Текст
ISSN 0869-5687
Российская академия наук
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
ИСТОРИЯ
50
лет
2007
*
2
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
ИСТОРИЯ
РОССИЙСКАЯ
АКАДЕМИЯ
НАУК
ЖУРНАЛ
ОСНОВАН
В МАРТЕ
1957 ГОДА
ВЫХОДИТ
6 РАЗ
В ГОД
В НОМЕРЕ:
Воеводское управление в Сибири в XVIII в.
Предпринимательская и благотворительная деятель¬
ность: Павел и Сергей Третьяковы
Артур Сташевский - борец валютного фронта
Массовое рабочее движение в начале XX в.
Ударные формирования русской армии в 1917 г.
Персональный состав ЦК партии левых эсеров
Война после войны: «лесные братья» в Прибалтике
Историческая память о войнах XX в.
Воспоминания и раздумья о послевоенном поколении
К 100-летию академика Д.С. Лихачева
Исторические очерки
Императрица Елизавета Алексеевна и кавалергард
Алексей Охотников
НАУКА
МОСКВА
март
апрель
2007
Журнал издается под руководством Отделения историко-филологических наук РАН
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
С.В. ТЮТЮКИН (и.о. главного редактора),
А.И. АКСЕНОВ, В.Я. ГРОСУЛ, П.Н. ЗЫРЯНОВ, А.Е. ИВАНОВ, А.В. ИГНАТЬЕВ,
А.П. КОРЕЛИН, Ю.С. КУКУШКИН, В.А. КУЧКИН,
В.А. НЕВЕЖИН, Л.Н. НЕЖИНСКИЙ, Ю.А. ПЕТРОВ, Е.И. ПИВОВАР,
Ю.А. ПОЛЯКОВ, А.Н. САХАРОВ, С.С. СЕКИРИНСКИЙ,
В.В. ТРЕПАВЛОВ
Адрес редакции:
117036, Москва В-36, ул. Дм. Ульянова, 19. Тел. 499 723-69-10; 499 723-69-41
Наша электронная почта:
otech_ist@mail.ru
Ответственный секретарь Ю.В. Мочалова
Тел. 499 723-69-10
EDITORIAL BOARD
S.V. TIUTIUKIN (Editor-in-chief and interium),
A.I. AKSIONOV, V.Ya. GROSUL, P.N. ZYRIANOV, A.E. IVANOV, A.V. IGNATIEV,
A.P. KORELIN, Yu.S. KUKUSHKIN, V.A. KUCHKIN,
V.A. NEVEZHIN, L.N. NEZHINSKII, Yu.A. PETROV, E.I. PIVOVAR,
Yu.A. POLYAKOV, A.N. SAKHAROV, S.S. SEKIRINSKII,
V.V. TREPAVLOV
Address:
19, Dm. Ulianova, Moscow, Russia. Tel. 499 723-69-10; 499 723-69-41
Managing Editor Yu.V. Mochalova
Tel. 499 723-69-41
РУКОПИСИ ПРЕДСТАВЛЯЮТСЯ В РЕДАКЦИЮ В ЧЕТЫРЕХ ЭКЗЕМПЛЯРАХ, ОБЪЕМОМ НЕ БОЛЕЕ и АВТОР¬
СКОГО ЛИСТА (36 СТР. МАШИНОПИСИ ЧЕРЕЗ ДВА ИНТЕРВАЛА), А ТАКЖЕ В ЭЛЕКТРОННОМ ВАРИАНТЕ
(ДИСК И РАСПЕЧА ТКА НЕ БОЛЕЕ ¡У ПЕЧАТНОГО ЛИСТА). В СЛУЧАЕ ОТКЛОНЕНИЯ МАТЕРИАЛА РУКОПИСИ
И ДИСК НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ.
© Российская академия наук, 2007 г.
© Редколлегия журнала “Отечественная история” (составитель), 2007 г.
Статьи
©2007 г.Д. А. АНАНЬЕВ*
ВОЕВОДСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ СИБИРИ В XVIII ВЕКЕ:
ОСОБЕННОСТИ ПРОЦЕССА БЮРОКРАТИЗАЦИИ
В истории российской государственности одним из наиболее устойчивых ее элемен¬
тов было местное воеводское управление, возникшее во второй половине XVI в. и про¬
существовавшее до конца XVIII в., т.е. в течение всего периода становления российско¬
го абсолютизма. Все это время воеводская власть сочетала в себе бюрократические и
сословные принципы деятельности, соотношение которых на разных этапах было не¬
одинаковым. Воеводы являлись представителями центральной приказной системы.
Они назначались на должность, получали «сверху» содержание, должностные инструк¬
ции («наказы») и административные поручения. В то же время воеводы во многом на¬
поминали местных «управителей» раннего средневековья, которые направлялись вер¬
ховной властью для контроля над обширными территориями с сильными традициями
общинного самоуправления. Компетенция воевод носила такой же всеобъемлющий,
универсальный характер, как у наместников и волостелей. Они действовали в непо¬
средственной взаимосвязи с выборными сословными органами - губными и земскими
старостами, а с конца XVI в. - с таможенными и кабацкими головами и целовальника¬
ми. При этом, как неоднократно отмечалось в историографии, характерной чертой вое¬
водского управления являлось прямое «кормление от дел»1. Растущие злоупотребле¬
ния воевод, смотревших на административную службу прежде всего как на реализацию
своих сословных прав, свидетельствовали о тенденции к преобладанию в их деятельно¬
сти сословного начала над служилым.
Воеводское управление практически действовало на всей территории Российского
государства. Возникнув как инструмент обеспечения политических интересов Центра
на окраинах, оно впоследствии было распространено на внутренние территории и на
вновь присоединенные земли. Ярким доказательством эффективности воеводской
власти служила ее организующая роль в ходе успешного присоединения Сибири, на¬
чавшегося с конца XVI в.2 Военизированный характер сибирской администрации с до¬
статочно жестким порядком иерархического подчинения с самого начала способство¬
вал усилению бюрократических элементов воеводской власти. Сибирские воеводы
подчинялись единому центральному органу - Приказу Казанского дворца (до 1637 г.),
а затем Сибирскому приказу в Москве. При этом уезды объединялись в более крупные
административно-территориальные единицы - разряды3. Наказы, выдававшиеся си¬
бирским воеводам, составлялись по общему образцу, однако учитывали особенности
регионального управления и требовали расширения российских владений, обеспечения
сбора ясака, увеличения десятинной пашни и руководства многочисленным служилым
населением. Специализация проявилась и в структуре сибирских, приказных изб: к
обычным «денежному» и «судному» столам (повытьям) добавились повытья «ясач¬
ное», «хлебное», а иногда и «разрядное»4.
Вместе с тем в конце XVI-XVII вв. принципы и порядок назначения воевод, оплаты
их труда, взаимодействия с другими местными органами, а также всеобъемлющий ха¬
* Ананьев Денис Анатольевич, преподаватель Специализированного учебно-научного центра Ново¬
сибирского государственного университета.
3
рактер их компетенции и конкретный набор функций свидетельствовали о переплете¬
нии в «сибирской службе» бюрократического, личного и сословного начал. Преимуще¬
ственно сословный характер воеводского управления во многом объясняется поздним
выделением гражданской службы в особую отрасль управления. Соответственно, не
существовало и четкой иерархии гражданских должностей, единых штатных расписа¬
ний и фиксированных должностных окладов. Широта компетенции воевод открывала
им путь к многочисленным злоупотреблениям. Однако в самом конце XVII в. прави¬
тельство признало неудовлетворительным состояние воеводского управления в Сиби¬
ри, прежде всего - в финансово-хозяйственной сфере. Основанием для такого вывода
послужило снижение доходов казны с сибирской колонии. Выходом из этой ситуации
должно было стать привлечение новых, более компетентных управленцев, для кото¬
рых успешная служба являлась гарантией их высокого социального статуса, а денеж¬
ное жалованье - важнейшим или единственным источником доходов.
В начале XVIII в., в условиях Северной войны, неудовлетворительное положение
дел в финансовой сфере потребовало радикальной перестройки местного управления.
Это привело, в частности, к учреждению Сибирской губ. с центром в Тобольске и уп¬
разднению Сибирского приказа. Губернаторы приобрели первостепенное значение в
качестве агентов военно-финансового управления на вверенных им обширных террито¬
риях. Так, в журнале указов Сибирской губернской канцелярии за 1713 г. более 90% за¬
регистрированных документов были напрямую связаны с вопросами снабжения армии5.
Сосредоточение в руках губернатора всей полноты административной, военной и хо¬
зяйственной власти неизбежно привело к постепенному сужению компетенции городо¬
вых воевод (с 1712 г. переименованных в комендантов) и обер-комендантов6, назначе¬
ниями которых отныне также ведал губернатор. В 1715 г. были отменены служилые
оклады и введено унифицированное денежное жалованье, что способствовало усиле¬
нию зависимости чиновников от успешного несения гражданской службы и повыше¬
нию ответственности местных «управителей» за исполнение своих обязанностей7.
Вместе с тем в Сибири процесс бюрократизации местного управления имел ряд су¬
щественных особенностей. Пользуясь удаленностью от Центра и фактической бескон¬
трольностью, сибирский губернатор сосредоточил в своих руках всю полноту власти,
что привело к заметному перераспределению полномочий между местными органами.
Воеводы и коменданты, по сути, превращались в низовое звено огромной бюрократи¬
ческой машины, нацеленной на выколачивание налогов из подведомственного населе¬
ния без учета его интересов. В то же время в Сибири правительству не удалось создать
органы специализированного военного и финансового управления на уровне уездов,
что сохранило универсальный характер власти сибирских «управителей». Провинци¬
альная реформа 1719 г. стала своеобразной попыткой Петра I «предписать» россий¬
ской системе управления новые принципы работы и правила, заимствованные из адми¬
нистративного опыта европейских стран. Укрепление начала коллегиальности в мест¬
ных учреждениях и своеобразное осуществление принципа разделения властей
привели к созданию на местах сети специализированных (судебных и финансовых) уч¬
реждений. Одновременно появились сословные органы городского управления, при¬
званные поставить горожан на службу российскому абсолютизму, приблизить бюро¬
кратическую административную систему к населению и лучше учитывать его нужды.
Непосредственной целью реформы было создание провинции - новой администра¬
тивно-территориальной единицы, напрямую подчиненной Сенату и коллегиям и по
большинству вопросов независимой от власти губернатора. При этом учреждалась
должность провинциального воеводы, в ведении которого находились «управители»
городов, пригородков и присудов. Особенностью проведения данной реформы в Сиби¬
ри стало сохранение губернатором полного контроля над сибирскими провинциями8.
Кроме того, в составе этих провинций с самого начала сохранялись прежние уезды,
возглавляемые городовыми воеводами (управителями). В подчинении у воевод находи¬
лись канцелярии, пришедшие на смену канцеляриям комендантов и ландратов и имено¬
вавшиеся по названию городов, где они располагались (Верхотурская, Кузнецкая и
4
т.п.). Изучение материалов местных учреждений Сибири 1720-х гг. показывает, что вое¬
водские канцелярии сохранили за собой ключевую роль в управлении уездами. Проме¬
жуточное положение в этой системе заняли провинциальные канцелярии, однако их
появление фактически не нарушило властной вертикали губернского управления, сло¬
жившейся в 1710-х гг. Порядок последовательного подчинения губернских, провинци¬
альных и уездных административных органов Сибири во многом сложился еще до 1727 г.,
когда он был законодательно утвержден в местном управлении на общероссийском
уровне.
