Американская внешнеполитическая мысль. Критический обзор организации, методов и содержания буржуазных исследований в США по вопросам международных отношений и внешней политики - Петровский В.Ф.

ГЛАВА I. ПОЛИТИКО-АКАДЕМИЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС
2. Правительственная линия и средства её осуществления
3. Проводники монополистических интересов
4. Научно-исследовательские центры комплекса
5. Координация научной деятельности и подчинение её политическим целям
ГЛАВА II. ОСНОВНЫЕ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ СХЕМЫ
2. Традиционалистское направление. Постулаты «политического реализма»
5. Кризис «грандиозного экспериментирования» и выдвижение островных теорий
ГЛАВА III. ВЕДУЩИЕ КОНЦЕПЦИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИИ И ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ
2. Отличительные черты современных концепций
3. Оценка соотношения сил и перспектив мироустройства
4. Обоснование претензий на американское лидерство
5. Выбор плацдармов и средств глобального противоборства
6. Поворот в сторону мирного сосуществования
Автор: Петровский В.Ф.
Теги: международные отношения внешняя политика сша
Год: 1976
Похожие
История международных отношений и внешней политики России
История международных отношений и внешней политики СССР. Том 2. 1945-1970
История международных отношений и внешней политики СССР. Том 3. 1970-1987
Американская внешняя политика от Трумэна до наших дней
Текст
                    В. Ф. ПЕТРОВСКИЙ
АМЕРИКАНСКАЯ
ВНЕШНЕ-
ПОЛИТИЧЕСКАЯ
МЫСЛЬ
КРИТИЧЕСКИЙ ОБЗОР
ОРГАНИЗАЦИИ, МЕТОДОВ
И СОДЕРЖАНИЯ БУРЖУАЗНЫХ
ИССЛЕДОВАНИЙ В США
ПО ВОПРОСАМ
МЕЖДУНАРОДНЫХ
ОТНОШЕНИЙ
И ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ
Издательство
«Международные отношения»
Москва 1976

Петровский В. Ф.
ПЗО Американская внешнеполитическая мысль. Кри-
тический обзор организации, методов и содержания
буржуазных исследований в США по вопросам
международных отношений и внешней политики.
М., «Междунар. отношения», 1976.
336 с.
В книге прослеживается эволюция внешнеполитической мысли
США, показывается, как правящие круги мобилизуют для нужд внеш-
ней политики интеллектуальный потенциал страны. Автор дает крити-
ческий разбор новейших теорий американских ученых и характеризует
их взгляды на мирное сосуществование, разрядку напряженности, со-
трудничество между Востоком и Западом и др.
Работа написана на основе многочисленных зарубежных и совет-
ских источников и содержит большой фактический материал.
П Ш05-°41 7-76 32И
003(01)—76
1(6) Издательство «Международные отношения», 1976 г.

ВВЕДЕНИЕ
Разрядка напряженности в наши дни — ведущая тен-
денция развития обстановки в мире. В практике между-
народных отношений все больше утверждается принцип
мирного сосуществования государств с различным обще-
ственным строем. Ослабление напряженности создает
благоприятные условия для упрочения мира и развития
международного сотрудничества, для обеспечения свобо-
ды и независимости народов.
Органическую, причем весьма существенную часть
широкого процесса оздоровления международной атмо-
сферы составляет улучшение советско-американских от-
ношений. «Решающее значение для ослабления угрозы
новой мировой войны и укрепления мира,— отметил на
XXV съезде КПСС Генеральный секретарь ЦК КПСС
Л. И. Брежнев,— имел, конечно, поворот к лучшему в на-
ших отношениях с крупнейшей державой капиталистиче-
ского мира — Соединенными Штатами Америки»1.
Дальнейшая перестройка советско-американских от-
ношений в соответствии с выдвинутой в Отчетном докла-
де ЦК КПСС и принятой на XXV съезде внешнеполити-
ческой программой выдвигает на первый план сложные
задачи по преодолению всех наслоений, оставшихся в
наследство от периода «холодной войны», и придает ис-
ключительную важность критическому осмысливанию ос-
новных процессов, происходящих во внешнеполитическом
мышлении США.
Этой цели и посвящена данная книга. Критический
обзор американской теоретической мысли в области
международных отношений и внешней политики предпо-
лагает комплексный анализ широкого круга вопросов,
охватывающих как организацию, так и содержание про-
водимых в США исследований.
Такой подход позволяет составить более рельефное
и цельное представление о современной внешнеполити-
ческой мысли США, глубже раскрыть ее классовую при-
роду и практическую направленность, разобраться в ме-
3

ханизме, приводящем в движение теоретические искания
американских буржуазных исследователей.
Фокусирование внимания на теоретико-концепту-
альных аспектах не только не исключает, а, напротив, де-
лает настоятельно необходимым исторический подход.
Обращение к истории, равно как и к политической дей-
ствительности сегодняшнего дня, дает возможность по-
нять глубинные причины, определяющие эволюцию или
трансформацию прежних и появление новых теорий и
концепций, имеющих значение в процессе формирования
внешней политики США.
Эволюция буржуазной внешнеполитической мысли
США является составной частью общего процесса при-
способления стратегической линии американского импе-
риализма в национальном и международном планах к
новому соотношению сил. Перемены в мире в пользу со-
циализма, стремительный рост политического, экономи-
ческого и военного могущества Советского государства и
социалистического содружества в целом, углубление об-
щего кризиса капиталистической системы и нарастание
трудностей в самих США ставят правящие круги этой
страны перед необходимостью пересмотра послевоенных
внешнеполитических установок и изыскания новых, наи-
более эффективных путей и средств обеспечения внешне-
политических интересов США, внесения определенных
корректив в сложившиеся представления о развитии
международных отношений, о пределах возможного и
допустимого в своей внешней политике. Особое значение,
придаваемое в этой связи совершенствованию американ-
скими учеными теоретического арсенала внешней поли-
тики, объясняется той двуединой ролью, которая отво-
дится различного рода теориям и концепциям и которая
состоит в том, чтобы намечать ориентиры для творцов и
проводников внешней политики США и обеспечивать со-
ответствующее пропагандистское прикрытие.
Огромное количество внешнеполитических исследова-
ний, проводимых в США, к тому же далеко не равноцен-
ных по своему значению, заставляет ограничить их рас-
смотрение определенными рамками.
При определении хронологических рамок основным
критерием является выбор того периода, когда заклады-
вались основы современных теорий международных от-
ношений и концепций внешней политики. Для разработ-
ки методологии таким периодом явились вторая полови-
4

на 40-х — 50-е годы, отмеченные появлением основных,
фундаментальных исследований как традиционалистско-
го, так и модернистского толка, в то время как последую-
щие годы характеризовались лишь дальнейшим усовер-
шенствованием созданных в этот период общих подходов
к теории международных отношений. Нынешние же
внешнеполитические концепции выкристаллизовались на
рубеже 70-х годов, когда под воздействием решающих
сдвигов в соотношении сил в США была предпринята
мучительная переоценка многих концепций и взглядов
периода «холодной войны». При этом особо учитывается
то исключительное влияние, которое оказывают на раз-
витие современного внешнеполитического мышления
США поворот в советско-американских отношениях от
«холодной войны» к мирному сосуществованию, от напря-
женности, угрожавшей взрывом, к разрядке и сотрудни-
честву, происходящая вокруг этих вопросов острая поли-
тическая борьба. Несомненно, эта переоценка распро-
странилась и на область теоретических исследований
международных отношений, породив новые взаимосвязи
науки и практики, нашедшие свое отражение в политико-
идеологических концепциях Вашингтона.
Что касается выбора работ американских авторов, то
первостепенное значение придается тому, насколько
влиятельными, с точки зрения развития теории и практи-
ки, являются эти авторы, насколько полно они представ-
ляют ту или иную тенденцию во внешнеполитическом
мышлении США. Главное внимание обращается на те
работы, которые определяют основное направление эво-
люции внешнеполитического мышления, если не во всем
совпадающее, то во всяком случае часто пролегающее
параллельно официальному внешнеполитическому курсу
США. В то же время следует учитывать необходимость
дифференцированного подхода к отдельным направлени-
ям и течениям современных внешнеполитических иссле-
дований, поскольку их развитие за последние годы озна-
меновалось ростом методологических и теоретических
противоречий, усилением борьбы школ и направлений,
ростом политической дифференциации их представите-
лей, отражающей во многом различные интересы отдель-
ных групп буржуазии, а также некоторые специфические
интересы промежуточных слоев.
Весьма произвольное обращение американских авто-
ров с такими понятиями, как доктрина, теория и концеп-
5

ция, делает необходимым строгое разграничение между
ними. Под доктриной в данной работе имеются в виду,
как правило, официально сформулированные универ-
сальные руководящие принципы внешней политики, под
теорией — система основополагающих идей, главным об-
разом философско-методологического характера, под
концепцией — совокупность взглядов на те или иные
конкретные внешнеполитические явления, их понимание
и толкование. Хотя такое разграничение и имеет несколь-
ко условный характер, оно, тем не менее, необходимо
для более четкого уяснения компонентов, составляющих
в совокупности внешнеполитическое мышление США, их
взаимодействие друг с другом.
В то же время соблюдение четко очерченных граней
между теориями и концепциями требует рассмотрения
отдельных понятий (сила, баланс сил, устрашение, инте-
грация, взаимозависимость и т. д.) в двояком качестве:
как философско-методологических категорий и как поли-
тико-идеологических концепций.
Теоретической и методологической канвой исследова-
ния американских внешнеполитических конструкций слу-
жат положения диалектического и исторического мате-
риализма, работы К. Маркса и Ф. Энгельса, труды
В. И. Ленина по важнейшим теоретическим и практиче-
ским вопросам внешней политики.
Основные партийные документы: решения съездов
партии и постановления Пленумов ЦК, Программа
КПСС, документы международных совещаний коммуни-
стических и рабочих партий — являются одновременно и
методологическим, и документальным материалом не
только для понимания существа проводимой партией
политики, направленной на упрочение всеобщего мира,
обеспечение права народов на свободу, независимость и
социальный прогресс, но и для критического исследова-
ния внешнеполитических теорий и концепций, для оценки
стратегии и тактики внешней политики США.
Марксистско-ленинский метод анализа буржуазных
политических учений, объединяющий в себе классовую
партийность, глубокую научность и практическую целе-
направленность, служит ключом для оценок американ-
ских теорий международных отношений и концепций
внешней политики. Разобраться в сложном лабиринте
теоретических построений буржуазной науки неизменно
помогает известное ленинское высказывание относитель-
6

но классового подхода: «Когда не сразу видно, какие
политические или социальные группы, силы, величины
отстаивают известные предложения, меры и т. п., следует
всегда ставить вопрос: „Кому выгодно?"»2.
В исследовании внешней политики США, уяснении
роли и места крупного бизнеса, правительственного ап-
парата и научных исследовательских центров, в понима-
нии сущности доктрин, теорий и концепций отправными
точками служат труды видных советских ученых-между-
народников Г А. Арбатова и Н. Н. Иноземцева, а также
В. И. Гантмана, Анат. А. Громыко, Бор. Дмитриева,
Д. В. Ермоленко, В. В. Журкина, А. Каренина, В. В. Кор-
тунова, А. Е. Куниной, Ю. М. Мельникова, Б. И. Маруш-
кина, Ю. А. Шведкова, Д. Г. Томашевского, Г. А. Тро-
фименко, В. Г. Трухановского, А. Н. Яковлева,
Н. Н. Яковлева и др., равно как и коллективные моно-
графии («Американская историография внешней полити-
ки США», «Движущие силы внешней политики США»,
«Доктрина Никсона», «Международные конфликты»,
«США: внешнеполитический механизм. Организация,
функции, управление»).
Работы советских исследователей помогают найти
нужный научный подход к анализу тех или иных процес-
сов во внешнеполитическом мышлении США и во многом
способствуют созданию до сих пор отсутствовавшей в
нашей литературе общей картины изысканий американ-
ской политической науки в области международных от-
ношений и внешней политики.
Настоящая книга не претендует на то, чтобы предста-
вить эти процессы во всей полноте. Она ставит более
ограниченную задачу: попытаться с марксистско-ленин-
ских позиций критически проанализировать организацию,
методы и содержание внешнеполитических исследований,
проводимых в США, выявить их роль в практиче-
ской сфере, оценить наиболее влиятельные теории и кон-
цепции в контексте противоборства сил по главному во-
просу современности — вопросу о войне и мире.

ГЛАВА I
ПОЛИТИКО-АКАДЕМИЧЕСКИЙ
КОМПЛЕКС
Усложнение внутриполитических и внешнеполитиче-
ских проблем и связанного с этим процесса принятия ре-
шений поставило правящие круги США перед необходи-
мостью привлечения науки к практической деятельности
в целях изыскания новых, более эффективных методов и
средств осуществления внешнеполитического курса.
Практика использования науки для внешнеполити-
ческих нужд США не нова. Она восходит еще к началу
30-х годов — к периоду прихода к власти президента
Ф. Рузвельта, когда произошло первое вторжение рож-
денных наукой идей и самих ученых в деятельность госу-
дарственного аппарата. Новым в 70-е годы оказалось
другое: характер и масштабы использования науки в
практической сфере внешней политики. Связи между
правительством и наукой принимают за последнее время
в США настолько глубинный, многосторонний и долго-
временный характер, что по существу идет процесс сра-
щивания, складывается тесный союз правительственного
аппарата, крупного бизнеса и науки.
Этот альянс называют по-разному. В научных кругах
его именуют политико-академическим комплексом, в
официальных документах — партнерством.
Важно отметить, что союз правительства, бизнеса и
науки признается представителями и официальных, и оп-
позиционных кругов США как новое, существенно значи-
мое явление в социально-политической структуре США,
и в частности в системе формирования и проведения
внешней политики.
Суть этого явления сводится к попыткам государства
использовать с максимальной эффективностью научный
потенциал страны в интересах господствующего класса
США. Вследствие социально-экономического устройства
8

США как капиталистического государства субъектом в
этом процессе выступают не только правительственные
органы и научные учреждения, но и различные организа-
ции бизнеса. Выдвигая задачу установления между нау-
кой и практикой отношений нового партнерства, прези-
дент США в своем послании конгрессу о развитии науки
и техники 16 марта 1972 г. разъяснил, что речь идет о
таком партнерстве, которое «объединило бы усилия как
федерального правительства, частных предпринимате-
лей, властей штатов и местных властей, так и наших уни-
верситетов и исследовательских центров ради координи-
рования их усилий и сотрудничества на поприще служе-
ния национальным интересам страны».
Что касается названий, употребляемых для обозначе-
ния системы взаимоотношений правительства, бизнеса
и науки ■— «партнерство» и «политико-академический
комплекс»,— то при известной смысловой ограниченности
(отсутствует прямая ссылка на деловые круги, являю-
щиеся неотъемлемым компонентом этого комплекса) по-
нятие «политико-академический комплекс» все же более
точно передает существо рассматриваемого явления,
подводит к правильному пониманию его места и роли в
политической структуре США.
Понятие «партнерство практики и науки» ограничи-
вается лишь указанием на распределение ролей между
партнерами. Согласно этому взгляду, от науки ожидает-
ся теоретическое осмысливание происходящих процессов
и подготовка на основе этого конкретных рекомендаций,
от правительства — определение направлений научных
исследований, выбор наиболее подходящих рекоменда-
ций и претворение их в практической политике государ-
ства. «Каждый из партнеров в этом содружестве — гово-
рится в уже упоминавшемся послании президента, —
должен выполнять ту роль, которую может играть наи-
более успешно: каждый должен уважать и дополнять
единственные в своем роде способности других партне-
ров». В принципе с этим можно согласиться. Однако од-
но обстоятельство вызывает возражение. Характеристика
взаимоотношений между правительством и наукой как
равными партнерами создает неверное представление об
их якобы одинаковом положении. На самом деле наука
выступает в зависимой роли — в лучшем случае в качест-
ве младшего партнера. Уж если употреблять образные
сравнения, то распределение ролей между наукой и пра-
9

вительством скорее напоминает отношения между ремес-
ленниками и оптовыми торговцами. Научные учреждения
выступают как поставщики товара на рынок идей. При-
обретение же того или иного товара и главное его прак-
тическое использование всецело зависят от воли, а иног-
да и прихоти покупателя — в данном случае правитель-
ственных органов США.
В понятии же «политико-академический комплекс»
акцент делается не только и не столько на распределение
ролей между наукой и правительством, сколько на веду-
щее положение политических органов, которым в силу
социального назначения империалистического государст-
ва предопределена роль своеобразного комитета по заве-
дованию делами монополистической буржуазии. Распо-
лагая многочисленными рычагами воздействия на акаде-
мический мир, правительство в рамках этого комплекса
фактически имеет возможность подчинять науку: не про-
сто покупать, а безраздельно присваивать плоды науки,
распоряжаясь на правах собственника этим в конце кон-
цов общенациональным достоянием в узкоклассовых, эго-
истических интересах.
«Правительство, — подчеркивает один из основопо-
ложников современной американской внешнеполитиче-
ской мысли Г Моргентау, — имеет в своем распоряжении
множество различных утонченных инструментов, с помо-
щью которых выковываются прочные связи со значитель-
ными сегментами мира интеллектуалов. Таким образом,
военно-промышленный комплекс, о котором говорил в
своем прощальном выступлении президент Д. Эйзенхау-
эр, дополняется академико-политическим комплексом, в
котором интересы правительства неразрывно переплете-
ны с интересами больших групп ученых. Эти связи имеют
как официальный, так и неофициальный характер, при-
чем последние наносят ущерб академической свободе,
поскольку сводятся к бессознательной адаптации интел-
лектуалов к неощутимому социальному и политическому
давлению» 1.
Признание Г Моргентау является убедительным сви-
детельством сугубо классового характера политико-ака-
демического комплекса, в рамках которого можно про-
следить, употребляя выражение В. И. Ленина, «государ-
ственную, затем общеэкономическую, затем бытовую и
всяческую иную зависимость современных образованных
людей от господствующей- буржуазии»2.
10

По аналогии с военно-промышленным комплексом
политико-академический комплекс предстает как новый
социальный феномен, порожденный развитием государ-
ственно-монополистического капитализма в США, как
организационное оформление линии правящих кругов
США, направленной на мобилизацию научного потенци-
ала для выработки проводимой правительством поли-
тики.
1. МЕХАНИЗМ ПРИНЯТИЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ
РЕШЕНИИ
Стержнем политико-академического комплекса в сфе-
ре исследований международных отношений являются
те правительственные органы, которые участвуют в про-
цессе принятия внешнеполитических решений.
Своеобразие процесса принятия решений в США за-
ключается в том, что правительство, и прежде всего пре-
зидент Соединенных Штатов как глава исполнитель-
ной власти, взвешивает и оценивает с общей классовой
точки зрения интересы не только монополистического
капитала в целом и его отдельных представителей, но и
других фракций господствующего класса, а отчасти и ос-
тальных слоев американского общества. На правитель-
ственном уровне завершается формирование внешнепо-
литической линии как процесса осознания господствую-
щим классом своих внешних интересов и разработки
соответствующих целей на основе оценки соотношения
сил на мировой арене и учета политики других госу-
дарств. Именно это классовое назначение правительства
предопределяет и его ключевое положение в политико-
академическом комплексе, и характер использования им
научного потенциала в практических нуждах.
Непрекращающееся совершенствование в США в пос-
левоенные годы механизма разработки и принятия внеш-
неполитических решений сопровождалось усилением та-
ких функций во внешнеполитической деятельности, осу-
ществление которых обусловливало повышенный спрос
на науку.
В механизме разработки и принятия внешнеполитиче-
ских решений важнейшей инстанцией является существу-
ющий с 1947 года Совет национальной безопасности
(СНБ), особое положение которого объясняется его бли-
зостью к президенту. В обязанности СНБ не входит при-
нятие решений — это прерогатива президента. Задача
11

совета — консультирование президента в связи с приня-
тием решений. В его функции входит также определение
и оценка целей в области внешней политики, рассмот-
рение широкого круга межведомственных проблем, свя-
занных с национальной безопасностью. СНБ является
тем органом, в котором на высшем уровне разрабатыва-
ются и формулируются основные направления внешней
политики как текущего характера, так и рассчитанные
на долговременный период, отвергаются или подвергают-
ся изменениям конкретные внешнеполитические концеп-
ции и позиции.
Неоднократная перестройка структуры и организации
работы СНБ, направленная на совершенствование взаи-
мосвязанных функций управления: координации, плани-
рования, информации и оценки результатов,— сопровож-
далась, в частности, попытками добиться этого за счет
привлечения научных идей и самих ученых к его деятель-
ности.
Предпринятые президентом Д. Ф. Кеннеди ликвида-
ция сложного механизма СНБ, созданного его предше-
ственниками, и замена его гибкой, чисто прагматической
системой выразились, в частности, в усилении набранно-
го главным образом из академической среды аппарата
Белого дома — так называемого малого государственно-
го департамента, возглавляемого М. Банди. Банди и его
помощники выдвигали для рассмотрения проблемы и
предлагали способы и пути, с помощью которых можно
было их решить; проводили документы через этап плани-
рования, осуществляли координацию и, наконец, следили
за проведением намеченной политики.
Одной из главных задач рационального управления
внешней политикой Д. Ф. Кеннеди считал преодоление
различий между теорией и практикой. С этой целью им
была установлена ответственность одного и того же уч-
реждения или лица как за планирование, так и за осу-
ществление политики.
Заложенные при Д. Ф. Кеннеди основы деятельности
СНБ по принятию внешнеполитических решений и свя-
занное с этим активное привлечение ученых к практиче-
ским делам внешней политики в основном оставались
неизменными и при преемнике Кеннеди — Л. Джонсоне,
хотя ряд видных ученых покинули аппарат Белого дома
ввиду несогласия в основном со стилем нового прези-
дента.
12

С приходом к власти в 1968 году республиканской
администрации была проведена дальнейшая реорганиза-
ция СНБ, имевшая целью улучшить выполнение главной
функции управления — принятие решений.
Во-первых, при Совете национальной безопасности с
помощью его аппарата и ряда межведомственных коми-
тетов были созданы своего рода фильтры, призванные
обеспечить такое положение, при котором на рассмотре-
ние президента попадали бы лишь самые важные и сроч-
ные вопросы. При этом обычные политические вопросы
рассматриваются в одном органе — группе анализа, кри-
зисные проблемы — в другом, в вашингтонской специаль-
ной группе действия. Для разработки ряда других важ-
нейших проблем, как, например, проблемы ограничения
стратегических вооружений, имеются специальные ко-
митеты.
Во-вторых, СНБ следит теперь за тем, чтобы посту-
пающие к президенту предложения носили по возможно-
сти более взвешенный, проработанный характер. Наибо-
лее эффективной считается процедура представления
различных вариантов решений, альтернатив с уточнени-
ем конкретных целей политики, необходимых для их
достижения средств и материальных затрат, из которых
может быть выбран один вариант или какая-то комбина-
ция вариантов, а также с оценкой возможных последст-
вий различных курсов действий. Предусматривается,
что обязательно должны быть отмечены особые мнения
и оговорки, возникшие в ходе обсуждения. Такой поря-
док, по мнению специалистов, открывает перед принима-
ющими решения лицами более широкий диапазон дейст-
вий и в какой-то мере предотвращает практику, когда
предложения теряют свою ценность из-за компромиссных
подходов различных ведомств.
В-третьих, установлены две разновидности официаль-
ных документов Совета национальной безопасности, с
помощью которых осуществляется руководство во внеш-
ней политике. Распоряжения министерствам и ведомст-
вам о разработке определенных проблем содержатся в
меморандумах об исследованиях в области националь-
ной безопасности, указания о политическом курсе, кото-
рый должны проводить все ведомства на том или ином
направлении, излагаются в меморандумах о решениях в
области национальной безопасности. Подготовка и рас-
пространение Советом национальной безопасности этих
13

документов закрепляет его центральную роль в формули-
ровании и проведений внешней политики.
В-четвертых, действуя по принципу разделения пла-
нирования и осуществления операций, СНБ стал обеспе-
чивать в то же время увязку планово-аналитической дея-
тельности с разработкой конкретных внешнеполитиче-
ских мероприятий. С этой целью совмещен ряд постов в
составе СНБ — в Высшей группе анализа и Комитете за-
местителей министров, обеспечивающих единообразное
и скоординированное осуществление принятых решений,
а межведомственные региональные группы СНБ получи-
ли смешанные функции планирования и проведения по-
литики.
Наконец, если раньше в СНБ относились к информа-
ции преимущественно как к сведениям о событиях, про-
исходящих в мире, то теперь информация стала рассмат-
риваться как информация для управления, другими сло-
вами, как сумма всех сведений, внешних и внутренних,
важных для принятия решений.
Став в 1968 году помощником президента по нацио-
нальной безопасности, Г. Киссинджер в качестве одного
из первых нововведений в СНБ создал при нем автомати-
зированную информационную систему. В нее закладыва-
ются не разрозненные информационные сведения, а оцен-
ки и предложения, вносимые по разным внешнеполити-
ческим проблемам различными министерствами и ведом-
ствами. При этом большое внимание уделяется проблеме
обратной информации, то есть информации о результа-
тах и последствиях внешнеполитических акций США.
Заметно изменился и сам облик СНБ. Во-первых,
если на первых порах его исполнительный секретарь был
незаметным государственным служащим, не имеющим
политических связей, то сейчас помощник президента по
делам национальной безопасности является одним из
наиболее авторитетных лиц в Вашингтоне. Во-вторых,
штат Совета национальной безопасности еще более раз-
росся: в 1948 году он состоял из 10 сотрудников, в
1953 — из 25, в 1961 — из 50, а сейчас насчитывает около
120 человек.
В своей практической работе аппарат СНБ часто при-
бегает к консультациям с представителями академиче-
ских кругов. Согласно бытующей в нем точке зрения,
научные разработки позволяют глубже прочертить воз-
можные варианты позиции США по наиболее крупным и
14

сложным вопросам, прежде чем подставлять на заклю-
чение президенту конкретные внешнеполитические реко-
мендации.
Централизация подготовки и принятия, решений в
рамках Совета национальной безопасности предъявляет
повышенные требования, в частности, к планово-анали-
тической и информационной работе всех других внешне-
политических ведомств, нацеливает их на максимальную
мобилизацию всех доступных резервов буржуазной нау-
ки международных отношений.
Важным планово-аналитическим звеном механизма
принятия внешнеполитических решений является глав-
ное дипломатическое ведомство США — государствен-
ный департамент. Входящий в его состав аппарат плани-
рования, насчитывающий сейчас немногим более 20 вы-
сокорангированных дипломатов, в своей практической
работе тесно связан с Советом национальной безопас-
ности.
Помимо выполнения непосредственных заданий Бе-
лого дома важная задача аппарата планирования состо-
ит в своевременном доведении до сведения государствен-
ного секретаря новых тенденций в развитии международ-
ной ситуации, в определении приоритетов американской
политики по районам и направлениям в рамках общих
доктринальных установок, уточнении целей и разработке
новых мероприятий с учетом изменившихся условий и
последствий предпринимаемых акций. Соответственно
аппарат планирования занимается составлением различ-
ных документов и материалов перспективного характера
(главным образом краткосрочных и среднесрочных про-
гнозов) , готовит проекты общеполитических выступлений
государственного секретаря и его заместителей, осуще-
ствляет общее руководство организацией планирования
внутри госдепартамента — в соответствующих террито-
риальных бюро и отделах.
Роль и значение аппарата планирования в системе
госдепартамента заметно возросли благодаря тому, что
впервые за время своего существования он получил воз-
можность непосредственно влиять на распределение вы-
деляемых государственному департаменту денежных
средств, исходя из практических нужд внешнеполитиче-
ских целей и задач США. Согласно нововведенной систе-
ме, известной под названием ПАРР (политический ана-
лиз и распределение ресурсов), ежегодно поступающие
15

из посольств документы, оценивающие интересы и цели
США в данной стране, складывающуюся в ней обстанов-
ку, а также возникающие при осуществлении этих целей
возможные угрозы и содержащие соответствующие пред-
ложения, сводятся в группе планирования воедино — в
одну общую систему, позволяющую лучше выявлять
реальные проблемы внешней политики США, устанавли-
вать для нее наиболее целесообразные приоритеты и рас-
пределять бюджетные ресурсы в соответствии с этими
приоритетами. Суть этой работы заключается в увязыва-
нии внешнеполитических мероприятий с оценкой их сто-
имости и эффективности. Речь идет о том, чтобы помочь
лучше ориентировать внешнеполитические мероприятия
по странам и районам, а также в глобальном масштабе,
что, в свою очередь, должно позволить точнее распреде-
лять выделяемые для этих нужд средства.
В результате периодического выявления и рассмот-
рения реальных и потенциальных вопросов, интересов и
приоритетов, равно как и распределения ресурсов в соот-
ветствии с этими интересами, оценка — процесс сужде-
ния об эффективности текущих мероприятий и про-
грамм — становится новым средством контроля за управ-
лением в распоряжении руководителей государственного
департамента.
Сотрудники аппарата планирования принимают ак-
тивное участие в различных межведомственных меропри-
ятиях по проблемам планирования внешней политики.
Их задачи в этой связи: обеспечение преемственности
новых решений с решениями, принятыми в прошлом;
приведение в соответствие планов, разрабатываемых в
госдепартаменте, с планами других учреждений. Про-
цесс планирования в госдепартаменте нередко напоми-
нает, по словам К- Дойча, сборочную линию решений,
которые являются компромиссом и в целом отвечают ин-
тересам большинства заинтересованных учреждений, но
далеко не обязательно соответствуют требованиям об-
становки5.
С момента своего возникновения аппарат планирова-
ния госдепартамента США тесным образом связан с
академическими кругами. В различное время его воз-
главляли Дж. Кеннан, П. Нитце, Р. Боуи, Д. Смит,
У. Ростоу, Г. Оуэн, имеющие репутацию крупных амери-
канских специалистов в области международных отно-
шений. Кроме того, в последнее время значительно рас-
16

ширена система консультаций с представителями акаде-
мического мира, которые имеют целью выявление новых
идей в отношении как самой политики, так и методоло-
гии анализа и прогнозирования в области международ-
ных отношений.
Осуществляемая в настоящее время реформа загра-
ничной службы США в части, касающейся планово-ана-
литических звеньев, направлена на то, чтобы еще больше
сблизить их с научными учреждениями и шире исполь-
зовать на практике знания и взгляды, которые имеются
в университетах, исследовательских центрах и предпри-
нимательских организациях. Иными словами, одна из це-
лей реформы состоит в том, чтобы влить в работу плано-
во-аналитических органов госдепартамента поток све-
жих мыслей и идей, рожденных за пределами прави-
тельственных учреждений.
В опубликованном в июне 1975 года докладе Комис-
сии конгресса по организации управления в области
внешней политики (под председательством Р. Мэрфи)
соответствующим ведомствам с целью улучшения внеш-
неполитического планирования рекомендуется шире опи-
раться на ресурсы и возможности научного мира, что
должно, в частности, заставить работников планирова-
ния периодически переоценивать собственные посылки,
относиться к ним более критически. Комиссия предлага-
ет также создать при госдепартаменте консультативный
комитет в составе привлекаемых со стороны ученых и
экспертов, которые должны помочь планирующему орга-
ну наблюдать за надвигающимися событиями, а также
за развитием методологии и средств планирования и
прогнозирования4.
В отличие от госдепартамента прогнозирование меж-
дународных отношений в Пентагоне, который является
центральным пультом управления американскими воору-
женными силами и военными ведомствами, ориентирова-
но в первую очередь на нужды долгосрочного планиро-
вания. Значительное место в работе занимающегося пла-
ново-аналитическими вопросами Управления по делам
международной безопасности отводится, в частности,
эпределению перспектив в области контроля над воору-
жениями. Показательно, что его деятельность в этом на-
правлении намного превосходит масштабы подобной дея-
тельности Агентства по разоружению и контролю над
вооружениями.
17

Характерной чертой формирования внешнеполитиче-
ской линии Пентагона является постоянная и острая
борьба за влияние между тремя входящими в министер-
ство обороны военными ведомствами. Последнее время,
видимо, некоторое превосходство получают ВМС, чему
способствуют как субъективный фактор (молодые, хоро-
шо подготовленные старшие офицеры и адмиралы), так
и внешне благоприятные для ВМС обстоятельства (ори-
ентация современной внешнеполитической доктрины на
повышенную роль ВМС в будущих конфликтах с участи-
ем обычных вооруженных сил и на усиление значения
подводного флота в общих рамках стратегических сил).
Весьма показательно, что министерство обороны вне
зависимости от того, какое военное ведомство имеет в
нем доминирующее влияние, всегда обеспечивает беспе-
ребойность движения на своеобразной магистрали меж-
ду Пентагоном и академическим миром, по которой от
военных идут заказы, а к ним — идеи и люди.
Задача по обеспечению правительственных учрежде-
ний необходимой информацией о возможностях и наме-
рениях стран, являющихся объектами политики, возло-
жена на стратегическую разведку США, главным орга-
ном которой является Центральное разведывательное
управление.
В своей информационной деятельности разведорганы
США руководствуются вполне определенной концепцией
стратегической разведки. В соответствии с ней стратеги-
ческая разведка призвана давать объективную внешне-
политическую информацию, которая представляет собой
сумму сведений о географических условиях данной стра-
ны, ее национальных особенностях, состоянии науки, тех-
ники, искусства, о характере социальной, политической
и экономической систем, о направлениях, в которых раз-
вивается политика этой страны.
III. Кент, теоретик и практический работник стратеги-
ческой разведки, чья книга «Стратегическая разведка
для американской мировой политики» практически явля-
ется руководством каждого работника информационной
службы разведки, считает, что разведка должна хорошо
знать те проблемы, которые интересуют государственных
деятелей. «Ее дело следить за тем, чтобы государствен-
ные деятели были в общем хорошо информированы. Раз-
ведчик должен стоять у них за спиной, имея в руках кни-
гу фактов, открытую на нужной странице, и привлекать
18

внимание руководителей к тем важным фактам, которые
могут остаться незамеченными»5. По мнению Кента,
если первая опасность — это отдаление разведки от по-
литики, то на второе место надо поставить опасность
чрезмерного сближения разведки и разработки полити-
ки, так как это неизбежно приведет к тому, что разведка
не сможет оставаться объективной в своих оценках.
Преимущество этой концепции американские авторы
усматривают в том, что следование ей в практической
деятельности усиливает роль разведки в предупреждении
надвигающихся опасностей в международных делах.
«Если разведчик,— пишет Р. Хилсмэн в книге «Страте-
гическая разведка и политические решения», — согласен
с принятым разделением обязанностей между разведкой,
отвечающей за добывание фактов, и соответствующими
органами госдепартамента, отвечающими за разработку
политических решений, тогда, по логике вещей, преду-
преждая о чем-либо государственных деятелей, он не мо-
жет ставить вопрос так, что если США не предпримут
таких-то шагов, то может произойти то-то и то-то. Он
должен всего-навсего сообщить о том, что ожидаются та-
кие-то события. Таким образом, если разведчик согласен
с принятым разделением сфер ответственности, он дол-
жен говорить о будущем как о неизбежном даже и в тех
случаях, когда на самом деле он думает иначе».
Как указывают американские авторы, этот основной
принцип стратегической разведки, разграничивающий
сферы разведки, с одной стороны, разработки и прове-
дения политики — с другой, остается в силе и по сей день.
Хотя американские авторы (Ш. Кент, Р. Хилсмэн, Дж.
Петти и др.) настоятельно подчеркивают, что физическое,
организационное и функциональное разграничение ин-
формационно-аналитической деятельности и определения
внешней политики не должно означать монопольного
права на выполнение функций предупреждения, оценки
и сбора информации, тем не менее, существующая орга-
низация так называемого разведывательного сообщества
США отводит решающую роль в этом ЦРУ.
Предпринятая в 1971 году реорганизация разведыва-
тельных служб США предоставила руководителю Цент-
рального разведывательного управления еще более ши-
рокие права в отношении всей американской разведыва-
тельной сети, как гражданской, так и военной. Директор
ЦРУ получает решающий голос в вопросах планирова-
19

ния, координации и оценки всех операций разведки. На
него по-прежнему возлагается руководство разведбюро,
реорганизованного таким образом, чтобы оно могло в
оперативном порядке разрабатывать требования, предъ-
являемые к разведке, а также определять очередность
ее задач. Он становится также главой Консультативного
комитета по ресурсам разведки, что дает ему право конт-
роля над правительственным бюджетом для всех органов
разведки, составляющим около 6 млрд. долл.
Исключительно важное значение в информационно-
аналитической деятельности американской разведки иг-
рает группа краткосрочных оценок, заменившая Совет
по национальным оценкам. В отличие от совета, имевше-
го задачей подготовку докладов о положении отдельных
стран и их позиции по внешнеполитическим вопросам и
готовившего соответствующие обзоры на 90—100 стра-
ниц, группа краткосрочных оценок дает анализ текущей
оперативной информации объемом в две-три страницы,
который ежедневно докладывается в инстанции, занима-
ющиеся принятием решений.
Среди информационно-аналитических органов важ-
ное место занимает информационный бункер госдепарта-
мента— Управление разведки и анализа, которое имеет
в своем штате свыше 360 сотрудников и располагает еже-
годным бюджетом на сумму в 4 млн. долл. Основная
функция Управления разведки и анализа состоит в том,
чтобы сопоставлять и анализировать для государствен-
ного секретаря и высокопоставленных должностных лиц
госдепартамента информацию из всех источников, свя-
занную с внешнеполитическими и внешнеэкономически-
ми событиями. Сюда относятся сообщения дипломатиче-
ских миссий Соединенных Штатов за границей, а также
Центрального разведывательного управления и сведения,
получаемые от других внешнеполитических учреждений.
По свидетельству американских авторов, 80% инфор-
мации добывается разведывательными органами в ре-
зультате проведения исследовательско-аналитической
работы над открытыми источниками, газетами, журнала-
ми, радиопередачами и т. д. И только 20% информации,
в основном по проблемам военной политики, поставляет
разведка в узкопрофессиональном смысле.
Информационная работа стратегической разведки
США делает необходимым, по признанию американских
авторов, широкое применение современных методов пе-
20

реработки информации, использование научных кадров и
в этом звене механизма принятия внешнеполитических
решений. Характерно в этом отношении упоминавшееся
Управление разведки и анализа государственного депар-
тамента США. Из 360 его сотрудников 120 имеют ученые
степени, а все ключевые посты в нем по существу заняты
выходцами из академической среды. Сотрудникам управ-
ления вменяется в обязанность самое активное участие
в научных конференциях и семинарах, регулярное посе-
щение научно-исследовательских центров. Связующую
роль между госдепартаментом и академическими цент-
рами выполняет отдел внешних сношений этого управ-
ления.
Таким образом, само направление деятельности меха-
низма принятия внешнеполитических решений: анализ и
оценка поступающей в огромных размерах информации,
планирование внешнеполитических мероприятий, предви-
дение дальнейшего хода событий и поиски на основе это-
го оптимальных решений — обусловливает его заинтере-
сованность в привлечении к своей деятельности научной
мысли и самих ученых, предопределяет ключевое поло-
жение этого механизма в организации внешнеполитиче-
ских исследований.
2. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ЛИНИЯ И СРЕДСТВА
ЕЕ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ
Использование научных исследований рассматрива-
ется внешнеполитическими ведомствами США как орга-
ническая часть формулирования и осуществления внеш-
ней политики.
Значительное воздействие на отношение государст-
венных внешнеполитических учреждений к научным ис-
следованиям оказывает стремление первых поставить на
службу своим интересам потенциальные возможности
научно-технического прогресса.
Столкнувшись на рубеже 50-х годов с серьезными
затруднениями, вставшими на пути осуществления про-
водимого ими курса в международных делах, внешнепо-
литические ведомства США увидели в наступавшей ши-
роким фронтом научно-технической революции средство
для мобилизации на нужды внешней политики дополни-
тельных ресурсов.
21

Отправным моментом к этому явилось осознание пра-
вящими кругами США на примере запуска советского
искусственного спутника Земли в 1957 году и последо-
вавших вслед за этим полетов советских воздушных ко-
раблей в космос тех огромных политических, экономиче-
ских и военных преимуществ, которые дает научно-тех-
нический прогресс.
«Спутник I, — признает один из ведущих американ-
ских специалистов в области научной политики К. Хас-
кинс, — вызвал целый ряд весьма заметных нововведе-
ний и модификаций в организации науки внутри амери-
канской административной системы, наиболее важных,
по-видимому, из всех тех, которые осуществлены после
второй мировой войны»6.
В 1959—1960 годах в конгрессе неоднократно обсуж-
дался вопрос о влиянии НТР на «социальную, экономи-
ческую и политическую структуру». Наибольшее значение
имело обсуждение в сенатской комиссии по иностранным
делам доклада Стэнфордского научно-исследовательско-
го института о возможных последствиях развития науки
в гражданских областях и их потенциальном воздействии
на внешнюю политику США, а также доклада Вашинг-
тонского центра внешнеполитических исследований о
развитии военной технологии и ее влиянии на стратегию
и внешнюю политику США.
В выступлениях на этих слушаниях представителей
различных внешнеполитических ведомств довольно четко
обозначилось отношение правительства к научно-техни-
ческой революции и происходящим в связи с этим дис-
куссиям среди теоретиков международных отношений.
Представитель госдепартамента Броуд высказал твердое
убеждение, что в конечном счете научно-техническая ре-
волюция оказывает скорее позитивное, нежели негатив-
ное воздействие на внешнюю политику, и поставил в
качестве основной задачи перед американскими теоре-
тиками «интегрирование технологического фактора» в
политические, экономические и социальные проблемы7.
В ходе обсуждений рельефно определились и основ-
ные линии правительственной политики в отношении раз-
работки учеными вопросов внешней политики, и в част-
ности, теории международных отношений:
— более активное участие правительственных учреж-
дений в организации и проведении внешнеполитических
исследований;
22

— обеспечение роста научного потенциала в матери-
ально-техническом и отчасти в информационном и кадро-
вом отношениях;
— выбор главных направлений и обоснование важ-
нейших задач для продвижения по остальным направле-
ниям;
— применение полученных наукой результатов, опти-
мальное использование наличных сил и возможностей
науки;
— создание во внешнеполитических ведомствах спе-
циальных подразделений по обеспечению общего руко-
водства и координации научными исследованиями.
Основным рычагом, с помощью которого осуществля-
ется государственное регулирование научных исследова-
ний, является финансирование федеральными ведомства-
ми научно-исследовательских работ в сфере междуна-
родных отношений и внешней политики8. Используются
в основном две формы такого финансирования: контрак-
ты и прямые субсидии, причем система контрактов игра-
ет всевозрастающую роль, что свидетельствует о вполне
определившейся тенденции к установлению более жест-
кого контроля правительства, а тем самым к дальнейше-
му упрочению организационных основ политико-акаде-
мического комплекса.
Как правило, инициаторами исследований выступают
сами госучреждения, что, однако, не исключает обраще-
ния как научных центров, так и отдельных ученых за
поддержкой в соответствующие ведомства.
Общий расход правительства на международные ис-
следования ввиду вовлечения в процесс финансирования
многочисленных государственных учреждений, как отме-
чается в американских исследованиях, не поддается точ-
ному денежному выражению.
Согласно оценке Управления генерального ревизора
США, сумма ассигнований на исследования в области
внешней политики составляет около 70 млн. долл. Одна-
ко под исследованиями в сфере международных отноше-
ний это управление имеет в виду любые научно-исследо-
вательские работы (НИР), в том числе в области естест-
венных наук и техники, проводимые за рубежом силами
американских или зарубежных специалистов и научных
учреждений. Объем ассигнований на НИР в области об-
щественных наук, включающих большинство собственно
внешнеполитических и внешнеэкономических исследова-
23

ний, составлял в 1969/70 финансовом году около 21 млн.
долл. Заслуживает внимания и другая оценка, данная
специальным исследователем этого вопроса С. Блэком.
По его подсчетам, расходы на исследования междуна-
родных проблем составляли в 1967/68 и 1968/69 финансо-
вых годах соответственно 34,2 и 33,3 млн. долл. из общей
суммы, выделявшейся в эти годы на социальные иссле-
дования в 321 и 381 млн. долл.9
Приведенные оценки свидетельствуют о наличии у
политико-академического комплекса достаточно прочной
материальной базы, которая цементирует связь прави-
тельства с научными учреждениями.
Что касается долевого участия правительственных
учреждений в финансировании НИР, то 78% внешнепо-
литических исследований осуществляется, согласно дан-
ным Управления генерального ревизора США, за счет
четырех ведомств: министерства обороны (30%), Нацио-
нального научного фонда (22%), министерства здравоох-
ранения, просвещения и соцобеспечения (15%) и Агентст-
ва международного развития (11%). Примерно такая же
картина вырисовывается и из данных, приводимых уже
упоминавшимся С. Блэком. По его оценкам, на долю ми-
нистерства обороны в 1967/68 году приходилось 37%
(190 из 507) всех проектов. В финансовом отношении до-
ля министерства обороны составила 33% общих расхо-
дов на международные исследования (11,4 из 34,2 млн.
долл. в 1967/68 году и 11,1 из 33,3 млн. долл. в 1968/69
году).
Министерство обороны проводит исследования, спо-
собствующие выработке политики и принятию соответст-
вующих решений, в том числе изучает культурные и со-
циальные перемены в различных странах, ведет военно-
политические и стратегические исследования. В 1970 году
министерство финансировало 76 общественно-науч-
ных тем. По 20 из них велась работа за рубежом 10. В те-
чение последних лет наиболее активно поддерживало
НИР министерство военно-воздушных сил. П. Смит,
автор исследования о «РЭНД корпорейшн», объясняет
это тем, что ВВС — наиболее молодой вид вооруженных
сил и поэтому наименее консервативный. Главное, одна-
ко, объясняется объективной потребностью для ВВС дол-
госрочных прогнозов и перспективных планов развития.
В последнее время стала заметно возрастать тяга к НИР
у министерства военно-морского флота. Министерство
24

и штаб ВМС проявляют очень большую заинтересован-
ность в долгосрочном военно-политическом прогнозиро-
вании, широко финансируют исследования в этой об-
ласти.
Особо стоит вопрос о месте и роли госдепартамента в
системе финансирования научных исследований. Дан-
ные Управления генерального ревизора США свидетель-
ствуют о том, что исследования в области социальных
наук по контрактам госдепартамента составляли всего
2% от общего числа. В 1970/71 бюджетном году государ-
ственный департамент затратил на финансирование НИР
по контрактам 724 тыс. долл., 483 тыс. из которых — как
соисполнитель НИР министерства обороны. Среди под-
разделений госдепартамента в качестве основных заказ-
чиков выступают: отдел внешних исследований Управле-
ния разведки и анализа, который в 1970 году финансиро-
вал шесть прикладных исследований, в том числе два
зарубежных, три научные конференции, Управление по
вопросам образования и культуры, субсидировавшее в
1970 году исследовательскую работу семи научных цент-
ров США и 22 американских ученых за границей.
И в докладе Управления генерального ревизора
США, и в ряде американских исследований делается вы-
вод о «недостаточном участии госдепартамента» в фи-
нансировании внешнеполитических исследований. Такой
вывод можно считать обоснованным лишь частично.
В действительности, хотя госдепартамент стоит да-
леко не в первом ряду из числа тех, кто финансирует
международные исследования, однако если учесть, что
принадлежащее к первой четверке заказчиков Агентство
международного развития11, а также выделяющее на
НИР ежегодно около 1 млн. долл. Агентство по контро-
лю над вооружениями и разоружению 12 и Информацион-
ное агентство 13, действуют в тесной связи с госдепарта-
ментом, что распространяется и на проводимые ими меж-
дународные исследования, то удельный вес и влияние
госдепартамента в финансировании международных ис-
следований выглядят значительнее, чем об этом свиде-
тельствуют формальные показатели соответствующих
финансовых расходов госдепартамента. Более того, доля
участия госдепартамента США в финансировании НИР
отнюдь не является показателем степени использования
науки госдепартаментом в практических целях.
В отличие от других ведомств госдепартамент распо-
25

лагает наиболее широкой сетью собственных исследова-
тельских подразделений (например, Управление развед-
ки и анализа). Госдепартамент особенно активно при-
влекает к своей работе научных консультантов, число
которых, по некоторым данным, составляет 300 человек.
За 1962/63—1965/66 финансовые годы, например, расхо-
ды на эти цели составили 641 тыс. долл. В последнее вре-
мя во все более широких масштабах осуществляется
практика приглашения ученых на два-три дня в Вашинг-
тон и активного использования их знаний во время про-
должительных бесед в госдепартаменте. Представители
госдепартамента сами протоколируют выступления пред-
ставителей науки и на основании этого составляют опе-
ративные документы. Преимущество таких связей с ака-
демическим миром госдепартамент усматривает и в эко-
номии значительных средств, ибо, хотя приезд в
Вашингтон и выступления ученых щедро вознагражда-
ются, это тем не менее обходится гораздо дешевле, чем
плата за письменный доклад или исследование, которые
к тому же готовятся довольно долго.
Рассуждения о недостаточном участии госдепарта-
мента США в финансировании НИР скрывают озабочен-
ность правящих кругов по поводу не столько нарушения
необходимого, с их точки зрения, соотношения между
военными и гражданскими ведомствами, сколько опас-
ности, создавшейся для существующей системы взаимо-
отношений правительства с наукой, которая подвергается
всевозрастающей критике за ее ярко выраженную узко-
классовую направленность и милитаристский характер.
Под давлением общественного мнения конгресс ока-
зался перед необходимостью несколько ограни-
чить деятельность военного ведомства в этом на-
правлении. В результате в 1969 году в закон о военном
обеспечении на 1970/71 финансовый год было включено
положение, согласно которому ни один из фондов не
должен быть использован для проектов и исследований,
если «эти проекты и исследования не имеют прямого и
очевидного отношения к конкретным военным функциям
и операциям» 14. На деле это мало что изменило, по-
скольку любые исследовательские работы, поддержива-
емые Пентагоном, в конечном счете имеют отношение к
военным проблемам. Пентагон по-прежнему остается
главным правительственным заказчиком в области ис-
следования международных отношений.
26

В то же время министерство обороны вынуждено те-
перь всячески маскировать свои связи с центрами, рабо-
тающими на него. Так, в американской литературе отме-
чалось, что в последних официальных списках прави-
тельственных контрактов отсутствуют около 100 центров,
практически работающих на Пентагон, в том числе даже
Гудзоновский институт. Представители Пентагона объ-
ясняют это тем, что, мол, часть исследований этих цент-
ров приходится на другие ведомства или даже неправи-
тельственные организации. Сюда же можно отнести ре-
комендацию научного консультативного совета прези-
дента, согласно которой НИР, проводимые за рубежом
по плану министерства обороны, следует реализовывать
через отделы посольств, укомплектованные граждански-
ми лицами, например через отдел атташе наук. С помо-
щью этого маневра военные ведомства стремятся изъять
даже из-под формального контроля большое число важ-
нейших исследований. Применяется и другой способ
скрыть причастность министерства обороны к внешнепо-
литическим исследованиям. Так, некоторые темы, пред-
ставляемые на одобрение Совета по внешнеполитическим
исследованиям, принимаются с оговоркой, что тема под-
лежит засекречиванию.
Наряду с формальным ограничением роли Пентагона,
конгресс также несколько сократил общий объем прави-
тельственных заказов. Это сокращение, однако, косну-
лось — и то в сравнительно небольшой мере — исследо-
ваний в области разработки новых видов вооружений и
боевой техники, так называемой «твердой продукции»
(«хардвэар»). В отношении «мягкой продукции»
(«софтвэар»), то есть социально-политических исследо-
ваний, дело ограничилось в основном упорядочением су-
ществующей системы заказов.
Наметившаяся новая правительственная политика в
отношении исследований отнюдь не означает отказа от
активного привлечения ученых к выполнению внешнепо-
литических задач США. Напротив, она нацеливает на
дальнейшее расширение такого рода деятельности аме-
риканских ученых, но предполагает ее осуществление
таким образом, чтобы не вызывать оппозиции ни внутри
страны, ни за границей. Достигается это путем измене-
ния порядка оформления государственных заказов, бо-
лее активного подключения нейтрального на вид нацио-
нального научного фонда. Под нажимом сенатской ко-
27

миссии по иностранным делам госдепартаменту начали
выделяться значительно большие суммы для ведения ис-
следований по его заказам в университетах.
Вместе с тем производится и известное упорядочение
проводимых по заказам правительства научных исследо-
ваний. Этим занимается существующий при госдепарта-
менте Совет по внешнеполитическим исследованиям15.
Являясь консультативным органом при госсекретаре по
вопросам внешнеполитических исследований самого гос-
департамента, совет организует также рассмотрение
представляемых ему другими ведомствами планов НИР
с точки зрения возможности отрицательного влияния на
внешние связи США. Важная задача совета усматрива-
ется не только в том, чтобы намечать области исследова-
ний, но и устанавливать определенные приоритеты вы-
полнения тех или иных работ. Межведомственная коор-
динация осуществляется также координационной группой
по международным исследованиям под председательст-
вом заместителя начальника Управления разведки и ана-
лиза госдепартамента.
Определенный сдвиг в области координации внешне-
политических исследований наметился в феврале
1971 года, когда этим вопросом занялся Совет нацио-
нальной безопасности (СНБ). Комитету заместителей
министров при СНБ было предложено взять на себя от-
ветственность за обеспечение межведомственной коорди-
нации внешнеполитических исследований, финансируе-
мых федеральными ведомствами. Этот комитет должен
ежегодно готовить для доклада президенту сводный план
внешнеполитических исследований с указанием целей и
приоритетов НИР, а также участков, за которые несут
ответственность те или иные ведомства. Для подготовки
сводного плана создана подкомиссия во главе с началь-
ником Управления разведки и анализа госдепартамента
в составе представителей министерства обороны, аппара-
та СНБ и внешнеполитических ведомств.
Таким образом, широкая критика внутри США и за
границей системы подчинения науки империалистиче-
ским целям американского государства была использо-
вана правящими кругами для дальнейшего совершенст-
вования этой системы и придания ей еще более гибкого,
скрытого для общественности характера. Сложившееся
в США государственное регулирование научных иссле-
дований, и в частности система правительственных зака-
28

зов, продолжает составлять существенную часть мате-
риальной базы политико-академического комплекса.
Правительственные заказы — хотя и важный, но да-
леко не единственный рычаг, обеспечивающий проведе-
ние правительственной линии в академическом мире.
В дополнение к контрактам у правительства имеется
большой набор профессиональных и социальных возна-
граждений: от назначений и привлечения для консульта-
ций до предоставления заграничных поездок и приглаше-
ний в Белый дом. «Ученый, принимая одно из этих воз-
награждений, вступает, — как отмечает профессор
Г. Моргентау, — в очень деликатные отношения с прави-
тельством, которое незаметно превращает его из неза-
висимого судьи в клиента и весьма пристрастного аген-
та» 16. Что касается инакомыслия в академической сре-
де, то и на этот счет правительство располагает
необходимым арсеналом средств воздействия (подкуп,
дискредитация, замалчивание).
Совокупность всех этих мер и средств воздействия, и
в первую очередь система контрактов, дает правитель-
ству США возможность проводить нужную ему линию в
отношении внешнеполитических исследований, обеспечи-
вать максимально возможную мобилизацию ресурсов
американской буржуазной науки международных отно-
шений для нужд внешней политики.
3. ПРОВОДНИКИ МОНОПОЛИСТИЧЕСКИХ ИНТЕРЕСОВ
Если правительство представляет в политико-акаде-
мическом комплексе совокупные интересы класса капи-
талистов, то носителями непосредственных интересов
наиболее могущественной части этого класса — монопо-
листической буржуазии выступают организации крупно-
го бизнеса и различного рода благотворительные фонды.
Их роль не ограничивается проведением нужной монопо-
листическому капиталу линии во внешнеполитических
исследованиях. Усложнение внешних условий, обостряю-
щаяся конкурентная борьба между монополиями на ми-
ровой арене заставляют эти организации все чаще обра-
щаться к науке в поисках рецептов для сохранения по-
литических и экономических позиций капитализма, для
рационализации управления в международных делах.
Свое руководящее положение в политико-академиче-
ском комплексе монополистический капитал обеспечива-
29

ет личной унией руководящего персонала представляю-
щих его интересы организаций, правительственных орга-
нов и научных учреждений.
Обычной практикой в США стало выдвижение став-
ленников предпринимательских организаций и фондов в
государственный аппарат внешней политики. «На выс-
ших ступенях правительственной лестницы, — пишут
видные американские исследователи фондов Дж. Бенс-
маниА. Вилдич,— правительство использует расков, бан-
ди, гарднеров, вейснеров, хеллеров, милтонов, Эйзенхау-
эров, которые все без исключения являются сотрудника-
ми университетов или фондов» 17. Весьма показательно,
например, что попечители фонда Рокфеллера неизменно
занимают видные посты в каждом правительстве, начи-
ная" с администрации Г. Трумэна: им предоставлялись
посты министра обороны, министра финансов и дваж-
ды— государственных секретарей. При Р. Никсоне на их
долю пришлись госдепартамент и министерство сельско-
го хозяйства.
Личная уния имеет различные комбинации. Для США
весьма характерно систематическое чередование пребы-
вания одних и тех же лиц в аппарате государства, мо-
нополий и научных учреждений. Личная уния представ-
ляет собой тот скрытый коридор власти, который дает
возможность монополистическому капиталу непосредст-
венно участвовать в организации внешнеполитических
исследований, максимально использовать резервы бур-
жуазной науки международных отношений в своих прак-
тических целях.
Интересы монополистической буржуазии, в том числе
и в области внешней политики, выражают союзы пред-
принимателей. Они представляют собой широкую сеть
влиятельных организаций, построенных как по отрасле-
вому, так и по территориальному признаку и объединен-
ных двумя общенациональными руководящими центра-
ми — Национальной ассоциацией промышленников
(НАП) 18 и Американской торговой палатой (АТП) 19.
Такая структура обеспечивает для различных групп про-
мышленников и финансистов соответствующее предста-
вительство их интересов в этих организациях и позволя-
ет им определять общую линию, в том числе и в отноше-
нии использования научного потенциала.
Если предпринимательские организации играют глав-
ным образом роль рупоров монополистической буржуа-
30

зии, то проведением ее линии в политико-академическом
комплексе занимаются многочисленные фонды. Речь
идет, разумеется, не о каких-либо общественных или цер-
ковных организациях, занимающихся филантропией за
счет пожертвований участников этих организаций. Бла-
готворительными фондами обычно именуют мощные в
финансовом отношении организации, которые формально
числятся самостоятельными филантропическими учреж-
дениями, а на деле представляют собой подсобные орга-
ны монополий, проводящие их влияние на формирование
политики и общественного мнения страны. «Действия
фондов, — пишет американский профессор Р. Уормсер, —■
нигде не имели большего влияния, чем в области внеш-
ней политики. Они подчинили себе общественное мнение
и в значительной степени определили внешнеполитиче-
ские задачи нашей страны... Влияние всей системы фон-
дов, занимающихся международными вопросами, широ-
ко распространилось на правительство, на те круги кон-
гресса, которые делают политику, и на государственный
департамент»20.
Возникновение первых благотворительных фондов от-
носится к концу XIX — началу XX века, когда обществен-
ное мнение США стало проявлять глубокое беспокойство
ростом монополий, их хищнической расправой со своими
конкурентами, пренебрежительным отношением к пра-
вам человека. В этих условиях монополии, лицемерно
демонстрируя заботу об интересах народа и развитии
страны, сочли целесообразным выделять некоторую
часть своих баснословных прибылей на благотворитель-
ные цели в области образования, здравоохранения, раз-
вития социальных и технических наук. Для распределе-
ния выделенных ими средств и были созданы фонды, по-
лучившие свое название, как правило, по именам по-
жертвователей.
Но за внешним фасадом чисто филантропических це-
лей таилось не только стремление замаскировать под-
линную природу капиталистических монополий. За ним
скрывались глубокие экономические причины, побуж-
давшие монополии щедро жертвовать «на алтарь общего
блага». Создание фондов позволяет финансовым магна-
там избегать уплаты налогов на прибыли и на наследст-
во, так как выделяемые для благотворительных целей
средства, согласно американским законам, не облагают-
ся налогами. Более того, уклонение от уплаты высоких
31

налогов на наследство дает монополистам возможность
сохранять контроль через опекунские советы над всеми
денежными средствами фондов, за которые советы не
обязаны ни перед кем отчитываться.
По данным, приводимым различного рода американ-
скими изданиями, в 1964 году в США насчитывалось
15 тыс. филантропических фондов, основной капитал ко-
торых составлял 14 510 млн. долл., на декабрь 1971 года
их число возросло до 26 тыс., а основной капитал фондов
превышал 20 млрд. долл.
Для фондов, являющихся креатурой и составной ча-
стью монополий, характерна чрезвычайно высокая сте-
пень концентрации капитала. Значительная доля всех
капиталов, вложенных в фонды, приходится на 12 круп-
нейших фондов, среди которых выделяется фонд Форда
с основным капиталом 2902 млн. долл. На второе место
по размеру капиталовложений в декабре 1971 года вы-
шел фонд Роберта Вуда Джонсона—1100 млн. долл.
К разряду крупнейших фондов принадлежат также
«Лилли Эндаумент» (778 млн. долл.), фонд Рокфеллера
(757 млн. долл.), «Карнеги корпорейшн оф Нью-Йорк»
(283 млн. долл.) и др.21
Послевоенные годы были отмечены бурным ростом
многочисленных фондов. К пожертвованиям прибегают
теперь не только отдельные богатейшие семейства, но и
целые компании. Крупнейшие монополистические объ-
единения создали свои фонды («Юнайтед Стейтс стил
корпорейшн фаундейшн», «Шелл компани фаундейшн»,
«Огайо ойл компани фаундейшн» и др.).
Являясь детищем монополий, фонды созданы по их
образу и подобию. Руководство фондами возложено на
опекунские советы, члены которых собираются на свои
заседания четыре-шесть раз в год. Через членов этих со-
ветов фонды тесно связаны с семействами, компаниями
и фирмами, породившими их. Анализ состава опекунских
советов показывает, что советы, созданные богатейшими
семействами, состоят главным образом из членов тех же
семейств, их ближайших помощников по управлению
бизнесом и личных юрисконсультов; советы фондов вклю-
чают сотрудников и членов директората соответствующих
компаний. Показательно, что в обязанности одного из
членов семейства Рокфеллеров — Джона III входит ру-
ководство различными благотворительными организа-
циями, в которых участвует капитал этого семейства.
32

Многочисленные нити связывают фонды и между со-
бой. По данным, приведенным в книге известного амери-
канского исследователя фондов Эмерсона Эндрюса, 20
членов опекунского совета одного фонда (название кото-
рого он сознательно не приводит) занимали в общей
сложности 113 постов в различных филантропических
организациях, то есть каждый опекун занимал посты в
нескольких организациях22. В результате таких «пере-
крестных браков» характер фондов начинает меняться:
они не ограничивают свою деятельность только защитой
экономических интересов отдельных групп, их заботят
проблемы сохранения и упрочения той социальной систе-
мы, с которой связаны их богатство, власть и престиж.
Международными проблемами занимаются в первую
очередь фонды, созданные основными монополистиче-
скими объединениями, у которых имеются крупные капи-
таловложения за границей231.
Интересам проникновения американского капитала в
экономику других стран служат многочисленные между-
народные проекты, самостоятельно организуемые фонда-
ми. Хотя эти проекты и изобилуют высокопарными фра-
зами о бескорыстном содействии экономическому и куль-
турному прогрессу, в действительности же, как об этом
откровенно заявил в пылу полемики президент «Карне-
ги корпорейшн», все они пронизаны стремлением «делать
деньги»24.
Выбор стран, на которые делается основной упор в
международных проектах фондов, не является случай-
ным. Это те страны, которые служат источником гигант-
ских доходов для монополий, от имени которых выступа-
ют фонды. Например, широко рекламируемая забота
фонда братьев Рокфеллеров о сельском хозяйстве Вене-
суэлы и Бразилии объясняется тем, что под контролем
Рокфеллеров в Бразилии находятся в числе других круп-
нейшие компании по производству гибридных семян ку-
курузы и по прокату сельскохозяйственных машин, а в
Венесуэле — крупнейший молочный комбинат и продо-
вольственные магазины.
Основное средство влияния фондов в политико-акаде-
мическом комплексе — финансирование различного рода
проектов и программ, выполняемых не столько самими
фондами, сколько патронируемыми ими научно-исследо-
вательскими центрами. Начиная со второй половины
60-х годов финансирование научных центров дополняет-
2—232
33

ся активной поддержкой фондами различного рода кон-
сорциумов, имеющих целью информационное обслужи-
вание этих центров. Большое внимание руководители
фондов уделяют также финансированию и связанному с
ним контролю над деятельностью так называемых непра-
вительственных организаций, занимающихся вопросами
внешней политики (Совет по внешним сношениям25, Ас-
социация внешней политики,26, Американская ассоциа-
ция содействия ООН27 и т. п.), которые используются, в
частности, для придания научным исследованиям нуж-
ной политической ориентации. Дело здесь не ограничи-
вается единовременными субсидиями. Все более широко*
входят в практику ассигнования на длительные сроки,
покрывающие почти всю расходную часть бюджета науч-
ных центров, неправительственных организаций, в ре-
зультате чего они оказываются в долговой зависимости
от фондов. .1
Масштабы влияния частных фондов на внешнеполити-
ческие исследования красноречиво показывают ассигно-
вания одного только фонда Форда. В 1952—1965 годах
фонд Форда постоянно финансировал долгосрочную
«Международную программу исследований и обучения»,
затратив на ее осуществление 206 млн. долл. В соответ-
ствии с этой программой фонд финансировал 47 регио-
нальных исследований, которые проводились в 24 уни^
верситетах США, и оказывал финансовую поддержку
135 колледжам для организации изучения стран Азии,
Африки и Латинской Америки. Фонд Форда, как отме-
чалось в американской прессе, сделал также «беспреце-
дентные для научных исследований капиталовложения»
в изучение Китая. За десять лет (1959—1969 гг.) он за-
тратил около 28 млн. долл. в США и 2,5 млн. долл. за;
границей для исследований по Китаю.
В 1970 году фонд Форда выделил на международные
программы 78 414 972 долл., в том числе на исследования?
региональных проблем Азии и стран Тихого океана —
17 828 753 долл., Африки и Ближнего Востока —
17 801 332, Латинской Америки и стран Карибского бас-
сейна — 16 391912, на программу народонаселения —
11 089 807, на исследование международных отношений —
15 466 868 долл.28
На ближайшие три года (1976—1978 гг.) руководство-
фонда намеревается несколько свернуть масштабы своей
деятельности, что объясняется, по словам президента
34

фонда М. Банди, «чрезвычайно плохой финансовой пого-
дой» в США. Весьма показательно, однако, что в этот пе-
риод по-прежнему предполагается сохранить ежегодные
дотации на весьма внушительном уровне (свыше 100 млн.
долл.) и уменьшить расходную часть бюджета главным
образом за счет сокращения непомерно раздутого адми-
нистративно-технического персонала, насчитывающего
сейчас свыше 600 чел., и снижения расходов на содержа-
ние помещений. Говоря о приоритетах в финансировании
международных исследований на будущее, М. Банди ста-
вит в первые ряды изучение проблем продовольствия и
роста народонаселения.
Финансирование фондами научных исследований и
различных проектов сопровождается также выделением
средств прежде всего в виде стипендий на подготовку
кадров. Установление контроля над образованием рас-
сматривается монополистическим капиталом как важней-
шая область в идеологической борьбе. «По мере того как
международные отношения усложняются,— говорится в
•одной из публикаций Национальной ассоциации про-
мышленников, — сотрудничество между промышленно-
стью и образованием приобретает все большее значение.
Будущее Америки находится и будет еще в большей сте-
пени находиться в зависимости от качества системы
образования в нашем государстве».
По инициативе НАП вскоре после запуска первого со-
ветского искусственного спутника Земли была начата
широкая кампания под названием «Инвестиция в буду-
щее», призывавшая бизнесменов увеличить свои взносы
на благотворительные цели в области образования. Про-
ведение этой кампании еще более усилило зависимость
высших учебных заведений от фондов. В американской
литературе указывается, что большинство учебных заве-
дений США вынуждено сейчас считаться с фондами не
только при выборе учебных программ, но и при подборе
профессорско-преподавательского состава и назначения
•стипендий студентам. Все это дает монополиям дополни-
тельный рычаг для желаемого воздействия как на науч-
ные центры, так и на всю университетскую систему в це-
лом. «Фонды,— пишут Дж. Бенсман и А. Вилдич,— зани-
мают всесильную позицию в отношении университетов.
Угрожая отказать в финансировании, они могут оказы-
вать давление на руководителей университетов, застав-
ляя последних сотрудничать в осуществлении планов, ко-
2*
35

торые они считают важными. Университет волен отка-
заться от такого сотрудничества, но в этом случае он
рискует остаться без средств финансовой поддержки да-
же на завершение ранее начатых разработок»29. Перспек-
тива оказаться без финансовой помощи в отношении на-
учных исследований чревата для многих университетов
тяжелыми последствиями, так как в отдельных случаях
доля НИР в университетах составляет 80—90% всего их
годового бюджета.
Для придания видимости объективности при распре-
делении средств на внешнеполитические исследования и
подготовку кадров фонды создают различного рода кон-
сультативные органы (инициативные комитеты, обзорные
комиссии, совещательные комиссии и т. п.). Эти органы
формируются из числа независимых экспертов в том
смысле, что эти эксперты не входят в число сотрудников
заинтересованной в решении того или иного вопроса ор-
ганизации. Однако независимость имеет лишь показной
характер. Как признают Дж. Бенсман и А. Вилдич,
в вульгарном смысле в основу формирования «независи-
мых» комиссий положен принцип «рука руку моет».
Связь фондов и патронируемых ими организаций с
правительством дает преимущества не только одному мо-
нополистическому капиталу. Как поясняют Дж. Бенсман
и А. Вилдич, когда речь заходит о разоблачении того или
иного рода деятельности, то скандал легче замять, если
разоблачение касается фонда или какой-либо организа-
ции, в то время как разоблачение деятельности прави-
тельственного ведомства связано с определенным паде-
нием престижа США и их правительства30.
В 1967 году в связи с разоблачением деятельности
ЦРУ в американских университетах стали широко изве-
стны факты использования фондов для прикрытия раз-
личного рода разведывательных операций. Было офици-
ально установлено, что деньгами ЦРУ пользовались
10 фондов, в том числе фонд для нужд молодежи и студен-
тов (Нью-Йорк), фонд Гренери (Бостон), фонд Джон-
са—ОДоннелла (Даллас), мичиганский фонд (Детройт)
и др. Как отмечалось в американской печати, этот спи-
сок является далеко не полным. В него включены лишь
те фонды, которые уведомили Бюро внутренних поступ-
лений в бюджет о получении ими соответствующих ас-
сигнований из ЦРУ. В американской печати подчеркива-
лось также, что многие другие фонды, связанные с разве-
36

дывательными органами, просто не сообщают об этом в
бюро31.
Форма связей монополистического капитала с научно-
исследовательскими центрами многогранна. Она позволя-
ет наиболее могущественной фракции правящего класса
направлять деятельность политико-академического ком-
плекса на достижение угодных себе целей, не только
влиять на правительство и держать под контролем науч-
но-исследовательские центры, но и пользоваться создавае-
мыми в политико-академическом комплексе научными
разработками в своих практических целях.
4. НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ЦЕНТРЫ КОМПЛЕКСА
Социальный заказ правящей верхушки господствую-
щего класса США осуществляется научным компонентом
политико-академического комплекса, который охватывает
широкую сеть научно-исследовательских учреждений и
различного рода профессиональных организаций и объе-
динений, связывающих воедино научные кадры.
Хотя научный компонент политико-академического
комплекса и представлен довольно внушительно, его ме-
сто в общей сети научно-исследовательских учреждений
США относительно невелико. При общем числе универ-
ситетов и колледжей США — свыше 2100 — правитель-
ственные заказы в области международных исследований
распределяются меньше чем в трети из них. Несколько
более широко размещены правительственные заказы в
независимых от университетов научно-исследовательских
центрах.
Для правительственных заказов характерна чрезвы-
чайно высокая степень концентрации. Около 38% прави-
тельственных заказов на международные исследования
обычно сосредоточивается в 10 университетах и в несколь-
ко большем количестве научно-исследовательских орга-
низаций. Показательно, что университеты, которые име-
ют наибольшее количество контрактов, получают и наи-
большее число правительственных субсидий, что свиде-
тельствует о существовании особой, привилегированной
группы университетов, имеющей постоянные устойчивые
связи с правительством.
В зависимости от источников финансирования все эти
университеты и специализированные организации фор-
мально подразделяются на частные и государственные.
37

С развитием государственно-монополистического капита-
лизма в США этот водораздел начинает, однако, исче-
зать. Источниками финансирования одних и тех же уч-
реждений все чаще являются одновременно и правитель-
ство, и частный, преимущественно монополистический,
капитал, в результате чего исследования в области меж-
дународных отношений оказываются одновременно в
двойной финансовой зависимости. Характерно и то, что
в последнее время все заметнее обнаруживается тенден-
ция к исследованию международных проблем самими
крупнейшими промышленными корпорациями («Джене-
рал электрик», «Локхид», «Дженерал дайнэмикс» и т. п.).
Таким образом, уже сама система организации и финан-
сирования научных исследований международных отно-
шений предопределяет их классовую направленность. В
рамках этой системы национальные интересы США рас-
сматриваются, как правило, с точки зрения заказчиков,
представляющих господствующий класс США и его наи-
более могущественную часть — монополистическую бур-
жуазию.
Опираясь на экономическую и финансовую мощь сто-
ящих за их спиной монополистических группировок, на-
учные учреждения получают, в свою очередь, возмож-
ность оказывать определенное влияние на правительство
и конгресс с целью получения выгодных контрактов.
Между научно-исследовательскими центрами ведется
острая конкурентная борьба за получение доступа к пра-
вительственным заказам, которые не только дают воз-
можность активного участия в формулировании внешней
политики, но и являются вместе с тем весьма доходной
статьей в бюджете университетов и центров. Известно, на-
пример, какие масштабы принимает конкуренция науч-
ных учреждений друг с другом за право отхватить с бо-
гатого пентагоновского стола кусок пожирнее. В свое
время директор отдела исследований Пентагона Дж. Фо-
стер-младший, выступая в комиссии по ассигнованиям
палаты представителей, привел пример того, что мини-
стерство обороны получило в 1968 году предложения о
проведении работ военного характера от 173 университе-
тов. Предложения явно превысили спрос, и заказы Пен-
тагона получили лишь 42 научных центра32
Конкуренция далеко не ограничивается получением
заказов. Она носит не менее острый характер и в процес-
се их осуществления. Судя по всему, правительственные
38

круги США заинтересованы в такой конкуренции, по-
скольку она дает большую свободу выбора правительству
и позволяет более полно подчинять своим интересам ра-
ботающие на него институты и центры.
Тематика проводимых политико-академическим ком-
плексом исследований в области международных отно-
шений в значительной мере приспособлена как к теку-
щим задачам, так и к долгосрочным перспективам
внешней политики США. Она включает изучение широ-
кого круга политических, экономических, военно-страте-
гических, региональных и других проблем. Согласно при-
нятой в американской литературе классификации, иссле-
дования международных и внешнеполитических проблем
подразделяют на теоретические, конкретно-практические,
исторические и методологические33.
В общей массе проводимых внешнеполитических ис-
следований прикладные заметно превалируют над фун-
даментальными, базисными, примерно в пропорции 3:1,
что объясняется характером заказов, поступающих от ве-
домств. Характерно, что в исследованиях, проводимых по
заказам министерства обороны, соотношение в пользу
прикладных исследований еще больше. Из 166 проектов,
субсидированных Пентагоном в 1967—1968 годах, только
24 предназначались для фундаментальных исследований.
Вместе с тем сближение практики с наукой, особенно
в связи с развитием новых направлений государственной
деятельности (планирование и анализ), делает грань
между этими двумя разновидностями исследований все
более подвижной, что вызывает потребность комплексно-
го подхода к анализу международных проблем и в связи
с этим — организационной перестройки уже существую-
щих и создания новых центров. Своеобразное решение
эта проблема получает в возникновении и развитии тер-
риториальных научных комплексов. Ведущим является
возникший вокруг массачусетского Кембриджа и срос-
шийся с ним бостонский комплекс, где находятся Гар-
вардский и Вандербильтский университеты, Массачусет-
ский технологический институт, Школа международных
отношений им. Флетчера. В последнее время образова-
лись другие крупные комплексы: в районе Вашингтона —
Балтимора (Джонса Гопкинса, Джорджтаунский и Аме-
риканский университеты, Институт оборонного анализа,
Брукингский институт); в районе Нью-Йорка (Колумбий-
ский, Нью-Йоркский городской, Принстонский универси-
39

теты, Гудзоновский институт); в Калифорнии (Калифор-
нийский университет, «РЭНД корпорейшн»), на Сред-
нем Западе (Чикагский и Северо-Западный универси-
теты) . ч
В кадровом отношении научно-исследовательские уч-
реждения, за небольшим исключением, укомплектованы
довольно небольшими штатами (как правило, не свыше
100 научных сотрудников). Так, в Центре по междуна-
родным отношениям Гарвардского университета числится
60 профессиональных научных работников и 15 прикреп-
ленных на временной основе специалистов, в Брукинг-
ском институте — 95 научных и административно-техни-
ческих сотрудников и 85 привлеченных специалистов.
Все шире внедряется система стипендиатов, то есть
временно прикомандированных сотрудников военных и
внешнеполитических учреждений. При зачислении в сти-
пендиаты предпочтение отдается лицам, побывавшим за
рубежом и накопившим знания и материалы. Эта систе-
ма особенно охотно используется военным ведомством,
ЦРУ, государственным департаментом. Тем самым уста-
навливается непосредственная уния между наукой и гос-
аппаратом, усиливается влияние последнего на направле-
ние исследований и выводы. Интересны данные, приве-
денные в публикациях Центра по международным отно-
шениям при Гарвардском университете. Одни военные
составляют там примерно треть всех стипендиатов и
2/з стипендиатов-американцев. Центр при Гарвардском
университете — не исключение. Много подобных стипен-
диатов в Центре международных исследований при Мас-
сачусетсом технологическом институте, Исследователь-
ском институте внешней политики при Пенсильванском
университете и т. д.
Важное значение придается также привлечению к
внешнеполитическим исследованиям ученых из других
стран, и особенно из тех, которые являются объектом ис-
следования. При этом делается расчет на то, чтобы с их
помощью наилучшим образом узнать проблемы изучае-
мой страны.
Место и роль тех или иных центров и институтов в
системе научно-исследовательских организаций, занима-
ющихся международными исследованиями, определяются
совокупностью целого ряда факторов: финансовой базой,
научными традициями и кадрами, связью с правитель-
ством.
40

Университеты по-прежнему сохраняют прочные пози-
ции в исследовании международных проблем. Характер-
ной особенностью является фактически полное отделение
научно-исследовательской работы от учебной. Если рань-
ше университетские кафедры славились своими научными
работами, то теперь они занимаются главным образом
учебным процессом, а научные исследования сосредото-
чены в специальных центрах. Связь этих центров с уни-
верситетами выражается в использовании работающих
там научных кадров, лабораторий, библиотек, помеще-
ний и т. д. Однако университеты ни научно, ни матери-
ально не влияют на их деятельность. В этом смысле уни-
верситетские центры представляют собой обособленные
заведения, руководят которыми консультативные или по-
печительские советы, где широко представлены как пра-
вительственные, так и деловые круги.
По направлениям своих исследований университет-
ские научные центры можно подразделить на функцио-
нальные, занимающиеся комплексом или какой-либо от-
дельной проблемой международных отношений, и регио-
нальные, связанные с изучением конкретных стран и
районов мира. По данным Управления внешних исследо-
ваний госдепартамента, из 191 университетского центра,
занятого в 1967 году внешнеполитическими исследовани-
ями, 131 занимался функциональными и 60 — региональ-
ными проблемами.
Среди функциональных центров доминируют центры,
занимающиеся исследованием общих международных
проблем34. Хотя их насчитывается 11, влияние этих цент-
ров в сфере изучения международных отношений исклю-
чительно велико. В этих центрах сосредоточены ведущие
научные кадры, тесно связанные с правительством, широ-
ко разрабатываются теория и методология, которые со-
ставляют основу исследований других международных
проблем, ведется комплексный анализ наиболее сложных
проблем современного мира, изучаются глобальные цели
внешней политики США и пути их достижения. Эти цент-
ры осуществляют общее руководство работой региональ-
ных центров, межуниверситетских семинаров и симпози-
умов с участием представителей правительственных уч-
реждений.
С центрами, занимающимися общими международны-
ми проблемами, по характеру изучаемых вопросов тесно
связаны центры стратегических исследований35. Таких
41

центров 10. Вызванные к жизни активным вторжением
военных ведомств в сферу внешнеполитических исследо-
ваний, эти центры своей деятельностью накладывают за-
метный отпечаток на исследование международных про-
блем. Внешняя политика широко изучается ими наряду
с военной как часть общей стратегии национальной безо-
пасности США на международной арене.
Важное место в сети университетских функциональ-
ных центров занимают также институты по изучению
социалистических стран, коммунистического и рабочего
движения. В 1967 году их число составляло 13.
Изучение проблем Советского Союза представляет са-
мостоятельную отрасль — так называемую советологию.
Расцвет занимающихся этой проблемой центров, по авто-
ритетному свидетельству участников первой американ-
ской ассоциации по развитию славяноведения, был свя-
зан с «ухудшением американо-советских отношений, ин-
тенсификацией «холодной войны» и советскими техниче-
скими достижениями, начиная со спутника»36. Уже одно
это обстоятельство определяет ярко выраженный анти-
коммунистический характер деятельности этих цент-
ров 37. Формально занимаясь изучением Советского Сою-
за, они на деле разрабатывают стратегию идеологических
диверсий против нашей страны. Под стать политической
направленности этих центров и работающие в их составе
кадры. По подсчетам советских исследователей, из
262 американских советологов почти каждый третий не
американец, а эмигрант, причем большая часть принадле-
жит к антикоммунистической эмиграции, 3Д получили об-
разование в условиях «холодной войны», 7б работала в
какой-либо из разведывательных служб США или в про-
пагандистских и военных учреждениях.
Общая сумма расходов на посвященные Советскому
Союзу исследования в 1970/71 финансовом году состави-
ла 59,8 млн. долл., причем доля университетов — не ме-
нее 47 млн. долл.38
Университетскими центрами советологии производит-
ся весьма обильная продукция. Вплоть до последнего
времени по советской тематике публиковались десятки
книг и сотни статей, не говоря уже о рецензиях, газетных
заметках и выступлениях по радио и телевидению. Вы-
сока активность университетов США в подготовке со-
ветологов. В 1950—1959 годах в 68 университетах США
было защищено 600 докторских диссертаций о различ-
42

ных сторонах жизни советского общества, из них 275 —
по истории СССР. За 1960 — начало 1964 года было на-
писано 400 таких диссертаций. В 1972 году число учащих-
ся на курсах по изучению Советского Союза и Восточной
Европы составляло примерно 12 000 человек, причем
3000 учили русский язык. Ведущий американский сове-
толог М. Шульман считает, что расширение советско-
американских отношений потребует дальнейшего увели-
чения готовящихся в США советологов.
По силам, ресурсам, капиталовложениям и масшта-
бам деятельности центры по изучению Советского Сою-
за — пожалуй, наиболее крупные исследовательские уч-
реждения политико-академического комплекса. Но за
внушительным фасадом развивается глубокий кризис.
Советско-американские встречи в верхах укрепили в
США тенденцию к развитию отношений с Советским Сою-
зом на принципах мирного сосуществования, усилили
рост интереса к объективной информации об СССР. В из-
менившихся сейчас условиях многие центры советологии
играют роль своеобразных политических рефрижерато-
ров, где в замороженном виде сохраняются стандартные
клише времен «холодной войны». Кризис выражается
в отсутствии новой литературы по СССР и перспективам
развития советско-американских отношений, а также в
заметном спаде интереса студентов к изучению Совет-
ского Союза по канонам, созданным во времена «холод-
ной войны».
«С точки зрения содействия пониманию действитель-
ности советология или неверна, или не имеет отношения
к делу» — к такому выводу приходит бывший главный
редактор издаваемого ЮСИА журнала «Проблемы ком-
мунизма» А. Брумберг. Констатируя кризис советологии,
американская печать не без основания называет ее адеп-
тов «вымирающими животными»39.
Из региональных центров весьма значительное число
(20) занимается исследованиями проблем Дальнего Вос-
тока, особенно Китая. Отличительной чертой китаеведе-
ния в США являются прокитайские симпатии американ-
ских исследователей. «Разница между специалистами по
России и Китаю, — пишет журнал «Тайм», — заключа-
ется в том, что эксперты по Китаю любят Китай, а экс-
перты по России ненавидят Россию»40- Американский
журнал объясняет это тем, что в отличие от советологов,
среди которых доминирует антисоветски настроенная
43

эмиграция, кадры китаеведов состоят главным образом
из детей тех американских миссионеров, которые жили
в Китае и стремились раскрыть для себя эту страну. Не
отрицая этого обстоятельства, главную причину проки-
тайских симпатий американских китаеведов следует ус-
матривать в другом — в импонировании им антисовет-
ского курса пекинского руководства, в надежде ослабить
с его помощью мировую систему социализма, мировое
революционное и освободительное движение. Показа-
тельно, что начало китаеведческого бума в США отно-
сится к концу 50 — началу 60-х годов, когда вполне опре-
деленно выявилось националистическое великодержав-
ное нутро пекинской политики. Принятый в сентябре
1958 года закон «Об образовании для нужд националь-
ной обороны» выделил Китай в качестве одного из са-
мостоятельных районов исследования. Соответственно
расширилась материальная база. В 1958—1970 годах из
различных частных и правительственных источников на
эти цели было израсходовано 40 млн. долл., больше, чем
за предыдущую четверть века.
Китаеведение приняло за последнее время в США на-
столько широкие масштабы, что, как признает один из
ведущих специалистов по Китаю Дж. Фэрбэнк, оно по
своему объему уже в 1966 году приблизилось к совето-
логии, которая имеет довольно большую и интенсивную
историю развития. Исследованием Китая в самых раз-
личных аспектах занимаются сейчас около 1000 различ-
ных заведений: правительственных учреждений, универ-
ситетов, так называемых неправительственных организа-
ций и институтов, корпораций и фондов41. Число специ-
алистов, занимающихся изучением Китая, составляет
свыше 4000 и постоянно растет.
Помимо центров и институтов, существующих на базе
университетов, все большую силу набирают в последние
годы различные специализированные исследовательские
институты и организации, которые существуют на сред-
ства, получаемые по правительственным либо частным
каналам. Одним из старейших и весьма влиятельных ин-
ститутов такого рода является Брукингский институт,
который в последние годы подготовил ряд важных
исследований, оказавших влияние на организацию внеш-
неполитического механизма США и на некоторые направ-
ления американской внешней политики. Институт регу-
лярно выпускает коллективные монографии, которые оп-
44

