, не вполне
ясной и теперь, символикой, то в Георгиевском соборе, с его большими культовыми
композициями в закомарах и процессией святых в колончатом поясе, нет ничего за-
гадочного и отвлеченного.
Скульптурное убранство решает те же задачи поучения, какие исполняла фрес-
ковая роспись внутри. Но самый смысл культовых сюжетов меняется — они лишь
символизируют определенный идейно-политический замысел резного убора — мысль
о покровительстве неба Владимирской земле и ее династии. В то же время изобра-
жения чудищ, хотя и уравненные с фигурами святых, отходят на второй план —
они лишь «участники» церковных сцен; образ человека решительно господствует
в замысле резного убора. В трактовке чудищ проступают фольклорные народные
черты.
К владимиро-суздальской пластике времени ее последнего и высшего расцвета
можно применить оценку, данную Ф. И. Буслаевым тератологическому орнаменту,
где «всякая естественная форма принимает вид чудовища, которое, однако, рассчи-
тано не на то, чтобы пугать воображение, а на то, чтобы затейливостью группы...
производить игривое впечатление» 10. В целом эволюцию скульптурного убранства
владимиро-суздальских храмов от XII в. к XIII в. в какой-то мере можно сопоста-
вить с той метаморфозой, какую оно испытывает в средневековой архитектуре За-
пада, где символика романской пластики сменяется освещенной проблесками реализ-
ма готической скульптурой.
Рост повествовательного начала и ясной смысловой содержательности в резном
убранстве Георгиевского собора — это не изолированный культурно-исторический
факт, но характерное для данного времени явление. Замечательное литературное
8 и. Н. Воронин, т. II ИЗ
произведение Владимирской Руси этой поры — «Моление Даниила Заточника» —
характеризовалось обилием народных поговорок, ярких образов, отдельных вырази-
тельных сцен, через которые яснее и четче раскрывалась основная идея произведе-
ния — доказательство общественного значения мелкого вассалитета — дворянства
и его роли в деле укрепления княжеской власти. Это было на редкость «изобрази-
тельное» по своей литературной манере произведение, хорошо приноровленное для
восприятия самой различной читательской средой 11. Нельзя не вспомнить в этой же
связи и обильно украшенный миниатюрами летописный свод 1212 г. князя Юрия 12.
Читателю этой поры было мало литературного, к тому же краткого описания тех
или иных событий; он хотел представить их себе зрительно, в конкретных живопис-
ных образах, в драматизованных сценах.
Той же потребности отвечал обширный тематический охват изображений на
«златых вратах» Суздальского собора (1226—1237 гг.). Это было произведение м о-
нументального прикладного искусства. Если архитектура
стремилась уподобиться гигантской ювелирной вещи, то произведения прикладного
искусства стремились к монументальным масштабам и формам. Огромные двухствор-
чатые врата (см. рис. 18) полностью занимают пролет портала. Их основу составляли
полотнища из толстых досок, обшитых снаружи медными листами (обшивка железом
сделана в 1750 г.) 13. Выпуклые вертикальные и горизонтальные валы обрамлений,
дополненные в пересечениях медными накладками, делят каждую створу на 14 пря-
моугольных тябел. Массивный вертикальный полувал, перехваченный выпуклыми
кольцами, прикрывая линию створ, сливает их в единое целое. Особой сложной тех-
никой «золотой наводки» по мерцающему черному фону нанесен золотой орнамент
и «написаны» священные изображения в тяблах. Врата напоминали одновременно
и тяжелую затканную золотом парчевую завесу, закрывающую вход в храм, и огром-
ную «икону» из 28 «клейм», вставленную в гигантский «киот» белокаменного резного
портала.
Врата главного южного портала представляли развернутый повествовательный
цикл, посвященный «деяниям» покровителя княжеской власти — Михаила-архан-
гела, снабженный краткими надписями, пояснявшими каждое изображение. В от-
дельных деталях сцен отражались русские бытовые реалии, как, например, дере-
вянный, окованный железом заступ — «рыльце». На вратах западного входа был пред-
ставлен цикл основных церковных праздников и в их числе — изображение влади-
мирского праздника Покрова богородицы 14. Как и в резном уборе Георгиевского
собора, изображения фантастических зверей занимают подчиненное место,— они
помещены лишь в нижних тяблах врат. Многочисленные «писанные золотом» священ-
ные сюжеты врат были обращены к входящему в храм народу, рассчитаны на его
просвещение в христианском духе, на удовлетворение его любознательности, которую
было нужно ввести в русло дозволенных церковью понятий 1б. Напомним, что Суз-
дальский собор был собственно городским храмом. Эта традиция широко распро-
странилась в позднейшей архитектуре вплоть до росписей дверей в храмах XVII в.
русского севера, на которых изображались сцены «сотворения мира», «грехопадения
Адама и Евы», евангельские назидательные притчи 16. Такой же смысл имела церков-
ная тематика резного убора Георгиевского собора.
Ш
Таким образом, то светское течение, которое проявилось в Дмитриевском со-
боре, в XIII в. приобретает иной характер. В «мирском» резном уборе храма высту-
пила на первый план облеченная в религиозную символику светская, политическая
тема, рассчитанная на поучение народа, а самый характер резьбы усложнился и
приобрел народные черты. Искусство народных мастеров-резчиков, использованное
в практических назидательных целях в убранстве храма, преобразило его, наложив
на него печать народности и жизнерадостности 17.
Сложному и причудливому, но ясному по смыслу наружному резному убору
здания отвечало и изменение его внутреннего убранства. Резьба по камню вошла
и внутрь храма (резные деисусы алтарной преграды и усыпальницы Юрьевского
собора). Выше мы видели обилие орнаментации в росписи Суздальского собора. Здесь
изображения святых выступают в обрамлении из широких полос ярких растительных
и геометрических орнаментов. Орнаментальной насыщенности росписи вторили зо-
лотое узорочье «златых врат» и амвона, дорогая утварь и майоликовый пол, уподоб-
лявшийся «моромору красному разно личному». Торжественная и величавая предста-
вительность искусства XII в. уступала место праздничной нарядности и замысловатой
узорчатости как внешнего, так и внутреннего облика здания. Во всем этом прояв-
лялся живой интерес человека того времени к многообразию реального и сказочного
мира, который и отразило творчество резчиков и мастеров прикладного искусства.
9
Охарактеризованные дальнейший прогресс и рост своеобразных черт владимиро-
суздальского зодчества в XIII в. опирались на развитие технических приемов зод-
чих, на количественный и качественный рост мастеров — строителей и резчиков.
Недостаточная изученность частично уцелевших памятников XIII в. и исчез-
новение большинства построенных в это время зданий определяют отрывочность на-
ших знаний и о строительной технике. Она, несомненно, была и разнообразней, и
сложней, чем это мы можем представить сейчас; в то же время она была тесно связа-
на с техникой предшествующего этапа, являясь ее закономерным развитием.
Суздальский собор, ставившийся на развалинах собора Мономаха, возводился на
их дополнительно выровненной площади. Поэтому его фундаменты постепенно обсы-
пались землей и щебнем; эта мощная насыпь, распространявшаяся в радиусе 10—
30 м от здания, создала как бы искусственную возвышенность, на которой стоял со-
бор. Фундамент, заложенный на глубине 1,95 м от современной дневной поверхно-
сти, имеет в основании кладку из булыжного камня, залитую раствором извести
с примесью рубленой соломы, красного песка и красного коллоидального кремнезема.
Эта кладка выступала на 0,8—1 м от обреза стены, образуя площадку, выровненную
кладкой из кирпича старого собора (толщиной 0,15 м) на растворе извести с белым
кварцевым песком и белым коллоидальным кремнеземом. Выше шла кладка цо-
кольной части из постелистых (длиной до 1 м) туфовых плит на том же растворе 18.
Этот характер фундамента одинаков для всего периметра собора. Только в основа-
нии стен собора и северного притвора запущены целые блоки кладки старого собора,
отесанные в правильную прямоугольную форму (высота блока — до 0,38 м) 19.
8*
115
Если фундамент Суздальского собора имеет особый характер, связанный с его
возведением на месте руин древнего кирпичного здания, то фундамент Георгиевского
собора в Юрьеве-Польском напоминает по своей конструкции как постройки времени
Долгорукого, так и здания конца XII в. (Дмитриевский собор, ворота детинца во Вла-
димире). Основание фундамента составляет пролитая известковым раствором кладка
из булыжника, заполняющая суживающийся книзу ров. Верхняя часть фундамента,
сложенная из грубо обработанных блоков белого камня, образует платформу, более
широкую, чем основание стены, так что его площадка значительно выступает наружу,
и получается небольшой выступ также с внутренней стороны 20. Возможно, что фун-
дамент Георгиевского собора сохранен от постройки 1152 г.
Фундамент собора Михаила-архангела в Нижнем Новгороде (1227—1229) был
очень неглубок — всего 0,8—1 м от дневной поверхности. Сложенный из кусков ту-
фа на слабом растворе, он, видимо, был непрочен, что послужило одной из причин
быстрого разрушения здания. Характер фундамента Архангельского собора — не-
посредственного предшественника собора в Юрьеве — подтверждает предположение,
что фундамент последнего принадлежит постройке Юрия Долгорукого 1152 г.
Как мы видели (см. т. I, гл. XXVIII), зодчие конца XII в. пользовались разно-
образным материалом, разумно применяя его сорта в разных частях постройки. Так,
например, стены ворот детинца во Владимире были сложены из прекрасно тесанного
высококачественного известняка, тогда как западное крыло стены детинца сложили
из разномерных плохо обработанных туфовых плит. Из легкого пористого туфа вели
кладку сводов. В больших архитектурных комплексах сочетались белокаменные и
кирпичные здания (Дмитриевский собор и дворцовые здания при нем). Собор Княги-
нина монастыря был целиком кирпичным.
Строители Суздальского собора используют в своей постройке все три рода ма-
териала.
Основным является сероватый легкий пористый туф, происходящий, по
наблюдениям А. Д. Варганова, из ломок туфа на Клязьме под г. Ковровом. Туф
употребляется двух типов. Основная кладка стены ведется горизонтальными рядами
из туфовых постелистых плит различного размера (чаще 8 х 24 см и 10 X 30 см),
со швом известкового раствора от 1 до 3 см (см. рис. 7). Более мелкие куски туфа
различной величины (18 X 12 см, 10 X 20 см, 18 X 20 см и др.) используются для
заполнения и выравнивания неровностей плитяной кладки (например, при подходе
к белокаменной кладке колончатого пояса) или при кладке небольших простенков (на-
пример, между угловыми лопатками и косяками портала южного притвора).
Плотный белый известняк применяется для декоративных деталей: цокольного
профиля, алтарных полуколонок, порталов, частично фасадных лопаток, аркатурно-
колончатого пояса и отдельных резных камней. Белокаменная кладка в уровне пояса
переходит широкой полосой и на апсиды. Она прекрасно видна на фотографии, сде-
ланной А. Д. Варгановым во время оттепели, когда иней различной плотности
выявил скрытые под цементной штукатуркой кладки (см. рис. 16). Белокаменная
кладка очень точна; камень положен почти насухо, закрепляясь преимущест-
венно сцеплением тыльной части с известковой заливкой бутового наполнения
стены.
116
Этот прием использования туфа и тесаного камня отражал не только определен-
ный практицизм и расчетливость мастеров, видимо, не обеспеченных столь обильны-
ми средствами, как в XII в. Прикрытая обмазкой или побелкой туфовая кладка об-
разовала неровную, играющую мягкой светотенью поверхность стены, на которой
особенно эффектно вырисовывались четкие формы белокаменных деталей и релье-
фов. Здесь как бы сочетались в неожиданном единстве «новгородская» пластичность
стены с артистической владимирской белокаменной «резью». Кроме использования
кирпича из разобранного первого собора, видимо, выделывали и новый. Но он при-
менялся лишь как вспомогательный материал для выравнивания кладки или отдель-
ных заделок, а его лом, вместе со щебнем старого Мономахова собора, шел в бут.
Кирпич был разномерен (4 X 20 х 27 слц 4 х 20 х 23 см и др.); он, видимо, вы-
делывался в нестандартных формах и слабо обжигался. По качеству он был ниже
кирпича Мономахова собора. Вероятно, поэтому строители и отказались от него как
от основного строительного материала. По-видимому, для наружных вымосток из-
готовлялся специальный крупный и толстый кирпич (9 X 36 X 46 см).
Следует отметить, что с продолжением производства и использования кирпича
в строительстве иногда применяли примесь его крошки в известковый раствор (Суз-
дальский собор, церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде).
Что касается строительства в Нижнем Новгороде, то, вероятно, в XIII в., как
и в XIV в., известняк и туф добывались в ближайших к городу месторождениях на
Волге (Работки-Лысково, в 40—80 км ниже города) или на Оке и Клязьме (Ковров)21.
Белокаменная кладка Георгиевского собора, поскольку мы можем наблюдать
ее в сохранившихся частях здания, характеризуется ослаблением ее регулярности —
часто встречаются слабо перевязанные ряды кладки. Шов становится толще, так как
камень недостаточно точно отесан и пригнан к соседним; в ряде мест можно видеть,
как в слишком широкие щели вводятся более тонкие каменные плиты-вкладыши, рас-
клинивающие камни; часто камень подтесывается и врубается в соседний. Местами
кладка велась из сравнительно мелкого камня. Все это создавало очень неровную по-
верхность стенной плоскости, напоминавшую, до ее украшения резьбой, поверхность
стен Суздальского собора. Как и для других белокаменных памятников владимиро-
суздальского зодчества, место добычи камня Георгиевского собора точно не определе-
но. Он ближе всего известнякам окрестностей г. Касимова (мячковский и подольский
горизонты среднего карбона) 22.
Что касается кирпичной кладки памятников Ярославля, то мы не имеем ни од-
ного куска древних зданий, чтобы судить о ней. О ней свидетельствуют лишь отдель-
ные находки древнего кирпича (5 X 17 X 19 см, 4,5 X 18,5—19 X 26,2 см). Только
в отношении церкви Бориса и Глеба в Ростове, строившейся одновременно с храма-
ми Ярославля (1214—1218), мы располагаем большими данными. Она была сложена
из тонкого кирпича, изготовленного в деревянных формах, отпечатки которых от-
четливо видны на одной стороне кирпича. На верхней кромке обычно есть «губа» —
закраина выступившего из формы теста. Часть кирпичей — очень точной формов-
ки, некоторые же экземпляры покороблены. Клейм и знаков на кирпиче нет. Кроме
обычных стенных прямоугольных плинф, найдена одна с косой торцовой сторо-
ной, предназначенная для кладки какого-то профиля. Большинство кирпичей —
717
из хорошо промешанной глины; часть имеет муаровую в изломе структуру с желтыми
или серыми прослойками. Обжиг кирпича высокий; большинство плинф—ярко-крас-
ного цвета. Промеры нескольких сот обломков кирпича показали разнообразие его
размеров в узких пределах. Толщина варьирует от 30 до 50 лш при преобладающем
размере 40—46 мм\ ширина — от 150 до 175 мм (единичные экземпляры — разме-
ром 140 мм). Длину кирпича установить не удалось. Присутствие в руинах храма
кусков белого камня и туфа может указывать на совмещение этих материалов
с кирпичом, как и в Суздальском соборе; возможно, однако, что естественный ка-
мень принадлежит другому зданию (палатам княжеского двора).
Раствор из руин церкви Бориса и Глеба— двух типов. Один — обычный Для
строительства XII в., с примесью угольной крошки (фракции до 5 мм) и пыли, яв-
ляющейся газопоглощающей и водоотнимающей добавкой; на 18 весовых частей из-
вести добавлялась 1 или 2 части угля. Второй тип раствора — цемяночный, бело-
розового тона, кирпичная крошка крупная (фракции до 5 мм)\ раствор довольно
тощий, на 1 весовую часть извести приходится 2,5 части щебенки 23.
Загадочна находка — при наших раскопках на участке к югу от южной стены
Ростовского кремля XVII в. (между Круглой Садовой башней и церковью Григория
Богослова) — в домонгольском слое «кирпича» особого, своеобразного вида: он сде-
лан из очень грубого крупнозернистого теста и слабо обожжен, легко крошится; его
толщина — 3 см. Есть обломки неполивных плиток пола (со скосом), того же техни-
ческого облика. К какой постройке относился этот материал — неизвестно.
Как и раньше, зодчие применяли для разбивки плана и частей здания мерный
шнур. Подмеченный А. Д. Варгановым при обмере лестницы в северной стене запад-
ного притвора Суздальского собора ее прогиб, возможно, свидетельствует о приме-
нении шнура, о котором мы говорили и в отношении построек времени Всеволода:
при разбивке ступеней шнур провис и дал кривую линию.
На примере Суздальского собора мы можем вновь наблюдать, как зодчие в процес-
се строительства корректировали первоначальный замысел, существенно видоиз-
меняя его. Мы видели, как боковые притворы собора были связаны с его простран-
ством посредством больших арочных проемов в его стенах, как, тоже в процессе
строительства, было принято решение о расширении на восток алтарной части
собора.
Пол Суздальского собора был выложен обычными и квадратными плитками
размером 16 X 16 см, 17 х 17 см, при толщине 2,5; 3; 3,5 см, с сильным скосом
бортов и тыльным углублением (5; 10; 15 мм глубиной; рис. 72). Их полива — черно-
коричневая, желтая, зеленая, красная. На тыльной стороне встречаются знаки кня-
жеских мастеров и в том числе — типа простого двузубца, известного нам уже
в постройках 60-х годов XII в. (см. т. I, рис. 152, з, и, п, р) 24.
Следовательно, до 30-х годов XIII в. продолжали действовать те же мастерские,
которые работали при Андрее Боголюбском. Наряду с этими знаками, есть двузуб-
цы более сложного типа25, не находящего аналогии в ряду княжеских знаков суздаль-
ских Рюриковичей 2в. Эти плитки и образовали пол «моромора красного разнолич-
ного», сделанный после росписи собора в 1233 г. Его остатки были обнаружены на
глубине 0,25 м от существующего пола 27.
1Т8
Об устройстве покрытий мы располагаем
данными лишь в отношении Суздальского
собора. На своде его южного притвора по-
верх туфовой кладки сохранилась облицов-
ка из плинфы с вертикальными бороздами,
в которые укладывались деревянные кружа-
ла, служившие основой кровли (см. рис. 12)28.
Органическая связь зодчества времени
преемников Всеволода III с зодчеством кон-
ца XII в. делает по существу излишней по-
становку вопроса о природе зодчих этой
поры. Если, говоря о строительстве Андрея
Боголюбского, летописец отметил, что «при-
воде ему бог из всех земель мастеры», а о
строительстве времени Всеволода с гордостью
писал, что теперь не искали «мастеров от
немец», так как было достаточно своих, то
строители XIII в. остаются без особого оп-
ределения. Преемственность их техники и их
искусства с бесспорностью свидетельствует,
что это местные, владимиро-суздальские ма-
стера. Вопрос же о количестве мастеров или,
вернее, строительных артелей, работавших
на строительстве XIII в. в разных городах
Северо-Восточной Руси, заслуживает особого
рассмотрения.
В связи с распадом Владимирского кня-
жества на мелкие уделы можно думать, что
строительство в их городах велось разными
корпорациями зодчих. Если справедливо
72. Суздальский собор. Майоликовые
плитки и знаки на них.
наше предположение, что строители князя
Константина ростовского работали не толь-
ко в белом камне, но и в кирпиче, сочетая
кирпичную кладку с белокаменными рез-
ными деталями (например, Успенский и Спасский соборы в Ярославле), тогда как
зодчие князя Георгия работали исключительно в белом камне,— то можно думать,
что здесь и там были свои артели зодчих. К тому же строительство в Ростове и Яро-
славле шло некоторое время параллельно строительству в Нижнем Новгороде и Юрье-
ве. Так, Спасский собор в Ярославле достраивался еще в 1224 г., когда уже возво-
дили Суздальский собор (1222—1225), а сооружение Ростовского собора затянулось
до 1231 г., тогда как уже в 1230 г. князь Святослав начал постройку Георгиевского
собора. Очевидно, что в этих удаленных пунктах работали разные артели мастеров.
Наблюдая за хронологией строительства князя Константина, можно прийти к за-
ключению, что и здесь была не одна группа зодчих. Об этом говорит синхронность
построек в Ростове и Ярославле. Так, после закладки в 1213 г. ростовского Ус-
пенского собора, на другой год, в 1214 г., здесь же закладывают церковь Бориса
и Глеба на дворе князя Константина. Собор строился долго, и ясно, что дворцовый
храм сооружался другой артелью, которая работала здесь до 1218 г. Однако почти
одновременно начинается строительство в Ярославле, где в 1215 г. закладывается
Успенский собор, а в 1216 г.— Спасский. Несомненно, что здесь работали не те ма-
стера, которые были заняты в Ростове, а другие, самостоятельные корпорации, при-
чем почти одновременная стройка здесь двух зданий позволяет предполагать, что и
в Ярославле работали две группы зодчих. Может быть, постройка в 1218 г. князем
Константином церкви Воздвиженья на Торгу во Владимире была осуществлена ар-
телью строителей, освободившихся в 1218 г. по окончании дворцовой церкви Бориса
и Глеба в Ростове.
Изложенные наблюдения позволяют считать, что в распоряжении князя Кон-
стантина и Ростовской епископии были очень значительные строительные кадры.
Любопытно, что, говоря об украшении храмов ростовским епископом Кириллом II,
летописец отметил, что эта работа велась с неторопливой, уверенной последователь-
ностью «день от дне, начиная и преходя от дела в дело» 2в. Это показывает, что и
в области прикладного искусства Ростов располагал достаточным количеством
мастеров.
Нужно, однако, отметить, что ростовские мастера князя Константина строили
не всегда удачно. Так, дворцовая церковь Бориса и Глеба в Ростове (1214—1218),
несмотря на ремонт 1253 г., была в 1287 г. разобрана и выстроена заново. Было ли
это быстрое обветшание постройки результатом ошибок строителей, — утверждать
с полной уверенностью мы, конечно, не можем.
Гораздо яснее распорядок работ мастеров белокаменного строительства^ у
Георгия и Святослава Всеволодовичей. Весьма вероятно, что эта группа зодчих
была одной из артелей, строивших до того у князя Константина. С 1222 г. по
1225 г. они сооружают Суздальский собор. В том же 1225 г. закладывается собор
Спаса в Нижнем Новгороде. О том, что в Нижнем Новгороде работали те же зодчие,
что и в Суздале, свидетельствует непосредственное соседство сообщений Лаврентьев-
ской летописи под 1225 г. об окончании и освящении Суздальского собора и заклад-
ке Спасского собора в Нижнем Новгороде: «Заложи великый князь Гюрги камену цер-
ковь на усть Окы Новегороде Спаса святого. Того же лета создана бысть церкы свя-
тая Богородица в Суждали священа бысть епископом Симоном в 8 день семтября» 30.
Даты окончания постройки нижегородского Спасского собора летописи не сообщают.
Он, несомненно, был закончен в 1226 г., так как уже в 1227 г. мастера перешли на
новую площадку для закладки второй церкви в Нижнем Новгороде — дворцового
храма Михаила-архангела. После его окончания в 1229 г. они покинули Нижний Нов-
город и перешли в Юрьев-Польской к князю Святославу, где с 1230 по 1234 г. были
заняты на постройке Георгиевского собора. Как мы отмечали выше, для строитель-
ства этих зодчих характерен тип храма с притворами.
Можно думать, что в состав этой большой корпорации строителей, работавших на
протяжении 12 лет, входили и скульпторы-резчики, действовавшие в полной согла-
сованности с зодчими. Эта длительная совместная работа обусловила совершенство-
120
вание мастерства тех и других, что и нашло воплощение в таком непревзойденном
по красоте и сложности убранства памятнике, как Георгиевский собор.
Каково было социальное положение этих мастеров,— источники не указывают.
Выше мы видели, что в конце XII в. часть мастеров группировалась при епископ-
ском дворе, была в числе зависимых людей «клевретов святой Богородицы». Позднее,
в 1267 г., грамота Менгу Тимура упоминает в составе церковных людей «мастеров
церковных»31. Весьма вероятно поэтому, что и часть зодчих, работавших в предмон-
гольское время, также находилась в числе людей владимирского и ростовского епис-
копов.
3
О зодчих XIII в. и об их сотоварищах по работе — резчиках мы можем с пол-
ной уверенностью говорить как о местных художниках, наследовавших и разви-
вавших искусство мастеров XII в. К этому выводу приходили еще исследователи
прошлого столетия 32.
Раньше, чем мы обратимся к этой теме, нужно коснуться двух версий о масте-
рах Георгиевского собора. Прежде всего надо отметить отзвуки «болгарской леген-
ды», разобранной нами выше, при рассмотрении архитектуры 60-х годов XII в. В. Н.
Татищев, не сообщая источников своих сведений, писал об участии в создании Ге-
оргиевского собора болгарского мастера и связывал его замысел с успешным походом
Святославд на волжских болгар: «Святослав, пришед во град свой Юриев, и от име-
ния Болгарского начал строить церковь святаго Георгия каменную». И далее:
«Князь Святослав Гавриил Всеволодович, как выше сказано, разруша прежнюю
ветхую построенную в Юриеве дедом его церковь, построил новую вельми дивную
резным камением. Мастер был Болгарский, и освятил оную Епископ Митрофан, где
были князь великий Юрий и другие, веселилися три дни» 33. Видимо, это ука-
зание было связано с изложенными перед тем фактами владимиро-болгарских отно-
шений. И. А. Шляпкин писал, что «Святославов крест сделан из белого камня, до-
бывавшегося в земле болгар», перенеся в XIII в. легендарную версию поздних
источников о привозе болгарского камня для строительства Боголюбского 34. Обост-
рившаяся в XIII в. борьба с Болгарской державой не позволяет доверять сообще-
нию В. Н. Татищева. В ту пору не было и нужды в чужеземных мастерах зб. Но это
не исключает вероятной посреднической роли болгарской торговли в обогащении
русских мастеров новыми «образцами» восточного прикладного искусства зв.
Вторая версия о мастерах Георгиевского собора — сообщение Тверского лето-
писного сборника, где в рассказе о постройке собора добавлено, что его строитель —
князь Святослав — «сам бе мастер», т. е. якобы непосредственно участвовал в ук-
рашении храма 37. Как можно думать, эта версия основывалась на том, что на сте-
не собора под композицией «Распятия» существовала резная на камне надпись:
«Месяца июня в 30 день на память святого Иоанна Воиника поставлен крест сь
Святославъмь Всеволодовичемь аминь» 38.
Исследователи, писавшие об этой надписи, не решали окончательно вопроса
о ее местонахождении. Так, И. А. Шляпкин считал и самый «Святославов крест»
не принадлежащим к резному убранству собора, датируя надпись 1224 г. зв, хотя
121
несомненно чтение даты —1234, совпадающей с годом окончания сооружения собо-
ра 40. К. К. Романов, доказав, что композиция «Распятия» занимала одну из закомар со-
бора, все же предполагал, что надпись могла происходить и «от другого креста, постав-
ленного Святославом» 4l. О месте надписи точно говорит В. Н. Татищев; он пишет,
в связи с рассказом о постройке Георгиевского сбора, что «[церковь] сделана из бело-
го камени, на которой имя князя Святослава-Гавриила, и той подписи разо-
брать не без труда» 42. Очевидно, что при перестройке 1471 г. «Святославов крест»
вместе с надписью был вставлен в кладку самого собора или, скорее, его Троицкого
придела 43. Эта резная надпись была известна составителю Тверского летописного
сборника, который и принял ее за «авторскую подпись» Святослава, поставившего
на стене собора резное «Распятие». Выше мы говорили об особом значении креста как
охранителя княжеской «державы», и естественно, что Святослав, может быть, и
приказавший поместить композицию «Распятия» на своем соборе, именно ее-то и со-
проводил резной записью.
Искусство резчиков XIII в., как и мастерство зодчих, органически связано с
предшествующим развитием декоративной пластики в архитектуре XII в. Так,
ковровый орнамент в начальных формах появился в убранстве построек времени
Андрея и Всеволода III — таковы орнаменты архивольтов порталов, плетение
медальонов на барабане Дмитриевского собора. Плоская резьба коврового типа была
знакома и зодчим Старой Рязани конца XII в. Этот вид резьбы не был, следовательно,
новшеством в архитектурной декорации XIII в. Новизна заключалась лишь в ко-
личественном отношении, в том большом значении, которое ковровый узор приобрел
в искусстве резчиков Георгиевского собора. Его техника была доведена здесь до со-
вершенства. Резьба по готовой кладке стены, к тому же далеко не идеальной по ис-
полнению, не допускала никаких погрешностей, так как они вели к неисправимым
дефектам. Резчики ковровых узоров Георгиевского собора показали, что они облада-
ли безупречно точным глазом и верной рукой и прекрасно знали природу своего ма-
териала. На одном из блоков белого камня юго-восточного угла собора сохранились
интересные граффити, представляющие как бы «пробу орнамента», исполненного
каким-то острием (рис. 73). Они свидетельствуют о свободном владении резчиками
рисунком орнамента 44.
Самый характер пластики существенно меняется. Если в уборе Дмитриевского
собора мы могли установить две различные манеры резьбы — горельефную
и плоскостную, то в Георгиевском соборе такого расчленения уже нет,— эти две
манеры взаимно проникают друг друга. Художественный язык и технические приемы
скульпторов становятся целостными и более совершенными.
Характер пластики Георгиевского собора показывает, что мастера-резчики по-
прежнему использовали многообразные предметы прикладного искусства, ткани и пр.
в качестве «образцов» для отдельных изваяний или орнаментов. В то же время резь-
ба XIII в., как и некоторые архитектурные детали, имеет отдельные точки соприкос-
новения с декором и деталями романской архитектуры. Применительно к Георгиев-
скому собору Н. П. Кондаков писал об аналогиях в прикладном искусстве Грузии,
восточных тканях, византийских изделиях, романской пластике 4б. Так, например,
«Оранта» южного притвора собора была сделана по византийскому образцу, но русский
122
мастер ошибся в передаче гре-
ческой надписи, поставив вместо
«фиты» простое «ф» 46. Стиль
рельефов закомарных компози-
ций и фигур святых в колонча-
том поясе согласно оценивается
исследователями как связанный
с византийской традицией 47.
Д. В. Айналов, указывая на
значение византийских изделий
из слоновой кости, сильнее под-
черкивал романские параллели
к русской резьбе XIII в. 48
Действительно, можно ука-
зать бесконечное множество
аналогий к отдельным мотивам
резьбы и деталям архитектуры
XIII в. Так, аналогию суздаль-
скому распластанному на угол
льву мы найдем на капители
Миллыптатского монастыря в
Каринтии, а плиту с фигурой
льва, заменяющую капитель
портала,— в базилике Генген-
бахского монастыря (XII в.) на
Рейне 49. «Бусину» суздальского
73. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
Граффити.
портала можно встретить и в прикладном искус-
стве — на подсвечнике каролингского времени из Кремсмюнстерского аббатства 50 и
в порталах романских храмов конца XII — начала XIII в., например, — церкви
в Гейльсбронне 51. Профиль цоколя Суздальского и Юрьевского соборов сходен
с профилями церкви Апостолов в Кёльне и Фрейбургского собора (около 1200 г.).
Орнамент лопаток Георгиевского собора напоминает узор на плите из Аквилей-
ского собора (XI в.) 52 и собора в Андло на Нижнем Рейне б3, а мотивы его ковро-
вого узора — грузинскую металлопластику (например, орнамент Хахульской ико-
ны) б4. В то же время один из драконов Георгиевского собора находит параллель
в соборе в Мансе (XI—XII вв.) бб, а знаменитый слон — в орнаменте тканей бв.
Однако все эти параллели являются лишь аналогиями к отдельным де-
талям, отнюдь не определяя своеобразия декоративного замысла в целом. Мож-
но повторить слова Н. П. Кондакова: «Мы нигде не нашли ни одной церкви, дворца
или здания, которое могло бы быть принято за образец украшения двух владимир-
ских церквей [Дмитриевского и Георгиевского соборов]... Ища повсюду образцов
для памятника, оригинального по самому существу, мы рискуем бесплодно кружить-
ся в логическом кругу...» б7.
Самые эти образцы подвергались весьма существенной переработке. Так, со-
поставляя волка с сасанидского блюда с аналогичным рельефом Георгиевского
123
собора, Н. П. Кондаков писал: «Народное искусство здесь тщательно сохраняет все
детали типа, переводя непонятные черты в орнаментик у»,
но сохраняя «ясный натурализм и правдивость изображения» б8. Это как раз те чер-
ты, которые мы отмечали выше как характерные для русских мастеров и в живопи-
си, и в пластике Дмитриевского собора — стремление к орнаментальности и плоско-
стности при сохранении реалистических подробностей.
Выше мы говорили также о русском переосмыслении ряда образов в пластике
Георгиевского собора (кентавры, львы, сирины, дракон и др., введение в орнамент
цветов местной флоры и пр.). Часть из них сближается с изображениями на русских
серебряных наручах и колтах XII—XIII вв. 59 И для сложных иконографических
сюжетов русские скульпторы могли опираться на русские же, при этом местные,
произведения мелкой пластики. Так, например, для композиции «Семь отроков
эфесских» мог быть использован замечательный змеевик XIII в. из темно-зеленой
яшмы с этой композицией, принадлежавший, судя по надписи, к имуществу влади-
мирского княжого дома в0. Несомненно, что подобных русских произведений мелкой
резьбы и прикладного искусства было очень много в сокровищницах князей и епи-
скопов, и возможности использования скульпторами русских образцов были гораз-
до шире, чем сейчас можно предполагать.
Но самым существенным было то, что, сочетав ковровый узор с горельефными
изваяниями, мастера XIII в. создали принципиально новую систе-
му убранства здания, которая была тесно связана с русским прикладным
искусством. «Орнаментика играет роль чеканного фона в иконе, а белый камень за-
меняет серебро»,— писал Н. П. Кондаков 61. Это наблюдение нужно расширить.
Само сочетание тонкого узора с выступающими на его фоне высокими элементами, ха-
рактерное для изделий русских ювелиров,— прием очень древний, уходящий в ис-
кусство эпохи переселения народов 62. Достаточно указать, например, на изделия
рязанских «златокузнецов» XII — XIII вв., где над тонким мерцающим кружевом
сканых золотых трав поднимаются гнезда с крупными самоцветами вз. Возможно,
что тот же принцип был осуществлен в первоначальном убранстве переплета Мсти-
славова евангелия64.
О русском характере принципа сочетания плоского и высокого рельефов говорит
и примечательная круглая медная бляшка из Княжей горы, изображающая пти-
цу — сирина 66 (рис. 74). Пухлое туловище сирина, напоминающее своим складом
голубя, вместе с ажурным растительным фоном над спиной сделано в плоском литье,
человечья же головка исполнена как миниатюрная трёхмерная скульптура и несколь-
ко комично выступает над плоским рисунком бляшки, напоминая в этом отношении
венки из торчащих головок на угловых колонках северного фасада Георгиевского
собора в Юрьеве-Польском. Позже тот же принцип сочетания сканого коврового фо-
на со вставками рельефных изображений характеризует замечательный оклад еван-
гелия Федора Кошки (1392 г.) работы московских ювелиров (см. ниже рис. 176).
Осуществление этого декоративного принципа в архитектуре было в особен-
ности сложным. Выше (гл. V) мы описали техническую систему резного убора Геор-
гиевского собора, сложившегося в итоге двух этапов работы резчиков. Эта система
предполагает точную предварительную разработку «проекта» всего убранства,
124
вплоть до мельчайших ее деталей, еще
до начала кладки собора,
так как высокие рельефы вставлялись
в стену в процессе ее возведения.
Их размещение должно было учиты-
вать (также заранее) разверты-
вание коврового узора. Поэтому нет
сомнения, что резчики имели
предварительно разра-
ботанный макет — «обра-
зец» собора, исполнен-
ный с показанием разме-
щения резьбы.
Резное убранство Георгиевского
собора в Юрьеве-Польском сопостав-
лялось с известным нам по летописи
убранством церкви Ивана, построен-
ной в 40-х годах XIII в, в столице
Даниила галицкого — Холме. Здесь
были капители, украшенные, как в
Юрьеве и Суздале, резными человечь-
74. Медная бляшка (Княжая гора).
ими личинами; закомары имели «сто-
янье на четырех головах человецеских изваяно от некоего хытречя». «Двери же ей
двоя украшены каменьем галичкым белым и зеленым холмъскым тесаным; узоры те
[были сделаны] некимь хытречемь Авдьемь прилепы [были раскрашены] от всех
шаров [красок] и злата [т. е. позолочены] напреди их же бе изделан Спас, а на полу-
нощных святый Иван, якоже всим зрящим дивитися...»6®. Под «передними» дверями
можно понимать западный входной портал, над которым было помещено резное изо-
бражение Христа, подобно тому как на западном притворе Георгиевского собора
был изваян деисус. Над северным же главным порталом, как и в Юрьеве, было
изображение патрона храма — св. Иоанна.
Это сходство далеких друг от друга, но близких хронологически памятников
позволило исследователям выдвинуть предположение, что замечательный резчик
«хытрец» Авдий, украсивший резьбой холмский храм,был выходцем из Владимир-
ского княжества, бежавшим от татар в Галицкую Русь, что, следовательно, уб-
ранство собора в Юрьеве-Польском было делом его рук 67. Это предположение
очень соблазнительно, тем более что связи княжеских домов Северо-Восточной и
Галицко-Волынской Руси продолжались и в эти годы — на дочери князя Георгия
Всеволодовича Елене был женат князь волынский Василько, ездивший в 1229 г.
во Владимир68.
Искусство XIII в. Владимирской земли представлено ныне лишь единичными
вещами и полуразрушенными памятниками. Если бы мы могли судить о всех постро-
енных в это время храмах и об их убранстве, картина последнего расцвета влади-
миро-суздальского зодчества была бы более полной и не уступала бы по своему
125
богатству и яркости истории искусства XII в. Несомненно, что и деятельность живо-
писцев и мастеров прикладного искусства была очень напряженной и продуктив-
ной.
До нас не дошли ни ростовские росписи, ни роспись галерей владимирского
Успенского собора, осуществленная в 1237 г. епископом Митрофаном. Лишь фраг-
менты росписи Суздальского собора дают нам образец работы местных художников.
Не раз указанное выше обилие орнамента, в окружении которого выступают здесь
фигуры святых, принципиально родственно декоративной системе резьбы Георгиев-
ского собора, отражая те же художественные вкусы, отмеченные печатью народ-
ности. Тонкость исполнения ликов, точность рисунка, мастерство красочной лепки
формы характеризуют благородную и сдержанную манеру мастеров. Весьма веро-
ятно, что это была артель ростовских живописцев, работавшая до того у епископа
Кирилла II. Сообщения летописи о многочисленных иконах, изготовлявшихся для
новых храмов, говорят о широкой деятельности живописцев Северо-Восточной Руси.
Точно так же великолепные врата Суздальского собора были не единственным
произведением владимирских или ростовских ювелиров. Подобные врата имели ро-
стовский Успенский собор и храм Спаса в Нижнем Новгороде. Те же ювелиры де-
лали киворий алтаря Ростовского собора и украшенный золотом и серебром «кивот»
(киворий) владимирского Успенского собора, заказанный в 1237 г. епископом Мит-
рофаном.
Большое количество своих мастеров, зодчих и скульпторов, живописцев и «зла-
токузнецов», которыми осуществлялось княжеское строительство XIII в., было од-
ним из важнейших условий, определивших совершенство и своеобразие его памят-
ников и развитие народных черт в последних созданиях владимиро-суздальской ар-
хитектуры.
СТРОИТЕЛЬСТВО
конца ХШ
НАЧАЛА XIV ВЕКОВ
VII
МОНГОЛЬСКОЕ ЗАВОЕВАНИЕ и судьба
ВЛАДИМИРСКОГО НАСЛЕДИЯ
1
Георгиевскому собору в Юрьеве-Польском суждено было стать лебединой
песней владимирских зодчих и скульпторов. В 1234 г. храм был окончен,
а через четыре года на Владимирскую землю обрушились лавины монгольских полчищ.
Разбив под Коломной полки вышедшего навстречу князя Всеволода Юрьевича,
татары осадили и взяли Москву, захватив в плен князя Владимира Юрьевича; «град
и церкви святыя» были сожжены. Великий князь Юрий выехал из Владимира на
реку Сить, куда рассчитывал стянуть полки Ярослава и Святослава. Столица же
княжества — Владимир — готовилась к осаде под руководством молодых князей
Всеволода и Мстислава Юрьевичей и воеводы Петра Ослядюковича. 3 февраля 1238 г.
татарские силы обложили Владимир — «множество вой бещислено около всего
града». Одновременно часть татарских войск двинулась к Суздалю и захватила го-
род: был ограблен собор, а княжеский двор и монастырь Дмитрия погибли в огне.
Тем временем Владимир был обнесен тыном, облегчавшим приступ; под стенами го-
рода выросли осадные машины — пороки. 7 февраля начался штурм, главный удар
которого был направлен на западную, княжескую часть столицы. Уже к середине
дня враги ворвались в город через примёт около Золотых ворот и церкви Спаса и че-
рез башни Волжских, Ирининых и Медных ворот Нового города. Защитники сто-
лицы отступили в черту валов старой Мономаховой крепости, но татары захватили
и ее. Они обложили деревом Успенский собор, где затворились епископ с членами
княжеской семьи, и подожгли его; потом выломали двери и ограбили храмовые
богатства. Владимир был сожжен, а оставшиеся в живых горожане уведены в полон.
Попытка князя Ярослава Всеволодовича собрать людей в опустошенный город выз-
вала новый налет татар в 1239 г. и «пополох зол по всей земли»1. Крупнейший город
северо-востока, становившийся общерусским центром, столицей «всея Руси» был
обескровлен настолько, что он не мог уже более подняться.
Ураган нашествия пронесся по всей Владимирской земле: «Оканнии ти кровопи-
ици ови идоша к Ростову, а ини к Ярославлю, а ини на Волгу на Городець и ти
плениша всё по Волге, а ини идоша на Переяславль и тъ взяша и оттоле всю ту страну
Примечания к главе VII см. стр. 497—498.
9 н. н. Воронин, т. и
129
и грады многы, все то плениша даже и до Торжку и несть места, ни веси, ни сел тацех
редко, идеже не воеваша на Суждальской земли и взяша городов 14 опрочь слобод
и погостов»2. Однако ни один другой город не был подвергнут столь беспощадному
разгрому, как Владимир, оказавший длительное героическое сопротивление. Можно
думать, что Ярославль, Ростов, Углич, Кострома, Переславль, Тверь и другие го-
рода были сданы без боя и были пощажены татарами — летописи не говорят об их
разорении. Владимир потерял свое былое значение. Ярослав Всеволодович и Алек-
сандр Ярославич еще жили в опустошенной столице, но уже последующие «великие
князья Владимирские» предпочитали оставаться в своих стольных городах —
Твери, Переславле, Москве. Волна народных восстаний, поднявшаяся в 1262 г. в го-
родах северо-востока — Ростове, Суздале, Ярославле и других, была обречена
на неудачу. Татары поддерживали и усиливали борьбу между отдельными кня-
жествами. Ростовские князья опустились до положения «служебников хана»,
подавляя попытки новых народных восстаний и водя русские полки в татарские
походы 3.
В этих тяжких условиях блистательный расцвет культуры, ознаменовавший
XII — начало XIII вв.— оборвался. Прекратилось и монументальное строитель-
ство. Однако созданные владимирскими зодчими великолепные дворцы и храмы,
сыгравшие столь активную роль в социально-политической борьбе XII — XIII вв.,
теперь стали символами былой свободы и могущества страны и непревзойденными
в глазах потомков образцами архитектурного искусства.
2
Вопрос об архитектурно-художественной традиции, легшей в основу возрож-
дения строительства XIII — XIV вв. в Средней Руси, уже давно привлек внимание
науки, хотя материала для его решения было далеко не достаточно. Поскольку твер-
ское зодчество XIII — XIV вв. рисовалось исследователям весьма смутно, то един-
ственным известным центром начавшегося строительства казалась Москва, и вопрос
о традиции обычно рассматривался в связи с вопросом о мастерах, работавших
у Ивана Калиты.
Судьба зодчих XIII в., строивших белокаменные храмы в Нижнем Новгороде,
Суздале и Юрьеве-Польском, представлялась ряду историков завершившейся с мон-
гольским завоеванием. Оно, по мнению Н. В. Султанова, порвало «всякую связь
предыдущего и последующего, так что Москве не пришлось продолжать дела Суз-
даля, а нужно было начинать сначала»; Н. В. Султанов видел в постройках Ивана Ка-
литы «новгородское влияние»4. Н. А. Артлебен полагал, что монгольское завое-
вание «надолго прекратило строительную деятельность великих князей», а мастера
были уведены в полон или бежали в Галицкую Русь; «благодаря татарам, суздальская
школа искусства совершенно уничтожилась, и строители первых московских церк-
вей были мастера новгородские и псковские, а не какие-либо продолжатели суз-
дальской школы». Этот вывод исследователь сделал лишь на том основании, что стро-
ительство возобновилось в Твери раньше, чем в Москве,—«это указывает, с какой
стороны явились в Москву каменных дел мастера в 1326 г.»5.
130
Ф. Горностаев утверждал, что «редкое применение, почти полное отсутствие
каменного строительства в течение 100 лет (за это время были сооружены храмы:
Спаса в Даниловском монастыре под Москвой — 1272 г. и Спаса в Твери 1280—
1290 гг.) во всей суздальской земле разгоняет мастеров, прерывая тем не только
развитие каменного дела, но и продолжение его добрых традиций»8. Напротив,
М. В. Красовский, поддерживая точку зрения, высказанную еще С. Строгановым,
а затем Л. В. Далем, считал, что «зодчество владимиро-суздальское... дало Москве
своих мастеров: дело, начатое Владимиро-Суздалем, волею исторических судеб
стала продолжать Москва»7. А. И. Некрасов первоначально считал, что первые по-
стройки в Москве и Твери «строились суздальско-владимирскими мастерами», бе-
жавшими от татар8, а затем стал на глубоко ошибочную точку зрения «белорусского
влияния» на зодчество ранней Москвы 9.
Обратимся, однако, к фактам и поставим вопрос, действительно ли в старых
городах Владимирской земли татарское завоевание столь резко оборвало строитель-
ство, действительно ли строительные кадры исчезли? Несомненно, что татарский
удар имел страшные последствия для культуры Северо-Восточной Руси; ее города
были разграблены и выжжены, крайне пострадали их монументальные памятники,
а в числе павших и угнанных в полон были и зодчие. Но все же небольшое количе-
ство владимирских зодчих уцелело.
Уже в 1239 г. епископ Кирилл II святил «церкы Бориса и Глеба в Кидекши ве-
ликым священьем», т. е., очевидно, смог подвергнуть ее капитальному обновлению
после монгольского разорения 10. Можно полагать, что работа мастеров 1239 г. не
ограничилась необходимым ремонтом, видимо, сильно пострадавшего храма. Воз-
можно, что он был дополнительно украшен. Таким образом, в распоряжении еписко-
па находились старые мастера.
Митрополит Кирилл с 1250 г. жил большей частью во Владимире; следователь-
но, выжженный город в это время уже несколько оправился и отстроился 11. Митро-
полит добился у хана значительных льгот для церкви; грамота Менгу Тимура 1267 г.
в числе охраняемых церковных людей называет и «церковных мастеров»; их подроб-
нее определяет подложный ярлык Узбека митрополиту Петру: «Ремесленницы кои,
или писцы, или каменные здатели, или древодельны е»12.
Самый факт упоминания о зодчих в документе крупного политического значения
говорит о том, что среди церковных людей они составляли заметную группу и что
ими очень дорожили.
Уже от второй половины XIII в. мы располагаем рядом свидетельств о некото-
ром оживлении строительной деятельности во Владимире и Ростове. Ростов, как
мы упоминали, был на особом положении в условиях монгольского ига; он не был
подвергнут разгрому, а ростовские князья пошли на службу к хану. До 1274 г.,
когда на Владимирскую епископию был поставлен епископ Серапион, Ростовская
епископия была церковным центром всего края. В этой связи понятны и сведения
о строительных работах. В 1253 г. митрополит Кирилл святил в Ростове церковь
«святый Борис и Глеб платяную» («полатную», т. е. дворцовую церковь ростовских
князей). Освящение было, по-видимому, связано с ремонтом храма13; несколько
позже, в 1287 г., его перестраивали 14. Далее церковная власть поддерживает
9*
131
обветшавшие епископские соборы во Владимире и Ростове. В 1280 г. «Кюрил митропо-
лит в Володимере покры церковь святую Богородицю съборную оловом»16. В том же
году ростовский епископ Игнатий покрыл оловом ростовский Успенский собор и ук-
расил его полами «красного мрамора», т. е. из майоликовых плиток 1в. Наконец,
в исходе XIII — начале XIV в. в юго-западном углу Всеволодовых галерей Успен-
ского собора во Владимире строится небольшой внутренний кирпичный придел
Пантелеймона (см. т. I, рис. 47), в котором был погребен митрополит Максим; воз-
можно, придел и был построен по его инициативе 17. Роль во всех этих постройках
митрополита делает весьма правдоподобным предположение, что все эти работы
и были исполнены теми «церковными» митрополичьими мастерами, о которых гово-
рили ханские ярлыки.
Все эти факты свидетельствуют, конечно, не о больших строительных предпри-
ятиях масштабов великокняжеского Владимира XII в., но они являются драгоцен-
ным свидетельством того, что в годы, непосредственно следующие за монгольским
завоеванием, в старых городах — Ростове и Владимире — теплилось творчество
зодчих, а главное, что были живы сами эти зодчие — носители традиций владимир-
ского строительного мастерства.
3
Обращаясь к исследованию истории зодчества Северо-Восточной Руси XIII —
начала XIV в., мы входим в очень темную и спорную область. Большинство памят-
ников этого времени не дошло до нас — они либо погибли в тяжкие столетия мон-
гольского ига, либо были стерты с лица земли бурным развитием последующего
строительства. Но это не значит, что мы можем примириться с таким положением,
оставив зияющий пробел в истории русского зодчества. Это тем более недопустимо, что
архитектура Северо-Восточной Руси этой темной поры является прологом к форми-
рованию русского национального зодчества конца XV — начала XVI в. Прибли-
жаясь к освещению памятников этого этапа, мы тем самым отвечаем на коренные
вопросы истории культуры и искусства древней Руси: испытывало ли зодчество этой
поры застой и регресс, как это казалось ряду крупных исследователей; насколько
он был длителен и как возродилось строительство; каковы были пути его нового раз-
вития, подготовившего блестящий расцвет архитектуры в эпоху образования Рус-
ского централизованного государства? Если мы лишены возможности изучать многие
памятники XIII — начала XIV в. лицом к лицу — в натуре, то мы обязаны
собрать все косвенные данные источников, чтобы восстановить хотя бы в спорных
общих чертах их облик, или представить себе те условия, в которых шло строитель-
ство, и понять его исторический смысл.
Если сопоставить условия развития русского зодчества XII — начала XIII в.
с его развитием в XIII — XV вв., в условиях монгольского ига, то из этого срав-
нения можно вывести несколько предварительных, принципиально-важных общих
заключений.
Старые культурные и художественные центры — Киев, Чернигов, Смоленск,
Полоцк, Галич, Владимир-Волынский временно отрываются от Русской земли;
строительство там почти прекращается. Культурные взаимоотношения между
132
ними и среднерусскими землями, а также Новгородом и Псковом затрудняются и
слабеют. Вместе с тем прекращается и тот живой обмен художественным и техни-
ческим опытом между зодчими различных русских областей, который содействовал
исключительно быстрому и плодотворному расцвету русского зодчества XII—
XIII вв. Развитие архитектуры продолжается теперь в коренных великорусских
областях: в средней Руси и на новгородско-псковском северо-западе.
Строительство в этих двух районах и составляет содержание истории зодчества
XIII — XV вв. Можно сказать, что теперь, в отличие от домонгольской поры с бо-
гатством и многообразием архитектурных областных школ, мы наблюдаем их опре-
деленное укрупнение. По существу, можно говорить о двух линиях архитектурного
развития XIII — XV вв.— новгородско-псковской, севернорусской и московско-
тверской, среднерусской. Основой этого закономерного и глубоко органичного рас-
членения истории зодчества являются различие социально-политического облика
этих двух областей и связанная с этим принципиальная разница в их художествен-
ной традиции. Новгород и Псков — феодальные республики русского средневековья.
При всей иллюзорности «демократических» черт их политического строя в условиях
политического господства крупной боярской знати все же несомненно, что здесь
участие широких народных масс в политической и культурной жизни было несрав-
ненно более значительным, нежели в великокняжеской Москве и Твери — носителях
традиций и идей централизованного «самовластьства» владимирских князей XII в.
Это различие путей исторического развития центра и северо-запада определяло и раз-
личие их художественных традиций.
Новгород и Псков, избежавшие непосредственного монгольского разгрома, про-
должали — с некоторым перерывом в XIII в.— развивать технические и художествен-
ные принципы своей собственной архитектуры XI — XII вв. Москва и Тверь были
моложе Новгорода,— они, по существу, были новообразованиями XII — XIII вв.,
возникшими на почве Владимиро-Суздальского княжества и прочно воспринявшими
его культурные и политические традиции. Вместе с ними были восприняты, как
увидим ниже, и художественные идеалы XII столетия, сказавшиеся с особой силой
и выразительностью в архитектуре — строгой и вместе с тем пышной, утонченной
и представительной. Напротив, Новгороду и Пскову традиции великокняжеского
искусства Владимира остались совершенно чуждыми. Это различие культурного
и художественного наследия ймело решающее значение в истории искусства XIII —
XV вв. Зодчие северо-запада могли свободно распоряжаться своим прошлым архи-
тектурным опытом. В искусство же Москвы и Твери владимирское наследие входило
как политическая реликвия и канон.
Однако и в том, и в другом случае роль традиции была исключительно велика,
и ее значение состояло не только в том, что ослабленная монгольским ударом Русь
и в развитии ремесл, и в искусстве должна была начать с некоторого повторения
пройденного, чтобы нащупать новые пути развития художественной культуры.
Роль традиции была неизмеримо более значительной, так как в ней проявлялось ин-
стинктивное сознание народа, что одним из средств сохранения своей национальной
самостоятельности в условиях кровавого террора и тяжкого гнета татарского ига
является приверженность идеалам прошлого, той поры, когда народ свободно
133
и стремительно развивал свою культуру и создавал ее прекрасные памятники. Таким
образом, элемент традиции в зодчестве XIII — XV вв. никоим образом не может
рассматриваться лишь как показатель отставания или рутинности; он является в пер-
вую очередь выражением прочности и стойкости русской национальной художе-
ственной культуры.
В последующих главах исследования мы рассматриваем две школы русского
зодчества XIII — XV вв.— архитектуру Твери и архитектуру Москвы. Естествен-
но, что важнейшей темой здесь является история освоения и творческой переработ-
ки владимирского художественного наследия. Если памятникам Москвы учеными
уделялось значительное внимание и сделано много ценных открытий и наблюдений,
то тверское зодчество совершенно не привлекало исследовательского интереса. По-
этому здесь нужно поднять целину нетронутых фактов и, может быть, несколько
загромождая основную тему побочными материалами, более подробно осветить твер-
ское зодчество. Что касается московского зодчества, то перед нами стоит более скром-
ная задача объединить уже добытые данные исследования памятников в целостную
историческую картину, дополнив ее вновь исследованными нами памятниками и не-
которыми новыми фактами и соображениями.
СТРОИТЕЛЬСТВО В ТВЕРСКОМ КНЯЖЕСТВЕ
КОНЦА XIII —НАЧАЛА XIV ВВ.
1
Тверь, как и Москва, старше первых упоминаний о ней в письменных
источниках. Археологические разведки в Тверском кремле показали, что
город возник в XI — XII вв. на основе нескольких поселений. В этом смысле воз-
никновение Твери аналогично древней истории Суздаля. Весьма вероятно, что ос-
новное поселение лежало в устье Тверды на месте Отроча монастыря. Отсюда проис-
ходят находки западноевропейских монет XI — XII вв., дрогичинской пломбы
и образка XII в.; следы поселения той же поры были обнаружены и ниже тверец-
кого устья — на левом берегу Волги. Современный им второй поселок лежал на пра-
вом берегу Волги при устье речки Тьмаки; здесь найдены, в частности, следы метал-
лургического производства. Возможно, что с этим ремесленным поселком была свя-
зана упоминаемая позже деревянная церковь Козьмы и Демьяна — покровителей
кузнецов х. Как полагают, поселок на устье Тверды был обязан своим появлением
новгородской колонизации; его дальнейший рост был обусловлен выгодным положе-
нием на волжском пути в пограничье Новгородской и Суздальской земель 2.
Первое упоминание Твери в письменных источниках мы находим в «Сказании
о чудесах Владимирской иконы богоматери», где есть рассказ о «чуде» с исцелением
тверской боярыни; ее посетил поп владимирского Успенского собора Лазарь, а бо-
ярыня послала по обету «златые косы и серязи ко иконе» 3. Это упоминание Твери
во владимирском литературном произведении свидетельствует о связях Владими-
ра и Твери. Тверь представляла для владимирских князей первостепенный интерес.
Они давно вели борьбу за господство на путях из Новгорода в Поволжье: еще
Юрий Долгорукий поставил в устье волжской Нерли крепость Коснятин. Видимо,
следует доверять сообщению В. Н. Татищева, что в ходе владимирско-новгородской
борьбы в 1182 г. Всеволод III укрепил поселение на устье Тьмаки; это было важно
для борьбы за Торжок, лежавший в верховьях Тверды 4. Следы вала 1182 г. были про-
слежены при раскопках б.
Однако первое упоминание о Твери в летописи относится уже к XIII в.,
когда в 1209 г., возвращаясь из похода на Торжок, князь Константин Всеволодович
Примечания, к главе VIII см. стр. 498—501.
135
был в «Тьфери»6. В это время Тверь входила в состав Переславского удела, оп-
ределяя своим именем значительную область на западной окраине Владимирской
земли 7.
С падением значения днепровско-волховского торгового пути поднимается зна-
чение волжского пути и волжской торговли, способствующей развитию городов Тве-
ри, Костромы, Ярославля, Нижнего Новгорода. Удар монгольского завоевания,
обрушившийся на Владимир, не привел к такому же страшному разгрому Тверь и
другие поволжские города. Поэтому в Тверской край стекается бежавшее от татар
население из центральных районов и городов Владимирской земли. Это определяет
быстрый рост Твери и экономического могущества тверских феодалов.
В 1247 г. оформляется самостоятельное Тверское княжество, возглавляемое кня-
зьями владимирского дома. Первым тверским князем был сын Ярослава Всеволо-
довича — Ярослав, которому наследовали сыновья его — Святослав и Михаил
Ярославичи. Между 1274 и 1285 гг. получает начало и самостоятельная Тверская
епископия 8.
Первое десятилетие жизни нового княжества протекает в очень сложной обста-
новке. Жестокое подавление татарами народных восстаний 1262 г. в городах северо-
востока вызвало новый отлив населения в Тверской край; оно уходит и из
Ростовского княжества, князья которого идут на союз с захватчиками и стано-
вятся опорой ханской политики на Руси.
Новый прилив населения в земли Тверского княжества был связан с татар-
ским походом 1293 г.— «Дюденевой ратью».
Князь Ярослав Ярославич, став великим князем, стремился усилить положе-
ние Тверского княжества и сделал неудачную попытку установить свое господство
в Новгороде. Так же безуспешны были шаги в этом направлении князя Михаила Ярос-
лавича, попытавшегося осуществить права «великого князя всея Руси». Распался,
расстроенный татарской политикой, возглавленный Михаилом Ярославичем, недол-
говечный антитатарский московско-тверской союз, отражавший активность на-
родных масс, стремившихся к борьбе с поработителями. Кратковременное усиление
Тверского княжества в первой четверти XIV в. вызвало тревогу в Орде, поднявшей
против Михаила Новгород и Москву; однако новгородские рати были разбиты,
а в 1317 г. в битве под Бертеневом тверские полки нанесли решительное поражение
московско-татарским войскам Юрия и Кавгадыя.
Это показало, что сильнейшей опасностью для татарской власти на Руси были
в то время Тверское княжество и его народные массы. Вызванный в Орду Михаил
Ярославич был казнен.
Народное восстание 1327 г. в Твери против татар сыграло важную роль в русско-
татарских отношениях, изменив систему татарского властвования на Руси. В народ-
ных песнях, отразивших эту героическую страницу борьбы тверских горожан и кре-
стьянства с татарами, запечатлена «Тверь старая, Тверь богатая» — крупнейший
торгово-ремесленный центр той поры. Его разгром татарской карательной экспеди-
цией крайне ослабил Тверское княжество и усилил позиции Москвы. С этого времени
упрочивается реакционная ориентация тверской династии на Литовское княже-
ство.
136
Таким образом, «первые признаки тяги к национальной самостоятельности»
(К. Маркс), проявившиеся в Тверском княжестве, были подавлены силой ордын-
ской политики раскола русских князей. «Окрепшая Москва взяла в свои руки то
национальное знамя, которое было дорого тверским традициям, в борьбе с татарами,
о которой издавна мечтали в Твери»9.
Существенно также подчеркнуть, что политическая деятельность тверских
князей не была последовательной; они не рассматривали борьбу с татарами как об-
щерусскую задачу, используя народную ненависть к угнетателям лишь в целях
борьбы Тверского княжества с его противниками. Михаил Ярославич в своем со-
перничестве с Юрием Даниловичем московским опирался на крупное владимир-
ское и тверское боярство, стремясь подавить народные антифеодальные движения,
например, в Нижнем Новгороде. Напротив, московская княжеская власть опира-
лась на местное служилое боярство, стремилась найти поддержку в городах и исполь-
зовать в своих интересах городские движения. Городские ополчения поддерживали
московских князей и в их борьбе с Тверью. Иными словами говоря, Москва возрож-
дала тот союз княжеской власти с городом, который был основой борьбы за обще-
русскую гегемонию владимирских князей XII — XIII вв. Политика же Москвы
в отношении Орды преследовала далеко идущие цели использования татарской
силы в интересах объединительной деятельности княжеской власти10.
Эти различия в политике Твери и Москвы не могли не сказаться на судьбах куль-
туры и искусства XIII — XIV вв.
2
Важнейшим памятником древнерусского зодчества XIII в. является Спасо-Пре-
ображенский собор; с его основанием начинается возрождение строительства в Сред-
ней Руси, прерванного монгольским завоеванием. Между последним памятником
владимиро-суздальской архитектуры — Георгиевским собором в Юрьеве-Польском
(1230—1234) и тверским Спасом лежит сравнительно небольшой промежуток вре-
мени — 50 лет.
Предшественником каменного Спасского храма была деревянная церковь Козь-
мы и Демьяна, неизвестно когда построенная, но уже в 1271 г. принявшая в свои
стены прах тверского князя Ярослава Ярославича и. В пожар 1276 г. «погоре град
Тферьвесь точию едина церковь остася»12, но, видимо, церковь все же пострадала,
уже не могла удовлетворять потребностям бурно росшего города и не отвечала уси-
лению его политического авторитета.
В связи с этим в Твери на 42 года раньше, чем в Москве, возобновляется бело-
каменное строительство.
В 1285 г., по благословению епископа Симеона, князь Михаил Ярославич со
своей матерью, великой княгиней Ксенией «преложили соборную церковь, что была
прежде Козма и Дамьян, и преложиша во имя святаго Спаса, что ныне Преображе-
ние, и поставиша камену»13. Посвящение собора Спасу (Преображению), повторяю-
щее посвящение собора в Переславле-Залесском, видимо, отражало значение Пере-
славля, к обладанию которым стремились тверские князья. Нужда в новом храме
137
была неотложна, и в 1287 г. епископ Симеон «свещал церковь древяну во Тфери свя-
таго Спаса внутри каменыя, еще не совръшенне сущи бблшей каменней, и служаше
в ней, а мастеры делаху церковь святаго Спаса каменую» 14. Сообщая об освящении
нового собора в 1290 г., летописец называет его «епископской церковью», «еписко-
пьей Тферской» 1б, подчеркивая значение в постройке этого первого городского
храма инициативы епископа Симеона, умершего до окончания постройки (1288)
и погребенного в соборе «на правой стране» 1в. Уже после его смерти, в 1292 г. «ико-
нописцы подписаша на Тфери церковь камену святаго Спаса» 17. В соборе венчаются
тверские князья, под его сводами находят упокоение члены княжеского дома; собор
становится княжеской усыпальницей; княжеские гробницы ставятся в юго-западной
четверти храма — так тело князя Михаила Ярославича было положено «посторонь
епископа Симиона на десной стране»18.
В дальнейшем епископская усыпальница обособляется: в 1323 г. умер второй
тверской епископ Андрей, и «принесоша его во святый Спас, и певше над
нимь, положиша его в святем Введении святыа Богородици в малой церк-
ви»19. Что это не отдельное здание, а придел собора,—ясно из самого текста:
«малая церковь» есть часть «святаго Спаса». Из позднейшего сообщения летописи
под 1353 г. об украшении собора епископом Федором мы узнаем, что его «строением»
«поставлен бысть крест золочен на церкви святаго Спаса... та же потом на святем
Дмитрии и на святем Введении» 20. Собор имел, таким образом, два придела — Дмит-
рия и Введения. Кроме этих приделов, представляющих особые пристройки к ос-
новному массиву храма, позднейшие источники сообщают еще о двух приделах, не
образовавших, по-видимому, особых пристроек. Писцовая книга XVI в. упоминает
об «Олександре святом во Твери у Спаса в приделе» и «святых апостол, что у Спаса
в приделе на владычне дворе»21; вероятно, о первом говорят летописи, сообщающие,
что умерший в 1395 г. в Кашине князь Борис Михайлович «положен бысть в святем
Александре» 22.
Придел Введения стал епископской «гробницей»; вероятно, поэтому епископ Фе-
дор особенно заботился об его украшении — в 1360 г. он «подписал малую церковь
Введение пречистыя Богородици», а в 1367 г. был погребен здесь «с владыкою Ан-
дреем в едином месте»23.
Епископ Федор много сделал и для самого собора; после того как Иван Ка-
лита вывез на Москву колокол Спаса (1339), епископ как бы демонстративно прояв-
ляет непрерывную заботу об украшении собора: в 1344 г. он «сотвори двери
медяныа» и «местные иконы оковав в святом Спасе»; в 1349 г.—«подписал алтарь
во святем Спасе»; в 1353 г. ставил золоченые кресты на соборе и приделах;
в 1358 г. сделал вторые «двери медяные... от своего двора», в 1359 г. «Федор вла-
дыка Тверьськый у себя в соборней церькви... намости дно мраморено» и, наконец,
в 1360 г. подписал Введенский придел 24.
Через 4 года после окончания этих работ, в 1364 г., «бысть стреляние и шибение
громное в Твери на соборную церковь и страшна молния и вихори»26. Видимо, цер-
ковь была повреждена, так как, хотя во второй половине XIV в. она и действует, но
в 1399 г. князь Михаил Александрович предпринимает капитальный ремонт церкви:
«Сей князь велики Михайло Александровичь... богатства многа на украшениа ея
138
издан, и верх ея чюдне позлати; и тако божиею благодатию виде ю венцем украше-
нием устроену сушу и возхоте поновити ю, да будет яко же и преже, егда съврыпена
быть и убелена. И по повелению его сътвориша каменосечцы от плиты зженыа и тако
поновиша ю и убелиша, якоже изначала древле прьваго дни съврыпение и убеление
имеющи»26.
Этот ремонт храма был закончен в последний год жизни князя. «Повесть о жи-
тии» князя Михаила Александровича, рассказывая о его предсмертном посещении
Спасского собора, сообщает драгоценные подробности об его архитектуре и убран-
стве: «И, въетав, поиде [князь] в соборную церковь, святый Спас, и помолився пред
образом Спасовым и Пречистыя и прочих святых, и потом начя у гроба въскланятися
великых князей, деда своего князя Михаила Ярославича и отца своего Алексан-
дра Михайловича; пришед же ко столпу, иже на правой стороне,
и деже написан Аврам, Исак, Иаков, и под тем местом указа ся
положити. И уже пометает княжение, исходит же из церкви красными в р а-
т ы, и се народа множество людий зело безчислено; он же, став на высоце
степени перед церковью, поклонися всем людем, прощения от них
прося... и по сем поиде со степеней церковных...»27.
Такова летописная биография Спасского собора Твери, составленная внима-
тельным тверским историографом.
В XV в. собор остается в тени; интересы нового времени приковывают внима-
ние летописцев к политической жизни и ослепляющему блеску двора князя Бориса
Александровича, предвещающему закат «тверской великой свободы». В 1486 г.
Тверь входит в состав Московского государства. Жизнь города перестает служить
предметом исторического внимания современников; более того,—Москва не оста-
навливается перед уничтожением пронизанных духом тверского патриотизма про-
изведений литературы.
В XVI в. о судьбах собора мы узнаем лишь из косвенных упоминаний писцо-
вых книг конца XVI в., часто отмечающих, что те или иные земельные документы
«сгорели во Твери в Спасе в большой пожар» — собор, подобно новгородской Софии,
был хранилищем различных актов 28.
В XVII век Тверской собор входит уже полуразрушенным: дозорная кни-
га 1616 г., составленная после опустошительного городского пожара, отмечает,
что у погоревшего собора «верхи у храму были наделаны деревянные»; один из при-
делов был теперь посвящен памяти Михаила Ярославича тверского; «у всех тех хра-
мов главы и внутри выгорело и от пожару попортилися» 29.
В 1634—1635 гг. собор был сломан и выстроен заново, и вторично перестроен
в 1689-1696 гг.30
Для суждения о характере Спасского собора, кроме изложенных выше данных,
могли бы быть привлечены его изображения XVII в., но все они, за исключением
одного, рисуют храм уже после перестройки: такова схема пятиглавого кубического
храма на рисунке Пальмквиста 1674 г. 31; весьма схематичен вид собора и на панораме
Твери в альбоме Мейерберга (1661—1662)32; на рисунке Твери Олеария, сделанном
в 1634 г., изображен не Спасский собор, который в этом году был разобран, но еще
не отстроен 33.
139
Остается единственное изображение Спасского собора на иконе князя Ми-
хаила Ярославича и княгини Ксении (рис. 75); как показывает исследование, пано-
рама Тверского кремля на этой иконе исключительно реалистична 34. Собор изобра-
жен до первой перестройки и, согласно данным летописи, с двумя боковыми приде-
лами — «малыми церквами» Дмитрия и Введения, увенчанными особыми главами
на утрированно длинных барабанах Зб. Если собор здесь показан с восточной сто-
роны, то в изображении алтарей иконописец допустил неточность: южный придел
(левый) показан правильно, а северный — несколько сдвинут. Художник сделал
слишком широкой апсиду жертвенника, поэтому она выступила за линию северного
фасада собора, и на нее, ради симметрии, была перенесена глава придела, который
в свою очередь завершен луковичной главкой, поставленной прямо на кровлю, что
явно не могло быть зв.
Таким образом, основной массив собора оканчивался с востока тремя значи-
тельно пониженными полукруглыми апсидами; с боков примыкали «малые церк-
ви» — приделы со своими алтарями.
Собор изображен с позакомарной кровлей и одной главой; однако в литературе
есть указания, что собор был изображен на иконе семиглавым 37,— очевидно,
с пятиглавием основного куба и двумя главами приделов. Очень возможно, что это
расхождение придется отнести за счет невнимательности автора литографской ко-
пии с иконы, хотя в приведенной выше цитате о ремонте храма в 1399 г. и говорит-
ся о позлащении «верха», т. е. одной главы. Это была, видимо, средняя глава. Вспом-
ним, что пятиглавый Успенский собор во Владимире имел лишь одну «златую»
главу.
Мы считаем справедливыми указания тверских историков на семиглавие
храма и тем самым признаем его шестистолпным; к этому склоняют и само значение
Спаса — главного городского собора Твери, играющего такую же роль, как Успен-
ский собор во Владимире, и длительность его постройки. И. Е. Забелин отметил,
что Спасский собор, «судя по времени, употребленному на его постройку, был храм
более обширный, чем даже московский соборный храм Успения (1326 г.)»38. Все окна
Спасского собора длинные, щелевидные; горизонталь под закомарами фасада, ско-
рее всего,— след вспомогательной графьи для построения полукружий, а не отраже-
ние реального «карниза». Собор, как и все постройки тверских зодчих XIII—XV вв.,
был белокаменным.
«Повесть о житии» князя Михаила свидетельствует, что храм имел или подклет-
ный этаж, или высокую цокольную часть, о чем можно заключить по «высоким сте-
пеням церковным», т. е. лестницам, подводившим к входам; во всяком случае, лест-
ница была у южного входа со стороны соборной площади, где собралось в 1399 г.
для прощания с князем Михаилом «великое множество народа»; этот парадный вход,
по старой традиции, имел «красные враты», т. е. особенно богатые двери (ср. южные
«двери златые» ростовского Успенского собора, сделанные в 1231 г. епископом Ки-
риллом).
Это «двери медяные», поставленные в 1344 г. епископом Федором; такие же
двери он сделал и для северного входа, со стороны своего двора.
Ш
«Красные враты» Тверского собора
вместе с «дном мрамореным», устроен-
ным епископом Федором в 1359 г., яв-
ляются весьма существенными показа-
телями того, куда и к каким художест-
венным образцам устремлялись взоры
хозяев тверского строительства конца
XIII в. и первой половины XIV в. «Ме-
дяные врата» были существенной де-
талью убранства крупнейших храмов
XII — XIII вв. Владимира (Успенский
собор), Суздаля (Богородицкий собор)
и Ростова (Успенский собор)39; «мра-
мореное дно», как мы знаем,— это полы
из цветных майоликовых плиток, встре-
чаемые почти в каждом из них. Весьма
вероятно, что обнаруженные при строи-
тельных работах в районе Отроча мо-
настыря «скопления кирпичных треу-
гольных плиток (15 X 15 см) с борти-
ком по краю» являются следами их
производства 40.
В свете этих сопоставлений особое
значение приобретает описание «По-
вестью о житии» князя Михаила его
поклонения гробам предков — они по- 75. Спасский собор в Твери
мещались в юго-западной и южной ча- (по изображению на иконе Михаила и Ксении)
стях собора; как мы видели, «на пра-
вой стороне» был положен первый
тверской епископ Симеон, «посторонь епископа Симеона на десной стране» была
поставлена гробница князя Михаила Ярославича, а затем его сына — кня-
зя Александра. Поклонившись здесь праху деда и отца, князь Михаил Александро-
вич подошел «ко столпу, иже на правой стороне, идеже написан Аврам,
Исак, Иаков,и под тем местом указа ся положити». Таким образом, княжеские
гробницы стояли под сводом хор, на котором была изображена сцена рая из сюиты
Страшного суда, т. е. лоно Авраамово. Очевидно, что не только декоративная обра-
ботка Тверского собора, осуществлявшаяся 50—60 лет спустя после его постройки,
но и сама его роспись, оконченная в 1292 г., следовала схеме, известной из тех же
владимирских росписей XII в. в Дмитриевском и Успенском (в реставрации А. Руб-
лева) соборах 41.
Переходим к оценке архитектурной композиции Тверского собора, сочетающей
массив храма с симметрично расположенными приделами. Здесь опять нам помогают
данные о княжеских и епископских погребениях. Как мы знаем, княжеские погре-
бения сосредоточивались в юго-западном углу храма, епископская же усыпальница
14/
занимала придел Введения. В этом нельзя не видеть влияния той же владимиро-
суздальской традиции. Первоначально гробницы князей и епископов помещались
в аркосолиях в стенах храма (церковь в Кидекше 1152 г., всеволодовские обстрой-
ки владимирского Успенского собора). Затем они ставятся в специальных приде-
лах у восточных углов храма; в юрьево-польском Георгиевском соборе Троицкий
придел-усыпальница нарушает симметрию и равновесие композиции — он был при-
строен к северо-восточному углу храма. В самом конце XIII в. внутри владимир-
ского Успенского собора, в его юго-западном углу, была построена кирпичная
церковка Пантелеймона, в которой был погребен митрополит Максим. А в Переславле-
Залесском в конце XIV в. сын и внук Александра Невского — Дмитрий Алексан-
дрович и Иван Дмитриевич хоронятся еще по старому обычаю — под хорами в юго-
западном углу собора 1152 г.42 Княжеские погребения в Тверском соборе следуют
той же традиции, тогда как сам собор развивает композицию Юрьевского собора
с его приделом-усыпальницей. Таким образом, как белокаменная
кладка, так и композиция Тверского собора, его роспись и
декоративное убранство обнаруживают прямую и непосред-
ственную зависимость от владимиро-суздальской художест-
венной культуры.
Поэтому закономерен и последний вопрос: был ли воспринят зодчими и ктито-
рами Тверского собора интерес к скульптурному убранству фасадов, столь разви-
тому в последних памятниках Владимира, Суздаля и Юрьева-Польского? Здесь мы
не можем дать прямого и вполне утвердительного ответа. Рассказ летописи о ремонте
собора в 1399 г., говорящий о работе «каменосечцев», дал некоторым авторам повод
увидеть в этом указание на скульптурные украшения храма. Так, Н. Овсянников
полагал, что в 1399 г. стены и окна [?] собора были «украшены высеченными из
камня украшениями» 43. Однако несомненно, что здесь речь шла только об обмазке
или побелке известью («от плиты зженыя» «поновиша ю и убелиша»). Тем не менее
нельзя не упомянуть о фрагментах резного камня, найденных на берегу Волги и хра-
нившихся в Тверском музее; это «обломки каменных изображений человеческой го-
ловы грубой работы; один кубической формы — голова человека с сиянием, другой —
верхняя половина головы». Эти обломки были невелики: первый — 2 вершка, вто-
рой — 1,5 вершка. Они не сохранились, и судить с уверенностью об их принадлеж-
ности XIII в. мы не можем 44.
Другое косвенное указание также свидетельствует об интересе того времени
(XIII — XIV вв.) к тератологической орнаментике: в ризнице собора до позднего
времени хранились древние ткани, на которых были «вышиты золотом грифы и чу-
довищные птицы»46. С тверской территории происходит также ряд предметов
прикладного искусства явно владимирского характера: такова бронзовая орнаменти-
рованная пластина «в виде дракона, схожая со звериными изображениями на Дмит-
риевском соборе во Владимире»46. Иными словами, и в Твери были налицо те разно-
образные предметы художественного ремесла, которые служили «образцами» для
владимирских скульпторов XII — XIII вв. В какой-то мере освещают эту тему и
миниатюры тверской рукописи Георгия Амартола, исполненной по заказу князя
Михаила Ярославича в 1294 г. Изображенный на выходной миниатюре князь Михаил
142
76. Миниатюра тверского Амартола.
вместе с его матерью Ксенией представлен под аркадами, созданного ими храма,
украшенными орнаментом в виде листьев аканфа и опертыми на колонны с резными
капителями. Среди миниатюр рукописи есть изображения львов, ближайшим образом
напоминающие владимирские рельефы (рис. 7£) 47.
3
Подобно своим владимиро-суздальским «образцам», тверской собор Спаса не был
изолированной постройкой, но включался в архитектурный ансамбль княжеского
и архиепископского двора, здания которого были в это время еще деревянными и
поэтому не заслужили особой летописной записи о своем сооружении. Однако кос-
венное указание позднейшего рассказа Никоновской летописи о восстании 1327 г.
в Твери свидетельствует, что княжеский дворец был построен князем Михаилом Яро-
славичем и, вероятно,— одновременно с собором («двор княже Михайлов, отца
Александрова»).
О характере деревянных великокняжеских хором мы узнаем из краткого опи-
сания их пожара в 1298 г.: «Загорешася сени под великим княземь Михаилом Яро-
славичемь Тферьским и згоре двор князь Михаила Ярославичя весь. Божиею же
143
милостию пробудися сам князь Михайло и выкинулъсяисъ княгинею своею
в окно, а сени полны княжат и боярченков, спаше и много сторожей и никто
же не слыша. И тако инии избежаша, а инии изгореша и казна княжаа вся згоре
и порты и все погоре»48. Видимо, двор вскоре был отстроен вновь. На нем в 1327 г.
расположился ханский посол Щелкан; восстание тверичей против татар заверши-
лось поджогом дворца, в котором засел Щелкан: «Зажгоша под ним сении
двор весь...».
Из этих беглых штрихов, отнюдь не имевших задачей описание погоревшего
дворца, мы можем вывести следующее заключение: тверской великокняжеский дво-
рец конца XIII в. следовал развивавшейся в русском жилищном строительстве
с глубокой древности схеме, определяющим элементом которой были «сени» с жилой
и парадной половинами по сторонам. В этом отношении и Тверь, и Владимир исхо-
дили из одного общего источника — народного деревянного зодчества; эта схема
нашла монументальное воплощение в XII в., в белокаменном дворцовом ансамбле
Боголюбовского замка, и известна также из приведенного выше описания Галиц-
ко-Волынской летописью дворца галичских князей; в Твери она была реализована
в дереве.
Великокняжеские хоромы были двухэтажными, как Боголюбовский и Га-
личский дворцы; остается решить вопрос: были ли они непосредственно соединены
с хорами собора системой переходов? Хотя тверской Спас был не дворцовой домо-
вой церковью, а городским епископским собором, мы склонны ответить на этот воп-
рос утвердительно. В отличие от рядового городского жилья, помещения дворца
были хорошо освещены — окна были явно не волоковые, но широкие; через них
могли свободно «выкинуться» во время пожара князь и княгиня. Позднее деревян-
ный дворец был, по-видимому, заменен белокаменным (см. гл. XXVII) 49.
Деревянными были и кремлевские стены, и остальные храмы Твери. Летописи
сохранили известия о ряде пожаров 1276, 1295, 1298, 1316 гг., опустошавших рос-
шую Тверь; в последнем году пожар был едва ли случаен, так как шла острая борь-
ба с Новгородом. В 1317 г., получив великое княжение и готовясь к борьбе с новго-
родским и татарским вторжением, князь Михаил Ярославич «заложи больший град
кремленик», по-видимому, расширив линию старых валов, сооруженных в 1182 г.
Всеволодом III. В 1318 г. кремль снова погорел, причем сгорело 6 деревянных хра-
мов 60; из них отметим два — храм Афанасьевского монастыря и церковь Михаила-
архангела вне кремля, на берегу Волги.
Вскоре после достройки Спасского собора в кремле, в ближайшем соседстве с со-
бором, за его алтарем, был устроен монастырь — в 1297 г. сооружен его храм: «По-
ставлена бысть церковь в Твери святый Афонасей, того же лета и священа бысть»;
посвящение храма связывают с монашеским именем князя Ярослава Ярославича.
Вторично монастырь упоминается в связи с пострижением в нем («лавре святого
Афонасиа») князя Михаила Александровича (1399)61. Далее об этом храме, сгорев-
шем в 1612 г., упоминает дозорная книга 1616 г., называющая его «Афанасий в е-
линий древян» 62, место которого уже занял к 1626 г. «храм Афанасия и Кирилла
древен н и с к о й»68. Едва ли можно утверждать, что деревянный храм 1297 г. уце-
лел до XVII в. t
144
Вторая постройка — церковь архангела Михаила на Загородском посаде на
берегу Волги упоминается источниками дважды, по исключительному поводу —
здесь тверичи встречали останки казненных тверских князей: в 1320 г.— Михаил Яро-
славича и в 1339 г.— его сына и внука — Александра Михайловича и княжича Фе-
дора б4; при этом в церкви Михаила над гробом Михаила Ярославича была отслу-
жена панихида 66. В позднейших источниках — писцовых книгах конца XVI в.
и первой четверти XVII в. — встречается интересное определение этого монастыря,
проливающее свет на личность его строителей. Особая отметка говорит: «Монастырь
Архангельской, что кладутца Борисовичи» бв. Специальный анализ этого определе-
ния приводит к выводу, что Борисовичи, строители усыпальницы — тверские ты-
сяцкие и их потомки, а церковь была построена первым тысяцким из этого рода —
Михаилом Шетеном, посвятившим храм своему патрону б7. Дата постройки может
быть отнесена к концу XIII — началу XIV в. К сожалению, никаких данных
об ее архитектурном облике мы не имеем.
4
Вторая и последняя каменная постройка рассматриваемого периода, также не
дошедшая до нас, была начата в 1323 г.: «Того же лета заложена бысть церковь ка-
менна святый Феодор на Твери» б8. Об ее окончании в летописи сделана пространная
запись: «Того же лета в Болгарех, иже на Волге и Каме, замучиша некоего христи-
анина Иерусолимлянина, гостя суща, много богатьства имуще, и много философии
изучена, именем Феодора; и пряшеся с ним о вере, они же окаании не стерпеша сво-
его поруганна, замучиша его за православную веру христьаньскую, месяца апреля
21 день. Того же лета совершена бысть и свещена церковь камена во Твери во имя
святаго Федора, юже соверши и украси игумен некий, именем Иван Цареградець» 69.
Можно думать, что оба эти факта — убийство в Болгарах купца Федора и посвя-
щение церкви имени Федора взаимно связаны; при сообщении о закладке храма
летопись не назвала ктитора, — не начал ли постройку храма этот очень богатый
и образованный гость Федор перед своей поездкой на Восток, а после его гибели
храм мог быть завершен и украшен игуменом Иваном Цареградцем? Федоровская
церковь была построена в монастыре на островке в устье Тьмаки; здесь в 1317 г. был
написан, хранящийся в Ватиканской библиотеке, греческий устав, который «Фо-
ма Сирианин писал в пределах России в городе, называемом Тверь, в монастыре свя-
тых великомучеников Федора Тирона и Федора Стратилата». Как полагает издатель
текста, Фома Сирианин мог прийти из Константинополя вместе с Иваном Цареград-
цем и быть монахом основанного им монастыря в0. Перед нами вырисовывается облик
весьма любопытного культурного центра в Твери, объединявшего выходцев из
Константинополя и с православного Востока.
О последующей судьбе постройки 1323—1325 гг. мы имеем не вполне объясни-
мые сообщения летописи. Через 96 лет, в 1421 г., в Тверской летописи снова отмечено:
«Месяца июня в 1 день заложена бысть церковь каменна святаго Феодора Тирона
в граде Твери, аветхую разорит а... Той же осени, месяца октобра в 5 день,
священна бысть церковь каменна святый Федорь в граде Твери... архимандритию
Ю н. Н. Воронин, т. п /45
тогда держащу Феодосию того монастыря» 61.
Второго Федоровского монастыря в Твери
не было, речь может идти только о монастыре
на устье Тьмаки; в то же время сомнительно,
чтобы здание, построенное 98 лет тому назад,
стало ветхим. Попытка считать это известие
относящимся к Отрочу монастырю не оправды-
вается 62. Самый срок постройки нового храма
в 4 месяца 5 дней не реален. «Слово похвальное»
инока Фомы, приводя данные о строительстве
князя Ивана Михайловича, упоминает лишь
о постройке им монастыря на Тьмаке близ Тве-
77. Собор Федоровского монастыря рИ (вероятно, Желтикова), ничего не говоря
в Твери (по Палъмквисту). 0 постройке новой церкви в Федоровском мо-
настыре вз. Можно предполагать, что князем
Иваном Михайловичем был произведен только
капитальный ремонт старого здания 1323—1325 гг., занявший один строительный се-
зон64. Деятельность князя Бориса Александровича по отношению к монастырю выра-
зилась в укреплении его оградой. Таким образом, постройка 1323—1325 гг. дожила
без особых изменений до конца тверской независимости: писцовая книга 1626 г. за-
стает здание обветшавшим: «На островку, на устье Волги и Тмаки Федоровский мо-
настырь, а в нем храм камеи Федора Стратилат без кровли»65. В 1773 г. монастырь
был упразднен, а храм, за ветхостью, разобран 66.
Единственным источником для суждения о памятнике является его изображение
на плане Твери у Пальмквиста (рис. 77) 67. Если доверять этой схеме, церковь Фе-
дора имела крестообразный план, была крыта (к XVII в.) на четыре ската и заверша-
лась тремя главами, расположенными по поперечной оси здания.
5
Рассмотренные скудные данные о древнейших памятниках тверского зодчества
позволяют сделать некоторые общие выводы.
Тверь самим своим происхождением была связана с Владимирским княжеством.
Можно думать, что с этого времени здесь были живы какие-то традиции владимир-
ской культуры. Они закрепились в XIII в. в обстановке монгольского завоевания,
когда тверской край наполнился переселенцами из центральных областей и само на-
селение княжества стало, по сути дела, «владимиро-суздальским». Оно стало ос-
новой расцвета Твери, подъема могущества Тверского княжества и первых успехов
русского народа в борьбе с татарами, отмеченной Бертеневской битвой 1317 г. и вос-
станием 1327 г.
Потомки «владимирских самовластцев» — тверские князья и епископская
кафедра в своей политике не ставили широких задач общерусского характера;
тверские феодалы стремились обеспечить лишь приоритет своего княжества в
146
борьбе с Новгородом и Москвой. В этой обстановке складывается культура Твер-
ского княжества.
Мы можем судить о ней по немногим, но показательным фактам.
В связи с постройкой Спасского собора по инициативе епископа Симеона начи-
нается тверское летописание, использованное для составления в 1327 г. великокня-
жеского летописного свода в8. Около 1294 г. по заказу князя Михаила Ярославича
создается украшенная миниатюрами рукопись «Хроники Георгия Амартола»; на вы-
ходной миниатюре, изображающей князя Михаила в княжеской одежде и в татар-
ской тюбетейке и его мать Ксению, мастер Прокопий подписал свое имя. В иллюстра-
циях Хроники порой просачиваются живые наблюдения художника над русской дей-
ствительностью и бытом. В частности, церковная архитектура передается в обычном
для древней Руси типе одноглавого четырехстолпного, крытого по закомарам храма.
Только Иерусалимский храм изображен в виде ступенчатого башнеобразного зда-
ния, увенчанного маковицей, может быть, отражающего появившуюся в русском
зодчестве XII — XIII вв. переработку крестовокупольной системы (см. ниже, гл.
XXIX). Миниатюры рукописи тесно связаны с традициями живописи домонголь-
ской поры. В их авторе видят южного, может быть, киевского мастера, бежавшего на
север «от утеснения татарского» в9. Самый факт возникновения в Твери конца
XIII в. подобной иллюстрированной рукописи свидетельствует о высоком уровне
тверской культуры этой поры, обеспеченном концентрацией в Тверском княжестве
высококвалифицированных ремесленников и художников.
Это относится и к зодчеству Твери. Отмеченные выше черты поразительного
сходства архитектуры и убранства Спасского собора с памятниками владимиро-
суздальского зодчества XII — XIII вв. не оставляют сомнения в том, что в распо-
ряжении князя Михаила также оказались и живые носители владимирской строитель-
ной традиции — владимирские или ростовские мастера. Они могли попасть в Тверь
в составе тех беглецов из центральных областей, которые стекались в Тверскую зем-
лю под ударами татар. Можно думать, что их уже тверские выученики строили собор
Федоровского монастыря на устье Тьмаки, законченный в 1325 г.
Возрождение белокаменного строительства в Твери XIII—XIV вв. было облег-
чено тем, что Тверь лежала по соседству с богатейшими месторождениями известня-
ков в бассейне верхней Волги. Могли быть использованы залежи на р. Вазузе в рай-
оне Зубцова, в старицком участке течения Волги или каменоломни близ Торжка,
удобные для сплава камня по Тверце 70. Вероятнее всего, что пользовались камнем
из старицких каменоломен, откуда камень могли доставлять в столицу водой, вниз
по течению Волги. Разработка этих ломок началась, возможно, еще в XII в. (см.
т. I, гл. XXI) и возобновилась в конце XIII в.
Способы добычи камня в то время едва ли во многом разнились от тех первобыт-
ных приемов, которые описаны краеведами середины прошлого века. Камень добы-
вался зимой — с ноября по конец марта. Сначала срывали слой земли до обнажения
известнякового пласта. Затем врубались в него «норами» длиной до 100 сажен и вы-
шиной от 1 до 3 аршин, укрепляя вышележащий грунт стояками или оставленными
невырубленными столбами породы. В условиях большой сырости от просачивав-
шихся почвенных вод и темноты рубили камень, вытаскивая его наружу на себе,
10*
147
волоком, на салазках. В каждой «норе» работало от 3 до 8 человек. Инструментом
являлась ломы, молоты весом от 3 до 20 фунтов, стальные ж л инья, желонки для на-
сечки и обыкновенные плотницкие топоры для отески камней. Пользуясь этими ору-
диями, каждый ломщик добывал за зиму не более 200 камней разной величины и
3 кубических сажен щебня. Величина камней равнялась 3/4—1х/2 аршина в длину
при толщине до 12 вершков 71.
Таким образом, Тверь располагала и значительными строительными кадрами,
и удобными для эксплуатации богатыми местными ресурсами прекрасного строитель-
ного камня для продолжения своего строительства. Однако разгром Твери после вос-
стания 1327 г., нанесший тяжкий удар Тверскому княжеству, прекратил и дальней-
шее развитие монументального строительства в столице.
Следует отметить едва ли случайное соприкосновение дат: в 1325 г. окончен
Федоровский собор в Твери, а в 1326 г. закладывается Успенский собор в Москве,
открывающий строительство Ивана Калиты. Возникает вопрос: случайна ли эта
хронологическая последовательность, или она говорит о связи тверского и московского
строительства? Весьма вероятно, что по окончании работы в Твери мастера перешли
в Москву, обеспечив выполнение большой, по тем временам, строительной программы
московского правительства. Возможно, что имел место и насильственный увод
тверских зодчих в 1327 г. в Москву. Сам князь Михаил тверской, разорив в 1315 г.
в борьбе с новгородцами Торжок, «вся мастеры их взя во Тверь» 72. Мастера были
дорогими редким «товаром». К этому вопросу и к оценке тверского зодчества XIII —
XIV вв. мы вернемся в следующей главе.
IX
СТРОИТЕЛЬСТВО МОСКВЫ
ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIV в.
1
Москва, которой было суждено великое будущее, начинала свою историю
очень незаметно. Как и Тверь, она выросла в лоне Владимирского княже-
ства. Здесь в 1147 г. была усадьба Юрия Долгорукого, где он принимал Святослава
черниговского, а на берегу Москвы-реки расположился значительный поселок, воз-
никший в XII в.1 На мысу холма в устье Неглинной стоял маленький городок,
ров которого был обнаружен в 1960 г. В 1156 г., по распоряжению князя Юрия
из Киева, князь Андрей Боголюбский строит здесь новую деревянную крепость,
включающуюся в систему обороны западного пограничья Владимирского княже-
ства 2. Лежащий на пути к Чернигову и Рязани городок приобретает важное стра-
тегическое значение. В 1177 г. его сжигает Глеб рязанский 3, но крепость восстанав-
ливается вновь, и городская жизнь возрождается. Наследники Всеволода ценят
Москву: Владимир Всеволодович предпочитает ее Юрьеву-Польскому 4.
Периметр крепости 1156 г. (см. ниже рис. 87) составлял около 700 ле; это был не-
большой, но крепкий сторожевой городок, какие в XII в. создавало Владимирское
княжество в наиболее ответственных пунктах своих границ, типа построенного Ан-
дреем Боголюбским городка над Сунгиревским оврагом под Владимиром 5. Угол
кремлевского мыса в устье р. Неглинной в древности был круче и выше,— он был
спланирован при постройке в 1847 г. большого кремлевского дворца в. Восточная
граница крепости проходила по линии западной стены позднейшего храма Спаса на
Бору, где при строительных работах были обнаружены следы рва и вала 7. Укреп-
ления 1156 г., охватили большую территорию по сравнению с древнейшим мы-
совым городком8. Это была настоящая крепость, созданная владимирскими городо-
дельцами князя Андрея.
Можно думать, что крепость XII в. имела примерно треугольную форму. Юж-
ная ее стена выходила на склон холма к Москве-реке, западная — обращалась к бе-
регу р. Неглинной, восточная, выходившая на полевую сторону,— была защищена
дополнительно рвом, отрезавшим крепость от плато холма. Следует предполагать,
что крепость имела двое ворот. Одни помещались в ее юго-западном углу, выводя
Примечания к главе IX см. стр. 501—505.
149
к реке и броду через нее (Боровицкие ворота). Вторые ворота были в восточной «при-
ступной» стене 9. Вероятно, эти ворота соединялись между собой внутренней улицей,
около которой на высоком мысу стояла деревянная церковь Иоанна Предтечи
с княжеским двором около нее.
Как показали раскопки 1959 г. в Кремле, уже в XII — XIII вв. под стенами
крепости Юрия Долгорукого вырос значительный поселок, достигавший к северу
почти линии Троицких ворот. Он также, по-видимому, еще в домонгольское время,
был защищен крепостными стенами. По краю холма, обращенному к Неглинной,
был сооружен земляной вал с очень оригинальной конструкцией деревянных креп-
лений. Его склон был одет уложенными параллельно ему толстыми дубовыми брев-
нами, которые были закреплены в насыпи специальными деревянными якорями —
«курицами». Их крюки подхватывали бревна, в которые они были врублены, а про-
тивоположный конец деревянного крепления имел паз с забивавшимся в грунт вала
деревянным же штырем (рис. 78)10. В целом укрепления Москвы — крепость Долго-
рукого и примыкавшие к ней укрепления древнейшего посада — представляли со-
бой достаточно мощное оборонительное сооружение, так что татары при осаде Мо-
сквы вынуждены были применить метательные стенобитные орудия 11. К этому вре-
мени Москва обладала п монументальными деревянными храмами: татары «град
и церкви святыя огневи предаша и манастыри вси и села пожгоша» 12.
Дожившее до XV в. предание говорит, что первой церковью, построенной внут-
ри крепости, был деревянный храм Иоанна Предтечи: «Глаголют же, яко то пръвая
церковь на Москве: на том месте бор был, и церковь та в том лесе срублена была
тогды...»13. Полагая, что место позднейшего каменного храма совпадало с древним,
можно видеть, что он занимал почти центральное положение в первоначальной кре-
пости, несколько ближе к ее возвышенному юго-западному углу 14. По весьма веро-
ятному предположению, около церкви Иоанна Предтечи размещался и древнейший
княжеский двор 16.
Возможно, что с кратким княжением в Москве брата Александра Невского —
Михаила Хоробрита (1247) было связано сооружение второго деревянного храма во
имя покровителя княжеской власти — Михаила-архангела 1в, в котором в начале
XIV в. были погребены князь Даниил и его сын Юрий. Этот храм, получивший функ-
ции усыпальницы, был уже вынесен за черту крепости и стоял на месте существую-
щего Архангельского собора — на южной кромке городского холма 17. Так, уже
в первых деревянных постройках Москвы намечаются важные точки будущего
кремлевского ансамбля.
По-видимому, в конце XIII в. вне крепости, над прибрежным посадом, основы-
вается Богоявленский монастырь также с деревянным храмом 18.
С именем основателя московской династии — князя Даниила связывается укоре-
нившаяся в литературе легенда о постройке им якобы древнейшей каменной церкви
в Москве — собора Данилова монастыря, относимого к 1272 г. По словам А. М. Пав-
линова, остатки стен этого храма сохранились в подвалах собора, построенного Ива-
ном IV,— они «сделаны из тесаных кусков белого камня, чем и напоминают владимир-
ское зодчество» 19. Прежде всего вызывает сомнение дата постройки —1272 г., не
имеющая оснований в источниках. Даниил в это время был мальчиком 11—12 лет
150
78. Деталь укреплений Московского посада конца XII в. Реконструкция.
(род. около 1261 г.), а московским князем стал не раньше 1282 г.20 Гораздо вероятнее
версия Степенной книги, что Даниил основал монастырь незадолго до своей смерти
(5 марта 1303 г.21). Тем более нет оснований считать, что Даниил поставил там камен-
ный храм22. Характерно также, что, с переводом монастыря Иваном Калитой
«внутрь града», «старое Даниловское место» стало просто «сельцом», и «монастыря
ни в слуху не бяше аки не бысть», что едва ли случилось бы, будь там каменный
храм 23. Поэтому правы исследователи, считавшие храм Даниила деревянным 24. Су-
щественно и то, что, говоря о постройке в 1326 г. Успенского собора, летопись под-
черкивает, что это «бысть первая церковь камена на Москве» 2б.
И это вполне соответствует исторической действительности. Только с конца
XIII в. начинается быстрый экономический и политический рост Москвы. В начале
XIV в. территория княжества возрастает почти в два раза за счет присоединения
Коломны, Переславля и Можайска. Первая четверть XIV в. занята напряженной
борьбой с Тверским княжеством, разжигаемой Ордой. Московское правительство
опирается в этой борьбе на поддержку горожан и умело использует в интересах уси-
ления великокняжеской власти народные восстания против татар. Разгром Твери
в 1327 г. московской ратью был крупной вехой в процессе усиления Москвы 2в. Он
был поддержан и переносом в 1326 г. в Москву кафедры русского митрополита: Мо-
сква становилась общерусским церковным центром. Эти обстоятельства и обусло-
вили возобновление белокаменного строительства в Москве в 1326 г.— значительно
позднее, чем в Твери. До этого года Москва была целиком деревянной.
151
2
Постройку Успенского собора 1326 г. летописи связывают с переходом митро-
полита Петра в Москву и его желанием быть погребенным в ее земле.
Первоначально собором Москвы была старая деревянная церковь Иоанна Пред-
течи, она «тоже и съборная-церковь была при Петре митрополите» 27. Около церкви,
на княжеском дворе, и поселился первоначально митрополит28. Она, видимо, была уже
ветхой и не могла стать усыпальницей главы русской церкви. Поэтому по со-
вету близкого к кончине Петра в необычно позднее 29 осеннее время — 4 августа
1326 г. началась спешная постройка белокаменного Успенского собора: «Заложена
бысть первая церковь камена на Москве на площади, во имя
святыа Богородица... Успениа, пресвященным Петром митрополитом и благоверным
князем Иваном Даниловичем» 30. Однако Петр умер 21 декабря этого года и был по-
ложен в еще недостроенном храме 31. Собор достраивал «старейшина града» Про-
тасий, которому Петр вручил «влагалище истощити на церковное построение»; он был
закончен в августе 1327 г., т. е. строился почти один сезон 32.
Своим именем новый храм Москвы напоминал о митрополичьем Успенском со-
боре Владимира. Придел Дмитрия, помещавшийся в южной апсиде собора 33, ви-
димо, также был связан со стремлением напомнить второй прославленный храм
Владимира — придворный Дмитриевский собор Всеволода III34. Однако московский
храм не был большим шестистолпным собором,— об этом говорит быстрота его по-
стройки (один сезон), тогда как владимирский Успенский собор, при несравненно
лучших условиях и возможностях, строился три года — с 1158 г. по 1160 г.35 Сле-
довательно, не он был образцом московского храма.
Описание летописью постройки Успенского собора при Иване III позволяет
установить характерную черту композиции храма 1326 г.: он имел «меньшие
притворы» зв, а следовательно, был и «больший» притвор. Это характерная черта
Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, имевшего малые боковые и большой за-
падный притворы (гл. V). В справедливости данного сравнения убеждает изображе-
ние закладки собора в клейме иконы митрополита Петра (рис. 79) 37. Непривычность
иконописца к изображению отвлеченного плана здания, к тому же как бы в «аксо-
нометрической проекции», привела к неверной передаче сложной крестообразной
фигуры здания; художник, правильно начав рисовать северную стену с малым прит-
вором, сбился на западной, где такой же притвор сдвинулся к одному углу. Но в це-
лом он достиг чисто живописного впечатления крестообразного плана в типе именно
Георгиевского собора. Он также упростил сложное очертание трёхапсидного восточ-
ного фасада, заменив его одним алтарным полукружием. Детальная аргументация
данной композиции плана собора 1326 г. была сделана в 1929 г. К. К. Романовым 33
в связи с критикой концепции А. И. Некрасова 39.
Следовательно, образцом собора 1326 г. был Георгиевский собор в Юрьеве-
Польском. Он же послужил образцом для пристройки в 1329 г. придела Поклонения
веригам апостола Петра 40, строившегося всего 2 месяца — с 13 августа по 14 ок-
тября. Посвящение придела, видимо, было связано с памятью о церковном суде над
митрополитом Петром, возбужденном тверским епископом, а самая его постройка
152
79. Московский Успенский собор 1326 г. (клеймо иконы
митрополита Петра).
была памятником успешного завершения борьбы Ивана Калиты с Тверью. В изо-
бражении собора на иконе Петра митрополита придел помещен с южной стороны
алтаря. В действительности же он примыкал с севера к стене жертвенника, в которой
стояла гробница Петра, точно соответствуя положению Троицкого придела-усыпаль-
ницы Георгиевского собора. Придел Петра также был «гробницей»— в нем был по-
гребен митрополит Феогност 41.
Успенский собор Москвы повторял не только трёхпритворную схему Георгиев-
ского собора с его приделом, но и точно совпадал с ним по размерам (рис. 80).
Гораздо сложнее вопрос о композиции объема собора 1326 г. В клейме иконы
митрополита Петра, изображающем «чудо» у его гроба (рис. 81, а), художник стре-
мился передать сложную крестообразную композицию собора с притворами, причем
они изображены очень высокими, так что закомары здания как бы «пря-
чутся» одна за другую. Существенно, что и на другой иконе — митрополита Алек-
сея — того же мастера в сцене молебна у гроба Петра изображена та же схема
153
о
L
5 с аж.
J
80. Реконструкция плача московского Успенского собора 1326, 1472
и 1475 гг. (по К. К. Романову). Штриховка— собор 1326 г.,
пунктирная штриховка— собор 1472 г., контур— сбор 1475 г.
храма (рис. 81, б). Очевидно, что это не условность, но реальная черта Успенского
собора. Возможно, что притворы были не низкими, как в Георгиевском соборе, но
высокими, как у Михаило-архангельской церкви в Смоленске (1191—1194)42 или
у Троицкого собора во Пскове (конец XII в.)43. Может быть, в этом смысле реконструк-
ция собора 1326 г., предложенная А. И. Некрасовым, имеет некоторое основание 44.
Еще более спорен и неясен вопрос о характере верха Успенского собора. Мы
лишь знаем, что уже в середине XV в., через 100 лет с небольшим после постройки,
154
81. Московский Успенский собор 1326 г. (клейма икон митрополитов
Петра и Алексея).
здание угрожало катастрофой: разрушались его своды, которые пришлось подпи-
рать,— «двинулися своды ея: древом убо подкреплени быша»45. Обычно этот факт
оценивался исследователями как явное свидетельство упадка строительной техники
и мастерства зодчих XIV в. «В монгольский период русские разучились каменному
зодчеству,— писал А. М. Павлинов.— Наследники владимирского искусства пыта-
лись строить храмы, но храмы их скоро падали; падали, обыкновенно,
своды и г л а в ы» 46. М. В. Красовский, оценивая раннемосковское зодчество,
писал: «... До нашего времени не сохранилось ни одного верха храма этого
времени — они обрушились, и это служит веским доказательством упадка тогдаш-
него зодчества» 47. И даже виднейший историк Москвы писал, что храмы Ивана Ка-
литы были «неказисты и непрочны» 48. Все эти взгляды исходили из предположения,
что, в частности, Успенский собор 1326 г. имел обычную систему сводов и ком-
позицию верха. При этом, конечно, оставалось одно объяснение — зодчие потеряли
свое мастерство, конструкция стала несовершенной.
Выше мы уже ставили вопрос о том, что крушение сводов Суздальского собора
и Георгиевского собора в Юрьеве-Польском может служить указанием на необычную
155
композицию их верхов. Мы знаем и другие катастрофы сводов храмов, которые,
по всем данным, имели «башнеобразную» композицию верха. Так разрушился верх
Борисоглебской церкви Бельчицкого монастыря в Полоцке, где зодчий Иоанн попы-
тался реализовать новую композицию верха, более успешно обеспеченную конструк-
тивно в его соборе Спасо-Евфросиниева монастыря с его замечательным трёхлопаст-
ным постаментом под барабаном главы 49. Так разрушились своды Псковского
собора Троицы конца XII в.,где псковские мастера решали ту же задачу б0. Возни-
кает вопрос, не имел ли и Успенский собор Москвы подобного решения своего верха?
156
А. И. Некрасов, задаваясь тем же вопросом, высказал предположение, что
переделанный в 1486 г. верх знаменитого «большого» сиона московского Успенского
собора воспроизводил форму верха разрушенного собора 1326 г.61 Действительно,
верх сиона довольно точно воспроизводит трёхлопастный постамент под главой,
близко напоминающий верх полоцкого Спасо-Евфросиниева собора (см. т. I, рис. 53).
Выше (гл. V) мы высказали гипотезу, что большой сион воспроизводил убранный
резным камнем верх Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, который служил
«образцом» московского храма.
Сведения о полоцком и псковском храмах также могли попасть в Москву с теми
тверскими зодчими, которые перешли к Ивану Калите после окончания работы
в Твери. Напомним, что тверские епископы были связаны с западнорусскими земля-
ми: Симеон около 1265 г. перешел в Тверь с полоцкой кафедры, его преемник — Ан-
дрей был сыном литовского князя и, может быть, пленником Довмонта псковского.
Оба были чрезвычайно активными политическими деятелями: Симеон «князя не сты-
дяся, пряся» и написал «поучение» князю; Андрей имел притязания занять митро-
поличий престол и боролся с митрополитом Петром 62. Они могли оказывать свое
влияние и на строительную деятельность, познакомив тверских зодчих, строивших
свои храмы в духе владимирской традиции, с эффектными архитектурными «образ-
цами» Полоцка и Пскова XII в. Тем легче могли перешедшие из Твери мастера
воспроизвести аналогичную композицию Георгиевского собора. Любопытно, что на при-
веденных выше изображениях собора на иконах Петра и Алексея под широким бара-
баном главы помещен конический постамент (см. рис. 81). Эта новая и еще непривыч-
ная композиция верха Успенского собора при каких-то просчетах зодчих в системе
сводов привела его (как и собор в Юрьеве-Польском) к быстрой катастрофе.
Исходя из изложенных соображений мы и предлагаем схему реконструкции
древнейшего храма Москвы (рис. 82).
3
Об остальных постройках Ивана Калиты мы знаем гораздо меньше. Если пере-
стройка Успенского собора в 70-х годах XV в. привлекла исключительное внимание
летописца, и он описал ее шаг за шагом с большими подробностями, которые позво-
ляют судить о храме 1326 г., то смена других храмов древнего кремлевского ансам-
бля новыми зданиями XVI в. прошла очень незаметно, не привлекла особого внимания
современников и отразилась в летописях лишь обычными краткими записями.
В 1329 г. «маиа 21 заложена бысть на Москве церковь Иоана Лествичника, того
же лета и совръшена, священа месяца семтября I»63. Полагают, что она была постро-
ена в связи с окончанием похода на Псков в 1329 г. (где скрылся князь Александр
тверской)64. Из записи о ее перестройке в 1505 г. мы узнаем, что это был не обычный
храм, но «иже под колоколы» бб, т. е. он сочетал церковное помещение в нижней ча-
сти со звоном в верхней. О формах этого своеобразного здания можно лишь гадать.
Судя по краткости срока постройки, можно было бы думать, что церковь была не-
велика бв. Однако в ней поместились гробницы московских иерархов, изъятые
в 1475 г. из упавшего Успенского собора, а в 1346 г. колокололитейщик мастер
157
Борис слил, видимо для этой церкви, «три колоколы великиаа два ма-
лый» б7. Наличие «великих» колоколов позволяет предполагать, что едва ли звонница
для них представляла маленькую аркаду под барабаном обычного кубического
храма, как это было, например, в Духовской церкви «под звоном» 1476 г. Троице-
Сергиева монастыря 58. Вероятнее считать, что это было какое-то сооружение типа
башнеобразной колокольни, «первая колокольня в Москве, а может быть, и па всей
Руси» 59. Существенно и то, что церковь Ивана Лествичника была построена сразу
же после Успенского собора, главного здания Кремля. Следовательно, по своему
значению она занимала весьма важное место в застройке Кремля. Возможно, что она
исполняла и функции дозорной башни Москвы. Едва ли случайно построенная
в 1505 г. взамен древней церковь Ивана Великого приобрела столпообразную
форму. Любопытно также, что одноименная московской церковь «Иоанна Лествичника
иже под колоколы», сооруженная впервой половине XVI в. в суздальском Спасо-
Евфимиевском монастыре, также была высоким шатровым девятигранным «стол-
пом» в0. К этому вопросу мы вернемся ниже, в связи с данными об архитектурном
ансамбле Кремля времени Ивана Калиты.
10. мая 1330 г. «князь великий Иван Даниловичь заложи церковь камену на Мо-
скве, во имя святого Спаса, честнаго его Преображениа, близ сущу своего двора на-
рече ту быти манастырь...»61. Как и остальные его сверстники, храм Спаса на Бору
был перестроен в 1527 г.: «Того же лета поставил князь велики церковь камену с при-
делы на своем дворе во имя Преображение... Исус Христа» 62. Вскоре собор был опять
возобновлен и обстроен после пожара в 1554 г. 63
Однако решительно все исследователи дореволюционного времени утверждали,
что этот новый храм был поставлен не только на старых основаниях древнего храма
Калиты, но и сохранил значительную часть его стен, так что по ним судили и о на-
ружной обработке здания 1330 г.— вплоть до формы порталов. На этом же основа-
нии делали вывод и о «владимирской традиции» в архитектуре времени Калиты. До-
казательством сохранения стен XIV в. служила, по представлениям XIX в.—
начала XX в., разница в строительном материале: нижняя часть стен собора была
белокаменной, а над ней шла кладка из большемерного кирпича в4.
Нам нет теперь необходимости излагать или цитировать этих авторов, так как
при разборке собора Спаса на Бору в 1932—1933 гг. было с бесспорностью установ-
лено, что здание было целиком перестроено в XVIII в., причем архитектор, произво-
дивший эту работу, «построил вместо древнего здания его точную копию, сделанную
так добросовестно, что даже закладки и растески окон были воспроизведены в точ-
ности, а древняя белокаменная кладка, уцелевшая местами на небольшую высоту,
была заменена новой белокаменной... Может быть, план главного храма воспроиз-
водил план постройки Ивана Калиты, может быть, верх храма с его пофронтонными
покрытиями и ступенчато-приподнятыми арками... мог воспроизводить постройку
1527 г., которая, в свою очередь, могла подражать постройке 1329—1330 гг. Можно
высказывать и иные предположения, но все они уже не могут быть подтверждены
и доказаны натурными данными» в5.
План этого неоднократно перестраивавшегося здания (рис. 83) едва ли может
дать какой-либо материал для суждения о древнем храме Калиты: и очертания
158
о 5саж.
I------1------1_____1______!______I
83. Спас на Бору. План.
апсид, и общая конфигурация плана говорят, скорее, о здании 1527 г. Мы не знаем
также, какому времени принадлежит воспроизведенная в дошедшей до нас построй-
ке своеобразная форма барабана главы с коническим сужением ее внутренней по-
верхности. Самое большее, что мы можем предположить, это то, что постройка
1329—1330 гг. была небольшим четырёхстолпным храмом, исходившим из тех же
владимиро-суздальских «образцов», что и Успенский собор. Дополнительные дан-
ные об его особенностях сообщают летописи и другие источники.
В 1350 г. «кончай бысть притвор придел камен у церкви святаго Спаса
на Москве» вв. Позже упоминается, что в этом «притворе-приделе» в 1364 г. была по-
гребена великая княгиня Александра, а в 1393 г. «близ гроба бабы своеа» — князь
Иоанн (Иоасаф) в7. Княжеские белокаменные гробницы были обнаружены в 1836 г.
159
под полом западной пристройки, у ее стен, одна — с севера, другая — с запада от
входа в8. Если предположить, что при перестройках храма погребения -эти были
оставлены на своих старых местах, то можно заключить, что и первоначальный
«притвор-придел» помещался с западной стороны и служил усыпальницей. Форма
белокаменных гробниц тождественна формам саркофага XII в., открытого раскоп-
ками в Боголюбове, и гробницы князя Святослава Юрьевича (1174) в Суздальском
соборе. Мы указывали ранее, что владимирская традиция сказалась в Москве XIV в.
даже в этой частности в9.
Интересно, что в северной толстой стене позднейшего притвора, примыкающего
к храму с запада, расположена лестница, ведущая в верхний придел и напоминаю-
щая аналогичный ход на хоры в северной стене западного притвора Суздальского
собора (ср. рис. 2 и 6). Возникает вопрос, не повторяла ли эта особенность поздней-
шего притвора характерную черту притвора-придела 1350 г.? Может быть, этот при-
твор был, как и в Суздале, двухэтажным и его лестница вводила либо на хоры хра-
ма, либо в верхний этаж притвора, сообщавшийся с храмом и заменявший хоры 70.
Мы не знаем, когда притвор был заложен, известно лишь, что он был окончен в 1350 г.
Не исключено, что он входил и в первоначальный замысел храма 1330 г.
Мы не знаем также даты окончания постройки собора, а расписан он был только
в 1345—1346 гг.71 Таким образом, возможно, что сооружение собора сильно затя-
нулось, завершившись постройкой притвора.
Из летописей мы узнаем, что в 1396 г. Стефан Пермский был «положен...
в застенке в Спасе милостивом» 72. Его гробница находилась в северо-западном
углу нового (1527) храма. «Житие» Стефана, написанное вскоре после его кончины
Епифанием Премудрым, утверждает, что и в древнем храме 1330 г. его гробница
находилась в том же месте «в церкви каменной, входящим в церковь на левой стра-
не» 73. Н. Д. Извеков полагал, что он был положен в западном притворе 74. Однако
почему же место погребения было обозначено в летописи новым, при этом вполне
определенным термином? «Застенком» назывался особый наружный при-
дел к главному храму — иногда каменный, иногда деревянный 7б. Если предпо-
ложить, что гробница Стефана находилась первоначально, вопреки версии «жития»
и в согласии с летописью, не в северо-западном углу храма 76, то вероятно, что собор
Спаса имел в XIV в. придельный храмик — «застенок», скорее всего, у северо-во-
сточного угла по аналогии с Петровским приделом Успенского собора и Троицким
приделом-усыпальницей Георгиевского собора в Юрьеве-Польском. В этом нас под-
держивает версия Степенной книги, сообщающей, что Стефан был погребен «в цер-
кви Всемилостивого Спаса, иже есть придел у Преображения господ-
ня» 77. Тем не менее этот вопрос не ясен до конца.
Таким образом, предположительно можно представить первоначальный облик
Спаса на Бору 1330—1350 гг. в виде четырёхстолпного одноглавого храма с при-
твором-усыпальницей с запада (наличие которого подтверждено древними погребе-
ниями) и, может быть, придельным храмиком у северо-восточного угла. Собор, ве-
роятно, имел и хоры — он был дворцовым храмом 78. Ход на хоры шел, возможно,
через лестницу в северной стене западного «притвора-придела». Этот,— конечно,
гипотетический, — облик храма придворного монастыря Калиты и его преемников
160
84. Спас на Бору. Фрагмент орнамента.
нс противоречит, однако, тем же «образцам», которым следовал Успенский собор
1326 г.,— это тот же круг последних памятников владимиро-суздальского зод-
чества.
При разборке собора Спаса на Бору были найдены фрагменты декоративной
резьбы. «Наиболее ценной и интересной была находка в земле при изучении фунда-
ментов собора нескольких больших кусков тесаного белого камня, которые, вероят-
но, попали туда из разрушенного собора 1329—1330 гг. Некоторые из них сохра-
нили украшавшую их орнаментику в виде плоской плетенки, образующей узоры
геометрического или стилизованного растительного характера, близкие к таким же
украшениям на фасадах позднейших соборов в Звенигороде и Троице-Сергиевской
лавре» 79. Нами дается реконструкция одного из орнаментов по двум обломкам
(рис. 8*4). Следовательно, постройка 1329—1330 гг. уже имела на фасадах резной по-
яс, характерный для позднейшего московского зодчества.
Как и о церкви Иоанна Лествичника, сведения о соборе Михаила-архангела
крайне скудны. Его постройка была произведена за одно лето 1333 г.: «Единого лета
и почата бысть и кончана»; 20 сентября ее уже освятили 80. Собор Калиты был унич-
тожен при постройке Алевизом Новым в 1505—1509 гг. большого Архангельского
собора: «Тое же весны [1505 г.], маиа 21... в граде Москве на площади разобраша
старую церковь, ветхости ради, святаго, великаго Архаггела Михаила...,
на том же месте заложиша новую церковь»81. Никому из историков
зодчества не приходила мысль,что в этом новом здании могли сохраниться или отра-
зиться очертания плана старого храма Ивана Калиты. Но А. И. Некрасов предпо-
ложил, что так именно и было, что по плану собора Алевиза можно судить о построй-
ке 1333 г., к которой он отнес и размеры храма, и западный притвор 82. Однако этому
противоречат сами летописные сведения о «ветхости» разрушенного храма, части
11 Н. Н. Воронен, т. II 161
которого, естественно, не могли служить прочным основанием нового; летописец и
подчеркнул, что Алевизом был создан «новый» храм. Да было бы и странно, если бы
при гигантском строительстве Кремля Ивана III и Василия II стали так стесняться
и экономить средства.
Из данных о постройке собора в течение одного лета ясно, что храм Калиты не
был равным по величине собору Алевиза, который строился, при несравненно луч-
ших и широких возможностях, 3—4 года. Степенная книга и подчеркивает, что по
сравнению с разобранной «ветьхой» церковью собор Алевиза был «вели к» 83.
Очевидно, что храм 1333 г. был, подобно Спасу на Бору, небольшим одноглавым
четырёхстолпным храмом 84, ставшим затем княжеской усыпальницей. Противоре-
чит этому лишь указание летописи, что русские живописцы, начавшие в 1344 г. рас-
писывать собор, «ни половины церкви не могли того лета подписати величе-
ства ради церкви то я»86. Возможно, что эта мотивировка стремилась
объяснить не очень лестный для московского самолюбия факт медленности работы
московских живописцев. Детальное исследование Архангельского собора полно-
стью подтвердило, что постройка Алевиза не имела никакой связи с храмом Ивана
Калиты 8в.
Таковы данные о древнейших постройках Московского кремля.
Роспись Архангельского собора была лишь частью большой и быстро выпол-
ненной работы по убранству всех храмов живописью — при жизни Калиты они
оставались нерасписанными. В 1344 г. греческие мастера митрополита Феогноста
расписали за одно лето Успенский собор; в этом же году русские живописцы князя
Семена Ивановича — Захария, Иосиф и Николай с «дружиной» начали роспись
Архангельского собора, оконченную в 1346 г. В 1345—1346 гг. был украшен фресками
храм Спаса на Бору; их авторами были приглашенные княгиней Анастасией ученики
греков — русские художники Гойтан, Семен, Иван и их «дружина». Наконец, в
1346 г. была расписана церковь Иоанна Лествичника 87.
Храмы были обеспечены богатой утварью и иконами. Относительно придвор-
ного собора Спаса на Бору летопись сообщает, что еще Иван Калита «церковь ту ук-
раси иконами и книгами, и сосуды, и всякими узорочьи...»88. Едва ли беднее были
митрополичий Успенский собор и княжеская усыпальница — собор Михаила-
архангела. Таким образом, новые храмы Кремля были в меру сил и возможностей
князя и митрополита украшены монументальными фресками, иконами и драгоцен-
ной утварью. Весьма вероятно, что и в этом отношении Москва стремилась равняться
по прославленным красотой и богатством своего внутреннего убранства храмам
стольного Владимира. Поэтому никак нельзя сказать, что первые храмы Москвы
были «неказисты». Напротив, приходится удивляться, что московское правитель-
ство нашло средства и смогло мобилизовать для украшения первых храмов столь
крупные силы.
Из последовательности московского строительства видно, что оно осуществля-
ется планомерно «день от дне, преходя от дела в дело». С 4 августа 1326 г. по август
1327 г. строился главный храм — Успенский собор. 1328 г. уходит, видимо, на ка-
кие-то подготовительные работы. 21 мая следующего 1329 г. закладывается цер-
ковь Ивана Лествичника «иже под колоколы», освященная 1 сентября; кончена она
162
была, очевидно, несколько
раньше, так как 13 августа
этого года мастера уже нача-
ли строить Петровский севе-
ро-восточный придел Успен-
ского собора, оконченный
14 октября. В 1330 г. соору-
жается храм Спаса на Бору;
известно о его закладке 10 мая,
даты окончания нет, но в
1331 г. здесь уже погребена
жена Калиты. Как мы говори-'
ли выше, возможно, что стро-
ительные работы по Спасу на
Бору продолжались значи-
тельно дольше. После пере-
рыва 1331—1332 гг., в 1333г.
за одно лето строится Архан-
гельский собор. Отмеченные
разрывы в строительстве,
возможно, были связаны с
заготовкой камня, добычу
которого нужно было возрож-
дать заново; может быть, и
в этом деле непосредственно
участвовали сами зодчие —
мастера Калиты. Весьма веро-
ятно, что в это время велась
эксплуатация знаменитых 85. Собор Богоявленского монастыря в Москве
Мячковских известняков, (клеймо иконы митрополита Алексея).
обеспечивавших и дальней-
шее строительство Москвы 89.
После строительства 1326—1333 гг. московскими зодчими велись в Москве не-
большие работы, как, например, притвор-усыпальница церкви Спаса на Бору (1350)
или его придел — «застенок». Подобные небольшие постройки могли и не отмечаться
летописью.
Однако в этот же начальный период развития московского зодчества строители
Калиты возвели еще одно крупное здание вне Кремля, на территории будущего
Китай-города, а в XIV в.— торгового посада Москвы. Видимо, в 1340 г. была по-
строена взамен деревянного храма конца XIII в. каменная церковь Богоявленского
монастыря «за торжищем» 90. Это был крупный церковный центр: здесь был по-
стрижен будущий митрополит Алексей, здесь был игуменом брат Сергия Радонеж-
ского — Стефан; по-видимому, в Богоявленском монастыре жили греческие живо-
писцы митрополита Феогноста 91. Здесь, по данным домовой монастырской книги
11
16А
(1600—1604), Иван Калита в 1340 г. «заложил бысть... церковь Богоявления
каменну... и совершил сию церковь... их боярин зовомый именем Протасий» 92.
Храм становится усыпальницей крупной московской знати (тысяцкие Велья-
миновы).
Мы ничего не знаем о постройке 1340 г., так как она была разрушена после
пожара 1684 г. и заменена новым храмом (1693) 93. В ряде вкладных и духовных гра-
мот монастырь называется «чудным» или «великим» Богоявлением 94; возможно, что
эти эпитеты в какой-то мере относятся и к архитектуре главного храма монастыря.
На изображении Богоявленского монастыря в клейме на иконе митрополита Алек-
сея (рис. 85) представлен очень условный храм с массивной главой и крытой на два
ската пристройкой; может быть,это придел Благовещения, о котором упоминает до-
мовая книга (в связи с первоначальной деревянной церковью)95. Таким образом,
в круг строительства Ивана Калиты и его сыновей входит еще один крупный памятник.
Последовательность московского строительства первой половины XIV в. ясно
показывает, что оно осуществляется одной сильной, хорошо организованной корпора-
цией зодчих. Очевидно, что на протяжении полувека, со времени постройки твер-
ского Спаса и до окончания белокаменного строительства Москвы, это не были одни
и те же мастера. Подобно тому как около греческих живописцев сложилась силь-
ная группа московских художников, несомненно, что и около старых зодчих росли
их молодые ученики, обеспечившие позже дальнейший широкий размах строитель-
ства Москвы.
4
Все каменные храмы Калиты строятся вне старой крепости XII —
XIII вв., фактически на открытом месте, «на площади»— факт, единственный в своем
роде, свидетельствующий об уверенности московской княжеской власти в том, что
после разгрома Твери в 1327 г. на некоторое время никакая опасность не угро-
жает Москве; это та «великая тишина», о которой говорят близкие современники
Калиты 9в. Собор Спаса на Бору, подобно Десятинной церкви Киева, стал по другую
сторону засыпанного рва старой крепости Москвы. Только после окончания по-
стройки всех храмов становится на очередь расширение территории крепости.
За полтора столетия со времени основания и до начала XIV в. стены московской
крепости перестраивались по меньшей мере дважды. Еще в 1177 г. их сжег Глеб рязан-
ский, после чего они были восстановлены вновь и доставили много труда мон-
голам. После уничтожения ими крепости, она,— вероятно, в конце XIII в.,— вос-
станавливается, так что рать князя Михаила тверского, дважды приступавшая к Мо-
скве, в 1305 и 1308 гг., не смогла ее взять: «Не взяв града, ничто же успев, отъиде».
Таким образом, в XII — XIII вв. московская крепость трижды строилась заново.
При этих перестройках крепость сохраняла, по-видимому, прежние размеры 97, прев-
ратившись как бы в детинец, а посад, выросший под его стенами, был уже в домон-
гольское время защищен дополнительными укреплениями.
Старые стены крепости, называемой источниками еще не «кремлем», а «крем-
ником», сгорели в 1331 г.98; их разрушение довершил пожар 1337 г., когда
164
86. Часть рубленой деревянной стены
(ГИМ).
а — вид с внешней стороны (схема врубки);
6 — вид с внутренней стороны; в — вид с торца.
«Москва вся погоре»и в том числе погибло
18 храмов. В пожар 1343 г. сгорело уже
28 церквей. К востоку от Кремля рос по-
сад ". Эти цифры свидетельствуют о про-
должавшемся, наряду с каменным, круп-
ном деревянном строительстве в Москве,
причем последнее явно преобладало.
Через два года после пожара 1337 г.,
25 ноября 1339 г. Иван Калита заклады-
вает новую крепость: «Того же лета зало-
жен град Москва дубов... и срубленбысть
тое же зимы в великое говение», т. е. в ве-
ликий пост, 31 марта 1340 г.100
Остатки западной стены Кремля вре-
мен Калиты были обнаружены при построй-
ке Большого дворца со стороны Неглин-
ной: она шла с отступом в 3 сажени внутрь
параллельно существующей западной сте-
не Кремля. «Основание прежней деревян-
ной кремлевской стены показывает, что
Кремль, до постройки каменной стены
Дмитрием Донским, был гораздо менее в
объеме. Ныне еще хранятся несколько ду-
бовых дерев, лежавших одно на другом
стеною, до 22 аршин в земле»101. Конструк-
ция стены из этого описания не ясна. Оче-
видно, это не рубка стен срубами типаго-
роден, так как на протяжении 22 аршин встретились бы перпендикулярные врубки
клеток; по описанию, бревна просто лежали «одно на другом стеною». Как крепи-
лась эта стена,— мы не знаем. Если стена Калиты была просто гигантским «забором»
из горизонтальных бревен, то тогда понятна колоссальная их толщина до 1 аршина
в отрубе 102.
Находящийся в ГИМ фрагмент деревянной стены (рис. 86) отличается от описан-
ного нормальной толщиной бревна (35—40 см); это, конечно, не «циклопическая»
рубка из гигантских дубов. Этот фрагмент представляет угловую часть стены или
башни. Угол равен 135°; следовательно, если это башня, то она должна была быть
восьмигранной. Особенно интересна сложная врубка с зубом, обеспечивающая
жесткость конструкции. В документации ГИМ описанный фрагмент отнесен к пост-
ройке Калиты предположительно. Эти сомнения усиливает и необычная сложность
врубки.
Протяжение стен новой крепости значительно превосходило периметр перво-
начальной: теперь длина стен равнялась 780 саженям (1670 м). Быстрота сооруже-
ния такой стены за одну зиму 1339—1340 гг. свидетельствует о значительных ц умелых
кадрах горододельцев, которыми располагала Москва. Крепость Калиты не только
165
охватила вновь созданный ансамбль белокаменных храмов, но выступила далеко на
восток от него, оставляя свободную от крупных построек площадь. Вдоль восточ-
ной стены кремлевского треугольника был вырыт глубокий ров, прослеженный
в 1874 г. при обновлении Малого (Николаевского) дворца; здесь при земляных ра-
ботах была вскрыта трасса древнего рва — материк оказался на глубине 9—13 ар-
шин от дневной поверхности 103.
Разросшаяся крепость, конечно, имела несколько башен. Об их количестве
и размещении у нас данных нет, и здесь возможны лишь гипотезы. На юго-западном
углу крепости была проезжая Боровицкая башня. Несомненно, что, по меньшей
мере, одна проездная башня выводила из Кремля и на восточную «приступную»
сторону, к Великому посаду. Эта башня, скорее всего, стояла на той же оси, на ко-
торую позднее встали Спасские ворота крепости Донского и Ивана III 104. Любо-
пытно, что построенная позднее, примерно на пересечении этой оси со стеной Ка-
литы, церковь Крутицкого подворья была посвящена Благовещению. Не было ли
это памятью о надвратной церкви главных ворот Кремля 1339 г., посвященной, по-
добно церкви на Золотых воротах Киева, Благовещению? На большом протяжении
восточной стены, обращенной к равнинному и не защищенному естественными пре-
пятствиями участку, кроме проездной было/конечно, размещено несколько боевых
башен; сосредоточение башен на уязвимом фронте крепости было характерным при-
емом русских горододельцев этой поры 106.
Приведенные данные о культовых постройках Ивана Калиты свидетельствуют,
что в них господствовала владимирская традиция, сказавшаяся и в их белокамен-
ной технике, и в развитии владимиро-суздальских «образцов». Архитектура следо-
вала по тому же пути, что и политическая деятельность Калиты, который добивался
господства на Руси «якоже и праотец его великий Всеволод-Дмитрий Юрьевич» 10в.
Можно сказать, что и общий замысел архитектурного ансамбля Кремля в какой-
то мере учитывал градостроительный опыт зодчих Владимира XII в. Как мы знаем,
соборы Кремля XV — XVI вв. стали на месте древних: остатки Успенского со-
бора 1326 г. лежат внутри собора А. Фиораванти; Архангельский собор заложен
Алевизом Новым «на том же месте», где стоял храм Калиты; столп Ивана Великого,
«заложиша... на старом месте» 10;. Как и во Владимире XII в., мастера XIV в. ставят
храмы в расчете на их обозрение с одной, главной точки — с южной заречной
стороны. Белокаменные здания образуют «главный фасад» ансамбля, развертываю-
щийся над рекой и отражающийся в ее зеркале. В отличие от ансамбля Владимира,
вытянутого по высотам вдоль берега Клязьмы, ансамбль Московского кремля бо-
лее собран, компактен и живописен. Само размещение зданий, занимавших те же
точки, что и сменившие их храмы XV—XVI вв., свидетельствует о. продуманнос-
ти общего замысла. Они выходят на главную площадь, что летописец, отметил
для Успенского и Архангельского соборов108. Центр площади занимала церковь
Ивана Лествичника «иже под колоколы»109.
Со стороны главных восточных ворот зрителю открывалась прежде всего высо-
кая. Ивановская церковь под звоном и по сторонам ее восточные алтарные фасады
Успенского и Архангельского соборов; .в. глубине стоял придворный храм Спаса,
на Бору, который, возможно, закрывали здания княжеского двора 110. К северу от
166
Успенского собора располагался новый двор митрополита, переведенный сюда от
старой деревянной церкви Иоанна Предтечи111. Кроме старого княжеского двора
у церкви Иоанна Предтечи, где поселился второй сын Калиты — Иван, и основно-
го двора у Спаса на Бору, занятого старшим сыном Симеоном Гордым, за церковью
Михаила-архангела стал двор младшего сына Калиты — Андрея 112. Все это гово-
рит о целостном замысле кремлевского ансамбля Калиты и большой роли в нем цер-
кви-колокольни Ивана Лествичника.