В своей деятельности провинциальные и городовые воеводы руководствовались
инструкцией 1719 г., общей для всех чиновников империи, руководивших администра¬
тивными органами в губерниях и провинциях9. Однако, кроме нее в распоряжении си¬
бирских воевод были также индивидуальные «наказы», выдававшиеся из Тобольской
губернской канцелярии10. В системе провинциальных учреждений 1719-1727 гг. воево¬
ды осуществляли надзор и общее руководство над деятельностью финансовых и судеб¬
ных органов власти. Финансовое управление возлагалось на воевод совместно с каме-
рирами (надзирателями за сбором налогов), руководившими камерирскими (земскими)
конторами. Последние предполагалось учредить только в центрах провинций, однако
в Сибири они появились и в некоторых уездных городах11. Вместе с тем Тобольская ка-
мерирская контора приобрела главенствующее положение во всех провинциях, в кото¬
рые рассылала указы12. Воевода наблюдал за деятельностью камерира, вместе с ним
выдавал инструкции и приходо-расходные книги выборным должностным лицам маги¬
стратов и ратуш. Из «реестра вершенным делам» Кузнецкой канцелярии следует, что
воевода пересылал в Кузнецкую земскую (камерирскую) контору копии указов раз¬
личного содержания13. Кроме того, воевода и камерир следили за сбором пошлин в спе¬
циализированных судебных учреждениях.
В непосредственном подчинении воевод и камериров находились назначаемые ими
земские комиссары, осуществлявшие сбор податей и некоторые функции общего уп¬
равления населением дистриктов. Характерно, что в Сибири иерархические отноше¬
ния воевод и земских комиссаров не всегда соответствовали изначальному замыслу ре¬
формы. В частности, наказ 1721 г. кузнецкому воеводе требовал от него «весь уезд...
разделить на разные дистрикты, чтоб во всяком дистрикте не болши 2 000, а не менши
1 500 дворов было, и во всякой дистрикт определить камисара из дворян и детей бояр¬
ских»14. Выполнить данное требование воеводе было непросто, поскольку по переписи
1710 г. в Кузнецке и уезде насчитывалось всего 674 двора и за 10 лет их число не могло
существенно вырасти15. Однако из материалов канцелярии кузнецкого воеводы видно,
что он посылал указы «в кузнецкие дистрикты к прикащикам». Очевидно, в дистрикты
были переименованы прежние слободы, которые и ранее управлялись приказчика¬
ми16. Одновременно в начале 1720-х гг. из числа кузнецких служилых людей был из¬
бран и утвержден воеводой земский комиссар, по-видимому, являвшийся агентом фис¬
ка в уезде и подчинявшийся воеводе и камериру. Должности земских комиссаров были
введены и в других сибирских городах17. Кроме того, с 1724 г. в ведении городовых вое¬
вод оказались земские комиссары приписных слобод, входивших в состав сибирских
уездов18. Однако эффективного взаимодействия многочисленных финансовых учреж¬
дений в Сибири наладить не удалось. Источники свидетельствуют о повсеместном на¬
рушении законов воеводами, камерирами и комиссарами, о росте недоимок, а также о
несвоевременной отчетности и отправке «наверх» денежных сборов19.
Не меньше трудностей возникало и при взаимодействии воевод с новыми судебными
органами - надворными и нижними судами, действовавшими в Сибири в 1719-1727 гг.20
Сохранив в ходе судебной реформы надзорные функции, сибирские воеводы лишились
права взимания судебных пошлин и совершения крепостных сделок21. Закон также
предусматривал взаимный контроль административных и судебных органов. Однако
на практике деятельность «земских судей» во многом зависела от воевод. Так, в соот¬
ветствии с «Пунктами», посланными в сентябре 1721 г. из Тобольского надворного су¬
да в Иркутск, местного обер-ландрихтера и городовых судей должен был «определить»
5
(т.е. выбрать и назначить) иркутский воевода Полуектов. Последний был обязан пре¬
доставить ландрихтеру помещение для канцелярии, необходимое количество подья¬
чих, сторожей, рассылыциков, палачей, а также деньги «на всякие нужные расходы».
Такие же обязанности возлагались на городовых воевод в отношении городовых судей.
Все это не могло не привести к значительной зависимости судебных органов от адми¬
нистративных. Значение воевод в судебной системе возросло в 1722 г., когда нижние су¬
ды были отменены, а в города, удаленные от центров провинций более чем на 200 верст,
провинциальные воеводы стали направлять судебных комиссаров, которые рассматри¬
вали иски, не превышающие 50 руб. Иски же на большую сумму по-прежнему рассма¬
тривались воеводами и их товарищами или так называемыми воеводскими (городски¬
ми) судами22. Однако от этого новая судебная система более эффективной не стала.
Показательно, что в 1720-х гг. на деятельность воевод, земских и судебных комис¬
саров не оказывали заметного влияния городовые фискалы, которые также назнача¬
лись преимущественно из числа сибирских служилых людей23. Неудовлетворительное
состояние судебных и надзорных органов привело к упразднению в июле 1726 г. судеб¬
ных комиссаров, в 1727 г. - надворных и провинциальных судов, а в 1729 г. - фиска¬
лов24. Верховная власть предпочла наиболее простое и эффективное, с ее точки зре¬
ния, решение: «положить всю расправу и суд по-прежнему на губернаторов и воевод».
Зависимость гражданских властей от военных заметно усилилась с 1724 г., когда на¬
чался сбор подушной подати. В связи с отсутствием в Сибири выборных «комиссаров
от земли» из среды поместного дворянства эта функция была возложена на мирские
органы, действовавшие совместно с «полковыми комиссарами». Однако воеводы и
«управители» дистриктов, слобод и острогов наблюдали за порядком сбора и отвечали
за состояние соответствующей документации. При этом большие полномочия офице¬
ров также приводили к многочисленным злоупотреблениям. Поэтому в марте 1727 г.
по указу Екатерины I сбором подушной подати стали руководить воеводы («для луч¬
шего крестьянам облегчения, дабы им впредь от генералитета, от офицеров и рядовых
никакой тягости не происходило»)25. В помощь воеводам было решено дать отставных
штаб-офицеров и земских комиссаров. Последних оставили в дистриктах временно
(«до указу»), но в Сибири они просуществовали до начала 1760-х гг. Прямое участие в
сборе подушной подати воеводы принимали на его начальном - при составлении ведо¬
мостей о численности податного населения и на последнем - при приеме и отправке со¬
бранных денег в губернскую канцелярию — этапах26. Однако уже в 1730 г. верховная
власть была вынуждена признать, что «в уездах от воевод и от подьячих многие непо¬
рядки и крестьянам тягости произошли»27. С 1731 по 1736 гг. сбор подушной подати
был поручен вновь открытым полковым дворам и лишь в 1736 г. окончательно пере¬
дан в ведение воеводских канцелярий.
Реформу местного управления 1726-1727 гг. в историографии нередко называют
контрреформой, не только направленной на отмену части созданных Петром I учреж¬
дений, но и осуществившей официальный возврат ко многим принципам и традициям
административной практики допетровской эпохи. Необходимо все же отметить, что
главной целью авторов «контрреформ» было не просто удешевление местной админи¬
страции, но повышение эффективности ее работы и усиление ответственности руко¬
водителей местных учреждений, что соответствовало духу и принципам бюрократиче¬
ского управления. Более того, начало «ревизии» местного управления положил сам
Петр I. Введение выборных «комиссаров от земли» в 1724 г. и передача таможенных и
кабацких сборов в ведение органов городского самоуправления делали камериров,
рентмейстеров и земских комиссаров совершенно «лишними» звеньями в системе ме¬
стной администрации. Ранее, в ходе судебной реформы 1722 г., Петр I заметно усилил
зависимость судебных органов от административных учреждений в провинциях. Его
преемники оказались куда более последовательными в своем стремлении приблизить
административное законодательство к реальным потребностям (и устойчивым тради¬
циям) местного управления. Указом 1727 г. во всех провинциях империи были восста¬
новлены прежние уезды под управлением воевод28.
6
Особенностью управления Сибири с 1727 г. стало сохранение в составе уездов дис¬
триктов как особых административно-территориальных образований. Сопоставимы¬
ми по значению с уездами были дистрикты, управители (комиссары) которых назнача¬
лись по указам Сената, а с 1730 г. - восстановленного Сибирского приказа и подчиня¬
лись напрямую губернской канцелярии. Соответственно управители таких дистриктов
взаимодействовали с уездными воеводами на равных основаниях. Руководство провин¬
циальными и воеводскими канцеляриями осуществляли воеводы и их товарищи, кото¬
рых в 1730-1763 гг. назначал Сибирский приказ, а в остальное время - Сенат. В соот¬
ветствии с указом от 22 апреля 1722 г. «О должности Сената», отбор кандидатов и
представление к назначению производились Герольдмейстерской конторой29. Вплоть
до ликвидации воеводского управления губернские и провинциальные канцелярии са¬
мостоятельно назначали «управителей», действовавших временно «за воевод» и «за
комиссаров», из числа сибирских служилых людей или офицеров регулярных войск, а
также секретарей и «подьячих с приписью».
В 1760-1770-х гг. малонаселенные уезды были преобразованы в «комиссарства».
По штатам 1763 г. статус комиссаров был приравнен к статусу товарищей воевод, что
позволяет включить их в руководящий состав органов воеводского управления, а руко¬
водимые ими канцелярии считать низшим звеном воеводского управления на послед¬
нем этапе его существования. Взаимодействие воеводских канцелярий с центральными
ведомствами непременно требовало посредничества губернской и провинциальной
канцелярий. На основании указов из Сибирского приказа и губернской канцелярии вое¬
воды определяли служилых людей комиссарами и приказчиками слобод и острогов30.
При этом общее руководство делами уезда осуществляла воеводская канцелярия.
Намного меньшим было участие воеводских канцелярий в управлении городским
населением, а механизм взаимодействия с органами городского самоуправления часто
оказывался неэффективным. Объяснялось это не столько недостатками администра¬
тивного законодательства, сколько противоречиями между бюрократическими и со¬
словными принципами в деятельности местных учреждений. Магистраты с момента
своего возникновения в начале 1720-х гг. воспринимались городским населением во
многом как инструмент удовлетворения собственных сословных интересов. В свою
очередь, воеводские канцелярии олицетворяли не только власть крепнувшего абсолю¬
тистского государства, но и власть правящего привилегированного дворянского сосло¬
вия. Реорганизация местного управления в 1727 г. привела к подчинению городских ор¬
ганов (переименованных из магистратов в ратуши) воеводам и губернаторам. В новых
условиях воеводы продолжали наблюдать за сбором ратушами подушных денег с по¬
садского населения. Под их контролем оставалась также и отдача на откуп кабацких
сборов31. Воеводский суд в отношении посадского населения с 1728 г. ограничивался
разбирательством тяжких уголовных преступлений - воровства, разбоев, убийств.
Прочими делами продолжали ведать ратуши, хотя воеводы оставались для городского
населения апелляционной инстанцией в случае жалоб последнего на неправый суд бур¬
гомистров32. Подчинение городских органов воеводам не давало последним права по свое¬
му усмотрению вмешиваться в повседневную деятельность ратуш. При возникновении
конфликтов воеводские канцелярии и органы городского управления обращались в гу¬
бернский центр. В 1743 г. был восстановлен Главный магистрат, а с 1745 г. магистраты
и ратуши городов были вновь выведены из подчинения местной администрации.