ределяют основные проблемы внешней и внутренней по-
литики США и намечают пути их решения.
С Брукингским институтом в последние годы стали
заметно конкурировать новые самостоятельные исследо-
вательские центры, тесно связанные с военными кругами
США и использующие новейшую методологию исследо-
ваний. Один из них, Стэнфордский научно-исследова-
тельский институт, специализируется на выполнении ком-
плексных проектов, требующих участия специалистов са-
мых разнообразных областей знаний.
Среди специализированных институтов особое место
занимают выросшие за последние 10—15 лет и превра-
тившиеся по существу в самостоятельную специфическую
отрасль внешнеполитических исследований так называе-
мые «фабрики мысли»42. Они не производят ни традици-
онных фундаментальных исследований, ни прикладных
научных исследований и разработок, а своей деятельно-
стью служат связующим звеном между знанием и вла-
стью: между наукой и техникой, с одной стороны, и поли-
тикой— с другой. Основной их продукцией являются так
называемые политические исследования, продвигающие
(но не производящие) новые знания в практику работы
внешнеполитических ведомств.
В большинстве своем «индустрия мысли» финансиру-
ется министерством обороны и входящими в его состав
военными ведомствами, которые чаще всего являются к
тому же и инициаторами их создания. По образному вы-
ражению итальянского журналиста Л. Сафира, эти фаб-
рики «представляют собой различные участки мозга во-
енно-промышленного комплекса и являются своего рода
интеллектуальными кондотьерами, которые предлагают
свои услуги тому, кто больше платит»43. Тесная связь с
Пентагоном придает деятельности «фабрик мысли» ми-
литаристскую направленность. Военные соображения не-
редко выдвигаются во главу угла проводимых исследо-
ваний. Работая над перспективными, относительно дол-
госрочными проблемами, «фабрики мысли» обращают
особое внимание на новые тенденции в развитии оружия,
стратегии и тактики будущих войн.
В последние годы ряд «фабрик мысли», работавших
почти исключительно на Пентагон, стал производить ис-
следования и по гражданской тематике. В числе заказчи-
ков, например, Гудзоновского института появились влас-
ти штата Нью-Йорк, правительства зарубежных стран.
45

Появление внутренних социальных проблем в програм-
мах исследований почти всех «фабрик мысли» отражает,
с одной стороны, небывало возросшую остроту этих про-
блем в США (и соответственное увеличение ассигнований
из различных источников на их исследования), а с дру-
гой — представляет собой попытку придать более благо-
образный вид деятельности этих фабрик, которая про-
должает по-прежнему ориентироваться на нужды воен-
ных ведомств.
Научный компонент политико-академического ком-
плекса представлен, как видно, довольно значительным
и многообразным числом научно-исследовательских цен-
тров, занимающихся проблемами международных отно-
шений и внешней политикой.
Многообразие научных центров, представленных в
сфере внешнеполитических исследований, преподносится
в теоретическом плане как главное достоинство амери-
канской системы внешнеполитических исследований.
«Лучшее средство защиты от субъективно отобранной
или тенденциозной информации то же, что и лучшее
средство обеспечения справедливых политических реше-
ний, — плюрализм», — утверждает видный американ-
ский социолог А. Этциони. Вместе с тем А. Этциони при-
знает, что «в области информации, как и политики в це-
лом, плюрализм дает свои результаты только в том слу-
чае, когда различные учреждения имеют одинаковые
возможности»44.
Как показывает уже сама организация американских
научно-исследовательских центров, таких возможностей
для различных учреждений в условиях существующего в
США социально-экономического строя нет и быть не мо-
жет. Только те научные учреждения, которые входят в
политико-академический комплекс (а их число в общей
массе сравнительно невелико), поставлены в привилеги-
рованное финансовое и политическое положение. Попыт-
ки противопоставить им другие центры, как правило,,
оказывались безуспешными. Характерно, что даже в са-
мой сети научных учреждений, представленных в поли-
тико-академическом комплексе, различие касается лишь
направлений, форм и методов исследований и вовсе не
затрагивает существа выполняемого социального заказа.
В этих условиях множественность научных центров и вы-
двигаемых ими идей нельзя рассматривать как средство
защиты от субъективизма и тенденциозности. Эти каче-
46

ства находятся в прямой зависимости не столько от ко-
личества и разнообразия научных центров, сколько от
характера тех целей, которым они служат.
5. КООРДИНАЦИЯ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
И ПОДЧИНЕНИЕ ЕЕ ПОЛИТИЧЕСКИМ ЦЕЛЯМ
Многосложность системы научно-исследовательских
учреждений США, занимающихся международными от-
ношениями, огромное число вовлеченного в них персо-
нала создают объективную потребность в развитии на
академическом уровне различных форм координации с
целью получения и обмена необходимой информацией и
обсуждения ключевых проблем концептуального и мето-
дологического характера. Важную роль в этом плане иг-
рают различного рода профессиональные объединения
ученых, конференции и симпозиумы, специализирован-
ные учреждения, занимающиеся информационным об-
служиванием всей системы внешнеполитических иссле-
дований. Развитие межинститутской координации, как
отмечают американские исследователи Дж. Бенсман и
А. Вилдич, само по себе способствует интеграции научно-
исследовательских центров в единую систему.
Монополистический капитал и правительство США
считают эту тенденцию выгодной для себя и стремятся
использовать ее для укрепления своего влияния и конт-
роля, как внутри политико-академического комплекса,
так и во всей сети научных учреждений.
В директивах о деятельности группы госдепартамен-
та США по координации исследований во внешнеполити-
ческой области прямо говорится, что «правительствен-
ные агентства должны сотрудничать с академическими
ассоциациями по вопросам внешнеполитических исследо-
ваний... Правительственные агентства через посредство
таких органов, как группа по координации, должны
консультироваться с этими ассоциациями по возникаю-
щим проблемам с тем, чтобы находить взаимоприемле-
мые процедуры и решения»45-
Как видно из этих директив, правительство рассмат-
ривает различного рода ассоциации в качестве средства
не только для проведения своего влияния, но и для вы-
явления и возможного учета в своей политике идей, рож-
денных академической средой.
Наиболее значительными функциями в области коор-
47

динации изучения и исследования международных отно-
шений обладает американская Ассоциация политических
наук (АПСА). Основные усилия ассоциации направлены
к тому, чтобы обеспечивать практическую направлен-
ность исследовательской и преподавательской работы,
удерживать ученых-политологов в рамках конформизма.
Деятельность АПСА в этом направлении приняла на-
столько широкие масштабы, что на последних ежегод-
ных конференциях она неизменно является объектом
критики со стороны либерально настроенных членов ас-
социации.
Правительство и наиболее влиятельные организации
господствующего класса проводят свое влияние на ас-
социацию посредством финансовых ассигнований и по-
жертвований, личной унии с руководством этой ассоциа-
ции, направления на проводимые ею конференции и сим-
позиумы своих представителей, предоставления ассоциа-
ции соответствующим образом отобранной и препариро-
ванной информации о деятельности правительства. Тесно
связанное с правительством руководство АПСА, в свою
очередь, поощряет тех специалистов, которые целиком и
полностью ставят свои знания на службу интересам пра-
вящего класса, материально и морально воздействует на
инакомыслящих.
Неслучайно, что деятельность ассоциации имеет ярка
выраженную политическую направленность и отличается
апологетикой общественно-политической системы США,,
враждебностью к идеям социализма.
Подобную же роль брокера между правительством,
бизнесом и учеными выполняют и другие организации
политологов, из которых наиболее близкое отношение к
внешнеполитическим исследованиям имеет Американ-
ская академия политической и социальной науки в Фила-
дельфии, которая объединяет не только ученых — спе-
циалистов в области политологии, но и профессиональ-
ных политиков и юристов (около 20 000 членов), а также
Академия политической науки при Колумбийском уни-
верситете в Нью-Йорке, насчитывающая 9000 членов.
Непосредственно координация деятельности специа-
листов в области международных проблем осуществля-
ется через Ассоциацию международных исследований45
и профессиональные объединения ученых-страноведов
(ассоциации по изучению Азии, Африки, Ближнего Вос-
тока и т. п.)47.
48

Ассоциации ежегодно проводят общие собрания сво-
их членов. На них заслушиваются и обсуждаются докла-
ды и сообщения, тезисы которых рассылаются членам ас-
социации, проводятся дискуссии, принимаются рекомен-
дации по улучшению исследований и преподавания в*
колледжах. Здесь члены ассоциации знакомятся с про-
веденной работой и перспективными наметками различ-
ных организаций и отдельных лиц. Это способствует ус-
транению параллелизма в исследовательской деятельно-
сти. Годичные съезды ассоциаций играют и другую роль.
Они являются своеобразной биржей труда. Там выясня-
ется возможность заключения контрактов на исследова-
тельскую работу, получения финансовых субсидий и ис-
пользования молодых специалистов, оканчивающих уни-
верситеты, достигается договоренность об участии в сов-
местных работах. Присутствующие на съездах предста-
вители государственных и частных научных учреждений
и исследовательских центров оценивают перспективность
намеченных научных работ и их исполнителей.
Цементированию научно-исследовательских центров^
на угодной правящим кругам основе служит и появле-
ние специализированных учреждений, занятых информа-
ционным обслуживанием научных центров. Известные-
под названием консорциумов, они имеют целью улуч-
шить координацию исследований, исключающую парал-
лелизм, объединить наиболее квалифицированных спе-
циалистов в определенной области науки, работающих в?
различных институтах, улучшить обмен информацией,
сосредоточенной в разных исследовательских организа-
циях. Все эти мероприятия диктуются также стремле-
нием сократить материальные затраты на исследование-
тех или иных проблем, сократить продолжительность ис-
следований и улучшить их качество.
Консорциумы начали складываться при активном со-
действии со стороны частных фондов в первую очередь в-
сфере социально-экономических, политических и между-
народных исследований. В 1962 году по инициативе Цен-
тра политических исследований Мичиганского универси-
тета (Энн Арбор) и других подобных центров был орга-
низован межуниверситетский консорциум по проведению
политических исследований, число участников которого
возросло за последние годы с 6 до 150. В 1964 году при
поддержке «Форд фаундейшн» возник консорциум сред-
незападных университетов в области международной де-
4»

ятельности, в состав которого вошли университеты шта-
тов Иллинойс, Висконсин, Индиана и Мичиган. В 1969
году образовался консорциум 15 университетов западных
штатов США. В качестве основного исследовательского
центра этого консорциума выступает Гуверовский инсти-
тут войны, революции и мира. В 1970 году «Форд фаун-
дейшн» выступил инициатором создания консорциума
политических исследований западноевропейских универ-
ситетов. Объединенные в консорциуме научные силы
предполагается использовать прежде всего в области ис-
следований социально-экономических процессов в стра-
нах как Западной, так и Восточной Европы, с тем чтобы
выявить тенденции будущих взаимоотношений капита-
листических стран Европы с содружеством социалисти-
ческих стран.
Между консорциумами существуют определенные
связи. Характерно, что большое значение придается в
последнее время вовлечению западноевропейских уни-
верситетских центров в сеть американских консорциумов.
Основу деятельности консорциумов составляют цент-
рализованные автоматизированные банки информации,
хранящие разнообразную количественную информа-
цию48. Важным направлением в их деятельности явля-
ются также программы по подготовке и переподготовке
научно-исследовательских кадров в области социально-
политических проблем (с ориентацией главным образом
на обучение новейшим методам исследований).
Расширение сети консорциумов тормозится, однако,
большой стоимостью создания банков информации и по-
полнения архивов. Вместе с тем тенденция к их созданию
пробивает себе дорогу, поскольку она отражает возрас-
тающую потребность научных центров в информации со-
циально-политического характера. Появление первых
консорциумов во многом способствовало укреплению свя-
зей между научно-исследовательскими центрами, привя-
зыванию их к одному источнику информации, что создает
правительству США дополнительные рычаги для того,
чтобы обеспечить постоянную и четкую координацию ис-
следований международных проблем и повышение их эф-
фективности при разработке внешней политики.
Профессиональные ассоциации, центры информаци-
онного обслуживания далеко не исчерпывают те органи-
зационные формы, с помощью которых придается впол-
не определенная направленность деятельности научно-ис-
50

следовательских центров. Большую роль играют также
конференции и симпозиумы, организуемые для обсужде-
ния той или иной проблемы. Так, например, в мае 1972 го-
да в Принстоне состоялась конференция советологов,
на которой обсуждалось состояние изучения Советского
Союза и которая наметила основные направления даль-
нейших исследований.
Для объединения усилий исследователей в одном на-
правлении создаются иногда специальные комитеты.
Известно, например, какую большую роль в развитии ки-
таеведения сыграл созданный в 1959 году по инициати-
ве фонда Форда Объединенный комитет по вопросам со-
временного Китая, который направил усилия всех китае-
ведов страны на разработку актуальных проблем, свя-
занных с Китаем. Этот комитет и его комиссии взяли на
себя координацию исследований по Китаю на общенаци-
ональном уровне и приблизили их к политическим нуж-
дам. «Видная роль бывших сотрудников госдепартамен-
та Барнетта (председателя этого комитета. — В. П.) и
Линдбека, которые заняли командные посты в области
исследований современного Китая и которые в течение
восьми критических лет служили главным связующим
звеном между финансирующими организациями, акаде-
мическими кругами и правительственными органами,
уже сама по себе в достаточной степени объясняет уклон
исследований по Китаю от чисто научных целей в сторо-
ну верного служения интересам правительства»49, — пи-
шет известный американский социолог Д. Горовиц.
Осуществляемая в различных формах координация
научных исследований, в том числе и в области внешней
политики, способствует упрочению организационной ос-
новы политико-академического комплекса, подчинению
исследовательских работ политическим целям правяще-
го класса США.
6. НАУЧНАЯ ЭЛИТА И НОВАЯ ОППОЗИЦИЯ
Установление прочных связей между правительством,
организациями монополистического капитала и сетью об-
служивающих их научных учреждений сопровождается
формированием группировки тех ученых, которые чаще
всего привлекаются к выполнению правительственных
заказов и к непосредственному консультированию, а в
ряде случаев и к работе в правительственных учрежде-
ниях.
51

Американские социологи утверждают, что эта группи-
ровка насчитывает около тысячи ученых. В любом слу-
чае очевидно, что из 12,5 млн. американцев — обладате-
лей вузовских дипломов и ученых степеней лишь неболь-
шая часть работает в политико-академическом комплек-
се. Тем не менее эта группа привлекает к себе большое
внимание. Ее называют научной элитой, новыми брами-
нами, новыми мандаринами, подчеркивая тем самым
привилегированное положение этих ученых как доверен-
ных лиц правительства.
Как отмечает видный американский социолог Вэнс
Паккард, дипломированная элита принадлежит к правя-
щей верхушке США. «У нее, — пишет он, — те же вкусы
и то же образование, что и у высшего класса, хотя ее до-
ходы и меньше. Она очень гордится своим «неконфор-
мизмом», что не мешает, однако, тому, что она «разделя-
ет идеалы правящей элиты о высшем образовании и вы-
соких прибылях... и очень часто стремится к достижению
социального статуса внутри той небольшой группы, на ко-
торую она хочет произвести впечатление»50. Такая ха-
рактеристика Паккардом дипломированной элиты пол-
ностью применима и к специалистам-международникам,
выполняющим заказы господствующего класса в опреде-
ленной области социальных наук.
В связи с возрастающей ролью научной элиты в про-
цессе формулирования внешней политики в американ-
ской литературе все чаще дебатируется вопрос о том, в
чем причины этого явления. Многие склонны объяснять
это прежде всего тем, что научная элита обладает по су-
ществу монополией на известный уровень специальной
информации, в том числе и секретного характера. Ссыла-
ясь в качестве примера на активное участие Г. Киссинд-
жера в разработке внешней политики нынешней админи-
страции, американская печать указывает, в частности, на
то, что «центральная роль Киссинджера обусловлена его
чрезвычайной осведомленностью в международных от-
ношениях, его глубокими знаниями межведомственных
отношений»51.
Рекомендации ученых-экспертов в области тех или
иных проблем в процессе формулирования политики не-
редко трансформируются в сами решения. Научная эли-
та получает таким образом возможность влиять на поли-
тику в рамках своей научной компетенции.
Превращение научной элиты в политических актеров
52

первой величины объясняется также и тем, что разраба-
тываемая ими аргументация широко используется враж-
дующими политическими группировками правящего клас-
са для достижения своих целей. «Обладание тайным
знанием, — замечает Г. Моргентау, — является потенци-
альным оружием в борьбе за политическую власть»52.
Бесспорно, что усложнение характера современных
международных отношений и внешней политики требует
во всевозрастающих размерах экспертных знаний при
принятии правительственных решений. Однако причины
усиления роли научной элиты имеют гораздо более глу-
бокие социально-экономические корни. Стремление пра-
вящих кругов империалистических государств выстоять
перед напором возрастающих для них трудностей, ис-
пользовать для этого возможности, открываемые научно-
технической революцией, неизбежно приводит к тому,
что ученые все чаще допускаются к центральному пульту
управления внешней политикой. Правительство, как от-
мечает бывший заместитель министра обороны США
Т. Хупс, часто не имеет сколько-нибудь определенных
концепций и действует применительно к своему классо-
вому чутью, в силу чего для обоснования своих акций
оно нуждается в ученых.
Показательно, что усиление роли научной элиты со-
провождается дальнейшим размывом остатков буржу-
азной демократии. Американские авторы нередко сетуют
по поводу того, что одновременно с возрастанием влия-
ния научной элиты становится фикцией контроль масс
над правительством. По их мнению, монополия научной
элиты на информацию способствует усилению недосяга-
емости правительственных ведомств, использующих на-
учно-технические рекомендации, для контроля общест-
венности. Выводы эксперта, на основе которых принято
решение, в большинстве случаев получены на основе са-
мой полной информации, проанализированной с помо-
щью сложного аналитического аппарата с широким при-
менением ЭВМ, и в силу этого не поддаются проверке со
стороны общественности.
Особое беспокойство вызывает деятельность той час-
ти научной элиты, которая связана с воинственно-агрес-
сивными кругами США, в первую очередь с Пентагоном,
и в силу этого не особенно задумывается над политиче-
скими или стратегическими последствиями создания того
или иного вида оружия, над необходимостью ограниче-
53

ния вооружений. Как отмечается в американской литера-
туре, подспудная борьба между специалистами в разных
областях военной техники провоцирует новые циклы в
гонке вооружений, новую технологию производства ору-
жия, создание новых поколений вооружений.
Формирование научной элиты представляет собой, од-
нако, лишь одну сторону процесса, происходящего в
академической среде. С другой стороны, там усиливает-
ся и оппозиция — явление качественно новое в буржуаз-
ной науке международных отношений.
Начало процессу рождения новой оппозиции положил
вьетнамский кризис. Рост широкого движения протеста
против агрессии во Вьетнаме, и особенно активное учас-
тие в нем студенчества, заставил многих ученых более
четко определить свои политические позиции.
За открытыми выступлениями ученых против войны
во Вьетнаме, против работы' университетов на Пентагон
и ЦРУ последовали прямые отказы проводить такие ра-
боты. В январе 1968 года профессора и студенты Кали-
форнийского университета проголосовали против прове-
дения исследований для Пентагона. В Мичиганском уни-
верситете на разных факультетах была принята резолю-
ция, призывающая резко сократить объем секретных на-
учно-исследовательских работ, целью которых является
«уничтожить человеческую жизнь или сделать человече-
ские существа недееспособными». Аналогичные резолю-
ции принимались и в ряде других университетов, таких:
как Чикагский, Принстонский, Калифорнийский (Берк-
ли), Колумбийский- В начале 1969 года группа ученых
Массачусетского технологического института опубликова-
ла манифест протеста против использования правитель-
ством США достижений науки и техники в интересах,
войны. В манифесте говорилось: «Злоупотребление науч-
ными и техническими знаниями представляет собой глав-
ную угрозу существованию человека. Своими действиями
во Вьетнаме правительство подорвало нашу веру в его*
способность принимать мудрые и человеколюбивые ре-
шения» 53. Протест был поддержан профессорами, аспи-
рантами и студентами американских университетов.
Критикуя приспособленчество научной элиты к нуж-
дам военных и внешнеполитических ведомств, новая оп-
позиция отвергает узкопрофессиональный подход к во-
просам внешней политики. Весьма показательным в
этом отношении явилось выступление с открытым пись-
54

мом в «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост» в 1969 го-
ду шести специалистов из «РЭНД корпорейшн», где был
поднят вопрос об ответственности государственных слу-
жащих и специалистов за действия и политику прави-
тельства, которому они служат. Свое письмо они опубли-
ковали, несмотря на резкие возражения со стороны неко-
торых руководящих должностных лиц корпорации, с рис-
ком для собственной карьеры. Авторы выступили как
группа, выражающая прямую оппозицию правительст-
венной политике, которую они ранее поддерживали.
«Многие, — писал по этому поводу обозреватель «Ва-
шингтон пост» Джозеф Крафт, — подавляли в себе свои
взгляды и убеждения, предпочитая участвовать во внут-
ренних политических махинациях. Они свято следовали
кодексу чиновника, который отождествляет лояльность
президенту с лояльностью убеждениям, какие бы спор-
ные вопросы ни затрагивались. Письмо специалистов
«РЭНД» представляет особую важность именно отказом
от этого кодекса. Протест общественности ломает бюро-
кратическую традицию безгласного служения и полного
подчинения даже в том случае, когда политика вступает
в противоречие с совестью. Протест специалистов
«РЭНД» ясно показал, что служащие военных прави-
тельственных учреждений больше не являются пассив-
ными сторонниками единого курса»54.
Поднятый новой оппозицией вопрос о моральной от-
ветственности ученых, работающих в правительственных
учреждениях, получил настолько глубокий резонанс в
академической среде, что Массачусетский технологиче-
ский институт вынужден был отказать в предоставлении
должности профессора архитектору американской поли-
тики во Вьетнаме У. Ростоу после его ухода в отставку
в 1968 году с поста специального помощника президента
по вопросам национальной безопасности. С большими
трудностями было связано и назначение бывшего госу-
дарственного секретаря США Д. Раска профессором
университета Джорджии.
В движении протеста против искажения действитель-
ного предназначения науки, борьбе за мир и обуздание
агрессивных устремлений империализма активно участ-
вует целый ряд ученых, что характеризует их как до-
стойных представителей передовых сил современности.
Широкую известность получил профессор Массачу-
сетского технологического института Д. Эллсберг. Он
55

участвовал в подготовке секретного исследования Пента-
гона, которое проводилось в недрах «РЭНД корпо-
рейшн». В процессе работы перед Эллсбергом раскры-
лась картина чудовищной лжи и обмана, прикрываясь
которыми Вашингтон разрабатывал и осуществлял пла-
ны развязывания и эскалации агрессии в Индокитае.
Эллсберг пришел к заключению, что передать эти разоб-
лачительные материалы в печать, открыть глаза амери-
канской и мировой общественности на весь цинизм и ли-
цемерие политики Вашингтона — его прямой граждан-
ский долг. «Я не мог больше молчать» — так объяснил
он впоследствии свое решение. Как известно, документы
Пентагона, опубликованные в июне 1971 года, показали
общественности агрессивные планы военных кругов США
в Юго-Восточной Азии. Власти сразу же начали судеб-
ное преследование Д. Эллсберга и помогавшего ему
Э. Руссо, обвиненных в том, что публикацией архивных
документов они «нанесли ущерб национальной безопас-
ности США». В ходе продолжительного судебного про-
цесса была разоблачена несостоятельность выдвинутых
против Эллсберга и Руссо обвинений, и в мае 1973 года
они были полностью сняты.
Мужественным борцом против империалистической
агрессии во Вьетнаме показал себя профессор Кентского
университета Том Лоуг. Оставив работу в госдепарта-
менте из-за несогласия с политикой администрации
Л. Джонсона, он активно включился в борьбу студентов
против войны во Вьетнаме. Ни преследования, ни даже
арест не сломили его духа и не заставили отказаться от
своих убеждений.
Политические выступления ученых приняли настоль-
ко широкий размах, что правительство, которое остава-
лось безучастным во времена различного рода теорети-
ческих дебатов, неоднократно разгоравшихся среди спе-
циалистов-международников, сочло необходимым занять
вполне определенную позицию. Постоянный представи-
тель США в НАТО Р. Эллсуорт использовал трибуну
одного из научных форумов, чтобы потребовать от уче-
ных «осознания ответственности активно помогать поли-
тическому руководству в установлении необходимого кон-
троля и дисциплины в вопросах науки и техники и учи-
тывать политические обязательства в своих высказыва-
ниях, особенно в том, что касается отношений с Восто-
ком» 55.
56

В унисон правительству руководство профессиональ-
ных ассоциаций поспешно занялось разработкой таких
мероприятий, которые облегчили бы партнерство ученых
с правительством и вместе с тем сняли бы остроту кри-
тики в адрес тех, кто поставил свои знания на службу
империалистическому государству. Показательным в
этом отношении является представленный в Ассоциацию
политических наук доклад «Об этике политологов». Этот
доклад подготовлен рядом видных американских полито-
логов, таких как У. Сайер, В. Ван-Дейк, А. Вилдавски,
С. Бейли и др., в связи с обвинениями по поводу участия
политологов в махинациях ЦРУ и Пентагона. Предлага-
емые этой группой стандарты этики поведения ученых,
работающих в правительстве, сводятся к тому, что на
время работы в правительстве ученые должны выступать
только в качестве правительственных служащих, а не как
профессора и члены соответствующих профессиональных
объединений.
Разумеется, помыслы и научной элиты, и новой оппо-
зиции, несмотря на всю остроту взаимных обвинений, не
выходят за рамки классовых интересов. Вместе с тем сам
факт возникновения нового типа оппозиции в академи-
ческой среде свидетельствует о многом. Империалисти-
ческая внешняя политика США приходит в глубокое
столкновение с интересами столь широких слоев страны,
что об этом оказываются вынужденными громогласно за-
являть даже те, социальная роль которых сводится к
разработке и теоретическому обоснованию этой поли-
тики.
* *
*
Сложившаяся в настоящее время в США система уп-
равления буржуазной наукой международных отноше-
ний является достаточно жесткой, чтобы направить раз-
витие многочисленных «научных» школ и течений в рус-
ло конформизма и обеспечить доминирующее положение
в науке официозным воззрениям, поддерживаемым или
даже инспирируемым сверху. В то же время эта система
управления является достаточно гибкой, чтобы содейст-
вовать выявлению различных, в том числе и оппозицион-
ных идей, которые также могли бы в известных условиях
оказаться полезными господствующему классу.
Политико-академический комплекс — это та порож-
денная господствующей в США системой государственно-
57

монополистического капитализма организационная фор-
ма управления наукой, которая позволяет правительству
вкупе с крупным бизнесом систематически и конкретна
осуществлять руководство научно-исследовательской де-
ятельностью, в максимальной степени приближать ее к
своим практическим нуждам.
В рамках комплекса научные учреждения все больше
теряют свою самостоятельность и независимость, все
меньше остается от хваленой свободы интеллектуалов,,
все глубже проникает система заказов на мысли и идеи.
Разработка теорий и концепций по требованию прави-
тельственных учреждений поистине становится формой
профессионального мышления, своего рода новой отрас-
лью американской промышленности.
Вместе с тем в рамках политико-академического ком-
плекса происходит и обратное воздействие науки на пра-
вительство. К американским ученым-международникам
вполне относится та характеристика роли философов, ко-
торую дал в свое время Ф. Энгельс. «И поскольку они, —
писал Энгельс о философах в письме К. Шмидту 27 ок-
тября 1890 г., — образуют самостоятельную группу внут-
ри общественного разделения труда, постольку их произ-
ведения, включая и их ошибки, оказывают обратное вли-
яние на все общественное развитие...»56.

ГЛАВА II
ОСНОВНЫЕ ТЕОРЕТИКО-
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ СХЕМЫ
Важнейшее направление внешнеполитических иссле-
дований, проводимых политико-академическим комплек-
сом США, составляет разработка общей теории между-
народных отношений. По замыслу американских авторов,
такая теория, выявив первопричину поведения госу-
дарств на международной арене, должна предложить
стройную систему взглядов для объяснения сложных
процессов в сфере международных отношений и для оп-
ределения основных тенденций и перспектив мирового
развития.
1. ОСОБЕННОСТИ НЫНЕШНЕГО ЭТАПА ПОИСКОВ
ОБЩЕЙ ТЕОРИИ
В течение длительного времени правящие круги США
руководствовались во внешней политике своим классо-
вым инстинктом и сугубо прагматическими соображени-
ями. Внешнеполитические решения принимались полити-
ческими руководителями США в соответствии с их соб-
ственным толкованием понятий «национальный интерес»
и «национальная безопасность», отвечающим требовани-
ям момента. Дипломатические акции от случая к случаю
•объяснялись предначертанием судьбы, американской
миссией и т. п. В условиях существования государств с
однородной капиталистической системой с присущими, ей
методами тайной дипломатии, где правда всегда была на
стороне сильного, не возникало и вопроса о теоретиче-
ской обоснованности и логичности подобных умопостро-
ений. Социальный заказ на внешнеполитические исследо-
вания ориентировал в основном на эмпирический подход:
комментирование текущих политических событий, изуче-
5$

ние конкретной дипломатической истории и международ-
но-правовой практики.
Появление первого в мире социалистического госу-
дарства, вызвавшее коренное изменение в системе меж-
дународных отношений, поставило правящие круги США
перед необходимостью теоретического осмысливания
происходящих в мире событий, разработки более утон-
ченных средств оправдания и защиты своих действий на
международной арене. В определенном смысле первой
реакцией капиталистической системы на ленинский «Де-
крет о мире», в котором провозглашалась принципиаль-
но новая концепция международных отношений и дипло-
матии, явились известные «14 пунктов Вудро Вильсона»,
в которых американский президент, бывший профессор
права Принстонского университета, предпринял попытку
изложить свое теоретическое кредо, изобразив в качест-
ве первопричины внешней политики империалистических
государств, в том числе и США, «идеалистические» мо-
тивы (забота о мире, демократии, справедливости и др.).
«14 пунктов Вильсона» явились своеобразным сигна-
лом к началу разработки в США общей теории между-
народных отношений. Этой проблемой первыми занялись
утвердившиеся во внешнеполитических исследованиях
еще накануне первой мировой войны юристы-междуна-
родники, историки и географы. Изучение международ-
ных отношений происходило в рамках соответствующих
научных дисциплин. Совет по социальным исследованиям
официально констатировал в 1936 году, что «невозможно
изучать международные отношения как единое целое»,
и ориентировал специалистов-международников на «сег-
ментарный» подход К
Основной тон в теоретических исследованиях задава-
ли специалисты по международному праву, которые про-
поведовали в качестве основополагающих идей теории
международных отношений признание примата между-
народного права и превращение его в фундамент любых
теоретических конструкций. Под их влиянием теория ме-
ждународных отношений представлялась как единая ло-
гическая система юридических и моральных норм, скла-
дывающаяся и существующая независимо от воли госу-
дарств. Международные организации объявлялись аль-
тернативой «навсегда дискредитированному», по выра-
жению В. Вильсона, балансу сил. Внешнеполитические
исследования рассматривали международные отношения
60

в статическом состоянии и носили, как правило, описа-
тельный характер (анализ договоров и принципов между-
народного права, изложение конкретных политико-ди-
пломатических событий). Несмотря на узость подхода,,
юристы и историки-международники создали в этот пе-
риод ряд обстоятельных теоретических исследований
(работы Ф. Дэнна, Дж. Шотуэлла, Н. Спайкмана, X. Ма-
киндра, Дж. Стюарта, К. Райта и др.).
В целом американская буржуазная наука междуна-
родных отношений на всем протяжении 30-х годов была
представлена весьма незначительной группой специалис-
тов. Приобщение ученых к практике внешней политики
хотя и наметилось в этот период, но осуществлялось
крайне медленными темпами.
Новый этап в конструировании общей теории между-
народных отношений в США наступил после окончания
второй мировой войны. Становление мирового социалис-
тического содружества, превратившегося в решающий
фактор мирового развития, с одной стороны, а также пре-
тензии правящих кругов США на установление мирового»
господства и вызванное этим усложнение внешнеполити-
ческих задач и аппарата управления — с другой, обусло-
вили потребность в разработке новых подходов к общей
теории, которые отвечали бы глобальным притязаниям:
американской внешней политики.
На очередь дня перед специалистами-международни-
ками встало теоретическое осмысливание комплекса
сложных международных процессов, междисциплинар-
ная разработка широкого круга проблем в области тео-
рии — от анализа отдельных явлений и процессов до оп-
ределения общих закономерностей международной жиз-
ни и перспектив ее развития. Говоря словами видного
американского ученого-международника Г. Рэнсома, «во
главу угла науки международных отношений был постав-
лен вопрос, кто получает, что, где, когда и как на миро-
вой арене»2. Основная задача состояла в том, чтобы най-
ти приемлемое для правящих кругов США объяснение
мировых процессов и на этой основе помочь им в приня-
тии и осуществлении внешнеполитических решений.
«Практики, обладающие непосредственным дипломати-
ческим опытом, — пояснял вице-президент фонда Рок-
феллера, видный американский ученый К. Томпсон, —
нуждаются в общих концепциях для понимания значения
происходящих с ракетной скоростью изменений в мире»3.
61

Наряду с практическими остро стали давать о себе
знать и потребности идейно-теоретического характера.
Перед лицом того вызова, который бросает буржуазной
науке международных отношений глубоко научное марк-
систско-ленинское понимание процессов, происходящих
на мировой арене, от американских теоретиков ожида-
лось создание такой общей теории, которая могла бы
быть противопоставлена марксистско-ленинскому объяс-
нению международного развития.
Филантропические организации монополистического
капитала обеспечили необходимую материальную базу
для проведения теоретических изысканий в области меж-
дународных отношений. В течение 50-х годов фонд Фор-
да и другие предприняли значительные усилия по подго-
товке и продвижению в сферу внешнеполитических ис-
следований главным образом специалистов-социологов, а
также психологов и антропологов.
В результате юридический и историко-описательный
подходы были окончательно вытеснены социологическим
подходом, который по существу монополизировал конст-
руирование общей теории международных отношений.
Политологи социологической ориентации считают, что
в фокусе теоретико-методологических конструкций меж-
дународных отношений должны находиться не статич-
ные правовые и иные нормы, а реальная структура и ди-
намичные процессы, которые они усматривают в между-
народных отношениях сквозь призму своих социологиче-
ских конструкций. Международные отношения рассмат-
риваются ими как самостоятельная дисциплина, сущест-
вующая на стыке различных общественно-политических
наук и требующая комплексного анализа.
С утверждением в области изучения международных
отношений социологического подхода связывается так
называемый теоретический бум, который относят ко вто-
рой половине 50 — началу 60-х годов. На самом деле это
выглядит иначе. В американской литературе часто при-
водят слова Гегеля о том, что «сова Минервы вылетает в
сумерки», а также высказывание современного француз-
ского социолога Раймонда Арона: «Тяжелые времена
способствуют размышлению». Нельзя, очевидно, при-
знать случайным, что именно 1957—1958 годы, выявив-
шие новые крупные сдвиги в соотношении сил и успехи
социализма, одним из ярких свидетельств чего явился
запуск советских искусственных спутников Земли, под-
€2

стегнули американских теоретиков (ключевые позиции
среди них к этому времени заняли приверженцы социо-
логического подхода) к еще более активной и широкой
разработке проблем международных отношений и внеш-
ней политики.
Создаваемые на основе социологического подхода те-
оретико-методологические схемы международных отно-
шений и внешней политики отражают объективные про-
цессы и явления мировой обстановки сквозь призму ре-
альных интересов и потребностей различных фракций
внутри господствующего класса. Буржуазные теории
международных отношений не могут выполнить своего
социального назначения без учета реально складываю-
щегося положения в мире. В целом ряде случаев в них
поэтому содержится вынужденная констатация отдель-
ных неблагоприятных с точки зрения господствующего
класса США действительных фактов, правильно подме-
чаются те или иные тенденции в развитии международ-
ных отношений. В то же время поскольку теоретическое
осмысливание как явление надстроечного порядка ха-
рактеризуется относительной самостоятельностью и сво-
ими специфическими особенностями, американская бур-
жуазная наука международных отношений накладывает
свой собственный своеобразный отпечаток на понимание
значения места и роли различных явлений и процессов в
системе международных отношений.
Современные американские теоретики международ-
ных отношений прямо заявляют, что видят свою задачу
в обслуживании практических нужд внешней политики
США. Один из наиболее крупных внешнеполитических
теоретиков США Г. Моргентау настоятельно подчерки-
вает, что теории должны служить вполне определенным
классовым целям, интересам США на международной
арене. «Практическая ценность теории международных
отношений, как и всех политических теорий, — пишет
Моргентау, — зависит в значительной мере от тех поли-
тических условий, в которых она действует». И поясняет
далее: «Она неразрывно связана с определенной соци-
альной ситуацией». Моргентау решительно отвергает тот
взгляд, что теория создается профессором в «башне из
слоновой кости». Теории, утверждает он, «активно вме-
шиваются в конкретные политические ситуации с целью
изменения их (ситуаций. — В. П.) через посредство дей-
ствий» 4.
63

Практическую ценность своих теоретико-методологи-
ческих изысканий американские авторы усматривают в
том, что создаваемые ими конструкции помогают перс-
пективному (долгосрочному) планированию, которое, по
выражению Г. Киссинджера, должно при определении
политики помочь поставить «важное перед срочным», и
способствуют усовершенствованию управления внешней
политикой в других областях, в частности систематизации
и рационализации анализа неуклонно возрастающего по-
тока внешнеполитической информации.
Если практический смысл теоретических исканий аме-
риканской буржуазной науки международных отноше-
ний состоит в том, чтобы помочь правящему классу в уп-
равлении внешней политикой, в обезвреживании измене-
ний в международных отношениях, то в научно-теорети-
•ческом отношении задача сводится к тому, чтобы обос-
новать новые объективные явления и процессы как под-
тверждение правоты исходных политико-философских
установок.
В этом контексте первостепенное значение придается
опровержению марксизма. В отличие от предшествовав-
шего ему юридического подхода социологическое направ-
ление в американской буржуазной науке международ-
ных отношений выдвигает в противовес марксистскому
объяснению закономерностей мирового развития не изо-
лированные от других дисциплин, оригинальные по своей
форме конструкции, а синтетические философско-теорети-
ческие схемы, построенные на заимствованных из других
общественных и естественных наук теориях и идеях. При
этом в такие схемы все чаще включаются наполненные
вполне определенным классово-буржуазным содержани-
ем понятия и категории марксистской науки. В этом ска-
зывается теоретическое бессилие американской буржуаз-
ной науки. На подобные явления обращал внимание еще
В. И. Ленин. «Диалектика истории такова, — писал он,—
что теоретическая победа марксизма заставляет врагов
его переодеваться марксистами»5. В последние годы от-
ражающая эту подмеченную В. И. Лениным тенденцию
имитация на свой лад положений марксистско-ленинско-
го учения, своеобразная социальная мимикрия под марк-
сизм становится широко распространенным приемом
американской буржуазной науки международных отно-
шений, одним из важнейших тактических средств идео-
логической борьбы против марксизма-ленинизма. Назна-
64

чение этого маневра заключается в том, чтобы, извратив
суть марксистского подхода, попытаться извлечь опреде-,
ленную политико-идеологическую выгоду для правящего
класса с помощью имеющих широкое признание идей,
таких, например, как роль в международных отношениях
экономического фактора, связь внешней и внутренней
политики, значение международной системы, взаимоза-
висимость и т. п.
Американские буржуазные теоретики международных
отношений в один голос претендуют на научную объек-
тивность проводимых ими исследований. Классовому
анализу они противопоставляют свой подход, который
объявляется независимым от каких-либо социально-по-
литических и моральных соображений и имеющим в сво-
ей основе только такие «научные» критерии, как точность
фактов, совершенство исследовательских приемов и ло-
гичность выводов. Показывая несостоятельность подоб-
ных претензий, видный американский теоретик-марксист
Г. Аптекер пишет: «Объективность в науке не может
быть отделена от партийности, оба эти понятия не про-
тиворечат друг другу. Напротив, они находятся в диалек-
тическом единстве. Партийность неизбежна в науке. На-
ука является созданием человека для удовлетворения
человеческих потребностей, и в этом же состоит основной
смысл партийности. Проблема объективности, и особен-
но в социальных науках, заключается в том, что до сих
пор партийность была в пользу эксплуататорских клас-
сов... Двадцатое столетие, однако, означает исторический
поворот в сторону усиления влияния народных масс.
Именно в той степени, в какой социолог поддерживает
и помогает этому повороту, и проявляется его объектив-
ность» 6. К теоретико-методологическим построениям
американских авторов в полной мере применимо извест-
ное высказывание В. И. Ленина о том, что «„бесприст-
растной" социальной науки не может быть в обществе,
построенном на классовой борьбе»7.
Классовый характер и связанные с этим специфиче-
ские черты создаваемых в настоящее время в американ-
ской буржуазной науке общетеоретических конструкций
предопределены их субъективно-идеалистической осно-
вой. Тесные нити, связывающие американских теорети-
ков международных отношений с субъективным идеализ-
мом, не обрываются и в тех случаях, когда отдельные те-
оретики, отдавая приоритет материальным условиям (на-
3—232
6£

пример, научно-техническому фактору) перед духовны-
ми сферами общественной жизни, казалось бы, отходят
от субъективного идеализма и переходят на механицис-
тические, хотя и далеко не материалистические позиции.
Идеалистическое мировоззрение этих теоретиков прояв-
ляется в том, что они приписывают какому-то одному,
пусть даже вполне материальному фактору поистине чу-
додейственную силу и, отрицая классовую борьбу, видят
причину социальных коллизий и антагонизмов в сфере
человеческого духа, в процессах сознания.
Идеалистические воззрения американских теоретиков
обусловливают отрицание ими классовой природы внеш-
ней политики, искажение или замалчивание связи между
внутренней и внешней политикой, сбрасывание со сче-
тов объективной закономерности и необходимости в раз-
витии международных отношений и приписывание реша-
ющего значения активности творцов внешней политики,
их психике, врожденным инстинктам.
Волюнтаризм является характерной чертой теорети-
ко-методологических конструкций. Г. Киссинджер прямо
заявляет, что «весь, смысл исторического процесса проис-
текает из убеждений и целей того поколения людей, кото-
рое делает историю»8. Американские специалисты-между-
народники, по авторитетному свидетельству директора
Института войны и мира при Колумбийском универ-
ситете проф. У Фокса, как правило, «убеждены, что аме-
риканцы в состоянии, приняв правильные решения в об-
ласти внешней политики, стать хозяевами своей судь-
бы»9. На практике волюнтаризм зачастую препятствует
пониманию существа происходящих в мире социальных
процессов, создает питательную среду антикоммунизму и
ведет к выдвижению нереалистических, а при определен-
ных условиях и авантюристических внешнеполитических
задач.
В методологическом отношении идеализм ведет к
подмене целостного рассмотрения международных отно-
шений и анализа главных тенденций сосредоточением на
частностях второстепенного порядка, к сугубо абстракт-
ному подходу ко всем явлениям и процессам междуна-
родной жизни. Приверженность к идеализму как фило-
софскому направлению порождает в среде американских
теоретиков международных отношений интеллектуаль-
ный деспотизм и общественный конформизм.
В то же время плюралистическая структура идеалис-
66

тического мировоззрения создает почву для существова-
ния в американской буржуазной науке международных
отношений многочисленных школ и течений, каждая из
которых занимается на свой манер построением общей
теории.
В философском отношении современное американ-
ское внешнеполитическое мышление по-прежнему испы-
тывает большое влияние прагматизма, который выдвига-
ет на передний план целесообразность, предполагающую
рациональный, очищенный от морально-правовых сооб-
ражений учет обстоятельств и выгоды. Проявляя озабо-
ченность по поводу примата прагматических соображе-
ний при формировании внешнеполитической мысли США,
Г. Киссинджер пишет: «Прагматизм, по крайней мере в
общепринятых формах, порождает тенденцию отожде-
ствлять политические проблемы с накоплением эмпири-
ческих данных. Он видит в консенсусе испытание на дей-
ственность. Прагматизм озабочен в большей степени ме-
тодом, чем суждением. Или скорее он стремится свести
суждение к методологии, а ценность — к знанию. Ре-
зультатом является большая забота о сборе фактов, чем
об интерпретации их значения»10.
В области конструирования различного рода теоре-
тико-методологических схем международных отноше-
ний заметно сказывается также воздействие тех позити-
вистских школ, которые занимаются философскими
проблемами языка, символической логики и структуры
научного исследования (логического позитивизма, общей
семантики, операционализма и т. п.). Несмотря на воз-
растающее влияние этих школ, оно все же уступает праг-
матизму-
По силе своего воздействия на американскую буржу-
азную науку международных отношений с прагматиз-
мом может сравниться только иррационалистическая
концепция фрейдизма, которая исходит из решающего
влияния мира бессознательного на деятельность челове-
ка. Применяя ее к социальным, в том числе к междуна-
родным, процессам и явлениям, американские буржуаз-
ные исследователи толкуют общественно-политическое
развитие как проявление бессознательных влечений лич-
ности и целых народов. В психоанализе 3. Фрейда, вы-
явившего скрытые влечения и импульсы человека (аг-
рессивность, стремление к власти, к разрушению и т. п.),
многие американские теоретики международных отно-
3*
67

шений видят наиболее верный подход к пониманию по-
литики. В результате, психике людей, врожденным чело-
веческим инстинктам отводится роль доминанты в слож-
ной совокупности различных факторов, действующих в
международной сфере.
В методологии американской буржуазной науки
международных отношений явно прослеживается влия-
ние двух основных исследовательских направлений
современной буржуазной социологии — бихевиоризма и
структурного функционализма.
Бихевиористский, или так называемый поведенческий,
подход, дополняющий фрейдизм и покоящийся на трех
китах (антропологии, психологии и социологии), ориен-
тирует американскую буржуазную теоретическую мысль
на казуальное объяснение международных явлений и
процессов, на изучение при анализе тех или иных ситуа-
ций доведения индивидуумов, которое выводится из кор-
реляции стимула и реакции с учетом так называемых
промежуточных переменных (навык, потенциал возбуж-
дения и торможения, потребность и т. п.). Бихевиорист-
ский подход нацеливает на исключительно широкое ис-
пользование методов квантификации. Как заметил один
из критиков бихевиоризма, этот подход «пытается заста-
вить одеть человеческое поведение в узкий статистиче-
ский жилет»11. Отличающееся, по признанию самих би-
хевиористов, «определенной хрупкостью, причудливым
интересом к тривиальностям, соединяемым с непочти-
тельностью к традициям»12, учение о примате поведен-
ческой деятельности в политике, в том числе и междуна-
родной, в конечном счете сводит все политические отно-
шения не к классовой борьбе, являющейся стержнем со-
временной международной жизни, а к борьбе за власть
и влияние между различными странами.
Структурный функционализм, принимая в целом
бихевиористский подход, в то же время выступает против
абсолютизации роли индивидуума и берет за единицу
исследования действие. В теории международных отно-
шений он ведет к культивированию сложных взаимодей-
ствующих систем, кодексов норм, определяющих пове-
дение индивидуума или коллектива лиц в международ-
ных отношениях. Кодексам поведения придается тем
большее значение, поскольку, согласно постулатам струк-
турного функционализма, объединенные в них нормы,
имея свою структуру и функции, саморегулируют ста-
68

бильность (равновесие) системы, а всякие расстройства
и отклонения в функционировании исправляются суще-
ствующими институтами. Буржуазно-реформистская сущ-
ность структурного функционализма очевидна. Всем
своим существом эта методология нацеливает на сохра-
нение сложившегося порядка вещей, на предотвращение
качественных изменений в системе и на изыскание спо-
собов обеспечения равновесия.
Важнейший научный инструмент, которым опериру-
ют и бихевиористы, и структурные функционалисты,—
метод сравнительного анализа, возводимый ими в ранг
универсального метода. При применении этого метода вне
конкретно исторических рамок социальные организмы
предстают как некая абстрактно-логическая схема, а
факты анализируются с точки зрения их соответствия
некоему априорному идеалу. Внесенный в теорию меж-
дународных отношений Г. Олмондом сравнительный .ана-
лиз смазывает различия социально-экономических сис-
тем, создает почву для теоретизирования относительно
деидеологизации.
Хотя помимо бихевиоризма и структурного функцио-
нализма в современных американских буржуазных тео-
риях международных отношений используются и другие
методы, тем не менее, опора на эти два направления со-
ставляет основу общеметодологического подхода к изу-
чению международных отношений. Ограниченность этих
исходных посылок исключает возможность правильного
понимания главных тенденций и перспектив развития,
ведет к утере общей ориентировки в изучении политики,
в том числе международной. В результате американские
буржуазные теоретики социологической ориентации в
конце концов повторяют те же ошибки, что и представи-
тели отвергаемых ими юридического и исторического
подходов. Они либо сбиваются на описание фактов, ли-
бо уходят в область абстракций, на этот раз логических
и математических.
Беспринципное смешение различных философских
взглядов и методологических посылок в рамках социоло-
гического подхода существенным образом затрудняет
классификацию составляющих его школ. Более или ме-
нее точной картиной теоретических исследований между-
народных отношений в американской литературе счи-
тается схема, предложенная профессором Йельского уни-
верситета Б. Рассеттом и совпадающая в основном со
69

взглядами других видных исследователей этого вопроса
(Э. Платт, М. Каплан, Г. Гетцкоу, Э. Хаас, Д. Пруит и
Р. Снайдер).
Согласно этой схеме 13, исследование теории между-
народных отношений США осуществляется в основном
12 различными школами, место которых определяется в
зависимости от их отношения к бихевиоризму.
Четыре школы Б. Рассетт относит к явно бихевиорист-
ским. Видную роль среди них играет школа интеграции,
тесно связанная с Иельским университетом, где начинал
свою работу ее основатель К. Дойч. Стэнфордская груп-
па ученых (О. Холсти, Р. Норт, Р. Броди и др.) занима-
ется проблемами международного конфликта и интег-
рации. Северо-западная группа из Северо-Западного уни-
верситета в Эванстоне, под Чикаго, разрабатывает ими-
тационный анализ. Теоретики из университета Джонса
Гопкинса (Дж. Лиска, О. Янг и др.) тяготеют к анализу
международных систем в исторической перспективе.
На перепутье между бихевиористским и антибихевио-
ристским направлениями Б. Рассетт выделяет прежде
всего школы системного анализа (М. Каплан, Г. Рэнсом,
К. Холсти, А. Органский. Д. Сингер, Ч. Алджер, Р. Ро-
зекранц, Ч. Макклеланд и др.). С этими школами тесно
связана школа внешней политики (Дж. Розенау, Б. Ко-
эы), которая занимается сравнительным анализом внеш-
ней политики различных государств.
На другом антибихевиористском пути в теории меж-
дународных отношений Б. Рассетт выделяет пять школ.
Это — школа политического торга и переговоров, иду-
щая от Т. Шеллинга и Ч. Иклса и занимающаяся в основ-
ном проблемами дипломатии; школа национальной бе-
зопасности, исследующая проблемы обороны, стратегии
и принятия решений в кризисных ситуациях (Т. Шел-
линг, Р. Осгуд, М. Гэлперин, Л. Блумфилд); школа меж-
дународных организаций, довольно внушительная по
численности ученых и отличающаяся от других наиболее
широким синтезом традиционных и модернистских мето-
дов анализа; кембриджская группа, придерживающаяся
историко-социологического подхода (С. Гофман, К. Уолц,
3. Бжезинский); и, наконец, школа политического реа-
лизма (национального интереса), признанным мэтром
которой является Г. Моргентау.
Схема Б. Рассетта хотя и дает известное представле-
ние о характере и направлениях теоретических исканий
70

в рамках социологического направления, тем не менее,
не отличается необходимой научной четкостью. Бес-
спорно, что классификация американских буржуазных
теоретиков международных отношений, особенно в силу
неоднородности их теоретико-методологических воззре-
ний,— задача нелегкая и не может быть решена одно-
значно. Высказывания самих теоретиков об их собствен-
ном политико-философском кредо не дают сколько-ни-
будь ясного представления об их взглядах. В погоне за
оригинальностью многие из них нередко дают различ-
ные названия одним и тем же школам и теориям. Все это
подчеркивает особую важность правильного выбора на-
учного критерия для классификации теоретиков по на-
правлениям и школам. Отношение к бихевиоризму, взя-
тое за основной критерий, не может служить указателем
водораздела между различными теоретиками, поскольку
сам бихевиоризм представляет собой лишь одно направ-
ление в сложной мозаике идеалистических философско-
социологических учений. Показательно, что и сам Б. Рас-
сетт далеко не удовлетворен предложенной классифика-
цией и признает ее условность. «В целом нет единого
критерия, — пишет он, — для подразделения всех ученых
на группы; в одном случае за критерий берется метод,
которым они пользуются, в другом — теоретический под-
ход, в третьем — общий интерес».
Подлинный научный подход при определении принад-
лежности американских теоретиков международных от-
ношений к тому или иному направлению или школе тре-
бует, однако, изыскания единого критерия. Таким отли-
чительным критерием основных направлений является
ответ на вопрос, в какой сфере — конкретной, реальной
или абстрактной, логически-математической — предпри-
нимается поиск общей теории и выявление с этой целью
основополагающего фактора. Если подходить к суще-
ствующим школам американской буржуазной науки
международных отношений с этой меркой, то все они
укладываются в рамки двух основных направлений, по
которым конструируется общая теория. Одно из них,
традиционалистское, или классическое, характеризуется
историко-философским или политико стратегическим
подходом к поискам первопричины поведения государств
на международной арене. Другое — модернистское, или
так называемое научное, претендуя на освобождение от
догм и социально-психологических ухищрений традици-
71

оналистов, пытается подойти к построению общей теории
с позиций математики и математической логики и зад-
ним числом подвести под это реальные явления и про-
цессы международного развития.
Не только двум этим направлениям, но и каждой из
принадлежащих к ним школ свойственны замкнутость,
изолированность друг от друга, культ «своих» имен и по-
стулатов. В этих условиях ни одно из направлений и
входящих в них школ не занимает главенствующего по-
ложения в попытках построить теорию международных
отношений.
Характерно в этой связи, что влияние того или иного
теоретика международных отношений трактуется весьма
своеобразно — в зависимости от того, насколько широко
цитируется его работа. Для выявления такого рода вли-
яния используются электронные машины. Весьма пока-
зательны в этом отношении исследования Б. Рассетта и
Ф. Бэрджесса14. Их результаты можно сопоставить в
следующей таблице:
Теоретик международных
отношений
К. Дойч
Г. Моргентау
М. Каплан
Дж. Розенау
Т. Шеллинг
Э. Хаас
Д. Сингер
С. Гофман
Р. Броди
Б. Рассетт
X. Алкер
Р. Норт
К- Боулдинг
Место, согласно
Бэрджессу
1
2
3
4
8
9
10
11
12
18
19
20
21
Место, согласно
Рассетту
1
6
7
10
2
4
5
8
14
3
11
12
13
Совершенно очевидно, что определение статуса учено-
го на основании того, насколько часто упоминается его
имя, отличается крайним формализмом. На деле коли-
чество ссылок на того или иного автора нередко является
показателем не столько влияния, сколько популярности
этого автора, его языка и стиля. Ф. Бэрджесс вынужден
признать, что такие влиятельные, но трудные по языку
авторы, как Р. Арон, Р. Бэртон и Дж. Лиска, не принад-
72

лежат к числу часто цитируемых, хотя их идеи оказыва-
ют определенное влияние на формирование американс-
кой теории международных отношений. Более того, при
таком подходе даже критика может служить показате-
лем престижа, а понятие «влияние» может означать и
негативное влияние.
С другой стороны, выбор литературы для анализа
зависит от субъективного подхода исследователя. Неслу-
чайно поэтому у Б. Рассетта к числу наиболее влиятель-
ных авторов отнесены Г. Киссинджер, А. Этциони,
Л. Блумфилд и А. Клод, которые вообще не фигурируют у
Ф. Бэрджесса, а у Ф. Бэрджесса в первой семерке стоят
не упоминаемые Б. Рассеттом К. Норр, Р. Снайдер и
К. Уолц.
Непрестанно происходящие между столпами буржу-
азной теоретической мысли дебаты представляют собой
разновидность конкурентной борьбы на научном поприще
и оставляют американскую буржуазную науку междуна-
родных отношений без дефиниций, позволяющих выде-
лять основные предметы ее исследования по их специфи-
ческим характеристикам.
Понятие «теория международных отношений» толку-
ется самым безграничным и расплывчатым образом. Не
будет преувеличением сказать, что в американской лите-
ратуре существует столько же понятий «теория между-
народных отношений», сколько имеется и авторов. Вид-
ный американский специалист К. Холсти пишет по это-
му поводу: «Хотя и ясно, что наш профессор не изучает
дипломатической истории или текущих проблем, его
специальность — теоретик международных отношений —
мало что говорит о тех проблемах, которыми он занима-
ется... Выработка концепций, изучение взаимодействия
переменных факторов, разработка и проверка гипотез на
разных уровнях обобщения, изучение таких проблем, как
принятие решений в кризисных ситуациях или изучение
моральной стороны использования гербицидов в вой-
не, — все эти и многие другие аспекты международных
отношений подходят под определение теории» 15.
В отношении другого ключевого понятия — «между-
народные отношения» также не имеется какой-либо об-
щей точки зрения.
С точки зрения предпринимаемых в США в последнее
время попыток систематизации всех имеющихся в лите-
ратуре понятий «международные отношения», известный

интерес представляет произведенный профессорами X. Ал-
кером и П. Боком анализ взглядов 75 авторов «Между-
народной энциклопедии социальных наук». В резуль-
тате своего исследования X. Алкер и П. Бок обнаружили,
что все определения международных отношений могут
быть сведены в основном к двум.
Одно из определений, которое раньше других было
предложено Г. Келманом и Ч. Алджером, гласит: «Меж-
дународные отношения представляют собой разновид-
ность человеческой деятельности, при которой между ли-
цами более чем из одного государства, выступающими
в индивидуальном или групповом качестве, происходит
социальное взаимодействие»16. Составленное в духе би-
хевиоризма и структурного функционализма, это опреде-
ление сфокусировано на деятельности индивидуумов,
представляющих как государства, так и — в групповом
качестве — интересы определенных институтов и орга-
низаций. Такое определение далеко от научного, классо-
вого понимания международных отношений. Индивидуа-
лизация общественных явлений, в том числе и в мировых
делах, равнозначна отказу от каких-либо попыток сфор-
мулировать социальные законы. Не выдерживает науч-
ной критики и объявление социального взаимодействия
отличительным признаком человеческой деятельности в
сфере международных отношений. Этим социологическим
термином обозначаются поведение одних индивидуумов
в присутствии других, а также их взаимные попытки
оказания влияния на цели, ценности, представления,
предположения и оценки. Трактуемое в психологическом
смысле как имманентная потребность людей к общению
друг с другом, социальное взаимодействие не учитывает
связи человеческой деятельности с уровнем развития
производительных сил, который составляет реальный ба-
зис всякого общества и определяет в конечном счете
социально-психологические и все иные социальные отно-
шения. Как отмечалось в советской литературе 17, сведе-
ние общественных интересов к интересам социально-пси-
хологическим, а последних — к каким-то специфическим
особенностям человека превращает социальную среду,
в том числе и международные отношения, в часть при-
роды. В действительности же все продукты социального
взаимодействия: воля, желания, страсти и т. д.— в ко-
нечном счете определяются экономическими отношения-
ми людей.
7\

Согласно другому определению, широко используе-
мому М. Капланом, У. Фоксом и их единомышленниками,
«международные отношения — это отношения конфлик-
та и сотрудничества (главным образом войны и мира)
между главными политическими институтами»18- Под
«главными политическими институтами», как поясняют
X. Алкер и П. Бок, подразумеваются те крупные полити-
ческие структуры, которые пользуются значительной сте-
пенью власти (или автономии) и не признают никаких
законных ограничений для своего поведения, кроме соб-
ственной воли; такого рода институтами считаются на-
циональные государства, города-государства, междуна-
родные движения и международные организации. Кон-
фликт и сотрудничество изображаются как следствие
политики, которая, в свою очередь, обусловливается при-
нятыми решениями, отражающими интересы различных
групп, цели и ограничения.
При кажущемся различии (последнее определение
тяготеет к традиционалистскому толкованию) этому оп-
ределению также свойственно вынесение международных
отношений за рамки классовых отношений. Проявление в
международных отношениях конфликта и сотрудничества
трактуется всего лишь как своеобразная форма социаль-
ного процесса, под которым имеется в виду образование
оценок, их изменение в связи с трудностями, возникаю-
щими в ходе взаимодействия индивидуумов или групп,
и т. д. Таким образом, развитие международных отноше-
ний представляется как результат различных взаимопере-
плетающихся интересов людей, в основе которых ле-
жат субъективные оценки цели. Иными словами, мировое
развитие замыкается в кругу субъективных интересов и
не выходит за их пределы.
Наряду с идеалистическим пониманием характера
международных отношений, оба определения отмечены
и целым рядом других связанных с этим пороков. Оба
они вырывают международные отношения из конкретно-
го исторического контекста, существенным образом су-
жают круг субъектов международных отношений, не
учитывают широкого диапазона связей и отношений
участников международного общения, которые могут
переплетаться друг с другом в различных комбинациях и
пропорциях.
Примерно в таком же плане идут и поиски определе-
ния внешней политики, которые также оказываются без-
75

результатными. Попытки свести внешнюю политику к
обеспечению национального интереса, к действиям госу-
дарств и правилам поведения, к доктринальным принци-
пам, к выполнению обязательств, к роли и функциям го-
сударств в международной системе, к прагматическим
решениям, принимаемым в ходе бюрократического про-
цесса, построены на абсолютизации каких-то отдельных
черточек, свойственных внешней политике, и отнюдь не
приближают к пониманию ее существа как прежде все-
го сугубо классового понятия. В обширной американской
литературе не имеется и классификации государств, ко-
торая позволила бы определить мотивацию их действий
в международных делах, разобраться в целях их внеш-
ней политики. Хотя во многих исследованиях подчерки-
вается исключительно большое значение такой класси-
фикации, принятое в американской литературе деление
стран на великие, средние и малые (микро) государства
обнаруживает, по свидетельству самих же американских
теоретиков, свою научную несостоятельность.
Отсутствие основополагающих определений в амери-
канской буржуазной науке международных отношений,
в свою очередь, существенным образом затрудняет пони-
мание таких узловых теоретических вопросов, как сущ-
ность и специфика изучаемых явлений и процессов, их
подлинная природа, место и роль в международных от-
ношениях. Ключ к пониманию этого дает только приме-
нение основных положений исторического материализма,
исходящего из материальности, закономерности процес-
сов общественного развития, к области международных
отношений.
Согласно принятому в советской литературе научно-
му марксистско-ленинскому определению, международ-
ные отношения, отражая базисные и надстроечные отно-
шения внутри государств, представляют собой совокуп-
ность экономических, политических, идеологических,
правовых, дипломатических, военных и иных связей и
взаимоотношений между государствами и системами го-
сударств, между основными классами, основными соци-
альными, экономическими, политическими силами, орга-
низациями и общественными движениями, действующи-
ми на мировой арене, то есть между народами в самом
широком смысле слова. При этом особенности междуна-
родных отношений каждой исторической эпохи обуслов-
лены прежде всего закономерностями общественно-эко-
76

номических формаций, характером государств, экономи-
ческими и политическими интересами господствующих
в них классов, отражают наиболее важные черты и осо-
бенности расстановки классовых сил в мире, а также ди-
намики их применения, присущие этой эпохе.
Ограниченность мировоззренческого подхода амери-
канских ученых к конструированию общей теории меж-
дународных отношений не снижает, вместе с тем, опреде-
ленного значения собираемых в процессе этого конкрет-
ных данных и разрабатываемых методов анализа.
Ленинское требование партийности в подходе к бур-
жуазной общественной науке означает не принятие ка-
ких бы то ни было теоретико-методологических конструк-
ций вообще, а анализ их с научных, классовых, практи-
чески целенаправленных позиций. В. И. Ленин, как
известно, категорически возражал против прямых экст-
раполяции от социальных и мировоззренческих положе-
ний буржуазной науки к накапливаемым ею конкретным
данным, исследовательским приемам и методам, зачас-
тую содержащим рациональное начало и могущим дать
полезные результаты при другом, содержательном под-
ходе. Ни единому буржуазному профессору, способному
давать самые ценные работы в специальных областях,
говорил В. И. Ленин, нельзя верить ни в едином слове,
когда речь заходит об общей теории. Однако буржуаз-
ные профессора, в том числе и общественных наук, спо-
собны давать самые ценные работы в области фактиче-
ских специальных исследований. «Задача марксистов,—
подчеркивал В. И. Ленин,— и тут, и там суметь усвоить
себе и переработать те завоевания, которые делаются
этими «приказчиками» (вы не сделаете, например, ни
шагу в области изучения новых экономических явлений,
не пользуясь трудами этих приказчиков), — уметь отсечь
их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и
бороться со всей линией враждебных нам сил и клас-
сов» 19.
2. ТРАДИЦИОНАЛИСТСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ.
ПОСТУЛАТЫ «ПОЛИТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА»
Традиционалистское направление не только наиболее
рельефно представлено, но и по существу исчерпывается
в современной американской буржуазной науке между-
77

народных отношений так называемой школой политиче-
ского реализма20.
Влияние этой школы обнаруживается не только на
других направлениях построения общей теории, но и во
всех остальных отраслях современной американской
науки международных отношений: истории международ-
ных отношений, внешней политике и дипломатии, теории
и истории международного права, отчасти истории меж-
дународных экономических отношений. Идеи «реалис-
тов» являются неотъемлемой частью внешнеполитическо-
го мышления правящих кругов США. Они используются
как ориентир для анализа международных отношений
дипломатическим, военными и разведывательными ве-
домствами, пропагандистским аппаратом США. На язы-
ке «реалистов» часто пишутся внешнеполитические док-
трины США, правительственные заявления.
Общепризнанным главой школы считается Г. Морген-
тау. Сторонниками школы политического реализма явля-
ются также Дж. Кеннан, К. Томпсон, Ч. Маршалл,
Л. Хэлле, Ф. Шуман, Р. Страус-Хюпе, Ч. Лерч, С. Гоф-
ман, Ч. Йост, Дж. Болл, С. Браун, 3. Бжезинский. У. Кинт-
нер, Ф. Нил, У. Ростоу, Ю. Ростоу, Г. Снайдер, С. Хан-
тингтон, Р. Хилсмэн, Дж. Герц и др. Организационного
единства среди них не существует. Более того, между
отдельными представителями политического реализма
постоянно происходят споры за право именоваться «са-
мыми правоверными реалистами». Тем не менее общ-
ность исходных теоретико-методологических установок
позволяет объединить их в рамках школы политического
реализма.
Появление в американской буржуазной науке между-
народных отношений школы политического реализма бы-
ло обусловлено прежде всего политическими причинами.
Широко распространенное под влиянием идей Вудро
Вильсона идеалистическое направление (которое также
называют моралистским или легалистским) перестало
удовлетворять практику послевоенной внешней полити-
ки США, которая была нацелена на обеспечение военно-
силового господства США в мире.
Общетеоретическая посылка «идеалистов», видными
представителями которых являлись прежде всего Т. Кук
и М. Мус, а также Д. Перкинс, Вера М. Дин, Ф. Джес-
сап, Ф. Танненбаум, У Эллиот и др., сводилась к попыт-
кам подходить к отношениям США с другими странами,
78

и прежде всего с Советским Союзом, с позиций мораль-
но-этического превосходства. Представители идеалисти-
ческого направления настаивали, что Соединенные Шта-
ты, являясь лидером свободного мира, должны стремить-
ся переносить якобы демократическое содержание своей
внутренней политики — «подлинную свободу» и «процве-
тание» — в область международных отношений. Рассмат-
ривая противоречия между капитализмом и социализ-
мом в качестве основного конфликта современности,
«идеалисты» призывали к спасению капиталистической
системы под лозунгом «борьбы за правое дело». Во имя
этого они предлагали развернуть «глобальный идеологи-
ческий крестовый поход» против социализма. Во внешней
политике они рекомендовали не гнушаться никакими
средствами, включая тотальную войну.
Между «идеалистами» и «реалистами» в конце 40—
начале 50-х годов развернулась дискуссия по вопросу о
том, в чем состоит первопричина поведения государств
на международной арене, к достижению каких целей
должна быть направлена внешняя политика. Эта дискус-
сия приняла настолько широкий характер, что получила
в американской литературе название «великие дебаты».
Дебаты завершились по существу всеобщей победой
политического реализма и утверждением его в качестве
одной из наиболее влиятельных школ в американской
буржуазной науке международных отношений. Те немно-
гочисленные авторы, которые продолжают и поныне при-
держиваться морально-легалистских подходов, сущест-
венным образом пересмотрели взгляды основоположни-
ков идеализма и скорректировали их с учетом основных
идей политического реализма.
Находясь под общим для всех теорий международных
отношений влиянием позитивизма, фрейдизма и других
идеалистических школ, политический реализм в то же
время тесно связан с политическими учениями Н. Ма-
киавелли и Т. Гоббса21. В своих философско-историче-
ских воззрениях «политические реалисты» опираются так-
же на немецкого историка прошлого столетия Л. фон
Ранке и современного английского историка А. Тойнби.
Международно-правовые взгляды реальной школы испы-
тывают воздействие француза Э. де Ваттеля и англича-
нина Л. Оппенгейма.
Своими предтечами в США «реалисты» считают вид-
ного представителя неопротестантизма Р. Нибура, пред-
79

ложившего разъединить мораль и политику, историка
Ч. Бёрда, рассматривавшего историю внешней политики
сквозь призму «национальных интересов», и геополитика
Н. Спайкмана, называвшего международные отношения
«полем битвы за власть».
Основная исходная посылка «реалистов» заключается
в том, что важнейшим фактором международных отно-
шений являются не эфемерные морально-легалистские
принципы, а вполне конкретная и осязаемая борьба го-
сударств за власть. «Международная политика, как и
любая другая политика, — считает Г. Моргентау, — есть
борьба за власть». Под словом «власть» он понимает
контроль человека над умами и действиями других лю-
дей. Термином «политическая власть» обозначаются «от-
ношения взаимного контроля между теми, кто обладает
властью, и между последними и народом в целом»22.
В широком смысле под борьбой за власть подразумева-
ется борьба государств за утверждение своего силового
превосходства и влияния в мире. «Реалистская» трактов-
ка международных отношений искажает, как видно, их
подлинную суть: историческое противоборство двух про-
тивоположных систем — социализма и капитализма.
Как и международные отношения, внешняя политика
рассматривается «реалистами» с точки зрения борьбы
за власть без учета определяющей роли социально-эко-
номических факторов. Предлагаемые «политическими
реалистами» три модели внешней политики (политика
статус-кво, которая проводится государством, стремя-
щимся удержать власть; политика империализма, осуще-
ствляемая государством, внешняя политика которого
ставит целью благоприятные изменения в статусе силы; и
политика престижа, проводимая государством, которое
стремится продемонстрировать свою силу для сохране-
ния ее или увеличения) выхолащивают из внешней поли-
тики ее классовую сущность и тем самым в искаженном
виде представляют поведение государств, принадлежа-
щих к различным социальным системам. Внешняя поли-
тика может быть понята только с учетом ее классовой
мотивации. Содержанием внешней политики империа-
лизма, соответствующим его классовой природе, являет-
ся, по определению В. И. Ленина, мировое господство.
В отличие от этого внешнеполитическая линия социали-
стических стран, обусловленная классовыми интересами
победившего рабочего класса, нацелена на обеспечение
80

мирных условий строительства коммунизма, на разобла-
чение и срыв действий агрессивных империалистических
сил, на защиту социализма, свободы народов и мира.
Идея борьбы за власть пронизывает и основные кате-
гории в теории политического реализма. Главным указа-
телем, с помощью которого политический реализм нахо-
дит путь в мировой политике, объявляются националь-
ные интересы.
Ключевое значение, которое «реалисты» придают ка-
тегории «национальные интересы», объясняется тем, что
она является достаточно удобной отправной точкой для
построения теории, прикрывающей и оправдывающей
практику империалистической внешней политики.
Отождествление в этой категории понятий «нация» и
«государство» не только означает смешение несовмести-
мых политических понятий, но и дает возможность обой-
ти вопрос об их социально-экономической природе. Ак-
центирование национальных интересов позволяет, кроме
того, представить интересы правящей верхушки господ-
ствующего класса в качестве интересов всей нации.
Искусственно оторванные от их классово-идеологиче-
ского содержания, национальные интересы ставятся «по-
литическими реалистами» во главу угла поведения госу-
дарств. Подчинение любых международно-правовых обя-
зательств национальным интересам «реалисты» называ-
ют «железным законом международной жизни».
«Политическими реалистами» предпринята обстоя-
тельная классификация национальных интересов. В
структурном отношении они выделяют постоянные, осно-
вополагающие интересы. К ним относят: «интересы
национальной безопасности» (защита территории, населе-
ния и государственных институтов от внешней опасно-
сти) ; «национальные экономические интересы» (раз-
витие внешней торговли и рост инвестиций, защита ин-
тересов частного капитала за границей); «интересы
поддержания мирового порядка» (взаимоотношения с
союзниками, выбор внешнеполитического курса).
Наряду с постоянными интересами различаются пре-
ходящие, промежуточные интересы. По степени своей
значимости они градируются в следующем порядке:
«интересы выживания» (угроза самому существованию
государства); «жизненные интересы» (возможность серь-
езного ущерба «безопасности и благосостоянию нации»);
«важные интересы» («потенциально серьезный ущерб»
4—232
81

для страны); «периферийные, или мелкие, интересы»
(проблемы локального характера) 2К
На различных этапах истории, определяемых харак-
тером борьбы за власть в международных отношениях,
на передний план, как подчеркивают «политические ре-
алисты», выдвигаются те или иные основополагающие
и промежуточные интересы во всевозможных сочетаниях
друг с другом. Объем и ассортимент используемых внеш-
неполитических средств ставится в зависимость от про-
межуточных интересов. Применение силы считается не-
обходимым «для ограждения тех интересов, которые яв-
ляются наиболее важными для выживания государства».
На тех же теоретико-методологических основах пред-
принимаются и попытки сформулировать «собственно
американские интересы». У. Ростоу в своем последнем
исследовании «Рассредоточение силы» предлагает опре-
делять американские интересы как «поддержание такого
мирового окружения, в котором американское общество
сможет развиваться в соответствии с лежащими в его
основе гуманными принципами». Понимая расплывча-
тость такого определения, У. Ростоу поясняет, что речь
идет о «физической защите страны» и более широкой це-
ли— «защите находящегося в процессе развития образа
жизни». В предлагаемом определении У. Ростоу более
четко, чем у других американских авторов, выражено
классовое содержание американских интересов — пред-
отвращение неугодных США социальных перемен в мире
под предлогом защиты американского образа жизни.
Пытаясь преодолеть односторонность, У. Ростоу
предлагает синтезировать «силовую» и «идеалистиче-
скую» интерпретации этих интересов. Он пишет, что ис-
кусство американских государственных деятелей должно
состоять в том, чтобы сформулировать и проводить такие
курсы, в которых гармонично сочетались бы основные
американские интересы и основные американские идеа-
лы и которые были бы нацелены на предотвращение та-
ких кризисов, которые могут подорвать усилия к самосо-
хранению24.
Такие определения американских национальных ин-
тересов не только лишены классового содержания, ознас
чающего равнозначность этих интересов интересам пра-
вящей верхушки, но и сформулированы настолько широ-
ко, что дают возможность для отнесения к ним любых
проблем и распространения их сферы действия далеко
82

за пределы политических границ США. В этом наглядно
обнаруживается служебная роль предлагаемых «реали-
стами» определений по отношению к внешней политике.
Даже по стандартам американской буржуазной науки
международных отношений разработка «реалистами»
категории «национальные интересы» является далеко не
удовлетворительной. Весьма показательно, что некото-
рые видные теоретики предлагают вообще отказаться от
дальнейших попыток сформулировать понятие «нацио-
нальные интересы» и заняться вместо этого исследовани-
ем конкретных целей проводимой государствами внеш-
ней политики.
Другой основополагающей категорией политическо-
го реализма является «государственное (национальное)
могущество», или «сила» в широком смысле слова25.
«Сила, применяемая с определенной целью во внешней
политике и во внешних сношениях, составляет, — отме-
чают Н. Паделфорд и Дж. Линкольн, — существо миро-
вой политики»26.
Абсолютизация «политическими реалистами» силы в
широком смысле слова вполне закономерна. Она отража-
ет свойственный внешней политике капиталистических
государств силовой подход. По определению Ф. Энгель-
са, «насилие... охраняет эксплуатацию»27. Разбирая в
свое время лозунг Соединенных Штатов Европы и пока-
зывая, что реализация его на практике означала бы «со-
глашение о дележе колоний», В. И. Ленин также указы-
вал, что «при капитализме невозможна иная основа,
иной принцип дележа, кроме силы»28. Силовой подход,
подчеркивал В. И. Ленин, вытекает из самой сущности
капитализма.
Стараясь представить себя принципиальными против-
никами какой-либо односторонности, «реалисты» вклю-
чают в понятие «государственное могущество» ряд весь-
ма разнородных элементов: географию, национальные
ресурсы (прежде всего продовольствие и сырье), состоя-
ние промышленности, численность населения, военный
потенциал, национальный характер, моральный дух об-
щества, качество дипломатии и правительства. Послед-
ние два компонента считаются наиболее изменчивыми
факторами могущества.
Бесспорно, государственное могущество представляет
собой многокомпонентное явление. Однако факторы и
элементы, составляющие силу государства, требуют
4*
83

строго дифференцированного подхода. Как отмечает со-
ветский ученый Д. Г Томашевский, большая территория,
численность населения, природные ресурсы являются
«всего лишь предпосылками силы и не определяют авто-
матически силу и роль государства в международных
отношениях». Исходя из основополагающего значения
способа производства материальных благ, материальной
силой государства должны быть признаны структура и
технический уровень народного хозяйства, объем про-
мышленного и сельскохозяйственного производства, на-
циональные богатства. Важное значение имеют также
внеэкономические факторы, такие как военная мощь,
морально-политическое единство, причем все они взаи-
мосвязаны между собой 29.
Определяющее значение в конгломерате элементов,
составляющих государственное могущество, «реалисты»
по существу отводят военной силе. Об этом говорит уже
тот факт, что все перечисляемые ими факторы государст-
венного могущества, даже не имеющие непосредственно-
го военно-стратегического значения, рассматриваются
исключительно с точки зрения способности государства
применять военную силу для достижения своих внешне-
политических целей.
Имеются и откровенные признания видных специали-
стов «реалистического» толка относительно примата
военной силы в понятии национального могущества.
Л. Халле, видный историк и теоретик, определяя, на-
пример, могущество как «способность добиваться желае^
мых результатов любыми средствами: красноречием,
убедительной аргументацией, шантажом, торговлей, уг-
розой или принудительными действиями, а также умени-
ем вызвать жалость, раздражение или неловкость», —
прямо называет «голую силу» как важнейший фактор, от
которого зависит государственное могущество30. Другой
теоретик — А. Уолферс вообще ограничивает понятие го-
сударственного могущества способностью воздействовать
на других «угрозой или нанесением более или менее серь-
езных лишений»31. Еще более категорически высказыва-
ется по этому поводу известный историк и социолог
Р. Страус-Хюпе, который заявляет, что «американское
могущество зависит от военной силы, имеющейся в нали-
чии в каждый данный момент»35.
Сам Г Моргентау не абсолютизирует столь откровен-
но военную силу. К числу важных факторов, составляю-
84

щих национальное могущество, он все больше относит в
своих последних трудах научно-технический потенциал и.
качество дипломатии. Однако подобные утверждения не
отменяют примата военной силы среди компонентов го-
сударственного могущества, поскольку эффективность
проявления и научно-технического потенциала, и полити-
ко-дипломатических возможностей ставится в конечном
счете в зависимость от состояния военной мощи каждо-
го конкретного государства. «В международной полити-
ке, в частности, — поясняет Г Моргентау, — военная си-
ла, которая может быть применена на практике или ис-
пользована как угроза, является наиболее важным
материальным фактором, обеспечивающим политическое
могущество государства» 33.
Безусловно, военная сила является важным, но вовсе
не определяющим фактором государственного могущест-
ва. Состав и размеры военного потенциала, и в частности
обладание ракетно-ядерным оружием, во многом пред-
определяют место и роль государств в международной
системе, но из этого не следует, что военная сила адек-
ватна государственному могуществу и во многом опре-
деляет содержание внешней политики.
Принятие тезиса о примате силы в международных
делах подразумевает отказ от нравственных запретов,
освобождение от моральных соображений во внешней
политике. На эту сторону буржуазной политической
мысли обращал внимание еще К. Маркс, который писал:
«...начиная с Макиавелли, Гоббса, Спинозы, Бодена и
других мыслителей нового времени, не говоря уже о бо-
лее ранних, сила изображалась как основа права; тем
самым теоретическое рассмотрение политики освобож-
дено от морали...»34.
Наглядным примером отказа от нормативной оценки
внешнеполитических акций является оправдание «поли-
тическими реалистами» вмешательства во внутренние де-
ла других стран, и в частности военных интервенций.
Руководствуясь исходными установками своей теории,
«реалисты» признают закономерность вмешательства, в
том числе и военных интервенций. «Вопроса о том, осу-
ществляется ли вмешательство, больше не существует, —
пишет о «реалистах» известный историк Г Алпровиц. —
Речь идет о том, в каких масштабах, почему и в течение
какого Бремени это будет продолжаться»35. Профессор
Питтсбургского университета Р. Коттэм в книге «Кон-
85

курепция в области вмешательства и дипломатия XX ве-
ка^» пытается возвести вмешательство во внутренние де-
ла других стран в норму международных отношений.
Признавая, что вмешательство «существенно возрастает
в количественном отношении», Р. Коттэм утверждает:
«Вывод о том, является ли акт вмешательства добром
или злом, может быть логически сделан в зависимости от
типа вмешательства и тех целей, ради которых вмеша-
тельство предпринято»36.
Подобные высказывания представляют интерес не
только как образец того, к каким практическим выводам
приводит моральный вакуум в теории, они также доволь-
но четко регистрируют аморальность политической прак-
тики, техники достижения внешнеполитических целей,
которой нередко пользуется правящая верхушка господ-
ствующего класса США.
Характерно, что даже ближайшие ученики и соратни-
ки Г Моргентау отказываются принимать абсолютиза-
цию силы, игнорирование морально-правовых соображе-
ний при осуществлении внешней политики. Дж. Стоссинд-
жер в своей книге «Могущество наций», излагающей
теорию политического реализма, решительно отвергает
противопоставление силового подхода соблюдению мо-
рально-правовых норм, регулирующих международные
отношения. Другие «реалисты» (К. Уолц, А. Клод), счи-
тая неотвратимым стремление государств к могуществу,
в то же время предлагают создать преграды в виде ук-
репления существующих и создания новых международ-
ных организаций.
Утверждения «реалистов» о первичной роли военной
силы отнюдь не означают умаления ими значения дру-
гих, и в частности идеологических, форм борьбы в меж-
дународных отношениях. Особое место в арсенале внеш-
неполитических средств они отводят пропаганде, которая
рассматривается как «автономный инструмент внешней
политики, используемый в координации с традиционны-
ми средствами — дипломатией и военной силой». «Вся
внешняя политика, — пишет Г. Моргентау, — является
борьбой за умы людей, но пропаганда является такой
борьбой еще и в особом смысле, поскольку она стремится
воздействовать на умы людей непосредственно, а не пу-
тем манипуляций интересами или путем физического на-
силия».
В конечном счете исход битвы за умы людей ставится
86

«реалистами» в зависимость от обладания государством
вполне определенной силовой позицией.
Сохранив идейную преемственность с «идеалистами»
в вопросе о битве идей, «реалисты» в то же время не при-
емлют их тезис о тотальной войне как средстве достиже-
ния победы в глобальном противоборстве с социализмом.
Г. Моргентау в убедительных красках нарисовал пара-
докс, порожденный научно-технической революцией. Про-
гресс в развитии оружия, средств транспорта и коммуни-
каций делает завоевание мира, к чему давно стремились
империалистические державы, технически возможным.
Создаются необходимые военные и политические условия
для этого. «Ныне никакое технологическое препятствие,—
поясняет Г Моргентау,— не стоит на пути мировой импе-
рии, при условии если стремящееся к этому государство
способно обеспечить свое превосходство в технической
области». Однако реализация планов завоевания мира
становится невозможной ввиду того, что их осуществле-
ние, предполагающее использование ядерного оружия,
грозит всеобщим уничтожением, разрушением всего
мира 3|7.
Парадокс, столь ярко обрисованный Г. Моргентау,
наглядно свидетельствует о том, что в условиях, харак-
теризующихся возросшим влиянием в международных
делах Советского Союза и всей мировой системы социа-
лизма, американский империализм не решается исполь-
зовать всеобщую ракетно-ядерную войну для достиже-
ния своей главной цели — мирового господства, хотя
такое господство в условиях НТР и считается американ-
скими теоретиками более возможным, чем когда-либо
прежде.
В качестве альтернативы тотальной войне «реалисты»
противопоставляют баланс сил, который, по их мнению,
является следствием военно-силового соперничества
государств. Моргентау пишет: «Стремление к могуще-
ству со стороны нескольких государств, пытающихся ли-
бо поддержать, либо видоизменить статус-кво, неизбеж-
но ведет к созданию системы отношений, которая имену-
ется балансом сил...».
Взаимодействуя друг с другом, государства, поясня-
ют «реалисты», приводят в столкновение свои националь-
ные могущества. В результате таких столкновений на
международной арене появляются противостоящие один
другому силовые центры во главе с наиболее мощными
87

державами, которые обладают свойством, подобно маг-
ниту, притягивать к себе более слабых союзников.
В международных отношениях периоды стабильности
(отсутствия войн), не исключающие, однако, применения
силы в ограниченных масштабах, характеризуются отно-
сительным равновесием всех взаимодействующих, кото-
рые образуют систему баланса сил на данном этапе. И,
наоборот, война или подготовка к ней являются резуль-
татом уже имеющего место или только зарождающегося
неравенства сил. Уравнивание силы, как отмечают «ре-
алисты», может осуществляться путем облегчения более
тяжелой чаши весов или путем утяжеления более легкой.
Распространенными методами обеспечения равновесия
сил считаются компенсации территориального характера,
и особенно создание военно-политических союзов. Успех
внешней политики той или иной державы, по мнению
«реалистов», определяется правильным пониманием сво-
ей роли как балансира (арбитра), то есть способностью
поддерживать равновесие сил между противными сторо-
нами при одновременном сохранении противоречий меж-
ду ними.
В теории «реалистов» принцип баланса сил играет
роль основной закономерности, которая определяет раз-
витие отношений между государствами в рамках опреде-
ленных циклов, из которых складывается мировая ис-
тория.
Идеалом, с точки зрения «реалистов», являются внеш-
неполитические успехи Англии в XVII — XIX веках, кото-
рых она добивалась, по их мнению, исключительно в ре-
зультате умелого использования европейской системы
баланса сил. В то время, пишут «реалисты», вся система
международных отношений, центром которых была Ев-
ропа, могла быть графически изображена в виде весов.
На чашах весов находились две противостоящие друг
другу и примерно равные по мощи политические силы
династии Бурбонов и Габсбургов). Однако главное зна-
чение в вопросе о том, на чью же сторону склонялась ча-
ша этого равновесия, имела Англия. Искусно используя
противоречия между континентальными державами и бу-
дучи неуязвимой для их армий, она выполняла роль не-
большого, но решающего балансира.
Баланс сил предстает, таким образом, и как цель, и
как средство внешней политики. Если в качестве внешне-
политической цели идею баланса сил при всех издержках
88

