НАСЛЕДИЕ

Павел
ФИЛОНОВ
Дневник
Санкт-Петербург
Издательство "Азбука"
2000

УДК 7.0
ББК 85.14
Ф55
ТЕКСТ ДНЕВНИКА П.ФИЛОНОВА
И ФОТОМАТЕРИАЛЫ ПРЕДОСТАВЛЕНЫ
ГОСУДАРСТВЕННЫМ РУССКИМ МУЗЕЕМ,
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Вступительная статья Е.КОВТУНА
Текстологическая подготовка Дневника И. ЛАПИНОЙ
Комментарии Г.МАРУШИНОЙ
Ведущий редактор серии Г.СОЛОВЬЕВА
Оформление В.ПОЖИДАЕВА
Все репродукции произведений П.Филонова, хранящихся в ГРМ,
воспроизводятся по материалам открытой печати.
В оформлении обложки использованы работы П.Филонова
«Крестьянская семья» («Святое семейство»), «Живая голова»,
«Живописец» (автопортрет).
©ГРМ, текст Дневника, фотоматериалы, 2001
©Е.Ковтун, вступительная статья, 2000
©Г.Марушина, комментарии, 2000
©Г.Соловьева, подбор иллюстраций, 2000
©В.Пожидаев, оформление, 2000
I8ВN 5-267-00327-1 ©«Азбука», 2000

ОТ РЕДАКЦИИ
Впервые предлагаемая читателям публикация уникально-
го дневника живописца и педагога Павла Николаевича Фи-
лонова подготовлена специалистами научного архива Госу-
дарственного Русского музея. Предваряет публикацию ста-
тья известного искусствоведа Евгения Федоровича Ковтуна
(1928—1996), посвятившего многие годы изучению творче-
ской биографии Филонова. Составителями проведена осно-
вательная графологическая и текстологическая обработка
рукописи дневника, состоящего из шести тетрадей. В раз-
бивке на тетради не нужно искать какого-то скрытого смыс-
ла; просто-напросто у художника заканчивалась одна тет-
радка, и он продолжал вести записи в новой. Поэтому в
основу рубрикации текста положен хронологический прин-
цип: в заголовки вынесены годы — от 1930-го до 1939-го.
В публикации полностью сохранена стилистика рукопис-
ного подлинника, отражающая колорит эпохи. Орфография
и пунктуация приведены в соответствие с нормами совре-
менного правописания. В необходимых случаях для уточне-
ния смысла в квадратных скобках даны дополнительные
слова либо окончания недописанных слов. Специально ого-
вариваются те случаи, когда текст рукописи не поддается
прочтению, зачеркнут или вырезан из дневника.
Текст последней, шестой тетради составители сочли не-
обходимым частично сократить (изъятые фрагменты обозна-
чены купюрами). Это продиктовано исключительно этичес-
кими соображениями: из текста исключены детальные опи-

От редакции
сания болезни Е.А.Серебряковой, жены Филонова, и свя-
занные с этим очень личные высказывания художника.
Значительную ценность книги составляют подробные,
тщательно подготовленные комментарии к тексту дневника.
В них читатель найдет основные биографические сведения
о лицах, упоминаемых художником, цитаты из документов
и публикаций 1930-х гг., поясняющие и дополняющие смысл
описываемых в дневнике событий. Отсутствие в коммента-
риях каких-либо данных (в основном это касается некоторых
встречающихся в дневнике имен) означает, что эти данные
не удалось установить. Значительным подспорьем для ком-
ментатора явился дневник Е. А. Серебряковой, который вел-
ся одновременно с дневником Филонова, что во многом по-
зволило дополнить и уточнить событийный фон.
Встречающиеся в тексте аббревиатуры и условные обо-
значения объяснены в помещенном ниже списке принятых
сокращений.
Весь использованный при составлении комментариев ма-
териал представлен в списке литературных и архивных ис-
точников, помещенном вслед за разделом «Комментарии».
Отсылки к нему даны в тексте комментариев в квадратных
скобках (курсивом указан номер источника по списку).
Завершает книгу указатель имен.
Редакция и составители выражают сердечную благодар-
ность сотрудникам архивов и музеев, а также частным ли-
цам, оказавшим содействие в ознакомлении с документаль-
ными источниками и предоставившим необходимую инфор-
мацию.

ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
АН — Академия наук СССР (ныне Российская Академия
наук)
АХ — Академия художеств (до 1918 г. — Императорская
Санкт-Петербургская Академия художеств, в 1932 г. вос-
создана как Всероссийская Академия художеств, ВАХ, с
1947 г. — Академия художеств СССР, с 1992 г. — Россий-
ская Академия художеств)
АХР — Ассоциация художников революции (1928—1932)
АХРР — Ассоциация художников революционной России
(1922—1928)
ВА — Ведомственный архив
ВАПП — Всероссийская ассоциация пролетарских писате-
лей (1920—1928), Всесоюзное объединение пролетарских пи-
сателей (1928—1932)
ВАХ — Всероссийская Академия художеств (1932—1947)
ВКП(б) —• Всесоюзная Коммунистическая партия (больше-
виков) (1925—1952)
ВОКС — Всесоюзное общество культурных связей с загра-
ницей
ВОПКП — Всесоюзное объединение пролетарско-колхоз-
ных писателей (1928—1932)
Всекохудоэюник — Всероссийский союз кооперативных то-
вариществ изобразительного искусства
ВХТУЗ — Высшее художественно-техническое учебное за-
ведение, Петроград (1921—1923)

Принятые сокрагцения
Вхутеин, ВХТИ — Высший художественно-технический ин-
ститут, Ленинград (1925—1930), Москва (1926/27—1930)
Вхутемас, ВХТМ — Высшие художественно-технические
мастерские, Петроград—Ленинград (1922—1925), Москва
(1920—1926/27)
ГАИМК — Государственная академия истории материаль-
ной культуры, Ленинград (1926—1937)
ГАТОБ — Государственный академический театр оперы и
балета, с 1939 г. им. СМ.Кирова, Ленинград (ныне Мариин-
ский театр)
Госиздат, ГИЗ — Государственное издательство РСФСР,
Москва, Ленинград (1919—1932)
ГИИИ — Государственный институт истории искусств, Ле-
нинград (1926—1931)
ГИМ — Государственный Исторический музей, Москва
ГИНХУК — Государственный институт художественной
культуры, Ленинград (1924—1926)
ГИХЛ — Государственное издательство художественной
литературы, Москва, Ленинград (с 1932 г.)
Главискусство — Главное управление по делам искусств
Главнаука — Главное управление по делам науки
Главпрофобр — Главное управление профессионального об-
разования
ГМИИ — Государственный музей изобразительных искусств
им. А. С. Пушкина, Москва
ГМФ — Государственный музейный фонд
Горком Изо — Городской комитет по изобразительному ис-
кусству
Гороно — Городской отдел народного образования
ГПУ — Главное политическое управление
ГРМ — Государственный Русский музей, Ленинград—С.-Пе-
тербург (до 1918 г.— Русский музей императора Александ-
ра Ш)
ГТГ — Государственная Третьяковская галерея, Москва

Принятые сокращения 9
Губком — Губернский комитет
ГФЗ — см. ЛФЗ
ГХПТ — Государственный художественно-промышленный
техникум при АХ, Ленинград
ГЦТМ — Государственный центральный театральный му-
зей им. А. А. Бахрушина, Москва
ГЭ — Государственный Эрмитаж, Ленинград—С.-Петербург
ДК — Дворец культуры
ДХВД — Дом художественного воспитания детей, Ленин-
град
ИЖСА — Институт живописи, скульптуры и архитектуры
Всероссийской Академии художеств, Ленинград (с 1932 г.),
с 1944 г. им. НЕ. Репина
Изогиз — Государственное издательство литературы по
изобразительному искусству, Москва, Ленинград
Изорам — Изобразительное искусство рабочей молодежи,
творческая организация, Ленинград (1928—1931), Москва
(1930—1931)
ИККИ — Исполнительный комитет Коммунистического ин-
тернационала
ИНПИИ — Институт пролетарского изобразительного ис-
кусства, Ленинград (1930—1932)
Коминтерн — Коммунистический интернационал
ЛАПП — Ленинградская ассоциация пролетарских писате-
лей (1925—1932)
ЛГУ — Ленинградский государственный университет им.
А.А.Жданова (ныне С.-Петербургский государственный уни-
верситет)
ЛГАМ — Ленинградский государственный антирелигиоз-
ный музей (Исаакиевский собор, 1920-е — 1940-е гг.)
Ленгубпросветсоюз — Ленинградское губернское отделение
просветительного союза
Ленизо, Ленискусство — Ленинградское отделение Главно-
го управления по делам искусств

10 Принятые сокращения
ЛКСМ — Ленинский коммунистический союз молодежи
ЛКУ — Ленинградский коммунистический университет
ЛО — Ленинградское отделение
ЛОГ — Ленинградское отделение Главного управления по
делам науки
ЛООНО — Ленинградский областной отдел народного обра-
зования
ЛОСПС — Ленинградское отделение Совета профессио-
нальных союзов
ЛОССУ — Ленинградское отделение Союза советских ху-
дожников
ЛФЗ — Ленинградский государственный фарфоровый за-
вод им. М.В. Ломоносова (с 1924 г.; в 1918—1924 гг. — Госу-
дарственный фарфоровый завод, ГФЗ)
ЛХПТ — Ленинградский художественно-промышленный тех-
никум
МАИ — «Мастера аналитического искусства», объединение
художников, Ленинград (1925—1932)
МГУ — Московский государственный университет им. М.В.Ло-
моносова
МОПР — Международная организация помощи борцам ре-
волюции
МОССХ — Московское отделение Союза советских худож-
ников
МУЖВЗ — Московское училище живописи, ваяния и зод-
чества (1866—1918)
МХИ — Московский государственный художественный ин-
ститут (с 1937 г.; быв. МУЖВЗ), с 1948 г. им. В.И.Сурикова
Наркомпрос, НКП — Народный комиссариат просвещения
(1917—1940)
НБА АХ — Научно-библиографический архив Российской
Академии художеств, С.-Петербург
НИИ А — Научно-исследовательский институт архитектуры
Всероссийской Академии художеств, Ленинград

Принятие сокращения 11
НИИ — Научно-исследовательский институт
НКВД — Народный комиссариат внутренних дел (1917—
1946)
НКСО — Народный комиссариат социального обеспечения
Облоно — Областной отдел народного образования
ОДПИ — Отдел декоративно-прикладного искусства ГРМ
ОДРЖ — Отдел древнерусской живописи ГРМ
ОДРИ — Отдел древнерусского искусства ГРМ
ОПХ — Общество поощрения художников (1820—1882), Им-
ператорское общество поощрения художеств (1882—1917),
Всероссийское общество поощрения художеств (1917—1929)
ОР — Отдел рукописей
ОСМУ — Объединение современных мастеров Украины
(1927—1932)
Пролеткульт — Всероссийский центральный комитет про-
летарских культурно-просветительных организаций (1917—
1932)
Рабис — Профсоюз работников искусств
Рабкрин, РКИ — Рабоче-крестьянская инспекция
Рабфак — Рабочий факультет
РАПП — Российская ассоциация пролетарских писателей
(1928—1932)
РВС — Революционный военный совет
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы
и искусства, Москва
РККА — Рабоче-крестьянская Красная Армия
РНБ — Российская национальная библиотека, С.-Петербург
РОСТА — Российское телеграфное агентство
Совнарком, СНК — Совет народных комиссаров
Сорабис — Союз работников искусств
ССП — Союз советских писателей (с 1934 г.)
ССХ — Союз советских художников

12 Принятые сокращения
СХТМ — Средние художественно-технические мастерские
СХШ — Средняя художественная школа
ТРАМ — Театр рабочей молодежи
УОНО — Уездный отдел народного образования
ФОСХ — Федерация объединений советских художников
ХПТ — Художественно-промышленный техникум
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литерату-
ры и искусства С.-Петербурга
ЦГАП — Центральный государственный архив С.-Петербурга
ЦГИА — Центральный государственный исторический ар-
хив С.-Петербурга
ЦМ ТРАМ — Центральный московский театр рабочей мо-
лодежи
ЦПКиО — Центральный парк культуры и отдыха
ЦСБ — Центральная справочная библиотека при РНБ
ЦУТР — Центральное училище технического рисования ба-
рона А. А. Штиглица, Петербург—Петроград
б/г — без года
быв. — бывший
губ. — губерния
д. — дело
ед. хр. — единица хранения
л. — лист
071. — ОПИСЬ
ф. — фонд

П.Н.ФИЛОНОВ И ЕГО ДНЕВНИК
Араратом на выставке выглядит Фило-
нов. Это не провинциал Запада. А если и
провинциал, то той провинции, которая,
создав себе новую форму, готовит поход
для завоевания изжившего себя цент-
ра <...> В Филонове сейчас сила русской,
не привозной живописи.
Виктор Шкловский, 1919
Павел Николаевич Филонов вел дневник в те годы, когда
многие уже оставили это небезопасное занятие. Первая за-
пись в дневнике сделана 30 мая 1930 г., последняя — 19 ян-
варя 1939 г. Это шесть тетрадей, заполненных четким по-
черком художника, неизменным с начала 1910-х гг. Уже сам
почерк свидетельствует о твердости, постоянстве, целе-
устремленности Филонова. Содержание дневника глубоко
раскрывает личность его автора, подвижника, подчинившего
всю свою внутреннюю жизнь и внешний быт единой уста-
новке — неуклонному, бескомпромиссному осуществлению
идеи аналитического искусства. В 1912 г. он впервые сфор-
мулировал положения аналитического метода и до конца
своих дней развивал их теоретически и практически. Все
записи дневника вращаются вокруг этого стержня. Кроме
того, они рисуют картину повседневной жизни художника:
это немногие выставки, в которых участвовал Филонов, об-
щение с учениками, мучительные поиски работы, полуголод-
ное существование, преследование школы Филонова со сто-
роны Союза художников, ГПУ, НКВД. Дневник раскрывает
трагедию подавления и удушения художника-новатора и в
то же время дает представление о мужественном сопротив-
лении в неравной борьбе, духовной стойкости, неспособности
к конформизму. Филонов не только предчувствовал, но твер-
до знал, что время его придет. Многие не выдержали дав-
ления, сломились, пошли на компромисс и упали как худож-
ники. Филонов выдержал, выстоял.

14 Е. Ковтун
Выставки работ Филонова, прошедшие в конце 1980-х —
начале 1990-х гг. в Санкт-Петербурге, Москве, Париже, Дюс-
сельдорфе, убедительно показали, что это уникальный ху-
дожник не только в русском, но и в мировом авангарде. Он
не вписывается в художественные ряды, направления и сти-
ли. Рядом с М. Ф. Ларионовым были русские примитивисты,
родственные ему мастера «Синего всадника». К. С. Малевичу
сопутствовало его голландское «эхо» — П. Мондриан. Подоб-
ные «компании» можно найти для всех вождей мирового
авангарда; Филонов же одинок, он вне коллективных дви-
жений. Его аналитический метод — не новая художествен-
ная стилистика, не аранжировка старой мелодии на новый
лад, а новый способ образного претворения мира. Одиноче-
ство Филонова заключается в том, что этот способ радикаль-
но отличен от всех художественных методов самых разных
мастеров мирового авангарда. В той или иной степени все
новаторы XX в. — «дети» импрессионизма, П. Сезанна и ку-
бизма. «Бубновый валет» — русский вывод из сезаннизма,
супрематизм — логическое и бескомпромиссное завершение
кубизма. У Филонова другая родословная.
Когда Филонов вошел в русское искусство, оно находи-
лось в процессе глубокой перестройки. В 1910 г. он в первый
раз участвует в выставке «Союза молодежи», в том же го-
ду у В. В. Кандинского происходит окончательный поворот к
абстракционизму. Его живописные «импровизации» демон-
стрировались на одесской выставке в салоне В. А. Издебского
1910 г. [136]*. Это было первое выступление абстрактного
искусства как нового вида художественного творчества.
Мировое искусство неуклонно шло к беспредметности,
французские кубисты вплотную подошли к этой черте, но не
решились сделать последний шаг. А.Глёз и Ж.Метценже,
* Здесь и далее в квадратных скобках даются ссылки на
источники и литературу. Цифра, выделенная курсивом, соот-
ветствует порядковому номеру цитируемого или упоминаемого
источника в списке литературы и архивных материалов.

П. Н. Филонов и его дневник 15
теоретики кубизма, писали в 1912 г.: «Признаемся, однако,
что некоторое напоминание существующих форм не должно
быть изгнано окончательно, по крайней мере в настоящее
время» [22, с. 14].
На долю русского авангарда выпала задача всесторонне
исследовать беспредметность. Вслед за Кандинским на этот
путь вступили Ларионов, выдвинувший концепцию лучизма
(1912), Малевич, создавший супрематизм (1913—1914), В.Тат-
лин с угловыми контррельефами, в которых беспредметность
стала трехмерной реальностью (1914—1915).
Творчество Филонова развивалось в том же направлении.
Его большой холст «Цветы мирового расцвета» (1915) почти
полностью беспредметен. «Формула космоса» (1918—1919)
была, видимо, первой чистой абстракцией, вслед за которой
появились тоже беспредметные «Белая картина» (1919), «По-
беда над вечностью» (1920—1921), «Октябрь» (1921) и, нако-
нец, блистательная «Формула весны» (1928—1929).
Каждый из вышеназванных художников открывал собст-
венный путь в беспредметность, и Филонов и Малевич вы-
глядят антиподами в этих исканиях. Их работы строятся на
противоположных геометрических основаниях. Структуры
Малевича основаны на прямой, квадрате, кубе и их вариа-
циях. Аналитическое искусство Филонова несет в себе заряд
криволинейных, органических форм. Это геометрия сфери-
ческих пространств.
Супрематизм Малевича — выражение планетарно-косми-
ческого сознания художника, он — проявление макромира.
Атомистические структуры Филонова вырастают из микроми-
ра, пронизанного теми же свойствами, что и макровселенная.
Вот на столе лежит яблоко, вполне земной предмет. Оно
масштабно соизмеримо и соотнесено с окружающими пред-
метами: столом, пространством комнаты, с людьми, сидящи-
ми за столом, с улицей за окном. Все эти предметы и явления
измеримы одной мерой. Но если на яблоко взглянуть из
космоса (макромира), оно исчезнет, растворится как пред-
мет — настолько несовместимы метрики этих пространств.

16 Е. Ковтун
Так, взглянув из макрокосмоса, пришел к беспредметности
Малевич. Филонов взглянул на яблоко как бы изнутри мик-
ромира, и оно тоже исчезло как предмет по причине той же
пространственно-метрической несовместимости. Художники
идут разными дорогами. Но оба приходят к одному резуль-
тату — беспредметности. В некоторых холстах Филонова
зримо выстзшает близость и даже родственность принципам
беспредметности Малевича. Картины «Победа над вечнос-
тью» и «Без названия» (1923) можно было бы назвать «кри-
волинейным супрематизмом».
Самое начало 1910-х гг. прошло под знаком увлечения
кубофутуризмом, которое захватило многих живописцев, но
не Филонова. Это был важный этап в движении русского
авангарда, создавший новую пластику форм, новое простран-
ствопонимание, живопись как бы рождалась заново. Но уже
в 1913 г. экспериментальный дух кубизма начал убывать,
некоторые мастера, правда немногие, почувствовали угро-
зу остановки и топтания на месте. М.В.Матюшин отмечал:
«Кульминационный период кубофутуризма был в 1913 г. По-
том он уже теряет свою остроту» [69, с. 155].
Как раз в этот период наиболее чуткие художники и
мыслители начинают переоценку кубизма, отмечая, что, при
всем новаторстве его, это не начало нового, а завершение
старой энгровской линии. Так считал, например, Н.А.Бер-
дяев, говоря, что «Пикассо не новое творчество. Он — конец
старого» [2, с. 62]. Матюшин отмечал: «Так Пикассо, делая
разложение предметности при новом способе футуристичес-
кого дробежа, продолжает прежний фотографический прием
письма с натуры, показывая лишь схему движения плоскос-
тей» [70у с. 233—234]. Но первым с критикой кубофутуризма
выступил Филонов в 1912 г., еще до выхода в свет в русском
переводе манифеста Глёза и Метценже.
Аналитический метод. В дневнике почти нет теоретичес-
ких записей, раскрывающих суть аналитического искусст-
ва, — это все содержалось в устных беседах, о которых

П. Н. Филонов и его дневник 17
вспоминают ученики, в чтении им «идеологии аналитичес-
кого искусства». Поэтому, прежде чем перейти к публикуе-
мому дневнику, необходимо хотя бы кратко остановиться на
главных идеях и положениях аналитического метода.
К 1912 г. Филонов разработал основные принципы нового
метода, изложенные им в статье «Канон и закон», до сих
пор не изданной. В ней он писал: «Мне дают понять, что
к[убо]фут[уризм] и Пикассо не могли так или ин[аче] не
повл[иять] на меня в моей теории. Я знаю очень хорошо,
что дел[ает] Пик[ассо], хотя карт[ин] его не вид[ел], но дол-
жен сказ[ать], что лично он влиял на нас не больше, чем я
на него, а он меня не видел даже и во сне. С друг[ой]
стор[оны], нет вещи, сделанной по нашему или по какому-
либо иному делу, которая бы на меня не влияла поло-
жительно] или отрицательно]. Так[им] же отрицательным]
было и его влияние. Из нашего учения что могли бы мы
взять у к[убо]фут[уризма], пришедшего в тупик от своих
механических и геометрических оснований? Вот сущность
к[убо]фут[уризма]: чисто геометр[ическое] изображение]
объема и движения вещей во времени, а следовательно]
и в пространстве, механ[ических] признаков] движ[ения]
предметов, т.е. механ[ических] признаков] жизни, а не ор-
ганически создающей движение жизни, пронизывающей,
видоизменяющей и сказывающейся такой в любой момент
покоя или движения» [290].
Кубизм, родившийся во Франции, поставил художника в
новые отношения с реальным миром. Пластический сдвиг,
геометризация, соединение в одном образе видимого и знае-
мого позволили глубже понять и зримо передать сущность
предметного мира. Кубизм создал своего рода пластический
канон, который, углубив картину мира, породил в то же время
для художника и определенные ограничения. Не все уклады-
валось в рамки этого канона. Ориентированный на предметы,
а не на процессы действительности, кубизм меньше был при-
способлен для передачи сложных, скрытых движений в мире
природном и особенно в духовном. Принципа геометризации

18 Е. Ковтун
оказалось недостаточно для установления тонкой и постоянно
возобновляемой гармонии человека и мира.
Филонов раньше других понял это, заявив, что кубизм
пришел в тупик. Кубизму он противопоставил аналитичес-
кий метод творчества. Филонов различает два пути создания
картины: «предвзятый» (канон) и «органический» (закон).
Художник писал: «Выявляя конструкцию формы или кар-
тины, я могу поступить сообразно моему представлению об
этой конструкции формы, т.е. предвзято, или подметив и
выявив ее закон органического ее развития; следовательно,
и выявление конструкции формы будет предвзятое — канон
или органическое — закон» [290].
Здесь Филонов впервые употребляет определение «орга-
ническое», столь важное в его художественной концепции.
Кубизм в понимании Филонова — логическое и волевое
построение формы при помощи геометризации изображае-
мого объекта. Это путь канона, путь заранее заготовленных
рамок и правил построения. Логическое, рациональное на-
чало преобладало в кубизме, и это не устраивало Филонова,
как не устраивал такой подход к творчеству и В. Хлебнико-
ва. Поэт писал:
Если кто сетку из чисел
Набросил на мир,
Разве он ум наш возвысил?
Нет, стал наш ум еще более сир! [118, с. 42].
Логика и геометризация, преобладающие в кубизме,—
традиционно западные ценности. Филонов же считал, что
в художественном процессе должны принимать участие и
другие, творчески не менее ценные свойства интеллекта, и
прежде всего интуиция. Картины Филонова, показанные на
выставке в Париже (1980), оказались чужды французской
художественной традиции. Строгий, логичный, картезиан-
ски ясный французский интеллект воспринял филоновские
построения как деструктивные. Французский зритель не
проникся иной логикой, иной геометрией, совсем по-другому

П. Н. Филонов и его дневник 19
(в отличие от французских кубистов) претворяющей хаос
в космос.
Во всех академиях мира путь к картине ведет через эс-
кизы и композиционные наброски, то есть от общего к част-
ному, к завершенному произведению. Аналитический метод
предполагает противоположный путь — от частного к обще-
му, путь органического роста произведения. Наблюдая тен-
денции развития, заложенные в явлении, художник помогает
их реализации, как бы управляя скрытым ходом эволюции.
Отсюда вытекает понятие «чистой эволюционирующей
формы». «По существу, чистая форма в искусстве,— отмечал
Филонов,— есть любая вещь, писанная с выявленной связью
с творящейся в ней эволюцией, т. е. с ежесекундным претво-
рением в новое» [290]. Аналитический метод стремится не
просто к сделанности, но к сделанности биологического роста.
Живопись Филонова растет как живой организм. Из то-
чек-касаний (кистью, пером), которые художник называл
«единицей действия», возникают сложные фактуры различ-
ного «тембра». «Упорно и точно рисуй каждый атом, — писал
художник, — упорно и точно вводи прорабатываемый цвет в
каждый атом, чтобы он туда въедался, как тепло в тело, или
органически был связан с формой, как в природе клетчатка
цветка с цветом» [112, с. 42]. Поэтому «единицы действия» —
это неделимые частицы, оцвеченные «атомы», из которых
складываются инфраструктуры филоновской живописи.
Это напоминает аналитические поиски Хлебниковым лин-
гвистических «единиц действия». Поэт, высоко ценивший
творчество Филонова, писал: «Мы указываем, что кроме язы-
ка слов, единиц слуха, есть язык — ткань из единиц ума,
ткань понятий, управляющая первыми» [120, т. 1, с. 57]. В сти-
хах Хлебникова можно встретить моменты, совпадающие
с «атомистической» структурой филоновских произведений.
Вот одно из таких совпадений — стихотворение «Я и Россия»:
Россия тысячам тысяч свободу дала.
Милое дело! Долго будут помнить про это.

20 Е. Ковтун
А я снял рубаху,
И каждый зеркальный небоскреб моего волоса,
Каждая скважина
Города тела
Вывесила ковры и кумачовые ткани.
Гражданки, граждане,
Меня — государства
Тысячеоконных кудрей толпились у окон,
Ольги и Игори,
Не по заказу,
Радуясь солнцу, смотрели сквозь кожу.
Пала темница рубашки,
А я просто снял рубашку —
Дал солнце народам Меня! [121, с. 149—150]
«Атомистическая» структура, ее глубокий, мощный слой
поражают в таких холстах художника, как «Формула вес-
ны» (1928—1929). Очень часто в его живописи происходит
длительная «беспредметная увертюра» на уровне элемен-
тарных форм, прежде чем возникает фигуративный образ.
В этом отношении живопись Филонова — полная противо-
положность искусству Малевича или Матисса.
«Очевидец незримого». С «атомистической» структурой
работ художника связано одно свойство его живописи, при-
сущее вообще искусству, но с необычайной силой выражен-
ное в творчестве Филонова. Произведение подлинного искус-
ства неисчерпаемо, как сама жизнь. Нам постепенно откры-
вается смысл произведения, что-то пока остается темным
для нас, но есть в нем и моменты не просто непознанные, а
принципиально непознаваемые. И в этом не слабость, а сила
искусства. У А. Введенского есть строчки:
Нам непонятное приятно,
Необъяснимое нам друг,
Мы видим лес, шагающий обратно,
Стоит вчера сегодняшнего дня вокруг [13, с. 72].

Я. Я. Филонов и его дневник 21
Вот это «необъяснимое нам друг» и есть сила искусства.
Недоступная часть — глубинная основа произведения, его
иррациональный фундамент. Чем толще этот непознавае-
мый слой, тем глубже, богаче, содержательнее произведе-
ние. Иррациональная тьма излучает свет. Благодаря этому
не только сознание воспринимает художественный образ, но,
что особенно важно, он вырастает на почве зрительского
подсознания и интуиции, а это придает ему особую мощь и
глубину. У Филонова — глубину поистине гипнотическую.
Эта особенность сообщает его образам смысловую емкость
и многозначность символа. Поэтому в живописи Филонова
возникает не «картина весны», а «Формула весны», так же
как «Формула мирового расцвета», «Формула космоса» и др.
Живопись Филонова в русском искусстве можно сопоставить
только с поэзией Хлебникова, вырастающей из такой же тол-
щи непознаваемого. Поэт писал: «Заумный язык — значит
находящийся за пределами разума. <...> То, что в заклинани-
ях, заговорах заумный язык господствует и вытесняет разум-
ный, доказывает, что у него особая власть над сознанием,
особые права на жизнь наряду с разумным» [121, с. 628].
Кардинальное отличие Филонова от окружавших его ху-
дожников авангарда — стремление сделать зримым принци-
пиально невидимое. Он хотел расширить возможности изо-
бразительного искусства, введя в образный ряд незримые, но
самые важные моменты природы, общества и духовного мира
человека.
Филонов считал, что современные ему художники — и
кубисты, и реалисты — узко и однобоко взаимодействуют с
природой, фиксируют только два ее свойства — цвет и фор-
му, тогда как любое явление имеет неисчислимое количество
не менее ценных свойств. Он писал: «Так как я знаю, вижу,
интуирую, что в любом объекте не два предиката, форма да
цвет, а целый мир видимых или невидимых явлений, их
эманации, реакций, включений, генезиса, бытия, известных
или тайных свойств, имеющих, в свою очередь, иногда бесчис-
ленные предикаты, — то я отрицаю вероучение современного

22 Е. Ковтун
реализма „двух предикатов" и все его право-левые секты, как
ненаучные и мертвые,— начисто» [111, с. 13].
Поэтому Филонову «реформация» Пикассо представляет-
ся «схоластически формальною и лишенною революционного
значения» [там же], так как у него, как и у Репина, написаны
лишь форма и цвет «периферии объектов» плюс или минус
«орфография школы, народа, племени или мастера». С этой
позиции «даже Пикассо с его скрипкой — реалист»: «скрипка
цела, кувшин целый; скрипка, кувшин — разбитые в куски
и искусственно размещенные на картине» [115, с. 229, 230].
Я «вижу», «знаю», «интуирую» — вот три творческих мето-
да, отмеченных Филоновым, которыми располагает художник.
Реалист пишет по видению. Он оперирует цветом и фор-
мой. Его живопись тоже передает невидимое: психологичес-
кое состояние, черты внутреннего мира человека. Незримое
через видимое.
Кубист пишет не только по видению, но и по знанию:
кувшин Пикассо, написанный одновременно с разных сторон
и изнутри. Он тоже передает незримое через зримые, изо-
бражаемые аспекты явления.
Кубисты рисовали невидимое в данный момент, в данном
ракурсе (обратная сторона предмета), но в принципе зримое.
Филонов воспроизводит принципиально незримое («Форму-
ла петроградского пролетариата», «Победа над вечностью»
и т. п.). Он передает незримое не через видимое, как реалис-
ты или кубисты, а находит для этого другие пластические
решения. В этом качественный перелом, в этом уникаль-
ность Филонова. Недаром А. Е. Крученых назвал его «оче-
видцем незримого».
Художник разработал положения о «глазе видящем» и
«глазе знающем». Первый из них ведает передачей формы
и цвета, с помощью второго, «глаза знающего», художник,
опираясь на интуицию, воспроизводит процессы незримые,
скрытые. Вот как Филонов пишет об этом: «Всякий видит
под известным углом зрения, с одной стороны и до известной
степени, либо спину, либо лицо объекта, всегда часть того,

Я. Я. Филонов и его дневник 23
на что смотрит, — дальше этого не берет самый зоркий
видящий глаз, но знающий глаз исследователя-изобретате-
ля — мастера аналитического искусства — стремится к ис-
черпывающему ведению, поскольку это возможно для чело-
века; он смотрит своим анализом и мозгом и им видит там,
где вообще не берет глаз художника. Так, например, видя
только ствол, ветви, листья и цветы, допустим, яблони, в то
же время знать или, анализируя, стремиться узнать, как
берут и поглощают усики корней соки почвы, как эти соки
бегут по клеточкам древесины вверх, как они распределяют-
ся в постоянной реакции на свет и тепло, перерабатываются
и превращаются в атомистическую структуру ствола и вет-
вей, в зеленые листья, в белые с красным цветы, в зелено-
желто-розовые яблоки и в грубую кору дерева. Именно это
должно интересовать мастера, а не внешность яблони. Не так
интересны штаны, сапоги, пиджак или лицо человека, как
интересно явление мышления с его процессами в голове этого
человека» [114, с. 108].
Рисуя эти процессы, Филонов передает их формою изо-
бретаемой, то есть беспредметно. В большинстве картин ху-
дожника можно наблюдать соединение двух начал — фигу-
ративного и беспредметного. В этом уникальность филонов-
ских структур. Если К. С. Малевич или ПМондриан пишут
беспредметную вещь, то в ней нет ничего фигуративного.
Картина Филонова может «начаться» как фигуративная и
«продолжиться» чистой абстракцией.
Вернемся к формуле Филонова: «Я интуирую». Еще в
предреволюционные годы творческие возможности интуиции
испытывались и исследовались художниками и поэтами. Ма-
тюшин под впечатлением супрематических холстов Малеви-
ча, впервые показанных на выставке в 1915 г., писал: «Новый
творческий интуитивный разум, сменивший неосознанную
интуицию, даст всю силу познавания художнику» [68, с. 18].
Филонов в своей работе делает ставку на интуицию, со-
знательно вводит ее в творческий метод аналитического ис-
кусства.

24 Е. Ковтун
То же можно сказать и о Хлебникове, внимательно ис-
следовавшем возможности интуитивного проникновения в.
мир реальных явлений. Еще в 1904 г. он писал: «Так есть
величины, с изменением которых синий цвет василька (я
беру чистое ощущение), непрерывно изменяясь, проходя че-
рез неведомые нам, людям, области разрыва, превратится в
звук кукования кукушки или в плач ребенка, станет им. При
этом, непрерывно изменяясь, он образует одно протяженное
многообразие, все точки которого, кроме близких к первой
и последней, будут относиться к области неведомых ощуще-
ний, они будут как бы из другого мира» [121, с. 578].
Хлебников отмечает тайный и незримый путь, который
проходит синий цвет василька в своем превращении в звук.
На поверхности — цвет василька и кукование кукушки.
Скрытый путь интуиции остается неведомым, зримы (или
слышимы) лишь его результаты.
Эти положения поэта имеют огромное значение для по-
нимания аналитического метода Филонова, для раскрытия
смысла его произведений. Они полны таких превращений,
далекое и близкое в них соседствуют. Ход интуиции худож-
ника неуследим, но результаты его зримы и часто загадоч-
ны: «области разрыва», где происходят эти превращения,
«неведомы нам, людям». Отсюда многозначность и многомер-
ность, символичность образов Филонова.
Раскол, Дневник Филонова начинается записью от 30 мая
1930 г., в которой речь идет о расколе в коллективе МАИ и
организации новой группы. Но этой теме придется предпо-
слать рассказ о прежних филоновских группах.
В январе 1914 г. распался «Союз молодежи», членом ко-
торого был Филонов. К этому времени художник уже сфор-
мулировал главные положения аналитического метода, ко-
торые — он в это искренне верил — могут вывести русское
искусство на путь новых, глобальных достижений. Мессиан-
ское начало, присущее русским писателям, художникам и
философам — Толстому, Достоевскому, Соловьеву, Федоро-

Я. Я. Филонов и его дневник 25
ву, Бердяеву, Малевичу, Хлебникову, — было в высшей сте-
пени свойственно и Филонову. Русский художник не просто
создает произведения искусства, он выдвигает систему, ко-
торая должна спасти мир. У Филонова это социально-худо-
жественная утопия «Ввод в мировой расцвет».
Первую попытку организовать объединение на основе
идей аналитического искусства Филонов предпринял в на-
чале 1914 г. Вокруг него собралась группа художников —
Д. Н. Какабадзе, А. Кириллова, Э. Лассон-Спирова, КПскови-
тинов. По-видимому, чувствуя, что эти живописцы не обла-
дают достаточным художественным потенциалом, Филонов
хотел привлечь в свое объединение Малевича и Матюшина.
Он пишет в письме последнему: «Свое искусство я называю
„двойной натурализм" — верное и жизненное; искусство Ма-
левича и его определение „заумный реализм" тоже глубоко и
верно обоснованы, и я знаю, до чего может дойти он. Вы же
войдете в это дело как „человек нового искусства", необходи-
мо нужный, независимо от того, что как художник Вы не
такой практик, как мы» [116, с. 72—73]. Из этих намерений
ничего не вышло. Филонов недооценил того, что при глубин-
ной и внешне невидимой родственности его искусство и твор-
ческая позиция Малевича во многом антиподны. Малевич
всегда с уважением отзывался о Филонове, но его искусство
было ему чуждо. Он не разглядел новаторства Филонова,
поставившего его в оппозицию кубофутуризму. «Грех Фи-
лонову, — писал Малевич, — питающемуся корнями кубиз-
ма и футуризма, лаять на него: Грис, Пикассо, Брак, Леже,
итальянец Боччони — вот расцветшие цветы кубофутуризма.
И если Филонов хочет быть мировым расцветателем, то ка-
кого толка цветок будет, если остается то же сечение, тот же
сдвиг, то же выявление пространства. Да, мы тоже расцвели,
но расцвели футуризмом. И теперь выдвигаем новое, может
быть, обратное. Но в Филонове этого не видно» [286].
У раннего Филонова, несомненно, ощутимы воздействия
кубизма и особенно футуризма — в этом Малевич прав. Но
к тому времени, когда были написаны его слова о Филонове

26 Е. Ковтун
(1915), уже было видно, что тот порвал с европейской линией
кубофутуризма и вышел на неведомый путь.
Матюшин в начале 1910-х гг. был увлечен не только свое-
образной личностью Филонова, но и его учением. Он прямо
писал об этом: «Помню, когда под влиянием Филонова я
начал композицию „Жизнь", Малевич мне сказал: „Зачем
ты это делаешь, это сделаем мы, делай свое". Но мне надо
было нащупать новое, чтобы сделать свое» [287].
В 1912 г. Матюшин познакомился с Малевичем, который
поразил его своими работами. И с этого времени начинается
противоборство двух сил, Малевича и Филонова, каждый из
которых хотел привлечь Матюшина на свою сторону. В кон-
це концов влияние Малевича оказалось сильнее.
Матюшин не вошел в кратковременное объединение Фило-
нова. В марте 1914 г. группа Филонова опубликовала мани-
фест «Интимная мастерская живописцев и рисовальщиков
„Сделанные картины"», текст которого написал сам Филонов.
«Относительно живописи мы говорим, — отмечалось в нем, —
что боготворим ее введенную, въевшуюся в картину, и это мы
первые открываем новую эру искусства — век сделанных
картин и сделанных рисунков, и на нашу Родину переносим
центр тяжести искусства, на нашу Родину, создавшую неза-
бываемо дивные храмы, искусство кустарей и иконы» [113].
Это была первая декларация аналитического искусства.
Но возникшая группа быстро распалась, не успев ничего
сделать. Помешали начавшаяся война и мобилизация на
фронт Филонова.
Вторая попытка организации группы была сделана Фило-
новым уже после революции. Выставка «всех направлений»
в Академии художеств (1923) сделала имя Филонова широко
известным, к нему потянулись ученики. Академия худо-
жеств предложила Филонову профессорство. Но он потре-
бовал, чтобы занятия по живописи велись по его программе,
на что руководство Академии не согласилось.
Летом 1925 г., в каникулярное время, Академия художеств
предоставила Филонову большую мастерскую для работы,

П. Н. Филонов и его дневник 27
которая вскоре заполнилась учениками Академии и художе-
ственного техникума. Позднее Филонов вспоминал: «~.с июня
по сентябрь под моим руководством работала группа учащих-
ся, вначале доходившая до 70 человек <...> Из этой группы
тогда же и образовался коллектив Мастеров анал[итического]
искусства]» (запись в дневнике от 5 марта 1934 г.). Осенью в
залах Академии состоялась трехдневная выставка филонов-
ской мастерской, которую посетило 1300 человек.
Академия в те годы еще сохраняла творческий дух, мас-
терские вели такие крупные художники, как К.СПетров-
Водкин, М. В. Матюшин, А. Б. Карев, но даже на этом фоне
метод Филонова поражал воображение молодых художников
необычным подходом к природе. «Почему работы П. Н. Фило-
нова, — писала Т. Н. Глебова, — произвели на меня сильное
впечатление и почему я захотела учиться именно у него?
20-е гг.— время живых исканий новых путей в искусстве,
еще не заторможенных насильственно. В произведениях Фи-
лонова мне тогда нравилось: пластическая гибкость и как бы
движение на холсте изобретенных им форм, преодоление
единства времени и пространства, глубина и богатство цвета.
Его работы действовали не только на внешнее зрение, но и
на внутреннее и казались сродни музыке, а музыкой я очень
увлекалась» [21, с. 111].
Первоначальное ядро коллектива МАИ составили П. М. Кон-
дратьев, В. В. Купцов, Б.ИГурвич, Е. А. Кибрик, Ю.Б.Хржа-
новский, А И Порет, Т.Н. Глебова, А Е. Мордвинова и другие
ученики Филонова.
Самым крупным событием в недолгой истории коллектива
была выставка и постановка гоголевского «Ревизора» в ле-
нинградском Доме печати в 1927 г. Директором его был
Н. П. Баскаков, «человек замечательный, пытавшийся в сте-
нах Дома печати насаждать и давать свободное поле дея-
тельности всему новому в искусстве» [355]. Для стенгазеты
Дома печати Филонов нарисовал портрет Баскакова, кото-
рый исчез, возможно вместе с самим портретированным,
репрессированным в 1930-е гг.

28 Е.Ковтун
Дом печати помещался на Фонтанке, в бывшем особняке
графа Шувалова. Это был культурный центр Ленинграда,
где проводились диспуты по вопросам искусства, встречи с
поэтами, артистами, был свой театр.
Над большими картинами для выставки (до пяти метров
высотой) работал двадцать один художник. Филонов осущест-
влял общее руководство, но ему часто приходилось браться
за кисть, помогая отстававшим живописцам.
Многие филоновцы получили тогда практические уроки ана-
литического искусства, запомнившиеся на всю жизнь. Т. Н. Гле-
бова вспоминала: «Работа в Доме печати была для нас акаде-
мией. Мы были охвачены энтузиазмом и верой в правильность
и единственность нашего пути. Павел Николаевич убенсдал нас
верить только ему, и никому больше, и все время был с нами,
не давая нам сбиваться и „впадать в срыв"» [21, с. 118].
Выставка открылась 17 апреля 1927 г. Глебова пишет:
«Днем на открытии выставки народу было много, бродили и
знаменитости. Мощная фигура Максимилиана Волошина вы-
делялась на фоне толпы, психоаналитик фрейдист Бродян-
ский хищно выискивал, на кого бы из художников, участни-
ков выставки, ему напасть, чтобы разобрать его картину с
точки зрения Фрейда. Желающих быть разобранными не
нашлось. П. Мансуров мрачно смотрел на полотна и мрачно
поведал мне, что он разочарован» [21, с. 120].
Выставка вызвала большую прессу, но среди отзывов бы-
ло мало положительных. Критики не хотели принимать во
внимание, что перед ними новое явление, которое требует
нестандартных подходов. Даже такие искушенные в делах
искусства люди, как Э. Ф. Голлербах, оказались несостоятель-
ными перед лицом нового. Критик дал следующую оценку
выставки: «Общественно-политический гротеск с уклоном в
патологическую анатомию — вот наиболее точное определе-
ние того, что выставила в Доме печати школа Филонова» [126].
9 апреля 1927 г. состоялась премьера «Ревизора» в поста-
новке И. Г. Терентьева, музыкальное сопровождение создал
композитор В. С. Кашницкий.

Я. Я. Филонов и его дневник 29
Те из филоновцев, кому не достались простенки для холс-
тов на выставке, работали над эскизами к «Ревизору». Это
были А. Т. Сашин, Н. И. Евграфов, А. М. Ляндсберг, М.П.Цы-
басов, Р.М.Левитон. Они не только создали эскизы, но и
расписали готовые костюмы анилиновыми красками.
Работа в Доме печати стала пиком в творческой истории
коллектива МАИ. Он получил официальные права художе-
ственного общества. Но через два года в этой группе про-
изошел раскол.
Филоновский дневник открывает запись: «30 (тридцатого)
мая 1930 г. в 6 ч. вечера в комнате Филонова (ул. Литерато-
ров, д. 19) собрались по уговору товарищи, члены коллекти-
ва Мастеров аналитического искусства (школа Филонова) —
Глебова, Закликовская, Иванова, Капитанова, Порэт, Тагри-
на». Прежнему коллективу собравшиеся направили пись-
мо: «Ввиду идеологических разногласий по ряду положений
идеологии аналитического искусства (школа Филонова) мы,
нижеподписавшиеся, выходим из коллектива, о чем доводим
до сведения секретаря коллектива т. Евграфова».
Председателем нового коллектива был избран Филонов,
секретарем — Тагрина.
Что же произошло?
В мае 1930 г. на выставке в Академии художеств были
показаны работы филоновцев из Дома печати. Одна из недав-
них учениц, Ю. Г. Капитанова, выступила на выставке с неле-
пыми, компрометирующими школу объяснениями. Участники
выставки возмутились и на общем собрании потребовали ис-
ключить Капитанову из объединения МАИ. Филонов был про-
тив изгнания, надеясь, видимо, переубедить свою ученицу. «В
конце всех споров Павел Николаевич поставил вопрос круто:
„Кто за то, чтобы Капитанова осталась, остается со мной,—
отойдите налево, кто против — направо". С Павлом Никола-
евичем Филоновым остались Борцова, Вахрамеев, Глебова,
Закликовская, Порет, Суворов, Цыбасов, Капитанова. <...> Па-
вел Николаевич отдал отколовшимся права на легальное об-
щество со словами, что он „привык находиться в подполье".

30 Е. Ковтун
Они приняли их, горя честолюбивыми планами, но единства
ни внутреннего, ни внешнего сохранить не сумели и вскоре
распались, потеряв все» [21, с. 122].
Конечно, вздорное поведение Капитановой было только по-
водом к расколу. (Кстати, два года спустя, при работе фило-
новцев над иллюстрациями к «Калевале», Филонов все же
изгнал Капитанову, продолжавшую вносить разброд в дея-
тельность нового коллектива.) Причины раскола были глубже.
Это очень хорошо понял ученик Филонова С. В. Ганкевич, на-
писавший письмо новому коллективу МАИ: «Несомненно, что
одной из причин этого раскола является сегодняшний момент,
момент обострения классовой борьбы на фронте искусства,
классовой дифференциации и ликвидации многих буржуаз-
ных художественных группировок. Новый легализированный
коллектив, дорожа своим завоеванным правом, убоялся при
своей организации принять революционные положения т. Фи-
лонова, опасаясь... как бы кто не посчитал его, не разобрав, в
чем дело, за контрреволюционный, как бы его не ликвидиро-
вали, и трусливо пожертвовал своим вождем и немногими
оставшимися с ним товарищами... <...> Говоря попросту, здесь
сыграл свою подлую роль исключительно шкурный вопрос»
(полная копия письма — в дневнике от 26 августа 1930 г.).
Надвигалась черная полоса в жизни коллектива, усили-
лось подавление всего, что не укладывалось в тесные рамки
официального искусства. С Филоновым, бескомпромиссным по
убеждениям, было опасно оставаться. Бывали случаи, когда
занимавшиеся у Филонова скрывали свою фамилию, боясь
последствий. Художник свидетельствует: «С 1922—1923 гг.,
давая постановку очень и очень многим, я обычно фамилий
их не спрашивал. Очень многих зная в лицо, я до сих пор не
знаю их фамилий» (запись в дневнике от 11 декабря 1934 г.).
Первым покинул опасный корабль Е. А. Кибрик 22 мая
1931 г. появилась статья В. Н. Гросса, «где этот бело-жулик,
говоря о колхозной выставке в Русском музее, называет
вещи Сашина, Кибрика, Кондратьева „выступлением клас-
сового врага — филоновцев"» (запись от 22 мая 1931 г.).

П. Н. Филонов и его дневник 31
Вскоре напуганный Кибрик выступил с публичным отре-
чением от Филонова и его творческого метода. «Ошибки
первого этапа тесно связаны, — писал он, — с идеалисти-
ческой, формалистической концепцией ленинградского ху-
дожника П. Филонова. Организационный и идейный разрыв
с Филоновым тем не менее не помешал ряду его фор-
малистических установок проникнуть в творчество Изо-
рама и тем самым вызвать серьезные творческие ошиб-
ки» [59].
Это был предательский удар, которого Филонов не мог
простить. В дневнике рассказано об их случайной встрече
спустя два года: «..з это время из гардеробной в переднюю
проходил Кибрик Я отвернулся. Проходя мимо, он своим
обычным звонким, приятным голосом сказал: „Здравствуйте,
Павел Николаевич!" Я, не оборачиваясь, ответил тихо: „Здо-
роваться — не будем"» (запись от 19 ноября 1934 г.). К чес-
ти коллектива МАИ, и старого, и нового, никто из его членов
не поступил подобным образом.
Выставка, которой не было. В 1929 г. Русский музей пред-
ложил Филонову устроить его персональную выставку. Этим
занялись Н.Н.Пунин и его ассистент В. Н. Аникиева. Решено
было представить работы художника с наибольшей полнотой.
Сохранилось письмо Лунина О. К. Матюшиной: «Художест-
венный отдел Гос. Русского музея, устраивая в скором вре-
мени выставку произведений художника П. Н. Филонова, об-
ращается к Вам с просьбою не отказать в предоставлении во
временное распоряжение отдела имеющихся у Вас произве-
дений названного художника для помещения на упомянутой
выставке» [289].
Собранные работы Филонова получили высокую оценку у
ведущих сотрудников музея. Служитель музея Федоров «рас-
сказывал, что собрались Пунин, Сычев, Нерадовский и еще
кто-то, и когда смотрели картины Филонова, находящиеся у
них, Нерадовский заметил: „Такие вещи может нарисовать
только великий человек"» [236У л. 50 об.].

32 Е. Ковтун
В залах музея была подготовлена большая экспозиция про-
изведений Филонова. Аникиева написала серьезную статью,
составила каталог, пользуясь указаниями самого художника.
До сих пор эта подготовленная к печати работа (она сохрани-
лась лишь в гранках) имеет значение единственного точного
документа. Филонов высоко ценил работу Аникиевой. Когда
издательство «Асайегша» собралось выпустить о нем моногра-
фию, художник рекомендовал Аникиеву в качестве автора:
«Я тотчас же сказал, что лучшего человека, чем В. Н. Аникие-
ва, автора статьи для моего первого каталога, указать не могу»
(запись в дневнике от 21 июня 1932 г.).
Предисловие к каталогу было кратким, но глубоким иссле-
довательским очерком, в котором впервые были отмечены
важные особенности творчества Филонова. Аникиева указала,
что оно вне русла французской традиции в сравнении с дру-
гими явлениями русского авангарда. Удачно сформулировала
принципиальное отличие аналитического метода от экспрес-
сионизма: «Бели для экспрессионизма характерен произвол
субъекта, то Филонов как мастер-исследователь хочет, идя
путем анализа, быть изобретателем только средств выра-
жения» [354]. Первой из исследователей Аникиева увидела
глубинную родственность Филонова и Хлебникова, отметила
важность филоновских положений о «видящем глазе» и «зна-
ющем глазе».
Но сразу появились препятствия — и экспозиция, и ката-
лог были встречены в штыки. Началась борьба за и против
открытия выставки, тянувшаяся почти два года. Состоявшая-
ся музейная конференция приняла постановление, сузившее
работу музеев до задач только политико-просветительных.
Каталог выставки перепечатали, из него «вынули» вступ-
ление В.Н.Аникиевой, заменив его статьей С.К.Исакова,
ставящей под сомнение ценность творчества Филонова. Ху-
дожник назвал ее «клеветнической» и «безграмотной».
Новый директор Русского музея И. А. Острецов (а они ме-
нялись довольно часто), враг филоновской выставки, сооб-
щал в Главнауку в специальной записке: «Выставка работ

П. Н. Филонов и его дневник 33
П. Н. Филонова намечалась первоначально на весну 1929 г,
из-за разного рода затруднений открытие ее перенесено бы-
ло на осень. Однако и в этом сезоне не удалось открыть
выставку в первые осенние месяцы. Тем временем состоялась
музейная конференция, вынесшая постановление о перево-
де всей работы музеев на полит.-просветительные рельсы.
В связи с этим, когда встал вопрос о намечавшемся откры-
тии выставки Филонова, Политпросвет запротестовал, нахо-
дя, что творчество Филонова по характеру своему ни в коем
случае не может быть отнесено к категории положительных
художественных явлений. Исходя, с одной стороны, из факта
такого заключения Политпросвета, а с другой, учитывая из-
вестное обязательство перед художником, правление решило
сделать предварительный общественный просмотр выставки.
Участники просмотра высказались за открытие. Но Полит-
просвет остался при своем мнении. Тогда правление поста-
новило выставку открыть, но дать ей четко выраженную
оценку в специальной брошюрке. Составить эту брошюрку
поручено было С. К. Исакову, а печатание брошюры, написан-
ной ранее сотрудницей В. Н. Аникиевой, было отменено.
Ознакомившись с брошюрой С. К. Исакова, П. Н. Филонов
запротестовал против данного в ней освещения его творче-
ства и поставил ультиматум: или печатается брошюра Ани-
киевой, а исаковская отменяется, или он, Филонов, берет
обратно свои работы. Попытка директора музея П. И. Воро-
бьева объяснить П. Н. Филонову недопустимость такого рода
постановки вопроса ни к чему определенному не привела.
В итоге положение сейчас такое: музей готов открыть
выставку Филонова, сопроводив ее брошюрой Исакова. Фи-
лонов настаивает на замене брошюры Исакова брошюрой
Аникиевой.
Нужно отметить, что брошюра Исакова уже напечатана
и Государственный Русский музей, вообще говоря, не может
лишить себя права на выпуск своих изданий.
Государственный Русский музей настоящим просит раз-
решить изложенный вопрос» [212, л. 3].

34 Е. Ковтун
Противники выставки стремились опереться на мнение
рабочих, которых приглашали на закрытые обсуждения экс-
позиции. Один из таких просмотров состоялся 30 декабря
1929 г. в помещении перед залами выставки. Е. А. Серебря-
кова, жена художника, записала в своем дневнике: «Когда
в 7 ч. пришли Ф[илонов], его сестры и Глебов, то они, раз-
девши верхнее платье, направились в залы; служащий по-
просил их в соседнюю комнату. Там за большим овальным
столом, покрытым красным сукном, сидели и стояли при-
глашенные (точно судьи, как сказал мне П.Н.), а Исаков
кончал свое обращение: „Искусство Ф{илонова] нездоровое
и массам не нужное, хотя сам он большой художник и
чистый человек, на нем ни одного пятнышка не имеется".
После этого публику попросили смотреть картины. Дали для
этого минут 20 времени. Некоторые еще оставались в залах,
но Исаков торопил их идти на заседание. Видя, что некото-
рые остаются, он сказал служителю потушить свет <-.>
Просили высказаться Ф[илонова]. Он отказался. Купцов, об-
ратившись к Исакову, сказал: „Вам попомнится ваше от-
ношение к Фил[онову]. Вы сами не понимаете его картин,
и люди, объясняющие их, не понимают"» [236, л. 80 об.].
Обсуждение вел Исаков, Филонов сидел в президиуме,
среди присутствующих был Пунин, которому, как вспоми-
нали ученики художника, было явно не по себе.
Во вступительном слове Исаков сказал, что по вопросу,
открывать выставку или нет, решили «обратиться к рабоче-
му зрителю с целью вынести вопрос на суд общественности»
[212, л. 13]. Но здесь-то и произошла осечка: все выступив-
шие рабочие были за открытие выставки. Вот два отзыва.
«Тов. Волынский (Лесозавод). Я слышал сейчас из уст ра-
бочих: Кто был на Германской войне, тот поймет картину
Филонова „Германская война". К картинам надо подойти и
постараться понять. Выставке надо содействовать» [там же].
«Тов.Рыбаков (завод им. Козицкого). Как новое искание
выставку надо приветствовать. Не надо смущаться тем, что
непонятно. Раньше ходили в Зоологический сад, а теперь

П. Н. Филонов и его дневник 35
рабочих водят на выставки заграничного оборудования, ра-
бочего изобретательства, в лабораторию акад. Иоффе и др.,
где тоже многое непонятно. Пусть рабочие видят, что наука
идет вперед. Только тот ничего не поймет, кто ничего не
хочет» [там же, л. 14].
Но Исаков не сдавался: «После последнего просмотра, где
все же вопрос о выставке остался открытым, он собрал
несколько партийцев, составили резолюцию, доказываю-
щую, что искусство Филонова контрреволюционное» [236,
л. 36 об.].
Присутствовавшая на просмотре Т.Н.Глебова писала: «По-
мню собрание на выставке Филонова <...> Впечатление тяже-
лого насилия. Особенно отвратительно выступление Исакова.
Он пошел даже на явную ложь, сказав, что у музея нет денег
на устройство выставки Филонова, — а выставка уже висит!
И деньги на нее уже истрачены, о чем с возмущением про-
шептал сидевший рядом со мной Н. Н. Пунин» [355].
Подводя итоги, ленинградская «Красная газета» отмечала,
что все рабочие выступили за открытие, «против высказал-
ся... Русский музей» [30].
В этой истории мы сталкиваемся со спекулятивными и
демагогическими апелляциями к рабочему классу как к окон-
чательной инстанции в вопросах искусства. Духовно незави-
симый человек, Филонов безропотно ожидал решения рабо-
чего «референдума», хотя, мы знаем, во всех других случаях
он был фанатично убежден в своей правоте. Рабочие одоб-
рили выставку, но с ними не посчитались. Экспозиция так
и не была открыта.
Вопрос о художественном явлении был переведен в чисто
идеологическую плоскость. Филонов писал: «На вопрос, пред-
ложенный заместителю директора товарищу Ивасенко, упор-
нейшему врагу выставки: „Почему выставка до сих пор не
открыта?" — он ответил: „По моей вине — я разъяснил пар-
тийным кругам, что искусство Филонова отрицательное явле-
ние, что оно непонятно. Я поднял против него советскую об-
щественность. Я боролся с Москвою, требовавшей открытия

36 Е. Ковтун
выставки, и пока я здесь — она не будет открыта. Его искус-
ство — контрреволюционно"» [322].
Наконец 9 октября 1930 г, в Русский музей была достав-
лена записка на бланке Управления уполномоченного Нар-
компроса, в которой значилось: «На основании распоряже-
ния зав. сектором вузов и н[аучных] учреждений] предла-
гается Вам намеченную к открытию выставку худ. Филонова
не открывать для обозрения, а свернуть» [212, л. 19].
Выставка великого мастера состоялась в Русском музее
только в 1988 г., спустя почти шесть десятилетий.
Графическая «Калевала» филоновцев. В ноябре 1931 г.
у Филонова завязались отношения с издательством «Асайе-
ппа», двое сотрудников которого, Ковязин и Бабкин, пред-
ложили художнику иллюстрировать карело-финский эпос
«Калевала». Е. А. Серебрякова записала в своем дневнике об
этом предложении и об ответе Филонова: «Им очень хоте-
лось, чтобы „Калевалу" иллюстрировал П.Н. <...> другого
художника, который бы выполнил их план, им не найти. „Я
вам рекомендую своих учеников, ручаюсь, что они сделают
работу не хуже меня. Сегодня и завтра я с ними увижусь,
после чего мы с вами переговорим"» [236, л. 84]. А в днев-
нике самого художника 30 ноября 1931 г. отмечено: «...работу
сделают Мастера аналитического искусства — мои ученики'
под моею редакцией».
Отчего же Филонов сам не взялся за работу, оставив за
собой роль художественного руководителя? Ему очень важно
было утвердить коллектив МАИ, его творческий авторитет.
Вспомним, что точно так же за три года до этого, когда в
Доме печати готовились выставка филоновцев и постановка
«Ревизора», Филонов помогал и руководил, но сам не писал
картины или декорации. Т. Н. Глебова объясняет: «На обе эти
работы он согласился и их осуществил ради утверждения
истинности своего метода в искусстве <...> Он пытался пока-
зать, что его учение необходимо не только ему как личности,
но и всем, кто хочет и может у него учиться» [21, с. 123].

П. Н. Филонов и его дневник
Над рисунками к «Калевале» работали тринадцать чело-
век: Е.Н.Борцова, К. В. Вахрамеев, Т.Н.Глебова, С.ЛЗакли-
ковская, П. Я. Зальцман, Н. В. Иванова, Е. 3. Лесов, М. К. Мака-
ров, В. А. Мешков, А. И. Порет, Н. А. Соболева, Л.Н.Тагрина,
М.П.Цыбасов, «под редакцией П. Н. Филонова», как обозна-
чено в книге, увидевшей свет в 1933 г. Стремление к «кол-
лективной анонимности» лишь с трудом позволило устано-
вить авторов иллюстраций.
В хорошо изученной ленинградской графике тех лет есть
до сих пор «белое пятно» — это книжные работы школы
Филонова. Только на выставке «Павел Филонов и его школа»,
прошедшей в Дюссельдорфе в 1990 г., впервые с достаточной
полнотой были показаны книжные работы филоновцев. Над
книгой, детской и взрослой, работали Т. Н. Глебова, А. И. По-
рет, П. М. Кондратьев, Е. А. Кибрик, Н. И. Евграфов, В.А.Су-
лимо-Самуйлло, А. Е. Мордвинова. Созданное ими связано
единством графических принципов, основанных на методе
аналитического искусства. Наиболее ярко это единство про-
явилось в работе над «Калевалой». Издание финского эпоса
возникло по инициативе И. М. Майского, в то время полпреда
СССР в Финляндии. Он внимательно следил за ходом изда-
ния, вникал в работу иллюстраторов и, судя по дневниковым
записям Филонова, был придирчивым критиком. Наконец,
Майский сам написал предисловие в книге, в котором отме-
чал, что «Калевала» «в необыкновенно ярких формах вопло-
тила то, что можно назвать финским национальным харак-
тером. Поэтому, не зная „Калевалы", трудно понять Финлян-
дию — ее природу и ее людей» [52, с. VII].
Почему «Асас1егша» предложила иллюстрировать фин-
ский эпос именно Филонову? Ведь в Ленинграде в те годы
было немало превосходных художников книги. По всей ве-
роятности, характер творчества Филонова, его интерес к
миру архаики предопределили этот выбор. Еще до револю-
ции он иллюстрировал стихотворения В. Хлебникова «Перу-
ну» и «Ночь в Галиции», найдя пластическое решение для
образов, уходящих в глубь славянской мифологии. В 1915 г.

38 Е. Ковтун
М. В. Матюшин издал книгу Филонова «Пропевень о пророс-
ли мировой» — две поэмы художника, густо насыщенные
словесной архаикой. И рисунки Филонова, помещенные в
этой книге, стилистически близки образности архаических
культур. Сумрачный северный эпос, противоположный яс-
ной и солнечной мифологии древних греков, пронизанный
алогизмом ситуаций и образов, был близок по духу творчес-
кой позиции русского художника.
Свою роль как редактора Филонов понимал достаточно
широко. Он выбирал сюжеты для иллюстрирования, опре-
делял общий характер и стилистику рисунков, трактовку
образов, а иногда, по свидетельству учеников, сам брался за
перо или акварельную кисть, правя те или иные рисунки.
Об этом свидетельствуют и дневниковые записи: «Работал
форзац вместе с тт. Порет, Мишей [Цыбасовым] и Глебовой»
(запись от 3 апреля 1932 г.).
Т.Н.Глебова вспоминала, что работа велась дома и раз
или два в неделю художники собирались у Филонова, чтобы
обсудить сделанное. «Каждое собрание,— писала К А. Се-
ребрякова, — продолжается не менее четырех—пяти часов.
Затем каждый из участвующих в работах „Калевалы" при-
ходит отдельно, отнимая час-два у П.Н. на рассмотрение
работы, исправления и указания. И на это еженедельно ухо-
дит б—10 часов» [236, л. 7].
Установить авторство шестидесяти четырех иллюстраций
помогли Глебова, Порет и Кондратьев. Большую часть из
них исполнили Цыбасов, Порет и Глебсша, им же принадле-
жат и наиболее совершенные рисунки, что отмечал в днев-
нике и сам Филонов.
Внешне «Калевала» представляет собой обычное акаде-
мическое издание — с суперобложкой, контр- и шмуцтиту-
лами, страничными иллюстрациями, заставками; незначи-
тельное отличие — орнаментальные линейки вверху (рабо-
ты Порет и Цыбасова) и подстраничные изобразительные
строчки-концовки. Филонов следил за внутренней связью и
движением иллюстраций, добиваясь целостной, ритмически

Я. Я. Филонов и его дневник 39
организованной структуры книги. Его дневник свидетельст-
вует об этом: «Глебова приносила свой рисунок шмуцтитула
вместо рисунка Макарова, отведенного Майским. Рисунок,
сосны и ели в снегу, дает совершенно иной характер рабо-
там, идущим за ним. Он строже, определеннее и очень хо-
рош по качествам рисунка» (запись от 21 ноября 1932 г.).
Однако за внешней академичностью издания открывались
неожиданные пластические решения как следствие творче-
ства по законам аналитического метода. Можно отметить
несколько моментов, отличавших работу филоновцев над
книжной иллюстрацией. Во-первых, они шли от частного к
общему, как бы постепенно «выращивая» изображение. Их
способ работы противоположен обычным действиям худож-
ника, идущего к обобщению от наброска, эскиза к закончен-
ному произведению. Вывод у филоновцев не предопределен
заранее, а возникает в ходе работы.
Второй момент, зримый во всех рисунках, начиная с су-
перобложки, связан с работой точкой — «единицей дейст-
вия», по терминологии Филонова. Образ в рисунках возника-
ет не сразу, он развивается во времени, начинаясь в движе-
нии элементарных частиц, которое приводит к изображению,
обогащенному этой внутренней динамикой пластических эле-
ментов.
Живописные и графические работы филоновской школы
не всегда можно разделить на фигуративные и беспредмет-
ные, часто в одном холсте или рисунке, в одном образе
совмещены оба принципа. Так решена и акварельная су-
перобложка «Калевалы», коллективная работа филоновцев.
В беспредметных структурах здесь вкраплены изображения
зверей и птиц, лодок и людей. В этом сложном сплаве воз-
никает образ Финляндии, изрезанной синевой озер, окру-
женных замшелыми гранитными грядами, хвойными лесами.
Суоми предстает перед зрителем как бы с высоты птичьего
полета, не только в зримом, но и в умопостигаемом образе,
для которого художники нашли экономные и в то же время
содержательно-емкие средства.

40 Е. Ковтун
Еще одна особенность отличает листы филоновцев от всех
прежних и последующих иллюстраций, посвященных «Кале-
вале». Это поэтическая адекватность образов эпоса и рисун-
ков. «Калевала» как поэтический метод, как способ образного
мышления оказалась родственна методу аналитического ис-
кусства с его алогизмом, сдвигом пространственно-временных
связей, взаимопроникновением предметов, нарушающим при-
вычные отношения. Исследователь «Калевалы» И. М. Май-
ский, ни словом не упомянувший в своем предисловии к книге
об иллюстрациях, указал тем не менее на важные особенности
финского эпоса, близкие творческой позиции Филонова: «Что-
бы понять художественные достоинства „Калевалы", надо от-
решиться от некоторых наших привычек. Для „Калевалы" не
существует логики в обычном смысле этого слова. Противо-
речия там на каждом шагу. Соразмерности явлений нет и в
помине. <...> Это придает „Калевале" особый колорит, колорит
сказочности, перешагнувшей не только через привычные нам
связи вещей, но и через привычные нам мыслительные кате-
гории, — колорит сна» [52, с. XX]. Вот как рисует «Калевала»
все эти предметные превращения, сдвиги и взаимопроница-
ния вещей под влиянием пения Вейнемейнена:
Он запел, и разрослися
На дуге лапландца ветки,
На хомут насела ива,
На шлее явилась верба.
Позолоченные сани
Стали тальником прибрежным,
Кнут жемчужный обратился
Камышом на побережье;
Конь лапландца белолобый
Стал скалой у водопада.
Рисунок С. Л. Закликовской «Куллерво-батрак» целиком
подчинен этой логике превращений и сдвигов: художница
соединяет в одном образе разнопространственное и разно-
временное; фигура Куллерво, помещенная в центре круп-

Я. Н. Филонов и его дневник 41
ным планом, совмещена с картинами его батрацкой жиз-
ни, причем предметы, приобретая призрачность, проницают
друг друга. Такой образный синтез раскрывает в одном изо-
бражении содержание целой руны. Рисунки Порет, Глебо-
вой, Цыбасова, Закликовской и других мастеров, следуя ме-
тоду аналитического искусства (и благодаря этому), глубоко
выражают поэтические образы финского эпоса.
«Калевала» вышла из печати в декабре 1933 г. Половину
из десятитысячного тиража книги купила Финляндия. Это
событие стало редкой удачей в тягостной истории филонов-
ской школы, подавляемой все более жестокими методами.
Последняя выставка. 13 ноября 1932 г. в Русском му-
зее открылась огромная выставка «Художники РСФСР за
15 лет», на которой экспонировалось около 3000 работ 350 ав-
торов. Это была своего рода репетиция помпезных выста-
вок последующих лет. Художественные группировки были
уже упразднены, но ахрровский пресс не смог еще привести
выставку к унылому единообразию. Среди экспонентов бы-
ли К С. Малевич, А.Д.Древин, В. М. Ермолаева, А. В. Ленту-
лов, П. В. Митурич, К. С. Петров-Водкин, Н. М. Суетин и другие
яркие индивидуальности.
На выставку были приглашены, кроме самого Филонова,
и трое его учеников — Цыбасов, Порет и Глебова. Об этом
и об отборе работ для выставки Филонов подробно пишет в
дневнике (запись от 22 октября 1932 г.).
Для Филонова это была последняя и самая значительная
демонстрация его работ — 85 произведений.
Выставку устраивала бригада во главе с И.Э.Грабарем,
который решал вопрос, в каких залах чьи работы поме-
щать. Филонов получил отдельный зал, соседняя комната
была «отведена под гипсовую архитектуру Малевича» (об
этом и о разговоре с Грабарем есть подробная запись в
дневнике от 1 ноября 1932 г.). В том же зале, что и карти-
ны Филонова, были размещены работы Глебовой, Порет,
Цыбасова.