Весьма существенно предположение М. Н. Тихомирова, что площадь, на кото-
рой возводились белокаменные княжеские храмы, до постройки в 1339—1340 гг.
новой, более обширной крепости была площадью посада, торга, свободной для досту-
па московского люда 113. Следовательно, первоначально строительство оформляло
собственно городскую, а не дворцовую площадь.
В формировании древнейшего ансамбля белокаменной Москвы XIV в. следует
отметить вероятность и иных, не владимирских традиций, связанных с церковно-
политической историей XIII — XIV вв.114 В это время дела русской церкви реша-
лись князьями двух сильнейших княжеств — Галицко-Волынского и «великого кня-
жества Владимирского». Знаменитый своим долгим правлением (1249—1281) в пер-
вое тяжкое время монгольского ига, митрополит Кирилл III был галичанином по
происхождению и ставленником Даниила галицкого. Однако он предпочитал север
югу; может быть, при его содействии был заключен брак великого князя владимир-
ского Андрея Ярославича с дочерью Даниила галицкого. В замечательном памят-
нике литературы Северо-Восточной Руси XIII в.— житии (или «повести о муже-
стве») Александра Невского прослеживается столь близкое родство с жизнеописа-
нием Даниила галицкого, что можно предполагать непосредственное участие
Кирилла III в составлении древнейшей биографии Александра116. За свое правление
Кирилл III был во Владимире и Ростове семь раз и умер в Переславле-Залесском.
Его преемник митрополит-грек Максим, после разгрома Киева в 1299 г. та-
тарами, в 1300 г. окончательно переселился во Владимир, освятив, подобно Анд-
рею Боголюбскому, перемещение митрополичьего престола «чудотворной» иконой бо-
городицы, получившей название «Максимовской». Этот акт вызвал раздражение
в Галиче и привел к образованию в 1303 г. особой Галицкой митрополии, положив
начало последующему разделению церковного управления. Выдвинутый после
смерти Максима кандидат галицкого князя Юрия Львовича в митрополиты — Петр
был поставлен не на Галицкую митрополию, но в митрополиты «всея Руси». Петр
перешел из Владимира в Москву, завещав и похоронить его здесь, что создало усло-
вия для формального и фактического переноса митрополичьей кафедры в Москву.
Таким образом, Москва оказывалась преемницей не только политического значе-
ния Владимира, но и церковного значения Галича — второго передового и силь-
нейшего центра Руси XIII в. Возникает вопрос, не могли ли сказаться какие-либо
галицкие традиции не только в литературе, по и в замысле обстройки нового поли-
тического и церковного центра Руси? Не имел ли к нему касательства митрополит
Петр?
С. Герберштейн делает по этому поводу следующее замечание. «Эта крепость
{Москвы] вначале была окружена только бревнами, и до времени князн Иоанна,
167
сына Даниилова, была мала и незначительна. А этот князь, по совету Пет-
ра митрополита, первый перенес сюда столицу державы. Именно Петр,
движимый любовью к некоему Алексею, который, погребенный там, говорят, про-
славился чудесами, заранее избрал себе местопребывание в том месте» 11в. Весьма
вероятно, что митрополит не ограничился этим советом и указанием о постройке
своей усыпальницы — Успенского собора, но принял и непосредственное участие
в замысле и ходе большого строительства Ивана Калиты. Петр был человеком, близ-
ким к искусству. Еще будучи монахом, он стал искусным живописцем — «иконни-
ком чюдным», и его кисти приписывался ряд икон. У себя на родине он отстроил
собственный монастырь Спаса на р. Рати около города Белза 117. Он мог быть
полезным советчиком в деле обстройки Кремля, так как он много ездил по Руси,
видел ее города и, несомненно, особенно хорошо знал города родной Галицкой
земли.
Здесь, кроме самого Галича, города с мощными укреплениями и многочислен-
ными храмами, красотой своей архитектуры славился Холм, который был второй
столицей князя Даниила. Здесь, в кремле стояли в XIII в. пышно убранные резным
камнем храмы Ивана Златоуста, Козьмы и Демьяна, Богородицы, а в центре города
вздымалась высокая деревянная, на каменном основании, «вежа», около которой был
разбит «сад красен». Она была не только боевой и дозорной башней города, но и его
важнейшим и эффектным архитектурным сооружением: она была срублена из глад-
ко выструганных бревен, а может быть, побелена или оштукатурена, так что лето-
писец сравнивал ее белизну с сыром и говорил, что она как бы «светилась на все сто-
роны» 118. Башня погибла в 1259 г. во время пожара города, но были целы восста-
новленные Даниилом с прежним богатством храмы Холмского кремля, а от башни,
вероятно, сохранялись ее каменные основания; была жива и память о ней, запечат-
ленная в восторженном описании ее летописцем.
В зодчестве Галицкой земли XII — XIII вв. мы находим и весьма своеобраз-
ные типы храмов, видимо, «башенного» характера — круглых или полигональных
в плане 119.
Возникает вопрос, не был ли замысел Московского кремля в какой-то мере на-
веян зданиями и летописным описанием Холма? Центральное положение в ансамбле
Москвы XIV в. церкви Ивана Лествичника с ее «великими» колоколами позволяет ду-
мать, что эта своеобразная церковь «под звоном», т. е. колокольня, была уже при
Калите центральной вертикалью кремлевского ансамбля 12°. Как увидим ниже
(гл. XXVII), в Твери, в эпоху ее последнего подъема и новой обстройки кремля воз-
никает высокая ярусная церковь — Ивана Милостивого, а рядом со Спасским собо-
ром вырастает огромный рубленый шатровый столп колокольни, превосходящий,
если верить иконным масштабам, высоту собора и «стягивающий» к себе весь кремлев-
ский ансамбль (см. ниже — рис. 193). Это тверское строительство первой четверти
XV в. было явно проникнуто мыслью о соперничестве с Москвой, и, может быть, оно
дает отраженно некоторое представление о том, каким был и кремль Москвы XIV в.,
с которым хотела равняться шедшая к закату Тверь. Ансамбли такого рода не изве-
стны в среднерусских городах XII — XIII вв. Также и в городах северо-запада —
Новгороде и Пскове их архитектурный центр строился иначе. Везде центральным
168
звеном ансамбля был крупный объем главного храма. Центральную вертикаль, свя-
зывающую ансамбль, мы знаем для XIII в. лишь в Холме.
Таким образом, не исключено, что в основе замысла центрального ансамбля
Московского кремля лежало воспоминание о галицко-волынских градостроитель-
ных «образцах», подсказать которые мог «волынянин» митрополит Петр 121. Возмож-
но, следовательно, что ранняя Москва питалась не только владимирским архитек-
турным наследием, с которым ее тесно сближали политические традиции, но и на-
следием галицким, которое связывалось с церковно-политической борьбой XIII —
XIV вв.
5
Изложенные данные и предположения позволяют сделать некоторые общие
выводы.
Весьма поучительно сопоставление зодчества Москвы и Твери. И здесь, и там,
как мы видели, основой возрождения строительства было владимиро-суздальское
наследие.
Здесь и там работали зодчие — носители владимирской традиции. Здесь
и там разрабатывали местные залежи белого камня в Мячкове и под Старицей и стро-
или белокаменные храмы, следуя классической владимирской технике. «Белока-
менной» можно было называть не только Москву Калиты, но и Тверь времени Ми-
хаила Ярославича.
Но Тверь и Москва по-разному использовали наследие, ценили в нем не одни
и те же «образцы».
Тверь значительно опередила Москву, построив уже в 1285—1290 гг. единствен-
ный каменный собор Спаса. Он следовал «образцу» центрального и крупнейшего
храма Владимира — Успенского собора, повторяя его шестистолпную основу и до-
полняя ее приделами-усыпальницами, развивая идею Георгиевского собора в Юрь-
еве-Польском. Это был величественный и композиционно-симметричный храм. Он
очень ярко выражал великокняжеские традиции власти Михаила Ярославича, был
как бы монументальным символом его широких политических планов. Возможно,
что на фасадах собора была и каменная резьба, хотя бы отдаленно напоминавшая
о Дмитриевском соборе «великого Всеволода». В Спасском соборе Твери по существу
не было ничего нового.
Это было воспроизведение прославленного «образца» с небольшими изменени-
ями; таким же было и его последующее убранство, верно следовавшее традициям
XII—XIII вв. Но этот грандиозный по тем временам каменный символ тверского
«самодержавства» остался одиноким в Тверском кремле, поглотив все средства кня-
зя и епископа: на большее они не смогли идти.
Москва запоздала по сравнению с Тверью, но, получив ее мастеров, смогла уже
опираться и на тверской строительный опыт. Казалось бы, что превращение Москвы
в церковную столицу «всея Руси», успешная внешняя политика Калиты и близкая
к победной развязке борьба с Тверью могли продиктовать Калите и митрополиту
Петру ту же мысль о повторении в Москве обширного и пышного Владимирского
кафедрального собора. Но мастера Калиты должны были руководствоваться другим,
169
указанным им, «образцом» — маленьким собором Юрьева-Польского. Только пос-
вящение центрального храма возвышающейся Москвы тому же Успению богоматери
напоминало его культовую и политическую связь с обширным митрополичьим собо-
ром Владимира. Этот выбор «образца» не диктовался соображениями материаль-
ного порядка, так как построенные князем и митрополитом четыре белокаменных
храма требовали больших затрат, чем один большой собор масштабов тверского
Спаса.
Так же едва ли случайно выбор пал на Георгиевский собор — последний памят-
ник владимиро-суздальского зодчества, в композиции и убранстве которого с особой
силой отразились народные художественные взгляды, в котором сама структура храма
претерпела серьезные и прогрессивные изменения — исчезновение хор, свобода
и «светлость» интерьера,— связанные с превращением собора в городской
храм (гл. V). Точно так же тип небольшого четырёхстолпного одноглавого храма,
которому следовали храм Спаса на Бору и Архангельский собор в XII — XIV вв.,
становился типом не только «вотчинного» храма, но и приходской городской
церкви.
Начальное строительство Москвы, опираясь на владимирскую традицию, избра-
ло в качестве образца ее последний памятник, смыкавшийся с прогрессивной линией
русского зодчества XII — XIII вв. Однако не везде зодчие в равной мере удачно
сумели обеспечить новую, пленившую их воображение, форму храма-башни отве-
чающим ей конструктивным решением. Это удалось строителю черниговской цер-
кви Пятницы на Торгу — Петру Милонегу и полоцкому мастеру Иоанну, который
в Спасо-Евфросиниевом храме увеличил с излишком запас прочности, поступившись
свободой интерьера.
Строители псковского Троицкого собора конца XII в. и московские мастера
Калиты, очевидно, стремились сохранить интерьер нестесненным, но одновременно
отягчали своды подкуполыной «башней». Здания их выдержали по 150—200 лет.
Форма и конструкция еще не были согласованы 122. Ясно, что это не говорит об от-
сталости московских зодчих. Болезнь созданных им зданий была не преждевре-
менной старостью, а болезнью роста; это были ошибки тех, кто не только хотел
лишь повторить пройденное и восстановить утерянное совершенство мастерства,
но развивал наследство, шел и смотрел вперед.
Здесь же нужно поставить вопрос о взаимодействии каменной и деревянной ар-
хитектуры.
Если в домонгольской Руси, с ее богатством и свободным расцветом искусства,
деревянная архитектура была преобладающей, то в период после монгольского ра-
зорения она стала безусловно господствующей. До того, как Тверь и Москва реши-
лись возродить каменное строительство, они были целиком деревянными. На месте
будущих белокаменных соборов стояли их деревянные предшественники. Тверской
Спасский собор сменил деревянный храм Козьмы и Демьяна. На месте московского
Архангельского собора стояла одноименная деревянная церковь; храм Спаса на
Бору также имел деревянного предка; митрополит Петр первоначально служил
в деревянной церкви Иоанна Предтечи. Выше мы приводили сведения летописей
о количестве деревянных храмов в Москве XII — XIII вв., несомненно, выделявших-
ся
ся среди рядовой застройки города. Следовательно, вероятно, что возобновлявше-
еся каменное строительство теперь должно было испытывать более сильное, чем
раньше, воздействие деревянной архитектуры.
Говорить о том, как это происходило и в чем выражалось,— почти невозможно,
так как мы пока не знаем, как выглядели деревянные храмы Москвы или Твери
в XIII — XIV вв. О каменных же зданиях остались только случайные сведения;
от них дошли лишь спорные фрагменты. Поэтому они встают перед нами из мглы мон-
гольского владычества лишь в виде общих гипотетических схем. Тем не менее эту
тему нельзя обойти.
Мы видели, что московские строители не раз пристраивали к уже готовым зда-
ниям новые части. Так, к Успенскому собору пристроили Петровский придел, к хра-
му Спаса на Бору — западный притвор-усыпальницу и, может быть, «застенок»—
придельный храмик у одного из восточных углов. Это как бы свободная система «при-
рубов» деревянной архитектуры, которая вела к живописной асимметрической ком-
позиции, например, деревянных жилых хором. В Твери, когда строили Спас-
ский собор, внутри его поставили временную деревянную церковь, что позже сделают
во время постройки московского Успенского собора в 70-х годах XV в. Еще при Ива-
не III не считали неприличным уже буквально «прирубать» два деревянных при-
дельных храмика к каменному Архангельскому собору Калиты, реально и не вре-
менно соединив дерево и камень 123. Это, конечно, традиционный прием, уходящий
в глубь XIV в. Но та же асимметрия «прируба» была уже в Георгиевском соборе
в Юрьеве-Польском 1230—1234 гг., т. е. в Москве она не только связывалась с раз-
витием и преобладанием деревянного зодчества, но и была поддержана избранным
из владимирского наследства «образцом» 124.
Эти явления никоим образом нельзя оценивать, как признаки упадка архитек-
туры или ее «варваризации»,— здесь продолжался весьма плодотворный процесс
взаимодействия каменной и деревянной архитектуры, сыгравший важнейшую роль
в росте своеобразных черт древнерусского зодчества.
По-видимому, то же можно сказать о декоративной резьбе плоских орнамен-
тальных поясов в фасадах церкви Спаса на Бору. Их появление на смену аркатурно-
колончатым поясам Л. В. Даль связывал с воздействием деревянной архитектуры 126.
Однако подобные в принципе орнаментальные ленты были и в Суздальском соборе
1222—1225 гг., ив Ростовском соборе 1213—1231 гг. Следовательно, и здесь приемы
декора деревянной архитектуры находили поддержку в той же владимиро-суздаль-
ской традиции.
Таким образом, московская строительная культура первой половины XIV в.
отмечена тенденцией к использованию и развитию лучших приемов передовых про-
изведений каменного зодчества XII — XIII вв. и, вероятно, деревянной архитекту-
ры. К этой теме мы еще раз вернемся ниже (гл. XIII).
Постройка четырех белокаменных храмов в кремле Москвы не была случай-
ным набором отдельных зданий — они складывались в целостный ансамбль, пола-
гавший начало последующему формированию архитектурного центра Москвы. Его
замысел, опиравшийся, как можно думать, на градостроительные принципы Влади-
мирской и Галицкой Руси, был глубоко символичен. В многосоставности ансамбля,
171
складывавшегося из нескольких небольших белокаменных храмов, объединенных
высокой церковью-колокольней, выразительно выявлялась идея «собиратель-
ности» и соподчиненности частей целому. Напомним, что первоначально эти храмы
оформляли не княжеский кремль, а городскую площадь под его стенами, и лишь
последующее расширение крепости сделало их храмами собственно кремлевского
центра.
Все эти черты раннемосковского зодчества, определяющие его народный, про-
грессивный характер, были обусловлены охарактеризованными выше особенно-
стями исторического пути Москвы. Объединительная политика московской велико-
княжеской власти встречала поддержку и сочувствие передовых общественных
сил — торгово-ремесленного населения городов. Возрожденный союз «князь — го-
род — люди» был основой успехов Москвы в начальную пору борьбы за объедине-
ние феодальной Руси 126. Уже в 1340 г. Симеон Гордый принял титул «великого кня-
зя всея Руси». Отсюда — прогрессивность московской культуры и искусства,
творчески развивающего лучшие художественные традиции прошлого.
СТРОИТЕЛЬСТВО
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ
XIV ВЕКА
X
МОСКОВСКИЙ КРЕМЛЬ
И СТРОИТЕЛЬСТВО В МОСКВЕ
1
Второй этап истории раннемосковского зодчества охватывает период с 60 до
80-х годов XIV в. Характер и географическое размещение строительства
теснейшим образом связаны с теми политическими задачами, которые решаются
московским правительством.
Москва в этот период возглавляет борьбу русского народа против татаро-мон-
гольского ига и возросшей агрессии Литовского княжества. Эта центральная задача
осложняется временным усилением крупнейших соперников Москвы — Тверского,
Рязанского и Суздальско-Нижегородского княжеств, где также крепнет княже-
ская власть и достигается известное внутреннее единство. В борьбе со своими про-
тивниками московская великокняжеская власть по-прежнему опирается на сочувствие
и поддержку торгово-ремесленного населения городов, кровно заинтересован-
ного в объединении русских земель и в освобождении от татаро-монгольского ига.
Москва успешно выдержала борьбу с главным противником — великим княже-
ством Тверским (1368—1375), опиравшимся на поддержку Литвы. Поход на Тверь
1375 г. соединенных сил Москвы и более 18 удельных княжеств завершился подчи-
нением тверских князей московской власти. Точно так же борьба с Рязанью привела
к поражению Олега рязанского в битве у Скорнищева (1371). Эти крупные военно-
политические успехи Москвы позволили осуществить важнейшую задачу — перей-
ти к борьбе с Ордой. Битва на Боже (1378), закончившаяся разгромом татар, и Кули-
ковская битва (1380), в которой русские полки уничтожили главные силы орды Ма-
мая, неизмеримо подняли авторитет Москвы, возглавившей процесс становления
Русского централизованного государства и активную борьбу с Ордой. Московское
княжество было, по образным словам В. О. Ключевского, «народным лагерем, обра-
зовавшимся из боевой Великороссии Оки и верхней Волги. Оно родилось на Кули-
ковом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты». Поход Тохтамыша (1382),
которому удалось захватить и сжечь Москву и произвести разорение в землях Мо-
сковского княжества, лишь ненадолго замедлил рост его силы. С ним был связан
и небольшой перерыв в строительстве г.
Примечания к главе X см. стр. 505—508.
175-
Естественно, что в этой напряженной боевой обстановке первоочередной за-
ботой московского правительства было укрепление городов княжества и, в первую
очередь, самой Москвы. Усиление Москвы вызывало активность ее противников,
стремившихся подорвать ее оборону. Едва ли случайно в 1343, 1354, 1365 гг. —при-
мерно раз в 10 лет — Москва становится жертвой страшных пожаров, во время ко-
торых, несомненно, частично выгорали и укрепления дубового кремля Калиты 2.
По-видимому, эти пожары были не «несчастными случаями», но диверсиями, орга-
низованными врагами Москвы. Поэтому на другой год после пожара 1365 г., в на-
чале зимы 1366 г. «князь великый Димитрей Ивановичь, погадав с братом своим
с князем с Володимером Андреевичем и со всеми бояры старейшими и сдумаша ста-
вити город камеи Москву, да еже умыслиша, то и сотвориша. Тое же зимы пове-
зоша камение к городу» 3. К весне следующего 1367 г. запасы камня были доста-
точны, чтобы начать строительство белокаменной крепости. Ее закладка вызвала
страх и злобу врагов Москвы. Значение этого мероприятия московского правитель-
ства ярко выразила Тверская летопись: «Того же лета на Москве почали ставити
город камеи, надеяся на свою на великую силу, князи Руськыи начата
приводити в свою волю, а который почал [и] не повиноватися их воле
на тых почали посягати злобою» 4.
Строительство было проведено с исключительной быстротой; летопись отмечает,
что после закладки Кремль «начата делати безпрестани» ®. Уже к 1368 г. он был го-
тов. Его не смогла взять литовская рать: «Олгерд же стоял около города три дни и
три нощи, остаток подгородья все пожже, многи церкви и многи манастыри пожегл
и отступи от града, а града кремля не взя и поиде прочь»6.
Площадь Кремля (рис. 87) теперь была значительно расширена в северо-восточ-
ном и восточном направлениях, захватив в черту новых стен территорию торга, рас-
полагавшегося под стенами крепости Калиты. В общем периметр стен теперь почти
совпадал в плане со стенами Кремля Ивана III 7; это позволяло делать несколько
преувеличенный вывод, что существующие башни стоят «на месте древних стрель-
ниц каменной твердыни Димитрия Донского» и что последняя имела то же количе-
ство башен, за исключением угловой северной 8.
Письменные источники дают возможность с относительной точностью восста-
новить как контур стен, так и расположение башен Кремля 1367 г. Рассмотрим эти
данные, начиная с юго-восточного угла и восточной «приступной» стены.
На юго-восточном углу крепости должна была находиться угловая круглая
башня, защищавшая южный участок восточной стены и подступы в береговой ни-
зине перед южной стеной. Она стояла на месте Беклемишевской башни 9 (см.
рис. 87, 8).
В «Сказании о Мамаевом побоище» названы три проездных башни восточной
стены, через которые шли войска на Куликово поле: Константино-Еленинская,
Фроловская (Спасская) и Никольская 10.
Константино-Еленинская проездная башня (см. рис. 87, 5), называемая так
по близ-расположенной церкви, раньше носила название Нижних или Тимофеев-
ских ворот по имени жившего около ворот окольничего князя Дмитрия Ивано-
вича — Тимофея Васильевича Воронцова-Вельяминова ll. Новая стрельница 1490 г.
176
87. Схема роста Московскою кремли, в XII—XIV вв.
1 — кромка кремлевского холма и рвы; 11 — контур крепости и ров 1156 г.; III — контур крепости
и ров 1339—1340 гг.; IV — стены и башни кремля 1366—1367 гг. Храмы XIII—XIV вв.: 1 — деревян-
ная церковь Иоанна Предтечи; 2 — деревянная церковь Михаила-архангела и каменный Архан-
гельский собор 1333 г.; 3 — Успенский собор, 1326—1327 гг.; 4— церковь-колокольня Ивана Ле-
ствичника, 1329 г.; 5 — придворный собор Спаса на Бору, 1330 г.; 6 — собор Чуда архангела Ми-
хаила, 1365 г.; 7 — трапезная Чудова монастыря. Башни кремля 1366—1367 гг.: 8 — круглая угло-
вая башня; 9 — Константино-Еленинские ворота («Нижние» или «Тимофеевские» ворота); 10 —
Фроловские ворота; И — Никольские ворота; 12 — круглая угловая башня; 13 — Ризположенские
(Богородицкие) ворота и мост через р. Неглинную; 14 — Боровицкие ворота; 15 — круглая уг-
ловая башня («Свиблова стрельница»); 16 — «Чешьковы ворота».
возводилась над существовавшими к тому времени «Константино-Е ленинскими
вороты» м.
Так же точны сведения о Фроловских воротах. Во время осады Москвы Тох-
тамышем знаменитый Адам суконник находился «над враты над Фроловскими» 13.
Столетием позже, в пожар 1488 г. у Фроловских ворот сгорели «мосты три», т. е.
деревянные настилы трех ярусов боя башни 14, что позволяет судить об устройстве
12 Н. Н. Воронин, т. II
177
и большой высоте прикрывавшей ворота башни. Рассказ летописи о постройке
в 1491 г. стрельниц у Фроловских и Никольских ворот отмечает, что последние зод-
чий «не по старой основе заложил» 1б, что, следовательно, Фроловская башня стала
на старой основе башни 1367 г. (см. рис. 87, 10).
Таким образом, южный участок восточной стены Кремля 1367 г. точно совпа-
дает с современной кремлевской стеной, равно как его три башни стоят на старых
местах.
Новое место Никольских ворот показывает, что северная часть «приступной»
стены 1367 г. не совпадает с существующей. Их место (см. рис. 87, 11) легко и точно
определяется указанием летописи, что построенная в 1458 г. на подворье Симонова
монастыря церковь Введения находилась «у Николских ворот» 1в. Здесь же в XVI—
XVII вв. проходила Никольская улица 17. Следовательно, от Спасской (Фролов-
ской) башни стена 1367 г. поворачивала к западу и выходила на Неглинную на ме-
сте Средней Арсенальной башни нынешнего Кремля, где следует предполагать круг-
лую угловую башню 1367 г. (см. рис. 87, 12) 18.
Южная «приступная» стена Кремля и ее башни были поставлены на предвари-
тельно насыпанном валу, что удостоверяет запись летописи об убийстве Тохтамы-
шем защитника Москвы князя Остея «пред спы града» 19.
Меньше всего известно о западной стене крепости 1367 г. Существующая стена,
обращенная к Неглинной, начатая постройкой в 1495 г., была поставлена «не по ста-
рой основе,— града прибавиша» 20. Поэтому летописные записи о строительстве
этой стены не сообщают ничего об оставшейся в стороне стене 1367 г. и ее башнях.
Нет о ней и случайных упоминаний летописца. Западный фронт крепости был хо-
рошо прикрыт широким болотистым ложем реки Неглинной, подступ к стене был,
затруднен. Поэтому возможно, что этот большой участок стены до Боровицких во-
рот не имел башни. Однако есть основания предполагать, что здесь, примерно на
месте Троицких ворот, стена крепости 1367 г. прерывалась проездной башней, но-
сившей имя Ризположенских или Богородицких ворот, с каменным же мостом через
Неглинную, выводившим на новгородскую Волоцкую дорогу (см. рис. 87, 13). Как
считают, название башни было связано с церковью Ризположенья в Занеглименье 21.
Но не будет натяжкой допустить, что это посвящение подражало надвратному храму
Волховских ворот новгородского детинца.
Боровицкая воротная башня, наличие которой мы предполагали уже в крепости
XII в. и Кремле Калиты, в крепости 1367 г. была несомненно (см. рис. 87, 14). В за-
писи о постройке в 1461 г. церкви Иоанна Предтечи «на бору» указано, что она сто-
яла «у Боровитских врат» 22.
Юго-западная угловая башня строилась в 1488 г. «вверх по Москве, где стала
Свиблова стрельница» 23, бывшая угловой башней крепости 1367 г. (см. рис. 87, 15).
Таким образом, южная стена 1367 г., закрепленная угловыми башнями, совпада-
ет со стеной нынешнего Кремля. Совпадает и Тайницкая башня этой стены, сооружен-
ная в 1485 г. «у Чешьковых ворот», т. е. на месте или около Пешковой проездной баш-
ни 1367 г., выводившей к воде, на москворецкий «подол» (см. рис. 87, 16) 24.
Так реконструируется план крепости 1367 г. В этом виде ее периметр составлял
примерно около 2000 м. Крепость имела, несомненно, восемь, а может быть, 9 башен
178
(если допустить наличие одной башни посередине западной стены). Из них пять были
сосредоточены на восточной «приступной» стене. Такая концентрация башен на наи-
более угрожаемом фронте — характерный прием военно-инженерного дела конца
XIV в. — первой половины XV в. 25 Однако в высокой степени интересно, что три
из 5 башен — проездные, все они действовали как ворота даже в условиях крайней
опасности. Во время героической обороны Москвы от Тохтамыша горожане «сташа
на всех воротех градскых и сверху камением шибаху» 26. При всей боевой
мощи надвратных башен (трехъярусные бои) и наличии в башнях «железных [т. е.
окованных железом] врат» 27 — очевидно, что такой прием, ослаблявший «приступ-
ную» стену, был применен сознательно в расчете на активную оборону крепости, на
тактику массированных ударов по противнику путем одновременного в трех пунктах
броска значительных воинских сил. С другой стороны, в мирных условиях эти много-
численные «врата» столицы Московского княжества, через которые вели в Кремль
пути-дороги, как бы символизировали централизующую силу и значение Москвы, со-
биравшей под свою могучую руку разрозненные русские земли.
Можно думать, что подобно другим русским крепостям, сооруженным до появления
огнестрельного оружия, московская крепость 1367 г. имела стены сравнительно не-
большой толщины. В силу этого при частых пожарах, разрушавших деревянные связи
каменных стен, стены частично обваливались и заменялись уже деревянными. Так,
в пожар 1445 г., причинивший большие разрушения Кремлю, «стены градные падоша
во многих местех» 28, и при налете татар царевича Мазовши осаждающие сосредоточи-
вали свои усилия на тех участках, «где несть крепости каменыя»29. Понятно, что после
многих заделок деревом московская крепость показалась Амвросию Контарини
«деревянной» 30.
По-видимому, стены 1367 г. были также сравнительно невысоки. Описание осады
Кремля войсками Тохтамыша в Ермолинской летописи отмечает, что татарам удава-
лось сбивать его защитников со стен «еще бо граду тогда ниску сущу» 31. Это свиде-
тельство следует понимать не как указание на незаконченность еще в 1382 г. по-
стройки 1367 г., а как пояснение, сделанное писцом списка летописи, сравнивавшего
в конце XVв. старые крепостные стены со стенами, «поновленными»Ермолиным в 1462 г.,
и стенами нового Кремля (начатого с постройки в 1485 г. стрельницы у Чешковых во-
рот), достигавшими высоты 12—13 м.
Не совсем ясен характер завершения стен. Источники говорят о деревянных ча-
стях вверху стен (в пожар 1445 г. «ни единому древеси на граде остатися») 32 и о на-
стенных «заборолах» 33. Скорее всего, стены Кремля имели каменные зубцы, как это
было, например, в Порховской крепости, а заборола были какими-то дополнительными
защитными устройствами между ними. Несомненно, боевой ход прикрывала «кровля
градная».
Башни также имели зубчатый верх и деревянные шатровые кровли.
Так выглядела крепость Москвы 1367 г. Ниже мы увидим реальный масштаб тех
грандиозных работ, который скрыт за краткими и скупыми фразами летописи о ее
постройке.
2
Дополнением к твердыням Кремля было основание во второй половине X IV в.
ряда монастырей к северу и югу от Москвы, образовавших как бы кольцо вспомога-
тельных фортов. Неподалеку от старого места Данилова монастыря, на противополож-
ном берегу Москвы-реки между дорогами на Коломну и Серпухов, был основан Симо-
нов монастырь (до 1379 г.) 34; севернее — на берегу Яузы, у Владимирской дороги
стал (около 1360 г.) Андроников монастырь Зб; на севере, между Дмитровской и Яро-
славской дорогами, возникли Петровский, Рождественский (около 1386 г.) и Сретен-
ский (около 1395 г.) 36 монастыри. Далее, с востока в 1394 г. было предпринято не за-
конченное сооружение рва от Кучкова поля к устью Яузы 37. К юго-западу от Кремля,
против Крымского брода, около 1360 г. возник Зачатьевский монастырь 38. К XIV—
XV вв. относят сооружение вала в Занеглименье (по западной части Бульварного
кольца) 39. Само расположение названных монастырей говорит об их оборонительном
значении, поэтому следует их представлять в виде маленьких деревянных «кремлей».
Позднее эти монастыри отметил С. Герберштейн: «Недалеко от города находятся не-
сколько монастырей, каждый из которых представляется чем-то вроде отдельного горо-
да» 40. Памятуя все эти факты, мы сможем представить себе непрерывность строитель-
ной деятельности в самой Москве, не говоря уже о постоянном «восстановительном стро-
ительстве» жилищ и хором после опустошительных пожаров.
Кроме этих работ по укреплению столицы, московское правительство осуществило
в эти же годы постройку двух крупных крепостей на важнейших в XIV в. стратегиче-
ских направлениях — к Литве и к татарскому «полю».
В 1369 г. был срочно укреплен Переславль-Залесский —«того же лета и срублен
бысть»41. За этой краткой фразой летописца скрывается огромная работа по постройке
рубленых стен и башен на древних переславских валах XII в. общим протяжением до
2,5 км, т. е. б о л ь ш е кремля Москвы. Под «городом» существовали его форпосты-
монастыри: старый Никитский и новые, возникшие в первой половине XIV в., — Гори-
цкий и Федоровский. Новая крепость Переславля отразила натиск походов Дмитрия
суздальского 1371 г. и литовской армии Кейстута в 1373 г. 42
На юге князь Владимир Андреевич в 1374 г. «заложи град Серпохов в своей от-
чине и повеле в едином дубу срубити его» 43. Возможно, что в это же время возобнов-
лялись древние укрепления Коломны 44.
Однако среди всех этих работ сооружение белокаменного кремля Москвы было
крупнейшим; оно вызывало чувство гордости и изумления у ближайших современни-
ков. В «Повести о житии и о преставлении великого князя Димитрия Ивановича»,
прославляющей героя Куликовской битвы, говорится, что он «славный град свой Моск-
ву стенами чюднымп огради и во всем мире славен бысть» 45.
В поэтических строках «Задонщины» также ярко выражена гордость «каменным гра-
дом Москвой», откуда рвутся на бой с татарами «соколи белозерстии и ястребы» 4в.
Московский кремль 1367 г. был не только крупнейшим военно-инженерным со-
оружением на Руси XIV в., вызывавшим страх и ненависть консервативных сил, от-
стаивавших порядки феодальной раздробленности. Он был, очевидно, и выдающимся
произведением архитектурного искусства. Его образ произвел сильное впечатление
180
на великого художника Феофана Грека, который дважды изобразил его в своих рос-
писях. Он написал в палатах князя Владимира Андреевича, сподвижника кпязя
Дмитрия по строительству крепости, «в камене стене саму Москву», т. е. город, ок-
руженный каменной стеной 47. Видимо, тот же образ белокаменной крепости Москвы
Феофан передал в росписи Архангельского собора, где он, — может быть, над гроб-
ницей Донского, — «на стене написа град во градце шаровидно по подробну
написавый» 48.
3
Широкая программа военно-инженерных работ, связанных с объединительной
борьбой Москвы, обусловила сравнительно небольшой объем каменного церковного
строительства.
В самой Москве было выстроено всего три каменных здания. Белокаменный ансамбль
Кремля пополнился собором и трапезной палатой митрополичьего монастыря Чуда
архангела Михаила. Собор Симонова монастыря был только начат постройкой, кото-
рую удалось закончить лишь в начале XV в. Эти здания, как и постройки времени
Ивана Калиты, не дошли до нас, и о них мы можем судить по косвенным данным источ-
ников.
В 1365 г. около восточной «приступной» стены крепости Калиты, на месте деревян-
ной церкви митрополит Алексей «заложи церковь камену во имя святого архаггела
Михаила... единаго лета и почата, и кончена, и священа бысть» 4в. Собор имел у юго-
восточного угла придельный храмик Благовещения: князь Дмитрий повелел похоро-
нить митрополита Алексея «в созданней ему церкви близ святаго алтаря на десной стра-
не в храме Благовещениа» б0. Эта асимметричность здания, — причем возникшая
одновременно, а не в результате пристройки,— напоминает храмы времени Калиты
(Успенский собор с Петровским приделом, собор Спаса на Бору с притвором и «за-
стенком»). Митрополит Алексей украсил храм своего монастыря «подписью и иконами,
и книгами, и златыми сосуды и спроста рещи всякыми церковными узорочии» 51.
Через 54 года после смерти строителя и всего спустя 66 лет после постройки— в 1431 г.
«церковный верх святаго архистратига Михаила... от ветхости весьма обвалился» б2, раз-
делив судьбу Успенского собора 1326 г. Можно предположить, что и этот храм имел
необычную композицию венчающих частей.
Летопись сообщает о перестройке собора лишь в 1501—1504 гг., подчеркивая, что
новый храм сменил «с т а р у ю» постройку митрополита Алексея, которую и «разоб-
раша» 63. Поэтому в здании начала XVI в. ряд исследователей видел остатки храма
1365 г., которыми считали белокаменные двухэтажные подклеты, тогда как самый храм,
сложенный из кирпича, относили за счет надстройки 1501—1504 гг. 64
Однако «Житие митрополита Алексея», составленное Пахомием Логофетом на ос-
новании краткого текста чудовского архимандрита Питирима, сообщает, что собор был
перестроен вскоре после разрушения его верха, уже в 30-х годах XV в., так что во
время составления Пахомием «Жития» (середина XV в.) гробница митрополита уже
стояла в новом храме 56. Несмотря на всю относительность ценности пахомиевой
редакции «Жития» как исторического источника 66, его сведения об этой перестройке
181
храма столь детальны и конкретны, что не доверять им нет оснований. Вот этот
текст: «Новая церкви начинается здати и ветхую церковь разобрав-
ше и место очистивше. И егда начата копати рвы во основание новой церк-
ви, внутрь прежебывшия церкви юже разобраша», [то нашли гроб-
ницу Алексея]. «И паки начата прилежати о церковном здании и... церковь воздвиже-
на бысть, аще и мнее нервы я, но обаче высока и зело про-
странна и прекрасна и трикровна, выспрь восходы имея.
Древняя ж церковь, юже разобраша, аще и пространнее была всюду, но обаче еди-
нокровна была и един помост имея токмо на самой
земли имуще»57.
Из этого текста, прежде всего ясно, что храм 1365 г. был полностью разобран, так
что даже очистили его место; рвы новой церкви копали заново, так, что стены
разрушенного первого храма оказались снаружи но-
вого. Хотя последний был меньше по площади, зато, имея два этажа подклетов, он
был высок. В отличие от старых исследователей, видевших в выражении «трикровна
выспрь восходы имея» то указание на трехглавие б8, то на наличие трех входов в виде
высоких лестниц б9, мы полагаем, что речь идет о «трехэтажности» храма — он имел
три сводчатых «покрова»: два—над подклетами и один—над храмом, с чем и были связа-
ны «восходы выспрь». Именно этим отличалось новое здание от храма 1365 г., который
имел один сводчатый «покров» и поэтому только один пол — «помост», лежавший
прямо на земле. Следовательно, подклеты Чудова собора (если они сохранились в зда-
нии 1501—1504 гг.) могли принадлежать не храму митрополита Алексея, но построй-
ке 30-х годов XV в. 60 К сожалению, специальных исследований этих подклетов сде-
лано не было, а собор был снесен «без достаточного научного обследования» 81. При
сносе было лишь установлено, что, действительно, подклеты храма XV в. лежали внут-
ри стен здания 1365 г. 82 Если существовавший собор Чудова монастыря сохранял
план храма XV в. 83, то последний имел внешние размеры 13,68x17,96 м', он умещался
внутри храма 1365 г. Следовательно, собор митрополита Алексея
был очень крупным зданием, соперничавшим с постройками Калиты,
если не превосходившим их 84.
Некоторое условное представление об общем облике Чудова собора 1365 г. дает
клеймо иконы митрополита Алексея (сцена погребения, рис. 88, а) 8б, где представ-
лен обычный трехзакомарный, видимо, четырехстолпный храм с одной массивной гла-
вой и отнесенным художником к западу Благовещенским приделом. Как свидетель-
ствует приведенный текст Пахомия, храм не имел подклета, его пол лежал прямо на
земле.
На втором изображении (сцена устройства аркосолии, рис. 88, б) собор пред-
ставлен по той же схеме, но его верх показан ярусным — со вторым рядом закомар.
Второй каменной постройкой митрополита Алексея в Чудовом монастыре была об-
ширная трапезная палата. В кратком житии митрополита, составленном архиманд-
ритом Питиримом в середине XV в., сообщается, что он построил, кроме собора, «тра-
пезу велику камену и погребы еже есть и доныне» 88. Она, так же как и
собор, была уничтожена строительством XV—XVI вв.: в 1483 г. «заложи Чюдовский
архимандрит трапезу камену, а старую разруши» 87.
182
88. Собор Чудова монастыря, (клейма иконы митрополита Алексея).
Таким образом, к ансамблю белокаменных храмов Калиты на его восточном краю
прибавилась новая группа каменных зданий митрополичьего монастыря.
Эти монументальные белокаменные постройки вместе с белокаменным поясом стен
Кремля закрепили начавший складываться при Калите «белокаменный» облик москов-
ского центра. Но внутри стен Кремля все же преобладала деревянная застройка, густо
заполнявшая его пространство вне пределов центральной площади. Среди деревянных
строений наиболее крупные комплексы представляли собой дворы великого князя и
митрополита.
На северном конце центральной площади, за Успенским собором, размещался
митрополичий двор, построенный еще митрополитом Петром. О его застройке нет
никаких данных. Лишь позднее, при митрополите Фотии, упоминается «горница
Фотиев а» 68.
Больше данных, хотя также самого общего порядка, о княжеском дворце в9.
Для его характеристики приходится пользоваться, как и при реконструкции Кремля
1367 г., позднейшими упоминаниями об отдельных частях дворца. Они, конечно, мог-
ли перестраиваться со времени Донского, но традиционность и повторение при вся-
ких реконструкциях и достройках хором старой планировки позволяют предполагать,
что основная, старая схема дворца сохранялась до конца XV в.
Уже при Калите дворец занял место на высокой кромке кремлевского холма, распро-
странившись позднее до места Благовещенского собора, построенного в 90-х годах
«на сенех» дворца; в конце XV в. дворцовая территория и называлась «старым
двором у Благовещения» 70. Княжеский дворец представлял собой сложную и,
183
видимо, живописную композицию отдельных зданий, расположенных вдоль по кромке
холма и хорошо видных извне над зубцами кремлевских стен. Эти «лицевые» хоромы
дворца назывались «набережными». В «бережных сенях» стоял великокняжеский пре-
стол: князь Дмитрий, по возвращении с Куликова поля в Москву, «иде в свое место,
в бережны сени, и сяде на своем столе» 71. Из «златоверхого терема» набережных
сеней княгиня Евдокия смотрела на уходящие к Дону рати князя Дмитрия, сидя
«на орондуце под сткляным [вар. — южным] окном» 72. В набережных сенях в 1433 г.
был убит Косым и Шемякой боярин Семен Морозов 73.
В набережных зданиях, видимо, были сосредоточены, главным образом, прием-
ные, парадные помещения дворца и жилые покои князя. Здесь упоминается княжеская
«ложница», т. е. спальня 74. Здесь же были большие столовые помещения; в «средней
горнице» в 1479 г. происходил пир у Ивана III с духовенством и знатью, а в «другой
храмине на его ж дворе» пили и ели попы семи московских соборов 76. «Столовая
гридня» располагалась рядом с «повалушей» 7в. По случаю приема княгиней Софьей
посольства Юрия Делатора (1490) упоминаются «набережный сенник» и «середняя по-
валуша», названная так, видимо, в отличие от другой повалуши где-либо на фланге
дворцового ансамбля 77. На месте Грановитой палаты стояла «гридня с теремом» для
важных совещаний 78.
К северу от этих дворцовых помещений, вероятно, находился внутренний двор,
замыкавшийся комплексом зданий женской половины дворца, постельными покоями
и теремами княгини и ее свиты. Эти строения, по-видимому, занимали место нынеш-
него Теремного дворца. На западном конце княгининых теремов стояла деревянная
церковь Воскрешения Лазаря, перестроенная по приказу княгини Евдокии в 90-х
годах уже из камня (церковь Рождества богородицы с приделом Лазаря); связь этого
здания с дворцом доказывается пояснением летописи, что храм был «на сенех» 79.
Так выглядел центральный дворцовый ансамбль Московского кремля, видимо, но
уступавший по своему величию и художественному эффекту белокаменному ансамб-
лю храмов. Сами названия отдельных частей дворца — «сени», «терема» и др. свиде-
тельствуют о типичности московского дворцового комплекса: эти части известны нам
из белокаменной дворцовой архитектуры XII в. (Боголюбова) и по описаниям дворцов
XIV в. в Ярославле (см. гл. IV) и Твери (см. гл. VIII). В то же время дворцовый ан-
самбль, видимо, характеризовался большой живописностью. По его главному южному
«фасаду» располагались связанные переходами отдельные здания комплекса — вы-
сокие повалуши и терема, большие срубы гриден и столовых, жилой части дворца с его
горницами и ложницами.
Улицы и площади Кремля были вымощены деревянными настилами: во время стро-
ительства Большого дворца в Кремле «при рытье фундаментов оказалось до трех слоев
древней обгорелой деревянной мостовой, которые доказывают постепенный, так сказать,
парост кремлевской высоты от бывших частых пожаров» 80.
Деревянная застройка Кремля перемежалась с зеленью садов при крупных усадь-
бах. Так, известен «садец подольный» митрополита Алексея в юго-восточном углу крем-
левского подола 81.
Косвенное освещение характера архитектурного ансамбля Кремля в конце XIV в. —
начале XV в., как он рисовался современникам, дает частично уже цитированное выше
184
послание Епифания Премудро-
го. Последний, рассказывая о
своей просьбе к Феофану изобра-
зить константинопольскую Со-
фию, отметил: «Е я ж [т . е. Со-
фии] качество и вели-
чество нецыи поведаша
чко Московский кремль
внутреградия и округ коло ея
и еж обходити окру гея», т. е.
представления о Софии как-то
ассоциировалось с образом
Московского кремля.
Епифаний раскрывает далее
содержание этих ассоциаций:
«В ню же [Софию] аще кто
странен внидет и ходити
хотя без проводника, без заб-
луждения не мощи ему вон из-
лести, аще и зело мудр быть
мнится, множества ради
столпотворения и о к о-
лостолпия, сходов и
восходов, преводов и
преходов, и различных
полат, и церквей, и
лествиц, ихранильниц,
и гробниц, и многоименитых
преград и предел, и окон, и
путей, и дверей, влазов же
89. Собор Симонова монастыря (1543—1549 гг.,
реконструкция П. Н. Максимова
и Р. А. Кацнельсон).
и излазов и столпов
каменных в купе».8а. Как
явствует из этого текста, до-
вольно общие и туманные пред-
ставления о цареградском про-
славленном храме строились по образу и подобию «качества и величества»
Кремля — гордости москвичей XIV в. Характерными чертами последнего были
его плотная застройка и сложная живописность ансамбля, слагавшегося из мно-
жества разнообразных зданий, «полат» и церквей с различными всходами и сходами,
лестницами и переходами, связывавшими здания в «хоромные» комплексы.
Для того, чтобы завершить характеристику монументального строительства в са-
мой Москве, нужно упомянуть о начале постройки большого каменного собора
в Симоновом монастыре. В кольце перечисленных выше монастырей — сторожей
Москвы Симонову принадлежала особо важная роль. Расположенный в чрезвычайно
185
выгодных с военной точки зрения условиях, он прикрывал подступы к Москве с юга по
Коломенской дороге, тогда как старый Данилов монастырь на другом берегу реки при-
крывал дорогу от Серпухова. В основании монастыря приняли большое участие сам
князь Дмитрий Иванович, Сергий Радонежский, его племянник симоновский игумен,
а затем ростовский архиепископ — Федор83. Последним здесь «основана бысть цер-
ковь камена... чюдна зело во имя Пречистыя Богородица честнаго ея Успения»84.
О дате этой постройки мы узнаем из позднейшей записи под 1404 г., когда была «свя-
щена церковь камена на Симанове... юже основа Федор архимандрит, а съврыпи
юкнязь великии ВасилеиДмитриевич, асвящена по первом основании
в 26-е лет о»85, т. е. храм был заложен в 1378 г. Он оказался недостроенным вовсе
не потому, что он был якобы очень велик, как полагали историки монастыря86. При-
чиной этого также не была подготовка к борьбе с Мамаем. В 1379 г. была начата спеш-
ная постройка нового большого каменного Успенского собора в Коломне, которая,
очевидно, и отвлекла большие силы строителей.
Мы не знаем, какая часть здания была возведена уже в 1379 г. и какая прихо-
дится на долю строительства 1404 г., в какой мере строители 1404 г. осуществляли
старый замысел или видоизменяли его. Здание не дошло до нас: в 1476 г. ударом мол-
нии был разрушен «по шейные вокна» его верх, провалившийся внутрь; он был вос-
становлен в 1477 г.87, а в 40-х годах XVI в. собор был полностью перестроен из кир-
пича88. Однако изучение П. Н. Максимовым верха этого нового здания позволило
автору высказать очень убедительную гипотезу, что «собор Симонова монастыря
XVI в. в композиции своего верха воспроизводил перекрытие своего предшествен-
ника — собора 1379—1404 гг.»89. Этот верх представлен на рис. 89.
Описание Павлом Алеппским Успенского собора в Коломне (см. ниже) дает пра-
во заключить, что этот памятник, доживший в первоначальном виде до XVII в., имел
композицию верха, тождественную с верхом собора Симонова монастыря XVI в.,
который, следовательно, действительно воспроизводил древние формы храма
1378—1404 гг. Это позволяет сделать вывод, что данный верх Симонова собора при-
надлежал к замыслу зодчих 1378 г. и в этом виде был воспроизведен строителями
1404 г. Эта же композиция повторена в соборе в Коломне, строенном, по всей ви-
димости, теми же мастерами, которые были сняты с работы в Симонове и переведе-
ны в Коломну — центр крупного экономического и стратегического значения в
обстановке приближающейся решительной схватки с Ордой.
СТРОИТЕЛЬСТВО
В КОЛОМНЕ И СЕРПУХОВЕ
1
Стратегический треугольник — Москва, Коломна, Серпухов — запечатлен
в образной строфе «Задонщины»:
«На Москве кони ржут,
трубы трубят на Коломне,
бубны бьют в Серпухове,
звенит слава по всей земле Руской,
стоят стязи у Дону великого на брезе ...»х.
Через Коломну вел к Непрядве свою рать князь Дмитрий, из Серпухова шла
рать князя Владимира Андреевича. Идя на Москву,Тохтамыш «первое Серпухов
сожже»2.
Коломна играла в истории XIV столетия весьма значительную роль. Попав в на-
чале века во владение Московского княжества, она стала его важнейшим экономи-
ческим и стратегическим центром, как крупный рынок хлеба, шедшего с рязанского
«низа», и передаточный пункт товаров, идущих на юг и запад, но, главным образом,
как крепость, запирающая вход в Москву-реку с Оки 3. В 70-х годах московские полки
неоднократно выходили на Оку, ожидая татарского прихода. Выше отмечалось,
что укрепления Коломны были, возможно, возобновлены и усилены. Во всяком
случае, деревянная крепость с рублеными «воротами градными» была цела в 1380 г.
Значение Коломны в середине XIV в. подчеркивает открытие около 1350 г. особой
Коломенской епископии4. В 1366 г., накануне закладки белокаменного кремля Москвы,
князь Дмитрий Иванович венчается с суздальской княжной Евдокией и справляет
свадебный пир не в Москве, а в Коломне6. Очевидно, Коломна в это время располагала
всем необходимым для пышного княжеского венчания и брачных торжеств. Народ-
ная легенда связала венчание Дмитрия с церковью Воскресения в Коломенском
кремле. Выходцем из пригородного коломенского села Тешилова был любимец кня-
зя Дмитрия Михаил-Митяй; в 1377 г., когда Митяй ехал в Константинополь, в его
свите был «Мартин архимандрит коломенский», как полагают из Спасского монасты-
ря, стоявшего за Коломенским торгом к югу от крепости®.
Примечания к главе XI см. стр. 508—511.
187
Во второй половине XIV в. под Коломной возникают два монастыря. Около
1374 г. на самом устье Москвы-реки Сергий Радонежский основывает Голутвин
монастырь7. По-видимому, около того же времени на противоположном берегу Моск-
вы-реки перед городом создается Бобренев монастырь, наименование которого ле-
генда возводит к имени героя Куликова поля волынца Дмитрия Михайловича Боб-
рока, участвовавшего уже в битве при Скорнищеве в 1372 г.8 Расположение этих
монастырей свидетельствует об определенном стратегическом расчете — они под-
держивали крепость города, и их справедливо называют «сторожами Коломны» по
аналогии с монастырями — «сторожами Москвы»9. В 1380 г. летописи сообщают
о катастрофе строившегося здесь князем Дмитрием большого каменного городского
собора, который вскоре достраивают, а в 1392 г. расписывают 10. И позже Колом-
на играет видную роль в истории борьбы московской династии за «собирание
Руси»: при внуке Донского Василии II в 1433 г. Коломна была центром объедине-
ния сочувствующих ему сил, и «сей город сделался истинною столицею великого
Княжения, и многолюдною и шумною» 11.
Существующие в Коломне большой Успенский собор и Воскресенская церковь
перестроены в позднейшее время — первый в 1672—1682 гг., вторая—в XVIII в.
А. И. Некрасов впервые привлек внимание науки к этим памятникам, высказав
мысль, что в основе этих зданий сохранились белокаменные части древних построек
второй половины XIV в. Автор изложил и свои наблюдения над памятниками, под-
тверждающие эту гипотезу 12.
Важнейшее значение для суждения о памятниках Коломны до их перестройки
имеет привлеченное А. И. Некрасовым их описание Павлом Алеппским, видевшим их
во время посещения Коломны в августе 1654 г. Оно не оставляет сомнения в том,
что храмы XIV в. стояли в XVII в. почти целыми.
Приводим текст Павла Алеппского. «Внутри крепости 6 больших каменных
церквей и монастырь для девиц во имя Введения Владычицы во храм. Первая
церковь благолепная с куполами; крыша ее крестообразна, ибо ее стены имеют
с каждой стороны вид трех арок, из коих средняя выше остальных двух; церковь
эта во имя св. Николая. В смежности с нею колокольня высокая, изящная,
с арками и четырёхугольным продолговатым куполом с крестом на верху, по обык-
новению. На четырех ее углах для украшения сделаны резные колонны, на подобие
фонарей, очень изящной работы. Вторая церковь больше и лучше [первой],
в честь Воскресения. Третья церковь маленькая, но весьма красивая, так-
же во имя св. Николая; в ней второй алтарь во имя мученика Антипия (вар. — му-
ченицы Анисии]13. Далее Павел Алеппский дает подробное наружное и внутрен-
нее описание Успенского собора, которое мы приведем позже, и в заключение отме-
чает, что «крыша как этой соборной церкви, так и всех вышеупомянутых церквей
[т. е. в том числе и Воскресенской] походит на кедровую шишку или артишок;
она ни плоская, ни горбообразная, но с каждой из четырех стен есть нечто
вроде трех арок, над которыми другие, поменьше, потом еще меньше кругом купола
—очень красивое устройство»14.
Так выглядел ансамбль каменных храмов Кремля в середине XVII в. В пред-
ставлении Павла Алеппского он объединялся в нечто целое сходством венчающих
188
частей. Но у нас нет уверенности, что это древние здания XIV в., а не более поздней
поры. Так, например, церковь Николы, описанная Павлом Алеппским первой, ока-
залась памятником первой половины XVI в. Как показали исследования неузнава-
емо перестроенной в XIX в. Никольской церкви в Кремле16, она сохранила основной
массив храма — типа Трифона в Напрудной в Москве или церкви на Городище под
Коломной с трехлопастным завершением фасадов 1в. Поэтому было естественно пред-
положить, что и другие храмы — Успенский собор и Воскресенская церковь — мог-
ли быть перестроены в XVI в., например, при строительстве каменного кремля
Коломны.
2
Обратимся сначала к Воскресенской церкви. Как мы говорили, она не имеет точ-
но установленной источниками ранней даты. Однако именно с ней местное предание
связывает венчание князя Дмитрия Ивановича с княжной Евдокией в 1366 г.
Н. Иванчин-Писарев, первый описавший Воскресенскую церковь, первый и пустил
в научное обращение это местное предание, добавив, что белокаменные подклеты су-
ществующего Воскресенского храма являются остатком первоначального здания
времени Донского. Он же привел интересные данные, что и верхняя церковь была
четырехстолпной, причем «в одном из столбов было устроено великокняжеское место»;
столбы же, по его сведениям, были уничтожены в XVIII в. «для возвышения и
расширения храма»17. А. И. Некрасов также полагал, что к моменту венчания Дон-
ского Воскресенская церковь была каменным придворным храмом, построенным мос-
ковскими князьями на княжеском дворе вскоре после присоединения Коломны
к Москве, «где-либо в середине XIV в.» 18.
Основанием для подтверждения этого предположения может служить белока-
менный подклет Воскресенской церкви, построенной в своей верхней части из кир-
пича XVIII в. (размер кирпича — 29X14X7 см.). Квадры белого камня стен и стол-
бов подклета тесаны чисто, высота камня колеблется от 19 до 30 см, длина—26—
36 см. Своды подклета — кирпичные. Сама по себе белокаменная кладка нижних
частей здания отнюдь не обязательно является показателем сохранения в нем остат-
ков древнейшей постройки XIV в. Это в особенности относится к Коломне, лежащей
по соседству с известняковыми выходами в берегах Оки; ими строительство пользуется
и в настоящее время. Однако А. И. Некрасов справедливо указал на необычность
для храмов XVIII в. плана его подклета (рис. 90), представляющего правиль-
ный квадрат с тремя апсидами на востоке и удивительно точной расстановкой четы-
рех квадратных столбов, создающей кратность угловых, боковых и центральной
ячеек 2x2, 2X3, 3x3 19. Далее А. И Некрасов писал, что подклет, по его мнению,
полностью сохранил кладку XIV в., за исключением сводов, переложенных из кир-
пича; сохранились старый цоколь и часть стен выше цоколя, несущая основания ста-
рых узких лопаток и «тонкие тяги» между апсидами, «помещенные на четырехуголь-
ных тумбах». Эти тяги автор сопоставлял с тягами между апсидами звенигородского
Успенского собора, а далее предполагал «наружный пояс посредине стены» и ступенча-
тые своды перекрытия храма 20. Это последнее предположение основано на указании
189
90. Воскресенская церковь в Коломне. Подклет.
Павла Алеппского, что Воскресенская церковь была «больше и лучше» церкви
Николы — бесстолпного храма начала XVI в.
Уже при внимательном внешнем осмотре надземных частей здания отпадают
некоторые из отмеченных А. И. Некрасовым наблюдений. Тяги между апсидами сло-
жены вновь из кирпича и никак не могут быть повторением старых форм и «напоми-
нать» Звенигородский собор. Профиль цоколя, который А. И. Некрасов определяет
то как «аттический»21, то как «чередование простых двух косяков и двух круглых
тяг»,22 — иной: это выкружка, четвертной вал, полочка и четвертной вал, переходя-
190
щий в плинт. Весь цоколь вытесан заново и принадлежит храму XVIII в. Точно так
же и поднимающиеся над ним сравнительно узкие лопатки не имеют отношения
к подклетной части. Но на ней есть также переложенные из гладко обработанного
белого камня (высота блока — 0,22 м) широкие (0,76 м) лопатки.
Сопоставление общих размеров подклета Воскресенской церкви с размерами
храмов XIV—XV вв. в Звенигороде и Троицкой лавре дает следующие результаты:
Внутренние размеры (в м)
длина ширина
Воскресенская церковь .... 11,75 8,75
Успенский собор «на Городке»
в Звенигороде ..................... 14,25 10,05
Собор Саввино-Сторожевского мо-
настыря ........................... 16,10 10,95
Собор Троице-Сергиева монастыря 17,82 13,05
Размеры построек, как видно из приведенных цифр, увеличиваются от более
ранних к более поздним; первой в их ряду стоит Воскресенская церковь в Коломне.
Рассмотрим данные археологического обследования памятника.
Раскоп (1,5 X 4 лс), заложенный у северо-восточного угла подклета, обнаружил
следующую картину кладки (см. рис. 90). Сразу под современной дневной поверхно-
стью почвы в основании лопатки положена целая, грубо обработанная плита, высту-
пающая в стороны — к востоку и западу. Ниже идут три ряда грубо отесанных камней
(высотой 0,28 и 0,27 м), отступающих внутрь от краев вышележащей плиты и покоя-
щихся на значительно более широком основании. Последнее представляет два ряда
грубо отесанных камней, отличающихся своей высотой (0,33; 0,38 м) от вышележа-
щих рядов кладки и покоящихся на забутке рва фундамента, заполненного как
крупными грубыми блоками камня, так и кусками рваного известняка, залитыми
раствором. Глубина основания фундамента равна 2,9 м от современной дневной по-
верхности, что явно превышает статические потребности сравнительно небольшого
существующего храма. Можно думать, что он, действительно, поставлен на старом
фундаменте какого-то предшествующего, более древнего здания, благодаря чему и
получилась столь большая глубина заложения. Граница этого старого фундамента
может быть определена по краю верхнего из двух лежащих на забутке рва рядов
толстого камня, т. е. на уровне 1,6 м от материка, вполне достаточном для здания дан-
ных размеров.
Возможно и другое предположение, что в момент первоначального строительства
храма, который был, как и теперь, с подклетом (об этом — дальше), слой почвы был го-
раздо ниже, и весь подклет был над землей; при этом его фундамент будет иметь нор-
мальную глубину.
Раскоп около юго-восточной лопатки вскрыл иную, чем в первом, картину.
Здесь нет чередования камней трех масштабов, ряды кладки идут приблизительно
в одном ритме, поверхность блоков гладко обработана; но на том же уровне, как и на
северо-восточном углу храма, начинается ступенчатое расширение фундамента из
грубо обработанных блоков.
191
91. Воскресенская церковь в Коломне.
Профиль культурного слоя.
преимущественно гладко обработанные;
в
Стратиграфия примыкающего к
зданию культурного слоя в обоих
шурфах в общих чертах одинакова
(рис. 91). От стены идет, опускаясь
наружу, один пласт строительного
мусора из лома камня, кирпича и
извести, связанный с сооружением
существующей кирпичной церкви.
Ниже, вплоть до материка, лежит со-
вершенно перерытый могильными
ямами черный перегной, в котором
начисто стерта последовательность
наслоений и культурных остатков.
Однако существенна разница в харак-
тере строительных обломков в слое
щебня и нижнем слое перегноя: в
первом — кирпич тождествен мате-»
риалу существующей церкви XVIII в.
(29 Х14Х7 см), а обломки камня
слое перегноя кирпич (весь быв-
ший в употреблении) — иного размера (?Х11Х5 см) и сближается с кирпичом
арки подклетного входа (24x12x6 см). Кроме того, здесь же найдены обломок бело-
каменной бусины портала (сохранился витой жгут вала), угловой камень цоколя
(обломок), несколько мелких белокаменных обломков от тонких колонок или цоколь-
ного четвертного вала (4—5 см в диаметре) и большое количество белокаменного
щебня. Можно, следовательно, предположить, что эти остатки принадлежат более
раннему строительству белокаменного храма, а также документируют его постепен-
ное разрушение и чинку кирпичом. Ясно, что сплошные могильные ямы разрушили
бывший здесь до этого целый пласт первоначального строительства храма. Харак-
тер бусины таков, что она в одинаковой мере может быть сравнена с бусинами пор-
талов храмов и начала XV в., и XVI в. В слое строительства — большое количество
обломков черной лощеной черепицы с городчатым или треугольным концом, кото-
рая встречается в Коломне повсюду (раскопки в кремле); нами она встречена как
в раскопе, так и на сводах церкви на Городище начала XVI в., а также в раскопе
около Успенского собора. Следовательно, Воскресенский храм, до его перестройки
в XVIII в., был еще в начале XVI в. покрыт, подобно всем коломенским памятникам,
черепицей.
Таким образом, первоначальный белокаменный храм был трехапсидным, четы-
рехстолпным, на четырехстолпном же подклете. Он имел белокаменные перспектив-
ные порталы с колонками и бусинами. Павел Алеппский добавляет, что, как и у про-
чих храмов, его верх был «подобен артишоку».
К какому же времени может быть отнесена постройка первой белокаменной
Воскресенской церкви? Она появилась, несомненно, не позже начала XVI в., о чем
свидетельствует ее покрытие в это время лощеной черепицей. Писцовая книга Колом-
192
ны 1577—1578 гг. описывает храм так: «В городе ж на Коломне двор государя царя
и великого князя, а на дворе у больших ворот церковь Воскресение господа бога
спаса нашего Исуса Христа камена... Да в Воскресенье ж Христове придел Собор
пресвятей богородицы... а под Воскресеньем полатка казенная, а в ней
3 котлы пивных медены изгорели, а у полатки двери железные...» 23. Далее писцо-
вая книга весьма детально и живо описывает и весь комплекс княжеского двора
с рядом отдельных зданий, связанных между собой переходами. В их числе интере-
сно отметить наличие двух «чердаков» (чертогов) — дубового и «красного» на к а-
м е н н ы х «полатах» 24. С «чертогами» был связан и белокаменный храм: «Да на госу-
даревом Цареве и великого князя дворе хором: чердак на черном подклете 7 сажен,
перед ним сени на столбех полсемы сажени, да от сеней к церкви
к Воскресенью Христову переходы решотчаты, обалились; а под ними во-
рота, затворы дощаты, по обе стороны решетки древяны...»26. Этот комплекс
построек двора мог возникнуть вместе с храмом или развиваться вокруг него в тече-
ние длительного периода. Он в равной мере характерен как для XVI в., так и для
более ранней поры.
В XVI в. было два момента, подходящих для возникновения построек двора, —
время перед походом Грозного на Казань через Коломну в 1552 г. и несколько рань-
ше— в период строительства кирпичного кремля в Коломне в 1525—1531 гг. Однако
фланговый марш на Коломну в 1552 г. был вызван неожиданным походом крымского
хана Девлет Гирея, имевшим задачей отвлечь русские силы от Казани; появление
здесь царя было также непредвиденным, так что предположение о постройке в этой
связи двора отпадает. Кроме того, и писцы 1577—1578 гг., несомненно, отметили бы
столь недавнее «строение государево». Да и ветхость строений «государева двора»,
где «переходы решотчаты обалились», не говорит в пользу его недавнего возник-
новения.
В 1552 г., явно в связи с казанским походом, в Коломне была построена влады-
кой Феодосием лишь кирпичная шатровая церковь Брусенского монастыря, о чем мы
знаем из закладной плиты с надписью у северного входа в этот храм. Раньше в 1522 г.
сюда приезжал сам Василий III для организации обороны от татар, а в 1525—
1531 гг. здесь сооружается каменный кремль26. Ни о каких других каменных по-
стройках в Коломне в это время источники не сообщают. Если бы в это время била
построена Воскресенская церковь, то она была бы, несомненно, кирпичной, как
церковь Николы в кремле и как сама новая крепость. Таким образом, ясно, что и
самый княжеский двор, и его храм возникли до начала XVI в.
Приведенные выше данные писцовой книги о сенях ипереходахот госуда-
ревых хором к храму говорят о переходах к хорам дворцовой церкви:
переходы были подняты высоко, так как под ними помещались ворота. Уже в собо-
рах Саввино-Сторожевского и Троице-Сергиева монастырей хоры исчезают (см. ниже,
гл. XXI и XXIII). Воскресенская церковь Коломны в этом отношении архаичнее
их. Существенна и деталь, сохраненная в описании храма Н. Иванчиным-Писаре-
вым до его перестройки: в одном из его четырех столбов было устроено «великокня-
жеское место» — это, видимо, ниша в столбе для сиденья. Единственная известная
нам аналогия,—вероятно, подобная этой «печура» в столбе придворной церкви
13 И. Н. Воронин, т. II
193
Рождества богородицы в Московском кремле, построенной в 90-х годах XIV в. вдо-
вой Донского княгиней Евдокией (гл. XVI). Отметим и редкое посвящение храма
Воскресению. Может быть, в обстановке приближающихся боев с татарами за осво-
бождение Руси от векового ига, за ее «воскрешение» и возрождение это посвящение
имело символическое значение 27.
Сказанное позволяет уверенно утверждать, что и писцовая книга 1577—1578 гг.,
и Павел Алеппский описывали, действительно, белокаменный храм Воскресения
времени Донского. Это был четырехстолпный храм с подклетом, тремя апсидами и
хорами в западной трети. Входы были обработаны в виде белокаменных порталов
с бусинами на колонках. Вход на хоры был непосредственно из дворца по высоким
переходам. Верх храма, описанный Павлом Алеппским, представлял собой ступенча-
тую пирамиду: над закомарами фасадов были видны меньшие арки и за ними —
«кокошники» в основании барабана.
3
Обратимся к рассмотрению данных о важнейшем памятнике — Успенском собо-
ре Коломны. Его постройка отмечена летописью. Впрочем, летопись отметила не за-
кладку храма, а его катастрофу: «В лето 6888 [1380]. Падеся на Коломне церковь
каменаа, уже свершениа дошедши, юже създа благоверный великий князь Дмит-
рий» 28. Не случись этого, может быть, и этот памятник был бы оставлен летописцем
без упоминания. Эта запись во всех списках летописи предшествует повести о Ку-
ликовской битве. В ряде вариантов текста сообщение о крушении Коломенского со-
бора стоит рядом с записью об освящении собора Троицы в Серпухове. Особенно ха-
рактерен в этом смысле текст Симеоньевской летописи (древнейшей московской лето-
писи 1409 г.): «В лето 6888 месяца июня в 15 день в неделю, священа бысть церкви
соборъная во имя святыя Троица в граде Серпухове, юже създа христолюбивый
князь Володимер Андреевичь. Месяца того же преже за мало дней падеся церковь
камена на Коломне, уже съврыпениа дошедши, юже създал князь великий Дмитрей
Ивановичь» 29. Обе постройки главных храмов в Коломне и Серпухове здесь тесно
связаны, так что ясны и единый замысел этого строительства, и, видимо, срочность
его окончания, к лету 1380 г.
Успенский собор, очевидно, был начат постройкой не в 1380 г., а одним-двумя
годами раньше. Весьма вероятно, что это произошло в 1379 г., когда для ускорения
сооружения собора в Коломне была приостановлена работа над собором Симонова
монастыря в Москве. Возможно, что поводом к закладке Успенского собора было
торжество первой победы над монголами на реке Воже (к югу от Коломны)
11 августа 1378 г. незадолго до праздника Успения30.
Разрушение Успенского собора в 1380 г. коснулось, очевидно, лишь его верха,
так как оно не помешало князю Дмитрию молиться в соборе перед походом на Ку-
ликово поле31. Храм был восстановлен вскоре после Куликовской битвы: запись
о росписи собора в 1392 г. — «подписана бысть на Коломне церковь камена Успение
богородици, юже създа князь Дмитрей Ивановичь» — дополняется в Троицкой ле-
тописи существенным пояснением — «дотоле еще за десять лет», т. е. за 10 лет до
/94
1392 г. — в 1382 г. 32 Очевидно, это
произошло до карательной экспедиции
Тохтамыша. Таким образом, памятник
датируется 1379—1382 гг.
Успенский собор Коломны в его
современном виде принадлежит концу
XVII в. Описанный Павлом Алеппским
древний храм был разобран в 1672 г.,
и на его месте выстроен новый, закон-
ченный в 1682 г. Это здание весьма
подробно описано А. И. Некрасовым33,
поэтому отметим лишь его основные
черты (рис. 92).
Это большой пятиглавый собор с
четырьмя мощными круглыми столба-
ми. Его основное пространство почти
квадратно (продолговатость плана, по-
казанная на чертеже А. И. Некрасо-
ва, — результат ошибки в обмерах на
1 м). Три портала характерных для
XVII в. форм вводят внутрь; при этом ось
южного и северного входов приходится
на линии восточной пары столбов.
Внутренние столбы не отвечают пло-
ским наружным лопаткам боковых фаса-
дов. К «четверику» храма примыкает ал-
тарная часть с мощной средней апсидой
и двумя боковыми со сравнительно тон-
кими стенами, несколько скошенными
ризница с входом в нее через лестницу внутри
92. Успенский собор в Коломне.
План.
к центру. Над апсидой диаконика помещалась
южной стены средней апсиды. В нижней
части собор сложен из белого камня (высота блока— 25 см, длина—от 18 до 45 см), вы-
ше—из кирпича (29 X15 X 9 см). В северной стене к западу от портала начинается лест-
ница, поднимающаяся далее внутри западной стены и выводящая на своды храма.
Наличие белокаменной кладки внизу, странное совпадение столбов с осью бо-
ковых порталов, расхождение столбов и наружных лопаток и другие черты, в част-
ности, «склонность храма к одноапсидности» — дали А. И. Некрасову основание
для предположения, что в основе памятника XVII в. лежат сохранившиеся фунда-
менты собора XIV в. Он предположил также, что столбы существующего храма стоят
на новых местах, а первоначально здесь было три пары крестчатых столбов, разме-
щение которых и было показано на чертеже А. И. Некрасова пунктиром. Далее он
полагал, что в существующих порталах собора частично сохранились части старых 34.
Уже при первом ознакомлении с памятником утверждения А. И. Некрасова
становятся по меньшей мере сомнительными. Прежде всего самый характер белого
камня, его очень точная теска и размер (25 см по высоте) убеждают в позднем
13*
195
происхождении этой кладки. Особенно существенно, что белокаменная кладка идет не
по горизонтали, как это бывает при сохранении древних оснований в новой построй-
ке (например, Боголюбовский собор), а по ломаной линии, то опускаясь, то подни-
маясь. Следовательно, скорее всего, это новая кладка из перетесанного старого, а
может быть, и вновь заготовленного белого камня, который сменяется на разных
уровнях кладкой из кирпича Зб. Наконец, порталы собора, в которых А. И. Некра-
сов видел следы древних порталов храма Донского (особенно в южном) не дают ос-
нований для подобных заключений,— еще Н. В. Султанов справедливо приводил
их в качестве типичных образцов порталов XVII в.36 Кроме того, так как собор
XIV в., по описанию Павла Алеппского, имел подклет, порталы должны были
быть поднятыми высоко над землей 37. Все это, не говоря о совокупности других
весьма натянутых доказательств автором его гипотезы, подрывало доверие к ее
вероятности.
Обратимся к данным археологической разведки.
Ввиду того, что с севера и юга от собора существует капитальная отмостка,
раскоп был расположен у средней апсиды по центральной оси храма. Глубина шур-
фа —2,8—3 м\ на этой отметке лежит материковый грунт. Картина слоев здесь зна-
чительно сложнее, нежели у Воскресенской церкви; здесь нет могильных перекопов,
но зато вся земля пронизана строительными остатками и прослойками строительного
щебня.
Опишем сначала кладку основания апсиды. Под профилем цоколя идут 4 ряда
хорошо тесанного камня; они ступенчато расширяются книзу, образуя уступы
с нарастающим вылетом — 4 — 8 — 12 см. Ниже идет грубая нерегулярная кладка
из плохо обработанных камней с широкими швами, забитыми щебнем или мелкими
клиньями. Существенно, что в числе этих камней есть камни, тесанные по лекалу:
один из них явно от архивольта портала (полка с четвертной выкружкой), второй—
арочный (рис. 93, а).
В профилях шурфа читается следующая стратиграфия (рис. 93, б). От уровня 1
до 1,6—1,8 м залегает мощный строительный пласт битого кирпича и известкового
щебня, вплотную подходящий к кладке фундамента как раз при переходе от регуляр-
ной кладки из тесаного камня к грубой кладке основания. На уровне 1,7 м просле-
живаются крупные бутовые камни, лежащие плашмя, вплотную или с разрывами,—
может быть, поврежденная мостовая (?). Ниже, с отметки 1,8 м, у стены идет на-
клонная стенка врезанного в материк (на 0,8 м) котлована рва. Далее, в середине
шурфа в обоих профилях ясно выступает приподнятый участок нетронутого матери-
ка, на котором лежит слой чистой крошки белого камня и извести толщиной от 5 до
15 см, покрытый тонкой песчано-глинистой прослойкой. В восточной половине шур-
фа этот выступ материка обрывается пологой или крутой линией в какой-то котло-
ван, заполненный грязным песком с кусками мелкого кирпичного щебня в верхней
части и бутового камня и извести внизу.
Существенны также показания керамического материала. Во рву фундамента
и даже под последним нижним рядом кладки встречены лощеная и тонкая белогли-
няная керамика вместе с кирпичным щебнем. Это с совершенной ясностью показы-
вает, что существующий собор целиком выстроен заново,
196
93. Успенский собор в Коломне.
а — кладка фундамента апсиды; б — профиль раскопа у апсиды.
в новых, очевидно, рвах, и искать в его белокаменных нижних частях уцелевшие
стены храма XIV в. не приходится. При постройке 1672—1682 гг. был использован
пригодный камень древнего разобранного здания (в фундаменте мы отметили тесаные
камни от портала). Интересно, что и здесь, как и в слое у Воскресенской церкви,
встречено много обломков серой лощеной черепицы начала XVI в. По-видимому,
в связи со строительством кремлевских стен в 1525—1531 гг. были сделаны новые по-
крытия обоих кремлевских храмов.
Однако описанный выше выступ материка в середине шурфа со слоем чисто
белокаменного строительства показывает, что новый кирпичный
собор стоит на месте древнего. Керамика, собранная на этом участке и по его скло-
нам, близка курганному типу, но больше обломков красной средней керамики
с параллельным линейным орнаментом (XIV—XV вв.); в числе находок — ручка
большой амфоры-корчаги. Очевидно, остаток строительного слоя собора XIV в. был
прикрыт сравнительно нетолстым культурным слоем XIV—XV вв., который, воз-
можно, перекрывала мостовая той же поры на уровне 1,6 м.
Показания восточного раскопа об отсутствии под стенами существующего со-
бора стен храма XIV в. сделали излишней дальнейшие обследования стен снаружи.
Разведка внутри собора имела задачей проверить: 1) не сохранились ли внутри,
под современным чугунным полом, остатки стен собора XIV в. и 2) есть ли под полом
остатки предполагавшихся А. И. Некрасовым его «первоначальных» столбов?
Для этой цели в северном нефе собора между солеей и северо-восточным круглым стол-
бом был заложен раскоп 4,5 X 1,5 м\ он пересек целиком северный неф и прошел по
пространству между существующим и предполагаемым северо-восточным столбом,
выйдя в край центрального нефа 38.
197
Раскоп дал следующую
картину (рис. 94). Непосред-
ственно под полом лежит про-
слойка новейшего мусора,
просочившегося в щели плит;
встречаются мелкие куски
штукатурки с фресковой
росписью XVII в. Ниже идут
прослойки строительного му-
сора (известь, кирпич), пере-
мешанного с землей. Под ним
в северной половине раскопа
следует слой земляного грун-
та с кусками извести, кирпи-
ча, обломками чисто обра-
ботанного белого камня и
разнообразными фрагмента-
ми керамики, где, наряду
94. Успенский собор в Коломне. с поздней белоглиняной, есть
План и профиль раскопа в северном нефе. несколько фрагментов кур-
ганной и обломок ручки боль-
шой амфоры-корчаги. Види-
мо, это земля, вынутая при рытье рва под северную стену нового собора и попав-
шая частично на его внутреннюю площадь, причем, естественно, произошло сме-
шение разнородных материалов из перекопанного городского слоя XII—XVII вв.
Под этим слоем земли лежит довольно значительный пласт плотно слежавшихся
отесков и обломков белого камня частью с затвердевшим на них связующим раство-
ром; камень имеет ложчатые борозды; кирпичных обломков в этом слое вовсе нет,
но попадаются обломки фресковой росписи XIV в.39
Ниже, на дне раскопа, на глубине от 1,05 до 1,55 м лежат тесаные и полуоте-
санные белые камни также со следами раствора, плотно связанные слежавшейся
известью; этот завал камня начинается отступя 1 м от северной стены собора и кон-
чается в 3,8 м от нее, где он также прикрыт слоем известкового лома и отесков, спу-
скающимся вниз по линии развала. Отсутствие кирпичных обломков показывает,
что мы имеем здесь дело с развалинами белокаменного храма Дон-
ского.
Скопление тесаного камня обозначает развал его северной стены. Таким об-
разом, храм был несколько Уже существующего.
В южной части шурфа, против существующего северо-восточного столба — кар-
тина иная. Здесь под прослойками строительства XVII в. идет насыпной мусорный
песок с обломками кирпича, углем, пятнами глины — вплоть до дна раскопа (1,85 м).
Проба этого слоя в глубину показала, что он идет и ниже не менее чем на 1,5 м. Это
совпадает с указанием Павла Алеппского (см. ниже), что собор Донского имел глу-
бокие подвалы-подклеты. Никаких следов предполагаемого здесь А. И. Некрасовым
198
столба не оказалось, да это и понятно: он стоял бы почти вплотную к северной стене
разрушенного храма Донского.
В южном обрезе раскопа выступил развал плохо обработанного белого камня,
пересыпанный тем же мусорным песком; он не имеет следов раствора и, видимо, яв-
ляется неиспользованным камнем от строительства XVII в.40
Таким образом, разведки показали, что предположение А. И. Некрасова о на-
личии в основании стен существующего собора белокаменных кладок храма XIV в.—
ошибочно: существующее здание собора не имеет никакого отношения к первоначаль-
ному храму XIV в. Следовательно, это освобождает нас от необходимости пересмат-
ривать и опровергать всю аргументацию А. И. Некрасова, направленную на доказа-
тельство обратного. Вместе с тем рушится и вся крайне надуманная и антиисториче-
ская реконструкция автором собора Донского, которую сам он оценил как
«необыкновенно оригинальное архитектурное создание»41, а мы бы определили как
«произвольную фантазию» исследователя.
Теперь мы должны обратиться к описанию собора Павлом Алеппским, уже не
связывая этот текст с существующим зданием и дополняя его другими источниками,
которых А. И. Некрасов не привлек.
Павел Алеппский пишет: «Четвертая церковь, именно соборная, есть великая
церковь, кафедра епископа. Она весьма величественна и высока и как бы висячая;
в нее всходят по высокой лестнице с трех сторон, соответственно ее трем дверям. Она
вся из тесаного камня, приподнята на значительную высоту и кругом имеет кайму
скульптурной работы во всю толщу [ширину?] ее стен. Косяки дверей и окон похо-
дят на отшлифованные колонны — работа редкостная, так что косяки кажутся изящ-
ными, как тонкие колонны. Церковь имеет три высоких купола, снизу приподнятых.
Верх большого купола покрыт кругом красивыми, четырехугольными, резными из
деревянных досок фигурами в виде крестов величиною с ладонь. На куполах—позо-
лоченные кресты. Большой купол находится над хоросом, остальные два—над обоими
алтарями, ибо церковь имеет три алтаря как обыкновенно все их церкви. Один
из них во имя св. Димитрия; в нем имеются его иконы. Здесь постоянно
совершается литургия. Главный алтарь имеет три больших окна со стеклами...» 42. Да-
лее Павел Алеппский описывает амвон в центре собора, архиерейское место около
южного столба и иконостас, удивившие его «тощие» свечи, и, наконец, соборную ко-
локольню. Затем он возвращается к описанию внешнего облика собора, частью уже
цитированному выше. «Крыша как этой [соборной] церкви, так и всех вышеупомя-
нутых церквей, походит на кедровую шишку или на артишок: она ни плоская, ни
горбообразная, но с каждой из четырех стен церкви есть нечто вроде трех арок,
над которыми другие, поменьше, потом еще меньше кругом купола — очень кра-
сивое устройство. Все покрыто досками для защиты свода от дождя и снега дабы он
не портился. Под этой церковью много склепов и подва-
лов. Над нартексом есть еще ярус, где помещается казнохранилище
епископа...» 43.
Как и в отношении описания Павлом Алеппским Воскресенской церкви, можно
усомниться: был ли перед его глазами Успенский собор, созданный Донским, или
это была постройка, возникшая позже, например, в XVI в. ?
199
Приведем в этой связи относящиеся к Успенскому собору и неиспользованные
А. И. Некрасовым места из писцовой книги 1577—1578 гг. Прежде всего здесь храм
имеет очень существенный эпитет «Донской»: «В городе же на Коломне церковь со-
борная Успение пречистые богородицы Д о н с к а я...» Это наименование поддер-
живалось именем главной реликвии собора — иконы Донской богоматери, ставшей,
после победы над татарами, вторым после Владимирской иконы богоматери нацио-
нальным палладиумом Руси 44. Далее здесь упоминается придел Дмитрия, который
называет и Павел Алеппский: «Да у церкви ж у пречистые богородицы в приделе
в Дмитреи Великом». Наконец, писцовая книга отмечает хоры с двумя
приделами: «Да в соборной же церкви пречистые богородицы придел Леонтей Ро-
стовский чюдотворец на полате х... да... на полатех придел Никита
великий ...» 45
Из сопоставления данных Павла Алеппского и писцовой книги 1577—1578 гг.
с очевидностью явствует, что со времени его сооружения Донским и до 1682 г. собор
не перестраивался — он и именуется в XVI в. «Донским» и имеет придел «Дмитрия
великого». Это подтверждается и данными археологической разведки: в шурфе у
алтаря собора был прослежен лишь один, предшествующий постройке
1676—1682 гг., слой строительства из белого камня.
Теперь рассмотрим данные писцовой книги 1577—1578 гг. и описания Павла
Алеппского вместе, чтобы представить с возможной полнотой облик Успенского со-
бора 1379-1382 гг.
Прежде всего возникает вопрос о типе здания: был ли это небольшой четырех-
столпный храм или большой шестистолпный собор? Как показали наши разведки,
он был меньше существующего; его северная стена шла параллельно стене последне-
го на расстоянии 1 м, точно так же и алтарная апсида оказалась внутри новых стен,
заложенных на новом фундаменте. Можно, следовательно, думать, что также внутри
существующего собора оказались южная и западная стены древнего. Но и при этом
он был внушительным зданием, очень немногим уступая, например, Успенскому со-
бору во Владимире (в его первоначальном виде 1158—1160 гг.). Внутренние размеры
последнего равны 15,2x24,9 м; предполагаемые внешние размеры Коломенского со-
бора примерно равны 15,6x25,38 м49. Павел Алеппский с полным правом мог наз-
вать его «великой» и «величественной» церковью. Следовательно, храм Донского был
большим шестистолпным городским собором, первым в XIV в. (все московские собо-
ры Ивана Калиты были четырехстолпными) и единственным во всем московском
зодчестве XIV—XV вв. Характерно и само посвящение собора Успению, как крем-
левского храма Калиты и как собора Андрея Боголюбского во Владимире. Но если
собор Калиты следовал «образцу» сравнительно небольшого Георгиевского собора
1230—1234 гг. в Юрьеве-Польском и лишь своим посвящением указывал на пре-
емство значения владимирского епископского и митрополичьего собора, то собор
Донского в Коломне впервые ставил задачу приблизиться и к масштабам централь-,
ного памятника великокняжеского Владимира. Возможно, что к этой мысли толкало
и наличие во враждебной Твери большого шестистолпного Спасского собора.
Успенский собор, по словам Павла Алеппского, имел в нижней части «склепы и
подвалы», т. е. большой подклетный этаж. Его наличие установлено и нашей раз-
200
95. Успенский собор в Коломне (по гравюре А. Олеария).
в едкой. Вход «по высокой лестнице с трех сторон» может быть истолкован дво-
яко. Это могли быть лестницы к каждому из порталов (ср. «высокие степени» у
тверского Спаса), или же храм был окружен галереей на арках с одной лест-
ницей с запада, к чему склоняет замечание Павла Алеппского, что храм «как
бы висячий» 47. Почти современный Коломенскому собор Голутвина монастыря
имел галерею с трех сторон (см. ниже).
Далее Павел Алеппский указывает на наличие в соборе нартекса, а над ним
«есть еще ярус, где помещается казнохранилище епископа». Писцовая книга упоми-
нает «полати» с двумя приделами на них — Леонтия и Никиты. Следовательно,
в западной четверти храма были хоры, ставшие в XVII в. епископской ризницей.
Возможно, что пространство под ними отделялось от помещения для молящихся
суженными арочными проемами, что и дало Павлу Алеппскому повод говорить
о нартексе как особом помещении. Так как Павел Алеппский говорит о трех
закомарах с каждой стороны храма, то следует заключить, что его нартекс
был пониженным, а его закомары были обращены на запад.
С востока к основному объему храма примыкали, скорее всего, три обычные ал-
тарные апсиды. У нас нет никаких оснований решать этот вопрос иначе, —напри-
мер, так, что средняя апсида была большой и высокой, а боковые — пониженными48,
тем более что сам Павел Алеппский отмечает «обыкновенность» устройства трой-
ного алтаря Коломенского собора («как обыкновенно все их церкви»). В апсиде диа-
коника и помещался придел патрона князя Дмитрия — «Дмитрия великого».
С этим связан вопрос о размещении трех глав собора. Над пониженными нар-
тексом и апсидами поднималась симметричная, квадратная в плане, основная часть
201
96. Успенский собор в Коломне. Вариант реконструкции.
храма. Над пересечением центральных нефов возвышалась большая глава. Две
малых, по-видимому, помещались над угловыми ячейками квадрата (это и будет,
по Павлу Алеппскому, «над боковыми алтарями»), образуя асимметричную компози-
цию верха, повторение которой мы встретим позже в ряде памятников конца XVb.—
начала XVI в. 49 Павел Алеппский особо отмечает, что все три главы были
«снизу приподняты»; трудно решить, что следует разуметь под этим определением —
выдвижение ли барабанов на особых постаментах, или что-либо иное; но, во всяком
-случае, эта ремарка очевидца вновь подчеркивает вертикальную направленность
композиции храма (церковь «весьма величественна и высока»). Центральная глава
202
была покрыта (в начале XVI в.) городчатой серой лощеной черепицей, которую
Павел Алеппский принял за «четырёхугольные резные из деревянных досок фигуры
в виде крестов величиной с ладонь».
Наибольший интерес представляет приведенное выше описание Павлом Алеп-
пским композиции перекрытия храма, которое, как и в Воскресенской церкви,
напоминало «артишок» или «кедровую шишку». Дополнением к описанию Павлом
Алеппским верха Успенского собора служит рисунок Коломны, приложенный к
«Путешествию» А. Олеария50. Здесь панорама города представлена с северо-восточ-
ной стороны из-за Москвы-реки (ошибочно названа «Осса fluvius») и Коломенки, куда
кремль обращен фронтом от северо-восточной «наугольной» Свибловой «стрельни»
и далее на запад до «грановитой» Коломенской башни. Среди многочисленных храмов
выделяются своей высотой справа, в западной части кремля, шатер церкви Брусен-
ского монастыря, а слева—весьма странной формы верх Успенского собора (рис. 95).
Он обобщен в виде куполообразного покрытия с маленькой главкой наверху и тремя
вытянутыми «закомарами». Эта форма, видимо, передает общее впечатление «припод-
нятого» ярусного завершения собора: «Над каждой из четырех стен церкви есть не-
что вроде трех арок, над которыми другие, поменьше, потом еще меньше кругом
купола».
Собор имел композицию перекрытия, подобную верху собора Симонова мо-
настыря 1378—1404 гг., как это и показано на его реконструкции (рис. 96).
4
Обратимся к некоторым данным, позволяющим предполагать существование
в Коломне еще нескольких белокаменных построек XIV в.
За коломенским торгом, на месте существовавшей до недавнего времени кирпич-
ной Спасской церкви 1693 г., располагался упомянутый выше древний Спасский
монастырь.
Он известен уже в XIV в. как монастырь очень значительный, так как его
игумен Мартин имел сан архимандрита (известие 1379 г.) 51. О постройке здесь
храмов в XIV в. нет сведений. Однако уже писцовые книги 1577—1578 гг. отмеча-
ют в монастыре каменный собор с приделом Обретения главы Иоанна Предтечи и ка-
менную же трапезную церковь Происхождения креста б2. Эти здания и сменила но-
вая Спасская церковь 1693 г., имевшая, подобно Воскресенской церкви, в нижних
частях белокаменную кладку. А. И. Некрасов стремился найти в ней следы храма
XIV в.б3, хотя было очевидно, что данное здание принадлежит целиком позднейшей
поре и имеет характерную для среднерусского зодчества XVI—XVII вв. двухстолп-
ную конструкцию54. Однако следует отметить, что под западным притвором этого
храма был обнаружен белокаменный склеп, содержавший две белокаменные гроб-
ницы 5б, подобные саркофагам Боголюбова и Суздаля XII в. и гробницам XIV в.
из притвора собора Спаса на Бору в Москве56. Весьма вероятно, что этот склеп —
остаток древнего белокаменного храма Спасского монастыря XIV в., в котором уже
тогда погребались какие-то важные лица.
203
97. Резной камень из церкви на Городище
под Коломной
С памятниками Коломны свя-
зан и до конца не ясный вопрос
о применении в них резного кам-
ня. В северной стене церкви на
Городище под Коломной (церковь
относится к концу XV в.— нача-
лу XVI в.) 67 был вставлен бело-
каменный рельеф, находящийся
теперь в экспозиции Коломенско-
го краеведческого музея. Рельеф
(рис. 97) высечен на поверхности
правильно отесанного блока плот-
ного известняка (размер по ли-
цевой стороне — 44x32 см)\ хвос-
товая часть блока гладкая. Высо-
та рельефа — 2 — 2,5 см. Первый
автор, обративший внимание на
этот рельеф,— Н. Иванчин-Писа-
рев — считал его изображением
дракона или грифона, высеченным,
на стене храма татарами Батыя! 58 А. И. Некрасов видел в нем изображение
барса — эмблему владимирского великокняжеского дома бв. Ю. П. Кивокурцев
поддерживая мнение А. И. Некрасова, сравнивал рельеф по трактовке туловища
и хвоста с грифоном из Покрова на Нерли в0.
Вопреки мнению исследователей, рельеф изображает не барса и не грифона, а
единорога — об этом говорят острый отросток на носу и хорошо переданные копыта.
Во владимирской пластике изображений единорога нет 81. Фактура и стиль резьбы
также несравнимы с владимирскими — фигура почти лишена дополнительной раздел-
ки и своей ровной округлостью напоминает народную деревянную резьбу; только
поперечные штрихи намечают как бы седло, увеличивая сходство с народными
«коньками». Налицо значительный отход от искусства XII в. в сторону народного
упрощения образа. Найденный в северном раскопе маленький обломок резного
камня позволяет думать, что рельеф с единорогом был не одинок.
Раствор, на котором рельеф был вставлен в нишу стены около северной двери,
тождествен раствору кладки самой стены. Следовательно, он вставлен при построй-
ке храма в начале XVI в. Но едва ли он был и сделан в это время. В архитектуре XV—
XVI вв. неизвестны подобные звериные изображения; есть лишь сведения о скуль-
птурах религиозного содержания, каковы, например, изваяния Георгия на Спас-
ских воротах Московского кремля или не сохранившиеся скульптурные изображе-
ния богоматери и Ивана Богослова на башне кремля Коломны 82. Интерес к фигурам
животных в архитектурной декорации возникает лишь в XVII в. (например, резные
медальоны в ширинках церкви Воскресения на Дебре в Костроме или коньки про-
ездных ворот Горицкого монастыря в Переславле-Залесском)83. Следовательно, оста-
ется предположить, что рассматриваемый рельеф принадлежал какой-то белокамен-
204
ной церкви, построенной в самой Коломне или на Городище под ней в XIV в. В свете
приведенных выше данных о переносе каменного строительства во второй половине
XIV в. в Коломну и Серпухов это предположение может не вызывать особых сомне-
ний. Весьма вероятно, что этот храм был именно на Городище — владении коло-
менской епископии. Среди первых коломенских епископов мы находим двух выход-
цев из монастырей старой Владимирской земли: епископ Филимон (ок. 1360—1375)
был, как полагают, из Горицкого монастыря в Переславле-Залесском, епископ Па-
вел (1389 —1392) — из владимирского Рождественского монастыря64. Существенно
напомнить, что в это время и сам Дмитрий Донской и его жена Евдокия суздаль-
ская проявляют большое внимание к древним храмам Владимира; известны их вкла-
ды во владимирский Рождественский монастырь, а богато украшенный резным кам-
нем Дмитриевский собор становится объектом особых забот княжеской власти65.
Все это может объяснить и запоздалое появление в убранстве исчезнувшего бело-
каменного храма XIV в. под Коломной отдельных резных камней.
Относительно постройки каменных храмов в пригородных монастырях под
Коломной мы располагаем лишь довольно смутными данными66. Они более определен»
ны для Голутвина монастыря. В «житии» Сергия сообщается, что он по просьбе
князя Дмитрия посетил Коломну и по «великом совете» выбрал вместе с князем место
для монастыря и «тако основание положи церкви во имя святого Богоявления и ско-
ро совершена бысть и зело угодна и красна». Это был первый деревянный храм.
Далее ученик Сергия Григорий, оставленный им в новом монастыре, «устрой мона-
стырь б ысть церкви камеи авославу Христу богу ив похвалу угоднику
его и прозвася Голутвино»67. В варианте — иначе: Григорий устроил «монастырь честен
зело от всех и великому князю възлюблен и доныне исполнен блага и по време-
ни церковь създана бысть камена еже есть и донын е»68.
Эти свидетельства «жития», составленного в середине XV в., дают достаточно
твердое основание считать, что каменный храм был построен Григорием еще до
смерти Дмитрия Донского.
Писцовая книга Коломны 1577—1578 гг. описывает в Голутвине монастыре
«церкви: Богоявление... камена, а другая церковь Сергей чюдотворец с трапезою
с каменою ж, трапеза ветха, всход оболился, а под ними подклеты камены...»69.
Едва ли перед нами новые постройки XVI в.70; даже трапезная церковь, дата кото-
рой неизвестна, обветшала. В следующем столетии в монастыре побывал Павел
Алеппский. «... Нас... ввели, — пишет он, — в большую церковь в честь божест-
венного Богоявления... Всход в эту церковь чудный, высокий, с трех сторон; кру-
гом — галерея с тремя дверями. Церковь весьма древняя... [трапеза]
весьма древняя и красивая, в честь одного из новых святых, по имени Сергий; как
нам о нем рассказывали, он... и построил эту церковь. Монастырь от»
носится к его же времени» 71. Интересно, что и трапезную церковь относили к по-
стройке Сергия, что неверно, но вполне вероятно, что она была построена Григорием
после собора. Сергий начал почитаться сразу после смерти, а в середине XV в.
он уже числился в числе русских «великих чудотворцев» 7а. Таким образом, кроме
собора, построенного, несомненно, в XIV в., есть основание относить к этому же
времени и сооружение каменной трапезной церкви Голутвина монастыря.
205
Н. Иванчин-Писарев пишет, что «храм, построенный на месте первобытного, ве-
личественен и обширен. В подвалах его еще видно место заложенного св. Сергием:
небольшой четвероугольный обвод из камней в виде фундамента»73.
Гораздо скуднее сведения о зданиях Бобренева монастыря; они не позволяют сде-
лать каких-либо заключений об их характере и дате74.
Таким образом, Коломна во второй половине XIV в., действительно, являлась
центром большого каменного строительства, связанного с выдающимся значением
города в подготовке борьбы с Ордой. Можно предполагать, что первым каменным зда-
нием был не известный по имени епископский храм, от которого происходит рельеф
церкви на Городище; однако это лишь домысел, настаивать на котором нельзя. До
1366 г. на княжеском дворе возникла белокаменная Воскресенская церковь. Далее
в конце 70-х годов был построен белокаменный собор Голутвина монастыря. Возмож-
но, что каменным был храм Спасского монастыря. Наконец в 1379—1382 гг. Дмит-
рием Донским был сооружен большой Успенский собор в кремле.
Судить с полной точностью об облике этих памятников мы не можем, в них мно-
гое спорно; лишь сочетая показания письменных источников с данными очень огра-
ниченных археологических разведок, мы могли составить общее представление
о первоначальном виде Воскресенской церкви и Успенского собора. Однако и эти
неполные, «пунктирные» контуры исчезнувших зданий времени Донского позволяют
сделать существенные выводы (см. гл. XIV).
5
Менее твердыми данными мы располагаем о значительном строительстве, развер-
нувшемся во второй половине XIVb.в Серпухове75. Наряду с Коломной, Серпухов был
важнейшим узлом русской обороны на Оке. Князь Владимир Андреевич, как гово-
рилось выше, в 1374 г. построил здесь дубовую крепость. Но этому предшествовала
основание под Серпуховом двух значительных монастырей.
В 1360—1362 гг. митрополит Алексей поставил в исключительно живописной
местности на правом берегу реки Нары под Серпуховом Введенский Владычный мо-
настырь76. В год же постройки Серпуховского кремля в 1374 г., по просьбе князя
Владимира, Сергий Радонежский поставил на другом, левом берегу Нары, почти
напротив, Высоцкий монастырь77. Как и в Коломне, расположение этих монастырей
ясно показывает их стратегический смысл — они прикрывают подступы к Серпухову
с юга по обоим берегам Нары. Но в то же время постройка этих двух монастырей на
важнейшей линии обороны от степи — Оке играла и большую идеологическую роль.
Летописи оставляют нас в неведении, были ли построены здесь каменные храмы.
Однако «Сказание о зачале Владычня монастыря, что в Серпухове», известное в спи-
сках конца XVII в., свидетельствует, что первый игумен монастыря Варлаам «по
времени и каменную церковь состави такожде и трапезу в лето 6870»,
т. е. 1362 г.78
Относительно каменного строительства XIV в. в Высоцком монастыре сообщает
также лишь поздний источник «Слово о житии» Афанасия Высоцкого. Здесь расска-
зывается, как сначала, в 1373 г., был очищен лес и поставлены кельи и деревян-
206
ная «церковь мала», а затем «во осьмое лето», по приходе Афанасия в Серпухов,
князь «Владимир Андреевичь... созда церковь камеи ну и трапезу братии
с церковию теплою и устрой всякою лепотою тыя»79. Следовательно, храмы были
построены якобы около 1381 г., что едва ли могло быть сразу после Куликовской битвы
и накануне нашествия Тохтамыша. Это могло произойти или до 1380 г., или спу*
стя некоторое время после 1382 г. Нам представляется вероятнее первое. Авторы,
писавшие о монастыре, принимают эту версию «Слова», прибавляя, что каменный
храм освящал якобы сам митрополит Киприан80.
Наконец, под 1380 г. перед повестью о Куликовской битве летописи отмечают по-
стройку большого собора Троицы в Серпухове: «Июня в 15... священа бысть церкви
соборная во имя святыя Троица в граде Серпохове, юже созда христолюбивый князь
Володимер Андреевичь»81. Очевидно, это был деревянный храм. Подчеркивая спеш-
ность этой постройки, П. Симеон писал: «Между тем в Серпухове, в новом городе,
торопятся окончить работу: тодорубливают собор... Троицы»82. Его посвя-
щение было, возможно, связано с желанием повторить посвящение собора Троице-
Сергиева монастыря, игравшего столь важную роль в идеологической подготовке
Куликовской победы.
XII
СТРОИТЕЛЬСТВО В НИЖНЕМ НОВГОРОДЕ
1
В княжение Дмитрия Ивановича одновременно с обширным строительством
Москвы на некоторое время возобновляется строительство в Нижнем
Новгороде — столице Суздальско-Нижегородского княжества, выступавшего сопер-
ником Москвы.
Выше (гл. III) мы видели, что нижегородские князья в первую очередь озаботи-
лись возобновлением белокаменных храмов начала XIII в. В 1350—1352 гг. князь
Константин Васильевич перестроил собор Спаса, сохранивший старое убранство —
полы из медных плит и «писанные златом» медные врата. Его сын и наследник Анд-
рей Константинович в 1359 г. воздвиг на месте древнего придворного храма Михаила-
архангела новый дворцовый собор.
Если о Спасском соборе нельзя сказать ничего определенного, а его место не
установлено, то относительно дворцового Архангельского храма наука располагает
теперь археологическими данными.
В гл. III мы охарактеризовали стратиграфию памятника и частично коснулись
здания 1359 г. Раскопки показали, что его план почти полностью повторяет план су-
ществующего здания 1631 г. Лаврентий Возоулин использовал старые фундаменты
андреевской постройки (см. рис. 24). Остановимся подробнее на них, учитывая наибо-
лее полные данные о вскрытии оснований северной стены внутри и снаружи. Как
мы помним, слой строительства 1359 г. связывает между собой верх фундаментов
столбов храма и его стен, ясно показывая их единовременность (см. рис. 26, а). Еди-
нообразны они и по технике, и по раствору, отличающемуся от раствора XIII в.
(с цемянкой, песком и углем) своей чистотой и белым цветом.
Раскрытие внутренней поверхности фундамента северной стены (рис. 98) пока-
зало, что под тремя рядами стеновой белокаменной кладки 1631 г. из перетесанного
старого камня (в том числе— алебастра) идет верхний ряд кладки фундамента из грубо
обработанных плит белого камня, сопровождаемый нависающей «губой» белого из-
весткового раствора. Ниже в кладку пущены куски колотого стенового камня впере-
межку с необработанными кусками туфа. Любопытно, что с уровня вхождения фун-
Примечания к главе 11 см. стр. 511—512.
208
98. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде.
Фундамент северной стены.
дамента в материк и ниже выложена своеобразная «полуколонка» шириной 20 см
с вылетом в 15 см, идущая до подошвы. Верх «полуколонки» почти совпадает по уров-
ню (3,7 м) с отметкой подошвы северо-восточного столба (3,64 ле). Какой смысл имел
этот явно сознательно выложенный выступ — не ясно. Строители князя Андрея
учли опыт и ошибки своих предшественников, — в частности, слабость мелко зало-
женного фундамента, — и, использовав старые рвы, откуда выбрали плохо связан-
ный раствором камень, углубили их против прежних (3,8 ле) на 1 ле (4,8 ле).
Стремление строителей обеспечить прочность их постройки сказалось и в харак-
тере связующего раствора При всей его засоренности остатками раствора 1227—
1229 гг., попадавшими в кладку вместе со старым камнем и отдельными обломками,
с чем связано наличие и здесь случайных включений цемянки, — раствор 1359 г.
очень жирный (весовое отношение извести к наполнителю — мелкому песку: 1:2;
1,8:1; 1:1,5). Раствор оснований восточных столбов содержал следы органических
соединений типа альбуминатов (белковых веществ животного происхождения);
это свидетельствует о добавке в раствор молочной сыворотки или молока, сообщав-
ших извести водоупорные качества. Подобный раствор был в ростовском Успенском
соборе 1161—1162 гг. (см. т. 1,гл. XVII). Этой особенности нет в растворе оснований
стен, отличающемся особой механической прочностью (в среднем—8,4 км/см2)', ме-
стами характерно включение в раствор мелкого кирпичного или гипсового щебня,
играющего армирующую роль в массе раствора. Раствор образует почти монолит или
искусственный камень высокой прочности.
Дополнительный материал к восстанавливаемой картине строительства 1359 г.
дал наружный раскоп в углу между северной стеной и западной стеной северного
притвора (рис. 99). Здесь культурный слой был полностью нарушен двумя моги-
лами, ямы которых идут почти непосредственно из-под дернового покрова и вплоть
14 Н. Н. Воронин, т. II
209
99. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде,
а —фундамент северного притвора; б — фундамент северной стены
(буквой А обозначены блоки алебастра).
до материка. Интерес представляет лишь внешняя поверхность вскрытого до основа-
ния фундамента храма и притвора. Глубина их заложения различна: у притвора она
меньше (4,25 м), чем у стены (4,8 м) на 0,55 м. У фундамента притвора прослежены
следы рва, край которого отстоял на 20 см от забутки.
Кладка фундамента по материалу и фактуре делится на две зоны. В верхней зоне
преобладает колотый стенной камень, в нижней (с уровня 3,45 м) — кладка образу-
ет горизонтальный уступ шириной 10 см, ниже которого идет кладка из постелистых
плит туфа, булыжника и небольшого количества околов стенного камня. Эту разни-
цу можно объяснить. Строители разобрали храм 1227 г.; камень из стен был сложен
поблизости от оснований храма, затем выбрали забутку рвов и бут сложили в ту же
гряду колотого стенового камня. Рвы сделали глубже на 1 м и в нижнюю часть за-
бутки вновь пустили лежавший поверх стенового камня туф, а выше в забутку пошел
и колотый тесаный камень. Мастера вели дело очень экономно и рационально, не про-
изводя лишних работ. Тот же характер кладки фундамента прослежен и у южной
стены.
Экономия материала и труда сказалась и в том, что фундамент под восточной
стеной с проходами в алтарную часть был сделан не сплошным, но с разрывами
в местах проходов в алтарь и жертвенник.
210
Аналогичный по технике и материалу фундамент вскрыт в правой части алтар-
ной апсиды; здесь он лишь мельче (4,15 ле), чем подошва фундамента северной стены
храма (4,8 ле), на 65 еле. Мастера учитывали разность нагрузки на фундамент.
Точно так же подошва фундамента восточных столбов (3,64 ле) мельче основания
фундамента стен (4,8 ле) на 1,16 ле. Фундаменты столбов не равны друг другу: север-
ный — квадратный (1,4 х 1,4 ле), южный — не квадратный (1,4х 1,6 ле). У обоих
100. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Фундамент апсид.
столбов над забуткой положены толстые белокаменные плиты, образовавшие
платформу для наземной части кладки самого столба.
Никаких следов западных столбов храма не сохранилось. Однако их место хоро-
шо определяется из расчета квадрата подкупольного пространства. Видимо, строите-
ли понадеялись на прочность оказавшихся внутри храма фундаментов 1227 г. и зало-
жили столбы непосредственно на их кладку. Эта экономия, очевидно, сослужила пло-
хую службу.
После пожара 1378 г. наиболее разрушилась именно западная часть храма:
здесь плиты кирпичного пола не только особенно разбиты, но и сильно вдав-
лены от ударов рушившихся и падавших камней. Растрескавшийся камень запад-
ных столбов был, очевидно, начисто выбран при строительстве 1631 г., а также при
позднейших захоронениях в XV—XVIII вв.
Конфигурация алтарной части существующего храма, использовавшей алтар-
ные фундаменты 1359 г., далеко не точно передает их очертания. При раскопках сна-
ружи храма, к востоку от апсид, был обнажен их фундамент, выполненный в том же
материале и технике, что и остальные фундаменты 1359 г. (рис. 100). В плане он об-
разует уплощенную трёхлопастнуто кривую. Загадочен выступ этого фундамента
в юго-восточном углу, нарушающий рисунок апсид (см. выше рис. 24). Каким был
абрис наземной части апсид собора 1359 г., — мы точно не знаем. Возможно, что
колонки в углах между апсидами, сделанные в 1631 г., повторяют прием зда-
ния 1359 г.
Изложенные данные показывают, что строители князя Андрея стремились с воз-
можной точностью воспроизвести в новом здании облик первоначального, разобран-
ного ими храма 1227 г. Они клали основания стен и столбов в старые рвы и котлованы
1227 г. Повторили они и крестообразный план с тремя притворами. Однако, судя по
вскрытым с востока и запада фундаментам северного притвора2, боковые притворы
14*
211
о Зм
।__।—।—।
101. Церковь Михаила-архангела в Нижнем
Новгороде. Схема реконструкции здания 1359 г.
1 — открытые части; 2 — реконструируемые части.
были сдвинуты к западу от оси
здания (если считать, что подку-
польные столбы образовали квад-
рат и что не сохранившаяся их за-
падная: пара не была сдвинута к
западу). Условная схема рекон-
струкции плана собора 1359 г. дана
нами по контурам фундамента
(рис. 101). При некоторой неу-
вязке расположения притворов и
столбов, храму 1359 г. нельзя от-
казать в более изящной компози-
ции по сравнению с храмом 1227 г.
Возможно, что отмеченное рас-
хождение расположения столбов
с осью боковых притворов не было
случайностью или результатом
какой-то погрешности мастеров.
Несколько позднее в москов-
ском зодчестве мы встретим созна-
тельно примененный прием сме-
щения столбов и несомой ими
главы с поперечной оси четверика
с целью поставить главу по центру
всего объема (вместе с апсидами).
Мы ничего не знаем о внешнем облике собора!359 г. Можно упомянуть лишь об
одной детали. В слое разрушения здания и постройки храма 1631 г. у средней алтар-
ной апсиды было найдено несколько фрагментов тесанного из белого камня обрамле-
ния киота, сохранившего следы краски и позолоты. Весьма вероятно, что обра-
щенный к центру кремля восточный фасад Архангельского собора был украшен
фресковым изображением Михаила-архангела, обрамленным профилированным
киотом.
В том же слое разрушения храма 1359 г., но внутри здания были собраны об-
ломки фресок белого, желтовато-охристого, серого и темно-синего тона. Дворцовый
собор был расписан, хотя в письменных источниках нет упоминания об этом.
Но наиболее эффектным и необычным в дворцовом храме князя Андрея было
убранство его пола, прослеженное, главным образом, в средней трети храма
и апсидах жертвенника и диаконика (рис. 102). Он был выстлан крупными кир-
пичными плитами (29x29x5 см), уложенными на слой глины, нанесенный на вы-
ровненный и уплотненный слой строительной щебенки. Большинство плит было
украшено углубленным орнаментом, представлявшим варианты шестиконечной
звезды, вписанной в круг или шестиугольник. Всего среди сохранившихся
плит — шесть вариантов мотива (рис. 103). Орнамент не отформован в матри-
це, но резан по подсушенному сырцу, затем плита шла в обжиг: у орнамента
212
102. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде.
Кирпичный пол диаконика.
о ' , 25см
।-----L --------1_____1_____।
103. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Резной кирпич пола.
четкие острые кромки, в углубленных полях узора видны следы ножа; порой дно
углубленного рисунка нарочно сделано шероховатым с целью усилить сцепление
с плитой заполняющего углубление тонко тертого белого состава. Его кусочки места-
ми уцелели на исколотых плитках; это чистый гипс. Им же были заполнены швы меж-
ду кирпичными плитами, причем кромка раствора была тщательно скруглена и выгла-
жена, образуя тонкие белые валики между кирпичами. Таким образом, пол представ-
лял собой как бы кирпично-красный ков ?р с белым геометрическим узором, заклю-
ченным в белые клетки. Крайняя разрушенность пола, большие лакуны в его настиле
не позволяют восстановить орнаментальную систему в целом, порядок укладки и ком-
бинации плиток, различных по узору. Такое убранство пола уникально в древнерус-
ском зодчестве.
Самый мотив орнамента — шестиконечная звезда — равно как и техника резно-
го кирпича заставляют прежде всего вспомнить резьбу по ганчу в архитектуре Сред-
ней Азии и Азербайджана. Однако резной ганч никогда не применялся для выстилки
полов; для этой цели он был очень хрупок. Да и звезда в орнаментике всегда вось-
миконечна. Сама техника резного кирпича неизвестна на Востоке 3.
Таким образом, и по технике, и по мотивам пол Архангельского собора — само-
бытное явление, хотя и перекликающееся с мотивами восточного декоративного
искусства, что вполне понятно в условиях восточных связей Нижнего Новгорода по
волжскому пути. Поэтому, скорее всего, можно предположить, что творцом этого не-
виданного кирпичного ковра был какой-то русский, нижегородский мастер, видев-
ший ганчевую орнаментику, но создавший на основе своих впечатлений совершенно
самостоятельную художественную и техническую систему.
Нельзя не отметить, что самый принцип красно-белого узора напоминает рус-
скую народную вышивку.
Как говорилось выше (гл. III), Архангельский собор прожил недолгую жизнь.
Черные следы страшного пожара, жирные пятна раздавленного угля, отдельные
головни местами перекрывают исколотые плиты узорчатого пола. Видимо, это пожар
1378 г. Храм не восстанавливался. Кратковременный подъем Нижегородского кня-
жества близился к концу. Храм некоторое время еще функционировал — в нем, по
крайней мере, совершаются погребения, о которых напоминают памятные маленькие
аркосолии в стенах западной части существующего здания. Остатки четырех ист-
левших погребений были прослежены в северо-западном углу храма 4. Однако па-
мятник быстро разрушался и, наконец, был разобран каменщиками Лаврентия
Возоулина.
2
Почти одновременно со строительством белокаменного кремля Москвы нижего-
городские князья делают попытку создать каменную крепость и в своей столице.
В 1365 г. князь Борис Константинович «заложи город сыпати»5. Нижегородский ле-
тописец поясняет, что князь Борис «повеле ров копать, где быть каменной городовой
стене и башням»*. Однако это мероприятие тут же прекратилось в связи с поражением
князя Бориса в борьбе за нижегородский стол с братом Дмитрием, поддержанным
Москвой 7. Работы по строительству крепости возобновились лишь в 70-х годах
213
Р' Волга
104. Схема плана Нижегородского кремля (по С. Л. Агафонову).
1 — Спасский собор XIII—XIV вв.; 2 — Спасский собор XVII в.; 3 — церковь Михаила-
архангела XIII—XIV вв.; 4 — церковь Николы «на бечеве».
в обстановке роста ордынской опасности. В 1372 г. «князь Дмитрий Костантиновичь
заложи Новьгород камеи»8. Нижегородский летописец снова уточняет, что.князь «по-
велел делать каменную стену и зачаты Дмитриевские ворота»9. Следовательно, в пер-
вую очередь начали стройку юго-восточной линии стен крепости, обращенной к на-
горному плато и представлявшей наиболее угрожаемый участок. Однако, крепость,
видимо, не была закончена — никаких упоминаний об этом нет. Вероятно, в какоп-то
степени была достроена лишь часть нагорной юго-восточной стены.
В существующем кремле г. Горького (1500—1511) в нижних частях этого звена
стены между Коромысловой (юго-западной) и Георгиевской (северо-восточной) баш-
нями на высоту от 5 до 8 ле сохранилась белокаменная кладка из постелистых бло-
ков туфа на известковом растворе. Высказанное предположение, что это остатки
крепости XIV в., использованные при строительстве начала XVI в., — не подтвер-
дилось10. С. Л. Агафоновым предложена очень убедительная гипотеза, что Нижего-
родский кремль в XIV в. был меньше по площади в сравнении с существующей
214
105. Церковь Благовещенского монастыря
в Нижнем Новгороде (по иконному изображению).
крепостью 1500—1511 гг., и его
стены и ворота лежали внутри
кремля XVI в. (рис. 104)11.
Видимо, тонко продуман-
ная политика московского пра-
вительства, привлекшего сим-
патии нижегородских горожан
энергичной защитой от ушкуй-
ников, была косвенной причи-
ной внимания князя Дмитрия
Константиновича к посаду сво-
ей столицы. Здесь, на Нижнем
Посаде, «в торгу», к северо-за-
паду от крепости, при впадении
Почайны в Волгу, в 1371 г.
князь «постави церковь камену
святаго Николы на бечеве» 12
(см. рис. 104). Названное здесь
место постройки указывает, что
храм Николы — покровителя
путешественников и купцов —
был поставлен почти на бере-
гу, которым шли «бечевой» бур-
лаки 13. Что представляла со*
бой эта церковь, — мы не знаем:
в 1520 г. она погорела, была
возобновлена, в 1860-х годах
разобрана и заменена новой, в
свою очередь разобранной в
наши дни 14.
О последней, возведенной
в Нижнем Новгороде каменной
постройке сообщает Житие ми-
трополита Алексея. После основания Андроникова монастыря в Москве митро-
полит «шествие творя в Нижний Новоград и тамо церковь камену
прекрасну воздвижево имя... Богородица... Благовещения, и ту тако же
всяческими добротами украсив и монастырь устроив»15. Сооружение этого каменного
храма относится, по-видимому, к 1370 г., когда митрополит Алексей, во время осады
Москвы Ольгердом, был в Нижнем и крестил там сына князя Бориса Константино-
вича16. За пять лет перед этим — в 1365 г. — митрополит отнял Нижегородскую
епископию у владыки Алексея 17, и постройка нового храма в домовом митрополичьем
монастыре должна была упрочить престиж власти митрополита в Нижнем и авто-
ритет Благовещенского монастыря — передового оплота миссионерской работы
в Поволжье 18.
215
Вероятнее всего, что поездка Феофана Грека в Нижний Новгород (после 1378 г.)
была связана с поручением ему росписи митрополичьего храма 19.
Никаких следов этого памятника не сохранилось, хотя он дожил до XVII в.
Существующие храмы Благовещенского монастыря принадлежат XVII столетию.
Единственным источником для суждения о древнем здании 1370 г. является его изо-
бражение на створе киота хранившейся в монастыре иконы митрополита Алексея,
изданное Макарием (рис. 105) 20. Сам киот не сохранился и судить о времени его
живописи мы не можем, но чрезвычайная декоративность и фантастичность изобра-
женного здесь храма указывают на позднюю дату киота. Е. В. Голубинский обратил
внимание на это изображение и в своем списке каменных церквей XIII—XIV вв.
отметил, что храм был «особенной замечательной архитектуры» 21. Если полагать,
что иконописец сохранил в своем вычурном рисунке какие-то черты реальности, то,
учитывая данные об архитектурных формах храмов XIV—XV вв., к этим реальным
подробностям можно отнести значительную высоту храма, его закомарное покрытие,
наличие в основании барабана главы над закомарами второго яруса закомар или ко-
кошников, членение фасада по горизонтали узорчатыми поясами, которые показаны
также и в верхней части апсид22. Стена с высокой арочной дверью на переднем плане,
по-видимому, изображает монастырскую ограду. Можно, таким образом, считать,
что построенный митрополитом Алексеем в Нижнем Новгороде каменный храм сле-
довал складывавшемуся в Москве архитектурному стилю; возможно, что и мастер для
постройки был приведен митрополитом из столицы.
Близкое соседство дат (1370—1371) позволяет думать, что и церковь Николы
«на бечеве» создали те же митрополичьи зодчие.
Более сомнительны сведения о постройке в 1352 г. посланным из нижегородско-
го Печерского монастыря иноком Евфимием белокаменной церкви во вновь основан-
ном Спасском монастыре в Суздале 23. Вероятнее полагать, что как монастырь, так
и его храм первоначально были деревянными.
ДЕРЕВЯННОЕ ЗОДЧЕСТВО
XIV — XV ВВ.
Для того, чтобы понять и оценить источники развития каменного зодче-
ства Северо-Восточной Руси в XIV—XV вв., необходимо, хотя бы в самых
общих чертах, рассмотреть вопрос о роли и значении деревянного зодчества в тем-
ную пору монгольского ига.
Мы уже отмечали, что в условиях тяжкой депрессии, из которых с огромным на-
пряжением всех сил выходил русский народ, деревянное строительство должно было
приобрести особое значение, став ведущей и основной линией также в развитии мону-
ментального зодчества: по сравнению с деревянным строительством, сооружение
каменных зданий было явлением редким и исключительным. Даже в городах из-
бежавших непосредственного разгрома татарами, строились, наряду с каменными,
величественные деревянные храмы. Так, например, в Пскове, богатом местным кам-
нем-плитняком, корпорация купцов построила в 1354 г. большой деревянный храм
Софии1. Это свидетельствует об определенной привязанности строителей к деревян-
ной архитектуре и ее формам даже при возможности каменного строительства.
В другой своей работе мы указывали, что в крупнейшей каменной постройке Пскова
XIV в. — Троицком соборе (1365—1367) влияние деревянной архитектуры весьма
выразительно сказалось в живописном решении его сложного, проникнутого движе-
нием верха2.
Можно думать, что и многие частные изменения, наблюдаемые в каменном зод-
честве XIV—XV вв., связаны с воздействием на него деревянной архитектуры.
Именно в этом следует, на наш взгляд, видеть причину постепенного перехода
в XIV—XV вв. от криволинейных покрытий храмов к щипцовым, а затем и пофронтон-
ным. Так, в новгородских по своему происхождению миниатюрах XIV в. к житию
Бориса и Глеба Сильвестровского сборника художник изображает каменные храмы
с двускатными щипцовыми кровельками над каждой закомарой 3; каменное здание
со сводчатым перекрытием, по справедливому замечанию исследователя, «стало трак-
товаться, как ряд клетей, соединенных в одно целое» *. В итоге того же влияния де-
ревянной архитектуры сложное многолопастное завершение фасадов новгородских
Примечания к главе XIII см. стр. 512—513.
217
храмов остается, в конечном счете, лишь декоративной формой, сопровождающей
«фронтоны», образованные восьмискатными покрытиями5. Конечно, во всех этих
явлениях можно видеть отражение известного упадка строительных возможностей
и переход к более простым и дешевым способам покрытия зданий, но нельзя данные
явления сводить только к этим причинам. Самый четверик храма приобретает
новую трактовку, лишаясь настенных лопаток, сохраняемых лишь по углам и как
бы напоминающих угловые торцы срубов или же исчезающих вовсе, делая кубиче-
ский объем храма похожим на деревянную клеть.
Обратимся, однако, к нашей частной теме о роли деревянного зодчества в раз-
витии каменной архитектуры Северо-Восточной Руси XIV—XV вв. Основная зада-
ча этой темы — выяснить характер монументальных рубленых храмов в эту пору
и определить пути взаимодействия каменного и деревянного строительства.
Русский север — сокровищница памятников деревянного зодчества XVII—
XVIII вв., по которым мы судим о его предшествующей истории, — для занимаю-
щего нас периода представляет особый интерес. Ходом исторического развития он
довольно рано и прочно связался с судьбами Московского княжества.
Как мы видели, Ростов менее других среднерусских городов пострадал при на-
шествии татар; здесь даже во второй половине XIII в. смогли вести хотя неболь-
шое каменное строительство (гл. VII). В XIII—XIV вв. измельчавшие ростовские и
ярославские князья заводят новые владения на севере по Ваге, Северной Двине,
Суде, Андоге, в Белозерье, бассейне Шексны и Мологи, в районе Кубенского озера ®.
Эти «низовские» владения вклиниваются в земли Великого Новгорода и облегчают
начинающуюся борьбу Москвы с Новгородом за заволоцкие земли, за северный путь
в Подвинье. Крупнейшими городами здесь были новгородская Вологда, Устюг-Вели-
кий 7, древнее торговое Белоозеро. Еще в 1324 г. князь Юрий Данилович совершает
поход на Устюг; при Калите осваиваются земли по Печоре. На протяжении XIV в.
на север из центра устремляется монастырская колонизация, и возникает большое
количество монастырей, связанных с Ростовом и Москвой 8. Монастыри центра ве-
дут торг в Вологде, Холмогорах, Неноксе. В вологодском и устюжском краях появ-
ляются села московских бояр.
Особо следует отметить большую роль в этом процессе могущественной Ростов-
ской епископии. Ее первоначальные границы трудно определить. Несомненно, одна-
ко, что, кроме Ростова, Ярославля и Углича, в ее состав издавна входили Молога,
Белоозеро, «ростовская колония» Великий Устюг, районы Пошехонья и Чаронды.
Позже она граничила на юго-западе с Тверской, на западе и севере с Новгородской
епископией, охватывавшей северное Заволочье. На востоке в границы епископии
входил бассейн Сухоны и Юга; костромской край был вне ее территории9. После пере-
носа митрополичьего престола в Москву, Ростовская епископия прочно связывает
с ней свою судьбу, оказывая ей содействие в борьбе с Новгородом на севере и с остатками
ростовской политической самостоятельности. «За окрестности Вологды и за берега
Сухоны шла глухая постоянная борьба между Новгородской и Низовской властью,
Новгородской и Ростовской церковью, Новгородским и Суздальским населением.
С большим трудом и длительными усилиями южные «приходцы» пробились на Су-
хону и отодвинули новгородскую границу с водораздела Кострома—Сухона на водо-
218
раздел Сухона—Вага...»10. В конце XIV в. Вологда и Устюг-Великий были прочно за-
креплены за Москвой и.
В тесной связи с очерченной московско-новгородской борьбой за северные вла-
дения и участием в ней Ростовской епископии стоят усиленная строительная деятель-
ность новых монастырей 12 и постройка ряда храмов в Устюге-Великом. Сведения об
этом и позволяют пролить некоторый свет на развитие деревянного монументального
зодчества на Севере XIV—XV вв.
В Устюге в очень раннее время были построены церковь Леонтия Ростовского,
Михаило-архангельский монастырь (к северу от старого городища) и, по соседству
с ним, знаменитый в истории русского зодчества устюжский Успенский собор, со-
оруженный в 1290 г. 13 Связанная с ожесточенной московско-новгородской борь-
бой история неоднократных пожаров и перестроек собора, отраженная в Устюж-
ском летописном своде, дает драгоценные сведения об архитектуре этого здания. Они
были привлечены впервые И. Е. Забелиным 14, но у позднейших исследователей выз-
вали скептическое отношение и были оставлены в стороне. Между тем Устюжский
свод дает материал для освещения борьбы на севере двух строительных традиций —
местной северной и другой, шедшей из церковного центра Ростовской епископии —
Ростова-Великого. Обратимся к этим данным.
В 1290 г. в Устюге была построена деревянная «церковь великая Успение
святые Богородицы», освященная владыкой ростовским Тарасием15. Этот храм сго-
рел в 1396 г. и на другой год ростовский архиепископ Григорий вновь построил здесь
«церковь велику, древяну» 1в. Но и этот собор погиб от пожара во время захва-
та Устюга новгородцами в 1398 г.; они и «иконы чюдотворные одигитрии взяли
в полон и иные иконы многи»17. Однако новгородский «владыка Иван и новгородцы»
приказали возобновить храм и в 1399 г. из Новгорода «послаша мастеров церковных
на Устюг и с ними гостей своих людей добрых», сопровождавших возвращавшиеся
иконы; новгородские мастера и «поставиша церковь на Устюзе древяну велику
единого лета», т. е. за один строительный сезон18. Другой источник уточняет характер
этой постройки: «и вскоре единого лета поставиша церковь древяную в ы с о к у
в е л м и->19. Таким образом, эпитет «великий», постоянно сопровождающий с XIII в.
Устюжский собор, говорит не об его обширности, но о высоте
здания.
Существенно, что в XIV в., когда Заволочье является ареной ожесточенной
борьбы Москвы и Новгорода, постройки новгородских и ростовских плотников не
обнаруживают различий и не вызывают каких-либо споров. Иначе складывается
дело столетием позже.
В 1489 г. «погоре на Устюзе посад от скоморошьи мовницы, и церкви соборная
Успение святыя Богородица, и 3 церкви — Борис и Глеб, Егореи, святые Козма
иДомьян...» 20. В связи с этим в 1491 г. «Били челом устюжские попы соборныя церк-
ви великому князю о погоревшей соборной церкви Успения святей Богородицы.
И в книгах дьяки поискали, кто ставил изначала церковь великую на Устюзе, и нашли
в книгах: «Лета 6905: епископ ростовьский Григорей на Устюзе поставил церковь
древяну велми велику Успение святей Богородицы пречистые соборную».
И по тем книгам велел князь великий архиепископу ростовскому Тихону поставити
219
на Устюзе соборную церковь такову же, какова была, и грамоту к по-
пам дал ко владыце в Ростов. И владыка того же лета не послал мастеров, а [у 1
устюжан бревен мало было припасено. И послал владыка мастера Алексия волог-
жанина с своим дияком, с Иваном с Вискуном после Покрова 2 недели спустя.
И он церков заложил не по старине кресьчату и срубил до шти рядов,
да и в Ростов поехал. Аустюжаном тот оклад стал нелюб, и хо-
тели бити челом великому князю, и владыка Тихон не велел бити челом, а я л с я
церковь поставити по старин е»21.
Этот замечательный рассказ интересен во многих отношениях. Прежде всего
сама подробность записей об архитектурной истории Устюжского собора свидетель-
ствует, что этой постройке придавали особое значение. Очевидно, великая Успен-
ская церковь была, подобно новгородской Софии и псковскому Троицкому собору,
палладиумом города, символом его процветания. Видимо, именно с этим было связано
специальное правительственное указание, основанное на летописных справках,строить
новую церковь в ее прежних формах — «такову же какова была», так же как
при перестройке псковского Троицкого собора в 1365—1367 гг. сохранялась его
«старая основа». Этим, вероятно, и был обусловлен протест устюжан, когда Алек-
сей вологжанин, по-видимому, исполняя указание ростовского архиепископа Тихо-
на, начал строить церковь «не по старине, кресьчату»; устюжане, наверное, его про-
сто выгнали, а Тихон ростовский, очевидно, убоявшись крупного скандала в случае
жалобы на него в Москву, быстро согласился на постройку собора «по старине».
Это было своеобразное столкновение двух разных архитектурных традиций —
давней, устюжской, восходившей к концу XIII в., и новой, исходившей от Ростов-
ской епископии.
Какой же была эта древнейшая церковь в Устюге? Об этом мы узнаем из сообще-
ния 1492 г.: «Того же лета владыка ростовьскии Тихон посла на Устюг диака своего
Ивана Вискуна и мастера церковного Алексия вологжанина да 60 человек рублен-
ников. Припровадили архиепископли християне из Шейпухты лес и береста и зало-
жили круглупо старине о 20- т и стена х...». Новый собор был освя-
щен в 1493 г. 22
Новый пожар 1552 г. уничтожил и эту постройку: «Поднялась церковь собор-
ная от грому, от молнии, а стояла 50 лет, а высота была до больших зубцов сто зуб-
цов без пяти Устюжская»23. Летопись вновь подчеркивает основное качество храма —
его высоту, определяемую, к сожалению, в не вполне ясных мерах — «устюж-
ских зубцах».
Если допустить, что зубцом назывался торец бревна сруба, то, при средней
толщине бревна в 30 еле, высота до «больших зубцов» составит 28,5 ле24. «Боль-
шими» же зубцами, может быть, назывались торцы венцов, расширявшихся при
подходе к полице шатра. Отсюда можно составить представление о высоте храма
в целом. Это была, действительно «великая», «велми высокая» церковь, и это ее^ка-
чество восходит к «старине» XIII в.!
К этой же глубокой древности восходит и тип храма — «круглый о 20 стенах».
Это был, конечно, не 20-гранный столп, не церковь, «круглая по своему окладу, т. е.
многогранная», как полагал И. Е. Забелин26. Это не был также 20-стенный храм
220
типа Шенкурского собора, как думал
А. И. Некрасов, считавший стены «по
основанию и снаружи» 28. Согласно на-
родному счету стен сруба с внутрен-
ними стенами (например, пятистенок —
сруб с поперечной внутренней рубленой
стенкой) и указанию летописи на
«круглую», т. е. граненую форму сру-
ба Устюжского собора, можно прийти
лишь к одному заключению, что это
был тип храма, сочетавший централь-
ный восьмерик с четырьмя квадратными
прирубами по осям. Это тип, известный
по сохранившейся Троицкой церкви
1727 г. в Неноксе 27.
В приведенных данных Устюжской
летописи очень ценно и другое — сви-
детельства о работе плотничьих арте-
лей в удаленных от их родины местах.
Новгородские плотники едут строить в
Устюг, туда же столетием позже по-
падают вологжанин Алексей с крупной
артелью ростовских «рубленников».
Происходит, следовательно, живой об-
мен архитектурными техническим опы-
том, способствующий совершенствова-
нию деревянного зодчества, усилению
его народных, общерусских черт28.
Комментарием к разобранным данным Устюжской летописи может служить за-
мечательный изобразительный источник — икона «Введение во храм» XIV в. из
погоста Кривого, Новгородского края (рис. 106). На иконе изображен с большим ре-
ализмом шатровый храм достаточно сложного типа. Эта икона уже привлекалась
к истории шатрового зодчества, но была совершенно не понята и незаслуженно остав-
лена в стороне. А. И. Некрасов писал: «Отсутствие какого бы то ни было намека на
столпообразность и условия обратной перспективы говорят, что перед нами просто
четырехскатная кровля деревянного здания, если только не шаблон палатного пись-
ма, явившийся не из русских бытовых источников» 29. Однако достаточно рассмот-
реть архитектурный фон иконы внимательным и непредубежденным глазом, чтобы
убедиться в несправедливости приведенной оценки и подозрения в чужих («не рус-
ских»!) чертах иконы.
На иконе действие развертывается внутри церкви. Художник применил здесь
обычный в древнерусской живописи прием, показав интерьер храма как бы через раз-
рез всего здания 30. Оно состоит из трех башнеобразных частей — большей сред-
ней и малых боковых. Столпы храма имеют явную форму восьмериков, что особенно
221
ясно подчеркнуто в централь-
ном столпе со срезанными наи-
скось гранями, обращенными
к зрителю, и косыми спусками
граней шатра.Гранностьбоковых
столпов показана лишь послед-
ним приемом. Внутреннее про-
странство храма наполнено ус-
ловными деталями (лестница в
левом столпе, круглые «люкар-
ны» или ’голосники по стенам,
«комары» сводов).