Наименее эффективным следует признать взаимодействие воеводских канцелярий
и ратуш в сфере охраны общественного порядка. Полицейскую службу в городах Си¬
бири одновременно несли городничий, подчинявшийся воеводской канцелярии, и квар¬
тирмейстер, определенный от ратуши. При вступлении в должность новый воевода по¬
сылал в ратушу «промеморию» об оказании всемерного содействия городничему33, од¬
нако на практике ратуша часто не только не оказывала такого содействия, но и
вступала в прямое столкновение с городничим, а через него - и с воеводой34.
Сочетание бюрократических принципов и средневековых традиций местного уп¬
равления, присущее сибирской администрации XVIII в., проявилось и во внутренней
7
организации воеводских канцелярий - в их структуре, порядке комплектования штатов
канцелярских служащих и оплаты их труда, в организации делопроизводства, а также
в правилах внутреннего распорядка. Усилению бюрократических начал в организации
работы воеводских канцелярий, безусловно, способствовало развитие административ¬
ного законодательства. Общие принципы внутренней организации государственных
учреждений были утверждены Генеральным регламентом от 28 февраля 1720 г., состо¬
явшим из 56 глав35. Регламент повысил общую ответственность чиновников за работу
государственных учреждений и в то же время ограничил компетенцию секретарей,
сменивших старинных дьяков, непосредственным руководством канцелярскими слу¬
жителями. По указу от 20 марта 1727 г., должности секретарей предусматривались в
воеводских канцеляриях только тех городов, где до 1700 г. были дьяки и подьячие «с
приписью»36 (в Сибири в большинстве уездных центров подьячие с «приписью» заме¬
няли секретарей). Последние, как правило, являлись официальными помощниками вое¬
вод. Они одновременно надзирали за порядком делопроизводства в канцелярии и уча¬
ствовали в обсуждении и принятии решений по делам в судейской палате. Кроме того,
воевода мог подолгу не появляться в присутствии, что фактически делало секретаря
единственным руководителем канцелярии.
Вплоть до 1763 г. в Сибири не существовало единого порядка комплектования шта¬
тов местных учреждений. Наряду со штатами 1726 г., утвержденными Сенатом, там
продолжали действовать штаты 1725 г., разработанные губернской канцелярией для
учреждений отдельных городов37. Реальная численность канцелярских служителей
обычно превышала штатную. Так, например, поскольку в 1725-1763 гг. среднее штат¬
ное число приказных для воеводских канцелярий составляло 5 человек, то в 10 уездных
центрах Западной Сибири (Тюмени, Туринске, Верхотурье, Таре, Томске, Кузнецке,
Пелыме, Нарыме, Березове и Сургуте) должны были служить около 50 человек. Од¬
нако, по данным губернской канцелярии, в 1741 г. подьячих там числился 81 человек38.
Но и этого числа служителей было недостаточно для эффективной работы канцеля¬
рий. В марте 1756 г. илимским воеводой был составлен штат местной канцелярии, со¬
гласно которому в ней должны были работать 20 человек - 5 канцеляристов, 5 подкан¬
целяристов и 10 копиистов39. Штаты 1763 г. предусматривали только половину от это¬
го числа, что соответствовало стремлению правительства удешевить местное
управление, но не устраняло проблему нехватки канцелярских служителей в условиях
разросшегося бюрократического делопроизводства. В 1760-1770-х гг. просьбы о до¬
полнительной присылке приказных были не менее частыми, чем в предшествующие
десятилетия40.
В XVIII в. структура воеводских канцелярий отличалась бблыпей специализацией
по сравнению с предшествующим столетием. Рост фискального гнета и реорганизация
системы налогообложения привели к выделению подушного и соляного повытий, а
усиление бюрократического контроля над финансовой деятельностью местных учре¬
ждений и усложнение делопроизводства - к появлению счетного и приказного повы¬
тий («записки приходящих и сходящих указов»). С 1727 г. при провинциальных и вое¬
водских канцеляриях также действовала крепостная контора или стол «крепостных
дел».
По подсчетам В.Н. Шерстобоева, в Илимской воеводской канцелярии ежегодно
рассматривалось в среднем около 3 900 дел, следовательно на каждого из 10 приказных
приходилось по 390 дел41. В Верхотурской канцелярии в середине 1750-х гг. служили
5 человек, каждый из которых должен был разобрать в год около 740 дел, т.е. по 2 в
день42. При этом с 1726 г. по 1763 г. труд низших канцелярских чиновников не оплачи¬
вался. Выплата жалованья сибирским подьячим уже в первой четверти XVIII в. произ¬
водилась с серьезными задержками, что объяснялось, в первую очередь, финансовыми
трудностями военного времени. В первое десятилетие Северной войны деньги из
Москвы присылали все реже и реже. По-видимому, в это время в приказных избах пе¬
решли на оплату труда служителей из местных неокладных сборов, и в небольших го¬
родах это фактически означало ликвидацию подьяческого жалованья43. До 1726 г. по¬
8
дьячие получали денежное и хлебное жалованье, установленное штатами 1715 г. В го¬
родах Сибири его размер составлял 30 руб. и 30 четвертей хлеба в год для «старых»
подьячих, 20 руб. и 20 четвертей - для подьячих «средней статьи» и 15 руб. и 15 четвер¬
тей-для «молодых» подьячих44. Однако новое законодательство не было подкреплено
соответствующими источниками доходов, вследствие чего подьячие местных учрежде¬
ний не получали жалованья годами45.
По указу Сената от 2 марта 1725 г., определение размеров жалованья для каждого
подьячего отдавалось на усмотрение руководителей местных учреждений при сохране¬
нии общей суммы, установленной специальными штатами для отдельных ведомств46.
Соответственно, в штатах сибирских учреждений, разработанных в 1724-1726 гг., не
был соблюден принцип единообразия должностных окладов для различных категорий
подьячих47. Ввиду острой нехватки денежных средств правительство пошло на даль¬
нейшее сокращение размера подьяческих окладов. По указам 1726 г. выплата денеж¬
ного жалованья предусматривалась только тем канцелярским служащим, кто попал в
новые, сокращенные штаты, а хлебное жалованье вообще упразднили. В соответствии
с определением Сената, в провинциальных канцеляриях Енисейска и Иркутска секре¬
тари получали по 100, канцеляристы по 50 и копиисты - по 15 руб.48 По указу от 20 мар¬
та 1727 г. жалованье полагалось лишь тем приказным, чья работа оплачивалась до
1700 г.49 Для части подьячих заменой хлебному жалованью оставался отвод земель под
пашни и сенные покосы. В Сибири с конца 1720-х гг. канцелярским служащим платили
чрезвычайно редко, в основном секретарям и подьячим «с приписью»50.
Глава 39 Генерального регламента предусматривала право на получение подьячими
«акциденций» (или вознаграждений от частных лиц). Подробно этот вопрос законода¬
тельством не рассматривался, что было связано с отсутствием твердо установленного
жалованья и открывало подьячим путь к различного рода злоупотреблениям51. С введени¬
ем штатов 1763 г. был восстановлен твердый оклад для всех служащих воеводских канце¬
лярий52. Средний размер денежного жалованья приказным по сравнению с 1720-ми гг. уве¬
личился в 2 раза, но поскольку подьячие теперь не получали хлебного жалованья, ре¬
ального роста их доходов не произошло.
До 1763 г. источником выплат различным категориям служащих были «неоклад¬
ные» канцелярские сборы как «не положенные в штат» или «сверх табеля прибыль¬
ные». Указ от 15 декабря 1763 г. предусматривал пересылку всех сборов, предназна¬
ченных для оплаты труда, в Штатс-контору, откуда необходимые суммы выдавались
по «ассигнованиям». В Сибири выплата жалованья воеводам и комиссарам могла про¬
изводиться по указам губернских канцелярий (в Тобольске - из «штатс-конторских
сборов» городской рентереи)53. Фактически же обязанность выплачивать жалование
большинству служащих воеводских канцелярий и «комиссарств» была вновь возложе¬
на на сами местные учреждения. На эти цели шли преимущественно все те же канце¬
лярские сборы, размеры которых напрямую зависели от успешности работы уездных
властей и благосостояния местного населения. Таким образом, в течение всего време¬
ни существования в Сибири воеводского управления действовал принцип содержания
местных учреждений за счет населения, унаследованный от допетровской эпохи.
Сохранение у дворян-воевод сословно-правового взгляда на собственное участие в
гражданском управлении в значительной мере объяснялось противоречиями админис¬
тративной и сословной политики российского абсолютизма. Табелью о рангах 1722 г.
Петр I закрепил «старшинство» военных чинов над штатскими, чему соответствовало
более привилегированное положение потомственных дворян перед личными. По ука¬
зам 1727 г., должности провинциальных и уездных воевод предназначались для чинов¬
ников в штаб- и обер-офицерских чинах, а фактически для природных российских дво¬
рян, получивших эти чины на военной службе. По подсчетам историков, основную мас¬
су сибирских уездных и провинциальных администраторов составляли отставные
военные или гражданские чиновники УШ-Х1У классов, т.е. в основном потомственные
дворяне, часто весьма пожилые и без достаточного стажа гражданской службы. Назна¬
чение на воеводство в Сибири воспринималось ими, скорее, как обременительная по¬
9
винность54. При общей нехватке кандидатов, достойных стать воеводами, верховная
власть сначала продлила срок службы сибирских воевод до 3 лет55, а затем в 1745 г. сде¬
лала эту службу бессрочной, «пока кто не умрет или впадет в какие прегрешения»56. В
1760 г. срок воеводской службы был ограничен 5 годами с возможностью продления в
случае соответствующей просьбы со стороны подведомственного населения57, однако
во многих сибирских городах воеводы, как и прежде, служили бессменно58.
Существовавший порядок комплектования воеводских кадров мало способствовал
модернизации местного управления. Однако при явном предпочтении, отдаваемом
представителям «шляхетства», правительство не отказывалось от введенных Петром I
бюрократических механизмов чинопроизводства, формально единых для всех катего¬
рий чиновников. По мере того, как росло число тех, кто выслужил потомственное дво¬
рянство через присвоение обер-офицерского чина, статус потомственного дворянина
также перестал быть достаточным условием допуска в высшие чины как в военной,
так и в статской службе. К тому же, в соответствии с Табелью о рангах, дети обер-офи¬
церов, родившиеся до производства их отцов в первый классный чин, дворянства не по¬
лучали. В итоге многие представители этой социальной категории определялись на
гражданскую службу в надежде ускорить выслугу чинов и получить дворянский статус.
Увеличение числа военных чинов на руководящих должностях в гражданском управле¬
нии стало особенно заметным после издания 18 февраля 1762 г. «Манифеста о дарова¬
нии вольности и свободы всему российскому дворянству»59.
Выводы историков об изменениях в руководящем составе воеводских учреждений
в 1740-1770-х гг. в целом подтверждаются сведениями по отдельным городам Запад¬
ной и Восточной Сибири. По моим данным, среди воевод, управителей и комиссаров
Верхотурья служили: военных чинов - 9 человек, в том числе 6 - после 1762 г. (соот¬
ветственно их доля возросла с 33% до 75%); гражданских чинов - 5 человек, из них двое
после 1762 г. Из нероссийских дворян было лишь 2 человека, происхождение одного
оставалось неясным60. Об имущественном состоянии есть достоверные данные лишь
для 2 человек, владевших, соответственно 173 и 50 душами мужского пола61. Большин¬
ство якутских воевод в 1740-1770-х гг. принадлежало к высшему разряду чиновного
дворянства (один - в чине 5 класса, 9 - в чинах 6-8 классов). Среди них в офицерских
чинах служили 6 человек (из них трое после 1762 г.), в гражданских - 10 (из них пятеро
после 1762 г.). Соответственно, с изданием «Манифеста» 1762 г. соотношение обеих
категорий чиновников в Якутске практически не изменилось. Природные дворяне со¬
ставляли около половины общего числа чиновников, выходцы из других сословий ока¬
зывались в должностях временных «управителей». В целом же доля природных дворян
в Якутске значительно уступала данному показателю для Верхотурья (71%), но в Якут¬
ске было больше крупнопоместных дворян, имевших более 100 душ мужского пола
(4 человека)62. По данным М.О. Акишина, в 1760-х гг. в Сибири среди уездных админи¬
страторов появились весьма молодые чиновники в возрасте до 35 лет63. По-видимому,
большая их часть приходилась на долю уездных комиссаров, в основном отставных
офицеров в чинах У1Н-Х1У классов.