можно рассматривать как некоторый сдвиг в сторону бо-
лее здравого мышления по сравнению с морально-легали-
стской ориентацией на глобальные крестовые походы
и тотальную войну, то применение баланса сил в каче-
стве средства внешней политики сводит на нет опреде-
ленный реализм целевых установок, поскольку ради
обеспечения выгодного для себя положения арбитра
предполагается противопоставление одних государств
другим, создание различных политико-дипломатических
комбинаций, а также маневрирование силой.
Вполне определенная классовая направленность ба-
ланса сил столь же явственно обнаруживается в том
конкретном геополитическом содержании, которым на-
полняют его «реалисты», отождествляя баланс сил с на-
циональными интересами США.
Национальные интересы США, как отмечают «реали-
сты», требуют, вне зависимости от изменяющейся рас-
становки сил, постоянного учета первостепенного значе-
ния политического преобладания США в Европе, равно
как и обеспечения баланса сил в Европе и в Азии. «В сво-
ем простейшем выражении, — пишет Г. Моргентау, — на-
циональные интересы Соединенных Штатов требуют,
чтобы они политически преобладали в Западном полу-
шарии. Это преобладание будет под угрозой, если Евро-
па или Азия окажутся под контролем державы или груп-
пы держав, достаточно сильных для того, чтобы само-
стоятельно или с помощью стран Западного полушария
напасть на США. Отсюда следует, что для американской
безопасности жизненно важно, чтобы в Европе и Азии
поддерживалось равновесие в системе баланса сил, а
именно: две или больше групп держав противостояли
друг другу, не позволяя ни одной из них усилить свою
мощь военными или политическими захватами в Запад-
ном полушарии»38.
Еще более развернуто эта мысль выражена У. Ростоу
в его книге «Соединенные Штаты на мировой арене»:
«Никогда американские интересы нэ всем протяжении
существования страны не обеспечивались автоматически
их географической изоляцией. Вопреки мифам, которые
все еще оказывают сильное влияние на воззрение амери-
канцев и их политику, США постоянно находились под
угрозой начиная с конца. XVIII столетия. Эта опасность
существовала и существует по сей день и объясняется
простым географическим фактом: объединенные ресурсы
89

Евразии, включая военный потенциал, были и остаются
выше американских (под Евразией в данном случае име-
ются в виду Азия, Ближний Восток, Африка, а также Ев-
ропа.— В. П.).
Соединенные Штаты в сущности нужно рассматри-
вать как континентальный остров, лежащий у превосхо-
дящей его по размерам Евразии. Различные объединения
держав Евразии были и остаются потенциальной угрозой
нашим национальным интересам. США достигли своей
независимости в XVIII столетии только потому, что аме-
риканцы сумели использовать конфликт между Англией
и Францией. Эти страны, объединившись, смогли бы за-
душить американскую революцию. В течение XIX столе-
тия страна расширила и консолидировала американскую
мощь на Североамериканском континенте и в Западном
полушарии, используя конфликты силы в Евразии... А в
XX столетии США трижды попадали в опасное положе-
ние и инстинктивно усматривали опасность в том, что од-
на держава или объединение держав стремились господ-
ствовать в Западной Евразии, в Восточной Евразии или
над ними обеими.
Поэтому весь ход американской истории отрицает по-
ложение о том, что безопасность США дарована богом
и географией, и нет решительно ничего нового, когда в
качестве центральной проблемы безопасности принима-
ется взаимоотношение США с системой баланса сил в
Евразии... Американские интересы требуют, чтобы ни
одна держава или группа держав, враждебные или по-
тенциально враждебные США, не господствовали над
Евразией или достаточной частью ее и не представляли
угрозу США или любой коалиции, которую могут создать
и поддерживать США»ад.
Весьма показательно, что в своей новой книге «Рас-
средоточение силы» У. Ростоу, почти дословно воспроиз-
водя эти свои рассуждения относительно обеспечения
угодного США баланса сил в Евразии, особо подчерки-
вает, что «связь евразиатского баланса сил с американ-
ской безопасностью, которая давала о себе знать в раз-
личных формах в течение двух столетий, судя по всему,
сохранится». Говоря об обеспечении баланса сил в Евра-
зии, У. Ростоу не делает секрета из того, что такой ба-
ланс сил должен был бы воспрепятствовать нежелатель-
ным для США социально-политическим переменам. «Ка-
кова бы ни была военная ситуация, Евразия, облаченная
90

в тоталитарные диктатуры, представляла бы угрозу вы-
живанию демократии во всех других местах и в Соеди-
ненных Штатах». Хотя У. Ростоу и проводит различие
между военным и идеологическим балансом сил, тем не
менее, он подчеркивает другое. «Требования защиты во-
енного баланса сил и развития идеологического баланса
сил, — заявляет У. Ростоу, — не всегда конвергентны...
Бывают времена, когда для поддержания военных пози-
ций оказывается необходимым предпринятие кратко-
срочных акций, противоречащих американским идеоло-
гическим интересам»40.
Империалистические по своему содержанию постула-
ты теории политического реализма не выдерживают со-
прикосновения с международной действительностью.
Применение их на практике породило такие явления, как
«самонадеянность силы», «злоупотребление силой», «не-
дисциплинированность силы», «безответственность си-
лы». В результате создается своеобразный тупик. С од-
ной стороны, теория политического реализма, как отме-
чают в США, впервые вооружила практиков внешней
политики развернутой теоретико-методологической схе-
мой с достаточно развитым понятийным аппаратом и на-
укообразными критериями для оценки международных
событий и разработки внешнеполитических концепций и
курсов. С другой стороны, политический реализм так и
не смог выполнить задачи, поставленной его создателя-
ми, — выявить те движущие пружины, которые на деле
определяют политические отношения между государст-
вами.
В то же время внутренняя противоречивость самой
теории политического реализма служит питательной сре-
дой для развития как воинственно-агрессивных, так и
умеренно реалистических внешнеполитических рекомен-
даций. На почве политического реализма появились и из-
вестная своей агрессивностью так называемая стратегия
передовых рубежей (Р. Страус-Хюпе, С. Поссони,
У. Кинтнер), и одно из первых в американских теориях
признание неизбежности мирного сосуществования в но-
вых условиях (книга Дж. Герца «Международная поли-
тика в атомный век»).
Отдельные американские специалисты, как, напри-
мер, А. Клод, поднимаются до понимания (разумеется,
в духе того же политического реализма) значения кол-
лективной безопасности как более надежной системы
91

поддержания стабильности в мире по сравнению с балан-
сом сил. В своей книге «Сила и международные отноше-
ния» он развивает мысль о том, что коллективная
безопасность — «явление, уходящее своими корнями в ло-
гическую эволюцию баланса сил и реальную действитель-
ность». Считая, что основной вопрос стабильности меж-
дународной системы заключается в том, каким образом
осуществляется управление системой сил, Клод выделяет
три последовательные стадии в управлении силой: ба-
ланс сил, систему коллективной безопасности и, где-то в
далеком будущем, мировое правительство. Баланс сил
он рассматривает в качестве децентрализованной систе-
мы управления силой в международных отношениях,
обеспечиваемой путем усилий отдельных государств, ру-
ководствующихся их собственными интересами, или пу-
тем выполнения роли сдерживания какой-то великой
державой, которая своим весом может поддержать сто-
рону, выступающую против политического диктата одно-
го самого сильного государства или группы государств
с целью поддержания равновесия. Признавая сдержи-
вающее влияние баланса сил, А. Клод в то же время
отмечает, что ни автоматический, ни полуавтоматичес-
кий, ни осуществляемый с помощью политических
средств процесс приведения системы сил в равновесие не
смог обеспечить стабильность и независимость госу-
дарств в прошлом веке. Еще меньшего можно добиться
в этом отношении в современных условиях, характеризу-
ющихся широкой взаимозависимостью государств и не-
делимостью мира. Развитие же системы международных
организаций после первой мировой войны, заключает
А. Клод, подготовило условия для перехода к следую-
щей, более высокой стадии управления силой — коллек-
тивной безопасности, которая исключает возможность
занятия доминирующих позиций какой-либо одной стра-
ной. По его мнению, в политике поэтому следует исхо-
дить из того, что управление силой находится сейчас на
переходном этапе от баланса сил к коллективной без-
опасности41.
Постоянно усиливающаяся критика школы политиче-
ского реализма как извне, так и изнутри, неудовлетво-
ренность внутри правящих кругов США ее основными
постулатами свидетельствуют о шаткости позиций этой
школы в теоретико-методологическом арсенале внешней
политики США.
92

В целом в теории политического реализма наиболее
выпукло по сравнению с другими теоретико-методологи-
ческими схемами обнаруживается империалистическая
природа, поскольку эта теория представляет собой обще-
теоретическую модель преимущественно мировоззренче-
ского характера и имеет целью придать видимость все-
общности и объективной неизбежности империалисти-
ческой практике поведения США в международных
делах.
3. АМАЛЬГАМА СТРАТЕГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
С политическим реализмом в определенной мере свя-
зана школа стратегического анализа, которая находится
на стыке внешнеполитических и военно-стратегических
исследований. Она занимает довольно видное место в
американской буржуазной науке международных отно-
шений.
Особое положение и влияние этой школы в американ-
ских исследованиях международных отношений объясня-
ются причинами двоякого свойства: с одной стороны,
милитаризацией внешней политики США, выдвинувшей
на первый план проблемы военной силы и ее применения,
и, с другой стороны, спецификой объекта исследований,
требующей объединения политических и военных знаний,
широкого привлечения математических методов анализа.
Немаловажную роль играет и наличие соответствующей
материальной базы, щедро обеспеченной Пентагоном.
Школа стратегического анализа возникла как своего
рода критическая реакция на доктрину массированного
возмездия, провозглашенную Дж. Ф. Даллесом в январе
1954 года, как попытка вернуть США утраченную неуяз-
вимость от ответных ударов извне, сохранить войну как
средство политики, а вместе с ней и гонку вооружений.
Разработке соответствующих концепций посвящены ис-
следования Г Киссинджера, Р. Осгуда, Б. Броди, М. Тэй-
лора, Дж. Гэвина, У. Кауфмана, А. Уолстеттера, М. Гэл-
перина, Л. Гелба, Г. Иорка, П. Нитце, К. Норра, Д. Рат-
женса, Р. Такера, П. Уорнке, Р. Фостера, О. Янга и др.
Представители этой школы, так называемые «граж-
данские стратеги» или «стратегические аналитики»,
исходят из того, что в современных условиях роль стра-
тегии во внешней политике резко возросла, поскольку
появились такие средства вооруженной борьбы (атомное
93

и ядерное оружие), которые по своей ударной силе спо-
собны решать в первую очередь стратегические задачи.
«Гражданские стратеги» считают ненормальным, что
политические деятели мало занимаются стратегией. В
своих работах они сетуют по поводу того, что настоящий
интерес к стратегическим вопросам по существу пробуж-
дается у политиков только во время войны, а в мирное
время он притупляется, хотя современная обстановка
обязывает всех руководителей заблаговременно прини-
мать основные решения о войнах и способах их ве-
дения.
С другой стороны, как утверждают «гражданские
стратеги», военные, которым стратегия фактически отда-
на на откуп, в основном занимаются вопросами тактики,
а военная стратегия, одна из самых древних отраслей
человеческих знаний, является в то же время, по словам
Б. Броди, одной из наименее разработанных наук. При-
чину такого положения Броди объясняет, в частности,
тем, что теоретики и полководцы прошлого догматически
следовали вечным принципам ведения войны, считали,
что эти принципы даны раз и навсегда и поэтому не сле-
дует заниматься разработкой проблем военной стра-
тегии.
«Стратегические аналитики» особо подчеркивают,
что ныне вопросы, связанные с войной, нельзя доверять
только профессиональным военным, которые имеют
склонность готовиться к войне ради войны, без учета по-
литики государства. Подчеркивая возрастающее значе-
ние стратегии во внешней политике, «гражданские стра-
теги» выступают за соединение политической и военной
мысли в направлении политико-стратегического анализа,
который должен стать самостоятельной отраслью теоре-
тических исследований в области международных отно-
шений и внешней политики. Сейчас, когда первая схват-
ка может бесповоротно решить вопрос о существовании
государства, «мы,— говорит Б. Броди, — не можем по-
прежнему легкомысленно позволять одной группе специ-
алистов решать, как вести войну, а другой группе—где
ее вести и с какой целью». «Стратегия, — поясняет он
далее, — всегда должна была содержать хотя бы крупи-
цы теории. Однако подобно большинству других видов
военного снаряжения, эти элементы теории должны
иметь небольшой вес и быть портативными»42. «Граж-
данские стратеги» предлагают, однако, далеко не кру-
94

пицы, а весьма развернутые теории о наиболее выгодном
для США курсе действий и способах поведения в воен-
ных конфликтах. Эти теории представляют собой своеоб-
разную амальгаму, полученную в результате смешения
постулатов политического реализма и установок военной
стратегии.
При анализе стратегических проблем особое значение
«гражданские стратеги» придают нахождению правиль-
ного, с их точки зрения, соотношения между политикой и
стратегией. Они не соглашаются с распространенным в
американской военной литературе мнением о примате
стратегии над политикой. Отвергая такой примат, «граж-
данские стратеги», однако, не поднимаются до понима-
ния определяющей роли политики, а ограничиваются
тем, что ставят политику и стратегию на одну доску. «По-
литика и стратегия, — заявляет Г. Киссинджер, — слива-
ются в каждый момент. Ни один государственный дея-
тель не может не учитывать стоящие перед ним альтер-
нативы, чреватые катаклизмами. Ни одна проблема не
может решаться лишь силой оружия. Поддержание кон-
тактов в ядерный век является исключительно важным
между противниками»43.
Наиболее устоявшееся в американской литературе
понимание стратегии Соединенных Штатов сформулиро-
вано адмиралом Берком, бывшим директором Центра
стратегических международных исследований при
Джорджтаунском университете, следующим образом:
«Соединенные Штаты являются наиболее мощной наци-
ей на земном шаре. Стратегия предполагает использова-
ние этого могущества во всех аспектах: экономическом,
военном, политическом, культурном, социальном, мо-
ральном, духовном и психологическом — для того, чтобы
достичь национальных целей в мире. Стратегия, которая
отрицает какой-либо элемент национального могущества
или отклоняет рассмотрение какой-либо разумной точки
зрения, относящейся к ней, — это далеко не стратегия.
В лучшем случае это тактическое явление, в худшем —
мешанина выгодности, которая не выдержит испыта-
ний» 44.
При всей своей расплывчатости определение страте-
гии, данное Берком, указывает на ее составные части и
конечную цель. Если применить к характеристике амери-
канской стратегии классовый подход, то ее можно было
бы определить как комплекс долгосрочной дипломатиче-
95

ской, экономической, военной и идеологической политики,
имеющей целью достижение национальных интересов
монополистической буржуазии Соединенных Штатов
Америки на международной арене. При этом необходимо
учитывать, что стратегия включает все внешнеполитиче-
ские аспекты государственной политики США и некото-
рые внутриполитические аспекты, имеющие непосредст-
венное влияние и значение для хода и исхода борьбы на
международной арене45.
Основной категорией, которой оперируют «стратеги-
ческие аналитики», является национальная безопасность.
Оторванное, как и трактовка «политическими реалиста-
ми» национальных интересов, от классового содержания,
это понятие используется и для того, чтобы попытаться
представить политику США как оборонительную, на-
правленную якобы на устранение грозящей им внешней
опасности. При определении сущности национальной без-
опасности американские теоретики исходят из того, что
ее основу составляет в первую очередь военная сила.
В то же время понятие «национальная безопасность»
претерпевает заметную эволюцию по мере того, как вы-
является несостоятельность военно-силовой ориентации
внешней политики.
В своих выступлениях в 1966—1967 годах, собранных
позднее в книге «Сущность безопасности» (1968 г.), быв-
ший министр обороны США Р. Макнамара, известный
также как теоретик в политико-стратегической области,
раздвинул рамки понятия «национальная безопасность»,
выведя его за пределы чисто военного толкования. По
мнению Макнамары, в процессе наращивания военного,
в первую очередь ракетно-ядерного, арсенала государст-
ва достигают такого рубежа, когда нельзя обеспечить
большую безопасность одним только увеличением воору-
жений. Признавая, что главную угрозу для националь-
ной безопасности США представляет всеобщая термо-
ядерная война, Макнамара в то же время усматривает ее
опасность не в «коммунистической агрессии», а в между-
народной напряженности и кризисных ситуациях, пер-
спективе широкого распространения ядерного оружия по
всему миру, нерешенности социально-политических и эко-
номических мировых проблем. Отсюда решающим факто-
ром безопасности великой державы, утверждает Макна-
мара, является характер ее международных отношений.
Под этим углом зрения он считает обязанностью США
96

«защиту» развивающихся стран, обеспечение эффективно-
го партнерства со странами, которые могут и должны
участвовать в «выполнении международных обязательств
по поддержанию мира» и в усилиях «для снижения риска
конфликта с теми, у кого мог бы появиться соблазн
поднять оружие против нас»46- Двумя основными усло-
виями национальной безопасности Макнамара называет:
первое — осознание «полной бесплодности неограничен-
ной войны» и второе — «лучшее понимание того, что
стабильность отношений среди богатых наций зависит
от стабильности институтов бедных наций», и соответст-
венно осознание, что «на доллар, истраченный на воен-
ное снаряжение, будет приобретено меньше безопаснос-
ти, чем на доллар, израсходованный на помощь в целях
развития»47.
Подобная точка зрения широко представлена, в част-
ности, в работах Г Киссинджера, который также счита-
ет, что в ядерный век не существует такого понятия, как
«национальная безопасность», обеспеченная только воен-
но-силовым преобладанием. Хотя подобные взгляды и
не приняты достаточно широко в кругах «гражданских
стратегов», тем не менее, они довольно четко указыва-
ют то направление, по которому развивается реали-
стическое начало в политико-стратегическом мышлении
США.
Разделяя принципиальные установки политического
реализма в отношении роли военной силы в междуна-
родных отношениях, представители школы стратегичес-
кого анализа вводят в научный оборот понятие «устра-
шение» как другую важнейшую категорию своей теории.
Устрашение, предполагающее сдерживание примене-
ния ядерного оружия противником путем создания угро-
зы уничтожающего ответного удара, было предложено
«гражданскими стратегами» как альтернатива превен-
тивной войне, которую военные теоретики вкупе с та-
кими представителями политического реализма, как
Р. Страус-Хюпе, усиленно предлагали положить в осно-
ву военной доктрины особенно в первые послевоенные
годы.
Устрашение как задача стратегии национальной бе-
зопасности в интерпретации представителей школы стра-
тегического анализа имеет оборонительный характер и
призвано принудить потенциального противника отка-
заться от преднамеренного ядерного нападения. «Пробле-
97

ма устрашения, — пишет Г. Киссинджер, — является
новой проблемой в истории военной политики. В прош-
лом от военного механизма требовалась подготовка к
войне. Его испытанием было сражение, его критерием —
победа. Однако в ядерный век победа потеряла тради-
ционное значение. Развязывание войны все больше счи-
тается наихудшей катастрофой. Соответственно пригод-
ность любого военного механизма должна определяться
его способностью сохранить мир»48.
«Для того чтобы быть эффективным, — поясняет
Г Киссинджер, —фактор устрашения должен отвечать
четырем требованиям:
1. Осуществление угрозы устрашающей стороной
должно быть достаточно вероятным, чтобы не дать воз-
можность рассматривать ее как блеф.
2. Потенциальный агрессор должен осознавать, что
имеется решимость оказать сопротивление нападению
или давлению.
3. Противник должен быть рациональным, то есть
таким, чтобы его действия, направленные на удовлетво-
рение его эгоистических интересов, можно было предска-
зать.
4. Оценивая свои эгоистические цели, потенциаль-
ный агрессор должен прийти к заключениям, к которым
стремится подвести его сдерживающий. Иными словами,
наказание за агрессию должно перевешивать выгоды.
В условиях взаимной неуязвимости эти требования
все труднее будут поддаваться выполнению в связи с уг-
розой тотальной войны»49.
Категория устрашения, как она излагается Киссинд-
жером, в основе своей исходит из возможности обраще-
ния к силе. По логике рассуждений Киссинджера, за уст-
рашением могут последовать прямые действия с примене-
нием силы, если противник не отреагирует на устрашение
так, как того хотела бы устрашающая сторона. Таким об-
разом, устрашение, по существу, перекликается с идеей
балансирования на грани войны. Понимая провокацион-
ный характер такой политики, Киссинджер признает, что
устрашение в определенных условиях может обернуться
против тех, кто им пользуется, и навлечь на них разруши-
тельный ракетно-ядерный удар. Видимо, сознавая это,
сам Киссинджер считает необходимой «рационализацию
политики устрашения», то есть проведение ее с учетом
возможных последствий.
98

Применение теоретических постулатов устрашения
на практике чревато весьма серьезными последствиями.
Ядерный шантаж в значительной мере усиливает опас-
ность случайного возникновения войны и создания кри-
зисных ситуаций, а именно в них кроются главные ис-
точники войны в современных условиях. Теория устра-
шения нацеливает на повышение значения так называемой
коалиционной дипломатии, то есть деятельности различ-
ного рода замкнутых военно-политических группировок,
которые характеризуются Г. Киссинджером как якобы
сдерживающее средство.
Устрашение предполагает также необходимость со-
хранения на достаточно высоком уровне гонки воору-
жений. «США,— заявляет У. Кинтнер,— не могут обес-
печить устрашение одним желанием этого, они должны
стремиться к совершенствованию оружия»50. Исходя из
посылки о необходимости гонки вооружений, теоретики
устрашения объявляют накопление оружия могучим
фактором, работающим-де в пользу мира. В подтвержде-
ние этого они выдвигают тезисы о якобы миротворче-
ском характере равновесия страха (баланса ужаса),
утверждая, что наличие в руках великих держав огром-
ного количества средств устрашения сдерживает их от
нападения друг на друга из-за страха за собственную
судьбу.
Концепция равновесия страха является империали-
стической по своему характеру. Такого рода теоретиче-
ские обоснования гонки вооружений по существу прокла-
дывают путь к материальной подготовке войн. Опасность
их в настоящих условиях тем более велика, что по пси-
хологической инерции «холодной войны» гонка воору-
жений воспринимается иногда как естественное явление
в политике, особенно крупных держав, как нечто само
собой разумеющееся или даже фатально неизбежное.
Известно, что мир не может быть построен на равнове-
сии страха. Его фундаментом должно быть иное равно-
весие— равновесие безопасности, при котором принципы
мирного сосуществования являются незыблемыми нор-
мами международных отношений. Это предполагает в
качестве одной из важнейших мер прекращение гонки
ядерных и иных вооружений, что, как подчеркивает
Л. И. Брежнев, положило бы «начало постепенному су-
жению материальной основы военной конфронтации»51.
На этом направлении, как показывают советско-амери-
99

канские переговоры 1972—1974 годов, вполне возможно
достижение конкретных, осязаемых результатов при
условии соблюдения принципа равной безопасности и
недопущения односторонних преимуществ.
Теория устрашения накладывает отпечаток и на под-
ход к проблеме разоружения. Обосновывая гонку воору-
жения интересами устрашения, «стратегические анали-
тики» вынуждены, однако, считаться с широкими наст-
роениями американской общественности в пользу
разоружения. Кроме того, будучи специалистами в об-
ласти вооружения, они не могут не отдавать себе отчета
в бесцельности и опасности нескончаемой гонки воору-
жений. Поэтому они стремятся найти такую концепцию
в области разоружения, которая имела бы достаточно
широкие рамки для маневрирования. Этой концепцией
считается контроль над вооружениями, который тракту-
ется по-разному в зависимости от конкретной ситуации
и политических воззрений «стратегических аналитиков».
Иногда этот контроль рассматривается в контексте обес-
печения стратегической стабильности и не связывается
с принятием действенных мер в области ограничения
стратегических вооружений. В других случаях он объ-
является в качестве меры, предшествовавшей разоруже-
нию в целом. Концепция контроля над вооружениями
отличается непоследовательностью и двойственностью и
на деле часто оказывается далекой от подлинного разору-
жения.
Применительно к военной доктрине теория устраше-
ния означает создание и содержание определенной груп-
пировки стратегических средств (межконтинентальных
баллистических ракет, подводных лодок-ракетоносцев,
бомбардировщиков дальнего радиуса действий, систем
противовоздушной обороны и т. п.), обеспечивающих
реальную возможность нанесения противнику «неприем-
лемого ущерба» в случае первого и ответного уда-
ра со стороны США. Под «неприемлемым ущербом»
понимается такая степень поражения жизненно важных
объектов противника, нанесенного стратегическим ядер-
ным оружием, при которой нарушится нормальное функ-
ционирование государства.
Таким образом, несмотря на кажущийся оборони-
тельный характер, теория устрашения далеко не всегда
действительно преследует цели обороны. В руках сто-
ронников неограниченной гонки вооружений она служит
100

средством обмана общественности, средством маскиров-
ки подлинного назначения многих военных программ.
Значительное место в исследованиях школы страте-
гического анализа занимает вопрос о войне как средстве
внешней политики.
«Гражданские стратеги» подходят к этой проблеме
вне социально-политического контекста и категорически
отвергают любую взаимосвязь между войнами и порож-
дающей их политикой определенных классов. В интер-
претации Г Киссинджера «традиционный метод военного
анализа, который видел в войне продолжение политики,
но с помощью иных средств, более неприменим»52. Да-
вая классовую характеристику природе войн, В. И. Ле-
нин писал: «Война есть продолжение политики иными
средствами. Всякая война нераздельно связана с тем
политическим строем, из которого она вытекает. Ту са-
мую политику, которую известная держава, известный
класс внутри этой державы вел в течение долгого вре-
мени перед войной, неизбежно и неминуемо этот самый
класс продолжает во время войны, переменив только
форму действия»53. Эта ленинская характеристика яв-
ляется основой подлинно научного понимания сущности
войны и по сей день.
«Гражданские стратеги», как и «политические реали-
сты», не приемлют идею тотальной войны. Отвергая дал-
лесовскую доктрину массированного возмездия, Кис-
синджер подчеркивал в своей книге «Ядерное оружие и
внешняя политика», что, будучи примененной на прак-
тике, она неминуемо привела бы к развязыванию все-
общей ядерной войны. Но такая война, рассуждает
Г Киссинджер, по причине всеразрушающей силы ору-
жия, используемого в ней, не может рассматриваться
как рациональное средство достижения политических
целей. Она — «результат акта отчаяния», к ней прибе-
гают в абсолютно крайнем случае, когда имеется явная
угроза самому существованию страны.
Вместе с тем, исходя из тезиса о том, что война пред-
ставляет собой вполне допустимое средство для дости-
жения политических целей, «стратегические аналитики»
обстоятельно разработали идею применения военной си-
лы в локальном конфликте, в так называемой ограничен-
ной войне. Особенно ревностными сторонниками такого
подхода являются Р. Осгуд, Б. Броди, Г. Киссинджер.
Р. Осгуд пишет: «Ограниченная война создает макси-
101

мальные возможности для эффективного использования
военной силы как рационального оружия национальной
политики»54. По определению Г. Киссинджера, ограни-
ченная война предусматривает ограничение военных
действий по целям, месту и средствам их ведения. В от-
личие от Г. Киссинджера Б. Броди утверждает, что для
ограничения масштабов войны достаточно ограничить
только средства, которыми они достигаются. Конечно,
ограничение применяемых средств может сказаться на
размахе войны, ее масштабах. Но главное не в этом.
Размах войны зависит от политических целей, а они оп-
ределяются политикой воюющего государства. Из ис-
тории известно, что когда ставились далеко идущие
цели, то для достижения их применялись громадные
силы и средства.
В период, когда еще были распространены иллюзии
о превосходстве США в области ядерного оружия, почти
все американские теоретики допускали возможность ог-
раниченной атомной войны. С укреплением оборонного
могущества Советского Союза сторонники ограниченного
ядерного конфликта стали утверждать, что новое соот-
ношение военных сил лишает Запад каких-либо атомных
преимуществ в локальной войне. Г. Киссинджер, в част-
ности, открыто отказался от идеи использования такти-
ческого ядерного оружия. Он вынужден был признать,
что «даже при наилучших намерениях сторон ядерную
войну будет гораздо труднее ограничить, чем обычную»,
и высказался за то, чтобы «придать большее значение
конвенциональной стратегии»55, то есть разработке ме-
тодов и созданию необходимых сил для ведения ограни-
ченных войн обычным оружием. В основе нынешнего
подхода американских теоретиков лежит принцип гиб-
кого реагирования, предусматривающий соразмерность
ответа на тот вызов, с которым Соединенным Штатам
приходится сталкиваться на международной арене в
каждый данный момент. Следование этому принципу,
как полагают теоретики ограниченных войн, позволяет
раскрепостить американское могущество и обеспечивает
ему непосредственную применимость для решения внеш-
неполитических проблем, не доводя при этом дела до
мировой войны.
Если учесть, однако, что некоторые «стратегические
аналитики», вступая в явное противоречие с собственны-
ми постулатами, как это подметил Г. Моргентау, «весь-
102

ма скептически» относятся к возможности удержать ог-
раниченную войну в рамках локального конфликта,, то
становится очевидной опасность для дела мира, которую
таят в себе их теоретические построения в этой области.
«Стратегические аналитики» любят писать о своем
стремлении спасти человечество от Армагеддона — ве-
ликой катастрофы, которая, согласно библейскому пре-
данию, постигнет Землю. На деле же ограниченные вой-
ны, теорию которых они обстоятельно разрабатывают,
содержат в себе серьезную опасность перерастания в
глобальный конфликт.
Раскрывая империалистическую природу такого рода
войн, Л. И. Брежнев в своем выступлении на Всемирном
конгрессе миролюбивых сил в Москве указывал: «Мы
не имеем права забывать о том, что до сих пор в различ-
ных концах планеты вспыхивают войны, гибнут люди,
разрушаются города, заводы, села, уничтожаются куль-
турные ценности. Это войны, которые политики привык-
ли именовать локальными, то есть войны, ограниченные
сравнительно узкими рамками какого-то географического
района. Опыт показывает, что они в современных усло-
виях, как правило, возникают там и тогда, где и когда
предпринимаются попытки сил империализма и реакции
насильственно подавлять освободительное движение на-
родов, мешать свободному и независимому развитию
государств, избравших прогрессивный путь внутреннего
развития и антиимпериалистический курс во внешней
политике»56.
Особое место в школе стратегического анализа за-
нимают военно-теоретические конструкции О. Морген-
штерна, Т. Шеллинга и Г. Кана.
Построенные на основе математической логики,
взгляды этих, как их называют даже в самой американ-
ской литературе, «адвокатов ядерной войны» отличаются
в политическом отношении ярко выраженной антигуман-
ной, милитаристской направленностью. В своих теориях
эти авторы полностью абстрагируются от социального
характера конфликтов, от конкретно-исторических ус-
ловий и занимаются формально-логическими упражне-
ниями, исходя из посылки о возможности ядерной войны,
которую они рассматривают как частный случай войн
вообще. Согласно их взглядам, «возможность ядерной
войны не следует относить к категории невероятного»,
«напротив, к ней должна быть проведена тщательная
103

подготовка», «ограниченная война с целью шантажа...
не должна быть исключена», эта война «должна вклю-
чать бомбардировку военных установок, или отдельных
городов, или небольших районов»57.
Наибольшую известность в этом отношении имеют
теории Г. Кана. В своих первых книгах «О термоядер-
ной войне» (1960 г.) и «Мысли о немыслимом» (1962 г.)
Г. Кан пытается дать ответ на вопрос, при каких обстоя-
тельствах могли бы стать рациональными альтернати-
вами и термоядерная война, и даже использование «ад-
ской машины судного дня», которая могла бы уничто-
жить не только противника, не только Землю и солнеч-
ную систему, но и вообще всю Галактику58.
Утверждая, что самое важное в будущей ограничен-
ной стратегической войне — способность выжить, Г Кан
предлагает создать правила поведения в таком ракетно-
ядерном конфликте59. Иными словами, в ответ на агрес-
сию жертве агрессии предлагается соблюдать какие-то
правила, позволяющие помочь агрессору уйти от окон-
чательного поражения. Как справедливо подчеркивает
советский исследователь Г А. Трофименко, «слабость
теорий «ограниченной стратегической войны», их фаль-
сификаторский характер заключается в постулате о том,
что главное спасение для воюющих сторон состоит в
соблюдении надуманных правил»60.
В другой своей книге «Об эскалации. Метафоры и
сценарии» (1965 г.) Г Кан построил в виде 44-ступен-
чатой лестницы схему эскалации конфликта от довоен-
ной международной напряженности через обычную войну,
ограниченную ядерную войну, ограниченную стратеги-
ческую войну до самой высшей ступени — всеохватываю-
щего, бессознательного ядерного спазма.
Хотя Г Кан и пытается представить свою схему как
некоторое объективное обозрение всевозможных вари-
антов политического применения силы, тем не менее, он
сам особо подчеркивает, что его «лестница эскалации»
является не абстрактным инструментом, а «в некотором
смысле скорее американской, чем советской лестни-
цей»61. Применение на практике этой лестницы дало
основание многим, в том числе американским, авторам
рассматривать ее как поэтапный план втягивания чело-
вечества в мировую термоядерную войну.
В книге «Об эскалации» Г Кан предпринимает также
попытку вернуть к жизни идею превентивной войны,
104

совместив ее с тезисом об отсутствии агрессивных наме-
рений. С этой целью он обосновывает право на «пре-
эмптивный» удар, а соответственно и на «преэмптивную»
войну в случае поступления сведений о готовящемся
немедленном нападении.
Рассматривая теории, созданные школой стратегиче-
ского анализа, нельзя не отметить, что американская
теоретическая мысль стремится учитывать то новое, что
вносят в военное искусство и политику современные
средства борьбы. Но в то же время ей далеко не всегда
удается сделать серьезные теоретические обобщения.
В американской литературе отсутствуют установившиеся
научные определения сущности стратегии, ее предмета и
содержания, законов и принципов. Нет и научных опре-
делений сущности войны, условий ее возникновения,
факторов, решающих исход вооруженной борьбы. Это
вполне естественно для буржуазных теоретиков. Сказать
правду о сущности войны и ее происхождении — значит
открыто признать классовый характер политики своего
государства. Весьма пагубно сказывается на стратеги-
ческих исследованиях виеисторический подход, опериро-
вание одной лишь формальной логикой. Построенные
нередко в виде абстрактных схем и подкрепленные мате-
матическими расчетами, многие теории оставляют вне
поля своего зрения сложнейшее взаимодействие людей,
техники, материальных и человеческих ресурсов и дру-
гих контролируемых и неконтролируемых факторов.
4. МОДЕРНИСТСКИЕ ПРОЕКТЫ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ
Целый ряд новых конструкций общей теории между-
народных отношений предложен в последние годы раз-
личными школами так называемого модернистского на-
правления.
В отличие от «традиционалистов» «модернисты» кон-
центрируют свои усилия на создании таких моделей
международных ситуаций и процессов, которые, как им
представляется, поддаются исследованию и даже прог-
нозированию с помощью логико-математических средств
и новейшей электронно-вычислительной техники. В этой
связи они уделяют большое внимание способам и прие-
мам формализации международных отношений. Внеш-
неполитическим исследованиям «модернистов» в гораз-
105

до большей степени, чем «традиционалистам», присущ
управленческий ракурс. Многие «модернисты» видят
ключ к решению международных проблем в создании не-
обходимых условий для научного и рационального пове-
дения тех лиц, которые профессионально занимаются
внешней политикой.
Само по себе отстаиваемое «модернистами» обновле-
ние исследовательского аппарата в теории международ-
ных отношений с учетом новшеств, связанных с НТР,
представляет собой вполне закономерное явление. Фор-
мализация внешнеполитических исследований, отвлекаясь
от качественной стороны международных ситуаций, дает
возможность построения определенных схем, характери-
зующихся количественными показателями и облегчаю-
щих применение ЭВМ к анализу отдельных проблем.
Модернистское направление появилось в американ-
ской буржуазной науке международных отношений во
второй половине 50-х годов под влиянием научно-техни-
ческой революции и связанного с этим широкого рас-
пространения методов точного анализа и внедрения
электронно-вычислительной техники в область социаль-
ных исследований.
Конкретно-исторические особенности возникновения
в США модернистского направления придали ему весьма
специфический характер. С одной стороны, внедрение но-
вых исследовательских приемов и методов в науку меж-
дународных отношений совпало по времени с периодом
разгула маккартизма, когда любое неосторожное выска-
зывание по острым политическим проблемам могло послу-
жить поводом для обвинений в государственной измене.
С другой стороны, становление модернистского направле-
ния проходило в условиях неуклонно учащающихся про-
валов во внешней политике США. В определенной части
господствующего класса росло сознание того, что тупи-
ки, в которых часто оказывалась внешняя политика
США, связаны с ее однобокой ориентацией на примене-
ние силы, за что упорно ратовали «политические реа-
листы». Все это способствовало усилению технизации и
без того абстрактных по самой своей природе модерни-
стских теорий, уходу их представителей в сторону от ана-
лиза актуальных международных проблем и вместе с тем
обусловливало претензии на создание новых, всеобъем-
лющих «научных теорий» универсального значения, при-
званных заменить отставшие от требований современной
106

науки теории, предложенные «традиционалистами», и в
первую очередь «политическими реалистами».
Рассматривая политику не в ее классовом смысле, а
как отрасль точной науки, представители модернистского
направления применяют к изучению международных от-
ношений общефилософские и социологические концепции
позитивистов. К философии различных школ модернистс-
кого направления в полной мере могут быть применимы
те три основных момента, на которые обращал внимание
В. И. Ленин, критикуя исторические взгляды позитивис-
тов. Во-первых, это, употребляя выражение В. И. Лени-
на, «претенциозный костюм словесных вывертов, выму-
ченные ухищрения силлогистики, утонченная схоласти-
ка,— одним словом, то же самое и в гносеологии, и в
социологии, то же реакционное содержание за такой же
крикливой вывеской»62. Все модернистские школы отли-
чает обилие модных терминов, которые придают наукооб-
разность создаваемым им теоретико-методологическим
конструкциям. Во-вторых, идеализм «модернистов» объ-
ективно служит фидеизму, отрицающему существование
объективной истины. Модернистским теориям свойствен-
на и еще одна черта, которую В. И. Ленин называл «био-
логизмом», указывающим на убогость философско-исто-
рического подхода. «Можно ли себе представить, — писал
по этому поводу В. И. Ленин, — что-нибудь более бес-
плодное, мертвое, схоластичное, чем подобное нанизыва-
ние биологических и энергетических словечек, ровно ни-
чего не дающих и не могущих дать в области обществен-
ных наук?»63.
«Традиционалисты», в первую очередь «политические
реалисты», встретили в штыки вторжение модернистских
школ в науку международных отношений, в особенности
их притязания на научность своих теоретических откры-
тий. И это вполне понятно. Модернистские школы по су-
ществу оспаривали доминирующее положение «политиче-
ских реалистов» в сфере обслуживания внешнеполитиче-
ских нужд американского государства и претендовали на
монополию в создании теорий, связывающих процессы
и результаты НТР с задачами внешней политики. Неуди-
вительно, что среди теоретиков международных отноше-
ний возник новый тур дебатов. На этот раз «политичес-
кие реалисты» вкупе с приспособившимися к ним «идеа-
листами» выступили против нашествия «модернистов» в
области теории. Необычайно высокий накал страстей и
107

риторики, в которой изощрялись представители обеих
школ, нередко заслоняли суть происходящих дебатов. Ме-
жду тем в ходе этих дебатов были затронуты весьма важ-
ные для понимания характера американских теорий про-
блемы, такие1 как методика изучения международных от-
ношений и построение общей теории.
Наибольшие разногласия обнаружились в отношении
«традиционалистов» и «модернистов» к вопросу о спосо-
бе построения теории международных отношений. «Но-
вые академические школы, — писал Г. Моргентау, — име-
ют одну общую цель: всепронизывающая рационализа-
ция международных отношений путем создания всеобъ-
емлющей теории. Конечная практическая цель — увели-
чить надежность прогнозирования и тем самым устранить
неопределенность из политических действий. Тем не ме-
нее это практическое назначение отличается от того, к
чему стремились «традиционалисты». Последние стреми-
лись достичь максимальной рационализации и успеха,
манипулируя объективными факторами международных
отношений, первые же пытаются устранить препятствия
для всепронизывающей рационализации, которая прису-
ща объективному характеру международных отношений,
путем теоретических построений»04. «Политические реа-
листы» обвиняли «модернистов» в том, что создаваемые
ими конструкции являются «скорее не теориями, а догма-
ми», поскольку в них делается попытка не столько отра-
зить действительность, как она есть, сколько навязать
этой действительности умозрительные теоретические
схемы.
Несмотря на известную предвзятость критических вы-
сказываний «традиционалистов» в адрес «модернистов»,
им удалось — и довольно аргументированно — показать
необоснованность претензий «модернистов» на создание
ими новой теории международных отношений, отрыв их
теоретических выкладок от реалий современного мира.
Не без основания «реалисты» подвергли критике «модер-
нистов» за попытки математизировать, квантифицировать
(выразить в количественных категориях) некоторые со-
циально-политические и психологические явления, не
поддающиеся квантификации, во всяком случае на уров-
не современной методологии «модернистов». Со своей
стороны представители модернистского направления, про-
возглашая наступление бихевиористской революции,
поставили под огонь своей критики слепую привержен-
108

ность «традиционалистов» устаревшим концепциям Гобб-
са, Макиавелли и фон Ранке, однобокость их теоретиче-
ских построений, игнорирование «реалистами» влияния
ИТР на изучение международных отношений, непонима-
ние практической значимости новейших исследователь-
ских приемов и методов, пренебрежение количественной
характеристикой основных факторов международных от-
ношений. В противоположность утверждениям «традицио-
налистов» о том, что факторы, определяющие междуна-
родную жизнь, в силу их многочисленности и сложности,
не могут быть сведены к более или менее важным пере-
менным величинам, «модернисты» настаивали на важ-
ности выделения и изучения ключевых переменных.
В качестве центральной мишени критики «реалистов»
«модернисты» избрали то детерминирующее значение,
которое «реалисты» придают силе. Резкую критику встре-
тила реалистская трактовка силы как главного фактора,
позволяющего государствам диктовать свою волю, влиять
и воздействовать в желаемом направлении на другие го-
сударства. Руководствуясь своим пониманием классовых
интересов внешней политики США, «модернисты» пола-
гают, что опора на одну только силу не может служить
надежным ориентиром во внешней политике в эпоху, ха-
рактеризующуюся динамичным развитием международ-
ных отношений. Одни «модернисты» исходят при этом из
того, что поскольку могущество — слишком сложная ка-
тегория, то она не занимает того цементирующего поло-
жения в теории международных отношений, которое да-
ет возможность рассматривать международные отноше-
ния как единое целое, характеризующееся борьбой госу-
дарств за силу и политическое влияние. Другие, наоборот,
считают, что могущество не является сложным и доволь-
но гибким психологическим явлением, и отождествляют
его с военной силой. Третьи рассматривают военную силу
как один из элементов, но отнюдь не доминирующий в по-
нятии «государственное могущество». Из этого, однако, не
следует, что «модернисты» сбрасывают силу со счетов
как фактор при анализе международных отношений.
Критика ими «традиционалистов» показывает, что они
лишь стремятся переосмыслить параметры силы.
Действуя в рамках того же классового подхода к
международным отношениям, что и «традиционалисты»,
«модернисты» оказываются не в состоянии выйти за пре-
делы банальных обвинений «реалистов» в преувеличении
109

значения силы и научно обосновать несостоятельность
исходных предпосылок реалистских концепций.
Споры между «политическими реалистами» и «модер-
нистами» выявили не только общность социального зака-
за, но и полную идейную преемственность между предста-
вителями обоих направлений. Сфера совпадения интере-
сов между ними оказалась гораздо шире и глубже, чем
разногласия, несмотря на всю кажущуюся остроту и не-
примиримость. По образному выражению видного ученого
модернистского толка Д. Сингера, дебаты между «тради-
ционалистами» и «модернистами» на поверку оказались
псевдовойной.
В то же время критика «политических реалистов», в
особенности за их неспособность создать научно обосно-
ванную теоретическую схему, позволила модернистским
течениям отстоять свое право на существование в каче-
стве одного из основных направлений, по которому пред-
принимаются параллельно с «реалистами» поиски общей
теории международных отношений.
По своему содержанию модернистские конструкции
весьма разнообразны. По некоторым оценкам, их насчи-
тывается до 30. Составление сколько-нибудь обобщенной
картины этих теорий весьма затруднительно в силу отсут-
ствия тех общих критериев, с помощью которых это
можно было бы сделать. Схематично, однако, можно вы-
делить две линии в подходе модернистского направления
к анализу мировой политики: во-первых, систематизация
и, во-вторых, унификация всех явлений международной
жизни с целью создания в обоих случаях соответствую-
щих математических моделей'.
Наибольшее влияние среди модернистских теорий
имеет в теоретико-методологическом плане теория меж-
дународной системы (системный метод, подход). Ее гно-
сеологические корни уходят к общей теории системы —
сравнительно молодой научной дисциплине, возникшей в
30-е годы и поставившей целью математическое обосно-
вание наиболее общих теоретических основ подхода к
изучению сложных объектов. Согласно определению ос-
новоположника этой теории Людвига фон Берталанфи,
«система есть комплекс взаимодействующих компонен-
тов»65. Основная идея общей теории системы, предло-
женной Берталанфи, состоит в признании одинаковости
(изоморфности) законов, управляющих функционирова-
нием системных объектов разного типа, в попытках по-
110

строения математического аппарата, описывающих пове-
дение таких объектов.
В американской литературе вопрос о применении ос-
новных посылок общей теории системы к международ-
ным отношениям впервые был поставлен в 19$5 году
Ч. Макклеландом, который утверждал, что международ-
ные отношения необходимо рассматривать как систему,
состоящую из взаимосвязанных частей, и что структура
международной системы в значительной степени опреде-
ляет поведение представленных в ней государств. Свое
дальнейшее развитие эта теория получила в работах
М. Каплана, Дж. Розенау, Р. Розекранца, Д. Сингера
и др. В настоящее время в американской внешнеполити-
ческой литературе при изучении международной системы
заметно обнаруживаются два подхода. Одна группа ав-
торов (М. Каплан, Ч. Макклеланд, О. Янг,' Г. Спиро,
А. Органский, К. Холсти и др.) занимается вопросами ти-
пологии абстрактной международной системы, а другая
(Д. Сингер, Р. Розекранц, Ч. Алджер, К- Уолц, Дж. Ро-
зенау и др.) — эмпирическим анализом конкретных, ис-
торически существовавших систем.
Американские теоретики видят цель международной
системы в поддержании внутреннего стабильного состоя-
ния. В структурном отношении международная система
подразделяется ими на подсистемы и элементы, суще-
ствующие в определенной среде, во взаимоотношениях с
которой они проявляют себя как единое целое. В соответ-
ствии с этим в системах отношений между государствами
различаются независимые и зависимые переменные, вза-
имодействие которых определяет общее состояние этих
систем. Независимыми переменными считаются дей-
ствующие лица (государства, а также международные
организации), структура международной системы (раз-
личные типы политических и иных союзов и группиро-
вок), формы и виды взаимодействия между основными
элементами систем (взаимодействие по военным, дипло-
матическим, экономическим каналам в условиях либо
конфликта, либо сотрудничества). К числу зависимых
переменных относят государственное могущество (спо-
собность оказывать влияние на поведение других дей-
ствующих лиц), управление силой (применение силы од-
ним государством в отношении другого), стабильность
существующей структуры и процессов в международной
системе и их изменение. Все эти переменные величины,
111

определяющие систему отношений между государствами,
подвергаются количественному анализу, на основе кото-
рого строятся математические модели систем.
Основой для вывода об общих параметрах развития
и основных тенденциях в системе международных отно-
шений должна явиться, по мнению американских авто-
ров, типология этой системы.
В своей работе «Система и процесс в международной
политике» М. Каплан предлагает свести всевозможные
системы и процессы международных отношений к шести
эвристическим, пригодным для всех времен и условий
математическим моделям (равновесие сил, свободная би-
полярная система, жесткая биполярная система, универ-
сальная система, иерархическая система, система вето).
Построенные дедуктивным способом, эти модели пред-
ставляют собой комплекс взаимосвязанных правовых
норм, регулирующих различные варианты расстановки
сил 66.
В 1966—1968 годах М. Капланом была разработана
еще одна модель — система разрядки международной на-
пряженности. Внимание Каплана вполне обоснованно со-
средоточено в первую очередь на советско-американских
отношениях, от развития которых преимущественно и
зависит процесс разрядки, его глубина и широта воздей-
ствия на международные отношения. В то же время он
искусственно постулирует в качестве условий разрядки
внутренние социально-политические изменения, реализа-
ция которых означала бы вмешательство во внутренние
дела и способствовала бы не укреплению разрядки, а усу-
гублению конфронтационных моментов в системе меж-
дународных отношений67.
Другим объектом исследования теоретиков систем яв-
ляется вопрос о связи международной системы с внут-
ренними политическими системами. Иными словами,
проблема взаимодействия системы и среды предстает
как проблема воздействия внутренней ситуации на меж-
дународные отношения и наоборот. Интерес к этой про-
блеме в значительной мере был обусловлен влиянием
американской агрессии во Вьетнаме на внутреннюю по-
литику США, а также возрастающей ролью в междуна-
родной системе средств массовой информации.
Ведущим специалистом по этим проблемам является
профессор университета в штате Огайо Дж. Розенау. Он
исследует взаимодействие международной системы и ее
112

окружающей среды, и в частности действующих лиц —
государств, через призму созданной им теории сцепле-
ния.
Согласно определению Дж. Розенау, сцепление обо-
значает такое явление, когда поведение в рамках одной
внутренней системы влияет на другую, равно как и на
международную систему в целом. Развитие современной
техники, особенно средств массовой информации, подчер-
кивает он, усиливает тенденцию к сцеплению и делает
политические системы более проницаемыми, с точки зре-
ния внешнего влияния.
В теории сцепления Розенау выдвигает тезис о том,
что, с одной стороны, внешняя политика государств скла-
дывается под воздействием как внешних, так и особенно
внутренних факторов, а с другой стороны, внутренняя
политика испытывает на себе влияние других государств
и всей системы в целом.
Одним из основных положений этого тезиса является
утверждение о примате внутренней политики перед внеш-
ней. Розенау обосновывает это положение тем, что внеш-
няя политика, во-первых, «начинается дома» и, во-вто-
рых, ее эффективность также в значительной мере про-
веряется отношением к ней в своей собственной стране.
Однако сделав, казалось бы, столь правильное заключе-
ние, Розенау отнюдь не предпринимает ни малейшей по-
пытки для сколь-нибудь серьезного анализа движущих
пружин внутренней и внешней политики. Розенау хотя и
признает, что финансово-промышленные круги оказыва-
ют определенное воздействие на формирование внешней
политики, тем не менее, он не только не рассматривает
решающего значения этого воздействия, но даже, больше
того, предлагает вообще не принимать это в расчет и
поставить во главу угла влияние на внешнюю политику
всего общества в целом, а не отдельных его слоев.
В качестве факторов, оказывающих влияние на
внешнюю политику, Розенау выделяет пять: внутренний
потенциал, характер общества, правительство, внутрен-
няя система и «идиосинкратический фактор» (личные ка-
чества государственных деятелей). Согласно его взглядам,
влияние этих факторов меняется в зависимости от того, в
каком государстве они действуют. Все государства в этой
связи Розенау делит по географическому признаку на две
основные группы: большие и малые, каждая из которых
включает в себя развитые и слабо развитые в экономиче-
5—232
113

ском отношении страны, подразделяющиеся, в свою оче-
редь, в общественно-политическом смысле на так назы-
ваемые открытые и закрытые68. Показательно, что основ-
ному социальному признаку, по которому различаются
государства, Розенау придает третьестепенное значение.
Подчеркивая непостоянный переменный характер дей-
ствия пяти перечисленных выше факторов, Розенау в то
же время настоятельно проводит идеалистический тезис
о необходимости уделения первоочередного внимания
мировосприятию государственных деятелей, поскольку-де
они в силу своего положения внутри собственных госу-
дарств занимают, вместе с тем, ключевые позиции и в
международной системе. Стремясь представить себя про-
тивником субъективистского подхода, Розенау предлага-
ет изучать действия государственных деятелей с учетом
других факторов переменной величины. В предлагаемой
им схеме-таблице содержится 144 возможных варианта
влияния международной системы на поведение действую-
щих лиц, что, однако, по признанию даже самого Розе-
нау, не отражает в полной мере всего многообразия этого
влияния и дает возможность составить весьма смутное
представление о проблеме69.
Разрабатываемые Розенау схемы влияния государств
на международную систему и обратного воздействия этой
системы несут на себе печать той же схематичности и
абстрактности, которая присуща и подходу теоретиков
системы к вопросу о взаимодействии в рамках междуна-
родной системы. Признавая в отличие от других примат
внутренней политики перед внешней, Розенау не только
не подходит к классовому анализу как единственно на-
учному методу познания международных отношений, а,
напротив, как это видно, вполне сознательно отказыва-
ется от него.
Вопрос о взаимодействии международной системы и
окружающей среды ставится американскими теоретика-
ми и в конкретно-прикладном плане. Дж. Розенау,
Дж. Модельский, М. Каплан, А. Скотт, Р. Фалк и др.
придают большое значение изучению влияния насилия,
совершаемого во внутренних системах, на стабильность
международной системы. Дж. Розенау, например, подхо-
дит к этому вопросу, отталкиваясь от своей теории сцеп-
ления. Согласно его взглядам, «насилие в пределах на-
ции, безусловно, серьезным образом должно сказаться
на международной системе», то есть «чем напряженнее и
114

продолжительнее внутренняя война, тем больше будет ее
воздействие на международную систему». Однако неко-
торые виды внутренних войн, утверждает Розенау, могут
не оказать какого-либо влияния на структуру и стабиль-
ность международной системы. Больше того, при опреде-
ленных условиях, уверяет он, внутренние войны укрепля-
ют стабильность международной системы70.
Розенау разделяет внутренние войны в зависимости
от их целей на три типа: а) войны за смену лиц на госу-
дарственных постах в рамках существующих структур по-
литической власти (личностные войны); б) войны за упо-
рядочение ролей должностных лиц, равно как и за смену
лиц на государственных постах, в структуре политиче-
ской власти (войны за власть); в) войны не только за
смену лиц на государственных постах, но и за изменение
структуры политической власти, равно как и системы
собственности (структурные войны).
По вполне понятным классовым соображениям, наи-
большую угрозу для международной системы Дж. Ро-
зенау усматривает в структурных войнах не только в си-
лу того, что они приводят к изменению политической ори-
ентации государств и разрушают сложившуюся систему
союзов, но и «содержат больше элементов для подража-
ния, чем войны других типов». «Если влияние войн пер-
вого и второго типов, как правило, распространяется
лишь на группы интеллигенции и среднего класса, кото-
рые проявляют серьезный интерес к такой ценности, как
самоуправление, то заразительное воздействие структур-
ной войны, — подчеркивает Розенау, — может распрост-
раниться на крестьян, рабочих и на другие группы насе-
ления, образ жизни которых является предметом кон-
фликта»71. Весьма характерно, что, говоря о существе
своего подхода, Розенау отходит от свойственной ему
абстрактной манеры изложения и прямо высказывает
серьезную озабоченность по поводу того, что освободи-
тельное движение народов имеет широкую притягатель-
ную силу и означает нанесение серьезных ударов по ка-
питалистической системе. Признавая неизбежность внут-
ренних войн в будущем и считая их «испытательными
полигонами, где Восток и Запад доводят до сведения
друг друга масштабы своих намерений и степень своей
решимости», Розенау под предлогом заботы об обеспе-
чении стабильности рекомендует правительству не прояв-
лять ненужного беспокойства по поводу личностных войн
5*
115

и войн за власть и сосредоточить свои усилия на том,
чтобы не допускать структурных войн.
В целом американская буржуазная теория междуна-
родной системы отличается тяготением к механицизму,
антиисторизму, исследованию рассматриваемых ею сис-
тем в изоляции от других, более крупных процессов и
комплексов, в отношении которых сама эта система явля-
ется подсистемой. Представителям этой теории свой-
ственны бегство от идей общественно-экономической фор-
мации как системы, наиболее полно представляющей ха-
рактерные черты и основные закономерности социально-
исторической реальности, игнорирование качественного
различия подсистем и государств, определяемого их об-
щественно-экономическим строем, отказ от анализа ос-
новных движущих сил развития международных отноше-
ний, и в частности социально-экономических процессов,
детерминирующих структуру и изменение как всей систе-
мы международных отношений, так и ее отдельных эле-
ментов, и в первую очередь государств. Неслучайно, что,
используя в качестве отправной базы общую теорию сис-
темы и отдавая приоритет структуре, связям, поискам
способов обеспечения стабильности систем перед динами-
кой процессов, выводящих систему из состояния равнове-
сия, многие американские исследователи приходят к кон-
сервативным и даже реакционным политическим вы-
водам.
Модели различных систем международных отношений
содержат, вместе с тем, глубокий методологический по-
рок. Для американских авторов система применительно к
международным отношениям — это всего лишь умозри-
тельная конструкция, схема, субъективная категория.
Подлинно научный анализ предполагает рассмотре-
ние международной системы как объективной категории,
наполненной вполне определенным классовым содержа-
нием. «Мы, — отмечал В. И. Ленин, — живем не только в
отдельных государствах, но и в известной системе госу-
дарств» 72. Этой системе соответствует система междуна-
родных отношений, в рамках которой В. И. Ленин по
строго классовому принципу выделял различные типы
подсистем политических отношений. Основное содержа-
ние современной международной системы В. И. Ленин
усматривал в борьбе между социализмом и капитализ-
мом, начало которой было положено появлением на ми-
ровой арене первого в мире социалистического государ-
116

ства. «Взаимные отношения народов, вся мировая систе-
ма государств, — подчеркивал В. И. Ленин, — определя-
ются борьбой небольшой группы империалистических
наций против советского движения и советских госу-
дарств, во главе которых стоит Советская Россия» 73.
В то время как содержание международной системы
остается неизменным, ее форма не является раз и навсег-
да заданной. Определяющее влияние на форму оказыва-
ет характер договорных обязательств между государ-
ствами. «На Версальском мире, — писал В. И. Ленин по
поводу сложившейся после первой мировой войны обста-
новки,— держится вся система теперешних международ-
ных отношений»74. Версальско-вашингтонская система
мирных договоров, закреплявшая передел капиталисти-
ческого мира, была направлена не только против побеж-
денных государств, но и против Советского государства,
революционного движения в капиталистических странах и
национально-освободительной борьбы и всем своим су-
ществом препятствовала мирному сосуществованию раз-
личных социальных систем. Крушение этой системы в ре-
зультате второй мировой войны отнюдь не открыло авто-
матически дороги к возникновению качественно новой
системы международных отношений. Потребовались
упорные и целеустремленные усилия партии и Советского
государства, прежде чем в последнее время возникла це-
лая система договоров, соглашений, взаимных обяза-
тельств и заявлений, которые создали предпосылки со-
здания демократической системы международных отно-
шений, основанной на принципах мирного сосущество-
вания.
При соблюдении классового политического подхода
системный метод, как никакой другой, позволяет органи-
чески соединить анализ и синтез, количественную и каче-
ственную стороны в исследовании социальных процессов,
в том числе и в области международных отношений, от-
крывает путь для применения эвристических и логико-
математических методов, а также современных электрон-
но-вычислительных средств75.
С теорией международной системы тесным образом
связана теория принятия решений, которая исследует
важнейший аспект функционирования системы — про-
цесс передачи информации и управления. В отличие от
теории системы эта теория сфокусирована не на объек-
тивной стороне международных отношений (структура в
117

целом), а на субъективной (отдельная личность или
группа лиц, на которых лежит ответственность за приня-
тие решений).
Теория принятия решений обстоятельно разработана
Р. Снайдером в сотрудничестве с X. Браком и Б. Са-
пином и оформлена в виде математических моделей
Дж. Модельским.
Поставив своей целью ответ на вопрос, как и кем, на
основании какой информации принимаются внешнеполи-
тические решения, создатели указанной теории привлека-
ют для аналитических выводов эклектический набор кон-
цепций и методов, позаимствованных из административ-
ного, государственного и международного права, социо-
логии и социальной психологии. За основу исследования
предлагается брать событие или политическое решение,
изолированное в целях «углубленного исследования» от
других событий.
«Постулат теории, — пишет Снайдер, — состоит в том,
что принятие решений происходит в сложных условиях
функционирования государственного механизма и объяс-
няется взаимодействием трех переменных величин:
ролью и взаимоотношениями различных органов, поступ-
лением в них информации и действиями отдельных лиц».
Наличие необходимой фактической информации в отно-
шении трех указанных переменных величин дает, по мне-
нию Снайдера, «эмпирическую основу для объяснения то-
го или иного решения»76.
В этой связи при изучении сферы компетенции внеш-
неполитических органов широко учитываются специали-
зация и разделение ответственности, структура власти,
степень участия в принятии решений, профессионализа-
ция, масштаб решений; при изучении информации — фо-
кусировка основного внимания, различие между главной
и второстепенной информацией, официальные и конфи-
денциальные каналы; при определении мотивации по-
ступков государственных деятелей — их физиологическое
состояние, степень энергичности, способность к объектив-
ному восприятию, зависимость от групповых интересов,
мнений .и т. п.
Теоретики принятия решений придают, в частности,
большое значение разграничению уровней, на которых
происходит процесс формулирования решений. Наиболее
распространено выделение пяти уровней давления на
принятие решений: социально-экономическая элита; no-
lle

литическая и правительственная элита; средства массо-
вой информации; лидеры, формирующие общественное
мнение; небольшая политически активная часть насе-
ления.
Схемы, предлагаемые теоретиками принятия решений,
несут на себе заметную печать классовой ограниченнос-
ти. Так, сведение всего многостороннего процесса приня-
тия решений к анализу и воздействию трех переменных
факторов заслоняет необходимость исследования глубин-
ных факторов — общественных потребностей и интере-
сов, которые оказывают решающее воздействие на фор-
мирование взглядов и представлений тех, кто несет от-
ветственность за принятие решений на различных уров-
нях. Столь же ограниченна и схема уровней давления на
принятие решений, которая уводит в сторону от того об-
стоятельства, что господствующая социально-экономиче-
ская элита оказывает решающее влияние на все другие
уровни, хотя по численности она гораздо меньше других.
В качестве метода исследования теоретики принятия
решений широко используют системный анализ77, кото-
рый предполагает прежде всего определение целей, оцен-
ку значения каждой цели в системе других, установление
последовательности целей, выбор оптимальных средств,
рассчитанных на получение наибольшего эффекта с наи-
меньшими затратами, и т. п.
В американской литературе проявляется большое
беспокойство по поводу того, что практическое примене-
ние теории принятия решений к анализу внешней поли-
тики пока не дало ощутимых результатов. По признанию
самого Снайдера, попытка применить эту теорию к ана-
лизу решения США начать агрессию против КНДР фак-
тически «не добавила ничего нового к тому, что было уже
известно на этот счет». Столь же безрезультатными ока-
зались и попытки применить эту схему к анализу Кариб-
ского кризиса 1962 года.
Теория принятия решений подвергается в США в по-
следнее время резкой критике и за несостоятельность ее
научных посылок, множественность проявления действия
переменных величин, отсутствие четкого критерия для
отбора фактов, искусственное осложнение процесса при-
нятия решений. Как отмечалось в одной из статей в аме-
риканском журнале «Джорнэл оф политике», по мере
усиления наукообразности этой теории увеличивается ее
отрыв от реальной действительности.
119

Претензии авторов теории принятия решений на объ-
яснение всей многосложности международных процессов
с помощью одного лишь, хотя и весьма обстоятельного,
анализа формулирования внешней политики выявляют
свою несостоятельность при соприкосновении с практи-
кой. Принятие решений — лишь одна сторона в много-
сложном перекрещивании различных сил, определяющих
внешнюю политику, среди которых главенствующее зна-
чение имеют социально-экономический строй данного го-
сударства и общая расстановка сил на международной
арене.
Вместе с тем, как показывает опыт, достаточно высо-
кая степень формализации схем принятия решений дает
возможность их использования в электронно-вычисли-
тельных машинах (при условии нахождения математиче-
ских показателей для выбранных индексов) или в анали-
тических исследованиях. Таким образом, при определен-
ных условиях теория принятия решений может использо-
ваться как важный вспомогательный инструмент во
внешнеполитических ведомствах, для чего, однако, тре-
буется ее дальнейшее усовершенствование. Как отмеча-
лось в советской литературе, «в условиях возрастания
темпов событий и лавинного потока информации анализ
международных событий с помощью теории «принятия
решений», особенно при условии его коррекции, мог бы
облегчить понимание внешнеполитических акций госу-
дарств» 78.
Среди теоретических школ модернистского направ-
ления выделяется также теория игр. Эта теория, впервые
сформулированная как математическая дисциплина в
труде Дж. фон Неймана и О. Моргенштерна «Теория игр
и экономическое поведение», имеет целью разработку ли-
нии поведения в различных ситуациях, которые для это-
го должны быть моделированы.
В соответствии с теорией игр каждое государство,
предпринимая внешнеполитическую акцию, ведет игру с
целью либо поражения противной стороны и тем самым
выигрыша для себя (игра с нулевой суммой — суммар-
ный выигрыш одного равен проигрышу другого), либо
определенного сотрудничества с другой стороной (игра с
ненулевой суммой — никто не выигрывает и не проигры-
вает) . Во всякой ситуации вне зависимости от тех целей,
которые имеют руководители внешней политики данного
государства, перед ними имеется возможность выбора од-
120

ного из четырех решений: наилучшего; в большей степе-
ни хорошего, чем плохого; в большей степени плохого,
чем хорошего; наихудшего. Задачи же теории — путем
систематизации и математического анализа различных
ситуаций подсказать руководителям оптимальную стра-
тегию.
Понятие стратегии в теории игр описывается Дж. фон
Нейманом таким образом. Предположим, что игрок при-
нимает решение о каждом ходе не только тогда, когда к
этому его толкает необходимость, но что он заранее при-
нимает решение о способе своих действий во всех воз-
можных ситуациях, что он начинает играть в соответствии
с планом, указывающим, какой выбор этот игрок должен
произвести во всех возможных ситуациях применительно
к любой возможной реальной информации, которой он
может располагать в данный момент, и в соответствии с
информационной схемой того, что разрешается правила-
ми игры для данного случая. Такой план игры называ-
ется стратегией.
Противоположным по отношению к способу игры, по-
строенному на использовании стратегии, было бы пове-
дение, при котором игрок принимает решение о ближай-
шем ходе от случая к случаю. При этом он смог бы ру-
ководствоваться только накопившимися у него воспоми-
наниями обо всех возможных игровых ситуациях. С те-
оретико-познавательной точки зрения, он был бы чистым
эмпириком. С другой стороны, игрок, который упорно
придерживается однажды избранной стратегии и посто-
янно использует ее в каждой партии невзирая на то, ка-
кой опыт извлекает он из применения этой стратегии, был
бы догматиком. Отсюда суть оптимальной стратегии со-
стоит в том, чтобы, сохраняя известную преемственность,
не являться в то же время раз и навсегда установленной
для всех будущих партий.
Возводя в абсолют создаваемые ими математические
конструкции международных ситуаций, теоретики игр
впадают в ту же мировоззренческую и методологическую
крайность, что и другие «модернисты». Многообразное
содержание международных отношений они пытаются
объяснить односторонне — через призму сугубо абстракт-
ных игр. Политика рассматривается ими вообще, хотя
применение математических моделей к изучению полити-
ки должно носить конкретный социально-классовый ха-
рактер. Очевидно и то, что в играх не все факторы можно
121

с одинаковой точностью учесть и поправить, а следова-
тельно, математические модели могут быть использова-
ны как подспорье в оценке лишь некоторых ситуаций.
В работах О. Моргенштерна, Т. Шеллинга, А. Уол-
стеттера, Г. Кана, Р. Осгуда и др. теория игр использует-
ся как важнейшая теоретическая предпосылка политико-
стратегического анализа.
Первоначально такой анализ основывался на игре с
нулевой суммой, что соответствовало официальным внеш-
неполитическим установкам периода «холодной войны»,
фактически отрицавшим мирное сосуществование госу-
дарств с различным общественным строем, включая ка-
кое-либо сотрудничество с Советским Союзом. Практи-
ческие рекомендации сторонников теории игр в междуна-
родных отношениях, как отмечается в американской ли-
тературе, соответствовали выводам так называемых яст-
ребов.
Несостоятельность изображения международных от-
ношений как игры с нулевой суммой, не оставляющей
места для разумного баланса интересов, обнаружилась к
началу 60-х годов, когда изменения в соотношении сил
на мировой арене в пользу социализма настоятельно по-
ставили перед правящими кругами США вопрос о необ-
ходимости признания в отношениях между двумя систе-
мами известных сфер сотрудничества и совпадения инте-
ресов. Это заставило американских теоретиков заняться
разработкой большего разнообразия игр с ненулевой
суммой.
Осознавая крушение своих прежних конструкций, тео-
ретики типа Т. Шеллинга предложили в качестве новой
модели отношений с социалистическими странами так на-
зываемую игру со смешанными мотивами. В рамках та-
кой игры Шеллинг исследует обязательства, обещания,
коммуникации, угрозы, причем последние имеют у него
первостепенное значение.
В то же время ряд теоретиков игр (К- Боулдинг,
А. Рапопорт) стали рассматривать теоретико-игровые
модели как средство поиска новых способов урегулиро-
вания конфликтов и кризисов, ослабления напряженно-
сти. Согласно их логике, с точки зрения национальных
интересов США, термоядерная война имеет такую мину-
совую стоимость, которую не перекрыть никакими плани-
руемыми выигрышами, и поэтому ее следует списать в
пассив. Полностью отдавая себе отчет в бесперспектив-
122

ности решения в свою пользу глобального противоборст-
ва с социализмом с помощью силы, эти теоретики не от-
казываются от борьбы, но предлагают вести ее на новых,
невоенных рельсах. Одно из главных направлений такой
борьбы — переговоры. Здесь предлагается учитывать, что
отдельные проблемы носят характер игр с нулевой сум-
мой, поэтому к решению таких проблем рекомендуется
подходить не в отдельности, а в увязке с другими про-
блемами, чтобы-де в конечном счете имела место игра с
ненулевой суммой. Не говоря уже о том, что сама поста-
новка вопроса о существовании международных проблем
типа игр с нулевой суммой является надуманной, выте-
кающий из нее вывод о необходимости увязывания раз-
личных проблем в единое целое может послужить под-
спорьем для буржуазной дипломатии в тех случаях, ко-
гда ей окажется выгодно по тем или иным соображениям
блокировать решение отдельных международных проб-
лем. Другой важнейший участок борьбы — идеологиче-
ская область. Так, А. Рапопорт, предлагая в качестве аль-
тернативы войне игру с ненулевой суммой, имеет, однако,
в виду не мирное сосуществование двух систем, а идеоло-
гическое сосуществование. Смысл такого сосуществова-
ния, как видно из работ других американских авторов,
состоит в том, чтобы добиться трансформации социали-
стической системы по капиталистическому образцу.
Теория игр стала важным компонентом внешнеполи-
тического мышления правящих кругов США. Она не
только развивается под воздействием официальных докт-
рин и установок, но и, в свою очередь, оказывает сущест-
венное воздействие на их формирование и претворение в
жизнь, особенно в военно-политических областях. Те, кто
делает внешнюю политику США, активно пользуются
этой теорией как одним из важных аналитических
средств. Весьма показательно, что многие видные пред-
ставители этой школы (А. Уолстеттер, Д. Бреннан,
Б. Броди, К. Норр) занимали крупные посты в прави-
тельственных учреждениях: Белом доме, госдепартамен-
те и министерстве обороны.
Не отрицая определенных позитивных аспектов раз-
работки американскими специалистами теории игр, нель-
зя не видеть того, что в силу своей классовой ограничен-
ности эти теоретики оказываются не в состоянии учесть
сложное взаимодействие друг с другом различных фак-
торов в политических играх, и прежде всего роль гумани-
123

тарных компонентов этих игр (этические, логические и
психологические нормы, определяющие принимаемые
людьми решения и их поведение).
Как отмечалось в советской литературе79, некритиче-
ское использование теории игр во внешней политике мо-
жет привести к грубым просчетам, особенно если долж-
ным образом не учтены социально-психологические пред-
посылки постановки стратегических задач. Чтобы избе-
жать этого, в правила и условия построения математиче-
ских игровых структур должны вводиться нравственные
запреты и требования, которые играли бы роль ограничи-
телей, запрещающих тот или иной недопустимый, с мо-
ральной точки зрения, способ решения внешнеполитиче-
ских задач.
В рамках модернистских теорий большое место зани-
мает разработка методологии прогнозирования междуна-
родных отношений. Разъясняя роль прогнозирования,
американские теоретики международных отношений под-
черкивают, что создание прогнозов на будущее должно
иметь решающее значение не только при разработке
систем оружия, но и при формировании внешней полити-
ки, и в частности при определении сроков и ресурсов, не-
обходимых для выбора альтернатив в политике. В своих
прогностических исканиях модернистское направление в
американской науке международных отношений самым
тесным образом связано с футурологией — специальной
наукой, комплексно занимающейся вопросами будуще-
го 80. С одной стороны, модернистские теории предостав-
ляют в распоряжение футурологии конкретные приемы,
способы, категории, используемые ими при исследовании
различных явлений и процессов международных отноше-
ний. С другой стороны, «модернисты» в мировоззренчес-
ком и методологическом отношениях испытывают значи-
тельное влияние футурологии.
В плане разработки общетеоретических основ прогно-
зирования большое значение придается проблеме полити-
ческой осуществимости внешнеполитических прогнозов.
В специальном исследовании на эту тему В. Дрор пишет,
что, «поскольку цель планирования политики заключа-
ется в оказании влияния на реальность, вероятность
осуществления любого (прогнозируемого. — В. П.) поли-
тического варианта становится основным критерием вы-
бора предпочтительной политики». Пренебрежение фак-
тором политической осуществимости, поясняет Дрор, при-
124

водит к тому, что многие прогностические исследования
оказываются неприменимыми на практике в процессе
формулирования внешней политики.
Дрор не только подчеркивает обязательную необходи-
мость учета фактора политической осуществимости во
внешнеполитических прогнозах, но и предлагает свою ме-
тодологию определения этого фактора. Отмечая, что
предпосылками политической осуществимости являются
поведение актеров (индивидуумы, группы, организации)
на мировой сцене, действие фактора времени и приемле-
мость в различных сферах (политика, идеология, наука,
техника и т. п.), Дрор создает схему переменных величин
каждой из этих предпосылок, которая может быть зало-
жена в ЭВМ.
Ориентация внешнеполитических прогнозов на обяза-
тельный учет политической осуществимости намечаемых
действий отнюдь не означает, что практика должна следо-
вать политически осуществимым моделям. Рассуждая в
чисто идеалистическом духе, Дрор считает возможным
на практике пренебрегать в отдельных случаях прогно-
зами, указывающими на политическую неосуществимость
той или иной линии поведения. «Хорошая политика, —
заявляет он, — заслуживает, чтобы за нее боролись, да-
же если ее политическая осуществимость может казаться
равной нулю, так как приверженность и умелые усилия
могут вполне преодолеть политические барьеры и выхва-
тить победу из пасти политической неосуществимости».
Введение во внешнеполитические прогнозы фактора
политической осуществимости должно, таким образом,
придать этим прогнозам большую практическую направ-
ленность и облегчить практикам выбор альтернатив при
определении политики.
Американские теоретики международных отношений
также особо подчеркивают, что по тем же соображениям,
которые требуют учета фактора политической осуществи-
мости, планирование политики должно предусматривать
внесение корректив в установленные методы достижения
целей, с тем чтобы эти методы соответствовали реалиям
обстановки. Подобный процесс внесения корректив с уче-
том полученных результатов фиксируется позаимствован-
ным из кибернетики понятием обратной связи. Суть этого
понятия раскрывает К. Дойч в своей книге «Анализ меж-
дународных отношений». «Процесс обратной связи,—
пишет он,— является сердцем любого поведения, направ-
/125

ленного на эффективное достижение цели. Он состоит
в направлении назад, к действующей системе, потока
информации о результатах ее собственных ранее осуще-
ствленных действий. Система, таким образом, получает
информацию о результатах того, что она только что сде-
лала, и использует эту информацию для изменения сво-
их последующих действий»81.
Серьезный методологический порок американских об-
щетеоретических установок в области прогнозирования
заключается в том, что они основываются главным обра-
зом на формальной логике и ориентируют в основном на
экстраполяцию уже свершившихся фактов, оставляя за
бортом анализа динамические многоплановые процессы,
происходящие в сфере мировой политики под воздей-
ствием меняющегося соотношения сил и других объектив-
ных обстоятельств.
В силу заложенных в них мировоззренческих фило-
софских идей влияние теорий и категорий прогнозирова-
ния выходит далеко за пределы методологии. Они при-
дают соответствующую социальную направленность и ис-
пользованию этих методов и методик, и содержанию
прогнозирования, и конечным результатам прогнозов.
В качестве научного инструментария прогностическо-
го анализа используются широко разрабатываемые «мо-
дернистами» частные методики, которые представляют
собой сумму приемов для изучения эмпирического мате-
риала. С их помощью предполагается учесть всю сово-
купность условий, в которых рассматривается основная
тенденция международного развития, и тем самым при-
дать прогнозу нужную конкретность и обстоятельность.
В многообразии этих условий, с другой стороны, коренит-
ся объективная необходимость применения в прогнози-
ровании различных методов и приемов.
За последние годы к сравнительно простым методи-
кам (интуиция, экстраполяция, аналогия)82 прибавились
и другие — гораздо более сложные. От простого экстра-
полирования теоретики международных отношений пере-
шли к сложному. Данный метод представляет собой ком-
бинацию математико-статистического анализа с приема-
ми, используемыми в теории вероятностей, теории преде-
лов, теории игр, теории множеств и т. д. Выведены спе-
циальные формулы, позволяющие с большой степенью
приближения уточнять данные, получаемые простой экст-
раполяцией. В практику прогнозирования активно внед-
126

ряется и создание широко разветвленных прогнозов (наи-
более известен проект под названием «Паттерн»), пред-
ставляющих большой спектр «национальных целей», на
достижение которых должны быть направлены практиче-
ские действия в заданный период. Широко используется
составление прогностических сценариев.
Иллюстрацией построения внешнеполитического про-
гноза и применения для этой цели различного рода част-
ных методик может служить книга ведущих футурологов
США Г. Кана и А. Дж. Уинера «Год 2000». Хотя эта кни-
га и имеет вполне определенный пропагандистский ас-
пект и обильно начинена рассуждениями об «эрозии»
коммунизма, «сближении социализма и капитализма» и
т. п., этот аспект все же имеет подчиненное значение, и в
основном книга носит прогностический характер.
Г Кан и А. Уинер заявляют, что в исследовании «ве-
роятных комбинаций развития событий» они стремились
«не только предвосхитить будущие события и сделать же-
лательное более вероятным, а нежелательное — менее
вероятным», но и предоставить возможность тем, кто де-
лает политику, «иметь дело с любым будущим, которое
может в действительности возникнуть», с тем чтобы по-
литики «были в состоянии смягчать плохое и использо-
вать хорошее». Таким образом, авторами ставится до-
вольно практическая задача: помочь людям, стоящим во
главе США, «наметить рамки для социального выбора»,
с тем чтобы они могли выбрать из предлагаемых вариан-
тов будущего с учетом конкретной обстановки наиболее
подходящий политический курс.
При прогнозировании Г. Каном и А. Уинером исполь-
зуется так называемый метод многократных тенденций
и стандартных проекций. Хотя они и ставят себе в заслу-
гу то, что разработанный ими метод «не зависит от при-
нятия какой-либо формальной теории исторического про-
цесса», но именно в этом и состоит его слабость. Предла-
гаемый Г. Каном и А. Уинером метод не дает прогнозов
на будущее, заслуживающих достаточного доверия с на-
учной точки зрения, поскольку он не позволяет отделить
принципиальные, главные, объективные тенденции обще-
ственного развития от малозначительных и субъективных
представлений об этих тенденциях. Основой подлинно на-
учного прогнозирования может быть только марксистско-
ленинская наука.
Основные направления будущего развития Г. Кан и
127

А. Уинер пытаются наметить с привлечением данных ста-
тистики, когда это возможно, как, например, при анализе
таких вопросов, как будущее развитие населения, грамот-
ность, рост совокупного национального продукта, энерге-
тические ресурсы, военная мощь и т. п. Темпы роста этих
переменных, по мнению авторов, и «создают основу для
анализа и намечают рамки дальнейшего развития об-
щества». «С помощью экстраполяции существующих и
возникающих тенденций, которые продолжают вырастать
из мира наших дней и которые отражают многократную
тенденцию и наши нынешние ожидания, мы, — пишут
Г. Кан и А. Уинер, — создаем «проекцию, свободную от
неожиданностей», такую, которая представляется менее
неожиданной, чем любая другая возможность». В соот-
ветствии с этой проекцией дается описание «стандартного
мира», то есть такого мира, который отличается наиболь-
шей вероятностью развития событий именно в предпола-
гаемом направлении.
Г. Кан и А. Уинер широко используют также так на-
зываемые сценарии и «альтернативные будущие». Сце-
нарии — это «гипотетическое развитие событий, скон-
струированное для того, чтобы обратить внимание на
причинные процессы и отметить те моменты, когда требу-
ется принимать решения». Сценарии отвечают на два
вопроса: как та или иная гипотетическая ситуация мо-
жет развиться шаг за шагом и какие альтернативы суще-
ствуют для каждого из ее участников на каждом дан-
ном этапе для предотвращения, отклонения или облегче-
ния этого процесса. «Альтернативные будущие» могут
быть использованы для создания дополнительных сцена-
риев, для выдвижения и обсуждения критериев, для си-
стематического сравнения альтернативных политик или
для анализа и исследования специфических вопросов.
«Набор альтернативных будущих и сценариев, которые
ведут к ним различными путями, позволяет,— утвержда-
ют Г. Кан и А. Уинер, — лучше видеть, чего следует избе-
гать, что следует облегчить, и получить полезную пер-
спективу того, какие решения могут стать необходимыми,
и тех пунктов во времени, где дороги расходятся и с ко-
торых возврата уже не может быть».
По мнению Г. Кана и А. Уинера, в западном обществе
можно проследить вплоть до XXI или XXII веков 13 ос-
новных долговременных тенденций, которые, взаимно
влияя друг на друга, образуют общую многократную тен-
128

денцию. Эти тенденции, которые в комплексе составляют
многократную тенденцию, действуют в направлении:
всеувеличивающегося сенсуализма культур (эмпиричес-
кая, светская, гуманистическая, прагматическая, утили-
тарная, эпикурейская и т. д.); развития различных элит
(буржуазных, бюрократических, демократических и др.);
аккумуляции научных и технических знаний; «институ-
ционализации изменения» (особенно в отношении разви-
тия, исследований, усовершенствований и распростране-
ния знаний); всемирной индустриализации и модерниза-
ции; возрастающего роста изобилия и в последнее
время — увеличения свободного времени; роста населе-
ния; урбанизации и (в скором времени) роста мегаполи-
сов (городов-гигантов); уменьшающейся важности пер-
вичных и вторичных родов занятий; роста грамотности
и образования; увеличения способности к массовому раз-
рушению; увеличения темпов изменения; всевозрастаю-
щей универсальности многократной тенденции.
Из этой мешанины самых разнообразных факторов из
сферы общественной жизни — главных и второстепенных,
относящихся как к сфере развития производительных
сил, так и составляющих различные элементы надстрой-
ки, авторы и строят свои проекции будущего. Причем
при выработке этих проекций будущего они совершенно
не рассматривают вопросов производственных отношений
современного общества, что дает искаженную картину
настоящего и еще более искаженное представление о
будущем. Однако отдельные прогнозы авторов в отноше-
нии некоторых конкретных вопросов (развитие техники,
рост населения и т. д.) представляют несомненный ин-
терес.
На основе все тех же, лишь слегка измененных и мо-
дернизированных 13 основных тенденций предыдущего
периода составлена так называемая многократная тен-
денция для последней четверти XX века. Выявление этой
многократной тенденции используется Г. Каном и А. Уи-
нером как фундамент построения проекций стандартно-
го мира, то есть наиболее вероятной, по их мнению, бу-
дущей картины мира. Хотя они и признают возможность
конструирования других стандартных миров, но подчер-
кивают, что с нарисованной ими картиной будущего стан-
дартного мира в США согласно достаточно большое чис-
ло людей. Стандартному миру противопоставляются аль-
тернативы в виде так называемых канонических вариа-
129

ций, то есть возможных отклонений от основных сценари-
ев развития международных событий в стандартном
мире.
Методологическое значение проекций Г. Кана и А. Уи-
нера выходит далеко за академические рамки. Введенное
в Пентагоне планирование с учетом случайностей пред-
полагает использование приемов и методов (сценарии,
метафоры и т. п.), которые официально называют канов-
скими.
Имитационный анализ с применением ЭВМ получил
в американской литературе название «Дельфийские пред-
сказания». Методика «Дельфи», созданная в «РЭНД кор-
порейшн» под руководством О. Хелмера, разработана
прежде всего как методика прогнозирования. Поэтому
она и получила название «Дельфи» по имени Дельфий-
ского оракула. Методика «Дельфи» предполагает кибер-
нетический арбитраж, то есть обработку с помощью ЭВМ
суждений участвующих в анализе экспертов (предпочти-
тельно из числа тех, кто участвует в принятии решений)
контрольной группой и направление общего хода анали-
за посредством обратной связи с экспертами. Цель ме-
тода — усовершенствование процесса выработки сужде-
ния группой экспертов с попыткой поставить мнение
каждого специалиста под критику.
Применение ЭВМ в этой методике дает возможность
не только доработки информации, получаемой в ходе ана-
лиза, но и позволяет избежать столкновения экспертов
лицом к лицу и сохранять анонимность мнений, аргумен-
тов за и против, благодаря чему предотвращается воздей-
ствие ряда психологических факторов — внушения или
приспособления к мнению большинства.
Пока методика «Дельфи» находится в эксперимен-
тальной фазе. Серьезным недостатком ее считается не-
обходимость «переваривания» слишком большого объема
информации. В целом это, однако,— наиболее перспек-
тивная методика, поскольку она лежит в русле главной
тенденции развития аналитических методов — сотрудни-
чества между человеком и машиной.
Примером использования имитационного анализа в
практических целях может служить получившая широ-
кую известность имитация деятельности НАТО. В янва-
ре 1970 года в стенах Ланкастерского университета (Ан-
глия) под руководством американских специалистов бы-
ло проведено имитационное заседание совета НАТО.
130