Особенно существенна сама
композиция здания. Его цен-
тральный восьмерик выше и
шире боковых. Необходимость
раздвинуть интерьер для раз-
мещения фигур изображенной
сцены заставила художника под-
тянуть верхи храма к верх-
нему краю иконы, изменив со-
отношение шатров между собой,
а также их общие пропорции.
107. Разрез Троицкой церкви в Неноксе по диагонали. ^то существенно для представ-
ления о том реальном «образце»,
который пытался * изобразить
художник: его шатры были стройнее и выше, причем средний доминировал над
боковыми. Во-вторых, этот «образец» был не трёх-, а пятишатровым храмом: два уг-
ловых «столпа» срезаны вместе с половиной среднего восьмерика, чтобы раскрыть
интерьер храма. Нужно отметить, что художник весьма грамотно подошел к «раз-
резу» здания: он рассек центральный столп по диагонали, так что широкий средний
восьмерик закрыл своими краями части боковых (рис. 107). Можно, следовательно,
считать, что реальным «образцом» для изображения «иерусалимского храма» в сцене
Введения послужил деревянный пятишатровый храм типа Троицкой церкви в Ненок-
се (1727), где по осям центрального восьмерика примыкают четверики прирубов,
завершенные шатровыми восьмериками 31. Это тот же вывод, к которому нас приво-
дит рассказ Устюжского летописного свода о 20-стенном Успенском соборе 32.
«Устюжская легенда», отраженная достоверным летописным памятником и на-
ходящая комментарий в современной Устюжскому собору иконе и сохранившихся па-
мятниках, позволяет отнестись с большим доверием к подобным же показаниям
о древнем деревянном шатровом зодчестве позднейших источников. Так, «Летопись
солигаличского Воскресенского монастыря», рассказывая о чудесных обстоятель-
ствах основания монастыря, сообщает о постройке в 1335 г. первой деревянной церкви
Воскресения: «И основана бысть церковь воскресения Господа Бога и спаса нашего
222
Иисуса Христа на вознесение в день на память святаго и праведнаго Иова,
и совершена бысть церковь велми чудна, яко отовсюды бяше ви-
дение ея, а в ы с о т а ея 3 5 с а ж е н»33. Эта церковь сгорела в 1372 г.34 В том
же Воскресенском летописце мы находим запись о пожаре 1664 г., когда «у Соли га-
личской у Николы Чудотворца на наволоке загореся церковь в полдень от молонии,
а была церковь деревянная шатровая вышина 33 сажени,
и сгорела в три часы» 35. Время постройки этого храма неизвестно, но сходство ее
размера с древним Воскресенским храмом не оставляет сомнений, что и последний
был шатровым.
Некоторые жития северных святых—основателей монастырей XIV—XV вв. поз-
воляют утверждать, что во многих монастырях, подобно солигаличскому Воскресен-
скому, сооружались большие столпообразные и шатровые храмы. Так, друг Сергия
Радонежского, выходец из Переславля-Залесского Дионисий Прилуцкий построил
в основанном им в 1371 г. Прилуцком монастыре «великую церковь» 36. Раз-
вивший обширную строительную деятельность в северной части Вологодского края
уроженец окрестностей Вологды монах Спасо-Каменного монастыря Дионисий по-
ставил в 1405 г. в основанном им монастыре на реке Глушице «нову церковь в е л и ю
ипрекрасну и украси ю иконами чудне», так как сам имел «художество живо-
писца»37. Монах того же Спасо-Каменного монастыря Александр основал свой мона-
стырь на реке Куште, где еще в XIV в. отшельник Евфимий построил «церковь
Богородицы, велию и прекрасну»38. Столетием позже, в 1515 г. выходец
из ростовских бояр Крюковых, Кириллобелозерский монах Корнилий поставил
в своем Комельском монастыре «церковь превелику»39. Подчеркнутые эпи-
теты не являются отвлеченным и литературным штампом, но, как и в показаниях ис-
точников об Ус1южской церкви, определяют характер постройки: эти монастырские
храмы были «велики», т. е. «высоки велми». Этот эпитет мы теперь вправе понимать
как определение шатрового, столпообразного храма.
В XIV—XV вв. этот тип здания не был специфически монастырским, но был ши-
роко и издавна распространен в народном деревянном зодчестве Севера. Искусство
зодчих-древоделей принадлежало не монахам: им владел народ, «хрестиане» местных
сел и деревень. Князь Дмитрий Васильевич заозерский дал своих слуг для расчист-
ки леса перед постройкой монастыря Дионисия на Глушице, а также своих «древо-
делей», которые и создали «велию и прекрасну» церковь 40. Выходец из монастыря
Дионисия монах Григорий строил в начале XV в. свой монастырь на реке Пелыпеме
руками «делателей», посланных к Григорию некиим «христолюбивым мужем, именем
Мартин» 41. Северные монастыри широко эксплуатировали труд соседних местных
крестьян и переселенцев и из их среды пополняли свою братию, получая и «своих»
плотников-строителей, выступавших уже в качестве монахов 42. Из знаменитой устав-
ной грамоты Константино-Еленинскому монастырю под Владимиром 1391 г. мы знаем
об издавна установившемся порядке, согласно которому «большие люди из монастыр-
ских сел», т. е. наиболее зажиточные крестьяне, были обязаны «церковь наряжати,
монастырь и двор тынити, хоромы ставить» 43.
Широкому распространению строительных приемов и «образцов» деревянного
зодчества и их влиянию на каменное зодчество способствовала одна характерная
223
черта деятельности монахов-колонизаторов XIV—XV вв.—их обычай перед основани-
ем монастыря совершать большие путешествия и паломничества по многим монасты-
рям и городам. Так, Павел Обнорский до основания своего монастыря, постригшись
в возрасте 22 лет, 50 лет провел в странствованиях; он побывал в Рождественском
монастыре на Волге, Сергиевом и Кирилло-Белоозерском монастырях, на р. Одро-
ме, в Галиче, Городце «и оттоле во иных местех пустых живяше лета довольна» 44.
В своей похвале Сергию Радонежскому Епифаний Премудрый отмечает, что Сергий,
в отличие от самого автора, «многодетное и многострадальное течение свое препро-
води и укрепи, не исходя отнуд от места своего в иныа пределы, разве нужда некая,
не взыска царствующего града, ни Святыя горы или Иерусалима, яко же аз окаян-
ный и лишенный разума... ползая семо и овамо, и преплавая сюду и овуду, и от ме-
ста на место преходя...» 4Б. Епифаний был родом из Ростова и чернечествовал в од-
ном из ростовских монастырей, откуда он перешел в Сергиев монастырь; его страсть
к странствованиям была, следовательно, типичной чертой северных монахов.
Позже Корнилий Комельский, выйдя из Кириллова монастыря, «по лестничному
последованию вдаде себе странничеству и обшед монастыри и пустыни и когождо доб-
рыя нравы жития смотря...»; он побывал в Новгороде и его области, затем в Твер-
ском крае и других местах 4б. Кирилл Новоезерский бродил по русской земле 20 лет,
после чего основал свой монастырь в Белозерье 47. Конечно, эти путешествия, кроме
практических целей ознакомления с устройством и уставом различных монастырей,
необходимого будущему игумену, позволяли знакомиться с архитектурой и строи-
тельством многих областей и обогащали память запасом тех «образцов», которые мог-
ли быть использованы в новых монастырях и «пустынях», а деревянное зодчество
Севера получало возможность широкого воздействия на строительство в центре.
Этому, несомненно, способствовал большой удельный вес Ростовской епископии
в церковно-политической жизни XIV—XV вв. Ростовскими выходцами был ряд
крупных деятелей XIV в. Ростовский епископ Прохор составил житие митрополита
Петра48. К роду ростовских бояр принадлежали знаменитый Сергий Радонежский и
его брат Стефан 49. В Ростове получил образование сын устюжского соборного попа
Стефан Храп, епископ пермский, любимец Дмитрия Донского, удостоенный почет-
ного погребения в кремлевском соборе Спаса на Бору50. Ростовцами были выдающийся
писатель XIV—XV вв. Епифаний Премудрый, Андроник — строитель Андрониева
монастыря в Москве, Афанасий Высоцкий — основатель монастыря под Серпухо-
вом 51. Ростовцы служат опорой деятельности митрополита Алексея в трудной обста-
новке второй половины XIV в., а в XV и XVI вв. Ростовскую епископию возглавля-
ют выходцы из крупнейших московских монастырей — Чудова, Новоспасского,
Симонова, Троице-Сергнева 62.
Ростовская епископия, влиявшая на устройство северных монастырей, могла
оказывать воздействие и на их строительство, одобряя или отвергая те или иные
«образцы»63. Так, о Стефане Пермском известно, что, насаждая христианство в Перм-
ской земле, он построил много деревянных церквей «по погостам». Его «житие»
особо отмечает сооружение в Усть-Выме церкви Благовещения, «юже украси всяким
украшеньем, яко невесту добру преукрашену, юже сътвори высоку ихоро-
ш у, юже устрой красну и добру, юже изнаряди ч ю д н у вправду и дивну»54.
224
Она была поставлена на высоком холме. На другом холме были выстроены церкви
Николы и Михаила-архангела. Весьма вероятно, что бывший клирик устюжского
Успенского собора епископ Стефан строил по его «образцу» и собор в Усть-Выме;
может быть, и строителями его были устюжские же плотники 55.
Несомненно, что опыт северного плотничного искусства содействовал и разви-
тию архитектуры в московском центре. Об этом свидетельствуют более поздние дан-
ные из истории зодчества конца XV в. — начала XVI в. Подобно тому как историку,
а не историку искусства, И. Е. Забелину принадлежит честь широкой постановки
и аргументации проблемы происхождения шатровой архитектуры, таниновый, весь-
ма крупный вклад в разработку этого вопроса в наши дни сделан тоже историком.
М. Н. Тихомиров опубликовал дотоле неизвестный науке летописный текст,
содержащий прямое и ясное указание на деревянный прототип церкви Вознесения
в селе Коломенском: «Князь великий Василейпостави церковь камену Възнесение гос-
пода нашего Исуса Христа вверх на деревяное делов своем селе в Ко-
ломенском» Бв. Далее М. Н. Тихомиров привел драгоценнейшее свидетельство Воло-
годско-Пермской летописи о постройке в 1493 г. в Вологде деревянного шатрового
храма: «Того же лета, маиа в 12, в понедельник, на память святаго отца Епифаниа
архиепископа Кипрьскаго владыка Филофей Пермский и Вологодцкый заложил
церковь вверх святое Вознесение господа бога и спаса Нашего Исус Христа
всвоем монастыри на Вологде в слободке, и свершена того же лета месяца
сентября, а мастер тое церкви Мишак Володин Гулынского, а стала 22 рубля, опроче
мосту вокруг церкви и кровли»67. Напоминая, что в 1529 г. Василий III
вместе с молодой женой Еленой ездил на север, в Вологду, в Кириллов монастырь
молиться о даровании сына и что в следующем году родился долгожданный наслед-
ник — будущий царь Иван Грозный, М. Н. Тихомиров высказывал весьма вероят-
ное предположение, «что церковь Вознесения в Вологде и послужила прототипом
каменной церкви в Коломенском, построенной в память поездки „по чудотворцам",
у которых Василий III вымаливал себе сына» Б8.
Это отступление от хронологических рамок нашей темы позволяет сделать ряд
существенных для нее ретроспективных выводов.
Во-первых, мы встретились с редчайшим для русской летописи упоминанием
двух мастеров деревянного зодчества — Алексея и Мишака. Вологодско-Пермская
летопись сообщает драгоценные сведения, что они были братьями, т. е. принадлежа-
ли к одной семье мастеров. Об Алексее здесь сказано: «А мастер Олексей Вологжа-
нин Мишаков брат Вологжанинов Гулынского». Возможно, что Мишак и его брат
были устюжанами: в Устюге еще в XVII в. были две улицы — «Гулыня» и «Спасская
Гулыня»69. Это значит, что устюжско-вологодский север дает выдающихся мастеров
деревянного зодчества, что за их спиной лежит длительный путь развития
плотничного искусства их предшественниками. При этом Алексей вологжанин ра-
ботает уже по заказу ростовского епископа, что говорит об известности лучших
северных «древоделей» в центре Русского государства.
Во-вторых, можно утверждать, что если в пору расцвета зодчества «царствен-
ной Москвы» северный «образец» деревянного шатрового храма мог предопреде-
лить «высотную» композицию храма в Коломенском, то тем более значительным было
16 Н. Н. Воронин, т. II
225
влияние деревянного зодчества Севера и центра на каменную архитектуру Москвы
XIV—XV вв., когда связи Ростовской епископии с Москвой были особенно крепки.
Действительно, можно утверждать, что деревянные шатровые столпообразные
храмы были в XIV—XV вв. распространены во всей средней полосе Руси. И. Е. Забе-
лин приводит в качестве примера некоторые показания источников по этому вопросу60.
Их можно увеличить во много раз и извлечь из них данные и о самом характере
не дошедших до нас деревянных сооружений. Исследование в этом отношении дан-
ных писцовых книг XVI—XVII вв. могло бы составить предмет специальной темы.
Здесь мы ограничимся немногими замечаниями.
Прежде всего упоминания о деревянных шатровых храмах в письменных источ-
никах всего XVI в. столь многочисленны, что уже самое их количество свидетель-
ствует об их глубокой традиционности. Было бы невероятным, что лишь после
сооружения первых каменных шатровых храмов и под их влиянием деревянное зод-
чество сразу и повсеместно перешло к сооружению шатровых храмов.
Очень существенно, что большинство определений деревянных храмов эпитетом «ве-
ликий» относится к ранним писцовым книгам XVI в. Так, например, в писцовых
книгах 1539—1540 гг. по Тверскому уезду упомянут в селах Лукьяновском и Як-
шине храм «Егорий великий», в селе Теребуни й великокняжеском погосте на
Черном ручье — храм «Дмитрий в е л и к и й»61. Определение «великий» явно не от-
носится к именам названных святых, которые не носили такого эпитета (как,например,
Василий Великий); напомним также прямое название «великой церковью» пятишат-
рового Успенского собора в Устюге-Великом.
Писцовые книги начала XVII в. дают очень точное определение шатровых вер-
хов деревянных храмов — «костром верх» или «древен костровой»; «кост-
ром» называлась башня, крытая обычно шатровой, конической или пирамидальной
кровлей; в буквальном переводе приведенные определения обозначают: «башенный
верх», «деревянный башенный храм»62. Также нет сомнения, что упомянутые писца-
ми «великие» храмы стоят в этих селениях не первый год — они, безусловно, восхо-
дят к XV в. Часто упоминание шатрового храма в конце XVI в. сопровождается
указанием, что церковь «ветха», т. е. существует по меньшей мере столетие 63. При
перестройке же таких обветшавших древних храмов в XVI в. плотники часто повто-
ряли их старую форму. Так в селе Прилуки на Волге в Угличском уезде «церковь
Николы чудотворца древяна вверх, да другая церковь Рожество Христово древяная
ж вверх, переделывают рубят ввер х»64. Сам Ростов в XIV в., видимо,
изобиловал деревянными храмами: в 1301 г. «бысть буря велия июня 2 в Ростове
4 церкви из основания выврьже, асо многих врьхи срывал о»66.
Приведенные данные позволяют с большей уверенностью подойти к оценке мо-
нументальной деревянной архитектуры самой Москвы в XIV — XV вв.
В летописной «Повести о Плаве», составленной автором-тверичом, рассказывает-
ся, как при приближении орды хана Едигея московский князь Василий покинул
Москву, и горожане, готовясь сесть в осаду в Кремле, зажгли городские посады.
«Жалостно же бе зрети, иже многолетными времены чюдныя
церкви съзидани бяхуть ивысокими стоянми величьство града
Москвы украшаху, в един час в пламы восходяща» 66. Этот замечательный
226
текст позволяет сделать несколько заключений. Церковные постройки были разно-
образны по своей величине и, вероятно, по форме. Наряду с маленькими церков-
ками, которые получали в источниках названия «Илья под сосной» или «Иван ни-
ский», были и крупные, монументальные рубленые храмы. Такой, очевидно, была,
например, патрональная церковь богатейшей купеческой корпорации — гостей-
сурожан во имя Иоанна Златоуста на московском посаде, упоминаемая впервые под
1413 г. 67 Именно эти «великие » храмы, их стройные силуэты составляли характер-
ную черту городского ансамбля; их «высокие стоянья», господствовавшие над морем
деревянной застройки, определяли красоту и величие панорамы Москвы. Эти «вы-
сотные» деревянные здания были построены «многолетными времены», т. е., несомнен-
но, за много лет до нашествия Едигея, во всяком случае, — в XIV в.; может быть,
часть из них была создана после страшного опустошения Москвы Тохтамышем
в 1382 г., а часть, по свидетельству приведенного текста, сохранилась и от древней-
шей поры. Наконец, весьма существенно, что красота высоких деревянных зданий
бесспорна и в глазах тверича — автора «Повести о Плаве».
Изложенные данные позволяют считать, что широкое распространение в архи-
тектуре Северной и Средней Руси XIV—XV вв. «великих» деревянных шатровых хра-
мов — бесспорный факт. Можно также утверждать, что здесь в это время уже сущест-
вует композиция пятишатрового храма. Эти достижения деревянного зодчества не
остаются местным явлением ограниченного значения; они распространяются широко
и могут быть оценены как выражение народных вкусов, как явление о б-
щерусское. При этих условиях деревянное зодчество могло оказывать и ока-
зывало сильнейшее влияние на мысль «каменных здателей» и вкусы их заказчиков,
и переработка крестовокупольной системы в направлении живописности и динамиз-
ма исходила не только из имевшихся в зодчестве домонгольской поры предпосылок
и традиций, но из усилившегося влияния народного деревянного зодчества с его эф-
фектными высотными, живописными композициями, проникнутыми могучей силой
и движением.
XIV
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СТРОИТЕЛЬСТВА
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIV В.
1
Обратимся к некоторым выводам о строительстве Москвы второй полови-
ны XIV в. Прежде всего попытаемся представить себе объем людских
и экономических средств, какими располагало московское правительство.
Осуществленное за сравнительно краткое время строительство было весьма
обширно. Если даже не считать крупных собственно военно-инженерных работ вне
Москвы, то и один перечень объектов каменного строительства очень велик: Москов-
ский кремль (1367), большой собор (1365) и трапезная Чудова монастыря, начало
сооружения собора Симонова монастыря (1378); постройки в Коломне — Воскресен-
ская церковь (до 1360), большой Успенский собор (1379—1382), вероятно, каменные
храмы 50—70-х годов на епископском Городище под Коломной, в Спасском монасты-
ре за торгом и в Голутвине монастыре. Все эти данные позволяют предполагать,
что каменные храмы были построены и в серпуховских монастырях — Владычном
(1362?) и Высоцком (до 1380). Думаем, что к московскому же строительству следует
отнести собор Благовещенского монастыря в Нижнем Новгороде, построенный
митрополитом Алексеем (1370). Таким образом, можно считать, что одних белока-
менных построек было возведено одиннадцать: пять из них бесспорны, и в их числе
такие крупные объекты, как Московский кремль.
Размах московского строительства особенно ярко ощутим при сравнении его
с кратковременным строительством нижегородских соперников Москвы. Оно не
пошло дальше перестройки двух белокаменных храмов XIII в. и сооружения одной
церкви Николы на берегу реки; впрочем, ее постройка, может быть, принадлежала
нижегородским купцам, а не князю Дмитрию. Сооружение каменной крепости ока-
залось не под силу нижегородским феодалам, и ее строительство оборвалось в самом
начале. Постройка в 1370 г. каменного храма в митрополичьем Благовещенском
монастыре,— видимо, московскими руками и, возможно, в московских формах,—
как бы подчеркивала преобладание Москвы и обреченность нижегородского сепа-
ратизма. Не исключено, что и постройка на следующий год церкви Николы «на
бечеве» (1371) была делом московских мастеров.
Примечания к главе XIV см. стр. 516—517.
228
Какими же кадрами располагала Москва для этого большого строительства?
Выше мы установили, что собор Чудова монастыря был очень крупным зда-
нием — он превосходил по своим размерам храмы Калиты. Однако он был воздвиг-
нут всего за один сезон. Следовательно, уже в 1365 г. в Москву были стянуты пред-
назначенные для сооружения Кремля крупные строительные силы, использованные
митрополитом Алексеем при постройке собора своего Чудова монастыря.
Для того, чтобы судить о скрытых за скупой и краткой записью летописца
действительных масштабах работ по сооружению белокаменных стен и башен Крем-
ля, можно произвести примерный расчет потребного количества строительных ма-
териалов и рабочей силы, исходя из сделанной выше реконструкции плана Кремля
1367 г. и аналогий крепостных сооружений XIV в.1
Изложим исходные данные, принятые нами для расчетов, оговаривая их услов-
ность. Общая длина стенных прясел Кремля равнялась 1898 м, что вместе с 9 баш-
нями (по 9 м в поперечнике) составляет 1979 м. Основные величины, принятые на
основе аналогий памятников крепостной архитектуры, приведены в таблице 2.
ОСНОВНЫЕ РАЗМЕРЫ ПАМЯТНИКОВ КРЕПОСТНОЙ АРХИТЕКТУРЫ (в метрах)
Название памятника Толщина стен Высо- та стен Толщи- на зубцов Высо- та зубцов Глуби- на фунда- мента Вынос фунда- мента Размеры пря- моугольных башен в плане Диаметр круглых башен Толщина стен прямоугольных и круглых башен
Изборск, 2,04 — — — Талавская Луковка (сна- Около
XIV в. башня ружи) — около 2,5
8,5x9,5 9,5
Порхов, Около 1,8 6—7 Около 2,8 — — — Средняя баш- Средняя баш-
1387 г. 0,7 ня (внутри) ня — 1,4;
6X7 малая —1,4
Копорье, 3,2 15—16 — — — — — Около 5
первая полов. XV в. 13
Новгород, Около 3 — — — — — — — —
1335 г.
Новгород, 4,4-4,6 — — — Более — 9x9; — 1,2;1,4; 2,45
Окольный 2,3 9,7x12,1;
город, XIV в. 9,5х 8,8; 10,5х 9,7;
Ивангород, Более 3 — — — — — 11,45X11,45 — Около 2,5
конец XV в.
Ивангород, XVI в. Более 3 — — — — — Около 11X11 Около 11,6 Около 2,5
Московский 2 8 0,7 2,5 2,5 0,6 9x10,5 9 2
кремль, (ширина фунда- (снаружи)
1367 г. мента -2,6)
229
При расчете кубатуры земли, вынутой из рвов фундамента, принимаем, что
в основании ров под стеной был равен ширине фундамента, т. е. 2,6 м, а вверху рас-
ширялся на 60 см с каждой стороны, т. е. ширина его устья равнялась 3,8 м. Под
башнями же был вырыт котлован с основанием, равным площади башни, и также
с расширением кверху на 60 см с каждой стороны.
Все башни имели сильный вынос в сторону поля, что характерно для Избор-
ска, Порхова и Копорья.
Стены с внутренней стороны не имели аркад, как это было в Изборске, Порхове,
Копорье и Ивангороде. Структура стены была трехслойная, из двух внешних обли-
цовочных стен, с толщиной камня, равной в среднем 30 см, и внутренней забуткой
в 1,4 м.
Считаем, что прямоугольные проездные башни были пятиярусными, причем
нижний сквозной ярус был более высоким и имел каменный свод, а остальные че-
тыре — более низкими, с тремя бревенчатыми накатами («мостами»). Высоту пря-
моугольных башен принимаем в 13 м и парапета — в 2,5 м, всего — 14,5 м. В круг-
лых башнях считаем по 4 яруса 3; их высоту принимаем меньшей, чем у прямоуголь-
ных (10,55 м и парапет — 2,5 м, всего — 13,05 м). Связь башен с боевым ходом стен
осуществлялась, по-видимому, через 3-й ярус.
Конструкция стен и башен представлена в схеме (рис. 108).
При указанных размерах получаем следующие объемы работ и материалов
(в кб. м)\
Объем рвов под стенами...................... 15 184,0
„ „ „ прямоугольными башнями ... 1 791,9
i> i> i> круглыми башнями............. 613,2
Всего.... 17 589,1
Объем бутовой кладки фундаментов стен .... 12 337
„ „ „ прямоугольных стен . . . 865,8
„ „ „ круглых башен........ 270,21
Всего.......... 13 473,01
Объем облицовочной кладки стен и башен. . . . 14 371,15
„ бутовой „ „ „ „ .... 26 146,27
Всего........... 40 517,42
Общий объем каменной кладки................... 53 990,43
В том числе стенной (облицовочной)........ 14 371,15
„ „ „ бутовой.......................... 39 619,28
При последующих расчетах потребности рабочей силы мы исходим из продол-
жительности рабочего дня в 10 часов 4.
В результате расчета общая потребность в тесаном и бутовом камне для кладки
выразилась в 49,4 тыс. кб. м (при исчислении в плотном теле).
Хотя специальные анализы камня раннемосковских построек не делались,
в науке установилось наиболее вероятное предположение, что ломка камня произво-
230
108. Схема конструкции стен и башен Московского кремля 1367 г.
дилась «в подмосковных Мячковских и других тамошних каменоломнях»6. Действи-
тельно, Мячковские карьеры находились недалеко от Москвы (около 50 км) по Мо-
скве-реке и были богаты мягким и твердым кремнистым известняком. Мы не знаем
из источников, сколько времени ушло на ломку камня; известно лишь, что его вы-
возили зимой 1366—1367 гг. Ломка камня еще в середине XIX в. производилась
крестьянами в зимнее время, по окончании сельскохозяйственных работ. Думаем,
что работа по заготовке камня велась либо одновременно с его вывозкой, либо зи-
мой 1365—1366 гг. Всего выломка указанного выше количества камня требовала
41,5 тыс. человеко-дней. Принимая, что ломка была проведена в течение 5 зимних
месяцев, т. е. 120 дней, в Мячковских карьерах должно было работать ежедневно
346 ломщиков.
Для кладки фундаментов и стен требовалось 16 730 кб. м известкового раствора,
для чего нужно было выломать 1940 кб. м известняка. Эта работа ломщиков выра-
жалась в 837 человеко-днях. Процесс обжига (кладка печи, насадка камня, обжиг
и выгрузка извести) требовал 1620 человеко-дней, гашение кипелки в тесто — 968
человеко-дней, приготовление теста —8300 человеко-дней, всего —11 725 человеко-
дней.
231
Транспортировка заготовленного камня шла по зимнему пути, и скорее всего —
по льду Москвы-реки. Общий вес камня равнялся 112,5 тыс. тонн. При нагрузке
на обычную крестьянскую подводу в 0,49 т получаем общее количество 230 тыс.
подвод. В день подвода могла сделать менее полоборота до Москвы, так что на вы-
возку этого количества камня* требовалось 548 тыс. коне-дней и столько же чело-
веко-дней возчиков. При 120 зимних днях ежедневно должно было работать 4560
подвод. Такой поезд, при установке подвод в затылок одна к другой, занял бы
20,5 км, а при вывозке за один рейс — 1035 км8.
Мы принимаем следующий средний размер камня для кладки лицевых плоско-
стей стен: глубину и высоту — по 30 см и длину — 50 см. Теска нагрубо по лекалу
и наугольнику производилась еще на месте, у каменоломен. На эту часть работы
требовалось 101 тыс. человеко-дней. Далее на получистую теску постелей камня
было нужно 128 тыс. человеко-дней и на чистую теску лицевой плоскости — 50 тыс.
человеко-дней.
Таким образом, на обработку стенного камня, потребного для сооружения
Московского кремля, было затрачено 279 тыс. человеко-дней.
Следует учесть и работу кузнецов по наварке (раз в неделю) и оправке (4 раза
в день) инструмента каменотесов, выражавшуюся в 30,7 тыс. человеко-дней.
Рытье рвов объемом 17,6 тыс. кб. м и обратная засыпка требовали следующих
затрат труда (в человеко-днях):
, Рытье рва...................... 3840
Засыпка с утрамбовкой.........329
Разравнивание излишков земли ... 37
Всего........... 4206
Для подвозки материалов к стенам, при среднем расстоянии от стены до сере-
дины штабеля около 22 пог. м, нужно было бы 3940 человеко-дней.
При объеме кладки бутовых фундаментов в 13 473 кб. м требовалось следующее
количество человеко-дней:
Каменщиков.................... 5600
Подсобных рабочих............. 4420
Всего......... 10 020
Для возведения лесов с наружной и внутренней сторон стен и башен при пло-
щади наружной облицовки в 23 825 кв. м работа плотников составляла 4682 чело-
векодней.
Процесс лицевой кладки и забутки стен и башен требовал следующих затрат
труда (в человеко-днях):
Каменщиков...............51 350
Подсобных рабочих • • • 39 500
232
Если подытожить приведенные данные, то получим следующие цифры трудо-
вых затрат (в человеко-днях):
Ломка камня ............................................. 42 337
Грубая теска камня в карьере............................ 101 000
Доставка камня на 50 км................................. 548 000
Обжиг известняка........................................ 1620
Гашение извести-кипелки................................... 968
Приготовление раствора................................... 8300
Рытье рвов и котлованов с последующей засыпкой .... 4206
Подвозка камня к стенам.................................. 3940
Кладка бутовых фундаментов.............................. 10020
Теска постелей и лица камня............................ 178000
Кузнечные работы (оправка инструмента) .................. 30 690
Устройство лесов ........................................ 4682
Лицевая кладка стен и зубцов 67 500
Забутка стен и зубцов...................•................ 23 350
Всего. . . ~1025 тыс. челов.-дн.
Средняя численность рабочих на основных строительных работах, при продол-
жительности летнего сезона в 168 дней, составляла 1970 человек.
Таковы масштабы лишь основных работ по сооружению Московского
кремля, в которых не учтены большие плотничные работы по устройству «мостов»
башен и кровель крепости, ворот и др.
Для оценки масштаба работ по сооружению деревянно-земляных крепостей
во второй половине XIV в. (Переславль-Залесский, Серпухов, Коломна и ряд ме-
нее значительных крепостей — Верея, Перемышль и др.) мы приведем данные о не-
сколько более поздней крепости — Звенигороде, созданной Юрием звенигородским
на рубеже XV в. По своим абсолютным размерам крепость сравнительно невели-
ка. Протяжение ее валов равнялось 780 м. Относительно простой была и их кон-
струкция.
Насыпь вала (максимальной высотой 8 м, при основании 20 м), шедшая по краю
крутых склонов высокого плато, с внешней стороны состояла из глины, образовав-
шей гладкий, почти недоступный для подъема, склон. Его вершина и внутренняя
сторона были вымощены булыжником, облегчавшим подъем гарнизона на гребень
вала. По нему шла рубленная из дубовых бревен стена бруствера с перпендикуляр-
ными короткими врубками, обеспечивавшими ее устойчивость. По примерным рас-
четам изучавшего Звенигород Б. А. Рыбакова, для сооружения его валов и стен
было нужно 35 000 кб. м глины и земли, 8000 дубовых бревен и 500 000 камней
для облицовки гребня и внутреннего склона 7. Звенигород был сравнительно неболь-
шой крепостью, расположенной к тому же в исключительно выгодных естественных
условиях, которые сокращали затраты на крупные военно-инженерные работы;
в других случаях, например, в Переславле-Залесском, они были во много раз зна-
чительнее.
Приведенные расчетные данные по Московскому кремлю, при всей их относи-
тельности (они, скорее всего, значительно преуменьшены), дают ясное представле-
ние о широких материальных возможностях Москвы и, главное, о количестве
233
строительных кадров, обеспечивших «скоростную» реализацию огромной инженерно-
архитектурной программы. Для постройки Кремля, действительно, «отовсюду со-
браны были во множестве мастера каменного дела» 8. На обширной военно-инженер-
ной работе, проводившейся московским правительством, несомненно, выросли очень
значительные кадры крепостных зодчих, горододельцев. Ими князья очень доро-
жили, стремясь прибирать этих мастеров к рукам. По крайней мере, несколько поз-
же сын Донского — Василий I в договоре с князем Владимиром серпуховским
(ок. 1390) оговаривал: «А кого собе вымемь огородников и мастеров,
и мне князю великому з братьею два жеребья, а тобе, брате, того треть»9.
Что касается рядовой рабочей силы и транспортных средств, то они, конечно,
мобилизовались обычным путем сгона феодально-зависимых крестьян. Вспомним,
что «городовое дело» в Новгороде осуществлялось крестьянством волостей «елико
их есть во всей Новгородской земли и области, а Новгородские люди толико кто
пригожь с торговых с рядов нарядчики были»; в 1430 г. «пригон был крестианом
к Новугороду, город ставити, а покручал четвертый пятого...»10. В Москве дело
обстояло, наверное, так же. Располагая достаточными кадрами зодчих и каменщи-
ков и неисчерпаемыми резервами простой рабочей силы, москвичи начинали работу
с твердой уверенностью в ее реальности и имели полное основание надеяться «на
свою на великую силу» и. Сарказм и сомнения тверского летописца, бросившего
эту фразу в связи с началом строительства Московского кремля, были опрокинуты
действительностью.
Эти мастера сохранялись в Москве и позже, может быть, работая на стройке
неизвестных нам сооружений. Во всяком случае, о значительности строительных
кадров, находившихся в распоряжении московского правительства и позднее —
в конце 70-х годов, свидетельствует быстрота постройки большого Успенского со-
бора в Коломне. Равный по своим размерам первоначальному Успенскому собору
во Владимире, имевший к тому же поместительный подклетный этаж, собор Колом-
ны был выстроен в один строительный сезон, тогда как Владимирский собор в усло-
виях расцвета XII в. строился три года.
2
Как и во Владимирской земле XII—XIII вв., монументальное строительство
Москвы второй половины XIV в. оставалось исключительно в руках княжеской
власти и церкви и носило целеустремленный государственный характер. И на пер-
вом этапе развития московского зодчества, и во второй половине XIV в. традиции
прошлого теснейшим образом сочетались в нем с практическими и идейно-полити-
ческими задачами настоящего.
Традиционные и новые черты в зодчестве были закономерно связаны с дейст-
вительностью. Менее всего было связано с традицией военно-инженерное строительство
Москвы. Оно должно было отвечать современным условиям и приемам военного дела.
Центральное сооружение рассматриваемой поры — Московский кремль 1367 г.—
в отношении своего общего замысла был очень близок крепостям XIV—XV вв.
Он также следует принципу концентрации башен на наиболее ответственной линии
234
«приступкой» стены, обращенной к равнинному участку, тогда как хорошо защи-
щенные рекой Москвой и болотистой долиной реки Неглинной южную и западную
стороны зодчие оставляют с малым количеством башеп. Дерзким новшеством москов-
ской крепости является помещение на «приступной» стене трех проездных ба-
шен, рассчитанных на активную оборону и массированную вылазку большого ко-
личества войск на всем фронте. В общей композиции плана нельзя не отмехить
зарождения черт некоторой регулярности, отчасти обусловленной формой самого
участка в устье Неглинной: план сравнительно прямолинеен, середину южной
стены занимает Тайницкая башня, также относительно равномерно расположены
проездные башни восточной стены.
<При всех своих боевых качествах стены и башни Кремля ставились с учетом
чисто художественных условий архитектурного ансамбля. Наиболее существенно,
что южная стена крепости прошла не по склону холма, а у его подножия, открыв
вид на кромку берега и расположенные на его высоте здания. В том, что это был
сознательный архитектурный прием, а не следствие только каких-либо такти-
ческих соображений (например, защита береговой пристани), свидетельствуют не-
которые данные письменных источников. В них выступают характерная и для этого
времени русская любовь к красивому пейзажу, взыскательность в выборе места
для больших ансамблей, какими были, например, монастыри. Так, собираясь осно-
вать свой особый монастырек, Сергий «испроси себе у Стефана брата искусна, вё-
дуща указати места пустыннаа иже и многа места обшедша и обретоша место
красно зело и высоко имуще под ним близ река именемь Кержачь».
Приглашенный князем Владимиром Андреевичем в Серпухов для устройства там
монастыря, Сергий «пришед, обрете место, его же князь возлюби, зовомое Высокое
и зело красно и вправду высокое у рекы Нары на брезе близ
великыа рекы Окы, и видев святый место то угодно зело к строе-
нию монастырьскому и похвали...»12. Таким же «зело красными высоким»
местом и был край кремлевского холма.
Парадные здания княжеского деревянного дворца размещались по этому вы-
сокому краю, образуя, вместе с белокаменными храмами, главный «южный фасад»
ансамбля, обращенный к реке. В связи с расширением площади Кремля к востоку
он был дополнен и развит сооружением комплекса зданий Чудова монастыря, рас-
положенного ближе к восточной «приступной» стене крепости. Как мы знаем, Чу-
дов собор был крупнее построек Калиты, его значимость в ансамбле была поддер-
жана постройкой обширной («великой») трапезы. Монастырь располагался дальше
от южной кромки кремлевского холма, в глубине территории Кремля; крупные объе-
мы его зданий были в известной мере обусловлены стремлением сохранить их зна-
чение в «южном фасаде» ансамбля. В этом отношении Московский кремль напоми-
нал несравненно более грандиозный «южный фасад» древнего Владимира XII в.,
также развернутый по краю высокого берега Клязьмы. И по самой своей структуре
московский дворец во многом напоминал дворцовые строения Боголюбова XII в.,
Твери и Ярославля XIV в., с их сенями, переходами, теремами и т. п. Впрочем, эта
структура богатого жилищного комплекса, слагавшегося из многих отдельных
частей, была, видимо, не местной, но общерусской традицией 13. Судя по
235
приведенному выше тексту Епифания Премудрого, кремлевский дворцовый ансамбль,
вместе с окружающей деревянной застройкой, уже характеризовался той сложной
живописностью, какую мы документально знаем, по подобным хоромным комплек-
сам позднейшего времени — XVI—XVII вв.
Обращаясь к рассмотрению культового строительства второй половины XIV в.
и его идейно-художественного смысла, нужно напомнить крупную роль русской
церкви, выступающей в это время в тесном союзе с московской великокняжеской
властью в борьбе за объединение Руси. Если Иван Калита «присоединил власть
церкви к могуществу своего трона» (К. Маркс), то в княжение Дмитрия Ивановича
этот союз крепнет. Митрополит Алексей, выходец из московских боярских кругов,
был крупнейшей политической фигурой этой поры. «Меч духовный», гроза интер-
дикта успешно содействовали подчинению московской власти непокорных русских
князей. «Летописец великий Русский», создающийся в это время при митрополичьем
дворе, содержал «живую и ясную идею всея Руси» под державой московского кня-
зя 14. Церковь освящала своим авторитетом и борьбу за национальную самостоятель-
ность Руси против литовской агрессии и татаро-монгольского ига как борьбу за
«правую веру», как борьбу «истинных христиан» с «зловерным, безбожным и нече-
стивым» Ольгердом или «погаными агарянами»— татарами 15. Борьба с иноземными
насильниками изображалась «в форме борьбы одной религиозной идеи против дру-
гой» 1в. Это чрезвычайно повышало авторитет московского правительства и его по-
литики.
Закономерно и стремление церкви наделить героев объединительной борьбы —
Дмитрия Донского, митрополита Алексея, Сергия Радонежского почти сразу после
смерти чертами «святых». Почти как святого прославляет Донского составленное
вскоре после его смерти и содержащее элементы народной поэзии «Слово о житии и
преставлении великого князя Дмитрия Ивановича царя русского». Это про-
изведение, по справедливому замечанию исследователя, «является провозвестником
идей Степенной книги, задавшейся целью окружить собирателей Московского госу-
дарства ореолом святости»17.
Не случайно в литературных произведениях, запечатлевших всемирно-истори-
ческую победу русских над татарами на Куликовом поле, наряду с использованием
приемов народно-поэтического творчества, резко усиливаются религиозные, церков-
ные элементы. «Русь великая» в «Задонщине» — это христианская страна, она неот-
делима от «веры крестьянской». Павшие в битве русские люди «положили головы
своя за святыя церькви, за землю за Рускую и за веру крестьянскую»18. В «Сказа-
нии о Мамаевом побоище» князь Дмитрий призывает воинов идти на подвиг «святых
ради церквей и веры христианскыя»19. В «Повести о житии и преставлении» князя
Дмитрия Ивановича Мамай собирается разорить «церкви христианьския, и веру их
на свою преложю... а идеже церкви были ту ропати поставлю» 20. Церковная архи-
тектура, храмы были в этих условиях символами Русской земли, они реально и
зримо воплощали ее силу и независимость. Поэтому понятно усиленное, целеустрем-
ленное церковное строительство не в Москве, а именно в Коломне и Серпухове —
форпостах Руси на краю «дикого поля»: опережая воинов, на берегах Оки стали ду-
бовые и белокаменные храмы.
236
Интересно, что еще до постройки Московского кремля 1366—1367 гг. в 1365 г.
строится белокаменный собор митрополичьего Чудова монастыря; его ставят побли-
зости от будущей «приступной» стены крепости с ее тремя воротами. Собор как бы
«охраняет» их. Существенно также, что он посвящается покровителю княжеской
власти и воинских сил — архистратигу Михаилу, хотя этому «небесному полковод-
цу» уже был посвящен собор Калиты 21. Постройка второго и, видимо, более обшир-
ного храма Михаила как бы освящала сооружение новой крепости и ставила ее под
защиту «небесных сил». Не случайно, что позже соперники Москвы — тверские
князья — также отдадут в своем строительстве дань этому воинскому культу.
Именно в этой тесной связи церковного строительства с народно-освободитель-
ной борьбой был один из импульсов прогрессивного развития художественных ка-
честв архитектуры.
3
Рассмотрим теперь культовое зодчество Москвы второй половины XIV в. в его
связях с предшествующим и последующим развитием архитектуры.
Прежде всего следует сказать о концепции А. И. Некрасова, чтобы покончить
с нею. Исходя из ошибочных представлений и реконструкций Успенского собора
Москвы 1326 г. и Коломенского собора, он создал теорию так называемого «бело-
русского влияния», которое якобы лежало в основе возникновения и развития ран-
немосковского зодчества. Он полагал, что после монгольского разгрома лишь «в Бе-
лоруссии... сохранялась творческая работа в области искусства, передаваясь на
восток и север»22. Однако, как известно, никаких памятников этой «творческой ра-
боты» XIII—XIV вв. в области зодчества в западных областях Руси не существует;
следовательно, не было ничего, что можно было бы «передавать на север и восток».
Суммируя основные черты стиля реконструированного им и далекого от истины
Успенского собора в Коломне, А. И. Некрасов указывал, что его «слагаемость масс
напоминает западный романский принцип». «Противоречивая пространственная ори-
ентировка» здания, когда апсиды «выскакивают [!] перпендикулярно из восточной
стены храма, как хоры западной романской базилики из своего трансепта», также
вела на Запад, при этом не XIV в., а XI—XII столетий 23. Следовательно, суть
«белорусского влияйия» состояла в передаче «отсталой» Руси все тех же «благотвор-
ных воздействий» «передовой»— западной культуры, которая в данном случае да-
вала уже не то, чем жило в XIV в. архитектурное искусство, а некие «зады» роман-
ского прошлого. По мнению А. И. Некрасова, Коломенский собор Донского был
«копией» Успенского собора Калиты 24. Отсюда фантастические черты первого пе-
реносились на второй, и тем самым «белорусское», а на деле запоздалое «романское»
влияние оказывалось у самого корня истории московского зодчества. Извращен-
ность этой концепции не требует комментариев, тем более что и сам памятник, создан-
ный Донским, как мы видели, был совсем не похож на «памятник», построенный
фантазией исследователя.
Перейдем к выяснению действительных связей московского зодчества XIV в.
Естественно в первую очередь присмотреться к проявлению владимирской тради-
ции, которую мы проследили в строительстве Ивана Калиты. Обращение к высоким
237
художественным образцам времени расцвета и независимости Русской земли в усло-
виях нарастающей борьбы с татаро-монгольскими поработителями подчеркива-
ло стойкость, силу и непрерывность развития культуры русского народа. Влади-
мирское искусство было одним из ее высших проявлений. Его значение в рассмат-
риваемое время должно было быть особенно велико. Будущий митрополит Алексей
еще при Калите с 1340 г. становится митрополичьим наместником, а с 1352 г.— епи-
скопом владимирским. Возможно, что с его инициативой был связан ремонт в 1340 г.
крупнейшего здания Владимира — Успенского собора 25.
В княжение Дмитрия Донского территория Владимирского великого княжества
включается в состав московских владений 26. Мы наблюдаем в этой связи повышен-
ный интерес московской княжеской власти к архитектурным памятникам и святы-
ням Владимирской земли XII в. Так, в 1380 г. в Москву переносят из собора в Дмит-
рове икону Дмитрия Солунского, а владимирский Дмитриевский собор становится
предметом особых забот княжеской власти 27; вкладная книга владимирского Рож-
дественского монастыря содержит записи о вкладах супруги Дмитрия Донского —
княгини Евдокии и его сына — Василия 28. Художественные идеалы, воплощенные
по воле «владимирских самовластцев» XII в. гением владимирских зодчих в их
белокаменных храмах, становятся как бы официальным художественным credo ве-
ликокняжеской Москвы.
О проявлении владимирской традиции мы можем судить, главным образом, по
памятникам Коломны, облик которых хотя бы в пунктирных контурах доступен
изучению. Владимирское наследие сказывается прежде всего в их белокаменной
кладке, высокое совершенство которой отметил Павел Алеппский в отношении* ко-
ломенского Успенского собора. Это была техника полубутовой кладки из тщательно
тесанного камня с заполнением внутренней полости стены булыжником и обломками
того же известняка. Для строительства пользовались, как мы говорили, каменолом-
нями по берегам рек Москвы и Оки, в районе Коломны. Интересно, что здесь есть
старые каменоломни, связанные территориально с селищами, городищами и курган-
ными могильниками XIII—XIV вв. Таковы старые карьеры у деревни Пестриково
на Оке, около Карабчеевского городища, у села Протопопова; в зоне Мячковских
каменоломен лежит Мячковское городище со славянской керамикой 29.
Видимо, размеры тесаного камня отличались от его размеров в домонгольское
время; блоки стали постелистее. Раствор извести по пробам, взятым из памятников
Коломны, характеризуется либо отсутствием отощающих примесей, либо очень
незначительной добавкой песка. Так, раствор из слоя первого строительства Успен-
ского собора представлял собой чистую известь; раствор из фундамента Воскре-
сенской церкви был чистым в его верхней зоне и с примесью 30% песка —
в нижней 30. Такой раствор характерен для строительства этой поры — аналогичные
растворы применяли тверские зодчие на рубеже XV в. (гл. XXIX).
Традиционными были и самые типы зданий. Воскресенская церковь следует
типу четырёхстолпного небольшого храма княжеского двора; его хоры были связаны
с хоромами деревянными переходами. Успенский собор, как мы предполагаем, был
близок по плану и размерам владимирскому Успенскому собору в его первоначаль-
ном шестистолпном виде; в его западной части были хоры с приделами, посвященны-
238
ми владимирским святым—Леонтию ростовскому и Никите переславскому .Асим-
метрическое трёхглавие верха Коломенского собора находит параллель в древнем
трёхглавии Суздальского собора 1222—1225 гг. Оба коломенских храма имели пер-
спективные порталы с бусинами, как в том же Суздальском соборе. Кроме них,
внимание Павла Алеппского привлекло оформление окон Успенского собора, ви-
димо, со сложной перспективной обработкой косяков, в числе элементов которой
были «отшлифованные тонкие колонны»; эта деталь также находит прямые парал-
лели во владимирском зодчестве домонгольской поры. Возможно, что в какой-то
мере сохранялось и применение в убранстве храмов резного камня, на что указы-
вают коломенский рельеф с изображением единорога и «кайма скульптурной рабо-
ты», отмеченная Павлом Алеппским на фасадах Успенского собора в Коломне.
В подражании высоким «образцам» владимирской архитектуры XII—XIII вв.
символизировалась не только преемственность политической традиции объединения
Руси, но и незыблемость феодального могущества и верховной власти великого кня-
зя. Представительность, демонстративная величественность и строгая красота бе-
локаменных соборов Владимира с их торжественным спокойствием и державным
ритмом как нельзя более отвечали вкусам московской династии. Самодовлеющая
ценность образа незыблемого «кубического» массива храма, увенчанного тяжелой
главой, оставалась еще господствующей в сознании строителей — князя и церкви
и их зодчих. Однако эта традиция соединяется в московском зодчестве XIV в. сдви-
жением вперед, с развитием другой прогрессивной традиции — национальной
переработки крестовокупольной системы храма, подхваченной уже строите-
лями Калиты.
Существенно, что оба коломенских храма подняты на подклетном этаже. Прак-
тическая потребность в «несгораемых» хранилищах ценного имущества сочетается
с большим художественным эффектом. Подклеты, вместе с парадными лестницами,
образуют как бы подножие храма, торжественно приподнятого кверху. Это также
развитие владимирской традиции. Вспомним, что ряд храмов XII в. имел глухой
цокольный ярус (правда, еще не высокий — около 80—90 см), так что к порталам
должны были подводить лестницы—«степени», а собор Спасского монастыря в Ярос-
лавле, по-видимому, уже имел развитой подклет. Если признать наличие арочной
галереи у Коломенского собора, то и в этом слышится отзвук владимирского
наследия — галерей Покрова на Перли. В Нижнем-Новгороде новый храм Ми-
хаила-архангела повторяет крестообразный план своего предшественника — со-
бора 1227 г.
Под упомянутой Павлом Алеппским «каймой скульптурной работы», опоясы-
вавшей Успенский собор, следует разуметь, вероятно, тройной плоский орнаменталь-
ный пояс, какой был уже в Ростовском соборе, в храме Спаса на Бору 1329 г. и поз-
же известен по сохранившимся памятникам Звенигорода рубежа XIV—XV вв.
Наибольший же интерес представляет композиция верха коломенских храмов.
Выше (гл. V) мы привели данные, позволяющие предполагать, что основной
«образец» московского Успенского собора 1326 г.— Георгиевский собор в Юрьеве-
Польском имел «башнеобразный» верх, развивавший идею собора полоцкого Спасо-
Евфросиниева монастыря. Процесс выработки новых самобытных форм получил
239
дальнейшее быстрое развитие в XIV в. в условиях возрождения русской культуры
и подъема национально-освободительной борьбы.
Важнейшим проявлением этого течения является построенный псковским зод-
чим Кириллом в годы строительства Московского кремля новый Троицкий собор
в Пскове (1365—1367). Этот выдающийся памятник русского зодчества был новым
и крупным шагом русской архитектурной мысли в деле переработки крестовокуполь-
ной системы храма. Основной объем здания, поднимавшийся над притворами и по-
ниженной ступенью нартекса, приобрел сложное расчлененное построение: своды
архитектурного креста поднялись над угловыми, постамент под главой приобрел
сложную, заимствованную из деревянной архитектуры форму «восьмерика на чет-
верике», обработанного по граням чередующимися полукруглыми «кокошниками»
и фронтончиками. Новизна и смелость художественной мысли псковского зодчего
оставили далеко позади все сделанное до того в этом направлении 31.
Как же развивался этот процесс в раннемосковском зодчестве?
Успенский собор Коломны также имел пониженный нартекс, ступень которого
подчеркивала подъем основного «четверика» храма. Этой единственной чертой он
и напоминал собор полоцкого Евфросиниева монастыря XII в. и псковский собор
Троицы (в обеих его «редакциях» XII и XIV вв.) 32. Композиция же венчающих
частей, как явствует из описания собора Павлом Алеппским и данных последующих
памятников московского зодчества, отличалась как от названных памятников до*
монгольского времени и Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, так и от Псков-
ского собора 1365—1367 гг.
Над закомарами фасадов сравнительно невысоко поднимались, отступая вглубь,
закомары диагональных «сводов-крыш» и таких же, но несколько более приподня-
тых «сводов-крыш» по осям архитектурного креста, а в основании барабана был по-
ложен венок чисто декоративных «кокошников». Как и в отношении подклетов,
можно сказать, что эта композиция верха решала одновременно и практические,
и чисто художественные задачи; последними продиктованы «своды-крыши» архитек-
турного креста и пояс «кокошников» в основании барабана. Эта композиция была
вполне своеобразной и отличалась как от композиции верха с трёхлопастным по-
стаментом под барабаном (Полоцк, Псков XII в.) и от динамического ярусного по-
строения Пятницкой церкви в Чернигове XII—XIII вв., так и от сложного и живо-
писного решения задачи псковским мастером Кириллом в XIV в.
Самое существенное в этом отличии состоит в том, что московская редакция
этой архитектурной темы характеризуется большей сдержанностью и спокойствием:
ярус «закомар-крыш» совершенно не нарушает целостности «кубического» объема
крестовокупольного храма, «кокошники» в подножии барабана являются его дета-
лями, но не образуют особой ступени или постамента. В целом эта композиция
не столько усиливает динамику здания, сколько служит как бы его торжественному
увенчанию. Процесс переработки крестовокупольной системы в московском
зодчестве как бы затормаживается, а самый образ храма приобретает иное идейное
звучание. Если Пятницкая церковь в Чернигове предвосхищает композицию верха
собора Андроникова монастыря в Москве (гл. XXIV), а собор Троицы в Пскове
мастера Кирилла является как бы гениальным прозрением архитектурных идей
240
XVI в. («столпы» Дьяковской церкви), то Успенский собор Коломны ведет к той
уравновешенной, статической композиции верха храма, к которой зодчие придут
в соборе Ферапонтова монастыря конца XV в.— начала XVI в.
Весьма вероятно, что Воскресенская церковь Коломны имела более скромную
редакцию верха того типа, который сохранен Успенским собором Звенигорода, т. е.
только с диагональными «сводами-крышами» и «кокошниками» в основании барабана.
Отмеченные особенности московского варианта общерусского процесса выработ-
ки национальных архитектурных форм, начавшегося еще в домонгольское время и
с новой силой продолжавшегося в пору возрождения Руси в XIV в. и борьбы с мон-
голами,— определяются охарактеризованной выше прочностью владимиро-суздаль-
ской традиции в культурном и политическом развитии Московского княжества.
Может быть, первоначально чисто практические соображения лучшего отвода
осадков с кровли привели, как полагает П. Н. Максимов, к появлению диагональ-
ных «сводов-крыш» над угловыми сводами храма; в этом случае данное новшество
служило лишь приспособлению обычной, старой системы
позакомарного покрытия к физическим условиям русского климата. Но несомненно,
что в этом шаге зодчих был заложен и чисто художественный смысл, который уже
вполне ясно раскрывается в композиции верха Успенского собора Коломны. Можно
признать, что, в отличие от радикальных новшеств псковского мастера Кирилла,
ломающего самый куб храма, московские зодчие лишь как бы «накладывают» на
него, не меняя его по существу, слабо поднимающиеся «своды-крыши»,
так же как «кокошники» в основании барабана являются лишь декорацией
его поверхности. В общем облик храмового верха приобретает выражение церемо-
ниальной нарядности и праздничной торжественности; это как бы царственный ве-
нец, «корона^, высоко вознесенная стройным храмом над деревянным городом.
В этом смысле архитектура вторит московской литературе конца XIV в., проникнутой
идеей сильной государственной власти. В вышедшем из среды передовых феодалов
«Слове о житии» князя Дмитрия он изображается как «царь русский», а само «Слово»,
как мы уже упоминали, предвосхищает идеи Степенной книги.
Указывалось, что с самого своего возникновения процесс переработки кресто-
вокупольной системы храма в сторону «высотной» динамической композиции стиму-
лировался воздействием образов деревянного зодчества. Наиболее убедительным,
конкретным примером этого является псковский собор Троицы 1365—1367 гг. При-
веденные выше данные свидетельствуют, что в рассматриваемое время в культовом
деревянном зодчестве северных и центральных областей были широко распростра-
нены высокие столпообразные и шатровые храмы, определявшие архитектурный
облик самой Москвы. Однако подобно тому как и в литературу конца XIV в. — на-
чала XV в. элементы народной поэзии проникали еще очень слабо, так и деревян-
ное зодчество, влияя на художественные взгляды московских зодчих, пока отража-
лось лишь в усилении «высотности» каменных храмов.
Памятуя, что все эти новые явления в архитектуре Москвы рождаются в обста-
новке начавшейся борьбы с татарами, в атмосфере огромного подъема народных
сил и национального самосознания, можно понять мотивы, определившие выра-
жение архитектурного образа Коломенского собора. Коломенское строительство
16 Н. H. Воронин, т. II
24/
Донского — это демонстративное и идейно-заостренное строительство на переднем крае
борьбы с татарами. Успенский собор сооружается буквально накануне Куликовской
битвы; для его постройки снимаются зодчие, начавшие строить собор Симонова мо-
настыря. Может быть, они переносят в Коломну и замысел последнего, что подкреп-
ляет с новой стороны гипотезу П. Н. Максимова о родстве композиции верха обоих
памятников. Рухнувший верх Успенского собора,— видимо, недостаточно проду-
манный с конструктивной стороны,— восстанавливается уже к 1382 г. Это еще раз
подчеркивает огромное значение, какое придавал Донской новому храму. По своему
масштабу он равнялся владимирскому Успенскому собору Андрея Боголюбского
и собору Спаса в Твери — храму сильнейшей соперницы Москвы, которой князь
Дмитрий нанес тяжкий удар походом 1375 г. Воздвигавшийся, может быть, как па-
мятник битвы на Воже и вместе с тем как обетный храм накануне Мамаева побоища,
собор Коломны приобрел более широкое значение, став памятником Куликовской
победы, храмом мемориальным и полным глубокого национального смысла. Отсю-
да — та мажорная, торжествующая нота и общий царственный дух, которые прони-
кали его образ и вызывали еще в XVII в. изумление Павла Алеппского.
Таким образом, строительство второй половины XIV в., памятники которого
мы попытались восстановить выше, является важнейшим этапом в развитии москов-
ского зодчества и русского зодчества в целом. Самый его объем и размах создали
условия для формирования сильных кадров зодчих, которые смогли решать по-но-
вому сложные конструктивные и художественные задачи. Они создавали свои по-
стройки в обстановке общего энергичного подъема культуры. Москва становилась
ее общерусским средоточием, где копились и умножались книжные богатства, где
литература, в противовес сепаратистским тенденциям литературы Новгорода и дру-
гих местных центров, работала над идеологическим обоснованием необходимости
создания централизованного Русского государства, отвечая общерусским нацио-
нальным интересам.
Московское зодчество не осталось в стороне от этого подъема. Как и архитекту-
ра Владимирской Руси, оно было тесно связано с насущными историческими нужда-
ми своего времени, было активным фактором общественной жизни. Это обусловило
прогрессивность московского зодчества. Оно становится ведущей линией искусства
Северо-Восточной Руси. Выше мы предположили, что небольшое строительство
нижегородских князей и постройка митрополитом Алексеем собора Благовещен-
ского монастыря в Нижнем Новгороде были осуществлены московскими мастерами и,
может быть, в московских формах. Исследование вопроса об облике древнейших
храмов Рязани (Переславля-Рязанского) XIV в.— начала XVI в. также ведет
к признанию зависимости рязанского строительства от московского 33. Московское
зодчество второй половины XIV в. не только было законодателем художественной
моды для более слабых княжеств; оно подготовило последующий расцвет и предо-
пределило характер московской архитектуры конца XIV в.— начала XV в., которая
представлена уже сохранившимися памятниками. Их высокое художественное ка-
чество, равно как и пути последующего архитектурного развития XV—XVI вв.,
были во многом обусловлены огромным размахом строительства и творческим дви-
жением зодчества времени Дмитрия Донского,
СТРОИТЕЛЬСТВО
в московском
КНЯЖЕСТВЕ
КОНЦА XIV
НАЧАЛА XV ВЕКОВ
ЦЕРКОВЬ БЛАГОВЕЩЕНИЯ
В МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ
1
Точной даты постройки Благовещенской церкви в Московском кремле
источники не сообщают. Поэтому исследователи датируют памятник различ-
но. Одни относят его сооружение к 1393 г.1, хотя никаких прямых указаний на эту
дату в нашем распоряжении нет; видимо, она введена по связи с точной датой дру-
гой постройки — дворцовой церкви Рождества, сооруженной в 1394 г. Другая при-
водимая в литературе дата — 1397 г.2 связана с упоминанием летописи о привезен-
ной в этом году из Царьграда иконе «Спаса в белорисцех», которая, по свидетельст-
ву летописи, «стоит... в церкви его [князя] в Благовещении на его дворе, идо
сего дни...»3. Следовательно, данный текст говорит лишь о том, что во время
составления летописного свода эта икона стояла в Благовещенской церкви, но он
ничего не дает для ее начальной датировки. Однако несомненно, что она была
построена в 90-х годах XIV в. В 1404 г. были «часы поставлены на Москве, на вели-
кого князя дворе, за церковью Благовещением; а делал их Лазарь
чернец Сербин, иже ново пришел из Серьбскиа земли»4. Следовательно, к этому
времени храм уже был построен. В 1405 г. «почаша подписывати церковь каменую
святое Благовещение на князя великаго дворе, не ту иже ныне стоит,
а мастеры бяху Феофан иконник Грьчин да Прохор старец с Городца, да чернец
Андрей Рублев, да того же лета и кончаша ю»5. Вслед за этим известием летопись
неожиданно сообщает, что 18 июля 1416 г. «создана бысть церковь камена на
великого князя дворе Благовещенье» в.
Это известие едва ли не ошибочно, хотя ряд авторов в связи с этим датировал
первоначальную постройку 1397—1416 гг. ф
В связи с реконструкцией Московского кремля при Иване III постройка его
деда, князя Василия Дмитриевича, была разобрана. В 1482 г. «почаша рушити
церковь на площади Благовещение, верх снята и лубьем накрыта» 7. В следующем,
1483 г. «разруши князь велики Благовещенье на своем дворе, подписанную только
по казну и по подклет, и заложи казну около того подклета и полату кирпичну
с казнами»8. Весной 6 мая 1484 г. Иван III заложил новый храм, якобы «разрушив
Примечания к главе XV см. стр. 518—519.
245
первое основание еже бе создал дед его князь велики Василей Дмитреевичь; а за
церковию полату заложил» ®.
Приведенные разноречивые сообщения летописей дали основание для противо-
речивых суждений о возможности сохранения в составе существующего здания Бла-
говещенского собора, построенного псковичами в 1484—1489 гг., остатков храма
XIV в.: одни полагали, что они уцелели в подклетной части собора 10, другие, опи-
раясь на указание о разрушении «первого основания», считали, что постройка XIV в.
была разобрана полностью и.
Решение этого вопроса было затруднено тем, что подклет существующего собора
был занят новыми калориферами. Однако уже первое капитальное исследование
и обмер здания 12 позволили В. В. Суслову довольно точно охарактеризовать конст-
рукцию подклета, сложенного в средней части (в отличие от самого собора, построен-
ного из кирпича) из белого камня 13. Комментируя изданные им чертежи Благо-
вещенского собора относительно плана подклета, В. В. Суслов писал: «В сплошь
заштрихованных массах плана храма помещаются калориферы. В средних открытых
помещениях видны устои под четырьмя пилонами храма, выложенные из камня;
промежутки между ними заделаны кирпичом. В поперечной стенке между двумя
помещениями заметен центровый каменный столб, с которого идут две арки, сложен-
ные также из камня. Одна арка заделана наглухо кирпичом, в другой — заделаны
лишь бока ее, середина же оставлена для прохода» 14.
Опираясь на изданные В. В. Сусловым чертежи, М. В. Красовский считал, что
«подклет Василиевой постройки уцелел, хотя своды его прорезываются столпами
позднейшего здания и средние поперечные стены не служат продолжениями верх-
них стен. Другими словами, только наружные стены храма отвечают наружным
стенам подклета, сложенного из белого камня» 16. Таким образом, автор считал
храм XIV в. примерно равным в плане существующему зданию. Более того, он по-
лагал, что план первоначального храма имел «византийский характер без типичного
для владимиро-суздальской архитектуры удлинения общих пропорций храма
с запада на восток, но все же выступ трех алтарных полукружий очерчен сильнее,
нежели у московских храмов следующего периода» 16»
2
Работы по освобождению от позднейшей отопительной системы подклетной части
Благовещенского собора, проведенные с большой тщательностью архитектором
-Л. А. Петровым, позволили проверить все эти наблюдения. Как писал автор этих
работ, они «с большой убедительностью выявили остатки первоначального белока-
менного собора 1397 г., так что версия о том, что собор 1397 г. был разобран до
основания перед постройкой нового, полностью отпала» 17. Более того, самый тип
подклета храма XIV в. оказался весьма своеобразным.
Подклет сложен из квадров белого камня, местами сохранивших ложчатые бо-
розды их отески. Вышина квадров различна; преобладает размер, близкий к 30 еле
(29—34 ел), но есть и более крупные (до 40 и даже 47 ел), и более постелистые —
21—24 ел. Более крупные камни, как правило, уложены в нижних частях стены.
240
109. Благовещенский собор в Московском кремле. План подклета.
В связи с разномерностью камня кладка не очень регулярна, горизонтальность ря-
дов не всегда выдерживается, есть подтески и врубка в зуб.
Подклет 18 значительно меньше площади существующего здания (рис. 109). Он
•состоит из двух помещений: квадратного основного (7 X 6,96 м) и отделенной от
него простенком с дверным проемом широкой, приложенной впритык, «апсиды»
(3,86 м). В центре основного помещения — квадратный столб, несущий перекину-
тые на северную и южную стены арки (рис. НО, а). На них опираются два коробовых
247
110. Благовещенский собор в Московском кремле. Подклет.
а — поперечный разрез; 6 — продольный разрез.
свода с шелыгой, идущей по оси север — юг. В апсиде — одно щелевидное окно,
расположенное не по оси, но повернутое к югу. Подобное же, обращенное на юг,
окно освещало восточный отсек основного помещения; в узкой части окна сохрани-
лась старая кованая железная решетка из центрального круглого стержня с наде-
тыми на него горизонтальными пластинками, концы которых заведены в кладку.
В западный отсек с юга вводила арка входа; он запирался изнутри: от двери
сохранились справа две железных навески, а слева — штырь для накладки. Были
ли такой же вход и окно в северной стене,— мы не знаем: почти вся древняя поверх-
ность здесь скрыта под позднейшей кирпичной кладкой. Существующий вход
в подклет с севера выложен кирпичом (размер — 6 X 13 X 27 см). Участок между
аркой и вероятным окном закрыт кирпичной кладкой, а к месту окна вплотную
примыкает один из четырех встроенных впритык в углы помещения массивных
белокаменных столбов. Эти столбы как бы подпирают коробовые своды, не про-
резая их, причем они почти точно отвечают положению столбов собора 1484—
1489 гг. Пятый подобный же столб, приложенный впритык к восточному простенку,
248
111. Благовещенский собор в Московском кремле.
а — кладка свода апсиды; б — капитель фасадной лопатки в кладке юго-западного столба.
112. Благовещенский собор в Московском кремле.
Арка входа в подклет.
прорезает свод апсиды; послед-
ний, возможно, переложен,—его
грубая кладка (рис. 111,а) рез-
ко отличается от кладки коро-
бовых сводов основного поме-
щения.
Угловой юго-западный столб
должны были выложить, сре-
зав его угол, чтобы он не
закрыл вход в подклет с юга;
при этом в его кладку были за-
пущены два камня капители от
фасадной лопатки с орнамен-
том из остролистов и двойным
жгутом в основании (рис. 111,6).
В северной грани этого же
столба устроена нишка, для ко-
торой использован арочный ли-
цевой камень небольшого, щеле-
видного, суживающегося внутрь
оконца, сохранивший полусте-
санный выступ обрамления
(см. рис. 110,6 и 171). Югово-
сточный столб закрыл упомя-
нутое южное щелевидное окно,
причем для того, чтобы его со-
хранить, в кладке столба сде-
лали нишу (свет здесь, конечно,
не проходил, и, видимо, смысл
окна состоял в дополнительном
вентиляционном отверстии). Кладка столбов более грубая, чем кладка стен под-
клета; здесь больше врубок и подтесок квадров. Все сказанное делает несомнен-
ным, что в нижней части существующего собора сохранился подклет храма XIV в.
Он был невелик; к одностолпной квадратной палате примыкала единственная ап-
сида: ее ширина исключает возможность наличия боковых апсид. При сооружении
нового, большего собора в 1484—1489 гг. под его столбы внизу были подведены
мощные угловые пилоны. Они были сложены из материала верхних разобранных
частей первоначального здания — белого камня. Из того же материала, с добав-
кой кирпича, с трех сторон подклета была выложена толстая обкладка в границах
наружных стен нового собора. При этом входы с юга и севера получили как бы се-
ни 1в, а южное окно превратилось в длинную (ок. 2,7 м) темную щель (сейчас она
снаружи заложена кирпичом).
Таким образом, картина использования старого подклета при строительстве
собора 1484—1489 гг. точно соответствует летописной записи: «Заложи казну около
250
того подклета и полату кирпи-
чну с кознами». Под последней,
видимо, следует понимать по-
мещение под окружавшей храм
платформой — гульбищем. Сле-
довательно, старый подклет-каз-
на был расширен, сохранив зна-
чение центрального помещения
великокняжеского сейфа.
Хотя эта часть храма имела
сугубо деловое, «складское» на-
значение, она сохранила неко-
торые намеки на художествен-
ную манеру московских строи-
телей конца XIV в. Так, углы
арочного проема входной двери
с внешней стороны обработаны
фаской в четверть окружности,
обходившей проем и обрывав-
шейся на некоторой высоте от
пола. Подобную же фаску ма-
стер начал делать на ребре смеж-
ной с входом арки, но, видимо,
решив, что здесь эта обработка
ни к чему, оставил фаску не-
законченной. Такую же неза-
вершенную обработку угла
имеет проем двери в апсиду.
Эти, на первый взгляд, мало
значительные детали, позволят,
113. Благовещенский собор в Московском кремле.
Арка входа в апсиду.
как увидим далее, поставить вопрос о сходстве художественных приемов кремлев-
ских строителей конца XIV в. В этом же отношении интересна одна техническая
подробность кладки небольших арочных проемов. Она характеризуется известной уп-
рощенностью и вольностью. Так, перекрытие южного входа в подклет с уплощенной
кривой выложено из крупных, нерадиальных клиньев (рис. 112). Еще интереснее
в этом смысле арка двери в апсиду. Это, собственно, не арка: по бокам поставле-
ны скошенные камни-помочи, далее над ними — широкие клинья, лежащие на
нижних почти горизонтально, а широкий пролет между ними, равный половине дли-
ны проема, занят одним большим клином с горизонтальным нижним краем; по су-
ществу это — «балочное» перекрытие с напусками-помочами по концам (рис. 113).
Эти подробности мы вспомним при ознакомлении со вторым кремлевским памятни-
ком — церковью Рождества.
Таким образом, церковь Благовещения при московском великокняжеском дворе
была маленькой одноапсидной домовой капеллой с одностолпным подклетом-казной20.
251
Этот облик постройки в достаточной мере неожидан, что делает очень трудным
вопрос о вероятном характере ее верхнего, храмового этажа. Можно, кажется,
не сомневаться, что при своей незначительной площади храм был бесстолпным.
За это говорит й система сводов подклета. Поднятый на уровень второго этажа вели-
кокняжеских хором и непосредственно с ним связанный храм, конечно, не имел и хор.
Вопреки М. В. Красовскому, он был далек от владимирской традиции, если не счи-
тать возможности какого-то воздействия «образца», вероятно, бесстолпной церкви
Воздвижения на Торгу во Владимире 1218 г. Подобные примеры бесстолпных хра-
мов мы увидим ниже [церковь Николы в селе Каменском второй четверти XV в.
(гл. XXIII) и церковь Николы 1404 г. в Старице (гл. XXVI)]; известны они в особен-
ности в зодчестве Пскова XV в. (церкви Николы Каменноградского и Никиты-гу-
сятника и др.). Однако ни один из этих храмов не имеет подклета 21; ни один из них
Hfe дает основания принять то или иное решение и о перекрытии кремлевской церк-
ви Благовещения. Его можно с равной степенью спорности представить и в виде
одного коробового свода со световым проемом для барабана главы', и в виде системы
ступенчато-перекрещивающихся или параллельных арок псковского типа.
Можно также сделать некоторые замечания о внешней обработке дворцовой
церкви Благовещения.
Первоначальная толщина стен ее подклета равнялась (в проеме южного окна)
1,45—1,5 м, а в дверном проеме — 1,6—1,65 м, что позволяет думать о наличии
выступающего на 10—15 см фасадного обрамления вокруг двери и выступов ло-
паток.
О характере лопаток второго яруса позволяют судить сохранившиеся камни
капители. Высота блока камня равна 30 см (остролисты — 22 см и двойной жгут —
8 см). Каждый из двух камней имеет в нижней части длину 24 см; дополняя еще один
камень условно того же размера, получаем примерную ширину лопатки, равную
70—72 см, т. е. половине толщины стены. Если полагать, что в обработке фасадов
строители придерживались логики соответствия фасадных членений с внутренней
конструкцией, то в этом случае можно допустить применение лопаток только на
углах здания, так как, при отсутствии столбов внутри, скорее всего, не было лопа-
ток и на фасадах. Ничего большего о первоначальном внешнем облике дворцовой
церкви Благовещения сказать нельзя22.
С этим мы обратимся ко второму памятнику Московского кремля — церкви
Рождества.
XVI
ЦЕРКОВЬ РОЖДЕСТВА
В МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ
1
В 1394 г. «княгиня великая Овдотья Дмитриевая постави на Москве цер-
ковь камену зело чюдну и украси ю съсуды златыми и серебреными...
и створила паче всех княгинь великих разве точью Марья княгини Всеволода, внука
Мономахова, иже в Володимири... Бе же то преже церквица мала в том месте
древяна святаго Лазаря. Егда же създана бысть каменная, наречена бысть во имя
святая богородицы честнаго ея Рождества. Уставишеся таковый праздник празд-
новати сентября в 8 день. Но и та малая церквица не бе оставлена, но внутри близь
болыпаго олтаря причинена бысть служба святаго Лазаря... и священа бысть фев-
раля в 1 день в неделю великим священьем Киприаном митрополитом, ту сущу
великому князю и братьям его Юрью и Андрею, Петру и Костянтину...» х. Освя-
щение храма зимой позволяет считать, что его постройка была осуществлена в основ-
ном в предшествующем 1393 г. В некоторых вариантах данной записи уточняется,
что княгиня поставила храм «на своем же царском дворе» или, точнее, «на сенях»2,
т. е., как и церковь Благовещения, он был связан с дворцом, был княгининым при-
дворным храмом. Посвящение храма празднику Рождества богородицы, приходя-
щемуся на день Куликовской битвы («и бысть побоище месяца сентября в 8 день
на Рожество святыя богородица, в субботу до обеда») 3, позволило ряду исследова-
телей сделать очень правдоподобное предположение, что княгиня построила свой
храм в память Куликовской победы 4. На другой год—1395 г. «начата бысть подпи-
сывати новая церковь каменная на Москве Рождество святыя богородицы, а масте-
ры бяху Феофан иконник, Грьчин филосов да Семен Черный и ученици их...»5. В 1399 г.
здесь была погребена дочь Дмитрия Донского — княгиня Мария Дмитриевна 6.
Вскоре здание потерпело ряд разрушений: в 1405 г. удар молнии попал в при-
дел Лазаря; в 1445 г. бурей свалило крест на храме; в 1454 г. снова «бысть гром
страшен и прорази на Москве церковь камену Рожьство пресвятыа Богородици»,
а в кремлевский пожар 1473 г. сгорела кровля на храме 7. По-видимому, в резуль-
тате всех этих повреждений в 1479 г. «у Рожества Пречистые, иже у Лазаря свя-
таго, верх впадеся напрасно некако и страшно в нощи, иконы поби и множество
Примечания к главе XVI см. стр. 519—520.
253
в казне великого князя судов изби» 8. В 1482 г. здание, видимо, было восстановлено,
так как источники упоминают о его освящении митрополитом 9. Оно прожило до
1514 г., когда «князь великии повеле заложити и делати церкви каменыа и кирпич-
ные на Москве... да в городе на своем дворе церковь святыа Богородица Рожество,
у нея же придел святый Лазарь... а всем тем церквам был мастер Алевиз Фрязин...»10
Последний, вероятно, сохранил нижнюю часть древнего храма до уровня первого
яруса нового дворца и, перекрыв ее сводами, использовал как подклетный этаж
под новым храмом и.
Здание Алевиза просуществовало до 80-х годов XVII в., когда в 1681 г. было
приказано разобрать верхнюю церковь «и по сводам площадь выверстать наравне
с тою площадью, что у каменных хором... Угол, что от Лазорева воскрешения вы-
дался во дворец, разобрать и подделать стеною или стояном сколько доведетца...
У старой церкви стены, где запали и не прямо подделать, чтоб были прямы, и в цер-
кви и в трапезе полы намостить дубовым кирпичем на извести...». Новую церковь
строил «против чертежа» Федька Тихонов. Она была освящена сначала в 1682 г.
и после дополнительных доделок — вторично в 1685 г.12 Таким образом, была ра-
зобрана лишь «верхняя церковь», а у нижней был скошен выступавший во дворец
восточный фасад. Став подклетом нового храма, древняя нижняя часть преврати-
лась в складское помещение, описанное в 1769 г. следующим образом: «Под Рожде-
ственским собором полата ветхая, в оной два столба каменных высоких круглых,
да четвероугольных два же; свод каменной, пол деревянной самой ветхой и гнилой
бревенчатой только в одном углу, где круглые столбы, а посредине и в протчих ме-
стах полу нет; двери деревянные старые, при ней замок нутреной железной с клю-
чом, над дверью окошко малое» 13.
Впоследствии подклет был, видимо, вовсе закрыт, так что о нем забыли. Лишь
в 30-х годах XIX в. при постройке Большого Кремлевского дворца он был «открыт»
вновь: «Была отвалена одна стена и за нею нашли древние мрачные своды, поддер-
живаемые двумя толстыми столпами, и отделение алтаря с тремя узкими окнами
в полукружии горняго места, с престолом и жертвенником, сделанным из тяжеловес-
ного кирпича. На стене, на уцелевшей в одном месте штукатурке было найдено изоб-
ражение ангела господня с надписью: «Ангел господен трубит на землю», а в запад-
ной стене и в одном из столпов были найдены углубления с седалищами; а в северо-
западном углу — складенный малый затвор, где с трудом мог поместиться один
молящийся» 14. В других описаниях этого открытия место фрески с изображением
ангела указано «на поддуге арки» 15. Возможно, что это был остаток росписи Фео-
фана Грека; фигуры трубящих ангелов есть в близкой по времени рублевской рос-
писи владимирского Успенского собора, где аналогичные фигуры расположены на
арке под хорами 1в. Это хорошо согласуется с предположением М. Н. Тихомирова,
что в числе учеников Феофана и Семена при росписи церкви Рождества мог быть
исам Андрей Рублев 17. В 1838 г. при возобновлении нижней церкви по указу Нико-
лая I «в первобытном виде» эти остатки древней росписи были уничтожены и заме-
нены новой живописью 18.
Включившись в нижний этаж огромного корпуса Большого дворца, древнее
здание ушло из поля зрения науки, упоминаясь лишь в общих путеводителях по
254
Кремлю и церковно-археологических сочинениях, где иногда помещались и рисун-
ки примечательного интерьера храма с его круглыми столбами 1в. Очень неточный
план церкви Рождества был опубликован Ф. Рихтером в связи с изданием чертежей
Теремного дворца с текстом И. Е. Забелина, в котором древнему храму почти не
было уделено внимания 20.
Очень беглую характеристику памятника дал М. В. Красовский, переиздавший
чертеж Ф. Рихтера и подтвердивший, что нижний ярус церкви Рождества принадле-
жит белокаменному храму 1393 г. Он отметил и некоторые его особенности. «В се-
веро-западном углу находится круглый полый столб, в котором прежде, надо пола-
гать, находилась лестница, ведшая или на хоры, или во второй ярус храма, а те-
перь в нем видно изображение восстающего из гроба Лазаря». Автор отнес круглые
западный столбы храма к его позднейшим изменениям «под влиянием итальянцев
или проще псковичей», т. е., видимо, считал их сделанными Алевизом, но в целом
связывал постройку с владимирской белокаменной традицией. Он также отметил
искажение восточной стены храма работами 1681 г.21
2
По существу памятник был заново открыт в процессе реставрационных работ,
проведенных в 20-х годах Д. П. Суховым. Об этих работах в печати почти не упоми-
налось 22, хотя значение их трудно переоценить.
Подклетный ярус церкви Рождества представляет собой нижнюю половину
четырёхстолпного трёхапсидного храма 1393 г., сохранившуюся вплоть до сводов
хор в его западной части (рис. 114 и 116)23. Западные столбы круглые, восточные —
квадратные.
Здание сложено из белого камня. В процессе реставраций XIX—XX вв. поверх-
ности стен были очищены, так что следов старой обработки камня не сохра-
нилось; к тому же стены подверглись тщательной обмазке известковым раствором,
местами скрывающим даже швы кладки (рис. 115). Преобладающий размер квадра
по высоте колеблется около 30 см (28—33 см), достигая в отдельных случаях 38—
40 см (единичные — до 53 см); постелистые блоки высотой 22—26 см редки. Швы
тонкие. Глубина блока, судя по вскрытой кладке в нишах юго-западного столба
и западной стены, равна 25—29 см; внутренняя полость заполнена бутом.
При позднейших строительных работах храм подвергся значительным искаже-
ниям, легко определимым по иному материалу — кирпичу. Выступавшие углом
в сторону дворца северная и средняя апсиды были разобраны и выложены вновь более
плоскими из кирпича (размером 8 X 12 х?, 7 X И X ? см; кладка выходит внутрь
тычками); однако алтарные простенки остались старые, белокаменные. Южная сте-
на сохранила белокаменную кладку вплоть до кирпичных сводов. На месте южного
портала — новая арка из кирпича (размером 6 X 12 X 24 см). Над ней — три ряда
белокаменной кладки, выше — снова кладка из кирпича. Западная стена сохрани-
лась полностью. Северная стена прорезана кирпичной амбразурой позднего широ-
кого окна (возможно, что портала здесь не было). Своды кирпичные. Пол из бело-
каменных плит настлан при восстановлении храма в 1838 г.
255
114. Церковь Рождества в Московском кремле. План.
В западной части церкви сохранились своды хор, лежащие на арках, опертых
на мощные круглые столбы. В пятах арок капители — карнизы простого профиля
(гусек и полочка); карниз прерывается на лицевой стороне столбов, ясно выражая
свой конструктивный смысл — облегчить опору арок на круглое основание и осво-
бождая от пересечения ствол колонны. Сочетаясь с круглым сечением столба, пло-
скости арок закругляются, а их ребра срезаны фаской в четверть окружности, что
придает им необычайную пластичность 24. Столбы сохранили круглую форму на
всю высоту вплоть до пят подпружных арок барабана: их сегменты выступают на
щековой плоскости хор. Лестница на хоры, открытая Д. П. Суховым, помещалась
внутри северной стены и выходила внутрь храма узким, закрывавшимся изнутри
256
115. Церковь Рождества в Московском кремле. Интерьер.
116, Церковь Рождества в Московском кремле. Разрезы.
(сохранились два крюка) проемом с нарядной многолопастной перемычкой (рис. 117,а).
Здесь, на лестнице, хорошо прослеживается фактура старой обработки камня —
ложчатые борозды,— какую мы отмечали и в подклете Благовещенского собора.
Нижний марш лестницы, от которого сохранились четыре ступени, был завален,—
видимо, при перестройке 1514 г.,— обломками камня и кирпича (размером
8 X 12 X? см) на известковом растворе (верхний марш в западной стене не рас-
крыт); самый же проем был заложен и заштукатурен, почему М. В. Красовский
и предполагал, что ход на хоры помещался в «угловом полом круглом столбе».
Эта последняя оригинальная часть здания —«затвор», как ее хорошо назвали
в XIX в., представляет особый интерес. В углу храма выделено маленькое помеще-
ние в четверть окружности, круглая стена которого удивительно красиво и мягко
сочетается с кривой поверхностью свода хор. Внутрь «затвора» вводит закрываю-
щийся изнутри (сохранился один крюк для навески двери) узенький дверной проем
17 Н. Н. Воронин, т. и
257
117. Церковь Рождества в Московском кремле,
а — проем входа на хоры; 6 — проем входа в затвор.
с многолопастной перемычкой (рис. 117,6). Эта тесная камера соединена низким про-
ходом с прямоугольным узким помещением внутри западной стены (под верхним
маршем лестницы на хоры), раскрытым также при реставрации здания Д. П. Сухо-
вым. Обе камеры скудно освещались двумя круглыми оконцами с раструбами в обе
стороны в западной стене и во внутренней круглой стене, оформленными с фасада
в виде восьмилепестковых розеток (рис. 118), которые сразу заставляют вспомнить
о подобных же розетках круглых окон Звенигородского собора (гл. XX).
Назначение этой части храма определить с бесспорностью нельзя. Известно,
что в церкви Рождества помещались ценности великокняжеской казны: как мы
знаем, при падении верха храма в 1479 г. обрушившийся камень «иконы поби и мно-
жество в казне великого князя судов изби» 25. Весьма вероятно, что казна хранилась
258
118. Церковь Рождества в Московском кремле. Розетка окна.
на хорах; возможно, что для тех же целей служили внутристенные ниши-шкафы
в южной и западной стенах здания. Не исключено, что таким же сейфом служили
и описанные камеры «затвора» в северо-западном углу под хорами собора. Ниже
(гл. XXII) мы увидим подобную монументальную «сосудохранительницу», сооружен-
ную в 1411 г. епископом Григорием, также в северо-западном углу ростовского
Успенского собора.
Однако нельзя не высказать и другого предположения. Церковь имела придел
(«службу») Лазаря, помещавшийся, по словам летописи, в апсиде диаконика («внут-
ри близь большего алтаря»). Не предназначался ли описанный «затвор» для поме-
щения скульптурной группы воскрешения Лазаря? Продолговатая и узкая ниша
в стене могла изображать «пещеру», где стоял гроб Лазаря, а перед ее входом могли
быть помещены фигуры Христа и жен. Мы не знаем, были ли здесь какие-либо сле-
ды древней росписи, но существенно, что здесь еще М. В. Красовский видел «изоб-
ражение восстающего из гроба Лазаря» 2в. Конечно, высказанное предположение
вызывает большое сомнение. Подобные культовые «макеты» были распространены
в церковном обиходе католического запада, но православная церковь относилась
отрицательно к скульптуре вообще и изложенная гипотеза кажется маловероятной.
Тем не менее именно в XIV в. на Русь попала характеризуемая романскими чертами
резная статуя Николы, находившаяся в Можайском соборе, а в 20-х годах XV в.
17*
259
подобная статуя Николы была сделана для собора освобожденного от литовского
владычества .города Мценска 27.
Ниже (гл. XVIII и XIX) мы увидим, что на рубеже XIV—XV вв. в Можайске,—
важном форпосте Московского княжества на границах владений великого кня-
жества Литовского, через который шла дорога в Москву 28,— так же как и в Москве,
создавались белокаменные постройки. Возможно, что этим путем и проникали
в Москву элементы западной художественной культуры.
В противоположном юго-западном углу под хорами сделан неглубокий арко-
солий. Возможно, в нем и стояла гробница дочери Дмитрия Донского — княгини
Марии, погребенной в церкви Рождества в 1399 г. 29
Следует отметить характерную черту здания — свободное начертание арок.
Так, амбразура западного входа в храм, открываясь внутрь аркой уплощенного
очертания, переходит в глубине к овоидальной форме (см. рис. 116). Вместе с отме-
ченными выше особенностями кладки арок под хорами, с их круглящимися в осно-
вании плоскостями и смягчением их ребер фаской, с удивительной пластичностью
кладки свода северо-западного угла — это создает совершенно своеобразный харак-
тер архитектуры храма.
В этой связи следует рассматривать и характерное для интерьера храма обилие
ниш, устроенных в стенах и столбах. В круглом юго-западном столбе сделана вы-
сокая полукруглая ниша, обрамленная сочным валиком с килевидным завершением
(см. рис. 115). Видимо,— это княжеское место; в нише было помещено изображение
всадника с мечом 30; не знаем, относилось ли оно к следам старой возобновленной
росписи или было по каким-либо соображениям написано заново. Прием устройства
ниши для сидения в юго-западном столбе храма мы отмечали в более раннем памят-
нике — Воскресенской церкви в Коломне (гл. XI). Подобное же седалище-ниша
сделано за столбом в западной стене; углы ниши имеют фаску в четверть окружно-
сти (см. рис. 116). Остальные ниши, как говорилось, являются внутристенными шка-
фами: одна ниша — в западной стене рядом с аркосолием, две — в диаконике (здесь
есть еще нишка-печура), одна — в северо-восточном столбе, в жертвеннике. Эти
ниши едва ли служили хранению казны— они не запирались. Вероятнее их быто-
вое использование: в поместительной нише западной стены, сделанной рядом с се-
далищем, могли складывать снятую верхнюю одежду. Подобные ниши в диаконике,
где помещался придел Лазаря, могли использоваться и как шкафы для облачений,
и для культовых целей во время богослужения в самом приделе.
Как эти ниши, так и проемы входов имеют угловые фаски и фигурные многоло-
пастные килевидные завершения, подчеркнутые сохранившейся окраской мумией
и образующие на редкость эффектные живописные акценты на стенной плоскости.
Подобные ниши с фигурным верхом и подрезкой углов фаской в четверть окружно-
сти характерны и для интерьера Звенигородского собора. Прием оконтуривания
проемов полосой мумии известен давно в русской монументальной живописи; более
существенно, что он применен в оформлении не расписанных стен упоми-
навшейся выше «сосудохранительницы» Ростовского собора. Красно-коричневая под-
цветка проемов хорошо согласуется с подрезкой граней подпружных арок и ниши
западного портала* фасками в четверть окружности. Все эти особенности придают
260
интерьеру храма и величественным, вну-
шительным пропорциям его элементов
определенную нарядность, мягкость и
пластичность, сообщают ему интим-
ный характер (см. рис. 115).
Интересно, что столь любовная и тон-
кая отделка деталей сочетается с очень
простым, порой примитивным, техни-
ческим исполнением. Фигурные завер-
шения проемов режутся из одного или
двух блоков. Любопытно, что наибо-
лее сложная по рисунку пятилопаст-
ная «арка» проема входа на хоры выре-
зана из одного большого блока непра-
вильной формы с наклонными верхней и
боковой сторонами (см. рис. 117,а). Пе-
рекрытия самих ниш, как и входов на
хоры ив «затвор», а также перекрытие
этого последнего характеризуются той
же грубоватой простотой: как правило,
по сторонам выступают несколько ско-
шенные, пяточные «камни-помочи», за-
клиниваемые большим блоком либо пе-
рекрываемые положенным на них кам-
нем. Такой прием характерен не толь-
ко для церкви Рождества; мы встретим
его, например, в церкви Иоакима и
Анны в Можайске (гл. XIX). Перекры-
тие лестницы на хоры церкви Рождест-
ва, поскольку позволяет судить его со-
хранившийся нижний отрезок, было не
119. Церковь Рождества в Московском
кремле. Обломок капители лопатки.
ползучим, но состояло из горизонталь-
ных ступеней длиной около 1 м при той же конструкции боковых выпусков —
«помочей», несущих крупные блоки перекрытия. Эти технические приемы также
тождественны тем, которые мы отмечали в подклете Благовещенского собора.
Храм был хорошо освещен узкими и высокими щелевидными окнами. Они со-
хранились лишь в апсиде диаконика: одно окно, повернутое к югу,— в самой апси-
де, второе — в южной стене (см. рис. 116). Судя по сравнительно низкому положе-
нию последнего, можно думать, что фасады храма не имели горизонтального члене-
ния лентами плоского орнамента, какое было в Спасе на Бору, Успенском соборе
Коломны и какое мы увидим в постройках Юрия звенигородского.
О характере внешнего оформления церкви Рождества, застроенной почти пол-
ностью окружающими ее помещениями Большого дворца, можно судить лишь по
части ее западного фасада, открытого и реставрированного Д. П. Суховым. Цоколь
261
120. Церковь Рождества в Московском кремле. Западный портал.
имеет аттический профиль с сильным выносом нижнего полувала. Стена членилась
стройными лопатками шириной 72 еле, с небольшим (в И см) выносом; ширина ло-
патки равна, как и в Благовещенском соборе, половине толщины стены (1,42—
1,44 м). Лопатки завершались капителями-карнизами, украшенными также остро-
листом. Фрагмент такой капители был найден в забутке лестницы на хоры (рис. 119).
Северное членение стены оживляет восьмилепестковая розетка круглого окон-
ца (см. рис. 118). Центр занимает торжественный перспективный портал с многооб-
ломным килевидным архивольтом. Кладка над ним беспорядочна — блоки идут,
в основном следуя дуге архивольта; такой же прием кладки есть в Звенигородском
соборе. Портал имеет сдвоенные капители и реберчатые бусины на колонках. Базы
повторяют профиль цоколя. Здесь особенно интересны мощные выступы на углах,
обращенных к дверному проему, развившиеся из грифов (рис. 120). Их назначение
неясно, так как дверные полотнища открывались внутрь (от них сохранились ко-
ваные крюки для навески дверей) и предохранять базы от удара полотнищ было
не нужно. Сходные угловые выступы имеют порталы того же Звенигородского
собора.
Характер сохранившейся части здания и членение его фасада убеждают в том,
что, в отличие от Благовещенской церкви, это был храм обычного крестовокуполь-
ного типа. Остается навсегда открытым вопрос о характере его верха: он мог иметь
и традиционное позакомарное покрытие, и ярусную композицию с повышенным по-
стаментом под главой и дополнительными закомарами —«кокошниками». В пользу
последнего предположения может свидетельствовать отсутствие внутренних стенных
лопаток и закрестий у восточной пары квадратных столбов, обычно сочетающееся
с системой ступенчато-повышенных подпружных арок под барабаном главы.
XVII
СВЕДЕНИЯ О ДРУГИХ
БЕЛОКАМЕННЫХ ЗДАНИЯХ МОСКВЫ
КОНЦА XIV-ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XV ВВ.
Кроме двух придворных храмов в Московском кремле, остатки которых мы
изучили выше, московские зодчие построили еще несколько не дошедших
до нас белокаменных зданий и провели большие работы по достройке или перестрой-
ке зданий, не завершенных в предшествующий период. Хотя сведения о них почти
ничего не дают для истории архитектуры, их все же необходимо привести, чтобы
воссоздать картину московского строительства рассматриваемой поры в целом.
Строительница церкви Рождества в Кремле — вдова Дмитрия Донского кня-
гиня Евдокия в 1405 г. начала постройку каменного храма женского кремлевского
Вознесенского монастыря, основанного ею в 1386 г. Но в том же году она умерла,
и постройка остановилась х. Об истории этого затянувшегося строительства сообщает
обстоятельный рассказ Воскресенской летописи под 1467 г.: «...Обновлена церковь
на Москве Възнесение каменое великою княгинею Мариею Василиа Василиевича;
а заложена была церковь великою княгинею Евдокиею Дмитриевою Ивановича
преже сего за 60 лет и 2 лета, и при ней немного ея зделано, и того же лета пре-
ставися и положена в той же церкви. По многих же летех начат ту церковь съвръшати
великаа княгини Софиа, и съверши еа по колцо, идеже верху быти, но връху
несведе. По многих же пожарех изгоревшу камению около еа и сводом двигшимся,
княгини же великаа Мариа въсхоте, еа разобрав, нову поставити, а внутри еа все
твердо бяше; домыслив же ся о сем Василий Дмитреевичь Ермолин с мастеры с ка-
менщикы, церкви не разобраша всеа, но из надвориа горелой камень обломаше,
и своды двигшиися разбиша, и сделаша еа около всю новым камением да кирпичем
ожиганым, и своды сведоша, и всю съвершишя, яко дивитися всем необычному
делу сему» 2.
Однако эта постройка в 1476 г. пострадала от пожара 3, а в 1519 г. повеле-
нием Василия III «разобраша старую церковь ветхости ради, а новую заложиша» *.
Новое здание дожило со значительными переделками до XX в., когда и было разоб-
рано без должного изучения и обмеров, и мы лишены теперь возможности судить
о сохранении в нем старых кладок и его вероятной связи с постройкой XV в.
Примечания к главе XVII см. стр. 520.
264
121. Собор Чудова монастыря в Московском кремле (клеймо иконы
митрополита Алексея).
Московским зодчим пришлось также провести две крупных работы: по завер-
шению собора Симонова монастыря и постройке нового храма в Чудовом монастыре
на месте разрушившегося здания 1365 г.
Заложенный в 1378 г. игуменом Федором собор Симонова монастыря не был
достроен в связи с началом постройки собора в Коломне. «Съврыпи ю» князь Васи-
лий Дмитриевич лишь 26 лет спустя в 1404 г. Этот памятник не дошел до нас, буду-
чи перестроен в 40-х годах XVI в. Выше (гл. X) мы приводили данные, позволяю-
щие думать, что при достройке был сохранен первоначальный замысел композиции
верха храма, аналогичного верху Успенского собора в Коломне. Предполагают,
что здание XVI в. было построено на старых основаниях храма XIV—XV вв.5
В 1431 г. верх собора Чудова монастыря «от ветхости весьма обвалился». Мы
уже излагали (гл. X) сведения из жития митрополита Алексея об этом строительстве,
осуществленном вскоре после катастрофы в 30-х годах XV в. Старый храм был
265
разобран до основания и на его месте построен новый. Это было, видимо, весьма эффек-
тное здание: «Церковь воздвижена бысть, аще и мнее [менее] первыя, но обаче высо-
ка и зело пространна, и прекрасна, и трикровна, выспрь восходы имея» ®. Как
мы говорили, храм имел двухъярусный подклет, что, при небольшой площади,
создавало впечатление большой высоты здания; с этим были связаны и высокие лест-
ницы («выспрь восходы»), вводившие в храм.
Единственным источником для суждения об этой постройке является второе
клеймо иконы митрополита Алексея, изображающее «чудо с младенцем» (рис. 121).
Случайно или не случайно здесь представлен храм, отличный от храма в клейме со
сценой погребения Алексея. Если последний (храм 1365 г.) широк и над его закома-
рами высится мощная глава, то новый храм (30-х годов) более строен, над его зако-
марами изображена приподнятая коническая кровля с небольшой главой. Конечно,
это схема, но ее характер соответствует описанию в житии «обаче высокого» храма.
Следует привести сведения об остальных каменных постройках рассматривае-
мой поры.
В 1450 г. «Володимер Ховрин постави церковь на Москве, на своем дворе каме-
ну Въздвижение честнаго креста, на месте пръвыя церкве к а м е -
н ы я же, что палася в пожар по Суздальщине» 7. Это пожар 1445 г., когда выгорел
весь Кремль «и камении церкви разсыпашася» 8. Следовательно, церковь была
построена в предшествующее время — до 1445 г. Летопись не отметила, что строите-
лем последней был Владимир Ховрин, и, может быть, постройка первой каменной
церкви у двора Ховриных принадлежит Григорию Ховрину, который в 1404 г. уча-
ствовал в достройке собора Симонова монастыря при Василии Дмитриевиче.
В 1450 г. митрополит Иона «заложил на своем дворе полату камену, в ней же
церковь Положение ризы пресвятыа Богородици» 9.
В первой половине или середине XV в. около Чудова монастыря была соору-
жена каменная церковь Козьмы и Демьяна, погоревшая в пожар 1476 г., разобран-
ная и построенная заново в 1504 г.; в рассказе об ее перестройке она названа «ста-
рой» 10.
В 1458 г. построили каменную церковь Введения на подворье Симонова мона-
стыря у Никольских ворот; но освящена она по каким-то причинам лишь в 1492 г.11
В 1460 г. на подворье Троице-Сергиева монастыря вырос каменный храм Бо-
гоявления, разобранный в 1480 г. и поставленный вновь. Видимо, первая построй-
ка сильно обгорела в пожар 1475 г., после которого она «бе бо трухава велми», т. е.
белый камень перегорел и стал рассыпаться 12.
В 1461 г. великий князь Василий поставил каменную церковь Иоанна Предтечи
у Боровицких ворот на месте деревянной, считавшейся «прьвой» церковью в Москве;
здание погорело в 1493 г., было разобрано и выстроено вновь Алевизом Новым
в 1508 г.13
Вне стен Кремля, за Неглинной, на московском посаде была построена в первой
половине XV в. каменная церковь Георгия в Георгиевском монастыре, упоминае-
мая в рассказе о пожаре 1493 г. и раньше в духовной грамоте Василия II 1462 г.14
Никаких данных об облике всех этих храмов мы не имеем.
НИКОЛЬСКИЙ СОБОР В МОЖАЙСКЕ
Для истории московской архитектуры конца XIV в.— начала XV в., столь
бедной сохранившимися памятниками, большой интерес представляют остат-
ки двух белокаменных храмов этой поры в Можайске. Хотя они и были известны
исследователям, но не были должным образом изучены, равно как не были установ-
лены их дата и место в истории русского зодчества. Поэтому на этих памятниках
следует остановиться подробнее, собрав все прямые и косвенные данные для их
характеристики и датировки Ч
1
В старом Можайском кремле рядом с пышным и величественным ложноготиче-
ским Никольским собором, построенным в 1802—1814 гг.2, стоит небольшой одно-
главый Петропавловский собор, ставший на месте старого Никольского белокамен-
ного храма. Этот древний памятник не раз упоминается в письменных источниках
XVI—XVIII вв. Наиболее ранние сведения о нем содержала резная на камне за-
пись в паперти собора, что «лета 7049 делали паперть, да и город делали»3,
т. е. собор существовал уже в 1541 г. Более существенные данные содержатся в пис-
цовой книге Можайска 1595—1598 гг.: «В городе ж церковь соборная Николы
чюдотворца Можайского да придел мученика Христова Георгия, каменна» 4. Здесь
подробно описан иконостас собора: по сторонам «царских врат» помещалось по три
иконы 5; придел Георгия, видимо, был устроен в южной апсиде храма: по сторонам
его «царских врат» помещалось лишь по одной иконе 6.
Роспись Можайской крепости 1624—1626 гг. сообщает существенную подроб-
ность о соборе — о наличии у него подклета: «Под соборною церковью под Нико-
лою чюдотворцом каменной подклет на сводах каменных в длину 4 саж., поперек
2 саж. с третью, а вышина — сажень, а под иными своды и меньше; а окон в том
подклете нет; двери деревянные на подставках железных...» 7.
В 1684 г. была устроена новая, вторая церковь Николы на воротах кремля,
а в 1688 г. ветшавший старый Никольский собор обвязали «связным железом» 8.
Примечания к главе XV111 см. стр. 520—521.
267
122. Никольский собор в Можайске
(рисунок 1841 г.; увеличен).
Составителей ведомости по городу
Можайску в 1775 г. он удивил своим
«древним строением из дикаго кам-
ня» 9. В 1774 и 1778 гг. его ремонти-
ровали 10. Авторы описаний и путе-
вых записок конца XVIII в. отме-
чают, что собор «сооружен весь из
одного белого камня» 11. В весьма
существенной для дальнейшего жур-
нальной заметке 1841 г. сообщается,
что церковь «замечательна тем, что
складена была вся из белого камня;
после французов [т. е. после войны
1812 г.] ее поправляли и для попра-
вок употребили кирпич; теперь она
уже в ветхом состоянии» 12. В 1844г.
собор начал разрушаться и в 1849 г.
был перестроен с сохранением его
древнего облика 13.
В литературе собор до разруше-
ния был изображен единственный
раз в гравюре к цитированной за-
метке 1841 г.14 Очень мелкое изобра-
жение (рис. 122) позволяет лишь ут-
верждать, что на месте существую-
щей новой постройки стояла древ-
няя, весьма близкая новой по своим
формам. Это был стройный одногла-
вый храм с четырёхскатной, очень высокой кровлей, над которой поднимался легкий
барабан с щелевидными окнами, надстроенный маленькой главкой. Фасады членились
лопатками на три доли; закомары — килевидные, ендовы между ними заложены под
четырёхскатную кровлю. На западном фасаде 16 ясно видны три щелевидных окна
вверху и два — по сторонам входа — внизу. Южный теневой фасад менее ясен.
В нижнем ярусе здесь лишь одно окно в западном членении, а в верхнем ярусе —
по одному в среднем и восточном делениях. Фасады опоясывает лента резьбы, как
и в существующем здании. Килевидные архивольты порталов изображены прими-
тивно в виде двускатных деревянных «кровелек».
Построенный в 1849 г. существующий собор (рис. 123), действительно, близок
изображенному на гравюре старому как по своему общему облику, так и в деталях
(лопатки, килевидные закомары и порталы, пояс посередине фасадов, закладка
ендов под четырёхскатную крышу и пр.). Здание выстроено из кирпича и белого
камня; белокаменные детали четко выступают на красном фоне кирпичной стены.
Особенно примечательно, что новое здание изобилует деталями, находящими
аналогию в сохранившихся памятниках «раннемосковского» зодчества. Цоколь
268
123. Никольский собор в Можайске. Общий вид
124. Никольский собор в Можайске,
а — деталь портала; 6 — деталь пояса.
повторяет хорошо известную по московским памятникам XV в. изящную аттическую
профилировку, дополненную выступающей под плинтом выкружкой. Перспективные
порталы (рис. 124,а) с сочными реберчатыми бусинами и килевидным архивольтом,
опертым на грубовато воспроизведенные капители, явно имитируют какие-то старые
формы, хотя здесь профиль своеобразен — две полуколонки с тремя полками меж-
ду ними. Лента резного орнамента и поребрика (рис. 124,6) опоясывает фасады,
напоминая о приеме построек Юрия звенигородского. В отличие от последних этот
пояс на апсидах сделан не в карнизной части, но опоясывает их в уровне пояса
боковых фасадов. Было ли так в старом Никольском соборе,— сказать трудно.
Двойная орнаментальная лента венчает барабан: ее мотив (рис. 125) повторяет
мотив резных камней Спаса на Бору (см. рис. 84) и верхней ленты пояса собора
Троицкой лавры (где он перевернут верхом вниз) 16. Продолговатые, превратившие-
ся как бы в отрезки карниза капители лопаток (рис. 126) и по своему профилю,
и по мотивам резьбы из стилизованных листьев-чешуек и остролистов почти точно
повторяют более собранные и изящные капители Успенского собора «на Городке»
в Звенигороде, а также зданий Московского кремля (гл. XV—XVI). Весьма вероят-
но, что и прием расширения лопаток во втором ярусе фасадов (см. рис. 124,6) пере-
дает реальную особенность старого здания: в Звенигородском соборе лопатки имеют
над поясом дополнительные обломы и расширяются. Не знаем, являются ли узкие
лопатки на апсидах Никольского собора домыслом строителей 1849 г.— они напо-
минают прием собора Саввина монастыря, но угловые колонки между апсидами
с капителями, тождественными капителям стенных лопаток, тоже находят аналогию
в Звенигороде (рис. 127). Также нельзя быть уверенным, что карниз апсид продол-
жал сложную профилировку и резной убор капителей.
269
125. Никольский собор в Можайске. Орнамент барабана главы.
126. Никольский собор в Можайске. Капитель.
127. Никольский собор в Можайске. Деталь восточного фасада.
Едва ли строитель 1849 г. «компилировал» здесь, в Можайске, мотивы памятни-
ков Звенигорода и Загорска, которые к тому же в то время еще не привлекали боль-
шого интереса ученых и архитекторов. Несомненно, он воспроизводил, по своему
интерпретируя их, формы и детали стоявшего здесь древнего храма. В этом отноше-
нии собор 1849 г. в Можайске является новым, любопытным примером довольно
внимательного воспроизведения в новой постройке форм стоявшего на ее месте
древнерусского памятника. Напомним достаточно точное воспроизведение древних
форм при перестройке собора Рождественского монастыря во Владимире, ими-
тацию разобранной Спасской церкви во Владимире сменившим ее зданием (см. т. I,
гл. XVIII и XXIV) и перестройку церкви Спаса на Бору17.
271
2
Драгоценный материал для суждения об облике и, главным образом, о кон-
струкции древнего Никольского собора дает его чертеж, составленный до разборки
здания. Он не сохранился в подлиннике и известен нам лишь в весьма грубой ко-
пии в собрании ГИМ (рис. 128) 18. На чертеже надпись: «С подлинного плана копи-
ровал Иван Машихин, с копии чертил чертежник Можайского музея местного края
Николай Глаголев. Февраль. 1927» 1в.
На чертеже даны планы подклета и верхнего храма, его западный фасад и по-
перечный разрез по среднему нефу. В том, что это чертеж именно древнего памят-
ника, а не проект существующего храма, убеждает ряд подробностей. Так, у здания
нет имеющейся теперь западной паперти; есть каменные крыльца у порталов, от-
сутствующие в новой постройке; белокаменные лопатки не имеют выпущенных в
стороны концов блоков камня,что характерно для постройки 1849 г.; существенно
отличается, как увидим ниже, конструкция подклета и перекрытия храма. При всей
примитивности этого чертежа — копии с копии,— несомненно, усиливающей схе-
матизм очень упрощенного обмера, чертеж дает возможность достаточно полно
восстановить древнюю постройку.
Обратимся к данным чертежа.
Подклет (9,2 X 11,77 м) имеет четыре столба с мощными закрестьями и отвечаю-
щими им лопатками на стенах. На конструктивное усиление столбов обращено осо-
бое внимание: они соединены попарно толстыми поперечными стенами. Возможно,
что это было связано с обеспечением устойчивости опор, которые находились под
большой нагрузкой вынесенной кверху на высоком постаменте главы. Основная
часть подклета перекрыта крестовыми сводами. В подклет вводит дверной проем в
западной трети северной стены, странным образом перекошенный из-за соседства
с широкой площадкой крыльца (площадки, следовательно, строились одновременно
с самим зданием); в толще стены — ступени лестницы, ведущей вниз.
План храма (9,2 X 12,2 м) сделан на уровне его нижнего яруса. Здание имеет
очень изящные пропорции, тонкие стены и легкие квадратные столбы. Внутри на-
стенных лопаток нет. Столбам отвечают несколько не совпадающие с их осью узкие
фасадные лопатки. Их нет на западной стене (показанной в чертеже розовой крас-
кой), хотя они есть на изображении западного фасада. Существенно, что ширина
лопаток равняется половине толщины стены, повторяя соотношение, отмеченное
нами в московской церкви Рождества (1393—1394). В боковых делениях стен —
по одному щелевидному окну; следовательно, храм, видимо, имел два яруса света.
В апсидах — по одному окну, в средней — седалище для клира (почему-то не пока-
занное в разрезе). Апсиды не имеют фасадных лопаток и угловых полуколонок.
Разрез представляет особый интерес. Подклет запущен глубоко в землю и очень
высок (3,21 м). Высота основного помещения храма до парусного кольца равна
8,56 м. Интересно, что коробовые своды боковых нефов имеют шелыги, не перпенди-
кулярные к стенам, как обычно, но параллельные им. Над порталами показаны окна
второго яруса. Подкупольная полость очень развита; ее высота от парусного кольца
до зенита купола главы даже несколько больше высоты основного объема (8,77 м).
272
128. Никольский собор в Можайске. Чертеж Машихина.
18 Н. Н. Воронин, т. II
129. Собор в Дечанах. Разрез (по А. Дероко).
Над парусным кольцом введена
сначала коническая часть и да-
лее — высокий, несколько боль-
шего диаметра, цилиндр, на
котором и стоит собственно ба-
рабан главы. Он имел восемь
узких и коротких окон (в раз-
резе показано три окна вместо
пяти, на фасаде правильно —
пять). Барабан главы, таким
образом, был поднят кверху
на очень высоком, ступенчатом
снаружи постаменте. С ним и
связан крутой подъем четырёх-
скатной кровли.
Особенности сводчатых
перекрытий и необычайно вы-
сокая подкупольная часть собо-
ра требуют объяснения. Думаю,
что своды ветвей креста изо-
бражены в чертеже неверно.
Скорее всего, эти членения были
перекрыты сильно ненарушен-
ными крестовыми сводами.
В этом смысле поучительно со-
поставить разрез Можайского
собора с разрезом храма серб-
ского монастыря в Дечанах,
построенного в 1327—1335 гг. католическим монахом «протомайстером» Витой
(рис.129)20.Его средняя трёхнефная часть напоминает Можайский собор одинаковым
начертанием разреза полуциркульных сводов боковых нефов, при котором верхняя
часть стены понимается как декоративный парапет, не связанный с системой сводов.
Очень схож в обоих зданиях и необычайно высокий постамент под барабаном.
В другом памятнике — церкви монастыря Горняка (1379) —мы найдем и прием ко-
нического сужения цилиндра под барабаном 21.
А. И. Некрасов, наблюдая существующее здание Можайского собора, выска-
зал весьма вероятное предположение, «что старый Никольский собор имел три яру-
са закомар, разрушившихся от времени и надложенных, причем была сделана че-
тырёхскатная крыша, в XVII в. Наивный реконструктор XIX в. воспроизвел и
эту надкладку, как одно целое со всем массивом стены, выложив закомары в виде
простого килевидного и крайне худосочного узора» 22. Весьма вероятно, что отме-
ченное выше упрочнение столбов подклета поперечными стенами и было связано
сданной башнеобразной конструкцией верха. О конкретной его форме судить труд-
но — такой конструкции нет в русских памятниках XIV—XV вв. Во всяком случае,
274
130. Никольский собор в Можайске. Планы подклета и церкви.
1 — кладка из рваного камня; 2 — новая кладка из тесаного белого камня; 3 — кирпичная
облицовка. На плане церкви показаны контуры подклета.
подъем и пирамидальность верха были очень значительны: уступ под барабаном
лежит выше гребня фасадной закомары на 2,36 м.
Чертеж западного фасада старого собора (см. рис. 128) удостоверяет, что его
членения соответствуют воспроизведенному в новой постройке 1849 г. Белокамен-
ные, уширенные в верхней части лопатки ясно выступают на темном фоне стены.
Видимо, она была покрашена в темно-красный тон в пору сооружения в 1802—
1814 гг. большого ложноготического собора, фасады которого также были бело-
красными. Может быть, из тех же соображений увязки собора 1849 г. с большим
храмом его стены были сделаны из кирпича и не побелены. Килевидный портал изо-
бражен на чертеже очень обобщенно и грубо, без намека на его детали. По сторонам
его — два окна. Фасад опоясан широкой орнаментальной лентой, в которой ясно
читаются ее элементы — поребрик и орнамент. Над поясом показано только одно
прямоугольное, скорее всего, позднейшее, окно. В верхней части барабана — вы-
пуклая плоская полоса, отвечающая орнаментальному поясу, повторенному в су-
ществующем соборе. Таким образом, данный чертеж удостоверяет точность пере-
дачи черт старого собора в здании 1849 г., в частности, и в отношении его декора.
В этой связи вернемся к разрезу собора (см. рис. 128). В нем очень при-
митивно показаны не вполне понятные элементы внутреннего убранства храма.
Какая-то широкая орнаментальная лента изображена в уровне пят подпружных
арок — она идет по столбам и по стенам. Выше, в люнетах, под коробовыми
18*
275
131. Никольский собор в Можайске. Деталь кладки северного фасада.
сводами боковых нефов, в зоне над парусным кольцом и в куполе главы — изо-
бражен одинаковый «орнамент», состоящий как бы из огромных остроконечных
листьев, обращенных остриями вниз, и напоминающий мотив остролистов на
фасадных капителях собора. Широкий орнаментальный пояс изображен также в
верхней половине цилиндра под барабаном. Казалось бы наиболее вероятным счи-
тать, что это элементы фресковой росписи. Но, кроме них, никаких, — даже услов-
ных, — намеков на роспись чертеж не содержит.
Возникает мысль,— не были ли эти декоративные фризы резными, как и обра-
ботка огромными остролистами люнетов под сводами, конуса над парусным коль-
цом и полусферы купола? Выше, комментируя чертеж древнего Никольского собо-
ра, мы привлекли для этой цели, казалось бы, далекий памятник — храм в Деча-
нах, имеющий сходные с можайским памятником черты в конструкции перекрытий
и барабана главы. Для храма в Дечанах характерно также и применение декора-
тивной резьбы как в интерьере, так и во внешнем убранстве храма. Вспомним так-
же, что с начала XIV в. над воротами Можайского кремля стояла резная деревян-
276
ная фигура Николы Можайского с мечом и «городом» в руках, имеющая черты за-
падного происхождения 23. При истолковании назначения «затвора» под хорами
церкви Рождества в Московском кремле мы также пришли к предположению,
что в нем могла помещаться скульптурная группа Воскрешения Лазаря. Все эти
соображения позволяют говорить об определенном подъеме интереса к пластике в
московском искусстве. Он мог сказаться и в своеобразном решении ввести рез-
ной камень в убранство интерьера можайского Никольского собора. Однако это
навсегда останется вопросом.
’з
Теперь сопоставим данные рассмотренного чертежа с существующим зда-
нием (рис. 130).
Подклет собора снаружи почти целиком облицован новым белым камнем. Его
четкие блоки постелисты (высотой 22,5 см) и чисто обработаны. Заново сделаны
круглые окна — люкарны, освещающие подклет, не имевший первоначально, как
свидетельствует опись 1624—1626 гг., окон. В подклет с севера ведет арочный вход к
западу от портала. Под последним сохранилась своеобразная кладка, резко отличная
от новой облицовки размерами и фактурой камня (рис. 131). Его крупные бло-
ки, высотой 32 сл< и длиной до 43 см, со следами обработки в виде ложчатых борозд,
напоминают камень рассмотренных выше построек Московского кремля конца XIV в.
Ряды этой кладки имеют уклон к западу, в связи с чем строители 1849 г. выровня-
ли этот участок кладкой из кирпича на ребро. Самый вход сделан вновь с использо-
ванием старого и нового камня. Подклет значительно ниже, чем старый, изображен-
ный на чертеже. Его стены и столбы на большей части своей поверхности сложены
•или облицованы тем же пиленым новым белым камнем или кирпичом, часть же поверх-
ности стен — северная стена и апсида, а также южная апсида — лишена какой-
либо облицовки и сложена из рваного или грубо отесанного белого камня, напо-
миная, скорее, не кладку стены, но забутку фундамента. Размещение этих различ-
ных кладок показано на плане подклета (см. рис. 130).
Сравнение подклетов старого собора и существующего (рис. 128 и 130) пока-
зывает, что в основе последнего лежат стены древней постройки. Ширина подклета
сужена за счет толстой кирпичной обкладки южной стены, северная же стена гру-
бой кладки является старой; кладка боковых апсид тоже старая. Зато длина под-
клета резко сокращена на величину целого нефа, в связи с чем вход в подклет сде-
лан на новом месте. С запада же была устроена паперть. Столбы подклета стоят на
старых местах; вероятно, внутри новой облицовки скрыты древние столбы. Своды
все новые, кирпичные, коробовые с распалубками, только центр между столбами
перекрыт крестовым сводом. Существенно, что стены подклета сильно утолщены
снаружи, в связи с чем под северным порталом и уцелела упомянутая старая клад-
ка (здесь стена, видимо, была закрыта новым крыльцом перед порталом и не
требовала фасадной отделки).
Характер кладок существующего подклета, его соотношение со старым, отсут-
ствие в последнем окон, сделанных лишь в 1849 г., позволяют предположить, что
277
первоначально собор не имел подклета и его цокольный ярус был глухим, заложен-
ным землей, по которой был настлан пол храма, как в Звенигородском соборе;
поэтому его стены и не имели облицовки. Возможно, что подклет был устроен в цо-
кольной части храма в 1541 г., когда, по данным резной записи, началось строитель-
ство каменного «города» и у собора делали паперть. Именно на позднейшее устрой-
ство подклета указывает и показанный на чертеже старого собора перекос входа
в подвал. Может быть, тогда же стены подклета были частично облицованы и полу-
чили мощные лопатки для опоры арок перекрытия. В 1849 г. подклет был,
как мы видели, сильно изменен, причем в связи с новой конструкцией верха
(об этом ниже) храма отпала необходимость поперечных перемычек между столбами,
и они были разобраны.
Таким образом, можно считать установленным, что в основе подклета собора
1849 г. лежат сохраненные в новой обкладке столбы и стены цокольного яруса —
подклета древнего белокаменного здания.
Сопоставление планов старого и существующего храмов (см. рис. 130) по-
казывает, что последний выстроен на древних основаниях целиком заново. Его
столбы стоят на месте старых, но они тоньше древних. Западный неф сужен. Чем
было вызвано это сокращение, — неясно. Возможно, что в западной части древнего
собора имелись какие-либо существенные деформации кладок подклета и западной
стены (выделенной в чертеже розовым тоном), в связи с чем и в подклете западная
треть была заполнена кладкой и усилена. Ширина храма значительно увеличена с
утолщением стен подклета; южную и северную стены отодвинули в стороны, появи-
лась отделяющая алтарь стена с проемами. Пространство храма оказалось вытяну-
тым в поперечном направлении и лишилось ясных пропорций древней постройки.
Перекрытие приобрело характер обычной системы нормально ориентирован-
ных коробовых сводов крестовокупольного храма. Высокий постамент под гла-
вой не был повторен, и барабан был поставлен также обычно — непосредственно
над парусным кольцом. В наружной же обработке фасадов, получивших большие
окна, были, как мы видели, повторены или использованы декоративные мотивы
древнего храма.
Таковы данные для суждения о древнем Никольском соборе. Вопрос о его дате
мы рассмотрим в следующей главе после ознакомления со второй белокаменной по-
стройкой— церковью Иоакима и Анны.
ЦЕРКОВЬ ИОАКИМА И АННЫ
В МОЖАЙСКЕ
1
Второй памятник белокаменного зодчества в Можайске —это церковь древ-
него монастыря Иоакима и Анны (рис.132), расположенного за рвом и
оврагом на посаде, на северо-восток от кремля, на высокой точке москворецких
высот, откуда открывается широкий кругозор.
Иоакимо-Анненский монастырь был основан задолго до начала XVI в.: в ме-
жевой грамоте 1504 г. говорится уже о «старых межах» монастырских владе-
ний 1. В позднейших актах об Иоакимо-Анненском монастыре обычно писалось:
«А в котором году тот монастырь и при которых государях построен, о том, за
неимением летописца, не известно» 2. Писцовые книги Можайска 1595—1598 гг.
упоминают «монастырь святых богаотец Иоакима и Анны, а на монастыре церковь
камена св. богаотец Иоакима и Анны, да 2 придела — Воскресенья Христова
да Леонтья Ростовского чюдотворца» 3. В XVII—XVIII вв. монастырь захудал;
обветшал и его храм. В 1675 г. власти Лужецкого монастыря писали патриарху
Иоакиму, что в Иоакимо-Анненском монастыре «церкви... стоят непокрыты многое
время и от дождя размыло», и просили приписать монастырь к Лужецкому, что пат-
риарх и разрешил с обязательством «построить тот монастырь, церковь и главы
покрыть» 4.
По данным описи 1763 г., здание древней Иоакимо-Анненской церкви еще было
цело:
«В том монастыре одна каменная церковь древняго здания во имя богаотец
Иоакима и Анны, об одной главе, глава крыта чешуею деревянною, на главе крест
железной; об одном престоле. Да к ней же приделана каменная ж цуковь, бывшая
во имя Леонтия митрополита ростовского, имевшаяся прежде сего ветхая, которая
ныне строением в починке находится» Б. В 1774 г. придел (уже Козьмы и Дамиана)
был окончен и освящен в 1779 г.6 Этот «придел» был в действительности особой цер-
ковью, несколько большей, чем древняя; северная стена последней была одновре-
менно южной стеной «придела» (рис. 133), так что фасад древнего храма оказался
внутри новой «придельной» церкви 7.
Примечания к главе XIX см. стр. 521—522.
279
132. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Вид с востока.
В середине XIX в. белокаменный храм был снесен, так как взамен его была
выстроена новая церковь, частично захватившая его площадь.
От исчезнувшего памятника уцелела его северная стена, связанная с «придель-
ной» церковь^ и подпертая после сломки храма белокаменными контрфорсами.
По тщательности тески и размерам (17—20 см по высоте) камень контрфорсов
сходен с камнем новых кладок Никольского собора в Можайске; только основание
восточного контрфорса сложено из старого камня (высотой 38 см).
Таким образом, внутренняя поверхность северной стены уничтоженного здания
стала южным «фасадом» сохранившейся «придельной» церкви (рис. 133), оставив
исследователям сложную задачу восстановления облика древнего храма.
280
133. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Южная стена.
134, Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Часть фасада.
2
Стена уцелела на всю свою длину — от угла до угла (рис. 135). Хорошо сохра-
нилась угловая северо-восточная лопатка с примыкающим к ней началом кладки
цоколя апсиды жертвенника (рис. 136,а). В северо-западном контрфорсе видны два
ряда угловых камней древней западной стены — контрфорс и сделан в ее толщину
(рис. 136,6). Здесь же видна забутка внутренней полости стены булыжником сред-
ней величины на извести. Раствор очень жирный: на 8 частей извести приходится
1 часть очень мелкого желтого песка; следов органических примесей и сернокислых
соединений нет 8.
Цоколь храма находится сейчас на 1,26 м выше современного дневного уровня
земли; к цоколю примыкает пол существующей «придельной» церкви, снаружи же
низ стены прикрыт выложенным из белого камня подпорным откосом, сделанным
одновременно с контрфорсами. С целью выяснить величину надземной цокольной
части и характер фундамента храма был сделан шурф у его северо-восточного угла
(см. рис. 134). Единственный сохранившийся камень старой кладки апсиды принад-
лежит к нижнему ряду кладки ее цоколя, который, таким образом, состоял из двух
рядов кладки и имел высоту от плинта цокольного профиля 0,8 м. Ниже, до отмет-
ки 1,4 м, идут два ряда кладки из больших, грубо обработанных блоков камня,
являющихся верхней платформой фундамента. Под ней начинается бутовая клад-
ка из обломков известняка на жирном известковом растворе, лежащая на плотном
глинистом материке, на глубине 2,18 м. Фундамент стены храма (под лопаткой)
сделан более тщательно из кусков известняка и булыжника, и его подошва несколь-
ко заглублена в материк (до 2,4 м).
Северный фасад древнего храма, в значительной своей части закрытый примы-
кающими к нему кладками простенков и сводов «придельной» церкви, сохранил
достаточно данных для суждения о внешнем облике памятника (см. рис. 134). Его
135. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. План древней стены.
1 — шлак; 2 — кирпичный щебень; 3 — глина; 4 — перерытая земля;
5 — известковый щебень и раствор.
282-
136. Церковь Иоакима и Анны в Можайске.
а — северо-восточный угол; б — начало кладки западной стены.
цоколь (рис. 137,6) имеет аттический профиль со значительным выносом нижнего
полувала (общий вылет профиля равен 24 см). Центр фасада занимает массивный
портал с килевидным архивольтом, проем которого заложен кирпичом так, что его
профиль скрыт. Видны лишь два его элемента — внешняя полуколонка и следую-
щая за ней полка. При данной толщине закладки следом за полкой мог поместиться
лишь один элемент, вероятнее всего,— угловая колонка; таким образом, портал со-
стоял всего из трех элементов и был скромнее, чем порталы Никольского собора
и кремлевской церкви Рождества. Он не имел и «дынек». Его сдвоенные капители
(рис. 137, а) по своему характеру напоминают капители кремлевской церкви Рожде-
ства и звенигородских соборов, но, в отличие от них, верхняя часть капители при-
обрела в основании полувал, точнее,— в полувал преобразована нижняя часть
гуська. Базы портала, повторяющие аттический профиль цоколя, имели на углах
выступы —«грифы», как в Троицком соборе Лавры. Фасад членится на три доли
очень изящными узкими лопатками. Они отвечали четырем столбам храма. Был ли
применен здесь пояс из лент орнамента,— неизвестно. В значительно большем зда-
нии — Звенигородском соборе расстояние от киля портала до пояса равно трем ря-
дам кладки, здесь же сохранилось лишь два ряда. Впрочем, при меньших размерах
церкви Иоакима и Анны это отношение могло быть иным. Вероятнее думать, что поя-
са не было; это отвечает известной скромности и строгости портала.
Обращенная теперь наружу внутренняя стена храма (рис. 133 и 138) позволяет
особенно хорошо видеть своеобразную систему сохранившейся на 12 рядов клад-
ки с многочисленными врубками, вкладками и подтесками разномерных блоков
камня. Размер камня — 34—50 см по высоте при длине 39—57 см. Существенно,
что в нижней части стены положены более крупные блоки, как и в подклете
283
137. Церковь Иоакима
и Анны в Можайске.
а — капитель портала;
6 — база портала.
Благовещенской церкви Московского кремля. Самый прием
кладки с врубками смежных камней также напоминает
кладку Благовещенского подклета и собора Саввино-
Сторожевского монастыря. Арка портала выложена очень
тщательно, в косяках — два гнезда для заводки бруса-
запора; полуциркульный проем ниши-печуры в стене жер-
твенника высечен в одном камне, тогда как перекрытие
самой печуры осуществлено знакомым нам по памятникам
Кремля приемом — горизонтального камня на боковых
наклонных «помочах». Не знаем, что значат заделки трех
небольших гнезд в кладке над порталом, идущих в одном
уровне. Внутренних лопаток, отвечающих столбам, нет.
Это позволяет думать, что столбы также не имели лопа-
ток-закрестий и были квадратными.
К востоку от ниши портала в кладке имеется верти-
кальная штраба, начинающаяся на высоте 2,4 м и кон-
чающаяся на высоте 4,6 м от пола. Вверху паз имеет
горизонтальную штрабу. Можно полагать, что это пазы
для заводки брусьев иконостаса. Возможно, что в ниж-
ней части между столбами была каменная алтарная пре-
града, над которой был надстроен деревянный ярус тябел.
Штраба находится почти на оси наружной лопатки, по-
казывая, что восточная пара столбов была слегка сдви-
нута к востоку. Это обстоятельство помогает при рекон-
струкции схемы плана здания. Для ее полноты не достает
данных о разрушенной алтарной части, от которой сохра-
нился лишь камень северного края апсиды жертвенника
(см. рис. 135 и 136, а).
Сделанный для выяснения положения апсид шурф
площадью 6 кв. м* показал следующую картину
(см. рис. 135). Современная дневная поверхность земли
лежит здесь ниже древней дневной поверхности на 0,6 м.
Под верхним слоем новой шлаковой засыпки толщиной
20—25 см идет слой кирпичного щебня. В восточной половине он сменяется
слоем перерытой земли, смешанной с кирпичным щебнем и костями нарушенных
погребений, а в западной — слоем глины с тем же щебнем. Под этим слоем
залегает чистый пласт известковых осколков (толщиной 30 см) с проливкой
раствором того же состава, что и описанный выше раствор из забутки стен
храма. Под ним — материковая глина. Подошва известкового слоя лежит на
той же глубине, что и подошва северной стены храма — 2,3 м от низа плинта цо-
коля. Существенно, что известковый слой в восточной части смешан с землей и имеет
рыхлый характер, тогда как слой примерно в пределах основного квадрата шурфа
плотен и состоит из более крупных кусков известняка, связанных раствором.
Также и в северо-восточном углу квадрата известняковый щебень более мелок и
284
Ь©
Оо
О»
о
2м
138. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Внутренняя поверхность стены.
рыхл. Эти зоны слабо связанного мел-
кого щебня,— видимо, результат осы-
пания основного массива известкового
слоя. Никаких признаков рвов от фун-
дамента нет.
Описанные особенности стратигра-
фии вместе с данными шурфа у апсиды
говорят о следующем. То обстоятель-
ство, что существующая дневная по-
верхность участка древнего храма ниже
древнего дневного уровня на 0,6 м,
свидетельствует о выемке кладок древ-
него храма для постройки нового. Верх-
ние слои с кирпичным щебнем — ре-
зультат засыпки котлована, образовав-
шегося после выборки кладок фунда-
ментов древнего храма при постройке
«придела» к его северной стене. В клад-
ке «придела» имеется камень, принадле-
жащий именно фундаменту древнего
храма,—грубо обработанные блоки,
аналогичные блокам платформы под
цоколем апсиды жертвенника. От древ-
него здания сохранилась лишь его по-
дошва из белокаменного щебня на древ-
7.19 Церковь Иоакима и Анны в Можайске. нем Растворе, лежащая в том же уров-
Реконструкция плана. не> что и основание северной стены
храма. Неосыпавшийся край подошвы
находится на расстоянии 3—3,2 м от
северо-восточной лопатки стены. Можно считать, что это линия внешней границы
алтарной части, сильно выдвинутой к востоку.
Отсутствие следов рвов и распространение плотного слоя белокаменных облом-
ков к западу, за пределы шурфа, свидетельствует о том, что алтарная часть закла-
дывалась не в рвах, а в общем котловане, который был заполнен известковым
бутом, пролитым раствором, тогда как стены самого храма, возможно, имели
фундамент в рвах, прорезавших почву до материка. Этот почвенный слой к моменту
закладки древнего храма достигал 1,3 м над материком. Алтарная часть была
приложена к стенам храма, видимо, впритык.
За время от постройки древнего храма и до пристройки нового «придела» вокруг
существовало кладбище, нарушенное постройкой «придела»; этим объясняются на-
ходки костей от погребений в засыпи ямы после выборки кладок древнего храма
и наличие в кладке нового здания обломков белокаменных надгробных плит
XVI—XVII вв.; они есть и в кладке крыльца новой церкви —«придела», и в-
кладке его юго-восточного угла.
286
Полученные данные позволяют предложить схему плана церкви Иоакима
и Анны в целом (рис. 139). Памятуя, что планы храмов изучаемой поры имеют
четверик, близкий к квадрату, . мы принимаем сохранившуюся северную стену
за основу для изображения симметричных южной и западной стен. Столбы приняты
квадратные. Сдвиг восточной пары столбов, определяемый положением иконостаса,
потребовал сдвинуть к востоку и западную пару столбов, иначе подкупольный
прямоугольник был бы необычайно вытянутым. Масштабы алтарной части, точнее,—
вынос средней апсиды — определены границей плотного ненарушенного известко-
вого бута, вскрытого разведкой. Алтарная часть была, таким образом, очень разви-
той, напоминая по композиции алтарную часть собора Саввино-Сторожевского
монастыря, из которого мы берем и детали обработки апсид — лопатки и полуко-
лонки в углах.
Остается открытым вопрос о характере верха здания. Впервые писавший о па-
мятнике А. И. Некрасов полагал, что отсутствие внутренних лопаток позволяет
предположить систему ступенчато повышенных подпружных арок в перекрытии
храма 10. С этим мнением можно согласиться, так как, действительно, обычно эта
особенность плана связана с данной системой перекрытия. Не исключено, что
последняя нашла выражение и в композиции верха храма с поднятым над сводами
на постаменте барабаном главы. Большего мы предполагать не вправе.
3
Обратимся к определению даты двух рассмотренных памятников Можайска.
Для решения этого вопроса существенны основные сведения из истории города
в XIV—XV вв.
В 1303 г. московский князь Юрий Данилович захватывает у смоленских кня-
зей Можайск, становящийся важным стратегическим центром Московского княже-
ства на литовском пограничье. Поэтому он обычно находится во владении старших
членов московского княжеского рода: Иван Калита передает его Семену Гордому,
далее им владеют князь Иван Иванович, Дмитрий Донской, его третий сын Андрей
Дмитриевич (1389—1432). Князь Андрей вместе с братом Петром и князем Влади-
миром оборонял Москву во время нашествия Едигея, а в феодальной войне, разгорев-
шейся после смерти Василия I, Андрей держал сторону Василия II и пользовался
его доверием п. Наследник князя Андрея — Иван Андреевич стал на сторону Ше-
мяки и участвовал в захвате и ослеплении Василия П;в 1454 г. Василий захватил
Можайск, а князь Иван бежал в Литву. Короткое время (1462—1473) Можайском вла-
дел сын Василия II Юрий, далее с 1473 г. по 1481 г. город входил в состав великого
княжения, а с 1481 г. по 1491 г. был по договору во владении брата Ивана III— углиц-
кого князя Андрея Горяя, вплоть до его ареста и ликвидации можайского удела 12.