42 Е. Ковтун
В первый раз выставка подвергалась столь жестокому
контролю и многоступенчатой цензуре. Художник писал:
«Выставку просмотрели: политконтроль, ГПУ, члены обко-
ма и исполкома» (запись от 5 ноября 1932 г.). А перед са-
мым открытием ее посетила правительственная комиссия во
главе с наркомом просвещения А. С. Бубновым, сменившим
А. В. Луначарского.
Утром в день открытия Филонов пришел в музей, чтобы
удостовериться, что его вещи уцелели после этих проверок.
На выставку он представил в основном работы фигуративного
характера, среди них «Нарвские ворота» (1929), «Живая го-
лова» (1923), «Формула петроградского пролетариата» (1920—
1921). Замечательную акварель «ГОЭЛРО» («плакат-лубок
„Ленин"», как называл ее сам художник) правительственная
комиссия удалила с выставки. Композиция включала в себя
нетрадиционный портрет В. И. Ленина, глубоко психологичный
и трагический. Были здесь и беспредметные картины, среди
которых композиция «Без названия» (1923), своего рода «кри-
волинейный супрематизм» — сложное построение из цветных
структурных элементов, стремительно-динамичных, дающее
как бы образ вселенной в движении.
Но самой замечательной картиной, впервые показанной
Филоновым, была «Формула весны» (1928—1929), самый
большой холст художника (250 х 285 см), гипнотически дей-
ствовавший на зрителя, затягивавший его в свои живописные
глубины. В отличие от других картин с тем же названием
Филонов именовал ее в дневнике «Формула вечной весны».
Она была написана на холсте, подаренном учениками после
выставки в Доме печати. Картина полностью беспредметна,
в ней нет ни цветущих деревьев, ни пейзажных мотивов, но
чистым цветом, прорывами глубокой синевы, непрерывным
движением микроструктур, прихотливым ритмом больших
форм художник создает острое ощущение весеннего ликова-
ния природы, живой ее «органики». Эта живопись не состо-
яние, а процесс, подобный биологическому, это действитель-
но «формула» весны, выраженная неустанным движением,

Л. Н. Филонов и его дневник 43
«природным» развитием живописных элементов. Слово «веч-
ная» в филоновском названии картины глубоко выражает ее
внутреннюю сущность.
«Формула весны» — это третий путь (вернее, средний)
в беспредметность, на который еще не обратили внимания
исследователи. Крайние позиции в беспредметности — это
абстрактный экспрессионизм В. В. Кандинского и супергеомет-
ризация К. С. Малевича. По верному наблюдению Л. А. Юдина,
ученика Малевича, одни художники предпочитают «пережи-
вать», другие — «строить». Филонов одновременно и «пере-
живает» и «строит». Но его «строительный» метод противо-
положен геометрии прямой (квадрата, куба), которую раз-
вивал Малевич. Филонов исходит из криволинейных форм,
природно-органических по своей сущности. Основа «третьего
пути» — это «природные ощущения», остро выраженные в
живописной беспредметности. Этот путь начался в России:
«реалистический» лучизм М. Ф. Ларионова, живопись Е. Г. Гу-
ро, М. В. Матюшина и его школы. Выставка собрания Г.Кос-
таки, прошедшая в последние годы в разных странах Запада,
где была широко представлена школа Матюшина, ярко пока-
зала этот особый разрез беспредметности, остающийся до сих
пор в тени.
«Формула весны» — вершинное достижение филоновской
беспредметности. Но это не было понято в 1932 г.
На выставке можно было видеть и единственную у Фи-
лонова прикладную вещь — шелковый шарф, расписанный
акварелью, «...я ...просидел за этою работою полтора месяца
день в день (с б июля по 20 августа часов по 16 в день).
Товарищи и знакомые (женщины преимущественно) оцени-
вают его, словно сговорясь, так: „Такого шарфа нигде в мире
не найдешь. Этот шарф носить — преступление"» (запись в
дневнике от 5 ^сентября 1932 г.).
Но несколько работ в экспозиции резко выпадали из «ана-
литического» ряда мастера — это «Портрет Е.А. и П.Э.Се-
ребряковых» и особенно «Женская ударная бригада на заводе
„Красная заря"» и «Тракторный цех Путиловского завода»,

44 Е. Ковтун
две последние — заказные. Они поражают сделанностью не
аналитической, а натуралистической, в упор, пристально и
холодно «регистрируя» натуру.
Итальянская исследовательница пишет об этих вещах: «На
официальное требование реализма 30-х гг. Филонов тем
не менее пытался ответить положительно. Но его истерзан-
ная совесть снова ответила реализмом настолько аналитичес-
ким и „холодным", что действительность, которая должна
была торжествовать, потерпела поражение» [75, с. 260]. По-
пытка большого мастера хоть как-то отозваться на официаль-
ные призывы оказалась неудачной, и Филонов никогда ее не
повторял. Такой же неудачей завершились и попытки Ма-
левича войти в русло соцреализма, предпринятые в начале
1930-х гг.
И. Э. Грабарь в «Известиях» с неодобрением и непонима-
нием отозвался об «аналитических» картинах: «Особое место
на выставке занимает Филонов, создавший свой затейливый
стиль из элементов кубизма и каллиграфии, сдобренных
сильной дозой доморощенной философии. Его сложные тех-
нически и тематически композиции с трудом расшифровы-
ваются даже с помощью названий, столь же претенциозных,
как и картины». Но с большой похвалой критик отозвался о
заказных картинах: «Лучшее, что есть у Филонова, — его
портреты и жанровые картины из современной советской
жизни, исполненные без всяких трюков, „расчленения" и
„сдвига", просто, серьезно. Они подкупают искренностью,
правдивостью и даже той жестокостью и сухостью, которая
роднит их с картинами примитивистов. Ему надо больше
писать и меньше изобретать, иначе Филонов-изобретатель
окончательно убьет Филонова-художника» [25].
Поразительный отзыв! Кем был бы Филонов, если бы все
его работы были написаны в духе «Ударниц» и «Тракторного
цеха»?
Но завершает свой отзыв Грабарь важной для Филонова
«защитной» фразой: «По своей тематике и социальной ус-
тановке он безоговорочно советский художник».

77. Я. Филонов и его дневник 45
Однако картины, понравившиеся Грабарю, подверглись
критике «слева». Матюшин писал: «Филонов перекрутил пру-
жину своих часов, и они стали. <...> Портреты Серебряковой
с сыном и особенно картина ударниц швейной фабрики — это
великолепно сделанные, но стоящие часы с лопнувшей от
перекрутки пружиной. Ткань жизни уже для него непонятно
нежна, он давно уже ушел от наблюдения процессов самой
жизни, их всегда удивляющей неожиданности в потоке живой
изменчивости. Он потерял общение с природой, привычной
твердой рукой крепко „сделанной формы" он сдерживает те-
кущую влагу жизни, и она у него совершенно исчезает. <...>
Художник создал свои законы и слишком им доверился,—
жизнь их сломала» [288].
Музей аналитического искусства. С 1919 г. и до смерти
Филонов жил на набережной Карповки в Доме литераторов.
И. С. Книжник-Ветров вспоминал: «С 1914 г. и в первые годы
после октября 1917 г. я жил в Доме писателей на Карповке,
19. В 1919 г. там получил комнату художник и писатель
Павел Николаевич Филонов. Перевезти вещи $му помогала
его сестра Евдокия Николаевна (по мужу Глебова), моя хо-
рошая знакомая» [379, л. 5].
Дом был примечательный: в нем жили писатели А. П. Ча-
пыгин, В. И. Эрлих, М. Ф. Чумандрин, В. Остров, народовольцы
В. И. Засулич, Г. А. Лопатин, Э. А. Серебряков с женой. Комен-
дантом Дома литераторов был молодой художник П. А. Ман-
суров, который, видимо, и помог получить Филонову комнату.
Мансуров был близок к Луначарскому. В первые же дни
октябрьского переворота он пришел в Зимний дворец, где
временно помещался наркомат просвещения. «Именно я,
мальчишка, который в первое же утро залетел в совершенно
пустой Зимний дворец к Луначарскому, сотрудничать. Даже
бессвязнр, испугавшись своей смелости, почти лишился слов,
но они, Ан[атолий] Васильевич] и тов. Лещенко, его секре-
тарь, быстро поняли меня. Луначарский сказал мне, что уж
слишком я молод и похож на ангелочка, а что всего им здесь

46 Е. Ковтун
сидеть не больше двух недель, а потом их повесят вот на
этих балконах. Тут ко мне вернулась речь и я сказал, уже
тверже: „Ну что же, тогда повесят вместе". Так решилась
моя судьба, и мы больше не расставались» [362].
Мансуров уже был знаком с Филоновым. Он пишет: «...еще
до революции меня М-11е 1ЭисЬеп познакомила с Филоновым,
жившим на Обводном канале у сестры или с сестрой, и там
он в помещении привратника сидел на табуретке перед ма-
люсеньким вернее подставкой, чем мольбертом, выводил бе-
лой краской своих полярных, но довольно голых и довольно
первобытных, похожих на охотников будетлян. Я раньше та-
кого не видел, и мне понравилась дотошная выделка и сами
будетляне» [361]. Как свидетельствуют дневники Серебряко-
вой, Мансуров навещал Филонова. О том же говорят и письма,
в которых Мансуров вспоминает Филонова: «Сам он действи-
тельно, не сходя с места, продолжал делать свои работы в
Доме литераторов, Карповка, 19. Дом, который я получил от
Луначарского для художников и где я жил до смерти моего
брата (декабрь 1918 г.) и несколько раз бывал позже, до кон-
ца» (то есть до отъезда за границу в 1928 г.— Е.К.) [362].
12 апреля 1921 г. умер Э. А. Серебряков, сосед Филонова
по дому, и Павла Николаевича попросили сделать его по-
смертный портрет. Так состоялось знакомство с Екатериной
Александровной Серебряковой, ставшей позже женой ху-
дожника. Она была много старше Филонова; насколько мог-
ла, она окружила художника вниманием и заботой. В обще-
нии с Филоновым старая народоволка, нужно отдать долж-
ное, вошла в сложный мир образов и идей художника. Она
оставила замечательный отзыв о творчестве Филонова, ко-
торый нельзя не привести: «Души всех новаторов, револю-
ционеров, носители идей любви и правды, сосредоточены в
нем. Он соединяет творения нашей земли с творениями над-
звездного мира — это так чувствуется в новой картине, где
человек протянул свои руки и лицо ввысь. Если бы он гово-
рил не красками, пока еще, к сожалению, недоступными
массам, а человеческим языком, он явился бы тем рычагом,

П. Н. Филонов и его дневник 47
который перевернул бы весь мир — и наступил бы рай
земной: его работой руководили страдание за человечество
и желание ему добра <...> Как никто не может определить,
что происходит в настоящее время (т.е. сущность и смысл
исторического момента), так никто не может проникнуть в
творения П. Н., потому что они носят в себе величие и тайну
данного момента. Это дело будущего; его расшифрует исто-
рия» [236, ед. хр. 35, л. 5 об.— 6].
Комната Филонова была и жилищем, и мастерской ху-
дожника, часто она превращалась и в лекторий для учени-
ков. Здесь хранились более четырехсот картин, акварелей и
рисунков мастера. Тут был и первый музей аналитического
искусства. Через квартиру Филонова прошли сотни посети-
телей, которым он показывал свои работы, объясняя прин-
ципы аналитического искусства.
Филонов не продавал картины, почти никогда не дарил
их, храня все для будущего музея аналитического искусства,
о котором мечтал всю жизнь. «Все свои работы, уже сде-
ланные и те, которые рассчитывает сделать, он решил от-
дать государству, чтобы из них был сделан музей аналити-
ческого искусства» [322]. Так писал художник в 1931 г., но
государство не торопилось принять этот бесценный дар.
С выставки «Художники РСФСР за 15 лет» Третьяков-
ская галерея приобрела два рисунка Филонова — «Кабачок»
и «Налетчик», сообщив об этом художнику. Но он отказался
продать работы. «В ответ на Ваше требование выслать счет
на мои работы „Кабачок " и „Налетчик", купленные Третья-
ковскою галереею с выставки „15 лет советского искусства"
в Русском музее, считаю долгом пояснить: своих работ я не
продаю, об этом я лично заявил Игорю Грабарю и членам
закупочной комиссии, наметившим вещи к приобретению
вечером перед открытием выставки. Таким образом, считаю
покупку/Третьяковскою галереею моих работ недоразуме-
нием» [251, л. 60 об.— 61].
Не раз у Филонова возникала возможность показать свою
выставку за границей, но он отклонял все предложения,

48 Е. Ковтуп
считая, что его работы должны быть показаны сначала на
родине. В 1928 г. с произведениями Филонова удалось по-
знакомиться искусствоведу Л.Ван Ойену, приехавшему из
Франции. Картины произвели на него сильное впечатление.
Ван Ойен прислал художнику письмо, в котором предлагал
устройство выставки Филонова в Париже и писал, что хотел
бы «быть первым его провозвестником во Франции» [236, ед.
хр. 37, л. 68 об]. Филонов отказался.
В 1929 г., когда готовилась выставка Филонова в Русском
музее, состоялась его встреча с американским художником
Баскервилем из Нью-Йорка. «Ему показали картины, при-
готовленные и стоящие лицом к стене. Он сказал, что Ф[ило-
нов] „величайший художник в мире". „Если бы Ф. поехал с
картинами в Америку и Европу, он произведет фурор и
разбогатеет". Ирония жизни, а я сижу и шью ему кальсоны
и блузу, чтобы сэкономить пару рублей из его пенсии в
50 руб.», — писала Серебрякова [236, ед. хр. 39, л. 52]. Из
этого тоже ничего не вышло.
Особенно настойчив был И. И. Бродский, который непре-
менно хотел приобрести хотя бы одну работу Филонова. Он
был коллекционером и, высоко ценя творчество художника,
понимал, что работа Филонова будет украшением его собра-
ния. В городе Бердянске был даже музей имени Бродского,
организованный им самим. Много раз он уговаривал Фило-
нова продать что-либо из его произведений, бывал с этой
целью у него дома. Спор, разгоревшийся между ними во
время одного из таких визитов, подробно пересказан Фило-
новым в дневнике (запись от 18 февраля 1935 г.).
Филонов мечтал о собственном музее не из тщеславия или
самоутверждения, он хотел сделать общим достоянием от-
крытые им новые способы художественного мышления, столь
важные для глубокого проникновения в процессы природы и
духовный мир человека. Предполагалось, что в этом музее
будут и работы мастеров школы Филонова, чтобы показать
действие и творческие результаты аналитического метода.
В уставе коллектива МАИ были специальные пункты:

П. Н. Филонов и его дневник 49
«13. Члены коллектива не имеют права продавать сделан-
ных ими вещей без разрешения коллектива и обязаны со-
хранять их для выставок и для действия ими в музее кол-
лектива. <...>
15. Ввиду трудности организации музея, ему предшест-
вует „Постоянная выставка работ" коллектива, которая и
должна быть (через пополнение, систематизацию) доразвита
в музей коллектива» [75, с. 268].
Как мог бы выглядеть такой музей, можно было предста-
вить по выставке «Павел Филонов и его школа», состоявшейся
в Дюссельдорфе в 1990 г. Картины и графика Филонова впе-
рвые демонстрировались рядом с залом работ его учеников.
После смерти Филонова все его работы оказались у млад-
шей сестры художника Е. Н. Глебовой, которая подвижниче-
ски хранила их долгие десятилетия. Квартира на Невском
проспекте (д. 60), где она жила, стала первым музеем анали-
тического искусства, куда приходили все, кто слышал о Фи-
лонове и хотел увидеть его работы. В 1977 г., выполняя волю
брата, Глебова подарила государству — Русскому музею —
все собрание произведений Филонова «без права передачи
или продажи». Но государство по-прежнему в долгу перед
великим мастером — музея Филонова все еще нет. Дом на
Карповке, где большую часть жизни прожил Филонов и где
он умер,— лучшее место для устройства Музея аналитичес-
кого искусства.
Ученики. Русский авангард XX в. создал несколько своеоб-
разных школ — школы Петрова-Водкина, Матвеева, Фавор-
ского, Малевича, Матюшина, Филонова. Это были не только
учебные сообщества, во главе каждой школы стоял не просто
мастер высокого уровня, но и крупная личность — проповед-
ник, наставник, учитель жизни, вроде восточного гуру. Подоб-
ного не было в/западной художественной практике тех лет.
Такие шкоты, связанные духовно-нравственным единст-
вом, во главе с мастером-подвижником, всегда отличали рус-
ское искусство всех направлений. Учительство и нравственное

50 Е.Ковтун
подвижничество извечно были «сверхзадачей» русского ис-
кусства. Такой школой был и филоновский коллектив МАИ.
Авторитет руководителя был непререкаем для учеников.
Н. Г. Лозовой, ученик мастера, писал: «Филонов указывал не
только какое-то направление в искусстве, Филонов ставил
вопрос о всем направлении жизни человека, его мировоззре-
нии, его положении среди людей. Он верил, что искусство —
это могучее средство преобразования жизни. <...> Филонов
вселял веру в огромные возможности человека, в необъятные
силы и способности, которые заложены в человеке. И те, кто
слышал его слова, верили ему. Ему верили, когда он говорил,
что может научить рисовать „любого и каждого", что может
рисовать так, „как Леонардо да Винчи, и лучше" и что другие
тоже могут так. И это он говорил не только о живописи, но и
о других областях человеческой деятельности (о литерату-
ре и т. д.). Эта фанатическая и фантастическая убежденность
в способностях и возможностях человека пробуждала силы в
учениках, вдохновляла их. Мне вспоминается протопоп Авва-
кум, который и на костре успокаивал и утешал товарища,
горевшего с ним рядом» [360].
Такой многочисленной школы, как у Филонова, не было
ни у одного из мастеров русского авангарда. Через нее про-
шло более сотни учеников. Хотя не было специальной мас-
терской, оборудования, материалов, натуры — комната, где
жил Филонов, была и учебной мастерской, и аудиторией, в
которой читались лекции. Занятия были бесплатными для
всех. Они начинались с «постановки», когда мастер практи-
чески раскрывал перед учеником главные моменты анали-
тического метода. Об этом есть свидетельство Лозового:
«Весной 1927 г. я пошел работать к Филонову. Павел Нико-
лаевич начал с „постановки". Мы сели за столик (это было
в фойе клуба), Павел Николаевич взял небольшой листок
бумаги и начал объяснять свой метод — метод „аналитичес-
кого искусства". <_.> Начал рисовать Павел Николаевич с
детали (это его метод). „Если ошибся, сотри". Рисовал чело-
века до пояса. „Когда говорю с человеком, рисую человека".

Я. Я. Филонов и его дневник 51
Нарисовал голову, плечи, согнутую руку, иконописно лежа-
щую на груди. Отмечу, что Павел Николаевич как-то осо-
бенно выделил ноздри, мешки под глазами, суставы на паль-
цах. Вместо тушевки он для выявления формы рисовал точ-
ками. „Работа точкой", „вплоть до работы точкой",— не раз
говорил он впоследствии» [360].
Иногда первый урок проходил драматически, даже со сле-
зами, так как уж очень непривычны были требования мас-
тера, отметавшие весь прежний опыт ученика. Т. Н. Глебова,
попав в школу Филонова, продолжала рисовать так же, как
в мастерской А. И. Савинова в Академии художеств. «Я на-
рисовала красивую обнаженную фигуру, стоявшую над икон-
ной бездной, а другая фигура летала над ней в воздухе,
Филонов присматривался к работе ученицы, а потом взо-
рвался: „Из какого ты монастыря? Просфор объелась!!! Да
вас, может быть, Карев подослал? Ведь вы собирались в
Академию поступить?"» Глебова заплакала. Филонов расте-
рялся, «потом стал меня утешать,— усадил за стол, положил
передо мной лист бумаги, дал в руки карандаш и сказал:
„Плачь, а рисуй". Сел рядом, стал командовать. Велел начать
с глаза, потом, когда я перешла к носу, я повела прямой нос,
а он толкнул мою руку и сказал: „Не надо прямого, красивого
носа, довольно нам Аполлонов Бельведерских". Но я упорст-
вовала, и нос в моем рисунке состоит из многих прерванных
и снова начатых линий, так как Павел Николаевич каждый
раз подталкивал мою руку» [355].
Почти всегда занятия сопровождались чтением теорети-
ческих текстов художника. Ученики рисовали, а Филонов
читал им свою «Идеологию аналитического искусства». Ло-
зовой пишет: «Весной 1927 г. Павел Николаевич прочитал
нам курс лекций по теории аналитического искусства. Он
приносил с собой тетради, исписанные очень крупным по-
черком. Скорее это носило характер бесед» [360].
Филонов с подозрением относился к таким понятиям, как
«талант», «вдохновение», никогда не пользовался ими и счи-
тал, что истоко»^ успехов в искусстве являются упорный

52 Е. Ковтун
труд и мастерство. Один из посетителей выставки Филонова
(1988, Русский музей) метко назвал его «архитектором с
трудолюбием каменщика». Т.Н.Глебова писала: «Однажды
я спросила Павла Николаевича: „Почему вы отрицаете та-
ланты?" — „А вам очень хочется иметь талант?" — ответил
он. Из этого ответа я заключаю, что, возможно, эта теория
о талантах была педагогическая — для учеников и против
гордыни художников вообще» [21, с. 125].
Никогда Филонов не употреблял и слово «ученик», для
него ученик — это «изучающий мастер». С самого начала
педагогического процесса Филонов делал установку на само-
стоятельность молодого художника и самоконтроль в ходе
работы. Он считал, что за месяц может обучить любого гра-
мотно рисовать. Об этом он, в частности, заявил на диспуте
23 мая 1925 г. в Академии художеств, вызвав бурное возму-
щение Матюшина: «Месяц обучения? После того как лично
проучился в 40 мастерских и в Акад[емии] худ[ожеств]. Зовет
к коллективу, а сам говорит и действует как Бог и Царь и
Герой! И знахарь. Говорит о неумении учить у профессоров,
а сам умеет? „Врачу — исцелися сам!"» [287]. Однако Фило-
нов доказал свою правоту на примере многих учеников, ко-
торые впервые брали карандаш в руки.
В 1929 г. у Филонова оказалась ученица-американка. Это
была молодая художница из Нью-Йорка Элен Хантингтон-
Хукер. Она работала с Филоновым шесть недель по два раза
в день. Серебрякова писала: «Он от нее не отходит, за всякой
точкой следит и все ей объяснял, как нужно работать. Она
раскрашивает голову суздальского крестьянина, которого она
зарисовала. П. Н. нравится ее искренность, что она ему при-
зналась, что она необразованная и не знакома с литературой
и за свою жизнь не прочитала 20 книг. Мы заговорили о
религии; она, по-видимому, религиозная» [236, ед. хр. 39,
л. 15 об.]. Филонова радовали успехи ученицы и то, что его
метод, возможно, получит развитие в Америке. При отъезде
он дал ей удостоверение на английском языке, в котором
свидетельствовал, «что она у него работала 6 недель и что

П. Н. Филонов и его дневник 53
ей нужно еще поработать, чтобы окончить курс, и что он
просит русское правительство помочь ее приезду обратно.
Когда все было готово, П.Н. отнес бумагу к В. А.* засвиде-
тельствовать подпись его руки» [там же, л. 21]. Проводив
американку до трамвая и простившись с нею, Филонов вер-
нулся домой и увидел на столе конверт, в котором были
деньги. Тотчас он выбежал из дома, раньше Элен добрался
до вокзала и вернул ей конверт. Из Парижа она прислала
Филонову письмо, в котором говорилось, что она «помнит все
его Иеаз апй 1пзр1га1юп и что нигде не встретила работ,
подобных его и его учеников» [там же, л. 41].
Филоновская школа была суровой. Личность руководите-
ля, без сомнения, подавляла учеников, и это отмечала кри-
тика: «Личность самого Филонова, его авторитет, его личные
приемы живописи настолько подавляют участников группы,
что почти невозможно бывает провести какую-либо грань
между творчеством главы и его последователей» [15].
Многие из филоновцев не смогли перейти за черту под-
ражания. Так было и с последователями Малевича, иные
из которых поняли супрематизм как новую декоративную
систему, не заметив его внутренних, философских осно-
ваний.
Пока ученики Филонова были под обаянием или, можно
сказать, под гипнозом творчества мастера, они делали «креп-
кие» «аналитические» работы. Когда же по тем или иным
причинам сменяли художественные ориентиры, оказывались
на мели как художники, растеряв то, что получили у Фило-
нова, не приобретя ничего взамен.
Аналитический метод был личным выводом из миропони-
мания и художественной практики мастера. Работая по это-
му методу, нельзя было стать более «философичным» и
мастеровитым, чем сам Филонов. И этот предел оказался
непреодолимым для многих учеников мастера.
* Видимо, инициалы управдома.

54 Е. Ковтун
Даже наиболее сильные из молодых художников, попав к
Филонову, испытывали смятение, оказавшись в «силовом
поле» воздействия мастера. Вот как пишет Т.Н.Глебова о
первой встрече с работами школы: «Когда я вошла в мас-
терскую, то была поражена: повсюду на стенах были при-
колоты большие листы бумаги с начатыми рисунками, на
мольбертах стояли начатые холсты, все это были работы
учеников, точь-в-точь подражающих работам учителя. Мне
это очень не понравилось. <.«> Я боялась потерять свою
индивидуальность, и это заставляло меня колебаться, ос-
таться ли? Но потом я решила: если у меня есть индивиду-
альность, ее уничтожить нельзя, а если нет — то и жалеть
нечего» [21, с. 112].
Чтобы сохранить себя, нужно было преодолеть гипноти-
ческое влияние учителя, «уйти» от него, сохранив, однако,
все ценное, что дал Филонов.
Нужно сказать хотя бы несколько слов о некоторых ху-
дожниках, которые сумели вырастить на почве аналитичес-
кого метода самобытное искусство.
Павла Михайловича Кондратьева, углубленного в пробле-
мы творческого процесса, называли в группе за склонность
к теоретическим обобщениям «мозговиком». Он был из числа
самых первых учеников Филонова, в расколе группы не
принимал участия (хотя на некоторое время, размышляя о
случившемся, выпал из орбиты мастера, об этом Филонов
записал в дневнике 22 декабря 1932 г.).
Кондратьев продолжал работать под руководством масте-
ра, периодически показывая ему свои работы (см., например,
запись в дневнике от 18 ноября 1935 г.).
С конца 1920-х гг. Кондратьев много работал в Детгизе,
иллюстрируя детские книги. Это были стихи поэтов-обэриу-
тов, Н. А. Заболоцкого и других. Одним из первых он принес
в работу над книгой принципы аналитического искусства. В те
же годы Кондратьев занимался и станковым рисунком, испы-
тывая аналитический метод как в фигуративных работах («В
гавани», 1926), так и в беспредметных («Динамит», 1928).

Я. Я. Филонов и его дневник 55
Расцвет творчества Кондратьева приходится на 1960—
1980-е гг., он создает лучшие свои живописные циклы «Вос-
поминание о Чукотке», «Самосожжение», «Сестры милосер-
дия». Художник выработал свой метод, в котором соедини-
лись уроки Филонова и супрематизм Малевича. Выставка
работ Кондратьева, состоявшаяся в Ленинграде в 1989 г.,
впервые раскрыла масштаб мастера — современного, само-
бытного, со своим миром глубоких образов.
Книжная графика Татьяны Николаевны Глебовой, ре-
шенная в ключе аналитического метода, почти не изучена.
Она работала для журналов «Чиж» и «Еж», иллюстриро-
вала детские книжки Д.И. Хармса и А. И. Введенского. Но
всегда станковая живопись оставалась для нее главным де-
лом.
Глебова писала о Филонове: «Он редко хвалил мои рабо-
ты, а больше беспощадно их критиковал, говоря: „Товарищ
Глебова, не задавайтесь цветом, прорабатывайте хорошень-
ко границы между формами, сначала пишите тень, потом
свет, а потом цвет". А я без цвета ни тень, ни свет предста-
вить не могла и всегда была на поводу у цвета, отсюда
возникало взаимное непонимание, из которого в дальнейшем
я сделала для себя необходимые выводы» [21, с. 124].
Глебова — прирожденный «цветовик», «музыкант цвета».
Главная выразительность ее живописи в цвете, напряжен-
ном и неожиданном, часто символичном, она воспроизводит
цветом любые душевные состояния. Цветность ее холстов
может «звучать» в различных ключах — от лирического до
драматического и трагического. Цвет — источник духовных
состояний в ее картинах. Образы Глебовой, соприкасаясь с
реальным миром, проходят долгий путь внутренней духов-
ной работы, прежде чем появятся на холсте.
С годами образы картин Глебовой становились значитель-
нее и живописно совершеннее. В годы блокады в ней совер-
шился внутренний переворот, атеизм времен коллектива
МАИ был отброшен как трагическое заблуждение. Расцвет
дарования Глебовой относится к 1960—1980-м гг., когда в ее

56 Е. Ковтун
творчестве развиваются темы, духовно связанные с религи-
озно-православной традицией.
Юрий Борисович Хржановский был талантливым живо-
писцем и музыкально одаренным человеком. Глебова вспойи^
нала: «На окне у него стояли подобранные банки и бутыл-
ки, на которых он мастерски разыгрывал джаз» [21, с. 116].
Позже он много занимался цветомузыкальными пробле-
мами.
Его монументальный холст «Сибирские партизаны» — од-
на из лучших картин, созданных для Дома печати. Она на-
писана с огромной экспрессией примитивизма, с какой-то
первобытной силой. Художник отмечал: «Лично я рассмат-
риваю примитивизм очень широко, как одну из лучших форм
самовыражения во все времена — от неолита до лубка... от
негритянской скульптуры до скульптуры Генри Мура, ри-
сунков Матисса, Леже и, конечно, во все времена человече-
ства — детских рисунков» [364].
«Сибирские партизаны» были написаны по личным впе-
чатлениям. «В годы гражданской войны в Сибири мне было
12—13 лет, но на всю жизнь запомнилось торжественное
вступление в Иркутск после разгрома Колчака частей регу-
лярной Красной Армии под командованием Тухачевского.
<...> Мне хотелось в двух центральных фигурах выразить
эпическое единство в становлении советской власти сибиря-
ков и малых народностей Восточной Сибири — на фоне
типичного зимнего пейзажного колорита сибирской деревни
и ее быта» [365].
На выставке в Дюссельдорфе (1990) работы Хржановского
были среди лучших, написанных учениками Филонова.
Донской казак Николай Миронович Коваленко пришел к
Филонову в 1935 г. Он начал работать под наблюдением
мастера, делая быстрые успехи: «Коваленко приносил и ав-
топортрет — масло. В нем он доработался до редких по жи-
вописи кусков» (запись в дневнике от 1 октября 1935 г.).
На всю жизнь запомнил Коваленко один из уроков на-
ставника. Однажды он писал натюрморт с яблоками и бул-

Я. Н. Филонов и его дневник 57
кой, который очень нравился Филонову. Но вскоре яблоки
сгнили, а булка засохла. Коваленко купил свежую булку и
переписал натюрморт а 1а рпта, как Машков. Филонов по-
просил принести работу, чтобы посмотреть ее вместе с уче-
никами. Коваленко рассказывал: «Увидев натюрморт, Фило-
нов спросил:
— Что вы с ним сделали?
— Переписал.
— Когда?
— Вчера.
— Ну, тогда ничего. — Филонов взял скипидар, намочил
тряпку и стер свежую живопись. — Вот смотрите. Вы, Ко-
валенко, променяли честную жену на проститутку».
Поздние картины Коваленко, образно самостоятельные, —
«На Дону», «Есенин с дедом», «Памяти Филонова» — хранят
уроки филоновского монументализма.
Филоновская школа дала уникальные результаты, еще
мало изученные. Прошедшие ее стали крупными и своеоб-
разными мастерами. Для них открылись новые образно-ин-
теллектуальные способы проникновения в мир природный и
духовный, они научились превращать тайное и невидимое
в зримое.
От веры к атеизму. С конца XIX в. после десятилетий
позитивизма в русской культуре наступает время различных
духовных исканий. Мы видим возврат к религиозной тради-
ции православия вначале у В. С. Соловьева, затем у С. Н. Бул-
гакова, Н. А. Бердяева, П. А. Флоренского и других. Возника-
ют различные формы теософии и антропософии (Е.Блават-
ская, А. Белый), вариации восточных учений, корни которых
уходят в Тибет и Индию (П. Успенский, Г.Гурджиев), бого-
строительство, богоискательство.
Почти все крупные мастера русского авангарда оказались
причастны к философско-духовным исканиям начала века.
Главная книга В.В.Кандинского «О духовном в искусстве»
(1912) основана на теософских идеях.

58 Е. Ковтун
Образы В.Чекрыгина родились на почве философии
Н. Ф. Федорова.
Творчество Е. Г. Гуро пронизано идеями буддизма, которые
она пыталась соединить с христианской традицией. Х5браз
Бедного Рыцаря, героя ее главного произведения, принося-
щего себя в жертву людям, уподоблен образу Христа. Пред-
смертная запись в дневнике художницы не оставляет сомне-
ний в том, что Гуро уходит от мистических учений Восто-
ка и возвращается в лоно христианства: «Все отдаю Тебе в
чистые, теплые, верные руки, Христос» [317, л. 85].
Восточные учения, увлекавшие М. В. Матюшина, обрели в
его творчестве характер пантеистического преклонения пе-
ред природой.
Среди ранних работ Малевича есть малоизвестный иссле-
дователям триптих 1907 г.— эскизы для фресковой живо-
писи, исполненные темперой. Центральный картон — это
портрет молодого Малевича в окружении склоненных перед
ним фигур с нимбами. За этим самообожествлением, подме-
ной Бога сверхчеловеком-творцом стояло определенное от-
ношение к миру как к неудачному, несовершенному творе-
нию, которое следует переделать. Малевич не отрицал Бога,
но боролся с ним, как библейский Иаков.
Богоборческой позицией отмечено и все творчество
В. Хлебникова, поэта, во многом близкого Филонову. В апре-
ле 1922 г. Хлебников написал несколько строк, совершенно
загадочных на первый взгляд: «Но самое крупное светило
на небе событий, взошедшее за это время, это „вера 4-х
измерений", изваяние из сыра работы Митурича» [120, т. 5,
с. 147]. Отгадку подсказал М. П. Митурич. Оказывается, 3 ап-
реля Митуричи праздновали «будетлянску Пасху», на кото-
рую был приглашен поэт. «Изваяние из сыра» — это пасха.
Сохранилась и деревянная форма-пасочница, на трех сто-
ронах которой Митурич вырезал символы буддизма, хрис-
тианства, мусульманства, а на четвертой — двойки и тройки
среди ветвей, символ будетлянской «веры четырех измере-
ний», поставив ее в один ряд с мировыми религиями.

П. Н. Филонов и его дневник 59
Двумя годами раньше было написано стихотворение «Еди-
ная книга», остро выразившее богоборческую позицию поэта:
Я видел, что черные тени Веды,
Коран, и Евангелие,
И в шелковых досках
Книги монголов
Из праха степей,
Из кизяка благовонного,
Как это делают
Калмычки зарей,—
Сложили костер
И сами легли на него.
Белые вдовы в облаке дыма скрывались,
Чтобы ускорить приход
Книги единой <.«>
А на обложке — надпись творца,
Имя мое, письмена голубые.
Мировые религии добровольно сжигают себя, чтобы уско-
рить приход «книги единой». Исследователь творчества Хлеб-
никова В. П. Григорьев приводит важные отрывочные записи
поэта, подтверждающие атеистический оттенок его богобор-
чества: «Мир есть естественный ряд чисел и его тень. Мера,
победившая веру». «Вера в сверхмеру — бога сменится верой
как сверхмерой» [26, с. 130].
Совсем иную позицию занимал в этих вопросах Филонов
в предреволюционные годы. Его манифест 1914 г. начинался
словами: «Цель наша — работать картины и рисунки, сде-
ланные со всей прелестью упорной работы, так как мы
знаем, что самое ценное в картине и рисунке — это могу-
чая работа человека над вещью, в которой он выявляет
себя и свою бессмертную душу» [113]. Нет сомнений в том,
что Филонов в те годы был верующим человеком. Так было
и сразу же после революции. П. А. Мансуров рассказывал,
что он присутствовал дома у Матюшина, когда тот с Фи-
лоновым и Малевичем вел разговоры на мистические темы.

60 Е. Ковтун
Когда приходил материалист Татлин, они меняли тему раз-
говора.
В конце 1900-х гг. Филонов побывал на греческом полу-
острове Афон, совершил путешествие в Палестину, получив^
паспорт паломника. Известен ряд работ, исполненных во
время этого путешествия: «Палубные пассажиры», «Торгов-
ка на берегу», «Перс», «Паломники».
Глубокий интерес и внутренняя потребность привели Фи-
лонова к созданию произведений на темы Ветхого Завета и
Евангелия. Первые из них появились в 1912—1913 гг.— по-
сле паломничества по святым местам: «Авраам и странники»,
«Адам и Ева», «Пасха», «Поклонение волхвов», «Бегство в
Египет». Одну из самых духовно глубоких работ — «Святое
семейство» — он написал в 1914 г., вслед за нею возникли
акварели «Георгий Победоносец», сравнимая по тонкости ак-
варельного мастерства с врубелевскими работами, и «Мать»
с благословляющей фигурой святителя на заднем плане.
К числу замечательных работ евангельского цикла нужно
отнести «Поклонение волхвов» (1913), написанное темперой.
Филонов только в общих чертах следует евангельскому текс-
ту. Крупным планом он рисует молящуюся Марию с младен-
цем на коленях, слева верхом на конях приближаются во-
лхвы. Насыщенная глубоким цветом живопись, исполненная
свободным широким мазком, лишь местами обнаруживает
воздействие аналитического метода.
Теоретические работы Филонова позволяют понять, как
много значила для него русская икона. Как вершины миро-
вого творчества он называет в манифесте 1914 г. националь-
ные ценности: «дивные храмы, искусство кустарей и иконы».
Нет у Филонова прямых иконных «цитат», как у К. С. Пет-
рова-Водкина или у Л. Т. Чупятова, однако вся ранняя живо-
пись художника насыщена иконными ассоциациями — в ком-
позиционных ритмах, в жестах персонажей, в организации и
гармонизации цвета. Таков «Георгий Победоносец» 1915 г.
Образ человека в лучших работах Филонова как бы пропущен
сквозь иконную одухотворенность. Сама концепция челове-

П. Н. Филонов и его дневник 61
ка — чистого, цельного, благородного — своими корнями свя-
зана у Филонова с традицией древнерусской живописи. Че-
ловек — центр мироздания, образ и подобие Божие — такое
ощущение вызывают «Святое семейство» и «Мать». Иконной
истовостью отмечено лицо «Победителя города», и даже в
позднем «Колхознике» (1931) улавливается внутренняя связь
с той же традицией. Как и иконописцы, Филонов часто стре-
мится писать не лицо человека, а лик; особенно остро эта
особенность выступает в образе Ленина в большой акварели
«ГОЭЛРО».
В молодости Филонову приходилось писать иконы. Одну
из них — «Св. Екатерина» — обнаружил Дж. Боулт в Аме-
рике, где живет племянница Филонова, дочь его сестры
Екатерины. Икона была подарена сестре и как семейная
реликвия сохранилась до наших дней. Она была показана
на выставке в Дюссельдорфе и воспроизведена в каталоге
«Павел Филонов и его школа» (1990).
Когда произошел перелом, трудно сказать, но уже с начала
1920-х гг. в мировоззренческой позиции Филонова возникают
атеистические мотивы, которые достигают апогея к концу
десятилетия. Гуманистическая утопия «Ввод в Мировой рас-
цвет» разбита, и художник больше к ней не возвращается.
Великие умы России по-разному отнеслись к революции
1917 г. Одни из них — Бердяев, Булгаков, Флоренский и
многие другие из этого ряда — изначально поняли катас-
трофичность события, предвидя результат и конец его. Дру-
гие приветствовали переворот, поверили в его гуманистичес-
кие цели. К ним можно отнести Малевича, Татлина, Фило-
нова, Маяковского, Хлебникова.
Отрезвление настигало их в разное время и по-разному.
Малевич понял все уже в 1927 г., после разгрома ленинград-
ского ГИНХУКа. Во время пребывания в Берлине, где со-
стоялась его выставка, он оставил завещание по поводу
своих теоретических рукописей: «В случае смерти моей или
тюремного безвинного заключения и в случае, если владелец
сих рукописей пожелает их издать, то для этого их нужно

62 Е. Ковтун
изучить и тогда перевести на иной язык, ибо, находясь в
свое время под революционным влиянием, могут быть силь-
ные противоречия с той формою защиты искусства, которая
есть у меня сейчас, то есть 1927 г. Эти положения очй^йо
настоящими. К. Малевич. 1927. Май 30. ВегИп» [128, с. 37].
Поздние работы художника свидетельствуют, что он, по-ви-
димому, отбросил и свое былое богоборчество.
Для Филонова такого отрезвления не наступило. Теперь
он не пойдет паломником в Иерусалим, художник стал ате-
истом, причем, как и во всем, неистовым.
Эта установка вскоре сказалась и в работах художника.
Возвышенную «Пасху» 1918 г. сменили шаржированные «бы-
товые» ангелы возле русской печки («Без названия», середи-
на 1920-х гг.). На смену «Святому семейству» пришла паро-
дийно-кощунственная «Тайная вечеря» (1920-е гг.), изобра-
женная как попойка.
В 1938 г. Серебрякова пересмотрела весь свой дневник,
вычеркивая «несуразное». Она больше всех работ ценила
«Святое семейство», относилась к ней почти молитвенно.
Теперь она вычеркивает везде «Святое семейство», заменяя
названием «Крестьянская семья».
Участникам коллектива МАИ Филонов «достался» уже
атеистом и в этом духе воспитывал своих учеников. Среди
них была художница Львова, верующий человек. Она при-
носила Филонову свои работы. Художник записал в дневни-
ке: «Я сказал ей, что не буду с нею больше работать, — нам
с религиозными людьми не по пути» (22 сентября 1933 г.).
Однако занятия с нею все же продолжал. Следующий кон-
фликт со Львовой был еще жестче и оскорбительней для
художницы. «Прошлый раз, когда я отбирал у нее на квар-
тире ее вещи в горком на квалификацию, я, уходя, сказал,
показывая на две иконы в углу: „На что вы держите, на
позор себе, эту сволочь?"» (13—14 февраля 1936 г.).
Т. Н. Глебова в своих воспоминаниях точно сформулирова-
ла новый взгляд Филонова на человека: «Работая в изобра-
зительном искусстве аналитическим методом, человек раз-

П. Н. Филонов и его дневник 63
вивает свой интеллект, говорил Павел Николаевич. Интел-
лект — высшее свойство человека; когда человек умирает —
интеллект распадается. Павел Николаевич отрицал сущест-
вование Души и Духа и> конечно, Бога» [355\
Позиция руководителя воздействовала на учеников. В
1930 г. коллектив МАИ опубликовал в газете заметку «Ху-
дожники, на фронт безбожия!»: «В ответ на „крестовый поход"
против СССР коллектив Мастеров аналитического искусства
призывает художников всех направлений к созданию антире-
лигиозного фронта изобразительного искусства. С этой целью
коллектив МАИ обязуется к 1 мая 1931 г. выполнить пять
антирелигиозных вещей высшего профессионального качества
и вызывает на то же: АХРР, АРМУ, КРУГ» [124].
Дискуссии на религиозные темы вел с Филоновым только
его ученик И. А. Шванг. Глебова вспоминает: «Очень симпа-
тичный и тихий человек был ученик по фамилии Шванг. Он
стоял в стороне от всех других учеников, любил беседовать
наедине с Филоновым на философские темы. Работа его на
выставке в Доме печати была, пожалуй, самая лучшая, она
имела отпечаток духовной чистоты, была более самостоя-
тельна, свежа и чиста по цвету. На ней был изображен
фруктовый сад и человек с разведенными в стороны руками,
так что злобствующие завистники шептали, что это Распя-
тие» [355].
Вопреки утверждениям Филонова о своем атеизме, Шванг
понимал, что творчество его сложнее, загадочнее и глубже
элементарного позитивизма, пытался вызвать художника на
разговор, но безуспешно. В дневнике Филонова есть запись
(от 25 июня 1932 г.) об одной из таких бесед.
Сомнения по поводу филоновского атеизма высказывала
и Глебова, пытавшаяся понять и в какой-то мере объяснить
его позицию: «Часто возникало у меня чувство сомнения в
атеизме Филонова и казалось, что это была защитная ок-
раска. Во всяком случае, атеизм Филонова не принимал тех
форм, к которым в конце концов он приводит, то есть к
духовной смерти, материальности, корысти, цинизму и т.д.

64 Е. Ковтун
Филонов был бескорыстен, благороден, предан искусству,
верил в истинность своих идей, во имя искусства вел по-
движническую жизнь, проповедовал нравственное поведе-
ние художников в жизни, клеймил и ненавидел врех^ельцов
от искусства, был до конца принципиален.
Я не думаю, что Павел Николаевич был совершенно ли-
шен мистических способностей, как это бывает с тупыми,
неумными материалистами. Мне кажется, он вызывал в себе
искусственно безбожнические настроения, по своему пове-
дению в жизни будучи совершенно противоположным им.
Он делал это, увлеченный революцией, идеализируя проле-
тариат и наделяя его теми нравственными свойствами, ка-
кими обладал сам, совершенно так же, как наделял учени-
ков, слабо ему подражавших, своими дарованиями. Но сила
его убеждения была велика. Я испытала его влияние и толь-
ко в блокаду, перед лицом смерти, пришла к мировоззрению,
единственно достойному человека» [355].
Как же можно оценить филоновский атеизм? Приобрел
ли что-то художник, став атеистом, или потерял? Несомнен-
но, потерял. Сузилась концепция человека как существа
духовного. В ранних холстах Филонова образ человека впи-
сывается как равный во вселенную, в большой и сложный
мир человеческих, природных, космических отношений и
связей. Человек — центр вселенной, он ее вершина и глав-
ная ценность. В поздних работах исчез широкий взгляд на
природу человека, соединяющую начала телесные, душев-
ные и духовные. Образ человека нередко суживается до
социологического, а в таких картинах, как «Живая голова»,
даже до биологического, физиологического явления. «Голо-
вы» и «Лики» 1930-х гг. пронзительно экспрессивны, но ли-
шены прежней духовности. Они разительно отличаются от
персонажей «Святого семейства», «Коровниц» или «Покло-
нения волхвов», из них испарилась богочеловеческая основа
образа, возвышенный духовный стержень, «земля» осталась,
а «небо» исчезло. Такая позиция кладет печать и на облик
персонажей, порождая «монструозность» человеческих лиц.

Л. Я. Филонов и его дневник 65
Дж. Боулт в своей статье «Анатомия фантазии» [5] объяс-
няет происхождение «монстров» в работах Филонова его ув-
лечением примитивом, архаикой, кунсткамерой. Художник,
Конечно, хорошо знал этот материал, опирался на него, осо-
бенно на русский народный примитив. Но почему-то «мон-
стров» нет в его ранних картинах, когда он был паломником,
писал евангельские циклы. Они появились в то время, ко-
гда художник оказался во власти атеизма, когда распалась
прежняя концепция человека как существа не только психи-
ческого и физиологического, но и духовного.
Упрямое желание доказать, что только аналитический
метод есть пролетарское искусство, приводило к обеднению
общечеловеческой основы творчества. Филонов не виртуоз-
маэстро, он труженик и работник, подобный пролетарию. Но
создавал он ценности не пролетарские, а общечеловеческие,
имеющие значение для всех категорий общества. Эта борьба
за «пролетарское» искусство, ненужные догматические до-
казательства и аргументы отнимали много сил, выхолащи-
вали творчество, направляли его в определенное русло. Бы-
лая философичность сменилась своеобразной графической
публицистикой. Можно назвать, к примеру, такие рисунки,
как «Колониальная политика», «Механик», «Волисполком» и
другие. Проблемы и сюжеты мельчают в сравнении с гло-
бальными темами ранних работ.
Первые опасения относительно такой эволюции Филонова
высказал еще Матюшин в 1923 г. Он заметил, как социоло-
гические построения теоретических текстов художника от-
рицательно влияют на его творческую практику: «В его
декларацию проросли его картины и утянули из себя его
творчество, столь необходимое им самим, как брюква, про-
растая, дает цвет, а сама истощается и вянет, так и его
творчество переходит в пышный бурьян литературы с тя-
желым багажом иностранных слов и старых логических по-
строений. Сильный как художник, он и тут силен, но не
свойственная ему среда научного слова и слога создает не-
возможные ни для мышления, ни для чтения условия» [288].

66 Е. Ковтун
Мифологичность раннего творчества сменилась социоло-
гичностью поздних работ. На смену вечному приходит вре-
менное. Вместо образа иногда возникает ребус, разгадка ко-
торого лежит в плоскости социологии и социальной психо-
логии. ^~^
В лучших работах Филонова глубочайший анализ всегда
приводил к высокому синтезу. Эти два процесса — анализ и
синтез — развивались параллельно. Анализ не был самоце-
лью, его итогом и назначением был синтез, то есть образ,
который покоится на мощном фундаменте небывалой анали-
тической работы. В некоторых поздних произведениях ана-
лиз победил синтез: он, как всегда, был глубок и основателен,
но не сопровождался синтезирующей деятельностью, кото-
рая только и приводит к образу, наполненному выразитель-
ной силой и неисчерпаемым смыслом.
Между ГПУ и НКВД. 1930-е гг. стали самым тяжелым
временем в жизни Филонова. Бели раньше свет и тьма че-
редовались, были просветы, то теперь тьма сгущалась не-
уклонно, год от года вытесняя Филонова из художественной
жизни, которая корчилась в судорогах нарастающего тота-
литаризма.
В 1926 г. был разгромлен ГИНХУК, очаг художественной
культуры в Ленинграде. 10 июня 1926 г. в «Ленинградской
правде» появилась «критическая» статья Г. С. Серого, напи-
санная в жанре политического доноса, который стал захлес-
тывать периодическую печать. Серый писал: «Под вывеской
государственного учреждения приютился монастырь с не-
сколькими юродивыми обитателями, которые, может быть и
бессознательно, занимаются откровенной контрреволюцион-
ной проповедью, одурачивая наши советские ученые орга-
ны» [1031
А в 1930 г. Малевич был уже арестован как «германский
шпион» после его берлинской выставки 1927 г. Филонов
встретил Малевича в залах юбилейной выставки 1932 г. и
записал в дневник разговор с ним: «Затем он стал жаловать-

Я. Я. Филонов и его дневник 67
ся мне на свою судьбу и сказал, что просидел три месяца в
тюрьме и подвергался допросу. Следователь спрашивал его:
„О каком сезаннизме вы говорите? О каком кубизме пропо-
ведуете?" — „Ахрры хотели меня совершенно уничтожить,
они говорили: «Уничтожьте Малевича — и весь формализм
пропадет». Да вот не уничтожили. Жив остался. Не так-то
легко Малевича истребить"» (запись от 12 ноября 1932 г.).
Критик Серый, сыгравший свою роковую роль в судьбе
ГИНХУКа, стремился и в мастерскую Филонова. М.П.Цы-
басов рассказал художнику о своей встрече с Серым. «Раз-
говор перешел на меня, и Серый сказал, что хотел бы ви-
деться с Филоновым, но вряд ли, мол, Филонов примет
Серого. Я сказал Мише, что, конечно, разговаривать с Се-
рым не стану» (запись от 8 ноября 1933 г.).
В 1932 г. все художественные общества были ликвидиро-
ваны и был создан единый Союз советских художников,
чуждый и враждебный Филонову. Ученик мастера Н. М. Ко-
валенко вспоминал: «Я пришел к Филонову и рассказал ему,
что мне предлагают вступить в ЛОССХ. Реакция Филонова:
„Зачем, Коваленко? Вы красный партизан, а там — черная
сотня"» [357].
В Союзе художников происходило неуклонное снижение
критериев искусства, выгодное бездарным дельцам, рвав-
шимся к руководству, шла спекуляция термином «социалис-
тический реализм», загонявшая художников на узкую тро-
пу, ведущую искусство в тупик.
В 1934 г. в горкоме по изобразительному искусству состо-
ялось одно из последних выступлений Филонова, в ходе
которого произошло столкновение с молодым В. А. Серовым,
будущим душителем искусства (об этом есть запись в днев-
нике от 19 ноября 1934 г.). Серов, сидевший в президиуме
собрания, выступил с оскорблениями и грубыми политичес-
кими выпадами против Филонова. В защиту художника вы-
ступили даже противники Филонова.
В атмосферу творчества все больше вторгается полити-
ческий сыск. В отчаянии художник Н. А.Тырса пишет своим

68 Е. Ковтун
друзьям П. М. Кондратьеву и Л. А. Юдину письмо о том, «как
„Союз" мог бы осуществить ряд мер, облегчающих... работу
<...> Например — тщательное персональное знакомство со
стороны соответствующих политбюро и НКВД с каждым
квалифицированным художником из СоюЗаГчюветских ху^
дожников и тогда — доверие или недоверие. В первом слу-
чае — право работать без оглядки, когда и где хочешь, во
втором (недоверие) — следи. Позволяй работать и следи:
подозрительный у тебя в руках» [266, л. 1 об].
Тырса наивно думал, что установление политической бла-
гонадежности даст художнику возможность работать сво-
бодно. Но в это время политически неблагонадежными бы-
ли не только люди, но и художественные формы. Филонов
в полной мере испытал это на себе.
То, что называлось в это время «художественной жиз-
нью», вызывало отвращение у Филонова, он видел корыст-
ную подоплеку борьбы в искусстве, приспособленчество и
угодничество так называемой критики. Он писал в дневнике
то же, что откровенно говорил на собраниях художников,
вызывая ненависть у карьеристов от искусства (см. запись
от 10 ноября 1934 г.).
Филонова посадили на голодный паек, лишив заказов, и
без того редких и творчески неинтересных. В дневнике пери-
одически появляются такие записи: «Нет того дня, чтобы я
не ждал какого-либо заработка, — заработка нет. По искус-
ству мне заработать невозможно» (2 августа 1936 г.). Иногда
работу брал на свое имя пасьшок Филонова Петр Серебряков.
Так было с заказными портретами Тельмана, Сталина, Воро-
шилова для Клуба моряков: «За несколько дней до 1 мая
написал с фото портрет т. Тельмана за 300 р. Договор на него
Петя написал на свое имя» (май 1935 г.).
Однажды работу помог достать Н. Н. Глебов-Путиловский,
в то время директор Антирелигиозного музея и Дома без-
божника. Он предложил Филонову нарисовать огромную кар-
ту Северного полушария под маятником Фуко в Исаакиев-
ском соборе. Конечно, заказ был оформлен на имя ПЭ.Се-

П. Н. Филонов и его дневник 69
ребрякова, Филонов работал, скрывая фамилию: «Мне труд-
но было в течение почти *Д г°Да работы в музее умалчивать
о своей фамилии» (1 августа 1934 г.). Работали по ночам при
искусственном освещении, часто от усталости Филонов засы-
пал, и голова падала на только что написанную часть панно.
Иногда приходилось наблюдать фантастические радения не-
истовых атеистов: «Сегодня в страстную субботу к 12 ч. ночи
мы с Петею пришли в Исаакиевский собор. На паперти у
входа в собор играл оркестр моряков. Молодежь, пар 40—
50, танцевали падэспань. Человек 300 посетителей глядели
на танцующих и бродили по собору» (7 апреля 1934 г.).
От учеников, желавших получить работу, требовали от-
речения от Филонова. Так было со скульптором И. И. Суво-
ровым, которому предложили заказ (см. запись в дневнике
от 17 февраля 1933 г.). Суворов отказался написать отрече-
ние от учителя, и работу ему не дали.
До революции Филонов жил как подвижник И после рево-
люции, которую он принимал безоговорочно, вел полунищен-
ское существование. 6 марта 1936 г. художник записал в днев-
нике: «Сейчас, не имея заработка, я в полном смысле слова, к
стыду своему, живу на иждивении дочки*. Ем кило или пол-
кило хлеба в день, тарелку или две супа с картошкой. Поло-
жение мое становится грозным. Выход один — пойти на лю-
бую черную работу для заработка. Но я растягиваю последние
гроши, чтобы отдалить этот „выход", — и работаю весь день,
как и всегда, пока сон не выводит меня из строя».
Еще в конце 1920-х гг. Филонову не раз предлагали об-
ратиться с ходатайством о пенсии. Но художник не желал
быть в роли просителя. «У нас постановление — ничего не
просить ни для себя, ни для группы; ни за чем ни к кому
ни за какой помощью не обращаться» [236, ед. хр. 41, л. 23].
Филонов хотел, чтобы ему назначили пенсию за заслуги в
развитии искусства, а не «по состоянию здоровья».
* Так Филонов называл жену, Е. А. Серебрякову.

70 Е. Ковтун
В 1928 г. коллектив МАИ направил в Москву А.Е.Мор-
двинову, втайне от Филонова, чтобы исхлопотать ему пенсию.
С большим трудом Мордвинова попала к Луначарскому, ко-
торый «прекрасно знал художника Филонова, сказал, что
ценит его и, конечно, сделает все возможное, чтобы ему
помочь» [363\ Мордвинова рассказала о заседании коллегии
Наркомпроса: «Присутствующие с интересом задавали во-
просы и вносили предложения. Анатолий Васильевич хотел
оформить материальную помощь Филонову как пособие по
болезни, поэтому предложил представить ряд документов, в
том числе медицинскую справку о состоянии здоровья. Но я
знала, что П. Н. Филонов ни под каким видом не будет брать
справок... Он всегда говорил, что здоров и хочет работать и
работать. Обо всем этом мне пришлось сказать на заседании
коллегии. Тогда было принято решение о выдаче Филонову
единовременного пособия в сумме 300 рублей, оформив его
как творческую помощь» [363].
В январе 1929 г. Филонов получил письмо от Луначарско-
го, где тот писал, что «ввиду заслуг ПН. и отсутствия за-
казов НКП посылает ему единовременно 100 р., а он лично
хлопочет о постоянной субсидии, дабы он мог спокойно ра-
ботать» [236, ед. хр. 39, л. 5]. Вскоре Филонову была назна-
чена пенсия в 50 рублей.
После 1932 г. Филонов и его школа подвергалась все на-
растающей травле. Творчество художника было изъято из
художественной жизни страны. Критические отзывы смени-
лись политическими обвинениями. Пресса снабдила его клей-
мом «классового врага». Та же участь постигла и его учени-
ков. Весной 1931 г. в Русском музее состоялась выставка
работ художников, ездивших в колхозы и писавших там
картины. Критик В.Н.Гросс писал: «На этой выставке мы
имеем целый ряд произведений группы формалистов, кото-
рые нельзя иначе квалифицировать, как выступление клас-
сового врага. Таковы произведения Лабаса, Тышлера, Зевина,
филоновцев Сашина, Кибрика, Кондратьева. В художествен-
ных произведениях они дают классово-искаженное представ-

П. Н. Филонов и его дневник 71
ление о действительности. Работы Тышлера, жуткая кулац-
кая деревня Сашина — это сознательное уродование, издев-
ка над действительностью» [29]. Печать, подхлестнутая ло-
зунгом об усилении классовой борьбы по мере успехов соци-
ализма, лихорадочно искала врагов. В статье «Классовая
сущность филоновщины» Н.Г.Богораз заявлял: «Лишенная
живых связей с великим строителем эпохи — рабочим клас-
сом,— омертвевшая было филоновщина проявляет признаки
беспокойного оживления в моменты необычайной заострен-
ности классовой борьбы в стране» [4].
На диспутах, где выступал Филонов, складывалась атмо-
сфера травли и жажды расправы. Осенью 1934 г. во время
доклада Филонова к К К Энею, тогдашнему главе ЛОССХа,
подошел комсомолец и спросил: «„Почему Филонова не пус-
тят в расход?" Эней ответил, что Филонова не стоит пускать в
расход — это хороший мастер» (запись от 21 октября 1933 г.).
А если плохой? Время было жестокое, изобиловавшее «вра-
гами народа», что, видимо, объясняет «странность» ответа
Энея, искренне защищавшего Филонова.
Понятно, что в столь напряженной атмосфере, сложившей-
ся вокруг Филонова, участников его школы с 1932 г. начинают
вызывать на допросы в ГПУ, а затем в НКВД. Подверглись
этой процедуре В.В.Купцов, В.К.Луппиан, М.ПЦыбасов,
Н. И. Евграфов. 5 сентября 1932 г. Филонов записал в дневни-
ке: «Я... не раз говорил товарищам задолго до раскола, что
нам так или иначе ГПУ не миновать в силу моей значимости,
значимости коллектива и нас вместе в современном искус-
стве... что к этому нас равным образом могут привести все-
возможные провокации, сплетни и ложь в печати и устно,
которые нас окружают железным кольцом небывалой в Изо
блокады. И чем скорее ГПУ возьмется за наше дело, тем
лучше, — может быть, это поможет мне, нам, моей выставке
и монографии, т. е. пролетарскому искусству, и поможет нам
прорваться на педагогический фронт».
Сейчас кажутся наивными упования на «помощь» ГПУ,
но вскоре и сам Филонов убедится в этом. Вначале же,

72 Е. Ковтун
успокаивая учеников, прибегавших к нему после допросов в
ГПУ, он говорил, что там «наши ребята», такие же проле-
тарии.
Первой жертвой был замечательный живописец Василий
Васильевич Купцов. «Вася Купцов был одним из первых
учеников. Он выступал на диспутах и бобраниях, с большим
темпераментом защищал метод Филонова, а из зала ему
кричали, что он от хозяина пришел. <...> Он писал большие,
интересные картины маслом, беспредметные и полубеспред-
метные, свежие и яркие по краскам, написанные мелкими
плоскостями. Потом я узнала, что он хотел объединить ме-
тод Филонова и Малевича»,— вспоминала Т.Н.Глебова [21,
с. 114]. Купцов держался особняком от учеников, встречался
с мастером наедине. Они вели долгие беседы; Филонов лю-
бил Купцова и трогательно к нему относился.
В октябре 1935 г. у Купцова был обыск. Пришли ночью,
все перерыли, взяли переписанную им статью Филонова об
идеологии аналитического искусства, книги М. А. Бакунина и
П. А. Кропоткина. Началось преследование, изнуряющие до-
просы, и, затравленный всем этим, Купцов повесился 24 ок-
тября 1935 г., оставив предсмертную записку: «Пусть Ро-
дионовы захлебнутся моим трупом, хотя они работают в
НКВД» (Родионовы —видимо, фамилия его преследовате-
лей).
Филонов болезненно переживал гибель ученика: «С того
момента, когда я увидел Купцова мертвым, не было ни
одного дня, чтобы я не вспоминал Купцова. <...> Часто,
думая о нем, я вспоминаю, как по „Степану Разину" Чапы-
гина Стенька терял одного за другим товарищей. <...> Таков
был Купцов. Его не вырвешь из сердца, из памяти, знаю,
никогда» [20, с. 162].
Но это было только начало. Летом 1938 г. арестовали друга
Филонова Николая Николаевича Глебова-Путиловского, му-
жа сестры Дуни. С восьми лет он начал работать на заводе,
восемнадцати лет вступил в Сормове в РСДРП, занимался
подпольной работой и был арестован. В нижегородской тюрь-

П. И ^Филонов и его дневник 73
ме сидел в одной камере е Я. М. Свердловым. В 1905 г. Глебов
был избран в петербургский Совет рабочих депутатов, был
членом его исполкома. «13 января 1906 г. вместе с другими
депутатами исполкома был арестован. Через неделю, когда
его доставили из „Крестов" на допрос в охранное отделение,
ему удалось бежать» [20, с. 154].
В эмиграции Глебов жил двенадцать лет. Работал, учился
на вечерних курсах в Сорбонне, а затем продолжал занятия
в библиотеке Плеханова в Женеве. Участвуя в студенческом
движении во Франции, умудрился попасть в тюрьму. В 1917 г.
вернулся в Петроград, работал на Путиловском заводе, много
раз его избирали членом ленинградского Совета.
Глебов-Путиловский высоко ценил творчество Филонова,
был одним из самых верных защитников художника, писал
о нем в газетах. Лучшая его рецензия о творчестве Филоно-
ва — «Масляная выставка» — была опубликована в «Крас-
ной газете» [19].
Филонов любил Глебова-Путиловского, ценил его дружбу.
Он написал акварельный портрет Николая Николаевича (один
из лучших у Филонова) и подарил его Глебовым. В 1930 г.
вышла книга Глебова-Путиловского «Дом здоровья» («Ма&оп
ее 1а 8ап1ё» — так иронично французы называют тюрьму).
Филонов выполнил для нее обложку, использовав свою аква-
рель «Победитель города».
Попав в лагерь, этот твердый большевик продолжает ве-
рить в правильный ход партийной машины, у которой бы-
вают лишь случайные сбои. 12 сентября 1940 г. он пишет
жене: «Ведь ни в какой мере нельзя допустить, что здесь —
в страданиях невинного человека — повинен именно со-
циализм, или наша партия, или наше рабоче-крестьянское
правительство. Здесь злая ошибка отдельных злых толкова-
телей (искривление!) и наши принципы нисколько не поко-
леблены» [262, л. 14 об.— 15]. Тем не менее он сумел по-но-
вому взглянуть на творчество Филонова, оценить провид-
ческий характер многих образов художника: «Здесь, когда
глядишь на эту природу, на этих собранных со всех концов

74 Е. Ковтун
людей, — его огромный талант делается понятнее, доступ-
нее. Проясняется! Передайте ему мой горячий привет» [262,
л. 20 об.].
Узнав о смерти Филонова, Глебов-Путиловский пишет
жене: «Необходимо собрать и сохранить (в людях, в жизни)
духовное наследство Пани: его имя; егсГкартины; его твор-
ческие методы. По-моему, эта последняя задача целиком
падает на твои плечи, милая, родная Дунюшка. Подумай об
этом!» [262, л. 21]. В 1946 г., когда близилось окончание
срока, ему добавили еще десять лет, и он погиб в лагере в
1948 г.
В 1938 г. был арестован ученик Филонова, его пасынок
Петр Эсперович Серебряков, получивший десять лет даль-
невосточных лагерей без права переписки. Имущество его
было конфисковано и частично сожжено. Мы знаем теперь,
что означала формулировка «без права переписки».
Та же участь постигла и другого сына Серебряковой —
Анатолия Эсперовича, переводчика Академии наук. Жену
Филонова разбил паралич, но у нее все же взяли подписку
о невыезде. Последняя, предвоенная тетрадь дневника Фи-
лонова почти целиком посвящена ей. Он проявлял трога-
тельную заботу о Екатерине Александровне, учил ее заново
ходить, говорить, писать.
Когда началась война, к Филонову заходили ученики,
чтобы попрощаться перед отправкой на фронт. Многие из
них не вернулись.
Начались ночные дежурства на крыше и чердаке дома;
немецкие зажигалки как горох сыпались в те первые месяцы
войны. «Он стоял на морозе на обледенелой лестничной пло-
щадке перед окном с выбитыми стеклами. <...> Ночь мороз-
ного бдения, ночь, исполосованная лучами дальних прожек-
торов, настороженная и жестокая. Голод съел его. Не хоте-
лось есть и думать о еде. Единственная мысль сверлила
непрерывно мозг: надо напрячь все силы, чтобы оградить
дом. Дом, в котором он жил, холодную и неуютную комна-
ту-мастерскую и те работы, над которыми он проводил дол-

П. Н. Филонов и его дневник 75
гие часы голодного утра и такого же безжалостного дня.
В комнате было холодно, как на лестничной площадке, но
здесь находились холсты с его думами, страданиями и на-
пряженной нечеловеческой работой» [358].
Н.М.Коваленко, в последний раз навестивший Филонова
22 августа 1941 г., вспоминал: «Филонов сказал, что он по-
шел бы в партизаны, если бы не „Дочка", лежавшая пара-
лизованной. С увлечением рассказывал о подбитом немец-
ком танке, из которого не хотел выходить экипаж. Но при-
шли кузнецы и молотами стали бить по броне — немцы не
выдержали и сдались» [357].
Филонов умер 3 декабря 1941 г., в самом начале ленин-
градской блокады. Истощенный годами полуголодной жизни
организм не вынес последнего испытания. Т. Н. Глебова вспо-
минает: «Когда Филонов умер, я была еле движущаяся ди-
строфичка. Но все же притащилась к нему. Он лежал на
столе в холодной комнате, величественный среди картин,
еще висевших на стенах. Екатерина Александровна, слабая
и сама еле живая, жаловалась, что Союз не помогает ей
похоронить Павла Николаевича» [21, с. 125].
Скульптор И.И.Суворов пришел, чтобы снять гипсовую
маску, но отказался от этого намерения: изможденное, вы-
сохшее от голода лицо Филонова было неузнаваемо.
Его долго не могли похоронить — не было досок на гроб,
а сестры и жена не хотели, чтобы он лежал в общей могиле.
Ня конец доски нашлись — единственную помощь Филонову
оказал Союз художников.
«В день похорон мы — сестра и я — достали и привезли
двое саней: большие и детские для Екатерины Александров-
ны, так как идти за гробом она не могла. <...> Когда привезли
тело брата, все было готово. Везли его так: сестра Мария
Николаевна, невестка Екатерины Александровны и ее пле-
мянница Рая — попеременно: двое тело брата и кто-то один
саночки с Екатериной Александровной» [20, с. 168].
Похоронили Филонова на Серафимовском кладбище, ря-
дом с церковью в память этого святого.