В нем участвовало 60 человек, которые играли роли пред-
ставителей всех 15 стран НАТО. Для исполнения ролей
отобрали студентов и аспирантов из 13 государств — чле-
нов НАТО. Было установлено, что ни один из участников
не будет играть представителя своей собственной страны.
Каждый из участников определенное время вживался в
свою будущую роль, готовился к ней теоретически, идео-
логически, психологически. После этого под руководст-
вом инструкторов (профессоров из США и Западной Ев-
ропы) они приступили к имитации заседаний руководя-
щего органа НАТО и начали решать даваемые им «ввод-
ные задачи». Интересно, что студентам давалось много
задач, действительно решавшихся в НАТО за последнее
время, а также было выдвинуто некоторое количество
еще не обсуждавшихся в Совете перспективных вопросов,
намеченных к решению в 1970—1972 годах. Для проведе-
ния подсчетов и записи данных применялись счетно-ре-
шающие устройства вычислительного центра универси-
тета. О принимаемых участниками игры решениях их
партнеры немедленно информировались. Кроме того, вы-
пускался специальный бюллетень, фиксировавший ход
игры. Как заявил один из руководителей игры амери-
канский профессор Фельд, «через включение свежих го-
лов для обсуждения некоторых проблем, стоящих перед
НАТО, возникает возможность пролить новый свет на
вопросы, касающиеся того, в каком направлении долж-
на развиваться НАТО и какой должна быть ее новая
роль». Известно, что два очень волновавших майскую
сессию Совета вопроса — проблема сокращения воору-
жений и вооруженных сил в Центральной Европе и кон-
тактов Восток — Запад нашли широкое освещение во
время игр.
В целом, однако, состояние американских прогности-
ческих исследований в области международных отноше-
ний показывает, что эти исследования все еще находятся
в начальной стадии развития. В настоящее время подав-
ляющее большинство прогнозов международных отноше-
ний производится в основном с использованием простей-
ших методов прогнозирования. В методиках и самих
прогнозах много упрощений и погрешностей. Весьма
уязвимым местом прогнозирования является существо-
вание «веера вариантов» и «веера возможностей». Требу-
ется, как считают в США, еще по крайней мере 10 лет,
чтобы были надежно усовершенствованы методики и на
131

их основе регулярно проводилось действенное планиро-
вание политики. Несмотря на это, методики внешнеполи-
тического прогнозирования — новые средства борьбы,
которые могут быть так или иначе использованы в общем
арсенале внешнеполитических средств США.
Знать и в определенном смысле использовать эти
средства в нашей практике при условии критического
отношения к заложенным в опыт прогнозирования в
США социально-политическим и методологическим иде-
ям— важная задача. Как отмечается в советской лите-
ратуре, различие, делающее марксистские предвидения
подлинно научными, а буржуазные попытки предсказать
завтрашний день шаткими и ненадежными, коренится не
в технике анализа, а в противоположности общетеорети-
ческих, мировоззренческих подходов к самому существу
проблемы 83.
Наиболее уязвимым местом американского прогнози-
рования является абсолютизация случайности и связан-
ное с этим представление об открытом будущем, не оп-
ределяемом никакими историческими закономерностями.
Как подчеркивается в американской литературе, сама
природа политики, с одной стороны, подразумевает эле-
мент рациональности в практических действиях, а с дру-
гой— элемент случайности затрудняет возможности тео-
ретического познания. «Теория, — указывает Г. Морген-
тау, — может разработать альтернативы, выяснить
необходимые предпосылки и возможные последствия.
Она может указать на условия, при которых одна из аль-
тернатив имеет большие шансы. Но она не может сказать
с достаточной степенью определенности, которая из аль-
тернатив является правильной и которая реальна». В ре-
зультате современные прогностические исследования в
США представляют собой, как правило, с виду матема-
тически точные, а на деле безжизненные схемы.
Бесспорно, что прогнозирование международных от-
ношений, как и любое другое социальное прогнозирова-
ние, носит вероятностный характер и предполагает «веер
вариантов» и «веер возможностей». Имея дело с огром-
ным количеством информации, одновременным анализом
целого ряда параметров, определением лица будущего
на основе анализа органического единства как объектив-
ных, так и субъективных факторов (личностей, осуществ-
ляющих внешнюю политику государства), подлинно
научное прогнозирование должно исходить из того, что
132

глубинные процессы в международных отношениях ха-
рактеризуются отнюдь не только случайностью и что са-
ма случайность есть лишь проявление и дополнение
объективной необходимости. Из этого, однако, не следу-
ет другой крайности — вульгарно понятого детерминиз-
ма, который не оставляет места для подлинного творца
истории— человека, его ума и воли, и который столь же
пагубен для внешнеполитического прогнозирования, как
и абсолютизация случайности.
Серьезным методологическим пороком буржуазного
прогнозирования является и то, что оно основывается
главным образом на рациональной логике, использует
только строго очерченные величины и сводится в основ-
ном к экстраполяции уже свершившихся статических
фактов, оставляя за бортом своего анализа динамиче-
ские многоплановые процессы, происходящие в сфере
мировой политики.
Особое беспокойство у американских теоретиков вы-
зывает то обстоятельство, что степень неопределенности
их прогнозов не только не уменьшается, а, напротив, воз-
растает. Как признает долгое время работавший в орга-
нах планирования ВВС США профессор Питтсбургского
университета Д. Чэпмэн, планирование в направлении
стратегической стабильности оправдало себя (имеются
в виду прогнозы относительно соизмеримого равенства
военных возможностей СССР и США. — В. П.), однако
вызванная этой стабильностью новая политическая об-
становка в мире трудно поддается сколько-нибудь точ-
ному прогнозированию.
Для такой постановки вопроса у американских уче-
ных имеются вполне резонные основания. Дальнейшие
изменения соотношения сил в мире в пользу социализма
во всевозрастающих масштабах выявляют решающее
воздействие на международные отношения социально-
экономических факторов, которые выпадают из поля зре-
ния американских прогнозистов.
Хотя широкое распространение в области теории меж-
дународных отношений различного рода модернистских
школ дает на практике некоторые положительные резуль-
таты, все же коэффициент полезного действия далеко не
соответствует затраченным усилиям и средствам. Конст-
руирование эффективных математических схем затруд-
нено в силу больших содержательных и формальных
сложностей (подсчитано, например, что создание моде-
133

лей двусторонних отношений США с другими государст-
вами при наличии 150 государств требует создания мо-
делей 9045 пар систем).
Главное, однако, заключается в причинах не объек-
тивного, а субъективного порядка. Американские буржу-
азные теоретики, стоящие на позициях идеалистическо-
го мировоззрения, подменяют всесторонний научный
анализ международных отношений и внешней политики
бихевиористской мотивацией и явно преувеличивают
возможности вновь обретенных ресурсов научных иссле-
дований, противопоставляя квантификацию требованиям
логического и исторического анализа. В результате коли-
чественно-математические методы уводят от качествен-
ных характеристик и не служат одним из средств их вы-
явления и анализа 84. Вместо изучения реальности «мо-
дернисты», как правило, превращают моделирование в
самоцель своих исследований, сосредоточивают усилия
на оттачивании методологии и сравнении своих умозри-
тельных схем. Стремление во что бы то ни стало подо-
гнать сложные внешнеполитические задачи под матема-
тические решения нередко искажает действительные
проблемы до такой степени, что утрачивается их всякое
сходство с реальностью, в результате чего само исследо-
вание перестает иметь практический смысл.
Таким образом, неспособность получить полную отда-
чу от применения нового научного инструментария во
внешнеполитических исследованиях объясняется не его
абсолютной непригодностью, а тем, что «модернисты»
пытаются решать сложные теоретико-методологические
проблемы с позиций кибернетики, не понимая в силу
прежде всего классовой ограниченности, что социальные,
в том числе и международно-политические, процессы и
ситуации — вовсе не инженерные конструкции, к кото-
рым применимы правила и алгоритмы математической
логики, что здесь действуют качественно иные законо-
мерности.
Абсолютизация значения количественных методов и
формализации в ущерб содержательному анализу в луч-
шем случае создает лишь иллюзию строгой научности,
обманчивую видимость «научного модерна», компроме-
тируя объективную необходимость использования новей-
ших научно-технических достижений во внешнеполитиче-
ских исследованиях.
134

5. КРИЗИС «ГРАНДИОЗНОГО ЭКСПЕРИМЕНТИРОВАНИЯ»
И ВЫДВИЖЕНИЕ ОСТРОВНЫХ ТЕОРИЙ
При всей своей внешней несхожести «традиционалис-
ты», «гражданские стратеги» и «модернисты» в методо-
логическом отношении преследуют одну и ту же цель —
конструирование общей теории международных отно-
шений. Усилия американских теоретиков, направленные
на создание грандиозной схемы, являлись своеобразным
отражением претензий правящего класса на переустрой-
ство мира по американскому образцу. По мере выявле-
ния несостоятельности таких притязаний начал обнару-
живаться и кризис попыток сконструировать грандиоз-
ную схему. Параллельное развитие двух этих процессов
является вполне закономерным, поскольку политические
намерения господствующего класса предопределяют
теоретические изыскания американских ученых и в зна-
чительной мере влияют на их форму и методологию.
Кризис грандиозного экспериментирования выража-
ется прежде всего в неспособности какой-либо из школ
создать сколько-нибудь удовлетворительную общую схе-
му, которая учитывала бы сложное взаимодействие раз-
личных факторов, действующих в сфере внешних сноше-
ний. В лучшем случае отдельным школам удалось лишь
осветить частные аспекты. «Реалисты, — констатирует
видный американский политолог Г. Рэнсон,— все еще
могут претендовать на то, что они ближе модернистов к
пониманию сущности явлений. Однако ни одно из этих
направлений не выигрывало и не выигрывает непрекра-
щающейся битвы за умы».
В американской литературе признается ограничен-
ность всех проектов грандиозных теорий. В этой связи
отмечается, что они не выходят за рамки исследований
двух актеров международной сцены — мировой системы
и национальных государств. Весьма показательно, что
основной порок и традиционалистского, и модернистско-
го направлений усматривается в игнорировании экономи-
ческого фактора в международных отношениях, и в ча-
стности роли монополистических объединений во внеш-
ней политике.
Другим признаком кризиса поисков общей теории
считается бесплодность попыток, направленных на со-
единение теоретических исследований с эмпирическими.
«Все они, — пишет о приверженцах грандиозной теории
135

К. Холсти, — заявляли о том, что могут собрать все име-
ющиеся в мире политические разновидности под одной
теоретической крышей»85. Однако справиться с этой за-
дачей не удалось. «Традиционалисты» и «модернисты»
продолжают свои поиски в одиночку, распыляя силы и
средства.
Большое беспокойство среди критически мыслящих
американских теоретиков вызывает и то обстоятельство,
что поиски грандиозной теории привели к отрыву полити-
ки от правовых и морально-этических соображений. Пра-
во если и затрагивалось в отдельных теоретических ис-
следованиях, то рассматривалось всего лишь как какой-
то посторонний фактор, имеющий отдаленное отношение
к принятию внешнеполитических решений. Понятие цен-
ности по существу оказалось подмененным понятием либо
силовой, либо математической рациональности.
Грандиозное экспериментирование не только не дало
ответа на многие насущные вопросы теории международ-
ных отношений, но и в целом ряде случаев еще более
осложнило нахождение нужных практических решений.
Крен в сторону методологии привел к тому, что изучение
актуальных проблем международных отношений в целом
ряде школ, особенно у «модернистов», оказалось отодви-
нутым на задний план.
Отмечая явные признаки кризиса, американские бур-
жуазные ученые, вместе с тем, всячески избегают ана-
лиза его подлинных причин.
Неудача попыток создания грандиозной схемы объяс-
няется главным образом чрезмерным увлечением кон-
кретными данными, количественным анализом, а также
чрезвычайно усложненным характером современных
международных отношений. По вполне понятным причи-
нам буржуазные исследователи закрывают глаза на то,
что в основе кризиса их теоретических исканий лежит
несостоятельность исходных философско-социологических
установок буржуазных школ, кризис империалистической
внешней политики, которую призваны обслуживать соз-
даваемые ими теории.
Неудивительно, что большинство американских уче-
кых делают хорошую мину при плохой игре, утверждая,
что провал попыток создать грандиозную теорию не яв-
ляется-де признаком слабости, а лишь указывает на не-
обходимость нового подхода к теоретическим исследо-
ваниям.
136

В США существуют сегодня две основные позиции
по вопросу о том, как должна далее развиваться наука
международных отношений.
С одной стороны, с начала 70-х годов наметилась
вполне определенная тенденция к объединению усилий
«традиционалистов» и «модернистов» в конструировании
общей теории международных отношений. В рамках
этой тенденции сохраняется своеобразное разделение
труда: «традиционалисты» как будто сосредоточиваются
на мировоззренческих проблемах, «модернисты» — на
методологических. Таким образом, происходит перегруп-
пировка сил для новых попыток создания общей теории.
С другой стороны, в кругах американских теоретиков
все более широко признается бесперспективность конст-
руирования при нынешнем уровне знаний сколько-нибудь
приемлемой общей теории. Сторонники такого взгляда
утверждают, что создание грандиозной схемы сейчас
столь же амбициозно и столь же беспочвенно, как и при-
тязания правящих кругов США на мировое господство
и утверждение «паке американа» (мира по-американски).
Они предлагают сосредоточить усилия на другом на-
правлении — на разработке не общих, а частных, так
называемых островных теорий, предполагающих много-
факторный анализ отдельных явлений, проблем и процес-
сов.
Частные теории международных отношений и впрямь
являются своеобразными наносными островами, образо-
ванными перекрещивающимися течениями традициона-
листского, политико-стратегического и модернистского
мышления. С классическим направлением их роднит те-
оретико-философский подход к проблематике. По мне-
нию авторов различных частных теорий, значение для
них работ Г Моргентау объясняется, во-первых, тем, что
он показал важность широких обобщений, во-вторых,
сделал акцент на межгосударственные отношения, опре-
делив эталоны поведения и повторяемости (это рассмат-
ривается как самый важный вклад Моргентау в теорию),
в-третьих, определил в качестве основы предмета изуче-
ние источника поведения государств (стремление к мо-
гуществу) и его последствий (баланс сил) и, в-четвер-
тых, исследовал проблему войн и условия обеспечения
мира в международной системе. В то же время они не
приемлют негативизм «политических реалистов» в отно-
шении теорий систем, внешнеполитических решений и др.
137

С модернизмом частные теории связывают широкое
использование новейшего «научного» инструментария в
качестве аналитических средств. Они заимствуют идею
системного подхода к анализу международных отно-
шений, берут на вооружение широко распространенный
среди модернистов тезис о том, что действия государств
(внешняя политика) отличаются по своим закономерно-
стям от взаимодействия государств (международная си-
стема).
Соответственно представители островных теорий ут-
верждают, что деление американских теоретиков по
признаку используемых ими аналитических методов не
имеет принципиального значения. Определяющим, по их
мнению, является отношение к тому уровню, на котором
разрабатывается теория. В этой связи они выделяют три
уровня аналитических исследований: макро (общетеоре-
тический), микро (частный, эмпирический) и средний
(теоретические обобщения на основе эмпирического ма-
териала). За собой представители островных теорий ос-
тавляют средний уровень, который объявляется ими
наиболее важным в нынешних условиях.
Выбор исследований на среднем уровне в качестве
главного направления отнюдь не означает отказа от на-
мерения сконструировать в конечном счете общую тео-
рию. Речь идет о другом — об изменении подхода к этой
проблеме и намерении предварительно создать такой за-
пас теоретических понятий относительно более ограни-
ченных явлений, на основе которого со временем можно
было бы сделать более широкие теоретические обобще-
ния. Неслучайно, что авторы островных теорий говорят
о том, что с появлением их теорий наступает «новый
этап в конструировании общей теории международных
отношений».
Попытка целого ряда американских теоретиков
спустить теорию с неба на землю и заняться для начала
разработкой более ограниченных проблем объясняется
стремлением найти новые пути для выполнения того же
социального заказа, который определяет отвергаемое
ими грандиозное экспериментирование и который насто-
ятельно требует разработки теоретико-методологических
вопросов международных отношений и внешней полити-
ки США.
Островные теории представляют собой довольно
пеструю и разноплановую картину. Тем не менее при
138

всех различиях, существующих между многочисленными
теориями, можно выделить три главных предмета их
исследований — объективные процессы и явления в меж-
дународных отношениях; роль личности; управление
внешней политикой.
Среди островных теорий, занимающихся объективны-
ми процессами в мировой системе, заметно выделяется
теория интеграции.
Являющиеся объектом ее изучения тенденции к ин-
теграции имеют глубокие корни в современной экономи-
ке— они в значительной мере вызваны сдвигами в раз-
витии производительных сил, связанных с современной
научно-технической революцией. Требования экономиче-
ской эффективности, научно-технического прогресса, кон-
центрации производства стали той объективной основой,
на которой возникают различные по своей социально-
экономической природе интеграционные объединения.
Эти объединения — важный фактор в мировой экономи-
ке. Однако методы, пути, механизмы интеграционных
процессов различны.
В империалистической интеграции в своеобразной
форме проявилась отмечавшаяся.В. И. Лениным истори-
ческая тенденция капитализма к интернационализации
хозяйственных связей, науки, техники и всей экономиче-
ской жизни. Углубление международного разделения тру-
да, специализация и кооперирование производства меж-
ду отдельными странами, рост международной торговли,
опережающий темпы прироста производства, обмен на-
учно-техническим опытом, усиленная миграция рабочей
силы стали в послевоенный период характерными черта-
ми развития производительных сил индустриальных
стран капитализма. Особенно отчетливо эти явления ска-
зались в Западной Европе. Создание современных про-
мышленных комплексов и крупные научные эксперимен-
ты все чаще требуют объединения усилий нескольких
стран, мобилизации людских и материальных ресурсов.
Объективной потребностью развития современных произ-
водительных сил является более тесное хозяйственное
сближение наций и государств, переплетение и взаимоза-
висимость национальных хозяйств. Интеграция ускоряет
ломку межгосударственных экономических перегородок,
содействует международной концентрации производства,
поднимает на более высокую ступень обобществление
производства.
139

Объективно прогрессивный процесс хозяйственного
сближения наций в условиях капитализма происходит в
уродливых формах. Империалистическая интеграция вы-
ражается в создании соперничающих между собой торго-
во-экономических блоков, являющихся союзами финан-
совой олигархии ряда стран для совместного наступления
на позиции трудящихся, для экономического подчинения
и совместной эксплуатации экономики развивающихся
стран.
Разумеется, все эти процессы не могли остаться неза-
меченными в среде американских теоретиков и породили
попытки их теоретического осмысливания под углом зре-
ния использования для нужд внешней политики США,
вызвали к жизни целое научное направление — так на-
зываемую теорию интеграции, которая рассматривает
интеграцию в качестве функционально подчиненной ос-
новным человеческим потребностям всеобщей связи в
международной системе. Пионерами в этой области явля-
ются видные американские специалисты-международни-
ки К. Дойч и Э. Хаас.
Теории интеграции уходят гносеологическими корня-
ми к структурному функционализму. Известная установ-
ка основоположника этой теории Т. Парсонса на выявле-
ние и закрепление в социальных процессах с целью
сохранения стабильности системы «изменения, не нару-
шающего целостности и эффективности системы», пред-
определяет направленность и содержание теоретических
исканий К. Дойча, Э. Хааса и их многочисленных после-
дователей.
Рассматривая изменения как постоянно действующий
процесс в системе международных отношений, американ-
ские теоретики считают, что интеграция — положительное
по своему характеру изменение, способствующее усиле-
нию существующих систем, в отличие от конфликта — от-
рицательного изменения, создающего угрозу расстройст-
ва или распада системы, равно как и ее отклонения от
главной цели.
В постулатах теории интеграции обнаруживается
серьезная обеспокоенность по поводу рецептов политиче-
ского реализма, применение которых связывается с воз-
никновением конфликтов, нарушением стабильности си-
стемы международных отношений. «Логика применения
теории политического реализма, — утверждает К. Дойч, —
неотделима от использования силы, в том числе и войны».
140

«Реалисты», пишет он, предполагают «ситуации, которые
порождают войну», война для них — это «наиболее ин-
тенсивная и величайшая сила, на которую способно об-
щество» 86. Ставя вопросы о том, какова природа между-
народного сообщества и в каком направлении оно сейчас
развивается, какой фактор — сила или интеграция — наи-
более важен, с точки зрения поддержания стабильного
мира. К- Дойч и Э. Хаас вполне определенно высказыва-
ются в пользу интеграции, которую они считают единст-
венной альтернативой подрывающим межуднародную си-
стему конфликтам.
Возводя в абсолют интеграцию, ее теоретики не видят
того, что решающим фактором мирового развития явля-
ется в настоящее время борьба двух противоположных
социально-экономических систем. Сама интеграция как
процесс изменения рассматривается вне ее конкретно-
исторического классового содержания, как некий фено-
мен, одинаково обнаруживающий себя в различных со-
циально-экономических структурах. Выдвигая на первый
план в своих исследованиях интеграцию, ее теоретики
вступают на тот же путь абсолютизации одной черточки,
одного аспекта международных отношений, который ха-
рактерен и для отвергаемой ими школы политического
реализма.
Основное значение интеграции усматривается в том,
что она способствует укреплению взаимозависимости, в
чем теоретики интеграции видят суть системы междуна-
родных отношений. Никакое государство, утверждает
К. Дойч, как бы сильно оно ни было, не в состоянии рас-
поряжаться своей судьбой, ресурсами и богатством, на-
ходясь в состоянии «блестящей изоляции», никакое го-
сударство, как бы велико оно ни было, не в состоянии
заставить другие подчиниться себе. К- Дойч подчеркива-
ет, что с развитием научно-технической революции взаи-
мозависимость приобретает особое значение в системе
международных отношений. Значение интеграции как
цементирующей основы взаимозависимости в современ-
ных условиях тем более велико, поскольку, как указыва-
ет К. Дойч, в практических делах взаимозависимость не
проявляет себя в той мере, в какой это соответствует ее
реальному значению в современном мире (экономические
показатели, свидетельствующие в пользу интеграции,
снижаются; люди обращаются к помощи государства за
удовлетворением своих потребностей; интересы нацио-
141

нальной экономики имеют приоритет перед мировой эко-
номикой).
В центре внимания американских исследователей на-
ходится изучение интеграционных процессов в капита-
листической части мира. Много внимания уделяется со-
поставлению исторического опыта образования наций в
Европе и Северной Америке, а также формированию по-
литических сообществ. Движение за интеграцию в Европе
после второй мировой войны, а также само Европейское
экономическое сообщество явились важным источником
данных для исследований интеграции87. Теоретики интег-
рации в большинстве своем реалистически считают, что
европейская действительность представлена двумя типа-
ми интеграции. Признавая, что страны, охваченные про-
цессами того или иного вида интеграции, могут сосущест-
вовать, соревноваться, находиться в деловых отношениях
друг с другом, не все американские авторы, однако, под-
нимаются до понимания того, что предпосылкой этого
должно стать устранение всякой дискриминации: взаим-
ное предоставление режима наибольшего благоприятст-
вования, стимулирование развития связей на двусторон-
ней и многосторонней основах.
При наличии общих взглядов на место и роль интег-
рации в современных международных отношениях среди
теоретиков, занимающихся этой проблемой, существуют,
вместе с тем, заметные расхождения в теоретико-мето-
дологических подходах.
Профессора Гарвардского университета К. Дойча и
созданную им школу в основном интересуют социально-
политические аспекты интеграции, возможности и пути
создания интегрированного «сообщества безопасности»,
которое может быть либо объединенным (создание об-
щих органов власти), либо плюралистическим (сохране-
ние самостоятельности отдельных государств). Посколь-
ку внимание К. Дойча сфокусировано на изучении спо-
собов интеграции и, в частности, различного рода
коммуникаций между государствами (расширение лич-
ной переписки между гражданами, развитие туризма,
торговля, научно-технический и культурный обмен и
т. п.)88, то дойчевский вариант теории интеграции часто
называют в специальной литературе теорией «коммуни-
каций». В связи с тем, что подобные коммуникации под-
даются статистико-математическому анализу, данные
такого анализа широко используются в теоретических
142

исследованиях интеграционалистов. Характерно, что сам
К. Дойч и его ближайший ученик Б. Рассетт разработа-
ли обстоятельную методологию статистического анализа
явлений международной жизни.
Согласно теории коммуникаций Дойча, интеграция
представляет собой создание системы, вбирающей в себя
вполне определенные социальные, политические, куль-
турные и экономические международные отношения.
Движущей силой интеграции в Европе он объявляет, на-
пример, наличие общеевропейских культурных ценно-
стей, общность взглядов и высказывается против вклю-
чения каких-либо «инородных» элементов в систему
таких ценностей. Дойч, таким образом, озабочен прежде
всего создание^;) однотипной в социально-экономическом
отношении модели интеграции. Характерно, что «сооб-
щество безопасности» преподносится Дойчем как некий
образец «социальной гармонии» и «классового взаимопо-
нимания». Ярко выраженная классовая направленность
теоретических конструкций сторонников коммуникацион-
ного подхода, преувеличение значения количественных
характеристик интеграционных процессов, в основном ог-
раниченных рамками коммуникаций, не дают возможно-
сти К. Дойчу и его школе проникнуть в суть происходя-
щих процессов, значительно ограничивают аналитические
возможности применяемой им теории.
В отличие от школы К. Дойча, которая в основном за-
нимается общеполитическими проблемами интеграции,
исследования Э. Хааса и его учеников сосредоточены на
изучении соотношения экономической и политической ин-
теграции. Школа Э. Хааса известна под названием «не-
офункционализм». Рассматривая как основу социально-
экономические процессы интеграции, Э. Хаас считает, что
эти процессы в конечном счете автоматически должны
привести к образованию «политического сообщества», от-
личительным признаком появления которого является
переориентация лояльности граждан в сторону некоего
«наднационального органа». Как и К. Дойч, он рассма-
тривает интеграцию в качестве важной составной части
общего наступления на социалистическое содружество
как в политической, так и в экономической областях. В то
же время Хаас не согласен с утверждением Дойча, что
западноевропейская интеграция должна строиться на од-
нородной социальной и идеологической основе. По его
мнению, «дальнейшая интеграция вполне может основы-
143

ваться на постепенном сближении целей при отсутствии
какого-либо общего идеологического фундамента»89.
Из предпринятого им анализа процессов политической
и экономической интеграции на примере Западной Ев-
ропы Э. Хаас делает два важных в практическом отно-
шении вывода:
1. Наднациональные органы смогут оказать значи-
тельное влияние на политическую интеграцию только в
том случае, если они будут следовать политике, способ-
ствующей, в большей или меньшей степени, укреплению
федеративных начал.
2. Региональная интеграция заключает в себе слож-
ное взаимодействие и взаимное влияние между между-
народными институтами, национальными правительства-
ми, национальными и наднациональными партиями, на-
циональными и наднациональными группами давления, в
ходе которого основные заинтересованнее группы, а так-
же политические деятели определяют свою поддержку
или свою оппозицию новым центральным институтам или
новой политике на основе подсчета возможных выгод.
Теоретические постулаты неофункционализма не вы-
держивают, однако, соприкосновения с действительно-
стью. Так, вместо укрепления наднациональных органов
власти в Западной Европе, по отношению к которым
предполагается переориентация лояльности граждан,
усиливается стремление многих западноевропейских
стран к упрочению своих суверенных прав, вместо ослаб-
ления конфликтов в капиталистической части мира про-
исходит их углубление. Объясняется все это глубокими
методологическими пороками неофункционализма, пред-
ставители которого, гипертрофируя значение государст-
венно-правовых и социально-психологических сторон ин-
теграции, превратно толкуют соотношение экономиче-
ских и политических факторов, оставляют вне поля своего
зрения как саму социально-экономическую природу ин-
теграции, так и ее разнообразные формы проявления.
3. Хаасу и его школе принадлежит разработка и ут-
верждение в американских теоретических исследованиях
идей регионализма. Возникновению и распространению
этих идей долгое время препятствовал укоренившийся в
США после окончания второй мировой войны так назы-
ваемый универсалистский подход, приверженцы которого
объявляли ООН с ее сетью специализированных учреж-
дений прообразом мирового правительства.
14 4

К проблеме регионализма американские теоретики
подходят сейчас с точки зрения стабилизации баланса
сил в мире. По их мнению, региональные организации в
значительной мере содействуют такой стабилизации, по-
скольку с их помощью создается несколько многосторон-
них центров сил.
«Регионалисты» отвергают тезис «универсалистов» о
том, что региональные организации могут играть эффек-
тивную роль только в том случае, если они созданы по
примеру находящейся в зависимости от ядерной мощи
США НАТО, и на словах высказываются за усиление ро-
ли малых стран. На самом же деле «регионалисты» в
большинстве своем признают ведущее положение великих
держав в региональных организациях. С этой целью они
усиленно развивают тезис об «орбитах великих держав».
В основе этого Л}зиса лежит мысль о том, что региональ-
ные группировки малых государств должны создаваться
вокруг великой державы, расположенной в этом районе,
и объединять военные, экономические и другие ресурсы
во время войны и мира. Анализируя деятельность ранее
существовавших региональных организаций, Дж. Лиска,
например, объясняет их неэффективность тем, что они
состояли из слабых и неспособных обеспечить региональ-
ную безопасность и экономическое развитие государств,
которых постоянно влекло к региональным группиров-
кам, где их национальная безопасность могла бы быть
гарантирована великой державой. Поэтому, как утверж-
дают американские теоретики, необходима цементирую-
щая роль великой державы, что содействовало бы предо-
ставлению великой державе дополнительных средств, а
малым государствам — различного рода помощи, защиты
и какой-то степени независимости. Часть «регионалистов»,
однако, вынуждена констатировать, что такой подход от-
крыто указывает на ведущую роль великих держав, ис-
ключает какое бы то ни было равное партнерство в ре-
гиональных организациях и может порождать недоволь-
ство малых государств.
По существу, все «регионалисты» сходятся на том, что
региональные организации вполне подходят к обеспече-
нию военно-политических интересов США в современном
мире. Не соглашаясь с критикой в свой адрес по поводу
того, что региональный подход к вопросам мира и безо-
пасности, по сути дела, сводится к отрицанию идеи все-
общей коллективной безопасности, «регионалисты» ут-
6—232
145

верждают, что оборона и безопасность определенного гео-
графического района может быть организована с боль-
шей легкостью на уровне региональном, нежели на уров-
не универсальном.
«Содействие региональному сотрудничеству», в пер-
вую очередь в области экономического развития, предла-
гается целым рядом американских авторов как цель аме-
риканской внешней политики и выдается ими за неоидеа-
лизм, который-де в отличие от политики с позиции силы
ставит во главу угла морально-этические принципы.
Варианты неоидеалистического регионализма при
внимательном ознакомлении оказываются новыми спо-
собами обеспечения американских политических и эконо-
мических интересов в важнейших района мира и имеют
одной из задач преодоление растущих противоречий
США как с промышленно развитыми капиталистически-
ми государствами, так и с развивающимися странами.
Тщательно разработанные теоретиками интеграции
практические рекомендации, в том числе и по вопросам
регионализма, не выдерживают соприкосновения с дей-
ствительностью прежде всего потому, что цели, которые
преследуют эти рекомендации, далеки от реальности.
Придавая исключительное значение интеграционным
процессам и сознательно игнорируя другие стороны про-
исходящих изменений, в том числе конфликты, американ-
ские теоретики интеграции пытаются доказать возмож-
ность достижения единства среди капиталистических
государств, которое помогло бы снять внутренние и меж-
государственные противоречия. Тем самым они искажают
подлинную суть процессов, происходящих в капиталисти-
ческом мире и непременно характеризующихся борьбой
двух противоположных тенденций. В характере импери-
алистических взаимосвязей, указывал В. И. Ленин, «су-
ществуют две тенденции: одна, делающая неизбежным
союз всех империалистов, другая — противопоставляю-
щая одних империалистов другим — две тенденции, из
которых ни одна основы прочной под собой не имеет»90.
Борьба этих тенденций делает иллюзорными расчеты
американских теоретиков на преодоление экономических
и иных трудностей в рамках замкнутых региональных
группировок западных держав. «Ни процессы интегра-
ции,— говорил Л. И. Брежнев в Отчетном докладе
ЦК КПСС XXIV съезду партии,— ни классовая заинте-
ресованность империалистов в объединении усилий для
146

борьбы против мирового социализма не устранили проти-
воречий между империалистическими государствами»91.
Отрицательно сказывается на теориях интеграции и
отсутствие среди ее сторонников единой точки зрения
относительно концепции исследований и относительно
выдвигаемых предложений. Отсутствие правильных те-
оретических предпосылок приводит на практике к тому,
что теории интеграции, как отмечает видный английский
исследователь международных отношений Дж. Фрэнкел,
помогают «описать региональную интеграцию, но не объ-
яснить ее». Весьма показательно, что К. Дойч, один
из родоначальников теории интеграции, по словам
Дж. Фрэнкела, «сам проникся пессимизмом», объявив,
что «с ростом социальных коммуникаций внутринацио-
нальные связи развиваются быстрее, нежели междуна-
родные, и что социальные факторы скорее препятствуют,
нежели способствуют международной интеграции»92.
Выдвижение интеграции в качестве «основного спосо-
ба для создания стабильной структуры мира» вызывает
в последнее время всевозрастающую критику в академи-
ческих кругах США. Критика эта в значительной мере
порождена осознанием того, что интеграция, объявляе-
мая важнейшим фактором международных отношений,
по-разному проявляет себя в различных общественно-по-
литических системах и отнюдь не оправдывает связыва-
емых с нею американскими теоретиками надежд. С одной
стороны, интенсивно развивающиеся в последнее время
интеграционные процессы в Западной Европе сопровож-
даются обострением противоречий между США и их за-
падноевропейскими союзниками. Иными словами, инте-
грация вместо упрочения позиций США в капиталисти-
ческом мире на практике дает обратные результаты.
С другой стороны, социалистическая интеграция — и этот
факт не остается незамеченным в американской литера-
туре — ведет к дальнейшему сплочению социалистичес-
кого содружества, еще более повышает его авторитет и
влияние в международных делах.
Целый ряд американских теоретиков вообще отвер-
гают значение теории интеграции как рецепта для дости-
жения устойчивости мировой системы. Вместе с тем эти
же теоретики считают, что в построениях «интеграциона-
листов» содержится важное рациональное зерно — идея
взаимозависимости. Соглашаясь с тем, что взаимозависи-
мость является решающим фактором в развитии совре-
6*
147

менной международной системы, они предлагают, однако,
рассматривать взаимозависимость не в контексте интег-
рации, а самостоятельно, с точки зрения выявления ее
многосложных внутренних компонентов и всестороннего
анализа ее роли в современной структуре международных
отношений.
Теория взаимозависимости не является новой в аме-
риканской литературе. Она впервые появилась во второй
половине 40-х годов как противовес изоляционистской
концепции невовлечения в блоки. В период «холодной
войны» теория взаимозависимости имела сугубо регио-
нальный характер и в применении к отношениям США с
Западной Европой интерпретировалась американскими
авторами как взаимозависимость на угодных США усло-
виях, то есть на условиях подчинения западноевропей-
ских стран интересам Вашингтона. В практическом плане
эта теория послужила идеологическим обоснованием
плана Маршалла Североатлантического пакта.
В наиболее концентрированном виде новый вариант
теории взаимозависимости изложен видным американ-
ским теоретиком Г. Спиро, работающим в настоящее вре-
мя в группе по планированию и координации госдепарта-
мента США93. Взгляды Г. Спиро весьма рельефно пока-
зывают ту эволюцию, которую прошло внешнеполитиче-
ское мышление США в понимании как концепции
взаимозависимости, так и теории интеграции.
Ссылаясь на период «холодной войны», когда США,
казалось бы, имели «блестящие возможности гегемонист-
ским путем интегрировать свой лагерь в сверхгосударст-
во» (неоспоримое лидерство США в западном мире, ши-
рокое развитие экономической и военной взаимозависи-
мости, цементирующее влияние распространения науки
и техники), Спиро, как и другие теоретики взаимозави-
симости, показывает, что на самом деле ничего подобно-
го не случилось. Ослабление международной напряжен-
ности, преодоление «холодной войны» произошли не в
результате интеграции, как предсказывали приверженцы
этой теории, а по иным причинам. Вместо внутриблоко-
вой или надблоковой интеграции, утверждает Спиро, в
действительности имело место постепенное распростране-
ние и расширение в мире все более сложных калейдоско-
пически изменяющихся сетей взаимозависимости наряду
с ростом понимания как широкими массами, так и правя-
щими кругами данного распространения и расширения.
148

Утверждение теории взаимозависимости во внешне-
политической мысли США представляется Спиро нелег-
кой задачей в силу «широкого распространения и факти-
ческой тирании» теорий интеграции. Спиро особенно бес-
покоит, что в эти теории «вложено гораздо больше
интеллектуального, то есть академического, капитала,
чем политического, не говоря уже о финансовом капи-
тале». «Политические исследователи, — пишет он, т-го-
раздо более громко поддерживают национальную или
наднациональную интеграцию, чем политические деятели.
Политические деятели по своему опыту чувствуют, что
они не связаны обязательством следовать интеграции,
а если бы они и были связаны, то вряд ли добились
успеха».
Разработка, отшлифовка и применение категорий
взаимозависимости94 должны, по мнению Спиро, привес-
ти к новой интерпретации явлений, которые по традиции
описываются как национальная или наднациональная
интеграция. На примере истории США Спиро пытается до-
казать, что учет правящими кругами США фактора вза-
имозависимости неизменно помогал «сохранять в непри-
косновенности основные устои американского общества
независимо от того, насколько те или иные социальные
группы были раздражены, разочарованы или ожесточе-
ны по вопросам экономической, конституционной полити-
ки, отношения к молодежи, внешней политики или по
другим вопросам». В этой связи Спиро утверждает (и в
этом он видит главное достоинство своей теории), что
взаимозависимость играет «роль сдерживающего факто-
ра в отношении различного рода взрывов» не только
внутри отдельных стран, но и в системе международных
отношений. «Взаимозависимость и растущее понимание
ее, — поясняет Спиро, — при определенных условиях мо-
гут оказаться препятствием на пути попыток решать с
помощью силы какой-либо комплекс противоречий».
Такая постановка вопроса о роли взаимозависимости
как сдерживающего фактора показывает, что американ-
ские теоретики в первую очередь озабочены предотвра-
щением социальных перемен на мировой арене («сохра-
нение в неприкосновенности основных устоев»). Именно
в этом и состоит основная классовая сущность модифи-
цированного варианта взаимозависимости. Отсюда в иде-
ологическом плане теория взаимозависимости приобре-
тает явно антикоммунистическую и антиреволюционную
149

направленность. Так, Г. Спиро откровенно заявляет, что
«сознание производственной и разрушительной взаимо-
зависимости ослабляет приверженность революционным
целям». Из этого делается и другой важный в идеологи-
ческом отношении вывод о том, что взаимозависимость
якобы лишает смысла марксистский тезис о борьбе клас-
сов как содержании международных отношений. Тем
самым теоретики взаимозависимости смешивают различ-
ные по своей сути явления. Развивающаяся взаимозави-
симость в мире как явление материального порядка от-
нюдь не означает исчезновения классовой борьбы как
социального явления. Напротив, в условиях растущей
взаимозависимости еще более расширяется материальная
база для укрепления союза трех основных революцион-
ных сил современности: социализма, международного ра-
бочего движения и национально-освободительной борьбы.
С этим связана и другая сторона модифицированного
варианта взаимозависимости — тезис об особой роли
США в капиталистическом мире, их значении для судеб
всей капиталистической системы.
Рассматривая в своей последней работе взаимозави-
симость в военно-политической и особенно в других обла-
стях, мировой экономике, развитии и использовании при-
родных ресурсов, другой теоретик, М. Кэмпс пытается
убедить капиталистические и развивающиеся страны, что
они связаны с США нитями взаимозависимости, поэтому
наилучшая политика для них заключается в более тес-
ном сотрудничестве с США, отказе от национального су-
веренитета и попыток достижения односторонних пре-
имуществ в ущерб американским интересам, которые вы-
даются за интересы всей мировой системы государств95.
Одновременно взаимозависимость толкуется как воз-
рождение в новом варианте отношений развитых метро-
полий и развивающихся бывших колоний: одни произво-
дят машины и готовую продукцию, другие поставляют
сырье.
Весьма показательно в этой связи, что, расширив по-
литико-географические рамки применения теоретических
постулатов взаимозависимости за пределы Северной Аме-
рики и Западной Европы, американские теоретики в
большинстве своем обходят вопрос о том, распространя-
ются ли основные установки этой теории на Советский
Союз и другие социалистические страны.
Современные теоретики взаимозависимости признают,
150

что в нашу эпоху под влиянием научно-технической рево-
люции значительно усилились тенденции к разнообраз-
ным взаимосвязям между различными государствами, к
необходимости решения сложных международных проб-
лем совместными усилиями. Более того — и это важно —
теория взаимозависимости содержит тезис о взаимозави-
симости выживания. Американские авторы констатиру-
ют, что мировая термоядерная война, если бы она разра-
зилась, имела бы опустошительные последствия для
народов всего земного шара независимо от того, в рам-
ках каких социальных структур они живут, хотят или не
хотят они участвовать в конфликте. При этом многие из
американских теоретиков также начинают отдавать себе
отчет в том, что кризисные ситуации, где бы они ни воз-
никали, оказывают огромное влияние на политический
климат и обстановку во всем мире.
Этот аспект теории взаимозависимости делает ее до-
вольно популярной в американской буржуазной литера-
туре. «В последние годы, — отмечает Ч. Иост, бывший
постоянный представитель США в ООН, — много пишут
об усилении глобальной взаимозависимости. В общем
это считают положительным явлением. Если экономичес-
кая взаимозависимость стран восточных и западных, се-
верных и иных, коммунистических и некоммунистиче-
ских, развитых и менее развитых будет усиливаться, то
вероятность втягивания их в противоборство и конфлик-
ты друг с другом уменьшится, а вероятность их сотруд-
ничества в создании более безопасного и упорядоченного
мира возрастет»96.
Являясь своеобразной реакцией на объективные про-
цессы, происходящие в мире, теория взаимозависимости
представляет в то же время попытку американских тео-
ретиков, дав искаженное толкование этим процессам,
использовать их для теоретического обоснования необхо-
димости сплочения капиталистического мира под эгидой
США, укрепления его позиций перед лицом социализма
и других антиимпериалистических сил, особенно с учетом
того, что международная разрядка делает несостоятель-
ными ссылки на «коммунистическую угрозу». Характерен
в этом плане и другой расчет — ослабить нажим со сто-
роны развивающихся стран, решать имеющиеся с ними
проблемы в рамках лишь капиталистического хозяйства,
по возможности противопоставить их Советскому Союзу
и другим социалистическим государствам.
151

Распространение в американской теоретической и
практической мысли идей взаимозависимости делает осо-
бо актуальным критический разбор этой теории, выявле-
ние не только реалистических начал, но и самый реши-
тельный отпор ее империалистическому содержанию, по-
пыткам убедить с помощью этой теории и промышленно
развитые страны Запада, и развивающиеся страны в том,
что наилучшая политика для каждой из них заключается
в таком признании взаимозависимости, из которого сле-
дует тесное сотрудничество с США, сглаживание проти-
воречий и, более того, отказ от действий и требований,
диктуемых специфическими национальными интересами
отдельных стран.
Если теории интеграции и взаимозависимости имеют
дело с объединяющей тенденцией в рамках как одной
социально-экономической системы, так и всех междуна-
родных отношений в целом, то противоположной тенден-
цией, порождающей международные конфликты, в том
числе и кризисы, занимаются так называемые школы
разрешения конфликтов.
Единой общей теории, объясняющей различные про-
явления конфликтов, в американской литературе нет.
Теории конфликтов разрабатываются, как правило, не-
зависимо друг от друга и охватывают вопросы, касаю-
щиеся происхождения конфликтов, их урегулирования и
сдерживания.
Изучение причин международных, особенно военных,
конфликтов рассматривается большинством представите-
лей школы решения конфликтов не только как чисто ака-
демический, но и как важный практический вопрос, на-
хождение правильного ответа на который должно было
бы помочь разработке мер по предотвращению конф-
ликта.
Отвергая распространенные в других теоретических
школах геополитические, технократические, неофрейди-
стские и неомальтузианские объяснения причин возник-
новения военных конфликтов, специалисты по конфликт-
ным ситуациям дают свою собственную интерпретацию,
которая опирается на большой статистический материал,
обработанный с помощью вычислительных машин. Так,
руководитель исследований военных конфликтов в Ми-
чиганском университете Д. Сингер, рассматривая вероят-
ность возникновения военных конфликтов между госу-
дарствами в связи с соотношением их сил и применяя
152

для этого метод корреляционного анализа, приходит к
выводу, что в XX веке в отличие от XIX века возможность
возникновения войны уменьшается по мере роста превос-
ходства в силе одних государств над другими, то есть
вследствие иерархии мощи. Иными словами, в современ-
ных условиях угрозу конфликтных ситуаций создает ба-
ланс сил. Профессор Ванкуверского университета М. Уол-
лес видит причину возникновения военных конфликтов в
статусонесоответствии, под которым он имеет в виду раз-
рыв между фактическим весом государства, его местом
в международной системе по уровню экономического раз-
вития, численности населения, военной силе и его дип-
ломатическим признанием, международным престижем.
Другие теоретики-конфликтологи (П. Смокер, Дж. Вое-
водский) рассматривают в качестве факторов, порож-
дающих военные конфликты, также такие формальные
показатели, как, например, связь между протяженностью
границы страны и числом войн, в которые эта страна
вовлечена, связь между уровнем экономического разви-
тия и числом войн. При этом все специалисты по конф-
ликтам не скрывают амбиций объявить свои заключе-
ния в качестве универсальной закономерности, не огра-
ниченной рамками конкретно-исторических условий.
Несмотря на отличающееся от других объяснение при-
чин возникновения военных конфликтов, специалисты-
конфликтологи не выходят по существу за рамки клас-
сового, буржуазного подхода к этой важной проблеме и
упускают из виду главные, определяющие факторы миро-
вого развития, в том числе и те, которые обусловливают
конфликтные ситуации. Источниками международных
конфликтов, как отмечает советский исследователь
В. В. Журкин, являются, во-первых, главное противоре-
чие современной эпохи между социализмом и капитализ-
мом, во-вторых, противоречия между империализмом и
национально-освободительным движением, Которые им
периализм пытается решить в свою пользу, в-третьих,
противоречия между империалистическими державами,
между империализмом и развивающимися государства-
ми, между независимыми развивающимися странами 97
Попытка же свести причины возникновения конфликтных
ситуаций к каким-либо формальным показателям несо-
стоятельна уже в силу игнорирования классовой приро-
ды государств и социальных целей их политики.
Большое место теоретики конфликтных ситуаций от-
153

водят изучению международных политических кризисов,
которые справедливо рассматриваются ими как наиболее
опасная для всеобщего мира форма международных кон-
фликтов. В отношении этой проблемы заметно выявляют-
ся два подхода.
Определенная часть американских теоретиков, глав-
ным выразителем которых является профессор Гарвард-
ского университета Т. Шеллинг, считая возможным конт-
ролирование кризисных ситуаций, называет наиболее
рациональной линией поведения в кризисах, хотя и не
прямое обращение к силе, но ее демонстрацию, запугива-
ние с целью заставить противника поддаться давлению.
Суть такой политики, по Т. Шеллингу, сводится к
«умышленному созданию ощутимой военной угрозы, опас-
ности, которая не поддается контролю. Это особая так-
тика, и смысл ее состоит в том, чтобы в некоторой степе-
ни умышленно выпустить положение из-под контроля
именно потому, что такая бесконтрольная ситуация мо-
жет оказаться нетерпимой для другой стороны и заста-
вить ее пойти на компромисс. Она означает, что мы бу-
дем изводить и запутывать противника, подвергая его рис-
ку, или сдерживать его, показывая, что если он попы-
тается противодействовать нам, то может настолько на-
рушить равновесие, что мы соскользнем с грани в про-
пасть, хотим мы того или нет, потянув за собой и его»98.
Таким образом, предлагаемая Т. Шеллингом линия по-
ведения в кризисных ситуациях представляет собой не
что иное, как подновленный вариант даллесовской концеп--
ции балансирования на грани войны. Такая политика
может подвести мир к опасному пределу и вызвать миро-
вую термоядерную войну.
Однако это нисколько не беспокоит Т. Шеллинга. Не-
случайно в отличие от многих своих коллег он не сделал
для себя никаких выводов из карибского кризиса. Напро-
тив, для Шеллинга он явился лишь подтверждением пра-
вильности выдвинутых им постулатов кризисной дипло-
матии. В книге «Оружие и влияние» он заявляет: «Кариб-
ский кризис был соревнованием в риске, в таких шагах,
которые не имели бы никакого смысла, если бы они вели
явно и неизбежно к большой войне, в то же время они
также не имели бы смысла, если бы они не несли с собой
вообще никакой опасности»99.
Характерно, однако, что другие американские теоре-
тики (С. Гофман, Г. Аллисон, Л. Гелб, П. Уорнке и др.)»
154

сознавая огромную угрозу, которую представляют меж-
дународные кризисы прежде всего для самих США, за-
нимают все более отрицательную позицию по отношению
к международным конфликтам и особенно к кризисам,
предпринимают поиски конструктивных подходов к проб-
леме кризисных ситуаций. В этой связи широкое хожде-
ние в теоретических кругах США получает идея взаимной
сдержанности, предусматривающая отказ в кризисных
ситуациях от предпринятия каких-либо акций, могущих
спровоцировать дальнейшую эскалацию конфликта. В ши-
роком контексте мер по обеспечению международного
мира и безопасности взаимная сдержанность во время
кризисов является лишь полушагом в направлении иск-
лючения силы из международных отношений, поскольку
при такой постановке вопроса речь идет лишь о сдержи-
вании и урегулировании уже возникших кризисных ситу-
аций, а не об их предотвращении. Перестройка советско-
американских отношений на принципах мирного сосуще-
ствования, необходимость запрещения применения силы
предполагают предотвращение возникновения возмож-
ных кризисов путем своевременных консультаций, сведе-
ния на нет случайностей, оздоровления общей атмосферы
отношений и т. п. Этим целям служат, в частности, сог-
лашения между СССР и США о предотвращении ядерной
войны от 22 июня 1973 г., а также подписанные ранее, в
ноябре 1971 года, соглашения о мерах по уменьшению
опасности возникновения ядерной войны между СССР и
США и о мерах по усовершенствованию линии прямой
связи СССР —США.
Примерами прикладных исследований в области кон-
фликтных ситуаций могут служить разработки американ-
скими учеными вопроса о сдерживании конфликтных си-
туаций. Одна из них создана Р. Тантером и другими сот-
рудниками Центра по изучению конфликтов Мичиганс-
кого университета и известна как «Информационная
система конфликта — сотрудничества с использованием
счетно-вычислительных машин» (КАСИС). Другая соз-
дана Л. Блумфилдом и Р. Битти в Массачусетсом
технологическом институте и получила название «Си-
стема обработки информации о локальных конфлик-
тах с использованием счетно-вычислительных машин»
(КАСКОН). Обе системы имеют целью обеспечить прак-
тиков средством для распознавания развития кризисных
ситуаций и своевременного внесения предложений о воз-
155

можных путях сдерживания конфликтов. Так, система
КАСКОН на основе данных о 27 локальных конфликтах,
происшедших после второй мировой войны, дает возмож-
ность анализа развития будущих локальных конфликтов,
учитывая влияние около 400 всевозможных факторов.
Система КАСКОН предназначается для использования в
планово-аналитических подразделениях и на верхнем
уровне госдепартамента (заместители госсекретаря).
Терминал от ЭВМ (конечное устройство для ввода — вы-
вода данных) позволяет получать в максимально сжатые
сроки необходимую информацию для подготовки реше-
ний. Система КАСКОН сделана с таким расчетом, чтобы
ею могли пользоваться лица, не имеющие специальной
подготовки для работы с ЭВМ. Судя по реакции планово-
аналитических органов, эта система в целом себя оправ-
дывает.
Разработка американскими теоретиками вопросов
конфликтных и кризисных ситуаций явилась отправной
базой для возникновения и широкого распространения ис-
следований проблем мира. Ведущими представителями
этого направления являются К. Боулдинг, А. Рапопорт,
У. Изард, Р. Норт, А. Этциони, Дж. Бен Бак и др. Наря-
ду с теоретиками международных отношений исследова-
нием проблем мира занимаются многие психологи, эко-
номисты, математики.
В 1973 году 50 университетов и колледжей США име-
ли в своих научно-исследовательских и учебных планах
такие программы.
В отличие от школы разрешения конфликтов, априори
признающей неизбежность конфликтов и кризисов, основ-
ная исходная предпосылка исследований проблем мира
заключается в том, что война не является неизбежной и
что применению силы может быть противопоставлено
ненасильственное, мирное разрешение спорных междуна-
родных проблем 10°.
Четкой грани, разделяющей школу разрешения конф-
ликтов и исследования проблем мира, однако, не сущест-
вует, поскольку и те, и другие занимаются изучением кон-
фликтных ситуаций. К исследованиям проблем мира тя-
готеет более пацифистски настроенное крыло американ-
ских ученых, выступающее с позиций критики гонки воо-
ружений и ориентации политики правительства на войну
и вооруженное вмешательство.
Исследование проблем мира имеет целью выяснение
156

тех условий и факторов, которые, во-первых, присущи
организованному применению насилия и, во-вторых, об-
легчают нахождение, сохранение и использование нена-
сильственных процессов «социального взаимодействия».
Сами исследователи проблем мира определяют свои за-
дачи как создание общих теорий, прокладывающих путь
политике, с помощью которой может быть обеспечен ста-
бильный мир.
Заявляя о своем намерении не только понять, но и
изменить мир, многие буржуазные исследователи проб-
лем мира предпочитают, однако, говорить о конфликтах
и мире вообще, безотносительно к их социальной приро-
де, отрицают непримиримость противоречий между соци-
ализмом и империализмом, затушевывают существова-
ние классовых антагонизмов внутри капиталистических
стран. Отсутствие четких классовых критериев в научном
подходе исследователей проблем мира приводит к тому,
что им не удалось создать ясного определения понятия
мира: ни одно из существующих определений не является
общепринятым. В их работах большей частью фигурирует
негативное определение мира как состояния, характери-
зующегося отсутствием войны и организованного приме-
нения силы для достижения политических целей. Научное
же определение предмета науки о мире должно учиты-
вать прежде всего, что мир как противоположность войне
является одной из форм отношений между государствами
и народами, которая предполагает не просто отказ от вой-
ны как средства решения спорных вопросов между госу-
дарствами, но и установление определенного взаимопони-
мания и доверия между ними, развитие сотрудничества
на основе полного равенства и взаимной выгоды.
Признавая слабые стороны политико-философского
подхода исследователей проблем мира, нельзя отрицать,
однако, определенного достоинства целого ряда конкрет-
ных работ, осуществляемых в рамках исследований проб-
лем мира. При всем своем пацифизме и буржуазной огра-
ниченности, затрудняющей понимание социально-эконо-
мической природы изучаемых процессов и явлений, работы
исследователей проблем мира имеют определенное по-
зитивное значение, так как переориентируют внешнеполи-
тическое мышление США с изучения силы и ее проявле-
ний на обеспечение мира, безопасности и сотрудничества.
Весьма показательно, что одну из предпосылок между-
народного мира и безопасности исследователи проблем
157

мира видят в дальнейшем развитии советско-американ-
ских отношений на основе принципа мирного сосущест-
вования.
Несмотря на усиление своих позиций в американс-
кой академической среде, исследование проблем мира по
существу не находит никакого отклика на уровне приня-
тия внешнеполитических решений. «Исследование проб-
лем мира по своим устремлениям полностью посвящено
созданию лучшего, более гуманного мира, но так полу-
чается, что никто не прислушивается к этому», — с го-
речью констатирует один из ведущих специалистов по те-
ории международных отношений Ф. Бэрджесс 101. Автор
специальной работы, посвященной проблемам мира,
Р. Кларк вынужден признать, что влияние этих исследо-
ваний на американскую внешнюю политику не выдержи-
вает ни малейшего сравнения с работами таких апологе-
тов милитаризма, как Г. Кан 102.
Реакция исследователей проблем мира в этой связи
довольно наглядно показывает свойственный им утопизм,
порожденный отсутствием строго научного классового
подхода. Пытаясь пробить дорогу своим идеям в прави-
тельстве, А. Рапопорт предлагает, например, воздержи-
ваться от широкого распространения полученных в ре-
зультате исследований проблем мира данных до тех пор,
пока внутри правительства не будет создан «департамент
по исследованию проблем мира».
Теории конфликтных ситуаций и выросшие на их ос-
нове исследования проблем мира, как и теории интегра-
ции и взаимозависимости, разрабатываются вне связи
друг с другом и отличаются абсолютизацией предмета
своего исследования в ущерб другим, не менее важным
факторам международных отношений.
Подобно интеграции и взаимозависимости, конфликт-
ные ситуации и обеспечение стабильного мира — понятия
многокомпонентные. Их анализ требует учета взаимодей-
ствия политических, экономических и социальных процес-
сов и явлений, а это, в свою очередь, предполагает кон-
цептуальное единство, применение строго научного клас-
сового критерия. Классовая же ограниченность мировоз-
зрения американских авторов лишает их этой возможно-
сти. Неслучайно, что такой видный специалист по теории
международных отношений, как Р. Пфальцграфф, счи-
тает, что «перспективы разработки теории, которая могла
бы объяснить широкий круг вопросов интеграции, едва
158

ли лучше, чем перспективы разработки теории конфлик-
тов» 103.
В американских академических кругах растет недо-
вольство и по поводу того, что изучение объективных
факторов, равно как и всего процесса изменений в систе-
ме международных отношений, в основном сводится к
двум проблемам — интеграции и конфликтам. В этой
связи появляются предложения заняться двумя другими
явлениями — изоляционизмом и сотрудничеством, вза-
имодействие которых составляет-де магистральное на-
правление в мировом развитии.
Такой подход активно отстаивает в своих работах
видный американский специалист в области теории меж-
дународных отношений Г. Гетцкоу. Подвергая критике
теории интеграции и регионализма, с одной стороны, и
разрешения конфликтов — с другой, он утверждает, что
только две тенденции — к изоляционизму и к сотрудни-
честву — имеют действительно важное значение в жизни
каждого народа и от них в конечном счете зависят и ин-
теграция, и конфликты. Гетцкоу делает попытку предска-
зать на основе прошлого опыта государств, какая из
этих тенденций может возобладать в будущем, и делает
следующие выводы: а) ярко выраженные тенденции к
сотрудничеству в том или ином государстве могут приве-
сти к интеграции группы стран; б) после своего создания
региональная организация может продемонстрировать
либо тенденцию к самоизоляции, либо к сотрудничест-
ву с универсальной организацией (ООН). В направлении
изоляции действуют следующие факторы: стремление к
опоре на собственные силы и заметные преимущества
такой ориентации по сравнению с сотрудничеством; ут-
верждение в региональных организациях той точки зре-
ния, что политика сотрудничества может помешать ус-
пешному осуществлению политики опоры на собствен-
ные силы; опасение руководства таких организаций, что
политика сотрудничества подорвет их позиции. Тенден-
цию к сотрудничеству как с региональными организаци-
ями, так и с ООН Г. Гетцкоу выводит при помощи дока-
зательства от обратного.
При всей кажущейся новизне попыток преодолеть
сложившийся под влиянием теоретиков интеграции и
конфликтов стереотип в изучении процесса изменений в
системе международных отношений Г. Гетцкоу оказыва-
ется скованным в своем подходе теми же узкоклассовы-
159

ми рамками буржуазного мировоззрения, что и отвергае-
мые им теоретики.
Если представители школ интеграции, взаимозави-
симости и решения конфликтов имеют дело с объектив-
ной стороной международных отношений, то целый ряд
других островных теорий занимается исследованием ро-
ли личности во внешней политике.
В таких теориях особенно велико влияние психологи-
ческого подхода, который здесь доминирует над всеми
другими соображениями. В центре внимания исследова-
телей роли личности находится рассматриваемое вне со-
циально-политического контекста поведение индивиду-
умов, влияющих на внешнеполитический процесс. Созда-
ваемые американскими теоретиками модели поведения
таких отдельных лиц дедуктивно распространяются на
внешнеполитическую работу как соответствующих зве-
ньев государственного аппарата, так и всего государства
в целом.
При изучении отдельной личности, сущность которой
понимается абстрактно-психологически, американские
авторы исходят из того, что ей присуща врожденная аг-
рессивность. Подобная трактовка мотивов поведения на-
чинает, однако, в последнее время подвергаться сомнени-
ям даже в самой американской литературе. В своих по-
пытках выводить поведение больших групп людей из
поведения отдельных личностей, применяя для этого
формулу «безвыходное положение — агрессия» или тео-
рию животных инстинктов, американские авторы оказа-
лись перед вопросом, на который они не в состоянии
дать сколько-нибудь удовлетворительного ответа: ведут
ли себя люди, объединенные в большие группы, агрессив-
нее или менее агрессивно, чем в тех случаях, когда они
выступают как отдельные личности.
Большое место в исследованиях роли субъективного
фактора в международных отношениях уделяется проб-
леме перцепции. Это понятие, впервые введенное в науч-
ный оборот немецким ученым и философом Г. В. Лейбни-
цем и означавшее чувственное восприятие, отражение
вещей в сознании, употребляется современными амери-
канскими теоретиками в несколько ином смысле приме-
нительно к внешней политике. Согласно распространен-
ной в американской буржуазной литературе точке зрения,
мысленно созданные образы часто имеют во внешней по-
литике большее значение, чем сами реальности. Проис-
160

ходит же это в силу того, что смещения в восприятии ре-
альностей на индивидуальном уровне ведут к тому жена
государственном уровне. Представления нации, как ут-
верждают авторы, в искаженном виде отражают реально-
сти, основанные либо на индивидуальном, либо на кол-
лективном мнении о других народах и странах, которое
сложилось на базе существующей системы образования,
средств информации, литературы, структуры семьи и гос-
подствующей культурной среды вообще. Изучению этой
проблемы посвящены исследования Э. Эриксона, О. Клайн-
берга, X. Кэнтрилла, Ф. Гринстайна, К. Боулдинга и др.
Весьма характерны в этом отношении последние ра-
боты видного американского теоретика международных
отношений Дж. Стоссинджера. Хотя Стоссинджер, как
и другие американские исследователи, стоит на вполне
определенных классовых позициях и сознательно игно-
рирует принципиальные различия между государствами с
противоположными социально-экономическими система-
ми, тем не менее, исходная предпосылка его книги «На-
ции во тьме» не лишена здравого смысла и реализма. Он
начинает эту книгу с известной аллегории древнегречес-
кого философа Платона, в которой люди сравниваются с
узниками, прикованными к скале и никогда не бывшими
на свободе. Мимо входа в пещеру проходят носильщики
и проносят различные сосуды, статуи, фигуры; узники
же видят на скале лишь их тени, но принимают эти от-
ражения за сами предметы, так как реальных предметов
они никогда не видели.
Приводя эту аллегорию, Дж. Стоссинджер уподобля-
ет узникам тех, кто делает внешнюю политику, и выска-
зывает серьезную озабоченность по поводу последствий,
к которым может привести внешняя политика, построен-
ная на умозрительных схемах. Заявляя, что перцепция
играет почти столь же важную роль в международных
отношениях, как и сама объективная реальность, Дж.
Стоссинджер подчеркивает, что «искаженная перцепция
в отношениях между государствами может иметь разру-
шающее воздействие на политические решения. Стерео-
типные представления одной стороны могут вызывать то
же самое у другой стороны, усиливая искажение реаль-
ности»104.
Развивая свою теорию, Дж. Стоссинджер придает
первостепенное значение анализу четырех взаимосвязан-
ных форм перцепции: во-первых, представлению госу-
161

дарства о себе; во-вторых, перцепции каждым государст-
вом характера противника; в-третьих, перцепции намере-
ний противника; в-четвертых, перцепции могущества и
возможностей противника.
Предложенный Дж. Стоссинджером метод анализа
в известной мере обогащает понимание роли субъектив-
ного фактора в международных делах. Разработка этой
концепции на конкретных историко-дипломатических
примерах приводит Дж. Стоссинджера к целому ряду
важных выводов. Так, например, с сожалением конста-
тируя затяжку с установлением советско-американских
дипломатических отношений, Дж. Стоссинджер пишет:
«Если бы сближение произошло раньше и имело проч-
ную основу, укрепление «оси» держав, вероятно, можно
было бы приостановить, и разрушения, которые последо-
вали за этим, можно было бы предотвратить»105.
Несмотря на рациональные зерна, в целом, однако,
теория перцепции пронизана ненаучным стремлением с
помощью одних только психологических средств усовер-
шенствовать внешнюю политику.
Особенно показательны в этом отношении практичес-
кие рекомендации Стоссинджера, выдержанные в духе
фрейдистского метода психоанализа. По его мнению, во
избежание перцепционных искажений национальное ру-
ководство должно иметь в своем составе лиц с различными
темпераментами и взглядами; оно должно отказаться от
исторических аналогий при принятии решений; зрелые
государственные деятели должны противиться требовани-
ям своего эго и т. п.
Изучение проблем перцепции получило новый допол-
нительный импульс в результате поворота в советско-
американских отношениях от конфронтации к отношени-
ям мира и сотрудничества. Весьма показательно, что в
1973—1974 годах профессором Калифорнийского универ-
ситета М. Шварцем по договору с государственным де-
партаментом США было предпринято исследование «во-
проса о том, как представляют себе русские Соединенные
Штаты и творцов американской политики». Объясняя
мотивы своего исследования, М. Шварц указывает на то,
что «для холодной войны между Соединенными Штатами
и Советским Союзом характерно сильно искаженное
представление о реальной действительности».
Наряду с изучением перцепции, другим важным на-
правлением в исследованиях роли личности в междуна-
162

родных отношениях является изучение психологической
среды, в которой действуют те, кто делает внешнюю поли-
тику, а также их личных качеств, эрудиции и отношений
друг с другом. Работы на эту тему Г и М. Спраутов и
Р. Джэрвиса представляют собой попытку применить
социально-экологический подход к анализу внешней по-
литики и международных отношений 106.
Несмотря на известный положительный опыт, и осо-
бенно в том, что касается накопления эмпирических ре-
зультатов, американские исследования социально-психо-
логических явлений в области внешней политики не дают
сколько-нибудь удовлетворительного ответа на постав-
ленные ими вопросы. Даже сами буржуазные теоретики
вынуждены признать это. «Совершенно нет уверенности
в том, — пишет Р. Пфальцграфф, — что устранение фак-
торов, к которым обращаются психосоциологи, обязатель-
но уменьшит человеческую склонность к конфликтам.
Устранение перцептуального искажения, возможно, зас-
тавило бы отдельные и более крупные группы людей еще
больше осознать различия между собой, а также уязви-
мость своих противников. Нет также доказательства то-
го, что психологический анализ на уровне индивидуума
может обеспечить глубокое проникновение в сущность
агрессивного поведения в международном контексте»107.
В целом для американских исследователей роли лич-
ности в международных отношениях свойственны общие
пороки, вытекающие из идеалистической сущности бур-
жуазной социальной психологии: отрицание обществен-
но-исторической обусловленности социально-психологиче-
ских явлений во внешнеполитической сфере и признание
психологических факторов доминирующими в развитии
внешней политики и международных отношений.
Научный марксистско-ленинский подход к определе-
нию роли личности в политике, в том числе во внешней,
предполагает рассмотрение индивидуальных действий не
как результат каких-то случайных обстоятельств или
имманентно присущих данной личности качеств, а через
призму действий классов. Ключ к пониманию интересов,
побуждений и действий исторических личностей дает
анализ не столько желаний и стремлений отдельных ин-
дивидуумов или каких-то групп, сколько в первую оче-
редь объективного положения социальных групп, клас-
сов в системе общественных отношений. Это, разумеет-
ся, не снижает значения собственной оценки междуна-
163

родных отношений политическими деятелями капитали-
стических государств, которая может сыграть вполне
определенную роль в мировой политике, но в конечном
счете и такая оценка предопределяется интересами пред-
ставляемого этими деятелями класса.
Особое место среди островных теорий занимает иссле-
дование проблемы бюрократизации процесса формиро-
вания и осуществления внешней политики и усовершенст-
вования организационной системы, в рамках которой
принимаются внешнеполитические решения.
Вплоть до начала 60-х годов в американской литера-
туре господствовала та точка зрения, что внешняя поли-
тика США формируется в результате борьбы и компро-
мисса между несколькими автономными элитами, или
группами давления, существующими в американском
обществе. Наиболее полное развитие эти взгляды полу-
чили в работах Г. Олмонда, Р. Хилсмэна и У- Шиллинга.
В 1960 году в своей книге «Необходимость выбора»
Г. Киссинджер в числе других факторов, отрицательно
сказывающихся на внешней политике, привлек внима-
ние и к так называемой административной стагнации, ос-
новным признаком которой он называл нарастание «мощ-
ной тенденции считать компромисс между ведомствен-
ными предложениями тем же самым, что и политика».
Отмечая.эту тенденцию в выработке внешнеполитических
решений, Г. Киссинджер проявлял особую озабоченность
по поводу того, что она поощряет «всего лишь развитие
административных и технических навыков», нужных на
уровне исполнителей, лишает руководителей внешней
политики США «чувства целенаправленности», оставля-
ет «мало возможностей для подлинно творческого под-
хода»108. Причины этого явления Киссинджер усматри-
вал отнюдь не в социально-экономической, а в иной сфе-
ре (сложность управления внешними сношениями, требу-
ющая специализации в различных звеньях госаппарата).
Изучение подмеченных Г Киссинджером процессов
административной стагнации в области внешней полити-
ки привело к образованию самостоятельного течения в
американской внешнеполитической мысли — теории
бюрократической политики, приверженцы которой счи-
тают, что внешняя политика США несет на себе отпеча-
ток деятельности крупных бюрократических структур
американского государственного аппарата, отстаиваю-
щих свои узкокорыстные интересы и в угодном себе смыс-
164

ле интерпретирующих такие ключевые категории, как
национальный интерес и национальная безопасность.
Весьма обстоятельно вопрос о влиянии различных
звеньев государственного аппарата на формирование
внешней политики рассматривается в недавно вышедшей
работе М. Гэлперина «Бюрократическое политиканство
и внешняя политика».
Пытаясь по-новому подойти к определению внешней
.политики, М. Гэлперин не соглашается ни с «традицио-
налистами», считающими внешнюю политику естествен-
ной реакцией правительства на объективную расстанов-
ку международных сил, ни с «модернистами», сводящи-
ми внешнюю политику к пониманию соответствующими
политическими кругами национального интереса и на-
циональной цели. По Гэлперину, внешняя политика
представляет собой «результат внутренних политических
процессов каждого государства», иными словами, ре-
зультат сложных маневров борющихся между собой сил
внутри государственного аппарата. На основании этого
Гэлперин делает вывод о том, что такие ключевые поня-
тия, как «национальная безопасность», «национальный
интерес», «двухпартийная политика» и т. д. всегда ис-
толковываются по-разному — в соответствии с конкрет-
ными задачами заинтересованных ведомств, влиятельных
групп и отдельных деятелей. «Участники процесса при-
нятия решений,— пишет он,— имеют склонность опреде-
лять национальную безопасность США с точки зрения
упрочения и благополучия той организации, к которой
они принадлежат, политических и иных интересов прези-
дента и своих личных интересов» 109.
По мнению Гэлперина, существующие государствен-
ные учреждения США не способны вносить изменения во
внешнюю политику в силу целого ряда причин (обще-
распространенные, стандартные, затвердевшие представ-
ления государственных чиновников о происходящих в
мире событиях; жесткие правила представления соответ-
ствующих документов, а также ограниченные возможно-
сти правительственных органов в отношении конфиден-
циальной информации; выдвижение многочисленных аль-
тернатив и предложений и т. д.).
Другой видный исследователь, Г. Аллисон в своей из-
вестной работе о карибском кризисе «Суть решения»
приходит к выводу, что формирование внешней политики
представляет собой процесс сделок, торгов и конкурен-
165

ции между различными подразделениями внутри бюро-
кратической системы 10. Такой же точки зрения придер-
живаются А. Ярмолинский, И. Дестлер и др.
Хотя с точки зрения и исследования, и процессов
принятия решений, и деятельности государственного ме-
ханизма, и основных категорий теории и практики внеш-
ней политики теоретики бюрократической политики де-
лают определенный шаг вперед, способствуют раскры-
тию функционирования внешнеполитического механизма
США в той или иной конкретной ситуации, тем не менее
глубинные, социально-экономические причины этих явле-
ний остаются вне поля их зрения.
В условиях резко возросшей бюрократизации внешне-
политического процесса преодоление узковедомственно-
го подхода рассматривается американскими авторами
как первостепенная задача, решение которой, по их мне-
нию, должно облегчить приспособление внешней полити-
ки США к изменившимся международным условиям.
Многие американские авторы высказываются в этой
связи в пользу дальнейшей централизации внешнеполи-
тического процесса и сосредоточения всех нитей управ-
ления в Совете национальной безопасности и его аппа-
рате.
Такая точка зрения наиболее широко и полно пред-
ставлена в книге «Президент и аппарат управления на-
циональной безопасности», изданной накануне прези-
дентских выборов 1968 года и представляющей собой
обобщенный результат опросов высокопоставленных го-
сударственных должностных лиц, как демократов, так и
республиканцев, как гражданских, так и военных, зани-
мавших ключевые посты в аппарате Белого дома или в
основных министерствах и ведомствах, деятельность ко-
торых связана с вопросами национальной безопасности.
Признавая решающую роль президента, авторы книги в
то же время подчеркивают настоятельную необходимость
усиления влияния Совета национальной безопасности и
аппарата Белого дома во главе со специальным помощ-
ником президента по вопросам национальной безопасно-
сти. Персонал Белого дома, по их мнению, как минимум
должен нести ответственность за входящую и исходя-
щую информацию и документацию и осуществлять связь
с соответствующими министерствами и ведомствами.
Выполняя эту функцию, аппарат Белого дома может
оказывать очень серьезное влияние на внешнюю и внут-
166

реннюю политику. Авторы рекомендовали, чтобы персо-
нал Белого дома по вопросам национальной безопасности
подчинялся одному человеку, который бы пользовался
полнейшим доверием президента11'.
Преимущества системы СНБ американские авторы
видят в том, что, упрощая круг операций между ведомст-
вами, она позволяет прежде всего вырвать процесс при-
нятия внешнеполитических решений из бюрократической
рутины и избежать парализации работы в процессе коор-
динирования. Гибкость, маневренность, довольно хоро-
шая защита от утечки сведений, сохранение эффекта не-
ожиданности и создание корпоративного духа, который
дает возможность преодолевать напряженность в рабо-
те и личные трудности, — таковы, по их мнению, досто-
инства этой системы. Еще одно преимущество такого
метода управления внешними делами усматривается в
том, что он способствует более четкому налаживанию
подачи и получения сигналов (послания, заявления, но-
ты и т. д.) в отношениях США с другими государствами.
Наконец, Г. Киссинджер, М. Гэлперин и ряд других ав-
торов видят в централизованном методе управления и
весьма эффективный путь для преодоления разрыва
между практикой и политической наукой, для более ши-
рокого продвижения на государственный уровень кон-
цепций и теорий, разрабатываемых академическими кру-
гами.
Противники чрезмерной централизации процесса при-
нятия внешнеполитических решений, взгляды которых
наиболее ярко представлены профессором Гарвардского
университета С. Гофманом, также исходят из необходи-
мости преодоления инерции бюрократии и приспособле-
ния внешнеполитического механизма к требованиям
времени, и в частности к «императиву умеренности» в
политике. Они утверждают, что система СНБ лучше все-
го срабатывает в отношениях с противниками, где цель
состоит в том, чтобы либо выйти из войны (Вьетнам),
либо установить минимум связей, либо решать пробле-
му, которая функционально и географически может быть
изолирована (как, например, первый этап переговоров
по ограничению стратегических вооружений) и не го-
дится в отношениях с друзьями, где требуется постоян-
ство, широта консультаций и глубокая проницательность,
чего недостает персоналу СНБ. Другой недостаток свя-
зывается с тем, что концентрация процесса формулиро-
16">

вания внешней политики идет вразрез с усилившейся,
особенно после дела Уотергейта, тенденцией конгресса
брать под контроль основные аспекты внешней политики
правительства.
В качестве «единственной реальной альтернативы»
противники централизации предлагают менее централи-
зованную систему, в которой различные ведомства обес-
печивали бы функциональную экспертизу и роль гос-
департамента была бы радикальным образом трансфор-
мирована. Высказываясь в пользу «более стройного и
укрепленного госдепартамента», который мог бы пред-
ставлять президенту альтернативные решения, С. Гоф-
ман указывает, что «подлинным призванием государст-
венного департамента должно быть обеспечение того,
чем редко обладают функциональные ведомства: искус-
ства политического анализа и синтеза, умения глубоко
изучать политические условия за границей (задача,
сильно отличающаяся от сообщения последних новостей
и результатов последних личных бесед), а также спо-
собности показать, как функциональные элементы за-
труднительных ситуаций согласуются между собой или
конфликтуют» 112.
Критики системы СНБ отмечают, что наряду с цен-
трализацией по вертикали эта система имеет и другой
порок — функциональную разобщенность по горизонта-
ли. В этой связи они указывают на то, что персонал
СНБ занимается главным образом вопросами безопас-
ности и принимает к рассмотрению экономические и ва-
лютные вопросы только тогда, когда они становятся
инструментом дипломатии в треугольнике великих дер-
жав или угрожают развалить систему союзов. Предлагая
целостное рассмотрение всех внешнеполитических вопро-
сов как основу нового подхода, сторонники этой точки
зрения подчеркивают, что такая интеграция может стать
эффективной только при условии, если она увязана с
долговременной перспективой и осуществляется в усло-
виях децентрализации.
Построенные в расчете на то, что усовершенствова-
ние системы управления дает ключ к решению внешне-
политических трудностей, рекомендации американских
авторов в отношении организационно-управленческих
проблем внешней политики обнаруживают непонимание
существа самой политики, которая является концентри-
рованным выражением классовых интересов и в силу
168

этого не может быть подправлена с помощью каких-либо
организационных нововведений. Применение таких ре-
комендаций, как показывает практика, хотя и может
помочь исправлению отдельных недостатков, налажива-
нию более четкого функционирования внешнеполитиче-
ского механизма, тем не менее, оказывается не в состоя-
нии обеспечить успех политике, если в эту политику не
внесены серьезные коррективы по существу в соответ-
ствии с требованиями времени.
Предпринятая американскими буржуазными теоре-
тиками интенсивная разработка островных теорий в об-
ласти международных отношений способствовала в оп-
ределенной мере накоплению полезного эмпирического
материала относительно конкретных явлений и процес-
сов международной жизни. В то же время теоретизиро-
вание на среднем уровне анализа в ряде случаев прини-
мает такой же неоправданно грандиозный характер,
как и в критикуемых этими теоретиками попытках со-
здания в нынешних условиях всеобъемлющей теории
международных отношений.
Проявляя обеспокоенность по поводу этих тенденций
в развитии островных теорий, целый ряд американских
авторов предлагает в качестве выхода из создавшегося
положения установление более тесной связи между раз-
личными уровнями анализа, устранение разрыва между
нормативным и бихевиористско-количественным подхо-
дами и обеспечение большей сопоставимости в исследо-
ваниях на каждом уровне и в каждом звене анализа.
Однако подобные рецепты, поскольку они не выходят
за рамки социального заказа, оказываются, как свиде-
тельствует вся история послевоенных исканий буржуаз-
ных теоретиков, не в состоянии поднять внешнеполити-
ческие исследования до уровня глубоких теоретических
обобщений и найти решения вопросов, с которыми стал-
кивается внешняя политика США.
*
Широкий фронт, на котором предпринимаются попыт-
ки создания теоретико-методологических конструкций,
может создать видимость фундаментального теоретиче-
ского прорыва.
На самом деле за фасадом теоретического бума скры-
вается эклектизм, прикрытый новейшей методологией.
169

Характеризуя состояние американской теоретической
мысли по международным отношениям, директор Центра
международных исследований при Пенсильванском уни-
верситете Р. Пфальцграфф проводит параллель между
положением в американской теории международных от-
ношений и известной историей со слепыми людьми, ко-
торые дотрагиваются до различных частей туловища
слона, а затем каждый в меру своего ограниченного
опыта и мысленного представления пытается дать опи-
сание всего слона. «Разработка как теории „среднего
радиуса действия", так и общей теории,— пишет он,—
предполагает определенную степень согласия среди уче-
ных относительно релевантных понятий и методов ис-
следования, чего в настоящее время нет в международ-
ных отношениях... В результате теория международных
отношений представляет собой область, состоящую из
множества теорий, схем и методов, которые ищут себе
сторонников» из.
Другой видный американский исследователь Ф. Бэрд-
жесс пишет, что изучение международных отношений в
США принадлежит к той отрасли знаний, которая харак-
теризуется «неровно развитой эмпирической базой,
крайне фрагментарной теоретической ориентацией, не-
развитой организационной инфраструктурой и традицией
придавать большее значение личному опыту, чем надеж-
ному научному знанию»114.
Многочисленные теоретические искания в области
международных отношений в научном понимании оказы-
ваются фактически бесплодными. Они не привели к со-
зданию цельного метода, опирающегося на прочную об-
щеметодологическую философскую основу и учитываю-
щего в то же время специфику международных
отношений как особого предмета исследования. Усилия
ни одной из буржуазных школ не только не привели к
созданию общей теории международных отношений, но
и сколько-нибудь научно обоснованных теорий второ-
степенного значения. Теоретики международных отно-
шений продолжают метаться между поисками общей
теории и частными исследованиями.
Причина безрезультатности теоретико-методологиче-
ских поисков состоит не в том, что исследование между-
народных отношений преимущественно осуществляется
методами, позаимствованными либо из других общест-
венных, либо из естественных и инженерно-технических
170

наук, хотя заимствование методов, равно как приемов и
методики исследования других наук, имеет в американ-
ских условиях гипертрофированную форму.
Корни научной бесплодности лежат гораздо глубже.
Рассуждениями о «научности», «объективности», «обще-
человеческих идеалах» американские буржуазные спе-
циалисты-международники не могут скрыть подлинную
суть создаваемых ими теоретико-методологических схем
и проектов, призванных обслуживать узкокорыстные
внешнеполитические интересы правящего класса США.
Уход американских буржуазных теоретиков в сто-
рону от анализа классовых, социальных факторов, их
стремление, хотя и не всегда осознанное, воспрепятст-
вовать исторически необратимому процессу социальных
перемен в мире не дают им возможности проникнуть в
сущность явлений, оставляют вне сферы научного позна-
ния основные закономерности мировой политики.
Отсутствие стройной и монолитной буржуазной тео-
рии международных отношений, удовлетворяющей пра-
вящие круги США и могущей стать надежным руковод-
ством к практическим действиям в области внешней по-
литики, хотя и заставляет практиков в целом ряде
случаев руководствоваться прагматическими соображе-
ниями, отнюдь не означает того, что теоретико-методо-
логические конструкции не имеют выхода на практику.
Нарастание борьбы вокруг вопроса о путях построения
теории международных отношений свидетельствует о
том, что американские буржуазные теоретики не остав-
ляют попыток осмыслить развитие международных от-
ношений, в максимальной степени приблизить свои ра-
боты к нуждам практики.