Авторы прошлого века, касавшиеся древнего Никольского собора в Можайске,
относили его обычно к глубокой древности, считая, что он построен еще до присое-
динения к Москве, т. е. до 1303 г.13 Л. В. Даль писал, что «церковь построена...,
как говорят старожилы, по образцу старой и представляет собою плохую копию
с Звенигородского собора, с вычурною главкою... и с папертью
287
чисто кондукторского (?) стиля пятидесятых годов»14, т. е., видимо, датировал исчез-
нувший памятник временем рубежа XIV—XV вв.
Иначе^определял дату Никольского собора А. И. Некрасов, первым обратив-
ший серьезное внимание на остатки древней архитектуры в Можайске. Он писал,
что можно представить «прежний собор из белого... камня и близкий Волоколам-
скому. Возможно, что старый Никольский собор был построен князем Андреем углиц-
ким в конце XV в.» Это предположение было сделано автором лишь на том основа-
нии, что князь Андрей был «любитель, между прочим, архитектуры и создатель
Углицкого дворца» 15. В этой связи автор и приводит в параллель можайскому
зданию Волоколамский собор, датируемый концом XV в. Однако в действительно-
сти всё в этом памятнике отлично от форм можайского храма 18 и датирующей ана-
логией Волоколамский собор служить не может. Краткое пребывание в Можайске
Андрея Васильевича углицкого (1481—1491), как и довольно захудалое положение
этого князя 17 едва ли дают основание связывать с ним белокаменное строительст-
во в Можайске. Последний при Андрее терял свое политическое значение и сходил
в ряды второстепенных городов Московского государства.
Т. Н. Сергеева-Козина, коснувшаяся вопроса о дате собора лишь попутно
в связи с изучением топографии Можайского кремля, писала, что «белокаменный со-
бор Николы, частично сохранившийся до сего времени под именем Петропавлов-
ского, по всей вероятности, был построен в начале XV в. и был близок по своим
формам «раннемосковским» храмам этого времени» 18.
Наиболее вероятно, что каменное строительство в Можайске связано с превра-
щением его в удел князя Андрея Дмитриевича, получившего Можайск по духовной
грамоте отца 1389 г. одновременно с передачей другому сыну Юрию Дмитриевичу
Звенигорода 1в. Весьма правдоподобным будет допустить, что именно при первом
можайском князе АнДрее его стольный город должен был обзавестись каменным
храмом. Описанные выше черты старого Никольского собора не противоречат этой
гипотезе, но утверждают ее. Храм был очень близок звенигородским соборам князя
Юрия Дмитриевича.
Для решения вопроса о дате собора есть и другие данные. Он, кроме основного
престола в честь Николы, имел еще «приделы» Георгия20и Ильи21. В этой связи инте-
ресна переписка князя Андрея Дмитриевича с Кириллом Белозерским. Видимо,
в начале XV в. некий предприимчивый житель ближнего села Кол очи — Лука орга-
низовал прибыльное дело с якобы найденной им в лесу «чудотворной» иконой бого-
родицы. Он быстро разбогател, стал жить не хуже князя и проявлять независи-
мость. В конце концов князь Андрей добился того, что Лука отдал ему свои богат-
ства на постройку монастыря в Колоче, где Лука и постригся 22. Вероятно, в связи
с этим делом князь Андрей вступил в переписку с Кириллом Белозерским, который
ответил ему своим знаменитым посланием, посвященным вопросам управления княже-
ством 28. Рассказ о Луке Колоцком приведен в Степенной книге с указанием 1413 г.;
этим временем датируют и послание Кирилла. Для нас существенна одна деталь
повести о Колоцкой иконе — она имела форму складня («со двема затворы») «на
едином же затворце бяше образ... пророка Илии, и на друзем затворце такоже
288
образ... святителя Николы». Видимо, с этим обстоятельством было связано посвяще-
ние придела Никольского собора Илье; придел же Георгия мог быть устроен при
соборе в честь старшего брата князя Андрея — Юрия Дмитриевича, а возможно,
и позднее, при сыне Василия II Юрии младшем (1462—1473).
Таким образом, можно относить Никольский собор в Можайске к концу XIV в.
— началу XV в. Весьма вероятно, что его строили московские мастера после окон-
чания церкви Рождества в Московском кремле, т. е. в конце 90-х годов XIV в.
Второй памятник Можайска — церковь Иоакима и Анны датировать труднее.
Его остатки впервые оценил А. И. Некрасов, описавший их и датировавший раз-
рушенный храм также XVI в.24 Эта дата была принята 26. Т. Н. Сергеева-Козина
сопоставила детали можайского памятника с Звенигородским собором и высказа-
лась в пользу его датировки началом XV в.2в Исследование нами памятника и ана-
логии в отношении его убранства и техники позволяют присоединиться к этой ран**
ней дате. Думаем, однако, что церковь Иоакима и Анны строилась до Звенигород**
ского собора и, вероятно, после Никольского собора, т. е. также в конце 90-х годов
XIV в.
Изученные нами памятники Можайска, при гипотетичности суждений об их
первоначальном облике и отдельных особенностях, имеют большое научное зна-
чение. Прежде всего они свидетельствуют, что белокаменное монументальное стро-
ительство велось в XIV-XV вв. не только в Москве, но и в других городах
центра, и последующие исследования могут выявить новые остатки зданий этой
поры. Можайские памятники усиливают вероятность приводившихся выше сведе-»
ний источников о каменных постройках, например в монастырях под Коломной. На**
конец, памятники Можайска представляют важное звено в эволюции московского
зодчества от XIV к XV столетию.
19 н. H. Воронин, т. II
XX
УСПЕНСКИЙ СОБОР В ЗВЕНИГОРОДЕ
1
Три важнейших сохранившихся памятника московского зодчества начала
XV в.— Успенский собор в Звенигороде и соборы Саввино-Сторожевского
и Троице-Сергиева монастырей — связаны с заказом князя Юрия Дмитриевича
звенигородского.
Князь Юрий родился в 1374 г.; в год Куликовской битвы он был шестилетним
ребенком. После смерти отца — Дмитрия Донского в 1389 г. пятнадцатилетний Юрий
получил в удел Звенигород и Галич с указанием, что после смерти старшего брата
Василия Дмитриевича к нему должно перейти и великое княжение. При жизни Ва-
силия I Юрий верно служил ему, выполняя его военные поручения, «причем не за-
пятнал свое имя ни вероломством, ни излишней жестокостью, чем могут похвалить-
ся только немногие из современных ему князей»1. В 1392 г. он ходил на Торжок, за-
тем на Нижний Новгород (1414). В это время началось расхождение Юрия с Васили-
ем I по вопросу о престолонаследии, переросшее в дальнейшем в кровавую феодаль-
ную войну, продолжавшуюся сыновьями Юрия и замедлившую усиление Московско-
го княжества.
С этим было связано строительство Юрием ряда крепостей. После укрепления
Звенигорода, между 1414—1425 гг., он отстраивает в Галиче новую мощную деревян-
но-земляную крепость, успешно выдержавшую ряд последующих осад 2. В восточ-
ной части крепости князем Юрием были построены деревянный Преображенский со-
бор и княжеский двор 3.
Как и крепость Галича («верхнее городище»), так и относимая к строительству
князя Юрия четырехугольная крепость в Чухломе 4 характеризуются известной
регулярностью своей планировки б.
Каменное церковное строительство князя Юрия приходится на первые годы
XV в., т.е. еще до разрыва с великим князем. Юрий ставит собор в своей столице —
Звенигороде и строит храм пригородного княжеского Сторожевского монастыря.
Примечания к главе XX см. стр. 522—523.
290
140. Успенский собор «на Городке». Общий вид.
2
Точной даты Успенского собора *на Городке» в Звенигороде источники не сооб-
щают. Однако она весьма убедительно определяется рубежом XIV—XV вв., когда,
после похода на Волгу, организованного Василием I в 1399 г., в руках Юрия ока-
зались крупные средства:
«Шедше взяша град Болгары, и Жукотинь, и Казань, и Кременчюх, и иных
много градов, и пребыша тамо три месяцы, воююще и пленяще землю их, ивозвра-
тишася со многим богатством въ своаси». Таким образом, датой памятника
является 1400 г.6
Собор привлек внимание историков и архитекторов более ста лет тому назад;
ему была посвящена значительная литература 7. Однако лишь советские исследо-
ватели (П. Н. Максимов и Б. А. Огнев) полностью выяснили архитектурные особен-
ности собора и дали документальную реконструкцию его первоначального облика 8.
Не повторяя всей их аргументации, обратимся непосредственно к характеристике
здания в его древнем виде.
Успенский собор на редкость красиво расположен у южного края горы древнего
Звенигорода, поднимающейся над зеркалом Москвы-реки на высоту до 24 м. Ха-
рактеристику укреплений столицы князя Юрия мы дали выше в связи с крепостным
строительством XIV в. (гл. XIV). В литературе есть указания, что рядом с собором,
к юго-западу от него, размещался дворец Юрия. «За собором,— писал архимандрит
Леонид,— против юго-западного угла его видны развалины дворца князей Звени-
городских, который еще существовал в 1680 г.... Теперь лишь остались груды белого
камня, поросшего травой забвения, из-под которой видны части карнизов, оконных
наличников и вообще остатки каменной рези...»9. В другом месте тот же автор писал,
что «с полатей собора были переходы, ведшие в княжеский дворец, в развалинах
коего видны фрагменты его наружных украшений также из белого камня и одного
стиля с храмовыми...»10.
В. и Г. Холмогоровы считали эти сведения фантазией автора, утверждая, что
около собора лежали камни от его постройки п. Раскопки к западу от собора не об-
наружили остатков дворцовых сооружений 12.
Успенский собор (рис. 140), как и все последующие храмы начала XV в., при-
надлежит к традиционному типу четырехстолпных, трехапсидных, одноглавых хра-
мов. Он поднят на сравнительно высоком цоколе, завершавшемся также традицион-
ным аттическим профилем.Внутри пространство храма до уровня цоколя было запол-
нено плотным слоем чистого известкового щебня, некоторому, вероятно, и настилал-
ся пол. Фасады симметрично членятся на три доли профилированными узкими лопат-
ками с тонкими полуколонками. Угловые пилястры имеют пучковый характер;
выступающая колонка заострена, так что в плане угол имеет «многолопастное» очер-
тание. Полуколонки разделяют апсиды и членят их стены.
В храм вводят три перспективных портала с чередованием полуколонок и усту-
пов с килевидным архивольтом и бусинами на колонках косяков. Примерно на сере-
дине высоты фасадов помещен широкий орнаментальный пояс из трех выступающих
друг над другом лент сложного узора и перекрывающей их полки с вогнутым отливом
(рис. 141); подобный же пояс образует карниз апсиды и барабана главы. Узкие щеле-
видные, слегка суживающиеся кверху, окна размещены только в верхней части
19*
141. Успенский собор «на Городке». Резной пояс.
фасадов над поясом; они обрамлены врезанным по краю амбразуры валиком
с килевидным завершением. Для освещения лестницы на хоры сделано малень-
кое круглое оконце, оформленное снаружи в виде фигурной шестилепестковой
розетки; такое же оконце-люкарна помещено вверху среднего членения западного
фасада. Особенно эффектны лишенные обрамлений очень высокие окна алтарной
апсиды. Фасадные полуколонки завершаются на уровне пят закомар капителями
с импостами, украшенными резьбой в виде листовидных чешуек и остролистов
{рис. 142).
Внутреннее пространство собора (рис. 143 и 144) членится четырьмя крестчатыми,
широко расставленными столбами, образующими просторные средние и узкие боко-
вые нефы. В связи с этим, при нормальной ширине алтарной апсиды, простенки
•с арочными проемами между восточными столбами и простенками алтаря скошены.
Капитальной белокаменной алтарной преграды храм не имел. Видимо, ее заменял
небольшой деревянный иконостас с иконами малых размеров, помещавшийся лишь
•в среднем пролете между столбами. На их лицевых сторонах сохранились древнпе
фрески: на левом — явление ангела Пахомию, на правом — Варлаам и царевич
Иоасаф 13.
Столбы не соответствуют осям фасадных пилястр и не имеют отвечающих им ло-
паток на внутренних стенах. Над западным нефом расположены хоры, на которые
292
142. Успенский собор «на Городке». Капитель пилястры (по Б. А. Огневу).
ведет крытая ступенчатыми сводиками лестница в толще северной и западной стен.
Своды хор, как и всего храма, цилиндрические; оси сводов северной и южной ветвей
креста направлены с севера на юг, а остальных— с запада на восток. Подпружные
арки, теперь слитые со сводами в результате ремонта в 30-х годах XIX в., были пер-
воначально ступенчато-повышенными (см. рис. 144). Подкупольный прямоуголь-
ник несколько сдвинут с оси боковых фасадов к востоку.
Особый интерес представляет композиция венчающих частей здания (рис. 145).
Закомары собора первоначально имели развитый профиль (полка, полувал, полка),
внешние обломы -которого опирались на уширенную абаку капителей полуколонок,
зажимая с боков и сверху выступавшие белокаменные лотки водометов. При этом
развитое обрамление закомар, образуя род приподнятого барьера, закрывало прямо-
линейные кровли покрытий, способствуя впечатлению легкости здания и его устрем-
ленности кверху. Выше, над угловыми сводами здания были выложены четыре до-
полнительных коробовых свода с осями, примерно совпадающими с диагоналями
плана.
Их внешние отверстия были закрыты закомарами с подвышением, повернуты-
ми под углом в 45° к фасадам и хорошо видными извне. Тыльные части диагональных
сводов-закомар примыкали к круглой платформе-постаменту, выложенному вокруг
основания барабана в чисто декоративных целях — постановки восьми килевидных
«кокошников», опирающихся на полуколонки и образующих эффектный венец в ос-
новании барабана. Капители этих полуколонок были покрыты резьбой, сходной
293
о
5м
143. Успенский собор «на Городке». План (по Б. А. Огневу).
с узором импостов’,фасадных полуколонок. Над «кокошниками» вздымалось стройное
тело восьмиоконного барабана главы с поясом резного орнамента по карнизу и, веро-
ятно, шлемовидным покрытием.
Таким был Успенский собор в своем первоначальном виде.
Выше (гл. II) мы отмечали, что уже в Суздальском соборе наметилось нарушение
строгого принципа соответствия наружного членения фасадов конструкции здания и
организации его внутреннего пространства. Это предоставляло зодчим большую
свободу и независимость в разработке внешнего образа храма и его интерьера и
облегчало решение ряда практических вопросов — поместительности здания и его
частей и пр.
Зодчие Звенигородского собора развивают этот принцип, достигая больших
и ценных результатов. Сохранив строгое равновесие в симметричном членении фа-
садов, они смогли широко раздвинуть столбы и убрать настенные лопатки, освобо-
див центральное пространство храма,а для увеличения помещения алтаря значительно
294
^44. Успенский собор «на Городке». Продольный разрез (по Б. А. Огневу).
295
145. Успенский собор «на Городке». Реконструкция (по Б. А. Огневу).
296
силив выступ апсид. Чтобы погасить асимметрию, вызванную выносом апсид,
они несколько сдвинули к востоку барабан главы. Также независимо от конструкции
перекрытия были решены венчающие части здания — квадрат ступенчато-повышен-
ных арок под барабаном внешне был совершенно не выявлен; напротив, он был за-
маскирован широким кольцом постамента с «кокошниками» в основании барабана.
Сравнительно небольшой по своим абсолютным размерам храм производил впе-
чатление очень стройного и высокого здания.Этот эффект достигается зодчими путем
тонко рассчитанного применения тех или иных форм. Уже цоколь с ведущими
к порталам лестницами создает реальную «приподнятость» храма кверху. Далее
глазом овладевают тонкие пучки вертикалей лопаток с полуколонками и легких тяг
апсид.
Это движение подкрепляется килевидными завершениями портала и оконных
обрамлений; при этом суживающиеся кверху окна, помещенные в средних членениях
фасадов, выше боковых, равно как чрезвычайно вытянутые окна алтарной апсиды
превосходят боковые. Завершающая храм глава сравнительно невелика; поставлен-
ная как бы на «цоколь» из килевидных «кокошников», она легко поднимается кверху,
отнюдь не давя и не «прижимая» увенчанного остроконечными закомарами четвери-
ка храма. Характеру форм вторит последовательно проведенное зодчими сужение
кверху как самого четверика храма и апсид, так и проемов окон, тела барабана и его
окон. В этом отношении Звенигородский собор сходен с Покровом на Нерли, где так-
же совокупность иных тончайших архитектурных приемов создает иллюзию боль-
шой высоты и легкости здания.
Столь же тонко и мастерски зодчие достигли эффекта большой пространственной
вышины и глубины интерьера: сужение кверху угловых выемок крестчатых столбов
и оконных проемов создавало иллюзию высоты подкупольного пространства, перекос
же суживающихся простенков центральной апсиды рождал впечатление большей
глубины алтаря.
Изяществу и стройности придворного собора князя Юрия отвечала и его сдержан-
ная и изысканная нарядность. В этом отношении основную роль играет как бы стяги-
вающий тело храма в уровне хор и связей широкий пояс из трех лент сложного резного
плоского узора, причудливо сплетающихся в упругие орнаментальные фигуры стеблей и
листьев растений (qm. рис. 141). Орнамент высекался резчиками по уже законченной
кладке стены. Верхний пояс занимает часть ряда кладки с отливом. Его элементы сво-
бодно переходят по горизонтали с одного камня на другой, не обнаруживая каких-
либо разрывов и неувязок. Любопытно, что орнамент верхнего ряда по характеру
своего мотива — сложных сердцевидных элементов,— вероятно, был рассчитан1*на
развертывание по вертикали, здесь же эти элементы положены «плашмя»; видимо,
почувствовав эту нелогичность, резчик, подойдя к восточному краю южного фасада,
повернул сердцевидный элемент острием кверху.
Нарядны и капители полуколонок (см. рис. 142). Они представляют собой как
бы половину «сноповидной» капители с перевязкой из двух крученых жгутов внизу
и веерообразным, пышным «снопом». Перекрывающая капитель абака с профилем
гуська покрыта тремя рядами расположенных вперебежку остроконечных листьев.
В полуколонках между апсидами абака заменена плитой с поребриком.
297
Любовь зодчих к сложной, орнаментально заостренной форме сказывается также
в господствующей в здании килевидной арке. Оконца, освещающие лестницу на
хоры, оформлены в виде шестилепестковой розетки с подвышением. Многолопаст-
ной аркой завершены вход на лестницу и ниши-печуры в алтаре. Даже угловая
полуколонка пилястр приобретает заостренную, много лопастную в сечении, 'форму.
Звенигородский собор является едва ли не лучшим по архитектурному мастерст-
ву и изысканности памятником рубежа XIV—XV вв. В нем отражено большое ис-
кусство московских мастеров, творчески развивавших владимирскую традицию
и создавших на редкость гармоничный памятник. Говорить о «примитивности» его ар-
хитектуры 14 нет никаких оснований. Напротив, она свидетельствует о высоком
искусстве строителей храма. Построение его объема, как п деталей, направлены на
тонко осуществленное выявление вертикальной устремленности здания, его строй-
ности и легкости. Мастера достигают идеального равновесия и центричности компо-
зиции. Ясная расчлененность венчающей части, несущей приподнятую на своем
постаменте стройную главу, прекрасно гармонирует с формами четверика. Придвор-
ный храм князя Юрия проникнут духом жизнерадостного «светского» изящества.
Иным был его ближайший сверстник — собор соседнего княжеского монастыря.
XXI
СОБОР САВВИНА-СТОРОЖЕВСКОГО
МОНАСТЫРЯ
1
В полутора километрах к западу от Звенигорода вверх по течению Москвы-
реки на высоких холмах расположен один из лучших древнерусских архи-
тектурных ансамблей XV—XVII вв.— Саввино-Сторожевский монастырь Осно-
ванный учеником Сергия Радонежского Саввой как придворный монастырь князя
Юрия Дмитриевича звенигородского, в самом конце XIV в., он разросся и обога-
тился новыми зданиями в XVII в. Однако и в этом сложном и прекрасном ком-
плексе построек времени Алексея Михайловича центральное и господствующее
положение занимает древнейшее здание монастыря—белокаменный собор Рождества
богородицы, второй после Звенигородского собора памятник «раннемосковского»
зодчества.
Как и относительно Успенского собора, мы не располагаем прямыми данными
о времени сооружения монастырского храма. Однако его дата устанавливается с боль-
шой точностью, хотя основным источником для ее определения является позднее
житие игумена Саввы, составленное между 1550 и 1552 гг. Маркеллом — иноком
боровского Пафнутьева монастыря, а потом игуменом новгородского Хутынского
монастыря 2.
Сопоставляя данные житий Саввы Сторожевского и Никона Троице-Сергиевско-
го, С. Смирнов пришел к выводу, что монастырь был основан в 1398 или 1399 г.3 Это
не было лишь «богоугодным» предприятием князя Юрия Дмитриевича: мимо монасты-
ря по берегу Москвы-реки шла важнейшая стратегическая дорога на Можайск и далее
на Смоленск, и монастырь расположился на Сторожевых горах, господствовавших,
как и крепость Звенигорода, над этой дорогой *. Церковь монастыря была первона-
чально деревянной; с успешным походом Юрия звенигородского на болгар в 1399 г.
связывают первые его пожалования монастырю б. Второе крупное обогащение мона-
стыря известно по жалованной грамоте князя Юрия 1404 г., которой во владение
сторожевских монахов передавалось более десятка сел и деревень, и их владелец по-
лучал права широкого иммунитета 6. С этим пожалованием сопоставляют указание
жития Саввы, что князь дал монастырю «злато довольно, и села многа, и имения
Примечания к главе XXI см. стр. 523—524.
299
довольна на строение монастырское», и связывают с этим постройку
в следующем 1405 г. каменного монастырского собора; во всяком случае, он был по-
строен до 1407 г., когда в нем было положено тело умершего игумена Саввы 7. Храм
по существу и строился как его будущая усыпальница.
Наиболее крупным изменениям собор подвергся в середине XVII в., когда мона-
стырь, пользовавшийся особым вниманием царя Алексея Михайловича, был обнесен
монументальной оградой и обогатился новыми зданиями. В начале 50-х годов
XVII в., в связи с открытием «мощей» Саввы, к собору пристраивается с юга и запада
открытая паперть, а у юго-восточного угла — придел Саввы. Придел сообщался
с царским дворцом переходами, поэтому паперть имела второй этаж. По-видимому,
эта обстройка произошла в 1651—1652 гг., когда и сам собор был заново расписан
и получил новый иконостас 8. Во всяком случае, эти пристройки были сделаны до
1656 г., когда в монастыре побывал Павел Алеппский 9. Время устройства четырех-
скатной кровли неизвестно. В XIX в. здание пережило ряд серьезных ремонтов;
в 1872 и 1898 гг. оно было обновлено как внутри, так и снаружи; в частности, видимо,
в это время был переложен цоколь и дополнены цементными отливками утраченные
или обветшавшие части орнаментального пояса 10. При реставрации собора в 1913 г.
были обнаружены его древние фрески 11.
В исследовании здания важнейшее место принадлежит работам Н. И. Брунова,
впервые обследовавшего перекрытия памятника и установившего как в нем, так и
в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры своеобразную композицию верха храма
из ступеней «кокошников»12. Изучение памятника было продолжено в 1939 г. архи-
тектором В. А. Каульбарсом 13 и в 1949—1953 гг.— Б. А. Огневым. Итоги исследо-
вания отражены в реконструкции первоначального облика собора 14, которую мы
и принимаем за основу для дальнейшего изложения.
2
Собор Саввина монастыря (рис. 146) по своему типу близок Успенскому «на
Городке» — это также четырехсто л пный, трехапсидный, одноглавый небольшой
храм. У обоих памятников есть общие черты и в композиции плана (рис. 147). Это
широкая расстановка столбов, определяющая господствующее значение средних
нефов: в поперечном сечении средний неф вдвое шире боковых, равно и алтарная
апсида вдвое шире, чем боковые малые. На внутренней поверхности стен также нет
отвечающих столбам лопаток. Но этим сходство в композиции плана и ограничивает-
ся. Столбы Саввино-Сторожевского собора теряют закрестья и становятся квадрат-
ными, что лучше согласуется с системой ступенчато-повышенных подпружных арок;
по отношению к общей площади храма столбы значительно легче, они тоньше его
стены. В отличие от Успенского собора, где взаимосвязь конструкции и фасадных
членений была смело нарушена и оси столбов не совпадают с фасадными лопатками,
здесь мастера возвращаются к старой системе соответствия конструкции и фасадной
обработки. Боковые фасады получают прежнюю асимметричность с более узкими во-
сточными делениями. Вместе с тем алтарная часть с ее обширной средней апсидой
занимает значительную площадь. Ее самостоятельность подчеркнута появлением
300
146. Рождественский собор Саввина-Сторожевского монастыря.
Восточный фасад.
между восточными столбами пока не-
высокой, но каменной алтарной пре-
грады в виде глухой стенки с проемом
для царских врат.
Как и Успенский собор «на Го-
родке», монастырский храм поднят
на глухом цокольном ярусе, который
завершен аттическим профилем, до-
полненным в основании выкружкой
(рис. 148), что напоминает аналогич-
ный профиль Никольского собора
в Можайске 1б. Характерен большой
вынос профиля, заставляющий вспо-
мнить эту черту цоколей Суздаль-
ского и Георгиевского (в Юрьеве-
Польском) соборов. Вместо изящных
лопаток с полуколонками фасады чле-
нятся простыми плоскими лопатка-
ми, как в Суздальском соборе и мо-
сковских и можайских памятниках
90-х годов XIV в. Перспективные
порталы с бусинами на колонках
косяков, сдвоенными капителями и
килевидным архивольтом в общем
сходны с порталами Успенского со-
бора «на Городке», но их пропорции
более широки, а исполнение грубее
и суше. К порталам вели, как и
в Успенском соборе, лестничные всхо-
ды. Выше фасады пересекает тройной орнаментальный пояс (рис. 149), повторяющий
мотив Успенского собора и сильно пострадавший при ремонтах (значительные его
части заменены цементными отливками)16; над резными лентами — полка, орнамен-
тированная плетенкой, и отлив. Как и в Успенском соборе, орнамент высекался по
законченной кладке.
Пояс перерезает лопатки, как это сделали еще строители Суздальского собора.
Благодаря своей непрерывности пояс приобретает более мощный характер, нависая
над сравнительно легкими порталами. При общих широких пропорциях здания прием
расчленения лопаток поясом усиливает впечатление мощи и тяжеловесности масс
храма (см. рис. 151). Лопатки над поясом расширяются; их венчают капители с им-
постами. По сравнению с изящными и высокими, аналогичными по профилю, капи-
телями Успенского собора здесь они вытягиваются по горизонтали, близко напоми-
ная капители-карнизы Никольского собора в Можайске. Но они лишены изящной
резной обработки, они суше и строже, как строже и оконные проемы, лишенные на-
рядного обрамления жгутами. В пазухах между закомарами над капителями лежали
.....-г .
147. Рождественский собор
С ав вина-Стороже в ского монастыря.
План (по В. А. Каульбарсу).
302
148. Рождественский собор Саввина-Сторожевского монастыря. Цоколь апсиды.
149. Рождественский собор Саввина-Сторожевского монастыря. Резной пояс.
белокаменные водометы, зажатые
пяточными камнями внешнего профи-
ля закомар. Верхнее поле фасада от
пояса до капителей лопаток немногим
больше ширины самого пояса, что де-
лает четверик храма особенно грузным
и распластанным. Видимо, стремясь
преодолеть это качество основного
объема, зодчие необычайно подняли
кверху кривые килевидных закомар.
Однако это не ослабило общей суро-
вости пропорций храма, как не при-
дало им ни малейшего движения и
расположение окон по треугольнику
(одно — в среднем делении над поя-
сом и два — по бокам портала).
Пониженные, сильно выступа-
ющие апсиды, лишь немного возвы-
шающиеся над верхней кромкой рез-
ного пояса четверика, так же как бы
тянут массы храма к земле, усугуб-
ляя и без того сильное впечатление
его мощных пропорций.Полукружия
аспид расчленены плоскими лопатка-
ми, а в углах помещены лопатки с
полуколонками, завершенными капи-
тельками того же характера, что и на
150. Кадило 1405 г. других фасадах. По карнизу апсид
идет резной пояс, аналогичный поясу
остальных фасадов.
Вопрос о характере покрытия собора был впервые освещен на основании примеча-
тельного произведения прикладного искусства— знаменитого кадила 1405 г., сделан-
ного по заказу троицкого игумена Никона в форме одноглавого храма с ярусным верхом
и являвшегося схематизированной моделью древнего собора Саввина монастыря
(рис. 150) 17. Последующие исследования Б. А. Огнева дали уточненное решение этой
задачи (рис. 151). Верх храма в общем напоминал композицию Успенского собора
«на Городке». Над угловыми сводами были сделаны диагональные сводики, торцы
которых были закрыты килевидными же закомарами. Над сводами поднимался мощ-
ный конический постамент главы, на обрезе которого, в основании барабана, лежал
венок из восьми килевидных «кокошников». Барабан также слегка суживался квер-
ху. Над резным тройным поясом карниза барабана поднимались плавные линии
шлемовидной главы.
Сравнивая композицию обеих звенигородских построек князя Юрия, существен-
но отметить значительные отличия в их замысле. Если в Успенском соборе как
304
о , , , , 5м
151. Рождественский собор Савина-Сторожевского монастыря.
Реконструкция (по Б. А. Огневу).
20
305
построение объема, так и детали проникнуты стремлением подчеркнуть вертикальную
динамику здания, его ясную стройность и легкость, то в соборе Саввина монастыря
господствует иная концепция — суровости и массивности форм, реализованная при-
менением иных, широких пропорций, упрощением деталей. Особенно сказывается это
в композиции верха храма. В Успенском соборе он характеризуется геометрической
четкостью и расчлененностью постамента и легкой главы, в храме же Саввина мона-
стыря глава значительно увеличивается; и ее постамент и барабан, приобретают
коническую форму, их ярусная расчлененность ослабевает, мастера как бы стремят-
ся сблизить форму верха с шатром.
Столь же отличен интерьер Саввина собора. Он тоже лишен подчеркнутого изя-
щества и легкости, которые так ясно выявлены зодчими Успенского собора. Про-
странство монастырского храма очень свободно и широко; его столбы тоньше; их
простая квадратная форма уменьшает количество вертикалей по сравнению с крест-
чатыми столбами придворного собора князя Юрия. Храм не имеет хор. Ступень подъе-
ма подпружных арок слабее, вертикальная динамика интерьера ослаблена. Сущест-
венно появление в среднем пролете между столбами каменной алтарной преграды,
украшенной фресковой росписью, покрывавшей и западные плоскости столбов 18.
С развитием этих особенностей, впервые выраженных в соборе Саввина монасты-
ря, мы встретимся позднее в третьей постройке князя Юрия — соборе Троице-Серги-
евой лавры.
XXII
СТРОИТЕЛЬСТВО РОСТОВСКОЙ ЕПИСКОПИИ
В НАЧАЛЕ XV В.
Выше (гл. XIII) в связи с разбором сведений о развитии и роли деревянного
зодчества в XIV—XV вв., мы говорили о большом значении Ростовской
епископии в процессе переноса опыта северных строителей в центральные области
Руси. Ростов должен быть упомянут и в истории каменного зодчества этой поры.
Относительно каменных построек в Ростове в XIV в. мы располагаем лишь мало-
достоверными упоминаниями позднейших источников. Так, они сообщают об освяще-
нии епископом Игнатием новопостроенной церкви Воздвиженья (1355 —1363)
в ростовском Андреевском монастыре и о сооружении каменного храма в Рожде-
ственском монастыре при архиепископе Федоре (1390—1395) 1.
В начале XV в. большую строительную деятельность развивает епископ Гри-
горий.
В 1408 г. Ростов постиг опустошительный пожар, во время которого погорел и
обрушился Успенский собор 1213—1231 гг.: «Паде верхея [церкви] и комары вси,
развее остася олтарь цел и стены по комары осташася и не падоша, юже назда
[т. е. надстроил] и обнови владыка Ростовский Григорий единем летом в третье лето
по пожаре»а. Ермолинская летопись, использовавшая ростовское летописание,
очень кратко, но точно определяет характер работ 1411 г.: «Григореи епископ ’ об-
нови церковь Ростовьскую бе бо изрушилася от пожара иверх ея с в е-
д е...». Под следующим 1412 г. добавлено: «Политы колоколы в Ростове»,—видимо,
для соборной звонницы 3. Мы предположили (гл. IV), что собор 1213—1231 гг. был
обширным зданием, возможно, имевшим необычное решение верха. Факт выпол-
нения работы по его восстановлению «единем летом», т. е. за один строительный сезон
1411 г., свидетельствует о большом опыте епископских зодчих и многочисленности
их артели.
В житии Леонтия, в дополнениях к его основному тексту, находим подроб-
ный рассказ о реставрации собора епископом Григорием, который задумал «соделати
комары великыя и шию и лоб изгоревший от пожара, и не пощаде имения своего
всего на создание церковное...съделана бысть церкви вборзе и якоже бысть и прежде
Примечания к главе XXII см. стр. 524—525.
20*
307
152. Успенский собор в Ростове. Основание со су дохранит ель ни цы.
и еще же в ней сътвори лесу каменуи иконы исписа на злате и с у д о-
хранилницу такожде създа каменну, и церковь всю намости
дъсками камеными и свинчатыми дъсками лоб и комары бблшая покры и крест поста-
ви и злата много приложи к нему и спроста [рещи] якоже невесту украси ю... Людие
же дивляхуся... яко въборзе тако съделана бысть церкви»4.
Как показали наши раскопки, каменная сосудохранительница, сооруженная
в 1411 г., была особой квадратной палаткой размером 3,46 X 3,5 м, встроенной в се-
веро-западном углу собора (см. т. I, рис. 78, и здесь рис. 152); ее стены, несколько
косо приложенные впритык к стенам храма, сделаны из белого камня. Все внутрен-
нее пространство палатки заполнено бутом на прочном известковом растворе. В его
составе были встречены мелкие обломки майоликовых плиток от древнего пола собо-
ра XII—XIII вв., испорченного при пожаре и замененного в 1411 г. полом из бело-
каменных плит.
Все технические особенности постройки обнаруживают большую близость к тех-
нике храма XIII в., свидетельствуя о прочности старых традиций. Снаружи сосудо-
хранительница имела простой цоколь в виде выступа нижнего ряда белого камня.
Ее угол был архитектурно оформлен. Сохранилась красно-коричневая кайма по его
краю (рис. 153);следовательно, следующий камень отступал вглубь. Это был, таким
308
153. Успенский собор в Ростове. Угол сосудохранителъницы.
образом, своеобразный «белокаменный сейф» для сокровищ собора, которые смог вос-
становить епископ Григорий.
Остатки пола из белокаменных плит, сделанного в 1411 г., были прослежены
при раскопках 1884 г.6 Около стен сосудохранителъницы при наших разведках
был вскрыт лишь слой подготовки под этот пол, состоящий из булыжника, щебня и
земли, пролитых местами известковым раствором.
Что касается упоминаемой в тексте «лесы каменной», т. е. каменной лестницы,
построенной епископом Григорием, то о ее месте и назначении мы пока ничего ска-
зать не можем. Во всяком случае, по-видимому, «леса» не была связана с сосудохра-
нительницей и являлась особым сооружением. Возможно, что это был особый ход
на своды собора, подобный существующей кирпичной лестнице около северо-восточ-
ного подкупольного столба храма.
На другой год по восстановлении Успенского собора, в 1412 г., летопись сообщает
о строительстве епископа ростовского в Москве: «Съвершена бысть церковь ка-
мена на Дорогомилове Благовещение святыа Богородица... боголюбивым епископом
Григорием» в. Дорогомиловом называлась в XV в. часть левого берега Москвы-реки
между нынешним Бородинским мостом и Новодевичьим монастырем. Память о рас-»
положенном здесь в то время обширном подворье Ростовской епископии сохранилась
309
в названии группы Ростовских переулков около Бородинского моста7. Еще в XVI в.
древний храм был цел. «Церковь Благовещения святыя богородица на Дорогоми-
лове, идеже есть дом Ростовских архиепископов, иже над Москвою рекою», пользо-
валась легендарной славой: «Глаголют же нецыи, яко в Дорогомиловской той церкви
от древних лет были бяху священный ризы чюдотвориваго святителя Леонтия...»8.
Ростовские владыки перенесли в свой столичный храм реликвию популярного ро-
стовского «чюдотворца», что, конечно, повышало доходы этой церкви. Существующий
на месте ростовского подворья храм Благовещения на Бережках построен целиком
в XVII в. и не сохранил никаких следов древнего здания •.
Сведениями о краткой строительной деятельности епископа Григория исчерпы-
ваются данные о каменном зодчестве начала XV в., связанном с Ростовом. Мы не
знаем, располагал ли Григорий своими мастерами, или как в Ростове, так и в Дорого-
милове работали полученные им столичные зодчие. Для нас важно подчеркнуть, что
реставрация собора епископом Григорием восстановила, видимо, с большой полно-
той старые композиционные формы соборного верха XIII в. Таким образом, один из
крупнейших храмов, созданных владимиро-суздальским зодчеством XII—XIII вв.,
продолжал жить и был доступен для изучения его мастерами последующих поколе-
ний10. Самый факт монументального строительства ростовских владык в столи-
це также свидетельствует об их широких возможностях и тесной связи Росто-
ва и Москвы.
СОБОР ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА хМОНАСТЫРЯ
И ЦЕРКОВЬ СЕЛА КАМЕНСКОГО
1
Как и относительно других построек конца XIV — начала XV в., не свя-
занных с великокняжеским или митрополичьим заказом, летописи мол-
чат о сооружении первого каменного собора Троицы в Троице-Сергиевом монастыре.
Его дата и обстоятельства постройки вскрываются на основе показаний житийных
источников. Каменному зданию предшествовали три деревянных храма. Первый,—ви*
димо, маленькая часовня — был сооружен вскоре по основании монастыря Сергием
в 1345 г.1
Позднее, когда постригшийся в монастыре некий смоленский игумен Симон
вложил на его обстройку «много имение», Сергий осуществил большие строительные
работы. По словам его жития, он «монастырь больший воздвиг, келии убо четверооб-
разно сътворити повеле, посреде их церковь во имя живоначалныя Троица отвсюду
видима яко зерьцало, трапезу же и ина елика на потребу братьямь» а. В этой характе-
ристике интересны привлеките внимание биографа Сергия черты регулярности в пла-
нировке монастыря 3 и центральное положение в его ансамбле, видимо, эффектного,
украшенного «всякою подобною красотою» деревянного храма 4. Каре келий, воз-
можно, образовало одновременно и ограду монастыря, его крепостную стену б. Этот
второй храм сгорел в 1408 г. во время нашествия Едигея, и преемник Сергия игумен
Никон построил в 1411 г. новую деревянную церковь в.
В 1422 г. в обстановке нарастающих противоречий в среде феодальных верхов
Московского княжества, связанных с дальнейшими судьбами великокняжеского
престола, организуется открытие «мощей» Сергия и канонизация этого видного борца
за московскую гегемонию и объединение Руси. В том же 1422 г.7 игумен Никон за-
кладывает на месте деревянной церкви, перенесенной на соседний участок, дошедший
до нашего времени каменный храм. Церковь строилась Никоном «помоганием хри-
столюбивых князей», среди которых выделена фигура князя Юрия Дмитриевича
звенигородского, именуемого «великодержавным»,— его «рука прострена къ строению
паче всех беаше». Источники указывают и на особое назначение храма: «Обложиша
церковь камену... в похвалу своему отцу Сергию» («н ад гробом святого)8.
Примечания к главе XXIII см. стр. 525.
311
Таким образом, посвященный Троице монастырский собор был прежде всего хра-
мом-мавзолеем, надгробным памятником крупного церковно-политического деятеля
и соратника Дмитрия Донского — игумена Сергия, вошедшего теперь в русский пан-
теон. Это, как увидим далее, оказало существенное влияние на архитектурный образ
храма. Троицкий собор (рис. 154) дошел до нас со значительными изменениями своего
первоначального облика. В 1548 г. у его юго-восточного угла был пристроен при-
дельный храм над гробом игумена Никона, к которому с запада в 1559 г. примкнула
палатка над могилой новгородского архиепископа Серапиона. Обе эти пристройки
закрыли южный фасад храма. В XVI в. (до 1584 г.) и его западный фасад до половины
закрыла паперть. В XVIII в. была пристроена паперть и с северной стороны, а сам
храм получил четырёхскатную кровлю °.
Исследование храма Н. И. Бруновым в 1919 г. установило наличие под новой
кровлей остатков первоначального оформления верха здания и положило начало
его детальному изучению10. В 1926 г. Д. П. Суховым была разобрана северная па-
перть и произведена частичная реставрация северной стены и алтарных окон. Круп-
ным вкладом в исследование собора явились его детальный обмер и изучение в 1949—
1953 гг. В. И. Балдиным, на работу которого мы и опираемся в последующем изло-
жении 11.
2
Подобно своим предшественникам — храмам Звенигорода — Троицкий собор —
небольшой одноглавый трёхапсидный храм «кубического» типа с почти квадратным
в плане основным объемом (рис. 155). Он также поднят на глухом цокольном ярусе,
высота которого, как показали раскопки, повышалась от 1 м с востока до 2 м с запада
в соответствии с падением уровня поверхности монастырского холма. Цоколь завер-
шен аттическим профилем. К трем килевидным перспективным порталам с бусинами
на колонках подводили высокие и раскидистые лестничные площадки.
Традиционный тип четырёхстолпного храма здесь реализован чрезвычайно свое-
образно. Зодчие решительно порывают со старым принципом соответствия конструк-
ции и внешних членений здания, что особенно хорошо видно в его плане. Массивные
квадратные (без закрестий) столбы,образующие подкупольный прямоугольник, сдви-
нуты к востоку, так что западный неф приобрел необычную ширину, почти срав-
нявшись со средним нефом. При этом фасадные лопатки, оставшиеся на обычных ме-
стах, оказались независимыми от осей столбов, тогда как боковые порталы, во избе-
жание совмещения с осью западной пары столбов, были смещены к востоку. Алтар-
ные апсиды сравнительно слабо выступают из основного четверика храма; средняя
апсида имеет циркульное, а боковые — свободное начертание.
Этот разрыв внешнего оформления здания с его конструкцией сказывается осо-
бенно в боковых фасадах (см. рис. 154). Они членятся узкими лопатками на три очень
широкие и приземистые доли, так что боковые членения сделаны почти равными,
скрывая неравномерность членения интерьера. Фасады рассекает горизонталь трой-
ного узорчатого пояса, являющегося целиком декоративным элементом, так как хор
внутри собора нет и пояс не выражает в фасаде реального членения интерьера. Над
312
154. Троицкий собор Сергиева монастыря. Общий вид с севера.
поясом идет отлив и стена нес-
колько утончается — зодчие
как бы вспоминают здесь о
градации, характерной для
построек владимирских зод-
чих XII в. Пояс отрезает бо-
лее короткие верхние части
стены, завершаемые пологи-
ми килевидными закомарами.
Последние целиком декорати-
вны, являясь лишь «закома-
ровидными стенками», распо-
ложенными значительно выше
несовпадающих с ними реаль-
ных сводов (см.рис. 158). Деко-
ративность закомар подчеркну -
та уступом стенной плоскости
в их основании. Это делает за-
комары почти «кокошниками».
Узорчатый пояс с его дроб-
ной орнаментацией (рис. 156)
подчеркивает суровую обна-
женность и протяженность бо-
ковых фасадов. Это впечатле-
ние усиливается как бы «слу-
чайным» расположением
сравнительно небольших
оконных проемов и сдвигом
155. Троицкий собор Сергиева монастыря.
План (по В. И. Балдину).
портала по отношению к оси
фасада, акцентирующими инертность и мощь стены, оттеняемую также легкостью уз-
ких лопаток, контрастирующих с ее широкими плоскостями. В боковых фасадах собора
ясно ощущаются наклон всех стен здания внутрь, особенно значительный с западной
стороны,и упругий выгиб стен апсид, придающих объему храма некоторую пирамидаль-
ность и нарочитую устойчивость. С этим была связана и особая трактовка лопаток
северного фасада, получивших каждая иной наклон по отношению к оси здания.
Так же как боковые фасады, суровы и неподвижны разделенные лишь угловыми
полуколонками на лопатках обнаженные полукружия апсид с невысокими окнами,
лишенные вертикальных тяг и завершенные широкой тройной лентой орнаменталь-
ного пояса (рис. 157). Как и на остальных фасадах, кладка стены апсид выше примы-
кания сводов и образует парапет, отводящий осадки к водосливам в углах.
При всей легкости узких наружных лопаток, напоминающих, нашитые на фасад
тесины, они играют некоторую конструктивную роль — на их капители-карнизы
опираются арки закомар и лежащие между ними лотки водометов. Над закомарами
фасадов слегка возвышаются диагональные закомары, расположенные на равном
313
156. Троицкий собор Сергиева монастыря. Резной пояс.
расстоянии от углов четверика и повернутые под углом 45° к его стенам (рис. 158).
Дальше расположены связанные с выходом повышенных подпружных арок и ориен-
тированные по осям здания большие закомары-«кокошники», также сравнительно не-
высоко поднимающиеся над закомарами фасадов. Так как они вместе с главой ока-
зались сдвинутыми к востоку, северная и южная закомары были видны извне лишь
частично.
Десятиоконный высокий барабан был поднят на прямоугольном постаменте; оба
постепенно суживаются кверху, уподобляясь башне с шлемовидным покрытием
(рис. 159).
Первоначально кровля была уложена непосредственно по сводам (возможно,
что она была свинцовой), так что барабан и его постамент были видны на всю высоту.
При этом поднимавшиеся над сводами декоративные стенки скрывали горизонтали
кровель, рисуясь пересекающимися зубцами на фоне неба. И все же живописность
и асимметрия верха при распластанной форме закомар и слабом подъеме их друг над
другом почти не нарушали торжественной неподвижности масс здания.
Несколько иначе представлялся храм при взгляде с запада, со стороны дороги
из Москвы, с которой он был хорошо виден (рис. 159). При более узком фасаде силь-
нее ощущались наклон его граней и пирамидальность объема. Его оттеняли симмет-
рично расположенные суживающиеся окна в боковых членениях стены. Расширение
314
157. Троицкий собор Сергиева монастыря. Восточный фасад.
158. Троицкий собор Сергиева монастыря. Северный фасад. Реконструкция
(по В. И. Балдину; пунктиром показана линия разреза по среднему нефу,
сплошной линией — разрез по северному нефу).
159. Троицкий собор Сергиева монастыря. Западный фасад.
Реконструкция (по В. И. Балдину).
кверху средних лопаток придавало отрезкам стены между ними искусственный ракурс
и усиливало впечатление высоты здания. Зодчие стремились подчеркнуть уравнове-
шенность и строгую симметрию фасада. По оси портала над поясом был помещен бе-
локаменный порталовидный киот с фресковым изображением Троицы. Над зубчатой
короной закомар возвышался слегка суживавшийся кверху барабан могучей гла-
вы, составлявший вместе с постаментом почти половину общей высоты здания. При
взгляде с запада храм в целом походил на торжественную ярусную башню.
Столь же своеобразен интерьер храма. Сдвиг опорных столбов к востоку сильно
сократил площадь алтарной части и увеличил помещение для молящихся. Алтарь
отделяла белокаменная стенка преграды высотой до 3 .и, выложенная заподлицо
с западными плоскостями восточных столбов и имевшая три арочных прохода (см.
рис. 155). В отличие от собора Саввина монастыря, алтарная преграда Троицкого
собора не была расписана. На ней были сделаны специальные импосты для постанов-
ки первого ряда икон. Внизу под ними преграда завешивалась вышитыми пеленами
или «завесами», также с иконными изображениями. Над каменным основанием пре-
грады располагались еще три ряда икон праздничного, деисусного и пророческого
чина 12. Перед преградой была двухступенная солея, вымощенная, как и пол, бело-
каменными плитами. Таким образом, восточная пара столбов на значительную высо-
ту скрывалась за иконостасом, и храм приобретал характер как бы двухстолпного
зала. При этом узкие боковые нефы уже не воспринимались как особое членение ин-
терьера, а стены тоже не делились внутренними лопатками, выявлявшими его дроб-
ность. Так же как и в соборе Саввина монастыря, в Троицком соборе не было хор, и
храмовое помещение было открытым до сводов. Высокий подъем ступенчато-повышен-
ных подпружных арок создавал эффект его большой высоты. Как и во внешнем обли-
ке здания, зодчие стремились подчеркнуть это качество сравнительно небольшого
храма путем введения оптических поправок, создания искусственных ракурсов.
Стены здания внутри тоже слегка наклоняются внутрь; при этом наклон начинается
лишь с высоты около 5 м и не бросается в глаза. Наклон к центру имеют и столбы,
причем он придан только граням, обращенным к центру, тогда как остальные отвес-
ны — их наклон в узком пролете между стеноп и столбом был бы явно ощутим гла-
зом. Та же тонко продуманная система сказалась в характере начертания арок,
приобретающих сильно повышенную овоидальную форму. В то же время арки расши-
ряются по направлению к центру здания, создавая наклонное положение щековых
поверхностей. Совокупность этих приемов в целом создавала у зрителя ощущение
сильного перспективного ракурса (рис. 160) и впечатление большей высоты интерь-
ера. Вместе с тем эти свободные коррективы придавали архитектуре интерьера опре-
деленную пластичность, напоминающую приемы зодчих церкви Рождества в Москов-
ском кремле.
Следует отметить, что те же особенности интерьера — наклон стен и щековых пло-
скостей арок, сужение цилиндра барабана — создавали более выгодные условия для
восприятия росписи, исполненной Андреем Рублевым. С этим же связана забота
зодчих о лучшем освещении храма. В барабане необычное количество окон — их де-
сять; они имеют широкий просвет и создают богатое освещение иконостаса. Окна
стен собора, выходящие под его своды, хорошо освещали покрывавшие своды фрески.
318
160. Троицкий собор Сергиева монастыря. План собора на уровне пола
со взглядом вверх (по В. И. Балдину).
319
Заботой об освещении помещавшегося в южной апсиде придела продиктованы раз-
ворот самой апсиды и ее окна к югу и устройство дополнительного окна в восточном
делении южной стены. Также несколько развернуто к югу и окно северной апсиды
(см. рис. 155).
Троицкий собор занимает особое место среди сохранившихся памятников мос-
ковского зодчества XV в. Его архитектура свидетельствует о напряженности твор-
ческих исканий зодчих, тонкости их архитектурной мысли, остроте и точности глаза,
смелости композиционных приемов. И в то же время созданный ими храм поражает
своей противоречивостью, как бы отсутствием ясности и цельности замысла.
Трудно сказать, чем, в первую очередь, диктовался замысел храма. Задача со-
оружения храма-мавзолея над гробом Сергия, который был «отвеюду виден яко
зерцало», сосредоточивала внимание зодчих на внешних внушительных формах хра-
ма, на композиции его объема. В то же время небольшой по размерам храм крупней-
шего монастыря должен был быть возможно более поместительным. Казалось бы,
обеим этим задачам отвечал смело осуществленный зодчими принцип независимости
внешних членений здания от его конструкции.
Сдвиг к востоку столбов и главы, видимо, обеспечивал ее положение на централь-
ной оси здания в целом. Однако, в отличие от Успенского собора в Звенигороде,
где тот же, более тонко примененный прием создал идеальную центричность и
всестороннее равновесие масс здания, здесь оно получило подчеркнутую в боковых
фасадах асимметричность. Она особенно ясна в венчающих частях, где западные
диагональные закомары оторвались от главы-башни, а закомары в ее подножии
оказались полузакрытыми стенками фасадных закомар. Эту асимметрию подтвер-
дило и смещение порталов (см. рис. 158).
Пирамидальность четверика храма и коническое сужение тела высокого бараба-
на, имевшие целью создание искусственного ракурса, усиливавшего впечатление
высоты здания, придали ему лишь подчеркнутую устойчивость и тяжеловесность,
ощутимую даже в его западном, более стройном и нарядном, фасаде (см. рис. 159).
Той же противоречивостью характеризуется и интерьер храма. Его своды могли
быть подняты выше и приведены в соответствие с закомарами фасадов, что и внешне
создало бы большую стройность объема. Однако они опущены так, что окна порой
почти врезаются в их пяты, и вся система искусственных ракурсов с трудом преодо-
левает впечатление известной сдавленности пространства, а пластичность форм арок
с их как бы лепными или высеченными в монолите овоидальными кривыми подчер-
кивает их материальность и тяжесть.
Рассказывая о постройке собора Никоном, житие Сергия сообщает, что он «со-
бирает отвеюду зодчиа и каменосечца мудры и плинфотворители и поспеше-
нием божиим вскоре церковь прекрасну въздвиже» 13. Возможно, что этот сборный,
случайный характер артели и был причиной противоречивости и несогласованности
форм храма. Тем не менее созданный ими памятник, кажущийся при сопостав-
лении с гармонически ясным княжеским Звенигородским собором как бы «при-
митивным» и недодуманным мастерами до конца, является поразительным доку-
ментом беспокойной пытливости мысли зодчих, находящих и развивающих здесь
своеобразные тонкие приемы пластической «лепки» форм.
320
161. Никольская церковь в селе Каменском. Общий вид.
3
К кругу рассмотренных памятников московского зодчества XV в. принадлежит
еще один провинциальный не только по своему географическому положению, но и по
формам памятник — Никольская церковь в селе Каменском Калужской области. Об-
меренный М. Т. Преображенским и изданный им еще в конце прошлого столетия, па-
мятник был датирован автором временем не раньше XVI в., так как никаких прочных
оснований для датировки в письменных источниках нет 14. Вновь обследованный и
обмеренный советскими исследователями, он с полным правом может стать в круг
«раннемосковских» памятников' 16. Никольская церковь (рис. 161) стоит на высоком
берегу р. Нары при устье речки Каменки. Это сравнительно небольшой, белокаменный,
21 H. Н. Воронин, т. II
321
кубический, одноглавый храм (раз-
меры четверика снаружи — 10,25 X
10,5 м) с сильно выступающей к во-
стоку пониженной алтарной частью.
Средняя апсида несколько вынесена
вперед, что придает алтарной части в
плане вид трифолия. Храм сложен из
квадров белого камня — «подольско-
го мрамора» в древней технике по-
лубутовой кладки с заполнением
внутренней полости стены обломками
того же камня. В нижних частях
стен и барабане кладка довольно пра-
вильная, ряды горизонтальны, соб-
людена перевязь швов. В кладке ап-
сид и верхних частей стен регуляр-
162. Никольская церковь в селе Каменском.
План и разрез
(по Б. А. Огневу и Л. А. Давиду).
ность кладки имеет нарушения и поз-
днейшие чинки.
Основное помещение храма, сооб-
щающееся с алтарем тремя арочными
проемами, решено весьма своеобразно
(рис. 162). Оно освобождено от стол-
бов, которые как бы вдвинуты в уг-
лы здания, образовав там четыре
мощные, слитые со стенами, квадрат-
ные опоры. Они соединены арками
параболической формы, постепенно
наклоняющимися кверху, к центру
храма. Угловые паруса переходят
в суживающийся кверху конусообраз-
ный свод, расположенный между зам-
ками арок и основанием мощного
барабана с восемью щелевидными ок-
нами . Таким образом, зодчие, сохранив
внешне форму одноглавого, кубического, трёхапсидного храма, фактически сделали
его бесе тол пным, достигнув целостности и единства внутреннего пространства и
сообщив ему подчеркнутое оригинальной подкупольной конструкцией впечатле-
ние высоты.
Та же тенденция зодчих сказывается и в трактовке наружных масс здания: ли-
шенные лопаток стены куба и апсид имеют легкий уклон внутрь, ощутимо суживаясь
кверху; равно суживаются и тело массивного барабана и щели его окон. Следова-
тельно, при общей грузности пропорций, мастера стремились подчеркнуть высот-
ность храма.
322
163. Никольская церковь в селе Каменском.
Реконструкция (по Л. А. Давиду).
На южном фасаде (рис. 163) сохранился вскрытый в процессе реставрации киле-
видный портал, простой по профилю (две пол у колонки с уступом между ними),
сходный по своей скромности с порталом можайской церкви Иоакима и Анны. Атти-
ческий профиль цоколя, дополненный внизу крупной выкружкой, также напоминает
профиль цоколя Можайского собора (см. рис. 124,а).
Вопрос о композиции верха церкви в Каменском остается далеко не ясным.
Ее фасады не имеют лопаток, отражая внутреннюю бесстолпную конструкцию зда-
ния. Верхние части фасадов, может быть переложенные в позднейшее время, не
имеют никаких следов закомар. Сохранившийся в кладке южной стены блок белого
камня криволинейного очертания позволяет думать, что это камень от закомары.
21
323
Однако при своеобразной конструкции здания закомары были бы целиком декоратив-
ной «надстройкой» над его стенами, не имея к тому же соответствующих им фасад-
ных лопаток. На сводах храма под барабаном имеется прямоугольный постамент
со скругленными углами, вероятно, обработанный первоначально килевидными
«кокошниками», фрагменты которых найдены на чердаке (см. рис. 162). По высоте
барабан вместе с постаментом (8 м) был больше высоты основного куба храма (7,5 м).
Село Каменское упоминается в числе владений московских князей в духовных
грамотах Ивана Ивановича (1358) и Дмитрия Донского (1389) 1в. Из последней мы
узнаем, что село Каменское находилось до этого в уделе Юрия Дмитриевича, откуда
оно выделено в пользу великой княгини. В XVI в. оно принадлежало уже Троице-Сер-
гиеву монастырю; когда оно стало его владением,— неизвестно 17. Белокаменная
полубутовая техника кладки Никольской церкви и отсутствие железных связей
не позволяют датировать памятник позднее XV в. Ряд черт сближает этот храм с Троиц-
ким собором: подчеркнуто огромный барабан на постаменте, пирамидальный наклон
стен внутрь и сужение кверху барабана, наконец, подвышенная овоидальная кривая
расширяющихся к центру арок. Церковь в Каменском находит общие черты и с дру-
гим памятником — церковью в селе Городне на Волге 40-х годов XV в. (см. гл.
XXVIII). Здесь мы встречаем сходную грубоватую белокаменную кладку, прямоли-
нейное покрытие четверика, коническую часть между парусами и световым кольцом
барабана. Эти аналогии позволяют сузить дату церкви в Каменском, определив ее
второй четвертью XV в. 18
Если село уже в это время было вотчиной Троице-Сергиева монастыря, то веро-
ятно, что для постройки здесь храма были направлены мастера из числа «собранных
отвсюду» зодчих Троицкого собора.
XXIV
СОБОР АНДРОНИКОВА МОНАСТЫРЯ
1
Собор Андроникова монастыря в Москве — наиболее выдающийся памят-
ник зодчества первой половины XV в.— был исследован в 1933 г. и введен
в научное обращение архитектором П. Н. Максимовымх. До этого времени он не прив-
лекал серьезного внимания ученых, так как в результате позднейших переделок
после обрушения верха в 1812 г. был неузнаваемо искажен 2.
Летописи не отметили постройку каменного монастырского храма Спаса, что дало
повод к его разноречивой датировке в литературе — от 1360 г. до 20-х годов XV в.
Только текст жития Сергия Радонежского позволяет установить его относительную
дату. Здесь мы читаем: «По времени ж в оной обители бывшу игумену Александру
ученику предпомянутого игумена Савы, мужу добродетелну, мудру, изрядну зело,
также и другому старцу его именемь Андрею иконописцу преизрядну всех превосхо-
дящу в мудрости зелне и седины честны имея и прочий мпозе. Сима добре строящима
обитель благодатию христовою и сътвори съвет благ со братиею и богу помогающу
создаста в обители еврей церковь камену зело красну и подписаниемь чуднымь
своима руками украсиша в память отець своих сия же доныне всеми зрится в славу
Христу богу»3.
Игумен Александр сменил умершего между 1410—1420 гг. игумена Савву,
а сам скончался в 1427 г.4 Следовательно, каменный собор Спаса был построен между
1420 и 1427 гг.
Эту датировку можно несколько сузить. По свидетельству жития троицкого игу-
мена Никона, Андрей Рублев и Даниил со своей артелью расписывали собор Андро-
никова монастыря после росписи Троицкого собора Лавры, оконченного постройкой
в 1423 г.: «И яко съвершивша вся абие отходят во един от монастырей богом спасае-
мого града Москвы Андроников именуем. И тамо церков во имя всемилостиваго Спаса
такожде подписаньми украсивше последнее рукописание память себе оставлыпе» 5.
Роспись Троицкого собора производилась, видимо, в 1424 г.; следовательно, соору-
жение собора Андроникова монастыря относится к 1425—1427 гг. Текст жития Сер-
гия позволяет думать, что в замысле постройки и ее осуществлении принимал участие
Примечания к главе XXIV см. стр. 526—527.
325
164. Миниатюры лицевого жития Сергия.
сам Андрей Рублев, который назван рядом с игуменом Александром как создатель
«зело красной» каменной церкви в.
Иллюстрированное житие Сергия 7 позволяет ближе осветить обстоятельства
и инициаторов постройки.
Миниатюры, иллюстрирующие цитированный текст об участии в постройке
игумена Александра и Андрея Рублева (рис. 164), действительно изображают двух
монахов в нимбах; однако надписи называют лишь одного Андрея Рублева; второй же
монах — явно игумен (с посохом в руке) — сопровождается неожиданной надписью
«Еф'Ьм», т. е. Ефрем, заменяющей имя игумена Александра; та же замена имени про-
изведена в миниатюрах, изображающих Андрея Рублева за росписью храма и смерть
Андрея Рублева 8.
Почему же произошла эта замена?
На нее обратил внимание И. Э. Грабарь, предположивший, что в «Ефрема» пре-
вратился сотоварищ Андрея Рублева Даниил Черный: «В порядке многократного
переписывания и срисовывания Даниил, видимо, превратился в Ефрема, а затем
в игумена Александра и, таким образом, остался один Рублев... Ясно, что уже
в XVI в. знали только о Рублеве, имя же Даниила было почти забыто» ®. Действи-
тельно, из цитированного текста жития Никона известно о работе над росписью
Андроникова собора Андрея Рублева и Даниила Черного 10. Однако с гипотезой
И. Э. Грабаря трудно согласиться. В самом тексте жития Сергия речь идет лишь
326
о двух лицах — андрониковском игумене Александре и об Андрее Рублеве. Почему
же в миниатюре появилось имя Ефрема?
Для ответа на этот вопрос нужно прежде всего присмотреться к истории текста
жития Сергия.
В Епифаниевской редакции жития, составленной до 1418 г., основное внима-
ние сосредоточено на личности Сергия и истории основанного им Троицкого мона-
стыря.
История других монастырей, основанных его учениками, вспоминается лишь
для того, чтобы кратко напомнить, сколько выдающихся подвижников вышло
из школы Сергия. Поэтому и история Андроникова монастыря представлена здесь
очень сжато по связи с характеристикой видного ученика Сергия и его земляка —
ростовца Андроника. Естественно, что здесь и упоминается только об обстоятельствах
первоначальной истории монастыря, основание которого было положено
митрополитом Алексеем и Андроником. Позднейшая же его история автора жития
не интересовала и охарактеризована в самых общих выражениях. Существенно так-
же, что все повествование еще не было выделено особым заголовком, как это было
сделано, например, в отношении московского Симонова или серпуховского Высоц-
кого монастырей и.
В I Пахомиевой редакции жития Сергия, над которой Пахомий работал уже
будучи в Троице-Сергиевом монастыре, около 1438 г., история Андроникова монасты-
ря выделена в особую главу: «О сставленьи Аньдроникова монастыря», хотя ее со-
держание почти не отличается от текста Епифания — оно также посвящено в основ-
ном личности Андроника 1а.
Во II Пахомиевой редакции рассказ об Андрониковом монастыре превратился
в особую главу — «Начало монастыря Андроникова» и оброс новыми сюжетами.
В. О. Ключевский отметил, что «к рассказу об основании московского Андроникова
монастыря прибавлено известие о преемнике Андроника, игумене Савве, и о посмерт-
ном исцелении последним ученика своего Ефрема: Савва, сколько можно заключить
по неясным известиям о нем, умер до 1418 г. и заметку о нем мог написать Епифа-
ний; но не этому биографу Сергия принадлежит следующий за тем рассказ о построе-
нии и украшении каменной церкви в монастыре преемником Саввы Александром и
живописцем Андреем Рублевым с известием о смерти обоих, ибо это было много спу-
стя после 1418 г.» 13.
Соображения о времени появления этого текста и причинах, его вызвавших, по-
зволяют высказать упомянутые миниатюры лицевого жития Сергия.
В изложении данным текстом истории монастыря после смерти Андроника очень
коротко и общо сообщается о деятельности его преемника — игумена Саввы. В этом
тексте для нас важна фраза о том, что Савва был почитаем «от великодержавных кня-
зей и во вся страны всеми почитаем бысть», что в его игуменство «наипаче умножися
стадо его добродетелных мужей и великых честных, от них же мнози про-
изведени быша в честная места на игуменьства, ови же
на епископьства» 14. Далее в подтверждение святости Саввы приводится единственное
«чудо» о том, как «некий бо от ученик его [Саввы], его же мнози сводят
в наша лета, священно-инок именем Ефрем от беса блуднаго страстию борим бе»
327
получил исцеление у гроба Саввы. Следовательно, данный текст имел задачей под-
черкнуть значительность фигуры игумена Саввы, при котором Андроников мона-
стырь приобрел такую известность и стал рассадником иерархов. Более того, ставится
вопрос о святости Саввы, в доказательство чего рассказано о чуде, случившемся
у гроба Саввы с каким-то именитым в миру монахом Ефремом.
Миниатюра к данному тексту и изображает это чудо. Впереди группы монахов
стоит инок, изо рта которого вылетает изгнанный Саввой бес. Над фигурой этого
инока — четкая надпись: «Еф'Ьм» 15. Далее идет текст о сменившем Савву игумене
Александре с соответствующей миниатюрой; здесь над фигурой игумена — подскоб-
ленное место начатой надписи и рядом, сбоку — «Александръ» 1в; рисовальщик по-
чему-то описался. То же повторилось в последующих двух миниатюрах на текст
о постройке церкви в Андрониковом монастыре игуменом Александром и о ее росписи
Андреем Рублевым. Во второй миниатюре (см. рис. 164, а) слева стоит монах с над-
писью «Андреи иконописец», а сзади — игумен (с игуменским посохом) в нимбе; над
его головой соскоблена первоначальная надпись «Сергие» и над ней написано ве
«Александр», а «Еф-Ьм»17. В третьей миниатюре (см. рис. 164, б) игумен, смотрящий
на работающего на лесах Андрея Рублева, вновь назван не Александром, а Ефремом,
причем вновь художник сделал описку и соскоблил, видимо, то же имя «Сергие»18.
И, наконец, в четвертой миниатюре, на текст о смерти Андрея Рублева и игумена
Александра, снова рядом с телом великого живописца изображено тело игумена
Ефрема; однако здесь художник уже не ошибся в надписи — следов подчистки нет 19.
Описанные разноречия текста, говорящего об игумене Александре, с миниатю-
рами, называющими Ефрема, свидетельствуют о стремлении художника или, точнее,
заказчика данной иллюстрированной рукописи жития Сергия выдвинуть значение
какого-то Ефрема, очевидно, того самого, который был объектом чудесного исцеле-
ния у гроба Саввы.
Установить личность Ефрема позволяет текст о посмертных «чудесах» Сергия,
рассказывающий о постриге между 1445—1448 гг. «некоего от московских великих
купец» Дмитрия Ермолина, отца знаменитого московского строителя второй полови-
ны XV в. Василия Дмитриевича Ермолина. Дмитрий решает постричься по примеру
воего отца Ермолы, «нареченного во ангельском чину Е ф р е м», который ушел
в монастырь, презрев свое «толикое богатство» и интересы многочисленных сыно-
вей 20. Ермола постригся в Троицком монастыре при игумене Никоне (т. е. до 1427 г.),
вероятно, еще в начале XV в. и, видимо, потом перешел в Андроников монастырь.
Это хорошо согласуется с тем, что в тексте о чуде с Ефремом подчеркнута известность
последнего в миру — «его же мнози сведят в наши лета». Едва ли случайным совпа-
дением имен является то, что преемником игумена Александра является игумен
Ефрем, о котором мы знаем из синодика Андроникова монастыря. Здесь мы читаем:
«Начальники обители сея Андронникова монастыря. Преподобно [го] игумена Андрон-
ника, п р е п о д о б н о[го] игумена Савву, игумена Александра, игумена
ЕфрЪма, игумена Исакия, архимандрита Иоана...» 21. Думаю, можно не сомне-
ваться в том, что представитель могущественной купеческой династии Ермола-
Ефрем и занял игуменскую кафедру в Андрониковом монастыре после смерти игумена
Александра. Видимо, с этим связан намек текста об истории Андроникова монасты-
328
ря, что из числа его монахов «мнози произведени быша в честная места на и гу-
мен ь с т в а». Поэтому и замена у фигуры игумена в миниатюрах имени Александ-
ра именем Ефрема имела свое оправдание.
Можно думать, что Ермола-Ефрем — один из богатейших людей своего време-
ни — и дал средства на постройку в монастыре каменного храма в благодарность за
его «исцеление» у гроба Саввы. Только этим может быть объяснено появление его име-
ни в миниатюрах, рисующих сооружение и роспись храма, созданного при его пред-
шественнике игумене Александре. Судя по тому, что сын Ермолы Дмитрий был весь-
ма образованным человеком — умел «глаголати русски, гречески, половецки [т. е.
по-татарски]» 22,— Ермола-Ефрем был также просвещенным человеком и мог ока-
зать свое влияние и на самый замысел храма, построенного на его средства. Как
Ермола-Ефрем, страдавший от «блудного беса», так и его сын Дмитрий, препирав-
шийся с троицким игуменом Мартемьяном по поводу скудной монашеской еды, так
как он «возрастох во своих домах, не таковыми снедями питающеся» 23,— были явно
далеки от идеалов монашеского аскетизма, подобно тому, как знаменитый художник
конца XV в. Дионисий был вполне мирским человеком 24. Возможно, что это в ка-
кой-то мере определило образ храма, поражающего своеобразием и смелостью своей
бурной динамической композиции (см. ниже).
Став андрониковским игуменом, Ермола-Ефрем, видимо, попекался о поднятии
престижа своего монастыря и сделал попытку к прославлению игумена Саввы, при-
ведя в его аргументацию единственное «чудо» с ним самим — тогда еще просто «свя-
щенно-иноком» Ефремом; эта легенда косвенно поднимала и авторитет самого Ефре-
ма, «сподобившегося» такого «благоволения» усопшего игумена. Хотя Савва остался
неканонизованным 25, монастырский синодик сохранил эту традицию, назвав Сав-
ву «преподобным» наравне с Андроником. Возможно, что по инициативе Ефрема рас-
сказ «о начале» Андроникова монастыря и был расширен сведениями о его последую-
щей истории, став как бы вставной «повестью» в сложной ткани текста жития Сергия.
Это могло произойти лишь до смерти Ефрема-Ермолы. В промежуток времени от
кончины игумена Александра (1427) до упоминания в 1474 г. архимандрита Иоан-
на 26 синодик Андроникова монастыря называет двух игуменов — Ефрема и Исаака.
Можно думать, что игумен Ермола-Ефрем скончался около середины XV в.
Это распространение рассказа об Андрониковом монастыре было сделано без
какой-либо переработки остального текста жития Сергия и согласования с ним. Лю-
бопытно, что, видимо, в связи с этим в разраставшемся тексте жития возникло явное
противоречие в вопросе о том, где же умер «пресловущий живописец» Андрей Рублев.
Если в рассказе об Андрониковом монастыре говорится, что Андрей скончался по
завершении росписи Андроникова собора, а миниатюра к этому тексту утверждает,
что Андрей Рублев умер вместе с Ефремом-Ермолой, т. е. где-то в середине XV в.,
то в рассказе о постройке каменного храма в Троицком монастыре (1423) и его
росписи Андреем Рублевым и его сотрудником Даниилом вновь сообщалось, что они
«украсиша подписанием церковь сию в конец своего богоугодного
жития блаженнаго и тако къ господу отоидоша». На этот
текст в лицевом списке жития Сергия сделана специальная миниатюра, в т о р и ч-
но изображающая смерть Андрея Рублева, на сей раз вместе с Даниилом27. Не был ли
329
текст об истории Андроникова монастыря действительно отдельной повестью,
липп» частично отразившейся в тексте жития Сергия? Ответ на этот вопрос может
дать лишь исследование жития специалистом-литературоведом.
Нужно поставить и другой вопрос — почему в XVI в. заказчик и иллюстратор
лицевого жития Сергия внесли в миниатюры имя игумена Ефрема, хотя текст говорил
лишь об игумене Александре? Это вопрос наиболее темный, и ответ на него будет
всего лишь догадкой. Возможно, что этот список жития Сергия заказывался кем-ли-
бо из потомков Ермолы-Ефрема, память о деятельности которого и постройке вели-
колепного храма в Андрониковом монастыре на средства именитого прапрадеда жила
в семейных преданиях и нашла отражение в упоминании имени игумена Ефрема
в иллюстрации книги. Может быть и сама рукопись исполнялась в мастерских Ан-
дроникова монастыря, где также были памятны строительная деятельность и бога-
тые вклады Ермолы-Ефрема.
Подобная замена имен известна в литературной истории ряда древнерусских па-
мятников.
Рассмотренные данные проливают новый свет на обстоятельства постройки за-
мечательного памятника архитектуры XV в.— собора Андроникова монастыря и
колоритную фигуру родоначальника московских гостей Ермолиных — Ермолы-
Ефрема.
2
Собор Андроникова монастыря привлек последовательно внимание трех исследо-
вателей: П. Н. Максимова, впервые показавшего выдающееся значение памятника
в истории русского зодчества и предложившего его первую реконструкцию; Б. А. Ог-
нева, развившего и вд многом дополнившего реконструкцию П. Н. Максимова на ос-
нове новых натурных данных; наконец, Л. А. Давида, которому выпало счастье
осуществить реставрацию собора в натуре в связи с 600-летием А. Рублева, в процессе
которой был получен интереснейший новый материал.
Ввиду большого принципиального интереса трех указанных этапов изучения па-
мятника и приближения к установлению его первоначального облика необхо-
димо коротко осветить этот исследовательский путь.
В свете исследований П. Н. Максимова собор Андроникова монастыря реконстру-
ировался в следующем виде 28. Это сравнительно небольшой (внутренние размеры —
15,3 X 10,3 м), четырёхстолпный, трёхапсидный храм с широкими средними и узки-
ми боковыми нефами (рис. 165). Столбам крестчатой формы отвечают внутренние,
завершающиеся профилированным карнизом, лопатки и соответствующие им на-
ружные лопатки. Апсиды разделены полуколонками, а их поверхность расчленена
тонкими тягами. Коробовые своды угловых частей значительно опущены по отно-
шению к сводам ветвей креста, подпружные же арки подняты значительно выше
последних, образуя сильно вздымающееся ступенями кверху внутреннее простран-
ство (рис. 166). Хор собор не имел.
Соответственно этой организации внутреннего пространства и внешний объем
храма, приподнятого на невысоком (2,0—1 м) цоколе с аттическим профилем, имеет
330
165. Собор Андроникова монастыря в Москве. План (по Л. А. Давиду).
ступенчатую ярусность (рис. 167): над пониженными узкими угловыми членениями
высоко поднимаются широкие средние части фасадов, равно как средняя апсида воз-
вышается над боковыми. Этому членению объема отвечают широкие в нижней части
и завершенные капителью-карнизом лопатки и легкие (почти в три раза уже ниж-
них) лопатки поднимающихся средних членений фасадов, с таким же завершающим
профилем. Существенно, что лицевые стены этих средних делений над капителями-
карнизами нижних лопаток утончаются, образуя легкое горизонтальное членение
фасада. На лопатки опирались килевидные закомары (с обломом из внутреннего по-
лувала, выкружки и двух полок) с лотками водометов. По оси закомар, в уровне завер-
шающих лопатки капителей-карнизов, помещались щелевидные окна, опущенные
331
166. Собор Андроникова монастыря в Москве. Разрез (по Л. А. Давиду).
332
167. Собор Андроникова монастыря, в Москве. Реконструкция (по П. Н. Максимову).
в боковых и высоко поднятые в средних членениях фасадов. Закомары последних
возвышались над примыкающими к ним сводами, как это было в некоторых из рас-
смотренных выше храмов XV в.
Над сводами средних закомар поднимался второй, квадратный в плане, ярус
с узкими лопатками на углах, отвечающий сильно приподнятым подпружным аркам,
закрытым кладкой. Внешний контур закомар был неясен, так как здесь начиналась
новая кладка (сделанная после крушения верха храма в 1812 г.). Исследователь
предположил, что над этим ярусом возвышался третий — квадратный в плане — поста-
мент под барабаном главы. Усиление коробовых сводов восточных угловых членений
храма дополнительными арочками позволяло предполагать, что над ними, возможно,
были декоративные угловые главки, изображенные на миниатюре жития Сергия
(см. рис. 164) 29. Едва ли, однако, храм, изображенный иллюстратором XVI в.,
имеет какую-либо связь с действительностью, так как схема храма того же типа пов-
торена миниатюристом не один раз; в частности, так же он изобразил собор Симонова
монастыря 30.
Последующие исследования памятника в процессе его реставрации позволили
Б. А. Огневу уточнить вопрос о сохранившихся частях здания и предложить новую
реконструкцию (рис. 168) 31. Главное в этом варианте реконструкции — венчаю-
щая часть храма, которая приобретает трёхлопастную килевидную закомару и более
легкий постамент под барабаном. Последний представлен более высоким и суживаю-
щимся кверху. Исходя из данных изображений собора в миниатюрах, Б. А. Огнев
предположил на западном фасаде многолопастный киот для фрески, который хоро-
шо вторил трёхлопастной кривой верха. Все это придало зданию большую строй-
ность и гармоничность (ср. рис. 167). Вместе с тем Андроников собор прочнее свя-
зывался с памятниками XIV—XV вв., органичнее входил в их эволюционный ряд,
перекликаясь в то же время и с позднейшим московским зодчеством.
Исследования собора и его реставрация Л. А. Давидом, развив и уточнив выводы
его предшественников, воскресили памятник в его подлинном, первоначальном
виде, еще более повысив его значение как важнейшего звена в формировании рус-
ской национальной архитектуры XV—XVI вв. (рис. 169)32.
Поднятый на цокольном ярусе с торжественными лестничными всходами к пор-
талам мощный низ храма проникнут напряженным движением вверх, что подчеркнуто
расположением узких окон в скромном обрамлении килевидной арочкой. На месте
киота с многолопастным верхом в средней закомаре западного фасада был необыч-
ный круглый киот. Боковые плоскости средних членений имели завершение ма-
лыми килевидными «закомарами». Трёхлопастные арки постамента дополнялись
плоскими лопатками, отделявшими среднее килевидное звено от боковых арок в
четверть окружности, над которыми введены диагональные «кокошники», переводя-
щие постамент от четырёхугольника в восьмигранник. За ним вперебежку подни-
мался венок из десяти «кокошников» в основании барабана. Карниз несохранившегося
барабана, как показали найденные фрагменты, имел характерный для владимиро-
суздальской архитектуры поясок поребрика и городчатых треугольников; логично,
в этой связи, и осуществленное в натуре убранство барабана аркатурой на
колонках.
334
168. Собор Андроникова монастыря в Москве. Реконструкция (по Б. А. Огневу).
335
169. Собор Андроникова монастыря в Москве. Реставрация Л. А. Давида.
336
В итоге работ Л. А. Давида стало ясно, что Андроников собор по всему своему
строю резко отличается от своих ближайших предшественников. При сходной внут-
ренней структуре здания с широкими центральными нефами и повышенными подпруж-
ными арками, образующими свободное и высокое центральное пространство, соборы
Звенигорода и Лавры сохраняют почти в неприкосновенности основной кубический
объем, лишь увенчанный зубчатой «короной» закомар и «кокошников». Здесь зодчие
резко нарушают его, опуская угловые членения. Массив крестовокупольного храма
как бы начинает распадаться на слагающие его девять соподчиненных объемов.
В этом смысле Андроников собор несколько напоминает псковский Троицкий собор
1365—1367 гг. мастера Кирилла, а ярусность его верха сближает памятник с подоб-
ной по силе динамики церковью Пятницы в Чернигове начала XIII в. Нарастание
движения масс здания, завершаемого стоящим строго в центре куба стройным и вы-
соким барабаном главы, усилено вертикалями лопаток, широких внизу и узких
и легких вверху, расположением окон, образующих треугольник, подобный тем,
в которые вписываются верхние части фасадов; тонкие полуколонки апсид, наконец,
сама форма килевидных закомар — все это способствует выражению «роста» здания,
его движения вверх.
Однако это движение все еще не легко и не свободно. Ему сопротивляются гори-
зонталь, отмечающая переход к утончённой стене средних делений фасада, продол-
говатые капители-карнизы, как бы распластанные трехлопастные закомары верха,
перекрывающие нижележащие средние закомары и части боковых. Обилие выраста-
ющих друг над другом и вперебежку килевидных кривых закомар и «кокошников»
почти со всех точек зрения вызывает ощущение пружинящей напряженности. В лу-
чах солнца, когда вся эта игра форм подчеркивается глубокими контрастами света
и тени, впечатление физической напряженности усиливается сочной пластичностью
верха собора. Вместе с тем, хотя в уборе храма не нашел применения орнаментальный
резной пояс, он имеет очень нарядный облик. Зодчие как бы вынесли наружу излюб-
ленную их предшественниками эффектную килевидную многолопастную арку и мо-
нументализировали ее. Но сами архитектурные детали очень просты и строги. Про-
филировка цоколя, капителей и закомар выдержана в ограниченном наборе элемен-
тов (полувал, полка, выкружка, гусек). Существенно, что они связаны единством
модуля — вышиной ряда кладки или его половиной: капители лопаток равны двум
рядам камня, один занимает капитель, второй — абака; профиль закомар выполнен
из двух рядов кладки половинной величины.
Строители собора возвращаются к строгой и ясной взаимосвязи внутренней кон-
струкции и внешних форм здания. Внешние и внутренние лопатки почти точно отве-
чают столбам. Композиция масс здания отражает организацию его внутреннего
пространства. Кроме легкого наклона к центру стен апсид и сужения тела барабана,
зодчие не создают никаких оптических иллюзий. При всей его противоречивости,
Андроников собор пленяет ясностью и целостностью композиции.
Обратимся к общим выводам о зодчестве Москвы конца XIV — начала XV вв.
22 н. н. Воронин, т п
XXV
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СТРОИТЕЛЬСТВА
В МОСКОВСКОМ КНЯЖЕСТВЕ XIV-XV ВВ.
истории Северо-Восточной Руси и истории ее зодчества время с 90-х
годов XIV в. и до середины XV в. занимает особое место, являясь сущест-
венным этапом как в процессе объединения страны, так и в развитии архитектуры.
В 60—80-е годы XIV в. ясно определился растущий приоритет Московского кня-
жества среди других среднерусских княжеств, наметились тенденции государствен-
ного объединения вокруг Москвы. Она выступила и как организатор народных сил
для открытой борьбы с Золотой Ордой. Куликовская победа закрепила руководящее
значение Москвы и еще больше привлекла к ней симпатии народных масс, жаждав-
ших скорейшей и полной ликвидации татаро-монгольской зависимости и феодаль-
ных неурядиц.
Крупнейшей силой этой борьбы явились быстро развивавшиеся города, где вос-
станавливались ремесленное производство и торговля; крепли экономические связи
между городом и деревней и отдельными княжествами х. Рядом с княжеско-боярской
знатью поднималось богатое купечество, торговые интересы и привилегии которого
охранялись княжеской властью. Крупнейшим торговым центром Северо-Восточной
Руси стала Москва, куда тянулись и нити торговли с генуэзскими и венецианскими
колониями в Крыму, не прервавшейся с завоеванием Каффы (Феодосии) турками.
Продолжалась борьба Москвы с Новгородом за земли и торговые пути богатого север-
ного Заволочья. С Москвой соперничала и Тверь, связанная торговлей как с Восто-
ком, так и с Западом, в частности,— с Литвой, и Нижний Новгород, богатевший на
волжской восточной торговле. Крепнувшая великокняжеская власть, опиравшаяся
в борьбе с феодальной знатью на служилое дворянство, находила поддержку в город-
ском ремесленно-торговом населении 2.
Этот процесс усиления великокняжеской власти шел одновременно в крупней-
ших среднерусских феодальных центрах — Москве, Рязани, Твери, Нижнем Новго-
роде. Особенно далеко он продвинулся в Москве, где уже духовной грамотой Донско-
го было обеспечено решительное преобладание великого князя, а великое княжение
объявлено наследственной отчиной старшего в княжеском роде. При Василии I
Примечания к главе XXV см. стр. 527—531.
338
(1389—1425) московское правительство, закрепляя достигнутые политические успе-
хи, усилило борьбу за расширение своего влияния и подчинение других княжеств
Северо-Восточной Руси.
Крупнейшей в великорусском центре силой, соперничавшей с Москвой, было
Тверское княжество. Однако поход московских ратей 1375 г., закончившийся паде-
нием и разгромом Твери, сильно подорвал авторитет тверских князей. Московско-
тверская докончальная грамота 1375 г. не только закрепляла победу Москвы над
Тверью, но и утверждала признание московского князя руководителем общерусской
политики 3. Но самостоятельность Твери не была сломлена. В конце XIV в.— нача-
ле XV в. здесь продолжается процесс усиления княжеской власти. При Михаиле
Александровиче к Твери присоединяются Дорогобужский и Кашинский уделы, а
при его наследнике — князе Иване Михайловиче — Холмская земля. Объединение
Тверского княжества создает кратковременный подъем тверской силы при князе Бо-
рисе Александровиче (1425—1461) и последний расцвет тверской культуры и искус-
ства. Однако судьба тверской независимости была предрешена. Тверь не могла рав-
няться с возросшей силой и авторитетом Москвы.
Зажатое между Московским княжеством и Литовско-Русским государством,
усилившим попытки наступления на Русь, Тверское княжество вело двойственную
политику и шло к своему закату.
Большим успехом Москвы было присоединение в 1392 г. великого княжества
Нижегородского, Городца, Мурома, Мещерского городка и Тарусы. Нижегородское
боярство изменило князю Борису Константиновичу и выдало его в руки Васи-
лия I. Последние отпрыски нижегородского княжеского дома, пытавшиеся вернуть
свои владения с помощью ордынской силы, были разгромлены московскими полками
и запятнали себя позором предателей, ходивших с татарскими ордами грабить
Русскую землю 4.
Рязанское княжество было связано с Москвой условиями мира по договору
Дмитрия Донского и Олега (1386). Договор его преемника и сына Федора Ольго-
вича (1402—1427) с Василием I ставил Рязанское княжество в зависимость от Москвы.
Внук Олега — князь Иван, выступавший на стороне противников Василия II в фео-
дальной войне 1425—1453 гг., под конец перешел на его сторону, а Рязанская земля
потеряла свою самостоятельность, хотя формальное ее присоединение произошло
лишь в 1520 г. 5
Отмеченное нами и ранее значение Ростова и тесно связанной с митрополией его
епископии, охватывавшей своими границами огромное пространство Заволочья,
в XIV—XV вв. возрастает. С Ростовом связаны своим происхождением или воспита-
нием крупнейшие церковные деятели этой поры. Через Ростов идет усиленное освое-
ние северных земель многочисленными монастырями, имевшими своей базой Троице-
Сергиев монастырь. В конце XIV в. к Московскому великому княжеству присоеди-
няется вологодский и устюжский край ®. Ростовская епископия достигает большого
экономического могущества, чем обусловлены ее строительные мероприятия в Росто-
ве и Москве.
Борьба за национальную независимость, усиление экономических и культурных
связей между отдельными княжествами, их концентрация вокруг Москвы в рамках
22*
339
оформляющегося централизованного государства— ускоряли процесс формирования
великорусской народности, завершенный к концу XV в. Москва, находившаяся
в’центре великорусской территории, становилась не только средоточием ее государст-
венной и экономической жизни, но и средоточием национальной культуры, куда все
больше стягивались лучшие силы из областных центров — ремесленники и строители,
литераторы и живописцы. Это придавало московской культуре необычайную энер-
гию, делало ее творческой лабораторией общерусского, национального значения.
2
В обстановке растущего общерусского авторитета Московского княжества
быстро развивается и набирает силы московская литература. «Слабо развитая еще
в предшествующем периоде, московская литература с конца XIV в. выходит на пер-
вое место не только по количеству памятников, но и по широте своего общественно-
политического кругозора» ~. Как увидим далее, развитие литературного творчества
XIV—XV вв. было во многом созвучно развитию московского зодчества. Поэтому
следует отметить главнейшие явления литературной жизни этой поры.
Как военно-политическая деятельность московского правительства конца
XIV — начала XV в. была направлена по существу на закрепление и расширение
достигнутых в 60—80-х годах XIV в. успехов, так и литература этой поры подводит
итог и исторически осмысливает недавнее прошлое, в центре которого стоит Куликов-
ская битва и ее герой — Дмитрий Донской.
Вскоре после Куликовской битвы,— может быть, даже в том же 1380 г.,—
создается знаменитая «Задонщина» — поэтическая эпопея, прославляющая великую
победу русского народа 8. Автор изображает это событие в широком историческом
аспекте, видя начало засилья степняков в половецких нашествиях на Русь в XII в.
Именно поэтому он избирает своим образцом «Слово о полку Игореве», посвященное
половецкой опасности, противопоставляя ему свою торжествующую поэму о конце
татаро-монгольского ига. Стилистическое единство обоих произведений острее и ярче
говорило о величии недавнего события 9. Автор хорошо понимал народно-поэтиче-
скую основу своего образца, умело продолжив свое повествование в духе и стиле «Сло-
ва». Но возросшее в процессе возвышения Москвы и идеологической подготовки
борьбы с татарами значение церкви и религии внесло в «Задонщину» сильный рели-
гиозный оттенок.
По смерти Донского его личность, героизированная в «Задонщине», становится
предметом риторического панегирика. «Слово о житии и о преставлении великого
князя Дмитрия Ивановича, царя Русского», предвосхищая замысел «Степенной кни-
ги», окружает героя Куликова поля ореолом святости. Используя древнерусские
литературные образцы и исторические сочинения, злоупотребляя нагромождениями
книжных сравнений, автор для плача вдовы — княгини Евдокии использовал форму
народного плача-причети 10.
Литература как бы ставит своей задачей создать словесные монументы, прослав-
ляющие выдающихся деятелей недавнего прошлого и настоящего. Таковы монумен-
тальные жития епископа Стефана Пермского (после 1396 г.) и Сергия Радонежского
340
(около 1418 г.), сочиненные выдающимся выучеником ростовской духовной школы
Епифанием Премудрым и.
После нашествия Едигея мысль современников вновь обращается к Куликов-
ской победе, чтобы на ее опыте вновь подчеркнуть возможность окончательного осво-
бождения от татарской опасности и напомнить о средствах этого освобождения.
«Сказание о Мамаевом побоище», возникшее вскоре после налета Едигея — в 10-х
годах XV в.,— вновь говорит о необходимости единения русских сил вокруг москов-
ского великого князя, снова воскрешает озаренный чертами святости и богатырства
образ Дмитрия Донского, на призыв которого стать на защиту Русской земли князья
изъявляют готовность «вси купно аки единемы усты». Эти напоминания были очень
уместны после нашествия Едигея, когда Василий I не встал во главе сопротивления,
но, покинув Москву, бежал в Кострому, а митрополичий двор переехал во Владимир.
Автор напоминает и о необходимости союза княжеской власти и церкви, сыгравшем
столь важную роль в усилении Москвы. Глубоко поэтичен образ митрополита Петра,
который «вжегл... нам светлую свещу и постави на свещнице высоце светити всей
земли Русской». Защитник «веры православной» князь Дмитрий называет себя пре-
емником Владимира Святославича, «крестителя» Руси, а предателя — Олега рязан-
ского автор клеймит презрительным прозвищем «Святополка нового». Эти параллели
шли в русле складывавшихся в это время исторических концепций о правах Москвы
на наследство Киевской державы 12.
Если произведения художественной литературы были посвящены, главным
образом, итогам пережитых исторических событий и увековечению памяти крупней-
ших деятелей, то московское летописание, освещая всю историю страны со времен
Киевской державы, создавало идеологическое обоснование будущих задач Русского
государства, важнейшей из которых была борьба за воссоединение исконных русских
земель и городов—Киева и Чернигова, Смоленска и Полоцка. Этой идеей был проник-
нут созданный в 1392 г. «Летописец Великий Русский». Свод 1409 г., составленный по
инициативе митрополита Киприана и широко использовавший стянутые в Москву
областные летописи, осветил историю Руси с позиций «Повести временных лет» и
показал общность важнейших этапов истории русского народа в его борьбе с веко-
вым врагом — половцами и татаро-монголами. «Летописец» эффектно завершала по-
весть о нашествии Едигея, содержавшая поучительные сентенции и упреки в адрес
московских князей за их нерешительность в борьбе с татарами, за бегство Василия I
из Москвы. Общерусский характер московского летописания с особой силой сказался
в своде 1418 г.— «Владимирском полихроне». Его важнейшей чертой было введение
в летописный рассказ народных эпических преданий о богатырях, внимание к исто-
рической роли горожан, ясное осознание необходимости союза московской велико-
княжеской власти с демократическими слоями в борьбе с областными центробежны-
ми силами 13.
В условиях крупных политических успехов Москвы и связанного с ними роста
прогрессивных общественно-политических идей в литературе и летописании кон-
ца XIV — первой четверти XV вв. быстрый расцвет переживает и московская ар-
хитектура, также занимающая господствующее положение в развитии русского
зодчества.
341
3
Борьба московских князей за Владимирское великое княжение оканчивается
в 70-х годах — с этого времени оно становится «отчиной» московской династии 14.
Это укрепляет авторитет владимирских образцов в сознании строителей и зодчих
Москвы. Мы упоминали о внимании Дмитрия Донского к Дмитриевскому собору во
Владимире, о вкладах княжеской семьи во владимирский Рождественский монастырь.
Очень выразительным свидетельством об ориентации московского великокняжеского
строительства на владимирскую древность является указание Троицкой летописи,
что княгиня Евдокия (сама суздальская княжна по происхождению), построив свою
придворную Рождественскую церковь, «створила паче всех княгинь великих, разве
точью Марья княгини Всеволода, внука Мономахова, иже в Володимири». Летопи-
сец сравнивает содеянное Евдокией с постройкой храма Успенского монастыря во
Владимире супругой Всеволода — княгиней Марией Шварновной 15. Московский
княжеский дом проявляет интерес к истории владимирского строительства, мыслит
себя преемником «владимирских самовластцев», подражая им, ища в их построй-
ках образца для новых зданий.
Из Успенского собора в 1395 г. временно вывозят в Москву главную реликвию
Владимирской земли — икону Владимирской богоматери 1в, что наиболее вырази-
тельно, в глазах людей того времени, символизировало идею преемственности вла-
димирских традиций: Москва стала под защиту той же святыни, которая почиталась
охранительницей и источником силы Владимирского княжества. Уважение Москвы
к владимиро-суздальской древности сказывается и в необычайно широком распро-
странении культа епископа ростовского Леонтия, приделы которого мы находим
в храмах Москвы, Коломны и Можайска.
К началу XV в. относятся первые «реставрационные» работы московского прави-
тельства по памятникам владимирской архитектуры XII в. Одновременно с построй-
кой новых деревянных укреплений Переславля-Залесского, в 1403 г. производится
обновление Спасо-Преображенского собора 17. В 1408 г. для росписи владимирского
Успенского собора из Москвы направляется великий художник Андрей Рублев вме-
сте со своим сотоварищем Даниилом Черным 18. Когда в 1409 г. Владимир был отдан
в кормление «отъехавшему» на Русь литовскому князю Свидригайле, летописец горь-
ко укорял московское правительство в кощунстве и поругании великого города,
который теперь почитают и называют, как раньше Киев, «многославный Володимерь
м а т и градом», «еже есть стол земли Русскыя и град Пречистыя Богоматери
в нем же и князи велиции Русстии первоседание и стол земля Русскыя приемлють,
иже великый князь всея Руси наименоваеться, ту бо первую часть приемлет; в нем
же и чюдная великаа православнаа соборнаа церкви пречистыя Богоматери, еже
есть похвала и слава по всей вселенней живущим христаном, источник и корень наше-
го благочестиа, златоверха же именуема, 5 бо верхов златых имея; есть же в ней же
чюдотворнаа икона Пречистыя, иже рекы целеб точащи, поганыя устрашаа. И тако-
ваго града не помиловаше Москвичи, вдаша в одрьжанние Ляхови» 1в.
Естественно, что в этих условиях и авторитет владимирского художествен-
ного наследия не ослабевал, но усиливался. В общей форме это не раз отмечалось
Л42
в литературе. Проявление владимирской традиции видели в технической преемствен-
ности белокаменной кладки, в общем типе и облике одноглавого крестовокуполь-
ного храма.
Теперь состав архитектурных памятников XIV—XV вв. значительно увеличился,
а памятники, известные ранее, в итоге их исследования и реставрационных работ
предстали в своем первоначальном облике, который был неизвестен старой науке.
Поэтому и вопрос о судьбе владимирской традиции может быть освещен подробнее.
4
Как и для памятников XII—XIV вв., специального анализа строительного кам-
ня из зданий XIV—XV вв. не производилось, а место его добычи точно не определе-
но. Видимо, камень добывался для московского строительства в Мячковских или
соседних с Москвой Дорогомиловских каменоломнях, а для зданий Звенигорода —
в берегах Москвы-реки у села Хотяжи, т. е. использовались ближайшие к строитель-
ству карьеры 20.
Все без исключения памятники изучаемого периода построены, действительно,
в старой владимирской технике полубутовой кладки из блоков хорошо тесанного
известняка, с заполнением внутренней полости стены булыжным камнем, иногда
с добавкой белокаменных обломков и заливкой известковым раствором. Это мы имели
возможность наблюдать в церкви Рождества в Московском кремле, можайской церк-
ви Иоакима и Анны, Успенском соборе в Звенигороде и других зданиях. Кладка ис-
полнена очень тщательно, с тонкими швами от 1 до5 мм. Растворы, в отличие от древних,
характеризуются отсутствием примесей золы или толченого угля и большей жирно-
стью. В церкви Иоакима и Анны в Можайске отношение извести к песку равно 8:1.
При общем сходстве техники кладки XIV—XV вв. с древней она характеризует-
ся меньшим совершенством и большей свободой. Камень разнообразен по вышине. При
преобладании размеров 30—35 см колебания высоты блоков в одном памятнике
очень значительны:
От (см) До (СМ)
Благовещенская церковь в Московском кремле 21—24 40—47
Рождественская церковь в Московском кремле . . • 22—26 38—40 (53)
Никольский собор в Можайске . . . 32 —
Церковь Иоакима и Анны в Можайске 35 50
Звенигородский собор 30 44
Собор Саввина-Сторожевского монастыря 32 45
Ростовский собор (части 1411 г.) . . . 24 32
Собор Андроникова монастыря .... 32 36
При таких колебаниях высоты блока в одном ряду применяется прием подтески
или врубки смежных камней. Выше мы видели, что в последних памятниках влади-
мирского зодчества уже наблюдался отход от строгой регулярности кладки, ясно
343
170. Благовещенский собор в Московском
кремле. Перемычка алтарного окна.
выраженный, например, в соборе
Юрьева-Польского. Следовательно,
можно сказать, что и в отношении
техники зодчество XIV—XV вв. про-
должало тенденции, наметившиеся
в конце развития владимирской ар-
хитектуры. Однако московские зодчие
стремились к рациональности техни-
ки, и если в соборе Юрьева-Польского
даже аркатура колончатого пояса
резалась на смежных рядах камен-
ной кладки, то, например, в Звени-
городском или Андрониковом соборах
в кладке фасадов размер камня выби-
рается в соответствии с размером заду-
манной архитектурной детали,которой
отвечает ряд кладки той же высоты21.
При высокой, в целом, технике
стенной кладки, особенно ярко про-
явленной в кремлевской Рождествен-
ской церкви и Звенигородском со-
боре, обращает на себя внимание из-
вестная примитивность в деталях, на-
пример в устройстве арочных пе-
ремычек небольших проемов. Так, в
подклете Благовещенского собора
перемычка алтарного окна сделана
из трех камней, из которых боковые образуют выступы-плечи, поддерживающие
замыкающий дугу камень (рис.170). Плоская арка входа в апсиду сложена из пяти
камней; две пары боковых заклинены крупным блоком с почти горизонтальной ни-
жней линией, создавая впечатление не столько арки, сколько «балочного» или
«архитравного» перекрытия на ‘ выпущенных с боков «помочах» (см. рис. ИЗ).
Перемычка же южного окна сложена умело — из двух камней с вытеской по четвер-
ти окружности в каждом. Камень с арочной нишкой, вложенный в кладку нового
юго-западного столпа подклета, свидетельствует о перекрытии небольшого проема
в здании XIV в. «аркой», вытесанной в одном камне (рис. 171). Те же черты мы видим
и в несравнимо более артистическом памятнике — дворцовой церкви Рождества.
Здесь перекрытия внутристенных ниш и затвора в северо-западном углу характери-
зуются той же системой горизонтальных перемычек с «помочами» по бокам. Фигур-
ные многолопастные перемычки высекаются в одном камне часто неправильной фор-
мы. Так, перемычка входа на внутристенную лестницу на хоры Рождественской
церкви высечена в длинном блоке камня с косой верхней кромкой, которая так и
вошла в кладку, без подтески по горизонтали (см. рис. 117, а). Кладка стены
над архивольтом западного портала отличается особой сбивчивостью (рис. 172).
344
В кладке арочных перемычек окон
строители собора Саввина монастыря
проявили особенную робость, если не
неумение, выполнив их со сложными
врубками замковых камней 22.
Судя по обследованным памят-
никам, фундаменты зданий возво-
дились как из булыжника или облом-
ков известняка, так и из блоков
белого камня, но более грубо обрабо-
танного. Таков, например, фундамент
собора Андроникова монастыря 23.
Устойчивость стен и распределе-
ние нагрузки по-прежнему обеспечи-
вались введением мощных связей из
дубовых брусьев. Так, в Троицком
соборе Лавры брусья имеют сечение
30 X 40 см и проложены в три яруса
на высоте 5, 7 и 9 ле (последний —
над карнизами столбов) 24. В соборе
Саввина монастыря, видимо, было
два яруса связей — в уровне пят под-
пружных арок и, вероятно, в зоне
орнаментального пояса фасадов 25. 171. Благовещенский собор в Московском
В Звенигородском соборе связи из кремле. Арочная нишка.
дубовых брусьев 21 X 28 см положе-
ны в уровне пола хор 2в.
Для устройства новых элементов здания — сводов диагональных закомар при-
менялся интересный прием изготовления своеобразных «форм» из утрамбованной
земли с соломой, по которым и велась кладка 27. С усложнением композиции верха
храма строителям пришлось принять меры для повышения гидроизоляции покрытий.
В Троицком соборе, кроме толстого слоя обмазки, по сводам прокладывали бере-
зовую кору 28. Как и прежде, замысел здания и его исполнение в натуре осуществ-
лялись без чертежей, на основе указанных «образцов» и, видимо, объемных моделей.
Анализ сохранившихся зданий показывает, что в построении их планов и вертика-
льных членений зодчие использовали систему начертательных геометрических опера-
ций и модуля. Так, в соборах Троицкого и Саввино-Сторожевского монастырей
модулем являлась маховая или мерная сажень (177,5 см) 29.
Таким образом,владимирская в своей основе строительная техника в XIV—XV вв.
эволюционировала довольно значительно.Это выражается в ее упрощении, стремле-
нии к экономности; сохраняя принцип белокаменной полубутовой кладки, зодчие
свободно используют разномерный камень; в неответственных местах применяют
упрощенные конструкции; в кладке же фасадных плоскостей они блещут мастерст-
вом тонкой отделки деталей и гладью стенной поверхности.
345
о
172. Церковь Рождества в Московском, кремле. Характер кладки
над порталом,.
5
Если, изучая зодчество XIV в., мы восстанавливали его памятники на основе кос-
венных данных и также гипотетически определяли отраженные в них черты влади-
мирской традиции, то теперь мы можем изучать их в натуре. В этом смысле особенно
важна древнейшая постройка — церковь Рождества в Московском кремле. Она дает
наиболее яркий пример обращения к владимирским образцам и,— что особенно су-
щественно,— раскрывает творческий характер их использования.
В свое время, еще до изучения церкви Рождества в натуре, на основании ее очень
плохих изданных чертежей и рисунков, я писал, что этот придворный храм с его
круглыми столбами сходен с дворцовым же собором в Боголюбове 1158 г., что «двор
московских князей в своем архитектурном оформлении стремился подражать Бого-
346
любову» 30. Применение круглых столбов в храме с хорами чрезвычайно редко в рус-
ском зодчестве 81, и данная аналогия с уникальным приемом Боголюбовского собора
была вполне закономерна. К сделанному заключению вело и то обстоятельство, что
вдова Дмитрия Донского княгиня Евдокия была из суздальского княжеского рода.
Существенно и сходство посвящения боголюбовского и московского дворцовых хра-
мов Рождеству богородицы.
Действительно, мощные круглые колонны московского памятника очень близки
к боголюбовским. Они сохраняли свое круглое сечение и выше хор, вплоть до пят
подпружных арок — их сегменты проходят через лицевую торцовую стенку хор.
Было чрезвычайно радостно увидеть, что данная мной до ознакомления с кремлев-
ским храмом реконструкция Боголюбовского собора (см. т. I, рис. 101) в этом отно-
шении не разошлась с истиной. В то же время этот факт лишний раз убеждает в том,
что зодчие княгини Евдокии, подобно Аристотелю Фиораванти, ездили в Боголюбово
смотреть указанный им древний «образец».
Мы не знаем, как была решена боголюбовскими зодчими XII в. задача сопряже-
ния круглого тела столба с крестообразным в сечении основанием пят подхорных
арок. В своей реконструкции я ввел закладные прямоугольные плиты. Думаю, что
московские зодчие здесь применили свое новое, оригинальное и смелое устройство,
отделив фуст колонны от пят арок круглым же карнизом и применив уникальный
прием скругления плоскостей арок при их сопряжении со столбом. Как говорилось
выше, этот прием создает необычайную пластичность круглящейся, как бы мягкой,
архитектурной формы, что подчеркивается, кроме того, подрезкой углов арок и прое-
мов фаской в четверть окружности. Такое понимание архитектурной формы было не-
знакомо и чуждо владимирским зодчим XII в., мыслью которых владело сознание
четкой конструктивной ясности и геометричности деталей.
Восприняв боголюбовский «образец» как очень эффектный мотив, московские
мастера использовали его по-новому, распространив пластику круглого столба на
всю систему подпружных арок хор; в северо-западной же части под хорами, где свод
сочетался с круглым телом углового помещения — «затвора», эта пластичность форм
достигла необычайной силы. В этом же плане существенно сочетание полуциркуль-
ной и овоидальной арок в проеме западного входа, а также чрезвычайно живописная
многолопастная форма перекрытия ниш и входов на хоры и в угловое помещение —
«затвор».
Таким образом, архитектура церкви Рождества позволяет говорить об очень
свободном и смелом отношении московских зодчих к владимирской традиции, о ее
творческом развитии в новых исторических условиях.
Существенно, что строители церкви Рождества развивают и наметившийся в
Суздальском соборе принцип независимости фасадных членений от внутренней
конструкции здания: лопатки ни своим положением, ни размерами не отвечают раз-
мещению мощных столбов, превращаясь, по существу, в чисто декоративную деталь
фасада. Думаем, что и другие доступные наблюдению детали памятника являются
развитием тех же владимирских образцов, прошедших, однако, уже длительную
эволюцию в зодчестве XIV в. Таков аттический цоколь с его сильным выносом, сход-
ный в этом отношении с напряженной формой цоколей последних памятников
347
владимирского искусства—Суздальского и Юрьевского соборов. Отсюда же идет буси-
на на полуколонках портала,известная уже зодчим Суздальского собора,но преобра-
зованная,— может быть, под воздействием деревянной архитектуры,— в характер-
ную «дыньку» с ее выпуклыми дольками. Килевидная форма архивольта, свидетель-
ствующая о такой же форме у закомар,— тоже древний владимиро-суздальский
мотив.
Существенна любовь строителей Рождественской церкви к эффектным много-
лопастным обрамлениям проемов входов и ниш внутри храма — эта форма разви-
вает мотив аркатуры Юрьевского собора, подхваченный и усложненный живописцами
XIV в. в иконе и книжной графике и ювелирами — в окладах евангелий и икон (об
этом ниже). Возможно, что здесь также сказалось влияние новгородской архитекту-
ры с ее излюбленным приемом декоративной многолопастной кривой, завершающей
фасады храмов XIV—XV вв.
Примечательно, что и наиболее сложное и новое в искусстве московских строи-
телей — их система оптических поправок и искусственных ракурсов, примененная
особенно последовательно в соборах Звенигорода и Троице-Сергиева монастыря,
уходит своими истоками к тем же владимирским традициям. Уже зодчие Спасского
собора в Переславле-Залесском придали его кубическому объему легкое сужение
кверху и подчеркнули высоту интерьера сужением подкупольных столбов. Тот же
прием знали и строители Покрова на Нерли, придавшие искусственный ракурс
утоняющимся кверху столбам.
Перечисленные на примере церкви Рождества отдельные черты, говорящие о
прочных связях московского зодчества XIV—XV вв. с владимиро-суздальским, по-
вторяются и в других памятниках той поры, которые позволяют дополнить наши
наблюдения в этом плане. К владимирским источникам восходят постановка в Звени-
городском соборе в углах между апсидами полуколонок с лопатками по сторонам
и оживление апсид полуколонками, сменившимися в соборе Саввина монастыря
плоскими лопатками. Стройные членения фасадов Звенигородского собора с их тон-
кими полу колонками, создающие пучки вертикалей, напоминают прием Покрова
на Нерли.
В особенности остро ощущается это сходство в угловых пилястрах, где помещен
пучок из трех полуколонок, из которых угловая приобрела острую грань, а сечение
пилястры в целом получило как бы очертание трёхлопастной килевидной арки.
Сходно и само использование этого приема, связанное с той же, что в Покрове на
Нерли, задачей,— подчеркнуть вертикальную динамику здания. Напротив, в собо-
рах Саввина и Троицкого монастырей с их широкими пропорциями как бы оживает
прием Суздальского собора с его плоскими лопатками.
В высокой степени показательно, что в соборе Андроникова монастыря — па-
мятнике, наиболее решительно реализовавшем новые искания динамической ком-
позиции храма,— мы видим явное и непосредственное обращение к владимирскому
опыту XII в. Характерны в этом смысле возврат к принципу соответствия фасадных
членений осям столбов, подвергнутый сомнению в XIV — начале XV вв., неожи-
данное возрождение в уборе барабана главы типично владимирских мотивов — поя-
са зубчатых треугольников и поребрика; майоликовый пол из желтых плиток.
348
173. Крестьянская изба в селе Игнатове близ Звенигорода.
Выше мы говорили о появлении уже в Спасе на Бору горизонтальных лент плоского
резного орнамента, опоясывавших фасады здания. «Кайма скульптурной работы»
украшала и фасады Успенского собора Коломны. Прием этот также не был нов-
шеством.
Широкие узорные пояса из кирпича были известны еще в архитектуре Подне-
провья; их применил, например, в церкви Пятницы в Чернигове (начало XIII в.)
зодчий Петр Милонег. Мы не раз упоминали прием пересечения лентой резного орна-
мента лопаток Суздальского собора. Ростовский Успенский собор 1213—1231 гг.
имел более близкий по своему мотиву московским постройкам XV в. орнаментальный
пояс плоского резного узора. Московские зодчие могли изучать это здание,— нам
349
174. Миниатюра Онежской псалтыри
1395 г.
хорошо известна теперь роль Ростов-
ской епископии в художественной
жизни XIV—XV вв. Существенно, что
в поясе апсид и главы Звенигород-
ского собора и поясе Никольского
собора в Можайске орнаментальные
ленты сочетаются с поребриком—ха-
рактерной деталью владимирской ар-
хитектуры, лишний раз уточняя пер-
воисточник приема в целом.
Однако нельзя не указать, что
сама система пояса из трех горизонта-
льных лент узора, нависающих одна
над другой,связана с деревянным зод-
чеством центральных областей России.
Здесь между стеной избы и фрон-
тоном помещается декоративный по-
яс — карниз, так называемый «пла-
ток» или «лобовая доска», украшен-
ный резьбой 32.Особенно близко схож
этот прием в камне и дереве в Звени-
городском соборе и избе селаИгнатова
Звенигородского района, введенной в
науку И. Ф. Борщевским (рис. 173).
Едва ли можно думать, что убор ка-
менных храмов был источником широ-
ко распространенного в народном
зодчестве Средней Руси мотива. Го-
раздо вероятнее предполагать его давнее развитие в жилищном строительстве дере-
вни, откуда он и был перенесен в каменную архитектуру. Самые мотивы и стиль
сложного узора поясов звенигородских храмов, представляющего переплетение рас-
тительного побега, образующего связанные друг с другом причудливые медальоны,
отличны от владимиро-суздальской орнаментики. Ближе всего к ним, как говори-
лось, резной камень Успенского собора в Ростове XIII в., но и он не объясняет их
характера.
Можно думать, что в их замысле участвовали художники, украшавшие орна-
ментом рукописные книги 33.
В исполнении же резного узора, наносившегося уже по готовой стенной клад-
ке, московские резчики почти не уступали мастерам собора в Юрьеве-Польском.
Рассматривая вопрос о связях московской архитектуры конца XIV — XV в.
с владимирским наследством, нельзя не упомянуть и о той реальной среде живых лю-
дей, которые были теснейшим образом связаны со строительством. Несомненно,
что в определении архитектурных замыслов того времени большую роль играло духо-
венство и, в частности, представители быстро росших монастырей — такие, как
350
игумен Сергий и его ученики. Некото-
рые из них были выходцами из городов
Владимирской земли и очевидцами ее
прославленных и почитавшихся памят-
ников, сохранявших еще тогда свой
первоначальный облик. Так,
Стефан Пермский получил образование
в ростовском монастыре Григория Бо-
гослова, где, может быть, обучался и
писатель Епифаний Премудрый, чело-
век, проявлявший большой интерес к
архитектуре. Они, конечно, хорошо зна-
ли Успенский собор Ростова XIII в., с
его, как мы предположили, ярусным
верхом и резным поясом фасада. Пре-
емник Сергия троицкий игумен Никон
был выходцем из Юрьева-Польского,где
стоял еще целым Георгиевский собор с
его трёхлопастным постаментом под ба-
рабаном главы; Никон был свидетелем
и строительства XIV в.; в частности, он
был пострижен в серпуховском Высоц-
ком митрополичьем монастыре.
Если наследие владимиро-суздаль-
175. Миниатюра Онежской псалтыри
1395 г.
ского зодчества на протяжении всего
XIV и половины XV в. усиленно изу-
чалось, осваивалось и развивалось мо-
сковскими строителями, то иной была
судьба владимиро-суздальской монументальной пластики, достигшей своего
расцвета в резьбе Георгиевского собора в Юрьеве-Польском. Отвергнутая цер-
ковью как средство внешнего и внутреннего убранства храма, она вернулась
туда, откуда пришла на белокаменные стены соборов XII—XIII вв.— в прикладное
искусство, мелкую пластику и книжную графику. Этот вопрос заслуживает особого
рассмотрения и стилистических сопоставлений декоративных скульптур и орнамен-
тики с их аналогами в памятниках названных отраслей искусства. Здесь же не-
льзя не указать на некоторые отдельные факты.
Память о церковном здании, украшенном фантастической орнаментикой (а таким
был лишь Георгиевский собор), отражена в миниатюрах Онежской псалтыри, писан-
ной в 1395 г. Лукой «смолнянином»34. Здесь три миниатюры помещены, как в широ-
кой раме, внутри фасадов причудливых храмов, покрытых сложным узором ремен-
ного плетения, в который вписаны сплетшиеся птицы (рис. 174); система орнамента
на миниатюре с изображением Деисуса (рис. 175), с ее сердцевидными элементами,
ближайшим образом напоминает систему коврового орнамента Георгиевского со-
бора. Он, конечно, не был непосредственным источником орнаментации псалтыри
351
/ (для которой находят аналогии в импортных тканях) 85, но самая идея столь причуд-
ливого орнаментального убора храма могла быть навеяна только им. Разнообразные
звери и чудища инициалов псалтыри также находят общие черты со звериными изо-
бражениями, созданными владимирскими резчиками 36.
Те же отзвуки владимиро-суздальской декоративной пластики мы видим в бо-
гатых окладах евангелий XIV—XV вв.— таких, как евангелие 1392 г. московского
боярина Федора Андреевича Кошки (рис. 176) 37 или евангелие 1422 г. Кирилло-
Белозерского монастыря 38, где тончайшая скань фона сочетается с горельефными
изображениями святых, либо введенными в орнамент, либо помещенными в арка-
турно-колончатых поясах с многолопастными килевидными арками, имитирующими
столь характерную архитектурную деталь Георгиевского собора.
Еще более существенно обилие сходных с владимирскими рельефами изображе-
ний на московских монетах конца XIV — XV в. На это обратил внимание еще
Н. П. Кондаков, издавший серию подобных монет, но не придавший им должного
значения зв. Таких изображений особенно много среди монет Василия II (1425—1462).
Здесь мы найдем сиринов 40, идущих львов или барсов с характерно захлестнутым
хвостом с листовидным концом, появившихся еще на монетах Дмитрия Донского
и Василия I41, грифонов 42, Самсона со львом 43. Любопытно, что на монетах Ивана
III эти древние эмблемы уже исчезают. Они есть и на монетах удельных княжеств,
где появляются и другие аналоги владимиро-суздальским рельефам: кентавр 44,
двуногий дракон 45. Связь монетных эмблем Московского княжества с изображения-
ми владимирских скульптур едва ли случайна. Так, в частности, справедливо ука-
зывалось, что устойчивость изображений барса или льва, являвшегося эмблемой вла-
димирской династии XII—XIII вв., «отражала тенденцию московского князя к за-
креплению за собой великокняжеского русского стола, к созданию непрерывной
преемственности владения этим столом» 4в. Образы владимирского искусства были
символами могущества и независимости Руси.
Таковы общие и частные наблюдения, позволяющие конкретно оценить значение
владимирского наследия в жизни и искусстве Московского княжества конца XIV —
первой половины XV в.
Однако, как и в предшествующую пору, московские зодчие не ограничиваются
наследством, но, опираясь на сделанное их предшественниками в XIV в., развивают
архитектурное искусство, создают новые значительные произведения, образующие
яркую страницу в истории русского зодчества.
m в
Московское строительство XIV—XV вв. протекает в иных условиях, нежели
в XIV в. Высокое напряжение народных сил, связанное с подготовкой к решающей
схватке с монголами, пафос Куликовской победы и ее торжества сменяются порой
будничной, повседневной работой по упрочению достигнутого, укреплению автори-
тета Москвы, которой вскоре приходится выдержать затяжную и тяжелую феодаль-
ную войну, едва не сгубившую общенародное дело объединения страны. Перед зод-
чими не выдвигаются теперь темы такого идейного значения и масштаба, как символ
352
176. Оклад евангелия Федора Кошки 1392 г.
23 н. Н. Воронин, т. п
единения русских сил и памятник Куликовской победы—огромный собор в Коломне
или могучий собор Чуда архангела Михаила у боевых ворот Московского кремля.
Теперь строятся дворцовые и монастырские храмы, небольшие по размерам и менее
значительные по своим идейным задачам.
Собственно об эволюции московского зодчества конца XIV — начала XV в.
говорить трудно, так как и при сравнительно большом числе целых памятников все
же многие из них представлены лишь фрагментами, допускающими только частичную
реконструкцию здания, без уверенного представления об его композиции в целом.
Эволюция московского зодчества XIV—XV вв. может быть охарактеризована
в общей форме как дальнейшее развитие и углубление начатой еще в XII—XIII вв.
и продолженной в XIV в. ревизии и переработки крестовокупольной системы храма
в направлении живописности и динамичности композиции здания и нового отно-
шения к его внутреннему пространству.
Как правило, здание поднято на сравнительно высоком цоколе и имеет лестнич-
ные площадки у входов. В Благовещенской церкви Московского кремля, связанной
со вторым этажом дворца, цокольная часть развилась в подклет, служивший хранили-
щем княжеской казны. Перестроенный в 30-х годах собор Чудова монастыря имел
два этажа подклетов с очень высокими лестницами в самый храм, значительно под-
нятый, таким образом, над окружающей застройкой. Интерес к всесторонней обо-
зримости здания и его господству в широком ландшафте сказался в очень эффектной
и выгодной постановке храмов в лучших точках рельефа: так поставлены видимые из-
далека храмы Звенигорода и Можайска, Андроникова монастыря и Благовещенская
церковь, ставшая на фланге княжеского дворца на южной кромке кремлевского холма.
Основной объем храма сохраняет вначале свою кубическую целостность, трой-
ное членение фасадов, обычное расположение узких окон и порталов, трёхапсидную
алтарную часть. Но сочетание этих традиционных элементов осуществляется по-раз-
ному, в зависимости от назначения и местоположения здания и, видимо, от художе-
ственного мастерства и такта зодчих 47. В этом отношении выделяется дворцовый
собор князя Юрия в Звенигороде, где, при удивительно стройных пропорциях хра-
ма, позволяющих вспомнить лучшие постройки Владимира, достигнуто почти иде-
альное равновесие масс.
Решение этой композиционной задачи было связано с тем, что храм был лучше
всего виден с дальних точек зрения, а именно с юга, куда с высоты смотрел в зареч-
ные луга его южный фасад, и с севера, так как он открывался взорам человека, во-
шедшего в княжескую резиденцию через ее ворота в северо-восточном углу крепо-
сти, т. е. также с достаточно большой дистанции. Поэтому боковым фасадам собора
зодчие придали симметричное членение; значительный выступ алтарной части,
вносящий обычно известную однобокость продольного силуэта здания, был скоррек-
тирован смещением к востоку главы, которая оказалась, таким образом, на цен-
тральной оси здания в целом. Вместе с продуманным и тонким выбором деталей, изя-
ществом членений, системой вдумчиво примененных оптических поправок и ис-
кусственных ракурсов — эти черты общей композиции основного объема сообщают
зданию в целом большую грацию и легкость. Это впечатление усиливает венчание
храма, по существу, повторяющее ярусный верх собора Коломны. Здесь асимметрия.
354
внесенная диагональными «кокошниками» в боковые силуэты здания, погашается
стоящим строго по центру и поднятым на круглом постаменте легким барабаном с его
хорошо видными килевидными «кокошниками» и шлемовидной главой. Со стороны
же западного фасада центричность и симметрия композиции идеальны.
В сущности те же общие композиционные приемы и детали дают совершенно
иной эффект в соборах Саввина и Троице-Сергиева монастырей. И это следует в пер-
вую очередь связывать с иным назначением зданий и иным содержанием образа 48.
Если литература этой поры стремится осмыслить и увековечить великое событие
недавнего прошлого — Куликовскую победу, а в житиях создает как бы словесные
монументы в память выдающихся деятелей героической эпохи, то и архитектура вы-
полняет те же задачи своими средствами. Церковь Рождества в Московском кремле
строится княгиней Евдокией в память о Куликовской битве и князе Дмитрии. Собор
Саввина монастыря сооружают в честь его основателя Саввы — храм становится
его усыпальницей. Собор Троицкого монастыря — это храм-мавзолей над гробом
Сергия, созданный «в похвалу» ему.
Существенно, что люди XV в. отчетливо сознавали агитационную действенность
архитектуры, ее «проповеднический», как говорили тогда, смысл. Так, в связи с по-
стройкой игуменом Никоном Троицкого собора — усыпальницы Сергия автор жи-
тия Никона разъясняет смысл этого храма следующим образом: «Аще не глаголем
вещми же, аз же глаголю и гласы чудными от вещей, якоже и трубам
гласящим проповедают святаго подвиги и еже на невидимыя враги борения»49. Та
же мысль звучит в новой редакции «Слова похвального на Покров»: «Сиа церкви
аще не глаголы, но вещьми прославляаше пречистую Богородицу» 30. Иными сло-
вами говоря, «вещь», т. е. храм ценен не сам по себе, но как художественное произ-
ведение, способное обращаться к человеку с «гласы чудными», с подобной могучему
звуку «труб гласящих» речью, прославляющей подвиги святого и его власть в борьбе
с «невидимыми врагами».
В силу острого сознания идейного значения архитектуры московские зодчие
XIV—XV вв., подобно их владимиро-суздальским учителям и собратьям, умеют
наделить каждую свою постройку определенным, только ей одной свойственным,
художественным выражением.
Успенский собор «на Городке» — княжеский придворный храм — наиболее
строен и утончен. Он сохраняет владимирскую ясность в трактовке строго расчле-
ненных пилястрами фасадов и четкую ярусность композиции. Его пропорции строй-
ны и легки. Они подчеркнуты килевидной формой закомар и рядом тонких приемов —
сужением кверху оконных ниш, удлиненными окнами алтарной апсиды, высоко воз-
несенным на своем постаменте сравнительно небольшим и также слегка суживаю-
щимся барабаном главы. Мастера убирают фасады храма тонко продуманными де-
коративными деталями, избирая для резного пояса сложный, богатый игрой света и
тени, орнамент. Все это сообщает храму дух определенного светского изящества и
аристократизма. Едва ли случайно, что именно этот храм, видимо, был сходен с прид-
ворной церковью Рождества богородицы у княгининых теремов Московского кремля.
Совершенно иначе выглядит собор Саввино-Сторожевского монастыря. При тех
же, что и в Успенском дворцовом соборе основных «типовых» приемах, каждый
23*
355
из них и все вместе звучат иначе. Основной четверик храма стал более приземист; по-
низились апсиды, приобретя большую грузность. Стройные пилястры и полуколон-
к ^уступил и место широким и плоским, как в Суздальском соборе, лопаткам. Ши-
рокий тройной орнаментальный пояс пересекает и лопатки, членя фасад на два яру-
са широких пропорций и подчеркивая его горизонтальную протяженность. Этого
впечатления здесь не ослабляют сильно приподнятые килевидные закомары. Над
ними и диагональными «кокошниками», на широком, слегка суживающемся кверху
постаменте, поднимается внушительная «башня» главы, для которой само здание
служит как бы пьедесталом. В целом создается совершенно отличный от облика
княжеского дворцового храма образ — сурового монастырского собора, чуждого
светской нарядности и легкости, как бы несущего груз размышлений о тщете мир-
ской суеты.
Близкий образ дает лаврский Троицкий собор. В его облике много сходного
с саввИнским Рождественским собором. Хотя его апсиды несколько выше, а фасад-
ные лопатки стройнее и их не перерезает орнаментальный пояс, хотя стены четвери-
ка слегка наклонены внутрь — все это не снижает впечатления приземистости зда-
ния, увенчанного пологими закомарами. Оно столь же сурово, а наклон его стен
внутрь, к центру, создает не впечатление легкости, а ощущение устойчивой пирами-
дальности объема. Маленькие окна сообщают фасадам почти крепостную мощь.
Здесь сложное асимметричное покрытие верха с его диагональными и осевыми за-
комарами ощущается более сильно, чем в предыдущих памятниках. Оно ничем не
потушено. Зато еще большую значимость приобретает могучий, сильно суживающий-
ся кверху барабан главы, являющийся, как и в Рождественском соборе, важнейшим
элементом композиции, подчеркивающим ее культовое начало. Перед нами почти
тот же, что и в Рождественском соборе, образ храма монахов, где собираются вере-
ницы «непогребенных мертвецов», не смеющих помышлять о «земном», живущих
по строгим уставам. Но в то же время это и величественный надгробный памятник
Сергия, мавзолей, где покоятся останки знаменитого игумена и советника великого
князя. Отсюда — усиление суровости и торжественного покоя в образе здания.
Однако это только один аспект образа храма. Его боковые фасады с их могучими
плоскостями были обращены на юг — к ограде монастыря, из-за которой храм был
виден не на всю высоту, и на север, на его внутреннюю территорию, по периметру
которой довольно строгим прямоугольником — «четверообразно» — располагались
«порядки» келий. Отсюда он был виден весь, «яко зерцало», сюда, к монастырскому
черному стаду и обращался храм со своей сдержанной, мрачноватой и строгой речью.
Напротив, западный фасад храма, обращенный к склону монастырского холма и от-
лично видный с дальних подступов к монастырю по дороге от Москвы, являл образ
могучего храма-башни, над зубцами «кокошников» которого вырастал огромный ко-
нический барабан главы. В то же время этот фасад был и более наряден: верх цен-
трального участка стены над поясом занимал пышный порталовидный наличник,
в обрамлении которого горело красочное пятно фрески с изображением Троицы.
В связи с данной характеристикой монастырских храмов следует вновь вспомнить
о двух других памятниках, подчеркивающих существенную черту рассмотренных
московских построек. Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском ха-
356
рактеризуется той же суровостью и мощью внешнего облика, так же могуч тяжело-
весный барабан главы,— это храм, прежде всего. Совершенно иначе, напомним и
здесь, строится композиция псковского Троицкого собора XIV в., в сложном и ди-
намичном нарастании масс которого церковная глава играет роль элемента, лишь
завершающего композицию,— она очень невелика, суть образа не в ней.
Московские же зодчие остаются в сдерживающих рамках владимирской традиции.
При всех отмеченных выше индивидуальных чертах образа памятников XV в.,
в них есть и нечто стандартное и устойчивое. В этом, видимо, сказывалось то же стрем-
ление к «единообразной парадной форме», какую позднее стремился придать своим
житиям популярный в правящих кругах писатель Пахомий Логофет 51.
Из ряда «типичных» и как бы официальных памятников XV в. вырывается по-
строенный следом за собором Троицкого монастыря собор Андроникова монастыря.
В сущности он представляет явление другого ряда. Если соборы Звенигорода и Тро-
ицкого монастыря следовали пути, нащупанному зодчими храмов Коломны, то стро-
ители Андроникова собора через голову своих непосредственных предшественников
обращаются к образцу и источнику более раннему — церкви Пятницы в Чернигове
начала XIII в. Именно с этим выдающимся памятником домонгольской старины бли-
же всего связан смелый замысел храма-башни. Это сходство едва ли случайно. В Моск-
ве XIV—XV вв. проявляли большой интерес к Киеву и древней Киевской земле.
Митрополита Киприана обвиняли в том, что он «преносит в град Москву» «всю честь
великиа Киевьскиа церкви... и все узорочие церковное и съсуды» 52. В московском
летописании подчеркивается связь истории Московского княжества с историей
Киевской державы 53. Борьба за Владимирское великое княжение была фактически
завершена, и в исторической перспективе вставала борьба за более широкую задачу —
воссоединение с древней Русской землей Поднепровья. Не исключено, что москов-
ские люди, бывавшие на Украине, присматривались и к памятникам ее древнего
зодчества. Чернигов имел для Москвы особое значение: оттуда вел свой род крупней-
ший политический деятель XIV в. митрополит Алексей. Может быть там бывал и
сам участник строительства Андроникова собора видный московский купец Ермола,
сын сподвижника Донского — сурожского гостя Василия Капицы, ведший и сам
южную торговлю 54.
Однако и здесь московские зодчие не ограничились наследством. Решительность
ярусной динамической композиции Андроникова собора захватила и самый куб хра-
ма: своды ветвей средних нефов были подняты, а угловые части — понижены. Целост-
ность канонического четверика крестовокупольного храма была разрушена, чем было
достигнуто органическое единство низа и верха здания и устранено противоречие меж-
ду его кубическим основным объемом и его живописным венчанием. Сила и пластиче-
ская сочность последнего резко отлична от легкой, почти графической композиции
верха черниговской Пятницы. Все это было очень важно для последующего развития
русской архитектуры XVI в. Расчленение основного куба здания найдет широкий от-
клик в храмах XVI в. (соборы московского Рождественского и старицкого Успен-
ского монастырей) и предопределит появление композиции Дьяковской церкви.
В напряженности и пластичности ярусов закомар и «кокошников» Андроникова собо-
ра, в их взаимосвязанности и целостности как бы впервые звучит то «растительное
357
начало», которое разовьется в выдающихся памятниках XVI в.— Дьяковской церк-
ви и Василии Блаженном. Прием расчлененного лопатками трифолия постамента
Андроникова собора будет подхвачен строителями бесстолпных посадских храмов
Москвы начала XVI в.
Но существенно, что и собор Андроникова монастыря при всей решительности
своей ярусной динамической композиции, не оставившей неизменным и самый куб
храма, явно придерживается завещанных классическими памятниками Владимира
принципов соответствия членения фасадов внутренней конструкции здания; его
строители применяют и традиционную форму крестчатых столбов, членят стены из-
нутри лопатками, используют в уборе барабана, казалось, забытые владимирские
мотивы.
Весьма вероятно, что башенный динамический характер композиции собора Ан-
дроникова монастыря был развит и усилен в перестроенном в 30-х годах XV в. собо-
ре Чудова монастыря в Московском кремле. Он был «обаче высок»; меньший по пло-
щади, чем собор, созданный митрополитом Алексеем, четверик храма был высоко
поднят на двухэтажном подклете, с чем и были связаны высокие лестницы у его
входов.
Интерьер храма также испытывает решительные изменения. В монастырских
соборах исчезают хоры — типичная принадлежность храмов прошлого, выражав-
шая резкую социальную противоположность классов феодальной Руси 55. Это не
только результат условий монастырского обихода, но и симптом общего значения:
в дальнейшем храмы с хорами становятся редким исключением; это будут, главным
образом, дворцовые храмы. Характерно, что даже в придворной церкви Рожде-
ства в Московском кремле, с ее хорами, появляются ниши княжеских мест под хора-
ми, известные еще в церкви Воскресения XIV в. в Коломне. С исчезновением хор,
своего рода «бель-этажа» для князя и знати, находившихся в храме буквально
над головами своих подданных, феодалы теперь стояли на своих почетных мес-
тах, но внизу, там же, где и народ.
В этом важнейшем явлении нельзя не видеть выражения сложившихся после
Куликовской битвы новых представлений об отношениях людей. Эти представления
порождала жизнь еще в XIV в., когда горожане были сильнейшей опорой борьбы мос-
ковских князей за объединение Руси 5в. На страницах летописи появилось необыч-
ное утверждение о равенстве людей. Когда кончилась усобица Михаила тверского
с Василием кашинским, «и радовахуся бояре их и вси велможи их, тако же гости
и купцы и вси работнии людие, роды и племяна Адамови. Вси бо сии един род и пле-
мя Адамово, цари, и князи, и бояре, и велможи, и гости, и купцы, и ремественицы,
и работнии людие, един род и племя Адамово, и забывшеся, друг на друга вражду-
ют, и ненавидят, и грызут, и кусают, отстояще от заповедей Божиих, еже любити
пскренняго своего яко сам себе» 57. Теперь, после того как была одержана решающая
победа над полчищами Мамая, обязанная единению русских сил, напряжению все-
го народа, это сознание в изложении свода Фотия 1418 г. (Владимирского полихро-
на) крепло. На историческую сцену выступили простые герои; горожане стойко обо-
роняли Москву, обложенную полчищами Тохтамыша; некий суконник Адам был
одним из вождей этой героической обороны. Да и крестьянство, выносившее на сво-
358
их плечах всю тяжесть роста военной мощи крепнущей московской государственно-
сти, не было еще сковано безысходной крепостной зависимостью. Мужики Констан-
тино-Еленинского монастыря под Владимиром в конце XIV в. могли еще жаловаться
на игумена самому митрополиту, и он должен был внимательно разобраться в их
требованиях, не увидев в них проявления бунта б8.