76 Е. Ковтун
После войны, узнав о смерти художника в осажденном
Ленинграде, А. Е. Крученых написал стихотворение-некро-
лог «Сон о Филонове»:
А рядом
Ночью
В глухом переулке
Перепилен поперек,
Четвертован
Вулкан погибших сокровищ,
Великий художник,
Очевидец незримого,
Смутьян холста
Павел Филонов.
Был он первым творцом в Ленинграде.
Но худоба
С голодухи,
Погиб во время блокады,
Не имея в запасе ни жира, ни денег.
Картин в его мастерской
Бурлила тыща.
Но провели
Кроваво-бурые
Лихачи
Дорогу крутую,
И теперь там только
Ветер посмертный
Свищет [65, с. 44].
После Отечественной войны, в 1940—1950-е гг., филонов-
ское творчество было в полном забвении, вычеркнутое из
истории нашей художественной культуры. Только в узком
кругу художников хранилась «филоновская легенда», изуст-
но передаваемая его уцелевшими учениками.
Е. Ковтун

ДНЕВНИК

1930
ТЕТРАДЬ 1
30 мая 1930 — 16 декабря 1930
Организация коллектива Мастеров аналитического
искусства (школа Филонова)1
30 (тридцатого) мая 1930 г. в б ч. вечера в комнате
Филонова (ул. Литераторов, д. 19)2 собрались по угово-
ру товарищи, члены коллектива Мастеров] анали-
тического] искусства] (школа Филонова) — Глебова3,
Закликовская4, Иванова5, Капитанова6, Порэт7, Таг-
рина8. В 7 ч. открыли собрание как собрание инициа-
тивной группы. Председатель — Филонов. Текст пер-
вой принятой резолюции: «В 8 ч. 47 м. (30 мая) 1930 г.
организован коллектив МАИ (коллектив Мастеров ана-
литического] искусства) — школа Филонова Полит-
ориентация — позиция ЦК партии ВКП(б)», за под-
писями Ивановой, Глебовой, Порэт, Закликовской, Таг-
риной, Капитановой, Филонова.
Второе постановление — заявление, посланное в ста-
рый коллектив Маст[еров] аналитического] иск[усства]
(школа Филонова)9: «Ввиду идеологических разногласий
по ряду положений идеологии аналитического искусст-
ва (школа Филонова) мы, нижеподписавшиеся, выходам
из коллектива, о чем доводим до сведения секретаря
коллектива т. Евграфова10», за подписями Порэт, Гле-
бовой, Ивановой, Закликовской, Капитановой, Тагриной,
Филонова.

80 П.Н.Филонов
Председателем вновь организованного коллектива из-
бран т. Филонов, секретарем т. Тагрина. Тагрина же
временно выбрана казначеем. Членских взносов собрано
76 к. (семьдесят шесть копеек).
Постановлено: при самой строгой профессионально*
идеологической дисциплине^иеходя из положений иде-
ологии анал[итического] искусства], при самом стро-
гом, точном, взаимно продуманном и согласованном ее
проведении, основою всего внутреннего строя и рас-
порядка коллектива, всей его работы и деятельности
во всех взаимоотношениях в искусстве вся власть кол-
лектива над самим собой и над каждым его членом
принадлежит коллективу в целом, в лице общего собра-
ния. С этой целью вся текущая работа, буквально во
всех взаимоотношениях искусства, начиная с приема
новых членов, ведется кворумом коллектива (советом
коллектива), которому и передается власть между со-
браниями.
Члены кворума: Глебова, Иванова, Филонов. Сле-
дующее общее собрание — пятница, 13 июня (при кво-
руме в 4 человека).
Докладчик на это собрание т. Глебова, содокладчик
Порэт. Тема доклада: «Понятие классовости в искус-
стве».
Собрание инициативной группы закончилось в 11 ч.
20 м. В продолжение всего собрания присутствовал
т. Цыбасов11, пришедший перед началом собрания слу-
чайно. Помимо общего разговора и обсуждения положе-
ния групп меньшинства и большинства старого коллек-
тива МАИ, причин и сущности возникших идеологичес-
ких разногласий т. Цыбасов, член старого коллектива,
нейтральный по отношению обеих групп, в голосовани-
ях не участвовал, оставаясь нейтральным.

Дневник. 1930 81
Т[оварищу] Цыбасову было поручено собранием пе-
редать заявление о выходе группы меньшинства из
коллектива секретарю коллектива МАИ т. Евграфову.
Далее постановлено, что т. Филонов не входит ни в
какие профессионально-педагогические отношения ни
с одним членом группы большинства, ни с группою в
целом (включая в это и антирелигиозные картины,
которые должны вестись мастерами старого коллекти-
ва за их ответственностью, как говорится в вызове
старого коллектива о безбожных картинах)12 без пол-
ной идеологической предварительной договоренности.
Все переговоры об этом ведутся через кворум или
общее собрание нового коллектива МАИ. Этим снима-
ется всякая ответственность т. Филонова за вызов ста-
рого коллектива на соревнование по исполнению анти-
религиозных картин.
Членская задолженность в старый коллектив не пла-
тится.
Коллектив строится как пролетарская изо-партия,
как единая сила, мысль и воля, при едином полит-
критерии и изо-критерии, где все за одного и один за
всех.
Доклад Глебовой 13 [июня] не состоялся. В этот ве-
чер Иванова, Тагрина, Филонов, по обсуждении, от-
правили товарищам из старого коллектива полученное
по адресу Филонова приглашение из Москвы избрать
мастеров из «Группы Филонова» для посылки в кол-
хозы13.
5 июля. Получил заявление от тт. Макарова14 и Ни-
колаева16 о приеме в коллектив.
Обоим им мною была дана постановка на сделан-
ность еще в 1925 г. в Академии. Макаров состоял

82 П.Н. Филонов
членом старого коллектива. В деле Капитановой голо-
совал на стороне меньшинства — на первом собрании.
На остальных не присутствовал. Николаев работает в
Колпине как слесарь. Ведет картину «Ленин разгова-
ривает с двумя матросами в коридоре Смольного».
Они оба окончили ленинградскую Академию как жи-
вописцы.
Были три американки из Нью-Йорка (пришли ко
мне познакомиться и посмотреть работы, после того
как посмотрели мои работы в Русском музее)18. Это
было около 6 июня.
Недели через 2—3 приходили еще две американки,
одна из них, мисс Или, привезла мне письмо от Элены
Хантингтон-Хукер17.
Дал постановку на сделанность 4—5 ученикам, фа-
милий не спрашивал, двое из Ленинграда, одна из
Иркутска18.
Вел переговоры о тактике и задачах аналитического]
иск[усства] и группы меньшинства, о факте и причинах
раскола старого коллектива МАИ19 со следующими ли-
цами: Миша Цыбасов, Вахрамеев20, Лукстынь21, Меш-
ков22, Мерзляков23, Ганкевич24. Смотрел картину Ган-
кевича.
Заявление в коллектив МАИ
Просим кол[лек}гив принять в число членов кол[лек)ги-
ва МАИ нижеподписавшихся лиц:
Макаров М.К.
Николаев Ст. А.
5/УН.[19]30 г.
Лен[ин]град, Рузовская, 29, кв. 33. Макаров
Ст. Колпино, Финляндская ул., д. 9, кв. 12. Николаев

Дневник. 1930 83
Коллективу Мастеров аналитического] искусства]
школы Филонова
Заявление
Разобравшись во всем происшедшем инциденте, по-
служившем причиной отхода большинства МАИ (шк[о-
лы] Филонова), я заявляю, что осуждаю мнение и по-
ступок большинства, как измену общему делу Про-
летарской Революции в искусстве, и считаю позицию
меньшинства, занятую в деле т. Капитановой, единст-
венно правильной, а потому прошу коллектив МАИ
школы Филонова по прежнему считать меня в числе
членов своего общества.
Сергей Ганкевич
Ленинград, Адрес: г. В.Луки Смоленской об-
19 август[а] 1930 г. ласти, Барановская улица, № 18
Копия
Письмо С. В. Ганкевич[а] коллективу Мастер[ов]
аналитического] искусства]
26.УШ.[1]930
Посылая вам мое заявление о выходе из коллек-
тива] МАИ и присоединении к группе меньшинства,
я хочу в этом письме более подробно изложить вам
свое мнение как относительно самого раскола, так
и о причинах, побудивших меня поступить так, а не
иначе.
Я, как вам известно, не присутствовал лично при
всех перипетиях этого дела, а также совершенно не-
знаком с т. Капитановой, из-за которой, как говорится,
загорелся весь сыр-бор. Но я со всем своим терпением
и вниманием и еще большим удивлением выслушал

84 П. Н.Филонов
сначала весьма поверхностью, отрывистые «сообще-
ния» одного из товарищей, членов вашего коллекти-
ва (фамилию его, если нужно будет, назову), сплошь
переполненные невозможным бахвальством («мы»,
мол, «уже переплюнули Филонова»!), издевательством
(«выжил старикашка из ума со своим мировым расц-
ветом») и обвинениями в контрреволюции т. Капита-
новой, а заодно с ней и т. Филонова («мы будем с ни-
ми бороться!»), выслушал и гораздо более сдержанные
и вполне толковые разъяснения сути всего раскола
т. Гурвича25, долго думал над этими последними и толь-
ко перед самым отъездом из Ленинграда решил схо-
дить к т. Филонову (как совершенно справедливо сове-
товал мне т. Гурвич) для того, чтобы, выслушав и дру-
гую сторону — сторону обвиняемых, прийти к одному
определенному решению.
Должен сказать, что, еще не будучи у т. Филоно-
ва, но выслушав довольно противоречивые сообщения
обоих товарищей о расколе, я был глубоко поражен
совершившимся фактом, которого никак не мог оправ-
дать.
Мне совершенно непонятно, каким образом целая
группа взрослых людей, объединенных одной идеоло-
гией искусства, члены одного коллектива, работающие
под руководством одного мастера, в конце концов ока-
зались какими-то детьми, не сумевшими понять его
целиком. Ведь Филонов как основатель и идеолог был
и остался до конца самим собой. Ведь никто не осме-
лится причислить его к числу лиц, в 15 минут меня-
ющих свои убеждения! Он учил вас пять лет, затра-
чивая на это массу энергии и труда. Сделал из вас то,
чем вы являетесь теперь, т. ё. дал вам в руки средства
и научил владеть ими, с наибольшей силой и возмож-

Дневник. 1930 85
ностью развивать свою личность и указал путь без-
граничного совершенствования. И все-таки, несмотря
на это, вы отказались его понять.
Это не случайность, что такой (по-видимому) тесно
спаянный коллектив, сумевший благодаря своей энер-
гии и энергии мастера-руководителя в невероятно тя-
желых условиях работы выработать свое особое, не-
обыкновенно четкое, определенное лицо, при своей ле-
гализации вдруг распался.
Несомненно, что одной из причин этого раскола яв-
ляется сегодняшний момент, момент обострения клас-
совой борьбы на фронте искусства, классовой диффе-
ренциации и ликвидации многих буржуазных художе-
ственных группировок.
Новый легализированный коллектив, дорожа своим
завоеванным правом, убоялся при своей организации
принять революционные положения т. Филонова, опа-
саясь, как бы за это ему не нагорело, как бы кто не
посчитал его, не разобрав, в чем дело, за контррево-
люционный, как бы его не ликвидировали, и трусливо
пожертвовал своим вождем и немногими оставшимися
с ним товарищами, только бы быть вне всяких подо-
зрений, забывая о том, что он коллектив революцион-
ного искусства, принципы организации которого могут
весьма существенно отличаться от принципов постро-
ения всякого другого теченческого общества.
Говоря попросту, здесь сыграл свою подлую роль
исключительно шкурный вопрос.
Я понимаю, целиком и полностью разделяю и горячо
приветствую «святое» желание каждого честного чле-
на коллектива выйти на открытую, более широкую
дорогу служения пролетариату, но жестоко осуждаю
тот путь, которым вы стремитесь этого достигнуть.

86 П. Н. Филонов
Этот путь для меня неприемлем. Вы легко пошли по
проторенной дорожке, боясь обвинений враждебного
лагеря, становясь на путь хвостизма.
Согласитесь сами, чтоктакой поступок, мягко выра-
жаясь, «не заслуживает никакого уважения»!
Т[овари]щ Филонов представил мне ясную картину
всего произошедшего, со всеми по пунктам обвинения-
ми, предъявляемыми вами т. Капитановой, в которых
я, при всей моей настроенности против нее, как послу-
жившей косвенной причиной раскола коллектива, к
которому принадлежал и я, не увидел ничего такого,
за что, собственно, следовало бы исключить ее из кол-
лектива.
В данном случае вы совершили громадную неспра-
ведливость и оскорбили одного из своих товарищей.
Это не преступление, что т. Капитанова обладает
способностью с исключительной остротой подмечать и
выявлять отрицательные явления нашей действитель-
ности.
В отношении же ее слов, сказанных на выставке на
замечание одного из посетителей по адресу ее работы,
она сама признает, что не была достаточно выдержан-
на, т.к. не учла, что говорит с человеком другого ла-
геря, который легко может перетолковать ее ответ в
противную сторону, что, как это ни странно, случилось
и со всеми вами.
То же и относительно разговора в трамвае. Ведь
подобные нападки (вспомните! — неужели вы забы-
ли?) приходилось переносить и вам за «Чубаров пере-
улок»26 и другие вещи, в которых, по выражению при-
сяжного критика, вы выражали свое «патологическое
глумление над человеком»27.
Ведь это же не ново для нас!

Дневник. 1930 87
Ведь мы это уже слышали!
Вы должны это помнить!
Почему же теперь и вы стали на сторону улюлюка-
ющих?
Вопрос о Капитановой уперся в вопрос организации
коллектива. Кого следует принимать в члены коллек-
тива.
И здесь правда и логика остались на стороне т. Фи-
лонова и меньшинства. Они правы, когда говорят, что
надо принимать всех приходящих, с тем чтобы путем
работы заставить их перевоспитать себя, перевариться
в идеологии искусства коллектива и научить их делать
вещи, нужные пролетариату и революции искусства.
Надо иметь в себе силу верить и сделать это.
Ведь вспомните, когда вы сами приходили к т. Фило-
нову, делал ли он какие-нибудь различия между вами?
Спрашивал ли он, «кто из вас эллин и кто иудей»?28
Нет! Потому что твердо был уверен, что научит всех
вас делать единственно то, что нужно. Так ли это было?..
Ведь вы не протестовали против этого тогда, потому что
тогда не существовало шкурного вопроса. Ведь вы сами,
наверное более чем на половину, выходцы из буржуаз-
ной и мелкобуржуазной среды. И что же? Разве вы
делали вредные, ненужные, плохие вещи?..
Т[овари]щ Филонов прав и в том, что даже контрре-
волюционные вещи в известной степени могут быть
нужны пролетариату. (Это прекрасно учло и наше пра-
вительство. Вспомните статьи черносотенца Шульгина29,
печатавшиеся в наших «Известиях»!) Они могут быть
нужны как полное раскрытие их буржуазной сущности,
как раскрытые карты шулера.
Это уже другой вопрос, где, как и когда ими дейст-
вовать.

88 ПН. Филонов
Надо иметь мужество и силу работать не за страх,
а за совесть, перенося всю травлю вплоть до гонения,
но не поступаться ни одним из принципов и только
этим путем, путем ^юрьбы, а не уступок, выйти на до-
рогу настоящих строителей социализма!
Наконец, для меня совершенно неясно еще следую-
щее: вы все работали как коллектив МАИ школы Фи-
лонова, только сделанными под руководством т. Фило-
нова вещами вы добились наконец права на официаль-
ное признание в виде легализации общества.
Теперь вы не можете более считаться МАИ школы
Филонова. Вы утратили на это право! Оставаясь ло-
гичными, вы должны отрицать теперь ваши преж-
ние работы, как свои старые ошибки. Вы не можете
ими действовать как и где бы то ни было. Вы долж-
ны их уничтожить! Боюсь, что для этого не хватит у
вас мужества! Наконец, вы не по праву пользуетесь
легализацией как заслуженной еще школой Филонова.
Т[овари]щ Филонов и группа меньшинства остались
на прежней, неизменной и единственно правильной
позиции МАИ школы Филонова, не боясь никаких на-
падков, а вы изменили ее положения, приспособили
наиболее удобным для себя в данный момент образом,
стараясь подогнать организацию и свою работу под
общий уровень лжепролетарского искусства. И это вы
называете быть современным?
Неужели вы думаете, что вы большие революционеры
и коммунисты, чем т. Филонов? Или, может быть, теперь
вы все, как некоторые из вас (так недавно видевшие
современность и коммунизм даже в его абстрактных
вещах), совсем отрицаете коммунизм т. Филонова и ре-
волюционность и современность его искусства, считая
т.Филонова, как Эссен30 и прочие с ним, за вредного

Дневник. 1930 89
мастера упадочного искусства разлагающейся буржуа-
зии, с которым необходимо бороться? Все может быть!
Кто вас теперь поймет!
Никто не отрицает права каждого члена коллектива
иметь свое мнение в вопросе организации коллектива
и во всяком другом случае. Я считаю, что уверенность
в себе (но не заносчивость!) — вещь весьма почтенная,
но не тогда, когда она покоится на безопасности своей
позиции, не тогда, когда вы идете в сторону наимень-
шего сопротивления, не считаясь с мнением масте-
ра, своего руководителя, основателя и идеолога ре-
волюционного движения в искусстве, выработавшего
свои убеждения в жесточайшей и непримиримейшей
2 5-летней борьбе на фронте искусства.
Обидно за т. Филонова, который так много работал
над коллективом, развивая каждого из вас как лич-
ность и как мастера, который много дал революции
искусства и еще много мог бы дать вам, еще не окреп-
шим в борьбе.
Я не собираюсь петь хвалебные панегирики т. Фи-
лонову — и я, и вы хорошо знаем, что он в них никогда
не нуждался и не нуждается, но я не могу не выска-
зать вам здесь моего глубокого уважения его мужест-
ву, стойкости и силе — качествам, которых так не
хватает теперь вам.
Т[овари]щ Филонов пожертвовал всей своей работой,
которую в течение 5 лет вел в коллективе, так энергично
продолжавшем и укреплявшем дело революции и про-
летаризации искусства, но ни на одну йоту не изменил
своим убеждениям, оставаясь твердым и несокрушимым,
как настоящий революционер и борец.
Сергей Ганкевич

90 Я. Я. Филонов
Копия письма
27.УШ.[1]930 Коллективу МАИ школы Фило-
нова (груп[пе] меньшинства)
Посылаю вам для сведения копии моего заявления и
письма кол[лекти]ву МАИ. Я хотел бы знать ваше мнение:
может быть, я что-нибудь не так понял и не так написал.
Прошу также сообщить мне состав коллектива и ад-
рес, хотя бы председателя или секретаря, чтобы я мог,
если нужно будет, написать в коллектив.
Кроме т. Рикки Поррет31, я, кажется, никого не знаю.
Затем еще вот что: будучи у Павла Николаевича, я
случайно узнал о существовании взносов членов кол-
лектива. Поэтому прошу т. секретаря сообщить мне мою
задолженность со времени моего вступления в коллек-
тив прежнего состава, которую сейчас же погашу.
Привет всем товарищам!
Адрес: Великие Луки, С. Ганкевич
Барановская ул., № 18
Копия
Коллективу Мастеров аналитического искусства
(в Ленинграде)
Заявление
В связи с расколом в коллективе МАИ довожу до
вашего сведения, что я выхожу из состава коллектива
и присоединяюсь к группе меньшинства.
26.У1Щ1]930. Сергей Ганкевич
Собрание инициативной группы МАИ 4 сент[ября]
1930 г.
1) Согласно устному заявлению т. Лукстыня, целиком
и полностью разделяющего позицию гр[уппы] меньший-

Дневник. 1930 91
ства, постановлено считать его членом иниц[иативной]
группы.
2) Зачитано письмо т. Ганкевича. Постановлено счи-
тать его членом иниц[иативной] гр[уппы] и ответить
ему письмом.
3) Постановлено считать тт. Николаева и Макарова
членами иниц[иативной] гр[уппы].
4) Принято к сведению, что тт. Вахрамеев, Мерзля-
ков и Мешков считают позицию гр[уппы] меньшинства
правильной.
Принято к сведению, что т. Цыбасов, считая пози-
цию меньшинства правильной, решил примкнуть к не-
му и подать группе большинства заявление о выходе
из нее. Постановлено считать его членом инициатив-
ной] гр[уппы].
5) Принято к сведению, что член артели «Кустпром»
(Детское Село, пр. К Маркса) т. Гронфан предложил
сделать для «Кус[т]прома» ряд моделей для игрушек —
собаку, петуха, козла и т.д. и что т. Иванова начала
работать над моделью петуха.
6) Принято к сведению, что в Батуме неизвестное
лицо выдает себя за Филонова, о чем сообщает вер-
нувшийся оттуда художник Кручинин32.
7) Постановлено как можно упорнее вести картины
и рисунки.
8) В случае надобности собрания кворума или общие
собрания могут быть созваны по требованию любого из
членов иниц[иативной] группы, который должен обра-
титься для этого в кворум, представив свои мотиви-
ровки нужности собрания.
9) В случае отвода кворумом мотивировок, предъяв-
ленных членом для созыва общего собрания, оно все же
должно быть созвано кворумом при повторной просьбе

92 П. Н. Филонов
члена, хотя бы мотивировки и оставались теми же, что
и при первой просьбе.
Копия письма
от иниц[иативной] грутЫы т. Ганкевичу
Ознакомившись с вашим письмом группе большин-
ства, мы приветствуем его как решительный, правиль-
ный и нужный шаг. Мы согласны с ним целиком и
полностью. Рады считать вас, как и прежде, своим то-
варищем.
Председателем инициативной группы (нового коллек-
тива МАИ) является т. Филонов, секретарем т. Тагрина.
Заявление т. Цыбасова (Миша)
В общество МАИ
Будучи не согласен с большинством товарищей, кото-
рые вследствие ряда вопросов по идеологии и органи-
зации аналитического искусства вместо их разрешения
сделали неверный поступок, приведший организацию
к расколу и ослаблению,— вынужден поэтому заявить
о своем выходе из общества МАИ, чтобы в дальнейшем
работать в принципах организации и идеологии анали-
тического искусства, как и до сих пор, т.е. в составу
группы, работающей с т. Филоновым на основании поло-
жений созданной им школы (школы Филонова).
М. Цыбасов. 8 октября 1930 г.
25 октября. Была т. Клепикова33 и сказала, что она
на первом вечере дела Капитановой голосовала вместе
с меньшинством, на остальных собраниях не присут-
ствовала, будучи больной.

Дневник. 1930 93
Просила считать ее членом иниц[иативной] группы.
(Постановлением членов кворума Ивановой, Гле-
бовой, Филонова и секретаря] Тагриной принята в
группу).
Дочка, моя жена34, послала в Москву письмо жене
т. Кон35 Христине (сестры народоволки Фани Морей-
нис), ее старой знакомой по Одессе, где пояснила ис-
торию с моей выставкой и подлую игру Исакова36 и
Ивасенко37.
25 ноября 1930 г. в «Вечерн[ей] Красной газете» по-
мещено письмо И. И. Бродского в защиту моей выстав-
ки38 и отклик на него тт. Бурова39 и Цыбасова. Иници-
атором и организатором этого дела является Н. Н. Гле-
бов-Путиловский40.
27—[2]8 ноября. Дочка послала 2-е письмо жене
Кона о выставке, приложив вырезку из «Красной га-
зеты» с письмом Бродского. Оба раза я говорил ей, что
ответа она не получит и пишет, вероятнее всего, впус-
тую.
30 [ноября]. Дал постановку на сделанность т. Заль-
цман[у]41.
2 декабря. Дал постановку на сделанность т. Шили-
ной42.
5 декабря. Руководитель] московского ТРАМа43
т.Волков44 вызвал меня по телефону, и мы с ним ус-
ловились встретиться у меня 6 декабря в 12 ч. дня.
6 декабря. Волков, бывший редактор «Смены» и
«Юного пролетария», вместе с т. Чичеровым46 пришли

94 П. Н. Филонов
ко мне в назначенное время с целью выяснить ряд
вопросов относительно моего метода Изо и целевой
установки, предлагая мне «пока платонически», как
выразился Волков, работать с ТРАМом и обещая в
будущем включить меня в их работу. Я дал условное
согласие работать сники и, если нужно, переехать для
этого в Москву.
Они взяли у меня для ознакомления 1) «Декларацию
Мирового расцвета»46, 2) статью о педагогике Изо в
Академии47, 3) рукопись доклада 1923 г. (одна из тет-
радей по идеологии, которая ходит по рукам)48.
Я дал им адрес Соболевой49, для того чтобы у нее
они взяли 4) вторую тетрадь «Идеологии» — редак-
цию 1923 г.50
8 декабря. Часов в 8 приходил т. Ипатьев, посла-
нец Соколова51. Он принес всю мою «Идеологию»,
кроме тетради, взятой у Соболевой, и сказал, что
Соколов, уезжая этим вечером в Москву, просит раз-
решить взять ее с собою, т.к. ее он не успел пере-
писать. Я согласился, и тетрадь уехала на время в
Москву.
«Павел Николаевич!
Я неоднократно вам звонил сегодня, но так и не
дозвонился. В 10.30 веч[ера] я должен уехать в Мос-
кву, но вы об нас и обо мне услышите, несмотря на
600 км, весьма скоро.
У меня к вам просьба: мы только сегодня достали у
Соболевой «Идеологию» и поэтому, конечно, не смогли
перепечатать. Не разрешите ли вы взять ее с собой?
Завтра, 9-го, мы перепечатаем и вечером заказным-
спешным вышлем обратно.

Дневник. 1930 95
Был бы очень вам обязан. Могу вам выслать не-
сколько перепечатанных экземпляров.
Жалею, что не удалось встретиться, но в первом же
письме напишу вам свои замечания к В[ашему] докл[аду]
в Академии.
Привет вашей жене.
Ув[ажающий] Вас Павел Соколов»
(письмо т. Соколова получено 8/12, 1930 г.).
8 дек[абря]. Т[оварищ] Зальцман принес показать
свою работу, сделанную по принципу аналитического]
искусства]. Работа идет замечательно правильно.
10 дек[абря]. Т[оварищ] Мешков приходил утром и
вечером и прочел свое письмо в редакцию «Веч[ерней]
Красн[ой газеты]»62 по поводу письма Бродского в за-
щиту моей выставки. Мы с ним решили послать его в
«Смену», «Резец», «Вечернюю Москву», «Комсомоль-
скую правду» и «Литературную газету».
10 декабря. Паненков53, студент Ленинградской]
Акад[емии] иск[усств]. Он приходил и 11 декабря. Я,
частично, дал ему постановку на идеологию аналити-
ческого] иск[усства].
11 и 12 дек[абря]. Дал постановку на сделанность
Михайлову. Он сын гравера Рашевского54, работавшего
до революции в «Ниве», по профессии присяжный по-
веренный, затем счетовод, решил бросить эти занятия
и работать по Изо.
16 декабря. Вышла в «Веч[ерней] Красной [газете]»
вторая статья о моей выставке55.

96 Я. Я. Филонов
ТЕТРАДЬ 2
26 декабря 1930 — 15 августа 1931
26 декабря. Был подлейший общественный просмотр
моей выставки в Русском музее56.
27 декабр^гПолучил из НКСО письмо, где говорит-
ся, что ряд советских организаций и общественных]
учреждений ходатайствует о назначении мне пенсии.
Дочка купила 10 каталогов моей выставки в Русском
музее.
30 дек[абря]. Получил письмо от Н. П. Баскакова57 из
г. Камня. Последнее перед этим письмо от него полу-
чил к новому, 1930 г.

1931
2 января. Утром ходил в прокуратуру узнать, куда
жаловаться на администрацию] Русского музея, на-
чавшую с 27 декабря торговлю моим каталогом58. За
совет дал два рубля. Жаловаться надо или директору
музея Острецову59, или через «Вечерн[юю] Красн[ую
газету]» по линии советской общественности. Т.е. жа-
ловаться некому. Вечером Миша принес рукопись,
взятую т. Соколовым, ее привез Кибрик60.
Приходили трое рабочих с «Печатного двора» и
предложили мне быть руководителем их кружка Изо.
Я согласился.
3 янв[аря]. Т[оварищ] Глебов-Путиловский сказал
мне по телефону, что один из редакторов Госиздата,
Звенев, хочет меня видеть. Вечером Звенев на кварти-
ре Глебова предложил мне сделать для ГИЗа портрет
т. Сталина и формулу электрификации. Я согласил-
ся. На другой день виделся со Звеневым и Горбуно-
вым61 в отделе ГИЗа (Гостиный двор, Суровская линия,
№145). От них получил отношение в «Электроток» с
просьбой дать мне разрешение на зарисовки с натуры
по предприятиям. Вечером начал проект «Электрифи-
кации».

98 Я. Я. Филонов
4 [января]. Рабочие с «Печатного двора» сказали
мне, что профсовет не утвердил меня преподавателем
в их кружке. Мы, однако, условились с ними, что я
буду вести кружок. 6 янв[аря] дал 1-й урок.
7 и 8 янв[аря]. Дал постановку на сделанность
т. Турдазову62 из Барнаула. Сейчас он работает на тор-
фозаготовках в Озерках.
7 или 8 янв[аря]. Приходили крестьянский писа-
тель, знающий нас со времени работ в Доме печати, и
т. Адриани, корреспондент «Московских] изв[естий]».
Адриани сказал, что переговорит в редакции «Извес-
тий» о том, чтобы ему поручили исследовать мои ра-
боты.
9 янв[аря]. Дал 2-й урок на «Печатном дворе».
Вышла в «Красн[ой] веч[ерней]» подлая клеветни-
ческая статья Богораза63. Вечером приходили Миша,
Лукстынь, Закликовская и Иванова.
10 [января]. Приходили два писателя из ЛАПП64 —
Дмитроченко65 и Троицкий66.
Миша уехал на родину — Великий Устюг.
14 янв[аря]. Наборщик И. М. Дьяков, живущий в на-
шем дворе, сказал мне, что ему вчера пришлось наби-
рать «ругательную» статью обо мне для журнала «Ра-
бочий и искусство»67 и что этот номер выйдет на днях.
Дал 3-й урок на «Печатном дворе».
15 янв[аря]. Дал постановку на сделанность тт. Дмит-
роченко и Троицкому.

Дневник. 1931
17 янв[аря]. Приходил Дородницкий68 из Воронежа
узнать, что представляет собою наша школа.
18 япв[аря]. Т[оварищ] Иванова приносила две ра-
боты: «Пятилетка» и «Красногвардеец».
19 янв[аря]. Урок на «Печатном дворе» не состоялся: я
пришел вовремя (4 ч.) и прождал до 4 ч. 40 м., ребят не
было никого, не знаю почему. Буду ждать от них вестей.
24—25 [января]. Получил от т. Соколова письмо из
Москвы*9. Доклад мой он хочет сделать в феврале.
30 янв[аря]. Видел вещи Порет и Глебовой. В этот
же день сестра Глебовой70 купила краски и решила
начать работу.
1 февр[аля]. Приходили, после осмотра моей выстав-
ки, двое учащихся — из Омска и с Алтая. Дал им
постановку.
24 [февраля]. Приносил работы Зальцман.
26 [февраля]. Приносила работы Соловьева71.
27 [февраля]. Смотрел работы Тагриной — ходил к ней.
Получил из Москвы письмо из Наркомпроса от
НКСО из Комиссии по назначению персональных пен-
сий, где говорится, что дело о моей пенсии рассмо-
трено быть не может, т.к. я не представил, несмотря
на неоднократные требования, свидетельство врача.
В нем возвращаются мне ходатайства о моей пенсии
от 8—9 советских организаций.

100 Л. Я. Филонов
15 марта. Получил письмо Звенева с запросом, де-
лаю ли я вещи для Изогиза72.
П марта. Отнес в Изогиз проект «Гоэлро»73.
20 марта. Дал постановку на сделанность Кучер-
ской. Вечером по приглашению Купцова74 смотрел его
работы, работы Крпаева75 и работы третьего товарища.
21 марта. Взял обратно проект из Изогиза. Его рас-
сматривала редколлегия Изогиза в составе представи-
телей федерации, Госиздата, Политпросвета и еще ка-
ких-то двух-трех организаций. После долгих прений
проект принят. Мне предложили доработать его в те-
чение двух недель. Я работал над ним с 4 января еже-
дневно и получу за него, как сказал мне Звенев: «300 р.,
в общем порядке». Я ответил, что лучше я подарю его
им даром, чем стану серьезно говорить о такой расцен-
ке. 300 р. за плакат, который для них делается другими
в 1—2—3 дня, и 300 же рублей за ежедневную работу
с 4 января по 16 марта, плюс 2 недели на доработку76.
3—4 апреля. Заходил Турдазов. Принес картину «Пло-
товщики» (акварель) и портрет Горького (карандаш).
Сделаны очень толково. Послал его к Звеневу и Горбу-
нову в ГИЗ. Там ему обещали дать работу. Он работает
на торфозаготовках, получает 47—50 р. в месяц.
5 апреля. Левчак77 приносила ряд работ. 2—3 сдела-
ны хорошо. По-прежнему будет работать с нами.
8 [апреля]. Были Купцов и Копаев. Дал Копаеву
постановку.

Дневник. 1931 101
11 [апреля]. Снес доработанную картину «Гоэлро» в
ГИЗ78. Она должна быть утверждена Рабочим советом
18 апреля. Всего работал над нею с 4 января по 17 мар-
та и с 22 марта по 11 апреля.
12 апреля. Турдазов приходил и сказал, что ему
дадут место в мастерских ГИЗа на 150 р. в месяц и
что ГИЗ берет портрет Горького для репродукции за
25 р.
15 апреля. Проводил дочку в Детское [Село] в ДВР
[Дом ветеранов революции].
16 [апреля]. Были Купцов и Копаев. Предложил
Копаеву пойти в ГИЗ — взять работу в мастерских
или на дом. Он хочет начать дома работать над кар-
тиною.
20 [апреля]. Была Ливчак, приносила рисунки в и[зда-
тельст]во «Кр[асной] газ[еты]» для книги «Сев»79.
21 апреля. Зальцман приносил рисунки для «Резца»
и «Юного пролетария» — вечером 71/2 ч. При нем же
пришел Моисеев80, которому в 1925 г., когда он кончал
Академию, я показывал, как надо рисовать и вести
конкурсную картину. Он привел с собою т. Андерса из
Крыма81. Я дал Андерсу постановку на сделанность,
согласно его просьбе, и проработал с ним от 9 ч. вечера
до 1 ч. 10—15 м. ночи.
29—30 апреля. Приходила т. Капитанова, приехав-
шая из Москвы. На другой день ходил к ней, смотрел
ее работу («Люмпен — шпана — музыканты»).

102 П. И. Филонов
2 мая. Были четыре ученика Витебского техникума.
Дал им постановку.
4 мая. Были трое из приходивших учеников Витеб-
ского техникума: Эйдус82, Альховский83, Лившиц84. Про-
должил постановку. Начнут делать вещи. Приносили
свои школьные и домашние работы.
5 [мая]. Приносил свои работы т. Гопферд85 (ав-
тор «Беспризорных», бывших на Юбилейной выставке
10[-л^тия] октября). Замечательно толковые упорные
вещи — пейзаж с реки Хопер. Я ему дал постановку
на сделанность еще в 1923—24 гг. С тех пор он или
приносит ко мне сделанные и делаемые картины и
рисунки, или приглашает меня смотреть их у него на
дому, но держится особняком.
11 мая. Был т. Турдазов. В Изогизе ему сказали что
мастерские ГИЗа, как ему было обещано, его не при-
мут. Одним головотяпством Изогиза больше. Мотиви-
ровки отказа ему не дал никто — он же стеснялся
спрашивать объяснений.
13—14—15 мая. Был Миша, он делает 2 рисунка
для журн[ала] «Перелом». Туда же Зальцман делает
3 рис[унка]. Это их первый опыт работы на жур-
нал86.
17 [мая]. Были: Дмитроченко, Троицкий, Зальцман,
Миша. Говорили о делах нашей школы. Дмитроченко
и Троицкий предложили мне дать им материалы для
их статьи о судьбе выставки и значимости аналити-
ческого] искусства]. Они предполагают, что ее можно

Дневник. 1931 103
будет провести в журн[алах] «Стройка» или «Рабочий
и театр».
19 мая. Были Бордова87 и Вахрамеев.
Губастова88 приносила автопортрет.
20 мая. Сдал т. Дмитроченко материалы по анали-
тическому] иск[усству], его борьбе и злоключениях. Пи-
сать их стал с 17 мая — работал день и ночь. Посмот-
рим, что из этого выйдет.
22 мая. В «Веч[ерней] Кр[асной] газ[ете]» вышла ста-
тейка Гросса89, где этот бело-жулик, говоря о колхозной
выставке в Русском музее, называет вещи Сашина90,
Кибрика, Кондратьева91 «выступлением классового вра-
га — филоновцев». Вещь Сашина сделана им после
того, как он был исключен из нашего коллектива. Вещи
Кибрика и Кондратьева сделаны ими после раскола в
коллективе — ихних вещей я не видал. Вещь Сашина,
по его предложению, я видел в 1930 г.
27 мая. Были трое сибиряков. Одна из них знает
нашу школу с 1927—28 гг. Она принесла сделанные в
нашем принципе две вещи. Одна из них «Мать» —
толковая, крепкая вещь.
3—4 июня [в дневнике ошибочно: мая]. Был Вахра-
меев — звал смотреть картину, сделанную коллективно
учениками 50-й школы, где он преподает Изо. Вещь эта
«Сталин и Ленин на фоне социалистического строитель-
ства» — хорошая, крепкая картина, каких не бывало
на выставках старших художников. Он говорил, что ему
предложили эту и сделанную ранее детьми его школы

104 Я. Я. Филонов
коллективную картину «Ленин на фоне социалистичес-
кого] строительства» выставить в Доме пионера на Ли-
тейной, где будет педагогическая конференция92. Ему
предложили прочесть на ней доклад об этих картинах.
Я дал ему тезисы доклада «Революция в Изо-педагоги-
ке». Через него же от т. Анисимова, члена президиума
этой конференции, я получил приглашение присутство-
вать на ней.
5—6 июня. Выступал четыре-пять раз в прениях на
педагогической конференции, на пленуме — один раз, ос-
тальные на изо-секции. Против меня были мобилизованы
все силы, какие только набрались, начиная от молодежи,
работающей с Бейером93, сам Бейер, М. Бродский94, На-
тан96, Стругацкий96. Действовали они обычно: подлость,
ложь, извращение фактов, клевета определенно изо-чер-
носотенская/изо-халуйская. Банда, надувавшая много
лет партию и Советское правительство. Очевидно, у них
есть где-то сильная поддержка по партийной линии, и
обман в педагогике кем-то санкционируется и культиви-
руется. Картины Вахрамеева они называли вредительст-
вом, изображенного на них (по фотографии!) Ленина на-
зывали открыто «мелким жуликом». Я был объявлен вре-
дителем, злостным кулаком, а себя они аттестовали как
друзей пролетариата, «больше пролетариев, чем сами
пролетарии». В этом смысле была принята резолюция.
7 июня. Был вызван открыткою т. Звенева в Изогиз.
Редколлегия просматривала мой плакат. Против него
говорили Гуминер97 и Андреев98. Плакат отвели по те-
ченческой линии лживо, подло и ловко, мотивируя тем,
что он «не доходчив до масс». Его выставят для окон-
чательного решения в Доме печати 15 июня.

Дневник. 1931 105
10—11 июня. Дал постановку двум ученикам Воро-
нежского техникума (зачеркнуто). Первый день гово-
рил и работал с ними от 11 до 12 (около) часу. Второй
день работал с ними от 4 ч. до 101/2 ч. вечера.
18 июня. Горбунов по телефону на мой запрос о
плакате сказал, что «Бригада обкома» отвела мой пла-
кат. Людмила Иванова", бывшая моя ученица, давала
Бригаде разъяснения о нашей школе. Что она говори-
ла — я не спрашивал. Она работала с нами с 1925 г.
по 1927 г. Еще в 1930 г. она приносила мне свою работу
на выставку в Русский музей. Вполне уверен, что в
изополитике она будет прислушиваться — что гово-
рит ее старший товарищ-партиец, тем более коли он
прямой ее начальник, вроде Ивасенко, Исакова, и по-
старается ориентироваться на то течение, на какое
базируется он. Итак, халтура подлецов печатается,
настоящая вещь не идет. От декрета ЦК партии о
плакатах100 улучшения при таких условиях, конечно,
не будет.
Ученик из Воронежа приносил вещь, сделанную в на-
шем принципе.
21 июня. Был в Изогизе и взял свой плакат. Това-
рищ] Звенев отдал мне его без объяснений, без сожа-
ления, без разговора. Я молча взял работу и ушел. За
эту вещь я не получил ни копейки и, знаю, не по-
лучу. Черная сотня изо-фронта действует толково
и крепко. Мой плакат не пойдет, как я думал, по со-
ветским городам и селам, по заводам и колхозам, го-
воря о гигантской работе большевиков, не проберется
за границу в негритянские деревни — будет мари-
новаться дома. Но халтура любимчиков из «своего»

106 П. Н. Филонов
течения будет печататься, как и до декрета ЦК о пла-
катах.
22 июня. Был Купцов. Он привел двух молодых лю-
дей из Харькова, желавших познакомиться с анал[ити-
ческим] искусством]. Я дал им постановку и прорабо-
тал с ними от 5 ч. 40 м. до 11 ч. 20 м. Один из них зна-
ет т. Рака101 из Харькова, которому я дал постановку в
[19]29 г. Он просил Рака дать ему прочесть мою идео-
логию — Рак отказал, обещаясь сделать доклад обо
мне (как обещал мне при отъезде в Харьков), но до-
клада не сделал до сих пор.
26 июня. Был Кантур102. Он знает нашу школу с
1923—25 гг., когда я делал в Академии доклады о «Ре-
волюции в искГусстве] и его педагогике». К коллективу
он не примыкал никогда, но за разъяснениями ко мне
приходил 1—-% раза в год. Последний раз приносил фото
со своей картины, сделанной по заказу Белорусского
правительства. Сейчас он преподает в Академии. При-
шел узнать, надо ли делать учащимся зарисовки нату-
ры для композиции. Я ответил, что эти вопросы нельзя
выдергивать и разрешать вне зависимости от всей сис-
темы академической педагогики, ложной в любом про-
фессиональном моменте. Речь может идти лишь о ре-
волюции в педагогике, следовательно, об аналитическом
искусстве в целом, а не о реформах. Кантур — образец
беспартийного в революции в искусстве — мнение со-
ставляет годами.
30 июня. Приходила Вагнова103. Приносила работы.
Одну из них я видел в 1929 г.— она почти такая, как
была,— не окончена, местами очень крепкая. Тов. Ваг-

Дневник. 1931 107
нова возвратила мне мою биографию, данную ей мною
в 1929 г. для передачи в редакцию «Большой Советс-
кой] Энциклопедии»104, по просьбе одного из ее редак-
торов — фамилии его я не знаю.
Во время разговора с нею пришел т. Вахрамеев. Он
сказал, что в Доме пионера, где на Педагогической]
конференции] ученики Бейера провели резолюцию,
в которой мое выступление и картины учеников Вах-
рамеева признаны «выпадом классового врага». Одна
из больших комнат «оформлена» работами учеников
Бейера. Хорошими средствами работает шайка Иса-
ков, Бродский, Бейер. Я уверен, что в этот «консоли-
дированный фронт пролетарского искусства» входят и
Самойлов105 из Академии (бывш[ий] помощн[ик] ин-
спектора] царской Акад[емии] худ[ожеств]), и Рабино-
вич106 — теперь Рославлев, бывший секретарь «Мира
искусства».
6 июля. С 7 до 101/2 вечера давал первый урок анг-
лийского языка Мише и Вахрамееву. Оба не знают
по-английски ни слова. Мы прочли за этот вечер три
первых урока из учебника Войниловича и Няньковско-
го и начали читать (строк 40) передовую статью из
пе^5» об итогах Июньского пленума партии.
7 июля. Звонила Вера Ник[олаевна] Аникиева107 и
сказала, что двое художников из Бразилии108 хотят
посмотреть мои работы и познакомиться. Я ответил,
что могу их принять 8 июля от 12 [до] 6 вечера.
8 июля. Из Русского музея звонили по телефону, и
незнакомый голос передал мне приглашение музея
и ВОКСа [Всесоюзного общества культурных связей с

108 П.Н.Филонов
заграницей] на просмотр работ бразильской художни-
цы, приехавшей в Ленинград с мужем. Просмотр бу-
дет завтра [в] 81/2 вечера в Клубе работников просве-
щения.
В 5 ч. 50 м. кто-то сказал по телефону, что бразиль-
цы не могут прийти сегодня, но хотят зайти завтра от
6—7 вечера. Я сказал, что это вряд ли удастся, т.к.
завтра будет просмотр их работ. На вопрос, буду ли я
на просмотре, я ответил: «вряд ли буду».
10 июля. Приходила бразильская художница (фа-
милию не спрашивал) с мужем и с В. Н. Аникиевой в
роли переводчицы. Они говорили по-французски — я
понимал все, но отвечал по-английски. Она приносила
фото своих работ. Я показал ей мои. Дал ей фотогра-
фию картины, сделанной учениками Вахрамеева. По
ее просьбе написал мою фамилию в ее тетрадь с авто-
графами.
11 июля/В 6 ч. звонил из Изогиза т. Рудштейн. Он
сказал, что Изогизу нужны два портрета героев-удар-
ников, награжденных орденом. Портреты надо сделать
с натуры. Спросил — возьмусь ли я их сделать. Я со-
гласился. Для переговора я должен явиться в Изогиз
13-го в 3 ч. Спросил, не могу ли я сейчас же приехать
для переговора, но я отказался, т. к. должен идти дать
Вахрамееву урок английского языка.
Дал Вахрамееву второй урок от 7 [до] 11 ч. (Ми-
ши не было, он уехал 10 июля в лагери в Боровичи на
11/2 месяца).
13 июля. Был в Изогизе. Говорил с Рудштейном —
это молодой человек лет 20—22. Он предложил мне

Дневник. 1931 109
написать портреты двух ударников, награжденных
трудовым орденом на «Красной заре». Я направился
от него туда, и там в парткоме около 5 ч. вечера
т. Глазков [сказал], что я могу работать с завтрашне-
го дня.
14 июля. Глазков направил меня к ударнику Ники-
форову в автоматное отделение, но он в отпуске. Тогда
он послал меня к ударнице т. Елене Васильевой в
шнуровочное отделение. Это пожилая, видимо, спокой-
ная, хорошая женщина. Сделал ее зарисовку за стан-
ком, в лист полуватмана. Рисовал с 10 ч. [до] 12 ч. 15 м.
и, вернувшись домой, обдумывая эту работу, решил
показать рисунок Рудштейну. Около 3 ч. приехал в
ГИЗ, и он [Рудштейн], посмотрев рисунок, сказал, что
«это пожилая женщина в очках — не тип ударника.
Здесь нужен пафос!». Он сказал, чтобы эту работу
далее не вел, он пошлет меня на другой завод —
искать более подходящий тип. Я согласился, решив
писать т. Васильеву для себя.
15 [июля]. Утром окончил рисунок на «Красной за-
ре». Нарисовал в портрете т. Васильевой четыре фи-
гуры, кроме нее, и станки, т. к. вещь стала иметь дру-
гое значение, чем раньше, решил снова показать ее
Рудштейну. Пока ждал его в Изогизе, пришел Горбу-
нов, посмотрел рисунок и сказал, что это именно то,
что им надо, и как картина, и как портрет, и потому
что нарисован ударник-женщина. «В случае чего мы
поедем с этой вещью к Кирову109 — и Глебова-Пути-
ловского с собою захватим — он ведь, наверно, с т. Ки-
ровым знаком». Горбунов предложил мне работать эту
вещь, не дожидаясь Рудштейна, но я дождался его, и

110 П. Н. Филонов
он сказал, что, хотя тип ударницы ему по-прежнему
не нравится, вещь имеет иной характер и ее, раз велел
Горбунов, надо сделать.
16—17 июля. За эти два дня проработал все пять
фигур портрета Васильевой.
15 и 19 июля. От 7 ч. до 11 ч. и до 10 ч. давал урок
английского] Вахрамееву. Вместо Миши занимается
Зальцман.
23 июля. Дал Вахрамееву и Зальцману 5-й урок
английского] языка от 7 ч. до 10 У4.
25 июля. Приходил познакомиться и посмотреть мои
работы поэт Санников110 с женою и 11—14-дневным
новорожденным сыном.
27 июля. Дал 6-й урок Вахрамееву и Зальцману от
7 [до] 10 ч. 15 м. вечера.
30 июля. Дал 7-й урок Вахрамееву и Зальцману от
7 [до] 10 ч. вечера.
3 августа. Рудштейн из Изогиза справлялся по те-
лефону о ходе работы над портретом т. Васильевой и
спрашивал, не дам ли я вещь на редсовет 6 августа.
Я отказал, т. к. вещь не готова еще, но смотреть ее как
картину уже можно — я над нею работал все это
время не отрываясь. Он обещал заехать ко мне к 4 ч.
посмотреть эту картину.
В 4 ч. пришел т. Рудштейн, сидел до 7 ч. Смотрел
«Ударницу с „Красной зари"». Она ему, как и прежде,

Дневник. 1931 111
совершенно не нравится: стара, не тот типаж. Нужен
ударник мужчина, а не пожилая женщина.
5 августа. Дал 8-й урок Вахрамееву и Зальцману.
Зальцман видел т. Троицкого (поэта из ЛАППа), и тот
сказал, что Ольга Форш111 в разговоре с ним и т. Мит-
роченко интересовалась судьбою выставки и спраши-
вала, чем можно пособить ее открытию.
10 авг[уста]. Дал 9-й урок Вахрамееву и Зальцману.
После урока говорил о нашем искусстве с т. Басовым112,
товарищем Вахрамеева, партийцем, приехавшим из
Москвы.
15 авг[уста]. Дал 10-й урок Вахрамееву и Зальцману.
Вахрамеев сказал, что т. Басов вместе с ним ходил в
облоно к Натану за копией стенограммы педагогичес-
кой] конференции]. Натан напал на Вахрамеева, но Ба-
сов принял его сторону и дал Натану отпор, говоря, что
метод работы и сами работы заслуживают не травли,
а признания.
ТЕТРАДЬ 3
16 августа 1931 — 15 июля 1933
16 августа. Ездил с картиной на «Красн[ую] зарю».
Когда я ждал трам[вай], ко мне подошел мужчина в
синем костюме и сказал, что он — художник Воронич113,
едет на «Красную зарю» писать портрет ударника Ни-
кифорова и технического директора для Изогиза. Он
просил меня объяснить, каковы требования Изогиза и

112 П.Н.Филонов
как вести вещь. Я пояснил. В трамвае он сказал: «Я при-
сутствовал на педагогической] конференции 6 июля, где
Моисей Бродский выступал против вас. Я знаю этого
мерзавца — он однажды заказал мне написать на бар-
хатном знамени несколько фигур для какой-то органи-
зации. Он заплатил мне 30 р., а сам взял за него 130 р.
Когда я сказал, что он прикарманил мои 100 целковых,
он ответил, что это ошибка, что он получил не 130 р., а
30 р. Но я знаю наверняка, что он получил 130 р. И вот
такой-то мерзавец осмеливается выступать против вас».
У завода мы с ним расстались.
18 [августа]. По просьбе Рудштейна, представителя
Изогиза, носил портрет т. Васильевой в Изогиз в ред-
коллегию на просмотр.
Вещь смотрели 10—12 человек. В среднем они от-
неслись к работе сдержанно-восторженно. Лишь один
из них сделал несколько замечаний, но его никто не
поддержал.
Там же был и Воронич. Никифоров, как ему сказа-
ли на «Красной заре», был в отпуску, а технический]
директор не позволил ему писать с себя портрет, т.к.
худ[ожник] Шафран114 писал с него портрет и оконча-
тельно его замучил позированием.
20 авг[уста]. Вернулся Миша. Вечером дал 11-й
урок Вахрамееву, Мише и Зальцману.
22 авг[уста]. Дал Мише урок английского], чтобы
он догнал Вахрамеева.
25 авг[уста]. 12-й урок Вахрамееву, Мише и Заль-
цману.

Дневник. 1931 113
26 авг[уста]. 2-й урок англ[ийского] Мише.
28 авг[уста]. Был Гурвич115 из Изогиза. Он назначен
заместителем Горбунова. Смотрел портрет Васильевой.
С ним приехал Рудштейн. Картина ему понравилась.
Он сказал, что если я доведу ее как начал, то получу
командировку на зарисовки, куда сочту нужным.
30 авг[уста]. Урок (13-й) Вахр[амееву], Мише, Зальц-
ману].
31 [августа]. 3-й урок Мише.
5 сент[ября]. Урок 14-й Вахрамееву, Мише и Зальц-
ману].
9 сент[ября]. 4-й урок Мише. Утром был в Изргизе.
Там встретил И. И. Бродского. Он сказал, что очень
хочет иметь мою работу в его музее в г. Бердянске116.
Он и ранее несколько раз говорил об этом мне и моей
сестре117, что хочет иметь мою работу, но я отказывал-
ся. На этот раз я ответил, что поскольку дело идет о
музее — я напишу ему доразвитое повторение с ка-
кой-либо моей вещи.
10 сент[ября]. Был Гурвич, смотрел картину. Про-
сил меня окончить ее к 18 сент[ября], чтобы Изогиз
успел ее отпечатать к октябрьским торжествам. Он
сказал: «Вы не знаете, что вас ожидает, если картина
будет так же хорошо доведена, как она есть сейчас,
помимо головы и руки Васильевой. Мы вырвем вас из
этой обстановки. Вы получите квартиру из 5 комнат и
командировку в Кузбасс, Днепрострой — куда хотите.

114 П.Н.Филонов
Мы вас законтрактуем по 300 р. в месяц». Он обещал
зайти 17 сентября в 3 ч. — к этому времени вещь
должна быть кончена — и если она будет такою, как
он предполагает, он, как редактор Изогиза, утвердит
ее, примет и на другой же день я сам отвезу ее в
типографию. Я ответил, что буду вести вещь как и до
этого, изо всех сил, а 17-го, если, с моей точки зрения,
она не будет готова, я ее не дам, если она будет такою,
как мне нужно, то дам.
13—14 [сентября]. Получил из Воронежа письмо от
Дородицкого. Пишет, что работает по аналитическому]
методу. Просит пояснений.
17 сент[ября]. Гурвич нашел, что вещь является
такою, как ему надо, он ее принимает118. Я тоже нахо-
жу, что ее можно показать кому угодно и ею можно
крыть кого угодно. После приема вещи мы (он, я и
дочка) отправились в Изогиз и заключили на нее до-
говор. С нее будет отпечатана трехцветною печатью
массовая картина и открытка. За это я получу 350 р.
18 сент[ября]. Отвез картину в типографию им.
Ивана Федорова (бывшая типогр. Голике и Вильборг).
20 сент[ября]. Урок 15-й английского Вахр[амееву],
Ми[ше], Заль[цману]. Вахрамеев начал рисовать для Изо-
гиза картину «Паровой молот» на заводе «Карл Маркс».
22 сент[ября]. 16-й урок англ[ийского] языка Вахра-
мееву, Мише и Зальцм[ану]. Миша заключил договор с
Изогизом — будет писать для него картину «Кондо-
строй».

Дневник. 1931 115
24 сент[ября]. 17-й урок Вахр[амееву], Мише и
Зальцм[ану].
25 сент[ября]. 18-й ур[ок] англ[ийского] Вахр[амее-
ву], Мише и Зальцм[ану].
28 сент[ября1 19-й ур[ок] Вахр[амееву], М[ише] и
3[альцману].
30 септ[ября]. 20-й ур[ок] Вахр[амееву], М[ише] и
3[альцману].
1 окт[ября]. Получил из Изогиза 345 р. за приня-
тую картину «Портрет ударницы Васильевой». Деньги
были переведены в сберкассу Госиздата (Дом книги).
Когда получал деньги, со мною заговорил художник,
назвавший себя Терентьевым119. Он сказал, что знает
меня и хочет со мною работать. Я сказал, чтобы он
сперва познакомился с работами моих товарищей.
3 окт[ября]. 21-й ур[ок] Вахр[амееву], М[ише] и
3[альцману].
5 октября. 22-й урок Вахрамееву, Мише и Заль-
цману.
Был у зубного врача.
7 окт[ября]. 23-й ур[ок] английского] яз[ыка]
Вахр[амееву], М[ише] и 3[альцману].
8 окт[ября]. Были Макаров и Николаев. Николаев
сказал, что закрасил свою картину «Ленин и матросы»
и на ней стал писать «Взятие танка».

116 П.Н.Филонов
10 окт[ября]. Ходил в Изогиз узнать, как идет пе-
чать моей картины. Говорил с тт.Горбуновым и Гур-
вичем. Гурвич предложил мне писать картину «Блю-
минг», гигантская прокатная машина на Ижорском за-
воде. Контрактовать меня, как обещал, он пока считает
невозможным — будут нарекания на него, но дает мне
за эту работу по 300 р. в месяц. Срок работы 2 месяца.
Он предлагал мне заключить договор на нее и дал
записку к Рыкову120 и записку в типографию [им.]
Ивана Федорова.
В типографии я видел пробные оттиски моей кар-
тины. Работа полиграфов — средняя, много недочетов
в оттисках, лицо ударницы сбито. Я взял по два от-
тиска картины и открытки с собой — открытка еще
слабее. Полиграф121 просил меня письменно указать на
оттисках, что исправить.
11 окт[ября]. Ур[ок] англ[ийского] Вахр[амееву],
М[ише] и 3[альцману] (24-й урок).
12 окт[ября]. Ездил на Ижорский завод, на зари-
совку блюминга. Оказалось, что блюминг уже разобран
и идет доразборка и отправка оставшихся частей на
заводы Мокеевский и Дзержинского. Уполномоченный
ОГПУ т. Остащенко разрешил мне осмотреть место ра-
боты над блюмингом, и инженер т. Фреидзон проводил
меня туда, подробно поясняя, чем был блюминг. Вер-
нувшись в Ленинград, я зашел в Изогиз дать объясне-
ния т. Гурвичу. Он тотчас же послал меня на «Красный
путиловец» писать, согласно проекту договора на блю-
минг, тракторные мастерские. Там я был от 4 ч. до 8 ч.,
но зарисовок не делал, стараясь понять виденное. При
выходе с завода меня с моим свертком грунтованного

Дневник. 1931 117
холста, побывавшим на Ижоре, и бумагой, взятой под
рисунок, не хотели выпускать, требуя пропуск на этот
материал. Меня выручили из беды начальник смены
т.Рудаков, позвонивший в административную] часть
т. Вельскому, и т. Вельский, позвонивший в проходную,
где лежал конфискованный у меня холст, чтобы меня
выпустили, вернув мое добро.
13 окт[ября]. Снес в типогр[афию] Ивана Федорова
корректуру моей картины.
14 окт[ября]. 25-й ур[ок] англ[ийского] Вахр[амее-
ву], Ми[ше] и Зальцм[ану].
17 окт[ября]. Утром снес в Изогиз письмо т. Гурвичу
с отказом от работы картины «Тракторная ,,Красн[ого]
путиловца"», т. к. эта многодельная вещь оторвет меня от
исследовательской работы, как было с картиной «Гоэл-
ро» и «Портретом Васильевой» в течение шести месяцев.
26-й ур[ок] Вахр[амееву], Мише и Зальцм[ану].
Вахрамеев испортил свой замечательно хороший
проект картины «Паровой молот», делаемой для Изо-
гиза: он носил его на просмотр т. Гурвичу, и тот дал
ему глупейшую поправочку — уменьшить три цент-
ральные фигуры кузнецов, и Вахрамеев уменьшил их,
совершенно испортив картину как целое — вся она
буквально расшаталась. Когда я ему об этом сказал,
он согласился со мною. Он был необычайно огорчен и
взволнован своею ошибкой — тут же за уроком он
стал стирать эти три фигуры резиной с целью восста-
новить их в прежнем виде.
С урока в10ч.15м. я поехал смотреть картину Ми-
ши «Кондострой» для Изогиза. Очень толковая вещь.

118 П.Н.Филонов
19 окт[ября]. Приходил т. Дмитроченко. Он вернул-
ся из Хибиногорска. Советовал мне поговорить с Оль-
гой Форш, которая, он говорит, очень заинтересована
моими работами. Также говорил, что надо бы по поводу
их написать письмо М. Горькому122.
21 [октября]. Получил от т. Гурвича заказное пись-
мо. Он предлагает, в ответ на мой отказ работать
для Изогиза, поездку на Свирьстрой по 300 р. в ме-
сяц и настаивает, что я должен работать для Изо-
гиза123.
Вечером от 7 [до] 10 ч. 27-й ур[ок] английского]
Вахрамееву и Мише.
24 окт[ября]. 28-й ур[ок] английского] Вахр[амее-
ву], Ми[ше] и Зальцм[ану].
26 окт[ября]. Взял свою картину из типографии.
Картина в оттисках, поправленных согласно моей кор-
ректуре, вышла значительно лучше, чем в первых
оттисках. Затем, привезя ее домой, пошел в Изогиз и
сказал т. Гурвичу, что он плохо понял мое письмо, что
отказа от работы в Изогизе в нем не было. Порешили,
что т. Звенев 31-го съездит на «Красный путиловец»
выбрать тему, а 1-го мы поедем туда вместе и догово-
римся, что писать. 27-го или 28-го из Изогиза Гурвич
прислал с курьером договор на картину «Красн[ый]
путиловец», прося его подписать, но я не подписал его
и отослал с курьером обратно.
21 окт[ября]. Получил из Русского музея пригла-
шение на выставку Изо к предстоящему партсовеща-
нию по искусству124.

Дневник. 1931 119
29 [октября]. 29-й урок Вахр[амееву], Мише и Бор-
цовой.
1 ноября. Был в Изогизе. Т[оварищ] Звенев успел 31-го
побывать в тракторной «Кр[асного] путил[овца]» и сгово-
рился с завкомом о том, что я буду писать картину. Он
сказал мне, что лично убедился, насколько трудно напи-
сать предлагаемую мне картину тракторного, но., «поэ-
тому-то мы и поручаем ее не рядовому художнику, а
такому мастеру, как вы». При этом он добавил, что ввиду
трудности задачи есть риск, что вещь может получиться
контрреволюционной, коли я напишу не то что надо.
3 ноября [в дневнике здесь и далее до 11 ноября
ошибочно: октября]. К 12 ч. был на «Кр[асном] пути-
ловце» и начал картину тракторной.
Вечером дал 30-й урок англ[ийского] Вахрамееву,
Мише и Борцовой.
4 [ноября]. Был на «Кр[асном] пут[иловце]», продол-
жал рисунок При мне, на моих глазах тракторист, давая
задний ход, ударил задними колесами рабочего, работав-
шего присевши между передних колес трактора, стояв-
шего сбоку. Сила этого ужасного удара лопастями колеса
в спину увеличилась тем, что пострадавший, спокойно
углубившийся в работу, полусогнувшись на корточках,
уже получив удар, не мог отклониться в сторону и при-
нял удар целиком. Он вскрикнул раза три и затем скло-
нился на трактор. Скоро его унесли на носилках. После
удара он уже не кричал и не издал ни одного стона, но
его замечательно мужественное лицо с ястребиным но-
сом мгновенно обострилось. Он что-то пытался объяснить
товарищам, но голоса почти не было слышно. На того, кто

120 Я. Я. Филонов
его ударил, он смотрел совершенно без злобы, без раз-
дражения — слегка растерянно и удивленно. Когда его
подвели к носилкам, он с трудом лег на правый бок и
закрыл лицо согнутой в локте левою рукой.
5 и 6 [ноября]. Вел рисунок на «Красн[ом] путиловце».
6 [ноября]. Пока я был на «Красн[ом] путиловце»,
дочка получила в Изогизе 15 оттисков с моей картины
«Портрет Васильевой»125.
8 [ноября]. 31-й урок Вахр[амееву], Мише и Борцовой.
10 и 9 [ноября]. Был на «Кр[асном] путиловце» и
кончил карандашный рисунок.
10 [ноября]. Был в Изогизе, чтобы показать рису-
нок «Тракторная ,,Кр[асного] путиловца"» т. Гурвичу.
Встретил там Исаака Бродского. Т. к. Гурвич в это время
находился в Русском музее, Бродский предложил мне
пойти с ним туда, чтобы заодно посмотреть на развеску.
Между мною, Бродским и т. Титовым126, работавшим у
меня в Академии в 1925 г., завязался короткий разговор
о развеске картин в Русском музее к партсовещанию и
о Стругацком. И Бродский, и Титов относятся к нему
отрицательно. Титов сказал, что он действует единолич-
но, «с нами (т.е. с партией) не работает». Я пошел с
Бродским в музей. Показал т. Гурвичу рисунок. Он его
принял сразу с первого взгляда. Поправок не предлагал,
замечаний не делал — смотрел внимательно и долго.
Решили, что я буду у него писать картину по 300 р. в
месяц. Срок — 2—3 месяца. Обещал дня через три
прислать мне на подпись договор.

Дневник. 1931 121
11 [ноября]. Стал рисовать на холсте «Тракторную
,,Красн[ого] путиловца"».
13 ноября. 32-й урок Вахр[амееву], Ми[ше] и Борцовой.
18 н[оября]. 33-й ур[ок] Вахр[амееву], Ми[ше],
Борц[овой] и Зальцм[ану]. Вахрамеев во время урока
прочел мне статью Штейнмана из «Веч[ерней] Кр[асной
газеты]» о книге Каверина127, в которой Каверин упо-
минает слегка обо мне («Художник неизвестен»).
20 ноября. Дочка, навещая Петю128 в больнице, отнес-
ла репродукцию моей картины В. Филипченко, лежа-
щей там же. Та сказала ей, что В. Каменский упоминает
обо мне в своей книге, кажется, «Энтузиасты»129.
21 [ноября]. 33-й урок Вахр[амееву], Мише и Борцовой.
23 или 25 ноября. Глебов-Путиловский звонил по
телефону, что изд[ательст]во «Академия»130 в лице
Ковязина и Бабкина131 хочет, чтобы я иллюстрировал
для него финский эпос132.
27 ноября. Получил из Изогиза договор на картину
«Красный путиловец».
26 [ноября]. 34-й урок Вахр[амееву], Мише и Борцовой.
30 ноября. Тт. Бабкин и Ковязин из из[дательст]ва
«Академия» пришли ко мне в 5 ч. и предложили ил-
люстрировать «Калевалу». Я отказался, но мы догово-
рились, что эту работу сделают Мастера аналитичес-
кого искусства — мои ученики под моею редакцией133.

