МАРК ГЕЙНЯПОНСКИЙ
ДНЕВНИКСокращенный
перевод с английского
И. БОРОНОС, Д. КУНИНОЙ и Н. ЛОСЕВОЙВступительная статья
А. ВАРШАВСКОГО195 1
ИЗДАТЕЛЬСТВОИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва
MARK GAYN
JAPAN DIARYNEW YORK1948
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯНе прошло и пяти лет после разгрома милитаристской
Японии, как зловещее зарево агрессивной войны, раз¬
вязанной империалистами Соединенных Штатов в Корее,
вновь заполыхало на Дальнем Востоке.Чувствуя, что их господству в колониальных и за¬
висимых странах приходит конец, содрогаясь от ужаса
при виде нового могучего подъема национально-освобо¬
дительного движения народов Азии, империалистические
хищники идут на самые чудовищные преступления, чтобы
задержать прогресс человечества.Обезумевшим уолл-стритовским факельщикам мерещат¬
ся новые гигантские фабрики смерти, при помощи кото¬
рых они хотели бы сломить волю всего трудового народа,
стремящегося к мирной, свободной жизни, к полному
уничтожению империалистическсго гнета во всем мире.Но тщетны все потуги последователей Гитлера и Фор-
рестола!Как ни стараются гангстеры с Уолл-стрита утаить
от народов правду о том, что творится в Корее, миллионы
газетных листов продажной печати США и маршаллизо-
ванных стран и голубые флаги ООН в руках головорезов-
интервентов не скроют от взоров неисчислимых сторонни¬
ков мира и демократии кровавых дел американских
империалистов — массовых убийств и грабежа мирного
населения, бессмысленных варварских бомбардировок мир¬
ных сел и городов. Все прогрессивное человечество, все
простые люди на земле поднимаются на защиту мира,
свободы и демократии и требуют от лакеев и приказ¬
чиков Уолл-стрита прекратить преступные попытки раз¬
вязывания новой мировой войны — войны против Китай¬
ской народной республики, Советского Союза и стран
народной демократии.
Как ни стараются поджигатели войны приукрасить
свои грязные дела, многочисленные факты и документы
неопровержимо доказывают, что интервенция США в Ко¬
рее является одним из результатов всей послевоенной
политики заправил Уолл-стрита на Дальнем Востоке,
составной частью давно задуманных ими бредовых планов
установления своего мирового господства.К числу материалов, разоблачающих агрессивную по-
/литику Соединенных Штатов на Дальнем Востоке и гнус-
шую роль сатрапа американского империализма — гене¬
рала Макартура, относится и предлагаемая вниманию
советского читателя книга Марка Гейна «Японский
дневник».Гейн — профессиональный американский журналист.
Он хорошо знаком с Дальним Востоком и до войны побы¬
вал в различных странах Восточной Азии. Вскоре после
капитуляции Японии он приехал в эту страну в качестве
специального корреспондента американской газеты «Чи¬
каго сан».Книга «Японский дневник» написана Гейном во время
его пребывания в Японии и Корее и представляет собой
обработанные и изложенные в хронологической последо¬
вательности корреспондентские записи, которые автор
регулярно заносил в свой блокнот.Книга была издана в Нью-Йорке в 1948 г. Хотя с мо¬
мента ее выхода прошло уже более трех лет, она является
весьма актуальной и в настоящее время.Марк Гейн начинает свой дневник 5 декабря 1945 г.
е заканчивает его 21 декабря 1946 г. Небольшая запись
сделана автором в мае 1947 г., когда он вновь посетил
Токио проездом из Китая в Америку, и заключительная
часть книги была написана весной 1948 г. в Нью-Йорке.За год пребывания в Японии, год, насыщенный ожесто¬
ченной борьбой демократических сил против реакции,
Гейн побывал во многих провинциях страны, а осенью
1946 г. на три недели выезжал в Корею. Он встречался
с представителями самых различных слоев населения,'
ттартий и общественных групп.Автор имел большие связи в штабе американских
оккупационных войск и поддерживал тесные отношения6
с влиятельными японцами, что дало ему возможность
получить доступ к документам, раскрывающим закулис¬
ную сторону деятельности американских колонизаторов.В результате Гейн собрал богатый фактический ма¬
териал, затрагивающий самые различные области поли¬
тической, экономической и культурной жизни Японии
и Кореи.Наблюдательность Гейна помогла ему увидеть и отра¬
зить в своем дневнике многие важные и характер¬
ные явления, события и факты большого социального
значения.Вот почему «Японский дневник» Гейна является ярким
и убедительным разоблачением реакционной и агрессивной
политики американского империализма на Дальнем Вос¬
токе.* * *После разгрома гитлеровской военной машины, в ре¬
зультате сокрушительных ударов Советской Армии,8	мая 1945 г. фашистская Германия безоговорочно капи¬
тулировала. Это сделало безнадежным положение япон¬
ского агрессора на Востоке, оказавшегося полностью
изолированным. Однако японская военщина не отказа¬
лась от своих агрессивных планов, и правительство Япо¬
нии отвергло предложение о капитуляции, сделанное
ей Соединенными Штатами, Англией и Китаем в Пот¬
сдамской декларации от 26 июля 1945 г.В то время Япония еще располагала мощными силами,
большими военными запасами и миллионной Квантунской
армией, еще не участвовавшей в военных действиях и
сосредоточенной в Маньчжурии и Корее у границ Со¬
ветского Союза. Существовала угроза, что в этих услови¬
ях война могла затянуться на весьма длительное время
и стоить человечеству новых неисчислимых жертв и стра¬
даний. Кроме того, в правящих кругах США все отчет¬
ливее высказывалось требование пойти на компромисс
с японскими агрессорами, чтобы сохранить силы и
военный потенциал последних и использовать их в бу¬
дущей войне против Советского Союза.Чтобы ускорить разгром милитаристской Японии
и ликвидировать очаг агрессии на Дальнем Востоке,.7
советское правительство объявило, что с 9 августа 1945 г.
Советский Союз считает себя в состоянии войны с Японией.В ноте японскому послу в Москве министр иностран¬
ных дел СССР товарищ Молотов заявил:«Верное своему союзническому долгу, Советское Прави¬
тельство приняло предложение союзников и присоединилось
к заявлению союзных держав от 26 июля сего года.Советское Правительство считает, что такая erojno-
литика является единственным средством, способным,^при¬
близить наступление мира, освободить народы от дальней¬
ших жертв и страданий и дать возможность японскому
народу избавиться от тех опасностей и разрушений,
которые были пережиты Германией после ее отказа от
безоговорочной капитуляции».Советская Армия сокрушительным ударом разгромила
главные боевые силы японской армии в Маньчжурии и
Корее, в результате чего Япония запросила мира. 2 сен¬
тября 1945 г. в Токийском заливе состоялось подписание
акта о безоговорочной капитуляции Японии.Разгром японского агрессора знаменовал собой конец
второй мировой войны. Для прочного и длительного мира
на Дальнем Востоке необходимо было провести полную
демократизацию и демилитаризацию Японии. Для этого
необходимо было претворить в жизнь принципы Пот¬
сдамской декларации и другие согласованные решения,
принятые союзниками.Потсдамская декларация провозгласила основные прин¬
ципы послевоенного переустройства Японии. Она преду¬
сматривает полную демилитаризацию Японии и уничто¬
жение ее военно-экономического потенциала. Она обязы¬
вает японское правительство провести широкие демокра¬
тические преобразования и установить свободу слова,
религии и мышления, а также уважение к основ¬
ным человеческим правам. Наконец, она призывает сурово
наказать военных преступников. «Навсегда, — говорится
в декларации, — должны быть устранены власть и влия¬
ние тех, кто обманул и ввел в заблуждение народ Японии,
заставив его итти по пути завоевания мирового господства,
ибо мы твердо считаем, что новый порядок мира, безо¬
пасности и справедливости будет невозможен ^о тех пор,
пока безответственный милитаризм не будет изгнан из
мира».8
На Московском совещании министров иностранных
дел Советского Союза, США и Англии, состоявшемся
в декабре 1945 г., были приняты согласованные решения
относительно форм и методов практического осуществле¬
ния условий капитуляции Японии.С этой целью в Вашингтоне была учреждена Дальне¬
восточная комиссия из представителей одиннадцати го¬
сударств, участвовавших в войне с Японией. Основная
функция этой комиссии заключалась в том, чтобы «фор¬
мулировать политическую линию, принципы и общие
основания, в соответствии с которыми может осуществлять¬
ся выполнение Японией ее обязательств по условиям
капитуляции». В Токио был учрежден Союзный совет
для Японии из представителей СССР, США, Англии и
Китая «для целей консультации с главнокомандующим
и дачи ему советов по вопросам, касающимся осуществле¬
ния условий капитуляции, оккупации и контроля над
Японией, а также выполнением директив, дополняющих
эти условия, и в целях осуществления контролирующей
власти...»В задачу американских оккупационных войск, во
главе которых был поставлен генерал Макартур, входило
осуществление условий капитуляции в соответствии с
решениями Дальневосточной комиссии. Контроль над пре¬
творением в жизнь этих решений на месте поручался
Союзному совету для Японии.Однако американские войска с самого начала исполь¬
зовались в Японии не для осуществления Потсдамской
декларации и директив Дальневосточной комиссии, а
с целью их срыва.«Соединенные Штаты Америки, — сказал в своем до¬
кладе, посвященном 33-й годовщине Великой Октябрьской
социалистической революции, товарищ Булганин, — ста¬
вят своей целью продлить оккупацию Японии и превра¬
тить ее в плацдарм для осуществления своих агрессивных
планов на Дальнем Востоке. Пользуясь положением
оккупирующей державы и нарушая согласованные реше¬
ния о демилитаризации и демократизации Японии, Со¬
единенные Штаты Америки восстанавливают военно-мор¬
ские базы в Японии, воссоздают японские вооруженные
силы, преследуют демократические организации и содей¬
ствуют возвращению к власти японских милитаристов.9
Таким образом, нарушая принятые на себя обязатель¬
ства в вопросе о Германии и Японии, правительства Со¬
единенных Штатов Америки и Англии срывают послевоен¬
ное мирное урегулирование, в котором заинтересованы
народы всех стран».Правящие круги США используют в своих агрессивных
целях все реакционные силы Японии.Еще в 1918 г., когда противоречия между империали¬
стами США и Японии резко обострились, В. И. Ленин
указывал, что, как ни грызутся между собой эти империа¬
листические хищники, советскому народу надо учиты¬
вать, что «американская буржуазия может стакнуться
с японской» с целью вооруженного нападения на нашу
страну.Вся послевоенная политика американских империалистов
на Дальнем Востоке служит ярким доказательством гени¬
ального ленинского предвидения.Американские оккупационные власти в Японии ока¬
зывают поддержку всем реакционным силам . страны:
крупнейшим монополиям (дзайбацу), помещикам, мили¬
таристам, императору и другим представителям монархи¬
ческой бюрократии. Опираясь на них, империалистические
поджигатели войны вновь превращают Японию в базу
агрессии, а японскому народу отводят, роль пушечного
мяса для своих военных авантюр.Верным пособником Уолл-стрита является и марионе¬
точное правительство Иосида — правительство националь¬
ной измены. По указке и с помощью оккупационных
властей США Иссида и его клика создают в Японии
обстановку фашистского террора, громят демократические
организации и разжигают реваншистские настроения,
увеличивают ассигнования на перевооружение страны,
в’озрождают агрессивную японскую армию.Полной противоположностью реакционной империали¬
стической политике США является политика советского
правительства, требующего точного выполнения всех Пот¬
сдамских решений, в том числе и Потсдамской декларации
для Японии. Представители советского правительства
в Дальневосточной комиссии и Союзном совете для Япо¬
нии ведут упорную борьбу за превращение Японии в де¬
мократическую, независимую и миролюбивую страну.10
за предоставление широких демократических прав япон¬
ским трудящимся, за свободное развитие профсоюзного
движения, за ликвидацию дзайбацу, за проведение такой
земельной реформы, которая обеспечила бы землей япон¬
ских арендаторов и полуарендаторов, за коренное улучше¬
ние материального положения японских трудящихся.
Советское правительство неоднократно выступало против
незаконного увеличения полицейских сил, требовало нака¬
зания военных преступников и безусловного запрещения
всех фашистских и милитаристских организаций и про¬
паганды фашизма и новой войны.По предложению советского представителя, в декабре
1946 г. Дальневосточная комиссия утвердила «Принципы
организации японских профессиональных союзов». Это
решение обязывает оккупационные власти поощрять ор¬
ганизацию свободных демократических профсоюзов в Япо¬
нии и немедленно отклонить все законы, запрещающие
свободную деятельность профсоюзов. Профсоюзное дви¬
жение, говорится в решении, должно быть гарантировано
и защищено законом.19 июня 1947 г. Дальневосточная комиссия приняла
еще одно решение под названием «Основная политика
в отношении Японии после капитуляции». В нем была
намечена широкая программа послевоенного демократи¬
ческого переустройства Японии. Советские представители
в Дальневосточной комиссии и Союзном совете для
Японии неоднократно выступали против нарушения вы¬
шеуказанных решений и требовали отмены незаконных
действий и постановлений американских и японских
властей.На заседании Дальневосточной комиссии 23 сентября
1948 г. советский представитель предложил не ограничи¬
вать восстановление и развитие японской мирной про¬
мышленности, необходимой для удовлетворения потребно¬
стей японского населения. Вместе с тем он потребовал
запретить восстановление и создание японской военной
промышленности и установить контроль над выполнением
этих условий со стороны государств, наиболее заинтере¬
сованных в недопущении новой японской агрессии. На по¬
следующих заседаниях советский представитель вновь
настаивал на этих предложениях, но они были отверг¬
нуты под давлением США.П
Советское правительство неоднократно выступало за ;
скорейшее заключение демократического мирного договора ]
с Японией, который отвечал бы интересам японского i
народа и народов Восточной Азии и гарантировал бы проч- j
ный мир на Дальнем Востоке.	'В Союзном совете для Японии представитель СССР jj
постоянно выступал в защиту интересов японских трудя- ■
щихся, требовал полного проведения в жизнь Пот¬
сдамской декларации и решений Дальневосточной ко- <
миссии. Действия советского представителя в Союзном ]
совете для Японии встретили одобрение и поддержку '
со стороны широких слоев японского населения, что ;
нашло отражение и на страницах демократической пе¬
чати страны.	1
И если Союзный совет не выполнил возложенных j^a*. i
него задач, то только потому, что Макартур и его штаб- j
всячески срывали работу совета.«Японский дневник» Гейна дает немало ярких зарисо¬
вок, показывающих, как Макартур и его штаб осуществля- '
ли реакционную политику Уолл-стрита.	^С первых же дней оккупации штаб стал нарушать.;
принципы Потсдамской декларации и решения Дальне- *
восточной комиссии о наказании военных преступников.. <
Придя в Японию, американские войска оставили у власти-,:
старые реакционные силы. Военно-фашистские организа-:
ции, ушедшие вначале в подполье, стали постепенно лега¬
лизовать свою деятельность, убедившись, что директивы ;
Макартура о чистке носят только формальный характер^
и не проводятся в жизнь. Эти директивы могли бы, па-
словам автора, «стать разящим мечом». Но их осуще- '
ствление было поручено японскому правительству, кото¬
рое само состояло из военных преступников; во главе'
его, сменяя друг друга, стояли известные реакционе¬
ры: Сидехара, Иосида, Асида и с октября 1948 г.—•
снова Иосида.	|Старая агрессивная клика и ее приспешиики снова- j
контролируют печать. Бывшие руководители тайной по- j
лиции снова занимают ответственные посты. Главный ]
военный преступник император Хирохито попрежнему j
остается главой государства. Правительство Иосида тесно- \
связано с крупнейшими фирмами дзайбацу и вместе с им- ;
ператором и другими военными преступниками несет-;12
полную ответственность за агрессивную войну и военные
преступления. На процессе главных японских военных
преступников в Токио не было предъявлено обвинения
ни одному представителю дзайбацу.Деятельность военных трибуналов давно уже пре¬
кращена, и создана специальная комиссия по разбору
апелляций лиц, подвергшихся чистке и отстраненных от
государственной и общественной деятельности. Сотни воен¬
ных преступников восстановлены в правах. 7 марта 1950 г.
Макартур издал директиву, в которой он самовольно
установил порядок досрочного освобождения главных
японских военных преступников, осужденных в нояб¬
ре 1948 г. Международным военным трибуналом для
Дальнего Востока. В соответствии с этой директивой,
21 ноября 1950 г. был досрочно освобожден из тюрь¬
мы один из главных японских военных преступников —
Сигемицу.Советское правительство в нотах от 11 мая и 25 августа
1950 г. обращало внимание правительства США на неза¬
конные действия Макартура. 19 ноября 1950 г. прави¬
тельство СССР снова направило американскому прави¬
тельству ноту, в которой на правительство США возлага¬
лась ответственность за незаконное освобождение Сигемицу.
Через несколько дней после этого министр иностранных
дел Китайской народной республики Чжоу Энь-лай зая¬
вил, что правительство Китайской народной республики
полностью поддерживает протест советского правитель¬
ства.Оккупационные власти саботировали проведение ди¬
рективы Дальневосточной комиссии о ликвидации круп¬
ных промышленных концернов, которые были главными
организаторами японской агрессии. Осуществление ликви¬
дации концернов дзайбацу было поручено комиссии,
состоящей из представителей этих концернов. План
ликвидации также был составлен представителем круп¬
нейшего концерна Ясуда. Ясно, что роспуск дзайбацу
в соответствии с этим планом оказался фикцией, и
подлежащие распродаже акции крупных концернов по¬
пали в руки их прежних владельцев и американских
монополистов.ЗГейн пишет, что отдел штаба по борьбе с трестами и
картелями, который должен был заниматься ликвидацией13
дзайбацу, в Токио иронически называли «отделом по со¬
хранению дзайбацу».«Не можем же мы, — говорили в штабе, — уничтожать
наших лучших союзников».Начальник промышленно-финансового отдела штаба окку¬
пационных войск Бен Локк заявил Гейиу: «Я не защищаю
дзайбацу. Они были вдохновителями японской агрессии.
Сегодня они держат в руках японское правительство. Но что
делать? Истребите дзайбацу, и на ближайшие десять лет
воцарится хаос или возникнет социалистическая экономика.
Уничтожьте банки дзайбацу, и вся банковская система рух¬
нет. Разорите дзайбацу, и мы не будем иметь в Японии
объектов для капиталовложений. Вы сами знаете, что дельцы
в нашем штабе в Токио хотят, чтобы была восстановлена
старая Япония. Военные тоже считают, что можно избежать
многих хлопот, если сохранить дзайбацу».Макартур систематически отдавал распоряжения о вы¬
черкивании монополистических объединений дзайбацу из
списка компаний, подлежащих ликвидации. По сведениям,
опубликованным в октябре 1950 г., число компаний, остав¬
ленных в указанном списке, уменьшилось до 463, тогда
как первоначально общее число внесенных в список ком¬
паний составляло 1203. Из этого списка в первую очередь
были вычеркнуты компании четырех крупнейших концер¬
нов — Мицуи, Мицубиси, Сумитомо и Ясуда.Экономика Японии попрежнему остается в руках
дзайбацу, в силу чего сохраняются социальные и экономи¬
ческие основы японской агрессии. Американские капита¬
листы в свою очередь прибрали к рукам японские
монополии и благодаря этому контролируют до 85 процен¬
тов японской экономики. Этот процесс подчинения эконо¬
мики Японии американскому капиталу не мог пройти
мимо наблюдательного американского журналиста, и Марк
Гейн с возмущением пишет об «американских политических
авантюристах наших дней», стремящихся взять в свои
руки экономику Японии. Автор показывает, как амери¬
канские бизнесмены прокладывают себе путь к дзайбацу
и захватывают целые отрасли японской промышленности.
Он называет ряд американских дельцов, пристроившихся
при штабе Макартура, и среди них советника при штабе
Питера Маганья, которому почти удалось захватить в свои
пуки шелковую промышленность Японии. Гейн приводит14
документы, раскрывающие закулисные махинации Голливу¬
да, добивавшегося того, чтобы американские фильмы вы¬
теснили из Японии кинопродукцию всех других стран,
включая и японскую.Следует иметь в виду, что Марк Гейн пишет о началь¬
ном периоде американской оккупации, когда он еще не
мог составить полный список представителей крупнейших
американских фирм, проводящих аналогичную деятель¬
ность в Японии. С тех пор список американских колони¬
заторов значительно пополнился. По сведениям японской
печати, американская нефтяная компания «Калифорния
Тексас компани» («Калтекс») заключила контракт с япон¬
ской нефтяной компанией «Ниппон» и приобрела в свою
собственность половину ее оборудования, включая нефте¬
очистительные заводы, верфи и т. д. Американская ком¬
пания «Стандард вакуум ойл» заключила аналогичный
контракт с японской нефтяной компанией «Тоа».Японская нефтяная компания «Тэйкоку ойл», которая
почти полностью монополизировала нефтяную промышлен¬
ность Японии, продана американской компании «Амери-
кэн стандард ойл». Американцам проданы также нефте¬
очистительные заводы в Иокогаме. Таким образом, вся
японская нефтяная промышленность оказалась в руках
американских капиталистов. Ими контролируется вся
автомобильная промышленность Японии. Американский
капитал захватывает также металлургическую, химиче¬
скую и электротехническую промышленность страны. Под
его контроль подпадают японские государственные желез¬
ные дороги и табачная монополия. Полное закабаление
японской экономики американскими капиталистами
проводится в соответствии с так называемой амери¬
канской программой «стабилизации японской экономики».В решении Дальневосточной комиссии «Основная по¬
литика в отношении Японии после капитуляции», приня¬
том 19 июня 1947 г., говорится, что разоружение и деми¬
литаризация Японии являются первоочередной задачей
военной оккупации и должны проводиться быстро и ре¬
шительно. Японии запрещается иметь армию, военно-
морские силы, авиацию, тайную полицию и жандармерию.
Императорская ставка, генеральный штаб должны быть
распущены. 12 февраля 1948 г. Дальневосточная комиссия
приняла специальное решение о демилитаризации Японии15
и запрещении проводить какие бы то ни было военные
мероприятия.Это решение запрещает Японии производить или иметь
какие-либо виды вооружения, боеприпасов и военных
материалов, владеть коммерческой или военной авиацией,
аэродромами, авиабазами и укреплениями, а также вести
военно-лабораторные исследования; разрабатывать военно¬
технические пр'облемы и выдавать патенты на военные
изобретения. Генералу Макартуру предлагалось уничто¬
жить все мобилизационные списки бывших военнослужа¬
щих Японии. Запрещалось восстановление в стране лю¬
бых военных организаций и учебных заведений.Американские власти открыто игнорировали эти ди¬
рективы. Под видом «управлений по демобилизации» продол¬
жали существовать генеральные штабы армии и флота.
Были сохранены и находились в полной готовности мо¬
билизационные списки японской армии. Под видом спе¬
циально организованных «сельскохозяйственных коло¬
ний» сохранялись офицерские и унтер-офицерские кадры
японской армии. Открыто действовали десятки черносо¬
тенных националистических организаций. Националисти¬
ческие союзы молодежи возглавлялись бывшими офице¬
рами. Они выступали с докладами, в которых, по указанию
американцев, говорили о неизбежности войны с Советским
Союзом и призывали молодежь быть готовой к вступле¬
нию в американскую армию.Автор показывает, что штаб Макартура заботливо
сохранял не только военный потенциал Японии, но и
кадры командного состава японской армии, что оба так
называемых «управления по • демобилизации» состоят из
высшего японского офицерства и занимаются проблемами
возрождения армии и флота.«Механизм налицо, — пишет Гейн. — Опытные офице¬
ры собраны вместе. Уроки вчерашнего поражения изу¬
чаются. Сейчас эти люди ждут дня, несомненно, не слиш¬
ком далекого, когда Японии будет разрешено иметь
«небольшую армию в целях самообороны».В дальнейшем штаб Макартура еще более ускорил
темпы восстановления японской армии, возрождаемой
под видом «полицейских формирований». По указанию
Макартура в Японии уже созданы так называемые «по¬
лицейские» части («полицейский резервный корпус», «граж¬16
данская полиция») общей численностью свыше 250 тысяч
человек, обучаемых офицерами армии США. В конце1950	г. Макартур отдал секретный приказ о воссоздании
армии численностью в 1 миллион человек. Специально соз¬
данный «департамент по обеспечению порядка на море»
приступил к восстановлению военно-морского флота. Гейн
указывал, что по первоначальным наметкам флот должен
состоять из 126 судов, включая подводные лодки.В дальнейшем количество этих судов было доведено до 300.В Японии была построена широкая сеть аэродромов для
бомбардировщиков дальнего действия и восстановлены
военно-морские базы, в том числе крупнейшая военно-
морская база Йокосука.В целях восстановления японской авиации в Японии
создан так называемый «департамент безопасности в воз¬
духе». Этот департамент подчинен американским военно-
воздушным силам.Ремилитаризация Японии особенно усилилась в связи
с агрессивной войной в Корее. Американские империали¬
сты использовали военный потенциал Японии для осу¬
ществления своих преступных интервенционистских целей
в Корее.Японские заводы изготовляют для отправки в Корею
военные материалы на сотни миллионов долларов. Япон¬
ские корабли перебрасывают из Японии в Корею
крупные соединения американских войск. Флотилия япон¬
ских минных тральщиков используется для очистки от
мин корейских вод.Американские работорговцы не ограничиваются толь¬
ко использованием японской промышленности, они форми¬
руют японские военные подразделения и посылают их
в Корею для участия в военных действиях в составе аме¬
риканских войск.Советский представитель в Дальневосточной комиссии
в ноябре 1950 г. дважды выступал с заявлениями по
этому вопросу, указывая, что использование японских
военнослужащих в военных действиях в Корее яв¬
ляется грубым нарушением согласованных решений о
Японии.После капитуляции трудящиеся массы Японии оказа¬
лись под двойным гнетом американских колонизаторов и
японских капиталистов. Положение трудящихся стало зна-2 м. Гейн17
чительно хуже, чем оно было во время войны. Начался
голод. Острый жилищный кризис еще больше ухудшил
положение. Дельцы черного рынка наживали огромные
состояния на несчастье народа.Политика, проводимая американо-японской реакцией,
встретила решительное сопротивление со стороны демо¬
кратических сил Японии.Вскоре после капитуляции начались забастовки япон¬
ских рабочих.Гейн указывает, что в тот момент, когда японские
рабочие вели самую ожесточенную борьбу за свои права,
штаб генерала Макартура был занят деятельностью, «из¬
вестной под названием «разгром рабочего движения».Рабочие потребовали повышения заработной платы
и увеличения рисового пайка. Начались забастовки желез¬
нодорожников. За ними последовала забастовка работни¬
ков крупнейшей ежедневной газеты «Иомиури». Владель¬
цем этой газеты был матерый черносотенец Мацутаро
Сиорики, бывший начальник токийской полиции. Редак¬
ционный коллектив потребовал демократизации газеты
и увольнения черносотенных редакторов. Забастовка про¬
должалась несколько месяцев и была подавлена японской
полицией по приказу американских властей.С начала оккупации и до конца 1945 г. в Японии было
зарегистрировано 240 забастовок. В 1946 г. забастовочное
движение приняло особенно широкий размах. Оно носило
ярко выраженный политический и антиправительственный
характер. В стране начались массовые митинги и де¬
монстрации.Вслед за грандиозной первомайской демонстрацией
на Императорской' площади начались так называемые
продовольственные демонстрации. 19 мая на этой площади
состоялся массовый митинг под лозунгом: «Мы требуем
риса!» После митинга демонстранты направились в ре¬
зиденцию премьер-министра и потребовали отставки Ио¬
сида. Вечером Иосида заявил через своего секретаря,
что он решил уйти с поста премьер-министра.На следующий день Макартур издал приказ, в кото¬
ром он фактически запрещал массовые демонстрации и
угрожал трудящимся репрессиями. Этот приказ послужил
сигналом к открытому походу реакции против рабочего
движения и демократических прав народа. Иосида заявил,18
что он остается на своем посту, и сформировал кабинет
с участием Сидехара, который был предшественником
Иосида на посту премьер-министра и ушел в отставку
по требованию народа. Штаб Макартура приступил к
«обузданию» профсоюзов, а американская военная полиция
вместе с японскими полицейскими начала разгонять де¬
монстрации. Реакция подняла голову, увидев, что ок¬
купационные власти целиком стали на ее сторону.Несмотря на все это, рабочее движение росло и шири¬
лось. Оно особенно усилилось в октябре 1946 г. 5 октября
профсоюз работников печати и радио призвал своих чле¬
нов к всеобщей забастовке солидарности с бастующими
работниками редакции и типографии газеты «Иомиури».
Забастовало 40 японских газет. Описание этих событий
составляет одно из наиболее ярких мест книги Гейна.Составляя корреспонденцию для редакции своей га¬
зеты, Гейн написал: «Через два часа после того, как пар¬
ламент принял новую конституцию, которую официально
называют демократической, полиция грубо разогнала
демонстрацию бастующих работников радио».При разгоне демонстраций американские войска стали
применять танки и броневики. Всеобщая забастовка,
назначенная на 1 февраля 1947 г., была запрещена Мак-
артуром. Начались массовые увольнения, аресты и из¬
биения рабочих-активистов и профсоюзных деятелей. Ос¬
новываясь на директивном письме генерала Макартура
от 22 июля 1948 г., премьер-министр Асида издал специ¬
альный указ, под угрозой суровых репрессий запрещающий
рабочим и служащим государственных и муниципальных
учреждений бастовать и заключать коллективные договоры.Реакция, поощряемая японским правительством и
американскими властями, начала организовывать тер¬
рористические акты против руководителей японской ком¬
партии, возглавляющей борьбу за демократическую, ми¬
ролюбивую и независимую Японию. В июле 1948 г. было
совершено подлое покушение на генерального секретаря
японской компартии Кюици Токуда. Через несколько
месяцев фашистские террористы совершили нападение
на члена политбюро японской компартии Рицу Ито.Пришедший снова к власти в октябре 1948 г. премьер-
министр Иосида по указанию оккупационных властей
направил все свои усилия на подавление деятельности2:19
коммунистической партии Японии. Он провел в парламен¬
те ряд законов, лишающих рабочих и служащих права
бастовать и участвовать в политической деятельности.
За нарушение этих законов рабочие подвергаются жесто¬
ким репрессиям. В июне 1950 г. генерал Макартур с пре¬
дельным цинизмом объявил об отстранении от государ¬
ственной и общественной деятельности членов Центрально¬
го комитета компартии Японии, основываясь на директивео	чистке от 4 января 1946 г. Ведущим сотрудникам редак¬
ции органа компартии — газеты «Акахата» и нескольким
коммунистическим депутатам парламента также было за¬
прещено заниматься общественной деятельностью. Амери¬
канские власти запретили свыше 1200 изданий демокра¬
тической печати, в том числе всю коммунистическую печать.
Вскоре начались массовые аресты коммунистов, и японское
правительство по указке Макартура стало готовить законо¬
проект о запрещении компартии.Подавляя демократическое движение, Макартур грубо
нарушил даже ту куцую конституцию, которая была на¬
вязана японскому народу в 1946 г. Зта конституция, со¬
ставленная по образцу отмененной конституции Мэйдзи,
сохраняет феодально-монархический строй в Японии и
по существу оставляет императорскую систему в том виде,
в каком она существовала до капитуляции. По кон¬
ституции 1946 г. император сохраняет за собой в несколько
измененном виде все основные прерогативы, которыми
он пользовался раньше. Император попрежнему утверж¬
дает назначение нового премьер-министра, в его функции
входит внесение изменений в конституцию, созыв пар¬
ламента, роспуск палаты представителей, назначение вы¬
боров, утверждение всеобщей и специальных амнистий,
прием послов и некоторые другие важные функции. Та¬
ким образом, император, хотя он формально и лишен
прежнего ореола божественности, попрежнему исполь¬
зуется как орудие правящей клики.Происходивший в Хабаровске в декабре 1949 г. процесс
над военными преступниками, обвинявшимися в подготов¬
ке и ведении бактериологической войны, убедительно
показал, что император Хирохито является однйм из
главных военных преступников и несет полную ответст¬
венность за преступления, совершенные японскими аг¬
рессорами.20
Государственный строй в Японии попрежнему остается
опорой милитаризма и ^ национализма * и представляет
собой хорошо налаженную систему для подготовки и раз¬
вязывания агрессивной войны. Девятая статья конститу¬
ции, запрещающая Японии иметь вооруженные силы,
звучит как издевательство, ибо она уже давно нарушена
самими американцами.Система выборов, разработанная в соответствии с новой
конституцией и избирательным законом, приводится в дей¬
ствие насквозь продажным и реакционным аппаратом.
Насилие, подкуп, покупка и продажа голосов обеспечи¬
вают «избрание» в парламент людей, угодных правящей
клике. Первые выборы, поспешно проведенные в 1946 г.,
обеспечили, по данным японской печати, «избрание» в
парламент 180 военных преступников. Эти выборы, по
свидетельству Гейна, ничем не отличаются от тех выборов,
которые он наблюдал в довоенной Японии. И если на
выборах в январе 1949 г. в нижнюю палату все же было
избрано 36 коммунистов, то это объясняется только
огромной популярностью коммунистической партии среди
японского народа, который отдал свои голоса коммуни¬
стическим кандидатам, несмотря на жестокий полицей¬
ский террор, направленный против компартии.Земельная реформа, разработанная штабом оккупацион¬
ных войск и принятая японским парламентом в 1946 г. по
указанию генерала Макартура, отражает интересы помещи¬
ков и не ликвидирует феодальных пережитков в японской
деревне. До войны около двух третей японских крестьян
были арендаторами и полуарендаторами и несли на себе тя¬
желое бремя жестокой эксплоатации со стороны помещиков.
Система земельных отношений была насквозь феодальной,
и натуральная рента достигала 70 процентов урожая.После капитуляции мало что изменилось в японской
деревне. Земельная реформа предусматривает покупку
государством части земли у помещиков на выгодных для
них условиях и продажу этой земли крестьянам по весьма
высоким ценам. В силу тяжелых условий выкупа подав¬
ляющее большинство крестьян не в состоянии приобретать
землю и вынуждено арендовать ее у помещиков на кабаль¬
ных условиях. По заявлению самих крестьян-арендаторов,
только ничтожная часть зажиточных крестьян в состоя¬
нии выкупать у государства землю.21
Помещик попрежнему душит японскую деревню. Гейн
сравнивает его с «пауком, который плетет сеть, состоящую
из ростовщиков, сельских чиновников, полицейских и
всех людей, руководивших всесильной Сельскохозяйствен¬
ной ассоциацией». Нищета и разорение попрежнему со¬
ставляют удел японской деревни. Крестьяне не одобряют
земельную реформу, так как прекрасно видят, что от нее
выигрывают только помещики. Провозглашенная амери¬
канцами демократизация аграрных отношений в Японии
остается пустым звуком.Верные сатрапы Уолл-стрита из штаба оккупацион¬
ных войск США в Японии всю свою «деятельность»
подчиняют главной цели, поставленной перед ними
их хозяевами, — удушению демократического движения
народов Азии и подготовке войны против СССР. Воз¬
рождая японский милитаризм, оккупационные войска
развернули усиленную антисоветскую пропаганду в Япо¬
нии. Офицеры американской военной администрации в
Японии, пишет Гейн, разъезжали по стране и всюду вели
среди американских солдат «разъяснительную» работу,
рассказывая им о «предстоящей войне» с Россией и о
значении Японии как базы. Автор приводит характер¬
ное высказывание одного из ближайших сподвижников
Макартура, бригадного генерала Феллерса. Феллерс
нагло заявлял, что Соединенным Штатам Америки
не следовало воевать против фашистской Германии, и
повторял геббельсовскую болтовню о необходимости
«спасения Европы от коммунизма», о «славянской угрозе»
и т. п.«Для того чтобы спасти колыбель белой расы [Евро¬
пу],— говорил этот людоед, — почти стоит начать но¬
вую войну». Автор подчеркивает при этом, что Феллерс,
друг Герберта Гувера, тесно связанный с влиятельными
реакционными кругами Вашингтона, оказывал большое
влияние на Макартура. Что у Феллерса на уме, то у Мак¬
артура на языке, отмечает Гейн. Корреспондентов, пы¬
тавшихся писать правду, запугивали: «Мы воюем с рус¬
скими. А вы на чьей стороне?»Годы, прошедшие с того времени, когда автор писал
свой дневник, характеризуются более все усиливающимся
фашистским террором в Японии.Но ни репрессии американских империалистов и япон1-
ских реакционеров, ни фашистская и милитаристская
пропаганда не заставят японский народ, стремящийся
к миру, воевать ради интересов Уолл-стрита. К январю1951	г. в Японии было собрано свыше б миллионов под¬
писей под Стокгольмским воззванием. «Кто сеет ветер,
пожнет бурю», говорит пословица. Правильность ее уже
доказали американским империалистам народы Китая и
Кореи. Придет рремя, когда и японский народ даст свой
ответ поджигателям новой войны.*	* *В своей оккупационной политике в Корее американские
войска действовали теми же методами, что и в Японии.
Известно, что еще в Каирской декларации 1943 г. говорилосьо	восстановлении корейского государства. На совещании
министров иностранных дел СССР, США и Англии, со¬
стоявшемся в Москве в декабре 1945 г., по предложению
Совегского Союза было принято решение о восстановлении
независимого корейского государства и развитии страны
по демократическому пути. Позднее к этому решению
присоединился и Китай.Корейский народ, освобожденный Советской Армией
от гнета японских империалистов в августе 1945 г., тот¬
час же приступил к созданию демократического незави¬
симого государства. По всей стране были организованы
народные комитеты. Народные комитеты немедленно при¬
ступили к введению новых демократических порядков,
уничтожая колониальный аппарат японской админи¬
страции.Собравшийся 6 сентября в Сеуле съезд народных пред¬
ставителей провозгласил Корейскую народную республику
и выработал программу широких демократических пре¬
образований. Однако народ получил возможность вы¬
полнить эту программу только в северной части страны,
где находились, в соответствии с соглашением между
союзниками, войска Советской Армии.Идя навстречу демократическим преобразованиям ко¬
рейского народа, советские власти оказали поддержку
народным комитетам в их деятельности по демократизации
Северной Кореи.23
Совершенно иное положение создалось на юге страны.
Вступившие в Южную Корею американские оккупацион¬
ные* войска разогнали народные комитеты, сохранили
японские порядки и старую администрацию. Они объ¬
явили Корейскую республику незаконной и подвергли пресле¬
дованиям ее деятелей.«Народная республика хотела социальных реформ, —
пишет Гейн. — Американцы запретили всякие радикаль¬
ные социальные и экономические изменения. Мы вывезли
из Вашингтона престарелого консерватора по имени Ли
Сын Ман и сделали его и других правых своими советника¬
ми, возложив на них все свои надежды». Автор признает,
что до прихода американских войск в Южной Корее было
создано прогрессивное корейское правительство. Он видел,
что американцы стали восстанавливать полицейский аппа¬
рат, созданный японцами в годы их хозяйничанья в Корее.Политика и действия американцев, по существу, оз¬
начали объявление войны корейскому народу. Они ста¬
вили перед собой цель помешать объединению демократи¬
ческих сил в Корее, расколоть ее на две части и заняться
ускоренной подготовкой войск в Южной Корее, ядро
которых состояло из помещиков, коллаборационистов и
террористических правых групп, возглавляемых Ли Сын
Маном и другими импортированными из США предателями
корейского народа. Американские империалисты рассчи¬
тывали, что, бросив в подходящий момент весь этот сброд
на захват Северной Кореи, они смогут превратить всю
страну в свою колонию.Оккупационные власти США не провели в Южной
Корее демократической земельной реформы; не был вве¬
ден там и восьмичасовой рабочий день. Они игнорировали
решения Московского совещания и систематически сры¬
вали работу совместной советско-американской комиссии,
созданной для осуществления этих решений. Вывоз в Япо¬
нию сельскохозяйственных продуктов из Южной Кореи
вызвал жестокий голод в стране.Все это привело к массовым выступлениям корейского
народа. Вслед за крупной забастовкой в октябре 1946 г.,
в которой участвовало 40 тысяч рабочих, начались во¬
оруженные восстания. Гейн приехал в Южную Корею
в середине октября 1946 г., вскоре после подавления
этих вооруженных выступлений.24
«Перед нами, — говорит автор, — вырисовывался лик
революции. Это было окровавленное лицо, искаженное
болью и агонией. Как и большинство революций, эта
революция уходила своими корнями в глубокую нужду,
в жажду земли, пищи и справедливости».Американская армия жестоко расправилась с восстав¬
шими. Ей помогали полиция и террористические органи¬
зации правых групп. Повстанцы не вступали в бой с аме¬
риканцами, а вели борьбу против корейских реакционных
сил, угнетавших народ при американцах точно так же,
как и при японцах. В этих волнениях участвовало свыше
двух миллионов рабочих, крестьян, учащейся молодежи,
городской мелкой буржуазии. «Наши войска, — пишет
Гейм, — которые пришли сюда как освободители, стреляли
в толпу, производили массовые аресты, обшаривали сопки
в поисках «подозрительных» и организовывали отряды
корейских правых и полиции для массовых облав».В Южной Корее воцарился свирепый полицейский
террор. Были разогнаны все демократические организации,
рабочие и крестьянские союзы, а их лидеры арестованы
или загнаны в подполье. Тюрьмы были переполнены,
и в них царили средневековые пытки и истязания. Под
тюрьмы были заняты школы и административные здания.
Среди арестованных были учителя, адвокаты, крестьяне,
профсоюзные руководители и видные члены народной
партии.В беседе с Гейном один из американских офицеров
следующим образом охарактеризовал полицейский режим,
созданный американской военной администрацией в Корее:«Это та же самая машина, которую мы застали, прибыв
сюда. Это идеальный механизм, с точки зрения наших
целей. Он построен на военный лад. Стоит вам нажать
кнопку, и где-то какой-то полицейский начинает раска¬
лывать черепа. Они 35 лет обучались этому делу при
японцах».Однако полицейский террор и средневековые жестокости
не могли сломить волю корейского народа к борьбе за
свободу и независимость. С тех пор эта борьба не
прекращалась ни на один день и охватывала все новые и
новые районы.Чтобы снять с себя ответственность и действовать
юд чужим флагом, американцы протащили в Совете бе-25.
зопасности решение о создании так называемой Корейской
комиссии ООН, использовав ее в качестве орудия для
осуществления своих захватнических целей. В мае 1948 г.
при содействии этой комиссии американцы провели в
Южной Корее фальсифицированные выборы и навязали
корейскому народу марионеточный лисынмановский
режим.В Корее, как и в Японии, американцы грабили и рас¬
хищали материальные ценности корейского народа. Гейн
приводит многочисленные факты беззастенчивого хозяй¬
ничанья американских бизнесменов и военщины на ко¬
рейской земле.За годы, прошедшие со времени выхода в свет книги
Гейна, в печати не раз появлялись новые сведения об
ограблении Кореи жадными американскими империали¬
стами.Так, в январе 1951 г. в газетах отмечалось, что Мак¬
артур помог Моргану и банку «Нэйшнл сити бэнк» за¬
хватить в Южной Корее золотые прииски и 9 угольных
шахт, принадлежавших в прошлом японцам. Макартур
лично приобрел вольфрамовые и графитные рудники
в Корее. По последним сведениям, свыше 60 процентов
предприятий Южной Кореи находится в руках американ¬
ских монополий.Обобщая изложенные им факты о действиях американ¬
ской армии в Южной Корее, Гейн писал (следует иметь
в виду, что это сказано американским буржуазным кор¬
респондентом в 1946 г.):«Мы не были освободительной армией. Мы пришли
оккупировать, проследить за тем, как корейцы выполнили
условия капитуляции. С самого первого дня мы вели себя
как враги корейского народа...Под нашим флагом — а зачастую и при нашем активном
поощрении — родилось полицейское государство, столь сви¬
репое в подавлении элементарных человеческих свобод,
что ему трудно найти параллель. Я нашел в нашей зоне
только пустую болтовню о демократии и совсем не обна¬
ружил последнюю на практике. Я нашел административную
и политическую бездарность и союз с самой черной реак¬
цией».С первых же дней своего пребывания в Корее автор
увидел, что здесь, так же как и в Японии, американские26
генералы и офицеры вели разнузданную пропаганду вой¬
ны против СССР. Каждому американскому солдату и офи¬
церу вдалбливали в голову мысль о «красной угрозе»,о	«русской опасности», о «необходимости войны с Россией».Автор говорит о лицемерии и реакционности этой
пропаганды.«Если мы приемлем идею наших генералов относитель¬
но большого идеологического конфликта с Россией, — пи¬
шет Гейн, — то тогда мы должны противопоставить ди¬
намическим идеям коммунизма свои собственные основные
идеи. Но вся трагедия в том, что в нашем арсенале здесь
нет никаких идей. Эти основные идеи нам заменяет наш
союз с корейскими группами, чья философия и методы не
имеют ничего общего с философией и методами, которые
мы так широковещательно провозглашаем. А когда народ¬
ные волнения в Корее вскрыли эту идейную бедность, мы
попытались скрыть банкротство нашей политики демокра¬
тическими штампами и болтовней о «красной угрозе».Разоблачая стремление американского империализма за¬
держать мощный послевоенный подъем национально-освобо¬
дительного движения угнетенных народов Азии, Гейн с тре¬
вогой думает о тех последствиях, которые сулит американ¬
скому народу реакционная политика Уолл-стрита:«Так же как и в Китае,—пишет Гейн,— политическая
борьба в Корее совпадает с вековой борьбой между по¬
мещиком и крестьянином. Встав на сторону Ли Сын Мана,
мы стали союзниками помещиков. Так же как и в Китае,
мы дорогой ценой заплатим за эту ошибку».Американские власти в Корее, как и в Японии, вся¬
чески старались скрыть свои преступные действия от аме¬
риканского народа. В Корею допускались только амери¬
канские корреспонденты, но и им чинились всяческие пре¬
пятствия, чтобы в прессу не просочились подлинные фак¬
ты о политике американских империалистов в Корее.
Кровавые палачи корейского народа, наемники Уолл-стри¬
та, боятся своего собственного народа. Гейн приводит
слова одного капитана военной администрации США в
Корее, который заявил: «Американский народ слишком
глуп, чтобы понять, что здесь происходит. Мы не можем
ждать, пока он поймет наши проблемы. Армия скажет наро¬
ду только то, что ему нужно знать. Не я один так думаю».
; Гейн побывал и в Северной Корее. Его поразила27
царившая там радостная и мирная атмосфера. «На улицах
Кайдзйо было полно покупателей, продавцов, детей; кресть¬
ян, приехавших на рынок со своей снедью; школьников,
резвящихся перед дверями школ; телег, запряженных во¬
лами, велосипедов... Было и некоторое число полицейских,
но проявления полицейской силы не чувствовалось».Гейн своими глазами увидел огромную разницу между
политикой Советского Союза и США в корейском вопросе
и вынужден был признать: «Вы можете сказать о русских
все, что вам заблагорассудится. Но дело в том, что рус¬
ские с самого начала точно знали, в чем заключается их
политика. Они предоставили дело управления Народным
комитетам и разрешили самим корейцам проводить рефор¬
мы и изгнать коллаборационистов».В результате широких демократических преобразова¬
ний, трудового энтузиазма корейского народа и бескорыст¬
ной помощи Советского Союза в Северной Корее было со¬
здано процветающее свободное демократическое государст¬
во — Корейская народно-демократическая республика.Еще в ноябре 1920 г. В. И. Ленин, с гениальной про¬
зорливостью предвидя неизбежность новой войны между
Японией и США за новые колонии на Дальнем Востоке,
указывал на хищническое стремление американского им¬
периализма к захвату Кореи.«Япония, — говорил Ленин, — будет воевать за то, что¬
бы ей продолжать грабить Корею, которую она грабит
с неслыханным зверством, соединяющим все новейшие изо¬
бретения техники и пыток чисто азиатских... Но этот
корейский лакомый кусок хотят вырвать американцы».Летом 1,950 г. магнаты Уолл-стрита решили осущест¬
вить свою давнишнюю мечту о захвате Кореи. 25 июня
по указке американских империалистов лисынмановские
войска внезапно вторглись на территорию Северной Ко¬
реи. Но Макартур, Даллес и Трумэн переоценили силы
лисынмановских банд, которые они обильно снабдили аме¬
риканской военной техникой. Народная армия Корейской
народно-демократической республики перешла в контрна¬
ступление и разгромила лисынмановские полчища.Видя, что попытка захватить Северную Корею с по¬
мощью помещичьих банд Ли Сын'Мана не удалась, импе¬
риалисты США перешли к прямым актам агрессии. Про¬
тив корейского народа были брошены крупные соединения28 _
американских войск. Соединенные Штаты потребовали от
своих послушных вассалов в ООН посылки войск в Корею
и одобрения их грязной авантюры. Макартуровская грабь-
армия залила корейскую землю потоками крови мирного
населения — женщин, стариков и детей, с бесчеловечной
жестокостью превращала в пепел и руины корейские го¬
рода и деревни.Но и эти зверства не сломили волю корейского народа.
Он продолжал борьбу за свое освобождение и с братской
помощью китайских добровольцев неоднократно обращал
в бегство вооруженных до зубов американских погромщи¬
ков и грабителей.«Своей героической борьбой против американских ин¬
тервентов, — сказал товарищ Булганин в своем докладе
6 ноября 1950 г., — корейский народ завоевал сочувст¬
вие миролюбивых народов всего мира. Корея стала знаме¬
нем освободительного движения для угнетенных и зави¬
симых стран».Взбешенные провалом своих агрессивных планов в Корее,
американские захватчики пошли на самые чудовищные пре¬
ступления — применение отравляющих веществ и бактерио¬
логического оружия в войне против корейского народа.В апреле 1951 г., пытаясь скрыть от американского на¬
рода подлинные причины провала агрессивной, авантюристи¬
ческой дальневосточной политики Уолл-с.трита, правители
США приняли решение всю вину за этот провал возложить
на Макартура и отстранить его от должности верховного
главнокомандующего на Дальнем Востоке.Провал планов американской интервенции и отстранение
Макартура лишь подчеркивают глубокий кризис агрессивной
внешней политики США. А что касается перспектив интер¬
венции США в Корее, то товарищ Сталин дал ясный ответ
на этот вопрос:«Если Англия и Соединенные Штаты Америки,— сказал
товарищ Сталин в беседе с корреспондентом «Правды» в фев¬
рале 1951 г.,—окончательно отклонят мирные предложения
Народного Правительства Китая, то война в Корее может
кончиться лишь поражением интервентов».*	* *Подводя итоги своим наблюдениям в период пребыва¬
ния на Дальнем Востоке, Гейн с тревогой задумывается29
над тем, что принесет американскому народу империалисти¬
ческая внешняя политика США, направляемая поджига¬
телями новой войны, претендентами на мировое господ¬
ство — заправилами Уолл-стрита.«Я имел возможность наблюдать, — пишет он, — в трех
основных странах Азии нашу внешнюю политику в дей¬
ствии. Ход этой политики был одним и тем же в Китае,
в Японии и в Корее.Так, например, во всех трех странах мы проводили
негативную политику. Мы были заняты «сдерживанием»
русского влияния, а не поощрением прогрессивных меро¬
приятий, которые могли бы принести пользу китайцам, *
японцам или корейцам.Во имя этого «сдерживания» мы стали во всех трех стра¬
нах союзниками крайних правых группировок... В Японии
мы являемся союзниками таких людей, как Иосида,
в Корее мы связаны с Ли Сын Маном, а в Китае—с пра¬
вым крылом гоминдана.t Это политика банкротства, которое мы сами навлекаем
на себя. Мы откровенно сознаемся, что политические дея¬
тели, которых мы поддерживаем, недемократичны и про¬
дажны. Мы признаем, что эти люди не могут и не хотят
проводить прогрессивные реформы... Это бесцельная и до¬
рогостоящая политика, так как она игнорирует благо¬
состояние того народа, который мы якобы защищаем...
В результате мы потерпели неудачу в Японии, так же как
в Китае и Корее. Нам удалось породить лишь ненависть
к себе, и только слепые могут отрицать сегодня возмож¬
ность победы коммунизма в Китае и Корее... Политика
«сдерживания» и «жесткая» политика доказали свое бан¬
кротство».Книга Гейна не только ярко разоблачает империали¬
стический характер политики США на Дальнем Востоке
и ее полное банкротство. Она показывает читателю, что
обречена на провал и вся внешняя политика США.Поджигатели войны, заправилы Уолл-стрита превра¬
тили Соединенные Штаты в опору мировой реакции, в центр
притяжения всех темных сил фашизма и мракобесия.«Новый облик Америки, — пишет Гейн,—это облик
сильной, богатой и хищной страны, находящейся в союзе
с реакцией и готовой подавить любое массовое движение,
если оно левее центра, • независимо от того, является ли30
оно коммунистическим, социалистическим или просто дви¬
жением протеста против несправедливости, коррупции иугнетения».Но нет такой силы, которая могла бы подавить
стремление всего трудового народа земли к миру и
свободе. Об этом убедительно говорит могучий подъем де¬
мократического движения во всех странах мира, об этом
говорят полмиллиарда подписей под Стокгольмским воз¬
званием.Вот почему ни атомная бомба, ни какие-либо военные
союзы и блоки не помогут магнатам американских моно¬
полий осуществить свои людоедские планы, вот почему под¬
жигателей новой войны ждет неизбежный и полный провал.В заключение следует указать и на существенные не¬
достатки, от которых отнюдь не свободна книга М. Гейна.Так, автор, говоря о причинах поражения Японии во
второй мировой войне, ни словом не обмолвился о той ре¬
шающей роли, которую сыграла Советская Армия в раз¬
громе японских агрессоров. Гейн не сказал американскому
народу всей правды о той напряженной борьбе — за де¬
мократизацию и демилитаризацию Японии, за создание
независимой и подлинно демократической Кореи, — ко¬
торую неуклонно и последовательно вели представители
СССР в Союзном совете и Дальневосточной комиссии.Более того. Вопреки всему основному содержанию сво¬
ей книги и в полном противоречии со всеми приводимыми
им фактами, Гейн включил в нее ряд фраз, в которых ста-
еится знак равенства между политикой США и СССР наI	Дапьнем Востоке или утверждается, что в основе всей вне¬
шней политики США лежит не агрессивное стремление
Уолл-стрита к,завоеванию мирового господства, а «страх
перед Россией».Причины этих недостатков кроются не только в том,
что автор буржуазный журналист, хотя это обстоятельство,\ безусловно, следует иметь в виду при оценке данной кни-
| ги. Гейн ясно понимал, что даже за то, что он имел смелость
написать в своем «Японском дневнике», ему грозят суро-I	вые полицейские репрессии. «Можно ли было рассказать
\ эту потрясающую историю, — писал он, — без того, что-
! бы тебя обозвали мечтателем или кем-нибудь похуже?»
' Вполне понятно, что в тех условиях, в каких автор из-
| Давал в США свою книгу — в обстановке безудержной31
военной истерии и разнузданной антисоветской клеветы,—.
он не мог высказаться со всей откровенностью.Но, несмотря на свои недостатки, «Японский дневник»
Гейна является актуальной и полезной книгой, заслужи¬
вающей внимания советского читателя.А. Варшавский.
МАРК ГЕЙНЯПОНСКИЙДНЕВНИК
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРАЭта книга представляет собой рассказ очевидца о том,
что происходило в Японии и Корее в условиях американ-"*
ской оккупации. Она преследует также и некоторые дру¬
гие цели. Это повествование об экстраординарной лично¬
сти — генерале Дугласе Макартуре и о людях, окружаю¬
щих его. Это отчет о том, как осуществляется внешняя по¬
литика Соединенных Штатов в одной части земного шара.
Это подробный рассказ о заговоре и контрзаговоре, кото¬
рые осуществлялись против японского престола в годы
войны, и о последующем заговоре против планов союзни¬
ков. Это повесть о простых людях в двух странах Восто¬
ка. Это, наконец, отчет о моем собственном познаватель¬
ном опыте.В эту книгу включены почти без изменения записи из
моего дневника. Внесено лишь несколько незначительных
исправлений: изменен ряд имен, упорядочены некоторые
даты, сокращены кое-какие записи и — в тех случаях,
когда это представлялось необходимым, — добавлены по¬
яснительные данные. Последние почерпнуты из различных
источников, начиная от дневника ближайшего помощника
императора и кончая бюллетенями американского Управ¬
ления по изучению результатов стратегических бомбарди¬
ровок.Трудно воздать должное всем тем людям в Японии и
Корее, которые помогали мне в этой работе и способство¬
вали обогащению моего опыта. Слишком многих при¬
шлось бы назвать, а я уверен, что многие предпочтут остать¬
ся неизвестными. Это самые различные люди — от членов
японского парламента до лисынмановских террористов и
американских генералов; от крестьян-издолыциков и рево-3*	35
люциоперов до содержателей публичных домов; от аме¬
риканских офицеров, которые жаждали, чтобы «народ там,
на родине, узнал правду», до японского летчика-смерт-
ника, который рассчитывает вступить в американские во¬
енно-воздушные силы в новой войне, и корейского генерала,
который получал американские субсидии на содержание,
«школы лидеров» нацистского образца.Я должен также поблагодарить группу талантливых
журналистов, с которыми я работал, иногда по принципу
поочередного освещения событий.И, наконец, больше всего я обязан Сэлли, ежедневные
письма к которой побудили меня написать эту книгу и ко¬
торая позднее терпеливо и сочувственно разделяла со мной
многие испытания. Она спускалась вместе со мной глубоко
под землю, чтобы побеседовать с японскими шахтерами;
она путешествовала, покрывая расстояния в тысячи миль
на виллисе, на поезде и на самолете, и помогала мне полу¬
чать информацию у простых людей и у «реформаторов»,
а иногда по собственной инициативе собирала полезные све^'
дения. Эта книга посвящается ей.Марк Гейн.Салоники, Греция,1	июля 1948 г.
ПОРА ОБЕЩАНИЙ5	декабря 1945 г.	ТОК И ОПримерно в полдень мы увидели очертания Японии.
Она ясно виднелась внизу — зеленая земля, окаймленная
тонкой белой полоской прибоя. Страна казалась мирной
и безлюдной — не видно было дымящихся труб, поездов
и движения по узким ленточкам дорог.Мы приземлились на аэродроме Ацуги. Взлетно-по¬
садочная дорожка была испещрена, словно оспинами, за¬
сыпанными воронками от бомб. По краям — там, где их
настигли наши бомбы,— стояли разбитые и изуродованные
японские самолеты. Наполовину сгоревшие деревянные ан¬
гары ремонтировались бригадами апатичных японцев. И над
всем этим хаосом клубились тучи плотной, удушливой
пыли.С аэродрома мы поехали по узкой извилистой дороге
в Токио. Здесь всюду чувствовалась жизнь — люди рабо¬
тали на полях, играли дети, на солнце сушились ово¬
щи. Пожилой мужчина толкал тележку, в которой си¬
дела сморщенная старуха. Строения были убоги, их бумаж¬
ные стенки порваны, но это были жилые строения и в них
теплилась жизнь.Однако чем ближе мы подъезжали к Иокогаме, тем бо¬
лее явными становились масштабы разрушений, причи¬
ненных Японии. Перед нами, насколько мог видеть глаз,
на целые мили простирались руины. Люди были оборваны
и угрюмы. Они разгребали обломки, чтобы расчистить
место для новых лачуг. Они впрягались в тележки, довер¬
ху нагруженные камнями и досками, или толкали их пе¬
ред собой. Но разрушения были столь велики, что все эти
усилия казались бесплодными. Нигде не видно было
новых зданий. Остовы вагонов и паровозов все еще,37
оставались неубранными с железнодорожных путей Трам*»
ван стояли там, где их настиг сокрушительный огонь,
скрутивший металл, оборвавший провода и, словно воско¬
вые свечи, погнувший железные столбы, на которых эти
провода подвешивались. Изуродованные автобусы и авто¬
мобили были брошены у обочины дороги. Все это запусте¬
ние было делом рук человека. Эту безобразную, страшную
пустыню с трудом можно было разглядеть в облаках пыли,
поднимавшейся от раздробленного камня и известки.На дорогах наблюдалось большое движение, но его
создавали исключительно американские военные машины.
Японцы устало плелись по дороге, скрываясь в клубах
пыли, и, повидимому, были ко всему равнодушны. Даже
Гинза в Токио—некогда одна из самых красивых улиц
в мире — не избежала этой участи. Деревья и здания по¬
темнели от пожарищ, а киоски, у которых по вечерам ца¬
рило ярмарочное оживление, ныне исчезли.Мы подъехали к внушительному шестиэтажному се¬
рому зданию, не пострадавшему от войны. Некогда здесь
находилась главная контора страховой компании Дай-
ици; теперь здесь помещался штаб генерала Макартура.
Я вошел в здание, надеясь найти здесь отдел печати. Пер¬
вым знакомым лицом, которое я увидел, был Ричард Лау-
тербах из журнала «Лайф».«Мы ждали вас», — сказал он.6	декабря 1945 г.	ТОКИОПервая ночь в Клубе журналистов — старом пятиэтаж¬
ном здании, где некогда помещался ресторан. Оно стоит
в узком переулке, который теперь известен под названием
Симбун (Газетный). Вдоль него тянутся остовы служебных
построек, лишенных кровли. С мостовой, заваленной то
здесь, то там обломками, тоненькие журчащие ручейки
бегут к развалинам зданий, ржавым грудам металлических
сейфов, железных решеток и побуревшей земли. Но как
только вы входите в клуб, хаос отступает, и вы оказывае¬
тесь в теплом, суетливом, многоязыком мире, насыщенном
той атмосферой интернационального общения и высоких
интриг, г которую Голливуд любит привносить в фильмы
О шпионах и иностранных корреспондентах. Группе38
людей шепчется в углу с японцем таинственного вида. Фран¬
цузский корреспондент обнимает евразийку, блещущую
изысканной красотой. Американец сидит со своей любов-
ницей-немкой, которая некогда услаждала нацистского
гаулейтера. Высокий, тощий японец в помятом суконном
костюме разговаривает с нью-йоркским журналистом, на¬
деясь на то, что последний, быть может, сумеет помочь
японцу, чтобы его не арестовали как военного преступ¬
ника. Китаец болтает с японцем, который учился в Ам-
херстовском колледже, работал в японской военно-мор--
ской разведке и женился на индийской принцессе. Дру¬
гие корреспонденты пьют, спорят, с апломбом рассказы¬
вают об отдаленных уголках земного шара, где они толь¬
ко что побывали или намереваются побывать. Английский
корреспондент по телефону назначает свидание капитану
женского вспомогательного корпуса, и голос его разно¬
сится по всему зданию. Американских полковников уси¬
ленно потчуют неочищенной японской водкой.Собравшиеся говорят на смешанном жаргоне, в котором
преобладает фронтовая, журналистская, интендантская и
сексуальная терминология. Слуга-японец без конца рас¬
пахивает дверь, пропуская входящих и выходящих, и
с улицы доносится непрерывный гул моторов.Клуб переполнен, и минувшую ночь мне пришлось
провести в танцевальном зале за бумажным экраном.
В шесть часов утра японские мальчики-слуги подняли
возню и разбудили меня. Я принял душ и спустился в бо¬
гато отделанную столовую, потолок которой подпирают
выложенные изразцами колонны. Официантки — невысо¬
кие пухлые девушки, большинство которых раньше рабо¬
тало в конторах. Их познания в английском языке ограни*
чиваются фразой «прошу прощения», которую они употреб¬
ляют кстати и некстати. Пища хороша, и я не вижу необ¬
ходимости в извинениях.После завтрака я направился по главному бульвару
к отделу печати, который помещается в здании токййской
радиостанции. У отеля «Империал» теперь нехватает кры¬
ла, но в остальном здание столь же красиво, как в ту пору,
когда оно было только что выстроено Фрэнком Ллойдом
Райтом. Подобно Клубу журналистов, оно одиноко стоит
среди развалин, и в устланном ковром вестибюле под
ногами скрипят осколки камня. Вдоль бульвара движутся39
несколько потрепанных грузовиков с газогенераторными
моторами, выпускающих клубы черного дыма, да битком
набитые людьми грохочущие трамваи с окнами, заколочен,
ными жестью и досками.Огромное железобетонное здание токийской радиостан¬
ции выкрашено для маскировки в черный цвет, как это
принято у японцев. В большом зале для корреспондентов
я занял свободный стол возле Фрэнка Келли из «Нью-
Йорк гералд трибюн», а затем явился к руководителю от¬
дела печати бригадному генералу Фрейну Бэйкеру. Это
тучный, немногословный и угрюмый человек. Меня преду¬
предили, что он не слишком жалует специальных кор¬
респондентов с их раздражающей склонностью к незави¬
симым суждениям и обследованиям. Бэйкер считает, что
для освещения положения в Японии достаточно одних ин¬
формационных агентств.Хотя я не собирался передавать информацию в течение
одной—двух недель, до тех пор пока не сумею оглядеться,
мне пришлось сегодня вечером засесть за корреспонден¬
цию в связи с последним приказом об аресте главных воен¬
ных преступников. Некоторые из них — тени из моего соб¬
ственного журналистского прошлого — люди, которые раз¬
вязали войну в Китае и ввели жесткий военный режим
в Японии. Меня особенно интересуют два человека. Один
из них — принц Фумимаро Коноэ — высокий, худощавый
человек, породнившийся с императорским домом, трижды
премьер-министр, честолюбивый политик, сочетающий раз¬
глагольствования о демократии с идеями феодализма. Дру¬
гой — маркиз Коици Кидо — оппортунист, который, по¬
добно лорду — хранителю печати, был мозгом и рупором
императора.По сообщению газеты «Майници», приказ об аресте
последовал за «трехдневным унынием и терзаниями» в пар¬
ламенте. Этот достойный институт, полный сторонников
Тодзио, уже отправил в тюрьму за последние четыре дня
24 человека, и его деятельность полностью парализована
страхом перед новыми арестами.Поздно вечером, отправив корреспонденцию, я вернул¬
ся в клуб. Луна скрылась в облаках, и я все время
оступался в ямы. На улице никого не было, царили гне¬
тущий мрак и тишина. Проходя мимо высокого здания,40
от которого сохранился лишь фасад, я заглянул в окна и
там, где должен был быть потолок и электрическое осве¬
щение, увидел небо и звезды.7	декабря 1945 г.	ТОКИОЭта страна играет важную роль на важном этапе исто¬
рии. Я побывал в различных отделах штаба, и почти все.
с кем я беседовал, были заняты тем, что, быть может,
станет одним из величайших экспериментов в истории —
переустройством побежденной страны. Энтузиазм людей
заразителен. Они вели кровавую войну до тех пор, пока
ее гнусность не стала нестерпимой для них. Теперь им ка¬
жется, что они очищаются сами и очищают врага. Штаб
полон «реформаторов». Далеко за полночь горит свет в зда¬
ниях, где эти молодые люди работают над планом созда¬
ния новой японской демократии. Большая часть ограни¬
чений, ущемлявших гражданские свободы, уже отменена,
а вместе с ними упразднены органы, внедрявшие их, в том
числе «полиция по контролю над мыслями». Теперь аме¬
риканцы разрабатывают новые директивы, которые по¬
ложат конец дикой феодальной системе издольщины,
уничтожат гигантские финансовые империи, или дзайбацу,
прекратят господство синтоистской церкви над государ¬
ством, улучшат систему просвещения, предоставят жен¬
щинам избирательные права и сделают профсоюзы сво¬
бодными. Многое разрушено, но Япония — феодальная
страна, и демократия не может здесь утвердиться до тех
пор, пока не будет уничтожено старое здание феодализма.Калифорнийский нефтепромышленник Эд Поули, воз¬
главляющий американскую репарационную миссию, се¬
годня опубликовал пространное заявление, из которого
явствует, что физическое разоружение Японии будет про¬
исходить одновременно с возрождением ее национального
духа и институтов. В заявлении имеется одно знаменатель¬
ное место: «Многие считали, что Япония капитулировала,
не сражаясь до последнего солдата, ибо она стала беспо¬
мощной в промышленном отношении. Внешний вид мно¬
гих разрушенных бомбардировками городов говорит в поль¬
зу этой поверхностной оценки. Дело в том, что промышлен¬
ное оборудование Японии было предназначено главным41
образом для войны. Несмотря на все разрушения, Япония
все еще поддерживает в пригодном для эксплоатации со¬
стоянии больше заводов и оборудования, чем ее правители
когда-либо разрешали использовать для гражданских нужд
и потребления даже в мирные годы. Этот излишек должен
быть изъят».Поули привел один пример: в сталеплавильной про¬
мышленности, станкостроении и в области производства
иного машинного оборудования из стали Япония все
еще имеет вдвое больше действующих мощностей, чем
в тот день, когда она вторглась в Маньчжурию 14 лет
назад.Поули рекомендовал вывезти из Японии и распреде¬
лить между ее победителями и жертвами следующий про¬
мышленный потенциал: половину мощностей станкострои¬
тельной промышленности; 350—400 тысяч станков; обору¬
дование 20 судоверфей, а также все избыточное оборудо¬
вание сталеплавильной промышленности сверх необходи¬
мого для производства 2500 тысяч тонн стали. (Япония
все еще располагает производственными мощностями, по¬
зволяющими ей выплавлять 11 миллионов тонн стали, тогда
как в 1930 г. было выплавлено 2300 тысяч тонн.)Интересно будет наблюдать за той борьбой, которая
развернется вокруг этого промышленного богатства. Лю¬
бопытно будет также послушать, что скажет американ¬
ская авиация в ответ на заявление Поули, что большая
часть японского промышленного оборудования уцелела по¬
сле воздушных бомбардировок. Наши летчики крайне са¬
молюбивы.В полдень, когда я шел из парламента, майор, ехавший
в виллисе, подвез меня в своей машине. Он отрекомендо¬
вался Грэфом Бепплом, в прошлом специалистом по рек¬
ламе, а ныне сотрудником отдела гражданской информа¬
ции и просвещения. Ему поручено подготовить серию ра¬
диопередач под общим названием «Теперь об этом можно
рассказать», из которых первая должна быть передана
в следующее воскресенье. Мы не проехали и мили, как
он пригласил меня на генеральную репетицию этой радио¬
передачи.Это было что-то фантастическое. Беспорядочная музыка
представляла собой мешанину из мелодий голливудского42
фильма «Унесенные ветром» и треньканья японского на¬
ционального инструмента сямисэн. В числе актеров, со¬
стязавшихся с эксцентричной программой кинохроники
«Марш времени», находились профессиональные гейши в пе¬
стрых кимоно с двухэтажными прическами, сооруженными
из густо напомаженных волос. Хотя эта передача была
посвящена истории Японии, ее постановку осуществляли
американские офицеры, разговаривавшие начальническим
тоном.Радиопередачу открыл японский диктор. «Мы, народ
Японии, — заявил он в самом драматическом стиле аме¬
риканских радиопередач, — знаем теперь, кто виновен
в преступлениях, совершенных против нас».«Кто? Кто они?» — спрашивали другие голоса.«Дайте время, — отвечал диктор, — я расскажу вам,
я назову вам некоторые имена. Я прежде всего сообщу вам
факты, чтобы вы сами могли сделать выводы».После этих слов диктор углубился в историю японской
агрессии. Он рассказал о приемах, к которым прибегала
армия, чтобы узурпировать власть, о подавлении свободы
слова, о 59 тысячах людей, арестованных в период между
1933 и 1936 гг. за «опасные мысли». Обращаясь к прошло¬
му, диктор напоминал японскому народу о полицейском
теороре. В десяти радиопередачах японскому народу в по¬
пулярной форме должна была быть показана вся непри¬
глядная история японской агрессии, начиная с завоевания
Маньчжурии.Единственное, что смущало меня в этих радиопередачах,
так же как и в серии 20 газетных статей, которые начнут
печататься с завтрашнего дня, это их политическая тен¬
денция. Они изображают робкого премьер-министра Кид-
зюро Сидехара как мужественного противника милита¬
ризма; они сосредоточивают огонь главным образом на
военщине, не задевая таких явных военных преступников;
как император или воротилы сверхтрестов; они наивно
истолковывают или даже искажают некоторые эпизоды
новейшей японской истории.В наше время акцентирование и замалчивание тех или
иных фактов имеет почти столь же важное значение, как
и отчетливые приказы, ибо японцы жадно ловят намеки
на то, что и кого мы осуждаем и что бы мы хотели видеть
в новой Японии.43
Позднее я слышал, как сержант пытался назначить
свидание гейше.«Алло, бэби! — обратился он к ней, широко улыбаясь.—.
Не пойти ли нам куда-нибудь вечерком?»Гейша улыбнулась в ответ и прошла мимо. «Вот так
и получается, — сказал сержант. — Каждый день одно и
то же. На вид они красотки, но ничего не понимают».Редактор одной японской газеты, оказывающий мне
посреднические услуги, указал на' два признака новой
демократии: 70 тысяч полицейских в Японии получат вме¬
сто сабель дубинки; в школах отныне будет вывешиваться
портрет императора в штатской, а не в военной форме.Редактор принес мне экземпляр секретного доклада,
представленного принцем Коноэ императору за семь не¬
дель до нападения на Пирл Харбор. Этот доклад объемом
в 5 тысяч слов, предсказывавший войну с Соединенными
Штатами, 'до сих пор хранился в подвалах дворца. Он
будет печататься два дня подряд в токийской ежедневной
газете. Это хитрый ход со стороны Коноэ, который ста¬
рается спасти свою шкуру, изображая себя непримиримым
врагом японской военщины.Военные осуждаются в докладе за саботирование по¬
пыток Коноэ достигнуть взаимопонимания с Соединенными
Штатами. Во вступлении, которое будет предпослано до¬
кладу, будут заклеймены те, кто критиковал Коноэ как
пацифиста во время войны и кто теперь требует его ареста
как поджигателя войны.Несомненно, Коноэ чувствует себя в своем загородном
имении, как лисица в капкане. Считая себя исторической
личностью, он не может допустить, чтобы его арестовали
как военного преступника, и все же его изворотливый
ум не может найти выхода. Время истекает. У Коноэ
остается всего лишь девять дней свободы.Читая вечером в клубе переводы японских газет, я
вдруг вспомнил, что сегодня четвертая годовщина «позор¬
ной даты, которая не будет забыта». Я сказал об этом своим
соседям и обнаружил, что почти никто из них об этом не
помнит.Газета «Иомиури» заявила в редакционной статье: «Пе¬
реживаемые сейчас страной бедствия начались ровно че¬
тыре года назад. Да будет проклята эта дата!»44
S	декабря 1945 г.ТОКИОУтром пошел в парламент—посмотреть, как отразилось
поражение Японии на ее законодателях. Огромное серое
здание, возвышающееся над городом, уцелело, но годы
войны не пощадили его. Оно холодное и запущенное.
Бархатная обивка выглядит полинялой; в помещении стоит
затхлый запах. В большом мрачном комитетском зале не¬
сколько десятков престарелых людей, напоминающих слу¬
жителей похоронных бюро в своих черных костюмах и крах¬
мальных воротничках, обсуждали проект конституции. Ора¬
торы что-то монотонно бубнили, и казалось, что большин¬
ство слушателей спит.Я наблюдал за людьми, сидевшими внизу, и изумлялся.
Вот люди, говорил я себе, которые являются правителями
побежденной страны, обещавшей стать демократической;
а ведь наступил четвертый месяц после поражения. Что
говорит их устами — невежество или величайшая наглость?Вот д-р Дзиодзи Мацумото — член кабинета, преуспе¬
вающий юрист дзайбацу, главный автор проекта новой
демократической конституции. Он говорил: «Считают, что
демократическое правительство — это правительство, опи¬
рающееся на волю народа. Но правительство, избранное
народом и располагающее большинством, имеет тенденцию
ущемлять свободы и права народа. Нам необходимо прави¬
тельство для народа».А вот и сам премьер-министр Сидехара — одутловатый
и немощный 70-летиий старикан. «Демократия, — говорит
он, — это правительство, опирающееся на общественное
мнение и отражающее его. В Соединенных Штатах оно
известно как правительство народа, для народа и избран¬
ное народом. В Японии правительство должно находиться
под руководством его императорского величества и опирать¬
ся на парламент, который отражает волю масс».Я взглянул исподтишка на своего официального гида-
японца. Он поймал мой взгляд. «Весьма поучительно, —
сказал он убежденно. — Очень много демократии. Япония
очень счастлива».После завтрака мы поехали с Ричардом Лаутербахом
и сотрудником «Нью-Йорк пост» Даррелом Берриганом на
первый крупный послевоенный митинг коммунистической45
партии, который должен был стать историческим событием.
Когда месяц назад американская армия открыла двери
тюрем, на свободу вышло около 150 коммунистов. Сегодня
компартия насчитывает 1200 членов, но ее газета «Ака-
хата» («Красный флаг») имеет тираж 19 тысяч экземпляров,
а число сочувствующих, в особенности в профсоюзах транс¬
портников и горняков, определяется в 100 тысяч1. Ком¬
мунистическое движение бесспорно будет бурно расти
в ближайшие месяцы.Перед залом Кйорицу, где должен был происходить ми¬
тинг, стояли белые виллисы военной полиции. В кулуарах
несколько агентов контрразведки опрашивали юношей, про¬
дававших коммунистические газеты. Митинг еще не на¬
чался, но огромный мрачный зал был набит до отказа.
Аудитория была однородной: мужчины средних лет, бедно
одетые. В зале слышен был гул нетерпения.В комнате за сценой мы застали Иосио Сига — одного
из главных руководителей партии, редактора газеты «Ака-
хата». Это статный представительный человек с высоким
лбом и римским носом и не то сардонической, не то добро¬
душной улыбкой. Под пиджаком на нем был свитер домаш¬
ней вязки.В Сига нас интересовали две вещи — его личность и
программа. Все люди, принадлежащие к старой коммуни¬
стической гвардии, ведут примерно одинаковый образ
жизни. Если бы мы узнали кое-что о Сига, мы лучше по¬
няли бы других руководителей.Сига рассказал, что он родился в Модзи в 1901 г. Он был
одним из девяти детей морского капитана, буддиста. Пер¬
вым, революционным шагом Сига было участие в знаме¬
нитом рисовом бунте в Модзи в 1918 г.В 1923 г., будучи студентом социологического факуль¬
тета Токийского императорского университета, Сига всту¬
пил в коммунистическую партию. На протяжении последу¬
ющих пяти лет он помогал организовывать коммунисти¬1 Учитывая большой интерес советских читателей ко всем
фактам и данным, относящимся к деятельности коммунистических
прртий зарубежных стран, редакция считает необходимым от¬
метить, что приводимые автором в настоящей книге сведения о
японской и корейской компартиях и их руководителях не являются
официальными, данными. (Прим. ред.)46
ческие «ячейки», стал членом Центрального комитета пар¬
тии и издавал журнал под названием «Марксизм». Он
с трудом зарабатывал на жизнь, сотрудничая в прогрес¬
сивных изданиях.Сига говорил ясно, JBy4HO, ^радостно взволнованным
голосом и когда замечал, что переводчик неточно передает
его слова, поправлял его на хорошем английском языке.
(«Я научился английскому, — сказал он, — у миссионера
д-ра Даниэла Бьюкенена, который сейчас находится в Ва¬
шингтоне».) Сига производил впечатление энергичного, про¬
ницательного человека, в совершенстве владеющего мар¬
ксистской терминологией*«Некогда я был женат, — сказал он. — Моя жена была
арестована вместе со мной. Но у нее нехватило мужества.
Однажды в 1933 г. под пытками она отреклась от комму¬
низма. Я не мог простить ее. В тот день я отказался
от жены».Полиция, по его словам, прибегала и к другим методам,
чтобы сломить его дух. «Я глух на одно ухо, —Сига по¬
казал его. — Тюремщики били меня по уху, и я потерял
слух. От недоедания у меня ослабело зрение. Но реакцио¬
неры ничего не добились. Я провел семнадцать лет в тюрь¬
ме. Я вышел живым».Сига изложил нам основные пункты коммунистической
программы: создание республиканского правительства и
установление всех гражданских свобод, в том числе «права
бастовать и проводить уличные демонстрации», уничтоже¬
ние дзайбацу, поддержка средних и мелких предприни¬
мателей, конфискация земли, принадлежащей землевла¬
дельцам, «ведущим паразитический образ жизни, в том
числе императору».Сига говорил на языке революции—всюду одинаковом.
Но каждому из нас невольно пришла в голову мысль, что
Для человека, который провел семнадцать лет в одиночке,
потерял жену и от побоев лишился слуха, он был пора¬
зительно сдержан.Сига пришел в более бо-вое настроение, когда поднялся
на трибуну. К этому времени аудитория слушала речи
уже в течение трех часов. Однако кульминационный мо¬
мент — осуждение военных преступников — еще не насту¬
пил. По этому вопросу должен был выступить Сига. Он47
стоял па трибуне, опираясь па нее обеими руками, и смот¬
рел вниз на тысячи аплодировавших людей.«Настало время, — воскликнул он, — назвать винов¬
ных и составить список людей, приведших Японию к-ги¬
бели, превративших ее в царство террора и угнетения.
Это длинный список. Он содержит 1300 имен. В список
включены 357 членов нижней палаты, голосовавших по указ¬
ке своих хозяев; 165 членов верхней палаты; 168 убийц
и головорезов, которые прикрывали свои преступления
маской патриотизма; 130 генералов и адмиралов; 86 во¬
ротил дзайбацу, наживавшихся на войне; 114 руководи¬
телей так называемых профсоюзов, созданных для того,
чтобы выполнять приказы армии; 70 журналистов и 50 уче¬
ных, которые предали науку и журналистику; 23 судеб¬
ных чиновника».Он назвал несколько имен: одноглазого адмирала Ки-
цисабуро Номура и дипломата Сабуро Курусу, которые
старались усыпить бдительность США, в то время как
японский флот готовился напасть на Пирл Харбор; нынеш¬
него премьер-министра Сидехара; Дунео Мацудайра, ко¬
торый был послом в Англии и по возвращении стал бли¬
жайшим советником императора. Аудитория разразилась
аплодисментами и одобрительными возгласами, когда Си¬
га назвал этих людей военными преступниками.«Мы должны добавить к этому списку и другие имена,—
сказал Сига. — Мы хотим включить в него всех взрослых
членов императорской семьи, включая императрицу На*
гако. Она повела женщин Японии по пути реакции и фео¬
дализма. Она является символом пол у рабского положения
наших женщин. Мы не включаем только принца Яма-
сина, ибо он не в своем уме».В зале раздался смех. Сига подождал, пока в зале не
воцарилась напряженная тишина.«Теперь мы переходим к последнему имени — имени-
императора...»	Собравшиеся начали кричать и топать ногами. Во мра¬
ке зала бушевал яростный прибой...Я поймал Сига при выходе из зала. Он был возбужден
и взволнован. Мне хотелось узнать более подробно о его
пребывании в тюрьме.«Из внешнего мира, — сказал он,— нам в тюрьму тай48
Н0 сообщали новости, и мы руководили коммунистическим
движением из тюрьмы. Мы пользовались простым средст¬
вом общения. Тюремные власти позволяли нам получать
книги по узкому кругу вопросов. Моей темой была им¬
ператорская система. — Он засмеялся. — Сегодня я яв¬
ляюсь величайшим специалистом в Японии по вопросуоб	императорской власти.Мои друзья присылали мне книги по вопросам об им¬
ператорской системе и на полях крахмалом писали сооб¬
щения или требуемые инструкции. Затем мы делали вид,
что повредили себе что-нибудь и просили в больнице иод.
С помощью иода мы проявляли то, что было написано крах¬
малом. Потом, когда нам надо было возвращать книги,
мы растворяли иод мочой, а свои сообщения писали муч¬
ным клейстером. Очень просто.Когда мы с Токуда [Кюици Токуда — видный руко¬
водитель компартии], который находился в противополож¬
ном крыле тюрьмы, хотели снестись друг с другом, мы
пользовались зеркалами и азбукой Морзе. В камере подо
мной находился коммунист, и я обычно перестукивался
с ним. Однажды,- когда мне тайно переправили текст но¬
вой Сталинской конституции, я выстукивал три дня под¬
ряд, пока не передал ему весь текст. Это было самое труд¬
ное дело, которое мне когда-либо приходилось выполнять...»9	декабря 1945 г.	ТОКИОУтром я перебрался из танцевального зала в комнату
на втором этаже, где помещается четыре человека. В моем
углу нет даже электрической лампочки, но все же я счаст¬
лив. Мои представления о комфорте, несомненно, меняются.День провел в самых различных местах, начиная от
штаба Макартура до многолюдного черного рынка за вок¬
залом Симбаси. Позднее с удивлением обнаружил, что
в моей записной книжке накопилась уйма сумбурных за¬
писей.Дюжина сардин стоит 10 иен (или 66 центов). Столько
Же стоят мелкие апельсины. Второсортный костюм из ис¬
кусственной ткани стоит 80 долларов. 10 иен — это сей¬
час дневной заработок многих.4	М. Гейн49
Кондукторы в трамваях никак не сладят с курильщи¬
ками, которые не обращают никакого внимания на надпись
«Не курить». Люди спрашивают: «Разве у нас нет де¬
мократии?»До конца сессии нынешнего куцого парламента оста¬
лось всего несколько дней, а он продолжает саботировать
три главных законодательных мероприятия, внесенными!
его рассмотрение: обязательную продажу правительству
всей земли сверх 12"~акров на владельца,’ легализацию
профсоюзов и пересмотренный избирательный закон. По¬
следний изменен настолько ловко, что только известные
старые политические деятели смогут баллотироваться на
будущих выборах.В то время как обсуждение этих трех законопроектов
затягивается, парламент поглощен оживленной дискуссией
на тему: «Является ли император божеством?» Премьер-
министр отвечает: «Он не является божеством в понимании
Запада, и все же он не является человеческим существом».Люди из отдела по делам японского правительства при
штабе Макартура сказали мне, что генерал намеревается
сместить японское правительство, но пока драгоценное вре¬
мя тратится впустую.Японское правительство выпустило пробный шар и те¬
перь ждет, как будет реагировать Америка. Оно назначи¬
ло первые послевоенные выборы в Японии на 20 января
1946 г. Выборы, конечно, представляют собой демократи¬
ческую процедуру. Но сомнительно, чтобы данные выборы
доказали что-нибудь, кроме того, что старые политиче¬
ские машины исключительно прочны. Политические де¬
ятели могут находиться в постоянном страхе перед арестом.
Однако большинство машин безлико. Если один кандидат
будет арестован, то вместо него может быть найден дру¬
гой. Потребуются годы, а не месяцы, для того чтобы силы
демократии выросли йа иссохшей почве Японии. На этом
раннем этапе наивно ожидать от японцев энергичного ру¬
ководства или политической организации, которая необ¬
ходима для проведения демократических выборов. Пяти
месяцев будет недостаточно для искоренения старых стра¬
хов и обычаев. Именно на это рассчитывает японское
правительство, настаивая на быстром проведении вы¬
боров .50
В то же время рутинеры все более смело выползают
из нор. Единственное, что изменилось,-— это лозунги. Вче¬
рашние ярые националисты сегодня выступают как сто¬
ронники демократии... «на японский лад».Однажды утром жители увидели плакаты, возвещав¬
шие о создании новой политической партии Тенгуто. Это
можно перевести примерно так: «Лига длинноносых до¬
мовых» («тенгу» — легендарные существа, которые учили
самураев владеть мечом). Однако мои японские друзья
сказали мне, что в этой партии забавно только название.
По существу — это последыш кровавых ультранационали¬
стических банд, которые некогда входили в «Общество
черного дракона». Плакаты возвещали, что новая партия
будет бороться за «полную поддержку императорской си¬
стемы простым человеком» через посредство «правосудия,
осуществляемого сильными людьми».Это не единичный случай, а лишь одно из многочис¬
ленных проявлений лихорадки, охватившей всю Японию.
Один японский осведомитель назвал мне сегодня 38 но¬
вых политических партий. Некоторые из них занимаются
легальной деятельностью, но большинство не имеет ничего
общего с демократией. Есть организации, именуемые: «Ав¬
тономная партия подданных императора», «Партия новой
Японии», «Революционная партия Великой Японии», «Го¬
сударственно-социалистическая партия Великой Японии»,
«Беспристрастный японский народ», «Дело японского на¬
рода». Прикрываясь этими выспренными названиями, здесь
орудуют некоторые наиболее гнусные фигуры ультранацио¬
налистического движения.Вот, например, «Партия японских трудящихся». Ее
председатель был главой ныне несуществующей токийской
компании «Токио мьюнишинз компани», а ее подлинный
вдохновитель — бывший деятель «Общества черного дра¬
кона». Партия хорошо организована и имеет такие отде¬
лы, как отдел культуры, дипломатический и женский.
Она имеет «корпус обороны», возглавляемый бывшим
морским офицером. Она имеет финансовый отдел, в
котором подвизаются чиновники различных банковских
и промышленных объединений. Недавно партия обрати¬
лась с призывом вступать в ее ряды. Откликнулось около
2500 человек. Триста из них ныне являются активными
членами, платящими членские взносы. Однако во главе4*51
партии стоит кучка националистов, бывших военнослужа¬
щих и дельцов. В уставе партии прямо говорится: «Импе¬
ратор — источник всего» и «Пусть вселенная будет только
обиталищем, управляемым императором».Меня всегда поражает, как ловко негодяи умеют ис¬
пользовать замечательный механизм демократии.Имеется четыре ведущие партии, которые будут играть
главную роль на предстоящих выборах. Специалист из
государственного департамента сегодня рассказал мне
о них.Крупнейшая партия — прогрессивная; ее костяк со¬
ставляют 270 членов так называемого «парламента времен
Тодзио». Эта партия выражает интересы крупного кагщ-
тала, богатых землевладельцев и бюрократии, которые
лишь несколько месяцев назад охотно сотрудничали с япон¬
ской военщиной. Эту партию преследует страх и нечистая
совесть. Несколько десятков ее членов уже заклеймены
как военные преступники. Остальные живут под страхом
ареста.Следующей является либеральная партия, которая в та¬
кой же мере нелиберальна, в какой прогрессивная партия
непрогрессивна. Единственная разница между этими дву¬
мя партиями заключается в том, что либералы получили
места в парламенте, не пользуясь официальной поддерж¬
кой незаконной организации Тодзио «Ассоциация помощи
трону». Подлинным вдохновителем этой партии является
72-летний Ициро Хатояма, программа которого построена
на двух принципах: война против коммунизма и поддерж¬
ка „императора. Будучи заклеймен как фашист, Хатояма
на прошлой неделе выступил с разъяснением, что он:
1) во время’ войны занимался земледелием и 2) сделал
«больше любого другого, для того чтобы положить конец
войне».Третья по величине — социалистическая партия, ро¬
дившаяся шесть недель назад в результате бракосочетания
мелких довоенных левых партий. Это несчастливый брак,
и между различными фракциями — от прокоммунистиче¬
ской до профашистской — происходят постоянные раздоры.
Однако в данный момент именно эта партия объединяет
интеллигенцию. На прошлой неделе студенты двух токий¬
ских университетов провозгласили ее «партией, которой
я желаю успеха». Кроме того, это единственная из круп¬
ных партий, выступившая за разумную программу воз¬
рождения Японии, основанную на земельной реформе и
национализации ведущих отраслей промышленности. В дан¬
ный момент величайшим яблоком раздора является импера¬
торская система, причем большинство фракций высказы¬
вается за сохранение власти императора.Коммунистическая партия является самой малочислен¬
ной, но наиболее боевой. Если семь недель назад она на¬
считывала всего 300 членов, то ко дню выборов она рас¬
считывает иметь в своих рядах 10 тысяч членов. Глав¬
ной ее проблемой сегодня является “подготовка новых ор¬
ганизаторов, поскольку большинство старых было истреб¬
лено полицией. Единственной коммунистической «ячейкой»,
действовавшей на всем протяжении войны, была ячейка
в Осаке, где на военных заводах работало несколько де¬
сятков коммунистов. Руководителем партии является То¬
куда, 51-летний уроженец Окинавы, который провел треть
жизни в тюрьме. Он болен; одну руку полицейские иска¬
лечили ему побоями. Партия ожидает возвращения Санд-
зо Носака, который эмигрировал из Японии около 15 лет
назад и последние годы войны провел в подполье в Китае.
Теперь он пробирается на родину, и его возвращения ждут
с большим нетерпением. Любопытно, что волнение охва¬
тило даже враждебные коммунистам круги. Социалисты
готовят ему радушную встречу.10	декабря 1945 г.	ТОКИОУтром ходил в бюро связи правительства Японии со
штабом Макартура, через которое наши приказы передают¬
ся японскому правительству. Я поднимался на лифте и
обнаружил, что в целях экономии электрические лампочки
в нем вывернуты. Было жутко подниматься в таком тем¬
ном лифте — я не мог различить собственной руки. В слу¬
жебных помещениях было не намного светлее. Кое-где
горел свет, притягивавший к себе людей, как магнит.
Все работали в пальто. После четырех лет войны и семи
лет карточной системы мало у кого сохранилась теплая
°Дежда, и люди ходят в декабре в летних пальто, надевая
П°Д них всю имеющуюся одежду.53.
Когда меня представляли кому-либо, я тотчас же не¬
вольно вспоминал, что теплые руки, которые мне при¬
ходилось пожимать в Японии, до сих пор принадлежали
только американцам. Японцам почти негде обогреться,
и руки у них холодны и красны.Узнал о первом случае разгона американской военной
полицией японской демонстрации. Инцидент произошел два
дня назад в Мацуяме, на крайнем юге Японии. Перед ра¬
тушей собралось до тысячи японцев, протестовавших про¬
тив несправедливого распределения продовольствия и одеж¬
ды. Поскольку некоторые службы американской 24-й ди¬
визии помещались в здании ратуши, было решено, что
демонстрация мешает их работе. Была вызвана военная
полиция, которая быстро разогнала толпу. Повидимому,
одумавшись, штаб дивизии заявил, что американская ар¬
мия «не вмешивалась в спор». Мэр города Мацуямы при¬
знал, что при распределении были допущены несправедли¬
вости, и обещал, что в будущем неимущие будут пользо¬
ваться преимуществом.Сегодня генерал Макартур дал указание японскому
правительству подготовить закон о «подлинной земельной
реформе» к 15 марта 1946 г. Для того чтобы положить ко¬
нец сознательным проволочкам, к которым прибегали пра¬
вительство и парламент, в директиве излагается суть де¬
ла, а затем намечаются кое-какие мероприятия.История этой директивы весьма интересна. Первона¬
чально составить ее было поручено штабному отделу при¬
родных ресурсов, но специалисты, работавшие в этом от¬
деле, были профессиональными агрономами и геологами
и отказались трудиться над социальной реформой. Этот
важнейший приказ перебрасывался, как мяч, до тех пор,
пока в конце прошлого месяца это дело не было поручено
начальнику отдела гражданской информации и просвеще¬
ния бригадному генералу Кену Дайку. Он, в свою очередь,
поручил это своему планово-оперативному подотделу, воз¬
главляемому способным человеком, бывшим журналистом,
капитаном Артуром Берстоком. Ходят слухи, что Береток
и его помощник, бывший сценарист радиопередач капитан
Бернард Фишер, получили от Дайка, который в прошлом
занимался рекламой, весьма незатейливые инструкций54
«Валяйте покороче!» и «Сделайте так, чтобы печати было 1цитировать». Ребята выполнили приказ. Подобно в<	остальным директивам Макартура, эта директива также бы¬
ла полна удобных для цитирования штампов — таких, как
«человеческое достоинство», «века феодального гнета», «эко¬
номическое рабство», «плоды своего труда». Однако офи¬
церы, которые разрабатывали ее, знали, что эти штампы
возымеют на японцев электризующее действие.Директива была закончена за неделю. Затем она была
представлена генералу Макартуру, который два дня спу¬
стя вызвал Дайка и сказал, что это самый толковый ма¬
териал и лучшая директива, которую он когда-либо читал.
И хотя в отделе Дайка не было ни одного человека, считая
обоих авторов директивы, которые понимали бы что-ни¬
будь в японском сельском хозяйстве, Дайку была предо¬
ставлена большая роль в осуществлении проекта земель¬
ной реформы. Ошибки, штампы и цветистый язык не име¬
ли значения. Важно было то, "что за ними скрывался
неясный облик революционных преобразований.В начале директивы констатировалось положение:
свыше трех четвертей японских крестьян являются
частично или целиком издольщиками, которые выплачивают
помещикам половину и более своего урожая;около половины крестьянских хозяйств Японии обра¬
батывают менее чем по полтора акра каждое;менее половины крестьян кое-как сводят концы с кон¬
цами после выплаты долговых процентов.Ввиду такой нищеты в сельском хозяйстве директива
предписывала японскому правительству внести положение
о земельной реформе в свод законов. Согласно этому закону
правительство должно было скупить всю землю сверх
сравнительно небольшого участка, приходящегося на каж¬
дое хозяйство, для продажи ее издольщикам по умеренным
Ценам.Директива потрясла парламент, ибо рутинеры полагали,
что им удастся отделаться беззубым законом, составленным
японским министерством земледелия, затем выхолощенным
кабинетом министров и урезанным парламентом.Японский народ, повидимому, мало осведомлен о том,
что происходит. На днях делегация крестьян явилась
к подъезду дворца принца Хигасикуни, разложила по¬
дарки— удобрения, рис, козьи тушки — и просила принца55
позаботиться о том, чтобы император прекратил саботи¬
рование парламентом земельной реформы. Принц принял
подарки и сказал, что подумает, что можно сделать.Странное время и странное место. Я отправил коррес¬
понденцию по поводу директивы о земельной реформе и
почувствовал радость от сознания, что в какой-то мере
помогаю делать историю. Потом пошел в Клуб журнали¬
стов и испытал не меньшую радость от того, что нашел
лампочку для своего закутка. Теперь по крайней мере
я смогу читать по вечерам.После обеда мы с Берриганом начали вырабатывать
маршрут двухнедельной поездки на север, которую соби¬
раемся предпринять. Решили начать с Сендая, в 220 милях
к северу отсюда, где бригадный генерал Фрэнк Дорн,
прозванный «Пинки»1, временно командует 11-й авиаде¬
сантной дивизией. «Пинки» служил в Китае, где мы рабо¬
тали с Берриганом, и мы очень рассчитываем на его помощь.11	декабря 1945 г.	ТОКИОНачинаются первые забастовки. Никто из нас не сомне¬
вается в том, что они разрастутся, ибо Япония прибли¬
жается к неизбежному после поражения кризису, от ко¬
торого больше всего пострадают рабочие.Сегодня утром отправился на пригородную железнодо¬
рожную станцию, чтобы поговорить с рабочими, собираю¬
щимися объявить забастовку в конце дня. Железная до¬
рога принадлежит семейству Кавасаки, одному из крупных
представителей системы дзайбацу, которую мы обрекли на
уничтожение. Я прошел с переводчиком по бесконечному
подземному переходу. Наконец, мы достигли станции и
обнаружили, что забастовка уже началась.У турникета стоял старичок, размахивавший рукой и
кричавший ожидавшим пассажирам: «Идите, сегодня бес¬
платно. Сегодня мы работаем на народ, а не на Кавасаки».Мы сказали ему, что хотим поговорить с руководителями
забастовки, и он тут же покинул свой пост и повел нас
по мрачной, темной платформе к будке стрелочника. Это1 Pinky (англ.) — розоватый. (Прим. перев.)56
был маленький домик, загроможденный инструментами
и старой мебелью, обогреваемый небольшим «хибаци»1.13 комнате находились два пожилых человека в черной
форме железнодорожников. На одном из них были соло¬
менные сандалии, и мне бросилось в глаза, что на одной
ноге у него не было большого пальца. Я угостил всех
сигаретами и сказал, что американский народ хочет знать
о забастовке.Вскоре я понял, что если американцы не особенно
интересуются японскими забастовками вообще, то данной
забастовкой им, безусловно, стоило поинтересоваться. В ней
было нечто новое. Бастующие не прекратили работу.
Поезда попрежнему шли по графику. Все дело заклю¬
чалось в том, что рабочие перевозили постоянных пасса¬
жиров бесплатно. Кавасаки не решались обратиться к по¬
лиции за помощью, потому что они сами были не слишком
уверены в том, что не попадут в тюрьму в качестве военных
преступников. Полиция же по своей инициативе ничего
не делала из опасения, что генералу Макартуру могут
не понравиться старомодные грубые полицейские методы.Рабочие четко сформулировали свои требования.«Вы знаете сколько мы зарабатываем? — спросил муж¬
чина в соломенных сандалиях. — Наши ставки составляют
от 80 сен до 2,40 иены [от 6 до 16 центов] в день. Мы
получаем также пособия и премиальные, которые при¬
мерно равны нашей зарплате. И все же, разве можно про¬
жить на 5 иен [33 цента] в день?»«Я работаю на компанию четырнадцать лет, — сказал
старик. — Я получаю 1,80 иены [12 центов] в день и по
5 иен в месяц пособия на каждого из девяти детей. Я бы
не мог прокормить семью на этот заработок, если бы не
маленький огородик. Я продаю овощи на черном рынке,
и это спасает нас».«Вы видите мои сандалии? — спросил беспалый. —
Я истратил на них четырехдневный заработок. Я не могу
Даже подумать о том, чтобы купить одежду детям. Мы
требуем пятикратного повышения зарплаты. Кажется, что
это много. На самом деле это не так. Цены возросли го¬
раздо, гораздо больше. Тем не менее, семейство Кавасаки1 Глиняный горшок, в котором сжигается древесный уголь;
в японских домах «хибаци» употребляются в качестве обогрева¬
тельных печей. (Прим. ред.)Ы
ни разу не получало меньше 8 процентов дивидендов от
этой железной дороги».Бастовавшие сидели и курили мои сигареты. Глаза
их были устремлены вдаль.«Мы будем бороться до победы, — сказал беспалый. —
Еще в 1926 г. мы пытались создать профсоюз, но полиция
быстро разогнала его. То же самое произошло в 1930 г.
Мы были так напуганы, что не делали новой попытки до
последнего времени. Теперь генерал Макартур говорит,
что мы можем организовать профсоюз, и у нас будет силь¬
ный профсоюз».Я оставил им несколько сигарет и пошел обратно к тур¬
никету. Снаружи стояла небольшая группа пассажиров,
находившаяся в явной нерешимости. Я спросил женщину
с малышом, почему она не входит. Она ответила мне тихим
испуганным голосом:«Говорят, что я не должна платить. Я не понимаю,
почему это возможно? Полиции это не понравится».В то время как железнодорожники начали свою заба¬
стовку «бесплатного проезда», в другой части Токио про¬
исходило урегулирование еще одной необычной забастовки.
Это был 90-дневный конфликт в газете .«Иомиури» —
крупнейшей ежедневной токийской газете, которая на всем
протяжении агрессии и войны была рупором военщины.
Владельцем и издателем «Иомиури» был шовинист, бывший
начальник"токийской полиции Мацутаро Сиорики.На одиннадцатый день после капитуляции Японии
примерно пятьдесят редакционных работников, в том
числе семь авторов редакционных статей, представили
Сиорики меморандум, от которого у него, несомненно,
должно было резко повыситься кровяное давление. Ре¬
дакционный коллектив требовал «демократизации» газеты,
увольнения редакторов, насаждавших шовинизм, и улучше¬
ния условий работы.► Сиорики обещал «демократизировать» газету, но от¬
клонил остальные требования. Авторов редакционных
статей предупредили, что они не должны называть лиц,
принадлежавших ко двору или к дзайбацу, военными
преступниками. На одном совещании Сиорики лично сделал
выговор помощнику редактора за информацию, касаю¬
щуюся уничтожения дзайбацу. Когда два американских58
корреспондента пРоинтеРвьюировали императора, редак¬
торам информационного отдела «Иомуири» было прика¬
зано не давать ни одного слова об этих интервью, которые
могли произвести впечатление, что божественность импе¬
ратора берется под сомнение.Два месяца назад недовольные предприняли новый шаг.
qhи создали «Общество изучения демократических прин¬
ципов» и сообщили об этом Сиорики. На следующий день
Сиорики заявил, что все, кто придерживается этой «трусли¬
вой тактики», будут уволены. Он сказал также, что газета
принадлежит ему и он волен закрыть ее или издавать,
придавая ей любое направление.18 дней назад газетные работники, собравшись на мас¬
совый митинг, решили создать свой профсоюз и послали
Сиорики контртребование: «Ввиду неблаговидности роли,
которую вы сыграли во время войны, мы требуем, чтобы
вы немедленно ушли в отставку со всеми вашими помощ¬
никами». Проявив поразительную самоуверенность, груп¬
па этих служащих дала Сиорики 24 часа на размышле¬
ния.	#Сиорики принял решение. Он уволил пять зачинщиков.
Тогда был созван новый митинг и официально основан
профсоюз, объявивший, что он находится «в состоянии
войны» с Сиорики.Сиорики апеллировал к правительству, которое вызвало
девять руководителей профсоюза на пятидневный допрос.
Но к этому времени конфликт в «Иомиури» приобрел сим¬
волическое значение. Это была борьба старого порядка
с новым, борьба между оголтелым национализмом и демо¬
кратией. Сотрудники других газет начали созывать мас¬
совые митинги. Члены профсоюза организовали демон¬
страцию перед пострадавшим от пожара зданием «Иомиу¬
ри». Общественное мнение было против Сиорики.Окончательное решение было продиктовано извне.
Когда выяснилось прошлое Сиорики, был отдан приказ0	его аресте как военного преступника. После этого Сио¬
рики сдался. Вчера он согласился уйти в отставку с поста
председателя компании и отдать 30 процентов своих акций.
Издателем Сиорики назначил высокого и бледного, как
^е£твец, очеркиста Цунего Баба, которого считают либе¬
ралом. Редактором газеты стал руководитель оппози¬
ционеров Томин Судзуки. Для руководства газетой иS9
улучшения условий работы был создан комитет, в который
вошел представитель профсоюза.Восхищенные офицеры в штабе сказали мне, что это
первый зарегистрированный случай соглашения о коллек¬
тивном договоре. Меня больше заинтересовал тот факт,
что на протяжении ряда недель газетой руководил не вла¬
делец, а служащие. Тираж колоссально возрос и достиг
1700 тысяч экземпляров в день.Между прочим, Сиорики все-таки кончил плохо. Завтра
его сажают в тюрьму.12	декабря 1945 г.	ТОКИОДнем мы с Лаутербахом и Альфредом Эйзенштедтом из
журнала «Лайф» пошли в Императорский театр на совре¬
менную французскую пьесу «Тулон». Два или три поко¬
ления назад театр был, наверное, великолепен. Теперь
он запущен и не отапливается; зрители сидят, укутавшись
в пальто и шарфы.	°Интересен уже сам успех пьесы в Японии. Ее тема —
потопление французского флота в 1942 г.; ее автор —
француз Жан-Ришар Блок. Постановщик уснастил фран¬
цузскую патриотическую пьесу гневными репликами по
адресу японских милитаристов. Революционные речи
звучали вдвойне пикантно, если вспомнить, что и ге¬
нерал Макартур и император находились так близко
от театра, что могли слышать слова, произносившиеся со
сцены.Большинство актеров было в рыжих париках. Когда
они что-нибудь произносили, у них изо рта шел густой
пар, и все это очень рассеивало внимание. Герой пьесы —
старый французский адмирал, в котором происходит вну¬
тренняя борьба между преданностью Петэну и Лавалю
и ненавистью к врагу. Его дочь, пышная молодая жен¬
щина в рыжем парике, все время вбегала и убегала со
сцены, произнося свои реплики громким пронзительным
‘голосом. Французские моряки-вестовые входили, полу¬
чали приказы и уходили, говоря: «Содесу» («Так точно»).
Через каждые две — три минуты звонил телефон, адмирал
хватал трубку и произносил: «Маси-маси, маси-маси»6Q
(«Алло, алло»). Было много беготни по сцене, неистовой
жестикуляции и патриотических речей, произносившихся
п0д аккомпанемент взрывов за сценой.Пьеса заканчивалась потоплением флота и уходом адми¬
рала, его дочери и других граждан в горы для организации
партизанского отряда. Но для меня кульминационный
момент наступил несколько раньше, когда адмирал, нако¬
нец, принял решение потопить корабли. Он произнес речь
с классическим пафосом и жестами трагического актера
и убежал со сцены с криком «Банзай! Банзай!», что должно
было представлять традиционный возглас французских
адмиралов, идущих на смерть.Какова бы ни была моя индивидуальная реакция,
«Тулон» произвел впечатление на зрителей. Для них это,
несомненно, было вестью об уже осуществленных рево¬
люционных преобразованиях и символом тех, которые
еще должны совершиться. Я наблюдал за молодым,студен¬
том, сидевшим передо мной. Он смотрел на сцену, затаив
дыхание, и был настолько наэлектризован виденным, что,
казалось, вот-вот вскочит на ноги. Возможно, для него
это была первая открытая критика старого порядка, и он
буквально впитывал каждое слово.И все же порочность этого спектакля на японской сцене
была очевидна. Внезапно я сообразил, что мне напоминают
актеры и их пронзительные голоса. Они разыгрывали
драму с глубоким социальным конфликтом так, как будто
это была традиционная японская пьеса о богах, демонах
и самураях. Несмотря на рыжие парики и французскую
военную форму, это были все те же актеры театра «Кабуки»
(классической драмы), имевшие за плечами многовековые
традиции слова и жеста. Японский театр должен вырабо¬
тать новые традиции для того, чтобы решать темы социаль¬
ной значимости.После спектакля я направился во второразрядный
книжный магазин в районе Канда. На его полках попреж¬
нему красуются шовинистические литературные и фило¬
софские опусы — учебники по националистической этике,
сочинения о «миссии» Японии, трактаты о божественном
происхождении императора. Один делец рассказал мне,
Что в одном из университетов было якобы «найдено» около61
500 книг по марксистской философии и либеральным уче¬
ниям; японское правительство приказало уничтожить эти
книги в начале войны. Университет догадался спрятать
их в подвале. Мне сказали также, что штаб генерала Мак¬
артура наводнен заявками на перевод американских
книг. Первой в списке значится классический роман «Уне¬
сенные ветром». Любопытно высказывание по этому поводу
газеты «Ниппон тайме». Заявляя, что Япония больше всего
нуждается в конкретных книгах о демократии в действии,
«Ниппон тайме» едко замечает:«Скарлетт О’Хара 1 может подождать. Почему японцы
должны волноваться по поводу того, что Скарлетт нечего
есть, кроме батата, или по поводу цен на черном рынке
в Атланте. Средний японец больше знает о таких делах
из своего собственного опыта».13	декабря 1945 г.	ТОКИОПолучил первую пачку писем от Сэлли.Получил также телеграмму от генерала «Пинкн» Дорна,
который приглашает Берригана и меня в Сендай.14	декабря 1945 г.	ТОКИОЯ уже давно знал, что рис в Японии в этом году не уро¬
дился. Но я не знал, насколько плох урожай, пока не раз¬
говорился сегодня утром с майором У. Г. Леонардом.
Леонард — опытный агроном из штатов Среднего Запада,
медлительный и осторожный.«Насколько плохи дела? — переспросил он. — Я могу
сказать вам, насколько плохи. На прошлой неделе в Киото
оставался лишь трехдневный запас продовольствия, в То¬
кио — четырехдневный. Мы рассчитываем, что протянем
февраль, но 15 марта — критический срок. С этого момента
мы можем ожидать рисовых бунтов. Наши войска могут,
оказаться в опасности. Мы принимаем тайные меры предо¬
сторожности».1	Героиня реакционного американского романа Маргарет
Митчелл „Унесенные ветром". {Прим. ред.)62
*Леонард пользуется официальными японскими статисти¬
ческими данными, которые определяют урожай в 215 мил¬
лионов бушелей вместо средней цифры 300 миллионов,
район излишков в Японии находится к северу от Токио,
как раз в той области, куда мы с Берриганом намереваемся
поехать в конце месяца. Это житница, которая кормит
города. Но в этом году рисовый пояс пережил всевозмож¬
ные бедствия — от наводнения до заморозков. Положение
еще ухудшается тем, что излишки риса припрятываются.
Хитрый крестьянин отказывается сдавать рис государству
по 30 иен (2 доллара) за бушель, ибо он может продать
его на черном рынке в пять и десять раз дороже. Поэтому
крестьяне вступают в сговор с местными чиновниками,
которые представляют ложные сведения о предполагаемом
урожае, и, по мере того как множатся лживые прогнозы,
общий просчет для всей страны становится вопиющим.Хотелось бы знать, отразится ли на общем положении
земельная реформа, о проведении которой генерал Макар¬
тур только-что отдал приказ.Майор Леонард презрительно фыркает: «Подумаешь,
земельная реформа! Она только осложняет ту трудную
работу, которую мы, специалисты, пытаемся здесь прово¬
дить. Самое лучшее, что вы, как журналист, можете сде-
ласть — это заявить народу там, на родине, чтобы он по¬
ложил конец этим незадачливым реформам. Невозможно
и излишне менять систему, которая выдержала тысячелет¬
нее испытание».15	декабря 1945 г.	ТОКИОСегодня пройдена еще одна веха в послевоенном преобра¬
зовании Японии. Я имею в виду директиву _об отделении
Шшистскод..церкви,от. государстваГо^этом нам сообщил
генерал^Дайк всего лишь два часа спустя после того,
как директива была вручена японскому правительству.Мы сидели в конференц-зале, и, мне кажется, у каждого
на уме была одна и та же мысль: если японцы решат вос¬
стать против радикальных преобразований, намечаемых
Для них, то эта мера послужит пробным камнем. Если
°ни не восстанут, когда подрываются основы их религии,
т°> значит, они не восстанут вообще. Синтоистская63
религия — это самое причудливое изобретение верующего
человека: это вера в божественность императора и в то, что
«миссия» японского народа — править миром, вера, осно¬
ванная на мифологии, охватывающей минимум 8 миллио¬
нов божеств во главе с богиней солнца Аматерасу, от
которой произошел император; религия поклонения пред¬
кам, сыновней_ почтительности, патриотизма и кое-каких
конфуцианских добродетелей, которые должны обеспечи¬
вать верность и покорность государству.Неизменная на протяжении веков, эта религия была
пересмотрена, когда в 1867 г. к власти пришел император
Мэйдзи. Это было сделано сознательно и хитроумно. Пра¬
вителям современной Японии нужно было иметь удобное
политическое орудие, и таким орудием явилась синтоист¬
ская религия. Синтоистские священники были подчинены
правительственному контролю, правительство разработало
новый обряд, школьников обязали посещать храмы; были
ассигнованы средства на поддержку и рекламу новой
государственной религии.	<По мере усиления японского национализма, синтоист¬
ская религия становилась его служанкой. Было удобно
одурманивать мозг маленького человека верой в то, что он
сам является полубожеством, что он предназначен богами
-управлять миром и что путь к величию лежит через пре¬
данность и повиновение. Все больше и больше японцев,
погибавших на войне, причислялось к растущему сонму
богов, и с неизменной изобретательностью средневековый
обряд был приспособлен к целям современной агрессии.К началу войны синтоистская церковь превратилась
в могучую силу: она имела 300 национальных храмов
(в том числе храм Исе, владевший 13 тысячами акров
земли, в который император совершал паломничества для
общения с духом своей прародительницы богини Амате¬
р-расу), 129 специальных храмов^ш_солдат, 50 тысяч про¬
винциальных и местных храмов и 60 тысяч частных храмов.
Страшно подумать, какие средства и усилия поглощает
синтоистская религия!..И вот генерал Дайк, представительный, серьезный
человек, уселся со спокойным видом и начал говорить об
освобождении народа от религии, которая «способствовала
военным преступлениям японцев, их поражению, страда¬
ниям, лишениям и привела к нынешнему прискорбному64
состоянию», и о том, как «умело выдвигались» люди, поста¬
вившие синтоистскую религию на службу национализму,
д возле него сидел такой же серьезный человек, капитан-
лейтенант американского военно-морского флота Уильям
К. Бане, который разработал директиву (в свое время он
был ректором Оттербейнекого колледжа в Уэстервилле, штат
Огайо). Я наблюдал за ними и думал над тем, мог ли пять
лет назад любой из них помышлять о том, что он ознаме-
нует рождество 1946 г. уничтожением древней религии.Директива начиналась с разъяснения, что ее цель —
избавить японский народ от необходимости исповедовать
религию, которую государство использует как свое ору¬
дие. Директива предписывала:1.	Уничтожение учения о том, что император или народ
Японии или Японские острова — превыше всего.2.	Закрытие государственных школ, в которых пре¬
подается синтоизм.3.	Удаление фигурок божков и всех других синтоист¬
ских символов из всех учреждений, школ и общественных
зданий.4.	Прекращение официального паломничества в син¬
тоистские храмы должностных лиц для «отчета» о различ¬
ных важных событиях.Все это хорошо. Но, когда Дайк и Бане кончили, сомне¬
ния начали закрадываться в наши души. Основой син¬
тоистской религии является вера в божественность импера¬
тора. Превратится ли император в человека после уничто¬
жения синтоизма? Дайк сказал, что он не может ответить
«в данный момент». «Император, — сказал он, — попреж¬
нему является духовным главой Японии». Затем между
Дайком и мной произошел следующий диалог:«Будет ли разрешено императору совершать такие
паломничества в храм Исе, как недавнее его паломниче¬
ство, когда он сообщил богине Аматерасу об окончании
войны?»-	Да.«Но поскольку официальные посещения храмов запре¬
щены, кто будет судить о том, носит ли паломничество
императора официальный или частный характер?»—	Это его собственное дело.«Будет ли разрешено государственным чиновникам со¬
провождать его?»5	М. Гейн65
-	Да, если они будут следовать за ним как частные
лица.«Кто будет судить о том, являются ли они должно¬
стными или частными лицами? Они сами?»-	Да.«Будет ли печати разрешено освещать эти паломни¬
чества и делать фотоснимки?»-	Да.Синтоистской религии был нанесен весьма тяжелый
удар. Но я продолжал задумываться над тем, не подго¬
товили ли мы благодатную почву для кампании притвор¬
ства, в результате чего положение останется более или
менее неизменным и император со свитой придворных,
правительственных чиновников, мэров, деревенских стар¬
шин, репортеров и фотографов будет совершать паломни¬
чества в различные храмы, а потом будет невнятно заве¬
рять нас в том, что это были лишь частные лица, использо¬
вавшие право свободного отправления религиозного куль¬
та. Мне также приходила в голову мысль, поймет ли кре¬
стьянин, привыкший видеть, как император «общается
с богами», что теперь последний отправляет религиозный
культ не как император, а как частное лицо?Не знаю, что ответить на это. Конечно, мы не можем
запретить религию. Но, отчуждая религию от государства
и в то же время оставляя лазейки для нарушений, мы
вполне можем потерпеть неудачу.16	декабря 1945 г.	ТОКИОВчера вечером, за несколько часов до истечения срока
явки в тюрьму Сугамо, принц Коноэ, обвиняемый в воен¬
ных преступлениях, устроил прием в своем роскошном
доме в предместье Токио. В числе гостей были некоторые
высшие придворные и кое-кто из родственников. Много
говорили о политике, о будущем Японии. Позднее гости
отмечали, что принц Коноэ не производил впечатления
человека, особенно удрученного перспективой заточения
в тюрьму.Вскоре после часа ночи Коноэ удалился в свою спаль¬
ню — простую комнату в японском стиле. Его постель
уже была постлана на полу. Через несколько минут он66
позвал своего второго сына, 23-летнего Мицитака, и вру¬
чил ему пространную памятную записку.«В этой записке, — сказал он, — объясняется пози¬
ция, которую я занимал по различным вопросам в по¬
следние годы».В записке говорилось:«Меня глубоко беспокоит то, что я совершил некоторые
ошибки в государственных делах после возникновения
китайского инцидента [1937 г.]1. Я, однако, не могу пе¬
ренести унижений, связанных с арестом и разбиратель¬
ством моего дела американским судом. Я не мог не ощущать
особой ответственности за исход китайского инцидента.
Поэтому я прилагал все силы, чтобы достигнуть взаимо¬
понимания между Соединенными Штатами и Японией,
полагая, что только такое взаимопонимание могло бы
привести к решению китайской проблемы.Весьма прискорбно, что я был объявлен военным пре¬
ступником Соединенными Штатами, с которыми я хотел
и пытался совместно добиваться мирного урегулирования
дел в районе Тихого океана. Я полагаю, что мои искрен¬
ние намерения даже и сейчас правильно понимаются и
расцениваются моими друзьями, среди которых немало
американцев».После того как Мицитака прочитал этот меморандум,
принц Коноэ подробно рассказал ему о своей политической
карьере. Мицитака позднее заявил, что его отец четко
сформулировал три следующих пункта:1.	Хотя он, Коноэ, усиленно добивался этого, ему
не удалось урегулировать китайский инцидент или при¬
вести Японию и Соединенные Штаты на «мирную кон¬
ференцию круглого стола» до войны. Он сказал, что хочет
испросить прощения у императора и народа за свою не¬
удачу.2.	Вскоре после нападения японцев на Пирл Харбор
°н написал два доклада: один о довоенных американо¬
японских переговорах и другой — о тройственном пакте
Держав «оси». Он выразил надежду, что мир будет судить
0 нем на основании этих двух докладов.1 Спровоцированный японцами вооруженный конфликт у Лю-
к°Уцзяо близ Пекина, послуживший началом японо-китайской
войны 1937—1945 гг. (Прим. ред.)
3.	Он прилагал всяческие усилия, чтобы защитить
«национальный образ правления», или государственное
устройство, Японии. Ввиду родства с императорским до¬
мом на семействе Коноэ лежит особый долг защищать
своеобразную политическую систему старой Японии.Мицитака ушел от отца примерно в два часа ночи.
Если у него и были какие-либо опасения, он позднее не
признался в этом. В шесть часов утра г-жа Коноэ вошла
в спальню мужа и нашла его мертвым. Возле него на
низеньком столике стоял пузырек с ядом. Она немедленно
позвонила секретарю принца Томохико Усиба. Когда
Усиба прибыл в половине седьмого утра, он застал тело
Коноэ еще теплым.Приехавших позднее первых американских следова¬
телей заверили в том, что никто не предполагал о само¬
убийстве Коноэ, хотя Усиба и сказал: «Теперь, когда
я оглядываюсь назад, для меня* становится очевидным,
что принц Коноэ никогда не собирался отдаться в руки
американских властей». И все же немногие данные, ко¬
торые мне удалось найти, убеждают меня в том, что смерть
Коноэ никого не удивила. Я уверен, что люди, которые
вчера вечером были в гостях у Коноэ, сегодня спокойно
ожидали известия о его смерти. Я столь же уверен в том,
что Мицитака, принимая ночью последнее завещание
своего отца, знал, что он никогда больше его не увидит.Позднее пришли американцы, нарушили траур семьи
и произвели обыск в спальне принца, в его кабинете и
на веранде, где он хранил английские книги.Через некоторое время в спальню вошли слуги; они
сняли с Коноэ заграничную пижаму, облачили его в
белое церемониальное кимоно и накрыли тело белой
простыней. В головах поставили маленький столик с ча¬
шей «святой» воды. За столиком, скрытая экраном, стояла
выточенная из слоновой кости фигурка богини милосер-
[ дия Кван Ин.Именно в этом доме разыгрался осенью 1941 г. пред¬
последний акт японской трагедии. Мы узнали достаточно
подробностей от самого Коноэ, который был главным
действующим лицом, и от некоторых его противников
и можем представить, как разыгрывалась эта историческая
трагедия.68
ge темой была жестокая борьба, которая потрясала
правящую клику на протяжении лета 1941 г. Спорным
опросом была война. Даже сегодня понимание этого
конфликта помогает нам оценить соотношение сил в Япо¬
нии в прошлом, настоящем и будущем.2 июля 1941 г. гражданские и военные руководители
Японии в присутствии императора приняли решение на¬
ступать на юг, даже если это будет означать войну с Со¬
единенными Штатами и Великобританией. Принимая это
решение, совещание отклонило точку зрения министра
иностранных дел, который хотел воспользоваться напа¬
дением Германии на СССР, чтобы вторгнуться в Сибирь.Однако принятие этого решения не означало единства
взглядов. Армия жаждала наступать на юг. Ее шпионы
хорошо работали, и ей было известно, что она не встретит
серьезного сопротивления. Часть командования флота
солидаризировалась с армией. Его взгляды были изло¬
жены императору начальником генерального штаба флота
следующим образом: «Если дела будут итти так, как сей¬
час, то мы неизбежно проиграем игру. Но если будет
предпринята решительная операция, то можно будет
надеяться исправить дело. Под этой операцией я подразуме¬
ваю войну».Однако во флоте существовала и другая клика, воз¬
ражавшая против войны. Ее беспокоила нехватка у Япо¬
нии нефти и других стратегических ресурсов. Ее беспо¬
коила мощь американского флота, в особенности под¬
водного. Эту клику возглавлял главнокомандующий япон¬
ским флотом адмирдл Исороку Ямамото, который позднее
так храбро разглагольствовал о том, как Белому дому
будет продиктован мир. Ямамото заявил Коноэ:«Если мне велят воевать, не думая о последствиях,
я могу отчаянно драться первые шесть — двенадцать
месяцев. Но я совершенно утрачу веру в победу, если
война продлится два или три года... Я надеюсь, вы будете
стараться избежать войны с Соединенными Штатами».В то время Коноэ еще не хотел войны с Соединенными
Штатами. Он жаждал экспансии Японии не меньше лю¬
бого из своих соратников-ультранационалистов, но он
считал, что было бы ошибкой начинать новую войну до
°кончания конфликта в Китае, и не соглашался игнори¬
ровать могущество Америки. Он считал, что, натравливая69
армию и флот друг на друга, он может оттянуть войну.
Флот готов был играть ему наруку при условии, что никто
не обвинит его в трусости.Но генералы, возглавляемые Тодзио, были более на¬
пористыми, чем Коноэ. Они опрокидывали столы, кричали
и угрожали. Когда нужно было, они устраивали погра¬
ничные диверсии против СССР или Китая, для того чтобы
заставить Коноэ решиться. Они всячески использовали
также молодых, рвущихся в бой фанатиков в армии и
флоте. В течение всего лета в высших правительственных
кругах и при дворе велись разговоры о «гражданской
войне», которая будет развязана так называемой «кликой
молодых офицеров»1, если правительство не пойдет на
новую агрессию. Генералы намекали на то, что они не
в состоянии удержать фанатиков. Руководители прави¬
тельства жили в тревожной атмосфере слухов и угроз
и все более усиливали охрану своих домов. Коноэ не мог
устоять перед таким нажимом. Он сдался.6 сентября 1941 г. на чрезвычайно секретном- импер¬
ском совещании Коноэ обязался успешно завершить пе¬
реговоры в Вашингтоне к 10 октября. Участники совеща¬
ния решили, что если он не выполнит этого в срок, то
«Япония примет решение воевать с Соединенными Штатами
и Великобританией».Решающий срок наступил и миновал, а урегулирова¬
ния не было достигнуто. 12 октября военный министр
(Тодзио), морской министр и министр иностранных дел
встретились в доме Коноэ, для того чтобы выяснить, что
последний намерен предпринять в связи со своим обяза¬
тельством. Морской министр предусмотрительно уклонил¬
ся от обсуждения, заявив, что решение должно быть при¬
нято Коноэ как премьер-министром. Министр иностран¬
ных дел высказал мнение, что соглашение с Соединенными
Штатами может быть достигнуто, если Япония в прин¬
ципе согласится отвести войска из Китая. Тодзио,1 «Клика молодых офицеров» — наиболее шовинистически и
агрессивно настроенные круги японской военщины, по своему
происхождению тесно связанные с кулацкими верхами японской
армии. Используя недовольство этих кругов существующим по¬
ложением, японские фашисты вербовали из них кадры для совер¬
шения путчей и террористических актов. (Прим. ред.)70
настроенный воинственно, продолжал категорически от¬
клонять все предложения о мирном урегулировании.«Мы не можем соглашаться ни на какое отклонениесвоих принципов, — заявил он. — После всех жертв,
понесенных нами в Китае, армия не согласится ни на
какое отступление. Дух армии не допустит этого».Коноэ пытался доказать необходимость продолжать
переговоры в Вашингтоне. Тодзио возражал. Поиски
выхода из создавшегося положения продолжались и на
следующий вечер, когда четверка возобновила сове¬
щание.. На следующий день правительство и двор были охва¬
чены настоящей истерией. Маркиз Кидо записал в днев¬
нике, что он опасается немедленного военного переворота.
Слова «гражданская война» непрестанно повторялись в
разговорах.Государственные чиновники опасались, что молодые
фанатики по меньшей мере спровоцируют международный
инцидент, который быстро перерастет в настоящую войну
с Соединенными Штатами. Волны страха захлестывали
императорский трон, и вечером того же дня император
вызвал Кидо и обсудил с ним формулировку император¬
ского указа об объявлении войны союзным державам.
В том случае, если фанатики действительно спровоцируют
инцидент, император был готов дать свое благословение.14 октября 1941 г. Коноэ, обезумев от волнения и
не будучи в состоянии справиться с армией, пригласил
к себе Тодзио. Они сидели в кабинете и спорили — Коноэ
страстно, Тодзио с возрастающим гневом. Хотя эта беседа
почти не изменила хода событий, она заслуживает быть
отмеченной в истории.Коноэ начал с упоминания о прошлом Японии. Когда
в 1904 г., сказал он, война с Россией представлялась
неизбежной, японское правительство отправило послан¬
ников к президенту Теодору Рузвельту, чтобы просить
его выступить в качестве посредника.«Что дает вам надежду, генерал Тодзио, на доведение
До конца войны с Соединенными Штатами и Англией,
если вы начнете такую войну? — спросил Коноэ. — Я по¬
лагаю, что это единственная точка зрения, с которой
можно рассматривать наши переговоры с Америкой».71
Тодзио отверг этот довод. «Даже если бы моя карьера
зависела от этого, — сказал он резко, — я не мог бы
отдать приказ об эвакуации наших войск из Китая. Аме¬
рика добивается гегемонии на Дальнем Востоке. Если
мы один раз пойдем ей на уступки, трудно предвидеть,
чего она потребует дальше».Коноэ указал на обширные людские и материальные
ресурсы Соединенных Штатов и заявил, что именно по¬
этому победа Японии отнюдь не гарантирована.«Не было никакой уверенности в победе и во время
войны с Россией в 1904 г. или в Китае, — ответил Тодзио
с раздражением. — В Америке есть много людей немецко¬
го происхождения, которые не станут воевать против
своей родины. Не следует также игнорировать возможность
массовых забастовок на американских военных заводах
в случае войны. Японский премьер должен быть доста¬
точно храбрым, чтобы спрыгнуть с веранды храма Кий-
омицу»г.«Если бы это касалось только меня одного, — сказал
Коноэ, — я, не колеблясь, спрыгнул бы с веранды Кий-
омицу, но мы обсуждаем судьбу не одного человека, а
страны, история которой измеряется тремя тысячелетиями.
Мы не можем пускаться на безрассудные авантюры в на¬
циональном масштабе, словно речь идет о подвигах ча¬
стного лица».Это была последняя политическая дискуссия между
Коноэ и Тодзио. После этого Тодзио отказался снова
встретиться с Коноэ. «Если я увижу его, — заявил Тод¬
зио — я, наверное, не смогу владеть собой».Однако в этой игре, где на карту было поставлено
будущее Японии, Тодзио был более смелым и хитрым
игроком. Отныне он не считал Коноэ серьезным препят¬
ствием для осуществления своих военных планов и готов
был схватиться с более сильным противником.Вечером того же дня посланец явился к секретарю
кабинета. «Ходят слухи, — сказал он, ■— что флот не
хочет войны. Если он открыто выступит за мирное урегу-1 Храм Кийомицу в Киото стоит на краю обрыва. В перенос¬
ном смысле это выражение означает способность принимать бы¬
стрые решения. (Прим. автора.)72
жирование, армия подчинится его желанию. В конце
концов, ведь не армии, а флоту пришлось бы воевать
с Соединенными Штатами».Коноэ немедленно послал секретаря к одному из ад¬
миралов флота с просьбой выступить с. открытым заявле¬
нием против войны. Адмирал отклонил просьбу. Флот
вел сложную политическую игру: он не мог признаться
р трусости. Единственное, что адмирал мог предложить,
это выступить с заявлением, что флот будет придерживать¬
ся решения премьер-министра.В тот же вечер, 14 октября, в резиденцию Коноэ при¬
был генерал, который заявил, что он явился от имени
Тодзио, и потребовал отставки Коноэ. На следующий
день Коноэ поспешил во дворец, чтобы встретиться со
своим другом и протеже маркизом Кидо. Кидо отказался
вмешаться. Он также вел определенную игру. Но Коноэ
явился к императору, долго и взволнованно рассказывал
ему об ожесточенных спорах по поводу войны и мира
и сообщил, что Тодзио требует сформирования нового
кабинета. Император, который склонялся к мнению, что
победа над Соединенными Штатами возможна, не оказал
Коноэ никакой поддержки.На следующий день — 16 октября 1941 г. — Коноэ
ушел в отставку. Выбрать нового премьер-министра
было поручено изворотливому и вероломному полити¬
кану, орудовавшему за спиной императора, — маркизу
Кидо. Пренебрегая мнением государственных деяте¬
лей старшего поколения, он остановил свой выбор на
Тодзио.Коноэ удалился на покой, чтобы предаваться печали,
замышлять месть вкупе с заговорщиками высокого и
низкого рангов и преодолевать угрызения совести.Многое из вышеизложенного упоминалось в заметках
Коноэ и опубликовано в его мемуарах. Кое-что он рас¬
сказал своим друзьям, которые всячески старались оправ¬
дать его.Однако Коноэ не может быть оправдан. Я был в Шан¬
хае роковым летом 1937 г., когда японская армия напапа
на Китай и премьер-министр Коноэ старался ханжески
опРавдать насилие благочестивыми заявлениями о спра-
ВеДливости, искренности и «особой миссии» Японии. Я еще
оставался там осенью 1938 г., когда он заявил, что Япония73
присоединится к двум державам «оси», чтобы создать
«новый порядок в Азии и во всем мире». Это было время,
когда премьер-министр, легко поддававшийся переменам
настроения, находился под влиянием военных фанатиков
и разделял их мнение, что клонящийся к упадку западный
мир не может остановить развития Японии. Однако на¬
строение изменилось. В 1941 г. Коноэ уже не считал, что
мир можно покорить безнаказанно.Однако этот честолюбивый и экспансивный человек,
на которого находили поочередно приступы меланхолии
и экзальтации, не мог сопротивляться влиянию энергич¬
ных людей в армии. Вместе с Японией Коноэ был втянут
в войну. Даже в последние часы своей жизни Коноэ не
был хозяином своих решений, как не был им и в расцвете
своей карьеры. Он не мог предстать перед судом как пре¬
ступник, потому что был близок к императору и принадле¬
жал к видному феодальному клану. Если бы его приго¬
ворили к повешению, это был бы приговор феодальной
Японии, представителем которой он являлся столь про¬
должительное время.Не мог также Коноэ рассказать Международному
трибуналу историю подготовки Японии к войне, не бросив
тень на императора и не подорвав того «национального
образа правления», поддерживать который он завещал
своему сыну. Поистине, думал я, не сам Коноэ решил
принять яд, а его заставили сделать это исторические
обстоятельства.17	декабря 1945 г.	ТОКИОСегодня в кабинете Коноэ его сын Мицитака и его ста¬
рый друг писали хвалебную речь, которая будет произ¬
несена на похоронах принца.Пока еще гонцы из императорского дворца не приноси¬
ли послания с выражением соболезнования семье Коноэ.
Император, не будучи уверен в том, что ему самому не
придется предстать перед судом в качестве военного пре¬
ступника, не хотел пятнать себя проявлением сочувствия
к человеку, советами которого он так долго руковод¬
ствовался.74
Не только император проявляет подобную бессердеч¬
ность. Японская печать и руководители Японии сегодня
наперебой порочат покойника. Характерна позиция ве¬
дущей ежедневной газеты «Асахи», которая, заявив, что
она не решается «надругаться над прахом Коноэ», именно
этим и занялась. «Принц, — заявила «Асахи», — не лю-
бИЛ войны. Однако его слабый характер облегчил воз¬
никновение войны. Для государственного руководителя
слабость характера — государственное преступление. По¬
этому совершенно ясно, что принц был военным преступ¬
ником». Политические деятели также всячески стараются
опорочить Коноэ, очевидно считая, что чем больше они
его очернят, тем менее виновными будут казаться сами.Только сенаторы проявили милосердие к памяти Коноэ
в этот пасмурный, дождливый день. На специальном за¬
седании верхняя палата решила выразить сочувствие
семье Коноэ.Кейт Уилер из чикагской «Таймс» сегодня уехал, и
я унаследовал его кровать, стол, книжный шкаф и...
окно.18	декабря 1945 г.	ИОКОГАМАПриехал в Иокогаму на первый процесс японских
военных преступников на их собственной территории.
Это не главные преступники, которые подготавливали
войны и плели интриги вокруг императорского трона.
Это мелкая сошка, участвовавшая в агрессии — солдаты
и сержанты, которые претворяли высокую политику аг¬
рессии в отдельные варварские акты. Целая армия из
200 американских юристов занята рассмотрением массы
улик в Токио и по меньшей мере 300 обвиняемых пред¬
станут перед судом здесь, в Иокогаме. Я узнал, что цель
процесса — не столько наказать виновных, сколько до¬
казать японскому народу бесплодность агрессии.Мне показалось иронией судьбы, что ареной для этой
исторической трагедии был избран убогий маленький
зал суда в Иокогаме, а главным актером — человек, ко¬
торый войдет в историю под прозвищем «Стеклянный
глаз».
Когда я разыскал свое место в журналистской ложе
в зале уже царил бедлам. «Стеклянный глаз» — невысо¬
кий, худощавый человечек лет 28-ми, в очках, вытянув¬
шись сидел на стуле, а вокруг него суетились американ¬
ские фоторепортеры, светившие ему в лицо и поворачи¬
вавшие его то в одну, то в другую сторону. Горели мощные
огни прожекторов, бросавшие причудливый белый свет
на загрязненные стены и рахитичную мебель. В дверь
в глубине зала время от времени входили группы японцев,
которые занимали немногочисленные места, отведенные
для представителей японской печати и для публики.Когда суд начался, лицо Тацуо Цуция (он же «Стек¬
лянный глаз») стало еще более растерянным. Его застав¬
ляли вставать, садиться и вставать снова. Пока перевод¬
чик шептал ему вопрос на ухо, Цуция тупо смотрел на
восседавших перед ним девятерых военных судей.По мере того как заслушивались свидетельские по¬
казания, исчезали всякие сомнения в том, что этот быв¬
ший крестьянин, казавшийся таким кротким, был сади¬
стом, находившим удовольствие в изобретении жестоко¬
стей, которым он подвергал заключенных в лагере, где
был охранником. Не раз он выстраивал американских
и английских пленных и приказывал им бить друг друга
до тех пор, пока ему не надоедало это зрелище. Вместе
с другими охранниками по прозвищу «Слюнтяй», «Гни¬
лушка», «Микки Маус» и «Заклепка» дубинками и ве¬
ревками, завязанными узлами, он избивал заключенных,
а затем заставлял их стоять голыми на снегу. Именно
так на глазах товарищей был убит юноша из Иллинойса
по имени Роберт Гордон Тис.Однако все мы чувствовали себя неловко, наблюдая,
как обвинители ведут дело. Они были неудачно выбраны
для исполнения исторической роли. Их ошибкой было
то, что они не догадались привезти свидетелей из Соеди¬
ненных Штатов. Все обвинение было построено на пока¬
заниях, подписанных под присягой, часть которых не
удовлетворила бы даже простого полицейского репортера,
не говоря уже о суде. Показания противоречили одно
другому; в одном Цуция изображался как человек пяти
футов роста, в другом--на полфута выше; один свидетель
говорил, что он весит 100 фунтов, другой считал, что он
весит 165; один заявлял, что Цуция вставляет монокль75
в левую глазницу, другой — что в правую. В действитель¬
ности же в лагере было два человека по прозвищу «Стек¬
лянный глаз», оба одинаково гнусные, но я не понимал,
когда о каком идет речь. Мы посмеивались, но испытывали
в душе неловкость и стыд.Трудности, с которыми сталкивалось обвинение, еще
более усугублялись мастерством защитника-американца.
Обаятельный флоридец, подполковник Джон Дикинсон,
в прошлом прокурор округа, был единственным, кто
придавал блеск судебному заседанию. Он знал право
я судейские приемы и, расхаживая между «Стеклянным
глазом» и судьями, парировал доводы обвинителя, при¬
давая делу драматическую окраску. Правда, это не был
спектакль, который соответствовал бы историческому зна¬
чению процесса, но во всяком случае это было интересное
судебное дело масштабов американского окружного суда.Даже Дикинсон не сомневался в том, что «Стеклянный
глаз» будет признан виновным и посажен в тюрьму. Итак,
один военный преступник в какой-то мере заплатит за
унижения и муки, причиненные нашим ближним. Однако
его судьба не послужит назидательным уроком его народу,
а ведь именно такова была цель процесса. Цуция может
быть повешен, или сгнить в тюрьме, или оставаться в за¬
ключении до тех пор, пока мы не покинем эту страну.
Но ни одного японца этот пример не побудит проявлять
гуманность и справедливость в будущей войне.19	декабря 1945 г.	ТОКИОДемократия, повидимому, еще не особенно повлияла
на вековую японскую привычку повиноваться. Сегодня
получено сообщение из Оиты (остров Кюсю) о стихийной
волне нарушений правил уличного движения. Весь авто¬
транспорт — грузовики, автобусы, автомобили — на¬
столько ускорил езду, что стало небезопасно ходить
но узким улицам.Оказалось, что начальник военной полиции 32-й аме¬
риканской пехотной дивизии приказал вывесить указатели:
«Предельная скорость — 35 миль», и удрученные, но по¬
корные японские шоферы усердствовали изо всех сил,
стараясь достичь предельной скорости. Инцидент был77
исчерпан лишь после того, как местная японская газета
поместила редакционную статью, в которой признавала,
что демократия прекрасна, но спрашивала: разве необ¬
ходимо ездить с такой скоростью?20	декабря 1915 г.	ТОКИОВчера вечером обедал в Клубе журналистов с несколь¬
кими людьми из государственного департамента и из
штаба Макартура. Пообедав, мы перешли в гостиную,
где пили, наблюдали за проходящими корреспондентами,
офицерами и их любовницами, и не преминули позлосло¬
вить о генерале Макартуре. Хотя Макартур старается
держаться в стороне от всех и сверху наблюдает за проис¬
ходящим, его присутствие всегда ощущается, и редко
в клубе выдается вечер, когда он и его политика не яв¬
ляются предметом горячих споров. В клубе попрежнему
господствует скорее война, нежели иностранные коррес¬
понденты, и споры ведутся скорее о Макартуре как о
военном генерале, нежели о его политической деятельности
в Японии. Многие из корреспондентов служили во флоте
и разделяют распространенную там острую неприязнь
к Макартуру. Мне пришлось слышать по меньшей мере
раз десять о приказе, отданном отделом печати штаба
Макартура на острове Лейте в День победы. Приказ
запрещал флоту выступать со своими передачами по радио,
объясняя запрещение тем, что «это день главнокомандую¬
щего». Другие корреспонденты высмеивают любовь ге¬
нерала Макартура позировать, его скучную манеру го¬
ворить, людей, окружающих его. Кое-кто, отражая не¬
довольство рядового солдата, называет его «заштатный
Дуг» 1.Вчера вечером, однако, мы не говорили о войне. Все
высказывали мнение, что оккупация не столь безоговороч¬
но успешна, как ее изображают макартуровские офицеры
для связи с печатью. Но мы пришли также к выводу, что
не всегда в этом виноват генерал Макартур. Многие из нас1 «Dug-out Doug» — игра слов: «dug-out» — офицер, призван¬
ный из отставки; «Doug» — сокращенное от Дуглас (имя Макар¬
тура). (Прим. перев.)78
считают, что ошибка была допущена, когда решили дей¬
ствовать через посредство японского правительства, не
реорганизовав его. Многие говорят О' том, что оно вся¬
чески старается саботировать намеченную нами програм¬
му и «оградить» японский народ от новых демократиче¬
ских идей. Некоторые из нас полагают также, что сохра¬
нение императора Хирохито было грубейшей ошибкой,
ибо миф об императоре будет сплачивать ту старую фео¬
дальную Японию, которую мы стараемся разрушить.