Существенный перелом в отношении к человеку нашел наиболее полное от-
ражение в проникнутых глубоким гуманизмом творениях великого мастера Андрея
Рублева. Вспомним, как решительно переосмыслена им традиционная тема Страш-
ного суда во фресках владимирского Успенского собора. Образы грозного судии —
Христа и судящих апостолов лишены суровости, в них нет ничего строгого и
пугающего, — это носители не кары, а справедливости. В поэтических образах
«праведников» Рублев отразил живые наблюдения над рядовыми русскими людьми,
воспел идеальный тип человека чистого в помыслах и душевно стойкого. Суро-
вый аскетизм отступил здесь перед жизнелюбием; даже отшельников, в обнажен-
ных фигурах которых могла бы найти воплощение мысль об умерщвлении «греш-
ной плоти», мастер наделил женственной округлостью форм и как бы струящим-
ся изгибом.
Все сказанное свидетельствует, что исчезновение хор объяснялось не тем, что
XV в. был «эпохой падения в древней Руси феодального строя», как думал, вслед за
М. Н. Покровским, исследователь Б9. Это существеннейшее изменение в системе
культового здания отражало рост экономического и политического значения про-
грессивной силы средневековья — горожан и их идеологии.
Хоры являлись элементом, наиболее ясно определявшим дифференцированность
пространства здания. Их ликвидация сообщала ему единство и целостность. В этом
же направлении шел пересмотр частных элементов архитектуры. Исчезновение в ряде
построек внутренних лопаток и переход к простым квадратным столбам также спо-
собствовали выражению целостности пространства. Широкая расстановка столбов
усиливала ощущение свободы и пространственности интерьера, а система ступенчато-
повышенных подпружных арок или развитие по вертикали несущей барабан кон-
струкции (как в Никольском соборе Можайска) сообщали реально невысокому поме-
щению эффект легкости и высоты, устремленности кверху. В том же направлении
действовала примененная строителями Звенигородского собора и собора Троице-Сер-
гиева монастыря тонко продуманная система искусственных ракурсов и оптических
поправок, усиливавшая впечатление высоты и объема интерьера.
Одновременно с исчезновением хор древние алтарные преграды получают быстрое
развитие. Низкая преграда позволяла находящимся на хорах господам наблюдать
происходящее в алтаре, видеть «таинство», скрытое от глаз стоящих внизу простых
людей. Теперь, с исчезновением хор, эта взаимосвязь архитектурных членений храма
нарушалась. В рассмотренных памятниках XIV—XV вв. алтарная преграда быстро
превращается в развитой иконостас, первоначально связанный с каменным капиталь-
ным простенком между восточными столбами, а затем становящийся независимой от
него «перегородкой» из икон на деревянной конструкции. Монументальность, яс-
ность силуэтов и ритма икон иконостаса были рассчитаны на их восприятие с самых
отдаленных точек помещения всеми находящимися в храме людьми; иконостас
359
не столько отделял от них «таинства», происходившие в алтаре, сколько организовы-
вал, объединял и уравнивал перед божеством всех людей.
Здесь иными средствами закреплялась та же идея единения и содружества, ко-
торая проникает «Троицу» Андрея Рублева, где мастер воплотил не явление бо-
жества, а божественный пример единства и готовности к жертве, равенство трех
при преобладании одного. Здесь в оболочке религиозного мифа была гениально
выражена выстраданная народом мысль о силе единения и об единении сил.
Сама идейная и композиционная структура иконостаса, с его принципом иерархиче-
ского соподчинения и связью его крыльев с центральной осью царских врат и иконой
Христа, к которой обращались в молении расположенные по сторонам фигуры чина,—
идеально выражала ту же прогрессивную идею единства в подчинении всех одному,
которая рождалась в борьбе за собирание Руси и усиление княжеской власти и по-
разному звучала как в живописи, так и в архитектуре.
Вертикальное членение интерьера иконостасом создавало новый характер про-
странства храма. Восточные столбы скрывались за освещенным потоками света из
купола иконостасом, так что помещение для молящихся приобретало вид «попе-
речно-ориентированного» пространства с двумя столбами, в котором равномерно раз-
мещались перед иконостасом молящиеся. Это изменение, нарушая старую органи-
зацию пространства крестовокупольного храма, было чрезвычайно существенным
для последующего развития древнерусского зодчества.
Собор Андроникова монастыря является в сущности последним сохранившимся
памятником рассматриваемого периода, о котором мы можем судить воочию. Наи-
более значительным после него сооружением был не дошедший до нас новый собор
Чудова монастыря в Московском кремле. На последующем развитии строительства,
видимо, сказываются условия затяжной феодальной войны: оно замирает, возобнов-
ляясь лишь в 50-х годах. Нои в эту пору оно не выходит из рамок частного и мона-
стырского строительства, главным образом, внутри Московского кремля (постройки
на дворах Ховриных, митрополита, монастырских подворьях). Новый подъем зод-»
чества наступает позднее, с окончательным оформлением Русского централи-
зованного государства и связанной с этим грандиозной строительной деятельностью
государственного масштаба.
7
Здесь не место для подробного сопоставления развития зодчества с кратко наме-
ченной выше эволюцией литературы, а также с развитием изобразительного искус-
ства XIV—XV вв.— эта тема может составить предмет специального исследования.
Но нельзя не указать на некоторые явления, свидетельствующие об единстве и сход-
стве основных черт этой эволюции, коренящихся в прочной связи искусства и лите-
ратуры с исторической действительностью, с жизнью народа, и взаимодействии раз-
личных отраслей творчества между собой в0.
Важнейшие черты в развитии архитектуры XIV—XV вв.—интерес к динамике
и выразительности архитектурного образа — перекликаются с аналогичными тен-
денциями в литературе. Так, анализируя характер изображения человека в житий-
360
ной литературе этой поры, Д. С. Лихачев подчеркивает, что здесь «все движется, все
меняется, объято эмоциями»,что «на первый план выступает экспрессия и динамика»61.
Как и зодчие, русские писатели осваивают и творчески перерабатывают высо-
кие образцы искусства прошлого. В «Задонщине» оживает в претворенном виде «Сло-
во о полку Игореве». Параллельно воздействию на каменное зодчество народной де-
ревянной архитектуры, в литературу все сильнее проникают элементы народно-
поэтического творчества, а в летописание обильнее вводятся предания народного
эпоса 62. Выше мы приводили текст письма Епифания Премудрого к тверскому игу-
мену Кириллу, свидетельствующий об интересе знаменитого автора житий к
архитектуре; далее мы еще раз вернемся к нему. Анализируя характер древнерусских
житий, В. О. Ключевский отметил, что «житие — это целое архитектурное соору-
жение, напоминающее некоторыми деталями архитектурную постройку» 63. Это не
просто выразительная, образная аналогия. Сам Епифаний видел в своем труде не-
кое подобие архитектурного произведения; в заключительных строках своего жи-
тия Стефана Пермского он считает его неискусным, «неустроенным и не
ухыщреным», так как ни одно слово не достаточно «с т р о й н о», и просит потом-
ков «неустроенаа построити и неухыщренаа ухитрити»64.Столь вни-
мательные к архитектуре писатели, знатоки книг, подобные Епифанию, конеч-
но, были полезными советниками строителей и зодчих.
Особенно ценный материал могли дать описания «хождений» русских людей
в чужие страны, где они с особым интересом рассказывали о виденных ими
постройках. Вспомним в этом смысле описание монахом Игнатием «смолнянином»
путешествия митрополита Пимена в Царьград в 1389 г. и его измерения купола
Софии цареградской и других построек 66. Первый дневник путешествия в Запад-
ную Европу, составленный в 1439 г. светским лицом из свиты ездившего на Фер-
раро-Флорентийский собор митрополита Исидора, полон внимания к зданиям,
«вельми чудным полатам» с позлащенными верхами, художественному облику го-
родов, техническим устройствам — фонтанам, часам и т. п.66 Наконец, упомянем
хождение в 1465—1466 гг. в Царьград гостя Василия, особенно интересовавшегося
инженерными сооружениями, водопроводами, крепостями и связанной с ними пла-
нировкой городов 67. Весьма вероятно, что подобные путешественники, ведшие
краткие записи о виденном, могли говорить более подробно в случае, если бы к ним
обратились зодчие или инициаторы каких-либо построек, интересовавшиеся опытом
своих зарубежных собратьев.
Те же черты общности с основными направлениями развития архитектуры мож-
но проследить и в отношении живописи XIV—XV вв. Здесь проявляется интерес
художника к архитектурному стаффажу и его пространственной и динамиче-
ской трактовке. Живописцы любят изображать лестницы; чисто символические ар-
хитектурные фрагменты, вводимые в композицию, обычно имеют уступчатую фор-
му, одна кровля поднимается над другой. Появляются шатровые покрытия храмов
и башен. Следом за становящейся все более стройной и высокой фигурой человека
тянутся ввысь и здания. Это, конечно, не столько отражение наблюденных в реаль-
ной русской архитектуре черт, сколько выражение того общего изменения художе-
ственных вкусов, которое проявляется как в архитектуре, так и в живописи.
361
В этом сказывалось рождавшееся в ту пору и закрепленное в гениальных творе-
ниях Андрея Рублева новое, возвышенное представление о прекрасном человеке,
о «стройности» и красоте окружающего его идеализированного мира.
Русские художники не столько переносили в живопись то, что было в жизни,
сколько создавали новые архитектурные образы. Так, еще в миниатюрах Хлудов-
ской псалтыри 1280 г. появляются луковичные главы храмов, которые войдут
в архитектурную практику значительно позднее, а автор архитектурных обрамле-
ний уже приведенных выше миниатюр Онежской псалтыри 1395 г. вводит в их вен-
чание ярусные, фигурные главки «с перехватом», какие зодчие осуществляют лишь
в XVII—XVIII вв. Архитектурная фантазия живописцев шла впереди замыслов
зодчих, и «измечтанное» ими могло принести пользу строителям. Мы знаем, что
позднее, в XVII в., когда возникла потребность в архитектурном чертеже, первыми
«чертежниками» были иконники в8. В эту пору высокого творческого подъема
народных сил развитие монументальной и станковой живописи шло в неразрыв-
ном единении с развитием архитектуры. Великие живописцы Феофан Грек и Андрей
Рублев обладали совершенным пониманием синтеза искусств, взаимосвязи архи-
тектуры и живописи. Созданный Андреем Рублевым иконостас владимирского
Успенского собора являлся грандиозной живописно-архитектурной композицией,
превосходно согласованной с величием прославленного храма. Он достигал вы-
соты 11 м. Иконы главного деисусного ряда высотой 3,14 м образовали процес-
сию исполинских в полтора человеческих роста фигур, чьи изысканные силуэты
четко рисовались на золотом фоне, напоминавшем золотой «воздух» мозаик киев-
ской Софии. Архитектоника рублевского иконостаса прекрасно гармонировала с
пропорциями соборного интерьера, вторила его легкости и высоте. Тем же про-
никновенным пониманием архитектуры примечательна рублевская роспись Успен-
ского собора. «Фрески превосходно связаны с архитектурой: они подчинены плос-
костному ритму стены, они архитектоничны в лучшем смысле этого слова. Легкие,
почти невесомые фигуры как бы заставляют круглиться своды, расступаться стол-
бы, возноситься вверх арки и стены. И эти стройные фигуры немало способст-
вуют тому, что и сама архитектура начинает казаться более стройной и воз-
душной»89.
Все это делает весьма правдоподобным, что художники также могли принимать
участие и в самой разработке архитектурного образа. Так, весьма вероятно пред-
положение П. Н. Максимова, что к замыслу собора Андроникова монастыря
был причастен украсивший его росписью Андрей Рублев. Житие Сергия Радо-
нежского (в редакции Пахомия Логофета) сообщает, что инициатором постройки
был игумен монастыря Александр, ученик Саввы Сторожевского. Следовательно,
архитектурный опыт по постройке собора Саввино-Сторожевского монастыря
был учтен. Но помощником игумена Александра был, кроме того, Андрей
Рублев — «иконописец преизряден, всех превосходящ в мудрости зелие и се-
дины честны имея...». «Сима [т. е. этими двумя монахами] добре строя-
щима обитель... и сотворил совет благ со братиею и... создаста [опять
оба] в обители своей церковь камену зело красну, и подписаниемь чюднымь
[Андрей Рублев] своима рукама украсиша в память отець своих, сия же доныне
362
всеми зрится...»70 Особенности
интерьера собора Троице-Сергие-
ва монастыря — легкий наклон
стен и щековых плоскостей сводов
внутрь, рассчитанный на лучшую
видимость росписи, забота об ее
лучшем освещении, в частности,
необычное число окон в барабане,
освещавших иконостас, окна,
рассчитанные на усиление осве-
щения сводов, — все это также
позволило исследователю пред-
полагать участие Андрея Рубле-
ва в замысле и этой постройки 71.
В ряде архитектурных изоб-
ражений в книжной миниатюре мы
найдем явные следы этого взаимо-
действия зодчества и живописи.
Так, например, в миниатюрах
часослова Кирилла Белозерского
1423 г. и псалтыри 1424 г. Ки-
рилло-Белозерского монастыря
изображена церковь Апостолов
(рис. 177) 72.
В этой условной «постройке»
много черт, связанных с, русской
архитектурой XV в. Ее четверик,
с вынесенной кверху причудливой
трёхлопастной закомарой средне-
го членения и пониженными боковыми, напоминает композицию собора Андрони-
кова монастыря, который начат постройкой на другой, по окончании псалтыри,
год — в 1425 г. Под высоко поднятой средней главой изображено нечто вроде
трифолия. Но самое любопытное это то, что грани четверика наклонены к цент-
ральной оси, как наклонены и лопатки среднего членения фасада. Здание в целом
имеет пирамидальный характер. Это черты реального памятника — собора Тро-
ице-Сергиевой лавры, строившегося в 1422—1423 гг., т. е. непосредственно перед
изготовлением миниатюр. Эти особенности реального здания, заметные и глазом,
в наши дни были точно выявлены его обмерами, но их хорошо заметил и автор
миниатюры.
Возможно, что в разработке замысла Троицкого собора с его сложной града-
цией искусственных ракурсов, так же как и в постройке собора Андроникова
монастыря, соавтором зодчего был живописец.
Нужно сказать, что и сами непосредственные заказчики построек — пред-
ставители княжеского дома и церкви были людьми высокой по тому времени
177. Миниатюра псалтыри 1424 г.
363
культуры,способными с достаточной тонкостью сформулировать условия заказаиоб-
лика здания. Прямых указаний на это у нас нет. Но существенно, например, что
вдова Донского — княгиня Евдокия указала зодчим своего придворного храма
на образец собора Боголюбовского дворца — одного из выдающихся произведе-
ний мастеров XII в. Видимо, она хорошо понимала толк и в живописи. В Степен-
ной книге сохранился облеченный в форму чуда рассказ о том, как княгиня не-
задолго до своей смерти заказала иконописцам образ архангела Михаила для
своей церкви Рождества и трижды заставляла мастеров писать икону заново 73.
Может быть, последней, одобренной княгиней, редакцией иконы и является зна-
менитая икона архангела Михаила с житием (XIV—XV вв.) из Московского
Архангельского собора 74. Следовательно, и замысел постройки мог также об-
суждаться, изменяться или отвергаться на основе рассмотрения модели или живо-
писного изображения здания. Об утонченности культуры княжеских кругов го-
ворит и один драгоценный штрих: на одной из печатей Дмитрия Донского было по-
мещено изображение головы царя Давида с изречением (на основе 101 псалма)
«Все ся минеть», т. е. все пройдет, пройдет и это, все минует 7б. Эта маленькая вещь
необычайно расширяет наше представление о духовном облике выдающегося го-
сударственного деятеля и полководца XIV в., обращающемся к нам своей фило-
софской углубленностью, своим стоицизмом перед лицом государственных и воен-
ных тягот.
8
Большое сходство московских построек конца XIV — начала XV в. с влади-
миро-суздальскими XII—XIII вв. и в техническом отношении, и в использовании
одинаковых деталей позволило исследователю предположить, что «строителями
каменных храмов Москвы и Звенигорода могли быть прежде всего владимирцы,
унаследовавшие определенные художественные и строительные навыки у своих
предков» 7в. Однако, как мы видели, уже в середине XIV в. Москва располагала
столь внушительными кадрами своих, московских, строителей, что, несомненно,
и в XIV—XV вв. зодчество было целиком в руках местных мастеров, которых мож-
но было посылать и в другие города.
Выше мы приводили данные из княжеских договоров, свидетельствующие о
стремлении князей удержать в своих руках кадры горододельцев-«огородников»
и других мастеров.
Теперь можно даже проследить за деятельностью этих зодчих и выявить с бес-
спорностью одну их артель или группу, наиболее квалифицированную и сильную.
Здесь особенно важны два древнейших памятника Московского кремля — церкви
Благовещения и Рождества. При всем их типологическом различии они тесно свя-
заны между собой общностью технических и архитектурных приемов. Очень близ-
ка свободная манера их кладки, в особенности исполнение перекрытий небольших
проемов и внутристенных ниш. Тождественны продолговатые капители их лопаток
с резными остролистами и отношение ширины лопатки к толщине стены (1 : 2);
сходен прием оформления углов фаской в четверть окружности, ясно проявившийся
в церкви Рождества и меньше — в благовещенском подклете. Если бы оба здания
364
уцелели полностью, этих черт сходства можно было бы назвать, вероятно, зна-
чительно больше. Но и те, которые мы можем учесть сейчас, позволяют говорить,
что оба храма были делом одной группы московских мастеров белокаменной
кладки.
Церковь Рождества, как мы не раз отмечали, имеет много общих черт с Ус-
пенским собором в Звенигороде и в технике кладки, и в архитектурных деталях.
К последним относятся сходство цокольных профилей и форм порталов, примене-
ние развившихся в своеобразные гребни грифов на их базах, капители лопаток с
резьбой в виде остролистов, многолопастные ниши в интерьере, наконец, оформле-
ние круглых оконцев восьми- или шестилепестковой розеткой, килевидное обрам-
ление окон Звенигородского собора врезанным валиком, сходное с обрамлением
княжеского места в юго-западной колонне церкви Рождества, и др. Эти черты сход-
ства показывают, что совершенство архитектурных форм Звенигородского собора
было итогом предшествующего опыта, накопленного в 80—90-х годах XIV в. Мож-
но также с уверенностью говорить, что оба памятника строились одним масте-
ром, или, точнее,— одной строительной корпорацией; хронологически они и сле-
дуют один за другим.
Между кремлевскими постройками и Звенигородским собором стоят храмы
Можайска, отнесенные нами ко второй половине 90-х годов XIV в. При всей фраг-
ментарности их остатков мы имеем достаточные основания для отнесения их к
работе той же строительной дружины. Об этом говорят в особенности архитектур-
ные детали Никольского собора, близкие деталям кремлевских зданий и Звени-
городского собора.
Можно предположительно говорить и о предшествующей деятельности этой
артели зодчих. Сходство архитектурных деталей коломенского Успенского со-
бора, изяществом которого восхищался тонкий ценитель архитектуры Павел Алепп-
ский, с Звенигородским собором, также пленяющим тонкостью и вкусом своей от-
делки, позволяет думать, что интересующая нас артель мастеров была старой,
многоопытной корпорацией, работавшей еще в 70—80-х годах, чем и определяются
высокое качество ее построек и ясность их архитектурной концепции. Звенигород-
ский собор был, по-видимому, последней работой артели; в этом смысле его мож-
но сравнить с Покровом на Нерли, последним и наиболее совершенным творением
зодчих князя Андрея.
Последующие памятники московского зодчества принадлежат либо другой
артели, либо, вероятнее, той же дружине, но сильно изменившей свой состав.
Возможно, из нее выбыли или ушли на покой ведущие мастера (или мастер), а ар-
тель пополнялась новыми, менее опытными строителями. Вспомним, что троиц-
кий игумен Никон для постройки собора «собирает отвсюду зодчиа
и каменосечца мудры...». В их постройках применяются те же мотивы и детали.
Так, собор Саввина монастыря перекликается, например, с Никольским собором
в Можайске; у него такой же профиль цоколя, его лопатки тоже расширяются над
поясом, а капители лопаток, лишенные резьбы, также вытянуты, образуя как бы
отрезки карниза. Также можно думать, что примечательные особенности Троиц-
кого собора — система «оптических поправок», осуществляемая путем свободного
365
начертания овоидальных арок, отклонения от вертикали плоскостей стен и линий
лопаток, сужения столбов и т. п., словом, свободным отношением к частям здания,
как бы его пластической «лепкой»,— развились не без воздействия архитектуры
кремлевской церкви Рождества, где это пластическое начало было выражено с
большой смелостью и великолепным мастерством. Тем не менее памятники XV в.
существенно отличаются и в техническом отношении (они менее совершенны),
и в смысле законченности архитектурного построения. Впрочем, особенности по-
следнего были во многом связаны-с иным назначением построек, о чем мы говори-
ли выше,— это не дворцовые или городские храмы, но монастырские соборы-усы-
пальницы.
Мастера XV в. в своих исканиях используют и развивают в меру способностей
не только смелый опыт своих непосредственных предшественников, но вновь и вновь
обращаются к принципам древности, что сказывается в попытках связать новую
композицию со старой системой зависимости внешней обработки здания от его кон-
струкции. Они проявились в соборах Саввина и, главным образом, Андроникова
монастырей. В последнем памятнике это сочетание нового и старого получило
особенно четкое и законченное, совершенное выражение, свободное от противоречий
соборов Саввина и Троицкого монастырей 77. Стоящая несколько особняком цер-
ковь в Каменском, отличная от остальных памятников и по своему типу, и по тех-
нике кладки, возможно, была построена группой второразрядных строителей,
выделенных из основной корпорации для сооружения маленькой церковки в да-
лекой вотчине Троице-Сергиева монастыря.
Таким образом, московское зодчество XIV—XV вв., прочно опиравшееся на
владимирские традиции и опыт строительства XIV в., теснейшим образом связан-
ное со всем ходом истории и развития культуры русского народа и их передовыми
течениями, находившееся в руках своих, русских опытных мастеров,— уверен-
но шло по пути накопления и развития своих национальных черт.
9
Развитию национальных особенностей русской культуры и зодчества, в част-
ности, способствовали существенные перемены в отношениях с Византией. Она
быстро слабела; турецкие завоевания на Балканах свели территорию империи поч-
ти к границам самого Константинополя. Ее церковный авторитет падал, так что
и Дмитрий Донской, и Василий Дмитриевич открыто выражали свое пренебреже-
ние к нему, которое историк русской церкви назвал даже «греконенавидением» 78.
Московское правительство вело завещанную еще Ярославом Мудрым и Андреем
Боголюбским борьбу за освобождение русской церкви от византийской опеки,
за ее национализацию. Эта цель была достигнута: начиная с избрания собором
русских епископов в митрополиты русского монаха Ионы (1448), русская церковь
приобретала самостоятельность.
Это существенное обстоятельство, разрушавшее многовековые отношения,
оживляло и освобождало творческую мысль, повышало авторитет русской тра-
366
диции и в какой-то мере поощряло «самомышление» в искусстве. Символической
фигурой этой поры национального подъема является великий художник Андрей
Рублев, в творчестве которого византийское наследие почти целиком растворяется,
а обилие самобытных черт переходит в новое качество русского национального
искусства 79.
Вместе с тем обстановка заката Византии и установления тяжкого турецкого
ига на Балканах способствовала усилению давних и постоянных связей Руси с юго-
славянскими землями, сыгравших немалую роль в истории культуры братских
народов 80. Увеличился и приток на Русь юго-славянских выходцев. Крупнейши-
ми из них были поставленный в русские митрополиты болгарин Киприан и духов-
ный писатель Пахомий Серб; из области, близкой к зодчеству, летописи сохранили
лишь имя сербского монаха Лазаря, поставившего в 1404 г. удивившие москвичей
башенные часы у княжеского двора за церковью Благовещения 81. Возможно, что
Лазарь-сербин был не одинок, и через этих балканских выходцев русские мастера
могли ближе узнать об искусстве и архитектуре братских славянских народов
Балкан.
До недавнего времени считалось, что этому контакту русское зодчество XIV —
XV вв. и было обязано одним из своих наиболее интересных достижений — по-
явлением ярусной композиции верха храма со ступенчато-повышенными арками
в интерьере, которые сопоставляли с подобными же особенностями знаменитого
памятника косовско-метохийской группы сербского зодчества — церкви в Грача-
нице (1320-е годы). К этому добавлялось сходство многих деталей московской ар-
хитектуры XV в. с сербской и готической архитектурой: пучковые заостренные пи-
лястры и высокие окна апсиды Звенигородского собора, «дыньки» порталов, ки-
левидные и многолопастные завершения проемов, многолепестковые обрамления
круглых оконцев и, наконец, тройные резные пояса храмовых фасадов. Все эти
наблюдения вели к выводу о «волне западных влияний», якобы хлынувшей на
Русь через контакт с сербскими зодчими 82. Теперь к этому кругу сопоставлений
можно было бы добавить новые памятники — бесстолпный храм Благовещения
в Московском кремлей, в особенности, церковь Николы в селе Каменском с ее врос-
шими в углы стен пилонами и прямолинейной кровлей, близко напоминающую сход-
ное решение ряда балканских храмов, построенных по схеме «вписанного креста
сжатого типа» 83.
Теперь следует пересмотреть изложенную концепцию, исходившую из господ-
ствовавщей в прошлом «теории влияний» и наличных — тогда весьма неполных
и ограниченных — представлений о владимиро-суздальском и особенно о ранне-
московском зодчестве XIV—XV вв.
После установления первоначального облика Пятницкой церкви в Черни-
гове, созданной на рубеже XIII в. русским зодчим Петром Милонегом, с ее
ярусным верхом и конструкцией ступенчато-повышенных арок 84, развивающими
идеи, заложенные в XII в. в соборе Спасо-Евфросиниева монастыря в Полоцке
мастера Иоанна и первоначальном Троицком соборе Пскова,— стали совер-
шенно ясны глубокие национальные корни архитектурных «новшеств» в хра-
мах Москвы XIV—XV вв.86 Последние гораздо органичнее примыкают к своим
367
древнерусским предшественникам, нежели к Грачаницкой церкви. Существенно,
что и самый строй московской архитектуры XIV—XV вв., с ее тонкими прие-
мами соотношения конструкции и членений, системой оптических поправок
и пр., также органически связан с предшествующим развитием русского зодчества.
Черниговский памятник, конечно, не ставит вопроса об обратном «влиянии»
русской архитектуры на сербскую, но входит одним из важнейших объектов в иную,
более правомерную тему —об общности путей развития архитек-
туры у славянских народов 86. Эта общность связана в первую очередь со сходст-
вом исторических условий (обстановка роста политического могущества Болга-
рии в XIV в., особенно при царе Иоанне-Александре, подъем сил Сербского ко-
ролевства, усиление Московского княжества, определяющее образование Рус-
ского централизованного государства), но и, видимо, с кровным этническим род-
ством братских народов 87. Действительно, в развитии болгарской и сербской
архитектуры XIV—XV вв. много общего с русской. В Болгарии мы видим стремле-
ние преодолеть статичность храмового здания подъемом сводов архитектурного
креста и выносом барабана на выступающем кверху четверике, что усиливало ди-
намику и живописность композиции. В Сербии, при сравнительно небольших раз-
мерах зданий, стремятся придать им подчеркнутую монументальность путем
разработки ступенчатой ярусности масс, приобретающих порой башенный харак-
тер, поисков облегченных пропорций частей здания и подчеркивания вертикаль-
ных элементов 88.
Точно так же едва ли есть необходимость связывать московские бесстолпные
храмы с их балканскими аналогами, так как тип бесстолпного храма был изве-
стен русскому зодчеству еще в домонгольское время 88. Знало его и владимир-
ское зодчество. Храм Воздвиженья на Торгу во Владимире 1218 г. почему-то
привлек позднее внимание московского правительства, поручившего его реставра-
цию В. Д. Ермолину, который обновлял и церковь на Золотых воротах Владими-
ра, и собор в Юрьеве-Польском, бывший образцом кремлевского Успенского
собора Калиты. По своей сущности конструкция церкви в Каменском может быть
рассматриваема как «сокращенный вариант» обычного четырёхстолпного крестово-
купольного храма, из которого вырезана подкупольная часть со столбами и
подкупольными арками, а проемы между столбами закрыты простенками 90.
Видимо, несколько особое место в рассмотрении проблемы русско-балканских
связей в архитектуре должен был бы занять можайский Никольский собор. Но об
его первоначальном облике можно судить лишь с большой осторожностью. Если при-
нять наши соображения о чертах сходства конструкции его венчающих частей с
храмом в Дечанах и о применении резного декора в убранстве его интерьера, то
здесь, видимо, можно говорить о каких-то более значительных контактах москов-
ского зодчества с опытом романо-готической архитектуры. Вспомним, что Мо-
жайск был пограничным городом на западном рубеже княжества.
Что касается архитектурных деталей московских памятников XV в., относимых
к числу показателей «волны» западных готических влияний, то большинство из
них теперь утеряло свою доказательность. Мы уже говорили о восходящих к вла-
димирскому наследию килевидных формах архивольтов порталов и проемов (и их
368
178. Кресало и клеймо на серебряном слитке (из раскопок в Зарядъе
в Москве).
усложненной «новгородской» многолопастной форме) и идущих от Суздальского
собора бусинах косяков порталов. Угловые пучки пилястр с заостренной угловой
колонкой уже М. В. Красовский оценивал как «вариацию суздальских форм, вы-
званную фантазией зодчего», и отказывался видеть в этой детали результат «какого-
нибудь влияния извне» 91. В справедливости заключения старого ученого убеждает
появление еще в Юрьевском соборе «готической» профилировки портала входа
в усыпальницу (см. рис. 46). Что касается оконных розеток, то едва ли появление
и этого мотива следует объяснять заимствованием. Подобную розетку-звездочку
ввели в убор фасада новгородские строители церкви Спаса на Ильине улице на-
ряду с круглыми нишками. Мотив розетки широко бытовал в Москве XIV—XV вв.,
где он очень полюбился. Им украшали бытовые вещи, например, железные креса-
ла XIV—XV вв.;этим значком метили в ту же пору серебряные слитки — розет-
ка была своего рода государственным клеймом (рис. 178) 92. Окна апсид Звениго-
родского собора в сущности никак не могут заслужить определения «готических» —
вытянутость их пропорций органически связана со всем строем здания, подчер-
кивающим его легкость и устремленность ввысь.
Относительно орнаментальных поясов на фасадах храмов XIV—XV вв. и
их генетической связи с поздними памятниками владимиро-суздальской архитек-
туры и народным деревяннььм зодчеством мы уже говорили. Сходство их орнамен-
тальных мотивов с сербской декоративной резьбой по камню очень невелико. Схо-
ден лишь узор из ритмически сплетенных стеблями цветов (лилий), известный нам
уже по резьбе из церкви Спаса на Бору (см. рис. 84), Никольского собора
24 н. п. Воронин, т. П
369
Можайска (см. рис. 124,125) и Троице-Сергиева монастыря (см. рис. 156). Он широко
распространен в средневековой архитектуре 93, но ближе всего напоминает анало-
гичный мотив в ряде сербских храмов XIV—XV вв.94 При этом следует подчерк-
нуть, что, в отличие от сербской архитектуры с ее несколько пестрой и измельчен-
ной декоративностью, в особенности развитой моравской школой зодчих (в по-
стройках которой и встречается данный орнаментальный мотив), московское
зодчество сохранило принципиально иное, — более строгое и сдержанное, — отно-
шение к архитектурному декору. В этом смысле путь архитектурного искус-
ства Москвы отличен от пути московской литературы, которая проявила больший
интерес к созданному сербскими писателями панегирическому украшенному сти-
лю, помпезная пышность которого пришлась по вкусу правящим верхам Москвы,
где складывалась идеология единодержавной власти 95.
Все сказанное позволяет заключить, что нет никаких оснований говорить
о «волне» сербско-готических «влияний» в русском зодчестве XIV—XV вв., разви-
вавшемся на прочной основе своих, русских традиций и шедшем своим, своеобраз-
ным путем 9в. Вспомним здесь его оценку старым ученым Ф. Горностаевым, кото-
рый мыслил почти всю историю русской архитектуры как историю смены «влияний».
Даже этот исследователь писал о московском зодчестве XIV—XV вв. так: «Его
самостоятельность очевидна, и вся она вытекает из своеобразного понимания
и своеобразной трактовки архитектурных декоративных форм. Это уже не грече-
ское искусство и не романское, а вдохновенно претворенное русское понимание
монументальных храмовых форм» 97. И, если в строительстве этой поры и участво-
вали непосредственно пришлые балканские мастера, то их творчество было власт-
но подчинено русским идейным и художественным задачам. Москва — носитель-
ница больших передовых идей государственного объединения страны — строила
свое искусство во всеоружии накопленного русского опыта.
СТРОИТЕЛЬСТВО
В ТВЕРСКОМ
КНЯЖЕСТВЕ
КОНЦА XIV
ПЕРВОЙ половины
XV ВЕКОВ
XXVI
СТРОИТЕЛЬСТВО В СТАРИЦЕ
1
Остатки древнейших памятников тверского зодчества рубежа XIV—XV вв.
сохранились не в самой Твери, а во втором по значению городе — Ста-
рице, важном опорном пункте Тверского княжества на западе.
Старицкое городище (рис. 179) занимает высокий, вытянутый с севера на юг,
остроугольный мыс при впадении в Волгу речки Верхней Старицы, поднимающийся
над уровнем воды до 42 м и обрывающийся к рекам очень крутыми (до 45—50 )
неприступными склонами (рис. 180). Крепость здесь возникла еще в конце XIII в.,
когда в 1297 г. был срублен «новый городок на Волге» или «городок к Зубцову» *.
Запись 1366 г. о том, что князь Михаил Александрович «нарядил городок новый
на Волге» 2, следует, видимо, понимать как усиление его укреплений, связанное
с усобицей с князем Василием, приводившим в 1367 г. к Старице московские вой-
ска3. Вспомним также, что в 1366 г. началась подготовка к строительству каменно-
го кремля Москвы. Укрепления Старицы 1366 г. выделяют первую северную ячей-
ку крепости, площадью 51 850 кв. м, ограниченную с напольной стороны валом
и рвом протяжением 178 м. Вал шириной по гребню 4,5 м и вышиной 6,5 м был сло-
жен из глины, вынутой из опоясывающего вал рва глубиной около 7 м 4. При-
мерно по середине западного склона городища к Старице сохранился след тайника
в виде заплывшей землей ложбины, выводившего к воде5.
Городок был и значительным торгово-ремесленным центром, о чем говорят
многочисленные монетные и вещевые находки на городище в.
Торг в Старице упоминается в связи с пожаром 1395 г., когда погорела и цер-
ковь Михаила 7.
Видимо, для защиты выросшего под стенами крепости посада князь Михаил
в 1391 г. «прибавил новаго городка на Волзе с приступа и ров около копали» 8.
Новый, защищенный валом и рвом участок города превосходил первоначальный
более чем втрое; его площадь составляла 160 000 кв. м. Вал 1391 г. имел длину
около 350 м и высоту 8 м. Его опоясывал ров шириной 21 м и глубиной 7 м*.
По верхней площадке вала шла рубленая стена10.
Примечания к главе XXVI см. стр. 531—533.
373
179. Старицкое городище. План.
В целом к концу XIV в. Старица стала внушительным оборонительным соору-
жением, закреплявшим тверское господство на Верхней Волге. С сооружением
укреплений посада северная мысовая часть города стала играть роль его кремля
или детинца, в котором и сосредоточивается каменное строительство.
На другой год после пожара 1395 г., когда погорела церковь Михаила-архан-
гела, князь Михаил Александрович закладывает здесь каменный Архангельский
374
ISO. Старицкое городище. Западный склон.
собор. Источники разноречат в датировке этой постройки. В ряде летописей
сообщается лишь об ее окончании в 1398 или 1399 г.11 Софийская II летопись гово-
рит об ее «создании» уже под 1386 г.12 Видимо, этот год следует считать годом за-
кладки храма, а 1398 г.— временем его «совершения». В постройке собора участво-
вал и сын князя Михаила — Иван Михайлович, получивший Старицу в 1399 г.
по завещанию отца 13. В 1406 г. начались работы по росписи храма, закончен-
ные летом 1407 г.14
В 1404 (или 1403) г. князем Иваном была построена вторая каменная церковь
Николы: «В весне почата, а в осенине кончана и священа ноября в 13»15. Вероятно,
церковь Николы была также расписана одновременно с собором в 1406—1407 гг.
Судя по срокам работ, церковь Михаила, строившаяся с 1396 по 1398 г.,
была большим собором, а церковь Николы — маленькой постройкой.
375
Старицкий кремль, видимо, стал собственной резиденцией князя Ивана Ми-
хайловича, в связи с чем и велось здесь строительство каменных храмов. Около них
был, несомненно, и княжеский двор, где в 1405 г. умерла жена князя Ивана —
Мария 1в.
Можно полагать, Что эти здания возобновлялись при Иване IV, когда Старица,
отнятая у старицких князей, входит в состав опричнины. В 1558—1561 гг. царь
строит здесь, по соседству с древними храмами, знаменитый шатровый Бори-
соглебский собор 17. По словам Г. Штадена, «здесь, в Старице, великий князь
хотел отстроиться как в Александровой слободе» 18. Во время Ливонской войны
в Старице была царская ставка, где в 1580 г. Грозный принимал папского посла
А. Поссевина 1в.
Прекрасно расположенный на крутом мысу берега с группой храмов XIV —
XVI вв., подходивших близко к волжскому обрыву, с его могучими валами и баш-
нями,— город был очень красив и производил сильное впечатление, его называли
«высоким городком Старицей» 20.
По-видимому, древние старицкие храмы были разрушены при захвате Старицы
в 1609 г. литовскими войсками. «История о первом патриархе Иове» сообщает, что
захватчики «пожгоша соборную церковь во имя архангела Михаила и протчие со-
борные же церкви каменные, во имя Николая чудотворца и святых мученик
Бориса и Глеба разориша и в них множество людей посекоша» 21. Писцовая книга
1686 г. сообщает, что «была церковь... Николы каменая, и та церковь завалилась
во 185 [1677] году», а от собора Михаила оставалось лишь безымянное «место цер-
ковное пустое» 22. Опись Старицы 1695 г. не упоминает уже и церкви Николы.
2
Руины построек XIV—XVI вв. лежали под землей до 1903 г., когда, в связи
с устройством областного археологического съезда в Твери, местные любители древ-
ностей И. П. Крылов и А. П. Шебякин произвели весьма широкие и варварские
раскопки, вскрыв Борисоглебский собор, собор архангела Михаила, церковь Ни-
колы и большую палату к западу от них, а в северном направлении — «неопре-
деленное небольшое квадратное сооружение» 23. Единственным графическим доку-
ментом раскопок 1903 г. является общий план открытых зданий, снятый земле-
мером Л. Петровым, дающий хорошее представление об их расположении. Мы рас-
полагаем лишь его репродукцией в изданиях И. П. Крылова — очень мелкого
масштаба (рис. 181).
Дополнительный материал дают фотографии, приложенные к отчету о
раскопках. О методике раскопок говорить не приходится; очень невысо-
ки были и исторические познания авторов о раскопанных ими памятниках. Они
даже не подозревали о наличии летописных сведений о строительстве в Старице
XIV—XV вв. Открытый ими Архангельский собор И. П. Крылов считал «дворцом»
князейСтарицких или Ивана Грозного, а А. П. Шебякин — храмом XVI в. На да-
тировку собора XVI в. повлияла находка на его стенах остатков фресок, изобра-
376
181. Архангельский собор и церковь Николы- в Старице
(по чертежу 1903 г. Увеличен).
жавших завесы с «загадочными надписями» (рис. 182), в которых видели сходство
с грузинским шрифтом «хуцури». В связи с этим относили роспись, а с ней и собор,
ко времени супружества Грозного с Марией Темрюковной, видя в Старице отраже-
ние «кавказских связей» этой поры 24. Только А. Н. Вершинский догадывался
о подлинном значении и древности собора 25. В новейшее время мнение о принад-
лежности Архангельского собора XVI в. было повторено Н. И. Бруновым 2в.
При всем несовершенстве раскопок 1903 г. сведения о них представляют для
нас большую ценность, так как тогда руины были в несравненно лучшей сохран-
ности.
Оставленные открытыми, они разбирались местными жителями на мате-
риал, и, таким образом, исчезли не только детали, но и целые части зданий.
Новый ущерб нанесли памятникам годы Великой Отечественной войны, когда вслед-
ствие различных разрытий особенно пострадал Архангельский собор. Поэтому
наши раскопки старицких руин в 1949 г.27 вскрыли лишь их остатки, которые, од-
нако, не дают ответа на многие существенные для оценки памятников вопросы.
Для характеристики степени разрушения руин Архангельского собора кратко
опишем их состояние к 1949 г. (рис. 183). Площадь и контуры памятника отчетливо
определялись валами земли от раскопок 1903 г. и грудами выломанного камня
и щебня. На месте южной, уже сильно разрушенной до 1903 г., апсиды был глубокий
котлован; видимо, здесь и была произведена в 1903 г. выемка грунта на глубину до
2 сажен, позволившая установить, что стены апсиды «хорошо сохранились и углу-
бились вниз до 6 ар.»28. Как можно судить по фотографии 1903 г. (рис. 184), здесь
еще сохранялся профиль цоколя. Во время Великой Отечественной войны этот кот-
лован был использован и связан ходом с блиндажом прямоугольной формы,
377
182. Архангельский собор в Старице. Остатки фресок.
занимавшим пространство между средней апсидой и восточными столбами; стенки
блиндажа были обложены выломанным из руин камнем; на одном камне сохра-
нился фрагмент фрески голубоватого тона. По линии южной стены шла глубокая
траншея раскопок 1903 г.2в, а посередине нее — большая насыпь с воронкой в цент-
ре, видимо,— остаток дзота. Кладка стены северо-западной части собора была,
по-видимому, вскоре после раскопок 1903 г. выбрана, и здесь оказался значитель-
ный котлован, использованный во время войны под блиндаж; котлован был расчи-
щен и его стенки забраны кусками камня из руин старицких зданий, так же как
в блиндаже в алтарной части.
Таково было состояние памятника в 1949 г.
Так как руины вскрывались в 1903 г. и прикрывавшие их напластования были
нарушены, работы 1949 г. свелись к их расчистке от слоя перерытой земли и щебня.
Весьма существенно, что в его составе совершенно отсутствуют обломки кирпича —
щебень исключительно белокаменный. Вместе с ним встречались обломки поливных
плиток, о которых скажем ниже, и многочисленные обломки штукатурки с фрес-
ковой росписью — пепельно-серого, серо-синего, розовато-коричневого, беловато-
охристого, оливкового, светло-фиолетового, черно-серого и желтого тонов. Кроме
того, было найдено 7 камней с более крупными фрагментами росписи тех же тонов;
один из них, может быть, от фигуры святителя (сохранился рисунок складок
одежды).
378
Остановимся подробнее на
сохранившихся частях здания
(рис. 185).
Алтарная часть сохрани-
лась лучше всего. Уцелели два
ряда стенной кладки алтаря и
жертвенника; апсида диакони-
ка разрушена. Наружный кон-
тур средней апсиды имеет не-
правильное, смятое очертание.
В помещение алтаря выходят
два квадратных восточных
столба, включенные в белока-
менную алтарную преграду.
Внутри алтарной части грунт
полностью перерыт; в нем об-
наружены лишь обломки квад-
ратных майоликовых плиток
из светлой глины с желто-зе-
леной поливой, от первоначаль-
ного пола собора. Раскопки
1903 г. открыли в средней апси-
де остатки четырёхколонного
кивория над престолом (см.
рис. 181): на расстоянии в V/г
аршина от алтарной преграды
«найдены 4 небольших колон-
183. Архангельский собор в Старице.
Схема раскопок 1949 г.
ны», образовавших квадрат
2x2 аршина; между восточ-
ными колоннами была стенка 30. В апсиде жертвенника был ряд беспорядочно
лежавших плит, видимо, являвшихся, как и в алтаре, остатками тех белока-
менных «возвышенных мест», которые еще сохранялись в 1903 г. В жертвен-
нике — это ритуальный стол, в алтаре, возможно,—седалище; каменный стол был
и в диаконике.
Алтарная преграда шириной 0,8—0,85 м покоится на более широком (1,4 м)
белокаменном основании, которое выступает к западу на 0,55 м. Остатки кладки
преграды и теперь несколько возвышаются над ее основанием (рис. 186). Преграда
выложена заподлицо с западными гранями столбов. Перед северо-восточным стол-
бом уцелели поставленные на известковом растворе отдельные камни какого-то
архитектурного членения преграды. Следы трех проходов в алтарь очень нечетки.
Наиболее ясен проем «царских врат» шириной 1 м\ проход в жертвенник шириной
0,8 м, видимо, примыкал к столбу, проход в диаконик следует представлять сим-
метричным. Южный конец преграды разрушен, и ее кладка выбрана. Здесь были
найдены два обломка фуста белокаменной колонки длиной 0,4 и 0,1 м, диаметром
379
184. Архангельский собор в Старице. Деталь апсиды.
0,19 м, и обломок круглой белокаменной базы диаметром около 0,4 м с мелко и су-
хо тесанным аттическим профилем. Возможно, что эти детали относились к самой
преграде, но вероятнее считать их обломками колонн кивория.
На площадке перед преградой сохранились остатки двух разновременных пли-
точных полов. От более раннего уцелели три майоликовых плитки, посаженных на
извести прямо на белокаменное основ-ание преграды (см. рис. 186). Плитки —
квадратные, двух размеров — 12,5 х 12,5 см и 10,5 X 10,5 см, при толщине
2,5 см. На тыльной стороне — квадратное углубление в 1 см (рис. 187). Плитки
большего размера имеют незначительный скос граней книзу; у малых скоса нет.
Полива светлая, желтовато-зеленая. Здесь же над кладкой простенка
преграды сохранилось несколько толстых ромбовидных неполивных плиток
второго пола (XVI в.; о нем—ниже), лежавшего на 18 см выше первого и уложен-
380
185. Архангельский собор в Старице. План (по раскопкам 1949 г.).
ного на слое красной глины. Таким образом, перед настилом этого пола преграда
была разобрана. Внутри помещения для молящихся сохранились два квадратных
западных столба, поставленных симметрично восточным.
В южном нефе был расчищен пол из ромбообразных глиняных плиток (рис. 188).
Они имеют сторону 18—19 ел, поперечник — 20 ел, длину — 30 ел и толщину —
381
186. Архангельский собор в Старице. Детали алтарной преграды.
4,5 см. На тыльной стороне — ромбическое же углубление в 1 см с выпуклым звездо-
образным знаком для лучшего сцепления с основой. Знаки имеют пять разновид-
ностей, отвечающих пяти станкам, в которых формовались плитки (рис. 189).
Они не имеют поливы, но обожжены с расчетом на определенный цвет: серовато-
черный, кирпично-красный и охристо-желтый. Плитки одного тона выкладывались
по диагонали к поперечной оси здания, образуя очень нарядный трёхцветный пол.
Существенно, что и здесь он лежит в том же уровне, что и остатки его, перекрыва-
ющие алтарную преграду. Пол прогнулся по направлению к южной стене. Он но-
сит следы ударов падавших при разрушении храма сводов и камней — местами
есть выбоины, местами плитки резко вдавлены в глиняную подстилку под ними.
К северо-западу от южного столба пол разрушен вовсе — плитки поколоты и частью
лежат лицом вниз.
При расчистке остатков пола у западной стены удалось проследить его отно-
шение к первоначальному: под слоем красной глины, в который уложены ромбо-
видные плитки, прослеживаются сильно исколотые белокаменные плиты первона-
чального пола.
Пол был в уровне основания алтарной преграды.
Северная стена сохранилась лучше остальных. На северо-восточном углу
уцелело основание угловой лопатки (рис. 190, а), сложенное из прекрасно тесан-
ного камня, но не перевязанного со стеной,— шов его кладки не совпадает со швом
кладки стены по высоте на 0,16 м. Выше, может быть, и была' перевязь. Это осно-
вание выступает от плоскости стены на 0,97 м и имеет длину 1,39 м. Видимо, в 1903 г.
стена сохранялась выше, так как на плане собора отмечены еще две лопатки,
проем входа и лестничная площадка перед ним. Теперь ничего этого не сохранилось;
на месте крыльца — груда щебня от его разборки, а западная часть стены выбрана
382
на глубину 1,85 ле. Ее толщина в восточной ча-
сти — 2,2 ле; она сохранила всего один ряд кладки.
Снаружи сделана отмостка из белокаменных
плит на извести (см. рис. 185), имеющая против
торца алтарной преграды характер как бы пло-
щадки (2х 2,8 ле).
Точно так же выбрана северная половина за-
падной стены, сохранившейся лишь в южной час-
ти. Западное крыльцо разобрано. Стена несколько
толще северной (2,4 ле). Снаружи, против южного
столба, уцелело основание лопатки, почти оди-
наковое с северо-восточным: 0,95 X 1,5 м
(рис. 190, б). Его кладка сделана также впритык.
Южный конец стены разобран.
Южная стена еще в 1903 г. «оказалась почти
совершенно разрушенной, особенно ее середина,
а в той части, которая примыкает к восточной
стене у полукружия, уцелел только один фунда-
мент» 81. Действительно, как показали контроль-
ные разрезы, стена была полностью выбрана.
Таковы сохранившиеся части Архангельского
собора. Он сложен в технике полубутовой кладки.
Камень хорошо тесан, но разномерен. Разные по
длине (от 20 до 54 см) блоки различны и по вы-
соте (16, 20, 22, 28, 30,38, 42 еле), и по глубине
(20—47 см). В связи с этим камень при укладке
подтесывался или подрубался. Внутренняя по-
лость стены забучена обломками известняка и
мелкого булыжника.
Сделанный в северной части западной стеьы
шурф показал, что фундамент заложен на очень
большой глубине (ниже уровня пола на 2,7 м). Это
было, видимо, связано с тем, что храм строился на бугре, возвышавшемся над окру-
жающей площадью примерно на 2 ле, и строители закладывали фундамент ниже
подошвы холма. Так же глубоко, как говорилось, шел фундамент южной апсиды.
При этом фундамент не отличался по своей кладке от стены —он был также сложен
в полубутовой технике с лицевыми стенками из тесаного камня; только блоки камня
здесь были мощнее, равно как и забутка состояла из крупных рваных плит известня-
ка с небольшой добавкой булыжника 32. Известь местами еще не затвердела и пред-
ставляла сметанообразную массу 33.
В разрушенных частях южной и западной стен, где фундамент был глубоко
выбран (после раскопок 1903 г.), удалось проследить любопытную техническую под-
робность — обкладку фундамента с наружной стороны «рубашкой» в один ряд грубо
обработанного камня, слабо пролитого раствором (см. рис. 185).
187. Архангельский собор
в Старице. Майоликовые
плитки.
383
188. Архангельский собор в Старице. Деталь пола.
189. Архангельский собор в Старице. Тыльные стороны ромбообразных плиток.
190. Архангельский собор в Старице.
а — лопатка северо-восточного угла-, 6 — лопатка западной стены.
Каковы были причины этого укрепления и без того очень мощного фундамен-
та, — сказать трудно 34.
Интересно, что в качестве строительного материала при постройке Архангель-
ского собора был использован камень какого-то более раннего и украшенного росписью
здания. Так, в забутку северной стены жертвенника пущен камень дугообразной фор-
мы (может быть, от апсиды?); в кладке стен есть камни с подтесками и врубками, не-
нужными в данных местах кладки. В основание лопатки западной стены положены
стенные камни, сохранившие кусочки росписи. Мелкие обломки фресок встречены
в забутке фундамента западной стены. Предполагать, что собор перестраивался
в XVI в.,— у нас нет данных. Здания, возведенные здесь в это время,— Борисо-
глебский собор и квадратная палата к западу от Архангельского собора — строились
из камня и кирпича 35. Никаких следов кирпича при раскопках Архангельского собо-
ра не встречено. Однако он обновлялся в XVI в., когда была сломана алтарная
преграда и над старыми полами — майоликовым в алтаре и плитяным в храме—был
настлан новый пол из ромбовидных плиток, такой же, как и в Борисоглебском
соборе 1558-1561 гг.зв
Формы Архангельского собора, как увидим ниже, находят себе параллели
в архитектуре первой половины XV в. Остается предположить, что в Старице до по-
стройки в 1396—1398 гг. Архангельского собора был более ранний камен-
ный храм; может быть, это и была одноименная церковь Михаила-архангела,
«погоревшая» в пожар 1395 г. и разобранная для постройки новой. И. П. Крылов
сообщает, что после раскопок 1903 г. «по всему городищу осталось до десятка
фундаментов от построек и один из них — центральный — имеет большие
26 H. H. Воронин, т. II
385
размеры» 37. Возможно, что среди этих руин последующие исследования и откроют
остатки храма Михаила XIV в.
Теперь соединим данные раскопок 1903 и 1949 гг., чтобы восстановить облик
Архангельского собора (см. рис. 185). Это трёхапсидный четырёхстолпный храм
с рядом своеобразных особенностей композиции плана, а с ними, очевидно, и объема
здания. Широкая расстановка мощных квадратных столбов определяет господство
центрального подкупольного пространства и узость боковых нефов, которые, по су-
ществу, не ощущаются как нефы. Внутренних лопаток, отвечающих столбам, нет.
Пара восточных столбов слита с алтарной преградой с тремя проходами, выделяю-
щей огромную алтарную часть, которая занимает почти половину всей площади хра-
ма. Алтарная преграда, при ее небольшой толщине, была, видимо, невысокой, так
что она не изолировала пространство алтаря, которое сливалось с остальным поме-
щением храма. В алтаре над престолом был киворий на четырех белокаменных колон-
нах. Здесь, как и перед преградой, пол был выстлан майоликовыми зелеными плит-
ками, тогда как в помещении для молящихся он был сделан из белокаменных плит.
Стены храма украшала роспись, исполненная в мягкой цветовой гамме без чистых
и ярких тонов.
Упомянутые выше шрифтовидные узоры на полотенцах в нижнем ярусе росписи,
послужившие опорой для фантастических домыслов о «кавказских связях» тверского
искусства, возможно, говорят совсем о другом. Сходный шрифтовидный орнамент
обрамляет средник житийной иконы Николы ростово-суздальской школы конца
XIV в.38; им же украшены подолы плащей архангелов из деисусного ряда иконо-
стаса владимирского Успенского собора, созданного в 1408 г. Андреем Рублевым и
Даниилом Черным 39. По-видимому, и роспись старицкого Архангельского собора
1406—1407 гг. была тесно связана с искусством Москвы рубежа XIV—XV вв.;
не входила ли она в круг работ А. Рублева?
Собор стоял на холме и имел профилированный цоколь с широкими базами для
настенных лопаток. Следует думать, что их было, как обычно, по четыре на каждом
фасаде, так же как было три, а не два входа, с подводившими к ним лестница-
ми. Вероятно, входы имели порталы с бусиной — в 1903 г. был найден резной
камень «в виде бочонка» 40. Может быть, в фасадах была применена резьба — упо-
минаются «два обломка камня с орнаментами» 41; об их характере мы ничего
не знаем.
Как выглядел храм в целом, мы можем лишь предполагать. Подобно тверскому
собору Спаса с его «высокими ступенями» у входов и московским храмам начала XV в.,
Архангельский собор имел высокий цоколь, поднимавший кверху его кубический
массив, и лестницы, подводившие к порталам. Судя по тому, что еще в XVI в. твер-
ские зодчие — строители собора Успенского монастыря в Старице (около 1535 г.)
применяют в его убранстве аркатурно-колончатый пояс, можно думать, что и зодчие
князя Михаила Александровича тверского, строившие собор Михаила-архангела
в Старице, также повторяли этот ставший традиционным и символическим мотив вла-
димирского зодчества XII в. Характерна симметричная, мерная разбивка фасадов
сильно выступающими лопатками. Возможно, что стремление строителей к единству
интерьера сопровождалось, как и в московских храмах, изменением системы перекры-
386
•2S
О Зм
I । . i J
191. Церковь Николы в Старице. План.
тия (ступенчатые арки), а вместе с ним и выносом главы вверх на особом постаменте.
Однако, как увидим ниже, на примере церкви в Городне, тверские зодчие не были
столь опытными и решительными, как их московские собратья.
3
Церковь Николы, расположенная к юго-западу у подножия соборного холма,
сохранилась также очень плохо (рис. 191). Лишь восточная часть имеет два-три ряда
кладки и южная стена — один ряд наружной облицовки; в остальном уцелели от-
дельные камни и полоса щебня, позволяющие установить только контуры постройки.
26*
387
192. Церковь Николы в Старице. Апсида.
Это — миниатюрный бесстолпный храм (внутренние размеры — 4,98 х 8,4 м)т
состоящий из основного четверика, к которому примыкает апсида очень неправильной
и своеобразной формы, напоминающей конскую дугу (рис. 192). Вход в церковь был
с запада. Характерно отсутствие каких-либо наружных членений стен. При своей
незначительной площади основной четверик мог быть перекрыт либо цилиндриче-
ским сводом с шелыгой в продольном направлении, либо системой перекрещивающихся
сводов псковского типа.
Кладка церкви Николы, так же как и собора, полубутовая. Заполнение — из
обломков известняка и мелкого булыжника, на растворе чистой извести 42. Стенной
камень тесан мельче; его высота — 0,17—0,19 м, в глубину — 0,2—0,25 м\ длина
блоков колеблется в пределах 0,2—0,56 м. Среди камней есть блоки с вырубками и
подтесками, какие мы отмечали и в соборе. Но по сравнению с ним кладка менее
искусна; так, кладка апсиды ведется очень неуверенно, кривая смята, ряды кладки не
горизонтальны, но имеют наклон к северу.
Следует также отметить разную толщину стен четверика: южная — 1,75 м,
северная — 1,43 м, западная — 1,2 м.
По данным 1903 г., в середине апсиды была кирпичная кладка (0,7 х 1,07 м),
вероятно, от престола и сохранялся пол, сделанный, как и в соборе, из квадратных
белокаменных плит средним размером 0,3 X 0,3 м 43.
388
В 1903 г. на стенах еще сохранялись фрагменты фресок (темно-синего тона).
Собранные нами обломки штукатурки с росписью — тех же тонов, что и фреско-
вые фрагменты из собора. Церковь Николы не поновлялась в XVI в., здесь не было
пола из ромбовидных плиток; вероятно, и роспись была прежняя — 1406—1407 гг.
Сходство тонов тех и других фрагментов позволяет предполагать, что и роспись со-
бора в основном принадлежала тому же времени.
При раскопках 1903 г. были собраны некоторые предметы церковной утвари:
4 малых медных креста и такая же иконка. Особо следует отметить «медный позоло-
ченный диск диаметром 6 см с загнутыми краями, имеющими 4 дырочки. На диске
выдавлено изображение святого с надписью слева — Ивана и справа — Предтечи» 44.
Может быть, этот предмет принадлежал к утвари, заказанной строителем храма
князем Иваном Михайловичем. Возможно, что по своей технике он был близок «зла-
тым вратам» XIV в. тверского Спасского собора, т. е. представлял гравировку по
фону золоченой меди.
Таковы данные о постройках рубежа XIV—XV вв. в Старице. Как видим, они
очень фрагментарны п оставляют много спорных вопросов в отношении облика зда-
ний в их целом виде. Однако они драгоценны, как древнейшие реальные остатки
тверской архитектуры, позволяющие судить об ее техническом уровне и некото-
рых особенностях в сравнении с одновременными постройками московских мас-
теров. Приведенные выше сведения о наличии руин других зданий на Старицком
городище позволяют думать, что при широких раскопках этого крупнейшего па-
мятника будут выявлены новые постройки XIV—XV вв.
Обратимся к самой Твери.
XXVII
ОБСТРОЙКА ТВЕРСКОГО КРЕМЛЯ
1
Важнейшей заботой тверских князей XIV—XV вв. было всемерное укреп-
ление их столицы — Твери и ее украшение каменными зданиями.
Еще в 1317 г. князь Михаил Ярославич значительно расширил территорию
кремля и усилил его валы и стены — «заложи больший град кремник»1. Сохраняв-
шиеся до начала XIX в. валы, образовавшие в плане форму овала, имели протяжение
около 1600 м. Высота вала равнялась 21 м (со дна рва) 2. В 1369 г. деревянные укреп-
ления на валу были сделаны заново — «град Тверь срубили древян [в две недели]
и глиною помазали» 3. Через четыре года, в 1373 г., был прикрыт широким (до 20 м)
рвом участок с восточной стороны крепости — «около граду Твери валу ров выкопали
от Волгы до реки до Тмаки»4. В 1375 г. Тверь уже испытала осаду московской рати.
В 1387 г. «около валу рубиша кожух и землею насыпали»; по-видимому, это было
укрепление насыпи вала в местах, где угрожал его размыв водой; в этом же году
«ров копаше глубочайше человека», видимо, стремясь углубить восточный ров и об-
воднить его 5. В 1391 г. «доспеша ворота у святого Василья» — единственное упо-
минание об устройстве воротной башни ®. Наконец, в 1395 г. последовал последний
известный нам ремонт крепости — князь Михаил «ветчаную стену у града Твери по-
веле рушити, да туде брусьемь рубити; и на другое лето кончяша» 7. Далее мы знаем
лишь о многочисленных пожарах Твери (1414, 1443, 1449, 1465), после которых
ее крепость, вероятно, восстанавливалась 8. Судя по изображению Тверского кремля
начала XV в. на иконе князя Михаила и Ксении, он был достаточно мощной крепо-
стью с многочисленными башнями и воротами, прикрытыми с боков «стрельницами».
Под конец своего княжения Михаил Александрович, видимо, задумывал ши-
рокие строительные планы по украшению кремля столицы. Как мы видели выше
(гл. VIII), в 1399 г. он предпринял капитальный ремонт и обновление тверского Спас-
ского собора — это было, по-видимому, лишь первой его заботой.
Вторым делом, как позволяют думать некоторые источники, была постройка
им, к северу от собора, каменных дворцовых палат. При них была еще деревянная
церковь архангела Михаила, называемая «палатной»9. «Слово» инока Фомы — пане-
Примечания к главе XXV11 см. стр. 533—535.
390
гирик внуку Михаила князю Борису, очень внимательное к строительству этого кня-
зя и князя Ивана Михайловича, не упоминает о постройке при них княжеских камен-
ных палат. Борис, как увидим ниже, строит лишь два каменных храма (Бориса и Гле-
ба и Михаила) «на сенях» дворца, очевидно, в то время уже каменного. В конце XVI в.
писцовые книги еще знают «великого князя полату» около Спасо-Преображенского
собора 10. Писцовая же книга 1626 г., описывающая кремль после пожара, говорит,
что рядом с церковью Бориса и Глеба были уже руины дворца — «стоит палата ка-
менная оболилась и своды вверху опали» 11. Указание, что упали «своды вверху»,
говорит о двухэтажности палат. При перестройке Спасо-Преображенского собора
каменных дел подмастерьем Иваном Неверовым в 1635 г. «имали камень... из руше-
ных храмов и и з п а л а т» или «непорченые палаты»12. Возможно, что
в XVII в. после пожара деревянного епископского двора в 1661 г., когда архиепи-
скоп Иоасаф (1657—1676) сооружал новый каменный архиерейский дом, в его пост-
ройку частично вошли остатки уцелевшего нижнего этажа древних великокняжеских
палат; в частности, домовая церковь Происхождения древ была построена им «на
старинных подклетах» 13. Часть же места великокняжеского двора в конце XVII в.
была уже пустырем — «место пусто, что бывал двор и палаты вели-
ких князей мерою длиннику 36 сажен, поперешнику по большой дороге 28
сажен, в другом конце 27 сажен»; вероятным остатком палат на пустыре был камен-
ный «погреб», в котором незадолго до переписи 1685—1686 гг. хранилась «пороховая
казна»» 14. Это все, что мы знаем из источников о тверском дворце 15. Если до XVII в.
площадь княжеской усадьбы была неизменной, то ее размеры дают понятие и о раз-
мерах самого дворца.
2
Для характеристики архитектуры и топографии Тверского кремля большое
значение имеет икона князя Михаила Ярославича и его матери Ксении, на которой
они изображены поддерживающими на руках «град Тверь»,— довольно детальную
панораму кремля (рис. 193) 1в. Издатель отметил интерес изображения, в котором
представлены ныне исчезнувшие постройки — крепость, собор, княжеские палаты
и пр.17 По ряду признаков данная икона не моложе начала XVII в.; так, собор
изображен здесь еще с луковичными (металлическими) главами, тогда как после
пожара 1612 г. его верхи были сделаны деревянными 18.
Появление подобных иконных изображений тверского «святого» — князя Ми-
хаила может относиться к значительно более раннему времени. «Повесть» о кончине
в Орде в 1318 г. князя Михаила, составленная, по-видимому, очевидцем, подверг-
лась в середине XVb. литературной обработке, превратившей полусветскую «повесть»
в житие святого 1в. В то же время создавалась литературная почва для церковного
прославления двух других героев феодальной Твери — князей Александра Михай-
ловича и Михаила Александровича 20. Однако дальше местного почитания Михаила
Александровича дело не пошло, так как Москва, создавшая к этому времени не-
скольких «московских» святых, ревниво оберегала свой приоритет в русском панте-
оне 21. Возможно, что одновременно с этой литературной работой тверские иконники
391
193. Тверской кремль (по иконе Михаила и Ксении).
и начали создавать иконные изображения князя Михаила, используя для этого его
портрет на миниатюре рукописи Амартола, исполненной по заказу самого князя
Михаила мастером Прокопием в 1294 г.22 Здесь князь был изображен вместе с матерью
— княгиней Ксенией, которая, хотя и не пользовалась церковным почитанием,
попала с «образца» на икону. Впрочем, появление Ксении на иконе Михаила, может
быть, было связано с тем, что она была вместе с сыном строительницей Спасского
собора. На иконе они оба держат «Тверской град» и представлены его покровителя-
ми. В этом смысле икона Михаила и Ксении играла ту же роль палладиума Твери,
какую в Пскове исполняли иконы Всеволода-Гавриила, в Новгороде — икона Зна-
мения и т. п. Таким образом, можно полагать, что и изображенная на иконе панора-
ма Тверского кремля может восходить к тому же времени — первой половине XV в.,
когда оживился интерес к канонизации князя Михаила и даже появился посвящен-
ный ему придел в Спасском соборе.
Обратимся к анализу кремлевской панорамы23.
Кремль изображен с восточной напольной стороны, так как собор обращен к зри-
телю алтарной частью. На переднем плане представлена в очень симметричной компо-
зиции рубленая крепостная стена с пятью башнями. Три из них — более высокие —
проездные с фланкирующими ворота «стрельницами» по бокам. Башни крыты шатра-
ми, стрельницы — двускатными кровлями. Хотя две башни и все стрельницы не име-
ют обозначения бревен, они окрашены той же коричневой краской, что и весь «город»,
т. е. они, несомненно, деревянные. На башнях и стенах показаны ярусы бойниц.
392
Внутри «города» деревян-
ными (коричневой краской) по-
казаны только две постройки —
рубленая высокая столпообраз-
ная звонница около собора и
небольшая церковка со сфери-
ческим покрытием и лукович-
ной главкой в левой, юго-вос-
точной, части кремля. Осталь-
ные постройки белые, т. е. ка-
менные. Слева — за купольным
храмиком — видна часть кры-
той на два ската постройки с
двумя окнами, почти равная ей
по высоте; постройка примы-
кает к Спасскому собору с юж-
ной стороны. С востока от собо-
ра — высокая стена с воротами
и двумя окнами; жилое это зда-
ние или ограда,— сказать труд-
но. На северо-восток от собора
изображена большая каменная
ярусная церковь с луковичной
главой. Правую — северную
часть панорамы занимает высо-
кое трёхчастное здание с повы-
шенной средней частью, отме-
ченной рядом окон. Оно находится в глубине, к западу от ярусной церкви. За кров-
лями этого здания возвышаются верхи шатровых храмов с луковичными главками.
Таково «содержание» кремлевской панорамы.
При всей схематичности симметрично построенной кремлевской стены она пере-
дана довольно реально. План земляных укреплений в Твери, сделанный в 1800—
1803 гг. (рис. 194), зафиксировал проемы четырех ворот: на юго-запад выходили Тмац-
кие ворота, на юг — Благовещенские (или Васильевские), сделанные в 1391 г.24;
в центре напольной стороны были Владимирские ворота, а на северо-восток, к Вол-
ге, выходили Волжские ворота. На панораме и представлены три последних проезд-
ных башни с Владимирской в центре. Реальны и охраняющие их стрельницы — они
упоминаются в рассказе об осаде Твери московской ратью в 1375 г., когда осаждаю-
щие «у Тмакских ворот мост и стрельницы зажгоша» 25. Таким образом, па-
норама дает облик крепости, каким он сложился к концу XIV в.
В ансамбле построек внутри стен прежде всего привлекает внимание занимаю-
щий центральное положение огромный рубленый шести- или восьмигранный «столп»
колокольни рядом с собором, у его северной стены. Масштаб башни нарочито преуве-
личен — она изображена выше самого Спасского собора, и ей соподчиняется вся
393
195. Тверской кремль
(деталь гравюры А. Олеария).
застройка кремля. Это, конечно, та
колокольня, которую поставил в
1407 г. князь Иван Михайлович:
«Того же лета во Тфери заложена
бысть колоколня около старые вели-
кым князем Иваном Михайловичем
Тферьским в Петрово говенье» 2в.
О сооружении старой колокольни
летописи не упомянули,—по-видимо-
му, это была обычная звонница, и ей
не придавалось особого значения.
Сооружение же новой в 1407 г. име-
ло явно демонстративный смысл.
В свое время Иван Калита снял ко-
локол у собора и свез его в Москву27,
так что, видимо, собор долго стоял
«без звона». Князь Иван Михайло-
вич, продолжавший борьбу с удель-
ными князьями за политическую кон-
солидацию княжества 28 и проявляв-
ший большую строительную иници-
ативу, восстанавливает урон, нане-
сенный Калитой «тферскому граду».
В 1403 г. «слит бысть колокол свято-
му Спасу благовестник князем Ива-
ном Михайловичем и бысть глас его
красен» 2в. Для этого колокола и сооружается огромный столп — колокольня с шат-
ровым верхом. Может быть, в сооружении этого «держащего» кремлевский ансамбль
«столпа» сказывалось и стремление конкурировать с кремлем Москвы, центром кото-
рого была церковь Ивана Лествичника «иже под кол око лы». Это величественное соо-
ружение устояло при пожарах кремля в XV—XVI вв. Максим Грек упоминает «шум
доброгласный светлошумных колоколов» звонницы тверского собора 30. Дозорная
книга 1616 г. называет «колоколницу болшую» 31, а на рисунке Твери А. Мейербер-
га мы видим,— правда, в удалении от собора,— очень высокий и тонкий «столп»,
увенчанный, однако, главой, а не шатром 32.
Особый интерес представляет изображенный справа от колокольницы ярусный
храм. Важно определить его дату и название, так как его формы, напоминающие ярус-
ные храмы конца XVII в., кажутся несовместимыми с первой половиной XV в.
В кремле был монастырь Афанасия, местоположение которого определяется к во-
стоку от Спасского собора — «у Спаса за олтарем» 33. Храм этого монастыря был по-
строен в 1297 г.; здесь постригся в 1399 г. князь Михаил Александрович 34. Писцо-
вые книги помещают монастырь на архиепископском дворе, который был с южной
стороны собора; деревянный храм монастыря, вероятно, не раз горел, а сменивший
его в 1626 г. храм определяется источником как «древен н и с к о й» 35. Следователь-
394
но, ярусный храм не может быть церковью Афанасия, какой может, скорее всего, счи-
таться изображенная на панораме маленькая «ниская» деревянная церковка с круг-
лым верхом к юго-востоку от собора зв.
Ярусная церковь не может также считаться,— как предполагал Э. А. Рикман,—
«палатной» Архангельской церковью при дворце князя Михаила Александровича 37;
та была деревянной, на иконе же показана каменная постройка. Ее
«связь» с княжескими палатами, левое крыло которых при данном предположении ос-
мысляется как «переход», более чем сомнительна. Палаты изображены явно далеко
к западу от церкви. Левое их крыло никак не могло быть «переходом» и по своей вы-
соте, так как он выводил бы в средний ярус храма, где не могло быть ни хор,
ни какой-либо княжеской «ложи».
Однако ярусный храм иконной панорамы не является фантазией иконника.
Очень похожую церковь мы видим на рисунке Твери у А. Олеария (рис. 195) 38.
В писцовой книге конца XVI в. мы встречаем упоминание о церкви Ивана, «что в
Твери под колоколы» 39, а в Дозорной книге 1616 г. указана каменная церковь Ива-
на Милостивого, находящаяся по соседству с колокольней и собо-
ром,— «храм ружной Ивана Милостивого к а м е н о й» 40. Одноименность посвя-
щения престола под колокольней и смежного с ней храма святому, соименному
князю Ивану Михайловичу — строителю столпа-звонницы, позволяет поставить
вопрос: не могла ли принадлежать его же заказу и церковь Ивана Мило-
стивого? Об этом мы не находим никаких упоминаний в летописи. Как справед-
ливо отмечалось в литературе, топография Тверского кремля и группировка его зда-
ний сложилась в основном в XIV—XV вв.; XVI столетие не внесло серьезных изме-
нений. В это время не было и крупных построек, существенные перемены проис-
ходят здесь лишь в XVII в.41 Молчание летописи о постройке церкви Ивана в первой
половине XV в. может быть связано с перерывом известий о князе Иване с 1413
по 1421 г., когда он «как бы исчезает со страниц летописей» 42. Существенно, что он
вновь упоминается в 1421 г. именно в связи с перестройкой (или обновлением) собора
Федоровского монастыря 43, которая могла быть не эпизодом, а звеном, завершавшим
ряд его строительных мероприятий. Таким образом, мы считаем вероятным, что ярус-
ный каменный храм иконной панорамы был посвящен Ивану Милостивому и по-
строен между 1413—1420 гг. князем Иваном Михайловичем. Ниже (гл. XXVIII)
мы вернемся к кремлевскому храму Ивана Милостивого в связи с анализом церкви
в Городне.
В правой половине панорамы расположены высокие, видимо, двухэтажные па-
латы с пониженными боковыми частями. В них с полным основанием можно видеть
изображение княжеского дворца конца XIV в., находившегося к северу от собора,
как это показано и на плане Э. Пальмквиста 44. Предположение, что дворец, подоб-
но Боголюбовскому дворцу, связывался переходами с крепостной стеной 45, едва
ли вероятно, так как княжеские палаты отстояли довольно далеко от крепостной сте-
ны, и иконник, создавая компактную схему «града», лишь сдвинул ее стены вплот-
ную к ним.
Над прямолинейными, видимо, двух- или четырёхскатными кровлями палат
возвышаются, уменьшаясь как бы в перспективе, три высоких шатра. Два из них
395
увенчаны главками с крестами и относятся явно к храмам; третий, чуть видный
слева, главки не имеет; это, видимо, верх одной из крепостных башен «заднего
плана». Один из храмов явно связан с дворцом — его шатер велик и передан детальнее,
он ближе к зрителю. Это, очевидно, верх еще деревянной «палатной» церкви Ми-
хаила-архангела конца XIV в. «на сенях» дворца 4в. Второй шатровый храм мы не
можем определить с какой-либо вероятностью. Высказано предположение, что это
деревянная церковь Александра, в которой в 1495 г. был погребен князь Борис Михай-
лович 47; однако вероятнее, что права писцовая книга конца XVI в., указывающая,
что «Олександр святой...» был «у Спаса в приделе» 48. Рядом с шатровым столпом
колокольни 1407 г. более стройные шатры деревянных храмов конца XIV в. не вы-
зывают сомнений.
Эти последние наблюдения позволяют точнее определить время возникновения
данной в иконе панорамы Тверского кремля. Она отображает состояние кремлевской
застройки после сооружения колокольни 1407 г. и до постройки князем Борисом
Александровичем каменной церкви Бориса и Глеба (1435—1438). Подчеркну-
тая преувеличенная высота колокольни 1407 г. показывает, что прототип рассматри-
ваемой иконы князя Михаила с изображением кремля был написан по заказу
его сына Ивана Михайловича после 1407 г. и, следовательно, не позже его
смерти в 1425 г. При князе Борисе Александровиче ансамбль кремля пополнился
двумя новыми белокаменными зданиями.
В 1435—1439 гг. князь Борис ставит на своем дворе церковь Бориса и Глеба:
«Кончана бысть и священа церковь каменная в Твери святый Борис и Глебь еписко-
пом Илиею... а ставили ее три годы» 4в. «Слово Фомы» указывает, что храм был по-
ставлен князем «среди своего двора от камени белаго» и был богато укра-
шен 50. Однако писцовая книга конца XVI в. сообщает, что храм имел придел Иакова
и стоял «на сенях» 51, т. е. был связан с дворцом. Здание, по свидетельству дозор-
ной книги 1616 г., погорело в пожар 1612 г., а к 1626 г. уже «завалилось», «да про-
тив того храму стоит палата каменная оболилась» б2. Таким
образом, храм Бориса и Глеба находился поблизости от княжеских палат и, может
быть, был связан с ними.
Деревянный «полатный» храм Михаила-архангела при дворце князя Михаила
Александровича князь Борис заменил каменным. Он был заложен летом 1452 г. и за-
кончен в 1455 г.53 Летопись не говорит о его связи с дворцом, но «Слово Фомы» удо-
стоверяет, что храм также стоял «на сене х» княжеского двора б4. Также и
писцовая книга конца XVI в. указывает: храм «Михайло святый... на сенях»54.
О характере этих храмов, завершивших формирование ансамбля Тверского
кремля XIV—XV вв., мы не имеем никаких данных.
По свидетельству «Слова Фомы», князь Борис построил на одной из проездных
башен надвратную церковь «Входа во Иерусалим»: «Зде же въсквозе той пречестней-
ший храм вход сотворен в богоспасаемый град Тферь» 5в.
Таким образом, архитектурный центр тверской крепости представлял собой
весьма живописный и компактный ансамбль белокаменных и деревянных зданий,
объединенный, как и в Москве, центральной осью «столпа», рубленой колокольни.
Видимо, он развертывался по линии север — юг не случайно. Главными воротами
396
города были Владимирские восточные ворота. В связи с этим и здания, росшие
в XIV—XV вв., располагались в зависимости от этого парадного въезда в кремль:
епископский и княжеский дворы разместились к северу и югу от Спасского собора.
3
Особое внимание в «Слове Фомы» уделено укреплению князем Борисом Федо-
ровского монастыря в устье Тьмаки. По рассказу Фомы, князь задумал строить
«город», т. е. крепость. В связи с этим он обратил внимание на монастырский остров
в устье Тьмаки, на котором был храм «вне града стоящ». По совету с боярами, которым
он сообщил, «яко же мнев и вожделех оградити святого мученика... Федора», он осно-
вывает рубленый «город». Его начал рубить епископ «по семь же великий князь Бо-
рис Александровичь призва мужи хитры и изобрете их, якоже и Моисей новаго Ве-
селиила, и пристави их к свершению таковаго дела в лето 7955 [1447] апреля 23.
А сам же великий князь Борис Александрович поиде на свой двор в но-
вооснованной той град и сътвори пир весел... и так потом делатели
начата делати» 57. Очевидно, что «укрепление монастыря» было лишь формой, в
которую было облечено серьезное княжеское мероприятие,—сооружение на острове
своего княжеского замка, в котором был и особый княжеский двор. Крепость имела
рубленые стены из «городней» 58. Таким образом, рядом с кремлем, прикрывая вход
в Тьмаку, стал замок князя Бориса.
Разросшийся к востоку от крепости Загородский посад и западная часть посада
за Тьмакой были ограждены при Борисе Александровиче острогом, когда князь «по-
веле около Твери ров копати» 5в. В черте острога был ряд деревянных храмов и мона-
стырей; последние располагались, главным образом, по берегу Тьмаки в0. Особо
следует отметить известный с начала XIV в. Михаило-архангельский фамильный
монастырь тверских тысяцких на берегу Волги в Загородском посаде. Весьма
вероятно, что его. деревянный храм был крупной и художественно значительной
постройкой в1.
Вне Твери епископом Арсением был в 1394 г. основан пригородный Желтиков
монастырь на Тьмаке ®2. Здесь в 1404 г., после постройки церкви Николы в Старице,
«заложена бысть церковь камена Успение пречистыа Богородици Арсениемь епи-
скопом на реце Тмаце» вз. Осенью 1406 г. храм был освящен в присутствии князя
Ивана Михайловича в4, а на другой год епископ Арсений уже расширял храм:
«Прибави притвора от Тмаки реки» 65. По-видимому, это топографическое уточнение
говорит о наличии не одного притвора, для чего и потребовалось указать, какой
притвор «прибавил» епископ. Возможно, что один из «притворов» и был той «теплой
церковью Антония и Феодосия», о постройке которой епископом Арсением сообщает
летопись вв.
Некоторые сведения о древнем здании сообщают документы, связанные с его
разрушением и перестройкой. В 1607 г. «та церковь з ару шилась, своды обвалились,
а над олтарем своды целы и ныне [в 1635 г.] почали рушиться от дождя; а стены де
и столпы у церкви целы и стенное письмо на стенах и на столпех цело ж...» Смета на
восстановление храма была поручена каменных дел подмастерью Ивану Неверову,
397
196. Собор Желтикова монастыря в Твери.
Схема реконструкции плана.
были выражены значительно резче: там алтарная
который и составил описание
рухнувшего храма. Это был
четырёхстолпный собор с. двумя
симметричными приделами:
Спасским — с юга и Николь-
ским — с севера. Общая его
длина (в саженях) — 71 /2> ши-
рина с приделами — Б1,^. Дли-
на алтаря — 2V2, ширина сред-
него нефа — 2, боковых по 3/4.
Вышина сводов в алтаре — 4 са-
жени. Таким образом, для пла-
на храма (рис. 196) были ха-
рактерны то же преобладание
средних нефов и узость боковых,
развитая алтарная часть, зани-
мающая треть площади, т. е. те
черты, которые мы отмечали в
Михаило-архангельском соборе
в Старице, где эти особенности
часть равнялась половине общей
площади храма. Боковые приделы Желтикова собора сравнительно невелики. Храм
был, несомненно, трёхапсидным. Приделы, симметрично поставленнлые у восточных
углов, возможно, следовали «образцу» собора Спаса в Тверском кремле с его «малы-
ми церквами».
Новая церковь, предполагавшаяся к постройке в XVII в., сохраняла приделы.
Не знаем, предполагалось ли повторить и формы древнего здания, но Иван Неверов
упоминает в росписи, что «трехпядный» камень нужен «на поясы, на одверные окла-
ды, и на подставки, и на дыни». Думаю, что мы не ошибемся, если поймем этот пере-
чень как указание деталей перспективных порталов (в древности — «ободверья»)
с базами — «подставками» и бусинами — «дыньками». Каким был пояс,— мы не зна-
ем, но можно допустить, что он был аркатурно-колончатым. Видимо, и в этой построй-
ке сказались владимиро-суздальские традиции. Иван Неверов предполагал сохранить
уцелевшие стены, но в его отсутствие храм был разобран «по подошву» и выстроен
заново 67. Его и видел Павел Алеппский в8, так что его восхищение «изяществом»
постройки и указание на сходство ее «алтарей» с алтарями храмов Антиохии отно-
сится не к древнему, а к новому зданию, в котором, может быть, сохранялась лишь
первоначальная конфигурация плана с двумя приделами. Последующие перестрой-
ки 1722 и 1744 гг. окончательно стерли следы храма 1404—1406 гг.
ЦЕРКОВЬ В ГОРОДНЕ
1
Обратимся к последнему и единственному дошедшему до нас в относитель-
ной сохранности памятнику тверского зодчества— церкви Рождества бого-
родицы в селе Городне на Волге.
Село Городня обычно отождествляется с пограничным городом Тверского княже-
ства — Вертязином, позднее называемым Городень или Градок Ч В окрестных пусто-
шах села сохранились признаки колодцев, построек и земляных укреплений, а по
словам 3. Доленги-Ходаковского, при городенской церкви была рукопись (видимо,
писцовая книг;» - которой перечислялись улицы, монастыри и церкви этого го-
родка 2. Писцовые книги конца XVI в. указывают «на Городне» два монастыря —
Петровский и Афанасьевский и церковь Введения и вне городка — «у Городня ж»
три монастыря — Александровский, Троицкий и Видогощский 3. Переписная книга
1677 г. свидетельствует уже о запустении Городни, ставшей селом, и ее монастырей 4.
Все эти данные рисуют Городню как значительный старый тверской городок на мос-
ковском рубеже.
Городок был поставлен у бродов через Волгу на дороге к Москве. Небольшая
крепостца заняла высокое плато, поднимающееся над уровнем реки на 20 м и хорошо
прикрытое с двух сторон оврагами. В центре городка и стоит белокаменная Рожде-
ственская церковь (рис. 197). Никаких следов вала не сохранилось. У подножия кре-
пости, на берегу Волги, располагался посад 5. В крепости уже в начале XV в. был кня-
жеский двор с богатыми при нем запасами и придворной церковью Рождества
богородицы. Об этом мы узнаём из сообщения летописи о пожаре городка. В ночь
на 31 октября 1412 г. «погоре Городен на Волзе и церковь Пречистыа Богородици
и двор княжь и много имениа княжа и жита и запас всякой погоре»6. На другой год
в марте князь Александр Иванович тверской (видимо, по поручению князя Ивана
Михайловича) «паки заложи Городен и пристави людей множьство Тверичь и Ка-
шинцев и срублен бысть вборзе» 7. В «Слове» инока Фомы можно найти указание, что
какие-то работы по укреплению городка производились и в княжение Бориса, кото-
рый «еще же и иный град в области Клинской йъздвигнувый тако же за многыя лета
Примечания к главе XXV111 см. стр. 535—536.
399
197. Церковь Рождества в Городне. Общий вид.
запустевший»8. Исследователи не определяли, к какому именно «граду» относится
это глухое указание «Слова», автор которого во многом преувеличивал сведения
о «градостроительной» деятельности князя Бориса. Однако «в области Клин-
ской» Городня является наиболее значительным пунктом, заслуживающим такого
внимания, —' путь из Твери на Городню, Клин и Москву был исключительно
важным 9.
Первое указание на время постройки здесь каменного храма дает дозорная кни-
га 1614 г.: «Церковь Рождество Пресвятыя Богородицы, что на Городне, соборная
церковь да придел Иоанна Предтечи каменная, строенье великого кня-
зя Бориса Александровича Тверского. Ав церквах образа
и всякое строенье церковное великого князя Бориса Тверского» 10. Иначе определяет
время памятника описная книга князя В. В. Кропоткина 1667 г. на владения бояри-
на А. И. Морозова в Тверском уезде: «В селе Городне на берегу Волги реки осыпь,
400
а в осыпи церковь Рожества пречистый богородицы, в пределе Рожества Иоанна Пред-
течи каменная, в церкви стенное письмо ветхо. В церкви ж царския двери да месная
икона Рожества богородицы, другая Иоанна Предтечи, да у церкви с левыя стороны
двери — корсунское дело, на колокольне один благовестный колокол, и под цер-
ковью погреб, в погребе образ чудотвороца Николая настенное письмо, строе-
ния великих князей Тверских князя Ивана Михайло-
вича и сына ево князя Александра Ивановича...»11. Весьма
вероятно, что церковь пострадала в пожар 1412 г. и была перестроена при князе Бо-
рисе Александровиче одновременно с реконструкцией его горододельцами укреплений
Городни, т. е. во второй четверти XV в. Возможно, что перестройка Городенской церк-
ви была осуществлена в промежутке между сооружением в Тверском кремле церквей
Бориса и Глеба (1435—1438) и Михаила-архангела (1452—1455), т. е. в 40-х годах XV в.
Сведения о событиях XVI в.— переходе Городни в вотчину одного из служилых
татарских князей 12, приезде Иоанна IV в 1555 г.13, военных операциях Скопина-Шуй-
ского под Городней 14 не содержат никаких указаний на разрушение или переделки
храма.
Древняя церковь Рождества богородицы в селе Городне на Волге известна в ли-
тературе уже более ста лет, однако до сих пор она не привлекала внимания ученых.
Еще в 1822 г. П. Кеппен писал о ней: «Точно таковая же живопись, как в Старо-
Ладожской Георгиевской церкви, находится... в церкви Рождества Богородицы
в Городне (Вертязин городок, бывший удельным княжением) на первой станции отТвери
к Москве, где я открыл оную под обелью. Наружный вид сего храма доказывает
древность онаго, если отделить новейших времен пристройки»15. А. Ратшин писал:
«Церковь сия есть одна из весьма древних в России; под сводами ее в нижнем ярусе
по стенам уцелела еще старинная Корсунская или Византийская живопись» 1в.
В. С. Борзаковский датировал здание XIII в., указывая, что «в этой церкви внизу
под сводами сохранились остатки древнего храма, на стенах которого и теперь еще
видны старинные фрески» 17. Эти неопределенные оценки повторялись в ряде справоч-
ных изданий и статей 18. Иногда сомневались в древности памятника, ссылаясь что
якобы все здания Городни были разрушены в 1560 г. по приказу Грозного, и опре-
деляли постройку храма XVII в.19 При осмотре памятника группой лекторов архео-
логических курсов в Твери (В. К. Мясоедовым, Н. Л. Окуневым и Н. П. Сычевым)
была отмечена ступенчатая система его сводов и высказана мысль о XV в. как его
общей дате; этим же временем была датирована и фреска, сохранившаяся в подцер-
ковье 20; это мнение повторил и А. Н. Вершинский 21.
2
Памятник обследовался нами в 1928 г., тогда же был сделан его схематический
обмер. Мы не имели возможности производить зондажи и расчистки кладок и дета-
лей, а также не располагали лесами и подмостями при обмерах. Поэтому детальное
архитектурно-археологическое исследование, связанное с реставрацией памят-
ника, какой он, бесспорно, заслуживает, в дальнейшем исправят и пополнят его
характеристику.
26 H. H. Воронин, т. п
401
198 Церковь Рождества в Городне. Планы,
а — подклета; б — церкви.
Церковь очень красиво расположена на краю высокого берега Волги и видна из-
далека. Это небольшой (длина внутри с апсидой — 10,8 м, ширина — 7,55 м) четы-
рёхстолпный трёхапсидный одноглавый храм, поднятый на подклете (рис. 199),
с двумя лестничными площадками с севера и юга. С западной стороны в позднейшее
время (середина XVIII в.) пристроены трапезная и шатровая колокольня, в связи
с чем в западной стене древнего храма сделан широкий проем, соединяющий его с тра-
пезной; древний барабан обшит железом, и над ним поставлена луковичная главка
на тонкой шее; частью расширены древние окна и сделано четырёхскатное покрытие;
о ремонтах здания говорит и наличие железных связей.
Церковь сложена из очень рыхлого желтоватого известняка. Его блоки обрабо-
таны довольно грубо и приближаются по форме то к квадру, то к плите. Поэтому
кладка очень неровна, ее швы толсты; местами в расшивку швов пущены обломки
тонкого кирпича. С этим связаны характерная для памятника кривизна линий и пла-
стичность его форм, несколько напоминающая постройки Пскова. Рыхлость извест-
няка привела к разрушению и исчезновению некоторых деталей.
Подклет (рис. 198, а) имеет три очень вытянутых апсиды неправильной формы.
Апсиды алтаря и диаконика отделены от помещения подклета стенками с арочными
проемами и четвертями для дверей; может быть, они могли в случае нужды слу-
жить хранилищами ценностей. Каждая апсида освещается маленьким щелевидным
окном.
Два массивных квадратных столба поддерживают своды подклета. Два заложенных
щелевидных окна в северной стене подклета показывают, что здание сильно вросло
в землю.
402
199. Церковь Рождества в Городне. Южный фасад.
Вход в подклет — с юга, через арку под новой каменной лестницей, ведущей
в верхнюю церковь. Подклет, несомненно, также был церковью; справа от вхо-
да в алтарь сохранился фрагмент фресковой росписи XV в.— изображение Николая-
чудотворца (см. рис. 204, б). По-видимому, здесь и помещался придельный престол
Рождества Иоанна Предтечи, посвящение которого, возможно, связано с памятью
о дяде князя Бориса — Иване Михайловиче 22. Снаружи подклетный этаж обозна-
чен утолщением стен, образующих как бы мощный высокий цоколь главного верх-
него храма с своеобразным косым отливом.
Каменные лестничные всходы с севера и юга, вводившие в верхний храм,
были, несомненно, и первоначально.
Верхний храм (рис. 198, б) имеет четыре сравнительно тонких квадратных
(без закрестий) столба, образующих очень широкие средние нефы и очень узкие —
26*
403
200. Церковь Рождества в Городне. Апсиды.
боковые. Настенные лопатки отсутствуют. В алтарной части (рис. 200) также преоб-
ладает большая средняя апсида, обработанная снаружи парой плоских лопаток;
такие же лопатки отмечают переход боковых фасадов в криволинейную поверхность
боковых апсид (рис. 199).
Между апсидами в углах выложены тонкие полуколонки, опирающиеся на отлив
подклета базами в виде перевернутых круглых ребристых розеток (рис. 201) и за-
вершавшиеся, видимо, сноповидной капителью. Окно средней апсиды растесано;
окна боковых апсид сохранили древнюю щелевидную форму с резким сужением
оконного проема кверху.
Для характеристики уровня строительной техники зодчих Городенской церкви
следует отметить, что при пониженном уровне сводов боковых апсид между ними и
карнизом четверика храма образовался в его угловых частях совершенно не нужный
массив кладки (рис. 202, а), если только здесь не было сделано внутренних пустот
типа «тайников» позднейших ярославских храмов.
Верхние западные углы храма заняты небольшими закрытыми камерами (рис.
202, б), отдаленно напоминающими угловые приделы на хорах псковских и новго-
родских храмов. Но здесь камеры подняты очень высоко; они чрезвычайно малы,
входы в них похожи, скорее, на окна, обращенные в средний неф. Пол в камерах
404
201. Церковь Рождества в Городне. База полуколонки.
был бревенчатый. Снаружи камеры освещались выходившими на западный и северный
фасады узкими оконцами, обработанными резной каймой с трёхлопастным килевид-
ным завершением. Существенно, что никакой постоянной лестницы к этим камерам
не ведет.
Совершенно очевидно, что это не остатки хор и даже не приделы, а скорее все-
го помещения для хранения ценностей, куда можно было проникнуть лишь по при-
ставной лестнице изнутри храма через выходящие в средний неф маленькие арочные
проемы (рис. 203).
Система сводов своеобразна (рис. 204). Ветви креста перекрыты полуциркуль-
ными сводами; восточная и западная подпружные арки сливаются со сводами,
северная же и южная — имеют небольшую ступенчатость, они слегка повышены
(как в церкви Василия на горке в Пскове 1413 г.). Подпружные арки расширяются
по направлению к замку, наклоняясь к центру и образуя в проекции не прямоуголь-
ник, но как бы четырёхконечную звезду со скругленными очертаниями (см. рис.
198, б), как в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры. Выше идет суживаю-
щаяся кверху часть, плавно переходящая к кольцу высокого и узкого барабана
и напоминающая подобную конструкцию под барабаном Никольского собора
в Можайске.
405
202. Церковь Рождества в Городне. Разрезы,
а — по северному нефу; 6 — по западному нефу.
Здесь между подпружными арками и барабаном как бы введен отрезок шатра или
конуса, резко усиливающий впечатление большой высоты внутреннего пространства
этого, в действительности маленького храма. Такому впечатлению содействуют широ-
кая расстановка относительно тонких квадратных столбов и очень высокие прое-
мы порталов (рис. 204, б). Снаружи описанной подкупольной конструкции отвечает
поднимающийся над сводами храма высокий прямоугольный постамент с горизон-
тальным завершением, над которым идет коническое основание барабана, сложен-
ное из рваного известняка (см. рис. 202).
Барабан церкви в настоящее время обшит железом, так что обследовать его
не удалось. При своей небольшой величине он обеспечивает хорошее освещение
центральной части интерьера. Окна барабана, так же как и старые окна в
апсидах, несколько суживаются кверху. Над окнами идет пояс полувала, а вы-
ше — две выступающие друг над другом широкие плоские ленты, завершающие
карниз.
Весьма вероятно, что при раскрытии барабана эти ленты окажутся украшенными
резьбой наподобие московских памятников XIV—XV вв.
Вопрос о первоначальном завершении фасадов храма до капитальных рестав-
рационных работ не может быть разрешен окончательно. Апсиды, сохранившиеся на
406
203. Церковь Рождества в Городне. Вход в угловую камеру.
свою первоначальную высоту,— о чем можно судить по обколотой, видимо, снопо-
видной капители колонки между апсидами алтаря и жертвенника,— заканчивались
прямолинейным карнизом из белого камня с простым профилем. Такой же белока-
менный карниз завершает теперь и четверик храма. Он хорошо сохранился на его
западном фасаде и идет почти на уровне центральных сводов, несколько возвышаясь
над их кладкой. Можно, следовательно, допустить, что храм и первоначально имел
407
204. Церковь Рождества в Городне. Разрезы,
а — продольный; 6 — поперечный.
прямолинейные завершения фасадов: четырёхскатной кровле основного куба храма
отвечало также прямолинейное покрытие подкупольного постамента (рис. 205).
Такое устройство верха здания находит косвенное подтверждение в рассмотрен-
ном нами выше иконном изображении Тверского кремля начала XV в., где пред-
ставлена ярусная церковь Ивана Милостивого (1413—1420; см. рис. 193). Там же,
в связи с анализом данного памятника, мы привели рисунок Твери у А. Олеария
(1634), где в центре кремля изображена подобная же ярусная церковь (см. рис. 195).
Интересно, что иллюстратор Лицевого летописного свода в миниатюрах, связанных
с историей постройки Спасского собора в Твери, дважды изобразил ярусный
храм. В первом случае это временная деревянная церковь внутри строяще-
гося белокаменного собора (рис.206,а); при всей фантастичности деталей,—как, напри-
мер, «зубцы» над кровлями, огромный портал,— ясно показана прямолинейная кровля
четверика и «постамента» под главой. Во втором случае изображен каменный Спас-
ский собор (рис. 206, б); над его закомарами идет «коническая» кровля к ярусу чет-
верика под барабаном 23. Правда, в других случаях миниатюрист изображает Спас-
ский собор с обычным закомарным верхом 24. Ярусные храмы с прямолинейными скат-
ными покрытиями, а также шатровыми верхами не раз изображены на иконах
XIV в., например, в верхних клеймах житийной иконы Николы или на иконе
Бориса и Глеба 25. Нельзя также не вспомнить о наличии в соседнем с Тверью
408
Торжке деревянного ярусного храма
Вознесения 1625 г. 28 Не является ли
данный сложный тип храма, представ-
ленный поздними памятниками, раз-
витием старой архитектурной тра-
диции, отраженной в каменном зод-
честве уже в XV в. 27?
Панорама Тверского кремля с
ярусной церковью Ивана Милости-
вого вместе с Городенской церковью
дают, на наш взгляд, положительный
ответ на поставленный вопрос. Отно-
сительно более сложной и многоя-
русной церкви Ивана Милостивого
возникает естественное сомнение,—
могла ли быть подобная композиция,
естественная для рубленого храма 28,
осуществлена в камне? Думаем, что
и это сомнение может быть разре-
шено положительным образом указа-
нием на позднейшие памятники.
Вспомним, например, позднейшие
ярусные каменные храмы Украины,
где для перехода от призмы к приз-
ме использованы плоские треуголь-
ные «паруса», свидетельствующие о
происхождении данного приема из
опыта деревянной архитектуры. В
Покровском же соборе Харькова пе-
реход от яруса к ярусу осуществляется уже не треугольными «парусами», а нак-
лоном граней переходных восьмериков 2в, напоминающим в какой-то степени «от-
резок шатра» между парусным кольцом и барабаном Городенской церкви.
Едва ли церковь Ивана Милостивого в Твери была, подобно Городенской, че-
тырёхстолпным храмом. Если верить ее изображению на панораме кремля, ее пер-
вый ярус очень широк, и его стены частично покоятся на стенах основного куба.
Следовательно, переход между ними мог быть осуществлен путем простого напуска
кладки. Таким образом, мы считаем правомерным наше предположение о ярусности
и прямолинейных покрытиях церкви Ивана Милостивого и Городенской церкви.
Однако предлагаемая нами реконструкция последней (см. рис. 205) разноречит
с изображением Городенской церкви на рисунке А. Мейерберга (рис. 207) 80. Здесь
представлен приземистый храм с закомарным покрытием, над которым поднимается
сдвинутый к его краю постамент под барабаном, увенчанный какими-то необычай-
ными остроконечными «кокошниками» с вогнутыми сторонами; барабан завершен,
видимо, шлемовидной главой. Если бы текст к рисунку не удостоверял, что это
40.9
206. Собор Спаса в Твери (миниатюры Лицевого летописного свода).
а — освящение временной деревянной церкви; 6 — освящение каменного собора.
храм в селе Городня, можно было бы сомневаться, что А. Мейерберг изобразил су-
ществующее здание. Рисунок А. Мейерберга привлек внимание А. А. Потапова,
который, перерисовывая его, дал и свое осмысление изображения, не подозревая,что
показанный Л. Мейербергом храм дожил до наших дней 31. По А. А. Потапову (рис.
208), церковь имеет кубический трёхзакомарный низ четверика с узкими щелевид-
ными окнами и поясом, отрезающим закомары от стены; далее возвышается четве-
рик постамента, с двумя «кокошниками» на каждую сторону, несущий барабан гла-
вы с трёхгранными ^кокошниками» в основании. А. А. Потапов сделал на основе
мейерберговского рисунка вольную композицию в духе архитектуры XVI в.
Оставляя открытым вопрос о характере верха храма, мы все же склоняемся
к вероятности первого варианта — с прямыми покрытиями.
Выше мы говорили о деталях наружного убранства — колонках в стыках ап-
сид и вероятном резном декоре карниза барабана. Особо следует сказать об обрам-
лениях окон и входов.
Под кровлей пристройки хорошо сохранилась резная обработка двух древних
щелевидных окон. Одно из них — в западном делении северного фасада, другое —
в южном делении западного фасада. Амбразуру окна обрамляет уплощенный прос-
410
207. Церковь Рождества в Городне
(по рисунку А. Мейерберга).
208. Церковь Рождества в Городне
(по А. Потапову).
той валик, завершаемый трёхлопастной килевидной арочкой. По своему характе-
ру этот наличник напоминает обрамления окон Успенского собора на «Городке»
в Звенигороде; валик городенских наличников выступает из плоскости камня, в
Звенигороде же он выполнен путем углубления примыкающего к кайме фона.
Можно думать, что при расчистке фасадов удастся открыть остатки других древних
окон с их наличниками.
Сохранившиеся северный и южный порталы производят очень странное впечат-
ление (рис. 209). При большой высоте проема на тонкой передней колонке косяка
посажено по три бусины с «воротничками», а база и капитель представляют как бы
половины крупных бусин — «дынек» (опи подобны базе колонки между апсидами).
Зодчие как бы гипертрофируют путем многократного повторения мотив бусины, ро-
дившийся в деревянной архитектуре, усвоенный в XIII в. зодчими Суздальского со-
бора, развитый в московском зодчестве XIV—XV вв. и, вероятно, примененный и в ста-
рицком храме Михаила-архангела 1396—1398 гг. Последующие элементы косяка
крайне разрушены; прослеживаются лишь перспективно-отступающие в глубину
вторые колонки с частями «капителей». Архивольт полуциркульный; только внеш-
няя полка портала имеет подвышение с наружной стороны. Вследствие рыхлости
известняка портал характеризуется чрезвычайной смятостью форм и кривизной ли-
ний.
Так же плохо сохранились членившие фасады узкие плоские лопатки. Ясно
видные в нижней части, они как бы тают и сливаются с поверхностью стены, приб-
лижаясь к карнизу (см. рис. 198). Строители как бы «высекают» лопатку из плоско-
сти стены, постепенно скашивая смежную с лопаткой поверхность.
411
209. Церковь Рождества в Городне. Северный
портал.
Таковы основные черты
памятника, ставящие его, на
первый взгляд, вне известно-
го нам круга зданий первой
половины XV в. и позволяю-
щие сомневаться в его принадлеж-
ности к названной ранней дате.
Разберемся в его особенностях и
сделаем некоторые сопоставления.
Основная тенденция, руково-
дившая строителями Городенской
церкви, ясно выражена в ее ком-
позиции: стремление подчеркнуть
высотность, вертикализм здания
как снаружи, так и особенно внут-
ри. Снаружи это выражено подъе-
мом храма на подклетный этаж с
лестничными всходами к его пор-
талам, напоминающими как «сте-
пени» тверского Спаса и стариц-
кого Архангельского собора, так
и высокие цоколи с лестницами у
московских храмов рубежа XIV—
XV вв. (собора в Звенигороде и
Троице-Сергиевойлавре). Той же
цели служит ярусность верха, вы-
раженная четвериком под бараба-
ном и выносом последнего квер-
ху. Представляла ли эта ярус-
ность сочетание двух прямоуголь-
ных объемов с прямолинейным покрытием, или здесь имели место обычные закомары
основного куба и «кокошники» постамента под главой, — ярусность композиции
остается бесспорной; в первом случае она будет менее динамичной, во втором —
движение выразится яснее и энергичнее.
То же стремление сообщить вертикальное движение внутреннему пространству,
одновременно сделав его, по возможности, свободным и единым,— характерно для
решения интерьера храма. Его столбы тонки и придвинуты к углам четверика, обра-
зуя свободное центральное пространство под куполом; помещение освобождено от
стенных лопаток; проемы порталов высоки. Хор нет; воспоминание о них сохранилось,
лишь в маленьких угловых камерах-кладовках, высоко поднятых под своды. Пролеты
между столбами и стенами узки и высоки, это подчеркивает вертикальное движение
пространства, его высоту. В этом отношении церковь в Городне может быть сопостав-
лена как с Покровом на Нерли, так и со звенигородским Успенским собором. Однако
вместо ожидаемой сильной ступенчатости подпружных арок мы находим очень роб-
412
210. Церковь Рождества в Городне. Подкупольнан часть.
кий, как бы половинчатый прием слабой приподнятости арок поперечного нефа
при слитых со сводом арках продольного нефа. Эта система, конечно, не идет в срав-
нение ни со псковскими, ни с «раннемосковскими» образцами конструкции ступен-
чато-повышенных арок; мастера Городенской церкви проявили здесь большую ро-
бость и, может быть, неумение, свидетельствующее об их провинциальности и изве-
стной отсталости. Однако они наверстали свое упущение в оригинальной конструк-
ции верха, с его высоким коническим кольцом под многооконным барабаном, произво-
дящей чрезвычайно сильный эффект высоты и воздушности интерьера (рис. 210).
Таким образом, и в Городенской церкви налицо та же тенденция переработки и
переосмысления крестовокупольной системы храма, характерная для русского
зодчества XIV—XV вв., возрождающего прогрессивные устремления зодчих
домонгольской поры. Мы видели их проявления в строительстве Москвы времени
Дмитрия Донского (гл.Х); в Пскове ее наивысшим выражением был Троицкий собор
мастера Кирилла 1365—1367 гг. 32 Ту же тенденцию мы вправе видеть и в тверском
зодчестве рубежа XIV—XV вв. Собор Михаила-архангела в Старице 1396—1398 гг.
413
характеризуется широкой расстановкой квадратных столбов и отсутствием внутрен-
них лопаток, каки в Городенской церкви, связанных почти несомненно с особой сис-
темой перекрытия и композицией верха. Сходные черты мы видели в зодчестве Мос-
квы (гл. XX—XXIII); мы отмечали уже сходство оконных обрамлений Городенской
церкви и Звенигородского собора, восходящих по своей технике к далеким пере-
живаниям владимиро-суздальской пластики.
В пределах того же XV в. мы найдем и убедительные аналогиц к некоторым
особенностям Городенской церкви. Так, «звездчатый» план подпружных арок,
уширяющихся к замку, имели Троицкий собор Троице-Сергиевой лавры и собор
Спасо-Каменного монастыря 1481 г. на Кубенском озере 33. Сведения источников
о том, что материал для этого последнего здания возили из Твери и Старицы, могут
дать повод к предположению о работе на севере и тверских зодчих 34. Однако,
в отличие от Городенской церкви, в соборе Спасо-Каменного монастыря внутреннее
пространство не характеризовалось подчеркнутой динамикой. Второй пример того
же устройства подпружных арок с коническим переходом от их квадрата к телу
барабана мы видели в церкви Николы (вероятно, одновременной с Городенской)
в селе Каменском Калужской области (см. рис. 162) 35.
Таким образом, особенности церкви в Городне не исключительны. Они находят
себе аналогии в пределах XV столетия.
С этим обратимся к общей характеристике тверского зодчества XIV—XV вв.
XXIX
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СТРОИТЕЛЬСТВА
В ТВЕРСКОМ КНЯЖЕСТВЕ XIV-XV ВВ.
Если об эволюции форм московского зодчества мы судим по нескольким
целым памятникам, то о развитии тверской архитектуры можно говорить
лишь .очень условно — слишком мало сохранилось ее памятников. Следовательно,
есть опасность недооценить тверское зодчество, повторив ту же ошибку, какую де-
лали старые ученые, недооценивая московское зодчество, представленное тогда ог-
раниченным количеством плохо изученных памятников. Поэтому здесь особенное
значение приобретают косвенные показания источников, дополняющие наши знания
о тверском строительном искусстве конца XIV — первой половины XV в., точнее,—
об атмосфере и условиях, в которых оно развивалось и которые, конечно, оказы-
вали свое влияние на замыслы строителей и творчество зодчих.
Как и в Москве, авторитет владимирского культурного и художественного на-
следия в Твери был высок; можно, пожалуй, сказать, что им дорожили здесь даже
больше, чем в Москве.
О реальности и действенности воспоминаний о владимиро-суздальских связях
Тверской земли свидетельствует ряд произведений прикладного искусства. Такова,
например, происходящая со Старицкого городища «бронзовая бляха, изображаю-
щая восхождение на небо Александра Македонского», характерный сюжет владимиро-
суздальской пластики х. Из Старицы же происходит замечательный бронзовый на-
угольник с переплета какой-то книги или ларца, изображающий князя на престоле
с владимирскими грифонами на торцах «степеней» трона (рис. 211) 2. Издатель
этого примечательного памятника, указавший аналогии его сюжету в монетных
изображениях конца XIV в., явно занизил его датировку концом XIII —XIV в.—
он относится к концу XIV — началу XV в. Это, конечно, не фантастический
образ, созданный художником, но реальное изображение тверского князя, самый трон
которого своей резьбой напоминает об украшенных скульптурами зверей храмах
«великого княжения Владимирского». Это реальная деталь, характеризующая под-
черкнутую пышность придворного быта, напоминающая свидетельство инока Фомы,
что князь Борис повелел своим людям «в своей палате в красных блистаниях пред
Примечания к главе XXIX см. стр. 536—538.
415
211. Наугольник книжного переплета
( Старица).
собою ходити, а сам же царским венцем
увязеся» 3.
Любопытно, что известный «помяник»
собора старицкого Успенского монастыря,
являющийся бесспорной позднейшей под-
делкой, приводит, наряду с легендой об
основании монастыря в 1110 г. печерски-
ми монахами, имя Андрея Боголюбского,
при котором, якобы, был основан и освя-
щен монастырсий собор 4. Те же владимир-
ские мотивы были распространены в ис-
кусстве тверских медников, как о том сви-
детельствует обломок бронзовой пластины
(возможно, от хороса) с изображением
бегущего барса или льва в позе, характер-
ной для владимирских рельефов 5. Вспом-
ним, что еще в XVII в. в Городенской
церкви, созданной в первой половине XV
столетия, сохранялись «двери Корсунского
дела», а этим термином определялись «пи-
санные златом» врата Суздальского собо-
ра. Любовь к этому виду драгоценного уб-
ранства жила в Твери не только в XIV в.,
но и в XV в.
Неоценимым подспорьем для нашей
темы являются и здесь изображения на
монетах Тверского княжества, которые,как
и монеты Московской земли, широко ис-
пользуют сюжеты владимирской пластики.
Существенно, что они более многочис-
ленны и что круг этих сюжетов шире,
чем в московских монетах. Часть изображений
сходна с московскими. Особенно много монет с изображением идущего льва или барса,
часто очень хорошо передающим схему и стиль белокаменных рельефов в. Далее,
это Самсон со львом 7, грифоны 8, крылатый (?) кентавр 9. Кроме того, на тверских
монетах много раз помещено изображение Вознесения Александра Македонского 10,
являющееся, как говорилось выше, символом апофеоза и прославления княжеской
власти и помещенное на важнейших храмах Владимирской земли — Успенском
и Дмитриевском соборах во Владимире и соборе в Юрьеве-Польском. Много монет с
изображением крылатого дракона с закрученным хвостом, отдаленно напоминаю-
щего более сложных «змеев-горынычей» Георгиевского собора п. Многочисленны
изображения птиц с характерно «вывихнутым», как на рельефах, крылом 12 и павли-
нов 13. Исполнение большинства этих изображений говорит о техническом мастер-
стве тверских денежников, их хорошем вкусе и умении передать в микроскопиче-
ском изображении стиль и типичные детали монументального «образца».
416
Все приведенные, хотя и отрывочные, данные свидетельствуют, что в Твери
владимирское наследие играло не меньшую, если не большую, роль чем в искусстве
Московского княжества. Об этом, как скажем ниже, позволяют судить и уцелевшие
памятники тверской архитектуры.
2
Интересы строителей и зодчих не ограничивались реальными архитектурными
образцами. Их мысль обращалась и к литературным произведениям, и к миниатюре
в поисках новых решений и идей. Об этом говорят также отрывочные, но от этого
не менее драгоценные показания, позволяющие судить об оживленной «теоретиче-
ской» работе, связанной с тверским строительством.
Выше (гл. X), в связи с характеристикой ансамбля Московского кремля во вто-
рой половине XIV в., мы приводили выдержку из письма, направленного в 1413 г.
Епифанием Премудрым в ответ на запрос тверского игумена Кирилла, с описанием
Софии цареградской. Как полагают, игумен Кирилл это игумен тверского кремлев-
ского придворного Афанасьевского монастыря, принявший схимническое имя Ки-
рилла 14, т. е. близкое к князю и влиятельное лицо, принимавшее участие в деятель-
ности, княжеской власти. Ясно, что запрос тверского игумена к московскому витии
был продиктован не простым любопытством, связанным с тем, что и Кирилл, и Епи-
фаний якобы «были большими любителями палатного письма» 15, но имел практиче-
ское значение. Как мы знаем, в эту пору, в княжение князя Ивана Михайловича и
далее, при князе Борисе, шла обстройка Тверского кремля, и материалы о Софии
цареградской, которая некоторым напоминала Московский кремль («ея ж качество
и величество нецыи поведаша яко московский кремль»), были весьма существенны
для инициаторов тверского строительства, стремившегося соперничать с Москвой в
величии кремлевского ансамбля. Стоит отметить, что описанию Софии Епифаний пред-
послал напоминание, что Юстиниан сооружал Софию «ротуяся и уподобився пре-
мудрому Соломону», а свой интерес к изображению Феофаном Греком Софии мотиви-
ровал тем, что «на таковый храм взирая, аки во Цареграде стояще-
мн и м». Эти ассоциации едва ли случайны в обстановке борьбы Москвы и Твери и
роста могущества княжеской власти. И в XII в., и теперь в сознании русских фе-
одальных владык стоял — как легендарный образец — образ библейского мудрого
царя и строителя Соломона, а в княжение Бориса Александровича раньше, чем
в Москве, созреет идея преемства власти Царьграда, о Твери — третьем Риме 1в.
Весьма интересно, что писатель XV в. в предисловии к «Повести о великом кня-
зе Михаиле Александровиче тверском» широко пользуется образами архитектуры 17.
Говоря о трудности поставленной перед ним задачи, так как он не видел и не знал
покойного князя Михаила, автор сопоставляет свое положение с положением чело-
века, мельком видевшего большой город и желающего описать его. «Егда единою
видевый пришлец великаго града изрядно стояние, что убо хощеть рещи о нем? Но
токмо в себе видению дивится и ко иным глаголеть: видех убо аз преславное граду
видение, о нем же по части несть ми съглаголати, преудивиша бо ми ся мудрая
основания твердости и крепости стен, и утвержение врат, и сведение столп, и полат
27 н. н. Воронин, т. и
4/7
украшение; разум же неприиде[ми] ни ко единому ухищрению, да тем не могу иным
исповедати, ибо сам не насладихся тоя неизреченныя красоты...» 18.
Автор говорит о большой сложности архитектурного искусства, о трудностях
его восприятия и оценки по первому впечатлению. Оно вызывает удивление зрителя,
в его сознании запечатлеваются отдельные поразившие воображение здания и архи-
тектурные приемы; они разрозненны («по части») и, может быть, случайны. Чтобы
создалось правильное, обобщенное представление («единое ухищрение»), нужно
«насладиться тоя неизреченныя красоты», т. е. впитать многократные и длительные
впечатления, об итоге которых можно и «иным исповедати». И далее начало характе-
ристики князя автор дает также в архитектурных образах: «Поистине премудрости
дом себе всехитре основа богоразумнаго града, еже страха божиа в твердем сердце,
яко на камени веры, и крепко стены въдружи, а реку благыа нравы...» 1в. Очевидно,
эта манера уснащать изложение архитектурными образами и аналогиями была
неличной прихотью автора, но была рассчитана на вкусы и интересы тверских фео-
дальных верхов, где этот характер повествования мог быть оценен, понят и одобрен.
Обратимся с этим к «Слову» Фомы. Мы не раз ссылались выше на его показания
о тверском строительстве. Автор проявляет к нему повышенный интерес, «Слово»
насыщено сведениями о тверских постройках, строительству отведен особый раздел
«Слова». Характерно при этом, что хорошо начитанный в древнем летописании и
книгах, и, может быть, непосредственно причастный к ведению княжеского летописа-
ния при дворе Бориса 20, Фома в своих описаниях тверских построек постоянно
обращается к литературным образцам седой древности. Его,’видимо, особенно инте-
ресовали сведения о строительстве на Руси, что сказывается и в применении им к
тверским постройкам очень близких оборотов из летописных описаний выдающихся
построек крупнейших князей прошлого. Так, например, говоря о постройке князем
Борисом церкви Бориса и Глеба на кремлевском дворе, он почти дословно исполь-
зует помещенный в Ипатьевской летописи текст «Повести об убийстве Андрея Бо-
голюбского» о постройке князем Андреем храмов во Владимире и Боголюбове:
«И устрой [князь Борис] им [св. князьям Борису и Глебу] храм среди своего двора
от камени белаго и украси в нем иконами, и златом, и жемъчюгом, и камением драгым,
и паникадилами, и свещьми, нои яко же было и при Соломоне в Святая Святых» 21.
Далее, описывая эффект этого тверского храма, Фома повторяет известный от-
зыв послов Владимира Святого о красоте греческих храмов: «Понеже земных чело-
веком и в том храме стояти яко же и на небеси мнетися» 22. В рассказе о сооружении
ограды монастыря св. Федора Фома говорит, что Борис «призва мужи хитры и изоб-
рете их якоже и Моисей новаго Веселеила и пристави их к съвершению таковаго де-
ла», употребляя оборот из рассказа той же Ипатьевской летописи о сооружении сте-
ны Выдубицкого монастыря в Киеве князем Рюриком в 1199 г.: «Изобрете бо подоб-
на делу и художника и во своих си приятелех именем Милонег, Петр же по креще-
нию, акы Моисей древле одного Веселеила, и приставника створи богоизволена дела»23.
Автор «Слова» обнаруживает большой интерес к архитектуре и высказывает
весьма серьезные общие суждения «теоретического» порядка. Так, ссылаясь на
Иоанна Златоуста, Фома различает три видзг «хитрости». «Созидательная хитрость»
— это строительство храмов: «Еже церкви божии многы съвдаша». «Зижительная»—
418
это «преже запустевпша грады созидаше», т. е. военно-инженерное строительство, соз-
дание новых и восстановление старых крепостей. Наконец, «деятельная» хитрость —
хозяйственное строительство: «Еже села и веси добре строяше»; это, собственно, не
строительная, но хозяйственная деятельность вообще. Князь Борис, по словам
Фомы, преуспел во всех трех строительных «хитростях», но, главным образом, в
первых двух 24.
Оценивая строительную деятельность князя Бориса, сведения о которой щед-
ро рассыпаны в «Слове», Фома сопоставляет ее со строительством других властите-
лей, обращаясь за примерами к истории. «И нареку его Бориса премудраго Лва и
иже столпы красны несказанны созидаа, великий князь
Борис Александровичь той не столпы бо созидая, но великии ограды съоружая и в
них церкви божии поставляя и събирая преподобным мнехи... Но мнит ми ся,—
резюмирует Фома,— и Лва премудрие великий князь Борис Александровичь и о
чем бо столпы ставя, иникий же успех человеком, но токмо
на видение, а великий князь Борис Александровичь многы церкви постави
ниже просвещают всякого человека грядущаго вми р»26.
Трудно сказать, почему в сознании инока Фомы строительство «красных столпов»,
т. е., вероятно, колонн в Константинополе, связалось с именем византийского им-
ператора Льва-философа («премудраго Лва»). Суть не в этом, а в том, что Фома знает
о таких сооружениях, не имеющих, с его точки зрения, никакого практического
значения, и он осудительно отзывается о них — «о чем бо столпы ставя — и никий
же успех человеком, но токмо на видение»? Другое дело—князь Борис, он строит мо-
настыри, собирая в них «мнихов», и многие церкви, которые служат «просвещению»
людей. Можно с осторожностью предполагать, что Фома стоит за поместительные
крестовокупольные храмы и не одобряет постройку деревянных (а может быть, и
каменных) столпообразных малопоместительных храмов, к которым вел процесс
развития русской архитектуры XV в.
Эта сентенция представляет большой интерес. Фома — просвещенный монах,
приближенный Бориса, выходец из высшего феодального круга — тех людей, кото-
рые появлялись в княжеских палатах «в красных блистаниях», участник тверского
посольства на вселенский Флорентийский собор. В своих, приведенных выше, выс-
казываниях он, видимо, отражает взгляды высшей придворной среды, княжеских
кругов, в руках которых и было руководство строительством. Но это была не един-
ственная точка зрения на задачи архитектуры.
Другой тверской автор в своей «Повести о Плаве», выдержки из которой мы
приводили выше (гл. X), с большим восхищением и скорбью говорит о сгоревших в
Москве высоких столпообразных шатровых храмах, создававших «величество» архитек-
турного ансамбля Москвы и, главным образом, рассчитанных на «видение». В самой
Твери и ее крае подобные рубленые «столпы» были также распространены. На при-
веденной и рассмотренной выше панораме Тверского кремля (см. рис. 193) важ-
нейшую роль играет могучая башня бревенчатой колокольни собора, построенная
не кем иным, как князем Иваном в 1407 г. Мы говорили также о возможности
отнесения изображенных на панораме шатровых верхов к тогда еще деревянным
кремлевским дворцовым храмам.
27*
419
Таким образом, в Твери конца XIV—XV в. мы видим оживленный интерес
к вопросам архитектуры и строительства, намеки на попытки «теоретического»,
оснащенного историческими параллелями осмысления и обобщения взглядов на
архитектуру, видим борьбу мнений и оценок, исходящих из разных кругов общества.
Эти обобщения и интересы опирались на изучение книг. Мы видели, что сам Фома
был очень начитанным человеком, в памяти которого жили литературные образцы
и штампы, почерпнутые из летописи и, вероятно, других источников.
В третьей части «Слова», характеризуя обширную строительную деятельность
князя Бориса по сооружению крепостей и храмов, Фома пишет: «Кто ли его испо-
ведати может строениа, но смышляет грады и строит монастыри, а делает веси, но
всяко художьство и хитрость управляет, но еще же чрес пределы и книга-
ми г о р а з д...»26. Указание на книжные интересы князя Бориса и его «мудрость»
в данном случае имеет не общий характер оценки «просвещенности» героя
«Слова», но связано с его строительной деятельностью. О книжных интересах князя
Бориса вообще Фома говорит еще раз особо, что он «повсюду събирая святыя
книгы и поучашася ими еже ко спасению»27.
Из книг, конечно, извлекались прежде всего описательные сведения о постройках
библейской и отечественной древности, как это мы видели во Владимире XII в.,
где был привлечен текст Георгия Амартола о постройке иерусалимского храма Соло-
мона. О Соломоне вспомнил в своем послании Кириллу Епифаний Премудрый;
о соломоновом «Святая Святых» вспомнил Фома, описывая построенную князем
Борисом дворцовую церковь Бориса и Глеба. Как сейчас увидим, это был не пустой
трафаретный образ.
Выше мы охарактеризовали две своеобразные тверские постройки первой по-
ловины XV в.— ярусный храм Ивана Милостивого в Тверском кремле и церковь
Рождества богородицы в Городне. Интересный комментарий к истории этого типа
зданий дают миниатюры знаменитой тверской рукописи Амартола, сделанной
в Твери по заказу княгини Ксении и ее сына князя Михаила Ярославича тверского
около 1294 г. 28 Здесь среди миниатюр есть изображения иерусалимских зданий.
Д. В. Айналов отметил, что «особенно замечательно изображение завета Давида
Соломону о постройке иерусалимского храма, причем изображен и самый храм в виде
ступенчатого башнеобразного здания, увенчанного главой» 29. Исследователь не
вполне точно передал смысл миниатюры. Она иллюстрирует текст о завете Давида,
который, поручая сыну постройку, «дасть ему образ церквън ы», т. е. мо-
дель, «образец» здания. Эта модель и изображена на миниатюре (рис. 212). Модель
довольно крупная — по высоте она почти вровень с головами сидящих на тронах
Давида и Соломона. Нижний массив здания имеет пониженную часть с аркадами и
напоминает постройку базиликального типа. Над основным объемом возвышается
ярусная башня, представляющая собой как бы особый храм. Над его кубической
основой — «четвериком» с тремя большими арочными окнами поднимаются ступе-
нями кверху ярусы, завершенные главкой луковичной формы на коротком барабане30.
Подобный же храм, но с одним ярусом, изображен в миниатюре к тексту о погребе-
нии Давида (рис. 213) 31. Эти архитектурные рисунки в тверской рукописи Амартола,
столь сходные с реальными памятниками тверской архитектуры, старше их на столе-
420
212. Миниатюра
тверского Амартола.
«Образ церковный».
тие с лишком. Они вновь возвращают к мысли, что тверские строители XV в. про-
сматривали доступные им рукописи в поисках архитектурных данных; миниатюры
были особенно наглядны. Возможно, что рисунки старейшей тверской рукописи
Амартола и послужили пособием для тверских мастеров первой половины XV в.
В том же тверском Амартоле интересна миниатюра, изображающая «кивот за-
вета» (рис. 214)32. Это, на первый взгляд,— вполне условное, фантастическое изобра-
жение. Однако, присматриваясь внимательно, мы различим его вполне реальные
элементы. Представлено высокое башнеобразное здание, приподнятое на высоком
ступенчатом цоколе из блоков камня (хотя в тексте «медяный степень»). На фа-
саде — два щелевидных арочных окна, выше — обычный в миниатюрах широкий,
с большим выносом, карниз, над которым — три круглых закомары-«кокошника»
вперебежку или же схематическое изображение трёхлопастной арки, что вероят-
нее; над ней — высокий прямоугольный постамент, несущий барабан главы
с двумя окнами, завершенный, однако, не главой, а трапециевидной площадкой.
Художник изображал не церковь, а «кивот завета», почему и заменил луковицу
или шлем глав странным «столиком». Однако все остальное скомпоновано в виде хра-
ма на высоком цоколе с трифолием в основании барабана, т. е. примерно в виде хра-
ма того типа, какой был известен по таким памятникам, как Спасо-Евфросиниев
собор в Полоцке или собор Троицы XII в. во Пскове 33. Здесь миниатюрист явно
«компилировал» формы непонятного ему «кивота завета» из знакомых ему форм ар-
хитектуры XII — XIII вв. В Твери это было особенно легко, так как на тверской
епископской кафедре в последней четверти XIII в. были полоцкие выходцы —
421
213. Миниатюра
тверского Амартола.
«Погребение Давида».
бывший епископ полоцкий Симеон, а затем сын литовского князя Герденя Андрей 34.
Через них в Тверь могли попасть и сведения о полоцких архитектурных памятниках.
Так, через исторические сочинения, литературные памятники, книжную графи-
ку в искусство Твери входили отвлеченные или конкретно-изобразительные сведе-
ния об архитектуре прошлого, влиявшие на замыслы строителей и зодчих.
Как и для московского зодчества, можно указать отдельные черты, говорящие
либо о знакомстве тверских строителей с архитектурой балканских стран, либо
о сходстве некоторых конструктивных и архитектурных приемов. В ряде памят-
ников центральной Сербии мы встретим сходную с городенской коническую или
вогнутую форму основания барабана над парусным кольцом 36. Вместе с этим
в сербской архитектуре часто и столь необычное для древнерусского зодчества
и присутствующее в тверских памятниках прямолинейное покрытие основного
объема и постамента под барабаном главы 36.
3
Обращаясь к эволюции тверского зодчества, следует вновь подчеркнуть гипо-
тетичность и условность ее реконструкции вследствие почти полного исчезновения
реальных памятников. Мы совершенно не знаем, каким был белокаменный княже-
ский дворец в Твери, строившийся, видимо, в конце XIV в. и бывший вторым, после
Боголюбовского дворца, каменным гражданским зданием. Рассматривая остатки твер-
422
214. Миниатюра
тверского Лмартола.
«Кивот завета».
ского зодчества, мы должны помнить о той обстановке, в которой оно развивалось,
о жизненности владимирских традиций, о живом интересе, вызывавшемся строи-
тельством, чтобы понять, что дошедшее до нас — лишь обломки сложного целого.
О технике тверских построек можно почти полностью повторить сказанное о
технике московского строительства. Все здания — из белого камня, добывавшегося
в старицких каменоломнях. Кладка также полубутовая. Раствор, по данным ана-
лиза образцов из старицких зданий, представляет собой чистую известь. Фундамен-
ты возводились не из бута, а из того же белого камня, но более грубо обработанного;
такой фундамент у собора Михаила в Старице снаружи обложен еще дополнитель-
ным рядом грубо обработанного камня. Блоки стенного камня, так же как в Москве,
разномерны по вышине; в старицком соборе Михаила эти размеры колеблются от
16 до 42сл«, а в малой церкви Николы камень меньшего размера — 17—20 см. С этой
разницей размеров блоков связана система кладки с разнообразными подтесками и
врубками в смежных рядах камня.
Наиболее крупная и монументальная из уцелевших в остатках тверских пост-
роек — собор Михаила-архангела в Старице — позволяет говорить как о его свя-
зях с московским зодчеством, так и с построенной полувеком позднее тверскими мас-
терами церковью в Городне. Храм, поставленный на холме, имел довольно высокий
цоколь и лестничные всходы, как это было в большом Спасском соборе XIII в. в Тве-
ри. Широкая расстановка его столбов и отсутствие внутренних лопаток сближают его
с соборами Звенигорода и Саввина монастыря и говорят о стремлении строителей
423
создать свободный и целостный интерьер. Квадратная форма столбов позволяет
предположить систему ступенчато-повышенных подпружных арок и, вероятно,
аналогичный московскому ярусный верх. В целом композиция масс собора была,
видимо, близка звенигородским храмам с их спокойными пропорциями и торжест-
венным венцом верха. Обширная алтарная часть собора, отделенная каменной
преградой, также находит аналогии в московской архитектуре (например, собор Сав-
вина монастыря). Общими были и элементы владимирского наследия (алтарный
киворий, перспективные порталы с бусинами, майоликовый пол алтаря). Некоторые
общие со Старицким собором черты (широкая расстановка столбов) мы смогли извлечь
из скупых обмолвок источников XVII в. о соборе Желтикова монастыря, который
имел симметричные приделы (как Спасский собор в Твери). Возможно, что в Твери
была даже сильнее приверженность к владимирской традиции (вероятность арка-
турно-колончатых поясов в Старицком и Желтиковском соборах). Выше мы
привели говорящие об этом косвенные данные.
Следовательно, можно констатировать известную общность эволюции архитек-
турных форм, а может быть, и зависимость тверского зодчества рубежа XIV—XV вв.
от московского. Ведь многие черты, отраженные в московских постройках этой
поры, наличествовали уже в не дошедших до нас памятниках XIV в. Тверские стро-
ители и мастера внимательно следили за архитектурной жизнью Москвы. Вспомним,
как тверич — автор «Повести о Плаве» — горевал о погибших в огне пожара высо-
ких деревянных храмах Москвы, определявших «величество» образа города, или
как демонстративно вознеслась в ансамбле Тверского кремля рубленая башня со-
борной колокольни, соперничавшая с церковью Ивана Лествичника «под колоколы»
кремля Москвы.
Церковь в Городне, при всем ее своеобразии, также отражает эту связь с мос-
ковским искусством. Поставленный на подклет храм с лестничными всходами был
по своему строен, проявляя стремление зодчих создать выразительный и легкий
силуэт здания, завершенного небольшой главой, поднятой на невысоком постаменте.
Больше удался строителям интерьер храма с тонкими, широко расставленными
столбами; они воспользовались некоторыми старыми московскими приемами для
подчеркивания высоты внутреннего пространства, введя между барабаном главы и
парусным кольцом суживающуюся кверху коническую часть. С этим связан наклон
к центру подпружных арок, образующих в плане звездообразную фигуру, как в собо-
ре Троице-Сергиева монастыря; в целом же высокая полость подкупольного прост-
ранства напоминает прием Никольского собора в Можайске. Однако строители от-
казались от сильного ступенчатого подъема подпружных арок, как бы остановившись
на полпути, придав двум аркам незначительный подъем и оставив две другие
слитыми со сводом. Зодчие знали и некоторые отдельные приемы своих московских
собратьев. Они украсили скромным резным обрамлением ниши окон и сузили квер-
ху их просветы, как бы стремясь ввести те искусственные ракурсы, которыми так
мастерски пользовались московские зодчие. Однако в целом постройка тверичей
не могла идти в сравнение с московскими храмами; рядом с ними она — провинци-
альное, наивное и, пожалуй, отсталое произведение.
Но в этом вряд ли можно винить самих тверских зодчих.