122 П Н Филонов
Вечером от 7 [до] 11 — 35-й урок Вахр[амееву],
Мише и Борцовой. Сказал им о предложении тт. Ко-
вязина и Бабкина. Решили собрать на 1 декабря наших
товарищей и обсудить дело.
1 [декабря]. Вечером в 6 ч. собрались товарищи:
Борцова, Вахрамеев, Глебова, Закликовская, Иванова,
Капитанова, Порет, Цыбасов, чтобы обсудить предло-
жение издательства «Академия». За работу возьмутся
все и, кроме них, Зальцман и Макаров. Порет, Миша
и Вахрамеев завтра сходят в изд[ательст]во и догово-
рятся с тт. Ковязиным и Бабкиным134.
3 декабря. Вахрамеев и Миша вечером пришли ска-
зать о ходе переговоров в изд[ательст]ве «Академия»:
товарищи будут делать 11 иллюстраций и 52 застав-
ки; срок работы 1 месяц. Говорил с ними т. Бабкин, он
прислал мне на просмотр кое-какие иллюстрации к
«Калевале» и рисунки финских тканей.
5 декабря. Был Миша и сказал, что т. Бабкин в ответ
на наш запрос, на какие именно темы делать иллю-
страции, ответил, что выбор тем предоставляется нам.
6 дек[абря]. 36-й ур[ок] Вахр[амееву], Мише и Борцовой.
7 дек[абря]. Вечером в 7 ч. собрались товарищи —
Мастера аналитического] искусства, для того чтобы
распределить иллюстрации и заставки к «Калевале».
Кому и что поручено сделать:
Глебова и Порет — 2 иллюстрации] и форзац, 2 и
3 заставки. 20—25-я и 10—15-я руны. Борцова и
Вахрамеев — 2 иллюстрации, форзац и 2 заставки.

Дневник. 1931 123
Цыбасов — 1 иллюстрацию], фронтиспис и 3 за-
ставки].
Капитанова — 1 иллюстрацию] и 3 заставки.
Зальцман — 1 иллюстрацию], 2 заст[авки].
Закликовская — 1 иллюстр[ацию] и 1 заст[авку].
Тагрина — 3 заст[авки].
Соболева — 1 иллюстр[ацию], 1 заст[авку].
Иванова — 1 иллюстрацию] и 3 заст[авки].
Макаров — рисунок тисненого переплета.
Лукстынь — 3 заставки.
Мешков — 2 заставки.
Суперобложка будет сделана коллективно. В резе-
рве осталось 20 заставок.
11 декабря. По повестке Изогиза ходил на совещание
руководителей художественных] обществ (в Доме кни-
ги). Гурвич говорил, что Изогиз, в целях организовать
раздачу работ, будет их давать на художественные] об-
щества под их ответственность. Контроль над ними бу-
дет вести федерация135. Я сказал, что это организацион-
но правильно, но может оказаться тухлятиной по суще-
ству, т.к. во главе Изорама136 и Пролеткульта137 стоят
Бродский и Серый138, кого надо оттуда гнать, общества
изживаются и замкнулись в теченской кружковщине, а
кадры молодежи калечатся в стенах худож[ественных]
учебных заведений, например в Академии, где 14-й год
орудует одна и та же группа людей. Если Изогиз окру-
жит себя стеною из обществ, а общества работать не
могут, то контроль федерации не поможет и получится
та же халтура, что и теперь. Гурвич в ответ в раздраже-
нии упрекнул меня в мелкобуржуазности и в том, что я
оскорбил присутствующих. Представителям федерации,
Изогиза и еще какого-то общества поручено проработать.

124 П. Н. Филонов
37-й ур[ок] Вахр[амееву], Ми[ше] и Борцовой.
14 дек[абря]. Собрались в 7 ч. веч[ера] товарищи
обсудить дело с изд[ательст]вом «Академия». Прочли
предисловие и примечание к «Калевале».
16 дек[абря]. 38-й ур[ок] Вахр[амееву], Ми[ше] и
Борцовой.
21 дек[абря]. Собрались товарищи, работающие ил-
люстрации к «Калевале». Миша принес рисунок вполне
толковый, но сырой: лодка парусная с тремя героями
и сзади — корабль, налетевший на скалу. Он же при-
нес заставку т. Лесова Ефраима139, сделанную инком,
тоже толковую, но очень сырую. Решили собраться
26-го, и каждый должен принести иллюстрацию или
заставку.
23 дек[абря]. 39-й урок Вахр[амееву], Ми[ше] и Бор-
цовой.
26 [декабря]. Миша, Глебова, Порет, Мешков и др.
приносили рисунки «Калевалы».
27 дек[абря]. Художник Лебединский140 из Иркутска
приносил ряд графических работ (иллюстрации) и этю-
ды маслом.

1932
2 янв[аря]. Товарищи Порет, Глебова, Капитанова,
Миша, Макаров, Лесов, Тагрина, Иванова, Зальцман
приносили работы к «Калевале». В конце вечера Вах-
рамеев, не принимавшийся еще за порученные ему
вещи, демонстративно ушел с собрания. Когда все ра-
зошлись, я попросил Мишу сходить к Вахрамееву и
выяснить его поступок.
9 янв[аря]. Товарищи приносили работы к «Калевале».
Вахрамеев сказал Мише, что даст объяснение лично
мне — никому кроме. Приходил т. Титов из Изогиза смот-
реть на мою картину «Тракторная „Красного путиловца"».
13 япв[аря]. Товарищи приносили работы к «Кале-
вале». До сих пор всю работу вывозили на своих пле-
чах Порет, Миша, Глебова. Именно их рисунки были
показаны Бабкину и Ковязину и произвели в высшей
степени положительное впечатление. Бабкин сказал
Порет и Мише: «Недаром я три недели разыскивал
Филонова, теперь мы вас не отпустим». Рисунки эти
были посланы в Москву на утверждение и там ут-
верждены. Вахрамеев, а с ним и Борцова, на собрания
не приходят, но прислали свои работы с Капитановой.

126 П.Н.Филонов
Капитанова принесла очень крепкую иллюстрацию, но
ведет себя на собраниях настолько двусмысленно, если
не провокационно, что я решил не иметь с нею ника-
ких отношений в дальнейшем.
18 янв[аря]. Приходил т. Гурвич из Изогиза смот-
реть «Тракторную ,,Кр[асного] путил[овца]"»141. В це-
лом он работу принимает. Он сказал, что после этой
вещи «можно будет поговорить поручить Филонову
работу тысяч на пятнадцать, десять».
20 япв[аря]. Товарищи приносили работы к «Калева-
ле». Часть этих работ была 17 января послана в Мос-
кву, но ответа до сих пор нет.
21 янв[аря]. Утром приходил Вахрамеев объяснить-
ся со мною относительно занятой им двусмысленной
позиции. Я коротко сказал ему, что отношусь к нему
как и прежде. Разговор между нами длился часа че-
тыре. Он сказал, что Капитанова ведет сознательно
провокационную линию по отношению ко мне и хочет
сорвать нашу работу по иллюстрации «Калевалы». За
январь он часто с нею виделся и встречал у нее ки-
норежиссера Береснева142, и тот, по его словам, пишет
обо мне книгу «Филонов».
22 янв[аря]. Были пять учеников Омского техникума.
В течение четырех почти часов разъяснял им ложь
современной педагогики и идеологии Изо и вводил в
идеологию аналитического] искусства.
23 янв[аря]. Звонила Капитанова. Сказала, что хочет
меня видеть, и просила разрешения зайти ко мне. Я от-

Дневник. 1932 127
ветил, что не хочу с нею видеться. Она сказала: «Что
мне делать с рисунком, может быть отнести его в ре-
дакцию „Академии" к Бабкину? Т.к. я еду завтра в
Москву». Я ответил, что к Бабкину его нести не надо,
его можно сдать Вахрамееву или Борцовой; на это она
заметила, что не имеет с ними ничего общего и вы-
ходит из нашей группы. «Тогда принесите рисунок ко
мне», — сказал я. «Нет, раз вы не хотите со мною
видеться, я к Вам не пойду, но я могу его прислать по
почте». — «По почте не посылайте, т. к. это ценная вещь
и может пропасть», — сказал я. На этом мы попроща-
лись. Она меня поблагодарила. Я ответил: «Ладно».
24 янв[аря]. Утром был Вахрамеев. Принес рисунки
«Калевалы» (2), они не пройдут. Он сказал: известно
ли мне, что Капитанова сегодня уезжает. Я ответил,
что она сказала мне о своем выходе из коллектива
Маст[еров] аналитического] искусства] и об отъезде.
Он сказал, что она и Береснев пытались склонить его
работать вместе с целью перехватить, если удастся, от
нас иллюстрацию «Калевалы», а затем добиться, чтобы
следующая работа — предполагаемое издание «Акаде-
мией» полного собрания сочинений Бальзака — тоже
попала в их руки, на что он, Вахрамеев, не пошел.
В общем получается так: Вахрамеев сбивал с толку
Капитанову, восстанавливая ее против меня, а та чуть
не оторвала его от нас и ушла сама.
30 янв[аря]. Вечером в 7 ч. пришли товарищи Порет,
Иванова, Тагрина, Соболева, Закликовская, Борцова,
Миша, Макаров, Зальцман, Мешков, чтобы обсудить
дальнейший ход работы над «Калевалой» совмест-
но с представителями изд[ательст]ва «Академия», от

128 Я. Я. Филонов
Москвы — т. Ежов143 и от Ленинграда — т. Бабкин. Мы
представили им на этот раз более двадцати рисунков.
Оба товарища, представители «Академии», не скрыва-
ли своего удовольствия и радости от наших работ,
долго выясняли с нами технические возможности вы-
полнения и в результате пришли к заключению, что
работы эти в печати выйдут хорошо, к чему они при-
ложат все усилия; три заставки Порет они показали
нам уже воспроизведенными довольно неплохо. Т.к.
при посылке наших вещей на просмотр в Москву там
урезали нашу смету, выработанную с т. Бабкиным, с
5250 р. до 4000 р., то оба представителя «Академии»
сказали, что смета наша должна быть принята, т.к.
при высоком качестве наших работ поштучную рас-
ценку снижать невозможно, а уменьшив количество
рисунков можно, как я сказал, сорвав на количестве
рисунков, сорвать на общей значимости художествен-
ного целого и тематики иллюстраций. Уходя, они бла-
годарили нас за работу и желали успехов. Постанови-
ли, что в оглавлении будут вписаны имена худож-
ников, делавших рисунки «Калевалы», с пояснением:
«Коллектив Мастеров аналитического искусства. Шко-
ла Филонова»144.
б февр[аля]. Вечером в 7 ч. товарищи принесли ри-
сунки «Калевалы».
12 февр[аля]. Вечером в 7 ч. товарищи принесли ри-
сунки «Калевалы», чтобы окончательно выверить их и
сдать 13 февр[аля], как было нами обещано. Всего мы
сдаем 25 рисунков. В разговоре был поставлен вопрос о
моем вознаграждении за редакцию, причем некоторые,
Тагрина, Миша, предложили отчислить мне определен-

Дневник.. Ш2 129
ную сумму с общего заработка, если изд[ательст]во
«Академия» не заплатит мне особо за мою работу.
Я сказал, что в этом случае, как и всегда, с товарищей
я не возьму ни копейки за свою работу с ними. Решил
спросить при сдаче рисунков т. Бабкина, будет ли оп-
лачена моя работы издательством или не будет.
13 февр[аля]. Порет и Миша после сдачи рисунков
пришли в 9 ч. веч[ера] ко мне и сказали: «Рисунки были
приняты с нескрываемой радостью тт. Бабкиным и Ко-
вязиным. Ковязин сказал: „Не напрасно я три недели
бегал за Филоновым"». Он же сказал Бабкину, что ра-
боту Филонова надо будет оплатить, на что тот сперва
согласился, но потом сказал, что моя оплата включает-
ся в общую сумму и что мои товарищи не должны
жадничать и выделить мне определенную нами самими
часть. На что ему Порет и Миша ответили, что этих
денег я не возьму. Миша сказал: «Если вы так довольны
работами мастеров школы Филонова, то почему вы не
издадите до сих пор монографию Филонова?» Ковя-
зин и Бабкин ответили, что это надо будет непремен-
но сделать, и чем скорее, тем лучше. «Почему вы до сих
пор не сказали нам об этом?» — сказал Бабкин и про-
сил Порет и Мишу передать мне, чтобы я позвонил ему
по этому делу. Москва утвердила первую расценку в
5250 р. Нас просят сдать последние заставки к 20 фев-
раля. Остальные рисунки можно сдать позднее.
16 февр[аля]. Товарищи приносили работы к «Кале-
вале».
20 февр[аля]. Товарищи приносили иллюстрации
«Калевалы».

130 Я. Я. Филонов
22 февр[аля]. Из Изогиза пришла повестка — чтобы я
через пару дней сдал картину «Тракторная ,,Красн[ого]
путил[овца]"», т.к. из-за отсутствия работ стоит типо-
графия.
23 февр[аля]. Утром приходил т. Каплун145 из Изоги-
за справиться, как идет картина, и поторопить ее сдачу.
Я ответил, что работаю над нею с 3 ноября часов по 14—
18 в день ежедневно и раньше трех недель не кончу ее.
Вечером товарищи приносили иллюстрации «Кале-
валы».
24 февр[аля]. Сдали в редакцию «Академии» часть
иллюстраций «Калевалы».
25 февр[аля]. Приходил т. Гурвич смотреть карти-
ну «Красн[ый] путиловец». Как заведующий художе-
ственной] редакцией Изогиза он сказал, что считает
картину готовой для печати — ее можно сдать хоть
сейчас для репродукции. В разговоре он заметил, что
теперь можно подумать о том, чтобы дать Филонову
заказ тысяч на 15, на 10, и скоро Филонов получит паек.
«Такой же, как у вашей жены», — пояснил он. Я усло-
вился с ним, что сдам картину 15 марта, т.к. считаю ее
сырою и в таком виде ее сдать не могу. Я просил его
прийти еще раз и посмотреть ее перед сдачей.
1 марша. Товарищи приносили иллюстрации «Кале-
валы».
2 марта. Купил 100-свечовую лампу.
8 марта. Товарищи принесли заставки «Калевалы».
Мы окончательно выверили их и решили сдать.

Дневник. 1932 131
12 марта. Утром пришли Вахрамеев и Борцова и при-
несли свои форзацы «Калевалы». В разговоре я сказал,
что Вахрамеев дезорганизует нашу общую работу над
«Калевалой» и подрывает ее. И что, помимо прочего, по-
моему, это происходит потому, что он перегибает палку
в вопросе о заработке на этом деле больше, чем надо. Он
вспылил, обиделся и сказал: «Вы мне не верите, а я вам
не верю, стыдно вам так говорить». Я ответил: «Если вы
мне не верите — нам с вами не о чем говорить. Я же
действительно не верю вам, товарищи — все до одно-
го — тоже не верят. Берите вашу работу и делайте с нею
что хотите. Вы каждый раз просите меня разрешить вам
отнести ваш форзац к Бабкину, а я считаю, что этим мы
предоставим ему право отвода и утверждения наших
работ в черновиках, в эскизах, а нам это неприемлемо,
т. к. он может им воспользоваться во вред нашей работе,
кроме того, форзац слаб, не доработан». Он сказал, по-
давая мне руку: «До свидания». Я ответил, не подавая
ему руки, что прощаться с ним не буду. Уходя, он сказал,
что считает себя вправе поступать в дальнейшем как ему
заблагорассудится со своею работой. Я ответил: «Конеч-
но, вы можете поступать как сочтете нужным». Борцова,
которую он стал торопить уйти вместе с ним, сказала,
что свой форзац она будет вести дальше и принесет его
18 марта
15 марта. Товарищи приносили иллюстрации «Ка-
левалы».
18 марта. Борцова принесла свой форзац «Калевалы»,
одновременно Тагрина принесла иллюстрацию «Калева-
лы». Борцова в разговоре сказала, что считает выходку
Вахрамеева идиотской, в которой он сам раскаивается

132 Я. Я. Филонов
и не спит по ночам. Она спросила, что ему делать со сво*
им форзацем. Я ответил, что поступок Вахрамеева подл,
но я не им буду мерить свое отношение к нему и к его
работе. Самое важное, чтобы работа была сделана и сда-
на. Если Вахрамеев хочет признать свою вину, я буду
относиться к нему как и прежде, но историю его и Капи-
тановой, о которой он говорил мне, прося держать в сек-
рете от товарищей, я теперь, после его поступка, считаю
своею обязанностью довести до сведения товарищей, что-
бы окончательно выяснить позицию Вахрамеева за все
время работ над «Калевалой».
19 марша. Приходил т. Гурвич. Он сказал, что считает
картину вполне готовой, сделанной «до отказа». Пред-
лагал мне начать новую картину. В разговоре сказал,
что вообще считает мои работы контрреволюционными,
а меня «действительно пролетарием». «Но, может быть,
через год Филонов с его искусством окажется на гребне
волны, т. к. массы выросли и запросят не того искусства,
что им предлагают теперь, а более развитого, высшего,
обобщающего». Он сказал, что скульптор Блох146, пер-
вый председатель Сорабиса, действительно был рас-
стрелян. Дело было так: на польском фронте в граж-
данскую войну между Гродно и Белостоком, где, кажет-
ся, в 10-й армии Гурвич работал со штабом армии,
красноармейцы арестовали на большой дороге женщи-
ну. Она оказалась племянницей Пилсудского147. Гурвич
делал ей допрос. Дважды ее подводили к яме для рас-
стрела, т.к. она отмалчивалась. Гурвич проговорил с
нею ночь напролет, расспрашивая и убеждая, и наконец
она дала нужные показания. По ее словам, в польском
штабе была группа военспецов, которые полагали, что,
если большевизм не победит, Польша станет колонией

Дневник. 1932 133
Франции, и тяготели к большевикам. Она свела этих
офицеров со штабом красных войск, и они сдали крас-
ным списки всех шпионов, работавших для польской
армии. В числе шпионов было имя Блоха и его жены с
указанием цели их шпионажа. Блох должен был вте-
реться в доверие к Зиновьеву148. В Ленинград была по-
слана телеграмма о немедленной высылке Блоха на
фронт. Гурвич делал Блоху допрос. Вначале Блох за-
пирался. Он говорил: «Ведь вы же, Гурвич, знаете ме-
ня — я покупал ваши картины». Потом он признался.
Много телеграмм с требованием освободить Блоха было
получено за время его ареста и допроса из разных мест,
начиная с Зиновьева. После признания Блоха расстре-
ляли. Жена его, бывшая в Польше, осталась безнака-
занной поныне. Племянница Пилсудского стала больше-
вичкой и до сих пор работает в партии.
Гурвич снова повторил, что я буду получать паек
«такой же, как у вашей жены».
Вскоре после ухода т. Гурвича я отвез картину «Трак-
торная ,,Кр[асного] путил[овца]"» в Изогиз и сдал ее.
20 марта. Вечером товарищи приносили иллюстра-
ции «Калевалы». Завтра сдадим в редакцию «Акаде-
мии» еще 6 иллюстраций и несколько линеек. Всего,
таким образом, мы сдали 50 заставок, 2 форзаца,
1 фронтиспис, 6 иллюстраций, 2 шмуцтитула, 1 ти-
тульный лист и штук 20 линеек. В счет работы това-
рищи до сих пор получили из «Академии» только
1273 р. (тысяча двести семьдесят три р[убля]). Я еще
не получил ни копейки и, пожалуй, ничего не полу-
чу, хотя вопрос об оплате моей работы в «Академии»
обсуждался не раз, как говорят тт. Миша и Порет,
и было заявлено, что моя работа будет оплачена

134 П.Н.Филонов
тт. Бабкиным и Ковязиным. Посмотрим, как они сдер-
жат слово.
21 [марта]. Петя ходил с моей доверенностью по-
лучить на меня 300 р. из Изогиза. Возвратясь, он ска-
зал, что видел Гурвича и тот передал ему, что полит-
совет предложил мне сделать в картине поправки. «3—
4 лица контрреволюционны». Денег Пете не отдали.
Меня просят прийти для поправок лиц. Картина, в
общем, признана великолепной.
22 [марта]. Когда сегодня я пришел в Изогиз, Гур-
вич сказал: «Картина может быть запрещена. Сейфул-
лина за границей в своей статье допустила неосторож-
ные выражения149. В связи с этим некоторые из ваших
лиц рабочих могут дать мысль о демпинге150. О вашей
картине у нас идет дискуссия. Путиловцы имеют на
нее виды. Вам, пожалуй, придется писать у них фрес-
ку. Вам предстоит широкая дорога».
В общем, надо проработать 2—3 лица. Кто предло-
жил поправки, Гурвич не ответил — уклонился. Я взял
картину домой и принял поправку, чтобы не дать ка-
ким-либо господам возможности ее отвода.
23 [марта]. Утром пришла Закликовская и сказа-
ла, что ее муж Суворов151 вчера в горкоме слышал, что
мне поручено ехать на Днепрострой и завтра надо
явиться в горком для подписания договора. Она при-
шла с ребенком на руках передать мне об этом.
24 [марта]. Около 22 г/2 ч. мне позвонили из горкома,
чтобы я приехал для заключения договора по заказу
Реввоенсовета на поездку на Днепрострой. Около 4х/2

Дневник. 1932 135
я пришел туда. Т[оварищ] Бродский И. И. познакомил
меня с т. Трофимовым152 — красным командиром. Тот
удивился, что я ничего не знаю о том, что мне предло-
жен заказ Реввоенсовета. От Днепростроя я отказался,
прося дать тему в Ленинграде. Т. к. тов. Трофимов упор-
но отказывался дать мне тему, предлагая выбрать ее
самому, мы решили, что я дам ответ завтра.
25 [марша]. Около 41/2 пришел в горком. Реставра-
тор153, ушедший из Русского музея, на мой вопрос:
«Как вы ушли из Русского музея? Какую роль в вашем
уходе [играл] Исаков? Не из-за него ли вы ушли?» —
ответил: «Да, из-за него и Нерадовского154. Тот воняет
втихомолку. Они меня до такой степени травили, что
со мною было сильное нервное расстройство. Нерадов-
ский придирался ко мне за то, что я хотел последова-
тельно продемонстрировать восстановление порчи на
старинной вещи, и на мой ответ: „Вам бы не мешало
получить от меня стаж по реставрации" — пожало-
вался Исакову, что я порчу вещь, а тот объявил мне
в служебном порядке выговор за „самовольные экспе-
рименты над ценными памятниками старины". Затем
я реставрировал выпавшие куски портрета Екатерины
и предварительно выровнял поверхность, чтобы не бы-
ло впадин, и наложил первый [слой] краски не как
восстановление бывшей живописи, а как подготовку
под письмо. За это я получил от них замечание, что
работа идет неправильно, а когда я, пояснив им, что
это не есть еще окончательный результат, смыл нало-
женную краску, я опять получил выговор за самоволь-
ное уничтожение моей работы. Видя эту провокацию,
я не выдержал, пошел в политотдел музея и сказал:
„Уберите Исакова из партии, и он окажется нулем", —

136 П. Н. Филонов
подал в отставку и ушел. Теперь я работаю спокойно
для Изогиза, а сейчас пришел сюда, т.к. мне предла-
гают заказ Реввоенсовета». Кроме этого реставратора
я встретил Авласа155. Он предложил мне посмотреть
его новые работы, но я ответил: «Это было, да про-
шло — теперь мы с вами враги. Разрыв Ваш со мною
не шутка».
Т[оварищ] Трофимов предложил мне дать мою тему
письменно. Он сказал: «Как же так — вы руководи-
тель, идеолог группы ваших товарищей, не можете
выбрать себе темы». Я ответил: «При той травле, ко-
торая на меня организована, было бы промахом вы-
брать самому свою тему, когда черносотенец Исаков,
царский чиновник, одним росчерком пера хоронит ре-
зультаты труда всей моей жизни. Когда наши картины
из Дома печати прячут в подвале, а скульптуру ломают
на куски156, когда тот же Исаков, срывая мою выставку,
пишет обо [мне] подлейшую статью, а музей ею торгу-
ет, мне, делающему революцию в искусстве, приходит-
ся действовать осторожно, как подпольщику».
Я дал ему тему в общем и по его просьбе изложил
перемену темы письменно: «Т[оварищ] Трофимов! Про-
шу вас заменить предлагаемую мне тему „Днепрострой"
другою; общий смысл ее такой: „Тяжелая индустрия"
или „Электрификация", причем прошу предоставить
мне право выбора одной из этих двух тем или обобще-
ния их в одной картине. Также прошу, чтобы материал
для этой работы (зарисовки и работа с натуры) я мог
брать исключительно на ленинградских фабриках и за-
водах, в том числе с „Электротока". Картина размером
будет 2 х 2 У2 или 2x1 1/2 м. Филонов».
На обороте записки т. Трофимов, утвердив тему,
написал: «СССР — страна индустриализации».

Дневник. 1932 137
Когда я прочел договор и увидел, что картина долж-
на быть кончена к 30 декабря, а плата мне за нее
равна 1700 р., я подошел к Трофимову и сказал, что за
такую низкую расценку я работать не буду. Он спро-
сил: «Какую же цену вы имеете в виду?» Я спросил:
«Сколько получит Исаак Бродский?» — «Бродский ра-
ботает по особому предложению Реввоенсовета»,— от-
ветил т.Трофимов. «Ну вот, такую же цену требую и
я», — и спросил, какова расценка московских «перва-
чей». Т.Трофимов ответил: «2—3 тысячи и более, точно
не знаю, но выше вашей». — «Ну вот, вот, а работать
эти ставленники буржуазии, поставляющие отбросы
Изо на пролетарский рынок, не умеют; помимо того,
что 9 месяцев моей работы над вашей картиной будут
равны 4—5 годам работы любого другого художника,
т.к. я работаю изо дня в день без перерыва и притом
часов 14—18 в день,— если взять качество моих работ
в сравнении с ихним хламом — будет оскорбительно
писать за вашу цену. Я ставлю вопрос принципиаль-
но — я революционер в искусстве и заострю его созна-
тельно — тут дело не в деньгах — для Реввоенсовета
я готов работать даром что ему будет нужно,— но я
пользуюсь случаем переговорить, коли удастся, с „вер-
хами" через ваше посредство и обратить внимание их
на то, что делается на фронте искусства». — «Смотри-
те, не пришлось бы раскаяться»,— сказал т. Трофимов.
«Весьма возможно, что я делаю ошибку, но мне нечего
терять — при существующих условиях работать не-
возможно,— если бы не мой железный организм, я
давно бы сдох с голода. Я довольно поработал за гроши
и даром — больше этого не сделаю». — «Все, что я могу
ответить, это — напишите мотивировку вашего несо-
гласия, и я представлю ее в Москве, уверен, что вам

138 Я. Н. Филонов
повысят расценку, — ответил т. Трофимов, — хотя вы
можете рассчитывать на премию помимо 1700 р.».—
«Это дела не меняет, — ответил я, — но записки ника-
кой я вам не дам — я доверяю вам — вы правильно
передадите и устно то, что я вам сказал»,— ответил я.
«Хорошо, вы замечательно осторожны — как раз-
ведчик. Ну так какова ваша последняя цена?» — ска-
зал он. Бродский Исаак все время рядом с ним и спо-
койно слушал.
«Т.к. Бродский получает свой заказ на особых усло-
виях и у него особые отношения с Реввоенсоветом — я
по нему не буду равняться на этот раз, но требую выс-
шую, самую высшую ставку, получаемую кем бы ни бы-
ло из остальных, кроме Бродского,— или я работаю да-
ром, ни копейки меньше самой высокой расценки, ни
копейки больше»,— ответил я. Т[оварищ] Трофимов обе-
щал передать мои слова, а когда я, простясь с ним, ухо-
дил, сказал: «Ждите ругательного письма и отвечайте
таким же».— «Ругательным?» — спросил я. «Да, руга-
тельным». — «Ругательным я отвечать не буду — отвечу
по существу, — но письма, я уверен, никакого не полу-
чу».— «Нет, получите обязательно»,— сказал он. Я шел
домой голодный как на крыльях — чувствовал какую-то
особую легкость, бывавшую со мною в минуты смертель-
ной опасности или торжества и уверенности в моем ис-
кусстве. Дорогою я решал, правильно ли я сделал, что
не равнялся на И. Бродского, и решил в следующий раз,
коли придется, брать его расценку или брать выше его,
но в данный момент не считать это слабостью или ошиб-
кой, а точным расчетом.
26 [марта]. Получил из Изогиза последние 300 р. за
«Тракторную ,,Красн[ого] путиловца"» и в тот же день

Дневник. 1932 139
отдал наконец долг дочке и зубному врачу, всего
145 р., и остался черт знает на какой срок со 155 р.
Неизвестно, подвернется ли какая работа и когда и
примут ли «Красн[ого] путиловца» или вернут.
Вечером пришлось ехать к Порет, где были Тагрина
и Миша, смотреть на их работу над форзацем.
27 [марта]. Вечером собрались товарищи — кончают-
ся наши последние рисунки «Калевалы». Порет, Глебова,
Тагрина, Миша кончают суперобложку и форзац, Борцо-
ва кончает форзац, Лесов, Иванова, Закликовская конча-
ют три заставки (две Зальцмана и одну Лесова), возвра-
щенных из типографии, т. к их нельзя взять штриховым
клише, а тоновое отводится «Академией» по великой
мудрости. Все остальное сдано нами, и принято здесь и
в Москве. Даже рабочие типографии Ивана Федорова,
как сказал Бабкин Порет, хвалят наши рисунки и рабо-
тают над ними с особенным вниманием и интересом.
28 [марта]. Днем неожиданно пришел т. Вахрамеев.
Т. к. Борцова, после его разрыва со мной, передала ему
мои слова, что ему лучше остаться со мною в прежних
товарищеских отношениях, в ответ на что он понес свой
форзац в «Академию» показывать его т. Бабкину, где
Бабкин, как Бабкин сам передавал т. Порет, отказался
с ним говорить и сказал: «Филонов, как редактор, по-
ступит с этою работой по своему усмотрению». Я спро-
сил Вахрамеева: «Что скажете?» Он ответил: «Где мой
форзац?» — «Ваш форзац у Миши — вы должны его
вскоре получить».— «А почему он отведен?» — «Я
сказал вам, что я не буду с вами говорить после вашего
поступка?!» — «Да, но вы — официальный редактор,
и я хочу говорить с вами без передаточных пунктов». —

140 Я. Н. Филонов
«Официальный редактор не я, а Бабкин, с него вы и
спрашивайте, почему не прошел ваш форзац, — я же
работаю со своими товарищами — кто мне не верит, с
тем я никаких дел не веду».— «Но Борцова передала
мне, что вы хотите со мною объясниться». — «Правиль-
но, я говорил ей, что готов простить вам нанесенное
мне вами оскорбление, т. к. мне был дорог ваш форзац,
и я ценю в вас товарища, — но вы пошли к Бабкину и
тем уничтожили все мосты между мною и собою. Я ска-
зал вам, что не буду с вами говорить, и ничто меня не
принудит к этому».— «Так вы говорите, что Бабкин
даст мне объяснения?» — «Я говорю вам, что не буду
вам отвечать». Наши голоса дрожали и повысились, но
говорили мы спокойно. Он ушел. Так т. Вахрамеев мед-
ленно, но упорно становится сволочью — т. Вахрамеев,
в котором замечательно хорошие, благородные свойст-
ва переплетаются с недоверчивостью, пустою подозри-
тельностью, манией шпионажа и любовью к нему. Так
действительно прекрасный человек, с детских лет ра-
бочий, мой товарищ с 1925 г., на моих глазах делается
провокатором. Все же я в него верю и теперь.
1—2 апреля. Работали форзац у Порет. Первого же
вечером приходил Шванг157.
2 апреля вечером пришел Суворов. Он сказал, что
когда в горкоме я кончил разговор с т. Трофимовым,
к Суворову подошел Бродский и сказал, что Филонов
делает большую ошибку и ее последствия скажутся
лет на пять. Бродский не ожидал, что я так заострю
вопрос, и сказал, что сам он отдаст свою большую
вещь за мою маленькую, но Реввоенсовет смотрит на
дело иначе. Потом к Суворову подошел т. Трофимов и
спросил Суворова, мой ли он ученик, а когда Суворов

Дневник. 1932 141
ответил, что он действительно мастер школы Филоно-
ва, сказал, что не одобряет мой поступок, что к хоро-
шему он не приведет, и спросил Суворова, есть ли
какие-либо средства воздействия на меня, чтобы я
принял заказ. Суворов ответил, что в подобных слу-
чаях на Филонова подействовать невозможно, — оче-
видно, он хорошо знает, что делает. Затем т. Гурвич —
мой бывший ученик, теперь председатель горкома —
тоже принял участие в разговоре и посоветовал обра-
титься к Н. Н. Глебову-Путиловскому — не повлияет
ли он на Филонова.
В заключение Суворов сказал, что в данное время он
работает над заказом Реввоенсовета, но работа идет не-
важно, и спросил меня: «Не зайдете ли вы поглядеть на
нее?» Я ответил, что принципиально не могу это сделать,
т. к. во время разрыва с 20 товарищами Суворов, бывший
на моей стороне, все же вышел из коллектива. Если я
пойду к нему — мне придется ходить смотреть работы
и всех 20 ушедших от меня в самый тяжелый момент
моей жизни — когда черная сотня в лице Исакова хоро-
нила мою выставку. Суворов согласился с этим.
3 апр[еля]. Работал форзац вместе с тт. Порет, Ми-
шей и Глебовой.
4 апр[еля]. Днем был у Порет. Окончательно про-
смотрели форзац, и к 3 ч. Порет отнесла его, а также
форзац т. Борцовой, две суперобложки и последнюю
заставку т. Бабкину. Так мы закончили и сдали все
работы «Калевалы».
11 [апреля]. Т.к. в начале апреля дочка, зайдя в
секцию научных работников, выяснила, что я исключен

142 Я. Я. Филонов
из секции «за отсутствие научной и общественной ра-
боты», я решил, по совету Миши, пройти в Сорабис
через горком. В своем решении я опирался на то, что
в начале марта секция горкома, квалифицируя худож-
ников в Русском музее, дала мне первую категорию,
что дает право на жилплощадь, а т.к. самое главное,
что я получу, пройдя в Сорабис, — это право на жил-
площадь, — я просил Мишу выяснить этот вопрос у
т. Фогт158, секретаря горкома. До этого Фогт говорила,
что достаточно заявления Филонова, чтобы он прошел
в Союз; то же самое говорил публично на докладе в
Центральном] Д[оме] И[скусств] Пумпянский159, упре-
кая меня, что я не в Сорабисе.
Миша выяснил вопрос с т. Фогт, взял справки в
Изогизе о моем заработке, и 11 апреля в горкоме я за-
полнил анкету, передал ее т. Фогт, расписался в двух
местах в какой-то книге, не посмотрев, под чем под-
писываюсь, и получил от Фогт серую бумажку — пра-
во на квартиру. Черт знает, где бы мне пришлось быть
без этой бумажки. [Текст вырезан] нет! — когда же
протрешь свои очки?
В то время как я был с Мишею в горкоме и с ним
же смотрел в ЦДИ во французских журналах ев-
ропейскую изо-халтуру, в мое отсутствие пришел
т. Лукстынь. Дочка говорит, что он приходил выяс-
нить причины разрыва с Вахрамеевым. Я знал, что он
придет, — Вахрамеев наверняка информировал его об
этом по-своему — и жалею, что Лукстынь меня не
застал.
14 апр[еля]. Приходил т. Каплун смотреть на кар-
тину] «Кр[асный] путиловец». Держал себя крайне ос-
торожно и уклончиво. Те лица, которые Гурвич просил

Дневник. 1932 143
меня проработать, он принимает так: «Тут можно
только лишь сказать да! или нет!» На мой вопрос,
принимает ли он картину в целом, он ответил: «Эта
вещь выше моего художественного понимания, но учи-
тывая вас, ваше значение и то, как к этой картине
отнесутся рабочие, — я бы ее принял». Когда на про-
щание я сказал, что т. Гурвич как бы сваливает на
него ответственность за приемку вещи, а я лично рис-
кую попасть в двусмысленное положение, когда при-
несу вещь в редакцию после того, как он ее примет, —
и тот же Гурвич найдет, что предложенные им поправ-
ки выполнены не так, как он имел в виду, т. Каплун
обещал зайти завтра, послезавтра.
Вечером т. Порет приносила оттиски заставок «Ка-
левалы» — всего штук до 30—35. Некоторые оттиски
трудно определить — плох ли оттиск или плохо кли-
ше. Вообще же клише сделаны толково. Теперь.конец
разговорам, что вещи нашей техники, «ни тоновые, ни
штриховые», в печати не удадутся.
18 апр[еля]. Из Москвы пришло заказное письмо от
комиссии Реввоенсовета. В нем два экземпляра дого-
вора для моей подписи и приписка:
«Многоуважаемый т. Филонов.
На заседании комиссии от 14 см. вопрос об условии
договора с вами пересмотрен и сумма договора увели-
чена до 3000 р. Посылая два экземпляра заготовленно-
го договора при в[ашем] согласии, прошу оба подписать
и возвратить для дальнейшего оформления заказным
письмом. Раскрытие темы имеется. Приложение: 2 экз.
договора.
Ответственный] секретарь п/комиссии Виноград-
скал160. 15 апр[еля] 1932 г.».

144 Я. Я. Филонов
21 апр[еля1 Вечером пришел неожиданно т. Гурвич.
Осмотрев «Красн[ого] путил[овца]», он опять отвел не-
сколько лиц рабочих. Мотивировки его я отклонил, но
сказал, что буду работать над картиной, пока он ее
[не] примет. В конце разговора я сказал, что он пра-
вильно поступит, если ознакомится с картинами моей
разгромленной выставки, и посейчас находящимися в
Русском музее, и начнет действовать в ее пользу.
Я сказал, что надо приложить все усилия, чтобы эта
выставка, имеющая мировое значение, была показана
по всему Союзу и за границей, чтобы была издана моя
монография и чтобы из моих работ был организован
отдельный музей или, по крайней мере, им было от-
ведено помещение в Музее Ленинграда, где бы они
были выставлены полностью. Деньги с выставки и от
монографии я передаю в распоряжение партии. Това-
рищ] Гурвич сказал, что подумает над этим и что
вскоре, когда т. Бубнов161 — Наркомпрос — приедет в
Ленинград, он поговорит с ним об этом деле, т. к. счи-
тает это дело очень важным. «Вероятнее всего, — ска-
зал он, — т. Бубнов сам захочет поговорить с вами.
Вернее всего, я и Бродский приедем вместе с т. Буб-
новым к вам», — сказал он. Я ответил: «С такими
людьми, как т. Бубнов, страшно говорить», и предло-
жил Гурвичу свозить т. Бубнова в Русский музей —
показать мою выставку. При нашем разговоре были
тт. Мешков, Миша и Вера Покровская, подруга-това-
рищ Миши. Моя дочка, как и всегда в приходы Гур-
вича, слушала его с живейшим интересом.
22 апр[еля]. Днем собрались (от 12 [до] 3 ч.) товари-
щи — работники «Калевалы». Москва отводит: форзац
Борцовой — прекраснейшую вещь, переплет Макаро-

Дневник. 1932 145
ва, заставку Порет, а также предлагает доработать
шмуцтитул Макарова.
Мы решили послать протест относительно перепле-
та Макарова. Борцовой поручили сделать тот же ри-
сунок, но вести его только синим и красным.
Основная масса работ прошла, как ладожский лед,
лишь несколько налетели на московские быки. Фин-
ляндия подписалась на половину тиража «Калевалы».
23 [апреля]. Был в тракт[орной] «Кр[асного] пут[илов-
ца]». В ту мастерскую, которая написана на моей кар-
тине, вход закрыт. Там происходит иная работа, «воен-
ная», «секретная», как сказали мне рабочие и плотники.
Тракторосборка перенесена в механическое отделение
и как будто замирает.
Стало быть, зарисованный мною в картину с натуры,
без прикрас, с 3 по 9 ноября момент выпуска 330 000-го
трактора является моментом наивысшего напряжения
и развития тракторного производства на «Кр[асном]
путил[овце]», после чего оно резко упало по интенсив-
ности и количеству.
Это дает моей картине значимость редчайшего и
вернейшего документа.
27 апр[еля]. Послал в Москву письмо:
«27/4 1932 г. В подкомиссию РВС СССР по организа-
ции юбилейной выставки РККА. Уважаемые товарищи!
Согласно вашему отношению ВВ/1-а возвращаю вам
оба экземпляра подписанного мною договора. Филонов».
3 или 4 мая. Борцова кончила свой форзац. Он сде-
лан, как просила Москва, синим и белым. 4-го или 5-го
Порет сдала его в «Академию».

146 Л. Н. Филонов
8 или 9 мая. Порет приносила 42 оттиска наших ри-
сунков «Калевалы». Хотя они деланы по размеру, дан-
ному т. Бабкиным, 19 сант[иметров], их по просьбе из-
д[ательст]ва пришлось нам укоротить на 1/2 сант[иметра].
Денег товарищам все еще не платят. О моей оплате нет
и разговора.
11 мая. Вечером неожиданно зашел т. Мгебров162.
В разговоре о своей книге воспоминаний (кажется,
«Жизнь в театре»), изданной «Академией», он сказал,
что из нее вычеркнуто место, где он описывает свою
встречу со мною в 1914/15 г. Он показал мне эту кни-
гу. К описанию им моей постановки трагедии «Вла-
димир Маяковский»163 припечатана редактором книги
программа спектакля, где сказано, что постановка дей-
ствительно моя164. В разговоре с ним, уже в 12-м ч.
ночи, дочка прочла в «Веч[ерней] Кр[асной газете]», что
сегодня т. Бубнов в Центральном] Д[оме] И[скусств]
беседует с художниками165.
12 мая. По предложению т. Глебовой ходил с дочкой
в Михайловский166 смотреть «Мейстерзингеры»167 в по-
становке тт. Глебовой и Дмитриева168. В антракте позна-
комился с Дмитриевым. Эту постановку можно отнести
к левой части центра изофронта, хотя художники ис-
ходили из основ аналитического искусства. Их проекты
значительно урезаны дирекцией театра — это повре-
дило постановке, кроме того, им пришлось торопиться.
Но и при учете слабых мест постановки — постановка
крепкая, а в последнем действии сконцентрирована за-
мечательная, еще небывалая изобразительная сила.
В этом действии, где задником является гигантская
панорама Нюрнберга, написанная по принципам еде-

Дневник. 1932 147
ланной картины, художникам удалось достигнуть
почти одинаковой степени напряжения цвета и формы
в костюмах и в декорациях и тем создать динамичес-
кое единство того и другого.
Именно эта увязка и динамическая напряженность
не удаются никому из постановщиков169.
Во всю силу это давали лишь наши постановки:
трагедия «Владимир Маяковский», «Ревизор» в Доме
печати170, «Король Гайкин 1-й»171 на Болыпо[ом] пр.
В[асильевского] О[строва] в клубе «Металлист» и «Лен-
кина канарейка»172 на «Красном ткаче».
13 [мая]. Приходил вечером т. Мгебров. Он привел
с собою Андреева — председателя и организатора
Бриз (Бюро рабочих изобретателей)173.
Я пояснил т. Андрееву основы нашей школы — он
совершенно согласился с ними. Травлю на меня и на
мою школу он считает не столько непониманием,
сколько вредительством.
15 мая. Приходила Глебова. Я дал ей, письменно,
учет их постановки, определив слабые места и прин-
цип дальнейшего ее развития, т. к. дирекция и режис-
сер Каплан174 предлагают Глебовой и Дмитриеву кое-
что в постановке изменить.
18 [мая]. Вечером около 12 ч. получил от комиссии
РВС письмо:
«14 мая 1932 г.
Ввиду состоявшегося постановления комиссии пре-
кратить 20/5 заключение договоров, просим ускорить
ответ на наше письмо от 15/4 с предложением подпи-
сать договор.

148 П. Н. Филонов
Пом[ощник] начальника] подкомиссии РВС Трофи-
мов, секретарь — Звииогродская».
Сейчас же написал на него ответ.
19 мая. Окончательно средактировав, послал в под-
комиссию РВС следующее письмо:
«Уважаемые товарищи Трофимов и Звиногродская!
В ответ на ваше письмо от 14 мая, полученное мною
18 мая в 12 ч. ночи, с предложением дать ответ на
письмо от 15 апреля, извещаю вас, что я подписал оба
договора и выслал их 27 апреля заказным письмом по
адресу, указанному в тексте договора.
К подписанным мною договорам я приложил сле-
дующую приписку:
„В подкомиссию РВС СССР по организации юбилей-
ной выставки РККА.
Уважаемые товарищи!
Согласно вашему отношению ВВ/1-а возвращаю вам
оба экземпляра подписанного мною договора. Филонов".
Очень жалею, что мое письмо вами не получено, и,
таким образом, создалось недоразумение. 19 мая 1932 г.».
28 мая. Кончил картину «Тракторная ,,Красн[ого]
путиловца"».
29 мая. Дочку положили в Петропавловскую больницу.
Отвез в Изогиз картину «Красн[ый] путиловец».
1 июня. Из Москвы пришло письмо от юбилейной
комиссии РВС. В нем уже подписанные два новых эк-
земпляра договора, извещение, что мое заказное пись-
мо с двумя первыми, подписанными мною договорами
пропало, отношение в кооператив „Изо" о выдаче мне

Дневник. 1932 149
аванса и просьба подписать новые договоры и выслать
их в Москву.
[Число не указано] июня. Дочка вышла из больницы.
5 июня. Отправил в Москву следующее письмо в
ком[иссию] РВС:
«Т. Звиногродская!
В силу исключительно тяжелых условий жизни (ре-
зультат травли на мое искусство с царских времен по
сей день) я сейчас настолько ослабел физически, что
при всем желании не могу взяться за выполнение
предлагаемого вами заказа, тем более что остающиеся
сроки сдачи и проекта, и картины при моей упорной
многодельной работе — малы.
Кроме того, работая исключительно как исследова-
тель, я своих работ не продаю, чего бы это мне ни
стоило, а берегу, желая подарить все свои работы
партии и Советскому Союзу и сделать из них свой
музей, т.к. вещи эти представляют исключительное
явление в мировом искусстве. Хотя сперва я прими-
рился с пунктом договора, гласящим, что картина пе-
реходит в собственность музея РККА, но теперь окон-
чательно осознал, что пойти на это я не могу.
Не говоря уже о том, почему в Русском музее под
моими работами, проданными или подаренными мною
государству, висят волчьи паспорта, почему ко всем
вообще моим работам применяется „истребительский"
критерий, почему была сорвана в 1929—30 гг., не-
смотря на два общественных просмотра в ее пользу,
моя выставка в Русском музее, для которой были
отпечатаны два каталога (один из них с клеветничес-
кой статьей царского борзописца С.К.Исакова, ныне

150 П. Н. Филонов
ликвидатора Русского музея), я довожу до вашего
сведения, что взяться за предлагаемую вами ответст-
венную работу не могу. Возвращаю вам оба экземпля-
ра договора и ваше распоряжение в кооператив]
„Изо", аванс по которому я, разумеется, не брал. Фи-
лонов. 5 июня 1932 г.».
8 или 9 июня. Приходили вечером Иванова, Бордова,
Тагрина, Соболева. Обсудили окончательно вопрос о
расценке. И решили подать счета на последние рабо-
ты, т[ак] что теперь нами поданы счета буквально на
все рисунки «Калевалы».
15 [июня]. Днем 14 июня получил открытку от
В. Н. Аникиевой — она просит сообщить по телефону,
можно ли ей привести ко мне приезжего из Москвы
т. Харджиева175, желающего повидаться со мною. Пят-
надцатого они пришли оба к 8 ч., с ними пришел мо-
лодой литератор т. Никитин176.
Мне пришлось удовлетворить любознательность
т. Харджиева — литературоведа, как он себя называ-
ет, относительно русского футуризма до и после рево-
люции и дать оценку главнейших его представителей:
Крученых177, Хлебникова178, Маяковского179, Бурлю-
ков180, Малевича181, Татлина182, Матюшина183, Камен-
ского, с кем мне приходилось видеть[ся] и отчасти
вместе работать.
16 [июня]. Приходила т. Маркова184, преподаватель-
ница ташкентского техникума. По ее словам, она была
у меня в 1925 г., но я не помню, давал я ей постановку
или нет, хотя она говорит, что работает в нашем плане,
по крайней мере по принципу сделанности.

Дневник. 1932 151
20 июня. Получил из Москвы письмо от комиссии
РВС по организации юбил[ейной] выставки за под-
писью т. Трофимова и т. Звиногродской. Они пишут,
что получили мое письмо с отказом, посланное мною
5 июня, и находят мотивы моего отказа несуществен-
ными и просят меня все же взяться за картину. Они
говорят, что 22-го я могу переговорить с ними лично
в Ленинграде в Доме Красной Армии и Флота.
21 [июня]. Ввиду того что т. Бабкин в разговоре
с Мишей, около 17—18 июня, еще раз подтвердил о
своем желании издать мою монографию, я через Ми-
шу предложил ему осмотреть мои работы в кладовых
Русского музея и 21-го встретился с ним там.
Разглядывая вещи, он не в силах был скрыть или
удержать своего удивления. Он еще раз сказал, что
непременно будет стараться, чтобы издательство «Ака-
демия» взялось за мою монографию, и начнет выраба-
тывать мотивировки издания и его план. Он спросил
меня, кого я рекомендую писать статью для моногра-
фии. Я тотчас же сказал, что лучшего человека, чем
В. Н. Аникиева, автора статьи для моего первого ката-
лога, указать не могу. Тут же Бабкин условился с нею,
что 23 июня она даст ему прочесть эту свою статью.
Я в этот же день взял из музея первую партию своих
работ, всего 14 вещей.
25 [июня]. Приходил Миша. Он сказал, что Борис
Гурвич в горкоме передавал ему, что Шванг в Батуме
арестован, кажется за попытку перейти границу. Же-
ну Шванга и мать уже вызывали в милицию.
Когда 1 апреля Шванг приходил ко мне, он говорил,
что едет в Батум. Я спросил его, на кого он покидает

152 Я. Я. Филонов
свою жену и ребенка. Он ответил, что оставляет ей
месячный заработок и, коли в Батуме найдет зарабо-
ток, выпишет ее к себе.
Я с первых же слов разговора спросил его, являются
ли его религиозные убеждения причиной его разрыва
с нами? Он ответил, что действительно теперь уверен,
что Бог существует, и религия ему дает все, а наука
бессильна в сравнении с нею. Он сказал, что видел
Бога и снова может увидеть его.
Я опять прямо спросил его, не является ли та жен-
щина их Психо-Технического института, приходившая в
Дом печати на мои лекции, причиною того, что он порвал
со мною, с моею идеологией, уничтожил все свои работы,
сделанные за его бытие с нами, и стал религиозным?
Он уклончиво, но коротко ответил, что женщина не
может иметь на него влияния. На мои слова — если
дальше идти по той дороге, на которую он стал, не-
пременно будешь в контакте с белогвардейцами и пос-
ледняя гадина будет водить его за нос, — он ответил
следующее: «Вовсе не обязательно, что мистик — не-
пременно белогвардеец. Ваши работы потому так и
дороги мне, что я вижу в них мистический момент, а
вы вовсе не белогвардеец». На это я возразил: «Такой
сволочи в моих работах нет и не будет — мы выводим
мистику и мистиков из искусства, где они так сильны,
в особенности в педагогике, что до сих пор водят пар-
тию за нос».
Уходя, он сказал: «Вы мне очень, очень дороги».
26 июня. В ночь на 27-е в 4 ч. утра получил теле-
грамму — прийти в Смольный на собрание художни-
ков в присутствии т. Угарова185; подпись — федерация
художников.

Дневник. 1932 153
27 [июня]. Приходила В. Н. Аникиева со своею подру-
гой Индосовой. В. Н., уезжая на 2 месяца в отпуск, ска-
зала, что Бабкин прочел ее статью обо мне и предложил
либо ей, либо мне самому подать в изд[ательст]во «Ака-
демия» заявление с предложением издать мою моногра-
фию. Я сказал В. Н., что мы этого делать не будем.
12 июля. Дочка уехала в Детское Село в Дом вете-
ранов революции 1905 г. на 2 месяца. Решил приме-
нить под масляную краску вместо кисти перо.
Неожиданно пришли ко мне: преподаватель Изо из
Иркутского техникума т. Копылов186 и с ним географ
из Владивостока — фамилию его забыл — еще моло-
дой человек лет 32—37, но с белоснежною седой голо-
вой. Т[оварищ] Копылов знает обо мне по рассказам
учеников его техникума, из которых многие имели
впоследствии дело со мной, начиная с Хржановского187
и Курдова188, и пришел познакомиться.
26 [июля]. Взял из Изогиза свою картину «Трактор-
ная ,,Кр[асного] путил[овца]"». Печататься она не бу-
дет. Сдал ее мне зам. Гурвича Баранов. Сдал по-бар-
ски — молча. Молча я ее принял. Какими гадами была
«зарезана» эта работа — не знаю.
3 или 4 августа. Миша сказал мне, что горком Изо,
говорят, выставил мою кандидатуру в члены правле-
ния организующегося Союза художников.
Я ответил: коли это так, горком не имел права де-
лать этого без моего ведома, и я в правление не пойду.
5 или 6 авг[уста]. Петя Серебряков сказал мне, что,
возвращаясь от дочки из Детского, прочел в трамвае

154 П.Н.Филонов
с рук рядом сидевшей женщины в заметке «Веч[ерней]
Кр[асной] газ[еты]» мою фамилию в числе художников,
избранных в состав правления Союза [художников].
Номера этой газеты я достать не мог.
8 августа. Получил из Москвы письмо от Ал[ексея]
Крученых. Он говорит, что пишет для какого-то изда-
тельства статью — воспоминания о русских футурис-
тах189. Просит меня прислать имеющиеся у меня све-
дения об этом и фото моей постановки трагедии Мая-
ковского.
Свою статью он обещает выслать мне перед сдачей
в редакцию для проверки.
Я решил не отвечать ему.
В этот же день ко мне пришли тт. Дмитроченко,
Геннадий Гор190 и с ними какой-то молодой человек,
очень интересующийся примитивами сибирских сту-
дентов, с которыми он здесь, в Ленинграде, имеет ка-
кое-то общение.
П августа. Дал постановку т. Фогт, секретарю гор-
кома. Во время разговора с нею пришла мне повестка
явиться на собрание правления Союза художников.
5 сентября. Вечером Миша сказал, что т. Шванг при-
слал своей матери письмо из батумской тюрьмы. Обра-
щаются с ним хорошо, компанией доволен — народ инте-
ресный. Он просит выслать ему красок, кистей и бумаги.
Обращаться плохо с ним не за что. Если бы не
религия — его бы можно было поставить заведовать
продовольствием Ленинграда.
Также Миша сказал, что т. Фогт спрашивала его,
получил ли я наконец деньги из «Академии» за редак-

Дневник. 1932 155
туру «Калевалы», и на отрицательный ответ Миши
заметила (как и во время ее прихода ко мне), что будет
всеми силами настаивать в «Академии» об уплате мне
за мою работу, что она уже говорила об этом с новым
заведующим издательством, кажется Вавиловым191,
и тот принципиально согласен на это.
Потом Миша сказал мне, что в новоиспеченном прав-
лении Союза хотят поднять вопрос о назначении мне
персональной пенсии, мотивируя это тем, что «Филонов
не приспособлен зарабатывать деньги».
Уходя, Миша сказал: «На днях Луппьяна192 вызывали
в ГПУ. Его спрашивали, что из себя представляет наш
коллектив, почему был раскол, кто Капитанова и ее
муж — художник Арапов193, кто из наших за границей
и кто на заводе. Спросили также, что из себя представ-
ляет Филонов. Луппьян ответил: „Филонову давно бы
надо быть профессором Академии". Спросили его, како-
вы политические убеждения Филонова, и он ответил, что
Филонов по убеждениям коммунист. На дальнейшие во-
просы товарищей из ГПУ о Филонове Луппьян, харак-
теризуя меня, заметил: „Лучшего человека я не видел".
Я сказал Мише, что не раз говорил товарищам задолго
до раскола, что нам так или иначе ГПУ не миновать в
силу моей значимости, значимости коллектива и нас
вместе в современном искусстве, в советском искусстве
и в искусстве вообще (а тем более в его педагогике), что
к этому нас равным образом могут привести всевозмож-
ные провокации, сплетни и ложь в печати и устно, кото-
рые нас окружают железным кольцом небьшалой в Изо
блокады. И чем скорее ГПУ возьмется за наше дело, тем
лучше, — может быть, это поможет мне, нам, моей вы-
ставке и монографии, т.е. пролетарскому искусству, и
поможет нам прорваться на педагогический фронт.

156 П. Н. Филонов
Я сказал Мише, что ГПУ знает, конечно, что оно делает,
но начать разбор нашего дела ему было бы лучше, сде-
лав допрос мне лично, прежде чем спрашивать других.
Дней за 5 до этого Миша сказал мне, что т. Евграфова,
бьшшего секретаря нашего коллектива, также вызьшали
в ГПУ и приблизительно о том же расспрашивали.
Денег у меня сейчас совершенно нет, кроме 33 к. на
сберкнижке. Уже к июню вышло в расход все зарабо-
танное мной в Изогизе. Если бы не дочка и Петя,
которые безо всяких просьб с моей стороны одалжи-
вают мне на корм и комнату, мне пришлось бы пойти
чернорабочим на стройку Петроградского дома куль-
туры или Дома Ленинградского Совета, где требуются
рабочие всех сортов. Сам же я не могу купить даже
яблока за 20 к. моей жене, не говоря уже о чем-либо
большем, но по моей неизмеримой любви к дочке я
расписал ей шелковый шарф194 и просидел за этою
работою полтора месяца день в день (с 6 июля по 20
августа часов по 16 в день). Товарищи и знакомые
(женщины преимущественно) оценивают его, словно
сговорясь, так: «Такого шарфа нигде в мире не най-
дешь. Этот шарф носить — преступление».
11 сент[ября]. Приходили молодые художник и ху-
дожница из Тифлиса. Ее вижу в первый раз, он у меня
уже бывал.
14 сент[ября]. Приходил делопроизводитель прав-
ления Союза художников т. Корман195. Он сказал, что
Русский музей хочет издать в открытке одну из моих
работ, и предложил договориться с ним о выборе, ска-
зав, что музей хочет «Красную зарю». Я ответил, что
интереснее будет издать «Красного путиловца».

Дневник. 1932 157
Он передал мне карточку в кооператив «Красная
звезда», сказав, что ее дает мне Союз художников.
Кроме того, там постановлено ходатайствовать о на-
значении мне персональной пенсии. Он настойчиво со-
ветовал мне посещать собрания правления, но я отве-
тил, что у меня сложные расхождения с ленинград-
скими художниками и ходить туда я не буду.
16 сент[ября]. Моя жена-дочка была и прикрепи-
лась в закрытом распределителе «Красная звезда» и
принесла домой первые продукты оттуда: чай, сахар,
сыр и масло. Я имею право покупать на особые боны,
выдаваемые там на сумму 75 р. в месяц. Кое-что мож-
но брать и на деньги. Т. к. у меня денег нет совершенно,
за все платит она.
Вечером пришел Мешков. Он сказал, что когда он
хотел взять из Русского музея свои работы, сданные
туда на последнюю выставку196, но не принятые жюри,
Пунин197 ему ответил, что картины кому-то отданы для
репродукции, и предложил Мешкову лично поговорить
с человеком, взявшим их. Когда Мешков позвонил по
номеру, данному ему Луниным, ему ответили из ГПУ
и попросили зайти туда для объяснений.
Мешкова приняли там очень любезно и спросили,
почему он, коммунист, так странно написал портрет
Ленина, почему он написал очередь баб перед коопера-
тивом, что он хочет этим сказать. Одновременно спра-
шивающий сказал, что по художественным качествам
работы Мешкова превосходны. Разговор слегка коснул-
ся и меня. Мешков дал объяснения, какие мог. Ему
предложили зайти в этот отдел еще раз и отпустили.
Передавая мне это и прося держать сказанное в сек-
рете, Мешков очень волновался. Я успокоил его, говоря,

158 Я. Н. Филонов
что худого для него не последует из этого опроса, что
картины его выдержат любой критерий, тем более, коли
взять в расчет и другие вещи Мешкова: «Зов на демон-
страцию», «Убийство секретаря китайской компартии»
и другие, — во всех них четко проведена правильная
классовая пролетарская установка.
Я посоветовал ему при следующем объяснении ска-
зать следователю, чтобы он поговорил с Филоновым
лично, — я ему объясню многое в искусстве, на что
ГПУ не мешало бы взглянуть поближе, например пе-
дагогика Изо.
[Без даты]. Приходил Мешков. Его снова вызывали
на Гороховую. Он посоветовал следователю поговорить
со мною, тот ответил уклончиво. Вещей Мешкову об-
ратно не отдали — обещали со временем вернуть.
За оба эти разговора я ничего не сказал т. Мешкову
о том, что подобным же допросам подвергались Евгра-
фов и Луппьян. Не сказал я этого потому, что им обоим
запретили об этом говорить, как передал мне Миша,
но они не сдержали данного обещания, и я не хотел
им повредить, сказав об этом Мешкову. Также я не
хотел еще больше волновать и без того взнервирован-
ного т. Мешкова.
25 [сентября]. Была В. Н. Аникиева. Она сказала, что
Исаков снят с работы в Русском музее, а Гурвич переве-
ден туда директором198, что в музее состоится выставка к
15-летней годовщине революции199 из вещей московских
и ленинградских художников, что ей поручено передать
мне предложение дать туда свои работы; наверное, мне
будет предоставлена отдельная комната. Выставку собе-
рет тройка: Нерадовский, Добычина200 и Пунин.

Дневник. 1932 159
Я согласился дать свои работы и сказал, что кадет-
ский «Мир искусства» идет на командные места Изо,
т. к., помимо этой тройки, Матвеев201 — ректор Акаде-
мии, а Петров-Водкин202 — председатель правления
Союза художников. Я сказал ей, что с Добычиной меня
когда-то познакомил Б.Григорьев203, приведя меня к
ней в ее бюро картин на Мойке, где монтировалась
выставка художников «Мира искусства». Он и она уго-
варивали меня дать на нее мои вещи, но я отказался
наотрез. Это было в 1912—13 гг.
Затем она в 1919—20 гг. подошла ко мне в отделе
Изо и сильно, почти растроганно хвалила мои работы.
26 [сентября]. На Михайловской204 у филармонии я
с дочкой встретили Нерадовского. Он также передал о
снятии Исакова с работы, говоря, что в этом приняло
участие ГПУ. Везде, добавил он, где Исаков работает,
он разваливает учреждения и портит их работу.
27 [сентября]. Получил открытку от Н. П. Баскако-
ва205. Он пишет из Саратова, куда переведен из г. Ка-
мень, где был в ссылке как член оппозиции.
Вечером я с дочкою встретили на Невском Глебова-
Путиловского. Он сказал, что на днях в Губкоме, когда
ждали т. Кирова, т. Чагин206 спросил его: «Ну а как по-
живает Филонов?» Глебов ответил: «Да живет по-преж-
нему».— «Все так же нуждается?»— «Да, все так же,
нового в житье нет».— «А жаль — это самый крупней-
ший художник нашего времени»,— сказал Чагин. Глебов
ответил: «Я думаю, кабы воскресли каким-нибудь чудом
Рафаэли да Леонарды — Филонов и им бы „пить дал"».
Кто-то из стоявших рядом заметил Глебову, что он
слишком уж преувеличивает значение Филонова,—

160 П. Н. Филонов
но Чагин сказал, что он вполне согласен с Глебовым,
и еще раз пожалел, что Филонов в нужде.
1 октября. Приходила т. Глебова. Она передала, что
ее вызывали в «Академию», где сказали, что бывший
полпред в Финляндии т. Майский207 предлагает нам
сделать поправки в рисунке Макарова на шмуцтитул
«Калевалы»208. Сам Майский скоро будет в Ленинграде,
и кто-либо из нас должен с ним договориться об этом.
Я уговорил Глебову повидаться с Майским, и она со-
гласилась, хотя очень пугает себя этою встречей.
3 окт[ября]. Глебова виделась с т. Майским. Он
приехал в издательство со своей женою. Его жена
особенно упорно нападала на некоторые рисунки, но в
общем оба были в восторге от них209.
Молодое лицо на рисунке Макарова, по их словам,
политически опасно, потому что может быть принято
за «молодую Финляндию», а красная голова форзаца
Порет внушает мысль о «красной опасности». Запра-
вилы «Академии» очень подобострастно прислушива-
лись к словам Майского и его жены. В результате
разговора нам придется заново сделать рисунок Ма-
карова и переменить цвет на голове Порет. Глебова
говорит, что виною этому жена Майского, т. к. Майский
почти согласился с возражениями Глебовой. Нам по-
ручили также сделать 12 концовок. Майский едет пол-
предом в Лондон. Это по его предложению «Академия»
предприняла издание «Калевалы».
4 [октября]. Виделся в Русском музее с т. Аникие-
вой, куда пришел по ее приглашению решать вопрос
о комнате для моих работ на юбилейной выставке.

Дневник. 1932 161
Подошедший Пунин сказал мне: «Могу предложить
вам или стену, или комнату».
Я осмотрел и стену, и комнату и обещал дать ответ
через несколько дней.
6 окт[ября]. Приходил т. Мешков, а с ним двое мо-
лодых путиловских рабочих, кому он дал изо-постанов-
ку по нашему методу. Один из них принес свои работы,
между ними «Девушка» маслом и эскиз «Рабочие на
производстве». Сделаны они очень хорошо, но из-за них
он провалился на приемном экзамене в Академию. Про-
валился и его товарищ. Я сказал, что оба они могут
работать самостоятельно. В случае надобности Мешков,
их учитель, даст им нужные указания.
14 окт[ября]. Т[оварищ] Корман вызвал меня в Рус-
ский музей. В канцелярии он дал мне чек на сто рублей
за репродукцию моей картины. Оказалось, что'кто-то
самовольно выбрал «Красную зарю», а не «Красного
путиловца», как я предлагал Корману. Т.к. клише уже
сделано, спорить мне не пришлось. По отношению ко
мне вырабатывается обычай ставить передо мною со-
вершившийся факт.
22 окт[ября]. На юбилейную выставку будут приня-
ты работы лишь тех художников, кто получит от музея
приглашение принять в ней участие. Это приглашение
из многих десятков моих товарищей-учеников получи-
ли только Миша и Порет с Глебовой. Мишу я уломал
дать вещи: его раздосадовала неудача на предыдущей
выставке210, где прошла лишь одна его вещь из 6 пред-
ставленных. 22-го вечером я уговорил также Порет
и Глебову дать их вещи, и мы отобрали 6 работ;

162 Я. Я. Филонов
одна вещь — «Разрез нашего дома», — писанная ими
обеими, представляет чуть не все квартиры их дома и
характеристику их жильцов, живущих как в норах. По
улице перед домом везут красный гроб.
21-го и 20-го я отбирал свои вещи в кладовых Рус-
ского музея, где они находятся со времени разгрома
моей выставки.
24 [октября]. Вечером пришел т. Мешков. Он про-
чел свое письмо ко мне, где подвергает самой суровой
критике всю мою идеологию и практику, доказывая
рядом мотивировок к фактам из моей жизни, что я
«хорошо замаскированный хищник». Слушая его чте-
ние, я чувствовал себя странно тяжело, удивляясь
своему же спокойствию и выдержке, т.к. он удиви-
тельно своеобразно подтасовывал под свою основную
идею — полнейшее отрицание моей революционности
в искусстве и в жизни — все, что ни приводил как
факт, мотивировку или определение.
Когда он кончил, я сказал ему, что письмо это могло
быть написано и не им, Мешковым; можно предполо-
жить, что оно дано ему в ГПУ,— так оно странно. Если
же Мешков, в чем нельзя сомневаться, писал его дей-
ствительно сам, — то ничего более идиотского и кле-
ветнического я не слыхал никогда.
1 ноября. Сегодня по приглашению т. Аникиевой при-
шел в Русский музей, чтобы окончательно выяснить во-
прос о моей комната Аникиева сказала, что вопрос этот
должен решить Игорь Грабарь211, самой ей уже неудобно,
по ее словам, говорить со мной, т. к мне уже назначали и
отводили комнаты раза три. Я ответил, что мне неинте-
ресно говорить об этом с Грабарем, прося ее справиться

Дневник. 1932 163
у него о комнате и дать мне ответ. Она ушла и, вернув-
шись, сказала, что Грабарь зовет меня к себе. Аникиева
провела меня в комнату, где уже висели вещи Кончалов-
ского212; Пунин встретил меня и познакомил с Грабарем.
Грабарь сказал: «Право, не знаю, как с вами посту-
пить. Видите, какая суматоха. Группировки оспарива-
ют места друг у друга. Некоторые художники добро-
вольно делают харакири, сокращают количество своих
работ. Вы слишком индивидуальны, вас ни с кем нельзя
повесить рядом. Как тут быть?» Я ответил: «Я скажу
вам со свойственной мне прямотой, что можно, конечно,
не вламываться в ваш план развески вещей и считать-
ся с группировками и втиснуть мои вещи в любое
оставшееся место, но можно посмотреть на дело иначе:
мои вещи являются самым интересным моментом во
всем мировом искусстве и им надо дать место в первую
очередь, прежде всего, тем более что моя выставка
была сорвана».
«Разве она не состоялась? — сказал Грабарь.— Я сам
видел ее».
Пунин вмешался: «Да, выставка была сорвана —
это была скандальная история. Наш музей в долгу
перед Филоновым. Нам непременно надо предоставить
ему комнату».
Мы порешили, что через день или два мне будет
дана комната.
4 [ноября]. Начал расстановку работ в отведенной
мне комнате. Комната рядом отведена под гипсовую
архитектуру Малевича.
5 ноября. Вечером в горкоме подал т. Фогт свою
биографию.