ГЛАВА III
ВЕДУЩИЕ КОНЦЕПЦИИ
МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
И ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ
Попытки конструирования общей теории междуна-
родных отношений затрагивают лишь одну сторону со-
циального заказа, стоящего перед американскими поли-
тологами,— изыскание методологии анализа и прогнози-
рование международных отношений. Другая сторона
этого заказа — подведение политико-идеологической ба-
зы для определенного внешнеполитического курса —
находит выражение в разработке американскими теоре-
тиками конкретных концепций международных отноше-
ний и внешней политики. Эти концепции представляют
собой совокупность взглядов на политическую картину
современного мира, выбор наиболее выгодных плацдар-
мов внешнеполитической активности, использование оп-
ределенных средств и методов внешней политики и раз-
витие отношений с различными компонентами мировой
системы государств (союзниками, противниками и ней-
тралами).
Внешнеполитические концепции находятся в прямой
зависимости от тех непосредственных задач, которые
ставятся и решаются государством на каждом конкрет-
ном этапе международного развития. В силу этого они
являются гораздо более подвижным элементом теорети-
ческого арсенала, чем общая теория, и претерпевают из-
менения по мере сдвигов во внешней политике.
1. ОФИЦИАЛЬНАЯ ДОКТРИНА И КОНЦЕПЦИИ
Разрабатываемые американскими теоретиками кон-
цепции внешней политики самым непосредственным об-
разом связаны с официальными доктринами, которые
172

играют исключительно важную роль во внешней полити-
ке США.
Существование официальных доктрин, в которых из-
лагаются основные принципы государственной политики
на определенных этапах политического развития, пред-
ставляет собой характерную особенность внешнеполити-
ческой деятельности США по сравнению с другими за-
падными державами.
В доктринах формулируются основные задачи внеш-
ней политики, рассчитанные на длительный период и
долговременный эффект. Доктрины служат ориентиром
для внешней политики, придают ей целенаправленность
и перспективу, выполняя одновременно и функции про-
пагандистского обеспечения внешней политики. Вопло-
щение в жизнь внешнеполитических доктрин, как под-
черкивает советский исследователь Ю. М. Мельников,
является для правительства не только способом осущест-
вления своих целей, защиты своих интересов, но и во-
просом престижа, доказательства правоты своей точки
зрения, преимущества своего строя, образа жизни, иде-
ологии, стратегии, дипломатии и т. п.1 Хотя правитель-
ству США и приходится соразмерять свои действия с
учетом официально декларируемых целей, из этого не
следует, что внешнеполитические установки выполняют-
ся последовательно и прямолинейно. Доктрины, как
правило, формулируются настолько гибко, что оставля-
ют большой простор для маневрирования и использова-
ния по мере необходимости и политических, и военных,
и иных средств. Расплывчатость содержащихся в док-
тринах положений часто позволяет прикрывать свойст-
венный империалистической внешней политике разрыв
между словами и делами.
В целом, однако, официальные доктрины являются
вехами, отмечающими пути развития внешнеполитиче-
ского мышления правящих кругов США.
В силу их значения во внешней политике США офи-
циальные доктрины представляют отправную исходную
базу для разработки конкретных политико-идеологиче-
ских по своему характеру концепций. В свою очередь
концепции оказывают обратное воздействие на офици-
альную доктрину, способствуют ее корректировке, эво-
люции, а при определенных условиях создают необхо-
димую основу для возникновения новых доктрин. Такого
рода' взаимосвязь между доктриной и концепциями не-
173

редко приводит в конкретных исторических условиях к
такому положению, когда американская буржуазная
теоретическая мысль либо опережает практику, либо
идет в ногу с ней, являясь руководством к действию,
либо отстает от практики, тормозит продвижение впе-
ред, превращаясь в абстрактную игру ума. Поэтому,
чтобы правильно оценить те или иные концепции, необ-
ходимо сопоставить их с официальной доктриной, с прак-
тикой внешней политики.
Современные концепции внешней политики, разраба-
тываемые американской буржуазной наукой междуна-
родных отношений, могут быть поняты только с учетом
той эволюции, которую под воздействием вполне объек-
тивных факторов, а отнюдь не альтруистических моти-
ваций государственных деятелей претерпели внешнепо-
литические доктрины США за время, прошедшее после
окончания второй мировой войны.
На протяжении всего послевоенного периода амери-
канское политическое руководство открыто провозгла-
шало свое намерение воспрепятствовать мировому рево-
люционному процессу путем применения силы повсюду,
где возникает классовая угроза не только прямым инте-
ресам США, но и отдельным звеньям империалистиче-
ского лагеря. Заложившая основу этой политики доктри-
на Трумэна строилась на том, что в итоге войны в мире
остались лишь два полюса силы — СССР и США, гло-
бальное противоборство между которыми определит ос-
новное содержание мировой политики. В Вашингтоне
считали, что борьба предстоит длительная и напряжен-
ная, поскольку распад довоенной системы международ-
ных отношений привел якобы к образованию вакуума
силы, на который с возрастающей активностью претен-
дует «мировой коммунизм во главе с СССР».
Отказавшись от курса Ф. Рузвельта на сотрудниче-
ство с СССР в годы второй мировой войны, США пере-
шли к конфронтации с Советским Союзом, сдерживанию
социалистического содружества и созданию плотного
кольца военных блоков и баз. Важнейшей формой борь-
бы с социализмом стала «холодная война», в которой
до опасного предела сокращалось различие между воен-
ными и дипломатическими средствами политики. Поли-
тика «холодной войны» базировалась на военной док-
трине массированного возмездия, означавшей по суще-
ству готовность применения военной силы и угрозу ее
174

применения, а также безудержную гонку вооружений.
Основу этой политики составила созданная США систе-
ма военно-политических обязательств и экономических
связей, которая замыкалась на США, скрепляя классо-
вую общность государств капиталистической системы.
Внешнеполитические концепции США в целом про-
низывала идеология оголтелого антикоммунизма, и
практически любые нежелательные для Вашингтона из-
менения в мире воспринимались там как «происки ком-
мунистов», требующие немедленного ответа со стороны
США. Уверовав во всемогущество Америки, политиче-
ское руководство США считало, что создались условия
для переустройства мира по американскому образцу
(«паке американа»), поскольку США обладают якобы
неисчерпаемыми материальными ресурсами. При этом
господствовало мнение, что Соединенные Штаты слиш-
ком сильны, чтобы разговаривать со своими противни-
ками (и союзниками) иначе, нежели языком силы и дик-
тата. Сила рассматривалась как наиболее эффективное
средство политики, а обеспечение абсолютного военного
превосходства и опора на ядерное оружие считались
залогом успеха США в мировых делах. Особые надеж-
ды возлагались на атомную монополию, которой тогда
располагали США. «Монополия на атомную бомбу до
тех пор, пока она имеет место, дает США огромное пре-
имущество с точки зрения военной мощи»,— писал в
1948 году в первом издании своей книги «Межнацио-
нальная политика» Г Моргентау. Атомную бомбу, по
его мнению, США должны были «использовать в полной
мере»2.
С течением времени изменение соотношения сил в
мире вело к тому, что военно-силовое обеспечение аме-
риканской политики все больше вступало в противоре-
чие с возможностью использовать силу. К пониманию
несостоятельности послевоенных расчетов подошла од-
новременно наиболее трезво мыслящая часть и респуб-
ликанских, и демократических политиков. Эволюция
официального внешнеполитического мышления США в
сторону реализма протекала, однако, довольно медлен-
но и сопровождалась многочисленными зигзагами и
колебаниями, что отражало острую борьбу внутри пра-
вящих кругов США. Вместе с тем объективные факто-
ры, и прежде всего сдвиги в соотношении сил между
двумя системами, обусловившие начало этой эволюции
175

и продолжавшие действовать во всевозрастающих раз-
мерах, укрепляли позиции и мнение тех, кто выступал за
необходимость приведения внешней политики США в
соответствие с реальностями мировой обстановки.
Прогресс науки и техники в Советском Союзе, ли-
шивший США атомной монополии, явился одним из важ-
ных факторов, породивших новую стратегическую си-
туацию. Империализм оказался не в состоянии развя-
зать мировую войну, не ставя при этом под угрозу само
свое существование.
На рубеже 50—60-х годов американское руководст-
во подошло к пониманию неприемлемости ядерной вой-
ны, что нашло отражение в ряде внешнеполитических
установок в последние годы республиканской админи-
страции Д. Эйзенхауэра и при демократической адми-
нистрации Дж. Кеннеди. Доктрина массированного воз-
мездия уступила место доктрине гибкого реагирования,
в которой была сделана попытка взамен ставшей для
самих США самоубийственной ядерной войны против
СССР найти новую сферу применения военной силы в
ограниченных войнах, особенно «по периферии социали-
стического лагеря» и в «третьем мире». Имел место пе-
ресмотр отдельных наиболее агрессивных концепций
(как, например, балансирование на грани войны), обо-
значилось определенное стремление к поискам пути со-
кращения опасности прямого столкновения с Советским
Союзом. Произошли некоторые изменения позиции США
в сторону реализма и диалога с СССР по тем пробле-
мам, где политика конфронтации была особенно опасна,
в частности по германскому вопросу, распространению
ядерного оружия. Вместе с тем факты показывали, что
ставка на военную силу, хотя и в более гибких формах,
оставалась основой американской политики, а сама эта
«гибкость» создавала иллюзию безнаказанной возмож-
ности вести малые войны и полицейские операции, что
способствовало втягиванию США в военные авантюры.
Вторая половина 60-х годов была отмечена коррек-
тировкой теоретической платформы антикоммунизма
(замена концепции монолитного коммунизма концепци-
ей национальных коммунизмов и выдвижение на ее ос-
нове идеи дифференцированного подхода к странам
социализма). Несостоятельность так называемого док-
тринерского антикоммунизма означала и несостоятель-
ность связанной с ней жесткости внешнеполитических
176

действий и обязательств, непримиримости в отношении
СССР, исключавшей какое-либо развитие советско-аме-
риканских отношений на принципах мирного сосущест-
вования. Политика наведения мостов, получившая в
60-е годы официальный статус, хотя и рассматривала
налаживание более тесных связей со странами мировой
системы социализма в плане ее ослабления и разобще-
ния, в то же время свидетельствовала о неэффективно-
сти военно-силовых методов и представляла собой свое-
образную ответную реакцию в рамках «холодной войны»
на последовательно проводимую социалистическим со-
дружеством политику мирного сосуществования госу-
дарств с различным общественным строем.
К началу 70-х годов нарастание межимпериалисти-
ческих противоречий, крах агрессивной политики США
во Вьетнаме и, главное, усиление могущества мировой
системы социализма выявили по существу недееспособ-
ность основных внешнеполитических концепций США,
в том числе и в их модернизированном виде:
1. Политика «сдерживания» Советского Союза, про-
водимая против него «холодная война» не только не вос-
препятствовали поступательному движению Советского
Союза к намеченной цели, но и не смогли сдержать
роста его международного авторитета и престижа.
Социалистическое содружество, неотъемлемым зве-
ном которого является Советский Союз, стало решающим
фактором мирового развития. Фактическое отсутствие
диалога с Советским Союзом, предание забвению метода
переговоров нередко оборачивались против самих же
США.
2. Миссия по охране мирового порядка (так называе-
мая роль международного полицейского), которую взя-
ли на себя США, не выполнила своего непосредственно-
го назначения — создания угодного США миропорядка
по собственному образцу. США оказались не в состоя-
нии удержать в орбите своего влияния даже отдельные
государства, которые они считали связанными с собой
единой судьбой (Куба), не говоря уже о странах Евро-
пы, Азии и Африки.
3. Опора на военную силу как главное орудие внеш-
ней политики становилась все менее результативной. Си-
ловая конфронтация с Советским Союзом не дала США
никаких дивидендов ни во внешнеполитическом, ни во
внутриполитическом планах. Применение силы даже в
7—232
177

ограниченных параметрах (доктрина гибкого реагирова-
ния) оказалось не в состоянии, как видно на примере
Вьетнама, обеспечить не только военную победу, но и
политический выигрыш. Одним словом, возможности
борьбы за стратегические цели с помощью военной силы
значительно сократились как на глобальном плацдарме
борьбы двух систем, так и на ее локальных платформах.
4. Призванные подкрепить политику с позиции силы
программы так называемой помощи не обеспечили не-
обходимой финансовой и экономической зависимости
других стран от США. Созданная США международная
валютная система пришла в несоответствие с современ-
ной ситуацией. Долларовая дипломатия оказалась в та-
ком же кризисном состоянии, как и политика с позиции
силы.
5. Составляющие основу как военно-силовой, так и
долларовой дипломатии международные обязательства
США привели к перевовлеченности в международные
дела и вызвали перенапряженность экономики. США ча-
сто оказывались вовлеченными в различные военные
авантюры и конфликты, а их военные союзники под раз-
личными предлогами уклонялись от участия в тех или
иных акциях и несения необходимого, с точки зрения
США, финансового бремени по обеспечению своей обо-
роны.
Защита на международной арене интересов США,
заключающихся прежде всего в сохранении, а по воз-
можности и укреплении и расширении позиций США в
мире, во всевозрастающих размерах стала требовать
приведения внешнеполитических установок в соответст-
вие с реальной действительностью. Самим ходом объек-
тивного развития международной обстановки в повестку
дня был поставлен вопрос не только о необходимости
изменения отдельных методов и средств внешней поли-
тики США, как это имело место и раньше, но также о
формах и масштабах ее осуществления, об определен-
ном корректировании самой политики.
Процесс приспособления был ускорен развитием вну-
триполитической обстановки в США. Банкротство вьет-
намской политики дало толчок общенациональной дис-
куссии в США, в ходе которой обострение внутренних
социально-экономических трудностей и подрыв амери-
канских позиций в мировом хозяйстве прямо связыва-
лись с рискованной и дорогостоящей внешней политикой.
178

Для правящих кругов США становилось все более
очевидным, что между основными внешнеполитическими
задачами и возможностью их осуществления назревает
большой разрыв. Пришедшая в 1968 году к власти но-
вая республиканская администрация Р. Никсона сдела-
ла вывод о коренном изменении условий, определявших
основные установки американской внешней политики
после второй мировой войны, и о необходимости не толь-
ко пересмотра способов борьбы за свои международные
цели, но и внесения корректив при определении этих
целей.
Результатом явилась новая внешнеполитическая док-
трина, получившая известность как доктрина Никсона3.
В силу узкоклассового субъективистского подхода к со-
временному миру эта внешнеполитическая доктрина со-
держит очевидное противоречие.
Сохраняя в качестве основной задачи внешней поли-
тики упрочение позиций США и капиталистического
мира в целом в историческом противоборстве с социа-
лизмом, эта доктрина в то же время исходит из того,
что в связи с изменившейся расстановкой сил на миро-
вой арене и возникновением ядерного паритета период
военной конфронтации должен уступить место периоду
переговоров.
Для современной внешнеполитической доктрины
США характерна известная доля реализма в том, что
касается признания несостоятельности установок перио-
да «холодной войны», в том числе и политики с позиции
силы, в отношении Советского Союза, оценки роли и
возможностей США на мировой арене, способов реше-
ния отдельных проблем, использования соответствующих
методов и средств для достижения внешнеполитических
целей. Определенный реализм доктрины наиболее на-
глядно обнаруживает себя в признании равноправия го-
сударств, имеющих иную социальную систему, прежде
всего СССР, что, в свою очередь, подводит к признанию
необходимости мирного сосуществования как единствен-
ной альтернативы ядерной войне.
Эволюция официальной внешнеполитической доктри-
ны США, свидетельствуя о крахе установок «холодной
войны» и повороте к реализму, разумеется, означает
изменение не самой природы американского империа-
лизма и его агрессивной сущности, а той среды, которая
его окружает. Развитие объективных процессов в соче-
7*
179

тании с сознательной, целеустремленной внешнеполити-
ческой деятельностью Советского государства значитель-
но урезало возможности агрессивных действий империа-
лизма и вызвало пересмотр основополагающих внешне-
политических установок США.
Определенную роль в переоценке сложившихся пред-
ставлений о возможном и допустимом, с точки зрения
национальных интересов США, сыграли американские
теоретики международных отношений. В созданных ими
в конце 50-х — 60-е годы концепциях применительно к
тем или иным аспектам внешней политики не только
содержалась критика официальных установок времен
«холодной войны», но и выдвигались многие из тех идей,
которые ныне представлены в официальной доктрине.
Деятельность американских теоретиков в этом направ-
лении активно поощрялась правящими кругами США.
М. Банди в бытность свою специальным помощником
президента США прямо заявил в одном из своих выступ-
лений в 1964 году, что правительство ожидает от уче-
ных всесторонней разработки вопросов, «касающихся
как целей внешней политики, так и методов и средств
ее обеспечения», поскольку оно ощущает острый недо-
статок в теоретических аргументах и практических со-
ветах относительно того, «к чему мы стремимся и к ка-
ким последствиям может привести обеспечение нацио-
нального могущества»4. Можно без преувеличения
считать, что современная внешнеполитическая доктрина
в определенной мере была подготовлена теоретически-
ми изысканиями американских политологов-междуна-
родников. В свою очередь эта доктрина, суживающая
возможность действовать в международных отношениях
методами «холодной войны», с позиций превосходящей
силы и односторонних преимуществ, создает предпосыл-
ки для развития внешнеполитической мысли в реалисти-
ческом направлении.
2. ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ СОВРЕМЕННЫХ КОНЦЕПЦИЙ
Современные внешнеполитические концепции, созда-
ваемые в недрах политико-академического комплекса,
рассчитаны на то, чтобы в максимальной степени удо-
влетворить нужды господствующего класса США на
международной арене.
180

Классовое содержание внешнеполитических концеп-
ций обусловливает неизменность, преемственность их
главных исходных посылок при любых изменениях са-
мих концепций. «Форма борьбы,— указывал В. И. Ле-
нин,— может меняться и меняется постоянно в зависи-
мости от различных, сравнительно частных и временных,
причин, но сущность борьбы, ее классовое содержание
прямо-таки не может измениться, пока существуют
классы»5.
Присущие внешней политике империализма тенден-
ции к экспансии и установлению сфер влияния, к раз-
делу мира «по силе», а в конечном счете — пока импе-
риализм был единственной всеохватывающей системой —
к мировому господству и развязыванию мировых войн
постоянно присутствуют в том или ином виде в концеп-
циях международных отношений и внешней политики.
Они обнаруживают себя в претензиях на американское
лидерство в капиталистическом мире, в стремлении про-
тиводействовать мировому революционному процессу.
Классовая сущность концепций в значительной степени
сказывается и в подходе буржуазной внешнеполитиче-
ской мысли США к вопросу о средствах и методах борь-
бы и сотрудничества на мировой арене, оправдывает
сохранение военной силы в качестве важнейшего инст-
румента американской внешней политики. Поскольку
главным заслоном на пути экспансионистских планов
монополистического капитала США выступает мировая
система социализма, то все основные внешнеполитиче-
ские концепции этой страны строятся в первую очередь
под углом зрения глобального противоборства с проти-
востоящей системой и именно в этом контексте оцени-
вают соотношение сил в мире, внешнеполитические воз-
можности Соединенных Штатов Америки, их стратегию
и тактику в мировой политике.
Преемственность американских внешнеполитических
концепций обеспечивается и соответствующей идейно-
теоретической базой — так называемым принципом двух-
партийности внешней политики, который объявляет
внешнюю политику «священной и неприкосновенной об-
ластью, не оскверненной мелочными соображениями уз-
копартийных интересов»6. Из этого следуют необходи-
мость строгой приверженности основным принципиаль-
ным установкам в области внешней политики, ограничение
обсуждения внешнеполитических проблем вопросами об
181

изыскании наиболее эффективных путей и средств осу-
ществления официальной политики.
Как отмечает исследователь принципа двухпартий-
ности видный американский политолог Д. Бродер, в ре-
зультате применения этого принципа формулирование
внешней политики стало в США уделом избранных пре-
зидентом лиц. Бродер показывает это на конкретных
примерах. В 1946 году президент-демократ Г. Трумэн
доверил внешнюю политику группе юристов и бизнесме-
нов, в большинстве своем республиканцев. Выдвижение
па первый план таких деятелей, как Р. Ловетт, П. Гоф-
ман, Дж. Жакклой, Аллен и Джон Фостер Даллесы, со-
здало практические условия для проведения двухпар-
тийного курса в этой области. С тех пор надолго укоре-
нилось мнение, что такого типа люди имеют естественное
право руководить внешней политикой страны. Прези-
дент-республиканец Д. Эйзенхауэр, находившийся пол-
ностью под влиянием мифа о необходимости двухпар-
тийного подхода, предоставил братьям Даллесам (Джон
Фостер возглавлял государственный департамент, Ал-
лен— Центральное разведывательное управление) право
вести за него внешнюю политику. И даже когда в
1961 году к власти вернулись демократы, вместо Э. Сти-
венсона, А. Гарримана или У Фулбрайта с их тесными
связями в рядах демократической партии Дж. Кеннеди
назначил на ключевые посты в области международных
отношений таких представителей республиканского
«истэблишмента», как Д. Раек, Р. Макнамара, Р. Гил-
патрик, братья Макджордж и Уильям Банди.
Можно спорить, насколько прав Бродер, когда пы-
тается объяснить сосредоточение всех внешнеполитиче-
ских дел у замкнутого круга лиц, принадлежащих к пра-
вящей верхушке, существованием только принципа двух-
партийное™, совершенно игнорируя при этом социально-
политические причины. Здесь важно другое — признание
авторитетным американским исследователем того, что
принцип двухпартийности служит теоретическим при-
крытием и одновременно обеспечивает на практике пре-
емственность классовой внешней политики США обеими
буржуазными партиями.
Классовое назначение внешнеполитических концеп-
ций США предполагает наряду с преемственностью их
сущности приспособление этих концепций, рекомендуе-
мых ими форм и методов осуществления внешней поли-
182

тики к постоянно происходящим изменениям в системе
международных отношений. Это приспособление имеет
вынужденный характер и состоит в попытках найти та-
кие политико-идеологические ориентиры, которые поз-
воляли бы с наибольшим эффектом и наименьшими из-
держками достигать вполне определенных классовых
целей в конкретных обстоятельствах. Американские бур-
жуазные теоретики создали даже специальную теорию
приспособляемости. Согласно Дж. Розенау, существует
объективная потребность в балансе внутренних и внеш-
них задач государства. Обеспечение такого баланса —
залог успешной деятельности государства на междуна-
родной арене. Такой баланс достигается за счет либо
приспособления внешних задач к внутренним возможно-
стям, либо такого внутреннего переустройства, которое
облегчило бы выполнение внешнеполитических обяза-
тельств. Наиболее рациональным Розенау считает пер-
вый путь приспособления, хотя он и порождает види-
мость изоляционизма и вызывает известный спад инте-
реса к внешней политике. Подобной точки зрения
придерживается и А. Гоулднер, который не скрывает,
что с приспособляемостью связывается расчет во вну-
триполитическом плане на «укрепление системы лояль-
ности и стабильности», а во внешнеполитическом пла-
не— на «создание для систем с более высоким развитием
техники возможностей эффективно конкурировать друг
с другом и навязывать свою волю системам с менее раз-
витой техникой»7. Проповедуемая в американских
внешнеполитических исследованиях идея приспособления
предполагает не только пассивную адаптацию, но и ак-
тивное воздействие на происходящие в мире процессы.
Американские буржуазные авторы не скрывают своих
намерений изыскать' возможности для создания в мире
таких условий, которые способствовали бы эволюции
происходящих в мире социальных процессов в угодном
для правящей монополистической верхушки США на-
правлении.
Проходящая через современные внешнеполитические
концепции США линия на приспособление отражает
признание американскими буржуазными теоретиками
несостоятельности установок времен «холодной войны»
и осознание ими роста могущества Советского Союза и
социалистического содружества. Американская буржу-
азная теоретическая мысль вынуждена сейчас, хотя и с
183

большой неохотой, считаться с тем, что социализм не
только не отброшен, но за прошедшую четверть века во
всех отношениях — экономическом, политическом, воен-
но-техническом — стал крупнейшим фактором мировой
политики, движущей силой радикальных перемен на
международной арене, что при нынешнем соотношении
мировых сил любая попытка спровоцировать фронталь-
ное столкновение двух систем была бы самоубийствен-
ной для агрессора.
Настоятельную необходимость изыскания форм и ме-
тодов приспособления к реальностям американские ав-
торы объясняют также и спецификой современных усло-
вий. Указывая, что «необходимость приспособления
политики к меняющимся условиям жизни не является
чем-то новым», видный американский ученый, бывший
помощник президента Д. Эйзенхауэра Дж. Кистяков-
ский отмечает, что «новизна состоит в той быстроте, с
которой развитие науки изменяет условия жизни, и в
той быстроте, с которой политика, и особенно внешняя,
должна приспосабливаться к изменениям, вносимым
темпами технического прогресса»8. Вызывая необходи-
мость сохранения способности нормального функциони-
рования в условиях быстро меняющейся окружающей
среды, научно-технический прогресс, согласно распрост-
раненному в американской литературе мнению, в то же
время благоприятствует нахождению соответствующих
форм приспособления.
Идеологической платформой, на которой осущест-
вляются корректирование прежних и поиски новых
внешнеполитических установок, по-прежнему является
антикоммунизм, содержание которого сводится к борьбе
против коммунистической идеологии и революционной
практики, к защите устоев капиталистической системы.
В то же время антикоммунизм как основа внешнеполи-
тических концепций отнюдь не представляет собой за-
стывшую систему взглядов, а претерпевает известную
эволюцию, которая является реакцией на новые реаль-
ные ситуации в мире, складывающиеся под воздействи-
ем неуклонно происходящего в послевоенные годы изме-
нения соотношения сил между двумя мировыми соци-
ально-экономическими системами в пользу социализма.
Войдя в сферу внешней политики США как идеоло-
гическое обоснование стремления американского импе-
риализма к мировой гегемонии, антикоммунизм стал со
184

временем важнейшей движущей силой, реальным фак-
тором внешнеполитической деятельности. Глобальный
антикоммунизм, по признанию профессора С. Гофмана,
стал в послевоенные годы «принципом, вокруг которого
строилось единодушие послевоенного американского об-
щественного мнения»9. Можно спорить с С. Гофманом,
насколько единодушно было американское обществен-
ное мнение в своем антикоммунизме даже в худшие
времена «холодной войны» (на позициях антикоммуниз-
ма стояла и тогда лишь часть общественного мнения,
хотя и весьма внушительная), но здесь важно другое —
авторитетное признание того, что в послевоенные годы
антикоммунизм, во-первых, являлся неотъемлемой со-
ставной частью внешнеполитической идеологии США и,
во-вторых, определял политику не только в отношении
Советского Союза и стран социалистического содруже-
ства, но и на всех других направлениях в глобальном мас-
штабе. Еще более определенно, чем Гофман, высказы-
вается по этому поводу Г. Моргентау. «Антикоммунисти-
ческий крестовый поход, — пишет он, — стал как мо-
ральным принципом современного глобализма, так и
оправданием нашей глобальной внешней политики»10.
Во внешнеполитических концепциях периода «холод-
ной войны» антикоммунизм был представлен в его наи-
более крайнем, оголтелом виде и нацеливал на борьбу
с коммунизмом с помощью силы. Проповедь ожесточен-
ной вражды к коммунизму на мировой арене являлась
логическим следствием распространения в США реак-
ционной идеологии маккартизма, который выражался
внутри страны в «охоте за ведьмами», травле всего про-
грессивного и в широком наступлении на сохранившиеся
в США остатки буржуазных прав и свобод.
Как свидетельствует У. Фулбрайт, «антикоммунизм
доктрины Трумэна стал основным, определяющим эле-
ментом американской внешней политики со времени вто-
рой мировой войны. Мы обнаруживали «руку москов-
ского коммунизма» во всех беспорядках, происходивших
где бы то ни было, мы создали представление о комму-
низме как о международном заговоре...
Антикоммунистическая идеология избавляла нас от
необходимости принимать во внимание конкретные фак-
ты и конкретные ситуации. Наша «вера» освобождала
нас так же, как верующих в старину, от необходимости
трезвого мышления, от необходимости наблюдать и оце-
185

нивать действительное поведение стран и руководителей,
с которыми мы имели дело. Словно средневековые бого-
словы, мы выработали философию, которая объясняла
нам все заранее, а все, что не умещалось в ее рамках,
клеймилось как обман, ложь и иллюзия»11.
Проповедуемый американскими теоретиками между-
народных отношений лобовой антикоммунизм не только
не приблизил внешнюю политику США к выполнению
желаемых целей, но и стал оборачиваться против инте-
ресов самого господствующего класса США. Антиком-
мунизм вовлек внешнюю политику Соединенных Шта-
тов в целый ряд авантюристических предприятий, ко-
торые дорого стоили их правящему классу как во
внутриполитическом, так и во внешнеполитическом
планах.
В нынешних условиях американским буржуазным
теоретикам международных отношений приходится счи-
таться с неблагоприятными для правящих кругов США
политическими издержками оголтелого антикоммунизма
и во внешней политике, и внутри самих Соединенных
Штатов. Они вынуждены, в частности, учитывать, что
недобросовестная полемика времен «холодной войны»
вызвала обратную реакцию — непринятие американской
общественностью откровенно антикоммунистических вы-
падов. В современных внешнеполитических концепциях
антикоммунизм в целом несколько приглушен и, как пра-
вило, подается не столь прямолинейно, что не делает
его, разумеется, менее враждебным по существу. Из не-
которых концепций исчезла явная клевета на социали-
стический строй, на политику коммунистических партий
или идеологию марксизма-ленинизма. Фальсификация
осуществляется подспудно, осторожно, ненавязчиво.
Конструируя свои концепции применительно к тре-
бованиям нынешнего периода, американские буржуазные
теоретики делают теперь акцент не на ниспровержение
и отбрасывание коммунизма, а на его удержание в ны-
нешних границах и на создание условий для его эволю-
ции, имея в виду в конечном счете «эрозию» социали-
стического строя. 3. Бжезинским, Ф. Баргхорном и др.
даже создана специальная концепция «эрозии» социа-
лизма. Не будучи до конца уверенными, к чему может
привести линия на «эрозию» социалистического строя —
либо к постепенной трансформации на западный манер,
либо к дальнейшей консолидации этого строя, эти тео-
186

ретики видят основную задачу в том. чтобы, с одной
стороны, критиковать тоталитаризм, а с другой — спо-
собствовать «вызреванию в нем либерально-демократиче-
ских начал». Большое значение придается в этой связи
поощрению роста националистических настроений (вход
даже пущено выражение «национализм — последняя
стадия коммунизма»12) и разжиганию противоречий
между различными социальными группами. По-прежне-
му искажая мотивы советской политики, авторы совре-
менных концепций прилагают особые усилия к тому,
чтобы противопоставить проводимую Советским Союзом
политику интересам мирового коммунистического и ос-
вободительного движения.
Новое обличье антикоммунизма наглядно видно на
примере интерпретации современными буржуазными
теоретиками международных отношений мифа о так на-
зываемой коммунистической, прежде всего советской,
угрозе, с помощью которого сеются подозрения и недове-
рие к миролюбивой политике Советского Союза. Этот
миф по-прежнему служит своеобразным приемом «вы-
пускания паров», рассчитанным на то, чтобы отвлечь
внимание общественности от неприглядной «домашней»
ситуации в лагере капитализма. Он также широко ис-
пользуется для обоснования политики США на всех на-
правлениях, и особенно очередных раундов гонки воору-
жений, для прикрытия ее подлинной империалистической
сущности. Характерно, однако, что этот миф облекается
сейчас в новые одежды, более подходящие эволюции
международной обстановки. Советская угроза изобра-
жается теперь не как прямое военное нападение, а как
военно-политическое давление, имеющее целью повсеме-
стное распространение советского влияния. Одновремен-
но СССР приписывается стремление добиться господства
над странами Запада путем наращивания своего воен-
ного потенциала. Два этих мотива и составляют основу
нынешнего варианта мифа о советской угрозе.
Антикоммунизм и его разновидность — антисоветизм
отвечают намерениям противников международной раз-
рядки взвинтить гонку вооружений, возродить обстанов-
ку «холодной войны». Вместе с тем он соответствует
планам тех кругов, которые рассматривают международ-
ную разрядку лишь как средство облегчения подрывной
работы против социалистических стран. Таким образом
в нынешних условиях антикоммунизм превращается в
187

основное орудие агрессивных и вообще реакционных
кругов, противящихся направлению глобального проти-
воборства в русло мирного соревнования двух систем.
Значительно большее место, чем прежде, занимает
в современных концепциях другая сторона антикомму-
низма — апологетика американского образа жизни. Как
отмечает известный американский социолог А. Гоулд-
нер, существо разрабатываемых в настоящее время кон-
цепций сводится к утверждению «веры в преимущество
американской системы над советской»13. Широко ис-
пользуется для этого метод сравнительного анализа двух
систем, свет и тени в котором распределены более диф-
ференцированно и умело, но подтекст является весьма
определенным — попытка доказательства преимуществ
капиталистической системы 14.
Большое значение в этом подтексте имеет предпри-
нимающаяся в связи с празднованием 200-летия со дня
завоевания независимости и основания американского
государства в 1776 году попытка поставить на службу
политико-пропагандистским целям историческое прош-
лое США и приукрашенную современную действитель-
ность. В новейших концепциях широко присутствует вос-
хваление американского образа жизни* американской
демократии, экономического и технического прогресса
США. Что касается самой американской революции, то
в последних американских работах по теории междуна-
родных отношений и внешней политики ее значение за-
метно преувеличивается. Не отрицая подлинно истори-
ческой роли войны за независимость, антиколониального
демократического характера американской революции
XVIII века, нельзя не признать, однако, ее более огра-
ниченного, локального характера по сравнению с такими
историческими событиями, как французская буржуазная
революция (1789—1794 гг.) и Великая Октябрьская со-
циалистическая революция.
Сохраняющийся во внешнеполитических концепциях
антикоммунизм отражает страх империалистической
буржуазии США перед растущим авторитетом социали-
стического содружества. Взгляд на мир через антиком-
мунистическую классовую призму продолжает затруд-
нять последовательно реалистическую оценку происходя-
щих в мире изменений, поиски конструктивных решений
сложных международных проблем. Вместе с тем по мере
растущего осознания правящими кругами США беспер-
188

спективности слепого следования курсу, заложенному в
годы «холодной войны», практическая заинтересован-
ность в изыскании более гибких форм обеспечения для
США роли своеобразного гаранта и охранителя между-
народной системы капитализма все больше начинает
брать верх над симпатиями и антипатиями чисто иде-
ологического порядка. В политико-идеологическом смыс-
ле современные внешнеполитические концепции США
представляют собой сплав антикоммунизма и прагма-
тизма.
В практически-политическом отношении современ-
ные внешнеполитические концепции характеризуются
наличием присущих любому капиталистическому госу-
дарству двух тенденций в понимании путей и методов
достижения долгосрочных целей — воинственно-агрес-
сивной и более сдержанной, относительно реалистиче-
ской, за которыми стоят соответствующие, не во всем
совпадающие интересы различных политических сил и
социальных групп внутри господствующего класса. Пер-
вая из этих тенденций навязывает путь военно-силовой
конфронтации, диктата и бескомпромиссности, вторая —
рекомендует более объективную оценку мировой обста-
новки, умеренность в проведении внешней политики, по-
иски компромиссов во имя общеклассовых интересов,
использование традиционных политико-дипломатических
и идеологических средств. Борьба этих тенденций наи-
более рельефно проявляется в отношении к Советскому
Союзу как к историческому полюсу мировой системы
социализма.
Соотношение между этими тенденциями в современ-
ных внешнеполитических концепциях США начинает ме-
няться в пользу реалистической тенденции. Воинствен-
но-агрессивная тенденция задавала тон во внешнеполи-
тических концепциях за небольшими исключениями на
протяжении всего периода, наступившего с расколом
мира на две системы — социализма и капитализма.
Предпосылки для ослабления этой тенденции и усиления
настроений в пользу умеренного подхода, по авторитет-
ному свидетельству Дж. Кеннана, были созданы в
1949 году, когда Советский Союз произвел первое ис-
пытание атомной бомбы 15. С укреплением мощи Совет-
ского государства и всей мировой системы социализма
обнаружилось, что претворение на практике авантюри-
стических агрессивных установок с целью добиться во-
189

енным путем ослабления и ликвидации социализма
не дало желаемых результатов. Более того, это ставило
под угрозу само существование США в случае развязы-
вания ими ракетно-ядерной войны, а с другой стороны,
вело к перенапряжению экономики, серьезному обостре-
нию социальных противоречий внутри страны и падению
международного престижа США. В результате в среде
американских теоретиков стало происходить укрепление
позиций тех сил, которые выступают за более реалисти-
ческую политику, за сдержанность в подходе к между-
народным проблемам. В то же время реакционные круги
оказались вынужденными прибегать к камуфляжным
мерам.
Показателем усиления реалистической тенденции в
американской буржуазной внешнеполитической мысли
является возникновение целой школы историков-между-
народников, получивших в американской научной лите-
ратуре название «ревизионистов». Эта школа порождена
потребностями американской внешней политики, при-
ступившей к переоценке отживших понятий в условиях
резко возросших для США трудностей на международ-
ной арене. К числу наиболее известных «ревизиони-
стов» относятся такие американские историки и соци-
ологи, как В. Уильяме, Д. Флеминг, Г. Колко, Д. Горовиц,
Г Алпровиц, Дж. Моррей и многие другие. Их общая
отправная посылка — убеждение в том, что многие по-
стулаты внешней политики США и основанные на них
акции опираются на антикоммунистические стереотипы
и мифы, созданные американской официозной пропа-
гандой в период «холодной войны». В своих работах
-историки ревизионистской школы выступают против этих
мифов и на основе фактов и документов показывают,
что официальная пропаганда США и официозная исто-
рическая наука ищут виновников обострения междуна-
родной напряженности совсем не там, где их следует
искать. Критика внешней политики США времен «хо-
лодной войны» нужна «ревизионистам» для того, чтобы
расчистить путь новому курсу США в международных
делах, показав, что США должны «жить по средствам»,
не истощая себя «чрезмерными обязательствами».
Принадлежность к умеренно-реалистическому или
воинственно-агрессивному крылу — тот основной при-
знак, по которому можно было бы сгруппировать аме-
риканских теоретиков. В то же время следует иметь в
190

виду, что разграничительная линия между двумя этими
тенденциями не является строго обозначенной и посто-
янной. Реалистическая позиция по ключевому вопросу
о средствах глобального противоборства с социализмом
не распространяется автоматически на подходы амери-
канских буржуазных теоретиков к другим вопросам
международных отношений. Различие между «традицио-
налистами» и «модернистами», которое существует в
подходе к созданию общей теории, утрачивает опреде-
ляющее значение, коль скоро речь заходит о конкретных
внешнеполитических концепциях.
Позиции американских теоретиков по вопросу о путях
и методах достижения внешнеполитических целей США
не всегда совпадают с общеполитическими воззрения-
ми этих теоретиков, их принадлежностью к конкретным
политическим течениям (либерализм, консерватизм, пра-
вый экстремизм). Не принижая различия между аме-
риканскими либералами и консерваторами в их взгля-
дах, в том числе на внешнюю политику (первым свой-
ственны стремление к модификациям, умеренность,
вторым — упование на существующий порядок, большая
жесткость) 16, важно отметить, что оно не является обя-
зательно решающим при определении их отношения к
вопросу о военных и мирных средствах политики. Боль-
шинство либералов и консерваторов по существу объеди-
няются сейчас вокруг общего реалистического требова-
ния о пересмотре национальных приоритетов в пользу
решения внутренних проблем и уменьшения вовлечен-
ности Соединенных Штатов в международные дела. В то
же время часть из них смыкается с крайне правым, экс-
тремистским крылом американских теоретиков, которые
предпочитают превратно понимаемую политическую по-
следовательность реализму и выступают в качестве
главных противников перестройки международных отно-
шений на принципах мирного сосуществования.
Различия в политических позициях американских
буржуазных теоретиков международных отношений,
безусловно, сказываются на их подходе к тем или иным
концепциям, нередко придавая этим концепциям соот-
ветствующую политико-идеологическую окраску. Если
трезво мыслящие представители либеральных и кон-
сервативных кругов заняты поисками таких способов
ведения внешних дел, которые в какой-то мере подходят
для мирного сосуществования, то известные своими пра-
191

выми взглядами теоретики понимают приспособление
всего лишь как модификацию изживших себя теоретиче-
ских установок времен «холодной войны» и подновление
устаревших методов и средств внешней политики.
Усиление в современных внешнеполитических кон-
цепциях умеренно-реалистических тенденций, безуслов-
но, представляет собой позитивные сдвиги. Этот процесс
во внешнеполитическом мышлении США происходит,
разумеется, не потому, что изменилось классовое миро-
воззрение американских буржуазных теоретиков между-
народных отношений и внешней политики. Причина, как
это было показано выше, состоит в другом. Изменились
и продолжают меняться в силу объективных историче-
ских закономерностей и под воздействием революцион-
ных сил нашего времени, в первую очередь роста могу-
щества Советского Союза, условия, в которых осу-
ществляется, в частности, внешняя политика США.
Американским теоретикам, обслуживающим интересы
правящей верхушки США, не остается ничего другого,
как сделать из этого необходимые практические выводы.
3. ОЦЕНКА СООТНОШЕНИЯ СИЛ И ПЕРСПЕКТИВ
МИРОУСТРОЙСТВА
В концептуальном арсенале внешней политики США,
создаваемом американской буржуазной наукой между-
народных отношений, особое место принадлежит кон-
цепциям, в которых дается оценка нынешнего этапа
глобального противоборства двух систем, относительной
силы компонентов международной системы и перспектив
Мироустройства. Значение этих концепций обусловлено
тем, что такая оценка может стать элементом объектив-
ной обстановки и вне зависимости от ее правильности,
будучи примененной на практике, может породить те или
иные внешнеполитические действия и привести к послед-
ствиям вполне реального характера, в том числе и к из-
менению соотношения сил. Более того, эти концепции яв-
ляются в известной мере своеобразной стартовой
площадкой при теоретическом осмысливании других
проблем международных отношений и внешней политики
США.
Возобладавший на протяжении второй половины 50-х
и в 60-х годах американский взгляд на соотношение сил
в мире рисовал картину разделенного на два полюса, или
192

биполярного, мира. Согласно этой концепции, все содер-
жание международных отношений сводилось к военно-
политической конфронтации СССР и США, которые
характеризовались как «два полюса превосходящего по-
литического и военного могущества». Этой конфронтации,
как утверждали сторонники концепции биполярности,
должны были быть подчинены все средства и направле-
ния внешнеполитической деятельности. Концепция би-
полярности служила важным теоретическим подспорьем
для проведения «холодной войны» против Советского
Союза и стран социалистического содружества.
Необходимость нового концептуально-философского
осмысливания происшедших в мире изменений была выз-
вана на рубеже 70-х годов серьезными смещениями в
мировом соотношении сил в пользу социализма и возник-
новением в результате неуклонного возрастания его мо-
щи новой стратегической ситуации, означающей беспер-
спективность расчетов империалистических кругов на
сокрушение Советского Союза и мировой системы социа-
лизма с помощью ракетно-ядерного удара. Результатом
теоретических исследований американскими авторами
особенностей соотношения сил на современном этапе яви-
лась концепция политической многополярности, первен-
ство в разработке которой принадлежит Г. Киссинджеру.
Согласно этой концепции, политическая картина совре-
менного мира характеризуется существованием несколь-
ких центров политического и экономического притяже-
ния, к которым в той или иной мере тяготеют другие стра-
ны, при сохраняющейся четко выраженной военной би-
полярности в лице наиболее могущественных военных
держав современности — СССР и США, чьи вооруженные
силы составляют главный костяк противостоящих друг
другу военно-политических сил.
Основой современной политической многополярности
многие теоретики считают пятиугольник, включающий ос-
новные центры сил современного мира: США — СССР —
Западная Европа — Япония — КНР.
Положение о пятиугольнике, поясняет единомышлен-
ник Г. Киссинджера профессор Г Спиро, не означает, что
существуют пять одинаково могущественных центров и
что отношения между этими центрами являются равно-
значными. Но это означает, что существует пять основных
центров, имеющих между собой самые разнообразные
отношения — в добавление к их отношениям с остальным
193

миром — и несущих особую ответственность за поддер-
жание всеобщего мира в силу целого ряда причин, вклю-
чая глобальную взаимозависимость между указанными
пятью центрами. Как подчеркивает Г Спиро, политиче-
ские решения всех пяти центров принимаются с учетом
последствий их взаимоотношений с любой из этих держав
(или комбинаций держав) на отношения со всеми други-
ми державами (или другими комбинациями держав).
Например, США, проводя политику расширения отноше-
ний с Китаем и Советским Союзом, действуют, основы-
ваясь на постоянном учете взаимозависимости между
этим треугольником и треугольником США — Западная
Европа — Япония. Это положение сохраняет свою силу
независимо от существа той или иной конкретной обла-
сти взаимоотношений, будь то вопросы безопасности, тор-
говли, производства различного рода энергии, развития,
культурных обменов или чего-либо еще 17.
Ряд американских авторов считают, однако, неточной
схему пятиполюсного мира хотя бы потому, что Западная
Европа и Япония, по их мнению, не являются в полном
смысле самостоятельными центрами силы. Добившись
большей доли экономической самостоятельности, они, как
отмечают видные американские исследователи Р. Осгуди
Р. Такер, останутся в военной зависимости от США18.
Концепция политической многополярности отражает
значительную тревогу по поводу положения, складываю-
щегося в мировой системе капитализма.
Большое внимание при анализе политической многопо-
лярности Киссинджер уделяет положению в военных
блоках, организованных США, и в первую очередь в
НАТО. Он напоминает, что в первые годы этот блок объ-
единяла одна общая концепция советской угрозы. Однако
в настоящее время Североатлантический союз, по его
признанию, переживает серьезные затруднения. Главной
причиной изменения обстановки в НАТО, где ранее США
беспрепятственно диктовали свою волю, явилось, по мне-
нию Киссинджера, экономическое развитие западноев-
ропейских стран. Сейчас они уже не в такой степени
«зависят от США с точки зрения экономической помощи,
политической стабильности и военной защиты». «Хотя
европейцы и сознают необходимость такого союза, внут-
ренняя политика (в странах НАТО. —В. П.), — сетует
Г Киссинджер,— повсюду берет верх над соображения-
ми безопасности». Под внутриполитическими факторами
194

Киссинджер имеет в виду нежелание ряда стран увели-
чивать вклад в.НАТО. Роль и значение Североатланти-
ческого блока резко упали в связи с появлением на меж-
дународной арене Советского Союза как ядерной дер-
жавы. «Традиционные обязательства» о поддержке и
помощи в рамках Североатлантического блока переста-
ли иметь прежнюю ценность. Таким образом, «атланти-
ческие взаимоотношения, несмотря на всю их кажущую-
ся нормальность, стоят на грани глубокого кризиса»,
который возник как результат совокупного и продолжи-
тельного действия ряда причин: политических, военно-
стратегических, экономических и психологических.
Наряду с кризисом НАТО, являющейся местом выра-
ботки общей империалистической стратегии, теоретики
политической многополярности обращают внимание на
появление новых центров соперничества в капиталистиче-
ской системе.
Наиболее крупным сдвигом за истекшие годы счита-
ется восстановление роли Западной Европы как важного
центра экономической жизни. Значение и вес Западной
Европы определяются в американских исследованиях
прежде всего тем, что в «Общем рынке», насчитывающем
теперь 9 государств, объединены три такие крупные стра-
ны, как ФРГ, Франция и Великобритания, которые и по
отдельности обладают солидными позициями в мировой
капиталистической экономике. Учитывается также, что
ЕЭС планирует создать внутренний рынок, который по
размерам приблизится к американскому, в то время как
уже сейчас ЕЭС занимает первое место во внешней тор-
говле капиталистического мира, а экономический потен-
циал сообщества уступает только США.
К числу важнейших сдвигов относится также скачко-
образное усиление Японии. Отмечается, что благодаря
наличию больших резервов рабочей силы, массового
внедрения в производство достижений научно-техниче-
ской революции, в частности на базе широкого импорта
лицензий и патентов, особенно активного применения
государственно-монополистических рычагов формирова-
ния экономического развития, относительно небольшого
•уровня военных расходов, Япония существенно опереди-
ла остальных своих соперников по темпам роста промыш-
ленности и внешней торговли. В настоящее время Япо-
ния выдвинулась на третье место в капиталистическом
мире по объему промышленного производства и экспорта
195

и на второе место — по размеру валового национального
продукта и золотовалютных резервов. Как пишет Г. Кан,
один из первых привлекший внимание к «японскому чу-
ду», Япония до сих пор является «экономическим и тех-
нологическим гигантом, но военным и политическим
пигмеем», что дает основание относить ее к третьеразряд-
ным странам. Кан, однако, считает, что 70-е годы будут
годами выхода Японии в разряд «сверхдержав» наравне
с США и СССР.
Концепция политической многополярности отражает
в своеобразной форме не только появление новых центров
империалистического соперничества (Западная Европа,
Япония), но и другие неблагоприятные для США объек-
тивные процессы: центробежные тенденции в НАТО,
«вызов» империализму со стороны развивающихся стран
и др.
В то же время концепция политической многополяр-
ности, как и концепция биполярыости, по существу исхо-
дит из того, что основное содержание международных
отношений составляет глобальное противоборство двух
различных социальных систем, и под этим углом зрения
оценивает происходящие в мире изменения.
Теоретики биполярности вне зависимости от своих по-
литических взглядов в один голос откровенно заявляли
об этом. Известная своими правыми взглядами группа
американских социологов — сотрудников Института
внешней политики при университете штата Пенсильвания
(Р. Страус-Хюпе, У. Кинтнер, Дж. Догерти и Э. Коттрэл),
приписывая социалистическим странам империалистиче-
ские мотивы, утверждала в книге «Затяжной конфликт»,
что сущность международных отношений в современный
период определяется «борьбой за мировое господство
между Западом и коммунистическим миром», которая бу-
дет носить «продолжительный, затяжной характер». Ре-
комендуя США вырвать из рук коммунистов руководство
происходящей в мире революцией, эта группа заявляла:
«Мы живем в эпоху мировой революции и сошлись в
смертельном конфликте с коммунистической системой за
руководство этой революцией» 19.
В концепции политической многополярности в отличие
от концепции биполярности несколько смещается акцент
с факторов военного противостояния двух систем на дру-
гие факторы современной международной жизни, и в ча-
стности на противоречия между индустриально развиты-
196

ми капиталистическими и развивающимися странами.
Смещение акцентов — не более как тактическая уловка,
рассчитанная на то, чтобы не выставлять на авансцене
принципиальное различие между двумя абсолютно про-
тивоположными курсами в мировых делах: политикой
социализма и политикой капитализма, отвлечь внимание
от ответственности империалистических держав за обанк-
ротившиеся догматы «холодной войны». Отодвигая на
второй план тезис о военном противостоянии двух систем,
теоретики политической многополярности в то же время
отдают отчет в том, что, хотя мир сейчас и стал много-
полюсным, ядро его по-прежнему составляет соперниче-
ство двух социальных полюсов: социализма и империа-
лизма. В книге «Профессиональный дипломат», опреде-
ляющей задачи американской дипломатии применительно
к требованиям многополярного мира, видный исследова-
тель Дж. Харр пишет, что «фактором, определяющим
международные отношения, стала конкурентная борьба
Запада со странами социализма»20.
Идеологическое назначение концепции многополярно-
сти состоит в том, чтобы отвлечь внимание от тех корен-
ных сдвигов, в которых проявляются объективные зако-
номерности общественного развития, ведущего к социа-
лизму. Политическая многополярность преподносится
американскими теоретиками как некое знамение време-
ни, которое якобы в равной степени затрагивает и капи-
талистическую, и социалистическую системы и имеет в
силу этого универсальный характер. Ставя в своих моде-
лях знак равенства между социалистическими и империа-
листическими государствами, теоретики многополярно-
сти стремятся механически перенести болезненные явле-
ния капитализма на мировую систему социализма.
В концепции политической многополярности широкое
распространение получили утверждения о том, что мо-
нолитного коммунизма больше не существует и что его
место заняли «национальные коммунизмы». Разговоры о
национальном коммунизме выдают серьезную обеспоко-
енность американских авторов по поводу единства социа-
листических стран, их сплоченности под знаменем марк-
сизма-ленинизма и решимости следовать принципам
социализма и пролетарского интернационализма. Боль-
шинство американцев, заявляет бывший директор Рус-
ского института и Института Восточной и Центральной
Европы Колумбийского университета Г. Роберте, согла-
19?

сятся, что национальный коммунизм предпочтительнее
«единого фронта социалистических государств»21. В кон-
цепции многополярности делается также попытка пред-
ставить великодержавный шовинистический курс нынеш-
него пекинского руководства и обусловленные этим
курсом некоторые новые моменты в мировой политике
как якобы закономерность развития мировой системы со-
циализма. Американские буржуазные теоретики не скры-
вают при этом своей заинтересованности использовать
Пекин в интересах империализма.
В то же время анализ американскими теоретиками
многополярности положения в своем собственном стане
хотя и сопровождается значительной тревогой по поводу
происходящего развития событий, направлен на то, чтобы
затушевывать их истинный характер. Более того, ими вы-
двигается даже тезис об укреплении «запаса прочности»
капиталистической системы. Разумеется, общность основ-
ных классовых интересов в капиталистическом мире —
факт очевидный. НАТО, служащая соответствующим ор-
ганизационным оформлением этой общности, продолжает
оставаться центром притяжения наиболее реакционных,
агрессивных сил империализма, организацией для выра-
ботки империалистической стратегии. Однако для ут-
верждений об укреплении «запаса прочности» нет сколь-
ко-нибудь веских оснований. Факты говорят об обрат-
ном — о продолжающемся углублении общего кризиса
капитализма. В последние годы капиталистический мир
охватил такой экономический кризис, остроту и глубину
которого, по признанию самих буржуазных деятелей,
можно сравнить лишь с кризисом начала 30-х годов.
Весьма серьезный и затяжной характер приняли валют-
ный, энергетический и сырьевой кризисы. Между США
и двумя новыми центрами сил в капиталистическом ми-
ре— Западной Европой (особенно странами «Общего
рынка») и Японией — существует острое межимпериали-
стическое соперничество. Усиливаются раздоры внутри
НАТО и в самом «Общем рынке». Глубокие антагонисти-
ческие противоречия, присущие империализму, лишают
его возможности противопоставить себя мировой социа-
листической системе как единое целое.
Предприняв, хотя и с сугубо классовых позиций, пере-
оценку положения в современном мире в направлении
большего реализма, американские буржуазные теоретики
делают, однако, все возможное для того, чтобы извратить
198

причины невиданных по своему размаху и глубине со-
циально-политических сдвигов в мире. Одни из них, как,
например, видный американский историк А. Шлезинджер,
объявляют главной причиной трансформации междуна-
родных отношений выросший в «наиболее мощное поли-
тическое направление нашего времени» национализм22.
Другие основной, а иногда единственной движущей си-
лой перемен называют набирающую все более высокие
темпы научно-техническую революцию. Так, в книге
«Научная революция и мировая политика» президент
Вашингтонского института им. Карнеги К. Хаскинс пря-
мо заявляет, что «побудительной причиной тех значи-
тельных и, пожалуй, зачастую противоречивых измене-
ний, которые уже произошли в мире... бесспорно, явля-
ется и будет являться в дальнейшем главным образом
современная техника»23.
Объяснение происходящих в мире изменений воздей-
ствием подобных факторов искажает существо мировых
процессов. Важную роль в исторических переменах игра-
ет Советский Союз, сам факт его существования, сила
примера, проводимая им активная международная поли-
тика. Решающее воздействие на изменение в общей рас-
становке сил оказывает мировая система социализма.
Весьма серьезным и постоянно действующим фактором в
процессе перемещения сил на международной арене яв-
ляется также всеуглубляющийся кризис капитализма, со-
провождающийся обострением социально-экономических
противоречий и небывалыми социально-политическими
потрясениями. Именно этот постоянно действующий фак-
тор вносил и вносит значительные изменения в соотноше-
ние классовых сил в пользу социализма. Что касается
происходящих изменений в системе капиталистических
государств, то в основе их лежит действие закона нерав-
номерности развития капиталистических стран в эпоху
империализма. Факт возникновения трех центров импе-
риалистического соперничества (США — Западная Ев-
ропа — Япония) вновь подтверждает правильность сфор-
мулированного В. И. Лениным в 1915 году вывода о том,
что «неравномерность экономического и политического
развития есть безусловный закон капитализма»24.
Называемые же американскими теоретиками факторы
являются важными, но далеко не единственными и уж
тем более не главными в сложной совокупности причин,
определяющих происходящие в мире изменения.
199

По-новому в концепции многополярности ставится и
вопрос о сохраняющейся военной биполярности в совре-
менных международных отношениях. Тезис о военной би-
полярности вбирает в себя мысль о ядерном (атомном)
тупике, то есть бессмысленности ядерной войны против
Советского Союза. «Атомный тупик... практически урав-
нивает способности к разрушению, которыми располага-
ют США и СССР, — указывал еще в 1962 году Г. Морген-
тау. — Именно атомный тупик обеспечивает определен-
ность того, что ни Соединенные Штаты, ни Советский
Союз не начнут умыщленно всеобщую ядерную войну».
Весьма показательно, что Моргентау, как и другие раз-
деляющие его точку зрения теоретики, хотят они этого
или нет, фактически соглашается с тем, что существова-
ние могучего в военно-техническом отношении Советско-
го Союза служит сдерживающим средством против мили-
таристских поползновений, выступает как гарантия
сохранения мира.
В концепции политической многополярности более
определенно, чем в концепции биполярности, говорится о
равенстве сил СССР и США, которое называется в ней
ядерным стратегическим паритетом, то есть соизмеримо-
стью военных возможностей. Новое, однако, состоит в
выводах, которые из этого следуют. В отличие от прежней
концепции, подчеркивавшей необходимость для выхода
из ядерного тупика обеспечения абсолютного военного
превосходства над СССР, нынешний тезис военной би-
полярности приглушает тему такого военного превосход-
ства и подразумевает, что ядерный паритет, несмотря на
неоднократные попытки США вырваться вперед, прак-
тически достиг черты необратимости и что целесообраз-
ным становится придание ему стабильного характера.
В то же время нельзя не видеть, что ряд американ-
ских авторов (Дж. Спаньер, Р. Осгуд, Р. Такер и др.) пре-
увеличивают саморегулирующую роль (самосдерживаю-
щее начало) опасности советско-американской конфрон-
тации в условиях ядерного равновесия. Из верной посыл-
ки, что советско-американское столкновение несет в себе
одинаковую опасность для обеих сторон, делается вывод,
что заключающаяся в нем угроза самому их существо-
ванию, губительность вооруженного конфликта являются
надежной гарантией предотвращения возможного столк-
новения25. Такая постановка вопроса оказывает демоби-
лизующее воздействие на усилия той части американской
200

общественности, которая выступает за неукоснительное
соблюдение советско-американских соглашений, за пре-
кращение гонки вооружений.
Ядерное равновесие СССР и США в американских
исследованиях нередко отождествляется с международ-
ным равновесием. Такой подход обнаруживает узость
классового мышления американских теоретиков. Бесспор-
но, ядерное равновесие СССР и США составляет основу
международного равновесия в силу не только того, что
обе державы обладают исполинским ядерным потенциа-
лом, но и в силу их исторически сложившейся роли в
своих общественно-политических системах. В то же время
ядерное равновесие СССР и США при всей его значимо-
сти является лишь одним из элементов международного
равновесия. Признавая равновесие сил как важный фак-
тор международных отношений, который создает «свое-
образную конъюнктуру всемирной политики» 26, В. И. Ле-
нин в число элементов равновесия наряду с соотношением
сил между капитализмом и социализмом, чему он при-
давал первостепенное значение, включал также «соотно-
шение классовых сил в международном масштабе»27.
Значение ленинского подхода к анализу всех составных
частей мирового равновесия приобретает тем большее
значение в наше время, характеризующееся развитием и
укреплением великого союза трех основных революци-
онных сил современности: социализма, международного
рабочего движения и национально-освободительной бор-
бы нар.одов. Только с учетом всех элементов равновесия
может быть сделан действительно научный анализ рас-
становки и соотношения сил в мировом масштабе.
Новый подход к вопросу о военной биполярности от-
ражает вынужденное признание военно-политического
могущества Советского Союза. Сознавая существование
объективных пределов, за которыми противоборство с
Советским Союзом может перерасти во взаимоуничто-
жающий ядерный конфликт, наиболее трезво мыслящие
американские теоретики оказываются перед необходи-
мостью принятия идеи мирного сосуществования в ка-
честве альтернативы такому конфликту и высказываются
за развитие отношений с Советским Союзом на принци-
пах равенства, одинаковой безопасности и отказа от од-
носторонних преимуществ. Это значительный позитивный
сдвиг, если учесть, что тезис о необходимости безуслов-
ного военного превосходства над СССР долгое время оп-
201

ределял внешнеполитическую стратегию США и до сих
пор отстаивается некоторыми влиятельными представи-
телями военно-промышленного комплекса.
Принятие концепции многополярности ставит амери-
канское внешнеполитическое мышление перед необходи-
мостью «двойной адаптации» (во-первых, к новому соот-
ношению сил двух социально-экономических систем и,
во-вторых, к сдвигам в расстановке сил внутри самой
капиталистической системы), что, в свою очередь, требу-
ет изыскания альтернативы политике с позиции превосхо-
дящей силы, проводившейся Вашингтоном в годы «хо-
лодной войны» и направленной на переустройство мира
по американскому образцу.
«В течение двух десятилетий после 1945 года наша
деятельность на международной арене, — пишет Г Кис-
синджер,— зиждилась на предпосылке, что научно-тех-
нический потенциал плюс умение управлять дают нам
возможность перекроить международную систему и осу-
ществить внутреннюю трансформацию новых стран. По-
литическая многополярность делает невозможным навя-
зывание американского образца»28.
Нынешнему соотношению мировых сил, по мнению
большинства американских исследователей, в наиболь-
шей мере отвечает политика баланса сил. Американские
теоретики, и особенно те из них, кто воспитывался в тра-
дициях политического реализма, всегда считали баланс
сил наиболее рациональной политикой в международ-
ных делах. В то же время вопреки своим собственным
утверждениям о том, что в основе стабильности на миро-
вой арене лежит баланс сил, некоторые американские
теоретики ратовали за обеспечение неоспоримых военных
преимуществ для США. Рассматривая вопрос о балансе
сил между СССР и США, Р. Страус-Хюпе писал: «При
существующей на международной арене разноголосице
единственный известный надежный способ избежать аг-
рессии состоит в организации своевременного отпора аг-
рессору со стороны объединенного фронта государств,
располагающих огромным превосходством военной мощи,
то есть путем создания ярко выраженного отсутствия
равновесия сил»29.
Важнейшим средством обеспечения таких преиму-
ществ считалось сколачивание антисоветских блоков.
Схемы, осуществление которых могло бы обеспечить
США роль мирового арбитра в биполярном мире, пре-
202

дусматривали создание таких агрессивных блоков. По
расчетам теоретиков баланса сил, ценность военных бло-
ков состояла не только в том, что их можно было исполь-
зовать в качестве ударной силы против СССР и других
социалистических стран в будущей войне. Наличие аг-
рессивных блоков, расположенных вдоль границ стран
социалистического содружества, должно было в услови-
ях биполярного мира, по мысли американских теоретиков
баланса сил, ослабить мощь сокрушительного удара воз-
мездия по территории Соединенных Штатов, если бы их
правящие круги пошли на развязывание третьей мировой
войны. Именно так следует понимать настойчивые при-
зывы Р. Страус-Хюпе создать в интегрированной Евро-
пе дополнительный, подчиненный интересам США сило-
вой центр, который был бы оснащен собственным
атомным оружием.
В мышлении этого теоретика глобальный баланс сил
приобретал следующий вид: силовой центр № 1 (социали-
стические страны с Советским Союзом во главе) враж-
дует с силовым центром № 2 (интегрированная Европа,
возглавляемая Англией), причем оба центра в военном
отношении приблизительно уравновешивают друг друга;
силовой центр № 3 (Соединенные Штаты Америки) ока-
зывает всяческую поддержку своим союзникам в борьбе
против стран социализма, но в войну (если таковая
вспыхнет между центрами первым и вторым) США вме-
шиваются лишь на решающем этапе ее развития, чтобы
добиться выполнения одновременно двух задач: реши-
тельно ослабить лагерь социалистических государств и
завоевать мировое господство30.
В конце 50-х годов теоретики баланса сил, продол-
жая работать над моделями биполярного мира, стали
придавать большое значение неприсоединившимся стра-
нам, считая, что они вносят элемент гибкости в биполяр-
ное равновесие сил. В ближайшем будущем развитие
мирового равновесия сил, указывал в конце 50-х годов
Г Моргентау, будет в значительной степени зависеть от
того курса политики, который будут проводить непри-
соединившиеся страны. «Примут ли эти новые государст-
ва (развивающиеся страны.— В. П.) коммунизм или де-
мократию, встанут ли они в политическом и военном
планах на сторону Москвы или Вашингтона — таков вы-
зов, — писал он, — который бросают неприсоединившиеся
страны повсюду в мире двум сверхдержавам»31.
203

Созданная применительно к биполярности модель по-
литики баланса сил была насквозь пропитана идеями
«холодной войны». Этой модели не было суждено пройти
испытание на практике. Она имела в основном репутацию
академического учения, хотя и оказала определенное
влияние на формирование взглядов некоторых полити-
ческих деятелей и дипломатов того периода.
Развитие идей политической многополярности вдох-
нуло новую жизнь в концепцию баланса сил. Главным
специалистом по части измерения современного мира
в категориях баланса сил является Г. Киссинджер. Ос-
новные мысли Г. Киссинджера на этот счет были сфор-
мулированы в его докторской диссертации, посвященной
Европе посленаполеоновского периода, когда австрий-
ский канцлер Меттерних и английский министр иностран-
ных дел Кэслри пытались перестроить мировой порядок,
который был нарушен французской революцией и ее по-
следствиями.
В своем подходе к вопросу о политике баланса сил
Г Киссинджер ориентируется прежде всего на Меттерни-
ха, которого он называет «последним дипломатом вели-
кой традиции XVIII столетия, ученым в политике, хо-
лодно и без эмоций создающим свои комбинации в век,
требующий конкретного ведения политики»32. Разуме-
ется, обращение современных теоретиков баланса сил к
концепции XIX века объясняется отнюдь не абстрактной
идеализацией прошлого, а настоятельными потребностя-
ми современности. Неслучайно, что, сохраняя классовое
содержание и преемственность в отношении основных
установок, новое издание концепции баланса сил подверг-
лось значительной конъюнктурной правке не столько с
учетом исторического опыта прошлого, сколько самого
последнего времени.
Нынешний вариант исходит из безусловного призна-
ния новой стратегической ситуации в мире. «В течение
многих лет Соединенные Штаты, — пишет обозреватель
«Вашингтон пост» С Розенфельд, — были сильнее, чем
Советский Союз. Многим американцам это нравилось.
Они начали считать, что это наше право, что это нор-
мально. Именно потеря явного превосходства тревожит
многих американцев сейчас.
В этом смысле равновесие сил — это термин, выдви-
нутый для того, чтобы объяснить относительное ослабле-
ние американского влияния в мире. Ни одна страна, об-
204

ладающая стратегическим превосходством, не стала бы
приветствовать предполагаемые преимущества равнове-
сия сил. Но равновесие сил прекрасно и неизбежно со-
ответствует стратегическому паритету, который, как
признают в США, существует между Вашингтоном и Мо-
сквой» 33.
В отличие от предшествовавших вариантов баланса
сил, рассматривавших международные отношения как
статичную модель, сторонники современной концепции,
хотя и исходят в своих теоретических построениях из же-
лательности обеспечения статус-кво в международных
отношениях, тем не менее, видят неотвратимость даль-
нейших изменений.
Целью политики баланса сил в быстро меняющейся
мировой обстановке объявляется обеспечение стабильно-
сти международных отношений34. В интерпретации тео-
ретиков баланса сил это означает создание условий для
направления происходящих в системе международных
отношений изменений по руслу, не затрагивающему уже
сложившегося соотношения сил между двумя социально-
экономическими системами. Суть обеспечения стабильно-
сти в современном мире, поясняет американский иссле-
дователь М. Уэйс, состоит в том, чтобы создать мировой
порядок, при котором изменения происходят без ущерба
для самих национальных субсистем, внутри которых вы-
зревают эти изменения35. Иными словами, суть стабиль-
ности, а следовательно и баланса сил, заключается в
попытке совместить неизбежные изменения в современ-
ном мире с искусственной консервацией достигнутого к
настоящему времени статус-кво не только в международ-
но-политической, но и в социальной области.
Таким образом, по самой своей сути, нацеленной на
«замораживание» соотношения сил в мире, концепция
баланса сил является империалистической и представ-
ляет современную разновидность концепции сдерживания
коммунизма и сохранения господства капитала в между-
народных масштабах. Подобная постановка вопроса о
консервации существующей расстановки сил глубоко
антинаучна. Признаваемый американскими теоретика-
ми динамизм международных отношений обусловлен
глубокими социально-экономическими причинами, и пре-
жде всего развитием основного классового антагонизма
современного мира, что делает иллюзорными расчеты на
возможность удержания в каких-то определенных рамках
205

соотношения сил. Стремление оправдать обеспечением
стабильности недопущение перемен в мире служит объ-
ектом критики теории баланса сил слева даже внутри
США (сенатор Дж. Макговерн и целый ряд представи-
телей неоревизионистской школы в истории).
В то же время современные теоретики баланса сил
пытаются поставить принцип стабильности в прямую
связь с задачей предотвращения ядерных конфликтов,
способных в силу характера используемого в них оружия
физически разрушить всю существующую международ-
ную систему. В результате на основе этого принципа они
приходят к реалистическому выводу о необходимости
разрядки международной напряженности, позволяющей
избежать ядерную конфронтацию. Однако в обоснование
этого американские теоретики баланса сил приводят так-
же и такие «научные» аргументы, как контовский тезис об
умиротворении посредством индустриализации и как кан-
товская теория всеобщей гармонии (применительно к
современной мировой обстановке она означает необходи-
мость взаимодействия двух тенденций: возрастающей
неуместности войны и прочности взаимозависимости в
торгово-экономической области).
Наиболее трезво мыслящая часть американских тео-
ретиков баланса сил подчеркивает, что разрядка напря-
женности отнюдь не равнозначна совместимости идеоло-
гий, внутренних структур государств противоположных
систем, полному отсутствию конфликтующих националь-
ных интересов. Разрядка означает признание того, что в
условиях изобилия ядерного оружия решение вести ши-
рокую войну связано с последствиями грандиозных
масштабов, что нельзя строить политику на постоянной
угрозе всеобщего уничтожения и что поэтому основная
задача состоит в создании условий, которые сведут воз-
можность подобной войны к минимуму. Не отказываясь
в то же время полностью от применения силы, эти аме-
риканские теоретики предлагают ограничить его сферу
локальными конфликтами и чрезвычайными обстоятель-
ствами, особенно в отношениях между «бедными» стра-
нами, где, как утверждают они, все еще царит старая пле-
менная ненависть. Высказываясь в пользу такого подхо-
да, американские авторы (Ч. Йост, например) обращают
внимание на то, что его претворение в жизнь будет делом
нелегким и сопряжено с определенными «потенциальны-
ми опасностями», относящимися не только к объектив-
206

ным, но и психологическим позициям, на которых сказы-
вается инерция «холодной войны».
Привычки и воззрения «холодной войны» наглядно
видны в рассуждениях тех обслуживающих военно-про-
мышленный комплекс ученых, которые развертывают
критику современной концепции баланса сил справа за
то, что она якобы недостаточно наступательна в вопросах
борьбы с мировым социализмом. Согласно их логике,
стабильность является недостижимой целью, поскольку
войны представляют собой «нормальное состояние» меж-
дународных отношений в силу отсутствия возможностей
в международной системе для примирения разногласий.
Пытаясь подладиться к идее о необходимости ослабле-
ния международной напряженности, они изыскивают
всевозможные аргументы для продолжения гонки воору-
жений. Согласно их логике, взаимосвязь между разряд-
кой и разоружением иллюзорна, поскольку-де разряд-
ка предполагает сохранение составляющего ее основу
военного равновесия сил в масштабах всего мира, а сле-
довательно и наращивания военной мощи в ответ на ми-
фическую угрозу со стороны СССР. «Разрядка — новое
слово в дипломатическом словаре, — отмечает Генераль-
ный секретарь Коммунистической партии Соединенных
Штатов Гэс Холл. •—В толковом словаре Уэбстера она
определяется как «уменьшение напряженности или враж-
дебности, в особенности в отношениях между государст-
вами». Многие поборники «холодной войны» с трудом пе-
реваривали эту идею. Для них это горькая пилюля...»36.
Критика как слева, так и справа концепции баланса
сил, и в первую очередь ее центральной идеи — стабиль-
ности, выходит далеко за рамки академической среды.
За спорящими сторонами и их аргументами прослежива-
ются интересы различных группировок внутри правящей
верхушки США, стремящихся обратить себе на пользу
происходящие изменения в международных отношениях.
При оценке стабильности как главной цели баланса
сил необходимо учитывать, что, хотя это понятие и напол-
нено империалистическим содержанием, в нем имеются и
определенные рациональные зерна. Поэтому следует стро-
го различать, для чего используется лозунг баланса сил,
и в частности стабильности, — для воспрепятствования
революционным переменам или для недопущения ракет-
но-ядерного конфликта и продвижения вперед процесса
разрядки.
207

Обеспечение стабильности международной системы в
современных условиях с помощью баланса сил предпола-
гает, как отмечают сторонники этой теории, поддержание
относительного равновесия пяти взаимодействующих на
мировой арене основных центров сил: США — СССР —
КНР — Западной Европы — Японии, а это, в свою оче-
редь, требует от государств предпринятия сознательной
попытки установить «кодекс поведения» и создать опре-
деленное взаимное переплетение интересов, и прежде
всего установить общение между высшими руководителя-
ми и между должностными лицами на всех уровнях, ко-
торое позволило бы в периоды кризиса предупредить
опасность военных столкновений.
При этом «главной заботой Америки», выражают рас-
пространенную сейчас в академических кругах точку
зрения видный исследователь Р. Осгуд и его коллеги из
университета Джонса Гопкинса, должно быть сохране-
ние равновесия между СССР и США, которые, будучи
наиболее могущественными ядерными державами, обла-
дают способностью уничтожить друг друга. СССР и
США, подчеркивают они, «должны строить свои отноше-
ния, исходя из взаимной заинтересованности в том, чтобы
избежать войны, не допустить возникновения кризисных
ситуаций, чреватых военными конфликтами, и чрезмерной
гонки вооружений»37.
Несмотря на отдельные реалистические элементы (по-
иск сфер совпадения интересов, стремление уменьшить
опасность военных столкновений), установка буржуазных
теоретических схем и внешнеполитических концепций
США на поддержание относительного равновесия между
пятью существующими ныне в мире центрами сил суще-
ственным образом сужает понятие разрядки, а главное,
предполагает усилия США по закреплению Пекина на
позициях антисоветизма. Существенно и то, что эти уста-
новки сводят все международные отношения к взаимо-
связи нескольких центров сил, принижая тем самым зна-
чение в мировых делах других стран, международных
организаций, которые стали важными инструментами
многостороннего сотрудничества. Нынешняя обстановка
на международной арене, характеризующаяся особой
сложностью, множественностью сил, имеющих собствен-
ные интересы и проводящих соответствующую им полити-
ку, предполагает в качестве обязательного условия обес-
печения прочного мира активное и равноправное участие
208

всех членов мирового сообщества в международной жиз-
ни, распространение процесса разрядки на весь мир.
Кроме того, ставка на обеспечение равновесия сил
неизбежно приводит к тому, что военно-стратегические
проблемы оттесняют на задний план другие международ-
ные вопросы, и в первую очередь экономического поряд-
ка. «Мы всецело заняты проблемами равновесия военной
мощи, а потому не обращаем внимания на смертоносное
неравновесие в численности населения, ресурсах и рас-
пределении богатств, а эти проблемы также ставят под
угрозу нашу жизнь»,— заметил в своем выступлении
в Кливленде 5 октября 1972 г. сенатор Дж. Макговерн.
На подобные же последствия, связанные с равновесием
сил, обращает внимание в вышедшей в 1973 году книге
«В направлении XXI века» бывший посол США в Япо-
нии профессор Э. Рейшауэр. Его особо беспокоит то,
что баланс сил дает упрощенное представление о разви-
тии международных отношений и затрудняет понимание
современного мира во всей его взаимозависимости и мно-
госложности происходящих в нем процессов. Справедли-
во отмечая, что концепция баланса сил по существу
оставляет в стороне международные экономические от-
ношения, эти критики баланса сил нередко впадают в
другую крайность — недооценку решения политических
проблем как основы для продвижения в других областях.
Интересы обеспечения прочного мира предполагают
не противопоставление международно-политических и
экономических отношений, а рассмотрение их во взаимо-
связи, с точки зрения соответствия главным процессам
современности. В нынешних условиях это означает, что
поворот к разрядке, улучшение международного полити-
ческого климата создают благоприятную среду для нор-
мализации и экономических взаимоотношений. В то же
время решение международных экономических проблем
отвечает интересам дальнейшего оздоровления между-
народной обстановки, налаживания взаимовыгодного и
равноправного сотрудничества.
Основным методом поддержания равновесия пяти
центров сил объявляется создание разного рода полити-
ко-геометрических комбинаций этих центров. Как следует
из рассуждений теоретиков баланса сил, линия США в
отношении различных геометрических вариаций полити-
ческой многополярности должна означать такую игру на
существующих между полюсами противоречиях посред-
8—232
209

ством дозированного и взвешенного развития отношений
со всеми странами, которая позволила бы США стать
эпицентром каждой из этих политико-геометрических фи-
гур и эффективно воздействовать на характер отношений
между всеми ее компонентами. Таким образом, баланс
сил явно нацеливает на противопоставление одних госу-
дарств другим. Логика баланса сил, замечает С. Гоф-
ман,— это логика разделения.
Хотя реалистически мыслящие теоретики баланса сил
и заявляют о том, что «кодекс поведения», определяю-
щий взаимоотношения в рамках различных политико-
геометрических построений, должен, как минимум, вклю-
чать отказ от применения силы для изменения статус-кво,
тем не менее, и они высказываются за сохранение сило-
вых приемов в арсенале внешнеполитических средств и
считают маневрирование силой лучшим средством обес-
печения американских интересов в различных политико-
дипломатических комбинациях, равно как и способом
сдерживания конкурентной борьбы в политической и во-
енно-стратегической областях. Воинственно-агрессивное
крыло теоретиков баланса сил вообще рассматривает
любые комбинации сил только с одной, военно-силовой
точки зрения. Профессор Ю. Ростоу заявляет, например,
что «единственная основа мира — баланс сил, обеспечи-
ваемый американской военной мощью». Ростоу и его еди-
номышленники, не довольствуясь рецептами маневриро-
вания в различных многоугольниках, считают также не-
обходимым развертывание системы военно-политическихк
блоков и распространение их на все районы и государ-
ства мира3S.
При рассмотрении различных комбинаций сил особое
значение придается треугольнику США — СССР — КНР,
от взаимоотношений в котором, по существующему в аме-
риканской литературе мнению, зависят такие кардиналь-
ные вопросы, как война и мир, разоружение и мирное
сосуществование. Маневрированием США в треугольнике
Москва—Вашингтон—Пекин американские буржуазные
теоретики хотели бы воспрепятствовать урегулированию
советско-китайских разногласий, равно как и углублению
раскола. Расходясь во мнениях относительно пределов и
возможностей такого маневрирования, почти все они схо-
дятся на том, что нынешний курс Пекина благоприят-
ствует интересам как США, так и всего капиталистиче-
ского мира. Говоря о том, что маоистское руководство
210

поставлено перед необходимостью выбора в треугольнике
США—СССР—КНР, один из ведущих американских ки-
таистов профессор Калифорнийского университета (Берк-
ли) Р. Скалапино с удовлетворением отмечает, что «нет
ни малейших сомнений относительно того, чью сторону
оно выбрало», и что с учетом этого США должны про-
должать «вовлечение Китая в международную струк-
туру» 39.
Определенная часть американских буржуазных тео-
ретиков настойчиво проводит мысль о выдвижении на
передний план развития отношений Вашингтона с Пеки-
ном и активном использовании раскольнической полити-
ки маоистского руководства для получения Соединенны-
ми Штатами односторонних преимуществ в их отноше-
ниях с Советским Союзом.
Однако признание выгод, которые дает США полити-
ка пекинского руководства, и стремление закрепить Пе-
кин на позициях антисоветизма приводят далеко не всех
теоретиков баланса сил к откровенно антисоветским вы-
водам. В их среде распространено мнение и о том, что,
с точки.зрения основных интересов США, их отношения
с СССР значительнее по важности отношений с КНР.
Поэтому для США сближение с КНР, рассуждают они, —
это дополнение к советско-американским отношениям, не
замена, а способ воздействия на них.
Весьма характерны в этом отношении размышления
У. Гриффита, сотрудника Центра международных иссле-
дований при Массачусетсом технологическом институте.
Гриффит активно возражает против тех, кто, исходя из
принципов традиционной политики баланса сил, реко-
мендует Соединенным Штатам «объединиться с более
слабым противником» (каковым в американских кругах
считается КНР) против «более сильного». Во-первых,
отмечает он, нынешний характер ракетно-ядерного ору-
жия делает разрядку в отношениях в Советским Сою-
зом «существенной и желательной». Другое обстоя-
тельство, продолжает Гриффит, заключается в том, что
«Китай является не мировой, а региональной державой.
Пекин не оказывает заметного влияния на европейские
страны, на страны Ближнего Востока и Латинской Аме-
рики. Во всех этих районах интересы Соединенных Шта-
тов сталкиваются с интересами Советского Союза.
И здесь успешные переговоры с Москвой представляются
важными для американской безопасности. Поэтому Сое-
8*
211

диненные Штаты должны соблюдать нейтралитет в ки-
тайско-советских разногласиях»40.
К подобным же выводам приходит и профессор Ка-
лифорнийского университета Ф. Нил. По его мнению, сто-
ронники «игры на советско-китайских противоречиях сле-
дуют примеру австрийского канцлера Меттерниха, ко-
торый в свое время пытался натравливать царскую Рос-
сию на наполеоновскую Европу». Возрождение методов
меттерниховской дипломатии в нынешних условиях, по
мнению Нила, не только не принесло бы успеха, но и не
отвечало бы национальным интересам США. На основа-
нии исторических фактов Нил доказывает, что проводи-
мая западными державами политика нажима на Совет-
ский Союз никогда не давала желаемых результатов.
Напротив, советская реакция на враждебные действия
Запада часто приводила к неблагоприятному для США
развитию международных событий. У Москвы, как под-
черкивает Нил, и в настоящее время нет недостатка в ар-
сенале дипломатических средств воздействия на США.
Обострение же советско-американских отношений могло
бы привести к «серьезному усилению холодной войны».
Поэтому национальный интерес США Нил видит в соче-
тании курса на нормализацию отношений с КНР с кур-
сом на развитие советско-американских отношений.
Стремясь положить конец «двум десятилетиям нереали-
стической политики в отношении Китая», «чрезвычайно
важно помнить, — подчеркивает Ф. Нил, — что мир и
мирная жизнь зависят прежде всего от того, какие
соглашения мы можем разработать с Советским Сою-
зом»41.
Как отмечает советский исследователь В. П. Лукин,
большинство влиятельных американских буржуазных ис-
следователей отдают себе отчет в крайней опасности
спекулятивной игры в рамках треугольника США—
СССР—КНР для интересов самого американского пра-
вящего класса. Поэтому они предлагают подходить к
сложившейся ситуации в более реалистическом, с их точ-
ки зрения, ключе, то есть с учетом фактического соотно-
шения сил в мире, и рекомендуют правительству стре-
миться к созданию системы параллельных и взаимообус-
ловленных отношений как с нашей страной, так и с КНР,
создавая во всех тех сферах, где это возможно, ситуацию
«активного участия» КНР, что означало бы наличие по-
стоянной альтернативы42.
212

Треугольнику США—СССР—КНР как «центрально-
му приоритету» политики США целый ряд американских
буржуазных теоретиков противопоставляют другие ком-
бинации в рамках пяти центров сил: треугольник США—
Япония—Западная Европа, четырехугольник США—•
СССР—КНР—Япония. Споры в академической среде по
поводу того, развитию отношений в рамках каких поли-
тико-геометрических фигур целесообразно отдать пред-
почтение в данных конкретно-исторических условиях, не
затрагивают классового существа самой американской
политики, а касаются лишь изыскания наиболее выгод-
ных позиций в глобальном противоборстве с социа-
лизмом. Если те, кто отстаивает первоочередность разви-
тия отношений в рамках треугольника США—СССР—
КНР, фокусируют внимание на политико-стратегическом
плацдарме, то сторонники других комбинаций сил пере-
носят акцент на отлаживание отношений с союзниками и
подчеркивают значение международно-экономической
сферы. Весьма показательно, что накал страстей вокруг
этих вопросов заметно ослабевает в последнее время.
Главное, что сейчас беспокоит большинство американ-
ских буржуазных авторов, заключается в том, чтобы при-
дать всем моделям политики антиреволюционную на-
правленность и использовать любые комбинации сил для
укрепления капиталистической системы и предотвраще-
ния дальнейших сдвигов в соотношении сил в пользу
социализма. Неслучайно, комментируя дебаты между сто-
ронниками различных политико-геометрических фигур,
американские буржуазные критики баланса сил указы-
вают, что эти дебаты, «как и многие американские дис-
куссии в прошлом, оказываются в конечном счете не
такими уж великими: всего лишь спором в семейном кру-
гу о путях сохранения собственных позиций»43.
Выдвижение теоретиками современной концепции ба-
ланса сил задачи создания различных политико-геометри-
ческих комбинаций находится в явном противоречии с
провозглашенной ими же самими задачей ослабления
напряженности, вытекающей из осознания необходимости
предотвратить термоядерную войну. Суть и цели разряд-
ки состоят не в том, чтобы дополнить противостояние су-
ществующих блоков соперничеством в рамках новых
геометрических фигур государств, а в том, чтобы заме-
нить отношения военной конфронтации времен «холодной
войны» отношениями мира и сотрудничества, прочной
213

системой международных связей, в равной мере отвечаю-
щих интересам всех государств вне зависимости от их
размеров, географического положения и социально-эко-
номического уклада. Это может быть достигнуто путем
совместных усилий государств по обеспечению безопас-
ности в масштабах целых континентов. Тем самым соз-
далась бы возможность перевести разрядку в качествен-
но новую фазу — фазу многостороннего сотрудничества,
которое бы существенным образом дополняло и подкреп-
ляло центральное направление сотрудничества — двусто-
ронние отношения.
Порочность баланса сил как метода внешней полити-
ки наглядно видна и в подходе американских теоретиков
к вопросу о сферах влияния. Теоретики баланса сил по
существу исходят из того, что эффективный баланс сил
требует либо соглашений о сферах влияния и разграничи-
тельных линиях, либо строгого соблюдения соглашений
о нейтрализации или интернационализации определен-
ных районов. В то же время теоретикам баланса сил
приходится учитывать, что империалистический метод
разделения мира на сферы влияния сильно себя ском-
прометировал. Еще больше, чем с моральными, теорети-
ки баланса сил считаются с практическими соображения-
ми. Р. Стил поднимает в этой связи ряд конкретных во-
просов: кто должен определять размеры сфер влияния?
Что произойдет, если сферы будут частично перекрывать-
ся? Будут ли небольшие страны иметь какую-либо сво-
боду или выбор? Что можно сделать по поводу сферы
Китая в Азии? Поставив эти вопросы, Стил приходит к
выводу, что концепция разделения мира на сферы влия-
ния, основанная на стандартах дипломатии XIX века, не
подходит к современным условиям и что ее нецелесо-
образно применять на практике44. К таким же вы-
водам приходят У. Липпман, А. Шлезинджер и другие
ученые.
В качестве альтернативы концепции сфер влияния те-
оретики баланса сил предлагают «выборочное использо-
вание национального могущества» в отдельных районах
и случаях. Такой подход хотя и представляет определен-
ную попытку ограничить интервенционизм, тем не менее,
создает возможность для «селективного вооруженного
вмешательства» в определенных регионах. Это дает ос-
нование критикам теории баланса сил с полным основа-
нием утверждать, что поскольку У. Липпман, А. Шле-
214

зинджер и Р. Стил «все же согласны с тем, что некоторые
государства или районы являются более важными для
американской безопасности, чем другие, то это должно
истолковываться как подразумевающее принятие концеп-
ции разделения на сферы влияния»45. Другая часть тео-
ретиков, будучи обеспокоенной, что такой аморфный
подход может затруднить активное проведение угодной
США политики, заявляет, что «ключом к поддержанию
стабильного баланса сил» является сопротивление любым
претензиям на исключительную сферу влияния, обеспе-
чение прав доступа и взаимопроникновения46, то есть
прав на вмешательство во внутренние дела других стран.
Таким образом, с какой бы стороны ни подходили аме-
риканские теоретики к вопросу о сферах влияния, реко-
мендуемые ими в этой связи методы являются империа-
листическими по своему характеру.
Нынешний вариант концепции баланса сил при всем
том приспособлении к международной обстановке, кото-
рое свойственно отдельным его положениям, не порыва-
ет решительно с догмами военной конфронтации. Он ори-
ентирует не столько на достижение взаимопонимания
между народами, сколько на империалистическую уста-
новку «разделяй и властвуй», на использование, хотя и
в более гибких формах, фактора силы. Концепция балан-
са сил в целом не соответствует тому магистральному
направлению, по которому развиваются современные
международные отношения, — преобразованию этих от-
ношений на основах мирного сосуществования с целью
создания системы устойчивого мира.
Совершенно очевидно, что нынешнее соотношение сил
делает чрезвычайно опасным применение баланса сил.
В новых условиях требуется решительный отказ от при-
менения силы, вмешательства во внутренние дела друг
друга и сталкивания одних стран с другими, развитие
и укрепление взаимного понимания и сотрудничества
государств с различным общественно-политическим уст-
ройством. «По-настоящему прочный мир, — отмечает
Л. И. Брежнев, — может быть только миром демократи-
ческим, миром справедливым. Такой мир должен поко-
иться не на каких-то полюсах силы и соперничества.., а
на уважении прав, суверенитета, законных интересов
всех без исключения стран, будь они «большие» или «ма-
лые», входят они в те или иные политические группировки
или нет. Речь идет не о том, чтобы научиться более изощ-
215