Но если ошибки заключаются именно в этом, то это вина
не генерала Макартура. Они были допущены в другом
месте.Однако в Токио невозможно спокойно говорить о ге¬
нерале Макартуре. Некоторые из его наиболее ярых кри¬
тиков служили под его командованием во время войны.
Теперь они заговорили и вступили в спор. Все вы, говори¬
ли они, не знаете или не понимаете, что происходит в
штабе генерала Макартура.В то время как у посторонних, по их словам, создается
впечатление, что там предпринимаются согласованные,
разумные усилия, в действительности генерал Макартур
и его помощники обескуражены огромными масштабами
стоящих перед ними проблем. Точка зрения генерала
Макартура зависит от того, с кем он разговаривал за
завтраком и высказалась ли американская печать в это
утро за или против его действий. Различные отделы его
штаба действуют по собственному почину, не получая
указаний свыше. Часто единственным критерием пред¬
принимаемого им важного шага является популярность,
которую он может обеспечить. Многие из мероприятий,
которые генерал Макартур приписывает себе, фактически
исходят из другого источника.Помимо всего этого, заявляют критики Макартура,
в штабе возникли серьезные разногласия, которые раз¬
делили всех политических стратегов на два враждующих
лагеря. Один из них придерживается мнения, что Япония
Должна быть радикально реорганизована. Другой лагерь
выступает против коренных преобразований на том осно¬
вании, что консервативная Япония является нашим луч¬
шим союзником в будущей борьбе с Россией и что Япония
нУждается лишь в некотором поднятии своего престижа.79
Несколько дней назад конфликт между двумя лагерями
стал явным. Поводом послужило секретное совещание,
созванное на шестом этаже здания Дайици для обсужде¬
ния проекта директивы об удалении военных преступни¬
ков с политической арены Японии. На совещании при¬
сутствовали представители всех отделов штаба, и раскол
обнаружился почти немедленно.Противники проекта выдвинули целый ряд доводов:а)	радикальная чистка создаст в Японии хаос и может
даже вызвать революцию;б)	если чистка все же необходима, то она должна быть
проведена постепенно, чтобы предоставлять японцам пе¬
редышку после каждого потрясения, ив)	только самые высшие руководители должны быть
смещены, ибо дисциплина требует выполнения приказови,	следовательно, подчиненные должностные лица не имеют
иного выбора, кроме повиновения.В лагере противников чистки был влиятельный блок
четырех военных отделов штаба во главе с представите¬
лями военной разведки. С ними солидаризировался один
из представителей государственного департамента. Пред¬
ложение о чистке поддерживал главным образом отдел
по делам японского правительства при штабе Макартура
и кое-кто из других отделов штаба. Неожиданно сторон¬
ником чистки оказался молодой лейтенант, посланный
на совещание отделом естественных ресурсов, который,
повидимому, не мог найти никого другого, кто был бы
заинтересован в чистке. Четыре часа длилась дискуссия;
было сказано много резких слов и не раз внимание от¬
влекалось. Но в конце концов был достигнут компромисс,
и директива о чистке была принята в весьма смягченной
форме.После совещания начальник военной разведки гене¬
рал-майор Чарлз Уиллоуби разослал пространный ме¬
морандум, в котором излагал свою точку зрения. Он
начинал с поддержки предложения о чистке «в принципе»,
а затем посвящал целые страницы уничтожающей критике
директивы. Отдел по делам японского правительства,
возглавляемый бригадным генералом Кортни Уитни, не¬
медленно выступил с резкой отповедью, указав, что со¬
гласие, о котором Уиллоуби говорит вначале, не вяжется
с остальной частью меморандума. Если бы была проведе¬80
на такая чистка, за которую ратует Уиллоуби, говорится
в ответе, то Япония получила бы правительство, состоящее
из «переводчиков и содержанок».Несколько дней назад вся эта переписка была поло¬
жена на стол генералу Макартуру, и он взял сторону
Уитни и отдела по делам японского правительства против
Уиллоуби.Мы все следили за спорами, которые разгорелись вокруг
директивы о чистке, и сказали «о-кэй». Конфликт до¬
статочно знаменателен, и, возможно, он обострится, но
пока мы должны исходить не из того, что говорится на
закрытых совещаниях, а из практических результатов.Многие из нас считали, что с момента капитуляции
Японии было издано достаточно директив. В августе были
изданы основные директивы о разоружении Японии.
В октябре были опубликованы указы об основных свобо¬
дах человека: о чистке «полиции по контролю над мыс¬
лями»; об отмене последних ограничений, ущемлявших
политические и гражданские права; резкое напоминание
японцам о том, что мы ожидаем развития широкого ра¬
бочего движения. В этом же месяце были освобождены
политические заключенные. В ноябре и декабре были
отданы приказы о проведении таких важнейших реформ,
как перераспределение земли, широкая программа по¬
мощи безработным, отделение синтоистской церкви от
государства и упразднение крупных фамильных трестов
дзайбацу. Существовала свобода слова и собраний: в
парке Хибия, находившемся напротив резиденции самого
генерала Макартура, тысячи людей собирались, чтобы
послушать страстные речи коммунистических ораторов,
а токийские газеты высказывали самые различные мне¬
ния— от крайних левых до махрово-националистических.
Профсоюзные организаторы работали с утра до ночи,
и рабочее движение росло настолько быстро, что офицеры
Щтаба, занимавшиеся вопросами труда, отставали со
своей статистикой на целые недели. Даже земледельческая
Япония, находящаяся во власти традиций и консерва¬
тивных представлений, пробуждалась, и организаторы
Разъезжали по всей провинции, разнося вести о пред¬
стоящей земельной реформе и агитируя людей вступать
в Крестьянский союз.S М. Гейн	81
Мы понимали, что эти проявления свободы были еще
частными явлениями и что широкие массы Японии были
попрежнему охвачены спячкой. Мы признавали, что
огромная масса реформ представляла собой еще только
слова, в значительной мере не воплощенные в жизнь.Сегодня узнал, что генерал Макартур решил издать
директиву, откладывающую проведение выборов и опре¬
деляющую основные критерии, которым должно удов¬
летворять правительство, чтобы выборы не оказались
чудовищным мошенничеством.На протяжении трех дней слухи о предстоящем опуб¬
ликовании этой директивы порождали волнения в поли¬
тических кругах. Японские политики настолько встре¬
вожились, что руководители прогрессивной партии, об¬
ладающей большинством и изобилующей военными пре
ступниками, решили собраться завтра же, чтобы обсу¬
дить вопрос о роспуске партии.Этот приказ, безусловно, является прямым вмешатель¬
ством в японскую политику — мера, на которую Макар¬
тур ранее не решался. Однако необходимость такого
шага стала очевидной еще много недель назад. Все говорит
о том, что если подобного вмешательства не будет произ¬
ведено, в новом «демократическом» парламенте снова вос¬
торжествуют заядлые националисты. Такой парламен
вполне может сорвать всю программу возрождения Японии,
намеченную генералом Макартуром.21	декабря 1945 г.	ТОКИОСегодня у меня суматошный день: укладывал вещи,
доставал иены для поездки, получил военный пропуск и
отправил несколько корреспонденций.Утром был на пресс-конференции, устроенной для
японских журналистов начальником отдела здравоохра¬
нения и культурного обслуживания полковником Кроу¬
фордом Сэмсом. Сэмс кипел от негодования. В последние
недели проводилась организованная кампания «нашеп¬
тывания». Распускались слухи о том, что Япония якобы
находится на грани голода, больницы полны людьми,
умирающими от истощения, и<что десятки людей умирают82
ежедневно от голода на одном только вокзале Уэно. Сэмс
обвинил японское правительство в том, что оно сознательно
прибегает к фальсификации и искажениям, для того чтобы
побудить Соединенные Штаты присылать Японии больше
продовольствия.Зима будет нелегкой, сказал Сэмс, но голода не будет.
Больницы вовсе не переполнены умирающими от исто¬
щения. Если кое-кто и умирает от голода, то это либо
бедняки, либо приезжие, которым всегда приходилось
туго в Японии.Саботаж японцев не ограничивается распространением
слухов. Наши патрули, действующие в провинции, по¬
стоянно обнаруживают тайные военные склады. На юге,
на острове Сикоку, один патруль обнаружил бетонные
доты, замаскированные с помощью разборных щитов
в виде домов. В фортах находились большие склады воен¬
ных материалов. Другой патруль обнаружил в школе
боеприпасы, спрятанные под кучей рисовой соломы. Тре¬
тий патруль нашел части самолета, планер в упаковке
и зенитные прожекторы, а также подземный склад горю¬
чего с 40 тысячами галлонов бензина. В некоторых шко¬
лах патрули обнаружили деревянные винтовки, которые
все еще используются учащимися. А один американский
офицер, ведающий просвещением, онемев от изумления,
наблюдал, как студенты устроили самый настоящий воен¬
ный парад и прошли строем под лающую команду японца,
одетого в военную форму.Вечером, проезжая мимо штаба генерала Макартура,
я видел огромную световую надпись: «С веселым рож¬
деством!», горевшую тысячами огней. Свет от надписи
падал на внешнюю ограду императорского дворца и от¬
ражался в широком рве с водой. Я подумал о том, как
символичен этот американский свет, падающий на самый
мрачный японский институт; на развалины, громоздящие¬
ся» подобно памятникам, на том месте, где некогда на¬
ходился центр японской финансовой империи; на не¬
прерывный поток американских военных виллисов и
гРузовиков; на дрожащих японских девушек, зазывающих
а^ериканских солдат у входа в парк Хибия словами:
*^чень хорошо, Джо, очень дешево».
Я думал об этом огромном городе, в котором сегодня
не осталось почти ничего, кроме развалин и упорной воли
к жизни, о городе, в котором я мог проехать десять, двад¬
цать и тридцать кварталов подряд и не увидеть ничего,
кроме разбитого кирпича, нескольких труб и двух—трех
десятков брошенных сейфов, провалившихся сквозь полы
сгоревших зданий. Жители, которые некогда сделали
Токио третьим по величине городом в мире, теперь бежали
в провинцию или перебрались в немногие уцелевшие
здания и ютятся по три—четыре семьи в одной комнате.
А несчетные тысячи людей построили лачуги из ржавых
листов железа или перебрались в железнодорожные вок¬
залы и станции метро. По утрам можно видеть, как вьется
дымок над грудой хлама и железа; на самом деле это жи¬
лище. Люди продолжают ходить на работу в учреждения,
где царит невероятная скученность, и поближе придви¬
гаются к угольным жаровням, дающим немного тепла.Ныне город представляет собой скудный мир, в ко¬
тором каждый гвоздь, каждая тряпка и даже корка ман¬
дарина имеет рыночную цену. Чашка риса, три сигареты
или четыре спички — это весь дневной рацион. Люди
выбирают каждое зернышко риса из своих жестяных
баночек для завтрака; этих зернышек слишком мало,
чтобы их можно было расточать. А в солнечный день
мужчины высовываются из окон и стараются прикурить
сигарету с помощью увеличительного стекла. К этому
приходится прибегать, когда нет другого выхода.Подобно всей остальной Японии, Токио — это мир
незаконной торговли. Возле всех железнодорожных вок¬
залов на участках, опустошенных бомбами, теперь воз¬
никли черные рынки, где тысячи людей торгуются, из-за
несвежей рыбы, яблок, риса или битой посуды.На Гинзе — улице, некогда славившейся своими вит¬
ринами, теперь соблазнительнее всего витрины американ¬
ских гарнизонных лавок. Толпы зачарованных людей
глазеют на солдатские свитеры, полотенца, военные гим¬
настерки и крепкие башмаки из настоящей кожи, а голод¬
ные ребятишки и молодые женщины выпрашивают у сол¬
дат, стоящих в очереди, жевательную резину, шоколад
и земляные орехи.Вдоль этой изрытой пыльной улицы тянутся разрушен¬
ные здания и груды хлама. Некоторые универсальные84
магазины смело возобновили торговлю в нижних двух—
трех этажах, но полы покрыты битым камнем, а на витринах
выставлена дешевая посуда и грошовое утильсырье. От
верхних этажей остался лишь бетонный остов, все еще
черный от языков пламени.Больше всего покупателей на углу улицы, где раз*
н0Счики раскладывают свой товар на соломенных цынов-
ках. Здесь на старых шелковых платках красуются плохо
отпечатанные почтовые открытки, грубые деревянные ста¬
туэтки и недолговечные авторучки. Цены высоки, а ка¬
чество катастрофически низко, но американские солдаты
охотно покупают эти вещи.«Чорт побери, — говорят они. — Ведь это не деньги,
а только иены».Недалеко от Гинзы находится большой участок, на
котором свалены огромные груды металла. Это металл,
пожертвованный японским народом армии для ведения
войны. Вот гора радиаторов, собранных всеми учрежде¬
ниями в Токио, гора медных угольных жаровен, гора
подсвечников, целый холмик колоколов и урн из храмов.
Этот участок обнесен забором, чтобы японцы не могли
туда проникнуть, но американские полковники в седанах
и рядовые на грузовиках приезжают сюда в поисках сокро¬
вищ. Понадобится много месяцев раскопок, чтобы разо¬
брать эти груды металла — свидетельство бесполезных
лишений и жертв японского народа.Небольшие группы людей располагаются близ входа
в станцию метро. Им не удалось забраться внутрь, чтобы
устроиться на ночь, и теперь они стараются согреться,
раскладывая маленькие костры. Возле Клуба журналистов
трое беспризорных выпрашивают сигареты. Один из кор¬
респондентов говорит мальчишкам, чтобы они умылись.
Они отказываются: они говорят, что зарабатывают 300 иен
в день (20 долларов), выпрашивая жевательную резину
и сигареты, и не хотят, умыв лицо, лишиться того жалко¬
го вида, который заставляет людей разжалобиться.Так встречают «веселое рождество» в Токио. Надпись
над танцевальным залом, находящимся недалеко от Гинзы,
гласит: «С веселым рождеством, солдаты! Скоро откроется
зал с красивыми хозяюшками». И даже девушки в парке
Хибия знают это. Некоторые из них говорят: «С веселым
Рождеством, Джо. Очень хорошо, Джо, очень дешево».85
В 11 часов вечера мы с Берриганом и нашим новым
переводчиком Джорджем Кимура едем на вокзал Уэно,
осторожно пробираемся среди тысяч пассажиров, спящих
или ожидающих очереди на поезд, который может не
притти еще много дней, и садимся на ночной поезд на
Сендай. Наш вагон полон американских солдат, возвра¬
щающихся в часть из отпуска, проведенного в Токио.
Мы рано ложимся на короткие узкие полки и пытаемся
согреться под тонким одеялом. Холодный ветер дует
сквозь щели в оконных рамах, и скоро выступ под окном
покрывается тонкой коркой льда. Поезд идет спокойнее,
чем у нас, в Америке. Сквозь дремоту я слышу японскую
речь, топот ног на остановках и резкий короткий свисток
паровоза.22	декабря 1945 г.	СЕНДАЙВ 6 часов утра меня разбудил молодой проводник-
японец. Он сказал мне, что в купе нельзя курить. Когда
я ответил, что не имею привычки курить во сне, он сказал
просто: «Пожалуйста, угостите меня сигаретами». Пора¬
женный такой непосредственностью, я дал ему сигарет
и забыл рассердиться. Было слишком холодно, и я не
мог больше заснуть.На первой станции я вышел, чтобы взглянуть на поезд.
На земле лежал глубокий снег, и ветер обжигал лицо.
Если не считать двух вагонов для союзников, поезд со¬
стоит из одного жесткого вагона 2-го класса для приви¬
легированных японцев и целого ряда потрепанных ва¬
гонов 3-го класса для непривилегированных. Эти вагоны
были набиты до отказа. Стекла были выбиты, и люди,
стоящие на платформе, старались всунуть через окна
детей и тюки. Молча, с отчаянным видом люди боролись
за местечко, для того чтобы поставить ногу на ступеньках
и сцепах, а те, кто не мог отвоевать даже этого, стояли
вдоль перрона плотной цепью, которая прорывалась,
когда вновь подошедшие пытались пробиться. Вокзальное
здание, поврежденное бомбами, было погружено в темноту,
и в нем гулял ветер. Оно было забито людьми, ожидающи¬
ми других поездов. Некоторые спали прямо на грязном
полу, и толпа двигалась, переступая через скорченные тела.86
Мы приехали в Сендай с опозданием на два часа. Оче¬
видно» генерал Дорн не получил нашей телеграммы, и
наС никто не встречал. Мы остановили американский
армейский грузовик и доехали до штаба Дорна, помещав¬
шегося в бывшем японском морском арсенале. Дорн уехал
инспектировать войска, и мы ожидали его в кабинете
я разговаривали с его начальником штаба.Наконец, Дорн прибыл. Он оказался весьма видным
офицером. Он служит в армии 26 лет, но ему нельзя дать
больше 35 лет. Он атлетического сложения, у него жи¬
вое лицо и располагающие манеры. Я видел его впер¬
вые, хотя слышал о нем еще с бирманской кампании,
когда он был одним из седовласых «мальчиков» генерала
Джозефа Стилуэлла. Многие считают его одним из самых
умных американских офицеров, служивших в Китае.Мы позавтракали с ним и с начальником военной
администрации этого района бригадным генералом Ро¬
бертом Соулом — профессиональным служакой с грубо¬
ватыми манерами и поразительным талантом рассказ¬
чика. Завтрак был устроен в старом японском Клубе
морских офицеров — веселой казарме с невероятным мно¬
жеством японских официанток, которые низко кланялись
при каждом удобном случае. Не обязательно находиться
здесь очень долго, чтобы обнаружить, что и американцы
и японцы знают, кто выиграл войну. Мы не проявляем
такой заносчивости, которая была свойственна японской
армии в побежденном Китае, но чувствуется холодная
и беспристрастная твердость и изрядное неуважение
к японским порядкам.После обеда генерал Соул повез нас к себе в штаб
военной администрации побеседовать с самыми видными
офицерами о продовольствии, о публичных домах и под¬
полье, о королях и капусте.Теоретически префектура Мияги должна быть лучше
обеспечена, чем большая часть Японии. Она выращивает
РИс и занимает третье место по улову рыбы. В действитель¬
ности же она будет голодать весной, и военная админи¬
страция готовится к возможным бунтам. В деревнях народ
питается лучше, чем в городах, но в этой префектуре толь-
Ко один из каждых пяти крестьян владеет той землей,
которую он обрабатывает. Остальные четыре целиком87
или частично арендуют землю. В эти дни, когда процветает
черный рынок, издольщики благоденствуют, выменивая
рис и редиску на поношенную одежду и домашнюю утварь
у голодных служащих. Но даже это «благоденствие» весь¬
ма жалко, если исходить из наших критериев. Издольщик
по существу остается нищим.Больше всего, однако, бедствуют городские жители.
Соул дал мне перевод нескольких вырезок из местных
газет.«Я служу чиновником уже двадцать лет, — пишет
автор типичного письма на имя редактора, — а зараба¬
тываю всего лишь 140 иен в месяц [9 долларов]. Я должен
кормить на эти средства семью из семи человек. Я не,
могу думать о работе, потому что мой ум полон забот
о пропитании на завтрашний день. Знает ли правитель¬
ство, что мы платим 70 сен [5 центов] за маленькую сар¬
динку и 3,50 иены [25 центов] за сепию?»В пессимистическом докладе военная администрация
подводит итог: «Средний класс ликвидируется. В ближай-.
шие месяцы он возглавит восстание городского пролета¬
риата и обнищавших государственных служащих».Но пока еще объединенного подполья не существует.
Единственное, что может обнаружить американская ар¬
мия, это множество мелких националистических партий
и большое недовольство, которое может послужить поч¬
вой для возникновения подполья. По ночам на заборах
появляются плакаты, предостерегающие японских ‘ де¬
вушек от общения с американскими солдатами: «Сохра¬
няйте достоинство японских женщин».Поздно 'вечером Соул повел нас в дом, который он
занимает с Дорном. Два генерала живут не в разру¬
шенном Сендае, а в реквизированной гостинице на лет¬
нем курорте Мацусима, одном из самых живописных
мест в Японии. Двадцатимильная дорога изобиловала
вынужденными остановками. Узкая, покрытая снегом
дорога вилась по склону горы; как в калейдоскопе, мель¬
кали искривленные сосенки, одинокие лыжники, ры¬
боловные суденышки, утки, взлетающие из-за пригорка,
и свежие следы оленей. Гостиница была отремонтирована
и обставлена для генералов; для нее характерно обилие
тепла, приятных запахов и слуг; среди них был и японский
доеф-повар в белоснежном колпаке. Мне отвели отдельную
спальню со старинным гардеробом, вделанным в стену,
мраморным умывальником и изумительным видом на горы,
0ткрывавшимся из окна. Можно было даже принять го¬
рячий душ, и я отогрелся, побрился и надел чистую ру¬
башку к обеду.Пища была вкусно приготовленной, беседа приятной.
То, о чем в Токио говорят потихоньку, здесь обсуждалось
в0 всеуслышание. Десяток американцев, собравшихся
за столом, говорили без горечи, подобно врачам, обсуж¬
дающим безнадежный случай заболевания раком. Японцы,
говорили они, саботируют при первой возможности каж¬
дую директиву, и американские командиры на местах,
действуя согласно строгому приказу свыше, ничего не
могут поделать и лишь посылают донесения, которые
не оказывают никакого действия.Японцам были даны специальные указания сместить
всех офицеров «полиции по контролю над мыслями» и тех
полицейских чиновников, которые являются явными воен¬
ными преступниками. В соседней префектуре Ямагата пять
видных офицеров «полиции по контролю над мыслями»
ушли в отставку. Но когда их снова обнаружили, все
пять были уже высшими полицейскими чиновниками.
И все же даже генерал Дорн не имел полномочий сместить
их. В префектуре Аомори, на крайнем севере этого остро¬
ва, американское командование выдвинуло возражения
против шести высших полицейских чинов. Они были не¬
медленно смещены. Но вскоре американская военная
администрация обнаружила, что трое из них снова служат
в других городах.Власть американских командиров на местах ограничена
фактически во всех областях. Я узнал, что командир не
может, например, по своей инициативе закрыть публич¬
ный дом, где его солдаты заражаются венерическими
болезнями. Единственное, что он может сделать, это либо
запретить своим солдатам посещать этот дом, либо по¬
требовать, чтобы японская полиция закрыла его. Адъю¬
тант Соула рассказал нам о танцевальном зале, который
был недавно открыт напротив полковых казарм в Сендае.«Японцы пришли к нам и попросили разрешения по¬
кроить большой танцевальный зал для американских
солдат. Мы заявили: «Только без проституток!» Они89
сказали: «Конечно, без проституток. Все будет очень благо¬
пристойно». Они приступили к делу: закупили лес и кир¬
пич, которые нужны для восстановления Сендая, а также
мебель и топливо. И вот перед самым официальным от¬
крытием танцевального зала мы обнаруживаем в нашей
воинской части несколько новых случаев венерических
заболеваний. Ребята заявляют, что они ходили к девуш¬
кам в танцевальный зал. Тогда генерал Соул немедленно
издает приказ, запрещающий солдатам посещать это за¬
ведение. В ответ на это к нам является целая депутация
японцев: владелец танцевального зала, мэр города Сен¬
дай, начальник полиции. Они все просят за владельца —
он вложил в это заведение целое состояние, привез сто
двадцать семь — можете проверить! — официанток и тан¬
цовщиц, и было бы несправедливо по отношению к этим
славным девушкам оставить их теперь без работы. Но
генерал Соул непреклонен. Заведение закрыли, 900 без¬
домных людей из Сендая поселились там, и все остались
довольны.Несколько дней назад к нам пришел японец и сказал,
что он хочет открыть клуб для наших офицеров в Сиогаме,
примерно на полпути отсюда к Сендаю. Мы сказали
«о-кэй!», если только это будет зал для танцев и никаких
номеров наверху. На днях мы проезжали через Сиогаму
и видели японца-управляющего клубом. Мы спросили
его, сколько у него там девушек, и он с гордостью ответил:
«Сто двадцать семь!»Виноваты, конечно, не генералы на местах и не гене¬
рал-лейтенант Роберт Л. Эйхельбергер, который коман¬
дует 8-й армией. Виновна в этом — если считать это ви¬
ной — наша политик?, заключающаяся в том, что мы
действуем через существующее японское правительство.
Здесь, как и в Токио, мы ограничиваемся тем, что наме¬
чаем примерный курс, которого японцы должны при¬
держиваться, а затем предоставляем японцам самим вести
корабль. Американские наблюдатели могут лишь до¬
кладывать о том, что корабль ведет старая банда и что,
повидимому, он сильно отклоняется от курса. Но наблю¬
датели сами ничего не могут предпринять.Подозреваю, что споры о том, правильно ли мы по¬
ступали, действуя через японское правительство, или90
0 ДОЛЖНЫ были уничтожить всю прогнившую японскую
машину и действовать с помощью нашей военной админи¬
страции, будут вестись на протяжении десятилетий. Я не
уверен в том, что сотрудники военной администрации,
с которыми я встречался, способны руководить Японией
в столь сложной обстановке, какая существует в стране.
р}0 я сомневаюсь также в разумности попыток провести
революционные преобразования через посредство людей,
которым эти преобразования ненавистны и которые изо
всех сил с ними борются. Раз ты платишь деньги — в осо¬
бенности если ты американский налогоплательщик —
тебе и выбирать.Однако отсутствие власти над людьми, привыкшими
подчиняться власти, привело к любопытным послед¬
ствиям.По всей Японии, насколько мне известно, американские
офицеры оказываются вынужденными прибегать к самым
радикальным средствам, чтобы достигнуть результатов.
Когда высший японский муниципальный чиновник в боль¬
шом южном городе непрестанно игнорирует требования
американцев содержать улицы в чистоте, то его силой
приводят к штабу военной администрации, дают ему в
руки метлу и заставляют его подметать. Когда губернатор
префектуры отказывается привести в порядок разрушен¬
ное здание, чтобы вселить туда американских генералов,
то его заставляют притти в это здание и приказывают
оставаться там до тех пор, пока дом не будет отремонти¬
рован. Желаемые результаты достигнуты. Улицы содер¬
жатся в чистоте. Здание отремонтировано.Японцы еще не обнаружили, что их победители не
имеют власти, или, точнее говоря, по своей привычке
повиноваться военным, они стараются не спорить с аме¬
риканской армией. И они продолжают саботировать наши
приказы и реформы с помощью всевозможных хитростей,
проволочек и уверток.Но необходимость действовать в обход закона неблаго¬
приятно отражается на умонастроении как американцев,
Тг* и японцев. Американцы становятся циниками, и не¬
обходимость превышать свои полномочия не улучшает
дисциплину или моральное состояние. Японцы, которым
Mbl на своем примере должны демонстрировать блага и91
прелести демократии, вместо этого приходят к выводуf
что по существу между их военными и нашими нет боль*
шой разницы.23 декабря 1945 г.	СЕНДАЙУтром японский губернатор префектуры получил стро¬
гий приказ дожидаться нас в своем кабинете. Он и
несколько его подчиненных ждали нас в большой ком¬
нате. Здесь было холодно и темно, царила атмосфера
вежливой враждебности. Хотя губернатор сказал, что
он учился в Принстонском университете, но, насколько
мы могли убедиться, он не помнил ни слова по-английски.С помощью своих подчиненных он поведал нам о своих
трудностях. Урожай риса на треть ниже урожая 1943 г.
С другой стороны, население увеличилось, так как из
Токио прибыло 200 тысяч беженцев. Поэтому префектура
с тревогой ожидает возвращения стольких же бывших
военнослужащих. Те солдаты, которые уже вернулись,
занимаются спекуляцией на черном рынке и бандитизмом.Губернатор уставился на тусклый огонек «хибаци».
«Это трудная пора для Японии, — сказал он. — Пора¬
жение нанесло удар в сердце моего народа. Мы пали ду¬
хом. Мы утратили инициативу. Мы стараемся ускорить
восстановление, но бюрократические условности военных
лет связывают нам руки. Надо ждать четыре месяца,
чтобы получить из Токио разрешение на пуск новой фаб¬
рики. Мы беспомощны. Многие месяцы впереди будут
полны горечи».Губернатор — серьезный человек, подавленный разоча¬
рованием и горечью поражения. И в то же время он со¬
вершенно непригоден для своей должности. Девять че¬
ловек из десяти в его префектуре работают на полях.
Однако ни он, ни один из его помощников не могут ска¬
зать мне, какие налоги приходится платить крестьянину
и в каком размере. Губернатор живет в Сендае и погло¬
щен бедствиями и проблемами города, а то, что творится
за пределами этого города, ему кажется происходящим
в какой-то далекой странеГубернатор получил строгий приказ позаботиться о том,
чтобы граф Окимуие Дате ждал нас у себя дома. Семейство92
Дате — один из крупных феодальных кланов Японии.
На протяжении веков оно владело широкой — от Тихого
океана до Японского моря — полосой земли в Северной
Японии и его вассалы платили ему богатую дань. Сем¬
надцать поколений назад, пренебрегая приказом своего
сюзерена, прославленный граф Масамуне Дате послал да¬
же юриста в Рим, чтобы приобщиться к сокровенным таин¬
ствам католической церкви. Подобно другим феодалам,
семейство Дате захирело примерно восемьдесят лет назад.
Но старики и чиновники все еще с благоговением вспоми¬
нают, что вся эта префектура некогда принадлежала се¬
мейству Дате.Взяв в качестве гида секретаря губернатора, мы поеха¬
ли в комфортабельную резиденцию Дате, сняли свои армей¬
ские сапоги и ввалились в гостиную. Граф ожидал нас.
Это был человек сорока с лишним лет, имевший вид пе¬
реусердствовавшего весельчака. За его стулом стоял ху¬
дой, прямой старик с туго обтянутыми скулами и безжиз¬
ненным взглядом египетской мумии.Мы задали Дате несколько вопросов о его земельных
владениях. Он указал на человека, стоявшего за его спи¬
ной. «Это мой карей [юрист]. Он ведет все мои дела. Он от¬
ветит на все ваши вопросы о моих финансовых делах».Мы с Берриганом на время забыли о графе. Старик,
как мы узнали, принадлежал к семье вассала, которая
на протяжении четырех веков служила семейству Дате
и сражалась под его началом. Он рассказывал нам о себе
с неподвижным лицом, на котором лишь один раз мель¬
кнуло подобие каких-то чувств. Это было, когда он, улыб¬
нувшись, сказал: «Меч моего отца был преподнесен вашему
президенту Теодору Рузвельту».Но улыбка быстро сбежала с его лица, и сморщившаяся
пергаментная кожа снова разгладилась.Мы беседовали с графом в течение двух часов, и многие
Из заданных нами вопросов были возможны лишь в побеж¬
денной стране. Дате любезно выслушивал эти вопросы,
а старик подробно отвечал на них. Мы выяснили, что две¬
сти семейств издольщиков попрежнему работают на Дате.
Он рассчитывал, что в этом году земля даст ему И тысяч
Долларов дохода. Во время войны у него был также завод,
выпускавший шасси для самолетов, lenepb завод выпу¬
скает сельскохозяйственные орудия.93
Дате сомневался в том, что весной наступит голод
Но по предложению губернатора он строит хлебный за¬
вод, который будет выпекать хлеб из рыбы, древесной ко¬
ры, сухих листьев и глины. «Он недурен на вкус, — ска¬
зал граф. — Вроде черного хлеба». Мы поняли, что они с
губернатором приятели.Граф сказал, что в данный момент он пытается получить
для себя тракторы от генерала Макартура. «Механизация
сельского хозяйства осуществима в Японии», — заявил он.
Несколько резко мы спросили его, откуда он может знать
об этом, и выяснили, что он закончил Токийский сельско¬
хозяйственный институт. Дате добавил, что он — за земель¬
ную реформу и за предоставление дешевых кредитов из¬
дольщикам. «Я сам ссужаю им деньги, — сказал граф, —
под... под...», — он взглянул на старика.«10—30 процентов годовых», — подсказал вассал.Официальная часть беседы закончилась, и мы приня¬
лись осматривать комнату, восхищаясь драгоценными без¬
делушками из бронзы и слоновой кости. Принесли подо¬
гретую рисовую водку, и вскоре граф громко и слово¬
охотливо начал рассказывать нам о сокровищах, собран¬
ных 32 поколениями Дате и хранившихся теперь частично
в этом доме. Граф уговаривал нас остаться завтракать,
но мы сказали, что нам пора итти. Мы уже собрались ухо¬
дить, когда граф на минуту исчез и вернулся с маленькими
коробочками для Берригана и меня. Я вспомнил о бесцен¬
ных антикварных вещицах, окружавших нас, и о своем
решении не брать никаких подарков от японцев и стал
настойчиво совать коробочку обратно в руки Дате, а он
столь же настойчиво твердил, что хочет, чтобы я помнил
об этом визите. Наконец, сцена начала принимать несколько
смешной вид; я взял коробочку и подчеркнуто вежливо
поблагодарил графа.Мы покинули резиденцию графа, и на улице любо¬
пытство одолело меня. Я осторожно раскрыл коробочку
и вынул оттуда маленькую куколку. Секретарь губерна¬
тора взглянул на нее с восхищением. «Очень красиво, —
сказал он. — Это, наверное, очень редкая безделушка. Кук¬
лы графа Дате знамениты. Все они являются антикварны¬
ми редкостями».Это была красивая куколка в красном кимоно. Я пе¬
ревернул ее и обнаружил, что граф забыл снять наклейку94
с ценой. Бесстыдно крупными буквами было написано:
«Одна иена» (6 центов).Пообедали превосходным бифштексом и пирогом, сно¬
ва поболтали, и затем Дорн помог мне выработать маршрут.
Берриган решил отправиться завтра утром охотиться на
оленей, а потом вернуться в Токио с Дорном и Соулом,
чтобы посмотреть рождественский футбольный матч. Я по¬
еду без него с Джорджем. Генерал Дорн посылает инструк¬
ции по всему пути моего следования, чтобы мне предостав¬
ляли жилье и транспорт. Завтра я сяду в местный поезд,
пересекающий Японию с востока на запад, и доеду до го¬
рода Сакаты, а оттуда поеду на север в большой город
Акиту и в маленькие городишки и деревни к северу от него.24 декабря 1945 г.	НА ПУТИ В САКАТУЯ поспал четыре часа и проснулся в 6.30 утра. Было
еще темно. Побрился, уложил вещи и спустился, чтобы
без особого удовольствия разыскать виллис, который дол¬
жен был везти меня и Джорджа на сендайский вокзал.
Генерал Дорн ожидал меня в своем седане. Таким образом
я ехал с комфортом и слушал рассуждения Дорна о Японии.
По его мнению, пока еще произведено мало преобразова¬
ний; японское чиновничество только делает вид, что со¬
трудничает с нами, ибо знает, что мы скоро уйдем из Япо¬
нии и что прежние люди и институты будут продолжать
свое дело с того места, где их застигло поражение.Мы подъехали к улице, ведущей к штабу Дорна, при¬
мерно за три минуты до отхода поезда. Дорн остановил
машину, сказал, что пойдет к себе пешком, и велел шоферу
гнать. Мы помчались, гудя сиреной, скрипя тормозами,
и сотни рядовых приветствовали генеральскую машину.
Когда я вышел из машины, шофер протянул мне большой
сверток с бутербродами и сказал: «От генерала и шефа».
Через минуту к вокзалу подъехал виллис Джорджа. Мы
едва успели сесть на поезд.Мы ехали в половине вагона, отведенной для союзников.
Оконные стекла были- выбиты, и снег проникал внутрь.
Вагон не отапливался. Кроме нас ехало несколько рядо¬
вых, возвращавшихся из отпуска, проведенного в Сендае.
Разговор касался исключительно житейских тем.96
Мы во-время прибыли в Ямагату, где должны были
пересесть на промежуточный поезд. Но когда мы вышли
из вагона, ко мне подошел щеголеватый молодой лейте-
нант, который спросил, не я ли мистер Гейн, и сказал,
что получена депеша от генерала Дорна и их полковник
ждет меня к завтраку.«Очень мило со стороны полковника, — сказал я, —
но мне надо пересаживаться на промежуточный поезд».«Не беспокойтесь об этом, — ответил офицер. — Поезд
немного опоздает».Итак, мы с Джорджем сели в машину и отправились
в расположение гарнизона Дорна в Ямагате. Это был са¬
мый очаровательный японский дом, который я когда-ли¬
бо видел, с огромной теплой гостиной, пушистыми тянь-
цзинскими коврами, пианино и книжными новинками.В течение всего завтрака я с беспокойством посматривал
на часы, ибо в Сакату идет только один поезд в день, и
мне не хотелось пропустить его. Прошел час, я начал бес¬
покоиться. Наконец, я заговорил об этом.«О, пусть это вас не беспокоит, — сказал полковник
спокойно. — Мы велели сержанту на вокзале задержать
поезд до тех пор, пока вы не вернетесь».Мой хозяин сдержал слово. После завтрака капитан
отвез нас обратно на вокзал. Поезд, в котором ехало 500
японских пассажиров, стоял в ожидании. Капитан про¬
водил нас в вагон, дежурный сержант выкрикнул команду,
начальник станции—японец—с удовлетворением дал сиг¬
нал, раздался долгожданный свисток, и мы тронулись.
Теперь мы опаздывали на час, но сержант сказал мне, что
в Синцзо заблаговременно послано предписание задержать
еще один поезд, на который мы должны были пересесть.Я ехал буквально в личном вагоне. Впереди и
позади вагоны были битком набиты, люди стояли на
площадках и висели на подножках. Время от времени
кто-нибудь из них пытался войти в мой вагон. Их оста¬
навливал проводник. «Для американцев», — говорил он.
Каждый раз я ожидал возражений. Но это были магические
слова, которые заставляли людей отступать и подчинять¬
ся. Они уходили. Это была побежденная страна, а я в сво¬
ей военной форме был одним из победителей, на которого
распространялись законы победы и поражения. Вдоль96
дороги брели миллионы японцев в поисках новой работы
и более дешевого риса, брели к семьям, с которыми давно
не виделись. Япония задыхалась от недостатка транспорт¬
ных средств. Но в эти дни в стране, наверное, были десятки
пустых вагонов, подобных моему, или даже личных поез¬
дов, подобных тому, который вез «Пинки» (Дорна), Бер-
ригана и несколько сот американских солдат на футболь¬
ный матч в Токио.Однако, хотя у меня был отдельный вагон, мне было
неуютно. Большинство стекол в вагоне было выбито, окна
заколочены старыми досками, треснувшей фанерой и кус¬
ками жести. Поднялась сильная метель, и снег пробивался
в широкие щели, вырастая ровными нетающими бугорка¬
ми на сиденьях. Снег проникал и через плевательницы,
ввинченные в пол.Мы прибыли в Сакату поздно, и нам пришлось ожидать
на вокзале возле горячей пузатой печки, пока за нами не
приехал виллис. Сильно буксуя, наша машина подъехала
к японской гостинице, где для нас были забронированы
номера. Со своими яркими фонарями, просвечивающими
бумажными стенами и отметенными от порога синеватыми
сугробами гостиница казалась нам приветливой и теплой.
Нас ожидал начальник гарнизона лейтенант Роберт Мак-
харди. Это был невысокого роста плотный, красивый юно¬
ша лет 22-х с могучей грудью и энергичным подбородком.«Добро пожаловать в Сакату! — сказал он. — Я при¬
гласил нескольких друзей побеседовать с вами. Умывай¬
тесь и присоединяйтесь к нам в гостиной. Мы немножко
поболтаем».Я застал в комнате еще четырех молодых офицеров.
Один из них был лейтенант Маркус, помощник Макхарди.
Остальные три прибыли из соседних городов. Они сидели
вокруг «котацу» — сооружения, состоящего из большой
угольной жаровни, накрытой толстым стеганым ватным
одеялом. Они упирались ногами в жаровню, до пояса бы¬
ли укрыты одеялом, а верхнюю часть туловища облегали
теплые кимоно. Сидящие подвинулись, и я занял место ря¬
дом с ними.Было тепло и приятно. Мы пили пиво, жевали остав¬
шиеся бутерброды Дорна и болтали. Я убедился, что юноши
были толковыми, но совсем зелеными. Они испытали, что
такое война, и теперь не могли понять, почему японцы так7 Гейн	97
благодушно относятся к оккупации. Они презирали япон^
цев за прислужничество и относились к ним подозрительно.
Юноши настойчиво повторяли, что если произойдут круп-
ные беспорядки, они не застигнут их врасплох. «Нет,
сэр, я никогда не отхожу от своего автомата дальше, чем на
расстояние вытянутой руки». Весьма туманно говорили они
о своей невоенной миссии. Должны быть разрешены важ¬
ные задачи, но никто толком не знал, в чем они заключают¬
ся. Через некоторое время меня охватило странное чув¬
ство. Эти юноши бродили в политически неведомой для
них стране несколько растерянные, немного встревожен¬
ные и настороженные, очень любопытные и совершенно сби¬
тые с толку, потому что винтовка, на которую они полага¬
лись на протяжении предыдущих трех—четырех лет, теперь
уже не казалась надежной.25	декабря 1945 г.	САКАТАВ 7.30 в это пасмурное рождественское утро ста¬
рая, морщинистая горничная в темном кимоно внесла го¬
рящие угли для жаровни. Она принесла также таз с горя¬
чей водой и трехфутовое зеркало, которое поставила на
цыновки, застилавшие пол. Я откинул три тяжелых ват¬
ных одеяла и встал с постели. В оклеенные бумагой окна
дул сильный ветер. К своему огорчению, я увидел, что от
снега меня отделяют всего лишь два слоя промасленной бу¬
маги. Я натянул одежду, побрился, став на колени перед
зеркалом, и стал дожидаться виллиса, который должен был
отвезти меня в армейские казармы. За окном на берегу
бухты был расположен город Саката, содрогавшийся от
холодного ветра, который дул с Японского моря. Я при¬
слушивался к завыванию ветра и думал о том, что привело
меня в этот город.Я приехал сюда не случайно. В Токио, перед тем как
предпринять эту поездку, я изучал страну. Саката, по мо¬
ему мнению, давал ответ на большинство вопросов, связан¬
ных с поражением Японии, которые я хотел выяснить.
Это консервативный город, который будет сопротивляться
притоку новых идей. Как древний оплот воинственного
национализма, он послужит благодатной почвой для ан¬
тидемократического движения. Этот небольшой, крепко98
сколоченный провинциальный городок должен послужить
хорошей проверкой нашей политики и готовности Японии
провести демократизацию.И, наконец, самой последней, но не самой маловаж¬
ной причиной моего приезда было посещение семейства
Хомма.Саката — оживленный городок, насчитывающий 45 ты¬
сяч жителей, застроенный одноэтажными и двухэтажными
домами и имеющий несколько промышленных предприятий
(изготовлявших орудийные стволы, военное обмундирова¬
ние, строивших корабли, добывавших магний), закрывшихся
после военного поражения страны. Это морской порт
(два небольших грузовых судна, затопленных нашими
бомбардировщиками, все еще торчат из воды возле бе¬
рега), и деловая жизнь города связана с морем. Однако
в значительно большей степени население города занято
мыслями о рисе и земле. Ибо именно в Сакате фермеры из
префектуры Западная Ямагата покупают гвозди, удобре¬
ния и плетеные сандалии. Ямагата занимает четвертое
место в Японии по сбору риса, и поэтому в Сакате все мыс¬
ли и разговоры также вертятся вокруг риса. Даже социаль¬
ный строй обусловлен рисовыми плантациями, ибо значи¬
мость человека определяется не его происхождением или
способностями, а количеством акров земли, которой он
владеет.Ямагата — обычная префектура, не богаче и не беднее
сорока пяти остальных. Лишь треть земли пригодна для
земледелия, две трети составляют горы. Из каждых десяти
человек, работающих на земле* восемь—целиком или час¬
тично — издольщики. Как и повсюду в Японии, для того
чтобы стать помещиком, требуется не так много. Человек,
владеющий акром земли, может заставить работать на себя
Двух издольщиков. Во всей префектуре насчитывается все¬
го лишь 44 человека, которые владеют более чем 250 ак¬
рами земли каждый.Крупнейшим землевладельцем в Сакате, в префектуре
Ямагата и во всей Японии является клан Хомма. Еще
много веков назад семейство Хомма принадлежало к при¬
дворной знати и проживало несколько севернее Сакаты.
Их сюзереном был барон Сакай, в дружину которого они
входили и которого позднее ссужали деньгами.7*	99
Семейство Хомма Древнее Соединенных Штатой. Оно
Пришло в Сакату и пустило корни в его земле на много
лет раньше, чем «Мэйфлауэр» вышел из Плимута1. Посте¬
пенно члены этого семейства превращались в землевла¬
дельцев. За три четверти века до провозглашения амери¬
канской Декларации независимости семейство Хомма вла¬
дело 75 акрами земли. Однако после каждой засухи и эко¬
номического кризиса в стране ловкие Хомма скупали зем¬
ли соседей, позволяя им оставаться на земле в качестве
издольщиков. К 1925 г. они стали крупнейшими земле¬
владельцами в Японии.Бароны Сакай также пережили испытание временем и
феодальную резню. Они также обосновались в Сакате и
занялись банковским делом, судостроением и промышлен¬
ным производством. Сакай — некогда почтенное имя в Са¬
кате. Но теперь значение человека измеряется количеством
принадлежащей ему земли, и на новой социальной лест¬
нице Хомма стоят выше баронов Сакай, ибо всей Японии
известно, что Саката — город Хомма.Маленький гарнизон Макхарди, насчитывающий 30
с лишним человек, помещался в здании уже не существую*
щей судостроительной компании, принадлежавшей барону
Сакай. Макхарди поставил печи в высоком деревянном
здании, отделил перегородками спальни и построил ду¬
шевые. Гарнизон расположен в просторном и довольно
приличном помещении. Я застал Макхарди в бывшем ка*
бинете председателя компании. Он сидел, положив ноги
на большой письменный стол.Макхарди показал мне письмо, которое только что по*
лучил от человека по имени Масаносуке Икеда — члена
парламента префектуры Ямагата. Икеда сообщал, что се*
мейство Хомма, нарушая директиву союзников, припря-
тало огромное количество золота и ценностей в своих скла¬
дах. Икеда вызвался предоставить все сведения, необхо¬
димые для того, чтобы произвести налет.Я подумал, что социальная система Сакаты трещит
по швам, если член парламента готов донести на могучую1 Корабль «Мэйфлауэр», везший одну из первых партий пе-
'еселенцев из Англии в Америку, вышел из английского порта
1лимута в 1620 г. (Прим. ред.)100
политическую клику Хомма — Сакай. Я сказал: «Икеда
не придет сюда раньше послезавтра, а вы совершите налет
яа склады Хомма не раньше чем через два дня. Не присо¬
единитесь ли вы ко мне сегодня, когда я пойду интервью¬
ировать Хомма?»Никогда я не брал интервью таким воинственным об¬
разом. Семейству Хомма был послан приказ ожидать меня
в три часа дня. Затем Макхарди и Маркус навесили себе
на груДь пистолеты, и мы отправились в виллисе, которым
правил вооруженный военный шофер.Контора Хомма помещалась в длинном одноэтажном зда¬
нии, пострадавшей от непогод. На другой стороне улицы
за высокой кирпичной стеной с великолепными воротами
скрывался дом Хомма, в котором жили три нынешние гла¬
вы клана. Контора была убогой и мрачной. Вдоль всей
комнаты тянулся грязный стол, за которым с десяток кон¬
торщиков деловито вписывали цифры в гроссбухи из ри¬
совой бумаги.Три члена семьи Хомма ожидали нас на улице. Они
были вежливы, но их лица выражали враждебность. Един¬
ственное, что было общего у всех трех,— это чувство враж¬
дебности к нам и их фамилия. Старший — женоподобный
старик лет 50-ти — своим темным костюмом и стоячим
целлулоидным воротничком напоминал провинциального
банкира. Он — глава кредитной и земельной компаний,
составляющих основу «империи Хомма». Рядом с ним стоял
лысоватый человек в очках, в зеленоватом костюме из ис¬
кусственной ткани, слишком тесном для него. Он играет
в клане роль политика и является председателем влиятель¬
ной Сельскохозяйственной ассоциации Сакаты и муници¬
пального совета Сакаты, подбирает кандидатов для поли¬
тической машины Хомма и ведет дела с издольщиками.
Последним в этом трио был человек лет под сорок, вероят¬
но самый младший из них. Он ведает внутренними делами
клана. Однако я слышал, что в действительности этот
круглолицый красивый мужчина определяет всю политику
семейства Хомма. Эта троица проводила нас в небольшой
кабинет, где мы все сгрудились вокруг угольной жаровни.
Макхарди и Маркус поставили на нее ноги и свирепо
Уставились на Хомма.Я никогда не пойму, почему члены семьи Хомма рас¬
сказали мне так много. Быть может, это объясняется101
присутствием двух вооруженных офицеров, быть может, тем,
что оккупация была еще внове и японцы не знали еще,
что они должны говорить американцу в военной форме,
а что можно утаить от него.Человек в целлулоидном воротничке сказал мне, что
клан имеет в настоящее время одну главную семью и 15 бо¬
ковых ветвей. Решающий голос в клане перешел к этой
троице в начале года после смерти великого Мицумаса
Хомма («Он не оставил наследников. Только дочь»),В целом клан владеет 4100 акрами земли, которую об¬
рабатывают 5150 семей издольщиков. Каждый издольщик
уплачивает Хомма от трети до половины урожая. Из
остатка издольщик платит налоги, покупает орудия и удоб¬
рения и пытается прокормить семью, в среднем насчиты¬
вающую семь человек. Хороший издольщик зарабатывает
около 117 долларов в год, из которых Хомма забирает 47.
Остальные 70 долларов составляют годовой доход семьи
издольщика.Картина нищеты была настолько очевидна, что три Хом¬
ма начали тревожиться. «Вы должны понять, — сказал
политик, — что у нас самые дружественные отношения
с нашими издольщиками. Большинство из них работает
на этой земле в течение трех, четырех, даже шести поко¬
лений. Когда наступают тяжелые времена, мы не торопим
их с уплатой. Мы для них, как отцы, и они любят нас, как
дети».«Действительно, — подтвердил старик в целлулоидном
воротничке, — четыре поколения назад Ко-оби Хомма
оставил завещание, которое мы до сих пор выполняем.
Он завещал: «Люби своего издольщика и сохраняй с ним
семейные отношения».Теперь заговорил самый молодой Хомма: «Законопроект
о земельной реформе, на котором настаиваете вы, амери¬
канцы, очень плох. На протяжении трех веков мы доби¬
вались устойчивых отношений с нашими арендаторами.
Новый закон нарушит это равновесие. Что еще хуже —
эта политика не может увенчаться успехом. Двадцать лет
назад, когда правительство предложило, чтобы издольщики
выкупили землю, которую они обрабатывают, наши из¬
дольщики отказались порвать с нами. Предположим, что
теперь они настроены иначе. Муж и жена, работая оба,
могут обработать в лучшем случае 7 акров. Если муж102
умрет» жена не может одна вести хозяйство. Она не может
дозволить себе нанять помощника. Тогда ей останется
только возвратить землю помещику. Нет, это не может
увенчаться успехом».«Это заблуждение, — сказал политик. — Мы хорошо
знаем сельское хозяйство. Теперь нам разрешается со¬
хранить только 71/,} акров на человека. Наш опыт пропадает
зря. Если бы мы могли сохранить хотя бы 10 процентов
нашей земли...»Я подсчитал, что продажа земли даст Хомма около
90 миллионов иен, или 6 миллионов американских дол¬
ларов. Землевладельцы заявили, что они еще не решили,
что делать с деньгами. «Возможно, мы займемся изготов¬
лением пищевых продуктов», — сказал Хомма в целлулоид¬
ном воротничке.Но хотя Хомма не хотели признаваться в этом, они бы¬
ли больше чем помещики. Истинное положение дел выяс¬
нялось с каждым новым вопросом. Хомма сказали, что
они никогда не выезжали за пределы Японии.«Никогда?» — спросил я.—	Никогда, — ответил старший Хомма, — за исклю¬
чением одного раза, когда я ездил в Маньчжурию.«Что вы делали в Маньчжурии?»—	Просто ездил туда.«Просто ездили?»—	Видите ли, — сказал он неохотно, — я инспектиро¬
вал при этом главную контору Маньчжурского земледель¬
ческого банка, который нам принадлежит.Мы помолчали. Я спросил: «Помимо Маньчжурии, вы
не были ни в одной стране за пределами Японии?»—	Нет, — сказал он,—если не считать поездки в Корею.«Что вы там делали?»—	Я ездил в главную контору Корейского земледель¬
ческого банка, который также принадлежит нам.Постепенно картина начала выясняться. Хомма владеют
тремя сельскохозяйственными банками. Они имеют круп¬
ные капиталовложения в предприятия тяжелой промыш¬
ленности, принадлежащие Кавасаки. Они вложили сред¬
ства в сакатскую электростанцию и линии электропере¬
дачи. Немалые барыши дает им их собственная кредитная
компания, должниками которой являются 500 издольщи¬
ков Хомма.103
В комнате стало холодно и темно. Лица всех трех Хом¬
ма побледнели от усталости. Они глубоко вздохнули, ког¬
да я поблагодарил их за «добровольное» предоставление мне
информации. Они проводили нас до порога и стояли в две¬
рях между длинными вертикальными надписями, висев¬
шими по обе стороны от входа. Я попросил переводчика
прочитать мне эти надписи. Одна гласила: «Агенты ком¬
пании страхования жизни Мэйдзи». На другой было на¬
писано: «Агенты Фукоку Дзохей — страхование военнослу¬
жащих и их семей».Макхарди сказал: «Эти птички ничего не упустят».
Хомма низко поклонились, когда мы садились в виллис.
Когда мы поворачивали за угол, я обернулся. Три чело¬
века стояли на том же месте, слегка склонившись в почти¬
тельной позе.26	декабря 1945 г.	САКАТАЦелый день приводил в порядок записки и ждал Икеда—
члена парламента, превратившегося ныне в осведомителя.
Он еще не вернулся в Сакату.Во второй половине дня беседовал с директором одной
из средних школ. Это жалкий человечек — оборванный,
напуганный, посиневший от холода. Он говорил о Хом¬
ма: «Они делали подарки нашим школам и помогали нам
открыть городскую библиотеку. Это самые почтенные граж¬
дане Сакаты».Если этот человек — типичный деятель просвещения,
то мне ясно, почему Япония вступила в войну и затем про¬
играла ее. По его мнению, Япония проиграла войну пото¬
му, что она не была как следует подготовлена к ней. С ар¬
мией, он полагал, все было в порядке, и в поражении по¬
винны только Тодзио и его приспешники.Он признал, что все 25 учителей в его школе были на¬
значены с ведома армии. Но, когда мы спросили его, намерен
ли он уволить кого-нибудь из них, он удивленно спросил:
«Почему? Они ничего не сделали». Тогда я спросил, считает
ли он, что люди, отобранные военными, пригодны для пре¬
подавания японской молодежи идей демократии?Он ответил убежденно: «Конечно, они будут препода¬
вать эти идеи, как только получат приказ из Токио!»104
21	декабря 1945 г.САКАТАВ 7 часов утра маленький слуга-японец в непомерно
больших американских армейских башмаках пришел в мою
комнату истопить пузатую печку. Когда я открыл глаза,
он вежливо сказал: «Простите, пожалуйста».Макхарди уже ушел. Немного позднее я нашел его
в кабинете, где он спорил с начальником полиции Сакаты
из-за пачки счетов. Эти счета представляли собой месяч¬
ные расходы гарнизона Макхарди, состоящего из 37 че¬
ловек. Как только Макхарди их подпишет, они бу¬
дут отосланы японскому правительству и включены в
оккупационные расходы. Японцы прибегают ко всяче¬
ским ухищрениям, сказали мне, чтобы раздуть эти рас¬
ходы, надеясь доказать на мирной конференции, что
Япония, напрягши все силы, уже оплатила оккупацион¬
ные расходы и поэтому не должьа больше подвергаться
лишениям.«Взгляните на этого старого плута, — сказал Макхар¬
ди раздраженно. — В прошлом месяце он трижды содрал
с меня стоимость покраски одного и того же бака для воды.
Если не быть начеку с этими япошками, то они снимут
с вас штаны, а потом плату за этот «труд» включат в ок¬
купационные издержки».Лицо начальника полиции было бесстрастным. Я ска
зал Макхарди: «Я хочу поговорить с ним, когда вы закон¬
чите».«Разумеется, говорите», — отвечал Макхарди.То ли в приливе доброжелательства, то ли от страха
начальник полиции говорил не о себе, а о других. Он го¬
ворил о семействе Хомма и бароне Сакай; о небольшой
группе левых, «ликвидированной» «полицией по контролю
над мыслями» во время войны, и о сотне с лишним социа¬
листов, которые вновь появились в Сакате после капиту¬
ляции; о 4100 безработных мужчинах и женщинах, из ко¬
торых 700 — бывшие военнослужащие, не получающие ни¬
каких пособий; о беспокойной китайской общине и о еще
более неприятном черном рынке, на котором особенно ак¬
тивны китайцы и бывшие военнослужащие. Он говорил
также об ультранационалистическом движении, которое
некогда процветало в Сакате и которое, как я подозреваю
может снова оживиться.105
«Последний большой националистический митинг, —.
сказал он, — состоялся здесь после войны, примерно два
месяца назад, когда 20 тысяч человек собралось в сосед¬
нем городе, чтобы послушать генерал-лейтенанта Канд-
зи Исихара».Это имя показалось мне знакомым. Я слышал об Иси-
хара впервые в Китае десять или двенадцать лет назад,
когда он был известен как «вундеркинд» японского гене¬
рального штаба. Он служил в Маньчжурии, составлял
планы завоевания Азии, связал себя с «кликой молодых
офицеров»-фанатиков, возглавлял Лигу Восточной Азии,
оголтелый шовинизм которой привлек в ее ряды двух
братьев императора, и, наконец, совершил по меньшей
мере два неудачных покушения на убийство своего сопер¬
ника — Тодзио.Митинг, по словам начальника полиции, состоялся19	сентября 1945 г., через 36 дней после, того, как Япония
заявила о капитуляции. Это не был случайный митинг,
созванный для того, чтобы послушать независимого ультра¬
националиста. Это был смелый маневр, задуманный для
поднятия духа и поддержанный японским правительством.
В период полнейшего хаоса министерство путей сообщения
каким-то образом сумело составить специальные поезда,
чтобы привезти со всех концов Японии сторонников Иси¬
хара. Тысячи людей в этот спокойный сентябрьский день
слушали, как Исихара обвиняет Тодзио в том, что он при¬
вел Японию к поражению.«Мы проиграли войну не потому, что вам недоставало
мужества, — заявил он огромной толпе. — Мы проиграли
потому, что наши горе-руководители вовлекли нас в вой¬
ну, к которой мы не были готовы. Они предали императора
так же, как они предали страну. Теперь мы должны на¬
чать все сначала, создав заново «азиатскую сферу сопро-
цветания». На этот раз мы должны сделать это насиль¬
ственным путем вместе с другими азиатами. Но скоро,
быть может, лет через десять, мы вернемся к прежнему»-Япония видела в Исихара не только нового Мессию.
Она прислушивалась к удачному объяснению причин по¬
ражения: злодеями были несколько человек во главе с Тод¬
зио, которые находились теперь в тюрьме Сугамо, ожидая
суда, как военные преступники. Никого иного — ни им¬
ператора, ни крупные промышленные компании, ни полити*106
ческих интриганов, ни генералов, подобных самому Иси¬
хара»— не следовало обвинять. Это было удачное объяс-
неНие, которое щадило самолюбие, облегчало совесть и —
подобно сходной теории в Германии после первой мировой
войны — должно было облегчить реваншистскую войну
в следующем поколении.От Исихара разговор перешел к «полиции по контролю
над мыслями», которая заточала людей в тюрьму не толь¬
ко за то, что они «говорили неположенное», но даже по
подозрению в «подрывных мыслях». Начальнику полиции
было явно не по себе. «Я полицейский, — повторял он.—
Я ничего об этих вещах не знаю. У нас здесь была «полиция
по контролю над мыслями», но во главе ее стоял офицер,
присланный из главного города префектуры».—	Что с ним случилось?«Его сместили еще 28 сентября. Все агенты «полиции
по контролю над мыслями» были смещены».—	Где он теперь?С невозмутимым видом он показал пальцем в направ¬
лении окна. «Там. Видите человека, который сидит у во¬
рот, возле американского часового? Это он».Я посмотрел в ту сторону. На скамье сидел здоровен¬
ный молодчик.«Что же он делает в расположении американской части?»—	Это офицер по осуществлению связи между нашим
народом и американской армией. Он был назначен 24 сен¬
тября.«Не знаете ли, что случилось с остальными агентами
«полиции по контролю над мыслями» в вашем городе?»—	Знаю. Здесь было шесть агентов. Три из них теперь
работают в бюро связи, помогая американскому гарнизону.Макхарди, который молчал во время этого разговора,
пробурчал:«Значит ли это, что каждый японец, который хочет
попасть ко мне, должен сперва пройти через руки этих
ТИПОВ?»—	Конечно, — вкрадчиво ответил начальник поли¬
ции. — Если сюда приходят люди с жалобами, которые
Не заслуживают вашего внимания, офицеры связи тут же
управляют их обратно. Мы не хотим зря беспокоить вас.
МЬ1 хотим, чтобы ваше пребывание здесь было приятным.107
Днем Макхарди, три сержанта, переводчик и я уселись
в два виллиса. Мы собирались совершить внезапный на¬
лет на школы. В годы японской агрессии школы были рас¬
садником оголтелого национализма. Теперь во всех рай¬
онах Японии небольшие группы американцев производили
обыски в школах в поисках тайных складов оружия, ча¬
стей самолетов, плакатов, превозносящих достоинства вой¬
ны, книг о варварстве союзников и о их духовной непол¬
ноценности.День был словно из рождественской сказки. Солнце
ярко сияло, воздух был прозрачен, а снег столь ослепи¬
тельно бел, что глазам было больно смотреть на него.
Огромные сосульки, свисавшие с карнизов красных и зе¬
леных крыш причудливых как на картинке домиков, ро¬
няли счастливые слезы. Ребятишки играли в снежки или
катали на санках малышей. Шустрые мальчики проносились
мимо нас на лыжах. На земле царил мир, и наши виллисы,
автоматы и тяжелый пистолет на груди Макхарди казались
ненужными и нелепыми.Мы все почувствовали себя неловко, выйдя из вил¬
лисов у первого нашего объекта — детского сада для де¬
вочек. Очутившись в толпе девчушек в ярких кимоно, мы
почувствовали себя еще более неловко. Они весело щебе¬
тали, приседали перед нами и хихикали за нашей спиной,
когда мы отворачивались. Их смех звонко раздавался в хо¬
лодном воздухе. «Господи! — воскликнул один из сержан¬
тов. — Разве это не прелесть? Это настоящее рождество».Мы вошли в здание, где помещался детский сад, сму¬
щенные и пристыженные. С преувеличенной вежливостью
мы поздоровались с директором, и у Макхарди нехватило
мужества сказать ему, что это налет. В конце концов, ведь
было рождество, и мы находились в детском саду.«Мы приехали с корреспондентом, -- сказал Мак¬
харди. — Не может ли он осмотреть ваш детский сад?»
Затем сержанты, гремя автоматами, разошлись по зданию,
а мы с Макхарди заглянули в холодные, чистые классы
и стали рассматривать детские рисунки домов, деревьев
и лодок в гавани, иероглифы, написанные нетвердой дет¬
ской рукой на классной доске. Тут и там были разбросаны
игрушки, мячи, небольшие гимнастические гири.В углу стоял большой деревянный ящик. Я приподнял
крышку. Внутри уложенные двумя плотными рядами ле*108
#алй ручные гранаты. Взяв одну в руки, я увидел, что онй
ненастоящие. Они были сделаны из глины или какого-то
другого тяжелого вещества, но по форме, размеру, весу
и цвету были, как настоящие.«Для чего это?»Директор детского сада ответил с самым непринужден¬
ным видом: «Для упражнений. Девочки делают вот так...—
он согнул и разогнул руки. — Мы хотим, чтобы наши
девочки были здоровыми и сильными».Мы забрали с собой гранаты. Ни один из нас не сказал
ни слова, когда мы выходили из детского сада. В конце
концов, это была рождественская пора, это был детский
сад, и девочки, игравшие на свежем воздухе, казались та¬
кими прелестными. И разве не было на каждой гранате
маленького ярлычка: «Одобрено министерством просве¬
щения»?Когда мы вернулись в расположение части, я позвал
бывшего шефа «полиции по контролю над мыслями», си¬
девшего у ворот, и стал расспрашивать его о генерале
Исихара и его Лиге Восточной Азии.«Генерал — великий человек, — сказал он. — Лига на^
считывает 600 членов в этом городе и около 1500 во всей
префектуре. Лига усиленно действует. Да вот, к примеру,
вчера вечером ее активисты собрались в милях сорока от¬
сюда, чтобы обсудить свои планы. Там было около ста
человек, главным образом крестьян».Я отпустил его, но он не торопился уходить. «Вы хо¬
тите что-нибудь сказать?» — спросил я.«Начальник полиции,— ответил он, — наверное, ска¬
зал вам, что я возглавлял «полицию по контролю над мыс¬
лями» в этом городе. Формально это так. Но я подчинялся
ему самому. По существу, именно он руководил всеми от¬
делами полиции, в том числе «полицией по контролю над
мыслями».28	декабря 1945 г.	САКАТАКогда мы уже утратили всякую надежду, явился член
парламента Икеда, ставший теперь осведомителем. Это был
^большого роста, подвижной, лохматый человечек с109
живыми черными глазами. Икеда сказал громко, чтобы
слышал человек из «полиции по контролю над мыслями»,
сопровождавший его от ворот, что он пришел засвиде-
тельствовать свое почтение. Но, как только Макхарди от¬
правил полицейского агента, Икеда нетерпеливо спросил:«Когда вы собираетесь обыскать склады Хомма?»«Не горячитесь, — сказал Макхарди. — Где улики?»В ответ Макхарди услышал совсем не то, что ожидал.
Несмотря на все наши старания прекратить словоизвер¬
жение, Икеда два часа читал нам лекцию по истории фео¬
дализма, националистического движения в этом районе
и о семействе Хомма. Наконец, он подошел к большой кар¬
те, висевшей на стене, и показал исторический путь пе¬
реселения клана Хомма.«Семейство Хомма, — сказал он, — извлекало выгоды
из феодальных порядков. Сперва оно нажило капитал на
своей преданности баронам Сакай. Затем оно начало ску¬
пать землю и сдавать ее в аренду по чудовищным ценам.
Наконец, оно занялось ростовщичеством, торговлей, про¬
мышленным производством, банковским делом и колониаль¬
ными аферами. Из поколения в поколение состояние Хом¬
ма возрастало, и к настоящему времени оно должно достичь
сотен миллионов. При этом Хомма были всегда хитры.
Если они не вкладывали деньги в землю или в промыш¬
ленность, они обращали их в золото. Вот почему они со¬
хранили богатство, в то время как другие его утратили».Я спросил: «Откуда вы знаете, что золото спрятано на
складах?»«А где еще оно может быть? Это самое надежное место».Я сказал Макхарди: «Лейтенант, этот тип болтает на¬
обум. Если бы я был на вашем месте, я бы отложил налет
до получения более точных сведений».«Слишком поздно, — сказал Макхарди огорченно. —
Штаб уже приказал мне провести обыск. Мы сделаем это
сегодня днем».Было по-весеннему тепло, и к трем часам дня, ког¬
да мы на трех виллисах отправились делать обыск, широ¬
кие немощеные улицы были покрыты слякотью. Наши
машины, лязгая цепями, одетыми поверх шин, неслись,
обдавая грязью прохожих, которые останавливались и
недоуменно смотрели нам вслед. Нас было двенадцать110
человек, и автоматы, повидимому, придавали нам весьма
деловой вид.Хомма не ожидали нас. Макхарди вошел в дом с пере¬
водчиком и потребовал ключи от складов. Когда он при¬
соединился к нам, за ним по пятам следовали три брата
Хомма. У них были унылые лица. Наконец, один из Хомма,
тот, который был в целлулоидном воротничке, спросило	причине обыска.«Нам сообщили, что вы прячете золото на складах»,—
сказал Макхарди.Все трое переглянулись. «Мы рады были бы иметь зо¬
лото», — сказал Хомма в целлулоидном воротничке.Снаружи склады имели вид двухэтажных ветхих де¬
ревянных амбаров. Но, когда дверь первого склада была,
наконец, отперта, мы обнаружили, что за деревянной об¬
шивкой скрывается стена из асбестового кирпича толщи¬
ной в целый фут. На складах царил такой же порядок,
как в кладовой у какой-нибудь голландской хозяйки. По¬
лы были устланы опрятными соломенными цыновками.
Вдоль стен стояли сотни ящиков из кедрового дерева.
Мы открыли некоторые из них. Там не было ничего, кроме
бумаг: земельные купчие, гроссбухи, долговые обязатель¬
ства, подписанные издольщиками Хомма. Перед нами были
целые горы человеческого горя — растущих долгов, из¬
нуряющего труда, чудовищной ренты, — горя тысяч се¬
мей на протяжении десятков поколений. Мы вышли из
склада, оставив на чистых желтых цыновках грязные следы.Старший Хомма начал возиться с огромным ключом
у двери второго склада. (По традиции в семействе Хомма,
сказал нам переводчик, только глава семьи может входить
в эти двери.) На сей раз обыск дал некоторые результаты.
В одном углу мы обнаружили сотню ножен от мечей, ин¬
крустированных золотом и серебром. В другом углу мы
нашли два старинных самурайских меча. Однако это были
фамильные вещи, и Хомма имели разрешение хранить их.Вдруг из темноты второго этажа, где сержант произ¬
водил обыск, светя себе электрическим фонарем, раздался
возглас: «Я что-то нашел!» Он спустился, держа в руках
небольшую жестяную коробочку. Макхарди взглянул на
коробочку и сердито сказал старшему Хомма: «Какого
чорта вы здесь держите пистоны!» Тот растерянно смотрел
на нас. Я взглянул на коробку.111
«Подождите, лейтенант, — сказал я поспешно. — Проч¬
тите надпись». У самого края коробки мелкими буквами
было написано: «Сделано в Лондоне по заказу Оттоманской
империи».«Что за дьявол эта Оттоманская империя?» — спросил
сержант.«Вероятно, эта коробка — одна из вещей, которые наш
двоюродный прапрадед купил в Европе в прошлом веке»,—
сказал Хомма в целлулоидном воротничке.В конце концов мы все-таки нашли золото — малень¬
кий холщевый мешочек с несколькими унциями желтого
песку. К этому времени Макхарди уже пал духом. «Что
это такое?» — спросил он. Один из Хомма объяснил, что
их семейство некогда искало золото в принадлежавшей им
реке, и это был образчик намытого золота. Прииски были
заброшены пятьдесят лет назад. Подобно почти всем
остальным вещам в этом огромном темном складе, золото,
в сущности, должно было храниться в музее. Чуть ли ни
единственным исключением была толстая пачка облигаций
японских военных займов. Их было на 900 тысяч иен
(или 60 тысяч долларов), и, за неимением лучшей добычи,
Макхарди забрал облигации.Оставалось обыскать еще один склад. Когда он был,
наконец, отперт, мы увидели большую чистую комнату,
в которой не было ничего, кроме шести тюков, лежавших
рядом. Каждый тюк, примерно шести футов в длину, был
завернут в толстый шелк. Один из солдат начал развер¬
тывать первый тюк. Под шелком оказалась другая материя.
Солдат надавил на тюк рукой, и вдруг поверхность тюка
поддалась нажиму.«Что за чорт!?»— воскликнул он. На лицах Хомма по¬
явилось грустное выражение. Наконец, заговорил старший
из них. «Время от времени, — сказал он, — члены импе¬
раторской семьи приезжают в Сакату и останавливаются
у нас. Тогда мы берем эти... — он показал на шесть тю¬
ков, — ... эти штуки в большой дом. Это импортные пру¬
жинные матрацы...»Мы возвращались подавленные. Мы видели, что налет
не удался. Никто не знал этого лучше Макхарди, который
конфисковал облигации военных займов и ключи от скла-112
дов, и раздумывал над тем, одобрит ли штаб его действия,Пока Макхарди говорил по телефону с полковником,
который находился в главном городе префектуры, я разго¬
ворился с бывшим начальником «полиции по контролю над
мыслями», сидевшим у ворот.«Знаете ли вы этого Икеда, члена парламента, который
был здесь сегодня утром? Он друг Хомма?»—	О, нет, — усмехнулся полицейский на мой вопрос. —
Они не друзья. Они двадцать пять лет воюют друг с другом.«Почему?»—	Эта история началась примерно в 1920 г. В то время
Хомма решили построить гробницу для духа одного из
своих предков. Но они не хотели тратить свои деньги.
Поэтому они пригласили всех старшин города на большой
пир и, когда он подходил к концу, предложили ввести
«добровольный налог» на строительство гробницы. Гости
согласились, что это превосходная мысль. И вот налог
был введен, и в 1921 г. в городском парке была установлена
прекрасная гробница. Икеда боролся против нового налога,
но потерпел неудачу, и Хомма стали мешать его деятель¬
ности. Тогда Икеда подружился с генералом Исихара и
другими националистами; на выборах в 1942 г. он победил
кандидата Хомма и стал членом парламента. Он попреж-
нему ненавидит семейство Хомма.Когда я вернулся в кабинет, Макхарди давал инст¬
рукции сержанту: «Отнесите эти облигации и ключи об¬
ратно Хомма и скажите им, что мы ошиблись. Будьте
с ними вежливы».29	декабря 1945 г.	АКИТАГород Акита — не затронутый войной, полный суеты,
укутанный снегом, словно рождественский подарок ватой—
представлял отрадное зрелище. За стеклами витрин, раз¬
рисованных по углам узорами мороза, выставлены более
разнообразные товары, чем в Токио; магазины казались
переполненными. Дети выглядели более здоровыми и ве¬
селыми.Мы ехали по лабиринту улочек, вдоль которых тянулись
комфортабельные дома. Завернув за угол, мы увидели вда¬
ли три фигуры в яркокрасной одежде. Когда мы подъехали8 М. Гейи	ИЗ
ближе, я разглядел, что это были слуги в красных ливреях.
За ними маячила атлетическая фигура полковника ЛукасаЭ.	Хаска, который оказывал мне гостеприимство в отсут¬
ствие генерала Дорна.За завтраком Хаска рассказал мне историю этих лив¬
рей. Оказывается, Дорн, которого угнетала поношенная
одежда слуг, решил достать им ливреи. Его адъютант,
молодой человек с большим воображением, отправился
в местный католический монастырь и заказал яркокрасное
ковбойское облачение. Опасаясь, что этот наряд придаст
его резиденции опереточный вид, Дорн забраковал его.
Тогда адъютант заказал красные егерские костюмы, и
Дорн, наконец, сдался.Почти весь день я провел в беседе с японцами — глав¬
ным образом с политическими деятелями и журналистами.
Японцы рассказывают, что Акита на протяжении 1200 лет
был гарнизонным городом — с тех самых пор, когда сюда
была послана воинская часть, чтобы выбить племена ай¬
ну х. Теперь айну оттеснены к северной оконечности острова
и не интересуют никого, кроме фотокорреспондентов аме¬
риканских иллюстрированных журналов. В Аките уже нет
японского гарнизона, и город, погребенный под снегом,
опасается нехватки продовольствия нынешней весной. Здесь
хранят даже мандариновые корки, хотя я сомневаюсь,
чтобы кто-нибудь стал их есть. Это рисовый район, в ко¬
тором проживает примерно миллион с четвертью человек.
Из каждых пяти человек в префектуре Акита трое работают
на земле, и 86 процентов крестьян составляют издольщики.
Остальные — мелкие землевладельцы, которые едва сво¬
дят концы с концами. Имеется всего лишь около 50 по¬
мещиков.Прежде всего я разговорился с редактором местной га¬
зеты. Это юркий, как мышь, человечек в заплатанных бо¬
тинках и в чистой белой рубашке, каких я немного видел
в Японии. Он нарисовал мне общую политическую карти¬
ну, которая сводилась к следующему:а)	Лига Восточной Азии, возглавляемая генералом Иси-
хара, с которой я столкнулся в Сакате, 'имеет примерно1	Коренные жители Японских островов. В настоящее время
айну насчитывают всего 16 тысяч человек; живут на Хоккайдо и
в южной части Сахалина. (Прим. ред.)114
4000 членов в этой префектуре и сейчас продолжает усилен¬
ную вербовку членов. Это делается под видом «обучения
крестьян применению дрожжей». Меня заверили, что Иси¬
хара «помешан на дрожжах».Пять недель спустя после капитуляции Японии Исихара
выступил с желчной речью. Послушать его собралось две
тысячи человек. Он возлагал вину за поражение на Тод¬
зио, тогдашнего премьер-министра адмирала Кантаро Суд-
зуки и на японскую печать. Он сообщил, что это одна из его
последних речей.«Мне придется на время уйти в подполье, — сказал он.—
Быть может, лет на пять».б)	Местная организация социалистической партии стала
включать в себя людей самых разнообразных политических
направлений. Ее возглавляет человек, который в военное
время был организатором тоталитарной «Ассоциации по¬
мощи трону».в)	Хотя еще ничего не предпринято для проведения
в жизнь закона о земельной реформе, который должен
привести к разделу крупных имений и дать возможность
издольщикам покупать землю, было уже по меньшей мере
сто нарушений этого закона. Крупные помещики делят
свои владения на мелкие участки, которые они распреде¬
ляют между «марионеточными» владельцами — своими род¬
ственниками, слугами и даже новорожденными младенцами.По окончании беседы редактор пригласил меня посмо¬
треть его газету «Акита сакигаке симпо». Он обещал по¬
знакомить меня с политическим хозяином города, а также
с одним из помощников Исихара в Аките. «Между про¬
чим, — сказал он, — по случайному совпадению этот че¬
ловек сегодня днем придет по делу к нам в редакцию».Мы сидели в большой комнате под плакатом «Мир Во¬
сточной Азии, 1940».. Девушки внесли деревянные тарелки
с яблоками и мандаринами и две «хибаци» с тлеющим дре¬
весным углем. Затем один за другим начали приходить
какие-то люди. Они осматривали меня исподтишка и уса¬
живались кружком вдоль стен комнаты. Я старался со¬
хранять невозмутимый вид. Наконец, вошел редактор и
сказал, что это его помощники, которые хотят проинтер¬
вьюировать меня и послушать, как я буду интервьюировать
политического босса. Я быстро начал задавать им вопросы.
Меня особенно интересовало, когда именно они начали
осознавать, что война проиграна. Редактор сказал, что он
понял неизбежность поражения, когда японцы потеряли
Гвадалканар. Три его помощника в один голос заявили,
что они предсказали поражение Японии в день, когда про¬
изошло нападение на Пирл Харбор. Мы обсуждали этот
вопрос, когда вошел политический босс.Его звали Судзуки. Он являлся оплотом консерватизма
и образцом респектабельности в Аките. Это был плешивый
чудаковатый старик в черной безрукавке, полосатых брю¬
ках, потертом жилете из бурого медвежьего меха и рези¬
новых сапогах до колен. Мы разговаривали целый час,
и из его слов я узнал, что одно время он был мэром Акиты,
всегда являлся смелым бойцом за демократию, хотел прой¬
ти в парламент, чтобы служить своему народу и стране,
и считал, что проблему продовольствия можно легко раз¬
решить, если импортировать 75 миллионов бушелей риса.
Он находился в оппозиции к социалистической партии,
потому что она состояла из людей, не имевших собствен¬
ности, и поэтому непригодных, по его мнению, к руково¬
дящей роли.Я продолжал засыпать его вопросами, а он продолжал
увиливать от ответов, пользуясь избитыми штампами.
Наконец, я понял, что напрасно теряю время. Я побла¬
годарил старика, и он тут же схватил яблоко и начал
его жевать. Покончив с яблоком, он поглубже уселся
в кресло и закрыл глаза.Затем я пожелал увидеть помощника генерала Иси¬
хара, однако редактор тщетно разыскивал его, разослав
курьеров во все части здания. Тем временем газетчики
расспрашивали меня. Единственным вопросом, который их,
повидимому, интересовал, было избирательное право жен¬
щин. Интервью достигло кульминационного пункта, ког¬
да я сказал, что на прошлых выборах мы с Сэлли, пови¬
димому, голосовали за разные списки кандидатов.«Вы хотите сказать, что ваша жена голосовала за дру¬
гого кандидата?»Я кивнул.Они обменялись изумленными возгласами, но в это
время вошел курьер, который шепнул что-то редактору,
и последний сказал, что человек, которого мы разыски¬
ваем, ушел. Редактор не знал, к кому приходил в газету116
помощник генерала Исихара, не знал его адреса и не счи¬
тал целесообразным искать его в Аките. Я понял, что меня
дурачат, и мне это вовсе не нравилось. Газетчики жевали
яблоки и с любопытством смотрели на меня. Резкая
реплика, которая готова была сорваться с моих уст, была
прервана высоким пронзительным звуком. Я не мог понять,
откуда он исходит, и посмотрел вокруг. Политический
властитель и поборник демократии заснул с открытым
ртом и теперь храпел.30	декабря 1945 г.	АКИТАПолковник Хаска, питомец военного училища в Уэст-
Пойнте, лицо которого носит следы четырех лет занятий
боксом, чрезвычайно пунктуален. Ровно в 7.30 утра он
уже был в столовой, аккуратный, подтянутый и изыскан¬
но любезный. На завтрак нам подали омлет с красным пер¬
цем, которым я сразу же обжег рот. Однако обжигал не
только перец. Полковник усмехнулся и сказал лейтенанту,
сидевшему на другом конце стола: «Надеюсь, лейтенант,
что вы доставите нам удовольствие и побреетесь, скажем,
до полудня». Щеки молодого лейтенанта, поросшие бело¬
курым пушком, зарделись, и он ответил: «Есть, сэр».Полковник уезжает сегодня в Токио в личном поезде
со всеми, кого можно освободить от службы, на новогод¬
ний футбольный матч.После завтрака я поехал в штаб военной администрации,
который помещается на главной улице Акиты. Местным
гарнизоном командует подполковник Борден, судья из
Алабамы, который вскоре возвращается на родину, что¬
бы заняться политикой. По уровню своего развития он на¬
много выше средних офицеров военной администрации, с
которыми мне приходилось до сих пор сталкиваться, и,
несомненно, будет преуспевать.До пяти часов я успел побеседовать с большинством
СотРУДников военной администрации и кое-что узнал0	стоящих перед ними проблемах. Люди разочарованы
и Расстроены: они считают, что мы не справляемся со
своими задачами в Японии и почти все жаждут убраться
отсюда при первой возможности.117
Согласно директиве генерала Макартура, американские
военные не имеют права отдавать приказы японским
должностным лицам, если не считать дел, связанных
с демобилизацией японцев. «Как можно заставить этих
людей делать то, что вы хотите, если вы не пользуетесь
властью? — спросил один из сотрудников. — Я не за¬
мечаю никаких улучшений. Всем попрежнему заправляет
старая банда, а военной администрации, вместо того чтобы'
отвечать своему названию и проводить в жизнь директивы
генерала Макартура, остается лишь грызть ногти».Были и другие жалобы. Японцы получают текст аме¬
риканских директив через свои официальные каналы
гораздо раньше, чем мы. Иногда предписания амери¬
канским офицерам проверить, как выполняются дирек¬
тивы, поступают до того, как сами директивы попадают
на места.«Видите вот эту книжку? — спросил меня другой
офицер. Он показал на маленькую зеленую брошюрку.
Это был знакомый сборник директив, перепечатанный
газетой «Ниппон тайме», рупором японского министерства
иностранных дел. — Все мы имеем по такому экземпляру.
Вот откуда мы получаем директивы. Мы подписываемся
на «Ниппон тайме», чтобы знать, в чем состоит наша поли¬
тика в Японии».«Что касается наших целей в Японии, то, насколько
мы можем судить, с этим делом все в порядке, — сказал
третий офицер. — Беда лишь в том, что нет никакого
контроля, никакой проверки, никакой власти. Нам велят
проверять, как японцы выполняют директивы. Един¬
ственное, что мы можем сделать, это пойти к японцам и
спросить вежливо: «Преподаете ли вы военное дело в
ваших школах? Как обстоит дело с синтоистской рели¬
гией?» Сегодня мы подчиняемся нашему местному армей¬
скому командиру. Если мы обнаруживаем вопиющее
нарушение какой-нибудь директивы, мы можем погово¬
рить с ним и в обход закона найти какой-нибудь способ
заставить японцев изменить свои методы. Но с 1 января
все гарнизоны военной администрации на местах будут
непосредственно подчиняться командиру корпуса, кото¬
рый находится за сотни миль от нас. Понадобятся месяцы
и стопы бумаги, чтобы принять решение по какому-ни¬
будь вопросу местного значения».ИЗ
«Мне все равно, будет военная администрация обла¬
дать властью или нет. Но я говорю: предоставьте эту
власть кому-нибудь — любой американской организа¬
ции, — пока еще японцы не превратили все наши начи¬
нания в фарс», — сказал один из старших офицеров части.Когда я надевал шубу, он сказал мне: «Целый год
я мечтал о том, что смогу вернуться на родину и с гордо¬
стью сказать, что я работал в военной администрации
в Японии. Но теперь, чорт возьми, я не рискну заикнуться
об этом кому-нибудь».31	декабря 1945 г.	КОМОРОЧерез шесть часов наступит Новый год, мне скучно
без Сэлли и одолевает тоска по родине. Я пишу в убогой
комнате на втором этаже казармы в городе, который я
назову Коморо. В комнате стоят четыре армейские койки,
железная печурка посредине,- пара пулеметов, а возле
меня лежит самурайский меч и коллекция фотографий
проституток, которые в то или иное время побывали тут.Здесь размещен гарнизон, состоящий из десяти человек,
во главе с офицером, которого я назову лейтенантом Харт¬
ли. Это славный беззаботный парень лет 26-ти, который
знал, что делать со своей частью во время войны, и хорошо
сражался, но теперь озадачен сложными политическими
директивами, холодным враждебным японским городом,
одиночеством в мирное время и своим подразделением,
укомплектованным не дисциплинированными солдатами
военного времени, а 18-летними юношами, которые в
начале войны были еще детьми. До Коморо ... миль в эн¬
ском направлении, и Хартли, который сидит здесь без
руководства и газет, видит, что он предоставлен сам себе,
и не понимает ни характера опасности, ни того, какие
меры предосторожности он должен принять. Он ищет
помощи там, где может ее найти, а в Коморо он может
найти ее только среди японских прохвостов, и его беспо¬
койство растет, потому что он опасается их козней. Хартли
старается делать вид, что он независим и весел, но ему
плохо удается скрыть свою тревогу.Сегодня Хартли устраивает большой новогодний вечер.
Он пригласил множество гостей. Будут присутствовать119
священник маленькой японской церкви с молодой женой
и некоторые из его наиболее солидных прихожан. При¬
глашены также нынешний начальник полиции и его пред¬
шественник, который был смещен как агент «полиции
по контролю над мыслями» и который, повидимому, все
еще держит город в руках. Придут четыре японки, ко¬
торых именуют «гейшами», три японки, которые фигури¬
руют под названием «подружек», и еще четыре, профес¬
сии которых никто не пытается скрыть. В зале установ¬
лена большая рождественская елка и устроена импро¬
визированная стойка с плохой японской водкой, огром¬
ным количеством японского пива и пуншем для священ¬
ника и его паствы.Мы рано пообедали. После обеда Хартли встал и об¬
ратился к солдатам своей части: «Солдаты! — сказал
он. — У нас сегодня будет вечер, и я хочу, чтобы он про¬
шел не хуже вечера, который мы устроили в сочельник.
Если кто-нибудь напьется, пусть двое других выведут
его на улицу, протрезвят и потом уложат в постель. Если
кто-нибудь захочет повести женщину наверх, чтобы по¬
казать ей японские гравюры... — он улыбнулся—... так
не тащите ее за волосы. Возьмите ее за руку и отведите
наверх спокойно. У нас сегодня будет священник с женой
и несколько приличных людей, и я не хочу, чтобы онио	нас плохо думали. И, ради бога, не забывайте о профи¬
лактических мерах. Мы не хотим, чтобы в нашем под¬
разделении были венерические заболевания».В 8 часов начался вечер. В зале было полно людей.
Все женщины сидели неподвижно в одной стороне комна¬
ты, а мужчины-японцы — в другой. Американские сол¬
даты стояли у стойки, где брали напитки для себя и для
женщин. Священник часто переходил на женскую поло¬
вину, чтобы поговорить с двумя хорошенькими, досмерти
перепуганными женщинами. Это были его жена и кузина.
Остальные женщины были средних лет и отчаянно напуд¬
рены и нарумянены. Молодчик из «полиции по кон¬
тролю над мыслями» медленно вертелся посредине ком¬
наты, нажимая пальцем на собственную макушку. Он
не был пьян, но делал вид, что пьян. Говорили мало.
Американские солдаты не умели говорить по-японски,
а японцы не знали английского языка. «Порядочные»120
японцы не хотели говорить с «непорядочными». Я выпил
стакан пива и поднялся наверх.Около десяти часов мимо моей двери протопали ору¬
щие мужчины и хихикающие женщины, а снизу из зала
доносились звуки веселья. Я спустился. Теперь картина
изменилась. Все были пьяны и все разговаривали. Слу¬
шатели часто не понимали, что им говорят, но нимало
не смущались. Агент из «полиции по контролю над мыс¬
лями» исполнял охотничий танец. Его партнером был
священник, тоже изрядно пьяный. Начальник полиции
сидел в углу, обняв одну из самых уродливых проститу¬
ток. Жена и кузина священника были в соседней комнате
возле лестничной площадки, где они играли в пинг-понг
с молодым солдатом-американцем. Обе были трезвы и
расстроены. Время от времени им приходилось посторо¬
ниться, чтобы пропустить солдата, уводившего наверх
женщину. Солдаты еще не волокли женщин за волосы,
но во всяком случае волокли. Всякий раз, когда парочка
поднималась наверх, жена и кузина священника делали
вид, что они ничего не видят. У них были напряженные
лица.Я присоединился к играющим в пинг-понг и пытался
подбодрить женщин. Вошел Хартли. Я сказал ему: «По¬
слушайте, скажите священнику, чтобы он забрал своих
женщин домой. Я не хочу играть роль сторожа, а непри¬
ятности обязательно будут». Хартли ответил с несчастным
видом: «Я старался уговорить старого болвана, но ему
здесь очень весело. Я попытаюсь снова».В разгар игры с женой священника я вдруг заметил,
что она смотрит куда-то мимо меня. Я обернулся. Ее
компаньонки не было. В комнате была только одна дверь,
ведущая в длинный коридор, где находились кладовые.
Коридор был пуст. Я нашел девушку в третьей кладовой i
При слабом свете, проникавшем из коридора, я увидел,
что она стоит на коленях и борется с мужчиной. Это был
один из американских гостей. Я потянул его за плечо.
Он посмотрел на меня. У него было совершенно бессмыс¬
ленное лицо; когда он разжал руку, девушка вскочила
и выскользнула из комнаты. Американец медленно вышел,
не сказав ни слова.Игра продолжалась. Я пошел в зал, взял священники
За руку и привел его к Джорджу. «Скажите ему, чтобы121
он надел пальто и увел своих женщин домой. Сейчас же».
Священник посмотрел на меня, улыбнулся и сказал по-
английски: «О-кэй!». Я подождал, пока он не вышел из
дома, спотыкаясь в снегу и идя впереди двух женщин,
как подобает благовоспитанному мужчине в Японии.Вечер закончился около одиннадцати. Я уже лежал
в постели, когда пришел Хартли. Он сел на свою койку
и закрыл лицо руками. «Ох, спина болит!» — сказал
он, наконец, не обращаясь ни к кому, снял ботинки и
одетый, вытянулся на койке.В полночь я сказал ему: «С Новым годом!»Хартли не ответил.1	января 1946 г.	КОМОРОВ 8 часов утра меня разбудил Хартли, кричавший
в трубку полевого телефона. Он разговаривал с соседним
городом. Насколько я понял, рано утром рядовой доло¬
жил Хартли, что на японской ратуше через дорогу от
нас поднят «шар» (японский флаг) в нарушение всех из¬
вестных приказов. Хартли немедленно послал сержанта
сорвать флаг. Начальник японской полиции разъяснил,
что он поднял флаг с разрешения генерала Макартура.
Хартли и прежде имел неприятности с директивами,
которые попадали к японцам намного раньше, чем к нему,
и подозревал, что и на этот раз произошло то же самое.
Он знал, что уронил свой престиж, у него трещала
голова с похмелья, и он был взбешен всем этим до
крайности.Теперь он кричал в трубку, стараясь выяснить в со¬
седнем гарнизоне, лгут японцы или нет. Там тоже ничего
не слышали о таком приказе, но флаг поднят и в их го¬
роде. Потом лейтенант соседнего города спросил, не слы¬
шал ли Хартли о новой директиве, предписывающей
японцам сдать 47 книг о синтоистской религии, указан¬
ных в специальном списке. Он поймал радиопередачу
из Токио, но слышал только обрывки фраз и не особенно
разобрался в сути дела. Хартли ответил, что он ничего
не слышал.Положив трубку, он сказал: «Ведь именно мне поло¬
жено работать здесь, а я ничего не знаю».*122
Внизу сержант, которого мы назовем Финли, показал
мне богатую коллекцию трофеев, собранных им во время
налетов на местные школы: два пулемета, модели плане¬
ров, военные плакаты, военные учебники. Финли — вну¬
шительного вида юноша лет 24-х, который хочет остаться
в армии и который фактически командует местным гар¬
низоном.«Дня два назад, — сказал он, — я совершил один
из таких налетов. Я был один, со мной лошадь. Так вот,
пришел я в школу; как видно, меня не ждали. В сарае
на школьном дворе я нашел настоящий планер, готовый
к полету. Тогда я взял кувалду в школьной мастерской
и разбил эту проклятую штуку. Я внимательно обыскал
всю школу, но больше ничего не нашел.Вернувшись, я начал думать об этой школе. Мне как-
то не понравился вид этих ублюдков. И вот вчера я взял
еще одного парня и снова поехал туда. Мы вошли во двор
и видим, что все учителя копают большую яму, а возле
нее стоят три новехоньких авиамотора, приборы для само¬
лета, инструменты и всякое другое добро.Я спрашиваю директора, что все это значит. Он отве¬
чает, что они только-что нашли все это. Я заявляю, что
накануне осмотрел все здание и ничего не видел, и спра¬
шиваю, для чего они закапывают эти вещи. Им известно,
отвечает директор, что их надо было расплавить, но у них
нет соответствующего приспособления, и поэтому они ре¬
шили закопать это, пока не достанут все, что нужно.
Тогда я дал им несколько топоров и велел приняться
за дело».За завтраком Хартли спросил меня, что бы мне хоте¬
лось предпринять. Я сказал ему, что хочу принять участие
в налете на какую-нибудь школу. Мы с Финли наметили
план. Мы пришли к выводу, что все школы вокруг Коморо
предупреждены. Но поблизости, в двух часах езды на
местном поезде, находится городок Отуки, где не было
еще ни одного американца. Мы решили, что главное —
это приехать неожиданно. Мы задумались над тем, как
нам забронировать комнаты в гостинице Отуки. Наконец
Хартли вызвал начальника японской полиции и сказал,
что я хочу поехать в Отуки за материалом для газетной
статьи, что он, Хартли, возможно, поедет со мной, и123
попросил у начальника разрешения воспользоваться те¬
лефоном полиции — единственным телефоном, связываю-
щим город с Отуки, — чтобы забронировать за мной
комнату.Поезд уходил в четыре часа дня, и у нас оставалось
несколько свободных часов. Но Хартли не давали покоя.
Посетители-японцы начали приходить с новогодними по¬
здравлениями. В их числе был тощий старик с козлиной
бородкой и непомерно большими очками в черной оправе,
которого Хартли представил мне как г*на Муко. Муко
пояснил с помощью Джорджа, что он известный филолог
и лингвист, имеет свои труды и учился в Китае, что он
владеет немецким, английским и китайским языками.
Единственное внятное английское выражение, которое
я от него услышал, было «sank you» *, которое он употреб¬
лял кстати и некстати.Вскоре Муко загнал Хартли и меня в угол. Он слышал
от начальника полиции, что мы собираемся ехать в Отуки,
и спрашивал, не возьмет ли Хартли его, Муко, с собой.
Выяснилось, что Муко посадил в Отуки картофель, и
если бы он мог поехать туда, то обеспечил бы семью на
целый месяц картофелем. «О, моя несчастная спина! —
простонал Хартли. — Не знаю, для чего я говорю с этим
типом». Обращаясь к Муко, он сказал: «О-кэй, можете
ехать». Муко ответил: «Sank you».Когда мы с Хартли прибыли на вокзал, поезд ожидал
нас. Начальник вокзала, важно шествуя впереди, подвел
нас к нашему личному вагону. Несколько минут спустя
вошел Муко. С довольным видом он сказал нам, что вос¬
пользовался телефоном полиции, чтобы предупредить
мэра Отуки, что он, Муко, везет с собой своих американ¬
ских друзей, и уверен, что им отведут самые лучшие ком¬
наты. Иначе, сказал Муко, он лично сгорел бы от стыда.
Хартли был подавлен. «Скажите г-ну Муко, — заявил
он переводчику, — что мы ценим его помощь, но не хотим,
чтобы этот сукин сын совался в наши дела».Переводчик перевел его слова Муко. Муко улыбнулся,
потряс своей козлиной бородкой и сказал по-японски:
«Никакого беспокойства. Лейтенант Хартли—мой друг».1 Исковерканное «благодарю вас». (Прим. персе.)
124
Мы ехали молча. Когда приехали в Отуки, шел снег,
и за крупными, пушистыми хлопьями ничего не было вид¬
но. Мы вышли из вагона на платформу. Перед нами, вы¬
строившись, стояли шесть человек. Двое из них были в
накидках, один — в форме полицейского офицера.Муко сказал: «Позвольте представить: мэр, помощник
мэра, председатель муниципального совета, начальник
полиции, председатель школьного совета и начальник
вокзала». Мэр поклонился и сказал: «Добро пожаловать
в Отуки!» Хартли заявил возмущенно: «Скажите этому
типу, что мы благодарим его, но Муко не имеет к нам
никакого отношения. Он просто проехал за наш счет».Муко благожелательно улыбнулся и сказал: «Sank
you».Мэр вывел нас из вокзала. Перед нами стояли сани,
в которые была впряжена лошадь, а на них громоздилось
какое-то сооружение, похожее на ящик. Тогда лишь
мы узнали, что станция Отуки находится в трех милях
от города. Мы вчетвером с трудом забрались в ящик и
потеснились, чтобы посадить мэра. Не оставалось ни од¬
ного свободного дюйма. Мэр крикнул, и сани тронулись.Через некоторое время я стал различать странные
звуки; я выглянул в боковое окошечко, но не увидел ни¬
чего, кроме голых полей и снега. Тогда я отдернул за¬
навеску на заднем окошечке. За нами, тяжело дыша,
бежала вся администрация города Отуки.К тому времени когда мы приехали в Отуки, начался
настоящий буран, который потрясал шаткие деревянные
строения и вихрем вздымал снег. Гостиница в Отуки
оказалась поразительно большим двухэтажным зданием.
Мы сняли ботинки и поднялись в комнаты, забронирован¬
ные для нас. Мы очутились в большой убогой комнате,
где не было ничего, кроме двух угольных жаровен по¬
средине, вокруг которых было разложено одиннадцать
подушек для сиденья.«Что это значит?» — спросил Хартли.Мэр ответил: «Маленький банкет. Город Отуки хочет
приветствовать американских гостей. Господин Муко...»Муко! Это японское имя было знакомо лейтенанту.
«Чорт бы побрал этого проклятого господина Муко! —
Закричал он. — Мы не хотим больше слышать это имя!125
Мы не хотим никакого банкета! Мы ничего не хотим!
Оставьте нас в покое!»У мэра был растерянный вид. «Скажите ему, — вос¬
кликнул Хартли, — что мы устали. Единственное, чего
мы хотим сегодня, это поесть и лечь спать. Поблагодарите
его и скажите, что мы устроим банкет когда-нибудь в
другой раз».Мэр удалился, и вошел хозяин гостиницы, сообщив,
что ванна готова. Мы с Хартли выкупались. Когда мы
возвращались к себе, мне послышался знакомый голос.
Я заглянул внутрь комнаты и увидел, что вокруг жаровен
сидят люди, потягивающие рисовую водку сакэ. Хозяй¬
ское место занимал мэр. На почетном месте сидел и говорил
высоким фальцетом не кто иной, как г-н Му ко.2 января 1946 г.	.ОТУКИМы рано встали, побрились и ждали завтрака. Вместе
с завтраком появился Муко, сияя от удовольствия.
Мы улыбнулись в ответ. Нас охватила тайная радость охот¬
ника, готового захлопнуть капкан. Японец обвел нас
вокруг пальца, но теперь мы должны были восторже¬
ствовать. Мы быстро покончили с завтраком и отклонили
попытку Муко заплатить по счету. Потом гуськом пошли
по тропинке, проложенной в глубоком снегу. Был солнеч¬
ный, теплый день, и город казался веселым в своем белом
одеянии и ожерелье из искрящихся сосулек.Не прошли мы и двухсот ярдов, как увидели фигуру,
приближающуюся к нам. Это был японский полицейский
с короткой саблей. Он обратился к Джорджу, и тот пере¬
вел, что полицейский послан вперед, чтобы проводить
нас в полицейский участок. Я сказал недоверчиво: «Вы
нас дурачите». «Нет,— возразил Джордж. — Он говорит,
что из гостиницы им позвонили, как только мы вышли,
и начальник послал его, чтобы проводить нас в участок».Мы с Хартли переглянулись. В душе мы знали, что
проиграли, но все еще не хотели терять надежду. Быть
может, это случайное совпадение — такой конвой во вре¬
мя визита, который должен был оказаться неожиданным.Щ\ поднялись в гору к полицейскому участку, в
небольшом и теплом помещении которого нас ожидала126
группа людей. Мы узнали начальника полиции и помощ¬
ника мэра. Начальник полиции представил остальных.
3То были директора двух городских школ.Он сказал: «Мы подумали, что вам, может быть, захо¬
чется посетить наши школы, и поэтому я просил директо¬
ров притти сюда и предложить вам свои услуги в качествепровожатых».С поникшей головой мы поплелись по узкой горной
тропинке за двумя Директорами школ. Оба были в накидках
и высоких резиновых сапогах, которые, кажется, являют¬
ся частью парадной формы в этой части света. Мы прошли
через овраг, забрались еще на одну гору и очутились возле
школы. Все было подгЬтовлено к нашей встрече. Учителя
в парадных костюмах собрались в учительской, а учи¬
тельницы приготовили чай и рисовое печенье. Мы были
раздосадованы и разочарованы и при первой возможности
вырвались, чтобы осмотреть школу. Я сделал первое
открытие. В младшем классе я обнаружил длинный шкаф
с запрещенными книгами по «этике». Они были снабжены
иллюстрациями японских подводных лодок, военных ко¬
раблей и самолетов «камикадзе» *, взрывающих американ¬
ские корабли. Я спросил директора школы, что он наме¬
ревается делать с этими книгами; он ответил, что собирал¬
ся поручить детям замазать чернилами предосудительные
места, но что ему очень некогда и он еще не успел этого
сделать.Медленно мы все двинулись в большую прихожую,
уставленную книжными шкафами, и остановились в не¬
решительности. Хартли начал осматривать книжные шка¬
фы, спрашивая у переводчика заглавия книг, и постучал
по нижнему ящику шкафа.«Что там?» — спросил он.—	Школьные дела, — ответил директор.«Я хочу посмотреть их», — сказал Хартли.Наконец, ящик отперли. Мы увидели там целую кол¬
лекцию авиаприборов, причем каждый из них был снаб¬
ди ярлычком. Первый, который я вытащил, оказался1	Воины-смертники, сражавшиеся в японской авиации и флоте
“ годы войны на Тихом океане. «Камикадзе» — буквально «свя¬
щенный ветер». (Прим. ред.)127
измерительным прибором с английского самолета, сбитого
в Малайе. На другом измерительном приборе была марка
«Пайонир компани, Бруклин, Нью-Йорк», и он мог быть
привезен с любого поля боя в районе Юго-Восточной
Азии.Лицо директора школы пылало, но он упорно твердил,
что не знает, как эти приборы попали в школу. Мы тор¬
жествовали и не желали слушать его заверений. Мы вы¬
тащили ящик и приказали японскому полицейскому от¬
нести его в гостиницу. Потом мы сами отправились в
гостиницу в приподнятом настроении, тщательно обду¬
мывая происшедшее.«Знаете что, — сказал я. — Если мы могли найти
это в городе, где, очевидно, готовились к нашему приезду,
то подумайте только, что мы могли найти, если бы нас
не ждали. Куда бы нам поехать отсюда, так чтобы наш
приезд был действительно неожиданным?»«Великолепная идея! — воскликнул Хартли. — Поезд
отсюда идет до городка Митумине. Давайте сядем в поезд,
не скажем никому, куда едем, и сойдем в этом городе.
И давайте возьмем с собой начальника полиции, чтобы
он не мог никого предупредить».Начальник полиции не хотел ехать с нами. Он сказал,
что сильно простужен. Мы настаивали, и в конце концов
он поехал. И вот мы снова в поезде, и, хотя знали, что
наша поездка в Отуки не была ни для кого сюрпризом,
кроме нас самих, мы были уверены в том, что наш следую¬
щий налет будет исключительно успешным. Неожидан¬
ность, говорили мы друг другу, вот залог успеха.Мы ехали в местном поезде, состоявшем из трех ва¬
гонов — в первом поезде из виденных мною, который
не был набит битком. Мы еще не сказали начальнику
полиции, куда едем, и он угрюмо сидел в углу. На каж¬
дой остановке он приподнимал чрезмерно большую фу¬
ражку, закрывавшую ему глаза, и посматривал на нас.
Мы делали вид, что не замечаем его.Было почти два часа дня, когда мы, наконец, прибыли
в Митумине. Мы быстро сошли на перрон и там, остолбе¬
нев, увидели выстроившихся перед нами и кланявшихся
людей: высокого, тощего мужчину в накидке, двух или
трех низеньких человечков в черных пиджаках и накрах-128
маленных воротничках, приземистого коренастого по¬
лицейского офицера с очень длинной саблей. Высокий
сделал шаг вперед и сказал: «Я мэр города Митумине.
Добро пожаловать в наш город». В оцепенении слушали
мы, как он представлял остальных и сообщал, что нам
хотят показать школу в Митумине, и в таком же оцепе¬
нении мы присоединились к длинной веренице людей,
шествовавших с вокзала.Наконец мы пришли в школу. Мне стало жарко от
подъема на гору и не хотелось входить в помещение. Я
уселся на ступеньки и смотрел на долину, расстилавшую¬
ся внизу, на струящийся поток, на суету в маленькой
деревушке, црилепившейся к реке, на детей, катавшихся
на санях с горы. Был солнечный тихий день, и до меня
доносились восторженные возгласы детей. Через неко¬
торое время подошел мэр и пригласил меня войти. Я
послушно прошел через тщательно убранные классы,
пустой гимнастический зал и вошел в учительскую, где
учительницы сервировали чай. В книжном шкафу я за¬
метил книгу «О военной доблести», но ничего не сказал.
Мы потерпели поражение — полное и унизительное. Един¬
ственное, чего я теперь хотел,—это выбраться отсюда и
выяснить, как все это было подстроено.Было три часа дня, а поезд уходил только через два
часа. «Может быть, — предложил мэр, — мы зайдем в
гостиницу в Митумине и выпьем чаю?» Нам больше ничего
не оставалось делать, и мы согласились. И нас уже не
удивило, когда, войдя в гостиницу, мы увидели, что там
приготовлен банкет с огромным количеством блюд и це¬
лыми галлонами сакэ.«Остается только одно, — сказал Хартли, — напиться».
Он обменивался бокалами с городскими чиновниками
в знак учтивости и сам предлагал тосты. Царила атмосфе¬
ра глубочайшего доброжелательства и взаимопонимания.
Затем молодые учительницы начали подавать кушанья,
становясь на колени перед нами. Я сослался на несварение
желудка и ничего не ел. В разгар банкета мэр объявил,
что он хочет произнести речь.«Я всю жизнь был поборником демократии, — сказал
°н. — Это маленький городок, но важен его. дух, а не
число жителей. Очень печально, что американская армия
Не посылает чаще в Митумине своих офицеров, подобных9 М. гейн	129
капитану Хартли, чтобы помочь нам приобщиться к демо¬
кратии. Мы надеемся, что в следующий раз, когда вы
приедете к нам, вы заранее нас предупредите».Хартли спросил у меня: «Что же мне сказать им, чорт
побери?» Я предложил, чтобы он ответил, что наш приезд,
очевидно, был не совсем неожиданным, если мэр успел
натянуть полосатые брюки и устроить настоящий банкет.«Мы не можем говорить с ними саркастически, — ска¬
зал Хартли с упреком. — Эти типы — наши хозяева».Он выразил удовольствие по поводу своего визита,
во время которого он убедился в больших успехах, до-
стигнутых мэром в области демократизации. Но я не был
должностным лицом и при желании мог говорить неприят¬
ные вещи. Я настойчиво расспрашивал мэра до тех пор,
пока не выяснил, что по профессии он был «знатоком
искусств» и что его отец был одним из самых крупных
помещиков в районе.Мы вышли из гостиницы в пять часов вечера и напра¬
вились к вокзалу. Мы пожали руки всем провожающим,
и мэр сказал: «Приезжайте, пожалуйста, весной. Здесь
чудесная рыбная ловля. Но, пожалуйста, без неожидан¬
ностей». Он смущенно улыбнулся: «Без неожиданностей».
Вместе с начальником полиции Отуки, который был со¬
вершенно пьян, мы сели в вагон. Света не было, но отцы
города Митумине поставили небольшую угольную жаров¬
ню в проходе.Я уселся рядом с начальником полиции, угостил его
сигаретой и спросил, как его простуда. Он засмеялся
и сказал, что сакэ излечила его. Я поинтересовался, сколь¬
ко времени он занимает пост начальника полиции в Отуки.
Он сказал, что был назначен в конце августа — через
две недели после капитуляции Японии — и что до этого
он был начальником «полиции по контролю над мыслями»
в соседнем городе.«Всех нас, — сказал он, — переместили в августе и
сентябре». Я пожалел о том, что «полиция по контролю
над мыслями» была распущена, потому что «теперь нет
никого, кто следил бы за подрывными элементами».«Дело обстоит не так уж плохо, — разъяснил он. —
Вся работа, которой занималась «полиция по контролю
над мыслями», поручена теперь чиновнику по поддержанию
мира и судье каждой префектуры».130
«Я лично, — продолжал он, — только что вернулся
с совещания в главном городе префектуры, состоявшегося
28—29 декабря. Бывший начальник «полиции по контролю
над мыслями», который теперь является чиновником по
поддержанию мира, дал нам новые указания относительно
нашей работы, в особенности на предстоящих выборах».У меня оставался лишь один вопрос: «Откуда вы узна¬
ли, что мы захотим осмотреть школы в Отуки и откуда
в Митумине узнали, что мы приедем?»Он засмеялся. «Очень просто. В Отуки американцам
нечего осматривать, кроме школ. Разве что мельницу.
Но мы подумали, что вы не станете ехать из Коморо, что¬
бы посмотреть мельницу. Потом, когда вы решили поехать
в какой-то другой город и взяли меня с собой, я просто
велел своему помощнику позвонить во все города на этой
железнодорожной ветке и сказать, чтобы там подготови¬
лись к вашему приезду. Здесь всего четыре города, и мы
хотели, чтобы вы получили удовольствие от поездки».Я спросил с изумлением: «Неужели вы хотите сказать,
что в каждом городе на этой железнодорожной ветке нас
ожидали должностные лица на вокзале и чай, и банкеты?
А мы проехали мимо и даже не взглянули на них из окна?»Начальник кивнул. Сидевший позади меня Хартли
тяжело вздохнул: «Ох, моя бедная спина!».4 января 1946 г.	НА ПУТИ В ТОКИОЯ уже второй день трясусь в поезде и буду счастлив,
когда мы, наконец, прибудем сегодня в Токио. Вся поезд¬
ка — это смутные обрывки воспоминаний о холоде, снеге,
бесконечных задержках, бутербродах с консервированным
мясом, вокзалах, набитых ожидающими людьми, кратко¬
временном сне и работе на пищущей машинке, стоящей
У меня на коленях. Однажды, когда поезд проезжал в
горах, деревянный вагон загорелся от искр, летевших от
паровоза. Мы дернули тормоз, остановили поезд и потуши¬
ли огонь снегом и хлорированной водой из фляг. Вчера
вечером к нам подсел полковник. Несколько часов спустя
на остановке вошел проводник и сказал, что уголь настоль¬
ко плох, что мы вряд ли сможем одолеть предстоящий
нам крутой подъем. Он полагал, что если мы подождем9*	131
до рассвета, то сможем получить второй паровоз. Пол¬
ковник взглянул на пассажирский поезд, подходивший
к станции с другой стороны.«Куда идет этот поезд?»Проводник ответил, что он следует в Акиту.«Отцепите паровоз от этого поезда и прицепите к наше¬
му, — сказал полковник. — Я еду в Токио по важному
делу и не могу опаздывать».Паровоз был отцеплен. Мы благополучно преодолели
подъем, но, когда выяснилось, что мы все-таки опоздаем
к промежуточному поезду, полковник' послал вперед рас¬
поряжение, чтобы этот поезд задержали. Мы опоздали
на три часа, и поезд дожидался нас.В Ниигате Джордж вышел, чтобы купить японские
газеты. В них был опубликован текст указа, изданного
императором в первый день Нового года, и заявление
генерала Макартура по этому поводу. С изумлением слу¬
шал я перевод этих двух документов.Словно ничего не произошло в Японии, император
Хирохито начинал свое послание с длинной цитаты из
«Клятвы» императора Мэйдзи, которую он характеризо¬
вал как «основу национальной политики». Пять пунктов
«Клятвы», обнародованной 80 лет назад, на словах пре¬
дусматривают подлинно демократический режим, опираю¬
щийся на общественное мнение и активное участие «всех
классов — высоких и низких... в делах государства».
Как это знает каждый в штабе генерала Макартура, им¬
ператор Мэйдзи стал оплотом и символом воинственного
национализма в Японии, и каковы бы ни были формулиров¬
ки некоторых его торжественных заявлений, за все время
его 45-летнего царствования никогда не существовало
народного правительства и не было намерения его создать.
При императоре Мэйдзи Япония воевала с Китаем и Рос¬
сией, захватила Формозу, нарушила границы Кореи,
аннексировала ее и установила «особые права» в Мань¬
чжурии. Именно указы императора Мэйдзи устанавливали
для современной Японии жесткие рамки феодальной
системы. И вот Хирохито, император страны, которую
мы собирались демократизировать, ищет в XIX веке
руководящих указаний для демократической Японии.«Чрезмерно радикальные тенденции, — говорилось в
указе Хирохито, — постепенно распространяются, и132
моральные устои народа ослабевают, в результате чего по¬
являются признаки смятения мыслей. Мы всегда с на¬
родом и всегда желаем делить с ним радости и горе. Узы
между Нами и Нашим народом... не обусловливаются
ложной концепцией, что император божественен и что
японский народ превыше других рас и призван править
миром».Генерал Макартур опубликовал следующее заявление
по поводу этого указа: «Новогоднее послание императора
весьма радует меня. Он берет на себя руководящую роль
в демократизации своего народа. Он твердо избирает
на будущее позицию либерализма...»Я вернулся в Клуб журналистов и застал всех за пи¬
шущими машинками. Только что опубликована директива
о чистке, которая вызвала внутреннюю борьбу в штабе.
Хотя в ней имеются крупные пробелы, она произвела
на меня большое впечатление. Она устраняет верхний
слой японских националистов — военных, бюрократов,
принадлежащих к «Ассоциации помощи трону», людей,
которые создавали, возглавляли или финансировали тер¬
рористические или тайные общества, должностных лиц
фирм, которые грабили и эксплоатировали оккупирован¬
ную Азию, агентов разведки и подлинных хозяев, дер¬
гающих за веревочку японских марионеток в Азии. Ди¬
ректива предписывает, чтобы в дальнейшем все должност¬
ные лица заполняли анкеты, в которых писали бы о своей
деятельности и связях, начиная с 1931 г.В числе организаций, подлежащих роспуску, нахо¬
дится Лига Восточной Азии моего друга генерала Исихара.Но теперь, после того как я отдохнул от Токио с его
атмосферой интриг, возбуждения и власти и побывал
в провинции, где наши мероприятия подвергаются под¬
линному испытанию, я стал умнее. Директива преду¬
сматривает, что проведение перечисленных в ней мер
будет делом японской правительственной машины. Со¬
гласятся ли люди, которых я видел — губернаторы, на¬
чальники полиции, политические боссы, — уйти с поли¬
тической арены и уничтожить всю эту порочную фео¬
дальную систему в стране только потому, что в Токио
существует на бумаге подобная директива? Агенты «по¬
лиции по контролю над мыслями» были смещены ровно133
три месяца назад согласно директиве, ничем не отличав-
шейся от сегодняшней. И все же они уцелели после бури,
сменив только вывеску. Захочет ли вчерашний начальник
«полиции по контролю над мыслями», который сегодня
является «офицером по поддержанию мира», оставить свой
пост завтра или он просто переменит должность? Япон¬
ские газеты предсказывают, что большинство членов ка¬
бинета останется на своем посту после чистки. И дей¬
ствительно, решать вопрос о том, кого принести в жертву,
будут премьер Сидехара и одиозный политический де¬
ятель Ватару Нарахаси. Пожертвуют ли они министром
иностранных дел Сигеру Иосида, который помогал раз¬
рабатывать пресловутый план завоевания Китая, из¬
вестный как «меморандум Танака», или же министром
здравоохранения Хитоси Асида, чья газета «Джапан
тайме» призывала к агрессии? Мы все сомневались в этом.Эта директива может стать разящим мечом. Но мы
ослабляем силу наносимого удара, позволяя самим япон¬
цам решать, на кого он должен обрушиться и кого должен
пощадить. Никто не виноват в этом персонально; в этом
виновата проводимая нами политика, согласно которой
осуществление демократизации было поручено недемокра¬
тическому правительству.6 января 1946 г.	ТОКИОСегодня узнал, что первый проект указа императора,
в котором он отрицал свою божественность, был в дей¬
ствительности состряпан в отделе генерала Дайка. У меня
нет никаких возражений против того, чтобы вкладывать
наши слова в уста императора. Но меня забавляет и удив¬
ляет то, что, как только он произнес эти слова, мы немедлен¬
но опубликовали заявление, восхваляющее его «либера¬
лизм» и «демократический дух».22 января 1946 г.	ТОКИОЗавтракал с четырьмя сотрудниками редакции армей¬
ской газеты «Старс энд страйпс». Узнал много поучитель¬
ного из их рассказов о военной цензуре. Купюры, произ-134
водимые цензурой, дают представление о том, что,
мнению военного командования, американские воен
служащие не должны знать о Японии.Цензоры не пропускают сообщений о том, какую роль
в развязывании войны сыграли император, члены каби¬
нета, государственные чиновники и газета «Ниппон
тайме» — официальный и изворотливый орган министерш
СТва иностранных дел. Вот характерные факты, не пропу¬
щенные цензурой: премьер Сидехара входил в национа¬
листский совет; член его кабинета в свое время был членом
тоталитаристской партии; выходящая на английском язы¬
ке «Ниппон тайме» рекламирует себя как «необходимую
для понимания идеи Великой империи».Информация, показывающая, что «демократизация» си¬
стемы просвещения в Японии находится сейчас в руках
пропагандистов военного времени, запрещается. Особенно
старательно цензоры вычеркивают упоминания об авторе
книги «Основы воспитания подданных императора»; о
друге Тодзио, который написал «Инструкцию о поведении
на поле боя»; о профессоре, который был награжден Мус¬
солини и который позднее принимай в Японии делегацию
фашистских деятелей просвещения.И, наконец, цензура не пропускает никакой критики
по адресу некоего Тойохико Кагава, который известен
как христианский общественный деятель.В настоящее время Кагава является крупной звездой
в токийском политическом созвездии. Известно, что в
прошлом месяце многие видные офицеры в штабе считали
его наиболее подходящим кандидатом на пост премьер-
министра. Однако продвижение Кагава сразу же пре¬
кратилось после опубликования газетой «Старс энд
страйпс» описания его деятельности во время войны.Для меня — так же как, наверное, для миллионов
других американцев — Кагава до недавнего времени был
образцом альтруизма. Он родился 58 лет назад в состоя¬
тельной семье, получил образование в Принстонском
университете и мог избрать какую-нибудь выгодную карь¬
еру. Вместо этого он пошел в трущобы и стал известным
общественным деятелем. Когда он приезжал в Соединен¬
ные Штаты читать лекции, огромные толпы собирались
чествовать его.135
Впервые я видел Кагава сегодня утром во время двух¬
часового интервью. Он поразил меня прежде всего своей
хитростью. Внешне он мало импозантен — невысокий,
похожий на птицу старик в неопрятной одежде. Но у него
острый ум, и он хитро и ловко уклонялся от моих вопро¬
сов о его недавних делах.Кагава сказал, что выступает за контроль над богат¬
ством, за перераспределение земли и уничтожение феода¬
лизма. Но хотя Кагава против феодализма, он за импе¬
ратора. «Император нам нужен, — сказал он веско. —
В последние годы было убито пять премьеров. Партии
продолжают ссориться друг с другом. Нам нужен арбитр.
Хирохито — это человек с трагической судьбой. Я со¬
чувствую ему. За войну несет ответственность народ и
парламент, но не он».Слово «мир» Кагава использовал как щит. Он сказал,
что в 1940 г. три недели сидел в тюрьме «за участие в дви¬
жении в защиту мира». Он рассказал, что посетил Со¬
единенные Штаты в 1941 г. и по возвращении заявил в
парламенте, что президент Рузвельт—миролюбивый человек.Кагава признал, что он выступал против Соединенных
Штатов в 1945 г. «Я делал это сознательно,—сказал он,—
потому что американские радиостанции заявляли, что
после поражения Японии я займу пост премьер-министра,
и этим они подрывали мое влияние как христианина».Он тепло отзывался о генерале Макартуре. «Генерал
Макартур проделал замечательную работу. Даже кон¬
серваторы теперь хвалят его намерения».Я спросил Кагава об источниках его дохода. «Я встаю
в 3 часа ночи и сажусь писать беллетристику, — сказал
он. — В настоящее время я печатаю выпусками три произ¬
ведения в газетах и журналах. Все они написаны на тему
о христианстве. Я работаю также консультантом по хри-
стографии в электрической компании, которая принадле¬
жит одному из священников моей церкви». Он показал
мне, как пишется слово «христография». «Это наука о
кристаллах. Математическая христография — это мой
конек».Однако портрет этого человека все еще неполон.
Кое-что из сказанного им не согласовывалось с другими
данными. О многом он умолчал. Был ли он, подобно136
многим другим либералам, одержим националистической
истерией? Стал ли нажим столь сильным, что он не мог
устоять? Настолько ли он стремился сохранить свой пре¬
стиж христианского вождя, что был готов принести в
жертву некоторые христианские принципы?Если мотивы его действий остались невыясненными,
то все остальные факты были ясны.По возвращении из Соединенных Штатов Кагава вы¬
ступил в комиссии парламента по иностранным делам4	октября 1941 г. Эта речь была изъята из протоколов
парламента. Однако было отмечено, что он говорил о
«разногласиях среди общественного мнения в Соединен¬
ных Штатах». Речь была перепечатана в одном журнале.
В ней не упоминалось о президенте Рузвельте как о миро¬
любивом человеке, как ранее утверждал Кагава. Ее вдох¬
новляющей темой была сила американского изоляциониз¬
ма, начиная с неких организаций «Авангард» и «Клуб
медных шлемов» (которые, по словам Кагава, объединяют
90 процентов из 2900 пилотов торговой авиации Америки)
и кончая Чарлзом Линдбергом, Бартоном Уилером и
Гербертом Гувером.Это было начало карьеры пропагандиста. В 1942 г.,
выступая по радио в передаче, перехваченной нашими
станциями радиопрослушивания, Кагава заявил: «Се¬
годня Америка представляется мне мрачной могилой.
Я не могу поверить, что всемогущий бог допустит, чтобы
.ее непомерная жажда мирового господства была удовле¬
творена... Да будет проклята Америка за то, что она по¬
зорит имя Христа этой бойней».В 1944 г. токийское радио передало следующий отры¬
вок из проповеди Кагава: «Вавилон пал... Рим пал, и
Америка также должна обратиться в руины из-за своего
своекорыстия... Американские деятели играют костями
убитых японских офицеров и солдат. Президент Руз¬
вельт хвастается разрезальным ножом, сделанным из
костей погибшего японского солдата...»Кагава поддерживал войну и другими способами.
Согласно письменным показаниям других японцев-христи--
ан, он ездил в Китай, чтобы постараться прекратить со¬
противление китайцев. Он написал военный гимн. Вместе
с одним известным аферистом и агентом армии (который
сейчас находится в тюрьме Сугамо) он был советником137
премьер-министра Хигасикуни и вместе с этим аферистом
организовал «митинг в защиту мира».Но наиболее интересным из всех материалов, собран¬
ных мною о Кагава, было заявление, подписанное под
присягой неким Кан Мадзима:«Я был связан с д-ром Кагава на протяжении 25 лет, —
заявил Мадзима. — Я разочаровался в нем только перед
самой войной. Я сказал ему, что милитаристы подготав¬
ливают войну с Америкой. К моему великому удивлению,
Кагава ответил: «Если война начнется, я поддержу ее».
Тогда я начал спорить с ним по этому поводу, и он назвал
меня трусом. Примерно через год после начала войны
Кагава заявил мне, что Япония очень сильна и стоит
на пути к победе и что мы должны сделать все возможное,
чтобы помочь ей выиграть войну. После этого мы разо¬
шлись, и я не видел его до апреля 1945 г. Моя больница
была сожжена дотла, и я сказал Кагаве: «Япония проиг¬
рала войну, и мы, как общественные деятели, должны
объяснить народу,, что войне надо положить конец. Я
сказал ему, что он — известный вождь — должен и может
выступить против войны. Завязался ожесточенный спор,
и Кагава заявил, что, если понадобится, мы должны бу¬
дем продолжать воевать, даже если нам придется воевать
бамбуковыми палками».Это показание было подписано под присягой в при¬
сутствии американских свидетелей, и Мадзима был
сфотографирован в момент подписания. Были сфотогра¬
фированы и другие люди, подписавшие столь же компро¬
метирующие показания.Повидимому, сведения о Кагаве имелись в распоряже¬
нии полковников, которые хотели сделать его премьер-
министром. Что же заставляло их игнорировать эти фак¬
ты? И какая причина побуждала военных цензоров
запрещать знакомить американских солдат с историей
деятельности Кагавы?24 января 1946 г.	ТОКИОСегодня закончил составление плана пятидневной по¬
ездки в префектуру Нагано на будущей неделе. Я при¬
соединюсь там к группе организаторов Крестьянского138
с0Юза и вместе с ними буду ходить по деревням. Поездка
организуется журналистом Оно, широкоплечим моло¬
дым человеком с выразительным лицом и непокорной
шевелюрой. Одно время Оно был редактором видного
литературного журнала, вся редакция которого была
арестована во время войны за опубликование «подрывной»
статьи. Он просидел два года в тюрьме. Мы собираемся
поехать в город Нагано, который находится в 130 милях
к северо-западу отсюда, захватить там известного публи¬
циста Хирокици Хаяси и затем пойти пешком с проф¬
союзными организаторами. Префектура Нагано славится
шелком и яблоками, ее крестьяне известны как прогрес¬
сивные, и поездка должна быть увлекательной.21 января 1946 г.	ТОКИОМы целой группой пошли в парк Хибия посмо¬
треть на массовый митинг в честь Сандзо Носака —
коммуниста, который только что вернулся из Красного
Китая.Парк представляет собой голую площадку, окружен¬
ную деревьями. По случаю митинга здесь была воздвигнута
трибуна, украшенная красными и белыми флагами, и
на нее торжественно поднялись члены комитета, создан¬
ного для чествования Носака.Пока что я не могу найти исчерпывающего объяснения
популярности Носака среди не-коммунистов. Возможно,
что его слава подпольного борца докатилась до Японии
в военное время... Каково бы ни было объяснение, этот
митинг не был партийным, и правые сидели рядом с ком¬
мунистами.Первое, что мы увидели, это колонну примерно пятисот
транспортных рабочих с плакатами, которая строем вхо¬
дила в парк, выкрикивая: «Вассо, вассо, вассо» г. Старики
и молодые шли в ногу, и все это — сочетание красок,
ритма и мелодий — напоминало хорошо поставленный
фильм. Потом начали приходить более мелкие группы;1 Ритмичные восклицания, которыми японцы сопровождают
коллективные действия. Произносятся в такт работе, ходьбе,
бегу и т. п. (Прим. ред.)139
некоторые из них шли с песнями, некоторые поспешно
подходили молча.Мы поместились за трибуной и останавливали всех,
кто казался нам интересным. Вот, например, женский
организатор — пышущая здоровьем девушка с блестящи¬
ми глазами и веселым смехом. Она окончила сверхприви-
легированную школу для детей пэров, была арестована
в январе 1945 г. за организацию женского кружка по из¬
учению текущей политики и была освобождена в день ка¬
питуляции Японии. «Мой отец, — сказала она весело, ■—
политический деятель. Это означает, что у него нет ника¬
ких политических идеалов. Но я думаю, что я его еще
переделаю».Несколько поодаль от толпы я увидел пожилую пару,
сидевшую на скамье. Мужчина был невысок ростом и
небрит. Лицо женщины, крупное и простое, казалось
почти красивым, таким внутренним довольством оно све¬
тилось. Они охотно разговорились, пли вернее говорила
женщина, а мужчина поддакивал. Женщина сказала,
что ее муж портной, что оба они не-коммунисты и при¬
шли на митинг, потому что «любят демократию». Она
потянула меня за рукав, сказав: «Пойдемте со мной»,
привела меня к краю трибуны, где было прикреплено
несколько флагов, и указала на шелковый флаг с жел¬
той бахромой. «Пощупайте его, — сказала она, — это
настоящий шелк. Мы сделали этот флаг вместе с мужем.
Во имя демократии».Носака был худощавый спокойный человек с профес¬
сорскими манерами. Он говорил просто, без всяких ора¬
торских ухищрений. «Шестнадцать лет, — сказал он, —
прошло с тех пор, как я покинул Японию, но ни на ми¬
нуту я не забывал свою страну и не переставал бороться
за счастье человечества. Еще до отъезда из Китая я узнал,
что Япония разрушена и. что никто не думает о ее вос¬
становлении. Теперь я вижу, что самое существование
народа в опасности. У людей нет жилищ и нет работы.
Большая часть народа голодает, в то время как кое-кто
припрятывает огромные богатства. Возвращающимся солда¬
там приходится туго. Дзайбацу и военные преступники
попрежнему находятся у власти. До демократии еще
далеко, хотя народ тянется к ней».140
Он заявил, что правительство должно быть заменено
коалиционным кабинетом, который обеспечит народу про*
довольствие, работу и жилища, выявит военных пре¬
ступников, даст землю издольщикам, возродит промыш¬
ленность и поможет вернувшимся солдатам.«Во время войны, — сказал Носака, — нас называли
предателями и пораженцами. Но теперь мы спрашиваем:
кто же в действительности предатели Японии? Посмотрите
на опустошения вокруг нас. Посмотрите на унылые
лица. Не коммунисты вызвали все это, а император,
милитаристы, политиканы. И никто не может сказать,
что мы, коммунисты, не умирали за свою страну. После
одного только «маньчжурского инцидента» сотни ком¬
мунистов были убиты японской полицией. Те из нас,
кто остался в живых, помогут теперь возродить страну».По окончании митинга народ устремился из парка
по главному бульвару, который отделен одним кварталом
от штаба генерала Макартура. Собравшихся на митинг
было 3 тысячи, и они выходили рядами по 30 человек,
мужчины и женщины, главным образом молодежь. Они
шли и пели, взявшись за руки. Время от времени колонна
убыстряла шаг в такт боевого клича «Вассо, вассо, вассо».
Когда демонстранты достигли перекрестка центральных
улиц, они свернули к парламенту и снова двинулись
плотной массой, распевая, выкрикивая лозунги, разма¬
хивая плакатами и вбирая в свои ряды тех прохожих,
которые решали присоединиться.Я перешел улицу и направился к зданию, где помещает¬
ся начальник американской военной полиции района
Токио. Полковник наблюдал за шествием с крыльца.
Лицо его носило следы напряженной мысли. «Чорт их
побери, — сказал он, — это самое внушительное зрели¬
ще, которое я видел в этой стране».3	февраля 1946 г.	ИЯМА, ПРЕФЕКТУРА НАГАНОЯ уже третий день в пути. Мне начинает казаться,
что знакомый мне мир —- мир тепла и комфорта, коктей¬
лей, асфальтированных улиц и автомашин, американских
Директив и японских интриг— исчез. Представший передо
мной мир совершенно необычен—это мир простого человека,141
наполненный надеждами и ненавистью, накопившимися
,за много поколений; крестьянский мир, в котором земля
и урожай — это начало и конец всего; примитивный мир
деревень, погребенных под снегом, бушующих стихий,
едва пробудившихся социальных сил. Уже три дня я
хожу пешком из деревушки в деревушку, названий кото¬
рых я не могу запомнить, встречаюсь с людьми, лица
которых стираются из памяти, и слушаю шестнадцать
часов в день трагическую и в то же время исполненную
надежд историю крестьянской Японии.Три дня назад мы с редактором Оно сошли на железно¬
дорожной станции Нагано, где нас встретил писатель
Хаяси, хорошо знающий японскую деревню. Немного
времени спустя мы сидели в пригородном поезде, полном
дружелюбных людей. Я разговаривал с Хаяси, и к нам
присоединялись другие люди, пока не образовалось нечто
вроде передвижной деревенской сходки. Некоторые из
людей спрашивали меня о моих делах, а потом рассказы¬
вали о своих. Мы говорили об урожае, о большом снего¬
паде, о деньгах, утративших свою ценность, о нехватке
удобрений, об инвентаре, башмаках и кухонной утвари.Вот возле меня стоит маленький жилистый челове¬
чек — бывший военнослужащий. У него с собой несколько
самурайских мечей, завернутых в шелк. Когда я напоми¬
наю ему о том, что все мечи должны быть сданы японской
полиции, он восклицает: «Какое мне дело до этих прика¬
зов? Только дураки отдают свое оружие. Эти мечи слиш¬
ком хороши, чтобы их отдавать».Мы остановились у местного дельца по фамилии Хираи.
Это редкий для Японии человек — промышленник, кото¬
рого издольщики считают своим другом. Хираи владеет
землей и заводом, вырабатывающим пихтовое масло.
В то же время он организовал в Ияме союзы потребителей
и издольщиков. В начале тридцатых годов он просидел
два года в тюрьме именно за эту деятельность.Теперь Хираи и энергичный профсоюзный организа¬
тор, небольшого роста человек по фамилии Васими, ко¬
торый прошел сотню миль, чтобы присоединиться к нам,
стали нашими гидами. Первое собрание, на котором' я
присутствовал, происходило в лачуге издольщика, кото¬
рая представляла собой не то дом, не то хлев и в которой142
помещалась породистая корова. Входившие приветствовали
остальных от порога, преклонив колени, а затем подса¬
живались к плотному, все более расширявшемуся кружку
вокруг «хибаци». Мы позавтракали холодной лапшой,
политой холодной соевой подливкой, и холодным «дзягаимо»
(ирландский картофель), отваренным с редиской. Я внес
свой вклад — пару банок консервированной колбасы.
Каждый получил по ломтику, и все были довольны.Многое из того, что говорилось на первом собрании —
по поводу демократии и директив генерала Макартура, —
очевидно, говорилось чтобы доставить мне удовольствие.
Но, если не считать этих отвлеченных тем, разговор шел
главным образом о надеждах, заботах и жалобах крестья¬
нина. В этой деревне 200 издольщиков состоят членами
союза, начинают гордиться -этим и ощущать растущую
силу союза как' политического орудия.Не все присутствовавшие на этом первом собрании
были издольщиками. Пришел также руководитель местной
организации помещиков, который энергично отстаивал
свою точку зрения. Был там и школьный учитель, уволен¬
ный много лет назад за попытку создать крестьянский
союз и теперь ставший сам издольщиком. Пришли дирек¬
тор школы и юноша, который сказал, что он «банкрот
и сын банкрота». Но большинство из собравшихся были
настоящие издольщики с потемневшей от солнца и ветра
кожей, одетые в потрепанную военную форму цвета хаки
или в рваные кимоно и говорившие с запинкой, но серь¬
езно о тревожащих их делах.У всех этих людей был определенный образ мыслей —
образ мыслей, который непонятен американцам, решавшим
судьбы Японии там, в Токио. Очень немногие из этих кре¬
стьян представляли себе точно, какого рода земельную
реформу хотят провести американцы, а то, что они знали,
пугало их. «Это значит лишь, — говорили они, — что мы
получим возможность купить землю, заплатить за которую
У нас нет денег». В то время как мы пытались поднять ав¬
торитет японского правительства, эти люди говорили о нем
возмущенно и насмешливо. «Правительство, — говорили
они,— всегда в союзе с помещиками. Мы хотим не новых
японских законов о земле, а приказа генерала Макар-
тУра. Этому помещики подчинятся». Но, хотя они воз¬
мущались, не было никаких признаков надвигающейся143
революции. Время от времени крестьяне говорили мне,
что, по их мнению, даже перераспределение земли слишком
радикальная мера. Издольщик знал, что его угнетают и
считал, что его союз может помочь ему. Дальше этого он
еще не шел.Единственное, чего жаждали все издольщики, это га¬
рантии от выселения. Они вновь и вновь возвращались
к этой теме, рассказывая о несправедливостях помещиков,
а иногда и об ответных мерах. Один помещик выбросил
своего арендатора, после того как тот восемнадцать лет
проработал на него исполу. Другой помещик пытался вы¬
селить своего арендатора, но отказался от этого намерения,
после того как все в деревне, кроме его собственной семьи,
перестали с ним разговаривать. В одной деревне из 700 кре¬
стьян только у четырех было больше 13 акров земли на
каждого. Когда один из помещиков попытался выселить
арендатора, вся деревня заявила, что ему придется при¬
менить силу, если он посмеет. Он отказался от своего на¬
мерения. Но помещик всегда действовал в союзе с полицией
и сборщиком риса. Когда издольщики проявляли непо¬
корность, размеры поставок риса, которые они должны
были сдавать государству, увеличивались. «В моей дерев¬
не, — сказал один крестьянин, — выселенная семья чуть
не покончила самоубийством. Этому помешало только из¬
вестие о том, что из Маньчжурии возвращается сын».
Другой сказал: «В моей деревне арендатор бросился с мос¬
та, потому что его преследовали сборщики риса».Эти крестьяне обрабатывают в среднем по два акра земли
каждый, и в один. голос они говорили, что семья не
может существовать на меньшем клочке. Однако они при¬
знавали, что земли в Японии нехватает, считая это таким
же естественным, как наводнение и засуха, с которыми
ничего нельзя поделать. Они жаловались на непомерную
ренту, которая достигает половины урожая и более. «Со¬
кратите ренту до четверти урожая, — предлагали они. —
Защитите нас от выселения, тогда мы будем предпочитать
издольщину любым хитроумным правительственным ре¬
формам».Это была картина нищеты и тяжкого труда, истощенной
земли и порочной системы землевладения. Единственным
выходом была земельная реформа, над которой сейчас
работают американцы. Но ее придется ограждать от144
махинаций японского правительства как до, так и после вне¬
шня ее в свод законов. И кто-нибудь помимо правитель¬
ства должен популяризировать новый закон, пока он не
дойдет до каждого издольщика.Вечером после первого собрания мы шли проселочной
дорогой, и мне захотелось поговорить со свежим человеком.
Когда мы вошли в одну деревушку, я свернул с дороги
и вошел в первую ке избу. Внутри было темно, холодно
и грязно. Крестьянин с женой плели веревку с помощью
примитивных орудий. За спиной женщины был привязан
ребенок. Она ни разу не повернулась в нашу сторону.Крестьянин, беседуя, продолжал стоять на коленях.Да, сказал он, он состоит в Крестьянском союзе. Нет,
сказал он, он никогда не слышал о перераспределении зем¬
ли. Да, он хотел бы купить два акра земли, которые он
сейчас арендует но при нынешних ценах ему пришлось бы
работать всю жизнь и он никогда бы не заработал доста¬
точно денег, чтобы заплатить за землю. Когда мы спросили
его, как он принимает решения по различным обществен¬
ным вопросам, он просто ответил:«Мой сосед очень умный человек. Он дает мне советы».Вечером мы беседовали между собой в уютной гостиной
Хираи. Мы сидели на подушках вокруг низкого столика,
пили чай и толковали о многом — от кулинарных рецептов
до ростовщичества.Наш хозяин Хираи говорил низким спокойным голосом.
Он подтвердил некоторые из моих выводов. «Люди, — ска¬
зал он, — утратили доверие к властям предержащим. Они
считают, что почти ничего не изменилось в образе пра¬
вления и еще меньше в самих людях. До настоящего вре¬
мени большинство народа не знает, что происходит. Возь¬
мите крестьянина, с которым вы говорили сегодня. Я бы
сказал, что 80 процентов издольщиков все еще не знают
0 директивах генерала Макартура, в том числе о земельной
реформе и о роспуске «полиции по контролю над мыслями».Хаяси поддержал его: «Народ еще слишком запуган».
Хаяси интересовал меня не меньше, чем издольщики.
У него было одухотворенное лицо мыслителя и манеры
придворного. Я слышал, как он говорил с крестьянами
°б удобрениях, но однажды вечером он рассказал мне о
JO М. Гейи	1	145
своем большом увлечении Максимом Горьким и мог назвать
все произведения Горького. Сам Хаяси написал три кни¬
ги о проблемах японской деревни, и одна из них была за¬
прещена «полицией по контролю над мыслями» еще до вы¬
хода в свет. Кто-то говорил мне, что Хаяси сидел в тюрьме,
как радикал, а еще кто-то рассказывал, что он бежал
в Шанхай и прожил там год, спасаясь от ареста. Во всяком
случае, он имеет много сторонников среди издольщиков,
и примерно неделю назад два видных американских экс¬
перта по Японии специально приезжали к Хаяси из То¬
кио, чтобы поконсультироваться с ним по поводу умона¬
строений в японской провинции.4	февраля 1946 г. Ю Д А Н А К А, ПРЕФЕКТУРА НАГАНОМы все устали. Было решено, что в этот четвертый день
нашего путешествия мы поедем в Юданаку, одно из наиболее
известных в Японии мест для занятия зимним спортом.