424
4
Московские строители могли накапливать и совершенствовать свой опыт на
очень широком и энергичном по его темпам строительстве. Каменная стройка в конце
XIV в. и первой половине XV в. становится обычным делом, не привлекающим, как
раньше, внимание летописца. Многие крупные правительственные и частные построй-
ки остались неотмеченными в летописи. Так, не упомянуты постройки Юрия звени-
городского, собор в Андрониковом монастыре, строительство в Можайске, церковь
в Каменском и др. Если в Московском княжестве за рассматриваемый период,
обнимающий всего 60—70 лет, было построено около 20 каменных зданий, не счи-
тая сомнительных данных и крупных восстановительных работ, то в Тверской зем-
ле за тот же срок было сооружено лишь 8 построек. Экономические возможности
тверских князей были очень слабы, а поле деятельности зодчих — ограничено.
Сопоставляя сведения о работе тверских зодчих с работой их московских соб-
ратьев, мы можем заключить о малочисленности строителей, которыми располагало
тверское правительство. Возможно, что это была одна небольшая корпорация, посте-
пенно выполнявшая княжеские и церковные заказы. Об этом с несомненностью говорит
последовательность построек рубежа XIV—XV вв.: 1396—1398 гг.— собор в Старице,
1399 г. — ремонт собора Спаса в Твери; возможно, после него мастера были заняты на
строительстве княжеского дворца; 1404 г. — церковь Николы в Старице, 1404—1406 гг.—
собор Желтикова монастыря. О малочисленности и слабости тверских строительных
кадров свидетельствует и длительность каменных построек; так, небольшие храмы
Бориса и Глеба и Михаила при княжеском дворце строились по четыре года. Вскры-
тые раскопками здания Старицы и церковь в Городне говорят о том, что и в техниче-
ском отношении тверские строители уступали московским. Особенно характерна
в этом отношении церковь Николы со смятыми контурами апсиды и небрежной клад-
кой; строители большого собора Михаила были более квалифицированными. Зодчие
же церкви в Городне были робкими и в технике кладки, и в архитектурном решении
храма с его неуверенной системой сводов и карликовыми «полатями» в углах.
По-видимому, выше стояло мастерство тверских горододельцев, что было обу-
словлено особой заботой об этом княжеской власти. «Повесть» о князе Михаиле от-
мечает его интерес к усовершенствованию военного дела. Он «люди отвеюду собира-
аше, г р а д ы Тферскиа утверди... Ратное художество от-
fl сю д у навыцаше и в сих искусен бываше»37. Особое вни-
мание к военно-инженерному делу отразилось и в «Слове» инока Фомы. «Мужи хит-
ры» построили крепостную ограду Федоровского монастыря с исключительной бы-
стротой: «Иные грады созидая и то городню двема или тремя недельма созидают,
а сего же града городню двема или трема днема созидааху» 38. Фома считает также
большим достижением, что давно разрушившийся кремль г. Кашина, от которого
«ни основанию градьскому знатися», был выстроен вновь «единым летом» 39. Также
быстро были восстановлены деревянные укрепления самой Твери, сгоревшие в «ве-
ликий незабвеный пожар», так что не оставалось «основания градского» 40.
Думаем, что причина явного угасания и отставания тверской архитектурной шко-
лы от московской лежит в общих условиях заката тверской самостоятельности, когда
425
борьба Тверского княжества с Московским становилась антинародной борьбой твер-
ских феодалов за свою независимость, мешавшей образованию объединенного Рус-
ского государства и опиравшейся на союз с врагами Руси.
Предшествующее XIV столетие в истории общественной мысли в Твери было
отмечено прогрессивными явлениями, зачатками реформационных идей и свободо-
мыслия, связанными с именами тверского монаха Акиндина и епископа Федора.
Последний, как и епископ Евфимий Вислень, был активным сторонником Москвы
и^противостоял реакционным тверским феодалам 41. В XV в. нарастают сепарати-
стские тенденции, которые определяют характер тверской литературы. Большая
работа тверских писателей первой половины XV в. тем не менее уже во многом
зависела от литературы Москвы. Тверская летопись заимствует от московской ее
общерусский охват, широко использует московское летописание 42. Труд тверских
историков был посвящен аргументации общерусских притязаний тверских князей,
восхвалению их деятельности. Летописный свод 1425 г. имел задачей прославление
князя Ивана Михайловича. Составленный при князе Борисе Александровиче
свод 1455 г. имел своей целью «написати от слова честь премудраго Михаила» и его
преемников, как защитников православия «самодержцев» Русской земли, имеющих
права на владение «всею страною до моря Варяжского... рек Угорских даже и до
моря Печерского...» 48.
Но все эти политические концепции, развернутые с литературным талантом и
увлечением и порою опережающие мысль московских книжников, были лишь утопи-
ей, обреченной ходом истории. Также и последнее замечательное произведение твер-
ской литературы — «Слово похвальное» инока Фомы, в котором чувствуется под-
ражание московскому «Слову о житии» Дмитрия Донского, сотканное автором как
«златая пленица» для прославления тверского князя, было, по образному выражению
А. А. Шахматова, «памятником призрачной славы, искусственных попыток придать
блеск потухающему организму, оживить труп цветами красноречия» 44. Точно так
же и реальная строительная деятельность в Твери уже не соответствовала велере-
чивым похвалам инока Фомы и его торжественным рассуждениям о процветании
архитектуры при мудром князе Борисе. Не Тверь, но Москва в эту пору «явилась
знаменосцем общих целей, она крепко держала это знамя, постоянно была с ним
впереди и своей историей доказала, что эти цели были существенные, потому что они
были общенародные» 45. И лишь в XVI в., когда тверские мастера включились
в строительства крепостей и храмов объединенного Москвой Русского государства,
они смогли развернуть свои способности замечательных зодчих и сделать сущест-
венный вклад в сокровищницу русского искусства.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1
Перед нами прошла история зодчества Северо-Восточной Руси периода
феодальной раздробленности, трех с половиной столетий истории велико-
русского центра XII — середины XV в. Теперь мы можем бросить общий взгляд
на этот процесс, определить объемы строительства и значение оставленного им нас-
ледства для последующего развития древнерусского зодчества.
Таким образом, перед заключительной главой стоят две задачи: первая — общая
оценка рассмотренного периода истории архитектуры Средней Руси и вторая —
проблема наследия и традиций в зодчестве XV—XVII вв. При освещении первой
темы мы должны использовать и суммировать выводы, сделанные в нашем исследова-
нии. Вторая тема могла бы стать предметом особой работы, а здесь, в заключении,
мы можем изложить ее лишь конспективно, далеко не исчерпав всего материала и
приведя только некоторые примеры и соображения.
История зодчества Северо-Восточной Руси XII—XV вв., как и вся история
ее культуры в целом, распадается на два этапа. Первый — пора блестящего расцве-
та культуры и искусства Владимиро-Суздальской Руси XII—XIII вв., оборванная
монгольским нашествием, и второй — пора возрождения и нового подъема строитель-
ства в среднерусских княжествах конца XIII — первой половины XV столетия.
Характеристика этих двух этапов займет первые главы заключения, последняя бу-
дет посвящена вопросам связей зодчества XII—XV вв. с архитектурой XV—XVII вв.
9
За сто тридцать лет со времени сооружения Владимиром Мономахом первого
каменного здания на северо-востоке — Суздальского собора и до последней построй-
ки — Георгиевского собора в Юрьеве-Польском владимиро-суздальские зодчие соз-
дали ряд выдающихся произведений архитектурного искусства, образующих блиста-
тельную страницу в истории русской и мировой художественной культуры. Для того
чтобы дать их общую оценку, нужно прежде всего учесть общий объем строительства.
Примечания см. стр. 538—540.
429
Вот его летопись:
60-е годы XI в. Рубленый (дубовый) Успенский собор в Ростове
До 1090 г. Деревянный храм Дмитриевского монастыря в Суздале
Рубеж XI—XII вв. Укрепления Суздаля
Начало XII в.
1108 г.
1108—1110 гг.
1148 г.
1148-1152 гг.
1148—1152 гг.
1152 г.
1154 г.
Середина XII в.
1156 г.
Около 1156 г.
1157 г.
1158-1164 гг.
Богородицкий собор в Суздале
Укрепления Владимира («Средний» город)
Церковь Спаса во Владимире
Церковь Спаса в Суздале (?) и обновление Суздальского собора
Укрепления Переславля-Залесского и Спасо-Преображенский собор
Укрепления Юрьева-Польского и Георгиевский собор
Укрепления резиденции Юрия Долгорукого и церковь Бориса и
Глеба в Кидекше
Укрепления Дмитрова
Укрепления Перемышля, Микулина городища, Коснятина
Укрепления Москвы
Церковь Федоровского монастыря под Владимиром
Церковь Георгия во Владимире
Укрепления Владимира (западная и восточная части) с двумя каменными
(Золотые и Серебряные) и тремя рублеными въездными башнями
Белокаменные укрепления и дворец княжеского замка Боголюбова
Успенский собор во Владимире
Успенский собор в Ростове
Церковь Спаса во Владимире
Церковь Покрова на Нерли под Боголюбовским замком
Деревянный храм Вознесенского монастыря во Владимире
Укрепление Твери
Восстановление и расширение Успенского собора во Владимире
Собор Рождественского монастыря
Деревянные укрепления Суздаля
Обновление и ремонт Суздальского
Белокаменные укрепления детинца
Дворец Всеволода III и придворный Дмитриевский собор во Владимире
1158-1165 гг.
1158-1160
1161—1162
1162-1164
1165 г.
80-е годы
1182 г.
1185—1189
1192—1196
1192 г.
1194 г.
1194—1196 гг.
1194—1197
(1195-1196)
1196 г.
1195 г.
1195 г.
1200—1201 г. (1202) Собор Успенского Княгинина монастыря во Владимире
1207 г.
1213-1231
1214-1218
1215 г.
1216—1224
1218 г.
1222-1225
1221 г.
1225-1226
1227—1129
20-е годы
До 1228 г.
1230-1234
Около 1236 г.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
гг.
во Владимире
собора
во Владимире
Церковь Иоакима и Анны на воротах владимирского детинца
Деревянные укрепления Переславля-Залесского
Постройка владимирскими горододельцами укреплений Городца на Остре
Церковь Михаила на дворе князя Константина во Владимире (?)
Постройка нового Успенского собора в Ростове
Церковь Бориса и Глеба на княжеском дворе в Ростове
Успенский собор в Ярославле
Собор Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле
Церковь Воздвиженья на торговище во Владимире
Постройка нового Рождественского собора в Суздале
Укрепления Нижнего Новгорода
Спасо-Преображенский собор в Нижнем Новгороде
Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде
Деревянный храм Благовещенского монастыря в Нижнем Новгороде
Рождественский собор в Муроме (?)
Георгиевский собор в Юрьеве-Польском
Усиление земляных валов Суздаля
430
Приведенный перечень важнейших крепостных, дворцовых и церковных соору-
жений говорит о большом, быстро расширявшемся строительстве. За сравнительно
короткий срок было создано около 30 монументальных каменных зданий, 28 из них —
в 82-летний период (1152—1234) (рис. 215).
Нараставший размах строительства определялся ростом экономического могу-
щества Владимирской земли и ее городов, богатством княжеского дома и епи-
скопской казны.
Прогрессирует и усложняется строительная техника. Но особенно поразительна
быстрота художественной эволюции владимирского зодчества, идущего огромными
шагами и создающего новые и новые совершенные здания.
Стремительность развития архитектуры была обусловлена тесной связью мону-
ментального строительства с прогрессивной социально-политической борьбой за
приоритет Владимирского княжества в феодальной Руси, за преодоление феодаль-
ной раздробленности страны. В этой борьбе, встречавшей сочувствие народа, активно
участвовала передовая общественная сила того времени — торгово-ремесленное
население городов. Великокняжеская власть опиралась на союз с горожанами. Это
расширяло и общественную значимость монументального строительства: руководи-
мое и направляемое господствующими княжеско-церковными верхами, оно теряло
свою классовую ограниченность, отражало большие общенародные идеи; владимир-
ские зодчие вкладывали в свои произведения всю силу своего мастерства и народ-
ные художественные взгляды.
Другим источником быстрого развития владимиро-суздальского зодчества была
его тесная связь с архитектурой других русских земель; оно развивалось во взаимо-
действии с опытом мастеров Переяславля-Русского и Киева, Галича и Чернигова,
использовало непосредственно русских и зарубежных зодчих. Однако уже с первых
шагов оно характеризовалось большой самостоятельностью. Первая каменная пост-
ройка — Суздальский собор Мономаха — обнаруживает существенные отличия от
своих южных образцов. Он относительно невелик. Вопреки печерской легенде, его
размеры меньше размеров «великой» Печерской церкви. Но этот первый каменный
храм сыграл большую роль в истории художественной культуры Северо-Востока:
сюда была перенесена киевская техническая и художественная традиция, строители
и население впервые познакомились с каменным монументальным строительством.
Видимо, памятником той же киевской традиции была церковь Спаса во Владимире.
Последующая история владимиро-суздальской архитектуры отделена от вре-
мени построек Мономаха значительным периодом: строительство возобновляется
лишь в конце 40-х годов.
Строительство времени Юрия Долгорукого оставляет киевскую техническую
традицию, переходя к полубутовой белокаменной кладке и полагая начало истории
собственно владимиро-суздальской архитектуры. Галичские и суздальские мастера
создают серию почти «стандартных» четырёхстолпных храмов в княжеских городах.
Они отличаются прекрасным техническим исполнением и высоким художественным
совершенством. Типична строгость форм — пропорции храмов величавы и суровы;
их перспективные порталы имеют не романский, а киево-византийский характер
ступенчатой ниши. Но, что особенно важно, уже в этих памятниках, отразивших
431
в своем образе суровый дух середины XII в., проявляются определенные оттенки худо-
жественного выражения, отличающие более нарядные и изящные храмы собствен-
ных княжеских усадеб в Кидекше и Владимире, что было подчеркнуто и их эффект-
ным положением в ландшафте. Так, уже в начальной стадии развития намечается
характерная черта владимиро-суздальского зодчества: уменье зодчих придать каж-
дому зданию свои индивидуальные черты, наполнить образ определенными мыслями
и эмоциями, умело используя для этого и окружающий ландшафт. Пожалуй ни одна
из школ русской архитектуры, за исключением, может быть, галичской, не идет в
сравнение в этом отношении с владимиро-суздальской.
В строительстве времени Андрея Боголюбского и Всеволода III эти черты вла-
димиро-суздальского зодчества достигают многостороннего и полного развития.
С поразительным мастерством зодчие воплощают в архитектурном образе ин-
дивидуальное идейное содержание, выражая его в точно соответствующих замыслу
формах.
Каждый памятник этой поры характеризуется своей идейной задачей, име-
ет свое неповторимое лицо. Торжественный и праздничный Успенский собор во Вла-
димире, созданный князем Андреем, приобретает иное выражение после обстроек
Всеволода, превращаясь в величавый внешне и сумрачный внутри гигантский мав-
золей владимирских князей и иерархов. Тончайшая одухотворенность Покрова на
Нерли, проникнутого легким движением стройных ярусных членений, сменяется в
типологически тождественном Дмитриевском соборе выражением царственного вели-
чия и могущества, апофеоза власти «великого Всеволода».
Четкость архитектурных форм и техническое совершенство их исполнения сооб-
щают зданиям известную аристократичность и рафинированность; они поистине
«измечтаны всею хитростью». Высокого совершенства достигает синтез искусств,
подчиненный архитектурному замыслу. Живопись и драгоценные ткани, ювелирное
искусство, майолика и золоченая медь, наконец, получающая быстрое развитие деко-
ративная пластика, в которой проявляются светские элементы,— составляют бо-
гатейший арсенал художественных средств, обусловливающих своим гармоническим
сочетанием предельную выразительность и ясность архитектурного образа.
В эту пору расцвета даже в культовом зодчестве ясно пробиваются светские
тенденции. В строительстве епископа выражено отрицательное отношение к резному
убранству храма; епископские постройки своей строгой простотой контрастируют
с дворцовым Дмитриевским собором, пышно убранным резным камнем. Рядом с цер-
ковным развертывается большое дворцовое строительство, о котором мы судим лишь
по жалким остаткам. В этой сфере зодчие показывают себя мастерами сложного жи-
вописного ансамбля, в котором традиции народного жилища перерабатываются и
переводятся на язык камня. Боголюбовский дворец и не дошедший до нас дворец
Всеволода III во Владимире включает в свой комплекс, на правах центрального
звена, дворцовый храм; он теряет свой изолированный и замкнутый характер, входя
в органическую связь с другими зданиями, переходами и лестничными башнями.
Существенно также появление характерных для русской архитектуры XI—XII вв.
галерей, опоясывающих храм с трех сторон и усиливающих его связь с окружающим
пространством.
432
215. Схемы планов зданий XII—XIII вв.
1 — Суздальский, собор Мономаха; 2 — С н асо-11 ре о браже некий соборе Переславле-Залесском; 3 — церковь Бориса и Глеба в Кидекше;
4 — церковь Георгия во Владимире; 5 — Покров на Нерли: 6 — собор Рождественского монастыря во Владимире; 7 — Дмитриевский со-
бор; 8 — собор Княгинина монастыря во Владимире; 9 — церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде; 10 — Георгиевский собор
go в Юрьеве-Польском; 11 — часть ансамбля Боголюбского дворца (справа, за пределами схемы, опущена часть кладки южной стены
замка); 12—Успенский собор во Владимире 1158—1160 гг.; 13—Ростовский собор; У4 —Успенский собор во Владимире (1185—1189);
15 — Суздальский собор (1222—1225); 16 — Золотые ворота во Владимире; 17 — ворота и стена детинца во Владимире.
По топографии Владимира и размещению на его территории древних храмов
мы можем судить и о высоких достижениях зодчих в сложнейшей области архитекту-
ры — градостроительстве. Прекрасное понимание строителями связи природы и
архитектуры обусловило размещение главных зданий в наиболее выгодных точках
городского плато и последовательность формирования главного южного «фасада»
города, обращенного к реке.
Памятники последнего периода владимиро-суздальского зодчества характери-
зуются новыми чертами. Распространяется тип храма с притворами. В последних
памятниках владимирской архитектуры — Суздальском и особенно Юрьевском со-
борах и, может быть, в соборе Княгинина монастыря — можно предполагать нали-
чие башнеобразного ярусного верха с высоким постаментом под главой. Возможно
таким образом, что и владимирские зодчие участвовали в развитии критики кресто-
вокупольной системы храма и выработке национальных форм архитектуры. В то же
время в композиции масс здания развивается живописная асимметрия, выражающая-
ся в трехглавии верха (Суздаль, Ярославль), в сооружении придела-усыпальницы
в Георгиевском соборе в Юрьеве-Польском. Существен намечающийся в Суздальском
соборе принцип несоответствия внешних членений здания его конструкции, дающий
зодчему свободу в декоративном решении фасадов. В последнем также происходят
существенные изменения. Резной убор фасадов достигает в соборе Юрьева-Польского
предельного развития; он становится ясным по содержанию, через религиозную
символику он выражает прогрессивные гражданские идеи — богоизбранности кня-
зей Владимирской земли, их прав на общерусское объединяющее господство. Одно-
временно в резном уборе усиливаются народные элементы, но его орнаментальный ко-
вер облекает все части здания, скрывая ясность архитектурных членений, уподобляя
здание гигантскому резному ларцу. Существенны распространение килевидной
формы арки, появление бусин на колонках порталов, углубление аркатурно-колон-
чатого пояса в плоскость стены, появление арочного оконного наличника. Интерес
к декоративной насыщенности здания сказывается и в росте орнаментального богат-
ства росписи (Суздаль). Храмы теряют свою былую торжественность и представитель-
ность. В Юрьево-Польском соборе впервые исчезают хоры.
Таков в самых общих чертах путь развития владимиро-суздальского зодчества.
Сложность и быстрота его эволюции, связанной с историей Владимирской земли,
техническое совершенство построек, богатство и разнообразие их образа резко выде-
ляют владимирскую архитектурную школу из среды других областных школ перио-
да феодальной раздробленности.
В среде русской архитектуры владимиро-суздальское зодчество чрезвычайно
близко только галицкому. Их роднят превосходная белокаменная кладка, строгая
геометричность форм, творческое использование декоративных элементов романской
архитектуры, известная светскость даже церковных зданий. Для владимирского зод-
чества особенно характерна его гражданственность, особое внимание к светскому,
дворцовому и военному монументальному строительству. Эта общность определя-
лась, видимо, близостью исторического пути этих княжеств к общеевропейскому
(союз сильной княжеской власти и горожан, объединительные тенденции и борьба за
самостоятельность русской культуры).
434
Архитектура киево-черниговского круга, создававшаяся в иных условиях —
сохранения и поддержки порядков феодального дробления, тесного контакта с ви-
зантийской церковью и ее идейной гегемонии,— была гораздо более традиционной
как в техническом, так и в художественном отношении. В отличие от владимиро-
суздальских памятников, каждый из которых ясно реализовал в своем образе опре-
деленную идейно-политическую программу, имел свое индивидуальное художест-
венное лицо, памятники киево-черниговского круга более безлики; они по преиму-
ществу отвечают лишь своей основной функции — храма того или иного назначе-
ния, не имеют и не выражают индивидуальной идейной задачи. Это в собственном
смысле церковные здания, строгие и суховатые по своим формам, лишенные того
оттенка светскости и оптимизма, который свойствен архитектуре Владимирского
княжества.
Еще больше отличие владимирского зодчества от новгородско-псковской архи-
тектуры, в которой с удивительной силой отразились как особый строй культуры се-
верной боярской республики, так и особые вкусы новгородцев к грубоватой и лако-
ничной простоте архитектуры. Иной материал в известной мере определял здесь
отсутствие геометрической четкости форм, их характерную пластичность, сопутствуе-
мую скупостью декора. Во всем этом владимирская архитектура разительно противо-
положна новгородской своей четкостью, утонченностью и известным аристократизмом,
богатством и сложностью идейно-осмысленного резного декора, играющего важней-
шую роль в раскрытии смысла архитектурного образа. Весьма вероятно, что и Га-
лицкая архитектура, памятники которой почти не сохранились, обладала теми же
качествами, что и владимирская. Таким образом, владимиро-суздальское зодчество
предстает перед нами как наиболее сложное и совершенное воплощение передовых,
общенародных общественных и художественных идеалов своего времени.
Впитав на своем пути многое из опыта современной мировой архитектуры,
в частности,— романского зодчества, владимирское искусство осталось совершенно
своеобразным и самостоятельным. Оно прочно держалось традиционного, византий-
ского в своей сущности, крестовокупольного типа здания, на основе которого были
созданы все владимиро-суздальские храмы, явившиеся наиболее совершенными,
классическими образцами этого типа на Руси. По сравнению со своими романскими
собратьями они очень невелики. Владимирские зодчие прекрасно понимали мудрую
истину, что величина еще не есть величие, и это резко отличает их постройки от «ве-
ликолепных, несколько громоздких и пестрых колоссов» романских соборов (Н. П.
Кондаков).
Даже самые крупные здания, как владимирский Успенский собор, лишены по-
давляющей человека подчеркнутой несоизмеримости с ним, нарочитой грандиозности.
Это сказывается’и в деталях здания. По сравнению с грандиозными порталами ро-
манских соборов, охватываемыми глазом лишь на расстоянии и как бы поглощаю-
щими человека, владимирские порталы невелики и просты; это несколько увеличен-
ная дверь, ее величина соизмерима с человеком, ее ясное обрамление и нарядная
узорчатая резьба легко обозримы вблизи. Владимирские порталы не поглощают
человека, но как бы приглашают его войти в храм, не вызывают чувства подавлен-
ности и трепета.
28
435
В отличие от многосложной и тяжелой композиции романских соборов, владими-
ро-суздальские белокаменные златоглавые храмы обладают кристаллической яс-
ностью, гармоничностью и простотой композиции, проникнуты светлым и торжествен-
ным чувством. Они противоположны по всему своему строю сумрачной культуре
западного средневековья, они не подавляют и не устрашают человека, но возвышают
его. Созданные в пору высокого подъема русской культуры и расцвета городов XII в.
руками русских зодчих, они, при всем своем «аристократизме» и утонченности, глу-
боко народны; их всегда ясный поэтический образ насыщен мажорными эмоциями —
духом силы или тонкой поэтичности, торжества и величия или сказочной радостной
украшенности.
Теми же чертами, резко отличающими его от романской пластики, наделен
неповторимый в своей целостности и русском своеобразии резной убор владимиро-
суздальских храмов. С первого своего появления в памятниках времени Андрея
Боголюбского и до вершины своего развития в соборе Юрьева-Польского резная де-
корация характеризуется той же композиционной ясностью, что и архитектура
храмов; она неразрывно связана с ней, способствуя раскрытию заложенного в архи-
тектуре идейного замысла, образа здания. Резному убору храмов чужда причудли-
вая нагроможденность, создающая чувство тревоги и подавленности. Напротив,
ему свойственна четкая система построения, связывающая симметрией и
ритмом расположения отдельные изображения в единое целое между собой и с са-
мим зданием. Сами образы декоративной резьбы — звери и чудища, святые и ан-
гелы — лишены устрашающих или чудовищных черт, напряженной экспрессии.
Созданные на основе древних русских традиций, связанных с народным искусством
резьбы по дереву и кости, и многообразных образцов русского и зарубежного при-
кладного искусства, среди которых было много предметов византийского и восточ-
ного художественного ремесла,— владимиро-суздальские рельефы характеризуются
орнаментальной трактовкой, мастерской стилизацией реальных подробностей.
Отсюда—общий им сказочный, фантастический колорит, влекущий глаз своей зани-
мательностью, сообщающий даже чудовищным монстрам сказочный характер: подоб-
но мифическим «дивам» «Слова о полку Игореве», они вызывают не страх, а восхи-
щение и интерес своей причудливой необычностью. Ни один из владимиро-суздаль-
ских рельефов не может быть приравнен в этом смысле к чудищам и химерам роман-
ской пластики с их повышенной экспрессией, с элементами реалистической передачи
мускулатуры и частей тела, призванной убеждать в реальности этих демонических
существ, рождающей чувство ужаса и страха.
Владимиро-суздальское зодчество, крепко связанное на всех этапах своего
краткого и блистательного пути с общественной жизнью Владимирского княжества,
с ее прогрессивными силами, боровшимися с феодальным дроблением страны, стре-
мившимися к усилению могущества Русской земли,— оставило драгоценную со-
кровищницу художественного наследия, переданного последующим столетиям и став-
шего одним из могучих средств возрождения русской культуры, едва не погибшей в
грозу монгольского завоевания. В этом — высокое историческое и национальное зна-
чение владимирского искусства.
436
3
Как мы видели выше, XIII—XV вв. в истории зодчества Средней Руси представ-
лялись в старой дореволюционной науке как пора глубокого упадка и регресса, вы-
званных монгольским разгромом великорусского центра. Считалось, что погибли
сами носители строительного искусства — мастера, была утеряна техническая и худо-
жественная культура. Первые строительные опыты Москвы расценивались как бескры-
лое подражание владимирскому искусству, лишенное его совершенства и размаха.
Эти представления определялись двумя существенными обстоятельствами.
Мыслью ученых закономерно владела сверкающая плеяда владимиро-суздаль-
ских памятников XII—XIII вв. На фоне быстрого расцвета владимирского искусства
пора XIII—XV вв. представлялась бледной и лишенной творческого движения.
Ею, по существу, не интересовались в ее целом. Не было попыток собрать по кру-
пицам драгоценные данные письменных и иных источников, способные осветить ис-
торию среднерусского строительства в темную пору борьбы за освобождение и
возрождение Руси. Не было интереса и к археологическому изучению остатков памят-
ников XIII—XV вв., расширяющих круг сохранившихся объектов изучения. Уче-
ные, по существу, оставались перед лицом единичных построек рубежа XIV—XV вв.,
сохранившихся в относительной целости, и называли их «раннемосковскими», слов-
но с них началась история московской архитектуры, а XIII—XIV вв. казались
темной полосой мертвого застоя. Таким образом, уничтожение и исчезновение мно-
гих памятников этого времени, обязанное тяжким условиям монгольского ига, а за-
тем и бурному строительству конца XV и XVI вв., странным образом стало поч-
вой для неверной, отрицательной оценки развития архитектуры Средней Руси XIII—
XV вв. Говорилось, что «кажущаяся наследница высокой художественной куль-
туры Владимиро-Суздальской области XII—XIII вв. Москва растеряла эту культу-
ру», что здесь в XIV—XV вв. «новых форм строительства не создалось» \ Полагали,
что в XIV—XV вв. «должно было замереть свободное творчество в области зодчест-
ва», и Русь охватило «мертвое затишье» 2.
В такой оценке ученых укрепляли тревожные записи летописцев о недолговеч-
ности и быстром разрушении сооруженных в ту пору зданий или их катастрофах
в самом процессе строительства; эти сообщения источников воспринимались как фак-
ты глубокого упадка и примитивности строительной техники. Ведь вскоре Иван III
вновь обратится к помощи иноземных мастеров и последует новое «призвание варя-
гов» в истории русской архитектуры!
Все эти представления ныне стали уделом историографии. Оказалось, что от-
сталым было не зодчество русского народа, сделавшего XIII—XV вв. эрой напря-
женной освободительной борьбы и возрождения русской культуры. Отсталой и уве-
ренной в вековой отсталости России была отечественная буржуазная наука. Бедность
ее фактических знаний и примитивность ее исторических представлений, в значитель-
ной мере зараженных ядом космополитизма, явились причиной глубоких искажений
истории зодчества XIII—XV вв. Средней Руси. Ее действительная картина рису-
ется теперь совершенно по-другому.
Зодчество и в тяжкую пору монгольского ига теснейшим образом было свя-
зано с жизнью и борьбой русского народа. Пожалуй, можно сказать даже больше —
437
возрождение строительства как бы символизирует, воплощает в монументальных
образах основные этапы этой борьбы.
Оказывается, что монгольское нашествие не смогло начисто уничтожить жи-
вые силы зодчества. Во Владимире уцелели поруганные и опаленные белокаменные
храмы и — что еще важнее — пусть незначительные, но тем более драгоценные кад-
ры зодчих. Об их деятельности сигнализируют,вероятно, неполные сведения о строи-
тельных работах во Владимирской земле в XIII в.:
1239 г. Ремонт церкви Бориса и Глеба в Кидекше
1253 г. Ремонт церкви Бориса и Глеба в Ростове
1280 г. Покрытие оловом кровли Успенского собора во Владимире
1280 г. ' Устройство майоликового пола и покрытие оловом ростовского
Успенского собора
1287 г. Перестройка церкви Бориса и Глеба в Ростове
Конец Постройка придела Пантелеймона в Успенском соборе во Владимире
XIII в.
Видимо, небольшая горсточка владимирских строителей была цела. В их руках
и творческой мысли были пронесены высокие традиции владимирских мастеров XII—
XIII вв., переданные их преемникам,— мастерам XIII—XIV вв. Значимость этих
традиций поддерживалась тем, что новые центры русской культуры — Тверь и
Москва родились в лоне Владимирской земли, будучи органическими преемниками
ее культурно-политического наследства; их княжеские династии были ветвями, шед-
шими от «большого гнезда» Всеволода III; формула ^Владимирского великого кня-
жения» говорила об их единстве, а борьба феодалов за приоритет в этой политиче-
ской системе крайне осложняла процесс «собирания Руси».
Монументальное строительство и возобновляется не в Москве, а в Твери, ибо
Тверь к концу XIII в. была несравненно сильнее Москвы и уже в это время стала
крупным городским центром. Строительство Даниила московского оказывается поз-
днейшей легендой. Первой, после затишья XIII в., монументальной постройкой в
Средней Руси является Спасо-Преображенский собор в Твери, видимо, не уступав-
ший по своим масштабам первоначальному Успенскому собору Владимира и раз-
вивавший принципы живописной композиции храма с приделами. Интерес к торже-
ственной монументальности и величию здания отражает вкусы могущественной кня-
жеско-боярской знати. Ими определяется прочность владимирской традиции, ее не-
зыблемость. Однако основную роль в Твери конца XIII — начала XIV в. играет
деревянное строительство.
Вот сведения о нем: 3
Середина XIII в.
Конец XIII в. (?)
1285-1290 гг.’
1292 г.
1297 г.
Конец XIII в.—
начало XIV в.
1317 г.
1323-1325 гг.
Деревянная церковь Козьмы и Демьяна
Деревянный кзяжеский дворец
Спасо-Преображенский собор
Его роспись
Деревянная церковь Афанасия в Тверском кремле
Деревянная церковь Михаила-архангела (усыпальница тверских
тысяцких) на тверском посаде
Расширение Тверского кремля
Церковь Федора в монастыре на устье Тьмаки
438
Характерно, что княжескому заказу принадлежит лишь один каменный храм;
второй — церковь Федора — построена на частные средства — «царьградского игу-
мена» Иоанна.
Судьба древнейшего тверского зодчества эфемерна. Оно обрывается трагическими
событиями 1326 г.— городским восстанием против ханского баскака Шевкала и
последовавшей за ним карательной экспедицией, так что новый подъем строитель-
ства наступает лишь в конце XIV в. Можно думать, что мастера, работавшие в Тве-
ри, были «сведены» на Москву, усилив возможность выполнения большой строитель-
ной программы Ивана Калиты.
Во второй четверти XIV в. в Твери не создается ни одною каменного монумен-
тального здания. Летопись отмечает лишь ряд работ по убранству Спасо-Преобра-’
женского собора, осуществляемых на епископские средства:
1344 г. Устройство медных входных врат и украшение икон
1349 г. Роспись алтаря
1353 г. Украшение собора и постановка золоченых крестов
1358 г. Устройство вторых медных врат
1359 г. Устройство майоликовых полов
1360 г. Роспись Введенского придела собора
Самый темп работ по убранству собора, их фрагментарность и рассредоточен-
ность во времени свидетельствуют об ослаблении экономических возможностей вто-
рой четверти XIV в. в Твери. Характер же убранства собора говорит о прочности
владимирской художественной традиции в тверском искусстве. В ту же пору в
Москве за короткий срок осуществляется строительство ряда белокаменных храмов:
1326—1327 гг. Успенский собор
1329 г. Пристройка к нему Петровского придела
1329 г. Церковь Ивана Лествичника «иже под колоколы»
1330 г. Церковь Спаса на Бору
1333 г. Архангельский собор
1339—1340 гг. Сооружение дубового кремля
Первая Деревянный княжеский дворец
половина XIV в.
1340 г. Церковь Богоявления «за торжищем»
1344—1346 гг. Роспись кремлевских храмов
1350 г. Пристройка придела-притвора у церкви Спаса на Бору
Московское строительство второй четверти XIV в. по своему широкому замыс-
лу и целеустремленной последовательности очень напоминает историю обстройки
Владимира в XII в. Создается сразу несколько белокаменных храмов, образующих
центральный ансамбль кремля столицы с главной площадью и расчетом на выделе-
ние южного, «набережного» фасада феодального центра Москвы. В отличие от Твер-
ского кремля с одним, но грандиозным, собором, ансамбль Московского кремля сла-
гается из группы зданий, имеет как бы «собирательный» характер. Если собор
Твери был отдельным величественным «монументом», то в Москве ясно сказывается
широкая градостроительная мысль, формирующая ансамбль центра го-
рода, по которому Москва в целом и прослывет «белокаменной». Строительство
Калиты как бы утверждает державные притязания Москвы.
439
Московские строители, так же как и тверские, опираются на владимирское
наследие, но отправляются от иных образцов. Главный храм Москвы— Успенский
собор повторяет композицию последнего памятника владимиро-суздальской
архитектуры — Георгиевского собора в Юрьеве-Польском с его башнеобразным
верхом. Возможно, что в убранстве московского храма была применена и резьба.
В Спасе на Бору, с его асимметрической композицией, появились ленты плоской
орнаментальной резьбы, сменившие колончатые пояса и развившие прием Суз-
дальского и Ростовского соборов. Эти штрихи свидетельствуют о том, что уже на пер-
вом этапе своей истории московское зодчество не только следует традиции, но разви-
вает ее, подхватывая приемы последних творений владимирских мастеров — творений,
в которых с наибольшей силой проявились народные вкусы, интересы горожан.
Видимо, Москва времени Калиты и не ограничивается владимирской традицией.
Выше мы приводили данные, позволяющие говорить о том, что в замысле кремлев-
ского ансамбля сказалась и другая, также передовая традиция галицко-волынской
архитектурной школы,— родственной владимиро-суздальской,— с которой связано
появление центральной вертикали ансамбля — церкви Иоанна Лествичника «иже
под колоколы». В то же время композиция Успенского собора с его башнеобразным
верхом продолжает традицию, переданную владимирским образцом, идущую
от построек полоцкого мастера Иоанна. Таким образом, в самых истоках московской
архитектуры происходило взаимодействие передовых традиций домонгольской поры
и сказывались общерусские тенденции.
Московское зодчество развивается с необычайной быстротой и энергией. Следую-
щий этап его истории связан с временем регентства митрополита Алексея и княжения
Дмитрия Ивановича. Центральная задача — сплочение русских сил под эгидой
московской династии и подготовка к решающей битве с монголо-татарскими захват-
чиками — определяет задачи и размещение строительства. Показательна в этом смы-
сле летопись московского строительства, включающая крупные военно-инженерные
сооружения и постройку ряда белокаменных храмов (рис. 216) 4.
Середина XIV в.
То же
1355-1363 гг.
1362 г. (?)
До 1366 г.
1365 г.
60-е годы
1366—1367 гг.
1369 г.
70-е годы
То же
1374 г.
1378 г.
До 1380 г.
1379 г.
1379-1382 гг.
1392 г.
Церковь Иоанна Предтечи на Городище под Коломной, во владении
Коломенской епископии
Церковь Спасского монастыря в Коломне (?)
Церковь Воздвижения в Андреевском монастыре в Ростове (?)
Собор Владычного монастыря под Серпуховом (?)
Воскресенская церковь в Коломне
Собор Чудова монастыря в Московском кремле
Трапезная церковь в Чудовом монастыре
Белокаменная крепость Московского кремля
Деревянная крепость Переславля-Залесского
Богоявленский собор Голутвина монастыря под Коломной
Трапезная Сергиевская церковь, там же (?)
Дубовая крепость Серпухова
Закладка и начало постройки собора Симонова монастыря в Москве
Собор Высоцкого монастыря под Серпуховом (?)
Дубовый Троицкий собор в Серпухове
Успенский собор в Коломне
Его роспись
440
и О
216. Схемы планов зданий Х1П—XV вв.
1—московский Успенский собор (1326); 2— церковь Михаила-архан-
гела в Нижнем Новгороде; 3 — церковь Благовещения в Московском
кремле; 4 — церковь Рождества в Московском кремле; 5 — Никольский
собор в Можайске; 6 — церковь Иоакима и Анны в Можайске; 7 — Успен-
ский собой в Звенигороде; 8 — собор Саввино-Сторожевского монастыря;
9 — собор Троице-Сергиева монастыря; 10—собор Андроникова монасты-
ря; 11 — церковь Николы в Каменском; 12 — собор Михаила-архангела в
Старице; 13 — церковь Николы в Старице; /4 — собор Желтикова мона-
стыря; 15 — церковь Рождества в с. Городне на Волге.
441
Крупнейшей работой московских зодчих явилось невиданное по масштабам и
быстроте осуществления сооружение белокаменных твердынь Московского кремля
1366—1367 гг., поразившее всю Русь. Ансамбль центра белокаменной Москвы полу-
чил монументальное обрамление. К группе его храмов присоединился большой со-
бор Чудова монастыря, ставший вблизи от приступной стены новой крепости и ее
трех ворот.
Расчет строительства стен и башен Кремля показывает, что Москва сумела
подготовить и спешно мобилизовать целую армию строителей. Это было важ-
нейшим условием быстрого развития московской архитектуры, приобретавшей об-
щерусское значение и авторитет сильнейшей архитектурной школы, растущей под
государственным руководством и обслуживающей государственные и общенарод-
ные задачи.
В этом отношении необычайно выразителен перенос строительства из столицы
в города на Оке, в зону будущей схватки с поработителями. Центрами этого строитель-
ства являются Серпухов и Коломна. Московские зодчие создают в Коломне крупней-
шую постройку XIV в.— грандиозный Успенский собор, затмевающий большой Пре-
ображенский собор в Твери, и придворный храм Воскресения в самой Коломне. Ком-
позиция главного собора Коломны, с его галереей, ступенчатым построением объе-
ма и ярусным асимметричным верхом,— показывает, как быстро московские мастера
идут вперед от владимирских образцов, развивая содержавшиеся в них в зачаточной
форме новые архитектурные принципы.
Катастрофа собора Коломны и его быстрое восстановление, равно как слабость
конструкции верха Успенского собора в Москве являются не болезнью упадка,
а болезнью роста, симптомом энергичной работы архитектурной мысли, входящей
в противоречие с отстающими старыми техническими решениями. Это противоречие
было успешно разрешено — восстановленный собор Коломны прожил до XVII в.,
когда вызвал восхищение Павла Алеппского и, вероятно, простоял бы до наших дней,
если бы не был снесен церковниками для постройки на его месте нового храма. Зна-
чение Коломенского собора для последующего развития русского зодчества было не-
обычайно велико. Он был памятником всенародного торжества победы над полчища-
ми Мамая, символом национального возрождения. Поэтому его величественная,
царственная композиция оказала сильнейшее влияние на мысль зодчих последую-
щих столетий.
Поучительно сопоставить московское строительство со строительством тверских
и нижегородских князей.
В Тверском княжестве все внимание поглощено заботой о крепостных сооруже-
ниях:
1366 г.
60-е годы
1369-1373 гг.
1387—1395 гг.
1391 г.
Крепость Старицы
Церковь Михаила-архангела в Старице (?)
Усиление обороны Тверского кремля (ров и рубленые стены)
Усиление укреплений Тверского кремля
Расширепие укреплений в Старице
Однако и в области крепостного строительства Тверь явно уступает Москве, соз-
давшей твердыни белокаменного кремля.
442
То же мы видим и в Суздальско-Нижегородском княжестве:
1350—1352 гг.
1352 г. (?)
1359 г.
1365 г.
1370 г. (?)
1371 г.
1372 г.
Перестройка Спасского собора в Нижнем Новгороде
Церковь в Спасо-Евфимиевском монастыре в Суздале (?)
Перестройка Михаило-архангельского собора в Нижнем Новгороде
Сооружение рвов и валов для строительства каменного кремля в Нижнем
Новгороде
Церковь Благовещенского монастыря в Нижнем Новгороде
Церковь Николы «на бечеве»
Закладка части каменной крепости кремля в Нижнем Новгороде, остав-
шейся незаконченной
Таким образом, наблюдая общую картину среднерусского строительства XIV в.,
можно сделать несомненный вывод о явной гегемонии московской архитектурной
школы. XIV столетие принадлежит ей одной. В Твери — полное затишье: после
тяжких событий 1326 г. последовало поражение 1375 г. Попытки строительства рязан-
ских и муромских князей эфемерны. Противники Москвы и изменники русского
дела — нижегородские феодалы не смогли противопоставить белокаменному Мос-
ковскому кремлю своей каменной крепости — на ее сооружение не хватило сил. Све-
дения же о нижегородских храмах XIV в. (собор Благовещенского монастыря, цер-
ковь Николы) позволяют предполагать, что они были созданы руками московских
зодчих. В Нижнем Новгороде укреплялось не только политическое господство Мос-
квы, но и московское архитектурное влияние. То же можно сказать и о Рязани.
Гегемония московской архитектурной школы с неменьшей силой сказывается
в истории русского зодчества XIV— середины XV вв., когда единственным кон-
курентом Москвы в великорусском центре остается Тверское княжество. Белокамен-
ное строительство все более расширяется. Монументальные сооружения возводятся
в Москве и Звенигороде, Можайске, крупных подмосковных монастырях и их владе-
ниях, в Ростове:
1390—1395 гг.(?) Собор Рождественского монастыря в Ростове
Начало Церковь Благовещения при великокняжеском дворце в Московском
90-х годов кремле
1393—1394 гг. Церковь Рождества богородицы с приделом Лазаря при княжеском дворце в Московском кремле
90-е годы Никольский собор в Можайске
То же Церковь монастыря Иоакима и Анны в Можайске
1400 г. Успенский собор «на Городке» в Звенигороде
1403 г. Новая деревянная крепость Переславля-Залесского и обновление Спасо- Преображенского собора
1404 г. Достройка собора Симонова монастыря в’ Москве
1405 г. Начало постройки собора Вознесенского монастыря в Московском кремле
1405—1407 гг. Собор Рождества богородицы в Саввином монастыре под Звенигородом
1411 г. Восстановление упавшего верха Успенского собора в Ростове-
1410 г. Укрепления Плеса на Волге
1412 г. Церковь Благовещения на подворье ростовских владык в Дорогомилове в Москве
1416 г. Укрепления Костромы
1422—1423 гг. Собор Троице-Сергиева монастыря
Вторая четверть Церковь Николы в селе Каменском — вотчине Троице-Сергиева монастыря
XV в.
443
1425-1427 гг.
30-е годы
До 1445 г.
1450 г.
1450 г.
Середина
XV в. (?)
1458 г.
1460 г.
1461 г.
До 1462 г.
Собор Спасо-Андроникова монастыря в Москве
Перестройка собора Чудова монастыря в Московском кремле
Церковь Воздвижения у двора Ховриных в Московском кремле
Новая церковь Воздвижения на месте старой у двора Ховриных
Каменная палата с церковью Положения риз на дворе митрополита Ионы
в Московском кремле
Церковь Козьмы и Демьяна около Чудова монастыря в Московском кремле
Церковь Введения на подворье Симонова монастыря у Никольских ворот
в Московском кремле
Церковь Богоявления на подворье Троице-Сергиева монастыря в Москов-
ском кремле
Церковь Иоанна Предтечи у Боровицких ворот в Московском кремле
Церковь Георгия в Георгиевском монастыре на московском посаде
за Неглинной
При всей творческой энергии молодого московского искусства, быстро двигаю-
щегося вперед, строители и зодчие не перестают ориентироваться на владимирские
традиции.
Это сказывается в формах придворной церкви Рождества, созданной в па-
мять о Куликовской победе и ее герое — Дмитрии Донском. Храм явно стремит-
ся подражать дворцовому собору Боголюбовского замка, а его строительницу —
княгиню Евдокию московский летописец сравнивал с супругой Всеволода III Ма-
рией Шварновной. Сам Дмитрий Донской оказывал особое попечение дворцовому
храму Всеволода III — Дмитриевскому собору во Владимире. Московская династия,
видимо, считала, что теперь она сравнялась с могуществом «владимирских само-
властцев».
Характерно при этом, что в зодчестве Москвы и Твери, поскольку мы можем су-
дить по наличным его памятникам и косвенным данным, не возрождается характер-
ная для ряда храмов Владимирской Руси XII в. черта — их открытые или закры-
тые галереи. Едва ли это случайно. Прежде всего большинство храмов XIV—XV вв.
имеет более ограниченную идейную и функциональную задачу: это либо придвор-
ные княжеские храмы, либо соборы монастырей. Исключение составляет Успенский
собор в Коломне. Возможно, что отказ от галерей был связан и с более общими из-
менениями в идеологии этой поры. В литературе намечается процесс,— особенно
ярко проявляющийся позднее, в XV—XVI вв.,—исчезновения темы «Русской земли»,
которая столь сильно звучала в литературе и летописании XII—XIII вв. Возни-
кает и усиливается тема складывающегося «великого и пышного царства, неотде-
лимого от его главы, искони родовитого, богом почтенного монарха»; героиче-
ский образ Мономаха — «страдальца за землю Русскую»— сменяется «иконописным
символом родовитого самодержца», история народа — царским родословием 5.
Московское строительство конца XIV — первой половины XV в. превосходит
предшествующий период не только по количеству построек, но и по богатству и свое-
образию творческих исканий. Основным типом культового здания остается четырех-
столпный одноглавый храм, получающий каждый раз индивидуальные черты,
связанные с его функцией и идейным содержанием. Рядом с этим появляется бесстолп-
444
ный храм на подклете (дворцовая церковь Благовещения в Московском кремле
и без подклета (церковь в селе Каменском).
На развитие каменного зодчества XIV—XV вв. оказала большое воздействие
деревянная архитектура, являвшаяся господствующим видом строительства. Ана-
лиз данных письменных и графических источников показывает, что здесь важней-
шую роль играли столпообразные шатровые храмы, в которых с наибольшей ясно-
стью нашел выражение исконный интерес народа к высотной композиции здания.
Это нужно помнить, следя за тем, как московские зодчие продолжают разра-
ботку ярусной динамической композиции крестовокупольного храма. Сохранившиеся
памятники свидетельствуют, что этот процесс ведет в конечном счете к коренной
ревизии этой традиционной конструктивно-художественной системы.
Собор Андроникова монастыря в Москве знаменует конечную, в рассматрива-
емое время, веху этого процесса, когда нарушается целостность кубического мас-
сива храма, понижаются его угловые части, а барабан с напряженной энергией
поднимается на сложном ярусном пьедестале.
Не остается неизменным и интерьер храма. Он обретает большую пространст-
венность, центричность и вертикальную динамику. Важнейшим симптомом этого
процесса является окончательное исчезновение традиционных, расчленявших про-
странство храма, хор, что впервые произошло еще в Георгиевском соборе в Юрьеве-
Польском. Однако интерьер получает новое членение по вертикали: алтарные пре-
грады развиваются в иконостас, отделяющий алтарь от помещения для молящихся.
Оба изменения взаимосвязаны: при наличии хор, служение в алтаре было видно с них;
с их исчезновением низкая алтарная преграда получила возможность самостоя-
тельного развития. Вместе с тем эти изменения в членении интерьера как бы
предрешают появление в зодчестве XVI в. храмов двухстолпной конструкции.
Рядом с быстро развивающимся и несущим плодотворные для будущего
художественные и технические приемы московским зодчеством выразительны опре-
деленное отставание и затухание творческой жизни в тверской архитектуре. Ее
последний подъем в конце XIV—первой половине XV вв. был связан с временным
усилением Тверского княжества и ослаблением Москвы в длительной феодальной
войне. Вот хронологический перечень известных нам тверских построек этой поры:
1396—1398 гг. Собор Михаила-архангела в Старице
1399 г. Обновление Спасо-Преображенского собора в Тверском кремле
Начало XV в. (?) Каменный княжеский дворец в Тверском кремле (?)
1404 г. Церковь Николы в Старице
1404—1406 гг. Собор Желтикова монастыря
1406—1407 гг. Роспись старицких храмов
1407 г. Постройка притвора собора Желтикова монастыря
1407 г. Рубленая шатровая колокольня у Спасо-Преображенского собора
в Тверском кремле
До 1412 г. Первоначальная постройка церкви в Городне
1413—1420 гг. Церковь Ивана Милостивого в Тверском кремле
1435—1438 гг. Дворцовая церковь Бориса и Глеба в Тверском кремле
40-е годы Церковь Рождества богородицы в Городне
1447 г. Крепость Федоровского монастыря на устье Тьмаки
1452—1455 гг. Дворцовая церковь Михаила-архангела в Тверском кремле
445
Существенно, однако, что в больших работах по обстройке Тверского кремля
тверские князья, соперничая с Москвой, подражают ее кремлю. Воз-
двигается столп рубленой колокольни, образующий центральную ось застройки;
появляются новые белокаменные храмы, уподобляющие ансамбль тверской крепо-
сти «белокаменному» ансамблю Москвы. Сохранившийся до наших дней единствен-
ный памятник тверского зодчества — церковь в Городне на Волге — свидетельству-
ет о технической слабости и нерешительности тверских мастеров, может быть, свя-
занных общими условиями княжеского заказа. Как мы помним, в «Слове» инока
Фомы нашли косвенное отражение художественные взгляды феодальных верхов,
видимо, привязанных к традиционным типам церковного зодчества. Однако строи-
тельство в Тверской земле было достаточно широким, чтобы на нем воспитался силь-
ный тверской отряд зодчих, сыгравший, вместе с московскими мастерами, значитель-
ную роль в развитии зодчества XV—XVI вв.
Обогащению художественного и технического опыта русских зодчих XIV—
XV вв. способствовало появление на Руси писателей и, может быть, строителей —
выходцев из югославянских земель—Сербии и Болгарии и с Афона в. Этот контакт
был плодотворен, так как эволюция русского зодчества и архитектуры балканских
стран шла в принципе сходным путем, приводя к сходным решениям. Прочная связь
развития русской архитектуры XIV—XV вв. с русской исторической жизнью и
русской архитектурной традицией, в которой уже в XII—XIII вв. были и те эле-
менты, которые казались плодом «югославянского влияния» в XIV—XV вв.
(ярусность композиции, система ступенчато-повышенных арок), исключает возмож-
ность говорить о каком-либо его решающем значении. В этом отношении развитие
русской архитектуры XIV—XV вв. было столь же самостоятельным, как и развитие
русской литературы этой поры. «Так называемое «второе югославянское влияние»
в древнерусской литературе XIV—XV вв. вряд ли может рассматриваться как нап-
равление: оно имело довольно ограниченное воздействие на литературу (сказалось
преимущественно в агиографии) и никакого коренного перелома в литературе
не произвело» 7.
Здесь нельзя не вспомнить еще раз о живучести старых научных предрассуд-
ков. Известна неудача московских мастеров Кривцова и Мышкина с постройкой
в 1472 г. крупнейшего сооружения конца XV в.— Успенского собора Московского
кремля. Экспертиза псковских зодчих установила технические просчеты его строи-
телей. В глазах старых исследователей катастрофа собора служила новым подтвер-
ждением мысли о застое строительства в предыдущие столетия и его технической
отсталости. Это положение живет и поныне. Так, Н. И. Брунов писал: «...У мос-
ковских зодчих, мало строивших из камня в течение почти двух веков, оказался
растерянным опыт кладки каменных стен и перекрытий в зданиях большого раз-
мера». Этим исследователь и объясняет вызов итальянца Аристотеля Фиораванти 8.
«Несовершенство технической стороны постройки объясняется и тем,— писал М. А.
Ильин, развивая мысль Н. И. Брунова,— что в тяжелые годы татарского ига
в центральных русских областях каменное строительство прекра-
тилось (лишь в Новгороде и Пскове возводились небольшие здания). Опыт клад-
ки каменных стен и перекрытий в зданиях большого размера оказался утраченным» 9.
446
Проведенное нами исследование показывает, что пора XIII—XV вв. отнюдь
не была временем застоя и упадка монументального строительства в Средней Руси.
Строили очень много, строили прочно, возводя и такие крупные сооружения, как
Успенский собор в Коломне или собор Чудова монастыря в Московском кремле.
Ошибки и просчеты строителей были, повторим еще раз, не симптомами отсталости,
а болезнями роста, когда новые художественные устремления входили в противо-
речие со старыми техническими и конструктивными приемами.
Зодчие упорно искали новые формы и образы архитектуры, отвечающие идеям
и вкусам людей героической эпохи борьбы с поработителями и возрождения Руси.
Опираясь на передовые традиции владимирского искусства, они шли вперед, ведя
русскую архитектуру к новым достижениям, к новым шедеврам. Как и их владимир-
ские учителя, они связывали свое творчество с нуждами действительности, с ее
прогрессивными силами, с народом, боровшимся с монгольским игом и поднимав-
шим производительные силы страны. К этой поре истории культуры русского народа
более чем к какой-либо другой можно отнести слова А. М. Горького: «Никто в Ев-
ропе не создавал столь крупных, всем миром признанных книг, никто не творил
столь дивных красот, при таких неописуемо тяжких условиях» 10.
В этой творческой работе стирались местные особенности: в зодчестве Твери и
Москвы было больше общего, чем отличного; все сильнее пробивались общерусские
черты, показывая, что и в области искусства крепнут элементы культурной общ-
ности, отражающие факт сложения великорусской народности.
С этим мы можем обратиться к нашей последней теме о значении наследия, ос-
тавленного XII—XV столетиями, для расцвета архитектуры последующей поры.
4
И теперь, в эпоху окончательного торжества центростремительных сил и оформ-
ления Русского централизованного государства, в пору оживления общественной
мысли и широких культурных и политических мероприятий «царственной Москвы»,—
роль освященных древностью традиций, роль «образца» в самом широком смы-
сле — в ремесле и политике, литературе и зодчестве — была по-прежнему велика.
Пора необычайного национального подъема и торжества, созданного потом и кровью
многих поколений могучего Русского государства, вызывала обостренный интерес
к прошлому страны, интерес к ее истории, в которой искали примеры для подража-
ния, пути для движения вперед. К этой поре в известной мере можно применить за-
мечательные слова К. Маркса относительно периодов глубоких общественных пере-
воротов: «И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, чтобы переделы-
вать себя и окружающее и создавать нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи ре-
волюционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на
помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы
в этом освященном древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать
новую сцену всемирной истории...» и.
Московские государи приобретали фантастические генеалогические связи, их
род возводили к римским кесарям, Москва рисовалась в образе «третьего Рима»,
447
Киев и Владимир — символы могущества и единства Руси — привлекали благо-
говейный интерес. В Москве конца XV — начала XVI в. особенно интересовались
деятельностью «владимирских самовластцев» XII в., историей и культурой Влади-
мирской земли. Московские книжники придавали особое значение деятельности и
личности Андрея Боголюбского. В эту пору появляется церковная переделка по-
вести об его убийстве и, видимо, возникает вопрос о его канонизации: новый текст
предназначался для церковного чтения. Андрей называется здесь святым 1а. Хотя
он и не был канонизован, в миниатюрах Радзивилловского списка летописи, ил-
люстрирующих сцены его убийства, Андрей представлен с нимбом, как святой му-
ченик 13.
За величественными делами Всеволода III московские люди не забывают дей-
ствительного основоположника «владимирского самовластьства»— князя Андрея;
они хорошо знают и историю его строительства. Так, когда митрополит Филипп и
Иван III задумывали постройку московского Успенского собора «въсхотеша бо въз-
двигнути храм велик зело в меру храма пресвятыя Богородица иже в Володимери,
ея же създа благоверный великий князь Андрей Боголюбский Юриевичь, внук Ма-
намашь, об едином в е р с е; по многу преже видя того храма превелика зело
и высока, пресвященный митрополит Филипп, зело духом горяше и желанием одер-
жым, хотяше в ту же меру видети храм създати пресвятей Богородици на Москве...»14.
Если ученых XIX—XX вв. смущал вопрос о количестве верхов Успенского андре-
евского собора, то в конце XV в. прекрасно знали, что он был «об единем верее»;
кроме того, текст показывает, что сам митрополит Филипп много раз до того видел
знаменитый владимирский храм и, видимо, задумывался над странностями его архи-
тектуры, связанными с его обстройкой Всеволодом III.
Признание исторических заслуг Андрея Боголюбского отразилось в росписи
собора Новодевичьего монастыря в Москве, исполненной в 1526—1530 гг., где вла-
димирский князь был изображен в ряду столпов Русского государства 15. Позднее,
в середине XVI в., в официальной и торжественной росписи большой палаты крем-
левского дворца Андрей был представлен в ближайшем соседстве с царским местом
в одном ряду с «крестителем» Руси Владимиром, первыми святыми князьями Бори-
сом и Глебом, Александром Невским, Василием III и самим Иоанном Грозным 1в.
Степенная же книга прямо называла Андрея Боголюбского «владимирским само-
держцем», а Всеволода III — «родочисленным царствия Руського наследником,
истинным корнеплодителем первоначальствующим Руським самодержьцем...» 17.
В этой обстановке владимирская архитектура XII—XIII вв. становится знаме-
нем официального церковного строительства, а ее отдельные черты — признаками
официального, правительственного стиля новой архитектуры. Собственно, в зодче-
стве XV—XVII вв. владимиро-суздальская традиция и отлагается, главным обра-
зом, в виде отдельных композиционных приемов или иконографических подробно-
стей, которые включаются в постройку, по существу, иного духа и облика. Так,
Успенский собор Аристотеля Фиораванти глубоко отличен от своего владимирского
образца, колончатый пояс Благовещенского собора в Московском кремле лишь на-
поминает о владимирских прообразах, давая совершенно своеобразную редакцию
владимирского мотива. К тому же владимирское наследство входит в архитектурную
448
практику XV—XVII вв. очень часто не непосредственно от изучения его памятни-
ков, но уже через переработку этого наследия в московском зодчестве XIV—XV вв.
Поэтому мы не будем расчленять этих двух путей традиции, равно как не ставим
своей задачей изучение того, как изменялось и перерабатывалось владимирское
наследство.
Нам важно лишь констатировать его следы в зодчестве XV—XVII вв. Естест-
венно, что речь пойдет главным образом о культовой архитектуре.
Владимиро-суздальское зодчество передало XV—XVII вв. прежде всего самый
тип крестовокупольного храма, представленный в XII—XIII вв. с наибольшей чет-
костью и классической ясностью именно во владимирской архитектуре. Тип большого
пяти- или одноглавого собора был многократно повторен в строительстве городских
и монастырских соборов XV—XVII вв.
Крестовокупольный собор был не только хорошо приспособлен для нужд куль-
та, был поместителен и обширен; самый его образ в передаче владимирских мас-
теров импонировал вкусам светских и церковных феодальных верхов своей торже-
ственностью и спокойным величием.
Возрождается и оставленный в архитектуре XIII—XV вв. замечательный при-
ем владимирских зодчих, опоясывавших храмы открытой или закрытой галереей. Су-
щественно, что первые памятники этого рода связаны с концом XV — началом
XVI в.— временем большого строительства в Москве; таковы поднятые на подклетах
храмы, окруженные «гульбищами»: Благовещенский собор с открытой террасой,
Ризположенская церковь в Кремле, церковь Зачатия Анны в углу в Китай-городе,
собор Новоспасского монастыря в Москве 1491—1496 гг. с его галереей 18. Особенно
широко развивают эту тему зодчие Ярославля XVII в. Если во Владимирской Руси
галереи отвечали в какой-то мере подъему к исторической деятельности «мизинних
людей» — опоры объединительных тенденций «владимирских самовластцев», то те-
перь они вновь вызваны к жизни несравненно большей активностью «простого всена-
родства», горожан. Широкие и светлые галереи-паперти играют не столько культо-
вую роль, сколько роль «светских» придатков к храму: в них можно собраться до
службы и даже во время ее, отдохнуть на узорных скамьях, поговорить о житей-
ских делах.
Особенно пришлось по вкусу зодчим XVI—XVII вв. асимметричное решение
трёхглавого верха храма, известное им по дожившему до XV в. собору Рождества
богородицы в Суздале. Любопытно, что именно в Суздале эта композиция повторя-
ется в соборе Покровского монастыря (1510—1518), где она соединяется с заимство-
ванным из московского зодчества приемом подъема главного барабана на круглом
пьедестале, завершенном «кокошниками» (рис. 217) 19. Более ранний пример трёхгла-
вия дают Богоявленский собор в Московском кремле (1480—1481) 20 и первоначально
трёхглавый кремлевский Благовещенский собор (1482—1490)21. Примеры трёхглавых
храмов в XVI—XVII вв. многочисленны. Таковы собор Ризположенского монастыря
в Суздале (первая половина XVI в.) 22, церкви в селе Иванишах на Волге под Ста-
рицей (1534—1542; рис. 218) 23 и Возьмищенского монастыря под Волоколамском
(1535) 24; для XVII в.— храмы Федоровского монастыря в Казани 2б, Золотниковой
пустыни в Суздальском крае (1651) 2в, Отроча монастыря в Твери и мн. др.
29 н. Н. Воронин, т. II
449
217. Собор Покровского монастыря в Суздале
(реконструкция Е. А. Архипова).
Для нашей темы очень интересно, что многие городские и монастырские храмы
XVI—XVII вв. повторяли и декоративные детали XII—XIII вв. Так, например,
в Успенском соборе в Ростове (XVI в.) и Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры
(1559—1585) 27 фасады опоясывает аркатурно-колончатый пояс. Барабаны глав
убираются аркатурами и полуколонками, модифицируемыми с неистощимой изобре-
тательностью и разнообразием. Точно так же владимиро-суздальский перспективный
портал проходит во множестве вариаций через всю историю древнерусской архитек-
туры. Все эти мотивы, восходящие к владимиро-суздальскому зодчеству, конечно,
не всегда и не везде осознавались как элементы его наследия, но репродуцировались
как деталь, ставшая глубоко традиционным приемом. Однако в ряде случаев мы
450
218. Церковь в селе Иванишах на Волге.
можем утверждать, что вплоть до XVII в. к этой традиции обращались непосредствен-
но и сознательно.
Выше мы говорили, что традиции владимиро-суздальской пластики оборвались
и не были восприняты последующим зодчеством, найдя широкий отклик и развитие
в мотивах книжной графики и прикладном искусстве XIV—XV вв. В XVI в. можно
указать на попытки возрождения интереса к декоративной скульптуре. Так, можно
полагать, что память о крупных скульптурных композициях, украшавших закомары
Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, продиктовала замысел монументальных
майоликовых рельефов в архитектуре XV—XVI вв. До нас дошли великолепные из-
делия этого рода, созданные русскими керамистами,— конный Георгий в круге и
два «Распятия» из Успенского собора в Дмитрове (1509—1523).
Дмитровские рельефы 28 собраны из отдельных изразцов подобно тому, как соб-
раны из отдельных резных камней композиции Георгиевского собора в Юрьеве-
Польском. Два «Распятия» в килевидных обрамлениях помещены в средних закомарах
северного и южного фасадов собора (рис. 219). Южное собрано из 34 изразцов и име-
ет высоту 2,84 м при ширине 1,69 м, северное — при этой же высоте, несколько
29*
451
219. Изразцовые рельефы собора в Дмитрове.
а — распятие на южном фасаде; б — распятие на северном фасаде.
уже (1,64 м) и сложено из 32 изразцов. Любопытно, что дважды повторено именно
«Распятие» — композиция, уцелевшая при крушении Юрьево-Польского собора, соб-
ранная В. Д. Ермолиным и, следовательно, доступная изучению мастерами XVI в.
Южное «Распятие» (рис. 219, а) помещено в обрамлении в виде килевидного портала
с реберчатыми бусинами. Интересно, что в верхней части, между двумя анге-
лами, находится плоский растительный орнамент, напоминающий сочетание ковро-
вого узора с горельефами в Георгиевском соборе. В этом смысле заслуживает вни-
мания помещение в северном «Распятии» (рис. 219, б), в верхней расширенной части
килевидного киота, крупной головы Христа, воспроизводившей «Победный крест»
Георгиевского собора 29. Столь же монументален конный Георгий в круге, находящий
аналогии в итальянской пластике и установленный в нижней части южного фасада
собора (рис. 220).
Подобные дмитровским монументальные и также парные Распятия украшали
восьмерик центрального шатра Борисоглебского собора 1558—1561 гг. в Старице.
Одно Распятие и изображение «Нерукотворного Спаса» уцелели, будучи перенесены
на фасад нового собора; от второго — сохранился лишь найденный в руинах древ-
452
220. Изразцовый рельеф собора в Дмитрове. Конный Георгий.
него собора фрагмент. К сожалению, эти замечательные памятники не изучены дол-
жным образом, но по своей технике и поливе старицкие и дмитровские изразцовые
панно очень близки друг другу 30. В плане интересующей нас темы о возможности
влияния скульптур Георгиевского собора на замысел введения в убор фасадов Ста-
рицкого храма монументальных майоликовых панно — очень существенна обра-
ботка фасадов галереи Борисоглебского шатрового храма, где были примене-
ны мотивы аркад и аркатурно-колончатого пояса, явно стремящиеся напомнить
владимиро-суздальские приемы.
Можно предполагать, что в начале XVI в. помнили и об отдельных декоратив-
ных приемах владимирской архитектуры XII в., которые еще, может быть, со-
хранялись памятниками Боголюбова и Владимира. В Архангельском соборе
453
Московского кремля была применена полихромия в обработке фасадов — красочная
роспись и позолота порталов сочеталась с белым фоном стены 31, напоминая о сочета-
нии фресковых росписей аркатурных позолоченных поясов с белокаменной кладкой в
памятниках XII в. Камни резного пояса Покровского (Троицкого) собора Алек-
сандровой слободы (1513) были «расписаны разными красками, так что один черный,
другой—белый, третий — желтый и позолоченный; на каждом нарисован крест» 3\
Ориентацию на владимиро-суздальские образцы мы можем ощутить и в мос-
ковском прикладном искусстве. Так, несомненно, «писанные золотом» врата Суздаль-
ского собора послужили образцом для изготовления подобных же «златых врат»
Благовещенского и Успенского соборов Московского кремля (рис. 221) 33. Любо-
пытно, что в ряде композиций этих врат воспроизведены характерные майоликовые
полы из плиток, украшавшие владимирские храмы. Вопреки мнению А. В. Филип-
пова, утверждавшего отсутствие преемственности в этой подробности храмового уб-
ранства между XII—XIII вв. и Москвой XV—XVI вв. 34, можно утверждать обрат-
ное: мозаичные полы из мелких поливных плиток в приделах Благовещенского со-
бора в Московском кремле явно следуют традиции мозаичных полов владимирских
памятников XII—XIII вв. 35 В сущности и распространенные в зодчестве XVI —
XVII вв. полы из «дубового кирпича» — своего рода «паркет»,— возможно, были
переводом в дерево приема майоликовых плиточных полов.
В богатстве и разнообразии развития декоративных приемов прикладного ис-
кусства XVI—XVII вв. мы можем ощутить струи, идущие от владимирской плас-
тики, точнее,— от отраженных и монументализированных ею приемов народного ис-
кусства. Таков, например, характерный для нижегородских и ярославских худож-
ников-металлистов прием соединения в одной вещи скульптурных чеканных или
литых главных элементов с очень тонкой линейной резьбой и сочной чеканкой ор-
намента из переплетающихся стеблей с фантастическими цветами и символиче-
скими изображениями. Этот прием близко напоминает систему декоративной резьбы
собора в Юрьеве-Польском. Да и в самой архитектуре XVII в. широко распростра-
няется, впервые после XII—XIII вв., применение резного убора зданий;
иной по своему стилю и характеру, он вновь возвращает скульптуре права граж-
данства, а порой перекликается и прямо с узорочьем Георгиевского собора, о кото-
ром можно было сказать словами XVII в.— «травы, а в травах птицы» зв.
Пожалуй, наиболее выразителен в смысле использования владимирской тра-
диции ансамбль Ростовской митрополии, созданный в 70—80-х годах XVII в. мит-
рополитом Ионой Сысоевичем. Существенно, что в Ярославле и Ростове в XVII в.
жили еще свежие припоминания о древних белокаменных храмах XIII в. Ставя на
месте не раз перестроенного древнего Успенского собора в Ярославле новый кир-
пичный собор (1646—1674), зодчие Ионы едва ли случайно повторяют на его фаса-
дах мотив аркатурно-колончатого пояса (см. рис. 35) 37. Позднее, в знаменитом
храме Иоанна Предтечи в Толчкове (1687) мотив колончатого пояса воспроизводится
в усложненных декоративных формах 38. В другой работе мы показали связь Ионы с пат-
риархом Никоном и приверженность ростовского владыки к папо-цезаристской концеп-
ции Никона, а также влияние этой политической теории на замысел Ростовского
«кремля» 3®.
454
221. «Писанные золотом,» врата Благовещенского собора
в Московском кремле (деталь).
В данном случае нам особо важно отметить, что, задумывая ансамбль и хра-
мы своей резиденции, которые должны были выразить идею главенства церкви,
Иона широко использует старые приемы владимирского зодчества. Лейтмотив ан-
самбля — его высокие надвратные пятиглавые храмы, фланкируемые двумя менее
высокими крепостными башнями (рис. 222),— был явно навеян двухбашенными хра-
мами дворцов Андрея в Боголюбове и Всеволода III во Владимире. Фасады этих
храмов опоясывает высоко поднятый аркатурно-колончатый фриз. В их интерье-
рах характерна позолота колонок преград, порталов, колонн митрополичьих седа-
лищ в алтаре, напоминающих об обилии золоченой меди в отделке внешних и внут-
ренних деталей в храмах времени Андрея Боголюбского. Особенно выразительна
в этом отношении обработка торжественного интерьера домовой митрополичьей церкви
Спаса на сенях 40. Любопытно, что восточная стена храма, использованная для вос-
произведения на ее поверхности иконостаса, состоит из нижней аркады, над которой
с отступом внутрь идет плоскость стены с фресковыми ярусами, изобра-
жающими ярусы икон иконостаса. Не исключено, что подобная система копировала
в камне те древние иконостасы владимирских храмов, где над древней аркадой бело-
каменной преграды уже выросла в XIV—XVI вв. деревянная стена иконостаса.
К очень древней и, вероятно, владимирской традиции восходит устройство тор-
жественных митрополичьих седалищ за престолом в алтарях ростовских храмов в
виде арочного балдахина на двух вызолоченных круглых колоннах с «кубоватыми»
капителями и базами (рис. 223) 41. Такие четырёх колонные балдахины не раз изобра-
жены над княжескими тронами в миниатюрах Радзивилловской летописи, вос-
производящих, как известно, иллюстрации владимирского летописного свода
1212 г.42 Думаем, что также через владимиро-суздальские памятники зодчие последую-
щего времени получили образцы надпрестольных сеней — кивориев — «кивотов»,
исполнявшихся уже большей частью в дереве. От алтарных кивориев идет, видимо,
и устройство шатровых «сеней» над царскими, митрополичьими и епископскими мес-
тами, наглядно выражавшее идею обожествления власти. Подобные сени сооружались
иногда из камня с каменными же шатрами, как, например, в вологодском Софийском
соборе 43. Полагаем, что мы в какой-то мере вправе судить об отделке интерьеров
храмов XII в. по ее отражению в XVII столетии. Сама живописная композиция ан-
самбля митрополичьей резиденции с ее бесконечными переходами на аркадах, свя-
зывающими палаты и храмы с «крепостными» стенами митрополичьего двора (рис.
224), воспроизводит в усложненном виде живший в строительной традиции принцип
Боголюбовского Дворца и замка, восходивший в свою очередь к композиции богатых
деревянных хором с их переходами.
Приведенные примеры показывают, что воздействие владими^кого наследства
сказывалось на всем протяжении развития древнерусского зодчества. Вплоть
до XVII в. оно было жизненным источником, к которому не раз обращались зодчие.
О значении зодчества XIII—XV вв. для развития архитектуры XV—XVII вв.
следует говорить уже не в плане традиции и наследства, а как об этапе раз-
вития, непосредственно предшествующем зодчеству XV—XVI вв. и определяю-
щем его расцвет. Эта прямая связь ясно выражена как в больших, так и в мел-
ких фактах, говорящих о том, что строительство времени «царственной Москвы»
456
222. Церковь Иоанна Богослова в Ростовском кремле.
продолжает использовать и разви-
вать раннемосковские приемы.
Подобно тому как еще недавно
многие мотивы и детали казались
приобретением или изобретением
московских зодчих XV—XVI вв.,
тогда как на деле они были найде-
ны владимирскими мастерами
XIII в.,— точно так же и многое,
казавшееся новым в искусстве
XV—XVI вв., было в действитель-
ности нащупано еще строителями
времен Донского и Василия I и
лишь развито их преемниками.
Укажем на некоторые факты этого
рода.
В ряде памятников XIV—
XV вв. происходит существенное
для дальнейшего развития изме-
нение внутреннего пространства
храма. Так, в соборах Саввина и
Троице-Сергиева монастырей и Ми-
хаило-архангельском соборе в Ста-
рице развивается алтарная часть,
занимающая значительную пло-
щадь; появляется алтарная прегра-
да, быстро вырастающая в высокий
иконостас, отрезающий алтарь и
скрывающий за собой восточную пару подкупольных столбов. Пространство для
молящихся приобретает характер «поперечно-ориентированного» помещения с дву-
мя столбами. В Троицком соборе с его широким западным нефом западная пара стол-
бов оказывается почти посередине. Молящиеся равномерно размещаются перед сте-
ной иконостаса с его ярусами икон. В этих изменениях интерьера храмов XV в.
лежит начало выработанного окончательно в XVI в. типа храмов двухстолпной
конструкции, переходящего и в XVII столетие 44. С этим типом связано и появление
бесстолпных храмов XVII в. с поперечно-ориентированным помещением для моля-
щихся, типа церкви в Путниках в Москве 46.
Нельзя также не вспомнить, что намеченный еще владимирскими мастерами
XIII в. и развитый в московском зодчестве XIV—XV вв. принцип независимости
внешних членений и декора от конструкции здания был широко использован и ус-
ложнен строителями XVI—XVII вв.
Выше мы отмечали, что привязанность к крестовокупольному типу храма, за-
вещанному владимирской традицией, ясно отразилась на особенностях его переработ-
ки московскими зодчими, на сдержанности московской редакции ступенчатого верха
458
224. Ростовский кремль. Переходы.
храма по сравнению с бурной и решительной динамикой псковского Троицкого
собора.
Ступенчатый верх московских храмов создавал лишь торжественное увенчание
крестовокупольного храма, почти не изменяя его сущности, и только в соборе Анд-
роникова монастыря зодчие осмелились нарушить неприкосновенность его кубиче-
ского объема. Именно в силу этого обстоятельства в русской архитектуре XVI —
XVII вв. часты примеры «кубического» храма со спокойным ярусным верхом типа
собора Ферапонтова монастыря (рис. 225), неоднократно повторенные русскими зод-
чими в ряде вариантов. Если ярусный верх Ферапонтова собора был еще оправдан
его старой четырёхстолпной конструкцией со ступенчато-повышенными подпруж-
ными арками, то позднее ярусный верх из чисто декоративных «кокошников» полу-
чают столпы Василия Блаженного, церкви в Дьякове и Острове, являясь эффект-
ным подножием шатров или глав. Позднее они переносятся и на бесстолпные храмы,
перекрытые глухими, сомкнутыми и иными сводами. При этом мы найдем повторе-
ние характерных для зодчества XIV—XV вв. угловых диагональных «кокошни-
ков», свидетельствующих о действительной связи замыслов зодчих XVII столетия
непосредственно с «образцами» раннемосковской поры.
459
225. Собор Ферапонтова монастыря (реконструкция К. К. Романова).
Также к числу фактов прямой и непосредственной связи этих двух этапов от-
носится, например, применение узорных поясов на фасадах храмов. Так, собор Бо-
гоявленского монастыря в Московском кремле, построенный в 1480—1481 гг. и из-
вестный нам по рисунку XVII в. в «Книге избрания Михаила Федоровича на цар-
ство», имел на фасадах орнаментальный пояс, повторенный и в основании закомар 4в.
Явным подражанием раннемосковским храмам является резной белокаменный пояс
Покровского (Троицкого) собора Александровой слободы (1513), заставивший А. И. Не-
красова отнести памятник к постройкам Юрия звенигородского 47.
Московские зодчие XV—XVI вв. нашли более простой способ репродукции
сложной орнаментики поясов, заменяя белокаменную резьбу штампованными в рез-
ных деревянных формах терракотовыми плитами — красными изразцами, доволь-
но точно воспроизводившими мотивы храмов XIV—XV вв. и стандартизировавшими
460
226. Фрагменты терракотовых орнаментальных поясов.
а — угличский дворец; б — надвратный храм Саввино-Сторожевского монастыря.
их орнаментику. Такие терракотовые пояса мы знаем в Духовской церкви Тро-
ице-Сергиевой лавры (1476) 48, Ризположенской церкви в Московском кремле (1484 —
1485) 49, дворце в Угличе (конец XV в.; размер 32 х 30 см\ рис. 226,а) 50, откры-
том раскопками надвратном храме Саввино-Сторожевского монастыря (конец XV —
начало XVI в.; рис. 226,6) 61, соборах Волоколамска 52, Ферапонтова монастыря 63
(того же времени), церкви в Старом Симонове (1509) 64 и других памятниках. Любо-
пытно, что орнамент терракотового пояса надвратной церкви Саввина монастыря
явно стремился подражать белокаменным поясам древнего собора; однако он не был
копией, но представлял свободную вариацию орнамента того типа, который в услож-
ненной форме применен и в нижних лентах большого пояса соборов в Звенигороде
«на Городке» и Троицкой лавры66. Пояс же церкви в Старом Симонове сочетает
орнаментальную ленту с поребриком, развивая прием собора в Суздале (XIII в.)
и Никольского собора в Можайске. «Самая терракота в этой стадии ее развития,—
пишет А. В. Филиппов,— не нашла нового художественного выражения, характер-
ного для этого материала. Мы видим лишь удачную в техническом отношении ими-
тацию камня в терракоте... Терракотовые плиты фризов, судя по их
древней забелке, по-видимому даже по цвету имитировали белый
камен ь»6в. Позднейшее отражение применения поясов видят в кирпичных про-
филированных поясах некоторых храмов XVI в.67
Здесь, в заключительной главе, не место излагать во всей полноте большую
тему о значении зодчества XIII—XV вв. для возникновения знаменитых шатровых
и столпообразных храмов XVI в. Этот вопрос был поставлен и в значительной ме-
ре освещен еще в 20-х годах в работах Н. И. Брунова 68. Здесь следует лишь указать
на новые наблюдения, принесенные изучением и детальным обмером памятников
461
XIV—XV вв. Для храмов-с ярусным верхом, продолжающих линию Успенского
собора в Коломне, существенны увеличение масштабов главы и коническое сужение
тела барабана и наклон стен самого куба храма (соборы Саввино-Сторожевского
и Троице-Сергиева монастырей). В Никольском соборе Можайска имела место
особая конструкция главы с необычайно вытянутым подножием, включающим ко-
ническую часть. ^Подобная коническая часть вводится и тверскими зодчими
в конструкцию основания главы церкви в Городне69. Следовательно, идет не только
процесс ревизии крестовокупольной системы храма, но его барабан, видоизменяясь,
как бы стремится стать шатром, а основной объем храма с его «кокошниками» упо-
добляется четверику под ним.
Выше мы специально говорили о влиянии деревянного зодчества на развитие
каменной архитектуры XIV—XV вв., в частности, о роли северных связей Ростов-
ской епископии. Здесь следует вновь напомнить об этой стороне темы, так как в числе
зодчих, работавших в пору образования централизованного Русского государства
XV—XVI вв., существенную роль играли ростовские и тверские мастера в0. Весьма
вероятно, что ярусные храмы, типа церкви в Городне или Ивана Милостивого в Твер-
ском кремле, также могли оказать свое влияние на подготовку появления шатровых
и столпообразных зданий. Едва ли случайно, что именно тверским зодчим Ермолой в
1535 г. был создан по московскому заказу знаменитый «хутынский столп» — ярус-
ная церковь Григория под звоном в Хутынском монастыре в Новгороде, являющая-
ся как бы эскизом «столпов» церкви в Дьякове, в котором Ермола учел и
предшествующий опыт сооружения храмов «под колоколы» — Ивана Лествичника
в Московском кремле и построенной псковичами Духовской церкви в Троице-Серги-
евой лавре в1. Есть основания думать, что Ермола и был автором Дьяковской церкви.
Может быть, огромная рубленая башня шатровой колокольни Спасского собора
в Тверском кремле, построенная в начале XV в., оказала свое влияние на первона-
чальный замысел шатрового завершения ярусного столпа Ивана Великого в Москов-
ском кремле 62. Следовательно, шатровое зодчество XVI в. должно теперь рассмат-
риваться не как неожиданный взлет искусства, но как итог малозаметной работы
зодчих XIV—XV вв., обусловившей стремительность скачка к качественно новому
искусству.
Думаем, что сказанного достаточно, чтобы оценить, сколь важным и плодо-
творным для будущего было архитектурное творчество зодчих Северо-Восточной
Руси XIII—XV вв. и сколь многим обязан ему расцвет архитектуры Русского го-
сударства XV—XVI столетий.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1
ХРАМОЗДАННАЯ ГРАМОТА 1783 г. НА ПЕРЕСТРОЙКУ
ЦЕРКВИ ГЕОРГИЯ ВО ВЛАДИМИРЕ
Божиею Милостью
Смиренный Иероним епископ Владимирский и Муромский
По благодати дару и власти всесвятого и живоначального духа, данней нам от самого Великого
Архиереа Господа Бога и спаса нашего Иисуса Христа чрез святыя Его Апостолы и их наместники,
дана сия наша Благословенная грамота о строении в граде Владимере вместо разрушенной каменной
во имя святаго Великомученника Георгия вновь на том же фундаменте и в тож храма именова-
ние каменной же церкви, о чем поданным нам тоя церкви священно- и церковно-служители и при-
ходские люди прошением представили, что оная Георгиевская церковь в прошлом 1778 году июля
в 28 числе в случившийся в граде Владимире большой пожар и в ней святые иконы с иконоста-
сами, сосуды, книги и ризы все погорели; и так у той церкви в стенах и сводах железных связей не
было, а имелись деревянные, то и оные выгорели и от того верх оной церкви и стены разру-
шились с коего времени и поныне та церковь состоит впусте, священно служение и мирские требы
исправляются в теплой каменной, входа в храм Пресвятые Богородицы, церкве. И ныне они, свя-
щеннослужители и приходские люди, желают, оную разрушенную Георгиевскую церков разобрав,
перестроить ис того камени на прежнем фундаменте, новым рисунком, с прибавлением новых мате-
риалов — просили на то благословения. А по справке в консистории нашей оказалось, что оная
Георгиевская церковь построена в 6637 году Благоверным великим князем Георгием Всеволодо-
вичем мономахом Долгоруким, при оной церкве приходских тридцать четыре двора, усадебная и
пашенная земля с лесными угодьями, також священно-и церковнослужители имеют, чего ради сею
данною от нас грамотою благословляем, оную разрушенную Георгиевскую церковь разобрав, пере-
строить на прежнем фундаменте ис того же белого камени, новым рисунком, с прибавлением новых
материалов, по подобию прочих издревле по ныне святохранимых благолепием стоящих святых
Божиих церквей, по силе святых отец правил и церковноузаконенных уставов, також и состояв-
шихся о том указов; престол в оной Георгиевской церкви устроить в вышину не менее аршина
шести вершков и соцкою, в длину — аршина осьми вершков, в ширину — аршина четырех верш-
ков, святые иконы во иконостасех поставить по чину протчих святых Божиих церквей и те иконы
писаны были по древнему православновосточныя греческого исповедания церкви обычаю искусным
мастерством, а иностранных кунштов и неискуснописанных також резных (кроме распятия Господ-
ня и то искусной работы), каковые иметь запрещено, отнюдь не былоб; в олтаре кладезь, а в церкви
клиросы устроити в надлежащих местах порядочно книгами новыми, а не старой печати, всего
церковного круга на тоя церкви по листам подписанными; сосудами церковными сребренными, а
внутри же позлащенными; олтарными одеждами и церковно-служительскими облачениями шелко-
выми удовольствовать и всеми принадлежащими к священнослужению вещми снабдить по указам.
И, когда оная церковь построится и в ней все приличествующее ко освящению изготовлено будет,
тогда и о священии той позволения просить немедленно. Чего ради и дадеся сия наша благословен-
ная грамота, рукою нашею надписанная и катедралною печатню утвержденная, в богоспасаемом
граде Владимире, в нашем архирейском доме, лета мироздания 7291, воплощения же божия слова
1783 года марта 30 дня.
Примечания к Приложениям см. стр. 540—541.
30 н. Н. Воронин, т. II
465
Приложение 2
НА ПЕРЕСТРОЙКУ ЦЕРКВИ КОНТРАКТ 1783 г.
ГЕОРГИЯ ВО ВЛАДИМИРЕ
1783 года июня 24 дня Владимирской округи Экономического ведомства села Суромны кресть-
яне Григорей Фомин, Фома Перфильев и Владимирской мещанин Иван Борисов сын Серебренни-
ков дали мы, именованные, сей контракт города Владимира приходу церкви святаго великомуче-
ника победоносца и Чудотворца Георгия священнику Митрофану Павлову с прихоцкими людьми,
в том, что договорились мы с оным священником и приходцкими людьми состоящую каменную
церковь ветхую стены все разобрать до основательного крепкого фундамента земляного, на ста-
ром фундаменте заложить в круг всю церковь из белого камня и делать против сочиненного плана и
фасада как зачнется новая стена от крепкого старого фундамента и столбы — все ис камня белого,
как с лица, так изнутри церкви; и в средину стен употреблять на разбивку ис того белого камня
худой и булыжник; и заливать каждый ряд прыском, как водится; сделать из старого фундамента
крепкаго, как зачнется новая стена, вверх девять аршин; олтарь против рисунка, как вышиною
выдет; свод свести и покрыть ис церковного материалу; ко оному делу всякой припас, известь,
песок, вода, ушаты, ведра, шайки, заступы, лопаты, веревки, ломы, и что принадлежит до тоя
работы всякой материал и фатера для работников — все церковное; а есть ли, паче чаяния, какая
будет остановка за материалом или другими какими струментами, то мне подрятчику получать с
него священника или приходских людей за таковой прогул за каждый день каждому человеку по
дватцати по пяти копеек, а есть ли мы подрятчики, зделаем какую остановку в людех, то обязу-
емся платить что будет на работе людей за каждого человека показанному священнику по тритцати
копеек за день. За показанную каменную работу рядили мы, именованные, с него священника с
прихоцкими людми денег получить четыреста шестьдесят пять рублев, а денги получать: как всту-
пим в работу — то получить с них пятьдесят рублев, да, сделав в вышину три аршина стены,—
еще получить сто рублев, еще три же аршина — то взяти во вторые сто же рублев, а досталь-
ные получить два ста по окончании вся работы и всякаго дела сполна без всякой остановки и
продолжения, в чем от нас, вышеупомянутых подрятчиков, ему священнику с прихоцкими людьми
во уверение сей кантракт и дан.
Приложение 3
А. В. Столетов
ОТЧЕТ ОБ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ НАБЛЮДЕНИЯХ
ПРИ ПРОИЗВОДСТВЕ разрытии
ВО ВЛАДИМИРСКОМ УСПЕНСКОМ СОБОРЕ
ПРИ УСТРОЙСТВЕ КАЛОРИФЕРНОГО ОТОПЛЕНИЯ
По предложению Научно-методического совета по охране и реставрации памятников культуры
при Президиуме Академии наук СССР, в целях сохранения уникальной фресковой живописи XII в.
и фресок XV в. Андрея Рублева и Даниила Черного в Успенском соборе, весной 1951 г. было
приступлено к устройству воздушного отопления и прокладке дополнительных калориферных ка-
налов в полу собора.
По утвержденному проекту в дополнение к существующим в полу собора каналам, устроенным
в XIX в., необходимо было проложить ряд новых каналов, частично расширить существующие и
сделать ответвления к выпускным шахтам, а именно: 1) новый канал, сечением 60 X 60 см по оси
северного (Всеволодовского) нефа; 2) расширить существующий канал в алтарную часть собора;
3) углубить у северного портала существующий канал по главной короткой оси собора для устрой-
ства здесь центральной распределительной шахты; 4) сделать ряд выпускных шахт над полом и
проложить ответвления к ним от каналов под полом в южном нефе; 5) сделать выпуск через решетку
при входе в храм у западного портала. Основные разрытия охватили северную галерею собора,
пристроенную к собору 1158—1160 гг. в 1185—1189 гг.
466
1. Раскоп и углубление существующих каналов
В первую очередь были расчищены существующие каналы: 1) главный канал, идущий по глав-
ной поперечной оси собора с севера на юг от бывшего северного портала до существующего южного
портала; 2) ответвление от него в алтарную часть и по оси южного нефа Всеволодовой галереи.
В главном канале по поперечной оси собора были произведены следующие работы: 1) на участке
от стены северной галереи до стены Андреевского собора сделано дополнительное заглубление на
1 м; 2) в верхней надсводной части канала произведена расчистка части свода канала на участке,
примыкающем к амвону с севера и с юга от последнего. Расчистка произведена для установки
жалюзийных решеток. При производстве этих работ: 1) вскрыт фундамент стены Андреевского
храма под его северным порталом; 2) вскрыт фундамент северной стены Всеволодовой галереи;
3) при дополнительном заглублении канала с отметки 1,48 до 2,48 м от уровня пола по снятии
кирпичной выстилки обнаружен естественный грунт — мелкозернистый песок, сухой, слоистый с
прослойками глины толщиной 3—5 см.
Фундамент Андреевского собора в нижних частях сделан из круглого разномерного булыжного
камня (валунов), уложенного без раствора. Верхняя часть фундамента, представлявшая подготов-
ку под кладку из тесаного известнякового камня, выполнена также из валунов, но пролитых сверху
известковым раствором, проникшим внутрь валунной кладки примерно на два ряда. Верхний слой
состоял из мелких околов известняка на известковом растворе (известковый бетон), достаточно
плотно утрамбованных и выровненных под плоскость. В боковых стенках канала в кирпичной за-
кладке местами было видно продолжение фундамента выше известковой подготовки, выложенного
из блоков тесаного белого камня. Ширину и глубину заложения фундамента установить не удалось.
Фундамент стены галереи шириной в основании 2,2л< сложен уступами из крупных белокаменных
блоков, размером 50 X 70 см. Его нижняя подушка с боков залицована известковыми блоками,
а внутренняя часть состоит из валунов, известковых плит, камней и их околов, уложенных с под-
бором постели и хорошо пролитых известковым раствором. Следующий уступ, облицованный сна-
ружи тесаным известковым камнем правильной формы, выполнен внутри крупными известковыми
блоками, более или менее тщательно пригнанными друг к другу и положенными на раствор. Верхний
ряд, на котором покоился цоколь стены, аналогичен предыдущему, но с более тщательной подгон-
кой известковых блоков друг к другу. При производстве расчистки и вскрытии части свода у
амвона под существующим чугунным полом солеи на глубине 33 см от него вскрыт белокаменный
плитяной пол древней солеи. Плиты толщиной 25 см были уложены на известковую подготовку
толщиной 15—17 см, под которой шел слюдистый песок.
2. Раскоп по оси северной галереи
Калориферный канал в северной галерее был проложен, согласно проекту, от главного канала
на оси северного портала собора до западной стены. Канал проходил по середине нефа, с ответвле-
ниями к шахтам для выпуска воздуха: двум шахтам — по северной стене на расстоянии 6 м и 14 м
от западной стены и к третьей шахте — у северо-западной пилястры западной стороны. Ось канала
шла в восточной части на расстоянии от северной стены 1,75 м и в западной части — на 2,5 м.
Глубина канала — от 75 до 100 см с заглублением до 1,5 м на стыке его с главным каналом у се-
верного портала. Ширина раскопа канала — от 1,1 до 1,3 м, ответвления к шахтам — 70—80 см.
Для точной фиксации раскопа была натянута металлическая лента-рулетка, ноль которой был
закреплен на внутренней западной стене северо-восточного алтаря (жертвенника). К делениям ленты
были привязаны все пилястры, выступы и проемы северной и южной стен галереи. Аналогичные
промеры были даны и поперечным сечениям канала, что в итоге дало достаточно точную систему
координатной привязки раскопа к плану существующего здания. Все вертикальные отметки заме-
рены от уровня существующего пола (см. т. I, рис. 47 и 58).
Раскоп выполнен в основном послойно.
Под полом XIX в. из металлических чугунных плит на всем протяжении канала идет слой пес-
чаной подготовки под настил плит. Следующие ниже наслоения индивидуальны для каждого участ-
ка, поэтому привожу описание их по движению раскопа от восточной части главного канала до
западной стены, т. е. на сечениях от 6 до 23 м.
467
30»
Участок от 6 до 9 л. В южной стороне раскопа, в сечении от 6,9 до 7,9jw обнаружен
фундамент, выложенный из булыжного камня. Вверху на высоту 25—35 см булыжник пролит
известковым раствором, из которого сделана подготовка-подушка для кладки цоколя из тесаных
известковых камней; в средней и нижней частях фундамента булыжный камень выложен насухо,
без проливки его раствором. Раскоп доведен до глубины 1,2 м и до подошвы фундамента не доведен.
Раскоп пересек указанный фундамент вдоль на участке 6—8 м, вскрыв конструкцию, аналогич-
ную фундаменту южной половины. В сечении 6,5—7 м, где раскоп был доведен до глубины 1,9 м,
обнаружены остатки сгнивших дубовых бревен, уложенных в основании фундамента. В верхней
части фундамент был частично разобран и поверх него был слой насыпного грунта, перекрытый
слоем мелочи из околов известкового камня с примесью известкового раствора.
В восточной части северной половины участка в сечении 8—8,1м прослежена отчетливая верти-
кальная линия рва фундамента. В сечении 8,1—9 м на глубине 60 см от пола идет материк — песок
темно-зольного цвета. Он продолжается на этих же отметках и в южной половине до сечения 8,5—
9 м. Далее на запад идет перемешанный грунт.
Весь участок 6—9 м хорошо сохранил свою начальную стратиграфию на всю глубину.
Ниже плит пола под его песчаной подготовкой прослежен пол из белокаменных плит или из кирпича,
уложенного плашмя. Местами настил отсутствует, и прослеживается лишь известковая подготовка
для укладки плит. Ниже белокаменного или кирпичного полов идет слой землистой глины (7—
8 см), перекрывающий выстилку из мелких околов белого камня с известью (15—20 см). Выстилка
в свою очередь перекрывает описанные выше фундамент, строительный мусор и местами — материк.
К участку 6—9jw непосредственно примыкает ответвление канала к северной стенке у гробницы
Агафьи и Феодоры (сечение 9 м). Раскопом установлено, что грунт здесь в основном насыпной (пе-
ремешанный песок). Одновременно здесь вскрыт фундамент на глубину 1,5 м (о нем — ниже).
На отметке 9,6jw,t. е. на расстоянии 70 си от пилястры северной стены обнаружена гробница
(крышка — на глубине 38 и дно — 95 см). При выемке насыпного грунта из рва ответвления кана-
ла (8,9—9,6 м) установлено, что под гробницей на 0,5—0,7 м идет песок, а глубже также булыжная
кладка какого-то фундамента. Таким образом, раскоп участка 6—9jw вскрыл ряд древних полов
и фундамент какой-то пристройки к северной стене Андреевского собора.
Конструкция этого фундамента тождественна конструкции фундамента стены самого собора,
вскрытого при углублении главного канала на поперечной оси север—юг. Поэтому пристройка при-
надлежит к строительству 1158—1160 гг. Ее следует считать фундаментом северного притвора.
Для проверки этого предположения мною был расчищен боковой, разводящий северо-восточный
канал. В его обрезах обнаружена белокаменная кладка восточной стены притвора (контуры при-
твора показаны на рис. 47). Пройденные раскопом слои датируются следующим образом: 1) слой
белокаменных околов является подготовкой под полы Всеволодовой галереи; этот слой перекрывает
фундамент сломанного притвора 1158—1160 гг., а на прочих участках идет по материку; 2) слой
землистой.глины — монгольский период; 3) известковая подготовка под плиточный пол XVI в. и
кирпичный пол XVIII в.
Участок от 9 до 12 м. Охватывает места погребений жертв захвата Владимира татаро-
монголами в 1238 г., поэтому стратиграфия здесь крайне нарушена. На глубине 18 см местами встре-
чен кирпичный пол и ниже — хорошо сохранившаяся подготовка на известковом растворе (5—8 см).
Под нею — глинисто-земляной слой, перемешанный здесь с линзами известкового раствора, куска-
ми осыпавшейся штукатурки с фресками. Четкой границы слой здесь не имеет, переходя в нижеле-
жащий насыпной слой с известковой мелочью, околами белого камня, щепой, золой, кусками об-
горелого дуба. На отметке 9,42—11,45 м на глубине 42 см вскрыта гробница (с одним мужским и
девятью детскими костяками) и под ней, на уровне 102 см,— вторая гробница 1.
В южной половине участка сделаны находки, представляющие большой научный интерес:
1. Медная пластина в форме полумесяца (150X75 мм) с изображением на черном фоне двух
птиц и растительным орнаментом, с мелкой чеканкой и позолотой по ободу. Контуры рисунка сдела-
ны в виде графьи мелким резцом. По краям пластинки имеются небольшие дырочки; в одной из
них сохранился маленький гранный гвоздик (см. т. I, рис. 52, а). 2. Фрагмент металлической
пластинки с чеканной надписью. 3. Бронзовый шандал от хороса. 4. Поливная плитка белой
поливы с узором плетенки, сделанным черно-синей краской (см. т. I, рис. 52, б). 5. Свыше
468
двух десятков половых поливных плиток разной раскраски (часть из них найдена и на участке
14-17 м) 2.
В южной половине участка найден ряд камней с фресковой живописью, попавших сюда в резуль-
тате разборки какой-то андреевской пристройки.
В северной половине участка обнаружена третья гробница с двумя захоронениями. Под ней, с
отметки 10 м, идет фундамент из булыжных камней (кругляк) разных размеров, уложенных
без раствора. Над гробницей слой известковой мелочи (подготовки пола галереи) отсутствует (он
разорван с отметки от 9 до 11,8 м); дальше он частично сохранился с отметки от 11,8 до 12,15 м,
где вырезан при постановке четвертой гробницы, лежащей по северной стороне с отметки 12,25 м.
Над этой гробницей в северной половине участка идет мешаный слой, аналогичный слою южной
половины и перекрытый на уровне 18 см остатками кирпичного и плитяного пола.
Важно отметить, что в северной половине на сечении 12jw уцелел ненарушенный при захороне-
ниях между двумя гробницами участок, полностью повторяющий стратиграфию участка 6—9 м,
а именно: 1) известковые плиты (10—18 еле) пола на известковой подготовке (18—25 см)', 2) земля-
ной глинистый слой (25—32 см)', 3) слой известковой мелочи (32—58 см)', 4) слой известкового раст-
вора поверх булыжного фундамента; 5) наброс булыжного камня, уложенного сверху с раствором,
а ниже — без раствора. Раскоп углублен лишь до отметки 1,15 м от пола, и булыжный фунда-
мент до подошвы не пройден. НаблюдеАя на участке 9—12jw позволяют сделать некоторые выводы.
Особый интерес представляет вскрытие здесь фундамента какой-то постройки, безусловно,
андреевского строительства, идущего параллельно фундаменту северной стены Всеволодовой
галереи на расстоянии 1,5 м от нее. Фундамент обрывается на отметке 10 м, и его продолжение не
удалось проследить, так как грунт в местах захоронения жертв татаро-монгольского нашествия
глубоко перекопан, а разведок в стороны не было произведено, потому что это выходило за пределы
нашего строительного задания (контур северного фундамента показан на рис. 47).
Особого внимания заслуживают обнаруженные здесь в завале, у гробниц на отметке Юле тесаные
известковые камни с фресками. Они лежали в слое перемешанной земли к югу от раскопа канала
примерно на расстоянии 3 ле от северной стены Всеволодовой галереи.
Участок 12—18ле (см. т. I, рис. 58). Достаточно хорошо сохранил историческую последо-
вательность напластований.
На южной стороне раскопа на отметке 12,46—14ле встречены следы фундамента, сложенного из
булыжника, с подошвой заложения на глубине 1,25 ле; булыжник был почти полностью выбран, но
была отчетливо заметна вертикальная линия стыков двух грунтов: естественного грунта — с восто-
ка, насыпного — с запада. Ров фундамента также засыпан землей со строительным мусором в верх-
нем слое. На глубине 1,25 м — материковый грунт (темно-серый песок). В северной половине участ-
ка этот фундамент почти полностью сохранился. Заложенный на оси 13 м шурф вскрыл его кладку
из булыжного камня до глубины 1,25 м. В основании фундамента, под рядом крупных булыжных
камней, была положена большая булыжная плита размером 50 X 90 см и толщиной 18—15 см;
под ней — материковый песчаный грунт.
Этот поперечный фундамент смыкался с севера с продольным фундаментом, идущим вдоль се-
верной стены галереи; глубина этого фундамента (описание его см. выше) — свыше 1,5 м (шурф,
пройденный здесь на эту глубину, не дошел до его подошвы).
Совершенно отчетливо выявлен второй поперечный фундамент на участке 17—18 м. Здесь, в
южной половине, на уровне 45 см встречен слой известковой заливки с мелким известковым щебнем,
проходящий на глубину 30—35 см через верхние ряды булыжного фундамента. Его низ выложен из
булыжных камней разных размеров, но уложенных без раствора, насухо. Глубина заложения
фундамента здесь также не установлена (раскоп доведен до глубины 90—100 см).
В промежутке между двумя описанными поперечными фундаментами (на участке 14—17 м) на
глубине 40 см встречен ненарушенный слой известковой подготовки с ясно сохранившимися гнез-
дами — отпечатками половых плиток, вдавленных в раствор. Плитки, найденные в других местах
раскопа, точно укладывались в эти гнезда. Слой известковой подготовки пола лежал на глубине
от 37—40 до 40—50 см, т. е. имел толщину до 10 см. Ниже этого слоя, до глубины 60 см, лежала
насыпная глина, переходящая местами у отметки 17 м в строительный мусор (известковая мелочь),
а местами уходившая глубже до отметки дна раскопа (100 см).
469
В дополнительном шурфе (на линии 15,5 м к югу и северу от канала) с юга, на глубине 1,35 м.
обнаружено захоронение в деревянном коробе, обложенном внутри берестой, содержавшее пере-
мешанный костяк и песок с известкой. С севера, на расстоянии 1,45—1,5 м от северной стены га-
лереи, обнаружен край фундамента из булыжного камня — кругляша, уходящий на глубину более
1,7 м. Верх фундамента на глубину 35—30 см хорошо пролит раствором и на глубине 50 см перехо-
дит как бы в известковую подготовку. Ниже отметки 85 см булыжник уложен без раствора, насухо,
с наличием значительного количества пустот.
Слои южной части раскопа почти идентичны с ранее описанными, а именно: на отрезке 12—14м
на глубине 50 ел» идет тонкий слой песка; выше, до отметки 28 см — слой околов известкового камня
на извести (пол галереи); далее, до 20—22 см — мешаный слой из глины и извести. На отрезке
14—17 м, помимо описанного выше слоя известковой подготовки под плиточный пол (отметка 40—
50 см), идет прослойка песка и глины (2—4 см) и далее, на отметке 30—40 см — слой околов извест-
кового камня и извести (всеволодова пола). Выше (от 30 до 15 см) идет весьма своеобразный слой
обломков штукатурки с фресками, соприкасающийся с песчаной подсыпкой современного пола
(18—5 см). На отрезке 17—18 м фундамент перекрыт слоем известковой мелочи-околов (глубина —
45—28 см) и известкового раствора с прослойками песка (с 28 до 25 см).
В северной части участка раскопа 12—18л< с отметки 50—55 еле идет описанный выше булыжный
фундамент андреевского времени. Как говорилось, он прЛтурфован в двух местах на глубину
1,5 ^(сечение — 13 м) и 1,7 м (сечение — 15,5 м), но до основания не вскрыт. На отрезке14, 5—18,7 м
фундамент перекрыт слоем известковой мелочи времени Всеволода III (от 30 до 50—55 см). Этот
слой отсутствует только на отрезке 12—14,5 м, так как здесь уложена упомянутая гробница.
Таким образом, на участке 12—18 м вскрыты два поперечных фундамента на линиях 17—18
и 12,45—14 м (см. т. I, рис. 58). Сохранившаяся между ними известковая подготовка с гнездами
майоликовых плиток пола позволяет с несомненностью утверждать, что здесь к стене собора
1158—1160 гг. примыкало какое-то закрытое помещение, относящееся к той же поре. Конструкция
названных поперечных фундаментов идентична фундаменту самого собора, изученному при раскопе
по его поперечной оси. Датировку пристройки утверждает также факт перекрытия слоя известко-
вой подготовки ее плиточного пола подготовкой новых полов Всеволодовой галереи. Пристройка
примыкала к западному членению северного фасада собора 1158—1160 гг. и соединяла его с ка-
ким-то зданием, располагавшимся к северу. Его фундамент, идентичный по технике поперечным
фундаментам, вскрыт рядом со стеной галереи.
Участок 18—23 м. Имеет на всем протяжении разреза почти одинаковую стратиграфию.
Южный профиль дает следующую картину: на глубине 70—80 см лежит материк — мелкий,
темно-серый, зольного оттенка песок. На отрезке 21—22 м он прикрыт прослойкой известкового
раствора с золой и вкраплениями угля. У поперечного фундамента (отрезок 18—19 м) она сменяет-
ся слоем известкового щебня, лежащего на материке. Выше, от 70—80 до 50—55 см, лежит слой
насыпного песка. Далее, от 50—55 до 30—32 см, идет характерный для всего раскопа строитель-
ный слой известковой мелочи, околов камня и извести времени Всеволода III. Он перекрыт пластом
известковых слоев (32—20 см), местами отделенным от него прослойками песка. Над этим пластом
слой кирпичного пола в елку на песчаном основании (20—12 см).
Особо надо отметить встреченный на сечении 20jw фундамент из крупных булыжных и известко-
вых белых камней. Северная половина идентична южной; напластования здесь идут в той же по-
следовательности: материк (70—80 см)\ известковая прослойка андреевского времени (3,5 см)\
насыпной грунт (70—45 см)\ слой известковых околов (45—30 см)\ песчаные, известковые слои и
кирпичный пол. На сечении 19,45 см вскрыта гробница с двухскатной крышкой; над ней сохрани-
лась нетронутой только известковая прослойка (14—12 см). Продольный андреевский фундамент
кончается на отметке 18,7 см. Таким образом, раскоп участка 18—23 м дал разрез грунта вне
собора 1158—1160 гг. На материке здесь местами сохранились слой щебня и строительного мусора
от постройки первого Успенского собора и следы пожара (зола, уголь), очевидно, 1185 г. Выше идут
прослойка подготовки под кирпичный пол в елку и последний металлический пол на песчаном
основании.
3. Раскоп под западным порталом собора 1158—1160 гг.
Расширение канала калорифера в западной галерее не дало новых наблюдений.
470
Приложение 4
РАСКОПКИ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ
ПРИДЕЛА-ХРАМА СВ. ЛЕОНТИЯ
В РОСТОВСКОМ УСПЕНСКОМ СОБОРЕ
В 1884 г.3
Рукопись содержит данные о раскопочных работах по ростокскому Успенскому собору, про-
веденных в 1884 г., гораздо более подробные, нежели это освещено в печати. В ней также приведе-
ны местные сведения о якобы имевшейся под собором усыпальнице, позволяющие оценить «источ-
ники» этой легенды. Рукопись характеризует также действительные, далекие от науки мотивы этих
раскопок, преследовавшие цель открытия новых «святынь», мощей и т. п. Поэтому считаю полез-
ным опубликовать эти данные, частью излагая их, частью приводя текстуально. В квадратных
скобках даны мои пояснения.
♦ ♦ ♦
В связи с раскопками в Леонтьевском приделе 3 июля 1884 г. было созвано совещание
местных «ревнителей старины» вместе с представителями власти и духовенства. На совещании
было сообщено о результатах раскопок в приделе и оглашены местные сведения об усыпаль-
нице.
л. 1. «...Пещера эта была устроена под полом придельного храма св. Леонтия и находилась под
кирпичным сводом, который, при настилке прежнего пола, разобран и вся внутренность
пещеры до самого верху засыпана мусором и землей».
л. 1 об. «Подле одной из боковых стен пещеры с внешней ее стороны открыта каменная лестница,
ведущая под алтарь придельного храма св. Леонтия. Лестница эта также засыпана
землею, но, судя по вытоптанным первым трем ступеням ее..., лестница эта была в про-
должительном и частом употреблении..., но куда она вела, определить невозможно...»
[это лестница с западной стороны].
«Из рассказов старожилов и из описания древних святынь Ростова Великого...
известно, что под сводами главного алтаря соборного храма погребены честные мощи
св... Василька Константиновича...».
л. 2. Предводитель дворянства Д. А. Булатов заявил на совещании граждан Ростова, что
«снаружи Ростовского Успенского собора, назад тому лет сорок существовала дверь,
ведущая под нижние своды собора, в усыпальницу Ростовских князей, и что он во время
малолетства своего спускался в эту усыпальницу через означенную дверь вместе с по-
койным отцом своим и прикладывался там к гробнице блаженного Василька князя
Ростовского, находящейся под самым амвоном соборного храма» [см. ниже текст
письма Д. А. Булатова]. «О существовании наружной двери с с. в. стороны собора,
ведущей под нижние своды храма..., заявили также ростовские старожилы священ-
ник... А. А. Розов и купец Н. А. Канев. Дверь эта, по отзыву о. протоиерея Павла
Пет. Фивейского, закрыта давно по распоряжению... Евгения быв. архиеп. Ярослав-
ского».
л. 2 об. Совещание постановило просить об очистке «пещеры» и об отыскан и и двери
в усыпальницу.
л. 3. Письмо настоятелю собора П. П. Фивейскому от ярославского предводителя дворян-
3 об. ства Д. А. Булатова от 2 июля 1884 г. сообщает, что он семилетним ребенком был в усы-
л. 4. пальнице: «Сколько я могу припомнить, мы проникли в усыпальницу чрез узкий вход,
который находился с наружной стороны, там (рядом), где находится на южной стороне
471
л. об. собора изображение св. Леонтия. Лестница была чрезвычайно тесная и нас окружил пол-
ный мрак, так что мы должны были опускаться с зажженными свечами в руках. Длинен
ли был переход, были ли повороты, я того не помню. Но самая усыпальница, эти своды,
этот таинственный мрак, эти гроба кругом (примерно около 200 больших и малых),
мерцание свечей и церковное пение сделали неизгладимое впечатление на меня — ре-
бенка. Усыпальница во всю величину собора, по стенам все гробы и только между двумя
л. 5. столбами (ближайшими к алтарю) место пустое, тут от столбов к амвону стоит гроб —
дубовая колода, в котором и покоятся останки благов, князя Василько».
л. 7. Далее в рукописи помещен акт осмотра раскопок в приделе
Леонтия комиссией при участии представителей от Московского археологического
общества в составе Е. В. Барсова, В. И. Мансветова и др.
л. 7 об. Здесь описаны апсида, кирпичный престол, живопись на стене апсиды («очсрта-
л. 8 об. ния фигур и украшений»), по определению Барсова,— XVI в.; две каменные арки —
северная с изображением св. Игнатия, XV в. и южная — св. Леонтия, «исполненного
живописью гораздо раныпей эпохи»; две лестницы — из алтаря собора и с западной CTO-
д. 8. роны; в апсиде — три ниши; ниже — полукруглый выступ «в виде сидения».
«...Под самой ракой св. Леонтия, у стенного живописного изображения сего святого,
несколько повыше пола — каменная плита, имеющая и по своему положению и по раз-
меру (более 2 ар.) вид плиты надгробной. На стенном откосе, при следах живописи,—
л. 9. остатки надписи тропаря и кондака св. Леонтию». В апсиде отмечены гвозди, крепившие
фресковый грунт. Иконостас и'рака Леонтия после выемки из-под них земли и пола были
подвешены на бревенчатых подпорах. Живопись от сырости обваливалась.
л. 10. Приводится резолюция архиепископа Ионафана ярославского и ростовского о раз-
решении Синодом реставрации придела и открытии хода в усыпальницу святителей pg-
д. 12. стовских и кн. Василька «в видах удовлетворения благочестивому стремлению ростов-
ских граждан». Было принято решение: иконостас верхнего придела спустить вниз,
л. 13. сохранить арки с живописью над гробницами и две лестницы, опустить раку на пол, что-
бы не повредить надгробной плиты, размокшей и разрушающейся, которая, вероятно,
л. 13 об. есть надгробие Леонтия; живопись восстановить и сохранить «через местных художни-
ков».
л. /4. Ход в усыпальницу не отыскан, хотя были произведены в «трех местах исследова-
л. 14 об. ния ломом и лопатой, па глубине до Зх/2 аР* ниже пола». Решено принять меры к отыска-
нию входа.
л. 16. Протокол № 1 комиссии МАО от 30 июля 1884 г. Поиски усыпальницы
д. 16 об. производились «со стороны главного алтаря», «но на глубине 2-х аршин от поверхно-
сти найден был гранитный цоколь собора и под ним бут из дикого крупного камня,
поддержанный с наружной стороны большими плитами белого камня в виде контр-
форса; признаков для входа тут не найдено, а потому в этих трех местах раскопки пре-
кратили...» [видимо, это раскоп снаружи алтарной апсиды]. «Затем, имея в виду частные
известия, что вход в усыпальницу существует близ столпа, на коем изображен образ
л. 17. Страшного суда, комиссия приступила к раскопкам в этом месте; по снятии плит каменно-
го пола выкопана была квадратная саженная яма в глубину 2х/2 ар.; материк нигде не
встречался; во всей глубине слой земли насыпной, земля перемешана с остатками камен-
ного мусора, а также много попадалось на глубине 3 ар. кирпича и камней от старин-
ных построек с прикрепленными к ним кусками цемента и извести... Со дна вырытой ямы
щуп свободно уходил в рыхлую землю еще на гл. 2 ар.». «...Сделана была попытка
к отысканию хода с северной стороны собора (где ныне ризница), но также ничего не
л. 17 об. найдено». Предполагали провести раскопки вдоль северной стены от западного ее конца
и до гробницы Игнатия, но подрядчик Полушкин, прокладывавший каналы духового
отопления, удостоверил, что и здесь тот же «наносный слой» на 5 четвертей. Других
л. 18. раскопок внутри собора не производилось, так как комиссия убедилась, что если усыпаль-
ница и была, то разобрана и под пол насыпан слой земли, так как на Зг/2 ар. от пола
472
выступает вода. Найденные при раскопках «разбитые могильные плиты с надписями и
обломки с различными украшениями и узорами» перенесли в нижний этаж музея Белой
палаты.
л. 19. Протокол №2 комиссии МАО от 31 июля 1884 г. Были продол-
жены поиски хода в усыпальницу у южного алтарного столпа, в котором якобы был
заметен заложенный вход на северо-западной его стороне. Оказалось, что это след
сколотого пилястра каменного иконостаса, остатки которого идут от столпов к царским
л. 19 об. вратам. Такой же след лопатки обнаружен и на северном столпе. На южной поверхности
южного алтарного столпа была обнаружена пята свода, шедшего к южной стене и, ве-
роятно, перекрывавшего пещерный храм.
л. 21 об. Протокол комиссии МАО от 2августа 1884 г. Было заслушано
сообщение ростовского старожила Кайданова, что ход в усыпальницу был под жерт-
венником Леонтьевского придела и что мощи Василька и татарки — жены Глеба лежат
под престолом собора. Были произведены раскопки в алтаре. За престолом у горнего
места, на глубине 1 ар. под слоем песка и щебня, был открыт помост из белокаменных
плит; ниже шла насыпная земля со щебнем, щуп свободно уходил в землю на 2г/2 ар.
[т. е. 4 ар. от существующего чугунного пола]. При раскопке с правой стороны престола
между ним и иконостасом, отделяющим алтарь от придела Леонтия, был получен тот же
результат. В приделе Леонтия под жертвенником [раскоп заложен по указаниям Кай-
данова] были обнаружены бут собора и старый кирпичный пол; под ним на 2 вершка
л. 23. шли щебень и земля; трёхаршинный щуп весь ушел в землю; внизу на глубине 1 ар.
оказалась вода. При раскопке между лестницей из алтаря в придел и южным алтарным
столпом на глубине 23/4 ар. открыты пол из белокаменных плит и правильная кладка
южного столба [не указано — какая]; пол шел по направлению к главному престолу.
л. 23 об. Щуп под престол уходил свободно; под чугунным полом на глубине 1 ар. был пол из бело-
каменных плит.
л. 25. Протокол комиссии МАО от* 28 августа 1884 г. Отмечено,
что осталось «почти единственное» место в соборе — между престолом и царскими вра-
тами. Раскопка в ризнице по направлению к алтарю, близ раки Игнатия, «между север-
ными дверями собора в самом притворе, где жертвенник», обнаружила под чугунным
полом на глубине 10 вершков белокаменный плитный пол; под ним шла насыпная земля
л. 27. с кирпичным щебнем; ниже щуп уходил на глубину 2г/2 ар. Раскоп в том же участке
между жертвенником и алтарным простенком дал тот же результат, но здесь было боль-
ше кирпичного щебня. Обоими раскопами были вскрыты на стенах остатки фресковой
росписи — низы платов белых с желтыми и красными коймами по краю; ниже бело-
каменного пола — зеленый фон. Отмечено, что живопись сделана до расширения окон
при митрополите Иоасафе (1691—1701).
лл. 28—29. Хотя никаких данных об усыпальнице не обнаружено, комиссия пришла к выводу,
что усыпальница все же была, так как о ней свидетельствовали показания «очевидцев»—
предводителя дворянства и купцов. Ход в нее, должно полагать, вел из Леонтьевского
придела, на месте лестницы из алтаря в придел. Древний пол из белого камня, найденный
в алтаре при раскопках 2 августа, был сочтен за пол усыпальницы.
л. 31. Протокол комиссии от 23 ноября 1884 г. Заседание было посвя-
щено обсуждению проекта реставрации Леонтьевского придела, составленного
л. 39. И. А. Шляковым. Разрешено сделать новый иконостас, лестницу из алтаря оставить ста-
рую, западную — сделать заново.
л. 60. Приложен рисунок фресковой надписи вязью в апсиде Леонтьевского придела,
представляющий начало песни 5-й, глас 6-й, на утрепс в великий четверг: «Союзом
любве связуеми апостол и...».
473
Приложение 5
О ДАТЕ РОСТОВСКОГО УСПЕНСКОГО СОБОРА
Разрушение древнего Успенского собора XIII—XV вв. и сооружение на его основаниях
существующего кирпично-белокаменного храма в источниках не отмечены. Поэтому некоторые
старые исследователи относили существующее здание к 1411 г.4 либо говорили о нем в контексте
с изложением истории владимиро-суздальского зодчества б. Однако совершенно ясно, что собор
в своем современном виде относится ко времени не ранее конца XV в.6 Его основной материал —
большемерный кирпич (размером 8 X 14 X 30 см или 7,5 X 14 X 29 см) очень близок кирпичу
ряда памятников конца XV — начала XVI в. и позднейших:
Московский кремль........................
Архангельский собор в Московском кремле . .
Собор Спасского монастыря в Ярославле . . . .
Нижегородский кремль......................
Собор Авраамьева монастыря в Ростове . . . .
Церковь Исидора в Ростове.................
Василий Блаженный........................
Дата
Конец XV в.
1505 — 1509 гг.
1506 — 1516 гг.
1500 — 1511 гг.
1554 г.
1566 г.
1555 — 1560 гг.
Размер кирпича,
см
8 X 14 X 31
7 X 14 X 30
7 X 14 X 29
8 X 14 X 30
8 X 14 X 30
8 X 13 X 29
7,5 X 13,5 X 29
В эту же пору мы найдем много примеров сочетания кирпичной кладки с белокаменными ло-
патками и деталями, какое мы видим в Ростовском соборе. Развитые профили высокого цоколя
собора могли появиться лишь после работ итальянцев в Москве. Характерные сноповидные ка-
пители колончатого пояса Ростовского собора находят аналогии в ряде памятников Москвы (церк-
ви Ризположения в Кремле — 1484—1486 гг., в Старом Симонове — 1509 г., соборе Чудова мо-
настыря — 1501 г. и др.). Упомянутое выше оформление ступени подпружных арок в виде вось-
мигранного постамента под барабаном главы сходно с подобным постаментом в той же церкви
Ризположения в Московском кремле7. В общем замысле Ростовского собора с его величественным
объемом, мощным пятиглавием и аркатурно-колончатым поясом ясно чувствуется влияние
центрального храма Русского объединенного государства — московского Успенского собора. Сле-
дует отметить, что наша разведка у южной стены Ростовского собора (между крыльцом и апсидой)
показала, что в основании его фундамента есть следы выгнивших деревянных свай, примененных
впервые в московском Успенском соборе.
Если допустить возможность постройки Ростовского собора в конце XV в., то, может быть,
с этим можно связать текст II Софийской летописи о заказе в 1482 г. на средства покойного
ростовского владыки Вассиана Рыло Дионисию и его артели деисуса с праздниками и пророками
«в новую церковь святую Богородицу»8. А. С. Усов в дискуссии с А. П. Павловым фундаментально
доказал, что текст говорит о заказе иконостаса для только что отстроенного Успенского собора
в Москве9. Это толкование данного текста поддерживается его вариантом в «Руском времяннике»,
где прямо говорится, что деисус писался для церкви «Богородицы соборныя в М о с к в е10». Од-
нако во время этой дискуссии не возникало мысли о возможности перестройки Вассианом собора
своей Ростовской епископии. К датировке собора концом XV в., видимо, склонялись Б. Эдинги
С. В. Бессонов11. А. И. Некрасов относил его к 1509—1533 гг., не указывая каких-либо оснований
для этой весьма определенной даты 12.
Все же при наличии изложенных данных настаивать на датировке Ростовского собора концом
XV в. нельзя. Уже в 1894 г. А. М. Павлинов писал, что «масса собора и его отделка не позволяют
его отнести всецело даже и к XV веку, а приближают его по наружной отделке к XVII столетию» 13.
Л. М. Павлинов, видимо, склонялся к датировке собора временем строительства Ионы Сысоевича,
так как указывает на многие черты сходства его форм и деталей с архитектурой надвратпых хра-
мов Ростовского кремля. Действительно, точек соприкосновения с ростовскими памятниками
XVII в. очень много. Таковы уступчатые, суживающиеся кверху лопатки, форма и характер
474
аркатурно-колончатых поясов, форма и обработка барабанов глав и др. Близок и размер кирпича
этих построек (например, в церкви Спаса на сенях — 7 X 14 X 29 см).
Однако можно с полной вероятностью предполагать, что зодчие Ионы подражали в своих
постройках уже существующему зданию собора, согласовывая формальный строй но-
вых храмов с формами этого главного, с точки зрения культовой, и господствующего в кремлевском
ансамбле величественного сооружения. Нам представляется наиболее вероятным относить сооруже-
ние существующего здания собора к концу XVI в., точнее,— ко времени после 1587 г., когда Ростов-
ская епископия была превращена в митрополию14. Это время, когда в зодчестве возникают
ретроспективные тенденции, обусловленные надвигающимся кризисом Крестьянской войны, когда
создаются такие здания, явно стремящиеся подражать величию московского Успенского собора,
как Успенский собор Троице-Сергиева монастыря (1559—1585) или Софийский собор в Вологде
(1568—1570). Отметим здесь, что Ростовский собор, выстроенный на месте зданий XII—XIII вв..
был значительно расширен. Его южная стена отошла от внутреннего контура стены древнего зда-
ния примерно на 1,14 м к югу. Думается, что предлагаемая нами «срединная» дата памятника
наилучшим образом объясняет и нарочито сохраненные в его стиле и формах черты архитектуры
«царственной» Москвы конца XV — начала XVI в., и его сходство с памятниками Ростовского
кремля, подхватившими и развившими его стиль.
Приложение 6
Н. А. Артлебен и Д. А. Корицкий
ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА К ПРОEKТУ ВО3ОБНО ВЛЕНИЯ
В ДРЕВНЕМ ВИДЕ ЦЕРКВИ РОЖДЕСТВА
ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ ПРИ ВЛАДИМИРСКОМ
АРХИЕРЕЙСКОМ ДОМЕ15
В нижеследующей записке заключаются исторические сведения о времени постройки означен-
ной церкви, обзор современных ей построек, описание настоящего ее состояния и данных, служив-
ших основанием для составления проекта возобновления церкви в древнем ее виде, а также изло-
жены способы к возобновлению церкви. В самой записке сделаны ссылки на чертежи с означением,
на каком месте и какою буквою означен объясняемый в записке предмет16.
Рождественская церковь в бывшем монастыре построена в. кн. Всеволодом III. По словам
летописца инока Лаврентия, она была заложена в 1191 г., 22 августа, и освящена 27 октября
1196 г. Подобно всем церквам XII и XIII вв., Рождественская церковь выстроена из белого кам-
ня, привозимого тогда из Болгарии. У западных дверей снаружи уцелела надпись, вырезанная
вглубь на камне (см. т. I, рис. 179,6); она указывает время основания монастыря следующими
словами: «Начало Рождествена монастыря 6699».
В. кн. Всеволод Юрьевич, кроме этой церкви, построил во Владимире Дмитриевский собор
в конце XII в. и Успенскую церковь девича монастыря в начале XIII в.
Церковные здания XII и XIII вв. строились по одинаковому образцу, как видно из уце-
левших до сих пор памятников во Владимирской губернии. Образцами для постройки Рождествен-
ской церкви могли служить владимирский Успенский собор, Покровская церковь близ Боголюбова
(1158) и соборная Рождественская церковь в Боголюбове монастыре (1156). Последняя в настоя-
щее время находится в совершенно измененном виде и не представляет ничего, напоминающего ее
древность, кроме пристройки, называемой палатою Андрея Боголюбского. Из Лаврентьевой
летописи видно, что мастера выписывались «из многих земель»; постройки, ими возведенные, дол-
жно отнести к стилю романскому с подчинением его условиям русского церковного расположения
в виде равноконечного греческого креста: это план византийских церквей 1-й эпохи, принятый
в России вместе с греческим вероисповеданием. План этот, несмотря на изменения стиля наруж-
ности, всегда предпочитался всякому другому.
475
Древние церкви во Владимирской губернии ошибочно относят собственно к византийскому
стилю,— по деталям и украшениям они имеют большее сходство с церквами так называемого
романского стиля. Церкви строились из крупных белых камней; стены состояли из облицовок,
средина между которыми наполнялась бутом из булыжника и заливалась известковым раствором;
связи клались деревянные, дубовые (железных связей нигде не видно). Стены снаружи разделя-
лись горизонтально на два яруса поясом с резными украшениями, над которыми делался отлив
(откос). Северный, западный и южный фасады разделялись вертикально каждый на три отдела,
ограниченные вверху полукругами, по которым покрывалась крыша (прямолинейных карнизов не
делали). Отделы эти только на западном фасаде были делаемы симметрично, а на боковых были
неровные. В верхней части каждого отдела было по одному весьма узкому окну, в нижней части
среднего раздела — дверь с выступами, колонками по обе стороны и полуциркульными архиволь-
тами. В западной стене по бокам двери делались небольшие окна, а внизу в боковых стенах окон
не было. Алтари были трёхраздельные с узкими окнами и украшались колонками: в среднем раз-
деле было три окна, в боковых — по два. Пол в алтаре был на две ступени выше пола церкви.
Все арки, своды, архивольты вверху окон и дверей и вообще все дуги имели непременно
полуциркульную форму, без всяких заострений или понижений полукруга: полуциркульные арки
суть непременное условие романского стиля.
При общих наружных формах церкви несколько разнились в частностях. Фасады одних раз-
делялись вертикально, как замечено выше, на три части трехчетвертными колоннами с тремя
боковыми при них выступами, как в соборах Владимирских и Юрьевском и в Покровской церкви
близ Боголюбова, или вместо колонн в соответственных местах делались широкие пилястры (ло-
патки) тоже с выступами около них или без выступов; таковы соборы Переславский и Суздаль-
ский и церкви в селе Кидекше и в Успенском девичьем монастыре во Владимире.
Другая разница состояла в поясах кругом церкви с трех сторон, кроме алтарной: в одних
пояса эти состояли из колонок, соединенных арочками, как в соборах Владимирских и в Покров-
ской церкви; в других пояса состояли или из арочек, поддерживаемых консолями или капитель-
ками без колонн, или без арочек состояли из городочков или других украшений, как в Кидешек-
ской церкви и Звенигородском соборе. В поясках всегда делались зубчики из поставленных угол-
ками камней и над ними сток или отлив. Окна делались узкие и длинные.
Крыша всегда покрывалась по полукругам вверху стен и состояла всегда из кривых поверх-
ностей. Впоследствии крыши многих церквей были переделаны на четыре ската, для чего промежутки
между сказанных кругов были заделываемы кирпичом и даже заколачивались досками, как вид-
но в соборах владимирском Успенском, Суздальском и Переславском, в Кидешекской, Покров-
ской и Рождественской церквах в Боголюбове, или верх церквей перекладывался вновь, как в
Юрьевском соборе, имеющем много отличий от общего типа современных ему церквей.
Трибуны или шейки глав украшались колоннами, соединенными арочками; в промежутках
между колонн, через один, были узкие окна; над арочками делались зубчики, ограниченные каким-
нибудь шаблоном, над которым под главой еще были полукруглые впадины, что видно на сохранив-
шихся древних главах Владимирских соборов и Покровской церкви. Пятиглавых церквей тогда
еще не строили, трибун делался один, над срединой между столбов, сквозной: он с бокового фасада
не был на средине церкви, ибо раздел или промежуток между колонн или пилястр бокового фасада,
ближайший к алтарю, был уже другого соответствующего промежутка крайнего, что зависело от
внутреннего расположения церкви. Поэтому трудно было бы поместить на церкви пять глав с сим-
метрическим расположением, и, кроме того, при небольшой величине церквей того времени, боко-
вые главы были бы несоразмерно малы против средней, диаметр которой всегда равнялся расстоя-
нию внутренних столбов (пильеров) между собой. Трибун увенчивался внутри куполом, а снаружи—
главой, на которой ставился прорезной равноконечный крест с полумесяцем внизу.
Пять глав владимирского Успенского собора устроены совершенно случайно, по причине
значительного распространения собора в 1189 г., при в. кн. Всеволоде Георгиевиче, с трех сторон
пристройками: первоначально же, при в. кн. Андрее Боголюбском, собор был построен гораздо
меньше и одноглавый. Тогдашние строители приняли в расчет то, вероятно, что на слишком боль-
шой крыше одна глава перестроенного собора не будет уже хорошо гармонировать с увеличенной
его массой, и потому, чтобы восстановить соразмеренность между верхом церкви и остальной ее
476
частью, они составили группу глав, пристроив еще четыре новых. Московский Успенский собор
есть подражание Владимирскому. Известно, что строитель Московского собора Аристотель Фиора-
венти ездил, по приказанию в. кн., во Владимир и признал тамошний собор делом европейских
мастеров. Аристотель в своей постройке подражал Владимирскому собору в том виде, в каком он
был в то время, т. е. с пятью главами, а не в том виде, как он первоначально был построен —
одноглавый.
Вследствие подражания принятому за образец Владимирскому собору вошло в обычай ста-
вить на церквах по пяти глав, но первоначально это не было обычаем, а было, как видно выше,
делом случая. Назначение главы было то, чтобы пропускать сверху больше света в церковь, ибо
в стенах делались окна очень узкие. Главы делались по обычаю и для украшения даже глухие при
малой величине церквей и числом до 13.
Внизу кругом церкви протягивалась общая база, которая раскреповывалась под всеми высту-
пами и колоннами — церковными и алтарными. В каждой церкви было 4 столба, поддерживавших
трибун, и делались хоры (полати) при западной стене. Они, как видно, имели особое назначение —
собственно для княжеского семейства. Во всех церквах того времени ход на хоры делался снаружи;
так было в Димитриевском соборе (см. изд. графа Строганова, стр. И).
В соборной церкви Боголюбова монастыря хоры выломаны, но осталась дверь, чрез которую
входили на них: она снизу закладена и обращена в окно; близ церкви с северной стороны есть древ-
нее здание с круглой лестницей из белого камня, по которой входят в комнату, называемую па-
латой Андрея Боголюбского, и из этой-то палаты помянутая дверь вела на хоры. Палата эта была,
как полагать надо, переходом из княжеского дворца на хоры, ибо под ней между лестницей и сте-
ной церкви был свободный проход, вероятно, для крестных ходов. Теперь проход этот обращен
в придел св. Андрея. В Покровской церкви близ Боголюбова монастыря в южной стене над
поясом также видна прежняя дверь на хоры, низ которой заложен кирпичом, и она обращена в
окно.