ренным способом манипулировать так называемым ба-
лансом сил, а о том, чтобы исключить из международных
отношений применение силы. Для этого необходимо объ-
единение конструктивных усилий всех государств»47.
Пересмотр американскими теоретиками взглядов на
соотношение сил в современном мире предопределил и
появление новых концепций мирового устройства. Вместо
амбициозных притязаний на установление американско-
го миропорядка («паке американа») буржуазные теоре-
тики предпочитают теперь говорить о создании либо
нового международного порядка, либо мирового сооб-
щества.
Концепция нового международного порядка (системы,
структуры) широко разрабатывается в трудах сторонни-
ков баланса сил и является по существу логическим раз-
витием их взглядов. Эта концепция, как подчеркивают
ее сторонники, имеет «более глубокие цели», чем направ-
ленная на «обеспечение стабильности» классическая
теория баланса сил. Выдвигая в качестве задачи созда-
ние «международного порядка в мире, являющемся бипо-
лярным в военном отношении и многополярным в поли-
тическом», американские буржуазные теоретики
предпринимают попытку выработать долгосрочную внеш-
неполитическую программу, которая позволила бы обес-
печить американской правящей элите более широкую
поддержку внутри США и за границей. В концепции ми-
ровой структуры балансу сил отводится роль критерия,
с помощью которого соизмеряются возможности США по
созданию нового международного порядка. «Дилемма,—
пишет Г. Киссинджер, разъясняя суть этой концепции,—
состоит в том, что не может быть стабильности без рав-
новесия, но равновесие не является целью, которая удов-
летворяет нас в условиях современного мира... Наша кон-
цепция международного порядка должна иметь более
глубокие цели, чем стабильность, и оказывать большее
сдерживающее влияние на наши действия, чем в случае,
'если бы мы подходили к ней в порыве энтузиазма»48.
Г Киссинджер не скрывает, что его идеалом являет-
ся такая мировая система, «внутренние структуры» кото-
рой являются «однородными», как, например, Священный
Союз. Однако Г. Киссинджер не может не считаться с
фактом существования в нынешней международной си-
стеме различных «внутренних структур», конфликт меж-
ду которыми таит в себе, по его убеждению, «латентную
216

опасность». Б новой структуре глобальных взаимоотно-
шений, учитывающей противостояние военно-политиче-
ских союзов, должны, как подчеркивает Г. Киссинджер,
участвовать все заинтересованные страны, как друзья,
так и противники США. При этом он явно принимает
в расчет вес и влияние социалистического содружества в
международных делах и понимает невозможность пере-
стройки международных отношений без Советского Сою-
за, а тем более вопреки ему. Весьма показательно, что
эта точка зрения разделяется теперь даже такими ав-
торами, как Г. Кан, который вынужден признать, что
«улучшение или стабилизация международной системы»
требует совместных усилий СССР и США.
Киссинджер особо отмечает необходимость считаться
с интересами исторически сложившихся к настоящему
времени государств. «Мировой порядок,— пишет он,—
должен исходить из «легитимности» международной си-
стемы, что подразумевает принятие всеми главными дер-
жавами установлений такого порядка»49. К числу важ-
нейших установлений он относит отказ государств от
стремления к «универсальному распространению своих
внутренних структур», что в определенной мере соответ-
ствует принципу невмешательства во внутренние дела
других государств. Г. Киссинджер отвергает идею подчи-
нения государств какому-либо наднациональному орга-
ну; государства сохраняют за собой полную свободу дей-
ствий в отношении проведения своей принципиальной
политики. Таким образом, в своей модели новой мировой
системы Г. Киссинджер, по сути, признает необходимость
строить взаимоотношения между странами с различными
социальными системами на принципах мирного сосуще-
ствования.
В то же время теоретики нового мирового порядка ут-
верждают, что мирное сосуществование означает призна-
ние некоего статус-кво мировой системы государств, и да-
же призывают Советский Союз оказать сдерживающее
воздействие на страны и народы, ведущие освободитель-
ную борьбу. С реалистическим подходом к вопросу об
отношениях двух систем в концепции новой мировой си-
стемы таким образом тесно уживается другая, явно импе-
риалистическая тенденция. Внутренняя противоречивость
этой концепции отчетливо видна в определении Г Кис-
синджером существа нового мирового порядка как «систе-
мы обязательств, достаточно гибких для того, чтобы
217

свести до минимума необходимость применения силы, и,
вместе с тем, достаточно прочных для того, чтобы не тре-
бовалось узаконивания перемен, вызываемых момента-
ми экзальтации» (под «моментами экзальтации» Кис-
синджер имеет в виду революции).
До конца последовательный реалистический подход к
перестройке международных отношений в соответствии с
принципами мирного сосуществования не имеет ничего
общего с отрицанием права угнетенных и зависимых на-
родов, а также стран, подвергшихся империалистической
агрессии, вести решительную борьбу за свое освобожде-
ние. Мирное сосуществование касается межгосударст-
венных отношений. Оно означает прежде всего, что спо-
ры и конфликты между странами не должны разрешать-
ся путем войны, путем применения силы или угрозы
силой. Главная задача создаваемой системы устойчивого
мира — предотвратить войну между государствами,
имеющими различное социально-политическое устройст-
во, направить их противоборство по мирному руслу, спо-
собствовать развитию межгосударственного сотрудниче-
ства. Решение этой задачи отнюдь не предполагает
сохранения социального статус-кво. Крупнейшие социаль-
ные проблемы современности решаются и будут решать-
ся не соглашениями между государствами, сколь бы важ-
ны они ни были, а процессами, разворачивающимися
внутри государств.
Безусловное право каждого народа, каждой страны
избирать свой путь развития неоспоримо. Соответствие
политики мирного сосуществования праву народов сво-
бодно распоряжаться своей судьбой зафиксировано в ря-
де важных международных документов. В Заключитель-
ном акте общеевропейского совещания ясно и четко
записано: «Исходя из принципа равноправия и права на-
родов распоряжаться своей судьбой, все народы всегда
имеют право в условиях полной свободы определять, ко-
гда и как они желают, свой внутренний и внешний поли-
тический статус без вмешательства извне и осуществлять
по своему усмотрению свое политическое, экономическое,
социальное и культурное развитие».
Консервативное крыло американских буржуазных тео-
ретиков, принимая в целом концепцию нового междуна-
родного порядка, стремится, однако, наполнить ее галь-
ванизированными догмами «холодной войны». Так,
Б. Вольф и 3. Бжезинский не скрывают своих планов до-
218

биваться в рамках нового международного порядка раз-
мягчения социалистического содружества и идеологиче-
ской «эрозии» в Советском Союзе.
Наряду с понятием «новый международный порядок»
широко употребляется и понятие «мировое сообщество»,
в котором делается больший акцент не на политическую,
а на социально-экономическую сторону. Как заявляет
видный американский политолог Э. Рейшауэр, концепция
мирового сообщества в наилучшем виде отвечает ус-
ловиям XX века, поскольку она содержит единственную
возможность сократить всевозрастающий разрыв между
«богатым Севером» и «бедным Югом», а также решить
другие сложные мировые проблемы, которых с каждым
днем становится все больше.
Теоретики мирового сообщества утверждают, что оно
должно покоиться на «трех китах»: неприменении си-
лы, экономическом благосостоянии и обеспечении прав
человека. Профессор Принстонского университета
Р. Фалк считает, что эти три основные ценности мирово-
го сообщества не обеспечивают достаточной основы, на
которой можно было бы решить обостряющиеся миро-
вые проблемы загрязнения окружающей среды и истоще-
ния ресурсов. Поскольку, по его мнению, экологические
проблемы так же важны для «нарождающегося мирово-
го сообщества», как и проблемы войн, нищеты и социаль-
ной несправедливости, Фалк добавляет четвертую цель:
«экологическую стабильность между человеком и при-
родой». При этом Фалк подчеркивает необходимость
вернуть планете равновесие окружающей среды и создать
такую систему международных отношений, которая со-
храняла бы уравновешенное соотношение между челове-
ком и природой.
Сторонники этой концепции выступают за утвержде-
ние в международных отношениях глобального идеализ-
ма и отождествляют национальные интересы США с соз-
данием мирового сообщества, уменьшением применения
силы и угрозы ее применения, обращением к «стабиль-
ным и широким переговорам» и к «институциональному
развитию».
Развитие концепции мирового сообщества представля-
ет питательную среду для поиска пацифистами утопиче-
ских моделей мирового устройства.
Под этим углом зрения идея мирового сообщества
обстоятельно рассмотрена американскими исследовате-
219

лями леволиберального толка. Так, например, Р. Барнет
и М, Раскин в их книге «Спустя 20 лет: альтернативы «хо-
лодной войне» в Европе» проводят мысль о том, что на
очередь дня встала задача создания мирового сообще-
ства, в рамках которого должны быть ликвидированы
блоки. 20 лет «холодной войны», пишут они, показали
бесплодность деления мира на блоки. Строительству ми-
рового сообщества должно предшествовать создание си-
стемы сотрудничества в Европе. Европейская система
безопасности сама по себе не может быть прочной, так
как проблемы других континентов не менее важны, но с
Европы нужно начинать, чтобы великие державы смогли
«освободить энергию» для создания мирового сообще-
ства.
Если исходные предпосылки Барнета и Раскина от-
мечены печатью реализма, то их практические рекомен-
дации отличаются вполне определенной однобокой по-
литической направленностью. «Моделью мирового
сообщества, — пишут они, — могут послужить Соединен-
ные Штаты, в которых отдельные штаты сохраняют свою
специфику, но признают и общие обязанности». Основ-
ным путем к созданию мирового сообщества объявляется
конвергенция двух систем.
В качестве метода строительства сообщества предла-
гается смягчение монолита внешней политики нацио-
нальных государств. Более того, настоятельно проводит-
ся мысль о том, что «для создания мирового сообщества
необходима плюралистическая организация внутри госу-
дарств» 50.
При всех их различиях концепции нового междуна-
родного порядка и мирового сообщества имеют много
общего, их цементирует идея о том, что США должны
сыграть руководящую роль в создании нового мирового
порядка и обратить себе на пользу происходящие изме-
нения на международной арене. Теоретической платфор-
мой обеих концепций служит теория взаимозависимости.
Весьма показательно, что сами американские авторы не
считают различия между двумя концепциями достаточно
глубокими. «Здесь не нужны, — пишет по этому поводу
С. Гофман,— ни ясный выбор в пользу одной из альтер-
натив, ни синтез (невозможно синтезировать воду и мас-
ло), нужно осторожное, ограниченное заимствование из
первого, с тем чтобы смягчить слабости второго в надеж-
де избежать лицемерия обоих»51.
220

Важная, характерная черта обеих концепций — отказ
от идей мирового правительства и мирового государства,
которые являлись неизменным атрибутом всех прежних
американских проектов мирового устройства. Снятие этих
лозунгов, довольно распространенных в теоретических
исследованиях периода «холодной войны», — явление вы-
нужденное. Несмотря на тщательную и всестороннюю
разработку этого вопроса в трудах американских буржу-
азных теоретиков, им не удалось скрыть того, что лозунг
«наднационального сверхгосударства» прикрывает гром-
ко звучащей вывеской мировое господство капиталисти-
ческих монополий, насилие по отношению к националь-
ной независимости и суверенитету. Г. Моргентау прямо
признает, что «народы мира не хотят всемирного прави-
тельства» и что «верность их своим национальным го-
сударствам воздвигает для этого непреодолимые препят-
ствия». «При нынешних моральных, социальных и поли-
тических условиях, существующих в мире, — отмечает он
далее, — не может быть создано и мировое государство».
Весьма показательно, что сам Моргентау называет отказ
от идеи «построения мира с помощью мирового госу-
дарства» «приспособлением к существующей реально-
сти»52.
Признание целесообразности создания наднациональ-
ных органов власти сопровождается в американских кон-
цепциях мироустройства переоценкой места и роли меж-
дународных организаций, и в частности ООН, которые
рассматривались раньше как «прообраз будущего миро-
вого правительства». Значение ООН и других междуна-
родных организаций определяется в современных аме-
риканских теоретических исследованиях с учетом их
значения как фактора, способствующего обеспечению
стабильности международной системы. Согласно широко
представленной в американской литературе точке зре-
ния, международные организации, преследующие специ-
фические функциональные задачи, должны вовлечь в
свою сферу национальные группы, занимающиеся этими
же проблемами, сплотить их и «постепенно создать миро-
вую политическую систему, интегрированную через по-
средство транснационального выравнивания общих инте-
ресов и сглаживания противоположных интересов», вклю-
чая политические и идеологические противоречия. Та-
ким образом, хотя роль международных организаций и
-не рассматривается в контексте мирового государства,
221

тем не менее, вполне определенные социально заданные
идеи этой концепции (всемирная интеграция, выравни-
вание интересов, сглаживание противоречий) сохраняют-
ся и в нынешнем подходе американских буржуазных ав-
торов.
Место и роль ООН в с'овременном мире в целом оце-
ниваются в американской литературе гораздо более «сба-
лансированно», чем прежде. Судя по высказываниям
профессора Пенсильванского университета Э. Рубинстай-
на, это связано с тем, что американские специалисты
начинают учитывать, что ушел в безвозвратное прошлое
период, когда «в ООН доминировали США» и когда «Ва-
шингтон действовал по принципу: что хорошо для США,
то хорошо и для ООН». По широко распространенному в
академических кругах США мнению, в условиях изменив-
шегося соотношения сил в ООН, отмеченного прежде
всего укреплением позиций Советского Союза и созда-
нием влиятельного блока неприсоединившихся стран,
США вряд ли могут серьезно рассчитывать на беспрепят-
ственное проведение своих интересов. Предостерегая
против преувеличения роли ООН и возможностей США
в этой организации, американские теоретики сходятся на
том, что в равной мере нереалистичным является как
стремление наделить ООН функциями мирового прави-
тельства, служащего прикрытием для осуществления
воли США в международных делах, так и полностью
списать эту международную организацию с внешнеполи-
тического актива.
В то же время вопрос о приоритетах в деятельности
ООН является предметом острых академических дебатов.
Многие американские авторы предлагают выдвинуть
на первый план в деятельности ООН отдельные социаль-
но-экономические проблемы, такие как оказание техни-
ческой помощи, охрана окружающей среды^ торговля
наркотиками, борьба с международным терроризмом
и т. п., которые, хотя и важны сами по себе, не определя-
ют профиля деятельности ООН, призванной в первую
очередь поддерживать международный мир и безопас-
ность. Узкокорыстные мотивы такого подхода наглядно
вскрылись на конференции на тему «Советская и амери-
канская политика в ООН: оценка 25-летнего опыта»,
организованной в 1970 году в Филадельфии Пенсильван-
ским университетом. Исходя из того, что обеспечение
американских интересов в развивающихся странах с по-
222

мощью силы и по каналам двусторонней помощи не при-
носит больше желаемых для США результатов и, более
того, вызывает негативную реакцию среди населения
этих стран, профессор Дж. Чивер утверждал, что ис-
пользование ООН для навязывания американской помо-
щи имеет «большие преимущества», поскольку, с одной
стороны, это не носит столь одиозного характера, а с
другой — предоставляет США более гибкие и замас-
кированные рачаги воздействия на развивающиеся
страны.
Весьма характерно и то, что кардинальные экономи-
ческие проблемы, такие как вопросы сырьевых и энерге-
тических ресурсов, американские авторы настойчиво
предлагают решать не в ООН, где позиции капиталисти-
ческих стран оказались в последнее время заметно ос-
лабленными, а на других, специально созываемых для
этого международных форумах.
Реалистически мыслящие представители американ-
ских научных кругов, сгруппировавшиеся вокруг Ассо-
циации содействия ООН (Ч. Иост, Л. Блумфилд,
М. Шульман, Р. Фалк и др.), выступают против смеще-
ния акцента деятельности ООН в социально-экономиче-
скую область и отстаивают идею максимального расши-
рения функций ООН в деле поддержания мира. При
этом, однако, необходимость повышения эффективности
ООН на ее магистральном, политическом направлении
нередко связывается либо с операциями по поддержанию
мира (Дж. Сьюэлл, Л. Фабиан), либо с перестройкой
существующей структуры ООН (Ч. Иост). В этом прояв-
ляется непоследовательность тех, кто справедливо ус-
матривает главную задачу ООН в поддержании между-
народного мира и безопасности.
Эффективность ООН в политической области — это
прежде всего готовность всех стран, являющихся ее чле-
нами, действовать в международных отношениях в стро-
гом соответствии с принципами Устава ООН. Именно
стремление империалистических государств действовать
в нарушение и в обход Устава, а отнюдь не его «несовер-
шенство» часто обрекало в прошлом Организацию Объе-
диненных Наций на безрезультатность. От выполнения
ООН ее центральной, стержневой задачи — сохранения
и упрочения международного мира, разоружения зависит
и ее роль в содействии экономическому и социальному
прогрессу народов, как это предусмотрено Уставом ООН,
223

и в конечном счете ее место в системе международных
отношений. Попытки «деполитизировать» ООН, увести ее
в сторону от ключевых проблем, сконцентрировать ее
внимание на отдельных экономических и социальных во-
просах— это путь к ослаблению и фактически к ликви-
дации ООН как важного компонента в системе между-
народных отношений.
Разрядка напряженности, существенно расширившая
возможности для решения многих международных проб-
лем, создает предпосылки для возрастания роли раз-
личного рода международных форумов, в том числе и
ООН, в многосторонних усилиях по сохранению междуна-
родного мира и развитию международного сотрудниче-
ства.
Что касается конкретных задач американской дипло-
матии в ООН, то американские авторы в этой связи при-
дают большое значение оказанию нужного США воздей-
ствия на освободившиеся от колониальной зависимости
страны, которые составляют ныне не только внушитель-
ное, но и — главное — влиятельное большинство в ООН.
Профессор Мичиганского университета Г. Джекобсен
считает, что в целях более эффективного воздействия на
<ьтретий мир» США должны изменить свою позицию по
деколонизации, заметно приблизив ее к позиции разви-
вающихся стран. Американский профессор явно обеспо-
коен тем, что в своем отношении к развивающимся стра-
нам США заметно проигрывают по сравнению не только
с Советским Союзом и другими социалистическими стра-
нами, но и даже со странами из своей собственной си-
стемы— Швецией и Канадой.
В плане оказания нужного США воздействия на
развивающиеся страны большое значение придается ро-
ли КНР в ООН. Учитывается, что эти страны становят-
ся главным объектом китайской дипломатии, которая
претендует на его лидерство в ООН. Вместе с тем про-
фессора Э. Рубинстайн и Дж. Гинзбурге подчеркивают,
что линия КНР в ООН в отношении США будет ъ ос-
новном сводиться к «пышному риторическому фейер-
верку».
Гораздо более серьезную проблему, с которой связы-
ваются перспективы ООН, американские авторы видят
в том, как будут складываться в этой организации совет-
ско-американские отношения. Советский Союз, следуя
своей глубоко принципиальной линии, твердо и последо-
224

вательно проводит в ООН курс, сочетающий в себе раз-
облачение империалистических маневров с поиском кон-
структивных решений, направленных на укрепление
международной безопасности. Американские авторы не
могут не признать, что такая политика пользуется в ООН
широким авторитетом. Они больше не применяют изби-
тых клише для обвинений Советского Союза во всех
недостатках в деятельности ООН, а, напротив, делают
неожиданный поворот — пытаются представить полити-
ку США в одинаковом свете с Советским Союзом и тем
самым затушевать своекорыстное использование ООН в
интересах внешней политики США.
Давая себе отчет в том, что в обход Советского Сою-
за невозможно обеспечение нормального функциониро-
вания ООН, американские авторы усиленно дебатируют
вопрос о том, в каких пределах возможно это сотрудни-
чество. В то время как одни, как, например, профессор
Р. Уэссон (Калифорнийский университет), считают, что
такое сотрудничество крайне ограниченно в силу того,
что Советский Союз ввиду его классовой природы якобы
не заинтересован в укреплении ООН как органа между-
народного сотрудничества, другие, профессора А. Клод,
Дж. Стоссинджер, Дж. Чивер и Э. Рубинстайн, совету-
ют идти на выработку и проведение согласованной с
Советским Союзом линии в вопросах, не затрагивающих
особых интересов каждой из сторон.
В целом в развернувшейся в настоящее время в ака-
демических кругах США дискуссии вокруг роли и зна-
чения ООН прослеживается вполне определенная тен-
денция к отказу от идеализации ООН как панацеи в
мировых делах и к изысканию ей соответствующей роли
в системе международных отношений.
Хотя идея мирового государства и не присутствует
в нынешней концепции мировой структуры, основной
смысл этой цели — обеспечение мирового господства мо-
нополистического капитала США в системе междуна-
родных отношений представлен довольно широко и
выпукло. Важное место в мировой структуре американ-
скими буржуазными теоретиками отводится многона-
циональным корпорациям, называемым также всемир-
ными, транснациональными, наднациональными. Это —
международные монополии, осуществляющие производ-
ственные, сбытовые и исследовательские функции в мас-
штабе всего капиталистического рынка. Исследование
225

роли таких компаний как важных действующих субъек-
тов мирового сообщества, отмечает С. Гофман, приняло
в американских теоретических исследованиях настолько
широкий характер, что фактически оттеснило на задний
план изучение многих других проблем суверенных госу-
дарств.
Американские теоретики особо подчеркивают надна-
циональную природу многонациональных корпораций.
Дж. Болл в своей лекции, прочитанной в Пейс-колледж
в Нью-Йорке 2 мая 1968 г., утверждал, что правовой
статус всемирных компаний должен сводиться к тому,
чтобы «исключить вмешательство национальных прави-
тельств в выполнение роли компаний в мировой коммер-
ческой деятельности». Таким компаниям, по мнению
Болла, может быть предоставлен «своего рода денацио-
нализированный статус на основе многостороннего до-
говора». В таком же духе высказываются и видные аме-
риканские юристы С. Блэк и Р. Фалк. Они полагают,
что деятельность этих монополистических международ-
ных компаний не должна сдерживаться государственной
властью, но регулироваться неким «международным пра-
вом компаний»53.
Из утверждений о наднациональном характере мно-
гонациональных корпораций американские теоретики
делают вывод о том, что эти корпорации тем самым еще
больше стимулируют и организационно подкрепляют
тенденцию к наднациональной экономической интегра-
ции и в результате этого являются одновременно и ката-
лизатором, и цементирующей силой новой мировой струк-
туры. Монополии в роли цементирующей силы новой
структуры мира — таков основной смысл теоретических
построений американских авторов. Рассуждения, кото-
рые ведут к этому, построены на несопоставимых поня-
тиях. С одной стороны, бесспорно, что в наш век, отме-
ченный возрастающим влиянием научно-технической ре-
волюции, набирает дополнительный «запас прочности»
объективная тенденция к взаимозависимости всего чело-
вечества, и особенно в вопросах экономики, науки и тех-
ники. Но, с другой стороны, капиталистические монопо-
лии в силу своей природы препятствуют использованию
этой тенденции в интересах всего человечества, затруд-
няют развитие подлинно равноправного, взаимовыгод^
ного сотрудничества и не могут служить средством для
придания устойчивого мирного характера структуре
226

международных отношений. На это обстоятельство об-
ращал внимание еще В. И. Ленин. Касаясь понятия
«ультраимпериализм», он писал следующее: «Некоторые
буржуазные писатели... выражали то мнение, что меж-
дународные картели, будучи одним из наиболее рельеф-
ных выражений интернационализации капитала, дают
возможность надеяться на мир между народами при ка-
питализме. Это мнение теоретически совершенно вздор-
но, а практически есть софизм и способ нечестной защи-
ты худшего оппортунизма. Международные картели
показывают, до какой степени выросли теперь капита-
листические монополии и из-за чего идет борьба между
союзами капиталистов»54.
То действительно большое значение, которое амери-
канские теоретики придают роли многонациональных
корпораций, объясняется прежде всего тем, что эти кор-
порации рассматриваются как важнейший рычаг для
укрепления позиций США не только в капиталистиче-
ском мире, но и за его пределами — в развивающихся
странах, а соответственно и в системе международных
отношений. Их утверждение в мировой структуре дол-
жно способствовать, по замыслу американских буржу-
азных теоретиков, укреплению системы капиталистиче-
ского предпринимательства в международных масштабах.
Как свидетельствуют факты, приводимые в опублико-
ванном в 1973 году докладе группы экспертов Секрета-
риата ООН «Многонациональные корпорации и мировое
развитие», США по-прежнему хотели бы видеть надна-
циональную экономическую интеграцию как «союз коня
и всадника», который можно было бы использовать для
решения стоящих перед Соединенными Штатами эконо-
мических и социальных проблем за счет труда и ресур-
сов народов других стран, для предотвращения «неже-
лательных перемен», сохранения своих доминирующих
позиций в экономической структуре современного капи-
тализма и преодоления углубляющихся противоречий в
мировой экономической системе.
При решении вопроса о месте и роли многонациональ-
ных компаний в мировой структуре американские авто-
ры сталкиваются с целым рядом серьезных проблем,
имеющих как теоретическое, так и практическое значе-
ние. Основная дилемма, перед которой оказываются
американские теоретики, заключается в том, как преодо-
леть растущее сопротивление государств расширению и
227

укреплению в их экономике позиций многонациональных
корпораций.
Один из рецептов, который предлагается для преодо-
ления этого противоречия, сводится к созданию новых
разновидностей региональных организаций. «Асиммет-
рия между двумя этими тенденциями,— пишет директор
Гарвардского центра международных исследований
Р. Верной,— порождает необходимость воссоздания ба-
ланса путем установления подотчетности многонацио-
нальных корпораций межправительственным органам».
При этом он обращает внимание на необходимость при-
нятия неотложных мер в этом направлении. Р. Верной
явно обеспокоен тем, что отсутствие контроля над мно-
гонациональными компаниями может привести к серьез-
ным международным осложнениям в результате расту-
щего сопротивления независимых государств экспансии
этих компаний. Если такой контроль не будет установ-
лен, предостерегает Р. Верной, с полной вероятностью
можно строить апокалиптические виды на будущее55.
Идея создания наднациональных политических образо-
ваний, ведущих дела с многонациональными корпора-
циями как с партнерами или агентами, пронизывает ра-
боты и многих других американских авторов (К. Хас-
кинс, С. Блэк, Р. Фалк, Ю. Сколников и др.).
Другой рецепт — размывание, а затем и отмена госу-
дарственного суверенитета, поскольку он является
серьезной преградой для расширения деятельности мно-
гонациональных корпораций. Выбор государственного
суверенитета в качестве центральной мишени теорети-
ческих атак — явление само по себе не новое в амери-
канских теориях международных отношений. Новизна
состоит в другом — в аргументации. Социологической
базой такой аргументации служит так называемая тео-
рия функциональной кооперации, которая рассматривает
ограничение юрисдикции национальных правительств
как необходимое условие международного сотрудниче-
ства. Устарелость суверенитета объясняется мощным
ростом технологического прогресса, усиливающим тен-
денцию к международному сотрудничеству. С началом
НТР, утверждает профессор Гарвардского университета
С. Гофман, «корабль суверенитета начал давать течь»56.
Развитие науки и техники, продолжает эту мысль
Ю. Сколников, порождает зависимость государств от
международного сообщества, в результате чего проис-
228

ходит «эрозия классических концепций национального
суверенитета». «Технологический фактор,—заявляет
он,— будет еще больше сковывать действия государств
в будущем, тем самым и далее сужая традиционные
представления о суверенитете»57.
Однако «эрозия» суверенитета — и это особенно бес-
покоит американских теоретиков — вызывает у госу-
дарств своеобразную защитную реакцию: стремление со-
хранять за собой имеющиеся у них прерогативы. Отсюда
важнейшую задачу американские авторы видят в пре-
одолении сопротивления государств отказу от их суве-
ренных прав.
При обосновании необходимости отказа от суверени-
тета американские авторы явно спекулируют и на заин-
тересованности государств в экономическом развитии.
Анализируя последствия влияния научно-технического
прогресса на международные отношения, видные амери-
канские ученые С. Блэк и Р. Фалк утверждают, что на-
циональное соперничество отжило свой век и более не
может являться «основным двигателем всеобщего про-
гресса». Особенно безнадежным объявляется ими поло-
жение небольших государств, и прежде всего из числа
развивающихся стран, которым, как они подчеркивают,
не под силу создать современную промышленность в
рамках соперничества с ведущими промышленными
странами мира. Из этого вытекает, что они должны от-
казаться от своих суверенных прав ради сотрудничества
с высокоразвитыми государствами, в чем-де состоит
единственный шанс повысить жизненный уровень своего
населения58. Наконец, гальванизируются и утверждения
о том, что суверенитет является источником возникнове-
ния конфликтов и в силу этого служит препятствием к
созданию стабильной структуры мира. Этот тезис как
аргумент в равной мере используется сторонниками ин-
теграции и отвергающими этот подход приверженцами
взаимозависимости.
Подобная постановка вопроса о государственном су-
веренитете искажает подлинное значение суверенитета в
системе международных отношений. Суть государствен-
ного суверенитета состоит в политической независимо-
сти государства от вмешательства какого-либо другого
государства в решения всех вопросов, касающихся вну-
тренней жизни и внешних сношений. Признание сувере-
нитета в качестве одного из основных принципов меж-
229

дународных отношений означает принятие государства-
ми обязательств строить свои отношения друг с другом
на основе равенства, независимости и уважения других
прав, присущих суверенитету.
Соблюдение принципа государственного суверените-
та является одним из средств укрепления системы устой-
чивого мира и безопасности, поскольку, утверждая ра-
венство прав всех государств, этот принцип: а) служит
основой равноправных отношений и содействует росту
взаимопонимания между государствами; б) способству-
ет развитию и укреплению политических, экономических
и культурных связей между государствами, развитию
дружественных добрососедских отношений; в) создает в
конечном счете необходимые условия для закрепления
и углубления процесса разрядки международной напря-
женности. Напротив, любое нарушение суверенитета од-
ного государства со стороны другого в какой бы то ни
было форме, скрытой или открытой (прямые военные
действия, политические, экономические и идеологиче-
ские диверсии), резко обостряет международную обста-
новку, приводит к ответным акциям, содействует возник-
новению конфликтов и вызывает в целом ряде случаев
вооруженные столкновения.
Совершенно ошибочно поэтому ставить вопрос таким
образом, что в новой мировой структуре, характеризую-
щейся широким развитием международных связей, не
может быть полного национального суверенитета, полной
независимости. Утверждать так — это значит содейство-
вать ущемлению независимости одних государств други-
ми, поощрять вмешательство во внутренние дела других
стран, содействовать установлению и укреплению поли-
тического и экономического господства одних стран над
другими. Исходить нужно из противоположного принци-
па: в нынешнем взаимосвязанном мире, как никогда,
важно строгое соблюдение принципа национального су-
веренитета, что, в свою очередь, будет содействовать
укреплению связей между государствами на равной ос-
нове и в конечном счете укреплению международного
мира и безопасности.
Основные идеи новой мировой структуры широко
представлены в концепции нового мирового экономиче-
ского порядка, которая распространяется на область
международных экономических связей и служит свое-
образным дополнением и развитием системы взглядов
230

на политико-стратегическую сферу международных от-
ношений.
В широком плане концепция нового международного
экономического порядка, как и другие концепции миро-
устройства, отражает длительный и многоплановый про-
цесс приспособления американской буржуазной внешне-
политической мысли к новой обстановке в мире. В этой
концепции в своеобразной форме учитываются такие
неблагоприятные для капитализма факторы, как рост
национального сознания развивающихся стран и усиле-
ние социально-экономических потрясений внутри капи-
талистической системы.
В своих рекомендациях сторонники этой концепции
высказываются за частичное удовлетворение нужд раз-
вивающихся стран в обмен на признание этими страна-
ми позитивной роли многонациональных корпораций,
ограничение ими своих суверенных прав, особенно права
свободно распоряжаться собственными природными ре-
сурсами.
Концепция нового мирового экономического порядка
зиждется на ложном тезисе о делении мира на «бедные»
и «богатые» страны, которая ставит на одну доску со-
циалистические и империалистические государства. За-
тушевывая принципиальную разницу между государст-
вами, вытекающую из их принадлежности к двум диа-
метрально противоположным социально-экономическим
системам, авторы этой концепции явно стремятся уйти в
сторону от вопроса об ответственности за экономическую
отсталость развивающихся стран капиталистических го-
сударств, которые на протяжении столетий держали мно-
гие народы под колониальным гнетом и расхищали их
национальные богатства.
В американской буржуазной концепции нового миро-
вого экономического порядка вполне определенно про-
слеживается стремление к поиску путей и средств ослаб-
ления обостряющихся противоречий США не только с
развивающимися странами, но и с другими промышлен-
но развитыми капиталистическими государствами при со-
хранении за Соединенными Штатами ключевых позиций
в мировой капиталистической экономике.
В опубликованной в 1973 году монографии авторский
коллектив Брукингского института во главе с Г. Оуэном
проводит мысль о том, что центральное значение для
США в связи с перестройкой международных экономичен
231

ских отношений имеют взаимоотношения с союзниками
в Западной Европе и с Японией. Один из главных вы-
водов их книги заключается в том, что творцы амери-
канской политики должны прежде всего принять во вни-
мание «необходимость более тесных взаимоотношений
между Соединенными Штатами и крупными промышлен-
ными районами (Япония и Западная Европа) в целях
разработки новых подходов к экономическим пробле-
мам, на которых должен быть сосредоточен главный
фокус внешней политики США в текущем десятилетии».
Наиболее рьяные адепты западной солидарности свя-
зывают с объединением усилий капиталистического За^
пада в деле перестройки международных экономических
отношений и надежду на укрепление военно-политиче-
ских связей. Дж. Болл, например, настоятельно подчер-
кивает, что, «как показывает полезный урок нефтяного
кризиса, у ведущих некоммунистических индустриальных
стран есть общие интересы, значительно превышающие
их различия в смысле географического расположения,
влияния и ресурсов, и что сотрудничество в ограничен-
ном секторе экономической политики не может целиком
и полностью обеспечивать эти интересы; необходимо
столь же тесное сотрудничество в вопросах политики и
безопасности».
Весьма показательно, что американские авторы кон-
цепции нового мирового экономического порядка пред-
лагают заняться перестройкой международных эконо-
мических отношений не ё рамках существующих между-
народных форуцов, и в частности ООН, где широко
представлены все государства мира, а на гораздо более
узких переговорах. В этом проявляется стремление оста-
вить социалистические страны в стороне от разработки
позитивной программы международных экономических
отношений и обеспечить более благоприятные возможно-
сти для нахождения компромисса между промышленно
развитыми капиталистическими и развивающимися стра-
нами.
Отношения между Востоком и Западом, заявляет на
страницах «Крисчен сайенс монитор» профессор Р. Боуи,
«не являются основой для конструктивных усилий» по
созданию устойчивого мирового порядка. «Серьезной ра-
ботой по созданию жизнеспособной структуры между-
народного порядка и благосостояния,— пишет он,—
нужно заниматься в другом месте. Ее фундамент дол-
232

жен покоиться на тесном сотрудничестве между разви-
тыми западными странами и развивающимся миром,
исходя из реальных фактов взаимозависимости. В част-
ности, Соединенные Штаты, Европейское экономическое
сообщество и Япония должны тесно сотрудничать, чтобы
решать валютные, экономические, социальные и другие
проблемы, затрагивающие их всех, а также удовлетво-
рять нужды развивающегося мира».
Заложенная в американскую концепцию нового ми-
рового экономического порядка идея сплочения госу-
дарств капиталистического мира направлена, таким об-
разом, в равной мере против интересов и социалистиче-
ских, и развивающихся стран. В этом заключена основ-
ная классовая сущность концепции нового мирового
экономического порядка, внимание к которой в теорети-
ческих исследованиях американских буржуазных авто-
ров неуклонно нарастает в, последнее время.
Концепции, касающиеся экономической стороны меж-
дународных отношений, как и другие концепции миро-
устройства, хотя и в искаженном виде, но, тем не менее,
отражают реальности многообразной сферы междуна-
родных отношений.
Рост удельного веса в международных отношениях
новых транснациональных сил и институтов, падение
роли национальной государственности в промышленно
развитых странах и противоположная тенденция в раз-
вивающихся странах — все эти процессы в какой-то ме-
ре существуют и отражают углубляющиеся при капита-
лизме противоречия между интернациональным харак-
тером производства, ростом международного разделения
труда и национально-капиталистическими рамками при-
своения результатов производства. Однако обострение
межимпериалистических противоречий сводит на нет по-
пытки преодолеть их с помощью предлагаемого амери-
канскими буржуазными теоретиками усовершенствова-
ния мировой структуры.
Как ни нереалистичны многие их постулаты, в целом,
однако, современные американские концепции мироуст-
ройства— это все же определенное отступление в теоре-
тическом плане в сторону более здравого мышления по
сравнению с идеями «паке американа», навязывавшими
американскую модель, категорически исключавшими мир-
ное сосуществование в качестве единственно приемлемой
схемы для построения мировой системы.
233

Широкое распространение в американской буржуаз-
ной литературе концепций, касающихся преобразования
существующей структуры международных отношений,
отражает в своеобразной форме веление времени.
Выдвинутая нашей партией на XXV съезде КПСС
внешнеполитическая программа предполагает перестрой-
ку всей системы международных отношений на под-
линно демократической, социально-прогрессивной и ма-
териально обеспеченной мирной основе в соответствии
с новыми историческими реальностями. «Мы счита-
ем,—подчеркивает Генеральный секретарь ЦК КПСС
Л. И. Брежнев,— что может и должна быть создана но-
вая система международных отношений, построенная на
честном и последовательном, без всякой игры и двусмыс-
ленных маневров, соблюдении принципов суверенитета,
невмешательства во внутренние дела, неукоснительного
выполнения заключенных договоров и соглашений»59.
Речь идет, таким образом, об утверждении в междуна-
родных делах новых взаимоотношений между страна-
ми во имя прочного, справедливого, демократического
мира.
Если говорить о главном, то возведение здания под-
линно демократического и справедливого мира предпо-
лагает, чтобы в его фундамент было положено мирное
сосуществование государств с различным социальным
строем. Новая система международных отношений при-
звана способствовать деловому, взаимовыгодному со-
трудничеству всех государств — больших и малых, более
развитых и менее развитых в экономическом отношении.
Она должна обеспечивать защиту прав и интересов всех
народов, сковывать империалистическую агрессию, от-
крывать широкий простор для решений социальных
проблем, стоящих перед человечеством.
В контексте преобразования системы международ-
ных отношений Советский Союз придает важное значе-
ние последовательной перестройке нынешних междуна-
родных экономических отношений.
Советский Союз выступает за создание такой систе-
мы международных экономических связей, которая обес-
печивала бы широкое развитие двустороннего и много-
стороннего сотрудничества между социалистическими,
развивающимися и промышленно развитыми капитали-
стическими странами на справедливых условиях, в духе
принципов действительного равноправия и взаимной вы-
234

годы, все более широко утверждающихся в практике
международного общения.
Ныне, после подписания в Хельсинки на высшем
уровне Заключительного акта общеевропейского сове-
щания, задача преобразования мировой системы пред-
ставляется гораздо более реальной, поскольку накоплен
большой опыт совместной разработки целого комплекса
принципов межгосударственного общения, в основе ко-
торых лежит идея мирного сосуществования. Это дела-
ет перестройку международных отношений не только
принципиально мыслимым, но и практически перспек-
тивным делом.
4. ОБОСНОВАНИЕ ПРЕТЕНЗИИ НА АМЕРИКАНСКОЕ
ЛИДЕРСТВО
Если концепции соотношения сил и мирового устрой-
ства сконцентрированы на внешних условиях глобаль-
ного противоборства с социализмом, то другая сторона
этой стратегии — потенциальные возможности как самих
США, так и мировой капиталистической системы в це-
лом — находит отражение в концепциях, рассматриваю-
щих вопрос о путях обеспечения Соединенными Штата-
ми своего руководящего положения в капиталистическом
мире. Несмотря на то что подход американских теоре-
тиков к определению внешнеполитических возможностей
США и отмечен печатью классовой субъективности, в
своем стремлении изыскивать наиболее эффективные
пути для осуществления мировых претензий США они
вынуждены принимать в расчет происходящие в мире из-
менения и соответственно исправлять свои представле-
ния о возможном и допустимом, с точки зрения нацио-
нальных классовых интересов США.
Буржуазное внешнеполитическое мышление США,
впитавшее в себя идеи «американской исключительно-
сти», «явного предначертания», на протяжении всего
послевоенного времени исходило из того, что США в си-
лу своего «уникального» положения в мире имеют право
«выписывать свои собственные рецепты» для любых
международных ситуаций.
Важной вехой в процессе переоценки американскими
теоретиками места и роли США в современном мире
явилась концепция биполярности. «Возникновение бипо-
235

лярности,— констатирует исследователь этого вопроса
профессор Дж. Герц,— было столь же неожиданным, как
начало атомного века»60. Признание в лице Советского
Союза равной противостоящей США силы существенным
образом подрывало позиции тех, кто усиленно распро-
странял миф о монополярности — господстве одной-един-
ственной сверхдержавы — США и идею переустройства
мира по американскому образцу (паке американа). В то
же время теоретики биполярности продолжали сохра-
нять веру в неограниченные внешнеполитические воз-
можности Соединенных Штатов Америки, в их сверхмо-
гущество, особые права.
Во второй половине 60-х годов с целью оправдать
глобалистские акции американской внешней политики,
и в частности агрессию США во Вьетнаме, была пред-
принята попытка гальванизировать идею монополярно-
сти под видом концепции о преобладающем положении
США в мире. Сторонники глобализма утверждали, что
биполярности наступил конец и что ее место заняла меж-
дународная система с одним центром — США, что дает
им возможность взять на себя роль и обязательства
единственной верховной власти в мире — обязательства
по разработке политики и поддержанию порядка в гло-
бальном масштабе, не связанные с территориально оп-
ределенными национальными интересами. США изобра-
жались ими как «чрезвычайно развитая держава»,
осуществляющая электронную и технологическую рево-
люцию,— страна, обладающая неограниченными ресур-
сами, количество и качество которых не могут не ока-
зывать глубокого воздействия на остальную часть мира.
Вопрос об отношении к США объявлялся основным по-
литическим водоразделом современной международной
действительности.
«Глобалисты» утверждали, что возвышение «импер-
ской Америки» завершило политику сдерживания, осно-
ванную на НАТО и направленную против Советского
Союза, и привело в действие процесс сдерживания, на-
правленного против США, то есть «контрсдерживания
американского первенства». Так, например, американ-
ское экономическое проникновение в Европу преподно-
силось Дж. Лиской как причина сближения франко-со-
ветских интересов, с тем чтобы совместно попытаться
уменьшить американское влияние в Европе61. Поскольку
международная система характеризуется превосходст-
236

вом США, их роль в мире, заявляли «глобалисты»,
не может поэтому основываться на принципе платеже-
способности, на принципе того, что США могут позво-
лить себе сделать. В подтверждение этого ими приво-
дился тот довод, что США как единственная верховная
держава должны сами определять, что они делают, а
американская сфера влияния не может ограничиваться
конкретными географическими районами. Из этого сле-
довало, что у США не остается другого выбора, как
взять на себя универсальную ответственность по поддер-
жанию мирового порядка.
«Американский глобализм, закостенев в условиях аб-
солютного антикоммунизма и испытывая постоянный
нажим со стороны нового класса — военных, превратил-
ся,— отмечает профессор А. Шлезинджер,— в мессианст-
во— доктрину, согласно которой почти любая форма
волнений за рубежом, будь она делом большой или ма-
лой страны, возникла ли она в результате внешних или
внутренних причин, требовала интервенции США». Та-
кое представление американских теоретиков о США как
об исключительной державе, выполняющей историческое
предначертание, профессор Р. Нибур назвал «детскими
иллюзиями периода инфантильности»62.
Своеобразной реакцией на представление «глобали-
стов» о месте и роли США в современном мире явилось
возникновение на рубеже 70-х годов неоизоляционист-
ских тенденций в американской теоретической литера-
туре. Наиболее последовательно эта точка зрения про-
водится в книге Р. Такера «Новый изоляционизм. Угроза
или надежда», а также в статьях Э. Равеналя63. Соглас-
но их точке зрения, суть прежних и намечаемых новых
внешнеполитических концепций составляет идея интер-
венционизма, которая бесплодна на практике и амораль-
на по своему содержанию. Разделяя мнение о том, что
США должны сохранять руководящее положение в ми-
ре, они в то же время проводят четкое различие между
военными и экономическими аспектами внешней поли-
тики. «Наши материальные интересы,— заявляет про-
фессор Р. Такер,— не являются неотъемлемой частью
наших военных обязательств. Нет никаких причин, по
которым гораздо более скромная военная роль Соеди-
ненных Штатов не была бы совместимой с поддержанием
наших экономических интересов, в первую очередь в
развитых странах. Честно говоря, я не могу понять, по-
237

чему мы должны бояться жить с помощью разума, вме-
сто того чтобы жить с помощью оружия»64.
Основные требования «неоизоляционистов» довольно
выпукло сформулированы Э. Равеналем в концепции
стратегического разъединения и сводятся к строгому и
последовательному соблюдению принципа невмешатель-
ства на политическом и военном уровнях взаимоотноше-
ний государств и к развитию конструктивных контактов
с государствами всего мира. Концепция стратегического
разъединения в практическом плане предполагает упо-
рядоченный отказ от военно-политических обязательств
перед другими государствами; роспуск военных союзов
и восстановление уважения к нейтралитету и междуна-
родному праву; признание изменений в мире. В широком
плане она означает долговременное приспособление к
эволюции международной системы и внутренней соци-
ально-политической структуры США.
Хотя это направление внешнеполитической мысли и
называет себя неоизоляционизмом, однако целый ряд
американских авторов считают, что для этого мало ос-
нований. Приводя высказывание причисляющего себя к
«неоизоляционистам» У. Липпмана о том, что он поддер-
живает «экономическую помощь, техническую помощь,
корпус мира и культурный обмен» и выступает за воен-
ные действия, направленные на защиту жизненно важ-
ных интересов Америки, хотя и является противником
односторонней военной интервенции в Азии и Африке,
автор статьи в теоретическом журнале «Уорлд политике»
Ч. Гати замечает, что такая ориентация внешней поли-
тики едва ли напоминает настоящий изоляционизм.
Как отмечается в американской литературе, это направ-
ление правильнее называть не неоизоляционизмом, а но-
вой разновидностью интервенцианизма65.
Совершенно иное освещение получает вопрос о вне-
шнеполитических возможностях США в современных
концепциях, основанных на признании политической мно-
гополярности. Придерживающиеся этой точки зрения
американские авторы выступают против перевовлечен-
ности США в международные дела, в частности против
перегруженности военно-политическими обязательства-
ми, и подчеркивают необходимость «высвобождения от
комплекса сверхдержавности», «отказа от роли мирового
жандарма». Как подчеркивает Г. Киссинджер, для фор-
мулирования правильной внешней политики необходимо
238

найти четкий ответ на основной вопрос: «Что в наших
интересах предотвращать?» Концепция, сводящаяся к то-
му, что «мы должны давать отпор агрессии повсюду»,
ведет, по его мнению, к глобализму, запутыванию под-
линных целей США и «заставляет множить внешнепо-
литические обязательства»66. В то же время отказ от
«неразборчивого участия в международных делах», как
подчеркивают теоретики нового подхода, отнюдь не рав-
нозначен изоляционизму. Основную опасность пересмот-
ра внешнеполитических возможностей США Г. Киссинд-
жер усматривает в том, что он может породить «стрем-
ление отмежеваться» от участия в глобальной политике.
«В 60-е годы, и в особенности в конце 60-х годов,— по-
яснял Г. Киссинджер в интервью по программе «Колам-
биа бродкастинг систем» 26 февраля 1971 г.,— мы столк-
нулись с рядом ситуаций, которые оказались не очень-то
приятными и вызвали много серьезных разочарований,—
война во Вьетнаме и многие другие явления того же
порядка. Поэтому возникает опасность, что мы качнемся
в противоположном направлении и, решив, что не следу-
ет идти на слишком широкое участие, мы ограничимся
незначительным участием. Но наша страна слишком мо-
гущественная и слишком влиятельная, чтобы мы могли
отказаться от участия». В таком же духе предостерегает
от поспешных шагов в сторону «американского ухода
из мира» и профессор А. Шлезинджер. «Опрометчивый
уход из мира, отступление к своим собственным бере-
гам, даже отступление в наше собственное полушарие,—
все эти альтернативы невозможны,— пишет он.— Изоля-
ционистский курс точно так же не соответствовал бы
нашим интересам, как он не соответствовал бы нашим
идеалам. Соединенные Штаты не могут отстраниться от
задачи оказания помощи строительству разумного миро-
вого порядка» 67.
Таким образом, признание ограниченности американ-
ских внешнеполитических возможностей не ставит под
сомнение претензии на особую роль США в капитали-
стическом мире. Речь идет лишь о «новом определении
руководящего положения США в мире», об исправлении
«ошибочной и искаженной идеи американских глобаль-
ных интересов», а не об отказе от роли лидера к главной
опоры капиталистической части мира.
Подобный подход разделяется подавляющим боль-
шинством американских буржуазных теоретиков. Един-
239

ственный спор в их среде касается степени вовлеченности
США в мировые дела.
Озабоченность американских теоретиков этой проб-
лемой имеет под собой глубокую социально-экономиче-
скую подоплеку. Внешнеполитической мысли США при-
ходится считаться с тем, что, выполняя роль мирового
жандарма, США не только существенным образом по-
дорвали свой политический престиж в мире, но и пере-
шли границы своих экономических возможностей. Для
таких выводов имеются веские основания. Продолжая
оставаться самой мощной державой капиталистической
системы по промышленному, научно-техническому и во-
енному потенциалу, по экспорту капитала, США в то же
время не располагают необходимой материальной осно-
вой для претензий на экономическую и политическую
гегемонию по отношению к остальным империалистиче-
ским странам. В промышленном производстве капита-
листического мира доля США снизилась за 1948—
1971 годы на четверть, в экспорте — на 7з- В результате
гонки вооружений, агрессии в Индокитае, помощи Из-
раилю, широкого экспорта капитала и других причин
особенно пошатнулось положение США в валютной об-
ласти.
Классовое сознание американских теоретиков хотя и
исключает возможность глубокого научного анализа со-
временного положения и основных тенденций мирового
развития, однако не служит препятствием для более или
менее реалистической оценки, коль скоро речь идет о
вопросах, касающихся жизненно важных интересов.
Корректирование сложившихся представлений об аме-
риканской миссии в мире имеет целью избежать опас-
ного перенапряжения имеющихся в распоряжении США
внешних и внутренних ресурсов, изыскать наиболее ра-
циональные пути и методы достижения тех классовых
целей, которые в конечном счете определяют направлен-
ность внешней политики США.
Новые параметры ведущей роли США в мировой ка-
питалистической системе рассматриваются американ-
скими буржуазными теоретиками в двух аспектах —
внутреннем и внешнем. С точки зрения соотношения этих
двух аспектов, характерным является подчеркивание
первоочередной значимости внутренних условий,способ-
ных обеспечить руководящую роль США в капиталисти-
ческом мире.
240

Выдвижение в американских теоретических исследо-
ваниях тезиса о необходимости пересмотра националь-
ных приоритетов в пользу внутренних проблем свиде-
тельствует о серьезной обеспокоенности по поводу того
кризисного состояния, в котором находятся ныне США.
Сами американские авторы не скрывают этого, хотя тол-
куют причины кризиса по-разному. Одни, как, например,
У. Ростоу, заявляют, что США-де переживают переход
от стадии «высокого массового потребления» к стадии
«поиска качества», ставящей, по крайней мере в началь-
ной своей фазе, сложные и противоречивые проблемы,
«какие не стояли перед Америкой со времен 50-х годов
XIX в.»68. Другие американские теоретики (А. Шле-
зинджер, К. Уолц) хотя и признают, что кризис этот
«исключительно глубок и угрожает нашей системе на-
столько, насколько это могут предвидеть пессимисты»,
тем не менее, сводят его главным образом к конфликту
между президентом и конгрессом, ярким примером чего
является «уотергейтское дело»69. Однако гораздо более
значительная часть американских буржуазных теорети-
ков рассматривает этот кризис в более широком, соци-
альном аспекте. При этом учитывается, что дальнейшее
нарастание внутриполитических проблем (инфляция, без-
работица, рост преступности, бунт молодежи, негритян-
ское движение и т. п.) подрывает международный пре-
стиж США и не дает возможности для сосредоточения
необходимых ресурсов на внешнеполитических направле-
ниях. «Америка,— указывает профессор Г. Моргентау,—
более не подает примера, которому бы подражали дру-
гие страны; во многих случаях она подает пример того,
чего следует избегать... Нас боятся, поскольку страна,
способная совершить то, что мы делаем во Вьетнаме,
представляется способной на любое». «Наши внутренние
проблемы,— вторит ему профессор Р. Нибур, — грозят
разрушить рай демократической девственности. Главная
проблема — все еще не разрешенный вопрос об уничто-
жении последних остатков рабства, смертельная озлоб-
ленность негритянской молодежи, из которой 2/з, не
имеющие специального профессионального образования,
являются безработными в нашей индустриальной держа-
ве»70. Показательно, что даже Г. Кан, который снискал
себе известность пропагандой активного жесткого кур-
са в международных делах, вынужден признать, что
внутренние социальные проблемы приняли весьма ост-
9—232
241

рый характер и грозят возможностью резкого взрыва.
Признание взаимосвязи между внешней и внутрен-
ней политикой не сопровождается всесторонним анали-
зом этого исключительно важного обстоятельства. Аме-
риканские буржуазные теоретики подходят к этой проб-
леме с узкоклассовых позиций. Установление правиль-
ного соотношения между внутренней и внешней полити-
кой, утверждают они, должно сводиться к тому, чтобы
в максимально возможной мере отражать национальные
потребности и соответствовать политической стабильно-
сти общества, дееспособности его институтов. Иными
словами, связь между внешней и внутренней политикой
рассматривается не с точки зрения ее существа, заклю-
чающегося в том, что основные побудительные мотивы
деятельности государств на мировой арене кроются вну-
три страны — в социально-экономической структуре
общества, а под иным углом. Буржуазные теоретики,
беспокоящиеся за сохранение американского гегемониз-
ма в мире, поднимают эту проблему лишь для того, что-
бы показать опасности проведения внешнеполитического
курса, не соответствующего внутренним возможностям и
вызывающего кризисные явления не только в экономиче-
ской, но и в социально-политической сфере жизнедея-
тельности американского общества.
Характерно и другое. Настоятельно рекомендуемое
сосредоточение на внутренних делах понимается боль-
шинством американских буржуазных теоретиков как
призыв к поиску оптимального соотношения между вну-
тренней и внешней политикой, которое отвечало бы ны-
нешним условиям противоборства двух систем. Сейчас
в американских внешнеполитических исследованиях ук-
репляется мнение, что США приближаются к установ-
лению необходимых пропорций своих внутренних и
внешних задач. Считается, что нынешнее положение от-
крывает для США возможности более гибко и с мень-
шим напряжением маневрировать своими ресурсами в
зависимости от военно-политической обстановки в мире
и внутреннего положения в стране. Такой подход на
языке американских теоретиков международных отноше-
ний называется голлистским стилем, что означает «не
только закрепление главенства вовне, но и удовлетворе-
ние внутренних интересов».
Внешние параметры ведущей роли США в мировой
капиталистической системе довольно четко обозначены
242

в концепции партнерства. Контуры современной концеп-
ции партнерства были обрисованы в 1965 году Г. Кис-
синджером в его книге «Беспокойное партнерство». Счи-
тая опасной, с точки зрения интересов как США, так и
всего западного мира, чрезмерную вовлеченность Ва-
шингтона в международные, и в частности европейские,
дела, Г. Киссинджер высказался в пользу нового подхо-
да к взаимоотношениям с союзниками, который позволил
бы им более гибко осуществлять свою руководящую роль
в капиталистическом мире. «Если мы,— писал он,— и
дальше будем претендовать на роль единственного поли-
тического опекуна повсюду, включая Европу, то нагруз-
ка на наши ресурсы и изобретательность может оказать-
ся слишком большой. Наступит день, когда мы будем
считать некоторую самостоятельность Европы великим
благом, а не досадной помехой... Если мы будем исхо-
дить из того факта, что интересы Европы и Соединенных
Штатов не везде идентичны, мы, возможно, сумеем до-
говориться о допустимых пределах в расхождении мне-
ний. Кажый партнер вновь сможет проявлять известную
гибкость»71. Свое дальнейшее развитие эта концепция
получила в работах С. Гофмана, С. Батора, Р. Пфальц-
граффа, Т. Вольфа и др.
Миссию США как лидера капиталистического мира
теоретики партнерства видят в обеспечении более равно-
мерного и выгодного для США распределения между
союзниками военного, финансового и иного бремени,
связанного с выполнением общих классовых задач и
осуществлением капиталистическим миром единой стра-
тегической линии в различных областях внешней поли-
тики. Главенство США в капиталистическом мире обес-
печивается, по мнению теоретиков партнерства, прежде
всего через систему военно-политических обязательств.
В то же время настоятельно подчеркивается необхо-
димость полной преемственности всех взятых на себя обя-
зательств, с тем чтобы у союзников США не оставалось
никаких сомнений в готовности США прийти к ним на
помощь. Таким образом, американские теоретики пред-
полагают сохранить широко развитую систему многосто-
ронних и двусторонних договоров и соглашений с други-
ми странами, «привести в соответствие американские
интересы и обязательства»72.
В последних работах большинства американских ав-
торов подчеркивается настоятельная необходимость из-
9*
243

бегать автоматизма при выполнении Соединенными
Штатами взятых на себя обязательств. Американскими
теоретиками настоятельно проводится мысль о том, что
США должны выступать на защиту союзника или стра-
ны, сохранение которой в своей, капиталистической ор-
бите они считают жизненно важным, только в том слу-
чае, если возникнет угроза со стороны ядерной державы.
При угрозе со стороны неядерной державы США, под-
черкивают они, следует ограничиться оказанием воен-
ной и экономической помощи в соответствии с обяза-
тельствами, избегая вовлечения своих сухопутных сил
до наступления критического момента.
В рамках нового подхода к обязательствам выдвига-
ется идея сокращения обязательств, что в конкретном
выражении означает, во-первых, сведение на нет пря-
мого участия американских вооруженных сил в локаль-
ных конфликтах; во-вторых, ограничение военного при-
сутствия, то есть некоторое сокращение численности во-
оруженных сил США за границей и закрытие ряда баз;
в-третьих, уменьшение прямого военного участия США
в потенциально конфликтных ситуациях; и, в-четвертых,
возложение более существенной доли военной и эконо-
мической ответственности на региональные группировки
при сохранении своей главенствующей роли в этих груп-
пировках.
Хотя сторонники так называемого сокращения обя-
зательств выступают против злоупотребления военными
интервенциями, они, как отмечает Ч. Гати, «не исклю-
чают их полностью из числа различных средств, которые
могут использоваться при осуществлении внешней поли-
тики»73. Они прямо заявляют, что селективное умень-
шение военного присутствия за границей не должно от-
разиться на возможностях осуществления Соединенными
Штатами военного вмешательства.
Американские авторы подчеркивают также, что со-
кращение обязательств вовсе не означает, что США до-
пустят возможность образования политического вакуума
в каких-либо районах земного шара. Ограничение аме-
риканского присутствия, указывают они, должно быть
компенсировано соответствующими усилиями союзных
с США государств.
Сторонники нового подхода к обязательствам указы-
вают и на то, что система военно-политических обяза-
тельств находится в «некоем динамическом процессе»,
244

из чего следует необходимость постоянного критического
переосмысливания этих обязательств, «по мере того как
возникают новые проблемы».
Подход американских теоретиков к ключевой проб-
леме военно-политических обязательств как в фокусе
отражает характер происходящей эволюции буржуазной
внешнеполитической мысли в США. По главным, прин-
ципиальным вопросам она не претерпевает ни малейших
изменений, что видно из подтверждения полной сохран-
ности системы военно-политических обязательств США.
«Пока существуют военные обязательства,— справедли-
во отмечает профессор Р. Такер,— президент может ре-
шать, соблюдать их или нет. До тех пор пока есть воз-
можность такого выбора, сохранится и опасность воен-
ных авантюр»74. Стремясь сохранить глобальные позиции
США и одновременно избежать опасной перевовлечен-
ности в мировые дела, теоретики, придерживающиеся
нового подхода, настоятельно рекомендуют не столько
сокращение, сколько упорядочение международных обя-
зательств США и недопущение их безграничной эска-
лации, что, тем не менее, в некоторой степени сужает
возможность военно-силовой дипломатии.
Применяя к отношениям с западноевропейскими
странами формулу зрелого партнерства, американские
теоретики тем самым подчеркивают, что эти отношения
должны быть основным стержнем американской поли-
тики.
Основу зрелого партнерства составляет идея атлан-
тизма, в соответствии с которой военно-политическая
сплоченность и экономическая мощь США и Западной
Европы считаются залогом сохранения капитализма как
общественной системы и главным условием для ее проти-
воборства с социализмом. Этой идеей пронизана вся
послевоенная внешняя политика США. Вплоть до пос-
леднего времени единственным воплощением этой идеи
была концепция атлантического сообщества. Сущность
этой концепции в свете глобальной стратегии империа-
лизма определяется советским исследователем И. М. Ива-
новой как обоснование западными теоретиками якобы
исторической правомерности и необходимости существо-
вания под эгидой США антикоммунистической группи-
ровки стран Северной Америки и Западной Европы и
«дальнейшего развития и углубления их организацион-
ных, военно-политических и экономических связей на
245

всех уровнях взаимоотношений вплоть до создания им-
периалистического сверхгосударства»75. В предлагаемых
буржуазными идеологами Г. Каном, М. Сальвадори,
Р. Страус-Хюпе и др. теоретических обоснованиях атлан-
тического строительства значительное место занимает
концепция атлантической цивилизации. Согласно этой
концепции, государствам указанного региона (с центром
в США) присуща особая, самая высокая форма цивили-
зации, и именно это объединяет их не только в идео-
логическом, но и в политическом и военном отноше-
ниях.
Идеологи атлантического сообщества пытаются ис-
кусственно противопоставить страны севёроатлантиче-
ской цивилизации остальному миру, и прежде всего от-
межевать атлантическую часть Европы от остальных
европейских государств, способствуя тем самым оправ-
данию попыток реакционных сил увековечить раскол
Европы на противостоящие военно-политические и эко-
номические группировки. Концепция атлантического со-
общества служит тем, кто пытается отвергать европей-
скую безопасность как систему межгосударственных
отношений.
Концепция атлантического сообщества сыграла за-
метную роль в процессе идеологической подготовки к
созданию военного блока НАТО и в попытках придания
этому блоку видимости невоенного союза государств,
чему служил «великий план» Дж. Кеннеди, предложив-
шего в начале 60-х годов комплексный путь строитель-
ства сообщества стран Северной Америки и Западной
Европы, а также появившийся в конце 60-х годов план
придания Североатлантическому союзу нового «социаль-
ного измерения» для преодоления нарастающих в нем
центробежных тенденций. Вместе с тем применение на
практике концепции атлантического сообщества не дало
ожидаемого результата — атлантической интеграции под
эгидой США. По признанию бывшего американского
представителя в НАТО Г Кливленда, конфликты стали
постоянной нормой отношений среди стран блока, и «ат-
лантический союз как оплот западных интересов безо-
пасности... и как средство пропаганды западных иде-
алов...— идея в настоящих условиях иллюзорная»76.
Причиной этого является, разумеется, не сама концепция
атлантического сообщества, а действие объективных
закономерностей в сфере международных отношений,
246

подтверждающих ленинский вывод о том, что неравно-
мерность экономического и политического развития яв-
ляется безусловным законом капитализма.
Формула зрелого партнерства, родившаяся на почве
концепции атлантического сообщества, в принципиаль-
ном отношении нисколько не отличается от этой концеп-
ции. Напротив, она вбирает в себя не только классовое
содержание, но и многие основные идеи атлантического
сообщества, и в частности подкрепляющую эту концеп-
цию теорию атлантической цивилизации. В то же время
формула зрелого партнерства признает изменения в со-
отношении сил в рамках капиталистической системы.
Теоретики зрелого партнерства учитывают, что к нача-
лу 70-х годов ведущие государства Западной Европы ук-
репились настолько, что с возрастанием их самостоятель-
ности в экономической и политической областях, а также
с увеличением их собственных военных возможностей
становится необходимым мириться с уменьшением эф-
фективности имеющихся у США рычагов воздействия на
них. Консолидация западноевропейского капитализма
достигла такого уровня, за которым начинается форми-
рование единого европейского центра экономической и
военной мощи. Вместе с тем, как считают ахмериканские
теоретики, в атлантических отношениях накоплен «за-
пас прочности», позволяющий рассчитывать на то, что
существующие противоречия и разногласия не поставят
под угрозу экономическую и военную взаимозависимость
американского и европейского капитализма.
Все это обусловливает появление в концепции зре-
лого партнерства целого ряда новых моментов.
Исходя по-прежнему из того, что основным рычагом
обеспечения претензий США на руководящую роль в ка-
питалистическом мире является Североатлантический
военно-политический блок, американские теоретики по-
ясняют, что под зрелым партнерством они имеют в виду
перекладывание на западноевропейские страны — участ-
ницы НАТО все большей части военных расходов и ожи-
дают от них наращивания сил этого военного блока, на-
правленного своим острием как против социалистических
стран, так и против народов, борющихся за демократи-
зацию, за лучшее устройство своей жизни. Рассуждения
о «зрелости» и «равноправии» партнеров по НАТО пре-
следуют, таким образом, вполне определенную цель:
обеспечить сохранение и укрепление главенствующего
247

положения США в натовском блоке, а следовательно и
в Западной Европе.
В своей книге «Необходимость выбора» Г. Киссинд-
жер следующим образом определил задачи государств —
членов НАТО: «Логическим решением стратегической
проблемы НАТО была бы такая специализация функ-
ций, в результате которой США концентрировали бы
свое внимание на ядерных силах, а союзники — на обыч-
ных вооружениях»77.
Идея перераспределения материального бремени вну-
три Североатлантического блока при одновременном со-
хранении в нем ключевых позиций США получила также
развернутое обоснование в докладе, подготовленном в
1969 году группой входящих в американскую Ассоциа-
цию содействия ООН видных специалистов по между-
народным делам, политических деятелей и руководите-
лей крупнейших корпораций во главе с бывшим совет-
ником президента Дж. Кеннеди Т. Соренсеном78.
Признавая роль и значение американо-европейского
сообщества (этому термину отдается предпочтение пе-
ред выражением «атлантическое сообщество»), концеп-
ция зрелого партнерства усматривает его основное на-
значение не в интенсификации процесса создания атлан-
тического сверхгосударства, а в построении довольно
гибкой и одновременно широко развитой системы взаи-
моотношений с западноевропейскими странами, которая
в наибольшей мере учитывала бы политические и на-
циональные особенности европейских государств. Важ-
ным этапом в вызревании формулы зрелого партнерства
явилось осознание необходимости считаться с независи-
мой политикой, проводимой европейскими странами, и
прежде всего Францией. Г. Киссинджер и С. Гофман,
критикуя официальные установки атлантического сооб-
щества, в середине 60-х годов впервые заговорили о
де Голле в примирительном тоне и показали, что фиаско
атлантической интеграции — вовсе не Дело рук одного
человека — де Голля, а закономерный результат как
объективных межатлантических противоречий, так и
ошибочных акций американской дипломатии, пренебре-
гающей реальностью. К концу 60-х годов эти взгляды
имели уже довольно глубокие корни. Под их влиянием
расчеты на развитие атлантического партнерства стали
связываться прежде всего с решением конкретных вопро-
сов американо-западноевропейских отношений.
248

Формула зрелого партнерства по-новому решает и
такой вопрос первостепенной важности, как отношение
к западноевропейской интеграции, что рассматривается
американскими академическими кругами как одна из
принципиальных основ глобальной политики США.
Вопрос этот начиная с 60-х годов являлся объектом
острых дискуссий в академических кругах США. Так
называемые «атлантисты» (Дж. Болл, С. Гофман), вы-
ступая с позиций укрепления Североатлантического пак-
та, рассматривали в качестве важнейшего фактора за-
падноевропейскую интеграцию. В этой связи они пред-
лагали не противопоставлять сплочение атлантического
сообщества и развитие западноевропейской интеграции,
как это делали администрации Кеннеди и Джонсона,
а рассматривать их. как два параллельных процесса.
В своей книге «Трудности Гулливера» (1969 г.) С. Гоф-
ман исходит из целесообразности «двоевластия в запад-
ном мире». Он призывает США к самому тесному со-
трудничеству с «объединяющейся Европой». В то же
время он прельщает европейские страны планами «ис-
тинного консорциума», предостерегая, что выход из-под
американской военной опеки может породить в Запад-
ной Европе «еще более глубокое разочарование».
«Атлантистам» противостояла группа ученых, более
практически настроенных в отношении как атлантиче-
ской, так и в особенности западноевропейской интегра-
ции. Кредо этой группы наиболее выпукло сформулиро-
вано видным исследователем атлантических проблем
Р. Стилом. «Мы превратили НАТО,— писал он в своей
книге «Конец Союза»,— в краеугольный камень нашей
дипломатии и выступили как апостолы объединения
Европы, потому что рассматривали это как один из
путей укрепления силы Запада. Но, создавая интегриро-
ванный военный союз с Европой, мы упустили из виду
два обстоятельства, а именно, что возродившаяся Евро-
па может иметь политические цели, далеко не совпадаю-
щие с нашими, и что она может проводить экономиче-
скую политику, наносящую ущерб нашим собственным
интересам...»79.
Указывая на отрицательный для США эффект запад-
ноевропейской интеграции, критики атлантизма призы-
вали правительство отказаться от прежнего взгляда на
единую Западную Европу как на естественного партнера
Соединенных Штатов и обратить главное внимание на
249

защиту своих собственных экономических и политиче-
ских интересов в ходе обостряющегося межатлантическо-
го соперничества.
Формула зрелого партнерства в определенной мере
синтезировала оба этих подхода. С одной стороны, она
вбирает в себя идею укрепления Североатлантического
блока на основе разделения ответственности между со-
юзниками, с другой — порывает с идеей совмещения
двух процессов: атлантической и западноевропейской
интеграции. Явное предпочтение отдается атлантическо-
му, а не западноевропейскому единству, то есть объеди-
нению Западной Европы под эффективным контролем
США. В этом выражается обеспокоенность по поводу
того, что политический механизм интегрированной Ев-
ропы, поставленный на службу ее экономическим инте-
ресам, может быть использован и против США. «Сей-
час все большее число информированных американцев
смотрит с подозрительностью, если не с враждебностью,
на движение Западной Европы к политическому един-
ству» — таков вывод, к которому приходят авторы вы-
шедшей в 1973 году коллективной монографии Брукинг-
ского института «Следующая фаза внешней политики»80.
Формула зрелого партнерства не отрицает процесс
европейской разрядки и в принципе рассчитана на его
продолжение. Весьма показательно, что один из основ-
ных «архитекторов» послевоенной внешней политики
США Дж. Кеннан вынужден сейчас признать что «Ев-
ропе незачем бояться оттепели в «холодной войне» и
сближения между Москвой и Вашингтоном»81. Позитив-
ную сторону разрядки теоретики зрелого партнерства
видят в стабилизации европейской ситуации, которая
должна уменьшить опасности и издержки военного про-
тивостояния систем, гарантировать американские эконо-
мические позиции в Западной Европе.
Вместе с тем американские теоретики не скрывают
своего беспокойства по поводу того, что разрядка может
повысить уверенность союзников в своей безопасности
и тем самым ослабить военные рычаги американского
влияния. Поэтому зрелое партнерство предусматривает
дальнейшее укрепление атлантической военной интегра-
ции. Правящим кругам США рекомендуется контроли-
ровать тенденции к разрядке у своих союзников, по воз-
можности регулировать темпы и определять пределы
этих тенденций. Важным элементом концепции зрелого
250

партнерства объявляется координация политики госу-
дарств Североатлантического пакта по основным проб-
лемам отношений с социалистическим содружеством.
«Без НАТО,— утверждает Дж. Макклой,— не может
быть конструктивного решения проблем между Восто-
ком и Западом на взаимоприемлемых началах»82.
В практическом плане концепция зрелого партнерст-
ва явилась основанием для сделанного в апреле 1973 го-
да Г. Киссинджером предложения о так называемой
новой атлантической хартии, которое было рассчитано
на то, чтобы сохранить за США руководящее начало на
Западе, сплотить вокруг них капиталистические государ-
ства Западной Европы, и прежде всего костяк НАТО, а
также Японию. Выступление Киссинджера дало даль-
нейший импульс теоретической разработке вопроса о
необходимости распространения формулы зрелого парт-
нерства на отношения США не только с Западной Евро-
пой, но и с Японией и соответственно о необходимости
подключения Японии в той или иной форме к Атланти-
ческому союзу. Довольно четко смысл всего этого выра-
зил 3. Бжезинский. «Атлантическая концепция,— пишет
он,— была творческим ответом на проблемы эпохи хо-
лодной войны. Сегодня рамки Атлантического союза
слишком узки, чтобы охватить множество задач и воз-
можностей, с которыми сталкивается международное
сообщество. Признавая это реальное положение, следует
предположить, что без тесного американо-европейско-
японского сотрудничества невозможно эффективно ре-
шить важные проблемы современности и что активное
развитие такого трехстороннего сотрудничества должно
сейчас стать центральной задачей американской поли-
тики»83. Подключение Японии к числу зрелых партнеров
должно, по замыслам американских теоретиков, спло-
тить вокруг США и под их эгидой все основные центры
силы современного капиталистического мира.
Попытки противопоставить создание альянса четы-
рех центров силы развитию советско-американских от-
ношений вызывают, однако, возражения в среде амери-
канских теоретиков. Профессор Р. Такер заявляет, что
подобная точка зрения несовместима с новой гибкой ди-
пломатией Вашингтона в отношении Москвы; он отме-
чает также, что столкновения интересов в лагере запад-
ных стран делают сегодня предложения о сообществе
этих стран более иллюзорными, чем когда бы то ни было.
251

Подобный подход, отмечает далее Р. Такер, игнорирует
давление внутриполитических сил в США в пользу со-
кращения американских вооруженных сил за рубежом и
разрядки напряженности в мире84.
К тому, что сказано Р. Такером, следует добавить,
что разрабатываемые американскими теоретиками про-
екты создания новых крупноблочных альянсов отражают
существующее в определенной части правящих кругов
США стремление сохранить и расширить замкнутые во-
енно-политические и экономические группировки. Осу-
ществление этих концепций на практике существенным
образом затруднило бы процесс коренного оздоровления
общеевропейской системы международных отношений,
важный стимул которому дало Совещание по безопасно-
сти и сотрудничеству в Европе.
Концепция партнерства применяется также на выбо-
рочной, дифференцированной основе к отношениям США
с развивающимися странами. При этом в американской
литературе намечается тенденция проводить различие
между странами «третьего мира», на которых распро-
страняется формула партнерства, и странами «четверто-
го мира». В понятие «третий мир» включаются разви-
вающиеся страны, добившиеся определенных успехов в
своем промышленном развитии либо располагающие
крупными сырьевыми ресурсами, к «четвертому миру»
относят наиболее бедные и отсталые в экономическом
отношении страны, страдающие от избытка населения
и нехватки ресурсов.
Партнерство со странами «третьего мира», как видно
из американских буржуазных теоретических исследова-
ний, имеет целью обеспечить развитие этих стран в угод-
ном для США направлении. Концепция партнерства
впитывает в себя основные идеи теории политического
развития (С. Хантингтон, Г. Спиро, Г. Олмонд, Дж. Ко-
улман, У. Беллинг и др.). Она обосновывает целесооб-
разность создания в развивающихся странах такого по-
литического порядка, при котором буржуазия этих стран
могла бы самостоятельно (по возможности без прямого
вмешательства США) осуществлять развитие своих стран
по капиталистическому пути.
В противном случае безразличное отношение к про-
исходящей в этих странах «одной из крупных револю-
ций нашего времени», предупреждает Г. Киссинджер,
«будет означать, что и мы будем поглощены ею, если не
252

физически, то психологически». При этом он не скрывает
беспокойства по поводу того, что некоторые движения
протеста в США уже сотворили себе героев из лидеров
новых стран (Че Гевара, Хо Ши Мин).
Не отличаясь по своим конечным целям от предшест-
вующих американских концепций в отношении развиваю-
щихся стран, концепция партнерства в то же время в от-
личие от них делает упор не на «контрпартизанские вой-
ны», а на экономическое развитие и социальное рефор-
мирование. /
В его конкретном выражении партнерство с избран-
ными развивающимися странами предполагает то же са-
мое, что и партнерство с промышленно развитыми капи-
талистическими государствами: увеличение военного и
материального вклада партнеров в выполнение общих
задач, и в частности в борьбу против освободительных
и революционных движений в соответствующих регионах.
Большие надежды связываются теоретиками партнер-
ства с так называемой экономической и научно-техниче-
ской помощью США, предоставление которой рекоменду-
ется обусловливать требованиями проведения определен-
ных реформ, упреждающих глубокие социальные и
экономические преобразования. Особое беспокойство,
судя по высказываниям К. Хаскинса, проявляется по по-
воду того, что оказание США помощи в ее нынешнем ви-
де, то есть с упором на техническую сторону, может
привести к созданию в развивающихся странах техниче-
ских кадров, не обладающих необходимой философией и
не способных в силу этого эффективно использовать аме-
риканскую помощь в нужном для США плане. Иными
словами, внедрение техники может не принести желаемых
для внешней политики США результатов. Как видно из
дальнейших рассуждений К. Хаскинса, американцев еще
более беспокоит то, что подготовка кадров без их долж-
ной идеологической обработки может в конечном счете
обернуться против самих США. «Ошибки, — заявляет
он, — могут означать в наступающей или следующей де-
каде целый ряд кровавых вспышек во всем мире, которые
напомнят французскую революцию, но еще в больших
масштабах». Поэтому партнерство с развивающимися
странами предлагается осуществлять таким образом, что-
бы создавать в этих странах надежные, с точки зрения
США, кадры, которые смогли бы воспрепятствовать соци-
альному переустройству развивающихся стран. Перво-
253

степенное значение придается в этой связи обеспечению
успешного роста и «эффективного функционирования си-
стем образования в развитых странах», и особенно обуче-
нию философскому мировоззрению. Это выдвигается как
задача № 185.
Военная помощь наряду с участием в военных блоках
рассматривается в концепции партнерства как основной
вклад США в обеспечение региональной безопасности.
Что касается предпринятия соответствующих полицей-
ских, полувоенных и военных акций по борьбе с освобо-
дительными движениями, то основное время ответствен-
ности за это, согласно концепции партнерства, возлагает-
ся на сами правительства тех развивающихся стран, ко-
торые считаются партнерами США. Это, однако, по мне-
нию большинства американских буржуазных теоретиков,
отнюдь не исключает селективного военного вмешатель-
ства США.
Империалистический характер такого рода партнер-
ства вполне очевиден. Неслучайно, что страны, на кото-
рые распространяется эта концепция, решительно отвер-
гают ее. Так, выдвинутая применительно к Латинской
Америке идея континентального партнерства встретила
резкое сопротивление в странах этого континента, где в
американской идее увидели стремление США усилить за*
висимость латиноамериканских государств от Соединен-
ных Штатов.
Таким образом, являясь основой обеспечения претен-
зий на американское главенство, концепция партнерства
представляет собой попытку обосновать создание такой
системы взаимоотношений США с другими капиталисти-
ческими и развивающимися государствами, которая
обеспечивала бы в новых условиях на международной
арене достаточно прочную и долговременную зависи-
мость этих государств от Вашингтона.
5. ВЫБОР ПЛАЦДАРМОВ И СРЕДСТВ
ГЛОБАЛЬНОГО ПРОТИВОБОРСТВА
Важное месго в концептуальном арсенале внешней
политики США занимает разработка вопросов о средст-
вах и методах глобального противоборства с социализ-
мом.
В условиях «холодной войны» выбор главного плац-
дарма глобального противоборства, а соответственно и
методов борьбы определялся тем, что «шахматная пар-
254

тия» между двумя системами, и в первую очередь между
СССР и США, разыгрывалась лишь на одной, военно-
политической доске. Соответственно дилемма националь-
ной безопасности ставилась во главу угла внешней
политики. «Этим, — пишет профессор С. Гофман, — объ-
яснялся упор на стратегические вопросы, особенно на
ядерное оружие и контроль над вооружениями; это объ-
ясняло пленительную привлекательность третьего мира,
который рассматривался как потенциально решающий
фактор в состязании между сверхдержавами; это прежде
всего дисциплинировало внутреннюю политику путем
подчинения внутренних дел единственной цели выжива-
ния. Это действительно в большой степени было войной
в мирное время и в еще большей степени воспринималось
как таковая»86. Тем самым внешняя политика и выбор
ее средств в сущности оказывались в зависимости от во-
енной стратегии, а последняя все больше определялась
развитием систем оружия. Все было перевернуто с ног
на голову — и это изображалось как новая закономер-
ность международных отношений.
В своих современных концепциях американские бур-
жуазные теоретики исходят из того, что центр тяжести
противоборства двух систем со временем все больше
смещается из военно-политической в экономическую, на-
учно-техническую и идеологическую сферы. Оставаясь
в силу своих политико-философских воззрений последо-
вательными апологетами силового подхода, американ-
ские теоретики в то же время вынуждены считаться с
объективными условиями и вносить коррективы в свои
представления как о структуре, так и о функциях силы,
пересматривать свое отношение к резервам, содержащим-
ся в обширном арсенале внешнеполитических средств.
Решающее значение среди методов глобального про-
тивоборства американские буржуазные исследователи по-
прежнему отводят силе, ссылки на которую присутст-
вуют по существу во всех внешнеполитических концеп-
циях США. В то же время ими настоятельно проводится
мысль, что сила не исчерпывается военным содержанием,
а представляет собой многокомпонентное понятие. При
этом подчеркивается тесное взаимопереплетение и вза-
имодействие между различными компонентами силы,
переход от одного из них к другому.
Военное могущество, по общепризнанному мнению, яв-
ляется важнейшей составной частью, силы, ее основой.
255

Военная сила в интерпретации американских авторов
имеет своим неотъемлемым свойством накапливание ору-
дий и средств ведения войны, сохранение и укрепление
военно-политических коалиций.
В то же время определение параметров применения
военной силы во внешнеполитических целях находится
в прямой зависимости от понимания американской внеш-
неполитической мыслью действия объективных факторов
в конкретных исторических условиях. Американские тео-
ретики учитывают, что военно-силовая конфронтация с
Советским Союзом, ставка на абсолютное военное пре-
восходство фактически не принесли США внешнеполи-
тических дивидендов. Между СССР и США установился
стратегический паритет, при котором их военные воз-
можности взаимно уравновешивают друг друга. Из этого
американскими теоретиками делается вывод, что ядер-
ная война по причине всеразрушающей силы оружия, ис-
пользуемого в ней, не может рассматриваться как рацио-
нальное средство достижения политических целей. К ней,
поясняют теоретики, целесообразно прибегать лишь в
самом крайнем случае, когда имеется явная угроза са-
мому существованию страны.
Американские буржуазные специалисты не могут так-
же сбрасывать со счетов и движение протеста внутри
США против применения политики с позиции силы, неже-
лание широких слоев американской общественности под-
держивать агрессивные планы Пентагона, принимать
как само собой разумеющееся силовые установки во вне-
шней политике. «Личный состав и оружие,— признает ди-
ректор Принстонского центра международных исследо-
ваний К. Норр, — это сила только тогда, когда сущест-
вует решимость использовать их. Поддержка народа яв-
ляется важной предпосылкой для такой* решимости»87.
Объективная необходимость ограничения параметров
применения военной силы и одновременно заинтересован-
ность правящих кругов США в ее сохранении в качестве
действенного орудия политики предопределяют харак-
тер трансформации взглядов американских теоретиков на
роль военного могущества в 70-е годы.
В функциональном отношении военная сила, и прежде
всего в ее ракетно-ядерном выражении, все больше со-
измеряется с возможными последствиями ее применения.
«Современное оружие, — пишет Г. Киссинджер,— носит
чрезвычайно разрушительный характер; оно всегда нахо-
256

дится в состоянии первоочередной готовности. Такое по-
ложение свидетельствует о наличии основного парадокса в
современной технике. Сила никогда не была такой боль-
шой; она также никогда не была такой бесполезной. В
прошлом главная проблема стратегов заключалась в том,,
чтобы добиться превосходства в силе; в современный пе-
риод проблема состоит скорее в том, каким образом поста-
вить под контроль существующую силу...» Речь идет, та-
ким образом, не об исключении военной силы из арсенала;
внешнеполитических средств, а о ее применении во
внешней политике с учетом того, что «неограниченное ис-
пользование ядерного потенциала против главного про-
тивника гарантирует лишь самоуничтожение»88. Такой
же точки зрения придерживается и Дж. Кеннан. Призна-
вая реально существующее положение вещей, он пишет,,
что военная мощь уже не может быть для Америки «по-
литически целесообразной», во-первых, потому, что она*
уравновешивается таким же военным потенциалом СССР,,
а во-вторых, потому, что с помощью оружия, каким бы
мощным оно ни было, «Соединенным Штатам не удастся
навязать неядерным державам своей воли», что весьма
убедительно продемонстрировал Вьетнам89.
Сдержанность в отношении применения военной си-
лы должна стать нормой внешней политики, поскольку
это связано с издержками международного и внутрипо-
литического характера, неприемлемыми с точки зрения
национальных интересов США, — к такому выводу при-
ходит автор обстоятельного исследования о военном вме-
шательстве США в послевоенные годы Г. Тиллема. Во-
енная сила, поясняют видные американские теоретики в-
области внешнеполитической стратегии Р. Осгуд и Р. Та-
кер, отвергается не по моральным или пацифистским, а
по сугубо практическим соображениям. Одновременно*
всеми этими теоретиками настоятельно проводится
мысль о том, что элемент силы, хотя и в сочетании с дру-
гими средствами политики, обязательно должен присут-
ствовать во внешнеполитических действиях США.
Большое значение американские теоретики придают
сдерживанию путем устрашения. Тем самым на язык
практической политики переводится широко разрабаты-
ваемая «гражданскими стратегами» теория устрашения,,
предусматривающая использование ракетно-ядерного по-
тенциала не столько в военных целях, сколько в целях
политического шантажа и давления. Идея сдерживания
257