164 Я. Я. Филонов
Все эти дни я развешивал вещи. Мне удалось взять у
Грабаря разрешение поместить в своей комнате работы
Миши, Порет и Глебовой, отведенные жюри или не пред-
ставленные жюри. Дело шло гладко, но меня все вре-
мя не оставляла мысль, что плакат-лубок для экспорта
«Ленин» будет отведен. Выставку посмотрели: политкон-
троль, ГПУ, члены обкома и исполкома. Всего, как мне
передавали, было отведено лишь три чьи-то картины.
12 [ноября]. Вечером, когда я окончательно приводил
в порядок свои развешанные вещи, несколько человек
вместе с Добычиной прошли мимо меня в смежную
комнату акварели и рисунков. Там завязался оживлен-
ный разговор. Проходя к ним, ко мне подошел Грабарь
и сказал: «Покупочная комиссия сегодня наметила к
покупке ваши вещи, но Малевич сказал, что вы их не
продаете. Правда ли это?»
Я сказал, что действительно не продаю своих вещей.
Грабарь прошел в комнату рисунков. Вскоре все вы-
шли ко мне.
Один из них, входя, сказал: «Пусть кто-нибудь объ-
яснит мне эту вещь» — и стал перед «Формулой вечной
весны». Кто-то ответил: «Вот автор — он и объяснит».
Я дал короткое разъяснение работы, но просивший
пояснений стал доказывать, что рядовой зритель таких
вещей не поймет, поэтому писать их не надо. Гурвич —
директор музея — сказал ему: «Товарищ Вайнштейн, вы
ведь знаете, что есть вещи, о которых не спорят».— «На
рядового зрителя нельзя равняться»,— заметил кто-то.
Но Вайнштейн снова стал доказывать мне, что вещей та-
ких писать не надо. Меня спросили, почему я не продаю
своих работ? Я ответил, что желаю сделать свой музей
и вещи берегу. Вайнштейн сказал мне, что он работает

Дневник. 1932 165
в области иностранной политики. Когда они ушли, ко мне
подошел Малевич213 и сказал, что утром, когда эти лю-
ди — покупочная комиссия — осматривали мои работы,
кто-то из них сказал: «Сколько же надо отдать Филонову
за такую картину, коли мы ее приобретем, — вообра-
жаю». Малевич вмешался и сказал: «Не беспокойтесь,
сколько за нее придется отвалить. Может быть, и ниче-
го — Филонов своих работ не продает». Затем он стал
жаловаться мне на свою судьбу и сказал, что просидел
три месяца в тюрьме214 и подвергался допросу. Следова-
тель спрашивал его: «О каком сезаннизме вы говорите?
О каком кубизме вы проповедуете?» — «Ахрры хоте-
ли меня совершенно уничтожить. Они говорили: „Унич-
тожьте Малевича — и весь формализм пропадет". Да
вот не уничтожили. Жив остался. Не так-то легко Мале-
вича истребить». Я последний раз посмотрел на свои ве-
щи и ушел довольный, что все мои 85 вещей и 6 ра-
бот товарищей прошли все проволочные заграждения215.
Прошел и плакат-лубок «Ленин». Все это время я думал,
снять ли мне все свои вещи, если будет отведен «Ленин»
или «Красный путиловец», в знак протеста или прими-
риться и, не делая этого, не сыграть в руку тем, кто
желает, чтобы ни одной моей вещи не было на выставке.
Малевич не имел права говорить комиссии, наме-
тившей мою вещь для Третьяковской галереи, что я
не продаю своих работ. Его никто на это не уполномо-
чил. Он действовал со слухов, с разговоров о том, что
я не продаю своих работ, и мог ошибиться, но, очевид-
но, не остановился перед этим. Правда, он сказал мне:
«Может быть, я поступил нехорошо, сказав, что вы не
продаете своих вещей». Но одно дело сорвать покупку
картины, а другое дело — извиниться за это.
Вещей своих я действительно не продаю.

166 Я. Я. Филонов
13 [ноября]. Сегодня открытие выставки в 8 ч., а в
3 ч. выставку посетят члены правительства. Утром в
12 ч. я пришел в музей, чтобы окончательно выяснить,
повешен ли мой шарф. Охрана удаляла сотрудников из
музея. Агент ГПУ по телефону вызьшал в музей наряд
милиции в 12 человек. Лестница декорирована мате-
рией; расставлялись пальмы. Разодетые молодые люди,
похожие на аргентинских богачей-плантаторов, стояли
толпой внизу лестницы. Сотрудники смущенно жались
у своей раздевальной. Маленькая хищная Добычина
отдавала приказания. Т.к. устроители выставки реши-
ли, что в прикладном отделе будет только фарфор, мой
шарф на выставку не попал. Так пояснил мне заведую-
щий прикладным отделом т. Перцев216. Подыскать для
шарфа отдельную витрину, чтобы выставить его в моей
комнате, как предполагалось, он не успел. Я взял у него
шарф и ушел домой. Торжественно-лакейский дух, ца-
ривший в это утро на лестнице музея, превращавший
ее в приемную Римского дворца, окончательно опреде-
лил мое решение не идти на открытие. Вообще, участ-
вуя на многих выставках, на вернисаже я был только
два раза. У меня стало правилом не ходить на верни-
сажи, а сидеть дома и работать. Вечером дочка собра-
лась и пошла на открытие к 8 ч. С нею пошел Петя.
Уже четвертые сутки он грузит день и ночь норвежские
и финские пароходы в порту, где работает сдатчиком
по экспорту леса. На этот вечер он уговорил товарищей
отработать за него несколько часов и прямо из музея
вновь попрет в порт. В 12 ч., когда я сидел и работал,
вернулась дочка. С нею пришел Миша. Они сказали
мне, что мой плакат-лубок «Ленин» снят217.
Целых 1 У2 часа они простояли на холоду на лестнице,
слушая речи тт. Бубнова, Гурвича и Грабаря. В это

Дневник. 1932 167
время в музей никого из опоздавших не впускали — они
ждали за дверями. Толпа художников, не имевшая про-
пусков, ждала разрешения у дверей и у ворот. С боль-
шим трудом секретарю горкома т. Фогт удалось провести
человек 20 из них, в том числе Мишу, остальных аген-
ты ГПУ не впустили, несмотря на то что диреююр музея
т. Гурвич просил пропустить их. «Распоряжения Гурви-
ча для нас недействительны», — отвечали агенты ГПУ
т. Фогт, хлопотавшей за художников. Председатель гор-
кома Б. Гурвич тоже с трудом попал на открытие. Мои
картины: «Налетчик», «Красный путиловец», «Красная
заря» куплены Третьяковкою и Облпрофсоветом. Я за-
был упомянуть о том, что в вечер перед открытием ко
мне в комнату вошли тт. Чумандрин218 и Лебединский219.
С ними был т. Штейн220 — они меня познакомили с ним.
Едва они стали смотреть мои работы — вошел Пунин
и предложил им покинуть помещение. Я сказал ему:
«Это — Чумандрин, а это — Лебединский. Познакомь-
тесь». Они пожали друг другу руки, но все же Пунин с
трудом позволил им остаться. Он сказал: «Все же после
просмотра комнаты Филонова вам придется уйти». Чу-
мандрин ему заметил: «Я сегодня еще не собираюсь во-
ровать ваших картин».
18 [ноября]. Был на выставке. «Кабачок» — моя рабо-
та пером и «Озеро Селигер» — акварель замечательной
работы, картина моей ученицы Порет куплены Третья-
ковской галереей.
Какой-то человек подошел ко мне после долгого все-
стороннего осмотра моей жены, шедшей со мною, и
спросил, не ее ли портрет я писал221. После моего ут-
вердительного ответа он завел разговор о «Формуле
вечной весны», прося пояснений. Когда я дал короткие

168 П.Н.Филонов
объяснения, он, как зараженный повальной болезнью,
стал уверять меня, что зритель этой картины не пой-
мет.
Под многими вещами висят ярлыки: «продано», «при-
обретено». Покупает даже страхкасса. Ленсовет приоб-
рел ряд работ — из них, при первом моем впечатлении,
большинство — голые женщины.
Когда я стоял в трамвае, возвращаясь с выставки,
за моею спиною кто-то сказал: «Из-за этого Филонова
мы не видали выставки». — «Да, — ответил женский
голос, — проторчали в его комнате, а других вещей
почти и не видали».
Каталог выставки еще не готов. Вера Николаевна
вместе со мною сегодня в моей комнате проверяла
корректуру моих вещей в каталог222.
С выставленных вещей уже продаются в музее реп-
родукции. Моих нет ни одной, зато вещей директора
музея т. Гурвича засняли штуки 3—4.
Вечером позвонил Порет, сказал ей, что ее вещь
куплена Третьяковкою. Она сообщила, что «Калевала»
выйдет к 1 января.
20 [ноября]. Около 6 ч. неожиданно пришла Ка-
питанова. Несмотря на разрыв со мною, она сказала
мне, что сегодня ее вызывали в ГПУ. Там ей объявили,
что относительно нее есть донесение, что она делает
детские порнографические картинки — дарит и прода-
ет их. Также спросили, в каких теософских обществах
она состоит членом. Оба эти обвинения она отвергла.
Она заявила, что работала под моим руководством, что
вещи ее были на выставках. Она просила показать ей
донос и получила отказ. Следователь, т. Лонгиш дал ей
20 м. на размышление, после чего она снова отвергла

Дневник. 1932 169
обвинения. Она дала мне понять, не договаривая, а я
расспрашивать не люблю, что мне, очевидно, тоже при-
дется побывать на Гороховой. Я ответил, что пойду туда
с радостью, коли придется. Потом она стала спрашивать
меня — кто мог донести на нее, и сказала, что подозре-
вает Вахрамеева. Это удивило меня, я категорически
заявил ей, что не считаю Вахрамеева способным на это.
Я сказал ей, что, зная ее вещи, могу ручаться, что это
недоразумение и плохого с собою оно ей не принесет.
По ее просьбе, равно считая это моим долгом, [сооб-
щил] какие речи говорил мне о ней Вахрамеев после ее
ухода из нашего коллектива. Она сказала, что все, сооб-
щенное им мне, ложь целиком и полностью. «Родная же-
на, Борцова, называет этого человека подлецом и га-
диной — женщина, прожившая с ним 10 лет»,— сказа-
ла она. По ее словам, дело сводилось лишь к тому, что
она, Капитанова, предложила Вахрамееву и Борцовой
создать внутри коллектива рабочую бригаду под ее ру-
ководством. Она спросила меня, согласен ли я следить за
ее картиной «Музыканты», но я отказался, сказав, что
тому, с кем порвал идеологически, я профессиональных
советов не даю. Я сказал ей, что уважаю ее как мастера,
как и прежде, пожелал ей действительно искренне ус-
пеха, обнадежил, что дело с ГПУ наверное кончится в ее
пользу, и мы расстались. По ее словам, Вахрамеев на ее
квартире, в присутствии Береснева (кинорежиссера, ее
друга) и т. Борцовой, заявил, что он, Вахрамеев, имеет
свою идеологию Изо, свою школу, имеет ряд работ и
учеников, что эта школа посерьезнее школы Филонова,
и предложил им работать по его установке. Она назвала
его затею идиотскою и высмеяла ее: «Валаамова ослица
заговорила». Взбешенный, он ушел и возненавидел ее с
тех пор. Она просидела у меня около 2 часов. Уходя, она

170 П. И. Филонов
извинялась предварительно за то, что из-за нее мне
предстоят неприятности в ГПУ. Я ответил, что, зная ее,
сердиться за это на нее не буду.
21 [ноября]. Глебова приносила свой рисунок шмуц-
титула вместо рисунка Макарова, отведенного Майским.
Рисунок, сосны и ели в снегу, дает совершенно иной
характер работам, идущим за ним. Он строже, опреде-
леннее и очень хорош по качествам рисунка. Она при-
несла клише с фронтисписа Миши. Эта цветная работа
московской типографии сделана лучше, чем все наши
цветные вещи к «Калевале», делавшиеся в Ленинграде.
22 [ноября]. Чапыгин Алексей Павлович223 позвал
меня к телефону — вызывала меня Капитанова. Она
сказала, что ей теперь наверно известно, что донос на
нее сделан Вахрамеевым. Также, по ее словам, он
говорил ей этой весною, что и со мною проделает
такую же штуку, т. к у него якобы имеются против
меня какие-то материалы-улики, в чем — неизвестно.
Она ответила ему на это, что вам Филонова не взять
этой ерундою — он всесторонне апробирован. Еще раз
сказала она также о разрыве с ним Борцовой. По ее
словам, Борцова с ним [порвала] именно потому, что
он ни с того ни с сего ополчился на меня. Этот разрыв,
когда она назвала его подлецом и гадиной, произошел
29 июня, по словам Капитановой.
Борцова и мне говорила, что порвала с ним 29 июня
и что он, ее друг в течение 10 лет, с этого дня стал
для нее «пустое место».
26 ноября. Был т. Лесов; приносил работы: «Автопор-
трет» — акварель и проект «Крымские цыгане». Рас-

Дневник. 1932 171
сказывал, что он разошелся со своею 22-летнею кра-
савицей женой. В продолжение 11/2 лет она отравляла
ему жизнь. Он работал на нее дни и ночи, одно пальто
ей обошлось ему в 3000 р. Им после развода приходит-
ся жить в одной квартире, что в высшей степени нер-
вирует его. Моя дочка утешала его как могла.
27 [ноября]. Собрались тт. Миша, Борцова, Глебова,
Лесов, Соболева, Тагрина. Надо было выяснить, кто
недополучил за рисунки «Калевалы». Борцова не по-
лучила еще 200 р. и Тагрина 100. По словам Миши,
т. Фогт, секретарь горкома, говорит, что горкому, мо-
жет быть, придется подать на издательство] «Акаде-
мия» жалобу в нарсуд от имени многих художников,
кому издательство задолжало до 16 000 р.
Тагрина сказала, что 24 ноября, когда экскурсия ху-
дожников из производственных мастерских кооперати-
ва художников была на выставке в Русском музее, она,
Тагрина и Важнова, как мои ученицы, по просьбе экс-
курсантов должны были дать объяснения моих работ
как «самых интересных и самых непонятных».
Но Тагрина запоздала, и объяснения давала т. Важ-
нова как сумела (хотя 23-го они обе были у меня по
этому поводу, и я разъяснял им суть нашей школы).
В результате вышло так: по осмотре моих работ они
написали в тетрадке для записи впечатлений зрителей,
которая, оказывается, лежит на окне в моей комнате,
следующее: «Работы очень интересные и нам понрави-
лись, но непонятны». И кто-то один за всех вписал фа-
милии смотревших, в том числе и фамилию Важновой,
которая уже вышла в это время в соседние комнаты.
Узнав об этом, она сильно рассердилась, т.к. получи-
лось, что и она, дававшая пояснения, работ не понимает.

172 П.Н.Филонов
5 декабря. Вечером был на выставке в Русском му-
зее. Т.к. в соседней со мною комнате пропала одна из
графических работ, моя комната закрыта, закрыты и
комнаты, прилегающие к ней. Скоро музей наймет сто-
рожей, и эти комнаты откроют снова.
Ко мне подошел худ[ожник] Терентьев224. Он сказал,
что около 5—6 лет после одного из моих докладов, где
он меня слышал, он все собирался просить меня дать ему
постановку на сделанность. Обстоятельства ему меша-
ли — теперь наконец он решился просить меня об этом.
Я предложил ему прийти 6 декабря.
6 декабря. Утром, простояв больше часу в очереди за
хлебом, вернулся домой и застал двух учеников из
Академии, разговаривавших с моею дочкой. Они видели
мои вещи на выставке, заинтересовались ими и пришли
просить меня дать им постановку на сделанность.
Я дал им постановку и короткий ввод в идеологию
аналитического] искусства], проработав с ними часа
три с половиной.
Вечером пришел т. Терентьев. Я проработал и с ним
часа два с половиной. Он принес вещь, сделанную в
нашем плане, «Город». Это определенно толковая вещь,
но еще не доведена.
7 [декабря]. В 81/2 ч. вечера пришли четыре товари-
ща, которым вчера давал постановку. С ними пришли
еще 4 ученика, тоже из Академии. Вместе с ними при-
шел Терентьев, а еще часов с 6 пришла Муза225 — дочь
Луппиана. Я проработал с ними до 12 ч. 20 м. Один из
них, как я когда-то, был одет только в летний пиджачок.
Как и всегда почти, когда ко мне приходят учащиеся
изо, говорил все время я — они слушали, потом ска-

Дневник. 1932 173
зали, что они совершенно подавлены слышанным —
настолько оно идет вразрез с тем, что говорят им. Они
сказали, что в Академии работают у Бродского И. И., и
спросили меня, действительно ли я считаю Бродского
лучшим реалистом в мире — как он говорил им.
Я ответил, что действительно из всех представителей
академического реализма считаю Бродского самым круп-
ным и наиболее всех остальных, работавших на совет-
ский рьшок, давшего нашему Союзу действительно тол-
ковых картин, из которых самая лучшая «Коминтерн».
Его же я считаю самым крупным и ловким торгов-
цем искусством.
12 [декабря]. В 7 ч. приходили двое студентов ГИМЗ,
друзей искусства при Русском музее, и девушка-экс-
курсовод оттуда же. Они просили пояснить им сущность
моего искусства, и я проработал с ними до 101/2 ч.
11-го, а может быть, 10 декабря получил из Третья-
ковки бумажку с извещением, что за мой «Кабачок»
назначено 400 р., и просьбой выслать им счет на про-
дажу этой вещи.
Порет, приходившая ко мне 11 или 12, также полу-
чила подобное же письмо, но оценка за ее прекрасную
и упорную вещь «Озеро Селигер» еще ниже — 300 р.
Она спрашивала меня, как ей поступить — продавать
работу или отказать. Я сказал, что продавать свой «Ка-
бачок» не буду, но ей, конечно, советую продать свою
работу, хотя расценка раз в двадцать ниже настоящей
стоимости ее работы. Она согласилась со мною и по-
шлет в Москву счет.
19 декабря. Днем приходил учащийся Академии.
Он, по его словам, бывший слесарь, спросил, можно

174 Я. Я. Филонов
нескольким его товарищам прийти ко мне поговорить
о моем искусстве, т.к. на выставке они, видя мои ве-
щи, признали их самыми лучшими, хотя и непонятными.
Я условился с ним, что они придут сегодня же к 8 ч.
Они, всего 7 человек, пришли в 9 ч. 30 м., т. к бывший
у меня утром товарищ вечером никак не мог ориенти-
роваться и найти мое жилье. Они, как он сказал, про-
искали меня полтора часа. Я проработал с ними до 12 ч.
20 [декабря]. Учащиеся, с которыми работал вчера,
сегодня пришли в 8 ч., и я проработал с ними до 12 ч.
Сегодня их было шесть человек — четыре вчерашних,
два новых.
22 декабря. Числа 20—21 в горкоме встретил т. Кон-
дратьева, ушедшего от меня вместе с 20 товарищами
из-за Капитановой. Он просил назначить ему время
для разговора со мною — я назначил 22 дек[абря].
Вечером 22-го он, придя ко мне, сказал, что снова
хочет работать со мною по-старому. Свою позицию при
расколе он объяснил так: он с первого же момента был
не согласен с ушедшими товарищами, но, обдумывая
свою позицию, упускал время день за днем. Потом
хотел сперва сделать картину, чтобы не идти ко мне
с пустыми руками, а потом начать со мною разговор,
затем хотел писать мне письмо, но оно не удавалось,
и он решил покончить дело личным разговором. Я,
подумав, ответил, что готов с ним работать по-старому.
30 дек[абря]. Смотрел работы т. Кондратьева и пор-
трет работы Миши.

1933
5 января. Послал в Третьяковскую галерею заказное
письмо:
«В ответ на ваше требование выслать счет на мои
работы „Кабачок" и „Налетчик", купленные Третьяков-
ской галереей с выставки „15 лет советского искусства"
в Русском музее, считаю долгом пояснить: своих работ
я не продаю, об этом я лично заявил Игорю Грабарю и
членам закупочной комиссии, намечавшим вещи к при-
обретению вечером перед открытием выставки. Таким
образом, считаю покупку Третьяковской галереей моих
работ недоразумением. Филонов. 5 января 1933 г.».
9 янв[аря]. Вечером в 6 ч. пришла какая-то молодая
женщина. Она, по ее словам, знает издавна меня и мои
работы и пришла просить пояснений. Она говорила со
мною до 11У2 ч. Со многими сотнями приходивших ко
мне учащихся имел я дело, но ни один не произ-
водил на меня столь дурного впечатления назойливо-
стью и одновременно явною скрытностью. Фамилии ее
я не спрашивал. Уходя, она как бы полуугрожающе
сказала: «Мы еще встретимся». В ее просьбе прийти
вторично я отказал. Сильнее всего ее взнервировали
мои слова о новом уставе Академии художеств, о моем

176 П.Н. Филонов
проекте переорганизации Академии и моя оценка со-
временной педагогики и состава преподавателей в ней.
13 янв[аря]. Получил из «Академии» 1000 р. (тысячу
рублей) за редакцию «Калевалы». Наконец издательство
решило со мною расплатиться, когда рубль упал, а про-
дукты поднялись в цене. Кило сахару в кооперативе по
коммерческой цене сейчас стоит 15 р.. а молоко на рынке
6 р. и 6 р. 50 к Т. к. выплата из «Академии» производится
исключительно через сберкассу, а номер и адрес кассы
при переводе денег издательство перепутало, моей дочке
пришлось долго похлопотать, разыскивая и получая их.
Перевела их «Академия» 29 декабря, и за это время на
них наросло 2 р. 22 к. процентов. Из них я полностью
заплатил дочке долг 638 р. 27 к.
Днем взял из Русского музея свои работы, оставав-
шиеся там со времени разгрома моей выставки шай-
кой: Исаков, Ивасенко, Софронов226, Рабинович227, Анд-
реев из Пролеткульта и прочая, и прочая, без конца.
Взял я еще не все — только 146 рисунков и 9 маслом.
Принимая эти вещи от В. Н. Аникиевой, я спросил ее,
кому пойдут 4 моих ученических рисунка натурщика,
сделанных мною в Академии художеств, когда я там
учился, и взятых Аникиевой оттуда под расписку для
моей выставки. Она ответила, что их придется вернуть
в Академию. Я возразил, что рисунки принадлежат,
по существу, мне, т.к. это, во-первых, моя работа и
моя собственность — при выходе из Академии я, как
всякий учащийся, имел право взять оттуда все свои
работы и часть их успел взять, но эти этюды и еще
несколько затерялись в кладовых и найти их не могли.
Я, однако, не стал спорить с Верой Николаевной и
сказал ей, чтобы она хранила эти 4 рисунка в музее,

Дневник. 1933 177
и если Академия их затребует, пусть она, не сдавая
их, ответит, что Филонов считает их своими и отдавать
не намерен, и сейчас же известит меня об этом, чтобы
я сам договорился об этом с Академией.
Но когда я принес забранные из музея работы домой,
среди них оказались и эти 4 натурщика — это сторож,
завязывавший мои работы в пакет, положил их вместе с
другими, и ни я, ни Аникиева, хотя мы сидели тут же и
наблюдали, как он увязывал в два пакета 146 + 9 работ,
не заметили этого. Глядя, как старательно он запаковы-
вает вещи, Аникиева сказала мне: «Смотрите, с какой
любовью он это делает. Он относится к вам с удивитель-
ною симпатией. Мы с ним хотели выпить и чокнуться в
день открытия вашей выставки, да не пришлось». Я от-
ветил: «Да, он всегда относился очень хорошо и симпа-
тически ко мне и моим работам, когда монтировалась моя
выставка. Он же и принимал для нее мои вещи. Погодите,
может быть когда-нибудь и я по этому поводу 'выпью
с вами обоими». Сторожа этого зовут*228.
15 янв[аря]. Приходили трое: военный летчик, началь-
ник какой-то части или отдела, писатель Косов229 и с
ними девушка, оказавшаяся сестрой моего товарища
Макарова. По словам летчика, созвонившегося со мною
предварительно, он сильно заинтересовался моими рабо-
тами в Русском музее на выставке и, считая их подлин-
ным пролетарским искусством, пришел просить поясне-
ний. Я разъяснял ему наше дело с 5 ч. [до] 8 ч. вечера.
П янв[аря]. Вечером от 7 до 8У2 или до 9 ч. давал
пояснение моих работ одной из сотрудниц Русского
*Имя не указано.

178 П.Н.Филонов
музея Софье Владимировне230. Она просила меня об
этом, когда я брал от Веры Николаевны свои работы
из Русского музея, и мы условились на 17 января после
шести встретиться на выставке в моей комнате. Туда
же должна была прийти и Вера Николаевна, и я за-
хватил с собою своих 4-х натурщиков, чтобы передать
ей, но т.к. она не явилась, я отдал рисунки Софье
Владимировне, и та передаст их ей. После разговора о
моих работах я еще раз обежал всю выставку. Совер-
шенно не на что смотреть — ни одной настоящей вещи.
27 янв[аря]. Сегодня в зале этнографического] от-
д[ела] Русского музея состоялось собрание, предназна-
ченное для обсуждения выставки «15 лет советского]
искусства]».
Устроено оно правлением Союза художников. До-
кладчики — Пумпянский и Радлов231. Оба доклада —
набор общих мест, не связанных общей мыслью.
Говоря, между прочим, обо мне и высоко ставя меня
как мастера, Пумпянский выразился: «А все же нам
с Филоновым не по пути». Однако он добавил: «Все же
мы будем помогать ему».
Чтобы дать дискуссии нужное мне направление, я,
пропустив после докладчиков нескольких ораторов,
взял слово232 и указал на противоречия в словах Пум-
пянского к им же выставленным положениям. То же
я сделал и по отношению Радлова.
Уже с первых слов ораторов, выступавших в пре-
ниях после меня, сказалось действие моих слов. Все
чаще и чаще они стали ссылаться на меня, на нашу
школу, даже в самых злейших отрицаниях нашего
дела определяя его как нечто первостепенной важно-
сти во всем советском искусстве.

Дневник. 1933 179
29 япв[аря]. Вечером было продолжение прений по
докладам и дальнейшая оценка выставки. Ораторы, как
я и хотел, все с большей силой стали отвечать на мои
слова, высказываться о педагогике изо. Опять почти
каждый из них упоминал нашу школу, в большинстве
высмеивая мое заявление о революции в искусстве и
его педагогике и мои слова: «Партия, может быть, со-
тый раз я говорю тебе: „Помоги нам сделать револю-
цию в искусстве"». Мало-помалу все выступления све-
лись к критике и самому жестокому отводу моих слов.
Наша школа стала основным вопросом дискуссии. Ви-
дя, что у меня накапливается материал по критике
многих из выступавших ораторов, я попросил слова, и,
согласно моему предложению, дискуссия была продол-
жена еще на один день — на 2 февраля. В конце ве-
чера ко мне подошел знакомиться худ[ожник] Ива-
нов233. Он сказал, что занимается изучением и зарисов-
кою микроорганизмов. Работает он, делая зарисовки, с
микроскопом. Он предложил мне посмотреть его рабо-
ты. Из осторожности я отказался.
2 февр[аля]. Вечером в этнографическом] отд[еле]
Русского музея было продолжение дискуссии о вы-
ставке. Опять ораторы заостряли внимание на моем
выступлении и на нашей школе.
Помимо т. В.Купцова, резко подчеркнувшего свое
открытое признание первостепенной значимости моего
искусства, большинство, также признавая значение мо-
их работ и слов, сказанных мною на первом собрании,
высказывались об этом очень и очень осторожно, почти
робко. Некоторые, немногие, говорившие в отвод моих
слов и работ, наоборот, делали это смело и резко. Взяв
слово, я, как и прошлый раз, дал разбор наиболее

180 П. Н. Филонов
относящихся к вопросам собрания выступлений, снова
заострив вопрос о педагогике изо, о вырождении тече-
ний и их профессиональной нищете, о разрушении це-
лой сети школ, о детской педагогике, где работает куч-
ка авантюристов с Бейэром во главе.
Тогда, после моих слов, произошел взрыв: тотчас же
за мной выступившие ораторы и оба докладчика с от-
крытою неприязнью обрушились на меня.
Первым был Зиновьев, представитель Союза совет-
ских художников, начавший с клеветы обо мне и кле-
ветою обо мне кончивший. За ним Софронов, назвав-
ший клеветою мое заявление о его же словах на этой
дискуссии, в которых он признавался в своем зауша-
тельстве на изофронте, в котором я пояснил, что он и
теперь занимается заушательством, и что заушатель-
ством без клеветы заниматься нельзя, и что Софронов
играл выдающуюся подленькую роль в разгроме моей
выставки и клеветою и заушательством действовал по
отношению ко мне вовсю.
Софронов, видимо, был взволнован чрезвычайно и
совершенно не владел собою, обрушившись на меня, и
тут же обвинил меня в том, что я провоцирую и за-
маниваю молодежь и являюсь самым страшным злом
на фронте Изо.
Пумпянский также совершенно не владел собою, ко-
гда заговорил о моей критике его доклада, и окончил
почти угрозой по отношению ко мне.
Радлов, вполне владея собою, также со всею силою
обрушился на меня, так же как Зиновьев, Софронов и
Пумпянский, передергивая мои слова.
И вышло так, что на самом конце трехдневной дис-
куссии, на которой центром внимания сделался я и
наша школа, на меня со всею силою, действуя вразнос,

Дневник. 1933 181
навалилась великолепно сговорившаяся «истребитель-
ская» группа.
Тогда я снова взял слово, снова доказал, что делал
Софронов, обвинил его еще раз в подлейшем преступ-
лении на изофронте, сказал, что таких людей надо
уничтожать и что они будут уничтожены. Я дал ответ
и Зиновьеву и закончил тем, что все же при всех
условиях победит наша школа как основоположница
пролетарского искусства.
Когда я шел в раздевальню, ко мне неожиданно
из-за колонны подошел Софронов. Несколько секунд
мы смотрели друг другу в глаза, затем он сказал: «Мы
хотим поставить ваш доклад у нас в институте». Во-
круг нас образовалась толпа. Я ответил: «Давно бы
пора — это лучше, чем заниматься клеветою». Он от-
ветил: «Заушательством занималась вся наша органи-
зация ОПХ, а не я, я и сейчас считаю ваше искусство
мелкобуржуазным».
Я сказал: «Вы сами мелкий буржуй. Вы лично занима-
лись клеветою и заушательством, и вы несете ответст-
венность и за деятельность вашей организации». Стояв-
шая рядом со мною дочь моего бывшего товарища Луп-
пиана Муза сказала Софронову: «А где ваши работы?»
Какой-то высокий широкоплечий молодой человек
из толпы сказал, обращаясь к Софронову: «Когда у
нас среди студентов волнение, почему-то всегда обви-
няют в этом Филонова».
Еще перед моим выступлением до начала собрания
ко мне снова подошел Иванов и, прочитав мне свое
письмо к Наркомпросу, где говорится о значении мик-
рокосма в жизни человека, спросил, стоит ли его огла-
сить сегодня. Я ответил, что непременно надо его про-
честь собранию.

182 П. Н. Филонов
Когда его стал читать один из президиума, в зале
поднялся смех. Читавший все время вместо «микро-
косм» говорил «микросмос».
Письмо это, однако, серьезное — в нем Иванов зовет
художников изучать микроорганизмы и сделать вы-
ставку из уже существующих рисунков.
Во время собрания т. Звенев из Ленизогиза сказал
мне, что Политпросвет Москвы постановил изъять отпе-
чатанную Изогизом мою картину «Работницы с „Красной
зари"». По его словам, Ленизогиз опротестовал это по-
становление.
7 февр[аля]. Днем привезли из Русского музея мои
картины, всего 22 штуки (масло 20 и 2 рисунка) (всего
двадцать две штуки). Это картины с моей разгромлен-
ной выставки. Сдавать эти работы на выставку в музей
я начал в апреле 1929 г. Получив их сегодня, я тотчас
же начал развешивать их — ссыльнокаторжан — по
пустым стенам моей комнаты согласно нашей формуле
мастер плюс вещи, мастер минус вещи234. Моя милая
дочка полубольная помогала мне в развеске235.
8 февр[аля]. В «Известиях» за 7 февр[аля] вышла
«подвал-статья» Грабаря, где он между прочим говорит:
«Особое место на выставке занимает Филонов». Далее,
перевирая значимость моих работ, перепрыгивая и пе-
репархивая с пустой фразы на пустейший совет, он
говорит обо мне: «По своей тематике и социальной ус-
тановке он безоговорочно советский художник»236.
Я 2 февраля на дискуссии сказал, говоря о статьях
каталога выставки237: «Таким людям, как Аркадьев238,
Грабарь и Пунин, нельзя поручать писать такие от-
ветственные статьи».

Дневник. 1933 183
9 февр[аля]. Вечером по телефону из Союза чей-то
женский голос сказал мне, что я могу сегодня же
прийти за моей пайковой карточкой, и добавил: «Что
касается вашей пенсии, вам придется подать в Союз
просьбу или заявление о назначении вам пенсии». По-
думав, я ответил, что Союз давно уже должен был
послать ходатайство о моей пенсии в Москву, при чем
же тут просьба. Девушка или женщина из Союза ска-
зала, что это пустая формальность, но именно Москва
требует, чтобы я подал это заявление (т.е. просьбу),
а также описание того, что я в искусстве сделал.
Тогда, к моей радости, радости нищего, я ответил
сразу окрепшим голосом: «Т.к., очевидно, кто-то из
Союза уполномочил вас на этот разговор, то передай-
те, что мои работы известны всякому, кто знает совет-
ское искусство, никакого заявления, никакой просьбы
о пенсии никому я посылать не буду».
Через полчаса меня снова вызвали к телефону. Ка-
кая-то женщина, назвавшая себя Аракчеевской, ска-
зала, что актив Дома художников при горкоме, решив
сделать серию докладов по искусству, предлагает мне
сделать первому свой доклад.
Сперва мне не хотелось выступать первым, но я быстро
согласился. Мой доклад назначен на 18 февр[аля] в 8 ч.
Дал постановку на сделанность художнику с Украи-
ны, познакомившемуся со мною 2 февр[аля] на дис-
куссии. Его фамилия — Киреев239.
Приходила т. Важнова с работами, с нею пришла
т. Ливчак. Обе они были на дискуссии. Они говори-
ли, что 20 человек из их смены, художники, рабо-
тающие по ткани в кооперативе «Изо», особенно силь-
но были заинтересованы моими словами и потом на
работе рассказывали, что после моего выступления на

184 Я. Я. Филонов
последнем вечере они были всецело на моей стороне.
Когда же на меня навалились один за другим Пумпян-
ский, Радлов, Зиновьев и Софронов, их вера в мои слова
сильно пошатнулась — они не знали, кому верить.
После моего ответа на обвинение меня в клевете
Софроновым они снова стали на мою сторону.
12 [февраля]. Вечером Петя принес из Союза совет-
ских] художн[иков] продуктовую карточку. Вместе с
нею, впервые вдобавок к ней, он принес промтоварную
карточку. Обе карточки в кооператив ученых и специ-
алистов на ул. Желябова. Также ему в Союзе дали
открытое письмо от правления ко мне, где говорится,
чтобы я представил в Союз заявление и изложение
моей художественной деятельности, т.к. секретариат
Союза постановил ходатайствовать о назначении мне
персональной пенсии. Я решил не отвечать на это
письмо, тем более что 5 ноября подал т. Фогт в горком
свою биографию согласно ее просьбе, т. к., по ее словам,
это требовалось, потому что Союз советских] худож-
ников по настоянию из Москвы постановил ходатайст-
вовать о назначении мне пенсии и должен приложить
к своему ходатайству данные о моей жизни и работе.
17 февр[аля]. В трамвае встретил моего бывшего уче-
ника т. Суворова, делавшего вместе с Рабиновичем240
гигантскую раскрашенную скульптуру во время нашей
работы в Доме печати. Он сказал, что знает о предсто-
ящем моем выступлении в горкоме 18 февр[аля] и очень
волнуется, т.к. думает, что мне хотят там устроить
погром.
Я ответил, что это так и быть должно, но, конечно,
никакого погрома не боюсь.

Дневник. 1933 185
Далее он сказал, что вел переговоры этим летом
с кооперативом художников. Председатель правления
спросил его: «Вы, кажется, работали с Филоновым, а
затем порвали с ним?» Суворов ответил, что действи-
тельно работает и сейчас в установке на нашу школу.
Тогда тот предложил ему: «Ну так напишите нам свое
отречение от Филонова». Суворов отказался; контрак-
тация по этой ли, по другой ли причинам не состоялась.
Я передал ему, что также летом получил оттуда же
предложение о контрактации, но отказался, т. к. знаю,
что дела там ведутся неправильно. Тогда Суворов ска-
зал: «Зайцев241 по секрету передал т. Почтенному242,
тот передал по секрету своей жене, а жена мне, что
Зайцеву ночью, во время товарищеской пирушки, его
собутыльник сказал, что при раздаче работ у них в ко-
оперативе художников женщин-художниц пытаются
принудить отдаться распределителям заказов, работо-
дателям, угрожая отказом в работе. Фамилия .этого
человека Браиловский243 — один из главных работни-
ков изо-кооператива художников. Утром после этого
разговора, спохватившись, что проговорился, он при-
бежал и стал упрашивать Зайцева никому не говорить
об их полупьяном разговоре».
18 февр[аля]. Вечером я с дочкою пошел на свой
доклад в горком Изо. Я был склонен предполагать, что
народу придет немного, человек 80—100, что доклад
попытаются провалить и сделать мне такую же бойню,
как было на конференции учителей детской школы изо.
Но когда мы вошли в помещение горкома, то с тру-
дом пробрались в комнату рядом с канцелярией — так
много народу столпилось в прихожей и рвалось к ве-
шалке.

186 /7. Я. Филонов
Поясняя свои слова рисунком, я, впервые в моей
жизни, дал аудитории человек в 500 такой же ввод в
аналитическое искусство и постановку на принцип сде-
ланности, какую до этого я сотни раз [давал] отдельным
людям в одиночку, по двое, по пять, по семь-десять
человек и раза два группам по 30—40 ч[еловек].
Именно такое многолюдие затруднило и немного ском-
кало обычный, простой ход слов и зарисовки, но в то же
время определило профессиональный упор, заставляло
экономить на доказательствах и выставляемых положе-
ниях. Как и всегда, когда я говорю, напряженность и
заинтересованность слушателей были исключительны, а
аплодисменты нищенские. Масса учащихся и художни-
ков молчит, но, думаю, скоро заговорит.
По окончании доклада толпа изо-ребят тут же на
трибуне выражала полное удовлетворение моими сло-
вами и задавала ряд обычных, не по существу, вопро-
сов244. Когда мы с дочкой и Иванова с мужем (братом
Суворова)245 вошли в трам[вай], незнакомая мне моло-
дая женщина поздоровалась со мною и сказала: «Вчера
в правлении Сорабиса постановили хлопотать о назна-
чении вам пенсии».
Я ответил, что это старая история, что из Союза
советских] художн[иков] мне уже говорили об этом,
но я отказался подать заявление или просьбу об этом,
как меня просило правление Союза.
Сопровождавший ее молодой человек сказал: «Вче-
ра об этом постановил не Союз, а Сорабис. Постанови-
ли ходатайствовать о назначении вам персональной
республиканской пенсии». Кто-то из них сказал, что я
должен представить для этого описание своей худо-
жественной деятельности. Я ответил, что уже в ноябре
представил его т. Фогт в горком, но могу дать с него

Дневник. 1933 187
копию. Обоих этих людей я вижу первый раз, фами-
лий их не знаю.
19 февр[аля]. Вечером меня вызвали к телефону.
Незнакомый голос сказал: «С вами говорит Вавилов из
издательства] „Академия". Издательство уполномочи-
ло меня предложить вам оформить какую-либо из вы-
пускаемых нами книг. Кроме того, надо с вами погово-
рить о том, каким другим цветом можно заменить
красный на форзацах». Я ответил, что завтра зайду
в издательство.
20 [февраля]. В «Академии» Вавилов сказал мне, что
графический совет издательства в Москве единогласно
постановил предложить мне оформить книгу. Я отка-
зался от этого предложения, говоря, что исследова-
тельская работа берет все мое время.
Мы обсудили, каким цветом печатать форзац, и я
обещал сходить для этого в типографию.
21 февр[аля]. Вечером были прения по моему докла-
ду и мое заключительное слово246. Самым интересным
для меня было совершенно неожиданное выступление
скульптора Козельского247. Он, нетрезвый, подошел, слег-
ка пошатываясь, к трибуне и очень толково, с особенным
сильным чувством говорил в мою пользу. В мою же
пользу хорошо говорили Купцов и Шалыгин248.
23 [февраля]. Получил в связи с моим докладом
письмо от т. Абрамова249. Он хочет работать со мною
в установке на нашу школу.
Вечером пришли товарищи: Тагрина, Борцова, Ми-
ша, Зальцман, Соболева, Ливчак, Важнова, Иванова.

188 Я. Я. Филонов
На моем докладе мы решили собраться и обсудить
следующее: когда я в «Академии» отказался от работы
по оформлению, Вавилов в разговоре сказал, что из-
дательство могло бы предложить работу, т. е. дать ка-
кую-либо книгу моим товарищам, единолично или кол-
лективно, и просил меня назвать фамилии наиболее
талантливых моих учеников. Я ответил, что понятие
таланта мы отводим и что любой из них может взяться
за эту работу. Вавилов сказал, что, конечно, эта работа
должна вестись под моей редакцией.
Мы, собравшись, постановили, что работу эту прове-
дем коллективно. Для переговоров к Вавилову выбрали
Иванову, Зальцмана и Мишу. Я дал им к нему записку.
24 [февраля]. Смотрел вечером по приглашению
т. Купцова его картины. Он пишет их для Реввоенсо-
вета. Одна из них, «Воздушная дымовая завеса», очень
хороша процентов на 15, в остальном еще сыровата.
Купцов рассказал мне следующее: Арямнов250, худож-
ник, человек, женатый на хорошей женщине, имеет
связи, интересующийся моим искусством, непременно
хочет иметь что-либо из моих вещей. В настоящее
время он делает карборундовые круги, работая дома
как кустарь, имеет хороший заработок.
Я ответил, что вещей своих не продаю. Я их все
подарю государству.
Тогда он сказал, что, может быть, продадут мои
ученики. Я обещал спросить их об этом, а он пообещал
зайти за ответом 4 или 5 марта.
26 [февраля]. Вечером пришел т. Зальцман. Он привел
с собою художника Мейнкина251, работающего вместе с
Зальцманом по кинопостановке. Мейнкин хочет рабо-

Дневник. 1933 189
тать по нашему методу. Я дал ему постановку. В этот
же день утром я в ответ на письмо т. Абрамова звонил
ему. Из общежития учащихся по Демидову пер., №6,
где я мальчишкою учился на маляра-уборщика, мне
ответили, что он лежит больной.
27 [февраля]. Вечером пришел т. Абрамов. Это 19-лет-
ний, видимо, крепко сложенный парень с очень хоро-
шим лицом. Когда я начал давать ему постановку, при-
шли Зальцман и Мейнкин. Пришлось одновременно вес-
ти постановку на двоих.
5 [марта]. Днем пришел т. Купцов. Он договорился с
редакцией стенгазеты Дома художников дать туда ста-
тью обо мне и просил дать для нее тезисы. Я дал ему
тезисы моего заключительного слова с доклада 21 фев-
раля, но сказал, чтобы он писал статью именно так, как
он хочет, не руководясь тезисами, а вводя их, чтобы
статья была совершенно самостоятельной — купцов-
ской. Одновременно он принес снятое им со стены в
горкоме в Доме художников оповещение, печатанное на
пишущей машинке; вот его текст полностью:
«Копия. Приказ № 7 по областному Дому художника
20 февраля 1933 г.
Коменданту здания т. Русакову И. Г. объявляется
выговор с предупреждением за непринятие соответст-
вующих мер по охране порядка в Доме художника в
день доклада художника Филонова 18/П с. г., вследст-
вие чего дважды были взломаны входные двери пуб-
ликой с улицы.
П. П. Зам. зав. Домом художника Мазуренко.
Делопроизводитель Зысина.
С подлинным верно: [подпись неразборчива]».

190 П. Н. Филонов
6 [марта]. Вечером пришел Миша и сказал: «Был
в „Академии" и говорил с Вавиловым». Тот сказал ему
в ответ на мою записку, что сейчас дать какую-либо
книгу для оформления не может. Окончательный ответ
даст через несколько дней.
7 [марта]. По предложению Дома художников, сде-
ланному мне 18 и 21 февраля, я сегодня давал (от 81/2
до 12 ч. 15 м. вечера) разъяснения своих положений,
выставленных на докладе. Собралось человек 35—40,
почти все художники. Учащихся было немного, чело-
век 6, не больше.
По окончании предактива т. Малышев252 просил меня
дать в актив выдержки моей идеологии с целью полу-
чить их пояснение от меня на следующих собраниях.
По дороге один из бывших на этой беседе учеников
Академии т. Халатов253 уговорился со мною получить
от меня завтра постановку.
8 марта. Т[оварищ] Купцов принес свою статью.
Написана она очень толково и характерно. Я ограни-
чился лишь грамматической и смысловою подработ-
кою, оставив ее полностью и по возможности в каждом
слове такою, как он сделал ее254. Во время разговора с
ним пришла т. Львова (которую свела со мною Ивано-
ва), она принесла 3 вещи маслом. Частью они толковы,
частью сыры, но упор на работу виден везде. В этот
же день Купцов должен сдать свою статью. Вечером
дал постановку т. Халатову.
9 [марта]. Т. к. вчера комендант нашего дома т. Ве-
дерников255 принес мне декларацию о моем заработке
для фининспектора, я сегодня заполнил ее и сдал ему.

Дневник. 1933 191
Вот мои заработки: картина 1) «Работницы с „Красной
зари"». Начал ее 14 июля 1931 г. и сдал 17 сент[ября].
Получил за нее 1 окт[ября] 1931 г. всего 350 р. (триста
пятьдесят рублей)
2) «Тракторная „Красного путиловца"». Начата 3 ок-
тября 1931 г., сдана 20 марта 1932 г., но с 22 марта
я снова работал над нею до 29 мая и получил за нее
всего 900 р. (девятьсот руб.)
7 дек[абря] 1931 г. мы начали работу над «Калева-
лою» под моею редакцией и сдали ее в июне. В конце
декабря 1932 г. мне было переведено за редакционную
работу из «Академии» всего 1000 р. (тысяча рубл.)
Из Русского музея в начале выставки я получил
за репродукцию «Работницы с „Красной зари"» 100 р.
Исходя из этого, я в декларации заявил финин-
спектору, что за 1932 г. всего заработал 1400 р. (тыся-
ча четыреста руб.), так что всего мною заработано с
14 июля 1931 г. по сегодняшний день 350 р. + 900 р. +
+ 1000 р. + 100 р. = 2350 р.
10 [марта]. Утром мы с Петею ходили по вызову на
паспортный пункт. Предвидя объяснение, я взял с со-
бой каталог со статьею Исакова и афишу из горкома,
где было отпечатано о моем докладе. Когда меня по-
звали к начальнику пункта, замечательно честному с
виду рабочему (по моему мнению), он сказал, что в
документах моих нет указания, состою ли я членом
профсоюза. Я сказал, что работаю дома как исследо-
ватель и предъявил членский билет из Сорабиса, по-
казал каталог и афишу. Он с глубочайшим интересом
рассмотрел все рисунки в тексте и спросил, где эту
книжку можно приобрести и кто ее издавал. Сказал,
что паспорт я получу.

192 Я. Я. Филонов
12 марта. Днем взял 17 вещей с моей разгромленной
выставки. Выдавала их Вера Николаевна. Она говорит,
что положение в музее небывало напряженное — бо-
рются две группы: Нерадовский, Сычев256, Пунин про-
тив Гурвича и Добычиной. Сотрудники дрожат. В пер-
вой схватке победила Добычина.
Я сказал, что если даже ГПУ поддерживает сейчас
Добычину, то ГПУ примет в расчет, что за Добычиной
совершенно нет опыта в музейном деле, а у ее против-
ников он имеется, что Добычина является пришельцем
в музейной работе и кроме авантюры ни на что по этой
линии не пригодна.
Вечером т. Халатов привел студента (Академия).
Фамилия его Махтей257. Махтей принес с собою папку
толщиною более вершка — документы о разгроме Му-
зея скульптуры и Музея картин в здании Академии
художеств258. Он прочел мне целый ряд расследований,
по которым полностью установлена картина небыва-
лого разгрома, хищения и хулиганства.
Большая часть вины приписана ректору Маслову259,
взявшему 4—5 картин и часть мебели себе на квартиру
и вывезя их затем с собою в Москву. Старинные гра-
вюры давались ученикам под рисунок (штуки четыре
таких я сам видел с зарисовками на обороте т. Халато-
ва). Самойлов — бывший чиновник Академии, когда я
еще в ней учился, — уже сидит в ДПЗ около месяца
как участник разгрома. О разгроме этих музеев я гово-
рил в своих докладах с 1922—23 г., почти на всех и на
последних выступлениях в Русском музее и в горкоме
в январе и феврале тоже говорил о них, как о разгроме
музеев Штиглица и [Общества] Поощрения [художеств].
Махтей сказал, что завтра ряд людей вызван в про-
куратуру к следователю т. Лефель как свидетели и

Дневник. 1933 193
предложил мне также прийти туда же. Я согласился.
Махтей говорит, что провертывать это дело приходит-
ся ему, из-за чего он запустил свою живопись.
Я заметил Халатову и Махтею, что дело это надо
вести, находя виновных и наказывая их, определяя
потери и восстанавливая порчу, лишь с определенной
целью — восстановить музеи на том же месте и не
дать оставшемуся распылиться.
Они такого же мнения. Когда они ушли, дочка про-
чла мне из «Веч[ерней] Кр[асной] газ[еты]» о внезапной
смерти т. Вавилова из «Академии»260.
13 [марта]. Был у следователя т. Лефель. Я пришел
к двум часам, как назначено, и вошел к нему, т.к.
думал, что остальные свидетели уже у него. Но он
оказался один. Он сказал, что не вызывал меня сви-
детелем, но я ответил, что Махтей, вероятно, с его
разрешения, пригласил и меня. Вскоре пришли Мах-
тей и 4—5 студентов. Лефель объявил, что вызван по
экстренному делу, и уговорился с нами, что завтра он
и мы встретимся в 5 ч. в профкоме Академии.
Опять известие в газете о внезапной смерти т. Вави-
лова. Смерть помешала ему дать нам обещанный ответ.
14 [марта]. В профкоме Академии Махтей в присут-
ствии следователя и 7—8 свидетелей по делу о музее
сказал мне, что следователь не считает удоб[ным], что-
бы я присутствовал на собрании свидетелей. Я ответил,
что был уверен в этом исходе дела еще вчера. По словам
Махтея, Лефель либо вызовет меня, либо заедет ко мне.
18 [марта]. Капитанова по телефону сказала, что
член комиссии по приему картин для Реввоенсовета

194 П. Я. Филонов
Лобанов261 хочет меня видеть. Он хочет иметь мою
биографию, чтобы издать ее. Обработаю ее я или его
жена, дочь поэта Гиляровского262. Я согласился и ус-
ловился с ней, что она приедет завтра. Днем т. Абра-
мов принес чуть ли не все свои работы на просмотр.
Как и со всеми учащимися, работа шла впустую. Это
сотни набросков. Лишь штук 7 сделаны посерьезнее.
23 [марта]. Сегодня был т. Купцов и сказал, что
завтра в горкоме доклад Исакова. «Я буду бить эту
гадину почем зря»,— добавил он.
Мы обдумали с ним, что надо будет сказать о докла-
де Исакова и что о нем самом как изо-деятеле. Я дал
Купцову книгу «150 лет Академии художеств» — юби-
лейный сборник, где имеется статья Исакова263, чтобы
Купцов зачитал завтра оттуда несколько мест, опреде-
ляющих Исакова как платного цариста.
24 марта. Когда сегодня Исаков кончил свой до-
клад-пошлятину, Купцов взял слово. Это было самое
твердое и обоснованное его выступление начиная с
1922 г., когда он, почти мальчишка, в серой истрепан-
ной шинели, выступал в мою пользу на моем докладе
в Декоративном институте. Когда он стал приводить
выдержки с трех-четырех последних страниц статьи
Исакова, тот изменился в лице как перед обмороком.
После этой характеристики Исакова, опровергая по-
ложения доклада, все время ссылаясь на мои слова
и зачитывая мои мысли по каталогу со статьею Иса-
кова обо мне, Купцов так же выдержанно закончил
свое выступление. Ему рукоплескали как никогда —
обыкновенно он уходит с десятком хлопков, а то и без
них.

Дневник. 1933 195
Исаков — образец любому начальнику любой кара-
тельной экспедиции — он признает только звериную
силу хищника и способен по этой линии на многое. По
моим расе... [Далее текст вырезан].
Председатель все время вызывал оппонентов, каж-
дый вызов по несколько раз. Оппонентов приходилось
вытаскивать чуть ли не силой, а я сидел и выжидал.
Дав оценку докладу Исакова, я заострил внимание
аудитории на ряде совершенно иных каждый раз изо-
идеологиях Исакова с царских времен и по сей день264.
На том, что он систематически замалчивал изо-педа-
гогику Академии и разгром там двух музеев и что с
работы в Русском музее он был снят, развалив там
всю экспозицию нижнего этажа. Я поддержал, развил
и обосновал, кроме того, выступление Купцова и за-
кончил, сказав, что не в том сила, что Исаков был
царистом, а в том, что и сейчас «он находится по ту
сторо... [далее текст вырезан] вещи «выставки портре-
та», висевшие кругом по стенам: «Глядя на эти кар-
тины, возникает вопрос, по какую сторону баррикад
находятся художники — с нами или с Гитлером?»
В заключительном слове Исаков сказал, что партии
известно о его прошлом со всеми его ошибками и пар-
тия его простила, так что Филонов и его «клевреты»
напрасно стараются его разоблачать. Оправдываясь все
время и все время клевеща на меня, он сказал: «Если
аудитории я почему-либо не нравлюсь, то могу уйти, я
не сам сюда пришел — меня пригласили».
Сегодня же, как раз перед докладом, т. Халютин
привел ко мне двух учеников Академии, но постановки
им я дать не мог.
Сегодня же, на докладе, видел стенгаз[ету] со ста-
тьей Купцова обо мне.

196 Я. Н. Филонов
27 [марта]. Согласно полученной от т. Гурвича от-
крытке, где спрашивалось, продам ли я свои вещи
облпрофсовету, я пошел в «директорскую» комнату
Русского музея и по просьбе Гурвича написал, что
вещей не продаю, я их подарю государству, пролета-
риату, партии и сделаю из них свой музей.
Гурвич сказал, что напрасно я не хочу продать
эти вещи, т.к. «Красный путиловец» предназначен в
Нарвский дом культуры, а «Работница с „Красной
зари"» — в Володарский дом культуры.
Я ответил, что он должен подумать о том, как из
моих вещей сделать музей, и он обещал «подумать».
Кто будет думать о том, что Ленизогиз отказался
печатать «Кр[асного] путиловца», а Москва (по словам
Звенева) хочет изъять уже отпечатанную и продаю-
щуюся по 25 к. за шт[уку] картину «Работницы с
„Красной зари"», а облпрофсовет покупает эти карти-
ны для домов культуры?
1 апр[еля]. Был в Русском музее. Комиссия из Мос-
квы отобрала на всесоюзную выставку265 с закрывшейся
15 марта юбилейной выставки ряд моих работ: 1) «Фор-
мула петроградского пролетариата», 2) «Человек в мире»,
3) «Тракт[орная] ,,Кр[асного] путил[овца]"» 4) Портрет
Е. А. Серебряковой (моей жены и дочки), 5) «Формула
Нарвских ворот», 6) «Яблочн[ый сад]», 7) без названия,
8) «Живая голова», 9) «Матросы с Азовского моря» —
это все масло. Затем акварель и инк: 10) «Румынские
офицеры», 11) «Рабочие» (головы), 12) «Колониальная
политика», 13) «Головы» (цветная), 14) без названия,
15) «Итальянские каменщики», 16) «Формула фабзав-
уча», 17) «Петроградская ночь — налетчики», 18) «Го-
род», 19) «Формула мирового расцвета».

Дневник. 1933 197
Кроме того, из горкома с выставки отобрана 20)
Портрет певицы Глебовой Е. Н. — моей сестры.
Из этих вещей я отвел две — «Румынские офи-
церы» и «Формула мирового расцвета», а вместо них
предложил «Обводный канал» и «Две головы — про-
цессы в сфере» и «Кабачок», для чего пришлось отнять
«Головы рабочих».
Об этом я заявил члену приемочной комиссии Гри-
горьеву266, а он обещал довести об этом до сведения
комиссии.
2 апреля. Утром, когда я уже собрался в Русский
музей, пришли Львова267 и Иванова. Львова принесла
картину «Весна». Это хорошая работа маслом (так мог
бы написать художник-крепостной), но ее надо прора-
ботать и идеологически выверить. Иванова принесла
работу инком «Рабочие» — три человека среди камней
и балок на стройке. Это одна из очень редких по упору
работ инком. Местами работа шла в несколько слоев.
Вместе с ними выйдя из дому, я пришел в музей, отвел
две работы маслом: «Яблочный сад» и «Матросы с
Азовского моря». Т.к. Григорьева не было, я просил
сторожа Архипа Филипповича268 (музейного силача)
передать ему об этом.
3 апр[еля]. Приходил Копаев. Он уже был у меня
года полтора назад и получил постановку, но работ не
ведет. Он сын кухарки, его брат — красный партизан.
В разговоре мне приходится кричать Копаеву в ухо —
плохо слышит. Я снова дал ему постановку и, разъяс-
няя, как взяться за работу и вести ее, велел ему
начать свой автопортрет помимо любой другой, нуж-
ной ему картины. Я проработал с ним 4 часа.

198 Я. Я. Филонов
5 [апреля]. В Русском музее Григорьев сказал, что
«Формулу весны» принять нельзя — мало, мол, поме-
щение под выставку и труден перевоз, нельзя пору-
читься за целость картины.
Зная его отрицательное отношение ко мне, спорить
и настаивать я счел бесполезным.
3 минуты разговора. Бейся лбом в стену — решаю-
щая вещь на выставку не попала. Вещи своей братии,
большие, чем мои, дойдут в сохранности и место им
найдется. Найдутся деньги и на попойку первачей, как
было на юбилейной выставке, когда т. Купцов публич-
но назвал сволочью Карева269.
Но я думаю, что я прошибу стену лбом.
8 апр[еля]. Халютин принес рисунок инком. Работа
крепкая и хорошо идет.
9 апр[еля]. Получил письмо от неизвестного челове-
ка Жарова, он от группы товарищей отрицает мою
«Формулу весны» и в то же время просит ответить на
письмо, дать пояснения моих работ.
10 апр[еля]. Отвез мою дочку в больницу. Она жи-
вая, веселая и бодрая, но после гриппа сильно стала
болеть правая нога. Около двух с половиной месяцев
пролежала она больною эту зиму. Ей нужен юг, но без
меня она не едет, а я пока связан с Ленинградом, денег
у меня нет и не предвидится.
11 [апреля]. Пришли Халютин и с ним двое учеников
Академии — Дорошевич270 и Неустроев271. Я дал им
постановку и проработал с ними 3 часа. Они вполне
понимают, как их морочат академические профессора

Дневник. 1933 199
12 апр[еля]. Снова пришли Халютин, Дорошевич и
Неустроев. Я работал с ними от 7 ч. до 12 ч.
13 [апреля]. Вечером Миша принес полученные им
по его сберкнижке последние деньги из «Академии» за
работу наших товарищей над «Калевалой». Всего за
вычетом культсбора и подоходного налога он принес
319 р. 21 к. Он сказал, что из двух вещей Евграфова,
взятых ГПУ из Русского музея с предпоследней вы-
ставки272, одна — «Ход развития» — Евграфову воз-
вращена. Вторая останется в ГПУ.
Вместе с Мишей я отнес т. Ивановой причитающие-
ся ей 93 р. 90 к. Но в силу какой-то путаницы «Ака-
демия» еще недоплатила т. Тагриной 100 р.
14 [апреля]. По приглашению Соболевой ходил к ней
смотреть ее работы: портрет — она с матерью и ав-
топортрет. Работа немного спутана. Дал ей разъясне-
ния и отдал причитающиеся ей, Борцовой и Тагри-
ной деньги, из принесенных вчера Мишей: Соболе-
ва — 18 р. 78 к., Тагрина — 18 р. 78 к., Борцова —
112 р. 68 к.
22 [апреля]. Сегодня пошел в Русск[ий] муз[ей]
взять свои вещи. Там ко мне подошел т. Пронин, ра-
ботник из горкома, и сказал, что ему поручено про-
сить у меня, у И. Бродского и Рылова273 вещи на вновь
задуманную горкомом выставку274. Когда секретарь
бывшей выставки Лапина275 стала сдавать мне вещи,
между ними оказалась «Тракт[орная] ,,Кр[асного] пу-
тиловца"». На мой вопрос, почему эта вещь, отобран-
ная на всесоюзную выставку, не отправлена в Мос-
кву, Лапина мне ответила: «Мы думали, что эта вещь

200 Я. Я. Филонов
приобретена облпрофсоветом, а вы, кажется, только
5 апреля заявили, что не будете продавать облпроф-
совету своих работ».
Я сказал т. Пронину, бывшему тут же со своею ма-
ленькой бледной дочкой: «Видите, какое шахер-махер-
ство получается: у меня сняли решающие вещи с пра-
вого крыла и с левого», — и пояснил, как проходил
отбор вещей и что 27 марта я заявил Гурвичу, что
вещей не продам. Я прошел с Прониным и Лапиной к
Гурвичу в канцелярию и спросил, не вдаваясь в пояс-
нения, можно ли теперь выслать «Тракт[орную] „Крас-
ного] пут[иловца]"» в Москву, т.к. Лапина сказала мне,
что на днях из музея пойдет партия вещей для Ревво-
енсовета.
Гурвич ответил: «Если вы желаете, то мы ее пош-
лем»,— и сказал, что вещь будет доставлена в сохран-
ности. На этом порешили, я получил в этот раз из
музея всего 62 работы: 50 рисунков и акварелей и
12 масло. Из них тут же дал Пронину для выставки
«Ударницы с „Красной зари"» и «Портрет народоволки
Е. А. Серебряковой с сыном»276 и помог ему вынести их
за ограду музея. Кроме того, хотя Григорьев принял
«Кабачок», в списке отправленных в Москву моих ра-
бот «Кабачка» не оказалось. Но Лапина сказала, что в
списке он стоит под № «без названия». «Обводный
канал», также принятый Григорьевым, в Москву не
отправлен.
Так работают «организаторы» Всесоюзной выставки.
Среди них имеется бывший маклер по продаже картин
художников из «Мира искусства» — Добычина, при
царе имевшая бюро по продаже картин. Сейчас, напо-
миная гиену, она — старший надсмотрщик в Русск[ом]
муз[ее].

Дневник. 1933 201
24 апр[еля]. Утром двое служителей Русск[ого] му-
зея принесли 6 моих картин, среди них «Формула
весны» размером 249 х 283 см.
Эти двое рабочих, в сущности, сделали очень труд-
ное дело, т.к. несли вещи, не снятые с подрамков, на
руках и «Формула весны» сильно парусила. Я предуп-
редил отправителя — Лапину, — чтобы эту вещь сня-
ли с подрамка — ветер может ее исковеркать. Поче-
му-то она хотя и обещала, но не исполнила обещания.
Лично меня, когда я нес «Пир королей» один на
подрамке, долго вертело и кружило ветром перед На-
родным домом в 1922 г.277, подрамок гнулся, и я с
трудом удержал картину в руках.
В 1928 г. нашу картину для Дома печати сорвало
ветром с воза, хотя ее держали двое. Тут же в луже,
куда она упала, Теннисман278 сел на нее и сидел минут
15—20, пока мы не пришли к нему на помощь. Это
было на площади перед «Асторией». Два угла подрам-
ка были при этом разворочены, но живопись не по-
страдала совершенно, хотя холст был смят.
28 апр[еля]. Сегодня ходил в горком менять членскую
книжку. Терентьев отвел меня в сторону от очереди
также получавших новые книжки. Сам заполнил мою
анкету и выдал книжку. Пронин, подойдя ко мне, ска-
зал, что сегодня утром, когда он брал из Русского музея
картину Рылова, Лапина сказала ему, что послала мне
письмо, где говорится, что за доставку «Красн[ого] пу-
тил[овца]» в Москву я должен буду уплатить 20 р. Я от-
ветил, что тут дело не в 20 р., а в том, что вещь эту
при такого сорта условиях рискованно посылать. Я все
же немного подумал и затем дал ему доверенность
взять эту картину для выставки в горком. Козельский

202 Я. Я. Филонов
начал со мною разговор, в результате которого я обещал
дать ему постановку на сделанность.
«Путиловская Тракторная» в Москву на всесоюзную
выставку не попадет. Ряд изо-дельцов от Григорьева
до Добычиной именно такими отводами делает свою
карьеру и обманывает партию.
1 мая. Сегодня т. Бутенко279 — писатель, живущий
рядом со мною по коридору, в Доме писателей, сказал
мне, что искусствовед Иоффе280 хочет видеться со мною.
Он работает сейчас над книгою по искусству, где отво-
дит место и моим работам. Я договорился с Бутенко, что
Иоффе придет 2 мая, и согласился, что он также будет
присутствовать при нашем разговоре. По словам Бу-
тенко, Иоффе определенно положительно относится к
моим работам. Действительно, при разгроме моей вы-
ставки Иоффе с группою своих учеников осматривал
мои работы и признавал их настоящими пролетарскими
и исключительными по идеологии и мастерству. Мой
ученик Федоров281 был свидетелем этого; он был тогда
служителем в Русск[ом] м[узее].
2 мая. Утром были Кондратьев и Миша. Оба сейчас
не имеют никакого заработка. Ряд художников также
без работы, хотя на майских торжествах обычно был
хороший заработок.
Вечером был т. Иоффе. Я говорил с ним от 9 ч. 30 м.
до 12 ч. 20 м. Разговор вел я в порядке постановки на
сделанность и ввода в идеологию аналитического] ис-
кусства. Также я сказал ему кое-что из моей биогра-
фии ученика и мастера.
Эти сведения нужны ему, по его словам, для его
книги по искусству, над которой он сейчас работает.