Введенный Манифестом 1762 г. принцип свободного выбора дворянином-чиновни-
ком характера и продолжительности своей службы, безусловно, закладывал мощную
основу для дальнейшей бюрократизации управления. Однако для многих уездных ад¬
министраторов, являвшихся представителями мелкопоместного и беспоместного дво¬
рянства, вступление в статскую службу было вынужденной мерой. Разрыв между идеа¬
лами дворянского образа жизни и многолетним пребыванием на гражданской службе
(пусть и на руководящих должностях) часто оборачивался безразличием дворянина-чи-
новника к своим служебным обязанностям. При общих условиях службы (универсаль¬
ный характер власти уездных управителей, взаимозаменяемость военных и граждан¬
ских чинов при старшинстве первых, нехватка административного опыта у молодых
отставных офицеров, «продворянский» характер административного законодательст¬
ва) сословно-правовые представления дворян-чиновников продолжали играть очень
большую роль.
10
Сочетание бюрократических принципов и средневековых традиций управления
весьма отчетливо проявилось в компетенции и текущей деятельности сибирских вое¬
вод. Основополагающим документом воеводского управления в конце 1720-х - начале
1780-х гг. стал «Наказ губернаторам и воеводам и их товарищам, по которому они
должны поступать» от 12 сентября 1728 г., состоявший из 51 статьи64. Кроме того, воево¬
ды продолжали руководствоваться и другими нормативными актами, в том числе Со¬
борным уложением 1649 г., наказом тобольскому воеводе 1697 г., воеводской инструк¬
цией 1719 г., Генеральным регламентом 1720 г.65 Отдельные сферы финансового уп¬
равления регулировались частными правительственными указами, Уставом о соли
1727 г., Вексельным уставом 1729 г., Морским пошлинным уставом 1731 г., регламен¬
тами Камер-коллегии 1719 и 1731 гг., Плакатом 1724 г., а также инструкциями Канце¬
лярии конфискации и Доимочного приказа, регламентами Адмиралтейств-коллегии,
Ревизион-коллегии и Генеральной счетной коллегии66. В целом в XVIII в. участие вое¬
вод в местном финансовом управлении возросло, но при этом их фактическая отчет¬
ность оставалась слабой, годами не составлялись ведомости и не собирались недоимки
по сборам. Отсутствие денежного жалованья в 1730-х - начале 1760-х гг. возмещалось
многочисленными злоупотреблениями воевод, причем страдали от этого не только
крестьяне и инородцы, но и посадские люди в городах, поскольку воеводы, в наруше¬
ние Наказа 1728 г., пытались вмешиваться в сборы, переданные в ведение магистратов
и ратуш67. Широкие возможности для злоупотреблений давала продажа откупов, орга¬
низация подрядов и проведение ясачного сбора68.
Воеводский суд в 1730-1770-х гг. также характеризовался сочетанием широты су¬
дебной компетенции и средневековых принципов судопроизводства с бюрократичес¬
ким делопроизводством, оставшимся от законодательства Петра I69. Ограничения су¬
дебной власти воевод были связаны, прежде всего, с изъятием из их ведения государст¬
венных преступлений. Воеводы имели право допросить изветчика или объявителя
«слова и дела государева», но дальнейшее следствие проводилось губернской канцеля¬
рией, выносившей окончательное решение. Если обвинения в государственных пре¬
ступлениях выдвигались в отношении самих уездных администраторов, к проведению
следствия обычно привлекались офицеры регулярных частей. Изучение судебно-след¬
ственных материалов показывает, что такие дела завершались обычно в пользу мест¬
ных управителей, даже если судебное разбирательство осложнялось фактором различ¬
ной сословной и территориальной подсудности «объявителей»70. При этом активность,
которую проявляли воеводы в случае выдвижения против них обвинений по «слову и
делу государевым», резко контрастировала с их обычной пассивностью в проведении
следствий по «челобитным», поданным уездным населением на представителей адми¬
нистрации, прежде всего на приказчиков и комиссаров слобод и острогов71.
Воеводский суд в отношении ясачного населения ограничивался делами об убийст¬
вах и политических преступлениях, тогда как все гражданские и большинство уголов¬
ных дел передавались в ведение родовой знати72. Дальнейшее ограничение судебной
власти воевод проявилось в назначении специальных должностных лиц из среды си¬
бирских служилых людей, обязанных разбирать все дела, касающиеся ясачного насе¬
ления73. Но на практике, учитывая административное подчинение воеводе дворян и де¬
тей боярских, состоявших в штате при воеводской канцелярии, воевода не мог полно¬
стью устраниться от суда над инородцами. Особенностью административного статуса
воеводы в рамках губернского управления стало существенное сужение его функций в
военной и военно-финансовой сферах. В результате губернской реформы Петра I
ключевую роль в военных вопросах стали играть губернаторы, но снабжение армии во
многом зависело от деятельности уездной воеводской администрации. Окончательное
разграничение функций воевод и губернаторов в сфере контроля над личным составом
регулярного и иррегулярного войск произошло в 1741 г., когда по инструкции сибир¬
скому губернатору воеводы сохранили за собой лишь право верстать в пешие казаки и
солдаты казачьих и солдатских детей74. Кроме того, воеводы определяли служилых
11
людей на административные должности, выплачивали им денежное и хлебное жалова¬
нье, отводили земли под их пашни и покосы75.
Перераспределение функций между высшими и низшими органами местного управ¬
ления формально должно было привести к усилению бюрократического контроля, од¬
нако фактическое исполнение воеводами своих обязанностей в данной сфере было да¬
леко от бюрократического идеала76. По мнению историков, в 1760-х гг. контроль ме¬
стной администрации над отраслевым управлением усилился. В области военного
управления это проявилось в учреждении в 1764 г. штатных губернских и уездных го¬
родовых команд, формировавшихся за счет личного состава регулярных частей и лиц,
подотчетных губернаторам, воеводам и комиссарам77. Штатная численность городовой
команды уездного центра составляла 29 человек, однако, судя по материалам местных
учреждений, такие команды обычно не были укомплектованы даже наполовину78.
Без достаточного развития местного отраслевого управления и элементов сослов¬
ного самоуправления бюрократический контроль становился малоэффективным, а
служба воевод во многом сохраняла средневековый сословный характер, что соответ¬
ствовало сословно-правовым представлениям дворян-чиновников. В отличие от основ¬
ной массы воевод, секретари и подьячие «с приписью» в большей степени отвечали
принципам бюрократического управления. Как правило, они были местного проис¬
хождения (до 60%). Среди них, как и среди всех канцелярских служителей, больше все¬
го было выходцев «из подьяческих детей» (свыше 45%)79. Соответственно, они лучше
знали особенности сибирской жизни и обучались канцелярской работе с юных лет, пе¬
ренимая опыт у своих отцов. Впрочем, даже для тех чиновников, кто сумел выслужить
личное дворянство, жалованье не являлось основным источником доходов. Они так
же, как и воеводы, «кормились» за счет населения, принимая подношения и вымогая
деньги. Разбогатев, некоторые из них обзаводились дворовыми людьми и полулегаль¬
ной земельной собственностью, устраивая хозяйства помещичьего типа. Очевидно, что
условия гражданской службы в изучаемую эпоху способствовали тому, что желание
чиновников влиться в ряды благородного сословия перевешивало их стремление сде¬
лать успешную карьеру.
В целом бюрократизация воеводского управления Сибири в XVIII в. сопровожда¬
лась дальнейшим расширением низшего слоя канцелярских служителей, которые бы¬
ли прямыми потомками подьячих приказных изб, существовавших в Сибири до прове¬
дения губернской реформы 1711 г. По квалификационному делению, канцеляристы,
подканцеляристы и копиисты соответствовали прежним подьячим старшей, средней и
младшей статей. Окончательное переименование этой группы приказных людей про¬
изошло с изданием Генерального регламента 1720 г. К началу XVIII в. общая числен¬
ность подьячих в приказных избах Сибири составляла, по подсчетам Н.Ф. Демидовой,
118 человек80. В 1715 г. в Сибирской губ. служили 184 чиновника и канцелярских слу¬
жителя81. Можно предположить, что за вычетом губернатора, судей, ландрихтеров, ко¬
миссаров и прочих «управителей» число подьячих окажется близким к тому, что было
до «разбора» 1698/99 гг. Спустя десятилетие, в 1726 г. в воеводских и управительских
канцеляриях Сибири, по данным губернской канцелярии, служили 142 приказных слу¬
жителя, тогда как общее число сибирских приказных составляло 230 человек82. В
1740-1741 гг., по неполным данным, в Сибири находились не менее 220 канцелярских
служителей, в том числе более половины из них (134 человека) - в провинциальных и
воеводских канцеляриях83. Данные о происхождении подьячих за 1740-1741 гг. очень
скудны: 6 человек - «из подьяческих детей», 19 - «из казачьих детей», 7 - из податных
сословий. В целом приведенные данные свидетельствуют о значительной доле выход¬
цев из приборных служилых людей (19 человек из 32), а также из податных сословий.
На канцелярскую службу их привлекала возможность «покормиться от дел», сделав
при этом карьеру и выслужив более высокий чин, в том числе и классный.
По материалам Кузнецкой и Илимской воеводской канцелярий первой половины
XVIII в. можно судить о довольно высокой должностной мобильности сибирских при¬
казных служителей. Однако в Западной Сибири, где приказных было больше, сроки
12
выслуги чинов с конца 1750-х гг. увеличились, поскольку, в отличие от слабо заселен¬
ной Восточной Сибири, здесь имелось достаточное количество потомственных приказ¬
ных кадров. Можно согласиться с мнением ряда историков об ужесточении в 1760-
1770-х гг. политики правительства в отношении приказных -выходцев из податных со¬
словий84. С одной стороны, власти старались не допускать проникновения выходцев из
непривилегированных сословий на высшие ступени служебной лестницы, которые от¬
крывали путь в личное и даже потомственное дворянство. С другой - сами приказные
не желали сливаться и даже хоть сколько-нибудь походить на представителей подат¬
ных сословий. В этом случае можно говорить о столкновении сословной политики аб¬
солютистского государства с зачатками сословно-правовых представлений низшего
слоя канцелярских служащих.
Реорганизация местного управления сопровождалась расширением функций про¬
винциальных и городовых воевод85. Штатами 1763 г. были упразднены офицеры «у по¬
душного сбора», а сам сбор целиком возлагался на провинциальные и воеводские кан¬
целярии86. С упразднением в 1763 г. сборщиков ясака административным органам при¬
шлось входить в непосредственное взаимодействие с родовой знатью87. Сходным
образом ликвидация должности приказчика в слободах и острогах Восточной Сибири
в 1765 г.88 толкала воевод и комиссаров к прямому взаимодействию с выборными орга¬
нами крестьянского самоуправления. В целом в XVIII в. воеводское управление по сво¬
ей структуре приблизилось к функциональному типу. При этом в рамках уездного уп¬
равления власть сибирских воевод фактически оставалась универсальной и распрост¬
ранялась как на органы специального управления, так и на различные категории
уездного населения. Противоречия между требованиями законодательства и реальной
деятельностью местных властей нельзя объяснить только внутренними изъянами бю¬
рократической системы. Разрыв между законом и реальностью во многом был обус¬
ловлен сохранением сословно-правовых представлений о гражданской службе как воз¬
можности «покормиться» и улучшить собственное материальное положение, необхо¬
димое для поддержания привилегированного социального статуса.