В конце сентября прошедшего 1858 г., при исправлении цоколя этой церкви, мысль, что-на хоры
был ход извне, заставила нас исследовать, не было ль около церкви какого-нибудь здания, кото-
рое соединялось с нею переходом, и действительно, при раскопке оказался у южной стены фун-
дамент с закруглением к западной стене: в этом закруглении, вероятно, и была лестница, подобная
боголюбовской. Цоколь этот складен обыкновенным в древности способом, т. е. с забуткой в сре-
дине булыжником. Нижняя часть Покровской церкви до сих пор была засыпана так,что не видно
было баз у колонн церкви и дверей: при открытии земли найдены были на глубине от 1 до 2 аршин
украшения какого-то здания, бывшего близ церкви, а именно: 3 капители, все разных величин и
прекрасного стиля, несколько отличающихся от капителей церкви, три тонкие каменные плиты
12 верш, ширины и 1 аршин вышины или около того, с изображением на них грифона и крылатых
собак фантастической формы. По бокам плит высечены четверти, что показывает, что плиты краями
вставлялись в пазы тумб и составляли какой-нибудь парапет. Все это указывает на существование
значительного и изящного здания близ церкви.
В Переславском соборе ход на хоры был также извне, ибо в северной стене есть заложенная
дверь и близ нее тоже фундамент, как говорит предание, княжеского терема.
Во владимирской Рождественской церкви также есть двери на хоры с белокаменными арками
как в южной, так и в северной стенах; последняя заложена, а первая и теперь служит ходом на
хоры (см. т. I, рис. 176,177,181). Вообще церкви строились князьями близ их дворцов, и они ходили
молиться прямо на хоры. В летописях есть место, в котором говорится, что «Володимир (Галиц-
кий) пойде к божницы (домовой церкви) к св. Спасу на вечернюю и яко же бы на переходех до бож-
ницы и ту виде Петра (посла Изяславова) едуща и поругася ему: поеха муж русскый, объимав вся
волости, и то рек, иде по полати» (Рихтер; ПСРЛ, т. II, стр. 72).
Древний белокаменный четверосторонник церкви с трех сторон обстроен новыми кирпичными
пристройками (см. т. I, рис. 175). Пристройки эти сделаны в 1678 г. при архимандрите Викентии,
с целью распространения церкви; передняя или западная пристройка в один этаж и составляет
притвор. Южная пристройка, в которой придел св. Александра Невского, тоже одноэтажная; над
ней только в юго-западном углу есть вверху палатка, в которую из притвора есть лестница,
ведущая также и на хоры.
477
Над всей северной пристройкой во всю длину церковной стены устроены палатки, кладовые,
ризницы и пр.; в стене левого отделения алтаря пробита дверь, ведущая на лестницу во второй
этаж пристройки.
Алтарная сторона осталась свободной от пристроек.
Для удобнейшего сообщения церкви с пристройками в древних стенах пробиты были вновь
арки — в западной две, в южной одна; двери древней церкви расширены, украшения их, состояв-
шие из выступов и колонн с узорчатыми архивольтами, вынуты. Одна такая древняя вынутая дверь
вставлена в западную стену пристройки (см. т. I, рис. 184).
Мощи св. кн. Александра Невского в 1697 г. поставлены были в расширенной в большую арку
южной двери, так что молящимся возможен был доступ к ним из церкви и из придела. Но так как
через эту арку не могло быть сообщения между приделом и церковью, то в южной стене и пробили,
как сказано выше, еще вновь арку, против которой и был вход в придел снаружи: против же арки,
в которой стояли мощи, было сделано широкое окно с целью, вероятно, не делать наружный вход
придела прямо против мощей.
Прежде мощи св. Александра стояли в другом — «темном», как говорит монастырская за-
пись, месте, вероятно, в юго-западном углу под хорами.
В левую пристройку вход был сделан против прежней северной двери, обращенной в арку.
Алтари придела и церкви сообщались дверью, пробитой в стене диаконика.
Хоры сделаны были деревянные, вместо древних каменных, упавших или разломанных —
не известно.
Почему переделан весь верх церкви и когда — также не известно.
Столбы церкви остались древние, из белого камня. Арки, лежащие на столбах, поддерживав-
ших трибун, кроме одной западной, определяющей собой высоту древней церкви,— все новые из
кирпича, а также и все своды, кроме алтарных: трибун кирпичный — позднейшего времени (см.
т. I, рис. 176—178). Новые три арки, опирающиеся на столбы, выше древней уцелевшей. Уцелели
также белокаменные арки, идущие от столбов на западную стену церкви, на хорах и под хорами
и две крайние арки под хорами, идущие от столбов на южную и северную стены. Все эти арки —
в большой ветхости. Пилястры у стен, на которые упираются сказанные арки под хорами, обсе-
чены, вероятно, для простора в церкви.
Хотя церковь, как видно из описания и рисунков, представляется совершенно не в древнем
виде, но, основываясь на сходстве между собою всех церквей XII и XIII вв., заключаем, что она
также во всем была подобна им, что подтверждается вполне открытыми в ней следами древнего ее
вида. Из древних, весьма узких окон уцелели два: одно — над северной дверью на хоры, а другое —
в левом отделе алтаря в северной стене (см. т. I, рис. 181). Оба они выходят во второй этаж палат-
ки. Остальные узкие окна все расширены, как в стенах церкви, или заложены кирпичом, как в
алтаре, в среднем отделе которого — три, а в боковых — по одному (см. т. I, рис. 183); остались
следы верхних частей двух окон под хорами в западной стене; в этой же стене остался один архи-
вольт бывшей двери с высеченными по ним с лицевой стороны фигурами зверей, а по софиту —
орнаментом (см. т. I, рис. 184).
Церковь эта имеет ту особенность, что пространство между арками, служащими основанием
трибуна, не составляет квадрата (см. т. I, рис. 175).Вообще в плане видны неправильности в частях,
которые должны соответствовать одна другой; так, столбы расположены несколько косо, выступы
пилястр и заплечики не везде одинаковы. От наружных украшений остались следы и части колонн
с выступами около них.
На северной стене, застроенной во всю вышину палаткою, во втором этаже более сохрани-
лось данных к верному возобновлению церкви (см. т. I, рис. 181). Отыскивая следы пояса в средней
части фасада церкви, мы пробили свод пристройки под верхней палаткой и открыли этот заложен-
ный сводом пояс, состоящий из городочков и зубчиков. На чердаке, над сводом 2-го этажа северной
пристройки на одной колонне осталась нижняя часть капители с витой острогалью, совершенно
обитая: на ней видны только следы стеблей листьев, тоже витых; по этому остатку возобновить
капитель невозможно, почему в проекте она заменена одной из капителей, открытых в земле близ
Покровской церкви, тоже с витою острогалью и стеблями. На том же чердаке видны следы больших
арок, лежавших на выступах около колонн; также следы одной из них есть и на западной стене.
47 8
От карнизов алтарей осталась одна древняя часть, подобная такой же у Покровской церкви
(см. т. I, рис. 183).
На алтарях остались едва заметные следы длинных колонок в симметричном расположении,
от маленьких же между ними колонок не осталось ничего.
Следов наружных украшений на стенах совершенно нет, как и иконостаса и стенной живописи
внутри; последние были находимы только на слоях штукатурки.
Под алтарями открыты древний цоколь, находящийся теперь в земле, и общая база кругом
церкви, раскрепованная для всех колонн — больших и алтарных (см. т. I, рис. 176—177). Колонны
при дверях всегда имели особые базы, не одинаковые с общей; одна из них заложена в цоколь за-
падной пристройки и по размеру совершенно подходит к диаметру дверных колонн. Церковь кру-
гом обсыпана землею и пол ее возвышен (см. т. I, рис. 176—178). Кроме того, почва около церкви
могла в течение почти 7 столетий значительно возвыситься от обратившихся в землю растений и
корней.
На основании этих данных, сохранившихся внутри и снаружи церкви, она может быть рестав-
рирована в главных частях совершенно верно. Только капители взяты из вырытых при Покровской
церкви и из палатки Андрея Боголюбского в Боголюбове монастыре, а трибун составлен по приме-
ру Покровской церкви и Владимирских соборов; глава, как в Юрьевском соборе, где она весьма
красивой формы. Крест составлен наподобие крестов Владимирских соборов — равноконечный,
с полумесяцем внизу.
Димитриевский собор весь покрыт изваяниями, Покровская церковь — весьма умеренно,
так как она вообще проще Димитриевского собора. Рождественская же церковь, как видно, была
еще проще, ибо пояс ее не имел даже обычных колонн с арочками: поэтому, вероятно, и украшений
на стенах не было.
Двери церкви отличаются от дверей Покровской церкви и Димитриевского собора тем, что
имеют только три архивольта — два плоских и один валик (см. т. I, рис. 180), тогда как в дверях
означенных церквей уступов и колонн более; капители их — совершенно особенного рода и, как
видно, были протянуты до уступов при колоннах, так как они с внешних сторон не раскрепованы,
а обрезаны прямо; следовательно, продолжались далее в стороны (см. т. I, рис. 180). По толщине
стен в дверях больше двух уступов и одной колонны поместиться не могло. Иконостас в церкви —
недавнего времени: митрополит Платон, посещавший эту церковь в 1790 г., видел ее после бывшего
пожара неотстроенною и без иконостаса. Проект иконостаса составлен по образцу Суздальского,
как самого древнего из сохранившихся в губернии, также по примеру Звенигородского и Муром-
ского в Благовещенском монастыре и, вообще, сообразно старинным правилам постройки иконо-
стасов.
В древности иногда иконостас заменялся живописью на алтарных столбах, следы которой на-
ходятся позади иконостасов на столбах соборов Звенигородского и Саввина монастыря.
До недавнего времени нельзя было предполагать ветхого состояния церкви, потому что она
вся была оштукатурена внутри, а сыздавна поврежденные столбы, еще обложенные кирпичом,
были заставлены со всех сторон иконами в больших киотах, и, таким образом, трещины и другие
повреждения были закрыты. Когда оказалось необходимым переправить осыпавшуюся штукатурку,
тогда, по распоряжению преосвященного, приступлено было к работе. В церкви были устроены под-
мости и начата отбивка штукатурки,— тогда обнаружились все повреждения, какие имеются в
церкви, и она по опасности и неимению средств к капитальному ее исправлению была закрыта;
для исследования состояния ее нами была отбита остальная штукатурка, отчего открылось еще
много трещин в сводах и стенах, которые и показаны в соответствующих местах разрезов (см. т.1,
рис. 176—178). Передняя стена западной пристройки наклонилась снаружи на Р/з вершка: своды
этой пристройки в весьма опасном положёнии.
Ветхость церкви происходит как от неискусных переделок, так и от бывших в ней внутренних
пожаров. По сведениям, доставленным Боголюбова монастыря иеромонахом магистром Иоасафом,
известны следующие пожары, опустошившие Рождественский монастырь: в 1491 г. 23 мая пожаром
в соборной монастырской церкви истреблены образа и вся утварь, огонь коснулся даже мощей
св. Александра Невского, но без всякого повреждения. Об этом событии в рукописном житии
св. князя говорится следующее: «В церковь ту собрашася множество иноков и мирских людей
479
сомножеством имения и абие внутрь церкви тое все погоре; чудотворный же мощи, на них же аще
бысть видение нечто огненнаго знамения, но обаче Богом сохранены быша, яко и пелена на гробе
обретеся невредима от того огня».
Из Вкладной книги Рождествена монастыря видно, что в 1683 г. архимандрит Викентий
построил в дому пресвятыя богородицы в соборной церкви после пожара местные святые образа все
до верхнего деисуса, четыре пояса икон больших. Значит, это второй пожар, которому подверглась
церковь. Были еще пожары, о которых упоминается во Вкладной книге 1717 г. и 1718 г. Эти два
сразу бывших пожара заметно были очень значительны. Из той же Вкладной книги видно, что после
этих пожаров явились многие жертвователи для Рождествена монастыря, в числе которых был кн.
Александр Данилович Меньшиков. Последний пожар был в 1777 г. при епископе Иерониме. Москов-
ский митрополит Платон, бывший во Владимире по прошествии 13 лет после этого пожара, видел
Рожд. церковь еще пустою без иконостаса. От действия ли пожаров, или от ветхости упал и заменен
кирпичным трибун; он должен относиться ко времени пристроек.
Известковый камень в стенах внутри церкви от действия на него огня растрескался и обкро-
шился и представляет шероховатую поверхность, особенно в западной стене и нижней части север-
ной. Вероятно, в пожары, бывшие после распространения церкви, камень внутри ее внизу, также
на чердаке и хорах,— вообще в тех местах, где могло что-нибудь гореть,— особенно попортился,
кроме алтаря, где камень лучше, ибо горевший иконостас не мог упасть в алтарь, чему препятство-
вали столбы сзади его, но непременно на средину церкви к западной стене, почему испортились
ближайшие к этой стене столбы; может быть, от того низы их были обложены кирпичом и свя-
заны железом.
По пробитии обхватывающей столбы кирпичной обделки оказалось, что в них имеются зна-
чительные расселины; одна пилястра правого столба значительно от него отделилась, как показано
на разрезе. Кроме того, они ослаблены были выломкою хорных сводов, примыкавших к ним в древ-
ности. В столбах места, куда примыкали своды хор, обозначаются кирпичными заделками. По
весьма ветхому состоянию их нижних частей даже опасно отнять от них совершенно облегающую
их кирпичную обкладку.
Замена больших камней в основании столбов новыми без разломки самых столбов невозможна,
ибо, при вынутии камня, столб неминуемо должен дать осадку. Западная стена церкви немного
имеет наклонности вне и отделилась от свода над хорами; причина этому заключается в том, что
нижняя часть ее чрезвычайно ослаблена пробитием двух арок и расширением двери, так что теперь
она держится на трех незначительных опорах, притом еще ветхих и подделанных кирпичом;
алтарные стены отделились от стен церковных, имеют весьма значительные сквозные трещины
и во многих подделаны кирпичом.
Для возобновления церкви в древнем ее виде необходимо кирпичные пристройки 1678 г. ра-
зобрать. Все пробитые арки должны быть заложены, двери и окна должны быть сделаны в прежнем
виде; стены большею частью нужно облицевать и подвести местами вновь; алтари переложить;
верх, не соответствующий древней архитектуре, должно снять; своды и арки, сделанные из кирпича,
должны быть разобраны и заменены каменными; два ветхих столба, поддерживающих трибун,
должны быть сделаны вновь, так как они будут нести груз новых сводов хор; два алтарных столба
могут быть оставлены. Кирпичная верхняя часть западной стены должна быть снята, а как новая
стена будет ниже, то, при тщательной подделке, наклонность стены может быть уничтожена,и ис-
правление ее возможно. Прежде всего следует снять кирпичные своды и слишком тяжелый трибун,
потом заложить пробитые внизу стен пролеты, и после сего, отломав пристройки, продолжать ра-
боты по возобновлению храма. В южной стране алтаря предположено устроить придел во имя св. кн.
Александра Невского взамен упраздняемого придела в пристройке.
На все эти работы составлены сметы.
ПРИМЕЧАНИЯ
СОКРАЩЕНИЯ
•
ПЕРЕЧЕНЬ
ИЛЛЮСТРАЦИЙ
I
ПРИМЕЧАНИЯ
Примечания к стр. 7—12
ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКОЕ ЗОДЧЕСТВО
I. Владимирское княжество (1212—1238)
7
8
1 ПСРЛ, VII, 117.
2 ПСРЛ, VII, 118.
3 ПСРЛ, I, 438, 439; VII, 119; Строев, стб. 330 и 653.
4 Новг. I лет., 197, 198.
8 Литературной истории летописного рассказа о Липицкой битве касается Д. С.
Лихачев в исследовании «Летописные известия об Александре Поповиче» (ТОДРЛ,
т. VIII, 1949, стр. 17—51).
• ПСРЛ, I, 494, 495. 9
1 ПСРЛ, I, 496—502.
8 ПСРЛ, I, 442—444.
• ПСРЛ, I, 442, 523; С о л о в ь е в, т. I, стр. 586, 587; Экземплярский,
т. II, стр. 16, 65, 125, 255, 263.
10 ПСРЛ, I, 448, 449.
11 ПСРЛ, I, 451—453. 10
12 ПСРЛ, I, 455, 456.
13 ПСРЛ, I, 444; VII, 128; XXIII, 68.
14 ПСРЛ, I, 445.
15 ПСРЛ, I, 448, 450, 451, 459.
18 ПСРЛ, I, 452—453; Б. Д. Г р е к о в. Волжские болгары в IX—X вв. ИЗ,
вып. 14, 1945, стр. 17, 18.
17 ПСРЛ, I, 440, 444, 502.
18 Новг. I лет., 197, 213, 220—222, 229, 232, 236; ПСРЛ, XV, 357. ц
19 Новг. I лет., 214, 222—224, 241—243; ПСРЛ, I, 448, 503, 510, 513; XV, 334.
20 См. развернутую характеристику деятельности Ярослава и ее исторического
значения в статье А. В. Соловьева—«Заметки к пСлову о погибели Рускыя земли"»
(ТОДРЛ, т. XV, Л., 1958, стр. 94 и сл.).
21 ПСРЛ, I, 446, 447, 505; II, 741.
22 ПСРЛ, I, 448, 450.
23 ПСРЛ, I, 435, 450, 454; II (СПб., 1843), 336. 12
24 ПСРЛ, I, 513; II, 777.
28 Раскопки 1958 г.
28 ПСРЛ, II (СПб., 1843), 340.
27 ПСРЛ, I, 469.
31
483
Примечания к стр. 12—17
12 28 Голубинский, т. I, ч. 1, стр. 599, 600; С. А. Аннинский. Из-
вестия венгерских миссионеров XIII—XIV вв. о татарах и Восточной Европе. «Ис-
торический архив», т. III, Л., 1940, стр. 88, 89.
13 29 П р е с н я к о в. Образование..., стр. 47.
30 Приселков. Лаврентьевская летопись, стр. 120, 121; Лихачев.
Русские летописи..., стр. 278, 279; Н. Н. Воронин. Рецензия на книгу А. В.
Арциховского «Древнерусские миниатюры как исторический источник». ВАН, 1945,
№ 9.
14 31 Н. К. Г у д з и й. «Моление Даниила Заточника». «История русской лите-
ратуры», т. II, ч. 1, М. —Л., 1945, стр. 40.
32 Патерик, стр. 76.
15 33 ПСРЛ, I, 392, 393.
34 ПСРЛ, I 409.
35 ПСРЛ, I 445.
38 ПСРЛ, I 449.
37 ПСРЛ, I 451. Это сообщение не ясно в отношении его приурочения — Влади-
мир или Муром.
38 Сведения подобного рода явно легендарны. См., например, предание о по-
строении в Ярославле нескольких церквей женой князя Федора Черного (И. Бар-
щевский. Исторический очерк г. Ярославля. Ростов-Ярославский, 1900,
стр. 122).
16 89 ПСРЛ, I, 437 и 459.
40 ПСРЛ, I, 438.
41 Там же.
42 ПСРЛ, I, 439 и 447.
43 ПСРЛ, I, 476. Критика жития Авраамия, по данным которого возникновение
монастыря относилось к XI в., лишило это последнее мнение оснований (см. Голу-
бинский, т. I, ч. 1, стр. 202, прим.).
44 ПСРЛ, I, 456.
45 ПСРЛ, I, 472.
48 ПСРЛ, I, 476.
47 ПСРЛ, I, 441.
48 ПСРЛ, VII, 173.
49 3 в е р и н с к и й, т. II, № 1350-.
50 ААЭ, т. I, № 11.
51 К. Н. Тихонравов. Археологические изыскания во владимирской
губернии. ТВГСК, вып. II, стр. 122.
52 Ср. Строев, стб. 670.
53 ПСРЛ, I, 445 и 447.
54 ПСРЛ, I, 447.
55 А. С. Г а ц и с к и й. Нижегородский летописец. Нижний Новгород, 1886,
стр. 2.
58 ПСРЛ, I, 451; VII, 135; X, 97; XVIII, 53.
17 57 ПСРЛ, I, 468; XVIII, 59, 60; XXII, 399.
58 М. В. Ф е х н е р. Раскопки в Костроме. КСИИМК, вып. XLVII. 1952,
стр. 101.
59 ПСРЛ, VII, 119; XV, 312.
80 Экземплярский, т. II, стр. 266.
81 ПСРЛ, XVIII, 72.
82 ПСРЛ, I, 488; VII, 184; XVIII, 86.
484
Примечания к стр. 17—19
•’ См., например, И. В. Баженов. Костромской кремль. Кострома, 1905, 17
стр. 13; И. Я. Сырцов. Город Кострома в его прошлом и настоящем. Кострома,
1909, стр. 14; П. Островский. Историческое описание костромского Успенско-
го собора. М., 1855.
84 Текст «Сказания» опубликован в «Вестнике археологии и истории», т. XIX,
1909.
•6П. Островский. Ук. соч., стр. 57. В отчете об археологическом съез-
де 1900 г. в Костроме сообщается, что «следов древнейшего сооружения [Успенского
собора] от XIII в. отыскать не удалось, но зато, несмотря на ряд пожаров XVII и
XVIII вв..., Успенский собор носит несомненные следы XVII в. в своих основных
очертаниях, внутреннем расположении, кладке стен» (В. Е. Рудаков. Историко-
археологический съезде Костроме. Исторический вестник, 1909, сентябрь, стр. 1020).
В. К. и Г. К. Лукомские считали вероятным сохранение древнего основания четы-
рехстолпного храма (В. К. и Г. К. Лукомские. Кострома. СПб., 1913, стр.
127. См. также ИАК, вып. 31, стр. 67 и сл.).
•• ПСРЛ, I, 455 и 460.
87 ПСРЛ, XVIII, 73; XX, 166; XXIII, 87; 3 в е р и н с к и й, т. II, № 628;
Строев, стб. 675.
•8 Р а т ш и н, стр. 57. Е. Голубинский (Голубинский, т. I, ч. 2, стр.
304) связывал с собором указание Лаврентьевской летописи под 1174 г. о том, что
князь Юрий был погребен «в христове церкви в Муроме юже бе сам создал». Выше
(т. I, гл. XXI) мы отнесли этот текст к церкви Спаса в Муроме.
•9 Н. Г. Д о б р ы н к и н. Муромский Богородицкий собор. ТВУАК, т. XVII,
стр. 4; Э к з е м п л я р с к и й, т. II, стр. 614, 615.
70 ПСРЛит, вып. 1, стр. 34.
71 Ключевский. Жития, стр. 287.
72 В. Ф. Ржига. Литературная деятельность Ермолая-Еразма. ЛЗАК, вып.
XXXIII, Л., 1926, стр. 112—147.
78 Н. Г. Д о б р ы н к и н. Ук. соч., стр. 3, 4.
74 Владимирский сборник, стр. 141. 18
76 Там же.
78 Трехглавие, впрочем, часто и в храмах первой половины XVI в. (например,
соборы Покровского и Ризположенского монастырей в Суздале и др.). Воронин.
Спутник..., стр. 221 и 240.
77 И. Г. Д о б р ы н к и н. Ук. соч., стр. И и сл. II.
II. Рождественский собор в Суздале.
1 ПСРЛ, I, 445. Ряд летописей коротко сообщает о закладке собора, не упоми-
лая о его отношении к древнему зданию. ПСРЛ, IV, 27; XVI, 49; XXII, 396.
2 ПСРЛ, I, 447.
3 ПСРЛ, I, 455.
4 ПСРЛ, I, 459, 460.
5 ПСРЛ, I, 462, 517.
• ПСРЛ, VII, 174.
7 ПСРЛ, VIII, 42.
8 ПСРЛ, VIII, 114.
9 Анания, стр. 30, 31. См. также «Летопись о построении града Суждаля» —
«Древняя российская вивлиофика», т. XIX, М., 1791, стр. 364.
10 ИСОВЕ, вып. III, стр. 42, прим. 3.
11 А н а и и я, стр. 34, 35.
485
Примечания к стр. 20—33
20 12 А н а н и я, стр. 49.
23 18 А. Ф. Д у б ы н и н и А. Д. В а р г а н о в. Отчет об археологических иссле-
дованиях в Ивановской области в 1938 г. Архив ЛОИА, ф. 35, д. № 34, лл. 22, 23.
14 Н. Н. Воронин. Бельчицкие руины (к истории полоцкого зодчества
XII в.). «Архитектурное наследство», вып. 6, М., 1956.
24 16 А. Ф. Д у б ы н и н и А. Д. В а р г а н о в. Отчет..., л. 19.
18 А. Д. В а р г а н о в. Отчет о проектных и реставрационных работах в Суз-
дале в 1949 г. (Архив ВСНРПМ).
17 А. Д. В а р г а н о в. К архитектурной истории Суздальского собора.
КСИИМК, вып. XI, 1945, стр. 105, 106.
18 Не исключено, что это окно походило на тройное окно лестничной башни Бо-
голюбовского дворца. Любопытно, что в Благовещенской надвратной церкви суздаль-
ского Спасо-Евфимиева монастыря западная паперть имеет заключенные в килевидные
наличники двойные окна с висягой, представляющие, видимо, переработку фор-
мы подобного тройного окна XII—XIII вв. Церковь строилась, когда притвор
Рождественского собора был еще не разобран, и его окно могло послужить
«образцом» для зодчего XVI—XVII вв. (Воронин. Спутник..., стр. 255).
Ср. также подобное окно южной пристройки Дмитриевского собора (см. т. I,
рис. 197 а).
21 1» ИСОВЕ, вып. III, стр. 42.
20 Анания, стр. 48, 49.
21 Анания, стр. 30, 31.
22 ПСРЛ, XVII, 2.
28 23 В. Т. Г е о р г и е в с к и й. Суздальский Ризположенский монастырь. ТВУАК,
т. II; стр. 130, 131; И. Ф. Т о к м а к о в. Историческое и археологическое описа-
ние Покровского монастыря в Суздале. Владимир, 1913, стр. 9 и при л., стр. 14; В о-
ронин. Спутник..., стр. 221 и 246.
24 А. Д. Варганов. Исследование и проект реставрации притворов Бого-
родице-Рождественского собора в Суздале. Архив ВСНРПМ, 1957, стр. 33. Сомнения
в изначальности положения этих деталей высказали Н. А. Артлебен (А р т л е б е н,
стр.- 63) и К. К. Романов («Вновь открытые рельефы Суздальского собора». СГАИМК,
1931, № 3, стр. 17). Возможно, что эти трехликие капители происходили от столбов
проемов врат алтарной преграды. Подобные капители стоек царских врат изображе-
ны, например, на миниатюре в псалтири XIV в. (А. Н. С в и р и н. Древнерусская
миниатюра. М., 1950, стр. 43).
31 26 А. Д. В а р г а и о в. Исследование и проект..., стр. 31, 32.
32 28 Аналогичный прием нависающего поребрика находим в базилике Санагирэ
в Кахетии X—XI вв., где он выполнен из кирпича (см. Г. Н. Чубинашвили.
Архитектура Кахетии, т. I, Тбилиси, 1959, стр. 127; т. II, Тбилиси, 1956, табл. 67).
Интересно, что мотив этот был воспринят и развит суздальскими мастерами XVII—
XVIII вв., где приобрел характерную форму «пилообразного» карниза (см. А. Д.
Варганов. Новые данные к архитектурной истории Суздальского собора XI—
XIII вв. СА, 1960, № 4).
27 ЦГВИА, ВУА, № 18632, табл. 14.
33 28 Эта гипотеза была подтверждена исследованием 1957 г. (А. Д. В а р г а н о в.
Исследование и проект..., стр. 10); см. рис. И.
29 Там же, стр. 4.
30 Артлебен, стр. 62.
31 К. К. Р о м а н о в. Вновь открытые рельефы...
486
Примечания к стр. 34—43
92 Древнейший памятник, свидетельствующий о наличии в русской деревянной 34
архитектуре колонн, перехваченных бусиной, — это замечательная модель XI в.
шатрового терема из раскопок в Новгороде — см. т. I, рис. 121 (А. В. А р ц и х о в-
с к и й. Археологическое изучение Новгорода. Труды Новгородской экспедиции,
т. I.—МИА СССР, № 55, 1956, стр. 36—38).
88 В процессе реставрации собора А. Д. Варгановым было установлено, что 36
цоколь частично переложен в XVI в.: для него использованы камни собора 1222—
1225 гг., с резным орнаментом, оказавшимся теперь на тыльных сторонах камней цоколя.
84 А. Д. Варганов. Новые данные к архитектурной истории Суздальского
собора ... Ср. также эту полуколонну со сходной по орнаменту полуколонной Геор-
гиевского собора в Юрьеве-Польском (Бобринский, XXV—3).
86 Артлебен, стр. 62.
88 Артлебен, стр. 62 и TAC-I, стр. 298. 38
87 Поэтому высказывалось сомнение в достоверности этой детали (А. Д. Вар-
га н о в. К архитектурной истории.., стр. 103, 104).
88 Б. Эдинг («Очерки древнерусской архитектуры». Наличник. «София», 1914,
№ 2, стр. 24, 25) считал, что во владимиро-суздальской архитектуре наличников в
собственном смысле слова, «как перерыва плоскостей и соединения их с пустотами»,
не было, что они впервые появились лишь в обработке барабана московского Успен-
ского собора, которая напоминает отдельное звено аркатурного ряда.
89 А. Д. В а р г а н о в. Новые данные к архитектурной истории Суздальского
собора..., стр. 148, 149.
40 РД, VI, стр. 65; Е. С. М е д в е д е в а. О датировке врат Суздальского со-
бора. КСИИМК, вып. XI, 1945, стр. 106. Новую датировку врат предложил В. Л.
Янин («О датировке врат Суздальского собора». СА, 1959, № 3).
41 Н. Н. Воронин. Археологические заметки. КСИИМК, вып. 62, 1956, 39
стр. 23—26. Аналогичная суздальской дарохранительница в виде голубя была в
коллекции графа Салтыкова и в 1861 г. продана за границу. Откуда получил Салты-
ков эту вещь,— неизвестно («Иллюстрация», 1861, № 177, стр. 21). Возможно, что суз-
дальские монументальные подсвечники, как и замысел врат, были связаны в какой-
то мере с печерскими воспоминаниями епископа Симона. Павел Алеппский сообщает,
что в Печерском соборе «перед дверьми великого алтаря стоят два больших великолеп-
ных подсвечника из темной меди, из коих каждый утвержден на четырех львах» (Пу-
тешествие, вып. II, стр. 51).
42 Наши раскопки 1958 г. в Суздальском кремле.
48 ПСРЛ, I, 459, 460.
44 А. Д. В а р г а н о в. Фрески XI—XIII вв. в Суздальском соборе. КСИИМК,
вып. V, 1940, стр. 38—40.
III. Строительство Георгия Всеволодовича в Нижнем Новгороде.
1 ПСРЛ, I, 445. 43
2 ПСРЛ, I, 447.
8 ПСРЛ, XX, 186.
4 ПСРЛ, !, 531.
6 Нижегородский летописец, стр. 4.
8 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 60.
’Пресняков. Образование..., стр. 263.
8 ПСРЛ, VIII, 155.
9 ПСРЛ, VIII, 26.
487
Примечания к стр. 44—49
44 10 Нижегородский летописец, стр. 10 и 26; ПСРЛ, XXV, 211.
11 См. т. I этого исследования, гл. XI, и в данном томе гл. VIII.
12 ПСРЛ, XVII, 126.
13 ПСРЛ, XI, 42; XV (Рог. лет.), 134; XVIII, 126.
14 А. О л е а р и й. Описание путешествия в Московию. СПб., 1906, стр. 356,
357, 550.
16 Нижегородский летописец, стр. 59; ср. прим. А. С. Гацисского, стр. 60; Ма-
карий. Памятники церковных древностей. Нижегородская губерния. СПб., 1857,
стр. 5, 6.
18 Нижегородский летописец, стр. 60, примечание. Собор XVII в. показан на
планах Нижнего Новгорода XVIII—XIX вв. [см. Полное собрание законов Россий-
ской империи. Книга чертежей и рисунков (планы городов). СПб., 1839, л. 186 (план
1770 г.) и л. 187 (план 1824 г.)], а также на плане 1804—1812 гг. (в отделе архитектур-
ной графики ГИМ, № 45870, Р-5265); здесь к северу от собора показана теплая цер-
ковь Богородицы скорбящей.
17 Наблюдения вел студент Л ГУ С. В. Демьянов. Очень схематичный план выявлен-
ных им сооружений хранится в Горьковском музее, фото части плана — в фотоархиве
ЛОИ А (А-10269, 0-181). Собор 1652 г.— трехапсидный, трехнефный; внутренние разме-
ры—примерно 35x27 м\ с запада,возможно,была паперть или крыльцо. С. В. Демья-
нов скончался, и вопросы, связанные с названным планом, остались без ответа.
45 18 С. Л. Агафонов. Горький — Нижний Новгород. М., 1947, стр. 8; е г о
ж е. Новые исследования укреплений Нижегородского кремля. «Архитектурное на-
следство», вып. 12, М., 1960, стр. 85, рис. 1 (схема плана кремля).
19 «... А место под старым собором было то, на котором ныне поставляются пуш-
ки для пальбы, близь бывшаго пруда, что против полуденной стороны собора, расстоя-
нием от оного около 25 сажен» («Записки исторические и географические». РОБИЛ,
Р-177, л. 102).
20 На упомянутом плане С. В. Демьянова 1929 г. находка указанных деталей
помечена на месте северо-западного подкупольного столба собора XVII в. При отсут-
ствии высотных отметок трудно сказать, были ли резные камни использованы как ма-
териал в забутке фундамента XVII в. или же находились в культурном слое.
21 Бобринский, XIII—4.
22 Там же, XXXII—3, 5.
46 23 Нижегородский летописец, стр. 1.
24 Там же, стр. 2.
26 ПСРЛ, X, 230.
28 Нижегородский летописец, стр. И.
27 Нижегородский летописец стр. 26, 27; Макарий. Ук. соч., стр. 74, 75.
28 Макарий. Ук. соч., стр. 68.
29 Нижегородский летописец, стр. 54. Акты Нижегородского Печерского Воз-
несенского монастыря. М., 1898, стр. 163, 164.
48 30 Макарий. Ук. соч., стр. 63—70, 77—79. В «летописи»— «верх сделан
шатром на старой церкви» (Архив Л ОНА, ф. АК, метрика № 1 при д. № 233
за 1909 г.).
31 «Зодчий», 1879, № 2, стр. 34, л. 1.
32 Г р а б а р ь, т. II, стр.*75, прим.1 и стр. 80; см. также ИАК, вып. 36, стр. И.
33 Архив ЛОИА. Картотека П. П. Покрышкина.
49 34 Раскопки велись на средства Горьковского историко-архитектурного музея-
заповедника. В работах принимали участие : от ИА — Г. К. Вагнер, от музея — Е. А.
Безухова, И. А. Кирьянов, В. Д. Федоров; Т. С. Пономарева; от Горьковской реста-
врационной мастерской — архитекторы С. Л. Агафонов и В. В. Орельский.
488
Примечания к стр. 50—58
86 На издаваемых чертежах высотные отметки показаны от общей нулевой ли- 50
нии, лежащей на 66 см выше низа восточного аркосолия северной стены.
88 Определение Н. Д. Мец.
87 Керамики домонгольской обнаружено 338 обломков (в том числе— с парал- 51
лельным волнистым орнаментом), красной средней — 232 обломка; привозная кера-
мика представлена обломками амфор, болгарской красной посуды, поливной золото-
ордынской и херсонесской XIII—XIV вв. В слое много костей домашних животных
(свиньи, мелкопородной коровы, мелкого рогатого скота) и рыбы. Встречались коло-
тые обгорелые камни от очагов, куски железного шлака (найдены обломки горшка с
ржавчиной от «варки» в нем железа). Обломков стеклянных браслетов (тонких, круг-
лых)— 9, стеклянных перстней —2; одна маленькая биконическая бусина зеле-
ного стекла. На границе с материком найдены обломок лепного сосуда с
подражанием волне и 2 глиняных пряслица, возможно, связанных с дорусским, мор-
довским населением. Аналогичный слой мы встретили и при раскопках к востоку от
собора (см. ниже).
88 Анализы химика-технолога М. П. Янтиковой. 52
89 В верхней зоне слоя присутствует, наряду с домонгольской керамикой, крас-
ная средняя, в нижней — исключительно керамика конца XII —XIII в. Здесь же
найдено 2 обломка круглых стеклянных непрозрачных браслетов, три—витых зеленых,
обломок уплощенного ложновитого браслета, маленькое каменное пряслице.
40 Открытие остатков Михаило-архангельского собора 1227—1229 гг. повышает 54
доверие к Нижегородскому летописцу. Уникальность его сведений по постройке это-
го здания свидетельствует, что составитель летописца располагал древними источни-
ками особого родам, может быть, местными соборными записями.
IV. Строительство в Ростове, Ярославле и Владимире.
1 ПСРЛ, I, 437. В Ростовском летописце, составленном А. Я. Артыновым, при-
ведены сведения, что камень для собора везли якобы по реке Вексе; «из девятого
камня», «для обрасца ростовскому собору», под городом будто бы был выстроен храм
«о четырех великих лбах и самою великою главою» (Э д и н г, стр. 51, 52; см. также
А. А. Т и т о в. Ростовский уезд. М., 1885, стр. 59). По-видимому, это домысел А. Я.
Артынова.
2 ПСРЛ, I, 439 и 445.
3 ПСРЛ, I, 459.
4 ПСРЛ, VII, 119.
6 ПСРЛ, I, 458.
• ПСРЛ, VII, 174. 56
7 М. К. Каргер. Памятники древнерусского зодчества в Переяслав-Хмель-
ницком. «Архитектура Украины», Киев, 1954, стр. 290.
8 ПСРЛ, V, 257.
9 А. А. Т и т о в. Житие св. Леонтия, епископа ростовского. М., 1893, стр. 20.
10 ПСРЛ, XXIV, 174.
11 «Летопись о ростовских архиереях», стр. 8, прим.; стр. 14.
12 Воронин. У истоков. . .
13 А. А. Титов. Житие св. Леонтия..., стр. 22.
14 А. А. Титов. Ростов-Великий в его церковно-археологических памятни-
ках. М., б. г., стр. 14.
16 О дате существующего здания собора см. Приложение 5, стр. 476. &8
18 ПСРЛ, I, 438: «Летопись о ростовских архиереях», стр. 5 и прим. стр. 8.
489
Примечания к стр. 58—66
58 17 «Того же лета священа бысть церкы святою мученику Бориса и Глеба Ростове,
епископомь Кирилом, месяца августа в 25 день, на память святаго апостола Тита,
ту сущю великому князю Константину, с благородными детми Василком и Всеволо-
дом и Володимером, и со всеми боляры: створи пир, и учреди люди, и многу милосты-
ню створи к убогым так бо бе обычай того блаженаго князя Костянтина» (ПСРЛ, I,
442).
« ПСРЛ, I, 473.
19 «Того же лета священа бысть церкви в Ростове святый Борис и Глеб, пла-
тяная, епископом Кирилом» (ПСРЛ, XVI, 53).
29 ПСРЛ, X, 167.
59 21 Церковь существовала еще в XV в.; в 1436 г. упоминается чернец от Бориса
и Глеба в качестве посланника князя Василия (ПСРЛ, XXIII, 148). Впрочем, может
быть, это упоминание относится не к интересующему нас памятнику.
22 А. А. Титов. Переписные книги Ростова-Великого второй половины XVIIb.
СПб., 1887, стр. VII, прим.; его же. Дозорные и переписные книги древнего
города Ростова. М., 1880, приложение — план Ростова.
28 А. А. Т и т о в. Ростов Великий в его церковно-археологических памятниках,
стр. 56.
24 Приводим эту запись целиком: «. . . Штатный архиерейского дома служитель
Иван Петров Ефремов слышал от своего отца тоже б. штатного служителя, имеюще-
го более 70 лет, а тот от своей бабушки, бывшей еще в молодых летах,— слышал, что
хоромы или палаты княжеские были близ самой Борисоглебской церкви,— низ их
был из белого камня, а верх деревянный — и когда при митрополите Арсении строи-
лась та церковь вновь, то камень нижнего этажа хором княжеских употреблен в строе-
ние той церкви. Надо посмотреть, действительно ли есть белый камень в церковной
кладке? Если есть, то немудрено, что предание и верно» (Сборник П. В. Хлебникова.
ГПБ, отдел рукописей, фонд А. А. Титова, № 1450, л. 18—18 об.— личная запись
П. В. Хлебникова 23/VIII 1849 г. «О месте княжеских палат в Ростове»).
50 26 Та же плинфа и майоликовые плитки были найдены в большом числе при про-
резке насыпи вала 1632 г. к западу от Борисоглебской церкви. Вал оказался насыпан-
ным из срытого поблизости культурного слоя; следовательно, не исключено, что и
руины зданий княжеского двора были уничтожены.
61 «• ПСРЛ, I, 438.1 ” —
27 ПСРЛ, 1, 472; VII, 159; XXI, 307.
28 «Церковно-археологическое описание г. Ярославля». Ярославль, 1860, стр.
4—7; А. А. Титов. Ярославль. М., 1883, стр. 15, 16.
29 А. А. Титов. Ярославль, стр. 16..
63 зо Стратиграфия культурных отложений внутри собора вполне тождественна
последовательности слоев раскопа незастроенного участка к востоку от собора.
64 31Серебрянский, прил., стр. 91.
65 32 ПСРЛ, I, 439.
83 «Священа бысть церкы святаго Спаса, на Ярославли, в манастыре юже бе за-
ложил благоверный князь Костянтин, а сверши ю сын его Всеволод, и священа бысть
епископом Кирилом августа в 6» (ПСРЛ, I, 447).
34 Об этом сообщает надпись над входом в собор: «Освящена бысть сия цер-
ковь в лето 7024 при благоверном великом князе Василие Ивановиче всея России,
при архиепископе Вассиане, а поставлена бысть архимандритом Ионою» («Ярославль
в его прошлом и настоящем». Ярославль, 1913, стр. 52, 53).
88 Опись 1691 г. («Ярославль в его прошлом и настоящем», стр. 52).
6в 88 ПСРЛ, X, 172.
490
Примечания к стр. 66—69
87 Цит. по списку XV в. проложной редакции (Серебрянский, прил., 66
стр. 91).
38 Владимир. Ярославский Спасо-Преображенский монастырь. М., 1881,
стр. 9.
89 Там же, стр. 9—12.
40 «Летопись о ростовских архиереях», стр. 25.
41 ПСРЛ, МП, 150.
42 Доклады Э. Д. Добровольской и Е. М. Караваевой на отчетной сессии Ярос-
лавской реставрационной мастерской в Московском доме архитектора. Плинфы и
резные камни — в экспозиции Ярославского музея.
43 Владимир. Ук. соч., стр. 25—30. Опись 1788 г. упоминает только одну
главу; следовательно, две были сломаны в середине XVIII в. (Там же, стр. 38).
44 Воронин. Спутник..., стр. 221 и 240.
46 ПСРЛ, I, 441. Супрасльская летопись ошибочно относит постройку церкви 67
Воздвиженья к Святославу Всеволодовичу (ПСРЛ, XVII, 2). Этой же версии следует
Владимирский летописец (М. Н. Тихомиров. Летописные памятники б. Си-
нодального (патриаршего) собрания. ИЗ, вып. XIII, М., 1942, стр. 260).
48 Местные предания связывают место старой церкви Воздвиженья на Торгу с
часовней этого имени в деревне Выковке под Владимиром, за Вознесенским монасты-
рем (Н. Д.— Взгляд на достопамятности Владимира. М., 1838,стр. 25; П. С в и н ь и н.
Златоверхий Успенский собор во Владимире. «Отечественные записки», 1824, Кг 54,
ч. XX, стр. 40. В. Доброхотов. Памятники древности во ВладимиреКлязем-
ском, М., 1849, стр. 76, 77. Ср. И о а с а ф. Церковно-историческое описание влади-
мирских достопамятностей. Владимир, 1857, стр. 88—90; ЖМВД, 1839, № 9, стр. 432).
Часовня находилась справа от проезда из деревни Выковки к б. Ямской слободе. Раз-
ведки около нее не обнаружили следов старого культурного слоя.
47 Н. А. А р т л е б е н. Владимирский кремль-город по описной книге 1626 г.
ЕВГСК, вып. II, стр. 179—185; В. В. К о с а т к и н. Очерк истории г. Владимира.
Владимир, 1881, стр. 63.
48 Артлебен, стр. 20; ИСОВЕ, вып. 1, стр. 12, примечание.
49 Во Владимирском крае было распространено поверье, что постановка «обы-
денки» или часовни в праздник Воздвиженья ограждает на год от «лиха». «Праздник
Воздвиженья в народных сказаниях». ВГВ, 1899, № 39.
60 ПСРЛ, XXIII, 159.
V. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.
1 ПСРЛ, I, 455. 68
2 ПСРЛ, XV, 355.
8 ПСРЛ, I, 460.
4 ПСРЛ, VII, 138; X, 103.
6 ПСРЛ, XXIII, 159.
8 ПСРЛ, VII, 252.
7 ВГВ, 1854, № И; Владимирский сборник, стр. 53.
8 К. К. Романов. Георгиевский собор в г. Юрьеве-Польском. ИАК, вып.
36, стр. 71.
9 Там же, стр. 70. К. К. Романов. Святославов крест в г. Юрьеве-Поль- 69
ском. «Сборник археологических статей, поднесенных А. А. Бобринскому». СПб.,
1911, стр. 203.
10 РД, VI, стр. 13.
491
Примечания к стр. 69—81
69
71
72
73
74
75
76
77
79
80
81
11 Материалы о раскопках К. К. Романова (Архив ЛОИА, ф. № 29, дела № 25,
26, 32, 37 и др.). Раскопки велись исследователем главным образом на площадке
к востоку от апсид собора, где было обнаружено множество погребений.
« Архив ЛОИА, фонд АК, д. № 598, лл. 15, 16, 24, 25.
13 К. К. Романов. Георгиевский собор..., стр. 71, 88, 89, 92.
14 Там же, стр. 87.
16 Там же, стр. 78.
18 В. В. Суслов. Очерки по истории древнерусского зодчества. СПб., 1889,
стр. 79.
17 Вопросом реконструкции первоначального облика собора занимался мой
покойный учитель проф. К. К. Романов, а ныне — группа ВСНПРМ во главе с А. В.
Столетовым. Поэтому я не считал себя вправе нарушать интересы названных иссле-
дователей и ограничиваюсь в последующем изложении итогов сделанного и некото-
рыми общими дополнительными соображениями. Ряд интересных наблюдений над
пластикой собора содержится в весьма спорной по своим общим положениям дис-
сертации С. Г. Щербова («Белокаменные рельефы Георгиевского собора в г. Юрьеве-
Польском XIII в.». Автореферат. М., 1955; ниже — ссылки на текст диссертации в
фонде ГБ Л.). В последнее время для реконструкции скульптурных композиций со-
бора, установления их смысла и места расположения на фасадах собора много сделал
Г. К. Вагнер.
18 TAC-VIII, т. IV, стр. 93.
19 О месте погребения Святослава летописи не сообщают. Его сын Дмитрий
был похоронен «в Юриеве, в монастыре у святаго Михаила» (ПСРЛ, V, 196;
Экземплярский, т. II, стр. 259). Анания Федоров, говоря о наличии
княжеских гробниц в Георгиевском соборе, упоминал, что лишь поместным пре-
даниям гробницы присваивались Гавриилу (Святославу) и Дмитрию (Анания,
стр. 109). Видимо, гробница Дмитрия была перенесена из монастыря в соборную усы-
пальницу.
20 Архив ЛОИА, ф. № 29, д. № 641, л. 127.
21 Ср. гипотезу о том, что Троицкий придел был пристроен позднее — в сере-
дине XIV в. и не имел резного убора. (С. Г. Щ е р б о в. Ук. соч., стр. 35—37).
В реконструкции Георгиевского собора Д. П. Сухова (ИРА, стр. 58) Троицкий при-
дел также не показан и даже уцелевшие части северного фасада представлены очень
не точно (например, колончатый пояс).
22 ЦГВИА, ВУА, д. № 18632, табл. 21.
23 К. К. Романов. Святославов крест..., стр. 199, примечание.
24 К. К. Романов. Георгиевский собор..., стр. 89.
25 С. Г. Щ е р б о в. Ук. соч., 121—144. Гипотеза автора, видимо, связана с
его стремлением «освободить» фасады собора от церковной тематики и усилить «свет-
ский», фольклорный характер их декора.
28 В. Н. Лазарев. Два новых памятника русской станковой живописи
XII—XIII вв. (К истории иконостаса). КСИИМК, вып. XIII, 1946.
27 Там же.
28 Нечто похожее на княжескую ложу Юрьевского собора было устроено в церк-
ви Креста на острове Ахтамаре (915—921), где в южной ветви храма были устроены
хоры —«место молитв царя», огражденные парапетом со звериными изображениями.
По свидетельству современника, на хоры вела снаружи каменная лестница (А. Л.
Якобсон. Очерк истории зодчества Армении V—XVII вв. М.—Л., 1950, стр. 76).
29 К. К. Р о м а н о в. La colonnade du pourtour de la cathedral e de St. Georges
a Juriev-Polsky. «L’art byzantin chez les slaves», t. II, Paris, 1932, стр. 58—64.
30 К. К. Романов. К вопросу о технике исполнения рельефов собора св.
492
Примечания к стр. 81—96
Георгия в г. Юрьеве-Польском. «Seminarium Kondakowianum», т. II, Прага, 81
1928.
81 См., например, кладку южной стены притвора, восточной стены северного
фасада (над окном), западной стены северного притвора и др.
32 К. К. Р о м а н о в. К вопросу..., стр. 160. К этой мысли присоединился и 84
С. Г. Щербов (ук. соч., стр. 42 и сл., а также, стр. 78).
33 С. Г. Щербов. Ук. соч., стр. 82—90.
34 К. К. Романов. Георгиевский собор..., стр. 83, 84; е г о же. Святосла- 86
вов крест...; е г о ж е. К вопросу..., стр. 159,160; е г о ж е. La colonnade..., стр. 55.
36 А й н а л о в. Geschichte..., стр. 86, 87.
33 Воронин. Спутник..., стр. 308 и сл. 87
37 Кроме опубликованных работ Г. К. Вагнера, я имел возможность ознако-
миться с его рукописными работами, за что приношу ему сердечную благодарность.
38 С. Г. Щ е р б о в. Ук. соч., стр. 19. Осмысление второй головы как изобра-
жения патрона строителя собора — князя Святослава-Гавриила (там же) неубедитель-
но. Патроном Святослава был архангел Гавриил, уже представленный в Деисусе’поя-
са (см. ниже).
39 С. Ф р а т к и н. Рельефное изображение св. Георгия на портале Георгиев- 89
ского собора в г. Юрьеве-Польском. «Светильник», 1915, № 9—12; А. И. Н е к р а -
сов. О гербе суздальско-владимирских князей. Сборник статей в честь А. И. Собо-
левского. Л., 1927, стр. 406 и сл.; К. К. Р о м а н о в. Георгиевский собор..., стр. 76.
40 Г. К. Вагнер. Аркатурно-колончатый фриз Георгиевского собора в г.
Юрьеве-Польском (рукопись).
41 Там же.
42 Н а 1 1 е, стр. 37. 91
43 Г. К. Вагнер. Аркатурно-колончатый фриз...
44 Г. К. В а г н е р. К вопросу о первоначальном фасадном оформлении Геор-
гиевского собора в г. Юрьеве-Польском (рукопись).
46 Г. К. В а г н е р. К изучению рельефов Георгиевского собора в г. Юрьеве-
Польском. СА, 1960, № 1, стр. НО.
48 Н. Н. Воронин. Новые памятники русской эпиграфики XII в. СА, VI,
1940, стр. 311, 312.
47 ПСРЛ, I, 422.
48 Н. Н. Воронин. О некоторых рельефах Георгиевского собора в Юрьеве-
Польском. СА, 1962, № 1.
49 Г. К. В а г н е р. К вопросу...
60 Н. П. К о н д а к о в. О научных задачах истории древнерусского искусства. 92
СПб., 1899, стр. 33, 34; РД, VI, стр. 43.
61 К. К. Романов. Георгиевский собор..., стр. 86, 87.
52 А й н а л о в. Geschichte..., стр. 87. К. К. Романов относил композицию 93
«Троицы» к самому храму (К. К. Романов. Георгиевский собор..., стр. 81, 82).
63 Г. К. Вагнер. Аркатурно-колончатый фриз...
64 К. К. Романов. Георгиевский собор..., стр. 86.
56 С. Г. Щербов. Ук. соч., стр. 61.
68 Г. К. Вагнер. Аркатурно-колончатый фриз... 94
67 Г. К. В а г н е р. О первоначальной форме композиции «Семь спящих отро- 96
ков» на фасаде Георгиевского собора г. Юрьева-Польского. СА, 1960, № 2, стр. 270.
68 М. Соколов. Апокрифический материал для объяснения амулетов, на-
зываемых змеевиками. ЖМНП, 1889, июнь; М. Н. Сперанский. О змеевике с
семью отроками. АИЗ, 1893, № 2, стр. 49.
49.3
Примечания к стр. 96—109
96
97
98
99
100
102
ЮЗ
104
106
107
108
109
69 Доклад Г. К. Вагнера в секторе славяно-русской археологии ИА АН СССР
22 февраля 1962 г. Бобринский, XXXVII, 3.
•° ПСРЛ, VII, 138.
91 Бобринский, XLI—1.
82 Бобринский, XLI—6,7.
83 Г. К. В а г н е р. К изучению..., стр. 108, 109.
84 Бобринский, XLI—1, 2, 3, 5, 7.
86 С. Г. Щербов, Ук. соч., стр. 68.
88 Н. П. К о н д а к о в. О научных задачах..., стр. 33.
87 Б а р т е н е в, т. I, стр. 139.
88 Н а 1 1 е, стр. 65.
89 Н. Н. Воронин. Историко-архитектурные заметки. СА, 1957, № 2.
70 С. Г. Щербов. Ук. соч., стр. 101—105.
71 К. К. Р о м а н о в. К вопросу..., стр. 157, 158.
72 Н. В. X о л о с т е н к о. Исследование памятника XII в. в г. Новгород-
Северске. Государственный институт по проектированию—«Киевпроект». Сборник сооб-
щений № 1—2 (13—14). Киев, 1958, стр. 38,39. Автор убедительно показывает эволюцию
профиля пилястр в русской архитектуре XII в., приводящую к «готической»форме.
73 Г. К. Вагнер.О первоначальной форме композиции «Семь спящих отро-
ков» ..., стр. 268, 269.
74 Воронин. У истоков...
76 Исследования Г. М. Штендера.
78 К. К. Р о м а н о в. О формах московского Успенского собора 1326 и 1472 гг.
Материалы и исследования по археологии Москвы, т. III— МИА СССР, № 44, 1955.
77 ПСРЛ, XXV, 293.
78 Н. И. Брунов мельком высказался, что наружный объем Георгиевского со-
бора «имел первоначально форму башни» (Н. И. Б р у н о в. Об истоках русского
зодчества. ВАН, 1944, № 6, стр. 66).
79 Г. К. Вагнер. О первоначальной форме композиции «Семь спящих отро-
ков»..., стр. 268, 269.
80 Бобринский, XXVIII—1, 2. С. Г. Щербов считает их изображениями
«дружинников Святослава» (ук. соч., стр. 72). Эти камни собраны внутри собора.
Камней с полукруглым верхом сохранилось И, с килевидным—14.
VI. Общая характеристика строительства
времени наследников Всеволода.
1 ПСРЛ, I, 443.
2 Экземплярский, т. I, стр. 20—24.
8 ПСРЛ, I, 452.
4 А. И. Соболевский. Остатки библиотеки XIII в. Сборник Отделения
русского языка и словесности Академии наук, т. 88, 1910, стр. 205; его же.
Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. СПб.,
1910, стр. 206, 207; А. Н. С в и р и н. Древнерусская миниатюра. М., 1950, стр.
23—30.
6 ПСРЛ, I, 458.
8 Патерик, стр. 76.
7 Я. Протопопов. О Суздальском соборном храме. ВГВ, 1839, №38—
39, стр. 158.
494
Примечания к стр. 109—118
8 Е. С. Медведева. О датировке врат Суздальского собора. КСИИМК, 109
вып. XI, 1945; ПСРЛ, I, 460. Возможно, что замысел украшения собора двумя рос-
кошными «писанными золотом» вратами возник еще при епископе Симоне и восхо-
дил к его печерским воспоминаниям. Он писал Поликарпу: «Двои двери до-
спел еси той святей велицеи церкви Святыа Богородица Печерьскиа, и та отвръзеть
ти двери милости своеа. Ибо ерей въпиють о таковых всегда в той церкви: „Господи,
освяти любящая благолепие дому Твоего и тыи прослави божественои силою Твоею*4»
(Патерик, стр. 87).
• По предположению А. В. Столетова («Конструкции владимиро-суздальских 110
белокаменных памятников и их укрепление». «Памятники культуры. Исследование и
реставрация», вып. 1. М., 1959, стр. 194), одной из причин разрушения Георгиевской
церкви во Владимире, церкви в Кидекше, соборов в Боголюбове, Суздале и Юрьеве-
Польском являлась «недолговечность деревянных связей, подверженных гниению».
Однако разрушение Георгиевской церкви произошло от устройства шатра на ее
сводах, а Боголюбовского собора — от пробивки новых, широких оконных проемов
в его стенах. Здания же XIII в. обрушились до каких-либо капитальных их переде-
лок и очень рано — не позже, чем через два столетия после постройки.
10 Ф. И. Б у с л а е в. Сочинения, т. III, Л., 1930, стр. 10. 113
11 Трудно сказать, была ли какая-либо связь между изменением самого назва- 114
ния этого литературного памятника (вместо «Слово»—«Моление») с появлением в пла-
стике Георгиевского собора композиции «Даниила во рву львином», откуда Даниил
обратился с «молением к богу».
12 Приселков. Лаврентьевская летопись, стр. 120, 121; Н. Н. Воро-
нин. Рецензия на книгу А. В. Арциховского «Древнерусские миниатюры...».
18 Анания, стр. 43.
14 РД, VI, стр. 65 и сл.; Е. С. Медведева. Ук. соч.
18 До начала XVII в. в соборе сохранялась третья вещь, выполненная в той
же технике, что и врата,—«амвон облачалный архиерейский, на котором были изо-
бражения различных праздников Господских и Богородичных, подобны дверем Кор-
сунским знатно, что из Греции получены бывши...» (Анания, стр. 44).
18 См., например, Краткое историческое описание церквей и приходов Архан-
гельской епархии, вып. 1, Архангельск, 1894, стр. 236; И. Сибирцев. О старин-
ном устройстве деревянных церквей на севере в идейном и эстетическом отношениях.
Известия Общества изучения русского севера, т. VI, Архангельск, 1914, стр. 395.
17 По мнению А. С. Гущина, звериный стиль выражал двоеверие и вкусы горо- 775
жан или, как выражался исследователь, был стилем «восходящего к власти вечевого
гражданства» (А. С. Гущи н. Древнерусский звериный орнамент. Тезисы диссер-
тации. Л., 1928).
18 А. Ф. Дубинин и А. Д. Варганов. Отчет... (1938), лл. 12, 13.
Анализы растворов сделаны В. Н. Кононовым в лаборатории ИА.
18 Там же, л. 20.
20 Архив ЛОИА, фонд АК, д. № 598, лл. 15, 16, 24 и 25. 726
21 С. Л. Агафонов. Новые исследования укреплений ..., стр. 87, 88. 777
22 В. Я. Степанов и К. П. Флоренский. Наблюдения над характе-
ром разрушения белокаменных памятников архитектуры Владимиро-Суздальской
Руси XII—XIII вв. Труды Института геологических наук, вып. 146, 1952, стр. 77.
28 Анализ химика-технолога М. П. Янтиковой. 118
24 А. Д. В а р г а н о в. Отчет о раскопках в Суздале в 1940 г. (Архив ЛОИА,
ф. № 35, д. № 20, стр. 19, 20 и табл. XI и XXII). Наши раскопки 1958 г.
28 Наши раскопки 1958 г.
495
Примечания к стр. 118—123
118 28 В. Л. Янин. Княжеские знаки суздальских Рюриковичей. КСИИМК,
вып. 62, 1956, стр. 16.
27 А. Ф. Дубинин и А. Д. Варганов. Отчет ... (1938), л. 25.
119 28 А. Д. Варганов. Новые данные к архитектурной истории Суздальско-
го собора XI—XIII вв. СА, 1960, № 4.
120 28 ПСРЛ, I, 459.
80 ПСРЛ, I, 447.
121 31 М.Д. Приселков. Ханские ярлыки русским митрополитам. Птг., 1916,
стр. 86.
32 Артлебен, стр. 62; П р о х о р о в, стр. 61; В. В. С у с л о в. Очерки...,
стр. 80.
33 Татищев, кн. III, стр. 421 и 456.
34 И. А. Ш л я п к и н. Каменный крест 1224 г. князя Святослава Всеволодови-
ча в г. Юрьеве-Польском. ЗОРСА, т. V, вып. 2, 1904, стр. 50, 51.
36 Ср. А. П. Смирнов. Волжские булгары. М., 1951, стр. 137.
38 Н. П. К о н д а к о в. О научных задачах..., стр. 41.
87 ПСРЛ, XV, 355.
38 И. Срезневский. Сведения и заметки..., т. I. СПб., 1867, стр. 1—4.
38 И. А. Шляпкин. Ук. соч., стр. 52.
122 4о и. Срезневский. Ук. соч., стр. 4.
41 К. К. Романов. Свястославов крест..., стр. 211. См. также: В. Б ы-
стрицкий. Георгиевский собор. ВГВ, 1852, № 8; «Святославов крест». ВГВ, 1844,
№ 4; «Древности Владимирской губернии». ЖМВД, 1839, № 9, стр. 504.
42 Татищев, кн. III, прим. 635.
48 Видимо, он был поставлен здесь В. Д. Ермолиным, так как при сооруже-
нии теплого Троицкого храма «Святославов крест» в ноябре 1815 г. был поставлен
снова в нем («Краткое известие о городе Юрьеве-Польском». РОБИЛ, Р-177,
л. 187)
44 На ряде камней Георгиевского собора,— в частности, на левом косяке юж-
ного портала — есть полустершиеся граффити с начертанием каких-то дат (6059) и
цифровых помет; здесь же — грубая схема человека в гробу (?) с тремя крестами в
изголовье (см. рис. 73).
46 Н. П. К о н д а к о в. О научных задачах..., стр. 30—39.
123 48 Н. П. К о н д а к о в. Иконография богоматери, т. II. СПб., 1915, стр. 89;
Архив ЛОИА, ф. № 29, д. № 33, л. 125 и сл.
47 К. К. Романов. Георгиевский собор..., стр. 81 и 83; е г о ж е. Свято-
славов крест..., стр. 210, 211; Н. П. К о н д а к о в. О научных задачах..., стр. 31;
А й н а л о в. Geschichte..., стр. 88.
48 Айналов, Geschichte..., стр. 86—90. Выше мы говорили об известных во
Владимирской Руси резных из слоновой кости реликвариях западной работы. Лю-
бопытно, что украшающие их аркады резались отдельно, и в них вставляли также ре-
занные самостоятельно фигурки святых, живо напоминая прием устройства колон-
чатого пояса Георгиевского собора.
48 «Mitteilungen der k. k. Central-Kommission zur Erforschung und Erhaltung der
Baudenkmaler». Wien, 1866, стр. 56, рис. 2; F. X. К г a u s. Die Kunstdenkmaler...
Baden. Freiburg, 1887 u. f., Bd. VII, стр. 383, рис. 210.
60 «Mitteilungen...», 1859, стр. 45, табл. II.
61 Там же, Bd. XV, стр. XV.
62 G. R i v о i г a. Le origini della architettura lombarda, v. I, Roma, 1910,
стр.442.
496
Примечания к стр. 123—131
58 R. de L a s t е у г i е. L’architecture religieuse en France a 1’epoque romaine. 123
Paris, 1929, стр. 529.
54 РД, VI, рис. 71—78.
56 M. A u b e r t. L’art franpais a 1’epoque romaine, t. I, Paris, 1929,табл. 1; H. П.
К о н д а к о в.Очерки и заметки по истории средневекового искусства и культуры.Пра-
га, 1929, стр. 364; В. Харузина. О преданиях о животных, жительствующих при
храмах. «Этнографическое обозрение», 1907, № 1-2, стр. 60, 61.
68 О. F а 1 k е. Kunstgeschichte der Seidenweberei, I, Berlin, 1913, рис. 93, 95,
178.
67 H. П. К о н д а к о в. О научных задачах..., стр. 15 и 18.
68 Н. П. К о н д а к о в. О научных задачах..., стр. 36; РД, VI, стр. 45, 46. 124
69 РД, VI, стр. 41, 42.
•° М. Н. Спер ански й. О змеевике с семью отроками. АИЗ, 1893, № 2;
Г. К. Вагнер. О первоначальной форме композиции «Семь спящих отроков».
81 РД, VI, стр. 39.
82 См. Н. Th. В о s s е г t. Geschichte des Kunstgewerbes. Bd. I, Berlin, 1928,
табл. V, 6—8. Этот же прием живет и в прикладном искусстве романской поры. См.
там же, Bd. V, Berlin, 1932, стр. 157, 207, 215, 217 и др.
88 Н. П. Кондаков. Русские клады. СПб., 1896, табл. XVI—XVII; Б. А.
Рыбаков. Ремесло древней Руси. М., 1948, стр. 340, 341.
84 ИКДР, т. II, М., 1951, стр. 424.
86 Киевский гос. исторический музей. Коллекция Княжой горы, ящик 17-17.
88 ПСРЛ, II, 843, 844. ^5
87 В. В. Суслов. Очерки по истории древнерусского зодчества. СПб., 1889,
стр. 80.
88 ПСРЛ, II, 758; II (изд. 1843 г.), 336.
СТРОИТЕЛЬСТВО КОНЦА XIII — НАЧАЛА XIV в.
VII. Монгольское завоевание и судьба владимирского наследия.
1 А. Н. Насонов. Монголы и Русь. М., 1940, стр. 35—38. 129
2 ПСРЛ, I, 464. 130
8 А. Н. Насонов. Монголы и Русь, стр. 39, 52—56, 63—68.
4 Н. В. Султанов. Образцы древнерусского зодчества в миниатюрных изо-
бражениях. СПб., 1881, стр. 3; е г о же. Русские шатровые церкви . . . , TAC-V,
стр. 293, 231.
6 Артлебен, стр. 21—24, 65.
•Грабарь, т. II, стр. 5. Также «Путеводитель по Москве». М., 1913, 131
стр. V, VI.
7 Красовский, стр. 25.
8 А. И. Некрасов. Московское каменное церковное зодчество до А. Фио-
равенти. М., 1916, стр. 6, 7; см. также: М. В. Р у б ц о в. Деньги великого княжества
Тверского. Тверь,1904, стр. 70 (в Тверь «перешли наследники знания и умения тех ма-
стеров и художников, которые на своей родине создали замечательные памятники ис-
кусства»).
8 Некрасов. Очерки..., стр. 181, 182. Об этой «теории» см. ниже в гл. XIV.
10 ПСРЛ, I, 469.
11 Приселков, стр. 104, 105.
32 н. Н. Воронин, т. II
497
Примечания к стр. 131—137
131 12 М. Д. Приселков. Ханские ярлыки русским митрополитам. Птг., 1916г
стр. 97; СГГиД, II, № 7.
18 ПСРЛ, XVI, 53; I, 473.
14 ПСРЛ, X, 167.
132 16 ПСРЛ, IV, 43.
18 ПСРЛ, VII, 174.
17 ПСРЛ, XX, 173.
VIII. Строительство в тверском княжестве конца XIII — начала XIV в.
135 1 О. Н. Бадер. Из истории феодальной Твери. «Пролетарская правда» (Ка-
линин) от 19/VIII 1934 г.; Н. П.Милонов. Археологические разведки в Тверском
кремле. ПИДО, 1935, № 9—10; Э. А. Рикман. Новые материалы по топографии
древней Твери. КСИИМК, вып. ХЫХ, 1953, стр. 46—48.
2 В. И. Колосов. Время основания г. Твери. Труды обл. археол. съезда
в Ярославле. М., 1902, стр. 151—158 (также ЖЗТУАК, № 57, п. 14); А. Н. В е р ш и н-
с к и й. Возникновение феодальной Твери. ПИДО, 1935, № 9-10, стр. 115. Ср.
М. Н. Тихомиров. Древнерусские города. М., 1956, стр. 42 и 419.
3 «Сказание о чудесах Владимирской иконы богоматери». (С предисловием В. О.
Ключевского). Изд. ОЛДП, вып. XXX, СПб., 1878, стр. 41. И. Виноградов.
Хронологическая дата к истории г. Твери из XII столетия. ЖЗТУАК, № 103, стр. 18.
Упоминание «тверского гостя» в уставной грамоте церкви Ивана на Опоках (1134—
1135) не может быть принято во внимание, так как грамота составлена в конце XIV. —
начале XV в. (А. А. Зимин. Уставная грамота Всеволода Мстиславича. Сбор-
ник «Академику Б. Д. Грекову ко дню 70-летия». М., 1952, стр. 129).
4 Татищев, кн. II, стр. 246; Борзаковский, стр. 17; Пресня-
ков. Образование..., стр. 111.
6 Э. А. Р и к м а н. Ук. соч., стр. 48.
136 • ПСРЛ, I, 435.
7 Борзаковский, стр. 16—20. Одиноко известие статьи «Начало вели-
ким князем Тферьскым» Воскресенской летописи об основании Твери Ярославом Все-
володовичем. «В лето 6740 (1232?). Князь великий Ярослав Всеволодичь, по Батыеве
пленении, прииде из Новагорода с детми своими, и нача грады, разорения от Батыя,
ставити по своим местом, и на Волзе постави град и воименова его Тверью по Твер-
це реке, а наперед того в том месте град не был, и посади на Твери сына своего меншо-
го Ярослава, и великим князем его нарече, и оттоле наста великое княжение Тверь-
ское» (ПСРЛ, VII, 245). Здесь много несообразностей; странная дата 1232 г. рядом с
указанием, что дело происходит после монгольского разорения, постановка градов
«по своим местом» с противоречащим остальным источникам сообщением, что до того
«града» на месте Твери не было.
8 Г о л у б и н с к и й, т. II, ч. 2, стр. 28; Г. П. Первухин. О тверских
иерархах. Тверь, 1901, стр. 8 и сл.; ПСРЛ, X, 168.
137 8 Пресняков. Образование..., стр. 221.
10 «Очерки истории СССР». Период феодализма IX—XV вв., ч. II. М., 1953,
стр. 192—194; А. А. Карасев. Тверское княжество в конце XIII — начале
XIV в. (Автореферат диссертации). Л., 1953; Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. VIII,
стр. 118, 119, 148; Н. Н. В о р о н и н. Песня о Щелкане и тверское восстание 1327 г.
ИЖ, 1944, № 9; Б. Н. Путилов. Русский историко-песенный фольклор XIII—
XVI вв. М.—Л., 1960, стр. 116—131.
11 ПСРЛ, X, 150. Возможно, что Козьмо-Демьянская церковь была построена
еще новгородскими основателями Твери: культ Козьмы и Демьяна в Новгороде был
498
Примечания к стр. 137—141
особенно популярен (см. В. С. Передольский. Новгородские древности. Нов- 137
город, 1898, стр. 166, 226, 230). М. В. Рубцов считал церковь Козьмы и Демьяна по-
стройкой князя Ярослава Ярославича (М. В. Рубцов. Ук. соч., стр. 71).
12 ПСРЛ, X, 153.
18 ПСРЛ, X, 166.
к ПСРЛ, X, 167. 138
18 ПСРЛ, X, 168; XVIII, 82.
18 ПСРЛ, X, 167.
1’ ПСРЛ, X, 168; XVIII, 82.
18 ПСРЛ, XXI, 342.
18 ПСРЛ, X, 188.
20 ПСРЛ, X, 227. В кратком очерке истории собора до его обновления в 1399 г.
летописец прямо называет Дмитриевский и Введенский храмы «в пределе тоя же цер-
кви». Ср. Димитрий. Тверской Патерик. Казань, 1908, стр. 121.
21 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 159 и 218.
22 ПСРЛ, XI, 157; XV (Рог. лет.), 164.
23 ПСРЛ, X, 232. Думаем, что здесь же была крещена в 1375 г. невеста князя
Ивана Михайловича Мария Кейстутьевна. В летописи названа церковь Воздвиже-
ния, упоминаемая единственный раз; вероятно, это ошибка — вместо «Введения».
24 ПСРЛ, X, 211, 216,227, 231, 232; XV (Рог. лет.), 55.
25 ПСРЛ, XI, 3.
23 ПСРЛ, XI, 174, 175; XV (Рог. лет.), 166; XVIII, 144. 139
27 ПСРЛ, XI, 180, 181. Анализ этого памятника тверской литературы см. Б. И.
Дубенцов. Из истории тверской литературы первой половины XV в. (Повесть
о Михаиле Александровиче тверском). Автореферат диссертации. Л., 1955.
28 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 153 и сл.
28 Дозорная книга г. Твери 1616 г. Тверь, 1890, стр. 13.
30 В. Колосов. Прошлое и настоящее г. Твери. Тверь, 1917, стр. 147.
31 М. Н. Рубцов. Тверь в 1674 г. Тверь, 1902.
32 Альбом Мейерберга. СПб., 1903, л. 14, рис. 42.
33 А. О л е а р и й. Ук. соч., стр. 28. Олеарий был в Твери 9 августа 1634 г.
34 Анализ данного изображения в целом см. ниже — в гл. XXVII. 140
36 Нужно отметить, что и собор 1634—1635 гг. сохранял приделы, упоминаемые
переписной книгой 1677 г. («Церкви и монастыри в Твери в 1677 г.». Тверь, 1889,
стр. 3). О нем сообщает и Павел Аллеппский, называющий его «великой каменной со-
борной церковью» (Путешествие, вып. IV, стр. 59).
38 Возможно, что третья главка имела целью отметить новый, возникший в
первой половине XV в., придел князя Михаила Ярославича тверского.
37 Н. Овсянников. Тверь в XVII в. Тверь, 1889, стр. 13.
38 Забелин, стр. 79, 80.
38 «Тверские врата», возможно, были исполнены не среднерусским мастером. 141
Их техника — гравированный рисунок, выступающий черными линиями на золоче-
ном фоне,— отлична от техники суздальских врат. Она близка технике гравирован-
ных золоченых пластин убора алтарной преграды Нижней церкви XII в. в Гродно
(Н. Н. Воронин. Древнее Гродно. МИА СССР, № 41, 1954, стр. 114 и 145). Не
получил ли епископ Федор мастеров из русских областей Литовского княжества?
(О вратах см. Н. В. Малицкий. К вопросу о датировке «Тверских» врат
Александровой слободы. ИГАИМК, т. V, 1927; А. И. Некрасов. «Тверские»
врата Александровой слободы. Труды секции археологии РАНИИОН, вып. 1,1926).
499
32*
Примечания к стр. 141—146
141 40 Сообщение Н. П. Милонова. Исследователь упоминает также о «плитчатом
розоватом кирпиче великокняжеского типа», встреченном им в культурном слое XII—
XIII вв. на Затверецком посаде.
41 Конечно, это не дает оснований судить о стиле росписи. См. Грабарь.
Андрей Рублев, стр. 30.
142 42 Н. Н. Воронин. Раскопки в Переславле-Залесском. МИ А СССР, № 11,
1949, стр. 199, 200.
43 Н. Овсянников. Краткие сведения о тверском кафедральном соборе
как памятнике церковной древности. Тверь, 1896, стр. 5.
44 В. А. П л е т н е в. Об остатках древности и старины в Тверской губернии.
Тверь, 1903, стр. 187; «Тверской музей ц его приобретения в 1892 г.». ТГВ, 1894, № 19,
стр. 3 (найдены против церкви Иоанна Предтечи).
46 Н. Н. О в с я н н и к о в. Указатель тверской старины. Тверь. 1903, стр. 27.
44 М. В. Рубцов. Очерки по истории тверской культуры. «Тверской коопе-
ратор», 1919, № 7—9, стр. 15.
143 47 РОБИЛ, ф. Московской духовной академии (фундам.), № 100, л. 120; А. И.
Некрасов. Древнерусское изобразительное искусство. М., 1937, стр. 136.
144 48 ПСРЛ, X, 171.
49 Любопытно, что во второй миниатюре тверского Амартола, изображающей
самого Георгия, представлено двухэтажное здание с двускатной кровлей и украшен-
ным резьбой фронтоном, с двойным окном во втором этаже,схожим с подобным окном
на южной пристройке владимирского Дмитриевского собора.
60 ПСРЛ, X, 153, 171, 180, 182; XV (Рог. лет.), 35, 37, 38.
51 ПСРЛ, X, 171; XI, 181, 182; XVIII, 147; А. Соколов. Великий князь
Михаил Ярославич тверской. Тверь, 1864, стр. 149; Н. Овсянников. Тверь в
XVII в.,стр.19.0 нахождении храма Афанасия около алтарей собора сообщает писцо-
вая книга XVI в. (ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 158, 220 и др.). Дпмитрий. Материа-
лы для истории Тверской епархии. Тверь, 1898, стр. 5.
62 Дозорная книга г. Твери 1616 г., стр. 13.
63 Выпись из писцовых книг П. Нарбекова, стр. 27.
145 64 ПСРЛ, X, 187, 210.
66 ПСРЛ, XXI, 342.
68 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 195, 278, 287. Писцовые книги П. Нарбекова, стр. 64.
67 Н. Н. Воронин. Песня о Щелкане и тверское восстание 1327 г.
68 ПСРЛ, XV, 414; XV (Рог. лет.), 42. Ср. более позднюю дату —1326 г. (А. Н.
Насонов. О тверском летописном материале в рукописях XVII в. Археографи-
ческий ежегодник. М., 1958, стр. 37).
68 ПСРЛ, X, 188, 189. В Тверском летописном сборнике (XV, 415) сообщается
кратко, без подробностей об Иване Цареградце и Федоре Иерусалимлянине под 1325 г.
•° Н. Красносельцев. Сведения о некоторых литургических рукопи-
сях Ватиканской библиотеки. Казань-, 1885, стр. 22, 23.
146 81 ПСРЛ, XV, 488.
82 Г. П. П е р в у х и н. О тверских иерархах, стр. 48; ср. Строев, стб.
452 и 470.
83 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом
князе Борисе Александровиче. СПб., 1908, стр. 20.
84 М. Р у б ц о в. О вновь открытом памятнике тверской письменности XV в.
Тверь, 1911, стр. 69; И. Виноградов. Новые данные о тверском великом кня-
зе Борисе Александровиче (оттиск из «Тверских епархиальных ведомостей»). Тверь,
1908, стр. 21.
500
Примечания к стр. 146—151
86 Выпись из писцовых книг П. Нарбекова, стр. 95. 146
88 Н. Овсянников. Тверь в XVII в., стр. 74.
87 Неточность рисунка Пальмквиста сказалась в том, что монастырь помещен
не на острове, а на мысу при устье Тьмаки.
88 А. Н. Насонов. Летописные памятники Тверского княжества. ИОГН, 147
1930, № 9 и 10, стр. 767—769.
69 Д. В. Айналов. Миниатюры древнейших русских рукописей в Музее
Троице-Сергиевой лавры и на ее выставке. «Краткий отчет о деятельности Общества
древней письменности и искусства за 1917—1923 гг.». Л., 1925, стр. 19—33.
70 А. Н.Гейслер. Карта месторождений каменных строительных материалов
Л., 1925, стр. 31, 32; А. Н. В е р ш и н с к и й. Дальние экскурсии по Тверской гу-
бернии. Тверь, 1928, стр. 36.
71 «Записка о земледельческой и промышленной деятельности в Тверской гу- 148
бернии». ТГВ, 1864, № 21.
72 ПСРЛ, X, 179.
IX. Строительство Москвы в первой половине XIV в.
1 М. Г. Григорьев. Древняя Москва. Сб. «По следам древних культур. 149
Древняя Русь». М., 1953, стр. 352—354.
2 Б а р т е н е в, т. I, стр. 10; М. Н. Тихомиров. Основание Москвы и
Юрий Долгорукий. ИОИФ, 1948, № 2, стр. 143—148; Забелин, стр. 66.
8 ПСРЛ, I, 323.
4 Летописец Переяславля-Суздальского. М., 1851, стр. 110—112.
6 Н. Н. В о р о н и н. Из ранней истории Владимира и его округи. СА,
1959, № 4.
• Забелин, стр. 60.
’Бартенев, т. I, стр. 5.
8 Ср. там же, т. I, стр. 9 и 195; т. II, стр. 30.
9 Там же, т. I, стр. 5; Забелин, стр. 61. 150
10 Конструкция этого вала отдаленно напоминает сходные в принципе конструк-
ции крепостных сооружений польских «градов» X—XI вв., например, Познани и др.
См. W. Hensel. Wt?p do studiow nad osadnictwem Wielkopolski wczesnohistoryc-
znej. Poznan, 1948, стр. 203 и сл.
11 Тихомиров, стр. 19.
12 ПСРЛ, I, 461.
18 ПСРЛ, XVIII, 214.
14 А. И. Успенский. Судьба первой церкви на Москве. М., 1901.
16 Забелин, стр. 606, 607.
18 Там же, стр. 79.
17 ПСРЛ, VII, 199; XVIII, 85; А. Л е б е д е в. Московский кафедральный Ар-
хангельский собор. М., 1880, стр. 13—17; ср. Забелин, стр. 71, 72.
18 Тихомиров, стр. 151.
19 Павлинов. Архитектура в России..., стр. 38; Павлинов, стр. 111;
Красовский, стр. 12; «По Москве». М., 1917, стр. 51 (статья Ф. Горностаева).
20 Тихомиров, стр. 23; Экземплярский, т. II, стр. 274. 151
21 ПСРЛ, XXI, 298. Монастырь был переведен «внутрь града Москвы» Иваном
Калитой в 1330 г., через 27 лет после его основания Даниилом (т. е. в 1303 г.). См.
также Экземплярский, т. II, стр. 273—275; 3 в е р и н с к и й, т. II, стр.
122; Строев, стб. 198.
501
Примечания к стр. 151—158
151 22 О постройке Даниилом церкви в монастыре было известно лишь по припоми-
наниям каких-то старожилов: «Глаголють же неции от древних старец...» (ПСРЛ,
XVIII, 91; Забелин, стр. 77).
23 С. К. Ш амбинаго. Повести о начале Москвы. ТОДРЛ, т. III, стр. 77—
81; М. Н. Т и х о м и р о в. Сказания о начале Москвы. ИЗ, вып. 32, 1950. Ср.: «Яко
ни следу монастыря познати, токмо едина церковь оста...» (ПСРЛ, XXI, 298).
24 Дионисий. Даниловский мужской монастырь. М., 1899, стр. 4; Н. Н и-
кольский — в кн. «По Москве», М., 1917, стр. 12.
26 ПСРЛ, X, 190; XVIII, 89.
26 Тихомиров, стр. 32—34.
152 ” ПСРЛ, XVIII, 214.
28 Забелин, стр. 66.
29 Обычно постройки начинались весной или ранним летом.
30 ПСРЛ, XVIII, 89.
31 Г о л у б и н с к и й, т. II, стр. 134—143; В. Борин. Две иконы новго-
родской школы св. Петра и Алексия митрополитов московских. «Светильник», 1914,
№ 4, стр. 27.
32 Забелин, стр. 73.
33 ПСРЛ, VIII, 171.
34 Скворцов, стр. 197.
86 Забелин, стр. 79, 80. Только Устюжский летописный свод называет
Успенский собор «церковью каменной б о л ш о й» (Устюжский летописный свод.
М.— Л., 1950, стр. 50). При закладке нового собора в 1472 г. здание 1326 г. оказалось
внутри его, стены закладывались «круг тое церкви боле тое» (ПСРЛ, VI, 194, 195;
Павлинов. Архитектура в России..., стр. 39); Красовский, стр. 12, 13.
38 ПСРЛ, VIII, 170.
37 В. Борин. Ук. соч.
38 К. К. Р о м а н о в. К вопросу о формах московского Успенского собора
1326 и 1472 гг. МИА СССР, № 44, 1955.
89 Некрасов. Возникновение..., стр. 44—75; его же. Очерки..., стр. 183.
40 ПСРЛ, VII, 202; XXIII, 103; Забелин, стр. 76.
153 « ПСРЛ, VII, 217.
154 42 ИРА, стр. 60.
43 Воронин. У истоков..., стр. 296.
44 Некрасов. Очерки..., стр. 185.
155 45 ПСРЛ, VIII, 170.
48 Павлинов. Архитектура в России..., стр. 42.
47 Красовский, стр. 35.
48 Тихомиров, стр. 157.
156 49 Воронин. У истоков..., стр. 266.
60 Там же, стр. 303.
757 61 Н е к р а с о в. Возникновение..., стр. 101, 102.
52 Г. П. П е р в у х и н. О тверских иерархах, стр. 8 и сл.
63 ПСРЛ, VII, 202.
84 Забелин, стр. 74, 75.
66 ПСРЛ, VIII, 244.
68 Забелин, стр. 74, 75.
158 87 ПСРЛ, XVIII, 95.
88 ПРИ, т. III, стр. 291.
89 Ф. Горностаев — в «Путеводителе по Москве». М., 1913, стр. IV,
502
Примечания к стр. 158—161
•° А. Д. Варганов. Суздаль. М., 1944, стр. 26; ПДРЗ, вып. III, СПб.,
1897, л. И; Анания, стр. 52; Воронин. Спутник..., стр. 252, 253, рис. 115*
81 ПСРЛ, XVIII, 91.
•2 ПСРЛ, VIII, 272.
88 Н. Д. Извеков. Соборный храм во имя Преображения господня, что
на «Бору». М., 1913, стр. 4.
84 В. Прохоров. Исторический и археологический обзор древних москов-
ских церквей. «Христианские древности». М., 1877, стр. 13—16; Павлинов.
Архитектура в России..., стр. 38, 39; К р а с о в с к и й, стр. 13—15; Г. П а в л у ц-
к и й. Начало Москвы (Грабарь, т. I, стр. 322—324); Ф. Горностаев.
Очерк древнего зодчества Москвы. «Путеводитель по Москве», М., 1913, стр. VI—VIII,
М. И. Александровский. Указатель московских церквей. М., 1925, стр. 3;
И. В. Рыльский. Архитектура Московского кремля. «Русская архитектура»,
М., 1940, стр. 42.
86 П. Н. Максимов. К характеристике памятников московского зодчест-
ва XIV—XV вв. МИА СССР, № 12, 1949, стр. 210.
88 ПСРЛ, X, 222; XV (Рог. лет.), 60.
87 ПСРЛ, VIII, 13 и 63; XVIII, 103.
88 И. Снегирев. Памятники московской древности. М., 1842—1845, стр.
128,129; А. Мартынов. Русские достопамятности, т. II. М., 1883, стр. 9; Сквор-
цов, стр. 477.
88 Н. Н. Воронин. Боголюбовский саркофаг. КСИИМК, вып. XIV, 1947,
стр. 78—83.
70 М. И. Александровский (Указатель..., стр. 3) считал, что западный притвор
и северо-западный верхний придел пристроены одновременно в 1350 г. И. Снегирев,
кажется, присоединял сюда и лестницу (Ук. соч., стр. 129).
71 ПСРЛ, VII, 209, 210.
72 ПСРЛ, VIII, 69.
73 Житие св. Стефана епископа Пермского. СПб., 1897, стр. 86.
74 Н. Д. Извеков. Соборный храм..., стр. 3.
76 В пожар Москвы 1476 г. сгорело И храмов «опроче застенных камен-
ных, а тех 10», т. е. почти каждый храм имел придел и, следовательно, асимметри-
ческую композицию; «... да два застенка Архаггельских [у Архангельского,
собора] древяных разметаша: Въскресенье да Акилу святого» (ПСРЛ, XVIII, 250;
VIII, 181). В 1479 г. построили взамен деревянной «гостиной» церкви Ивана Злато-
уста каменную, «авзастенке другую — Тимофея апостола» (ПСРЛ, VIII, 200).
В то же время «застенком» называется Дмитриевский придел в одной из апсид Ус-
пенского собора (ПСРЛ, VIII, 203). Ср. «яко трава блещаема и растома на з а с т е н е,
на нее же ни солнце сияет, ни дождь идет» (М. Н. Тихомиров. «Написание»
Даниила Заточника. ТОДРЛ, т. X, Л., 1954, стр. 271).
78 Данные о перемещениях гробницы см. у И. Снегирева («Памятники москов-
ской древности», стр. 127). «Упоминание о застенке, в котором был погребен Стефан
Пермский, показывает нам, что настоящее место его погребения не в застенке храма,
а в самом храме, позднейшее, вероятно, со времени его канонизации» (Скворцов,
-стр. 476).
77 ПСРЛ, XXI, 419. Однако нужно оговориться, что Степенная книга состав-
лялась в то время, когда на месте храма Калиты стоял новый.
78 «. . . Царский их дому монастырь» (ПСРЛ, XXI, 394).
78 П. Н. Максимов. Ук. соч., стр. 210.
80 ПСРЛ, XVIII, 92.
158
159
160
161
503
Примечания к стр. 161—167
161 81 ПСРЛ, VIII, 244. 82 Некрасов. Возникновение..., стр. 76, 77.
162 83 Гробницы князей, вынутые из стен храма Калиты, были поставлены «тамо же в новой церкви, юже велику нача здати отец его [Иван III] на месте идеже ра- зобраша ветьхую церковь» (ПСРЛ, XXI, 585). 84 Скворцов, стр. 285. 86 ПСРЛ, XVIII, 94. 88 А. И. В л а с ю к. Новые исследования Архангельского собора в Московском кремле. «Архитектурное наследство», вып. II, М., 1952, стр. 129. 87 ПСРЛ, XVIII, 94, 95; Г. В. Жидко в. Московская живопись середины XIV в. М., 1928, стр. 64 и сл. 88 ПСРЛ, XVIII, 91.
163 88 А. Н. Гейслер. Ук. соч., стр. 33. 90 Г о л у б и н с к и й, т. II, ч. 2, стр. 391; ПСРЛ, XI, 30. 91 Никодим. Описание московского Богоявленского монастыря. М., 1888, стр. 4, 5. '
164 92 Там же, стр. 7. 93 Там же, стр. 8 и 54. 94 Там же, стр. И, 13, 24. 96 Там же, стр. 1—3. 98 ПСРЛ, VII, 185; XXII, 97. 97 П. В. Сытин. История планировки и застройки Москвы, т. I. М., 1950, стр. 27. 98 ПСРЛ, XVIII, 91.
165 99 ПСРЛ, VII, 205; XVIII, 94. 100 ПСРЛ, и XVIII, 92; Забелин, стр. 82. 101 А. В е л ь т м а н. Описание нового императорского дворца в Кремле Мос- ковском. М., 1851, стр. V, VI. 102 Забелин, стр. 82.
166 103 Б а р т е н е в, т. I, стр. 15, 16; Забели н, стр. 82. 104 См. ниже гл. X; Скворцов, стр. 89. 106 В. В. Косточки н. Ивангород и его место в развитии русского крепост- ного зодчества XV—XVII веков (автореферат диссертации). М., 1953, стр. 7; его ж е. Оборонительные системы русских крепостей XIV— начала XVI вв. СА, 1957, № 1, стр. 133 и 137. 108 ПСРЛ, X, 128. 107 ПСРЛ, VIII, 244 (ср. VI, 50); Забелин, стр. 145 и 309. По другой вер- сии столп Ивана Великого стал «не на старом месте», т. е. с расширением Кремля, видимо, был сдвинут к востоку (ПСРЛ, XII, 259). 108 ПСРЛ, XVIII, 89; XXI, 319. 109 Забелин, стр. 309. 110 Храм Спаса Калита поставил «близ сущу своего двора» (ПСРЛ, XVIII, 91); монастырь при храме был княжеским—«царский их дому монастырь» (ПСРЛ, XXI, 394).
167 111 ПСРЛ, X, 190; Забелин, стр. 478. 112 Забелин, стр. 607. 113 «История Москвы», т. I, М., 1952; стр. 44; Забелин, стр. 308 и 479. 114 Г о л у б и н с к и й, т. II, ч. 1, стр. 50—144. 115 Лихачев. Русские летописи..., стр. 258 и сл.; е г о же. Галицкая ли- тературная традиция в житии Александра Невского. ТОДРЛ, т. V, 1947, стр. 36—56.
504
Примечания к стр. 168—177
116 С. Г е р б е р ш т е й н. Записки о московитских делах. СПб., 1908, стр. 168
100—101; Тихомиров, стр. 181—185.
117 Г о л у б и н с к и й, т. П,ч.1,стр. 102; Макарий. История русской церкви
т. VI, ч. 1, М., 1866, стр. 308, 309. См. также указание на киевские связи живописи
Москвы XIV в.: В. И. А н т о н о в а. Московская икона начала XIV в. из Киева и
«Повесть о Николе Зарайском». ТОДРЛ, т. XIII, 1957, стр. 387.
118 ПСРЛ, II, 843—846; см. также П. А. Раппопорт. Волынские башни.
МИА СССР, № 31, 1952.
119 Я. И. Пастернак. Старый Галич. Краюв — Льв1в, 1944, стр. 76—79.
120 Любопытно, что в «Сказании о Мамаевом побоище» относительно митропо-
лита Петра сказано: «Вжегл... нам светлую свещу и постави на свещнище высоце
светити всей земле Русской». Не был ли этот замечательный образ навеян впечатлени-
ем высокой кремлевской церкви Ивана Лествичника? (Л. А. Д м и т р и е в. Публи-
цистические идеи «Сказания о Мамаевом побоище». ТОДРЛ, т. XI, 1955, стр. 142).
121 Напомним здесь интересное соображение о том, что при митрополите Петре 169
на Русь проникали иконы западнорусского происхождения, какой считают, напри-
мер, икону Толгской богоматери (М. В. Алпатов. Всеобщая история искусств,
т. Ill, М., 1955, стр. 171).
122 В о р о н и н. У истоков..., стр. 297. 170
128 ПСРЛ, VIII, 181; XVIII, 250. 171
124 В связи с появлением придела Петра у Успенского собора 1326 г. А. И. Не-
красов, видимо, забыв, что Георгиевский собор 1230—1234 гг. имел асимметричный
придел Троицы, видел в московском приделе «сходство с Псковом»: оно «лежит не в
форме придела, а в том, что храм принял однобокий, асимметричный вид, совершенно
невозможный в аристократическом суздальско-владимирском зодчестве и оправдан-
ный «демократизмом» московской среды и влиянием деревянной архитектуры» (Не-
к р а с о в. Очерки..., стр. 184).
125 «Зодчий», 1875, стр. 134.
128 И. У. Б у д о в н и ц. Поддержка объединительных усилий Москвы насе- 172
лени ем русских городов. Сборник «Академику Б. Д. Грекову ко дню семидесятиле-
тия». М., 1952, стр. 117—122.
СТРОИТЕЛЬСТВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIV в.
X. Московский кремль и строительство в Москве.
1 «Очерки истории СССР», ч. II, М., 1953, стр. 210—236. 175
2 ПСРЛ, VII, 209; VIII, 9 и 13. 176
3 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 83; XVIII, 106. К постройке Успенского собора в 1471 г.
камень также заготовляли и возили зимой (Забелин, стр. 112).
4 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 84.
5 ПСРЛ, VIII, 8.
8 ПСРЛ, XVIII, 108.
7 П. В. С ы т и н. Ук. соч., стр. 30, 31; «История Москвы», т. I, М., 1952, планы
II и III.
8 Б а р т е н е в, т. I, стр. 3 и 20.
9 Там же, стр. 201.
10 С. К. Ш а м б и н а г о. Сказание о Мамаевом побоище. СПб., 1907, стр. 25.
11 ПСРЛ,VIII, 181; Бартенев, т. 1,стр. 218; Забелин, стр. 138,616—618.
12 ПСРЛ, VIII, 219. 177
13 ПСРЛ, VIII, 44.
505
Примечания к стр. 177—180
177 14 ПСРЛ, VI, 238.
178 15 ПСРЛ, VI, 38; Забелин, стр. 138.
16 ПСРЛ, VIII, 147. Никольские ворота «находились ... ближе к середине Крем-
ля, чем нынешние» (Бартенев, т. I, стр. 172).
17 Б а р т е н е в, т. I (план Кремля).
18 Б а р т е н е в, т. I, стр. 31, 32, 224.
19 Троицкая лет., стр. 423.
20 ПСРЛ, VIII, 230.
21 Б а р т е н е в, т. I, стр. 161; Забелин, стр. 417; ПСРЛ, XXII, 510.
Каменный мост через Неглинную «в середине Москвы» строил Борис Годунов (А.
Дмитриевский. Архиепископ Елассонский Арсений. Киев, 1899, стр. 96).
22 ПСРЛ, VIII, 149; ср. Б а р т е н е в, т. I, стр. 185.
23 ПСРЛ, VIII, 217; Забелин, стр. 137.
24 ПСРЛ, IV, 155; VI, 237; Забелин, стр. 137.
179 25 В. В. Косточки н. Оборонительные системы русских крепостей XIV —
начала XVI в., стр. 133; его же. Строительная биография крепости Изборска.
СА, 1959, № 1, стр. 134, 135 и 141; его же. Новые данные о крепости Копорье.
СА, 1960, № 3, стр. 269.
28 ПСРЛ, VIII, 43.
27 ПСРЛ, VIII, 44.
28 ПСРЛ, VIII, ИЗ. При пожаре белый камень обгорал, превращаясь в известь
(ПСРЛ, XV, 492).
29 ПСРЛ, VIII, 124.
30 «Путешествие Амвросия Контарини». «Библиотека иностранных писателей о
России», СПб., 1836, стр. 108; Забелин, стр. 136.
31 ПСРЛ, XXIII, 128.
32 ПСРЛ, VIII, 113.
33 ПСРЛ, XXV, 207—209 и 276; XXVI, 148-150, 158 и 218.
180 34 В. И. Троицкий и С. А. Торопов. Симонов монастырь. М., 1927,
стр. 3, 4; Н. А. Г е й н е к е. По Москве. М., 1917, стр. 359.
35 ПСРЛ, XI, 32. В Андрониковом монастыре останавливался Дмитрий
Донской по пути с Куликова поля через Коломну; под монастырем на бе-
регу стояли его полки (С. К. Ш а м б и н а г о. Сказание..., стр. 52, 53).
38 Ср. ПСРЛ, XXI, 438.
37 ПСРЛ, VIII, 64.
38 Н. А. Г е й н е к е. Ук. соч., стр. 355 и сл.
39 П. В. С ы т и н. История планировки и застройки Москвы, т. I, стр. 30—41.
40 С. Герберштейн. Ук. соч., стр. 99.
41 ПСРЛ, VIII, 16: «Заложи князь великий Димитрий Иванович город Пере-
яславль новой, того же лета и окончиша» («Руский времянник», т. I, стр. 224).
42 ПСРЛ, VIII, 19.
43 Там же, 21. Ермолинская летопись приписывает инициативу постройки Сер-
пухова Дмитрию Ивановичу: «Князь велики Дмитреи заложи Серпохов и многу льго-
ту даст хотящим жити» (ПСРЛ, XXIII, 118).
44 Прибывший перед походом к Куликову полю в Коломну князь Дмитрий Ива-
нович был встречен епископом Евфимием «в башне городовой» или «во вратех град-
ных» (ПСРЛ, XI, 54; «Синопсис». СПб., 1807, стр. 147, 148). Эти укрепления пого-
рели в пожар 1438 г., а в 1439 г. хан Мамутек «досталь Коломны пожегл» (ПСРЛ,
VIII, 107).
45 ПСРЛ, VI, 104.
«506
Примечания к стр. 180—184
46 В.П.Адрианова-Перетц. Задонщина. ТОДРЛ, т. VI, 1948, стр. 201. 180
41 Думаю, что данное понимание текста более правильно, нежели отнесение 181
<лов «в камене стене» к якобы каменному «терему» князя Владимира Андреевича.
Росписью украшались и деревянные здания, например, деревянные храмы Украины.
(См. Нариси icTopii архггектури Укра1нсько1 РСР. Ки1в, 1957, стр. 213).
48 И. Э. Грабарь. Феофан Грек. Казанский музейный вестник, 1922, № 1,
стр. 5.
48 ПСРЛ, XVIII, 103; Забелин, стр. 87.
50 ПСРЛ, VIII, 28; XXIV, 137; ср. Забелин, стр. 287, 288.
51 ПСРЛ, XVIII, 121. '
52 «Житие митрополита всея Руси св. Алексия, составленное Пахомием Лого-
фетом». СПб., 1877—1878, стр. 203.
*» ПСРЛ, VIII, 240.
54 Павлинов, стр. ИЗ; Красовский, стр. 17; Ф. Горностаев.
Ук. соч., стр. XXX; ПДРЗ, вып. VII, и др.
55 «Житие митрополита... Алексия...», стр. 245, 246.
58 Ключевский. Жития, стр. 140.
57 «Житие митрополита... Алексия...», стр. 204—205, 212—213.
58 В. Прохоров. Исторический и археологический обзор древних москов-
ских церквей. «Христианские древности». СПб., 1875, стр. 17.
58 Ф. Горностаев. Ук. соч., стр. XXXII; Забелин, стр. 288.
80 Скворцов, стр. 161. Любопытно, что при Борисе Годунове на его дворе
«подле Чюдова манастыря» была выстроена «полата каменная на трех подклетах»
(О. А. Яковлева. Материалы по истории русской техники в неопубликованной
летописи первой четверти XVII в. Известия Отд. техн, наук АН СССР, 1951, № 4,
стр. 621.).
81 И. В. Рыльский. Ук. соч., стр. 43.
82 Приношу благодарность за эти сведения В. Н. Иванову, имевшему возмож-
ность осмотреть развалины.
83 Красовский, стр. 18.
84 Ср. Забелин, стр. 287: «Сооруженная в 1365 г. в одно лето камен-
ная церковь Михаила Чуда, несомненно, была небольшого размера».
85 В. Борин. Две иконы новгородской школы XV в. св. Петра и Алексия
митрополитов московских. «Светильник», 1914, № 4; ИРИ, т. III, стр. 508, прим. 1.
66 ПСРЛ, VIII, 28; Ключевский. Жития, стр. 135, 136; ср. Забелин,
стр. 289.
67 ПСРЛ, VI, 335.
68 Забелин, стр. 488; «Руский времянник», т. I, стр. 293. 183
69 Б а р т е н е в, т. II, стр. 45, 69—70.
70 ПСРЛ, VIII, 237; И. Е. Забелин. Домашний быт русских царей в XVI
в XVII ст., ч. I, М., 1895, стр. 25.
71 С. К. Ш а м б и н а г о. Сказание..., стр. 26 и 54. 184
72 Там же; Тихомиров, стр. 164—165.
73 ПСРЛ, VI, 148.
74 С. К. Ш а м б и н а г о. Сказание..., стр. 18.
75 ПСРЛ, XII, 193; И. Е. Забелин. Домашний быт..., стр. 25.
76 Устюжский летописный свод, стр. 98.
77 И. Е. Забелин. Домашний быт..., стр. 26.
78 Б а р т е и е в, т. II, стр. 70; ПСРЛ, VIII, 217; XII, 219; И. Е. 3 а б е л и н.
Домашний быт..., стр. 43.
507
Примечания к стр. 184—189
184 79 «Руский времянник», т. I, стр. 351.
80 А. В е л ь т м а н. Ук. соч., стр. V.
81 Забелин, стр. 621.
185 82 И. Э. Грабарь. Феофан Грек, стр. 6; А. Д. С е д е л ь н и к о в.
Из области литературного общения в начале XV в. (Кирилл тверской и Епифа-
ний московский). ИОРЯС, 1926, XXXI, стр. 163. Сам Епифаний был в Царьгра-
де уже после своего послания к Кириллу («Сказание Епифания мниха о пути к
Иерусалиму». «Православный палестинский сборник», т. V, вып. 3, СПб., 1887,
стр. 3—6.
186 83 С. А. Е. Московский мужской ставропигиальный Симонов монастырь. М.,
1869, стр. 2; В. И. Т р о и ц к и й и С. А. Т о р о п о в. Ук. соч., стр. 3, 4.
84 Тихонравов. Древние жития..., отд. II, стр. 67, 68.
85 ПСРЛ, XVIII, 151.
88 Н. П. Розанов. Старое Симаново в Москве. «Русские достопамятности»,
изд. А. Мартынова, М., 1883, т. II, стр. 5 и 11.
87 ПСРЛ, VIII, 182; XXI, 580; Н. Иванчин-Писарев. Вечер в Си-
монове. М., 1838, стр. 91, прим.
88 П. Н. Максимов. К характеристике московского зодчества..., стр. 215.
89 Там же, стр. 215, 216. См. также Р. А. Кацнельсон. Ансамбль Симо-
нова монастыря в Москве. «Архитектурное наследство», вып. 6, М., 1956, стр. 91—93.
XI. Строительство в Коломне и Серпухове.
187 1 В. П. Адрианов а-П е р е т ц. Задонщина, стр. 199.
2 ПСРЛ, XV, 441.
3 О. П. Б у л и ч. Коломна. М., 1928, стр. 18, 19.
4 Строев, стб. 1029.
5 ПСРЛ, VIII, 14.
8 ПСРЛ, VIII, 31; С т р о е в, стб. 255.
188 7 Точной даты основания монастыря нет (Ключевский. Жития, стр. 110).
По »мтию Сергия монастырь основан после Куликовской битвы (Тихонравов.
Древние жития..., стр. 73, 74). В. В.' Зверинский (3 в е р и н с к и й, т. I, стр. 96,
№ 72) относит его к 1385 г. Видимо, монастырь был основан почти в одно время с Вы-
соцким в Серпухове (1374 г.; ПСРЛ, XI, 20). В краткой справке из жития Сергия об
обоих монастырях сообщается вместе: Сергий «в Серпухове князю Володимеру об-
ложи монастырь Высокое, а великому князю па Коломне Голутвино обложи» (ПСРЛ,
VI, 122).
8 3 в е р и н с к и й, т. I, стр. 87, № 45.
9 О. П. Б у л и ч. Ук. соч., стр. 12.
10 ПСРЛ, VIII, 34 и 62. О вероятности работы здесь Феофана Грека см. В. И.
Антонова. О Феофане Греке в Коломне, Переславле-Залесском и Серпухове.
Материалы и исследования Государственной Третьяковской галереи, т. II, 1958,
стр. 10—27.
11 К а р а м з и н, т. II, кп. V, стб. 152.
12 Некрасов. Города..., стр. 164—170; его же. Возникновение..., стр.
11—39; его же. Очерки..., стр. 181—186.
13 Путешествие, вып. II, стр. 146.
14 Там же, стр. 148, 149.
189 15 Исследование Е. В. Михайловского.
18 ИРА, стр. 109.
508
Примечания к стр. 189—198
17 Н. Иванчин-Писарев. Прогулка по древнему Коломенскому уезду. 189
М., 1844, стр. 139.
18 Некрасов. Возникновение..., стр. 37.
19 Там же.
20 Там же, стр. 36, 37.
21 Некрасов. Города..., стр. 166. 190
22 Некрасов. Возникновение..., стр. 37.
23 ПКМГ, ч. I, отд. 1, стр. 301, 303, 304. 193
24 Там же, стр. 304, 305.
25 Там же, стр. 304. А. И. Некрасов почему-то не привлек данных Писцовой
книги к своим заключениям о Воскресенской церкви. Реконструкция зданий двора
по данным писцовой книги сделана Т. Н. Сергеевой-Козиной — см. ее статью «Ко-
ломенский кремль (опыт реконструкции)». «Архитектурное наследство», вып. 2, М.,
1952, стр. 158.
28 ПСРЛ, VIII, 269, 271, 278.
27 Кремлевская церковь Рождества богородицы, построенная княгиней Евдо- 194
кией, сменила деревянную церковь Воскрешения Лазаря и имела придел, посвящен-
ный этому празднику (Скворцов, стр. 469). Любопытно, что московские вое-
воды, участвовавшие в знаменитой Шелонской битве, поставили деревянный придел
Воскресения у московского Архангельского собора (ПСРЛ, VIII 165).
28 ПСРЛ, VIII, 34.
29 ПСРЛ, XVIII, 129; см. также XI, 45, 46.
30 К. Маркс оценивал битву на Воже как «первое правильное сражение с мон-
голами, выигранное русскими» (Хронологические выписки. Архив Маркса и Энгель-
са, т. VIII, М., 1946, стр. 151).
31 ПСРЛ, XXIII, 125.
32 ПСРЛ, VIII, 62; Троицкая лет., стр. 440. Н. Иванчин-Писарев (Ук. соч., стр. 795
141) полагал, что собор был заложен по возвращении Донского с Куликова поля,
строительство прерывалось нашествием Тохтамыша и было закончено лишь в 1392 г.:
«Надлежит вернее полагать, что строение собора началось в 1381 г., было прерывае-
мо и, окончившись только в 1392 г., поспело к росписи». Не был ли привлечен к рос-
писи собора Феофан Грек?
33 Некрасов. Возникновение..., стр. 14—20.
34 Там же, стр. 29—32, рис. 4.
35 Там же, стр. 22. 79g
38 Н. В. С у л т а н о в. Памятники древнего зодчества в Коломенском и Брон-
ницком уездах. «Зодчий», 1883, стр. 50.
37 А. И. Некрасов (Возникновение..., стр. 23) полагал, что «собор своим цоко-
лем сплошь ушел в землю» подобно московскому Успенскому собору, вросшему на
3,2 м.
38 Условия работы были крайне неблагоприятны. Собор был почти лишен све- 797
та: большие окна были забиты щитами, рассеянный свет падал лишь из некоторых окон
главы и одного окна на южном фасаде. Под снятым чугунным полом оказался еще
промороженный строительный слой необычайной прочности; по углублении раскопа
стенки оттаивали и осыпались, увлекая за собой новые плиты чугунного пола. Все
это вызвало опасение обрушения солеи и заставило вести работу возможно быстро.
При этом получившие сильный наклон стенки сузили раскоп книзу, затруднив на-
блюдения; стенки раскопа при подчистке, прорисовке и замерах ежеминутно осыпа-
лись.
39 Определение Центральных реставрационных мастерских. 198
509
Примечания к стр. 199—205
199 40 Сделать дополнительные раскопы внутри собора не представлялось возмож-
ным по независящим от нас обстоятельствам.
41 Некрасов. Возникновение..., стр. 27.
42 Путешествие, вып. II, стр. 147.
43 Там же, стр. 148, 149.
200 44 Н. И в а н ч и н-П и с а р е в. Ук. соч., стр. 141, 142; И. Э. Грабарь.
Феофан Грек, стр. 17; МЕВ, 1869, № 26.
45 ПКМГ, ч. I, отд. 1, стр. 293, 297, 298.
46 Изложенное совершенно лишает почвы и смысла рассуждения о «поперечно-
ориентированном пространстве» собора XIV в. (Некрасов. Возникновение...,
стр. 25).
201 47 Вопрос об окружавшей собор галерее поставлен в докладе М. А. Ильина
«К вопросу о первоначальных формах собора XIV в. в Коломне», прочитанном
22 декабря 1961 г.
48 Некрасов. Возникновение..., стр. 23, 24.
202 49 а. И. Некрасов, считавший алтарную часть существующего собора сохра-
нившей конфигурацию XIV в., помещал малые главы над боковыми апсидами-при-
делами (Некрасов. Возникновение ..., стр. 23).
203 50 А. О л е а р и й. Ук. соч., стр. 352.
51 ПСРЛ, VIII, 31; Строев, стб. 255; 3 в е р и н с к и й, т. II, № 473.
52 ПКМГ, ч. I, отд. 1, стр. 318—322.
53 Некрасов. Возникновение..., стр. 77—81.
54 В. А. Богусевич. Новый архитектурный тип в русском зодчестве XVI
и XVII столетий. «Сборник I аспирантов ГАИМК». Л., 1929, стр. 93—100.
55 «Древности. Труды Комиссии по охране памятников», т. VI,М., 1915, стр. 189.
58 Н. Н. Воронин. Боголюбовский саркофаг. КСИИМК, вып. XIV, 1947.
204 м Памятник, сложенный в нижних частях из белого камня, считали связан-
ным в основе с XII в. и относили к владимиро-суздальскому зодчеству (Ю. П. К и в о-
курцев. Памятник домонгольской эпохи близ Коломны. Труды кабинета исто-
рии материальной культуры I МГУ, вып. V, 1930, стр. 66—71. Некрасов. Го-
рода..., стр. 164, 165). Результаты нашего исследования и доказательство поздней
даты памятника см. Н. Н. Воронин. К характеристике архитектурных па-
мятников Коломны времени Дмитрия Донского. МИА СССР, № 12, 1949, стр. 219—
223.
58 Н. Иванчин-Писарев. Ук. соч., стр. 133, 134, табл. VII.
59 Некрасов. Города..., стр. 164, 165.
80 Ю. П. К и в о к у р ц е в. Ук. соч.
81 Изображение единорога встречается в миниатюре Радзивилловской летопи-
си, рисующей поле битвы (л. 1916); эти иллюстрации копируют лицевой свод 1212 г.,
поэтому, видимо, и изображение единорога восходит к XIII в. (Н. Н. Воронин.
Рецензия на книгу А. В. Арциховского «Древнерусские миниатюры», стр. 108;
А. К а р н е е в. Материалы и заметки по литературной истории Физиолога. СПб.»
1890, стр. 302).
82 Н. Н. С о б о л е в. Русский зодчий XV в. В. Д. Ермолин. «Старая Москва»,
вып. II, М., 1914; Н. Иванчин-Писарев. Ук. соч., стр. 137.
83 Г. и В. Л у к о м с к и е. Кострома. СПб., 1913, стр. 58; Н. Н. В о р о н и н.
Переславль-Залесский. М., 1948, рис. 24 и 25.
205 84 Строев, стб. 1029.
85 В. К о с а т к и н. Дмитриевский собор. Владимир, 1914, стр. 13, 14; Из-
вестия Археологического общества, т. IV, 1863, стр. 342.
510
Примечания к стр. 205—21$
•• МЕВ, 1869, № 1. 205
87 Тихонравов. Древние жития..., отд. II, стр. 101, 102.
•8 Там же, стр. 73, 74.
•8 ПКМГ, ч. I, отд. 1, стр. 325, 326.
70 Вклады Ивана Грозного и коломенского епископа Феодосия (1542—1555),
отмеченные писцами, не дают оснований предполагать постройку собора в это время.
Вклады связаны с ролью Коломны в истории казанского похода 1552 г., когда под
Голутвином стоял «полк левой руки» (ПСРЛ, XIII, 187).
71 Путешествие, вып. II, стр. 143.
72 Голубинский. Канонизация..., стр. 72.
73 Н. И в а н ч и н-П и с а р е в. Ук. соч., стр. 154. Мы не имели возмож- 206
ности проверить эти данные путем раскопок.
74 ПКМГ, ч. I, отд. 1, стр. 323; Путешествие, вып. II, стр. 151, МЕВ, 1869, № 1,
стр. 7; № 17—19 и 21.
75 МЕВ, 1869, № 1 стр. 5, 6.
74 П. Симеон. История Серпухова. М., 1880, стр. 25, 26; В. А. Р о ж д е -
ственский. Историческое описание Серпуховского Владычного монастыря. М.,
1866; 3 в е р и н с к и й, т. I, № 115.
77 П. С и м с о н. Ук. соч., стр. 26, 27; ПСРЛ, VIII, 21; XVIII, 114; Д. К. Т р е-
н е в. Серпуховский Высоцкий монастырь. М., 1902; 3 в е р и н с к и й, т. II,
№ 753.
78 Сборник отдела рукописей ГИМ, Синодальная библиотека, № 85, л. 74 об.;
А. Востоков. Описание русских и словенских рукописей Румянцевского му-
зеума. М., 1842, стр. 525 (сборник CCCLXIV, л. 287; XVII—XVIII вй.); В. А. Р о ж-
дественский. Ук. соч., стр. 116; Некрасов. Города..., стр. 249.
79 Сборник № 85 б. Синодальной библиотеки. Собрание рукописей ГИМ, 207
л. 50; РОБИЛ, собрание Ундольского, № 288; Ключевский. Жития,
стр. 356.
80 С. Смирнов. Афанасий Высоцкий. М., 1874, стр. 8; К. Д. Тренев.
Ук. соч., стр. 57; П. Симеон. Ук. соч., стр. 27; Некрасов. Города..., стр.
249.
81 ПСРЛ, XVIII, 129.
82 П. С и м с о н. Ук. соч., стр. 30. Напомним, что сведения о постройке Троиц-
кого собора помещены в ряде летописей вместе с известием о постройке Успенского
собора в Коломне.
XII. Строительство в Нижнем Новгороде.
1 Анализы химика-технолога М. П. Янтиковой. 209
2 Во время наших работ 1960 г. раскопы внутри северного притвора и исследо-
вания южного и западного притворов были невозможны. 211
3 Приношу благодарность за консультацию В. Л. Ворониной, С. М. Прибытко-
вой и Г. А. Пугаченковой. 213
4 В северо-западном углу было вскрыто три погребения, прослежен тлен колод,
обмазанных изнутри известью; костяки очень истлели, вещей нет. В углу, у самой
стены, под поздним погребением в кирпичном склепе, которое мы не вскрывали, про-
слеживается четвертое погребение. В трех памятных аркосолиях здесь названо семь
имен: дважды — Иоанн, дважды — Василий, Петр, Зиновий и Ирина. В юго-запад-
ном углу — два памятных аркосолия, с тремя именами: Иоанна и иноков Зосимы и
Ионы. Были ли здесь древние погребения — мы не знаем (тут все нарушено поздними
511
Примечания к стр. 213—216
213 склепами, фундаментами столбов и печи XIX в., и раскопок мы не вели). Ниже-
городский летописец сообщает об этих погребениях в одном месте между рассказами
о событиях 1410—1422 гг. (Нижегородский летописец, стр. 26, 27; Макарий.
Ук. соч., стр. 74, 75). Запись похожа на выписку из соборного синодика, использо-
ванного составителем летописца. Перечень летописца разнится от перечня в аркоео-
лиях, где упомянут в третий раз «великий князь Иоанн». Обращает на себя внима-
ние повторение имен (два Ивана, два Василия), возможно, являющееся результа-
том какой-то путаницы при выписке из синодика. Среди мужских имен два прямо
указаны как иноческие (угловой аркосолий южной стены); видимо, иноческим же яв-
ляется и имя Зиновия (восточный аркосолий северной стены). В северо-западном уг-
лу было четыре погребения на семь имен; откинув одно женское (Ирина), получаем
три погребения на шесть мужских имен. Если допустить ошибочность повторения
мирских имен, их останется три: Иван, Василий, Петр — в соответствии с тремя
монашескими (Зосима, Иона, Зиновий).
5 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 74.
6 Нижегородский летописец, стр. 12.
7 Пресняков. Образование..., стр. 269—273.
214 8 ПСРЛ, XI, 18; XV (Рог. лет.), 100.
9 Нижегородский летописец, стр. 17. О расхождении в датах см. Пресня-
ков. Образование..., стр. 273, прим. 3.
10 И. В. Трофимов и И. А. Кирьянов. Материалы к исследованию
Нижегородского кремля. МИА СССР, № 31, 1952, стр. 324, 325; С. Л. А г а ф о и о в.
Памятник архитектуры. «Волжские огни», Горький, 1955, стр. 160.
215 11 С. Л. Агафонов. Новые исследования укреплений..., стр. 83 и сл.
12 ПСРЛ, VIII, 18; XV (Рог. лет.), 97; XXIII, 116.
13 Нижегородский летописец, стр. 68 и прим.
14 С. Л. Агафонов. Новые исследования укреплений..., стр. 84, прим. 4.
15 «Житие митрополита... Алексия...», стр. 131; ПСРЛ, XXI, 358.
18 ПСРЛ, VIII, 17; XXIII, 116.
17 ПСРЛ, V, 230; XXIII, 114.
18 После поездки в Нижний Новгород Алексей был во Владимире, под которым
возобновил древнии Константино-Еленинский монастырь и его храм («Житие митро-
полита... Алексия...», стр. 134; Голубинский, т. II, ч. 1, стр. 218). Благо-
вещенский, Константино-Еленинский и Сновицкий (под Владимиром) монасты-
ри были крупнейшими митрополичьими монастырями (С. Б. Веселовский.
Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М., 1947, стр. 375, 376,
439).
216 19 Считается, что Феофан делал иконостас для Спасского собора (В. Н. Л а з а -
рев. Этюды о Феофане Греке. «Византийский временник», т. VII, М., 1953, стр. 249
и прим. 1).
20 Макарий. Памятники церковных древностей. Нижегородская губерния.
СПб., 1857, стр. 168, 169.
21 Г о л у б и н с к и й, т. II, ч. 2, стр. 401.
22 См. также С. Л. Агафонов. Горький — Нижний Новгород. М., 1947,
стр. И—13; его же. Архитектура и зодчие Нижегородского края. «Люди русско-
го искусства», Горький, 1960, стр. 396, 397.
23 Анания, стр. 26; Амвросий. История российской иерархии, т. IV,
М., 1811, стр. 98, 99; Я. А. Соловьев. Памятники и предания Владимирской
губернии. «Отечественные записки», 1857, т. 112, № 6, отд. 1, стр. 526.
512
Примечания к стр. 217—221
XIII. Деревянное зодчество XIV—XV вв.
1 ПСРЛ, IV, 191. 217
2 В ор овин. У истоков..., стр. 309 и сл.
3 И. И. Срезневский. Сказания о св. Борисе и Глебе. СПб., 1860, стр. 79,
80, 123.
4 В. В. Суслов. Материалы к истории древней новгородско-псковской ар-
хитектуры. СПб., 1888, стр. 9.
5 Деревянные клетские храмы с восьмискатным покрытием некоторые иссле- 218
дователи считали характерными для новгородского севера XIV в. и оттуда распро-
странившимися на юг (М. В. Красовский. Деревянное зодчество. СПб., 1916,
стр. 194—197, рис. 237, 238, 242).
• С. Ф. Платонов. Прошлое русского севера. Птг., 1923, стр. 25—28;
Д. К. Зеленин. Великорусские говоры. СПб., 1913, стр. 438—442.
7 В. П. Шляпин. Из истории заселения нашего края. Записки Северодвин-
ского общества изучения местного края, вып. V, Великий Устюг, 1928, стр. 33.
8 Ключевский. Курс..., т. II, стр. 311 и сл.
8 И. Покровский. Русские епархии в XVI—XIX вв., их открытие, со-
став и пределы, т. I, Казань, 1897, стр. 105, 106 и карта; А. Н. Насонов. Лето-
писный свод XV в. Материалы по истории СССР, т. II, М., 1955, стр. 282.
10 С. Ф. Платонов. Ук. соч., стр. 39. 219
11 «Очерки истории СССР», т. II, М., 1953, стр. 107, 108, 141.
12 М а к а р и й, т. IV, стр. 195, 196, 206—208.
13 В. П. П1 л я п и н. Из истории г. Великого Устюга. Записки Северодвин-
ского общества изучения местного края, вып. I, Великий Устюг, 1925, стр. 7.
14 Забелин. Русское искусство, стр. 101—103.
15 Устюжский летописный свод, стр. 49.
18 Там же, стр. 65, 66.
17 Там же, стр. 66.
18 Там же, стр. 67. Новгородская постройка почему-то не отмечалась авторами,
писавшими об истории Устюжского собора. См. Забелин. Русское искусство,
стр. 101—103; М. В. Красовский. Деревянное зодчество, стр. 14, 15; А. И.
Некрасов. Проблема происхождения древнерусских столпообразных храмов.
Труды кабинета истории материальной культуры I МГУ, вып. V, 1930, стр. 29; С. 3 а-
б е л л о и др. Русское деревянное зодчество. М., 1942, стр. 8.
18 И. Ш л я п к и н. Два великоустюжских сказания. Библиографическая ле-
топись, 1915, т. II, стр. 61.
20 Устюжский летописный свод, стр. 98.
21 Там же. 220
22 Там же, стр. 99.
28 Там же, стр. 109.
24 Известна рубка стыка бревен «в зуб»: «Наложив конец на конец, стесав оба
накось и запустив один в другой уступом» (В. Даль. Толковый словарь, т. III,
СПб., 1907, стб. 1728). Измерение высоты рубленого здания по числу венцов было
обычным, например: «А высотой до повалу 36 рядов» (Тобольская грамота 1627 г.;
М. Г. Милославский. Деревянное зодчество на Руси в XVI—XVII вв. Труды
Института истории естествознания и техники,т. 7, 1956, стр. 61). Ср. пословицу: «В вуб
рубит,а в замок пригоняет» (В. Д а л ь. Пословицы русского народа. М., 1957,стр. 459).
28 Забелин. Русское искусство, стр. 13.
28 А. И. Некрасов. Проблема происхождения..., стр. 29, 30. 2 21
г1 Я. И. Смирнов в своей монографии об устюжском изваянии Георгия писал,
33 н. Н. Воронин, т. II
513
Примечания к стр. 221—223
221 что «когда-нибудь, при специальной научной разработке истории этого столь важ-
ного некогда центра Северо-Восточной Руси, разъяснятся, надеемся, и известия об
удивительном круглом о двадцати стенах, деревянном соборе, воздвигнутом, вероят-
но, в подражание круглым каменным церквам скорее Скандинавии, чем Армении»!
И далее, в примечании, указывая на Е. Е. Голубинского, высказавшего эту сканди-
навскую гипотезу, Я. И. Смирнов пишет: «Но напрасно он [Е. Е. Голубинский] го-
ворил о возможности языческого еще происхождения этого типа: круглые, каменные
нередко, церкви Скандинавии, как и Чехии и Моравии, явились, конечно, как хри-
стианские подражания ротонде Гроба Господня»! (Я. И. Смирнов. Устюжское
изваяние св. Георгия, М., 1915, стр. 43).
28 В этой связи нужно вспомнить некоторые черты из сложившегося на основе
местных легенд жития Прокопия Устюжского, современника постройки первого
Устюжского собора конца XIII в. Выходец «от западных стран, от языка латинска,
от немецкия земли», сын купца, Прокопий, прибыв с товаром в Новгород, пленился
здесь «премногим церковным украшением и пением и звоны велиими» и перешел в
православие. Затем он обосновался в Устюге и стал юродствовать; любопытно при
этом, что, по легенде, он любил сидеть на крутом берегу над Сухоной и смотреть на
плывущие в просторах реки суда. Этот элемент развитого эстетического чувства, от-
раженный в житии северного русского святого, лишний раз свидетельствует о свойст-
венном древнерусскому человеку тонком понимании красоты искусства и природы и
проливает свет на строительную историю Успенского собора и борьбу устюжан за
древние художественные традиции (Н. Коноплев. Святые Вологодского края.
ЧОИДР, 1895, кн. IV, стр. 19, 20). См. также разбросанные в житиях указания на
выбор красивых, живописных мест для постройки монастыря; например, Дионисий
Глушицкий «обрете место на крои брегу, иа реце Глушице, зело красно и превыше
иных мест» (Н. Коноплев. Ук. соч., стр. 49); см. еще Н. Н. В о р о н и н. Ар-
хитектурный памятник как исторический источник. СА, XIX, 1954, стр. 53.
29 А. И. Некрасов. Проблема происхождения..., стр. 26.
30 В. И. Нечаев. Нутровые палаты в русской живописи XVII в. «Русское
искусство XVII в.». Л., 1929.
222 31 С. 3 а б е л л о и др. Ук. соч., стр. 134, 135. Напомним, что на иконе у од-
ной из женщин изображены весьма реальные, археологически известные серьги.
32 Отметим, что, по данным писцовых книг, в XVII в. Устюг-Великий изобило-
вал рублеными шатровыми храмами. Из 28 церквей 11 определены термином «вверх».
Может быть, их было больше. Среди других храмов — три пятиверхих с тремя пре-
столами, возможно, типа Непоксы (Б. Дунаев. Город Устюг-Великий. М., 1919,
стр. 14).
223 33 Б. Дунаев. Воскресенский летописец и его продолжение за 18 и 19 века
солигаличским служилым человеком Ф. И. Нащокиным. М., 1914, стр. 12. См. также
А. А. Т и то в. Летописец Воскресенского монастыря, что у Соли Галичской. Труды
IV областного историко-археологического съезда в г. Костроме. Кострома, 1914,
стр. 44.
34 Б. Дунаев. Воскресенский летописец..., стр. 13.
35 Само оформление этой монастырской легенды обнаруживает знакомство со-
ставителя с русскими летописными памятниками и Патериком Киево-Печерского мо-
настыря. Так, указание места основания храма «небесным светом» напоминает ана-
логичный сюжет с указанием места закладки «великой» Печерской церкви, а выбор
места князем и боярами — рассказ Ипатьевской летописи об основании города Кре-
менца (Патерик, стр. 7; ПСРЛ, II, 875, 876; ср. Б. Д у н а е в. Воскресенский лето-
писец..., стр. 11, 12).
514
Примечания к стр. 223—227
36 Н. Коноплев. Ук. соч., стр. 36, 37. 223
37 Там же, стр. 45—50.
38 Там же, стр. 54—56.
38 Там же, стр. 86—89.
40 Там же, стр. 119.
41 Там же, стр. 52, 61—63.
42 Ключевский. Курс..., т. II, стр. 332.
43 ААЭ, т. I, № И.
44 Н. Коноплев. Ук. соч., стр. 70; Ключевский. Курс..., т. II, 224
стр. 329.
46 Цит. по Ключевскому — Жития, стр. 90, прим. 2.
48 Н. Коноплев. Ук. соч., стр. 87.
47 Ключевский. Курс..., т. II, стр. 329.
48 «История русской литературы», т. II, ч. 1, Л., 1945, стр. 70.
49 Тихонравов. Древние жития, стр. 12.
50 Житие св. Стефана Пермского, стр. 4, 61 и 82.
61 Тихонравов. Древние жития..., стр. 128; «Руский времянник», т. I,
стр. 336, 337.
62 «Летопись о ростовских архиереях», стр. 8—10.
63 Н. Коноплев. Ук. соч., стр. 121.
64 Житие св. Стефана Пермского, стр. 22.
66 Любопытно, что в начальную пору жизни Троицкого монастыря Сергий ус- 225
троил его ограду из поставленных вплотную друг к другу келий, образовавших
четырехугольник ограды,—«келии убо четверообразно сътворити повеле» (Тихо-
нравов. Древние жития..., отд. II, стр. 15). Подобный прием был известен в
строительстве городков Вологодского края, каков, например, городок Рахлей (И. К.
Степановой и й. Вологодская старина. Вологда, 1890, стр. 355). Такого же ти-
па были укрепления древней Вятки.
68 М. Н. Тихомиров. Малоизвестные летописные памятники XVI в. ИЗ,
вып. X, 1941, стр. 88; его же. Летописные памятники б. Синодального (патриарше-
го) собрания. ИЗ, вып. XIII, 1941, стр. 268.
67 М. Н. Тихомиров. Москва и культурное развитие русского народа
XIV—XVII вв. ВИ, 1947, № 9, стр. 14; ПСРЛ, XXVI, 288.
68 М. Н. Тихомиров. Москва и культурное развитие..., стр. 15.
69 ПСРЛ, XXVI, 288; Б. Дунаев. Город Устюг-Великий, стр. 18.
80 Забелин. Русское искусство, стр. 97 и сл. 226
81 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 43, 71, 121, 196 и др.
82 Выпись из писцовых книг П. Нарбекова 1626 г., Тверь, 1901, стр. 23; Пис-
цовая книга т. Торжка 1625 г. «Памятная книжка Тверской губернии на 1865 г.»,
стр. 21.
83 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 36.
84 Там же, стр. 24.
86 ПСРЛ, XXIII, 95.
88 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 183. Любопытно использование выражения из «Слова
о законе и благодати» митрополита Иллариона: «Славный град новой Киев величест-
вом, яко венцем обложил». М. К. Каргер связывает этот образ с сооружением пояса
обороны Киева (М. К. К а р г е р. Древний Киев, т. I, Л., 1958, стр. 231). О «Пове-
сти о Плаве» см. Б. И.Дубенцов. «Повесть о Плаве» и «Летописец княжения твер-
ского». ТОДРЛ, т. XIV, 1958, стр. 176—182.
87 ПСРЛ, XI, 221. 227
33*
515
Примечания к стр. 229—234
XIV. Общая характеристика строительства
второй половины XIV в.
229 1 Излагаемые ниже расчеты сделаны по моим указаниям кандидатом искусство-
ведения архитектором В. В. Косточкиным и инженером Я. Н. Трофимовым, которым
приношу сердечную благодарность.
2 Размеры взяты из следующих работ: В. В. Косточки н. Строительная
биография крепости Изборска. СА, 1959, № 1; е г о же. К характеристике памят-
ников военного зодчества Московской Руси конца XV—XVI в. МИА СССР, № 77,
1958; его же. Новые данные о крепости Копорье. СА, 1960, № 3; е г о же. Кре-
пость Ивангород. МИА СССР, № 31, 1952; А. Л. М о н г а й т. Оборонительные соору-
жения Новгорода-Великого. Там же; П. А. Р а п п о п о р т. Из истории военно-
инженерного искусства древней Руси. Там же.
230 9 Талавская башня Изборска, при высоте около 15 м, имела 4 «моста», т. е. бы-
ла пятиярусной (МИА СССР, № 31, 1952, стр. 172); у башни Луковки той же Избор-
ской крепости, при высоте от современного уровня земли около 13 м, были сводча-
тый подвал и над ним 3 бревенчатых «моста», т. е. она также была пятиярусной (там
же, стр. 172—174); Малая башня Порхова имела 5 ярусов, Средняя — четыре (там
же, стр. 155 и 157).
4 Основные пособия: Н. И. Рошефор. Иллюстрированное урочное положе-
ние на общестроительные работы, ч. I и II, М., 1928; Н u 11 е. Справочная книга
для инженеров, архитекторов, механиков и студентов, ч. Ill, М., 1917; Справочник
строителя. М., 1947; Справочник по сельскохозяйственному строительству, т. I, М.,
1950.
231 6 Забелин, стр. 87; В. К и п р и я н о в. Описание Московской губернии
в строительном отношении. СПб., 1856, стр. 40 и 90. Вопрос об использовании более
близких Дорогомиловских каменоломен остается неясным.
232 8 Напомним данные о строительных перевозках в позднейшее время. Пафнутий
Боровский и его монахи, готовясь к постройке храма, «во время зимы камение вла-
чаше» (А. П. К а д л у б о в с к и й. Житие преп. Пафнутия Боровского, писанное
Вассианом Саниным. Сборник ист.-филол. об-ва при Институте кн. Безбородко, т. II,
Нежин, 1898, отд. II, стр. 125). Когда патриарх Никон для постройки Ново-Иеруса-
лимского монастыря на Истре приказал разобрать на материал собор Бориса и Глеба
в Старице, то кирпич из Старицы на Истру (по прямой — 140 км) возили зимним пу-
тем на 100 подводах «домовые крестьянишки» патриарха (Макарий. Истдрия
русской церкви, т. XII, СПб., 1883, стр. 269, прим.). Известно, что для строительства
в Спасо-Каменном монастыре на Кубенском озере в 1481 г. кирпич возили из Твери
и Старицы (по прямой —360 км\ Борзаковский, стр. 60), а для постройки
Смоленской крепости — из Старицы (по прямой —320 км) и Рузы (Воронин.
Очерки ..., стр. 82). Поставки военного времени осуществлялись огромными обоза-
ми, так в 1535 г. «корм» для гарнизона в Себеже везли на 3000 подводах (Псковские ле-
тописи, вып. II, М., 1955, стр. 228).