Дневник. 1933 203
6 мая. Отвез дочку в Детское Село в Дом ветеранов
революции на 2 месяца.
7 мая. Вечером от 8 [до] 12 ч. 20 м. был Иоффе. Я пока-
зал ему свои работы. Одновременно с ним пришли Куп-
цов и Лукстынь. Купцов прочел для Иоффе мою «Де-
кларацию Мирового расцвета». Иоффе слушал и молчал.
Объясняя ему, по его просьбе, нашу идеологию и показы-
вая вещи, я еще раз понял, [зачеркнуто: какая пропасть
между искусствоведом и, не только мастером-исследова-
телем, как я, художниками], что ни с каким искусствове-
дом разговора заводить не надо и пояснений не давать.
9 [мая]. По просьбе Терентьева ездил к нему, смот-
рел его работу — автопортрет.
П [мал]. Приходил молодой, хорошо одетый человек
лет 18—19. Он выдавал себя за электросварщика. При-
нес 2—3 работы. Хочет учиться. Я советовал ему своей
профессии не бросать, а на основе заработка от нее
работать по изо. Обещал дать указания.
20 [мая]. Ходил в горком за карточкой. При выдаче
карточки мне предложили подписаться на заем. Я от-
казался — денег ни гроша.
22 [мая]. Ходил с Порет в изд[ательст]во «Академия».
Показывали нам суперобложку, 4 форзаца, переплет. Ра-
бота печатников ни хороша ни плоха Видать, что художе-
ственно-технический надзор плох. Переплет отпечатали
не в тех цветах, как на нашем рисунке,— его угробили.
24 [мая]. Снова смотрел автопортрет Терентьева.
С прошлого раза он стал неузнаваемо хорош. Терентьев

204 П. Н. Филонов
понесет его в горком на квалификацию. Это необходимо
ему, чтобы быть принятым на учет как художник, сейчас
он считается чертежником. Боится, что на квалификации
его зарежут. Я его обнадежил, что с этой вещью будут
считаться и хотя бы низший разряд, но дадут.
28 [мая]. Миша привел своего знакомого Колычева.
Он сейчас работает как научный сотрудник во двор-
цах-музеях Детского Села. Я дал ему по его просьбе
постановку на сделанность.
29 [мая]. Приходил вечно восторженный Купцов.
В это же время ко мне зашел, в ответ на наше объяв-
ление о желании меняться комнатами, Беляев282, автор
фантастических романов, печатавшихся в «Вокруг све-
та». В свое время я ознакомился с его романами по
некоторым №№ этого журнала и отметил Беляева как
умного, энергичного писателя. Между ним и Купцовым,
атакующим любого и каждого с первых же слов, завя-
зался живой разговор.
По-моему, Купцов говорил ему ценнейшие, как ма-
териал для писателя, факты из жизни в его, Купцова,
комнате. В шкафу, в нижнем ящике Купцов нашел
гнездо крысы. Там оказались головка рыбы, корки, са-
хар. У Купцова в комнате жила улитка, привезенная с
Кавказа. Она ползала по комнате и питалась бумагою
и еще чем-то. Однажды улитка исчезла. Купцов нашел
ее в гнезде крысы, но, не зная, выедена она или нет
крысою из ракушки своего домика, положил ракушку
в стакан с водою. Через несколько мгновений улитка
высунула рогатую головку. Оберегая от крысы улитку
после того, как она еще раз очутилась в гнезде, но
осталась опять живою, хотя ракушка имела следы уку-

Дневник. 1933 205
сов, Купцов положил улитку в стакан, закрыв его кус-
ком толстого стекла. Крыса ночью столкнула стекло,
но, испугавшись стука, убежала; была ночь, когда Куп-
цов, проснувшись, вскочил. Купцов, до этого щадивший
крысу, поставил западню.
В эту ночь у него ночевал товарищ. Оба спали, когда
западня щелкнула. Купцов, проснувшись, увидел, что
крыса лежит неподвижно в западне, и стал смотреть на
нее. Через несколько мгновений крыса встала и, сперва
волоча за собою ловушку, потом освободясь от нее, стала
медленно, кругами ходить по полу, товарищ спал, свесив
босые ноги с кровати пятками к полу. Утром под пятками
товарища Купцов увидел мертвую крысу и разбудил его.
Тот отнесся спокойно к этому происшествию.
Крыса оказалась кормящей самкой — Купцов заме-
тил у нее сосцы. Затем он поймал руками двух ее
детенышей и спрятал в бутылку через горлышко. За-
метив через некоторое время, что зверьки лежат на
донышке, по-видимому мертвые, он вытряхнул их и
стал отогревать дыханием.
Минут через пять один из них очнулся и, мгновенно
соскочив со стола, скрылся. В это время в комнату
вошел товарищ Купцова и спросил: «Что это ты дела-
ешь?» — «Гипнотизирую мышей! Хочешь — гляди!»
Купцов стал отогревать второго неподвижно лежавше-
го мышонка, и минут через 5 убежал и тот.
По словам Беляева, во время гегемонии РАППа его
книгу, принятую в печать, вернули — печатать отка-
зались: не ко времени, мол. Несколько лет после этого
Беляев не писал, как и многие другие. В это время он
работал где-то не то как агроном, не то счетовод или
землемер. Теперь после декрета партии он снова ста-
нет романистом того же порядка.

206 Л. Я. Филонов
30 [мая]. Была В. Н. Аникиева. Она рассказала, как
идут дела в Русском музее. За последнее время рабо-
та шла фактически по усмотрению Добычиной, которая
терроризировала сотрудников музея. Создалась обста-
новка для работы, похожая на исаковское междувластие.
Гурвич определенно находился под обаянием Добычи-
ной. Она, льстя ему как художнику, управляет им как
даректором. Она заказала Яремичу283 статью о работах
Гурвича — тот написал, но пока она в печать не попала.
Для разбора крайне запутанных и тяжелых условий
работы в музее была назначена комиссия Рабкрина.
В результате разбора 17 сотрудников были сняты с
работы, в их числе Добычина. Эта чистка не коснулась
Аникиевой, незадолго до этого получившей публичную
благодарность за ее работу в музее на одном из собра-
ний сотрудников, администрации и партийцев.
Узнав об исключении Добычиной, Гурвич поехал
просить об ее оставлении в составе музея в обком,
затем в Москву. Хотя при чистке против Добычиной
были компрометирующие сведения, Гурвичу удалось
восстановить ее в правах, но вместо нее в список ис-
ключенных попала Аникиева...284
Сычев, Нерадовский, Лунин послали в Москву кол-
лективное письмо, где говорилось, что в результате чист-
ки в музее создается катастрофическое положение285.
Я спросил Аникиеву, были ли у нее какие-нибудь
недоразумения с Гурвичем или Добычиной. Недоразу-
мений или размолвок не было серьезных ни с тем ни с
другим, но на отношение Гурвича к ней могло повлиять
следующее: в первые дни юбилейной выставки Аникие-
вой было предложено от имени директора музея напи-
сать статью о картинах Гурвича. Она отказалась, гово-
ря, что о Гурвиче [зачеркнуто: как директоре музея]

Дневник. 1933 207
ей писать невозможно, она находит его вещи слабыми.
Рискованно писать о картинах своего директора, так как
тут есть прямая служебная зависимость. Такой статьей
можно скомпрометировать себя.
Чистка велась принципиально: не на основании
классового отбора, без обвинений во вредительстве, а
по линии сокращения штатов. Но после чистки стали
ходить слухи, что удалили политически не подходя-
щих людей. Гурвич первый дал понять об этом на
собрании работников музея.
Справки исключенных у зампреда Рабкрина остави-
ли этот вопрос открытым, т. е. зампред сперва уверял,
что это сокращение штатов, а потом в резкой форме
дал понять, что это шире, чем сокращение аппарата.
Аникиева просила меня, коли я могу, дать чей-либо
адрес в Москве, куда она хотела ехать обжаловать
свое дело.
Я сказал, что могу ей посоветовать обратиться к
Н. Н. Глебову-Путиловскому, может быть, он случайно
знает кого-либо, кто здесь в Ленинграде может заста-
вить разобраться заново в этом темном деле.
Я сказал, что дочка не откажется, наверно, дать ей
письмо в Москву к Новикову-Прибою286 — он может
помочь добраться до Бубнова.
1 июня. Была дочь художника Шитова287. По ее сло-
вам, отец работал с д[окто]ром Кульбиным288 на выстав-
ках «Венок» и «Треугольник». Женившись, он оставил
искусство, сказав, что два дела, т. е. искусство и семью,
вести невозможно.
Она спросила меня, выйдет ли из нее скульптор.
Я ответил, что могу из любого желающего сделать пер-
воклассного скульптора, но специализироваться именно

208 Я. Я. Филонов
на скульптуре считаю ложным: надо уметь работать лю-
бым нужным материалом, как учит наша школа.
Затем она спрашивала, стоит ли заниматься искус-
ством или же избрать какую-либо иную профессию.
Я ответил, что на этот вопрос ответа не дам. Это ее
личное дело.
Это славная, серьезная девушка. Такою же нашел
ее и Миша, бывший при разговоре.
3 [июня]. Была Борцова с картиной. Эта вещь была
начата ею так: Вахрамеев, желая заставить ее писать
большую вещь, договорился со мною повлиять на нее
следующим образом: он скажет ей, что неизвестное
лицо дало заказ моим ученикам на ряд бытовых кар-
тин. Ей, Борцовой, за известное вознаграждение надо
написать по проекту Вахрамеева «Красноармеец в де-
ревне, на родине». Я утвердил его проект, а он угово-
рил Борцову вести вещь. Он же и выплачивал ей что-то
из своих заработков.
На принесенной ею сегодня вещи написано голубое
небо и 11—12 голов, остальное — рисунок и холст.
Вести вещь дальше она не хочет, чтобы теперь, после
разрыва, Вахрамеев не стал бы спекулировать, что
Борцова только исполнитель, а проект его. Она спроси-
ла, как быть с вещью, она уже хотела ее уничтожить.
Я посоветовал вещи не уничтожать, урезать холст с
боков, оставить написанные уже головы, повороты тел
и рук видоизменить: переорганизовать вещь на иную
тему. Рисунок доразвить согласно любой новой теме.
На том и порешили. Написанные ею головы ничего
общего уже не имеют с проектом Вахрамеева и сде-
ланы совершенно самостоятельно. Всего нарисованных
и написанных голов 30—35, из них останется 9—40.

Дневник. 1933 209
Затем я посоветовал ей дня в два прописать всю вещь
широкими плоскостями и, этим устранив всякую за-
висимость с проектом Вахрамеева, определив вещь как
живописное целое, начать прорабатывать ее, разви-
вать и уточнять.
б июня. Сегодня пошел в горком за хлебной карточ-
кой. По пути на пр. 25 Октября между Мойкой и Мор-
ской у пивной встретил Козельского. Какой-то человек,
выйдя из пивной, приглашал туда Козельского, но тот,
завидев меня, остался. С первых же слов Козельский
предложил мне посмотреть его скульптуру для Ревво-
енсовета «Красноармейцы в деревне»289. Я согласился,
но сперва предложил зайти со мною в горком.
Сейчас же при входе ко мне подошел Попков290 и
сказал, что он [на] днях вернулся из Москвы, где в
Наркомпросе говорил с кем-то о моей пенсии. Ему
сказали на его слова: «Нам в горкоме стыдно Смотреть
Филонову в глаза из-за того, что вы здесь маринуете
ходатайство Союза о пенсии для него», что постара-
ются поторопить ответ. Попков посоветовал мне для
ускорения дела послать медицинское свидетельство
о здоровье, но я отказался.
В Академии, в мастерской, где стоит скульптура Ко-
зельского, я видел и другие скульптуры для Реввоенсо-
вета291, сделанные по закону «жрать надо»,— это вещь
Лишева292 «Сталин и Ворошилов» и «Красноармеец»
Шервуда293. Вещь Козельского — халтура, как он и сам
говорит, но в ней ввден неплохой скульптор и серьезный
честный человек. Но два-три промаха — короткие пле-
чевые кости — делают фигуры крестьян и красноармей-
цев уродами. В середине вещи провал — не понято и не
проработано две фигуры Вещь хорошая и в то же время

210 Я. Я. Филонов
жалкая и смешная. Об этом я ему и сказал. Он согласил-
ся, но поправить вещь уже поздно — завтра она едет в
Москву. Все виденные мною здесь вещи, включая проект
памятника Ленину Козлова294, фабрикованы на проле-
тарский рынок за наличный расчет — вещи торгашей,
продавцов всякому, кто может купить. Вещи людей,
давно уже издохших «идеологической смертью», кото-
рые теперь хотят воскреснуть или которых хотят галь-
ванизировать пролетарскою тематикой.
8 [июня]. Сегодня зашел ко мне т. Дмитроченко. Он
сказал, что его статью обо мне, сданную им в какой-то
журнал, потеряли. Чумандрин, ознакомившись с нею,
сказал ему, что этой статьей он сам себя угробит.
Дмитроченко далее сказал, что подбирается группа
писателей и комсомольцев, которая хочет, действуя
через обком комсомола, устроить мою выставку в Вы-
боргском доме культуры.
8 числе этих людей — Н. Тихонов295, сейчас рабо-
тающий в «Звезде». Жена Тихонова296 хочет посмотреть
мои работы.
Часов в 6 я был в горкоме. Ко мне подошла худож-
ница Шмидт297. Она от горкома делает выставку кар-
тин в Доме ученых298, просила дать туда мои работы.
Я согласился, сказав, что дам своего «Ленин и Гоэлро».
9 [июня]. Днем была жена Тихонова и т. Дмитрочен-
ко299. Показал ей работы. Затем пришла Шмидт —
смотреть «Ленина». Она с радостью берет эту вещь,
хотя я предупредил ее, что за эту работу ей могут быть
неприятности. О том, что эта вещь была снята с юби-
лейной выставки в утро открытия, я умолчал, т.к. не
знаю, кто ее снял: нарком Бубнов, политконтроль или

Дневник. 1933 211
же просто какой-либо провокатор из имущих власть в
искусстве снял ее по своему произволу.
11 [июня]. Отнес «Ленина» в Дом ученых, со мною
ходила т. Иванова, моя ученица. Она дала на выставку
«Стройка в Мурманске» — инк. Приняли наши вещи
хорошо, с радостью и благодарностью.
Здесь люди как-то отличаются от всех тех гадов, ко-
торые администрируют или устраивают изо-выставки.
Меня приглашали на открытие и сказали, что я вы-
бран в президиум. Я отказался.
28 [июня]. Порет приносила оттиски рисунков «Кале-
валы». Надо дать название каждой из крупных иллю-
страций. Рисунок одной из них, сделанный Борцовой,
редакция утеряла; клише с него нет. Порет говорила,
что последнее время Добычина при каждой встрече
звала ее и Глебову к себе в гости. На днях, увидев их
на улице, она затащила их к себе.
Когда они пришли в ее квартиру, Добычина сейчас
же вызвала по телефону какого-то армянского искус-
ствоведа. С его приходом Добычина, переведя разговор
на нашу школу, сказала: «О Филонове нечего гово-
рить: его искусство — это, вообще, знаете, мистика,
а его ученикам место на Соловках!»
Порет ответила: «Позвольте! Вы не имеете права
так говорить! Вы знаете, что мы с Глебовой тоже
работаем с Филоновым. На что намекаете вы, говоря
о мистике и Соловках,— это ложь!»
«А разве Эрбштейн300 и Гершов301 не сидели там?»
«Эрбштейн работал самостоятельно и у Филонова
никогда не учился — даже не знаком с ним, а Гершова
Филонов удалил из коллектива как дезорганизатора

212 Я. Я. Филонов
еще в 1927—28 гг. на работе в Доме печати. Весь наш
коллектив был тогда единогласно за исключение Гер-
шова. Деньги за работу он получал, учеником и мас-
тером считался, а работу не вел».
Оттолкнувшись от этого, они часа 3 вели разговор
о нашей школе.
Тут же на стене висела картина Авласа — пейзаж302.
Порет заметила: «Вы Филонова травите, его школу
травите, а работы Авласа приобретаете — ведь Фи-
лонов научил Авласа работать. Он — его ученик, как
вам известно».
Затем, в следующие дни армянский искусствовед и
Добычина несколько раз звонили Порет: Добычина хо-
тела видеть работы Порет и Глебовой.
Я сказал Порет, что Добычина — человек «темный»
и в настоящем, и в прошлом — паразит искусства и
художников. Много денег заработала она на этом деле.
Связи она имеет большие. Слов на ветер не говорит —
все ее разговоры оплачивались; разговорами она кор-
мится. Авлас говорил мне еще в 1925—27 гг., что она
всеми силами уговаривает его порвать со мною и одно-
временно просит продать или подарить ей его работы,
сделанные по нашему методу.
4 [июля]. Миша принес из ред[акции] «Академия»
оттиски заставок «Калевалы». Надо уточнить номера
рун. Нас просят восстановить рисунок Борцовой, уте-
рянный в редакции.
8 июля. Была Борцова. Поручил ей сделать взамен
пропавшего новый рисунок «Калевалы». Рисунок будет
сделан как вывод из ее же рисунков к «Калевале»: про-
павший, заставка (горнорабочие) и форзац — кузница..

Дневник. 1933 213
15 июля. Вечером т. Кондратьев звонил по телефону,
что Порет была в «Академии» и просила передать мне
следующее: т.Каменев303 в Москве просматривал ри-
сунки «Калевалы» — отвел наши форзацы.
Я просил его передать Мише, чтобы тот зашел в
«Академию» и выяснил вопрос — мы опротестуем этот
отвод. Тов. Каменев берется не за свое дело, если
действительно отвод сделан им.
За эти дни Борцова приносила рисунок иллюстра-
ций в карандаше. Я его разобрал и утвердил. Борцову
я предупредил, что, весьма вероятно, ей за этот рису-
нок не заплатят ни копейки в «Академии» — такая
компания там подобралась. Она говорит (хорошая де-
вушка), что деньги здесь, конечно, значения не имеют.
ТЕТРАДЬ 4
31 июля 1933 — 24 октября 1935
31 июля. В трамвае ко мне подошел Двоскин304. Я дал
ему постановку еще во время наших работ в Доме
печати. Он начал рисунок по нашей линии и хорошо
его вел. Затем он, окончив техникум Изо в Демидовом
переулке, пропал из виду. Когда ребята пригласили
меня преподавателем на «Печатный Двор», мы снова
встретились, но в это время его взяли на учебный сбор.
Сегодня в ТРАМе он сказал, что хочет поговорить
со мною по делу.
Вечером в 9 ч. он пришел ко мне. Он снова хочет
работать по нашему методу. Я заметил ему, что он в
свое время постановку получил, но работ не вел. С на-
ми было связался, но, очевидно из боязни, отошел и в

214 П. Н. Филонов
результате потерял впустую несколько лет. Кроме то-
го, он не счел нужным сказать мне — кто запретил
ребятам с «Печатного Двора» заниматься со мною. Он,
давая уклончивые ответы о «Печатном Дворе», сказал,
что он коммунист-партиец, а не ребенок — знает, что
делает, и отношения ко мне не изменял.
1 августа. Дал постановку Двоскину.
8 августа. Глебова была в «Академии» и принесла
оттуда письмо на мое имя из Москвы:
«Изд[ательст]во „Академия".
Художественному редактору и руководителю работ
по иллюстрации книги „Калевала" Филонову.
На Ваше письмо от 18 июля с. г. сообщаем Вам, что
все доводы, приводимые Вами в этом письме, были
сообщены нами графическому бюро издательства „Ака-
демия", тем не менее, к сожалению, комиссия осталась
при первоначальном своем мнении, о чем и сообщаем
Вам для сведения.
Секретарь производственного] сектора — Савари».
Это является ответом на мой протест против изъ-
ятия форзацев, посланный в Москву завед[ующему]
производственным] сектором Богомильскому:
«Уважаемый товарищ!
Заведующий Лен. отд. изд-ва „Академия" сказал
нам, что четыре форзаца нашей работы для „Калева-
лы" отведены Москвой.
Почему и кем они отведены, он не объяснял, заметив,
что мы можем выяснить этот вопрос, обратившись к Вам.
Т.к. уже более года прошло, как эти форзацы были
всесторонне обсуждены и приняты Московским изд-вом

Дневник. 1933 215
„Академия", откуда, как нам передавали, мы имели за
них благодарность, и для них сделаны клише, кото-
рые долго выверялись и прорабатывались, — то изъ-
ятие этих ценнейших по своим художественным каче-
ствам и тематике рисунков вызывает недоумение. Это
совершенно неправильно, и мы протестуем против этого.
Работы для „Калевалы" делались нами и утвержда-
лись в Москве и в Ленинграде при сопоставлении их
со всеми известными финскими и русскими иллюстра-
циями „Калевалы", и изъятие форзацев определенно
ослабляет художественную сторону книги.
Форзацы выявляют ряды данных по этнографии,
быту, фауне и т.д. как условия и обстановку, в кото-
рых слагались песни „Калевалы", и этим углубляют и
определяют понятие поэмы в целом.
Считая отвод форзацев вредным для „Калевалы"
недоразумением, мы просим Вас ходатайствовать об
отмене отвода и пустить форзацы в печать, как было
постановлено у Вас в Москве, где каждый рисунок
очень долго выверялся, прежде чем был принят.
Кроме того, должен довести до Вашего сведения, что
цвета отпечатанных пробных экземпляров переплета
„Калевалы" являются отступлением от оригинала. Это
вульгаризирует переплет и лишает его простоты, бла-
городства и силы содержания, присущих нашему ри-
сунку переплета.
Мы просим Вас распорядиться, чтобы цвет и сила
цвета в печати были такие же, как у нас на рисунке
переплета.
Мы обращаем Ваше внимание на то, что неправильно
подобранные цвета и силовые отношения цветов пре-
вращают переплет в какую-то вычурную азиатчину,
как дамасская сталь, а в „Калевале" мы имеем дело с

216 Я. Я. Филонов
северо-западом Европы в сложнейших национальных
взаимовлияниях, на что и рассчитан наш рисунок пере-
плета.
По поручению товарищей, делавших рисунки для
„Калевалы",— художественный редактор и руководи-
тель этих работ Филонов.
18 июля 1933 г.
Ленинград 22, ул. Литераторов, д. 19».
Ответ путаный и уклончивый, как все, что делают
изо-головотяпы «Академии»: о нашем письме «было
сообщено нами графическому бюро», «к сожалению,
комиссия осталась при первоначальном своем мнении».
Что же это за «комиссия»? Из каких идиотов она
состоит? А где же Бюро? 8 же августа Борцова при-
несла почти совершенно готовый рисунок иллюстра-
ции. Насколько я жалел об ее первом пропавшем в
«Академии» рисунке, настолько я рад ее второму. Он
сильно поддержит «Калевалу» по нашей линии, куда
били люди, отводившие форзацы. [Зачеркнуто: завт-
ра-послезавтра она его сдаст в издательство. Тут же
у меня, у окошка, ей пришлось его немного довести.]
8 же августа приходила дочь моего бывшего товарища
Луппиана, Муза Луппиан. Она пришла проститься —
едет в Алма-Ату как научный сотрудник.
10 авг[уста]. Т[оварищ] Важнова приносила свою
работу «Женщина-тракторист».
11 [августа]. Борцова принесла готовый рисунок
«Калевалы». Мы его выверили, и завтра-послезавтра
она его сдаст. Теперь надо ждать, как его примет тупьё
и паразиты из «Академии» здесь и в Москве.

Дневник. 1933 217
Мы работаем с самодовольными, полными апломба и
невежества паразитами Изо и с мерзавцами Изо, по гор-
ло пресыщенными возможностью издеваться и оставать-
ся недосягаемыми... [Далее часть страницы вырезаш.]
14 авг[уста]. Сегодня был Купцов. Завтра, по его
словам, он получит за свою картину для РВС 650 р. и
думает, съездив к отцу во Псков, начать писать на эти
деньги новую вещь.
Я сказал, что, если поездка к отцу обойдется ему руб-
лей в 150, на эти деньги лучше съездить в Москву —
посмотреть на выставки Изо. Если эту возможность
упустить — будешь жалеть. Он ответил: «Если вы сове-
туете, я 19 августа еду в Москву». [Нет записи на обо-
ротной стороне частично вырезанной страницы] и по-
том — он уже успел потерять на аэродроме 5 червонцев.
П августа. Он также заходил ко мне, и в это же
время пришел Павел Зальцман. Зальцман принес свою
литературную работу «Щенки»305. Желая сблизить этих
двух хороших людей, я предложил Зальцману прочесть
«Щенков», не стесняясь Купцова. У Зальцмана удиви-
тельно острая наблюдательность и гигантская инициа-
тива, но вещь полудетская, сырая, «первый слой». От-
дельные куски его работы — например, дождь на лу-
жайке у сибирской тайги под Минусинском, где он был
на съемке «Анненковщины» с кинорежиссером Берсе-
невым, — почти удивляют.
В разговоре о «Щенках» я сказал им, со слов писа-
тельницы Гедимин, заходившей к моей жене 15 августа
и разговорившейся со мной о своих и о моих работах, что
Корней Чуковский306 окопался в Госиздате с двумя или
тремя своими родственниками. Его дочь307, возвращая

218 Л. Н. Филонов
Гедимин сданную на просмотр книгу, заявила, что книга
написана «позорным методом» и печататься не будет.
Гедимин молча взяла свою рукопись и ушла.
Также я рассказал, со слов Глебова-Путиловского, ко-
гда он работал в Госиздате как редактор сдаваемых ав-
торами на отзыв рукописей: он и его жена, моя сестра,
оба плакали, читая рукопись командира какой-то диви-
зии из Белоруссии. Это была история его жизни с дет-
ских лет, когда он был мальчишкой-подпаском. Посылая
свою работу на отзыв в ГИЗ, он писал, что, конечно, он
человек не ученый, не литератор, а батрак, затем крас-
ный боец, но он, если можно, предлагает половину гоно-
рара за книгу, коли она будет отпечатана, тому, кто ее
литературно проработает. Книга отпечатана не была. Та-
кая сволочь, как дочка Чуковского, не заплачет, отво-
дя десятки и сотни таких книг за формальные моменты,
как теченец; не заплачет и продажный Корней, а будет
радоваться, как радуются Мацы308, Грабари — тысячи
Мац, Грабарей и Чуковских, взявших власть по искус-
ству в свои подлые руки. А партия ковыряет в носу.
19 авг[уста]. Т[оварищ] Купцов уехал в Москву.
22 [августа]. Пришел т. Жибинов309 из Иркутска. Не
виделись мы около 2 лет, когда он приносил авто-
портрет, начатый после данной ему мною постановки
на сделанность.
23 августа. Он принес эту работу сегодня. Она кончена:
сделана толково и крепко. Есть, однако, 4—5 слабых мест.
Я ему пояснил их. Принес он тогда же начатую другую
работу. Она изображает выварки из понятий о белой
гвардии и черной сотне. Это акварель, но правый угол

Дневник. 1933 219
внизу и вся вещь в целом, за исключением 15—20 слабых
мест, сделана с наивысшей силой упорнейших масляных
вещей. Ряд его товарищей в Иркутске310 работает нашим
методом. На выставке в Иркутске их вещи всеми призна-
вались за наиболее крепкие, исключительные по упору,
хотя насчет тематики общее место: не совсем понятны!
Сам Жибинов выставил «Красную Армию», трактуя ее,
помимо учета ее боевой значимости, как своеобразней-
ший фаетор просвещения широчайших масс крестьянст-
ва и их социального перерождения. Жибинов видел обе
московские выставки311. Моих работ только три312. Экскур-
соводы проходят мимо них молча Жибинов твердо уве-
рен, что наше искусство победит. Пролетариат — здесь.
29 [августа]. Пришел Василий Купцов. Он сегодня вер-
нулся из Москвы. Моих работ выставлено 3, как шел
слух, как сказал Жибинов: «Портрет Глебовой» (моей се-
стры Дуни), «Формула пролетариата», «Живая голова».
На вопрос у администрации выставки, «почему у Фи-
лонова, лучшего художника и в советском искусстве, и
во всем мире вы приняли лишь 3 вещи из 16—18 им
присланных», ему ответили: «По распоряжению т. Буб-
нова. Пусть и за это будет благодарен». Когда один из
экскурсоводов стал лживо пояснять мои вещи как обра-
зец классово отрицательного, враждебного пролетариа-
ту творчества, Купцов стал тут же, в присутствии слу-
шателей, обвинять его в черносотенстве и шулерстве.
Купцов начал со слов: «Вы лжете, вы клевещете на
лучшего пролетарского мастера»,— и кончил словами:
«Вы хамите! Я не желаю с вами говорить».
По окончании лекции экскурсовод, подойдя к Куп-
цову, стал звать его в канцелярию для объяснений.
Купцов ответил, что в канцелярию ему идти незачем

220 Я. Я. Филонов
и объясняться дальше он не намерен; ему ясно, с кем
он имеет дело. Оставшись один, Купцов, чувствуя, что
ему предстоит скандал или попросту провокация, как
с нами бывало десятки раз, ушел с выставки. Но по
дороге он опустил в ящики для отзывов посетителей
о выставке несколько записок в разъяснение моих ра-
бот и нашей школы313. На другой день с 9 утра до 4 ч.
он написал еще две записки и также опустил их в
ящики отзывов. В них помимо пояснения моей значи-
мости сказано: «Филонов должен сделать перед ЦКП
доклад о своей школе». «Москва должна сделать вы-
ставку работ Филонова». Также в одной из них, сейчас
же после слов Бубнова, где тот говорит, в каких не-
обычайно хороших условиях работает сейчас совет-
ский художник, Купцов, вскрывая их смысл, спраши-
вает: «За что же идет травля на Филонова?»
В Москве Купцов заходил к Татлину. Заведя разго-
вор обо мне, он спросил его: «Почему в каталоге по-
мечено пять вещей Филонова, а висят три?» Татлин
ответил, что эта подлость сделана Малевичем, кото-
рый уговорил кого-то из выставочного комитета снять
две работы Филонова, чтобы занять освободившееся
место на стене под свои картины,
Затем Купцов зашел к ленинградскому скульптору
Козлову — он очень хорошо живет в Москве «на всем
готовом» и делает портрет т. Ворошилова и его секрета-
ря. Купцов просил Козлова передать Ворошилову пись-
мо, где он просит устроить доклад Филонова в Москве.
Козлов отказался быть почтальоном т. Купцова, при-
бавив, что к Филонову он относится отрицательно.
Трофимов — представитель Реввоенсовета по зака-
зам на картины — заявил Купцову, что в колхозы, куда
сейчас посылается ряд художников, Купцова не пош-

Дневник. 1933 221
лют. Купцов ответил: «Не посылайте, коли хотите иметь
дело не с честными, лучшими мастерами, а с халтур-
щиками-шкурниками типа Неймарка314 — Грабаря».
Одна из записок Купцова обо мне, опущенных на
выставке, имеет заголовок: «Москва, не хами!»
5 сент[ября]. Терентьев вызвал меня по телефону
смотреть его работу. Он пишет колхоз, из которого толь-
ко что вернулся. Величины взяты невыгодно — мелко.
18—19 [сентября]. Эти два дня дал постановку
т. Беку315. Он комсомолец, студент Академии, откуда
недавно исключен. Он слышал мои выступления и,
желая работать у меня, собирал обо мне справки в
Академии у профессоров и студентов. Профессора ему
говорили: «Филонов — ненормальный, сумасшедший,
шарлатан». Ученики говорили: «Не ходи к Филоно-
ву — он гипнотизер».
По профессии Бек — слесарь.
22 [сентября]. Была Львова с двумя работами: «Се-
ятель» и «Цветы». У Львовой хорошие свойства живо-
писца, но работы сыроваты местами. Это простая, ма-
лограмотная женщина. Сегодня в разговоре выяснилось,
что она глубоко верующий человек. Я сказал ей, что не
буду с нею больше работать, — нам с религиозными
людьми не по пути. Она в отчаянии стала защищать
свою веру тем, что «многие хорошие художники тоже
верили», «во многих книгах говорится, что бог есть».
Мне стало жаль ее как человека и как мастера —
она может изменить свой образ мыслей, коли потрется
возле нас. Оттолкнешь ее — христианство еще крепче
в ней засядет.

222 Я. Я. Филонов
25—26 сент[ября]. Приходил т. Бек. Мне кажется,
глядя на него, что он, как я, совершенно не умеет врать,
скрытничать и хитрить. Ему трудно слушать мои дово-
ды — болит голова. Поэтому я растягиваю постановку.
26 [сентября]. Вечером Борцова привела своего то-
варища — скулыггоршу, давно хотевшую получить по-
становку на сделанность. С ними пришел пианист, ра-
ботающий с известной пианисткой Юдиной316. Одно-
временно с ними пришла Вероника — 17—18-летняя
девушка317. Обе ноги Вероники отрезаны выше колена
под колесами трамвая, ходит она на протезах, с палкою.
Она привела с собой товарища — оба они исключены
из педтехникума. Всех их, кроме Борцовой, я вижу
первый раз. Дал им постановку. Прощаясь со мною,
пианист сказал мне, что мои слова ценны ему лишь по
отношению к музыке, т. к. живописью он не занимается.
6 октября. Бек приносил свои работы.
7 октября. По просьбе т. Тагриной ходил смотреть
ее работу — ковер «Красная Армия». Она сильно ус-
ложнила свою работу установкой на возможность мас-
сового производства с этого ковра как с модели и ведет
эту работу в плоскости прикладного искусства. Поэто-
му вещь хотя интересная и нужная, но, явочным по-
рядком, слабее того, чем Тагрина могда бы ее сделать.
15 [октября]. Сегодня, когда ко мне пришел т. Куп-
цов, я сказал ему, что в «Мозко^ йаПу Келуз» есть
заметка, что художники из Клуба Джона Рида в Нью-
Йорке318 приглашают советских художников дать вещи
на выставку в Нью-Йорке, а затем и по городам Ев-

Дневник. 1933 223
ропы, устраиваемую этим клубом. Я советовал Купцо-
ву дать туда свои вещи. Он согласился и обещал уз-
нать на почте условия отправки и цену страховки.
Я сказал ему, что Миша также дает свои вещи.
17 [октября]. Купцов сегодня вечером пришел и ска-
зал, что на почте ему разъяснили, что картины отправ-
ляют без страховки, но предварительно надо достать
разрешение из Главнауки на отправку. Из Главнауки
Купцова отправили в таможню, а оттуда опять в Глав-
науку, где Купцов опять не добился ясного ответа.
18 [октября]. Бек приносил свои рисунки, начатые
после моей постановки. Рисунки слабы. Наш принцип
он пока что проводит неправильно. Его рисунки — это
наброски, проба. Но идеологические наши предпосылки
он понял. Сейчас он работает чернорабочим на Гэс'е,
иногда и ночь и день.
19 [октября]. Был Миша. Он передал, что Купцов
ходил в БОКС и в Главнауку узнать о выставке в
Нью-Йорке. Выясняется, что отправка вещей будет
стоить дорого, нам не по карману.
20 [октября]. Днем заходила В. Н. Аникиева. Секция
научных работников восстановила ее в Русском му-
зее319. Теперь она снова начала там работать. Она ска-
зала, что Нерадовский и Сычев арестованы320, а Добы-
чина вот уже шестой месяц в отпуске.
21 [октября]. Вечером приходил т. Суворов. Он ска-
зал, что Эней321, секретарь секции Изо Союза сов[ет-
ских] художников], просил передать мне, не соглашусь

224 Я. Н. Филонов
ли я быть руководителем на государственном] фарфо-
ровом заводе, что он, Эней, будет счастлив, коли я приму
это предложение. Подумав, я отказался наотрез. Затем
в разговоре с Суворовым стало выясняться, что Суворов
был членом комиссии по ревизии этого завода, где вы-
яснилось, что изо-искусство, роспись там почти ликви-
дированы. Музей полуразгромлен, многие его экспона-
ты раздариваются посетителям, зачастую иностранцам.
Библиотека также еле держится. Суворова заинтересо-
вала работа художницы (кажется, Окантель322), где чув-
ствовалось влияние нашей школы И он спросил Окан-
тель, в каком отношении к Филонову ее работа. Она
ответила, что равнялась на нашу школу. Он передал
случай на моем выступлении в горкоме этою зимою.
К Энею подошел комсомолец и спросил: «Почему Фило-
нова не пустят в расход?» Эней ответил, что Филонова
не стоит пускать в расход — это хороший мастер.
Суворов сказал мне далее, что, с тех пор как он
ушел от меня, его работа застопорилась и он потерял
почву под ногами.
8 но[ября]. [В дневнике ошибочно: октября.] Това-
рищ] Важнова приносила свою работу «Трактористка».
Вещь написана крепко, но еще не кончена.
Вечером приходили Копаев, Купцов и Миша. Миша
рассказал, что в горкоме Серый, сидя в столовой, на-
чал хвалить картины Цыбасова. Кто-то заметил ему,
что Цыбасов сидит рядом с ним, и Серый познакомил-
ся с Мишей, продолжая хвалить его работы. Разговор
перешел на меня, и Серый сказал, что хотел бы ви-
деться с Филоновым, но вряд ли, мол, Филонов примет
Серого. Я сказал Мише, что, конечно, разговаривать
с Серым не стану.

Дневник. 1933 225
Купцов рассказал, что в распределении работ по уб-
ранству города были обычные передержки и шулерство.
Купцову пришлось получить работу из вторых рук
от Фрумака323. Несколько дней и ночей Купцов работал,
не получая ни копейки аванса, хотя Фрумак взял под
работу 500 р. на предварительные расходы. В ответ на
просьбу Купцова [дать] денег на обед Фрумак утром
принес ему кусок черного и кусок белого хлеба, но
денег на обед не дал. Тогда Купцов сказал ему, что *с
такою сволочью» он работать не будет, бросил кисти и
пошел домой. Фрумак выбежал за ним и всю дорогу до
дома Купцова просил его не говорить никому о случив-
шемся, снова взяться за работу и предлагал денег, тут
же вынув их из кармана, сперва десять, а затем семь-
десят рублей. Купцов от денег и от работы отказался.
Сам Фрумак работать совершенно не умеет; работу из
Союза он взял как подрядчик, а для выполнения ско-
лотил бригаду из нескольких художников. 30% зара-
ботка каждого из них пойдет Фрумаку.
9 ноября. Утром приходила Львова. Принесла кар-
тину — три крестьянки в поле. Вещь сырая.
Вскоре после нее Хопаев принес свой автопортрет.
Работа сыровата. Дал ему разъяснения, навел на прин-
цип дальнейшего развития вещи и дал переписать пер-
вую часть нашей идеологии в редакции 1922—23 года.
11 ноября. Сегодня ходил в горком за бумажкой на
право на жилплощадь. Хопаев проводил меня из гор-
кома до Поля жертв революции. Шли мы тихо пешком,
и я все время разъяснял ему, как надо работать и как
бороться на изо-фронте. Он горюет, что не встретился
со мною раньше. Я ответил, что сумму его опыта мы

226 Я. Я. Филонов
используем на сто процентов и потерянное — наверс-
таем, что, чем сильнее травили кого-либо из приходя-
щих к нам, чем сильнее его обманывали и эксплуати-
ровали, чем сильнее он пролетаризовался на изо-фрон-
те, тем полнее он поймет нас, тем ценнее и нужнее мы
будем для него. Вскоре после того как я попрощался с
Хопаевым и пришел домой, Бек принес свою работу.
Это уже серьезная работа пером — автопортрет.
Рисунок местами сбит, но работано упорно. Бек гово-
рил о том, какую сволочь, вместо картин, выставили
сейчас в Академии аспиранты. Он уже понимает, что
делается на изо-фронте, а я еще раз сказал ему о
законах теченски-протекционного отбора, отбора про-
фессуры и мелкобуржуазном барьере на изо-фронте.
14 ноября Бек уйдет в Красную Армию. Он жалеет,
что его, может быть, отправят в иногороднюю часть.
22 ноября. Утром пришла Порет и позвала меня с собой
в типографию «Светоч» смотреть оттиски переплета «Ка-
левалы». Я прошел с нею в цех по ее пропуску. Перепле-
ты приемлемы, и я подписал пробу. Мне дали один проб-
ный экземпляр. Порет дорогою сказала, что т. Сокольни-
ков324, глава Ленотдела «Академии», пробовал вступиться
за форзацы «Калевалы» и говорил об этом с М. Горьким.
Горький ответил ему, что форзацы пропустить нельзя.
Но Горький при этом просил Сокольникова отпеча-
тать для него один экземпляр «Калевалы» с форзаца-
ми. Т.к. Сокольников захотел этого же и для себя, и
еще кое для кого, то Сокольников решил отпечатать
триста экземпляров с форзацами. Но когда он распо-
рядился об этом в ленинградском] издательстве «Ака-
демия», оказалось, что кто-то уже распорядился унич-
тожить клише форзацев.

Дневник. 1933 227
27 [ноября]. Вечером был Купцов, он взволнован:
ночью крысы съели его ахунскую улитку-гиганта. «От
нее осталось только немножко кожицы. Я так был огор-
чен, что с тоски напился. За ее смерть я убил двух крыс.
Первая попала в западню ночью. Я проснулся на стук —
она вырвалась из западни и еле-еле, как-то боком ходи-
ла по комнате. Я ударил ее подрамком — она бросилась
бежать, но упала и сдохла. Под утро пришел ее самец.
Он долго обнюхивал убитую. Потом он также погиб в
капкане. Но мне все же стало жаль убитых крыс. Еще
по сегодня я, приходя домой, чувствую горе от потери
улитки — будто умерло, пропало близкое существо».
В Союзе у него вышел инцидент с Исааком Бродским.
Купцов в разговоре сказал ему: «Я вас органически нена-
вижу». Тотчас Френц325, сидевший с Бродским, сказал:
«А мы с ним оба заступались за вашу работу для Красной
Армии». Купцов ответил: «Лучше бы вы не заступались
за нее». «После того как я сказал Бродскому эту фра-
зу, мне стало легче,— сказал Купцов,— пусть знает мое
мнение о нем». Я спросил Купцова — что ответил Брод-
ский на этот выпад? «Он промолчал, ничего не ответил,
только понурился и стал глядеть перед собою на стол».
Выпад Купцова Бродский непременно отнесет на мой
счет. Низовые художники боятся, ненавидят и презирают
Бродского, хотя на только что прошедших выборах в
правление Союза сов[етских] худ[ожников] никто, кроме
Купцова, не выступал против кандидатуры Бродского.
4 декабря. Сегодня дочка сказала мне, что вчера
вечером она была у моей сестры, на днях приходившей
к нам специально посмотреть на мой «Букет васильков
и ромашек», и та сказала ей, зная, что мы хотим его
продать: «Я в таком восторге от этой работы, что сейчас

228 Л. Н. Филонов
же дам за нее триста рублей, если Паня захочет усту-
пить ее мне; передайте ему об этом». Сказав это, дочка
добавила: «Ты мне должен больше восьмисот рублей.
Отдай мне эту картину, и будем в расчете». Я ответил:
«За такие хорошие слова я тебе дарю эту картину, а
при первых деньгах отдам и восемьсот рублей. Я уже
давно решил подарить ее тебе, видя, как она тебе
нравится, но все откладывал. Отныне ты ее хозяйка».
11 или 12 декабря. Была Вера Николаевна с Харджие-
вым. Харджиев сейчас редактирует первый том пред-
стоящего полного издания Маяковского и пишет к нему
предисловие. Он пришел расспросить меня о том, как я по
просьбе Маяковского делал постановку его трагедии «Вла-
димир Маяковский» в театре Неметти в 1913—14 гг.326
12 и 13 [декабря]. Дал постановку Скородумовой и ее
подруге — слушательницам Педагогического] института.
21 декабря. Ходил к Борцовой. Она звала меня [посмот-
реть] вновь начатую вещь «Шарманщики на рынке».
Проект этой вещи сделан ею еще в 1928—29 гг., а недели
две тому назад я уговорил ее писать с него большую вещь.
Рисунок она частично сбила, но его можно выправить,
если не с небольшой потерей, то с выгодой для вещи.
На днях, когда она хотела взять из Русского музея
свою находящуюся там на хранении работу, сделан-
ную для Дома печати в 1927 г., ей ответили, что кар-
тина эта уже взята кем-то из наших товарищей. Она
думает, что это сделал Вахрамеев. Я обещал навести
об этом справки у Миши и Лукстыня.

1934
1 января. Приходил Климов327. Я дал ему поста-
новку. Он из чернорабочих. Писать начал 16 лет, по-
ступив в студию, где работал у Сукова328. Сейчас ему
20 лет.
Как и у всех, на принесенные им работы жалко
смотреть.
3 [января]. Несколько ночей подряд мы работали
с Петей. Он делал ряд работ для антирелигиозного
музея, а я помогал ему руками, советами и руганью.
Сегодня ночь напролет мы работали с ним по ма-
лярной линии (с 11 вечера до 91/2 утра), заканчивая
оформление Безбожной выставки в Краснопутилов-
ской церкви329.
4 января. Сегодня приходили Миша и Терентьев.
Они принесли нашу «Калевалу». Уже несколько дней,
оказывается, как она вышла и продается. Т. к. я ждал
не только ее выхода, но и любой провокации, вплоть
до отвода ее в целом и изъятия, я удивился, что не
очень-то обрадовался ее выходу. Чудо, что при такой
озверелой травле на нашу школу эта книга все же
вышла330.

230 Я. Я. Филонов
Думаю, если не издохну, и все наше дело «выйдет»
еще при моей жизни.
5 [января]. Вечером пошел к Ивановой, чтобы через
нее известить товарищей о выходе «Калевалы». Мне
приятно было смотреть, как, разглядывая принесен-
ную мною «Калевалу», оживились радостью лица Ива-
новой и ее мужа (брата бывшего моего товарища Су-
ворова) и засверкали у них глаза.
Муж Ивановой, гордый и счастливый счастьем и ус-
пехом своей жены, налюбовавшись ее иллюстрациями и
«Калевалой» в целом, подарил мне папиросу Кемаля-
Паши331. Сам он получил ее от своего дальнего родствен-
ника, ездившего с Ворошиловым и Бубновым в Турцию.
Этот родственник — секретарь посольства, получил
ящик таких папирос от самого Кемаля-Паши наряду
с другими подарками. Эту папиросу, едва взяв ее из
рук Суворова и полюбовавшись ею, я решил не ку-
рить, а подарить Глебову-Путиловскому332.
7 января. Вечером пришел Халютин. Он учительст-
вует под Москвою в школе колхоза. Принес до сотни,
пожалуй, работ. Было бы лучше, кабы вместо этой
уймы полунабросков и акварелей не нашей школы он
сделал 2—3 «сделанных вещи», как мы советуем.
8 [января]. Николай Аркадьевич Тощаков333, писа-
тель, живущий в нашем доме, позавчера просил меня,
ознакомившись с «Калевалой», чтобы я поручил кому-
либо из наших товарищей сделать обложку для его
книги «Полярная магистраль». Ее издает ГИХЛ. То-
щакову в редакции уже показывали сделанный кем-то
рисунок обложки на его книгу, но он отвел его, сказав,

Дневник. 1934 231
что попросит меня дать ему художника из моих това-
рищей. Т. к. Миша сейчас без работы, я сегодня поехал
к нему с Тощаковым, и Миша берется за эту вещь.
Тощаков дал ему свой набросок карандашом в разъ-
яснение содержания книги.
10 [января]. Сегодня Тощаков сказал мне, что, когда
на днях отвели какой-то рассказ для коллективной кни-
ги к 17-й партконференции, несколько писателей отпра-
вились в обком защищать отведенную вещь. Один из
этих переговорщиков — Молчанов334, сказал Тощакову,
что там в разговоре, в связи с выходом «Калевалы», его
спросили: как живет Филонов и получает ли он пенсию.
Молчанов ответил, что пенсии Филонов не получает.
Говоря мне об этом, Тощаков добавил, что люди,
толковавшие с Молчановым, собираются ко мне за-
ехать. Я ответил, что «заезжать» ко мне, до поры до
времени, никто не будет.
Вечером Соболева приносила мужской портрет.
15 [января]. Приходил Климов. Приносил работу
маслом — «Цветы». Часть ее сделана. Вся вещь в це-
лом много сильнее лучших работ русских сезаннистов,
но для нас слаба.
16 [января]. Миша кончил обложку и принес ее мне
на проверку. Тощаков и его жена в восторге от этой
работы. Еще 13-го Миша заключил с ГИХЛом договор.
17 [января]. Сегодня в коридоре у моей двери Бу-
тенко, один из редакторов ГИХЛа, сказал, что ГИХЛ
хочет предложить мне, вернее через него предла-
гает, сделать оформление для «Кобзаря» Шевченко.

232 Я. Я. Филонов
Иллюстрации для этой книги уже сданы Конашеви-
Чу335 я сказал, что работать «с такою сволочью, как
Конашевич, я не буду».
19 [января]. Приходил Ян Лукстынь. Он хочет пода-
рить свой портрет Ленина336 Турции через Литвино-
ва337 и спросил мое мнение об этом. Я ответил, что
мысль эта правильная.
20 [января]. Мише при сдаче обложки, с похвалами
прошедшей через ряд приемщиков, заявили, что зад-
няя часть обложки отводится. Денег еще не заплатили
ни гроша.
21 [января]. Были Копаев и Купцов. Купцов пришел
в память того, что впервые пришел ко мне в этот же
день, день смерти Владимира Ильича. С ним тогда
пришли до 50 студентов Академии.
27 [января]. Всю ночь с 27-го на 28-е работал с Пе-
тею в Казанском соборе.
Работали с 12 Уг до 9 ч. утра. Писали 3-метровый
русский герб за сто рублей.
31 [января]. Снова приходил Дормидонтов338. Я дал
ему постановку. Он принес ряд своих работ. Все они
пахнут «Миром искусства».
1 февр[аля]. За эти дни вместе с Петею мы сдела-
ли для антирелигиозного музея в Казанском соборе
«вольную, улучшенную копию» с интересного персид-
ского революционного плаката. Взяли за него 125 р.
Орел с гербом и этот плакат вызвали полное одобрение

Дневник. 1934 233
наших работодателей. Все эти работы, начиная с ноч-
ной работы в церкви-клубе «Красн[ого] путиловца» и
раскраски фото для этого же клуба, я веду тайком.
Однако риск быть узнанным остается: под утро часам
к 8 нашей ночной работы в клубе «Кр[асного] путилов-
ца», когда мы с Петею малярными ручниками докра-
шивали окантовку для щитов, двое халтурщиков из
горкома явились кончать свои плакаты, и мне при-
шлось уйти от работы на полчаса раньше Пети.
На работе в Казанском с 12 г/2 до 21/2 ночи мне при-
шлось работать на стремянке, на лесах, на 5-метровой
высоте над головами 4 горкомовских халтурщиков. Они
были полупьяны. Чтобы не быть узнанным, я работал не
отрывая носа от кисти, повернувшись к ним спиною.
Копаев принес свой автопортрет. Работа идет пра-
вильно.
3 февр[аля]. Продолжал постановку Дормидонтова.
7 [февраля]. Кончил постановку Дормидонтова.
13 февр[аля]. Утром по просьбе Тагриной смотрел ее
«Красноармейский ковер». Днем приходил Купцов — с
ним условился на 15-е смотреть его работу. К нему же
и Копаев принесет свои. После него пришла Борцова.
С нею условился на 14-е смотреть ее работу. Вечером
пришел Миша, сказал, что вышла книга Иоффе «Син-
тетическая история искусства», что Иоффе «по-свое-
му» расписывает в ней обо мне.
14 [февраля]. С 8 до 11 смотрел картину Борцовой
«Шарманщики». Она сделана в карандаше под масля-
ную живопись. Рисунок продуман и сделан. Показал,

234 Я. Я. Филонов
как вести ее маслом, и сделал кистью небольшой ку-
сок. Т.к. Вахрамеев взял из Русского музея бывшую
там на хранении картину Борцовой, сделанную ею для
Дома печати в 1927—28 гг., и не отдает ее Борцовой,
мы условились с нею, что свидетели того, что картина
действительно взята Вахрамеевым, Теннисман и Лукс-
тынь пойдут вместе с Борцовой к Вахрамееву и потре-
буют как эту картину, так и автопортрет Борцовой,
также «украденный в припадке любви» Вахрамеевым.
Мы условились, что Миша договорится об этом с Тен-
нисманом.
Когда я вернулся домой в 11 ч. 20 м., меня ждала
Порет. Она сказала, что бывший мой ученик и товарищ
Борис Гурвич звонил ей, прося передать мне, что Эней
из Союза художников, не решаясь лично вступать со
мною в переговоры, просил его, Гурвича, передать мне,
что мне дается заказ на картину от Ленсовета. Кар-
тину эту, за определенную сумму, я могу писать на
любую тему. Гурвич сказал Порет, что сам он также
не решается говорить со мною, и добавил, что в случае
моего согласия я тотчас же получаю аванс.
Я ответил Порет, что Гурвич правильно сделал, ос-
терегшись говорить со мной, — я с ним разговаривать
не буду. С Энеем также ни в какие переговоры всту-
пать не намерен. Заказов-подачек ни от кого брать не
буду. Начинать со мною дело, кто бы это ни был,
придется с полного признания того, [что] делает наша
школа. Я просил Порет именно так и ответить ГуР"
вичу.
25 [февраля]. Был у Купцова. Там же был Копаев.
По очереди смотрел их работы — 6 вещей. Копаев,
никому, кроме меня, не показывающий своих работ,

Дневник. 1934 235
сегодня решился показать их и Купцову. Работы того
и другого идут правильно, хотя Купцов зарезался на
повороте, движении и рисунке бедер обнаженной на-
турщицы, позирующей ему для картины «Высшая
закалка».
П [февраля]. Была Львова. Приносила портрет ра-
ботницы с букетом сирени. В этой работе рисунок уже
строже, чем в предыдущих.
За это время Петя взял заказ из Казанского со-
бора — сделать проект фриза: от коммуны (париж-
ской) к октябрю. Мне пришлось три ночи рисовать два
проекта этого фриза. Оба они были отведены Таном-
Богоразом как «безграмотные, бездарные и отврати-
тельные». Мы не получили за них ни копейки. В этом
деле, к моему удивлению, Тан играл подленькую роль:
первый проект он отвел потому, что я нарисовал спо-
койные, уверенные в свой победе ряды рабочих, а
ему вдруг захотелось, чтобы «это пахло бунтарством,
взрывом», и он предложил Пете нарисовать «улуч-
шенную копию» толпы с обложки книги «Десять дней,
которые потрясли мир» Джона Рида339. Когда я про-
работал в несколько раз увеличенный, этот действи-
тельно «бунтарский, с определенной люмпен-проле-
тарской идеологией» и явно запутанный рисунок, где
буквально не поймешь в иных местах, кому принад-
лежат руки, кто держит знамена, откуда взялись ноги
и головы, Тан нашел его «очень хорошим», «значи-
тельно лучше первого, бездарного», «вполне приемле-
мым», а на другой день заявил Пете, что оба рисунка
не подходят и что он уже успел передать эту рабо-
ту кому-то другому. Вначале Тан хотел заплатить Пе-
те за оба проекта 30% (рублей 70—65), а на другой

236 П. Н. Филонов
день сказал, «что за такую дрянь» он не даст боль-
ше 25 р.
За это время получил из Алма-Аты письмо от Музы
Луппьян. Она работает там директором краевого музея.
Она пишет, что полюбила административно-ссыльного
и вышла за него замуж. Вскоре ей, как коммунисту,
предъявили ультиматум: выбирать партию или ссыль-
ного мужа. На днях, на второй же день, как она послала
мне письмо, к ней придут за ответом. Она, совсем еще
ребенок, пишет мне, [что] для [нее] это будет очень
трудный выбор. Она уже больна.
19 [февраля], Важнова приносила свою законченную
«Трактористку». Работа хорошая.
22 [февраля]. Вечером приходил в 1-й раз Мачи-
гин340. Просил, чтобы я с ним поработал. Он знает меня
с эссенских времен. Кончил Академию. Затем работал
слесарем, монтером, недавно бросил институт электро-
сварки, проучась там 2 г/2 года. Он из батраков, затем
красноармеец, откуда и был командирован в Лен. Ака-
демию художеств. Теперь он — партиец.
23 [февраля]. Утром Дормидонтов приносил две рабо-
ты: автопортрет-инк, автопортрет-карандаш, под инк341.
Сделано хорошо.
Вечером дал постановку Мачигину.
24 [февраля]. Кончил постановку Мачигина. Когда я
вечером, работая с ним, рассматривал принесенный им
автопортрет карандашом, сделанный после первого ве-
чера постановки, пришла Глебова. Она принесла 4 ра-
боты. Все они слабы.

Дневник. 1934 237
25 [февраля]. За эти дни в поисках работы Петя
достал заказ из Музея революции: раскраска фото и
несколько «композиций» о деле романовцев342. Первый
же сделанный мною, по теме музея, проект: «Солдаты
и полиция подходят к осажденному дому» — был от-
веден, т.к. наши заказчики решили переменить эту
тему на другую: «Обстрел солдатами дома». Когда Пе-
тя, ведший все переговоры с работодателями, сообщил
мне об отводе и новой теме, я понял, что вторую тему,
данную нам непродуманно, в скомканном виде, сде-
лать нельзя, а если сделать — она будет отведена, т. к.
разрешение будет в нашем плане, а не в ахрровском
«социалистическом реализме». Мы с Петей отказались
от работы.
Сегодня, 25-го, по договоренности Н. Н. Глебова с Пе-
тей, я встретился с Глебовым в Исаакиевском соборе.
Разговор шел о том, чтобы мы сделали на деревянном
диске, над которым ходит маятник Фуко, карту север-
ного полушария343.
26 [февраля]. Дормидонтов приносил свой автопор-
трет-инк.
3 [марта]. Днем была Шмидт, художница. Она при-
шла по поручению выставочного комитета монтирую-
щейся сейчас в Русск[ом] муз[ее] выставки «Советская
женщина в искусстве» предложить мне дать свои ра-
боты. Прием уже кончился, но мои вещи «будут (мол)
приняты без жюри». Я уже получил оттуда своевре-
менно предложение, но решил работ не давать, не
желая лишний раз быть объектом подлости выста-
вочных заправил, поэтому и Шмидт я ответил отка-

238 Л. Я. Филонов
4 [марта]. Часов в 6—7 вечера из горкома приходил
Ширяев345. Он принес бумажку из Сорабиса, где мне
предлагается дать ответ: какова моя инвалидность,
каков заработок, сколько имею «иждивенцев» — вви-
ду ходатайства о назначении мне персональной пен-
сии.
Я ответил, что на вопросы отвечать не буду,—
кроме издевательства, ничего из этого не выйдет.
Чтобы он не перепутал в горкоме мой ответ, я дал
ему точную редакцию ответа; он записывал мои слова,
а я их корректировал. Вот они:
«Ответы на вопросы Филонов давать не будет, т.к.
дело о пенсии поставлено неправильно. Оно должно
идти не в плоскости вспомоществования и инвалиднос-
ти, а за исключительные заслуги в области искусства.
С точки зрения т. Филонова, дело идет не о подачке
на бедность, а о признании его заслуженным деятелем
искусства».
Затем я снял с его записи копию, и мы проверили
ее вместе с ним.
5 [марта]. Утром приходил неизвестный мне при-
езжий из Минска художник Красовский346. Его напра-
вит ко мне Гутман347, работавший со мною в 1925 г. в
Академии, где с июня по сентябрь под моим руковод-
ством работала группа учащихся, вначале доходившая
до 70 человек. Гутман начал по нашей системе очень
хороший рисунок, но вскоре отошел от нас, и с тех пор
я его не встречал. Из этой группы тогда же и обра-
зовался коллектив Мастеров анал[итического] искус-
ства].
Красовский пришел поговорить и посмотреть мои
работы.

Дневник. 1934 239
б [марта]. Сегодня Петя брал из Союза мой пропуск
в 3[акрытый] Р[абочий] Кооператив]. Когда он распи-
сывался в получении пропуска, кто-то из присутству-
ющих, фамилии его Петя не знает, сказал: «Ведь Фи-
лонову, через Союз, есть заказ из обкома на картину.
Что же он его не берет?» Петя промолчал. «Пусть
Филонов немедленно же идет в обком к Идельсону348
и получит заказ». Тогда Петя ответил: «Филонов не
пойдет. Он подождет, когда придут к нему». Ему на
это возразили: «Что же, коли гора не идет к Магомету,
так Магомет должен идти к горе? Так, что ли?» Петя
сказал: «Да, похоже на это».
10 [марта]. Был Миша. Он сказал, что Ширяев со-
общил в горкоме о моем ответе. Горком согласился с
моей принципиальной установкой и решил действо-
вать в вопросе о пенсии именно так, как я ответил
Ширяеву, т.е. за исключительные заслуги на фронте
Изо. Только Белкин349 был против этого, говоря: «Не
стоит надоедать т. Бубнову».
Все это время мы с Петей работали над картой
северного полушария. Несколько астрономов, пригла-
шенных Глебовым для консультации (Натансон, Пря-
нишников)360, своими советами сильно тормозят нашу
работу. Я лично просил Глебова получить от них ответ
лишь на один вопрос: [как] установить на диске Фуко
направление 130-го меридиана351, на котором лежит
Ленинград.
За эти дни, с 10 марта, была Борцова. Она расска-
зала, как в сопровождении Теннисмана была у Вахра-
меева и взяла от него свои работы: картину из Дома
печати и автопортрет. Вначале Вахрамеев отказывал-
ся выдать эти вещи.

240 П. Н. Филонов
Она приносила с собою картину Дома печати, и мы
обсуждали, как ее развить. За эти дни были: Важнова
с начатым ею автопортретом и Львова. Львова напи-
сала «Старик во ржи». Дело у нее идет хорошо, но еще
нет настоящей выдержки и упора в работе.
16 марта. В ночь на 17-е и в ночь на 18-е, от 8 ве-
чера до 9 утра, мы с Петей работали для заработка
в Исаакиевском соборе, в алтаре за царскими врата-
ми. Мы оформляли сцену: расписывали под настоя-
щий мрамор, которым выложены все стены алтаря,
фанерные колонны портика сцены. Работали на высоте
7 метров со стремянки и ползая по полу.
18 [марта]. Была старшая Лонкина. Принесла по-
зорную «отрыжку прошлого» — свою работу «Царев-
на-лебедь». Из уважения к ее прошлым хорошим ра-
ботам и большому упору я превозмог свое возмуще-
ние — не стал рвать работы с нею, но дал ей хорошую
трепку. С нею пришел некто Вейнер352 — искусство-
вед, определенно старого толка. Сейчас он занимает
две какие-то должности в Академии худ[ожеств], одна
из них по архитектуре. Он пришел смотреть мои ра-
боты и сильно изумлялся им. Он просил разрешения
зайти еще разок, подробнее ознакомиться с моими ра-
ботами, но я ответил отказом.
22 [марта]. За работу над оформлением сцены в
соборе мы получили 330 р., а за проект диска Фуко —
за географическую карту северного полушария 120 р.
Также получили мы 60 р. за рисунок северного полу-
шария в меньшем виде, который нам предстоит сде-
лать, когда астрономы-консультанты дадут нам схему

Дневник. 1934 241
и принцип разбивки широт и долгот с Ленинградом
в центре полушария.
25 [марта]. Вечером пришел Терентьев. Он принес
хорошо сделанный инком портрет В. И. Ленина. В ко-
ридоре перед моей комнатой, куда мы с Терентьевым
вышли курить, я показал этот портрет (копия с фото
Буллы) Тощакову, Михайлову, Бутенко с женою, жене
Тощакова, Чернокову353 и Рому. Они были изумлены и
обрадованы этой работой.
Бутенко предложил свои услуги, чтобы протолкнуть
этот портрет в Изогиз или еще куда-либо, а Тощаков
попытается поместить его в сборнике колхозных писа-
телей.
27 марта. Сегодня вечером ходили с Петей в Иса-
акиевский собор, чтобы первый раз закрасить диск
Фуко, но нам пришлось отложить эту работу: коцца я
составил в ведре цвет для диска и начал красить,
оказалось, что диск в пыли и грязи после чистки цик-
лею с нашатырем. Мы решили, что завтра днем Петя
промоет диск керосином, а ночью мы станем его крыть.
28 [марта]. Сегодня часов в 7 вечера, совершенно
неожиданно, ко мне пришли Массорин354 из областного
Сорабиса и Сильверстов355, председатель секции Изо
горкома. Оба — партийцы. Они сказали мне, что их
организации уполномочили их поговорить со мною о
том, что им необходимо надо получить от меня ответ
на некоторые вопросы, для того чтобы продвинуть их
ходатайство о назначении мне пенсии. Они показа-
ли мне бумажонку из Наркомпроса в Сорабис, где
сказано, на какие вопросы должен ответить Филонов,

242 Я. Я. Филонов
чтобы решить вопрос о его пенсии. 1) Когда родился.
2) Сколько зарабатываю. 3) Кто у меня на иждивении.
Я сказал им, что отвечать на эти вопросы не буду.
«Самое лучшее, что вы для меня можете сделать,—
это передать тем, кто вас послал, что я прошу, чтобы
ходатайство о моей пенсии было совершенно прекра-
щено». Я сказал им: «Я решил отказаться начиная с
апреля от пайка, который получаю из Союза, но т.к.
узнал, что после доклада Ширяева в горкоме о его
визите ко мне горком все же постановил ходатайство-
вать о моей пенсии, я, чтобы не компрометировать
горком, изменил свое решение и взял паек на квар-
тал — апрель, май, июнь, но теперь я ставлю вас в
известность, что начиная с июля я откажусь от пайка,
т. к. при создавшемся отношении ко мне, при той трав-
ле, что ведется на мое искусство, я должен занять
твердую и определенную позицию».
Уходя, они спросили меня, много ли и как я зара-
батываю. Я ответил, что зарабатываю мало на случай-
ной мелкой работе, начиная с малярной и кончая ма-
лярной. После их ухода я пошел в Исаакиевский собор.
Там Петя с одной из служащих, т. Миловидовой, мы-
ли и скоблили диск. Я стал составлять цвет, увеличи-
вая его количество согласно гигантской площади диска.
В 10 ч. 20 м. вечера, когда они еще домывали, я начал
красить, в 9 ч. 25 м. утра мы кончили работу и пошли
домой.
7 апреля. Сегодня, в страстную субботу, к 12 ч. ночи
мы с Петею пришли в Исаакиевский собор. На паперти
у входа в собор играл оркестр моряков. Молодежь, пар
40—50, танцевали падэспань. Человек 300 посетителей
глядели на танцующих и бродили по собору. Здесь же

Дневник, 1934 243
были Глебов-Путиловский и мои сестры Дунюшка и
Маня356. Нам пришлось больше часу ждать, пока народ
разойдется.
Внезапно погасло электричество; собравшиеся в лег-
кой тревоге стали покидать собор, чиркая спичками.
Т.к. во время наших ночных работ электричество по-
стоянно тухло в это время и минуты через 2—5 зажи-
галось, и, опасаясь, что неосторожно брошенная спич-
ка подожжет какую-нибудь витрину или макет из бу-
маги и фанеры, я крикнул: «Осторожнее с огнем!»
Тотчас же кто-то ответил: «Что здесь, солома, что ли?»
В 1 ч. 30 м. мы с Петей принялись за разбивку кру-
га, действуя линейкой в 10 метров, и в 9 ч. 30 м. ушли
домой.
8 [апреля]. Сегодня в первый день прежней Пасхи
мы с Петей в 12 ч. 30 м. ночи были в соборе, но рабо-
тать нам не пришлось, т.к. не горела одна из ламп,
освещающих диск. Перевертев более 20 маленьких ру-
бильников и выключателей, мы, не добившись успеха,
ушли в 1 ч. 40 м. домой.
16 апреля. Получил письмо из массового отдела Лен-
совета. В нем говорится:
«Уважаемый т. Филонов!
Президиум Ленинградского] Совета решил пере-
дать Вам заказ по написанию картины.
Просьба сообщить тему картины и когда вы сможете
подписать договор. Сумма заказа (по согласованию]
с ССХ) определена в 5000 р.
Секретарь под'отдела искусств и музеев — Парфенов.
Р. 8. Адрес и телефон на бланке».

244 Л. Н. Филонов
Все это время, по ночам, с 9—10 вечера, мы с Петей
работаем диск Фуко. Работу кончаем в 7 ч. 30 м. утра.
31 мая. Сегодня часов в 6 вечера Петя сказал мне,
что он идет в Союз советских художников за пропус-
ком на получение моего пайка. Я попросил его подо-
ждать полчаса и написал в Союз следующее:
«В Союз советских художников
от худооюника-исследователя Филонова
Заявление
Довожу до Вашего сведения, что с 1 июля я отка-
зываюсь от своего права на паек.
Начиная с 1 июля пропуск в ЗРК брать не буду.
Филонов. 31 мая 1934 г.».
В это время у меня сидел Купцов — я выправлял
его статью о выставке художников-микроскопистов.
Когда я прочел ему с Петей Э1у записку, Купцов
сказал: «Ну и характер у вас!» Я (ответил: «Я давно
уже обещал Массарину и Сильверстову, что с июля
перестану брать, и только лишь сегодня в последний
день собрался написать отречение, и получается инте-
ресное совпадение: ведь сегодня день торжества Брод-
ского — юбилей357.
Вот это — диалектика: верх признания и славы и —
подполье. Верхи и низы Изо. Пусть это будет подарком
Бродскому на юбилей».
Петя отнес это заявление в Союз.
Все это время, начиная с 7 апреля, мы с Петей
каждую ночь работаем в соборе над диском Фуко. За
этот срок мне пришлось работать 6 ночей в одиночку.