Было еще темно, когда я вылез из спального мешка и раз¬
будил своего переводчика. Мы умылись в открытом кори¬
доре, откуда могли видеть, как падает снег. Из кухни до¬
носились пение детей и женские голоса, стук горшков и
сковород; там царила удивительно приятная атмосфера до¬
машнего уюта.Накануне вечером я дал г-же Хираи для завтрака кое-
какие продукты из пайка — какао, сгущенное молоко,
консервированную ветчину и яичный порошок. Но когда
подали завтрак, оказалось, что Хираи не признают этих
продуктов. Они угостили нас омлетом из свежих яиц,
фасолевым супом с яйцами, вареным рисом и сушеными
финиками.После завтрака явились все мои спутники. Проведя
с ними три дня, я узнал отличительные черты каждого
из них. Трудно было найти более непохожих людей: Оно —■
типичный токийский журналист; Хаяси — рафинированный
интеллигент; Васими — крестьянин; Хираи — делец. И все
же всех их объединяла общность опыта и убеждений.
Все они сидели в тюрьме за борьбу против феодальных идей
и институтов. Всех их вдохновляли идеи демократии.Это было чистое и светлое горение, какое мне редко
приходилось наблюдать в Токио. Я вспомнил фразу,146
сказанную одним сотрудником государственного департа¬
мента: «Самые лучшие люди в Японии — это бывшие заклю¬
ченные». Ибо всех, кто был хоть сколько-нибудь склонен
к прогрессивным идеям, «полиция по контролю над мыс¬
лями» неизменно вылавливала и запрятывала в тюрьму.Это в такой же мере относилось к Оно, как и к молодому
учителю, который только-что просил у меня автограф.
Он сидел в тюрьме во время войны за то, что считал, что
Японии лучше было не начинать войну. Теперь он органи¬
зовал группу молодежи, которая помогает Крестьянскому
союзу и устраивает дискуссии на такие темы, как значение
реформ.Он стоял, наклонившись надо мной, и ждал, пока я
напишу что-нибудь значительное в его маленькой запис¬
ной книжечке, а я не мог подобрать ярких и веских слов,
чтобы выразить мое глубокое убеждение, что такие как
он — соль земли. Наконец, я написал: «Демократия не
лу пне людей, которые ее создают. Демократия будет дей¬
ствительно чудодейственна, если будет больше таких лю¬
дей, как вы».Когда мы направились на вокзал, валил густой снег,
и на этот раз мне пришлось нести кое-что из вещей моего
переводчика, который пожаловался на приступ астмы.
В общей сложности пишущая машинка, рюкзак и ящик
с продовольствием весили, наверно, килограммов трид¬
цать, что затрудняло передвижение. Мы шли час до иям-
ского вокзала, а потом еще час ехали в переполненном при¬
городном поезде до Юданаки.Юданака — это один из курортов с горячими источни¬
ками, которых немало у подножья Японских Альп. Он сла¬
вится также прекрасными местами для прогулок на лыжах.
Маленький городок, в котором чуть ли не в каждом доме
помещаются лечебные ванны или гостиница, был полон
японских лыжников и туристов. Земля была покрыта
трехфутовым слоем снега, но по открытым желобам текла
горячая вода, от которой поднимался пар. Город имел кар¬
навальный вид. Машины, которая должна была приехать
За нами, не было, и мы снова отправились в путь пешком.Над нами по склону горы тянулись виллы богачей.
Внизу с крутого обрыва мчался широкий поток. Мы про¬
ходили мимо маленьких крестьянских домиков. Часто10*147
около них были небольшие йруды, в которых мавали огром¬
ные карпы и золотые рыбки длиной в целый фут. Мы шли
через деревни, где из обыкновенных колонок струилась
горячая вода и рядом женщины стирали одежду и мыли
посуду. В каждой деревне были свои общественные ванны,
и мы видели мужчин и женщин, сидящих по пояс в горя¬
чей воде. Мы перешли через реку и снова поднялись в го¬
ру. У многих началось сердцебиение, но никто не хотел
останавливаться.Под вечер, поднявшись на последний, почти отвесный
склон, мы достигли небольшой рощи вечнозеленых деревьев.
В глубине ее находилась японская гостиница, состо¬
явшая из нескольких маленьких двухэтажных домиков.
Нам отвели домик, в котором прошлым летом останавли¬
валась принцесса из императорской семьи.Меня поместили в апартаментах принцессы на втором
этаже. Комнаты были окружены застекленной верандой,
с которой я мог видеть расстилавшуюся внизу долину,
горный хребет над ней и далеко-далеко на горизонте Япон¬
ские Альпы со снежными склонами, сверкающими на солн¬
це, и верхушками, теряющимися в облаках. И я решил,
что когда Сэлли приедет в Японию, я привезу ее сюда,
чтобы она полюбовалась этим видом.Горничные принесли древесный уголь и ватное стеганое
одеяло для «котацу» и сообщили мне, что небольшой бас¬
сейн для купанья внизу свободен. Бассейн был размером
примерно в восемь квадратных футов, и с одного конца,
где на поверхности вздувались пузырьки, вода поступала
из горячего источника. Все это было чудесно, если не счи¬
тать того, что вода была слишком горяча, а все окна выбиты,
так что я оказался на открытом воздухе. Это была самая
странная ванна, которую я когда-либо принимал, но ког¬
да я окунулся в отчаянно горячую воду, я сразу согрелся
и освободился от грязи.Я накинул на себя теплое кимоно и теплую полушинель
поверх и засунул ноги под ватное одеяло около «котацу»-
Постепенно стали собираться мои спутники и местные проф¬
союзные организаторы. Все они приняли горячую ванну
и теперь излучали тепло и хорошее настроение. Один за
другим они засовывали ноги под одеяло, пока возле печур¬
ки не осталось ни одного дюйма свободного пространства.
Мы говорили о крестьянских делах, и они вновь повторя-141
ли все тот же припев, который теперь уже был мне зна¬
ком — гарантия от выселения, снижение ренты.В разгар беседы горничные начали вносить еду. Ока¬
залось, что один из местных издольщиков дал рису на
всех пятнадцать человек. Я внес свой пай: свиную тушонку,
фасоль и какао. Мы были голодны, пища на сей раз была
горячая, и мы кушали шумно и много. Мы хвалили кресть¬
янина за качество риса, а он самодовольно улыбался и
объяснял, что это был рис, который он не сдал государству.«Мы оставляем хороший рис себе, — сказал он, — а тот,
что похуже, сдаем сборщикам риса».Все засмеялись над этим, как над удачной шуткой,
и начали наперебой рассказывать, как им удается обойти
правительство. Это были характерные рассказы азиатских
издольщиков, которые ведут извечную войну с помещика¬
ми и правительством. В некоторых историях говорилось
о хитрости, в некоторых — о насилии. Но я думал не
о содеянном этими людьми, а о том, что это реакция на мно¬
гие десятилетия ростовщичества и угнетения.«Об этом доме, — сказал хозяин, — тоже рассказывают
интересную историю. Как вы знаете, принцесса из импе¬
раторской семьи останавливалась здесь прошлым летом со
своей свитой. Крестьяне лезли из кожи вон, чтобы сделать
пребывание у них приятным для нее. Мы забивали скот
и резали кур. Хотя нам самим нехватало продовольствия,
мы отдавали приехавшим лучший рис, овощи и фрукты.
Принцесса пробыла здесь две недели и отправилась даль¬
ше. Перед отъездом она пожаловала деревне император¬
ский кошелек в знак признательности за все, что мы сде¬
лали для нее. Мы назначили день для специальной цере¬
монии открытия кошелька. Пока же мы все строили догад¬
ки о том, сколько она нам оставила. Одни предполагали,
что 500 иен, другие, что тысячу. Третьи говорили, что им¬
ператорская семья владеет тысячами и тысячами акров
земли в одной только нашей префектуре и что в кошельке
Должно быть по меньшей мере 5 тысяч иен. И вот наступил
день церемонии. Деревенский старшина поклонился ко¬
шельку, открыл его и вынул деньги. Там было 25 иен».После еды мы все заснули. У меня страшно болела
голова от угольного чада. Но когда горничная принесла
свежих углей и разбудила меня, я почувствовал себя149
отдохнувшим. Снова начали приходить люди, и завязалась
беседа. Мы просидели так целый день и весь вечер. Время от
времени мы вставали и прогуливались по веранде, любуясь
долиной, залитой лунным светом. Но после короткой пе¬
редышки мы снова собирались и начинали обсуждать ка¬
кой-нибудь новый вопрос.Завязалась горячая дискуссия по поводу того, как каж¬
дый из них хотел бы поступить с императором. «Пусть
уйдет! — сказал Васими. — Вот что я хочу, чтобы он сде¬
лал». «Пусть уйдет! — сказал другой профсоюзный ор¬
ганизатор-социалист. — В Японии две власти — импе¬
ратор и народ. Когда мы уменьшаем власть императора,
мы увеличиваем свою власть». Но не все они придержива¬
лись одинакового мнения. Мой гид Оно выразил мнение
нескольких присутствовавших, сказав, что каждый шаг
императора, в том числе обе его декларации — о войне и о
капитуляции,— был сделан под нажимом.Как только он сказал это, два или три издольщика на¬
бросились на него. «Зачем нам нужна пешка? — говорили
они. — Когда император считался богом, мы могли верить
в него, а теперь мы знаем, что он человек и притом не слиш¬
ком хороший. Действовал он по принуждению или нет,
он должен нести ответственность за войну. Пусть уходит!»После обеда Васими рассказал нам историю своей жиз¬
ни. Он родился в этой префектуре сорок лет назад в семье
издольщика. В возрасте 19 лет он стал активным орга¬
низатором крестьянских союзов, а в 23 года был аресто¬
ван. Шесть лет он просидел в тюрьме. Когда он на¬
ходился в тюрьме, его жену арестовали за организацию
работниц шелкомотальни и продержали в тюрьме год.
После освобождения Васими снова занялся сельским
хозяйством, но тайком продолжал вести профсоюзную
работу. Потом полиция запретила ему выходить за пре¬
делы своего участка, подвергнув его своего рода домаш¬
нему аресту.«В 1937 г., —сказал Васими, — все общественные ор¬
ганизации в Японии были загнаны полицией в подполье.
И я, и все мои друзья заявили, что мы стали националиста¬
ми. Мы собирались у меня р доме и продолжали прежнюю
работу. Когда на нащих собраниях присутствовал поли¬
цейский агент, мы ширяли q «миссии Яшто й об150
императоре. Но полиция продолжала подозревать нас.
g 1941 г. перед войной всех нас забрали и приговорили
к шести месяцам тюремного заключения.Когда, наконец, нас выпустили, полицейский в нашей
деревне сказал мне, чтобы я вел себя смирно. «Если не вы¬
полнишь это условие, — пригрозил он, — тебя снова за¬
берут»- Итак, полиция следила за мной, и я вынужден
был оставаться на своем участке.Однако 15 августа прошлого года, когда я услышал
по радио заявление императора о капитуляции, я стал
сам не свой. Я плакал и смеялся от радости. Я побежал
на вокзал, простоял целый день в очереди за железнодо¬
рожным билетом и поехал на поезде через всю Японию.
Ведь я находился под арестом 15 лет. Ибо все равно, был
ли я в тюрьме или на свободе, полиция никогда не вы¬
пускала меня из виду. Мне хотелось посмотреть на свою
страну и почувствовать себя свободным.Потом я вернулся и начал организовывать профсоюз.
Сегодня 400 из 500 издольщиков в моем районе являются
членами союза.Он помолчал. «А теперь, — сказал Васими, — давай¬
те споем». Крестьяне стали петь народные песни Японии,
своей деревни и своей профессии. Они пели как любители
и часто забывали о лирике. Но мне народные песни всегда
кажутся прекрасными. Когда они замолкали, я просил
петь еще. После одной из таких просьб Васими сказал
по-японски: «Я спою «Эйе, дабурю, дабурю»— песню, ко¬
торую я выучил до войны».«Что такое «Эйе, дабурю, дабурю»? — спросил я.«Вы это знаете! — сказал он. — Революционеры, ко¬
торые были у вас в Америке двадцать пять лет назад».
Он написал пальцем на запотевшем чайном подносе буквы
«I. W. W.»1, и вот в этой типичной японской комнате,
где не так давно останавливалась японская принцесса,1 «Industrial Workers of the World»—«Индустриальные рабочие
мира» (сокращенно: «Ай, дабл ю, дабл ю») — союз американских
анархо-синдикалистов, созданный в 1905 г. На первом этапе своего
существования эта организация придерживалась в основном ре¬
волюционной тактики. После раскола союза в 1923 г. его передовые
элементы примкнули к компартии США и «ИРМ» превратился
в чисто реформистскую анархо-синдикали^тскую группировку,
WptUh.peQ,)Щ
на чужом языке, который я лишь смутно понимал, за¬
звучала знакомая песня:Будешь сыт, погоди — у тебя все впереди;В этой славной стране сущий рай:Ты усердно трудись, голодай и молись,А помрешь — будешь сыт, так и знай!17	февраля 1946 г.	ТОКИОСегодня оформил пропуск на поездку в Южную Японию'.
Меня особенно интересует район Киото — Осака, являю¬
щийся промышленным центром Японии. Я рассчитываю
провести там около двух недель и главным образом пона¬
блюдать за осуществлением нашей политики ликвидации
дзайбацу.21	февраля 1946 г.	КИОТО —ОСАКАХолодным ясным утром мы выехали из Киото в Осаку
по одной из лучших дорог, какие мне доводилось видеть
в Азии. Она была широкая, ровная и почти пустынная,
если не считать случайного военного виллиса или какого-
нибудь японского грузовика с газогенераторным мотором,
оставляющего за собой клубы дыма. Мы спустились в кра¬
сивую долину, зеленевшую всходами риса и простирав¬
шуюся до гор, покрытых снеговыми шапками. В долине
были разбросаны белые оштукатуренные здания, а вдали
грохотал поезд, казавшийся миниатюрным. Молодой аме¬
риканский солдат, правивший нашей машиной, восклик¬
нул: «Ей-богу, как у нас в Калифорнии!»Мы сделали резкий поворот, въехали на плотину, и
внезапно глазам нашим предстала истерзанная, покрытая
шрамами войны Осака. Длинный мост был здесь и там про¬
дырявлен небольшими бомбами. За мостом, насколько мог
видеть глаз, тянулись целые акры щебня, ржавого же¬
леза, кое-где торчали фабричные трубы. Мы проехали по
улицам, которые некогда были окраиной промышленного
центра, мимо разрушенного, но функционирующего же¬
лезнодорожного вокзала, мимо черного рынка, разместив¬
шегося в наспех воздвигнутых шатких постройках. Затем152
неожиданно мы въехали в широкую, усаженную деревьями
аллею, которая вела к группе сводчатых зданий с колон¬
нами. Это было сердце Осаки — нервный центр огромной
промышленной империи, средоточие крупнейших банков,
которые финансировали торговую и военную экспансию
Японии.Я остановился у майора Дж. К. Миллигена, бывшего
начальника пожарной команды в Пенсильвании, который
теперь ведает отделами общественного порядка и рацио¬
нирования 107-го гарнизона военной администрации. Мил¬
лиген выглядит, действует и думает, как нью-йоркский
полисмен. Наблюдая, как он разговаривает то с одним,
то с другим должностным лицом, я начал подозревать, что
он не всегда понимает, что он делает, но во всяком случае
ему чертовски нравится делать все это.В перерыве между служебными разговорами Милли¬
ген рассказал мне, что корейцы и китайцы, которых во
время войны привозили на принудительные работы, со¬
здают кромешный ад.«В сущности я только тем и занимаюсь, — сказал он,—
что без конца говорю японской полиции, чтобы она постро¬
же была с этими молодчиками. Но полицейские раздумы¬
вают. Никто толком не знает, кто такие эти корейцы —
наши союзники, нейтралы, японские подданные или еще
кто-нибудь. Я по собственной инициативе начал вооружать
всех японских полицейских. Как только они получат ору¬
жие, они почувствуют себя увереннее». *«Самое неприятное с этой полицией, — жаловался Мил¬
лиген, — что вся ее верхушка смещена за ультранацио¬
нализм. Из-за этого в полиции, конечно, поднялся адский
шум. Если бы мы вернули смещенных обратно на работу,
то у йас не было бы всех этих неприятностей».Сегодня же утром я услышал от Миллигена обычный
припев всех офицеров военной администрации: «Я не ре¬
форматор. Мое дело поддерживать общественный порядок.
Меня не интересует, каких политических убеждений при¬
держивается человек, если он хорошо работает».В своем номере в отеле «Нью-Осака» Миллиген вытащил
бутылку санторийского виски. Несколько офицеров зашли
поздороваться. Один из них был майор Шоу, помощник
начальника военной администрации этого района.153
«Не судите нас слишком строго, — сказал он. — Мы
достаточно много делаем, но здесь царит форменная не¬
разбериха. Штаб выдумывает директивы. Они попадают
в военную администрацию в Иокогаму. Через несколько
недель они начинают поступать к нам. Пока же японское
правительство рассылает распоряжения через свои соб¬
ственные каналы.И вот результат: японцы на местах предпринимают
какие-то действия. Мы начинаем возмущаться. Мы заяв¬
ляем: «Вы не имеете права этого делать». Они мягко воз¬
ражают: «Извините, пожалуйста, но мы имеем право.
Мы получили соответствующие директивы». Мы начи¬
наем лихорадочно выяснять дело в Иокогаме и в ре¬
зультате совершенно запутываемся. Японцы делают нас
посмешищем.Мы именуемся военной администрацией, но это не со¬
ответствует действительности. Мы вовсе не администрируем.
Мы не могли бы администрировать даже если бы хотели.
Мы ведь решили, что предоставим японцам самим управ¬
лять, а сами будем вроде наблюдателей. Поэтому штаты
военной администрации были сокращены до предела. Наш
гарнизон должен непосредственно ведать двумя префекту¬
рами и осуществлять наблюдение еще над девятью. Вы зна¬
ете, что это за район? Это промышленный центр Японии.
А знаете вы, сколько у нас людей, чтобы наблюдать за этим
районом? Двенадцать офицеров и 26 рядовых. У нас всего
четыре пишущие машинки, а на американском военном
складе в Кобэ, в 40 милях отсюда, их валяется восемьсот.
Единственное, что нам нужно — это разрешение на их
получение, но мы, повидимому, так и не добьемся его».Я завтракал с майором Беном Локком — начальником
промышленно-финансового отдела. Он принадлежит к из¬
вестной семье американских промышленников, интересы
которой он представлял в Японии до войны. Он знаком
со страной и знает, чего он хочет. Если это расходится
с официальными целями Соединенных Штатов, то тем хуже
для этих целей. Нельзя сказать, что Локк не выполняет
приказов. Дело в том, что американские плановики в.То¬
кио — а возможно даже и в Вашингтоне — отдают про¬
тиворечивые приказы. Локк выполняет те приказы, кото¬
рые, по его мнению, правильны.154
Шесть месяцев назад президент Трумэн заявил, что
одной из целей американского народа является уничтоже¬
ние дзайбацу. Но перед плановиками из штаба генерала
Макартура стоит также неотложная проблема быстрого
восстановления японской экономики, для того чтобы япон¬
ский народ не устраивал уличные демонстрации и не при¬
соединялся к крайним правым или левым организациям.
Если вы хотите быстро восстановить экономику, то вы не
станете разваливать ее, пусть даже на короткое время,
коренной перестройкой. Это самая настоящая дилемма:
произвести чистку и создать более демократическую эко¬
номику лет через десять ценой развала в ближайшие не¬
сколько лет или не проводить чистки вовсе и восстановить
экономику примерно в таком виде, как в 1939 г., допустив,
чтобы у власти остались плохие люди (да действительно
ли они так плохи?). Локк сделал выбор. Это знаменатель¬
ный выбор, ибо, повторенный в сотне японских городов,
он становится образцом нашей политики в Японии.«Может показаться, что я настроен прояпонски, но это
не так, — сказал Локк. — Я три года воевал. Нам пред¬
ставляется прекрасная возможность склонить Японию на
свою сторону, позволив ей сохранить свою промышленную
машину и разрешив ей производить и экспортировать.
Сейчас мы портим все дело, потому что не знаем, в чем
состоит наша политика. Хотим ли мы превратить Японию
в нашего экономического вассала? Должна ли она быть
земледельческой страной? Разрешим ли мы ей самой обес¬
печивать себя? Разогнать дзайбацу нетрудно, но, чорт
возьми, вы уничтожите старые дзайбацу, и возникнет ка¬
кая-нибудь новая форма дзайбацу, потому что ведь кто-то
должен управлять японской промышленной машиной.Я не защищаю дзайбацу. Они были вдохновителями
японской агрессии. Сегодня они держат в руках японское
правительство. Но что делать? Истребите дзайбацу, и на
ближайшие десять лет воцарится хаос или возникнет со¬
циалистическая экономика. Уничтожьте банки дзайбацу,
и вся банковская система рухнет. Разорите дзайбацу, и
мы не будем иметь в Японии объектов для капиталовложе¬
ний. Вы сами знаете, что дельцы в нашем штабе в Токио
хотят, чтобы была восстановлена старая Япония. Военные
тоже считают, что можно избежать многих хлопот,
если сохранить дзайбацу.155
И ведь было бы глупо заявить японцам: «За каждого
американского солдата, которого вы убили, отдайте нам
станок». Пусть они лучше сохранят свои проклятые ма¬
шины, иначе наши фирмы будут продавать им через не¬
сколько лет машины, которые будут более современными,
чем наши собственные. Бессмысленно также отдавать япон¬
ское оборудование китайцам или филиппинцам, потому
что они не смогут эффективно его использовать и, кроме
того, они будут конкурировать с нами.И потом еще одно. Не будем заблуждаться. Нам нужна
сильная Япония. Ибо настанет день, когда нам придется
столкнуться с Россией и для этого понадобится союзник.
Таким союзником будет Япония».Под вечер Милли ген и его сотрудник майор Кернан
повезли меня в одну из самых больших тюрем Осаки —
тюрьму Вакамацу. Наряду с полицией, японские тюрьмы
являются одним из главных объектов наших реформ, и
я подумал, что представляется прекрасная возможность
проверить наши достижения.Мы поехали вдоль канала, пересекли нынешний центр
Осаки, свернули в лабиринт улочек жилого квартала и,
наконец, остановились в тупике. Перед нами была высо¬
кая кирпичная стена, на воротах которой виднелась над¬
пись: «Дом заключения Вакамацу».В небольшом первом дворе сотня людей — главным об¬
разом женщин — толпилась перед окошечком, где выда¬
вались пропуска посетителям. Мы вошли в служебную
дверь, отказались от чая, предложенного нам начальником
тюрьмы, и подождали, пока он достанет ключи.Начальник тюрьмы был пяти футов роста, носил синюю
форменную одежду с короткой саблей и имел вид совер¬
шенно измученного человека. Возле него вертелся его по¬
мощник — низенький толстяк с ртом, полным золотых
зубов.Надзиратель толкнул обитую железом дверь, она рас¬
пахнулась, и мы очутились в семнадцатом веке.Нас поразили две вещи: во-первых, зловонный, тошно¬
творный запах, во-вторых, грязь. Все было грязно, начи¬
ная 6т сырого цементного пола до галерей, опоясывавших
три яруса камер, и смутно видневшегося потолка. Лица
людей были такого же грязного цвета.156
в коридорах царило непрестанное движение. Один по*
ток людей направлялся в маленькую парадную дверь,
повидимому, на свидание или на допрос. Другой поток
вливался внутрь. Заключенные были все одинаковы —
с болезненно желтыми лицами, истощенные, одетые в ста¬
рые хламиды синего или землистого цвета. Лица многих
были прикрыты коническими соломенными колпаками по
обычаю феодальной Японии, разрешавшей человеку «при¬
крыть лицо» от стыда.«У каждого должен быть колпак, — сказал надзира¬
тель извиняющимся тоном. — Но во время войны они из¬
носили их так много, что у нас их до сих пор нехватает».В каждой двери была щелка, похожая на щели для пи¬
сем у нас в Америке. Я заглянул внутрь. Камера была при¬
мерно восемь футов на десять; большое окно закрыто тя¬
желой решеткой. Не было никакой мебели, только груда
одеял в углу — по одному на каждого заключенного.
Они служили им и матрацами, и одеялами. В другом' углу
стояла параша. В камере сидело девять человек, по три
в ряд — все лицом к двери. Они были абсолютно непод¬
вижны, как это предписывал тюремный режим.Начальник тюрьмы отпер дверь, и я просунул голову
внутрь. Зловоние было настолько ужасным, что я инстинк¬
тивно отпрянул назад. После этого мы разговаривали с за¬
ключенными на расстоянии.Большинство попало в тюрьму за азартную игру, ко¬
торая в случае рецидива считается тяжким преступлением.
Некоторые из заключенных находятся здесь уже по не¬
сколько месяцев, ожидая предварительного допроса судьи.
(По японскому закону, который никто еще не позаботился
изменить, обвиняемый сперва допрашивается полицией,
потом государственным поверенным, представляющим
собой нечто вроде нашего окружного прокурора, и,
наконец, судьей. Закон разрешает судье держать обвиняе¬
мого в тюрьме в течение двух месяцев для ведения след¬
ствия. Но потом, если судья захочет сгноить человека в тюрь¬
ме, ему достаточно лишь ежемесячно отдавать приказ
о продлении заключения.) Двое заключенных, несомнен¬
но, г?гнили заживо. В камере было холодно, тем не менее
эти'два умирающих были покрыты горячечным потом.Вслед за этой камерой начинался целый ряд одиночек,
каждая примерно пяти футов в ширину, где содержались157
заключенные, приговоренные к повешению. Некоторые из
них спали, прикрывшись одеялами. В одной камере обор¬
ванный старик, приговоренный к смертной казни за кра¬
жу со взломом и поножовщину, отчаянно чесался. Когда
он увидел, что я заглядываю в щелку, он быстро вытащил
руку из-под рубахи, с мольбой протянул ко мне обе руки
и начал причитать. Мы пошли дальше по коридору, и вслед
нам неслись громкие монотонные завывания.Мы вышли из главного корпуса тюрьмы и очутились
в ее внутреннем дворе. Там находились четыре узких круг¬
лых кирпичных строения, напоминавших блокгаузы. В каж¬
дом была обитая железом дверь. Начальник тюрьмы от¬
крыл одну из дверей. За ней была решетка. Из тьмы по¬
явилось лицо и раздался отчаянный пронзительный визг.
Перед нами был человек лет тридцати. Он пересыпал япон¬
ские слова английскими:«Макассар [Макартур] — очень хорошо. Макассар. Бла¬
годарю вас. Помогите, помогите! Очень хорошо. Очень
хорошо».У начальника тюрьмы был страдальческий вид. Его
помощник улыбнулся и многозначительно покрутил паль¬
цем, показав на голову. Скрипучим голосом начальник
тюрьмы сообщил нам, что это убийца, который сошел с ума.
Поскольку в Японии нет больниц для сумасшедших пре¬
ступников, начальник тюрьмы в лечебных целях посадил
заключенного в блокгауз на десять дней. Мы пошли даль¬
ше, и начальник тюрьмы захлопнул железную дверь.
Заключенный распахнул ее. Он отчаянно тряс решетку и
кричал: «Макассар, очень хорошо».Я подергал двери двух серых блокгаузов. Они были
заперты. Начальник тюрьмы сказал, что это камеры для
заключенных, больных заразными болезнями. Сейчас в од¬
ной из них находятся двое больных оспой. Им передают
пищу в этот цементный саркофаг через маленькие
щелки.В грязной маленькой больничке, все оборудование ко¬
торой состояло из кровати и ведра холодной воды, мы
ознакомились с записями врача. Из них явствовало, что из
850 заключенных у 90 был жесточайший грипп, у 20 —
накожные болезни и у 5 — венерические. За шесть недель
умерло 18 заключенных.158
Вечером в столовой отеля Миако в Киото был устроен
концерт для генерал-майора американской морской пе¬
хоты Лероя Ханта. Эго был жалкий концерт, в котором
участвовало несколько гейш и третьеразрядный фокусник.
Концерт был устроен, как оповещала печатная програм¬
ма, «в знак благодарности первому корпусу, оккупирую¬
щему Осаку, по инициативе японской Демократической
ассоциации. Председатель г-н Кенцуке Аоки».Офицеры отпускали грубые шутки и шумно смеялись.22	февраля 1946 г.	КИОТОЯпония капитулировала не вслепую. Как только ее
правители решили прекратить борьбу, они тотчас же пу¬
стили в ход отлично налаженный правительственный ап¬
парат Японии, уже заранее стараясь найти лазейки, для
того чтобы обойти обязательства, которые они давали по¬
бедителям. Они воспользовались двухнедельным интер¬
валом между провозглашением капитуляции и прибытием
первых американских частей. Сжигались документы. Пра¬
вительственные средства направлялись туда, где они мог¬
ли принести наибольшую пользу. Создавались тайные скла¬
ды ценных материалов. Подготовлялись подробнейшие пла¬
ны сохранения в неприкосновенности правительственного
аппарата независимо от приказов победителей.Сегодня утром подполковник Мунске, возглавляющий
оккупационные власти обширного Кансайского промыш¬
ленного района, сообщил мне некоторые новые подроб¬
ности. Этот крупный представительный мужчина улыбал¬
ся, рассказывая об уловках японцев. Я тоже улыбался.
Мы смеялись над собой же, но в этой стране мы все стали
Циниками.«В одной из моих префектур, — сказал Мунске, — семь
из четырнадцати начальников полиции состояли в «поли¬
ции по контролю над мыслями» во время войны. Пять ме¬
сяцев назад мы издали приказ о чистке молодчиков, рабо¬
тавших в «полиции по контролю над -мыслями». Но они
как-то проведали об этом, и все подали в отставку еще до
того, как был издан приказ. Японцы утверждают, что фор¬
мально они этим обелили себя. Вскоре после этого япон¬
ское правительство назначило их начальниками полиции.159
В сложной обстановке, возникшей здесь, я могу лишь по¬
сылать отчеты. Эти отчеты погребены в Иокогаме вместе
с другими сообщениями об аналогичных событиях, про¬
исходящих по всей Японии. Частным образом нам говорят,
что «соображения высшего порядка» требуют «до поры д0
времени» игнорировать нарушение наших директив япон¬
ским правительством».Он говорил с подчеркнутой иронией, делавшей совер¬
шенно очевидным тот факт, что слова «соображения выс¬
шего порядка» были им взяты в кавычки.Другую деталь той же самой картины нарисовал мне
за завтраком майор Дж. Льюис Шмидт, ведающий здесь
экономическими вопросами.«Много говорят о реформах и реорганизации, — ска¬
зал он. — В этом районе мы особо занимаемся концерном
Сумитомо, одним из трех крупнейших семейных концер¬
нов Японии. Предполагается, что он расформирован в со¬
ответствии с нашей директивой. В первую очередь речь
шла о роспуске «Акционерной компании Сумитомо», ка¬
питал которой превышает 4 миллиарда иен. Мы потребо¬
вали у руководителей концерна представить нам архивы.
Они заявили, что все архивы пропали или сгорели во вре¬
мя налетов. Нечего было делать. Мы потребовали, чтобы
они реорганизовались. Они реорганизовали лишь 4 из
102 своих компаний. Мы подозреваем, что эта реорганиза¬
ция произведена лишь на бумаге. Но опять-таки ничего не
можем поделать.Японское правительство в Токио предоставляет нам ин¬
формацию о здешних промышленных фирмах. Мы находим
в ней множество ошибок и пропусков, вплоть до того, что
пропущены названия компаний и их продукция. В одном
списке, в котором значилось 100 заводов, мы насчитали
до двадцати серьезных ошибок. Крупный завод Мицуби¬
си, выпускавший самолеты, вообще не значился в списке.Представители крупнейших компаний, когда-то произ¬
водивших вооружение, приходят к нам и просят разреше¬
ния перейти на выпуск продукции мирного времени. Они
заявляют нам: «Поскольку мы будем помогать переводу
экономики на мирные рельсы, нам придется просить вас
отказаться от нашего оборудования, предназначавшегося
вам в качестве репараций». Затем они представляют нам160
список, в котором множество пробелов. Иногда они просто
ворсе не сообщают нам о том, что у них имеется. В других
случаях мы обнаруживаем, что они вывезли и скрыли обо¬
рудование и сырье. Они прекратили практиковать это
только после того, как мы начали направлять вооружен¬
ные отряды по всей стране на розыски тайных складов.Нам точно известно, что японское военное и морское
министерства издали приказы командирам на местах пря¬
тать имеющиеся у них материалы. В период между капи¬
туляцией и нашим прибытием было скрыто колоссальное
количество материалов. Так, например, через несколько
дней после капитуляции командование японской армией
на острове Кюсю передало свои запасы горючего крупным
фирмам, подрядчикам, офицерам и просто друзьям. Мы об¬
наружили это, когда кто-то из нас совершенно случайно
наткнулся на тайный склад горючего. В другой раз корей¬
ский торговец обнаружил в овраге склад, где было спря¬
тано 100 тонн каучука. По словам крестьян, этот каучук
был спрятан по приказу командира ближайшей японской
военно-морской базы».26 февраля 1946 г.	ТОКИОСегодня мне рассказали о клубе «Дай-Ан», в котором
американским гостям предоставляют вкусную еду, вина
и женщин. Хозяином и, повидимому, единственным членом
этого клуба является Акира Андо, и клуб назван весьма
скромно в его честь: «Дай» — великий, «Ан» — первый
слог его имени. Офицер, побывавший в этом клубе, рас¬
сказывал мне, что в тот вечер Андо принимал у себя одно¬
временно шесть компаний гостей. По мнению офицера, на
угощение той компании, в какой находился он сам, хозяин
потратил около 30 тысяч иен, или 2 тысячи долларов.
Андо заявил своим гостям, что он пламенный сторонник
американо-японской дружбы.Гостеприимство Андо распространяется не только на
офицеров. Он содержит также кабачок, где развлекаются
главным образом рядовые. Одному из моих друзей Андо
сказал, что на этом кабачке он теряет каждый месяц 300
тысяч иен (20 тысяч долларов), но «это не слишком высо¬
кая цена за японо-американскую дружбу». Говорят, что11 М. ГеПп161
Андо крупный строительный подрядчик, профсоюзный босс
и авантюрист.Андо принадлежит к той же категории людей, что и
глава крупного промышленного концерна Рикен, который
на днях пригласил меня вместе с двумя видными офицера¬
ми на «порнографическую вечеринку». После того как он
продемонстрировал нам свою бесценную коллекцию сред¬
невековой порнографии и угостил нас роскошным ужином,
он начал исподтишка выведывать у нас об американских
планах разукрупнения промышленных концернов и розы¬
ска военных преступников.Оба эти примера я занес в свое досье с пометкой «Под¬
рывная деятельность». В нем уже содержатся такие случаи,
как, например: офицерам части, недавно прибывшей в го¬
родок к северо-западу отсюда, предложили «девственниц»;
в другом городе специально были куплены молодые про¬
ститутки, чтобы развлекать расквартированных там офи¬
церов; небезызвестный принц Хигасикуни давал банкеты
некоторым генералам и полковникам, которых даже со¬
ветники императора считали «слишком реакционными»; на
приеме в честь открытия японского клуба «международного
сотрудничества» видный член штаба Макартура просил кор¬
респондента не сообщать о его присутствии.Все это говорит о самой неприглядной и вместе с тем
важной стороне оккупации, об очень тонкой, прекрасно
организованной и финансируемой кампании, проводимой
японцами для разложения американской армии. Средства
этой кампании — вино, женщины и гостеприимство, а
цель — толкнуть оккупационные власти на беспринцип¬
ные действия и извратить цели оккупации.6 марта 1946 г.	ТОКИОВсе мы сегодня направились в резиденцию* премьер-
министра к генеральному секретарю кабинета Ватару На*
рахаси, где нам сообщили о новой конституции. Нара-
хаси — плотный, самоуверенный мужчина в полосатых
брюках, черном пиджаке в тугом крахмальном воротничке.«Новая конституция, — сказал он, — исторический до¬
кумент... В ней сам император провозглашает суверенитет
народа, как это предусмотрено Потсдамской декларацией.462
р ней мы заявляем, что милитаризм умер... Приняв эту
конституцию, император станет символом, возвышающимся
над народом, и народ также поймет, что это его правитель¬
ство...»Он ответил на некоторые наши вопросы на французском
языке, на котором он говорит свободно.«Мы находимся в очень опасном положении, — сказал
0Н,— и, для того чтобы избежать кровопролитной револю¬
ции, мы должны принять такие революционные меры, как
эта конституция...»Позже генерал Макартур опубликовал пространное за¬
явление. Он «с глубоким чувством удовлетворения» прини¬
мал к сведению решение «императора и правительства
Японии» даровать японскому народу «новую и просвещен¬
ную конституцию, получившую мое полное одобрение».В этом высокопарном заявлении говорилось, что новая
конституция «навеки разрывает оковы феодализма и
утверждает достоинство человека под защитой суверенитета
народа». В заявлении также отмечалось, что главный прин¬
цип новой конституции состоит в том, что она «навеки осу¬
ждает применение силы как средства урегулирования спо¬
ров... и запрещает в будущем всякую армию, военно-мор¬
ской флот, авиацию и любой другой военный потенциал...»Сообщение о новой японской конституции разнеслось
во все уголки земного шара как новое доказательство склон¬
ности Японии к сотрудничеству и ее быстрого движения
по пут демократии.Но это сообщение имеет оборотную сторону, которую
вместе с корреспондентом «Балтимор сан» Бобом Кохрэ-
ном я сейчас пытаюсь уяснить себе. Эта сторона, так же
как и сама новая конституция, имеет отношение к истории
оккупации.Однажды вечером месяц назад ведущим офицерам от¬
дела по делам японского правительства под строгим сек¬
ретом сообщили, что им придется составить новую консти¬
туцию Японии. На закрытом заседании в отеле «Дайици»
были намечены общие принципы этого документа. На сле¬
дующее утро генерал Уитни созвал к себе на совещание
весь свой штат.«Леди и джентльмены, — начал он торжественно, —
мы присутствуем при историческом событии. Я провоз¬
глашаю вас учредительным собранием».И*	163
Бывший манильский юрист, Уитни по натуре немного
актер. Произнесенная им речь была сочетанием торжест¬
венности, пафоса и политических разглагольствований. Са¬
мая неотложная проблема Японии в настоящий момент,
сказал он, это проблема новой конституции. Все проекты,
подготовленные японцами, были совершенно неудовле¬
творительными, и верховный главнокомандующий (это сло¬
во Уитни произнес с особенным пафосом) счел необходимым
вмешаться. Отделу по делам японского правительства бы¬
ло поручено составить проект новой конституции. Необ¬
ходимо действовать с чрезвычайной поспешностью и хра¬
нить строгую тайну, чтобы для японцев это было полной
ножиданностью и они не смогли организовать действен¬
ную оппозицию.«Я очень польщен, — сказал Уитни, — что верховный
главнокомандующий счел отдел по делам японского пра¬
вительства способным составить проект конституции в столь
короткий срок. Я спросил верховного главнокомандую¬
щего, не даст ли он каких-нибудь указаний, которым мы
следовали бы при составлении новой конституции, и ге¬
нерал ответил, что он предоставляет все это на усмотрение
нашего отдела за тремя нижеследующими исключениями...»Уитни указал те три условия, которые генерал Мак¬
артур хотел включить в новую японскую конституцию:1.	Япония должна навсегда отказаться от войны, уни¬
чтожить свои вооруженные силы и обязаться никогда не
возрождать их.	,2.	Суверенитет должен быть предоставлен народу, но
император должен являться символом государства.3.	Власть пэров должна быть упразднена, а собствен¬
ность императорского дома передана государству.Для людей, принимавших участие в закрытом совеща¬
нии накануне, первый пункт оказался совершенно не¬
ожиданным. Однако и все три пункта вызвали многочис¬
ленные вопросы.Кто-то сказал: «Из второго пункта я могу заключить,
что император не будет предан суду как военный
преступник».Заместитель начальника отдела по делам японского пра¬
вительства полковник Кадес ответил, что он именно так
понимает этот пункт. По его мнению, генерал Макартур
считает, что император расплатился за все свои прошлые164
ошибки искренней поддержкой оккупационного режима.«Я считал бы, что мы поступили крайне несправедли¬
ва — сказал Уитни, — если бы император был предан су¬
ду’ как военный преступник после всех тех услуг, которые
0н оказал союзникам».Вначале предполагалось составить проект новой кон¬
ституции за десять дней. Генерал Уитни выразил надежду,
что японцы смогут ее провозгласить 22 февраля, в день
рождения Джорджа Вашингтона.На этом же «учредительном собрании», провозглашен¬
ном генералом Уитни, все участники были разбиты на груп¬
пы, каждой из которых было поручено написать одну или
несколько статей конституции. Начальники групп состав¬
ляли руководящий комитет, который должен был коор¬
динировать всю работу. Началось лихорадочное изучение
американской и европейских конституций, но в целом но¬
вая конституция следовала образцу старой конституции
Мэйдзи, которая должна была быть отменена. Кадес и
Альфред Р. Хасси младший, представитель военно-морско¬
го флота, взяли на себя составление преамбулы. Есть вес¬
кие основания считать, что проект статьи, предусматрива¬
ющей отказ от войны и вооруженных сил, был составлен
самим генералом Макартуром.Работа была закончена в две недели. 19 февраля генерал
Уитни ошеломил японцев новой конституцией.Нам с Кохрэном не удалось установить, происходила
ли эта историческая встреча в резиденции премьер-минист¬
ра Сидехара или у д-ра Мацумото, крайне консервативного
юриста, «пересматривавшего» старую конституцию. Гене¬
рал Уитни взял с собой полковника Кадеса и Хасси. Ког¬
да три американца вошли в комнату, их встретили
Мацумото, министр иностранных дел Сигеру Иосида и
какой-то неопределенный тип по имени Сирасу, который
сейчас занимает пост вице-председателя Центрального бюро
по осуществлению связи японского правительства со шта¬
бом Макартура. По нашему мнению, там присутствовали
также премьер-министр Сидехара и секретарь . его каби¬
нета Нарахаси.Японцы, видимо, изучали проект Мацумото перед тем,
как вошли американцы. Во всяком случае, он лежал на
столе. Американцы позже рассказывали, что японцы,165
видимо, приготовились к усиленному торгу. Генерал Уитни
подошел к столу, взглянул на разложенные на нем бумаги
и сказал:«Джентльмены, верховный главнокомандующий изучил
подготовленный вами проект. Он считает его совершенно
неприемлемым. Я принес документ, одобренный верхов¬
ным главнокомандующим. Я оставлю его вам на пятнад¬
цать минут, чтобы вы могли ознакомиться с ним до того,
как мы начнем его обсуждение».Затем три американца вышли на веранду. В окна они
видели, как японцы склонились над документом. В этот
момент над домом раздался рокот моторов американского
бомбардировщика. Это было как нельзя более кстати,
хотя генерал Уитни утверждал, что такое «вмешательст¬
во» не было предусмотрено заранее.Через пятнадцать минут Сирасу вышел и пригласил
американцев. Генерал Уитни вошел в комнату и торже¬
ственно заявил:«А мы грелись под атомными лучами солнца».Американцы заметили, что на столе уже не было про¬
екта Мацумото, а лежал только проект генерала Уитни.
Японцы сидели, как громом пораженные. Сирасу, который
выступал в качестве переводчика, несколько раз открывал
рот, но не мог произнести ни звука.Следующие несколько минут японцы старались выудить
какую-нибудь информацию, чтобы нащупать почву для
компромисса. Они заявили, что американский проект идет
гораздо дальше всего, что они когда-либо себе представ¬
ляли, что он совершенно противоречит японским тради¬
циям. Уитни резко возразил, что генерал Макартур не
станет рассматривать никакого документа, который не пой¬
дет столь же далеко, хотя он и готов рассмотреть незна¬
чительные изменения, не нарушающие духа американского
проекта.«Если вы не готовы принять документ такого рода, —
сказал он, — то генерал Макартур через вашу голову
обратится к японскому народу. Но, если вы поддер¬
жите такую конституцию, генерал Макартур поддержит
вас».Американцы ушли, обменявшись с японцами несколь¬
кими вежливыми замечаниями. Позже Хасси написал под¬
робный отчет для опубликования, который был оглашен166
на общем собрании всего персонала. В меморандуме под¬
черкивалось, что японцы были захвачены врасплох, и по¬
этому американцы оказались в выгодном положении.Японцы — превосходные политиканы. Их замешатель¬
ство длилось недолго. Как только они оправились от не¬
ожиданности, они постарались выиграть время. Прежде
всего японцы заявили, что, поскольку они видели ноЕую
конституцию только на английском языке, они не могут
по достоинству оценить ее. Поэтому они настаивали на
переводе новой японской конституции на японский язык.
Переводчики отдела по делам японского правительства
трудились все воскресенье, но, когда перевод был готов,
японцы начали утверждать, что он не японский ни по ду¬
ху, ни по формулировкам. Началась торговля из-за фор¬
мулировок.Время шло, и генерал Уитни, наконец, сообщил япон¬
цам, что штаб сам опубликует проект, тем самым лишив
правительство возможности представить народу новую кон¬
ституцию от своего имени. Тогда японцы капитулировали.
Результатом явилось сегодняшнее заявление японского пра¬
вительства.Американская конституция для Японии — неплохая
конституция. Вопреки заявлениям японских представи¬
телей, она передает суверенную власть народу, гаранти¬
рует ему гражданские свободы. Она ограничивает и ре¬
гулирует действия правительства1.Самое скверное и даже катастрофичное то, что эта
конституция не уходит корнями в японскую почву. Это
чуждая конституция, навязанная японскому правитель¬
ству, а затем представленная как нечто японское, в то
время как любому ученику средней школы в Японии
достаточно прочитать ее, чтобы сразу же убедиться в ее
иностранном происхождении.1 Эти слова автора звучат явно иронически. Автор сам пишет,
что «новая конституция навязана японцам с помощью морально
нечистоплотных людей», замечая при этом, что «никакая консти¬
туция, силой навязанная стране, не может быть демократической».
Одних только фактов, изложенных в «Японском дневнике» Гейна,
совершенно достаточно, чтобы понять, что «американская консти¬
туция для Японии» была лишь очередным проявлением лицемерия
империалистов США, стремящихся к возрождению японского
Фашизма и милитаризма. (Прим. ред.)167
Дальневосточная комиссия понимала опасность, сопря¬
женную с конституцией, навязанной сверху. Во время
своего последнего визита сюда представители комиссии
настаивали на том, чтобы самим японцам было предоставлено
составление своей конституции, и они получили заверение
в штабе, что это будет сделано. Но не прошло и нескольких
недель, как это обещание было нарушено. Помощники
Уитни неуверенно объясняли это тем обстоятельством,
что вначале предполагалось, что составление конституции
будет длительной проблемой, «а события доказали, что
это срочный вопрос».Самое скверное в этой конституции — предусмотренная
самим генералом Макартуром статья об отказе Японии
от вооруженных сил. Ибо ни один человек, читающий
газеты или хоть сколько-нибудь знакомый с историей
Японии, не может сомневаться в том, что как только пре¬
кратится оккупация, японцы под тем или иным предлогом
возродят свою армию. В Японии это так же неизбежно,
как и землетрясения. Таким образом, в силу самого своего
характера, новая конституция создает лазейки для ее
нарушения. А при таких условиях не может уцелеть ни
одна конституция.Кроме того, новая конституция навязана японцам с по¬
мощью морально нечистоплотных людей.Достаточно сказать, что с японской стороны новую
демократическую конституцию представил народу человек,
который, по собственному признанию, был агентом япон¬
ской армии в Китае. Ватару Нарахаси, который еще
может стать премьер-министром Японии, напомнил изби¬
рателям во время так называемых «выборов Тодзио»
в 1942 г., что за полтора года до нападения на Пирл Хар-
бор он «принимал участие в реконструкции Восточной
Азии и сотрудничал с японской армией в Северном Китае».
Таков один из невероятных японских парадоксов. Этот
человек решает, кто из кандидатов, участвующих в выбо¬
рах, которые состоятся в следующем месяце, является
военным преступником.Никто не может определить, какими сообщениями РУ‘
ководствовались американцы, составляя новую консти¬
туцию Японии. Одним из таких соображений могло быть
стремление генерала Макартура войти в историю в ка¬
честве автора японской конституции. Другое соображение,168
возможно, вытекало из уверенности генерала, что все
может быть создано по приказу, даже демократическая
конституция. Но никто, видимо, не подумал о том про¬
тиворечии, которое содержится в самой этой мысли, ибо
никакая конституция, силой навязанная стране, не может
быть демократической.Правда, кабинет барона Сидехара саботировал приказ
Макартура о составлении новой конституции. Однако и
в этом случае американцам надо было не самим браться
за составление японской конституции, а выгнать японцев,
саботировавших ее составление, и создать кабинет, более
приверженный демократическим принципам.Этот величайший памятник, созданный себе Макартуром
в Японии, не переживет, пожалуй, его самого.18	марта 1946 г.	ТОКИОПоскольку Сэлли должна приехать сюда в мае, я се¬
годня подыскал для нас дом. Это современное здание из
стекла и цемента, построенное на лесистом склоне, возвы¬
шающемся над токийской гаванью. Он принадлежит графу
Ватанабе, который прилично говорит по-английски, ра¬
ботает в газете, а во время войны служил в японской воен¬
но-морской разведке. В доме, где теперь живут его друзья,
я увидел ужасную картину — плачущие дети, чадящие
жаровни с углем, бездействующие уборные, грязные стены
и еще более грязные цыновки на полу. Но стены целы,
и дом можно привести в порядок. Как только старые его
обитатели уедут, мне придется нанять целую команду,
чтобы продезинфицировать его, вымыть и выкрасить.В доме большая гостиная, уютный рабочий кабинет
для меня, две спальни, красивая комната в японском стиле,
открытая веранда и японская ванная комната с кафель¬
ной ванной в пять футов глубины. Весьма характерно,
что в ванне нет крана для холодной воды, а в душе — для
горячей.Однако возникло два затруднения. Во-первых, то, что
в саду было бомбоубежище. Вход в него на склоне
горы покосился под тяжестью давящей на него земли.
Когда я предложил взорвать бомбоубежище, Ватанабе
сказал:169
«Друзья говорят мне, что будет новая война. Надо
быть готовым к ней».Я заверил его, что в ближайшие несколько лет войны
не будет.Второе затруднение было менее серьезным. Моим со¬
седом будет принц, принадлежащий к императорскому
дому. Когда Ватанабе построил свой дом, было обнару¬
жено, что окна одной из спален выходят во владения прин¬
ца. К Ватанабе пришел полицейский офицер и заставил
его построить щиты перед окнами. Я сказал Ватанабе,
что уберу щиты.«Когда вы уберете их, — сказал он, — здесь будет
больше света». Подумав, он добавил: «И воздуха».21 марта 1946 г.	АТАМИНа протяжении прошедших десяти лет я неоднократно
вступал в споры относительно судьбы Японии. Как и боль¬
шинство людей, работавших на Дальнем Востоке, я ни
минуты не сомневался, что Япония рано или поздно будет
воевать против Соединенных Штатов и Англии. Но что
произойдет после неизбежного разгрома Японии? Можно
ли сделать Японию более демократической страной? Оста¬
нутся ли там прогрессивные люди, которые могли бы
взять на себя руководство и провести реформы?Когда разговор заходил на эту тему, в качестве одного
из самых видных демократов Японии называли Юкио
Одзаки. Одзаки был одним из великих парламентариев
мира. Он заседал в парламенте с 1890 г. и в годы агрессии
неоднократно выступал в нем, смело обрушиваясь на воен¬
щину за узурпацию политической власти.Сегодня утром я приехал на этот морской курорт,
чтобы повидаться с Одзаки. Теперь ему 87 лет. Он живет
в уединении на вилле, предоставленной в его распоряжение
богатым издателем. Одзаки ожидал нас в гостиной у огром¬
ного окна с видом на океан. Это был очень старый че¬
ловек с худым лицом и белоснежной бородой; на нем было
красивое темное кимоно, в котором он напоминал старин¬
ную японскую гравюру.Я сел напротив Одзаки за низеньким столиком. Он
протянул мне длинную резиновую трубку, с одной стороны170
которой был прикреплен маленький рупор, похожий на
чашку, а с другой было нечто похожее на мундштук. Чаш¬
ку я поднес ко рту, а мундштук он засунул себе в ухо.
Видимо, таким образом до него иногда доходили колеба-.
ния воздуха, производимые словами, которые я произно¬
сил. Это был весьма нелепый разговор.«К какой партии вы принадлежите, г-н Одзаки?»—	Ито.«Ито? Кто такой Ито?»—	Принц Ито.Я онемел от удивления. Ито был одним из основателей
современной Японии. Он был премьером лет шестьдесят
назад. Придя в себя, я сказал: «Нет, г-н Одзаки, я имею
в виду более позднее время». Он ответил: «Ну, тогда мар¬
киза Окума». Окума был премьером на рубеже прошлого
столетия. «Я был связан с каждой из них, — сказал Од¬
заки. — Когда они составили партии большинства, я
возглавил их».<■ Я спросил Одзаки о его социальной и экономической
программе для новой Японии. Он сказал жалобно: «Я не
разбираюсь в экономике». В конце концов, он признал,
что у него есть программа из двух пунктов, предусматри¬
вающая устранение китайских иероглифов из японской
письменности и национализацию земли. Но он считал,
что решение последней проблемы может быть отложено,
до тех пор пока она не будет более тщательно изучена.
«Когда я был мэром Токио, — сказал он, — я убедился,
что реформы выгодны всегда не тем, кому нужно».По его мнению, в следующем парламенте будут господ¬
ствовать «боссы и гангстеры», а будущий кабинет окажется
хуже нынешнего. Он резко отозвался о лидере либералов
Хатояма, а также сообщил мне, что император «довольно
хороший человек». (Между тем, русские корреспонденты
рассказывали мне, что, когда они встретились с Одзаки,
он назвал императора военным преступником и никчемным
человеком, которого нужно «ликвидировать», и настаивал
на проведении плебисцита по вопросу о существовании
императорской системы вообще.)Через час мне начало казаться, что я бьюсь головой
о мягкую подушку. Многие мои вопросы так и не доходили
До него. А на те, которые доходили, он отвечал общими
словами. Его прошлая деятельность свидетельствовала171
о его либеральных взглядах. Но он был либералом, взгля¬
ды которого обусловлены феодальным окружением, челове¬
ком, разум и память которого отстали на половину столетия.Я вновь обнаружил, что, так же как и многие мои
друзья, я пользуюсь неправильным мерилом. Лет десять
назад мерилом прогрессивности японца была его оппози¬
ция к военщине. Но ныне армия исчезла, и от прогрессив¬
ного руководителя требуется поддержка планов социаль¬
ных преобразований. Люди, которые еще вчера считались
прогрессивными в Японии, не выдерживают нового испы¬
тания. Как и Одзаки, они сделали свое дело. Теперь нуж¬
ны были новые руководители, и они должны были притти
из низов.Я возвращался в Токио с 30-летней дочерью Одзаки,
которая сотрудничает в «Ридерс дайджест». Она мне кое-
что рассказала о своем отце, и эти рассказы свидетель:
ствуют о том, что Одзаки по-своему оказал неплохую
услугу своей стране. В конце 1940 г., рассказала она, ее
отец предвидел приближение войны и решил кое-что пред¬
принять. Он уже находился под надзором тайной полиции,
и вся его почта проходила цензуру. Поэтому он просил
свою дочь поехать к маркизу Кидо и лично передать ему
письмо. В письме он предсказывал неизбежность войны,
если предоставить событиям итти своим чередом, и убеж¬
дал императора предложить великодушные мирные усло¬
вия Чан Кай-ши.Дочь Одзаки передала это письмо Кидо. Через четыре
или пять дней письмо возвратилось обычной почтой без
всяких комментариев. Одзаки понял, что Кидо намеренно
дал военной цензуре возможность прочитать его письмо.В 1942 г. представители армии'предупредили Одзаки,
что если он попытается выступить перед своими избира¬
телями в Исе, то его могут убить. Одзаки пренебрег угро¬
зой и в своей речи сравнивал режим Тодзио с некоторыми
самыми мрачными периодами в истории Японии. Каждый
раз, когда он проводил такую параллель, представитель
«полиции по контролю над мыслями» прерывал его, и в та¬
ких случаях Одзаки говорил собравшимся: «Если вы по¬
беседуете со своими детьми, они расскажут вам то, что
мне не разрешают здесь говорить. Это им известно из
учебников истории».172
В том же году, превратно истолковав строку из песни,
которую процитировал Одзаки, тайная полиция арестовала
его по обвинению в «оскорблении императора». Его про¬
держали весь день в той же самой тюрьме Сугамо, в кото¬
рой сейчас заключен Тодзио. Впоследствии верховный
суд оправдал его.Дочь Одзаки очень язвительно отозвалась об амери¬
канской армии и о ее «недемократичных действиях», таких,
как реквизиция домов у японцев для американцев. Мы
простились с явной холодностью.26 марта 1946 г.	САЙТАМАВ 7 часов утра большая группа корреспондентов подъ¬
ехала на двух виллисах к Императорской площади. Огром¬
ная площадь, покрытая желтоватым гравием, была пуста,
если не считать американских часовых и нескольких
виллисов с американскими военными полицейскими.В 7.50 распахнулись ворота, и на мост выехал импе¬
раторский мерседес-бенц, а затем четыре машины с япон¬
скими полицейскими и придворными и четыре полицейских
мотоцикла. Белые виллисы американской военной полиции
сейчас же рванулись вперед и возглавили процессию,
а два виллиса с корреспондентами замыкали ее. Мы ехали
по почти пустынным улицам, и на каждом углу виднелись
один или два человека в штатском. Они не обращали на
нас никакого внимания, а следили за немногими прохо¬
жими. На перекрестках стояли полицейские, регулиро¬
вавшие движение, также спиной к процессии. Прохожие
почтительно кланялись. Они кланялись дважды: один раз
императору, второй раз военным полицейским, сидевшим
в белых виллисах, тем самым показывая, что им не чуждо
понимание реальной ценности вещей.Наконец, мы приехали на крохотный пригородный
вокзал, где у входа нас остановили военные полицейские.
Они заявили нам, что поезд, предназначенный для пред¬
ставителей печати, ушел пятнадцать минут назад. Мы по¬
старались придать своим лицам самое независимое выра-.
жение и быстро прошли мимо них со словами: «Нас при¬
гласил император». Платформа была запружена японски¬
ми полицейскими и придворными. Мы посмотрели, как173
император вошел в свой вагон, а затем направились^ сле¬
дующему вагону. Он был забит японскими полицейскими,
вооруженными саблями; на них были туго накрахмаленные
белые воротнички. Не успели мы согнать их с нескольких
мест, как к нам подошел придворный чиновник с объясне¬
ниями: «Для вас был специальный поезд. Вам разрешено
ехать в этом поезде, но это разрешение не следует рассма¬
тривать как прецедент».Мне приходилось видеть такие поезда на всемирных
выставках, но я никогда не видел их в движении, на же¬
лезной дороге. Это был великолепный железнодорожный
состав образца 1890 г., причем нигде — ни на окнах, ни
на металлической отделке, ни на сиденьях — не было
ни пылинки. Пружинные сиденья были отличными. Через
некоторое время к нам подошел «бой», мальчик-слуга,
с сигаретами и чашками зеленого чая.Встречать императора, казалось, согнали все населе¬
ние. Позже я узнал, что население было собрано по при¬
казу полиции «соседскими ассоциациями», контролирую¬
щими распределение продовольствия и топлива в стране.
На каждой станции торжественно выстраивались все офи¬
циальные лица. На каждом перекрестке стояли большие
толпы крестьян с флагами, школьники, группы женщин.
На полях крестьяне поднимали головы от своей работы,
чтобы взглянуть на проезжавший поезд, а затем низко
кланялись. Видимо, не так трудно было узнать импера¬
торский поезд: он так и сверкал, и на каждом вагоне кра¬
совалась императорская хризантема. Его невозможно было
спутать с обшарпанными, забитыми народом поездами
без окон, в которых ездил простой люд.Первая остановка была в Такасаки. Мы вышли на при¬
вокзальную площадь вслед за императором. Как только он
показался, раздался рев: «Банзай»! Император поклонился
и сел в ожидавший его мерседес-бенц — второй по счету.
Мы сели на грузовики, поданные американской армией,
которая, видимо, организовала все это дело. Когда я са¬
дился в грузовик, какая-то женщина средних лет с крас¬
ным от волнения лицом придвинулась вплотную ко мне
и завопила: «Банзай!». Она вся дрожала от возбуждения
и как две капли воды походила на женщин, которых мы
могли наблюдать на какой-нибудь торжественной встрече
в Нью-Йорке во время войны. Мы проехали через весь174
город, и вдоль нашего пути с обеих сторон стояли привет¬
ствовавшие процессию дети. Мы незаметно выехали из
города и оказались в сельской местности, где с обеих
сторон дороги тоже собрались небольшие группы кричащих
людей. Мы остановились у японского военного госпиталя.На обширном, чисто выметенном участке, обнесенном
ветхой изгородью, находилось несколько рядов одноэтаж¬
ных деревянных бараков. Мы проникли туда раньше
императора и наблюдали, как он входил в палаты. Больные
в белых халатах стояли на коленях на своих кроватях
или же на полу. Это были мрачные юноши с невыразитель¬
ными лицами. За исключением одного человека, у кото¬
рого была ампутирована нога, все они казались здоровыми.Когда император вошел в первую палату, кто-то громко
скомандовал, и все больные поклонились. Император
медленно прошел вперед, а за ним толпились врачи, поли¬
цейские, придворные, американские офицеры и киноопе¬
раторы. Затем тот же голос рявкнул другую команду,
и больные подняли головы и уставились перед собой.К этому времени я хорошо рассмотрел императора,
или «Чарли», как мы его называли. Это человечек всего5	футов 2 дюймов роста в мешковатом сером полосатом
костюме, брюки которого короче положенной длины дюйма
на два. У него ярко выраженный нервный тик, и его пра¬
вое плечо постоянно подергивается. Когда он идет, он
немного отбрасывает правую ногу в сторону, как бы не
владея ею. Он был явно взволнован, ему было не по себе,
и он не знал, куда деть руки.Сначала он проходил мимо больных, время от времени
останавливаясь перед диаграммами. Затем он, видимо,
решил, что нужно что-то сказать. Он задал несколько
вопросов, но все они казались неуместными. Наконец,
он остановился на самом простом: «Вы откуда?». Теперь
он переходил от одного больного к другому, задавая ему
этот вопрос, а когда больной отвечал, император говорил:
«Ах, так!» Казалось, он удивлялся, когда узнавал, что
тот или иной человек родом из Акиты, Вакаямы или с Хок¬
кайдо. Он говорил высоким голосом, и постепенно его
голос становился все тоньше и выше.Непочтительные американцы теперь каждый раз ожи¬
дали этого «Ах, так!» и, когда слышали его, толкали
ДРУГ друга локтем, смеялись и передразнивали императора.175
Но скоро и это надоело. Теперь император нам предста¬
влялся таким, каким он был на самом деле: усталым,
жалким человечком, вынужденным выполнять неприятную
для него обязанность и отчаянно пытающимся овладеть
своим непослушным голосом, лицом и телом. Было жарко,
и воцарилась тишина, не нарушаемая ничем, кроме рез¬
кого голоса императора и тяжелого дыхания его свиты.Я не помню, когда и каким образом мы вышли из гос¬
питаля- Мы ехали по грязным проселочным дорогам и ды¬
шали пылью, которую поднимала машина императора,
так же как ею дышали тысячи детей, собравшихся вдоль
дороги со всей округи. Дорога вилась между холмов,
покрытых свежей весенней зеленью, и на этом зеленом
фоне выделялись яркие пятна кимоно или потрепанная
школьная форма детей. Они громко кричали приветствия,
и их крики разносились по всей местности.Завтракать мы остановились в здании шелкомотальни.
Агент американской контрразведки, находившийся вместе
с нами, сказал: «Вам надо было видеть, как они все скребли
и чистили здесь последние три дня». Девушки, работавшие
на фабрике, также казались начисто вымытыми. Только
их руки, напоминавшие по цвету отварную говядину,
ввиду того, что девушкам постоянно приходится держать
их в кипящей воде, в которой лежат шелковые коконы,
выдавали их профессию.Император завтракал в одиночестве. Все остальные,
в том числе и мы, жевали холодный рис, дурно пахнущую
редиску, маленькие кусочки сырой рыбы, которыми нас
потчевала администрация фабрики. Из окна я увидел
девушек, выстроившихся вдоль стены, и вышел поговорить
с ними. Они робко хихикали, и ни одна не хотела отвечать
на вопросы. Но, наконец, мне сказали, что им «по 15 лет»
(законный возраст для работы), что они работают по девять
с половиной часов в день и зарабатывают от трех до пяти
иен, или от 20 до 33 центов в день. Вышел император;
они поклонились ему и начали выкрикивать приветствия
по команде директора, вытянув шеи, чтобы лучше разгля¬
деть своего повелителя.И снова мы пустились в бесконечный путь. Однажды
мы остановились у аэродрома, превращенного в поле.
Перед нами выстроились крестьяне с мотыгами, а навстречу476
выступил управляющий фермой, чтобы приветствовать импе¬
ратора, когда тот выходил из машины. Мы подъехали
как раз в тот момент, когда шофер распахнул дверцу ма¬
шины перед императором. Послышался стон, и управляю¬
щий отпрянул назад. У него был растерянный вид, и из
раны на голове сочилась кровь. Пока бинтовали рану
управляющего, губы его дрожали от боли и неожиданности,
кровь на его зеленой куртке быстро чернела под жаркими
лучами солнца.Император стоял один, окруженный народом, не
спускавшим с него глаз. Все приближенные покинули импе¬
ратора, и ему не к кому было обратиться. Его лицо снова
начало нервно подергиваться, и он неловко переминался
с ноги на ногу. Рану управляющего бинтовали добрых
десять минут, и после этого он, наконец, мог доложить
императору о состоянии своего хозяйства. Он говорил
поразительно чистым и громким голосом. Император не
задал никаких вопросов.Нам предстояло проделать последний отрезок наме¬
ченного пути. Мы приехали в город Сайтама, если только
его можно назвать городом. Его взрывали тротилом и жгли
до тех пор, пока в нем не осталось ничего, кроме развалин.
Люди сначала расчистили проходы между развалинами,
а затем построили деревянные хижины. Город являл со¬
бой мрачную и плачевную картину. Мы остановились,
и император вышел из машины. Перед нами была узкая
улица, с двух сторон загроможденная развалинами, среди
которых высилось несколько тонких остовов домов. Сейчас
эти развалины были густо облеплены молчаливыми людьми.
Император стоял у начала этой улицы и смотрел на толпу.
Толпа смотрела на него.Потом, как раненый боксер, услышавший звук гонга,
оповещающего о последнем раунде, император медленно
пошел вперед, мрачно кланяясь народу по сторонам.
Огромная толпа не трогалась с места, и он прошел доволь¬
но далеко. Затем внезапно началось нечто невообразимое.
Люди, сгрудившиеся среди развалин, бросились к импе¬
ратору и сомкнулись вокруг него. Детей и женщин сби¬
вали с ног. Те, кто не мог пробраться поближе, стояли
в стороне и плакали. Некоторые женщины стонали, не
Уронив ни слезинки.12 м. Гейн177
ЯАбыл свидетелем массовой истерии и раньше, но мне
никогда не приходилось видеть ничего столь стихийного
и необычайного. Корреспондентов и приближенных импе¬
ратора оттеснили. Мою «лейку» с силой придавили к груди.
Меня толкали и кружили во все стороны, и я с трудом
удерживался на ногах. Я возвышался над низкорослыми
мужчинами и женщинами, столпившимися вокруг меня,
но мне пришлось прибегнуть к силе, иначе я был бы в их
власти.Нам пришлось в течение получаса упорно работать лок¬
тями, чтобы выбраться из толпы. Мы остановили послед¬
ний армейский грузовик, направлявшийся к станции.
Императору нужно было ехать еще дальше, к последнему
пункту своего назначения. Но мы уже насмотрелись до¬
статочно. Теперь мы сели в состав, предназначавшийся
для прессы, на котором также красовалась императорская
эмблема, но он был далеко не так отполирован, как поезд
императора. Мы снова проезжали мимо японских месте¬
чек, и повсюду нас ждали толпы народа. Мимо них про¬
носилось всего лишь несколько американских журнали¬
стов и офицеров, жующих свои пайковые продукты, но
толпа видела не людей, сидевших в поезде, а только эмбле¬
му, нарисованную снаружи, и кланялась нам, как живому
божеству.Это был памятный день, ибо я своими глазами наблюдал
политическую реставрацию в действии. Смысл существо¬
вания императора, как божества, был сведен на нет в день
капитуляции. Теперь группа старых, проницательных лю¬
дей, окружавших императора, создавала новый миф —
миф о демократическом монархе, заботящемся о благе
своего народа. Это был позорный заговор против японского
народа и против понятия демократии, которую мы обещали
помочь утвердить в Японии.Мне неизвестны все те люди, которые были авторами
этой кампании, но время от времени я нападал на их след.
Как сейчас утверждают, ‘ принц Коноэ, который четыре
месяца назад предпочел отравиться, чтобы не предстать
перед судом в качестве военного преступника, по заявле¬
нию людей, близких к нему, был одним из инициаторов
этой великой метаморфозы. Другим видным представителем
этого заговора был недавно назначенный министр импера-178
оского двора маркиз Мацудайра. В этой связи называли
Тяюке министра иностранных дел Сигеру Иосида. Среди
^„истиан в Японии новый миф особенно усиленно распро¬
страняет Тойохико Кагава, известный под именем «ликви¬
датор3 трущоб». К этому заговору причастны также обе
консервативные партии, поставившие лозунг «спасения
трона» в основу своих программ. Их предвыборная кам¬
пания, до окончания которой осталось менее трех недель,
не повредит поездке императора.Сорок лет назад Бэзил Холл Чемберлен с восхищением
говорил о смелости и политической проницательности
людей, обожествивших императора. Приспособление этого
мифа к новым условиям требует еще большей смелости.
Подлинные правители Японии стараются найти нечто
среднее между старым мифом и новыми демократическими
принципами, о которых они читают в Потсдамской декла¬
рации и в последующих заявлениях союзников. Эту сред¬
нюю линию очень трудно различить, но люди, стоящие
за спиной императора, весьма умело приспособляются
к ней.Было бы интересно установить, насколько искренна
привязанность этих людей к Хирохито. Мне кажется, эта
привязанность очень невелика. Однако у этих людей есть
свои причины заботиться об императоре. Они посылают
этого испуганного человечка на одну из улиц Сайтамы,
где на него обрушивается толпа. Но они также шлют вслед
за ним целый отряд сильных, самоуверенных и бдитель¬
ных людей, каждый из которых, как это ни странно, но¬
сит на пиджаке бумажный значок. Агенты американской
контрразведки рассказали нам в поезде, что импера¬
тор находится под постоянной охраной этих людей в
Штатском, отличить которых можно только по бумажно¬
му значку.Авторы мифа проявляют еще большую осторожность
в отношении Потсдамской декларации. Я недавно узнал
0 существовании так называемого «Потсдамского указа»,
изданного японским правительством по приказу амери¬
канцев. Император, подписавший указ, повелевает своим
ПоДДанным беспрекословно повиноваться распоряжениям
Генерала Макартура.Несколько дней назад один офицер в штабе Макартура
Рассказал мне, что этот указ не появлялся на страницах
официального правительственного бюллетеня. Он был на¬
печатан на отдельных листовках, которые редко можно
было увидеть.Авторы мифа, видимо, не хотели оставлять никаких
следов подчинения императора исходящим от иноземных
завоевателей приказам, которые омрачили бы историю
Японии.28	марта 1946 г.	ТОКИОПоследний месяц я каждое утро занимался изучением
дзайбацу, этих специфически японских концернов, которые
господствуют над всей жизнью страны, определяют ее
политику и наживаются на войнах.В прошлом месяце в Осаке я в течение двух дней встре¬
чался с главами дома Сумитомо, одной из четырех круп¬
нейших дзайбацу. Однажды в холодном и величественном
зале заседаний дома Сумитомо мне рассказали историю
этого легендарного семейства, которое благодаря бродя¬
чему европейскому торговцу, проникшему в их страну
четыре века назад, создало одно из величайших состояний
в мире. Этот торговец научил семейство Сумитомо произ¬
водить очистку меди и серебра, и Сумитомо начали искать
руду. Когда в 1691 г. они обнаружили залежи медной
руды в Бесси, их судьба была решена. В прошлом месяце
четыре ныне здравствующих представителя дома Сумитомо
повелевали колоссальной империей, насчитывавшей не
менее 292 фирм во всех отраслях от горной и металлурги¬
ческой промышленности до производства музыкальных
инструментов и страхования жизни, и состояние их ис¬
числялось в 600 миллионов долларов в довоенных
ценах.По возвращении из Осаки я встречался со многими
американскими и японскими специалистами по дзайбацу-
Среди них были лидер социалистов Мосабуро Судзуки,
три года проведший в тюрьме и четыре года под надзором
полиции за то, что он написал труд о японских монопо¬
лиях, и мой друг Сигето Цуру, экономист, окончивший
Гарвардский университет и ныне работающий в штабе
Макартура. Они и многие другие люди, с которыми я бе¬
седовал, сообщили мне сведения, касающиеся истории,180
практики и перспектив этих легендарных японских кон¬
цернов.«Дзай» по-японски значит богатство, «бацу» — клика,
а вместе они означают два десятка семейств или групп,
кОТорые в течение многих поколений душат в своих тис¬
ках экономику Японии. По существу этот термин должен
относиться ко всем японским концернам, но сейчас его
значение совершенно несправедливо ограничивается че¬
тырьмя богатейшими семействами — Мицуи, Мицубиси,
Сумитомо и Я суда.Эти четыре семейства контролируют почти три четверти
капиталов всех японских фирм.В 1941 г. Мицуи и Мицубиси вместе добывали 40 про¬
центов всего угля в Японии. В 1937 г. банки, находив¬
шиеся в руках четырех дзайбацу, сосредоточивали одну
треть всех вкладов частных японских банков, их тресты
владели тремя четвертями вкладов всех трестов, а их
страховые компании — одной пятой всех полисов стра¬
хования жизни. Мицуи, Мицубиси и Сумитомо контроли¬
ровали более половины выплавки меди, а до того как аме¬
риканские подводные лодки стали господствовать на Тихом
океане, в руках этих трех концернов находилась половина
торгового флота Японии. Мицубиси обладали фактической
монополией на производство стекла, а Мицуи — бумаги.В 1944 г. каждое четвертое судно в Японии было по¬
строено на верфях Мицубиси. Мицуи и Мицубиси владели
тремя четвертями всех мельниц в стране и почти устранили
конкуренцию в области сахароварения. До войны три
крупнейших дзайбацу владели половиной всех складских
помещений Японии и в их руках находилась третья часть
всей японской внешней торговли.В 1939 г. оборот внешней торговли одного только кон¬
церна Мицубиси составил 200 миллионов долларов. В до¬
военные годы в руках Мицуи находилась третья часть
японской торговли шелком-сырцом, хлопком и хлопчато¬
бумажными тканями. Мицубиси, в свою очередь, кон¬
тролировали один из трех крупнейших пивоваренных
заводов страны и одну из двух кондитерских фабрик,
построенных по иностранному образцу. Однако, как только
началась война, Мицубиси отказались от производства
пива и конфет и целиком посвятили себя производству181
10 тысяч самолетов, выпуская один из каждых семи само¬
летов, производившихся в Японии.Этот перечень богатств дзайбацу, которые открылись
передо мной, когда я изучал сложные схемы и диаграммы,
подготовленные экспертами штаба, можно продолжать до
бесконечности. По данным штаба, к началу этого года
Мицуи непосредственно контролировали 185 фирм, а Ми¬
цубиси — 285, и не было ни одной области экономической
деятельности, в которой тот или иной концерн не извлекал
бы прибыли. Это самые разнообразные области, от сель¬
ского ростовщичества до производства игрушек, от маньч¬
журской сои до отелей, от гавайских шахт до строительства
линкоров, вплоть до контролируемой Сумитомо фирмы
под необычным наименованием «Акционерное общество
дружеской беседы».Благодаря европейскому бродяге, Сумитомо стали пер¬
вой дзайбацу. Они поселились в Осаке и составили свое
основное состояние на производстве цветных металлов и
торговле рисом. Глава ныне здравствующих Сумитомо,
барон Кицидзаемон Сумитомо, одна из самых колоритных
фигур в Японии. Это барышник, мечтающий об империи
и обладающий талантом поэта. Его приближенные в Осаке
уверяли меня, что это «джентльмен исключительно миро¬
любивого нрава и с большими литературными склонно¬
стями». Этот «миролюбивый поэт» председательствовал
в «Акционерной компании Сумитомо» и железной рукой
управлял необъятной империей Сумитомо — империей пу¬
шек, авианосцев, бомбардировщиков, азота и т. п.Мицуи, крупнейшая из всех дзайбацу, несколько мо¬
ложе. Основатель этого дома начал свою карьеру, ссужая
деньгами своего господина-феодала, а затем занялся тор¬
говлей. Когда три четверти века назад разгорелась борьба
между военным 'узурпатором и кликой сторонников импе¬
ратора, Мицуи поддержали последнюю. Император по¬
бедил, и фирме перепал не один лакомый кусочек. Она
получила право производить правительственные закупки
за границей и за бесценок приобрела богатейшие угольные
шахты Японии. С ростом богатства Мицуи рос и их интерес
к политике. Мицуи стали оказывать поддержку могу¬
щественной партии Сейюкай и провели своих людей в со¬
став правительства. Сейчас во главе фирмы стоят шесть182
главных и пять более мелких семейств Мицуи, личный
доход которых в 1937 г. составил 20 миллионов долларов.
(Доход императорской семьи в этот год определялся
в 7 миллионов долларов.)Дзайбацу Мицубиси, возглавляемая семейством Ива-
саки, была основана 80 лет назад предприимчивым саму¬
раем по имени Ятаро Ивасаки. Ивасаки вел финансовые
дела своего господина. Но семейство этого феодала потер¬
пело поражение в борьбе против императора, и Ивасаки
получил все богатства своего господина, в том числе 11 су¬
дов. В 1874 г., когда Япония напала на Формозу, Ива¬
саки получил контракт на перевозку войск и грузов.
Чтобы облегчить его задачу, правительство закупило и
передало ему еще, 30 судов.Так было положено начало одной из величайших судо¬
ходных компаний мира «Ниппон юсен кайса». При постоян¬
ной поддержке дружественного правительства и двора,
Ивасаки переключились на судостроение — для того чтобы
иметь побольше судов, на угольные шахты — для того
чтобы добыть побольше топлива для своих пароходов, на
страховые компании — для того чтобы застраховать свои
суда, и на банки — для того чтобы финансировать морскую
торговлю.В 1890 г. правительство, остро нуждавшееся в сред¬
ствах, вынудило Ивасаки приобрести пустующие земли
в Токио. Звезда Ивасаки благоприятствовала им. Пустую¬
щие земли оказались в центре нового Токио. В то время
как соперничающий дом Мицуи поддерживал партию Сейю-
кай, Ивасаки вкладывали средства в партию Минсейто —
японского двойника нашей демократической партии. По¬
литическая арена Японии стала ареной борьбы за пре¬
восходство между двумя дзайбацу и их политическими
партиями.Последняя из четырех крупнейших дзайбацу — Ясуда —
ведет свое начало от ростовщика, жившего в прошлом
веке. Расцвет Ясуда приходится на период русско-япон¬
ской войны 1904—1905 гг., когда они ссужали правитель¬
ство огромными средствами. Впоследствии семейство Ясуда
усиленно занялось колониальными предприятиями, пень¬
кой, бумагой, самолетами. Но до сих пор главной областью
их деятельности является финансирование. В противопо¬
ложность другим дзайбацу, Ясуда влияет на политику183
Японии не через политические партии, а через военные
и тайные общества. Таким образом, на службу дзайбацу
были поставлены даже непримиримые ультранационалисты
Японии, часто распространявшиеся о своей ' ненависти
к этой финансовой клике.У дзайбацу много общего с крупными западноевропей¬
скими концернами, и с многими из них — такими, как
«Виккерс-Армстронг» или «Вестингауз»,— они поддержи¬
вают дружеские связи. И все же их разделяют целые
века, ибо дзайбацу, несмотря на свои высокие профес¬
сиональные качества, все еще глубоко уходят корнями
в феодальное прошлое Японии. Японцы, рассказывавшие
мне об этом, неоднократно убеждали меня глубже вникнуть
в это различие, говоря: «До тех пор пока вы, американцы,
не поймете этого, вам не удастся уничтожить дзайбацу».Хотя семейства дзайбацу владеют большей частью круп¬
ных трестов, последние управляются так называемыми
«банто», или управляющими. Банто — это специфическое
японское явление, в основе которого лежит понятие вер¬
ности самурая своему господину. Дзайбацу отбирают
среди своих служащих и выпускников лучших учебных
заведений Японии талантливую молодежь. Эта молодежь
затем тщательно подготавливается для руководящих по¬
стов. После того как они постепенно поднялись по иерар¬
хической лестнице в своей дзайбацу, их ставят во главе
дочерних фирм.Рано или поздно лучшие из них становятся банто и,
в свою очередь, начинают готовить себе преемников. Когда
служащий становится банто, ему предоставляют большую
свободу. Дзайбацу требуют от него только успеха и бес-,
предельной верности. Некоторые банто вошли в историю.
Многие стали министрами, директорами Японского банка
и приняли активное участие в составлении военных и
агрессивных планов. Однако дзайбацу остаются феодаль¬
ными организациями. И многие банто, поднявшиеся вы¬
соко, летят с этой высоты, если они навлекли недовольство
своих хозяев. Один банто, занимавший высокое положе¬
ние, увлекался игрой на флейте и однажды выступил по
радио. Его услышал Ивасаки, который счел этот поступок
недостойным доброго имени Мицубиси, и банто был не¬
медленно смещен.184
Банто играют большую роль прежде всего в том, что
когда один из них управляет дочерней фирмой, то не имеет
никакого значения, составляет ли вклад дзайбацу в этой
фирме пять или сто процентов. Банто заботится о том,
чтобы возглавляемая им компания следовала общей по¬
литике дзайбацу. Дзайбацу Мицубиси в своем отчете
штабу перечисляла 285 фирм, в которых она владеет конт¬
рольным пакетом акций. В отчете упоминалась также
451 компания, в которых вклад дзайбацу составлял «менее
10 процентов». Это игра слов. Через своего доверенного
банто она контролирует многие, если не большинство,
этих компаний.Таким образом, банто — это не оплачиваемые наймиты,
а феодальные слуги, служащие своим господам.Другая характерная черта дзайбацу — их банки. Кре¬
дитные возможности в Японии ограничены, и промышлен¬
ник, не имеющий свободного доступа в дружественный
банк, терпит банкротство. Крупные концерны имеют свои
банки, субсидирующие их; более мелкие дзайбацу, не
имеющие банков, вынуждены обращаться к более крупным,
заключать союзы и добиваться кредитов. По мере того
как банки дзайбацу богатеют, растет их клиентура среди
мелких промышленников и коммерсантов. Новые сред¬
ства используются для расширения поля деятельности
дзайбацу, которые часто поглощают предприятия про¬
мышленников, вкладывающих средства в их банки. Банки
дзайбацу немилосердны. Конкуренты не получают кре¬
дита, а от тех, кто его получает, требуют покупать сырье
у дзайбацу или пользоваться ее складскими помещениями,
судами и посредническими услугами. В' годы депрессии
банки захватывали обанкротившиеся предприятия и пере¬
давали их в руки своей дзайбацу.Третья характерная черта — тесная связь между дзай¬
бацу и императорским двором. Самого императора назы¬
вают «воплощенным дзайбацу». Император, несомненно,
самый богатый человек в Японии. Три месяца назад в до¬
кладе генералу Макартуру японское правительство оценило
собственность императора почти в 1700 миллионов иен.
В силу особой системы подсчета, примененной в данном
случае, эту цифру трудно перевести в американские дол¬
лары, но один из экспертов штаба сказал по этому по-
воду: «Император стоит от полумиллиарда до миллиарда185
долларов. Это объясняется тем, что мы не знаем, — и,
пожалуй, никогда не узнаем, — какая доля его богатств
была скрыта перед нашим прибытием сюда».Императорская фамилия держала большие средства
в банках дзайбацу, в том числе в банках Мицуи и Суми¬
томо. В течение многих лет она была крупнейшим акционе¬
ром судоходной компании «Ниппон юсен кайса» («НЮК»),
владея большим пакетом акций, чем дзайбацу Мицубиси,
которая контролирует фирму. С поразительной непреду¬
бежденностью она также была крупным акционером глав¬
ного конкурента «НЮК» — судоходной компании «ОСК
лайн». Император был также акционером страховых ком¬
паний Мицубиси, угольных и бумажных фирм Мицуи,
формозских сахарных и судоходных компаний, коло¬
ниального и ипотечного банков Хоккайдо и даже отеля
«Империал», в котором сейчас живут высокопоставленные
американские офицеры.Владея 60 процентами акций Японского банка, импе¬
раторская фамилия была его крупнейшим акционером.
Остальные акции этого банка находились в руках дзай¬
бацу. Подобно дзайбацу, императорская фамилия также
наживалась на завоеваниях Японии. Так, накануне войны
в ее руках находилось 22 процента акций банка «Иоко¬
гама спеши бэнк», который занимался главным образом
эксплоатацией оккупированных районов или районов, ко¬
торых домогалась Япония. Политика банка диктовалась
советом директоров, представлявших дзайбацу. Вместе
с дзайбацу императорская фамилия была крупнейшим
акционером Южно-Маньчжурской железнодорожной ком¬
пании. Миллионы иен император вкладывал в такие банки,
как Формозский и Корейский, являвшиеся орудиями
колониальной эксплоатации.Императорская фамилия придерживалась той же хищ¬
нической философии, что и дзайбацу. Поскольку пре¬
мьер-министры избирались советниками императора,
вся феодальная система Японии гарантировала, что
национальная политика страны будет отвечать этой
философии.Дзайбацу, в свою очередь, были самыми рьяными
сторонниками мифа об императоре. Этот миф они считали
самым надежным средством защиты против народного не¬
довольства их политикой. Мало кто изъявил бы готовность186
отправиться на континент Азии и воевать ради обогащения
дзайбацу. Но миллионы людей были готовы на это, если
им говорили, что таким путем они служат своему импе¬
ратору. Поэтому дзайбацу жертвовали миллионы иен
на синтоистские храмы, на пропаганду, на проведение
кампаний, популяризирующих пагубную «миссию» Япо¬
нии.Однако связь между дзайбацу и императорским домом
была еще более тесной. Сумитомо утверждали, что их дом
ведет свое начало от императорской фамилии, Мицуи —
от феодального рода, из которого императоры брали себе
жен. Дзайбацу связали себя дружескими и семейными
узами с советниками императора и со всей феодальной
системой. .Сумитомо были связаны с принцем Сайондзи,
который в течение 60 лет «составлял кабинеты». Мицуи
находились в тесных отношениях с целым рядом видных
придворных государственных деятелей, в том числе с дву¬
мя последними министрами императорского двора. Мицу¬
биси, удачно начавшие свою карьеру при содействии импе¬
раторского советника, с тех пор всегда имели своих людей
при дворе.Почти все дзайбацу, не говоря уже о четырех крупней¬
ших, обязаны значительной долей своего богатства войнам.
Основы богатства Мицубиси были заложены захватом
Формозы императорской Японией. Ясуда обогатились на
прибылях, извлекавшихся из войны с Россией.Агенты дзайбацу всегда шли бок о бок с японскими
солдатами, а иногда и впереди них. Многочисленные дан¬
ные свидетельствуют о том, что отделения дзайбацу за
границей часто служили центрами экономического и воен¬
ного шпионажа. Шпионская сеть Южно-Маньчжурской
железнодорожной компании, контролировавшаяся совме¬
стно представителями армии и дзайбацу, покрывала всю
Азию. В Шанхае я знал японского журналиста, кото¬
рый выполнял шпионские задания этой компании. Когда
в 1937 г. японская армия напала на Китай, этот «журна¬
лист» облачился в форму майора.'Однако шпионаж был побочной задачей по сравнению
с извлечением прибылей. Дзайбацу наживаются на агрес¬
сии различными способами. В течение последних пятнад¬
цати лет они нажили миллиарды на производстве воору¬187
жения. («Компания тяжелой промышленности Мицубиси»
с капиталом приблизительно в 180 миллионов долларов
по довоенному обменному курсу получила в 1944 г. 75 мил¬
лионов долларов прибыли.) Банки дзайбацу предоставля¬
ли займы правительству. С каждым новым захватом в Азии
правительство тотчас же создавало компанию «по разви¬
тию», которая финансировалась главным образом дзай¬
бацу. Эти компании «по развитию» систематически грабили
оккупированные районы.Наряду с экспансией за пределами Японии, росля
власть дзайбацу и над внутренней жизнью страны. Это
достигалось с помощью множества различных ухищрений.
Одним из таких способов было создание «контрольны/
ассоциаций», которые распределяли сырье, кредиты и про¬
изводственные квоты между заводами. Эти ассоциации
находились во власти дзайбацу, которые пользова¬
лись своей властью и вытесняли более мелких пред¬
принимателей. Друзья дзайбацу в правительстве забо¬
тились о том, чтобы разрешения на открытие новых
заводов выдавались только «дееспособным» фирмам, то есть
дзайбацу.Когда было создано министерство вооружений и неко¬
торые фирмы были выделены в качестве «компаний по про¬
изводству вооружений», дзайбацу были дарованы гаран¬
тированные прибыли, льготы по некоторым законам и
право набирать рабочую силу и устанавливать заработную
плату. Нет ничего удивительного в том, что из четырех
министров вооружений два были выходцами из дзайбацу
Мицуи. Еще менее удивительно то обстоятельство, что при
первой же возможности были распущены профсоюзы,
вместо них созданы «патриотические ассоциации» рабочих
и предпринимателей, и правительство объявило, что «труд
будет долгом народа перед государством... Следует по¬
ощрять дух порядка, повиновения старшим и сотрудни¬
чества между рабочими».Один из мифов, распространявшихся дзайбацу и осо¬
бенно полезный для них сейчас, состоит в том, что между
дзайбацу и военщиной существует непроходимая пропасть.
Сторонники этого мифа из числа американцев в 30-х годах
утверждали, что Япония никогда не будет воевать против
Соединенных Штатов, потому что дзайбацу, для которых188
их деловые интересы стоят на первом месте, не поддержат
армию. Один из наших дипломатов в Токио, которого
этот миф особенно ввел в заблуждение, даже отзывался
о главарях дзайбацу как о «наших лучших союзниках»
и «людях нашего склада». И всякий раз, когда какой-
нибудь фанатик из военных убивал какого-либо агента
дзайбацу или открывался заговор с целью взорвать, напри¬
мер, банк Мицуи, эти друзья дзайбацу говорили: «Видите,
как они ненавидят друг друга». Сами дзайбацу извлекали
максимальную пользу из этого заблуждения, и оно помогло
усыпить нашу бдительность и привело нас к трагедии,
разыгравшейся в Пирл Харбор.В действительности между дзайбацу и японской воен¬
щиной никогда не было коренных разногласий. Так же,
как и последняя — хотя и из иных соображений, — дзай¬
бацу всей душой стремились к агрессии. Агрессия откры¬
вала перед дзайбацу надежные рынки, богатую добычу
и исключительные источники сырья. Разногласия между
ними были семейными разногласиями. Дзайбацу и армия
боролись за политическое влияние и за власть. Время
от времени между ними возникали разногласия относи¬
тельно темпов агрессии. Когда требовалось проявлять
осторожность, дзайбацу и их союзники при императорском
дворе старались сдерживать армию. И поэтому дзайбацу
следует рассматривать исключительно как партнера армии
по агрессии.Не все японцы, облаченные в военную форму, питали
симпатию к дзайбацу. Многие офицеры младшего поко¬
ления, выходцы из сельских местностей, бывшие свиде¬
телями неуклонного удушения сельской экономики со
стороны дзайбацу, глубоко ненавидели их, но эту нена¬
висть редко разделяли генералы и адмиралы. Многие из
них получали тепленькие местечки в фирмах дзайбацу.
Мицубиси, особо интересовавшиеся судоходством, пред¬
почитали адмиралов. Мицуи использовали главным обра¬
зом генералов.Штаб генерала Макартура лишь подтвердил упорные
слухи, когда сообщил на днях, что дом, в котором Тодзио
покушался на самоубийство, был подарен ему Ивасаки
и что семейство Тодзио, по имеющимся сведениям, полу¬
чило 10 миллионов иен наличными, акциями и собствен¬
ностью от щедрого главы Мицубиси.189
Все это нам было Известно в день нападения Японии,
и на протяжении войны наша решимость разрушить эту
порочную экономическую систему возрастала все более.29	августа 1945 г., через две недели после капитуляции
Японии, эта решимость была энергично сформулирована
в совместном заявлении, переданном генералу Макартуру
по радио государственным департаментом, военным и мор¬
ским министерствами. Генерал получил указание разра¬
ботать программу роспуска дзайбацу и создания демокра¬
тических профсоюзных, промышленных и сельскохозяй¬
ственных организаций.Когда мы высадились в Японии, там не работало ни
одно промышленное предприятие. 22 сентября знамени¬
тая «директива № 3» предписывала японцам начать произ¬
водство. (Один полковник сказал мне по этому поводу:
«Мы опасались бунтов, если заводы не начнут работать».)
И почти одновременно дзайбацу был направлен приказ
о том, что они должны подготовиться к самороспуску.Представители четырех крупнейших дзайбацу почть
не покидали штаба Макартура до тех пор, пока не был
разработан план самороспуска. Этот план, с одной стороны,
требовал добровольной чистки среди верхушки дзайбацу,
остальная часть плана была претворена в императорский
указ, требовавший создания Комиссии по ликвидации
акционерных компаний в будущем месяце. Согласно этому
плану, комиссия должна была принять ценные бумаги
от акционерных компаний дзайбацу и распродать их.
Владельцы дзайбацу должны были получить расписки,
которые, в конечном счете, предстояло обменять на долго¬
срочные, не подлежащие передаче правительственные цен¬
ные бумаги.Я убежден, что дзайбацу не были напуганы этим
планом. Ьо-первых, как известно, они предвидели пора¬
жение Японии и подготовились к нему. Когда поражение
наступило, они скрыли огромные запасы сырья, промыш¬
ленных товаров и оборудования, которыми они могут
вновь воспользоваться, как только прекратится оккупа¬
ция. Кроме того, дзайбацу обезопасили себя так назы¬
ваемыми «возмещениями» — правительственной гарантией
против всякого рода потерь, связанных с войной. Пра¬
вительство «задолжало» дзайбацу фантастическую сумму
в 50 миллиардов иен, из которых 20 миллиардов были190
поспешнсмвыплачены в два срока—незадолго до капитуля¬
ции и тотчас же после капитуляции.Однако это не единственное соображение, в силу кото¬
рого почти все японские эксперты, знакомые мне, считают
бессмысленными все нынешние планы ликвидации дзай¬
бацу* Это мнение объясняется многими причинами. Так,
например, японцы критикуют нас за то, что мы считаем
дзайбацу слепками с наших трестов и не учитываем фео¬
дального характера японских концернов. Они утвержда¬
ют, что мы не уделяем достаточного внимания свя¬
зям между промышленностью и банками дзайбацу. Они
утверждают, что мы_ сами точно не знаем, чего мы
хотим: немедленного возрождения промышленности или
создания демократической экономики. Они, наконец, го¬
ворят, что наивно ожидать самоусовершенствования пре¬
ступников.Самым убедительным доводом в этом отношении слу¬
жит то обстоятельство, что правительство, с помощью
которого мы сейчас пытаемся произвести эту реформу,
теснее всех других правительств в истории Японии связа¬
но с дзайбацу. Премьер-министр этого правительства —
барон Сидехара — женат на представительнице семейства
Ивасаки, и в течение 20 лет выступал в качестве полити¬
ческого рупора Мицубиси. Министром иностранных дел
в этом правительстве назначен Сигеру Иосида, который
находится в родственных отношениях с одним из совет¬
ников императора, ярым сторонником дзайбацу, и который
всего четыре месяца назад выступил с энергичным проте¬
стом против роспуска дзайбацу. Министр, которому пору¬
чено составить демократическую конституцию — д-р Ма-
цумото — один из виднейших японских юристов, служив¬
ший в дзайбацу Мицубиси и Ясуда в качестве юрискон¬
сульта и директора. Министром торговли и промышлен¬
ности числится президент Токийской биржи.И, наконец, министр финансов, которому поручено
наблюдение за ликвидацией дзайбацу — виконт Кейдзо
Сибусава,—является главой одной из дзайбацу, подлежа¬
щих уничтожению. Это совсем смехотворно. Всякий за¬
конопроект, который он составит, должен быть одобрен
императором, а два ближайших советника последнего —
-гавленники Мицуи. Теперь я начинаю понимать, почему
•Феди дзайбацу нет никакой паники.1191
4	апреля 1946 г.ЦИБдУзнав, что на одном из заброшенных аэродромов со¬
здана японская военная колония, я выехал в префектуру
Циба в сопровождении Кохрэна и лейтенанта из амери¬
канцев японского происхождения.Мы сначала направились в управление префектуры,
где разыскали начальника отдела по поддержанию
безопасности и порядка. Мы расспрашивали его целый
час, пока, наконец, не убедились, что попали не туда,
куда нам нужно. Когда японское правительство решило
капитулировать в августе прошлого года, оно произвело
перетасовку среди руководящего персонала и изменило
названия отделов управления префектур. Это был очень
хитрый ход, ибо, когда американцы требуют предоставле¬
ния им какой-нибудь важной информации или пытаются
найти виновника невыполнения того или иного приказа,
японские чиновники могут преспокойно отвечать: «Я бы
с радостью помог вам, но я сам здесь новый человек».
Мы установили, что отделом по поддержанию безопасности
и порядка теперь называется бывший экономический отдел,
в то время как бывший отдел по поддержанию безопасно¬
сти и порядка теперь известен как отдел безопасности.
Отдел, занимающийся делами бывших военнослужащих,
теперь называется отделом общественного благосостояния.В этом отделе мы потратили еще два часа. Он помещал¬
ся в огромной, набитой народом комнате, и наш разговор
с начальником отдела слушали все служащие. Недалеко
от нас сидели два японца. Они были в полной военной
форме, вплоть до коричневых кавалерийских сапог. Они
откидывались на стульях и смеялись во все горло каждый
раз, когда начальник отдела ловко увертывался от наших
расспросов.Затем мы направились в местное бюро по демобилизации
армии. Мы побеседовали с генерал-майором, который
как две капли воды был похож на Тодзио. Он рассказал
нам, что совмещает обязанности советника, матери, няньку
и царя Соломона. Ни Боб, ни я не могли понять, чем за¬
нимается это бюро: объединением демобилизованных сол¬
дат или просто оказанием этим солдатам помощи, которую
они не могут получить в другом месте.192
Чтобы дать нам представление о проблемах, которые
ему приходится решать, генерал упомянул о солдатах,
возвращающихся из союзных лагерей для военнопленных.
До сих пор японские солдаты, попавшие в плен, официаль¬
но объявлялись погибшими, и их жены считались вдова¬
ми. Даже разведчики, захваченные в плен при выполне¬
нии задания, подлежали 10-летнему тюремному заключе¬
нию, если им удавалось бежать из плена. Но сейчас, по
признанию генерала, в префектуре насчитывается 23 че¬
ловека, открыто признавших, что они были в плену у со¬
юзников, и предстоит прибытие еще многих тысяч плен¬
ных. Генерал был явно обеспокоен этим обстоятельством.Но, между прочим, генерал сообщил нам, что в пре¬
фектуре насчитывается с десяток «военных ферм». Он
рассказал нам, как проехать к ферме Симосидзу, которую
мы и разыскивали.Мы снова выехали на мокрую ленту шоссе, обрамлен¬
ную цветущими вишневыми деревьями. Моросил дождь.
Мы поднимались в гору, и вся местность нам казалась
покрытой розовой пеной цветущих деревьев, воздух был
напоен их ароматом.Внезапно перед нами открылся аэродром, столь об¬
ширный, что противоположная сторона его скрывалась
в тумане. Невзирая на американскую надпись «Проезд
воспрещен», мы въехали на аэродром. Часть аэродрома
была отведена под склад японского вооружения — под
дождем ржавели тяжелые орудия, танки, грузовики и
огромная груда металлических шлемов.Мы проехали большое пространство и, наконец, оста¬
новились у здания, в котором, видимо, помещалось на¬
чальство. Нам навстречу вышел встревоженный японец
средних лет. Он сказал, что он инженер из Токио и при¬
командирован к ферме в качестве советника. Мы вошли
в пустую запыленную комнату со стульями, из которых
торчали пружины, и завели разговор о ферме и ее оби¬
тателях.Японец рассказал нам, что ферма была «демократизи¬
рована пять дней назад», после того как ею заинтересо¬
вался американский Корпус контрразведки («Си-Ай-Си»).
Он показал нам копию отчета, подготовленного для «Си-
Ай*Си». В отчете говорилось, что на ферме насчитывается13 м. Гейн	193
тысяча семейств, владеющих 6200 акрами земли — в три
раза больше общенациональной нормы. Среди фермеров
три генерал-майора, 29 полковников, 39 майоров и т. д.,
вплоть до двух сержантов жандармерии. Четыреста чело¬
век являлись бывшими гражданскими служащими воен¬
ного министерства. До дня «демократизации» эта колония
была подразделена на восемь групп, каждая из которых
возглавлялась полковником. Эти восемь полковников со¬
ставляли генеральный штаб, в свою очередь возглавляв¬
шийся генерал-майором. Теперь, объяснил нам японец,
совет состоит из полковника, двух майоров и шести быв¬
ших гражданских служащих военного министерства.Отворилась дверь, и вошел другой японец. У него было
широкое красное лицо фермера и голос командира. Всем
своим обликом он резко отличался от робкого советника.
Он сказал нам, что в прошлом был полковником.В день капитуляции Японии, разъяснил нам полков¬
ник, японское правительство передало всю военную соб¬
ственность министерству финансов, а все военные земли —■
министерству земледелия. Одновременно военное мини¬
стерство основало «Общество помощи и руководства».
Это общество обратилось ко всем военным с предложением
поселиться на земле.«Военное министерство, — рассказывал нам полковник
своим громким голосом, — выявило желающих и напра¬
вило их сюда. Министерство финансов выделило нам
20 зданий, предоставило оборудование и заем в 6630 ты¬
сяч иен [400 тысяч долларов]. Министерство земледелия
дало землю и направило советника...—Он кивнул на
инженера из Токио. — В прошлом году мы выращивали
бататы. Нам нехватило того, что мы собрали, но в этом
году у нас дело будет обстоять лучше».Мы полюбопытствовали, какой процент ферма платит
по займу.«Процент? — рассмеялся полковник. — Мы не платим
никаких процентов».—	А когда вы должны выплатить свой заем?«Нам его не нужно выплачивать».—	Какова арендная плата, которую вы платите за
землю?«Мы не платим арендной платы».Из его рассказа мы узнали, что в ноябре прошлого194
года американцы, наконец, добрались до «Общества по¬
мощи и руководства» и прикрыли его. Но общество уже
сделало свое дело. Теперь наблюдение над этими военны¬
ми фермами осуществляется управлениями префектур,
которые отнюдь не склонны портить отношения с бывшими
военными. Крестьяне округи отнеслись к колонии менее
дружелюбно. Арендаторы не могли понять, почему воен¬
ным выделили эти богатые земли, и они возражали против
этого. После длительных споров военные отдали 400 акров
худшей земли соседним крестьянам, но для того чтобы
200 крестьянам, организованным в «Лигу по поддержанию
жизненных условий», получить свою долю оборудования
и семян, пришлось совершить налет на склады фермы.«Коммунисты, — кричал полковник, — все они ком¬
мунисты, и полиция заодно с ними!»После беседы полковник пригласил нас взглянуть
на ферму с военной сторожевой башни. Мы проехали че¬
рез обширную территорию фермы, через учебные плацы
и мимо укрытий для зенитной артиллерии, которые были
целы и невредимы. Когда мы проезжали мимо большого
гаража, я увидел семь тяжелых танков.«Это тракторы, — сказал нам полковник. — Мы сняли
с них орудия и теперь используем их вместо тракторов».Под дождем при сильном ветре мы с трудом вскараб¬
кались по открытой лестнице на вершину башни. Но мы
не пожалели об этом. Все пространство, открывшееся
перед нами в тумане «от леса до холмов», было территори¬
ей военной фермы. И лишь крохотный клочок земли был
возделан. Мы спустились и предложили японцам под¬
везти их домой. Они сказали, что хотят прогуляться и
отравились пешком под дождем.Мы вернулись в Токио поздно, к обеду, так как пред¬
почли не ночевать в какой-нибудь японской гостинице.
После обеда я вытащил свою папку с пометкой «Военное
подполье». К множеству заметок, уже лежавших в этой
папке, я теперь прибавил свои заметки о воинской части,
существующей под именем сельскохозяйственной фермы,
которая разбита на подразделения, насчитывающие от
50 до 300 человек под командованием полковника, под¬
держивает военную дисциплину, использует танки вместо
тракторов и воюет с местным населением. А в управлениях195
префектур старый порядок и старые служащие скрыты
искусной перетасовкой.В моей папке было собрано много и других материалов.
Среди них было перехваченное письмо, адресованное
высокопоставленному чиновнику министерства импера¬
торского двора, автор которого информировал чиновника
о том, что он хорошо распорядился запасами, передан¬
ными (тайно) на его попечение. Среди них были сведения
о генерал-лейтенанте, который возглавлял три военных
«бюро связи» еще долго после того как ему было приказа¬
но распустить их, об отставном лейтенанте, открывшем
«Институт по изучению современного мышления», в ко¬
тором 40—50 бывших военных изучали в мельчайших
подробностях воинствующий национализм новейшего вре¬
мени. Среди них были десятки приказов, изданных япон¬
ской армией и флотом в последние часы войны, со строгим
наказом адресатам сжечь эти документы по прочтении.
Но многие адресаты проявили небрежность, и вот перед
нами свидетельство предательства — приказы, требующие
скрыть оружие, сжечь архивы, расселить поблизости
личный состав, спрятать важнейшие виды сырья, машины
и оборудование.Эти материалы свидетельствуют о тщательно подго¬
товленном заговоре. Были приняты меры для финансиро¬
вания военных и националистических групп на всем про¬
тяжении мрачных дней оккупации. Запасы армии и флота
были переданы дзайбацу за деньги и безвозмездно. В не¬
которых случаях они передавались за деньги (один япон¬
ский генерал, например, продал 8 тысяч лошадей, при¬
надлежащих армии, и прикарманил выручку). Однако
когда в течение пяти месяцев фантастически исчезло
2500 тысяч бушелей военных запасов пшеницы, риса и
фуража из общего числа 8250 тысяч бушелей, насчиты¬
вавшихся в день высадки американцев в Японии, это,
пожалуй, было сделано безвозмездно. Деньги раздавались
целыми мешками без всякой отчетности. С банками и
промышленными предприятиями была достигнута дого¬
воренность о занесении бывших офицеров в платежные
ведомости.17	августа 1945 г., через три дня после капитуляции
Японии, в одном из этих приказов военное министерство
дало указание командирам на местах немедленно рас¬196
пределить между гражданским населением все армейские
запасы, горючее, машины, строительные материалы, суда,
одежду и даже землю. Военное министерство сознательно
шло на этот обман. На документе была пометка: «Этот
приказ должен быть сожжен и бесследно уничтожен до
высадки противника и должны быть приняты соответ¬
ствующие меры, чтобы он не попал в руки противника».
В приказе также указывалось: «Документы, связанные
с [тайной] передачей запасов, должны быть в полном
порядке. Необходимо особенно позаботиться о том, чтобы
ке оставлять никаких следов, которые могли бы вызвать
подозрение или причинить неприятности в будущем».Штабу Макартура было известно о заговоре. Но эта
осведомленность не вызвала принятия соответствующих
мер. «Си-Ай-Си» нехватало людей. Еще больше в этом
отношении нам повредила наша зависимость от японско¬
го правительственного аппарата, который до сих пор
управляется людьми, еще совсем недавно служившими
японскому ультранационализму. Американские офицеры
на местах, изо дня в день сталкивающиеся с явными до¬
казательствами преднамеренной обструкции, бьют тревогу.
Американец, прибывший из одного из отдаленных горо¬
дов Японии, сказал мне на днях:«Обструкция носит столь массовый характер, что мы
даже не пытаемся установить ее размах. Данные, кото¬
рыми мы руководствуемся, накапливаются с каждым
днем и заводят нас в такие области, которые мы и не со¬
бирались обследовать. Не знаю, есть ли у нас уже основа¬
ния беспокоиться, но мы не можем забывать того, что
произошло в Германии 25 лет назад».5	апреля 1946 г.	ТО.КИОСегодня утром было положено неудачное начало су¬
ществованию Союзного совета для Японии, центральную
роль в котором играет генерал Макартур. С раннего утра
зал заседаний был заполнен народом. По обе стороны
огромного полированного стола сидели четыре главных
делегата, а позади них — их советники. Соединенные
Штаты представлял генерал Маркат, который'будет пред¬
седательствовать р Совете; Британское содружество-197
наций — У. Макмагон Болл, когда-то возглавлявший
факультет политических наук Мельбурнского универси¬
тета; Россию — генерал-лейтенант Деревянко, участник
наступления Советской Армии от Курска через Украину,
и Китай — генерал-лейтенант Чжу Ши-мин, в прошлом
служивший в Вашингтоне.Это был один из редких случаев публичного выступле¬
ния Макартура, и фоторепортеры навели свои аппараты
на небольшую трибуну для оратора.Генерал Макартур вошел в зал в точно установленное
время. Это высокий, сутулый человек с темными гладкими
волосами, тщательно зачесанными, чтобы прикрыть лысину.
Он пожал руки трем иностранным делегатам, улыбнув¬
шись каждому из них, и затем не мешкая приступил
к чтению своей речи.Хотя речь генерала Макартура была написана обычным
для него цветистым языком, было нетрудно понять, к чему
он клонит. Уже ро второй фразе он пояснил, что Совет
имеет лишь консультативные функции и что он не будет
«разделять высокой административной ответственности вер¬
ховного главнокомандующего, как единственного обла¬
дателя исполнительной власти». Затем он обрушился
на людей, критиковавших его деятельность, и начал пре¬
возносить свои достижения. Он особенно восхвалял новую
конституцию, которая, по его словам, была составлена
самими японцами и «широко и свободно обсуждалась
ими». Статью, предусматривающую отказ от войны (ко¬
торую, говорят, составил он сам), Макартур назвал при¬
мером для всего мира.Повелительный тон генерала Макартура и беспокой¬
ство, которое в нем слышится, легко понять. Ни при ка¬
ких обстоятельствах генерал не поступится своей властью.
Дальневосточная комиссия, в которую входит одиннад¬
цать держав, висит у него камнем на шее; у него есть
основания ожидать, что ее отпрыск — Союзный совет
для Японии — попытается отобрать у него часть его прав.
Безусловно, разделение власти в Германии не являет
собой благоприятного примера для Японии, в которой
могут возникнуть^ такое же соперничество-^ и такая же
неразбериха. Но здесь для полноты картины необходимо
осветить еще одно обстоятельство. Генерал Макартур
исключительно болезненно реагирует на всякую критику.198
Вполне возможно, что совершенно справедливые запросы
и рекомендации Совета будут восприняты генералом Ма-
картуром как умаление его достоинства и авторитета,
и он будет очень резко реагировать на это. Работа в Со¬
вете будет требовать большого такта и терпения.. Нам
кажется, что английский делегат обладает и тем, и дру¬
гим. Посмотрим, можно ли будет то же самое сказать
о генерале Деревянко и генералах Макартуре и Маркате.
Некоторые из наших, кто служил на Филиппинах, вспо¬
минают, что за восемь месяцев до капитуляции Японии
американские офицеры, работавшие в области психоло¬
гической войны, получили указание не упоминать о союз¬
никах в связи с филиппинской кампанией. То, что генерал
Макартур не хотел признать в Маниле, вполне возможно,
он не захочет признавать и в Токио.6	апреля 1946 г.	ТОКИОДо выборов, которые рекламируются как первое про¬
явление демократических стремлений в Японии, осталось
всего четыре дня. Сегодня я объездил окраинные районы
Токио вместе с «командой наблюдателей», состоящей из
молодого лейтенанта и переводчика — американца япон¬
ского происхождения.При ближайшем рассмотрении эти «команды» менее
внушительны, чем они кажутся на бумаге. Лейтенант,
с которым я ездил, получил самые неопределенные ин¬
струкции. Он не должен вмешиваться в политическую
деятельность, должен сообщать о всяких нарушениях;
он должен следить, не обнаружатся ли какие-нибудь
признаки существования подозрительной Новой японской
партии. Ни он, ни его переводчик не были знакомы ни
с политикой, ни с историей Японии. Переводчик, только
что прибывший в Японию, говорил на ломаном японском
языке, который он учил в Калифорнии. При всем своем
рвении лейтенант не мог понять того, что происходило
у него на глазах. Это был всего лишь двадцатилетний
юноша, находившийся в полной растерянности, единствен¬
ным глубокомысленным замечанием которого было: «Я
просто не могу себе представить, чтобы американцы смогли
жить так, как живут японцы».
В сопровождении японского полицейского мы напра¬
вились в небольшое пригородное местечко, чтобы по¬
беседовать с кандидатами в парламент. Был ясный
весенний день, цвели вишневые деревья, только что
прошел освежающий дождь, и вся местность вокруг с на¬
рядными бамбуковыми заборами, садами и домиками
казалась веселой и сказочной. Это впечатление сказоч¬
ности еще больше усилилось, когда мы обнаружили,
что впереди только что проехала американская санитар¬
ная команда, распылявшая порошок ДДТ против насеко¬
мых. Ребятишки, бежавшие за нашей машиной, стали
белокурыми от порошка, а одеяла, вывешенные провет¬
риваться, казались выбеленными.Первый кандидат, к которому мы явились, сидел на
полу. Наружная стена его комнаты была снята, и комната
превратилась в веранду, выходящую в садик с большим
вишневым деревом и только что вскопанными грядками.
Это был толстый старик с бритой головой, облаченный
в одежду священника. Нам не захотелось снимать обуви,
и мы присели на полу этой веранды со стороны сада. Лицо
старика расплылось в улыбке. Он рассказал нам, что
баллотируется от буддистской партии, которая насчиты¬
вает 30—40 кандидатов по всей стране.«Политика — легкое дело, — сказал он со смехом, —
За меня все делают храмы и буддистские школы».Я спросил, какова его программа.«Я стою за демократию».—	Какие экономические проблемы, по вашему мнению,
следует решить в первую очередь?«Экономические? — переспросил он. — Я ничего не по¬
нимаю в экономике, моя область — религия». А затем
с некоторой гордостью он добавил: «Я долгие годы был
учеником главы нашей секты».—	Кто финансирует вашу кампанию?«Я веду ее за свой счет, но мне помогает один мой
друг — предприниматель. Он, так сказать, заведует моей
кампанией».► Священник^объяснил^нам, что его друг служит управ¬
ляющим в дзайбацу Ясуда.«Понимаете в чем дело, лейтенант?» — спросил я.Лейтенант посмотрел на меня в замешательстве, «Д ЧТО200
такое дзайбацу?» Я объяснил ему, что такое дзайбацу
и почему следует особо отметить, что она выставила кан¬
дидата на выборах. «Да, — сказал лейтенант,— я думаю,
мне это следует отметить в своем отчете».Священник уговаривал нас выпить с ним чаю Мы
остались. Вскоре в комнату вошла старуха с подносом
и чашками и торжественно поставила поднос перед свя¬
щенником. Все это сопровождалось подобающими цере¬
мониями, как это делали до нее уже многие поколения.
Единственным новым штрихом было то, что ее волосы
густо покрывал порошок от насекомых, сыпавшийся в чай.Следующую остановку мы сделали у дома, где жил
кандидат Новой республиканской партии. Это был худой
человек средних лет, очень осторожный, уклонявшийся
от ответов на все наши вопросы о его политических взгля¬
дах. После наших настойчивых вопросов он признал,
что он сам и его семейство владеют четырьмя компаниями,
связанными с земельной собственностью, сельскохозяй¬
ственными орудиями, отелями и универсальными мага¬
зинами. Это была небольшая дзайбацу, которая не хотела,
чтобы ее считали таковой. Наш кандидат был хитрым и
увертливым человеком, и нам удалось очень немного
выведать у него о его партии. Я вспомнил, что лейтенанту
было приказано получить информацию о Новой японской
партии, и перевел разговор на другую тему. Я спросил,
есть ли у кандидата серьезный политический конкурент
в этом избирательном округе.«Я не хочу говорить о своих соперниках, — сказал
•нам японец. — Но раз вы уж меня спрашиваете, я могу
рассказать вам о Новой японской партии. Я полагаю,
что это экстремистская группа. Главарь ее — бандит
из района Уэно. Он начал свою карьеру будучи владель¬
цем школы массажистов. Сейчас он спекулирует на чер¬
ном рынке. Мы полагаем, что он покупает и продает
голоса. Вице-председатель его партии — один из круп¬
нейших спекулянтов в Уэно. Оба они скверные
люди».Я продолжал расспрашивать японца до тех пор, пока
лейтенант не получил информацию, которая была ему
нужна. Но он, казалось мне, не понимал, что эта инфор¬
мация позволяет ему составить представление и о другой201
столь же неблаговидной организации, известной под на¬
званием «Новая республиканская партия».Вечером у нас в Клубе журналистов было торжество —
обед с участием руководителей четырех главных полити¬
ческих партий. Либеральная партия, которая, как
ожидают, победит на выборах, была представлена своим пред¬
седателем Хатояма. Другую консервативную партию,
известную под названием прогрессивной, представлял один
из ее руководителей — государственный деятель старой
формации по имени Ген Нагаи. От социалистов на обеде
присутствовал столп партии Комакици Мацуока, пред¬
седатель влиятельной Японской федерации труда. Ком¬
мунисты были представлены одним из трех крупнейших
своих лидеров — Носака. Председательствовал корреспон¬
дент «Нью-Йорк тайме» Бартон Крейн. Были приняты
все меры, чтобы придать этому событию особенную тор¬
жественность. Столовая сверкала хрусталем, серебром
и белоснежными скатертями.Мы попросили этих людей изложить нам программы
своих партий. Первым откликнулся Нагаи — высокий,
угрюмый человек. «Прогрессивная партия, — сказал он,—
выступает против всяких трудовых конфликтов. Мы осуж¬
даем забастовки, потому что они представляют собой
проявление борьбы. Мы осуждаем также такие явления,
как Народный фронт».Худой и энергичный Мацуока и Носака высказались
за национализацию банков, земельную реформу и предо¬
ставление более широких прав профсоюзам. Последним
говорил Хатояма. Он с улыбкой оглядел всех присутству¬
ющих и на скверном английском языке сказал, что он
гордится тем, что находится в Клубе журналистов. Что
же касается программы его партии, то он не доверяет
Народному фронту и высказывается за общественные
работы как средство ликвидации безработицы.Следующий вопрос касался новой конституции и им¬
ператора. Нагаи прямо признал, что конституция не
является делом рук японцев. «Мы работали над состав¬
лением конституции, — сказал он, — но 6 марта была
опубликована конституция верховного главнокомандую¬
щего, и мы поняли, что она гораздо лучше нашей. По¬
этому мы решили поддержать ее». Пламенный социалист
Мацуока говорил о «любви и уважении», которые его
партия питает к императорской системе. Носака заявил,
что коммунисты выступают за «конституцию, составлен¬
ную самим народом». По его мнению, американский проект
конституции оставил за императором девять главных
прерогатив, которых его следовало лишить.«Причина, по которой мы возражаем против них, —
сказал он, — очень проста. Мы должны помнить, что
Гитлер пришел к власти, воспользовавшись либеральными
положениями Веймарской конституции. Мы подвергнем
себя большому риску, если сохраним права императора
почти без изменения и создадим орган, напоминающий
нынешнюю палату пэров. Я также считаю, что войны
нельзя избежать с помощью конституции. Милитаристы
всегда вели войны во имя мира».Еще до начала обеда я организовал политическое
следствие. На подозрении находился Хатояма. Вполне
возможно, что корреспондентам нечего соваться в полити¬
ку. Но я считал это вполне законным предприятием и
пускал в ход все средства. Мне хотелось помочь Японии
освободиться от матерого военного преступника, от че¬
ловека, который становился особенно опасным в силу
того, что его прочили на пост премьер-министра. Как
журналисту, мне хотелось получить интересный материал
для статьи.Неделю назад один из офицеров штаба дал мне пере¬
вод книги, написанной Хатояма в 1938 г., после того
как он посетил Гитлера и Муссолини. В этой книге он
делал признания, не подобавшие будущему премьеру
демократической Японии. Офицеры пытались использо¬
вать эту книгу для того, чтобы разоблачить Хатояма.
Когда это им не удалось, они передали его книгу
мне.Перед обедом я разодрал книгу на несколько частей
и роздал их нескольким заинтересованным корреспонден¬
там: китайским, английским и американским.Однако первый залп дал Фрэнк Робертсон, австралиец,
сотрудничающий в агентстве Интернэйшнл Ньюс Сервис.
Кто-тоудал ему страницу из книги, и он тотчас пожелал
узнать, что Хатояма может сказать по поводу своего заяв¬
ления, сделанного им в 1938 г.: «Гитлер всей душой лю¬
бит Японию. Японский народ обязан все больше духовно203
дисциплинироваться и не должен обмануть веру Гитлера
в него».После этого следствие пошло полным ходом. Это была
довольно жестокое зрелище, однако Хатояма должен
винить только самого себя. Его спросили, верит ли он
до сих пор, что «нацистский дух» и японский «дух буси¬
до» 1 родственны» или что Япония должна «упорно при¬
держиваться» нацистских методов в решении проблем
труда. («Тоталитарные принципы фюрера воплощены в за¬
коны о контроле над трудом. Они не допускают классо¬
вой борьбы».)Мы забросали Хатояма цитатами, в которых он вос¬
хвалял Гитлера и Муссолини («То обстоятельство, что
Муссолини проводил решительную политику, свидетель¬
ствует — вопреки всем утверждениям британской про¬
паганды — о том, что он был одним из величайших ге¬
роев своего времени. Да продлятся его годы на благо
Италии, на благо итальянского народа!»)Английские корреспонденты хотели знать подробности
беседы Хатояма с Яльмаром Шахтом, в которой он пред¬
ложил, чтобы Германия и Япония совместно эксплоатиро-
вали Китай и «вытеснили из Китая английское влияние».
Эдди Сун, корреспондент китайского агентства Сентрал
Ньюс, потребовал, чтобы Хатояма высказался по поводу
своего заявления, сделанного им во время обеда с
Невиллем Чемберленом и другими лидерами консерва¬
торов, что «Китай не сможет уцелеть, не находясь под
властью Японии...»По мере того как корреспонденты наседали на Хатояма,
он все больше и больше приходил в замешательство. Сна¬
чала он утверждал, что ничего не помнит. Затем, когда
мы показали ему выдержки из его книги, он сказал, что
он лгал в своей книге. Правду он говорил только во время
своей частной встречи со своими товарищами по универ¬
ситету, которым он признался, что «Гитлер—лжец, Мус¬
солини — деревенщина, а Чемберлен — джентльмен». Мьг
спросили его, уверен ли он, что он лгал именно тогда,
а не сейчас, и сможет ли он выступить перед японским1 «Бусидо» («Путь самурая») — моральный кодекс японских
самураев, проповедующий культ смерти ради своего^господина.
Японская военщина, пропагандирующая агрессивную войну, прИ'
Швцда народ следовать этому «кодексу». (Прцм, род-)204
народом и признаться, что он лгал ему восемь лет назад,
помогая вовлечь его в дальнейшую агрессию.Эта книга была не единственным оружием, которое
мы имели против, него. По мере того как против него вы¬
двигались все новые и новые обвинения, Хатояма на наших
глазах превращался в беспомощного старика, не способ¬
ного найти ответы на вопросы, которыми его забрасывали.
Он заявил Суну: «Когда началась война в Китае, я думал,
что если она окончится предоставлением особых прав
Японии, то последняя будет очень довольна. Китай сможет
спасти свой престиж, и все будет в порядке». Мне он приз¬
нался, что четыре месяца назад он «всей душой поддержи¬
вал войну, вплоть до захвата Сингапура». Он признал
также, что до сих пор высказывается за «дисциплину»
для рабочих.Последний удар Хатояма был нанесен через пять часов
после того как он сел за стол в предвкушении приятного
обеда. Лет восемь назад он сказал Гитлеру, что «наступит
время, когда я организую кабинет... для проведения
своей политики». Теперь я полюбопытствовал, можно ли
рассматривать взгляды, которые он выразил сегодня,
как свидетельство политики, которую он намерен проводить,
если станет премьером. На это он ничего не мог ответить.Интересно, какова будет реакция штаба Макартура
и японского правительства (которое произвело проверку
прошлой деятельности Хатояма и оправдало его) на сен¬
сационные заголовки, которые завтра появятся в газетах.7	апреля 1946 г.	ТОКИОСегодня произошла новая демонстрация, исход которой
оказался неожиданным. В парке Хибия был назначен
массовый митинг. Митинги сейчас стали таким обычным
явлением, что они больше не привлекают особого внима¬
ния, и я отправился в парк Хибия, не ожидая увидеть
гам ничего интересного. В парке собралось до 15 тысяч
человек, большинство которых расположилось на пыль¬
ной траве. Ораторы-коммунисты, социалисты и некоторые
независимые профсоюзные руководители требовали от¬
ставки премьера Сидехара и отмены ограничения ежеме¬
сячного дохода 500 иенами (33 долларами).205
Митинг закончился вскоре после моего прихода. Люди
стали подниматься, стряхивать с себя пыль и строиться
в ряды. Колонной по десять человек в ряд они вышли
из парка с флагами и плакатами, с песнями и удивитель¬
ным припевом: «Вассо, вассо!»Я сел в виллис фотокорреспондента журнала «Лайф»
Эйзенштедта, который фотографировал демонстрацию из
своей машины.Процессия направилась к резиденции премьер-министра,
и мы старались не отставать от нее, время от времени
останавливаясь, для того чтобы заснять демонстрацию
или отдельных ее участников. Когда мы поднялись на
холм, на котором находится здание парламента, и огля¬
нулись назад, то увидели, что процессия невероятно
разрослась. Теперь она тянулась широкой черной лентой,
в которую были вкраплены красные флаги, и конец ее
терялся далеко за поворотом.Резиденция премьер-министра находится в красном
кирпичном здании. Оно окружено толстой стеной с двумя
широкими деревянными воротами.’ Из-за стены выгляды¬
вали полицейские, следившие за приближением процес¬
сии. Мы вошли за ограду и увидели, что ворота подперты
толстыми бревнами.Толпа медленно поднялась на холм и остановилась
перед зданием. Организаторы поддерживали порядок в ря¬
дах. Подходившие сзади новые толпы народа начали
напирать на ворота. По команде взволнованного офицера
полицейские бросились к воротам и навалились на них
изнутри. Участники демонстрации не могли открыть ворот
и начали взбираться на стену. Несколько человек спрыг¬
нуло во двор. Их тотчас же схватили и повели в карауль¬
ное помещение. Остальные остались стоять на стене и
на крыше караульного помещения, размахивая флагами
и плакатами, и что-то кричали толпе, собравшейся у ворот.
Полицейские, казалось, были в нерешительности, не зная,
что предпринять. Крики продолжались минут десять,
а народ все подходил и подходил. Теперь толпа уже напи¬
рала и на другие ворота. Страсти разгорались. Из толпы
начали бросать камни и палки. Полицейские кидали их
обратно. Эти импровизированные снаряды сыпались те¬
перь непрерывным потоком, и нам с Эйзи пришлось спря¬
таться от них на веранде.206
Затем внезапно толпа прорвалась в ворота. По всему
дВОру завязались стычки. Большинство полицейских бро¬
силось наутек; Остальные, пытаясь сдержать толпу, про¬
должали сражаться. Один полицейский укрылся в неболь¬
шом недостроенном доме. Толпа настигла его и сбила
с ног. Один человек в очках ударил полицейского, затем
отвернулся, спокойно снял очки, положил их в карман
и начал бить полицейского по лицу. Их разняли органи¬
заторы демонстрации.Тем временем толпа ринулась к главному входу в ре¬
зиденцию премьер-министра. Двери заскрипели, и послы¬
шался звон разбитых стекол. Люди начали кидать камни
в окна, сражение продолжалось.Здание стоит на вершине холма, и позади него начинает¬
ся мощеный спуск с узкой бетонированной лестницей
посередине. Полицейских теперь загнали в овраг, в ко¬
торый вела эта лестница, и мы видели, что они стоят там
в нерешительности. Некоторые демонстранты пытались
преследовать их, но остановились, когда полицейские
вынули револьверы и 'начали угрожающе размахивать
ими. Вскоре на помощь полицейским прибыло подкрепле¬
ние в 150 человек, они перестроились и начали наступать.
Один из полицейских открыл огонь, за ними начали стре¬
лять и другие. Раздались крики. Толпа на мгновение
застыла на месте, а затем бросилась обратно во двор.Мы с Эйзи начали фотографировать, стоя на краю спус¬
ка, когда началась стрельба. Мы сделали несколько сним¬
ков, а затем, увидев, что очутились между полицейскими
и толпой, поспешно отступили, укрылись за толстыми ко¬
лоннами помещения для слуг и наблюдали, как полицей¬
ские поднимаются по лестнице. Демонстранты взобрались
на строящийся дом и оттуда начали бросать кирпичи.Когда полицейские выбрались из оврага, они переста¬
ли стрелять, и навстречу им вышли организаторы демон¬
страции. Остальные демонстранты медленно подошли к
ним. Обе стороны остановились и начали кричать друг
на друга. Один демонстрант с лицом, искаженным яростью,
выкрикивал по-японски фразу, которая значила прибли¬
зительно: «Пустите меня, я с ними расправлюсь!» Другие
пытались увещевать полицейских. «Мы не против вас, —
кричали они, — вы тоже народ. Мы против премьера
Сидехара».207
Казалось, страсти вновь готовы разгореться, и орга¬
низаторы просили полицейских снова спуститься в овраг.
Полицейские повиновались, но видно было, что они де¬
лают это, явно чувствуя, что роняют свое достоинство.Мы все еще стояли у спуска с холма, когда услышали
шум виллиса, въехавшего во двор. Шесть американских
военных полицейских соскочили с машины и начали вы¬
гонять народ со двора. Они были вооружены дубинками,
которыми начали избивать демонстрантов. Медленно и
неохотно, но не проявляя никаких признаков гнева,
толда стала выходить за ворота. Люди остановились на
улице, начали петь и слушать речи демонстрантов, стояв¬
ших на стене, где их не могли достать американцы.Я подошел к входу в здание. Делегация из тринадцати
представителей демонстрантов все еще ждала у входа,
чтобы ее впустили в здание. Среди них были лидер ком¬
мунистов Токуда, лидер социалистов Кансон Арахата,
х также редактор газеты «Иомиури» и известная писа¬
тельница. Арахата — худой и спокойный человек — вы¬
глядел больным. Мне рассказали, что когда он начал воз¬
ражать против того, чтобы • толпу выгоняли со двора,
дюжий американец схватил его за шиворот и бросил
на землю.Высокий молодой лейтенант американской военной
полиции убеждал Токуда, чтобы он заставил участников
демонстрации разойтись по домам.Токуда терпеливо слушал его. Он слишком проница¬
тельный политический деятель, чтобы не понимать силы
такого скопления народа. Он все время повторял, что
не может требовать, чтобы демонстранты разошлись, так
как они ожидают результата встречи делегации с Сидехара.Когда двор был очищен, японские полицейские воз¬
вратились, закрыли ворота и снова подперли их бревнами.
Тогда охрана внутри здания открыла двери и впустила
делегацию. Мы с Эйзи тоже вошли в дом. Мы были един¬
ственными корреспондентами, но с нами было два или
три представителя «Си-Ай-Си» и десятка два японских
репортеров и фотографов. Делегатов провели в небольшую
приемную и усадили за длинный стол, покрытый пылью.
Фотографы извлекли свои аппараты и начали готовиться
к съемке. Наконец, появился помощник секретаря каби¬208
нета. Он сел за стол напротив Токуда, и они враждебно
взглянули друг на друга.Арахата, который напоминает мелкого помещика, по¬
требовал отставки Сидехара. Секретарь заявил, что он
сомневается, чтобы Сидехара вышел в отставку. Току¬
да покраснел, вынул изо рта тонкую крестьянскую
трубку с медной головкой и начал стучать кулаком
по столу.«Мы требуем, чтобы Сидехара вышел к нам, — кричал
он. — Мы хотим, чтобы нам дали официальный ответ».«Сидехара занят», — сказал секретарь.«Чем он занят? — закричал Токуда. — Мы не можем
сказать народу, который ждет нас за воротами, что Си¬
дехара не может нас принять. Идите и скажите ему об
этом сами. Мы не дети. Разве Сидехара в отпуску? Ему
было известно, что мы собираемся прийти. Попробуйте
сдержать эту толпу снаружи».Токуда и Арахата огласили свои заявления, а в это
время снаружи раздавался рев многих тысяч голосов.
Теперь Токуда уже понял, что дело проиграно. Но он
все же пытался получить хоть какое-то преимущество,
которое он мог бы использовать против Сидехара в буду¬
щем. Люди, сидевшие за столом, напоминали игроков
в покер, причем Токуда ставил на толпу, а секретарь —
на американскую полицию. В то время я еще не знал, что
шесть американских броневиков и шесть виллисов, во¬
оруженных пулеметами, уже начали патрулировать ули¬
цы, постепенно разгоняя демонстрацию.В конце концов секретарь сказал, что Сидехара при¬
мет делегатов завтра вечером. Токуда воскликнул: «Не
можем же мы заставить собравшихся ждать до завтра!»Мы все вышли. В широком темном коридоре японские
репортеры обступили офицера японской полиции. Когда
он сказал, что полицейские выстрелили всего два раза,
репортеры подняли его насмех. Позже в тот же день
в полиции уже заявляли, что было произведено 20 вы¬
стрелов, что 8 полицейских ранены и три из них избиты
до бесчувствия. Всего в схватке участвовало 300 поли¬
цейских.Когда мы вышли, подъехала военная машина, и лей¬
тенант военной полиции бросился рапортовать сидевшему
в машине бригадному генералу Хью Гофману из 1-й мото¬14 М. Гейн209
механизированной дивизии. Лейтенант отрапортовал ему,
что порядок восстановлен; генерал удовлетворенно кив¬
нул головой, и машина отъехала.Самым поразительным во всем этом деле было участие
в нем американцев, поскольку в одном разумном доку¬
менте, озаглавленном «Политика в Японии на первой
стадии оккупации», направленном для руководства ге¬
нералу Макартуру, говорится:«Политика состоит в том, чтобы использовать суще¬
ствующую форму правления в Японии» но не поддержи¬
вать ее. Изменения в форме правления по инициативе
японского народа или правительства, направленные про¬
тив феодальных и авторитарных тенденций, следует до¬
пускать и способствовать им. В случае, если осуществле¬
ние таких изменений требует применения силы со стороны
японского народа или правительства против лиц, проти¬
вящихся им, то верховный главнокомандующий должен
вмешиваться только в том случае, если необходимо гаран¬
тировать безопасность его войск и достижение всех дру¬
гих целей оккупации».В один день мы явно нарушили эту директиву в двух
отношениях: мы непосредственно вмешались, оказав под¬
держку кабинету Сидехара, и мы воспрепятствовали по¬
пыткам народа силой свергнуть режим, который во всех
отношениях является феодальным.После того как генерал Гофман уехал, я остановил
лейтенанта и спросил его, почему он разогнал демонстра¬
цию. Он отрезал: «Они могут демонстрировать, но не имеют
права наносить ущерб частной собственности».8	апреля 1946 г.	ТОКИОСнова мы собрались в небольшой приемной в резиден¬
ции премьер-министра, чтобы посмотреть, как Сидехара
примет левых делегатов.На этот раз комната была до предела забита людь¬
ми; нам пришлось долго ждать, после чего Сидехара
прислал сказать, что он не хочет спускаться вниз, а его
кабинет слишком мал и в нем не найдется места для кор¬
респондентов. Кроме того, он возражал против присут-' 210
ствия фоторепортеров. Японские репортеры начали спо¬
рить, и в конце концов было решено перейти наверх в
большую комнату с вычурной мебелью и огромными япон¬
скими картинами, на которых были изображены рыбаки.Снова вошел секретарь и объявил, что Сидехара за¬
прещает зажигать прожекторы и записывать его голос
на пленку. Возмущенные японские репортеры закричали
секретарю Сидехара: «Что это за демократический премьер-
министр? Он боится, что народ услышит его голос? Он
боигся света? Скажите ему — пусть уходит в отставку».
Когда секретарь вновь направился в кабинет Сидехара,
кинооператоры выставили своих дозорных и начали пря¬
тать микрофоны под столом, чтобы их не заметил Сидехара.Делегаты наблюдали все это с явным удовольствием.
Сегодня их было всего двенадцать. Арахата, которого
вчера поверг на землю американский полицейский, лежал
в постели. Но когда мы стали просить, чтобы Токуда рас¬
сказал нам подробнее об этом инциденте, он отказался.
Левые не хотят создавать никаких осложнений с амери¬
канскими властями.* Пока мы разговаривали, вошел-Сидехара.1-Это — дрях¬
лый старик с трясущейся головой и дрожащими руками.
Он сел за стол в кресло с высокой спинкой; по другую сто¬
рону стола в два ряда сидели 12 делегатов. Так началась
эта встреча, во время которой обе стороны осыпали друг
друга обвинениями и оскорблениями, — встреча, где столк¬
нулось старое с новым, где проявлялись политические
страсти в неприкрытом виде. Делегаты потребовали, чтобы
Сидехара сказал, считает ли он справедливым установ¬
ление предельного дохода в 500 иен и живет ли он сам
на такие средства. «Взгляните на себя, — сказал пре¬
зрительно Токуда. — Вы такой откормленный. На 500 иен
недалеко уедешь. Вы, должно быть, покупаете продукты
на черном рынке».Один за другим делегаты вскакивали с мест и требовали,
чтобы Сидехара вышел в отставку, чтобы он упорядочил
систему нормирования, чтобы он ликвидировал черный
рынок. В большинстве своем это были простые рабочие
люди с мозолистыми руками и грубой речью. Они назы¬
вали Сидехара обманщиком и лжецом. Время от времени
редактор «Иомиури» Судзуки вставлял резкие замечания
относительно политики правительства или по поводу его14*211
бездеятельности. Как только он кончал говорить, пред¬
ставители профсоюзов обрушивали на Сидехара свои
гневные обличительные речи.Сидехара, этот жалкий, грузный старик, смотрел то
на потолок, то на репортеров, то себе на руки и время
от времени бормотал: «Я не хочу спорить». Его секретарь
то и дело вскакивал со словами, что Сидехара занятый
человек и ему нужно уезжать, но делегаты начинали кри¬
чать на него, и он умолкал.Во время чьей-то речи Токуда увидел позади Сидехара
сухопарого мрачного детину, под пальто которого явно
было спрятано оружие. На нем был бумажный значок
агента тайной полиции.«У этого человека оружие! — закричал Токуда. —
Расстегните его пальто. Хороша демократия, когда премьер-
министр разговаривает с народом под защитой оружия!»Делегаты повернулись к нам с криками: «Сфотогра¬
фируйте этого демократического премьера с его оруже¬
носцем!»Один делегат-коммунист вскочил на ноги, подбежал
к агенту тайной полиции и попытался расстегнуть era
пальто. Агент начал обороняться. Токуда тотчас же по¬
звал своего делегата обратно. Все возбужденно кричали.
В суматохе Сидехара поднялся и почти побежал к двери.
Один из делегатов бросился ему наперерез. Агенты тай¬
ной полиции бросились к Сидехара на выручку, и нача¬
лась схватка. Кто-то толкнул Сидехара, и он отскочил
к стене. Я видел, как он пошатнулся, но быстро пришел
в себя, и его помощники вывели его из комнаты.Вот и все. Перед нашим взором прошла еще одна
страница бурной истории Японии.В течение последних двух дней левые проявили боль¬
шую силу. Трамваи украшены плакатами, разоблачаю¬
щими Сидехара. Благодаря профсоюзу железнодорожников
участникам вчерашней демонстрации был предоставлен
бесплатный проезд из предместий в Токио. Профсоюз
водителей грузовиков выделил 50 машин — очень большое
число в современной Японии — для демонстрантов. Для
участия в демонстрации вчера в город прибыли тысячи
крестьян. По мере роста народного возмущения и в связи
с бездеятельностью правительства влияние коммунистов
в профсоюзах и среди крестьян-издольщиков возрастает-212
д апреля 1946 г.ТОКИОПочти весь день провел на последних предвыборных
митингах. ^ Корреспондент журнала «Лук» Фред Спаркс,
мой новый помощник Рой Одзаки и я отправились на
пустырь близ черного рынка Синдзюку, где одновременно
должны были состояться три митинга. Это было далеко
не идеальное место для проведения политических меро¬
приятий. Здание, которое когда-то находилось на этом
пустыре, было разрушено бомбой, и теперь весь этот пус¬
тырь был загроможден обломками кирпичей и щебнем.
Ветер поднимал густую коричневую пыль и гремел же¬
лезом на кровлях соседних зданий, заглушая речь оратора.С одной стороны пустыря, у забора, проводил митинг
бывший коммунист, сейчас выступавший в качестве не¬
зависимого кандидата с антикоммунистической програм¬
мой. Это был прирожденный актер. Взобравшись на им¬
провизированную трибуну, он рыдал, вспоминая о за¬
блуждениях своей молодости; он гневно обличал сторон¬
ников ограничения рождаемости, как людей, посягающих
на величие Японии. Он показывал мозоли на своих руках
и клялся в преданности простому рабочему люду, то и
дело обрушиваясь на коммунистов.Рядом с ним выступал молодой человек от имени ком¬
мунистов. Вокруг него развевалось много красных фла¬
гов; девушки-школьницы раздавали листовки. В толпе
я наблюдал такой эпизод: две девушки лет по восемнад¬
цати предложили одному из слушателей листовку. Тот
отказался. Они спросили о причине. Он объяснил им,
они ему что-то ответили, и скоро вокруг них собралось
человек пятьдесят, которые слушали длинную и мирную
дискуссию.Недалеко от коммунистов социалисты также установили
импровизированную трибуну и водрузили на ней флаг.