233 7 Б. А. Р ы б а к о в. Раскопки в Звенигороде (1943—1945). МИА СССР, № 12,
1949, стр. 131.
234 8 Забелин, стр. 87.
8 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв.
М., 1950, стр. 39. Позднее термин «огородник» приобретает современное значение
(см. там же, стр. 301, 306, 308, 346); Б. А. Рыбаков. Ремесло..., стр. 564; Л. В.
516
Примечания к стр 234—242
Черепнин. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV вв. 234
М., 1960, стр. 339, 340.
10 Новг. I лет., стр. 416.
11 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 84.
12 Тихонравов. Древние жития..., отд. I, стр. 119, 132. 235
13 Потапов, стр. 1.
14 Приселков, стр. 122—128. 236
16 Пресняков. Образование..., стр. 290—324; ПСРЛ, XXIV, 133.
16 В. И. Ленин. Сочинения, т. 35, стр. 93.
17 С. К. Шамбинаго. Московские повести XIV—XV вв. «История русской
литературы», т. II, ч. 1, Л., 1945, стр. 209.
18 В. П. Адрианова-Перетц. Задонщйна, стр. 202, 205.
18 С. К. Шамбинаго. Сказание..., стр. 40, 50.
20 ПСРЛ, VI, 105.
21 По возвращении с Куликова поля князь Дмитрий «вниде в монастырь, 237
в церковь архистратига Михаила, небесного воина, и бьет челом святому образу:
заступник еси во век» (С. К. Ш а м б и н а г о. Сказание..., стр. 53). Любопытно, что
на шлеме легендарного героя Куликовской битвы — троицкого монаха Осляби было
изображение архангела Михаила, как и на знаменитом «шлеме Ярослава Всеволодо-
вича»: «Бе на нем шелом въоружен архангильскаго образа» (С. К. Ш а м б и н а г о.
Сказание..., стр. 42). Ср. появление Михаила-архангела в гербе Киева как охраните-
ля ворот (легенда о Михайлике). См. также О. А. Д о б и а ш-Р ождествен-
с к а я. Культ Михаила в латинском средневековье V—XIII ст. Птг., 1917; Н. И.
Кареев. Гермес-Михаил и сказание о чуде в Хонех. ИОРЯС, т. XXIII, кн. 1,
Птг., 1919.
22 Некрасов. Возникновение..., стр. 10.
23 Там же, стр. 27.
24 Там же, стр. 75.
26 Н. П. Лихачев. Владимирская эпиграфическая запись XIV в. СПб., 238
1901, стр. 4.
28 «Очерки истории СССР», т. II, М., 1953, стр. 135.
27 В. Косатки н. Дмитриевский собор, стр. 13, 14.
28 Известия археологического об-ва, т. IV, 1863, стр. 342.
28 Дневник обследования М. В. Талицкого по рекам Оке, Москве, Коломенке и
Северке (рукопись — в Коломенском краеведческом музее, стр. 2, 4—6, 9, 10, 32).
30 Анализ лаборатории ИА. '
31 Воронин. У истоков..., стр. 302 и сл. 240
32 Сопоставление собора Коломны с Троицким собором в Пскове могло бы дать
основание для вывода о подобном же размещении глав и на соборе Донского. Как мы
знаем из Писцовой книги 1577—1578 гг., на его хорах было два придела, и указание
Павла Алеппского о том, что малые купола размещаются «над обоими алтарями»,
можно было бы понимать как постановку их на углах нартекса (как в Пскове). Одна-
ко текст Павла Алеппского очень точно разделяет описание алтарной части и нартек-
са, и сказанное нами — не более чем догадка.
39 Г. К. В а г н е р. О первоначальном виде древнейших памятников каменного 242
зодчества Переславля-Рязапского. «Памятники культуры (исследования и реставра-
ция)», вып. 2, М., 1960.
517
Примечания к стр. 245—252
СТРОИТЕЛЬСТВО В МОСКОВСКОМ КНЯЖЕСТВЕ КОНЦА XIV —НАЧАЛА XV ВВ.
XV. Церковь Благовещения в Московском кремле.
245 1 Забелин, стр. 107; В. В. Суслов. Благовещенский собор в Москов-
ском кремле. ПДРИ, вып. I, стр. 11; Извеков, стр. 7, и другие авторы.
2 Скворцов, стр. 309; Красовский, стр. И; Александров-
ский. Указатель...; Н. Д. Виноградов. Новые материалы по архитектуре
древней Москвы. Сообщения Института истории искусств, вып. 1, 1951, стр. 69; Л. А.
Петров. Реставрационные работы в Московском кремле. «Архитектура и строи-
тельство Москвы», 1955, № 10, и другие авторы.
3 ПСРЛ, VI, 130; VIII, 71.
4 ПСРЛ, XI, 190. Ср. VIII, 77 и XXV, 233 («часы, чюдны велми и с луною...
цена же их ста боле полутораста рублев»).
5 Троицкая лет., стр. 459. Ср. в Воскресенской лет.: «П р ь в у ю не ту иже
ныне стоит» (ПСРЛ, VIII, 77).
• ПСРЛ, VI, 140.
7 ПСРЛ, VI, 234; XX, 349.
8 ПСРЛ, VI, 235; XII, 350.
246 9 ПСРЛ, VIII, 215; XII, 216; XXII, 503; XXIII, 194; XXV, 330.
10 И. С п е г и р е в. Памятники московской древности. М., 1842—1845, стр. 83;
В.Прохоров. Исторический и археологический обзор древних московских церк-
вей. «Христианские древности», СПб., 1875, стр. И (Автор полагал, что храм был
разобран «до половины, до среднего пояса из колонок — по козну»!). Ф. Горно-
стаев. Очерк древнего зодчества Москвы (Путеводитель по Москве. М., 1913),
стр. XVII; Александровский. Указатель..., стр. 5; и другие исследователи.
11 Павлинов, стр. 119; Извеков, стр. 7; Скворцов, стр. 309; и
другие исследователи.
12 В. В.Суслов. Благовещенский собор в Московском кремле. ПДРИ, вып.
I, II и III.
13 ПДРИ, вып. I, стр. 13.
14 ПДРИ, вып. II, стр. 6 и рис. 15.
16 Красовский, стр. 21.
18 Там же, стр. 22.
17 Л. А. Петров. Реставрационные работы..., стр. 24 и сл. Из новейших
исследователей только Н. Д. Виноградов отрицал сохранение древнего подклета.
Упрекая других авторов, что они «неправильно понимали летописную запись 1483 г.»,
он сам странным образом оборвал эту цитату, опустив указание на разборку храма
по подклет (Н. Д. Виноградов. Ук. соч., стр. 69, прим. 4).
247 18 Обмеры исполнены архитекторами П. А. и 3. С. Тельтевскими.
250 13 На камне южных «сеней» сохранились интереснейшие граффити — архитек-
турные наброски начала XVI в. Среди них особенно интересен рисунок столпа Ивана
Великого с предполагавшимся шатровым завершением (Н. Н. Воронин. Исто-
рико-архитектурные заметки. СА, 1957, № 2).
251 20 Старый иконостас Благовещенского собора (1405) рассчитан на здание боль-
шее, чем существующий храм; это приводило ученых к мысли, что первоначальная
Благовещенская церковь 90-х годов XIV в. была больше постройки 1482—1489 гг.
(Н. Мнева иЕ. Каменская. Древняя живопись. «Кремль Москвы». М.,
1957, стр. 135).
252 21 Подвальная часть церкви Николы Каменноградского во Пскове не является
подклетом в собственном смысле слова.
518
Примечания к стр. 252—260
22 В недавнее время высказана мысль, что описанный бесстолпный храм являет- 252
ся не самим Благовещенским собором, но его приделом (Доклад Г. И. Вздорнова
«Ранний Благовещенский собор Московского кремля» в Группе по изучению древне-
русского искусства Института истории искусств Академии наук СССР 13 июня 1961 г.)
XVI. Церковь Рождества в Московском кремле.
1 Троицкая лет., стр. 443, 444. 253
2 «Руский времянник», ч. 1, стр. 351; Забелин, стр. 167.
3 Троицкая лет., стр. 420.
4 И. Снегирев. Памятники московской древности. М., 1842—1845, стр.
221, и другие авторы.
6 Троицкая лет., стр. 445.
• Там же, стр. 450.
7 ПСРЛ, VI, 170 и 180; VIII, 77, 144, 177; XXV, 233, 257, 273, 300.
3 ПСРЛ, XXIII, 180. . 254
• ПСРЛ, XX, 348.
10 ПСРЛ, XXIII, 200.
11 Извеков, стр. 34. На годуновском плане Кремля Алевизовская церковь
Рождества изображена трехапсидной с приделами по сторонам (см. Б артене в,
т. I, рис. 33). Здание претерпело какие-то ремонты после пожара 1626 г. (там же,
стр. 35), и в этом виде храм Алевиза описал Павел Алеппский (Путешествие, вып. III,
•стр. 173; вып. IV, стр. 138, 139).
12 Извеков, стр. 35; Скворцов, стр. 470, 471.
13 И. Е. 3 а б е л и и. Подземные хранилища Московского кремля. АИЗ, 1894,
№ 2, стр. 39.
14 Извеков, стр. 40.
16 А. В е л ь т м а н. Описание нового импер. дворца..., стр. 34; И. Снеги-
рев. Памятники московской древности, стр. 223, 224.
16 Скворцов, стр. 472.
17 М. Н. Т и х о м и р о в. Андрей Рублев и его эпоха. ВИ, 1961, № 1 стр. 8.
18 Скворцов, стр. 472. При разборке, в процессе реставрации здания
проф. Д. П. Суховым, забутки лестницы на хоры был найден камень с остатками
фрески (серо-черный фон, темный контур, красно-коричневый нимб).
13 См., например, М. П. Фабрициус. Кремль в Москве, очерки и карти- 255
ны прошлого и настоящего. М., 1883, стр. 4; С. П. Бартенев. Большой Кремлев-
ский дворец. М., 1916, стр. 57, и другие издания.
20 Рихтер, тетр. III, л. XXX.
21 Красовский, стр. 19—21, рис. 12.
22 К. К. Романов. Вновь открытые рельефы..., стр. 18; Л. А. Петров.
Реставрационные работы..., стр. 23. Покойный Д. П. Сухов сообщил мне дополнитель-
ные сведения о ходе реставрации.
23 Обмеры выполнены архитекторами П. А. и 3. С. Тельтевскими.
24 Напомним, что столбы Георгиевского собора в Юрьеве-Польском в своей 256
нижней части имеют на углах подобную же фаску в четверть окружности.
26 ПСРЛ, XXIII, 180. 258
28 Красовский, стр. 19—21; Скворцов, стр. 474. 259
27 В. Н. Лазарев. Живопись и скульптура великокняжеской Москвы. 260
ПРИ, т. III, стр. 202—206.
519
Примечания к стр. 260—268
260 28 Дмитрий Донской провожал литовских князей «до Можайска» (С. К. Ш ам-
б и н а г о. Сказание..., стр. 55). Дорога на Смоленск и Москву шла через Звениго-
род и Можайск (В. и Г. X о л м о г о р о в ы. Звенигород. М., 1884, стр. 20; С. Смир-
нов. Историческое описание Саввина-Сторожевского монастыря. М., 1877, стр. 122,
прим. 1 и 2).
29 Троицкая лет., стр. 450. Правда, аркосолий для гроба взрослого человека
очень невелик: его длина — всего 1,59 м, ширина — 32 см.
30 Скворцов, стр. 474.
XVII. Сведения о других белокаменных зданиях Москвы
конца XIV и первой половины XV в.
264 1 ПСРЛ, VIII, 81; V, 256.
2 ПСРЛ, VIII, 152; коротко об окончании —VI, 187, об обновлении и освяще-
нии в 1468 г. митрополитом Филиппом —V, 274.
3 ПСРЛ, VIII, 181.
* ПСРЛ, VIII, 265.
265 6 Р. А. Кацнельсон. Ансамбль Симонова монастыря, стр. 92.
266 9 «Житие митрополита... Алексия...», стр. 204, 205, 212, 213.
7 ПСРЛ, XVIII, 205. По Ермолинской летописи Ховрин поставил церковь «пред
своим двором» (ПСРЛ, XXIII, 154).
8 ПСРЛ, V, 268.
3 ПСРЛ, XII, 75.
10 ПСРЛ, VIII, 244; XII, 158, 258.
11 ПСРЛ, XII, 112, 232.
12 ПСРЛ, XII, ИЗ, 198, 200.
13 ПСРЛ, VIII, 149, 226, 249.
14 ПСРЛ, XXII-I, 510; Забелин, стр. 109. «... Да в городе на посаде дво-
ры около святого Егорья каменные церкви» (Духовные и договорные гра-
моты великих и удельных князей XIV—XVI вв., стр. 195).
XVIII. Никольский собор в Можайске.
267 1 Исследование и обмер памятников проведены нами в 1956 г. В работах участ-
вовали Г. К. Вагнер, Л. П.Гуссаковский, архитектор В. В. Косточкин; последним ис-
полнены и все чертежи.
2 В.Н.Рогожин. Когда были сломаны стены Кремля в г. Можайске. «Древ-
ности» МАО, т. XIX, вып. 2, 1901, стр. 101.
3 Х. Чеботарев. Историческое и топографическое описание Московской
губернии и городов с их уездами. М., 1787, стр. 238.
4 ПКМГ, ч. I, отд. 1, стр. 612.
6 Там же, стр. 612—615.
8 Там же, стр. 615.
7 Дионисий. Можайские акты 1506—1775. СПб., 1893, стр. 120. В лите-
ратуре есть ошибочное указание, что собор до 1626 г. был деревянным и в этом году
перестроен («Памятники зодчества, разрушенные немецкими захватчиками». М.,
1942, стр. 25).
8 В. и Г. Холмогоровы. Исторические материалы о церквах и селах
XVI—XVIII ст., вып. X, М., 1901, стр. 2, 6, 14.
268 • Дионисий. Ук. соч., стр. 490.
1 520
Примечания к стр. 268—279
10 Н. А. С к в о р ц о в. Материалы по Москве и Московской епархии за XVIII 268
век, вып. 1. ЧОИДР, 1911, ч. IV, стр. 239.
11 X. Чеботарев. Ук. соч., стр. 285; Путешествие в Можайск, Рузу,
Звенигород покойного действительного статского советника и кавалера Миллера.
«Новые ежемесячные сочинения», ч. XLVI, СПб., 1790, апрель, стр. 56, 57. (Здесь
упоминается, что «насупротив крепости на левом берегу ручья Можайки показывают
на некотором возвышении место, на котором палаты их [князей] стояли»).
12 Соборная церковь в Можайске. «Живописное обозрение», т. VII, М., 1841,
стр. 193—195.
13 Дата этой перестройки —1852 г.— неверна (см. Некрасов. Города...,
стр. 195). Приводимая нами дата указана в надписи, вырезанной на металлическом
подзоре кровли апсиды Никольского собора. Есть указание, что храм был восстанов-
лен «по чертежам Шестакова, представляющим полную копию предшествующего»
(«Памятники зодчества, разрушенные немецкими захватчиками», стр. 23). Источники
этих сведений неизвестны.
14 «Живописное обозрение», л. 25.
16 На рисунке ориентировка постройки не ясна. С данной точки зрения храм
должен был быть виден с южной стороны, однако рисовальщик опустил апсиды.
16 А. И. Некрасов высказывал предположение, что «пальметки в поясе частью 269
принадлежат старому времени», т. е. что некоторые камни с орнаментом являются
подлинными, происходящими из старого собора (Некрасов. Города..., стр. 196).
17 П. Н. Максимов. К характеристике памятников московского зодчества, 271
стр. 210.
18 Отдел архитектурной графики ГИМ, № Р-541/67712. 272
19 Памятником интересовался кто-то из членов общества «Старая Москва», в
связи с чем из Можайского краеведческого общества 8 января 1927 г. была прислана
выписка из церковной летописи (ГИМ, Отдел архитектурной графики, при л. к Ф-800,
инв. № 67712).
20 А. Д е р о к о. Монументална и декоративна архитектура у среджевековно] ^7/
Срби]‘и. Београд, 1953, стр. 87—91, рис. |50.«
21 Там же, рис. 358.
22 Некрасов. Города..., стр. 195, 196.
23 О заказе статуи митрополитом Петром и ее значении как защитницы в вой- 277
нах см. В. И. Антонова. Московская икона начала XIV в. из Киева и «Повесть
о Николе Зарайском». ТОДРЛ, т. XIII, 1957, стр. 381, 384, 385. На Никольских во-
ротах Московского кремля, по сведениям Павла Алеппского, стояли иконы Николы
Можайского, Леонтия Ростовского и других ростовских епископов, молящихся
Христу (Путешествие, вып. IV, стр. 6).
XIX. Церковь Иоакима и Анны в Можайске.
1 3веринский, т. III, стр. 72, № 1641. 279
2 Дионисий. Ук. соч., стр. 339.
3 ПКМГ, ч. I, отд. 1, стр. 633. Так же — в описи 1629 г. (Д и о я и с и й. Ук.
соч., стр. 155).
4 Дионисий. Ук. соч., стр. 237.
6 Там же, стр. 459.
8 Н. А. Скворцов. Материалы..., стр. 239.
7 В кирпичной кладке «придела» с огромной граненой апсидой употреблен белый
камень из какой-то исчезнувшей постройки. Однако, как увидим, он отличается от
527
Примечания к стр. 279—290
279 материала церкви Иоакима и Анны. Его блоки постелисты и сходны с размерами
камня Никольских ворот Можайского кремля (высота —28—33 см). В кладке про-
стенка, связывающего апсиду «придела» со стеной белокаменного древнего храма,
уложено несколько обломков белокаменных надгробий XVI—XVII вв., видимо,
с нарушенного кладбища к северу от древнего монастырского собора.
282 8 Анализ химика-технолога М. П. Янтиковой.
284 8 Размеры шурфа и его положение определялись узкой площадкой между но-
вым храмом и белокаменной стеной древнего.
287 10 Некрасов. Города..., стр. 198.
11 Пресняков. Образование..., стр. 118, 119, 165—186; Экземпляр-
ский, т. II, стр. 319—321.
12 Э к з е м п л я р с к и й, т. II, стр. 321—328.
13 Н. Воинов. Можайская икона св. Николая с изображением в руках ме-
ча и храма. «Душеполезное чтение», 1872, декабрь, стр. 401, прим.
288 14 Л. В. Д а л ь. Звенигородский собор. Вестник Общества древнерусского ис-
кусства, М., 1874, № 1—3, стр. 15.
16 Некрасов. Города..., стр. 190, 195, 196.
16 И. В. Машков. Воскресенский собор в Волоколамске. Сборник статей
в честь П. С. Уваровой. М., 1916.
17 Э к з е м п л я р с к и й, т. II, стр. 142—151.
18 Т. Н. Сергеева-Козина. Можайский кремль 1624—1626 гг. МИА
СССР, № 31, 1952, стр. 353.
18 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв.,
стр. 33, 34.
20 ПКМГ, ч. I, отд. 1, стр. 612.
21 По свидетельству церковной летописи, собор одно время назывался Ильин-
ским. Выписка приведена в письме Можайского краеведческого общества от 8 янва-
ря 1927 г. в общество «Старая Москва» (ГИМ, Отдел архитектурной графики, прил.
к Ф-800, инв. № 67712).
22 ПСРЛ, XXI, 446—448.
23 Амвросий. История российской иерархии, т. IV, М., 1812,стр. 413—417.
289 24 Некрасов. Города..., стр. 198.
26 «Памятники зодчества...», стр. 23.
28 Т. Н. С е р г е е в а-К о з и н а. Кремли городов Коломны и Можайска.
Кандидатская диссертация (рукопись, 1947 г.), стр. 55.
XX. Успенский собор в Звенигороде.
290 1 П. П. Смирнов. Древний Галич и его важнейшие памятники. Ученые
записки Московского гор. педагогического института им. В. П. Потемкина, т. IX,
вып. 1, 1948, стр. 89.
2 Там же, стр. 91 ;В.В.Косточки н. О «регулярной» планировке в крепост-
ной архитектуре Русского государства. Ежегодник Института истории искусств АН
СССР за 1957 г., М., 1958, стр. 92.
3 П. П. Смирнов. Ук. соч., стр. 95.
4 Л. Казаринов. Прошлое Чухломского края. Солигалич, 1929, стр. 16,
17; П. А. Р а п п о п о р т. Оборонительные сооружения Галича Мерьского. КСИИМК,
вып. 77, 1959, стр. 5—7.
6 В. В. Косточки н. О «регулярной» планировке..., стр. 95.
522
Примечания к стр. 291—299
8 ПСРЛ, XI, 164. Новые датировки храмов Звенигорода — Успенского собо- 291
ра и собора Саввино-Сторожевского монастыря, предложенные М. А. Ильиным (М. А.
Ильин. Из истории московской архитектуры времени Андрея Рублева. ВИ, 1960,
№ 12, стр. 89—98), представляются нам неубедительными.
7 И. Снегирев. Успенский собор в Звенигороде Московской губернии.
«Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества», тетр. 3, М.,
1847; Леонид. Звенигород и его соборный храм с фресками. Сборник Общества
древне-русского искусства, 1873; Л. В. Даль. Звенигородский Успенский собор.
Вестник Общества древнерусского искусства, 1874, № 1—3; его же. Истори-
ческое исследование памятников русского зодчества. «Зодчий», 1875, № И—12; Лео-
нид. Московский Звенигород и его уезд в церковно-археологическом отношении.
М., 1878; В. и Г. Холмогоровы. Город Звенигород. ЧОИДР, 1883, кн. III
и отдельно; А. П. Попов. Звенигородский Успенский собор. «Древности» МАО,
т. XI, вып. 2, 1886; Н. Д. П р о т а с о в. Фрески на алтарных столпах Успенского
собора в Звенигороде. «Светильник», 1915, № 11—12. Успенский собор, как древней-
ший сохранившийся памятник московского зодчества, упоминается также во всех
сводных трудах по истории русского зодчества.
8 П. Н. Максимов. Ук. соч.; Б. А. Огнев. Успенский собор в Звени-
городе и на Городке. МИА СССР, № 44, 1955. Далее в характеристике памятника мы
используем в основном детальное исследование Б. А. Огнева.
• Леонид. Звенигород и его соборный храм..., стр. 116.
10 Леонид. Московский Звенигород..., «Древности» МАО, т. VII, вып. 2,
М., 1878, стр. 123, 124.
11 В. и Г. Холмогоровы. Город Звенигород, стр. 5.
12 Б. А. Рыбаков. Раскопки в Звенигороде, стр. 132, 133.
13 Н. Д. П р о т а с о в. Ук. соч.; В. Г. Б р ю с о в а. Фрески Андрея Рублева 292
в звенигородском Успенском соборе. Рукопись кандидатской диссертации, стр. 166
(Автореферат, М., 1951, стр. 16, 17).
14 Н. Д'. Протасов. Ук. соч., стр. 39, 40. 298
XXI. Собор Саввина-Сторожевского монастыря.
1 Важнейшая литература: Леонид. Преподобный Савва Сторожевский. М., 299
1869; С. Смирнов. Историческое описание Саввина-Сторожевского монастыря.
М., 1877; А. Успенский. Саввин-Сторожевский монастырь. «Художественные
сокровища России», 1904, № 50; С. К о р о б к и н. Саввин-Сторожевский монастырь
в его прошлом и настоящем. М., 1904; А. С. Уваров. Саввин-Сторожевский мо-
настырь близ Звенигорода. «Древности» МАО (Труды Комиссии по сохранению древ-
них памятников), т. Ill, М., 1909; А. Глазунов. Древнейшие фрески Богороди-
це-Рождественского собора звенигородского Саввина-Сторожевского монастыря.
«Светильник», 1915, № 2; Н. Д. П р о т а с о в. Фрески на алтарных столбах Успен-
ского собора в Звенигороде. «Светильник», 1915, № 9—12; Н. И. Б р у н о в. Собор
Саввина-Сторожевского монастыря близ Звенигорода. «Труды этнографо-археоло-
гического музея I МГУ». М., 1926; Н. Я. Тихомиров. Звенигород. М., 1948;
В. В. К о с т о ч к и н. Саввин-Сторожевский монастырь в XVII-XVIII вв. (по за-
пискам современников и неопубликованным архивным чертежам). Сообщения Ин-
ститута истории искусств АН СССР, № 12, 1958; Г. И.Вздорнов. К архитек-
турной истории Саввина-Сторожевского монастыря. «Памятники культуры» (иссле-
дование и реставрация), вып. 3, М., 1961. Как и звенигородский Успенский собор,
храм Саввина монастыря упоминается во всех общих обзорах древнерусского зодчества.
523
Примечания к стр. 299—309
299 2 Ключевский. Жития, стр. 248 и 264.
3С. Смирнов. Ук. соч., стр. 4—6.
4 Там же, стр. 122, прим. 1 и 2.
6 Там же, стр. 8. Здесь аргументация С. Смирнова не очень убедительна. По
житию Саввы, распоряжение Юрия о постройке каменного собора было дано д о
похода на болгар: «Князь же Георгий... повеле воздвигнути церковь
к а м е н у и добротами украсити ю, еже и бысть. И вдав блаженому Саве села многа
и имение доволно на строение монастырское». Далее говорится о походе на болгар,
завершившемся, якобы по благословению Саввы, победой, после которой Юрий «вдасть
милостыню монастыреви и братию учредив доволно» (Житие Саввы по рукописи Мо-
сковской духовной академии, № 381, Волоколамская библиотека, лл. 127 об.—130).
• С. Смирнов. Ук. соч., стр. 131—133.
300 7 Там же, стр. 8—10.
8 Там же, стр. 24—27; А. Успенский. Ук. соч., стр. 63, 70.
8 Путешествие, вып. IV, стр. 131.
10 С. К о р о б к и н. Ук. соч., стр. 26.
11 А. Глазунов. Ук. соч.
12 Н. И. Б р у н о в. У к. соч.; его же. К вопросу о раннемосковском зод-
честве, Труды секции археологиии РАНИИОН, вып. 1, 1929.
18 Н. И. Брунов. Русская архитектура X—XV вв. Сообщения кабинета
истории и теории архитектуры Академии архитектуры СССР, вып. 1, 1940, стр. 6
сл.
14 Реконструкция Б. А. Огнева издана в ИРА, стр. 80.
3Q2 16 Как показали исследования В. А. Каульбарса, цоколь собора переделан в
XIX в., но точно передает его древнюю форму. Перекладка хорошо различима по
более постелистому, как и в можайских памятниках, камню, резко отличному от круп-
ных блоков нижних рядов кладки цоколя высотой до 43—44 см при длине до 50 см.
18 Такие же грубые цементные орнаменты украшают северное крыльцо собо-
ра; видимо, замена камней пояса произошла одновременно с его пристройкой.
304 17 Н. И. Брунов. Собор Саввина-Сторожевского монастыря...; его же.
Die friih-mosko^itische Baukunst. «Zeitschrift fur Geschichte der^ Arch i tec tur», VIII,
3, стр. 171.
30g 18 H. Д. П p о т а с о в. Ук. соч.; А. Глазунов. Ук. соч.; В. Г. Б р ю с о-
в а. Ук. соч., стр. 158. В нижнем, древнейшем ярусе росписи изображены фигуры
преподобных, выше, на столбах — белые пятиконечные кресты; над ними — фигуры
в царских облачениях,— вероятно, Константин и Елена, относимые к XVI в. (В. Н.
Лазарев. Живопись и скульптура великокняжеской Москвы. ПРИ, III, стр. 122).
XXII. Строительство Ростовской епископии в начале XV в.
307 1 «Летопись о ростовских архиереях», стр. И, прим.; А. А. Т и т о в. Кремль
Ростова-Великого, М., 1912, стр. 7; «Описание историческое и хронологическое иерар-
хии Ростовской и Ярославской» (рукопись собрания Ростовского музея, № 229,
л. 43).
2 ПСРЛ, V, 257.
8 ПСРЛ, XXIII, 144.
308 4 А. А. Титов. Житие Леонтия..., стр. 22.
309 8 А. А. Титов. Ростов Великий..., стр. 14.
• ПСРЛ, VIII, 86; XXIII, 144.
’ 524
Примечания к стр. 310—324
7П. В. Сытин. Прошлое Москвы в названиях улиц. М., 1946, стр. 26. 310
8 ПСРЛ, XXI, 602.
9 Александровский. Указатель..., стр. 22. Трапезная и колокольня
пристроены в 1832 г.
10 О датировке существующего здания ростовского Успенского собора см. при-
ложение 5.
XXIII. Собор Троице-Сергиева монастыря и церковь
села Каменского.
1 Е. Е. Голубинский. Преподобный Сергий Радонежский и созданная
им Троицкая лавра. М., 1909, стр. 101; И. И. Б у рейченко. К вопросу о дате
основания Троице-Сергиева монастыря. Сообщения Загорского гос. историко-худо-
жественного музея-заповедника, вып. 2, Загорск, 1958, стр. 3—И.
2 Тихонравов. Древние жития..., отд. II, стр. 15.
3 В. В. К осточкин. О «регулярной» планировке..., стр. 87.
4 Е. Е. Голубинский. Ук. соч., стр. 102, 103.
8 Подобный прием «жилых крепостных стен» был известен еще Киевской Руси
(Райковецкое городище и другие аналогичные памятники). Он был известен и в строи-
тельстве «осадных городков» на вологодско-устюжском севере. Так, в городке Рах-
лей на Палемском озере «высподу огородень для осадного времени мшоны были из-
бы» (И. К. Степановский. Вологодская старина. Вологда, 1890, стр. 355).
eE. Е. Голубинский. Ук. соч., стр. 106.
7 Аргументацию даты 1422 г. см. Ю. А. О л с у ф ь е в. Три доклада по изуче-
нию памятников искусства б. Троице-Сергиевой лавры. Сергиев, 1927, стр. 42.
8 Тихонравов. Древние жития..., отд. II, стр. 81, 82. О редакциях тек- з/у
ста, говорящего об участии в строительстве Юрия звенигородского, см. В. П. Зу-
бов. Епифаний Премудрый и Пахомий Серб (к вопросу о редакциях «Жития Сер-
гия Радонежского»). ТОДРЛ, т. IX, 1953, стр. 156.
• Е. Е. Голубинский. Ук. соч., стр. 178 и сл.
10 Н. И. Б р у н о в. К вопросу о раннемосковском зодчестве. Труды секции
археологии РАНИИОН, вып. IV, 1928, стр. 93—106.
11 В. И. Балдин. Архитектура Троицкого собора Троице-Сергиевой
лавры. «Архитектурное наследство», вып. 6, М., 1956, стр. 21—56.
12 В. И. Антонова. О первоначальном месте «Троицы» Андрея Рублева. з]$
Материалы и исследования ГТГ, т. I, М., 1956.
13 Великие Минеи Четьи, ноябрь, вып. Ill, М., 1914, стб. 2905. 320
14 М. Т. Преображенский. Памятники древнерусского зодчества в 32]
пределах Калужской губернии. СПб., 1891, стр. 42—43, табл. II.
18 Л. А. Д а в и д и Б. А. О г н е в. Забытый памятник московского зодчест-
ва XV в. КСИИМК, вып. 62, 1956, стр. 51—55.
18 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. 324
М.— Л., 1950, стр. 15, 17, 34. Это село не приурочено В. Н. Дебольским. См. Духов-
ные и договорные грамоты московских князей как историко-географический источ-
ник. ЗРАО, т. XII, вып. 1—2, СПб., 1901, стр. 160.
17 М. Т. Преображенский. Ук. соч., стр. 42.
18 М. А. Ильин датировал памятник рубежом XV—XVI вв. (ИРИ, т. III, стр.
342).
525
Примечания к стр. 325—334
XXIV. Собор Андроникова монастыря.
325 1 П. Н. Максимов. Собор Спасо-Андроникова монастыря в Москве. «Ар-
хитектурные памятники Москвы XV—XVII вв.», М., 1947.
2 Первые сочинения, в которых говорится о памятнике: Н. И в а и ч и н-П fl-
ea р е в. Спасо-Андроников. М., 1842; Историческое описание московского Спасо-
Андроникова монастыря. М., 1865.
3 Тихонравов. Древние жития..., отд. II, стр. 65.
4 Строев, стб. 169. Недоумение М. Н. Тихомирова в отношении датиров-
ки мною собора Андроникова монастыря 1427 г. (М. Н. Тихомиров. Андрей
Рублев и его эпоха. ВИ, 1961, № 1, стр. 16)— результат недоразумения: вопреки
М. Н. Тихомирову Строев указывает 1427 г. не как год начала игуменства Александра,
а как год, не раньше которого Александр умер.
8 Житие Никона. Великие Минеи Четьи, ноябрь, тетр. Ill, М., 1914, стр. 2905,
2906.
326 ®П. Н. Максимов. Ук. соч., стр. 32.
7 Житие Сергия, РОБИЛ, М., № 8663.
8 Там же, л. 230об.
’Грабарь. Андрей Рублев, стр. 15.
10 См. также Ф. И. Б у с л а е в. Исторические очерки..., т. II, стр. 379;
М. В. Толстой. Книга глаголемая о российских святых. М., 1888, стр. 71.
327 11 Тихонравов. Древние жития..., отд. I, стр. 128—131; отд. II, стр. 182.
12 Там же, отд. II, стр. 33—35, 192, 193.
13 Ключевский. Жития, стр. 101; Тихонравов. Древние жития...,
отд. П, стр. 205, 206.
14 Житие Сергия, л. 227 об.
328 is Там же, л. 228 об.
18 Там же, л. 229.
17 Там же, л. 229 об. Соскобленное имя имеет в середине высоко выступающую
над строкой букву Г, как и в других случаях написания имени Сергия.
18 Там же, л. 230.
19 Там же, л. 230 об.
20 Тихонравов. Древние жития..., отд. II, стр. 159.
21 Отдел рукописей ГИМ, собрание Барсова, № 974, л. 121 об.; Н.Иванчин-
Писарев. Ук. соч., стр. 109; Историческое описание Спасо-Андроникова мона-
стыря, стр. 13; Строев, стб. 169.
329 22 Тихонравов. Древние жития..., отд. II, стр. 163.
23 Там же, стр. 161.
24 В. Н. Лазарев. Дионисий и его школа. ИРИ, т. III, стр. 494—495.
25 Н. Барсуков. Источники русской агиографии. СПб., 1882, стб. 471.
28 Строев, стб. 169.
27 Житие Сергия, л. 293.
330 28 Автор оговаривался, что наличный материал позволил ему «дать, хотя и не-
полную, но достоверную графическую реконструкцию» памятника, в которой за-
вершение — постамент и барабан главы — было дано условно —«не как реконструк-
ция, но как восполнение утраченных частей» (П. Н. Максимов. Ук. соч., стр. 22
и 24).
334 29 Там же, стр. 14—22.
30 Житие Сергия, л. 333 об., л. 234 и др.
526
Примечания к стр. 334—345
81 Б. А. Огнев. Вардант реконструкции Спасского собора Андроникова мо- 334
настыря. «Памятники культуры (исследование и реставрация)», вып. 1, М., 1959,
стр. 72—82.
32 Приношу сердечную благодарность Л. А. Давиду, предоставившему мне пуб-
ликуемые чертежи.
XXV. Общая характеристика строительства
в Московском княжестве XIV—XV вв.
1 А. М. Сахаров. Ремесленное производство в городах Северо-Восточной 338
Руси в XIV—XV вв. ВИ, 1955, № 4, стр. 59—71; его же. О политическом разви-
тии северо-восточных русских городов после татаро-монгольского нашествия. Вест-
ник МГУ, 1956, № 2.
2 И. У. Будовниц. Поддержка объединительных усилий Москвы населением
русских городов. Сб. «Академику Б. Д. Грекову ко дню семидесятилетия». М., 1952,
стр. 117—122.
3 Л. В. Черепнин. Договорные и духовные грамоты Дмитрия Донского 339
как источник для изучения политической истории великого княжества Московского.
ИЗ, вып. 24, 1947, стр. 262.
4 Пресняков. Образование, стр. 275—282.
8 Там же, стр. 244—258.
3 М. К. Любавский. Образование основной государственной территории
великорусской народности. Л., 1929, стр. 101—103.
7 «История русской литературы», т. II, ч. 1, М.— Л., 1945, стр. 170. 340
8 А. В. Соловьев. Автор «Задонщины» и его политические идеи. ТОДРЛ,
т. XIV, 1958, стр. 183—197.
• Д. С. Лихачев. Национальное самосознание древней Руси. М.—Л.»
1945, стр. 68—81; А. А. Назаревский. «Задонщина» в исследованиях послед-
него десятилетия. ТОДРЛ, т. XII, 1956, стр. 573—575.
10 «История русской литературы», т. II, ч. 1, М.— Л., 1945, стр. 208—210.
11 Там же, стр. 235—238. 341
12 Л. А. Д м и т р и е в. О датировке «Сказания о Мамаевом побоище». ТОДРЛ,
т. X, 1954, стр. 185—199; его же. Публицистические идеи «Сказания о Мамаевом
побоище». ТОДРЛ, т. XI, 1955, стр. 140—155.
18 Лихачев. Русские летописи..., стр. 289—308.
14 И. У. Будовниц. Отражение политической борьбы Москвы и Твери в 342
тверском и московском летописании XIV в. ТОДРЛ, т. XII, 1956, стр. 97.
18 Троицкая лет., стр. 444.
18 ПСРЛ, VIII, 65—67.
17 Архив ЛОНА, ф. ИАК, 1889, д. 68.
18 ПСРЛ, VIII, 81-82.
19 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 181.
20 В. и Г. Холмогоровы. Город Звенигород, стр.76; В. К и п р и я н о в. 343
Описание Московской губернии в строительном отношении. СПб., 1856, стр. 48 и
90—92; «Кремль Москвы», М., 1957, стр. 45.
21 Б. А. О г н е в. Успенский собор..., стр. 25. 344
22 Б. А. Огнев. Некоторые проблемы раннемосковского зодчества. «Архи- 345
тектурное наследство», вып. 12, М., 1960, стр. 56.
28 П. Н. Максимов. Собор Спасо-Андроникова монастыря, стр. 22.
24 В. И. Балдин. Ук. соч., стр. 38.
28 Предположение Б. А. Огнева.
527
Примечания к стр. 345—360
345
347
350
351
352
354
355
357
358
359
360
26 Б. А. Огнев. Успенский собор..., стр. 55.
27 Там же, стр. 36.
28 В. И. Балдин. Ук. соч., стр. 47.
29 Там же, стр. 54, 55 и рис. 44, 45.
30 Воронин. Памятники..., стр. 83.
31 Было высказано мнение, что круглые столбы церкви Рождества —«поздней-
шая особенность» здания, «появившаяся под влиянием итальянцев или — проще—
псковичей» (Красовский, стр. 21).
32 С. 3 а б е л л о и др. Русское деревянное зодчество. М., 1942, стр. 33, рис. 89,
92, 99; Некрасов. Очерки..., стр. 196.
33 Ср., например, орнамент миниатюры с изображением Деисуса в Онежской
псалтири (левая «лопатка» храма; см. ниже рис. 175).
34 Г. К. Бугославский. Замечательный памятник древней смоленской
письменности XIV в. «Древности» МАО, т. XXI, вып. 1, 1906, стр. 77—88, табл. XII—
XIII.
35 А. Н. С в и р и н. Древнерусская миниатюра. М., 1950, стр. 61, 62.
38 Г. К. Бугославский. Ук. соч., табл. XIX—XX.
37 П. С и м о н и. Собрание изображений окладов на русских богослужебных
книгах XII—XVII ст., вып. 1, СПб., 1910; ПРИ, т. III, стр. 221.
38 Н. Макаренко. Путевые заметки и наброски о русском искусстве,
вып. 1, б. м., 1914, рис. 21, стр. 52, 53.
39 РД, VI, рис. на стр. 4—11 и стр. 94, 95.
40 А. В. Орешников. Русские монеты до 1547 г. М., 1896, № 389, 390, 453.
41 Там же, № 388, 442, 443, 458, 478, 479, 492.
42 Там же, № 414—416, 457, 482—484.
43 Там же, № 435, 436, 438—441, 467—470.
44 Там же, № 581—584, 644—649, 655—658.
48 Там же, № 619.
48 Г. Д. Федоров. Деньги московского княжества времени Дмитрия Дон-
ского и Василия I (1359—1425). МИ А СССР, № 12, 1949, стр. 169.
47 Б. А. Огнев. Некоторые проблемы..., стр. 45—50.
48 Там же.
49 ПСРЛ, VI, 138, 139.
80 Великие Минеи Четьи, октябрь, СПб., 1870, стб. 9.
51 «История русской литературы», т. II, ч. 1, М.— Л., 1945, стр. 239.
82 ПСРЛ, XI, 223.
83 Н. К. Гудзий. Зарождение и становление московской литературы. Вест-
ник МГУ, 1947, № 9, стр. 104.
84 Тихомиров, стр. 109.
88 Н. И. Б р у н о в. О хорах в древнерусском зодчестве. Труды секции теории
и методологии РАНИИОН, вып. II, 1928, стр. 93—97.
88 И. У. Будовниц. Поддержка объединительных усилий Москвы насе-
лением русских городов. Сб. «Академику Б. Д. Грекову ко дню семидесятилетия».
М., 1952, стр. 117—122.
87 ПСРЛ, XI, 8, 9.
88 Б. Д. Г р е к о в. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в. М.—Л.,
1946, стр. 540.
89 Н. И. Б р у н о в. О хорах..., стр. 95.
80 Д. С. Лихачев. Культура Руси эпохи образования Русского нацио-
нального государства. Л., 1946.
528
Примечания к стр. 361—367
в 1 Д. С. Л и х а ч ев. Изображение людей в житийной литературе конца XIV— 361
XV вв. ТОДРЛ, т. XII, 1956, стр. 107, 108.
92 Н. К. Гудзий. Зарождение и становление московской литературы, стр.
101—104.
88 Ключевский. Курс..., т. II, М., 1908, стр. 321.
64 Житие Стефана, епископа Пермского, написанное Епифанием Премудрым.
СПб., 1897, стр. 111.
66 «Хождение Игнатия смолнянина». «Православный палестинский сборник»,
т. IV, вып. 3, СПб., 1887, стр. 109.
вв «Путешествие инока Симеона Суздальского в Италию». «Сказания русского
народа, собранные И. Сахаровым», кн. VIII, СПб., 1849, стр. 77—90.
67 «Хождение гостя Василия». «Православный палестинский сборник», т. It,
вып. 3, СПб., 1884.
68 Б. А. Рыбаков. «Окна в исчезнувший мир». Доклады и сообщения Ист- 362
фака МГУ, вып. IV, 1946, стр. 50; Воронин. Очерки..., стр. 63, 64.
89 В. Н. Лазарев. Андрей Рублев и его школа. ИРИ, т. III, стр. 133—134.
70 Тихонравов. Древние жития..., стр. 65; ср. редакцию Епифания, 363
стр. 131. П. Н. Максимов. Собор Спасо-Андроникова монастыря, стр. 32.
71 В. И. Балдин. Ук. соч., стр. 55, 56.
72 А. И. Успенский. Очерки по истории русского искусства. М., 1910,
табл. 98 об. А. И. Некрасов полагал, что эти миниатюры воспроизводят сделанный
для Епифания Феофаном Греком рисунок Софии константинопольской. Однако до-
казательства, что миниатюры изображают Софию, очень натянуты (A. J. N е к г а-
s о v. Les frontispices architectureaux dans les manuscrits russes avant I’epoque de
1’imprimerie. «L’art byzantin chez les slaves», t. II, Paris, 1932, стр. 270—276).
78 ПСРЛ, XXI, 410. 364
ИРИ, т. Ill, стр. 193.
75 В. Л. Янин. Редчайший памятник московской сфрагистики XIV века.
КСИИМК, вып. 53, 1954, стр. 148—150.
78 П. Н. Максимов. Собор Спасо-Андроникова монастыря, стр. 26.
77 Возможно, что применение в соборе Андроникова монастыря крестчатых 366
столбов и внутренних лопаток было вызвано стремлением усилить конструкцию
этого, действительно, «башнеобразного» здания.
78 Г о л у б и н с к и й, т. II, ч. 1, стр. 345, 346.
79 ИРИ, т. III, стр. 187. 367
80 М. Н. Тихомиров. Исторические связи русского народа с южными
славянами с древнейших времен до половины XVII в. «Славянский сборник», М.,
1947, стр. 166—180.
81 «. . . Князь великий Василей Дмитриевичь замысли часник и постави е на
своем дворе за церковью за святым Благовещеньем. Сий же часник наречется
часомерье; на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и разсчитая ча-
сы нощныя и дневныя. Не бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно и са-
модвижно, страннолепно некако створено есть человеческой хитростью, преизмечтано
и преухищрено. Мастер же и художник сему беяше некоторый чернец, иже от святыя
Горы пришедый, родом Сербин, именем Лазарь. Цена же сему беяше вящыпе полу-
тораста рублев» (Троицкая лет., стр. 457).
82 Н. И. Б р у н о в. К вопросу о раннемосковском зодчестве, стр. 102, 103.
88 См., например, Боннскую церковь XII в. (Георги С т о й к о в. Боянската
църква. София, 1954, стр. 29 и 38), церковь в Никополе XI—XII вв. (N. G h i k а -
34 н. Н. Воронин, т. II
529
Примечания к стр. 367—370
367 В u d е s t i. L’ancienne architecture religieuse de la Valachie. Bucuresti, 1942, рис.
37—39), ряд сербских храмов, особенно церковь в Ешеваце XIV в. и монастыря Вуян
(Д. Б о ш к о в и И. Археолошки споменици и налазишта у Србищ, т. II, Београд,
1956, стр. 155—160), церковь в Спасовиче (после 1330 г.; А. Д ер око. Монумен-
тална и декоративна архитектура у средььевековно] Србищ. Београд, 1953, рис. 299
и стр. 207, 208) и другие памятники.
84 Н. В. X о л о с т е н к о. Архитектурно-археологические исследования Пят-
ницкой церкви в Чернигове (1953—1954 гг.). СА, XXVI, 1956, стр. 271—292.
88 Воронин. У истоков..., стр. 316.
88 Ср. Д. С. Лихачев. Некоторые задачи изучения второго южнославян-
ского влияния в России. М., 1958, стр. 14 и 16.
87 Так, А. Рашенов указывал, что «живописный архитектурный стиль» был ха-
рактерным «выражением славянского чувства формы и декорации» (А. Рашенов.
Месемврийски църкви. София, 1932, стр. 104).
88 А. Д е р о к о. Ук. соч.
89 М. К. К а р г е р. Памятники древнерусского зодчества в Переяслав-Хмель-
ницком. «Зодчество Украины»,Киев, 1954, стр. 282—290; Н. Н. В о р о н и и. Бель-
чицкие руины.«Архитектурное наследство», вып. 6, М., 1956, стр. 9—14.
90 Прием опоры арок купола на слитые со стенами столбы не раз применялся
и в больших византийских храмах. См., например, церковь Успения в Никее (VIII в.)
и центральную часть Кахрие Джами (Н. Мавродинов. Византийската архи-
тектура. София, 1955, стр. 115 и 158); см. также один из ранних памятников серб-
ской архитектуры — церковь в Старой Павлице (А. Д е р о к о. Ук. соч., рис. 52,
стр. 57), церковь около Будисавцима XIV в. той же, в принципе, конструкции (там
же, стр. 158 и рис. 227).
369 91 Красовский, стр. 29.
92 Публикуемые на рис. 178 вещи — из раскопок А. Ф. Дубынина 1954 г. в
Зарядье в Москве.
370 98 Ср., например, фриз костела Войцеха в Вроцлаве (второй половины XIII в.),
где узор повернут цветком вниз, а переплетения стеблей превратились в стрельча-
тые арочки (Ян Захватович. Польская архитектура до половины XIX ст. Вар-
шава, 1956, рис. 59).
94 Ср., например, орнамент оконного проема церкви Хиландарского монасты-
ря XIV в. (А. Д е р о к о. Ук. соч., рис. 213), храма монастыря Велуче 1395 г. (Д.
Б ошк о ви Ь, Манастир Велуче (архитектура и скулптура). «Старинар», т. III—
IV, Београд, 1955, стр. 70), церкви Лазарицы 1360—1374 гг. (А. Д е р о к о. Ук.
соч., рис. 383), фасады церкви монастыря Любостыни — после 1387 г. (А. Д е р о к о.
Ук. соч., рис. 401—406) и орнамент надгробия XV в. там же («Археолошки спомени-
ци», т. II, стр. 251, рпс. 264), церковь монастыря Каленич 1413—1417 гг. (А. Д е р о-
к о. Ук. соч., рис. 342, 344—347, 433).
98 Нельзя, однако, не отметить, что необычайно сложный орнамент фасадного
пояса Звенигородского собора, где элементы узора теряют свою самостоятельность
и как бы растворяются в вычурном сплетении, очень близко напоминает «плетение
словес» в житиях Епифания Премудрого. «Слово, как таковое, часто теряет здесь свои
выразительно-смысловые функции; элементы речи объединяются не столько логиче-
ской связью, сколько на основе своей фонетической стороны, путем рифмы, ассонан-
са, путем гибкого видоизменения и сочетания слов одного корня» (В. П. Зубов.
Епифаний Премудрый и Пахомий Серб, стр. 148, 149).
98 Ср. Б. А. Огнев. Некоторые проблемы..., стр. 61, 62.
97 Путеводитель по Москве. Под ред. И. П. Машкова. М., 1913, стр. X.
530
Примечания к стр. 373—376
СТРОИТЕЛЬСТВО В ТВЕРСКОМ КНЯЖЕСТВЕ КОНЦА XIV —
ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XV ВВ.
XXVI. Строительство в Старице.
1 ПСРЛ, XV, 407. 373
2 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 81.
3 Там же, 84.
4 Э. А. Рикман. Обследование городов Тверского княжества. КСИИМК,
вып. XLI, 1951, стр. 75.
5 «Раскопки» тайника вел полковник Ф. И. Зубарев (Ф. И. Зубарев. Ста-
рица и Вознесенский монастырь. Старица, 1914, стр. 32; е г о же. Деревянные,
кирпичные и глинобитные сооружения Старицкого кремля. Старица, 1914). Судя по
наличию кирпича XVI в., тайник восстанавливался при Иване IV, когда Старица бы-
ла недолгое время его резиденцией. Укрепления Старицы восстанавливались позднее —
в 1626—1632 гг. (И. Крылов. Материалы для истории г. Старицы, вып. 1, Ста-
рица, 1905, стр. 57).
3 Э. А. Р и к м а н. Ук. соч., стр. 75; Н. Н. В о р о н и н. Раскопки в Старице.
КСИИМК, вып. XXXVIII, 1951, стр. 42—47.
7 24 августа «загореся в неделю порану от грому, как нача торг сниматися, и
въста с огнем ветр силен, и погоре весь град и церковь святаго архангела Михаила»
(ПСРЛ, XI, 157).
8 ПСРЛ, XV, 445.
9 3. А. Рикман. Ук. соч., стр. 75.
10 Ф. И. Зубарев сообщает, что им были раскопаны части деревянных степ —
крепости: «Срубы их укладывались не бревно к бревну..., а в клетку, на расстоянии
одного бревна друг от друга, наподобие того, как в наше время укладывается све-
жий тес для просушки его; а затем бревна обкладывались плетнем и заливались как
снаружи, так и внутри, глиной...» (Ф. И. Зубарев. Старица.... стр. 38). Однако
к какому времени эта стена относится,— мы не знаем.
11 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 165; XI, 171. «375
и ПСРЛ, VI, 139.
13 ПСРЛ, XI, 180.
14 Там же, 193, 202.
18 1403 г.: ПСРЛ, XI, 188; XV, 470. 1404 г.: ПСРЛ, VI, 132; XX, 221.
18 ПСРЛ, XI, 191. 376
17 С. Б. Веселовский. Последние уделы в Северо-Восточной Руси. ИЗ
вып. 22, 1947, стр. 103—111; Грабарь, т. II, стр. 105, 106.
18 Г. Ш т а д е н. О Москве Иоанна Грозного. М., 1925, стр. 125.
19 П и р л и н г. Россия и папский престол. «Русская старина», 1903, № 2,
стр. 396, 397.
20 РИБ, т. XIII, стб. 595.
21 Там же, стб. 942.
22 И. Крылов. Материалы..., стр. 41.
23 И. Крылов. Археологические раскопки в Старицком кремле. Старица»
1907 (то же в ТТОАС, отд. II, стр. 447; ниже мы ссылаемся на это издание). Допол-
нительные данные содержатся в отчете, представленном в Археологическую комис-
сию. Архив ЛОИА, ф. ИАК, 1903 г., д. № 93 (далее — сокращенно: Отчет).
34*
531
Примечания к стр. 377—385
377 24 Обсуждение доклада И. К. Линдемана о раскопках в Старице в заседании
Московского археологического общества («Древности» МАО, т. XXI, вып. 1, 1906,
прот., стр. 45). Здесь же А. В. Орешников резонно указывал на сходство старицких
знаков со знаками тайнописи на колоколе 1667 г. Саввина-Сторожевского монасты-
ря (См. Н. Оловянишников. История колоколов. М., 1912, стр. 71, 72).
26 «Тверская старина», 1911, № 3, стр. 63, прим. 2.
2e Н. И. Брунов. Памятник русского зодчества XVI в. Труды секции ис-
кусствознания РАНИИОН, вып. II, 1928, стр. 128.
27 Н. Н. Воронин. Раскопки в Старице, стр. 42—47.
28 ТТОАС, стр. 448.
378 29 Стена была сильно разрушена уже до 1903 г., сохранив лишь остатки фун-
дамента (ТТОАС, стр. 452).
379 30 ТТОАС, стр. 452.
383 31 ТТОАС, стр. 453.
32 Ср. подобный же прием кладки фундамента из тесаного камня в условиях
искусственного холма в церкви Покрова на Нерли (см. т. I, гл. XX).
33 Раствор представляет чистую карбонизированную известь без примесей пес-
ка (анализ химика-технолога М. П. Янтиковой).
385 34 Подобный прием прослежен при раскопках Михаило-архангельского собора
(1089) в Переяславе-Хмельницком. Здесь фундаменты с внешней стороны были об-
ложены «довольно небрежной каменной кладкой на древнем растворе, а выше забито
насухо различными древними строительными материалами и обломками»; это ук-
репление здания было произведено, по-видимому, после землетрясения (М. К. Кар-
гер. Памятники древнего зодчества в Переяслав-Хмельницком. «Зодчество Украи-
ны», Киев, 1954, стр. 279).
36 Предположение, что палата могла входить в круг построек конца XIV — на-
чала XV в., заставило нас провести ее контрольное доследование, которое показало
принадлежность здания XVI в. В забутке белокаменных стенпала-
ты присутствуеткирпич (7X13X27 сл*,4,5Х11 X? см, 5Х14Х? см), близ-
кий кирпичу шатровой Введенской трапезной палаты Старицкого Успенского мона-
стыря 1570 г. (6X13X28 см, 7X14x28 см). В отличие от раствора, применявшегося
при постройке Архангельского собора и церкви Николы, здесь раствор имеет примесь
мелкого чистого песка в пропорции 1 часть песка на 4 части извести или 2 части пес-
ка на 1 часть извести (анализ химика-технолога М. П. Янтиковой). При раскопках
палаты в 1903 г. (см. ТТОАС, стр. 458, 459; Отчет, лл. 88, 89, 102) была найдена кро-
вельная желобчатая черепица черного и желтого цветов, сходная по расцветке с ром-
бовидными плитками пола Архангельского собора. Памятник интересен, поэтому
приведем здесь краткие сведения о нем.
Палата была бесстолпной и имела внутренние размеры примерно 11 X И м.
Сохранилась лишь внешняя белокаменная кладка стен, покоящихся на уширенной
наружу платформе фундамента из крупных, почти необработанных блоков камня.
Камень стен хорошо тесан и довольно стандартен по высоте (18—23 см)', длина ко-
леблется в пределах 20—75 см, ширина —25—30 см. Сохранившиеся камни крыль-
ца — крупнее, это квадры 32x32 см. Очевидно, это цокольная часть палаты. От об-
работки верхнего помещения сохранилась база лопатки хорошего, но измельченного
ренессансного профиля (см. КСИИМК, вып. XXXVIII, 1951, стр. 42—47). Никаких
остатков росписи не обнаружено. Скорее всего, это гражданская палата, а не трапез-
ная церковь. Восточная пристройка, видимо, была входом в подклет; здесь были ве-
дущие вниз ступени. Возможно, что это тот «приемный покой и обеденный зал» в со-
ставе двора Ивана Грозного, где он принимал А. Поссевина (П и р л и н г. Ук. соч.,
532
Примечания к стр. 385—392
стр. 396, 397). Вскрытая в 1903 г. к северу от храмов небольшая белокаменная по- 385
стройка была, вероятно, погребом (ТТОАС, стр. 459).
36 ТТОАС, стр. 460. Видимо, пол из таких же плиток («лещадь жолтого и чер-
ного цвета») был встречен при земляных работах в Московском кремле (Вестник Об-
щества древнерусского искусства, 1875, № 6—10, отд. IV, стр. 48).
37 И. Крылов. Старица..., стр. 58. 356
38 ГТГ, № 28747.
39 ГТГ, № 19726, 19732.
40 ТТОАС. стр. 456.
41 Там же.
42 Анализ химика-технолога М. П. Янтиковой. 333
43 ТТОАС, стр. 456.
44 Там же, стр. 456. ЗЗР
XXVII. Обстройка Тверского кремля.
ПСРЛ, XV, 409. 390
2 3. А. Р и к м а н. Новые материалы по топографии древней Твери. КСИИМК,
вып. XLIX, 1953, стр. 39, 40; Е. А. В е р и г и н. План земляного укрепления г. Тве-
ри. ЖЗТУАК, № 115, стр. 63.
3 ПСРЛ, XV (Рог. лет.), 91.
4 ПСРЛ, XI, 19; XV (Рог. лет.), 104, 105.
5 ПСРЛ, XI, 93; Татищев, кн. IV, стр. 322.
8 ПСРЛ, XI, 125.
7 ПСРЛ, XI, 156.
8 ПСРЛ, XV, 486, 492, 494, 496.
9 ПСРЛ, XI, 179.
10 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 177. 391
11 Выпись из писцовых книг Н. Нарбекова 1626 г., Тверь, 1901, стр. 12.
12 С. Шереметев. Желтиковский монастырь в Твери. М., 1899, стр. 15.
13 Н. Овсянников. Тверь в XVII в. Тверь, 1889, стр. 21; М. В. Р у б-
ц о в. Тверь в 1674 г. по Пальмквисту. Тверь, 1902, стр. 32.
14 Н. Овсянников. Ук. соч., стр. 26.
16 Сведения о находках отдельных деталей и белокаменных фундаментов, от-
носившихся обычно местными краеведами к дворцу, не могут быть с ним связаны с
полной определенностью (см. ЖЗТУАК, № 28; ТГВ, 1891, № 7; 1894, № 19).
19 Икона воспроизведена в книге: А. Соколов. Св. благов. вел. князь
Михаил Ярославич тверской. Тверь, 1864. Есть сведения, что в тверском музее имел-
ся другой вариант иконы, где «град» был изображен у ног Михаила и Ксении (Н. О в-
сянников. Указатель тверской старины. Тверь, 1903, стр. 9).
17 А. Соколов. Ук. соч., стр. IV.
18 Дозорная книга Твери 1616 г. Тверь, 1890, стр. 13.
19 Серебрянский, стр. 250—256.
20 ПСРЛ, XV, 463—470.
21 Серебрянский, стр. 257.
22 Д. В. Анналов. Миниатюры древнейших русских рукописей... Краткий 392
отчет о деятельности Общества любителей древней письменности и искусства за 1917—
1923 гг., Л., 1925, стр. И—35.Ср. также введение в соборный чин из Кашина (XV в.)
иконы Александра Солунского, вероятно, в память князя Александра Михайловича
(ПРИ, т. III, стр. 32).
533
Примечания к стр. 392—397
392 23 Анализ данных иконы был опубликован мною в статье «Тверской кремль
в XV в.» (КСИИМК, вып. XXV, 1949). Позднее Э. А. Рикман на основании новых дан-
ных предложил новое решение ряда определений построек кремля; часть из них
я принимаю, часть — отрицаю. См. Э. А. Р и к м а н. Новые материалы по топогра-
фии древней Твери.
393 24 ПСРЛ, XI, 125.
25 ПСРЛ, XI, 24. Ульфельду (1575) рассказывали, что тверская крепость «была
когда-то обнесена рвами, валом и каменною стеною, но теперь город так уже
опустошили, что и следов каменной стены не видно» (ЧОИДР, 1883, кн. II, стр. 24,
25). Ср. также: стоявшая на валу «каменная стена с‘давних лет развалилась,
с которой одна токмо над воротами башня осталась» (Ф. Полунин. Географиче-
ский лексикон Российского государства. М., 1773, стр. 386).
394 28 ПСРЛ, XI, 198; XV, 473.
27 ПСРЛ, X, 211.
28 Э к з е м п л я р с к и й, т. II, стр. 497—503.
29 ПСРЛ, XI, 188; XV, 470, 471.
30 Сочинения Максима Грека, ч. II, Казань, 1860, стр. 261.
31 Дозорная книга Твери 1616 г., стр. 27.
32 Альбом Мейерберга. СПб., 1903, л. 14, стр. 42.
33 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 158.
34 ПСРЛ, X, 171; XI, 181, 182.
38 Выпись... 1626 г., стр. 27; Дозорная книга Твери 1616 г.
395 88 Ср. Э. А. Р и к м а н. Новые материалы по топографии древней Твери, стр. 41.
37 Там же, стр. 42, 43.
38 На гравюре изображен не Спасский собор. Во время посещения Олеарием
Твери (1634) старый собор был разобран, а новый только начинали строить.
39 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 159.
40 Дозорная книга Твери 1616 г., стр. 13 и 27.
41 А. Н. Вершинский. Возникновение феодальной Твери. ПИДО, 1935,
№ 9—10, стр. 120, 121.
42 Э к з е м п л я р с к и й, т. II, стр. 503.
43 ПСРЛ, XV, 488.
44 М. В. Рубцов. Тверь в 1674 г. ..., стр. 32.
46 Э. А. Р и к м а н. Новые материалы по топографии древней Твери, стр. 43.
396 48 Ср. там же.
47 Там же, стр. 44.
48 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 159.
49 ПСРЛ, XV, 490, 491.
80 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное о благоверном князе
Борисе Александровиче. СПб., 1908, стр. XXVIII.
81 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 159.
52 Дозорная квЛга Твери 1616 г., стр. 13. Выпись ... 1626 г., стр. 12.
83 ПСРЛ, XV, 494, 495.
84 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное..., стр. LI и 52.
88 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 159.
88 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное..., стр. 21, 22.
39 7 87 Там же, стр. 23—25.
88 Там же.
89 Э. А. Р и к м а н. Новые материалы по топографии древней Твери, стр. 52.
80 Там же, рис. 5.
534
Примечания к стр. 397—401
61 II. Н. Воронин. Песня о Щелкане и тверское восстание 1326 г. ИЖ, 397
1944, № 9.
62 Запись в пергаменном Уставе, списанном дьяком Андреем для монастыря.
Карамзин, т. V, прим. 232; ПСРЛ, XI, 156; Платон. Историческое и стати-
стическое описание тверского Успенского Желтикова монастыря. Тверь, 1852.
в’ ПСРЛ, XI, 191.
ПСРЛ, XI, 191—193
86 ПСРЛ, XI, 202.
зв ПСРЛ, XI, 156. Здесь о постройке храма говорится одновременно с сообще-
нием об основании монастыря.
67 С. Шереметев. Желтиковский монастырь в Твери, стр. 12—23. 398
68 Путешествие, вып. IV, стр. 87.
XXVIII. Церковь в Городне.
1 И. Виноградов. Археологическая экскурсия в с. Кожино, Кашин, зрр
Калязин и Углич. Тверь, 1901, стр. 2 (Переписная книга 1677 г.); В. А. П л е т н е в.
Об остатках древности и старины в Тверской губернии. Тверь, 1903, стр. 200—202.
2 В. А. Плетнев. Ук. соч., стр. 202
3 ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 158—160.
4 «Село Городе нь, Вертязин тож, на берегу Волги. А в нем церковь
каменная на осипи во имя Пречистыя богородицы... Рождества да предел Рождест-
ва... предтечи крестителя Иоанна... Да в селе ж Городне церковных погостов и м о-
настырей пустых: погост Воскресение Христово, погост Михаила арханге-
ла, погост Ивана Златоуста, да за рекой Волгою погост Николы на песку. Да мона-
стыри: Троицкий монастырь, что на болшой московской дороге, под ним пруд; мо-
настырь Петра и Павла; монастырь Афанасия и Кирилла» (И. Виноградов.
Ук. соч., стр. 2).
6Э . А. Рикман. Обследование городов..., стр. 78, 79.
в ПСРЛ, XI, 219.
7 ПСРЛ, XI, 221; Борзаковский, прим. 111.
8 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное..., стр. 27. 400
9 И. Виноградов. Ук. соч., стр. 25; Борзаковский, стр. 63.
10 Борзаковский, стр. 210.
11 «Хозяйство крупного феодала-крепостника XVII века», т. I, Л., 1933,
стр. 230, 231. 401
12 ПСРЛ, IV, 136.
18 ПСРЛ, XIII, 252; XX, 557, 558.
14 ПСРЛ, XIV, 91.
18 П. К е п п е н. Список русским памятникам. М., 1822, стр. 37.
19 Р а т ш и н, стр. 521.
17 Борзаковский, стр. 40.
18 «Россия», изд. Девриена, т. I, стр. 343; И. Добровольский. Твер-
ской епархиально-статистический сборник. Тверь, 1901, стр. 56; Исторический вест-
ник, 1896, IV, стр. 190 (здесь же на стр. 189 помещено единственное в старой литера-
туре изображение храма) и другие издания.
19 «Поволжье». Путеводитель. М., 1926, стр. 268.
20 Л. Крылов. Церковно-археологические курсы в Твери. Тверь, 1912,
стр. 47. В Городне те же ученые видели находившуюся уже в доме местной крестьян-
535
Примечания к стр. 401—416
401 ки резную из черного камня иконку с изображением архангела и надписью «Михаил»,
датированную XI—XII вв. (ЖЗТУАК, № 115, стр. 6).
21 «Тверская старина», 1913, № 3—4, стр. 28.
403 22 Борис оказался почти непосредственным преемником князя Ивана, умершего
в 1425 г.; в том же году следом за ним умерли два его наследника — сын Александр
и внук Юрий Александрович, брат князя Бориса (Экземплярский, т. II,
стр. 504, 505). Не был ли подклет остатком первоначальной церкви, построенной Ива-
ном Михайловичем до 1412 г.? Вспомним, что в Старице им построена маленькая
церковь Николы, а в росписи нижней церкви в Городне справа от входа в алтарь по-
мещено изображение Николы.
408 23 См. В. Успенский и С. Писарев. Михаил Ярославич тверской
(выпись из Лицевого летописца). СПб., 1903, стр. 10 и 18.
24 Там же, стр. 7, 13, 34 и др.
26 См. ИРИ, т. III, стр. 75 и 79. На это обратил внимание В. В. Суслов («Очерки
по истории древнерусского зодчества». СПб., 1889, стр. 39, рис. 65).
409 28 «Древности» МАО, т. IX, 1883, табл, к стр. 133.
27 См. А. Н. Виноградов. Памятники деревянного церковного зодчества
в епархиях Новгородской, Тверской, Ярославской, Иркутской и Красноярской XVII
и XVIII вв. ЗОРСА, VI (новая серия). СПб., 1892, табл. VII, XIV, XV и сл.
28 См. М. Г. Милославский. Техника деревянного зодчества на Руси
в XVI—XVII вв. Труды Института истории естествознания и техники, т. 7, 1956, стр.
100—103.
29 «Нариси icTopii архггектури УкраТнсько! РСР». Ки1в,^1957, стр. 108 и 119.
30 Альбом Мейерберга, рис. 44.
410 31 П о т а п о в, т. XIX, вып. 1, табл. 3, рис. 7.
413 32 Воронин. У истоков..., стр. 302 и сл.
4.1.4 33 Памятник обследован В. А. Богусевичем в 1928 г.
34 Борзаковский, стр. 33, прим. 147.
36 Прием расширяющихся к замку подпружных арок мы найдем и в более позд-
них памятниках, например, в соборе Печерского монастыря в г. Горьком.
XXIX. Общая характеристика строительства
в Тверском княжестве XIV—XV вв.
415 1 Н. Ф. Симеон. Кое-что о старицких древностях. «Тверская старина»,
1911, № 4, стр. 7.
2 М. В. С у з и н. Бронзовый барельеф XIII—XIV вв. КСИИМК, вып.
XIV,1947, стр. 142, 143.
416 3 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное ..., стр. И.
4 ЖЗТУАК, № 12 и 17 (ТГВ, 1888, № 30 и 86).
5 ТГВ, 1886, № 46.
8 А. В. О р е ш н и к о в. Ук. соч., № 45, 139, 140, 142—152, 197—202, 215—
224, 244, 245, 269—275, 285, 286, 290, 291. Особенно интересно изображение зверя
с человеческой головой и змеиной головой на хвосте (№ 98—102).
7 Там же, № 114—118, 128.
8 Там же, № 108, 109, 237—239, 241—243, 256, 257.
9 Там же, № 263, 264. Определение А. В. Орешникова. Скорее,— это всадник.
10 Там же, № 55, 56.
11 Там же, № 103—106. Впрочем, изображения драконов ближе подобным изо-
бражениям на галичских рельефных глиняных плитках XIII в. из раскопок в Крылосе.
536
Примечания к стр. 416—426
12 Там же, № 174, 231—236 и др. 416
1» Там же, № 205, 206.
14 А. Д. Седельников. Из области литературного общения в начале 417
XV в. (Кирилл тверской и Епифаний московский). ИОРЯС, 1926, XXXI, стр. 175.
15 Там же, стр. 170.
18 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное..., стр. LX.
17 Присвоение авторства «предисловия» Епифанию Премудрому (А. Д. Се-
дельников. Ук. соч.) оспорено Б. И. Дубенцовым, которым сделан и детальный
анализ интересующего нас отрывка (см. Б. И. Дубенцов. К вопросу о так на-
зываемом «Летописце княжения Тферскаго». ТОДРЛ, т. XIII, 1957, стр. 129—135).
18 А. Д. Седельников. Ук. соч., стр. 160, прим. 1. 418
1’ ПСРЛ, XV, 464.
20 А. А. Ш а х м а т о в. Отзыв об издании Н. П. Лихачева «Инока Фомы сло-
во похвальное...». СПб., 1909, стр. 14—19.
21 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное..., стр. 22. Ср. ПСРЛ,
II, стб. 580, 581.
22 Н. П. Л и х а ч е в. Инока Фомы слово похвальное..., стр. 22—23. Ср. «и не
свемы — на небеси ли есмь были или на земле» (ПСРЛ, II, 94).
23 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное..., стр. 25; ПСРЛ, II
711. См. также ТОДРЛ, т. XIII, 1957, стр. 631.
24 Н. П. Л и х а ч е в. Инока Фомы слово похвальное..., стр. 27. 419
26 Там же, стр. 11, 12.
28 Там же, стр. 20. 420
27 Там же, стр. 12.
28 Д. В. А й н а л о в. Миниатюры древнейших русских летописей в Музее
Троице-Сергиевой лавры и на ее выставке. В кн. «Краткий отчет о деятельности Об-
щества любителей древней письменности и искусства за 1917—1923 годы». Л., 1925.
29 Там же, стр. 18, 19.
30 РОБИЛ, фонд Московской духовной академии, фунд. № 100, л. 89 (слева).
81 Там же, л. 89 (справа).
32 Там же, л. 91 (слева). ^22
33 Воронин. У истоков..., стр. 261, 288.
34 Строев, стб. 441. 422
36 См., например, церковь в Вольавчи конца XIV в. («Археолошки споменици»,
т. II, стр. 124, 125), более позднюю церковь в Орашье (там же, стр. 146, 147) и храмы
монастыря Иошаница конца XIV в. (там же, стр. 162, 163) и Копорина (А. Д е р о к о.
Ук. соч., стр. 216 и рис. 376).
38 См., например, храмы в Дечанах (1327—1335), Наупара под Крушевцем
(1380-е годы), Каленич (начало XV в.) и др. (Г. Б о ш к о в и ч. Средневековое ис-
кусство в Сербии и Македонии. Београд, б. г., стр. 50, 101, 104).
37 ПСРЛ, XI, 176. 425
38 Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное..., стр. 25.
39 Там же, стр. 26.
40 Там же, стр. 33, 37
41 А. И. К л и б а н о в. К истории русской реформационной мысли (тверская 426
«распря о рае» в середине XIV в.). «Вопросы истории религии и атеизма», т. V, 1958,
стр. 233—263; его же. Свободомыслие в Твери в XIV—XV вв. Там же, т. VI, 1958,
стр. 231—260.
42 Лихачев. Русские летописи..., стр. 329.
537
Примечания, к стр. 426—449
426 43 А. Н. Насонов. Летописные памятники Тверского княжества. ИОГН,
1930, № 10, стр. 744—751.
44 А. А. Шахматов. Отзыв об издании Н. П. Лихачева, стр. 5.
45 И. Е. Забелин. Опыт изучения русских древностей и истории, т. II.
М., 1873, стр. 109, 110.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
437 1 К. К. Романов. Псков, Новгород и Москва в их культурно-художествен-
ных взаимоотношениях. Известия Российской академии истории материальной куль-
туры, т. IV, 1925, стр. 217, 221.
2 Красовс к.и й, стр. 33.
438 3 В приводимых далее хронологических перечнях построек мы отмечаем мате-
риал лишь деревянных храмов, остальные упоминаемые постройки — белокаменные.
440 4 В эту летопись мы включаем и сведения о строительстве Ростовской еписко-
пии. Знаком вопроса здесь и далее отмечены спорные сведения и даты.
444 6 С. А. Бугославский. Русская земля в литературе Киевской Руси
XI—XIII вв. Ученые записки МГУ, вып. 118, 1946, стр. 23, 24.
446 • Д. С. Лихачев. Некоторые задачи изучения второго южнославянского
влияния в России. М., 1958.
7 И. П. Еремин. Новейшие исследования художественной формы древне-
русских литературных произведений. ТОДРЛ, т. XII, 1956, стр. 289; М. Н. Спе-
ранский. Из истории русско-славянских литературных связей. М., 1960.
8 Н. И. Брунов. Мастера древнерусского зодчества. М., 1953, стр. 23.
9 ИРИ, т. III, стр. 298 (Разрядка моя.— Н. В.).
447 10 А. М. Г о р ь к и й. Собрание сочинений. М., 1953, стр. 64.
11 К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения, т. 1. М., 1948,
стр. 212.
448 12 Серебрянский, стр. 146, 147; прил., стр. 87—89.
13 Радзивилловская или Кенигсбергская летопись. Фотомеханическое воспро-
изведение рукописи. СПб., 1902, лл. 214 об., 215.
14 ПСРЛ, VIII, 170.
16 Л. С. Ретковская. Смоленский собор Новодевичьего монастыря. М.,
1954, стр. 18, 19.
18 Описные книги царских палат: Золотой и Грановитой, составленные Симо-
ном Ушаковым в 1672 г. М., 1872, стр. 5.
1’ ПСРЛ, XXI, 221.
449 18 Н. Н. Померанцев. Новый памятник московской архитектуры кон-
ца XV в. Сообщения Института истории искусств, вып. 1, 1951, стр. 63—68.
19 Исследование Е. А. Архипова, которым исполнена и публикуемая реконструк-
ция памятника.
20 Г р а б а р ь, т. II, стр. 71.
21 Н. Д. Виноградов. Новые материалы по архитектуре древней Москвы.
Сообщения Института истории искусств, вып. 1, 1951, стр. 69 и сл.
22 Воронин. Спутник..., стр. 221.
23 Обследована автором. А. У ш а к о в. О могиле Шигоны-Поджогиных в
селе Иванишах Старицкого уезда. ТТОАС, отд. II, стр. 324.
24 П. Б. Ю р г е н с о н. Церковь Рождества богородицы на Возьмище в Во-
локоламске. Материалы по истории русского искусства, вып. 1, 1928, стр. 14—16,
табл. V.
538
Примечания к стр. 449—460
26 Казанский музейный вестник, 1920, № 5-6, стр. 10. 449
28 Н. С. С т р о м и л о в. Успенская Золотникова пустынь. ЕВГСК, вып. V,
стр. 55.
27 Н. Д. Виноградов. Троице-Сергиева лавра. М., 1944, стр. 14 и 39. 450
28 М. Э. Воронец и В. Воронов. Изразцовые Распятия Успенского 451
собора в Дмитрове. Сборник статей в честь гр. П. С. Уваровой. М., 1916, стр. 87—97,
табл. III; Я. И. Смирнов. Устюжское изваяние святого Георгия московского
большого Успенского собора. М., 1915 (оттиск из «Древностей» МАО, т. XXV), стр.
107, 108; Некрасов. Города..., стр. 121—124; М. А. И л ь и н. Успенский собор
в Дмитрове. Материалы по истории русского искусства, вып. 1, М., 1928, стр. 8—10.
Весьма вероятно, что изразцовые панно принадлежат предшествующему Дмитров-
скому собору и исполнены во второй половине XV в.
28 Н. Н. Воронин. О некоторых рельефах Георгиевского собора в Юрьеве- 452
Польском. СА, 1962, № 1.
30 А. М а р т ы н о в. Русская старина в памятниках церковного и гражданско- 453
го зодчества. М., 1851, тетрадь 14, стр. 138, 139; А. К. Жизневский. Изразцы
на Старицком соборе, построенном в 1561 г. «Древности» МАО, т. XII, 1888, прот.,
стр. 182, 183; И. П. Крылов. Старица..., стр. 63; Некрасов. Города...,
стр. 124; А. В. Филиппов. Древнерусские изразцы, вып. 1, М., 1938, стр. 26,
27. Сочетание Распятия и «Нерукотворного Спаса», может быть, указывает на нали-
чие и здесь композиции «Победного креста».
31 А. И. Власюк. Новые исследования архитектуры Архангельского со- 454
бора в Московском кремле. «Архитектурное наследство», вып. 2, М., 1952, стр. 128.
32 Петрей Ерлезунда. История о великом княжестве Московском. М.,
1861, стр. 36. Ерлезунда считал, что все храмы слободы были построены Иваном
Грозным.
33 ПДРИ, вып. II, стр. 10—14, табл. 11; вып. III, стр. 22—26, табл. 6, 7.
34 А. В. Филиппов. Древнерусские изразцы, вып. 1. М., 1938, стр. 12.
36 Там же, стр. 28, табл. 20.
38 О близости резьбы кремлевского Теремного дворца «к той древней обронной
рези, которая густым ковром покрыла древние владимиро-суздальские храмы», писал
Ф. Горностаев (Грабарь, т. II, стр. 264).
37 «Ярославль в его прошлом и настоящем». Ярославль, 1913, стр. 128.
38 Н. Первухин. Церковь Иоанна Предтечи в Ярославле. М., 1913, табл,
к стр. 5, 9, 12.
39 Н. Н. Воронин. Ростовский кремль. В кн. «Из истории докапиталисти-
ческих формаций». Л., 1933.
40 Эдинг, стр. 83. 456
41 Там же, стр. 75.
42 Приселков. Лаврентьевская летопись, стр. 121. Радзивилловская или
Кенигсбергская летопись. Фотомеханическое воспроизведение рукописи. СПб., 1902,
лл. 159 об., 160 об., 164 об.
43 Н. И. Суворов. Описание вологодского кафедрального Софийского со-
бора. М., 1863, стр. 32.
44 В. А. Богусевич. Новый архитектурный тип в русском зодчестве XVI 458
и XVII столетий. «Сборник I аспирантов ГАИМК». Л., 1929, стр. 93—100.
46 Красовский, стр. 206.
48 Г р а б а р ь, т. II, стр. 71. 460
47 Н. Н. В о р о н и н и М. А. И л ь и н. Древнее Подмосковье. М., 1947,
стр. 42; А. И. Н е к р а с о в. Древние подмосковные. М., 1923, стр. 7; О. А. Я к о в-
539
Примечания к стр. 460—474
460 лева. Кремль в Александровой слободе в эпоху Ивана IV. Труды Института исто-
рии естествознания и техники, вып. 7, 1956, стр. 166—168.
461 48 Г р а б а р ь, т. II, стр. 112.
49 Красовский, стр. 69, рис. 36.
60 Э д и н г, стр. 157; ИРА, стр. 105.
51 Раскопки А. В. Успенской в связи с реставрацией ансамбля монастыря ар-
хитектором В. И. Федоровым. Отчет А. В. Успенской о раскопках 1955 г. Архив ИА,
ф. 1, № 1423, стр. 3, рис. 8.
62 И. Машков. Воскресенский собор в Волоколамске. Сборник статей в
честь гр. П. С. Уваровой. М., 1916, стр. 304, 305, рис. 12 и табл. XIV.
63 К. К. Романов. Древние здания в Ферапонтовой монастыре Новгород-
ской губернии. ИАК, вып. 28, 1908, стр. ИЗ, 114.
64 К р а с о в с. к и й, стр. 87.
66 Видимо, в систему орнаментального терракотового пояса надвратного хра-
ма Саввина монастыря входила надпись вязью, также оттиснутая на терракотовых
плитах. От нее найден лишь один обломок (см. отчет А. В. Успенской, стр. 11,
рис. 15).
68 А. В. Филиппов. Ук. соч., стр. 19.
67 ИРИ, т. III, стр. 341.
68 См. особенно М. Alpatov und N. Brunov. Nachrichten aus Voskau.
«Byzantinische Zeitscbrift», 1924, XXIV,' стр. 493, 494.
462 69 Возможно, что эти явления наблюдались и в более ранних постройках Моск-
вы. См., например, воспроизведенное в дошедшем до нас здании Спаса на Бору ко-
ническое сужение внутренней поверхности его барабана (Красовский,
стр. 13).
80 Воронин. Очерки..., стр. 11, 12, 21—28.
81 II. Н. Воронин. Хутынский столп. СА, VIII, 1940.
82 Н. Н. В о р о н и н. Историко-архитектурные заметки. СА, 1957, № 2. Твер-
ские зодчие использовались на московском, строительстве, видимо, очень широко.
Как свидетельствует резная на камне запись, «мастер тферитин» работал в Возьми-
щенском монастыре в Волоколамске, где построил трапезную церковь Кирилла
(Некрасов. Города..., стр. 98—100). Издавший эту резную запись В. Б. Гиршберг
читает имя мастера как «Повилика» (см. СА, 1959, № 2, стр. 248, 249).
ПРИЛОЖЕНИЯ
468 1 Вскрытие гробниц проведено А. Д. Варгановым и описано им в особом отчете.
469 2 См. публикацию этих находок: Н. Н. Воронин. Археологические замет-
ки. КСИИМК, вып. 62, 1956.
471 3 Ростовский краеведческий музей, рукопись № 3062, 1884 г.
474 4Артлебен, стр. 20.
5 См., например, РД, VI, стр. 21, где издан вид современного собора с датой
1213—1231 гг.
8 Об этом догадывался еще Е. Голубинский: «Ныне существующий собор при-
нимается за перестроенный после 1408 г. древний; но мы решительно в этом сомневаем-
ся и полагаем, что он гораздо позднейший» (Г о л у б и н с к и й, т. I, ч. 2, стр. 324).
7 «Практика реставрационных работ». М., 1950, стр. 19—21.
8 ПСРЛ, VI, 233.
9 Сочинения А. С. Усова, т. II. М., 1892, стр. 105—143; см. также Сквор-
цов, стр. 227.
540
IIримечания к стр. 474—475
10 «Руский времянник», ч. II, стр. 168; см. также соображения В. Т. Георгиев- 474
ского о возможности росписи Дионисием Благовещенского собора в Кремле («Фрески
Ферапонтова монастыря». СПб., 1911, стр. 23—25).
11 Э д и н г, стр. 52, прим. 6; С. В. Бессонов. Ростов-Великий. М., 1945,
стр. 7, 8.
12 Некрасов. Очерки..., стр. 232.
13 Павлинов, стр. 199.
14 С т р о е в, стб. 333. 475
15 Из бумаг К.Н. Тихонравова, переданных автору его внуками. «Записка» под-
писана архитекторами Д. А. Корицким и Н. А. Артлебеном, автором является Н. А.
Артлебен; какое-то участие в составлении «Записки» принимал и К. Н. Тихонравов.
16 В подлиннике сделаны ссылки на номера чертежей, из которых сохранились
не все. Особенно досадна утрата л. XVI (детали).
II
ПЕРЕЧЕНЬ СОКРАЩЕНИЙ
ААЭ — Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической эк-
спедицией) Академии наук, т. I, СПб., 1836
АИЗ — Археологические известия и заметки, издаваемые Московским археологическим обществом
Айналов. Geschichte...— D. Ainalov. Geschichte der russischen Monumentallainst, Bd. I, Berlin
und Lpz., 1932
Александровский. Указатель...— M. И. Александровский. Указатель московских церквей. М.,
1915 Г
Анания — Анания Федоров. Историческое собрание о богоспасаемом граде Суждале. «Временник
Общества истории и древностей российских», кн. 22, М., 1855
Артлебен— Н. А. Артлебен и К. Н. Тихонравов. Древности Суздальско-Владимирской области,
сохранившиеся в памятниках зодчества (оттиск из «Трудов Владимирского губернского ста-
тистического комитета»), Владимир, 1880
Бартенев — С. П. Бартенев. Московский кремль в старину и теперь, т. I, М., 1912; т. II, М., 1916
Бобринский — А. А. Бобринский. Резной камень в России, вып. I, М., 1916 (арабская цифра в
сносках обозначает номер рисунка на таблице)
Борзаковский — В. С. Борзаковский. История Тверского княжества. СПб., 1876
ВАН — Вестник Академии наук СССР
ВГВ — Владимирские губернские ведомости
ВИ — Вопросы истории
Владимирский сборник — К. II. Тихонравов. Владимирский сборник. М., 1857
Воронин. Очерки...— И. Н. Воронин. Очерки по истории русского зодчества XVI—XVII вв.
М.—Л., 1934.
Воронин. Памятники...— Н. Н. Воронин. Памятники владимиро-суздальского зодчества XI—
XIII вв. М.—Л., 1945
Воронин. Спутник...— Н. Н. Воронин. Владимир, Боголюбово, Суздаль, Юрьев-Польской. Спут-
ник по древним городам Владимирской земли. М., 1958
Воронин. У истоков...— Н. Н. Воронин. У истоков русского национального зодчества (из исто-
рии зодчества периода феодальной раздробленности XI—XV вв.). «Ежегодник Института
истории искусств, 1952. Живопись, архитектура». М., 1952, стр. 257—316
ВСНРПМ — Владимирская специальная научно-реставрационная производственная мастерская
ГАИМК — Государственная академия истории материальной культуры
ГБ Л — Государственная библиотека имени В. И. Ленина
542
ГИМ — Государственный исторический музей
Голубинский — Е. Голубинский. История русской церкви, т. I—II, М., 1900—1904
Голубинский. Канонизация...— Е. Голубинский. История канонизации святых в русской церкви.
М., 1903.
ГИБ — Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина
Грабарь — Игорь Грабарь (ред.). История русского искусства, т. I и II, М., б. г.
Грабарь. Андрей Рублев — И. Э. Грабарь. Андрей Рублев. Очерк творчества художника по дан-
ным реставрационных работ 1918—1925 гг. «Вопросы реставрации», т. I, М., 1926
ГТГ — Государственная Третьяковская галерея
«Древности» МАО — Древности. Труды Московского археологического общества
ЕВГСК — Ежегодник Владимирского губернского статистического комитета, вып. I—Vr
Владимир, 1875—1885
ЖЗТУАК — Журнал заседаний Тверской ученой архивной комиссии
ЖМВД — Журнал Министерства внутренних дел
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения
Забелин — И. Е. Забелин. История г. Москвы. М., 1905
Забелин. Русское искусство — И. Е. Забелин. Русское искусство. Черты самобытности в древне-
русском зодчестве. М., 1900
Зверинский — В. В. Зверинский. Материал для историко-топографического исследования о пра-
вославных монастырях Российской империи, т. I—III, СПб., 1890—1897
ЗОРСА — Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археологического об-
щества
ЗРАО — Записки Русского археологического общества
ИА — Институт археологии Академии наук СССР
ИАК — Известия Археологической комиссии
ИГАИМК — Известия Государственной академии истории материальной культуры
ИЗ — Исторические записки
ИЖ — Исторический журнал
Извеков — Н. Д. Извеков. Московские кремлевские дворцовые церкви. Труды комиссии по осмот-
ру и изучению памятников церковной старины г. Москвы и Московской епархии, т. II, М.,
1906
ИИМК — Институт истории материальной культуры Академии наук СССР
ПК ДР — История культуры древней Руси, т. I и II, М., 1951
ИОГН — Известия Отделения гуманитарных паук Академии наук СССР
ИОИФ — Известия Отделения истории и философии Академии наук СССР
ИОРЯС — Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук
ИРА — История русской архитектуры. Краткий курс. М., 1956
ИРИ — История русского искусства, изд. Академии наук СССР, т. I—III, М., 1953, и сл.
ИСОВЕ — Историко-статистическое описание церквей и приходов Владимирской епархии, вып.
I—IV, Владимир, 1893—1897
Карамзин — Н. М. Карамзин. История государства Российского, кн. I—III, СПб., 1842—1843
Ключевский. Жития...— Ё. О. Ключевский. Древнерусские жития святых как исторический
источник. М., 1871
Ключевский. Курс...— В. О. Ключевский. Курс русской истории, т. II, М., 1908
Красовский — М. В. Красовский. Очерк истории московского периода древнерусского церковно-
го зодчества. М., 1911
543
КСИИМК — Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории мате-
риальной культуры Академии наук СССР
Летопись о ростовских архиереях — Летопись о ростовских архиереях. С примечаниями А. А.
Титова. Изд. ОЛДП, СПб., 1890
ЛГУ — Ленинградский государственный университет
ЛЗАК — Летопись занятий Археографической комиссии
Лихачев. Русские летописи...—Д. С. Лихачев. Русские летописи и их культурно-историческое
значение. М.— Л., 1947
ЛОИА — Ленинградское отделение Института археологии Академии наук СССР
МАО — Московское археологическое общество
МГУ — Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова
ME В — Московские епархиальные ведомости
МИА СССР — Материалы и исследования по археологии СССР
Некрасов. Возникновение...—А. И. Некрасов. Возникновение московского искусства. М., 1926
Некрасов. Города ...— А. И. Некрасов. Города Московской губернии. М., 1928
Некрасов. Очерки ...— А. И. Некрасов. Очерки по истории древнерусского зодчества XI—XVII вв.
М., 1936
Новг. I лет.— Новгородская летопись по Синодальному харатейному списку. СПб., 1888
ОЛДП — Общество любителей древней письменности
Павлинов — А. М. Павлинов. История русской архитектуры. М., 1894
Павлинов. Архитектура в России...— А. М. Павлинов. Архитектура в России в монгольский пе-
риод. Труды I съезда русских зодчих. СПб., 1894
Патерик — Патерик киевского Печерского монастыря. СПб., 1911
ПДРЗ — Памятники древнерусского зодчества (под ред. В. В. Суслова), вып. I—VII, СПб.,
1895—1905
ПДРИ — Памятники древнерусского искусства, вып. I—III, СПб., 1908—1910
ПИДО — Проблемы истории докапиталистических обществ
ПКМГ — Писцовые книги Московского государства. Писцовые книги XVI в. (под ред. Н. В. Ка-
лачова), ч. I, отд. 1 и 2, СПб., 1872—1877
Потапов — А. А. Потапов. Очерк древнерусской гражданской архитектуры. «Древности» МАО,
т. XIX, вып. 1—3, М., 1901—1902
Пресняков. Образование...— А. Е. Пресняков. Образование великорусского государства. Птг,
1918
Приселков — М. Д. Приселков. История русского летописания XI—XV вв. Л., 1940
Приселков. Лаврентьевская летопись — М. Д. Приселков. Лаврентьевская летопись. Ученые за-
писки ЛГУ, № 32, Л., 1939
Прохоров — В. Прохоров. Археологический обзор древнейших архитектурных памятников во
Владимире и Суздале. «Христианские древности», вып. 3, СПб., 1875
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей (т. I, Л., 1926; т. II, СПб., 1908; остальные тома —
по I изданию)
ПСРЛит — Памятники старинной русской литературы (под ред. Н. Костомарова), вып. I—IV,
СПб., 1860—1862
Путешествие — Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII ве-
ка, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским, вып. I—V, М., 1896—1900
РАНИИОН — Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных
наук
544
Раппин — А. Ратшин. Полное собрание исторических сведений о монастырях и примечательных
церквах. М., 1852
РД, VI— И. Толстой и Н. Кондаков. Русские древности в памятниках искусства, вып. VI, СПб.,
1899
РИБ — Русская историческая библиотека
Рихтер — Ф. Рихтер. Памятники древнего русского зодчества, снятые на месте и изданные при
Московском дворцовом архитектурном училище..., тетр. I—V, М., 1851—1856
РОБИЛ — Рукописное отделение Государственной библиотеки имени В. И. Ленина
СА — Советская археология
СГАИМК — Сообщения Государственной академии истории материальной культуры
СГГиД — Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной кол-
легии иностранных дел, т. I—II, СПб., 1813—1819
Серебрянский — Н. Серебрянский. Древнерусские княжеские жития. М., 1915
Скворцов — Н. А. Скворцов. Археология и топография Москвы. М., 1913
Соловьев — С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Изд. «Общественная польза»,
СПб., б. г.
Строев — П. С. Строев. Список иерархов и настоятелей монастырей Российския церкви. СПб.
1877
Татищев — В. Н. Татищев. История российская с самых древнейших времен, кн. I—IV, М., 1768—
СПб., 1784.
ТАС — Труды археологического съезда (римская цифра — порядковый номер съезда)
ТВГСК — Труды Владимирского губернского статистического комитета, вып. I—X, Владимир.
1863—1873
ТВУАК — Труды Владимирской ученой архивной комиссии, т. I—XVIII, Владимир, 1899 и сл.
ТГВ — Тверские губернские ведомости
Тихомиров — М. Н. Тихомиров. Древняя Москва. М., 1947
Тихонравов. Древние жития...— Н. Тихонравов. Древние жития Сергия Радонежского. М,, 1892
ТОДРЛ — Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии
наук СССР
Троицкая лет.— М. Д. Приселков. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.— Л., 1950
ТТОАС — Труды II областного археологического съезда в Твери, Тверь, 1906
Halle — F. Halle. Russische Romanik. Die Bauplastik von Wladimir — Ssusdal. Berlin — Wien —
Zurich, 1929
ЦГВИА, ВУА — Центральный государственный военно-исторический архив, Военно-учетный
архив
ЧОИДР — Чтения в 'Обществе истории и древностей российских
Эдинг—Б. Эдинг. Ростов-Великий, Углич. М., 1913
Экземплярский — А. В. Экземплярский. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский
период, с 1238 по 1505 г., т. I—II, СПб., 1889—1891
36 н. Н. Воронин, т. II
Ill
ПЕРЕЧЕНЬ ИЛЛЮСТРАЦИИ
1. Суздальский собор. Общий вид .............................................. 21
2. Суздальский собор. Схема плана........................................ 22
3. Суздальский собор. Юго-западный столб с карнизом арки хор............. 23
4. Суздальский собор. Западный фасад..................................... 25
5. Суздальский собор. Деталь портала западного притвора.................. 26
6. Суздальский собор. Лестница на хоры в северной стене западного притвора . . 27
7. Суздальский собор. Часть южного фасада и деталь северного притвора ... 29
8. Суздальский собор. Угловой рельеф..................................... 30
9. Суздальский собор. Маски северного фасада............................. 31
10. Суздальский собор. Маска и аркатурно-колончатый пояс южного фасада .... 32
11. Суздальский собор. Южный притвор (вклейка)............................ 32
12. Суздальский собор. Южный притвор; навесной поребрик и борозды кровельных
кружал в кладке свода...................................................... 33
13. Суздальский собор. Южный притвор (по рисунку 1801 г.)................ 34
14. Суздальский собор. Детали южного портала — бусина и капители......... 35
15. Цоколи церкви Покрова на Нерли и Суздальского собора............... . 36
16. Суздальский собор. Апсиды............................................ 37
17. Суздальский собор. Окна апсиды и южного фасада....................... 38
18. Суздальский собор. Детали врат....................................... 39
19. Суздальский собор. Утварь: литые фигурки львов (ножки подсвечника) .... 40
20. Суздальский собор. Утварь: голубь (дарохранительница) и деталь хороса ... 40
21. Суздальский собор. Фрески ................................................ 41
22. Собор Спаса в Нижнем Новгороде. Резные детали.............................. 45
23. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Общий вид.................... 47
24. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. План раскопок 1960 г.
(вклейка)................................................................... 48
25. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Южный профиль северного
раскопа..................................................................... 49
26. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Профили строительного
слоя у северо-восточного столба и фундамента западной стены собора 1227 г. $о
27. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Фундамент восточной части
северной стены и примыкание стены северного притвора........................ 51
28. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Схема реконструкции плана
собора 1227 г............................................................... 52
29. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Голова льва фрагмент рез-
ного убора собора 122 г..................................................... 53
30. Успенский собор в Ростове. Львиная маска — ручка «златых врат»............. 56
31. Успенский собор в Ростове. Фрагмент цоколя................................. 57
546
32. Успенский собор в Ростове. Резной камень............................., 58
33. Церковь Бориса и Глеба в Ростове. Шурф у южной стены............... . 59
34. Церковь Константина и Елены в Ростове. Резные львы......................... 61
35. Успенский собор в Ярославле. Общий вид.................................... 62
36. Успенский собор в Ярославле. План......................................... 63
37. Успенский собор в Ярославле. Профиль траншеи.............................. 64
38. Успенский собор в Ярославле. Резной камень................................ 65
39. Церковь Воздвиженья на Торгу во Владимире (по «чертежу» 1715 г.)........... 67
40. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Вид с запада (вклейка).............. 68
41. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Раскоп у южной стены (1909 г.) . . . 70
42. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Северный фасад....................... 71
43. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Деталь южного фасада................ 72
44. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. План................................. 73
45. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Аркосолий князя Святослава и деталь
восточной стены северного притвора.......................................... 74
46. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Портал усыпальницы........... 75
47. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (по рисунку 1801 г.)...... . . 76
48. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Конструкция колончатого пояса ... 77
49. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Малый деисус.................. 78
50. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Проем в западной стене....... 78
51. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Клиповидный рельеф........... 79
52. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Вид с востока................ 80
53. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Незавершенный ковровый орнамент
западного притвора и орнамент южного притвора............................. 82
54. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Южный притвор................ 83
55. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Лопатки притворов (вклейка) ... 84
56. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Северный фасад западного притвора
и деталь коврового орнамента.............................................. 85
57. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. «Преображение» (реконструкция) . . 86
58. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Фрагмент композиции «Вознесение
Александра Македонского»................................................. 87
59. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Георгий............................. 88
60. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Колончатый пояс..................... 89
61. Георгиевский cqtfop в Юрьеве-Польском. «Победный крест» (реконструкция) 90
62. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. «Три отрока в пещи», «Даниил во рву
львином», «Семь отроков эфесских» (реконструкция)......................... 92
63. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Угловые пилястры.................... 94
64. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Богоматерь.......................... 95
65. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Лев и дракон........................ 98
66. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Сирин, кентавр и слон .............. 99
67. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Деталь лопатки притвора (вклейка) . 100
68. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Деталь портала..................... 101
69. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (реконструкция Д. П. Сухова) .... 103
70. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Опыт реконструкции.................. 105
71. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Голова в килевидном киоте.......... 106
72. Суздальский собор. Майоликовые плитки и знаки на них...................... 119
73. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Граффити............................ 123
74. Медная бляшка (Княжая гора)............................................... 125
75. Спасский собор в Твери (по изображению на иконе Михаила и Ксении) .... 141
76. Миниатюра тверского Амартола.............................................. 143
77. Собор Федоровского монастыря в Твери (по Пальмквисту)..................... 146
78. Деталь укреплений Московского посада конца XII в. Реконструкция . . . 151
79. Московский Успенский собор 1326 г. (клеймо иконы митрополита Петра) . . . 153
36* 547
80. Реконструкция плана московского Успенского собора 1326, 1472 и 1475 гг. . . 154
81. Московский Успенский собор 1326 г. (клейма икон митрополитов Петра и Алек-
сея) ...................................................................... 155
82. Схема реконструкции московского Успенского собора 1326 г.................. 156
83. Спас на Бору. План........................................................ 159
84. Спас на Бору. Фрагмент орнамента.......................................... 161
85. Собор Богоявленского монастыря в Москве (клеймо иконы митрополита Алексея) 163
86. Часть рубленой деревянной стены (ГИМ)..................................... 165
87. Схема роста Московского кремля в XII—XIV вв............................... 177
88. Собор Чудова монастыря (клейма иконы митрополита Алексея)................. 183
89. Собор Симонова монастыря (1543—1549; реконструкция)....................... 185
90. Воскресенская церковь в Коломне. Подклет.................................. 190
91. Воскресенская церковь в Коломне. Профиль культурного слоя................. 192
92. Успенский собор в Коломне. План........................................... 195
93. Успенский собор в Коломне. Кладка фундамента апсиды и профиль раскопа
у апсиды................................................................... 197
94. Успенский собор в Коломне. План и профиль раскопа в северном нефе .... 198
95. Успенский собор в Коломне (по гравюре А. Олеария).... 201
96. Успенский собор в Коломне. Вариант реконструкции .... 202
97. Резной камень из церкви на Городище под Коломной.... 204
98. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Фундамент северной стены 209
99. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде.Фундамент северного притвора
и северной стены........................................................... 210
100. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Фундамент апсид............. 211
101. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Схема реконструкции зда-
ния 1359 г................................................................. 212
102. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Кирпичный пол диаконика
(вклейка).................................................................. 212
103. Церковь Михаила-архангела в Нижнем Новгороде. Резной кирпич пола (вклейка) 212
104. Схема плана Нижнегородского кремля........................................ 214
105. Церковь Благовещенского монастыря в Нижнем Новгороде (по иконному изо-
бражению) ................................................................. 215
106. Храм на иконе из погоста Кривого (XIV в.)................................. 221
107. Разрез Троицкой церкви в Неноксе по диагонали............................. 222
108. Схема конструкции стен и башен Московского кремля 1367 г.................. 231
109. Благовещенский собор в Московском кремле. План подклета.................. 247
110. Благовещенский собор в Московском кремле. Подклет (разрезы).............. 248
111. Благовещенский собор в Московском кремле. Кладка свода апсиды и капитель
фасадной лопатки в кладке юго-западного столба............................. 249
112. Благовещенский собор в Московском кремле. Арка входа в подклет............ 250
113. Благовещенский собор в Московском кремле. Арка входа в апсиду............. 251
114. Церковь Рождества в Московском кремле. План............................... 256
115. Церковь Рождества в Московском кремле. Интерьер (вклейка)................. 256
116. Церковь Рождества в Московском кремле. Разрезы ........................... 257
117. Церковь Рождества в Московском кремле. Проем входа на хоры и в затвор . . 258
118. Церковь Рождества в Московском кремле. Розетка окна............. 259
И9.’Церковь Рождества в Московском кремле. Обломок капители лопатки .... 261
120. Церковь Рождества в Московском кремле. Западный портал.......... 262
121. Собор Чудова монастыря в Московском кремле (клеймо иконы митрополита
Алексея)................................................................... 265
122. Никольский собор в Можайске (рисунок 1801 г.)............................ 268
123. Никольский собор в Можайске. Общий вид (вклейка)......................... 268
124. Никольский собор в Можайске. Детали портала и пояса....................... 269
548
125. Никольский собор в Можайске. Орнамент барабана главы.................................. 270
126. Никольский собор в Можайске. Капитель ................................................ 270
127. Никольский собор в Можайске. Деталь восточного фасада................................. 271
128. Никольский собор в Можайске. Чертеж Машихина ......................................... 273
129. Собор в Дечанах. Разрез............................................................... 274
130. Никольский собор в Можайске. Планы подклета и церкви.................................. 275
131. Никольский собор в Можайске. Деталь кладки северного фасада........................... 276
132. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Вид с востока.................................... 280
133. Церковь Иоакима и Анны в Можайске (вклейка)......................................... 280
134. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Часть фасада..................................... 281
135. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. План древней стены............................... 282
136. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Северо-восточный угол и начало кладки
западной стены....................................................................... 283
137. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Капитель и база портала.......................... 284
138. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Внутренняя поверхность стены . . . 285
139. Церковь Иоакима и Анны в Можайске. Реконструкция плана............................... 286
140. Успенский собор «на Городке». Общий вид (вклейка).................................... 290
141. Успенский собор «на Городке». Резной пояс............................................. 292
142. Успенский собор «на Городке». Капитель пилястры ..................................... 293
143. Успенский собор «на Городке». План .................................................. 294
144. Успенский собор «на Городке». Продольный разрез ..................................... 295
145. Успенский собор «на Городке». Реконструкция.......................................... 296
146. Рождественский собор Саввина-Сторожевского монастыря. Восточный фасад 301
147. Рождественский собор Саввина-Сторожевского монастыря. План............................ 302
148. Рождественский собор Саввина-Сторожевского монастыря. Цоколь апсиды . . 303
149. Рождественский собор Саввина-Сторожевского монастыря. Резной пояс . . . 303
150. Кадило 1405 г......................................................................... 304
151. Рождественский собор Саввина-Сторожевского монастыря. Реконструкция . . 305
152. Успенский собор в Ростове. Основание сосудохранителъницы.............................. 308
153. Успенский собор в Ростове. Угол сосудохранительницы................................... 309
154. Троицкий собор Сергиева монастыря. Общий вид с севера (вклейка).. 312
155. Троицкий собор Сергиева монастыря. План ............................................ 313
156. Троицкий собор Сергиева монастыря. Резной пояс................... 314
157. Троицкий собор Сергиева монастыря. Восточный фасад............... 315
158. Троицкий собор Сергиева монастыря. Северный фасад. Реконструкция .... 316
159. Троицкий собор Сергиева монастыря. Западный фасад. Реконструкция .... 317
160. Троицкий собор Сергиева монастыря. План собора на уровне пола со взглядом
вверх................................................................................ 319
161. Никольская церковь в селе Каменском. Общий вид..................... 321
162. Никольская церковь в селе Каменском. План и разрез(по Б. А. Огневу и
Л. А. Давиду) ........................................................................322
163. Никольская церковь в селе Каменском. Реконструкция (по Л. А. Давиду) . . 323
164. Миниатюры лицевого жития Сергия.................................... 326
165. Собор Андроникова монастыря в Москве. План (по Л. А. Давиду) .... 331
166. Собор Андроникова монастыря в Москве. Разрез (по Л. А. Давиду) .... 332
167. Собор Андроникова монастыря в Москве. Реконструкция (по П. Н. Максимову) 333
168. Собор Андроникова монастыря в Москве. Реконструкция (по Б. А. Огневу) . . 335
169. Собор Андроникова монастыря в Москве. Реставрация Л. А. Давида. 336
170. Благовещенский собор в Московском кремле. Перемычка алтарного окна . . . 344
171. Благовещенский собор в Московском кремле. Арочная нишка............ 345
172. Церковь Рождества в Московском кремле. Характер кладки над порталом . . . 346
173. Крестьянская изба в селе Игнатове близ Звенигорода................. 349
174. Миниатюра Онежской псалтыри 1395 г................................. 350
549
175. Миниатюра Онежской псалтыри 1395 г..................................... 351
176. Оклад евангелия Федора Кошки 1392 г....................................... 353
177. Миниатюра псалтыри 1424 г.................................................. 363
178. Кресало и клеймо на серебряном слитке (из раскопок в Зарядье в Москве) . . 369
Г 9. Старицкое городище. План.................................................... 374
180. Старицкое городище. Западный склон......................................... 375
181. Архангельский собор и церковь Николы в Старице (по чертежу 1903 г.) . . . 377
182. Архангельский собор в Старице. Остатки фресок....................... 378
183. Архангельский собор в Старице. Схема раскопок 1949 г................ 379
184. Архангельский собор в Старице. Деталь апсиды........................ 380
185. Архангельский собор в Старице. План (по раскопкам 1949 г.).......... 381
186. Архангельский собор в Старице. Детали алтарной преграды............. 382
187. Архангельский собор в Старице. Майоликовые плитки ........................ 383
188. Архангельский собор в Старице. Деталь пола ............................... 384
189. Архангельский собор в Старице. Тыльные стороны ромбообразных плиток . . . 384
190. Архангельский собор в Старице. Лопатки северо-восточного угла и западной
стены...................................................................... 385
191. Церковь Николы в Старице. План............................................ 387
192. Церковь Николы в Старице. Апсида.......................................... 388
193. Тверской кремль (по иконе Михаила и Ксении)................................ 392
194. План Твери 1800—1803 гг.................................................... 393
195. Тверской кремль (деталь гравюры А. Олеария)............... 394
196. Собор Желтикова монастыря в Твери. Схема реконструкции плана............... 398
197. Церковь Рождества в Городне. Общий вид .................................. 400
198. Церковь Рождества в Городне. Планы подклета и церкви..................... 402
199. Церковь Рождества в Городне. Южный фасад................................. 403
200. Церковь Рождества в Городне. Апсиды ..................................... 404
201. Церковь Рождества в Городне. База полуколонии............................ 405
202. Церковь Рождества в Городне. Разрезы по северному и западному нефам . . . 406
203. Церковь Рождества в Городне. Вход в угловую камеру....................... 407
204. Церковь Рождества в Городне. Разрезы продольный и поперечный............. 408
205. Церковь Рождества в Городне. Реконструкция............................... 409
206. Собор Спаса в Твери (миниатюры Лицевого летописного свода)................. 410
207. Церковь Рождества в Городне по рисунку А. Мейерберга...................... 411
208. Церковь Рождества в Городне по А. Потапову ................................ 411
209. Церковь Рождества в Городне. Северный портал............................... 412
210. Церковь Рождества в Городне. Подкупольная часть............................ 413
211. Наугольник книжного переплета (Старица).................................... 416
212. Миниатюра тверского Амартола. «Образ церковный»............................ 421
213. Миниатюра тверского Амартола. «Погребение Давида».......................... 422
214. Миниатюра тверского Амартола. «Кивот завета»............................... 423
215. Схемы планов зданий XII—XIII вв............................................ 433
216. Схемы планов зданий XIV—XV вв.............................................. 441
217. Собор Покровского монастыря в Суздале. Реконструкция....................... 450
218. Церковь в селе Иванишах на Волге........................................... 451
219. Изразцовые рельефы собора в Дмитрове. Распятия............................. 452
220. Изразцовый рельеф собора в Дмитрове. Конный Георгий........................ 453
221. «Писанные золотом» врата Благовещенского собора в Московском кремле . . . 455
222. Церковь Иоанна Богослова в Ростовском кремле............................... 457
223. Балдахин над митрополичьим местом в храме Ростовского кремля............... 458
224. Ростовский кремль. Переходы................................................ 459
225. Собор Ферапонтова монастыря. Реконструкция................................. 460
226. Фрагменты терракотовых орнаментальных поясов............................... 461
СОДЕРЖАНИЕ
ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКОЕ ЗОДЧЕСТВО XIII ВЕКА
/. Владимирское княжество (1213—1238)................................. 1
1. Ряд Всеволода III (7). Борьба сыновей Всеволода (5). Раздел епископий (5).
Липицкая битва (5). План раздела Руси (9). Феодальное дробление княжест-
ва (9). Восстановление гегемонии Юрия (9). Церковь (9). Борьба с болгарами и
мордвой (10). Рязань (10). Борьба за господство в Новгороде (10). Оборона
западных рубежей Руси (11). Поддержка владимирской политики горожана-
ми (11). Южные дела (11). Выводы (12).
2. Дробление княжества и развитие культуры (13). Ростов (13). Владимир-
ский летописный свод (13). «Моление Даниила Заточника» (13). Епископ Си-
мон (14).
3. Общий обзор строительства (15). Деревянные храмы (15). Территориальное
размещение строительства (15). Строительство князя Константина (16). Цер-
ковь Спаса в Угличе (16). К онстантино-Е лени некий монастырь (16). Строи-
тельство князя Георгия Всеволодовича (16). Вопрос о строительстве в Ко-
строме (17). Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (17). Вопрос о строитель-
стве в Муроме (17). Выводы (18).
11. Рождественский собор в Суздале................................... 19
1. История памятника (19). Крушение 1445 г. (19). Перестройка 1528—153U гг.
(19). Последующие изменения (19).
2. Разрушение собора Мономаха (20). План (20). Роль усыпальницы (20). Хо-
ры (20). Изменение плана алтарной части (22). Притворы (22). Западный при-
твор (24). Ход на хоры (24). Вопрос о верхе (27). Трёхглавие (27).
3. Внешний облик собора (28). Особенности кладки (28). Членение фасадов (28).
Колончатый пояс (29). Выделение главного фасада (31). Фасад северного при-
твора (31). Фасад южного притвора (31). Западный притвор (34). Цоколь (35).
Вопрос о убранстве верхних частей храма (36). Окна (36). «Златые врата»,
полы, роспись (39).
111. Строительство Георгия Всеволодовича в Нижнем Новгороде.........
1. Спасский собор (43). Вопрос о перестройке 1350 г. (43). Данные о погре-
бениях (43). Сведения об убранстве (44). Трёхглавие (44). Архитектурные де-
тали (45). Выводы (46).
551
2. Вопрос о дате церкви Михаила-архангела (46). Строительство 1359 г. (46).
Перестройка 1631 г. (46). Мнения о ней исследователей (47). Существующее
здание 1631 г. (48). Исследование фундаментов (1939 г.) (48). Выводы (49).
Раскопки 1960 г. (49). Стратиграфия (50). Фундаменты западной части хра-
ма (52). Фундаменты восточной части храма (52). Северный притвор (53). Резной
камень (54). Выводы (54).
IV. Строительство в Ростове, Ярославле и Владимире.......................... 55
1. Сведения о ростовском Успенском соборе (55). Данные раскопок (56), Вопрос
о верхе здания (56). Резной пояс (57).
2. Сведения о церкви Бориса и Глеба в Ростове (58). Данные разведки (59),
3. Резные львы из церкви Константина и Елены в Ростове (60).
4. Сведения об Успенском соборе в Ярославле (61). Данные разведки (63). Рез-
ные фрагменты (63). Княжеский двор (64).
5. Церковь Спаса в Ярославле (65). Данные о ее притворе и подклете (66).
Трёхглавие (66).
6. Церковь Воздвиженья на Торгу во Владимире (67). Вопрос об ее облике (67).
V. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском..................................... 58
1. Данные источников (68). Катастрофа здания и его перестройка В. Д. Ермо-
линым в 1471 г. (68). Последующие изменения (68).
2. Отношение здания 1230—1234 гг. к постройке 1152 г. (69). Исследование
фундамента (69). Сохранившиеся части 1230—1234 гг. (69). Работы В. Д. Ермо-
лина (71). План собора (73). Троицкий придел-усыпальница (74). Его дата (75).
Детали собора (76). Отсутствие хор и особенности интерьера (76). Вопрос о резь-
бе в алтарной преграде (77). Особенности западного притвора (79). Убор апсид (80).
3. Два этапа резного убранства собора (81). Единство замысла убранства (84).
Низ здания (84). Закомарные композиции (86). Северный фасад и его замы-
сел (87). «Победный крест» (91). Вопрос об убранстве Троицкого придела-
усыпальницы (91). Западный фасад (93). Южный фасад (96).
4. Ясность смыслового содержания убранства (96). Церковная символика и ее
светский политический смысл (97). Характер изображения зверей (97). Роль
чудищ в больших закомарных композициях (98). Равноправность изобра-
жений чудищ и святых (99). Развитие манеры резьбы (99). Резное убранство и
архитектура (100). Особенности колончатого пояса (100). Органичность связи
резьбы со стеной (100). Победа декоративного начала (100).
5. Вопрос о верхе собора (102). Особенности архитектуры (102). Георгиевский
собор и передовое течение русского зодчества XII—XIII вв. (104). Большой
сион московского Успенского собора (104). Схема реконструкции (106).
VI. Общая характеристика строительства времени наследников Всеволода III 108
1. Общие условия строительства (108). Облик заказчиков (108). Типы зданий
и их особенности (109). Изменение структуры и функций храма (110). Суздаль-
ский собор (НО). Георгиевский собор (110). Церковь Воздвиженья на Торгу
во Владимире (111). Собор и городская площадь (111). Развитие художествен-
ных вкусов (111). Эволюция убранства здания (112). Связь с приемами XII в.
(113 ). Изменение содержания и характера декоративной резьбы (113). Врата
Суздальского собора (114). Выводы (115).
2. Сведения о технических приемах (115). Фундаменты (115). Кладка стен и
материалы (116). Кирпич и растворы (117). Замысел и его коррективы (118).
552
Майоликовые полы (118). Связь с техническими приемами XII в. (119).
Количество артелей зодчих (119). Строительство князя Константина (119).
Мастера князей Георгия и Святослава (120). Их социальное положение (121).
3. Местные скульпторы (121). Болгарская легенда (121). Версия о «князе-
мастере» Святославе (121). Связь пластики XIII в. с резьбой XII в. (122). Ее
отличия (122). «Образцы» и аналогии, их смысл (122). Переработка мотивов и
русские «образцы» (123). Сложение новой системы убранства здания и ее связь
с русским искусством (124). «Проект» убранства (124). Георгиевский собор и
«хытрец» Авдий (125). Живопись и прикладное искусство (125).
СТРОИТЕЛЬСТВО КОНЦА XIII —НАЧАЛА XIV ВЕКОВ
VII. Монгольское завоевание и судьба владимирского наследия.............129
1. Захват монголами Владимирской земли (129).
2. Мнения о гибельности монгольского разорения для развития архитекту-
ры (130). Сведения о строительстве и мастерах во второй половине XIII в. (131).
3. Задачи и трудности исследования зодчества Северо-Восточной Руси XIII—
XV вв. (132).
VIII. Строительство в Тверском княжестве конца XIII в.— начала XIV вв. . 135
1. Начало Твери (135). Тверское княжество (136).
2. Спасо-Преображенский собор (137). Данные источников (137). Приделы (138).
Убранство (138). Роспись (139). Позднейшие сведения (139). Изображение
собора на иконе Михаила и Ксении (140). Черты владимирской традиции (141).
Композиция (141). Вопрос о резном камне (142).
3. Княжеский двор (143). Афанасиевский монастырь (144). Церковь Михаила-
архангела (145).
Церковь Федора (145).
5. Подъем культуры в Твери (146). Мастера (147). Добыча'камня (147). Увод ма-
стеров в Москву (149).
IX. Строительство Москвы первой половины XIV в..........................149
1. Начало Москвы (149). Крепость XII—XIII вв. (149). Деревянные храмы (150).
Легенда о первом каменном храме Данилова монастыря (150).
2. Успенский собор (152). Его «образец» — Георгиевский собор в Юрьеве-
Польском (152). Композиция здания (153). Вопрос о ого верхе (154). Роль
тверских зодчих (157). ’
3. Остальные постройки Кремля: церковь Ивана Лествичника (157). Спас на
Бору (158), его притвор и «застенок» (159). Фрагменты резьбы (161). Архангель-
ский собор (161). Убранство храмов (162). Последовательность построек (162).
Собор Богоявленского монастыря «за торжищем» (163).
4. Московская крепость (164). Пожары (164). «Град дубов» (165). Связь крепо-
сти и архитектурного ансамбля (166). Вопрос о галицко-волынских традициях
(167).
5. Сравнение с Тверью (169). Традиции и роль деревянного зодчества (170).
Выводы (177).
СТРОИТЕЛЬСТВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIV ВЕКА
X. Московский кремль и строительство в Москве..........................175
1. Исторические условия (175). Постройка белокаменного кремля (176). Ре-
конструкция его плана (176). Характер стен и башен (179).
553
2. Кольцо монастырей Москвы (180). Укрепления Переславля-Залесского и
Серпухова (180).
3. Каменные здания: собор и трапезная Чудова монастыря (181) их роль в ан-
самбле (183). Деревянная застройка и дворец (183). Письмо Епифания Пре-
мудрого (184). Начало постройки собора Симонова монастыря (185).
Л1. Строительство в Коломне и Серпухове.......................................187
1. Значение Коломны (187). Сведения о постройках (188). Описание их Пав-
лом Алеппским (188).
2. Воскресенская церковь (189). Дата (189). Подклет (189). Размеры (191).
Археологические разведки (191). Данные писцовых книг (199). Связь с хоро-
мами (193). Великокняжеское место (193). Внешний облик (194).
3. Успенский собор (194). Источники и дата (194). Существующее здание (195).
Археологические разведки (196). Описание собора Павлом Алеппским (199).
Данные писцовой книги (200). План (200). Подклет и «степени» (200). Нартекс
и хоры (201). Трехглавие (201). Композиция верха (203).
4. Сведения о других постройках: церковь Спаса за торгом (203)\ церковь на
Городище под Коломной (204), собор Голутвина монастыря (205).
5. Данные о строительстве в Серпухове: Владычный монастырь (206). Высоц-
кий монастырь (206). Деревянный Троицкий собор в Серпухове (207).
XII. Строительство в Нижнем Новгороде.........................................208
1. Возобновление храмов XIII в. (208). Данные раскопок собора Михаила-
архангела (208). Фундамент северной стены (208). Растворы (209). Раскоп у се-
верного притвора (209). Алтарная часть (211). Резной киот (212). Фрески (212).
Пол из резного кирпича (212). Разрушение памятника (213).
2. Попытка сооружения каменного кремля (213). Церковь Николы «на бече-
ве» (215). Собор Благовещенского монастыря (215).
XIII. Деревянное зодчество XIV—XX вв..........................................217
Значение деревянного строительства (217). Связь Москвы с заволжским севе-
ром (218). Роль Ростовской епископии (218). Устюг-Великий (219). История
деревянного Успенского собора (219). Его композиция и масштабы (220). Изо-
бражения шатрового храма на иконе из с. Кривого (221). Сведения о «великих»
храмах на Севере (222). Их связь с народным зодчеством (223). Путе-
t шествия монахов и перенос архитектурного опыта (223). Ростовские выходцы
в истории XIV в. (224). Строительство Стефана Пермского (224). Влияние де-
рева на камень (225). Мастера (225). Широкое и раннее распространение ша-
тровых храмов в центральной Руси (225). «Повесть о Плаве» (226). Выводы (227).
XIV. Общая характеристика строительства второй половины XIV в.................228
1. Объем строительства (228). Опыт расчета постройки Московского крем-
ля (229). Исходные данные (229). Ломка камня (230). Транспорт (231). Строи-
тельство (232). Выводы (233). Данные о крепости Звенигорода (233). Масте-
ра (234).
2. Традиции (234). Ансамбль Кремля (234). Роль церкви (236). Роль архитекту-
ры в освободительной борьбе (237).
3. Концепция А. И. Некрасова (237). Роль владимирского наследия (237).
Камень (238). Растворы (238). Типы зданий (238). Эволюция крестовокупольного
храма (239). Сравнение Троицкого собора в Пскове с Успенским собором Ко-
ломны (241). Выводы (242}.
554
СТРОИТЕЛЬСТВО В МОСКОВСКОМ КНЯЖЕСТВЕ
КОНЦА XIV — НАЧАЛА XV ВЕКОВ
XV. Церковь Благовещения, в Московском кремле.........................245
1. Дата постройки (245). Ее последующая судьба (245). Вопрос о сохранении
частей XIV в. в существующем здании собора (246).
2. Белокаменный подклет собора (246). Кладка (246). Конструкция (247).
Использование подклета в постройке 1484—1489 гг. (250). Детали обработки
интерьера (251). Вопрос о внешнем облике и верхе храма (252).
XVI. Церковь Рождества в Московском кремле............................853
1. Дата и обстоятельства постройки (253). Ее последующая судьба (253). Сохра-
нение нижней части древнего здания (254). Его оценка в литературе (255).
2. Кладка (255). Позднейшие искажения (255). Хоры и лестница на них (256).
«Затвор» и его назначение (257). Особенности обработки интерьера (257). Внеш-
нее оформление (261).
XVII. Сведения о других белокаменных зданиях Москвы конца XIV — первой
половины XV вв..................... 264
Достройка церкви Вознесенского монастыря в Кремле (264). Завершение собора
Симонова монастыря (265). Собор Чудова монастыря (265). Другие постройки:
церковь на дворе Ховриных, церковь Козьмы и Демьяна, церковь Введения
у Никольских ворот, церковь Богоявления, церковь Иоанна Предтечи у Бо-
ровицких ворот, церковь Георгия за Неглинной (266).
XVIII. Никольский собор в Можайске.......................................267
1. Данные источников (267). Рисунок 1841 г. (268). Перестройка 1849 г. (268).
Детали (268).
2. Чертеж Машихина и его анализ (272).
3. Подклет (277). Сохранение древних частей (278).
XIX. Церковь Иоакима и Анны в Можайске ... . ..............279
1. Данные источников (279). Разрушение памятника и пристройка «приде-
ла» (280).
2. Сохранившаяся белокаменная стена (282). Кладка (283). Фасад (283). Вну-
тренняя поверхность стены (284). Данные разведки (284). Реконструкция пла-
на (287). Вопрос об общем облике здания (287).
3. Можайск в XIV—XV вв. (287). Датировка Никольского собора (287) и церкви
Иоакима и Анны (289).
XX. Успенский собор в Звенигороде........................................290
1. Юрий звенигородский и его строительство (290).
2. Дата (291). Изучение (291). Сведения о дворце (291). Внешний облик (291).
Интерьер (292). Верх храма (293). Особенности композиции (294). Детали убран-
ства (297).
XXI. Собор Саввина-Сторожевского монастыря...............................299
1. Основание монастыря (299). Дата собора (299). Позднейшие изменения (300).
Изучение (300).
555
2. План (300). Внешний облик (300). Верх храма (304). Особенности компози-
ции (306). Интерьер (306).
XXII. Строительство Ростовской епископии в начале XV в.......................&07
Сведения о постройках конца XIV в. (307). Восстановление Успенского собо-
ра (307). «Сосудохранительница» и лестница (308). Церковь на Дорогомилове
в Москве (309).
XXIII. Собор Троице-Сергиева монастыря и церковь села Каменского . . . 311
1. Деревянные храмы монастыря (311). Постройка каменного собора (311).
Позднейшие изменения (312). Изучение (312).
2. Внешний облик и интерьер (312). Верх храма (313). Западный фасад (314).
Особенности интерьера (318). Противоречивость архитектурного решения (320).
3. Церковь в селе Каменском (321). Изучение (321). Характеристика памят-
ника (321). Вопрос об его верхе (323). Датировка (324).
XXIV. Собор Андроникова монастыря........................................... 325
1. Датировка (325). Данные жития Сергия о причастности к строительству
собора гостя Ермолы (326).
2. Характеристика памятника (330). Особенности композиции (337).
XXV. Общая характеристика строительства в Московском княжестве XIV—
XV вв................................................................... 338
1. Исторические условия (338). Борьба с Тверью (339). Нижегородское и Ря-
занское княжества (339). Ростовская епископия (339). Значение Москвы (339).
2. Литература: «Задонщина» (370)-, «Слово о житии» Дмитрия Донского (340)\
«Сказание о Мамаевом побоище» (341). Летописание (341).
3. Значение владимирского наследия (342). Отношение к Владимиру (342).
4. Камень и техника кладки (343). Ее особенности (343). Связи (345). Покры-
тие (345)', «Образец» и модуль (345).
5. Владимирские «образцы» и их развитие в церкви Рождества и других па-
мятниках (346). Резной убор (349). Роль церковников — выходцев из древних
городов Владимирской земли (350). Мотивы владимирской резьбы в миниатюре
и мелкой пластике XIV—XV вв. (351).
6. Общие черты эволюции московского зодчества XIV—XV вв. (352). Здание и
ландшафт (354). Композиция храма (354). Идейный смысл строительства (355).
Индивидуальность образов (355). Успенский собор в Звенигороде (355). Со-
боры Саввина и Троице-Сергиева монастырей (355). Владимирская традиция
и устойчивость типа (356). Собор Андроникова монастыря (357). Изменения
интерьера и их исторический смысл (358). Исчезновение хор и развитие иконо-
стаса (358).
7. Общность эволюции зодчества и литературы (360). Роль «хождений» (361).
Архитектура и живопись (361). Андрей Рублев как участник строительства (362).
Миниатюра псалтири 1424 г. (363). Роль заказчиков (364).
8. Мастера (364). Эволюция строительной корпорации (365).
9. Падение византийского авторитета (366). Балканские выходцы (367). Во-
прос о «югославянском влиянии» (367). Общность путей развития архитекту-
ры (368). Архитектурные детали (369). Самостоятельность русской архитек-
туры (370).
556
СТРОИТЕЛЬСТВО В ТВЕРСКОМ КНЯЖЕСТВЕ
КОНЦА XIV ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XV ВЕКА
XXVI. Строительство в Старице...........................................&&
1. Старицкое городище (373). Сведения о каменных постройках (374). Поздней-
шая история города и его памятников (376).
2. Раскопки 1903 г. (376). Состояние руин (377). Сохранившиеся части Архан-
гельского собора (379). Алтарь и алтарная преграда (379). Полы (380). Северная
стена (382). Техника кладки (383). Камень из более раннего здания (385). Общая
характеристика собора (386).
3. Церковь Николы (387). Находки (389).
XXVII. Обстройка Тверского кремля.......................................390
1. Укрепления кремля (390). Вопрос о каменном дворце (390).
2. Панорама кремля на иконе Михаила и Ксении (391). Дата иконы (391). Укре-
пления (392). Колокольня и ее значение (393). Церковь Ивана Милостивого (394).
Дворец (394). Дворцовые деревянные церкви (395). Постройка белокаменных
храмов (396).
3. Укрепление Федоровского монастыря — княжеского замка (397). Построй-
ки посада (397). Собор Желтикова монастыря (398).
XXVIII. Церковь в Городне...............................................399
1. Городня — Вертязин (399). Сведения об укреплениях (399). Дата каменной
церкви (400). Изучение (401).
2. Общие данные о памятнике (401). Техника кладки (402). Подклет (402). Верх-
ний храм (403). Апсиды (404). Угловые комары-кладовые (404). Система сво-
дов (405). Вопрос о верхе храма (406). Изобразительные источники (408). За-
мечания о конструкции церкви Ивана Милостивого (409). Рисунок А. Мейер-
берга и реконструкция А. Потапова (409). Обработка окон (410). Порталы (411).
Общая характеристика памятника и аналогии (412).
XXIX. Общая характеристика строительства в Тверском княжестве XIV—
XV вв...............................................................41^
1. Владимирское наследие (415). Данные мелкой пластики (415).
2. Литературам зодчество (417). Кирилл тверской и Епифаний Премудрый (417).
«Слово» инока Фомы (418). Его взгляды па архитектуру (418). «Повесть о Пла-
ве» (419). Обращение строителей к литературным источникам (420). Миниатю-
ры тверского Амартола и постройки XV в. (420). Сербские аналогии (420).
3. Эволюция тверского зодчества (422). Техника кладки (423). Связи тверского
и московского зодчества (423).
4. Мастера (425). Горододельцы (425). Причины отставания тверского зодче-
ства (425).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 429
1. Общие замечания (429).
2. Объем и летопись владимиро-суздальского зодчества (429). Связь его с обще-
ственной жизнью (431).Этапы его развития (431) и его особенности (434). Отли-
чия от романского зодчества (435) и пластики (436). Значение владимирского
наследия (436).
557
3. Представление о упадке архитектуры в XIII—XV вв. и его основание (437).
Сохранение строительных кадров (438). Тверское зодчество XIII—XIV вв. (438),
Московское зодчество времени Калиты (439). Владимирская и галицкая тради-
ции (440). Строительство времени Дмитрия Донского, его объем и связь с осво-
бодительной борьбой (440). Строительство в Твери и Нижнем Новгороде (442).
Московское зодчество XIV—XV вв. , его объем и эволюция (443). Конец тверско-
го зодчества (444). «Югославянское влияние» (446). Выводы (447).
4. Наследие XII—XV вв. (447). Интерес к истории и памятникам Владимир-
ской Руси (448). Архитектурная традиция и ее смысл (448). Владимирские
архитектурные приемы и детали в зодчестве XVI—XVII вв. (449). Владимир-
ская пластика и монументальные майоликовые рельефы Дмитрова и Старицы
(451). Полихромия в архитектуре XVI в. (453). Ростовский «кремль» и вла-
димирская традиция (454). Развитие приемов XIV—XV вв. (456). Орнаменталь-
ные пояса (460). Наследие XIV—XV вв. и шатровое зодчество (461).
ПРИЛОЖЕНИЯ
1. Храмозданная грамота 1783 г. на перестройку церкви Георгия во Влади-
мире 465
2. Контракт 1783 г. на перестройку церкви Георгия во Владимире. 466
3. А. В. Столетов. Отчет об археологических наблюдениях при производстве
раскопов в полу владимирского Успенского собора при устройстве калорифер-
ных каналов в 1951 г..................................................... 466
4. Раскопки и восстановление придела-храма св. Леонтия в ростовском Успен-
ском соборе в 1884 г................................................... 471
5. О дате ростовского Успенского собора........................ 474
6. Н. А. Артлебен и Д. А. Корицкий. Пояснительная записка к проекту возоб-
новления в древнем виде церкви Рождества пресвятой богородицы при Влади-
мирском архиерейском доме ............................................... 475
Примечания................................................................483
Сокращения................................................................542
Перечень иллюстраций....................................................346
Николай Николаевич Воронин.
ЗОДЧЕСТВО СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ РУСИ
XII—XV ВЕКОВ
Том II (XIII—XV столетия)
*
Утверждено к печати Институтом археологии
Академии наук СССР
*
Редактор издательства В. В. К о с т о ч к и н.
Контрольный редактор I и II томов
С. Т. П о по в а
Технические редакторы
А. А. Киселева, Ю. В. Р ылина
Художник В. В. Ашм аро в
Корректоры Н. Г. Сисекина, Н. Я. Маркович
*
РИСО 97—87В. Сдано в набор 19/Х 1961 г.
Подписано к печати 15/VI 1962 г. Формат 84 X 108’/i6
Печ. л. 35 + 12 вкл. Усл. печ. л. 57,5 + 12 вкл.
Уч.-издат. л. 43,8 (42,7 + 1,1). Тираж 2500 э«3.
Т-06863. Издат. № 35. Тип. зак. 47
Цена 2 р. 90 к.
Издательство Академии наук СССР
Москва, Б-62, Подсосенский пер., 21
2-я типография Издательства АН СССР
Москва, Г-99, Шубинский пер., 10
ОПЕЧАТКИ И ИСПРАВЛЕНИЯ
Стр. Строка Напечатано Должно быть
80 2 СВ. КТО ЧТО
102 3 СН. необычную не обычную
178 16 СВ. Южная «приступная» Восточная «приступная»
185 8 св. чко яко
208 1 СН. к главе II к главе XII
375 3 св. 1386 1396
383 4 сн. южной северной
418 5 сн. одного оного
419 12 св. преподобным преподобный
421 7 сн, глав главы
466 2 св. на перестройку церкви контракт 1783 г. контракт 1783 г. на перестройку церкви
548 22 сн. Нижнегородского Н ижегородского
551 3 св. 1213 1212
552 5 св. храма [52] храма [5/]
Воронин, том 11