Дневник. 1934 245
Эти ночи я считаю лучшими изо всех бесчисленных
ночей, проведенных мною за работой. Обстановка не-
обычайно величественна и сурова. За моей спиной трое
мощей: какой-то совершенно обнаженный митрополит
с громадными складками морщинистой кожи на преж-
де гигантском, жирном животе, сползшими на левую
сторону (кажется, Антоний или Феодосии Чернигов-
ский), и двое сибиряков-инородцев: мужчина высокого
роста и маленькая женщина. Они оба в одеждах и
сапогах из звериных шкур мехом вверх.
В первые дни работы дома днем я спал часа 21/г>
ЗУг» 4, но затем стал спать 6—7 часов, а однажды
проспал 10. Отправляясь в собор на работу и возвра-
щаясь, я невольно дремлю, рискуя проехать дальше,
чем надо.
Пете, как более слабому, я решил давать отдых
каждую пятидневку, но ночью на работе он также спит
полчаса, час, два, а то и более, иногда лишь к' утру
начиная работать более или менее по-настоящему. Со
сном он не борется и бороться не желает и не умеет.
Но и я, борясь со сном, нередко в течение часа вижу,
как, засыпая и просыпаясь, наяву пачкаю и совершен-
но порчу хорошо написанный, уже готовый кусок. Так
однажды, работая на коленях, я, очнувшись, увидел,
что, оставаясь на коленях, я уперся переносицей в
только что написанный кусок.
С тех пор я часто, тыкаясь лбом или носом в диск,
служащий нам и картиной и полом, работая на коле-
нях или лежа на левом боку или на животе, замечал,
борясь со сном, что рука совершенно бесконтрольно
писала, пачкала, а затем переставала, упираясь в уже
написанное. Иногда стук выпавшей из моей руки в
такие минуты маленькой легкой кисти приводил меня

246 Я. Я. Филонов
в сознание и я мгновенно же вел работу дальше, будто
она и не прерывалась.
3 июля. 14-я ночь работы в соборе в одиночку.
С 8 на 9 июля. 16-я ночь в соборе в одиночку.
13 июля. Взял из Русского [музея] 15 своих работ,
бывших в Москве на выставке «15 лет советского ис-
кусства». Одну из этих работ, «Человек в мире», мне
вернули в следующем виде: картина (она писана мас-
лом на целом листе александрийской бумаги) разорва-
на надвое, а одна из половин также надвое. Вместо
целой картины я получил, таким образом, три отдель-
ных куска.
При той травле на мое искусство, когда загонщики
все более и более наглеют, чувствуя свою безнаказан-
ность за любую подлость по отношению ко мне, конеч-
но, бесполезно куда-либо жалов^ъся или как-либо
протестовать по этому делу.
Сторож Русского музея — силач Новомлинский, по-
лучавший вещи в Москве, сдавая их мне, сказал, что
кто-то из администрации выставки — женщина, — фа-
милии ее он не назвал, говорила ему при сдаче вещей
в Москве: «Вещь разорвана нечаянно. Мы можем ее
реставрировать. За порчу Филонов, если захочет, мо-
жет получить денежное вознаграждение».
Перервать вещь пополам и еще раз надвое — чер-
носотенная сволочь называет «нечаянность».
14 июля. Вчера у самого Исаакиевского собора, идя
на работу, встретил т. Бондаренко. Фамилию эту я
помнил, но ее владельца забыл, хотя в лицо сейчас же

Дневник. 1934 247
признал. Смутно помню, что он когда-то с группой
изо-учащихся был у меня. С ним было человек 5—6
изо мо... [Текст вырезан] ученики. Он узнал меня пер-
вым сегодня, и пятеро его учеников приходили смот-
реть мои работы. Он удивлялся, хотя я ни слова не
сказал ему о себе и он мог это слышать от кого-либо
другого, что «на такого исключительного, единственно-
го мастера ведется такая ожесточенная травля». Он
просил дать ему переписать мои рукописи — я напра-
вил его по этому делу к Купцову и к Мише.
За это время все идет и идет с 7 апреля ночная
работа изо дня в день в Исаакиевском. За это время
я, по вызову Купцова, смотрел его крепкий портрет
ударника с завода Кирова.
Зальцман уехал с киноэкспедицией на Памир358, Ко-
паев вернулся с Кавказа, видел работу Борцовой. С
9 июля я работаю в соборе уже один. Петя кончил
свою порцию работы и окончательно выдохся идео-
логически, профессионально и главное — физически.
Утром 9 июля я дал ему отставку и выругал матерно,
сам в ту же секунду удивившись, как могла у меня
вырваться эта старинная фраза.
28 июля. (Смотри далее после 5 августа). Разговор с
Федюшиным.
1 августа. В ночь на 1-е я кончил диск Фуко. Всего
над диском я работал 116 ночей ежедневно, одна за
другою. Из них в одиночку я работал: с 7 апреля по
9 июля — 16 ночей и с 9 по 31 июля — 23 ночи —
всего 39 ночей. Стало быть, Петя работал над диском
116 - 39 = 77 ночей. Деньги за эту работу мы поделили
пополам копейка в копейку. Заработали мы всего на

248 Л. Я. Филонов
двоих 5000 р., из них 1000 р. нами еще не получена.
Но я заработал, кроме своей доли за роспись диска,
еще 303 р. за реставрацию малахитовых колонн.
Эта работа состояла [в том, чтобы] нарастить гипсом
11 мест, откуда были выкрадены куски малахитовой
облицовки колонн, и написать по гипсу масляной крас-
кой зеленый малахит. Т. к. некоторые колонны постоян-
но сырые и с них каплями течет отпотина, мои заплатки
на них, наверное, недолговечны — с сырого гипса мас-
ляная краска отпадет корочкой. В других местах, по
сухому, заправка простоит долго. Из моих 116 ночей и
Петиных 77 надо вычесть 4 ночи, когда мы по следу-
ющим причинам не могли работать: 1) пришли в собор,
но там не горело электричество, 2) пришли на работу,
но администрация забыла оставить нам ключ, 3) ночь с
1 на 2 мая, когда Петя праздновал, а я хотя и пошел
на работу, но т.к. жена вызвалась меня проводить, а
толпа у Биржевого моста, где мы сошли с трамвая, и
на Невском была настолько небываяй) многочисленна,
что, выйдя из дому в 10 У2 вечера, мы только к 1 У2
дошли до Казанского собора. А т. к. я, постоянно сдер-
живая напор толпы на свою дочку, боялся оставить ее
одну, то мы, дойдя до Поля жертв революции и сев там
в трамвай, лишь в 21/2 ночи были дома — идти в собор
было уже поздно, 4) день рождения моей жены-доч-
ки, когда к нам в гости пришел Глебов-Путиловский и
3 моих сестры359 и пойти на работу — значило жестоко
обидеть и огорчить и жену, и гостей.
Уже через месяц работы в соборе я стал приходить
на работу к закрытию музея, а уходить ровно в 10 ч.
Часто первые посетители уже подходили к диску, ко-
гда я второпях убирал свои рабочие принадлежности:
щиты, обитые клеенкой, на которых мы лежали на

Дневник. №'4 249
диске, стул с электрическою в триста свечей лампой,
примотанной к нему на палке, и краски. Температура
в соборе при начале работы была 2 градуса, затем
поднялась до 12 72» 13. Первыми, кто встречал меня
при входе, были два сторожа. Они, чередуясь, пооди-
ночке охраняют собор с 8 вечера до 8 утра. Это два
старика. Им дается винтовка, но без зарядов. Часто по
ночам я слышу их свистки. Это они отпугивают гопни-
ков. Раз ночью я услышал один за другим до 15 сви-
стов: гопники, пытаясь ограбить, избивали на площади
перед собором прохожего. В этот раз их было аресто-
вано 5 человек. Сторожа часто подвергаются нападе-
нию гопников. Так, сторожу Семенову рассекли бровь
над левым глазом при грабеже буфета на площади у
южных дверей, ему же чуть не сломали мизинец, и он
болел месяца 11/г» его же» прыгнув ему на плечи из-за
колонны, гопники поколотили. Второй сторож — ста-
рик Староверов, кого я при каждой встрече потчую
папиросами, — более счастлив в этом отношении. Он
объясняет это тем, что Семенов «не умеет с ними
обходиться: очень резко берет, надо поосторожнее, по-
мягче».
Так, ночью, когда трое парней, выйдя из пивной, на-
ходящейся около гостиницы «Англетер», тут же, перед
собором, свалили с ног и долго били какого-то молодого
человека, наконец все же убежавшего от хулиганов. Ста-
роверов не свистал, наблюдая за этой сценой из-за ко-
лонны. «Кабы я засвистел, меня бы самого избили —
пока подойдет от „Астории" милиционер». Он же из-
за колоннады слышал, как, стоя на углу, после побои-
ща победители рассуждали, стоит или нет разгромить
соседний гастрономический магазин. Он также видел,
как двое милиционеров, очевидно посланных бежавшим

250 П. Н. Филонов
избитым, спокойно подошли к гопникам, поговорили с
ними минут 5, а затем взяли и увели. Тогда он продол-
жал свой обход. Когда я подхожу к собору, он радостно
протягивает мне руку: «А, приятель дорогой! Здорово,
дружок!» Семенов встречает меня так же приветливо, но
разговор его сводится к следующему: будет ли прибавка
жалованья сторожам, нельзя ли выхлопотать новые са-
поги, как получить пенсию. «Ты скажи директору, чтобы
он хотя бы мне одному прибавил жалованья! Я никому
не скажу!»
Сторожа при обходе несколько раз видели, как гоп-
ники при их приближении, спрыгнув с подоконника
гигантского окна алтаря, убегали. Здесь при осмотре
обнаружили между наружным стеклом, где часть была
разбита, и внутренним, где написан по стеклу Иисус
Христос выходящим прямо в алтарь, через который мы
проходим на работу, спальню гопников, пиджак, колоду
карт и помет. Между стеклами алтаря они устроили
спальню, игорный притон и уборнуюгЧеловеку со сла-
быми нервами трудно, а то и невозможно было бы
работать ночью одному в громадном, темном пустом
соборе; ночью, в тишине здесь то и дело раздаются и
внизу, и на хорах, и под полом самые разнообразные
стуки, звуки от падения, трески и шумы, кончая трес-
ком разбитого стекла. В июне особенно часто раздавал-
ся треск и взрывы короткого замыкания сырых прово-
дов и звон разбитого стекла. И я часто обходил дозором
все здание в темноте, думая, что гопники, разбив стек-
ло, проникли в собор. Позднее я узнал, что это падали
окантованные картины экспонатуры от сырости. Иног-
да таких падений было до 10 в ночь.
Сырость — бич музея. В иные дни с колонн и стен
буквально течет, и на полу у стен — лужи.

Дневник. 1934 251
Комендант собора — Бобровская по просьбе дирек-
тора водила меня на хоры показать плесень на карти-
нах. Всего картин в плесени и порче мы насчитали 18.
Наш упор в работе, а затем моя ежедневная работа
в одиночку вызвали к нам симпатию местных музей-
ных работников. Так, Бобровская, прежде полуравно-
душно здоровавшаяся с нами неизменною фразой: «Ну
как! Вы все еще ползаете!» — теперь забыла эти слова
и здоровается утром со мною: «Здравствуйте, роднень-
кий! Как это вы можете без отдыха работать!»
Т[оварищ] Цурок — организатор работ экскурсово-
дов, партийка с 17-го г., средних лет женщина с жи-
выми добрыми серо-голубыми глазами — каждое утро
приветствует нас или меня: «Здравствуйте, ночные
орлы!»
Как-то в начале июля, когда, кончив работу, я под-
нимался, идя домой, из подвала собора на паперть,
Цурок сидела при входе в музей с какой-то женщиной.
Увидав меня, она схватила свою соседку за руку и, вся
сияя доброю улыбкою, с заблиставшими глазами, за-
кричала: «Ночные орлы! Вот ночные орлы!» На папер-
ти перед входом в музей толпились человек 35—40
ранних посетителей — молодежь на отбор. Они с изум-
лением, обернувшись на крик т. Цурок, смотрели на
меня, пока я проходил сквозь их толпу, здороваясь
с Цурок.
В июле же утром, когда музей ждал партию инту-
ристов человек в 60, Цурок в 9 ч. 10 м. подошла ко мне
и сказала: «Хорошо было бы, если бы вы остались и
были тут, когда придут интуристы!» Я ответил: «До
10 ч. еще далеко, конечно, я не стану терять время
из-за проклятых буржуев и буду работать!» Т.к. инту-
ристы должны были по уговору с директором явиться

252 Я. Н. Филонов
в 9 ч., за час до открытия, но не приходили, то, кончив
в 10 ч., я, идя домой, на паперти столкнулся с Цурок.
Она сказала мне: «Как жаль, что вы уходите, я бы
хотела, чтобы интуристы поглядели на вас». Я ответил,
невольно засмеявшись: «Я ведь не являюсь частицей
вашей музейной экспонатуры». Цурок сказала: «Мы
очень вами гордимся». Сидевшая рядом с нею на ска-
мье Бобровская сказала: «Как ваша фамилия?» Я от-
ветил, что за все время работы здесь должен не гово-
рить никому своей фамилии, а потом сказал Цурок:
«Если бы вы видели вообще мои работы, то, наверное,
еще больше гордились бы мной». Бобровская сказала:
«Все равно мы узнаем вашу фамилию от директора». —
«Директор вам не скажет — мы с ним договорились об
этом».
Мне трудно было в течение почти ХД г°Да работы в
музее умалчивать о своей фамилии.
С половины июля ко мне к диску приходил местный
молодой столяр Шура Павлов — внутренне я его звал
«Шурка-герой» — и до открытий музея проводил со
мною время в разговорах. Он на полсантиметра не
вышел ростом в Красную Армию, но грудь, плечи и
руки его сильные, хорошо, не искусственно, развитые.
Он очень занимательный, интересный собеседник. Ес-
ли бы Шурка попал «на свою точку», из него бы вышел
незаурядный инженер. Я к нему и к такому сорту
людей «с золотыми руками» чувствую определенную
симпатию и доверие.
В последнее утро работы здесь Цурок повела меня
вокруг собора показать «отвинченные руки ангелов». На
дверях у бронзовых фигур ангелов воры отвинтили штук
шесть рук. Она предложила мне восстановить их. Я ска-
зал, что или сам сделаю их, или пришлю товарища.

Дневник. 1934 253
Когда диск хорошо просохнет, покрою его маслом
или лаком.
3 августа. Неожиданно пришел Мерзляков. Он ра-
ботал со мною йак скульптор и сделал в нашем плане
две вещи из дерева: «Монгольский атлет», как я зову
эту вещь, или «Ун», как он ее зовет, и голову. Он —
товарищ Мешкова и, между прочим заведя о нем раз-
говор, сказал, что Мешков, уйдя от меня, определенно
сделал это под напором партийных старших товари-
щей и «пошел против себя». Я спросил его: «Давал ли
вам Мешков прочесть его характеристику моей лич-
ности — его письмо ко мне?» Он ответил, что читал
это письмо.
Я сказал: «Уже по этому поступку судить можно,
насколько Мешков „пошел против самого себя", т.к. он
сказал мне, что этого письма никому не покажет; кро-
ме того, я уверен, что это письмо он писал тоже „не
по своей воле"».
5 августа. Часов в 6 ко мне неожиданно пришел
Турулин360, а с ним Трухачов361. Трухачов работал со
мною, один из первых, в 1925 г., когда в Академии я
вел работу с группою учащихся. Но он же был одним
из первых комсомольцев, ушедших от меня по команде
ректора Эссена. Он прислал мне первое «отрицатель-
ное» письмо в 1925 г. зимою. С тех пор я его не видал,
но знал, что он администрирует по музейной работе.
По его словам, он вычищен из партии: комиссия по
чистке предполагает, что где-то на юге, попав из рядов
Красной Армии в лазарет, он из лазарета пошел добро-
вольцем в Дроздовский полк362. Он принес две фотогра-
фии своих работ, сделанных, как он сказал, «в вашем

254 П.Н.Филонов
плане», но там нет никакого «нашего плана», о чем я
ему и сказал. Я посоветовал ему во что бы то ни стало
добиться своего восстановления в партии. Т. к. Турулин
был против этого, на том основании, что это необычайно
трудно и займет много времени и труда, я всеми ме-
рами и доводами, но с успехом доказывал Турулину
и убедил его, что на это силы экономить — смешно.
Трухачов сейчас работает в реставрационной Эрми-
тажа, куда устроил и своего старого товарища Туру-
лина.
Я Трухачова совершенно не знаю, но наверное, судя
по всему, что я в нем подметил, он не был доброволь-
цем у белых. На чистке его товарищи Капман363 и
Куранов364, также работавшие со мною в 1925—26 гг.,
дали уклончивые и отрицательные показания в его
защиту.
Трухачов, по словам его и Турулина, был так сильно
потрясен исключением из партии, что до сих пор не
предпринял никаких мер для своего восстановления
и реабилитации. /^
28 июля. Сегодня меня вызвали к телефону. Незна-
комый голос говорил: «Скажите, ваш адрес, кажется,
ул. Литераторов, 19? — я вам доставлю ваш паек!» —
«Какой паек? Ведь я отказался от него 31 мая». — «Это
верно, но правление Союза, Эней, Радлов распоряди-
лись, чтобы я выкупил ваш паек, что я и сделал, и
доставил его вам; скажите, когда и куда его прислать».
Я ответил, что пайка ни в коем случае не возьму, хотя
он и советовал мне, и убеждал меня, и доказывал, что
я должен взять его, говоря, что мой отказ вступит в
силу лишь с 1 сентября. Видя, что его доводы не
действуют, он попросил меня письменно через Союз

Дневник. 1934 255
сообщить ему, что я отказываюсь от пайка. Он называл
себя Федюшин. Я послал ему следующее письмо:
«В Союз советскъис осудожников
Т[оварищу] Федюшину
Т.к. 28 июля вы сообщили мне по телефону, что,
несмотря на мое заявление об отказе от пайка, подан-
ное в Союз 31 мая, где было сказано, что начиная с
1 июля я пайка брать не буду, вы, по распоряжению
правления Союза, выкупили продукты моего бывшего
пайка и намереваетесь доставить их мне на квартиру,
я еще раз заявляю Союзу, что пайка брать не буду.
Филонов».
8 сепгп[ября]. По приглашению Яна Лукстыня, был
у него — проверить его проект «Уличный бой в Риге»
к картине, заказанной ему латышской организацией в
Москве. На завтра назначена приемка проекта. Проект
сделан местами сыровато, но в целом очень хорошо, ис-
кренно и просто. Мне пришлось, поработав часа два, вы-
править фигур 6—7. Я сказал Лукстыню, что проект, на-
верное, будет принят. От него я проехал прямо к Купцову.
Он и Копаев ждали меня. Пришлось часа два поработать
над натурщицей Копаева. Он ее сбил по рисунку.
9 [сентября]. Вечером Купцов и Копаев были у
меня. Чтобы еще раз зарядить Копаева, я показал ему
все мои работы; на это потрачено было время от 8 ч.
до 1 ч. ночи. Также я дал Копаеву еще раз постановку
на рисунок. Теперь Копаев, по его словам, «уж больше
не собьется». Замечательно, что я чувствую что-то
вроде радости при встрече с Купцовым и Копаевым.
Несколько раз я замечал в себе это ощущение.

256 Я. Н. Филонов
12 сент[ября]. Приходил т. Лукстынь сказать, что
проект его принят. Проверка проекта была в Латыш-
ском клубе на Бассейной. Лукстынь сказал, что после
того, как присутствующие, обсуждая проект, не нашли
в нем ничего плохого и он сказал несколько слов в
разъяснение своей работы, присутствующие заапло-
дировали ему, говоря: «Никто так хорошо не защищал
свой проект», «умеет работать, умеет и защищать ра-
боту». Всего латышские художники вместе с Луксты-
нем представили четыре проекта на заказы Москвы.
18 септ[ября]. Вчера кончил письмо Жибинову365
в ответ на его письмо, полученное в первой половине
августа, где он писал о смерти своей любимой жены и
о заторе в работах по нашей линии.
«Товарищ Жибинов!
Я уверен, что пережитое Вами горе еще больше обо-
стрит вашу ответственность перед собою за работы и за
профессионально-идеологическую установку, заставит,
еще напряженнее вдумываясь в работу, дорожить каж-
дой рабочей минутой и еще точнее осознать, что и как
писать и как жить тяжелой жизнью мастера-исследо-
вателя. Много значит чувствовать себя честным, упор-
ным рабочим Изо. Т.к. многие будут ориентироваться
на Вас и Ваши работы, а другие поведут на Вас трав-
лю, — тем сильнее надо выяснить себе это чувство от-
ветственности и осознать необходимость точности рас-
чета и максимального упора в работе. Тем более это
верно сейчас, когда, в лице нашей школы, настоящее
пролетарское искусство — в подполье, когда партия, не
зная нас и, стало быть, очень немногое понимая в ис-
кусстве, хотя правильно мобилизовала правых худож-

Дневник. 1934 257
ников «на службу революции», но, конечно, не видит,
какой громадный вред вытекает из этих отношений
работодателя к работополучателю, уже потому, что эти
отношения развились в систему протекционизма, т. е. в
систему монополии кучки людей на «социальные зака-
зы» и правительственную помощь, т.е. в систему за-
силья, зажима, рвачества и холуйства. Но мы учим, на-
ша идеология говорит, что правильно понятая классовая
политика Изо предполагает не частническую спекуля-
цию силами кучки художников-профессионалов, наем-
ников, а всеобуч высшей школы Изо — пролетариза-
цию Изо. Наемника можно купить, но нельзя, создавая
из него хозяина положения, заставлять всех равняться
на него. Класс, вооруженный высшею школою Изо, даст
для революции больше, чем деклассированная кучка
кремлевских придворных изо-карьеристов. Как иссле-
дователь искусства, я называю современный этап поли-
тики Изо — «правый уклон», сверху донизу и насквозь
во всех его взаимоотношениях. (Это определение пока
не касается международного объединения революцион-
ных художников и палехских мастеров. Обе эти груп-
пировки, действуя при несколько иных условиях, чем
любая из советских изо-группировок, работающих на
пролетарский рынок, не имеют еще полицейски обяза-
тельной установки только на правое крыло; подбор лю-
дей в них иной, а процесс развития этих группировок
еще не закончен. Также и в силу некоторых присущих
им профессионально-идеологических свойств обе эти
группировки пока что являются исключением из всех
групп, которые, через правящие верхи Изо, пристро-
ились к революции, за неимением иного рынка сбыта.)
Правый уклон пришел на смену такого же шулерского
«левого загиба» политики Изо. Левое крыло, не имевшее

258 Я. Я. Филонов
твердых профессионально-идеологических установок,
постоянно их менявшее, воруя отовсюду, умерло, конеч-
но, политической смертью, но эта смерть обусловлена
была уже тем, что оно, не умея работать, не зная, как
надо работать и что писать, таким образом подменив
живописное и содержательное начала Изо на модер-
нистки-декоративную компиляцию, само себя сводило к
нулю. Изо-шулера сменил изо-фашист. Правое крыло
Изо, как черная сотня, выслеживает и громит «изо-
жидов», идя в первых рядах советского искусства, как
при царе оно ходило с трехцветным флагом. Заплывшая
желтым жиром сменовеховская сволочь366, разряженная
в английское сукно, в кольцах и в перстнях, при цепоч-
ках, при часах, администрирует изо-фронт как ей будет
угодно; морит голодом кого захочет, объявляет меня и
нашу школу «вне закона» и раздает своим собутыльни-
кам заказы (напр[имер], Лансере367 почти единолично
получил роспись Казанского вокзала). Торговое изо по-
беждает, но побеждает на верхах. Понизу идет «рево-
люция в искусстве и во всех его взаимоотношениях» —
наша школа. Тем более решающее^начение приобре-
тают каждое наше слово, каждая вещь. Вам со мною
всего выгоднее говорить «под работу», под делающуюся
вещь. Поскольку Вы сейчас начинаете новый период
жизни мастера, обязательно советую: одновременно с
начатыми уже вещами ведите натюрморт в хороших,
выгодных под живопись величинах объектов. Разложи-
те его на окне в углу, чтобы весь он был залит светом
и куском фона от угла была улица. Ведите его во всю
силу сделанности. Эта вещь, являясь необходимо нуж-
ной на изо-фронте, успокоит, дисциплинирует Вас и
мобилизует все Ваши силы мастера. За Вашу карьеру
живописца вам придется сделать еще один натюрморт.

Дневник. 1934 259
В дореволюционном русском искусстве у ранних реа-
листов и передвижников натюрморт не писался как
таковой, но в их картинах мертвая натура иногда вы-
возила всю вещь. От «Мира искусства» и московских
живописцев «под француза» натюрморт появился как
картина, но ему грош цена. Здесь нужно еще многое
сделать. Одновременно записывайте возникающие по
искусству вопросы — я дам на них ответ. Советую так-
же обязательно вести дневник мастера, куда будете
вносить все, что относится к искусству и его взаимоот-
ношениям,— если вы уже не начали его. Пересмотрите,
переоцените старые работы — все до одной: наверное,
многие из них надо и можно доразвить. Начните дора-
батывать их, начиная с самой слабой и с самых слабых
мест в ней. Если понадобится — склеивайте, сшивайте
две, три, четыре из них вместе, доразвивая их в одну
картину. Карандаш, подменяя материал, доразвивайте
инком. Масло, доразвивая, сперва промойте керосином
и протрите маслом. Работая так над ними, вы очень
многое сделаете в самом себе. Помните, что живопись
как процесс работы над вещью — это ежесекундный
упорнейший рисунок. А рисовать — это значит: упорно
прослеживая и с наивысшею изобразительною силой и
осознанностью делая начало, развитие и конец каждо-
го члена, т. е. максимально выявляя его содержание, —
дать максимум осознанности содержания целого (по на-
шей формуле: общее есть производное из частных, до
последней степени развитых).
Ваш товарищ — Филонов. 17 сент. 1934 г.».
24 сент[ября]. Смотрел работы Купцова, Хапаева по
их приглашению. Хапаев добился упорною работой
очень хорошей живописи и рисунка. Местами наивная

260 Я. Н. Филонов
и еще не понятая, его работа пронизана мощною, гру-
бою, решительною энергией, настоящею энергией и
рабочим упором мастера. Работы Купцова также хо-
роши, но т.к. он ведет сразу штук 6—7 и должен
торопиться, т. к. это заказ, — ни одной из них он еще
не довел до той высоты, на что способен.
29 сент[ября]. Утром женщина-рассыльный из Сою-
за принесла мне письмо. В ее же присзггствии я вскрыл
конверт — там были пропуски на паек, продуктовый и
промтоварный, и какая-то печатная приписка. Не чи-
тая приписки, я вернул женщине все это назад и ска-
зал, что пайка не возьму — отказался от него несколь-
ко месяцев тому назад, о чем Союз знает. Она, недо-
умевая, говорила: «Как же можно отказываться, ведь
это паек».
11 октября. Сегодня, часов в 8 вечера, Миша сказал
мне по телефону: «Знаете, Павел Николаевич, Вахра-
меев умер!» Я спросил его, откуда он знает об этом.
Миша сказал, что сегодня в ЛОССХе он видел объяв-
ление, что Вахрамеев Константин Васильевич скоро-
постижно умер вчера в 5 ч. вечера.
В 10 ч. вечера меня снова позвали к телефону. Чей-
то голос, показавшийся знакомым, сказал: «Из Сою-
за просили передать, что умер ваш бывший ученик
К. В. Вахрамеев».— «Где он умер?» — спросил я. «До-
ма, у себя на квартире!» — «А сейчас где находит-
ся?» — «В больнице Марии Магдалины у Тучкова мос-
та»368. По голосу я узнал, что говорит со мною Борис
Гурвич — мой бывший ученик. Но он умолчал, что
именно он говорит со мною. Умолчал и я, что его
признал.

Дневник. 1934 261
12 [октября]. Была Борцова. Она сильно расстроена
смертью Вахрамеева и снова говорила, как в течение
10 лет их любви и дружбы он мучил ее своим тяжелым
нравом. Она, как мы с нею уговорились, пойдет в Союз
и в горком условиться насчет похорон. Товарищ Вах-
рамеева, не знаю его фамилии, заходил к ней сказать
о его смерти. По его словам, у Вахрамеева было вос-
паление легких. В это время ему надо было получить
из ЛОССХа аванс под заказ. Полубольной, после гор-
чичников, Вахрамеев пошел и получил там рублей
300—500, но, придя домой, снова слег. Товарищ, видя,
что его положение ухудшается, спросил его: «Не по-
звать ли Борцову?» Вахрамеев долго думал молча,
потом ответил: «Не надо — она не придет». Словно
чувствуя смерть, Вахрамеев просил этого человека по-
хоронить его по-хорошему.
Так бесславно пропал и посейчас мною любимый
маленький Вахрамеев — Мастер аналитического ис-
кусства. Много перенес он горя. Многое мог сделать.
14 [октября]. Вечером пришли двое молодых людей.
Один из них, назвавшийся Булгаковым369, сказал, что
он уже бывал у меня, получил постановку на сделан-
ность и работает в нашем плане. Он привел своего
товарища Константинова370, чтобы я и ему дал поста-
новку.
15 [октября]. Дал Константинову постановку, но не
совсем успел закончить ее идеологические предпосыл-
ки. Днем комендант нашего дома Уткин371 сказал мне,
что умер один из жильцов. Я спросил: «Кто умер?» Он
сказал, что умер Матюшин. Матюшина я знал с 1910—
11 гг. Сперва мы были с ним товарищами по искусству,

262 П. И. Филонов
потом он, войдя в блок с академической профессурой,
стал моим врагом по искусству372.
Вечером ко мне пришли мои бывшие ученики Не-
менова373 и Курдов сказать о смерти Матюшина. С ни-
ми пришел Басков, по их словам, работник из Союза.
Курдов и Неменова приглашали меня, в разговоре,
зайти посмотреть их работы, но я отказался.
24 [октября]. Был у Купцова и Хапаева — смотрел,
по их приглашению, их работы. Работа идет хорошо.
Так же хорошо Купцов сделал проект таблицы Мен-
делеева по заказу Технологического института.
27 [октября]. Был Хапаев. Он получил из кассы
взаимопомощи горкома письмо, где сказано: если Ха-
паев к такому-то числу не уплатит долга кассе (250 р.)
с процентами и пенями, его ожидает товарищеский
суд. Заработок Хапаева сейчас невелик. Мать — без
работы, больная: кошка, сибирский кот, прокусил ей
жилу на руке. Но он, по его словам, все же мог бы
небольшими взносами начать по!*рывать этот долг, ес-
ли бы Купцов не сказал ему: «Не стоит платить — они
своим не такие суммы раздают, а потом под разными
предлогами прощают и снова дают по первой просьбе.
Дурак, коли таким жуликам отдашь последние гроши,
а сам будешь голодать».
Я объяснил Хапаеву, что здесь дело не в том, что
в горкоме кто-то, может быть, жульничает, а в том,
чтобы самому действовать абсолютно честно, тем более
что он — мастер нашей школы. Он вполне со мною
согласился, и я написал от его имени заявление в гор-
ком с предложением, не доводя дело до суда, разре-
шить ему выплату по частям.

Дневник. 1934 263
4 ноября. Сегодня получил из Москвы от Изогиза
спешное письмо. Кто-то, подписавшись «Лобанов», про-
сит меня дать материалы моей биографии для изда-
ваемой Изогизом «Автобиографии советских художни-
ков»374. Конечно, я ему не отвечу.
10 ноября. Сегодня в горкоме был доклад Бродско-
го о Всесоюзной Академии художеств. Бродский, де-
лавший вступительное слово, извиняясь, что он «не
умеет говорить», прочел, что ему полагалось, по бу-
мажке. Он говорил, что после апрельского декрета
партии по изо-фронту375, после «ликвидации левацких
загибов», он почтен высокой честью быть президентом
Академии. Теперь Академия в крепких руках. Маслов-
щина не повторится. Левые разгромлены. Прожектер-
ство изжито. Преподавателями являются лучшие мас-
тера. При Академии имеется исследовательский ин-
ститут. Теперь Академия — это Днепрострой: Говоря
это, он несколько раз повторил: «Бурное развитие со-
ветского искусства», «Бурный рост творческих сил и
возможностей». Ему маленько похлопали. Аудитория
была почти полна, но учащихся совершенно почти не
было. Это редкое явление — обыкновенно учащиеся
преобладают. После Бродского выступил докладчиком
Бернштейн376 — заведующий кафедрой рисунка. Он
говорил об успехах учащихся, демонстрировал их ра-
боты, рисунки питомцев Академии времен Брюллова и
Чистякова и фото со старых мастеров. Он говорил, что
ученикам прививают понятие о «пластической форме»,
но она у них пока еще отсутствует. Что «масловщина
изжита». Что на старших курсах успехи похуже, чем
на низших. Что, к сожалению, профессора при зачетах
прислушиваются ко мнению Бродского, равняются по

264 Я. Я. Филонов
нему; оценивая работы, не осмеливаются иметь собст-
венное суждение. Что из Москвы приезжала комиссия
и чистила студентов. Что методом по рисунку является
живое восприятие действительности и пластическая
объемность. Что ученики работают упорно. Содоклад-
чик Бернштейна — Наумов377 говорил о кафедре жи-
вописи. Он говорил, что «вообще художников не Ака-
демия учила», «много мастеров в Академии не шло».
Что современное академическое командование хочет
«сделать Академию современной», «открыть ее две-
ри всем». Он говорил, употребляя мое выражение, об
«абортах Эссена», об объективном методе, об «изу-
мительном прожектерстве Маслова» и его «левацких
загибах». Что теперь, помимо курсов, в Академии су-
ществуют индивидуальные мастерские: Бродского, Ос-
меркина378, Кардовского379, Савинова380. Что все уча-
щиеся получают стипендии и даровой материал. Что
теперь существует ответственность руководителей. Я
записывал основные положения докладчиков и обду-
мывал план своего выступления. В перерыв все они
ушли в канцелярию горкома, куда им принесли на
подносе кило два хорошего сорта печенья и несколь-
ко подносов стаканов чая. Вместо объявленного пере-
рыва в 15 минут они пожирали печенье минут 30—35.
После перерыва Пумпянский — председатель собра-
ния — объявил начало прений, но сказал, что на пре-
ния никто не записался. Уходя на перерыв, он пред-
лагал желающим записаться на прения. Он начал вы-
зывать желающих и повторил вызов раза три. Никто
не выходил: художники в массе настолько же боятся
Бродского, насколько и ненавидят его. Тогда Пумпян-
ский, поддерживая предложение Пакулина361 и еще
кого-то, сделанные с мест, уже начал было голосовать,

Дневник. 1934 265
чтобы прений сегодня не делать, а перенести их на
19 ноября в Академию. Но тут я, прерывая его, сказал,
что он преждевременно хочет отложить прения, и
предложил еще раз вызвать желающих выступить в
прениях. Он ответил: «Я спрашивал — никто не хочет.
Может быть, вы желаете выступить?» Я сказал: «Ко-
нечно я выступлю». Тогда тотчас же кто-то из прези-
диума, за моей спиной, сказал «Выступление Филоно-
ва закроет дорогу прениям». Пумпянский возразил:
«Нет, не закроет, наоборот, Филонов откроет дорогу
прениям. Я сейчас проголосую: желает ли собрание,
чтобы Филонов выступал». И хотя с мест многие за-
кричали, что он не имеет права голосовать, выступать
мне или нет, он произвел голосование и получил со-
гласие. Тогда он сейчас же затеял со мной торговлю:
сколько мне надо времени — и хотел дать мне только
10 минут. Но аудитория требовала, чтобы я говорил,
сколько мне понадобится. На его повторный вопрос я
ответил, что мне понадобится около получаса. С пер-
вых же моих слов он сделал мне замечание, что я
говорю резкости, и затем через каждые 5 минут про-
сил меня «округлять» и кончать скорее.
Я сказал, что аудитория еще собирается с мыслями,
она всегда долго раскачивается, но потом заговорит и
я, конечно, прения открою, а не закрою.
«В сегодняшнем докладе нас интересует прежде
всего его политическая сторона. Вы, т. Бродский, го-
ворите, что был разгром левых, — это неправильно:
левое движение само себя изжило и умерло за не-
надобностью своих же собственных идеологических и
профессиональных предпосылок. Левацкие загибы, т. е.
левацкий загиб — был. Теперь на смену ему при-
шел правый уклон — могучая, страшная сила, живая

266 Я. Н. Филонов
доселе с царских времен. Вы говорите, т. Бродский,
что искусство и управление Академией теперь нахо-
дится в крепких руках. Правильно. Оно находится в
мощных, железных руках, но и царское правительство
думало, что оно держит власть над народом в крепких
руках. Но власть эту вырвали — и мы вырвем власть
над искусством из ваших рук. Аналитическое искус-
ство будет вашим могильщиком. Вы — [Текст вире-
зан] прошлого. Когда я шел на германскую войну рат-
ником второго разряда, оказывается, многие люди, на-
пример Владимир Ильич, знали еще за два, за три
года до войны, что она будет. И такое предвидение
событий возможно для тех, кто хорошо знает свое
дело. Когда Эссен по-своему правил Академией, я го-
ворил ему в самом начале его карьеры: «Ты, Эссен,
попадешь под суд за свою педагогику искусства». И он
попал под суд. Коммунист Эссен, никак с 20-летним
партийным стажем, попал под суд, но те, кто его довел
до суда, под суд не попали. Вот некоторые из них
сидят здесь за столом президиума/Вы говорите, что
была масловщина. В самом начале ректорства Масло-
ва, на его докладе о ходе преподавания в Академии,
я говорил ему, что он неправильно ведет свою поли-
тику искусства — и ему не миновать суда. Он по-
пал под суд. С громадными усильями, через Сорабис,
мы добились, что Эссен и Маслов сделали доклады
об Академии, — они не желали их делать. Вы сами,
т. Бродский, добровольно делаете доклад о своей ра-
боте. Вы сознаете свою страшную силу, а я Вам скажу,
что Вы попадете под суд за свою деятельность в Ака-
демии. Эссенщина, масловщина, пугачевщина, разин-
щина не были явлениями, вызванными только этими
людьми, — они только ими возглавлялись. Вы говори-

Дневник. 1934 267
те, что с гибелью Эссена и Маслова прожектерство
исчезло; а я Вам скажу, что прожектерство оста-
лось, — все, кто сейчас держит власть над Академией,
попали туда по прожектерству. Не буду говорить, ка-
кое высокое мнение обо мне как о художнике-мастере
Вы высказали в редакции «Красной газеты», помимо
меня также имеются мастера. Но, вступая в командо-
вание Академией, Вы пишете в газетах в своей дек-
ларации о Вашем ректорстве, что «у нас мастеров —
нет, не с кем вести преподавание». И я Вам, т. Брод-
ский, говорю, что все, кто сейчас с Вами преподает
живопись и рисунок в Академии, — не мастера и по-
пали туда, стало быть, по прожектерству, но Вы го-
ворите теперь, что ваши преподаватели — мастера,
а я Вам скажу, что вы попадете под суд, кто бы Вас
ни назначал в Академию, кто бы Вас ни объявлял
народным художником. Аналитическое искусство бу-
дет вашим могильщиком. Несколько раз я высказывал
публично свое мнение о вас как о художнике и сейчас
еще раз его разъясню: я считаю Бродского за его
картину «Коминтерн», именно за эту картину, лучшим
художником и здесь, и в Европа Лучшим художником,
но именно из той группы, куда он относится, т. е. груп-
пы академического реализма — постпередвижничест-
ва. Но Бродский — не мастер. Он не умеет ни писать,
ни рисовать. Ходят слухи, что картину «Коминтерн»
вместе с Бродским писал Вещилов382. На последней
15-летней юбилейной выставке в Русском музее в кни-
ге отзывов кто-то написал, что вместе с Бродским
над его картинами работает художник Спирин383. Ес-
ли Бродский говорит, что «Коминтерн» — его карти-
на, мы относимся к этим слухам как к сплетням и
считаем, что картина, конечно, писана им. Бродский

268 Л. Н. Филонов
говорит, что сейчас нет прожектерства. Это неправ-
да. У нас сейчас везде протекционизм. У нас госпро-
текционизм — самое вредное, что только может быть
вредным и гибельным для искусства, а Бродский го-
ворит, что «у нас в Академии нет прожектерства».
Если бы у вас не было прожектерства, — то был бы
конкурс на звание профессора Академии, на право
преподавания. Раз конкурса не было — значит, есть
прожектерство. Смотрите, т. Бродский, кем Вы себя
окружаете! Вы говорите, что у Вас в Академии есть
исследовательский институт, — но не сказали, кто в
нем работает. Кроме меня, во всем мировом искусстве
настоящих исследователей нет. Ответьте, кто же у вас
работает как исследователь в институте?» Тут Пум-
пянский, прерывая меня, сказал, что на этот вопрос
ответ мне дадут потом.
Тогда, заканчивая свою критику выступления Брод-
ского, я сказал: «Вы, т. Бродский, говорите, что пре-
вратили Академию в Днепрострой искусства. Из ва-
шей Академии-Днепростроя хлещет тьма. Аналити-
ческое искусство будет вашим могильщиком».
Затем я перешел к разбору слов Бернштейна и ска-
зал, что Бернштейн, в противоположность Бродскому и
Наумову, держался на чисто профессиональной пози-
ции. Но теченская политика ясно пронизьшала, однако,
все, что он сказал. Так, например, простое, якобы не-
винное его выражение «пластическая форма», стремле-
ние привить учащимся понятие о пластической фор-
ме — является определенным теченским выпадом, по-
литической установкой. Именно какую-то особенную
пластическую значимость, присущую, с точки зрения
Бернштейна, некоторым работам, а в некоторых отсут-
ствующую, он имеет в виду, и почему — является его

Дневник. 1934 269
личным соображением, а тут дело должно сводиться к
общему критерию, всеми признанному. Вот например:
как вы увяжете критерий пластичности с данными по
анатомии в работах ученика у профессора Залемана384,
скульптора. В его ранней вещи «Кимвры» — прекрас-
ное знание анатомии, и вещь — настоящая реалисти-
ческая и художественная. В его позднейших вещах —
с установкою на парфенонские фризы, на античную
скульптуру — форма совершенно иная; «пластичес-
кая». Но эти его работы гораздо хуже его же «Кимвров».
А вы, конечно, скажете, что они лучше «Кимвров», т.к.
форма в них пластическая (в это время кто-то из пре-
зидиума, прерывая меня, крикнул: «Конечно лучше!»).
Да, у вас есть успех по рисунку учеников, но как вы
его увяжете с живописью? — эта задача для вас не-
посильна! [То.] что у вас сейчас уже внутренние про-
тиворечия, показывают ваши же слова! Тов. Бернш-
тейн сказал: «К сожалению, на старших курсах дела
обстоят хуже». «К сожалению, при учете работ, если
Исаак Израилевич Бродский выскажется за первую,
то и остальная профессура стоит за первую». Конеч-
но, профессора боятся Бродского, боятся иметь личное
мнение. Но такого рода недооценка и переоценка, на-
чиная с работ отдельного ученика, по восходящей пе-
рейдет в громадное политическое зло. Профессора бу-
дут сводить меж собою счеты — что пластично, что не
пластично, что скажет Исаак Израилевич, а у учащих-
ся будут трещать ребра. Наумов тут сказал, употреб-
ляя ваше выражение, что Эссен «делал аборты»385 стар-
ших выпусков, а вы сами говорите, что недавно мос-
ковская комиссия делала у вас чистку учащихся, их
выгоняют за то, что вы не умели их учить. Ничего
нового — тот же «аборт». Тов. Бернштейн говорит, что

270 П. Н. Филонов
методом обучения в Академии теперь является «живое
восприятие реальной действительности», но это мето-
дом в работе служить не может и критерием в оценке
вещей, сделанных учениками, быть тоже не может. А
как к этому приткнете понятие о пластике? А как в
такое методическое пожелание включите установку на
образцы старого искусства, такие разнородные? И это
все вы говорите по отношению к рисунку, но у вас
практически в Академии по-разному понимают жи-
вопись и рисунок. Это лишь наша школа говорит, что
художник настолько же хорошо или плохо рисует, на-
сколько хорошо или плохо пишет. Микеланджело пи-
сал очень хорошие картины, особенно «Страшный суд»,
но не умел, по-настоящему оценивая, ни писать, ни
рисовать». (В это время стоявший рядом художник, все
время сосавший пустую трубку, запротестовал: «Вы
сами себе противоречите! Как это Микеланджело не
умел ни писать, ни рисовать?!») Я в тот же миг отве-
тил: «Он настолько же хорошо рисовал, насколько хо-
рошо писал, но рисунок и живопись его одинаково пло-
хи. В скульптуре он гораздо большёгд^обился по ри-
сунку и в понятии о форме». В это время еще кто-то
перебил меня с места, о чем-то протестуя, я ему так-
же мгновенно ответил. Но его озлобленного выкрика и
моего ответа не помню. И тотчас же я продолжал под
одергивание и поторапливание Пумпянского: «Разве не
бросается в глаза, что никто не идет по следам таких
мастеров, как мировые мастера Суриков386 и Савиц-
кий387, и никто не пойдет, а тем более в массе, и на это
есть неотводимые причины. Но сейчас я о них не стану
говорить. С другой стороны, у нас есть отдел современ-
ной французской живописи, но вы запрещаете ее пути.
Почему же в том же советском государстве, которое

Дневник. 1934 271
выставляет эти вещи и знает, что на них люди учатся,
нельзя писать таких же вещей?!
Да, вас все же можно похвалить; если хотите, вы
кое-чего добились по рисунку, но в основу вашей про-
граммы новой Академии вы положили жалкие крохи
из нашей идеологии аналитического] искусства]388 —
она в рукописных тетрадках с 1922—23 гг. ходит по
Советскому Союзу как подметные письма. А в основу
преподавания рисунка вложен опять-таки наш прин-
цип сделанности. Но вы взяли эти крохи от нас так
же, как абсолютные монархии пишут свои конститу-
ции. Так же как Муссолини взял все, что мог, от
большевиков, но употребил на пользу буржуазии». За-
тем, перейдя к тому, что говорил Наумов, я по отно-
шению его доклада сказал: «Наумов говорит, что не
Академия учила. Правильно. Но зачем же тогда Ака-
демия, с вашей точки зрения, если художники учились
не от нее? Вы говорите, что многие мастера в Акаде-
мию не шли. Но так как я, отвечая Бродскому, сказал,
что в звериной теченской борьбе в искусстве, когда
ряд людей окопался по протекции в стенах Академии
и сквозь эту живую стену туда не проникнуть никому,
кто им нежелателен, то ответьте, как понимать ваши
слова: мастера могли туда идти, да не желали?» (На-
умов ответил: «Да, могли, и их приглашали, но они не
желали»389.) Я сказал: «Таких не было, это неправиль-
но. Существует определенная группа лиц, помимо ко-
торой всем остальным в Академию не попасть. Вы это
знаете! Вы говорите, что хотите сделать Академию
современной. Это вам не удастся и в ваши расчеты не
входит. Вы говорите, что хотите открыть двери Ака-
демии всем. Это неправда. Сейчас Академией владеет
правый уклон, и никого, кроме своих, он в Академию

272 П. Я. Филонов
не пустит. Вы говорили про „аборты" Эссена, про ле-
вацкие загибы Маслова и про его изумительное про-
жектерство — но вы были в Академии при них обоих
и тогда должны были все это видеть и заявить об этом.
Почему же вы, Павел Семенович, молчали?» Немного
комкая конец речи, во время которой я то говорил в
аудиторию, то поворачивался к президиуму, откуда на
меня глазели сменовеховцы на подбор, и грозил им
кулаком, откуда на меня сверкал бриллиант с кольца
на мизинце Бродского, величиной с мелкую гороши-
ну, я сказал: «Аналитическое искусство будет вашим
могильщиком. Оно — основа пролетарского искусства.
Будущее принадлежит ему. Дай дорогу аналитическо-
му искусству». Похлопали мне очень немного. Тотчас
же Пумпянский поднялся и сказал, отвечая мне, что
напрасно я сыплю обвинения и уверяю всех, что никто
в целом мире, кроме меня, ничего в искусстве не по-
нимает. В лице докладчиков мы видим почтенных лю-
дей, которых надо благодарить за их работу на фронте
академической педагогики. Сам же Филонов никаких
предложений не внес. Это недружественная критика.
Затем из президиума поднялся Легран390, настоящий
камер-юнкер Николая II, и сказал: «Зачем Филонов
спрашивает, кто у нас работает в исследовательском
институте, если, по словам Филонова, во всем мире нет
ни одного исследователя искусства, кроме него. Что
ему это скажет?» Он назвал четыре совершенно не-
известные мне фамилии и сел. Затем из президиума
же Григорьев, работающий в правлении кооператива
«Изо», сказал: «В выступлении Филонова прозвучал
голос классового врага. По отношению к основной ли-
нии нашей партии левым уклоном называется то-то и
то-то, а правым то-то и это, а если партия поставила

Дневник. 1934 21Ъ
нас в Академию, то по Филонову выходит, что партия
занимается правым уклоном». После этого Пумпян-
ский сказал, что закрывает собрание, и продолжение
его назначил на 19 ноября в 8 ч. в Академии. К этому
времени я уже успел, не пропуская ни одного их слова,
выйти в раздевальную, надеть пальто, и, едва Пум-
пянский кончил, я, чтобы ни с кем не встречаться,
первым вышел на улицу. Домой я пришел в 21/2 ночи.
Я чувствовал громадное успокоение и радость, что мой
удар был хорошо рассчитан и пришелся «прямо в
свиную морду» этой раззолоченной черносотенной сво-
лочи, которая завтра же продаст советскую власть и
будет добивать раненых коммунистов, если их бело-
гвардейской родне удалось бы раздавить советскую
власть. На десятках собраний по Изо я выступал, но
более подлого президиума не видал. Я знаю, что 19-го
мне или не дадут говорить, или устроят западню. Но
все мое существо так и рвется нанести этим гадам
такой же позорящий их удар. Аудитория, в подавля-
ющем большинстве враждебная мне, слушала меня не
шевелясь, впиваясь в меня глазами. Никто не выходил.
Стенографистка, в особенности к концу моей речи,
когда слова у меня летят необычайно скоро друг за
другом, с бешеной скоростью записывала мои слова.
Незадолго до этого, за несколько дней, Купцов, все
время рвавшийся выступить против Бродского, уехал во
Псков, вызванный письмом о болезни отца К этому дню
он вернулся. Хапаев, кого я первым встретил, придя на
доклад Бродского, успел перед докладом сбегать к Куп-
цову — позвать его на доклад Но Купцов не пришел.
12 [ноября]. Утром Купцов по телефону позвал меня
к себе. От 7 ч. до 11 я был у него, передавая то, что

274 П. Н. Филонов
было на докладе. Натурщица Хапаева идет замеча-
тельно хорошо. Я уговорился с Купцовым, что он 19-го
выступать не будет. Ему это может дорого обойтись.
18 [ноября]. Сегодня Петя принес «Ленинградскую]
правду», где помещено следующее: «„Под маркой Изо"
(письмо членов партии). Артель „Изо" насчитывает 620
человек. Занимается она росписью тканей и знамен, из-
готовлением портсигаров, выпуском бюстов, статуэток,
памятников и т. д. Семимиллионный годовой план арте-
ли наглядно показывает ее значение. Но в артели небла-
гополучно. Находится она в руках „бывших людей". Член
правления — зав. планово-производственным отделом
Шахов — бывший офицер и сын торговца. Экономист
Васильев — бывший поручик, зав. снабжением Шар-
таковский — бывший владелец мануфактурной фирмы
в Одессе, главбух Хиой — бывший компаньон торговой
фирмы. Все они нашли приют у председателя артели
Григорьева, который, кстати, сам не прочь попользовать-
ся ее средствами. Под видом оборудования мастерской
он отделывает себе квартиру. Он самТйбе ассигновал на
ремонт две тысячи руб. А фактически уже израсходовал
не меньше четырех. Строительный материал берется из
производственных мастерских. А штат Григорьева все
это оформляет так, что комар носа не подточит. Деятель-
ность артели „Изо" нуждается в срочной проверке.
Дерюгин*91. Иванов*.
Этот самый Григорьев, как мне говорили, и есть
член президиума доклада Бродского 10 ноября. Это он
выступал против меня в конце собрания, называя меня
«классовым врагом». Вечером 18-го Тагрина по теле-
фону спросила меня, знаю ли я об этой заметке. Она

Дневник. 1934 275
сама работает в этой артели по росписи тканей. Знает
Григорьева, Дерюгина и Иванова. Она сказала: «10-го
вы погрозили президиуму собрания судом, а 18-го Гри-
горьеву еще раз грозят судом». Однако мы с ней ре-
шили пока что принять эту заметку только к сведению
и особой веры пока что не придавать, т. к. Григорьев —
очень ловкий человек. У них в артели думают, что «он
выкрутится». Тагрина сказала мне, что Бордова про-
сила ее передать, что кто-то поговаривает, что 19-го
меня не пустят на продолжение прений по докладу
Бродского. Утром заходил Купцов. Я снова сказал ему,
чтобы он выступал лишь в особо важном случае. И во
всяком случае его выступление будет «декларатив-
ным», он просто скажет, кто, по его мнению, прав, а
кто не прав. И в конце концов я сказал, что «деклара-
тивное» выступление он непременно сделает, что бы
ни произошло на докладе.
19 [ноября]. Ровно к 8 я был в горкоме. Никто не
подумал меня «не пускать». Народу было много, и скоро
впуск публики прекратили. Стоя в передней, я увидел,
как какой-то учащийся подошел к двери в гардероб-
ную в двух шагах от меня. Комендант Русаков не пус-
кал его. Учащийся сказал: «Пропусти — ведь сегодня
Филонов будет». Комендант ответил: «Филонов-то бу-
дет, а тебя не пропущу — опоздал. У нас и так полно».
Я стоял и смотрел, чем кончится их разговор, но в это
время из гардеробной в переднюю проходил Кибрик.
Я отвернулся. Проходя мимо, он своим обычным звон-
ким, приятным голосом сказал: «Здравствуйте, Павел
Николаевич!» Я, не оборачиваясь, ответил тихо: «Здо-
роваться — не будем»392. Когда он вышел в переднюю,
ко мне тотчас же подошел Сашин. «А здорово вы его

276 П. Н. Филонов
отшили», — сказал он. «А вы разве видали?» — «Еще
бы, я тут же стоял, за вашей спиной, когда вы ему
ответили». К нам подошел Суворов, и мимо нас снова
прошел Кибрик Меня поразил его мощный, жирный,
«разъевшийся» затылок и шея, широкая, низкая, крас-
ная. Поразил при мгновенном взгляде весь его облик:
тучный, даже жирноватый, грузный — грузом мяса хо-
рошо упитанного; великолепно одетый, он выглядел и
держался более чем решительно, самоуверенно и с ап-
ломбом признанного мэтра. «Ну и сволочь! Ну и жирная
сволочь!» — сказал Суворов. «Он на вас карьеру де-
лал!»393 — сказал Сашин. Затем Сашин сказал, как про-
шлый год он был приглашен преподавателем в Акаде-
мию, на подготовительные курсы. Он решил проводить
наш метод от частного к общему не сразу, но постепен-
но. Но учащиеся, узнав, что он был мастером нашей
школы, в первый же урок сами начали работать по-на-
шему, и ему пришлось пристегнуться к их инициативе.
Так как они все время желали работать «по-филонов-
ски», Сашин и вел с ними работу в этом плане, все
время умеряя их пыл, чтобы ему нё~~предложили уйти
с курсов. Месяца через два-три он ушел с курсов добро-
вольно, т. к. из-за нашей установки у него стали возни-
кать трения с администрацией.
Доклад начался в десятом часу вместо восьми. Куп-
цов сказал мне: «В Академию приехал Бубнов, и Брод-
ский с ним. Бродского сегодня не будет». Он снова
спросил, выступать ли ему. Я сказал, чтобы он высту-
пал. Когда, при переполненном зале и коридорах, со-
брание началось, вышли только трое, да и то приходи-
лось ораторов на прения приглашать, вызывать, — и
список ораторов исчерпался. Председатель Григорьев
раза два-три снова спросил, не желает ли кто высту-

Дневник. 1934 277
пать, но никто не выходил. Председатель сказал: «Тог-
да позвольте прения закрыть, раз нет желающих». Тог-
да я попросил слова. Тогда в зале поднялся шум, как
ветер, послышались возгласы: «Филонов! Филонов!» —
и раздались аплодисменты. С 16-го числа я готовился к
выступлению, работая над этим часов до 5 ночи. Я го-
ворил по конспекту, временами отступая. По перед тем
как я заговорил, председатель начал торговаться с
аудиторией, сколько времени мне дать. Прежде всего
из аудитории раздалось: «Как и всем, 10 минут», «пол-
часа», «час», «без срока!», «пусть говорит, сколько ему
надо!». Председатель дал мне полчаса.
Я начал с критики Пумпянского, сказавшего, защи-
щая Академию, что ей надо вменить в заслуги уменье
выбирать живой людской материал в лице учащихся,
и просившего Академии доверия лет на шесть, а затем,
сказав, что не одни лишь живые силы Академии ви-
новны в плохом ходе педагогики, виновата в этом и
структура Академии как учебного заведения, предло-
жил следующий план переорганизации Академии: в
Академии вводятся классы постановки на реалистиче-
ский рисунок и живопись; в них будет: обнаженная
натура, портрет, этнографическая натура, бытовая на-
тура, натюрморт. Работа в классах обязательна для
живописцев, скульпторов, графиков и архитекторов.
В классах работают маслом, инком, скульптурой, рас-
крашенной скульптурой. Одновременно с этим, с пер-
вых дней обучения, ученик работает в одной из следу-
ющих мастерских — это мастерские сделанных кар-
тин, сделанных вещей: мастерские правого крыла Изо:
1) портретная, 2) бытовая, 3) этнографическая, 4) ба-
тальная или военно-революционная, 5) анимализма,
6) натюрморта, 7) пейзажа, 8) графики, 9) скульптуры,

278 Я. Я. Филонов
раскрашенной скульптуры и майолики, 10) мозаики,
11) мастерская левого советского искусства, 12) мастер-
ская общеевропейского левого искусства, 13) мастер-
ская-институт этнографических разновидностей искус-
ства европейских и всеевропейских стран, 14) институт
общей идеологии Изо, где, наряду с лекциями искус-
ствоведов по истории и социологии искусства и т. д., все
профессора классов и мастерских читают лекции по
идеологии Изо. (Тут я сказал, что есть в моем плане
пятнадцатая мастерская — мастерская аналитического
искусства, но можно обойтись и без нее, т.к. наша
школа не имеет над собою потолка, она действует вне
четырех стен учебных заведений Изо и действует по
педагогике без копейки денег. Наша школа действует
и будет действовать при всех условиях.)
Этим будет в Академии представлен весь фронт и
современного, и мирового искусства. Посещение клас-
сов и лекций обязательно для учащихся всех мастер-
ских от начала до конца обучения в Академии. В мас-
терскую учащийся идет по личному выбору.
Институт исследования искусства] имеет своею за-
дачей: а) исследование и пропаганду в области совре-
менного искусства во всех его выявлениях, включая
искусство в производстве, б) научно обосновать метод
исследования искусства, роль и значение иск[усства] в
жизни, в) организацию метода педагогики Изо, г) орга-
низовать метод применения искусства] как действую-
щей культивирующей силы, д) организацию научной
критики Изо. Институт имеет следующие отделы: а)
отд[ел] исследования идеологии искусства], ведущий
работу по исследованию причин зарождения, развития,
падения и содержания течений в современном] искус-
стве, в народн[ом] иск[усстве], искусстве промышлен-

Дневник. 1934 279
ности и быта в связи с социальными и бытовыми ус-
ловиями. Подобный же анализ в мировом искусстве во
всех его этнографических разновидностях и в искус-
стве] отдельных мастеров; б) отдел исследования вещи,
ведущий работу исследования формы, материала, ка-
чества, техники, свойства и значимости вещи; в) отдел
пропаганды, ведущий практическую организационную
работу популяризации и пропаганды Изо в массах и
среди учащихся. Отдел ведет планомерную публицис-
тику, устраивает лекции и доклады по искусству], уст-
раивает систематические районные сравнительно-по-
казательные выставки. Издает свой журнал и ряд
популярных изданий по искусству.
Институт организует в провинции ряд музеев из
копий и второстепенных оригиналов. Ин[ститу]т дела-
ет передвижные выставки по Союзу. Ин[ститу]т делает
передвижные выставки из вещей учащихся.
Далее я сказал, что еще в 1922—23 гг. я говорил о
том, что музей искусств при Академии должен быть
восстановлен, но фактически он не восстановлен и до
сих пор. Его надо восстановить в прежнем его объеме,
вместе с Кушелевскою галереей картин, бывшей при
нем. Кроме того, его надо расширить по следующему
плану, организовав в нем следующие отделы: 1) отд[ел]
произведений искусства, отходивших от академическо-
го канона, начиная со времен лжеклассицизма, от ис-
кусства крепостных до современного] искусства, при-
соединив к нему вещи из бывшего Музея живописной
культуры в Ленинграде, 2) отд[ел] народного иск[усст]-
ва, 3) отдел иск[усст]ва в производстве, 4) отд[ел] дет-
ского иск[усст]ва, 5) искусство самоучек, 6) отд[ел] ис-
кусства] сумасшедших, 7) отд[ел] театр[ального] искус-
ства] и бутафории, 8) отд[ел] фотокино по быту и

280 Я. Я. Филонов
этнографии, 9) отд[ел] полиграфии и плаката, 10) отд[ел]
икон, отходивших от византийского и соборного канонов,
икон и скульптуры в этнографических разновидностях,
11) отд[ел] рисунков, графики и гравюр, 12) отдел работ
учащихся Академии.
Обучение в Академии должно вестись исключитель-
но на «сделанной вещи».
Таким образом, это будет не «какая-то расплывча-
тая Академия», а университет Изо, какого, по целе-
сообразности и продуманности его конструкции, нет
в Западной Европе.
Далее я сказал, что сейчас в Академии — диктату-
ра реализма в его упадочных помесях, диктатура реа-
листической педагогики, не имеющей проработанного,
проверенного метода обучения и целевой профессио-
нально-идеологической установки обучения. Что там по
педагогической линии широко культивируется упадоч-
ное мастерство при сознательно исключенной ставке
на высшее мастерство. Что академическая педагогика
имеет упор на этюды, эскизы, наброски при полном
отсутствии ставки на сделанную картину, что в Ака-
демии нет, конечно, настоящего высокоразвитого мето-
да реализма. В заключение сказал, что с первых дней
революции педагогика Академии позорно слаба, и все
это до сих пор сходило профессуре безнаказанно, но
мы этого не простим. Мне опять похлопали, но немно-
го. Мое выступление развязало языки. Ораторы стали
выходить на эстраду и по-своему критиковать Акаде-
мию. В числе других, но в защиту Академии, выступил
художник-комсомолец Серов394, автор картины «Пар-
тизаны». Он говорил, что все, сказанное мною, какой-
то «винегрет», пустой набор не связанных никаким
смыслом слов. Что такую чепуху стыдно слушать. Что

Дневник. 1934 281
я употребляю демагогические приемы и обманываю
аудиторию. Что, к стыду, часть аудитории меня поощ-
ряет. Но симпатии и вера учащихся и аудитории ко
мне все слабеют и скоро исчезнут. Что я шарлатан-
ствую. «Как смел Филонов упоминать здесь о своей
симпатии к Эссену и заявлять, что Эссен был лучшим
из тех, кто работал в Академии. Филонов сам помо-
гал „угробить Эссена". Ведь это Филонов в 27-м году
сделал провокаторский митинг в Академии в присут-
ствии Луначарского395, где была вынесена резолюция
протеста против Эссена396. А теперь Филонов лице-
мерно оплакивает Эссена. Этим выходкам Филонова и
его „систематической демагогии" и дезориентированию
учащихся надо положить конец».
Вскоре после него вышел Купцов. Говорил он хоро-
шо и сдержанно. При его появлении в аудитории воз-
ник легкий шум, дружелюбный тихий смех и воскли-
цания. Он говорил, что надо быть исключительным
невеждою, чтобы позволить себе, как это сделал Се-
ров, такую злостную оценку сказанного Филоновым и
употреблять такие грубые выражения в оценке вы-
ступления Филонова. Все, сказанное Филоновым, сто-
процентная правда, продуманная годами. «У тебя в
коробке винегрет, а не в словах Филонова»,— сказал
он. Затем он сказал, обращаясь к аудитории и прези-
диуму, что вчера, 18-го была в «Ленправде» заметка
об артели «Изо», которая кое-кого из присутствующих
касается. После него вышел Гаспарьян (скульптор)397.
Он сделал резкую оценку выступления Серова, говоря,
что он стыдится за Серова как за комсомольца и как
за человека. Что хотя Серов и написал хорошую кар-
тину, но у него не имеется никаких данных, ни пра-
вомочия, чтобы грубо говорить о Филонове. После него

282 Я. Я. Филонов
выступил т. Беленко (до сих пор я не видел и не
слышал ни одного его выступления и не знаю, кто он).
Он начал свое выступление заявлением, что он «не
филоновец», ничего общего с этой школой не имеет,
но, однако, должен сказать о Филонове несколько слов.
Сейчас же председатель заявил, что выступать надо
по существу докладов, а не по отношению к Филонову.
Беленко возразил, что его речь о Филонове и будет
выступлением по существу доклада. Он сказал, что
выступление Филонова было самым культурнейшим,
и ценнейшим, и глубоким из всего, что аудитория здесь
слышала. Позор выступать против Филонова, как вы-
ступил Серов. Стыдно за человека. Слова Филонова
имеют громаднейшую ценность. Если хотя бы пятьде-
сят процентов сказанного Филоновым учесть и приме-
нить — [это] было бы счастьем. Но Филонов слишком
хорошо знает то, о чем говорит, слишком идеально
хорошо сказанное им, но все это чистейшая правда.
Только так надо думать и действовать. Несколько раз
Беленко, очевидно сильно волнуясь, брался за лоб,
делая упреки Серову. Как Гаспарьян^, так и его часть
аудитории поддерживала возгласами. После него вы-
ступил Шалыгин. Он говорил, что на Филонова около
десяти лет ведется травля, что каждое слово Филоно-
ва полно значения и неотводимой правды. Многие со-
бытия на изо-фронте Филонов предвидел за несколько
лет до того, как они случились. То, что он более десяти
лет тому назад предлагал, раньше оплевывалось, а
теперь проводится в Академии — хотя бы тот же его
принцип сделанности, сейчас появившийся в Акаде-
мии. «И многое другое вы (он обратился к президиуму),
вы от него взяли. И вот здесь перед всем собранием
Серов пытается отвадить слова Филонова и с необы-

Дневник. 1934 283
чайной грубостью доходит до клеветы, коверкая
умышленно то, что сказал Филонов. Филонов редчай-
ший, можно сказать, невиданный доселе мастер, про-
шедший поразительно трудную дорогу по Изо. Позор,
стыд за человека чувствовал я, слыша слова Серо-
ва (кто-то с мест закричал: „Он его шарлатаном на-
зывал!" Серов, сидевший в президиуме, воскликнул:
„Нет, не называл!") Если бы хоть 50 или 25 процентов
того, что говорит Филонов, было принято, Академия
бы процветала». Затем слово взял Савинов. Я никогда
не слышал его выступлений. На собраниях он обычно
не выступал и редко бывал. Говорил он подкупающе
хорошо и просто, но самым подлейшим образом изви-
рал все события на фронте академической педагогики.
Как-то странно было слышать этого пожилого челове-
ка с прекрасным, добрым лицом, в серьезных, честных,
искренних, убедительно правдивых словах ухитряв-
шегося лгать на каждом шагу. Трудно сказать, была
ли это ложь игрою ловкого актера или ложью святого
идиота, до сих пор не сознающего, какие темные дела
он покрывал, покрывает и делает. Помянул он и мою
фамилию раза два, похвалив за стремление к анали-
зу. После него говорил Легран. Обвинив Пакулина в
неправильном обвинении Академии за пристрастную
раздачу учащимся денежных премий, он перешел ко
мне: «Павел Николаевич Филонов в своем прошлом
выступлении поразительно напоминает мне своего
знаменитого зарубежного тезку Павла Николаевича398.
Сегодня Филонов изменил тон, но прошлый раз он
действовал так же, как и во многих других своих
антисоветских выступлениях. Но уже одно то, что сам
Филонов признает наши достижения, показывает, что
дело у нас идет хорошо!» После него выступал Наумов.

284 Л. Я. Филонов
Он говорил слова, и каждая фраза имела граммати-
ческую правильность и смысл, но о чем он говорил,
трудно сказать. Он ухитрялся словами скрывать ос-
новную цель речи и скрыл; конца его речи я не до-
ждался. Когда кончил последний оратор, Шалыгин,
говоривший в мою пользу, и слово взял Савинов, ауди-
тория, 2Д ее> толпою пошла к выходу. Во время речи
Савинова народ уходил [зачеркнуто: толпами], Легран
и Наумов говорили перед у3 и ХД того, что было в
разгаре собрания. Во время речи Наумова я посмот-
рел на Серова, сидевшего от меня шагах в трех. Ком-
сомолец, молодой, лет 21—25 может быть, он уже на-
чал становиться тучным, а подбородок начал замет-
но жиреть. У рабочих жирного подбородка не бывает,
комсомольцам тоже не полагается его иметь. Домой
я вернулся в 3-м ч. ночи с дочкой, из Детского при-
ехавшей и слушавшей все происходившее как инте-
реснейшее представление.
19 [ноября]. Вечером пришли двое учащихся. Хотят
со мною работать. Во время нашего разговора вошел
какой-то молодой человек, назвавший себя поэтом Не-
льдихен399. Он удивился, что я его не знаю и не читал
его вещей. Живет он, по его словам, в нашем доме у
кухни. С одним из учащихся он оказался знакомым,
заговорил с ним о его отце, называя его знаменитым
меценатом, инженером Бронштейном, и очень удивил-
ся, что я не знаю этого мецената. Нельдихен, чувствуя,
что мешает нашему разговору, скоро ушел, а учащимся
я назначил постановку на 22-е. Один из них был у меня
с год тому назад. Они, по их словам, слышали мое
выступление и считают меня «за единственно честного
человека».