Здесь должны были выступить супруги Като. Кандзю
Като — видный профсоюзный деятель. Он выступает от
избирательного округа в Нагое, но в Токио он прибыл
на несколько дней, чтобы помочь своей жене. Г-жа Като
выступает на политической арене впервые. До сих пор
женщины не пользовались избирательным правом.Как я обнаружил за последние недели, Сидзуэ Като
разным людям представляется в различном свете. Одни213
считают ее радикалом, другие — просто сварливой бабой
или же — в зависимости от того, с кем вам приходится
говорить о ней,— «хорошей женщиной», «неисправимой
аристократкой», «чрезвычайно честолюбивой женщиной»,
«беспринципным человеком, который настаивает на со¬
кращении рождаемости и стремится уничтожить прекрас¬
ную японскую семью, в которой мужчина это все, а жен¬
щина — вполне заслуженно — прах».Внешне это спокойная, обаятельная женщина, которая
выглядит гораздо моложе своих 49 лет. Она свободно
владеет английским и японским, проявляя свой живой
ум в обоих языках. До своего брака с Като Сидзуэ была
замужем за бароном и совершила лекционное турнэ в США
в качестве баронессы Исимото. Впоследствии барон поки¬
нул ее ради националистических подвигов в Маньчжурии.
Супруги Като — мои друзья, и я надеюсь, оба они побе¬
дят, ибо до сих пор они проявляли себя как прогрессив¬
ные люди, которые смогут бороться с реакцией, когда мы
уйдем из их страны.Трибуну установили у стены, на которой до сих пор
красуются изображение огромного бомбардировщика и
лозунг: «Увеличим производство самолетов для всеобщего
наступления!» Като взобрался на ящик, служащий три¬
буной. Это низенький, . плотный, энергичный человек.
Он был шестым ребенком в семье крестьянина. Свою карь¬
еру Като начал мальчиком в провинциальном галантерейном
магазине. Затем он бежал в Токио, поступил учиться, стал
профсоюзным организатором и, наконец, членом парламента.Като начал перечислять претензии простых людей
к правительству Сидехара. Он спрашивал у слушателей,
получили ли они рис по карточкам или им задерживают
паек уже две недели, так же как и ему, и обещал испра¬
вить положение, если социалисты придут к власти. Он
говорил десять минут. Затем он подошел к толпе, где его
обступили молодые почитатели.Г-жа Като говорила взволнованным звучным голосом-
Она говорила о необходимости плановой реконструкции,
о помощи вдовам и сиротам, о помощи миллионам репат¬
риантов, которые должны вернуться домой. К толпе,
собравшейся вокруг нее, подходили все новые и новые
слушатели со стороны черного рынка. Они слушали сна¬
чала удивленно, тем недоверчиво и, в конце концов,214
внимательно. Они даже восклицали: «Иоси, иоси!» («Да,
да!»), когда им что-нибудь особенно нравилось в ее речи.Когда она закончила свою речь, народ не расходился.
Люди столпились вокруг ящика и засыпали ее вопросамио	правительстве, о судьбе Японии, об ограничении рож¬
даемости. Она отвечала вежливо, невозмутимо и нетороп¬
ливо. Когда толпа поредела, г-жа Като направилась на
станцию, откуда должна была ехать на другой митинг.
Она сказала мне: «Я очень устала и очень взволнована,
но сейчас я должна держать себя в руках».Мы отправились на следующий митинг в доки, где
должен был выступить лидер коммунистов Носака перед
судостроительными рабочими. Носака говорит спокойно;
он хорошо одет, и, глядя на него, трудно поверить, что
он провел долгие годы в тюрьме и подполье.Носака выступал на митинге, на который собралось
около 400 человек, заполнивших до отказа тесное поме¬
щение. Люди стояли вдоль стен, сидели на полу и толпи¬
лись у входа. Манерой говорить Носака напоминал школь¬
ного учителя. Он говорил сухо, выбирал самые простые
слова и чуждался всяких ораторских приемов. Он сказал,
что его партия не собирается вешать императора, но что
она стремится ликвидировать «паразитическую надстрой¬
ку, которая гнетет вас». Коммунисты, сказал он, не наме¬
рены конфисковать частную собственность вообще. «Все
это пропаганда наших врагов. Мы хотим национализиро¬
вать монополии». Он перечислил эти монополии и обрисо¬
вал, в какой мере они захватили экономику Японии в свои
тиски. «Эти выборы, — сказал он, — имеют большое зна¬
чение. Реакционеры сейчас так же сильны, как и рань¬
ше. В ваших силах лишить их власти».В зале стояла тишина, слышно было лишь напряжен¬
ное дыхание собравшихся.После обеда мы отправились на последний митинг —
митинг либералов, на котором выступал Хатояма. Мы во¬
шли в зал, когда Хатояма заканчивал свою речь. Он гово¬
рил спокойно и с достоинством. Пятьсот человек, собрав¬
шиеся на митинг — в большинстве своем люди среднего
возраста и среднего класса,— горячо аплодировали ему.
До выборов теперь остается всего несколько часов, а он
все еще не подвергся чистке.215
10 апреля 1946 г.ТОКИОУтром Кохрэн, Джон Льютер из журнала «Тайм»,
Джон Ла Серда из газеты «Филаделфиа бюллетин» и я
вместе с генералом Уитни объезжали избирательные участ¬
ки. Когда мы прибыли на первый из намеченных участков,
он оказался закрытым. Мы посмеялись над «новыми де¬
мократическими выборами» и уехали, так и не узнав, что
же здесь произошло и почему избирательный участок за¬
крыт. Вполне возможно, что в последний момент адрес
этого избирательного участка изменился. Теперь мы ре¬
шили не придерживаться заранее намеченного маршрута
и посетили три первых попавшихся участка. Нас убежда¬
ли, что выборы происходят в полном порядке и активность
избирателей высокая.Американские офицеры, видимо, были поражены и об¬
радованы этим обстоятельством, но, по моему мнению, нель¬
зя было забывать, что это не первые выборы в Японии.
Я наблюдал подобные выборы в довоенной Японии, когда
там господствовала военщина, и все же выборы происхо¬
дили так же спокойно и организованно. Все дело было
в том — и, пожалуй, оно так обстоит и до сих пор, — что
политический аппарат, который отбирает кандидатов, на¬
сквозь продажен и реакционен. Единственной особенностью
нынешних выборов является участие тысяч женщин, ста¬
рых и молодых, которые зачастую приходят голосовать
с детьми, привязанными за спиной. Пока женщины запол¬
няют бюллетени, у них из-за плеча часто выглядывает
головка ребенка. Четвертый избирательный участок, на
который мы попали, был «предусмотрен планом». Около
него выстроилась очередь почти на четверть мили. Мы про¬
следовали через весь участок, а затем поехали в соседнюю
деревню. Через полчаса, когда мы снова проезжали мимо
этого здания, уже не было никакой очереди. У нас воз¬
никло подозрение, что избирателей задержали нарочно,
чтобы продемонстрировать нам их активность. Но мы ни¬
чем не могли доказать свое предположение.После завтрака мы вчетвером выехали из Токио в сель¬
ские местности. Один избирательный пункт находился в ис¬
торическом местечке, где когда-то ночевал император Мей-
дзи. Две молодые женщины устроили небольшие ясли на216
участке, чтобы дать другим женщинам возможность спо¬
койно проголосовать.На другом участке избирателям нужно было снимать
обувь, чтобы попасть в помещение для голосования, и
потом они с трудом разыскивали ее. Чиновники, прово¬
дившие выборы, были почти все людьми средних лет.
Большинство их было облачено в старомодные сюртуки.
Всюду мы спрашивали их, участвовали ли они в прове¬
дении предыдущих выборов — так называемых «выборов
Тодзио» в 1942 г., — и все они отвечали утвердительно.
Когда мы спрашивали их, есть ли какая-нибудь разница
между теми выборами и этими, они говорили, что нет ни¬
какой разницы, если не считать участия женщин. Мне ка¬
жется, что предоставление права голоса женщинам — наш
наибольший вклад в дело разрешения проблем, стоящих
перед Японией.Вечером целый час провел в правительственной секции,
где беседовал с генералом Уитни, его заместителем пол¬
ковником Кадесом и Гаем Суопом, который когда-то был
губернатором Пуэрто-Рико. Уитни был в восторге от хо¬
да выборов. До сих пор не сообщалось ни о каких нару¬
шениях. Мы с Кохрэном полюбопытствовали, объявит ли
генерал Макартур выборы недействительными, если зав¬
тра он обнаружит, что большинство избранных кандида¬
тов — военные преступники.Уитни ответил: «Конечно, нет. Вы знаете, как рабо¬
тает шеф. Он не любит поступать опрометчиво».12	апреля 1946 г.	ТОКИОО клубе «Дай-Ан», который содержит аферист Андо,
стало известно столько предосудительного, что начальник
военной полиции, наконец, запретил личному составу союз¬
ных войск посещать его. Андо поспешил переименовать
свой клуб, и теперь он называется по имени домика гейш,
который помещался здесь до того, как его приобрел Андо:
клуб Вакатомбо. Мы с Кохрэном сегодня узнали, что
еще один отдел штаба следит за деятельностью Андо.Нам разрешили ознакомиться с объемистыми папками
этого отдела, и мы узнали много интересного,217
Андо родился 15 февраля 1901 г. В 13 лет он работал
посыльным в токийской ратуше; в 20 лет он работал в стран¬
ствующем театре; в 23 года он уже был владельцем транс¬
портного предприятия. Несколько позже он перенес свою
деятельность в Корею и Маньчжурию. Особенно быстро
Андо пошел в гору, когда военщина начала захватывать
власть над внутренней жизнью Японии. В 1936 г. он ос¬
новал «Компанию Дай-Ан», которая и по сей день является
основой его коммерческой деятельности. В 1941 г. поли¬
цейское управление назначило его главой упаковочной и
деревообрабатывающей фирмы, председателем токийского
транспортного союза и «попечителем корейских трудящих¬
ся и защитником корейского юношества». Когда началась
война, Андо расширил поле своей деятельности. Его фир¬
ма рыла туннели и строила подземные заводы, сооружала
аэродромы, проводила телефонные и телеграфные линии,
перевозила военные материалы и переправляла целые воен¬
ные заводы в районы, менее уязвимые для военных налетов.
Он был назначен советником министерства вооружений и
министерства по делам Великой Восточной Азии. Когда
Япония капитулировала, ему было поручено подготовить
разрушенный аэродром Ацуги к приезду генерала Макар¬
тура, и он выполнил эту задачу в четыре дня. В 1945 г.
его прибыли составили 500 миллионов иен (33 миллиона
долларов).Главным помощником Андо является Ициецу Мацида,
бывший работник полиции, который открыто хвастается
тем, что преследовал либералов.. Он служил в Китае в ка¬
честве военного агента. Андо—один из крупнейших проф¬
союзных боссов Токио. 3 его руках находится 10 тысяч
рабочих. Среди предприятий Андо насчитывается 18 пуб¬
личных домов.13	апреля 1946 г.	ТОКИОСегодня утрч'м встретился с г-жей Тамаэ Фукагава, до¬
машней хозяйкой средних лет, которая выступала канди¬
датом на выборах с антиамериканской платформой, но про¬
валилась. Она говорила без остановки. Когда я, наконец,
умудрился вставить в этот поток слов замечание о ее ан¬
тиамериканских выступлениях, она сказала, что все это218
ложь- Тогда я показал ей записи ее речей, в которых она
обвиняла американских солдат в том, что они насилуют
японских девушек.«Я никогда не говорила ничего подобного, — сказала
она. — Я только сказала, что поздно вечером можно встре¬
тить многих американских солдат в обнимку с девушками.
Нашим людям это не нравится. Мы не хотим, чтобы у нас
в Японии были голубоглазые младенцы».Опубликованы результаты выборов. Как мы и ожидали,
либеральная партия Хатояма вышла на первое место,
получив 140 мест в парламенте. Столь же реакционная
прогрессивная партия получила 93 места. За ней идут со¬
циалисты. Коммунисты получили 5 мест. Социалисты на¬
брали почти 18 процентов голосов, а коммунисты — не¬
многим более четырех. Хатояма был избран подавляющим
большинством в своем округе, а г-жа Като — в своем.
Избраны по крайней мере 33 женщины кроме нее.Токийская печать не проявляет радости по этому по¬
воду. Умеренная «Асахи» пишет: «Старые партии [либе¬
ральная и прогрессивная] встретили восторженную под¬
держку среди промышленников, как крупных, так и мел¬
ких, нажившихся на военном буме в годы войны, и среди
помещиков, набивших карманы деньгами, вырученными от
продажи продуктов по баснословным ценам. Эти феодаль¬
ные влияния составляют главное препятствие на пути
к свободе и прогрессу».18	апреля 1946 г.	ТОКИОУже в течение двух дней в Союзном совете длятся спо¬
ры. Из штаба Макартура получен приказ «заговорить Со¬
вет до смерти». В меморандуме штаба указывалось, что
нужно поставить в Совете «незначительные вопросы», ко¬
торые «не повредят нам».Споры начались вчера утром, когда штаб отвечал на
просьбу генерала Деревянко предоставить информацию от¬
носительно того, что японцы не подчиняются директивам
о чистке. Отвечал генерал Уитни. Он говорил безапел¬
ляционным тоном, который, по словам одного очевидца,
граничил с явным оскорблением. Уитни утверждал, что219
вопрос Деревянко ставит под угрозу успех оккупации.
Он так рьяно отстаивал справедливость мероприятий ге¬
нерала Макартура, и в особенности недавние выборы, что
вызвал смех у присутствующих.Вот некоторые из его наиболее «достойных внимания»
замечаний:«Япония продемонстрировала всему миру свободные,
честные и спокойные выборы, какими едва ли может по¬
хвастаться какая-либо западная демократическая страна».«Тот факт, что лица, подлежащие... чистке, все еще на¬
ходятся на своих постах, не имеет большого значения.
Важно то, что японское правительство следует директивам».Всем нам, наблюдавшим кампанию умелого и рассчи¬
танного саботажа реформ генерала Макартура, и тем из
нас, кто мог назвать десятки военных преступников, за¬
нимающих правительственные посты, эти опровержения
были совершенно непонятны. Безусловно, было бы гораздо
честнее признать, что японское правительство саботирует,
и объявить о репрессивных мерах.Но дальше пошло еще хуже. Уитни начал самую на¬
стоящую обструкцию. Он стал перечислять организации,
прошедшие чистку. Он целиком зачитал пространную ди¬
рективу трехмесячной давности, уже знакомую всем при¬
сутствовавшим. Время от времени он запинался при упо¬
минании японских имен и перечитывал весь абзац или
с преувеличенной любезностью спрашивал членов Совета,
желают ли они, чтобы он читал им названия подрывных
организаций и по-японски, и по-английски, а также же¬
лают ли они получить какую-либо другую информацию.
Это напоминало обструкции, которые нередко проводятся
в американском конгрессе. Но здесь, на этом международ¬
ном заседании, на котором мы хотели бы гордиться ролью
Соединенных Штатов, это представлялось ребячеством и
дешевым паясничанием. Нам было стыдно за американ¬
ского генерала. Некоторые обструкции в прошлом служили
благородным целям. Но о данной обструкции этого нель¬
зя было сказать. Если она и служила вообще какой-ни¬
будь цели, то только той, чтобы показать самым наглым
образом, что мы не намерены сотрудничать с другими
членами Совета.После завтрака Болл и Деревянко попытались
прекратить обструкцию. Болл предложил, что Совет сам220
должен решить, сколько времени предоставить тому или
иному оратору и должен ли отчет быть устным или письмен¬
ным. Деревянко, который, видимо, не был знаком с прак¬
тикой американских обструкций, предложил, чтобы отчет
был закончен в «15 или 20 минут». Но оба эти предложе¬
ния ни к чему не привели.Генерал Маркат декларировал, что было бы несправед¬
ливо останавливать генерала Уитни, который потратил
столько времени на подготовку доклаца. Уитни, сказал
он, действует из добрых побуждений. Кроме того, заявил
Маркат, поскольку здесь затронута честь генерала Мак¬
артура, «Совет не имеет права прерывать представителя вер¬
ховного главнокомандующего». Болл поблагодарил Уитни
за его «откровенный и дружественный способ докладывать».
Все присутствующие рассмеялись, а генерал Уитни про¬
должал свою обструкцию.Корреспонденты так бурно реагировали на всю эту
историю, что, я думаю, все в штабе завтра облачатся в тра¬
ур, когда военное министерство пришлет сюда краткое из¬
ложение посланных нами сообщений. Но мне кажется так¬
же, что Совет уже можно считать умершим. Он ничего
не сможет достигнуть. Многих из нас это очень печалит,
потому что если бы наш штаб проявлял меньшую чувстви¬
тельность, то Совет мог бы выполнять очень полезную кон¬
сультативную роль. Будучи уверен в постоянной поддерж¬
ке английского и китайского членов Совета, генерал Мак¬
артур мог бы извлечь пользу из разумных рекомендаций
и опыта членов Совета. Кроме того, он мог бы продемон¬
стрировать японцам единый фронт между союзниками.
Теперь мы оттолкнули английского и китайского членов,
показали японцам свои расхождения, которыми они, без¬
условно, воспользуются. Кроме того, был создан новый
источник международных трений. А у нас их, слава богу,
немало и без того.22	апреля 1946 г.	ТОКИОСегодня ушел в отставку кабинет премьера Сидехара.
Позже было объявлено, что он согласился стать председа¬
телем прогрессивной партии.221
Встретился с политическим советником генерала Мак*
артура Джорджем Атчесоном-младшим, только что на¬
значенным председателем Союзного совета вместо генерала
Марката. Атчесон возвратился сюда на прошлой неделе
по требованию генерала Макартура, которое, мне кажет¬
ся, крайне удивило Джорджа. До сих пор штаб относился
к нему далеко не дружелюбно.Назначение Атчесона, по сообщению Юнайтед Пресс,
было вызвано неблагоприятными комментариями печати
по поводу тактики штаба в Совете. По некоторым при¬
знакам, сейчас, видимо, будут пытаться проводить иную
линию. Две секции штаба, которым до этого было приказа¬
но организовать обструкцию, в последние несколько дней
пересматривают свои доклады. Один доклад, который дол¬
жен был длиться три часа, теперь сокращен до получаса.
Мне также сообщили, что один весьма высокопоставлен¬
ный английский представитель посетил генерала Макар¬
тура и просил его «о более тесном контакте».23	апреля 1946 г.	ТОКИОГенерал Макартур сегодня полностью одобрил выборы.
Он заявил:«...Получив возможность свободно выразить свою волю,
[японский народ] всей душой откликнулся и отверг ру¬
ководство, определяемое политическими философиями двух
крайних направлений, как правого, так и левого... Он
пошел по широкому среднему пути, который позволит
претворить в жизнь установленную программу прави¬
тельства...»Это заявление генерала Макартура не соответствует
сообщениям, которыми пестрят страницы японских газет.
Эти сообщения подтверждают создавшееся у нас впечат¬
ление, что избирателям не дали возможности действовать
самостоятельно. На них оказывали всяческое давление,
на них влияли всевозможные организации, в свое время
созданные военщиной и существующие в неприкосновен¬
ности до сих пор. Важнейшими из этих организаций яв¬
ляются «тонаригуми», или «соседские ассоциации», которые
во время войны контролировали нормирование продуктов,
вели пропаганду, шпионили за частной жизнью населения222
и до сих пор еще могут без особого труда заставить чело¬
века умереть с голода. Весьма типичным было решение
токийского «тонаригуми» в начале избирательной кампании
организовать «защиту императора».В основных районах страны продолжал беспрепятст¬
венно действовать старый политический аппарат, несмотря
на то, что его руководители ожидали суда в качестве воен¬
ных преступников. Ни война, ни поражение не разрушили
этот аппарат. Его руководители просто выжидали, когда
пройдут тяжелые времена, и принялись за дело, как только
был дан сигнал начать подготовку к «демократическим
выборам».В течение многих недель, не веря в успех своего дела,
я составлял список военных преступников, выдвинутых
кандидатами на выборах.' Несколько дней назад я отнес
этот список полковнику разведывательного отдела, поло¬
жил его перед ним и сказал: «Что вы собираетесь делать
с этим?» Полковник был либералом и умным человеком.
«Нам известно почти все, что у вас здесь имеется, — ска¬
зал он. — Дело в том, что мы бессильны. Мы получили
приказ предоставить японскому правительству самому про¬
изводить проверку. Мы сами связали себя этим, и теперь
нам ничего не остается делать».Это довольно справедливый довод. Но, с какой стороны
ни подходить к этому, видно, что мы играем с огнем. Мы
уже упустили восемь драгоценных месяцев, ожидая, что¬
бы правительство Сидехара и старый парламент провели
в жизнь реформы, намеченные в наших директивах. Вре¬
мя пропало даром, ибо только самые наивные люди могут
ожидать, чтобы враги реформ проводили их в жизнь.
Теперь мы одобрили выборы, которые теоретически долж¬
ны создать новое правительство и новый парламент, во¬
одушевляемые демократическими побуждениями.Однако облик новых реформаторов остался старым.
Мы не дали народу — простым людям, на которых мы во
всеуслышание возлагали свою надежду на демократиза¬
цию Японии,—достаточно времени, чтобы организовать¬
ся, выдвинуть новое руководство, пробудиться от летар¬
гии военных лет и стряхнуть с себя путы национали¬
стической пропаганды. Мы дали Японии лишь целый
набор демократических штампов, быстро подхваченных и223
использованных в своих целях старой кликой. И мы благо¬
словили все это, несмотря на явный и наглый обман.Кто эти люди, призванные выражать «волю народа»
в условиях новой демократии?Редакторы японских газет сообщили мне, что в новом
парламенте насчитывается 180 военных преступников. В мо¬
ем списке их гораздо меньше, но среди них лидеры трех
главных партий.На первом месте стоит Хатояма, лидер крупнейшей
партии. Вчера вечером мы с Кохрэном встретили его на
улице. Увидев нас, он расплылся в улыбке, как будто мы
были его самыми лучшими друзьями, и сказал, что сей¬
час он готовит состав нового кабинета. Ему, пожалуй,
придется еще испытать разочарование, так как, по имею¬
щимся у меня данным, еще не забыты разоблачения про¬
шлой деятельности Хатояма, появившиеся в печати.Но даже если не считать Хатояма, то галерея злодеев
достаточно внушительна. Неофициальным лидером про¬
грессивной партии сейчас является подозрительный тип —
юрист Нарахаси, который однажды открыто хвастал, что
служил агентом в армии. Другой лидер этой партии вхо¬
дил в состав парламентского «Комитета по ускорению со¬
здания союзов Великой Восточной Азии». Еще один ее лидер
помогал создать марионеточный режим в Нанкине и слу¬
жил там экономическим советником.Одним из видных представителей либеральной партии,
возглавляемой Хатояма, является ярый националист, в те¬
чение семнадцати лет занимавшийся интригами.. В 1931 г.
он совершил агитационную поездку по стране, настаивая
на оккупации Маньчжурии. В 1937 г. он образовал «Об¬
щество континентальной администрации» и в 1941 г. опуб¬
ликовал сборник антидемократических статей под назва¬
нием «История уничтожения». Два других видных поли¬
тических деятеля, один либерал, а другой — член про¬
грессивной партии, были издателями в Токио и содейст¬
вовали разжиганию военной истерии в Японии.Небезупречна также и социалистическая партия. Один
из ее лидеров еще в 1933 г. вместе с десятью офицерами
армии создал «Лигу императорского пути», которая тре¬
бовала «распространения императорской власти» и расши¬
рения производства мощного вооружения. Другой ее ли¬
дер задолго до войны привел свою «пролетарскую партию»224
0	объятия военщины и выступал с поддержкой Тодзио.
Третий лидер, закончивший миссурийскую школу жур¬
налистики, служил в районе Южных морей, присвоив се¬
бе чин контрадмирала, и набирал рабочую силу для флота.Этих людей нельзя сбрасывать со счетов шовинизма.
Эти люди будут возглавлять новый парламент и выступать
от имени японского народа, их взгляды наложат отпечаток
на демократические законы, они станут министрами ка¬
бинета и даже премьер-министрами, когда наступит очередь
их партии притти к власти.Злоупотреблениям, совершенным более мелкими сош¬
ками, нет числа. В двух префектурах политические деяте¬
ли, подвергшиеся чистке, выдвинули кандидатами в пар¬
ламент своих жен и добились их избрания. Во многих дру¬
гих префектурах подвергшиеся чистке политиканы выстаг
вили своих приспешников. В Киото среди вновь избран¬
ных членов парламента есть один толстяк, который, как
я подозреваю, пытался отравить меня два месяца назад,
будучи уверен, что я пришел арестовать его как военного
преступника. В 1942 г. этот человек писал в официальном
правительственном бюллетене: «Прежде всего я поддер¬
живаю имперскую политику премьера Тодзио. Я также
стою на стороне военных, составляющих золотой фонд на¬
ции... Японская нация должна быть построена в соответ¬
ствии с японским тоталитаризмом, горячим сторонником
которого я выступаю...» Он был избран в парламент в ка¬
честве независимого кандидата.Все мы в Клубе журналистов составили списки этих
негодяев, и каждый из нас говорит: «Подождите только,
я их разоблачу, и всех их вычистят». Но нам надоедает
бесконечно писать о них, а нашим газетам надоело получать
от нас такие материалы. Наши редакторы требуют дей¬
ствий и информации, представляющей «человеческий ин¬
терес». Скрытое политическое злодейство оказывает сно¬
творное влияние.24	апреля 1946 г.	ТОКИОПрокорпев дня два над материалами о военных пре¬
ступниках в парламенте, мы с Кохрэном решили наведаться
к начальнику «Си-Ай-Си» полковнику Кресуэллу. Это15 М. Гейн	, 225
по Существу автономная организация, которая — как
большинство организаций секретного порядка — обладает
колоссальными полномочиями. Во всяком случае, Кресуэлл
мог растолковать нам, почему не подверглись чистке воен¬
ные преступники, проникшие в новый парламент, особен¬
но Хатояма.Кресуэлл — худощавый человек сурового вида со смор¬
щенной коричневой кожей на лице и голосом, который
создан для того, чтобы отдавать команду солдатам. Мы про¬
сили его разрешения ознакомиться с анкетами, которые
заполнил каждый из кандидатов перед выборами.—	Нельзя! — рявкнул Кресуэлл.Мы были удивлены. «Почему же нельзя, полковник?»—	Это касается самих кандидатов, японского прави¬
тельства и штаба. Это не ваше дело.«Но, полковник, — сказал я осторожно, — американ¬
ский народ тоже интересует, какое правительство создают
здесь японцы. В конце концов, формально мы все еще на¬
ходимся с ними в состоянии войны».—	То, что происходит здесь, не касается американского
народа, — отрезал Кресуэлл. — Не в интересах обществен¬
ности публиковать такую информацию.Он остановился, а затем, повернувшись к нам-,
сказал:—	Вы, ребята, лезете на рожон. Каждый из вас прихо¬
дит сюда и говорит: Хатояма такой, Хатояма сякой. Каждый
из вас кого-нибудь ненавидит. И больше всего вы нена¬
видите Хатояма. Я покажу вам на_ примере, какой вред
вы причиняете. Возьмите, например, «Розу Токио». Мы мно¬
го месяцев держали ее в тюрьме Сугамо, а теперь оказа¬
лось, что у нас нет веских улик против нее. Она просто
выполняла приказ. Но мы не решаемся освободить ее,
потому что знаем, что ваши ребята сейчас же на нас набро¬
сятся.«Вы неправы, полковник, — заговорили мы с Бобом
в один голос. — Если у вас нет улик, выпустите ее, и мы.
ни слова вам не скажем».—	Это вы сейчас так говорите, — сказал он. — Но если
мы ее выпустим...Мы спорили с ним долго и вежливо, но с внутренним
раздражением. Кресуэлл настаивал, что прошлое людей,226
избранных в Парламент, не касается американской печати
и американского народа. Мы же убеждали его, что аме¬
риканцы, в течение четырех лет проливавшие кровь для
того, чтобы изменить природу японского правительства,
имеют полное право знать, к чему привели их усилия.
Наконец, мне пришел в голову, как мне казалось, блестя¬
щий довод.«Полковник, —сказал я, — вы говорите, что вы родом
из Калифорнии. Если бы Роберт У. Кенни выставил свою
кандидатуру в губернаторы, разве вы не захотели бы знать
все подробности о нем, о его деятельности и его высказы¬
вания?»На лице полковника было написано удивление.—	Ну, конечно, нет, — сказал он. — Я профессиональ¬
ный военный и ни разу в жизни не голосовал.27	апреля 1946 г.	ТОКИОЧто произошло с японской армией? Многие из нас
уверены, что хотя она была разоружена и демобилизована,
ее можно будет восстановить в течение шести месяцев.
Кое-кому из нас кажется, что Япония полностью учла
опыт германской армии после 1919 г. Ибо многое из того,
что происходит здесь сейчас, видимо, совершается по тща¬
тельно задуманному и заранее разработанному плану.
Правда, я должен признать, что имеющиеся у меня дока¬
зательства еще не вполне убедительны. У меня есть сот¬
ни мелких фактов, но из них можно сделать несколько
выводов. Так, например, если японская армия действует
по образцу германской армии, то где же японские люден-
дорфы и фон секты?Мы с Бобом Кохрэном много размышляли над этим
обстоятельством и перерыли кучу материалов. Мы уста¬
новили, что, как правило, японские генералы покинули
города и скрылись в деревнях.Мой друг Цуру говорит мне, что это вполне естествен¬
но. Ведь сельские местности более консервативны, и если
вновь возродится ультранационалистическое движение, оно
возникнет именно в деревнях. Цуру утверждает, что ге¬
нералы вернулись на свою родную почву, где они могут
взращивать и формировать новый национализм.15*227
с)то можно проследйть нй примере одного Йз генёраЛой—
Рюкици Танака, игравшего видную роль в японской
экспансии на протяжении последнего десятилетия. На днях
он исключительно откровенно беседовал с одним коррес¬
пондентом. Заявление этого хитрого японского генерала,
стремящегося натравить Соединенные Штаты на Россию,
не лишено интереса.«Все мы, — сказал он,— сделались фермерами. Мы ку¬
пили немного земли и возделываем ее. В городах у нас
нет никаких перспектив на существование. А земля кор¬
мит нас. Я приобрел ферму близ Атами и почти все время
работаю на ней. Взгляните на мои руки! Вы видите эти
мозоли? Но я также много размышляю о причинах по¬
ражения, о том, что происходит здесь теперь и что сулит
нам будущее. Через пять лет, и уж во всяком случае
через десять, режим оккупации прекратится. Тогда я воз¬
вращусь в Токио и снова займу ответственное и руково¬
дящее положение».Танака написал книгу, в которой он возлагает вину
за все несчастья Японии на Тодзио и компанию. Но Танака
не скрывает и своего участия в экспансии Японии. Он оп¬
равдывается только тем, что сам он не проиграл ни одной
войны.Еще больше меня заинтересовал генерал Исихара —
исключительный фанатик, с деятельностью которого я стол¬
кнулся в Сакате на рождестве прошлого года. Боль¬
шинство моих японских друзей уверено, что Исихара
суждено стать фюрером Японии после окончания окку¬
пации.Один японский корреспондент информировал меня, что
Исихара находится в Токио и выздоравливает после опе¬
рации. Мы с Кохрэном, наконец, разыскали его в одной
из больниц.Исихара принял нас в своей небольшой больничной па¬
лате, оконные рамы которой покосились от взрыва бомбы.
Исихара, высокий и худой, с очень смуглым лицом, глад¬
ко выбритой головой, уставился на нас тяжелым взглядом
своих немигающих черных глаз. Он сидел на своей койке
по-японски, сложив руки на коленях. Даже в бесформен¬
ном халате из желтого китайского шелка он держался не¬
обычайно прямо. Над ним на стене висели какие-то япон¬
ские письмена.228
Мы задали Исихара всего два вопроса: что он думаето	поражении Японии и каковы его личные планы. Он от¬
ветил нам охотно и подробно своим резким голосом. Го¬
ворил он с видом человека, твердо убежденного в каждом
своем слове.«Если бы я был на действительной службе, — сказал
он, — я бы заставил вас, американцев, поплатиться еще
больше. Мы могли бы добиться значительно большего
успеха, сократив свои линии обороны и удлинив ваши
линии снабжения, а также урегулировав китайские дела.Если бы наши руководители поняли смысл битвы за
Мидуэй и укрепили наши позиции на Соломоновых остро¬
вах, то обширные просторы Тихого океана сослужили бы
нам службу. Даже адмирал Исороку Ямамото [главно¬
командующий флотом, убитый американскими летчиками]
ошибался, ибо он не мог выбрать позицию, на которой ему
следует закрепиться. Я убедился, что мы проиграли вой¬
ну, когда услышал о падении Сайпана.Я знаю, что мы могли бы заключить мир с Китаем.
Мы возлагали большие надежды на «Тоа Реммей» [создан¬
ная Исихара «Лига Восточной Азии»]. Если бы дух «Тоа
Реммей» можно было воплотить в китайском народе, мы
могли бы закончить войну в Китае. «Тоа Реммей» всегда
чуждалась агрессии. Она утверждала, что если бы Китай
признал Маньчжоу-го, то японская армия могла бы
уйти из Китая. Чан Кай-ши признал бы Маньчжоу-го, если
бы дело дошло до переговоров. Я всегда высказьвался
за отвод наших войск из Китая и превращение Маньчжоу-го
в буфер против русской опасности, хотя, конечно, мы не
собирались воевать с Россией.У нас с Тодзио не было разногласий относительно по¬
литики в Китае. Иначе и быть не могло. Ведь Тодзио не
такой человек, у которого может быть какой-нибудь опре¬
деленный план. Он был большим мастером в мелких
административных делах, но в нем не было никакого проку,
когда речь шла о таких важных проблемах, как политика
в Китае. К тому же он был трусом. У него нехватило
мужества арестовать меня. Одной из причин падения
Японии было именно то обстоятельство, что такие люди,
как Тодзио и его приспешники, могли притти к власти.Тодзио поддерживала лишь кучка правых. Партия, ко¬
торая привела Тодзио к власти, не имела никакой идеоло-229
гии. Ее просто вынесло на гребне политической волны.К сожалению, «Тоа Реммей» была распущена вами,
американцами. Тодзио тоже пытался ликвидировать «Тоа
Реммей», но она сохранила свое влияние в Корее, Маньч¬
журии и даже Китае. Когда Макартур распустил «Тоа Рем¬
мей», мы убедились, что нет никакой разницы между ми¬
литаристами в Японии и в Соединенных Штатах. Это была
единственная организация, которая могла бы бороться про¬
тив коммунистических идей.Сейчас нам запрещают проводить митинги, и мои то¬
варищи находятся под постоянным надзором. Даже когда
моя жена хочет навестить меня, она должна получать раз¬
решение от американских военных властей. Моя коррес¬
понденция подвергается цензуре, и письма из Токио идут
ко мне не менее трех месяцев. При Тодзио моя корреспон¬
денция проходила тоже строгую цензуру, но письма ко
мне не шли дольше недели.Когда я служил в генеральном штабе, принц Цицибу
[брат императора] был моим подчиненным. Не заболей он,
войны в Великой Восточной Азии не было бы. До 1940 г.
принц служил в генеральном штабе, и он был единствен¬
ным человеком, который мог связать императора с народом
и тем самым предотвратить войну. Принц возражал про¬
тив китайского инцидента и позже хотел урегулиро¬
вать его в таком духе, как того требовала «Тоа Реммей».
К несчастью, когда возник китайский инцидент, принц
находился в Европе и не мог ничего сделать, чтобы ликви¬
дировать его.Если вы читали мемуары принца Коноэ, то вспомните
совещания, проходившие с сентября по декабрь 1941 г.
На этих совещаниях военная клика, вызвавшая китай¬
ский инцидент, утверждала, что он не может быть урегу¬
лирован без большой войны. Эта группа состояла из жал¬
ких трусов. Я не хвастаю своей храбростью. Но будь
у меня поддержка принца Цицибу, я предотвратил бы
войну».Дверь тихо отворилась, и вошла пожилая женщина
в коричневом кимоно. Она казалась очень встревоженной.
«Это моя жена», — сказал генерал. Переводчик сообщил
ей, что мы журналисты, и она немного успокоилась.«Мне 57 лет, — сказал Исихара, — я родился в семье
бедного самурая в Цуруоке. Там богатых людей мало,230
это главным образом мелкие помещики и лавочники. Мой
дядя был военным, и он позаботился о том, чтобы я тоже
стал военным.В армии я пользовался исключительной популярностью
среди солдат. Даже до сих пор солдаты, служившие под
моим командованием, навещают меня. Но вышестоящие
офицеры никогда не любили меня. Может быть, просто
потому, что они не любили справедливых людей и спра¬
ведливости. В 1928 г. я был назначен начальником штаба
Квантунской армии в Маньчжурии. Никому не нравился
этот пост в то время, потому что он требовал постоянных
ссор с китайцами. Мы все считали, что китайцы относятся
к нам несправедливо, так же как и к нашим колонистам
и вообще к нашим интересам. С момента своего прибытия
в Маньчжурию я был убежден, что рано или поздно воз¬
никнет инцидент».Мне было известно, что Исихара не дожидался возник¬
новения этого инцидента, а помог ускорить его. Людей,
позже определявших судьбу Японии и Азии — Тодзио, его
приближенных и даже его соперников,— вдохновляла эта
монументальная фигура, которая восседала сейчас перед
нами. Большинство их должно теперь предстать перед
судом в качестве военных преступников. Исихара в силу
счастливой случайности — своей вражды с Тодзио — из¬
бежит наказания и, возможно, даже когда-нибудь вернется
к власти.Когда Маньчжурия прочно находилась в руках япон¬
цев, Исихара был отозван в Японию, где ему была поруче¬
на более ответственная задача. Именно в его гибком уме
родились планы самого китайского «инцидента» — крово¬
пролитной необъявленной войны, которой суждено было
длиться восемь лет.«Я был начальником оперативного отдела до сентября
1937 г.,— вспоминал Исихара. — В течение двухлетнего
пребывания на этом посту, мне кажется, я поставил япон¬
скую армию на ноги и наметил путь, по которому она дол¬
жна была следовать. Моя главная задача состояла в том,
чтобы завершить военные приготовления для защиты
Маньчжурии от Советской России. Пока я не добился это¬
го, генеральный штаб основное внимание всегда уделял
маневрам в Китае.231
Я был устранен из генерального штаба за то, что на¬
стаивал на необходимости разрешить наши проблемы с Ки¬
таем. Я даже возражал против захвата Нанкина в декабре
1937 г. Последний пост, который я занимал, был пост ко¬
мандира дивизии в Киото; на этой службе я пробыл два
года. В марте 1941 г. я вышел в отставку. У Тодзио не-
хватило мужества встретиться со мной открыто. Поэтому
приказ об отставке пришел ко мне от императора».Он помолчал немного, взял книгу, лежавшую перед
ним (это был философский труд, посвященный одной из
буддийских сект). Он посмотрел на нее невидящим взором.
Уже в течение двух часов он изливал на нас эту
любопытную мешанину правды, полуправды, предрассуд¬
ков и иллюзий, сдобренную изрядной долей пламенной и
откровенной ненависти к Тодзио.«Подлинная причина поражений Японии, — сказал он
в заключение, — состоит в отсутствии демократии. «Поли¬
ция по контролю над мыслями» и жандармерия держали
народ в постоянном страхе. Одно уничтожение этих по¬
лицейских сил сейчас не означает, что Япония стала
демократической страной. Но, уничтожив тайную полицию,
Макартур должен был предоставить самим японцам про¬
водить чистку. А сейчас штаб Макартура в своих дейст¬
виях полагается на информацию людей, которым нельзя
доверять. Я призываю вас как представителей печати по¬
мочь штабу установить истину».Жена Исихара что-то начала говорить ему тихим моно¬
тонным голосом. Он молчал. Затем мы встали и попроща¬
лись. Перед уходом я спросил Исихара, что означают пись¬
мена, висевшие на стене. Он сказал, что они написаны его
старым учителем каллиграфии. Я разобрал одну фразу:«Настало время проявить подлинный дух нации».28	апреля 1946 г.	ТОКИОНеделю назад из американских портов в Японию вы¬
шло четыре парохода, груженных американским хлопком.
Это первая партия из 890 тысяч кип хлопка, которые бу¬
дут доставлены сюда в течение ближайшего года в соответ¬
ствии с магической формулой «предотвращения эпидемий
и гражданских беспорядков». Генерал Макартур ранее232
информировал Вашингтон, что Японии угрожает «серьезный
кризис», и попросил доставить миллион с четвертью кип
хлопка. Поскольку буквально почти весь мир раздет,
Вашингтон сократил эту цифру. Но даже 890 тысяч кип
обеспечат каждого японца 8,5 ярдами тканей, удовлетво¬
рят промышленные потребности страны и даже дадут воз¬
можность экспортировать текстильные товары, что опла¬
тит сырье.Такова версия штаба. Однако два члена Международной
текстильной миссии, занимающейся сейчас изучением ре¬
сурсов Японии, рассказали мне совершенно иную историю.Миссия обнаружила, что хитрые японцы скрыли мил¬
лиард ярдов тканей или сырья, из которого можно вы¬
работать такое количество ткани. Кроме того, японцы име¬
ют достаточно пряжи и хлопка, чтобы дать работу своим
фабрикам на 12—14 месяцев. Японское правительство умол¬
чало об этих запасах и засыпало штаб требованиями о при¬
сылке американского хлопка для «спасения Японии от
катастрофы».Как мне рассказали члены миссии, штаб начал обнару¬
живать скрытые запасы уже после того, как он направил
свою просьбу в Вашингтон. На складах в префектуре Ни¬
игата было обнаружено 100 миллионов фунтов хлопчато¬
бумажной пряжи. Не желая признать, что японцы про¬
вели его, штаб пытался замять это дело. Он командировал
майора Ф. Э. Пиккела из Экспортно-импортного отдела
в Юго-Восточную Азию на поиски рынков для японских
текстильных товаров.«Штаб, — рассказал мне один из членов Международ¬
ной текстильной миссии, — пожалуй, не потребовал бы
присылки такого количества хлопка, если бы знал, сколь¬
ко хлопка скрыто в самой Японии. Однако теперь он пы¬
тается оправдать свое требование, направленное в Вашинг¬
тон. В Японии сейчас на душу населения приходится
больше метров ткани, чем в какой-бы то ни было другой
стране Азии или Европы. Японцы сейчас стремятся ри¬
нуться на мировые рынки, и штаб помогает им в этом».29	апреля 1946 г.	ТОКИОСегодня я получил краткое изложение секретного до¬
клада о роспуске дзайбацу, подготовленного знаменитой233
«комиссией Эдвардса» — группой, направленной сюда воен¬
ным министерством и государственным департаментом и
возглавляемой профессором Северо-Западного университе¬
та Корвином Д. Эдвардсом. Комиссия пробыла здесь не¬
сколько месяцев в прошлом и настоящем году и сейчас
возвратилась в США.Доклад содержит два тома сложных специальных ма¬
териалов. Важные рекомендации этой комиссии, мне ка¬
жется, можно вкратце изложить следующим образом:1.	Роспуск всех дзайбацу, упразднение всех переплета¬
ющихся друг с другом директоратов, ликвидация всех
семейных интересов дзайбацу и семейного контроля над
промышленностью, осуществляемого через посредство ак¬
ционерных компаний, или «хонса».2.	Продажу акций, находящихся в руках «хонса», ак¬
ционерам, не связанным с дзайбацу: кооперативам, служа¬
щим дзайбацу, профсоюзам и посторонним лицам. Необ¬
ходимо разработать систему, которая гарантировала бы
от приобретения акций подставными лицами дзай¬
бацу.3.	Компенсация дзайбацу за счет выручки от продажи
акции в форме облигаций, рассчитанных на 10 лет при вы¬
плате «блокированных» процентов, которые могут быть
использованы только на уплату налогов и приобретение
государственных ценных бумаг. В случае отсутствия по¬
купателей государство должно конфисковать активы дзай¬
бацу. Коммунальные предприятия, принадлежащие дзай¬
бацу, должны перейти в собственность государства.4.	Устранение основного руководящего персонала «бан¬
то», тесно связанного с дзайбацу.5.	Ликвидация связи между банками дзайбацу и про¬
мышленностью дзайбацу.Оба эксперта, передавшие мне пространное изложение
доклада, восторженно отозвались о насыщенности докла¬
да множеством интересных фактов. Но они отметили его
«бесформенность и отсутствие целеустремленности». Один
из них сказал:«В нем содержится все — от кооперативов до кухонной
утвари. Я только хотел бы, чтобы в нем был намечен курс,
по которому нам необходимо следовать, или определено
значение каждой из содержащихся в нем рекомендаций.
В его нынешней форме Макартур может использовать до¬234
клад в качестве основы для удачного закона, направлен¬
ного против дзайбацу. Но вместе с тем он также может
послужить основой для закона, который не будет иметь
вовсе никакого смысла».30	апреля 1946 г.	ТОКИОСегодня вечером в Клубе журналистов состоялось со¬
брание, на котором обсуждалась широкая кампания, пред¬
принятая штабом против представителей печати. Уже в те¬
чение недели мы все время сталкивались с ее проявления¬
ми. Сейчас нас лишили доступа к армейскому отделу по
прокату автомобилей, где мы получали машины. Те, у ко¬
го были собственные машины, сейчас не могут получить
бензина. Одному корреспонденту отказали в зубоврачеб¬
ной помощи. Клубу запретили пользоваться грузовиком,
на котором мы доставляли продовольствие. Одному «не¬
дружественному» корреспонденту, который жаловался на
то, что прибытие сюда жен корреспондентов без конца от¬
кладывается, дважды было заявлено: «Отправляйтесь до¬
мой, если вам здесь не нравится». Другому корреспонденту,
который обслуживал несколько газет, сказали, что «спе¬
циальные корреспонденты здесь не нужны». Корреспонден¬
ты, которые выписали сюда своих жен, были информиро¬
ваны, что после 1 июля они не смогут покупать продукты
в военных магазинах. Эта угроза особенно серьезна, так
как на японском рынке ничего невозможно купить, а если
Даже там и можно что-нибудь купить, то это преследуется
законом.Многие корреспонденты считают, что эта кампания пред¬
ставляет собой выражение недовольства нашим освещением
заседаний Союзного совета. Ответственность за это несет
отчасти генерал Бэйкер, который, видимо, считает, что
Демократическая печать — это такая печать, которая не
Должна публиковать ничего, кроме материалов, получае¬
мых от него самого.Австралийский корреспондент Джек Персивал, который
критиковал некоторые стороны оккупационного режима,
рассказал нам, что Бэйкер написал его редактору, обви¬
няя Персивала в различных нарушениях журналистской
этики. Я не могу понять подобного поведения руководи¬235
теля отдела печати, задача которого — помогать предста¬
вителям печати.Корреспондент «Чикаго дейли ньюс» Билл Макгаффин,
только что прибывший из Китая, сообщил нам еще более
интересную историю. Он рассказывает, что ему и кор-
респонденту «Крисчен сайенс монитор» Гордону Уокеру
не разрешили возвратиться в Японию на том основании,
что места на самолетах якобы были необходимы для более
важных людей. К счастью, Макгаффин имел разрешение
на обратный проезд. Поэтому он просто сел на самолет
и прилетел в Японию. Поскольку у Уокера не было такого
разрешения, он написал в свою редакцию, которая начала
наводить справки по этому поводу в Вашингтоне. В конце
концов, как нам рассказал Макгаффин, Бэйкер информи¬
ровал редакцию «Крисчен сайенс монитор», что командо¬
вание армии в Корее возражало против «безответственных
сообщений Уокера» и что Уокер может возвратиться в Япо¬
нию при условии, если будет освещать события более
точно. Редакция газеты ответила с подобающей ей твер¬
достью. Она выразила удовлетворение по поводу того,
что Уокер может возвратиться в Японию, откуда он снова
сможет начать освещать события «со свойственной ему точ¬
ностью».Участники собрания приняли резолюцию протеста и
выбрали комиссию во главе с Кохрэном, которая вручит
эту резолюцию генералу Макартуру.1	мая 1946 г.	ТОКИОСегодня состоялся первомайский митинг, и после зав¬
трака в клубе не осталось ни души. Когда я прибыл на Им¬
ператорскую площадь, она вся была запружена народом,
и со всех сторон к ней подходили новые и новые колонны
людей. Они шли с пением, несли флаги и плакаты. Неко¬
торые подъезжали на грузовиках, и их встречали привет¬
ственными криками.Несмотря на пасмурную погоду, митинг проходил в об¬
становке ликования. Я никогда еще не видел такого эн¬
тузиазма и такой уверенности среди японцев. Поскольку
трибуна для оратора находилась слишком далеко и микро¬
фоны тоже не могли передать речи на большое расстояние,236
огромная толпа разбилась на более Мелкие группы й каж¬
дая из них пела, выкрикивала лозунги или слушала сво¬
его оратора. Когда мы с переводчиком пробирались через
толпу, люди то и дело кричали нам, чтобы щ сфотографи¬
ровали их вместе с флагами и плакатами, tit которых бы¬
ли изображены лозунги в честь Первого мая или карика¬
туры на правительство.Поэтому мы очень долго пробивались к трибуне для
„ораторов, задрапированной красной материей и украшен¬
ной плакатами. На трибуне было несколько знакомых нам
лиц: Токуда, Носака, Като и некоторые видные правые
профсоюзные деятели. Они торжественно восседали на
своих местах, а вокруг них суетились иностранные кор¬
респонденты, японские фоторепортеры и организаторы ми¬
тинга. С платформы мне представилось сплошное черное
море голов, волнующееся и нетерпеливое. Оно покрывало
всю площадь и выливалось на соседние улицы. Насколько
хватал взор, оно было испещрено красными мазками.Один за другим на трибуну поднимались ораторы и
кричали свои речи в микрофон. Громкоговорители усили¬
вали их голоса или же заглушали их посторонним шумом
и свистом. В таких случаях на лицах у всех выражалось
огорчение, но оратор не прекращал речи. Выступления
были однообразными, ибо все ораторы, и правые и левые,
говорили о нехватке продовольствия и о необходимости
создания демократического правительства.Токуда говорил последним. Он немного постоял на три¬
буне, суровым взором всматриваясь в приветствовавшую
его толпу. Он тоже говорил о скудных пайках, о запасах
риса, которые прячут богачи и спекулянты, о том, как
рабочим трудно сводить концы с концами. Толпа ревела
в знак согласия. Но самые громкие и продолжительные
крики послышались, когда Токуда, вытянув обе руки
вперед, прокричал: «Долой императора!»За спиной Токуда его слушатели видели здание дворца,
возвышавшееся за толстой серой стеной, у которой стояли
американские часовые.Когда речи закончились, толпа начала разделяться на
четыре колонны. Я пошел с процессией, которая напра¬
вилась к резиденции премьер-министра. Начал накрапы¬
вать дождь. Краска на плакатах намокла и стала расплы-237
ВаТься. И скоро тонкая бумага на плакатах начала рвать*
ся. Но это не охладило энтузиазма. Размахивая остовами
плакатов, люди бодро шагали вперед с пением «Мар¬
сельезы», «Первомайской песни»:Слушайте, рабочие всех стран,Как звучит наш праздник первомайский...и «Акахата», или «Красного флага», с его причудливо
звучащей мелодией:Знамя народное, красное знамя,Павших героев ты осени:Прежде чем трупы их похолодеют.Кровью окрасят знамя они.Я остановил наудачу несколько человек и спросил
их, почему они участвуют в демонстрации. Один из них,
рабочий-железнодорожник, ответил: «Потому что я счи¬
таю, что в демократической стране власть должна при¬
надлежать народу»; второй — почтальон — сказал: «Это
мой день, и для меня большая честь участвовать в нем».
А третий — крестьянин — заявил: «Это мой первый пер¬
вомайский день за десять лет. Я очень взволнован».Перед резиденцией премьер-министра стояли два аме¬
риканских броневика, виллис с пулеметом и несколько
военных полицейских. Ворота были раскрыты, и за ними
виднелось не более двух десятков японских полицейских.
Видимо, Сидехара был уверен в защите американцев.
Я подошел к Кохрэну, который стоял у ворот и наблюдал,
как процессия лилась нескончаемым потоком. Она про¬
ходила мимо нас 95 минут по 300 человек в минуту, то
есть всего было 28 тысяч человек. Никто из участников
процессии не пытался проникнуть за ворота. Только мо¬
лодежь, проходя мимо ворот, начинала кружиться в бе¬
шеном танце, которому она научилась на религиозных
празднествах.Пока мы наблюдали процессии, нам сообщили, что
Сидехара, который останется премьером до тех пор, пока
не будет назначен его преемник, принимает первомайскую
делегацию. Мы поспешили в приемную и увидели теперь
уже знакомую нам картину и знакомых лиц: Сидехара,
бормотавшего свои ответы, решительного и напористого
Токуда, спокойного и энергичного Нарахаси в аккуратном238
синем полосатом костюме с тщательно Подстриженной
седой бородкой.Токуда (Нарахаси): Мы хотим поговорить о пайках,
но вы не знаете, что это такое. Судя по вашему виду, для
вас рис не нормируется.Нарахаси (смеясь): Я, конечно, знаю, что такое норми¬
рование риса. (Похлопав себя по круглому животу.)
Я просто живу старыми запасами.Ь' К этому времени пошел сильный дождь, но народ все
шел и пел. Мы поехали к токийскому радиоцентру и здесь
встретили вторую колонну, еще более многочисленную
и даже более оживленную, чем первая. Третья колонна
двигалась по главной улице Токио—Гинза. Заместитель
начальника военной полиции полковник Лоджи рассказал
нам, что вторая колонна, которая проходила мимо штаба
Макартура, шла два с половиной часа. Официально он
определил число участвующих в демонстрации в 300 тысяч,
а неофициально — полмиллиона. По моим приблизитель¬
ным подсчетам, оно превышало 100 тысяч.К вечеру демонстрация разбилась на отдельные группы,
и каждая из них возвращалась в свои районы с пением.
Мне казалось, что я почти беспрерывно слышал пение
весь день. Весь этот день был проникнут необычайной
радостью, той необыкновенной радостью, какая перепол¬
няет узника, получившего свободу.Однако до ночи я встретился с многими американцами,
которые неодобрительно отзывались о демонстрации. Мне
рассказали о полковнике, который весь день провел у
окна и с мрачным вниманием следил за людьми, проходив¬
шими мимо него по улице. Один офицер рассказал мне
в клубе, что, по его мнению, «нам не следовало разрешать
этот коммунистический митинг». Многим из тех ультра¬
консервативных японских профсоюзных лидеров, которые
сидели на трибуне сегодня утром, очень не понравилось
бы это замечание. Я еще раз убедился, что военные не
доверяют народу, когда он собирается большими массами,
если только он не одет в военную форму. Военные любят
дисциплину и порядок как во время войны, так и в мирное
время, а о каком порядке может итти речь, если мужчины
призывного возраста дерзко кружатся в бешеном танце
перед домом премьер-министра?239
Но если бы полковник, мрачно Смотревший в этот день
в окно, взглянул на происходившее с социальной, а не
с военной точки зрения, то он считал бы этот день одним
из самых счастливых. Ибо эта грандиозная демонстра¬
ция — та радость и свобода, которой веяло от нее — была
лучшим проявлением демократии в этой феодальной стране.2	мая 1946 г.	ТОКИОСегодня вечером мы с Кохрэном увидели Хатояма,
который под дождем ожидал свою машину у здания, в ко¬
тором помещалась либеральная партия. Он радостно улыб¬
нулся нам и сообщил счастливую весть: его кандидатура
представлена премьером Сидехара в качестве следующего
премьер-министра Японии. В этом есть нечто символиче¬
ское: завтра Тодзио и компания предстанут перед судом
как военные преступники, а Хатояма, такой же пре¬
ступник, разве только меньшего масштаба, ожидает своего
назначения премьер-министром демократической Японии.3	мая 1946 г.	ТОКИОЗа несколько часов до того> как Хатояма должен был
быть официально назначен императором на пост премьер-
министра, штаб отдал распоряжение, чтобы японское пра¬
вительство удалило его из парламента. В особом меморан¬
думе перечисляются военные преступления Хатояма, в том
числе и преступления, вскрытые на шумном собрании
в Клубе журналистов.В 11 часов 13 минут утра в зале японского военного
министерства, которое стоит на холме, возвышающемся
над развалинами Токио, 28 японцев (два из них заочно)
предстали перед Международным военным трибуналом по
обвинению в планировании, подготовке и ведении агрес¬
сивной войны.Это историческое зрелище было великолепно поставлено.
В течение нескольких месяцев плотники и электрики ра¬
ботали в этом огромном зале, сооружая трибуны, устраивая
особое освещение, украшая помещение коврами. Однажды240
даже решили переделать все заново, потому что считали,
что оформление зала не соответствует величию события,
которое должно в нем происходить. Сейчас, кажется,
ничего не забыли.Судьи восседают на возвышении на фоне своих нацио¬
нальных флагов. Несколько ниже стоят столы для клер¬
ков, представителей обвинения и защиты. По другую
сторону огромного зала на небольшом возвышении на двух
длинных скамьях сидят обвиняемые под охраной четырех
дюжих военных полицейских в белых шлемах. Направо
места для 200 корреспондентов — иностранных и япон¬
ских. Над ними галерея для 300 представителей союзников
и 200 японцев.Процесс начался с опозданием на 43 минуты. Первыми
в зал вошли представители обвинения во главе с Джозе¬
фом Б. Кинэном, краснолицым, плотным человеком, когда-
то занимавшим пост помощника министра юстиции Соеди¬
ненных Штатов. Затем через небольшую дверь ввели
обвиняемых. Они вошли нерешительно, подталкивая друг
друга, и тотчас же устремили взоры на галерею в поисках
знакомых лиц. Через семь минут медленно и торжественно
вошли девять судей в черных мантиях. Были зажжены
мощные прожекторы, послышался треск киноаппаратов.
Председатель суда сэр Уильям Уэбб, высокий австралиец
с красным лицом и ястребиным носом, окинул присутствую¬
щих снисходительным взглядом и начал читать свое
заявление.	•Обвиняемые слушали внимательно. Генерал Тодзио,
одетый в военную форму, сидел прямо, не спуская глаз
с лица Уэбба Позади него находился высокий и худой
Сюмеи Окава. Это был шпион и философ-националист,
на след которого я напал на рождестве прошлого года
в Сакате. Он пришел в «гета» (деревянных башмаках),
и когда ему приказали снять их, он снял также и свой
черный пиджак и сидел теперь в мятой белой рубашке.Мацуока — получивший образование в США шовинист,
подражавший Уильяму Дженнингсу Брайану1 в своей
пламенной речи о Японии, «распятой на золотом кресте»,
когда он во главе японской делегации уходил из Лиги1 Американский консервативный политический деятель (1860—
1925); известен в США своими ораторскими выступлениями.
(Прим. ред.)16 м. Гейн241
Наций, — сидел, опершись на палку. Рядом с ним поме¬
щался Мамору Сигемицу, карьера которого началась
с того, что он потерял ногу в Корее. Постукивая своей
деревянной ногой, этот высокий, сухопарый человек ходил
в посольства в Лондоне и Москве, в министерство иностран¬
ных дел и поднялся на борт американского линкора «Мис¬
сури», где от имени своей страны подписал акт о капи¬
туляции.Налево от них сидел полный и невозмутимый генерал
Кендзи Доихара — один из величайших политиканов и
тайных агентов нашего века, известный под именем «Лоу
ренса 1 Маньчжурии», шпионы которого кишели по всей
Азии. Десять лет назад я видел его в Бэйпине, опьяненного
вином и властью, поспешно изменяющего судьбу Север¬
ного Китая. Здесь же, наконец, сидел жалкий, съежив¬
шийся человек в огромных очках в черной оправе — мар¬
киз Кидо, который, используя символ империи, сделался
ним из самых могущественных людей в Японии.Мне все это казалось невероятным. Ведь последний
раз я видел этих людей на вершине власти, когда они
бросали вызов всему миру и никто не смел противиться
им. Теперь каждый из них вызывал во мне воспоминания
о преступлениях, от самых скромных преступлений, на¬
чавшихся в Маньчжурии, до самых грандиозных, которые
затронули такие отдаленные друг от друга районы, как
Калифорния, Австралия и Красное море. Когда-нибудь,
думал я, ученый японский биограф выберет человек десять
из этой группы, изучит побуждения, которыми они руко¬
водствовались, и на основании их жизненного пути на¬
пишет историю величия и падения Японии.Эта история, думал я, покажет людям, как опасно,
когда политическая власть ускользает из рук народа и
ее жадно захватывает военщина и крупные капиталисты.
Ибо истории свойственна скверная особенность повторяться,
и то, что произошло в Японии вчера, может с небольшими
изменениями произойти в какой-нибудь другой стране
завтра.1	Лоуренс (1888 — 1935) — полковник английской контрраз¬
ведки. Известен своей провокационной деятельностью на Ближнем
Востоке. Занимал пост политического советника при министре
колоний Великобритании У. Черчилле. (Прим. ред.)242
История этих ДваДцаТй Шести человек, сИДящих на
скамье подсудимых, и сотни других людей, которые еще
находятся в тюрьме Сугамо, началась пятнадцать лет
назад, когда в Японии еще были две большие политические
партии, был парламент, в котором изредка на трибуну
поднимались люди, говорившие правду; была еще доволь¬
но свободная печать, школы, в которых еще можно было
учить либеральному мышлению, и библиотеки, на полках
которых еще можно было найти либеральные книги. Это
было время, когда рабочие и крестьяне еще могли объеди¬
няться в союзы, а людей, которые критиковали свое пра¬
вительство и армию, не обвиняли «в предательстве».Но военно-финансовая олигархия не довольствовалась
тем, что она имела. Дзайбацу стремились к экспансии
за границей, жаждали новых рынков, новых источников
дешевого сырья. Они субсидировали обе главные полити¬
ческие партии, а те разглагольствовали о гражданских
свободах и своей либеральной традиции. На деле же они
противились развитию таких институтов, как профсоюзы.
Военщина также стремилась к экспансии. Она мечтала
о новых чинах, об императорской славе, об увеличении
ассигнований на «оборону». Но никто из членов этой оли¬
гархии не высказывал того, что действительно было у него
на уме. Все они говорили только о «священной миссии»
Японии, ее знамени, о «жизненной необходимости» оста¬
новить распространение коммунизма.И вот в одну теплую осеннюю ночь в 1931 г., после
долгих месяцев тщательной подготовки, они взорвали
участок Маньчжурской железной дороги, назвав это «не¬
спровоцированным нападением на Японию», и отрезали
огромный кусок китайской территории. Предлог не имел
никакого значения. Таким предлогом могло послужить
убийство военного «наблюдателя» в Маньчжурии. Таким
предлогом могли быть трения между китайскими и корей¬
скими поселенцами, для которых японская армия внезапно
нашла теплый уголок в своем холодном сердце. Когда
понадобился предлог, достаточно было поврежденного
рельса, чтобы толкнуть Японию на путь агрессии и...
поражения.Япония одерживала одни лишь победы, но эти победы
Доставались ей дорого, ибо каждая из них требовала
новых усилий, чтобы защитить награбленное. Иными16*243
словами, как говорят китайцы, аппетит приходит во время
еды. Для того чтобы ответить на «оскорбление нации»,
которое символизировал поврежденный рельс, армия сочла
необходимым оккупировать маньчжурские города. Для
того чтобы защитить эти города, армия двигалась на север,
до тех пор пока она не подошла к русской границе на
Амуре, и на юг, до тех пор пока она не очутилась перед
Великой Китайской стеной. И, естественно, армия кри¬
чала, что ей нужно больше оружия и более мощное ору¬
жие, для того, чтобы «защитить страну» от России. И столь
же естественно, что армия пришла к заключению, что
только новый акт агрессии может сломить враждебный
дух в Северном Китае. Поэтому армия пошла еще дальше
от Бэйпина к Французскому Индо-Китаю, а затем далее,
в Малайю, на Филиппины и на подступы к Австралии.С каждым новым агрессивным актом олигархия все более
усиливала свою власть над японским народом. Все чаще
раздавались разговоры о необходимости «сдержать ком¬
мунистическую экспансию». И чем дальше армия отходила
от русской границы, тем больше военщина разглагольство¬
вала о «русской опасности». Она была готова подписать
мир с Чан Кай-ши, если он согласится на «совместную
оборону Китая от русских». Она подписала вместе с Гер¬
манией и Италией «антикоминтерновский пакт», который,
по существу, был военным союзом, направленным и против
Соединеных Штатов.Требования «остановить коммунизм» сопровождались
разглагольствованиями о наследии Японии, о «предопреде¬
лении» Японии, о высоких идеалах, которые нужно вну¬
шить другим народам, о необходимости «восстановить мир
и порядок». Япония была объята националистической
истерией, искусно раздуваемой военщиной и дзайбацу.
С ростом панических настроений возрастали ассигнования
на увеличение численности армии, на производство орудий,
военных кораблей и самолетов. И с каждым годом, по мере
того как финансовая клика расширяла производство во¬
оружения и следовала за армией во все новые и новые
завоеванные области, ее прибыли возрастали.«Дружественные» режимы были созданы на всем про¬
тяжении от Маньчжурии до Сиама, и им предоставлялись
займы, выделялись военные корабли, направлялись мис¬
сии советников для «охраны их образа жизни» от посяга¬244
тельств англичан, американцев или французов. Но каждая
такая мера вызывала цепную реакцию. Обеспокоенные
русские, французы или англичане доставляли подкрепле¬
ния. Это, в свою очередь, вызывало новые кредиты и от¬
правку нового вооружения из Японии. Этот порочный
круг приводил к тому, что вокруг шеи японского налого¬
плательщика все туже затягивалась петля. Внутри страны
нарастала искусственно разжигаемая истерия. Умеренные
настроения считались чуть ли не изменой, а выразители
этих настроений в правительстве изгонялись или даже
истреблялись. • За «опасные мысли» ультранационалисты
бойкотировали людей или заключали их в тюрьмы и истя¬
зали. Одна банда хулиганов изувечила умеренного социал-
демократа. Другая банда, в которую входили ученые,
генералы и законодатели, изгнала из общественной жизни
видного профессора, который дошел до такого «предатель¬
ства», что осмелился назвать императора придатком го¬
сударства, а не наоборот. Группы националистов оказы¬
вали давление на университеты, заставляя их изгонять
«нелойяльных» профессоров. Из библиотек изымали «под¬
рывную» литературу. Начали с Карла Маркса и неизбежно
добрались до Драйзера и Толстого.Ряды либералов все редели и редели. Те, кто еще
был на свободе, старались молчать или же усваивали тер¬
минологию ультранационализма. Умеренные газеты Япо¬
нии заговорили в резком тоне. Начальник токийской
полиции Мацутаро Сиорики, который стал издателем круп¬
ной ежедневной газеты «Иомиури», превратил ее в откры¬
тый рупор агрессии. Крупнейшие ежемесячные журналы
Японии терроризировались и в конце концов были закры¬
ты, а их сотрудники посажены в тюрьмы.Постепенно была подавлена оппозиция и в парламенте.
Некоторые члены парламента были вообще изгнаны под
нажимом военщины, а остальных оппозиционеров не пе¬
реизбрали испуганные избиратели. Реакционные члены
парламента и комитеты начали жестокое преследование
«нелойяльных», и, поскольку эти люди были законода¬
телями, никто не мог провести грань между истерией и
законной юридической процедурой.В первую очередь пострадали рабочие и крестьянские
союзы. Началось с чистки союзов от коммунистов, подлин¬
ных и воображаемых, и от «нелойяльных» элементов-245
Следующим шагом было слияние профсоюзов в официаль¬
ную организацию по ' указке военщины. Затем начали
создаваться «патриотические ассоциации», объединявшие
представителей «рабочих» и предпринимателей, запреща¬
лись забастовки, а руководство этих ассоциаций набира¬
лось из числа представителей дзайбацу и тоталитарной
партии.«Кризис» и «чрезвычайное положение» стали обиход¬
ными словами. Ими объясняли повышение цен и необхо¬
димость отправки миссий в Сиам для «защиты его от сосе¬
дей». Кабинет министров сузился и превратился во «вну¬
тренний кабинет» из пяти человек, из которых два или
три были обычно представителями военщины, а один или
два — представителями дзайбацу. Время от времени эти
две группировки ссорились друг с другом, но все же их
союз нельзя было назвать несчастливым. Генералы и адми¬
ралы получали тепленькие местечки в дзайбацу, а пред¬
ставители дзайбацу получали ведущие посты в области
«национальной обороны», занимая которые они могли
обеспечить себя военными заказами и подавлять кон¬
курентов.Страх служил средством, с помощью которого воен¬
щина и дзайбацу утвердились у власти. Но страх* пагубно
отражался на моральном состоянии, и поэтому пропаган¬
дистский аппарат всеми силами старался убедить японский
народ, что он сильнее, чем любой его противник, ибо его
воодушевляют высокие идеалы, его цивилизация совер¬
шеннее, его промышленность более развита, а его секрет¬
ное оружие более разрушительно и более хитроумно, чем
оружие любого врага. Японцы действительно имели се¬
кретное сружие, и некоторые его виды были поистине
ужасны, как, например, отравляющие вещества, которые
они испробовали в Ичане в Центральном Китае. Однако
японская военщина слишком поздно поняла, что разру¬
шения не кладут конец войне. Если имеешь дело с упор¬
ным противником, то эти разрушения порождают столько
проблем, сколько и уничтожают. И, несмотря на все свое
оружие — и тайное и явное, — японцам не удалось по¬
ставить Китай на колени.Двадцать шесть человек, которые сейчас предстали
перед моим взором, не работали бок о бок, замышляя246
в течение четырнадцати лет заговор, который привел
к агрессии, разжиганию истерии, захвату абсолютной
власти в государстве. Шпион Окава никогда не сидел
за одним столом с Тодзио. Они ненавидели друг друга
неизбывной лютой ненавистью. Маркиз Кидо, женоподоб¬
ный человечек, не имел ничего общего с жизнерадостным
пьяницей генералом Доихара. Многие из этих людей
никогда даже не встречались друг с другом до своего
ареста. Некоторые из них никогда не играли руководя¬
щей роли в политике, а были лишь исполнителями. По
любопытному стечению обстоятельств, на скамье подсу¬
димых не было ни одного представителя дзайбацу. Тюрьма
Сугамо могла бы без труда представить список политика¬
нов, игравших более важную роль, чем эта группа.И несмотря на все это, выбор был совершенно спра¬
ведливым. Хотя эти люди и не поддерживали физического
контакта друг с другом, они были участниками дерзкого
и зловещего заговора огромного масштаба — столь же
безумного и подготовленного с такой же холодной рас¬
четливостью, как заговор Гитлера. Их главной целью
была экспансия Японии в самые отдаленные уголки зем¬
ного шара, и люди, индивидуально или коллективно
участвовавшие в заговоре, по всем внешним признакам
были патриотами.Однако патриотизм этих людей вызывался самыми
различными соображениями. Патриотом являлся Тодзио.
Это был низкорослый, круглоголовый человек, снедае¬
мый честолюбием и одержимый стремлением превзойти своего
отца, известного генерала. Это был человек, способный
на мелкую зависть и увлекающийся бюрократической кон¬
торской работой. Когда его назначили начальником жандар¬
мерии в Маньчжурии, он попал в свою стихию. Его жена была
сварливой женщиной,родившей ему целый выводок детей и
вовлекавшей его во все новые и новые интриги. После
того как Тодзио стал военным министром, его супруга
стала созывать фоторепортеров, и корреспондентов каж¬
дый раз, когда он предпринимал какую-нибудь новую
акцию. Японцы называли ее «восточной мадам Чан Кай-
ши» и за глаза издевались над ней. Супруги Тодзио лезли
вон из кожи, чтобы подняться вверх, и не пренебрегали
Щедрыми подношениями своих новых друзей из дзай¬
бацу.247
Маркиз Кидо был профессиональным придворным,
рожденным и воспитанным в атмосфере придворных инт¬
риг. Он постепенно поднимался по ступенькам бюрокра¬
тической иерархической лестницы, пока не попал ко двору.
Здесь он и остался, став влиятельной закулисной фигу¬
рой, «составителем кабинетов», человеком, рожденным
для интриг. Он ненавидел Тодзио и его головорезов, но
отлично понимал, каковы истоки власти в Японии, и
именно он избрал Тодзио премьер-министром. Кидо знал,
что Тодзио всерьез стремится к войне, однако пренебре¬
гать Тодзио — значило поставить под угрозу свою власть
и даже, может быть, навлечь опасность «государственного
переворота», который может совершить возбужденная
военщина.Окава был фанатиком, авантюристом, классическим
злодеем, которого обуревали мечты о величии империи.
Он служил в Маньчжурии и Китае агентом армии и
представителем крупной коммерческой организации; ему
была поручена исследовательская работа. И он сочетал
эту исследовательскую работу с дерзкими и кровавыми
заговорами, рассчитанными на изменение политической
структуры Японии. К числу его первых заговоров отно¬
сится план проникновения в императорский дворец с груп¬
пой своих единомышленников с целью убить умеренных
представителей Двора, а затем потребовать у императора
назначения Окава премьер-министром. Возможно, что до
сих пор ему неизвестно, что один из двух его приспешни¬
ков собирался как раз в этот самый момент нанести удары
ножом в спину Окава и его второго партнера и потребо¬
вать, чтобы его самого избрали премьер-министром. Все
это мне стало известно от того самого человека, который
замышлял измену Окава. Окава был одновременно аске¬
том и сибаритом, талантливым безумцем и сильной лич¬
ностью; он, не колеблясь, мог послать своих сторонников
на верную гибель.Эти три человека — Тодзио, Кидо и Окава — были
настолько различны между собой, насколько это может
быть между людьми. Однако все трое верили в судьбу,
предначертанную Японии, и каждый из них, независимо
друг от друга, содействовал заговору, который вовлек
Японию на путь агрессии. И по мере того как этот заговор
разрастался и их влияние распространялось, они замыш¬248
ляли все новые и новые интриги внутри страны и за ее
пределами. Все трое были опьянены успехом, честолюби¬
выми замыслами и лестью, которые их окружали как со¬
зидателей «Великой Японии».Патриотизм этих людей был неразрывно связан с со¬
ображениями личной выгоды. Невозможно определить,
где кончались эти личные соображения и начинали дей¬
ствовать социальные силы — дзайбацу, жаждущие новых
рынков и новых источников сырья, воздействие обни¬
щавших масс населения, среди которых могло вспыхнуть
восстание, если их не отвлечь заморскими авантюрами,
соблазнительная слабость соседей, нехватка продоволь¬
ствия, угля и сырья, от которой страдала Япония, и фео¬
дальная система, привыкшая искать ответы на возникав¬
шие перед ней проблемы в войнах, а не в социальных
преобразованиях.Днем военный трибунал огласил обвинительное за¬
ключение. К этому времени прибыли еще двое обвиняе¬
мых, находившихся за границей, и присоединились
к остальным двадцати шести. Всех этих людей обвиняли
в том, что они — в качестве «лидеров, организаторов или
соучастников» — участвовали в заговоре с Германией и Ита¬
лией, направленном на установление господства над миром.
Их обвиняли в том, что они являлись членами «преступ¬
ной милитаристской клики», определявшей внутреннюю
и внешнюю политику Японии, рассчитанную на проведе¬
ние агрессии, эксплоатацию завоеванных территорий и
подчинение самого японского народа абсолютному воен¬
ному контролю.Обвиняемые слушали, некоторые из них что-то записы¬
вали. Только Окава все время беспокойно вертелся. Он
то и дело расстегивал рубаху и почесывал впалую грудь.
Расстегнутая рубаха постепенно, сползла с плеча, и Уэбб
приказал конвойным застегнуть ее. Но, как только амери¬
канский полковник, стоявший позади Окава, застегнул
рубаху, последний снова ее расстегнул. Постепенно эта
комедия привлекла взоры всех присутствовавших, и все
забыли об обвинительном заключении. Когда Окава
проделал это в третий раз, полковник положил руки ему
на плечи, и каждый раз, когда тот пытался пошевелить¬
ся, полковник прижимал его к скамье. Наконец, Окава249
обернулся и успокаивающе улыбнулся полковнику. Снова
воцарилось спокойствие, и чтение обвинительного заклю¬
чения продолжалось.Вдруг Окава наклонился вперед и изо всех сил ударил
Тодзио по голове свернутым в трубку экземпляром об¬
винительного заключения. Громкий удар разнесся по
всему залу. Операторы, стоявшие на специально отведен¬
ной для них галерее над скамьей подсудимых, лихорадочно
начали крутить свои киноаппараты. Тодзио медленно
обернулся и улыбнулся Окава. Полковник и несколько
военных полицейских поспешно вывели Окава, и был
объявлен перерыв.Мы с Кохрэном отправились в комнату для подсуди¬
мых. Окава стоял у стола. Своей сухопарой фигурой,
изможденным лицом и необыкновенно длинными руками
он напоминал восточного Дон-Кихота. Он сказал нам
по-английски медленно и отчетливо:«Тодзио дурак... Я должен убить его. Я за демо¬
кратию... Америка—не демократия... Я не хочу в Америку,
потому что она помешалась на демократии 1. Вы пони¬
маете, что я хочу сказать. Помешалась... Я ничего не
ел 72 дня... Мне ничего не нужно есть. Я питаюсь возду¬
хом...» Он протянул руку, чтобы показать, как он питает¬
ся воздухом.„Он ничего не ест,— подтвердил нам американский
солдат.—Он морит себя голодом. Ему 60 лет, а он все
твердит, что ему нужно повидаться с матерью, которая
только что приехала в город. Парень спятил».После перерыва заседание возобновилось. Однако те¬
перь торжественность момента исчезла, и можно было по¬
думать, что чудачества обезумевшего человека или чело¬
века, притворявшегося безумным, сорвали с суда покров
торжественности. Я уверен, что многие, присутствовавшие
на этом первом историческом заседании, запомнили только
этот удар по гладко выбритой голове Тодзио. И будет
ли этот трибунал, который возглавляют никому неведомые
судьи, отвечать требованиям, предъявляемым к процессу,■ который мыслился как исторический?1 В оригинале игра слов: «democracy» — демократия, «de-
mocrazy»— помешанный на демократии. (Прим. перев.)250
Как в Нюрнберге, так и здесь, в Токио, формулируют¬
ся новые принципы международного права. Доводы, ко¬
торые будут представляться здесь, и решения, которые
здесь будут вынесены, войдут в свод законов и будут
отныне цитироваться на других международных процес¬
сах. Здесь бы следовало заседать людям, не только до¬
стигшим высокого положения в судебной системе своих
стран, но и обладающим историческим чутьем. Однако
на этом первом заседании самым внушительным, пожалуй,
был только обширный и пышный зал.4	мая 1946 г.	ТОКИОДва корреспондента, незнакомые друг с другом, рас¬
сказали мне сегодня, что их вызвал генерал Бэйбер и
передал им благодарность от генерала Макартура за их
«справедливое и беспристрастное» освещение заседаний
Союзного совета для Японии. Оба корреспондента сказали
мне, что они были в полном замешательстве, так как они
отправляли в свои газеты сообщения, резко критиковав¬
шие генерала Марката, генерала Уитни и генерала Мак¬
артура. До того как эти сообщения появились в печати
и порадовали сердце Бэйкера, они были до неузнавае¬
мости переделаны в редакции.Мне также рассказали о корреспонденте радиовеща¬
тельной компании, который в начале этой недели связался
со своим отделением в Сан-Франциско, сообщил ему о
предстоящем суде над Тодзио и спросил, хотят ли они
организовать специальную передачу на эту тему. В Сан-
Франциско ответили, что они не могут решить этот вопрос,
им нужно связаться с Нью-Йорком. Скоро пришел ответ
от мудрого редактора из Нью-Йорка: «Завтра не нужно
никакой передачи, если только Тодзио не будет осуж¬
ден».Генерал Макартур заверил нас, что не предполагалось
производить никакого нажима на корреспондентов и
отныне к нам будут относиться так же, как к его «собствен¬
ным офицерам». Всевозможные притеснения, мешавшие
нашей работе, прекратились как по волшебству.251
6	мая 1946 г.ТОКИОСближение между государственным департаментом и
генералом Макартуром стало полным. Группа Атчесона
стала именоваться «дипломатическим отделом» штаба и
к нему был прикомандирован специальный офицер, ко¬
торый должен был учить сотрудников отдела изъясняться
военным канцелярским языком.Однако между отделом и штабом установилась еще
более тесная связь. На последнем заседании генерал Уитни
сидел рядом с Атчесоном и все время нашептывал ему
инструкции так громко, что английский делегат Болл
;в конце концов остановился на полуслове и язвительно
-спросил, не мешает ли он им. Когда Уитни ушел, его
место занял генерал Бэйкер. Ничего себе, хорошее по¬
ложение для американского дипломата! По этому факту
можно судить о состоянии дипломатии на нашем театре
действий.10 мая 1946 г.	ТОКИОСегодня мой помощник Рой Одзаки попросил дать
ему недельный отпуск.«В нашем магазине, — сказал он, — уже десять дней
не выдавали рис. Я хочу отправиться к своим родствен¬
никам, у которых ферма на острове Сикоку, и занять
или же купить у них немного риса. Сколько бы консер¬
вов вы нам ни давали, мы голодаем, если у нас нет
риса».Японцы, должно быть, действительно изголодались.
Ведь Сикоку находится в трех днях пути по железной
дороге, а поездка по железной дороге для японцев в на¬
стоящее время — мучительное предприятие. Помимо свя¬
занного с этим физического напряжения, человек, везущий
рис, подвергается постоянной угрозе как со стороны по¬
лиции, так и со стороны грабителей. И все же голод, под¬
линный или воображаемый, заставляет людей отваживать¬
ся на подобные предприятия. Поезда забиты людьми,
контрабандой провозящими рис, а на многих заводах
в Токио даже выдаются специальные отпуска для поез¬
док за продовольствием в деревню. Рой думает, что есл$252
ему посчастливится, он сможет привести два чемодана
риса, которым его семья будет кормиться два месяца.Позже я проверил то, что мне рассказал Рой. Один
из ДВУХ помощников корреспондента журнала «Тайм»
Джона Льютера только что вернулся из больницы. Не¬
сколько недель назад он заболел авитаминозом, у помощ¬
ника Спаркса от недоедания появились отвратительные
язвы. У него «бери-бери».Нам угрожает недоедание. Но я не решаюсь отправить
сообщение об этом, не проверив его досконально. Японское
правительство, которое делает все, что в его силах (с целью
представить общее положение в более мрачном свете,
чем оно есть на самом деле, чтобы добиться более снисхо¬
дительных условий мира и получить большую помощь
от американцев), будет очень довольно, если в печати
появятся подобные сообщения. Этому будут рады также
и некоторые офицеры в штабе генерала Макартура, от¬
крыто высказывающиеся за превращение Японии в нашу
передовую базу на Тихом океане.Очень легко стать сентиментальным, когда речь идет
о голоде. Но, так же как и после первой мировой войны,
продовольствие является орудием высокой политикиг.
Вот почему к этому вопросу нужно относиться осторожно.
Несомненно, японцы плохо питаются. Однако запасы
продовольствия ограничены и во всем мире. Если мы
отправим в Японию свою пшеницу, то не сделаем ли мы
это за счет китайцев, французов, югославов или греков?
Кто более голоден — китайцы, французы или же японцы?
И разве не правда, что у японцев, которые питались срав¬
нительно хорошо во время войны за счет продовольствия,
награбленного в Азии, больший запас физической вынос¬
ливости, чем у китайцев или греков?1	Наиболее ярким выражением того, как Уолл-стрит исполь¬зует продовольственные подачки в качестве «орудия высокой по¬литики» является пресловутый план Маршалла. «Маршаллизован*ным» странам Европы, закабаленным с помощью таких подачек,империалисты США навязали агрессивный Северо-атлантическийпакт, а теперь, в качестве оплаты за свою «помощь», требуют отэтих стран поставок пушечного мяса для своих военных авантюр.Но американская политика ведения войны чужими руками обреченана провал. Народы хотят мира, и Уолл-стриту ни чашкой , риса,
ни пшеничным калачом не заманить их в свой реакционный лагерь.(Прим. ред.)253
Тем не менее, я предоставил Рою отйуск на неделю,
выплатил ему жалованье вперед, дал немного продо¬
вольствия на дорогу и несколько безделушек, которые
он может обменять на рис.Сегодня днем заместитель начальника военной полиции
в Токио полковник Лоджи предложил Кохрэну и мне
вместе с бывшим комиссаром нью-йоркской полиции Льюи¬
сом Дж. Валентайном посетить «Интернэйшнл пэлес».
Мы тотчас же согласились.Это заведение поражает меня. Это не просто величай¬
ший публичный дом в мире. Это одно из свидетельств
упорных попыток японцев отвлечь оккупационную ар¬
мию от своей цели. Здание, в котором сейчас находится
публичный дом, когда-то было частью огромного военного
завода. Когда император провозгласил капитуляцию Япо¬
нии, дирекция завода созвала совещание. Теперь было
очевидно, что вооружение больше не потребуется, а у них
простаивал завод и зря пропадали деньги и администра¬
тивные таланты; всему этому нужно было найти приме¬
нение. Какой же товар будет иметь наибольший спрос,
когда прибудут американцы?На этот вопрос ответила токийская полиция. И тогда
пять общежитий для рабочих были превращены в публич¬
ные дома. Некоторые управляющие остались на новом
«предприятии», чтобы поделиться своим опытом. Наибо¬
лее хорошенькие девушки остались в качестве проституток.
Сюда допускались только представители союзных войск.
Когда это заведение стало пользоваться большим успехом,
непочтительные американцы начали называть его «кон¬
вейером», потому что (до тех пор пока в прошлом месяце
солдатам союзных войск не запретили бывать там) по¬
сещение этого дома носило, поистине, массовый характер.Мы собрались перед кабинетом начальника военной
полиции. Нас было несколько человек: большой и добро¬
душный Валентайн, члены его миссии, несколько офице¬
ров и переводчик. Мы ехали на юго-восток до тех пор,
пока не очутились перед двухэтажными зданиями, на
которых крупными буквами по-английски было написано:
«Запрещено — венерические болезни». Когда мы подъ¬
ехали ближе, то увидели такие же надписи, но меньшего
размера, намалеванные красной краской на заборе и254
воротах. Мы въехали в небольшой Двор, й навстречу
нам тотчас же выбежала целая толпа. Все эти люди улы¬
бались нам, низко кланяясь, как продавцы в магазине,
торговля в котором идет не особенно бойко. К нам вышел
управляющий публичным домом. Это был подобострастный
тип, который говорил на ломаном английском языке.
<я только разобрал его первую отрывисто произнесенную
фразу: «Добро пожаловать! Я — доктор философии Ко¬
лумбийского университета».Прежде всего мы зашли в лазарет. Это была огромная
комната с голыми стенами, застланная соломенными мат¬
рацами. На полу под толстыми одеялами лежало около
десяти девушек. Почти все они спрятали лица, когда мы
вошли. Американский лейтенант, японец по происхожде¬
нию, и я начали расспрашивать девушку, лежавшую
в углу. Она сказала, что ей 19 лет и что она стала прости¬
туткой, только попав в это заведение пять месяцев назад.
Сейчас она была должна компании 10 тысяч иен (около
660 долларов), главным образом за одежду, которую она
покупала в лавке публичного дома. То же самое нам рас¬
сказали и другие девушки. Большинство их потеряли
свои семьи в результате американских воздушных налетов.
Некоторые лишились работы в военной промышленности.
Несколько девушек сказали, что они были гейшами. Все
они задолжали дирекции, и долг их все возрастает. Мы
спросили у них, слыхали ли они об американской дирек¬
тиве, запрещающей профессиональную проституцию. Они
ничего не слышали о ней.Мы зашли в клинику, в которой, как утверждал
управляющий, девушки проходили медицинский [осмотр
раз в неделю.Мы заглянули в помещение, где находились два не¬
глубоких бассейна, в которых девушки купались чере-
День. Мы осмотрели их общую столовую. И, наконец,
мы вошли в «бальную залу», в которой танцевали друг
с другом около ста девушек. Почти все они были в безоб¬
разных платьях восточного покроя, одетых прямо на
голое тело. Некоторым из них можно было дать не более
14 лет.Все вокруг производило жалкое впечатление: крас¬
ные бумажные ленты, спускавшиеся с потолка, поцара¬
панные старые пластинки с джазовой музыкой и хмурые255
женщины, Неуклюже двигавшиеся с таким видом, как
будто они делали какое-то неприятное им дело.«Они веселы, не правда ли? — сказал управляющий. —
Но в глубине души им очень тоскливо. Очень одиноко.
Уже две и даже три недели к ним не приходят их друзья,
американские солдаты».Из бальной залы мы направились в комнаты девушек.
Всего их было по пятьдесят в каждом здании. Каждая
из крохотных каморок отделялась низкой перегородкой,
и вместо двери висела тонкая занавеска. У входа в каж¬
дую из них цветным карандашом было написано: «Добро
пожаловать — Кими» или «Добро пожаловать — Харуко»
(таковы были имена девушек, занимавших комнаты).
Каморки были довольно чистыми. В углу лежала стопа
одеял, на полу стояло небольшое зеркало, а на стенах
висело несколько пожелтевших фотографий. Во всем зда¬
нии стоял тяжелый запах дезинфицирующих веществ.Запах был таким отвратительным, что я сбежал. Я про¬
шел через крытый проход между домами и сел на скамей¬
ку около лавки, в которой продавалась дешевая косметика
и одежда. Ко мне тотчас же, подошел управляющий.«Вы должны встретиться с руководителями нашего
профсоюза, — сказал он. — У нас настоящий профсоюз,
демократический».За ним стояли три молодые женщины — одна в ярком
кимоно, а две в костюмах европейского покроя. «Это
руководители Лиги защиты женщин, — сказал управляю¬
щий. — Вот ее председатель, — указал он на приятно
улыбавшуюся девушку, — мисс Акико Като, бывшая гей¬
ша. Мисс Сумико Хасегава, вице-председатель — бывшая
машинистка. Мисс Кими Иидзима — бывшая танцовщица».Я уже представлял себе, какой красочный очерк можно
написать об этих женщинах, эксплоатируемых в публич¬
ном доме, которые восстают против администрации, требуя
повышения зарплаты и улучшения условий труда. Я по¬
просил управляющего выйти.Женщины рассказали мне, что им от 26 до 29 лет. Все
они попали в это заведение в декабре 1945 г., и теперь
у них накопился долг от 4000 до 6000 иен (266—400 дол¬
ларов) у каждой. «Нет, — ответила на мой вопрос Като,—
у нас нет никаких сбережений. Весь наш заработок уходит
на одежду и косметику, которые мы покупаем у компании».256
В теченйе суток каждая женщйна «обслуживает» в сред¬
нем 15 солдат, каждый из которых платит 50 иен, или
3 доллара 30 центов. Половина этой суммы идет админи¬
страции, а половина остается у женщин. Из этой половины-
женщины платят за питание, медицинское обслуживание,
косметику и одежду.Я быстро подсчитал: в сутки 250 женщин «обслужива¬
ют» 3750 человек. Это означает ежедневный доход
в 6200 долларов для предприятия. Недурно даже для
владельцев военных заводов!Я спросил с надеждой: «Ваш профсоюз, ваша Лига
защиты, наверное, встречает препятствия в своей деятель¬
ности со стороны администрации?»Они удивились:—Нет, никаких препятствий. Админи¬
страция к нам относится очень дружелюбно, и вообще
профсоюз был создан по предложению управляющего.«Тогда какой же это профсоюз?»—	Дело было так,— рассказала Като.— В течение че¬
тырех месяцев дела у нас шли хорошо, мы дружили с
солдатами и помогали устанавливать прочные культурные
отношения между Японией и Соединенными Штатами.
Но в прошлом месяце солдатам запретили посещать нас.
С тех пор к нам в день тайком пробирается лишь 8—10
человек. Мы однажды обсудили это и решили, что нам
слишком скучно жить так и что это очень нехорошо для
традиционной американо-японской дружбы. Тогда управ¬
ляющий сказал нам: «Почему бы вам не организовать
профсоюз?» Вот мы и организовали его. Затем профсоюз
обратился с петицией к генералу Макартуру.«Ваше превосходительство! — писали мы. — После то¬
го как закрыли «Интернэйшнл пэлес», американские
солдаты очень одиноки и тоскуют по дому. До сих пор
мы считали своим долгом скрасить их пребывание здесь.
Мы просим Вас, Ваше превосходительство, снова открыть
наше заведение и позволить нам приободрить скучающих
по дому американцев».U мая 1946 г.	ТОКИОНачальник штаба американской армии генерал Дуайт
А. Эйзенхауэр, прибывший в город на несколько
Дней, сегодня встретился с корреспондентами. Он не17 м. Гейн257
Сообщил нам ничего особенно интересного. По его мнению,
главная проблема в оккупированных странах состоит
в перевоспитании населения в духе демократии. Он счи¬
тает, что оккупация Германии — более сложная задача
и продлится дольше, чем оккупация Японии. Он выразил
веру в Организацию Объединенных наций. Но самый зна¬
чительный момент нашей встречи с нцм состоял не
в том, что он сказал, а в том, как он это сказал,
а также и в том, как отнеслись «парни Батаана»1 к сво¬
ему гостю.В битком набитом зале здания токийского радиоцентра
почти нельзя было найти человека, на которого Эйзен¬
хауэр не произвел бы впечатления.Однако к вечеру «парни Батаана» начали усиленно
выпытывать у нас, какое именно впечатление на нас произ¬
вел Эйзенхауэр, и время от времени вставляли крити¬
ческие замечания. В штабе недолюбливают Эйзенхауэра.
Официальная точка зрения здесь такова, что генерал
Макартур все равно не пожелал бы командовать на евро¬
пейском театре, потому что там участвовало множество
союзников, а это сильно осложняло задачу.«Но, — по словам ближайших помощников генерала
Макартура, — «старик» никогда бы так не уступал ан¬
гличанам, как уступал Эйзенхауэр. Эйзенхауэр, в конце
концов, стал пешкой в руках англичан и поэтому-то он
им так нравился».Опытный военный глаз видит в Эйзенхауэре не только
соперника генерала Макартура в том, чтобы занять по¬
добающее место в истории второй мировой войны, но и
конкурента на приближающихся президентских выборах.
«Вы думаете, что Айк2 проскочит?» «Вы думаете,
что из него выйдет хороший президент?» «Не будет
ли он продолжать итти на уступки всякий раз, когда
на него окажут давление, как это было во время
войны?»1	Батаан — полуостров на Филиппинах, где в 1942 г. японцы
нанесли тяжелое поражение американским войскам, которыми
командовал Макартур. «Батаанские парни» — американские воен¬
ные, ближайшие помощники Макартура, сотрудничавшие с ним
в период боев на Батаане. (Прим. ред.)2	Фамильярное сокращение второго имени Эйзенхауэра —
Айзекс. (Прим. перев.)258
I 15 мал 1946 ь	ТОКИОДжордж Атчесон впервые выступил сегодня в качестве
председателя на заседании Союзного совета для Японии.
^ симпатизирую ему, а потому был огорчен за него. Не
найдется другого американского дипломата, который ис¬
пытал бы больше нападок, чем это выпало на долю Атчесо-
на —сначала в Китае, от генерала Патрика Хэрли, когда
Атчесон увидел, в какую трясину завела нас политика
генерала Хэрли; позже в Вашингтоне — в связи с тем же
делом, касающимся Хэрли; и, наконец, здесь, когда штаб
Макартура допустил умышленное издевательство над ним
и всей миссией государственного департамента. Когда я
прибыл в Японию шесть месяцев назад, Хэрли в Вашингто¬
не выступил с рядом обвинений против Атчесона, и тот
находился в полном отчаянии. Он хотел отразить удары,
однако осторожность, свойственная ему как дипломату,
удерживала его. Со временем Хэрли надоело это занятие,
а Вашингтону надоел Хэрли, и Джордж вздохнул с облег¬
чением. Его председательство в Союзном совете явилось
для него первой реальной возможностью реабилитировать
себя.Однако заседание с самого начала пошло по неправиль¬
ному пути. Дебаты сосредоточились на петиции японского
народа, представленной генералу Макартуру и Союзному
совету после первомайского митинга. Петиция содержала
целый ряд жалоб и обращалась с просьбой об их удовле¬
творении. Теперь .генерал Деревянко обратился с вопросом,
что предпринято штабом в связи с петицией.«Переводчики этого документа, — сказал Атчесон, —
полагают, что оригинал его написан на иностранном язы¬
ке, а затем переведен на японский... Соединенные Штаты
не одобряют коммунизм ни у себя дома, ни в Японии,
однако в обеих странах коммунистическим партиям предо¬
ставлена возможность свободно развиваться и организо¬
ваться. Я лично считаю, что документ содержит несо¬
мненные признаки коммунистической пропаганды».Деревянко был явно ошеломлен. Он прошептал что-то
своему политическому советнику. «Я внимательно слушал
г_на председателя, — сказал он наконец, — однако я не
мог понять, какая связь существует между всем тем,
что он говорил, и рассматриваемым нами вопросом».17*	259
Петиция, утверждал Деревянко, представлена народом, ко¬
торый участвовал в первомайском митинге, и «было бы
недемократично игнорировать ее под предлогом, что это
коммунистическая пропаганда».Имея в виду обвинение, выдвинутое Атчесоном, что
оригинальный текст петиции был написан на иностранном
языке, Болл заявил, сделав гримасу: «Г-н председатель,
я лично не отвечаю за этот документ».Не могло быть сомнения, какой иностранный язык
Атчесон имел в виду, когда говорил об оригинале петиции.
Для всех нас это была большая сенсация. Это было первое
официальное обвинение, что русские явились причиной
волнений в Японии и что текст протеста, который якобы
исходил от японского народа, на самом деле был составлен
русскими агентами, а затем переведен на японский
язык.Существовало лишь одно авторитетное агентство в То¬
кио, на экспертизу которого Атчесон мог послать этот
перевод — известная «Объединенная секция устного и
письменного перевода». Мы с Кохрэном тотчас же напра¬
вились в шумное здание агентства и обратились к одному
из его главных руководителей. После того как мы обещали
сохранить его имя в тайне, он сказал:«Дело было так. Они [американцы] пришли к нам и
заявили: «Это японский документ. Подумайте, нет ли ка¬
ких-либо признаков того, что он переведен с русского?»
Мы очень тщательно изучили его и затем сказали им, что
нет, абсолютно никаких признаков. Новая японская кон¬
ституция была самым явным переводом. Любой учащийся
японского колледжа мог сказать, что это был перевод
с английского. Но этот документ [петиция] написан на
японском — хорошем, идиоматически богатой японском
языке».Мы с Кохрэном направились затем в штаб коммунистов,
который помещался в захудалом двухэтажном школьном
.здании, пожертвованном партии его владельцем. «Боль¬
шая тройка» — Токуда, Носака и Сига — совещалась в
крохотной комнатке. Они впервые услышали о выпаде
Атчесона и были потрясены им. Мы попросили их выска¬
зать свое мнение на этот счет.260
Приблизительно 27 или 28 апреля, рассказывали они,
встретились около 70 представителей профсоюзов, для
того чтобы обсудить проведение первомайской демонстра¬
ции. На этом совещании было решено направить петицию
генералу Макартуру и Союзному совету для Японии и
был избран комитет для составления петиции. В списке,
который нам показали, значились главным образом имена
социалистов и независимых профсоюзных лидеров из
Осаки. В день 1 Мая петиция была оглашена на массовом
митинге, а затем была избрана делегация для вручения
ее Макартуру.Носака вызвал коммуниста, который был членом де¬
легации, состоявшей из четырех человек. Этот человек
рассказал:«Нас было четверо — два социалиста, один корейский
коммунист и я. Мы направились в штаб генерала Макарту-
ра, но часовые не пустили нас. Затем мы пошли в амери¬
канское пссольство (где живет генерал Макартур) и переда¬
ли петицию сержанту военной полиции. Он сказал нам,
что ему ничего об этом неизвестно, а мы просили его
просто передать петицию верховному главнокомандующему.Мы также рассказали сержанту об одной из своих пре¬
тензий, содержавшихся в петиции, — нашу претензию
относительно лейтенанта Ангуса. Эта претензия была
связана со стальной компанией в Кобэ. Компания платила
60 иен (4 доллара) в месяц ученикам и 200 иен в месяц лю¬
дям с 8-летним стажем. На 200 иен семья не может про¬
жить и четырех дней. 14 поэтому профсоюз потребовал
пятикратного увеличения зарплаты. Но шли недели, а
администрация отказывалась встретиться с представите¬
лями профсоюза или принять их петиции. Люди отчаялись..
Наконец, они направились к резиденции президента ком¬
пании, и тот был вынужден принять их. Но вскоре к дому
подъехали японские полицейские и заявили, что у них
есть приказ от американского лейтенанта Ангуса из пре¬
фектуры о том, чтобы рабочие покинули помещение.На следующий день рабочие вернулись к дому прези¬
дента компании и начали требовать у него повышения
зарплаты. Пока они спорили, кто-то обнаружил в доме
большой запас спрятанного продовольствия. В пылу воз¬
мущения был нанесен некоторый ущерб частной собст¬
венности. Позже американские военные полицейские261
арестовали руководителя профсоюза. Они же охраняли
представителей администрации компании, пока те срывали
объявления профсоюза, заявляя рабочим, что лейтенант
Ангус требует прекращения всяких беспорядков.Мы рассказали все это сержанту и просили его пере¬
дать это верховному главнокомандующему, и он пообещал
нам. Тогда мы ушли. Эта петиция была нашей, японской
петицией, и в ней говорилось о наших японских проб¬
лемах». .Мы с Кохрэном отправились в клуб и узнали, что не¬
сколько корреспондентов произвели проверку у японских
филологов, которые пришли к тому же самому заключе¬
нию, что и эксперты «Объединенной секции перевода».
Мы оправдали Атчесона лишь за недостаточностью улик:
он был новым человеком и не допустил бы подобного вы¬
пада по своему почину. Но мы никак не могли успокоиться,
и все пытались представить себе, в чьей хитроумной го¬
лове в штабе могло зародиться подобное обвинение, для
какой цели и кто в штабе окончательно одобрил этот шаг.16 мая 1946 г.	ТОКИОУтром Кохрэн, Льютер, Джо Фромм из «Уорлд рипорт»
и я прикололи свои официальные зеленые значки и по¬
ехали в парламент, где должно было состояться заседание
«первого демократического парламента» Японии. Заседа¬
ние еще не началось, и в коридорах толпилось множество
полицейских в форме и штатском, репортеров, курьеров
и членов парламента, среди которых можно было безоши¬
бочно узнать старых политиканов; мелькали и новые лица,
среди последних были женщины.В ожидании начала заседания я разговорился с неко¬
торыми новыми членами парламента, прежде всего с со¬
циалисткой Сидзуэ Ямагуци. Ямагуци 28 лет, но она вы¬
глядит как школьница в своих носочках, одетых поверх
чулок. У нее свежее, приятное лицо и движения спортс¬
менки. Когда я впервые увидел ее, она бежала за кем-
то по коридору. Ямагуци — дочь богатого владельца вело¬
сипедного завода, на котором она раньше работала в262
качестве врача-диэтетика. Когда началась избирательная
кампания, сам Ямагуци выставил свою дочь кандидатом
в парламент. Мне рассказывали, что женщины голосовали
за нее потому, что она женщина, а мужчины — потому,
что она хорошенькая.После нее я беседовал с ультранационалистом, кото¬
рого встретил в Киото. Он, казалось, был в восторге,
встретив меня здесь, хотя я подозреваю, что он пытался
отравить меня при нашей первой встрече, так как я был
одет в военную форму, и он подумал, что я пришел аре¬
стовать его как военного преступника. Я сказал ему, что
серьезно заболел после нашей встречи в Токио, и описал
ему симптомы своей болезни. Он сказал мне с сочувствен¬
ной улыбкой: «Это похоже на отравление». Это небольшого
роста круглолицый человек с чувством юмора и явным
пристрастием к еде, вину и женщинам. Он сказал, что его
программа состоит всего из одного пункта: борьба с ком¬
мунистами. Мы договорились, что он будет давать мне
консультации относительно политических тенденций, а я
буду его приглашать к себе обедать.Когда мы попрощались, он крикнул мне вдогонку:
«Не забудьте сакэ и, пожалуйста, не отравите меня!»Возвращаясь на галерею для прессы, я встретил Одза-
ки, «отца парламентаризма», который величественно плыл
по коридору в сопровождении своей свиты. К нему обычно
относятся с большей почтительностью, чем даже к самому
императору. Я остановил его, чтобы сообщить, что учеб¬
ники по английскому языку, которые он просил меня до¬
стать для него, должны прибыть на этих днях. Он не по¬
нял и вынул инструмент, очень напоминавлий длинную
курительную трубку. Он засунул тонкий конец трубки
себе в ухо и показал мне жестом, чтобы я прокричал свой
вопрос в другой конец трубки. Я проделал это несколько
раз, но безуспешно. Наконец, один из его помощников
взял трубку из моих рук, и мое сообщение таким обра¬
зом достигло его слуха. Одзаки кивнул мне в знак благо¬
дарности и поплыл дальше. Он выразил желание выступить
сегодня в парламенте, и все депутаты почтительно со¬
гласились.В своей речи Одзаки настаивал на новой системе выбо¬
ров спикера. Он говорил очень долго, пока, наконец,
менее почтительные члены палаты не начали кричать263
«Довольно, прекратите!», а почитатели Одзаки стали ши¬
кать на них. Одзаки продолжал говорить в этом бедламе
и, видимо, до него не доносилось ни звука.Сегодня в течение дня было множество выступлений
масс, как и на протяжении всего прошлого месяца. Когда
мы вышли из парламента, мы увидели демонстрацию,
в которой участвовали тысячи железнодорожных рабочих.
Они силой проникли во двор резиденции премьер-министра,
но их выгнали оттуда японские полицейские при помощи
американской военной полиции. Теперь они терпеливо
ожидали возвращения делегации, направившейся в парла¬
мент с требованием повысить зарплату, увеличить пайки
и создать новое правительство.Эти волнения отчасти объясняются голодом, отчасти
пробудившейся надеждой и ростом политической созна¬
тельности. Выдача пайков в городах задерживается на
две недели и больше. Цены катастрофически растут, а
зарплата остается на прежнем, невероятно низком уровне.
И, наконец, японские рабочие начинают пробовать свою
силу. 1 мая в Японии насчитывалось почти 2700 тысяч
рабочих, объединенных в профсоюзы, или в шесть раз
больше, чем в какой бы то ни было другой период. Хотя
тысячи рабочих не отдавали себе отчета, почему именно
они вступили в профсоюз, многие тысячи всерьез воспри¬
няли приказ, изданный генералом Макартуром шесть
месяцев назад и требующий, чтобы Сидехара поощрял
развитие профсоюзного движения, «исполненного такого
достоинства, которое дало бы ему возможность оказывать
влияние и обезопасить рабочего человека от эксплоатации
и злоупотреблений...».Правительство Сидехара было обычным правительством
дзайбацу, которое всегда оставалось глухим к требованиям
профсоюзов. И поэтому при умелом руководстве комму¬
нистов и социалистов рабочие вышли на улицу. Демонстра¬
ции стали школой для рабочих и для политических де¬
ятелей, ибо Япония не привыкла к зрелищу, когда тол¬
пы рабочего люда идут мимо окон премьер-министра и
требуют создать им более обеспеченную жизнь. Она также
не привыкла слышать, чтобы императора поносили тысячи
людей, собравшихся на площади перед императорским
дворцом. И кабинет Сидехара был первым кабинетом,264
вынужденным выйти в отставку в результате уличныхдемонстраций.Следующей ступенью в этой школе является всеобщая
забастовка. До сих пор коммунисты оказывали сдерживаю¬
щее влияние. Говорят, что коммунисты не уверены в том,
какую позицию займут американцы, если рабочие на шах¬
тах, на коммунальных предприятиях и железных дорогах
начнут забастовку. Эти сомнения вполне обоснованы.
В штабе растет уверенность в том, что рабочие вообще,
и в частности коммунисты, требуют слишком многого.
Это обстоятельство уже привело на протяжении текущего
месяца к двум предупреждениям со стороны начальника
штаба.Остряки в штабе говорят, что мы хотим в Японии иметь
свободное и сильное рабочее движение «при условии,
если оно будет ручным».Пока рабочие устраивают демонстрации, вызывая беспо¬
койство штаба Макартура, японские консервативные Пч>
литические деятели продолжают строить свои планы.
Несравненная и неразлучная пара — Сидехара и Иоси-
да — захватила в свои руки две главные консервативные
партии, даже не участвуя в выборах; Сидехара стал пред¬
седателем прогрессивной партии, а Иосида — либеральной.
Сегодня днем по рекомендации Сидехара император вызвал
Иосида во дворец и приказал ему сформировать новый
кабинет.Так же как и его друг Хатояма, Иосида представляет
собой любопытный объект для изучения психолога. Это
безличный человек, который на протяжении всех своих
68 лет пользовался серым цветом как защитной окраской.
Японские чиновники, хорошо знающие его, говорят, что
им в равной мере руководят страх, честолюбие и крайний
консерватизм. Внешне деятельность Иосида была вполне
респектабельна или во всяком случае достаточно респекта¬
бельна, чтобы исключить необходимость чистки. Почти
всю жизнь он был профессиональным дипломатом. Он
усвоил все демократические штампы, и его считают членом
«проамериканской клики». К тому же перед самой войной
жандармы арестовали его по обвинению в заговоре с
целью заключить мир с союзниками и 45 дней продержали
в тюрьме.265
Однако политика в период истерии — весьма сложное
дело. Ни один человек не мог выдвинуться в 30-х годах
не доказав своей преданности господствующей олигархии!
Дипломат не мог добиться успеха только как дипломат!
Ему вместе с тем надо было быть ярьы и крайним нацио¬
налистом. Адмирал Номура, «умеренный» деятель, кото¬
рый вел переговоры с Корделлом Хэллом накануне вой¬
ны, мог сослаться на глаз, который он потерял в Корее.
Один дипломат приковылял к славе на деревянной ноге,
которой он заменил ногу, потерянную в результате бом¬
бардировки Шанхая. Другой дипломат приобрел извест¬
ность и высокий чин, избив своего более умеренного
коллегу бамбуковой скамеечкой. Третий стал послом в
Испании благодаря оскорблениям, которые он нанес Чан
Кай-ши.Иосида был тихим человеком, выдвинувшимся в этой
буйной компании. Что же именно под серой оболочкой
способствовало его карьере? На этот вопрос мне ответил
на днях один старый японец, девятнадцать лет назад
вместе с Иосида участвовавший в создании проекта, ко¬
торый ошибочно называют «меморандумом Танака».Это было в 1927 г. — в год прихода Чан Кай-ши к вла¬
сти, когда японские офицеры более молодого поколения
все решительнее стали требовать «положительных» дей¬
ствий в Маньчжурии.27 июня в министерстве иностранных дел в Токио была
созвана конференция восточных стран под председатель¬
ством премьер-министра барона Гиици Танака. Конферен¬
ция должна была разработать новую политику для Китая
с особым учетом японской зоны влияния в Маньчжурии
и Монголии. В конференции участвовало 23 человека,
которые в общей сложности встретились пять раз. Многие
участники этой конференции до сих пор являются видными
фигурами. Два генерала сейчас сидят на скамье подсуди¬
мых в качестве военных преступников. Один из трех
адмиралов — Номура — служил в Вашингтоне перед са¬
мым нападением на Пирл Харбор. Один впоследствии
стал видным банкиром и был связан с экспансией Японии.
Видной фигурой среди участников этого блестящего сбо¬
рища был генеральный консул Мукдена Иосида.Иосида играл важную роль по двум причинам. В ар¬
мии он был известен как «агрессивный дипломат». Он
также был зятем ближайшего советника императора.5	июля 1927 г. конференция одобрила меморандум,
озаглавленный: «Основы японской политики в Китае».
Тему этого меморандума можно изложить в двух фразах:
«Маньчжурия и Монголия должны считаться районами,
не имеющими отношения к Китаю, поскольку в них особо
заинтересована Япония», и «Задача Японии заботиться
о сохранении мира, экономическом развитии и социальной
стабильности этих двух районов».Этот документ не показали императору, поскольку он
не требовал его подписи. Но в следующем месяце Иосида
и другой участник конференции направились в Дайрен,
для того чтобы познакомить с новой политикой японских
чиновников, прибывших из Маньчжурии, Монголии и
Северного Китая. Таким образом, Иосида был одним
из первых сторонников этой грабительской политики,
которая истощала и сотрясала Азию в последующие во¬
семнадцать лет.Следует отметить, что не существовало никакого «ме¬
морандума Танака». «Меморандум», о котором на весь
мир провозгласили китайцы, а затем американцы, видимо,
был планом агрессии, представленным неким японским
офицером в Маньчжурии одному из участников конфе¬
ренции в Токио и, возможно, даже самому Иосида. Ме¬
морандум попал в руки какого-нибудь китайского или
корейского агента и был опубликован. Документ, извест¬
ный под названием «меморандум Танака», оказался про¬
роческим. Такой же оказалась и политика, намеченная
с помощью Иосида.Таков был один из первых шагов в карьере «умеренно¬
го» Иосида. Он стал заместителем министра иностранных
дел при бароне Танака и помогал разрабатывать авантю¬
ры, предпринимавшиеся японцами в Китае. В последую¬
щие годы он прилагал все усилия, чтобы убедить Италию
признать марионетку Маньчжоу-го свободным и незави¬
симым государством. Будучи послом в Англии, он обсуж¬
дал с Риббентропом первые наметки пакта держав «оси».
Подобно другим пожилым дипломатам, он провел годы
войны в уединении. Подобно им, он предвидел роковой
конец и вместе с принцом Коноэ замыслил обратиться
к союзным державам.267
Однако через 50 лет, а может быть и меньше, национа¬
листическая Япония будет с благодарностью вспоминать
Иосида как человека, который, вместе с другим «умерен¬
ным» деятелем — Сидехара, провел чужеземных завое¬
вателей, саботировал их приказы относительно резких
изменений в структуре старой Японии и умело и успешно
боролся за сохранение феодальной системы.Американские историки приблизительно в это же
время, возможно, будут удивляться, каким образом этот
поборник феодальной Японии был избран американским
командованием как человек, который может создать но¬
вую демократию. Ибо ни для кого не секрет, что Иосида
служит связующим звеном между японским правитель-
вом и генералом Макартуром и что у него есть пламенные
поклонники в американском штабе.Сегодня этот человек начал формировать первый «де¬
мократический» кабинет.«Балтимор сан» сегодня отозвала Кохрэна и поручила
ему заведовать новой радиостанцией. Я почувствовал себя
очень одиноким, ибо Кохрэн был для меня нг только хо¬
рошим другом и превосходным репортером; он был также
моим товарищем по работе, интересы которого совпадали
с моими. Я вел работу с японцами, а он со штабом, и нам
удалось узнать очень многое. Я не сказал ему этого, опа¬
саясь, чтобы это не звучало слишком напыщенно, но я
считал, что его отъезд будет серьезной потерей для новой
японской демократии, ибо активнее всех за проведение
реформ сейчас берутся корреспонденты, а среди них мало
людей, которые обладали бы таким умом, такой верой
в доброе начало и таким демократическим образом мыш-
ления старого образца, каким обладал Кохрэн.19	мая 1946 г.	ТОКИОПолитическая обстановка крайне напряженная. Иосида
все еще пытается сформировать новый кабинет. Но как
только ему удается подобрать себе министров, обнаружи¬
вается, что они военные преступники, подлежащие чистке.
Тем временем работа аппарата, занимающегося нормиро¬
ванием продовольствия, совсем застопорилась. На даль-268
нем севере Японии выдача пайков задерживается на це¬
лый месяц, в Токио — на 12 дней. На каждом перекрестке
происходят многолюдные митинги и демонстрации про¬
теста. Во вторник 800 человек устроили демонстрацию
перед дворцом и потребовали, чтобы им показали, чем
питается император. В пятницу состоялись восемь «продо¬
вольственных демонстраций» перед карточными бюро, вче¬
ра — двадцать. Перед парламентом и резиденцией премь¬
ер-министра непрерывным потоком движутся демонстранты.Сегодня кульминационным пунктом был массовый ми¬
тинг под лозунгом: «Мы требуем риса!» К 10 часам утра
на площади перед императорским дворцом собралось
не менее 60 тысяч человек. Они поставили рядом три грузо¬
вика и, взгромоздив на них столы, устроили трибуну для
ораторов. Председательствовал на митинге руководитель
профсоюза транспортных рабочих. Но по существу ми¬
тинг вел- сурового вида человек в спортивном костюме.
Это — Кацуми Кикунами, редактор «Асахи», глава проф¬
союза газетных работников и основатель огромного На¬
ционального конгресса производственных профсоюзов. Он
мрачно представлял собравшимся одного оратора за дру¬
гим--руководителей профсоюзов, активных рабочих и
просто рядовых людей.Одной из этих последних была 35-летняя домашняя
хозяйка, худенькая женщина, явно живущая впрого¬
лодь. Она пришла из магазина, в котором уже две недели
не выдавали риса. У нее за спиной был привязан ребенок,
и когда она в своей речи поносила полицию и чиновников,
занимающихся распределением пайков, за спиной у нее
раздавался плач ребенка.Однако большинство ораторов говорило о политике.
Они требовали отставки Иосида, создания Народного
фронта и нового правительства, в которое входили бы
рабочие и крестьяне.«Мы должны использовать привилегии, полученные
нами после войны, — кричал Судзуки, редактор «Иомиу-
ри». — Одна из них — это право производить революцион¬
ные изменения, которые создадут демократическое пра¬
вительство. Достаточно однодневной всеобщей забастовки,
чтобы заставить Иосида убраться!»Токуда говорил последним. Он резко повернулся,
стоя на трибуне, и, указав на императорский дворец,269
закрйчйл: «Мы ГолоДаем, а он?» Он обрушился на Иосида
и на военных преступников, заседающих в парламенте,
но решительнее всего он осуждал императора. «На про¬
шлой неделе, — заявил он, — мы отправились во дворец
и потребовали, чтобы нас принял император. Нас прогнали.
Не потому ли, что император не может говорить ничего,
кроме «Ах, так!»? Он передразнил императора, и толпа
завопила от восторга.Когда митинг закончился, Фромм, Кохрэн и я подо¬
шли к проволоке, дальше которой нельзя было заходить.
Здесь стояли на страже американские и австралийские
часовые. Мы разговаривали с ними, когда к проволоке
подошли шесть буддийских монахов в свободных ярких
одеяниях. Они выстроились в ряд, лицом ко дворцу и
начали по очереди бить в цимбалы и петь. После этого
они распростерлись на земле и начали молиться..Когда монахи кончили молиться, подошли трое худо¬
щавых юношей, стали лицом ко дворцу," почтительно
поклонились, а' затем молитвенно протянули руки. Один
из них сказал мне, что они студенты университета и при¬
шли выразить свою преданность императору в эти тяжелые
времена. Но он тут же поспешил заверить меня: «Мы
не реакционеры, мы вместе с народом»..Когда студенты ушли, их место заняла худенькая
пожилая женщина с квадратной коробочкой, в которой
обычно хранится прах погибших на войне. Она опустилась
на колени и начала молиться. Вскоре вокруг нее собралась
большая толпа, и многие перешли на запрещенную тер¬
риторию. Часовые винтовками оттеснили их назад. Мы
разговорились с женщиной и узнали, что в коробочке
находится не прах, а рис для императора, которого, по
ее словам, она очень любит. Чем больше она говорила,
тем больше волновалась и, наконец, горько заплакала.
Из дворца вышли полицейские и начали убеждать женщи¬
ну уйти. У императора, говорили они ей, достаточно
еды.Наконец она побрела во-свояси со счастливой улыбкой.
Полицейские сказали, что она ненормальная. У нее на
груди красовался огромный значок, который ей дал кто-
то из демонстрантов. На нем было написано: «Долой реак¬
ционное правительство!»270
Тем бременем Демонстранты построились в колонйу И
направились к резиденции премьер-министра. Кохрэн
успел насчитать 70 тысяч человек. Процессия шла мимо
здания, распевая обычные песни. Но среди них мы услы¬
шали и одну новую:«Тот, кто работает, тот ест» —На пищу право нам верните.Они также выкрикивали лозунги: «Больше продоволь¬
ствия, чтобы мы могли работать!», «Мы требуем народного
правительства!», «Сначала продовольствие, а потом кон¬
ституция!» Резиденцию премьер-министра охраняли 4 вил¬
лиса с американскими военными полицейскими, и демон¬
странты не пытались проникнуть внутрь.Через некоторое время мы отправились обратно на
площадь перед императорским дворцом, чтобы посмотреть,
что делается у ворот дворца. Толпа сильно поредела, но
в отдельных местах на площади еще стояли небольшие
группы. По сигналу одна из групп направилась к воротам
с возгласами: «Вассо, вассо!» Приблизившись к дворцу,
каждая из групп начинала танцовать, а за ней выходила
вторая группа. Нас остановил американский часовой. Мы
с ним спорили до тех пор, пока к нам не подошел офицер
и не пропустил нас с условием: «Когда эти броневики от¬
кроют огонь, вы должны убраться отсюда к чорту». «Са¬
мо собой разумеется», —ответили мы и двинулись вперед.Ширина рва в этом месте составляет футов тридцать,
и через него к массивным воротам перекинут мост. На мосту
сейчас никого не было. Толпа стояла и сидела с одной сто¬
роны моста, а с другой его стороны, перед воротами, стоя¬
ла охрана дворца, вооруженная дубинками. Еще рань¬
ше, когда толпа подошла к воротам, в результате стычки
один из полицейских был сброшен в ров и несколько де¬
монстрантов избиты. За три часа до этого во дворец про¬
шла делегация из двенадцати человек, и толпа ожидала их
возвращения. В ожидании демонстранты пели и слушали
ораторов, взобравшихся на небольшую полицейскую
будку.К 4 часам из дворца вышел один из делегатов и взоб¬
рался на будку. Он сообщил, что и император и министр
императорского двора отказались принять делегацию. Ей,
наконец, разрешили поговорить с секретарем, который271
пообещал доложить министру, а последний должен был до*
ложить императору.	0«Я первый раз попал во дворец, — заявил делегат, —
и эго просто чудо. Уборная там лучше, чем дом, в котором
я живу».Через полчаса вышли остальные делегаты. Их возглав¬
лял Кикунами, который выглядел еще более мрачно, чем
утром. Один за другим делегаты взбирались на будку,
чтобы сообщить о своей неудаче, заявляли, что они воз¬
вратятся сюда через 48 часов, и рассказывали о виденном
во дворце. Оказывается, они проникли в императорскую
кухню, заглянули в кастрюли, холодильники и познако¬
мились с императорским меню.«Что у вас будет на обед? — кричали они толпе. —
Много ли запасов в ваших кладовых? А теперь послушай¬
те, что будут сегодня кушать император и его семья...»И они перечисляли блюда и продукты, которые посту¬
пают в императорские кладовые — ежедневно свежее мо¬
локо, цыплята, свинина, яйца, сливочное масло.«Вот что кушает император и его приближенные.
Как вы думаете, понимают они, что значит слово «го¬
лод»?Но самое интересное событие сегодняшнего дня про¬
исходило в другом месте. После митинга, состоявшегося
утром, делегация направилась в резиденцию премьер-ми¬
нистра, чтобы потребовать ухода Иосида и распределения
запасов продовольствия между населением. Иосида отка¬
зался выйти к делегатам. В пылу спора с секретарем кто-то
(я уверен, что это был именно Токуда) воскликнул: «Ну, хо¬
рошо! Если он не хочет видеть нас, мы будем сидеть здесь,
пока он не уйдет в отставку». Тогда делегация удобно рас¬
положилась, приготовившись к долгому ожиданию. Фото¬
графы защелкали аппаратами, а репортеры начали писать
в своих блокнотах.Эта необычайная «сидячая забастовка» была последней
каплей. К концу дня в Токио насчитывалось 250 тысяч де¬
монстрантов, и нервы политических деятелей были на¬
пряжены до крайности. Советники Иосида провели почти
весь день у Хатояма, обсуждая, между прочим, тактику
действий в связи с таким общественным нажимом.К 7 часам вечера секретарь вышел и сказал делегатам-272
«Можете отправляться домой. Г-н Иосида реяшл отказаться
0т своего поста».Вполне возможно, что в этот момент Иосида действи¬
тельно был готов уйти в отставку, отчасти потому, что он
не мог найти подходящих министров, отчасти из страха
перед создавшимся положением, которое начинало напоми¬
нать настоящую революцию. Но скептик Токуда не верил
.никаким обещаниям.«Нет, мы будем сидеть здесь, — сказал он, — до тех
пор пока сам Иосида не скажет нам, что он уходит в от¬
ставку».Мы с Кохрэном в 8 часов отправились ужинать с Лео
Черном, нью-йоркским экономистом, который сейчас на¬
ходится здесь и занимается экономическими проблемами
Японии. Часов в одиннадцать нам позвонили и сообщили,
что в резиденции премьер-министра происходит нечто не¬
обычайное. Мы бросились туда. Некоторые делегаты спа¬
ли, а другие, видимо, были очень утомлены. Токуда ушел
домой, потому что у него начались боли в желудке. Деле¬
гатов сейчас возглавлял Судзуки — высокий, начинающий
седеть редактор «Иомиури». Он сказал, что не верит обе¬
щанию Иосида и намерен сидеть здесь до утра.Мы ушли оттуда в 2 часа ночи.20	мая 1946 г.	ТОКИОСегодня утром генерал Макартур опубликовал преду¬
преждение японскому народу.«Я считаю необходимым, — заявлял он, — предостеречь
японский народ, что растущая тенденция к массовому на¬
силию и процесс физического воздействия с целью запу¬
гивания под организованным руководством представляет
собой серьезную угрозу будущему развитию Японии.Хотя допускается и будет допускаться всевозможная
Разумная свобода демократического волеизъявления, фи¬
зическое насилие, которое сейчас начинают практиковать
недисциплинированные элементы, не будет допускаться
впредь. Оно представляет собой угрозу не только порядку,
но и основным целям и существованию самой оккупации.Если менее многочисленные элементы японского об¬
щества не в состоянии оказать сдерживающего влияния18 М. Гейн273
и продемонстрировать уважение к себе, как того требует
положение и создавшиеся условия, я буду вынужден при¬
нять необходимые меры, для того чтобы исправить столь
плачевное положение...»Это заявление произвело потрясающее впечатление. Я не
могу припомнить ни одного шага американцев, который
имел бы подобный отклик. В профсоюзных кругах и в по¬
мещениях левых партий царило полное замешательство.
Консерваторы не скрывали своего ликования.Как только о заявлении стало известно в резиденции
премьер-министра, «сидячие забастовщики» покинули зда¬
ние. Все демонстрации, назначенные на сегодня и на дру¬
гие дни недели, отменены. Японская печать, которая до
сих пор заявляла народу, что у него нет других средств
изменить состав кабинета, как только выходить на улицу
и устраивать демонстрации, поспешно била отбой.Правые социалисты, которых к Народному фронту тол¬
кало зрелище огромных толп народа, марширующих по
улицам, теперь облегченно вздохнули и заявили, что им
нужно время, чтобы пересмотреть этот вопрос «в свете но¬
вых обстоятельств». Два левых лидера признались мне
в частной беседе, что борьба проиграна.А Иосида, под которым еще вчера вечером колебалась
почва, сегодня прочно стоит на ногах. Он объявил, что
завтра будет готов список членов кабинета и что в него
войдет неразлучный с ним Сидехара. В заявлении Макар¬
тура Иосида усмотрел поддержку для себя, как это и было
на самом деле.21	мая 1946 г.	ТОКИОВ конце прошлого года один полковник рассказал мне
любопытную историю. Речь шла об «Ассоциации отдыха
и развлечений» — величайшей в мире компании по тор¬
говле живым товаром.9	сентября, за два дня до вступления в Токио, 1-я мото¬
механизированная дивизия блокировала дорогу близ Цио-
фу на пути к Токио. Все были в волнении: хотя до сих пор
все шло гладко, никто не мог сказать, чего следует ожидать
от фанатичной японской военщины, когда оккупанты вой-274
дут в столицу. Американцы следили за каждой тенью и вска¬
кивали при каждом шорохе.Глубокой ночью американцы услышали звук прибли¬
жающегося грузовика... Когда он был уже близко, один
из часовых закричал: «Стой!» Грузовик остановился, и
оттуда вышел японец и группа молодых женщин. Осторож¬
но они направились к ожидавшим их солдатам.Когда они подошли совсем близко, японец остановился,
почтительно поклонился и сказал:«Привет от «Ассоциации отдыха и развлечений»!Этот рассказ, а также отдельные слухи от этой органи¬
зации, которые доходили до нас время от времени, заста¬
вили нас с Кохрэном отправиться сегодня днем в правление
этой организации. Мы остановили свою машину на Гин¬
зе, главной улице Токио, и поднялись по лестнице в глав¬
ную контору, помещавшуюся в большом шумном зале,
где сидело множество клерков, машинисток, счетоводов.
В связи с отсутствием президента Ассоциации нас встретил
его «главный советник» Масанао Канецика. Канецика был
изысканно одет, отлично владел английским языком, ко¬
торому он выучился за время своей многолетней работы
ресторатором в Соединенных Штатах. Расторопный и дело¬
витый, Канецика рассказал нам историю Ассоциации.«15 августа 1945 г., — сообщил нам Канецика, — в день,
когда император объявил об окончании войны, японское
полицейское управление вызвало к себе президентов семи
главных увеселительных компаний в Токио. Среди них
были компании, ведавшие ресторанами, кабарэ, чайными
Домиками гейш и публичными домами. Начальник управ¬
ления обратился к президентам со следующими словами:«Господа,—сказал он, — в Японию прибывает аме¬
риканская армия. Мы боимся, что американцы причинят
вред нашим женщинам — нашим женам, дочерям и сестрам.
Нам нужен амортизатор. Кроме того, мы хотим, чтобы аме¬
риканцам понравилось здесь и чтобы они стали нашими
Друзьями. Поэтому правительство приказывает вам создать
Центральную ассоциацию, которая будет заботиться о раз¬
влечении американцев».«А как же быть со средствами?»—спросил кто-то из них.—	Правительство позаботится о том, чтобы вы не нуж*
Дались в средствах.18* 276 -
Гак 23 aBrycta, еще до того как американцы вступили
на японскую землю, была создана эта Ассоциация на ко¬
оперативных началах. Капитал ее составлял 30 миллионов
иен (2 тысячи долларов), предоставленных Ипотечным бан¬
ком. Стоимость каждой акции была 10 тысяч иен, и они
приобретались компаниями и частными лицами. (Полков¬
ник Лоджи сообщил мне, что некоторые акции были пода¬
рены «в знак уважения и восхищения» высокопоставлен¬
ным японским чиновникам.)Затем от начальника специального отдела 8-й армии
полковника Вилсона было получено разрешение на откры¬
тие дансингов. Наряду с ними были открыты также увесе¬
лительные дома. «Ассоциация отдыха и развлечений» бы¬
ла во всеоружии.К тому времени, когда командование запретило амери*
канцам посещать токийские публичные дома, дело в Ас¬
социации было поставлено на широкую ногу. В ее централь¬
ном управлении насчитывалось 450 служащих, на службе
у нее состояло 2 тысячи танцовщиц (большинство которых,
если не все, нелегально занималось проституцией) и 350
явных профессионалок. В одном только Токио Ассоциация
имела 33 увеселительных заведения, в том числе знаме¬
нитый дансинг «Оазис» на улице Гинза, который славился
собственной профилактической станцией для военных, по¬
мещавшейся в специально сооруженном здании. Ассоциация
имела также два отеля и кабарэ на морском курорте в Ата¬
ми, гостиницу на горном курорте Хаконе и гостиницу
в Ицекава под заманчивым названием «Страна грез». Для
женщин, состоявших на службе в Ассоциации, имелось
два лазарета, ина рассылала своих агентов в сельские
местности Японии и в города, подвергавшиеся сильной
бомбардировке, для вербовки подходящих служащих. В То¬
кио сейчас официально насчитывается 668 публичных до¬
мов, в которых числится 8 тысяч женщин, однако Ассоци¬
ация находится все же вне конкуренции. У нее самые хо¬
рошенькие девушки, покупающие одежду у компании в кре¬
дит! У нее на службе находятся такие люди, как Канецика,
которые обеспечивают «культурное обслуживание» посе¬
тителей,^ наконец, она пользуется покровительством япон¬
ского правительства. Канецика жаловался нам* «Почему
командование запретило посещать наши заведения? Мы ста¬
рались сделать пребывание американских солдат здесь как276
можно более приятным. Мы хотели, чтобы они встречались
с хорошенькими японскими девушками...»Однако Канецика решительно не желал пессимистиче¬
ски смотреть на будущее. «В Японию будет' приезжать
все больше и больше американцев; в распоряжение жена¬
тых мы предоставим первоклассные отели и рестораны,
а для многих холостых...»27	мая 1946 г.	ТОКИОХотя я лег вчера почти в 5 часов утра, я заставил себя
подняться в восемь, чтобы не пропустить прощальной бе¬
седы бригадного генерала Дайка с представителями япон¬
ской печати. Мне любопытно услышать его по двум со¬
ображениям. Во-первых, Дайк — один из самых умных со¬
ратников генерала Макартура — славится красноречием.
Во-вторых, его заявления считают вехами в политической
истории нашей оккупации.Возглавляемый Дайком отдел штаба Макартура известен
под названием Отдела гражданской информации и про¬
свещения. Это один из трех важнейших отделов, ибо он
в первую очередь занимается духовной жизнью побежден¬
ной Японии — школами, прессой, кинофильмами, театром,
книгами, журналами и даже марионеточными представ¬
лениями.Этот отдел ведет упорную борьбу с японским профсою¬
зом газетных работников. Единственная причина этой борь¬
бы — политика. Некоторые видные члены профсоюза, яв¬
ляясь редакторами или сотрудниками крупнейших токий¬
ских ежедневных газет, решительно нападали на прочно уко¬
ренившийся консерватизм. Они обрушивались на кабинет
Сидехара — Иосида за крах системы нормирования, за
саботирование реформ, за политические махинации в усло¬
виях, когда Япония голодна и раздета. Они преследуют
некоторых наиболее отъявленных военных преступников,
которые продолжают оставаться у власти. Они требуют
подлинных реформ не на словах, а на деле. Все это раз¬
дражало штаб, который прилагал все усилия к тому,
чтобы сохранить нынешний кабинет у власти. Сегод¬
няшнее выступление Дайка представляет собой контрмеру,277
рассчитанную на то, чтобы обуздать профсоюз газетных
работников.18 мая Дайк встретился с генералом Макартуром и за¬
ручился его согласием относительно обуздания профсою-
за. В течение последующей недели отдел гражданской ин¬
формации и просвещения дважды неофициально заявил
издателям японских газет, что они «не должны терпеть
никакого вмешательства со стороны профсоюза».Речь Дайка была шедевром тех туманных разглаголь¬
ствований, с помощью которых штаб сейчас осуществляет
свою власть над японцами. Позже я перечитал свои замет¬
ки и мог найти в них очень мало такого, что представляло
бы подлинный интерес. И все же я припоминаю, что япон¬
цы на пресс-конференции все время чему-то удивлялись.
Это объяснялось намеками и недомолвками, которые сей¬
час являются основным средством определения и измене¬
ния политики и поведения японцев.Дайк сделал два конкретных предложения, оба срав¬
нительно безобидные: о создании ассоциации издателей
и об основании школы журнализма. Однако толпа кор¬
респондентов, заполнившая комнату, больше интересова¬
лась на первый взгляд несущественными деталями.«Свобода печати, — сказал Дайк, — требует, чтобы по¬
литику газеты определяли люди, назначаемые издателями.
Японское правительство или верховное командование, так
же как и всякие другие группы, не должны диктовать ре¬
дакционную политику, если речь не идет об общей поли¬
тической линии. Политику газеты должен определять че¬
ловек, назначаемый издателем, которого последний счи¬
тает наиболее пригодным к этому... Важно создать круп¬
ные союзы... Но если какой-нибудь сотрудник газеты не
согласен с ее редакционной политикой, он имеет полное
право выйти в отставку и поступить работать куда-нибудь
в другое место».Ьсе разошлись в глубоком молчании. На улице я встре¬
тил сотрудника одной из больших японских газет, кото¬
рый обычно пишет передовые статьи. «Вы спрашиваете,
какоЕо мое мнение? — сказал он. — Я думаю, что это
еще больше ограничит нашу возможность высказывать
сеои взгляды. Кроме того, это еще больше расширит пра¬
ва старей клики. Эти люди больше не будут отступать*
Сьи теперь будут возвращаться в газеты толпами».278
Выступление Дайка сильно взволновало многих из нас.
£ думаю, что американские читатели не найдут ничего
пагубного в утверждении, что свооода слова предоставляет
издателю право определять редакционную политику своей
газеты или что человек, которому не нравится политика
его газеты, может уйти из нее, куда ему угодно. Но все
дело в том, что мы неверно понимаем то, что творится в Япо¬
нии сейчас. В Японии совершаются невероятные вещи
под тем простым предлогом, что именно так они делаются
в Соединенных Штатах.Япония сейчас не похожа на Соединенные Штаты. Она
все еще представляет собой не подвергшуюся реформе
агрессивную страну, в которой шовинистические органы
по существу сохранились в неприкосновенности. Мы здесь
должны еще многое разрушить, прежде чем мы сможем
начать осуществлять свои созидательные планы. Многие
американцы здесь слишком скоро забыли, что мы вступили
в войну не только для того, чтобы отомстить за потопление
нескольких наших линкоров в Пирл Харбор, но в первую
очередь для того, чтобы преобразовать Японию, чтобы она
больше не смогла навязать нам войну.И, безусловно, одной из наших целей должно быть соз¬
дание подлинно демократической печати. Не такой печати,
которая лишь мастерски копирует лексикон американской
буржуазии. Это должна быть народная печать, выражаю¬
щая нужды, стремления и чаяния народа — его презре¬
ние к правительству старой клики, требование увеличить
пайки или повысить заработную плату, чтобы семья мог¬
ла хорошо питаться хотя бы два раза в день, стремление
к преобразованиям.И все же старая клика и ее приспешники снова контро¬
лируют печать. На днях я спросил редактора одной из
крупнейших газет Японии — «Асахи», что стало с сотруд¬
никами газеты, подвергшимися чистке в качестве военных
преступников.«О, они наверху», — сказал он.—	Что значит «наверху»? Вы их расстреляли?«Их нельзя расстрелять. Это их газета. Они получают
жалованье, и у них есть отдельный кабинет для совещаний
наверху».Забастовавшие работники «Асахи», организованные
в профсоюз, изгнали военных преступников с их старых279
должностей. Но слова, сказанные Дайком, сейчас озна¬
чают, что эти люди в силу таких понятий как «свободная
предпринимательская инициатива», «свобода слова» и «так
делается в США» снова могут диктовать редакционную
политику «Асахи» и заявлять своим сотрудникам, требую¬
щим реформ, чтобы они убирались вон со своими дикими
радикальными идеями.Мы пытаемся навести порядок и создать нормальные
условия в Японии, но порядок и нормальные условия мо¬
гут оказаться страшными вещами, если они будут служить
укреплению старого порядка.Наибольший интерес прощальной речи Дайка прида¬
вало то, что отъезд его самого на родину является след¬
ствием важных событий, происходивших здесь этой весной.Официально Дайк возвращается для того, чтобы стать
вице-президентом радиовещательной компании «Нэйшнл».
Но большинство из нас убеждено, что Дайка выжили из ар¬
мии некоторые его коллеги, завистливо относящиеся к его
острому уму и опасающиеся его внешней готовности за¬
игрывать с прогрессивными идеями. Дайк не радикал.
Он даже не либерал. Он просто проявляет большую го¬
товность, чем большинство других генералов здесь, при¬
мириться с такими вещами, как профсоюзы и социальная
безопасность в качестве неотъемлемой части национального
образа жизни. Поэтому Дайка окрестили «коммунистом»,
а один генерал даже не называл его иначе, как «этот
проклятый красный».Отъезд Дайка совпадает с окончанием политического
ледового месяца Японии. Когда я прибыл в Токио, я с вос¬
хищением беседовал с некоторыми молодыми офицерами
его отдела или отделов, занимающихся японской экономи¬
кой, вопросами труда или японского правительства. Эти
люди планировали демократизацию Японии. Они состав¬
ляли благородные директивы, предоставлявшие землю кре¬
стьянам, изгонявшие военных преступников из правитель¬
ства и гарантировавшие японскому народу основные граж¬
данские свободы.Один за другим эти мечтатели исчезали. Одни возвра¬
щались домой, потому что скучали без своих семей или
стосковались по родным местам. Другие уезжали в пол¬
ном замешательстве, а третьих выживали. На их место280
назначались «надежные» офицеры. Было много разговоров
о передаче управления Японией гражданским экспертам.
Но гражданские лица, нанятые в Соединенных Штатах,
к их великому ужасу, были поставлены под абсолютный
контроль полковников и генералов. Поскольку военщина
прочно держалась в седле, дух обновления постепенно
заглох. Остались только одни красивые слова.Сами японцы очень быстро уловили эту перемену.
На днях один японский издатель сообщил сотрудникам
своей газеты, что на первой стадии оккупации он считал,
что американская армия была готова изменить всю соци¬
альную и политическую структуру Японии. «Теперь, —
сказал он, — я убедился, что генерала Макартура инте¬
ресует исключительно борьба против коммунизма».В прошлом году, который можно было назвать «порой
обещаний», военщина очень неохотно принимала дирек¬
тивы из Вашингтона (остававшиеся, впрочем, только на
бумаге). Она отвечала на них туманными обещаниями
в духе полученных приказов, помогавшими поддерживать
дух побежденного народа, по крайней мере, на том этапе.
Однако теперь наступила «пора действий», и военщина
не хотела никаких радикальных изменений.Великолепная директива о земельной реформе, состав*
ленная в прошлом году двумя способными молодыми людь-
ми из отдела Дайка, до сих пор гуляет где-то нл шестом
этаже здания Дайици Создавшуюся в то время обстанов¬
ку охарактеризовал один офицер генерального штаба, кото¬
рый, ознакомившись с официальным американским про¬
ектом, воскликнул: «Это же коммунизм, чистейший ком¬
мунизм!»Другая важная реформа — роспуск дзайбацу — заст¬
ряла в недрах отдела по борьбе с трестами и картелями,
который должен был проводить ее в жизнь. В этом отде¬
ле, который иронически переименовали в «отдел по сохра¬
нению дзайбацу», говорят обычно: «Не можем же мы уни¬
чтожать наших лучших союзников».Мы издали целый ряд директив, которые поощряют
объединение рабочих, призывают население принимать не¬
посредственное и активное участие в политической жизни
и даже специально предусматривают, что мы сами будем
держаться в стороне, если японский народ пожелает си¬
лой свергнуть старый порядок. Однако когда рабочие,281
возглавляемые профсоюзами, вышли на улицы с плаката¬
ми, требующими отставки правительства старой клики,
отдел по вопросам труда выступил с заявлением, что проф¬
союзам не разрешено принимать участия в политике.
«Занимайтесь только вопросами заработной платы и
условий труда, как это делают профсоюзы в Америке!»
Но это — «не Америка», это страна, переживающая ре-
волюцию, которую мы сами сознательно поощрили, что¬
бы искоренить в Японии феодальные идеи и институты.