Подобные взгляды были общими для разных категорий сибирских чиновников,
включая низший слой приказных служителей. В рамках воеводского управления сни¬
жение роли сословно-правовых представлений чиновников происходило крайне медлен¬
но. Первоначально, возникнув как местное звено бюрократической приказной системы,
воеводы проводили политику верховной власти и выступали в качестве противовеса со¬
словно-выборным органам. Военизированный характер воеводской администрации и ее
строгое подчинение центральным органам позволило превратить воевод в инструмент
бюрократического управления. Однако по мере усиления в воеводской власти сослов¬
ного элемента дальнейшее развитие бюрократических принципов - в первую очередь
рационализации и специализации управления, усиления индивидуальной ответственно¬
сти чиновников и приведения их деятельности в строгое соответствие с административ¬
ным законодательством - становилось невозможным. Даже в условиях Сибири, где
требовалась более жесткая и четко организованная система местного управления, сто¬
явшая на защите интересов Центра, воеводское управление все более обнаруживало
свою неповоротливость и неэффективность. Потенциал дальнейшей бюрократизации
этой системы себя исчерпал, и верховной власти необходимо было решиться на ее
окончательное упразднение, открыв дорогу развитию частноправовых отношений и
консолидации чиновничества, основанной на принципах должностной иерархии, лич¬
ной выслуги и заслуг. Движение по этому пути обеспечила реализация губернской ре¬
формы Екатерины И, когда воеводские учреждения были ликвидированы, а их функ¬
ции распределены между несколькими органами власти. Это способствовало росту
численности уездной администрации при одновременном разукрупнении уездов и сни¬
жении административного статуса уездных органов в рамках общего губернского уп¬
равления.
13
Примечания
I См., напр.: Андреевский И.Е. О наместниках, воеводах и губернаторах. СПб., 1864. С. 40; Г р а д о в -
с кий А. А. Начала русского государственного права. Т. 2. СПб., 1883. С. 35; Демидова Н.Ф. Служилая
бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987. С. 145; Вершинин Е.В.
Воеводское управление Сибири (XVII в.). Екатеринбург, 1998. С. 48; и др.
Александров В. А., Покровский Н.Н. Власть и общество. Сибирь в XVII в. Новосибирск, 1991.
С. 107; Вершинин Е.В. Указ. соч. С. 9.
3 Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. 1032-1882 гг. Ир¬
кутск, 1883. С. 84; К а б о Р.М. Города Западной Сибири: очерки историко-экономической географии (XVII -
первая половина XIX вв.). М., 1949. С. 57.
4Леонтьева Г. А. Организация приказного делопроизводства и профессиональная подготовка сибир¬
ских подьячих в XVII в. // Развитие культуры сибирской деревни в XVII - начале XX вв.: Межвузовский сб.
науч. трудов. Новосибирск, 1986. С. 16.
5 РГАДА, ф. 415, оп. 2, д. 314, л. 1-22.
6 Обер-коменданты возглавили обер-комендантские провинции, объединявшие в себе несколько уездов
по образцу прежних разрядов.
7 ПСЗ-1. Т. 5. № 2879.
8 Независимость от губернских властей сохранили лишь провинциальные воеводы Вятки и Соли Кам-
ской, которым «о делах, о каких принадлежит, посылаются из Сената указы... особливые». См.: ПСЗ-1. Т. 5.
№ 3380; Т. 7. № 4606, 5075; Богословский М.М. Областная реформа Петра Великого. М., 1902. С. 82;
Готье Ю.В. История областного управления от Петра I до Екатерины П. Т. 1. М., 1913. С. 107; Акишин М.О.
Российский абсолютизм и управление Сибири в XVIII в. М., Новосибирск, 2003. С. 56.
9 ПСЗ-1. Т. 5. № 3294.
10 Примером служит наказ кузнецкому воеводе Б. Синявину, выданный губернатором А. Черкасским
20 августа 1721 г. См.: Памятники Сибирской истории в XVIII веке. Т. 2. СПб., 1885. С. 350-364.
II В частности, в архивах сохранились сведения о камерирских конторах Верхотурья и Кузнецка. См.:
РГАДА, ф. 679, оп. 1; ф. 517, оп. 1, д. 4, л. 1^.
12 Там же, ф. 517, оп. 1, д. 4, л. 52; ф. 633, оп. 2, д. 17, л. 68.
13 Там же, ф. 1, д. 4, л. 1-4.
14 Памятники Сибирской истории... Т. 2. С. 350-364.
15 К а б о Р.М. Указ. соч. С. 105.
16 РГАДА, ф. 517, оп. 1, д. 4, л, 1^.
17 А к и ш и н М.О. Российский абсолютизм... С. 60,72; Б ы к о н я Г.Ф. Русское неподатное население Во¬
сточной Сибири в XVIII - начале XIX вв.: формирование военно-бюрократического дворянства. Красно¬
ярск, 1985. С. 21-22.
18 ПСЗ-1. Т. 7. №4529.
19 РГАДА, ф. 494, оп. 1, ч. 1, д. 110, л. 52-56 об.
20 В ходе судебной реформы 1719 г. в Тобольске и Енисейске, как центрах судебных округов, были уч¬
реждены Надворные суды, открывшиеся соответственно в 1720 и 1722 гг. См.: Памятники Сибирской исто¬
рии... Т. 2. С. 402; Акишин М.О. Российский абсолютизм... С. 62-64.
21 РГАДА, ф. 494, оп. 1, ч. 1, д. 110, л. 89.
22Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. Кн. 2. СПб., 1886. С. 215.
22 Кириллов И.К. Цветущее состояние Всероссийского государства. М., 1977. С. 250-285.
24 ПСЗ-1. Т. 7. № 5056; Т. 8. № 5431,5494.
25 Там же. Т. 7. № 5056.
26 РГАДА, ф. 415, оп. 2, д. 300, л. 13.
27 ПСЗ-1. Т. 7. № 5638.
28 Там же. Т. 7. № 5053,5056.
29 Там же. Т. 6. № 3978.
30 РГАДА, ф. 415, оп. 1, д. 120, л. 1-6.
31 Там же, оп. 2, д. 300, л. 250.
32 ПСЗ-1. Т. 8. № 5333.
33 РГАДА, ф. 474, оп. 1, д. 93, л. I.
34 Там же, ф. 633, оп. 2, д. 19, л. 1-18; д. 22, л. 2-15 об.
35 ПСЗ-1. Т. 6. № 3534.
36 Там же. Т. 7. №5039.
37 РГАДА, ф. 428, оп. 1, д. 67, л. 6-9; ф. 474, оп. 1, д. 94, л. 1-7.
38 Там же, ф. 428, оп. 1, д. 67, л. 1-7.
39 Там же, ф. 494, оп. 1, ч. 1, д. 2198, л. 19-21.
40 См. напр.: Там же, ф. 415, оп. 1, д. 264, л. 1-2.
41 Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Т. 2. Илимский край во П-Ш четвертях XVIII века. Иркутск,
1957. С. 76.
42 РГАДА, ф. 474, оп. 1, д. 93, л. 1-145.
43 Д е м и д о в а Н.Ф. Служилая бюрократия в России... С. 133, 136.
14
44 ПСЗ-I. Т. 5. № 2879; Т. 44. Ч. 2. Отд. 4. К № 2879; Демидова Н.Ф. Бюрократизация государственного
аппарата абсолютизма в ХУП-ХУШ вв. //Абсолютизм в России: Сб. статей. М., 1963. С. 230; Емельянов Н.Ф.
Военно-административный аппарат Сибири в первой четверти XVIII в. и средства по его содержанию // Из
истории Сибири. Вып. 3. Томск, 1971. С. 38.
45Мрочек-ДроздовскийП. Областное управление России XVIII века до Учреждения о губерниях
7 ноября 1775 г.: Историко-юридическое исследование. Ч. 1. М., 1876. С. 69, 74-75; Акишин М.О. Россий¬
ский абсолютизм... С. 120-121.
^ПСЗ-Г Т. 7. №4671.
47 Кириллов И.К. Указ. соч. С. 260-298.
48 Емельянов Н.Ф. Указ. соч. С. 40.
49 ПСЗ-I. Т. 7. № 5039.
50РГАДА, ф. 517, оп. 1, д. 419, л. 1-2 об.
51 Там же, ф. 428, оп. 1, д. 104, л. 1-44; д. 234, л. 1.
52ПСЗ-1.Т. 16. № 11991.
53 О существовании в 1770-х гг. Тобольской рентмейстерской конторы свидетельствуют документы гу¬
бернской канцелярии. См., напр.: РГАДА, ф. 415, оп. 1, д. 277, л. 6-7 об.
54ШерстобоевВ.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 90-96; Троицкий С.М. Сибирская администрация в середине
XVHI в. // Вопросы истории досоветского периода (Бахрушинские чтения 1969 г.). Новосибирск, 1973. С. 300-
323; Бы кон я Г.Ф. Указ. соч. С. 61-116; Акишин М.О. Сибирские губернаторы и воеводы 30-60-х гг.
XVm в. (компетенция и состав) // Вопросы социально-политической истории Сибири (XVII-XX века). (Бах¬
рушинские чтения 1997 г.). Новосибирск, 1999. С. 52-68.
55 ПСЗ-I. Т. 12. №8767.
56 Сборник Русского исторического общества. Т. 44. СПб., 1885. С. 144.
57 ПСЗ-I. Т. 15. № 11131.
58 Сборник Русского исторического общества. Т. 44. С. 144.
59ФаизоваИ. «Манифест о вольности» и служба дворянства в XVIII в. М., 1999. С. 171.
60 РГАДА, ф. 415, оп. 1, д. 83; ф. 474, оп. 1,д.93,л. 1-81 об.;д. 119, л. 288; д. 207, л. 1-32; д. 277, л. 4; См.:
Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. М., 1974. С. 162; е г о же. Сибирская адми¬
нистрация... С. 307; Быконя Г.Ф. Указ. соч. С. 212.
РГАДА, ф. 415, оп. 1, д. 241, л. 3 об.-4; Троицкий С.М. Сибирская администрация... С. 308.
62ПриклонскийВ.Л. Летопись Якутского края, составленная по официальным и историческим дан¬
ным. Красноярск, 1896. С. 58-80; РГАДА, ф. 607, оп. 2, д. 35, л. 1-15 об.; д. 49, л. 64.
63 А к и ш и н М.О. Российский абсолютизм... С. 282.
64 Россия. Законы и постановления. Указы императрицы Екатерины Алексеевны и государя императора
Петра Второго, состоявшиеся с 1725 января с 26 числа по 1730 год. СПб., 1743. С. 380-410.
*5 РГАДА, ф. 474, оп. 1, д. 207, л. 11.
66 Там же, ф. 517, оп. 1, д. 94, л. 1-25.
67 Там же, ф. 415, оп. 2, д. 300, л. 250.
68 Там же, ф. 494, оп. 1, ч. 1, д. 333, л. 2 об.-З.
69 ПСЗ-I. Т. 7. № 4344.
70 РГАДА, ф. 415, оп. 1, д. 92, л. 3-19; ф. 517, оп. 1, д. 327, л. 32, 34, 69, 102; д. 373, л. 1-9.