путем устрашения, как поясняют Р. Осгуд и Р. Такер,
включает в себя «усилия использовать военную мощь,
за исключением войны, как рациональный инструмент
политики»90. Эта идея получила наиболее полное раз-
витие в работах Т. Шеллинга, который выдвинул кон-
цепцию так называемого политического торга, предусмат-
ривавшую достижение желаемых внешнеполитических
результатов путем ядерного шантажа. Усилия Шеллинга
направлены на придание убедительности угрозе (устра-
шению). Хотя акцент и делается Шеллингом на блеф,
шантаж, запугивание, в основе его нового подхода лежит
политика с позиции силы91.
Следуя по стопам Шеллинга, теоретики сдерживания
путем устрашения в своих новейших изысканиях реко-
мендуют не ограничивать тактику военных угроз и шан-
тажа военно-политической сферой и распространять ее
на область международных экономических отношений.
Важным импульсом для такого рода теоретизирований
явилось заявление Г. Киссинджера в конце 1973 года о
том, что США могли бы оказаться перед необходимостью
применить военную силу на Ближнем Востоке, чтобы
«сломить контроль арабов над нефтью^. Примером при-
дания убедительности перспектив военного вмешательст-
ва в качестве «единственно надежного средства решения
нефтяного кризиса» служат рассуждения Р. Такера, ко-
торый утверждает, что если «нет желания смириться с
неожиданным колоссальным перемещением богатства и
силы, вызванным нынешней ситуацией, то единственный
выход — в создании экономических и политических ин-
струментов давления силой»92. Характерно, что Такер
при определенных обстоятельствах считает возможным
перейти от угрозы к применению силы. Нетрудно видеть,
что подобный курс поведения в международных делах на
практике мог бы серьезным образом осложнить решение
острых международно-экономических проблем и спрово-
цировать военный конфликт.
Среди сторонников концепции сдерживания путем ус-
трашения имеются и такие американские теоретики, ко-
торые, не возражая открыто против формального при-
знания стратегического паритета СССР и США, не хотят
смириться с фактом такого равенства и пытаются изыс-
кивать окольные пути для того, чтобы добиться для США
односторонних преимуществ в военно-стратегической об-
ласти. Они используют тезис о сдерживании для обосно-
258

вания дальнейшей гонки вооружений, укрепления воен-
но-политических блоков и усиления их роли в решении
международных проблем.
Разумеется, концепция сдерживания путем устраше-
ния, в основе которой лежит мысль о равновесии страха,
не может служить основой сколько-нибудь прочного и
длительного мира. Не контроль над гонкой вооружений,
как того требует эта концепция, а лишь принятие после-
довательных мер на пути к конечной цели — всеобщему и
полному разоружению может обеспечить реальную га-
рантию сохранения мира.
Целый ряд современных теоретических конструкций
имеет целью доказать «безвредность» не только наращи-
вания оружия, но и его применения в ограниченных мас-
штабах. Весьма интенсивно предпринимаются поиски
различного рода путей и способов, с помощью которых
можно было бы «безопасным» образом прибегать к при-
менению силы.
Широко распространены в современных концепциях
различного рода варианты контролируемых войн, то есть
ограниченных войн с соблюдением определенных пра-
вил игры. Один из таких вариантов — война по правилам,
усиленно пропагандируемая Г Каном. В интерпретации
Г. Кана это война с ограниченными целями и средства-
ми. Стороны, разъясняет Кан, учитывают выгоды и поте-
ри, стремятся избежать разрушений, проявляют сдержи-
вание на основе разумной калькуляции. Цели ограниче-
ны из-за опасения эскалации, и во время войны ведутся
взаимный торг, переговоры, широко используется угроза,
но всегда обеспечивается в разумных пределах контроль
над своими акциями. Осуществляется ограниченное ис-
пользование силы и, вместе с тем, сдержанность, доста-
точная для того, чтобы эскалация никогда не имела мес-
та. Соответственно Кан предлагает руководствоваться
определенными моральными правилами, уподобляя вой-
ну схваткам животных. Идеал Кана — дерущиеся змеи,
которые, как он уверяет, никогда смертельно не жалят
друг друга 93.
В этих кановских конструкциях нетрудно видеть по-
пытку подстроиться под общий лад происходящей в
США трансформации концепций силы, с тем чтобы окон-
чательно не скомпрометировать лелеемую им идею ра-
ционального использования войны как средства внешней
политики. Постановка Каном вопроса о войне по прави-
259

лам поражает не только своим цинизмом, но и скрытой
в ней опасностью перерастания этой войны в ракетно-
ядерную. Подобные милитаристские идеи не заслужива-
ли бы внимания, если бы не преподносились как новое
слово в теории и не принимались в расчет теми, кто дела-
ет внешнюю политику.
С новыми идеями на этот счет выступает и видный
американский историк и теоретик Л. Халле. Отмечая,
что, «вероятно, прошло время и, возможно, навсегда, ког-
да официальное использование войны, должным образом
объявленной и ведущейся открыто, было принятой прак-
тикой среди организованных обществ», он в то же время
утверждает: «То, чему я не вижу конца, — это сохране-
ние всеми обществами вооруженных сил и их использо-
вание в насильственных действиях». В этой связи он ви-
дит выход в выработке «правил игры» на случай приме-
нения военной силы94. За подобными рассуждениями,
сдобренными показной гуманностью, скрывается вполне
определенная попытка теоретически обосновать гонку во-
оружений, воспрепятствовать укреплению в сознании
людей понимания недопустимости использования средств
массового уничтожения. Совершенно очевидно, что при-
знание политической нецелесообразности войн должно
означать не разработку правил для применения силы, а
отказ от применения силы, создание условий для исклю-
чения войны из жизни международного сообщества го-
сударств.
С определением новых параметров применения воен-
ной силы связана и модификация военной доктрины
США. Составляющая ядро нынешней доктрины реалис-
тического устрашения концепция стратегической доста-
точности хотя и вбирает в себя ряд традиционных уста-
новок политики с позиции силы, вместе с тем, впервые за
послевоенные годы официально признает состояние ядер-
ного паритета между СССР и США, приглушая вопрос
об обеспечении абсолютного ракетно-ядерного превосход-
ства как цели военного строительства. Формула такого
военного превосходства заменяется в новейших исследо-
ваниях силовых основ внешней политики США формулой
военно-технического превосходства. Сущность этой фор-
мулы довольно откровенно раскрыта У. Кинтнером.
«США, — пишет он, — нуждаются в военно-техниче-
ском превосходстве как важнейшей основе для обеспе-
чения своих глобальных интересов»95.
260

Что касается стратегической достаточности, то, со-
гласно наиболее распространенной интерпретации, она
имеет два значения. В военном смысле она означает на-
личие достаточных сил для нанесения потенциальному
агрессору такого ущерба, который необходим, чтобы
удержать его от нападения. В более широком политиче-
ском смысле достаточность означает наличие ракетно-
ядерных сил, достаточных для того, чтобы не допустить
нажима на США и их союзников; она также предусмат-
ривает такое количество, качество и развертывание этих
сил, которые Советский Союз не сможет с основанием
расценивать как намеренную угрозу обезоруживающего
удара. Разумеется, при таком подходе понятие «доста-
точность» становится настолько гибким и зависимым от
субъективных оценок, что открывает широкий простор
для толкования в самых различных смыслах.
Соответственно в отношении стратегических вооруже-
ний военная доктрина придает большое значение в ны-
нешних условиях качественному совершенствованию уже
имеющихся образцов оружия, что, однако, не исключает
создания новых систем оружия. Определенную эво-
люцию претерпевает военная доктрина и в части, касаю-
щейся неядерных (обычных) вооружений. Прежние уста-
новки предусматривали готовность США одновременно
вести две крупные неядерные войны на европейском и
азиатском театрах, а также участвовать в небольшом ло-
кальном конфликте (принцип «двух с половиной войн»).
Теперь же считается, что в силу маловероятности согла-
сованных действий СССР и КНР, а также повышения
военных возможностей союзников по НАТО США могут
ограничиваться уровнем военной готовности, обеспечива-
ющим ведение одной крупной неядерной войны в Евро-
пе или Азии, а также участие в небольшом конфликте
(принцип «полутора войн»). Нынешняя военная доктри-
на в конечном счете ориентируется на то, что ограничен-
ные войны без применения ядерного оружия должны вес-
тись силами союзников, а США будут обеспечивать под-
держку силами ВВС и ВМС. В локальных конфликтах
США намереваются использовать свою мощь в крайних
случаях, более тщательно выбирать ситуацию вмеша-
тельства, дозировать его объем.
Советско-американские соглашения, заключенные в
результате встреч на высшем уровне в 1972—1974 годах,
оказывают определенное влияние не только на политику,
261

но и на стратегию США, стимулируя поиски новых воен-
но-стратегических концепций.
Многие авторы, занимающиеся военно-стратегически-
ми проблемами, весьма положительно оценивают согла-
шения между СССР и США об ограничении стратегиче-
ских вооружений и выступают за продолжение перегово-
ров в этой области, против подстрекательства определен-
ных военных кругов в США, требующих «восстановления
военного превосходства». «Любая программа, ставящая
своей задачей восстановление стратегического превосход-
ства.., являлась бы опасной и дорогостоящей затеей и
почти наверняка потерпела бы провал», — подчеркивает,
в частности, Дж. Кэхен 96. В июне 1973 года Брукингский
институт опубликовал доклад, в котором предлагаются
изменения в военно-стратегической политике США. Как
отмечала в этой связи «Вашингтон пост», «предлагаемые
изменения в стратегии американской обороны могли бы
сократить в этом десятилетии военные расходы на
25 млрд. долл.». В числе альтернатив нынешнему курсу
институт предложил переход от существующей стратегии
обороны Европы к перестройке американских вооружен-
ных сил для «короткого интенсивного конфликта в Евро-
пе, а не повторения второй мировой войны». Что касается
Азии, то в этом регионе рекомендуются «ограничение ин-
тересов безопасности Японией и отказ от обязательств
по обороне Юго-Восточной Азии»97.
В другом направлении ведутся теоретические поиски
теми, кто тесно связан с военно-промышленным комплек-
сом и продолжает мыслить категориями политики с по-
зиции силы.
На протяжении некоторого времени военные аналити-
ки и теоретики в «мозговых трестах», созданных Пента-
гоном, были заняты разработкой такой стратегической
концепции, которая сделала бы более приемлемой перс-
пективу ядерного конфликта, а следовательно и перспек-
тиву наращивания ядерной мощи, несмотря на разрядку
В ходе обсуждения всех аспектов этой проблемы выкри-
сталлизовался новый вариант стратегической концепции
контрсилы, называемый стратегией точечных целей
О рождении этой концепции публично возвестил в янва-
ре 1974 года министр обороны США Дж. Шлезинджер.
Суть ее состоит в обосновании необходимости создания
ядерного потенциала, предназначенного для нанесения
удара по военным целям, а не по городам противника.
262

как это предусматривала утвердившаяся в 60-х годах
стратегия взаимного гарантированного уничтожения98.
Если стратегия взаимного гарантированного уничтоже-
ния имела главной целью сдерживание противника (при
наличии у одной из сторон достаточных ядерных сил,
чтобы выдержать внезапное нападение и, вместе с тем,
ответить опустошающим ударом по основным городам,
другая сторона не посмеет никогда напасть), то новая
модифицированная стратегия контрсилы подразумевает
способность вести ядерную войну путем нанесения уда-
ров по точечным военным объектам (аэродромы, сосре-
доточения войск, ракетные шахты). После ракетной «пе-
рестрелки» по относительно небольшим объектам — так
гласит далее эта концепция — у обеих держав еще оста-
нется возможность вступить в переговоры, прежде чем
довести дело до взаимного запуска межконтинентальных
баллистических ракет (МБР).
За демагогической оболочкой подобных рассуждений
отчетливо виден расчет на то, чтобы сделать приемлемой
мысль о допустимости ограниченного обмена ядерными
ударами и тем самым ослабить глубокое воздействие на
сознание общественности советско-американского Согла-
шения о предотвращении ядерной войны. Смысл модифи-
кации концепции контрсилы состоит главным образом в
том, чтобы подготовить почву для развертывания про-
грамм производства новейшего оружия в условиях раз-
рядки. Одновременно прослеживается и еще одна цель—
использовать дискуссию о новой стратегии как средство
давления на партнера в советско-американских перего-
ворах об ограничении стратегических вооружений. Кон-
цепция контрсилы, возрождающая идею приемлемости
ядерной войны, в корне противоречит духу разрядки
и позитивному развитию советско-американских отно-
шений.
Трансформация взглядов американских теоретиков на
роль военной силы во внешней политике хотя и является
показателем определенных позитивных сдвигов в мышле-
нии тех, кто разрабатывает внешнеполитические концеп-
ции и военно-политическую стратегию, их отхода от не-
которых старых клише политики с позиции силы, тем не
менее, не означает разрыва с силовым подходом к меж-
дународным делам, отказа от использования военной си-
лы в определенных случаях, в рациональных формах.
Суммируя нынешний подход внешнеполитической мы-
263

ели США к вопросу о военной силе, Р. Осгуд и Р. Такер
справедливо отмечают его противоречивость. С одной
стороны, как пишут они, «ядерное оружие заставило его
обладателей быть более осторожными в применении си-
лы.., вызвало у них стремление избегать прямых военных
конфронтации.., дало новый мощный стимул для подчи-
нения силы политическим ограничениям более системати-
ческим и расчетливым образом, чем в прошлом». С дру-
гой стороны, это не дает «удовлетворительного ответа на
вопрос, положено ли начало новому периоду» ", имея в
виду под новым периодом исключение войны из практики
международных отношений.
И дело здесь не только в том, что в наращивании во-
оружений экономически заинтересованы определенные
социальные группы, и в первую очередь те, которые свя-
заны с военно-промышленным комплексом. Это, бесспор-
но, фактор важный, постоянно действующий, но есть еще
и преходящее обстоятельство. Ориентация на военную
силу имеет дополнительное подкрепление, обусловленное
инерцией «холодной войны», живучестью и цепкостью
сложившихся в тот период представлений о выгодности
гонки вооружений и использования по прямому назначе-
нию ее вещественных результатов — новых систем ору-
жия. За годы «холодной войны» американский милита-
ризм обрел фактического союзника в лице социально-фи-
лософских течений, обосновывавших необходимость
силовой платформы для проведения внешней политики.
Сложился определенный образ мышления, тормозящий
пересмотр установок, опрокинутых изменившимся соот-
ношением сил в мире. Это и объясняет зигзаги в теориях
и практических действиях, связанных с применением во-
енной силы, которые испытывают, с одной стороны, дав-
ление объективных реальностей, а с другой — воздейст-
вие милитаризма через имеющиеся в его распоряжении
многочисленные каналы.
Сознание губительных последствий военных конфлик-
тов в условиях существования и накопления ракетно-
ядерного оружия должно подсказывать единственно ра-
зумный путь, заключающийся не в искусственной регла-
ментации силы, а в ее исключении в качестве средства
разрешения международных споров из межгосударст-
венных отношений. Именно в этом направлении прилага-
ет свои усилия Советский Союз. В Программе мира, при-
нятой на XXIV съезде КПСС, в четкой и емкой форму-
264

лировке было определено, что «отказ от применения силы
и угрозы ее применения для решения спорных вопросов
должен стать законом международной жизни» 10°. Уси-
лия Советского Союза встречают все более широкую под-
держку со стороны многих государств. Свидетельством
этого является принятие XXVII сессией Генеральной Ас-
самблеи по нашей инициативе резолюции о неприменении
силы в международных отношениях и запрещении навеч-
но применения ядерного оружия.
Принцип неприменения силы нашел свое отражение
в основополагающих международных документах 70-х го-
дов, сыгравших особо важную роль в перестройке отно-
шений между государствами на принципах «мирного со-
существования. Он, в частности, включен государства-
ми— участниками Совещания по безопасности и сотруд-
ничеству в Европе в центральную, политическую часть
Заключительного акта — Декларацию принципов, кото-
рая представляет собой принятый на самом высоком
уровне свод главных правил и норм мирных и дружест-
венных отношений на европейском континенте.
XXV съезд партии поставил задачу дальнейшего про-
движения вперед от двусторонних договоров и соглаше-
ний, содержащих положения об отказе от использования
силы, к всемирному договору о неприменении силы в
международных отношениях.
Важнейшая предпосылка материализации многосто-
ронних и двусторонних обязательств государств в отно-
шении исключения силы из международного обихода —
дополнение политической разрядки военной. Переговоры
по проблемам военной разрядки, проходившие на двусто-
роннем и многостороннем уровнях, привели к возникно-
вению целого комплекса договоров и соглашений, кото-
рые ограничили в определенных пределах и сферах воен-
ные приготовления и значительно уменьшили существо-
вавшую во времена «холодной войны» опасность военно-
го противостояния. Эти договоренности убедительно де-
монстрируют практическую возможность согласованных
действий государств с различным общественным строем,
в том числе СССР и США, в области военной разрядки.
Разумеется, эти договоренности — только первые шаги,
но они идут в направлении осуществления важнейших
требований нашего времени: добиваться сокращения, а
затем и прекращения гонки вооружений, продвигаться по
пути, ведущему к всеобщему и полному разоружению.
265

Понятие военной разрядки не исчерпывается ограни-
чением и сокращением вооружений и вооруженных сил.
Оно должно быть распространено и на военно-стратегиче-
ские концепции, которые являются важным компонентом
военной политики.
Наряду с военным могуществом в нынешнем пред-
ставлении американских авторов сила включает в себя
также научно-технический потенциал. «Наша сила, —
выражает распространенную в американских академиче-
ских кругах точку зрения бывший помощник президента
США Дж. Кистяковский, — должна состоять в обеспече-
нии отличного состояния широкой научной и технической
базы»101.
Большинство американских буржуазных теоретиков
международных отношений (К. Хаскинс, Ю. Сколников,
М. Банди, У Кинтнер, Н. Паделфорд, Дж. Линкольн
и др.) стоят на позициях технологического утопизма. На-
учно-технический прогресс провозглашается ими «осно-
вой цивилизации двадцатого века», независимой пере-
менной величиной, которая положительно влияет на
структуры как отдельных государств, так и всей между-
народной системы в целом, и в частности способствует ее
стабилизации. «Наука и техника,— утверждает К. Хас-
кинс, — делают возможными изменения мощи госу-
дарств, их производственного потенциала в смысле поко-
рения природы, роста благосостояния, расширения чело-
веческих возможностей. Тот же рычаг науки и техники,
который способствовал росту плюрализма военной мо-
щи в мире, может укрепить и стабилизировать систему
политического и экономического плюрализма путем со-
действия росту производственных потенциалов госу-
дарств...» 102.
Высказываясь в пользу активного вовлечения техно-
логического фактора во внешнеполитическую стратегию
и тактику США, эти авторы выдвигают в качестве перво-
очередной задачи обеспечение экономического и научно-
технического превосходства США, которое отождествля-
ется ими с национальными интересами.
Американские теоретики придают тем большее значе-
ние обеспечению экономического и технического превос-
ходства, поскольку в нынешних условиях в результате
роста военного и экономического могущества СССР рез-
ко сузились возможности применять силу в противобор-
стве с социализмом в военно-политической сфере. С эко-
266

номической и научно-технической гегемонией связыва-
ются расчеты на укрепление пошатнувшихся междуна-
родных и военно-политических позиций США. «Госу-
дарство, которое первым выработает стратегию исполь-
зования технологического превосходства,— пишет У. Кин.
тнер, — получит ключ к решающему политическому и
военному преимуществу...» шз. Превращение США в об-
разцовую модель научно-технического прогресса дол-
жно позволить также, по замыслу американских тео-
ретиков, подправить заметно подорванные империали-
стической политикой престиж и влияние США в мире.
«Сначала образ Америки, — констатирует Бжезинский,—■
ассоциировался со свободой». Сейчас, после серии поли-
тических убийств и особенно в результате войны во Вьет-
наме, влияние Америки, по его свидетельству, имеет не
моральный, а в первую очередь научно-технический ха-
рактер 104.
Как отмечалось в советской литературе 105, вырванный
из классового контекста утопический подход к оценке вли-
яния науки и техники на процессы социального развития,
в том числе и в области международных отношений, в
основе своей отнюдь не нов. Еще в XIX веке, в эпоху про-
мышленного капитализма, идеологи буржуазии также
активно доказывали, что технология является двигате-
лем всякого прогресса, может разрешить большинство
социальных проблем, «освободить человека из тисков об-
щества» и вообще является источником «постоянного
процветания». Целью всех этих утверждений была по-
пытка увести трудящихся от проблем классовой борьбы,
представив будущее развитие государств и всего челове-
ческого общества на основе технологической утопии.
Прошедшее столетие не оставило камня на камне от до-
казательности концепций, абсолютизировавших влияние
научно-технического прогресса на человеческое общест-
во, подменявших научный, марксистский подход к тому
воздействию, которое оказывают производительные си-
лы, средства производства на общественные отношения,
миражами процветающего общества, основанного на ча-
стной собственности, все пороки которого якобы излечит
научно-технический прогресс.
С иных исходных позиций обосновывают необходи-
мость использования технологического фактора во внеш-
неполитических целях те ученые, которые с пессимизмом
взирают на вторжение ИТР в сферу международных от-
267

ношений. К ним относятся такие влиятельные теоретики,
как Г. Моргентау, Дж. фон Нейман, Г. Кан. В их пред-
ставлении вышедший из-под контроля научно-техниче-
ский прогресс мог бы привести к возникновению техно-
логического ада, в котором человеку якобы грозит опас-
ность оказаться лишенным работы, личной жизни и даже
человеческого достоинства. В таких же мрачных тонах
рисуются ими и перспективы влияния НТР в сфере меж-
дународных отношений (ядерная война, мировой продо-
вольственный кризис, энергетический кризис и т. п.).
«Технофобы» считают, что происходящие под воздейст-
вием НТР изменения в мировой структуре, если оставать-
ся безразличными к влиянию технологического фактора,
могут породить тенденцию к перманентному отсутствию
стабильности в международных отношениях и тем самым
усилить возможность возникновения различного рода
конфликтов. Так, Дж. фон Нейман утверждает, что раз-
витие НТР создает опасность крушения многих устояв-
шихся политических институтов и возникновения неста-
бильности как качественно новой характеристики миро-
вой системы 106. Г. Моргентау также утверждает, что на-
учно-технические открытия, особенно в военной области,
«буквально в течение одной ночи» могут выдвинуть в
первые ряды новые государства, сделать соотношение
сил в мире крайне нестабильным. Отмечая противоречи-
вый характер воздействия НТР на международные отно-
шения (с одной стороны, НТР способствует «технологи-
ческой унификации мира», а с другой — затрудняет воз-
можность взаимопонимания между народами), Морген-
тау выделяет последнюю тенденцию в качестве главной.
Свою точку зрения Моргентау аргументирует следующим
образом. «Современная техника, — утверждает он, — не
только сделала технически возможным для людей об-
щаться друг с другом независимо от географических рас-
стояний, она предоставила также возможности прави-
тельствам и частным агентствам удерживать информа-
цию, когда это им нужно» 107. В таком подходе видно, в
частности, стремление переложить ответственность за от-
рицательные тенденции в международных отношениях с
империалистических держав, политика которых в период
«холодной войны» служила препятствием созданию проч-
ного мира и нахождению взаимопонимания между наро-
дами, на возникновение и действие в сфере международ-
ных, отношений технологического фактора.
268

Технофобия представляет собой своеобразную реак-
цию на те уродства, которые порождены использованием
достижений НТР в условиях капиталистической системы.
Однако это направление теоретической мысли, казалось
бы, диаметрально противоположное «утопистам», смыка-
ется с последними, как только дело доходит до оценки
места и роли технологического фактора среди компонен-
тов силы. Признавая возросшее значение научно-техни-
ческого компонента национальной мощи, Г. Моргентау
рассматривает его в неразрывной связи с военной силой,,
которой по-прежнему отводится решающее значение как
основной опоре такой мощи. «Военная сила, — пишет
Г. Моргентау, — измеряется теперь главным образом не
территорией, на которую она распространяется, не коли-
чеством войск и оружия, а научными достижениями и
техническими нововведениями; национальный престиж в
значительной мере вытекает из научно-технических до-
стижений. Государства, исторически вовлеченные в гонку
вооружений и соревнование за престиж, неизбежно дол-
жны конкурировать в научно-технической области. Таким
образом, наука и техника в громадных масштабах увели-
чивают национальное могущество»108. Считая технико-
экономический потенциал важнейшим компонентом го-
сударственного могущества, по существу все американ-
ские буржуазные теоретики исходят из того, что развер-
тывающаяся научно-техническая революция должна
быть использована как фактор, содействующий интере-
сам США и позволяющий мобилизовать дополнительные
ресурсы для нужд внешней политики. При этом научно-
технический компонент силы отнюдь не противопостав-
ляется военному, а, напротив, рассматривается как его»
существенное дополнение и подкрепление.
В качестве еще одного важного компонента концеп-
ция силы рассматривает идеологию. Вынужденные при-
знать реальности происшедших в мире изменений не в
свою пользу американские теоретики хотели бы компен-
сировать ослабление политических и экономических по-
зиций США активным маневрированием на идеологиче-
ском плацдарме борьбы двух систем.
Многие американские теоретики международных от-
ношений в последнее время начинают скептически отно-
ситься ко всякого рода концепциям деидеологизации,.
вполне определенно признавать, что идеологическая
борьба диктуется принадлежностью США и СССР к
269>

двум диаметрально противоположным социальным си-
стемам. «Соединенные Штаты и Советский Союз, — пи-
шет Г. Моргентау, — противостоят друг другу не только
как две великие державы, которые традиционным обра-
зом борются за преимущество. Они также противостоят
друг другу как источники двух враждебных и несовмес-
тимых идеологий, двух систем правления, двух образов
жизни, каждый из которых стремится расширить диапа-
зон своих политических ценностей и институтов и не
допустить аналогичного расширения с противной сто-
роны» 109.
Вне зависимости от различного понимания ими суще-
ства и характера роли идеологии во внешней политике
фактически все американские буржуазные теоретики
сходятся на том, что век науки и техники требует макси-
мальной мобилизации ресурсов на идеологическом на-
правлении. Это объясняется, в частности, тем, что раз-
вертывание научно-технической революции, и особенно
в области средств коммуникаций, способствует, в частно-
сти, возрастанию влияния народных масс на формиро-
вание и осуществление внешней политики. Так, Ю. Скол-
ников отмечает, что возрастание роли телевидения в жиз-
ни людей предполагает более широкое вовлечение масс
во внешнюю политику.
Американские буржуазные теоретики в массе своей
признают также, что значение идеологической сферы
противоборства повышается в условиях разрядки, что
обусловлено, с одной стороны, отказом от ставки на во-
енную силу как единственный ориентир в политике, а с
другой — быстрым развитием взаимоотношений двух си-
стем. Пытаясь воспрепятствовать социальному прогрес-
су, задержать развитие социализма, целый ряд амери-
канских буржуазных теоретиков считают особенно важ-
ным то, что средства идеологической борьбы дают воз-
можность осуществлять вмешательство во внутренние де-
ла других стран. Идеологическая борьба, заявляет
Г. Моргентау, представляет собой «динамическую силу»,
с помощью которой осуществляется «политика вмеша-
тельства повсюду в мире, иногда тайно, иногда явно, по-
рой с помощью принятых методов дипломатии и пропа-
ганды, порой с помощью сомнительных средств — под-
рывной деятельности или неприкрытой силы»110.
В плане превращения идеологии в важнейший дина-
мический компонент силы первоочередное значение при-
270

дается созданию идейно-теоретической платформы внеш-
ней политики американского империализма. Было бы
трагично, замечает 3. Бжезинский, если бы США реаги-
ровали на новые проблемы, возникающие перед нами,
«на основе никоим образом не подходящих, устаревших
идеологических формулировок XIX века».
Американским буржуазным теоретикам приходится
считаться с тем, что растущее стремление народов к дей-
ствительной независимости и подлинному равноправию,
обостряющаяся нетерпимость мирового общественного
мнения к методам диктата и насилия на международной
арене делают понятие справедливости четким критерием
оценки политических действий и требуют при проведении
тем или иным государством своей внешней политики ува-
жения интересов других народов.
В одной из своих последних работ видный американ-
ский теоретик К. Томпсон справедливо отмечает, что «в
международной политике существенно важно наше пони-
мание самих себя, своих интересов (и как народа, и как
государства), интересов и обязательств других, а также
наших общих интересов. И это понимание определяется
не только одними интересами, а культурными и нравст-
венными ценностями, как своими, так и чужими» ш. Ука-
зывая на необходимость привнесения в международную
политику моральных ценностей, К- Томпсон, однако, го-
ворит не о конкретных нравственных нормах и принци-
пах, а об общих задачах уважения общественного мне-
ния, «отыскания общей заинтересованности, даже в тех
сферах, где ценности неизбежно различаются и конфлик-
туют». Таким образом, вместо соблюдения в мировой по-
литике определенных правовых и морально-этических
норм и принципов предлагается всего лишь ориентация
на установки политического характера.
Такой подход американских теоретиков объясняется
не только нежеланием создать какие-либо морально-пра-
вовые помехи для силового подхода к международным
делам, но и, как показывает содержание предлагаемых
установок, отсутствием «единой системы ценностей» в
капиталистическом мире, что затрудняет выработку об-
щеприемлемых в этом мире этико-юридических норм и
принципов.
Идеологию как компонент силы предлагается исполь-
зовать не изолированно, а в сочетании с другими средст-
вами внешней политики. Идеологический напор, по за-
271

^мыслу американских теоретиков, должен подкреплять
дипломатические и иные акции. В результате идеология
•становится необходимым атрибутом, сопутствующим
лрименению по существу всех внешнеполитических
средств.
Американский подход к идеологии как компоненту
«силы служит наглядной иллюстрацией слов Генерально-
го секретаря ЦК КПСС тов. Л. И. Брежнева о том, что
в нынешних условиях «проблемы идеологической борбы
все более выдвигаются на первый план»112.
Включая в понятие «сила» невоенные компоненты
(наука и техника, идеология), американские буржуаз-
ные теоретики, хотя и нисколько не умаляют той домини-
рующей роли, которую играет среди компонентов госу-
дарственного могущества военная сила, тем не менее,
расширяют это понятие в структурном отношении. Транс-
формация этого понятия предопределяет и поворот вни-
мания американских ученых к проблемам современной
дипломатии.
В условиях «холодной войны», когда основная ставка
делалась исключительно на военную силу, дипломатии
отводилась по существу второстепенная, подсобная роль.
В американской литературе даже возникло понятие «ди-
шломатия насилия», что означало подчинение диплома-
тии политике с позиции силы. Все это наложило замет-
ный отпечаток на оценку дипломатии как средства внеш-
ней политики. Отдельные авторы, например Б. Уэстер-
•филд, даже лишали дипломатию права на существова-h
-ние в качестве самостоятельного средства внешней поли-
тики, утверждая, что «традиционные задачи дипломата
(переговоры, информация, представительство своего на-
рода и правительства) в значительной степени осуществ-
ляются при использовании им других, более конкретных
■инструментов политики»113. При исследовании диплома-
тии основное внимание уделялось не столько перегово-
рам как существу дипломатии, сколько различным мето-
дам принуждения: от давления и шантажа до прямого
вмешательства во внутренние дела других стран. Соглас-
но распространенному в американской литературе в тот
период определению существо дипломатии сводилось
«к аккумулированному политическому, экономическому и
военному давлению на другую сторону»114. Почти едино-
душно утверждалось право дипломатии на произвольное
использование любых средств, включая международное
272

право, для придания видимости законности своим дейст-
виям.
Переоценка сложившихся в годы «холодной войны»
внешнеполитических концепций, ориентировавших на во-
енно-силовой подход к международным проблемам, при-
вела к выдвижению в американских теоретических иссле-
дованиях концепции переговоров. Между пониманием не-
обходимости ограничения параметров применения воен-
ной силы и повышением значения невоенных методов по-
литики, прежде всего дипломатии, существует прямая
связь. Вывод об опасности и издержках военного проти-
востояния с СССР подразумевает целесообразность пе-
реговоров с Советским Союзом и другими социалистиче-
скими государствами. Переговоры, как считают в США,
позволяют более надежно, чем военными методами, обес-
печивать как американские интересы, так и интересы
всей капиталистической системы.
Ратуя за дипломатию переговоров, видный американ-
ский политический деятель и теоретик Ю. Блэк утверж-
дает, что с её помощью США смогут не только надежно
обеспечить свои интересы, но и «избежать изоляциониз-
ма, с одной стороны, и выполнения непосильной роли ми-
рового полицейского — с другой». Необходимость воз-
рождения «забытого древнего искусства дипломатии»
Блэк мотивирует и тем, что профессиональная диплома-
тическая служба является «способной для того, чтобы
помочь президенту определить четко и убедительно ре-
альные национальные интересы нашей страны в мире», и
«эффективной для того, чтобы помочь сформулировать
политику, отвечающую этим целям» 115.
Оценка американскими буржуазными теоретиками ме-
ста и роли дипломатии в современных условиях отлича-
ется противоречивостью, которая заметно проявляется в
стремлении увязать развертывание дипломатической ак-
тивности с наращиванием ее силового обеспечения.
Высказываясь за то, чтобы возродить дипломатию,
которая «была бы способна сохранять мир, а не исполь-
зовалась бы как инструмент политической религии, ста-
вящей целью всемирное господство», Г. Моргентау в то
же время заявляет: «Дипломатия не может полагаться
только на убеждения или компромисс. Великая держава
обязана использовать весь спектр дипломатических
средств... Дипломатический представитель великой дер-
жавы для того, чтобы служить как интересам своей стра-
10—232
273

ны, так и интересам мира, должен в одно и то же время
использовать убеждение, предлагать преимущества ком-
промисса и производить впечатление на другую сторону
военной силой своей страны. Искусство дипломатии со-
стоит в том, чтобы в каждый момент правильно сделать
упор на любое из этих средств» П6.
Силовой подход заметно обнаруживается и в разра-
ботке американскими буржуазными теоретиками вопроса
о методах дипломатии.
Признавая желательность и целесообразность, с точ-
ки зрения интересов США, достижения в ходе перегово-
ров определенных соглашений, значительная часть аме-
риканских теоретиков предлагает в подходе к соглаше-
ниям руководствоваться методом сцепления междуна-
родных проблем (пакетных сделок), что предполагает
искусственное связывание воедино самых разнообразных
спорных вопросов, с тем чтобы договоренность по каждо-
му из них зависела от компромисса по всем, вместе взя-
тым, имея в виду «сбалансированность» уступок каждой
из сторон. Метод пакетных сделок уходит своими корня-
ми в уже упоминавшуюся теорию политического торга,
созданную Т. Шеллингом. Внедрение его в практику пе-
реговоров не только не способствует достижению взаимо-
приемлемых решений, но, более того, сводит основной
смысл переговоров к политическому торгашеству.
К тем же результатам ведет и основанная на реко-
мендациях Т. Шеллинга тактика политического нажима.
Суть этой тактики Шеллинг описывает следующим обра-
зом. Перед переговорами по определенному вопросу одна
из сторон для усиления своей позиции проводит у себя
в стране пропагандистскую кампанию, в ходе которой
формулируется «потолок уступок» по данной проблеме,
который фактически уже был согласован и принят прави-
тельством заранее. Затем в ходе переговоров эта сторо-
на, делая уступки, постепенно подходит к заранее под-
готовленной позиции, которую она должна выдавать за
последнюю уступку, и стремится заставить противника
строить свою тактику с таким расчетом, чтобы тот смог
добиться желаемого, преодолевая сопротивление против-
ной стороны117. Подобная тактика ведет на практике к
затруднению переговоров, привнося в них элементы по-
литического давления и шантажа.
Методы пакетных сделок и политического нажима —
это скорее мелкое дипломатничанье, нежели приемы на-
274

стоящей дипломатии, строящей переговоры на взаимном
доверии и поиске общеприемлемого баланса интересов и
решающей возникающие проблемы политически, крупно-
масштабно.
В вопросе о формах переговоров американские буржу-
азные теоретики, подчеркивая преимущества двусторон-
ней дипломатии, нередко впадают в крайность, полно-
стью сбрасывая со счетов так называемую многосторон-
нюю, и в частности парламентскую, дипломатию, осуще-
ствляемую в международных организациях. Новая пар-
ламентская дипломатия, утверждает Г. Моргентау, не мо-
жет стать заменой классической дипломатии, использую-
щей убеждение, компромисс и угрозу силой. Неудачные
результаты такой дипломатии происходят-де из-за ее
гласности, голосования большинством и рассмотрения
международных проблем в отрыве от целого. К числу по-
роков такой дипломатии Моргентау относит то, что вме-
сто разговора с противоположной стороной в умиротво-
рительном тоне она обращается ко всему миру в целях
пропаганды и вместо переговоров о компромиссах стре-
мится достичь «дешевых триумфов» путем бесполезных
решений большинством голосов и обструкционистских
вето.
В критике многосторонней дипломатии звучит явная
обеспокоенность по поводу выхода международных орга-
низаций из-под контроля США.
В то же время отрицательное отношение Г Морген-
тау к многосторонней дипломатии — своеобразная реак-
ция буржуазного ученого на возрастающую роль общест-
венности в процессе формирования и осуществления вне-
шней политики. Многосторонняя дипломатия, как считает
Моргентау, способствует вмешательству обществен-
ности в тайны дипломатии, и в этом Моргентау усма-
тривает один из главных пороков многосторонней дипло-
матии.
Однако далеко не все американские буржуазные тео-
ретики ограничиваются лишь негативным отношением к
воздейстию народных масс на дипломатию. В последнее
время предпринимаются поиски того, как приспособить
дипломатию к этому фактору, столь выпукло выявивше-
муся в период вьетнамской войны. Весьма показатель-
ными в этой связи являются предложения М. Банди об
«открытой внешней политике и дипломатии». Банди явно
озабочен тем, что за последнее время появилась «очевид-
10*
275

ная убежденность в том, что для ведения наших крупных
международных дел необходимы секретность и единона-
чалие». По его мнению, «действительно глубоко ошибоч-
но исходить из того, что изолированность, секретность и
неожиданность являются предпосылками силы». В этой
связи он предлагает перейти к «открытой внешней поли-
тике и дипломатии», усматривая в этом «единственный
надежный путь к возрождению силы не только для стра-
ны, но и для самого президента» 118.
Против такой постановки вопроса в принципе трудно
возразить. Однако если обратиться к конкретным мерам,
которые имеет в виду Банди, то становится очевидным,
о чем идет речь на самом деле. Развивая свои аргументы
в пользу «открытой внешней политики», Банди пишет:
«Президентам, сенаторам и профессионалам во внешней
политике (будь то в государственном департаменте, в
Пентагоне или в министерстве финансов) очень легко
отбросить сложности и трудности своих взаимоотноше-
ний и попытаться «идти в одиночку». Но такой порядок
не дает эффекта — даже в конечном счете». Под «откры-
той внешней политикой», таким образом, имеются в виду
отнюдь не отказ от тайной дипломатии, сговоров за спи-
ной народа, а прежде всего отлаживание отношений ис-
полнительной власти (президента) с конгрессом, прессой,
бюрократическим аппаратом и другими институтами
буржуазного государства, стоящими на страже вполне оп-
ределенной классовой политики. Иными словами, лозунг
«открытой дипломатии» означает всего лишь реформиро-
вание системы взаимоотношений в рамках государства в
целях наиболее эффективного проведения внешней поли-
тики. Общественность же в результате по-прежнему дол-
жна оставаться объектом манипуляций, но не со стороны
отдельных государственных органов, как это имеет место
сейчас, а со стороны всего государственного механизма
в целом. Реализация предлагаемого Банди призыва к
«открытой дипломатии», таким образом, на деле не толь-
ко не затрагивает, а, напротив, способствует укреплению
основ тайной дипломатии и удержанию общественности
в неведении относительно реальных внешнеполитических
целей. Характерно, что для создания у американской об-
щественности угодных правительству настроений Банди
рекомендует утонченные методы манипулирования, и в
частности предлагает «использовать выражения доста-
точно широкие, чтобы охватывать наши надежды, и в то
276

же время достаточно узкие, чтобы оставить наши дейст-
вительные обязательства неопределенными».
Повышение интереса в теоретических исследованиях
к дипломатии как к важному средству внешней полити-
ки свидетельствует, с одной стороны, о несостоятельно-
сти прежних методов и форм борьбы, и в первую очередь
с Советским Союзом, а с другой — представляет попытку
подкрепить с ее помощью позиции США в быстро меня-
ющемся мире.
Вызванный под влиянием бурных изменений в миро-
вой обстановке пересмотр основных теоретических воз-
зрений на внешнеполитический инструментарий идет в
направлении переосмысливания содержания понятия
«сила» как эквивалента государственной мощи, поиска
способов использования военно-силового фактора в соче-
тании с другими внешнеполитическими средствами. Не-
смотря на всю свою непоследовательность и противоре-
чивость, нынешний подход американских буржуазных
теоретиков к вопросу о средствах глобального противо-
борства в современных условиях свидетельствует о бан-
кротстве прежних методов и форм борьбы, и в первую
очередь с Советским Союзом, и о стремлении приспосо-
бить существующий арсенал внешнеполитических
средств к ведению борьбы с социализмом в русле, исклю-
чающем по возможности прямые военные конфронтации.
6. ПОВОРОТ В СТОРОНУ МИРНОГО СОСУЩЕСТВОВАНИЯ
Поворот в сторону признания переговоров как основы
взаимоотношений с Советским Союзом и другими социа-
листическими странами совершается в американской
внешнеполитической мысли медленно, с колебаниями и
зигзагами, что отражает острую внутреннюю борьбу
между здравомыслящими представителями академиче-
ских кругов и сторонниками «холодной войны», упорно
цепляющимися за свои позиции.
Эволюция субъективных взглядов американских тео-
ретиков в конечном счете предопределяется объективны-
ми реальностями, и прежде всего решающими сдвигами
в соотношении сил между двумя системами, перестрой-
кой советско-американских отношений. Потребовалась
четверть века активных усилий Советского Союза, чтобы
убедить правящие круги в безнадежности их расчетов на
277

пересмотр итогов второй мировой войны, приведших к
образованию мировой системы социализма, на обеспече-
ние стратегического военного превосходства США, на
политическую и экономическую изоляцию СССР и чтобы
на смену «холодной войне» пришел период развертыва-
ния мирного соревнования двух систем.
Принципиальное значение для развития современных
американских теоретических исследований, касающихся
политики США на главном, советском направлении, име-
ет поворот в советско-американских отношениях от «хо-
лодной войны» к развитию мирного, взаимовыгодного
сотрудничества.
Ставшая возможной вследствие появления новых
объективных реальностей, эта перестройка в советско-
американских отношениях в значительной мере обязана
и субъективным факторам. Если новое соотношение сил
заставило политическое руководство США предпринять
мучительную переоценку внешнеполитических ценностей,
то для Советского Союза оно открыло новые пути для
продвижения и реализации принципиальных внешнепо-
литических установок, восходящих к рождению Совет-
ского государства, идеям и практической деятельности во
внешнеполитической сфере его основателя — В. И. Ле-
нина.
Существо происходящей перестройки, смысл поворо-
та к лучшему в отношениях между СССР и США заклю-
чается в достижении принципиального взаимопонимания
между руководителями Советского Союза и Соединенных
Штатов о необходимости развития мирных равноправ-
ных отношений между обеими странами.
Особое значение имеет в этой связи документ «Осно-
вы взаимоотношений между Союзом Советских Социа-
листических Республик и Соединенными Штатами Аме-
рики», подписанный на высшем уровне в Москве в 1972
году. В этом документе записано, что СССР и США «бу-
дут исходить из общей убежденности в том, что в ядер-
ный век не существует иной основы для поддержания
отношений между ними, кроме мирного сосуществова-
ния», что «необходимыми предпосылками для поддержа-
ния и укрепления между СССР и США отношений мира
являются признание интересов безопасности сторон, ос-
новывающейся на принципе равенства, и отказ от при-
менения силы или угрозы ее применения». Важность это-
го документа отражена и в том его положении, где сто-
278

роны обязуются «делать все возможное, чтобы избегать
военных конфронтации и предотвратить возникновение
ядерной войны», и дают обязательство проявлять сдер-
жанность в своих взаимоотношениях, готовность вести
переговоры и урегулировать разногласия мирными сред-
ствами. Таким образом, двусторонние отношения между
СССР и США впервые были введены в определенные
международно-правовые рамки, прямо отвечающие ле-
нинской концепции мирного сосуществования государств
с различным социальным строем.
В результате советско-американских переговоров в
1971 —1974 годах была заложена солидная политическая
и правовая база для развития взаимовыгодного сотруд-
ничества между СССР и США на принципах мирного со-
существования. Подписанные соглашения значительны и
по количеству (из свыше 100 договоров и соглашений,
заключенных с 1933 г., более 40 подписано в 1971—
1976 гг.) и, главное, по качеству. Центральное место
среди них занимает Соглашение о предотвращении ядер-
ной войны, представляющее крупный вклад в дело
мира и безопасности народов. Влияние этого согла-
шения на международные отношения многопланово, но
главное вытекает из того, что в нем речь идет об устра-
нении опасности ядерной войны и применения ядерного
оружия с его огромной разрушительной силой.
Основной смысл соглашения состоит в том, чтобы ис-
ключить возможность возникновения ядерной войны ме-
жду Советским Союзом и Соединенными Штатами. Оно
также нацеливает на предотвращение возникновения
ядерной войны между каждой из сторон и другими го-
сударствами. С целью недопущения ядерной войны США
и СССР согласились действовать таким образом, чтобы
избежать военных конфронтации, предотвратить возник-
новение таких ситуаций, которые могли бы вызвать опас-
ное обострение их отношений и привести к ядерному
столкновению.
Соглашение касается не только двусторонних отно-
шений. Оно имеет более широкую основу в том смысле,
что предусматривает обязательства сторон развивать
свои отношения с другими странами, исходя из целей
этого соглашения — целей мира, избежания риска ядер-
ной войны. Более 'того, соглашение не замыкается в уз-
ких, собственно «ядерных» рамках. Оно направлено по
существу против всех опасностей, способных привести к
279

ядерной войне: против международных конфликтов, про-
тив попыток применения силы, против угрозы ее приме-
нения. Признание принципа неприменения силы в от-
ношениях между двумя крупнейшими ракетно-ядерными
державами закладывает прочную основу тесному совет-
ско-американскому сотрудничеству в важнейшей для су-
деб человечества области — области предотвращения
ядерной конфронтации, создает предпосылки для того,
чтобы сделать отказ от применения силы и угрозы ее
применения при решении спорных вопросов законом ме-
ждународной жизни.
Среди других мер по созданию гарантий против угро-
зы войны, и особенно ядерной войны, большое значение
имеют Договор об ограничении систем противоракетной
обороны и Временное соглашение о некоторых мерах в
области ограничения стратегических наступательных во-
оружений. Касаясь основ военной мощи СССР и США,
эти документы являются беспрецедентными в истории от-
ношений между государствами с различными социально-
экономическими системами. При всей важности заклю-
ченных ранее частичных соглашений между США и
СССР они не подходили достаточно близко к решению
проблем, связанных с ограничением гонки вооружений
на наиболее важных, магистральных направлениях. Со-
ветский Союз и США впервые согласились материально
ограничить самые современные и мощные виды своих во-
оружений (межконтинентальные баллистические ракеты,
баллистические ракеты на современных подводных лод-
ках, пусковые установки противоракет). Прогресс в об-
ласти ограничения стратегических вооружений должен
решить двуединую задачу: повернуть вспять гонку самых
опасных и дорогостоящих ракетно-ядерных вооружений
и тем самым переключить больше средств на созидатель-
ные цели, на улучшение жизни людей.
Соглашения в политической области были дополнены
в 1972—1976 годах целым комплексом других соглаше-
ний, охватывающим по существу все сферы двусторонних
отношений. В торгово-экономической области впервые
заключены соглашения, которые регулируют широкий
круг проблем торговых обменов, порядка финансирова-
ния и т. п. В 1974 году подписано долгосрочное соглаше-
ние о содействии экономическому, кредитному и техни-
ческому сотрудничеству, открывающее перспективу на
длительный срок. На сегодняшний день имеются также
280

соглашения о научно-техническом и культурном сотруд-
ничестве в ряде конкретных областей.
Большинство из этих соглашений уже вступило в си-
лу и реализуется на практике к очевидной пользе для
обеих сторон, а главное — для взаимопонимания между
советским и американским народами.
Мощными ускорителями перемен в советско-амери-
канских отношениях стали встречи на высшем уровне. Эти
встречи облегчают возможность шире, с учетом истори-
ческой перспективы и непреходящих интересов народов
подойти к решению многих, в том числе и наиболее труд-
ных и сложных, проблем. Они дают импульс в работе
всех звеньев государственного аппарата представителям
обеих сторон на различных уровнях. Принимаемые на
этих встречах принципиальные решения имеют огромное
значение для упрочения мира и взаимовыгодного сотруд-
ничества между СССР и США, а также для разрешения
важных международных проблем.
Таким образом, за последние годы советско-амери-
канские отношения выходят на новые рубежи — из со-
стояния взрывоопасной конфронтации в сферу перегово-
ров, притом плодотворных, приносящих осязаемые
результаты. Переход этот сопровождается многочислен-
ными трудностями, обусловленными прежде всего при-
надлежностью двух государств к диаметрально противо-
положным системам, а также воздействием на опреде-
ление и проведение внешнеполитического курса Соеди-
ненных Штатов конъюнктурных обстоятельств, сопротив-
лением сил реакции и милитаризма.
Все эти процессы находят прямое отражение в аме-
риканской буржуазной внешнеполитической мысли, при-
званной, в частности, теоретически обосновать внешнепо-
литическую линию правительства в отношении Советско-
го Союза. Естественно, что это отражение преломляется
через призму вполне определенного классового сознания
американских теоретиков.
Уже московские соглашения 1972 года со всей оче-
видностью показали несостоятельность теоретических
выкладок, созданных в годы «холодной войны», выявили
серьезный кризис советологии, не сумевшей понять су-
щества внутренней и внешней политики Советского Со-
юза и других стран социализма, не уловившей духа вре-
мени. Они намного превзошли те оценки возможностей
развития советско-американских отношений, которые
281

давались накануне самих переговоров ведущими амери-
канскими советологами.
Итоги последующих советско-американских перего-
воров, и прежде всего на высшем уровне, еще более уг-
лубили этот кризис и привели в бурное движение теоре-
тические поиски концепций, касающихся советско-амери-
канских отношений.
Большинство реалистически мыслящих американских
исследователей исходят из необходимости примата во
внешней политике США отношений с СССР, которая
объясняется объективными обстоятельствами: во-первых,
ролью СССР и США как основных полюсов двух различ-
ных социальных миров и, во-вторых, новым соотношени-
ем сил в военно-стратегической области. Весьма симпто-
матично, что, наряду с известными деятелями либераль-
ного толка (М. Шульман, Ч. Иост, Р. Хилсмэн, Р. Розе-
кранц, Дж. Герц, А. Рапопорт) и «ревизионистами», в
пользу примата советско-американских отношений начи-
нают выступать и представители консервативного кры-
ла (генерал Дж. Гэвин, У. Кинтнер, в известной мере
Г. Кан), известные в прошлом своим скептическим отно-
шением к возможностям сотрудничества СССР и США.
Все это является показателем настолько серьезного ха-
рактера происшедших в советско-американских отноше-
ниях сдвигов, что их оказываются не в состоянии игно-
рировать даже консервативно мыслящие деятели. Праг-
матические, деловые соображения заставляют этих дея-
телей, несмотря на их политические воззрения, считаться
с важностью для США перемен в советско-американских
отношениях, отмежевываться от наследия «холодной
войны».
Считая СССР и США самыми могущественными дер-
жавами современного мира и признавая большое влия-
ние отношений между ними на состояние всей междуна-
родной обстановки в целом, американские теоретики ча-
сто пишут о двух сверхдержавах. Показательно, что тер-
мин «сверхдержава» употреблялся вплоть до недавнего
времени только применительно к США, подчеркивая
тем самым «американскую исключительность». Введение
понятия «две сверхдержавы» означает отказ от традици-
онных представлений об исключительности США и осоз-
нание того факта, что Советский Союз способен успешно
противостоять Соединенным Штатам. В то же время в
в своей концепции сверхдержав американские авторы
282

в силу своего классового мировоззрения не проводят раз-
личи^ между социально-экономическим укладом СССР и
США \и ставят между ними как бы формальный знак
равенства.
Широкое использование в американской литературе
упомянутой терминологии сейчас явно играет на руку
Пекину, его попыткам оклеветать Советский Союз и его
внешнюю политику.
Особая ответственность СССР и США за обеспечение
всеобщего мира отражает не более как реальное положе-
ние вещей. Она вытекает, в частности, из роли СССР и
США как постоянных членов Совета Безопасности ООН,
на который Уставом ООН возложена главная ответст-
венность за поддержание международного мира и без-
©пасности, а также из межсоюзнических обязательств,
взятых СССР и США в годы второй мировой войны. Осо-
бая ответственность СССР и США означает, таким об-
разом, особую обязанность этих государств, но отнюдь
не какие-то их особые права. В своих внешнеполитиче-
ских документах Советское правительство неоднократно
подчеркивало, что признание особой ответственности
СССР и США в деле обеспечения всеобщего мира не
имеет -ничего общего с разговорами о каком-то сговоре
или кондоминиуме двух сверхдержав. «Кое-кто, — гово-
рил на встрече в Вашингтоне с американскими сенатора-
ми в июне 1973 года Л. И. Брежнев, — называет наши
страны «сверхдержавами», вкладывая в эти слова специ-
фический смысл: будто идет сговор за счет интересов
других стран. Но разве то, о чем была достигнута дого-
воренность в Москве, и то, что мы обсуждаем сегодня,
хоть в какой-то мере наносит ущерб другим народам?
Наоборот, позитивные сдвиги в советско-американских
отношениях самым благотворным образом сказываются
на общей обстановке, улучшают международный климат»
укрепляют мир и международную безопасность» 119.
Новые советско-американские соглашения во многом
способствовали закреплению и расширению в теоретиче-
ских исследованиях тенденции к развитию отношений с
социалистическими государствами в соответствии с прин-
ципом мирного сосуществования. По авторитетному сви-
детельству Р. Дж. Тагуэлла, известного политического
деятели и ученого, бывшего помощника Ф. Д. Рузвельта,
в настоящее время впервые с 1945 года открывается воз-
можность плодотворного мирного сосуществования, и ны-
283

нешняя администрация «не только призвана, но и вынуж-
дена осуществить возврат к Рузвельту» 12°. /
Признание Соединенными Штатами в официальных
советско-американских документах принципа мирного
сосуществования заставляет реалистически мыслящих
американских теоретиков пересмотреть к нему свое пре-
жнее негативное отношение. Видный американский тео-
ретик М. Шульман вынужден согласиться с тем, что мир-
ное сосуществование является «лучшим рабочим опреде-
лением, чем какое-либо иное», для обозначения нынеш-
него этапа в развитии советско-американских отношений.
С учетом того, что мирное сосуществование представля-
ет единственную приемлемую альтернативу ядерной вой-
не, Г. Моргентау высказывается за то, чтобы целью
внешней политики США стало притупление враждебно-
сти и культивирование общих с СССР интересов.
Соглашаясь, что принцип мирного сосуществования
составляет фундамент отношений между социалистиче-
скими и капиталистическими государствами, американ-
ские теоретики в угоду сугубо классовым соображениям
пытаются интерпретировать его по-своему, стремясь со-
здать собственную «западную философию мирного сосу-
ществования». В то же время — и это имеет принци-
пиальное значение — принятие идеи мирного сосуще-
ствования сопровождается признанием равноправности
государств, независимо от различия социальных систем, и
явным предпочтением невоенных форм и методов борь-
бы, позволяющих избегать военных конфронтации.
Все эти новые веяния находят свое отражение прежде
всего в признании несостоятельности выдвинутой в пери-
од «холодной войны» Дж. Кеннаном и положенной тогда
в основу официальной политики США концепции сдер-
живания.
Развивая свою концепцию, Дж. Кеннан рекомендовал
правительству США в июле 1947 года взять на вооруже-
ние «политику твердого сдерживания, рассчитанную на
то, чтобы встретить русских непоколебимой контрсилой»,
в результате чего «советская власть либо рухнет, либо
постепенно станет менее жесткой»121. Дж. Кеннан, не-
сомненно, выражал точку зрения, господствовавшую в те
времена среди американских правящих кругов. Об этом
свидетельствуют, в частности, слова бывшего министра
Обороны США Дж. Форрестолла, который в марте 1947 го-
да на заседании кабинета в Белом доме заявил, что
284

Соединенные Штаты, если они собираются одержать по-
беду, «должны рассматривать свою борьбу с Советским
Союзом как принципиальное соперничество между на-
шим Общественным строем и тем, что существует у рус-
ских. США должны уяснить себе, что на русских может
произвести впечатление только сила»122. Выдвинутая
Дж. Кеннаном концепция сдерживания легла в основу
стратегии «холодной войны» и явилась своего рода водо-
разделом, положившим конец всяким официальным сим-
патиям в отношении СССР.
Несогласие с бытовавшей в период «холодной войны»
концепцией сдерживания не означает отказа от сдержи-
вания коммунизма как стратегической цели американ-
ской политики. США по-прежнему направляют свои уси-
лия на то, чтобы «сдержать коммунизм в пределах суще-
ствующих границ мира социализма», воспрепятствовать
дальнейшим изменениям соотношения сил в пользу соци-
ализма. В то же время в условиях непрестанного роста
могущества СССР многие американские буржуазные те-
оретики не считают более целесообразным ориентиро-
вать внешнюю политику, как это предусматривала кон-
цепция сдерживания, на применение военной силы в от-
ношении социалистического содружества, на обеспече-
ние с этой целью абсолютного военного превосходства
над СССР. Весьма показательно, что сам Дж. Кеннан
вынужден признать, что «ныне не существует политиче-
ских проблем в отношениях между Советским Союзом и
США, которые требовали бы их разрешения военными
методами» ,23.
Концепция сдерживания как основа американской
политики в отношении Советского Союза получила ши-
рокое осуждение на проходившей в октябре 1973 года в
Вашингтоне конференции ведущих американских специ-
алистов-международников. Президент организовавшего
конференцию Центра по изучению демократических ин-
ститутов Р. Хатчинс указал на нежизненность лозунгов,
долгое время определявших американскую внешнюю по-
литику и призывавших к сдерживанию коммунизма. «По-
следствия этой политики, — подчеркнул он, — были ка-
тастрофическими. Мы оказались жертвами ложной веры
в силу оружия и денег... Кажется, мы приближаемся к
концу этой эры, которой мы можем сказать «прощай» без
всяких сожалений».
На поиски альтернатив сдерживанию в условиях
285

разрядки направлены в настоящее время усилия боль-
шинства американских буржуазных теоретиков, принад-
лежащих как к либеральному, так и к консервативному
крылу. Проявляя серьезную обеспокоенность по поводу
перспектив дальнейшего развития глобального противо-
борства с социализмом, все они стремятся приспосо-
биться к новым изменившимся условиям мировой обста-
новки, успокаивая себя тем, что мирное сосуществование
может-де вызвать трансформацию внутренних порядков,
в Советском Союзе, развитие центробежных процессов в
социалистическом содружестве, идеологическую инфиль-
трацию. Подобные устремления не являются чем-то но-
вым, это — своеобразное проявление в нынешних усло-
виях сущности их классового подхода. Расчет на то, что
реализации давних замыслов поможет наступающая по-
лоса мирного сосуществования, лишний раз подчеркива-
ет классовую ограниченность мировоззрения буржуазных
авторов. Мирное сосуществование лежит на главной ма-
гистрали исторического развития. Исключая возмож-
ность войны между двумя системами, оно создает тем
самым благоприятные условия для построения коммуни-
стического общества, для мирного социалистического
строительства.
Выступая с единых классовых позиций в отношении
целесообразности дальнейшего развития глобального
противоборства Двух систем по невоенному руслу, либе-
ралы и консерваторы выдвигают, вместе с тем, свои соб-
ственные концепции, различающиеся как по степени при-
знания происшедших изменений в мире, так и по выбору
политических методов и средств борьбы.
При всей зыбкости своих позиций в отношении внеш-
неполитических задач США либералы признают несосто-
ятельность силовой конфронтации с Советским Союзом,
целесообразность решения существующих проблем на
мирной основе, путем переговоров, высказываются за
продолжение политики разрядки.
Одной из либеральных альтернатив сдерживанию яв-
ляется концепция конкурентного сосуществования. Она
впервые была сформулирована видным американским
дипломатом и политическим деятелем А. Гарриманом.
А. Гарриман рассматривает Советский Союз в настоя-
щее время и в обозримом будущем как наиболее могу-
щественного соперника США во всех отношениях — по-
литическом, военном, экономическом и идеологическом—
286

и как главный заслон на пути реализации глобалистских
устремлений США. Признавая, что «противоборство с
CCCR будет продолжаться в различных районах мира»,
А. Гарриман призывает к взвешенному подходу к Со-
ветскому Союзу, трезвому учету того, «где русские опас-
ны, а где — нет». «Мы, — утверждает Гарриман, —
единственные страны, способные уничтожить друг друга,
а также\лучшую часть человечества. Это налагает на
нас невероятную ответственность искать пути сосущест-
вования на, нашей небольшой планете, несмотря на наши
различия» ^24.
Разновидностью концепции конкурентного сосущест-
вования является получившая широкое распространение
в последнее время концепция ограниченного соперниче-
ства. Наиболее известным выразителем этой концепции
является профессор М. Шульман.
Сознавая необходимость «по-новому и вдумчиво
взглянуть на глубокие изменения, происходящие внутри
стран и в отношениях между ними», Шульман вынужден
признать непригодность концепции сдерживания ввиду
несостоятельности ее установки на обеспечение превос-
ходящей военной силы как основы политики в отношении
Советского Союза. «Невоенные формы силы, и в частно-
сти экономические и технические, приобретают все боль-
шее значение как источники политического влияния», —
признает Шульман. Новой стратегической ситуации в ми-
ре, отмечает он, соответствует не идея «абсолютного во-
енного превосходства» и не политика с позиции силы, а
политика мирного сосуществования, преимущество кото-
рой в том, что «она уменьшает опасность войны, ведет к
расширению торговли, культурных обменов, сотрудниче-
ства в области науки и техники и решению проблем ок-
ружающей среды» 125.
Казалось бы, логическим продолжением реалистиче-
ских посылок должно было бы явиться такое понимание
мирного сосуществования, которое, признавая историче-
скую неизбежность противоборства двух противополож-
ных социальных систем, учитывает в то же время необхо-
димость активного сотрудничества государств с различ-
ным общественным строем во всех областях, где это
возможно и взаимовыгодно. Именно это и составляет со-
держание мирного сосуществования.
Однако как только дело доходит до практических ре-
комендаций, в рассуждениях Шульмана обнаруживается
287

типичный для либералов разрыв между реалистической
оценкой мировой ситуации и оторванными от действи-
тельности политическими выводами. f
Характеризуя существо советско-американских отно-
шений как механическое «соединение соперничества и
сотрудничества», Шульман заметно выделяет элементы
«соперничества за политическое влияние в глрбальных
масштабах» в ущерб элементам сотрудничества. Сопер-
ничество, как утверждает Шульман, пронизывает все
семь уровней отношений между СССР и США (военно-
стратегический, обычных вооружений, политический, эко-
номический, идеологический, культурный, функциональ-
ный) 126. Однако степень его проявления различна: от
сдержанности в военно-стратегической, функциональной
и экономической областях до открыто враждебных ак-
ций в культурной и идеологической. Сознавая, очевидно,
что абсолютизация соперничества создает значительные
преграды на пути развития советско-американских от-
ношений, сторонником чего он является, Шульман пред-
лагает установить взаимоприемлемые «правила игры»,
начав с кодификации в вопросе создания баз и исполь-
зования обычных вооруженных сил в стратегически важ-
ных и политически нестабильных районах. И только в
далеком будущем он видит возможность уменьшить со-
перничество в результате «признания наших общих рас-
тущих потребностей».
Акцентирование соперничества в противовес сотруд-
ничеству значительно суживает рамки развития отноше-
ний между СССР и США, и прежде всего в политической
области, затрудняет возможность придания максимально
устойчивого характера этим отношениям. Исторически
неизбежное противоборство двух систем предполагает не
соперничество, а мирное соревнование двух систем, и
прежде всего на экономическом и научно-техническом
направлениях. Такое соревнование не только не исключа-
ет, а, напротив, подразумевает развитие всестороннего, в
том числе и политического, сотрудничества, подведение
под него долговременной, стабильной основы.
Противоречивость либеральной позиции М. Шульма-
на сказывается и в его подходе к вопросу о сотрудниче-
стве как важнейшей составной части мирного сосущест-
вования. Признавая целесообразным и взаимовыгодным
развитие советско-американского сотрудничества, напри-
мер в экономической области, Шульман в то же время
288

мотивирует это далеко не экономическими соображения-
ми V расчетом на «долговременную трансформацию со-
ветской системы». Разумеется, что расчет на подобные
цели це имеет ничего общего с подлинным сотрудничест-
вом, которое служит интересам мира и международной
безопасности и направлено не на получение односторон-
них тактических преимуществ, а на развертывание широ-
ких конструктивных программ на основе взаимной вы-
годы.
Непоследовательностью отмечен подход Шульмана и
к такому основополагающему принципу мирного сосу-
ществования, как невмешательство во внутренние дела.
На словах Шульман признает этот принцип, в практиче-
ских же рекомендациях он ищет лазейки для того, чтобы
обойти его. Так, в качестве тактической линии в отноше-
нии Советского Союза он предлагает «сочетание частно-
го и группового давления с официальной правительст-
венной позицией невмешательства» в советские внутрен-
ние дела. Не соответствует этому принципу и утвержде-
ние М. Шульмана о том, что интересам США могло бы
отвечать «военное влияние на советскую политику», хотя
при этом Шульман признает, что, с государственной
точки зрения, американские интересы «ограничиваются
теми аспектами советской системы, которые имеют не-
посредственное отношение к ее внешней политике» 127.
В явном противоречии с принципом невмешательства
во внутренние дела находятся и предлагаемые Шульма-
ном принципы права на свободный доступ (при соблюде-
нии принципа невмешательства с помощью силы) к про-
цессам «внутренних изменений в Восточной Европе», что
означает не что иное, как стремление подорвать социа-
лизм или во всяком случае ослабить позиции социалис-
тических стран путем «незаметного увеличения внешних
влияний» в отличие от прежних военно-силовых методов.
Идея создания необходимых условий для развертывания
желаемых, с точки зрения США, процессов в социалис-
тическом содружестве сама по себе не является новой.
Известно, что президент Дж. Кеннеди в свое время уси-
ленно проповедовал мысль о том, что восточноевропей-
ские государства — это-де «потенциальный источник
воспламенения, который мог бы распространить бациллу
независимости на всю систему» 128. Новое состоит в по-
пытках подвести теоретико-правовую базу для обеспече-
ния угодных США перемен в социалистических государ-
289

ствах Европы и использовать для этого процесс разряд-
ки международной напряженности. /
Анализируя факты реальной действительности, Шуль-
ман ставит на одну доску СССР и США, игнорируя диа-
метральные противоположности в принципах ^нешней
политики, вытекающие из самих основ социально-эконо-
мического строя этих государств. Затушевывая коренные
различия, Шульман оперирует в своем исследовании не-
которым внешним сходством, как, например, разновид-
ностями внешнеполитической деятельности. Политика,
таким образом, предстает изолированной от экономики
и противопоставленной идеологии. Ограничиваясь лишь
фиксацией поверхностных явлений, Шульман переносит
■свое буржуазное видение внешней политики империалис-
тического государства на политику Советского Союза.
Шульман не делает секрета из того, что предлагае-
мый вариант западной философии мирного сосущество-
вания — концепция ограниченного соперничества — дол-
жен служить вполне определенным классовым целям:
утверждению капиталистической системы и ее социаль-
ных и иных порядков во всем мире. «В периоды бурных
и быстрых изменений центральная цель нашей полити-
ки, — пишет Шульман, — делать все возможное для то-
го, чтобы содействовать складыванию такой обстановки
в мире, в которой ценности, составляющие, по нашему
мнению, сущность нашего общества, если мы верны себе,
могут сохраняться и возрастать при проведении поли-
тики» 129.
В открытом признании Шульманом вполне опреде-
ленного классового подхода к выдвигаемой им концеп-
ции нет ничего удивительного. Никто, конечно, не ожида-
ет от него принятия нашего образа мышления, нашей
идеологии. Важно подчеркнуть, однако, другое — рас-
хождение мнения буржуазного профессора с тем пони-
манием мирного сосуществования, на которое идет поли-
тическое руководство США. Сведение всего принципа
мирного сосуществования по существу к соперничеству,
хотя и в ограниченных масштабах, фактическое исклю-
чение возможностей всестороннего сотрудничества на
взаимовыгодной основе, изыскание путей для обхода
принципа невмешательства — все это противоречит за-
фиксированной в советско-американском коммюнике от
24 июня 1973 г. договоренности сторон «предпринять
дальнейшие крупные шаги с тем, чтобы придать их отно-
-290

шенйям максимальную стабильность и превратить раз-
витие, дружбы и сотрудничества между их народами в
постоянный фактор международного мира» 13°.
Поворот к мирному сосуществованию и поиски аль-
тернатив сдерживанию вдохнули новую жизнь в концеп-
цию глобальной конвергенции, согласно которой расши-
рение масштабов и параметров научно-технической рево-
люции вызывает стирание граней между капитализмом и
социализмом и ведет к возникновению адекватных соци-
альных структур, наиболее часто называемых постинду-
стриальным или технотронным обществом. Концепции
конвергенции по-прежнему придерживается значитель-
ное число либерально мыслящих американских ученых.
Показателем сохраняющегося влияния этой теории в
академической среде является переход на позиции гло-
бальной конвергенции целого ряда видных теоретиков
не только из либеральной, но и из консервативной среды.
Приходится сталкиваться и с таким положением, когда
ученые, искренне стоящие на позициях мирного сосуще-
ствования двух систем, ошибочно полагают, что концеп-
ция конвергенции может служить теоретическим обосно-
ванием для такого сосуществования.
По своему объективному назначению концепция-
глобальной конвергенции имеет определенную антиком-
мунистическую направленность — доказательство воз-
можности и практической целесообразности некоммуни-
стического пути развития. Построенная на методе сравни-
тельного анализа, эта концепция направлена на то, чтобы
создать иллюзию сходства между социалистическими
и капиталистическими странами, объединив их под
общим понятием развитых стран, и тем самым воспрепят-
ствовать развертыванию борьбы за социализм против ка-
питализма. Концепция глобальной конвергенции претен-
дует на монополию в теоретически верном решении про-
блемы войны и мира, изображая «единый мир», получен-
ный в результате конвергенции капитализма и социализ-
ма, как единственную надежную альтернативу мировой
термоядерной войне. При внимательном ознакомлении,
однако, будущий «единый мир» предстает не чем иным,
как помноженным на достижения науки и техники капи-
тализмом, который «мирным путем поглотил социа-
лизм».
В то же время нельзя не видеть и того, что вне зави-
симости от тех мотивов, какими руководствуются сто-
291

ронники концепции конвергенции, сам факт появления
этой концепции свидетельствует о банкротстве буржуаз-
ной политической мысли, пытавшейся доказать цревос-
ходство капитализма над социализмом, а ныне призыва-
ющей к конвергенции. Процессы в сфере международ-
ных отношений, которые буржуазная политология считает
проявлением конвергенции, по своему характеру, как
отмечалось в советской литературе 131, вполне укладыва-
ются в рамки сосуществования противоположных обще-
ственно-экономических систем. Тем не менее в результа-
те развития этих процессов противоположные системы не
только не сближаются, а еще более твердо определяют-
ся, каждая на своем пути.
Хотя основные постулаты и остаются нетронутыми,
современные варианты концепции глобальной конверген-
ции в то же время несколько реконструированы приме-
нительно к требованиям времени.
Основное содержание современного мирового разви-
тия «конвергенционалисты» усматривают не в борьбе
между социализмом и капитализмом, а в тенденции к
универсализации международных отношений. Согласно
взглядам видного представителя этого подхода К. Хас-
кинса, «конвергенционные тенденции, присущие приро-
де и структуре науки и техники», во всевозрастающих
размерах обнаруживают себя и в сфере межгосударст-
венных отношений. В условиях бурного развития научно-
технической революции эти тенденции получают даль-
нейший импульс и создают предпосылки для всеобщей
интеграции, в первую очередь развитых государств, в со-
вершенно новую международную структуру» 132. С помо-
щью новой технологии, как считают представители тео-
рии глобальной конвергенции, «опасные трения в мировой
политике должны уступить место всеобщему примире-
нию, основывающемуся на силе самого технологического
прогресса».
Сторонники глобальной конвергенции стремятся вы-
дать разрядку международной напряженности за под-
тверждение правоты их предположений о развитии меж-
дународной системы в направлении конвергенции. Такие
попытки лишены оснований. Разрядка, достигнутая в
первую очередь благодаря росту могущества мировой си-
стемы социализма, предполагает отнюдь не конверген-
цию, а взаимовыгодное сотрудничество на всех направ-
лениях.
292

Международные отношения в условиях научно-техни-
ческое революции, как считают «конвергенционалисты»,
не только являются сферой проявления процессов кон-
вергенции, но и «средством активного воздействия на них.
Под этим углом зрения сторонники теории конвергенции
рассматривают развитие торгово-экономических и науч-
но-технических связей.
Так, С. Пизар, видный американский юрист-междуна-
родник, специализирующийся на экономических отноше-
ниях, в своей книге «Сосуществование и торговля» вы-
ступает за всемерное развитие торгово-экономических
отношений между СССР и США, что обусловлено пот-
ребностями научно-технической революции, но делает
это в надежде, что конечным результатом явится «транс-
идеологическое сотрудничество и конвергенция двух си-
стем». Это приводит к тому, что трезвые оценки перспек-
тив развития советско-американских торгово-экономиче-
ских отношений в целом ряде случаев сопровождаются
нереалистическими практическими рекомендациями,
смысл которых достаточно хорошо раскрывает сам Пи-
зар своими рассуждениями об «атаке на советский ры-
нок», «колонизации коммунистического рынка труда»,
«трансидеологическом бизнесе» 133.
Подход к экономическим связям с точки зрения вза-
имопоглощения систем лишь осложняет развитие этих
связей. Научно-техническая революция действительно
делает необходимым широкое международное разделе-
ние труда, а следовательно и долговременное, крупно-
масштабное экономическое сотрудничество, но условием
такого сотрудничества должна быть не конвергенция, а
принцип взаимной выгоды.
Придавая большое значение развитию широкого на-
учно-технического сотрудничества, особенно в таких жиз-
ненно важных проблемах, как искоренение опасных из-
держек, связанных с развитием науки и техники, «кон-
вергенционалисты» во имя такого сотрудничества пред-
лагают отбросить все идеологические разногласия, объ-
единив усилия всех стран в глобальном масштабе на спа-
сении окружающей среды. Б таком подходе заметно об-
наруживается спекуляция американских теоретиков на
такой действительно серьезной проблеме.
«Конвергенционалисты» активно включаются в кам-
панию о «правах человека». Согласно их утверждениям,
мир движется в сторону всеобщего гуманизма путем
293

«социальной демократизации» на Западе и «либерализа-
ции» на Востоке. Для ускорения же этого процесса тре-
буется превратно толкуемая «конвергенционалистами»
свобода обмена идеями и информацией. Здесь, как и в
других подобных рассуждениях, имеет место явная под-
мена понятий. Духовные, нравственные ценности социа-
листического общества, существующие в нем представ-
ления о справедливости, свободе, правах человека не
имеют ничего общего с буржуазными воззрениями. Про-
исходящие же в мире процессы предполагают не конвер-
генцию, а подлинное взаимное обогащение духовной
жизни народов.
Концепция конвергенции, как видно, имеет в виду
использование в борьбе с социализмом более тонких и
изощренных методов, нежели организация лобовых атак,
и выбирает в качестве главного направления идеологиче-
ское размывание социализма.
Драматизируя объективно обусловленную идеологи-
ческую борьбу, «конвергенционалисты» пытаются пред-
ставить ее как преграду на пути развития и углубления
процессов разрядки, как источник международной напря-
женности и конфликтов. Некоторые из них даже требуют
в этой связи установления в социалистических странах
так называемой идеологической оттепели, что в переводе
с их языка означает идеологическое разоружение перед
наступлением буржуазной идеологии. Несостоятельность
такой аргументации очевидна. Борьба идеологий в мире
есть объективный факт, в котором находит отражение
классовая борьба. Точно так же, как нельзя уничтожить
классовую борьбу, пока существуют различные классы,
нельзя ликвидировать и идеологическую борьбу. Честная
и открытая борьба идей, сопоставление политических и
духовных ценностей двух миров не могут и не должны
препятствовать оздоровлению международной обстанов-
ки, и в частности перестройке советско-американских от-
ношений на основе признания принципов мирного сосу-
ществования и взаимовыгодного сотрудничества.
Принимая документ «Основы взаимоотношений между
СССР и США», руководящие деятели обеих стран пря-
мо признали, что принцип мирного сосуществования рас-
пространяется лишь на сферу межгосударственных
отношений и ни в коей мере не затрагивает сохраняющих-
ся различий в области идеологии.
Концепция глобальной конвергенции получила в по-
294

следнее время существенное подкрепление в виде теории
модернизации. Как и «конвергенционалисты», сторонники
этой новой концепции, и прежде всего один из ее созда-
телей, профессор Гарвардского университета С. Липсетт,
считают, что научно-техническая революция ведет к «сти-
ранию граней между социалистическими и капиталисти-
ческими странами», что противоборство между социализ-
мом и капитализмом будто бы все более затушевывается
соревнованием в области научно-технического прогресса,
что управление процессами, вызванными научно-техни-
ческой революцией, становится «центральной проблемой
международной политики» 134. Однако вместо конечной
цели — конвергенции они делают упор на процесс про-
движения к этой цели — модернизацию. Признавая опре-
деленную социальную направленность модернизации
(обеспечение «стабильной демократии»), сторонники этой
теории, сосредоточивают свои основные усилия на том,
чтобы изыскать способы урегулирования возникающих в
процессе социальных изменений конфликтов в пользу
социального и политического статус-кво капитализма.
Концепция конвергенции подвергается все чаще рез-
ким нападкам со стороны консервативной фаланги бур-
жуазных идеологов. Так, Г. Кан не верит в успех конвер-
генции в Советском Союзе. 3. Бжезинского и Б. Вольфа
особенно пугает, что концепция конвергенции не дает
четкого представления о преимуществах капитализма в
соревновании с социализмом, что эта теория недостаточ-
но активна в борьбе с коммунизмом, а ее внешне объек-
тивистский характер может даже посеять сомнения
относительно целесообразности оголтелого антикомму-
низма.
Элементы умеренности и трезвости значительно мень-
ше представлены в подходе консерваторов. Соглашаясь
на словах с необходимостью ослабления напряженности
и развития мирных отношений с Советским Союзом, они
выдвигают, однако, такие рекомендации, осуществление
которых означало бы замедление темпов развития совет-
ско-американских отношений.
На консервативном фланге внешнеполитической мыс-
ли заметно выделяются сторонники так называемой не-
военной конфронтации. Суть их позиции сводится к тому,
чтобы перевести расширяющиеся связи между государ-
ствами двух систем в плоскость невоенной конфронтации.
Отдавая на словах предпочтение мирному сосущест-
295

воваиию, 3. Бжезинский, например, в то же время всяче-
ски превозносит опыт «холодной войны». Он утверждает,
что «холодная война» была в общем-то полезной для
США, ибо она помогла создать такой статус-кво в отно-
шениях с СССР, который «удерживает его в границах
периметра, установленного стратегами доктрины сдер-
живания коммунизма»135. Как и некоторые его едино-
мышленники в США, Бжезинский не хочет признать,
что Соединенные Штаты вынуждены были пойти на «му-
чительную переоценку ценностей» именно потому, что
политика конфронтации с социалистической системой
потерпела полный провал.
Запугивая новыми угрозами, исходящими якобы от
СССР, 3. Бжезинский утверждает, что «соперничество
между двумя державами будет продолжаться; в некото-
рых отношениях оно может быть более напряженным,
сложным и далеко идущим, чем в прошлом». Выдвиже-
ние тезиса об усилении соперничества нужно Бжезинско-
му для обоснования своих практических выводов, выдер-
жанных в духе враждебности к социализму. Бжезинский
призывает правительство США следовать такой полити-
ке, которая «оставляет достаточно простора для маневра,
политического давления, шантажа, создания кризисов...»
Основной расчет делается на создание некоего «внутрен-
него несогласия» в СССР. В своей статье, опубликован-
ной в сборнике «Советские национальные проблемы»,
3. Бжезинский, рассуждая о формах антисоветской про-
паганды в условиях ослабления международной напря-
женности, заявляет о необходимости изыскания таких
приемов, которые «не были бы ни лобовой атакой, ни
возрождением стратегии холодной войны». Взамен этого
он предлагает невоенную конфронтацию, и в частности
настойчивое воздействие на национальное сознание в
странах социалистического содружества, с тем чтобы сти-
мулировать его до такой степени, когда «культурная эли-
та» проникнется пониманием «преимуществ обособленно-
го существования» 136. 3. Бжезинский и разделяющий его
взгляды У. Ростоу хотели бы использовать уменьшение
напряженности для размывания социалистического сооб-
щества государств, отрыва их друг от друга с помощью
дифференцированного, выборочного подхода. Все это не
что иное, как подправленный вариант политики наведе-
ния мостов, мирного вовлечения стран социализма в сфе-
ру капиталистического влияния.
296

Стремление вызвать процесс изменений в социалисти-
ческих странах по существу равноценно вмешательству
во внутренние дела этих стран, народ которых завоевал
свой незыблемый суверенитет в упорной борьбе с фашиз-
мом, отстоял его в борьбе против всех империалистиче-
ских происков и укрепил, создав социалистическое
содружество. В наше время международные отношения
между странами, принадлежащими к различным социаль-
ным системам, могут строиться, как это было провозгла-
шено в итоге советско-американской встречи в верхах в
мае 1972 года и подтверждено на последующих перего-
ворах, лишь на основе мирного сосуществования. А это
означает, что строить отношения надлежит на принци-
пах уважения суверенитета, равенства, невмешательства
во внутренние дела и взаимной выгоды.
Невоенная конфронтация, за которую ратуют ее по-
борники, предстает, таким образом, как самая настоящая
подрывная деятельность, вмешательство во внутренние
дела.
Для консервативного крыла американских теоретиков
торговля, научно-технические связи — это всего лишь
средство для направления эволюции социалистических
стран по угодному США руслу. Без этого развитие совет-
ско-американских отношений их попросту не интересует.
По существу сторонники невоенной конфронтации США
со странами социализма, прежде всего с СССР, несмотря
на их заявления, всячески противятся налаживанию дей-
ствительно взаимовыгодных экономических и научно-
технических связей капиталистических стран с социали-
стическими.
Неслучайно, что консерваторы пытаются принизить
значение советско-американских экономических отноше-
ний. Так, профессор Э. Фрид характеризует экономиче-
ские отношения США с социалистическими странами как
«область второстепенного значения» и утверждает, что
ни при каких обстоятельствах они не станут «экономи-
чески важными» для Америки. В таком же духе выска-
зывается и бывший руководитель аппарата планирования
госдепартамента США Г. Оуэн. Заявляя, что основные
проблемы США будут связаны не с укреплением безо-
пасности, а с экономикой, он утверждает, что «перего-
воры между Востоком и Западом не окажут нам большой
помощи в решении этих проблем» 137.
Другое широкое поле для вмешательства во внутрен-
297

ние дела социалистических стран, по мнению сторонни-
ков невоенной конфронтации, представляет гуманитарная
область сотрудничества. Культурный обмен и человечес-
кие контакты во всем их многообразии, углубляющиеся
по мере нарастания процесса разрядки напряженности,
рассматриваются ими как средство для широкого осуще-
ствления операций «психологической войны», направлен-
ных на размыв основ социалистического правопорядка.
Разумеется, что такое следование логике времен «холод-
ной войны» не может содействовать расширению культур-
ного сотрудничества между США и СССР, контактов ме-
жду организациями и людьми. Реалистический подход
требует иного — научиться сосуществовать, сотрудничать,
понимать друг друга, не навязывая никому своей филосо-
фии жизни, своего понимания перспектив мирового раз-
вития. В своей позиции Советский Союз руководствуется
именно этим. Мы за широкое сотрудничество во всех гу-
манитарных областях, и в частности за развитие контак-
тов и обмен информацией, если при этом будут соблю-
даться суверенитет государств, их законы и обычаи, прин-
цип невмешательства во внутренние дела. «Мы, — заявил
на Конференции коммунистических и рабочих партий
Европы Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Бреж-
нев,— считаем, что культурный обмен и средства инфор-
мации должны служить гуманным идеалам, делу мира,
укреплению доверия и дружбы между народами»138.
В отличие от теоретиков глобальной конвергенции, для
которых мирное сосуществование связывается с надеж-
дой на идеологическое разоружение, теоретики невоен-
ной конфронтации говорят об обратном. Их попытки
представить мирное сосуществование как идеологическую
конфронтацию, сопровождающуюся широким использо-
ванием методов психологической войны, имеют целью
скомпрометировать идею мирного сосуществования, дока-
зать, что в условиях существования двух противополож-
ных систем нет сколько-нибудь удовлетворительной
альтернативы «холодной войне». Такие попытки лише-
ны всяких оснований. Бесспорно, мирное сосуществова-
ние не исключает идеологической борьбы. Мы не скрыва-
ем своего намерения честно и открыто, по-научному
доказывать правоту нашего мировоззрения, его истори-
чески обоснованный характер. Однако такая идеологи-
ческая борьба не имеет ничего общего с «холодной вой-
ной», которой присущи идеологические диверсии, методы
298

дезинформации, лжи и клеветы, вмешательство во внут-
ренние дела других стран. При этом идеологическая
борьба не должна сказываться на межгосударственных
отношениях, и в частности на совместных усилиях по
обеспечению безопасности и развитию взаимовыгодного
сотрудничества. «Разумеется, у нас своя идеология, свои
убеждения, но мы исходим,— отмечает Л. И. Брежнев,—
из того, что мир в одинаковой степени нужен всем на-
родам, в устранении опасности мировой ядерной войны
заинтересованы все государства. В этом — главная осно-
ва совместных усилий по укреплению мира и безопас-
ности» 139.
Если консерваторы еще как-то пытаются подстроить-
ся под перемены в советско-американских отношениях, то
крайне правое крыло американских теоретиков не прием-
лет даже словесного признания мирного сосуществования
и разрядки. Эти теоретики пытаются всячески дискреди-
тировать политику мирного сосуществования, утверждая,
что она якобы принципиально чужда социализму, что эта
политика применяется Советским Союзом на выборочной
основе, лишь в некоторых регионах и по отношению к от-
дельным странам, что, наконец, Советский Союз не мо-
жет быть надежным партнером по сосуществованию. Раз-
жигая антисоветизм, создавая обстановку напряженно-
сти, сея подозрения и недоверие, теоретики крайне
правого толка пытаются заморозить начавшийся процесс
перестройки международных отношений.
Теоретики, стоящие на крайне правом фланге, ут-
верждают, что советско-американские отношения неиз-
менно находятся в предкризисном состоянии ио. Некото-
рые же из них, как, например, профессор Т. Шеллинг,
даже доходят до парадоксальных заявлений о том, что
«самая большая опасность для советско-американских
отношений лежит в их улучшении». Чтобы придать на-
укообразность подобному утверждению, Шеллинг пыта-
ется доказать, что напряженность в отношениях между
СССР и США позволяет-де этим странам постоянно на-
ходиться начеку в отношении действий друг друга и тем
самым не дает возможности для возникновения непос-
редственного конфликта между ними. Увеличивающееся
доверие и улучшение отношений ведут, по его мнению,
к тому, что обе стороны становятся беззаботными, чув-
ство постоянной опасности притупляется, противоречия
выглядят менее острыми, а заявления противоположных
299