Людям, которые составляли первые директивы президен¬
та Трумэна относительно Японии, была известна эта ак¬
сиома, но многие американцы здесь не знали ее: простой
человек, когда он проявляет активный интерес к политике,
лучше всех в мире может отстаивать демократию.Однако военщина не только поэтому возражает против
решительных реформ. Здесь все одержимы мыслью о «пред¬
стоящей войне с Россией». Повсюду — в Вашингтоне,
в Москве, в Париже — бесспорно, происходят трения
с Советами. Послы обмениваются язвительными замеча¬
ниями, из одной столицы в другую посылаются ноты и
угрожающие демарши. Но все это еще область дипломатии.
Здесь же мы живем сейчас в атмосфере передовой линии
фронта, критические сообщения корреспондентов по пово¬
ду той или другой стороны деятельности штаба все чаще
вызывают, здесь гневные замечания:«Мы воюем с русскими. А вы на чьей стороне?»Поскольку война с Россией кажется неизбежной, то¬
ропятся отказаться от реформ. Мы больше не хотим осуж¬
дать виновных—монополистов, реакционеров. Это сейчас
может вызЕать социальные осложнения, а ни один генерал
не захочет никаких осложнений в сфере своей деятельно¬
сти. Кроме того, он не хочет устранять людей и группиров¬
ки, которые охотно примут участие в войне с Советами.Старая мечта о Сибири еще не забыта в Японии. На
днях один консервативный член парламента сказал мне,
что Сибирь «>доьлетворила бы все нужды новой японской
демократии». Старая клика снова хотела бы попытать
счастья.Многие из нас приходят в отчаяние, видя все это.
Мы считаем, что картина неприглядна, с какой стороны
ни взглянуть на нее. Если генералы правы и нам действи¬
тельно придется воевать с Россией, то мы избрали себе не282
гех союзников, какие нам нужны. Социальные силы, про*
б\жденные крахом Японии, слишком сильны для того,
чтобы они могли спокойно наблюдать возрождение фео¬
дальной милитаристской и ультранационалистской Японии,
даже маскируемое всеми видами тщательно подобранных
демократических штампов. Мы лишь вовлечем себя в беду,
если станем на сторону старой клики. Но если даже такой
войны не произойдет, то мы совершаем еще большую ошиб¬
ку, ибо помогаем поддерживать не реорганизованную и
в основном даже fie ослабленную Японию, которая через
пятнадцать лет снова станет бичом Азии.
ПОРА ДЕЙСТВИЙ28	мая 1946 г,	ТОКИОЧетыре дня назад в комнате № 506 в Форестри-бил-
динг, по соседству с личным кабинетом генерала Макар*
тура, было созвано совещание почти всех отделов штаба
для разработки директив по удалению военных преступ¬
ников из экономического аппарата Японии. Подобно вче¬
рашней речи Дайка, это совещание явилось одной из важ¬
ных вех в истории оккупации.Страсти разгорелись уже на самом совещании, а оже¬
сточенные споры, продолжавшиеся и после его окончания,
еще сильнее накалили атмосферу. У меня побывало не мень¬
ше шести человек, с возмущением рассказывавших мне
о том, что происходило на совещании. Это возмущение
нетрудно понять. Уже то, что участники совещания не ре¬
шались изгнать людей, субсидировавших агрессию, было
достаточно плохо само по себе. Но еще хуже было то, что
это совещание явилось кульминационным пунктом в воз¬
рождении политической школы, базирующейся на прин¬
ципах: «Япония — наш оплот» и «Не будем уничтожать
наших лучших союзников». Одной из многих жертв кон¬
ференции было содержащееся в Потсдамской декларации
обязательство «навсегда» устранить «власть и влияние тех,
кто обманул и ввел в заблуждение народ Японии, заставив
его итти по пути завоевания мирового господства».Как и на прошлогоднем совещании по поводу полити¬
ческой чистки, присутствующие немедленно разделились
на два непримиримых лагеря. В один из них входила креп¬
ко спаянная фаланга четырех отделов штаба: G—1 (лич¬
ный состав), G—2 (разведка), G—3 (планы и операции)
и G—4 (снабжение). Эта группа нашла союзников в таких
отнюдь не военных учреждениях, как дипломатический284
отдел й отдел гражданских средств сообщения» В другом
лагере в неравных условиях оказались разрозненные пред¬
ставители трех отделов, составляющих подлинную адми¬
нистрацию Японии: отдела гражданской информации и
просвещения, руководимого генералом Дайком, возглав¬
ляемого генералом Уитни отдела по делам японского пра¬
вительства и научно-экономического отдела генерала Мар-
ката.Совещание началось в атмосфере общего согласия. Все
признавали, что Потсдамская декларация действительно
требует проведения чистки. Но на этом согласие кончилось.
Один из представителей военного лагеря отметил, что в де¬
кларации не указано, когда, именно должна быть проведена
чистка. Другой подверг сомнению силу декларации «при
существующих обстоятельствах». Макс Бишоп, представи¬
тель государственного департамента и правая рука Джорд¬
жа Атчесона, подчеркнул это положение словами:«Потсдамская декларация не является неприкосновен*
ным документом».Мой друг полковник Кресуэлл был одним из наиболее
активных представителей военного лагеря.«Если бы теперь понадобилось, — сказал он, — снова
написать Потсдамскую декларацию без нажима со стороны
общественного мнения, страстей и волнений, она оказалась
бы совершенно иной». Затем он перешел от созерцатель¬
ного подхода к проблеме к действенному:«К чорту Потсдамскую декларацию!»Как только обозначился водораздел между двумя ла¬
герями, военная группа начала утверждать, что мы не мо¬
жем рисковать, удаляя компетентных людей из экономи¬
ческого аппарата Японии.«Мы не можем в настоящее время передать управление
промышленностью десятникам», — сказал один из офи¬
церов.«Попробуйте издать эти директивы, и вы повергнете
всю промышленность средств связи в хаос», — сказал Дж.
Д. Уиттмор, начальник отдела гражданских средств со¬
общения и заместитель председателя «Чейз нэйшнл бэнк».Кресуэлл настаивал на том, что подготовленный ме¬
морандум о чистке «носит преждевременный характер»,
что генералу Макартуру следует «внимательно подумать
о тех новых осложнениях, которые может вызвать издание
Э1-ИХ директив», и что чистка «устранит всех опытных лк>
дей» из промышленности и финансов.Другой полковник, представитель отдела G—3, свел
эту проблему к вопросам тактики.«У нас в оккупационной армии в настоящий момент
слишком мало людей, чтобы мы могли пойти на риск хаоса,
устраивая чистку».В конечном счете, слова о «хаосе» сменились аргумента¬
ми типа: «А вы уверены в том, что они преступники?»По словам Кресуэлла, один из главных дефектов Потс¬
дамской декларации и подобных ей документов заключает¬
ся в том, что они основываются на предположении, будто
каждый фабрикант оружия является милитаристом.«Посмотрите на политическую чистку, которую мы про¬
вели в январе, — сказал он. — Теперь выясняется, что
мы вынуждены дисквалифицировать и удалить из общест¬
венной жизни людей, которые вступили в «Ассоциацию
помощи трону» [тоталитарная партия военного времени]
и другие подобные организации с единственной целью —
оказывать на них сдерживающее влияние».Тут вмешался полковник из отдела G—3 и заявил, что
директива «настроит против нас лучшие умы страны».
Бишоп согласился с ним, выдвинув аргумент о том, что
эта директива «не в интересах Соединенных Штатов» («Она
к тому же может задеть многих людей, которые были про¬
тивниками милитаризма»).«Риозо Асано будет затронут этой директивой, — ска¬
зал Кресуэлл, — а мне случайно стало известно, что это¬
го не следует допускать».Асано, «цементный король» Японии был также одним
из крупнейших фабрикантов оружия и сторонником за¬
океанской экспансии. После капитуляции никто в Японии
не устраивал более пышных банкетов в честь представите*
лей союзных армий, чем он.Другие офицеры назвали еще нескольких деятелей
дзайбацу, которых пришлось бы «несправедливо» подвер¬
гнуть чистке.Однако оольше всех других меня поразили три заме¬
чания, которые как бы определяли новую политическую
погоду в Японии.Кресуэлл: Может наступить время, когда нам будет
нужна сильная Япония.
Второй полковник: Мы не должны экспериментировать
с японской экономикой.Третий полковник: Оглянитесь назад на чистку в япон¬
ской армии. Она привела к ослаблению наших собствен¬
ных тактических позиций.Мало того, что мы отказываемся от всех наших высоких
идей преобразования японской экономики или откровенно
говорим о ремилитаризации Японии. Некоторые из наших
дошли уже до того, что даже уничтожение нами японской
армии считают ошибкой. Подобно британским консерва¬
тивным делегатам, выступавшим на конференции Инсти¬
тута тихоокеанских отношений за семь месяцев до капи¬
туляции Японии, полковники, очевидно, сожалеют об
исчезновении японской армии «как стабилизирующего эле¬
мента в период хаоса».3	июня 1946 г.	ТОКИОПровел несколько часов с журналистом, который ис¬
ключительно благодаря силе воли сумел стать самым зна¬
чительным человеком в японском рабочем движении. Это
Кацуми Кикунами, автор передовиц «Асахи», который те¬
перь пытается организовать рабочую федерацию, построен¬
ную по образцу Конгресса производственных профсоюзов
США. Кикунами сорок два года; это плотный человек
с пышной шевелюрой. Говорит он по-английски спокой¬
но, медленно, но безукоризненно правильно. Несмотря
на свое спокойствие, он производит впечатление человека
огромной энергии, напоминая пружину, заведенную до
отказа.Кикунами, сын бедного деревенского торговца, учился
в американской миссионерской школе в Кобэ. Он уже де¬
вятнадцать лет работает в «Асахи». В 1935—1938 гг. он
был лондонским корреспондентом этой газеты, писал в ней
об итало-абиссинской войне и о последней злосчастной
конференции по разоружению. Когда кончилась война,
он организовал союз, который изгнал из «Асахи» редакто-
ров-шовинистов. Через некоторое время он объединил проф¬
союзы токийских газет в один центральный профсоюз ра¬
ботников печати и радио. И все же кажется, что он несколь¬
ко озадачен своим положением.287
«У меня никогда не было никакого опыта работы в проф¬
союзах, — говорит он, — и я делаю ошибки в самых эле¬
ментарных вопросах».Его спасают его убежденность, внутренняя сила и му¬
жество. Спокойно, избегая резких выражений, он говорилоб	ударах, которые американцы наносят рабочему движе¬
нию, о декларации Дайка, о заявлении Макартура по по¬
воду демонстраций, о поддержке, которую Соединенные
Штаты оказыза.ог консервативным политическим деятелям.«Могут справедливо заметить, что формально ни одна
из этих деклараций не направлена против рабочих. Но аме¬
риканцы должны знать, ^то японские предприниматели
пользуются любой из них как оружием. Вам следовало бы
посмотреть, что делают японские издатели с речью гене¬
рала Дайка».Он также рассказал мне некоторые новейшие подробно¬
сти о профсоюзе, организованном служащими госпиталей
Красного Креста. Принц Симадзу, заместитель председа¬
теля Красного Креста, очевидно, жаловался американско¬
му штабу. В результате кто-то из представителей штаба
составил меморандум, призывая администрацию госпиталей
не поддаваться влиянию профсоюза и указывая врачам и
сестрам, вошедшим в него, что «подобная деятельность
наносит ущерб их престижу». Администрация тотчас же
воспользовалась этим и уволила врача, который был из¬
бран председателем союза.5 июня 1946 г.	ТОКИОДело Андо все больше и больше начинает напоминать
детективный роман. Те факты, которые стали известны
в связи с этим делом, порождают самые фантастические
предположения, переносящие нас в мир крупных интриг.
Сегодня я обнаружил, что это относится не только к рядо¬
вым любителям, вроде меня, но и к таким профессионалам,
как капитан Н., который уже три месяца занимается этим
делом.«Видите ли, в чем тут дело,— сказал он мне. — Компа¬
ния «Дай-Ан» имеет объявленный капитал в 100 тысяч иен.
Однако в прошлом году ее прибыль составила 500 мил¬
лионов иен. Я познакомился с ее операциями. В них288
чувствуется та смелость, та изобретательность и те резервы
капитала, которыми в прошлом обладали только дзайбацу
или императорский двор.Андо — владелец шести крупных фирм. Он председа¬
тель токийской частной Автомобильной ассоциации, в ко¬
торой насчитывается 8 тысяч членов. Его люди сидят в ко¬
миссии по распределению горючего. Он контролирует ком¬
пании, изготовляющие шины и части для машин. Факти¬
чески вы не можете иметь в Токио автомобиль, не платя
дани Андо. Он владелец целого ряда мыловаренных заво¬
дов, буксиров и лихтеров, автопарков, инженерных со¬
оружений и недвижимости. Он может построить вам надвор¬
ные строения или завод, проложить новые телеграфные ли¬
нии или шоссейные дороги, предоставить рабочие руки
для любого строительства, каким бы крупным оно ни было.Андо—гангстер. Однако он в близких приятельских от¬
ношениях с принцем Такамацу, братом императора. Он
в дружбе также с членами кабинета, с «королями» черного
рынка в десятке городов и со многими японскими генера¬
лами. На каждый десяток его помощников приходится
девять военных.До войны японское министерство иностранных дел ор¬
ганизовало множество фальшивых «культурных» учрежде¬
ний. Теперь они снова возродились, причем Андо — один
из финансирующих их «ангелов-хранителей», принц Така¬
мацу — их покровитель, а «святой отец» Кагава занят
их организацией.Андо имеет в своем распоряжении любое нужное ему
число японок. Вместе с тем он пользуется также услугами
многих европейских женщин: русских белоэмигранток, не¬
мок, итальянок, бывших любовниц фашистских гаулейте¬
ров, дочерей эмигрантов, шпионок. Многие из них рабо¬
тают в американском штабе в качестве конторщиц, теле¬
фонисток или переводчиц. Одна из них сказала мне, что
она не одобряет методов Андо, но что она «в долгу» у него.
Другая девушка — русская, которую зовут Марией, вы¬
полняет для Андо «специальные поручения». Мне известен
случай, когда Андо заплатил одной японской девушке
Ю тысяч иен за то, что она провела воскресный день в го¬
рах с американским офицером.Около двух месяцев назад я обедал с Андо. Я приехал на
°бед с японской девушкой, которая работает у меня. Через19 м. г«йя	289
полчаса Андо предложил мне 20 тысяч иен на то, чтобы
финансировать предвыборную кампанию и провести эту
девушку в парламент. В другой раз Андо сказал мне:
«Я знаю, что за мной следят, но я слишком большой чело¬
век, чтобы обращать на это внимание. Я привык добивать*
ся того, чего хочу — если возможно — законными пу¬
тями».Теперь сопоставьте все эти факты, как это сделал я,
и постарайтесь догадаться, в чем тут дело. Может быть,
Андо — «вывеска», прикрывающая капиталовложения им¬
ператорской семьи и некоторых дзайбацу, которые пытают¬
ся скрыть свое богатство. Может быть, он — укрыватель
колоссальных количеств военного снаряжения, которое
японские генералы утаили после капитуляции. А возмож¬
но, он — казначей организации, которую можно назвать
«генеральным штабом японского подполья».Капитан Н. предложил мне сопровождать его, когда
он в следующий раз поедет к Андо со светским визитом.7	июня 1946 г.	ТОКИОЯ узнал о любопытном эпизоде, относящемся к широко
разрекламированной и надолго отложенной земельной ре¬
форме. После ожесточенных споров с японским правитель¬
ством, продолжавшихся несколько месяцев, американские
эксперты по земельному вопросу разработали проект аг¬
рарной реформы и отправили его на утверждение по «офи¬
циальным каналам». Этот проект уже пять недель лежит
под сукном, так как начальник штаба считает, что в нем
есть «привкус коммунизма». Тем временем Атчесон пред¬
ставил Союзному совету для ознакомления японский план
реформы. Этот план, отвергнутый и разоблаченный аме¬
риканскими экспертами как фальшивка, был снабжен сле¬
дующей рекомендацией Атчесон а:«Хотя этот законопроект аграрной реформы нельзя счи¬
тать совершенным, он означает крупный шаг вперед...»
Эксперты, которые шесть месяцев трудились в поте лица
над разработкой проекта, даже не были извещены заранее
о том, что японский план будет представлен на рассмотре¬
ние Совета. Они не понимают также и того, какая цель
преследуется этим ходом.S90
русские и английские члены Совета немедленно пред¬
ставили свои собственные планы земельной реформы, при¬
чем английский план был в значительной степени осно¬
ван на разумных советах экспертов штаба Макартура.
В то время как это происходит на авансцене, за кулисами
помещики продолжают готовиться к черному дню, рас¬
пределяя свои земли среди подставных владельцев. Весь¬
ма характерно, что по японскому плану вопрос о том, кто
имеет право приобретать землю в соответствии с «ре¬
формой», должен решаться местными комитетами, нахо¬
дящимися полностью в руках помещиков.8	июня 1946 г.	ТОКИОТотчас же после завтрака Ли Мартин, представитель¬
ница агентства Оверсис Ньюс, Гордон Уокер и я заехали
за капитаном Н. и отправились в контору Андо. Ли — пре¬
лестная женщина и лучшая подруга Сэлли,— побывавшая
в Китае и на Филиппинах, только что приехала сюда с
намерением провести здесь некоторое время.Здание компании «Дай-Ан» — узкая, аккуратная че¬
тырехэтажная постройка на улице Гинза. Внизу находилось
небольшое число служащих и несколько ожидающих, сре¬
ди которых были люди с военной выправкой. Капитан Н.
повел нас наверх. На каждой площадке нас разглядывали
молодые люди, при виде которых я невольно вспомнил
второразрядные фильмы о гангстерах. На третьем этаже нас
встретил небольшой худощавый человек, отрекомендовав¬
шийся профессором Иосида, начальником отдела иностран¬
ных дел.Андо ждал нас, стоя посреди комнаты в верхнем этаже.
Это был статный, представительный человек с подвижным
лицом и седеющими волосами. Он был в сером костюме
хорошего покроя и имел вид дипломата, прибывшего с ви¬
зитом доброй воли. Он сказал нам: «Добрый вечер» и,
очевидно, истощив весь свой запас английских слов, про¬
вел нас к удобным низким креслам в конце комнаты.Эта большая комната представляла собой странную
смесь будуара куртизанки и «святая святых» банкира.
На одной стене висело огромное зеркало, явно предназна¬
ченное для спальни, на другой — картина, изображающая19'291
обнаженную женщину в натуральную величину. Под кар¬
тиной был размещен полный комплект старинных саму¬
райских доспехов. В комнате преобладал белый цвет:
на стульях — белые чехлы, а диван покрыт шкурой бе¬
лого медведя. В углу стоял небольшой письменный стол
с целой батареей телефонов. Прямо надо мной висел
небольшой портрет генерала Макартура с его автографом.Андо, слова которого переводил Иосида, заверил нас
в своей любви к Соединенным Штатам и к американским
корреспондентам. Он назвал нам некоторых из них, ко¬
торым он, по его словам, «оказал некоторые небольшие
услуги». Он заявил, что наш визит делает его особенно
счастливым, так как он в первый раз встретился с жен-
щиной-журналисткой.«Мы должны как-нибудь ознаменовать это событие»,—
заметил Андо. Он сказал что-то по телефону. Вошла мо¬
лодая женщина и подала Андо небольшой черный футляр.
Андо открыл его и вынул жемчужное ожерелье.«Это для вас, миссис Мартин, — сказал он, — в знак
того, как высоко я ценю ваше посещение».Ли начала говорить, что она никак не может... Она
все еще протестовала, когда Андо надел ей на шею ожерелье
прямо поверх ее военной гимнастерки с галстуком.«Боже мой, — сказал капитан. — Держу пари, что да¬
же он должен был заплатить пару сотен долларов за эту
вещицу».Жемчужины в ожерелье действительно были крупные
и блестящие.Ли все еще продолжала протестовать, когда вошел круп¬
ный, дородный человек с низким лбом, коротко острижен¬
ными волосами и плечами профессионального борца.«Это господин Мацу да, —.сказал Андо. — Он началь¬
ник моего общего отдела».Любопытно было наблюдать за отношениями между
этими людьми. Андо и Мацуда разговаривали друг с дру¬
гом с дружеской фамильярностью. Оба они обращались
к Иосида в тоне презрительного приказания, а Иосида
казался возбужденным и несчастным. Я вспомнил слышан¬
ное мною где-то замечание, что профессор Иосида хотел
бы оставить службу у Андо, но не решается сделать это.Сам Андо предоставил мне случай ближе познакомиться
с ним. Он заметил, что в данный момент наиболее неотлож¬292
ной необходимостью является установление контакта меж¬
ду японцами «высших классов» и американцами. Я тот¬
час же согласился с ним и выразил сожаление о том, что
никто не хочет помочь установлению этого контакта.«Вот, например, принц Такамацу,—сказал я.—Мне
дали понять, что он умный человек, и я делал всевозмож¬
ные попытки для того, чтобы увидеться с ним. Но япон¬
ское правительство и двор настаивают на том, чтобы я пред¬
ставил свои вопросы в письменной форме. Я хочу беседо¬
вать лицом к лицу, я не хочу никаких письменных интер¬
вью с кем бы то ни было».«Вы правы, — сказал Андо. — В этом нет никакой не¬
обходимости. Когда вы хотели бы увидеть принца? Я устрою
это для вас».Я назвал следующий понедельник, и Андо ответил,
что я непременно увижу принца в назначенный мною день.«Почему бы вам всем не поехать вместе со мной в клуб
Вакатомбо? — спросил он. — Отпразднуем нашу первую
встречу за столом и побеседуем».Ли отправилась с Андо в его большой сверкающей ма¬
шине. Уокер и я последовали за ними в наших виллисах.
Клуб скрывался за пошатнувшимся забором. Внутренний
двор был опрятен и посыпан гравием, а у входа стояли
молодые женщины, вышедшие нас приветствовать. Мы сня¬
ли обувь, и нас провели по лабиринту коридоров в боль¬
шую комнату — одну из двадцати двух комнат в этом
доме. Обои и цыновки на полу были новенькие, в нише
висела простая и красивая картина-свиток, а массивный
лакированный столик в фут вышиной был отполирован
до блеска.Служанки бесшумно скользили взад и вперед по ком¬
нате. У каждой из них было бриллиантовое кольцо, пода¬
рок Андо. Они принесли сласти и бутылку виски Гаген-
хеймера, которая стоила невероятных денег в этой стране
неочищенных напитков.«Я всегда езжу сюда с моими американскими друзья¬
ми, — сказал Андо. — У меня их от двухсот до трехсот
в одном только штабе. Я считаю, что после такой тяжелой
работы им необходимо развлечься...»Он назвал некоторых из своих гостей — генерала,
судью, нескольких известных офицеров, нескольких293
корреспондентов и двух-трех членов союзных миссий в
Японии.«Но не все американцы мои друзья. Ведь среди амери¬
канцев есть и коммунисты. Вы знаете м-ра Конда?»Я знал Дэва Конда, дельного начальника отделения
кинематографии, который интересовался стараниями Андо
проникнуть в кинематографическую промышленность.«Мистер Конд все время борется против меня. Я знаю
это. Есть люди, которые меня информируют. Вы слышали
о полковнике...? [Этот полковник был только что аресто¬
ван за спекуляцию на черном рынке в тот самый момент,
когда собирался выехать в Соединенные Штаты. ] Мне
кажется, что полковник не любил меня, и вы видите, ка¬
кой с ним произошел прискорбный случай. Разве не пе¬
чально было бы, если бы и м-ра Конда постигло нечто по¬
добное? Ему действительно нужно ехать домой».«Мистер Андо очень энергично борется с коммуниз¬
мом», — заметил Мацу да.«Я буду бороться с коммунизмом до конца моей
жизни, — сказал Андо. — Я вложу в эту борьбу все, что
имею. Я стою за демократию и за сохранение император*
ского строя».«А что вы думаете об императорском строе? — спросил
меня Мацуда. — Вы не считаете, что это строй, который
нельзя приравнять ни к одному другому и который оказы¬
вает благотворное действие на наш народ?»Я поспешил согласиться с тем, что его действительно
нельзя приравнять ни к одному другому строю.«Я буду сотрудничать с Соединенными Штатами, — за¬
явил Андо. — Я вкладываю полмиллиарда иен в ряд ки¬
нотеатров, которые будут демонстрировать американские
фильмы. Я намерен также основать тихоокеанскую паро¬
ходную линию. У меня грандиозные планы».Служанки начали вносить кушанья. Тут были жареные
креветки, такие нежные, что таяли во рту, тонкие телячьи
отбивные котлеты в сухарях, цыплята в белом вине, а для
любителей — свежая рыба, маринованная редиска, осьми¬
ног и другие японские лакомства. Андо самодовольно слу¬
шал наши комплименты.«Мне ни к кому не надо обращаться, — сказал он. —
Все, что вы видите на столе, мое собственное. Рыба достав¬
лена моими собственными рыболовными судами, мясо дают294
мои собственные стада, а зерно — мои собственные поля.
Продукты сюда мне привозят на моих собственных грузо¬
виках».Я начинал понимать, почему в одном официальном до¬
кладе было указано, что Андо истратил в шесть недель4	миллиона иен (около 260 тысяч долларов) на развлечения.К шести часам мне надо было ехать на обед, и я был
вынужден откланяться. Андо и Иосида проводили меня.«Не забудьте о беседе с принцем Такамацу, — сказал
Андо. — Мы будем с вами друзьями, не так ли?»10	июня 1946 г.	ТОКИОУтром Андо отвез Ли Мартин, Уокера и меня во дворец
принца Такамацу. Пока Андо разговаривал с принцем при
закрытых дверях, мы ждали в небольшой приемной и раз¬
глядывали пышную обстановку, старинные вещи и пре¬
красный огород, который тянулся вдоль двухэтажного
дома с колоннами.Такамацу немного похож на императора. У него более
уверенные движения, более непринужденные манеры и до¬
вольно выразительное лицо. До капитуляции Японии он
служил в армии, и различные военные клики боролись
за его благосклонность, пока он не связал свою судьбу
с одной из крайних группировок.Мы расположились кружком — причем Андо сидел бли¬
же всех к принцу — и задавали вопросы. Позднее мы все
пришли к выводу, что в этой беседе не было ничего заме¬
чательного, за исключением того, что она давала нам пред¬
ставление о любопытных отношениях между принцем и
аферистом. В ответ на все наши вопросы из области поли¬
тики принц говорил: «Я не компетентен в этом вопросе».
Или: «Я предпочитаю не говорить о политике».Тем не менее он сказал, что стоит за демократию и что
императорская семья разделяет лишения простого народа.«Мы даже сами выращиваем овощи», — заметил он,
указывая на огород.Однако каждый раз, когда принц считал невозможным
для себя ответить на тот или иной вопрос, Андо быстро
вмешивался с объяснением:«Его императорское высочество думает, что...»295
Иногда он прерывал принца, иногда отвечал на наш во¬
прос раньше, чем принц успевал открыть рот. Это не был
смиренный верноподанный, находящийся в присутствии
полубожественного члена императорской семьи. Эти лю¬
ди держались, как равные, пожалуй, даже как друзья.Когда мы вышли, Андо задержался. Мы воспользова¬
лись этим для того, чтобы заглянуть в книгу посетителей
в обширном вестибюле. В этой книге мы нашли имена наи¬
более высокопоставленных представителей оккупацион¬
ной армии.12	июня 1946 г.	ТОКИОЯ увлекся игрой в покер и был весьма доволен собой,
выиграв почти 400 долларов, как вдруг вошел Джон Рич
из Интернэйшнл Ньюс Сервис и заявил, что два часа на¬
зад он послал в Америку сообщение об аресте Андо.Уокер и я бросились к телефону. Хотя было около часу
ночи, мы разбудили всех агентов, которые, по нашим све¬
дениям, работали по этому делу, и потребовали от них
объяснений, почему нам ничего не было сказано. Все они
отказывались верить этому сообщению и обещали нам
проверить его.Ничего не разузнав, мы отправились затем в полицей¬
ское управление столицы, чтобы проверить список арестов,
произведенных в течение дня японской полицией. Андо
не был упомянут в нем, но дежурный агент американской
военной полиции предложил нам подождать сержанта.
Сержант так и не явился, и в три часа ночи, когда нам
уже надоело ждать, мы уехали. Я хотел бы думать, что
Джон ошибся, но он слишком осторожный корреспондент,
чтобы допустить такую оплошность.13	цюня 1946 г.	ТОКИОСэлли сегодня выехала из Сан-Франциско на пароходе
«Генерал Мейгс». У меня самое праздничное настроение.
Япония — это целый мир разрушений и обманутых на¬
дежд, и Сэлли будет очень трудно приспособиться здесь,
но это все же лучше, чем жить порознь. Дом приведен296
в порядок и покрашен, а зловонный запах, который он
приобрел за несколько лет из-за запущенности помещения
л маринованной редиски, частично выветрился. Теперь
остается только найти приличную обстановку, засыпать
яму, оставшуюся во дворе после того как было взорвано
бомбоубежище, и нанять новую прислугу.Домовладелец нашел для меня мрачную женщину,
которая говорит, что она была кухаркой в германском
посольстве. Льютер, который гостит у меня, разделяет
мои сомнения на этот счет. На днях я выразил желание,
чтобы завтрак начинался с апельсинного сока. Кухарка
посмотрела на меня с недоумением:«Вместо супа?»Я подтвердил свое приказание. Она действительно
подала апельсинный сок... в горячем виде. В другой раз,
подав первое блюдо, слуги исчезли. Я нашел их в саду
за рассаживанием цветов. Когда я сделал им замечание,
кухарка ответила хмуро:«Это пустырь. Мы обязаны засадить его».Хотя я разделяю ее пристрастие к садам в честь победы,
ей все же придется уступить место повару, который будет
посвящать себя садоводству в более подходящие часы.Джон Рич был прав. Сегодня утром один из моих ин¬
форматоров сообщил мне по телефону, что Андо был аре¬
стован по прямому приказанию полковника Р. С. Брат¬
тона из военной разведки. Мы не нашли никакого пись¬
менного свидетельства о его аресте, потому что Андо и
Мацуда были не «арестованы», а «изолированы в виде
предохранительной меры». Тайна не была открыта ни одно¬
му из других агентств, занимающихся расследованием
подобных дел. Представители военной разведки держат
язык за зубами, но после того как я четыре месяца зани¬
мался делом Андо, их информация мне не нужна. Несмотря
на арест Андо, здание компании «Дай-Ан» было открыто
и служащие работали. Я не поднимался наверх.Штаб Макартура вот уже несколько недель точит нож
против газеты «Иомиури». Известно, что это дело дошло
по «официальным каналам» до самого генерала Макартура
и получило его благословение.297
Всем известно, что «Иомиури» являлась бельмом на
глазу для штаба. В то время как большинство других га¬
зет привыкло ходить по струнке, «Иомиури» оставалась
на воинствующих позициях. Она содействовала удалению
Сидехара. Она насмехалась над Иосида. Она упорно
разоблачала неприглядное прошлое военных преступников,
стоящих теперь у власти. Она поддерживала демонстра¬
ции как демократическое выражение несогласия. Иногда
она выражалась резко. Иногда она ошибалась. Но мы жи¬
вем в такое время, когда люди , говорят пронзительными
голосами, когда происходят разрушение и восстановление.
«Иомиури» более чем выполнила свой долг в отношении
создания новой Японии. То, что она говорила, влияло
на миллионы людей. Больше того, она оказывала влияние
на другие газеты, побуждая их своим собственным приме¬
ром защищать реформы и демократию.Действуя таким образом, «Иомиури» столкнулась с на¬
шей политикой — не с той политикой, с которой мы всту¬
пили в Японию десять месяцев назад, а с новой полити¬
кой, очертания которой обозначились за последние десять
недель. Теперь мы заключили прочный союз с людьми
и группировками, против которых «Иомиури» ведет борьбу.
Однако расправа будет вершиться не во имя новой амери¬
канской политики, а под благородным предлогом защиты
«свободы слова». Хотя в декабре 1945 г. союз действительно
подписал соглашение, по которому он получил правр
участвовать в определении политического направления
газеты, теперь мы утверждаем, что это соглашение не было
демократичным. Оно, мол, ущемляло право издателя Баба
определять политический курс «Иомиури».Несколько времени назад Баба предъявил правлению
своего издательства ультиматум с требованием уволить
шесть «бунтарей» во главе с главным редактором Судзуки.
Правление отказалось принять какие-либо меры. Вчера
Баба отправился к генералу Бэйкеру, начальнику отдела
печати. Бэйкер вполне справедливо повторил ему несколь¬
ко раз, что направление японской прессы его совершенно
не касается. Однако когда Баба сбился при перечислении
шести фамилий, Бэйкер взял листок бумаги, лежавший
на его письменном столе, прочел остальные фамилии и
спросил:«Это те самые люди?»298
Баба с торжествующим видом вернулся в редакцию
«Иомиури» и, по словам человека, который провел с ним
почти весь день, сообщил своим служащим, что Бэйкер
приказал ему уволить шесть человек, о которых шла речь.14	июня 1946 г.	КАРУИЗАВАСегодня утром Уокер, его помощник Хару Мацу ката
и я выехали из Токио на курорт Каруизава в поисках об¬
становки для моего дома. Мы взяли с собой прицеп на
случай, если мне повезет.Это была приятная поездка на расстояние около сотни
миль. Дорога долго извивалась среди полей, пыльная и
неровная, словно изрытая оспой. На крошечных затоплен¬
ных водой рисовых участках женщины в широких шаро¬
варах и конусообразных соломенных шляпах- возились
с зелеными побегами риса. На пшеничных полях крестьяне
растирали пальцами стебли: испытанный способ проверки,
к которому прибегают крестьяне во всем мире перед на¬
чалом жатвы.Мы колесили и кружили по дороге, объезжая горы,
пока не выехали, наконец, к полосе сосновых лесов, стоя¬
щих над слоем сырых, пушистых облаков. Это и есть Ка¬
руизава, где до войны отдыхали дипломаты, миллионеры
и богатые куртизанки, не выносившие убийственной лет¬
ней жары в Токио. Во время войны здесь нашли себе
убежище богатые или. осторожные японцы и маленькая
армия немецких и итальянских дипломатов, советников и
шпионов.Поднялись по узкой дороге, обсаженной деревьями,
и остановились у японской гостиницы, где я когда-то жил
раньше. Хозяйка приветствовала меня, как сына, давным-
давно потерянного из вида. Это была маленькая, смор¬
щенная и очень веселая женщина. Мы заказали две уголь¬
ные жаровни для приготовления пищи и направились
наверх в наш двухкомнатный номер. Хару, у которого
здесь есть дом и множество знакомых, ушел. Уокер и я
растянулись на соломенных цыновках. Бумажные стены
были раздвинуты, и я видел старинный буддийский храм
по ту сторону дороги и ощущал тяжелый, аромат курений,..299
носившийся в теплом воздухе. Маленькие полуголые ре¬
бятишки играли в бейзбол во дворе. Я погрузился в не¬
бытие... Моим следующим ощущением было прикосно¬
вение твердой руки. Кто-то энергично расталкивал меня.
Голос, несомненно принадлежавший американцу, сказал:«Проснитесь!»Перед нами было двое военных полицейских, которые
требовали, чтобы мы покинули гостиницу, так как воен¬
ным не разрешалось в ней находиться. Мы утверждали,
что мы штатские. Полицейские обещали выяснить этот
вопрос у своего командира. В обеденное время, когда мы
ели палочками рагу из консервированной тушонки с бо¬
бами, вошел молодой лейтенант. Он только что получил
от своего полковника распоряжение, запрещавшее пре¬
бывание штатских в японских гостиницах.«Послушайте, — сказал я ему. — Здесь есть солдатская
гостиница, но нам, как штатским, там жить нельзя. Однако
нам, как находящимся на военной службе, не позволяют
останавливаться и в японских гостиницах. Где же мы
должны жить?» В голосе лейтенанта звучало смущение.
«Полковник предлагает, чтобы вы переселились в пансион
Гер дера, — сказал он.—Там довольно хорошо».«Гер дер — бывший местный гаулейтер, — вмешался
Уокер. — Ведь он как будто находился некоторое время
в тюрьме Сугамо по подозрению в военных преступлениях?»Лейтенант сказал, что, пожалуй, это было именно
с Гер дером. Уокер и я заявили, что не хотим иметь ника¬
кого дела с этим человеком.Мы провели ночь в доме Хару, который все еще оста¬
вался заколоченным со времени войны. В тишине только
что наступившей ночи мы услышали тоненький мальчише¬
ский голосок, говоривший по-немецки:«Мама, в том пустом доме какие-то люди. Что они там
делают?»15	июня 1946 г.	КАРУИЗАВАКупил полный гарнитур прекрасной плетеной мебели
для гостиной и веранды. С теми вещами, которые уже
имеются в доме, и двумя взятыми напрокат армейскими
койками у Сэлли для начала будет достаточно мебели.300
Прежде чем выехать обратно в Токио, мы посетили
Сабуро Курусу — «посла мира», который был команди¬
рован в Вашингтон накануне войны. Мне хотелось знать,
заинтересован ли Курусу в том, чтобы продать свои ме¬
муары чикагскому синдикату «Сан». Курусу — элегант¬
ный, красивый, самоуверенный человек — заявил нам,
что пока еще не считает возможным «сказать все». Вошли
его две хорошенькие дочери, и мы целый час болтали о
пустяках и притворялись, что никто из нас не интересуется
политикой. Курусу рассказал нам про Хатояма, который
жил здесь во время войны. По его словам, Хатояма очень
серьезно относился к своим занятиям земледелием и время
от времени посылал свои овощи в подарок семье Ку-
Русу.«Здешние светские дамы, — сказал Курусу, — часто
жаловались на Хатояма. Они говорили: «Как мы можем
достать удобрение для наших садов, когда Хатояма встает
на рассвете, выходит на тропинку, по которой прошло
стадо, и собирает весь навоз, который он может найти.
К тому времени, когда мы попадаем туда, тропинка ока¬
зывается совершенно чистой, словно выметенной».23 июня 1946 г.	ТОКИОШесть месяцев назад, перед тем как отравиться, принц
Коноэ написал тоненькую книжечку мемуаров, в которых
он подробно, шаг за шагом, рассказал о вступлении Япо¬
нии в войну. Одна из наиболее очевидных задач его ме*
муаров заключалась в том, чтобы изобразить Тодзио
архизлодеем и поджигателем войны. В противоположность
ему, Коноэ изображает самого себя доблестным борцом
за мир.На основании данных, полученных мной сегодня, я
склонен назвать принца ловким лжецом.В сентябре 1940 г., когда премьером был Коноэ, япон¬
ское Печатное управление получило от правительства
распоряжение начать печатание «оккупационной валюты».
Это были японские военные банкноты, предназначенные
главным образом для обращения в районе Южных морей:
на Филиппинах, в Бирме, Малайе и Индонезии.801
В мае 1941 г., когда премьер Коноэ «боролся за мир»,
Печатное управление начало отправлять банкноты на хра¬
нение в Японский банк.В ноябре 1941 г., тотчас же после того как Тодзио сме¬
нил Коноэ на посту премьера, Японскому банку был отдан
совершенно секретный приказ о сдаче банкнот военным
казначействам.Из этих фактов, только что обнаруженных американ¬
ской разведкой, явствует, что политика была преемствен¬
ной, независимо от того, был ли премьером «миротворец»
Коноэ или злодей Тодзио. Это является лишь новым под¬
тверждением того, что Япония отнюдь не внезапно решила
начать агрессию. Она долго и тщательно готовилась к ней,
причем армия, правительство и крупная буржуазия дей¬
ствовали сообща.Это очень важный факт. Он имеет особое отношение
к новейшим попыткам доказать, что только Тодзио и не¬
которые из его друзей-заговорщиков должны считаться
военными преступниками. Самому богу известно, какая
тяжкая вина и без того лежит на Тодзио. Но отвратительно
смотреть на всех этих людей, начиная с императора и
премьера Иосида, которые вскакивают в благородном
негодовании и кричат: «Он все это сделал один!»Еще более многозначителен тот факт, что многие аме¬
риканцы сочли выгодным распространять этот новый
миф. Некоторые из них — в особенности высшие власти
в штабе оккупационных войск — отдают себе отчет, что
опровергнуть это положение — значило бы признаться
в том, что большинство людей, которых мы держим у вла¬
сти, включая императора, в действительности должно
быть предано, суду и приговорено к смертной казни через
повешение.Другие группы — главным образом бывшие изоля¬
ционисты — вынуждены высказываться в защиту этого
нового мифа, для того чтобы сохранить за собой возмож¬
ность обвинять президента Рузвельта в том, что он «спро¬
воцировал» Японию такими мерами, как эмбарго на нефть,
объявленное в июле 1941 г. Нетрудно представить, какова
будет судьба этой версии, когда будет обнаружено, что
японцы печатали военную валюту для Филиппин за
пятнадцать месяцев до своего нападения на Пир л
Харбор.302
24 июня 1946 г.ТОКИОДва опечаленных штабных офицера сообщили мне
сегодня, что генерал Макартур действительно отклонил
проект профессора Эдвардса об уничтожении дзайбацу.
Сообщение об отказе от этого проекта, отправленное в Ва¬
шингтон в начале месяца, выражало «в принципе» согласие
с основами проекта Эдвардса, но утверждало, что можно
найти способ, который менее болезненно отзовется на
японской экономике.Люди, которые передали мне эту информацию, говорят
что ответ генерала Макартура отражает мнение руководя¬
щей верхушки штаба, которое можно сформулировать
следующим образом:Всякие радикальные шаги, предпринятые в настоящий
момент против дзайбацу, серьезно повредили бы возрожде¬
нию японской экономики, что приведет к затягиванию
напряженного положения в стране.Все меры, принимаемые против дзайбацу, затруднят
положение кабинета Иосида.Эти меры должны быть справедливыми по отношению
к дзайбацу и должны быть направлены на сохранение
японских деловых традиций.27 июня 1946 г.	ИОКОГАМАГовард Хэндлман, корреспондент Интернэйшнл Ньюс
Сервис, Том Ламберт из Ассошиэйтед Пресс и я провели
здесь втроем большую часть дня в ожидании парохода
«Генерал Мейгс», на котором должны прибыть наши жены.
Нам удалось достать военные легковые машины, так что
по крайней мере в первый день своего пребывания здесь
наши женщины будут пользоваться благами цивилизации.
После этого придется вернуться к виллисам. Поздно ве¬
чером какой-то полковник сжалился над нами, пригласил
нас к себе и предложил выпить. Мы ждали целую вечность,
то выпивая, то грызя ногти от нетерпения, пока наблюда¬
тель, находившийся на крыше, не сообщил нам наконец,
что пароход уже показался'на горизонте.Мы с головокружительной скоростью помчались на
пристань, где наступил новый период томительного ожи¬
дания, пока пароход входил в маленькую внутреннюю303
гавань. Потом мы кричали и махали руками, так как
узнали (или нам показалось, что узнали) знакомые лица
на борту, и пытались задавать вопросы, которые можно
было задать с гораздо большим удобством через какие-
нибудь полчаса.К тому времени, когда мы выгрузили весь ручной багаж,
начиная с шляпных картонок и кончая лыжами, к счастью,
стемнело, и Сэлли была избавлена от созерцания раз¬
валин, которые тянутся на много миль между Иокогамой
и Токио. Мы с ней не виделись с тех пор, как она уехала
из Сан-Франциско, и теперь заполняли пробелы в наших
сведениях и говорили друг другу то, что обычно говорят
люди после долгой разлуки. Поднялись на холм к дому,
повернули на освещенную, усыпанную гравием дорожку
и увидели шеф-повара Моги в безупречно белой куртке
и двух женщин в ярких кимоно, склонившихся перед нами
в знак приветствия. Как полагается в Японии, Сэлли
сняла туфли и вошла в свой новый дом.2 июля 1946 г.	ТОКИОВот уже несколько недель служащие отдела граждан¬
ской информации и просвещения заняты разработкой ме¬
роприятий, которые могли бы дать простым смертным
возможность критиковать императора, не подвергаясь опас¬
ности попасть за это в тюрьму. Проект прошел все соответ¬
ствующие инстанции, пока не достиг начальника отдела.
Тот отверг его, объяснив, что «момент неблагоприятен».
Таким образом, по крайней мере на ближайшее время,
император останется в законодательстве страны на правах
самодержавного полубожественного монарха.Это согласуется с секретным приказом Вашингтона,
который вызвал здесь много оживленных толков. Этот
приказ был дан генералу Макартуру Комитетом коорди¬
нации иностранных, военных и морских дел в середине
апреля и настолько резко отличается от взглядов, выска¬
зывавшихся нами до сих пор, что в нем нельзя не увидеть
резкой перемены нашей политики в Японии.В приказе из Вашингтона говорится приблизительно
следующее:«Хотя Соединенные Штаты являются решительным сто¬
ронником установления в Японии республиканской формы804
правления, сам японский народ, очевидно, сочувствует
императорскому строю. Поэтому генералу Макартуру дают¬
ся инструкции помочь японскому народу в развитии кон-
ституЦИ0НН°й монархии и сохранении императорского строя.Прямой нажим на императорский строй ослабил бы
демократические элементы и, наоборот, усилил бы крайние
партии — как коммунистов, так и милитаристов. Вер¬
ховному главнокомандующему поэтому приказано тайно
содействовать популяризации личности императора не
как существа божественного происхождения, а как человека.Настоящий приказ не должен быть известен японскому
народу».Мне давно известно о попытках одного американского
генерала, находящегося здесь, убедить министерство импе¬
раторского двора, чтобы оно изменило свою политику
в вопросах информации общественности.«Пользуйтесь рекламой, — говорит он министерству.—
Смотрите на императора, как на товар, который надо
продать народу».И все же я нахожу вашингтонский приказ удивитель¬
ным. Почти до последнего дня войны офицеры из отдела
психологической войны при штабе генерала Макартура
действовали на основании приказов, в которых император
рассматривался как военный преступник. И даже если
отвлечься от этой прежней деятельности Макартура, трудно
представить себе армию Соединенных Штатов в роли со¬
ветника Хирохито по вопросам информации обществен¬
ности, занятую попытками навязать этого трусливого
маленького человечка его собственному народу. В первые
дни после победы можно было считать целесообразным
использование Хирохито, чтобы обеспечить исполнение
наших приказаний. Новый приказ выходит далеко за пре¬
делы целесообразности и относится к области высокой
политики дальнего прицела, которая представляется мне
глубоко антидемократичной и, выражаясь современными
штампами, глубоко антиамериканской.5	июля 194б\ г.	ТОКИОСегодня я был «приглашен» к полковнику У. С. Вуду,
представителю гражданской разведки, в связи с делом20 М. Гейя305
Андо. Вчера Вуд вызывал Уокера и грозил ему- военные
судом, если он не откроет ему источников своей информа¬
ции. Уокер отстоял свои позиции. Сегодня после обеда
он присоединился ко мне во время визита к полковнику.Полковник, несомненно, прощупывал почву. Ему хо¬
телось знать, что мне известно о связи офицеров амери¬
канской армии с делом Андо и откуда я получил сведения.
Я был готов сообщить полковнику все, кроме имен людей,
от которых получил информацию. Некоторые из них сами
были гостями Андо в его «клубе». Другие были подчиненны¬
ми удачливых клиентов Андо. Я не хотел подводить их
под наказание только за то, что они разговаривали со
мной, в особенности ввиду того, что армия ничего не пред¬
принимала против некоторых высокопоставленных лиц,
имена которых были названы самим Андо.Наконец, разговор дошел до угроз предать военному
суду тех корреспондентов, которые отказываются сооб¬
щить об источниках получаемой ими информации. Я ска¬
зал Вуду, что, по-моему, любой корреспондент, не исклю¬
чая и меня, приветствовал бы расследование дела. Я не
сомневался в праве Вуда требовать от нас показаний,
если бы это дело касалось государственной безопасности.
Но дело Андо — грязная помойная яма, которая должна
быть вычищена, независимо от того, заденут ли эти разоб¬
лачения армию или нет. Вуд не арестовал меня.6	июля 1946 г.	ТОКИОДело Андо официально закончено. Его судил амери¬
канский военный трибунал и нашел виновным в невыпол¬
нении приказа о сдаче оружия, в незаконном приобрете¬
нии товаров из американских гарнизонных складов и
в неподчинении приказанию о закрытии его «клуба».
Его приговорили к шести месяцам тюремного заключения
и штрафу в 3300 долларов.Мы почерпнули первые сведения о суде из коммюнике
генерала Бэйкера, в котором выражалось неудовольствие
по поводу «сенсационных газетных сообщений, превра¬
щающих этот случай неподчинения приказам в преступ¬
ное дело, в котором якобы замешаны офицеры оккупаци¬
онной армии». Коммюнике признавало, что «некоторые306
представители союзных армий посещали третьеразрядный
ночной клуб Андо» и что он «иногда делал своим гостям
традиционные подарки, вроде японских кукол и других
подобных безделушек». Однако, как указывалось дальше,
«тщательное расследование информации из всех источни¬
ков, включая прессу... не обнаружило имен каких-либо
военных чинов, которые имели бы с Андо незаконные
связи».Таким образом, дело Андо, являвшееся в лучшем слу¬
чае симптомом глубокого морального разложения ок¬
купационной армии, а в худшем — говорившее о суще¬
ствовании обширного и мощного националистического
подполья, было представлено как незначительное мо¬
шенничество, как забавная история о мелком аферисте,
который тратил неисчислимые миллионы иен на кутежи
в «третьеразрядном ночном клубе» и на «традиционные
подарки, вроде японских кукол», причем следует заметить,
что многие из этих кукол были живыми. Невероятная
многогранность интересов Андо, от кинопромышленности
и путей сообщения до императорского двора, благодушно
игнорировалась. В сущности, Андо был приговорен к тю¬
ремному заключению за хранение нескольких револьве¬
ров и двадцати коробок сигарет.И июля 1946 г.	ТОКИОКрупнейшая японская газета «Иомиури» снова стала
опытным полем для нашей политики по отношению к ра¬
бочему движению. 750 служащих газеты, после того как
их водили за нос в течение нескольких недель, сегодня
в полдень забастовали.Мрачной тенью на этой забастовке лежит деятельность
майора Даниэла Имбодена, начальника отделения прессы.
Несколько дней назад представители Баба, издателя
«Иомиури», посетили Имбодена и обсудили с ним предпо¬
лагавшуюся забастовку. Неизвестно, что сказал имИмбоден,
но Баба немедленно вызвал поодиночке своих приближен¬
ных, сказал им, что Имбоден поддерживает его, и затем
предложил им подписать заявление, выражающее согласие
с позицией, занятой им по отношению к профсоюзу. Япон-
ский’комитет трудовых отношений, который является одним20*307
йз наших лучших достижений в области 'трудового закон6*
дательства, заявил, что вся эта процедура ему не нравится.
Тогда Баба сообщил комитету, что «по мнению американ¬
ских властей» обычное рабочее законодательство заме¬
няется в данном случае «кодексом печати», разработанным
майором Имбоденом.На всякий случай Баба нанял нескольких «гороцуки»
(профессиональных бандитов) и стал ожидать осложнений.
Сегодня после обеда мы с Уокером посетили здание «Ио¬
миури» и увидели «гороцуки», охраняющих двери. Стены
с обеих сторон были заклеены плакатами. Мы пытались
увидеться с Баба, но его не было. Тогда мы отправились
на четвертый этаж, где в крошечной комнатке заседал за¬
бастовочный комитет. У самой двери лежал большой со¬
ломенный мешок, в котором было 120 фунтов риса — дар
забастовщикам. День выдался жаркий, и большинство чле¬
нов комитета были обнажены до пояса и обливались потом.
На председательском месте, угрюмый как всегда, сидел
Кикунами, автор передовиц «Асахи», который в настоя¬
щее время занят организацией Национального конгресса
производственных профсоюзов.Настроение в маленькой комнате менялось каждую
минуту, по мере того как приходили связные с послед¬
ними известиями. Только что было получено сообщение
из типографии, где еще семь человек решили присоеди¬
ниться к забастовке. На лицах у всех появились улыбки,
слышались возгласы: «Хорошо! Хорошо!», и все почув¬
ствовали себя увереннее. Но в комнате наступило мрач¬
ное молчание, когда было сообщено, что Баба вызвал
главных служащих «Иомиури», чтобы обсудить с ними
организацию своего собственного профсоюза.Майор Имбоден крайне занят. Либеральная газета
«Минпо» поместила редакционную статью о том, что Баба
стремится к захвату власти в профсоюзе газетных работ¬
ников. Имбоден сделал газете предупреждение, указывая,
что ее замечания «односторонни». Эта газета, которая
давно уже испытывает нажим со стороны Имбодена, по¬
степенно меняет, свое прогрессивное направление или
пользуется уловками, которые дают ей возможность вы¬
разить то, что, по ее мнению, должно быть выражено,
и все-таки избежать гнева Имбодена.308
«Джинмин симбун» — социалистическая газета с 250-
тысячным тиражом. Один из ее редакторов сказал мне,
что Имбоден поставил ей в вину ее «прокоммунистическое
направление» и дал ей срок до 13 июля, чтобы изменить
свой курс, грозя в противном случае закрыть ее. Было
много разговоров о свободе слова и о том, чтобы не под¬
чиняться майору. Но храбрость постепенно стала улету¬
чиваться. Во вчерашнем номере были помещены главным
образом безобидные «литературные новости». Отныне га¬
зета будет делать вид, что она выходит в аполитичной
«стране чудес».«Хоккайдо симбун», издающаяся на крайнем севере
Японии, только что подверглась одной из знаменитых
чисток Имбодена. В общей сложности из состава ее ре¬
дакции было уволено 59 членов профсоюза по обвинению
в том, что они являются «коммунистическими аферистами».
Союз, разумеется, распался. Мрачный взгляд Имбодена
на эту газету противоречит официальному мнению штаба,
который меньше месяца назад заявил, что газета «сравни¬
тельно консервативна», и отметил содержащиеся в ее
передовых статьях резкие нападки на коммунизм. Мои
японские друзья говорят мне, что эта газета была одним
из лучших провинциальных органов печати в Японии.
Они считают, что Имбоден просто добивается уничтоже¬
ния профсоюзов.17	июля 1946 г.	ТОКИОЗабастовка в «Иомиури» кончилась, и профсоюз по¬
терпел поражение.-В сущности говоря, борьбы так и не было. Пока слу¬
жащие «Иомиури» бастовали, другие организации проф¬
союза газетных работников просто наблюдали за этим
зрелищем. Так же поступили и другие профсоюзы. В са¬
мой «Иомиури» более половины служащих не приняли
участия в забастовке. Все сочувствие к забастовщикам,
которое могло быть у них, постепенно таяло с каждым
напоминанием со стороны издателя Баба о том, что аме¬
риканский штаб на его стороне.Баба организовал профсоюз своей компании и вчера
отдал его членам приказание изгнать забастовщиков,309
Маленькая армия, возглавляемая профессиональными бан¬
дитами, ворвалась в наборный цех и изгнала оттуда за¬
бастовщиков. Другой отряд направился в штаб заговор,
щиков на четвертом этаже, избил членов профсоюза и
изгнал их из здания. Десятки японских полицейских
наблюдали за этой сценой, но не вмешивались.Когда я выходил из здания, несколько печатников
догнали меня. Они просили меня передать американскому
народу, что только страх заставил их войти в профсоюз
Баба, но что сердцем они попрежнему с забастовщиками.
Один старый печатник добавил:«Генерал Макартур не знает, что делает Баба. Пожа¬
луйста, скажите ему. Скажите ему все».18	июля 1946 г.	ИВАКУНИСегодня утром вылетел из Токио на самолете в Хиро¬
симу и Нагасаки, чтобы написать несколько очерков
по случаю первой годовщины взрыва атомной бомбы. Пер¬
вая остановка была на британской базе близ Хиросимы.19	июля 1946 г.	ХИРОСИМАРано утром мы поехали в Хиросиму. Это была трудная
поездка по ухабистой дороге, неровной, как стиральная
доска. Картина разрушений медленно приближалась к
нам. В одной деревушке мы заметили первые потрескавшие¬
ся стены, в другой — несколько разрушенных домов.
После этого признаки разрушений стали нарастать, пока
мы не добрались до местности, где все было сдвинуто
с места, где кирпичи обратились в пыль, а опаленная
почва имела ржаво-коричневый цвет. Наконец, мы достиг¬
ли реки и здания на берегу, где 6 августа 1945 г. упала
первая атомная бомба. Здание напоминало обсерваторию
и частично сохранило свою форму, но его стены были
разрушены, крыша и потолки обвалились, а металлические
части с приставшими к ним кусками цемента бессильно
обвисли. Мост, находящийся поблизости, имел такой
вид, как будто мощная рука оттолкнула его в сторону,
раскрошив цемент и согнув металл.310
Мы проехали по мосту к самому большому из уцелевших
зданий. Это был восьмиэтажный универмаг, в котором
теперь, очевидно, было размещено много различных уч¬
реждений. Большая часть фасада скрывалась под двумя
огромными плакатами, рекламирующими возвращение к
нормальной жизни: это была реклама кинофильмов «Ка¬
сабланка» и «Бэби на Бродвее». На упитанных «бэби»
было минимальное количество одежды, и на этом фоне
поврежденных зданий, наряду с бедно одетыми людьми,
проходившими под ними, они были похожи на жестокие
карикатуры.Муниципалитет представлял собой большое низкое
железобетонное здание, одиноко стоящее среди обширного
безлюдного, незастроенного пустыря. Стекла в окнах
почти всюду были выбиты. Внутри здания обвалилась
вся штукатурка, и даже теперь, через год после взрыва,
она все еще хрустела под ногами. Мы искали мэра, но
не нашли и наконец решили побеседовать с его заместите¬
лем. Он сказал нам, что население города, составлявшее
320 тысяч до того как была сброшена бомба и понизив¬
шееся через неделю после этого до пяти или шести тысяч,
теперь достигло 170 тысяч. Большинство этих людей жило
за городом, и в Хиросиму их влекла сила привычки,
воспоминания или надежда.Японец говорил тихим бесстрастным голосом:«Мы считаем, что погибло 66 тысяч человек, а постра¬
дало вдвое больше. У нас в городе было 75 тысяч домов.
Две трети из них сгорело, большинство остальных зданий
обвалилось. Там, на горе Хиджи... — он показал на гору,
возвышавшуюся над городом, — ...там, на этой горе
сломались деревья в фут толщиной. Рисовые поля на рас¬
стоянии восьми миль отсюда были опалены и погибли.
Взрыв выбелил камни и запечатлел на стенах тени пред¬
метов. Вон там, на лестнице, стоял человек. Атомные
лучи оставили на стене отпечаток его тела, но его самого
мы так и не нашли».Городские власти составили пятилетний план восста¬
новления. Но прошел год, а восстановление сводится
главным образом к очистке улиц от обломков. Замести¬
тель мэра жаловался на то, что правительство не сделало
почти ничего. Власти префектуры оказались немногим311
лучше. Только после напоминания со стороны англий¬
ского командования они заглянули на японские военные
склады строительных материалов и обнаружили 15 ты¬
сяч «домов-полуфабрикатов» (несколько ‘досок, несколько
рам и чертеж) по 3600 иен (233 доллара) за каждый. Они
также выдали каждой семье пособие в размере 1000 иен,
то есть сумму, которой при существующих ценах может
хватить на сотню яиц. Не все жители Хиросимы могли
позволить себе роскошь покупки такого дома. Те, кто
не имеет на это средств, разыскивают ржавые листы желе¬
за и кирпичи и сами строят себе жилище.Население Хиросимы плохо питается. Вслед за атом¬
ной бомбой на него обрушились другие бедствия — тай¬
фуны и наводнения, которые уничтожили урожай. Про¬
довольствие подвозится в город нерегулярно. Люди чув¬
ствуют себя здесь заброшенными и мечтают о щедрости
американцев, которая возместит потери, ими же при¬
чиненные.«В прошлом месяце, — сказал заместитель мэра, —
мы закончили кампанию по очистке одного из районов
города, продолжавшуюся месяц. Мы нашли тысячу трупов.
Иногда люди начинают расчищать почву для постройки
новых домов и находят убитых или отдельные части че¬
ловеческих тел».Мы покинули муниципалитет и снова вышли на улицу,
где нас охватил зной и странный неопределенный запах.
Мимо нас прошел сильно пострадавший, еще сохранив¬
ший черные следы пожара трамвай, на подножках которо¬
го висели пассажиры. Электрическая проводка была вос¬
становлена, но поддерживающие ее металлические столбы
были искривлены и изогнуты, приняв странные очерта¬
ния. Некоторые из них напоминали швабры, так как
с их верхушек свисали старые оборванные провода. Де¬
ревья стояли черные и безжизненные, а трава, пробивав¬
шаяся небольшими участками, имела хилый вид.Мы направились к госпиталю Красного Креста —
сильно поврежденному белому ' зданию. Дежурный врач
сказал нам, что масса «атомных пациентов» уже выписа¬
лась и осталось только десять человек. Однако специали¬
сты по пластической хирургии все еще работают сверх¬
урочно, пересаживая здоровую кожу на обожженные до312
неузнаваемости лица, и десятки людей все еще приходят
в госпиталь с жалобами на странную слабость.«Кто знает, в чем дело? — сказал доктор задумчиво. —
Может быть, это воображение. Может быть, недостаток
питания. А может быть, результат атомного излучения.
Мы так мало знаем».Он вспомнил утро взрыва. Он сам был ушиблен и
оглушен, но когда обожженные и окровавленные люди
целым потоком устремились в госпиталь, он пошел в
операционную и начал работать среди крови, пыли и
извести. Он работал весь день и всю ночь и мечтал о том,
чтобы когда-нибудь кончился поток пострадавших, но они
все прибывали. Наконец он потерял сознание от уста¬
лости, а когда пришел в себя, его уже ждали новые па¬
циенты.Он сказал нам, что большинство людей пострадало
от волны горячего воздуха. Следующей причиной ране¬
ний были разбитые стекла, а также обвалы домов и об¬
рывы проводов. Само здание госпиталя наглядно гово¬
рило о том, что произошло в тот день. При взрыве бомбы
образовались волны раскаленного воздуха, распростра¬
нявшиеся по всем направлениям. Эти волны были до¬
статочно сильными, чтобы разрушить деревянные построй¬
ки и согнуть металлические оконные рамы, как это слу¬
чилось в госпитале. Все, что могло согнуться, было вы¬
гнуто наружу от центра взрыва. Многие из людей, не по¬
павших в тепловую волну, отделались незначительными
ранениями. У тех, которые пострадали от нее, были «те¬
ни» на коже в тех местах, где между их телом и раскален¬
ной волной оказались пуговицы, оконные рамы или ветки
деревьев. В колодцы попал радиоактивный песок, и ты¬
сячи людей страдали «атомным поносом», от которого
многие умирали.Мы разговаривали с молодой женщиной, которая в
момент взрыва ожидала ребенка. Ее лицо и руки были
опалены и имели темнокрасный цвет, а кожа зарубцева¬
лась и сморщилась, образовав розоватые, неровные склад¬
ки. Но ее ребенок благополучно родился и теперь лежал
рядом с ней и смеялся. Защищенный от жара телом своей
матери, он имел вполне нормальный вид. Мы сказали
женщине, что у нее прелестный ребенок, и она радостно
и гордо улыбнулась, как все счастливые матери,313
Мы снова вышли на улицу, чтобы поискать там людей,
с которыми можно было поговорить, и нашли несколько
человек. Кое-где семьи терпеливо расчищали место для
фундамента, работая голыми руками или примитивными
орудиями. Женщины кормили грудных детей, мыли
рис или возились с угольными жаровнями. Какой-то
маленький мальчик плакал. Старик поливал крошеч¬
ный огород на краю большого, засыпанного мусором
пустыря.Мы вернулись к своим виллисам, которые оставили
перед зданием муниципалитета, и на этот раз застали
около них нескольких ребят-. Мы спросили одного из них,
пострадал ли он от взрыва. Он ответил, что его не было
в городе, но что многие мальчики и девочки из его клас¬
са были здесь в момент взрыва и что у них теперь шрамы.«На них страшно смотреть, — сказал он серьезно.—
Мы очень жалеем их».Мы задали ему неизбежный вопрос:«А что ты думаешь об американцах?»Он посмотрел на других мальчишек, на мусор, на нас.
Для двенадцатилетнего ребенка он слишком тщательно
взвешивал свой ответ.«Американцы хорошие люди, — сказал он. — Они
очень добрые».15	августа 1946 г.	ТОКИОСегодня исполнился год с тех пор, как голос импера¬
тора, записанный на восковую пластинку, сообщил его
народу об окончании войны.В этот исторический для Японии день я напрасно искал
признаков самоанализа, раскаяния, проявлений того, что
уроки поражения дошли до сознания. Премьер-министр
опубликовал декларацию, полную общих фраз. Пресса
ограничилась благонамеренными словоизлияниями. Им¬
ператор находился в дворцовом храме, беседуя с духами
своих предков.Но если нет раскаяния, то есть раболепие, которое
кажется еще отвратительнее на фоне того самодовольства,
с которым принимают его победители.314
«Ниппон тайме», орган министерства иностранных дел
и императорского двора, вышел с сахариново-сладкой
передовой статьей, в которой говорилось:«Даже те, кто наиболее пламенно приветствовал капи¬
туляцию, не могли в то время представить себе, как вели¬
ки будут благодеяния, которые последуют за ней... Они
превосходят самые смелые надежды, которые год назад
осмеливались питать только наиболее оптимистически
настроенные люди...»На первой странице была помещена декларация гене¬
рала Макартура, восторженно поддерживающая законо¬
проект о земельной реформе, которую американский штаб
силой навязал японскому правительству, («Отрадно со¬
знавать, что правительство проявило мужество и реши¬
мость...») Верхняя часть страницы была занята большой
фотографией генерала, входящего в свой черный кадиллак.
Подпись под снимком начиналась словами:«Генерал Макартур, могучий полководец...»Сегодня подходящий день для того, чтобы японская
пресса начала рассказывать народу подлинную и полную
историю войны и поражения. Со времени капитуляции
прошел год, но до сих пор рассказана лишь ее небольшая
часть.В начале оккупации отдел генерала Дайка сделал
попытку изложить ее в ряде радиопередач и газетных
статей. Но американские офицеры, писавшие эти статьи,
не знали всех фактов, а что еще хуже, они пытались обе¬
лить некоторых из военных преступников, вошедших
в правительство. Правда, в «Иомиури» и нескольких
других газетах и журналах появились кое-какие интерес¬
ные материалы о развитии и росте милитаризма в Японии.
Вышло три или четыре хорошие книги. Обследователи,
собиравшие материал для составления обзора результа¬
тов стратегических бомбардировок, извлекли интересные
сведения из опроса семи сотен японских чиновников.
Кроме того, к нам начинают просачиваться некото¬
рые данные с заседаний суда над военными преступ¬
никами.Однако никому пока не пришло в голову привести
в систему эти сведения в назидание как победителям (что¬
бы они поняли большую часть того, что происходит здесь315
сегодня), так и побежденным (чтобы они могли предотвра¬
тить повторение того, что происходило в прошлом).
Возможно, конечно, что читающая публика, как здесь, так
и в нашей стране, равнодушна ко всему этому. Тем не
менее значительная часть вины ложится также на пра¬
вителей Японии, которые хорошо хранили свои тайны.
В противоположность Германии и Италии, в Японии
оказалось немного генералов или политических деятелей,
готовых все рассказать ради наживы или спасения своей
шкуры. Не сохранилось и архивов, которые могли бы
использовать американцы. На протяжении двух недель,
прошедших между капитуляцией и прибытием наших
войск, японцы предавались настоящей оргии сжигания
печатных и рукописных документов.Вот уже восемь месяцев, как я собираю обрывки ма¬
териалов, избежавшие уничтожения. Я надеялся, что,
когда сопоставлю их, передо мной откроется секретная
история японской войны и поражения. Однако эти мате¬
риалы не дают еще полной картины событий. Они дают
возможность бросить лишь беглый взгляд на беспо¬
щадную борьбу за войну, мир и сохранение полити¬
ческой власти, длившуюся четыре года под сенью
трона.Представшая передо мной картина выглядит неправдо¬
подобно даже для тех, кто знаком с историей японских
интриг. Мне постоянно нужно было напоминать себе о
том, что имеющиеся у меня данные совершенно неопро¬
вержимы. История интриг и контринтриг, которая раз¬
вертывалась передо мной, напоминала наиболее захватыва¬
ющие романы. При всей своей неполноте мои досье содер¬
жат данные о четырех больших заговорах, о четырех или
пяти покушениях на убийство, о нескольких более мел¬
ких интригах и по меньшей мере об одной попытке во¬
оруженного переворота. Иногда эти заговоры сливались
или дублировали друг друга, иногда открывались загово¬
ры в самой среде заговорщиков, одной их труппы про¬
тив другой, и трудно было провести границу между этими
заговорами.Наиболее замечательной чертой этой секретной исто¬
рии были разногласия внутри правящей клики Японии.
Некоторые из ее членов предвидели поражение и были
настроены против 'войны. Другие хотели выйти из игры316
После первых побед, когда такой выход предсТавлялСЙ
безопасным. Третьи колебались и все больше падали
духом по мере того как возрастало число поражений.
Все заговоры были направлены на заключение мира,
и их масштабы увеличивались по мере того, как таяли
силы Японии. Только представители армии, за немногим
исключением, были полны решимости. Их главным ору¬
жием против «мирных заговорщиков» был страх. Каждый
из последних знал, что армии ничего не стоит организо¬
вать убийство или даже вооруженный переворот; это
сознание внушало им робость, и они проглатывали свой
язык в такие минуты, когда необходимо было мужественно
отстаивать свою позицию.В этих заговорах стоит отметить и еще кое-что. Все
их участники принадлежали к немногочисленному высшему
слою японского общества. За исключением тех случаев,
когда привлекались подручные, представители японского
народа не принимали участия в заговорах и даже не зна¬
ли о них. Заговорщикам никогда не приходила в голову
ни одна либеральная идея. Они были заинтересованы ис¬
ключительно в сохранении «статус кво» довоенного вре¬
мени, который после поражения оказался бы в опасности.
Каждая группа заговорщиков по-своему видела спасение
Японии в одном и том же: в сохранении абсолютной и
феодальной монархии. Они считали, что все остальное
может погибнуть, но если император уцелеет после пора¬
жения, это будет означать, что со временем структуру
старой Японии можно будет восстановить.Японская правящая клика, в среде которой зародились
военные заговоры, состояла из многих элементов.В тот момент у руля стоял Тодзио со- своей гнусной
бандой военных фанатиков, честолюбивых попутчиков
и политических авантюристов. Казалось, что Тодзио,
в большей степени, чем кто-либо другой в новейшей исто¬
рии Японии, приблизился к тому, чтобы стать диктатором.
Он был одновременно премьером, военным министром,
министром внутренних дел и министром военного снаб¬
жения, главой тоталитарной «Ассоциации помощи трону»,
а в течение нескольких месяцев также и начальником
генерального штаба. В его власти были армия и полиция,
изготовление оружия и воспитание умов-317
Однако эта картина была только частично верной.
Тодзио находился у власти только по милости других
правящих групп: крупного капитала, флота, окопавшихся
бюрократов и «старейших государственных деятелей».
Кроме того, он был связан политическими правилами
и условностями, которые вели свое происхождение еще
со времен феодализма. Так, например, считалось вполне
допустимым организовать убийство своего врага, но дать
формальное обещание императору и не сдержать его счи¬
талось совершенно непозволительным.В число «старейших государственных деятелей» входили
главным образом отставные премьер-министры или при¬
дворные чиновники. В большинстве своем это были стари¬
ки, и только немногие из них занимали официальные
посты. Сила их заключалась в том, что император —
символический властитель — полностью находился под их
влиянием. Они участвовали в решениях об отставке од¬
ного премьера и о назначении другого. Прекрасно владея
искусством управления политическими марионетками, они
вкладывали нужные им слова в уста императора, поль¬
зуясь его именем, инспирировали те или иные мероприя¬
тия и таким путем добивались сохранения в Японии угод¬
ных им порядков. «Старейшие государственные деятели»
не были против войны. Они были против ослабления мо¬
нархии, а следовательно, и своего собственного положения.
Они были в союзе с крупным капиталом, с бюрократией
и с «умеренными» элементами из военного флота не из
ненависти к милитаризму, а потому что экстремисты
из армии имели обыкновение предпринимать авантюры,
в которых элемент риска был слишком велик. Это важно
запомнить, так как характер событий, о которых дальше
пойдет речь, во многом зависел от взаимоотношений между
различными кликами правящей группы.Я убежден, что Япония вступила в войну, предвари¬
тельно подробно разработав большую часть тактических
планов агрессии. Паутина японского шпионажа прости¬
ралась от Пирл Харбор до Куйбышева. Марионетки япон¬
цев ждали их почти в каждой из стран, которой они мечта¬
ли завладеть. Были заготовлены запасы стратегических
материалов, которых в среднем должно было хватить
на два года войны.318
Однако наряду с этим вниманием к мелким деталям
поражало странное отсутствие основных стратегических
целей. Японское военное командование не знало, чего
оно хочет и на чем оно намерено остановиться. Война
была для него авантюрой, а в уже охваченном войной
мире все авантюры представлялись заманчивыми. Армия
завязла в Китае и считала, что сможет выйти из этого
положения, сделав еще одну крупную ставку в азартной
игре истории.Военщина делала ставку сразу на два номера. Одним
из них был Индокитай, связанный ' крайне непрочными
узами с разбитой Францией. Согласно японским показа¬
ниям, японские войска, расположенные здесь, были пред¬
назначены для удара по Малайе, Бирме и Индонезии.
В случае капитуляции Англии все эти страны вместе
с Индией попали бы в цепкие руки Японии.Но в июне 1941 г. Гитлер напал на Россию, и офицеры
из токийского генерального штаба армии начали говорить
о том, чтобы «не пропустить советский автобус». Огром¬
ные подкрепления были направлены в Маньчжурию.
Почти все работники японского военного министерства и
генерального штаба (любопытная параллель с аналогич¬
ным предсказанием генерала Джорджа Маршалла) счита¬
ли, что Россия продержится не больше трех месяцев.
Падение Москвы должно было стать сигналом для наступ¬
ления на Сибирь. Однако японский военный атташе в
Москве начал предостерегать против недооценки способ¬
ности России к сопротивлению (новая аналогия с на¬
шим собственным опытом, основанным на данных пол¬
ковника Филипа Файмонвилла). К сентябрю 1941 г.,
когда немецкое наступление в глубь России отстало
от имевшегося у Японии расписания, в Токио начали
читать московские сводки с большим вниманием, чем
раньше.«Лозунг «не пропустить советский автобус», пользо¬
вавшийся популярностью в генеральном штабе два месяца
назад, бесследно исчез, — писал впоследствии один япон¬
ский генерал. — Вместо него вошел в моду другой:
«Кто завоюет Зондские острова, может завоевать весь
мир».Мысль о войне с Россией была временно оставлена,
и генеральный штаб посвятил себя подготовке к экспансии319
на tor. Военщина так боялась, что намечавшаяся тихоокеан¬
ская конференция принца Коноэ и президента Ру3.
вельта может закончиться соглашением, что по ее ре¬
шению генерал и адмирал, сопровождавшие Коноэ,
должны были бы совершить харакири в знак протеста
против такого соглашения в случае, если бы последнее
было достигнуто.При разработке своих стратегических планов будущей
войны Япония допустила три ошибки. Первая из них
заключалась в недооценке японской разведкой американ¬
ского промышленного потенциала и воли США к по¬
беде. Вторая состояла в непонимании возможностей
авиации. Последней ошибкой была неспособность пред¬
угадать силу нападения американских подводных лодок.
Если бы не было никаких других причин, этих трех
ошибок оказалось бы достаточно для того, чтобы погубить
Японию.Почти с первого месяца войны началась эпидемия
заговоров малого масштаба, направленных на заключе¬
ние мира или на убийство нежелательных лиц. Все
они потерпели неудачу и имели значение только как
симптом.Первый из. этих малых заговоров был подготовлен
весной 1942 г. принцем Коноэ и принцем Нарухико Хига-
сикуни, который до тех пор был известен только как
бутафорский военачальник. Заговорщики хотели свалить
кабинет Тодзио и сделать мирные предложения Вашингто¬
ну. Япония в это время находилась в зените своего успеха
и мощи, и оба принца считали, что лучше всего начать
переговоры до того как Америка начнет перевооружаться.
Сторонников заговора оказалось мало, но даже среди
них некоторые принадлежали к буйнопомешанным пред¬
ставителям ультранационалистического движения. Заго¬
вор быстро выдохся. Но некоторые намеки на происходив¬
шее стали известны Тодзио, и он установил наблюдение
за Коноэ.Столь же безуспешны были и покушения на убийство.
Некоторые из них были инспирированы генералом Исиха-
ра, который ненавидел Тодзио и считал, что врагом, на
которого следует нападать, является Россия, а не Соеди¬320
ненные Штаты. Во главе другого заговора стоял Сейго
Накано, пожалуй, наиболее известный из японских фа¬
шистов. Накано, который был основателем реакционной
политической партии и умел подчинять людей своему влия¬
нию, посетил в свое время Гитлера и Муссолини и надеял¬
ся стать фюрером Японии. Когда надежды Накано рухну¬
ли, он организовал заговор, ставивший целью убийство
Тодзио. Накано был замечен во время посещения резиден¬
ции Коноэ и вскоре после этого арестован. Однажды жан¬
дармы вывели его из камеры и отвезли домой. Там они
ждали, пока он не покончил с собой. Я не знаю, какие
они применили средства, для того чтобы убедить его со¬
вершить харакири.Только летом 1943 г. начал принимать определенную
форму первый большой заговор военного времени. Это
был «морской заговор», который красной нитью проходит
через всю секретную историю войны. В смысле решающих
действий этот заговор был бесплодным. Однако он имел
глубокое влияние на другие заговоры и на весь ход тихо¬
океанского конфликта.До вступления Японии в войну флот считал, что он
может выдержать два года военных действий. В основу
этой оценки были положены различные факторы, но глав¬
ным из них было горючее. Последним сроком, который
морские власти наметили для победы, было 7 декабря
1943 г., и все адмиралы были согласны между собой в том,
что если победа не будет достигнута к этому времени,
придется побеспокоиться. Однако адмиралы начали бес¬
покоиться за несколько месяцев до наступления этого
срока.Душой «морского заговора» был адмирал Мицумава
Ионаи — грузный мужчина, склонный к виски, вожак
так называемых «умеренных», которые противились ар¬
мейским темпам агрессии, находя их слишком стремитель¬
ными. В сентябре 1943 г. Ионаи вызвал к себе контрадми¬
рала Сокици Такаги из морского штаба и приказал ему
подготовить секретный доклад, содержащий анализ всего
хода военных действий. Такаги, который был способным
исследователем, выполнил свою задачу с исчерпывающей
полнотой. За пять месяцев, которые ему понадобились,
чтобы закончить обследование, Такаги взвесил все факто¬
ры, начиная с морских потерь и морального духа армии21 м. Гейн321
и кончая возможностью крупных американских воздушных
налетов на Японию.В феврале 1944 г. Такаги сделал Ионаи устный доклад,
в котором заявил, что возможностей для победы нет ц
что следует стремиться к заключению мира, хотя бы
ценой ухода из Китая, Кореи и Формозы.«Координатором» заговоров был маркиз Кидо, бесприн*
ципный придворный с макиавеллиевскими стремлениями,
находящийся теперь под судом. Кидо был «хранителем
особы императора», и ни один заговор не мог оказаться
успешным без его поддержки. Поэтому почти всем заговор¬
щикам пришлось посвящать его в свои планы, хотя лишь
немногие из них доверяли ему. Он переходил из одной
группы заговорщиков в другую, прислушиваясь, наблю¬
дая, говоря мало, оставаясь неопределенной и зловещей
фигурой.Подобно своему старому покровителю Коноэ, Кидо
был националистом, симпатизировавшим военным фанати¬
кам. Ему тоже хотелось бы видеть Японию, простирающую¬
ся от Скалистых гор до Урала. Но этот лысеющий малень¬
кий человечек, похожий на сову, был также союзником
дзайбацу, другом «старейших государственных деятелей»
и подлинным инициатором практической деятельности
императора. Для Кидо спасение монарха и всего полити¬
ческого «статус кво» было гораздо важнее, чем военная
победа на другом материке. В конце 1943 г. он получил
от одного из осведомленных «старейших государственных
деятелей» адмирала Кейсуке Окада тайные сведения
о том, что победа ускользает из рук Японии. Кидо не стал
противником армии. Он не стал им до последнего момента,
если верить дневнику, который он не уничтожил. Но он
присоединился к «старейшим государственным деятелям»
и адмиралам в их поисках выхода.Как те, кто хотел мира, так и те, кто чувствовал, что
война может окончиться поражением из-за бездарности
Тодзио, были согласны в том, что Тодзио надо убрать.
Но им нужен был повод.Этот повод дали Соединенные Штаты. В середине
июня 1944 г. американские вооруженные силы высадились
на острове Сайпан и американские летающие крепости
«Б-29» начали бомбардировку южной Японии с китайских322
баз. Разгром Сайпана явился лйчным поражением ТоД*
зИ0. Он только что перебросил на этот остров некоторые
ударные части из Маньчжурии, после чего ходил важный
J спесивый, как павлин, и говорил:«Пусть теперь попробуют взять Сайпан!»Высадка американцев породила новый урожай мелких
заговоров. Большинство заговорщиков стремилось к то¬
му, чтобы вернуть с театра военных действий в Японию
какого-нибудь «сильного» генерала, который мог бы бро¬
сить вызов Тодзио. Типичной для этих интриг была по¬
пытка Нобусуке Киси, члена «кухонного кабинета» Тод¬
зио, вывезти из Сингапура дряхлого фельдмаршала, имев¬
шего перед Тодзио преимущество старшинства в строгой
военной иерархии.Но все эти мелкие интриги заслонил собой
второй большой заговор, так называемый «заговор
Ока да».Этот замысел зародился в предприимчивом уме 77-лет¬
него адмирала Окада, который всего восемь лет назад
был вынужден переодеться в женское кимоно, чтобы
спастись от .военных мятежников. Цель Окада заключа¬
лась в том, чтобы свалить Тодзио и сформировать новый
кабинет, в котором он сам мог бы стать премьером. Про¬
иски Окада начались во время секретного бурного сове¬
щания правящей клики, созванного для того, чтобы за¬
слушать сообщения с Сайпана. На этом совещании Окада
упрекнул Тодзио в том, что последний занимает слишком
много важных постов в ущерб интересам страны. Общий
смысл ответа Тодзио сводился к тому, чтобы Окада уби¬
рался к чорту.Однако 23 июня 1944 г. в Токио были получены новые
неблагоприятные известия. На этот раз речь шла о пора¬
жении японского объединенного флота. Чувствуя себя
гораздо менее уверенным, чем раньше, Тодзио решился
на блеф. Он явился к Кидо и заявил, что готов подать
в отставку, «если имеется в виду подающий надежды за¬
меститель». Кидо дал ему уклончивый ответ. Тогда
Тодзио начал играть на струнке страха, который,
как он знал, был важнейшим стимулом в жизни
этих людей. Он распустил слух о том, что готов ор¬
ганизовать военный переворот, если его заставят уйти
силой.21*323
В то же время Тодзио установил надзор за адмиралом
Окада. Старый адмирал почувствовал, что он должен
действовать, пока не поздно. Ему удалось послать секрет*
ные письма адмиралам Ионаи и Нобумаса Суэцугу. В этих
письмах он предлагал Ионаи портфель морского министра,
в то время как старый подстрекатель Суэцугу должен
был стать начальником морского штаба. Оба приняли
предложение. Таким образом, в случае успеха заговора,
кабинет состоял бы из одних адмиралов.Затем Окада посвятил в свои планы барона Киициро
Хиранума, бывшего премьера и одного из наиболее влия¬
тельных «старейших государственных деятелей». Это была,
вероятно, драматическая встреча, так как в свое время
обоих преследовали убийцы из рядов армии, и они хоро¬
шо знали, с каким риском связана их беседа. Они реши¬
ли, что целесообразнее всего побудить всех «старейших
государственных деятелей» подписать меморандум на имя
императора, требующий отставки Тодзио. Несколько позд¬
нее принц Коноэ присоединился к их беседам. Он дал
свое согласие на их план.Кидо отказался присоединиться к заговору.«Являясь лордом-хранителем государственной печати,
я обязан оставаться в стороне от всего этого, — сказал
он. — Во всяком случае, я опасаюсь, что если все это
осуществится, Тодзио устроит переворот».Интрига продолжалась уже три недели, а дела заго¬
ворщиков не двигались. Им помогла ошибка, которую
сделал Тодзио. Он посетил Кидо и сообщил ему, что ре¬
шил реорганизовать свой кабинет, включив в него двух
адмиралов, в том числе Ионаи.По настоянию Тодзио, Кидо доложил императору о
готовящихся переменах. Тодзио считал, что после за¬
вершения всех этих перемен флот будет удовлетворен
его благосклонностью, и он сумеет сломить «заговор
Окада».Но Тодзио не учел хитрости людей, стоявших за тро¬
ном. Заговорщики тайно встречались с Кидо и обнаружили
роковую ошибку в планах Тодзио. Последний уверил
императора, что Ионаи войдет в обновленный кабинет.
А что, если Ионаи откажется сделать это? Разве это не
было бы явным нарушением обещания, данного Тодзио
императору?324
Было созвано еще одно тайное совещание. Адмирал
Цонаи, вдохновитель первого «морского заговора», при¬
сутствовал на нем. Авторы второго заговора, или «заго¬
вора Окада», изложили ему обстоятельства дела. Он
заверил их в том, что пойдет за ними.Когда известие о решении адмирала Ионаи дошло
до Тодзио, он счел положение безвыходным и стал своего
рода жертвой феодальной условности. Дав обещание
императору, он не мог его сдержать. Теперь ему остава¬
лось только спустить с цепи своих молодых убийц или
подать в отставку.16	июля 1944 г. Тодзио вызвал своих министров и
просил, чтобы они подали в отставку. Но шпионы Тодзио
уже сообщили ему об интриге его доброго приятеля Киси,
который решил привезти из Сингапура его соперника,
фельдмаршала, и сознание этого предательства тяжело
поразило его. Когда заседание кончилось, Тодзио повер¬
нулся к Киси и сказал с горечью:«Предатели! Ты и Кидо!»В эту ночь Тодзио собрал свои бумаги и переехал
из резиденции премьера в особняк, отведенный для воен¬
ного министра. На следующее утро японскому народу
было официально сообщено, что человек, который три
года властвовал над его жизнью, сошел со сцены.Теперь адмирал Окада был в полной уверенности,
что он станет новым премьером и сумеет довести второй
смирный заговор» до счастливого конца. Однако ему приш¬
лось горько разочароваться. Когда «старейшие государ¬
ственные деятели» встретились с Кидо для назначения
преемника Тодзио, Кидо отверг кандидатуру как Окада,
так и любого другого адмирала.«Если мы выберем адмирала, — сказал он, — армия
воспримет это как оскорбление. Она подымет вооружен¬
ное восстание, а тогда все погибло. Единственное, что
мы можем сделать — это выбрать другого генерала».Адмиралы и «старейшие государственные деятели» тщет¬
но спорили с ним. Кидо был тверд, как гранит — так
же тверд, как три года назад, когда он силой провел Тод¬
зио в премьеры. Выбор пал теперь на соперника Тодзио,
генерала Куниаки Койсо, известного под прозвищами
«тигра Кореи» и «японского чемпиона лысых», «Мирные325
заговорщики» не были довольны, но они были слишком
неуверены в себе, чтобы рисковать, зная, что военные
фанатики могут организивать массовые убийства.Император, соответствующим образом подготовленный
Кидо, дал новому премьеру инструкции «пересмотреть
положение» с целью прекращения войны. Несообрази¬
тельный Койсо, долгое время специализировавшийся на
сухопутной агрессии, не понял его. Он немедленно вы¬
пустил воззвание, призывая народ отдать все свои силы
для достижения победы.Одним из первых действий Койсо было назначение
адмирала Ионаи, одного из «мирных заговорщиков», на
пост морского министра и заместителя премьера. Следую¬
щий шаг состоял в учреждении Верховного совета веде¬
ния войны. Этот совет, состоявший из шести постоянных
членов — премьер-министра, министра иностранных дел,
военного и морского министров и начальников военного
и морского штабов — действительно стал «внутренним
военным кабинетом», имевшим непосредственный доступ
к императору. «Миротворцы» во главе с Ионаи и «сторон¬
ники войны до конца» — во главе с Тодзио — в первый
раз встретились лицом к лицу за столом совещания.Однако интрига продолжалась. Адмирал Ионаи снова
взял в свои руки нити «морского заговора». Он вызвал
контрадмирала Такаги и приказал ему возобновить свое
тайное обследование. Такаги впоследствии сообщил до¬
прашивавшим его американцам, что в круг его обследо¬
вания входили следующие вопросы: 1) обеспечение согла¬
сия армии на окончание войны; 2) возможные мирные
условия союзников; 3) общественное мнение и дух народа
в случае, если бы правительство стало просить мира;
4) возможности воздействия на императора для достиже¬
ния мира через него.Адмиралы-заговорщики начали проводить «разъясни¬
тельную кампанию». Они стали устраивать совещания
о военном положении Японии для таких людей, как мар¬
киз Кидо, принц Коноэ, адмирал Окада, Мацудайра,
бывший посол в Лондоне, который теперь был министром
императорского двора, и барон Хиранума. Начальнику
и заместителю начальника морского генерального штаба
было осторожно доложено о заговоре. Ни тот, ни другой
.ничего не предприняли, чтобы пресечь деятельность326
.аговоршикоБ. Была даже сделана попытка привлечь на
свою сторону армию. Некоторых представителей военщи-
нЫ удалось убедить, что война проиграна и что необходи-
м0 добиваться мира. Однако когда эти офицеры пытались
убедить нового военного министра, он возмутился. Страх
и дисциплина положили конец разногласиям в армии.Таким образом «мирные заговорщики» прямо противо¬
стояли теперь армии, и никто из них не решался пред¬
принять что-либо, опасаясь ареста, убийства или даже
вооруженного восстания. Единственная надежда заклю¬
чалась, повидимому, в том, чтобы использовать авторитет
императорской власти. В том случае, если бы все осталь¬
ные меры оказались бессильными, императорский приказ
о прекращении войны мог бы остановить военных фа¬
натиков.В поисках выхода адмирал Окада начал вести беседы
с Кидо. Кидо, в свою очередь, совещался с императором.
Заговор был на пороге новой фазы.Тем временем вооруженные силы Соединенных Штатов
продолжали наносить удары по внешней линии обороны
Японии. Гуам был взят ими в июле 1944 г. Японские пути
к сырью, находящемуся на юге, оказались под ударами
американских самолетов и подводных лодок. Японским
войскам нехватало продовольствия и боеприпасов. Японская
авиация превратилась в тень того, чем она была когда-то,
и в ней не осталось хороших пилотов. Горючего как для
судов, так и для самолетов было катастрофически мало.
Согласно позднейшим показаниям японских офицеров,
положение было настолько тяжелым, что на всем
протяжении широкого южного фронта сотни самолетов
не могли подняться в воздух из-за недостатка горючего.Вашингтон решил, что настало время сделать еще
один крупный прыжок, чтобы приблизиться к Японии.
Начальники объединенных штабов отдали приказ о вы¬
садке на острове Лейте 20 октября 1944 г.Готовящаяся американская операция едва ли была
секретом для японского генерального штаба. В течение
Шести дней в начале сентября американская флотилия
особого назначения № 38 блуждала в филиппинских во-
Дах, явно подготовляя высадку. Потеря Филиппин была
бы катастрофой для японской военной машины, которая327
весьма зависела от нефти, каучука и металлических руд
Юго-Восточной Азии. Японским адмиралам пришлось
принять роковое решение. Один из адмиралов генераль¬
ного штаба впоследствии объяснял американским властям,
в чем оно состояло:«К тому времени когда вы начали высаживаться на
Лейте, мы полностью отдавали себе отчет, что не сможем
сохранить боевой флот в японских водах, если будут
продолжаться бомбардировки. Поэтому мы решили бро¬
сить весь наш флот в бои у Лейте... сознавая, что мы по¬
теряем там большую часть судов. - Однако если бы мы
смогли предотвратить завоевание Филиппин, эта жертва
была бы оправдана».Хотя этот японский маневр был подсказан отчаянием,
он был хитро задуман и оказался столь близким к успе¬
ху, что при воспоминании о нем у многих американских
адмиралов, вероятно, до сих пор пробегают по спине му¬
рашки. Битва у Лейте подробно описана в американских
документах. Вот ее ход в общих чертах.Японцы разделили свой флот на три группы. Одна
из них подходила с юга, другая находилась в центре,
а третья, действовавшая в качестве «приманки», шла
из открытого моря на север. «Приманка» действовала
хорошо, и флотилия № 38 устремилась на север, оставив
без защиты побережье и небо Лейте. Тем временем цент¬
ральная японская флотилия, проскользнувшая через про¬
лив Сан-Бернардино незамеченной, подошла к нашей
7-й эскадре на расстояние семнадцати миль и начала
атаку. 7-я эскадра только что поймала в ловушку южную
японскую флотилию в узком проливе Суригао и почти
полностью уничтожила ее. Однако в результате этого боя
у эскадры истощились запасы топлива и боеприпасов,
и она была не в состоянии принять новый вызов. Наши
эскортирующие авианосцы, защищенные только немного¬
численными истребителями, гибли под огнем японских
орудий. Ввиду недостатка бомб и торпед американские
самолеты пытались предпринять демонстративные налеты
на японскую флотилию в надежде «запугать одним своим
видом» и отогнать ее. Три американских истребителя
погибли при близкой к самоубийству попытке затопить
крупнейшие японские корабли. Наши затруднения еще
больше осложнились, когда появилось множество японских328
самолетов, готовых к «самоубийственным» налетам на
американские суда. Это был первый массированный налет
летчиков «камикадзе».В ту ночь многим американцам казалось, что близок
конец. Два наших эскортирующих авианосца были по¬
топлены, а остальные повреждены. Наши истребители
были или потоплены или отогнаны. Теперь не оставалось
больше никакой преграды между японской флотилией
и нашими беспомощными транспортами с войсками у бере¬
гов Лейте.И вдруг 25 октября 1944 г. в 9.24 утра произошел
один из тех странных поворотов судьбы, которые не под¬
даются никаким объяснениям. И уже когда победа была
у него в руках, командующий японской центральной
флотилией вдруг отдал приказ об отступлении. В этот
момент Япония безвозвратно проиграла войну. Правда,
в течение ближайших четырех или пяти дней «камикадзе»
продолжали быть кошмаром для нашего флота. Но они
не смогли уже спасти положение.Поражение у Лейте стоило Японии большей части
ее морских сил. Оно неизбежно дало новый толчок раз¬
витию «мирного заговора» в Токио. В течение всего де¬
кабря 1944 г. адмиралы, придворные и старейшие го¬
сударственные деятели встречались на секретных совеща¬
ниях. Что было еще важнее, Кидо убедил императора
выслушать заговорщиков.В феврале 1945 г. заговорщики стали один за другим
появляться во дворце и излагать свои взгляды. Они за¬
являли императору, что поражение близко и что Япония
должна немедленно добиваться заключения мира.Теперь занавес уже был готов подняться над третьим
заговором — «заговором Коноэ».Еще 24 ноября 1944 г. с Сайпана была предпринята
первая атака летающих крепостей «Б-29». Это был днев¬
ной налет, проведенный на большой высоте и направлен¬
ный против авиационных заводов в Токио. Но в то время
-Чаши резервы самолетов типа «Б-29» были еще невелики
и в течение нескольких месяцев налеты можно было про¬
водить только один раз в пять дней.Поворотный момент наступил 9 марта 1945 г. В эту
1:очь триста самолетов «Б-29», груженных большим ко¬329
личеством «огненной начинки», были направлены на То¬
кио. У них не было ни вооружения, ни боеприпасов, и они
летели очень низко.«Огненная буря охватила целые районы, — сообщало,
на следующий день токийское радио. — Только кое-где
устояли почерневшие стены немногих каменных зданий.
После того как упали первые зажигательные бомбы, об¬
разовались тучи, освещенные снизу красноватым светом.
Из них вынырнули «сверхкрепости», летевшие порази¬
тельно низко... Город был освещен, как на рассвете...
В эту ночь мы думали, что весь Токио превращен в
пепел».По японским данным, в эту ночь погибло 78 тысяч
человек, было сожжено 270 тысяч зданий и 1500 тысяч
людей остались без крова. Были уничтожены важные воен¬
ные заводы и склады. По словам одного официального
лица, «налет привел к тому, что моральный дух народа
упал чрезвычайно низко».Тем временем против Японии готовился новый удар.
Он был нанесен 1 апреля, когда был высажен десант на
острове Окинава. Японцы встретили его яростным контр¬
наступлением самолетов «камикадзе». Хотя в Соединенных
Штатах народу ничего не было известно об этом, непри¬
ятельские атаки были столь эффективны и наши морские
потери были так велики, что в течение нескольких дней
американский флот был на краю отступления из вод Оки¬
нава; тем самым наши наземные войска были бы оставлены
на островах без защиты с моря. Но упорные налеты на япон¬
ские аэродромы и наше превосходство в резервах дали нам
возможность выдержать.Японский флот был снова поставлен перед дилеммой.
Решение, которое он принял, было подсказано отчаянием.
Вот что говорит об этом адмирал Соэму Тойода, бывший
главнокомандующий флотам:«Положение флота крайне обострилось в начале1945 г	 Проведение операций крупного масштаба, Tf е-бующих больших запасов горючего, почти исключено. В дни,
7—8 апреля, когда крейсер «Ямато» был послан к острову
Окинава в сопровождении десятка или более миноносцев,
мы сомневались в том, есть ли у него пятьдесят шанов
из ста. Даже при подготовке этой эскадры нам было трудно
достать- необходимые для нее 2500 тонн горючего. Но мы330
со знавали, что даже если у этой эскадры нет больших
шансов, мы ничего не выиграем от того, что эти суда будут
праздно стоять в наших отечественных водах...»Корабли гибли, города превращались в дымящийся
пепел; народ впервые начал понимать, что война проигра¬
на; Германия погибла, — такова была обстановка, когда
возник новый заговор.На этот раз главным заговорщиком был принц Коноэ,
а большинство его сообщников были сравнительно незна¬
чительными фигурами. Голова Коноэ, никогда не отличав¬
шаяся большой ясностью при решении важных вопросов,
теперь явно пошла кругом. Он всегда был близок к армей¬
ским кругам, в том числе и к самым буйнопомешанным их
представителям. Его собственная политическая философия
была в значительной степени обусловлена тесным обще¬
нием с этими фанатиками. Но теперь он также был
убежден в приближении катастрофы и опасался ее по¬
следствий для всей общественно-политической структуры
Японии.В течение некоторого времени Коноэ, повидимому, вы¬
нашивал мысль о том, чтобы побудить дружественных ему
ультранационалистов организовать убийство военных ру¬
ководителей, противящихся заключению мира. Затем он
отказался от этого проекта в пользу более хитроумного
замысла. Он решил натравить друг на друга две крайние
военные группировки. Его выбор пал на генерала Джинд-
забуро Мадзаки, одну из крупных фигур среди слабоумных
руководителей националистического движения в Японии
в тридцатых годах. Мадзаки был одним из вожаков воен¬
ного восстания 1936 г. и был тогда арестован. Теперь он
был в отставке и затаил жгучую ненависть к своим сопер
никам, стоявшим у власти в армии.Замысел Коноэ был прост. Он решил добиться, чтобы
император назначил его премьером, после чего он, в свою
очередь, намеревался сделать Мадзаки военным министром.
Иосида, сторонник Коноэ, должен был стать министром
иностранных дел.Коноэ начал работать над петицией императору. Он
Долго трудился над ней при помощи двух друзей. Я кое-
что узнал о заговоре от одного из них, жалкого старика,
мечтавшего сыграть роль в истории и с отчаянием старав¬
шегося понять, почему он остался за бортом.331
Ночь на 13 февраля 1945 г. Коноэ провел вместе с Ио¬
сида, обдумывая последние подробности заговора и закан¬
чивая петицию на имя императора. На следующий день
Коноэ был принят императором в первый раз за три года.
Император отнесся к нему сочувственно. Коноэ начал
с заявления, что поражение неминуемо, и просил прощения
за то, что ему не удалось предотвратить войну.Затем он перешел к своему заявлению, которое можно
назвать смесью дикой фантазии с политической проница¬
тельностью. Намерение Коноэ заключалось в том, чтобы
напугать императора, но вполне возможно, что он сам
верил во многое из того, что говорил.«Поражение будет темным пятном на нашей истории,—
говорил он. — Однако мы можем примириться с пораже¬
нием, если нам удастся сохранить императорский строй.
Общественное мнение в Америке и Великобритании пока
еще не требует радикальных перемен в этом строе. Поэто¬
му нам следует опасаться не столько поражения, сколько
коммунистической революции, которая могла бы явиться
его последствием. Как внешние, так и внутренние условия
указывают на опасность такой революции. Прежде всего,
значительно усиливается влияние Советского Союза, его
активность в Европе заставляет нас предположить, что он
не отказался от надежды болыпевизировать весь мир...Внутри страны потенциально опасными являются сле¬
дующие факторы: быстрое ухудшение условий жизни, рост
рабочего движения, усиление просоветских настроений по
мере роста враждебных чувств по отношению к Америке;
попытки крайних группировок в армии добиться радикаль¬
ных перемен в курсе внутренней политики и замаскиро¬
ванная активность коммунистов за спиной как государ¬
ственных чиновников, так и военных.Большинство молодых офицеров, повидимому, думает,
что настоящая форма правления совместима с ком¬
мунизмом...Я начинаю серьезно задумываться над вопросом, не
была ли вся цепь событий — от маньчжурского инциден¬
та 11931 г.] до настоящей войны — частью заранее обду¬
манного коммунистами плана. Всем известны их открытые
заявления о том, что цель войны в Маньчжурии заключает¬
ся в осуществлении коренных реформ во внутренних де¬
лах... Конечно, «реформы», к которым стремятся военные,332
не являются непременно коммунистической революцией,
но государственные и общественные деятели (как левые,
так и правые), поддерживающие военных, определенно
намереваются добиться такой революции.За последние несколько месяцев лозунг «Сто миллионов
умрут вместе» стал раздаваться значительно громче. Им
как будто пользуются люди правых убеждений, но по¬
рожден он, несомненно, деятельностью коммунистов.При таких условиях опасность революции будет тем
больше, чем дольше мы будем продолжать войну. Поэтому
мы должны прекратить войну при первой возможности».Услышав о том, что его трон находится в опасности,
император в первый раз проявил живой интерес к делу.
Он потребовал объяснить ему, каким же путем можно раз¬
бить заговор генералов, якобы оказавшихся коммунистами.Коноэ ответил:«В армии должна быть проведена чистка. Ваше вели¬
чество должны сами выбрать человека, который ее прове¬
дет. Но очевидно, что для выполнения этой задачи нужен
человек с сильной волей. Такой, как генерал Мадзаки.
Его обвиняли в причастности к военному мятежу 1936 г.
Проведенное мною расследование показывает, что Мад¬
заки был жертвой военного заговора».Коноэ не излагал дальнейших деталей своего замысла.
Он надеялся на последующие беседы с императором, ко¬
торый, повидимому, относился к нему благосклонно.
Кроме того, при разговоре присутствовало третье лицо.
За троном императора стоял маркиз Кидо. Коноэ уже не
верил своему старому другу. Он надеялся найти возмож¬
ность побеседовать с императором без Кидо.Недоверие Коноэ к Кидо не было лишено оснований.8 апреля 1945 г., когда войска США уже овладели
укрепленными позициями на берегах островов Окинава,
премьер-министра Койсо заставили подать в отставку.Коноэ ожидал теперь, что его вызовут во дворец. Но вы¬
зова не последовало. Кидо, адмирал Окада и барон Хи-
ранума обратились к другому человеку, 78-летнему ба¬
рону Кантаро Судзуки, отставному адмиралу, старому
придворному и составителю кабинетов, являвшемуся лов¬
ким политиканом. Судзуки колебался. Трое посетителей
Рассказали ему, понизив для приличия голос, о замысле
Коноэ провести чистку в армии.333
«Если вы откажетесь от этого поста, его получит Ко¬
ноэ, — убеждали они его. — Он проведет в кабинет Мад¬
заки, который осуществит чистку. Это неизбежно вызовет
кровавый инцидент, результаты которого никто не может
предугадать».Судзуки согласился и выслушал категорические при¬
казания императора «приложить все усилия к тому, чтобы
как можно скорее прекратить войну». Но вместе с тем Суд¬
зуки никогда не забывал о патриотически настроенных
убийцах. Втайне стремясь к капитуляции, он на словах
призывал к удвоению военных усилий. Или он, или Кидо,
или оба вместе на деле зашли даже дальше своих слов:
они сообщили армии о «третьем заговоре».Через неделю военщина нанесла первый удар. Она еще
не осмелилась захватить Коноэ. Однако она арестовала
Иосида и тех двух людей, которые помогали Коноэ в со¬
ставлении его доклада. Вопросы, которые были заданы
Иосида и остальным, указывают на то, что военщина зна¬
ла решительно все, что говорилось во время беседы, на ко¬
торой присутствовали только император, Коноэ и Кидо.Троим арестованным было разрешено покинуть штаб
жандармерии 30 мая 1945 г. Представитель военного суда
сказал им при освобождении:«Военное министерство настроено, против того, чтобы
вам возвращали свободу. Я освобождаю вас своей собствен¬
ной властью. Если вы будете преданы суду, вас сочтут
виновными».Меньше чем через шесть месяцев после этого Иосида
стал министром иностранных дел, и меньше чем через год —
премьером Японии. Коноэ умер.Пока Коноэ занимался «третьим заговором», вокруг
него бурно разгорались другие интриги меньшего мас¬
штаба. Принц Хигасикуни, который когда-то требовал
казни всех американских летчиков, сбитых над японской
территорией, теперь хотел, чтобы Япония вышла из вой¬
ны, и как можно скорее. Его план заключался в том, что¬
бы обратиться за мирным посредничеством к Китаю. Если
бы союзные державы согласились забыть прошлые счеты,
принц был готов пойти на то, чтобы Япония вернулась
в свои старые границы, существовавшие до агрессии, тс
есть до 1931 г. Кабинет обсудил его план в марте 1945 г.,334
но, повидимому, ничего не предпринял по этому поводу,
другой план, обсуждавшийся со шведским посланником
в Токио, заключался в том, чтобы просить посредничества
Швеции в вопросе об окончании войны.Однако четвертый заговор — «заговор капитуляции»—
затмил все эти интриги. Он был задуман новым премьер-
министром бароном Судзуки, который приказал своему
главному секретарю провести секретное обследование, в ка¬
кой мере Япония способна к дальнейшему сопротивлению.
Обследование было закончено в мае 1945 г., и его данные
явно говорили об отчаянном положении страны.Данные обследования показали, что две основные от¬
расли промышленности Японии — судостроение и стале¬
плавильная промышленность — давали лишь четверть той
продукции, которую они давали в 1941 г. Запасы угля и
минерального сырья были так незначительны, что многим
заводам, в том числе и военным, грозило закрытие. Ввиду
прекращения импорта ухудшилось положение с продоволь¬
ствием. Производство самолетов упало с 2200 до 1600, при¬
чем запасных частей, моторов, горючего и пилотов было
так мало, что их бессмысленно было учитывать.Доклад был представлен императору и членам Верхов¬
ного совета ведения войны. Германия только что капиту¬
лировала, и к этому времени даже армия знала, что Япония
долго не продержится. Военный министр, который был не¬
примиримым противником капитуляции, просил созвать
императорскую конференцию для обсуждения «основного
принципа войны».В то же время, в обстановке большой тайны, началась
международная фаза «заговора капитуляции». Одному из
«старейших государственных деятелей» было поручено на¬
чать переговоры с советским послом в Токио Яковом Ма¬
ликом относительно посредничества Москвы в вопросе об
отношениях Японии и Соединенных Штатов. Пока про¬
исходили эти переговоры, японский посол в Москве полу¬
чил приказание подготовить почву к приезду специального
японского представителя, который должен был «улучшить
отношения с Россией» и просить о советском посредничестве
в вопросе о прекращении войны. Только четверо из высших
чинов армии и флота знали о переговорах с русскими, так
как существовало опасение, что фанатичная военщина
устроит переворот, если факты станут ей известны.335	• „
Страх перед убийствами был так велик, что даже на за¬
седаниях Верховного совета ведения войны, где было два
военных представителя, никто не осмеливался говорить
о капитуляции.«Никто не говорил о том, что мы должны просить ми¬
ра, — рассказывает один из участников. — В присутствии
многих каждому трудно было решиться высказать такую
мысль».Императорская конференция, на созыве которой настаи¬
вал военный министр, состоялась 8 июня 1945 г., но и на
ней никто — не исключая даже императора — не высказал
своих сокровенных мыслей. Двенадцать дней спустя им¬
ператор созвал тех же шесть человек на вторую конферен¬
цию и на этот раз робко просил их обдумать два альтерна¬
тивных плана — план капитуляции и план обороны Япо¬
нии. Однако даже эта неопределенная формулировка име¬
ла важное значение. Вернувшись с этой конференции,
премьер-министр Судзуки сказал своему секретарю: «Се¬
годня император высказал то, что каждый из нас хотел,
но боялся сказать».Во время заседания император спросил Судзуки, ког¬
да предполагает выехать в Москву специальный предста¬
витель. Судзуки не знал этого. Он ответил, что постарается
отправить представителя раньше, чем Сталин и Молотов
выедут на Потсдамскую конференцию.Однако советское посредничество задерживалось. Со¬
ветский посол в Токио Малик был болен. Японскому послу
в Москве снова было отдано распоряжение начать пере¬
говоры с Кремлем.Проходили дни и недели, а страшная статистика налетов
росла. В середине июня американская авиация считала,
что все большие города Японии разрушены, и перешла
к налетам на города второстепенного значения. Размеры
воздушных отрядов также росли — от 300 до 500 и 800
«сверхкрепостей», которые сбрасывали за один раз 4—5
тысяч бомб. Увеличение веса взрывчатых веществ нахо¬
дило свое отражение в усилении политического нажима
на императорский двор и на тех, от кого зависело заклю¬
чение мира.Для командировки в Москву уже был намечен принц
Коноэ. Нисколько не смущенный неудачей своего собст¬
венного третьего заговора, он стал теперь участником чет-336
вертого. 12 июля 1945 г. император пригласил КоноЭ во
дворец и дал ему секретный приказ принять любые усло¬
вия, предложенные русскими, и немедленно сообщить их
ему- Хирохито, очевидно, находился под впечатлением
сообщения японского посла в Москве о том, что русские
не будут передавать союзникам никаких других условий,
кроме безоговорочной капитуляции.Однако все старания оказались напрасными. На сле¬
дующий день советское правительство сообщило японскому
послу, что, ввиду предстоящего отъезда Сталина и Моло¬
това на Потсдамскую конференцию, ответ на японские пред¬
ложения может быть дан только после их возвращения.
«Мирные заговорщики», возлагавшие большие надежды на
советское посредничество, почувствовали, что все безвоз¬
вратно погибло.Потсдамская декларация была опубликована 26 июля
i945 г. В ней были перечислены следующие окончательные
требования союзников:а)	Безоговорочная капитуляция и устранение «навсегда»
от власти и влияния «тех, кто обманул и ввел в за¬
блуждение народ Японии, заставив его итти по пути
завоевания мирового господства».б)	Военная оккупация Японии и разоружение всех
японских вооруженных сил.в)	Лишение Японии всей ее территориальной добычи,
включая Маньчжурию, Корею и Формозу Цайван].г)	Суровое наказание всех военных преступников и
провозглашение всех человеческих свобод, включая сво¬
боду мысли, религии и слова.д)	Уничтожение военной промышленности с обещанием,
что в будущем Японии будет предоставлен доступ к миро¬
вым запасам сырья и к участию в мировой торговле.е)	Отвод всех союзных войск тотчас же после создания
«мирно настроенного и ответственного правительства» в со¬
ответствии со свободно выраженной волей японского
народа.Верховный совет ведения войны тотчас же собрался
и немедленно раскололся на два непримиримых лагеря.
Три «миротворца»—премьер-министр Судзуки, морской ми¬
нистр Ионаи и министр иностранных дел Того — на¬
стаивали на немедленном принятии условий союзников.22 М. Гейн337
Военный министр и оба начальника штабов, готовые согла
ситься на прекращение войны, тем не менее противились
некоторым условиям Потсдамской декларации. Япония бы¬
ла сражена, но трагический торг все еще продолжался.’Представители армии мрачно говорили о своей реши¬
мости стоять насмерть на японском побережье, и некоторые
из них даже предсказывали, что высадка может обойтись
американцам так дорого, что они предпочтут смягчить не¬
которые из мирных условий. У Японии еще имелось 2800
исправных самолетов, которые предполагалось бросить про¬
тив наступающего американского «флота вторжения», раз¬
делив их на группы «камикадзе» для налетов, повторяю¬
щихся каждый час. В бухтах близ Токио были спрятаны
флотилии маленьких двухместных подводных лодок того
типа, которые в 1941 г. проникли в Пирл Харбор. Для
«самоубийственных» одиночных нападений на транспортные
суда проводилась подготовка специальных пловцов.Но время истекало даже для «самоубийственных»' спо¬
собов обороны. Утром 6 августа американский бомбарди¬
ровщик пролетел над городом Хиросимой и сбросил одну-
единственную бомбу.Сообщение было прервано, и в Токио не могли понять,
что случилось в Хиросиме. Многие думали, что произо¬
шел новый налет крупного масштаба. Однако состояние
неизвестности было недолгим. Президент Трумэн объявил,
что город Хиросима уничтожен атомной бомбой, и специаль¬
ная комиссия японских ученых, спешно отправленная в го¬
род, подтвердила это заявление. На следующее утро премьер-
министр Судзуки и министр иностранных дел Того от¬
правились во дворец и сказали императору, что с приня¬
тием Потсдамских условий больше медлить нельзя.Однако готовились новые тяжкие удары.8 августа 1945 г. Россия объявила Японии войну и
советские войска вступили в Маньчжурию. Как ни стран¬
но, японское правительство оказалось неподготовленным
к этому сообщению. Впоследствии Судзуки заявил амери¬
канским следователям, что он в то время не знал, как
действовать. У него было три альтернативы: сложить с се¬
бя полномочия премьер-министра, объявить войну России
или принять Потсдамские условия.Но полная мера испытаний Японии еще не была исчер¬
пана. 9 августа вторая атомная бомба была сброшена на338
Нагасаки и уничтожила половину города. Одий американ¬
ский летчик, сбитый вскоре после этого, уверил японцев,
чт0 третья бомба будет сброшена на Токио в течение бли¬
жайших дней. Заговорщики теперь пытались обогнать вре-
мЯ. Затяжка капитуляции означала гибель столицы, пра¬
вительства и, может быть, императора. Судзуки бросился
во дворец для «аудиенции отчаяния» с монархом. Сущест¬
вовало только одно возможное решение: принятие условий
союзников.Во дворце было созвано срочное заседание шестерых
членов военного совета. Однако после двух часов ожесто¬
ченных споров «миротворцы» и сторонники войны остава¬
лись попрежнему непримиримыми. Первые настаивали на
капитуляции при единственном условии — чтобы юриди¬
ческое положение императора не подверглось никаким из¬
менениям. Их противники были готовы на капитуляцию,
но только на следующих условиях:а)	чтобы Япония не была оккупирована союзными вой¬
сками;б)	чтобы Япония сама провела разоружение и демоби¬
лизацию своих войск и наказание своих военных преступ¬
ников;в)	чтобы монархический строй остался в неприкосиоген-
ности и чтобы не было допущено никаких организован ых
союзниками плебисцитов по вопросу о форме прарле-
ния.Заседание закрылось, и начался день, полный лихо¬
радочной деятельности. Однако около полуночи того же
дня шесть членов совета вернулись во дворец, где их раз¬
ногласия были разрешены императором. Заседание началось
с зачтения Потсдамских условий. Затем взял слово министр
иностранных дел Того, настаивая на их„ немедленном и
безоговорочном принятии.К трем часам утра 10 августа 1945 г. выход из тупика
еще не был найден. Затем произошел следующий истори¬
ческий разговор:Премьер-министр Судзуки (вставая): Мы долго обсуж¬
дали этот вопрос и не пришли ни к какому заключению.
Положение требует принятия экстренных мер и нельзя до¬
пускать никаких задержек в принятии решения. Поэтому
я предлагаю просить его императорское величество выска¬
зать свои собственные взгляды. Его желания разрешат наш22*339
Спор, й правительство должно будет? повиноваться йм
Император: Я согласен с мнением, высказанным ми¬
нистром иностранных дел... Мои предки и я всегда стре¬
мились выдвигать на первый план заботу о благе народа
и о мире во всем мире. Дальнейшее продолжение войны бы¬
ло бы продолжением жестокостей И кровопролития во всем
мире и тяжких страданий для японского народа. Следова¬
тельно, прекращение войны является единственным сред¬
ством спасти народ от гибели и восстановить мир во всем
мире. Оглядываясь на то, что было сделано до сих пор на¬
шими военными властями, мы не можем не заметить, что
их действия далеко отстали от составленных ими планов.
Я не думаю, что это несоответствие может быть устранено
в будущем.Судзуки: Император высказал свое решение. Это дол¬
жно означать конец настоящего совещания.Но «миротворцы» скоро убедились, что даже вмешатель¬
ство императора, так ловко подготовленное его советником
Кидо, оказалось недостаточным.Тотчас же после того как члены военного совета поки¬
нули императора, было созвано пленарное заседание ка¬
бинета. Министры заслушали доклад Судзуки о том, что
произошло во дворце, и единогласно одобрили резолюцию
принятия Потсдамских условий с единственной оговоркой:
положение императора должно остаться без изменений.
В семь часов утра 10 августа эта резолюция была вручена
представителю Швейцарии для передачи в Вашингтон.Американский ответ — твердый и ни к чему не обязы¬
вающий — был передан по радио из Сан-Франциско рано
утром 12 августа, а официальный ответ прибыл днем
позднее.Во второй половине дня 13 августа военный совет и ка¬
бинет собрались снова для изучения американского отве¬
та, и тотчас же обнаружился раскол. Тринадцать министров
голосовали за его принятие, трое были против. Заседание
зашло втупик и было отложено.Один из трех сторонников «борьбы до конца» дал впо¬
следствии следующие показания:«По вопросу о положении императора американский
ответ указывал, что император и японское правительство
будут осуществлять свою власть под контролем верхов¬340
ого командования союзников. Положение императора бы-
;0 главным пунктом переговоров, так как японский народ
был убежден, что император — земное божество, выше
к0торого не может стоять ни одно человеческое существо.
Выражалось опасение, что японский народ не захочет при-,
нять формулировку ответа, в которой император ставился
в зависимое положение. Поэтому было предложено запро¬
сить союзные правительства, не найдут ли они возможным,
чтобы приказания верховного командования направлялись
непосредственно японскому правительству и чтобы ка¬
бинет передавал эти приказания императору... который
осуществлял бы мероприятия, связанные с окончанием
войны».В эту ночь начальники морского и военного штабов
снова подтвердили свое несогласие на безоговорочную ка¬
питуляцию. Они провели всю ночь с министром иностран¬
ных дел Того, требуя, чтобы он просил союзников дать
«более точный» ответ по вопросу о положении императора.
Того отказался это сделать.Старому премьеру казалось, что весь мир рушится.
Рано утром 14 августа Судзуки приехал во дворец и умо¬
лял императора созвать новое экстренное заседание. Им¬
ператор и сам стал сильно тревожиться. Заседание откры¬
лось в 10 часов утра, и военный министр и оба начальни¬
ка штабов снова высказали свою неудовлетворенность аме¬
риканским ответом. Они предлагали затребовать от Ва¬
шингтона более ясного ответа.Глядя на сторонников «борьбы до конца» с таким вы¬
ражением, которое исключало всякую возможность кри¬
вотолков, император сказал: «Мне кажется, что ваше мнение
никем не поддерживается. Я выскажу вам свое собственное
мнение. Надеюсь, что вы все согласитесь с ним. Американ¬
ский ответ кажется мне приемлемым».Военный министр заплакал.Император приказал премьер-министру Судзуки под¬
готовить рескрипт о прекращении войны, и было решено,
что в полдень 15 августа император передаст народу свое
решение по радио.Япония проиграла войну, но до последнего момента
люди, стоявшие за троном — как «миротворцы», так и их
военные противники,— пытались сохранить без изменений341
положение императора. В течение почти семидесяти
лет он был столпом и опорой японской феодальной об¬
щественно-политической структуры. Если бы им удалось
сохранить этот символ нетронутым, это помогло бы им
^провести Японию через поражение, сохранив ее прежний
облик и устойчивость своего собственного положения.А простые люди — те, которые потеряли во время на¬
летов свои семьи и жилища; люди, которые недоедали и
работали непосильно много; люди, которые не могли про¬
изнести ни слова без страха перед тайной полицией; лю¬
ди, которые несли на своих плечах страшную тяжесть фео¬
дализма, — эти простые люди в течение всего этого вре¬
мени не знали ничего о том, что происходит в император¬
ском дворце.«Заговор капитуляции» оказался успешным, и теперь
пришло время для контрзаговора.Вечером 14 августа техники Японской радиовещатель¬
ной корпорации прибыли во дворец, чтобы записать на
пластинку послание императора к народу. Император был
очень нервно настроен, и для того чтобы сделать короткую
запись, потребовалось два часа. Затем пластинка была
передана Кидо, который положил ее на хранение в под¬
вал министерства императорского двора.Но «миротворцы» не приняли в расчет настроений воен¬
щины. По казармам распространился слух о том, что «про¬
дажные советники» императора совершили «подлое преда¬
тельство» армии. Группа майоров и подполковников в То¬
кио быстро организовала контрзаговор с целью захватить
власть и потребовать у императора продолжения войньь
К ночи в кромешной тьме города, затемненного на случай
налетов, из казарм вышли тысячи возбужденных и мсти¬
тельно настроенных младших офицеров и солдат в поис¬
ках «предателей» и с целью помешать назначенной на сле¬
дующий день радиопередаче. Крупные отряды вооружен¬
ных людей сожгли дотла особняки двух главных заговор¬
щиков: премьер-министра Судзуки и барона Хиранума.
Кидо, вернувшись домой, увидел, что его до,у1 уже занят
солдатами. Они не узнали и не впустили его Воспользо¬
вавшись этим, он бежал обратно во дворец. Несколько
младших офицеров застрелили начальника императорской
охраны, кош он отказался примкнуть к заговору,Л 342
Императорская охрана, присоединившаяся к мятежни¬
кам, начала разыскивать Кидо и министра императорского
двора. Обоим удалось ускользнуть незамеченными, не¬
смотря на то что солдаты были совсем близко от них,
и скрыться в тайном бомбоубежище под дворцом. Поздно
ночью на дворцовый участок прибыли подкрепления мя¬
тежной пехоты и отряд артиллеристов. Они помогали ру¬
бить двери и ломать стены в поисках «людей, стоящих
за троном». Они задержали адъютанта императора и дру¬
гих придворных, но не нашли никого из главных заговор¬
щиков. Сам император, наконец решившийся на капиту¬
ляцию, повидимому, крепко проспал всю эту хаотическую
ночь.В половине четвертого утра 15 августа мятежники за¬
хватили токийскую радиостанцию — огромное, выкрашен¬
ное в черный цвет здание, расположенное на расстоянии
четверти мили от дворца. Они пытались организовать ра¬
диопередачу, но в это время была объявлена воздушная
тревога, и военное командование, автоматически пови¬
нуясь установленным порядкам, не разрешило им восполь¬
зоваться микрофоном. Мятежники нерешительно толпились
в вестибюле до рассвета, когда прибыли жандармы и за¬
няли здание. Радиостанция начала передачу и объявила,
что император выступит в полдень.На рассвете во дворец прибыл генерал Сейдзи Тана¬
ка, главнокомандующий восточной армией. Он потребовал,
чтобы восставшие войска немедленно ушли, и настаивал
на том, чтобы их вожаки «искупили оскорбление, нане¬
сенное императору», совершив харакири. Переворот не
удался из-за отсутствия централизованного и умелого ру¬
ководства. Главари были нерешительны, и среди них то и
дело вспыхивали ссоры.Через два часа дворцовые помещения были очищены
от мятежников. После этого пять зачинщиков встали на
колени на желтом гравии дворцовой площади, вспороли
себе животы, повернувшись лицом к дворцу, и умерли
в лужах крови.Убедившись, что солдаты ушли, Кидо и министр им¬
ператорского двора вышли из своего тайного убежища,
бросились к императору (которого они должны были ох¬
ранять, не щадя своей жизни) и поздравили его с благо¬
получным избавлением»343
В тот же день военный министр покончил с собой
Через несколько дней совершил харакири и генерал Та*
нака, единолично предотвративший переворот.Радиостанция теперь усиленно охранялась жандарма¬
ми. Роковую пластинку извлекли из хранилища и доста¬
вили туда. В полдень все население страны включило
свои радиоприемники. Все ожидали услышать новый при*
зыв стоять насмерть.Вместо этого они услышали слова:«Настоящим мы приказываем нашему народу сложить
оружие и точно выполнять все условия...»Госпожа Като сказала мне, что она плакала, услышав
«тихий и скорбный» голос императора. Двадцатилетний
юноша, который теперь работает при суде над военными
преступниками, говорит, что он видел, как многие пла¬
кали, слушая речь императора, но что он сам был счаст¬
лив. Он служил в армии, в одной из частей, которые дол¬
жны были «стоять насмерть» на побережье префектуры
Циба, где японское командование совершенно справедливо
ожидало высадки одного из главных американских десантов.«Я в этот день был в отпуску, — рассказывает он, —
и слушал передачу в маленькой лавочке. Я был рад. Мне
не хотелось умирать. К тому же в армии нас плохо кор¬
мили и настроение у солдат было скверное. Я вернулся
в лагерь и офицеры сказали мне, что война кончена. Мно¬
гие из них плакали, как маленькие дети».Теперь народ узнал обо всем, и бойня кончилась. Пра¬
вителям Японии предстояло заняться двумя задачами:
безотлагательной работой по уничтожению всех доказа¬
тельств военных преступлений и долгосрочной проблемой
ограждения старой Японии от американских^ приказов и
идей, порожденных поражением. «Мирным заговорщикам»
предстояло начать обдумывать новый заговор х.1	Пытаясь объяснить разногласия внутри правящей клики Япо¬
нии в годы второй мировой войны, автор явно ошибочно рассмат¬
ривает борьбу между «заговорщиками» и возглавлявшейся Тодзио
кликой «военных фанатиков» как борьбу между «сторонниками
мира» и «сторонниками войны».В действительности же все группировки правящей клики импе¬
риалистической Японии были за агрессивную войну и борьба между
ними была лишь борьбой за тот или иной план агрессии, за ту
или иную последовательность агрессивных действий.Нападение гитлеровской Германии на СССР оживило ста-Ч344
16	августа 1946 г.ТОКИОНевыносимо знойный, тихий, томительный день. Но¬
вый тайфун, по прозвищу «Лилли», приближается к Япо¬
нии, и даже листва как-будто томится в ожидании и стра¬
хе. Уличные продавцы на Гинзе натянули над своими лот¬
ками брезент и соломенные цыновки. Они сидят на кор¬
точках в тени и обмахиваются веерами. Но покупателей
мало, их можно встретить только у лотков, где продают
окрашенные сиропом ледяные стружки.Я отправился в Кйорицу-холл — невзрачный зал, где
выступают послевоенные левые партии Японии, с наме¬
рением присутствовать на первом собрании Националь¬
ного конгресса производственных профсоюзов. НКПП, со¬
зданный по образцу американского Конгресса производ¬
ственных профсоюзов, возник полгода назад. Утверждают,
что в нем насчитывается до 1600 тысяч членов, что делает
его самой крупной рабочей организацией Японии. Это,
кроме того, организация, настроенная наиболее воинственно.рые агрессивные надежды правящих кругов Японии, но героическая
борьба советского народа очень скоро убедила японских империали¬
стов, что, пойдя по пути войны против Советского Союза, они на¬
верняка сломают себе шею. Вот почему японская военщина вы¬
нуждена была отложить свои антисоветские замыслы «до лучших
времен» и избрала более безопасный путь для своей агрессии —
вторжение во владения США и Англии в Юго-Восточной Азии и
на Тихом океане.Тем не менее среди правящих кругов Японии еще находились
«заговорщики», которые, как пишет автор, уже почти с первого
месяца войны между Японией и США призывали к сговору с Ва¬
шингтоном; однако это были отнюдь не «сторонники мира», а пред¬
ставители тех группировок японских империалистов, которые по-
прежнему считали, что Японии следовало бы начать агрессивную
войну с нападения на СССР.Но деятельность «заговорщиков» в Токио и их друзей с Уолл¬
стрита не смогла изменить направление агрессивной политики
японского империализма. «Лучшие времена» не приходили, и пра¬
вители Японии, всю войну державшие у советской границы наго¬
тове для агрессии миллионную Квантунскую армию, так и не
Дождались «благоприятного момента» для нападения на Советский
Союз.Более того, всемирно-исторические успехи Советской Армии в
Разгроме германского фашизма охладили воинственный пыл япон¬
ских захватчиков и заставили их искать путей к миру с США и
Англией, а вступление СССР в войну в августе 1945 г. вынудило
японских империалистов согласиться на ^езогбв'Ьрочную капиталя-,
иин?. {Прцм. ред:)345
В самом начале существования Национального Koi
гресса на него пала тень неодобрения начальства. Аме.
риканский штаб ясно высказал свой взгляд, что НКПП
находится под влиянием коммунистов. Генерал Макартуп
столь же ясно обнаружил свою благосклонность к консер
вативному сопернику Национального конгресса производ
ственных профсоюзов — Японской федерации труда. Глав*
ный грех НКПП, повидимому, заключается в том, что
он упорно хочет заниматься политикой. Тэд Коэн, мини¬
атюрный начальник отдела труда, который никогда не был
профсоюзным работником, хочет, чтобы НКПП придержи¬
вался простой формулы «выработки условий оплаты тру.
да и продолжительности рабочего дня».«Каким образом рабочие могут оставаться вне поли¬
тики? — спросил меня Кикунами, инициатор образования
НКПП, выдвинутый кандидатом на пост впервые избира¬
емого председателя конгресса. — Правительство Иосида—
это правительство дзайбацу, враждебное трудящимся. Если
бы мы не были бдительны, оно отбросило бы нас на пять
лет назад, к тому времени, когда мы были под властью япон¬
ской армии. Занимаясь политикой, мы боремся за свою
жизнь».Профсоюзы, входящие в НКПП, чуть не помешали
Иосида прийти к власти в апреле; его спас лишь запрет,
наложенный на демонстрации генералом Макартуром.Вестибюль Кйорицу-холла был наполнен агентами контр¬
разведки и военной полиции. Поодаль от них, в темном
душном зале, битком набились люди; с их лиц лился пот.
В этом зале меня поразило прежде всего отсутствие табач¬
ного дыма. Когда дневной паек сведен к трем сигаретам,
люди дорожат каждой затяжкой.Большая, неуютная сцена была украшена лозунгами,
призывающими рабочих бороться за сорокачасовую ра¬
бочую неделю, протестовать против массовых увольнений
и искоренять «остатки милитаризма и национализма».
За длинным столом сидело больше десятка профсоюзных
деятелей, принимавших участие в организации Националь¬
ного конгресса. Они были до странности похожи ДРУ?
на друга — высокие, худощавые люди с интеллигентными
лицами. Прежде чем сесть на свое место, каждый из них
представлялся слушателям и кланялся в традиционной346
японской манере. Ораторы также низко кланялись перед
речью и после нее. Это придавало собранию своеобразныйВОСТОЧНЫЙ колорит.Я интересовался главным образом программной речью,
которую произнес председатель профсоюза работников хи¬
мической промышленности. Это был стройный энергичный
человек, у которого была вполне определенная цель:
отделить НКПП от коммунистов, не теряя в то же время
права на политическую борьбу.«Некоторые думают, — сказал он, — что в условиях
оккупации рабочее движение не должно носить воинствен¬
ного характера. Но нам было предоставлено демократи¬
ческое право создавать свои организации, и нет никаких
оснований для того, чтобы мы им не воспользовались.
Наша задача состоит не в том, чтобы содействовать наси¬
лию, а в том, чтобы организовать трудящихся и научить
каждого из них отличать друзей от врагов. Правительст¬
во и капиталисты говорят, что Япония теперь страдает
от последствий поражения, а потому все внутренние раз¬
ногласия должны быть забыты и требования трудящихся
должны быть отложены. Но когда же это бывало, чтобы
капиталисты приветствовали такие требования?Нам нечего ждать, что кто-то создаст для нас мощное
рабочее движение. За него должны бороться сами трудя¬
щиеся. Рабочие лидеры, которые в борьбе за права
трудящихся боятся прибегнуть к насилию, просто
трусы».Дальше следовал важнейший вопрос об отношении к
коммунизму.«Методы борьбы, которая ведется в настоящее время
против коммунистов, ничем не отличаются от тех методов,
которыми пользовались во время войны японские фашисты
и милитаристы. Они едва ли согласуются со свободой убеж¬
дений, обеспечиваемой демократией...Но если вы, коммунисты, считаете, что НКПП при¬
надлежит вам, вы ошибаетесь. Национальный конгресс
не принадлежит никому, кроме самих трудящихся. Мы, ра¬
ботники НКПП, ничего не имеем против того, чтобы каж¬
дый из наших членов в отдельности принадлежал к
коммунистам или к какой-нибудь другой партии. Но
НКПП как организация не принадлежит ни к однойпартии».347
Несмотря на это официальное отречение, в действи¬
тельности коммунисты — и Россия — попрежнему имеют
большое влияние. Некоторые из основных профсоюзов, вхо¬
дящих в НКПП, работают под руководством известных
коммунистов, и среди рабочих, присутствующих в зале,
находились тысячи членов партии или сочувствующих!
В вестибюле какие-то молодые люди успешно продавали
официальный орган компартии «Акахата». На прилавке
имелись в большом выборе коммунистические журналы,
книги и брошюры.Еще более многозначительным было русское влияние.
Я намеренно употребляю слово «русское». Хотя значитель¬
ная часть материала была большевистской, еще большая
часть была русско-славянской. Над прилавком были раз¬
мещены портреты Сталина, Ленина и Карла Маркса. Сре¬
ди книг можно было найти целыми десятками переводы ра¬
бот Сталина. На одном из японских журналов, обложка
которого изображала цветущую русскую крестьянку, кра¬
совалось даже его русское название: «Русская культура».
Это был, без сомнения, журнал, предназначенный для це¬
лей пропаганды.Переводы произведений Льва Толстого и Горького на¬
считывались буквально десятками, к ним следует добавить
Чехова, Гоголя и Тургенева. Возможно, что мысль об из¬
дании этих книг принадлежала русским пропагандистам.
Но если это так, то они строили свою работу не на идее
мировой революции, а на традиционном интересе японцев
к русской литературе.Я помню, как десять или двенадцать лет назад я осма¬
тривал полки большого книжного магазина на Гинзе и
был поражен количеством и разнообразием представлен¬
ных в нем произведений русских авторов. Я помню, как
в разговорах с японскими интеллигентами я обнаружил,
что им известны все школы и направления русской худо¬
жественной литературы. Затем японская военщина изгна¬
ла русскую литературу с книжных полок. Однако интерес
к ней не был убит. После поражения Японии он возродил¬
ся и вырос. Для японского поклонника Горького журнал
«Русская культура», несомненно, представляет интерес.
А читатель этого журнала — особенно если он чувствует
себя несчастным из-за рисового пайка, или действий пра¬
вительства, или даже «братания» с американской армией —348
найдёт вёрноё утешёниё в восторженных ста1ъйх 6 совё?-
ском строе.В Японии, как и в некоторых других странах, средние
элементы сошли на нет, а крайние партии усилились. Если
японцу не нравится правительство Иосида, которое мы
поддерживаем, ему некуда итти, кроме лагеря коммунистов.
Если мы ему не нравимся, он оборачивается лицом к за¬
паду, к России. Советские представители, с которыми
я разговаривал, не скрывают своего большого интереса
к Японии. Однако они отрицают вмешательство в японскую
политику. Повидимому, они считают, что, поддерживая
консерваторов, мы отталкиваем от себя трудящихся и ин¬
теллигенцию. Если смотреть на вещи под этим углом зре¬
ния, мы сами являемся лучшими агентами, вербующими
сторонников для японской коммунистической партии и
Советского Союза. Русским нет надобности особенно ра¬
ботать над этим. Они чувствуют, что время на их стороне.17	августа 1946 г.	ТОКИОМы с Джо Фроммом были у У. Макмагона Болла,
британского представителя в Союзном совете, которого мно¬
гие из нас считают одним из самых блестящих дипломатов
в официальном мире Токио. Боллу приходится трудно
в Совете, так как британская политика параллельна на¬
шей, но он никогда не может забыть, что он также является
представителем Австралии, которая в настоящий момент
смотрит на Японию иначе, чем мы. Кроме того, он при¬
держивается того непопулярного мнения, что нападки на
русских — опасная игра, независимо от того, вызваны они
чем-нибудь или нет.Мы сидели в просторном кабинете Болла и спорили
на тему об экспертах.«Наше затруднение заключается не в недостатке экспер¬
тов,— говорил Болл.—Оно заключается в том, что со¬
вершенно бесполезно представлять Совету какую-либо фак¬
тическую информацию, так как ее немедленно начинают
рассматривать как оскорбление, нанесенное верховному
главнокомандующему. Я перестал говорить о каких-либо
фактах, так как это всегда заставляет Джорджа [Атчесо-
на] нападать на меня.349
Я приведу вам пример того, как мало считаются с Со¬
ветом. Еще в июне Джордж представил нам старый япон¬
ский законопроект о земельной реформе с просьбой вы¬
сказать свое мнение по этому поводу. Он сказал нам, что
это крайне срочное дело. Мы очень усиленно работали над
этим вопросом и составили примерную программу. Мы
представили ее Совету, причем русские и китайские де¬
легаты согласились с нами.Пять дней назад мы совершенно случайно услышали,
что японское правительство разработало собственный но¬
вый земельный законопроект. Мы тотчас же просили аме¬
риканский секретариат прислать нам копию этого проекта,
чтобы посмотреть, включены ли туда наши рекомендации.
Мы повторяли нашу просьбу каждый час, но безуспешно.
Вчера утром я прочел в газете «Ниппон тайме» послание
генерала Макартура, в котором он делает японскому пра¬
вительству комплименты по поводу его «мужества и ре¬
шимости».Новый японский проект был, наконец, вручен нам вче¬
ра в одиннадцать часов утра».Как Джо, так и я знали о том, что это не единственный
случай намеренного проявления пренебрежения к Совету
вообще и к Боллу в особенности. Болл раздражает гене¬
рала Макартура и Атчесона. Они считают, что он должен
быть в Совете их лойяльным союзником, не задающим лиш¬
них вопросов. Их сердит его независимый вид и высказы¬
ваемые им время от времени едкие комментарии к некото¬
рым из наиболее неумеренных претензий американского
штаба. Атчесона раздражают также светские манеры и
остроумие Болла.Когда Совет собрался впервые, Болл пригласил Атче¬
сона на чашку чая и уверял его, что он, Болл, питает к Со¬
единенным Штатам «чувство величайшей преданности».
Он чрезвычайно подробно перечислял, чем вызвано подоб¬
ное чувство, начиная с родственников жены в Америке
и кончая заявлением о том, что он сам получил образова¬
ние, пользуясь американскими стипендиями имени Рок¬
феллера и Карнеги. Он добавил, что в настоящий момент
внешняя политика Британской империи и Соединенных
Штатов совпадает.«У нас нет никаких оснований не работать в тесном кон¬
такте между собой, — сказал Болл. — Если я когда-350
нибудь скажу на Совете то, пего не следует говорить, толк*
ните меня хорошенько ногой под столом, а потом объясните
Мне, в чем я ошибся».На последующих заседаниях Совета Атчесон относился
к Боллу с заметной враждебностью. Наконец Болл позво-
нил Атчесону и спросил его: «В чем, собственно, дело?
Разве мы не можем найти способ работать в большем со¬
гласии друг с другом?» Насколько мне известно, Атчесон
ответил на это недружелюбно.Я подозреваю, что, подобно большинству из нас, Болл
считает Совет бесполезным или даже не только бесполезным,
так как он является только лишним поводом для между¬
народных трений. Я слышал, что не меньше трех месяцев
назад Болл рекомендовал своему правительству роспуск
Совета. То, что происходит в Совете, часто находится со¬
вершенно вне его контроля. Совет был создан для того,
чтобы обеспечить генералу Макартуру услуги международ¬
ных советников в такой момент, когда наши взаимоотно¬
шения с Россией столь натянуты, что ни одно русское
предложение, вероятно, не будет принято, и когда генерал
Макартур рассматривает любой намек на критику медлен¬
ного развития Японии как личное оскорбление.Вновь прибывший русский корреспондент дал мне вче¬
ра вырезку из «Правды», где Атчесона называют «анахро¬
низмом двадцатого века».Я показал вырезку Боллу и в шутку высказал пред¬
положение о том, что она является одной из причин его
трений с Атчесоном. Болл засмеялся:«Может быть. Джордж сам прислал мне на днях пере¬
вод этой статьи».19 августа 1946 г.	ТОКИОЯпония — мечта политических авантюристов. Туда не¬
легко попасть, но, если преодолеть эту трудность, для дель¬
ца в американской военной форме, одаренного фантазией
и смелостью, нет никаких границ. Здесь его ждет богатей¬
шая нажива, и поэтому здесь роем вьются представители
многих американских промышленных и финансовых «ту¬
зов», интригуя, потворствуя интригам, используя все свои
связи. Теоретически делец, одетый в форму американской
армии, служит своей стране и ему запрещен контакт со351
Своей фирмой. На практике Ийкто не обращает на это внн.
мания.Общий план ясен. Политический авантюрист нащИх
дней стремится овладеть экономикой Японии. Он под.
купами пролагает себе путь в магнаты дзайбацу. Он поль¬
зуется своим официальным положением для того, чтобы
попытаться снова передать в частные руки некоторые об¬
щественно-бытовые предприятия, которые теперь нацио¬
нализированы. Авантюристы ориентируются на вестибюль
гостиницы «Дайици», где они говорят на международном
языке картелей: «исключительная агентура... соглашения
о ценах... займы... монополии...» Люди льстят и раболеп¬
ствуют. Они торгуют обещаниями кредитов и дивидендов.
Но магнаты дзайбацу, которые в течение ряда поколений
господствовали над экономикой Японии, еще не пришли
к определенному решению. Некоторым из них нужны кре¬
диты. Другие противятся американскому вторжению. Аван¬
тюристы действуют.Вот один из примеров. Как-то вечером Сэлли и я ужи¬
нали с двумя специалистами по нефти, которые в настоящее
время служат в американской армии. Эти люди не отрица¬
ли, что они находятся в контакте со своими фирмами.