71 Там же, ф. 415, оп. 1, д. 92, л. 14; оп. 2, д. 300, л. 25, 39-40, 95-96; ф. 474, оп. 1, д. 93, л. 6, 8 об.-9.
72 Обозрение главных оснований местного управления Сибири. СПб., 1841. С. 53; Авдеева О.А. Су¬
дебная система Восточной Сибири в XVII - первой половине XIX (историко-правовое исследование). Ир¬
кутск, 1999. С. 164.
73 РГАДА, ф. 517, д. 528, л. 1-12.
74Рафиенко Л.С. Компетенция сибирского губернатора в XVIII в. // Русское население Поморья и Си¬
бири (период феодализма): Сб. статей памяти В.И. Шункова. М., 1973. С. 372.
75 РГАДА, ф. 428, оп. 1, д. 81, л. 4-6.
76 Там же, ф. 474, оп. 1, д. 93, л. 1-40.
77 ПСЗ-I. Т. 44. Ч. 2. № 11991; Б ы к о н я Г.Ф. Указ. соч. С. 29, 193.
78 РГАДА, ф. 415, оп. 1, д. 242, л. 1-3; Шерстобоев В.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 594.
79 Шерстобоев В.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 206, 216.
80 Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России... С. 35.
81 Медушевский А.Н. Развитие аппарата управления России в 1-й четверти XVIII в. // История
СССР. 1983. №6. С. 140-141.
82 Емельянов Н.Ф. Указ. соч. С. 40; А к и ш и н М.О. Российский абсолютизм... С. 125.
83 РГАДА, ф. 428, оп. 1, д. 67, л. 1-17; д. 172, л. 1-4; ф. 494, оп. 1, ч. 1, д. 2198, л. 9 об.; ф. 1025, оп. 1, д. 24,
л. 3-3 об.
84Писарькова Л.Ф. От Петра I до Николая I: политика правительства в области формирования бю¬
рократии // Отечественная история. 1996. № 4. С. 29-43.
ПСЗ-I. Т.44.Ч.2.№ 11991.
86 Там же. Т. 15. № 11429; Т. 18. № 13300; Готье Ю.В. Указ. соч. Т. 1. С. 424.
87 ПСЗ-I. Т. 16. № 11749; АвдееваО.А. Указ. соч. С. 163.
88 Б ы к о н я Г.Ф. Указ. соч. С. 32.
15
© 2007 г. Т. В. Ю Д Е Н К О В А*
ПАВЕЛ И СЕРГЕЙ ТРЕТЬЯКОВЫ:
ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКАЯ И БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Братья Павел (1832-1898) и Сергей (1834-1892) Третьяковы известны прежде всего
как основатели Третьяковской галереи - одного из крупнейших музеев отечественного
искусства. Их имена прочно вошли в историю русской художественной культуры. Од¬
нако предпринимательская деятельность братьев Третьяковых всякий раз оставалась
в тени исследовательских интересов. Исследователи, писавшие о галерее - главном де¬
ле жизни П.М. Третьякова, - обычно вели речь о художественном собрании, в лучшем
случае ограничиваясь упоминанием о купеческом происхождении рода и принадлежав¬
шей братьям Третьяковым фабрике в Костроме. В ходе подготовки мемориальной и
историко-художественной выставки, посвященной Павлу и Сергею Третьяковым, при¬
уроченной к 150-летнему юбилею Государственной Третьяковской галереи, выявился
целый пласт материалов, мало знакомых не только широкому кругу читателей, но и
специалистам.
К сожалению, архив костромской мануфактуры Третьяковых, находившийся в Го¬
сударственном архиве Костромской области (ГА КО), почти не сохранился, большая
его часть погибла в пожаре в 1980-е гг., однако по целому ряду источников оказалась
возможной первая реконструкция фабричного дела. Предлагаемый очерк не претен¬
дует на полноту и системный анализ. Это всего лишь наброски к большой и интересной
теме предпринимательства братьев Третьяковых, требующей дальнейшего глубокого
исследования.
Третьяковы происходили из небогатого купеческого рода, корни которого восхо¬
дят к малоярославским купцам, а первое упоминание относится к 1646 г.1 Их прадед2
Елисей Мартинович торговал мануфактурой в Малоярославце, переехал в Москву
60-летним стариком в 1774 г., тогда же с переходом в московское купечество получил фа¬
милию Третьяков3. Дед Захар Елисеевич - купец 3-й, затем 2-й гильдий - приобрел дом
в приходе церкви св. Николы Чудотворца в Голутвине Якиманский части, где впослед¬
ствии родились Павел и Сергей Третьяковы. Он владел пятью лавками на углу холщо¬
вого и золотокружевного рядов. По его завещанию, при разделе наследства Михаилу
Захаровичу, будущему отцу Павла и Сергея, достался дом в Николо-Голутвине и одна
из лавок в Старых торговых рядах на Красной площади, которые 5 братьев делили по
жребию, так как лавки не были равноценными. Со смертью младшего брата Сергея
(родного брата Михаила по матери) все его состояние по завещанию отошло Михаилу
Захаровичу. Так отец Павла и Сергея Третьяковых стал вдвое богаче своих братьев.
Вскоре он приобрел бани на Бабьем городке, затем удачно женился на Александре Да¬
нииловне Борисовой, дочери московского купца 2-й гильдии Д.И. Борисова, торговца
салом, которое он, в том числе, экспортировал в Англию.
М.З. Третьяков был успешным, деловым и умным купцом. После смерти он оставил
сыновьям несколько лавок, доставшихся ему по наследству и приобретенных в течение
жизни. Судя по документам Отдела рукописей Государственной Третьяковской гале¬
реи (ОР ГТГ)4, он торговал холщовым, полотняным, суконным товаром, а также хле¬
бом, владел каменным домом, банями и даже рощами. По статистическим справочни¬
кам мануфактурной промышленности России, М.З. Третьяков также владел красиль¬
ней - небольшой фабрикой, располагавшейся в собственном доме в Голутвинском
переулке. Спустя несколько десятилетий в указателях фабрик и заводов, к сожалению, ** Юденкова Татьяна Витальевна, кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник Научно-
исследовательского института Российской Академии Худржеств.
16
издаваемых нерегулярно, она продолжает значиться как фабрика для подкраски, крах¬
маливания и, главное, отделки холста5. Это маленькое заведение принадлежало семье,
по-видимому, с 1830-х гг. и до 1898 г. Надо сказать, что красильная отрасль текстиль¬
ного производства развивалась неравномерно, фабрика на время могла закрываться, а
потом вновь приступать к работам6.
В духовном завещании Михаила Захаровича сказано: «...сыновей до совершенноле¬
тия воспитывать... не отстранять от торговли и от своего сословия... и прилично обра¬
зовать»7. Это, на первый взгляд, простосердечное заявление одного из московских куп¬
цов при ближайшем рассмотрении оказывается далеко не случайным. Забота о даль¬
нейшем становлении двух старших сыновей, о росте благосостояния семьи характерна
для этого сословия. Уже при жизни Михаила Захаровича, а по воспоминаниям близко
знавших его людей он слыл человеком дальновидным и рациональным, дети получили
«приличное» домашнее образование, воспитывались в должной строгости. С раннего
возраста сыновья помогали отцу в торговых делах, исполняли обязанности «мальчиков
при лавке», обучались «мелочам, ритуалу, духу московской хозяйственной деятельно¬
сти»8. 15-летнему Павлу отец доверял вести расчетные книги. В завещании М.З. Тре¬
тьякова звучит удовлетворенность сыновьями: «Так как образ торговли моей сыно¬
вьям моим известен, то я надеюсь, что они будут следовать всем моим правилам, кото¬
рые я старался внушать им»9. Правила жизни, заветы отца, в самом деле, братьями
Третьяковыми соблюдались свято.
После смерти М.З. Третьякова некоторое время делами управляла Александра Да¬
нииловна. Семейное дело и в это время продолжало расширяться. Третьяковы купили
дом Шестовых, ставший впоследствии центральной частью будущего здания Третья¬
ковской галереи, и 6 новых лавок в Старом гостином дворе, начали участвовать во все¬
российских промышленных ярмарках. В 1856 г. А.Д. Третьякова, купчиха 2-й гильдии,
вместе с сыновьями Павлом и Сергеем и дочерьми Софьей и Надеждой получила гра¬
моту о причислении их к сословию «потомственных почетных граждан», дававшую
право избирать членов Московской городской управы и ряд преимуществ: освобожде¬
ние от подушного оклада, от рекрутской повинности, от телесных наказаний.
В 1859 г., в соответствии с завещанием отца, по достижении Сергеем 24-летнего
возраста братья Третьяковы вступили в управление всеми делами семьи. В 1860 г. они
открыли «Торговый дом в образе полного Товарищества под фирмою П. и С. Братья
Третьяковы и В. Коншин», при нем - «Магазин полотняных, бумажных и шерстяных
товаров», привозимых как из русской провинции, так и из-за границы. Магазин нахо¬
дился напротив Биржи на улице Ильинке в Китайгородском квартале, искони считав¬
шимся древним местом торга. Спустя несколько десятилетий в одном из московских
путеводителей Ильинка названа «широкой и блестящей улицей капиталистов и банки¬
ров»10, а квартал - деловым и финансовым центром Москвы, «кварталом европейского
типа», где «люди торгуют, делают дела, но не живут, не квартируют, всюду - лавки, ма¬
газины, торговые ряды, дворы и подворья, здесь нет ни учебных заведений, ни боль¬
ниц, ни богадельни, ни театров»11. В течение более чем 40 лет магазин своего располо¬
жения не менял (примета стабильности бизнеса). Позднее по этому адресу, помимо ма¬
газина, значился главный склад Торгового дома.
Дело, полученное братьями Третьяковыми от отца, требовало постоянного разви¬
тия в условиях жесткой конкуренции в пору становления предпринимательства в Рос¬
сии. Передача дел по наследству, перенимание профессиональных торгово-промыш¬
ленных навыков, воспроизводство капитала в рамках одной семьи или рода оказывает¬
ся необходимым условием экономического развития России середины - второй
половины XIX столетия. «Для хода вверх нужна была наличность двух последователь¬
но талантливых поколений (отца и сыновей) и, конечно, Божие благословение, теперь
сказали бы удача, выгодная конъюнктура»12, - писал В.П. Рябушинский, один из пред¬
ставителей другой именитой купеческой династии, занимавшей видное место в про¬
мышленной и финансовой жизни страны. При этом, сын должен быть талантливее от¬
ца - полагал далее Рябушинский, яодразумевая.псздитадаятрм «наличие ума и воли». В
17
семье Третьяковых благополучное стечение обстоятельств привело к мощному рывку:
от разнообразной торговли (полотном, хлебом, дровами) в лавках Старого гостиного
двора к серьезному предпринимательству.
Сегодня, исходя из имеющихся документов, можно сказать, что Третьяковы были
весьма состоятельными людьми, более того, пользовались большим авторитетом не
только в сфере предпринимательства, но и в общественной жизни города. Их фамилии
фигурировали в ряду крупных промышленников 1870-1880-х гг. В торгово-предприни¬
мательской деятельности им сопутствовала удача, и, видимо, они обладали многими
необходимыми качествами, привитыми отцом, как то: смелостью, расчетливостью,
гибкостью, работоспособностью, благодаря которым и приумножалось благосостоя¬
ние семьи.