сторон не воспринимаются с достаточной серьезностью.
До тех пор пока отношения между СССР и США остают-
ся на уровне 50—60-х годов, опасность прямой конфрон-
тации, заявляет Т. Шеллинг, заключается не столько в
непосредственных действиях обеих стран, сколько в ак-
тивности третьих государств — союзников СССР и США.
Кроме того, причиной конфликта, продолжает Шеллинг,
могут стать межсоюзнические обязательства двух стран
в различных уголках земного шара, преследующих проти-
воположные цели.
За спекулятивными рассуждениями о необходимости
избегать прямых конфронтации между СССР и США
скрывается явное стремление воспрепятствовать пере-
стройке советско-американских отношений на основе мир-
ного сосуществования.
Сопротивляясь разрядке, правые силы пытаются со-
хранить, хотя и в несколько подновленном виде, внешне-
политические установки «холодной войны».
Со стороны правого крыла американских теоретиков
предпринимаются попытки несколько видоизменить кон-
цепцию сдерживания. С предложениями на этот счет вы-
ступает бывший руководитель Управления планирования
госдепартамента США, до недавнего времени директор
Центра по изучению международных отношений при
Гарвардском университете Р. Боуи. Он предлагает соче-
тать сдерживание с ограниченным партнерством. Как
поясняет Р. Боуи, речь идет о том, чтобы «обращаться
с СССР одновременно как с агрессивным противником и
ограниченным партнером», что «выходит за рамки прос-
тых категорий — друг или враг». Такой подход нацели-
вает на проведение враждебной Советскому Союзу линии
на всех направлениях — политическом, экономическом и
научно-техническом. Боуи явно обеспокоен тем, что про-
водимая СССР политика разрядки напряженности и со-
существования «звучит для нас (американцев.—В. П.)
успокаивающе и заставляет расслабляться», и весь смысл
его рекомендаций сводится к тому, чтобы сохранить в со-
ветско-американских отношениях характерную для пери-
ода «холодной войны» атмосферу напряженности и враж-
дебности 141.
Определенное хождение среди крайне правых кругов
американских теоретиков имеет концепция прохладной
войны. Ее авторство принадлежит У. Лакеру, директору
Лондонского института современной истории и члену-кор-
300

респонденту Центра стратегических и международных
исследований в Вашингтоне. Лакер утверждает, что еще
слишком рано говорить об окончании «холодной войны»,
что в лучшем случае она может смениться прохладной
войной, то есть таким периодом, когда схватка не на
жизнь, а на смерть двух непримиримых противников бу-
дет вестись в рамках определенных правил.
Смысл этих и подобных рассуждений понятен. Раз
Советский Союз продолжает оставаться врагом номер
один в смертельной схватке, то Соединенным Штатам це-
лесообразно воздерживаться от развития широких тор-
гово-экономических отношений с Советским Союзом, от
дальнейшего углубления политических контактов, от раз-
рядки международной напряженности в целом.
С установками концепции прохладной войны по су-
ществу смыкается другая реакционная концепция — тех-
нологической войны. Воздавая словесную дань новым
процессам в международных отношениях, эта концепция
нацелена на продолжение безудержной гонки вооруже-
ний путем использования научно-технических достижений
в военной области.
Школа технологической войны представлена довольно
известными американскими теоретиками С. Поссони и
Дж. Пурнеллом. Своими корнями она уходит к теорети-
ческим воззрениям одного из ведущих реакционных тео-
ретиков международных отношений Р. Страус-Хюпе, и в
частности к разработанной под его руководством страте-
гии затяжного конфликта между двумя социальными си-
стемами. Утверждая, что подлинное мирное сосущество-
вание двух систем невозможно, ученик Р. Страус-Хюпе
Э. Глик заявляет, что «конфликт в международных отно-
шениях неизбежен. Могут меняться только его природа,
пути и интенсивность» 142. Исходя из концепции затяжно-
го конфликта, сторонники этого подхода предлагают ак-
тивную американскую стратегию в этом конфликте, пре-
дусматривающую участие США во всех видах борьбы:
военной, политической, экономической, идеологической
и др. Причем имеется в виду попытаться перенести эту
борьбу в сферу противника. Важная роль в такой борьбе
отводится идеологическим средствам с целью добиться
«эрозии» социалистического общественного строя. Пред-
лагая «донести образ открытого общества до миллионов
людей за железным занавесом», Р. Страус-Хюпе реко-
мендует использовать все виды обменов между наро-
301

дами, причем «не соглашаясь с правилами, которые на-
вязывают коммунисты». Не очень надеясь на то, что За-
паду удастся свободно проникнуть со своим гнилым
идеологическим товаром в социалистические страны,
Р. Страус-Хюпе и его сподвижники предлагают «исполь-
зовать любые возможности для того, чтобы проникнуть за
железный занавес и обучать народы, живущие при ком-
мунизме, фактам жизни в условиях свободы». В этих це-
лях они считают необходимым использовать все имею-
щиеся средства и «смело включаться в идеологические
дебаты». «Только если удастся сломать этот барьер и
наши идеологические ресурсы так же, как и наша инду-
стриальная мощь, будут полностью участвовать в этом
конфликте, мы сможем использовать в своих интересах
явные слабости нашего противника...», — констатирует
Р. Страус-Хюпе 143.
Взяв в качестве основной исходной посылки своих те-
оретических построений концепцию затяжного конфлик-
та, С. Поссони и Дж. Пурнелл построили свою теорию на
абсолютизации роли технологического фактора в этом
конфликте. В своей работе «Технологическая стратегия.
Победа в решающей войне» они призывают США не от-
казываться от стремления добиться решающего превос-
ходства над СССР путем оптимального использования
научно-технического прогресса в военных целях. «Соеди-
ненные Штаты находятся в состоянии войны, — утверж-
дают Поссони и Пурнелл. — Эта война диктуется наличи-
ем на международной арене Советского Союза и закона-
ми технологической борьбы... Победа в технологической
войне означает превосходство во всех фазах конфликта
(между социализмом и капитализмом. — В. /7.), которое
может быть достигнуто как путем уничтожения против-
ника с помощью термоядерного оружия, так и просто с
помощью требований, которые привели бы его к сдаче...
Без превосходящей технологии наша стратегия сдержи-
вания является бессмысленной. Без технологических пре-
имуществ мы никогда не сможем сражаться и победить
в небольших войнах за тысячи километров от нашей стра-
ны...» 144. Таким образом, в стремлении подладить старые
установки «холодной войны» к новым возможностям на-
учно-технической революции набор обветшалых догм
политики с позиции силы выдается сторонниками техно-
логической войны за некое принципиально новое слово.
Как видно, процесс признания в американских теоре-
302

тических исследованиях мирного сосуществования в ка-
честве единственно приемлемой альтернативы ядерной
войне идет сложными и извилистыми путями, встречая
упорное сопротивление со стороны правого крыла аме-
риканских теоретиков. Если в отношении новых основ
взаимоотношений СССР и США при всем многообразии
красок политического спектра теоретических воззрений
вполне отчетливо прорисовываются элементы реализма,
то по вопросу о конкретной политике в отношении Совет-
ского Союза концептуальная ось рассуждений американ-
ских теоретиков значительно сдвинута вправо. Это наг-
лядно проявляется в подходе американских теоретиков
к вопросу о разрядке, в котором заметно прослеживает-
ся значительное влияние противников разрядки.
В американских теоретических исследованиях широко
распространяется мысль о том, что политика разрядки
представляет «улицу с односторонним движением», что
она выгодна не США, а главным образом Советскому
Союзу, который якобы получает односторонние преиму-
щества, в то время как возможности западных стран воз-
действовать на события в мире значительно сужаются.
В опубликованном в 1974 году обширном исследовании,
посвященном проблемам разрядки, группа видных аме-
риканских и английских исследователей (Л. Шапиро,
Л. Годсон, Р. Пайпс, Г. Кроссмэн и др.) утверждает,
что разрядка, «к сожалению, оказывается инструментом
в процессе ослабления Запада». Тезис о выгодности раз-
рядки СССР и невыгодности США еще больше стал мус-
сироваться в последнее время в связи с неудачами, кото-
рые США вследствие собственных грубых просчетов и
заблуждений прошлого, не имеющего отношения к раз-
рядке и улучшению советско-американских отношений,
потерпели в Индокитае и на южном фланге НАТО. Про-
тивников разрядки привело в замешательство и успешное
завершение Совещания по безопасности и сотрудничеству
в Европе.
Ложный тезис об односторонней выгоде разрядки ис-
пользуется для утверждений о том, что Советский Союз
обязан-де «платить» за разрядку. «Плата» изображается
в различных теоретических исследованиях по-разному, но
в конечном счете смысл ее сводится к абсурдным требо-
ваниям отказа от принципиальных основ советской внут-
ренней и внешней политики. В последнее время дело изоб-
ражается таким образом, будто те уступки, которых про-
зоа

тивники разрядки требуют от Советского Союза и других
социалистических государств, отвечают духу разрядки, и
в частности Заключительного акта Совещания по безо-
пасности и сотрудничеству в Европе.
Многие американские теоретики предлагают «запла-
тить» за успех Общеевропейского совещания уступками
в так называемой гуманитарной области (контакты меж-
ду людьми, информация, культурные обмены и т. п.), по-
нимая под этим вмешательство во внутренние дела Совет-
ского Союза. При этом американские теоретики не только
пытаются представить в превратном свете позицию Со-
ветского Союза в этих действительно важных областях
сотрудничества, которые должны развиваться по мере
углубления разрядки и роста взаимодоверия. Ими иска-
жается существо достигнутых в Хельсинки договоренно-
стей, которое представляет собой тщательно взвешенный
баланс интересов всех государств-участников, и игнори-
руется важнейшая политическая часть Заключительного
акта — Декларация принципов, которыми государства
будут руководствоваться во взаимных отношениях.
Утверждая, что разрядка несет односторонние выгоды
для СССР, сторонники этой точки зрения совершенно не
учитывают заинтересованности всех народов, включая и
американский, в недопущении войны, и тем более ядер-
ной, со всеми ее опустошительными последствиями. Раз-
рядка напряженности, сопровождающаяся укреплением
и развитием отношений мира и сотрудничества между
СССР и США, несет конкретные выгоды обеим странам.
Это подтверждается как самим содержанием советско-
американских соглашений и договоренностей, так и их
практической отдачей.
Хотя начавшаяся разрядка еще не превратилась в
глобальную, не стала пока безусловной и прочной,
тем не менее, разрядка не может толковаться в принци-
пиальном политическом смысле иначе, как антипод «хо-
лодной войны», как необходимое условие упрочения прин-
ципов мирного сосуществования государств с различным
социальным строем в качестве основы новой системы
международных отношений. Неровный, аритмичный
пульс разрядки, «паузы» в ее развитии, не говоря уже об
отказе от этой политики, имели бы самые отрицательные
последствия и для советско-американских отношений, и
для международной обстановки в целом.
Происходящая в США острая политическая борьба
304

вокруг разрядки, отражающая существование различ-
ных подходов к вопросу об ослаблении международной
напряженности, полностью подтверждает содержащийся
в Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду партии вы-
вод о том, что нужно еще много и.упорно бороться, что-
бы разрядка стала необратимой.
Как показывает обзор новейших теорий, касающихся
отношений с государствами социалистической системы,
среди американских идеологов сильны позиции тех, кто
хотел бы тянуть мир обратно к временам «холодной вой-
ны» и балансирования на грани ядерной катастрофы. Си-
лы, которые и поныне мыслят категориями «холодной
войны», не собираются без боя сдавать свои позиции и
изыскивают теоретические обоснования этих позиций. Они
стремятся приспособиться к изменяющимся условиям, но
таким путем, чтобы применить арсенал средств идеологи^
ческой борьбы для давления в политических и торгово-эко-
номических переговорах, как способ осложнения междуна-
родной обстановки, ослабления позиций и единства соци-
алистических стран. Этой позиции, даже по свидетельству
М. Шульмана, придерживаются «группы, представляю-
щие военные интересы, консервативные и националисти-
ческие круги в американской политике» 145. Нельзя сбра-
сывать со счетов и психологический фактор: многим аме-
риканским теоретикам, сделавшим себе карьеру в годы
«холодной войны», осудить ее равносильно подписанию
самим себе обвинительного приговора. И поэтому боль-
шая их часть, даже признавая реальность, не отказыва-
ется от превозношения достоинств давно уже дискредити-
рованных концепций.
Живучесть традиций и инерции, порожденных дли-
тельным периодом «холодной войны», тяжелым грузом
довлеет над процессами, происходящими во внешнеполи-
тическом мышлении США. И, тем не менее, на смену
концепциям «холодной войны» в целом приходит призна-
ние той истины, что в ядерный век не существует иной
основы для отношений между государствами с противопо-
ложными системами, кроме как мирное сосуществование.
В среде американских теоретиков все чаще раздаются го-
лоса, призывающие к развитию отношений с Советским
Союзом на основе полного равенства и отказа от односто-
ронних преимуществ.
Борьба двух противоположных тенденций в подходе
американских теоретиков к вопросам об отношениях с
11—232
305

Советским Союзом свидетельствует о тех глубинных про-
цессах, которые происходят в политике США. «По мере
роста могущества и влияния СССР и братских стран
социализма, по мере активизации нашей миролюбивой
политики, а также развития других важных прогрессив-
ных процессов, происходящих в современном мире, в по-
литике многих капиталистических государств, — отмечал
в докладе «О 50-летии СССР» Л. И. Брежнев, — все боль-
ше дают себя знать элементы реализма... Это относится
и к Соединенным Штатам в той мере, в какой там прояв-
ляется готовность отойти от многих догм времен «холод-
ной войны», долгое время определявших направленность
всей американской внешней политики.
Иными словами, наша последовательная миролюби-
вая политика и весь ход событий постепенно приводят
капиталистический мир к признанию необходимости вес-
ти дела с социалистическими государствами на почве
мирного сосуществования» и6.
Вырастающая в окружении сохраняющихся со времен
«холодной войны», хотя и несколько видоизмененных,
догм и представлений реалистическая тенденция является
не всегда и не во всем до конца последовательной. Те аме-
риканские буржуазные теоретики, которые сделали вы-
бор по главному, кардинальному вопросу международ-
ных отношений в пользу мирного сосуществования как
единственно приемлемой основы отношений с государст-
вами иной социальной системы, в то же время не в сос-
тоянии полностью, во всей их широте и глубине, оценить
происходящие в мире процессы, и в частности значение
последовательного улучшения советско-американских от-
ношений.
Подлинно реалистическая оценка советско-американ-
ских отношений требует учета того обстоятельства, что
СССР и США представляют два полюса противополож-
ных социально-экономических систем. Советский Союз —
первое в мире социалистическое государство, с которым
связано создание системы социализма и ее превращение
в решающий фактор международного развития. Соеди-
ненные Штаты — крупнейшая империалистическая дер-
жава, своеобразный гарант и охранитель мировой сис-
темы капитализма. Естественно, что от того, как сложат-
ся отношения между СССР и США, во многом зависят
формы дальнейшего противоборства двух систем и выбор
тех плацдармов, на которых оно развертывается.
306

Признание исторической неизбежности классовой
борьбы двух систем, имеющей антагонистический харак-
тер и исключающей в силу этого какое-либо идеологиче-
ское примирение или сращивание (как это наиболее рья-
но утверждают приверженцы концепции конвергенции),
отнюдь не предполагает непременное ведение этой борь-
бы в военно-силовых формах и не делает необходимой
большую, чем раньше, остроту международных кризисов
и конфликтов. Крайние средства насилия (война, агрес-
сия, колонизация) как формы борьбы государств в миро-
вой политике были узаконены общественным строем, ос-
нованным на частной собственности и эксплуатации.
С выходом же на мировую арену социализма небывало
расширились возможности изъять эти формы из между-
народного обихода, сделать мир на нашей планете дей-
ствительно прочным, устранить угрозу ядерной войны.
Как отмечал Генеральный секретарь ЦК КПСС
Л. И. Брежнев в докладе «О 50-летии СССР», КПСС
намерена добиваться того, чтобы исторически неизбеж-
ная классовая борьба двух систем — капиталистической
и социалистической — в сфере экономики, политики и,
разумеется, идеологии «перешла в русло, не угрожающее
войнами, опасными конфликтами, бесконтрольной гонкой
вооружений. Это будет огромным выигрышем для дела
мира во всем мире, для интересов всех народов, всех го-
сударств» 147.
Направление противоборства двух систем в русло
мирного соревнования требует, чтобы советско-американ-
ские отношения, состояние которых предопределяет сте-
пень опасности возникновения глобального конфликта и
в значительной мере влияет на характер и направлен-
ность общих тенденций в мировой политике, были пере-
ведены на рельсы сотрудничества, равноправных перего-
воров и взаимной выгоды.
Основной исторический урок, убедительно подтверж-
денный событиями последнего времени, предельно ясен:
в нашу эпоху не существует иной реалистической основы
для поддержания и развития отношений между СССР,
кроме принципа мирного сосуществования государств с
различным социальным строем. В той мере, в какой со-
ветско-американские отношения соответствовали этому
основополагающему принципу, они шли на пользу на-
родам обеих стран и на благо всеобщего мира. Самым
значительным и ярким в истории примером советско-
П*
307

американского сотрудничества, бесспорно, было участие
в антигитлеровской коалиции, когда общие интересы
СССР и США и интересы мира определялись историче-
ской задачей разгрома фашизма. В наше время такой
ключевой задачей является предотвращение ядерной вой-
ны и угрозы ее возникновения. Это главная цель, но, ра-
зумеется, не единственная и не изолированная от других
конструктивных задач мировой политики.
В ходе советско-американских переговоров, проходив-
ших на высшем уровне, выявились вполне определенные
сферы соприкосновения государственных интересов не
только в области устранения опасности войны, и особен-
но термоядерной, но и на таких направлениях, как огра-
ничение и в конечном итоге прекращение гонки вооруже-
ний, содействие устранению источников международной
напряженности и военных конфликтов, упрочение про-
цесса разрядки, развитие взаимовыгодного торгово-эко-
номического, научно-технического и культурного сотруд-
ничества.
В условиях четко очерченных принципиальных основ
взаимоотношений наличие сфер совпадающих или парал-
лельных интересов хотя и не устраняет полностью труд-
ности на пути развития отношений между СССР и США,
дает основания рассчитывать на должный размах и на
длительную перспективу советско-американского сотруд-
ничества, на продвижение в урегулировании наиболее
острых проблем, отягощающих международную обста-
новку, если к этому, разумеется, будет проявлено необ-
ходимое стремление и со стороны Соединенных Штатов.
«У наших отношений с США,— отмечал на XXV съез-
де КПСС Л. И. Брежнев,— хорошая перспектива и на
будущее — в той мере, в какой они будут и впредь раз-
виваться на этой совместно созданной реалистической
основе, когда при очевидном различии классовой при-
роды обоих государств и их идеологии есть твердое на-
мерение разрешать разногласия и споры не силой, не
угрозами и бряцанием оружия, а мирными политически-
ми средствами» 148.
Как показывает опыт советско-американских отноше-
ний в последние годы, совместные усилия СССР и США
отвечают интересам не только советского и американско-
го народов, но и всех тех, кто искренне стремится к тому,
чтобы международная обстановка бесповоротно вошла
в колею мирного развития.
308

* *
*
В концептуальном отношении внешняя политика США
оснащена, как видно, довольно обширным и разнообраз-
ным арсеналом, обеспечивающим как ее практически-по-
литические, так и идеологически-пропагандистские пот-
ребности.
По своему содержанию современные внешнеполитиче-
ские концепции отличаются большой противоречивостью.
С одной стороны, их конечной целью является извлечение
политических и идеологических выгод из происходящих
в мире изменений, попытка удержать в той или иной
форме американское лидерство в капиталистическом ми-
ре, сохранить военную силу в качестве средства осущест-
вления внешнеполитических замыслов. С другой стороны,
эти концепции строятся с учетом новой ситуации, в част-
ности, в военно-стратегической области, необходимости
сближения внешней политики с реальными возможностя-
ми США, признания возрастающего значения отношений
с СССР. Они во многом приближают внешнеполитичес-
кое мышление правящих кругов к категорически отвер-
гавшимся еще в недавнем прошлом идеям мирного сосу-
ществования государств с различным социальным строем.
Хотя практическое применение концепций находится
в значительной зависимости от проводимого политиче-
ским руководством США курса в международных делах,
в то же время нельзя не учитывать и относительно само-
стоятельной роли этих концепций в процессе формирова-
ния и осуществления внешней политики. Своевременное
распознавание и разоблачение любых враждебных делу
мира и социального прогресса идей, заложенных в эти
концепции, требует одновременного вычленения из них
элементов реализма, которые можно было бы использо-
вать в борьбе с противниками разрядки, сторонниками
гонки вооружений и «холодной войны».
Противоречивость и непоследовательность современ-
ных концепций, в отдельных случаях взаимоисключающих
друг друга, порождаются прежде всего несовпадением
интересов различных групп внутри правящей верхушки
США. Они отражают также сумятицу, которую внесли в
теоретическую мысль банкротство политики с позиции
силы и необходимость сообразования внешнеполитичес-
кого курса с реальными возможностями, существующими
309

для американской внешней политики в современном ми-
ре. Немаловажное значение имеет и причастность в прош-
лом многих американских теоретиков к политико-фило-
софскому обоснованию политики с позиции силы, что ме-
шает их полному освобождению от догм «холодной
войны».
С точки зрения их практического применения, в даль-
нейшем современные внешнеполитические концепции мо-
гут при определенных условиях служить обоснованием и
стимулом для политики мирного сотрудничества и раз-
рядки, а с другой стороны, при соответствующих обстоя-
тельствах использоваться и для иных целей — силового
противоборства, нагнетания напряженности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Разработка американскими буржуазными исследова-
телями теорий и концепций по заказу монополистических
организаций и внешнеполитических ведомств получила
в последние десятилетия постоянную, организационно
оформленную материальную основу. Под влиянием мно-
гих объективных факторов, обусловивших заинтересован-
ность государственно-монополистического капитала США
в привлечении науки во все сферы государственной дея-
тельности, в том числе и во внешнеполитическую, в со-
циально-политической структуре США возникло такое
качественно новое явление, как формирование тесной
унии правительственного аппарата, организаций монопо-
листического капитала и «избранных» научных учрежде-
ний— так называемого политико-академического комп-
лекса. В рамках этого комплекса осуществляется своеоб-
разная интеллектуальная мобилизация для обслужива-
ния нужд правящего класса США.
Как ни велики масштабы этой мобилизации и мате-
риальных затрат, характер существующей в США соци-
ально-экономической системы в определенной мере огра-
ничивает возможности использования ресурсов амери-
канской буржуазной науки международных отношений
для разработки и обоснования внешней политики. Преж-
де всего государственно-бюрократический аппарат, не-
смотря на попытки реформировать его деятельность по
«рациональным» рецептам, в целом не перестроил своей
работы на базе таких рекомендаций из академической
среды. В тех же случаях, когда наука привлекается к
практике внешней политики, она неизбежно восприни-
мает негативные черты, свойственные существующей в
США системе государственно-монополистического капи-
тализма.
Нельзя, однако, отрицать, что осуществление в 1960—
1970 годах ряда мероприятий в известной мере способ-
ствовало не только расширению масштабов проводимых
в США научных исследований международных отноше-
311

ний, но и дальнейшему усилению их значения для вне-
шнеполитической деятельности государственного аппара-
та. Теоретико-методологические искания американских
буржуазных исследователей, отражающие и обобщаю-
щие практику империалистической внешней политики
США, получили достаточно обширную обратную связь с
этой практикой преимущественно через конкретные
внешнеполитические концепции. Эти концепции оказыва-
ют некоторое корректирующее воздействие на формули-
рование и реализацию внешней политики США, играют
возрастающую роль в ее пропагандистском обеспечении.
Конечно, перевод теоретических взглядов, концепций
и даже доктрин на язык практической политики, их связь
с конкретными внешнеполитическими акциями осущест-
вляется не непосредственно, не автоматически, а через
сложные лабиринты процесса принятия решений в США,
неоднократно фильтруясь и изменяясь в различных
звеньях правительственного механизма. Тем не менее ди-
станция между теоретико-концептуальными конструк-
циями и претворением их в той или иной степени и форме
в практический курс внешней политики США в послед-
нее время заметно сокращается.
Американские буржуазные теории международных от-
ношений и концепции внешней политики США под воз-
действием изменения соотношения сил в мире и других
объективных факторов претерпевают эволюцию, которая
выражается в поисках путей и методов оптимального
приспособления к конкретно-историческим реальностям
при сохранении в неприкосновенности основных исходных
классовых предпосылок. Эволюция чаще всего выража-
ется в трансформации уже существующих или реанима-
ции отработанных концепций. Приспособленчество бур-
жуазной внешнеполитической мысли США все чаще соп-
ровождается стремлением паразитировать на объектив-
ных явлениях действительности, присваивать себе чужие
лозунги, выдавать интересы правящего класса за интере-
сы народа, а американские — за интересы мирового сооб-
щества.
«Мучительная переоценка ценностей», предпринятая
американскими теоретиками и практиками в 60-е годы,
привела американскую внешнеполитическую мысль в на-
чале 70-х годов к выдвижению некоторых новых схем и
идей. Признание несостоятельности послевоенной поли-
тики силовой конфронтации с Советским Союзом, пре-
312

тензий на переустройство мира по американскому образ-
цу вызывает своеобразный переучет всего теоретико-
концептуального арсенала, по-разному отражается на
различных уровнях:
— происходит перегруппировка сил «традиционалис-
тов» и «модернистов» с целью дальнейших поисков об-
щей теории, усиливается процесс взаимопроникновения
используемых ими категорий, подходов и методов;
— широкое распространение получают частные, «ост-
ровные» теории, имеющие узкопрагматическую направ-
ленность и подчиненные решению тех или иных внеш-
неполитических задач в интересах господствующего клас-
са США;
— пересматриваются национальные приоритеты, об-
новляются основные политико-стратегические и идеоло-
гически-пропагандистские концепции, предпринимаются
попытки создания теоретической базы для проведения
политики в области международных экономических отно-
шений.
Опыт эволюции американской теоретической мысли
по вопросам международных отношений подтверждает,
что в рамках буржуазного общества нельзя найти опти-
мального сочетания принципа научности и практических
внешнеполитических решений. Американская буржуаз-
ная наука международных отношений переживает серь-
езный идейно-методологический кризис. Видимость «боль-
шого задела» теоретических исследований не может
скрыть идейной нищеты буржуазной внешнеполитиче-
ской мысли США, неспособности многочисленных школ
и течений выработать как целостную научную теорию
международных отношений, так и до конца последова-
тельные политико-идеологические концепции. Дело здесь
не только в причинах специфического свойства (слож-
ность изучения системы международных отношений в
целом с присущими ей законами взаимосвязи, изменения
и развития; существование огромного числа переменных
факторов; методологическая трудность, связанная с син-
тезом целого ряда других отраслей общественно-полити-
ческих наук). Главные причины кризиса теоретического
поиска американской буржуазной науки международных
отношений коренятся в другом. Являясь продуктом и со-
ставной частью буржуазной идеологии, американские те-
ории международных отношений и концепции внешней
политики нацелены на то, чтобы противодействовать по^
313

бедоносному наступлению идей социализма, истолковать
процессы мирового развития с узко классовых позиций,
защищать и обосновывать мешающие социальному про-
грессу порядки и установления.
В то же время происходящие изменения в мировой
обстановке, прежде всего в соотношении сил двух си-
стем, осложняющееся для США историческое соревно-
вание с СССР, объективные требования научно-техниче-
ской революции будут и дальше подталкивать американ-
ские правящие круги и научные центры к поискам и
совершенствованию теоретико-концептуального арсена-
ла внешней политики США, по-прежнему стимулируя
эволюцию внешнеполитической мысли.
Американским буржуазным теориям международных
отношений и концепциям внешней политики отводится,
как видно, важная роль во все более активном идейном
противоборстве двух систем. Они призваны непосредст-
венно содействовать осуществлению внешней политики
и обеспечивать ей идеологически-пропагандистское при-
крытие.
Критический обзор теоретико-концептуального арсе-
нала внешней политике США показывает необходимость
строгого соблюдения в нынешних условиях указания
В. И. Ленина о необходимости бороться против всякой
буржуазной идеологии, в какие бы модные мундиры она
ни рядилась. XXV съезд нашей партии вновь подтвердил
этот принципиальный ленинский вывод. «В борьбе двух
мировоззрений,—отмечал на XXV съезде Генеральный
секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев,— не может быть
места нейтрализму и компромиссам. Здесь нужна высо-
кая политическая бдительность, активная, оперативная
и убедительная пропагандистская работа, своевремен-
ный отпор враждебным идеологическим диверсиям» !.
Идеологическая борьба в области теорий междуна-
родных отношений и внешней политики предполагает с
нашей стороны, наряду с решительным противодействи-
ем всем видам враждебной социализму идеологии, даль-
нейшую активизацию наступления наших идей, которые
не только раскрывают миролюбивую сущность внешней
политики Советского государства, но и создают хорошую
конструктивную основу для утверждения принципов мир-
ного сосуществования, дальнейшего упрочения мира и
ослабления, а в перспективе и устранения опасности воз-
никновения новой мировой войны.

ПРИМЕЧАНИЯ
ВВЕДЕНИЕ
1 «Материалы XXV съезда КПСС», М., 1976, стр. 20.
2 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 23, стр. 61.
ГЛАВА I
1 Н. Morgenthau, The Truth and Power, N. Y., 1970, p. 25.
2 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, стр. 24.
3 См. К. Deutsch, The Analysis of International Relations,
Englewood Cliffs, 1968, p. 95.
4 Cm. «Commission on the Organization of the Government for
Conduct of Foreign Policy», Wash., 1975, p. 147.
5 S. Kent, Strategic Intelligence for American World Policy,
Princeton, 1949, p. 182.
6 С. Н a s к i n s, Technology, Science and American Foreign Poli-
cy, «Foreign Affairs», 1962, vol. 40, No 2, pp. 226, 243.
7 Cm. «The Department of State Bulletin», 1960, Febr. 22, pp. 271,
272.
8 Распределение правительственных ассигнований осуществляется
Как самими ведомствами, так и специально созданными для этого
правительственными фондами (национальный научный фонд, нацио-
нальный фонд гуманитарных наук и др.).
9 См. С. Black, Government — Sponsored Research in Internatio-
nal Studies, «World Politics», 1970, vol. 22 N0 4, p. 584.
10 Cm. «World Politics», 1970, vol. 22 N0 4, p. 587.
11 Агентство международного развития руководит исследования-
ми различных аспектов положения развивающихся государств.
В 1969/70 бюджетном году агентство финансировало 11 прикладных
исследований, проводившихся за пределами США.
12 Агентство по контролю над вооружениями и разоружению в
1970/71 бюджетном году финансировало 5 прикладных исследований,
из них 3 — за рубежом. Тематика исследований касается первооче-
редных вопросов контроля над вооружениями.
13 Цель исследований Информационного агентства США
(ЮСИА) — определение отношения населения зарубежных стран к ос-
новным международным проблемам, выбор наиболее подходящих
средств массовой информации и изучение эффективности пропаганды.
3Ij5

В 1970/71 бюджетном году ЮСИА финансировало 45 исследований,
проводившихся за пределами США.
14 «Congressional Records», 1969, Dec. 6, pp. SI5927—SI5929.
15 Совет по внешнеполитическим исследованиям состоит из 14 че-
ловек. Его председателем является начальник Управления разведки и
анализа государственного департамента США, членами — руководя-
щие работники пяти региональных и семи функциональных управле-
ний госдепартамента, группы планирования и координации и институ-
та загранслужбы. Рабочий аппарат совета обеспечивается Управле-
нием разведки и анализа.
16 Н. М о г g e n t h a u, The Truth and Power, p. 25.
17 J. Bensman and A. Vildich, The New American Socie-
ty. The Revolution in the Middle Class, Chi., 1971, p. 197.
18 Национальная ассоциация промышленников (НАП) является
центральным звеном предпринимательских организаций. В нее входят
самые крупные промышленные фирмы и корпорации (за исключением
«Форд мотор компани»), производящие свыше 75% всей промышлен-
ной продукции США. Монополии превратили НАП в свой главный
штаб, организующий их влияние на политику государства. Националь-
ная ассоциация промышленников известна как организация «консер-
вативная, интерпретирующая свои интересы крайне узко, а интересы
государства — с точки зрения своих собственных» (D. W. В г о g а п,
Politics in America, N. Y., 1960, p. 316). В структуре НАП выделены
специальные подразделения, вырабатывающие позиции большого биз-
неса по основным внешнеполитическим вопросам. В частности, Ко-
митет НАП по вопросам национальной обороны готовит предложения
правительству по милитаризации экономики, содействует получению
монополиями военных заказов. Комитет по международным эконо-
мическим отношениям направляет внешнеэкономическую экспансию
США и ведает помощью развивающимся странам.
НАП — весьма влиятельная политическая сила в стране. Госу-
дарственные деятели США часто консультируются с руководством ас-
социации. На ее съездах обычно присутствуют члены правительства.
19 Ведущая предпринимательская организация — Американская
торговая палата (АТП) объединяет 25 400 местных торговых орга-
низаций, промышленных корпораций и отдельных предпринимателей.
Торговая палата тесно связана с Национальной ассоциацией про-
мышленников. Американская торговая палата и ее местные отделения
часто выполняют посредническую роль во взаимоотношениях отдель-
ных предпринимателей и их организаций с государственными органа-
ми власти.
К числу влиятельных организаций большого бизнеса относится
также Комитет экономического развития (КЭР), членами которого
также являются крупнейшие монополии. Комитет не только изучает
проблемы экономики США, распространяет экономическую информа-
цию и издает многочисленные публикации для деловых, правительст-
венных кругов и учебных заведений, но и служит важным рычагом
влияния монополистического капитала на правительство. Он регуляр-
но представляет правительству США неофициальные рекомендации по
вопросам экономики и внешнеэкономической политики. Его материа-
лами пользуются правительственные учреждения.
Заметное воздействие на государственные органы, определяющие
внешнюю политику США, оказывают также отраслевые торгово-про-
316

мышленные ассоциации. К организациям общенационального масшта-
ба относятся такие, как Американский нефтяной институт, Нацио-
нальная ассоциация_угольной промышленности, Американский инсти-
тут железа и стали, Национальная ассоциация электропромышленни-
ков, Ассоциация электронной промышленности. Большим влиянием
пользуются крупные объединения военных фирм: Ассоциация авиа-
ционной промышленности, Ассоциация ракетной промышленности и
Ассоциация оборонной промышленности. Наряду с организациями
промышленников, активно действует Американская ассоциация бан-
киров. Ее членами являются 17 417 банкиров, страховых компаний и
частных лиц.
20 R. W б г m s e r, Foundations: Their Power and Influence, N. Y.,
1958, pp. 200—201.
21 Cm. «U. S. News and World Report», 1971, Dec. 20, p. 52.
22 См. Е. Andrews, Philanthropic Foundations, N. Y., 1956, p. 76.
23 Крупнейшими благотворительными фондами в сфере внешне-
политических исследований являются фонд Форда, фонд Рокфеллера,
фонд братьев Рокфеллеров и целый ряд других филантропических
организаций рокфеллеровского клана.
Старейшими фондами также являются «Карнеги корпорейшн оф
Нью-Йорк» и «Карнеги эндаумент фор интернэшнл пис». Последний
действует не только как филантропическое общество, но и как круп-
ный пропагандистский орган.
Следует также отметить фонд XX столетия и фонд Вудро Виль-
сона, которые финансируют исследования в области мировых эконо-
мических проблем, фонд Кеттеринга, находящийся под контролем
«Дженерал моторе» и специализирующийся на организации различ-
ного рода международных конференций и симпозиумов, «Форин сер-
вис эдьюкейшнл фаундейшн» — фонд, созданный для содействия делу
подготовки молодых кадров дипломатической службы.
24 См. R. Е е 11 s, Corporation Giving in a Free Society, N. Y.,
1956, p. 54.
25 Совет по внешним сношениям финансируется в основном фон-
дами Рокфеллера, Форда и Карнеги. Он был создан в 1920 году на
основе объединения научно-исследовательской работы в области
внешних сношений, проводившейся правительственным Американским
институтом международных отношений и фондом Рокфеллера.
В деятельности Совета по внешним сношениям активное участие
принимают руководители американского правительства, ответственные
сотрудники госдепартамента и других ведомств, специалисты в облас-
ти внешних сношений. Совет оказывает большое влияние на пер-
спективное планирование внешней политики и подготовку руководя-
щих кадров для американского правительства.
Совет имеет свой печатный орган — ежеквартальный журнал
«Форин афферс», а также ежегодно выпускает сборник документов
о внешней политике США, обзор международного положения США
и политический справочник мира.
26 Ассоциация внешней политики играет не меньшую роль, чем
Совет по внешним сношениям. Финансируется фондами Карнеги и
Рокфеллеров. Имеет отделения во многих городах США, издает и
распространяет популярную литературу по. вопросам международных
отношений и внешней политики.
317

27 Американская ассоциация содействия ООН, существовавшая до
февраля 1945 года под названием Ассоциация Лиги Наций, активно
поддерживается Рокфеллерами. Ассоциация имеет свои периодиче-
ские издания («ААЮС ньюс», «Спикере ноутс» и «Виста»), печатает
и распространяет большое количество брошюр. В ассоциации органи-
зовано несколько исследовательских групп в составе известных спе-
циалистов и представителей делового мира, занимающихся рядом
крупнейших внешнеполитических проблем США. В начале 1968 года
был опубликован доклад одной из этих групп «К примирению Ев-
ропы. Новые подходы для США, ООН и НАТО», в подготовке кото-
рого приняли участие Г. Киссинджер, Т. Шеллинг, М. Шульман и
другие известные специалисты. Этот доклад сыграл важную роль в
формировании нового подхода США к европейским делам.
28 См. «The Ford Foundation Annual Report», N. Y., 1970, pp. 78,
82—83.
29 J. Bensman and A. Vildich, The New American Society.
The Revolution in the Middle Class, p. 206.
30 I b i d., pp. 199, 205.
31 Cm. «The New York Times», Febr. 19, 1967; «Boston Globe»,
Febr. 21, 1967.
32 См. «Правда», 4 августа 1969 г.
33 См. Е. Р 1 a t i g, International Relations Research, N. Y., 1966,
p. 80.
34 Первые функциональные центры возникли в университетах, су-
ществующих за счет частных средств. Ведущее место среди них при-
надлежит Центру по международным отношениям Гарвардского уни-
верситета. Он ведет исследования по трем направлениям: 1) страте-
гия и внешняя политика, а также программы контроля над воору-
жениями; 2) политическое положение в Европе и, в частности, роль
многонациональных корпораций; 3) экономическое и политическое
развитие молодых государств. Центр международных исследований
при Массачусетском технологическом институте проводит исследова-
ния современных изменений в политике с помощью электронно-вы-
числительных машин- (для этого в МТИ имеется 70 специализирован-
ных лабораторий). Тематика центра разрабатывается по пяти ос-
новным направлениям: 1) международные связи и средства массовой
коммуникации; 2) научно-техническая революция; 3) политико-стра-
тегические проблемы; 4) социалистические страны; 5) развивающиеся
страны.
Большим авторитетом в политико-академическом комплексе США
пользуются и другие функциональные центры — Школа междуна-
родных отношений Колумбийского университета (Нью-Йорк), вклю-
чающая несколько автономных институтов, специализирующихся на
той или иной группе проблем (институт изучения войны и мира, ре-
гиональные институты); Вашингтонский центр внешнеполитических
исследований при университете Джонса Гопкинса (Балтимор); Ис-
следовательский институт внешней политики при Пенсильванском
университете.
Последние годы отмечены возрастанием роли подобных центров
при университетах, финансируемых федеральным правительством и
правительствами штатов. Среди них заметно выделяются Центр меж-
дународных исследований при университете штата Огайо, на базе
318

лаборатории которого производится широкое экспериментирование
новейших методик анализа и прогнозирования, Центр международ-
ных исследований при Калифорнийском университете (Беркли), из-
вестный своими работами в области стратегии, а также интеграции
стран капиталистического мира, и Центр по изучению международ-
ных отношений Нью-Йоркского городского университета, где сотруд-
ничают видные теоретики традиционалистского направления.
35 Наибольшей известностью в области стратегических исследова-
ний пользуется Принстонский центр международных исследований.
Существующая при центре Школа им. Вудро Вильсона широко ис-
пользуется для подготовки дипломатических кадров, а также для по-
вышения квалификации молодых специалистов-международников,
особенно из военных ведомств. При центре издается пользующийся
известностью за пределами США теоретический журнал «Уорлд поли-
тике».
В последнее время активизировал свою деятельность Центр стра-
тегических международных исследований Джорджтаунского универ-
ситета (Вашингтон). Основной крен в его работе сделан на организа-
цию междисциплинарных исследований с привлечением специалистов
в области техники, естественных наук, экономики.
36 «The New York Times», Apr. 3, 1964.
37 Одним из главных в США центров воинствующего антиком-
мунизма продолжает оставаться Гуверовский институт войны, рево-
люции и мира при Стэнфордском университете. Даже буржуазная
печать США признает, что главное направление в работе этого
«колледжа „холодной войны"» определяется прежде всего интересами
американской реакции.
Среди других центров советологии широко известен Русский ин-
ститут при Колумбийском университете. Фактически это своего рода
аспирантура, куда принимаются выпускники высших учебных заведе-
ний. Людей, окончивших Русский институт и получивших основа-
тельную подготовку по части антикоммунизма, можно встретить и в
государственном департаменте, и в других правительственных ведом-
ствах, и в редакциях крупнейших газет и журналов США.
Русский институт работает в тесном сотрудничестве с Институ-
том по проблемам коммунизма при том же Колумбийском универси-
тете. Этот центр снискал себе известность рекомендациями по про-
ведению идеологических диверсий против сил социализма и про-
гресса.
38 См. «The New York Times», May 15, 1972.
39 «International Herald Tribune», Sept. 30, 1974.
40 «Time», 1971, Aug. 9, p. 46.
41 К числу наиболее известных университетских центров и инсти-
тутов, занимающихся Китаем, относятся:-Центр по исследованию Вос-
точной Азии при Гарвардском университете, Центр китайских иссле-
дований Мичиганского университета, Центр китайских исследований
при Калифорнийском университете, Восточноазиатский институт при
Колумбийском университете.
42 Различный характер связей и использования «фабрик мысли»,
история их образования служат основанием для деления их на четы-
ре группы.
Первую группу образуют около 70 центров, наиболее тесно свя-
319

занных с федеральным правительством. Они были созданы на основе
специальных или более широких законодательных и административ-
ных актов. Самым известным представителем этой группы является
«РЭНД корпорейшн» (Корпорация исследований и развития). Вто-
рая группа (12 центров)—исследовательские организации, создан-
ные непосредственно в правительственных ведомствах, почти исклю-
чительно для разработки важнейших долгосрочных проблем. К ним
относятся, например, Институт наземных боевых операций министер-
ства армии, Центр военно-морских исследований, группа по опреде-
лению национальных целей при Совете национальной безопасности.
Третья группа — тяготеющие к университетам, хотя и независимые от
них, исследовательские центры, всего около 200 — включает Гудзонов-
ский институт, Баттелевский мемориальный институт и др. Четвертую
группу составляют около 300 консультативных фирм, ориентирующих-
ся на получение прибылей и выполняющих, как правило, секретные
заказы. Они могут быть либо самостоятельными организациями, ли-
бо специальными подразделениями крупных корпораций. В их числе
выделяются «Темпо», «Дженерал электрик», «Артур Д. Литтл инк.»,
«Аэроджет Дженерал корп.», «Бендикс корп.», «Вестингауз-электрик
интернэшнл», «Макдонелл-Дуглас».
В общем объеме правительственных ассигнований первое место
занима*ют те «фабрики мысли», которые проводят исследования воен-
но-технического характера: «МАИТРЕ корп.», Линкольновская лабо-
ратория Массачусетского технологического института, лаборатория
прикладной физики университета Джонса Гопкинса и т. п. Но, с точки
зрения влияния на решение острых внешнеполитических проблем
(связанных в первую очередь с применением военной силы), наиболее
важными являются Институт оборонных исследований, «РЭНД кор-
порейшн», Гудзоновский институт, Корпорация исследовательских
анализов и Институт наземных боевых операций.
43 «Rinascita», 7 Genn. 1972.
44 «The New York Times Book Review», July 31, 1966.
45 «The Department of State Bulletin», 1966, Jan. 8, p. 59.
46 Ассоциация международных исследований была организована
в 1960 году на базе Калифорнийского университета (Беркли) и скоро
превратилась в общенациональную организацию. Ассоциация занима-
ется координацией усилий ученых в области методологии изучения
международных отношений. В последнее время проявляется тенден-
ция к обсуждению как концептуальных, так и конкретно-политиче-
ских проблем.
47 О характере деятельности региональных объединений нагляд-
ное представление дает Ассоциация по изучению Ближнего Востока.
Созданная в 1966 году и насчитывавшая первоначально 200 членов,
эта ассоциация выросла за четыре года более чем в пять раз и заняла
прочное место среди профессиональных объединений специалистов-
международников.
Несмотря на официальные заявления об аполитичности ассоциа-
ции, ее деятельность целиком и полностью определяется и подчинена
политическим интересам США в этом стратегически важном районе
земного шара.
Одна из важнейших проблем, которой занималась ассоциация в
1966—1970 годах, — это политическая модернизация так называемых
умеренных стран Арабского Востока, то есть развитие арабских стран
320

в направлении западной цивилизации (западное образование, введе-
ние парламентской системы и объединение политических сил вокруг
нескольких партий). Особенным нападкам в этой связи подвергается
концепция некапиталистического пути развития ряда арабских госу-
дарств.
Большое место в деятельности ассоциации занимают вопросы
идеологической экспансии на Ближнем Востоке путем «вестерниза-
ции арабской политической мысли» и постепенного приобщения араб-
ских народов к западной цивилизации.
Заседания ассоциации отнюдь не ограничиваются простым обме-
ном мнениями. На них ученые по существу получают ориентировку
от правительства, как правило, через близких к нему руководителей
ассоциации.
48 Банк информации в межуниверситетском консорциуме по про-
ведению политических исследований включает, например, три архива:,
обзорных исследований, исторической информации и международных
отношений, — которые находятся в Мичиганском университете. Архив
международных отношений представляет собой крупный массив коли-
чественной информации по основным странам мира за послевоенный
период, охватывающий десятки показателей, в соответствии с раз-
работанной в Иельском университете так называемой системой соци-
альных индикаторов. В нем хранятся результаты ряда специальных
исследований международных отношений (исследования 323 между-
народных конфликтов, имевших место в послевоенные годы, прогнозы
советско-китайских отношений, сведения о голосовании каждого го-
сударства — члена ООН на всех сессиях Генеральной Ассамблеи
и др.).
Для кодирования, введения в память ЭВМ, сортировки, перегруп-
пировки, хранения и выдачи информации для всех трех архивов
разработан специальный единый программный набор под названием.
ОЗИРИС-II, одной из основных задач которого считается максималь-
ное упрощение использования ЭВМ для любого исследователя, не-
имеющего специальной подготовки.
49 «Ramparts», 1972, Febr.
50 V а п с е Packard, The Status Seekers, N. Y., 1959, pp. 44—45.
51 «The New York Times», Jan. 17, 1971.
52 H. Morgenthau, The Truth and Power, p. 231.
53 Цит. по «Правда», 28 февраля 1971 г.
54 Цит. по «За рубежом», 1969 г., № 43.
55 «The Department of State Bulletin», 1970, Nov. 23, p. 646.
56 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 37, стр. 419.
ГЛАВА II
1 W. Fox, The American Study of International Relations, Co-
lumbia, 1968, p. 6.
2 H. H. Ransom, International Relations, «Journal of Poli-
tics», 1968, vol. 30, No 2, p. 347.
3K. Thompson, Toward a Theory of International Politics,
«American Political Science Review», 1955, vol. XLIX, No 3, p. 733.
32 h

4 Н. М о г g e n t h a u, The Truth and Power, p. 257.
Б В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 23, стр. 3.
• «Political Affairs», 1973, Jan., p. 55.
7 См. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 23, стр. 40.
8 Н. Kissinger, The Troubled Partnership, N. Y., 1969,
pp. 23—24.
9 W. Fox, op. cit., p. 15.
10 H. Kissinger, The Necessity for Choice. Prospects of Ame-
rican Foreign Policy, N. Y., 1960, pp. 342—343 (далее: Н. К i s s i n-
g e r, The Necessity for Choice).
11 «The Behavioral Sciences Today», N. Y., 1964, p. 8.
12 I b i d., p. 268.
,3 См. В. Russet t, Methodological and Theoretical Schools in
International Relations, New Haven, 1969.
14 Cm. P. Burgess, International Relations Theory: Prospect
1970—1985, Los Angeles, 1970, pp. 7—8.
15 K. Holsti, Retreat from Utopia, Los Angeles, 1970, pp. 1—2.
16 H. A1 к е г and P. Bock, Propositions about International
Relations, Cambr., 1970, p. 7.
17 См. Г. В. Осипов, Современная буржуазная социология,
-М., 1964, стр. 139.
18 Н. А 1 к е г а п d Р. В о с к, ор. cit., р. 7.
19 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 364.
20 Термины «политический реализм», «реальная политика» упот-
ребляются для обозначения соответствующей школы в теории между-
народных отношений и отнюдь не равнозначны понятию «реализм»
при характеристике подхода к международным проблемам.
21 В заслугу Н. Макиавелли «политические реалисты» ставят вы-
движение идей о приоритете политической целесообразности перед
моральными и правовыми соображениями, о роли силы и о значении
национального интереса. Книга Т. Гоббса «Левиафан», в которой
прославляется государственное могущество, а естественным состоя-
нием международных отношений называется война всех против всех,
объявляется «политическими реалистами» источником не только по-
литико-правовых, но и морально-этических взглядов.
22 Н. Morgenthau, Politics Among Nations. The Struggle for
Power and Peace, 5 ed., N. Y., 1972, pp. 27—28 (далее: Н. Mor-
genthau, Politics Among Nations).
23 Cm. D. Nuechterlein, United States National Interest in a
Changing World, Lexington, 1973.
24 Cm. W. R о s t о w, The Diffusion of Power. An Essay in Recent
History, N. Y., 1972, pp. 605, 609—610 (далее: The Diffusion of the
Power).
25 Хотя категория силы и является одним из краеугольных кам-
ней теории «политического реализма», разработка этого понятия от-
нюдь не является монополией этой школы. Вопрос о силе настолько
широко разрабатывается всеми другими течениями в области теории
международных отношений, что в американской литературе даже
высказывается предположение о выделении специального направле-
322

ния —вайолентологии, в котором могли бы быть объединены различ-
ные исследования о природе насилия, причинах, содержании и фор-
мах его проявления на международной арене.
26 N. Padelford and G. Lincoln, The Dynamics of In-
ternational Relations, N. Y., 1968, p. 6.
27 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20, стр. 156.
28 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 353.
29 См. Д. Г. Томашевский, Ленинские идеи и современные
международные отношения, М., 1971, стр. 66—81.
30 L. Halle, The Nature of Power, L., 1954, p. 68.
31 A. Wolfers, Discord and Collaboration, Baltimore, 1962,
p. 103.
32 R. Strausz-Hupe, The Balance of Future, Philadelphia,
1945, p. 254.
33 H. Morgenthau, Politics Among Nations, p. 29.
34 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 3, стр. 314.
35 «The New York Times Book Review», Nov. 24, 1968.
36 R. С о 11 a m, Competitive Interference and Twentieth Century
Diplomacy, Pittsburg, 1967, pp. 28, 76.
37 См. Н. Morgenthau, Politics Among Nations, p. 333.
38 Cm. D. A. Graber, Crisis Diplomacy, Wash., 1959, p. XIV.
39 W. R о s t о w, The United States in the World Arena: an Essay
in Recent History, N. Y., 1960, pp. 543—544, 549.
40 W. R о stow, The Diffusion of Power, pp. 605—607, 610.
41 Cm. I. Claude, Power and International Relations, N. Y.,
1962, pp. 92—93, 246.
42 Б. Броди, Стратегия в век ядерного оружия, М., 1961, стр. 4.
43 «Problems of National Strategy», N. Y., 1965, p. 477.
44 «National Security. Political, Military and Economic Strategies
in the Decade Ahead», N. Y., 1965, p. 454.
45 В рамках разработки стратегии национальной безопасности
большое место заняло в 50-е годы создание тотальной концепции «хо-
лодной войны», предусматривавшей напряжение всех национальных
ресурсов, подчинение всех других интересов как государства, так и
отдельных граждан главной цели — победе в «холодной войне», под.
которой подразумевалось установление мирового порядка на аме-
риканский манер.
46 R. С. М с N a m a r a, The Essence of Security. Reflections in
Office, N. Y., 1968, p. 144.
47 I b i d., pp. 159, 162.
48 H. Kissinger, The Necessity for Choice, pp. 11—12.
49 I b i d., 40—41.
50 W. Kintner, Peace and Strategy Conflict, N. Y., 1967, p. 82.
51 Л. И. Брежнев, Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 4,
М., ,1974, стр. 341.
52 «Problems of National Strategy», p. 477.
53 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 32, стр. 79.
54 Р. Осгуд, Ограниченная война, М., 1960, стр. 54—55.
323

55 H. Kissinger, The Necessity for Choice, pp. 82—92.
56 Л. И. Брежнев, Ленинским курсом. Речи и статьи, стр. 332.
57 A. D u с h а с е k, Nations and Men, N. Y., 1968, pp. 363—364.
58 Г. Каном введена в оборот и соответствующая милитаристская
терминология («апокалиптическая машина», «мегатруп», «военный
оргазм», «массовые репрессии», «ядерный шантаж»), квалифициро-
ваны 6 атомных опасностей, 17 возможных форм ядерной атаки про-
тивника, 11 возможных результатов (с политической точки зрения)
атомного конфликта.
Тезис относительно практической возможности ядерных катаклиз-
мов послужил для Г. Кана отправной точкой при обосновании таких
военных программ, как гражданская оборона, и в частности строи-
тельство атомных бомбоубежищ, создание систем противоракетной
обороны. Кан и его ближайший сподвижник Д. Бреннан являются
главными противниками ограничения стратегических вооружений.
59 См. Н. К a h n, On Thermonuclear War, Princeton, 1960; его
же, Thinking About Unthinkable, N. Y., 1962.
60 Г. А. Трофименко, Стратегия глобальной войны, М., 1968,
стр. 135.
61 Н. К a h n, On Escalation: Metaphors and Scenarios, N. Y.,
1965, pp. 53, 287.
62 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 341—
342.
63 Т а м же, стр. 347.
64 Н. М о г g e n t h a u,' The Truth and Power, p. 243.
65 «Исследования по общей теории системы», М., 1969, стр. 29.
66 См. М. Kaplan, System and Process in International Poli-
tics, N. Y., 1957.
67 См. А. А. К о к о ш и н, Прогнозирование и политика. Методо-
логия, организация и использование прогнозирования международных
отношений во внешней политике США, М., 1975, стр. 28—31.
68 См. «Approaches to Comparative and International Politics»,
Evanston, 1966, p. 27.
69 Cm. «Linkage Politics: Essays on the Convergence of National
and International Systems», N. Y., 1969, pp. 3—10, 16, 49—56.
70 Cm. «International Aspects of Civil Strife», Princeton, 1964,
pp. 46—47.
71 I b i d., p. 66.
72 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 49, стр. 370.
73 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 41, стр. 242.
74 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, стр. 404—
406.
75 См. В. Г. Афанасьев, Социальная информация и управле-
ние обществом, М., 1975, стр. 85—86.
76 «Essays on Behavioral Studies of Politics», Urbana, 1962, p. 125.
77 Системный анализ, который нельзя отождествлять с системным
методом, широко распространен не только в теории, но и в практике
управления США. На основе системного анализа программное пла-
нирование политики строится с учетом распределения имеющихся
ресурсов и других бюджетных факторов.
324

С распространением системного анализа в теории и практике
внешнеполитических учреждений связывается и внедрение новых ме-
тодов принятия решений в Белом доме. Вместо комитетского метода
принятия решений, при котором президент делал выбор между пред-
ложениями различных ведомств, теперь президенту представляются
для принятия решений не предложения ведомств, а различные вариан-
ты решения проблемы, позволяющие в соответствии с требованиями
системного анализа беспристрастно определить проблему, ее значение
для внешней политики, взвесить последствия любых вариантов.
Схемы представителей системного анализа не в состоянии, одна-
ко, помочь внешней политике в тех случаях, когда она строится на-
перекор требованиям реальной обстановки. Наглядное свидетельство
тому — вьетнамская авантюра американского империализма, готовив-
шаяся при широком применении системного анализа.
78 Д. В. Ермоленко, Социологические исследования и меж-
дународные отношения, «Вопросы философии», 1971 г., № 1, стр. 84.
79 См. «Проблемы войны и мира», М., 1967, стр. 244—261;
А. И. Тит арен к о, Мораль и политика, М., 1969, стр. 76—86.
во футурология, по словам ее создателей, призвана «рассеять
крайне мрачное представление о будущем», порожденное философией
ядерной войны, «наметить перспективы мирового развития». В широ-
ком социально-историческом контексте американская буржуазная фу-
турология имеет целью доказать способность капитализма найти аль-
тернативу тому пути, который предлагает человечеству социализм.
В комплексном анализе будущего, которым занимается футуро-
логия, особое место занимают системы научно-технического, воен-
ного и внешнеполитического прогнозирования. В отличие от амери-
канской науки международных отношений для футурологии внешне-
политическое прогнозирование представляет собой часть комплексно-
го исследования и в основном имеет долгосрочный характер.
Футурологические исследования в значительной степени стимули-
руются военно-промышленным комплексом. Заинтересованность Пен-
тагона в этих исследованиях объясняется потребностью не только в
определении возможных и наиболее рациональных вариантов разви-
тия военной техники, но и в долгосрочном военно-стратегическом пла-
нировании, для чего необходимо знание возможных вариантов поли-
тико-экономического развития мира.
81 К. Deutsch, The Analysis of International Relations, Eng-
lewood Cliffs, 1968, p, 80.
82 Простейшими частными методиками считаются:
1. Интуиция, что означает возможность для хорошо знакомого
с обстановкой и существом вопроса специалиста на основе получен-
ной новой информации выдвигать гипотезу развития событий.
2. Экстраполяция, под которой понимается мысленная проекция
в будущее той линии развития событий или тенденции, закономерно-
сти которой в прошлом достаточно хорошо известны. Экстраполяция
может проводиться как в пределах одного ряда, так и в пределах
целой системы событий.
3. Аналогия, суть которой состоит в определении характера раз-
вития событий на основе анализа подобных ситуаций, происходящих
в другом месте и в другое время.
83 См. Г. А. Б а г а т у р и я, Контуры грядущего. Энгельс о ком-
мунистическом обществе, М., 1972; В. Г. Виноградов,
325

С. И. Г о н ч а р у к, Законы общества и научное предвидение, М.,
1972; Т. М. Румянцева, Интервью с будущим (Методологические
проблемы социального прогнозирования), Л., 1971.
84 Как отмечается в американской литературе, показателям дохо-
дов на душу населения, процента католиков в общей численности
населения, членства в неправительственных организациях, само-
убийств, грамотности и алкоголизму придается зачастую большее
значение, чем географической среде, идеологии, историческому опы-
ту и традиционным отношениям между государствами. Последние
факторы опускаются только потому, что они не поддаются количест-
венному анализу.
85 К. Н о 1 s t i. Retreat from Utopia, p. 89.
86 K. D e u t s с h, The Analysis of International Relations, p. 47.
87 K. D e u t s с h, et al., Political Community and the North Atlan-
tic Area, Princeton, 1957; E. Haas, The Uniting of Europe, L., 1958;
L. Lindberg, The Political Dynamics of European Economic Integ-
ration, Stanford, 1963; K. D e u t s с h, L . E d i n g e r, R. M а с г i-
dis and R. Merritt, France, Germany and the Western Alliance.
A Study of Elite Attitudes on European Integration and World Politics,
N. Y., 1967; С Friedrich, Europe: An Emergent Nation, N. Y.,
1969; L. Lindberg and S. Scheingold, Europe's Would-Be
Polity: Patterns of Change in the European Community, Englewood
Cliffs, 1970.
88 K. Deutsch, The Nerves of Government: Models of Political
Communication and Control, N. Y., 1963.
89 E. Ha a s, The Uniting, of Europe: Political, Social and Eco-
nomic Forces, 1950—1957, L., 1958, pp. 286—287.
90 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 36, стр. 332.
91 Л. И. Брежнев, О внешней политике КПСС и Советского
государства. Речи и статьи, изд. 2-е, М., 1975, стр. 325.
92 J. F r a n k e I, Contemporary International Theory and the
Behavior of States, L., 1973, pp. 54—57.
93 Cm. H. S p i r o, Interdependence. A Third Option between
National Sovereignty and Supranational Integration, «Between Sove-
reignty and Integration», Wash., 1974, pp. 144—163.
94 Г. Спиро разъясняет, что существование и действие взаимо-
зависимости можно видеть в разнообразных формах среди определен-
ного круга участников какой-то политической системы — националь-
ной, наднациональной или международной. Взаимозависимость может
различаться по числу субъектов, считающих себя взаимозависимыми.
Она характеризуется также различиями в длительности и интенсив-
ности взаимоотношений, объеме взаимных связей, степени сложно-
сти. Взаимозависимость может быть позитивной, как в случае с раз-
делением труда, или негативной, как в случае с ядерным устраше-
нием.
95 См. М. Camps, Management of Interdependence, N. Y., 1974.
96 «Christian Science Monitor», Dec. 13, 1973.
97 См. В. Ж у р к и н, США и международно-политические кризи-
сы, М., 1975, стр. 14—15.
98 Т. S с h е 11 i n g, The Strategy of Conflict, N. Y., 1960, p. 200.
99 T. S с h e 11 i n g, Arms and Influence, New Haven, 1966, p. 96.
326

100 См. J. В е n Back, Peace Research and U. S. Foreign Poli-
cy, N. Y., 1971.
101 Cm. Ph. Burgess, op. cit., p. 11.
102 Cm. R. Clarke, The Science of War and Peace, N. Y., 1972.
103 R. P f a 11 z g r a f f, Jr., International Relations Theory: Ret-
rospect and Prospect, «International Affairs», 1974, vol. 50, Jan., p. 44.
104 J. S toes singer, Nations in Darkness: China, Russia and
America, N. Y., 1971, p. 4.
105 I b i d., p. 192.
106 Cm. H. and M. S p г out, The Ecological Perspective on Hu-
man Affairs with Special Reference to International Politics, Princeton,
1965; R. Jervis, The Logic of Images in International Relations,
Princeton, 1970.
107 R. P f a 11 z g г a f f, Jr., International Relations Theory:
Retrospect and Prospect, «International Affairs», 1974, vol. 50,
Jan., p. 41.
108 H. Kissinger, The Necessity for Choice, pp. 340—342.
109 M. H a 1 p e г i n, Bureaucratic Politics and Foreign Policy,
Wash., 1974, p. 20.
по. См. G. Allison, Essence of Decision: Explainig the Cuban
Missile Crisis, Boston, 1971.
111 Cm. «The President and the Management of National Security.
A Report by the Institute for Defence Analysis», N. Y., 1969.
112 «Foreign Policy», 1973, No 12, p. 39.
113 R. P f a 11 z g г a f f, Jr., op. cit., p. 44—45.
114 Ph. Burgess, op. cit., p. 2.
ГЛАВА III
1 См. Ю. М. Мельников, Внешнеполитические доктрины
США, М., 1970, стр. 6.
2Н. Morgenthau, Politics Among Nations, N. Y., 1948,
pp. 90, 324.
3 Впервые эта доктрина была сформулирована 25 июня 1969 г.
как так называемая гуамская доктрина применительно к политике
США в одном регионе — Азии. Полгода спустя, 18 февраля 1970 г., во
внешнеполитическом послании президента конгрессу она была развер-
нута в глобальную доктрину.
4 «The Dimensions of Diplomacy», Baltimore, 1964, pp. 7—8.
6 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 27, стр. 372.
6 Авторство принципа двухпартийности принадлежит сенатору-
республиканцу А. Ванденбергу, выдвинувшему этот принцип вскоре
после окончания второй мировой войны. Нельзя сказать, что принцип
двухпартийности безапелляционно признается всеми американскими
политологами.
Война во Вьетнаме, которая наглядно выявила опасные послед-
ствия для США преемственности воинственно-агрессивного внешне-
политического курса сменявшими друг друга демократами и респуб-
ликанцами, послужила импульсом для развертывания широкой кри-
тики принципа двухпартийности.
327

Нынешние критики (Д. Бродер, в частности) озабочены в пер-
вую очередь тем, чтобы изыскать вместо принципа двухпартийности
какие-то новые движущие силы, способные поддержать разрушаю-
щуюся, по их мнению, политическую структуру США.
7 A. Qouldner, The Coming Crisis of Western Sociology,
N. Y., 1971, p. 365.
8 «The Department of State Bulletin», 1960, Febr. 22, p. 276.
9 «The New York Times», March 6, 1972.
10 H. Morgenthau, Vietnam and United States, Wash., 1965,
p. 82.
11 «New Yorker», Jan. 8, 1972.
12 Cm. F. Lengyel, Nationalism — the Last Stage of Commu-
nism, N. Y., 1969.
13 A. Gouldner, op. cit., p. 367.
14 Новой трансформированной разновидностью антикоммунизма
отнюдь не исчерпываются идеологические воззрения авторов различ-
ных внешнеполитических концепций. Среди них сохраняются привер-
женцы оголтелого лобового антикоммунизма. С другой стороны, в
последнее время появляются и такие теоретики, которые нехотя при-
нимают антикоммунизм как вынужденный идеологический придаток.
Некоторые из авторов новых работ проявляют тенденцию рассматри-
вать антикоммунизм как проявление крайности правых, но в своей
критике «крайностей» они ставят на одну доску и правых, и левых.
15 См. G. Ken nan, Memoirs 1925—1950, Boston, 1967,
pp. 471—476.
16 Американский либерализм представляет собой довольно слож-
ное и широкое, организационно плохо оформленное течение в рамках
двухпартийной системы Соединенных Штатов. В социальном и поли-
тическом планах либерализм США всегда был явлением противоре-
чивого свойства. С одной стороны, он служил и служит платформой
для той части крупной буржуазии США, которая в силу своего объек-
тивного положения проявляет заинтересованность в ограниченных
социальных реформах и выступает за умеренность во внешней и
внутренней политике. С другой стороны, в либерализме издавна иска-
ли прибежище те слои американской интеллигенции и мелкой бур-
жуазии, которых отталкивали цинизм и продажность обеих тради-
ционных партий и их партийных машин. Настроения этих социальных
групп находили отражение в демократических и антиимпериалистиче-
ских тенденциях и в стремлении к поискам новых подходов к полити-
ке (см. Ю. Ш в е д к о в, Эволюция американского либерализма,
«Международная жизнь», 1967 г., № 4).
Теоретической базой современного либерализма считаются кон-
цепции Дж. Кейнса, проповедующего усиление роли буржуазного го-
сударства в регулировании экономической жизни. «Общий идеал ли-
берализма — это сбалансированная и гибкая смешанная экономика,
которая должна занять место 'между капитализмом и социализмом»
(A. Schle singer, Politics of Hope, Boston, 1963, pp. XI, 69).
Для либерально-буржуазного подхода характерна критика наи-
более вопиющих, бросающихся в глаза пороков своего общества и
государства, умеренность и определенная реалистичность в подходе
к международным делам. В то же время либеральный подход отли-
чается зыбкостью принципиальных установок. «Было бы большой
328

ошибкой,-—пишет А. Шлезинджер, — полагать, что американские ли-
бералы в силу их взглядов являются противниками использования
военной силы, когда это необходимо. Либералы отнюдь не верят в
умиротворение или вывод войск как во всеисцеляющее средство,
хотя они и настаивают, что применение силы должно быть рацио-
нальным и в рациональных целях».
С иных исходных позиций выступает консерватизм, критикующий
либералов за их уступчивость И склонность к реформизму. Упование
консерваторов на существующий порядок, хотя и создает предпосыл-
ки для отстаивания воинственно-агрессивной линии в международных
делах, в то же время не исключает и реалистического подхода, коль
скоро речь заходит о признании реальностей современного мира.
17 См. «Between Sovereignty and Integration», Wash., 1974,
pp. 160—162.
18 Cm. R. Osgood, R. Tucker, F. Rourke, H. Diner-
stein, L. Martin, D. С a 1 1 e о, В. Rowland, G. L i s k a,
Retreat from Empire? The First Nixon Administration, Baltimore, 1973
(далее: «Retreat from Empire?»).
19 R. Strausz-Hupe, W. Kintner, J. Dougherty,
A. Cottrell, Protracted Conflict, N. Y., 1959, p. 149.
20 J. H а г r, The Professional Diplomat, Princeton, 1969, p. 30.
21 H. Roberts, Eastern Europe: Politics, Revolution and Dip-
lomacy, N. Y., 1970, p. 274.
22 «Harper's Magazine», 4969, March, p. 45.
23 С. Н a s k i n s, Scientific Revolution and World Politics, N. Y.,
1964, p. 8.
24 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 26, стр. 354.
25 См. J. S p a n i е г, American Foreign Policy since World
War II, N. Y., 1968, p. 252; «Retreat from Empire?», p. 342; «Agenda
for the Nation», Wash., 1968, p. 552.
26 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 44, стр. 3.
27 Т а м же, стр. 4, 484—485.
28 «Agenda for the Nation», pp. 588—589.
29 R. Strausz-Hupe, W. U. Kintner, S. P о s s о n y, In-
ternational Relations in the Age of Conflict Between Democracy and
Dictatorship, N. Y., 1950, p. 245.
30 Ibid., pp. 270, 279.
31 H. Morgenthau, Politics Among Nations, p. 360.
32 H. К i s s i n g e r, A World Restored. Metternich, Castlereagh.
The Problems of Peace, N. Y., 1957, p. 319 (далее: Н. Kissinger,
A World Restored).
33 «Washington Post», March 10, 1972.
34 Ставя в заслугу Меттерниха, как и английского дипломата
того времени Кэслри, то, что они были «сторонниками эквилибриз-
ма, направленного на обеспечение безопасности в условиях баланса
сил», Киссинджер подчеркивает, что «их целью была стабильность, а
не совершенство, и баланс сил являлся классическим уроком истории,
I свидетельствующим, что никакой порядок не является безопасным,
! если нет физических гарантий против агрессии». «Новый порядок, —
' что особенно восторгает Г. Киссинджера, — был создан с необходи-
329

мым сознанием взаимосвязи между силой и моралью, между безопас-
ностью и законностью» (Н. Kissinger, A World Restored,
pp. 317—318).
Как отмечается в советской исторической литературе, известная
устойчивость системы, созданной Венским конгрессом в 1815 году,
явилась следствием не только зафиксированной венским трактатом
расстановки сил на международной арене, но главным образом со-
циальных причин. Реакционное дворянство, заинтересованное в сохра-
нении порядка 1815 года, продолжало длительное время господство-
вать в большинстве стран Европы, а буржуазно-реакционные дви-
жения были еще слишком слабыми, чтобы ликвидировать это господ-
ство (см. Л. А. За к, Монархи против народов, М., 1966, стр. 354—
355).
35 См. «Fortune», 1972, June, pp. 74—75.
36 «World Magazine», Apr. 6, 1974.
37 «Retreat from Empire?», p. 4.
38 Cm. E. R о s t о w, Peace in the Balance: the Future of American
Foreign Rolicy, N. Y., 1972.
39 L. S с a 1 a p i n o, China and Balance of Power, «Foreign Af-
fairs», 1974, vol. 52, No 2, pp. 383, 385.
40 W. Griffith, Great Globe Transformed, Cambr., 1971,
pp. 20—21.
41 «The Nation», Sept. 6, 1971.
42 См. «США — экономика, политика, идеология», 1973 г., № 2.
43 «Foreign Policy», 1973, No 12, p. 16.
44 См. R. S t e e 1, Pax Americana, N. Y., 1967, pp. 327—329.
45 C. G a t i, Another Grand Debate, The Limitationist Critique
of American Foreign Policy, «World Politics», 1968, vol. 21, No 1,
p. 147.
46 См. A. Buchan, A World Restored? «Foreign Affairs», 1972,
vol. 21, No 4, p. 649.
47 Л. И. Брежнев, Ленинским курсом. Речи и статьи, стр. 389.
48 Н. Kissinger, American Foreign Policy, Three Essays,
N. Y., 1969, pp. 79, 94.
49 H. Kissinger, A World Restored, pp. 12, 317—318, 330.
60 R. Barnet and M. R a s k i n, After 20 Jears. Alternatives
to the Cold War in Europe, N. Y., 1965, pp. 187, 192—193.
51 «Foreign Policy», 1973, No 12, p. 29.
62 H. Morgenthau, Politics Among Nations, pp. 492—493, 519.
63 «The Future of the International Legal Order», Princeton, 1970,
vol. II, pp. IX—X.
54 В. И. Лени н, Полное собрание сочинений, т. 27, стр. 372.
55 См. R. Vernon, The Multinational Enterprise: Power Versus
Sovereignty, «Foreign Affairs», 1971, vol. 49, No 4, p. 751.
66 S. Hoffmann, Gulliver's Troubles, or the Setting of Ame-
rican Foreign Policy, N. Y., 1968, p. 42.
57 E. S k о 1 n i k о f f, The International Imperatives of Technology,
Technological Developments and the International Political System,
Berckley, 1972, p. 95.
330

68 «The Future of the International Legal Order», vol. II, pp. IX—X.
59 Л. И. Брежнев, Ленинским курсом. Речи и статьи, стр. 279.
60 G. Herz, International Politics in Atomic Age, N. Y., 1960,
p. 29.
61 G. L i s k a, Imperial America: The International1 Politics of
Primacy, Baltimore, 1967, pp. 32—34.
62 «The New York Times», Dec. 4, 1970.
63 Cm. R. Tucker, New Isolationism. Danger or Hope, N. Y.,
1972; E. Raven a 1, The Case for Strategic Disengagement, «Foreign
Affairs», 1973, vol. 51, No 3.
64 «Chicago Tribune», Aug. 27, 1972.
65 «World Politics», 1968, vol. 21, No 1, pp. 133—134.
e6 «Agenda for the Nation», p. 616.
67 «Harper's Magazine», 1969, March, p. 47.
68 W. Rostow, Politics and Stages of Growth, Cambr., 1971,
p. 261.
69 K. Waltz, Politics of Peace, «International Studies Quarterly»,
1967, vol. 11, No 3, pp. 199—211.
70 «The New York Times», Dec. 4, 1970.
71 H. Kissinger, The Troubled Partnership, N. Y., 1965,
pp. 232—233.
72 По данным госдепартамента, к началу 70-х годов у США на-
считывалось 4599 действующих международных соглашений, из них
4144 — двусторонних и 455 — многосторонних. Важнейшее значение
среди них имеют военно-политические договоры и соглашения, пре-
дусматривающие со стороны США те или иные обязательства по
оказанию военной и иной помощи странам, подвергшимся агрессии.
Многосторонними договорами, содержащими такие обязательства,
являются пакты НАТО, устав ОАГ и Межамериканский договор о
взаимной помощи. С некоторыми участниками этих блоков США, кро-
ме того, имеют двусторонние соглашения, также предусматривающие
обязательства по оказанию помощи в случае вооруженного нападе-
ния (с Турцией, Пакистаном, Панамой, Филиппинами). Двусторон-
ними соглашениями о помощи в случае агрессии США связаны с
Японией, Южной Кореей, Тайванем, Ираном и Либерией. Всего на-
считывается 42 договора о взаимной безопасности. Именно эта систе-
ма военно-политических договоров и соглашений являлась материаль-
ной базой для выполнения Соединенными Штатами роли мирового
жандарма, стоящего на страже империализма. «Никакое государство
со времен Древнего Рима, — констатирует американский исследова-
тель М. Пьюси, — не имело военного присутствия, сравнимого с США
в 50-е и 60-е годы. Так, в 1961 году США имели 450 основных и
2208 вспомогательных военных баз за границей» (М. Р u s e у, Astri-
de the Globe, N. Y., 1971, p. 15).
73 «World Politics», 1968, vol. 21, No 1, p. 134.
74 «Chicago Tribune», Aug. 27, 1972.
75 И. М. Иванова, Концепция «атлантического сообщества»
во внешней политике США, М., 1973, стр. 7.
76 Цит. по И. М. Иванова, указ. соч., стр. 87.
77 Н. Kissinger, The Necessity for Choice, p. 116.
331

78 См. «Toward Reconciliation in Europe», N. Y., 1969, pp. 15—25.
79 R. Steel, The End of Alliance, N. Y., 1964, p. 72.
80 Cm. «The Next Phase in Foreign Policy», Wash., 1973, p. 32.
81 «Foreign Policy», 1974, No 14.
82 J. M с С 1 о у, The Atlantic Alliance: its Origin and Future,
N. Y., 1969, p. 72.
83 Z. В г z e z i n s к i, How The Cold War Was Played, «Foreign
Affairs», 1972, vol. 51, No 1, p. 124—127.
84 «Retreat from Empire?», p. 66.
85 С. Н a s к i n s, Science and Policy for a New Decade, «Foreign
Affairs», 1971, vol. 49, No 2, pp. 247—251.
86 «Foreign Policy», 1973, No 12, p. 4.
87 «Wall Street Journal», June 25, 1971.
88 «Problems of National Strategy», pp. 5—6.
89 J. К е n n a n, After the Cold War: American Foreign Policy in
the 1970's, «Foreign Affairs», 1972, vol. 51, No 1.
90 R. Osgood and R. Tucker, Force, Order and Justice, Bal-
timore, 1967, pp. 126—127.
91 Cm. T. S с h e 11 i n g, The Strategy of Conflict, N. Y., 1960.
92 «Newsweek», Jan. 20, 1975.
93 См. Н. К a h n and A. W i ener, Year 2000. A Framework for
Speculation on the Next Thirty Three Years, N. Y., 1971, pp. 370—371.
94 L. Halle, Does War Have a Future?- «Foreign Affairs», 1973,
vol. 52, No 1, pp. 24—25.
95 W. К i n t n e r, Peace and Strategy Conflict, pp. 64, 69.
96 «The Next Phase in Foreign Policy», p. 230.
97 «Washington Post», July 19, 1973.
98 Концепция гарантированного уничтожения была выдвинута в
1965 году бывшим в то время министром обороны США Р. Макнама-
рой и сводилась главным образом к обоснованию целесообразности
нанесения ядерного удара по крупным городам противника. По рас-
четам американских стратегов, нанесение ядерных ударов по 400 го-
родам Советского Союза привело бы к уничтожению от 'Д До 7з насе-
ления и до 2/з промышленного потенциала. Такая целевая установка
рассматривалась как фактор сдерживания.
В области военного строительства концепция гарантированного
уничтожения нацеливала на создание «ограниченной контрсиловой
способности», то есть способности к первому удару по военным объ-
ектам другой стороны. Такую способность, по мысли американских
теоретиков, США должны были получить в результате накопления
большого числа стратегических боезарядов, обеспеченных средствами
доставки к цели, что дало бы, как: надеялись в Вашингтоне, возмож-
ность извлекать если не военный, то по крайней мере политико-дипло-
матический выигрыш.
99 R. Osgood and R. Tucker, Force, Order and Justice,
p. 358.
100 «Материалы XXIV съезда КПСС», М., 1971, стр. 29.
101 «The Department of State Bulletin», I960, Febr., p. 278.
332

102 С. Н a s к i n s, The Scientific Revolution and Politics, N. Y.,
1964, p. 8.
103 W. К i n t n e r, op. cit., p. 57.
104 Z. В r z e z i n s к i, Between Two Ages. America's Role in the
Technotronic Era, N. Y., 1970, p. 25.
105 А н а т. А. Громыко, Новая «технологическая» политика
Вашингтона, «Международная жизнь», 1972 г., № 1.
iog «Politics and International System», pp. 246—247.
107 H. Morgenthau, Politics Among Nations, p. 260.
108 H. Morgenthau, The Truth and Power, p. 223.
109 H. Morgenthau, Intervene or Not to Intervene? «Foreign
Affairs», 1967, vol. 45, No 3, pp. 428—429.
110 Ibid.
111 См. К. Thompson, Moral Values and International Politics,.
«Political Science Quarterly», 1973, vol. 88, No 3.
112 «Материалы XXV съезда КПСС», стр. 10.
113 Н. Bradford Westerfield, The Instruments of Ameri-
can Foreign Policy, New Haven, 1965, p. VIII.
114 «The Theory and Practice of International Relations», Engle-
wood Cliffs, 1966, p. 255.
115 E. Black, Alternative in Southeast Asia, N. Y., 1969, pp. 20,
24—25.
116 H. Morgenthau, Politics Among Nations, p. 251.
117 См. Т. Schelling, The Strategy of Conflict, Cambr., I960.
118 «International Herald Tribune», Oct. 24, 1973.
119 «Визит Леонида Ильича Брежнева в Соединенные Штаты-
Америки», М., 1973, стр. 54.
120 R. J. Tug we 11, Off Course. From Truman to Nixon, N. Y.,.
1971, p. 308.
121 G. Kennan, American Diplomacy 1900—1950, N. Y., I960,
p. 104.
122 цит по n G г a e b n e r, Cold War Diplomacy. American
Foreign Policy 1945—1960, Princeton, 1962, p. 40.
123 «Foreign Affairs», 1972, vol. 52, No 1, p. 220.
124 A. H a r r i m a n, America and Russia in Changing World,
N. Y., 1971, pp. XIX, 180.
125 «Foreign Affairs», 1973, vol. 52, No 1, pp. 39—40.
126 Под функциональными отношениями имеются в виду межгосу-
дарственные отношения в таких областях, как защита окружающей
среды, медицина и здравоохранение, освоение космоса, сельское хо-
зяйство, океанография, транспорт и мирное использование атомной,
энергии.
127 «Foreign Affairs», 1973, vol. 52, No 1, pp. 55, 56, 54.
128 J. Kennedy, Strategy of Peace, N. Y., 1961, pp. 122—123.
129 «Foreign Affairs», 1973, vol. 52, No 1, pp. 49—50.
130 «Визит Леонида Ильича Брежнева в Соединенные, Штаты
Америки», стр. 104.
131 См. «Современные буржуазные теории о слиянии капитализма
и социализма», М., 1970, стр. 106.
132 «Foreign Affairs», Jan, 1971, vol. 49, No 2, p. 239.
333

133 См. S. P i s a r, Coexistence and Commerce. Guidelines for
Transactions Between East and West, N. Y., 1970.
134 «American Foreign Policy in International Perspective», Wash.,
1971, pp. 5, 20.
135 Z. В г z e z i n s к i, How the Cold War Was Played, «Foreign
Affairs», 1972, vol. 51, No 1.
136 Cm. E. A11 w о r t h, А. В e n i n g s e n et. al., Soviet Nationa-
lity Problems, N. Y., 1971.
137 «The Next Phase in Foreign Policy», p. 157.
138 «Правда», 30 июня 1976 г.
139 Л. И. Брежнев, О внешней политике КПСС и Советского
государства. Речи и статьи, М., 1975, стр. 845.
140 См. W. R о s t о w, View From the Seventh Floor, N. Y., 1964,
p. 112; H. Капп, Thinking about Unthinkable, N. Y., 1962, p. 182.
141 Cm. «Christian Science Monitor», Apr. 7, 1972.
142 E. B. G 1 i с k, Conflict, Civic Action and Counterinsurgency,
«Orbis», 1966, vol. X, No 3, p. J9.9.
143 R. Strausz-Hupef W. К i n t n e r, J. Dougherty,
А. С on tr ell, Protracted Conflict, pp. 150, 133—135.
144 S. T. Possony, J. E. P u r n e 11 e, The Strategy of Tech-
nology. Winning the Decisive War, Cambr., 1970, pp. 3—4.
145 цит П0 «Правда», 11 октября 1973 г.
146 Л. И. Брежнев, Ленинским курсом. Речи и статьи, стр. 75.
147 Там же, стр. 81.
148 «Материалы XXV съезда КПСС», стр. 20.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Материалы XXV съезда КПСС», стр. 74

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ . 3-
ГЛАВА I. ПОЛИТИКО-АКАДЕМИЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС 8
1. Механизм принятия внешнеполитических ре-
шений II
2. Правительственная линия и средства ее осу-
ществления 21
3. Проводники монополистических интересов . 29
4. Научно-исследовательские центры комплекса 37
5. Координация научной деятельности и подчине-
ние ее политическим целям 47
6. Научная элита и новая оппозиция .... 5L
ГЛАВА II. ОСНОВНЫЕ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕ-
СКИЕ СХЕМЫ 59
1. Особенности нынешнего этапа поисков общей
теории 59*
2. Традиционалистское направление. Постулаты
«политического реализма» . 77'
3. Амальгама стратегического анализа .... 9$
4. Модернистские проекты общей теории . . . 105
5. Кризис «грандиозного экспериментирования» и
выдвижение островных теорий 135
ГЛАВА III. ВЕДУЩИЕ КОНЦЕПЦИИ МЕЖДУНАРОД-
НЫХ ОТНОШЕНИИ И ВНЕШНЕЙ ПОЛИ-
ТИКИ 172
1. Официальная доктрина и концепции . . . 172'
2. Отличительные черты современных концепций 180'
3. Оценка соотношения сил и перспектив миро-
устройства 192'
4. Обоснование претензий на американское ли-
дерство 235-
5. Выбор плацдармов и средств глобального
противоборства 254
6. Поворот в сторону мирного сосуществования 277
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 311
ПРИМЕЧАНИЯ З*5

Владимир Федорович Петровский
АМЕРИКАНСКАЯ
ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ
МЫСЛЬ
Критический обзор организации, методов
и содержания буржуазных исследований
в США по вопросам международных
отношений и внешней политики
Редактор И. Н. Фомичев
Оформление художника Р. Ф. Наумовой
Художественный редактор Р. А. Казаков
Технические редакторы А. Н. Цветков,
И. Г. Макарова
Корректор Л. А. Суркова
А09938. Сдано в набор 25 февраля 1976 г. Подпи-
сано в печать 28 июля 1976 г. Формат 84Х108'/й.
Бумага тип. № 2. Усл. печ. л. 17,64. Уч.-изд.
л. 19,25. Тираж 8000 экз. Изд. № 17-И.
Издательство «Международные отношения»
103031, Москва, К-31, Кузнецкий мост, 24.
Зак. №> 232.
Ярославский полиграфкомбинат Союзполиграф-
прома при Государственном комитете Совета Ми-
нистров СССР по делам издательств, полигра-
фии и книжной торговли. 150014, Ярославль,
ул. Свободы, 97. Цена 1 р. 62 к.