Глядя на нас невинными глазами, оба сказали нам, что
их компании, «естественно», оплачивают разницу между
их окладами на военной и гражданской службе.«Мы должны готовиться к тому,—сказали они,—чтобы
представлять здесь свои компании, когда будет подписан
мир».Ужин был особенно пикантным, потому что один из
дельцов уже заключил сделку с японскими нефтяными
фирмами, а другой упорно, но безуспешно пытался узнать,
какой характер носит эта сделка.Другой пример. Работая в сотрудничестве с вашинг¬
тонским отделением «Чикаго сан», я только что помог ра¬
зоблачить деятельность Питера Маганьи, эксперта по шел¬
ку, советника при американском штабе. Маганья, малень¬
кий, циничный, несдержанный человек, прилетел в То¬
кио в феврале. Прежде чем Маганья счел нужным уехать,
он (по мнению многих знатоков) вплотную приблизился
к тому, чтобы захватить в свои руки шелковую промыш¬
ленность Японии. Оружие Маганьи составляли изрядный
запас смелости, а также письмо и телеграмма. Письмо352
было от государственного департамента, и Маганью называли
в нем советником генерала Макартура. Телеграмма была
0т члена конгресса Даниэла Флада (от штата Пенсильва¬
ния), и в ней было сказано приблизительно следующее:
«Продолжайте бороться. Я поддерживаю вас до конца».
Флад был не только влиятельным. членом конгресса, но
вместе с тем и личным юрисконсультом Маганьи в Вашинг¬
тоне. Маганья пользовался письмом, чтобы влиять на япон¬
цев, а телеграммой — для воздействия на штаб.В противоположность другим дельцам, Маганья пред¬
почитал напористый подход к делу. Он умел использовать
прессу и знал, что именно публикуется под крупным заго¬
ловком. Он выступал с обвинениями в неумелом ведении
дел и в еще более худших проступках. Он кричал о вещах,
о которых до того говорили только шопотом. Он нападал
на ближайших помощников генерала Макартура, на воен¬
ное министерство, на военного министра Роберта П. Пат¬
терсона — на всех, кто стоял между ним и шелковой про¬
мышленностью.Надо отдать Маганье справедливость, что он нагнал на
американский штаб больше страха, чем какое-либо другое
лицо или проблема, возникавшая со времени капитуляции
Японии. Опасаясь того, что может сделать враждебно настро¬
енный член конгресса с просьбами генерала Макартура
об ассигнованиях, представители штаба льстили Маганье,
исполняли его прихоти и принимали его оскорбления
с улыбкой. Они ничего не предприняли даже после того,
как Маганья выгнал двух членов австралийской торговой
миссии из лаборатории по испытанию образцов шелка,
которую они хотели посетить.Пресса, которая разузнала кое-что о делах Маганьи,
повидимому, добилась успеха там, где генералы боялись
действовать. Маганья выехал в Пенсильванию, не закон¬
чив своей работы. Член конгресса Флад готовился к выбо¬
рам, в которых неблагоприятная газетная шумиха могла
обусловить его поражение. (Позже стало известно, что
Флад провалился на выборах.)В архивах японского министерства финансов есть
три письма, ожидающих, чтобы их прочел какой-нибудь
предприимчивый журналист. Они были написаны от име¬
ни афериста Андо директором отделения фильмов цент-23 М. Гейн	363
рального бюро кинопроката при американском щтабе
М. Бергером. Эти письма, датированные 27 мая 1946 г
являются доказательством той борьбы, которую вел Гол!
ливуд с целью завладеть японским рынком и вытеснить
оттуда все другие кинофильмы, включая и японскиеПервое письмо содержит «просьбу» к министерству
финансов предоставить Андо сумму в 20 миллионов иен
(1333 тысячи долларов), нужную ему для финансирования
новой фирмы, демонстрирующей американские фильмы
в Японии. Второе письмо содержит «просьбу» к японскому
правительству отпустить Андо 50 тысяч тонн дюралюми-
ния, который, по его словам, необходим ему для построй¬
ки «нескольких сот» кинотеатров. Третье письмо подтверж¬
дает готовность бюро кинопроката предоставить Андо
достаточное число голливудских фильмов, чтобы они
могли демонстрироваться все пятьдесят две недели в году.Письма полны благопристойных фраз, как, например:
«Мы убеждены, что усилия г-на Андо направлены на то,
чтобы содействовать лучшему пониманию... американских
идеалов». Когда я думаю о Голливуде и его отношении
к американским идеалам, я вспоминаю кинофильм, ко¬
торый недавно прошел здесь при битковых сборах. Он
изображал похождения преступника Арсена Люпена и
вызвал целую волну преступности в Токио. Когда менее
ловкие взломщики попадались, они объясняли: «Я хотел
быть похожим на Арсена Люпена».Сегодня мне было сообщено о новейшем случае поли¬
тического авантюризма — о «деле мистера Икс». «Мистер
Икс» — один из наиболее высокопоставленных экономистов
в штабе Макартура. Перед войной он был директором
японского отделения крупной американской фирмы.Недавно один американский офицер, военный следо¬
ватель, просматривавший бумаги треста Ниссан, крупно¬
го комбината, поставлявшего вооружение, нашел копии
писем, посланных председателем треста «мистеру Икс».
В письмах говорилось о планах треста Ниссан, направ¬
ленных на то, чтобы захватить в свои руки торговлю
грузовиками и легковыми автомашинами в Японии.В одном из писем «мистеру Икс» сообщалось, что
трест Ниссан решил вступить в контакт с рекомендован¬
ной им автомобильной фирмой в Детройте. К другому
письму была приложена копия контракта, отправленного354
детройтской фирме. Ввиду того, что японским компа¬
ниям не разрешается вести переписку с американскими
предприятиями, остается предположить, что «мистер Икс»
переслал контракт в Детройт. Цель всей этой сделки,
очевидно, заключалась в том, чтобы вытеснить с японско¬
го рынка компании Форда, Шевроле и Крайслера.Следователь сначала не понял значения того, что про¬
чел. Затем он решил, что эти документы стоят того, чтобы
снять с них копию, и просил дать ему на время папку,
в которой они содержались. Придя домой из конторы
треста Ниссан, офицер обнаружил, что вся переписка
с «мистером Икс» была заменена статистикой по болтам
и гайкам.В тот же день следователь вернулся в контору и по¬
требовал, чтобы ему показали письма. Японские служащие
ответили ему, что это «секретная переписка», которая
«его не касается». Начался спор; появился председатель
компании Ниссан. Он объяснил, что он долголетний друг
«мистера Икс» и что корреспонденция носит сугубо лич¬
ный характер.Председателя поддерживал американец, который на¬
звал себя Уильямом Горхэмом, одним из директоров треста
Ниссан, и потребовал, чтобы офицер сказал ему свою
фамилию, чин, армейский номер и фамилию своего ко¬
мандира. Он спросил также, знает ли генерал Маркато	том, что военный следователь затребовал переписку.Горхэм — уроженец Сан-Франциско, приехавший в
Японию двадцать лет назад и работавший в компании
Ниссан в течение войны. «Эти письма относятся к сделкам,
которые «мистер Икс» заключил с одним из представите¬
лей треста Ниссан от имени детройтской фирмы, — ска¬
зал он. — Они являются сугубо личными и совершенно
не касаются вас. Теперь они находятся под замком в сей¬
фе председателя компании. Если они вам нужны, получи¬
те сначала ордер от генерала Марката».Следователю пришлось ретироваться. Он представил
Рапорт о происшедшем, но никаких действий по поводу
этого не было предпринято. Здесь следует отметить, что
МЫ формально все еще находимся в состоянии войны с Япо¬
нией и что «мистер Икс» в качестве служащего военного
министерства не может иметь других интересов, кроме
интересов служения своему государству.23*	355
10 сентября 1946 г.'ГОКиоВечером Сэлли, я и Дэв Конде, бывший начальник
кинематографического отделения штаба, а теперь кор.
респондент агентства Рейтер, поехали в предместье по¬
видать Акира Ивасаки.Акира, не имеющий никакого отношения к представи¬
телю дзайбацу Ятаро Ивасаки, до прошлого месяца вы¬
пускал документальные фильмы для киностудии Нициеи.
Он выпустил два фильма: «Трагедия Японии» и «Год ок*
купации». Первый фильм, смонтированный из старых
материалов кинохроники» показывал, как император, бан¬
киры и политические деятели вовлекли Японию в войну.
Он подвергся бойкоту со стороны трех крупных прокат¬
чиков. Второй фильм был запрещен американскими воен¬
ными цензорами, так как в нем можно было увидеть де¬
монстрации рабочих, тайные переговоры премьера Иосида
с прежними политическими дельцами и дзайбацу, попреж-
нему занятыми своими «обычными делами».Вследствие того что фильмы не делали сборов, компа¬
ния Нициеи обанкротилась и аферист Андо пытался вы¬
купить ее. Ивасаки помешал этой сделке, но получил
предупреждение «быть осторожнее». Затем Ивасаки ор¬
ганизовал продажу студии крупной кинематографической
фирме и отказался от занимаемой им должности.Последние огни Токио остались позади, и нас окружал
мрак. Было тепло и сыро, в воздухе чувствовалось при¬
ближение дождя. Мы ехали все дальше, пока не добрались
до маленькой полицейской будки, над дверью которой
горел тусклый красный фонарик. Полицейский разгова¬
ривал с двумя мальчиками-подростками. Мы попросили
его показать нам дорогу, и мальчики предложили быть
нашими проводниками. Свернули с большой дороги в
лабиринт переулков, который казался бесконечным.
Наконец въехали в узенькую улочку, где едва мог по¬
меститься один виллис. Далеко впереди виднелся двух¬
этажный дом, одно из его окон на втором этаже было
освещено.«Здесь», — сказал один из мальчиков.Мы подъехали к дому. Шум нашего виллиса усиливался
отражением звука от стен, которые превращали переулок356
в нечто вроде туннеля. Свет в Окне мигнул и тотчас
уае исчез, словно погашенный шумом нашего виллиса.Остановившись у дома, я выключил фары. Было темно.
^Тишина в доме казалась боязливой и настороженной.
Конде начал стучать в дверь. Ответа не было. Мальчики
стали кричать. В доме попрежнему царило молчание.
Однако мы видели, как погас свет, и знали, что внутри
есть люди.«Дэв, — сказал я. — Поговорите с ними. Они знают
ваш голос».«Ивасаки-сан! Ивасаки-сан! («Господин Ивасаки!») —
крикнул Дэв. — Это Конде. Откройте! Это ваши друзья!»Наверху открылось окно и выглянуло смуглое лицо.
Я навел на лицо Конде свет своего электрического фона¬
рика.«К вам приехали гости», — сказал Дэв.Окно закрылось, и снова наступила тишина. Потом
раздался лязг металла, и входная дверь открылась. На
пороге стояла высокая тонкая фигура в кимоно, освещен¬
ная нашими фонариками.«Войдите, пожалуйста», — сказал Ивасаки по-анг¬
лийски.Мы сняли обувь и уселись на соломенной цыновке
в гостиной. Электрическая лампочка, висевшая над низ¬
ким круглым столом, отбрасывала темные тени. Жена
Ивасаки, красивая женщина с лицом страдающей мадон¬
ны, стояла у дверей. Ивасаки присел у стола. Его тем¬
ные глаза пристально следили за нами. Через его лицо
проходил широкий безобразный рубец; он начинался
ото лба под самыми волосами, пересекал левую бровь
и веко и кончался под скулой.«Плохо?» — спросили мы.—	Глаз цел, — ответил Ивасаки.«Больно?»—	Не особенно, если не считать головных болей.
Я все время страдаю ими.Мы сидели за столом, пили чай и разговаривали о
жизни Ивасаки, прогрессивного японца, живущего в но¬
вой демократической Японии.«Мне сорок четыре года, — сказал Ивасаки. — У меня
Двое маленьких детей. Я учился в Токийском император¬
ском университете и специализировался по немецкой357
литературе. До войны я писал очерки и литературно-кри.
тнческие статьи. Мне нравилось спорить о литературных
направлениях, и я даже был членом небольшого философ,
ского кружка, который объединял всего лишь несколько
профессоров, писателей и студентов.В 1939 г., через два года после начала «китайского
инцидента», все члены кружка были арестованы. Нас
обвиняли в нарушении «закона о поддержании мира». Со¬
гласно этому закону, вас могли посадить в тюрьму за
крамольные мысли, которые никогда не были вами выска¬
заны. Меня продержали восемь месяцев в камерах при
различных полицейских участках. Затем отправили в тюрь¬
му Сугамо, где теперь находятся военные преступники.Мне повезло. Моей жене разрешили приносить мне
в Сугамо немецкие и английские книги. Книги вроде
этих. (Он показал на книжные шкафы, стоявшие позади
него.) Я был в тюрьме, но мой ум и дух были свободны.Через восемь месяцев меня судили. Суд приговорил
меня условно к трем годам тюремного заключения. Мне
запретили писать что бы то ни было. Мы жили продажей
своих вещей. Когда кончилась война, большей части моей
библиотеки уже не было. Затем я стал сотрудником кино¬
студии Нициеи и начал работать над документальными
фильмами.Я думал: вот моя страна, которая вступила в войну,
не зная зачем, и которая проиграла войну, не зная почзму.
Вот Потсдамская декларация, о которой знают лшь
немногие. Я подумал, почему бы не выпускать фильмы,
которые покажут моему народу, какие люди и какие счлы
вовлекли нас в войну: военщина, император, дзайбацу,
продажная пресса.Когда фильм был готов, я снова подумал: почему бы
не смонтировать несколько кинохроник, показывающих,
что случилось с нами и что происходит после капитуляции
с военными преступниками. Показать Тодзио и нескольких
других генералов в тюрьме; императора, который все
еще на свободе; магнатов дзайбацу, которые попрежнему
держат все нити в своих руках.	->Американские цензоры запретили фильм. Я спросил их,
почему. Они ответили, что это приказ генерала Уиллоуби-
Потом мои друзья рассказывали мне, что в резиде шии
премьера Иосида состоялся секретный ^просмотр этого358
фильма, на котором присутствовали американские гости03	военной разведки, и что Иосида просил их запретить
картину.Тем временем Андо пытался откупить Нициеи. Он
явился в студию и обещал всем служащим подарки в слу¬
чае, если сделка состоится. Он также говорил, что уста¬
новит обряд утреннего поклонения императору, как толь¬
ко купит Нициеи. Я пытался помешать продаже.Однажды ночью около двух недель назад кто-то по¬
стучал в мою дверь. Я Думал, что пришел кто-нибудь
из студии и открыл дверь. Там стоял молодой человек.
Он спросил меня: «Вы Ивасаки-сан из студии Нициеи?»
Я ответил утвердительно. Он отступил в сторону, по¬
явился другой молодой человек и ударил меня. Потом
они скрылись.Я был оглушен и думал, что только ушиблен. Лоб
у меня болел. Я прикоснулся к нему и увидел, что моя
рука в крови. Тогда я понял, что меня ранили бритвой.
Доктор наложил швы. Он думает, что меня придется
оперировать. Полиция произвела формальное следствие,
но виновных не обнаружила.Нет сомнения в том, что эти молодые люди — профес¬
сиональные убийцы. Они не хотели меня убивать. Их
цель состояла в том, чтобы ранить меня достаточно сильно
в виде чувствительного предостережения».—	Что вы думаете делать дальше, Ивасаки-сан?«Не знаю, — сказал он спокойно. — Я получаю ано¬
нимные письма. В них говорится: «Это было только предо¬
стережение», или «Вы коммунист, потому что вы высту¬
паете против императора». Моя жена боится за меня и
Детей. Она не выпускает их играть с другими детьми.
Журналы не хотят брать мои статьи. Они говорят, что
не могут восстанавливать против себя Андо. А сам
Андо скоро выйдет из тюрьмы. Ночью мы сидим, при¬
слушиваемся к каждому звуку и ждем. Мы думаем,
как бы уехать из Токио и скрыться где-нибудь в де¬
ревне».Мы уже слышали о том, что семья Ивасаки боится
выходить из дому даже за покупками, и привезли детям
немного молочного порошка. Жена Ивасаки благодарила
нас взглядом своих испуганных влажных глаз. Они оба
проводили нас немного по темной улице.359
«Мы рады, что вы приехали, — сказал он. — Мы видим
так мало людей».Я завел мотор, и они оба вошли в дом — быстро, не¬
слышно, как тени. Снова лязгнул замок, и свет погас
В доме опять стало темно.ДЕРЕВНЯ ИСОХАРД
26 сентября 1946. г.	ПРЕФЕКТУРА ИБАРАГИВыехали из Токио для поездки по этой префектуре
десять дней назад, но нам они кажутся вечностью. Мы
отправились на двух виллисах с провизией, горючим
и одеялами. Нас было пятеро: Сэлли, Джо Фромм, Рой,
я и наш проводник Чикосабуро Хайями — поэт, танцор'
борец, бывший агент в Китае и советник кабинета. Мы
интересовались главным образом земельной проблемой
и националистическим подпольем и в течение первых пяти
дней подчинялись во всем умелому руководству Хайями.
Он выработал наш маршрут и наметил ряд бесед с поме¬
щиками, членами парламента, мэрами городов и сельскими
чиновниками.В течение большей части этого времени нашей штаб-
квартирой был дом помещика на вершине холма. Мы
жили в роскошных комнатах, окна которых выходили
прямо в сад с карликовыми деревьями, цветами и бронзо¬
вым журавлем, из клюва которого бил фонтан воды. Принц
Хигасикуни, который был когда-то премьер-министром,
жил в этих комнатах, которые окрестные жители называ¬
ли «покоями принца».В этот дом приходили люди, чтобы поговорить с нами,
и отсюда мы направлялись в соседние деревни и города
для бесед с другими людьми. Однажды мы провели утро
с молодым помещиком, в гостиной которого стояла ку¬
шетка, накрытая леопардовыми шкурами. Он сидел перед
нами бледный, изнеженный и говорил о былой роскоши
Токио. Имением управлял его дядя/На следующий день
нас доставили на лодке на остров посреди большого озе¬
ра, где мы разговаривали с чиновниками. Идеи и известия,
повидимому, с трудом преодолевали водное пространство,
и этот остров казался далеким от жизни остальной ЯпО'
нии и от наших дней. Маленькая, крепко спаянная шай¬
ка, которая правила этим островом до войны и во время360
ее, оставалась у власти, не встречая никакого сопротивле¬
ния. Мы сидели в неприглядной, переполненной людьми
канцелярии Сельскохозяйственной ассоциации, и эти люди
благодушно разговаривали об отрицательных чертах ок¬
купации: о земельной реформе, о росте коммунизма и
об отсутствии уважения к чиновникам. Они слышали,
что император отказался от своей божественности; дошел
до них и какой-то неясный слух о новой конституции, но,
повидимому, все это не имело для них никакого значения.«Наше отношение к императору не изменится», —
заявили они.Это был помещичий край, уголок дореформеннойтфео-
дальной Японии. Хайями ничего не сказал нам, но его цель
была ясна: он показывал нам помещика в его естествен¬
ном окружении. Помещик властвовал над экономикой
и над правительством. Это был паук, который плел сеть,
состоявшую из ростовщиков, сельских чиновников, поли¬
цейских и всех людей, руководивших всесильной Сельско¬
хозяйственной ассоциацией. Ни один издольщик не мог
прорваться без посторонней помощи через эту паутину,
и она душила все попытки создать сильный Крестьянский
союз.Люди, с которыми мы встречались, были врагами
земельной реформы. Они с хитрым видом рассказывали
нам о многочисленных сложных способах, которыми мож¬
но обойти закон, и предсказывали его неудачу. Уничто¬
жить эту систему одним только изданием закона о земель¬
ной реформе было невозможно. Помещики всеми правда¬
ми и неправдами собирались удержать в своих руках
большую часть земли. Ловко пользуясь своим богатством,
они намеревались сохранить свою власть над сельской
экономикой. Посредством интриг, подкупов, использо¬
вания своего превосходства в образовании, богатстве
или социальном престиже они продолжали руководить
правительственной машиной.Земельная реформа могла бы иметь успех только в том
случае, если бы она составляла часть более широкой и
глубокой программы преобразований, которая признала
бы тесную связь сельской экономики с национальной
политикой, промышленностью, народным образованием и
мировоззрением. Эта связь пока не была признана, и по¬
мещики, повидимому, не беспокоились.361
Поездка была нелегкой. Плохие дороги расшатали
болты нашего виллиса, а на нас подействовали еще хуже.
Сэлли натерла спину, прислоняясь к банке с газолином.
Теперь у нее болит спина, и ей приходится сидеть, вытя¬
нувшись на краю сиденья. Почти беспрерывно накрапы¬
вает дождь, мы никак не можем просохнуть, и все стра-
даем от насморка. На пятый день болезнь почек застави¬
ла Джо спешно вернуться в Токио. Хайями покинул
нас в одном из центральных районов Ибараги, и после
этого Сэлли, Рой и я остались втроем. Мы останавлива¬
лись в маленьких сельских гостиницах с неизбежными
клопами и сквозняками, ели горячее один раз в день и
завтракали обычно сыром, сухарями и хлорированной
водой.Однако поездка была интересной, а впереди нас, по-
видимому, ожидало столько нового материала, что нам
не хотелось возвращаться. У нас были рекомендательные
письма от Ниссо («избранника солнца») Иноуэ, и мы их
хорошо использовали, проникнув в «националистическую
зону» близ города Мито. Город был разрушен во время
воздушных налетов и поэтому, чтобы быть поближе к
«убийцам-патриотам», которыми славился Мито, мы жили
в доме терпимости в соседнем городке. В доме царило
большое оживление; по ночам мы видели со своего крыльца,
как чиновники из Мито веселились в банкетном зале и
по очереди уводили девушек в отдельную комнату. Сэлли
подружилась с «мадам» — вдовой офицера, очаровательной
женщиной; от нее мы узнали о том, как живут и что ду¬
мают люди в этом уголке Японии. («Одно время было об¬
наружено столько убийц, происходивших из этой мест¬
ности, что никто не хотел жениться на. наших девушках».)Мы поехали дальше на север и однажды, добравшись
до северной границы префектуры, осторожно спустились
втроем на шестьсот футов под землю, в глубь старой шах¬
ты. Усевшись в маленький кружок на месте пересечения
штреков, мы стали беседовать с обливающимися потом шах¬
терами, вся одежда которых состояла из повязок на бед¬
рах и на голове. Люди бесстрастно рассказывали нам
о своем заработке, на который никто из них не мог про¬
кормить семью, о нищенском пайке на продовольствие
и одежду и о кровавых боях их профсоюза с полицейски¬
ми, охранявшими компанию. Они слышали о борьбе аме*362
риканских шахтеров с владельцами и хотели, чтобы мы
подробнее рассказали им об этом. Время от времени мимо
проходили вагонетки, груженные углем, и тогда мы при¬
жимались к отсыревшим стенам и тревожно смотрели
на гнилые балки.В деревне Хокота сельский администратор и начальник
полиции явились к нам в гостиницу, чтобы «засвидетель¬
ствовать свое почтение». Здесь издольщики организовали
боевой союз, и на полицейский участок было произведено
уже два массовых налета. Полиция обратилась в бегство,
и издольщики на некоторое время захватили участок,
не допуская, однако, ни насилия, ни грабежа. В первый
раз издольщики требовали, чтобы помещикам было запре¬
щено их выселять, а во второй раз они добивались ареста
сельских чиновников, которых обвиняли в злоупотреб¬
лениях.Начальник полиции — невысокий, толстый, моложа¬
вый человек. У него острый и ясный ум, и он совершенно
затмевал своего спутника. Я просил его перечислить
успехи, достигнутые за время оккупации, и он назвал
вспашку военного аэродрома Хокоты, сбор оружия и
/ восстановление Крестьянского союза. Но один раз он
вызвал мое любопытство, спросив меня, прибегают ли
когда-нибудь американцы к насилию против существую¬
щих властей. Я рассказал ему о небольшом скандале,
который несколько недель назад произошел в Теннесси,
где бывшие солдаты устроили перестрелку, а затем из¬
гнали непопулярных представителей городских властей
и установили более прогрессивную администрацию. Оба
собеседника задумчиво сказали «гм...» и замолчали.В этот момент Сэлли включила наше дорожное радио
и мы услышали зловещий анализ Антони Иденом напря¬
женных отношений с Россией. Рой переводил наиболее
интересные места речи; я спросил начальника полиции,
что он думает о возможности войны между Соединенными
Штатами и Россией. Он ответил просто:«Японский народ устал от войн».Однажды под вечер мы сидели у организатора Крестьян¬
ского союза — в бедной и чистенькой комнате с задней
стеной, заставленной доверху книгами, и с раздви-363
нутой передней стеной — и разговаривали с группой
арендаторов. В противоположность другим крестьянам
с которыми мы встречались, они не одобряли земельной
реформы. Они считали, что только один человек из пяти
сможет купить землю. Они говорили, что реформы пыта<
лись проводить и раньше, но что в годы кризиса земля
неминуемо возвращалась в руки помещиков, так как
издольщики убеждались, что источники кредита для них
закрыты.«Вдумайтесь в это дело, — сказал один из молодых
издольщиков. — По новому закону я могу арендовать
акр земли за 80 иен. То, что я на нем выращу, может дать
мне по существующим ценам 1000 иен на черном рынке.
Я получаю довольно хорошую прибыль. Но если я куп¬
лю эту землю, я должен платить ежегодный взнос плюс
налоги; кроме того, не исключено, что помещики выго-
нят меня тем или иным путем. У них всегда были друзья
в правительстве. Может быть, когда вы, американцы,
уйдете отсюда, они появятся у них снова».Людей беспокоило растущее националистическое дви¬
жение. Они рассказывали, что бывшие военные захватили
руководство во влиятельных союзах молодежи. Что еще
хуже, небольшие группы военных организовывали «кол¬
лективные фермы» на земле, приобретенной для них
известными фашистами. Крестьяне говорили, что непода¬
леку имеется такая ферма, на которой тридцать молодых,
крепких ветеранов войны получают военную подготовку
и образование по программе, которая почти не отличается
от учебных планов пресловутых школ «Крестьяне для
Маньчжурии» \На следующее утро, когда мы были в гостинице, на¬
ходившейся в соседней деревушке, мускулистый восем¬
надцатилетний юноша подошел к нашей комнате и стал
наблюдать, как я печатаю на машинке. Я дал ему сигаре¬
ту и спросил, принадлежит ли он к Союзу молодежи.
Он ответил утвердительно. До последнего времени орга¬
низацией руководили бывшие офицеры, но американская1	После захвата Маньчжурии японские власти направляли
туда японских крестьян-колонистов, которые проходили специаль¬
ную подготовку в такого рода «школах» и создавали в Маньчжурии
военные поселения. (Прим. ред.)364
контрразведка заставила их уйти со своих постов, и теперь
они действовали в качестве «советников» или «лекторов».Он рассказал мне кое-что о себе. Пятнадцати лет он
вступил в авиацию и затем стал пилотом-«камикадзе».В день капитуляции он находился в воздухе и летел на
север по направлению к нашей эскадре. Рой спросил
его, есть ли разговоры о советско-американской войне,
и юноша ответил утвердительно.«Я хочу служить в американской авиации и сражаться
с русскими,— сказал он.—В нашем Союзе много говорят
о том, что скоро будет война и что нас возьмут в амери¬
канскую армию».Мы спросили его, готовится ли он к своей будущей
военной карьере; он ответил:«Нет, у нас нет военной подготовки, но мы занимаемся
гимнастикой в Союзе молодежи, а кроме того, мы ходим
на почту и изучаем азбуку Морзе».Мы ждали, что он скажет дальше.«Когда я вижу самолет в воздухе, — заметил он на¬
конец, — мне очень хочется снова летать».Мы прибыли сюда, в Исохару, после наступления
темноты. Гостиница, которая носит название «Горно¬
океанского отеля», была рекомендована нам как отлич¬
ная. Мы нашли это определение несколько преувеличен¬
ным. Правда, мы не могли пожаловаться на отсутствие
красивого вида: наш номер находился прямо над прибреж¬
ными скалами, и морские волны, разбивавшиеся о них,
древращались в дымную пену, летевшую прямо в наши
окна. Но цыновки были старые и кишели клопами, а
бумажные двери изорваны. Несколько женщин внесли
для нас угольные жаровни, уселись на пол и начали раз¬
глядывать Сэлли. Они объяснили нам, что за последние
десять лет они не видели ни одной белой женщины.Они ушли от нас только тогда, когда явилась делегация
от Крестьянского союза. Делегаты, которых было четверо,
оказались пожилыми и застенчивыми людьми. Это было
правление союза, причем председатель был землевладель¬
цем, а остальные трое были издольщиками. Один из них,
седой человек в огромных очках, являлся, кроме того,
местным организатором социалистической партии. Мы
обменивались вежливыми замечаниями, в то время как365
Сэлли готовила, а мужчины, подчиняясь правилам прили¬
чия, старались не смотреть на еду. Затем мы^обедали
и угощали их компотом из консервированных фруктов
а они восторгались его сладким вкусом. За последние
четыре года они совершенно не получали сахара.После обеда мы разговаривали, и нам было приятно
обнаружить, что, по крайней мере здесь, крестьяне энер¬
гично борются с феодально-помещичьей системой. Они
сказали, что в Исохаре всегда царила бедность, а потому
у людей имелись причины для мятежных настроений.
Им нехватало только случая, который был, наконец,
предоставлен им поражением Японии.Пять месяцев назад собралось двадцать пять человек,
которые решили найти способ, чтобы чиновники, собираю¬
щие рис для государства, перестали обманывать издоль¬
щиков. Чиновники назначали произвольные нормы сбора
и оставляли часть риса себе. Союз одержал победу в этой
борьбе и начал расширять свою деятельность. В настоя¬
щий момент он боролся с выселением неплательщиков.Плодородная земля здесь встречается редко и между
издольщиками существует жестокая конкуренция из-за
нее. Помещики пользуются этим и повышают арендную
плату до 50, 60 и более процентов годичного урожая.
Председатель союза, который имеет семь акров земли,
с гордостью сказал, что он берет только треть урожая
с двух с половиной акров, которые он сдает в аренду.«Наша страна переживает кризис, — сказал он, —
и несправедливо, чтобы один человек имел больше земли,
чем ему нужно, чтобы жить прилично. Я готов продать
большую часть своей земли».Он был очень серьезен и, как мне показалось, чувство¬
вал себя несколько не по себе среди издольщиков, которым
он усиленно старался показать, что он хороший человек.Каждый из трех издольщиков арендовал меньше одного
акра и, чтобы сводить концы с концами, они работали
на лесопилке и на шахте. Они считали, что закон о земель¬
ной реформе не вызовет больших перемен, но что «даже
такой закон много лучше того, на что можно было надеять¬
ся раньше». Двое из троих говорили, что они купят землю.
Третий не хотел этого делать: он считал, что земля неми¬
нуемо вернется к помещикам, с которыми невозможно
бороться.Збб
Два месяца назад Крестьянский союз выставил своего
кандидата в сельские старосты. Противники союза под¬
держивали одного из членов Ассоциации бывших воен¬
нослужащих, в прошлом — офицера японской армии. Эти
противники состояли из различных элементов: там были
помещики и торговцы, члены ликвидированного, но все
еще сильного «Общества мужества», принадлежавшего
к фашистской «Ассоциации помощи трону», «Обществен¬
ная группа», заменившая эту Ассоциацию, и Союз моло¬
дежи, во главе которого стоял бывший офицер, сын вла¬
дельца лесопилки. На выборах прошел кандидат против¬
ников союза.Мы проговорили уже несколько часов, и я неделикатно
сказал крестьянам, что уже полночь, а мы встали в шесть
часов утра и с тех пор или путешествуем, или разго¬
вариваем. «Вы, наверное, устали, — сказали они сочув¬
ственно и добавили: — Можно задать вам один вопрос?»Мы сидели вокруг низкого стола, освещенные электри¬
ческой лампочкой, и в ее слабом свете я видел четыре
пары глаз, пристально смотревших на меня. У них было
больше одного вопроса. Целое десятилетие они были отре¬
заны от мира и теперь хотели знать, есть ли в мире такие
люди, как они, и как эти люди разрешают свои проблемы.Они спрашивали: Есть ли у вас, в Америке, издольщи¬
ки? Сколько они платят аренды? К какой партии они
принадлежат? Существует ли в Америке страхование урожая
для фермеров? Получают ли фермеры государственную
помощь, дешевый кредит и квалифицированное техниче¬
ское руководство? Как обстоит дело с эрозией почвы, с удоб¬
рениями и оборудованием ферм? Правда ли, что президент
Рузвельт был другом безземельных крестьян?Это были вопросы, порожденные их собственным опы¬
том, и для них было очень важно получить ответ. Мне
было очень стыдно з£ недостаточность моих знаний...29 сентября 1946 г. М И Т О, ПРЕФЕКТУРА И Б А Р А Г ИМы провели последние два дня с человеком по имени
Такеучи, который имеет для Ибараги такое же значение,
какое Дюпоны имеют для штата Делавэр. Ему принадле¬
жат железные дороги и автобусные линии, сталеплавильные367
заводы й рисовые поля. # думаю, что ему принадлежит
также большая часть законодательной власти префектур^
Ибараги. У нас было рекомендательное письмо к Такеучи
от Ниссо Иноуэ — шпиона, священника и главаря тер¬
рористов. Двадцать лет назад, если не больше, Такеучи
построил в этой местности храм и предоставил его Иноуэ,
чтобы дать ему возможность проповедовать свое весьма
странное учение воинствующего буддизма и ультранацио¬
нализма. Молодые жители деревни и военные поднимались
к храму на вершину холма и слушали проповеди Иноуэ
о необходимости «кровью смыть грязь политики». Потом
они встречались с ним в заброшенном железнодорожном
вагоне и сговаривались там об убийствах. Еще через
некоторое время Иноуэ уехал в Токио и занялся там раз¬
работкой заговоров, за которые ему и его сообщникам
пришлось в конце концов заплатить долгим тюремным
заключением.Политический террор вспыхнул здесь неслучайно, так
как город Мито всегда был колыбелью крайнего нацио¬
нализма, и «Мито Гаку» (националистская школа, основан¬
ная в Мито) оставила неизгладимый след в истории
Японии. По мере того, как убийцы из банды Иноуэ
освобождались из тюрем, они возвращались в этот дру¬
жественный им уголок Японии, где могли найти себе ра¬
боту, обдумывать снова доктрину политического террора
и, может быть, замышлять новые заговоры. А Такеучи,
который до войны финансировал Иноуэ, остался попреж-
нему его другом и покровителем и продолжал оставаться
в контакте с его бандой.Вчера утром мы встретились с Такеучи, маленьким,
худощавым старичком, похожим на лавочника. Он сказал
нам, что только что получил письмо от Иноуэ, где гово¬
рилось о нас, и заявил, что он повезет нас к принадлежа¬
щим ему горячим источникам, находящимся на расстоя¬
нии ста с лишним миль к северу. Наше любопытство бла¬
гоприятствовало его планам, и мы, наконец, уступили
его просьбам и поехали на север в его лимузине. Вместе
с нами поехал приятель Такеучи, мэр города Мито.Мы въехали в узкую долину, где находилось два боль¬
ших отеля. «Они оба принадлежат мне, во избежание
конкуренции», — сказал нам Такеучи. На пороге нас
ожидал десяток слуг и под их эскортом мы отправились368
в угловую комнату, выходящую окнами на реку, от ко¬
торой шел пар. Нам был предоставлен специальный пруд,
образуемый горячим источником, и после купанья мы
отправились в лимузине на склон горы в «крестьянский
домик» Такеучи. Это был старый-престарый дом, который
он в буквальном смысле слова перенес из другой префек¬
туры. Вокруг домика он создал уголок такой изысканной
красоты, что ни Сэлли, ни я никогда не видели ничего
подобного. В доме было мало мебели, но она отличалась
изысканной простотой. Каждая вещь имела свое назначе¬
ние и каждая вызывала восторг. Пол был из досок какого-
то твердого дерева; окна занимали всю ширину стены
и из них открывалась прекрасная панорама на вереницу
мерцающих огней. Посредине комнаты в полу было сделано
углубление, в котором горел огонь, а над ним висел ста¬
ринный бронзовый котелок.. Табуретки старинной японской
работы, стоявшие вокруг нее, были до блеска отполирова¬
ны в результате долголетней службы и тщательного ухода.
Мы выпили чаю, сидя у огня, а затем перешли в неболь¬
шой банкетный зал, где была устроена чайная церемония,
сопровождавшаяся концертом старинных японских ин¬
струментов. За ней последовало два отдельно поданных
обеда из рыбных и мясных блюд, которые порознь го¬
товились поварами в белых колпаках, хлопотавшими
над угольными жаровнями, поставленными у самого
стола.В течение всего обеда мы пытались разузнать что-
нибудь относительно Иноуэ, и каждый раз Такеучи пари¬
ровал наши вопросы тостами. После обеда, во время ко¬
торого Такеучи много пил, он встал и начал плясать.
Его движения не были медленными и плавными движения¬
ми типичного японского танцора. Это была военная пляс¬
ка, порывистая и бурная. Мы представлялись ему неприя¬
телем, и он делал выпады по направлению к нам и рас¬
секал воздух невидимым мечом. Длинное кимоно мешало
ему; он подобрал его подол, открыв свои худые ноги в
белых шерстяных кальсонах. У него был нелепый вид,
но он ни на минуту не становился смешным. Его гневный
танец, исполняемый с заранее обдуманным намерением,
был полон значения.С такой же внезапностью, с которой он начал танец,
Такеучи вернулся на свое место на полу, наполнил свою
24 М. Гейн	3Qg
чашку и предложил тост. На его раскрасневшемся лиц
было неприветливое выражение.	че«Вы, американцы, говорите о демократии, — сказа
он. — Мы не понимаем демократии вашей марки, о/
нам не подходит. Означает ли она, что рабочие имеют
голос в управлении промышленностью? Разве у вас су.
шествует такой порядок в Соединенных Штатах? Означав
ли эта демократия, что рабочие могут захватывать фабри-
ки, как они сделали это в Японии? Означает ли она, что
рабочие могут бастовать в критическое время, котор^
мы сейчас переживаем? Означает ли она, что люди могут
критиковать императора?»Его голос звучал резко и сердито. Он говорил длин¬
ными периодами, и пока Рой переводил, Такеучи снова
начинал говорить. Он не слушал никаких возражений
и я начал беспокоиться. Я знал, что мы оба зайдем не¬
поправимо далеко, если мне придется потребовать от него
быть сдержаннее. Когда он сделал паузу, я поблагодарил
его за любезный прием, и мы с Сэлли вернулись в отель,
Перед нашим отъездом Такеучи сказал:«Я приеду к вам завтракать, и мы поговорим относи¬
тельно Иноуэ».Сегодня утром слуга разбудил нас в пять часов; я
отправился к пруду, чтобы умыться и побриться. Вер¬
нувшись, я нашел комнату полной людей. Слуги внесли
маленькие лакированные столики и поставили их круж¬
ком, а Такеучи, мэр города Мито, Сэлли и Рой сидели
за ними и ждали меня. У Сэлли, которая любит спокойно
пить свой утренний кофе, был весьма удрученный вид.
На каждом столике стояла кварта пива, а на столике
Такеучи, кроме того, красовалась бутылка виски.Такеучи сказал, что он готов разговаривать об Иноуэ,
как только мы выпьем предложенный им тост. Служанки
налили пива в наши стаканы, а мэр и Такеучи добавили
к нему виски. Такеучи засмеялся: «Коктейль дружбы:
американское виски, японское пиво!»Последовали новые тосты. Об Иноуэ снова не говорили.Я попытался напомнить о нем в автомобиле на обрат¬
ном пути в Мито. Такеучи сказал:«Когда Иноуэ написал мне, что его близкий ДРУГ Hag
правляется сюда, я сделал все, что мог, чтобы пребывани
этого друга здесь было обставлено как можно удобнее- ,370
Но если вам нужна информация, вам придется пойти
за ней к самому Иноуэ».Мы молчали добрых полчаса. Затем Такеучи внезапно
начал настаивать, чтобы мы поехали в исторический му¬
зей, существовавший на его пожертвования. Музей на¬
ходился недалеко от старого храма, принадлежавшего
Иноуэ, и, как я понял, прославлял прошлое Японии.«Вы не поймете Иноуэ, вы не поймете «Мито Гаку»,
вы не поймете, что мы думаем и чувствуем, пока не пойде¬
те со мной и не позволите мне объяснить вам то, что на¬
ходится в этом музее».Мы не могли сопровождать его. У нас была назначена
встреча с другим главарем террористов — Косабуро Та-
чибана.«Тачибана! — фыркнул он. — Что такое Тачибана по
сравнению с Иноуэ? Выслушайте слова Тачибана, но не
верьте им. Он неискренен».Между нами снова наступило гневное молчание, и
наше расставанье не было особенно сердечным. Мы ничего
не узнали, кроме того, что Иноуэ и его шайка недавно
устроили «встречу отдыха» в отеле Такеучи.В наши дни остались в живых три известных вдохно¬
вителя японских политических убийств: Иноуэ, Тачибана
и Сюмеи Окава, который на процессе военных преступни¬
ков ударил Тодзио по голове. В прошлом каждый из троих
был не просто убийцей. Они были «философами» ультра¬
национализма, людьми, которые сами не совершали
убийств, но доводили своими идеями молодых фанатиков
до патриотического исступления. Все трое было согласны
между собой в том, что политическая система Японии
«создана божественной волей» и что с ней не может срав¬
ниться ни одна другая система в мире. Все трое призна¬
вали существование коррупции и считали, что с ней надо
бороться при помощи коалиции крестьян и военных фа¬
натиков. Все трое верили в право сильного, и во имя
желательного для них решения составляли заговоры
против умеренных политических деятелей, генералов и
финансистов. Но, несмотря на то, что все трое были со¬
гласны по этим пунктам, они питали друг к другу нена¬
висть и недоверие.. Контакт между шайками поддерживался специальны¬
ми связными, и мы теперь направлялись на берег моря,24*	371
^Де нЗс ожидал связной по имени Ва1-а6икй, бывший лей¬
тенант флота и сторонник Иноуэ. Мы уже имели две весь¬
ма продолжительные беседы с Ватабики и знали, цТо
он отбыл длительное тюремное заключение за покушение
на убийство одного из политических деятелей. Мы знали
также* что Ватабики суровый и гордый человек, который
воспримет наше двухчасовое опоздание как оскорбление.«Скажем ему, что у нас лопнула камера шины»,
сказала Сэлли.Я согласился, что это неплохая мысль. Через пять
минут у нас действительно лопнула камера. Мы оставили
ее для ремонта в сельском гараже и поехали дальше.
На расстоянии нескольких сот ярдов от дома Ватабики
лопнула камера еще у одного колеса, и мы еле добрались
до дома. Ватабики с достоинством выслушал наши изви¬
нения.«Мой брат химик, — сказал он. — Он поможет вам
починить камеру».Брат Ватабики был крупный, суровый и весьма све¬
дущий человек. Тем не менее мы провозились вчетвером
целый час, чтобы извлечь камеру и починить ее. В тече¬
ние этого часа мы узнали, что Ватабики и его брат добы¬
вают соль из морской воды и что брат отсидел в тюрьме
пять лет. Он совершенно спокойно объяснил, что изго¬
товлял динамит для заговорщиков и что его поймали
на этом.Камера была поставлена на место, но у нас не было
насоса. Ватабики сказал нам: «Я знаю, где достать
насос».Он сел на велосипед и уехал. Через пятнадцать минут
он вернулся с насосом, а еще через полчаса шина была
в достаточно приличном состоянии, чтобы мы могли до¬
браться до ближайшего города. Я предложил возвратить
насос его владельцу и спросил: «Как его фамилия?»«Его фамилия Осава, — ответил Ватабики. — Он был
раньше известен под именем Хисинума. Он убил премье¬
ра Инукаи».Мы поехали дальше к Тачибана, и я подумал, что
нигде в мире нельзя представить себе иностранца, лоп¬
нувшую камеру машины которого чинит человек, при*
готовляющий динамит, после чего шину надувают насо¬
сом, принадлежащим убийце, и наконец еще один зло-372
мышленник провожает его к главному заговорщику и
вдохновителю политических убийств. Это действительно
фантастическая страна.Тачибана живет на своей ферме за пределами Мито.
Хам имеются большой и оживленный двор и два дома,
из которых один представляет собой огромное строение
с соломенной крышей, а в другом маленьком домике жи¬
вет сам Тачибана.Тачибана не проявил никакого неудовольствия, хотя
пт опоздали на шесть часов. Он похож на похудевшего
Распутина, портрет которого я как-то видел на русской
открытке: у него редкие черные волосы, которые он, по¬
видимому, никогда не стриг, длинные усы, жидкая бородка
и кривые зубы. Он был одет в неряшливое черное кимоно,
наброшенное поверх пестрого нижнего кимоно и белого
шерстяного белья. У него был твердый и острый взгляд,
а его улыбка не всегда означала, что ему весело.Мы сидели в его кабинете — большой запущенной
комнате, одна стена которой была отведена под книжные
полки. На полу были постланы поношенные цыновки,
бумага раздвижных дверей была порвана; в течение всего
нашего разговора прямо над нашими головами слышался
скребущий звук. Когда Тачибана заметил, что Сэлли
встревожена, он успокоил ее: «Это крыса!»Сначала нас было шестеро: Сэлли, Рой и я, Ватабики,
Тачибана и сестра последнего, простоватая женщина
средних лет с приветливым выражением лица. Впослед¬
ствии мы узнали, что она была раньше известной кон¬
цертной пианисткой. Вскоре после начала разговора во¬
шел очень смуглый высокий человек и Тачибана лакони¬
чески представил его: «Мой друг У но». Уно был одет
в черный фрак, что придавало ему вид профессора.Тачибана оказался очень разговорчивым. Он постоян¬
но вставлял в свою японскую речь такие западные выра¬
жения, как «абсолютизм», «нигилизм», «Вильгельм-Завое-
ватель», «народники». Он также непринужденно цитиро¬
вал Фрэзера, Льва Толстого, Гегеля, Уолта Уитмэна
и Других. Весь его разговор был странной смесью японской
феодальной философии и западного либерализма.«Мито Гаку» — японский тип демократии, — сказал
Гачибана. — Согласно этому учению, японский народ и373
история не могут рассматриваться в отрыве от императора
Вся нация представляет единую семью, во главе которой
стоит император. Коммунисты кричат теперь, что если
император не будет удален, Япония останется феодальной
страной. Они не понимают сущности императорской власти.
Феодализм пришел к концу восемьдесят лет назад только
после того, как узурпаторы были свергнуты и к власти при¬
шел император Мэйдзи. Именно через императора Мэйдзи
учение «Мито Гаку» стало основой нашей философии».По словам Тачибана, императоры освободили сельское
население. Окончательное освобождение наступило с вве¬
дением выработанного американцами закона о земельной
реформе («который в точности совпадает с тем, чему я
учил народ двадцать лет»). «Вся беда в том, — сказал
он, — что крестьяне подвергались угнетению в течение
нескольких веков, а потому они еще не понимают сущности
реформы. Им нужно орудие политической власти. Им
нужна политическая партия вроде крестьянской партии
префектуры Ибараги».«Я не слышал о ней, — заметил я. — Кто стоит во
главе этой организации?»Уно наклонился вперед и улыбнулся. Тачибана по¬
казал пальцем на Уно: «Он! Он председатель».Они рассказали, что на последних выборах партия
выставила трех кандидатов, из которых один получил
25 тысяч голосов, то есть на 5 тысяч голосов меньше того
числа, с которым он мог бы пройти в парламент. Партия,
повидимому, вербовала членов среди крестьян-бедняков,
а получала деньги от помещиков.«Правильно ли будет предположить, — спросил я, —
что если г-н Уно председатель, то г-н Тачибана советник?»Они оба нашли, что это очень забавно. Уно ответил:
«Согласно директиве о чистке, г-ну Тачибана не разрешает¬
ся занимать политические посты. Поэтому я председатель,
а он советник».Я сказал им, что, по моему мнению, директивы не
касаются местной политики. Тогда оба начали длитель¬
ную и оживленную дискуссию. Наконец Уно сказал:«Мы проверим то, что вы говорите. Если директива
о чистке действительно не относится к нам, г-н Тачибана
станет председателем, а я буду советником».Мы все засмеялись. Это была хорошая шутка.374
«Я социалист, — сказал Тачибана, — но вместо того
чтобы примкнуть к социалистам, я примкнул к молодым
офицерам. Возможно, .что это удивляет вас. Причина
очень проста. Социалисты и коммунисты — городской
элемент, а большинство молодых офицеров родом из дерев¬
ни, поэтому они глубоко озабочены бедствиями крестьян.’Вам также следует знать правду об императорах.
Японские императоры являются потомками богини солнца,
то есть земледельческого божества. Поэтому император
связан с крестьянами крайне тесными узами.Мне сейчас пятьдесят три года. В двадцатилетием
возрасте я впервые понял, что крестьяне должны принять
участие в политической жизни страны. Хотя я сам был
крестьянином, я начал учиться. Сначала я заинтересо¬
вался немцами: Кантом и Гегелем. Затем прочел большую
часть произведений Уильяма Джеймса и Бергсона. Я изу¬
чал также Толстого, который оказал большое влияние
на мое мировоззрение.После многих лет размышлений я открыл школу в том
доме... — Он показал на большое здание во дворе. —
Она называлась «Школой любви к родине»; сначала в ней
было двадцать пять учащихся. Двенадцать из них впо¬
следствии принимали участие в «инциденте 15 мая».Он спокойно рассказал нам об «инциденте 15 мая» —
попытке переворота, предпринятой «большой тройкой пат-
риотов-террористов»: Иноуэ, Окава и Тачибана. Окава
предоставил заговорщикам деньги, а Иноуэ — убийц. Мо¬
лодые последователи Тачибана должны были взорвать
токийские электростанции и некоторые из банков, при¬
надлежащих дзайбацу. 15 мая 1932 г. они действительно
бросили ручные гранаты, но так неудачно, что причинили
ими лишь незначительный ущерб. Тачибана был предан
суду, во время которого в своих выступлениях выдвигал
уничтожающие обвинения против «продажного» общества.
После этого он провел восемь лет в тюрьме.Мы простились с Тачибана, и я прошел в темноте к
большому зданию, чтобы убедиться, действительно ли
оно занято теперь родственниками Тачибана, как он уве¬
рял нас в беседе. Дом был очень велик, и там при тусклом
свете я увидел множество молодых мужчин. Как знать,
может быть они действительно были двоюродными братья¬
ми Тачибана.375
Мы поехали назад через разрушенный город Мито
и убийца Ватабики только дважды нарушил молчанье!
В первый раз он спросил меня, вндел ли я старинный
пергамент в комнате Тачибана. Он был написан последним
из военных узурпаторов и восхвалял счастливую жизнь
людей в безмятежном мире:Черепаха наслаждается покоем
У мирного пруда.Мы снова помолчали, и затем он сказал:«Знаете, насчет этой Крестьянской партии, о которой
говорил Тачибана... На самом деле ею руководит не Тачи¬
бана и не Уно. Ее настоящим главарем является зять Та¬
чибана, Ханава. Он также подвергся чистке, но работает
неофициально».Мы довезли Ватабики до его маленького мрачного до¬
мика на берегу моря и попрощались с ним. Он7 повернулся
и зашагал по узкой тропинке, проходившей по скалистому
берегу — человечек невысокого роста, прямой, подтяну¬
тый, одетый в костюм, который был ему велик на три но¬
мера, но не лишал его достоинства и силы.Потом мы вернулись в дом терпимости, и я наблюдал,
как Сэлли, усталая и разбитая простудой, готовит на уголь¬
ной жаровне.«Пошлем все это к чорту, — сказал я. — Поедем се¬
годня же вечером в Токио». Сэлли согласилась. Она была
измучена, но не хотела ничего говорить, опасаясь, что это
может испортить мне интересную поездку. Мы собрались
в полчаса, попрощались с «мадам» и уехали. Через шесть
часов мы были в Токио.30 сентября 1946 г.	ТОКИОВ наше отсутствие китайская миссия устроила пресс-
конференцию, на которой ее представители нападали на
«крупных капиталистов», отказывающих Китаю в получе¬
нии от Японии шелковых коконов. Это был первый случай,
что китайцы взбунтовались, и сделали они это довольно
энергично, говоря: «Это те же самые капиталисты, которые
до войны вывозили в Японию железный лом...»376
Мне сообщили, что когда генерал Маркат бросился
к генералу Макартуру с известием о китайском заявлении,
Макартур сказал с раздражением:«А им что нужно? Они забыли, что они у нас в долгу».
Мне сказали также, что генерал Макартур лично от¬
верг китайское ходатайство.Причины этого поступка генерала Макартура были
объяснены мне одним из его советников по вопросам шел¬
ковой промышленности: «Нет никакого смысла поддержи¬
вать китайскую шелковую промышленность, когда мы пы¬
таемся помочь Японии».Никто, кроме китайцев, не хочет вспоминать о том,
что Китай имел в 1937 г. процветающую шелковую про¬
мышленность, которую японская армия уничтожила с кор¬
нем. В то время японские шелковые фабриканты так же
мало любили конкурентов, как и теперь.4	октября 1946 г.	ТО К И О«Иомиури» снова заставляет говорить о себе.После отчаянных маневров, продолжавшихся четыре
месяца, профсоюз работников печати и радио, организо¬
ванный Кикунами, сегодня забастовал. Забастовка объяв¬
лена с целью заставить издателя Баба выполнить поста¬
новление Бюро трудового арбитража и снова взять на служ¬
бу 31 рабочего, которых он уволил в июле. Но фактически
этим не исчерпывается значение забастовки в «Иомиури».
Профсоюз добивается большего, чем исполнение справед¬
ливого решения по отношению к 31 трудящемуся. Он бо¬
рется за собственное существование.Японские издатели постепенно уничтожают профсоюз
при помощи генерала Бэйкера и майора Имбодена. Баба
создал в своей газете свой собственный профсоюз; Им-
боден помог уничтожить профсоюз, существовавший в од¬
ной из газет на севере. Теперь он наступает на два боль¬
ших газетных предприятия — «Асахи» и «Майници». Проф¬
союз знает, что он будет обессилен, если Имбоден добьет¬
ся успеха.Но даже это объяснение слишком просто. Ни Бэйкера,
ни Имбодена нельзя назвать влиятельными людьми. Оба’
они являются орудиями политики, которая неминуемо377
уничтожит прогрессивную прессу Японии. Дело идет уЖе
не о борьбе с коммунизмом. Бэйкер и Имбоден теперь
преследуют и умеренные элементы, которые крити¬
куют «послевоенную демократию» и ее японских сто¬
ронников.На этот раз профсоюз работников печати и радио луч¬
ше подготовлен, чем в июле. Он борется не один. Газетная
забастовка будет частью движения, которое рабочие на*
зывают «октябрьским наступлением». Вместо того чтобы
объявить общую забастовку, которую может запретить аме¬
риканский штаб, профсоюзы будут бастовать один за дру¬
гим, и каждый из них будет предъявлять требования о по¬
вышении заработной платы. Вторую очередь забастовщиков
составляют шахтеры. Третью — работники электро¬
станций.Принимаются специальные меры для того, чтобы аме¬
риканский штаб не смог запретить забастовки. Печатники
будут продолжать набирать и печатать армейскую газету.
Бастующие работники радиостанций будут продолжать ра¬
боту на военных станциях. Японские газеты перестанут
выходить, но будут выпускаться специальные листовки
со всеми новыми американскими директивами и сообщения¬
ми о процессах военных преступников.Корреспондентам сообщили о забастовке во время пресс-
конференции, созванной профсоюзом. Двое из них, извест¬
ные своими антирабочими взглядами, очень ловко пытались
поймать представителей профсоюза, вызвав их на антиаме¬
риканское заявление. В виде приманки они использо¬
вали посещение «Асахи» майором Имбоденом. Насколько
известно, почтенный майор ничего не сказал, но у него
просто был суровый вид. Однако как только он уехал, ад¬
министрация распустила слух, что американский штаб со¬
бирается занять редакцию, если союз решится на за¬
бастовку.Представитель профсоюза выбирал слова для ответа
с большой осторожностью:«Я слышал, что майор Имбоден посетил «Асахи», но
мне не хотелось бы говорить об этом. Все, что мы делали,
делается с целью защиты интересов трудящихся. Кроме
того, мы сохраняем при этом полное уважение к оккупа¬
ционным войскам... Со времени посещения майора ь «Аса¬
хи» царит атмосфера неуверенности. Нас беспокоят не378 ;
традания, которые нам грозят, а солидарность трудящих¬
ся Наш союз — молодая организация, и на нас воздейст¬
вуют сильные внешние влияния».Посетив позднее пострадавшую от пожара электростан¬
цию, которая служит штабом забастовщиков, мы узналио	том, каковы некоторые из этих «внешних влияний».
Двухэтажное здание электростанции похоже на почернев¬
ший скелет. Забастовщики повесили там несколько тусклых
лампочек, построили примитивную лестницу и привезли
несколько старых столов и скамеек. В одном углу работал
«финансовый комитет». В другом углу второй комитет рас¬
сматривал проблему получения риса для пикетчиков. Ху¬
дожники писали плакаты, на ротаторе печатались листов-,
ки, связные бегали взад и вперед. Посреди комнаты засе¬
дал «комитет руководства забастовкой».Фромм, Костелло и я пришли как раз в тот момент,
когда было получено сообщение от одной из газет, выхо¬
дящих в южной части Японии. Там говорилось, что, после
того как рабочие вынесли постановление о забастовке,
в редакцию явился американский сержант и заявил, что
забастовка не будет разрешена.Мы все еще были там, когда явились два возбужден¬
ных делегата, которые беседовали в штабе с американским
офицером отделения радио. По их словам, он прямо ска¬
зал им, что если забастуют работники радио, он отправит
их в тюрьму.«Таков приказ штаба. Если вы не будете повиноваться,
вам придется отвечать за последствия».В подобных случаях нелегко принять решение. Возле
нас тесным кольцом стояли мрачные и молчаливые люди,
ожидавшие решения комитета. Работа везде прекратилась,
и к нам подходило все больше народа. Члены комитета
шептались между собой. Наконец заговорил председатель:«Мы не будем мешать радиопередачам американской ар¬
мии. Мы только хотим использовать наше законное право
на забастовку, предоставленное нам генералом Макарту-
Ром. Забастовка на радиостанциях начнется в намечен¬
ный срок».Посещение издательства «Асахи» майором Имбоденом
было ловким ходом, так как забастовщики признают379
единственную аксиому: «Куда идет «Асахи», туда идет и
вся пресса».Вся огромная сила, стремящаяся сломить забастовку —
американский штаб, кабинет Иосида, издатели, — концен¬
трирует теперь все свое внимание на «Асахи», и особенно
на большой комнате в верхнем этаже, где рабочие сидят
уже почти двадцать четыре часа, пытаясь притти к како¬
му-нибудь решению. Один раз они уже вынесли постанов¬
ление о присоединении к забастовке, но потом наиболее
боязливые среди них потребовали дополнительного обсуж¬
дения.В полночь было получено сообщение, что «Асахи» мо¬
жет изменить свою позицию и прекратить забастовку.
Я отправился в издательство газеты «Асахи» вместе с Хью
Дином, корреспондентом агентства «Аллайд Лейбор Ньюс».
Мы вошли в переполненный зал как раз в тот момент,
когда делегация от забастовщиков «Иомиури» страстно про¬
сила поддержки. Настроения в этом зале было легко уло¬
вить, и мы видели, как они менялись по мере того как
выступал один оратор за другим. Последний оратор выра¬
зил словами то, что было в мыслях у каждого:«Генерал Макартур против забастовок. Он не остано¬
вится перед тем, чтобы закрыть «Асахи», если мы забастуем.
Вы видели майора Имбодена...»Когда наконец было принято решение не бастовать,
наступило молчание. В зале были слышны только рыдания:
плакали и победители, и побежденные. Даже противники
забастовки говорили, что они действовали только под
влиянием страха.5 октября 1946 г.	ТОКИОF Сегодня утром замолкло пять миллионов радиоприем¬
ников во всей Японии. Несмотря на вчерашнее решение
«Асахи», работники радио все-таки высказались за забастов¬
ку. Гнев официальных кругов направлен теперь на «Май-
ници», служащие которой голосовали за присоединение
к забастовщикам. Один из редакторов сказал мне, что
администрация «Майници» совещается с генералом Байке¬
ром для того, повидимому, чтобы выработать дальнейшие
стратегические меры.380
# отправился в штаб, в отдел труда, чтобы выяснить
еГо позицию по отношению к забастовке. Я нашел там
только группу обескураженных, разочарованных людей.
Наша политика в Японии была основана на предпосылке,
что сильное рабочее движение является лучшей защитой
демократии. Отделу труда была поставлена задача вы¬
растить сильные профессиональные союзы. Но еще прош¬
лой весной отдел труда обнаружил, что сильное рабочее
движение ненавистно многим влиятельным людям из шта¬
ба. В то время как отдел труда благосклонно разговаривал
с руководителями японских профсоюзов, агенты контр¬
разведки разгоняли демонстрации, Имбоден начал свою
кампанию против профсоюзов, и на арене появился генерал
Бэйкер. Американскую политику в Японии в вопросах
труда начали переделывать большие и малые люди, начи¬
ная с сержантов в дальних отрядах и кончая самим гене¬
ралом Уиллоуби. Время от времени отдел труда пытался
подчеркнуть свой интерес к этому вопросу. Но его тотчас
же одергивали. Начальник отдела Коэн, молодой человек,
одержимый патологическим страхом перед тем, что его на¬
зовут «красным» (хотя сам бог свидетель, что это не так), не
может выдержать борьбы с сильной военной оппозицией.
В настоящий момент даже японские рабочие не обращают
особого внимания на отдел труда. Они дорого заплатили
за то, чтобы узнать, кому принадлежит настоящая власть
в американском штабе.«Мы получили приказ не вмешиваться в эти беспоряд¬
ки, — сказал нам офицер. — Кроме того, нам приказано
не разговаривать с корреспондентами. Уходите».Таким образом, в момент, когда японские рабочие ве¬
дут самую жестокую борьбу за всю историю своего суще¬
ствования, а Бэйкер и Имбоден заняты деятельностью,
известной под названием «разгром рабочего движения»,
отдел труда стремится остаться в стороне.В полдень рабочие «Асахи» решили в четвертый раз
пересмотреть свое решение. Они вернулись в зал, и снова
начались споры. В этот момент расстановка сил была сле¬
дующей: сорок газет по всей Японии высказались за за¬
бастовку, три были против, а тринадцать заняли выжида¬
тельную позицию. Но «Асахи» попрежнему остается серд¬
цем всего движения. Пока эта газета работает, настоящей381,
забастовки нет. Если «Асахи» прекратит работу, то н дру.
гие газеты закроют свои типографии. Работники радио
борются сами по себе. Правительство сегодня грозило от¬
крыть временную радиостанцию, но обнаружило, что там
некому будет работать. Издатель «Иомиури» Баба объявил
тем временем, что он намерен начать кампанию за созда¬
ние ряда профсоюзных организаций в издательствах япон¬
ских газет.После полудня полиция оцепила издательства всех га¬
зет в Токио. Служащим разрешалось выходить из зданий,
но обратно их не пропускали. Таким образом, массовые
митинги, устроенные в полдюжине газет, оказались изо¬
лированными друг от друга. Центральный стачечный ко¬
митет пытался выйти из положения, установив громкого¬
ворители на грузовиках. Проезжая мимо здания «Асахи»,
представители стачечного комитета обращались к работ¬
никам газеты с призывом присоединиться к забастовке.
Вскоре после полудня американская военная полиция ра¬
зогнала собрание работников радио, а японская полиция
сделала то же самое с другим митингом.Несколько позднее процессия сочувствующих забастовке
прошла мимо здания «Иомиури». Демонстранты громко
пели и размахивали транспарантами с обличениями, на¬
правленными против Баба, кабинета Иосида и так назы¬
ваемых «увольнений, вызванных кризисом». Двери «Иомиу¬
ри» были заперты. Охранники стояли у окон верхнего
этажа и выкрикивали вызывающие и оскорбительные
фразы.Вся команда корреспондентов «принимала парад». Не¬
зависимо от того, кому мы сочувствовали — издателю Баба
или забастовщикам, — это невзрачное здание стало для
каждого из нас испытательным участком нашей политики
в Японии. Все мы знали о секретных мерах, предприня¬
тых против забастовки американской армией. Но все мы
задавали себе вопрос, не превратятся ли эти меры в ре¬
шительные действия.Мы получили ответ. Сэлли и я сидели в своем виллисе
на углу около здания «Иомиури». К нам подошел военный
полицейский и спросил меня, что я тут делаю. Я показал
ему на надпись «Чикаго сан», выведенную на виллисе бук¬
вами в целый фут величиной. Он записал мою фамилию382
и номер машины, потом сказал: «Проезжайте». Я ответил
ему, что останусь здесь и буду наблюдать за процессией.
На этом наш разговор закончился.Тем временем перед зданием «Иомиури» начали дей¬
ствовать околс сотни японских полицейских и отряд аме¬
риканской военной полиции. Процессия забастовщиков про¬
ходила в полном порядке. Внезапно на них напали воору¬
женные люди, толкая демонстрантов, отбирая плакаты, ломая
ряды. Демонстранты не сопротивлялись, но, по мере того
как полиция разгоняла одну группу, в другом месте уже
возникала другая. Руководители восстанавливали поря¬
док. Как мужчины, так и женщины строились в новые ря¬
ды, пели и размахивали флагами.Пока все это происходило, капитан Уильям Райли,
командовавший отрядом военной полиции, приказал аме¬
риканским журналистам сойти с тротуара. Когда Костел¬
ло, у которого болит нога, отстал от других, Райли стал
грозить ему арестом. Костелло, чрезвычайно спокойный
и сдержанный человек, сказал капитану, что он может
арестовать его, если хочет. Тут в дело вмешалась Марга¬
рет Партон:«Да, да, действуйте! Арестуйте и меня тоже!»I	Райли передумал.В 8 часов вечера рабочие «Асахи» в третий раз подтвер¬
дили свое решение не присоединяться к забастовке. Од¬
нако на этот раз горечь сломила стену сдержанности.
Лишь немногие рабочие скрывали теперь свое недоволь¬
ство американской политикой. Они вставали один за дру¬
гим, выкрикивая слова сочувствия забастовщикам и про¬
тестуя против политики запугивания.«Если бы мне позволили говорить о политике союзников
по отношению к рабочему движению и прессе, я мог бы
говорить три часа, — сказал молодой сотрудник «Асахи».—
Теперь очень много говорят о свободе печати. А как же
насчет цензуры, которая запрещает нам критиковать на¬
ше собственное правительство?Американский штаб разрешает нам печатать все, что
мы хотим, но ожидает, что мы будем печатать только про¬
паганду. Теперь он пытается сломить «Асахи» и «Майници».
Три месяца назад штаб сделал «Иомиури» предостережение
по поводу «неточности информации». Это уничтожило383
«Иомиурй». Теперь предостережение сделано «Асахи», и
майор Имбоден нападает на нас за то, что мы поместили
статью, уже прошедшую американскую цензуру».После собрания люди выходили из здания со слезами.
Толпе, ожидавшей на улице, не было необходимости со¬
общать о том, что произошло. Об этом свидетельствовали
рыдания. Я отправился в стачечный комитет, расположив¬
шийся на старой электростанции. Там было несколько
гесятков мужчин и женщин, но воинственны» дух исчез.
Забастовщики получили горький урок. Один из их ру¬
ководителей оказался правительственным провокатором,
который имел постоянное общение с секретарем Иосида.
Я отвел Кикунами в уголок, чтобы поговорить с ним.
Он был совершенно измучен.«Печатники были с нами, — сказал он, — но служащие
испугались. Их нужно долго воспитывать, чтобы они на¬
учились отстаивать свои права».Я был с Кикунами, когда было получено сообщение
о том, что «Майници» снова изменила свое решение в поль¬
зу забастовки. Впрочем, это развеселило лишь немногих
в этой мрачной темной комнате. Они знали, что служащие
«Майници» опять передумают, когда услышат о решении
«Асахи».S	октября 1946 г.	ТОКИОГазетная забастовка заглохла. Выявилась рознь меж¬
ду профсоюзом работников печати и Национальным кон¬
грессом производственных профсоюзов, хотя во главе обеих
организаций стоит Кикунами. Профсоюз газеты «Аса¬
хи» распадается, и Кикунами должен будет уйти. Осме¬
левшее правительство Иосида отдало полиции приказ «дей¬
ствовать энергично». Некоторые японские чиновники уже
собирались на заседания, чтобы наметить план кампании
против профессиональных союзов. Один из членов проф¬
союза сказал мне сегодня, что последние два дня были
«самыми мрачными после капитуляции».Неудачи начались вчера утром. Несколько забастов¬
щиков пытались помешать развозке отпечатанных номеров
«Майници» и «Иомиури». Они оцепили кипы газет и взя¬
лись за руки. Дирекция вызвала полицию. Восемь заба¬384
стовщиков было арестовано, а штаб забастовки, находив*
шийся в соседнем здании, был закрыт.После полудня полиция приказала забастовщикам по¬
кинуть здание токийской радиостанции. Оттуда вышло
около пятидесяти мужчин и женщин, которые марширо¬
вали с пением, построившись рядами. Когда они появились
на тротуаре, на них набросилась полиция. Руководителя
группы, молодого человека в темном костюме и в очках,
ударили по голове полицейской дубинкой. Когда он по¬
вернулся, оглушенный ударом, полицейский стал бить его
по лицу. Одну из женщин, пытавшуюся протестовать,
ударили палкой по губам. Забастовщиков гнали через
улицу, избивали дубинками, толкали ногами и хлестали
по лицу.Но полиция допустила тактическую ошибку. Всю сце¬
ну наблюдали журналисты из своей комнаты. Хэндлман
из Интернэйшнл Ньюс Сервис и Фромм остановили поли¬
цейского, ударившего молодого человека, и спросили его
фамилию. Полицейский извлек свою визитную карточку
и казался очень довольным всем ходом дела. Пока они
разговаривали, подбежал пострадавший. У него была ра¬
зорвана рубашка. Он кричал: «Вы не смеете так поступать
с нами! В Японии демократия!»Хэндлман повел полицейского к японскому капитану,
командовавшему отрядом. Выслушав объяснения полицей¬
ского, капитан высказал свое мнение:«Произошла ошибка!»Однако, испытав однажды старое удовольствие разго¬
нять толпу, японская полиция снова втянулась в это за¬
нятие. Сегодня после полудня на Императорской площади
собралось около четырех тысяч человек на «картофельный
митинг». Это собрание было созвано в знак протеста по по¬
воду порчи нескольких сот тонн картофеля, задержанного
на железнодорожных станциях из-за чиновничьей нераз¬
берихи.После митинга шестьсот демонстрантов отправились
к полицейскому управлению столицы. Когда они собрались
перед огромным красным кирпичным зданием, оттуда вы¬
шел летучий отряд полицейских и напал на толпу. Три¬
надцать демонстрантов серьезно пострадали, и демонстра¬
ция была рассеяна.25 М. Гейн385
После разгона демонстрации группа из двадцати Муж.
чин и женщин посетила штаб бастующих работников радИо
Они сказали им: «Мы хотим, чтобы вы боролись до победы»
Одна из женщин, которая рассказывала, что ее уда.
рили по голове, показывала на свою смятую прическу
с таким видом,' как будто это был почетный знак. В обыч¬
ное время это могло бы показаться смешным. Но теперь
никто из нас не нашел в этой сцене никакого комизма.
Это был драматический эпизод, в котором действовали
маленькие люди, принимавшие всерьез свои демократиче¬
ские права. Разве их не уверили в том, что по новым за¬
конам страны они имеют право на забастовки, на коллек¬
тивные договоры, на то, чтобы открыто высказывать свое
недовольство?Сегодня в Клубе журналистов в качестве гостя одного
австралийского корреспондента был молодой японец, ко¬
торый называет себя родственником премьера Иосида.
Журналист говорит о своем госте, как о «молодом чело¬
веке с оксфордским акцентом и гомосексуалистским хихи¬
канием». Мы разговаривали о произволе полиции, и хихи¬
кающий молодой человек сказал своим визгливым голосом:
«Знаете, старина, нельзя осуждать этих молодцов за
то, что они разгоняют демонстрации. Они не веселились
так с момента капитуляции Японии».После обеда Маргарет Партон и я работали над своими
сообщениями для печати. Мы случайно обнаружили, что
начали их совершенно одинаково:«Сегодня, через два часа после того, как парламент при¬
нял новую конституцию, которую официально называют
демократической, полиция грубо разогнала демонстрацию
бастующих работников радио...»Дело в том, что сегодняшний день должен быть боль¬
шим днем для Японии: это день формального объявления
о создании «демократического государства», основанного
на уважении к человеческим правам, — государства, в ко¬
тором никто не будет разбивать людям головы за протесты
против порчи продуктов питания в голодный год, госу¬
дарства, в котором законы издаются для того, чтобы пра¬
вительство их выполняло, а не саботировало. И, как
бы символизируя тот огромный, широко разрекламирован-
ный мираж, которым является японская демократия, в этот
день слышались не веселые крики радостной толпы, а сто¬
ны людей под дубинками полицейских.Несколько позднее среди большой группы журналистов
начался оживленный спор по поводу положения на рабо¬
чем фронте; многие корреспонденты вспоминали вашинг¬
тонский «голодный поход», который генерал Макартур по¬
могал разгонять в 1932 г. Вскоре пятеро из нашей группы—
Партон, Уокер, Костелло, Фромм и я — начали состав¬
лять письмо Макартуру с просьбой предоставить нам груп¬
повое интервью. Письмо было очень простым: мы указыва¬
ли, что действия некоторых чинов штаба за последние не¬
дели говорят о перемене политики Соединенных Штатов
в Японии по отношению к рабочему классу и почтительно
просили дать нам возможность получить по этому поводу
соответствующую информацию.Лично я нахожусь в недоумении. Если считать эту за¬
бастовку политической, она, несомненно, подпадает под
положения той мудрой политической декларации, которая
была послана генералу Макартуру тринадцать месяцев
назад государственным департаментом, военным и морским
министерствами США. Генералу было специально прика¬
зано «разрешать и поощрять» изменения формы правления,
даже если бы это вызывало применение силы японским на¬
родом. Иосида внушает столь глубокую всеобщую нена¬
висть, что о ней известно даже американскому штабу.
Однако все усилия народа сбросить Иосида встречают опре¬
деленное, хотя и скрытое сопротивление. Я убежден, что
если бы штаб не вмешался в ход газетной забастовки, ка¬
бинету Иосида пришлось бы уйти.Если же забастовка не является политической, то,
в свете объявленной нами политики в Японии по вопросам
труда, мы не должны были вмешиваться в нее и разрешать
японской полиции препятствовать законным требованиям
повышения заработной платы. Даже по собственной ста¬
тистике американского штаба, японский рабочий не может
прожить на те 500 иен (33 доллара) в месяц, которые пре¬
доставляются ему по закону.Как бы ни смотреть на этот вопрос, он является траги¬
ческой ошибкой в нашей политике. По нашим словам, на¬
ша цель заключается в воспитании в Японии защитников
демократии, с тем чтобы демократия могла пережить25*387
наступление «старой гвардИй», коГдй мы СлоЖйм Свои
даны и поедем домой. К основным защитникам демократии
мы отнесли рабочих. Однако как только рабочее движение
'.начинает оживляться, мы пытаемся подавить его и спешим
наклеить на него «красный» ярлык. Американцы, которые
делают это, мелкие люди в своих взглядах на демократию
и на наши цели в Японии. Единственный результат, кото¬
рого они достигли,— это раскол рабочего движения Япо¬
нии на два лагеря, из которых, повидимому, ни один не
является желательным для нас. Один лагерь состоит из
робких «некрасных», которые хотят остаться в стороне
сегодня, так же как они захотят остаться в стороне в тот
момент, когда японские националисты открыто захватят
власть. Второй лагерь — это лагерь «красных», куда наша
политика толкает озлобленных людей, которых мы при¬
зывали надеяться, обещали сделать сильными, а вместо
этого отдали во власть полицейской дубинки и правитель¬
ства, составленного из прежних правителей Японии.9	октября 1946 г.	ТОКИОНепристойный торг продолжается спустя два месяца
после того, как японцам было приказано ввести закон о зе¬
мельной реформе. Японское сопротивление было почти
столь же искусным и упорным как и в вопросе о дзайбацу.
«Старая гвардия» проявила гениальную способность к са¬
ботажу, которая заставляет наших офицеров ахать от удив¬
ления.Японцы пользуются тактикой, которая называется здесь
«погоней за собственным хвостом». Так, например, они
посылают какой-нибудь проект на утверждение в отдел
природных ресурсов, которым заведует полковник Шенк-
Американцы находят в нем множество лазеек и отправ¬
ляют его обратно для переработки. Японцы вносят желае¬
мые изменения, но устраивают хитрые лазейки в других
местах. Таким образом, только к середине августа генерал
Макартур смог одобрить проект реформы.Недавно эксперты из отдела по делам японского пра¬
вительства генерала Уитни детально рассмотрели этот
одобренный проект и нашли в нем целый ряд дефектов.
Главный из них заключается в том, что успех проведения388
реформы зависит от местных комитетов, в которых преобла¬
дают помещики. Американцы сказали об этом японцам.
Японцы пожали плечами и ответили, что ничего не могут
сделать, так как «генерал Макартур уже утвердил проект».Пять дней назад полковник Кейде, помощник генерала
Уитни, встретился с полковником Шенком, чтобы выяснить,
нельзя ли принять какие-нибудь меры предосторожности.
Шенк, который не слишком доволен тем, что Уитни втор¬
гается в его область, также сказал, что он не может ничего
сделать:«Генерал Макартур поручил мне свято хранить этот
законопроект».10	октября 1946 г.	ТОКИООдна из главных трагедий оккупации заключается в том,
что мы избрали мелких людей для выполнения одной из
самых трудных задач в нашей истории. Встречаются, ко¬
нечно, отрадные исключения. Но слишком много людей
в слишком большом числе отделов проявляют жалкое бес¬
силие в подходе к задачам, которые они призваны разре¬
шать. Некоторые ошибки только смешны. Но есть и такие
неправильные суждения, которые приводят к тяжким
страданиям людей, экономической разрухе и душевной
опустошенности. Еще хуже неумелого руководства тот
факт, что многие американцы не понимают сами духа де¬
мократии, которую они должны прививать.Очень типичны два замечания, сделанные американцами
по поводу приказа, на основании которого «принцам им¬
ператорской крови» было запрещено «кормиться у общест¬
венного корыта». Приказ был подготовлен несколькими
энергичными офицерами из финансового отдела генерала
Марката. Не успел еще кончиться день, как в отдел дважды
с возмущением звонили по телефону.Первым позвонил генерал, стоявший во главе одного
из отделов.«Что вы хотите сказать этим возмутительным при¬
казом? — спросил он. — Разве вы не понимаете, что это
заставит принцев искать работы?»Вторым был полковник, стоящий близко к генералу
Макартуру:389
«Этот приказ ставит принцев на одну доску с другими
людьми. Вы не имеете права делать это! Они же коронован¬
ные особы! Выходит, что теперь их можно привлекать к от¬
ветственности, как обыкновенных людей!»Отдел ответил быстро и гораздо смелее, чем можно было
ожидать:«Мы думали, что в этом и заключается демократия!»Я начал думать на эту тему сегодня, после того как
прочел отрывки из личного меморандума, написанного
майором Имбоденом и распространяемого теперь в Клубе
журналистов. Особенно многозначительными показались
мне не нападки Имбодена на понятие о военных преступле¬
ниях или на профсоюзы (которые мы все-таки дали слово
поддерживать), или на отдел труда при штабе. Меморандум
заинтересовал меня прежде всего как политическое кредо
человека, которому мы поручили дать Японии подлинно
демократическую прессу.«Представление о реорганизации [японской прессы],—
писал Имбоден, — было основано на убеждении, что япон¬
цы сами выполнят это дело и избавятся от редакторов
и от хозяев военного времени... Личная свобода всегда
была главным элементом в моей психике, и, по моему пред¬
ставлению, социальная и экономическая система прессы,
основанная на понятии «военной вины», грозит уничтожить
в Японии свободу слова...Развитие японского промышленного общества сопровож¬
далось уравнивающими мерами, проводившимися через проф¬
союзы и незаметно производившими порабощающее дей¬
ствие...Что касается Баба, то это, повидимому, один из япон¬
цев, умеющих ценить личную свободу. Я настоятельно
рекомендую, чтобы мы добились разрешения помочь Баба
в его затруднениях... Баба не к кому обратиться. Он
совершенно одинок, так как отдел труда, повидимому, за¬
интересован только рабочими, объединенными в профсою¬
зы, и их правом бастовать, независимо от того, справедли¬
вы или несправедливы их требования...»Но Имбоден только орудие, незначительная фигура
в сложном военном сверхправительстве, которое управляет
Японией. Политика и высокая стратегия определяются390
десятком людей, окружающих генерала Макартура и из¬
вестных под названием «внутреннего кружка», или «ба¬
таанских ребят». Некомпетентность встречается здесь срав¬
нительно редко. Большинство этих людей хитры, энергич¬
ны и беспощадны. Грехи, которые мы находим у них,
являются типичными грехами военных умов, воспитанных
на идеях порядка и дисциплины, привыкших прибегать
к силе для решения трудных проблем и (за немногими
исключениями) лишенных тех талантов, которые нужны
для государственного деятеля. Во «внутреннем кружке»
имеются люди, которые до войны были штатскими. Однако
и они путем ассимиляции приобрели «военный ум».В настоящее время во главе «внутреннего кружка»
стоят начальник штаба генерал П. Дж. Мюллер и генера¬
лы Маркат, Уиллоуби и Уитни. Есть также несколько
полковников, приближенных генерала Макартура, которые
пользуются большим влиянием, но Макартур советуется
именно с этим кружком.Генерал Маркат когда-то редактировал автомобильный
отдел в газете, издающейся в одном из западных штатов,
и все еще любит напоминать своим слушателям о том,
что он журналист. Во время войны он стал начальником
зенитной артиллерии генерала Макартура. Вот почему
люди, знающие его прежнюю квалификацию, не могли по¬
нять, по какой причине он был назначен начальником на¬
учно-экономического отдела и, таким образом, получил
полномочия, в которых (если провести аналогию с пра¬
вительством США) соединяется власть министра финансов,
министра труда и торговли, директора Бюджетного бюро
и председателя правления системы федеральных банков.
Именно тогда в среде чиновников Токио появилась жесто¬
кая и совершенно неоправданная шутка о том, что Маркат
«худшая ошибка Макартура». Генерал Макартур не сде¬
лал ошибки, назначив Марката на этот пост. Ему нужно
было, чтобы во главе множества подозрительных штатских
экспертов, занимающих ответственное положение, стоял
лойяльный военный, и он выбрал Марката. Последний
откровенно признался в своей некомпетентности и охотно
согласился принимать советы своих экспертов. Он брал
с собой на самые важные финансовые совещания кожаный
кавалерийский хлыст, взмахами которого он подчеркивал
главное в своих выступлениях. В море технических дета-391
лей он чувствовал .себя гибнущим кораблем. Короткий
период его председательства в Союзном совете был про¬
валом из-за того, что он вел себя как сержант на учении.
Тем не менее он выполнил миссию, порученную ему гене¬
ралом Макартуром, и остался наиболее симпатичным из
членов «внутреннего кружка». Он никогда не старался
казаться таким человеком, каким он явно не мог быть,
и у него было слабо развито чувство юмора.Уиллоуби и Уитни весьма различны. У обоих быстрый
и многогранный ум. Оба они очень ясно представляют се¬
бе, какой они хотели бы видеть Японию, и оба энергично
борются за то, чтобы привлечь на свою сторону генерала
Макартура. Если в крайнем консерватизме могут быть
градации, Уитни более либерален, чем Уиллоуби. Оба
увлечены мыслью о нанесении поражения России и ком¬
мунизму, но различно представляют себе методы борьбы.
Уиллоуби верит в подавление, в радикальные хирургиче¬
ские меры. Уитни считает, что небольшая доля реформ
может привлечь больше союзников на нашу сторону, чем
работа дубинками. Оба ненавидят друг друга.Четыре недели назад в местном Стенфорд-клубе Уил¬
лоуби произнес речь, в которой полностью отразилась
его политическая философия. Как передавал мне один
американский слушатель, Уиллоуби сказал:«Японская армия была первоклассной армией. Она хо¬
рошо сражалась. Ее обвиняют в жестокости. Но это
вполне понятно, когда армия сражается при тяжелых об¬
стоятельствах...Я знаю, что многие из вас обеспокоены возможностью
новых конфликтов на японской земле. Я хочу, чтобы вы
знали, что мы будем стоять плечом к плечу с вами, если
такие конфликты разразятся. Я хочу также сказать вам,
что у вас много друзей в американском штабе».Обстоятельства, в которых это было сказано, еще бо¬
лее многозначительны, чем сама речь. Генерал произнес
ее на собрании, где присутствовало около двадцати пяти
японцев и четыре или пять американцев. Японцы, среди
которых было много представителей дзайбацу, были чрез¬
вычайно довольны. Один из них впоследствии просил ме¬
ня узнать, говорил ли Уиллоуби от имени генерала Макар¬
тура и будет ли Япония нашей союзницей в будущей войне303
с Россией. («Вы вынуждаете меня к тому, чтобы я не вы¬
ступал частным образом ни перед одной группой людей,—
сказал мне Уиллоуби раздраженно, когда я задал ему эти
вопросы. — Честное слово, я не помню, что я говорил.
Там была небольшая группа японцев. Это были совер¬
шенно незначительные люди. Понимаете, это была группа
нищего дворянства».)Общим знаменателем для всех членов «внутреннего
кружка» является их преданность генералу Макартуру. Те
из них, кому нехватало полной меры лойяльности, давно
оказались брошенными по дороге. Именно эта преданность
заставляет многих из них враждовать друг с другом из-за
права стать ближе к шефу. Некоторые прониклись враж¬
дой к генералу Дайку, когда им показалось, что ему слиш¬
ком везет. Генерал Бэйкер, который постоянно бывает
с генералом Макартуром в качестве начальника отдела
печати и, тем не менее, не состоит в числе его главных по¬
литических советников, открыто критикует кое-кого из
своих конкурентов. Бэйкер, может быть, не знает этого,
но некоторые из его едких острот по адресу других гене¬
ралов широко известны в Клубе журналистов.Состав «внутреннего кружка» является текучим, может
быть, в результате этого соперничества. В течение первых
шести недель оккупации двумя наиболее влиятельными
людьми в американском штабе были полковник Сидней
Ф. Мэшбир и бригадный генерал Боннер Феллерс. Мэш-
бир, являвшийся одним из главных офицеров разведки
Макартура во время войны, постоянно был рядом со своим
начальником. Но он сделал несколько неловких заявлений,
журналисты ими воспользовались, и Мэшбир быстро ис¬
чез со сцены, так как в этой «труппе» неблагоприятная рек¬
лама является одним из самых непростительных грехов.
Феллерс продержался несколько дольше, но и он не смог
пережить нескончаемой грызни в штабе.Вели вообще можно считать кого-нибудь из «батаанских
ребят» склонным к политическому анализу и философии,
с наибольшим основанием это можно было сказать о Фел-
Лерсе. Я не знаю точно, какое влияние имел Феллерс на
хбд мыслей генерала Макартура, но меня постоянно по¬
ражает тот факт, что я нахожу отражение мыслей Фел-
Лерса в Рысказываниях генерала. До недавнего времени,393
когда (по его словам) генерал Макартур приказал ему
«держать язык за зубами», Феллерс охотно говорил почти
на любую политическую тему. Таким образом, собралось
довольно большое число записей, содержащих его полити¬
ческие и общественно-философские взгляды.Так, например, Феллерс убежден, что президент Ру3.
вельт заставил Соединенные Штаты вступить в войну и что
войны с Германией вообще не должно было быть.«Император Хирохито не больший военный преступник,
чем Рузвельт, — сказал он одному корреспонденту.В сущности говоря, если внимательно познакомиться
с делом...»По мнению Феллерса, советское влияние усиливается
и может даже достигнуть Ла-Манша. Другими словами,
русские «наступают на белые народы, которые ищут руко¬
водства у Англии. Славяне несут с собой коммунизм, и
именно англо-саксам суждено спасти Запад.;.»Он'задает вопросы:«Погибнут ли те страны, откуда произошли белые на¬
роды, если Соединенные Штаты уйдут из Европы?» Его соб¬
ственный ответ на этот вопрос нельзя считать неожиданным:«Для того чтобы спасти колыбель белой расы, почТц
стоит начать новую войну».	*Феллерс считает, что флот отжил свой век.«Это сделала атомная бомба, — говорит он. — В бу¬
дущей войне флот будет занят исключительно перевозкой
грузов».Неудивительно, что «батаанские ребята», судьба кото¬
рых неразрывно связана с судьбой генерала Макартура,
убеждают его выступить на более обширной сцене;. Одним
из самых заветных секретов «внутреннего кружка», о ко¬
тором говорят шопотом, но никогда еще не писали в печа¬
ти, является рассказ о том, как генерал Макартур чуть
не пропустил кульминационный пункт своей карьеры—ок¬
купацию ^Японии. .Во время последней стадии боев за Европу в 1944 г.
советники*, генерала почувствовали, что наступило время
выступить на более обширной сцене. Они считали, что
переброска людей и боеприпасов на тихоокеанский театр
войны займет много месяцев. Для генерала это были бы
месяцы вынужденного и нежелательного пребывания в тени.394
Советники держались того мнения, что вместо ожидания
генерал должен добиваться назначения на более ответствен¬
ный пост в другом месте. Им хотелось видеть его предста¬
вителем Соединенных Штатов в освобожденной Европе,
неприступным утесом, противостоящим иностранным
интригам. Советники, увлеченные этой мечтой, убеж¬
дали генерала Макартура сообщить, что со взятием
Коррехидора и Батаана он успешно выполнил свою
миссию, и объявить, что он свободен для новых пору¬
чений.Генерал Макартур не принял этот совет. Может быть,
он считал, что его миссия не будет закончена, пока он не
вступит в Токио. Может быть, он не был уверен, что после
его отказа от службы на Тихом океане ревнивый Вашинг¬
тон даст ему достойное поручение в другом месте. Во
всяком случае интересно предположить, что случилось
бы, если бы он был избран нашим представителем в
Европе.Последовал ли бы он и там политическим прецедентам,
которые он создал здесь в Союзном совете? Превратились
ли бы наши отношения в Европе в те позорные дрязги, ко¬
торые через каждую среду выставляются напоказ в зале
заседаний Совета? Стали ли бы мы поддерживать европей¬
ских иосида и сидехара? Стали ли бы его генералы смо¬
треть на Европу как на плацдарм для будущей войны
с Россией или как на континент, занятый двумя десятками
наций, из которых у каждой есть своя гордость,
свои нужды, свое стремление к миру, своя собственная
жизнь и своя внешняя политика?Однако люди, которые хотели, чтобы генерал выступал
в качестве представителя Соединенных Штатов в Европе,
смотрели даже на эту роль как на трамплин к самой боль¬
шой роли из всех: к посту президента Соединенных Штатов.
Хотя об этом знали лишь немногие американцы, «внутрен¬
ний кружок» в течение многих лет работал как хоро¬
шо слаженная политическая машина, связанная тесными
узами с крепким, консервативным, изоляционист¬
ским ядром республиканской партии и с ее «любимым
сыном».В этой группе главной фигурой был Феллерс, друг Гер¬
берта Гувера и генерала Р. Э. Вуда, председателя правле-395
ния фирмы Сирс—Робак и бывшего руководителя органи¬
зации «Америка прежде всего»1. Другим важным лицом
в штабе был Дж. Вудолл Грин, который теперь работает
в отделе гражданской информации и просвещения. Грин-
миллионер, бывший член национального комитета респуб¬
ликанской партии и друг полковника Роберта Маккорми¬
ка, владельца «Чикаго трибюн». Во время войны Грин
выразил желание работать с генералом Макартуром в Ав¬
стралии. Из штабных сплетен видно, что одна из главных
задач Грина заключалась в том, чтобы постараться вы¬
яснить отношение генерала Макартура к выставлению его
кандидатуры на пост президента.В 1944 г. некоторые из помощников генерала Макар¬
тура собрались на секретную конференцию в Брисбэйне,
чтобы обсудить шансы генерала на выборах. Среди при¬
сутствующих были Филип Лафоллет, служивший в то вре¬
мя в штабе генерала Макартура, и генерал Уиллоуби,
страстный республиканец. Решение было, конечно, про¬
тив того, чтобы выставлять кандидатуру генерала. Все
понимали, что победить президента Рузвельта трудно. Кро¬
ме того, генерал Макартур хотел закончить свою миссию
на Тихом океане.Но люди, окружающие генерала Макартура, теперь
ждут новых выборов. «Мак уже немолодой человек, — ска¬
зал на прошлой неделе один полковник группе наших
корреспондентов. — У него и поныне быстрый и острый
ум. Но жить ему осталось не так долго. Он работает чрез¬
вычайно напряженно. В шестьдесят шесть лет нельзя слиш¬
ком долго вести такой образ жизни. Когда он устает,
мы замечаем, как он постарел. Он знает, что это послед¬
ние выборы, где он может выступить или проявить свое
влияние. Мы все считаем, что он попытается сделать то
или другое».1 Профашистская организация, возникшая в сентябре 1940 г.
В ев рядах подвизались германские и японские агенты и амери¬
канские изоляционисты. Комитет «Америка прежде всего» вел
активную профашистскую пропаганду вплоть до нападения Японии
на Пирл Харбор. Возглавляли и субсидировали эту организацию
такие американские промышленники и реакционные деятели,
как Генри Форд, Роберт Маккормик, Герберт Гувер, Дэк<ЭН $QCT?p
Даллес, (Прим, ред.)	‘396
12 октября 1946 г.ТОКИОСегодня я поехал под сильным холодным дождем в парк
Хибия, чтобы посмотреть на собрание забастовщиков. Ожи¬
далось пятьдесят тысяч человек, но собралось только око¬
ло двух тысяч, и все они прятались под зонтами или тщет¬
но искали защиты под деревьями, оголенными осенним
ветром. Сначала предполагалось, что митинг будет устроен
на Императорской площади. В последнюю минуту по¬
лиция заявила, что император собирается пройти через
площадь, а потому присутствие толпы нежелательно,
и грозила .разогнать митинг, если он будет созван
здесь.Ораторы, промокшие до нитки и угрюмые, стояли на
грузовике. Среди них был Кикунами, человек твердой во¬
ли, не признающий своего поражения в газетной забастовке
(«Проиграна только первая стычка»,— сказал он мне вчера
вечером.) Трудно поверить, что этот человек— в сущности
ученый и не имеет опыта профсоюзной работы. За послед¬
ние несколько недель он сделал несколько серьезных оши¬
бок. Он слишком давал волю своим чувствам и не умел
передавать свои полномочия другим, когда это целесооб¬
разно. Но он делает успехи, так же как и все японское
рабочее движение в целом, и если постоянные разочаро¬
вания не приведут его к крайностям, он может еще стать
крупным рабочим лидером. Как бы то ни было, он уже
вошел в историю этого смутного периода.Ораторы говорили о шахтерах, пятьдесят тысяч ко¬
торых забастовали на крайнем севере страны, и о работ¬
никах электростанций, которые предполагают забастовать
через три дня. Это будет необычная забастовка, так как
ток будет отпускаться попрежнему, но никто не будет при¬
ходить к потребителям за деньгами.Речи звучали смело, резолюции носили такой же ха¬
рактер. В них были включены требования о прекращении
полицейских репрессий, о соответствии заработной платы
растущим ценам, а также неизменно выдвигаемое тре¬
бование о разрешении спора с «Иомиури». Затем де¬
легация под руководством Кикунами пыталась увидеть
премьера Иосида. Он завтракал и никого не захотел
принять.4397
14 октября 1946 г.ТОКИОУезжаю завтра в Корею вместе с Шарлоттой Эбенер
из «Ньюс уик» и Фостером Хэйли из «Нью-Йорк тайме».
Три дня назад произошла неожиданная задержка. Бри¬
гадный генерал А. П. Фокс вызвал меня в канцелярию
помощника начальника штаба, сообщил, что является
членом военного суда и потребовал, чтобы я назвал ему
имена людей, от которых я получал информацию для одной
из моих последних статей. Эта статья была запоздалым
сообщением о весьма необычном совещании в мае, когда
группа полковников возражала против отстранения воен¬
ных преступников от руководства экономикой Японии.
Штаб был, очевидно, взволнован не столько высказыва¬
ниями полковников, сколько тем фактом, что один из них
разговаривал с журналистом.Мне заявили, что я не имею права сообщать кому-либо
(даже своему редактору) об этом вызове и что мне не раз¬
решено обращаться к адвокату. Генерал Фокс также ска¬
зал, что мне запрещено выезжать из Токио. Я отказался
отвечать на какие-либо вопросы без указаний от редак¬
ции «Чикаго сан» и тотчас же отправил длинное сообще¬
ние в Чикаго. На следующее утро редакция сообщила мне,
что возбудила ходатайство перед военным министерством.
Вчера утром тринадцать корреспондентов во главе с Рас¬
селом Брайнсом, представителем Ассошиэйтед Пресс, и
Крэйном от «Нью-Йорк тайме» явились к генералу Бэй-
керу и потребовали объяснений. Право охраны своих источ¬
ников информации является одним из основных элементов
свободной прессы, и ни один журналист не согласится
пойти на уступки в этом отношении. Через десять минут
после того как группа ушла от Бэйкера, генерал Фокс
позвонил мне по телефону и сообщил, что я «больше не
потребуюсь для расследования».
КОРЕЯ15	октября 1946 г.	СЕУЛПереезд из Токио на старом армейском транспортном
самолете прошел без всяких приключений. Большую часть
пути я проспал и проснулся лишь, когда самолет пошел
на посадку. В аэропорту кипела жизнь: разогревались
перед полетом моторы бомбардировщиков и транспортных
самолетов, рулили по земле истребители, сновали грузо¬
вики, виллисы, работали бульдозеры. В общем, не говоря
гражданских глупостей, это была обычная армейская база.Молодой лейтенант подвез нас до Сеула в седане. Мы
ехали по широкой грязной дороге и видели лик нищеты:
покосившиеся глиняные хибарки, крытые соломой, пустые
дворы. На солнце грелись тощие псы. Мужчины несли
на спине огромные охапки сена и вязанки хвороста. Жен¬
щины, искусно балансируя, удерживали на голове кув¬
шины и корзины. Мы с Шарлоттой решили, что в сравне¬
нии с этим Китай выглядит зажиточным.Лейтенант презрительно отзывался о корейцах. Мы
следили за полетом истребителей, круживших над дерев¬
нями на западе. Самолеты пикировали, как бы переходя
в наступление, перестраивались в небе и затем пикировали
на новую цель.«Психологическая война, — сказал лейтенант. — Един¬
ственный способ показать этим азиатам, что мы не потер¬
пим никаких глупостей».Краснолицый дородный майор Бьюл А. Уильямсон,
офицер отдела печати при командующем нашими войсками
в Корее генерал-лейтенанте Джоне Р. Ходже, сделал
попытку быть любезным. Он напоминал мне агента
по продаже недвижимости, который при виде посетителей,399
явившихся к нему в контору» прикидывает в уме, можно
ли рассчитывать на комиссионные. У него вытянулось
лицо, когда я сказал, что не хочу видеть генерала Ходжа,
пока не осмотрюсь и не разберусь несколько лучше в по¬
ложении. Внезапно Уильямсон предложил нам заполнить
длинную анкету, а затем отвел нам квартиры.Фостера Хэйли и меня поместили в один из номеров
в Чосен-отеле, отведенном для полковников и известном
здесь как «Мороженый Чосен». Шарлотту направили в по¬
мещение, отведенное для женщин. «Чосен» — своеобразная
помесь гостиницы в городишке Среднего Запада, казармы
и корейского постоялого двора. Это большое, запущенное
здание, благоухающее запахом чеснока и обслуживаемое
корейскими коридорными, которые не понимают ни слова
из того, что вы им говорите, но обнадеживающе улыбаются.
Мы с Фостером отправились спать.Проснулись мы как раз к обеду. Шарлотта уже ждала
внизу вместе с двумя местными корреспондентами: Стэнли
Ричем — от Юнайтед Пресс и Роем Робертсом — от Ассо-
шиэйтед Пресс. Оба славные, неглупые ребята, и пока
мы поглощали свой обед, они ввели нас в курс дела.С их точки зрения, крупнейшим событием являются
кровопролитные мятежи, охватившие провинции нашей
зоны. Генерал Ходж назвал их «позорными мятежами».
Есть, однако, некоторое основание считать, что одной
из главных причин восстания явились невероятная нужда
населения и проявляющаяся повсеместно ненависть послед¬
него к корейской полиции, унаследованной нами от япон¬
цев. Еще никто из американцев не подвергся нападению,
зато убито по меньшей мере 60 корейских полицейских.16	октября 1946 г.	СЕУЛДень провел в разъездах между 24-м корпусом, военной
администрацией и совместной американо-советской комис¬
сией. Не без удивления обнаружил, что по всем инстанциям
разослан приказ не давать мне никакой информации.Двое из встреченных мною людей особенно заинтере¬
совали меня. Один из них, полный человек в очках —
политический советник генерала Ходжа лейтенант Леонард
Берч. Он окончил колледж Холи-кросс со степенью док-400
тора философии и юридический факультет Гарвардского
университета. Я подозреваю, что он мнит себя неким
Макиавелли «американского века». Главный предмет его
забот — корейские политические деятели, и он старательно
штудировал их учения. В настоящее время Берч интригует
в двух направлениях: пытается расколоть корейскую
коммунистическую партию и сколачивает коалицию уме¬
ренных элементов, правых и левых. Берч восхитительный
собеседник, в частности потому, что он помнит и цитирует
наизусть каждую остроту, какую он когда-либо произносил.Другой — д-р Артур Бане, чиновник министерства фи¬
нансов, «уступленный» государственному департаменту;
последний, присвоив ему ранг посланника, в свою очередь
«одолжил» его генералу Ходжу. Бане провел шесть лет
в Северной Корее, где занимался организацией сельского
Христианского союза молодежи, и бегло говорит по-корей¬
ски. Разница между Берчем и Бансом колоссальная. Берч
с головой ушел в политические интриги и ни о чем другом
слышать не хочет. Бане подходит к корейским проблемам
с точки зрения социальных и экономических факторов.
Он первый из всех, с кем я здесь встречался, говорит
о корейцах с искренней симпатией. Он также первый де¬
лает упор на социальные реформы, а не на «советскую
угрозу».В городе царит атмосфера насилия, интриг и неуверен¬
ности. Сеул говорит и действует, словно вооруженный
лагерь накануне восстания, хотя внешне он, может быть,
таким и не выглядит. Трудно проанализировать это впе¬
чатление, ибо оно складывается как из видимых, так и
из невидимых факторов, таких, как автомат на сиденье
возле водителя моего виллиса или известие о новом мятеже.Я нахожу, что в основе нашей политики в отношении
Кореи лежит не столько желание проводить реформы или
восстанавливать, сколько страх перед коммунизмом. Мне
говорили, что, прибыв сюда 7 сентября прошлого года,
мы обнаружили созданное за 13 часов до нашего прихода
прогрессивное корейское правительство. Берч и многие
другие считают, что при всех недостатках этого правитель¬
ства — известного под названием правительства народной
республики — его можно было превратить в верного и
полезного союзника. Вместо этого мы назвали это прави-26 м. Гейн401'
тельство «красным», стали поносить его и потратили два
драгоценных месяца на то, чтобы загнать его в подполье.Это было нечто большее, нежели функциональный
конфликт между нашей военной администрацией и местным
правительством, уходящим своими корнями в движение
сопротивления. Самые идеи, лежавшие в их основе, были
различны. Корейцы считали себя освобожденной нацией.
Мы же, повидимому, по сей день не знаем, пришли ли мы
освобождать или оккупировать. Корейцы хотели изба¬
виться от коллаборационистов. Мы не только сохранили
коллаборационистов на их постах (ибо у нас нехватало
людей), но фактически начали «освобождение» с того, что
приказали ненавистному корейцам японскому генерал-
губернатору, его чиновникам и его полиции остаться на
своих местах, как будто ничего не случилось. Народная
республика хотела социальных реформ. Американцы за¬
претили всякие радикальные социальные и экономические
изменения.Мы вывезли из Вашингтона престарелого консерватора
по имени Ли Сын Ман и сделали его и других правых
своими советниками, возложив на них все свои надежды.
«Ли,—заверил меня Берч,— не фашист. Ли на два века
отстал от фашизма — он типичный бурбон». Однако Ли
разрешили создать политическую машину и даже поощря¬
ли его в этом деле. Сторонники Ли заняли командные
посты в нашей военной администрации — от начальников
полиции до окружных старост. Они создали также сеть
массовых организаций — от женских клубов до терро¬
ристических банд. Ли — человек одной идеи. Он хотел
независимости для Кореи. Но независимую Корею он
мыслил феодальной страной, а себя самого во главе ее.
Требуя воссоединения страны, расколотой сейчас по 38-й
параллели на советскую и американскую зоны, он говорил
от имени всех корейцев. Но, возражая против земельной
реформы, социального обеспечения и гражданских свобод,
он говорил от имени одних помещиков.Подобно многим другим политическим деятелям в Во¬
сточной Азии, которых мы сделали своими союзниками,
Ли не вел борьбы с японскими коллаборационистами. Он
использовал их. Они ненавидели то же, что ненавидел он,
и видели в нем залог своего благополучия. А поскольку
мы, то есть генерал Ходж и военная администрация, по¬402
лагались на Ли и доверяли ему и так как мы испытывали
острую нужду в людях, мы «отпустили грехи» правитель¬
ству, состоящему из коллаборационистов. ■«Корейцы в военной администрации, — сказал мне се¬
годня один чиновник, — это гнездо нестерпимой корруп¬
ции. Люди, с помощью которых мы сейчас управляем Ко¬
реей, это правые, прекрасно выполнявшие грязную работу,
порученную им японцами. Сейчас в корейской полиции
есть люди, награжденные японцами за свирепость и успеш¬
ное подавление корейского национализма».Мы, сказали мне, издали суровый приказ о чистке
коллаборационистов. Но он был так искусно искажен
нашими корейскими переводчиками в военной админи¬
страции, что когда настало время чистки, оказалось, что
во всей нашей зоне приказ можно распространить только
на одного чиновника.Рассказали мне и следующее. В один прекрасный день,
ранней весной этого года, творцов нашей политики на
Потомаке1 осенило, что благодаря нашим корейским союз¬
никам и своим собственным ошибкам мы с катастрофиче¬
ской быстротой теряем популярность, которой мы пользо¬
вались у корейцев. Если 7 сентября 1945 г. наши солдаты,
высадившиеся в Корее, были встречены ликующими кри¬
ками, то сейчас анкетный опрос, проведенный военной
администрацией с целью выяснения общественного мне¬
ния, показал, что корейцы в нашей зоне предпочитают
нам японцев.Нашему командованию в Корее было приказано порвать
с крайними правыми. Вместо этого надлежало приложить
все усилия, чтобы создать коалицию умеренных — как
левых, так и правых, — которые хотели бы и могли дать
корейцам некоторые реформы.Это дело было поручено Берчу, и он бросился на поиски
консерватора, который мог бы возглавить коалицию.
Выбор Берча пал на Ким Гю Сика, умеренного консерва¬
тора, получившего образование в США. Ким Гю Сик знал,
как составляются проекты реформ, и умел даже облекать
их в прекрасные формы английского языка елизаветинской1 То есть в Вашингтоне. Город Вашингтон расположен на реке
Потомак. (Прим. ред.)26*	4бЗ
эпохи. Чтобы привлечь левых, Берч уговорил влиятель¬
ного лидера уничтоженной Народной республики, седовла¬
сого краснобая Лю Вун Хона вступить в коалицию в ка¬
честве одного из председателей. Первая встреча Лю и Кима
состоялась в доме самого Берча 14 июня 1946 г.Хотя Берч был,, казалось, полон уверенности, в его
бочке меда оказались, повидимому, две ложки дегтя.
Одна из них—вражда между генералом Ходжем и военным
губернатором генерал-майором Арчером Лерчем. Люди
Лерча сказали мне, что Берч «выскочка», с которым «не¬
возможно работать». Другая ложка дегтя — неспособ
ность военных приноровиться к новой политике. Незави¬
симо ни от какой директивы они считают, что только «силь¬
ный человек» вроде Ли Сын Мана может остановить ком¬
мунизм. План Берча может остаться на бумаге, если воен¬
ные внутри и вне военной администрации не согласятся
провести его в жизнь.Поздно вечером я уговорил Роя Робертса пройтись.
Улицы были еще полны народа, и город освещен гораздо
лучше, чем Токио. Мы прошли по Бун Чон — главной
торговой улице. Магазины были закрыты; женщины-раз
носчицы в ярких коротких кофтах и длинных белых юбках
спешили домой с корзинами на головах. Меня поразило
количество пьяных американских солдат и корейцев.
Я заметил американца, ссорившегося с корейцем. Солдат
держал корейца за отвороты пальто и кричал: «Я покажу
тебе, проклятое отребье!» Кореец, видимо, не был напуган.
Рой подошел и сказал солдату: «Полегче, приятель».
Тогда спутники этого солдата, стоявшие в стороне, по¬
дошли и оттащили его. Рой сказал, что такие инциденты
не редкость и что они порождают сильное озлобление про¬
тив американцев.Ночью за стеной время от времени раздавались вы¬
стрелы, и мы видели корейских полицейских, которые
бежали по улице, держа наготове пистолеты.v17	октября 1946 г.	СЕУЛПосле завтрака мы с Шарлоттой отправились повидать
Берча в его кабинете во дворце Дук Су, где проводит
свои заседания совместная советско-американская комис-404
сия. Явившись с некоторым опозданием, Берч тут же
начал искать потерянную пуговицу, какие-то пропавшие
бумаги и засунутые куда-то знаки различия. Одновременно
он вел с пятью различными посетителями не слишком
серьезную, но весьма остроумную беседу. Наконец, не¬
смотря на протесты его секретаря, которую он называет
цветочком («всякая женщина моложе 70 лет для меня
цветочек»), мы повели Берча на крышу.Сегодня гвоздем программы Берча была коммунистиче¬
ская партия. Он сказал, что она стала несколько слабее
вследствие полицейских репрессий и из-за того, что партия
одобрила опеку союзников над Кореей, но что, по его
мнению, она все еще насчитывает в нашей зоне около
18 тысяч членов и по меньшей мере 100 тысяч активно
сочувствующих.В этом году Берч раздобыл список членов когда-то
существовавших фракций партии и начал свои попытки
расколоть ее. Он казался весьма довольным делом своих
рук, но из другого источника я узнал, что был всего один
случай дезертирства из коммунистической партии. Неболь¬
шая группа коммунистов явилась к Ли Сын Ману и по¬
просила у него благословения и денег. Если эти «обра¬
щенные» солидаризируются с Ли, то коалиции Берча
будет от них мало пользы.18	октября 1946 г.	СЕУЛУтром Берч повез Шарлотту и меня к Ким Гю Сику—
человеку, которого он избрал главой новой умеренной
коалиции. По дороге Берч рассказал нам, что Ким проис¬
ходит от «бедных, но почтенных родителей», что он учился
в Роаноке в штате Виргиния и преподавал китайцам ан¬
глийскую литературу. Берч взял на себя труд разъяснить
нам, что, по мнению американских военных врачей, Ким
«может рассчитывать на довольно долгую жизнь». Я по¬
нял, в чем тут дело, лишь значительно позже, когда Берч
с горечью рассказал нам об одном сотруднике государ¬
ственного департамента, который, выступая на банкете,
назвал Кима «г-ном Ким Гю Сикли»1. Поскольку Кима1 В оригинале игра слов: sickly («сикли») — по-английски
«болезненный». (Прим. персе.)405
действительно не назовешь атлетом, каламбур приобрел
некоторую неприятную известность.Далеко за городом' мы въехали на крутой холм и оста¬
новились перед красивым домом, выстроенным в японском
стиле. Дом охраняли корейский полицейский и сотрудник
американской военной полиции. Мы сняли обувь по япон¬
скому обычаю и были введены в просторную солнечную
комнату. Там уже было трое: начальник отдела труда
военной администрации полковник Шоу, опрятный моло¬
дой кореец по имени Мун и сам Ким.Меня поразила гротескная внешность Кима. Он очень
мал ростом и невероятно широк в груди. На нем был кра¬
сивый серый халат, который придавал ему женственный
вид, и американские фетровые комнатные туфли. Колени
у него были прикрыты ковром. Когда мы вошли, он набивал
табаком из солдатского кисета тростниковую трубку дли¬
ной в два фута. Как только он заговорил, я был очарован
его культурной плавной речью.Пока Ким беседовал с Муном, Берч разъяснял мне
смысл совещания. Это, повидимому, был один из его ма-
киавеллиевских трюков. После забастовок, происходив¬
ших в прошлом месяце, Корейская федерация труда была
загнана глубоко в подполье, но осталась тем не менее влия¬
тельной силой. Муна — единственного функционера Фе¬
дерации, находившегося на свободе, уговаривали под¬
держать коалицию Берча. Мне казалось, что Муну было
не по себе.В беседе с нами Ким с самого начала определил свою
позицию. Он умеренный правый. Он стоит за государ¬
ственный контроль над основными отраслями промышлен¬
ности, земельную реформу и социальное страхование.
С такой выгодной позиции он обрушился на правых и ле¬
вых, и особенно ожесточенно на Ли Сын Мана. С его
точки зрения, правые из-за своей грызни теряют поддержку
народа. Он считал также, что левые, «увлекшись бойкотом»,
упускают замечательный шанс получить большинство го¬
лосов на выборах, намеченных на конец этого месяца.Позднее Ким рассказал нам кое-что о своем отце,
который служил при дворе корейских императоров. Сам
Ким родился в 1881 г., значительную часть своего детства
провел у американских миссионеров и 16-ти лет был уве¬
зен богатым дядей в Соединенные Штаты. После семи лет406
учебы он вернулся в Корею, но уже в 1913 г. был выслан
из страны. Он попытался организовать в Монголии се¬
кретный учебный лагерь для офицеров, но отказался от
своей затеи, так как не получил средств, обещанных ко¬
рейским подпольным движением. После того Ким занялся
коммерцией, торговал кожами в Монголии, библиями
в Северном Китае и динамомашинами в Шанхае.Интерес Кима к корейской революции кажется спора¬
дическим. Время от времени он отправлялся за границу,
чтобы ратовать за дело Кореи. Но большей частью он был
либо торговцем, либо учителем, а одно время работал
даже в ультраконсервативном центральном политическом
институте Гоминдана. В 1942 г. он был назначен министром
информации так называемого «корейского временного пра¬
вительства» в Чунцине, которое едва влачило существо¬
вание на гоминдановские субсидии. К ноябрю 1945 г.,
когда американский военный самолет доставил его в Ко¬
рею в качестве «частного гражданина», он был заместителем
премьер-министра эмигрантского правительства.За завтраком Берч возбужденно говорил о величии,
которое судьба уготовила Киму. У меня создалось впе¬
чатление, что, может быть подсознательно, Берч пытался
возместить недостаток энергии и напористости, которых
так явно нехватало Киму. Между этими людьми устано¬
вились странные отношения. Берч говорит так, словно он
ученик пророка Кима. И все же время от времени в Берче
просыпается интриган, и тогда он становится человеком,
который держит в руках нити политических марионеток.
Мне кажется, все дело в том, что оба они используют друг
друга в собственных целях. Ким умен и честолюбив, и он
надеется, что Берч поможет ему стать президентом ко¬
рейской республики. Берч, не говоря уже о том, что ему
нравится разыгрывать роль божества, возможно, также
учитывает перспективу занять пост советника при корей¬
ском правительстве, возглавляемом его другом Кимом.Днем Шарлотта, Фостер Хэйли и я отправились с ви¬
зитом к Ли Сын Ману.Подобно Киму и большинству других уважающих себя
политиков, Ли живет в здании, предоставленном в его рас¬
поряжение корейским миллионером. Вооруженный поли¬
цейский открыл нам ворота, и мы дожидались на широком407
дворе, переполненном другими вооруженными людьми, по¬
ка сверху не было получено распоряжение пропустить
нас. Затем мы поднялись по крутой тропинке; на полпути
Ли Сын Ман встретил нас. Он думал, что с нами был Берч,
и казался разочарованным, когда мы сказали, что Берч
не приехал.В маленькой гостиной, главным украшением которой
была огромная разноцветная пагода, мы имели возможность
рассмотреть Ли. Это худой человек с редкими седыми во¬
лосами, бледными губами и почти без бровей. Глаза скры¬
ты за тонкими узкими веками, так что большей частью ка¬
жется, будто он спит. Шарлотта даже прошептала непочти¬
тельно: «Ну разве старик не похож на мумию?»Но Ли не спал. Сидя в кресле, он забрасывал удочки,
чтобы посмотреть, на что мы клюнем. Он нападал на генера¬
ла Ходжа, коммунистов и московское решение 1945 г.,
провозгласившее американо-советскую опеку над Кореей.
Узнав, что мы видели Кима, он принялся расхваливать его.
Он поочередно хвалил и ругал военную администрацию
и весьма едко говорил о коррупции в американской
армии.Я пытался разобраться, что, собственно, движет Ли.
Он не был на родине 35 из 73 лет своей жизни, а когда вер¬
нулся, то говорил, как мне сказали, на «гавайском диалек¬
те корейского жаргона».Наподобие японцев и немцев, Ли распространяетсяо	«великой Корее» и «корейском народе». Его главным по¬
литическим орудием является созданная им партия «Хан
Кук» («Корейский' народ») — организация помещиков и бо¬
гатых коллаборационистов.Ли окончил Гарвардский университет со званием ма¬
гистра и получил докторскую степень в Принстонском
университете. Однако по-английски он говорит медленно
и с трудом подбирает фразы. Я пытался понять, с помощью
какой внутренней силы он внушил свои идеи генералу
Ходжу и сотрудникам военной администрации. Слушая
Ли, я думал, что это зловещая, опасная личность, ана¬
хронизм, сохранившийся до нашего века и использующий
штампы и механизм демократии для достижения беззастен¬
чивых антидемократических целей. Я пробыл в Корее
всего 72 часа и вполне может быть, что мои впечатления
ошибочны. Но я начинаю думать, что самым важным408
человеком в американской зоне является не Ходж, а этот
бледный старик с полузакрытыми глазами.-Ли Сын Ман в это время добрался до середины своей
тирады о Ходже:«Когда генерал Ходж высадился здесь, к нему явился
японский генерал, который посоветовал ему держаться
подальше от «этих ужасных корейцев». Затем я узнал, что,
когда 500 человек пришли приветствовать генерала Ходжа,
корейская полиция открыла по ним огонь и убила пяте¬
рых. Генерал Ходж сказал также, что корейцы и японцы
одной породы. Очень жаль, что Ходж получил свои сведе¬
ния от японского генерала...В марте я отправился на юг и, выступая перед огром¬
ными толпами, говорил: «Мы пытаемся спасти страну от
распродажи. Самое лучшее убедить каждого коммуниста
переменить свою позицию. Пусть те, кто против нас, от¬
правляются домой, к себе на родину». Это вызвало страш¬
ное возбуждение на юге.В мае генерал Ходж попросил меня сотрудничать с но¬
вой коалицией. Но я не мог изменить своей позиции. По¬
этому я сказал, что буду молчать. Я молчал пять месяцев,
хотя программа коалиции [Берча] противоречит принци¬
пам демократии. Например, люди из этой коалиции хотят
конфисковать всю землю и распределить ее среди издоль¬
щиков. Я же говорю, что земельную реформу следует
предоставить временному правительству, когда оно у нас
будет».Я сказал Ли, что собираюсь на юг. Он достал три боль¬
шие визитные карточки и написал на них рекомендатель¬
ные письма губернаторам трех провинций.«Это всё мои друзья, — сказал он. — Они раздобудут
для вас хорошую информацию».Когда мы вернулись, д-р Бане ждал нас в переполнен¬
ном баре отеля «Чосен». Это человек с мягкими манерами,
у которого всегда наготове запас анекдотов. Он обладает
колоссальными знаниями в области международной и ко¬
рейской сельскохозяйственной экономики. За обедом он вы¬
разил убеждение, что социальная реформа — это лучший
способ противостоять коммунизму. Он очень доволен тем
новым оборотом, который приняла здесь политика, а также409
коалицией. Если в Сеуле удастся установить прогрес¬
сивный режим, сказал он, коммунистической администра¬
ции в советской зоне поневоле придется договориться
с нами.19	октября 1946 г. -	СЕУЛСнова майор Уильямсон сказал, что не может достать
для нас виллис, и снова мы с унылым видом сидели в зале
отеля «Чосен», когда к Фостеру Хэйли явилась корейская
делегация, твердо уверенная, что он издатель «Нью-Йорк
тайме». Они поинтересовались, принадлежим ли мы к свите
Фостера, и, когда я ответил отрицательно, у них вытянулись
лица. Однако выражение их лиц прояснилось, как только
они узнали, что мы вчера виделись с Ли Сын Маном. Де¬
легация, состоявшая из двух мужчин и одной женщины,
явилась от имени одного из многочисленных политических
сателлитов Ли — Представительного демократического со¬
вета, который, как сказали мне местные остряки, называет¬
ся так потому, что не является ни представительным, ни
демократическим.Делегацию возглавлял жирный болтливый человек со
сверкающим ключом — значком общества «Фи Бета Кап¬
па»1 на груди. Он сказал: «Я Пак, Браун-колледж, выпуск
1905 г. Вы, должно быть, слышали обо мне». Чтобы до¬
ставить ему удовольствие, я сказал, что слышал, да я и
в самом деле слышал о нем. Его сопровождал человек
потрепанного вида, который некогда учился в универси¬
тете Айовы, и г-жа Ким Сан, заявившая, что она представ¬
ляет патриотическую ассоциацию женщин и женскую на¬
ционалистическую партию (обе организации принадлежат
к лагерю Ли).Трио говорило о «коммунистах, занимающихся под¬
рывной деятельностью», и о «вероломных националистах»,
которые некогда работали вместе с Ли, а сейчас создают
свои собственные группки. Вскоре выяснилось, что внутри
самой машины Ли идет игра противоречивых интересов.
Все трое охотно согласились, что богатство банкира, ко¬
торый уступил свой дом Ким Гю Сику, «по общему мнению,1	Одно из студенческих обществ США. (Прим. ред.)410
нажито нечестным путем». Но когда дело дошло до мил¬
лиардера, который отдал свой дом Ли, возникли разно¬
гласия.Пак сказал: «Он нувориш, экономический выскочка.
Он составил себе состояние за последние шесть-семь лет
на японских контрактах».Его спутник согласился. «Этот человек утопает в бо¬
гатстве», — заявил он.Г-жа Ким Сан не была согласна. «Нет, — сказала она
резко. — Он — патриот. И, кроме того, у него очень
тонкий ум».Мужчины поспешно забили отбой, а г-жа Ким Сан
принялась рассказывать нам историю своего дедушки,
земля которого в Северной Корее давала некогда 20 ты¬
сяч бушелей. Но коммунисты забрали эту землю и отдали
ее арендаторам. Ему разрешили оставить у себя землю,
дающую только 200 бушелей в год.В этот момент появился Фостер, и мы с Шарлоттой
спаслись бегством. За собой мы слышали густой баритон:
«Я Пак, Браун-колледж, выпуск 1905 г. Вы, должно
быть, слышали обо мне...»После завтрака Шарлотта, Фостер и я побрели в ре¬
дакцию корейской газеты на поиски человека по имени
Мук. Это был редактор, владеющий английским; нам
рекомендовали его как человека беспристрастного и хо¬
рошо осведомленного. Нам уже приходилось встречаться
с рядом корейских правых, и у Берча было в запасе для
нас еще несколько. Теперь мы хотели, чтобы Мук дал
нам возможность побеседовать с представителями профес¬
сиональных и крестьянских союзов и с некоторыми левы¬
ми политическими деятелями.—	Это будет нелегко, — сказал Мук. — Они ушли в
подполье.Мы возразили: «Вы нас не поняли. Мы не ищем ком¬
мунистов. Мы просто хотим побеседовать с людьми, стоя¬
щими левее центра».—	Они находятся в подполье или в тюрьме.Мук разъяснил, что со времени забастовки железно¬
дорожников, происходившей три недели назад, корейская
полиция арестовала несколько десятков левых лидеров,
закрыла левые газеты, разгромила помещения профсою¬411
зов и передала штаб Корейской федерации труда группе
правых (которую, как мы узнали впоследствии, контроли¬
ровал сам Ли).Мы продолжали настаивать, и Мук, посоветовавшись
с несколькими репортерами, сказал наконец, что попытает¬
ся разыскать Хо Хуна, одного из пяти лидеров бывшей
Народной республики. Берч уже говорил нам, что пытает¬
ся заручиться поддержкой Хо Хуна для своей коалиции.
Так как военные власти до сих пор не смогли найти для
нас виллиса, то мы побрели по городу, по пыльным до¬
рогам и грязным переулкам, пока не подошли к двух¬
этажному зданию. Мук вошел туда и вернулся через пять
минут, чтобы сказать нам, что Хо Хун находится наверху,
на совещании левых групп, созванном для организации
единого левого фронта в противовес правой коалиции
Берча.Мы поднялись наверх в большую, голую, безобразную
комнату с грязными стенами. Там стояло два длинных
стола. За одним совещалось около десятка людей. За
другим нас ожидало двое мужчин. Хо Хун — красивый
седой человек лет 60-ти с улыбающимся лицом и дрожащи¬
ми руками. У другого человека было суровое лицо и мо¬
гучий затылок и плечи. Он сказал, что он — Ким Як Сан,
военный министр эмигрантскою правительства в Чунцине,
а иыие глава корейской национально-революционной пар¬
тии. Думаю, что со времен Чунцина он полевел. Оба охот¬
но отвечали па вопросы, но время от времени один из них
поднимался и подходил к другому столу, чтобы принять
участие в дискуссии.За те три часа, что мы провели с ним, Хо Хун сказал
две особенно интересные вещи. Одной из них была энер¬
гичная защита опеки.«Корея, — сказал он, — так долго была под японским
господством, что ей нужно подготовиться к независимости.
Но в течение этого периода она должна также пользо¬
ваться безопасностью. Поэтому желательна опека, но
не одной державы. В прошлом у нас было слишком много
неприятностей, когда мы имели дело с отдельными страл¬
иями— Китаем, Россией и Японией... Беда американской
военной администрации в том, что она не понимает поло¬
жения и делает ошибки. Одна из этих ошибок — неспо
собность понять, что большинство корейских левых —412
националисты, а не коммунисты, и все же всех их одина¬
ково притесняют».Второй вопрос касался прокатившейся сейчас волны
арестов.«Утром 30 сентября, — сказал Хо Хун, — я услышал
за домом 500 или 600 выстрелов. Это было начало облав,
проводившихся совместно полицией и террористами Ли.
Они сосредоточили свои усилия на профсоюзе железно¬
дорожников, но совершали облавы также и на другие
профсоюзы, избивали людей, ломали мебель и захваты¬
вали . помещения.Всего в Сеуле было арестовано три тысячи человек,
из них 1700 посажено в тюрьму. Сейчас в тюрьме находит¬
ся 1400 человек. Когда начались облавы, я отправился
к генералу Лерчу. Я спросил: «Приказ арестовывать и
расстреливать людей исходит от вас или же полиция
действует по собственной инициативе?» Лерч не ответил».Он вытащил из кармана клочок бумаги. «Шесть
месяцев я пытаюсь получить дом, где бы мог поселиться.
Военная администрация распределила между корейцами
60 тысяч японских домов, но я ничего не могу получить.
У меня есть ордер, но я все-таки не могу занять дом. Корей¬
ские правые в военной администрации заявляют: «Вы—
коммунист. У вас куча фальшивых денег, вы можете ку¬
пить все, что хотите».Сейчас мне говорят, что если я поддержу коалицию,
то сумею получить дом. Вот такая тактика и отталкивает
корейский народ».К нам подошел Ким Як Сан, и Хо Хун покинул нас.
Ким говорил мягко, и эта мягкость казалось странной, когда
мы смотрели на его могучие руки и слушали о чинимых
насилиях. «Хо Хун адвокат, — сказал он, — я же про¬
фессиональный революционер». Юношей он бежал в Китай,
учился в военной академии Вампу, а затем служил офи¬
цером во время великого китайского Северного похода
1926—1927 гг. С тех пор он находился в корейском под¬
полье в Шанхае, Маньчжурии и Северной Корее. Он ска¬
зал, что к концу войны под его началом было три тысячи
партизан.Ким сообщил нам и об одном партизанском отряде, ко¬
торым руководили коммунисты. Этот отряд базировался в413
Маньчжурии. Он совершил два крупных похода в Северную
Корею в 1935—1936 гг., а затем в 1940 г. организовал
нападение на японские сооружения. В отряде насчитыва¬
лось 3 тысячи человек. У коммунистов было также не¬
большое сплоченное и активное подполье в самой Корее.
Его возглавлял Пак Хен Ен, сейчас виднейший руково¬
дитель коммунистической партии в нашей зоне. В настоя¬
щее время он скрывается в подполье. К 25 годам Пак
успел отбыть три срока в тюрьме за антияпонскую дея¬
тельность. В 1926 г., находясь в тюрьме, он симулировал
сумасшествие и ухитрился бежать. В 1929 г. он был сно¬
ва арестован! По выходе из тюрьмы в 1936 г. он стал ра¬
бочим на кирпичном заводе и руководителем подпольного
движения.Хо Хун вернулся к нам, и оба начали засыпать нас
вопросами. Можем ли мы провести демократические вы¬
боры, спрашивали они, если тысячи левых находятся
в тюрьме? Можем ли мы провести выборы, если профсою¬
зам запрещено заниматься политикой, а полицейский
террор в полном разгаре? Можно ли принимать всерьез
коалицию Ким Гю Сика и Лю Вун Хона, если все члены
народной партии Лю Вун Хона находятся в тюрьме или
скрываются? Может ли военная администрация ожидать
от корейцев сотрудничества, если даже такое совещание,
как это — он указал на заседавших за соседним столом, —
может быть разогнано в любой момент?Мы не отвечали. Мы хотели знать только одно: могут
ли они устроить нам встречу с каким-нибудь лецым ли¬
дером профсоюзного или крестьянского движения. Оба
очень твердо сказали нет, так как любой из этих лидеров,
вышедший из укрытия, будет немедленно арестован. Мы
продолжали настаивать, и они, наконец, согласились, что¬
бы специальный проводник провел нас завтра в какое-
нибудь тайное убежище.20	октября 1946 г.	СЕУЛНаши трудности продолжаются. Вчера мы пили с офи¬
цером из военной администрации и пригласили его по¬
завтракать с нами сегодня. Сегодня утром он известил
нас, что не придет, так как вчера его видели с нами и он
получил нагоняй.414
Хотя ведомство Уильямсона имеет несколько виллисов,
их, видимо, можно получить лишь в тех случаях, когда
мы отправляемся брать «одобренные» интервью. Сегодня,
наконец, я потребовал немедленно провести меня к Ход¬
жу, чтобы я мог заявить официальный протест. Тогда
Уильямсон пошел на попятный и сказал, что сегодня днем
он раздобудет для нас виллис.После завтрака Шарлотта, Фостер Хэйли и я забрали
с собой нашего переводчика Мука и отправились на сви¬
дание с левым. С самого начала все шло плохо, и через
час мы все еще ждали своего специального проводника.
Фостер, у которого была назначена другая встреча, поки¬
нул нас. Мы остались ждать, а Мук с заговорщическим
видом, который казался нам напускным, отправился на
разведку.Наконец он вынырнул из четырехэтажного администра¬
тивного здания и подозвал нас. Мы поднялись на верхний
этаж, вошли в небольшую дверь, охраняемую человеком
средних лет, прошли через другой зал и очутились в ма¬
ленькой комнате, где за письменным столом сидел какой-
то человек. Мы тут же узнали его. Это был Мун — проф¬
союзный лидер, которого Берч представил нам в доме
Ким Гю Сика.Мун попрежнему казался резким в движениях и не¬
доверчивым, и мне он не особенно понравился. Он рас¬
сказал нам историю Корейской федерации труда, которая
в течение тринадцати лет вела в подполье борьбу с япон¬
цами, а месяц назад насчитывала 270 тысяч членов в аме¬
риканской зоне. Сейчас она опять загнана в подполье.
Мун рассказал также о «Рабочей ассоциации», создан¬
ной Ли Сын Маном, и о том, как владельцы заводов
и сотрудники военной администрации приказали ра¬
бочим вступить в нее. Это, сказал Мун, в сочетании
о низкой заработной платой и скудными нормами вы¬
дачи риса и вызвало в прошлом месяце крупные за¬
бастовки.До сих пор беседа была не особенно увлекательной
и Шарлотта явно скучала. Мун говорил низким монотон¬
ным голосом, и многое из того, что он сказал — особенно
относительно террора правых,— требовало подтверждения.«Худшая террористическая банда, — говорил Мун, —415
это «Общество молодежи Великой Кореи». Оно создано
Ли Сын Маном и работает заодно с полицией. Вместе
они...»Мы сидели за маленьким круглым столом. Справа
от меня находилась дверь, которая, как я думал, вела
в коридор. В середине фразы Муна раздался страшный
треск, и дверь, едва не сорванная с петель, распахнулась.
Я взглянул на дверь, но ничего не увидел. Затем в дверь
медленно просунулась винтовка с примкнутым штыком
и начала поворачиваться в нашу сторону.Через несколько секунд в комнату осторожно вошел
коренастый молодой кореец в штатском и направил на
нас пистолет. Следом за ним явилась группа молодых
людей того типа, каких можно встретить в трущобах
Чикаго или окрестностях Нью-Йорка.Человек с пистолетом подошел к Муну и аресто¬
вал его.Мне вся эта сцена казалась нереальной. Правда, Хо
Хун предупреждал меня вчера, что так случится. Но
ведь Мун не был подрывным элементом. Сам Берч сказал
нам, что Мун умеренный, а когда мы впервые встретились
с Муном, его сопровождал американский полковник.
Такие вещи просто не могут происходить в американской
зоне. Должно быть, рассуждал я, это одна из тех нераз¬
решенных облав, о которых мы столько наслышались.Я попросил человека с пистолетом предъявить доку¬
менты. Он вытащил карточку, на которой значилось, что
он сержант Ким Хо Ик— агент корейской национальной
полиции. Я спросил, есть ли у него ордер на арест. Он
сказал, что ордер имеется. Мун арестован по приказу
генерала Ходжа за руководство забастовкой железно¬
дорожников. К несчастью, ордер остался в полиции. Я
сказал, чт<? подожду, пока не принесут ордер.Сержант Ким послал за ним одного из молодых людей;
мы все уселись и стали ждать. Время от времени сержант
хлопал Муна по спине и смеялся. Мун оставался невоз¬
мутимым. Шарлотта сказала, что она выйдет, свяжется
с генералом Ходжем и выяснит, действительно ли он
отдал приказ об аресте Муна. Мы договорились, что, если
по возвращении она не застанет меня здесь, она отправит¬
ся в главное полицейское управление.416
После пятнадцати минут ожидания сержант потерял
терпение. Он начал кричать, что я вмешиваюсь не в свое
дело, и задал мне вопрос, кто я такой и что здесь делаю.
Через Мука я объяснил ему, что я репортер, что его
отряд ворвался, повидимому, не имея ордера на арест,
и что я не намерен мешать никаким действиям сер¬
жанта. Я просто пройду вместе с ним, а потом сообщу
обо всем, что видел. Я также велел ему не повышать
голоса.Тогда сержант Ким приказал Муну встать, и мы все
вышли из комнаты. На площадке я увидел тринадцать
перепуганных людей, стоявших на коленях. Их охраняли
четверо юношей в штатском. Сержант арестовал одного
из тринадцати и велел остальным расходиться. Мы сошли
вниз, и я остался ждать в проходе вместе с Муном и сер¬
жантом.Ждать пришлось долго, и мое внимание привлекло
поведение молодых людей. Все они отправились на ули¬
цу и разгоняли прохожих. Один толкнул старика с боль¬
шой ношей на спине прямо на дерево. Старик упал. Маль¬
чику, толкнувшему старика, было лет 16, и он был жесток,
как это свойственно юношам в его возрасте. Я вышел
вместе о Муком и спросил этого паренька, не агент ли он.«Нет, — сказал он. — Я член «Общества молодежи/
Великой Кореи».—	А что вы здесь делаете?«Помогаем полиции ловить левых».—	Сколько вас здесь?«Восемь».К нему подошел юноша постарше и приказал не от¬
вечать мне. В этот момент подъехала машина, сержант
вошел в нее и заговорил с дородным человеком средних
лет в полицейском мундире. Позднее я узнал, что то был
начальник сеульской полиции Чан. Через несколько
минут Муна посадили на заднее сиденье рядом с Чаном.
Я попросил у Чана разрешения поехать с ними, и он кив¬
нул на сиденье рядом. Переводчик Мук уселся впереди.Мы подъехали к зданию главного полицейского участка
и прошли в него мимо вооруженных часовых и группки
юнцов, развлекавшихся грубыми шутками. Муна повели
наверх. Мук и я последовали за ним.27 М. Гейн417
Сержант Ким угрюмо сйДеЛ в углу. Через некоторое
время Мун сказал мне, что в августе он поехал в город
Тэгу, был арестован за бродяжничество и освобожден
24 сентября по приказу полковника Шоу. Он вернулся
в Сеул, где на него напала банда молодых террористов,
которые так избили его, что он только пять дней назад
вышел из больницы.Мун сказал мне, что ему 36 лет, что впервые он был
посажен в тюрьму японцами, когда ему было 18 лет, и про¬
вел восемь лет в тюрьмах и десять — на подпольной проф¬
союзной работе.«Два часа назад, — сказал он, совершенно обыденным
голосом, — я был единственным сотрудником Корейской
федерации труда, еще находившимся на свободе. Пред¬
седатель нашей Федерации и его заместитель скрываются».Мук сказал мне, что Мун видный представитель умерен¬
ных в профсоюзном движении и что американские военные
власти часто прибегали к его посредничеству для урегули¬
рования трудовых конфликтов. Он сказал также, что
Мун решил не присоединяться к коалиции Берча. «Ким
По Сик — хороший человек, — объяснил Мун, — но он
не знает, чего хочет простой народ, а простой народ не
знает, за что стоит Ким Гю Сик».Полицейский попросил Мука и меня цройти в кабинет
начальника полиции Чана. Когда мы вошли, Чан сидел
в углу, безмятежно сложив руки на животе. Ко мне по¬
дошел американский офицер, который сказал, что он
майор Ф. Э. Ричардсон, начальник полицейского отдела
военной администрации в Сеуле. Он сказал, что генерал
Ходж поручил ему расследовать инцидент. Ричардсон
был очень любезен и рассказал мне даже, что раньше
был владельцем коммерческого банка в Чикаго. Пока
я излагал ему случившееся, вошел другой американец
в военном мундире и представился: «Уиттейкер, контр¬
разведка».Когда я кончил, Ричардсон мягко спросил: «Вы когда-
нибудь жили прежде на Востоке?» Я утвердительно кив¬
нул головой, и он продолжал: «В таком случае вы знаете,
что восточная полиция действует не по-нашему, она же¬
стока и недемократична». Разговор в таком духе продол¬
жался в течение некоторого времени, причем я сказал,
что, по моему мнению, можно ожидать того, чтобы поли¬418
ция в нашей зоне и под руководством таких людей как
сам майор повиновалась некоторым указаниям военной
администрации; на это Ричардсон ответил, что нельзя
в короткий срок достигнуть больших успехов.«Во всяком случае, — сказал я, — меня несколько
удивляет, что полиция использует при арестах членов
террористической банды».Ричардсон заявил, что он никогда не слышал об «Об¬
ществе молодежи Великой Кореи». «А вы?» — спросил
он Чана. Чан сказал, что он также не слышал. «Вы увере¬
ны, что не ошибаетесь? — спросил меня Ричардсон. —
Ведь вы же не говорите по-корейски».По моей настойчивой просьбе в комнату позвали сер¬
жанта Кима и Муна. Ричардсон сказал сержанту: «Мистер
Гейн обвиняет вас в том, что при производстве этого ареста
вы прибегли к помощи каких-то хулиганов. Вы знаете,
что, если это правда, вы будете сурово наказаны. Это дей¬
ствительно так?»Сержант Ким сказал, что это неправда и что я, несо¬
мненно, ошибаюсь. Он сказал, что не видел в комнате ни¬
каких молодых людей. Затем он припомнил, что видел
нескольких. Он настаивал, что это, должно быть, были
прохожие. Когда я возразил, что вряд ли прохожие могут
оказаться за закрытой дверью на четвертом этаже адми¬
нистративного здания, Ким высказал произвольную до¬
гадку, что это могли быть коммунисты.Ричардсон сказал мне: «Вы, должно быть, ошиблись».
Тогда сержант Ким решил перейти в наступление. Ука¬
зав на меня, он сказал, что я вмешивался в его дела при
аресте и велел ему, Киму, выйти из комнаты. Я еще обду¬
мывал, что мне отвечать на это, как вдруг заговорил мой
чудесный, спокойный, мужественный Мук. «Майор, —
сказал он. — Я был переводчиком у мистера Гейна.
Нй разу он не сказал сержанту ничего подобного».Тут очнулся Уиттейкер. «Как ваше имя? — спросил
он Мука. — Где вы работаете?» Затем он начал расспра¬
шивать Мука о его положении, отношении ко мне и его
работе для других корреспондентов. Пока они разговари¬
вали, полицейский принес мне записку. Записка была
от Шарлотты, которая писала: «Держитесь. Говорила
с Ходжем, который сказал, что расследует это дело. Не
уходите, пока начальство не расследует». Еще через пять27*419
Milnyf пОлицбйсжйй скйзйл, 4fo кб мйе пришли. # вь!Шел
и увидел Шарлотту и Фостера.Шарлотта поспешно рассказала мне, что Фостер зво¬
нил Ходжу, и тот заявил^ что ничего не знает об аресте;
д-ру Бансу, который сказал: «Боже, еще одна их глу¬
пость!» и полковнику Шоу, который в отчаянии восклик¬
нул: «Ведь я только что вытащил Муна из тюрьмы! Видно,
мне придется вытаскивать его опять».Теперь Уиттейкер пожелал узнать, действительно ли
я мешал аресту, на что получил ответ от Шарлотты и
Мука. Я, в свою очередь, хотел знать об «Обществе моло¬
дежи Великой Кореи», и абсолютно все — Ричардсон,
Уиттейкер, Чан и сержант Ким —- отрицали, что им что-
либо об этом известно.Тут мне мгновенно пришла в голову мысль, которую
я решил тотчас же осуществить. «Ладно, майор, — ска¬
зал я. —- Это тянется достаточно долго. Сколько вы мне-
дадите, если я найду вам в этом самом здании комнату,
где полно этих ребят из «Великой Кореи»?». Затем, опа¬
саясь, что кто-нибудь предупредит их, я ринулся вниз
к комнате, в которой я видел молодых людей за игрой.
За мной последовала вся группа.Первым, кого я увидел внизу, был тот самый юнец,
с которым я разговаривал после того, как он толкнул
старика. Я кинулся к нему, а он пустился бежать по лест¬
нице в подвал. Я поймал его и привел к Ричардсону.«Вот один из них. Спросите его, полицейский ли он?