Идея семейного воспроизводства капитала, так просто и логично прозвучавшая в
середине XIX в. в духовном завещании Михаила Захаровича, осмысляется как важней¬
шая проблема в рамках дальнейшего развития страны в трудах известного «экономи¬
ческого славянофила», идеолога купечества В.А. Кокорева: «Успех этой (предприни¬
мательской. - Т.Ю.) деятельности зависит от продолжительного существования торго¬
вых домов, передающих из рода в род порядок ведения дел вместе с последовательным
их усовершенствованием. На этом создается общее народное доверие к старинным
торговым домам, представителей которых у нас мало, но и те, которые есть, быстро
редеют...»13. Сказанное относится к 1880-м гг. - к периоду зрелой предприниматель¬
ской деятельности братьев Третьяковых. Одну из причин гибели торговых домов Ко¬
корев видел в «чинобесии» или, как он сам говорил, в «дезертирстве купцов», имея в
виду погоню за наградами и чинами с целью перехода из купеческого сословия в дво¬
рянское14. Показательно, что «в числе купцов, не поддавшихся чинобесию», автор на¬
звал «заслуживающую всеобщей благодарности льнопрядильную фабрику в Костроме
С.М. Третьякова»15.
Имя Сергея Михайловича Третьякова возникло неслучайно. Он был чрезвычайно
популярной фигурой в общественной жизни Москвы на рубеже 1870-1880-х гг., как го¬
ворится, «на виду», будучи московским городским головой с 1877 по 1881 гг., он поль¬
зовался большим авторитетом в Московской городской думе. В 1881 г. из-за «какой-то
темной подпольной интриги» после избрания его московским головой на второй срок,
он принял решение отказаться от должности16. С этого момента началась системати¬
ческая травля С.М. Третьякова, в его поддержку выступили И.С. Аксаков17, Кокорев
и др. Одно время и картинная галерея Павла Третьякова для москвичей определялась
как галерея брата «нашего теперешнего городского головы»18. К середине 1880-х гг.
ситуация изменилась, и имя Павла Третьякова в обыденном сознании стало неотрывно
от галереи русского искусства, в народе получившей наименование Третьяковской. В
делах и словах старшего брата также можно найти множество проявлений независимо¬
сти характера от чинов и званий, более того - открытой «антипатии к мундиру»19 (вы¬
ражение П.М. Третьякова). Достаточно вспомнить о едва скрываемом недовольстве
Павла Михайловича при получении звания коммерции советника в 1880 г. или ставшие
широко известными его слова «я купцом родился, я купцом и умру».
Держаться своего сословия означало, в том числе, держаться родственных связей.
В этом виделась гарантия успеха любого дела. «Семейный характер бизнеса» стал од¬
ним из важных факторов, обусловивших специфику развития московского предприни¬
мательства ближе к рубежу веков, - полагают исследовали20. «Не часто бывает, чтобы
имена двух братьев являлись так тесно друг с другом связанными. При жизни их объ¬
единяла подлинная родственная любовь и дружба. В вечности они живут как создатели
галереи имени Павла и Сергея Третьяковых»21, - напишет историк московского купе¬
чества П.А. Бурышкин. В тех случаях, когда звучало имя одного из братьев, незримо
присутствовал другой. Их жизнь прошла в тесной поддержке, совете, общих занятиях.
Когда «братья пришлифовываются» друг к другу - выражение Рябушинского - случа¬
ется крайне редко в истории. В 1892 г., тяжело пережив внезапную смерть младшего
брата, П.М. Третьяков, отправляясь в путешествие, писал своей жене: «Прежде... я,
18
уезжая, отрешался от всего московского... я знал, чтобы ни случилось в моем отсут¬
ствии в делах, то брат сделает так, как бы я сам сделал...»22. А спустя год, заказывая
портрет брата Сергея, писал: «Он любил живопись страстно и если собирал нерусскую,
то потому, что я ее собирал, зато он оставил капитал для приобретения на проценты с
него только русских художественных произведений. А человек он был гораздо лучше
меня»23.
Братья Третьяковы были безупречными деловыми партнерами, их связывало не
только общее предпринимательское дело, они совместно осуществляли многие благо¬
творительные проекты, оба увлекались серьезно искусством. Старший брат Павел
приступил к коллекционированию русской живописи (первое приобретение состоя¬
лось в 1856 г.) много раньше Сергея, который, в свою очередь, начал собирать запад¬
ноевропейскую живопись в 1870-е гг. Вместе с тем, Сергей помогал брату формиро¬
вать коллекцию отечественного искусства, разыскивал картины «старых» и современ¬
ных мастеров за границей. Многие русские картины, купленные С.М. Третьяковым,
нередко по совету брата, поступили в галерею еще при жизни Сергея. Среди них такие
шедевры, как «В Крымских горах» Ф.А. Васильева, «Московский дворик» В.Д. Поле¬
нова, «Украинская ночь» А.И. Куинджи и др.
Союз Павла и Сергея Третьяковых строился на взаимопонимании, доверии и люб¬
ви. Он логично завершился объединением коллекций и пожертвованием ее в пользу
Москвы. (По последним подсчетам, коллекция П.М. Третьякова насчитывала на год
его смерти более 3 300 произведений живописи, графики, скульптуры и икон,
С.М. Третьякова - 84 произведения западноевропейской живописи и графики.) Братья
были знакомы с завещаниями друг друга. Вопрос о слиянии коллекций и передаче все¬
го собрания в дар родному городу был решен задолго до непосредственного акта пере¬
дачи. Внезапная смерть Сергея Михайловича ускорила переход собрания братьев Тре¬
тьяковых в собственность города.
Третьим партнером во всех предпринимательских делах Третьяковых стал Влади¬
мир Дмитриевич Коншин (1829-1915) - муж родной сестры Елизаветы Михайловны.
Он был компаньоном торговой фирмы «Братья П. и С. Третьяковы и В. Коншин», со¬
владельцем льняной мануфактуры. В 1841 г. М.З. Третьяков принял его на службу при¬
казчиком, в 1852 г. он женился на старшей дочери Третьяковых24.
Лен и пенька, как известно, - исконно русский товар. Первые упоминания о ноше¬
нии полотняной одежды относятся ко времени Ярослава Мудрого25, а уже с XVI столе¬
тия лен и пеньку начали активно вывозить из России. До 1860-х гг. фабрик, выделываю¬
щих лен, было немного, а льняная пряжа и русский холст пользовались большим
спросом за границей. В начале XIX в. с появлением хлопчатобумажного производства
льняные ткани стали вытесняться дешевыми ситцами, экспорт льна заметно сократил¬
ся. Лен вступил в конкуренцию с хлопком, который начал вытеснять его с рынка. Уси¬
лия правительства были направлены на активизацию льняного дела, для фабрикантов
вводились разного рода льготы и преимущества, которые призваны были поощрять
улучшение качества льняных тканей и устройство полотняных мануфактур. В 1863—
1866 гг. русская льняная промышленность пережила короткий подъем26, связанный с
Польским восстанием 1863 г. (лен требовался для армии) и с междоусобной войной в
США, которая вызвала так называемый «хлопковый» голод в Европе. Следствием
этих событий явилось возникновение интереса к русскому льну и рост льняного произ¬
водства. Именно в первой половине 1860-х гг. в старых льноводческих регионах (Вла¬
димирской, Ярославской, Костромской губерниях) создаются новые предприятия. В
1866 г. значится уже 20 льнопрядилен27, среди них основанная в том же году братьями
Третьяковыми и их зятем Коншиным Новая Костромская льняная мануфактура
(НКЛМ)28.
Почему братья Третьяковы избрали льнопрядильную отрасль текстильной про¬
мышленности? Почему она учреждена в Костроме? Оказывается, тому было много
причин. И не только торговое дело отца, связи и контакты, доставшиеся «по наслед¬
ству». В общей атмосфере пореформенного времени среди множества важных обще¬
19
ственных, политических, экономических вопросов стоял вопрос и о возрождении нацио¬
нального фабричного производства. Все чаще крупные предприятия основывались по
патриотическим соображениям. Текстильная промышленность менее всего зависела
от государственной поддержки и иностранных инвестиций, она была одной из немно¬
гих «самостоятельных» отраслей: фабрики в основном развивались в центральном ре¬
гионе, тяготея к Москве, составлявшей, как известно, оппозицию Петербургу. А круп¬
ные текстильные фабриканты составляли, в свою очередь, оппозицию правитель¬
ственным кругам. Этот факт также, по-видимому, устраивал независимый характер
Третьяковых.
В печати велись длительные споры о том, что сообразнее с народным благосостоя¬
нием в сфере русского льняного дела - сохранение кустарного производства или воз¬
растание фабричного дела и увеличение заграничной торговли, которые ведут к евро¬
пеизации России? В ту пору коренной русский товар, каким являлся лен, восхваляли и
противопоставляли американскому хлопку многие экономисты, в том числе «славяно¬
фильствующий экономист В.А. Кокорев» (работы которого по развитию предприни¬
мательства не могли пройти мимо братьев Третьяковых). Вместе с тем, неслучайно и
расположение фабрики, открытой Третьяковыми, на окраине Костромы, на том же
берегу реки Костромы, где уже действовали большие фабрики и заводы. В их числе
механический завод Д.П. Шипова, одного из просвещенных русских предпринимате¬
лей, группировавшихся вокруг известного славянофила, костромича Ф.В. Чижова29,
который видел будущее России в развитии отечественной промышленности. Думается,
что все эти обстоятельства имели место в решении братьев Третьяковых основать
льняную мануфактуру именно в Костроме.
Один из экспертов Всероссийской художественно-промышленной выставки 1882 г.
констатировал «порывистость» развития льняного дела начиная с середины столетия:
«...дело до сих пор не упрочилось, как нормальное промышленное дело, оно имеет ха¬
рактер как будто опытов, начинаний, самоотверженных порывов, разочарований и
жертв, о которых постоянно говорят производители»30. Действительно, с конца 1860-х гг.
льняная промышленность в России погружается в затяжной кризис, не выдерживая
конкуренции с Европой. Из застоя она выходит во второй половине 1870-х гг. (подъему
во многом способствовала русско-турецкая война), далее - последовал кризис первой
половины 1880-х гг. (льняные изделия в русской армии заменили на хлопчатобумаж¬
ные), затем - медленно, но неуклонно растет, набирая обороты31. «Льняные» кризисы
жестоко влияли на развитие дела и сбыт товара. Фабрики то активизировали, то сокра¬
щали производство, некоторые из них разорялись.
В период либеральных веяний с конца 1860-х гг. в правительстве приступили к под¬
готовке новых законодательных правил по охране труда фабричных рабочих. Среди
главных нововведений было ограничение женского и детского труда, отмена телесных
наказаний, а также учреждение правительственного надзора за деятельностью пред¬
приятий и т.д. На протяжении 1870-х гг. московские фабриканты противодействовали
принятию новых законов, протестуя против вмешательства правительства в отноше¬
ния предпринимателя с рабочими. В число недовольных законом, увидевших в нем
оскорбительное для чести купца недоверие, входили и братья Третьяковы32. Тем не ме¬
нее, с начала 1880-х гг. правительством были приняты новые фабричные правила. В
1882 г. - о регулировании детского труда, о запрете на работу детей до 12 лет, в 1885 г. - о
запрете ночной работы женщин и подростков, о регулировании отношений фабрикан¬
та и рабочего, об открытии школ для рабочих33. По мнению специалиста в области раз¬
вития фабричного дела в России М. Туган-Барановского, «фабричное законодатель¬
ство было выгодно для немногих крупных фабрикантов, фабрики которых стояли
вполне на уровне современной техники, для всех прочих законы были крайне стесни¬
тельными»34. По стране прокатилась серия рабочих волнений, в особенности на круп¬
ных московских и владимирских текстильных фабриках. Многие из них закрылись35.