Дневник. 1934 285
20 [ноября]. Была Борцова. Она рассказала о похо-
ронах Вахрамеева. В день похорон она пришла в боль-
ницу и прошла в мертвецкую, где лежало тело Вахра-
меева. Там было два трупа, в одном из которых она с
трудом признала своего бывшего мужа и друга. Долго
одна стояла она перед трупом, потом ее нервы не вы-
держали: ей стало страшно, и она в ужасе выбежала
из покойницкой. Наверное, ее страху способствовало
то, что Вахрамеев еще при жизни говорил ей: «Я к те-
бе из гроба приду!» Да этому же способствовали сло-
ва товарища Вахрамеева, сказавшего ей после смерти
Вахрамеева, что Вахрамеев говорил ему, что он хочет
убить Борцову. Несколько дней после похорон Борцова
боялась оставаться дома одна и все жалась к матери,
потом ее нервное состояние рассосалось. Часть вещей
Вахрамеева взял Союз. Его бумагами и записками «на-
били целую печку» и зажгли. Были ли среди них днев-
ники Вахрамеева, в которых он записывал и свои от-
ношения с Борцовой, — Борцова не знает. Юрист ска-
зал ей, что по суду как жена она получит все, что
осталось от Вахрамеева. Но без суда права на его бу-
маги и картины она не имеет, т.к. разошлась с ним за
несколько месяцев до его смерти. Мы с нею решили,
что она не будет судом добывать бумаги и картины
Вахрамеева.
23 ноября. Были Ливчак и Важнова. Важнова при-
несла 5—6 работ маслом. Они написаны с натуры этим
летом: портрет мальчика, два пейзажа — лес, два пей-
зажа — избы. Работы хорошие, но им вредит неболь-
шой их размер. Есть кое-где и сырые куски, но сырые
для нас, для многих эти сырые куски были бы ценней-
шими по качествам местами в их работах. Важнова

286 Л. Н. Филонов
крепко держит нашу профессиональную линию; все ее
вещи с первых дней знакомства со мною работаны
с максимальным упором.
Ливчак не принесла ни одной работы. Хотя у нее
есть оправдания — ее выселили из комнаты на пло-
щадку лестницы, где она и жила несколько дней,
потом днями и ночами зарабатывала деньги на «по-
купку» комнаты. Теперь она за 2—3 тысячи действи-
тельно кровью заработанных денег купила дачку в
Ольгино, где, разведясь с мужем, живет со своим ре-
бенком и матерью. Я все же дал ей понять, что это все
ее совершенно не оправдывает: работай и давай вещи
при всех условиях; если не имеешь нескольких часов
в день на свою работу, работай хоть 5—10 минут, но
ежедневно и изо всех сил. Она обещала начать рабо-
тать. Большинство работников их мастерской по рос-
писи тканей при артели «Изо» всецело были на моей
стороне на докладах Академии. Одна из подруг Важ-
новой по росписи сказала ей: «Пожми Филонову руку
за меня за его слова». Жена Бродского400, также рабо-
тающая в артели,— он с нею развелся — говорила
Важновой: «Зачем Филонову нужно нападать на Брод-
ского, ведь они не соперники». Важнова объяснила ей,
что здесь дело не в конкуренции, а в идеологической
и политической борьбе, которую Филонов ведет на
фронте Изо, делая революцию в искусстве и его пе-
дагогике, и ведет, конечно, не персонально с Бродским.
Жена Бродского ответила: «Филонову ничего с Брод-
ским не сделать — у Бродского колоссальные связи,
а Филонов один».
26 [ноября]. Сегодня Хапаев вечером сказал мне по
телефону: «Я сильно расстроен: сейчас я был в горко-

Дневник. 1934 287
ме — там профессор Шмидт401 делает доклад о похо-
де Челюскина. Меня не пустили на доклад. Я вызвал
председателя горкома Попкова — тот отказался меня
впустить. Я вызвал директора Дома художника при
горкоме — Агулянского402 — тот также отказал мне в
пропуске. Тогда я вынул свой билет членства в Доме
художника, вынул свой билет Союза художников и
сказал, кладя их на стол: „Если вы меня, члена Дома
художников, члена горкома, члена Союза художников
не пускаете туда, где сейчас сидят все мои товарищи,
имеющие на это не больше прав, чем я, если сейчас
вы пропустили несколько человек своих знакомых, а
меня почему-то не пускаете, нате, возьмите эти биле-
ты, эти бумажки, стало быть, которые, как оказывает-
ся, никаких прав мне не дают, а потом я их у вас лично
потребую обратно"». Потом Хапаев сказал мне: «Раз-
решите мне с горя заехать к вам, успокоиться — еще
немного, и у меня был бы сердечный припадок, а вы
знаете — у меня сердце больное». Когда он через 40
минут пришел ко мне, я, успокоив его, доказал ему,
что он сделал ошибку, сделал глупость. Так не борют-
ся. Так подставляют себя под удар с самой выгодной
для врага стороны. Билетом профсоюза рабочий дол-
жен гордиться и беречь его, как свою профессиональ-
ную честь. Швырять профсоюзный билет бюрократу,
а может быть, и провокатору в физиономию — непро-
стительно. Непременно надо скорее получить его на-
зад. Хапаев понял, какой промах он — честная, горя-
чая голова, сделал.
1 декабря. Вечером рупор-громкоговоритель радио
в моей комнате внезапно, после целого дня музыки,
пения и реклам, объявил о смерти Кирова. Меня как

288 Я. Я. Филонов
будто бы что-то ударило в лицо мгновенным ощуще-
нием горя и огромной утраты от гибели этого человека;
Казалось, будто я сам потерял в нем что-то дорогое,
хотя я совершенно ничего не знал о нем, ни разу не
видал и не слыхал его и не читал ни одной его речи.
С его речами меня всегда знакомила моя дочка — она
давно, гораздо ранее меня, заинтересовалась его вы-
ступлениями и всегда в полном смысле слова востор-
галась ими. Но зато я великолепно изучил его лицо и
по лицу знал, что может быть в таком человеке. Ко-
нечно, по клише из газет по-настоящему я не знаю,
какое у Кирова было лицо, — мне ясен лишь тип. Это
было «собирательное лицо» — оно ясно выявляло оп-
ределенную сущность партии и класса, к которым Ки-
ров принадлежал. И выявляло не на какой-либо отре-
зок времени, а навсегда, т. е. это было лицо воина, но
рабочего, ставшего бойцом, это было лицо революцио-
нера, которого никакою пыткою не заставишь стать
предателем или соглашателем, это же лицо сделает
честь любому оратору и трибуну, но такое лицо может
быть и у простого, прямо из дерёВн^, красноармейца
и матроса, и у слесаря с Путиловского, допустим, за-
вода. Потому-то убийца и стрелял, как я думаю, ему,
Кирову, в затылок, что стрелять Кирову в лицо, спе-
реди — значило бы иметь в себе самом личное муже-
ство большее, чем у Кирова, иметь «классовое муже-
ство» большее, чем «классовое мужество» и твердость
Кирова, а это, как я думаю, судя по фото лица Кирова
и истолковывая его лицо по-своему, немножечко труд-
но, и трудно не только убийце, действующему неожи-
данно, стараясь захватить жертву врасплох, это труд-
но было бы и часто в открытую, при медлительно
совершающемся нападении действующему классовому

Дневник. 1934 289
противнику Кирова, пусть более сильному физически
и лучше вооруженному. Как мне думается, враг (за-
черкнуто: не личный), шедший на «мокрое дело», не
осмелился смотреть Кирову в лицо. Я сам знаю слу-
чаи, когда лицо одного из противников пугало другого,
более сильного, и удерживало его от нападения.
Шапошникова из Ленинграда правильно сказала:
«Теряя Кирова, ленинградские женщины чувствуют
такое же горе, как при потере собственного, горячо
любимого ребенка или дорогого друга». Я думаю, что
и мужчины могли бы то же самое сказать, хотя эти-
ми словами выявляется отношение к потере, а не раз-
мер потерянного. Я ходил ко дворцу Урицкого403, хотя
знал, что меня, как одиночку, не пустят туда, — чтобы
разок посмотреть на Кирова и сказать ему: «Здравст-
вуй и прощай. Прощай, действительно дорогой това-
рищ!» Меня не пришлось «не пускать»: доступ к те-
лу прекратили. Со мною вместе не попали на проща-
ние с Кировым опоздавшие колонны рабочих и толпы
одиночек. Милиционеры верхами оттесняли от дворца
толпу крупами, боками и мордами лошадей. Один из
них задом лошади припер меня к дереву. Я, отодвигая
лошадь руками, сказал ему: «Чего ты прешь! Не ви-
дишь, что ли, что мы и так отходим!» Я сказал ему
это твердо, но, к моему удивлению, «ласково», и в
толпе, которую конные милиционеры оттесняли очень
решительно и быстро, так что она с трудом подава-
лась, т.к. мешали напиравшие сзади, хотя и раздава-
лись возгласы испуга и протеста, но злобы или даже
малейшего раздражения не было и следа, но слышал-
ся легкий смех и шутки. К милиционеру, оттеснявше-
му меня, подошел плотный пожилой мужчина и ска-
зал, протягивая какую-то бумажку: «Я — красный

290 Я. Н. Филонов
партизан. Вот мои документы. Пустят меня проститься
последний раз с моим вождем?» — «Возьмите ваши
документы — не могу пропустить». Торопясь домой
взяться за работу и слушать, что будет говорить о
Кирове радио, я, очевидно, незаметно для себя волну-
ясь, лишь тогда заметил, что еду на трамвае не в том
направлении, когда трамвай подошел к мосту Петра
Великого и через мост пошел на Охту. Когда я, пересев
за мостом в другой трамвай, подъезжал к Московско-
му вокзалу, площадь перед вокзалом уже была очи-
щена от народа, но толпы осаждали площадь. Невский
до Литейного тоже был очищен, но толпы были на
перекрестках всех улиц, выходивших на Невский. Ка-
кая-то женщина плакала и, вытирая слезы корявою
рукою, отвернув голову к окнам трам[вая], застенчиво
говорила: «Такого человека убили! Ведь человек-то
какой хороший был! Как родной! Как будто бы брата
моего убили!» Кое-кто засмеялся. Она так же застен-
чиво и все отворачиваясь к окну, сказала: «Чего вы
смеетесь! Разве можно над этим смеяться?!» Мой со-
сед ей ответил: «Не над этим смеемс^, а над тобою!»
Я сидел между ним и его женой, одетой в новенькую
меховую шубу, а перед ним стоял его сын лет 10—11.
Мальчик от времени до времени, в течение часа, пока
наш трам[вай] стоял на Невском у Литейного, обра-
щался к отцу, то говоря, то расспрашивая, и перед
своим ответом отец коротко смеялся, а потом говорил.
Когда он сам что-либо говорил сыну или показывал из
окна на линию войск вдоль улиц, он так же предва-
рительно смеялся одним и тем же коротким смешком,
потом уже вслед за смехом вылетали из его пасти
слова. Когда эта семья вышла у Штаба, со мною заго-
ворила работница с ниточной фабрики. Она рассказа-

Дневник. 1934 291
ла, как ее двое сыновей принесли домой весть о смерти
Кирова. Как все они и ее муж горевали об его смерти.
Как Кирова ждали на их предприятии на празднество,
да смерть помешала. «Жалко мне его, как брата,—
сказала она, буквально повторив фразу, сказанную за
час до этого в этом же вагоне плакавшей женщиной. —
Редкий был человек! Все его у нас любили! От нас
должны были пойти триста человек с ним проститься,
а поперли все! И не удержать! И на других заводах
то же было. Я сама сегодня тут неподалеку пол мы-
ла — нашим заработком не проживешь, вот и прихо-
дится после смены подрабатывать. А вот сестра моя,
та этим брезгует. Вчера прихожу к ней, они с мужем
без денег сидят. А вот я перебиваюсь и на какую
хочешь работу пойду. Вот пол мыла, устала, промерз-
ла, а пошла на Кирова глядеть — и усталость поза-
была, и вот сейчас хоть всю бы ночь простояла, лишь
бы хоть на проводы посмотреть». Она была не старше
35—37 лет, с хорошим, даже красивым лицом, но всех
передних зубов верхней челюсти у нее уже не было.
Она рассказала, что фабрика ниточная, где она рабо-
тает, раньше принадлежала барону Штиглицу404, что
он ее проиграл кому-то в карты. На этой фабрике она
работала еще при царе. В первые дни революции эта
фабрика «промерзла», но едва ее «отогрели», она снова
начала на ней работать. Оборудование у них очень
хорошее. Когда я спросил, много ли у них новых ма-
шин, она ответила, что машины старые, но работают
и сохранились хорошо.
До угла Введенской и Большого пр. она с любовью
говорила о замечательной автоматической машине, на
которой с больших катушек она перематывает нит-
ки на маленькие мотки. Когда я спросил ее: «А это

292 Я. Н. Филонов
новейшая машина? Она уже к вам при большевиках
попала?» — она ответила, к моему удивлению, что это
тоже старая, но до сих пор прекрасно работающая
машина.
Второго декабря я ездил в Детское к дочке. Она то-
же потрясена смертью своего любимого Кирова. В этот
день у них состоялось собрание всех жильцов и слу-
жебного персонала их Дома ветеранов революции.
Председатель Детскосельского совета и двое его това-
рищей рассказали ветеранам то немногое, что сами
знали о смерти товарища Кирова. По словам предсе-
дателя, убийца, перед тем как пустил в себя самого
пулю, принял яд.
4 [декабря]. Приходила Иванова. Она сказала, что в
Музее города, где она работает, она встретила Колы-
чева. Он спросил ее, работает ли она с Филоновым.
Потом сказал: из Москвы приехал известный искусст-
вовед. У него большие связи. Он имеет сильную сим-
патию к Филонову и его школе и возмущен отноше-
нием к Филонову со стороны его Недругов. Филонов
должен быть готов — ему надеются нанести оконча-
тельный, решительный удар и готовятся к этому. Фи-
лонов должен написать письмо т. Сталину, искусство-
вед берется лично передать ему это письмо. Колычев
сейчас водит экскурсии в Русский музей и говорит,
что многие посетители часто справляются: где вещи
Филонова, почему их сняли. Ответ приходится давать
уклончивый.
Мне пришлось сказать т. Ивановой, что искусство-
веда этого я не знаю и письма, конечно, посылать не
буду. Самого Колычева я после данной ему мною по-
становки тоже не видел и работ его не видал, хотя он,

Дневник. 1934 293
как об этом говорил мне Миша, постановкой доволен
и работу в нашем плане ведет.
7 [декабря]. По предложению т. Глебовой ходил смот-
реть ее работы. Работы очень хороши, но не совсем
доведены. При громадном ее мастерстве оно как-то
теряется в тематике, и вещи поражают зрителя преж-
де всего своей сюжетной стороной. У настоящего мас-
тера получается обратное впечатление от вещей. Ее
сестра, Фламинго, как ее зовут в семье, показала мне
свою скульптуру из какой-то замечательно крепкой,
без обжига, серо-желтой глины. Она хочет идти в Ака-
демию учиться скульптуре. Я ей отсоветовал и сказал,
чтобы она работала дома, а все время, что намерена
потратить на Академию, пусть употребит на общее
образование. Эта Фламинго, она же Люся, показывая
мне свои рисунки акварелью лет 5 тому назад, была
девчонка — теперь она уже девушка.
11 [декабря]. Сегодня вечером были Хапаев и Куп-
цов. Они пришли прямо из Академии, где сегодня было
открытие двух выставок405: выставка работ Рылова и
выставка работ художников, получивших командиров-
ки, на которой Купцов выставил 6—7 своих вещей. По
словам Купцова, за все время, что он провел на вы-
ставке, его окружали студенты Академии, и между
ними были разговоры и споры. Они считают его работы
самыми крепкими на выставке. На вопрос, работает ли
Купцов со мною, он дал уклончивый ответ. К нему
подошел Исаков, взял его под руку и таскал его по
выставке. Рылов подошел к нему и поздравлял с ус-
пехом — он был сильно взволнован и горячо благода-
рил Купцова за работы. Тут же намечалась покупка

294 Л. Н. Филонов
вещей Купцова в числе работ других художников. Ха-
паев подтверждал слова Купцова и находил, что его
вещи, действительно, крепче всех других и что Купцов
имел полный успех.
За это время Петя принес из горкома печатный
пригласительный билет на запись в кружок по изуче-
нию «наследия прошлого». В ряду имен других худож-
ников, чьи работы будут изучаться в этом кружке,
есть и моя фамилия. Кружок ведет Острецов406. О Куп-
цове, т. е. о той выставке, где есть его вещи, появилась
статья в «Вечерней красной», где подчеркивается, что
вещи Купцова — лучшие на выставке. Автор статьи
также подчеркивает, что в этих вещах чувствуется
влияние Петрова-Водкина, Филонова и Анненкова407.
Конечно, никаким Петровым и Анненковым вещи Куп-
цова не пахнут, но автор статьи, один из знакомцев
И.Бродского, не утерпел, чтобы не ошельмовать Куп-
цова одновременно с вынужденным признанием хоро-
ших сторон его работ408.
На второй или третий день этой выставки я был у
Купцова по его приглашению. Соседка Купцова, Раиса
Валериановна Зарубаева, только что пришедшая с вы-
ставки, передавала, что, когда она смотрела его вещи,
к ним подошла покупочная комиссия. Тут же было
решено купить все работы Купцова.
За это же время я был у Миши по его приглашению.
Я разобрал его автопортрет и дал постановку его жене
Вале409. Моя дочка ходила на доклад Новикова-Прибоя,
своего старого приятеля. Он знакомил аудиторию с
«Цусимой»410. На второй день она была у него в гости-
нице, где встретилась и с его сотоварищем по выступ-
лению — московским литературным] критиком. Когда
разговор зашел о моих работах, Новиков, ведавший

Дневник. 1934 295
часть их, когда, посещая дочку, он заходил ко мне в
комнату, сказал, что он задумал новый роман. Героем
его будет художник. Писать этого героя он будет со-
ответственно тем впечатлениям, которые вынес, глядя
на мои работы. Лично меня удивило, когда дочка, вер-
нувшись, передала мне об этом разговоре, что Нови-
кова интересуют мои вещи. Когда он был у дочки и
видел «Пир королей», было видно, что картина произ-
водит на него тяжелое впечатление, хотя он вообще не
сказал мне ни слова о моих работах.
За это же время Миша, зайдя ко мне, чтобы взять
у меня наш договор на «Калевалу» с «Академией» для
представления его в нарсуд, где разбирается дело о
пропаже его фронтисписа для «Калевалы», сказал мне,
[что] числа 5—6-го, когда он сидел в столовой горкома,
сидевшие против него художники горячо заспорили
обо мне. Один из них, какой-то Кустов411, сказал: «Я
знаю Филонова — это продажная проститутка. Когда
я учился у него, он ничего мне не дал. Это обманщик
и сволочь!»
Миша, прерывая его, сказал, что знает всех учени-
ков Филонова, но никогда не слыхал, что он, Кустов,
действительно, работал с Филоновым. Миша назвал
его лжецом и закончил свой выпад словами: «Ты —
бандит». Кустов промолчал.
Этого Кустова я совершенно не помню. Может быть,
что я и давал ему когда-либо постановку. С 1922—
23 гг., давая постановку очень и очень многим, я обычно
фамилий их не спрашивал. Очень многих зная в лицо,
я до сих пор не знаю их фамилий. Были случаи, когда
учащиеся давали мне ложную фамилию из боязни.
За это же в$>емя по приглашению Лукстыня я смот-
рел его картину «Уличный бой в Риге». Он кончил

296 Л. Я. Филонов
рисунок карандашом. Мне пришлось с 2 ч. до 8—9
выверять его и развивать. На лестницу дома, где жи-
вет Лукстынь, подкинула какая-то женщина ребенка,
мальчика. Лукстынь взял его к себе и усыновил. Это
мальчик 1 года и 4 месяцев — блондин с голубыми
глазами. *
26 декабря. По уговору со мною пришли вечером
Миша со своей женой Валей. Я продолжил ее поста-
новку. Как результат работы со мною она принесла
голову женщины, сделанную инком. Работа сделана
быстро, но хорошо, хотя есть 3—4 слабоватых места.

1935
4 января. Сегодня была Важнова. Она сказала, что
в их мастерской по росписи тканей при кооперативе
«Изо» был просмотр работ. Комиссию особенно заин-
тересовала работа Важновой (она ее недавно прино-
сила мне показывать). Эту работу комиссия призна-
ла самой лучшей. Катуркин412 — работник Союза —
спросил Важнову, у кого она училась. Та ответила: «У
Филонова». Катуркин сказал: «Я всегда стоял за Фи-
лонова и его работы! Его надо пригласить к нам в совет
по просмотру!» Кто-то из членов комиссии заметил:
«Филонов сюда не пойдет». Катуркин сказал: «Мы его
принудим по союзной линии».
Важнова [сказала], что их работники заинтересова-
лись этим событием и кое-кто говорит, что «придется
подтянуться», «придется подучиться, коли Филонов к
нам придет, — он строгий».
Она спросила меня, соглашусь ли я, коли меня при-
гласят, как сказал Катуркин. Я ответил, чтобы она не
ввязывалась ни с кем в разговоры об этом, а я, конеч-
но, не пойду, на это есть много причин. Также не пойду
я уже в силу того, что Катуркин поступил по отноше-
нию ко мне неправильно, ссылаясь, как на угрозу, на
союзную дисциплину. Угрожать мне предварительно

298 П. Н. Филонов
перед теми, с кем мне пришлось бы иметь дело,—
нехороший шаг, коли меня действительно хотят при-
гласить.
22 [января]. Сегодня Тагрина приносила свою рабо-
ту — мой портрет. Работа не по-хорошему суха, ри-
сунок сбит, цвет плох. Она оказала, что вчера или
третьего дня Катуркин в мастерской спросил Важно-
ву, как она думает, пойдет ли Филонов в комиссию,
коли его пригласить. Важнова сказала, что ответить
на этот вопрос она не может, об этом надо спросить
Филонова.
Катуркин — коммунист. Сейчас он назначен на мес-
то Григорьева. Григорьев был арестован, как говорят,
но сейчас на свободе и ждет суда. Говорят о сделанных
им злоупотреблениях деньгами мастерской.
23 [января]. Сегодня утром получил письмо:
«Уважаемый тов. Филонов. Областное т[оварищест]во
художников „Изо" просит Вас принять участие в худо-
жественном совете при нашей фабрике росписи тканей.
Просмотр работ один раз в месяц. Зав. худ. сект. Тюрд-
эюиан».
За это время Львова приносила свою работу: 2 ра-
неных красноармейца и сестра милосердия, сзади соп-
ки. Работа лучше многих, что сейчас висят по выстав-
кам, но для нас слаба: в иных местах не продумано по
рисунку.
За это время по приглашению Федоровича, заведу-
ющего музеем в Исаакиевском соборе, ходил смотреть
гигантского Христа, написанного на стеклышках окна
алтаря. Часть отдельных стекол разбита. Федорович
хочет, чтобы я восстановил эту роспись. Я согласился.

Дневник. 1935 299
26 января. Получил письмо:
«В дополнение н[ашего] от 21/1 с. г. просим Вашего
участия в художественно-экспертном совете 29-го сего
янв. в 4 ч. дня в помещении н[ашей] фабрики росписи
тканей (Думская ул., д. 9). Зав. худ. сектором т-ва
Ленизо Тюрджиан».
5 февраля. Сегодня Миша сказал, что на днях прочел
в «Известиях» или в «Московской] пр[авде]» не то
статейку, не то заметку Тавасеева413 — скульптора, —
что он, Тавасеев, тоже боролся с «филонизмом»414.
10 февр[аля]. Купцов и Хапаев ведут натюрморты.
Купцов ввел в свою картину книжку Глебова-Пути-
ловского «Дом здоровья», где на обложке помещен мой
«Победитель города»415.
Был у Вали. Смотрел ее вещи. Она срывается с на-
шей установки. Работы слабы.
Т.к. она и Миша едут на Кавказ, я, по уговору с
Мишей, в самый день отъезда, за 2 ч. до поезда пока-
зал ей часть своих работ, чтобы дать заряд.
Давал в горком две вещи: «Цветы» (натюрморт) и
«Ударники» (Мастера аналитического] искусства) — это
была выставка «ведущих мастеров»416.
Был Лукстынь. Он кончает «Бой на улицах Риги».
Т. к. он должен торопиться, я был у него по его просьбе
4 раза и, доводя вещь, работал часа по 4 и по 6 ч. Сам
Лукстынь работает над нею день и ночь. Он еле дер-
жится на ногах от усталости. Вещь мы довели. Она
была признана лучшей и серьезнейшей работой на
выставке в Латышском клубе (на Бассейной).
Работать приводится ему под постоянную возню
4 мальчуганов, из^которых один едва перестал ползать,

300 Я. Н. Филонов
а один еще ползает. Несколько раз я чуть было не
наступил на каждого из них, отходя спиною от картины.
Дал постановку т. Коваленко417."
Львова приносила свою работу «Делегатка». В этой
вещи — фигур до 30, пожалуй, и Львова дала хорошее
целое. В этой работе она шагнула, но может дать го-
раздо больше.
За несколько дней до 1 мая написал с фото портрет
т. Тельмана418 за 300 р. Договор на него Петя написал на
свое имя. На 1 мая портрет Тельмана висел на фасаде
Клуба моряков. За это время дал постановку писателю
Тощакову. Он начал писать портрет своей дочери и два
натюрморта. Настоящего упора в работе он не дает.
П мая. По просьбе т. Хапаева ездил с ним и Купцовым
в Технологический институт, где Хапаев на днях закон-
чил таблицу Менделеева (метров на 60 или 50). Он про-
сил меня определить вещь качественно и определить ее
цену. Он взялся написать ее по договору за 700 р.
Я оценил эту работу в 3000—2500 р. Мы решили,
что Хапаев попросит прибавки за &ту работу. С этой
целью из института мы зашли к Хаг^еву, и я написал
ему заявление о прибавке расценки этой вещи.
20 [мая]. Начал писать портрет т. Ворошилова для
Клуба моряков.
26 [мая]. Т[оварищ] Журба419, писатель, живущий по
нашему коридору, автор «Черного пара», сегодня при-
вел ко мне т. Рубинчика Ефима Борисовича. Рубинчик,
по его словам, с большим интересом относится к моим
работам. Он пришел посмотреть мои вещи, и часть их
я ему показал.

Дневник. 1935 301
27 [мая]. Коваленко приносил начатый им автопор-
трет. Работа идет туго, но хорошо и правильно.
Часов в 7 был у Тагриной. Она просила проверить ее
работу: панно анилином для изо-мастерской — «Жен-
щина в саду». Как декоративная вещь — работа эта хо-
роша, но жаль, что нам, чтобы не издохнуть с голоду,
приходится писать эти вещи. От Тагриной, по зову Ми-
ши, поехал смотреть привезенную им с Кавказа рабо-
ту маслом: «Базар» («Осетинский базар»)420. Миша рабо-
тает по-настоящему. Во весь упор.
3 июня. Писал Хапаеву второе заявление в Техно-
логический] инст[итут] о повышении расценки. Ча-
сов в 7 приходил Миша сказать, что сегодня в Рус-
ском музее последний день дискуссии о весенней вы-
ставке421.
Т.к. Миша пойдет сегодня на дискуссию, я сказал
ему, чтобы, перед тем как докладчик Эней станет дер-
жать свое заключительное слово, Миша подал в пре-
зидиум следующую записку: «Почему докладчик умол-
чал о Филонове и его школе?».
На днях, вчера или позавчера, Миша и Терентьев
говорили мне по телефону, что Гурвич (Иосиф) в своем
выступлении на дискуссии сказал: «Мы здесь говорим,
а отшельник с Карповки сейчас сидит дома и работа-
ет! Я говорю о Филонове!» Они в перерыв проверили
эту фразу у стенографистки — она записала ее пра-
вильно!
4 [июня]. Утром часов в 11 неожиданно пришел
Суков. Он сказал, что вчера, когда на дискуссии о
выставке Эней на^ал говорить, он огласил записку, где
спрашивалось, почему Эней умолчал о Филонове.

302 П. Н. Филонов
Отвечая на нее, Эней сказал, чтЬ говорить о Филонове
не считал нужным, т.к. дискуссия была не о советском
искусстве вообще, а о данной выставке, где работ Фи-
лонова нет. О Филонове он может лишь сказать, что
Филонов игнорирует коллектив художников и оторвал
сам себя от него, и «мы за ним посылать не будем»; что
Филонов в данное время, когда «формализм разгром-
лен», является единственным «воинствующим форма-
листом». Я спросил Сукова: «Чьей фамилией была под-
писана записка?» Суков этого не знал. Он спросил меня,
расхваливая чрезмерно Энея, какого я мнения об Энее?
Я ответил, что считаю Энея человеком, чуждым изо-ис-
кусству, ловким карьеристом, что по-нашему он «сво-
лочь», что хвалить Энея будет прежде всего тот, кто
получит от него заказ, путевку или командировку. Су-
ков спросил меня, почему я не беру заказов, всеми
силами советуя взять заказ из ЛОССХа, откуда я его
мгновенно получу, по его словам, чуть об этом заикнусь.
Я ответил, что предпочту работать чернорабочим, и
спросил его, берет ли он заказы (я\знаю, что он берет
все, что можно взять). ]
Он ответил, что берет, — не хочет дохнуть с голоду;
он не один, у него семья!
Я посоветовал ему заказы брать, коли он не хочет
сдохнуть с голоду, но если он не хочет, чтобы в нем
«сдох художник», пусть заказов не берет.
Я сказал, что помимо этого, если он хочет быть чест-
ным человеком, на что претендует, то пусть борется,
как наша школа, с этой системой протекционизма в
Изо, в силу которой именно у власти Изо стоят Энеи,
Радловы, Бродские, а низовой художник гибнет.
Все время Суков говорил, что он пришел по «серьез-
ному делу», «по важному делу», но ни слова не сказал,

Дневник. 1935 303
зачем именно он пришел. Вернее всего, что по чьему-
либо поручению он приходил затем, чтобы или пред-
ложить мне какой-либо заказ, либо узнать, возьму ли
я заказ, коли мне его предложат.
Мое резкое, полное ненависти и отвращения отно-
шение и к Энею, и ко всей существующей, подлой,
гибельной для искусства системе заказов, ко всей со-
временной системе протекционизма в Изо сильно на
него подействовало. Он этою системой кормится.
9 [июня]. Сделал идеологическую беседу с Купцо-
вым и Хапаевым у Купцова.
10 [июня]. Начал писать портрет т. Сталина для
Клуба моряков. Размер такой же большой, как Тельман
и Ворошилов. Цена 300—400, как и за Ворошилова.
20 [июня]. Кончил портрет т. Сталина. Сегодня при-
ходили двое из Изорама.
22 июня. Дал постановку двоим из Изорама. Один из
них армянин, он слышал о нашей школе еще в Батуме.
26 [июня]. Армянский товарищ приносил начатый
по нашей системе свой автопортрет. Работа идет пло-
хо, но упорно.
27 [июня]. Второй, русский товарищ из Изорама
приносил автопортрет, начатый по нашей системе. Ра-
бота идет почти правильно.
28 [июня]. Т.к. вчера или позавчера была сильней-
шая гроза и ливень в течение нескольких часов подряд,

304 Я. Н. Филонов
полусырые портреты Сталина и Ворошилова сильно
пострадали: они были повешены в саду Клуба моряков
на стене. Почти весь день и часть ночи их поливал
дождь и рвала буря. Но «Тельман», висевший рядом с
ними, совершенно не пострадал. Сегодня я был с Петей
в Саду моряков, пришлось взять оба портрета домой,
чтобы поправить порчу.
29 [июня]. Начал снова работать над 6—7-метровым
по квадратуре «Ворошиловым».
5 июля. Кончил еще раз оба портрета, и Петя отвез
их в клуб. Завтра День Конституции. Эти несколько
ночей я спал часа 2, 3, 4, 5, 6, работая над портретами,
но, как ни тяжела была поправка, я рад, что портреты
были испорчены бурей: они стали гораздо лучше, чем
были, и я многому научился за эти дни работы.
Жалко, что для таких громадных голов у меня было
мало времени. Каждый из них надо бы писать полгода.
Приходивший эти дни Хапаев сказал, что он полу-
чил прибавку за таблицу Менделеева. Вместо 700 р.
он получит 1100 р.
16 июля. Сегодня был Хапаев. Он сказал, что с Куп-
цовым случилась беда: последние месяцы, с тех пор
как я смотрел его натюрморт, он не работает. За это
время он заработал на халтуре несколько тысяч, но
все деньги «спустил» на хмельное. На днях, возвратясь
домой ночью, он стал ломиться в двери своего соседа
по коридору. Когда тот открыл дверь, Купцов ударил
его. Позвали милицию, и Купцова отвели в отделение
милиции — ночевать. Составили протокол, но Купцов
его не подписал. В народном суде он, однако, признал,

Дневник. 1935 305
что ударил соседа, будучи «в невменяемом состоянии».
Ему дали условно год принудительных работ. После
этого он пытался повеситься, но сосед его по комнате
Григорий Иванович Иванов не то помешал ему наки-
нуть на себя петлю, не то вынул из петли. Иванов
заявил об этом в горком, откуда приехал председатель
горкома Попков.
Попков от горкома дал Купцову путевку в Сивер-
скую. ЛОССХ дал ему путевку на Кавказ. Купцов дней
5 лежал на кровати, боясь выйти, чтобы опять не на-
питься пьяным.
Сосед, которого он ударил, приходил к нему чуть ли
не с револьвером, грозя, что пристрелит Купцова, ес-
ли тот снова будет ломиться в его дверь. Купцов подо-
зревает этого человека (это работник НКВД) в том, что
злостным ложным доносом на жену товарища Купцо-
ва — Раису Валериановну Зарубаеву — он упрятал
ее в Вологду, а сам занял ее квартиру. В трезвом виде
Купцов не чувствует зла к этому человеку, но пьяный
начинал несколько раз ломиться в его двери. Этой
весной у Купцова выкрали паспорт. Он до сих пор не
получил нового. Лежа голым на кровати, он плачет.
С собою на Сиверскую он хочет взять акварель, не
желая, т. к. он едет в санаторий работников искусства,
работать в присутствии художников. Я велел Хапаеву
сказать Купцову, что акварель нам не нужна. Сейчас
ставка — живопись. Пусть он, не стесняясь никого,
пишет две крупные вещи маслом, одну днем, другую
вечером.
10 [августа]. Вчера или позавчера приехал с Кавказа
Миша и в тот же день пришел ко мне. Сегодня, 10-го,
я смотрел его работы. Вместе с ним и Валей приехали

306 Я. Я. Филонов
мать и сестра Вали. У сестры туберкулез легких. Ко-
гда я пришел, она лежала почти недвижно на Миши-
ной кровати. Молодая, красивая почти женщина. На
Кавказе оставила у друзей своего ребенка. Муж —
комсомолец-инженер, бросил ее и сошелся с другою. Ее
оставил без поддержки. Из комнаты после отъезда му-
жа ее выселили. Миша и Валя должны поместить ее в
какую-нибудь ленинградскую лечебницу. Эта полужи-
вая, беспомощная молодая женщина с красивыми, доб-
рыми глазами, все время улыбаясь, с живейшим инте-
ресом слушала весь наш разговор о работах, приве-
зенных Мишей и Валей, иногда сама делала вопросы
и замечания.
Мать Вали — учительница лет 45, с виду честная,
сдержанная.
Миша привез три полукартины с натуры, хотя сы-
роватых, но крепких и цельных: работницы армян-
ки и осетинки в ковровой мастерской. Кроме того,
4 этюда, их можно развить в картины: пастушок-осе-
тин и 3 портрета осетин. Свою поездку он оправдал
целиком.
Валя, согласно моей инструкции, работала с ним
плечо в плечо, лишь не вела работ в ковровой мастер-
ской. Ее вещи сыры и плохо организованы, но кое-где
есть куски настоящей живописи.
Недели полторы тому назад, по приглашению Дорми-
донтова, был у него в Лесном. Он живет в редко хоро-
шей местности — сады, трава, полурощицы, пустыри.
Их деревянный двухэтажный дом — в саду. Кругом —
зелень. Он пишет автопортрет. Работа идет правильно.
Вернее и точнее, чем он проводит наш принцип, редко
кто проведет. Результат полный: вещь идет хорошо, и
видать, что парень, действительно, учится, развивается

Дневник. 1935 307
и крепнет на этой упорной и редкой по выдержке ра-
боте.
Хотя и виден в работе робкий новичок, но видно и
решающее волевое начало, точность расчета, присущая
нашей школе, и редчайшее мастерство, холодное, но
глубокое, строгое и правдивое насквозь.
23 августа. Днем пришел Терентьев. Его поездка с
агитфургоном в качестве художника стенгазеты по
пригородным колхозам кончилась катастрофой. Он со-
бирал от колхозников материал для стенгазеты — кол-
хозники приносили свои заметки. Потом один из его,
Терентьева, начальников предложил ему: «Не ковы-
ряйтесь в бытовой грязи». Вскоре его с работы сняли
и заметили, что об этом сообщат в горком художников.
Т.к. Терентьев сказал мне, что хочет написать о
своей истории письмо в «Ленинградскую] правду», я,
долго думав над этим, решил, что независимо от того,
как кто-либо отнесется к делу самого Терентьева, пись-
мо все же надо написать, т. к. дело касается небрежно-
го отношения к народному имуществу: хороший плуг
зарос травой, лежит под дождем, в другом месте тра-
вою заросли части сельхозмашины, преет сено на се-
новале.
Самым «острым» для Терентьева местом письма бу-
дет случай, когда он назвал молодую красивую жен-
щину — Фрумкину — «дурой» за то, что, когда на
киносеансе Терентьев предложил допустить к просмот-
ру фильма «Крестьяне» человек 15—20 детей, толпив-
шихся у входа и просивших, чтобы их пустили, Фрум-
кина закричала на Терентьева: «Вы для меня нуль, как
вы смеете предлагать такие вещи, я вас сниму с рабо-
ты» и т.д.

308 П. Н. Филонов
На другой день Фрумкина, оказавшаяся руково-
дителем по работе с детьми, заставила начальника
агитфургона дать «Крестьяне» для собранных ею де-
тишек, и тому пришлось исполнить ее просьбу, хотя
по расписанию фургон должен был в этот день давать
сеанс в другом колхозе.
На следующих днях киномеханник фургона, дав ве-
черний сеанс, отказался давать второй, несмотря на
уговоры и требования председателя колхоза, заявляя,
что он устал, что он работал весь день, что он работает
не «в фашистской стране», что второго сеанса он давать
не обязан. Тогда правленцы и председатель] колхоза
окружили Терентьева, говоря, что он должен прину-
дить механика дать второй сеанс. Терентьев ответил,
что не имеет на это права: он не начальник фургона.
Председатель грозил арестовать Терентьева, говоря,
что тот «сагитировал» киномеханника.
Ночью механик все же начал сеанс, и он окончился
к 21/2 утра, почти и 3 ч. утра. Ночью Терентьев ре-
шил расстаться с агитфургоном. Утромбон, приехав в
Ленинград, пришел куда нужно, чтобы заявить о сво-
ем намерении, но его предупредили, сказав: «Может
быть, нам не о чем говорить, т.к. мы снимаем вас с
работы».
Дня через два Терентьев принес и прочел мне чер-
новик письма в «Ленинградскую] правду», я нашел,
что написан он правильно, и Терентьев через день
сказал, что сдал его в редакцию «Правды».
23 августа, когда у меня был Терентьев, ко мне
вошел молодой, славный по виду паренек. Он сказал,
что пришел от Жибинова. Два года назад в Иркутске
Жибинов дал ему постановку на сделанность. В этом
плане он и работает поныне. Из Иркутска он переехал

Дневник. 1935 309
в Москву. Он комсомолец, работает токарем. В Москве
его вещи в нашем плане выставлялись. О них была
хорошая заметка, по его словам, в газетах.
Когда он принес сделанный им портрет Маяковского
во Всекохудожник, находившаяся там жена наркома
Бубнова сказала: «Это Маяковский, но это — „фило-
новщина"». Организация, где он работает, направила
его в Ленинград держать экзамен в Академию худо-
жеств. Здесь, когда учащиеся увидели привезенные им
работы, они воскликнули: «Это филоновщина! Это —
хорошо, но кому это нужно, что ковыряешься над
каждой деталью! Это не искусство!»
Фамилия этого комсомольца Милюков422. Он сказал:
«Объясните мне, что значит „филоновщина", почему
вас в Москве никто не знает и никто, кроме учащихся,
об вас не говорит! Почему вы не боретесь?!»
Я начал ответ так: пусть он сочтет себя счастливым,
если провалится на экзамене в Академию. Я желаю
поэтому, чтобы он там провалился. Попав туда, он
попадет в руки изо-прохвостов, будет обманут, а за
обман заплатит 4—5 годами своей юной жизни. Пусть
он учится в одиночку, помимо упора на нашу шко-
лу, определенными на этот случай путями развития
художника. Пусть он работает без отрыва от произ-
водства и остается токарем, не теряя этой честной
и твердой экономической базы. Пусть, сэкономив та-
ким образом 4—5 лет, бросит их на то, чтобы окон-
чить какой-либо иной советский вуз, любой, кроме
Академии, т.к. в любом из вузов его, действительно,
научат тому, что обещают, сделают из него настоя-
щего человека, настоящего знатока того, чему возь-
мутся учить, с широкими возможностями в будущем.
Но в Академии гнусная в целом банда изо-педагогов,

310 П.Н.Фпломов
распадающаяся на ряд подлецов, гнусных и по оди-
ночке, превратит его через 4—5 лет обучения в такую
же гадину, как любой из них, и он будет неплохо
торговать плохою мазнёю, называя эту мазню проле-
тарским искусством, и он непременно будет бороться
с «филоновщиной», так же как фашистская сволочь
борется с коммунистами, теми же методами и на тех
же основаниях.
После моих слов он отошел к окошку, хватаясь за
голову. «Башка трещит от ваших слов! Я бы не хотел
учиться писать такую селянку»,— сказал он, показы-
вая на «Формулу пролетариата».
Терентьев пояснил ему, как, окончив Академию и
ничему там не научившись, должен был пойти к Фи-
лонову и тот сделал его мастером,
Затем я дал ответ на остальные вопросы Милюкова
и на прощание сказал, что буду рад за него, коли он
провалится.
30 авг[уста]. Все это время, начинад^с первых дней
июня, я жил только чаем, сахаром Родним кило хлеба
в день. Лишь один раз я купил на 50 к. цветной капус-
ты, да затем, сэкономив на хлебе, купил на 40 к. кар-
тошки, раскрасавицы картошки. Дней за 10 до 30 ав-
густа, видя, что мои деньги подходят к концу, я купил
на последние чая, сахара, махорки и спичек и стал, не
имея денег на хлеб, печь лепешки из имевшейся у меня
белой муки. 29-го, экономя все время на муке, я спек
утром последнюю лепешку из последней горстки муки,
готовясь по примеру многих, многих раз, жить, неиз-
вестно сколько, не евши.
30-го, часов 6—7 вечера, почтальон принес мне ка-
кую-то, совершенно неожиданную, посылку — ящик

Дневник. 1935 311
из фанеры. Это оказалось, как написано на крышке
ящика, из Рыбинска от Коваленко. В ящике было штук
40 хороших яблок. Штук 15—17 были совершенно ис-
порчены.
Вечером были Хапаев и Купцов.
31 [августа]. Был у Купцова, по его предложению,
смотрел натюрморт. До прихода Хапаева, когда Куп-
цов, говоря и советуясь со мною о своих делах, сказал,
что его товарищи задумали женить Купцова, знакомят
его с девушками-«невестами» и уговаривают женить-
ся. Я сказал, чтобы он, как я не раз ему говорил, гнал
от себя этих «товарищей» — они, между прочим, «по-
могли» Купцову спустить за несколько дней около или
побольше 1500 р., заработанных Купцовым на халтуре
денег. Один из [них] потратил около 600 р., получив их
вместо Купцова за работу, сделанную Купцовым.
Потом Купцов стал читать мне письма, полученные
от Раисы Валериановны из ссылки. Но перед началом
чтения я сказал: «Если вы хотите читать мне эти
письма, если вы хотите моих советов, то я, как и в
моих разговорах по искусству, должен буду без утайки
говорить все, что нахожу нужным». Он сказал, что
именно этого он ждет от меня.
Т.к. до этого сказал мне, что имеет из горкома пу-
тевку в Крым, но Раиса Валериановна зовет его одно-
временно к себе, он колеблется и, желая ехать к ней,
хочет возвратить в горком путевку, я сказал: «От пу-
тевки не отказывайтесь, но попросите в горкоме отсро-
чить ее месяца на полтора, на месяц, а сами поезжайте
к Раисе. Тгк я по вашим отношениям с нею думаю, что
она ваши жена, но уверен — это не оформлено, вы не
были в загсе, не венчаны, так сказать, то ответьте мне,

312 П. Н. Филонов
правильно ли я понял ваши отношения». Он сказал, что
правильно. Тогда я сказал, чтобы он тотчас же по
приезде к ней пошел с нею в загс. По-моему, лучшего
товарища ему не найти. Разницею лет, тем, что она из
«бывших» и находится в ссылке, тем, что она дочь
«генерала Зарубаева», а ее брат, уже при большевиках
занимавший командную должность в Балтфлоте, был
расстрелян по решению советской власти, смущать-
ся не следует. Всему этому — грош цена, поскольку
она лично, действительно, хороший человек, понимает
Купцова, понимает, главное, искусство Купцова.
Он сказал, что так и поступит. Затем он прочел мне
несколько писем Р[аисы] В[алериановны], по ним мож-
но судить о ее глубоком, неподдельном чувстве к Куп-
цову. Эти 4—5 прочитанных им писем подействовали
на меня сильнее, чем какие-либо письма такого рода,
попадавшиеся мне в литературе.
Строго говоря, я Раису Валериановну совершенно не
знаю. Впервые я видел ее в 1922 или 23 г., когда был
назначен Главнаукою в члены Института] исследова-
ния] иск[усств], — я тогда раза 4—5 проходил мимо
нее, а она, как работница этого института, сидела при
входе у столика, исполняя свою работу. Мы с нею
раскланивались, но, будучи незнакомыми, никогда ни
о чем не говорили.
Потом, когда Купцов стал звать меня на редакцию его
работ, я встретился с нею у него, может быть, в первый
же приход, а затем встречал почти всегда, когда прихо-
дил. Разговоров с нею не имел. Когда Купцов сказал мне
в одно из этих посещений, что она хотела бы зайти с ним
ко мне — посмотреть мои работы, — я отказал.
Приход Хапаева помешал дальнейшему чтению пи-
сем. Мы стали обсуждать работы Купцова. Хапаев

Дневник. 1935 313
завтра едет по путевке в Железноводск или в Кисло-
водск, и я сказал ему, какие работы он может там
начать писать.
Когда 30-го, вчера, они были у меня, Купцов при-
нес мне журнал «Юный пролетарий», где Ю.Брод-
ский, говоря о работах Миши и Купцова, «бывших
учеников» «бывшей школы» Филонова, старается «по-
весить» на меня еще «двух-трех собак»423.
1 сент[ября]. Днем, созвонившись по телефону, был
Коваленко. Я поблагодарил его за яблоки, но сказал,
чтобы он больше таких вещей не делал. Он принес
автопортрет инком — работа идет хорошо. Он сказал,
что ему пришлось разговаривать с несколькими рабо-
чими в Нижнем Тагиле, где он был этим летом. Его
удивило полное отрицания и даже неприязни отноше-
ние их к работам и личности И. И. Бродского. «Почему
вы не боретесь с ним? Почему вы молчите?!» — гово-
рили они Коваленко. Я сказал ему, с объяснением, из
чего слагаются политическое всемогущество Бродского
и его профессиональное невежество, пошлость, халту-
ра и подлость и наши — политическое «сведены к
нулю», непобедимая правда и мощь нашей професси-
онально-идеологической позиции, ориентация «на ни-
зы» Изо и изо-низов на нас. Я сказал, что при таком
соотношении сил настанет когда-либо время — и мы
раздавим не одного Бродского, но всю эту фашистскую
банду изо-палачей, присосавшихся к пролетариату, и
сделаем пролетаризацию Изо.
Я сказал ему, чтобы он, доводя свои два автопортре-
та инком и маслом, подумывал одновременно о натюр-
морте или ^портрете в натюрморте — скоро я поручу
ему одну из этих задач.

314 Я. Я. Филонов
4 [сентября]. Приходил часов в 6 Милюков. Он про-
валился на экзамене. Когда работы экзаменующих-
ся рассматривались профессурой, к толпе молодежи,
ждавшей решения своей судьбы, среди них был и Ми-
люков, подбежали несколько учащихся, так же ждав-
ших конца профессорского обзора, с вопросом: «Где
здесь филоновец?» Милюков отозвался. Те сказали ему,
что сейчас Бродсюй, подойдя к его вещам, сказал: «Это
филоновщина! Зачем вы это допустили! Кто это пустил
сюда!»
Милюков, говоря со мной и по временам оживляясь,
чувствовалось, был сильно подавлен своей неудачей.
«Почему к вам такая ненависть со стороны профессу-
ры? Если бы вы послушали, что они о вас говорят!»
— А как, по вашему, смотрят на меня учащиеся?
— Те говорят иное!
Он показал принесенные им работы. Я поздравил его
с тем, что он не попал в лапы академических пройдох.
Работы его хороши. Две акварели, типа политсатир,
могут вызвать удивление работой И/Замыслом. Хороши
по работе и масляные вещи, но в масле чувствуется
недоорганизованность процесса работы, отход с нашей
позиции профессионально, они сырые, но, однако, сде-
ланы так, что по отношению всех его работ, сравнивая
их с работами экзаменаторов Милюкова, я сказал: «Тем,
кто вас провалил, у кого вы хотели учиться, таких работ
не сделать».
Очевидно тревожась, что сказать о причинах своего
провала той организации, что послала его на экзамен,
он спросил: «Что же мне говорить у себя на предпри-
ятии?» Я ответил, что отвечать надо по правде, а это
сведется вот к чему: «Я, мол, в Иркутске учась искус-
ству, был «поставлен на сделанность» в плане «школы

Дневник. 1935 315
Филонова». К чему сводится по своей идеологической
сущности эта школа, я не знаю по-настоящему и до
сих пор, но профессионально я принял ее целиком. На
экзамене, как оказалось, оценки моих работ как тако-
вых не было, но ненависть к этой школе, полнейшее
ее отрицание теми, кто меня экзаменовал, была пере-
несена на меня: я не был принят из-за подозрения,
что я — филоновец идеологически, т. е. боевая единица
этой школы, которая может сделать много зла, коли
проникнет в Академию.
После провала я, мол, пошел к Филонову — убедиться
лично, что из себя представляет он сам, его работы и
образ мыслей. На все мои вопросы Филонов дал подроб-
ное, исчерпывающее объяснение. Филонов дал моим ве-
щам очень высокую оценку, он сказал: «Ваши экзамена-
торы не в состоянии сделать таких работ, это слишком
хорошо для таких злостных невежд, как они». Филонов
сказал, что готов дать исчерпывающие разъяснения лю-
бого сорта, если кто-либо спросит его об этом.
Милюков пробыл у меня более четырех часов. За-
втра он едет в Москву.
Рассматривая его работы во время экзамена, това-
рищи сказали: «Тебе надо ехать в Париж — там ты
будешь иметь успех, там тебя оценят!» Его экзамена-
ционная работа маслом — натюрморт — сделана совер-
шенно не по-нашему: это рядовая, неплохая работенка,
в ней он исходил от цвета, от общепонятых «живопис-
ных признаков, но рисунок экзаменационный — голо-
ва мужчины, карандаш, — действительно «сделан». По-
скольку я понимаю людей, Милюков прежде всего хо-
рош и глубок как настоящий человек и настоящий
комсомолец. Его выдержанность имеет хорошие сторо-
ны подлинной природной выдержанности.

316 П. Н. Филонов
За час до Милюкова пришла Львова. Она принесла
три рисуночка цветными карандашами — для нас они
не ценны. Но по ним видно, что она «подучилась».
Также пришла в этот вечер Муза, дочь Лупьяна. Обе
они видали работы Милюкова.
7 [сентября]. Коваленко приносил на просмотр
автопортрет инком. Идет работа хорошо.
8 сентября. Был Ян Лукстынь. В пустом рукаве сво-
ей черной рубахи (у него нет правой руки: потерял
в гражданскую войну под Ригой) он принес рисунок
карандашом — проект памятника Кирову. Он делает
его на конкурс проектов памятника Кирову. Срок сдачи
проектов 15 октября. Это даже не проект, а «эскизик»
на четвертушке бумаги. Он хочет сделать проект в
круглой скульптуре. Я дал оценку его проекту, сказал,
что он задумал безнадежное дело, и пояснил, насколь-
ко более жульнически-деловито подойдут к этой же
задаче его соконкуренты типа «Манизер424, Лангбард425,
Свиньины426, Щуко427». Я посоветовал ему, отказавшись
от скульптуры и от желания нарисовать все четыре
стороны проекта, сделать лишь одну сторону проекта,
но зато продумать и «сделать» ее во всю силу.
Лукстынь подал заявление в кооператив художни-
ков, желая получить оттуда работу для заработка.
К нему прислали комиссию осмотреть его вещи. Т.к.
Лукстыня не было дома, осмотрщики высказали свое
мнение его жене: «Это филоновщина. Это детский ле-
пет. Вещи слабы».
Поэтому Лукстынь пошел в кооператив для выяс-
нения окончательного результата. С ним там говорил
Озолин и сказал ему, что установка на Филонова —

Дневник. 1935 317
дело вредное, Филонов был в сумасшедшем доме. Фи-
лонов — буржуазный художник. С ним идет беспо-
щадная борьба, и филоновщина будет вырвана с кор-
нем. Он советовал Лукстыню порвать с Филоновым.
Лукстынь ответил, что все, сказанное Озолиным, глу-
пая клевета, а т.к. в разговорах такого сорта о Фило-
нове он, Лукстынь, может сделать сильные возраже-
ния против клеветы, он прекращает этот разговор,
он слов Озолина не слышал и слышать не желает.
Он требовал с Озолина ответ на свою просьбу любой
работы, но получил отказ. Сейчас Лукстынь думает
получить место управдома где-то у себя в Гавани.
10 сент[ября]. Соболева приходила сказать, что ведет
ряд работ и довольна ходом дела. Это тем более мне
интересно, что, до сих пор упорно работая в нашем пла-
не, она никогда не была удовлетворена своей работой.
Вечером был Миша. Он взял у меня для переписки
мою статью об Академии, писанную по предложению
«Смены» лет 7 назад, а также взял конспект моего
выступления в горкоме (против докладчиков Бродского
об Академии) и статью Аникиевой из каталога моей
выставки.
11 [сентября]. Согласно предложению Соболевой
смотрел ее работы: портрет двойной — она с матерью,
портрет матери, 2—3 автопортрета, 2 мужских портре-
та, 3—4 пейзажа, всего десять вещей. Вещи крепкие,
конечно, в нашем плане, но так как прежняя установка
на «живописные признаки», как я это называю, еще
маленько подмешивается — живопись малость пред-
взятая, чуть слабовата, хотя высококультурна. Но слаба
живопись для^ нашего критерия, а относительно того,

318 П. Н. Филонов
что делали и делают сейчас, — это «музейные вещи»
(не все, конечно, но штук 5 наверное). Мы же будем
и далее работать над ними.
12 [сентября]. Коваленко приносил автопортрет. Ра-
бота эта — инк — идет хорошо. Спрашивал, надо ли
выступать против Бродского и как это делать. Я ска-
зал, чтобы он со всем упором работал над вещами.
Сейчас ему лично выступать рано. Мало знает нашу
школу. Но по мере работы над вещами и над собою он
окрепнет, тогда выступит.
14 [сентября]. Был Купцов. Он решил ехать к Раисе
Валер[иановне] и купил билет на 20 сент[ября]. Путевку
в Крым он возвратил в горком. Как и всегда, жаловал-
ся, что приходы товарищей мешают работать. Порвать
1 [октября]. Приехал Купцов. Вчера просил зайти
смотреть его натюрморт. у—-
Сегодня я был у него. Натюрморт идет во всю силу.
Еще раз разъяснил ему, как писать собор за окном и
его отражение в стекле окна. Он сказал, что ходят
слухи, что у меня была какая-то комиссия и разругала
мои работы. Она же была у Бродского Исаака и тоже
изругала его.
В загс он с Раисой Вал[ериановной] не ходил, т.к.
милиция еще не выдала ему паспорт взамен утерян-
ного.
Вечером была у меня Тагрина. Она принесла рису-
нок дома В. И. Ленина, дома, где жил Чехов,— оба
сделаны с максимальной пошлостью. Акварель «Сфе-
ра» сделана толково, но ничего, кроме технических

Дневник. 1935 319
данных, в ней нет. Она — мертвая. Все это я сказал
Тагриной в резких выражениях. За эти дни были Важ-
нова, Львова, Борцова, Иванова — их работы среднего
уровня. Была Ливчак, [ее] натюрморт нарисован не-
плохо, но в живописи — сырой.
Был за эти дни раза 3—4 Коваленко. Он почти кон-
чил инк, сделан инк толково, продуманно, крепко. Это
далеко не рядовая вещь. Эту вещь можно оставить,
считая законченной, можно будет и доразвить. Кова-
ленко приносил и автопортрет — масло. В нем он до-
работался до редких по живописи кусков.
7 окт[ября]. Сегодня часов в 7 вечера ко мне при-
шел молодой парень с энергичным лицом, ниже средне-
го роста, плечистый. Одет: короткая куртка из дубле-
ной овчины без рукавов, в рваных, как у меня, штанах,
рубаха синяя, грязная, грудь открыта, пуговиц нет, на
ногах поршни. Сказал, что его прислал ко мне Новиков428.
«Я из Армении, с турецкой границы По профессии
монтер. Хочу учиться искусству. Я приехал сюда без
гроша Был раза два-три у Бродского И. Л, умолял по-
мочь мне, но получил отказ. Тогда Новиков сказал: „Иди
к Филонову — он из тебя сделает человека. К нему по-
шла одна девица. На нее мы поставили крест как на
мертвеца, противно было смотреть и на нее, и на ее
работы, а в руках у Филонова она воскресла. Теперь дает
хорошие, крепкие вещи и от работы ее не оторвешь!"»
Я спросил, не тот ли Новиков его послал, что ра-
ботал у меня, но при расколе ушел. Он — учитель изо
детских школ. Он сказал, что Новиков, пославший
его, — атлет, а не учитель рисования.
Я спросил: «А что же вам сказал Бродский?» Он
ответил: «К/Бродскому меня не допустили, со мною

320 П. Н. Филонов
говорила горничная». Я сказал, что могу из него сде-
лать мастера и дам ему постановку 9 октября.
9 [октября]. Паренек из Армении был у меня, и я
дал ему постановку. Он — бывший беспризорный. Сей-
час ему лет 18—19. Звать — Володя, фамилия, кажет-
ся, Айвазов429. Видно, что это человек крепкий, муже-
ственный, развитой и серьезный. После постановки, ко-
гда я с ним прощался, он сказал: «А как же насчет
оплаты за ваши труды со мной?» Я, по обычаю, велел
ему об этом не думать и не говорить. «Но как же я в
таком случае с вами расплачусь?!» Я ответил, что он
вполне расплатится со мной, если, научившись работать
и думать по-нашему, он примет каждого, кто придет к
нему учиться искусству, так же, как я принял его,
и будет учить его работать, как я буду учить его самого.
10 окт[ября]. Вечером сегодня докончил постановку
Айвазову. Едва он пришел, он сейчас же повторил все,
что я ему говорил вчера. Он хорошо все понял и запо-
мнил. Он, по его словам, был электромонтером у предсе-
дателя Совнаркома Армении. Когда того послали пол-
предом, кажется в Данию или Швецию, Айвазов полу-
чил командировку ехать учиться изо в Ленинград.
В Москве он встретился с предсовйаркома снова, тот дал
ему 50 р. и обещал дать письма в Ленинград, но Айвазов
от писем отказался. Провалршшись на экзамене, он резко
поговорил с одним из профессоров, сделавших ему отвод,
а затем хотел броситься в Неву. Из его слов не все пой-
мешь, что с ним было. Сам я на объяснения его не вы-
зываю. Интересно следующее: если он монтер, монтер
предсовнаркома Армении, стало быть, имел заработок.
Как вышло, что ко мне он пришел в опорках, одетый как

Дневник. 1935 321
«гопник»? Обе постановки за два вечера взяли у меня
8—8 !/г часов. Самые основные, решающие предпосылки
и положения нашей школы, дающие разительный пере-
вес тем, кто их понял и принял, над кем угодно в искус-
стве, я разъяснил ему словами и делом, тут же спраши-
вая и проверяя, насколько он меня понимает430.
За эти дни были: Иванова, Миша, Зальцман, Ковален-
ко, Борцова, Важнова, Хапаев. Петя, заходивший по де-
лу к Купцову, сказал мне, что у Купцова был обыск.
Пришли ночью, все перерыли, взяли переписанную им
мою идеологию Изо, книжечки Бакунина431, Кропотки-
на432. Купцов подавлен, лежит на кровати. Одновременно
из «стола находок»пришло уведомление, что его паспорт
найден. Также приходила за это время Львова с портре-
том Кирова. Работа средняя, кроме того, она испортила
ее, уничтожив неплохо сделанный пейзаж Смольного за
Кировым. Вместо прежнего — т. Киров на фоне Смоль-
ного — стал Киров на фоне желто-зеленого, фиолетового
неба и темной земли. Весь фон написал по-малярному.
Я сказал, что перестану иметь с нею дело, если она будет
так грубо-наскоро работать. Последний раз она принесла
его более проработанным. Т.к. она хотела показать его
в кооператив «Изо», чтобы получить под него работу.
Я раза два говорил ей, что выгоднее будет, обрезав ма-
лярный фон и плохо нарисованные ноги, изо всех сил
навалиться на прекрасное лицо Кирова и выявить в нем
все ценное, что было в этом человеке. Последний раз
Львова снова принесла Кирова, еще немного подработан-
ного в том же виде, и, кроме того, портрет т. Калинина,
сделанный наскоро, сыро и с плохого фото, как и Ки-
ров. Последний раз она пришла и сказала, что обе эти
вещи продала на какой-то завод, взяв за обе вещи 250 р.
Она спросила, не буду ли я сердиться на нее за это?

322 П. И. Филонов
Я ответил, что эти вещи не отвечают качественно за-
просам нашей школы. На такую работу мы смотрим с
презрением как на халтуру. Кирова и Калинина надо
писать иначе — так велика их значимость. Поскольку
Львова ведет работу до сих пор еще не по-нашему, не-
организованно, я сказал, чтобы она пришла ко мне на
днях вечером вместе с Ивановой — я дам им снова, обе-
им, постановку.
17,18,19 [октября]. Эти дни, вечерами, с 8 до 12 ч.—
12 ч. 45 м. давал постановку Львовой, Ивановой. Кроме
них пришли Ливчак, Важнова, Тагрина, а в последний
вечер — Купцов и Хапаев. Хапаев принес свою кавказ-
скую работу, но я не успел ее просмотреть. Когда Льво-
ва, Тагрина, Важнова и Ливчак ушли, Купцов сказал
мне, что у него был обыск Когда он сидел в ресторан-
чике на Исаакиевской площади и пил пиво (чуть ли не
в «Астории» или рядом с «Асторией»), к нему подошел
милиционер и сказал: «Товарищ, прошу вас выйти!»
Купцов ответил: «В чем дело? Я не буяню, не сканда-
лю! Если хотите — выпьем вместе!» За Купцова засту-
пился администратор. Затем его снова попросили выйти,
и двое людей пошли с ним в его комнату и стали
делать обыск. Взяли, прежде всерб^переписанную им
мою идеологию Изо. После обыска, довольно грубовато-
го, когда «книжки летели во все стороны», переждав
остаток ночи в комнате Купцова, его повели в опера-
тивный отдел. Ночью один из делавших обыск гово-
рил товарищу: «Вот в какой обстановке работает ху-
дожник!» (т.е. в какой бедной, жалкой обстановке). По
дороге один из них сказал Купцову шутя: «Сейчас у
тебя колени затрясутся!» Купцов ответил: «Незачем им
трястись — я пролетарий и человек честный!» В опе-

Дневник. 1935 323
ративном отделе, как сказал Купцов, его продержали
недолго; разговор, поскольку я помню полные волнения,
прерывистые слова Купцова, шел, кажется, о перепи-
санной им нашей идеологии да о каком-то «нескромном»
давнем рисунке женской натуры, по поводу которого
Купцов ответил: «Что же! Тут преступления нет! Это
грех моей молодости!»
Купцов думает, что обыск сделан по доносу. Подо-
зревает, что донес кто-то из Союза, кто был у него на
днях и кому он читал мое письмо Жибинову. Недаром,
по его словам, едва они пришли, сейчас же прежде
всего полезли в тот [стол или ящик], где оно лежало.
Я сказал Купцову, что прежде всего он не должен
волноваться или оскорбляться этим событием: обыск
делают свои ребята и делают его с хорошей целью —
сейчас не царские времена, когда обыск делали гады.
Подозревать кого-либо надо подождать — обыск мог
быть сделан по разным причинам, но, конечно, та сво-
лочь, которая сейчас командует на фронте Изо и ведет
с нами борьбу «за власть в Изо», способна на любую
подлость. Честной борьбы, как боремся мы, они вести
не могут: буржуазия борется исключительно подлы-
ми, запрещенными приемами, и поэтому я сам должен
ждать того же, что было с Купцовым. Нам бояться не-
чего. Настолько велика цель нашей борьбы, настолько
она пролетарски классова, а в связи с этим такова
должна быть наша природа борцов и выдержка в борь-
бе, что мы должны быть неустрашимыми и пойдем до
конца. Не мы, так другие доведут наше дело! Наше
дело — дело пролетариата как класса.
Я условился с Купцовым и Хапаевым, по их пред-
ложению, что на этой пятидневке мы с ними встре-
тимся. Хапаеву я сказал, чтобы он ко дню встречи

324 Я. Я. Филонов
сделал два-три проекта будущей своей картины, как
я советовал ему в прошлое свидание, а именно —
написать его мать и сестру в домашней обстановке.
Ушли они около половины второго.
В конце постановки, в присутствии Важновой, Льво-
вой, Тагриной, Ливчак (Иванова сегодня не была), Куп-
цов упрекал моих товарищей, что они плохо борются
за нашу идеологию, упрекал их в трусости и одновре-
менно называл ушедших от нас подлецами. «Кроме
Павла Николаевича да меня, никто не борется за фи-
лоновскую школу», — говорил он. «Меня ничто не ис-
пугает, ничто не остановит в этой борьбе»,— говорил
он. Ливчак сказала, что «один на один» будет бороться
и борется с кем угодно, но перед группой оппонентов
она робеет. Тагрина сказала, что искусствовед Остре-
цов в Доме художников выпросил у нее нашу идеоло-
гию и исчез вместе с нею.
23 [октября]. Сегодня Дормидонтов принес свой авто-
портрет. Это первая его работа маслом в нашем плане.
Работа сделана во весь упор. Так, как надо. Кое-где есть
сырые места. Эту вещь поведем еще дальше. Дормидон-
тов на днях идет на два года в Красную Армию.
24 [октября]. Сегодня около-12 ч. дня меня позва-
ли к телефону. Со мною гово{жл Б. Гурвич — мой быв-
ший ученик и товарищ, я узнал его голос. «Известно
ли вам, что Купцов покончил с собой?» — сказал он.
Голос мой задрожал, когда я спросил, как и в какое
время это случилось. Он ответил: «Вчера или сегод-
ня сосед Купцова — Григ[орий] Ив[анович] Иванов —
вынул его из петли. Он был еще теплый. Его отправили
в больницу». На мой вопрос, удалось ли его спасти, где

Дневник. 1935 325
именно он находится, Гурвич сказал, что не может
ответить утвердительно. Все мое существо не верит
этому известию. Посмотрим: жив или нет мой верный
товарищ.
ТЕТРАДЬ 5
25 октября 1935 — 8 октября 1937
Дочке от Паньки!
№5. 1935 г.
25 октября. Вчера дочка, приехав из Детского, где
живет временно в Доме ветеранов] револ[юции], была
сильно потрясена, узнав от Пети о смерти любимого
ею Купцова. Она схватилась за голову. Сегодня утром
я решил съездить на квартиру Купцова, т. к. ни я, ни
она не хотели верить известию о его смерти. На двери
комнаты Купцова висел замок. Я постучал тут же по
коридору в комнату, где раньше жила жена Купцо-
ва — Раиса Вал[ериановна]. Мне открыл пожилой че-
ловек, на мой вопрос о Купцове ответил: Купцов по-
весился. Дворник свез его в больницу. Последнее время
он часто являлся домой в нетрезвом виде и вел себя
в это время шумно. Трезвый он не помнил, что творил,
будучи хмельным. «Месяца полтора назад я из своего
окна (окно выходит на Исаакиевскую площадь и на
Неву)433 видел, как Купцов, стоявший на панели, вдруг
снял брюки, скинул пиджак и бросился под проходив-
ший автобус. Шофер мгновенно свернул в сторону, не
задев Купцова. Сбежались прохожие. Купцов буянил.
Его отправили в вытрезвиловку. Его отец — алкого-
лик, брат и сестра — тоже. Я пошел в 7 ч. 30 м. на

326 П. Н. Филонов
работу, а вслед за этим обнаружилось, что он п