Спросите его, что он делает в помещении полицейского
участка?».Ричардсон спросил. Парень сказал, что он член «Об¬
щества молодежи Великой Кореи» и что он дежурит на
этом участке. На мой вопрос, кто дал ему такое распоря¬
жение, он ответил, что получил его от «начальства», ко¬
торое находилось в другой комнате. Я вошел туда, уви¬
дел еще нескольких ребят, которые присутствовали при
аресте, и вытащил их. Положение становилось весьма
щекотливым.«Вы знали об этом?» — спросил Ричардсон Чана. Чан
энергично покачал головой. Ричардсон сказал мне: «Был
произведен честный арест. Но по ошибке использовали
и этих ребят. Я не знал об этом. Но я скажу Чану, чтобы
впредь он не прибегал к подобной помощи». Он подумал420
и добавил: «Я посоветую созвать специальное заседание
для разбора проступка сержанта».Я спросил его, как он намерен поступить с тридцатью
или сорока парнями, находившимися в комнате; и Уит-
тейкер сказал, что он «расследует» дело. Он приказал
привести к нему трех «начальников». Это были низкорос¬
лые, плотные ребята, лет по 25-ти, в хорошо сшитых ко¬
стюмах европейского покроя и щегольских пальто. Они
напоминали убийц в изображении Голливуда, и я поду¬
мал, не заимствовали ли они свой идеал в кино. «Пошли», —
коротко сказал Уиттейкер и вышел вместе с тремя молод¬
чиками.Ричардсон предложил подвезти Шарлотту и меня до
отеля «Чосен». В виллисе он сказал нам, что на севере
были некоторые волнения в городе Кесон, возле самой
38-й параллели. «Сегодня рано утром, — сказал Ричард¬
сон, — банды по 20—30 вооруженных человек каждая
совершили налеты на 10 полицейских постов, убили офи¬
цера полиции (корейца) и агента. В некоторых неспокой¬
ных районах у полиции нехватает людей и поэтому воен¬
ная администрация разрешила вербовать сыновей лавоч¬
ников для охраны улиц и оказания помощи полиции.
Знаете, это действует успокаивающе».Что касается Муна, то Ричардсон сказал, что Мун
арестован по обвинению в причастности к недавней за¬
бастовке железнодорожников. Я не стал напоминать майо¬
ру, что последние два месяца Мун провел либо в тюрьме,
либо в больнице.21	октября 1946 г.	СЕУЛСегодня утром должен был встретиться с Муком, что¬
бы отправиться к нескольким корейским профессорам.
Когда Мук не явился, я попросил одного своего приятеля
американца выяснить, в чем дело. Он узнал, что к-Муку
явился агент контрразведки, сказал, что генерал Ходж
не желает, чтобы Мук работал с корреспондентами, и при¬
казал ему покинуть город. Мук немедленно уехал.Мне сказали, что стоит побывать на пресс-конферен¬
циях, созываемых офицерами военной администрации дл^
корейских журналистов, так как корейцы задают щекот¬
ливые вопросы о текущих проблемах. Я попросил одного
из офицеров военной администрации дать мне возможность
присутствовать на завтрашней конференции.Он обнял меня за плечи, выразил надежду, что я не
обижусь на его откровенность, и сказал, что мне нельзя
присутствовать. Когда я спросил, почему, он объяснил:«Завтра будет отвечать на вопросы генерал Браун».—	Мне это все равно.«Нет, вы меня не поняли. Вы еще не представлены
генералу Брауну и было бы невежливо с вашей стороны
являться на его пресс-конференцию, пока вы ему не пред¬
ставлены».Я сказал: «И это все? Я приду за пятнадцать минут
до пресс-конференции, и вы представите меня».—	Вы опять-таки не понимаете, — сказал он. — Я
не могу представить вас генералу Брауну, пока вы не
повидаетесь с генералом Лерчем.«Прекрасно, — сказал я. — Я приду за час и вы пред¬
ставите меня и Лерчу, и Брауну».—	Нет, нет, — сказал он терпеливо. — Я не могу
представить вас Лерчу, потому что вы еще не видели ге¬
нерала Ходжа. Знаете, здесь все говорят об этом. Это
нехорошо. Надо, видите ли, придерживаться правил.Я быстро направился в ведомство майора Уильямсона
и попросил устроить мне свидание с генералом Ходжем.Днем нас троих повезли на бывшую японскую тек¬
стильную фабрику, которая сейчас находится в ведении
американской военной администрации. Мы пытались по¬
пасть в порт Инчон, где, как нам сказали, мы увидим
более типичную потогонную систему в действии. Но майор
Уильямсон не мог найти для нас виллиса. Фабрика, ко¬
торую мы осматривали, явно предназначалась специально
для показа посетителям. Но даже и в качестве таковой
она представляла собой весьма поучительное зрелище.
Из 1300 рабочих почти 900 девочки. Все они говорили,
что им по 14 лет, однако они или лгали, чтобы сохранить
работу, или же из-за недоедания выглядели такими тще¬
душными, но им нельзя было дать больше 9 лет. Мы шли
мимо бесконечных рядов ткацких станков и маленьких,
бледных детей, а наш проводник, американский офицер,422
рассказывал нам о больших успехах в области промышлен¬
ного восстановления под руководством военной админи¬
страции.Когда мы уходили, я отвел в сторону одного из рабо¬
чих и спросил его, есть ли на фабрике профсоюз. Кореец-
управляющий, назначенный военной администрацией, по¬
спешил к нам. «Я могу ответить на все ваши вопросы, —
сказал он. — Профсоюз? Да, у нас есть профсоюз». Как
я и ожидал, это была лисынмановская «Рабочая ассоциа¬
ция Великой Кореи». «У нас существовала и Федерация
труда, но это была банда смутьянов. Мы вышвырнули
их, а их место заняла «Рабочая ассоциация Великой
Кореи».Видел генерала Ходжа. Беседа была «не для печати»,
и я ничего не могу о ней сообщить. Единственное, что
я могу сказать, это то, что Ходж говорил о трудностях
политического и экономического порядка, с которыми
Соединенные Штаты сталкивались в Южной Корее. Ходж—
представительный военный с живым лицом и массивной
челюстью. Время от времени беседа затухала, и в такие
моменты я подымался с кресла и говорил: «Генерал, мне
было...». Но всякий раз он вновь начинал говорить. Когда
я, наконец, ушел от него, я понял, что произошло. Про¬
шел ровно час с той минуты, когда я вошел к нему. Оче¬
видно, для меня был выделен час по расписанию, а гене¬
рал привык быть пунктуальным.Позже Шарлотта и я нанесли официальный визит
военному губернатору генералу Лерчу. Он начал ин¬
тервью, заявив: «Вы знаете, я зол на вас». Я думал, что
он шутит, но он вовсе не шутил. Он был совершенно серье¬
зен. «Я очень зол на вас. Вы здесь уже неделю и не сочли
нужным явиться ко мне. Существует такая вещь, как
военный этикет. Когда вы прибываете в город, вы должны
посетить представителей командования».Лерч говорил о нуждах Кореи и о поставках, заказан¬
ных в Соединенных Штатах, но еще не полученных. На
Шарлотту и меня он произвел более приятное впечатление,
чем Ходж. В это утро мы узнали больше подробностей
о вражде между Ходжем и Лерчем. Теоретически Лерч
как военный губернатор должен быть первым лицом в423
Южной Корее, а Ходжу надлежит заниматься исклю¬
чительно командованием американскими войсками. Но
Ходж генерал-лейтенант, а Лерч только генерал-майор,
и поэтому Ходж вмешивается в политические и эко¬
номические проблемы, которые относятся к компетенции
Лерча.Мне сказали, однако, что Лерч такой же противник
реформ, как и Ходж, и точно так же дружески располо¬
жен к корейским правым. Один из офицеров, с которым
мы беседовали, сказал нам, чтобы мы вошли в кабинет
Лерча в тот момент, когда оттуда выходил другой амери¬
канский посетитель.«Вы видели этого человека? — спросил Лерч. —. Он
•явился сюда из Токио и заявил мне, что на фабриках
работает слишком много малолетних и что нам следует
кое-что изменить. Я ответил ему: «Пока я военный губер¬
натор, мы ничего не будем менять».Мун освобожден сегодня днем после поверхностного
допроса.Вечером Шарлотта и я укладывали вещи, готовясь
к поездке на север, к 38-й параллели. Мы намерены при¬
ложить все усилия, чтобы попасть в русскую зону.22	октября 1946 г.	ПАКЧОНРано утром Шарлотта, капитан Г. из военной разведки,
военный шофер и я двинулись на север. Впереди нас
шел другой виллис, в котором находился лейтенант —
американец японского происхождения. В провинции
неспокойно, и военные предпочитают ездить группами.
У обоих водителей были под рукой пистолеты, а у
офицеров висели за спиной автоматы. Вскоре мы подъ¬
ехали к расщелине в горе, и сеульская суета осталась
позади. Дорога сразу же испортилась, и нас начало страш¬
но кидать из стороны в сторону. Мы сидели, стиснув зубы,
а головы у нас -мотались как у болванчиков. Виллис,
шедший впереди, оставлял за собой тучу желтой удушли¬
вой пыли.С точки зрения любых стандартов, дорога из Сеула
на север худшая в мире. Веками по ней ездили повозки,Щ
запряженные волами, а сейчас она превратилась в гряз¬
ную, изрытую по всем направлениям полоску, извивав¬
шуюся среди рисовых полей. Большинство мостов было
смыто во время прошлогоднего наводнения, и никаких
усилий восстановить их не прилагалось.Мы делали примерно 30 миль в' час, несколько замед¬
ляя скорость только в деревнях. Когда наши машины
с грохотом проносились по дороге, женщины в яркокрас¬
ных, желтых и зеленых шелковых платьях и старики
в неизменных белых одеяниях и крошечных черных соло¬
менных шляпах на макушке бросались в кусты. На пер¬
вой же реке моста не было, и машина сделала большой
крюк по неровному, покрытому гравием дну. Мы подымали
тучи брызг, ныряли в ямы и зачерпывали воду. В не¬
скольких футах от нас человек средних лет нес на спине
седобородого старика в нелепой шляпе. Младший акку¬
ратно закатал брюки, но это было совершенно бесцельно,
так как вода доходила ему до бедер. Ни один из них не
смотрел на нас.Уборка кончилась, и дорога была загромождена соло¬
менными цыновками, на которых сохли на солнце кучи
риса, чеснока и красного перца. Вся местность вдоль
дороги казалась усеянной красными и белыми пятнами,
и порой, когда колеса нашей машины проезжали по ка¬
кой-нибудь чересчур выдвинувшейся цыновке, раздавал¬
ся хруст. Соус «кимчи», которым каждый кореец приправ¬
ляет свой рис, приготовляется, видимо, главным образом
из чеснока и красного перца. Этот аромат носился над
каждой деревней.Капитан Г. — молчаливый угрюмый человек лет 29-ти.
Он мрачно уклонялся от наших вопросов о крестьянских
беспорядках. Однако признаки волнений было трудно
скрыть. Почти в каждой деревне мы натыкались на па¬
трули корейских полицейских в японских меховых пальто
и с карабинами. Иногда за поворотом оказывалось дорож¬
ное заграждение, возле которого полдюжины полицейских
допрашивали и обыскивали редкого путника, а однажды,
примерно в 20 милях от Сеула, мы терпеливо ожидали,
пока американский танк, охранявший мост, медленно
отползал в сторону, чтобы пропустить нас,425
За Мунгсоном на гребне горы, возвышавшейся над
широкой рекой, мы свернули с дороги в американский
военный лагерь. Он состоял примерно из 20 сборных
бараков, раскинутых на голом склоне горы. Даже чело¬
веку неискушенному было понятно, что несколько поле¬
вых орудий, установленных здесь, господствовали бы
над рекой и ее подступами на много миль. Люди в лагере
выглядели мрачными и озабоченными. Отсюда до советских
постов на 38-й параллели не более 40 миль.Гораздо ниже лагеря, на небольшой узкой отмели,
корейский полицейский ждал парома, переправлявшегося
с другого берега. Течение было сильным, и команда изо
всех сил налегала на единственное весло. Наконец, па¬
ром — огромная, протекающая посудина — уткнулся в
берег. С него скатился тяжело нагруженный грузовик.
Полицейский остановил машину и приказал седокам вый¬
ти. Он проверил их пропуска, похлопал по бокам, чтобы
узнать, нет ли спрятанного оружия, и порылся в котомках.Капитан Г. объяснил: «Он ищет коммунистических
шпионов». Затем мы въехали на паром, и капитан начал
беседовать с лейтенантом-японцем о своих профессиональ¬
ных делах. Оба соглашались, что корейские полицейские
это нечто ужасное. «Я видел, как грузовик сбил парнишку
на велосипеде, — сказал лейтенант. — Подошел полицей¬
ский и, вместо того чтобы задать как следует водителю,
принялся стегать мальчишку по голове». «О, это пустяки,—
сказал капитан. — На днях полицейские задержали ка¬
кого-то парня с 40 тысячами иен и стали допытываться,
где он их взял. Он сказал, что продал свое имущество
и идет в Сеул. Они поставили его на колени и начали
задавать вопросы. Как только он открывал рот, чтобы
ответить, они били его в пах. Они, конечно, избили его
до полусмерти, добиваясь, чтобы он сказал им, что он
коммунист».В Кесоне, который пять веков назад был столицей
Кореи, мы подождали другой виллис, который несколько
опередили. Как только наш виллис остановился, вся
улица, насколько видел глаз, ожила. К нам ринулись
сотни ребятишек. Они щупали нашу одежду, толпились
вокруг виллиса и с надеждой тянули и дергали на нем
все, что могли сдвинуть с места. Время от времени капн-426
тан покрикивал, ребятишки пятились, но ненадолго. Непо¬
далеку от нас, словно огромный остров, высилась на
перекрестке поросшая мхом древняя башня. Сейчас
она обнесена колючей проволокой, и мы заметили, что
многие из столбов совсем свежие. Мы уже знали, что два
дня назад в Кесоне было восстание, что городские тюрьмы
переполнены и что около 300 виднейших «левых» отправ¬
лены в Сеул. Полицейские участки охраняли усиленные
наряды полицейских и юнцов хулиганского вида в штат¬
ском, очень похожих на тех парней, которых я два дня
назад видел в Сеуле.Второй виллис не показывался, и мы решили двигаться.
Теперь мы ехали вдоль 38-й параллели. Где-то между
Кесоном и Пакчоном мы встретили другой виллис. Он
остановился, чтобы высадить хрупкого, перетянутого пор¬
тупеей белокурого капитана с пистолетом на поясе. Оба
капитана отошли на такое расстояние, что их нельзя
было слышать, и посовещались. Затем вновь прибывший
капитан К., сказав «До вечера», прыгнул в свой виллис
и умчался, оставив за собой тучу пыли.В Пакчон мы прибыли значительно позже^обеденного
часа, усталые и грязные. Мы ввалились в здание, бывшее
некогда японской гостиницей, в которой расположилась
сейчас стрелковая рота. Командир роты, подтянутый
плотный капитан, принял нас с безупречной вежливостью.
Мы побрызгали немного воды на лицо, выпили у хозяина
остатки ликера и принялись за бифштекс. В здании цари¬
ла странная атмосфера: казалось, что все наблюдают
за нами. Все вопросы о том, что происходит в Пакчоне
или вдоль границы, оставались без ответа. Мы пытались
что-то бормотать, пока не набрели на две безопасные
темы: Висконсинский университет, который окончила Шар¬
лотта, и горячие источники, питающие ванны гостиницы.В тот же вечер я с шестью или восемью офицерами
отправился в типичный японский бассейн, наполненный
горячей серной водой. Хваленая расторопность армии
совершенно не дает себя знать в Корее, и в гостинице —
в числе многого другого — не было электрических лам¬
почек. Мы разделись и вымылись при тусклом свете двух
фонарей. Кто-то произнес: «Хотелось бы мне быть сейчас
дома, в Калифорнии». Другой молодой, задумчивый голос
добавил: «А мне в Айове». Один за другим раздавались427
голоса, называвшие штаты, представленные в этом японском
бассейне на корейской ничейной земле, в нескольких ми¬
лях от ближайшего советского поста. После купанья мы
вскарабкались по темной лестнице. Капитан Г., который,
как меня вдруг осенило, не оставлял меня одного с того
самого момента, как мы выехали из Сеула, спал в одной
комнате со мной на соседней койке. Через окно, в котором
нехватало нескольких стекол, врывался холодный ветер.
Около полуночи меня разбудил звук близких выстрелов.
Капитан также проснулся, и я спросил его, что это могут
быть за выстрелы. Он сказал, что ничего не слышал.23	октября 1946 г. Русская ЗОНА В СЕВЕРНОЙ КОРЕЕПосле того как в Ялте было решено разделить Корею
на две части по 38-й параллели, кто-то, совсем некстати,
вспомнил про Онджин. Этот полуостров на западной
оконечности Кореи, или во всяком случае большая его
часть, лежит по нашу сторону 38-й параллели. К не¬
счастью, единственный путь на Онджин по суше ведет
через советскую зону. Таким образом, по соглашению
американским транспортным колоннам разрешено пере¬
секать параллель, углубляться на 23 мили в советскую
зону, а затем возвращаться в американскую зону на Онд-
жин. После короткой стоянки колонна должна вернуться
в тот же день и тем же путем.Наша колонна начала формироваться рано утром,
когда солнце еще не взошло. Дрожа от пронизывающего
холода, мы бросились к бассейну, чтобы побриться и
вымыться в горячей воде. Наша группа увеличилась,
а сейчас к нам присоединился еще маленький капитан К.,
которого мы встретили по пути. Мы узнали, что он офицер
полковой разведки, и догадались, что он следит за нами.
Получили по огромному куску горячего пирога и колос¬
сальную суповую миску, наполненную кофе. Затем на¬
тянули на себя все, что у нас было теплого, и уселись
в машины.Колонна состояла из четырех виллисов и грузовика
с горючим. Мы выехали рано, так как нам предстоял дол¬
гий, тяжелый путь вдоль 38-й параллели, прежде чем
МЫ доберемся до советских пограничных ворот. Сноват
И4с Швь1рйЛо йз Ctdporibi в Сторону* мь! задыхались В гус¬
той пыли и дрожали от холода. Мы проехали через город
Ионань, где на прошлой неделе было кровопролитное
восстание. Проезжали мы через множество деревень;
на пути к ним стояли охраняемые заграждения, а каждый
полицейский участок походил на форт.Затем мы достигли зоны, где не было ни деревень,
ни путников. Мы обогнули холм и резко затормозили,
наткнувшись на американского солдата с направленным
на нас автоматом. Этот человек казался подтянутым,
несговорчивым и знающим свои обязанности. Через дорогу
от него находилась пара сборных бараков и несколько
равнодушных солдат. Даже Шарлотта, несмотря на свою
молодость и миловидность, не вызвала у них видимого
интереса. Это был американский аванпост № 7.В бараках было голо, чисто и очень холодно. Столо¬
вой служила палатка; полы ее были откинуты, и ветер
гулял по нестроганному столу и скамьям. Мы присели,
греясь на солнце, и завязали беседу с солдатом. «Нет, —
сказал он, — это не слишком веселое место. Я бы не хо¬
тел застрять здесь надолго. Предполагалось, что мы про¬
будем здесь только две недели, а я пробыл уже три. Здесь
чертовски пустынно и совершенно нечего делать. А рус¬
ские сидят вон там». — Он указал на сопку у себя за
спиной.Без четверти десять мы снова сели в машины и про¬
ехали несколько сот ярдов до пограничных ворот. Воро¬
тами служил деревянный брус, подвешенный над дорогой.
За ним находилась небольшая караульная будка и рус¬
ский солдат с винтовкой. Трудно было сказать, сколько
ему лет, так как у него было одно из тех крестьянских
лиц, по которому трудно определить возраст.В 10 часов к воротам подъехал красноармейский гру¬
зовик. Это был студебеккер, в котором сидело много офи¬
церов и солдат. Трое или четверо офицеров подошли к нам.
Они были подтянуты, и у каждого на груди висела планка
с позванивавшими медалями. Один из офицеров, поразитель¬
но красивый юноша с туго набитой полевой сумкой, при¬
ветствовал нас и вступил в разговор. Он говорил сначала
по-русски, затем по-немецки. Наши офицеры отвечали
по-английски и по-французски. Наконец, был найден
общий язык: корейский и латышский. Американский429
офицер, который немного говорил по-латышски, объяс¬
нил, что его семья родом из Латвии. «Америка, — сказал
сентенциозно русский, — интересная страна. Там живут
народы многих рас и национальностей». Мы охотно со¬
гласились. Через некоторое время разговор иссяк. Мы
стояли и улыбались друг другу, а русский сказал своему
соседу: «Сегодня много новых лиц». Затем он решительно
кивнул и сказал: «Ну, пошли». Часовой поднял шлаг¬
баум, и мы вступили в советскую зону.Американские транспортные колонны получают самые
точные инструкции. Машины должны следовать опреде¬
ленным маршрутом, не имеют права останавливаться
и обязаны делать в среднем 25 миль в час. Мы слышали,
что в прошлую среду один из виллисов свернул не там,
где нужно, и русские, следовавшие на грузовике сзади,
быстро дали выстрел в воздух. Заблудившийся водитель
тут же вернулся назад и повернул в другую сторону.
За несколько недель до этого у другого виллиса сломалась
по дороге ось. Русские быстро пересадили седоков на
другую машину и, когда через четыре часа колонна вер¬
нулась, ей возвратили отремонтированный виллис вместе
с наилучшими пожеланиями от Красной Армии.В нескольких милях от границы мы проехали мимо
аэродрома, где стояла стая русских истребителей —
«яков». У ворот аэродрома на нас с улыбкой смотрела
большая группа офицеров и солдат Красной Армии. За
спиной у них на караульном помещении висел большой
плакат с надписью на русском языке: «Солдат, храни
тайну. Враг не дремлет!». Возле аэродрома теснилась
группа старых зданий, в которых, должно быть, некогда
помещался японский гарнизон. Сейчас там расположились
русские. В окнах виднелись цветы: свежевыстиранное
белье хлопало на ветру, и ребятишки играли на пустом
дворе под присмотром молодых полногрудых русских
женщин. Еще через полмили мы подъехали к большой
деревянной арке, украшенной флагами и портретами
Сталина и Ким Ир Сена, видного лидера Северной Кореи.Мы находились теперь в Кайдзйо, одном из немногих
крупных городов Кореи. По всему городу были раскле¬
ены сотни красочных плакатов, призывавших население
голосовать на предстоящих местных выборах и убеждав-430
Шйх жёнЩйн {выполнять свой Гражданские обязанности.
Плакаты придавали городу веселый; праздничный вид.Мы проехали по дороге и круто свернули на главную
улицу. Корейский полицейский пропустил нас, но оста¬
новил виллис, следовавший за нами. Через несколько
секунд на месте происшествия появился русский грузо¬
вик, русский офицер выскочил и нетерпеливо махнул
рукой, предлагая колонне следовать дальше.На улицах Кайдзйо было полно покупателей, про¬
давцов, детей; крестьян, приехавших на рынок со своей
снедью; школьников, резвившихся перед дверьми школ;
телег, запряженных волами, велосипедов. Иногда появ¬
лялась конная красноармейская упряжка. Время от вре¬
мени можно было видегь русского солдата, шедшего ря¬
дом с русской женщиной. Было и некоторое число поли¬
цейских, но проявления полицейской силы не чувство¬
валось. Когда наш виллис проезжал мимо, дети хлопали
в ладоши и кричали по-русски «Американский!». Неко¬
торые показывали на пальцах знак «V» (Victory — победа).В магазинах, повидимому, было много товаров и по¬
купателей. В одном магазине мы заметили портреты Ста¬
лина, Рузвельта и Черчилля и над ними три союзных
флага, в том числе американский. Было и несколько воен¬
ных магазинов Красной Армии. В окне одного из них
была выставлена детская одежда, на двух других висели
вывески: «Продовольственный и овощной магазин Красной
Армии». Они выглядели маленькими и скромными, но
нет никакого сомнения, что будь это американские ма¬
газины, в конгрессе по этому поводу было бы произнесено
немало страстных речей.Переезд через город отнял немногим более получаса.
Затем наши виллисы проехали последнюю украшенную
флагами арку, и мы снова очутились в мире пыли, полей,
расположенных уступами на склонах сопок, и крошеч¬
ных деревень с их красным перцем, чесноком, кресть¬
янскими телегами на высоких деревянных колесах и
свертками яркого шелка, выставленного напоказ на
главной улице.За час мы проехали через советскую зону и приблизи¬
лись к воротам, которые вели на полуостров Онджин.
С нами поровнялся красноармейский грузовик, который431
большую часть пути был скрыт в туче пыли. Мы остано*
вились у ворот и наблюдали за двумя русскими часовыми.
Одному из них на вид было около 40 лет, другому каза¬
лось не более 16-ти. Оба помещались, повидимому, в рас¬
положенной поблизости корейской школе, украшенной
огромным транспарантом: «Не позволим поджигателям
новой войны нарушить завоеванный нами мир! Сохраним
наш новый мир!»Хотя дорога не стала лучше, мы набрали скорость и
за 10 минут добрались до группки аккуратных домиков
и сборных бараков. Это был американский аванпост № 4.
Начальник поста, молодой лейтенант, повел нас через
дорогу к себе домой. Там находилось несколько корейских
рабочих, деятельно стучавших молотками и пиливших.
«Эти проклятые азиаты, — сказал кто-то. — Они только
притворяются, что работают». Корейцы приводили в поря¬
док гостиную — светлую комнату с маленьким камином,
стойкой и двумя высокими табуретами. Мы помылись
и пошли завтракать в столовую. Там уже находились
два инженера средних лет, которые завтракали вместе
с нами. Они говорили о погоде и о пыли, но ничего не
сказали о самих себе. Позднее мы видели, как они про¬
веряли полевые телефоны.После завтрака мы взобрались по склону сопки к ба¬
ракам и легли погреться на солнце. Возле меня лежал
молодой краснощекий лейтенант, оказавшийся, как мы
вскоре выяснили, военным комендантом округа. Мы за¬
вязали разговор, и лейтенант охотно рассказывал о джон¬
ках контрабандистов, перехватываемых по пути из Се¬
верной Кореи в Южную; о «патриотической молодежной
ассоциации», организованной американским военным пе¬
реводчиком; о рисе, удобрениях и ценах; о том, как не¬
сколько дней назад американские войска доставили
на материк полицейский отряд для подавления мятежа.
«Мы пришли, — сказал он, — и нашли город совершенно
пустым. На полицейских участках творилось что-то нево¬
образимое. Полицейские бежали. Жители скрывались.
Мы заняли участки и затем начали...»Он не успел кончить фразы, когда один из сопровож¬
давших нас сотрудников военной разведки — очень моло¬
дой капрал — подошел к лейтенанту, тронул его за плечо
и сказал: «Сэр, могу я поговорить с вами?» Они отошли432
за барак, и когда лейтенант вернулся, лицо его пылало,
и он больше не говорил. Мы сжалились над ним и не за¬
давали вопросов.Вместо этого мы смотрели в ослепительно голубое
небо, выискивая самолет, который мы только слышали,
но не видели. «Должно быть, русский», — сказал сержант
и завертел ручку полевого телефона.Мы пытались поговорить с другими, но два сотрудника
военной разведки прерывали любой разговор. Они были
не агрессивны, но весьма настойчивы. Мы обрадовались,
когда настало время возвращаться. Снова подождали
у пограничных ворот, пока не прибыл русский грузовик.
Затем покатили обратно через деревни, через Кайдзйо
и мимо русского аэропорта. Еще через час мы снова были
у первых пограничных ворот, и тот же русский офицер
сказал, широко улыбаясь: «Ну, думаю, что через неделю
увидимся». Все обменялись официальными приветствиями;
шлагбаум подняли, и через минуту мы снова были у аван¬
поста № 7.Когда мы вернулись в гостиницу, наступил уже вечер
и воздух был холодный. Мы стучали зубами от холода,
а когда вылезали из виллиса, то почувствовали, что со¬
вершенно закоченели. Оттаяли в бассейне, пообедали,
а затем собрались в комнате командира, которую он га¬
лантно уступил Шарлотте.Накануне вечером я договорился с ним, что напишу
статью о нем и его части, и мы условились, что он попы¬
тается припомнить поворотные события в их жизни, за¬
бавные случаи и отдельные штрихи. Теперь же он изви?
няюще улыбнулся и сказал, что ничего не смог припомнить.
Было ясно, что, хотя ему хотелось видеть свое имя в пе¬
чати, говорить он не станет.Так прошло еще полчаса, пока наконец Шарлотта не
выдержала. «Послушайте, ребята, — сказала она, — это
уже становится смешным. Ведь мы же американские кор¬
респонденты. Я была в Маньчжурии и беседовала с рус¬
скими, в Северном Китае — с китайскими коммунистами
и в Чунцине — с гоминдановцами, но нигде со мной так
не обращались. Вы все время следите за нами и делаете
секрет из вещей, в которых нет ровно ничего секретного.
Например, сбор риса...»28 М Гейя433
Я сидел в углу и делал заметки в блокноте. Я занес
туда ответы. «В этой стране, — сказал один капитан, —
все секретно». Затем капитан К. разразился более длин¬
ной и страстной речью. Он собирался вернуться в Мин¬
несоту, стать зубным врачом и, возможно, обзавестись
женой и детьми.«Мы любим, когда корреспонденты приезжают к нам, —
сказал он, — но не за информацией. Армия делает нужное
дело, и она не хочет никакого вмешательства. Американ¬
ский народ слишком глуп, чтобы понять, что здесь про¬
исходит. Мы не можем ждать, пока он поймет наши проб¬
лемы. Армия скажет народу только то, что ему нужно
знать. Не я один так думаю. Я знаю, что такой же
точки зрения придерживаются командиры полка и ди¬
визии».Он продолжал все в том же духе пронзительным сер¬
дитым голосом. Он поносил печать за дезинформацию и
хотел знать, почему мы думаем, что наша информация бу¬
дет лучше. Он назвал американский конгресс «фарсом»
и настаивал на том, что армия должна проводить в Корее
свою политику, ибо нет времени ожидать решений из Ва¬
шингтона. Он презрительно фыркал, когда говорил о «вме¬
шивающемся не в свое дело невежественном, опрометчи¬
вом» американском народе. Нам всем было весьма не по
себе, и постепенно группа распалась.Мы рано отправились спать. Я забрался в спальный
мешок. Как и прежде, холодный ветер дул сквозь выби¬
тые стекла, а вместе с ним доносились звуки монотонной
корейской мелодии. Поблизости журчал горячий источник.
Лаяли собаки. Затем все стихло.24	октября 1946 г.	ПАКЧОН — КЕСОНПокинули Пакчон после плотного завтрака, венцом
которого было яблоко „макинтош", пробудившее во мне
тоску по родине. Мы отправились колонной в составе
трех виллисов во главе с капитаном К. Думаю, что
он будет следить за нами, пока мы не покинем его
территорию.23 мили до Кесона мы покрыли за 36 минут, что следует
считать своего рода рекордом для такой дороги. В Кесоне434
мы провели утро С японскими репатриантами, возвращав¬
шимися на родину из Маньчжурии и Северной Кореи
через нашу зону. Большинство японцев выглядели пора¬
зительно опрятными и здоровыми, если учесть испытания,
которые выпали на их долю.Мы расспросили четырех японцев, в том числе жену
японского бригадного генерала, об условиях жизни в со¬
ветской зоне. Капитан К. дал нам в переводчики офицера
разведки — американца японского происхождения.Один из японцев, учитель и одновременно владелец
сада, приносившего ежегодно 400 тысяч иен, пожаловался,
что коммунисты перераспределили всю землю. «Люди, ко¬
торые раньше работали на меня, теперь получили мой
сад».С самого начала начались трудности с переводчиком,
который настаивал на своем праве контролировать и во¬
просы, и ответы. Я хотел знать, правилен ли распространив¬
шийся в Сеуле слух, что советский гарнизон в столице Се¬
верной Кореи уменьшен. «Этого я не буду переводить»,—
сказал переводчик.То же самое произошло, когда Шарлотта поинтересо¬
валась, видели ли японцы в Северной Корее китайские
коммунистические войска. Это же повторилось, когда я
попросил описать внешность коммунистического лидера
Ким Ир Сена. Меня взорвало.«Вчера мы видели, должно быть, тысячи портретов
Ким Ир Сена по всему маршруту, — сказал я, — и его
внешность не может быть для нас секретом. Портрет Ким
Ир Сена можно найти в архивах любой крупной американ¬
ской газеты. Что, собственно, происходит? Что за секреты,
которые японцы могут знать, а американские корреспон¬
денты не могут?»Капитан К. покраснел и сказал переводчику, чтобы
он перевел мой вопрос. Японцы сообщили, что Ким Ир Се¬
ну на вид лет 35, что рост у него примерно пять с полови¬
ной футов, что он всегда ходит в штатском и что он хоро¬
ший оратор.Из лагеря мы поехали в город, чтобы повидаться с воен¬
ным губернатором провинции майором Джоном Стейном,
который славится своими административными достижения¬
ми, великолепными усами и заряженным пистолетом, с28*435
которым он редко расстается. В городской ратуше капитан
К. попросил нас подождать в приемной и прошел в кабинет
Стейна. Минут через десять он вернулся и сказал, что май¬
ор ждет нас.У Стейна, в самом деле, были великолепные усы и пи¬
столет в кобуре, повидимому заряженный. Этот огромный
человек с курчавыми волосами высился над письменным
столом, предназначавшимся для какого-нибудь японско¬
го чиновника.«Входите, входите, — прогремел он. — Придвигайте
кресла и кладите ноги на стол».Мы сели и спросили его, не может ли он рассказать нам
о сборе риса в его провинции.«Насчет этого вам нужно обратиться в Сеул».—	А не можете ли вы в таком случае рассказать намо	технике сбора риса?«И об этом вы тоже можете узнать в Сеуле».Шарлотта спросила его, ведутся ли какие-нибудь
приготовления к выборам, до которых оставалась не¬
деля.«Я никогда не говорю с представителями корейской пе¬
чати, — сказал Стейн. — Не хочу я говорить и с предста¬
вителями американской печати».—	Ладно, майор, — сказал я, — назовем это светским
визитом. Мы просто зашли засвидетельствовать вам свое
почтение. Весьма благодарны вам за прием.Он поднялся, попрощался с нами, и мы вышли в при¬
емную, чтобы подождать капитана Г., нашего проводника
из Сеула, у которого был ключ от нашего виллиса. Вышел
капитан К. и сказал, что майор не хочет, чтобы мы нахо¬
дились в здании. Мы сели в машину капитана К. и подъ¬
ехали к его резиденции, расположенной на вершине хол¬
ма. Капитан повел нас в свою пустую комнату, вытащил
из стола две вырезки — одну из «Тайм», другую и.з «Чикаго
трибюн» — и начал разносить печать.«Наглая ложь, — сказал он. — Ложь с начала до кон¬
ца. Не могу передать вам, сколько вреда причинили здесь
эти писаки. Это вы писали?» Он размахивал у меня перед
носом вырезкой из «Трибюн».Шарлотта мягко сказала: «Капитан, он работает для
«Сан», а не для «Трибюн».436
«разве? — сказал капитан. — Впрочем, это неважно.
Все газеты одинаковы. Здесь идет война, а эти проклятые
репортеры суют свой нос в нашу работу...»Капитан Г., наконец, прибыл, и последние сто миль
до Сеула мы проехали молча.25	октября 1946 г.	СЕУЛУтром Шарлотта и я отправились в национальный
полицейский отдел военной администрации, чтобы по¬
пытаться разузнать о волнениях, охвативших нашу зону.
Нас провели в закрытое помещение, где хранились эк¬
земпляры американских полицейских донесений. На стене
висела большая карта с маленькими флажками, обозна¬
чавшими районы, охваченные волнениями. Флажки были
расположены тремя группами: одна'—близ 38-й параллели,
в тех районах, где мы только-что побывали; другая—в го¬
роде Тэгу, в центре нашей зоны, и третья — на крайнем
юге, вокруг города Пусан.В течение двух часов мы лихорадочно записывали.
Из лаконичных донесений в две-три строки перед нами
вырисовывался лик революции. Это было окровавленное
лицо, искаженное болью и агонией. Как и большинство
революций, эта революция уходила своими корнями в глу¬
бокую нужду, в жажду земли, пищи и справедливости.Это была настоящая революция, в которой, должно
быть, участвовали сотни тысяч, если не миллионы, людей.
В одном только Тэгу в восстании приняла участие треть
150-тысячного населения. Здесь в прошлом месяце вспых¬
нула первая искра революции. Железнодорожники объ¬
явили забастовку, их примеру последовали телефонисты
и металлурги, текстильщики и электрики. Как только
полиция подавляла одну забастовку, начиналась другая.
Студенты вышли на улицу, а затем пламя восстания охва¬
тило весь город.^ Из города революция перекинулась в деревню и была
подхвачена издольщиками. Крестьяне отказывались сда¬
вать рис полиции. Они нападали на дома помещиков и
полицейские участки. Они взламывали двери тюрем, чтобы
освободить арестованных издольщиков, они жгли казен¬
ные бумаги и захватывали оружие.437
На подавление революции были брошены полиция,
организации правых и американская армия. В одном го¬
роде за другим консервативные лидеры предлагали свою
помощь нашему местному командованию или активно
участвовали в массовых облавах на «подозрительных».
Что касается нас, то мы не только перевозили корейскую
полицию в места, охваченные волнениями, поставляли
оружие или держали предохранительные патрули. Наши
войска, которые пришли сюда как освободители, стреляли
в толпу, производили массовые аресты, обшаривали сопки
в поисках «подозрительных» и организовывали отряды
корейских правых и полиции для массовых облав.Поразительно, что, несмотря на наше активное вмеша¬
тельство, ни один американец не пострадал. Мне это ка¬
залось либо удивительным везением, либо признаком су¬
ровой дисциплины в рядах мятежников. Революционеры
не хотели связываться с нами. Они просто сводили счеты
с людьми и силами, которые угнетали их при нашем пра¬
влении так же, как и при японцах. До настоящего времени
убито около 75 полицейских и от 200 до 300 пропали без
вести.Вот как выглядела революция:26	сентября. В ... во время забастовки убиты два
рабочих.28 сентября. В ... похищены два ящика динамита.
Забастовки железнодорожников, телефонистов и метал¬
лургов в ...1	октября. В ... бастуют работники связи. В Пусане
конторские служащие заменяют вагоновожатых трамвая.
В Сеуле бастуют служащие магазинов и школ. Аресто¬
вано 30 вожаков забастовки трамвайщиков. Демонстра¬
ции в Сеуле. Голодные демонстрации в Тэгу. Среди насе¬
ления убит один человек, шесть полицейских ранено.
400 полицейских рассеивают демонстрацию.2	октября. 50 тысяч мятежников в Тэгу захватили все
полицейские участки. Взломаны двери тюрьмы. Разгромле¬
ны дома полицейских. Американские войска «поддержи¬
вают порядок» с помощью танков. Убито 38 полицейских.
В ... сожжено здание почты. В ... разрушены здание окруж¬
ных властей и бывшие японские дома. В ... 5 тысяч человек
требуют продовольствия перед зданием окружного управле¬438
ния. Восстания охватили провинцию... Американские па¬
трули пытаются арестовать всех зачинщиков и агитаторов.
В Тэгу прибывают корейские полицейские подкрепления.4 октября. В ... рано утром американские войска от¬
били у восставших полицейские участки. В ... полковник
американской армии Ганди с отрядом в 150 человек про¬
извел 15 арестов, отобрал 40 винтовок, спас почти всех
полицейских, кроме 37 человек.7	октября. В ... вечером 500 человек атаковали поли¬
цейский участок. Полиция, открыв огонь из полуразру¬
шенных зданий, обратила мятежников в бегство. В Теджоне
консервативные лидеры обещают оказать поддержку аме¬
риканскому командованию. В Пусане к каждому поли¬
цейскому участку приписано по половине отделения аме¬
риканских войск. Число арестованных 254. В ... несколько
тысяч человек атакуют городскую ратушу. Мятежники
рассеяны полицией и американскими войсками: 7 мятеж¬
ников убито, 8 ранено. Раскрыт студенческий заговор,
арестовано 13 зачинщиков. В ... американские войска и
корейская полиция разгоняют толпу пулеметным огнем.
Число арестованных «агитаторов»: 18... 25... 17... 7... 8...8	октября. В ... толпа в 200 человек, главным образом
женщин, требует увеличения пайков риса. К северу от ...
300 человек окружены в сопках. Посланы американские
войска.10	октября. Из Тэгу сообщают: «Чтобы разгрузить
полицейские тюрьмы, арестованных помещают в ка¬
меры и служебные помещения городской тюрьмы в
Тэгу. В настоящее время там содержится 1200 чело¬
век, находящихся под следствием,».11	октября. Левые жгут дома консерваторов близ
Пусана. Из Тэгу сообщают: «Здесь считают небезопасным
отзывать подкрепления, пока не пройдут выборы».12	октября. В ... лейтенант корейской полиции и пять
полицейских, расследуя причины незаконного сборища,
случайным выстрелом убили рабочего лидера.14 октября. В ... посланы отряды по 50 человек каждый
для «прочесывания» сопок с целью вылавливания подозри¬
тельных элементов. 100 человек задержано для допроса,
100 бежало в сопки.20	октября. В Кесоне (где мы видели вчера майора
Стейна) убит демократический лидер. Арестовано 54 левых.439
Тюрьма переполнена и, так как аресты продолжаются,
приспособили для этих целей школу. В Ионани мятеж¬
ники захватили окружной полицейский участок; похищено
64 винтовки. Мятежники захватили полицейский участок
в Пакчоне (где мы провели две ночи), но участок отбит
американскими войсками. Арестовано: 11 в Пакчоне,
100 в ..., 117 в ..., 150 в ..., 43 в..., 23 в ..., 13 в ..., 20 в ...,
315 заключенных переведены из Кесона в Сеул. «Чой
Чан Ки напал на полицейский участок и затем покончил
самоубийством...»Мы продолжали делать заметки, а встревоженный
полковник вертелся вокруг нас. Время от времени он
исчезал в кабинете начальника полицейского отдела аме¬
риканского полковника Уильяма Маглина. Мы уже слы¬
шали о Маглине. Он сын капитана нью-йоркской полиции,
окончил военное училище в Уэст-Пойнте и был начальни¬
ком военного полицейского училища в Форт-Кастер. Про¬
фессиональный полицейский, Маглин -служил во фран¬
цузской, итальянской и мексиканской полиции. Встрево¬
женный полковник подошел к нам и сказал, что Маглин
хочет нас видеть. В кабинете Маглина мы застали пол¬
дюжины американских офицеров. Они сидели двумя ров¬
ными рядами и пялили на нас глаза. Мы сели напротив
Маглина. Это высокий, широкоплечий, представительный
человек, лет сорока с лишним.Маглин рассказал нам, какие меры принимаются для
демократизации корейской полиции. Сабли, сказал он,
заменены дубинками. Над полицейской бляхой помещена
планка с надписью «полиция». Полицейским велено воз¬
держиваться от политической деятельности. Полиции за¬
прещено держать арестованных в тюрьме более 48 часов
без предъявления обвинений, хотя этот срок может быть
увеличен до 10 дней при обвинении в «бродяжничестве».«Вам следует иметь в виду,— сказал Маглин, — что,
когда в прошлом году мы взяли дела в свои руки, среди
20 тысяч полицейских было 12 тысяч японцев. Отослав
японцев домой, мы поставили на их место корейцев, а за¬
тем создали полицию, включив в нее всех молодых людей,
которые помогали ей. Таким образом, мы увеличили чис¬
ленность полиции с 20 до 25 тысяч человек.Меня спрашивают, целесообразно ли держать людей,
обученных японцами. Но многие из них прирожденные440.
полицейские. Мы считали, что если они хорошо работали
на японцев, то они будут хорошо работать и на нас. Было
бы несправедливо выгонять из полиции людей, обученных
японцами».26 октября 1946 г.	СЕУЛШарлотта и я сказали майору Уильямсону, что хо¬
тим отправиться на юг — в Тэгу и Пусан. Он заявил, что
это невозможно, потому что там нет никаких условий для
приема корреспондентов. Во время спора мы обнаружили,
что ведомство генерала Бэйкера в Токио сыграло с нами
шутку. Я просил разрешения провести в Корее 30 дней.
Шарлотта хотела пробыть две недели. Кто-то пометил
наши пропуска задним числом, так что к тому времени,
когда мы сюда прибыли, мое пребывание здесь свелось
к 15 дням, а Шарлотты — к 10-ти. Сейчас Уильямсон
согласился продлить мое пребывание на 10 дней, но Шар¬
лотте сказал, что ей придется покинуть Корею через не¬
сколько дней. Поскольку мы собирались провести на юге
самое меньшее две недели, нам явно нехватало времени;Я сказал Уильямсону, что если я сегодня же не получу
разрешения, то пошлю в «Чикаго сан» две корреспонден¬
ции: статью с описанием методов цензуры, которые при¬
меняет здесь армия, и просьбу к своему редактору заявить
военному министерству официальный протест.Днем Уильямсон уведомил нас, что генерал Ходж
разрешил нам поехать на юг, но что Шарлотте придется
покинуть Корею, как только она вернется в Сеул.Завтракал с Берчем. Он говорил о предстоящих вы¬
борах во Временное законодательное собрание, которое
фактически будет корейским органом власти для нашей
зоны. Собрание будет состоять из 90 членов, в том числе
45 избранных. Остальные будут назначены генералом Ход¬
жем по рекомендации Берча.Выборы, сказал Берч, уже начались во многих районах
несколько раньше срока, и он намерен добиваться их ан¬
нулирования. «Дело в том, — сказал он, — что народ ни¬
чего не знает о выборах. И, в конечном счете, это може1
поставить нас в затруднительное положение». (Впослед-441
Liriiiii мы проверили этот факт в военной администрации
и обнаружили, что там не знали, что выборы уже начались,
и все еще ждали распоряжений, чтобы объявить корейско¬
му народу о начале выборов.)Берч сказал также, что он сомневается, чтобы левые
победили. «В силу самого характера выборов, — сказал
он, — 45 избранных депутатов будут старые реакционеры.
Спасти положение должны 45 назначенных». Берч сказал
тогда, что, как ему известно, Ли Сын Ман добьется избра¬
ния многих своих приспешников, но что система назначе¬
ний даст Ким Гю Сику равновесие сил.Когда мы выходили из отеля Чосен, к Берчу подошел
какой-то сияющий полковник. «Послушайте, — сказал
он. — Вы как будто бы рекомендуете людей во Временное
законодательное собрание?»-Да.«В таком случае я знаю замечательного парня. Его зо¬
вут Рах, он председатель общества по организации кон¬
ных бегов. Он очень хочет служить в законодательном со¬
брании. Вы крайне обяжете меня, если повидаетесь с ним».—	Ладно, — сказал Берч. — Пришлите его ко мне с ва¬
шей визитной карточкой, я с ним побеседую.«Я верю в неизбежность и необходимость конфликта
с Россией, — сказал Берч, когда мы шли по улице, — по¬
добно тому как был неизбежен и необходим конфликт
с Германией. Мы должны готовиться к нему двумя эта¬
пами: атомная подготовка и демократические реформы в ок¬
купированных странах».Послезавтра мы вылетаем в Пусан.28	октября 1946 г.	ПУСАНДобравшись до аэродрома, мы обнаружили, что все
места в транспортном самолете, на котором мы должны
были лететь, заняты непредусмотренными внеочередными
пассажирами —корейскими политиками. Полковник, с ко¬
торым я играл в покер в отеле «Чосен», посадил Шарлот¬
ту и меня на маленький самолет, на котором перевозили
в Пусан ансамбль американского Объединения военно-зре-
лищных предприятий. Было зверски холодно, и бедная442
Шарлотта, у которой поверх военной формы было набро¬
шено только тонкое невоенного образца красное пальто,
хныкала всю дорогу.Почему одинокая песчаная полоса в Пусане именуется
аэродромом, остается тайной. Там стоял лишь один ба¬
рак, по всей видимости необитаемый, и не было даже те¬
лефона. Доставивший нас самолет тут же вылетел обратно.
До Пусана мы ехали вместе с полковником, которого ждал
виллис. Мы нашли, что Пусан — это тот же Сеул, но толь¬
ко более запущенный. Это город с 350-тысячным населени¬
ем, с улицами, изрезанными колеями, с пустыми магази¬
нами и с омнибусами (сделанными из старых автомобилей),
которые уныло тянули лошади. Это очень печальное и пыль¬
ное место.Я отметился в железнодорожной гостинице американ-
ской армии. Затем мы отправились в отдел печати на по¬
иски капитана Хупера, который, как предполагалось, дол¬
жен был о нас позаботиться. Не застав капитана, мы по¬
шли в здание военной администрации, чтобы поговорить
с заместителем военного губернатора подполковником
Бентоном. Мы узнали, что в провинции имеется 1300 по¬
литзаключенных, что нехватка риса была одной из ос¬
новных причин волнений и что военная администрация
прилагает все усилия, чтобы управлять через самих ко¬
рейцев. («Знаете, ведь это их страна».)Выходя, мы спросили майора, важно восседавшего за
письменным столом, как зовут корейского губернатора про¬
винции. Майор не мог этого припомнить.Мы снова направились в отдел печати, чтобы узнать,
не вернулся ли капитан Хупер. Мы встретили его у входа,
и он приветствовал нас очень кислой улыбкой. Он сказал
нам, что только что вернулся с аэродрома, куда ездил встре¬
чать нас вместе с двумя другими офицерами. Когда при¬
был транспортный самолет, нас, естественно, там не ока¬
залось. С тех пор эти три офицера ищут нас по всему го¬
роду. Хупер очень встревожился, узнав, где мы были и
с кем. Он настоял на том, чтобы проводить нас до железно¬
дорожной гостиницы, где мы, конечно, нашли двух других
офицеров, ждавших нас. Одним из них был лейтенант
Джеймс из военной разведки, другим — капитан Дэвис,
командир роты, которому поручено «охранять нас».443
Первые часы, проведенные вместе, прошли в очень на¬
тянутой обстановке, ибо нас раздражала слежка, а офи¬
церы злились, что нам удалось ускользнуть от них. За¬
тем приехала жена Дэвиса, поразительно хорошенькая
женщина, и мы пообедали без ссоры. После обеда Дэвис
отвел Шарлотту в предназначавшееся для нее помещение,
а Джеймс остался со мной. Было 6 часов вечера, под ру¬
кой не имелось ни книг, ни газет, а у нас с Джеймсом на¬
шлось мало общих тем для разговора. Мы выпили пару ста¬
канов вина, а затем он предложил пойти в кино. Это было
очень жалкое зрелище, и, когда мы выходили из кино,
я сказал об этом. «Это отвратительно, — сказал Джеймс.—
Я уже видел эту картину вчера вечером».29	октября 1946 г.	ПУСАНПосле завтрака Шарлотта и я в сопровождении нашего
эскорта снова отправились в здание военной администра¬
ции. На этот раз нам удалось заметить возле здания пу¬
леметное гнездо и корейских полицейских, которые про¬
веряли бумаги всех корейцев, входивших во двор, а в
здании — изношенные полы с протертым до дыр линоле¬
умом и множество полезных надписей на английском языке
вроде: «Берегись пожара! » и «В зал заседаний» со стрел¬
кой, указывавшей направление.Большую часть утра мы провели с начальником отдела
внутренних дел этой провинции Бергстромом. Это добро¬
душный, примерно сорокалетний приятного вида человек,
который десять лет служил в муниципалитете Милуоки;
когда кончится срок его службы, он намерен заняться по¬
литикой.Процедура выборов, объяснил Бергстром, была уста¬
новлена консультативным советом военной администрации,
члены которого назначались корейским губернатором. Я
вспомнил, что губернатор был тот самый «друг», к кото¬
рому Ли Сын Ман дал мне письмо. Процедура выборов бы¬
ла сложной. На уже состоявшихся первичных выборах
главы семей в каждой деревне выбирали двух представи¬
телей на окружные собрания, которые должны состояться
сегодня. Каждое окружное собрание изберет двух деле¬
гатов на провинциальное собрание.Щ
«Видите ли,—сказал Бергстром,—по тактическим Сооб¬
ражениям правым удобно провести выборы именно сей¬
час. Все левые либо в тюрьме, либо в сопках».Мы договорились поехать днем на окружное собрание
в соседнем округе Тонгне, чтобы наблюдать за выборами.Наш эскорт, присутствовавший при всех наших ин¬
тервью, даже при интервью с самим военным губернатором,
завтракал вместе с нами. Дэвис рассказал нам о первом
дне своего пребывания в Корее. Он высадился в Инчоне,
и ему было приказано отправиться вместе со своей частью
в город на юго-западном побережье. Поезда, конечно, бы¬
ли переполнены, и многие корейцы ехали на крышах.
Они отказывались слезать и все время сбрасывали от¬
туда всякий мусор, который частично попадал через от¬
крытые окна внутрь вагонов. Рассердившиеся солдаты на¬
чали, наконец, стрелять в потолок из автоматов.«Надо было вам видеть, как эти парни посыпались вниз».Тонгне — довольно большой, ничем не примечательный
город одноэтажных зданий с частным банком, оживлен¬
ным рынком и неизбежной пылью. Мы подъехали к
окружному управлению, где застали окружного старосту—
стройного, красивого и весьма представительного корей¬
ца. На нем было пальто хорошего покроя, в котором
он походил скорее на дипломата, нежели на сельского
администратора.Мы подошли к напоминавшему храм зданию, где уже
начались выборы. На большой доске были написаны име¬
на семнадцати присутствующих избирателей, которые дол¬
жны выбрать из своего числа двоих для участия в провин¬
циальных выборах в Пусане. На доске указаны были так^
же профессии этих людей: шесть крестьян, пять сельских
старост, два помещика, пивовар, брандмайор, монах и пар¬
тийный организатор из «демократической партии» Ли Сын
Мана «Хан Кук». («Раньше он был нехороший, — объяс¬
нил нам окружной староста, — но теперь исправился».)Нас особенно интересовали крестьяне, и мы попросили
окружного старосту познакомить нас с одним из. них.Это был маленький, круглолицый человек лет сорока
шести в европейском платье. Мы сразу же выяснили, что,
хотя он числился крестьянином, он также был старостой445
Своей деревни. Свою землю он сдавал в аренду издольщи¬
кам. «Я беспартийный, — сказал он, — но более близок
к правым».Мы спросили его, были ли у них волнения крестьян.
«В моей деревни их не было, — сказал он гордо. — Как
только я узнал о беспорядках в других деревнях, я ор¬
ганизовал охранный отряд, вооружил его дубинками и
приказал патрулировать деревню. Я управляю деревней,
и у меня никаких беспорядков не было».Нас этот человек не удовлетворил. Мы хотели настоя¬
щего крестьянина, который знал бы землю на ощупь и
поднимался до рассвета, чтобы обработать свое поле.
Мы вошли в храм и стали искать другого крестьянина.
Там было три стола. За одним сидели четыре официаль¬
ных свидетеля, за вторым — два официальных наблюдателя
и за третьим — два агента. Нам показалось, что один из
официальных наблюдателей был именно таким крестьянином-
кандидатом, какого мы разыскивали, и мы вытащили его.Этот также оказался любопытным экземпляром. Ему
принадлежит только 2,5 акра земли, но две трети из них
он сдает в аренду трем издольщикам. Этот человек вы¬
глядел зажиточным, и было ясно, что не занятие земледе¬
лием придает ему этот вид богача.«Отец, — сказал он лаконично. — Мой отец помещик.
36 акров».Мы подождали, что будет дальше.«Я также занимаю несколько постов. Я председатель
Общества сельскохозяйственного кредита, председатель Об¬
щества морского рыболовства и председатель Общества
по подавлению беспорядков».В его деревне беспорядков не было, так как полиция
арестовала 8 человек, которые признались, что замышляли
восстание. Тогда он и организовал свое Общество по по¬
давлению беспорядков, объединявшее примерно 150 че¬
ловек — «главным образом пожилых». До последнего вре¬
мени крупнейшими организациями в его районе были
Крестьянский союз и Союз молодежи, но сейчас они без¬
действуют, а их руководители либо в тюрьме, либо скрыва¬
ются.Мы спросили его, кто, по его мнению, самый вы¬
дающийся человек в Корее. «Ли Сын Ман», — ответил
он без колебаний.446
Возле храма мы поговорили еще с одним «крестьяни¬
ном», стариком в черной шелковой одежде. Он сказал,
что у него нет земли и отказался входить в подробности.
Вместо этого он рассказал нам о беспорядках в своей де¬
ревне, где Крестьянский союз требовал передела земли.
Вся эта неприятность окончилась арестом «трехсот или
четырехсот человек». После этого старик уговорил осталь¬
ных — людей состоятельных — создать охранный отряд.«Военная администрация, — сказал он визгливо, — не
должна так снисходительно относиться к этим смутья¬
нам»С нас было довольно этих подложных крестьян. Теперь
мы хотели поговорить с окружным старостой. Крестьян¬
ский союз, сказал он, был очень влиятельной организацией,
объединявшей почти 20 тысяч издольщиков округа. «Од¬
нако, — добавил он, — союз надавал множество необду¬
манных обещаний: земельной реформы, чистки администра¬
ции и тому подобного. Но он не мог сдержать их и посте¬
пенно утратил поддержку. Сейчас он бездействует, а его
руководители в тюрьме».Пришло известие, что голосование кончилось, и мы все
пошли в храм. Начальник полиции стоял возле урны и
внимательно наблюдал за всем происходившим. К двум
агентам присоединились теперь двое полицейских. Были
внесены скамьи, в здание ввалились человек пятьдесят
и заняли места. Окружной староста вынул из конверта
ключ и открыл урну. Затем он стал вытаскивать бюл¬
летени по одному и зачитывать два имени, написанные на
каждом. Писарь заносил имена на доску.Партийный организатор получил семь голосов. По шесть
голосов получили председатель Общества по подавлению
беспорядков и старый «крестьянин», с которым мы гово¬
рили. Из двух последних старик тут же был провозглашен
победителем. Бергстром поинтересовался причиной такого
предпочтения, и окружной староста сказал: «Он старший
из двух».После обеда я решил попытаться ускользнуть от своего
эскорта. Пожаловавшись на головную боль, я поднялся
к себе в комнату. Когда через час я спустился вниз, ребята
Уже ушли. В зале я заметил офицера военной админи¬
страции, с которым мне уже приходилось встречаться.447
Я рассказал ему о выборах, на которых мы присутство-
вали, и он покачал головой.«Это типичный пример выборов, — сказал он. — Сна¬
чала они предоставляют лисынмановцам разрабатывать про¬
цедуру выборов. Далее, во избежание каких-нибудь упу¬
щений, проводят выборы четырьмя ступенями, чтобы мож¬
но было устранить нежелательных. И, наконец, разрешают
голосовать только главам семей или даже главам каждых
десяти семей.Всех возможных оппозиционеров они бросают в тюрь¬
мы или загоняют в сопки. А затем предоставляют нам 9 дней,
чтобы разъяснить выборы неграмотным крестьянам. С этой
машиной бороться невозможно. Она охватывает всех пред¬
ставителей власти — от сельского полицейского и помещи¬
ка до губернатора провинции.Это та же самая машина, которую мы застали, прибыв
сюда. Это идеальный механизм, с точки зрения наших
целей. Он построен на военный лад. Стоит вам нажать
кнопку, и где-то какой-то полицейский начинает раскалы¬
вать черепа. Они 35 лет обучались этому делу при япон¬
цах. Было бы наивно думать, что сейчас они забудут все,
что знали.Большинству наших младших офицеров надоело як¬
шаться с этой бандой. Все, чего они хотят, это сообщить
о том, что здесь творится, людям, оставшимся на родине.
Может быть, они смогут что-либо сделать, чтобы положить
конец этому мошенничеству».30	октября 1946 г,	ПУСАНОтправились навестить начальника полицейского от¬
дела майора Аткинсона. Он сказал, что у него деловое
свидание в другом месте и он не может говорить с нами.
Мы ответили, что согласны удовлетвориться разговором
с корейскими полицейскими офицерами. Аткинсон зако¬
лебался, но подконец согласился. Мы начали с заместителя
начальника, небольшого, коренастого человека. Аткинсон,
повидимому, забыл о своем свидании. Он остался и делал
исподтишка знаки своему заместителю и его переводчику.
Наконец он вызвал из комнаты клерка, который вернулся
через несколько минут и что-то шепнул заместителю на¬
чальника.448
Но мы уже успели узнать, что в провинции около 3450
полицейских, что большинство корейских полицейских,
нанятых после прибытия сюда американской армии, служи¬
ли в японской армии и что почти все высшие корейские
полицейские офицеры обучены японцами. Заместитель на¬
чальника почти всю свою сознательную жизнь служил
в японской полиции, начальник 32 из 38 лет своей жизни
жил при японцах, начальник сыскной полиции также
выученик японцев.Тут вмешался Аткинсон.«Волнения,—сказал он,— были^организованы агитато¬
рами, ввезенными из района севернее 38-й параллели. Они
разъезжают по стране, требуя высокой заработной платы
для рабочих и земли для издольщиков. За последние шесть
месяцев поступило только три жалобы на грубое обраще¬
ние полиции. Они были проверены и оказались необосно¬
ванными».Он отказался сообщить нам, сколько человек аресто¬
вано у него в провинции, сколько сейчас находится в тюрь¬
ме и сколько таких агитаторов задержано. «Я не могу ска¬
зать вам, так как боюсь ошибиться».Мы беседовали с корейским губернатором, к которому
у меня было письмо от Ли Сын Мана. Этот маленький че¬
ловек с удивленным выражением лица сообщил нам, что
свою карьеру он начал в качестве учителя, затем был
управляющим банка в Тонгне (который мы вчера видели),
а девять месяцев назад стал губернатором. Мы сказали
ему, что хотим посетить какую-нибудь деревню, указав,
что именно нас интересует. Он казался еще более изум¬
ленным, чем всегда, но наконец предложил нам посетить
деревню Вайя по другую сторону Тонгне. В этой деревне
есть помещик по имени Ох, которому принадлежит 7500
акров, и там были беспорядки. Мы поедем туда с д-ром
Ханом — корейцем, который окончил Чикагскую и Прин¬
стонскую богословские семинарии и служит сейчас пере¬
водчиком у Бергстрома. Я начинаю думать, что д-р Хан
очень важная персона, если и корейский губернатор, и
американский военный губернатор полагаются на него.Вторую половину дня провели в департаменте земледе¬
лия, во главе которого стоит майор Фаулер. Майор, дород-29 М. ГеДн	449
нып профессиональный солдат с зычным голосом, провел
в Корее месяц. В годы войны он был начальником воен¬
ного лагеря в Техасе. Не знаю, что именно из его карьеры
давало ему качества, необходимые для выполнения важной
задачи сбора риса в голодной и беспокойной корейской
провинции.Майор знал очень мало и мы, в конце концов, угово¬
рили его позвать его корейских помощников. Они сказали
пал:, что в провинции нехватает риса и других товаров
первой необходимости, нужных крестьянину. Голодные,
сказали они, не считают, что американская пшеница, ко¬
торую они сейчас получают, может заменить рис. Черный
рынок процветает, и цены на рис в десять раз выше
официальных.В этот момент вошел капитан Прайс, который под на¬
чальством Фаулера руководит сбором риса. Этому прият¬
ному и живому молодому человеку на вид около тридцати
лет. Он уже год находится в этой провинции.«В прошлом году, — сказал он, — кому-то в Сеуле
взбрело в голову пустить рис в открытую продажу. К то¬
му времени, когда они спохватились и ввели нормирование,
было уже слишком поздно. Рис исчез, и в стране начался
голод. Мы собрали только пятую часть того, что следовало.Наши отношения с крестьянами не слишком хороши.
Японцы забирали рис из этой страны, но они все же вво¬
зили зерно из Маньчжурии. Сейчас крестьяне отдают рис
чтобы кормить городское население, и ничего не получают
взамен. Крестьяне обеспокоены и перенесли свою ненависть
с японцев на нас.Когда мы явились сюда, мы обнаружили, что власть
находилась в руках представителей Корейской народной
республики. Это было нарушением нашего приказа об ос¬
тавлении японских должностных лиц на их постах. Поэто¬
му мы ликвидировали эту власть. Я считаю, что народная
республика, Крестьянский союз и тому подобное больше
уже не стоят на повестке дня. Сейчас старики организуют
своих людей для поддержания порядка и вооружают их
дубинками. Это очень устраивает нас.Три недели назад меня послали в округ, где были волне¬
ния. Я уволил окружного старосту и начальника полиции,
организовал отряд и совершил с ним налеты на некоторые
дома, произвел налет на помещение Крестьянского союза450
й помог активизации «демократической партии» Ли Сын
Доана «Хан Кук».Мы спросили, делается ли что-нибудь в отношении зе¬
мельной реформы.«Земельной реформы? — переспросил он весело. — Это
несущественно. Не забывайте, что они привыкли к сущест¬
вующей системе».31	октября 1946 г.	ГГУСАНСегодня день провинциальных выборов, и в здании пол¬
но полицейских. В ожидании начала сессии мы беседовали
с офицерами военной администрации о корейском консуль¬
тативном совете, избранном для того, чтобы он мог «от¬
ражать общественное мнение всего народа». Поскольку
американский военный губернатор так сильно полагается
на этот совет, последний перестал быть просто совещатель¬
ным органом. Он назначает всех корейских должност¬
ных лиц и рекомендует увольнение тех, кто ему не по
вкусу.Нам сказали, что из 23 членов совета 20 — откровен¬
ные правые. Председателем совета является провинциаль¬
ный босс лисынмановской партии «Хан Кук». Мы не
удивились, узнав, что этот человек сотрудничал с япон¬
цами.Выбрали наудачу одного из избирателей и расспросили
его. Он оказался фабрикантом и помещиком, на земле ко¬
торого работает 70 семей издольщиков. Он оживился, ког¬
да мы спросили его о Крестьянском союзе.«С этим союзом у меня было много хлопот, — сказал
он. — Все мои арендаторы входили в него. Они требовали
раздела земли и участия Крестьянского союза в выборах.
Нам пришлось разогнать его».В комнате сидело около 150 человек. Полицейские у вхо¬
да проверяли мандаты вновь прибывших. Небритый и не¬
вероятно старообразный корейский губернатор сидел воз¬
ле урны. Всем ходом спектакля явно управлял его заме¬
ститель, который сильно смахивал на полицейского в штат¬
ском. Доктор Хан был переводчиком военного губернатора
полковника Джиллета.20*451
«Эго историческое событие, — сказал Джиллет. — Вы¬
бор!,i бывали и раньше. Но это первые выборы, направлен¬
ные на разни/ис демократии. Само паше присутствие здесь
говорит о том, что вы представители парода. У нас было
очем11. мяло сообщений о нечестных методах или запугива¬
нии. Зато имеются сообщении, что выборы вызвали боль¬
шой интерес общественности. Вы умны и способны...»В этот момент один из корейцев поднялся и сказал, что
хочет оделить замечание. За столом возникло некоторое
смятение. «Мы не можем заниматься здесь предвыборной
агитацией, сказал Джиллет. — Вы можете задать воп¬
рос». Заместитель корейского губернатора, нетерпеливо
постукивая по крышке часов, что-то резко сказал. Чело¬
век сел. Больше никто не выразил желания говорить.«Я думаю, он анархист», — пояснил мой сосед. Он
сказал мне, что присутствующие — главным образом
должностные лица округа и персонал военной админи¬
страции.11редстояло избрать 7 человек, которые должны были
отравиться и Сеул: одного представителя от всей про¬
винции и шесть других — от отдельных округов. Когда
было названо имя представителя провинции, раздались
аплодисменты.«Как его зовут?»-	Ким Чул Су.Это был председатель консультативного совета, глава
партии Jin Сын Мана и бывший коллаборационист.Я сидел в одном учреждении и невольно прислушивался
к разговору за моим столом. К высокопоставленному аме¬
риканскому офицеру обратились капитан американской ар¬
мии п секретарь корейского губернатора. Речь игла о наз¬
начении на должности.«Мне пришлось отстранить окружного старосту у себя
п округе», •— сказал капитан. «Он был левый,—добавил
секретарь.—Он по. был достаточно стойким».Мы не можем решить, кого назначить па его место. —
заявил капитан.Наступила долгая пауза.«А как насчет того кандидата, который не прошел сегод¬
ня на окружных выборах? — спросил высокопоставленный
офицер. — Ведь он правый, не так ли?»452
/ ноября 1946 г.ДЕРЕВНЯ ВАЙЯ
ОКРУГ Ч У Л М АПо пути в деревню мы остановились в Тонгне, чтобы
захватить проводника. Д-р Хан говорил мне, что хорошо
знает город, так как десять лет проработал в городском
банке.Несколько миль мы ехали по шоссе, затем свернули на
неровную проселочную дорогу и, наконец, на тропинку.
Навстречу мам попадались лишь люди с тяжелыми ношами
на спине и запряженные волами телеги на огромных око¬
ванных железом колесах. Дважды мы переезжали реки,
подпрыгивая на камнях. Затем взобрались на высокое пла¬
то. Это было чудесное зрелище: внизу — широкая свер¬
кающая река, впереди — суровые горы Чулма и по обе
стороны от нас аккуратные рисовые поля, расположившиеся
уступами по крутым склонам гор.Вайя — узкая деревенька, зажатая между горой и ре¬
кой. Над ней возвышаются великолепный дом и фамильный
склеп помещика Оха, который сам предпочел перебраться
в более безопасное место — в Тонгне. Мы проехали через
всю деревню и подъехали к одноэтажному белому зданию
окружного управления.Окружной староста ■— высокий, худой человек лет око¬
ло 50, в белом шелковом костюме и в наброшенной на пле¬
чи белой накидке. У него коротко подстриженные седые во¬
лосы и редкая бородка. Мы беседовали с ним в маленькой
комнатке, а снаружи доносились радостные крики сотен
ребятишек, собравшихся вокруг наших машин, заглушав¬
шие иногда наш разговор.В Вайе 570 жителей, четыре пятых которых — издоль¬
щики. Во всем округе 3900 издольщиков и членов их се¬
мей живут на 1350 акрах арендуемой земли. Крупнейший
помещик — Ох, у которого в одном этом округе арендуют
землю 75 издольщиков. Цена на землю достигает сейчас
около 1300 долларов за акр, и случаи продажи земли очень
редки.Сам окружной староста — крестьянин. Он возделывает
4 акра земли, часть которой арендует. На пост старосты
его избрали 70 глав семейных групп округа. На выборах
во Временное законодательное собрание ему удалось даже
Добиться своего избрания представителем округа.453.
До сих пор мы получали желаемую информацию. Джеймс
пробормотал, что он голоден, и вышел. Мы явно не ка¬
сались никаких опасных тем. Атмосфера переменилась,
как только мы спросили старосту о Крестьянском союзе
и Союзе молодежи. Его ответы стали неопределенными и
уклончивыми. Лидеры союза, сказал он, иногда приходили
к нему, но «они никогда не говорили как коммунисты».
Он ничего не знал ни о каких «ввезенных агитаторах».
Он думает, что Крестьянский союз занимался главным обра¬
зом защитой издольщиков от помещиков, которые могли по¬
пытаться оттягать у них землю или повысить арендную плату.Как-то утром недели три назад, сказал он, местный по¬
лицейский участок окружили 40 или 50 молодых людей,
в большинстве своем из этой деревни. Они были нево-
оружены, и никаких актов насилия не было. Трое полицей¬
ских не оказали сопротивления. Молодые люди занимали
участок в течение часа, а затем ушли. Позднее майор Ат¬
кинсон арестовал около 20 человек. Все они издольщики.
С тех пор все должностные лица Крестьянского союза и
Союза молодежи либо арестованы, либо бежали. Остались
лишь их жены и маленькие дети.Мы попросили его назвать кого-нибудь из членов
Крестьянского союза или просто издольщика, с которым
мы могли бы поговорить. Единственные два имени, которые
он пожелал назвать нам, были имена бывших старост.
«Вы не станете разговаривать с издольщиками, — повто¬
рял он. — Люди здесь так невежественны, что вы ничего
не узнаете».Когда мы вышли из его кабинета, он последовал за на¬
ми. Во дворе он отвел д-ра Хана в сторону и с серьезным
видом что-то прошептал ему. Я спросил Хана, чего хочет
окружной староста.«Он просил меня переговорить с представителями воен¬
ной администрации и вытащить из тюрьмы членов Союза
молодежи. Он сказал, что они не коммунисты. Это просто
молодые парни, которые последовали примеру других».Хан сделал паузу. «Я думаю, — сказал он, — что ста¬
роста не захотел назвать вам членов Крестьянского союза
потому, что он сам левый. Он не доверяет американцам».Когда мы подходили к машинам, Джеймс и водитель
только что кончили есть. Они собирали бумагу и пустые454
консервные банки и сбрасывали их в канаву. Ребятишки
с криком и визгом, отталкивая друг друга, набросились
на остатки. Когда они разбежались, на месте остался горько
плакавший малыш, ука у него была окровавлена. Я за¬
метил только царапилу и, чтобы утешить, дал ему конфетку.
Кровь продолжала ;ечь по руке малыша, и тогда, раздви¬
нув его пальцы, я увидел глубокий порез с внутренней
стороны большого пальца. Вероятно, он порезался об от¬
крытую консервную банку. Дэвис осторожно перевязал
его палец своим платком и вызвался проводить мальчика
до школы, где был пункт первой помощи. Окружной ста¬
роста, недружелюбно сказав: «Я позабочусь о нем», увсл
мальчика.Полицейский участок помещался в высокой комнате
с окнами на три стороны и тюремной камерой с четвертой
стороны. Размеры камеры были три на шесть футов, в ней
не было окна. В комнате находилось три молодых поли¬
цейских; в углу стояла винтовка и на стенах были раз¬
вешаны указатели с вдохновляющими надписями «Поли¬
ция» и «Порядок».Начальником полицейского участка оказался человек
лет около двадцати шести, с быстрыми глазами, узким
лбом и гораздо более широкой челюстью. Он, казалось,
нервничал и непрерывно теребил пуговицу на своем мун¬
дире. Он рассказал нам, что пять лет был полицейским
при японцах.Его рассказ о волнениях несколько отличался от рас¬
сказа окружного старосты. Он сказал, что 500 мятежников
окружили полицейский участок и трое полицейских быстро
сдались. Затем толпа выслушала речи против системы сбо¬
ра риса. Насилий не было. Толпа оставила нескольких
юнцов охранять участок и двинулась по направлению к Тон¬
гне, захватив с собой полицейских, которых бросили по¬
том в пустом доме. Обнаружив, что их никто не охраняет,
полицейские вышли и послали предостережение в Тонгне.Вызвали майора Аткинсона, и в деревню был послан
отряд. В ту же ночь полиция встретила демонстрантов
и открыла огонь. Четверо демонстрантов были убиты, ос¬
тальные бежали. К полудню следующего дня майор Ат¬
кинсон арестовал 45 человек, из них 20 в деревне Вайя,
Все^арестованные были из этого округа,455
«Сейчас мы проверяем каждого человека в этой деревне,
чтобы выяснить, не принимал ли он активного участия
в деятельности Крестьянского союза».Я вспомнил заверения полковника Маглина, что черные
списки строго запрещены. «Должно быть, трудно, — ска-
iiui я, — следить за подрывными элементами. Вы имеете
какое-либо представление, кто они такие?»«Конечно, — ответил начальник. Он протянул мне кло*
чок бумаги. На нем значилось шесть имен. «Один из них
уже в тюрьме, — сказал он. — Другие скрываются. Этих
людей мы считаем ненадежными».Вернувшись в Тонгне, мы направились прямо в поли¬
цейский участок и попросили разрешения осмотреть тюрь¬
му. Начальник, маленький вялый человек средних лет,
охотно согласился. Он провел нас в тесное и темное поме¬
щение, где стояло страшное зловоние. Когда наши глаза
несколько привыкли к тусклому свету, мы увидели перед
собой — отделенную только решеткой — камеру размером
10 на 16 футов, на полу которой рядами сидели люди.
В этой камере помещался 31 человек. В следующей камере
было 33 человека, причем двоим приходилось стоять, так
как сесть им было негде. Всего в тюрьме было четыре ка¬
меры. В двух из них помещалось по 33 заключенных и в
двух — по 31. Начальник сказал, что эти люди содержатся
здесь уже двадцать один день.Мы стояли перед камерой и слушали жалобы началь¬
ника. «Я семнадцать дней назад отправил майору Аткин-
ссну донесение о следствии, но он не ответил. Я попытался
занять камеру в пусанской тюрьме. Из Пусана также не
отвечают. Эти четыре камеры предназначены для 30 чело¬
век, а у меня их 128. Ежедневно я обращаюсь к военной
администрации с просьбами перевести этих людей. Ничто
не помогает».Люди в камерах слушали с бесстрастными лицами.
Некоторые криво улыбались. Мы все были американцами
и на нас был тот же мундир, что на майоре Аткинсоне в
ту ночь, когда он прибыл в деревню Вайя.Мы вернулись в комнату начальника, и он сказал,
что с 'продовольствием туго. Основная масса ''заключен¬
ных—издольщики. Я спросил начальника, сколько здесь456
засланных извне агитаторов. Он энергично покачал голо¬
вой: «Ни одного».—	А что произойдет, — сказал я, — если вы поймаете
уголовного преступника? Ну, знаете, не издольщика.«Если он не совершил серьезного преступления, то
мы не сможем возиться с ним, — сказал начальник. Он
подумал минуту и добавил: Даже если бы он совершил
серьезное преступление, то я не знаю, куда бы я его дел.
Места нет».Начальник рассказал нам, что он 19 лет прослужил
в японской полиции. Никогда еще он не был так занят.Из тюрьмы мы отправились с визитом к помещику
Оху. Ох жил в лабиринте огороженных участков, выхо¬
дивших фасадом на узкую тропинку. У самых ворот ва¬
лялась дохлая крыса. Мы разглядывали ее, пока д-р Хан
ходил за Охом. Ох — маленький старик с длинными ред¬
кими усами. На нем был костюм из белого шелка.Ох провел нас во внутренний двор, где стоял флигель
для гостей. Через открытые раздвижные панели можно
было видеть чисто прибранные комнаты с росписью на
дверях и промасленным пергаментом на полу. В доме
было еще двое людей помоложе, которые помогали от¬
вечать на наши вопросы.Разговор не клеился; Хан сообщил нам, что с Охом
он дружит уже двадцать лет, еще с тех пор когда сам
Хан служил в банке, а Ох был одним из его вкладчиков.
Я вспомнил, что корейский губернатор провинции раньше
работал в том же банке.Ох подтвердил, что у него около 7500 акров земли,
но горько и пространно жаловался, что получает с нее
так мало риса, что этого «нехватит даже для нищих, ко¬
торые просят у моих дверей». Он сказал, что продает
землю частями, «если цена хорошая», и добавил: « У меня
большая семья — шестнадцать душ».В Пусане за обедом мы рассказали нескольким офице¬
рам о своем посещении тюрьмы. Они, в свою очередь,
поделились с нами своими впечатлениями.«Некоторое время назад, — сказал один офицер, —
корейской полиции нехватило людей, и нашим войскам
было поручено охранять полицейские участки. Я провел457
два дня на одном таком участке и насмотрелся досыта.
Я видел, как полицейские заостренными деревянными
кольями дробили людям голени. Я видел, как они загоня¬
ли под ногти горящие щепки. Сколько раз — всех случа¬
ев и не припомнишь — я видел, как людей подвергали
пытке водой. Они попросту накачивали воду в рот через
трубу, пока несчастный почти не захлебывался. Я видел,
как полицейские били человека по плечам металлическими
прутьями, а потом подвешивали его за лопатки на желез¬
ном крюке.Наконец, я не вынес этого. Я отправился к своему
командиру и сказал ему: «Сэр, мы должны положить
этому конец. Наши солдаты охраняют сейчас полицейский
участок, и это набрасывает тень на нас. Командир сказал,
что он согласен со мной, но ничего не может поделать.
У него есть приказ не вмешиваться в корейские «адми
нистративиые детали».Тогда я вернулся к себе на участок и приказал этим
сукиным сынам немедленно прекратить пытки. Еслл б
вы знали, как я был счастлив, когда на следующий же
день нас убрали оттуда!»]2 ноября 1946 г.	ПУСАНУтром беседовал с военным губернатором полковником
Джиллетом. Это умный человек, на голову выше военных
администраторов обычного типа. Но и у него есть свои
слабые места, свойственные всем военным. Он ни разу
не упомянул слов «земельная реформа» и, хотя прекрасно
видел некоторые из злоупотреблений, вызвавших волне¬
ния, все же винил в этом «агитаторов извне».Он подробно говорил о большой воспитательной работе,
которую проводит военная администрация. Он указал
также на ряд препятствий, в частности на демонстрирую¬
щиеся здесь голливудские фильмы. «Это преимущественно
картины о гангстерах , и корейцы начинают думать о нас
как об”отъявлеш1ых бандитах». Каким-то образом в Корее
оказался небольшой запас французских картин, и народ
явно предпочитает их голливудской продукции. _~«Не судите о пас слишком строго, — сказал он нам
на прощанье. — Я был начальником концентрационного468
лагеря в Луизиане в ту пору, когда Хью Лонг 1 находил¬
ся у власти. И в сравнении с некоторыми из виденных
хам вещей корейцы показались бы жалкими любителями».Я ничего не сказал на это, но такие доводы крайне
меня раздражают. Всякий раз, когда какой-нибудь не¬
достаток становится настолько вопиющим, что требует
объяснения, начинают указывать, что и на родине поло¬
жение дел не так уж идеально: об этом говорят забастов¬
ки, коррупция, а также расовые преследования и пог¬
ромы. С равным основанием этот довод можно привести
в оправдание всего, что творилось в гитлеровской Гер¬
мании.Выходя из кабинета Джиллета, мы встретились в две¬
рях с майором, ведающим в этой провинции воспитатель¬
ной работой, человеком средних лет, имевшим весьма
озабоченный вид. Мы сказали ему, что уезжаем из Пусана
сегодня вечером. Он выразил сожаление, что у нас нет
возможности ознакомиться с большой работой, которую
ведет его департамент.«Вот что я вам скажу, — заявил он. — У вас есть
несколько часов. Почему бы вам не посетить какую-либо
чз школ? Я тридцать лет был инструктором физического
воспитания и скажу вам, что никогда не видел лучших
гимнастов, чем здешние ребята».Я сказал своим спутникам, что мне нужно уложиться,
и поднялся к себе в комнату. Довольно скоро в дверь
постучали, и вошел незнакомый мне человек. Это был
американец, штатский, приписанный к армии. «Я узнал,
что здесь появился корреспондент, — сказал он, — и ждал,
пока вы вернетесь к себе. Я хочу переговорить с вами
седине».Г>н сообщил мне, что находится здесь уже год, и затем
вяло, тихим голосом, без всякого выражения говорил
о вещах, волновавших его: о низком моральном уровне
войск и плохой организации снабжения.«Кое-кто из членов конгресса приезжал сюда, — ска¬
зал он. — Они узнали, что в военных магазинах пусто,
и подняли "'страшный шум. Затем товары появились' в1	Хью Лонг — бывший губернатор штата Луизиана, изве¬
стный реакционер. (Прим. ред.)№
некоторых крупных городах, но в небольших местечках
через 14 месяцев после того как мы высадились здесь, все
еще нет сигарет, пива, зубной пасты и электрических
лампочек. Большинство военных, с которыми я здесь
встречался, отвратительные администраторы. У них на¬
ходится множество отговорок: нет судов и тому подобная
чепуха. Сюда приходит много кораблей для перевозки
солдат. Непонятно, почему нельзя посылать товары с этими
судами?Плохое снабжение сказывается и на моральном состоя¬
нии солдат. Это не дисциплинированная армия военного
времени. Это армия мирного времени, состоящая из ребят
18—20 лет, которые, перед тем как прибыть сюда, прошли
только 8-недельное обучение. Кроме как в больших го¬
родах, нигде ничего не делается, чтобы поддержать их
моральный уровень. Радио нет, кинокартин и спортив¬
ного оборудования мало.Даже прогулки по городу не поощряются. В Чинхае
солдатам закрыт доступ в целый ряд районов. Вы можете
проехать на виллисе, но в тот момент, когда вы будете
выходить, к вам прицепится военная полиция. На дружбу
с корейцами смотрят косо. Вы можете иметь друга-корей¬
ца, но вы не можете прокатить его в своей машине или
даже пригласить его к себе. У ребят нет никакой возмож¬
ности встречаться с корейцами и узнать о них что-нибудь.
Очень скоро корейцы становятся «проклятыми азиатами»,
и вы начинаете развлекаться тем, что, подъехав на своей
машине вплотную к какому-либо корейцу, пугаете его
до смерти, не задев его. Вам следовало бы написать об
этом. Очень многие были бы вам благодарны. Корреспон¬
денты никогда не заглядывают сюда, и мы чувствуем
себя затерянными».За час до отхода поезда Шарлотта и я отправились
с прощальным визитом к Бергстрому. Только мы выпили
по рюмке, как вошел высокий лысеющий американец
в штатском костюме и кричащем галстуке. Это был юрист
военной администрации м-р Флагерти. Мы узнали, что
Флагерти бостонский адвокат, служил в Корее в чине
майора и после демобилизации решил остаться здесь.
Он сказал, что у него земля в Массачусетсе, но'он любит
Корею и готов тотчас же отправиться в Тонгне и посе¬
литься там.460
После этого беседа продолжалась в беззаботном тоне.Мы сказали: «Мы посетили тюрьму в Тонгне, она битком
набита».—	Они повсюду битком набиты.Мы сказали что-то о беспорядках в Тонгне.—	В Тонгне не было беспорядков.«То есть, как не было беспорядков, м-р Флагерти?
А почему же эти люди находятся в тюрьме?»Он ухмыльнулся: «О, мы просто посадили их по об¬
винению в заговоре. На основании такого обвинения мы
можем посадить любого. Чорт возьми! Я только что воз¬
вратился из района, где действительно были беспорядки.
Полицейские приводят ко мне человека и говорят, что
он мятежник. Я говорю: «Откуда вы знаете?» Они отве¬
чают: «Он только что признался в задней комнате». Ну
теми методами, которыми работают корейские полицейские,
легко добиться признания».Мы рассказали Флагерти о своем визите к помещику
Оху. «Я хорошо знаю этого типа, — сказал он. — Я много
раз гостил у него. Вы были у него в деревне Вайя? Это
настоящий дворец. Там вам подадут вкусно приготовлен¬
ные блюда на золоте или массивном серебре. А если вы
полюбитесь Оху, он прикажет подать какой-нибудь тон¬
кий ликер из тех, что он привез с собой из Франции 15
лет назад».С Оха разговор, естественно, перешел на земельную
реформу. Шарлотта сказала, что как только будет принят
законопроект о реформе, Оху, возможно, придется про¬
дать свою землю государству, которое распределит ее
между его издольщиками.Впервые Флагерти проявил некоторые признаки вол¬
нения. «Это невозможно. У человека нельзя забрать его
собственность. Я-то знаю, что бы я стал делать, если бы
вы попытались забрать у меня мою землю в Массачусетсе!»2	ноября 1946 г. (ночь).	тэгуВ Тэгу мы ехали в экспрессе Пусан —Сеул, ободран¬
ном, тряском и невероятно переполненном. Нас встретил
лейтенант Льюис, адъютант командира полка полковника
Поттса. Льюис — представительный молодой человек в461
стальной каске и с пистолетом на поясе. Его воинственная
внешность производила на нас известное впечатление,
пока мы не узнали, что в Тэгу спокойно и что сам Льюис
находится здесь всего восемь недель. Он говорил с нами
вежливостью, граничившей порой с оскорблением.Шарлотту поместили в здании Красного Креста, а ме¬
ня поселили в комнате майора Арне Стенсли из Северной
Дакоты. К этому времени я так привык к постоянному
надзору, что без обиняков спросил майора, сколько вре¬
мени он работает в полковой разведке. Он тут же ответил:
«Два месяца».3	ноября 1946 г.	ТЭГУПосле завтрака зашел за Шарлоттой. Она рассказала
мне, что вчера вечером за ужином спросила у девушек,
своих соседок, были ли они в городе во время беспорядков
в прошлом месяце. Ответом ей было гробовое молчание.
Шарлотта попыталась задать еще несколько вопросов,
но не получила ответа. В полночь, когда она уже легла,
одна из девушек подошла к ней и сказала: «Дорогая,
пожалуйста не думайте, что мы невоспитаны или что вы
нам не нравитесь. Просто нам приказали не говорить
с вами о беспорядках».Позже встретились с лейтенантом Хичкоком, офицером
местной военной администрации, ведающим вопросами
информации. Это молодой, приятный человек, увлеченный
своей работой. Он сообщил нам первые сведения о выборах
в этой провинции: из семи победивших кандидатов шес¬
теро — сторонники Ли Сын Мана, а седьмой — «своего
рода нейтральный».«Знаете, — сказал Хичкок, — такие результаты удив¬
ляют меня. Я думал, что раз большинство здесь издоль¬
щики, то на выборах победят левые. А вместо этого побе¬
дили правые, а левые не получили ничего».Суды, сказал он, не справляются с разбором дел мя¬
тежников. Военная комиссия, которая разбирает круп¬
ные преступления, до сих пор не кончила первого дела.
Но большую часть работы делают американские военные
трибуналы, в которых судья в одно и то же время и за-462
щйтнйк, и обвинитель. Мой понятия о правосудии довольно
ортодоксальны, и такое сочетание несколько пугает меня.Всех обвиняемых поставили в известность, что они
могут взять американского адвоката. Но издольщики
реагировали на это так, как и ожидалось. «Очень немно¬
гие просили пригласить адвоката, да и нельзя дать адвока¬
та каждому обвиняемому. Их для этого слишком много».Днем Шарлотта, Хичкок и я отъехали 15 миль от Тэгу,
остановились в одной деревушке и вошли в первый двор.
Во дворе перед дверьми своей хижины сидел человек.
Наш переводчик сказал ему, что мы журналисты и хоте¬
ли бы поговорить с ним.Хижина — без окон, как большинство домов в корей¬
ской деревне, — была сделана из желтой глины. Она
помещалась в маленьком дворе не более 30 футов длиной.
Шоссейная дорога, проходившая через плотину, возвы¬
шалась над двором и хижиной. На человеке была рваная
белая куртка, из-под которой виднелся жилет из грубого
сукна. Он чистил яблоко и смотрел через бамбуковую
изгородь на дорогу.Мы начали говорить с ним, и очень скоро к нам стали
подходить и другие крестьяне. Не успели мы оглянуться,
как на земле вокруг нас уже сидело на корточках 11 муж¬
чин и 20 или 30 ребятишек. Еще большее число мужчин
и женщин расположилось на дороге, за изгородью. Сель¬
ская сходка началась.Деревушка Иеньхо в округе Косан нищая. 60 из 70
семей — издольщики. У мужчин, сидевших во дворе,
было в среднем немногим более акра на семью. Они счи¬
тали, что для того чтобы прокормить одного, нужно пол»
акра. У человека, чистившего яблоко, было пятеро де*
тей и только один акр земли, а этого было явно недоста¬
точно. Чтобы как-то просуществовать, он работает на
Других крестьян. Я спросил собравшихся, стали бы онг
покупать землю, если бы администрация предоставилг
им кредит и снизила цены, которые в этом районе дости¬
гают 1600 долларов за акр. Все рассмеялись. «Какой
бы низкой ни была цена, — сказал один из них, — я
не смог бы купить землю».Они сказали, что при японцах они могли занять день-
ги в Ассоциации сельскохозяйственного кредита из рас-463
Чета 24 процента годовых. Но сейчас японцы ушли, и
единственным источником кредита являются местные
помещики, которые, если они хотят ссудить деньги
взимают до 60 процентов. Эта деревня так бедна, что
очень немногие из жителей в состоянии получить
ссуду.Земля принадлежит людям, которые живут в Тэгу.
Крестьяне перечисляли имена своих помещиков, и боль¬
шинство назвало Соха, крупнейшего помещика в этом
округе. Затем мы подошли к тому, что казалось мне важ¬
нейшим вопросом. Я спросил: «Вы отдаете помещику
в качестве арендной платы треть урожая?»Последовали немедленные протесты: «Нет, мы платим
половину урожая». «Это, должно быть, какая-то ошибка,—
сказал я. — Разве вы не знаете о приказе военной ад¬
министрации, ограничивающем арендную плату третью
урожая?» Они сказали, что не знают, что об этом ходили
какие-то слухи, но в их деревне дело обстоит не так. «И
в соседней тоже», — произнес голос на дороге. «И в ближ¬
нем округе», — сказал кто-то еще.Хозяин двора, где происходила беседа, объяснил:
«Мы отдаем весь рис военной администрации. Корейские
власти дают нам кредит на половину стоимости, а на дру¬
гую половину открывают кредит помещику».Трудно было придумать более убедительное доказа¬
тельство сговора между корейским персоналом военной
администрации и помещиками. Я считал показательным,
что именно в этом районе волнения приняли особенно
острую форму.Мы заговорили о выборах. Хозяин двора полагал, что
большинство глав семей принимало участие в голосовании.
Двое стоявших возле меня мужчин сказали, что впервые
слышат о выборах. Хичкок возмутился: «Этого не может
быть! Я же сам рассылал объявления о выборах. Вы долж¬
ны были их видеть». Эти люди признались, что не умеют
читать. Тут я вспомнил мимолетное замечание, которое
я слышал в Сеуле, о том, что 80 процентов корейских
крестьян неграмотны. Я спросил людей вокруг меня,
сколько из них умеют читать и писать. Лишь двое или
трое ответили положительно.Я спросил: «Как же в таком случае вы вписали имена
ваших кандидатов на выборах?»4С4
—. За нас писали другие.«Староста был в числе тех, кто помогал вам?»—	Да, он помогал всем.«А сам он был избран?»Они сообразили, в чем дело, и засмеялись, сказав «да».Хичкок все еще интересовался объявлениями о вы¬
борах. Он должен был оповестить население о предстоя¬
щих выборах, и теперь он хотел знать, в чем ошибка.
Мы снова подъехали к зданию управления, где староста
помещался бок о бок с парикмахерской. На стене парик¬
махерской висели два больших объявления. «Глядите, —
сказал Хичкок, — что я вам говорил?»Парикмахер стоял у дверей. Мы спросили его, когда
были расклеены объявления. «Я сам помогал их клеить,—
сказал он. — Это было вечером накануне выборов».4	ноября 1946 г.	ТЭГУВоенная комиссия заседала в просторной и довольно
чистой комнате, обогреваемой железной печью. Пятеро
судей — полковник, два майора и два капитана — вос¬
седали на высоких диванах под американским флагом.
В центре комнаты помещалась скамья для свидетелей.
Двое обвиняемых и их адвокат сидели справа от судей.
В зале стояло также девять скамей для публики, но они
были заняты только нами и женами обвиняемых. Мне
потом сказали, что «всякий может притти сюда и присут¬
ствовать на суде при условии, что он надежный, почтен¬
ный человек. Мы не хотим здесь никаких сборищ».Один из обвиняемых был статный и очень живой
человек лет сорока по имени Хван. До 1942 г. он жил
в Маньчжурии, затем вернулся в Тэгу, где был вла¬
дельцем сначала винной лавки, а потом фруктового ларь¬
ка. Обвинитель сказал, что этот человек один из мелких
зачинщиков мятежа.Другой обвиняемый — по имени Чан — был владель¬
цем публичного дома. Чан — высокий, худощавый чело¬
век лет пятидесяти пяти. В корейских брюках, завязан¬
ных у лодыжек, и в пиджаке европейского покроя, наде¬
том прямо на нижнюю рубашку, Чан выглядел неряшливым.Оба обвинялись в убийстве отставного полицейского
капитана.	j30	м. Гейн - '	465
По мере того как свидетели сменяли друг друга, стано¬
вилось ясно, что у владельца публичного дома были ста¬
рые счеты с капитаном полиции. После капитуляции
японцев брат обвиняемого переехал в один из японских
домов. Несколько позже полиция приказала ему убраться
и передала дом упомянутому полицейскому капитану.
Когда начались беспорядки, владелец публичного дома
отправился к капитану и велел ему освободить дом до
наступления ночи.Вскоре на улице появилась толпа в 60 или 70 человек,
якобы во главе с Хваном, и владелец публичного дома
привел ее во двор капитана полиции. Сам капитан спря¬
тался, и толпа удовольствовалась тем, что изломала ме¬
бель. Владелец публичного дома торжествующе кричал:
«Мы получили дом обратно!», и уговаривал толпу: «По¬
жалуйста, не портите дом».Какая-то женщина нашла капитана в его укрытии,
и толпа принялась избивать его. Жена капитана — ма¬
ленькая старая женщина — бросилась к нему, пытаясь
спасти его, но ее оттащили, а капитана выволокли на
улицу и избили до смерти. Затем, когда на улице по¬
явился американский танк, мятежники, бросив тело в
буддийском храме, разбежались.У обвиняемых был адвокат-кореец, который каждым
своим словом помогал их повесить. Его вопросы были
глупы, а приглашенные им свидетели держались уклон¬
чиво. Один из свидетелей, которому предстояло подтвер¬
дить невиновность Хвана, был, казалось, очень напуган
всей этой сценой. Он все время твердил: «Знай я, что
буду свидетелем, я бы глядел в оба. Но я просто плот¬
ник». Мне кажется, что как раз его нежелание давать
показания и погубило Хвана. В довершение зла переводы
были крайне скверными.После перерыва мы отправились в полицейский суд —
мрачную, пыльную комнату, где за столом судей одиноко
сидел американский полковник, судивший оборванного
молодого корейца. В комнате было только четверо: судья,
обвиняемый, переводчик и корейский полицейский с вин¬
товкой.В тот самый момент, когда мы усаживались на гряз¬
ную скамью, судья произнес приговор: год принудитель¬
ных работ. Обвиняемый запустил руку в свои длинные466
нечесаные волосы и сказал: «Это очень суровый приго¬
вор». Затем он начал плакать, говоря, что он не мятежник
й содержит старика-отца. Полковник сказал, что ему
это все известно, и поэтому в своем донесении военному
губернатору провинции он порекомендует отнестись к об¬
виняемому снисходительно.Часовой увел молодого корейца. Переводчик тоже
ушел. В комнате остались лишь мы трое. Шарлотта и я
сидели на скамье и молча смотрели на полковника. Через
некоторое время он заговорил. Сначала он рассказал нам
об этом деле: юноша, которого мы видели, и еще четверо
мужчин узнали, что начальник бюро по рационированию
спрятал для полиции 17 мешков риса. Они посоветовались
между собой и решили заставить этого человека вернуть
спрятанное. Они вызвали его на улицу и только начали
говорить с ним, как появилась полиция. Четверо муж¬
чин бежали, а юноша был задержан.Полковник сказал: «Я сознаю, что это очень легкий
приговор и что в других полицейских судах в этом же
здании он получил бы пять лет, но я думаю, что и год—
срок немалый».Мы подошли к полковнику и стояли теперь напротив
него. «Это скверная работа, — сказал он. — Мне она
не нравится ни с какой стороны. Мы словно занимаемся
ею между делом. Всякий, у кого нет определенного за¬
нятия, получает работу в полицейском суде. Я не люблю,
когда приходится решать, что должен делать в ближайшие
год или два тот или иной молодой человек. Мы простые
пехотные офицеры, а не юристы. Я пытаюсь снисходитель¬
но обращаться с этим народом. Но некоторые офицеры,
не раздумывая, дают им, как правило, пять лет. Я мягко¬
сердечен. Видно, нужно несколько больше времени, что¬
бы очерстветь».Он снова сделал паузу. «В одном этом городе еще пред¬
стоит разобрать три тысячи дел, — сказал он. — Во мно¬
гих случаях люди попросту сводят старые счеты, и нельзя
сказать, где кончаются эти счеты и начинаются правди¬
вые показания».Мы задержались в канцелярии военного трибунала,
которая направляет дела судьям. Там было множество
веселых офицеров во главе с майором — начальником30*	467
канцелярии. Они рассказали нам, что до сегодняшнего
утра городские полицейские суды разобрали 110 дел.
Кроме того, некоторое число дел разобрано шестью су¬
дами, работающими в провинции. Майор считал, что со
всеми делами будет покончено за 30 дней. Другие, воз¬
ражая ему, кричали: «Хотите пари?»«Следственный отдел армии, — сказал майор, — не был
в состоянии расследовать все дела с достаточной быстро¬
той, так что пришлось полагаться на показания корейской
полиции. Корейская полиция все еще придерживается
японских методов дачи показаний. Для нее не важно,
каким способом добиться признания у своих жертв. Этих
парней приводят к нам настолько избитыми и истерзан¬
ными, что вполне ясно, почему каждый из них «признал¬
ся». В конце концов нам пришлось попытаться про¬
вести среди корейских полицейских разъяснительную
работу, и сейчас многие заключенные отпущены на
свободу».«А у нас они еще продолжают валять дурака, — ска¬
зал капитан. — Как-то на днях к нам привели парня,
который «признался», что убил полицейского. Чисто слу¬
чайно мы обнаружили, что убитый полицейский продол¬
жает являться на дежурства».Я выяснил, что в Тэгу было арестовано около 6500 че¬
ловек, среди которых не было ни одного «агитатора извне».
Я узнал также, что начальника полиции во время беспо¬
рядков пришлось сместить за «мягкость» и что новый
начальник более строгого нрава. Он десять лет прослу¬
жил в японской полиции, а сейчас работает на пару с ка¬
питаном американской армии Тайри, который, как нам
дали понять, и сам не из сентиментальных.Майор пригласил нас присутствовать в тот же день
еще на одном суде. Хотя на этот день не предусматрива¬
лось никаких дел, он сказал, что устроит для нас засе-
дание суда.«Приходите попозже, — сказал он, — и увидите наше
правосудие в действии. Думаю, что вы можете назвать
его квази-правосудием».Вечером два офицера, которые принимали активное
участие в подавлении восстания в Тэгу, рассказали нам
его трагическую историю.468
Как-то недель около пяти назад между двумя школами
состоялся футбольный матч, который закончился пота¬
совкой, Полиция явилась восстановить порядок, и, когда
все было кончено, оказалось, что убит один из учащихся.
Это вызвало возмущение, и группы учащихся стали со¬
бираться тайно и договариваться о протесте.В это время в железнодорожном депо Тэгу шла забас¬
товка. Вечером I октября с разрешения военной адми¬
нистрации около четырех тысяч рабочих собрались перед
вокзалом, чтобы поддержать требование о прекращении
работы. Один из наших собеседников, который нес дежур¬
ство в этом районе, сказал, что митинг проходил спокойно.Митинг должен был кончиться в 10 часов вечера. За¬
долго до этого срока в район начали прибывать полицей¬
ские части. «В ту ночь, — сказал другой офицер, — ко¬
рейские полицейские спускали курок не задумываясь.
Когда, не переставая стрелять, они рассеяли толпу и
пробрались к вокзалу, на месте остался один убитый».Всю ночь раздавались выстрелы, а в школах и на за¬
водах шли митинги протеста. С наступлением дня весь
город высыпал на улицу.«Это было самое невероятное зрелище, — сказал пер¬
вый офицер. — На улицу вышли все: рабочие, студенты,
крестьяне из провинции; длинными колоннами шли школь¬
ники. Все они направлялись к полицейскому участку,
а затем большинство из них просто уселось на корточках
на улице и стало ждать. Я прошел через город, и никто
даже не удостоил меня взглядом».Студенты принесли труп, сказав, что это тело студен¬
та, убитого полицией, и положили его перед полицейским
участком. Затем они предъявили перепуганному началь¬
нику полиции два требования: разоружить полицию и
освободить политзаключенных. Начальник принял пер¬
вое требование, но в отношении второго сказал, что ни¬
чего не может сделать без разрешения американской ар¬
мии. В это время полицейские перебрались через стену
на примыкающий американский участок, но их отослали
обратно, так как «мы не хотели становиться на чью-либо
сторону».Днем толпа ворвалась в полицейский участок, уничто¬
жила хранящиеся в нем дела и освободила 100 заключен¬
ных. Помимо этого, почти никакого ущерба причинено469
не было. Мятежники занимали здание в течение часа
В это время по всему городу шли митинги, на которых
рабочие и крестьяне рассказывали о зверствах полиции.Около полудня майор американской армии приказал
толпе, окружавшей полицейский участок, разойтись к
трем часам дня. До наступления этого срока на улицах
стали патрулировать танки и броневики. Огромная толпа
медленно расходилась. Но, отходя, мятежники группами
врывались в другие полицейские участки и в дома, где
жили полицейские. Многие полицейские были избиты
до смерти, а их родственники ранены.В ту же ночь американские патрули начали натыкаться
на темных улицах и в пустых домах на трупы полицейских.
Пять убитых и двое еще живых были найдены в парке.
Раненые полицейские, отправленные в городскую боль¬
ницу, не получили никакой помощи. «Вскоре мы обнару¬
жили, — сказал один из двух офицеров, — что виднейшие
корейские врачи были в сговоре с мятежниками. Мы по¬
садили в кутузку и их».Порядок в Тэгу был восстановлен на третий день.
В этот день в город прибыли новые отряды полиции —
1100 ч&ловек, а попрятавшиеся полицейские вернулись
к исполнению своих обязанностей. «Сейчас они вымещают
зло на всех, против кого они только имеют зуб». Одна
за другой к тюрьме покатили машины с заключенными...
Когда тюрьма была заполнена, были заняты школы и
административные здания. Среди арестованных были учи¬
теля и адвокаты, крестьянские и рабочие лидеры и все
видные члены народной партии. Лидера этой партии
Лю Вун Хона даже тогда называли как одного из пред¬
седателей проектируемого Берчем правительства «умерен¬
ной коалиции».Из Тэгу волнения распространились на провинцию.
У себя дома крестьяне были более жестоки, чем в Тэгу.
Жестокость принимала более резкие формы; иногда со¬
вершались нападения не только на полицейские участки,
но и на окружные управления. Кое-где американские
патрули сделали попытку вмешаться, но поспешно от¬
ступили. В этих местах власть в течение многих дней
находилась в руках комитетов издольщиков. Из этой
провинции пламя революции перекинулось на другие-
Одно время казалось, что восстание в Южной Корее не470
уступит некоторым из крупнейших крестьянских рево¬
люций в истории. Сейчас оно, повидимому, подавлено.После обеда был прием в честь прибывшего генерала,
и все офицеры отправились наверх. Я извинился, сказав,
что мне нужно привести в порядок свои записи и уложить¬
ся. Я сидел за машинкой, когда в дверь тихо постучали
и вошел молодой, капитан. Он спросил, нельзя ли ему
почитать в моей комнате. Я разрешил. Он сел и вытащил
из кармана журнал «Нэйшн». При этом у него был такой
заговорщический вид, что я сказал: «Вы носите с собой
опасную вещь». Он тут же отозвался: «Мне приходится
прятать его. Если кто-нибудь увидит, я не оберусь не¬
приятностей. Один мой приятель пожаловался в письме
в «Старс энд стра-йпс» на плохое обращение. Сейчас они
расследуют его дело».Он читал, а я писал на машинке. Через некоторое
время он спросил: «Вам трудно бывает доставать инфор¬
мацию?» Я ответил, что дело обстоит не так уж скверно.«Знаете, — сказал он, — за день до вашего прибытия
некоторые офицеры получили приказ не говорить с вами,
потому что ваши газеты («Чикаго сан» и «Ньюс уик») не
доказали на деле своего патриотизма. Но это всегда так.
Тотчас после беспорядков сюда приехал корреспондент
«Нью-Йорк гералд трибюн». Они говорили ему, что у них
нет для него свободных машин, и, наконец, дали ему не¬
большой самолет. Но нельзя же освещать беспорядки
лишь на основе наблюдений с самолета. Тогда всем со¬
трудникам управления было приказано не давать ему
ничего, кроме официальных сообщений. Один мой прия¬
тель не знал об этом приказе и сообщил этому парню
кое-какие факты. Ему крепко всыпали за это».Мы выехали из Тэгу 11-часовым вечерним поездом.5	ноября 1946 г.	СЕУЛВ полдень мы с Шарлоттой отправились в отдел пе¬
чати за почтой. Майор Уильямсон был воплощенная лю¬
безность. «Возвращаетесь завтра в Токио, Шарлотта?» —
спросил он. Шарлотта ответила, что пробудет здесь еще
Дня два, чтобы взять несколько интервью, о которых мы471
договорились заранее. Уильямсон покраснел: «Вам нельзя
здесь оставаться. Я сказал генералу Ходжу, что вы уез.
жаете. Вы должны уехать».Был такой момент, когда мне показалось, что Шарлот-
та расплачется. «Послушайте, майор, — сказала она.Я ровно ничего не понимаю во всем этом. Я американская
журналистка, а это американская зона. Почему же меня
выгоняют?»Уильямсон ответил: «Прежде всего, у нас здесь нет
помещения. Прибывают семьи офицеров, и нам их некуда
поместить».«Это чепуха, майор, — возразила Шарлотта. — Здание,
в котором я живу сейчас, фактически пустует, а семьи
ожидаются не ранее, чем через несколько недель. Уверяю
вас, что я уеду раньше, чем они прибудут. Все, что я хочу,
это проинтервьюировать нескольких корейцев».«Вам придется уехать, — безапелляционно заявил
Уильямсон. — Завтра же, и спорить тут не о чем».Следующей нашей беседой был разговор с корейским
руководителем бюро связи при американской военной
администрации. Ему было приказано организовать для
нас встречи с корейскими лидерами, с которыми мы еще
не виделись. Больше всего мы хотели видеть «убийцу-
патриота», главу бывшего эмигрантского правительства
в Чунцине Ким Ку, а также Лю Вун Хона, руководителя
народной партии и одного из председателей коалиции Берча.«Я организую вам встречу с Ким Ку»,—сказал он нам.—	Мы хотим также встретиться с Лю.«Кроме Ким Ку, я устрою вам также встречу с г-ном
Ли Сын Маном».—	Мы уже видели Ли. Мы хотим встретиться с Лю.«Послушайте, — сказал он. — Вы хотите говорить сджентльменами. Ли—джентльмен и Ким Ку тоже джентль¬
мен. Ким Гю Сик—вполне достойный человек. Но Лю —
коммунист, гангстер. Вы не захотите видеться с мим».—	Не беспокойтесь насчет этого, — сказал я терпе¬
ливо. — Мы уже встречались с джентльменами. Сейчас
мы хотим встретиться с «гангстерами». Вы только устройте
нам .свиданье с г-ном Лю.Он пожал плечами. «Я даже не знаю, где его найти.
Но я устрою вам интервью с г-ном Ким Ку».472
Я хотел поговорить еще раз с Хо Хуном, левым лиде¬
ром, которого я видел на четвертый день своего пребыва¬
ния в Корее. Я упомянул об этом одному из американцев,
работающему в военной администрации. Он сказал: «Со¬
мневаюсь, чтобы Хо Хун захотел увидеться с вами сегодня.
Несколько дней назад он, наконец, открыто выступил
против коалиции. На него напали полицейские, избили
и затем освободили, объяснив, что его «приняли за дру¬
гого». Он не расположен говорить с американцами».В нашей зоне мало проблем более жгучих, нежели
полицейские эксцессы. Критика стала настолько острой,
что военная администрация сочла необходимым создать
специальную американо-корейскую комиссию для из¬
учения мер по исправлению положения. Я просмотрел
список членов и экспертов комиссии и выбрал наудачу
одно имя. Я пошел к этому человеку и попросил у него
информацию. Он согласился дать ее мне при условии,
что я не назову его имени.«Разрешите мне привести типичный пример того, что
происходит, — сказал он. — В одной деревне неподалеку
отсюда было арестовано 62 человека по обвинению в том,
что они замышляют нападение на полицейский участок.
Среди них был врач. На днях родственники этого врача
добрались до влиятельного американского офицера и
убедили его поехать в тюрьму и проверить сообщения
о зверском обращении. Он так и сделал. В тюрьме он
узнал, что врач умер от пыток. Другой человек с изуро¬
дованным до неузнаваемости лицом умер позже. У треть¬
его был сломан позвоночник. Генералу Ходжу был пред¬
ставлен доклад. Он сказал: «Это традиционные методы
работы полиции на Востоке. Что мы можем тут поде¬
лать?»Одна из причин всех этих зверств заключается в том,
что основная масса полицейских обучена японским ме¬
тодам. Комиссия располагает статистическими данными,
которые помогают объяснить, в чем корень зла. Из ста
сорока полицейских офицеров в чине капитана более
ста десяти служили в японской полиции. В Сеуле все
десять начальников полицейских округов выученики япон¬
цев, так же как и восемь из десяти начальников провин¬
циальных полицейских управлений в нашей зоне.473
Наша армия интересуется только поддержанием поряд.
ка. Она унаследовала японскую полицейскую машину'
не уразумев важного психологического факта: при япон!
цах всю грязную полицейскую работу выполняли корей!
ские подчиненные, и поэтому корейский народ ненавидит
корейских полицейских больше, чем он ненавидел япон¬
ских хозяев, на которых работали эти полицейские».Сегодня в нашей зоне собираются десять американских
военных губернаторов, чтобы обсудить с генералом Лер-
чем результаты выборов. Мне сказали, что Лерч очень
доволен результатами выборов. На одном совещании он
заявил примерно следующее:«Директивы из Вашингтона предписывают нам заиг¬
рывать с умеренными группами. Выборы, которые при-
несли решительную победу правым, показывают, что
Вашингтон заблуждался».Вечером мы с Шарлоттой отправились на обед к Ли
Сын Ману. Снова мы миновали полицейский наряд у во¬
рот и, взобравшись на холм, подошли к ярко освещенному
дому на вершине.Ли казался более веселым, чем при первой встрече.
Я сказал ему, что видел, как его люди победили на выбо¬
рах в двух провинциях. Он ответил просто, словно фео¬
дальный сеньор, говорящий о своей вотчине: «Мои люди
верны мне».В комнате было три других гостя: один из адъютантов
генерала Ходжа, его подруга и невысокий молчаливый
кореец средних лет. О том, кто он такой, я догадался
лишь позже. Американский офицер говорил с Ли фамиль¬
ярно и дружески, а я размышлял о том, подобает ли адъю¬
танту генерала Ходжа посещать человека, которого ге¬
нералу Ходжу — по крайней мере на бумаге — приказано
избегать. Когда мы поглощали «кимчи» — горячее блюдо
из капусты с перцем, которое корейцы употребляют в ка¬
честве приправы, — я вдруг понял, кто был молчаливый
корейский гость. Это был Ким Сун Су — финансовый
ангел-хранитель Ли, четвертый из богачей Кореи, круп¬
ный помещик, педагог и один из самых влиятельных
боссов партии «Хан Кук». Мне охарактеризовали Кима474
как Д-ра Джеккиля и м-ра Хайда1 в политике. Как
ректор университета, он помог многим юношам полу¬
чить образование и считает себя образцовым гражда¬
нином. С другой стороны, многие офицеры военной ад¬
министрации обвиняют его в том, что до капитуляции
Японии он был коллаборационистом и требовал, чтобы
молодые корейцы вступали в японскую армию «умирать
за отечество». Ким не видит никакой необходимости в ра¬
дикальных реформах, решительно возражает против них
и в силу своего огромного влияния может многое сделать,
чтобы воспрепятствовать им. Ким — одна из самых мо¬
гущественных фигур за спиной Ли Сын Мана, и многие
из идей, за которые борется Ли, зародились в мозгу Кима.б	ноября 1946 г.	СЕУЛВ полдень Шарлотта пошла в управление военно¬
транспортной авиации, где узнала, что не получит про¬
пуска, пока не сделает целого ряда прививок, в том числе
прививку от холеры. К тому времени, когда с прививками
было покончено, оказалось, что все места на завтрашний
самолет в Токио заняты. Узнав, что она не уезжает, Уиль¬
ямсон побагровел и начал заикаться: «Что я скажу те¬
перь генералу Ходжу?» Кончилось тем, что он сам от¬
правился в управление военно-транспортной авиации,
чтобы проверить правильность того, что ему рассказала
Шарлотта. Я сказал Уильямсону, что уезжаю в Токио
послезавтра.Днем мы снова навестили Ким Гю Сика. На нем был
тот же халат, комнатные туфли и накидка, но теперь это
был другой человек. В его голосе, когда он говорил о
выборах, слышались сила и гнев. Он сказал, что только
что послал генералу Ходжу письмо, в котором предла¬
гает аннулировать полностью или частично результа¬
ты выборов или разрешить коалиции назначить всех1 Герой фантастического рассказа Стивенсона «История
Д-ра Джеккиля и м-ра Хайда», обладавший способностью пере¬
воплощаться из скромного застенчивого ученого д-ра Джеккиля
ъ грубого и необузданного м-ра Хайда. (Прим, ред-)л 475
девяносто членов Законодательного собрания вместо сорока
пяти. Он назвал выборы мошенническими и сказал, Что
согласен со своим коллегой — одним из председателей
Лю,—который считает, что честные выборы нельзя будет
провести до тех пор, пока -все левые лидеры в тюрьме.
Ким Гю Сик сказал, что два месяца назад он уговаривал
генерала Лерча дать специальные гарантии для проведе-
ния честных выборов. На его просьбу не обратили ника¬
кого внимания.Лисынмановцы получили сорок из сорока пяти мест.
Другой крайний правый Ким Ку с которым мы должны
встретиться завтра, получил три места. Лю Вун Хон —
один из председателей коалиции, ухитрился получить
два места на одном уединенном островке. («Там губернатор
честный человек».) Ким Гю Сик не получил ни одного.Сейчас последний рассказывал нам историю этих пер¬
вых «демократических» выборов в Корее. Во многих про¬
винциях решение вопроса о том, кто имеет право голо¬
совать, было предоставлено местным старостам. В сот¬
нях деревень выборы выражались в дружеской беседе
между старостой и специально подобранными главами
семей (Староста: «У нас проводятся выборы. Хотите голо¬
совать за меня?»). В сотнях случаев сельские и окружные
старосты посылали своих слуг к избирателям с просьбой
одолжить их именные печати, которые затем ставились
на бюллетенях, заполненных этими должностными ли¬
цами. О выборах заблаговременно не предупредили, и
во многих случаях дата проведения выборов устанавли¬
валась по усмотрению местных властей. В десятках слу¬
чаев людей, которые оспаривали законность выборов,
бросали в тюрьмы по обвинению в подстрекательстве
к мятежу. Хотя военная администрация недвусмысленно
предусматривала тайное голосование, тысячи неграмот¬
ных избирателей давали заполнять свои бюллетени
услужливым старостам, которые, по странному совпадению,
оказались в числе избранных. Несмотря на указания
военной администрации, что голосовать имеют право все,
достигшие 18-летнего возраста, на практике было разре¬
шено голосовать только главам семей.«В провинции Канван, — сказал Ким Гю Сик, — вы¬
боры вообще проводились не властями, а партией Ли
Сын Мана. Естественно, что все трое избранных —еГ0476
Приспешники. Все трое известные коллаборационисты.В Сеуле в день выборов вход в ратушу был увешан
плакатами партии Ли Сын Мана. Все трое избранных —
члены этой партии. Двое из них — известные коллабора¬
ционисты. В Тэгу, где вы только что побывали, один из
избранных известный коллаборационист. В Пусане избран
глава местной организации партии Ли Сын Мана. Он
коллаборационист.Я знаю, что американские военные губернаторы при¬
сутствовали на провинциальных выборах, а затем доло¬
жили генералу Лерчу, что не заметили в них ничего не¬
демократического. Они и в самом деле ничего не заметили.
Незачем было проводить недемократические выборы в
провинциях, если вся грязная работа уже была продела¬
на в селах и округах».Здесь, как и в Японии, погоня за наживой — одна
из самых отвратительных сторон оккупации. Один высоко¬
поставленный американский офицер сказал мне, что ему
известно о «по меньшей мере 150 случаях», когда амери¬
канцы «приходили делать добро и оставались, чтобы об¬
делывать свои дела». Может быть, это сказано просто для
красного словца, но меня поражают открытые бесстыдные
разговоры о деловых предприятиях офицеров армии.
В канцелярии генерала Ходжа один лейтенант сказал
мне, что после демобилизации он останется здесь, «чтобы
позаботиться о своих интересах». Оказалось, что к числу
этих последних относится стекольный завод стоимостью
в миллион долларов, о покупке которого от имени корей¬
ских вкладчиков, в нарушение всех военных уставов,
он уже ведет переговоры в Детройте. («Каждую неделю
я посылаю домой сотни две долларов — свой «выигрыш
в покер». Конечно же, я не играю в этот покер».) Шарлот¬
та как-то была на танцевальном вечере и после рассказы¬
вала, что четыре майора, сидевшие за ее столом, открыто
хвастались своими коммерческими сделками.Но все это бледнеет по сравнению с тем, что рассказы¬
вают об одном высокопоставленном офицере американской
военной администрации, который явился в корейский
музей, осмотрел его сокровища и хладнокровно заявил:
«Очень мило. Упакуйте». И затем отправил большую
часть коллекции домой, в Соединенные Штаты. Армия477
разрешила ему вернуться на родину, но задержала по
следние восемнадцать ящиков перед отправкой из Кореи'
Мои осведомители сказали, что им неизвестно, почему
этот офицер не был отдан под суд, разве только генералы
Макартур и Ходж хотели избежать скандала, подобного
столь же позорным скандалам в Европе.Сегодня вечером у себя в комнате я долго беседовал
с - одним американцем, занимающим высокое положение
в сеульской иерархии. Я встретил его случайно, но у нас
были общие близкие друзья, и мы доверяли друг другу.
Я подозреваю, что нам обоим этот разговор дал возмож¬
ность излить душу. Его интересовало, что я узнал за
время своего пребывания в Корее, а мне хотелось сопо¬
ставить его впечатления со своими.«Я здесь с октября прошлого года, — сказал мой
гость. — Я знаю, что до весны мы вообще не придержива¬
лись никакого курса политики по отношению к Корее.
Трудно поверить, но тем не менее это так. Лучшим до¬
казательством тому служит заявление о политике, послан¬
ное генералом Ходжем заместителю военного губернатора
бригадному генералу Чарлзу Гаррису за неделю до нашей
высадки здесь. Вам бы следовало достать экземпляр этого
заявления. Ходж заявил, что Корея как часть японской
империи является нашим врагом и что поэтому на нее
распространяются условия капитуляции. Он утверждал,
что наши войска высадятся в Корее, чтобы проследить
за выполнением этих условий. Ходж сказал, что, по край¬
ней мере вначале, придется действовать через японскую
администрацию. В течение этого периода, сообщил он,
мы будем признавать японцев в качестве законных корей,
ских властей. Он признал, что, видимо, корейцы питают
надежды на свободу и независимость. Но, заявил он,
насколько ему известно, политика союзников на этот
счет не сформулирована. Поэтому Ходж приказал Гар¬
рису не давать корейцам никаких обещаний, но подчерки¬
вать необходимость их быстрого и добровольного согла¬
сия с условиями капитуляции.Я не вижу никаких оправданий этому заявлению.
Оно свидетельствовало об отсутствии инструкций из Ва¬
шингтона. Оно показало — во всяком случае мне, —
что генерал Ходж не читал Каирской декларации, в кото-478
рой Англия, Китай и мы заявляли, что Корея будет «сво¬
бодной и независимой». Это заявление Ходжа задавало
тон всему, что затем последовало. Мы не были освободи¬
тельной армией. Мы пришли оккупировать, проследить
за тем, чтобы корейцы выполнили условия капитуляции.
С самого первого дня мы вели себя как враги корейского
народа.Прошлой весной Вашингтон разработал, наконец, свою
политику умеренности. Но вы, должно быть, уже узнали,
что мы всячески нарушаем эту политику. По сей день
нашими союзниками являются люди вроде Ли Сын Мана,
для которых умеренность — это анафема.Вы можете сказать о русских все, что вам заблагорас¬
судится. Но дело в том, что русские с самого начала точно
знали, в чем заключается их политика. Они предоставили
дело управления Народным комитетам и разрешили са¬
мим корейцам проводить реформы и изгнать коллабора¬
ционистов...»Мы заговорили о наших отношениях с Россией — ми¬
ровой проблеме, принимавшей в Корее особенно острые
формы. В Германии острота этой проблемы несколько
смазывалась присутствием других союзных держав и дру¬
гими проблемами. Здесь же она была четкой и ясной. Мы
стояли лицом к лицу с Россией, от которой нас отделяла
лишь воображаемая линия на карте, и каждый из нас
контролировал часть страны, на территории которой мы
могли претворять в жизнь то, во что мы, по нашим словам,
верили.Я был согласен со своим гостем, что при таком положе¬
нии дел печать должна была бы сыграть важную роль.
И тем не менее, в этом мире, управляемом военными, пе¬
чать была незваным гостем. Я был американским кор¬
респондентом, верившим в то, что обычно именуется аме¬
риканскими идеалами: экономическая демократия, демо¬
кратическая политика, свобода слова и собраний, пра¬
вительство закона. Может быть, как уверяют крайние
левые, очень немногие из этих понятий еще сохраняются
в нашей американской системе, и человек, который верит
в них,—глупец и мечтатель. С другой стороны, может быть,
как утверждают консерваторы, человек, который нахо¬
дит погрешности в американской политике или поведении
американцев, является опасным радикалом.479
Я не считал себя ни радикалом, ни мечтателем. Я кор¬
респондент, который, к своему стыду и горю, обнаружил
что под нашим флагом — а зачастую и при нашем актив¬
ном поощрении — родилось полицейское государство, столь
свирепое в подавлении элементарных человеческих сво¬
бод, что ему трудно найти параллель. Я нашел в нашей
зоне только пустую болтовню о демократии и совсем не
обнаружил последнюю на практике. Я нашел администра¬
тивную и политическую бездарность и союз с самой черной
реакцией. Я вспомнил капитана К- и его заявление, что
армия не хочет вмешательства американского народа.
Я думал о полковнике Маглине и его уверенности, что
«если полицейский хорошо работал на японцев, он будет
хорошо работать и на нас». Я думал о своем переводчике
Муке, которого выгнали из Сеула за то, что он помогал
мне докопаться до фактов; о майоре Аткинсоне, который
медлил, в то время как людей гноили в сырых полицейских
тюрьмах; об офицерах, считавших, что Корее не нужны
никакие реформы, и о других офицерах, которые зани¬
мались слежкой за американскими корреспондентами.Следовало ли американскому корреспонденту замять
эту мрачную историю, потому что она набросила бы тень
на его страну? Или же он окажет своему народу лучшую
услугу, если сообщит об ошибках и промахах? Можно ли
было рассказать эту потрясающую историю без того, чтобы
тебя обозвали мечтателем или кем-нибудь похуже?Работа корреспондента становилась вдвойне трудной,
потому что время было необычное и обычные мерки, видимо,
не годились.В нормальных условиях вся эта отвратительная нераз¬
бериха, которая творилась в американской зоне, была бы
ликвидирована, как только люди на родине узнали бы
истину. Но сейчас в основе политики США в Корее —
как и везде — лежал страх перед Россией, и многое из
того, что не должно было бы случиться, было совершено
под влиянием этого страха.Здесь был Ходж, американский генерал, которому
поручили подготовить Корею к превращению ее в государ¬
ство. Ему следовало бы говорить языком реформ. У него
был деятельный отдел печати, способный доводить его ре*
шения и мудрые меры до Кореи и всего мира. И тем не
менее, день за днем, мы уныло ходили в этот отдел, чтобы480
ЙОЛу*шть Лйшь Сообщение о еще одном «перехваЧенкбМ
коммунистическом документе», целью которого было
показать, что коммунисты не любят нас, а Россия готова
сорвать реформы, за которые мы стоим. Но ни корейские,
ни русские коммунисты не могли бы сорвать никакие
смелые и подлинные реформы, если бы мы их проводили.
В Корее дело было вовсе не в нелюбви коммунистов к нам,
а в том, что мы имели возможность дать народу свободу
и демократию и не воспользовались этой возможностью
отчасти потому, что в основе нашей политики лежал страх,
а также и потому, что мы были представлены здесь не теми
людьми, которые могли бы справиться с этой задачей.Корея — это проблема, которую надлежит решать ди¬
пломату и реформатору. Мы же передали ее решение сол¬
дату, не обученному ухищрениям дипломатии и не дове¬
ряющему социальным реформам. В Корее Ходж видит
прежде всего военную проблему. И для этой проблемы он
может предложить лишь решение военного. А основным
элементом этого решения является дисциплина. Для Ход¬
жа и его людей крестьянские волнения — это не внешнее
выражение глубоко гнездящейся болезни, от которой нужно
искать лекарства. Для них волнения — акт крайней не¬
дисциплинированности, и исправить положение могут
только суровые наказания.И Россия и мы сделали жесты в попытке урегулировать
корейскую проблему сообща. Трудно установить истину
в лихорадочной атмосфере Сеула, но, повидимому, ни
одна из сторон не приложила больших стараний. Для
русских проблема заключается в безопасности. Их при¬
морье примыкает к Корее, и они полны решимости иметь
дружественного соседа.Так, русские упорно настаивали, чтобы совместная
комиссия консультировалась только со сторонниками опеки
союзников над Кореей, хотя кореец может быть настоящим
либералом и все же возражать против постоянного ино¬
странного надзора1. Я слышал, как д-р Бане рассказывал1 Как видно, из боязни прослыть «опасным радикалом» в гла¬
зах правителей США, Гейн, вопреки всему сказанному им в этой
книге по корейскому вопросу, в полном противоречии с основным
содержанием своего «Японского дневника», ставит здесь знак
равенства между мирной и демократической политикой Советского
Союза и политикой подготовки войны и поддержки реакцион¬31 М. Гейн	481
на заседаний КраснОгб Крёста, Что ой прёкраснб Ладил
со своим русским коллегой при обсуждении общих эконо¬
мических проблем до тех пор, пока русский внезапно не
изменил свою позицию, вероятно, по приказу из Москвы.
Но, осуждая русских, полезно подумать о том, какой
была бы наша позиция, если бы мы узнали, что недруже¬
ственная иностранная держава водворяется в Мексике
или в Канаде.Ничто не говорит также о том, что мы в какой-то ме¬
ре больше, чем русские, хотим притти к соглашению.
Главой своей делегации мы избрали генерал-майора Аль¬
берта Брауна, который, как известно, считает, что война
с Россией дело недалекого будущего. Все его поведение
было окрашено этим убеждением. Мой гость рассказал
мне, что, когда было сделано предложение обсудить ка¬
кое-то мероприятие вместе с корейцами, Браун заявил:
«Незачем обсуждать дела с этим народом. Нужно просто
сказать им, чего мы хотим».И если русские упорствовали в своем отказе консуль¬
тироваться с корейскими группами, возражавшими про¬
тив опеки, то мы проявили не меньшее упрямство, настаи¬
вая на необходимости проконсультироваться со всеми ко¬
рейскими группами, ибо в условиях, когда тюрьмы в на¬
шей зоне заполнены до отказа, слово все может означать
лишь широкий ассортимент групп, контролируемых Ли Сын
Маном. Наш союз с этим стариком побудил нас бороться *
за его дело в совместной советско-американской комиссии.Мы, то есть мой ночной гость и я, говорили о наших
отношениях с Россией и соглашались, что наша политика
была вдвойне ошибочной, если мы исходили из предпо¬
сылки близкой войны. Ибо искусство войны заключается,
в частности, в том, чтобы приобретать друзей, а мы при¬
держивались курса, который позволил нам приобрестиных сил, проводимой штабом Макартура по команде Уолл-стрита.При этом автор тотчас же показывает несостоятельность своего
утверждения. Так, например, на этой странице он предлагает
консультироваться со всеми корейскими группами, независимо
от их позиции по отношению к Московскому соглашению 1945 г..
а на следующей странице признает, что «в условиях, когда тюрьмы
в нашей [то есть американскойJ зоне заполнены до отказа, слово
все может обозначать лишь широкий ассортимент групп, контро¬
лируемых Ли Сын Маном». (Прим. ред.)482
лишь небольшую Группу союзников й оттолкнул широ¬
кие массы корейского народа. Опросы общественного мне¬
ния, проводимые военной администрацией, — неточный ин¬
струмент. Но они, по крайней мере, отличаются последо¬
вательностью, ибо показывают, как неуклонно растет не¬
приязнь корейцев к нам. Если начнется война, наши ге¬
нералы окажутся в совершенно невыносимом положении,
так как, кроме врага, надвигающегося с севера, им при¬
дется считаться и с враждебным отношением местного на¬
селения в тылу. Одна только программа реформ могла бы
помочь нам приобрести друзей, но по сей день такой про¬
граммы нет даже на бумаге.Если мы приемлем идею наших генералов относительно
большого идеологического конфликта с Россией, то тогда
мы должны противопоставить динамическим идеям комму¬
низма свои собственные основные идеи. Но вся трагедия
в том, что в нашем арсенале здесь нет никаких идей. Эти
основные идеи нам заменяет наш союз с корейскими груп¬
пами, чья философия и методы не имеют ничего общего с
философией и методами, которые мы так широковещательно
провозглашаем. А когда народные волнения в Корее вскры¬
ли эту идейную бедность, мы попытались скрыть банкрот¬
ство нашей политики демократическими штампами и бол¬
товней о «красной угрозе».Люди, стоящие здесь у власти, не имеют и не хотят
иметь положительной программы действий. Мне говорили,
что когда в январе этого года в Корею прибыли члены мис¬
сии государственного департамента во главе с д-ром Ван¬
сом, их прямо с аэропорта доставили в кабинет генерала
Лерча, где состоялся примерно следующий диалог:«Лерч. Вы здесь не нужны. Мы не нуждаемся ни в ка¬
ких советах.Бане. Генерал, мы не принимаем вашего ультиматума.Лерч (уступая). Я хочу сказать, что вы будете частью
нашей организации, и мы будем обращаться к вам, когда
вы нам понадобитесь.Бане. Генерал, я повторяю, мы не принимаем вашего
ультиматума. Мои сотрудники и я рассмотрим его и со¬
общим вам завтра о своем решении».Бане и его миссия остались и сделали мужественную
попытку скрыть свое разочарование. Обсуждая вопросо	земельной реформе с Шарлоттой, Хэйли и мной, Бане31*483
сказал, что он составил проект реформы, предусматриваю¬
щий раздел земли, принадлежавшей раньше японцам. Бане
считал, что хотя его план был ограниченным по своему
масштабу (так как распространялся только на японские
земли), во многих отношениях он был лучше, чем закон
о земельной реформе, осуществленный в русской зоне.Но Бане не сказал нам, что' вся военная администра-
ция — от генерала Лерча до корейских переводчиков —
была против всякой‘земельной реформы. Для того чтобы
провалить то, что именовалось «безумной затеей Банса»,
было использовано остроумное ухищрение. Военная ад¬
министрация провела опрос общественного мнения, кото¬
рый показал якобы, что издольщики не хотят земли сей¬
час, а хотят дожидаться, пока ее даст им будущее корей¬
ское правительство. На основе этого опроса и был отверг¬
нут план Банса. Таков был, вероятно, конец единствен¬
ной крупной реформы, разработанной американцем за пос¬
ледние четырнадцать месяцев.7	ноября 1946 г.	СЕУЛШарлотта и я получили пропуска и заказали места
на самолет в Токио на завтра. Уильямсон злится.Утром в сопровождении руководителя бюро связи мы
отправились с визитом к Ким Ку, одному из виднейших
в мире политических убийц и крупной фигуре в лагере
корейских правых. У ворот нас остановил наряд воору-
женных полицейских и молодых людей с пистолетами.
Затем, бросая на нас подозрительные взгляды, они про¬
вели нас в выстроенное в псевдогреческом стиле здание
в глубине разбитого на скале сада. Что-то случилось, так
как Ким Ку находился на митинге, и за ним послали
курьера.Мы сидели в просторной, богато украшенной холодной
приемной и беседовали с множеством сменявших друг
друга ловких юношей и девушек, многие из которых бег¬
ло говорили по-английски. Некоторые из них были из¬
вестны мне как самые искусные политические интриганы
в Корее. Это была часть небольшой и политически често¬
любивой группы, которая думает за Ким Ку и заставляет
его говорить под свою диктовку.484
Я вспомнил рассказ о пресс-конференции, на которой
Ким Ку, непримиримого врага Японии и корейских кол¬
лаборационистов, спросили, что бы он сделал с этими пос¬
ледними. С характерной прямотой Ким Ку заявил:«Фактически в Корее все — коллаборационисты. Им
всем бы следовало быть в тюрьме». .Молодой советник, подвизавшийся одновременно в ро¬
ли переводчика, не моргнув глазом, перевел это так: «Гос-
подин Ким Ку говорит, что эта проблема нуждается в тща¬
тельном изучении».Мне говорили, что сейчас Ким Ку пошел на уступки,
и этот дом, предоставленный в его распоряжение «горным
королем» Кореи, вероятно, и является одной из этих усту-
пок. Но Ким Ку и Ли Сын Ман отличаются друг от друга
в одном важном отношении. В то время как Ли говорит
от имени коллаборационистов и помещиков, Ким Ку вы¬
ступает от имени той части правых, которые отказывались
иметь дело с японцами, провели десятки лет в эмиграции
и вернулись лишь для того, чтобы обнаружить, что кол¬
лаборационисты попрежнему находятся у власти. Эти два
лагеря не питают особой любви друг к другу, хотя время
от времени действуют сообща. Лисынмановцы намекают,
что Ким Ку — китайский ставлен-тис. Люди Ким Ку на¬
ходят удовольствие в том, что перечисляют дела коллабо-
рационистов, работающих с Ли Сын Маном.К зданию подкатила машина, из которой выпрыгнули
ловкие молодые люди. Они приведи к нам высокого, темно¬
волосого человека в шелковой накидке. Ким Ку порази¬
тельно вяло пожал нам руку и сел на диван. Он выгля¬
дел гораздо моложе своих семидесяти двух лет, но руки
у него дрожали. Ладони у него были розовые, как у
младенца.Ким Ку отказывался отвечать на политические вопросы,
говоря, что ответит на них, если мы дадим ему время по¬
думать. Он готов был говорить о своей жизни начиная
с детства, проведенного «в бедной крестьянской семье,
такой бедной, что до одиннадцати лет я не учился». Ким Ку
начал свою революционную деятельность с восемнадцати лет
во время крестьянского восстания против знати, а в 1896 г.
переключился на борьбу с японцами. К 1919 г. он отбыл
три срока в тюрьме за три нашумевших убийства («К пос-
•деднему из них я не был даже причастен».)
В 1919 г. он бежал в Шанхай и был назначен «началь¬
ником контрразведки» временного корейского правитель,
ства. Террор стал его профессией. Кульминационный пункт
был достигнут в 1932 г., когда он организовал в Шанхае
покушение на группу японских сановников. Адмирал Но¬
мура (который накануне нападения на Пирл Харбор был
японским послом в Вашингтоне) потерял тогда глаз. Си¬
гемицу (подписавший акт о капитуляции Японии на бор¬
ту американского линкора «Миссури») потерял ногу. Это
покушение, как выразился Берч, «выдвинуло Ким Ку
в ряды виднейших политиков». К 1941 г. он уже был гла¬
вой эмигрантского правительства.В этот момент мы услышали характерный звук шагов
маршировавшей военной части. Я выглянул. Два десят¬
ка молодых людей в штатском с белыми повязками на
рукавах проходили мимо дома военным шагом. Я спросил
Ким Ку, кто эти молодые люди, и он ответил: «Молодеж¬
ная организация». Когда же я стал настойчиво спраши¬
вать, что это за организация, он заявил, что ничего о ней
не знает.Позднее Ким Ку пошел проводить нас, и мы увидели
молодых людей, расставленных за деревьями и камнями.
Одни из них смотрели на нас, другие пристально разгля¬
дывали забор. Мы попрощались с Ким Ку и подошли к бли¬
жайшему из молодых людей. Я попросил переводчика пе¬
ревести надпись на нарукавной повязке. Эта надпись про¬
сто гласила: «Молодежная организация». Это, очевидно,
была частная армия Ким Ку наподобие лисынмановского
«Общества молодежи Великой Кореи».Когда мы отъехали и ворота захлопнулись за нами,
руководитель бюро связи сказал: «Не правда ли, г-н Ким Ку
настоящий джентльмен?»Днем нас повезли к другому «джентльмену» — генералу
Ли Бум Суку, главе организации «Корейской националь¬
ной молодежи» и восходящей звезде в созвездии правых.
Мы слышали его имя повсюду в американской зоне, и не¬
которые американцы настаивали, чтобы перед отъездом
из Кореи мы непременно повидались с генералом.Мы застали его в большом двухэтажном здании, ко¬
торое было передано «Корейской национальной молодежи»
американской военной администрацией. В окнах верхнего486
этажа виднелось несколько американских солдат, высту¬
кивавших что-то на пишущих машинках. Во дворе стояли
американские военные грузовики и виллисы; тут же тол¬
пилась группа молодых корейцев хулиганского вида, к ко¬
торым я уже пригляделся. Генерал Ли Бум Сук ждал нас
в своем маленьком кабинете.Ли Бум Сук — худощавый, мускулистый человек. Тон¬
кий крючковатый нос и редкие усы придают ему стран¬
ный хищный вид. Живи он в Калифорнии, он неизбежно
кончил бы ролью восточного пирата в каком-нибудь цвет¬
ном голливудском фильме. Его карьера, в том виде, как
он изложил ее нам, подкрепляя рассказ энергичным взма¬
хом кулака, отвечала его внешности. Он родился в знатной
семье и уже пятнадцати лет уехал из Кореи в Китай. Там
он поступил под вымышленным именем в военную академию
и по окончании ее отправился в Маньчжурию, чтобы за¬
няться там антияпонским террором. Последующая его карь¬
ера была довольно яркой: он был полковником в штабе
знаменитого китайского генерала, сражавшегося с япон¬
цами в Маньчжурии, начальником корейской военной ака¬
демии, созданной Чан Кай-ши; военным советником одного
китайского милитариста и главным участником переговоров
с японцами, которые считали его китайцем; соратником
свирепого начальника гоминдановской тайной полиции Дай
Ли и в течение года — агентом американского Управления
стратегических служб. В Корею он прилетел через четыре
дня после капитуляции Японии вместе с группой сотруд¬
ников Управления в составе двенадцати американцев и
пяти корейцев.«Корея сегодня, — сказал Ли Бум Сук, — подобна Гер¬
мании в 1919 г. Те же идеологические столкновения, на¬
циональные разногласия, экономическая нужда. Нацио¬
нальное спасение может принести объединенная корейская
молодежь. Наша цель—открыть школы для руководителей.
Мы научим их повиновению приказам, практичности и
Добронравию — многому из того, чему учит движение «За
новую жизнь», возглавленное генералом Чан Кай-ши1.1 «За новую жизнь» — реакционная «философская» школа,
основанная Чэнь Ли-фу, ближайшим приспешником Чан Кай-ши,
одним из представителей «четырех ■ семейств» гоминдановского
Китая. (Прим. ред.)487
К счастью, генерал Ходж и генерал Лерч понимают
значение нашей программы, и они дали нам в помощь пол¬
ковника Эрнста Фосса из департамента внутренней безо¬
пасности. Генерал Лерч ассигновал нам на первые полгода
нашей работы 5 миллионов иен.Мы собираемся открыть в этом месяце школу воспитания
лидеров молодежи и выпускать каждые тридцать дней по
200 человек. Выпускники отправятся затем в провинции
и создадут там отделения организации «Корейской нацио¬
нальной молодежи». Желающие поступить в школу дол¬
жны представить рекомендации известных, проверенных
патриотов. Чтобы иметь возможность выполнять свой долг,
они также должны быть абсолютно здоровыми. Наша цель—
сплотить и очистить молодых людей, чтобы они могли стать
вожаками».Он продолжал в том же духе, и мало-помалу мне нача¬
ло казаться, что я слушал описание не корейской демокра¬
тической организации, а одной из гитлеровских бесслав¬
ных «школ для воспитания лидеров». Слова были те же
самые: «нация», «судьба», «дисциплина», «стойкость»,стран-
ный подбор учителей и учебных дисциплин; признанное
родство с другими правыми полувоенными организациями.
Внезапно для меня стал ясен источник вдохновения ге¬
нерала.Ли Бум Сук изложил нам предполагаемый учебный
план: история, этика (преподаваемая им самим), политика.
«А также, — заявил он, — способы борьбы с забастовками
и история организации «Гитлеровской молодежи». Выяс¬
нилось, что один из помощников Ли в течение трех лет был
ревностным членом организации «Гитлеровской молодежи»
в Германии.Наше внимание привлек американский офицер, раз¬
говаривавший по телефону в соседней комнате. Он говорил,
что ему нужны грузовики, что у него есть еще один печат¬
ный приказ, что, по его мнению, пора закончить здание
для...«Это полковник Фосс, — сказал генерал Ли, — очень
хороший человек». Вскоре полковник Фосс появился
в дверях, и мы поздоровались.«Вам незачем говорить со мной, — сказал Фосс. —
Я разделяю идеалы и мысли генерала Ли. Он — великий
человек».488
Ли Бум Сук сунул нам в руки две брошюры. «Вы
должны это прочесть, — заявил он. — Они расскажут
вам о моей работе и чаяниях».Я выхватил наугад фразу из одной брошюры. Она
гласила: «Сильный вождь, который станет самоотверженно
трудиться на благо Кореи, — вот что нужно в данный
момент».В другой брошюре разбирался вопрос о том, как найти
такого вождя: «В течение последних тридцати лет Ли
Бум Сук отдавал родине все свое время и энергию. Не¬
смотря на телесные наказания, которым он подвергался,
он никогда не выходил из себя, никогда не утрачивал
своей железной воли и не отказывался от своих идей.
Сейчас он ждет приказа 30 миллионов своих соотечествен¬
ников. Если он нужен нации как солдат...»Это интервью явилось достойным завершением нашего
фантастического визита. Оно венчало собой корейскую
«школу воспитания лидеров», где преподается история
«Гитлеровской молодежи», школу, которая работает на
субсидии американской военной администрации и при
содействии полковника американской армии.Вечером мы осторожно навели кое-какие справки.
«О, вы в конце концов нашли «корейскую баллилу» х, —
сказал один офицер. — А мы здесь гадали, сколько вам
для этого понадобится времени. Вы видели Фосса? Он
называет своих юных хулиганов бойскаутами».Другой офицер рассказал нам о том, какую помощь
генерал Ли получает от американской армии. Американ¬
ские военные инженеры строят казармы для организации
«Корейская национальная молодежь» в Пусане и Сеуле.
Они предоставляют генералу Ли Бум Суку американские
бульдозеры для неизвестных целей. За счет американских
налогоплательщиков они печатают для генерала массу
литературы, главным образом политической.«Организация «Корейская национальная молодежь», —
сказал офицер, — по всей вероятности, самое выгодное
предприятие в Корее. Она получает разнообразные при¬
ношения от людей, которые боятся, что если они не1 «Баллила» — итальянская фашистская детская организация,
(Приц. ред.)489
откупятся, на них донесут как на японских коллаборацио-
нистов. Никто не знает в точности, кто стоит за спиной
Ли Бум Сука. Возможно, что он политический авантю¬
рист, действующий на собственный страх и риск. Но хо¬
дит много разговоров и о тесных связях между ним и
Ли Сын Маном. Известно, что Ли Бум Сук намерен за¬
брать в свои руки «Молодежную ассоциацию борьбы за
Национальное собрание и независимость», в которую
входят 18 молодежных отрядов Ли Сын Мана. В настоя¬
щее время Ли Бум Сук старается не поднимать шума.
Но попомните мои слова: через год он станет важной пер¬
соной и притом с нашей помощью. Нетрудно найти оп¬
равдание существованию отрядов Ли Бум Сука или Ли
Сын Мана, назвав их местными бандами. Но все это дело
приняло слишком большие размеры, чтобы можно было
легко отмахнуться от него. Эти ребята превратились
в корейских штурмовиков. Военная администрация раз¬
решила возникновение широкого сплоченного движения,
во многом напоминающего гитлеровское. И, вероятно,
с той же целью».Сегодня вечером мы узнали также историю рядового
Пиви и его безводных рисовых плантаций.Видимо, когда 38-я параллель была принята в ка¬
честве линии раздела между американской и советской
зонами, она отрезала японскую ферму площадью в 70
тысяч акров от ее водных резервуаров. Мы получили ри¬
совые поля, а русские получили воду. Рядовой Пиви,
которому был поручен надзор за фермой, ‘вскоре обнару¬
жил, что для посевов риса нужна вода, а вода была в
советской зоне. Поэтому соответствующий отдел военной
администрации стал все чаще слышать о рядовом Пиви
и его проблеме. Не проходило и нескольких дней, чтобы
от Пиви не поступала просьба о помощи. Он хотел своего
рода договоренности с русскими, чтобы он мог получить
воду для своих полей. По мере того, как шли дни и
всходы риса погибали, тон посланий становился все
более настойчивым.Но какая-то ферма — какой бы большой она ни была —
может быть лишь частицей широкой проблемы американо¬
советских отношений, а пока эта широкая проблема оста¬
валась неразрешенной, Пиви не мог получить воды.490
Поэтому время от времени Сеул посылал Пиви успокоитель¬
ные телеграммы, говоря, что в данное время никакие
местные соглашения невозможны, настаивая, чтобы он
обходился, как может, и советуя ему, ради всего святого,
сохранять спокойствие.В один прекрасный день поток посланий от Пиви пре¬
кратился. Занятые собственными делами сотрудники воен¬
ной администрации с неделю поудивлялись этому, а затем
забыли и о Пиви, и о его плантациях.Не так давно Пиви, по истечении срока службы, было
приказано вернуться на родину. По пути в порт он оста¬
новился в Сеуле и зашел в помещение военной админи¬
страции. «Пиви? — сказали там, — Пиви? Погодите-ка,
не вы ли тот парень, который находился на полуострове
Онджин близ 38-й параллели?»—	Да, сэр, — ответил Пиви, — это я.«Так, так! — сказали ему. — Не было ли у вас там
каких-то историй с водой или чего-то в этом роде? Чем
все это кончилось?»—	Да, сэр, — сказал рядовой Пиви, — у меня не было
воды, а она мне была нужна. У меня пропадало страшно
много риса, а у русских была вода. Поэтому я заключил
с ними договор. Я...»«Что? — воскликнул полковник. — Договор с русски¬
ми? Вы смеетесь?»—	Нет, сэр, я не смеюсь. Я сказал русским, что если
они дадут мне воды, я дам им после уборки урожая 10 ты¬
сяч мешков риса. Тогда они дали воду, которая была нуж¬
на мне...«Боже мой!—простонал полковник.—Это невозмож¬
но. Вы знаете, что вы наделали? Вы пойдете за это под
суд. Я пойду за это под суд! Вы не имели права вступать
ни в какие переговоры с русскими. Вы превысили свои
полномочия. Чорт побери! У вас вообще не было никаких
полномочий, рядовой Пиви!»—	Не беспокойтесь, сэр, — сказал Пиви. — Я, прав¬
да, подписал договор с русскими и получил воду. Но я
вовсе не собирался давать им рис.Через неделю после того, как рядовой Пиви уехал
с полуострова Онджин, не отдав обещанного, отряд северо¬
корейских полицейских на грузовиках пересек 38-ю491
параллель и подъехал к складам, где хранился рис. Их
попытке открыть ворота воспротивилось несколько южно-
корейских полицейских и местных представителей власти.
В последовавшей стычке было убито четыре южнокорейца.
Северокорейцы доверху нагрузили грузовики рисом и
уехали обратно.8	ноября 1946 г.	ПО ПУТИ В ТОКИОМы выехали из Сеула на аэропорт в 6 часов утра. К то¬
му времени, когда мы выправили пропуска, солнце уже
взошло, но в воздухе было свежо. Сотрудники Красного
Креста раздавали с грузовика кофе и лепешки. К нему
выстроилась длинная очередь людей, которые топали
ногами и хлопали себя по бокам, чтобы согреться. Мы
пили кофе и смотрели, как два небольших транспортных
самолета заполняются одетыми в меховые пальто корей¬
скими полицейскими, вооруженными японскими караби¬
нами. Один самолет поднялся, а на его место подрулил
другой. Я подошел и спросил одного из членов экипажа,
куда направляются самолеты.Он сказал: «Примерно 150 миль к западу. Я слыхал,
что несколько гуков 1 забаррикадировались в одном доме,
а эти ребята собираются взять его. Мы будем возить их
весь день».Шли часы. С нашим самолетом что-то случилось, а
непредвиденные, но первоочередные пассажиры все при¬
бывали. Мы выпили еще кофе, прочли старые журналы
и поговорили с другими ожидавшими. Один из них был
офицер военной администрации, возвращавшийся на ро¬
дину после почти четырех лет службы. «Если мы не уле¬
тим сегодня, — сказал он, — я вернусь в свою комнату
и пущу себе пулю в лоб. Я чувствую, что не смогу вы¬
держать здесь и одного лишнего дня».Около полудня мы вылетели на четырехмоторном
транспортном самолете. «Слава богу, — сказал офицер, —
я думал, что никогда уже не дождусь этого дня». Улыбка1 Гуками американские офицеры презрительно называют ме¬
стное население стран Дальнего Востока; (Прим. ред.)49?
iie сходила с его лица, хотя он понимал, Что выглядйт'
глупо, и старался принять серьезный вид. Несколько
позже он успокоился, и мы стали говорить о Корее. Он
пробыл в ней год и много путешествовал по стране.«Разрешение наших разногласий с Россией — одна
из основных наших задач в Корее, — сказал офицер. —
Если решение не будет найдено, мы и русские будем по-
прежнему держать здесь наши войска и укреплять враж¬
дебные друг другу режимы. Я серьезно задумываюсь
над тем, не упущено ли время. В течение последних не¬
дель я беседовал со многими корейскими лидерами, ко¬
торые на протяжении года бурно выражали свой протест
и требовали вывода американских войск. Теперь они при¬
тихли. В их словаре появилось два новых слова: «граж¬
данская война». Теперь они хотят, чтобы и мы и русские
продолжали бы некоторое время оставаться в Корее,
так как, по их мнению, если мы покинем Корею, ее ждет
хаос и кровопролитие.Но мы ничего не добьемся, оставаясь здесь, так как
и на севере, и на юге средние группировки уничтожены
и остались только крайние. Нет оснований надеяться,
что они не вцепятся друг другу в горло через год или
через пять лет. Ни этих людей, ни их идеи примирить
нельзя».Теперь, спустя четырнадцать месяцев после освобож¬
дения, 38-я параллель стала настоящей границей между
двумя мирами.Сейчас мы летели высоко, а внизу сквозь просвет в об¬
лаках можно было видеть береговую линию Кореи, ко¬
ричневую полосу земли, выдававшуюся в серое море.
«Прощай, Корея! — воскликнул мой сосед. — Я счастлив,
что уезжаю!» Я тоже был рад. Мои записи о Корее — са¬
мый мрачный, самый угнетающий рассказ о событиях,
какой я когда-либо писал. Как американец, я стыдился
тех фактов, которые продолжал раскапывать, стыдился
бездарности людей, выступавших от имени моей страны,
их упорных усилий помешать американскому народу
узнать, что творится в Корее.Но я гордился тем, что, несмотря на все ограничения
и предосторожности, в каждом городе и деревне, где я
побывал, всегда находились американцы, которые верили493
в силу печати и се роль в демократическом государстве
и снабжали нас информацией, рискуя навлечь на себя
наказание. В частности, в Корее я узнал, что цензура —
особенно, когда она ставит своей целью скрыть промахи
должностных лиц — не может долго иметь успеха у аме¬
риканцев. И я был так же рад этому открытию, как и
тому факту, что я могу кое-что сообщить о Корее.14 ноября 1946 г.	ТОКИОПросматривая протоколы Союзного совета за месяц
своего отсутствия, наткнулся на следующий поразитель¬
ный диалог:«АтчЪсон. Меня поражают постоянные голословные
утверждения и обвинения в адрес японских властей...
Видимо, наш Совет никогда не похвалит их за хорошую
работу, которую они делают... Когда работа сделана
хорошо, то, мне думается, она заслуживает какой-то
похвалы. Я считаю, например, что японское правитель¬
ство, выполняя директиву о чистке, в целом прекрасно
справилось со своей задачей... Я бы сказал, что японцы
охотно сотрудничали... с оккупационными властями. По
сути дела, настало время, когда цели японцев стали фак¬
тически тождественными целям союзников...Болл. Господин председатель, я бы хотел, чтобы в про¬
токол было внесено мое заявление о том, что я не могу...
присоединиться к вашим выражениям сердечности и дове¬
рия по отношению к нынешнему японскому правительству.Атчесон. Я не думаю, г-н Болл, чтобы в протоколе
было записано, что я выразил сердечность и доверие по
отношению к нынешнему правительству. Я просто стою
за признание заслуг там, где такие заслуги имеются.Болл. Я был бы только рад присоединиться к вам
в признании заслуг там, где заслуги имеются.Атчесон. Вы хотите сказать, что в проведении выборов
или другой деятельности японского правительства нет
никаких заслуг?Болл. За последние несколько месяцев я заметил,
что когда кто-либо из членов нашего Совета поднимает
вопрос, который можно истолковать как критику японско¬
го правительства, американский член Совета тут же494
Выступает в заЩйту деятёЛьноСтй японского правительства.
Я хочу лишь сказать, что не хотел бы стоять на той по¬
зиции, которую заняли вы, пока (или если) я не получу
более полных сведений о действительном положении дел
в Японии.Атчесон. Я буду попрежнему настаивать на призна¬
нии заслуг там, где заслуги имеются... В.качестве примера
можно привести Управление по демобилизации, работу
которого мы обсуждали на прошлом заседании. Люди
компетентные, наблюдавшие за работой Управления с
профессиональной точки зрения, говорили мне, что Уп¬
равление по демобилизации проделало замечательную
работу. Я не понимаю, почему бы нам не признать его
заслуги...»Как и Боллу, мне трудно примириться с отождествле¬
нием наших целей с целями правительства Иосида. Одной
из причин этого является собранная мною обильная ин¬
формация о том же самом Управлении по демобилизации,
работа которого так нравится Атчесону.Правда, японские вооруженные силы были демобили¬
зованы быстро и эффективно. Фактически японскому
министерству финансов было выгодно вернуть военных
к мирным занятиям. Но ликвидация военной машины
была иллюзорной. В то время как солдаты возвращались
домой, составители планов войны оставались на своих
местах.Я убежден, что оба Управления по демобилизации1
представляют собой генеральные штабы в миниатюре,
которые со дня капитуляции Японии планируют ее воен¬
ное возрождение.Лучшее тому доказательство — люди, работающие в
этих управлениях. Вот, например, состав департамента
военных данных Управления по демобилизации армии:
генерал-лейтенант Миадзаки — бывший начальник опе¬
ративного отдела генерального штаба армии;генерал-майор Иосиро Санада — также бывший на¬
чальник оперативного отдела генерального штаба армии;
полковник Такусиро Хаттори — бывший секретарь1 Управление по демобилизации армии и Управление по де¬
мобилизации флота. (Прим. ред.)495
toA3HO, атс начала войны начальник первой (оперативной)
секции оперативного отдела генерального штаба;полковник Кадзуо Хориба — в течение трех лет на¬
чальник второй (военное руководство) секции оператив¬
ного отдела генерального штаба; позже служил в ис¬
следовательском совете по вопросам тотальной войны;полковник Нисиура — бывший начальник управления
военных дел военного министерства и офицер генераль¬
ного штаба;полковник Садао Акамацу — бывший секретарь Тодзио.Остальной персонал департамента военных данных
состоит главным образом из офицеров оперативного и
разведывательного отделов генерального штаба. Работа
департамента мало связана с демобилизацией. В основном
его деятельность заключается, видимо, в изучении уроков
войны, в критике японской стратегии и тактики в раз¬
личных кампаниях, в расследовании военного ущерба
и изучении средств уменьшения этого ущерба в будущих
войнах, а также в анализе международного положения.Но эти Управления по демобилизации — не единствен¬
ные ныне существующие военные органы. Имеется, на¬
пример, мало известная, но пользующаяся дурной славой
«организация Арису», созданная видным членом «кухон¬
ного кабинета» Тодзио генерал-лейтенантом Сейдзо Арису,
который до последних дней войны был начальником воен¬
ной разведки генерального штаба.Арису создал свою организацию после капитуляции
Японии, предвидя потребность США в военной информа¬
ции. Но, по сведениям, полученным от моих японских
осведомителей, в действительности Арису использовал
в качестве приманки для американской военной разведки
данные о советских военных приготовлениях и обороне,
собранные его агентами в ходе подготовки возможной
русско-японской войны.«Организация Арису» состояла главным образом из
офицеров военной разведки генерального штаба. Правой
рукой Арису был, например, генерал-майор Яцуи Нагаи,
бывший начальник планового отдела военной разведки.
Организация считяет свою работу законченной, но тем
не менее остается в целости и неприкосновенности. По
сообщениям, которые я не мог проверить, весь бывший
русский отдел японской военной разведки переведен на496
Хоккайдо, ближайший к России пункт, где этот отдел
и существует под видом регионального демобилизацион¬
ного управления.Только люди, принимающие желаемое за действитель¬
ность, могут игнорировать угрожающее сходство между
этими функционирующими организациями специалистов
в области военных операций и разведки и германским
генеральным штабом, который так хорошо использовал
уроки первой мировой войны для возрождения рейх¬
свера.Механизм налицо. Опытные офицеры собраны вместе.
Уроки вчерашнего поражения изучаются. Сейчас эти
люди ждут дня, несомненно не слишком далекого, когда
Японии будет разрешено иметь «небольшую армию в це¬
лях самообороны».Генерал Макартур еще не ответил на нашу просьбу
пятинедельной давности об интервью для обсуждения
вопроса о новой политике по рабочему вопросу в Японии.18 ноября 1946 г.	ТОКИОПолучил от «Чикаго сан» письмо, отзывающее меня
на родину и фактически объявляющее о ликвидации за¬
граничных отделений.Письмо не было для меня такой уж неожиданностью,
ибо в течение многих месяцев я видел, как другие газеты
отзывают своих корреспондентов из Японии. По возвра¬
щении из Кореи я также решил просить назначить меня
в будущем году в другую страну. И все же это известие
оставило во мне какое-то чувство огорчения.Сегодня вечером узнал о случившемся с печатником
газеты «Иомиури» и о роли, которую некоторые американ¬
ские корреспонденты сыграли в его жизни.Печатника Кенкици Яхаги послали в Осаку с наказом
заручиться поддержкой бастующих сотрудников «Иомиу¬
ри» со стороны рабочих. После одного из митингов трое
неизвестных донесли в контрразведку, будто Яхаги ска¬
зал, что Соединенные Штаты превращают Японию в свою
колонию. Яхаги был арестован, судим военным трибуналом
и приговорен несколько дней назад к четырем годам32 М. Гейн497
Тюремного заключения и штрафу в 60 тысяч нен (4 тысячи
долларов). Яхаги зарабатывает 60 долларов в месяц, и
у него большая семья. Поскольку он явно не мог внести
штраф, американский судья добавил к приговору еще
пять лет.Некоторые из нас узнали об этом случае и обратились
в отдел по делам японского правительства. Запрос был
послан полковнику Кадесу, генералу Уитни и, наконец,
генералу Макартуру. Немедленно из канцелярии Ма¬
картура в Осаку было отправлено письмо, в котором,
в частности, говорилось: «Создается впечатление, что
замечания Яхаги были больше направлены против япон¬
ского правительства, чем против правительства США.
Поэтому вас просят смягчить приговор до года и одного
дня».Год тюремного заключения — также суровый приго¬
вор, если вспомнить обо всех провокационных заявлениях
и нарушениях приказов со стороны высокопоставленных
японских чиновников во главе с самим Иосида. Но для
Яхаги это разница между годом его жизни и девятью.
Заношу еще одно доброе дело в актив печати1.21	ноября 1946 г.	ТОКИОВечером мы с Сэлли отправились на обед к адвокату
японских военных преступников, находящихся сейчас
под судом. Обед был сервирован в знаменитом ресторане
Гадзоен, и к тому времени, когда мы добрались туда,1	Сравните дело Яхаги с делом журналиста по имени Суми.
Несколько месяцев назад майор Имбоден нанес один из своих
знаменитых визитов в целях чистки в редакцию японской ежеднев¬
ной газеты, выходящей на севере. Вскоре после его отъезда пред¬
ставитель издателя по имени Суми выступал на общем собрании
сотрудников редакции. Суми нападал на предшественника Имбо¬
дена в отделе печати как на «коммуниста». Он сказал также (ве¬
роятно, на основании информации, полученной из американского
источника), что генерал Макартур выставляет из своего штаба
всех «штатских коммунистов» и заменяет их «надежными офице*
рами армии», такими, как Имбоден. Когда я обратил внимание
Имбодена на эту речь, он отправил на север послание, составленное
примерно в следующих выражениях: «Суми следует напомнить,
что он не имеет права критиковать американских офицеров»-
(Прим. автора.)498
двор уже был заставлен седанами й виллисами. Там было
не менее ста гостей, американцев и японцев, и мы высчи¬
тали, что обед должен был обойтись по меньшей мере
в 100 тысяч иен, или 6600 долларов по номинальному курсу.Мы сидели на полу перед столами высотой в один фут,
заставленными креветками, рыбой, цыплятами и большими
блюдами с маринованной редиской, которую мои соседи
звучно смаковали. Примерно в середине обеда поднялся
главный оратор и произнес речь, самая интересная фраза
которой гласила: «Японцы всегда были миролюбивой
нацией». Мы нашли это заявление весьма неожиданным,
так как оно было сделано д-ром Сумей Удзава, главным
юрисконсультом, который каких-нибудь десять лет назад
с ультранационалистским пылом защищал полковника,
убившего «умеренного» генерала. Сейчас д-р Удзава пред¬
почитает хвастаться не столько этим процессом, сколько
однодневным арестом, которому он подвергся в 1938 г.
Те из нас, кто побывал в Японии до войны, соглашались,
что, закрыв глаза, мы и теперь можем без труда вообра¬
зить себя в довоенной Японии. Те же лица, те же речи,
тот же тон преувеличенного доброжелательства ко всем
людям.После обеда Сэлли сделала ошибку, попросив гейш
исполнить «Токио Ондо» — нашу любимую песню и танец.
Женщины быстро подняли из-за стола мужчин, встали
в ряд, как в румбе, и начали танцовать по всей комнате.
Вскоре танцы превратились в оргию беспорядочно тол¬
кущихся, хихикающих и довольных собой людей.Когда мы наблюдали это зрелище, к нам подошел
щеголеватый японец и подал мне свою визитную карточ¬
ку, в которой удостоверялось, что он Чикао Фудзисава,
директор исследовательского отдела Института междуна¬
родных отношений. После этого беседа приняла любо¬
пытный оборот. Фудзисава сказал, что он много лет про¬
вел в Китае, где ведал «институтом культурных дел» и
только что был репатриирован. Без всякого побуждения
с нашей стороны он сказал:«Я — известный реакционер, подвергшийся чистке.
Признаюсь в этом. Признаюсь, что находился в очень
тесном сотрудничестве с японскими военными еще пример¬
но три года назад, когда я решил, что они проводят не¬
правильную политику в Китае».499
Сейчас он адвокат одного из СйМых б^явлённых воен¬
ных преступников. «Я считаю, — сказал он, — что япон¬
ские военные совершили много ошибок. Но ядро у них
здоровое. Это я всегда стараюсь подчеркнуть. Возьмите,
например^ нашу монархию. Это здоровый институт. Вы
этого не думаете?»Я спросил его, занимается ли он еще чем-либо, кроме
работы в суде, и он деловито ответил, что читает курс
восточной философии. «В каждом из моих двухнедельных
классов, — сказал он, — около 30 американцев. Некото¬
рых офицеров я приглашаю к себе домой, где мы можем
на досуге обсуждать много различных вопросов. Я бы
очень хотел, чтобы вы со своей супругой навестили меня.
Мы можем обсудить множество вещей. Особенно вопрособ	императоре».Я сказал, что постараюсь. Тот факт, что профессоры,
вычищенные японцами за связь с военными преступника¬
ми, приглашаются американской армией для обучения
американцев, поистине восхищает меня.22	ноября 1946 г.	ТОКИОДикси Тай из «Нью*йорк пост» вернулась из Сеула.
Она пробыла там меньше 48 часов. По прибытии в Сеул
она попросила разрешения поехать на остров, где левые
получили на выборах оба места, предоставленные населе¬
нию этого острова. Дикси интересовалась не столько
политикой, сколько тем фактом, что островом, по слухам,
управляют амазонки. Женщины работают ловцами жем¬
чуга и задают тон всему. По словам Дикси, майор Уиль¬
ямсон охотно дал ей разрешение. На следующее утро он
в некотором волнении взял свое разрешение обратно.
Слово за словом, и Дикси объявила, что с нее хватит
Кореи, генерала Ходжа и майора Уильямсона. Она от¬
правилась на аэродром и села в первый направлявшийся
в Токио самолет. Это оказался личный самолет генерала
Лерча. Дикси горько пожаловалась ему, а он заверил
ее, что все это ошибка, и пригласил вернуться через не¬
делю. Дикси сказала, что пока она решала, ехать ей или
не ехать, генерал Ходж запретил корреспонденткам по¬
являться в Корее.600
Наслушавшись всех этих историй, Гордон Уокер хочет
вновь побывать в Корее, но ему намекнули, что если он
это сделает, его могут отдать под суд по полностью вы¬
мышленному обвинению, будто он и корреспондент Ас-
сошиэйтед Пресс при посещении Кореи год назад под-
стрекали корейцев не повиноваться приказам американской
военной администрации.24 ноября 1946 г.	ТОКИОВчера вечером обедал с членом «внутреннего кружка»
генерала Макартура. Снова меня поразило то, что о ге¬
нерале трудно говорить бесстрастно. Любопытно, что
как своим критикам, так и своим поклонникам он внушает
только крайние чувства. Но даже его сторонники согла¬
шаются, что он эгоцентрист и позер, человек, который
не терпит никакой критики и не способен признаться
в ошибке; человек, который хочет, чтобы его признали
великим героем и великим администратором в учебниках
истории трех стран — его собственной, Японии и Фи¬
липпин.Человеку постороннему не легко определить миро¬
воззрение генерала, ибо он обладает обескураживающей
привычкой приспосабливать свою речь к случаю. Один
раз он может нападать на Россию с пылом крестоносца,
а другой раз требовать мира с Советами. Он может на¬
стаивать на создании прогрессивной Японии и выступать
за государственный социализм. А через час он может
едко отзываться о «салонных шаркунах», которых посы¬
лают ему из Вашингтона в качестве советников, и осуж¬
дать их попытки «социализировать» Японию.Но это загадка только для посторонних. «Внутренний
кружок» всегда прекрасно знает, что у генерала на уме.
Отчасти именно этот кружок и помогал формированию
его идей. В целом он их разделяет. Сейчас мой гость с
большим пылом и сочувствием развивал передо мной
мировоззрение генерала.«Генерал Макартур, — заявил он, — считает, что вой¬
на с Японией не должна была возникнуть именно тогда,
когда она возникла. Конфликт был ускорен «ультимату¬
мом президента Рузвельта» Японии от 26 ноября 1941 г.501
Этот «ультиматум» явился ошибкой, ибо у нас не было
силы, чтобы поддержать его. Кроме того, он не оставил
японским милитаристам иного выхода, как нанести удар
в тот момент, когда они, казалось, имели преимущество
в вооруженных силах.Генерал утверждает, что Филиппины не были бы по¬
теряны, если бы Вашингтон внял его мольбам о помощи.
Кроме того, преимуществом в области снабжения живой
силой и техникой должен был бы пользоваться тихо¬
океанский театр военных действий, а не Европа. До раз¬
грома Японии битву за Европу следовало вести в воздухе.
Американский флот нужно было не распылять между
двумя океанами, а держать в Тихом океане для охраны
коммуникаций генерала Макартура. По мнению генерала,
президент Рузвельт, согласившись выделить часть аме¬
риканского флота для несения службы в Атлантическом
океане, уступил нажиму англичан».Из сказанного моим гостем я сделал вывод, что генерал
не доверяет нашим союзникам военного времени — Анг¬
лии, России и Китаю. Генерал считает, что мы разгромили
Японию без посторонней помощи. Генерала возмущает то,
что он рассматривает как стремление этих трех держав
нажиться на американских жертвах, и чему он всячески
противится.Англия, в глазах Макартура, извечный соперник Со¬
единенных Штатов. Он полагает, что англичане пытаются
восстановить свое положение на Востоке, и не склонен
помогать им в этом. Поэтому-то, сказал мой гость, гене¬
рал не разрешил англичанам расквартировать в Токио
более батальона, тогда как они собирались послать ди¬
визию.Но, при всей своей нелюбви к англичанам, главным
врагом генерал считает русских. Для него Япония это
прежде всего воздушная база, откуда наши бомбардиров¬
щики могут достигать любого пункта Сибири. Он ут¬
верждает, что было бы бессмысленно вести борьбу с Со¬
ветами на суще, так как американская армия увязла бы
в просторах России столь же безнадежно, как и гитле^
ровская.Как геополитик, генерал считает, что мы потеряли
Евразию, уступив ее коммунизму, фащизму или англий*
екому шцщадту девдцериалцздз, Qq дсед Евразии нет502
ни одного пункта, которого мы могли достичь раньше
Красной Армии. Поэтому всякая помощь бесполезна.
Но, как и члены его «внутреннего кружка», он разделяет
убеждение генерала Феллерса, что конфликт между «мон¬
голо-славянскими ордами Востока и цивилизованными
народами Запада» будет разрешен на поле боя.Генерал Макартур твердо убежден, что Япония заняла
место Китая в качестве главной опоры нашей политики
в Азии. Он считает, что китайское националистическое
правительство бездарно и до основания разъедено кор¬
рупцией. Он опасается, что, поддержав его, мы можем
«потерять лицо» во всей Азии. Он стоит на той точке зре¬
ния, что, для того чтобы остановить китайский коммунизм,
можно и должно употребить военную силу.Генерал считает, что последняя война в Европе была
бесполезной тратой сил, так как она лишь заменила ста¬
рые конфликты новыми. Поэтому завоевание Японии
было единственным положительным достижением вто¬
рой мировой войны. Эта победа дала нам возможность
укрепить свое стратегическое положение и превратить
Японию в новый плацдарм, а Филиппины — в тыло¬
вую базу.Следующая мировая война, по мнению генерала, будет
вестись в воздухе. Он часто ссылается на свой собствен¬
ный опыт, говоря, что он разгромил Японию, даже не
приходя в соприкосновение с основными силами японской
армии. Он отрицает, что американский флот сыграл сколь¬
ко-нибудь значительную роль в этой победе. («Последо¬
вательно придерживаясь своих взглядов, — сказал мой
гость, — генерал высказался против всеобщего военного
обучения, так как он убежден, что время крупных сухо¬
путных армий миновало».)Генерал Макартур хочет, чтобы все крупные тихо¬
океанские базы оставались под нашим контролем. Он
поручил бы армии управление крупными островами, та¬
кими, как Окинава, а флоту — базами поменьше, такими,
как базы на Гуаме и Иводзима.Наконец, если говорить о духовной стороне, то гене¬
рал хотел бы, чтобы Япония стала христианским госу¬
дарством. Он считает, что такое обращение связало бы
Японию с Западом и сделало бы япррцев миролюбивым
народом,§Q3
25 ноября 1946 г.токиоПоследнее время всех нас интриговало нежелание
штаба Макартура издавать какие-либо важные директивы
для японцев. Сейчас «ларчик открылся». Дело в том, что
генерал Макартур решил отделаться от Союзного совета.
Согласно установленному порядку, директивы должны
направляться в совет для обсуждения, но штаб изобрел
свой новый порядок. Заместитель начальника штаба ге¬
нерал-майор Л. Дж. Уитлок вызывает к себе японских
чиновников, зачитывает им директиву и затем приказы¬
вает выполнять ее. Поскольку японцы не получают при¬
каза в письменной форме, то нечего направлять для об¬
суждения и Союзному совету.Японцы — хитрые политики, и они умело используют
распри внутри и вне штаба. Человеку постороннему,
вроде меня, остается только удивляться глубине их
знаний и ловкости, с которой они обводят штаб вокруг
пальца.На днях в руки американского командования попало
письмо, отправленное правлением Иокогамского банка
своему филиалу в Осаке. Письмо касалось самого жгучего
вопроса — последней чистки военных преступников.
В письме говорилось, что сторонниками чистки являются
«три американских еврея» в отделе по делам японского
правительства генерала Уитни, тогда как другие группы
в штабе — отдел генерала Мар ката, отделение печати
майора Имбодена и отделение местного управления, не¬
посредственно подчиненное генералу Уитни, — выступа¬
ют против проведения чистки на том основании, что она
привела бы к устранению людей, с которыми они сотруд¬
ничают.На основании этой информации, говорится в письме,
премьер-министр Иосида решил противиться американским
требованиям о чистке. Вместо этого он потребует издать
официальную директиву, приказывающую провести чистку-
Для того чтобы издать такую директиву, разъясняется
в письме, штабу пришлось бы созвать штабное совещание,
на котором у американцев — врагов чистки — был бы
неплохой шанс провалить это предложение.Далее в письме разъясняется, что премьер Иосида
считает необходимым предотвратить чистку, так как она504
затронула бы членов его правительства и политические
машины консервативных партий.Для меня, как и для других американцев, которые
узнали о письме, оно является потрясающим документом,
показывающим, как тщательно японцы шпионят за шта¬
бом. Можно подумать, что у японцев имеется центральная
разведывательная организация, собирающая все обрывки
информации, поступающие от шпионов, друзей и деловых
кругов. Оно свидетельствует также о том, с какой лов¬
костью премьер-министр Иосида срывает осуществление вся¬
кого законодательства, которое изменило бы лицо Японии.Самой любопытной чертой этого письма является за¬
мечание насчет «трех американских евреев». В действи¬
тельности, три виднейших сторонника чистки не евреи,
но один из помощников генерала Уитни назвал их еврея¬
ми. Как дошло это замечание до Иокогамского банка?Для официальных выступлений японских должностных
лиц на этой неделе характерен следующий лейтмотив:
«Если провести чистку чиновников местных управлений,
это дезорганизует сбор риса. Если подвергнуть чистке
финансистов, задержится восстановление».Многие американцы, видимо, соглашаются с этой точ¬
кой зрения. Вчера вечером генерал Бэйкер пригласил
нескольких корреспондентов на ужин и изложил им свою
точку зрения. Генерал заявил, что новая чистка являет¬
ся ошибкой, ибо она лишает Японию ее лучших умов и,
кроме того, подрывает наш престиж, так как мы отстра¬
няем этих людей после того, как «использовали» их в те¬
чение года.Мне думается, что огорчения генерала преждевременны.
Все будет в полном порядке. Японские газеты пестрят
сообщениями о том, как местные боссы и должностные
лица уклоняются от выполнения приказа о чистке, запол¬
няя все вакантные места своими приспешниками, которые
не подлежат увольнению. Я помню, что директива о по¬
литической чистке, изданная почти год- назад, была встре¬
чена теми же воплями и криками о революции. И тем
не менее в нынешнем парламенте имеется добрая сотня
мужчин и женщин, которые — если бы порыться в их
прошлом — никогда не могли бы удержаться на своих
постах.505
26 ноября 1946 г.ТОКИОПраздные разговоры о войне, особенно те, что ведутся
в нашем штабе, не могут принести ничего, кроме вреда.
Один из подчиненных генерала Уитни объехал значитель¬
ную часть Японии и всюду вел среди американских сол¬
дат «разъяснительную» работу, рассказывая им о «пред¬
стоящей войне» с Россией и о значении Японии как базы.
Я не мог не согласиться и с тем, что на этом театре закон¬
ные торговые интересы Англии невероятно попирались.
Но я знал также, что Болл получил распоряжение под¬
держивать политику США и что стычки между Бол¬
лом и Атчесоном носили преимущественно личный ха¬
рактер.Основным конфликтом здесь, как и повсюду в мире,
был конфликт между Россией и нами. Этот конфликт уг¬
лублялся по мере того, как наши военные начинали все
больше думать и говорить о Японии как о плацдарме
в будущей пробе сил. Русские, с другой стороны, обруши¬
вали огонь своей словесной артиллерии главным образом
на несостоятельность наших попыток демократизировать
Японию. Таким образом, Союзный совет стал ареной,
на которой мы и русские боролись за душу Японии. Мы
домогались любви японской «старой гвардии», энергично
выступая в защиту ее деятельности. Русские неизменно
упирали на невыполнение нами письменных директив,
на непрекращающееся саботирование японцами планов
реформ и на возрождение воинствующего японского на¬
ционализма.Многим из нас часто казалось, что генерал Макартур
больше всего стремится к тому, чтобы иметь дружествен¬
ное Соединенным Штатам японское правительство, а рус¬
ские ищут себе друзей в народе. И столь же часто, наблю¬
дая резкие препирательства между Атчесоном и Деревян¬
ко, мы с огорчением убеждались в нездоровом характере
американской позиции. Ибо вместо того чтобы выступать
с пустыми претензиями или поддерживать правительство,
которое не заслуживало никакой поддержки, нам следо¬
вало бы иметь возможность с гордостью указать на под¬
линные реформы. Даже самые горячие приверженцы Мак¬
артура готовы признать сейчас, что мы какщ-TQ образом
упусщди свои возможности в Японии.
27 ноября 1946 г.ТОКИОНесколько дней назад я спросил своего друга, советни¬
ка кабинета Чикосабуро Хайями, что стало с людьми,
которые некогда занимали высокие посты в «Токко» («по¬
лиции по контролю над мыслями»). Он улыбнулся своей
неопределенной улыбкой и сказал, что выяснит. Сегодня
утром он зашел, чтобы спросить, не может ли он притти
на завтрак «с одним приятелем, который много знает
о «Токко».Хайями явился с маленьким аккуратным человеком
лет около пятидесяти, которого он представил как «Сиге-
нори Хата, начальника четвертого отдела бюро расследо¬
ваний министерства внутренних дел».Для пущего эффекта он сделал паузу: «...Господин
Хата — бывший сотрудник «Токко».Вначале Хата был осторожен. Он пил ананасный сок
вместо виски и ограничивался односложными ответами.
Но Хайями умеет заставить своих друзей разговориться.
К тому времени когда мы сели за стол, Хата начал
говорить.Во время войны — между 1941 и 1944 гг. — Хата
служил начальником отдела «по контролю над мыслями»
в полицейском управлении Токио. Под его началом было
около 60 человек, а его главным занятием было выслежи¬
вание коммунистов. Когда кабинет Тодзио пал, Хата
был назначен начальником полиции префектуры вначале
в Кагаве и затем в Сиге.Я задал ему вопрос, который во время войны был на
уме у многих: «Было ли в Японии антимилитаристское
подполье после Пирл Харбор?»Хата сказал, что активность проявляли только ком¬
мунисты. В бытность свою в Токио он арестовывал ежегод¬
но от 200 до 300 коммунистов. К тому времени когда
он уехал в Кагаву, число 'коммунистов, еще находив¬
шихся на свободе, свелось к «двум или 'трем десяткам
и примерно тысяче сочувствующих». Эти люди были
организованы в крошечные «ячейки» по 4—5 человек в
каждой, и, так как агитация за повышение ?заработ-
ной платы была запрещена, коммунисты занимались либо
агитацией _за «лучшие условия труда», диб<3 МЕЛКИМ са<
ботажем.6Q7
«Было несколько небольших поджогов, — сказал он, —.
или что-нибудь не ладилось с машинами, или обнаружива»
лись негодные боеприпасы. Но все это проводилось в очень
небольшом масштабе, и трудно было найти виновных».За кофе Хата рассказал нам историю «Токко» и ее успеш¬
ных усилий остаться у власти после капитуляции Японии.«До войны, — сказал он, — «Токко» была органом для
избранных. Министерство внутренних дел специально под¬
бирало в нее самых способных людей. Их распределяли
между другими правительственными ведомствами. При¬
надлежность к «Токко» сопровождалась специальными
почестями и привилегиями. Например, губернатор мог
по своему усмотрению смещать своих начальников от¬
делов. Но он ничего не мог поделать с сотрудником «Ток¬
ко», служившим под его началом, так как такие люди
назначались из Токио.Возьмите, например, тот год, когда я вступил в «Ток¬
ко». В том году нас было 58 человек, все юристы. Все
мы пришли в министерство внутренних дел в одно время
и получили специальную подготовку. Затем министерство
разослало нас в разные учреждения. Мы служили в годы
китайского инцидента, великой дальневосточной войны
и первых лет оккупации. Мы знали, что в октябре 1945 г.
будет издана директива о чистке, и заблаговременно вышли
в отставку.Сегодня большинство из нас снова вернулось на важ¬
ные посты. Некоторые служат в министерстве просвещения,
другие — в министерстве здравоохранения, в том числе
начальник отдела труда, третьи — в министерстве тор¬
говли. Иные, в том числе начальник топливного отдела,
работают в министерстве лесоводства и земледелия».Список рос. Не было ничего удивительного в том,
что нормированием древесного угля ведал человек из
«Токко». Древесный уголь — единственное топливо, на
котором японская домашняя хозяйка готовит пищу и
с помощью которого она обогревает свое жилище, а по¬
тому уголь — орудие политического нажима. Еще менее
странным было то, что за ростом демократических проф¬
союзов следит человек, который некогда помогал уничто¬
жать эти профсоюзы.«Два губернатора префектур, — сказал Хата, — вы У
ченики «Токко». Двое или трое сотрудников «Токко»,508
служившие во время войны в Корее, сейчас внбйь занялй
важные посты в министерстве внутренних дел. Низшие
чиновники «Токко», которые служили в провинциях,
сейчас вызваны в Токио для занятия низших постов в го¬
сударственном аппарате.В начале этого года, еще будучи главой либеральной
партии, г-н Хатояма начал организовывать антикомму¬
нистическую лигу. Она уже успешно работала, когда
Хатояма был вдруг «вычищен» как военный преступник.
Одно время в области борьбы с коммунистами были боль¬
шие пробелы. Но сейчас Японская федерация труда го¬
товится к широкой антикоммунистической кампании. Фе¬
дерацией руководят правые социал-демократы. Они на¬
деются, что кампания поможет им избавиться от конку¬
ренции коммунистов.Вообще антикоммунистические кампании показательны.
Если в нашей стране вновь возникнет мощное ультрана¬
ционалистическое движение, то оно начнется с антиком¬
мунистического крестового похода. Это неизбежно. Но
в настоящий момент еще нет единого ультранационали¬
стического движения. Существуют лишь многочисленные
мелкие группы бывших военнослужащих и бывших на¬
ционалистов, которые собираются тайно в частных домах
и обсуждают, что предпринять дальше. Им приходится
трудно. В прошлом националисты получали деньги от
армии или вымогали у крупных капиталистов. Сейчас
все эти поступления прекратились. Хуже того, существует
идеологическая пустота. Большинство из тех, кто некогда
создал националистическую идеологию, умерло. Поэтому
националистическое движение все еще находится в со¬
стоянии брожения. У него есть воля, но мало денег и нет
идеологии».Я спросил Хата, какие правительственные органы
следят сейчас за левыми: коммунистами, профсоюзным
движением, крестьянскими союзами.«Эти функции разделены, — сказал он, — между ми¬
нистерством здравоохранения, министерством внутренних
дел и национальным полицейским управлением». Он по¬
думал с минуту: «Раньше было гораздо лучше, — сказал
он печально. — Тогда все было в наших руках».Несколько резко я сказал: «Есть сообщения о новой
чистке. Вы не боитесь, что вас тоже могут «вычистить»?»509
«Я этого не думаю, — ответил Хата. — Ведь, в ко¬
нечном счете, мой отдел создан по требованию вашей
армии».29 ноября 1946 г.	ТОКИОСказал слугам, что мы уезжаем из Японии и нашли
для них место. Кимико — младшая горничная, к которой
мы особенно привязались, — первая не выдержала и
расплакалась. Затем шеф-повар Моги пошел к себе на
кухню и там основательно всплакнул со своей женой.
Позже ко мне в кабинет явилась Сэлли, которая расска¬
зала об огорчении прислуги и при этом продемонстриро¬
вала свои собственные заплаканные глаза.Перед самым обедом я вошел в гостиную, где Сэлли
наигрывала на пианино японские мелодии, а Кимико
пела. Японские народные песни вообще красивы, а сегод¬
ня вечером они звучали особенно хорошо в полумраке
этой большой комнаты, где свечи отбрасывали мерцающий
свет, а канарейка чирикала в унисон пению. Таков амери¬
канский уют в Японии. Он столь же необычен, как и прия¬
тен. Нам очень хочется уехать, но жалко расставаться
со всем этим.Видел сегодня Носака. Он сказал, что только что вер¬
нулся из поездки по британской зоне на юге острова.
Перед одним из митингов появился английский майор,
увидел на трибуне красный флаг и приказал заменить
его флагом с изображением восходящего солнца. Ком¬
мунисты возражали, разъясняя, что флаг, который хочет
видеть майор, это военный флаг, под которым проводилась
агрессия Японии, однако майор был неумолим. «Когда
я вошел и увидел этот флаг,— сказал Носака своим обыч¬
ным спокойным тоном, — я очень удивился».Речь Носака касалась новой конституции, но через
несколько минут снова появился тот же майор и заявил:
«Об этом говорить нельзя». После митинга, когда ком¬
мунисты заявили протест, разъяснив, что японская де¬
мократическая конституция подлежит широкому обсуж¬
дению, англичане милостиво признали, что «майор оши¬
бался».610
Сегодня ко мне на завтрак пришел мой друг Хайями,
кондотьер и советник кабинета. Он принес с собой драго¬
ценный прощальный дар: две фарфоровых чашки порази¬
тельной красоты. Он сказал мне, что мой отъезд является
для него ударом.«В течение многих лет,— сказал он, — я был близок
к политике, но всегда уделял больше внимания ее меха¬
нике, чем существу. Затем наступило поражение, и я
начал задумываться. Когда все стало возвращаться в ста¬
рую колею, которая привела нас к катастрофе, я начал
терять надежду. Но я встретил Цуру, и он разъяснил
мне положение дел. Затем я познакомился с вами, и вы
подали мне надежду, что, может быть, американцы пой¬
мут, что здесь происходит. Поэтому-то я и пытался по¬
казать вам ту Японию, которую в противном случае вы,
возможно, и не увидели бы. Сейчас вы уезжаете, и мне
очень грустно».Я разделяю его грусть. Он и Сигето Цуру, каждый в
своей области, принадлежали к числу моих лучших настав¬
ников в Японии. Цуру — блестящий экономист, окончив¬
ший Гарвардский университет, кладезь фактов и мастер
глубокого анализа. Хайями — продукт своей страны, че¬
ловек, досконально изучивший внутреннюю механику
японской политики и японского ума. Своей поездкой на
две недели в Ибараги мы обязаны, например, разговору,
который состоялся одним сентябрьским вечером между
мной и Сэлли, с одной стороны, и Хайями и Цуру — с
другой. Я хотел знать, имеется ли в японской деревне
прочная база для возрождения ультранационализма. Хайя¬
ми отказался отвечать. Он сказал: «Почему бы вам не
поехать со мной в мою префектуру и не убедиться самому?
Я помогу вам».Мы поехали, и он заботливо устраивал нам встречи
с членами парламента, помещиками, мэрами, руководите¬
лями сельскохозяйственных ассоциаций, где безраздельно
господствовали помещики, издольщиками и активистами
Крестьянского союза, где основной голос принадлежал
арендаторам. Хайями не делал никаких комментариев,
хотя иногда решительно наседал на людей, которые ук¬
лонялись от моих вопросов. Когда мы закончили нашу
поездку, я сам уже мог ответить на свой вопрос. Хотя
в японской деревне возникли новые прогрессивные силы,511
Но они не шлй ни в какое сравнение с силами старой Япо¬
нии и с вздымающейся новой волной национализма. Когда-
нибудь в не очень далеком будущем Япония вновь вернет¬
ся к воинствующей экспансионистской политике, и по¬
следняя будет иметь свои корни в неспокойной, охваченной
националистическими настроениями деревне.2	декабря 1946 г.	ТОКИОДень дождливый и холодный. Сэлли сильно простужена.
Поездка в виллисе не доставляет никакого удовольствия.
И все же есть какое-то очарование в Токио во время де¬
кабрьского дождя. Темные фигуры, появляющиеся из
голубоватых сумерек, огни, отражающиеся на влажной
мостовой, мелодичное постукивание деревянных подошв
об асфальт, сияние неоновых ламп, пробивающееся сквозь
дождевые струи, тени, отбрасываемые развалинами, толпы
молчаливых промокших людей, возвращающихся с работы
домой.Токио неизменно поражает меня. Всего год назад
Гинза представляла собой лишь вереницу кирпичных
остовов, разделенных пустырями, заваленными щебнем.
Ныне универсальные магазины отремонтированы, а на
месте пустырей выросли различные торговые заведения.
Они выстроены на скорую руку, но у них аккуратные
веселые фасады, а витрины поражают обилием товаров.
Крупные предприятия, возможно, бездействуют, но ре¬
месленники работают не покладая рук, а некогда зажиточ¬
ные семьи, которым разрешено изымать из их вкладов
в банках не более 33 долларов в месяц, начинают расста¬
ваться со своими сокровищами.Вчера мы с Сэлли провели большую часть дня в универ¬
сальном магазине. На одном из прилавков красовался
чайный сервиз: чайники, фарфоровые чашки, свитки1,
лакированные ковши. Нас сильно подмывало купить
что-нибудь, но останавливали цены — от 100 долларов
за свиток и до 1000 долларов за экран. Но, увидев выстав¬1 Свернутые в свитки картины на национальные японские
темы, нарисованные на длинных полосах шелка или бумаги.
(Прим. ред-)512
ку Современного искусства, мы не устояли й купили Пёр*
вое, что попалось нам на глаза: три узких свитка с изо¬
бражением старого монаха.Затем в темном углу мы увидели горку фарфоровых
блюд — серых с выжженными в центре красными иероглифа¬
ми. Мы купили их все. Подошел директор и поинтересо¬
вался, почему мы их купили, Затем он рассказал нам,
что блюда сделаны одним из трех крупнейших мастеров
Японии. Японцы не хотят покупать современный фарфор,
а американцы его еще не заметили, и вот за отсутствием
покупателей посуду задвинули в темный угол.Все это наводит Меня на мысль о том, как трудно унич¬
тожить город, народ или искусство. Год назад Токио
представлял собой нечто невообразимое. Я вспоминаю,
какое гнетущее впечатление производил на меня в течение
ряда месяцев вид людей, пытавшихся оправиться от потря¬
сения. Затем сразу началось строительство. Я следил
за кучей щебня по одну сторону Гинзы. По мере того
как расчищались все новые участки и воздвигались новые
здания, куча росла. Но она в то же время отодвигалась,
чтобы дать место новому строительству. Сейчас ее отодви¬
нули вплоть до канала, где она высится, примерно в три
или четыре раза превосходя высотой мой виллис. К буду¬
щему году ее погрузят на баржи и вывезут, так как больше
ее некуда отодвигать.Но печально то, что, в то время как торговцы могут
заплатить 15 тысяч долларов за строительство магазина,
трудящийся не в состоянии обзавестись жилищем. Как-то
на днях в Токио было объявлено о продаже новых домов,
принадлежащих государству. Тысячи людей стояли в оче¬
реди всю ночь напролет, и когда настало утро, была объ¬
явлена цена: 3 тысячи долларов за дом. А так как заработ*
ная плата ограничена 33 долларами в месяц, ясно, что
очень немногие могли приобрести дом по такой цене.
Все газеты подняли шум вокруг этого инцидента, и надо
сказать, что это не принесло ничего хорошего и без того
ненавистному правительству Иосида.Одной из любопытных черт создавшегося положения
является упорство, с каким штаб Макартура продолжает
“ поддерживать правительство. Я еще не встречал такого
японского рабочего, крестьянина или лавочника, который33 М. Гейн613
бы хорошо отзывался об Иосида. Когда й спрашиваю
японцев, какого они о нем мнения, они, в свою очередь,
интересуются, почему американский штаб поддерживает
Иосида. А на это очень трудно найти какой-либо ответ;
остается только предполагать, что командование решило
сохранить «надежное» правительство. Генералы и полков¬
ники, ненавидящие реформы, которые им приказано про¬
водить, охотно прощают отсутствие последних. А Иосида,
уверенный в американской поддержке, открыто щеголяет
тем, что он лишь выполняет желания и директивы Мак¬
артура.Весь процесс, именуемый «демократизацией Японии»,
поразителен: претензии штаба на прогрессивность его
политики столь нелепы, что и сам Иосида не решился бы
выступить с ними; в то же время демократические проце¬
дуры открыто нарушаются и происходит медленный, но
неуклонный и непрерывный рост национализма и реакции.Хессел Тилтмэн, осторожный и опытный корреспондент
лондонской «Дейли гералд», сегодня все утро занимался
тем, что делал заметки о новом учебнике истории. Учеб¬
ник выпущен специальным комитетом «японских либера¬
лов» в министерстве просвещения и одобрен подполков¬
ником Д. Р. Наджентом, который сменил генерала Дайка
на посту руководителя отдела гражданской информации
и просвещения.Учебник охватывает историю Японии, начиная пример¬
но с 1300 г. после рождения богини солнца1 и кончая
современными усилиями «народа и правительства воз¬
родить нацию». Отдел гражданской информации и просве¬
щения прилежно вставил перед словом «нацию» слово
«демократическую».Авторы учебника не становятся на защиту той или
иной стороны; они ни за, ни против войны и агрессии.
По стилю учебник напоминает какую-нибудь книгу по¬
лицейских донесений: «Японские летчики совершили на¬
лет на Пирл Харбор, расположенный на Гавайских остро¬
вах, а затем Соединенным Штатам и Англии была объяв¬
лена война». Это очень далеко от «позора, который никог¬
да не забудет история». Касаясь десятилетия агрессии,1 Согласно японскому религиозному преданию, Японская им*
Верия была основана «правнуком богини солнца», принцем Дзимму
Тенно в 660 г. до н. э. (Прим. ред.)614
закончившегося нападением на Пирл Харбор, авторы
учебника упоминают лишь о насилии над Маньчжурией,
да и то при этом допускается фактическая ошибка и не
говорится ни слова упрека по адресу поджигателей вой¬
ны. В учебнике не упоминается ни о постепенном захвате
Северного Китая, ни о занятии Индокитая. Касаясь
войны, начатой Японией против Китая в 1937 г., авторы
учебника заявляют: «Японское правительство неоднократно
пыталось вести переговоры, а когда его попытки потерпели
неудачу, началась война с китайцами».Могут ли такие учебники истории научить детей де¬
мократии? Пресекут ли они развитие ультранационализма?
Разве министерство просвещения ставит себе целью скрыть
от детей неприглядную историю агрессии и поражения,
к которому она привела? Разве мы не намерены расска¬
зать обо всем японскому народу?Когда Хессел упомянул о скудости информации, кото¬
рую дает учебник, чиновник сказал: «Видите ли, он дол¬
жен дать только схему, а учителя уже дополнят недостаю¬
щее». Поскольку из 400 тысяч учителей, благонадежность
которых некогда проверялась милитаристами, до сих
пор «вычищено» или добровольно вышло в отставку менее
700 человек, то легко представить себе, какого рода исто¬
рические сведения будут преподноситься японским детям.Япония сейчас представляет собой жалкое и уродливое
зрелище. Острый экономический кризис еще впереди,
но ни правительство, ни штаб ничего не делают, чтобы
его предотвратить. Количество денег в обращении возросло
до 70 миллиардов, то есть больше, чем в марте этого года,
когда пришлось заморозить банковские вклады. Рост
промышленной продукции почти незаметен, и промышлен¬
ники находят более выгодным спекулировать сырьем,
чем превращать его в готовые изделия.Крестьяне, не имея возможности получить нужные
им товары, отказываются сдавать государству рис, зна¬
чительную часть которого они придерживают для продажи
на черном рынке. Среди рабочих продолжаются волнения.
Высчитано, что в Токио семье, для того чтобы прожить,
нужно 150 долларов в месяц. По существующим правилам,
никто не имеет права получать в виде заработной платы
даже половину этой суммы. Поэтому у рабочих не остается33*616
другого вУхода, как бастовать. ЖелезкоДороЖнйки тоЛьКО
что объявили, что они находятся «в состоянии борьбы»
с правительством. Учителя представили целый ряд требо¬
ваний. Народ пытается бороться с растущим индексом
цен, но оказывается в проигрыше.В то же время правительство Иосида лезет из кожи
вон, чтобы сделать картину еще более мрачной, чем она
есть на самом деле, в надежде получить больше помощи
от щедрого дяди Сэма и добиться больших уступок на
мирной конференции. Желание генерала Макартура войти
в историю — не секрет для японцев, и они играют на
этом без зазрения совести.«Если мы не получим достаточно продовольствия,
говорят они, начнутся беспорядки. Что скажет об этом
американская печать?» Или же: «Если мы не получим
достаточно хлопка, мы не сумеем восстановить нашу мир¬
ную . промышленность и останемся банкротами. Что из
этого получится?»Поэтому они продолжают получать свою пшеницу и
хлопок, а рано или поздно они станут получать также
и свои кредиты. Против экономического возрождения
Японии возражать не приходится. Если этого возрожде¬
ния не будет, Япония неизбежно останется страной, раз¬
дираемой внутренней борьбой, и будет препятствием для
восстановления Азии. Но можно с полным основанием
решительно возражать против использования денег амери¬
канских налогоплательщиков для восстановления Японии
в интересах ее старых хозяев.Мы с Сэлли уедем из Японии после колоссальной
демонстрации, назначенной на 18 декабря под лозунгом
«Долой Иосида!» Этим способом социалисты заявят о сво¬
их притязаниях на политическую власть. Но социалистам
приходится сейчас нелегко. Они знают, что, для того чтобы
свергнуть Иосида, они должны заручиться поддержкой
масс. В то же время они испытывают смертельный страх
перед коммунистами и Национальным конгрессом произ¬
водственных профсоюзов и фактически только что начали
антикоммунистическую кампанию.В общем и целом, положение социалистов любопытно.
Я знаю, что ряд представителей нашего штаба начинает
склоняться к той точке зрения, что гораздо лучше сделать616
ставку на социалистов, нежели на самого Иосида. Штаб
знает, что верхушка социалистической партии — за не¬
многими исключениями — состоит из военных преступни¬
ков; не из консервативных националистов, вроде Иосида
и Хатояма, а из умных и активных национал-социалистов,
которые до и во время войны поддерживали самые тесные
отношения с молодыми фанатиками из армии. Тем не
менее наш штаб готов забыть это. Все сильнее становится
убеждение, что Япония в ее нынешнем отчаянном положе¬
нии не может удовольствоваться консервативными ре¬
шениями и должна пойти чуть-чуть влево. Для этой цели
идеально подходят социалисты правого крыла. Они гово¬
рят языком социальных реформ, и их сила кроется в проф-
союзах, но в то же время они не хотят уничтожить струк-
туру старой Японии и не станут заигрывать с Россией
или с местными коммунистами.Лучшим барометром настроений американского коман¬
дования служит его нежелание настаивать на тщательной
чистке социалистов. Впрочем, и сам Иосида, который
управляет аппаратом чистки, не слишком рьяно стремит¬
ся к этому. Сейчас он добивается компромисса с правыми
социалистами, предлагая предоставить им несколько мест
в своем кабинете.Большинство японцев, с которыми мне приходилось
говорить, не питают особой любви к военным преступни¬
кам из социалистической партии. Но они хотят, чтобы
эта партия пришла к власти. Они считают, что лучше
любое другое руководство, нежели компания Иосида—
Сидехара.История Сидехара, «великого демократа и реформато¬
ра», показывает, чем объясняются такие настроения в на¬
роде. Сегодня Сидехара, который порядком одряхлел,
но не желает признавать этого, созвал пресс-конференцию,
чтобы пожаловаться, что его неправильно цитируют.
Как говорят, после инспекционной поездки по угольным
шахтам юга, он заявил, что незачем повышать заработную
плату горнякам. Это заявление было процитировано в пар¬
ламенте и вызвало там критические замечания.Сидехара объяснил, что это все было сказано «в шутку».
Он рассказал, что, заглянув в одну из шахт, он позднее
за завтраком пошутил со своими друзьями: «Шахта,5	^которой я был, удивительно просторна и хорошо517
вентилируется. Если это и называется угольной шахтой,
то я не возражал бы сам в ней работать, будь я по¬
моложе. И в этом случае я был бы непрочь работать за
заработную плату, которую получают горняки».Извращение его слов, сказал Сидехара, поставило
его в «весьма затруднительное положение». «Ведь на самом
деле, — признался Сидехара, — я ничего не знаю отно¬
сительно проблемы заработной платы». И это говорит
заместитель премьер-министра Японии и руководитель
одной из крупнейших японских партий!9 декабря 1946 г.	ТОКИОХатояма — ловкий политик. Как бы он ни был зол
на меня, он ухитрился скрыть свои чувства, когда явился
к нам на завтрак. Можно было подумать, что он — просто
упитанный, веселый, безупречно одетый старик, загля¬
нувший, чтобы поболтать по-дружески. Он привел с собой
советника, который некогда служил в Маньчжурии, и
своего переводчика. Вместе с Леоном Пру, французским
корреспондентом, мы уселись в гостиной и велели подать
напитки. Мы с Хатояма пили апельсинный сок.К моему удивлению, Хатояма готов был говорить
о политике. Он сказал, что приехал в Токио специально
на завтрак из своей «ссылки» на морском курорте Атами.
«Мне приходится соблюдать осторожность, — сказал он,—
так как штаб велел мне держаться подальше от Токио
и от политики. Если я этого не сделаю, то боюсь, что они
снова меня вычистят». Он усмехнулся: «Сотрудники штаба
следят за мной. Они даже включили в телефонную сеть
прибор для подслушивания и слушают всякий раз, когда
я говорю с премьером Иосида».Мы заговорили о новой чистке местных властей. «Но¬
вая директива, — заявил Хатояма, — вызовет только хаос.
Власть местных управлений подорвана. Старые чиновники*
преграждавшие путь коммунизму, устранены. Сейчас на
их место явятся левые».Имя Иосида все время вертелось на языке у Хатояма:
«Кабинет Иосида попал в затруднительное положение.
Он не знает, что делать дальше, но знает, что, если он
сделает что-либо конкретное, с ним будет покончено.518
Секретарь кабинета много раз обращался ко мне за со¬
ветом. Я сказал ему, что людям нужна надежда. «Обещай¬
те им больше риса в будущем году, — посоветовал я. —
Приступите к электрификации железных дорог, так как
это позволит сэкономить уголь. Я даже сказал им в шут¬
ку, что Японии следовало бы ввозить коров, чтобы каж¬
дый мужчина, женщина и ребенок могли получать молоко».По собственному признанию этого внешне добродушного
человека, устраненного из общественной жизни в резуль¬
тате чистки, он стал тайным правителем Японии. Без
всякого стеснения Хатояма перечислял членов кабинета,
которые обращались к нему за указаниями. «Беда их
всех, — заявил Хатояма, — в том, что они слишком легко
уступают штабу». Я пожалел, что не могу записать его
слова на пластинку, чтобы воспроизводить их всякий раз,
когда американский штаб выступает с заявлением о «демо¬
кратических идеалах» Иосида.Мы спросили Хатояма, какова его точка зрения на
политику Соединенных Штатов в Японии. «Вначале, —
заявил он, — я считал, что американская армия хочет
выкрасить Японию в красный цвет. В штабе были амери¬
канские коммунисты, и они помогли японским коммунис¬
там захватить в свои руки радио и печать. Я приписывал
это политике Макартура. Но в мае и июне генерал Макар¬
тур и м-р Атчесон сделали заявления, осуждающие ком¬
мунистов. Тогда я понял, что политика оккупационных
войск заключается в поддержке консерваторов».Однако у Хатояма нашлось несколько резких замеча¬
ний об оккупационных расходах. Все смеялись, словно
это была старая скабрезная шутка, и все приводили при¬
меры расточительных расходов. Кто-то упомянул о школе
игры в гольф для офицеров американской армии близ
Киото, которая обошлась в 8 миллионов долларов; затем
было построено здание клуба, и расходы более чем удвои¬
лись. Говорили также о выстроенном для американского
генерала в Иокогаме доме стоимостью в 800 тысяч дол¬
ларов.«На стенах висели затканные золотом драпри, а для
скатертей был привезен специальный материал из Кио¬
то, — сказал Хатояма. — Министр торговли, осмотрев
этот дом, сказал: «Сомневаюсь, чтобы генерал смог долго
выносить эту безвкусицу».519
За столом политика была забыта. Мы говорили об
отце Хатояма, который учился в Йэльском и Колумбийском
университетах, о четырех дочерях и сыне Хатояма и о его
религии. («Я был универсалистом. Сейчас я не исповедую
никакой религии».)Он с восторгом рассказывал нам о книге, которую дал
ему Бартон Крейн. «Я нашел эту книгу такой великолеп¬
ной, что тут же послал ее премьеру Иосида и потребовал,
чтобы он немедленно ее прочел. Она показывает, что ком-
мунизм и Россия — общий враг всех демократических
стран. Это «One Big Grobe» Буррита».Нам пришлось немножко поломать себе голову, но,
наконец, мы выяснили, что это такое. Книга, которая
так восхитила Хатояма и Иосида, была «One Big Globe»
Уильяма Буллита *.Вечером повстречал полковника Кадеса и рассказал
ему о визите Хатояма. Кадес хотел знать все подробности.
Оказывается, отдел по делам японского правительства
проведал, что Иосида принимает Хатояма и заинтересо¬
вался причиной их встреч. Иосида просто объяснил:
«Мистер Хатояма — мой старый друг».Меня поражает удивленное выражение, которое появ¬
ляется на лицах американских офицеров всякий раз,
когда они обнаруживают, что еще один «вычищенный»
активно занимается политической деятельностью. «Вы¬
чищенные» военные преступники так прочно окопались
в политике, что это стало одной из постоянных причин
японских скандалов. Сам Хатояма, например, принимал
у себя группу боссов либеральной партии вечером после
партийного съезда. Один из главных помощников Хатоя¬
ма, также «вычищенный», открыл контору по продаже
угля в том же здании, где помещается руководящий центр
либеральной партии. Когда кто-то спросил его, не являет¬
ся ли это нарушением директивы о чистке, этот человек
ответил: «Не можете же вы порицать моих друзей, если
они заходят ко мне по дороге в руководящий центр пар¬
тии».1 «The Great Globe Itself» («Весь земной шар») — откровенно
экспансионистская и антисоветская книга «чрезвычайнсго посла
американской реакции» У. Буллита, опубликованная в 1946 г,
(Прим. ред.)520
Две недели назад я рассказал в отделе по делам япон¬
ского правительства об одном чиновнике из «полиции
по контролю над мыслями», который стал начальником
отдела труда в министерстве здравоохранения. Штаб
быстро принял меры, и этот человек был уволен. На
днях я справился о его судьбе. Оказалось, что его назна¬
чили на важный пост в Бюро экономической стабили¬
зации.Чистка превратилась в постыдную комедию. Время от
времени штаб публикует ликующие заявления, где при¬
водятся потрясающие цифры людей, подлежащих чист¬
ке. Но штаб никогда не упоминает о том факте, что
тысячи людей, подлежащих чистке, остаются у власти,
а тысячи других подвизаются в роли членов тайного
правительства, насмехаясь над мощью и авторитетом Со¬
единенных Штатов.11	декабря 1946 г.	ТОКИОЯпонии предоставлена свобода слова — с некоторыми
оговорками. Масштабы этих оговорок непрерывно растут.
Если первоначально имели в виду запретить только ми¬
литаристскую пропаганду, то сейчас мы не разрешаем
ни слова критики по адресу императора, премьер-министра
Иосида, ряда закоренелых военных преступников и даже
дзайбацу.Сегодня видные японские журналисты собрались, чтобы
обсудить эту проблему. Естественно, что они беспомощны,
и их единственная надежда — это гласность за границей.
Мне кажется, что примеры деятельности цензуры, которые
они приводили сегодня, отражают не только изменения
в нашей политике в Японии, но и вообще умонастроения
армии.Классическим примером действий цензуры, несомнен¬
но, является инцидент, возникший в связи с опубликова¬
нием в одной из газет статьи под названием «Культ героя
и генерал Уиллоуби»; статья была разрешена цензурой.
На следующий день эта же статья — опять-таки с согла¬
сия цензуры — была перепечатана в рупоре японского
правительства, газете «Ниппон тайме», выходящей ’ на.
английском языке.521
В статье, в частности, говорилось:«Фактически все японцы считают большим счастьем,
что генерал Макартур является верховным главнокоман¬
дующим союзных оккупационных сил... Не приходится
удивляться, что биография генерала Макартура разош¬
лась огромным тиражом... Однако реакция народа на
эту брошюру, почти граничащая с фанатическим культом
героя, наводит на серьезные размышления...Японский народ издавна страдал от ошибочной идеи,
будто дело управления это нечто такое, чем надлежит
заниматься божеству, герою, великому человеку... но
не самому народу. Эта феодальная концепция и помешала
демократизации Японии на основе конституции Мэйдзи.
Если не изменить это представление, не может быть ни¬
какой уверенности и в дальнейшем развитии демократи¬
ческого управления в нашей стране. Напротив, вполне
возможно, что как только генерал Макартур уедет, япон¬
цы найдут на его место другое «земное божегтво»...В Японии всегда было множество пламенных почита¬
телей Гитлера... Когда началась японо-американская вой¬
на, они стали поклоняться генералу Тодзио, а после капи¬
туляции — генералу Макартуру. Японские учителя при¬
выкли внушать детям слепое преклонение перед повели¬
телем... Эта тенденция является злейшим врагом демо¬
кратии...Следует подчеркнуть, что до тех пор пока японцы не
избавятся от этой рабской привычки, демократия в Японии
не будет иметь успеха... Лучший способ, которым японцы
могут вознаградить искренние усилия генерала Макартура
демократизировать Японию, заключается не в преклоне¬
нии перед ним, а в том, чтобы избавиться от низкопок¬
лонства и с глубоким чувством самоуважения стремиться
взять в свои руки фактическое управление. Только тогда
верховный главнокомандующий будет уверен, что цель
оккупации достигнута».Когда газета с этой статьей попала в штаб, Уиллоуби
пришел в ярость. Печатание «Ниппон тайме» было при¬
остановлено, а оскорбительная статья снята. Газеты,
уже напечатавшие ее, были изъяты. Была даже сделана
попытка изъять газеты, посланные в Клуб журналистов.Уиллоуби сердито объяснил: «Эта статья имеет сквер¬
ный привкус».522
Но это был лишь самый яркий пример рвения на¬
шей цензуры. Цензура запретила публиковать сообще¬
ние о падении популярности президента Трумэна, кото¬
рое выявилось во время опроса, проведенного институтом
Гэллопа. Цензура наложила запрет и на сообщения о
росте цен в СЩА после отмены контроля над ценами.
В течение двух дней задерживалась даже директива Даль¬
невосточной комиссии о роли профсоюзов в японской
политике.Наша строгая цензура запрещает японской печати
обсуждать даже собственные проблемы Японии. Ей не
дозволяется говорить о военных преступлениях людей,
ныне стоящих у власти. В частности, цензура не пропус¬
тила статью, в которой цитировались выдержки из речей,
произнесенных перед войной нынешним министром здраво¬
охранения. Запрещена всякая критика новой японской
конституции. Например, цензура вычеркнула все крити¬
ческие замечания из сборника парламентских речей о
конституции, хотя эти речи уже были полностью напеча¬
таны в официальном бюллетене.Ни слова критики не разрешается по адресу законо¬
проекта о земельной реформе, и никто не смеет высказать
предположение, что система дзайбацу еще не уничтожена.
Не дозволяется упоминать и о довоенных связях между
дзайбацу и такими крупными иностранными фирмами,
как «Дженерал моторе», «Форд», «Дженерал электрик»,
«Вестингауз», «Стандард ойл», «Уэстерн электрик», «Сим-
менс», «Виккерс — Армстронг» или даже зингеровская
фирма швейных машин и фирма пластинок «Виктор».
Была запрещена статья, в которой указывалось, что Япо¬
нии нужны иностранные кредиты и поставки, но что их
следует использовать для того, чтобы поддержать демо¬
кратическую экономику, а не в интересах японских част¬
ных монополий.Цензура вычеркивает все неблагоприятные замечанияоб	императоре. Не разрешается публиковать никаких
сведений о новом националистическом подполье. В ка¬
честве объяснения ссылаются на то, что «Япония является
демократической страной, и статьи, высказывающие пред¬
положения о существовании подполья, не отвечают фак¬
там». Цензура все чаще запрещает публикацию сообще¬
ний о волнениях на промышленных предприятиях,523
забастовках или требованиях повышения заработной платы.Но ничто так не интригует меня, как следующие три
примера:Цензура выбросила вступительные части романа Льва
Толстого «Война и мир». (В довоенном издании, прошед¬
шем цензуру японской армии, роман был опубликован
полностью.)Большие куски выброшены из второй части книги
лорда Брюса «Современная демократия». Опущенные стра¬
ницы содержали критические замечания об американской
политике. Официальное объяснение: «Критика, может быть,
и обоснована, но сейчас слишком рано преподносить ее
японцам». (Этот труд был издан в Японии в 1931 г. без
купюр.)Была запрещена также книга сказок Ганса-Христиана
Андерсена под тем предлогом, что «описание морского
боя, содержащееся в ней, вредно для японских детей»,12	декабря 1946 г.	ТокиоОдин из наших японских друзей зашел в Центральное
управление связи. На столе он увидел список имен, оза*
главленный «Опасные корреспонденты». В списке значились
Джо Фромм, Билл Костелло, Гордон Уокер, Маргарет
Партон и Хью Дин. Под моим именем стояло примечание:
«Скоро уезжает».Это лишь новое подтверждение факта, уже известного
большинству из нас. Министерство иностранных дел сно¬
ва принялось за дело, и в сферу его деятельности входит
все — от формулирования будущей внешней политики
Японии до составления черных списков корреспондентов.
Мы наверняка знаем, что министерство иностранных дел
проводит тайные «инструктивные совещания» с японскими
корреспондентами, дает им толкование международных
событий, рассказывает о содержании сообщений, переда¬
ваемых аккредитованными в Японии корреспондентами,
и пытается использовать их для слежки за нами. Прила¬
гаются все усилия, чтобы запугать японцев, с которыми
мы поддерживаем связь, и даже наших помощников.Полагаю, что мне следовало бы возмущаться. Но
Я не испытываю возмущения. Все это относительно m^q-524
йайшб b сравнений t ^ем> что тайн© творится' в японском
правительстве. Известно, например, что министерство ино¬
странных дел деятельно занимается разработкой политики
натравливания нас на Россию и наоборот. Центральное-
управление 'Связи также совершенно открыто подвизается
в ролй р&Шедывательной организации, шпионит за штабом,
и корреспондентами. Это уже не просто дерзость. Это
смелый, хорошо продуманный и умело осуществляемый
заговор» цель которого — выиграть войну, несмотря н»
поражение.13	декабря 1946 г.	ТОКИОПопрощался с генералами Уиллоуби, Маркатом и
Уитни. Уиллоуби сказал, что у меня множество врагов
в штабе. Я ответил, что у него тоже. Маркат был настроен
добродушно. Он сообщил мне, что видел Сирасу — этого
вертлявого заместителя начальника Центрального управ¬
ления связи — й сказал ему, что протесты японцев против
репарационного плана Поули только «связывают по рукам
тех людей в штабе, которые пытаются помочь Японии».«На нас нападают за то, что мы слишком мягко отно¬
симся к Японии, — сказал он. — Мы же считаем, что
единственным способом снять бремя с американского
налогоплательщика является создание японской эконо¬
мики. Мы хотим позволить японцам восстановить их
экономику, а затем попросту контролировать некоторые
важнейшие отрасли промышленности, например, произ*
водство шарикоподшипников. Без шарикоподшипников
у них никогда не будет военной промышленности. Наша
задача в Японии заключается не в том, чтобы ликвидиро¬
вать дзайбацу, ибо дзайбацу производили товары дешево
и умело. Задача в том, чтобы перераспределить богатства».
Маркат добавил, что он был против чистки специалистов,
так как она «устранила ряд необходимых промышлен¬
ности людей, обладающих техническим опытом».Он сказал также, что японское правительство явно
помогает раздувать оккупационные расходы, исходя из
ложной предпосылки, что, в конечном счете, их можно
будет обратить в американские кредиты по курсу 15 иен
за один доллар и отнести затем за счет возмещения625
убытков. «Я сказал Сотрудникам министерства финансов,
что они просто чудаки, если полагают что этот номер прой¬
дет. Они просто сами себя режут».14	декабря 1946 г.	ТОКИОУтром присутствовал на приеме, на котором генерал
армии Дуглас Макартур стал третьим американцем, наг¬
ражденным Большим крестом Почетного легиона. На це¬
ремонии, состоявшейся в резиденции французского посла
однорукого генерал-лейтенанта Зиновия Пешкофа, при¬
сутствовало по меньшей мере 36 американских, англий¬
ских и русских генералов, два американских адмирала,
делегат Ватикана и довольно большое число полковников,
дипломатов, епископов и офицеров. Присутствовали так¬
же г-жа Макартур с сыном.Резиденция Пешкофа — дом Ода, уютно расположена
на вершине холма с видом на район, выжженный в ре¬
зультате налетов нашей авиации. Это большое кирпичное
здание с круглым фасадом и большим японским садом
позади, где имеется неизбежный пруд, скалы и карлико*
вые деревья.Сегодня утром военная полиция 1-й мотомеханизирован¬
ной дивизии поднялась чуть свет; все полицейские были
в яркожелтых касках и безукоризненно белых перчатках.
Передовые группы их находились на главной дороге,
где они перехватывали машины и посылали их в лабиринт
узких тропинок, ведущих к дому Ода. Позже, когда при¬
бывшие выходили из машин, полицейские следили за
тем, чтобы машины устанавливались более или менее
соответственно рангу их владельцев.Минуя часовых, гости проходили между двумя рядами
молодых японок в ярких кимоно и затем направлялись
в темный вестибюль, где стоял со своим адъютантом гене¬
рал Пешкоф. Пешкоф — обильно увешанный орденами
французской армии — невысокий плотный человек с пус¬
тым правым рукавом. По слухам, у него лучший шеф-
повар и один из лучших винных погребов в городе. Гене¬
рал говорит по-английски и по-русски, хотя и с заметным
акцентом. Энергично пожимая прибывшим руки своей
левой рукой, он произносил без улыбки: «Здравствуйте!»526
Затем гостям, если ФоЛько онй не являлись слишком
важными персонами, предоставляли разбиваться на груп¬
пы, в зависимости от ранга, в комнатах, окна которых
выходят во внутренний сад. Г-жа Макартур с одной или
двумя женами высокопоставленных лиц и главами ино¬
странных миссий находилась в застекленной комнате
слева от сада. Генералы проходили в такую же комнату
направо. Жены других важных лиц собрались на застек¬
ленной веранде примыкающего японского дома. Осталь¬
ные искали удобных мест у окон второго и третьего эта¬
жей и на крыше. Корреспонденты и фотографы располо¬
жились в саду спиной к яркому солнцу; здесь они могли
делать снимки к явному удовольствию офицеров отдела
печати.Между двумя застекленными комнатами на маленькой
веранде, где должна была состояться церемония, несколько
возбужденных французских моряков карабкались вверх
и вниз по шатким лестницам, чтобы подправить в послед¬
ний раз веселые разноцветные флажки и флаги. В саду
перед верандой выстроились в два ряда 24 французских
моряка. Некоторые из них смотрели на крышу, где, все
время рискуя свалиться, стояла молодая женщина. По
одну сторону от моряков помещался оркестр 1-й мото¬
механизированной дивизии, который играл все утро с боль¬
шим воодушевлением. Рядом с оркестром была воздвиг¬
нута платформа, куда взобрались кинооператоры со своей
аппаратурой. Все они казались преисполненными созна¬
ния своей ответственности. Военный фотограф снимал
их и вопил: «Вы будете, черти, делать вид, что работа¬
ете?» Оркестр, не переставая, играл, моряки переступали
с ноги на ногу, а фотографы часто наведывались в комна¬
ту налево, чтобы сфотографировать г-жу Макартур и ее
сына. По указанию фотографов, эти двое то и дело пово¬
рачивали свои головы так и сяк или делали вид, что го¬
ворят друг с другом. Время от времени в доме подымалась
ложная тревога, и моряки замирали в положении «смир¬
но». Но никто не появлялся, и тогда они снова могли
продолжать свои наблюдения за молодой женщиной на
крыше.Оркестр исполнял «Я ничего не могу дать тебе, кроме
любви, малютка», когда на веранде внезапно появились
генерал Макартур и генерал Пешкоф. Моряки взяли627
«нё караул», а оркестр грянул «Марсельезу», за которой
последовало «Знамя* усеянное звездами»Генералы отсалютовали знаменам. Макартур стоял
ЛйЦом к Солнцу и киноаппаратам. Затем Пешкоф тор¬
жественно прочел адрес на французском и английском
языках:«...чудотворный руководитель, который во время
грозной Тихоокеанской войны стяжал блестящую славу
на посту главнокомандующего этого театра. Благодаря
своей великолепной победе над Японией он стал одним
из главных творцов...»Адъютант передал генералу Пешкофу большой футляр.
Тот открыл его и показал содержимое генералу Макарту¬
ру. Бросив медленный, строгий взгляд, Макартур передал
футляр своему адъютанту, и оркестр снова заиграл. За¬
тем громко и раздельно генерал Макартур ответил по-
французски. Зажужжали киноаппараты. Молодая женщина
на крыше очень рискованно перегнулась через перила, и
кое-кто из моряков, не поворачивая головы, закатил гла¬
за вверх. Созерцание кончилось, когда генерал Пешкоф
отдал приказ: «К ноге».Снова заиграл оркестр, и оба генерала стали в поло¬
жение «смирно». Генерал Макартур, приложив правую
руку к козырьку, держал ее прямо и твердо, так же как
и француз свою левую. Но по мере того как оркестр про¬
должал играть, рука генерала Макартура начала дрожать.
Сначала она дрожала слегка, а затем все сильнее и силь¬
нее и, наконец, все присутствовавшие в саду, словно за¬
вороженные, были не в силах отвести глаза от этой дро¬
жавшей руки. Люди начали подталкивать друг друга,
а кое-где слышался подавленный шопот.Внезапно музыка оборвалась, и церемония окончилась.
Напряжение исчезло, и все облегченно вздохнули. Гене¬
рал Макартур обнял генерала Пешкофа за плечи и сказал
очень громко: «Пусть всегда так будет, старый товарищ».
Затем оба прошли в гостиную, где японские слуги стояли
наготове с шампанским и закусками. Генерал Макартур
остановился в проходе, чтобы принимать поздравления
людей, проходивших с веранды. Г-жа Макартур вынула
платок и вытерла глаза.1 Национальный гимн США. (Прим. ред.)528
Присутствующие разбились на небольшие группы.
«Вы обратили внимание на слово «чудотворный» в ад¬
ресе? — возбужденно сказал один французский корреспон¬
дент. — Во французском тексте было сказано «prestigi-
еих», что можно перевести как «выдающийся». Но два
полковника в штабе, предварительно просматривая адрес,
решили, что «выдающийся» это недостаточно сильно, и
им понадобилось несколько дней, чтобы остановиться на
слове «чудотворный», а бедняге Пешкофу пришлось непра¬
вильно перевести свой собственный адрес, чтобы согласовать
его с официально апробированным американцами текстом».«Это пустяки, — сказал один, американский радиокор¬
респондент. — По обычаю Пешкоф должен был бы поцело¬
вать Макартура, а он этого не сделал. Дело в том, что
несколько дней назад один из адъютантов Макартура
написал Пешкофу, что, поскольку не принято целовать
глав государств при награждении, то не лучше ли обой¬
тись без поцелуя и в этом случае Пешкофу, естественно,
пришлось согласиться».Женщина, спустившаяся с крыши, твердила: «А вы
видели сальное пятно у него на фуражке? Наверное,
помада. Почему г-жа Макартур не следит за тем, чтобы
его фуражку чистили?»Сейчас генерал Макартур — без фуражки — стоял у
дверей и пожимал сотни рук. Склонив голову набок, он
говорил всем: «Здравствуйте!» За ним в переполненной
гостиной подавали шампанское. В фойэ японские девушки
пытались разыскать фуражки и шинели гостей. Малень¬
кая француженка с застывшей улыбкой говорила уезжав¬
шим: «Не хотите ли еще шампанского?»Два полковника и их жены громко обменивались
впечатлениями. «Ну, разве это не восхитительно? Разве он
не великолепен?» — говорили женщины. «Послушай, —
сказал один из полковников другому, — я и сам бы не¬
прочь получить эту штучку». «Да, сэр, — ответил другой,—
это было бы очень невредно».Стоявшие у подъезда шоферы неохотно возвращались
к своим машинам. Какой-то полковник пытался разыс¬
кать свой автомобиль. «Чорт побери, — говорил он, об¬
ращаясь поочередно к каждому военному полицейско¬
му, — вы не видели мой седан? Я должен во что бы то
ни стало добраться к себе». Я предложил подвезти его.34 М- Гейн529
«Нет, — сказал он. — спасибо, я где-нибудь найду этого
сукина сына. Я должен вернуться на работу. Это генера¬
лам хорошо распивать шампанское по утрам. Кто-нибудь
должен же делать дело».15	декабря 1946 г.	ТОКИОСкандал вокруг оккупационных расходов назревает.
Премьер Иосида посетил генерала Макартура, чтобы об¬
судить этот вопрос, и, кроме того, направил Макартуру
пространный меморандум. Вчера министр финансов Танд-
зан Исибаси рассказал на заседании парламента, на ко¬
торое не были допущены ни представители печати, ни
публика, мрачные подробности этого дела.Скандал, по словам Исибаси, заключается в том, что
огромная стоимость содержания оккупационной армии
губительно отражается на японской экономике. К 31 мар¬
та 1947 г. эта стоимость достигнет 50 миллиардов иен,
или более 3300 миллионов долларов по официальному
курсу. Исибаси заявил, что лишь четверть этой суммы
представляют собой запланированные расходы, осталь¬
ное — «непредвиденные» расходы на строительство или
благоустройство жилищ американских офицеров в про¬
винции. Поскольку во всех этих случаях требовалось
немедленное выполнение распоряжений, сказал Исибаси,
японскому правительству не оставалось ничего иного,
как покупать материалы на черном рынке по вздутым
ценам.Исибаси на нескольких примерах показал, чего требу¬
ют от японцев: школа игры в гольф близ Киото стоимостью
в 200 миллионов иен (13 миллионов долларов); казармы
средней стоимостью в 40—60 миллионов иен; 8 тысяч
домов для военнослужащих и их семей средней стоимостью
по миллиону иен за дом (66 тысяч долларов); перестройка
дома для французской миссии, обошедшаяся в три мил¬
лиона иен, из коих миллион был заплачен за ковры; око¬
ло миллиарда иен на украшение садов в резиденции ар¬
мии; золотые рыбки, поставляемые по требованию в каж¬
дый дом, причем правительство платит поставщикам
300 иен (20 долларов) за рыбку; свежие цветы, доставляе¬
мые в дома по номинальной цене. (В Токио ходят слухи,530
что счет одного из генералов за цветы составил 50 ты¬
сяч иен.)Исибаси сказал, что американской армии направлена
просьба ставить в известность о своих планах строительства
за шесть месяцев до начала их осуществления, разрешить
японскому правительству назначать своих подрядчиков
и, наконец, свести расходы к минимуму.Это поразительная история, и, вероятно, все сказанное
Исибаси — правда. Но в равной степени показательно
и то, о чем он умолчал. Члены парламента, которые пере¬
давали мне подробности речи Исибаси, выразили также
свое убеждение, что правительство намеренно помогает
раздувать оккупационные расходы! Оно хочет сорвать
экономическое восстановление, чтобы получить дополни¬
тельную помощь от Соединенных Штатов, а затем исполь¬
зовать экономический кризис как довод для получения
более мягких условий на мирной конференции. Ходят
также настойчивые слухи, что подрядчики дают большие
взятки правительственным чиновникам, ведающим рас¬
пределением подрядов.21 декабря 1946 г.	ШАНХАЙВ 5 часов 22 минуты утра Япония послала нам внуши¬
тельный прощальный привет в форме землетрясения,
в результате которого, как я узнал по прибытии в Шан¬
хай, в одном из городов южной Японии было разрушено7	тысяч домов. Привязанные ремнями к сиденьям самоле¬
та, мы не могли даже бросить прощальный взгляд на
Токио.34*
ПОРА РАСПЛАТЫ3 мая 1947 г.	ТОКИОЯ рад, что побывал в Китае. Это самая подходящая
страна, чтобы сделать некоторые обобщающие выводы
по поводу американской политики в Азии. А еще лучше
смотреть оттуда на Японию глазами ее соседей.Целое столетие Китай был одним из главных центров
нашей внешней политики. Теперь это центральное поло¬
жение перешло к Японии. Волна коммунизма прокатилась
по Китаю, и, хотя мы продолжали поддерживать национа¬
листов, в глубине души мы не верили, что их можно спасти.
С другой стороны, в Японии мы имели военные базы, там
существовала крепкая и сравнительно мало изменившаяся
общественная структура и устойчивое, действенное пра¬
вительство, дружески расположенное к нам.Китай сознавал, что в нашей политике произошла
перемена. Еще более болезненно он ощущал тот факт,
что его положение ухудшалось, в то время как позиции
Японии с нашей помощью усиливались. Я беседовал о
Японии с сотнями китайцев как в националистических,
так и в коммунистических районах. Каковы бы ни были
их политические убеждения, китайцы задавали мне одина¬
ково тревожные вопросы и делали одинаково тревожные
прогнозы о новой японской агрессии, которая произой¬
дет в течение ближайшего десятилетия. Китайцев оскорб-
ляло то, что мы «балуем» Японию, и они относились к ге¬
нералу Макартуру с такой страстной ненавистью, которую
вызывали у них немногие американцы. Он пытался бо¬
роться с этим предубеждением, устроив поездку по Япо¬
нии группы редакторов китайских газет. Предполагалось,
что это средство, так благотворно действовавшее на дру¬
гих, подействует столь же хорошо и на китайцев. Но ни632
генерал Макартур, ни его советники из отдела печати
не поняли того, что опасения народа, земля которого
пятнадцать лет подвергалась опустошению, нельзя успо¬
коить бесплатной праздничной поездкой и несколькими
любезными интервью.Облик Японии мало изменился за несколько месяцев
моего отсутствия. Раны войны заживают медленно, и
народ попрежнему сохраняет вид «приличной бедности».
На железнодорожных станциях тысячи людей все так
же ожидают возможности попасть на поезд. На трамвай¬
ных подножках все еще висят пассажиры, которые не
могут попасть в вагон. Перед зданием нашего штаба по-
прежнему стоит любопытная толпа американских солдат
и японцев, ожидающих выхода генерала Макартура,
идущего завтракать.Последние два дня были праздничными. Первого Мая
400 тысяч человек заполнили Императорскую площадь, где
они пели, смотрели на танцующих и требовали улучшения
питания и повышения заработной платы. Вчера на пло¬
щадь снова пришло 30 тысяч человек для празднования
официального вступления в силу новой конституции.
Шел дождь, и циники говорили, что толпу привлекал
не только интерес к новой хартии, но и обещание внеоче¬
редной выдачи сакэ. Император на три минуты появился
на трибуне, но не произнес ни слова. Когда он садился
в автомобиль, его окружила толпа, в это время японский
духовой оркестр исполнял с неосознанной им иронией
«традиционный японский мотив» — американский гимн
«Звезды и полосы». (Генерал Макартур отметил, что «новая
конституция отражает одно из великих духовных преоб¬
разований человечества».)Сегодня от недавних празднеств не осталось ничего,
кроме высоких триумфальных арок, с которых под дож¬
дем стекают потоки краски.Только что закончился ряд местных и общегосудар¬
ственных выборов. Социалистам удалось получить не¬
сколько больше голосов, чем другим партиям, однако
в газетах пишут о том, что «консервативные элементы
получили подавляющее большинство». Правые партии
в целом получили в три раза больше голосов, чем осталь¬
ные. Тэцу Катаяма, бездарный лидер социалистов,533
набожный христианин, знаток рабочих законов и рьяный
феминист, пытается теперь создать коалицию с кликой
консерваторов. У власти могут оказаться выхолощенные
социалисты. Как бы то ни было, при данных обстоятель¬
ствах они едва ли смогут остановить упорный послевоен¬
ный сдвиг Японии вправо.(Г-жа Като радостно сообщила мне, что она и ее
муж снова избраны в парламент. Я слышал, что они оба
поправели. Избрана также г-жа Тамаэ Фукагава — до¬
машняя хозяйка, говорившая о том, что она не хочет ви¬
деть в Японии голубоглазых детей.)Экономический кризис дошел до крайних пределов.
Японцы приписывают его «чудовищным ошибкам» штаба
генерала Макартура. Американцы, в свою очередь, об¬
виняют в нем японцев. Те и другие, по всей вероятности,
правы. Тем временем инфляция растет, заработная плата
сильно отстает от роста цен, а промышленное производство
остается на низком уровне. Мне сказали, что индекс про¬
мышленного производства составляет в данный момент
треть индекса 1930—1934 гг.Дальневосточная комиссия предписала установить для
Японии жизненный уровень, равный средним цифрам
1931—1934 гг. Русские хотели взять средние цифры за
более ранние годы, но затем согласились на американское
предложение. Американское продовольствие продолжает
прибывать в Японию, составляя в среднем 150 тысяч
тонн в месяц.Второй раз со времени капитуляции генерал Макартур
наложил на рабочее движение свою тяжелую руку. 31 ян¬
варя он запретил всеобщую забастовку, заявив, что он
не может разрешить пользование «таким смертоносным
социальным оружием при существующих в Японии усло¬
виях общего обнищания и истощения». Руководители
профсоюзов плакали, передавая рабочим по радио приказ
об отмене забастовки.Надо отметить один кровавый инцидент. Два молодых
человека явились к Кикунами, председателю Национально¬
го конгресса производственных профсоюзов, и потребовали,
чтобы он отменил забастовку. Кикунами сказал им, что
это зависит не от него, и молодые люди нанесли ему но¬
жевую рану. На следующий день (в традиционном стиле
националистического террора) они были переданы поли¬534
ции одним из политических бандитов, который заявил,
что они принадлежат к «патриотической» Новой народной
партии. Кикунами поправляется.Это не единичный случай. Крайние правые элементы
начали действовать с возрастающей дерзостью. Ярые
шовинисты нападают на профсоюзы, разгоняют забастов¬
щиков и устраивают массовые митинги, на которых они
задают вопрос: «Вы за кого — за коммунизм или за им¬
ператорскую власть?»Средства, которые когда-то поступали.. из японской
армии, теперь поступают от дзайбацу и от новых миллио¬
неров, составивших себе состояние спекуляциями на чер¬
ном рынке. В доме Билла Костелло я встретился с Боллом
и Деревянко. Чувствуется, что оба разочарованы сильнее,
чем когда-либо раньше. Посредством постоянных ограни¬
чений полномочий Союзного совета, посредством оскорбле¬
ний и отказов штаб Макартура привел Совет к унизитель¬
ному бессилию. Мне показалось, что Деревянко держится
более спокойно, чем Болл, который, повидимому, не уве¬
рен даже в том, что его собственное правительство стоит
всецело на его стороне.Я слышал от многих рассказы о продолжающейся
вражде между приближенными генерала Макартура и
о чистке, которая в настоящее время проводится в штабе
под руководством генерала Уиллоуби. Журналисты гово¬
рят, что ее цель, повидимому, заключается в том, чтобы
удалить из штаба всех, кто противится военному плану
создания лойяльной и консервативной Японии.Я весь день слушал эти рассказы, и поздно вечером
мне показалось, что я никогда не уезжал отсюда.
Не изменился ни характер государственной политиче¬
ской деятельности — как американской, так и япон¬
ской, ■— ни облик людей, в руках которых находится
машина оккупации. Рассказы о них также остались
прежними.В Корее, повидимому, также ничего не изменилось.
Американцы, возвратившиеся из Сеула, рассказывают
мне, что генерал Ходж готовится к будущей войне с Рос¬
сией и становится все более озлобленным, так как корейцы
не интересуются его проблемами. Корейцам делаются
предостережения о том, чтобы они опасались «беспорядков535
и лживой пропаганды». Среди американских войск пе¬
риодически объявляются «сигналы тревоги». В мрачном
двухэтажном здании суда в Тэгу за один только месяц,
прошедший со времени моего посещения, наши военные
судьи признали 537 человек виновными в подрывной рабо¬
те, приговорили 16 из них к смертной казни и оправдали
88 человек. Однако предостережения, сигналы тревоги
и суровость суда мало кого пугают. Два месяца назад
также наблюдалась волна восстаний, нападений на поли¬
цейские участки, убийств военных полицейских и пере¬
полнение тюрем.Ли Сын Ман еще никогда не был сильнее, и никто боль¬
ше не делает вид, что он им не нравится («Я люблю его
за то, что у него так много врагов», — говорит генерал
Ходж). Ким Гю Сик, которого мы как будто бы намечаем
на пост вождя Кореи, укрылся за надежными стенами
американского госпиталя в предместьях Сеула. Времен¬
ное законодательное собрание, которое мы рекламировали
как инструмент демократии, оказалось мертворожденным.
Даже корейская пресса не интересуется его бесстрастной
риторикой.С согласия генерала Макартура Корею посетила деле¬
гация Всемирной федерации профсоюзов. Неудивительно,
что встреча с руководством корейских профсоюзов оказа¬
лась для нее затруднительной.- Однако скрыть то, что
происходит в американской зоне, не так-то легко. Делега¬
ция заявила в своем докладе, что трудящиеся находятся
в условиях, которые «представляются невероятными в наш
цивилизованный двадцатый век». Представитель амери¬
канской администрации, также производивший обследо¬
вание, пришел в основном к тем же самым выводам,
и заключительная глава его обзора была поспешно зап¬
рещена.В Сеуле происходит подготовка к назначенному на
этот месяц заседанию американо-советской объединенной
комиссии. Никто не ожидает, что оно будет успешным.
Ли Сын Ман даже утверждает, будто бы государственный
департамент обещал ему создание сепаратного режима
в американской зоне, причем ему же будет поручено воз¬
главить этот режим.Тем временем на севере страны коммунисты продол¬
жают укреплять свою власть. Закончено проведение зе-536
цельной реформы, благодаря которой получили наделы
750 тысяч издольщиков и крестьян-бедняков. Полити¬
ческая оппозиция находится в тени. Сотни беженцев
продолжают переходить 38-ю параллель, направляясь
на юг и платя по тысяче иен с человека корейским провод¬
никам. Бежать нетрудно. Беженцами являются полити¬
ческие противники и все оппозиционно настроенные —
коллаборационисты, помещики, бывшие полицейские, —
и русские пограничные патрули не особенно стараются
задержать их.Корея попрежнему разделена на два враждебных
лагеря. И в этом конфликте мы попрежнему на стороне
врагов преобразований и свободы.«Что мы можем сделать? — говорят власти Сеула
в свое оправдание. — Ведь красная опасность находится
непосредственно за 38-й параллелью». Как будто можно
создать или защитить демократию, отнимая у людей граж¬
данские свободы.3	!мая 1948 г.	Н ь О Р КНаступила третья мирная весна, но в воздухе чувствует¬
ся страх и тревога. Произвол и страсти лежат в основе
политики, и каждый новый день приносит с собой новый
кризис.Япония также переживает напряженное время. Может
быть, мы долго еще будем держать свои войска на японской
земле. Может быть, мы сохраним еще надолго контрольные
органы в Токио.Эта тревожная весна — подходящий момент для того,
чтобы подвести баланс сделанному нами в Японии и срав¬
нить наши достижения с нашими неудачами.Японский эксперимент не имеет прецедентов в нашей
истории, так как мы сделали попытку превратить сильное
и агрессивное государство в демократическое, построенное
по нашему собственному образцу. Мы сделали подобную
же попытку в Германии, но там эта программа преобра¬
зований быстро сошла на нет в результате международных
разногласий. В Японии никто не делит с нами ни славы,
ни упреков за неудачи.537
Мы начали довольно хорошо — со смелого и детально
разработанного плана. Он был составлен учеными и ди¬
пломатами — людьми, ясно представляющими себе, что
такое демократическое государство и что именно препят¬
ствовало установлению демократии в довоенной Японии.
Эти люди ясно понимали необходимость огромных измене¬
ний в существовавшей ранее системе. Они даже допускали,
что японский народ применит силу, чтобы смести со своего
пути группы и учреждения, препятствующие обществен¬
ному прогрессу.Составители политического плана предписывали отде¬
ление синтоистской церкви от государства. Они предписы¬
вали ограничение императорской власти. Они обследовали
всю феодальную общественно-экономическую систему и
высказались за необходимость предоставления наделов
безземельным крестьянам, за создание профсоюзов для
рабочих и за уничтожение огромных концернов с их перво¬
бытными представлениями об общественной ответствен¬
ности, с их огромной политической силой и грандиозными
аппетитами.План предусматривал уничтожение полицейского го¬
сударства, предоставление прав женщинам, чистку школы
от ультранационалистических идей и удаление из обще¬
ственной жизни всех тех, кто толкал Японию на путь
войны: банкиров и политических деятелей, редакторов
газет, профессоров, генералов и полицейских.Этот план был вручен нашим военным, и им сказали,
что они могут действовать, так как теперь дело за ними.
Военные претворили этот план в ряд директив, направ¬
ленных к тому, чтобы уничтожить старый порядок и
создать новый.К настоящему моменту мы достигли ряда успехов. У Япо¬
нии есть теперь новая конституция, передающая всю
власть в руки народа и сводящая роль императора к тому,
чтобы служить символом национального единства. Синто¬
истская церковь отделена от государства. Значительная
часть из пяти миллионов акров земли, подлежащей пере¬
даче, уже передана издольщикам и крестьянам-беднякам.
Численность членов профсоюзов возросла до шести мил¬
лионов человек. По законам, направленным против дзай¬
бацу, акции этих компаний продаются открыто, что раз¬
дробило некоторые из этих огромных и хищных предприя-538
тий на более мелкие компании. Женщины получили право
голоса, введена относительная свобода слова, и изголо¬
давшимся умам японцев принесены в дар либеральные
идеи Запада.Мы создали возможность для возникновения крупных
и сильных левых партий, в особенности социалистов.
Наряду с профсоюзами они сыграли огромную роль в по¬
литическом воспитании народа. Постоянно наклоняя ча¬
шу весов в пользу консерваторов, мы лишили прогрес¬
сивные партии равных шансов в будущей политической
борьбе, но в городах и селах ныне существуют тысячи
людей, которые будут добиваться проведения реформ.
Мы также оставим в наследство Японии скептическое
отношение к обветшалым доктринам синтоизма и некото¬
рое неуважение к «всеведущей и всемогущей» полиции.В приходную книгу записаны и некоторые другие
пункты. Мы посыпали города Японии порошком «ДДТ»,
чтобы истребить насекомых. Мы научили японцев новей¬
шим способам сбора статистических данных. Мы заменили
полицейские сабли резиновыми дубинками и научили
полицейских новейшим методам криминалистики. Мы дали
наследному принцу американскую гувернантку. Поль¬
зуясь новейшей и лучшей техникой американских обще¬
ственных отношений, мы помогли «сплавить» нового
демократического императора его демократическим под¬
данным. Мы познакомили японских любителей кинофиль¬
мов с Арсеном Люпеном и сделали роман «Унесенные
ветром» не только американским, но и японским клас¬
сическим произведением. Мы вдохновили японскую радио¬
промышленность на подражание головокружительным тем¬
пам, бессодержательности и бесчисленным развлекательным
фокусам американского радио. Мы познакомили молодежь
с такими танцами как джиттербэг и поставили кинопро¬
мышленность перед проблемой столь первостепенной важ¬
ности, как «целоваться или не целоваться» героям филь¬
мов. Мы, повидимому, имели какое-то отношение к тому,
у что рыбная ловля в рвах вокруг императорского дворца
стала доступной для простых рыбаков. После восьмилет¬
него перерыва мы снова дали японцам доступ к книгам
Хэмингуэя, Льва Толстого и Карла Маркса (с купюрами).
Мы научили японских детей волшебным словам «джипу»
(виллис) и «гам-му» (жевательная резина), и (может быть,539
не слишком удачно) мы придумали первое слово для англо¬
японского словаря: «А-бомба» (атомная бомба).Однако история цинична, она обладает страстью к фак¬
там и любит приглядываться к. ним попристальнее. Ее
нельзя обмануть ни хвастовством чиновников отдела пе¬
чати, ни половинчатыми реформами. У нее есть перепек-
тнва и терпение.Поэтому история отметит, что сегодня синтоизм снова
находится на подъеме, что за императорским мифом по-
прежнему стоит мощная религиозная и политическая
сила. История отметит, что старая гвардия снова стоит
у власти в парламенте и в кабинете и что, хотя теорети¬
чески хозяином страны является народ, премьер-министры
сообщают императору о политических событиях с преж¬
ним «страхом и трепетом». Она отметит, что невзирая
на земельную реформу сельская экономика и власть на
местах остаются в руках помещиков. Она отметит, что
нарушения нового земельного закона приняли настолько
обширные размеры, что вся реформа начинает казаться
смехотворной.История отметит меры, принятые для «смягчения»
рабочего движения — от штрейкбрехерства, совершаемого
двадцатилетними армейскими сержантами в маленьких
городках, до карательных экспедиций майора Имбодена,
от нового запрета, наложенного на забастовки генералом
Макартуром в прошлом месяце, до открыто объявленных
планов японского правительства «изменить» рабочие за¬
коны.Чистка к настоящему времени превратилась в обман.
Военные преступники сидят в парламенте, в кабинете
министров и при императорском дворе, разрабатывая
новое «демократическое» законодательство, и стараются
приспособить чистки к своим политическим целям. Воен¬
ные преступники «пересматривают» школьные учебники,
руководят прессой, держат в своих руках кинопромышлен¬
ность и радио. Агенты полиции по контролю над мыслями,
«вычищенные» по нескольку раз, появляются снова на
ответственных постах — часто с благословения американ¬
цев. Подвергшиеся чистке политические деятели и банки¬
ры продолжают действовать через своих родственников
или сообщников, а иногда через подставные компании<540
История отметит состав нового Верховного суда, на¬
значенный в прошлом году японскими консерваторами.
Во главе его стоит адвокат, который пятнадцать лет был
юрисконсультом треста Мицуи, а среди членов суда есть
люди, которые длительное время_ верноподданно служили
старой олигархии. Японцы ловко пользуются нашими
собственными ошибками. Чтобы поддержать чудесную
легенду о том, что новую демократию строят сами японцы,
генерал Макартур заставил их записать все американские
реформы в свой кодекс законов. Теперь эти реформы в ка¬
честве японских законов могут быть пересмотрены и из¬
менены Верховным судом.Некоторые помещики уже подали в суд жалобы на
то, что земельная реформа антиконституционна, так
как она лишила их справедливой компенсации. Суд
пока ничего не предпринял, поскольку мы еще не ушли.
Но сами японцы догадываются, что по окончании окку¬
пации жертвы демократических реформ — владельцы
дзайбацу, помещики, «вычищенные)) офицеры и жан¬
дармы — явятся в Верховный суд за компенсацией и
получат ее.История отметит, что некоторые штабные офицеры
пытались помешать выборам новых ультраконсерватив¬
ных судей. Генерал Макартур не позволил им сделать это
по той причине, что вмешательство в дела Верховного
суда может повредить его авторитету.Немногие официальные претензии были столь нелепы
и обманчивы, как претензии по поводу уничтожения
дзайбацу. Правда, крупным предприятиям нанесены серь¬
езные удары. Значительная часть их деятельности про¬
водится подпольно. Но следует также отметить, что все
главные партии (за исключением социалистов), кабинет
министров, пресса и императорский двор остаются в сою¬
зе с дзайбацу и отстаивают их интересы. Еще более важен
тот факт, что дзайбацу держат в своих руках большую
часть японской экономики.Мы сами настолько резко отступили от своей перво¬
начальной политики, что освободили дзайбацу от от¬
ветственности за военную агрессию Японии и выпустили
большую часть их руководителей из тюрьмы Сугамо «за
недостатком улик».541
Все это делалось, несмотря на неопровержимые до¬
казательства двуличия дзайбацу. Особенно ярко говорили
об этом факты, раскрытые «скандалом с исчезнувшими
запасами», последствия которого пртрясли японское пра¬
вительство прошлой осенью. Это были те запасы, которые
разбитая японская армия и флот должны были передать нам.Специальная парламентская комиссия во главе с Като
определила, что исчезло запасов на 50 миллиардов иен
(10 миллиардов долларов по официальному курсу). Ко¬
миссия установила, что исчезновение этих товаров явилось
результатом заговора военных властей, правительства
и дзайбацу в тот самый месяц, когда Япония капитулиро¬
вала. Было обнаружено, что большая часть запасов была
передана дзайбацу, причем частично эта передача была
проведена летом 1946 г. В спрятанные запасы входили
железный лом, чугунные болванки, золото, медь, сереб¬
ряная проволока, слитки серебра, каучук и даже обувь.
На одном острове Кюсю, по словам токийской прессы,
понадобилось 5800 железнодорожных вагонов для перевоз¬
ки запасов в места, где они были затем спрятаны.Ни одного грамма из этих запасов не было отдано тому
делу промышленного возрождения, которому на словах
так горячо преданы дзайбацу. Большая часть запасов
была спрятана для использования по окончании оккупа¬
ции. Интересно отметить, что часть запасов была продана
на черном рынке, а на полученные деньги через подстав¬
ные компании были скуплены акции дзайбацу, которые
правительство продавало якобы «всем гражданам».Но не одни только дзайбацу нарушали наши планы.
Консервативные кабинеты, которым мы поручили задачу
демократизации Японии, работали над сохранением ста¬
рого порядка. Императорский двор успешно добивался
того, чтобы вернуть свое влияние на Японию и ее народ.
«Управления по демобилизации» действовали как замаски¬
рованные генеральные штабы, а министерство иностранных
дел втайне разрабатывало внешнюю политику, которая
вернула бы Японии ее былую славу.Составлялись сложные планы натравливания одной
страны на другую. Была организована кампания пропа¬
ганды с целью убедить победителей, что Японии необхо¬
димо «жизненное пространство» и «возможность дальней¬
шего существования». Хитоси Асида, газета которого542
«Джапэн тайме» в тридцатые годы была глашатаем агрес¬
сии и который теперь является премьер-министром, просил
у союзников разрешения сохранить за Японией «незначи¬
тельные» острова, включая Окинава. Один из его помощ¬
ников утверждал в парламенте, что Япония не разбита,
а потому может предъявлять нам требования. А Иосида
даже просил о создании армии для... самообороны.В прошлом году Джо Фромм из «Уорлд рипорт» полу¬
чил данные о секретной стратегии министерства иностран¬
ных дел, разработанной для мирной конференции, и соз¬
дал этим одну из крупнейших газетных сенсаций периода
оккупации. В этих данных указывалось, что путем натрав¬
ливания США против СССР японцы будут стремиться
к прекращению оккупации, к тому, что союзный контроль
в Японии будет ограничиваться присутствием послов
четырех держав, не имеющих права прямого вмешатель¬
ства, что они добьются отмены союзного руководства
в промышленности и внешней торговле, вернут себе право
создавать воздушный флот и устранят ограничения, ка¬
сающиеся численности вооруженной полиции.«Однажды в разговоре, — писал Фромм, — японский
дипломат спросил представителя союзников, как будет
реагировать его правительство на предложение о том,
чтобы Японии было разрешено создать вооруженную
полицию в 100 тысяч человек для «целей безопасности».
«Я не могу сказать, каково будет отношение моего пра¬
вительства, — ответил ему представитель, — но на вашем
месте я предложил бы 90 тысяч или 110 тысяч. Только
не 100 тысяч. Это та самая цифра, о которой после первой
мировой войны просили немцы, — тоже для целей безо¬
пасности».Степень неудачи или успеха зависит от того, с каким
мерилом подходить к фактам. В качестве критерия, кото¬
рый можно применить к оккупации, следует рассматривать
первоначальную послевоенную политику Соединенных
Штатов, план которой был опубликован в августе 1945 г.
Эта декларация о политике, являвшаяся одним из круп¬
ных документов американской истории, детально наме¬
чала пути, по которым следует вести Японию к демократии.Если применять этот критерий, то мы потерпели в
Японии неудачу. Таким критерием нельзя руководство-543
ваться при частичном успехе. Успех должен быть пол¬
ным, или же его не существует совсем. Демократия —
нечто цельное и единое. Она не может быть частичной.
Демократия перестает быть демократией, когда ее кон¬
ституция не произрастает из народной почвы, а насаж¬
дается канцелярией победителя. Демократия перестает
быть демократией, когда ее демократическая конституция
выполняется недемократическим правительством, истол¬
ковывается недемократическим Верховным судом и прово¬
дится в жизнь недемократической полицией. Демократия
перестает быть демократией, когда мы — ее менторы —
на словах твердим о нашей преданности принципу свободы
слова, а затем позволяем нашим цензорам наложить зап¬
рет на свободную дискуссию, в которой японский народ
мог бы высказаться о своем собственном правительстве,
конституции и жизненных задачах. Наконец, демократия
превращается в обман, когда общественно-политическая
система, считающаяся демократической, строится на осно¬
ве феодализма во главе с императором.Мы вели дорогостоящую войну, утверждая, что наша
цель состоит в том, чтобы превратить Японию в государст¬
во, поддерживающее демократию и мир. Генерал Макар¬
тур истолковал этот принцип как отказ от войны и во¬
оруженных сил. Однако сегодня найдется немного людей
в Японии или вне ее, которые сомневались бы в том, что
через десятилетие она будет готова для новых военных
авантюр. Ее консервативные вожди, ее дипломаты, капи¬
талисты и рядовые националисты нисколько не скрывают
своей уверенности в том, что Япония получит новую воз¬
можность для империалистической экспансии.Японцы проиграли войну, но они выигрывают мир,
и притом выигрывают его с нашего согласия. То, что проис¬
ходит в Японии, является только частично плодом япон¬
ских заговоров. В гораздо большей степени это отражает
нашу собственную политику, которая за неполных три
года прошла долгий путь от демократических реформ
до превращения Японии в наш военный и экономический
оплот на Тихом океане.То, что происходит в Японии, не самодовлеющее яв¬
ление. Это неотъемлемая часть нашей внешней политики,
новых целей, страхов и страстей, общей перестройки всех
наших сил. То, что происходит в Японии, происходит544
и в Германии. То, что происходит под нашей эгидой в Ки¬
тае, уже произошло в Греции. Япония превратилась в од¬
но из наших внешних укреплений, причем погибла та
самая демократия, которую мы должны были создать.Однако превратности политики Вашингтона не снима¬
ют вины с генерала Макартура и его советников. За не¬
многими исключениями, никому из этих людей не нрави¬
лась их роль разрушителей старого общественного строя.
Личные странности генерала Макартура также не способ¬
ствовали улучшению положения. Преобразования в Япо¬
нии проводились стихийно, потому что генералу не хо¬
телось оказывать давление на Иосида или Сидехара, или
потому, что он мечтал об утверждении конституции и
не хотел, чтобы этому утверждению что-нибудь помешало,
или потому, что та или иная форма могла бы оказаться
слишком невыгодной для консерваторов, которых он
поддерживал.Американцы имеют право знать, что происходит в Япо¬
нии. До них доходило очень немногое, потому что генерал
Макартур боролся с прессой и затуманивал смысл сооб¬
щений миллионами прилагательных. Реформы, разрабо¬
танные в штабе и затем навязанные японцам, восхвалялись
как проявление стремления японцев к демократии. Побе¬
ды консерваторов и даже ограничения свободы официально
приветствовались как торжество демократической практики.Постепенное изменение политики США в Японии ил¬
люстрируется историей трех встреч между генералом
Макартуром и императором Хирохито. При первой встре¬
че генерал держал себя сурово и официально. Он был
представителем победителей, а Хирохито был символом
не только побежденной нации, но и тех феодальных сил,
которые мы обязались искоренять.Прошло некоторое время, и при второй встрече импера¬
тор ска: ял генералу Макартуру: «Наша конституция не
позволяет нам иметь армию. Я озабочен нашим будущим».
Генерал Макартур успокоил его: «Соединенные Штаты
возьмут на себя защиту Японии». (Переводчик императора
был уволен за то, что предал этот разговор гласности,
но существует предположение, что эта нескромность была
совершена по приказу министерства иностранных дел.)При третьей встрече генерал Макартур впервые на¬
звал императора «ваше величество».35 М. Гейн545
Переход от суровости к придворным титулам сам по
себе не так важен. Но это одна из тех бесчисленных ме¬
лочей, которые подчеркивают перемену в характере на-
шнх отношений с Японией. Это барометр крупных пере¬
мен в нашей политической позиции, барометр, на который
с тревогой смотрят как американцы, так и японцы.Есть и другое мерило, которое можно применить к Япо¬
нии — мерило готовности к войне. Люди, руководящие
судьбами нашей нации, предвидели новую войну, в кото¬
рой, по выражению Токио, Япония должна стать не только
«оплотом», но и «трамплином». Над нашей национальной
политикой все больше тяготеет ожидание войны.Проводя эту политику, мы взяли в Японии два курса.
Мы создали и поддерживали у власти ряд консервативных
режимов, которые, без сомнения, стали бы на нашу сторо¬
ну в будущей войне. В то же время мы перекачивали
в Японию средства в форме продовольствия, хлопка и
автомашин, в форме порошка «ДДТ», которым мы осыпа¬
ли города, в форме прививок, сделанных миллионам лю¬
дей, и ремонта улиц.Второй курс создал нам друзей. Однако у нас мало
оснований предполагать, что эта благодарность выразит¬
ся в поддержке нас во время войны. В Японии — как,
вероятно, и в Германии — преобладающим чувством яв¬
ляется страх перед войной. Не существует таких соблаз¬
нов, которые заставили бы японский народ забыть этот
страх.Американские наблюдатели считают, что, если разра¬
зится война, японское правительство будет на нашей
стороне. То же самое относится к молодым летчикам-
«камикадзе», к бывшим военным, к фанатически настроен¬
ным офицерам — ко всем тем, кто любит войну за ее силь¬
ные ощущения или за добычу, которую она дает. Но про¬
стые люди — шахтеры, безземельные крестьяне, железно¬
дорожники, обедневшие служащие — останутся в стороне.
А если мы затронем их, их нейтралитет может превра¬
титься в ненависть.Если бы мы провели первоначально намеченные нами
реформы, отстранив от власти старую японскую гвардию
и оказав поддержку новому либеральному руководству;
если бы мы проявили твердость, когда наши директивы
саботировались; если бы мы поручили работу в Японии546
штатским, а не военным экспертам; если бы мы не меняли
своей политической линии; если бы мы помнили о том,
что даже в период кризиса интересы коренного населения
должны иметь преимущество перед нашими стратегиче¬
скими планами; если бы ым сделали все это,— то в Японии
не только существовала бы подлинная демократия, но
Вашингтону не пришлось бы тревожиться из-за роста
японского коммунизма.Нашей самой грубой ошибкой в Японии было перво¬
начальное предположение, что демократические реформы
могут быть проведены и будут проведены людьми, не¬
навидящими их.Нетрудно понять, почему была сделана эта ошибка.
Победа захватила нас врасплох. В начале 1945 г. один
из наиболее осведомленных представителей американского
флота утверждал в беседе со мной, что Япония будет про¬
должать бороться по крайней мере до 1948 г. Наша раз¬
ведка, повидимому, была смущена разнообразием и про¬
тиворечивостью получаемых ею сведений о Японии.Поэтому, когда произошла капитуляция, мы не были
к ней подготовлены. У нас не было бесспорных данных
о духе японского народа. Мы радовались тому, что в Япо¬
нии имеется функционирующее правительство и с удов¬
летворением передали ему свою работу. Это явилось пер¬
вым и наиболее важным шагом в целом ряде событий,
которые были результатом того, что старая Япония пере¬
жила поражение.Перед празднованием нами первого рождества в Япо¬
нии мы уже знали, что японская правительственная маши¬
на направлена на саботаж. Мы уже знали, что токийское
правительство является буфером, служащим для того,
чтобы смягчать нажим союзников. Однако власть на мес¬
тах функционировала без всяких изменений и преград.
Мы уже знали о ряде совещаний в императорском дворце,
на которых был выработан план, рассчитанный на то,
чтобы парализовать нашу деятельность. Мы знали, что
уничтожено множество важных документов; что запасы
сырья, необходимого для реконструкции Японии, ликви¬
дированы или спрятаны; что японские чиновники пере¬
мещены на другие должности таким образом, чтобы
избежать чисток; что военным и националистическим
35*	547
группировкам переданы огромные средства, на которые
они смогут просуществовать несколько лет.Именно эти ранние дни оккупации были самым под¬
ходящим моментом для того чтобы убрать политических
главарей, чтобы реорганизовать весь аппарат власти
в Японии. Мы медлили, а японцы с каждым днем получали
все больше сведений о наших слабостях и о том, как их
можно использовать в борьбе против наших планов. Кроме
того, с каждым днем силы «реформаторов» в нашем штабе
таяли, а силы группы «готовности» возрастали. «Ре¬
форматоры» составили первоначальные директивы, в ко¬
торых дух и задачи послевоенной политической деклара¬
ции были претворены в конкретные планы преобразований.
Но пора обещаний прошла, и настало время их выполне¬
ния, а «реформаторов» заставляли уходить одного за
другим.Через полгода после капитуляции один из главных по¬
мощников генерала Макартура сказал мне: «Наш каратель¬
ны^ период закончился».Ьще через два года наша снисходительность достигла
фантастических размеров. Так, например, издатель «Иомиу¬
ри» Баба обратился в письме к одному американскому
генералу с просьбой помочь японскому военному пре¬
ступнику, «вычищенному» другим американским генера¬
лом, утверждая, что на последнего повлияли «окружаю¬
щие его коммунисты». Можно привести еще более пора¬
зительный случай, как только что подвергавшийся чистке
издатель другой крупной газеты сообщил доверенному
лицу генерала Макартура о способах, с помощью кото¬
рых он намерен обойти чистку. Он писал, что его план
заключается в передаче своих акций подставной компании
«с целью предотвращения их захвата левыми элементами».
Ни в том, ни в другом случае американцы, которым были
адресованы эти письма, не предприняли ничего против
японцев.Теперь дух преобразований исчез, и об этом знают
все японцы, начиная с руководителей дзайбацу, обра¬
щающихся к американцам за займами, и кончая рабочими,
которые две недели назад наблюдали, как представители
правительства увольняли, штрафовали и арестовывали
руководителей профсоюзов за призывы к забастовке.
Те немногие реформы, которые все-таки проводятся, не548
сохранили от намечавшихся раньше преобразований ни¬
чего, кроме их формы.К настоящему моменту через пропасть между либе¬
ральными взглядами государственного департамента и
консервативными убеждениями штаба построен мост. Лю¬
бопытно отметить, что это совпало с переходом власти
в Вашингтоне от штатской группы к представителям
армии. «Жесткая» внешняя политика Вашингтона на¬
ходит соответствующий отклик в Японии.На нашу политику в Японии повлияло много факторов.
Среди них, несомненно, следует назвать японский саботаж.
Среди них находится также нежелание нашего собствен¬
ного военного руководства менять что-либо в полити¬
ческой структуре Японии. Сюда же относится перенос
центра тяжести нашей тихоокеанской политики из Китая
в Японию. Не меньшее значение, чем любой из этих фак¬
торов, имело также выступление нашего крупного капита¬
ла на японской арене.Япония была самой лакомой добычей, когда-либо
прельщавшей американский крупный капитал. После вой¬
ны было поставлено на карту нечто гораздо большее,
чем возобновление прежних деловых связей с дзай¬
бацу. Поражение Японии дало американским капита¬
листам возможность захватить значительную долю уча¬
стия в одной из крупнейших индустриальных систем
в мире.Главным препятствием к этому были не японцы. Со¬
глашение с американскими концернами означало кредиты,
патенты и оборудование, а потому большинство дзайбацу
были настроены в пользу более тесных отношений. Более
серьезным препятствием оказались меры контроля и ог¬
раничения, которые мы сами ввели в Японии с целью
проведения реформ. Американский крупный капитал отно¬
сился враждебно ко всей программе, направленной против
дзайбацу и характеризовавшейся децентрализацией, конт¬
ролем продукции и прибылей и заботой о благосостоянии
рабочих.Дзайбацу не были удивлены появлением нового союз¬
ника. С первого же дня поражения они искали благо¬
склонности у американского официального мира, в ко¬
тором так обильно были представлены капиталисты.549
Их «жесты доброжелательства» чаще всего встречали сочув¬
ственный отклик. Один из первых рассказов, который
я услышал на эту тему в Токио, относился к банкету,
устроенному в честь американских офицеров Риозо Асано’
главой дзайбацу, державшим в своих руках торговлю сталью!
оружием и цементом в Китае, на Формозе и в Маньчжурии,
Во время этого банкета капитан американского флота
предложил тост в честь хозяина: «За светлую надежду
японской демократии!»Капитан был одним из тех самых официальных лиц,
которым было поручено уничтожение дзайбацу, и в его
канцелярии, несомненно, имелись документы, говорившие
о преступных операциях Асано.Другой рассказ, не менее достоверный, относится
к дзайбацу, работавшей в течение долгих лет в тесной
связи с одним из крупнейших американских электрических
концернов. В течение всех военных лет японская фирма
содержала резиденцию американских представителей ком¬
пании в полном порядке, чтобы принять их в случае воз¬
вращения. Здание постоянно ремонтировалось, и люби¬
мый повар американцев оставался на службе дзайбацу.
Деловые связи должны были сохраниться, независимо
от того, на чьей стороне окажется победа.Около того времени, когда я вернулся в Токио в прош¬
лом году, Дальневосточная комиссия получила от госу¬
дарственного департамента проект директивы, инструкти¬
рующей генерала Макартура о том, чтобы он «воспрепят¬
ствовал чрезмерной концентрации экономической власти
в частных руках». Эта директива оказалась лебединой
песней «реформаторов» в Вашингтоне. Тщательно подго¬
товленная «кампания протеста», проведенная в прессе v
в сенате, вызвала отмену этой директивы.Позднее военное министерство дало генералу Макар-
туру указание — изменить тактику уничтожения трестов.
К официальным инструкциям было приложено личное
ходатайство военного министра Кеннета Ройялла. Однако
к этому времени программа борьбы с дзайбацу зашла
слишком далеко (по крайней мере, на бумаге), чтобы от
нее можно отказаться, не потеряв престижа. Поэтому
генерал Макартур резко отклонил полученные указания,
приведя длинные цитаты из более ранних директив о
роспуске дзайбацу.550
Законопроект о децентрализации японских крупных
промышленных предприятий был проведен через враж¬
дебно настроенный японский парламент без каких-либо
попыток скрыть бронированный кулак, продвигавший
это мероприятие. Позднее генерал Макартур ответил
в американском сенате на протесты по этому поводу,
предсказывая «кровавую баню революционного произво¬
ла», если концентрации капитала в Японии не будет по¬
ложен конец.В этот момент на сцене появилась фигура, давно уже
действовавшая за кулисами. Это был Уильям Дрэйпер,
помощник военного министра и бывший директор круп¬
ной фирмы «Диллон, Рид». Дрэйпер сыграл большую роль
в изменении программы декартелизации Германии. Те¬
перь он обратил внимание на Японию. Кульминационным
пунктом нажима на Токио явилась отправка в Японию
миссии, состоявшей из банкиров, капиталистов и фабри¬
кантов. Во главе миссии стоял Дрэйпер. Среди ее членов
находился Пол Гофман, председатель корпорации «Студе¬
беккер» и администратор по экономическому сотрудни¬
честву.Без особой огласки эта миссия действительно изменила
нашу политику в Японии. Согласно новым планам Япо¬
ния должна быть восстановлена к 1953 г., причем это
обойдется американским налогоплательщикам приблизи¬
тельно в 1600 миллионов долларов. Японская печать
радостно приветствовала новую политику, называя ее
«планом, который превратит Японию в мастерскую Азии».Как и следовало ожидать, в новой политической дек¬
ларации ничего не говорилось о реформах. Она подчер¬
кивала главным образом снятие ограничений с произ¬
водства и прибылей корпораций. Законам, направленным
против дзайбацу, предстояло погибнуть естественной
смертью. От трудящихся ожидалось, что они «пересмотрят
свои требования». Японии разрешалось восстановить свой
торговый флот, и для ее промышленной экспансии не
ставилось никаких пределов. Казначейство США обяза¬
лось предоставить Японии около полумиллиарда долла:
ров в качестве первого взноса на ее восстановление.Японские высшие чиновники радостно реагировали
на все это. Они потребовали немедленного изменения ра¬
бочих законов и ограничения профсоюзов. Они указали551
на необходимость резкого понижения репарационных пла¬
тежей. Они высказались за прекращение экономических
чисток и за возвращение уже подвергшихся чистке лиц«Перспектива получить до заключения мирного до¬
говора большую свободу от ограничений, повидимому, об¬
радовала японских капиталистов и их представителей
в парламенте, — писал Аллен Реймонд, корреспондент
«Нью-Йорк гералд трибюн». — Руководители старых дзай¬
бацу, сначала подвергшиеся чистке, а затем возвращен¬
ные по распоряжению комитета, решающего вопрос о
военных преступлениях, съезжаются в Токио для совеща¬
ния о том, как ускорить восстановление страны».Однако японцы не ограничились использованием своих
успехов в одной лишь деловой сфере. Они потребовали
пересмотра «поспешно составленной» конституции, начи¬
ная с мелких вопросов и кончая, без сомнения, вопросом
об аннулировании статьи, в которой Япония навсегда
отказывается от ведения войны. Не дожидаясь этого пере¬
смотра, правительство предложило парламенту законо¬
проект о создании «флота сохранения мира» для «борьбы
с пиратством и контрабандой». Этот «карманный флот»
должен состоять из 126 небольших судов, включая под¬
водные лодки, и иметь в своем распоряжении 10 тысяч
вооруженных моряков. Можно было задать себе вопрос,
через сколько времени в Японии появится армия для
«защиты от коммунистической агрессии».Генерал Макартур подчинился этому нажиму без
всякой борьбы. Его внимание было сосредоточено на
президентских выборах в Америке. К тому же ни он,
ни кто-либо из его советников никогда не боролись осо¬
бенно энергично за преобразование старой Японии. Они
не испытывали ни страстной ненависти к дзайбацу, ни
особой привязанности к беспокойным рабочим союзам.
Их действия вдохновлялись исключительно прежними
директивами Вашингтона и слабой надеждой, что неко¬
торое небольшое количество реформ может успокоить
политические и общественные беспорядки.Корея представляет еще более печальную картину.
В Японии были все же проведены некоторые демократиче¬
ские меры и имелась видимость заботы о благосостоянии
народа. Левые группировки еще имеют печатные органы,552
где они могут высказывать свое мнение, рабочие профсою¬
зы беспрепятственно вербуют членов, а люди, собравшиеся
на Императорской площади, еще могут выкрикивать об¬
винения против правительствах. Южная Корея не пре¬
тендует ни на какую свободу. Это плацдарм, где права,
потребности и желания народа принесены в жертву наше¬
му конфликту с Россией.В Южной Корее с прошлого года произошло многое,
но в то же время там совершилось трагически мало пе¬
ремен. Лю Вун Хон, единственный либеральный деятель
в нашей зоне, убит. Генерал Лерч умер, и его сменил
другой генерал. С целью ответить, хотя бы и с запоздани¬
ем, на земельную реформу, проведенную на севере, мы
были вынуждены провести в жизнь наш собственный план,
получивший название «безумие Банса». Но никто не ожи¬
дал, что этот план вызовет что-либо, кроме раздражения,
так как он относился только к прежним японским землям
(меньше одной пятой всей земли) и не касался прилегающих
поместий крупных корейских землевладельцев. Безземель¬
ные крестьяне, работающие на помещика, продолжали
оставаться той же голодной и мятежной толпой.В стране произошли новые восстания, одна волна ко¬
торых была отмечена прошлым летом, а другая—в начале
текущего года. Во время второй вспышки было арестовано8	тысяч человек, которых втиснули в уже переполненные
тюрьмы. Когда группа представителей ООН предложила
амнистировать политических заключенных, генерал Ходж
твердо заявил, что в американской зоне таковых нет.
Без сомнения, дело заключается в определении слова
«политические».Объединенные нации стали нашим союзником в Корее,
как и в других местностях, где существует кризис. Не¬
взирая на протесты со стороны русских, ООН отправила
в Сеул комиссию для проведения выборов в американской
зоне. Русские настаивали, что единственным решением
корейского вопроса является отвод и советских и амери¬
канских войск.1 Прошел небольшой срок, и исчезли и те остатки демократи¬
ческих свобод, о которых пишет здесь автор. В настоящее время
левая печать в Японии запрещена, правительство Иосида воз¬
рождает в стране фашистский террор, раздувает милитаристскую
реваншистскую пропаганду. (Прин. ред.)553
Мы, в свою очередь, говорили о нашей преданности
демократии, но настаивали на выборах, которые должны
были передать всю власть в американской зоне одной
из самых реакционных государственных машин нашего
времени. («У нас нет иного выбора, кроме поддержки
Ли Сын Мана в Корее так же, как мы поддерживаем Чан
Кай-ши в Китае», — заявил генерал Макартур одному
французскому журналисту.) Кроме того, мы использовали
крайние меры для того, чтобы заставить другие страны,
как, например, Сирию и Индию, поддерживать нашу
точку зрения.Однако никто из иностранных обозревателей, даже
настроенных самым дружественным образом к нам, не
мог ке видеть трех основных зол в американской зоне.
В своих рекомендациях генералу Ходжу комиссия ООН
говорит обо всех этих вопросах. Она заявила, что «серьез¬
но озабочена той ролью, которую может сыграть полиция
во время выборов». Она настаивала на том, что молодеж¬
ные организации «должны быть извещены о наблюдении,
которое ведет за их деятельностью комиссия ООН». На¬
конец, она настаивала на амнистии политическим заклю¬
ченным, существование которых так благодушно отрицал
генерал Ходж. Действительно, в Корее ничего не изме¬
нилось с тех пор как я был там.Решение провести выборы в американской зоне было
личной победой Ли Сын Мана. Он отпраздновал ее огром¬
ным массовым митингом в честь комиссии. На этом митин¬
ге, на виду у полиции и комиссии, правая молодежь из¬
била нескольких левых, похитила несколько автомашин
и изувечила несколько лиц. Когда комиссия ООН неофи¬
циально предложила генералу Ходжу отстранить началь¬
ников южнокорейской и сеульской полиции (верных
помощников Ли Сын Мана), генерал Ходж твердо откло¬
нил это предложение.Ли Сын Ман был хорошо подготовлен к выборам.
За него действовали все «органы убеждения» в амери¬
канской зоне: полиция, молодые террористы, помещики,
личный состав военного правительства Кореи. Его успех
был настолько несомненным, что двое из его главных
консервативных противников — террорист Ким Ку и
умеренный Ким Гю Сик, которого Берч когда-то надеялся
видеть во главе Кореи, — были вынуждены выступить554
против предполагаемых выборов и потребовать обсужде¬
ния вопроса с коммунистами Севера. Таким образом, наша
политика возбуждала против нас даже консерваторов.Тем временем на севере Кореи Россия сама решала
свои задачи. Там проведены приготовления к созданию
автономной демократической народной республики. Пред
полагается создать независимую армию. Выборы дали
еще одно доказательство того влияния, которое имеют
коммунисты на население и на политику. В противопо¬
ложность американской зоне, женщинам на севере предо¬
ставлено право голоса. Бегство оппозиционеров в нашу зону
продолжается, хотя и в значительно меньшем масштабе.С каждым днем и с каждым новым мероприятием обе
державы закрепляют существование такого политического
уродства, как 38-я параллель. С каждым днем Корея
приближается к братоубийственной войне. Как только
в двух зонах появятся соперничающие между собой режи¬
мы, гражданская война станет неизбежной. Она может
начаться скрыто, с саботажа и террора. Однако в столь
напряженный период нелегко справиться с насилием.
От пуска поезда под откос до пограничных стычек и пар¬
тизанской войны один шаг.Нет сомнения в том, что мы будем захвачены этой
борьбой. При существующем у нас настроении мы не склон¬
ны отступать с какого-либо из наших плацдармов, включая
и те, которые нам дорого обходятся и которые мы не можем
удержать. Мы можем отвести из Кореи часть наших гар¬
низонов. Мне сказали, что если это будет сделано, мы
оставим в Корее небольшую группу «военных советников»,
которая превратит Корею в новую Грецию.Два года назад общее решение наших разногласий
с Россией могло бы решить и корейскую проблему. Те¬
перь это уже не так. Историческая буря, проносящаяся
над страной, вызвала политическую поляризацию. Сред¬
них элементов не осталось: существует только неприми¬
римая правая партия под руководством Ли Сын Мана
и крайняя левая, возглавляемая коммунистами.Так же как и в Китае, политическая борьба в Корее
совпадает с вековой борьбой между помещиком и крестья¬
нином. Встав на сторону Ли Сын Мана, мы стали союзни¬
ками помещиков. Так же как и в Китае, мы дорогой ценой
заплатим за эту ошибку.555
С того осеннего дня в 1945 г., когда я вылетел из Сан-
Франциско, направляясь на запад, я имел возможность
наблюдать в трех основных странах Азии нашу внешнюю
политику в действии. Ход этой политики был одним и
тем же в Китае, в Японии и в Корее.Так, например, во всех трех странах мы проводили
негативную политику. Мы были заняты «сдерживанием»
русского влияния, а не поощрением прогрессивных меро¬
приятий, которые могли бы принести пользу китайцам,
японцам или корейцам.Во имя этого «сдерживания» мы стали во всех трех
странах союзниками крайних правых группировок. Сте¬
пень нашей связи с правыми партиями различна. В Япо¬
нии мы завоевали наилучшую репутацию, так как мы
начали с прогрессивной политики и в течение некоторого
времени, в 1947—1948 гг., поддерживали сравнительно
прогрессивный кабинет. Однако вариации не меняют
общего направления нашей политики. В Японии мы яв¬
ляемся союзниками таких людей, как Иосида, в Корее
мы связаны с Ли Сын Маном, а в Китае — с правым кры¬
лом гоминдана.Это политика банкротства, которое мы сами навлекаем
на себя. Мы откровенно сознаемся, что политические дея¬
тели, которых мы поддерживаем, недемократичны и про
дажны. Мы признаем, что эти люди не могут и не хотят
проводить прогрессивные реформы, и мы даже согласны
с тем, что без этих реформ беспорядки будут продолжать¬
ся. Наиболее классическое признание исходит от под¬
комиссии по иностранным делам в конгрессе, которая
заявила:«Весьма предпочтительно, чтобы Соединенные Штаты
имели в Китае свободное, хотя и аморальное правитель¬
ство, а не враждебное правительство, находящееся под
влиянием коммунистов, даже если бы оно было в высокой
степени чистым и морально безупречным».Это бесцельная и дорогостоящая политика, так как
она игнорирует благосостояние того народа, который
мы якобы защищаем. Она вдвойне бесцельна, так как
мы пытаемся бороться с коммунистами, пользуясь фео¬
дальными идеями и учреждениями. Общественное недо¬
вольство в Китае и Корее порождается феодальной систе¬
мой землевладения. В Народную армию Китая и в ряды556
бесчисленных мятежников в Южной Корее вступают
безземельные издольщики, которые не в силах больше
выносить существующее положение. В Японии мы сделали
попытку освободить крестьян, но мы оставили почти
нетронутой феодальную надстройку, во главе которой
стоит император.Во всех трех странах коммунисты возглавляют дви¬
жение протеста. Однако было бы наивно думать, что без
коммунистов в Китае и в Корее не было бы крупных
крестьянских восстаний.Полтора века Америка была символом свободы и про¬
грессивной мысли. В Азии этот символ никогда не был
более ярким, чем во время последней войны. Однако мы
растратили это сокровище меньше чем за три года. Новый
облик Америки — это облик сильной, богатой и хищной
страны, находящейся в союзе с реакцией и готовой пода¬
вить любое массовое движение, если оно левее центра,
независимо от того, является ли оно коммунистическим,
социалистическим или просто движением протеста против
несправедливости, коррупции и угнетения.Насилие и репрессии не являются ответом на беспоряд¬
ки. Ответ заключается в просвещенной социальной ре¬
форме. Если бы мы пошли этим путем, нам не надо было
бы бояться коммунизма или России. Люди, которые раз¬
работали первоначальную декларацию о нашей политике
в Японии, знали об этом. Люди, которые сменили их
у власти в Вашингтоне и которые проводят нашу политику
в жизнь, не понимают этой истины.В результате мы потерпели неудачу в Японии, так
же как в Китае и Корее. Нам удалось породить лишь не¬
нависть к себе, и только слепые могут отрицать сегодня
возможность победы коммунизма в Китае и Корее.«Нашей величайшей ошибкой было бы формулировать
нашу внешнюю политику в одних только терминах анти¬
коммунизма, — сказал судья Уильям Дуглас, член Вер¬
ховного суда США. - Если мы это сделаем, нас постиг¬
нет горькая неудача. Ибо мы кончим тем, что будем
кричать и шуметь при виде призрака коммунизма, но
не сделаем ничего для устранения тех условий, ко¬
торые ведут к коммунизму. Если мы пойдем этим пу¬
тем, война скоро станет для нас единственной альтер¬
нативой».557
Политика «сдерживания» и «жесткая» политика дока¬
зали свое банкротство. Они привели нас к союзу с анти¬
демократическими и феодальными группами и вождями
по отношению к которым их собственный народ настроен
враждебно и которые держатся только с нашей помощью.
Военная и политическая система, основанная на таких
союзах, стоит на гнилом фундаменте. Она не сможет про¬
тивостоять динамике коммунистической политики и ее
лозунгам.В прошлом мы переживали серьезные кризисы, пока
американский народ не направлял национальную полити¬
ку в правильное русло. Лишь немногие из этих кризисов
были серьезнее, чем тот, который переживает в настоящее
время вся система наших международных отношений.
Наступило время действовать и показать наше величие,
ибо, изменив нашу политику, мы еще можем избежать
войны.
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРАПОРА ОБЕЩАНИЙ
ПОРА ДЕЙСТВИЙ .КОРЕЯ 	ПОРА РАСПЛАТЫ
Редакторы В• И. Маркина и В. Е. Репин
Технический редактор А. Н. Никифорова
Корректор Г. А. СкуратоваСдано в набор 23/11 1951 г.
Подписано к печати 19/V 1951 г.
А04257. Бумага 84X1081 /32=8,8 бум. л.
28,9 печ. л. Уч.-изд. л. 30,1. Изд. № 7/1045
Цена 13 р. 55 к. Зак. 135.20-я типография „Союзполиграфпрома*
Г лавполиграфиздата
при Совете Министров СССР.
Москва, Ново-Алексеевская, 52