20
* * *
Император Александр II разрешил потомственным почетным гражданам москов¬
ским купцам 1-й гильдии П.М. и С.М. Третьяковым, В.Д. Коншину и костромскому
купцу 2-й гильдии К.Я. Кашину учредить на паях Товарищество36. Они же стали дирек¬
торами правления. 16 декабря 1866 г. был утвержден устав НКЛМ: «Товарищество...
имеет целью устройство и содержание льнопрядильной и ткацкой фабрик в городе Ко¬
строме на земле, состоящей при реке Костроме, арендованной учредителями на 99 лет
у Костромского губернского земства»37. Мануфактура включала 3 цеха: прядильный
на 4 800 веретен, ткацкий с 22 ткацкими станками и отбельный38. 28 декабря 1866 г. га¬
зета «Костромские губернские ведомости» сообщала: «В час пополудни состоится тор¬
жественное богослужение по случаю открытия фабрики механического льнопрядения
и ткачества "Новой Костромской мануфактуры"... Первоначальный капитал составил
270 тыс. руб. Из них братья Третьяковы и Коншин внесли по 70 тыс. руб.; Кашин -
60 тыс. руб.»39.
Спустя 25 лет НКЛМ была преобразована в Товарищество (ТНКЛМ). 5 июля 1891 г.
император Александр III утвердил новый Устав, который разрабатывал С.М. Третья¬
ков. К этому времени основной капитал Товарищества состоял «из 1 млн 200 тыс. руб.,
разделенных на 240 паев, по 5 000 руб. каждому»40. На ТНКЛМ к концу XIX в. выраба¬
тывались полотна различной отделки - белые, суровые, окрашенные, рогожка, полот¬
но для белья, простыни, носовые платки. После смерти П.М. Третьякова к началу
XX в., по словам Рябушинского, ТНКЛМ принадлежало одно из первых мест по разме¬
рам и по качеству товара41. В 1910-е гг. ТБКЛМ стало «самой большой фабрикой Рос¬
сии по обработке чистого льна», удовлетворяя потребности русской армии, как «постав¬
щика Двора его императорского величества»42. В справочниках оно значится «самой круп¬
ной мануфактурой в мире», по числу веретен превосходившей льнопрядильные фабрики
Швеции, Голландии и Дании вместе взятые. Предприятие выпускало до 4 тыс. т пряжи и
6.8 млн м льняных тканей в год. В это время на ткацкой фабрике было установлено
868 станков. К 1917 г. общее число рабочих и служащих ТНКЛМ достигло 7 025 человек43.
Непосредственное заведывание фабрикой в 1866 г. взял на себя Константин Яко¬
влевич Кашин, инженер-текстильщик. Он имел большой опыт в льнопрядильнях, был
одним из первых отечественных прядильщиков (до середины XIX в. в этой области ра¬
ботали в основном иностранцы). Ранее Кашин являлся директором одной из первых
льнопрядилен Торгового Дома Компании купцов А.В. Брюханова и А.А. Зотова44, от¬
крытой в 1854 г. в Костроме. Фабрикант Брюханов вошел в историю льняной промыш¬
ленности прежде всего тем, что ему удалось с успехом внедрить механическое льнопря¬
дение. Со своими «костромскими» соседями Третьяковы впоследствии не только кон¬
курировали, но также много и тесно общались. К.Я. Кашин на НКЛМ проработал до
самой смерти - до 1880 г. Его считали «едва ли не первым знатоком по части льняной
промышленности..., отличавшимся необыкновенною энергией к своему делу»45. Место
Кашина-старшего занял его сын Н.К. Кашин (1858—1905)46, направленный Третьяко¬
выми на обучение и ознакомление с постановкой льняного дела в Лондон. По имени
«костромских директоров» фабрика в Костроме называлась «Кашинской».
Третьяковы грамотно вели производство, исполняли все требования в рамках ново¬
го законодательства, рационального и конструктивного подхода, дальновидного расче¬
та и человеческой логики. Доходы от НКЛМ преумножались, несмотря на многие эко¬
номические сложности. Начиная с 1870 г., братья Третьяковы не пропускали ни одной
мануфактурной выставки. В 1882 г. на Всероссийской художественно-промышленной
выставке в Москве НКЛМ получила серебряную медаль «за весьма хорошую выработ¬
ку пряжи грубой и тонкой, также полотен и тканей разных наименований»47. На Все¬
российской выставке в Нижнем Новгороде в 1896 г. ТНКЛМ удостоилось самой высо¬
кой награды - «права изображения государственного герба» за «отличное качество
пряжи, особенно высоких номеров, за весьма хорошую выработку средних и тонких
полотен,.а также во внимание к обширности и отличной постановке производства, при
21
стремлении постоянно разнообразить и совершенствовать изделия»48. В 1885 г. НКЛМ
производила пряжи и ниток в 4.5 раза больше, чем полотняного товара49, и выходила
на одно из первых мест по стране. Изделия сбывались в Москву, а также в Ярослав¬
скую, Костромскую и Владимирскую губернии.
В связи с новыми фабричными правилами, принятыми в начале 1880-х гг., небезын¬
тересной оказывается ситуация на НКЛМ. По материалам отчета фабричного инспек¬
тора В. Пирогова50, явившегося с проверкой в 1882 г., на фабрике Третьяковых рабо¬
тали жители Костромы и крестьяне окрестных селений - всего 1 800 человек. Эта циф¬
ра ставит НКЛМ в число крупнейших полотняных и льнопрядильных фабрик
Европейской части России. Из них мужчин и женщин по 600 человек, подростков обо¬
его пола (от 12 до 18 лет) по 300 человек (т.е. 1/3 рабочих), малолетки до 12 лет к этому
времени уже не работали. Фабрика работала круглосуточно, смены были для взрос¬
лых 6-часовыми, т.е. по 2 смены в сутки для одного рабочего, как дневные, так и ноч¬
ные, для подростков по 4 часа. Месячная зарплата составляла мужчинам от 8 до 22 руб.,
женщинам от 7 до 18 руб., подросткам от 4 до 12 руб. Отдыхали в воскресные и празд¬
ничные дни, 3 дня на Рождество (детям раздавались подарки), 2 дня на Сырную неделю,
от половины Страстной недели до четверга Фоминой. При фабрике было 2 общежи¬
тия, которые, по определению инспектора, «светлы, сухи, опрятны», больница на 16
коек, построенная в 1870-е гг., аптека (сохранилась до наших дней. - Т.Ю.),
открыты воскресные классы для мужчин и женщин, где обучали грамоте. Результаты
фабричной инспекции свидетельствовали о том, что условия труда и быта рабочих на ма¬
нуфактуре Третьяковых практически не отличались от условий на соседних фабриках.
Исходя из немногих дошедших до нас архивных документов, с середины 1880-х гг.,
т.е. со времени введения новых фабричных правил, на НКЛМ оживились работы по ре¬
конструкции и благоустройству. Новое законодательство активизировало процессы
механизации труда, на НКЛМ сделаны крупные закупки нового оборудования из-за
границы: в 1885 г. заказана новая паровая машина в 1 тыс. индикаторских сил, в 1888—
1889 гг. выписаны из Англии котлы и еще несколько паровых машин. Ранее за границей
приобретались и станки. В Костромском художественном музее хранится ткацкий ста¬
нок английского производства, собранный в 1880 г. и выписанный братьями Третьяко¬
выми в Кострому. Но уже с 1886 г. благодаря усилиям служащего С.Т. Веселова51 была
организована механическая мастерская и налажено собственное производство станков52.
В середине 1880-х гг. приступили к постройке каменного 3-этажного корпуса в
13 окон, а также к строительству новых зданий (каменных кладовых, мастерской и де¬
ревянного дома на каменном фундаменте для служащих), занялись устройством элек¬
трического освещения фабрики53. В 1888 г. на мануфактуре произведены большие ре¬
монтные работы, расширено белильное отделение, ткацкий и прядильный корпуса.
В целях противопожарной безопасности деревянные строения постепенно заменены
на каменные. В 1896 г. Кашин поставил вопрос об отмене ночных работ на фабрике в
связи с острой конкуренцией с соседней фабрикой54, в 1897 г. в связи с введением с
1 января 1898 г. закона о нормировании рабочего дня, запрещением работы в воскрес¬
ные и праздничные дни, а также необходимости создания на фабрике Общества потре¬
бителей во избежание утечки квалифицированных рабочих, был введен новый режим
работы.
В 1871 г. под наблюдением жены Кашина - Е.М. Кашиной - открылось 2-классное
приходское училище Министерства народного просвещения на 120 мальчиков (в 1896 г.
окончено строительство нового 2-этажного кирпичного здания). Уроки продолжались
по 4 часа ежедневно, в первом классе учились 2 года, во втором - 3. Нельзя также не
отметить следующий примечательный факт: в начальной школе и больнице НКЛМ
учителя и врачи получали больше, чем на государственной службе, потому вакансии
открывались редко55. Подобные школы существовали на многих фабриках Костромы,
по окончании подростки имели возможность поступить в среднее учебное заведение,
например чижовское. Особо талантливые ученики на фабрике могли получить благо¬
творительную поддержку для дальнейшего обучения среднего и даже высшего. В 1897 г.
22
на территории ТНКЛМ возводится самое большое в Костроме 6-этажное здание - од¬
но из благоустроенных рабочих общежитий не только города, но и России56.
Между тем, в небольшой статье о дореволюционной истории мануфактуры Третья¬
ковых, написанной в начале 1970-х гг., говорится о невыносимо тяжелых условиях тру¬
да и жестокой капиталистической эксплуатации57. К сожалению, цифры и факты, при¬
водимые в статье, сегодня проверить невозможно, так как автор ссылается на погиб¬
шие в пожаре материалы ГА КО. На фабрике Третьяковых отмечены грязь, пыль,
удушливая атмосфера мастерских, отсутствие гигиены, множество несчастных случаев
и увечий по вине дирекции, тяжелые условия жизни на съемных квартирах, рост при¬
были владельцев мануфактуры, отсутствие роста заработной платы, ночная смена для
малолетних или подростков (?), существовавшая, как отмечалось, до 1885 г. и т.д.
Напротив, в серии публикаций краеведа Л.И. Сизинцевой, увидевших свет в начале
и середине 1990-х гг., приводятся факты приобретения в собственность доходных до¬
мов отдельными рабочими НКЛМ58, что свидетельствует о благополучии и зажиточ¬
ности некоторых рабочих. Одна из статей посвящена «благотворительному марафо¬
ну»59 между зотовской и кашинской фабриками: первая инициатива в «добрых делах»
была обязана купцу Зотову, но размахом его обычно превосходил Кашин, который по
всем «серьезным» вопросам советовался с Третьяковыми60. Весь комплекс благотво¬
рительных учреждений служил своего рода рекламой фабрики, утверждая, таким об¬
разом, что «предприятие стоит надежно, с его хозяевами можно иметь дело без опасе¬
ния»61.
В фабричном районе было 2 церкви. Для одной из них, а именно церкви Козьмы и
Дамиана на Гноище (не сохранилась), по заказу директора НКЛМ Кашина была испол¬
нена К. Коровиным и В. Серовым большая композиция «Хождение по водам»62. Дату
создания полотна - 1890 г. - проясняет письмо Серова: «Покончили мы с Константи¬
ном картинищу нашу и, кажется, неплохо. Приезжал П.М. Третьяков и весьма, весьма
одобрил, к нашему удивлению»63. После революции картина была передана в Ко¬
стромской художественный музей, позже - в ГРМ, а эскиз картины хранится в ГТГ.
О работе над картиной оставил живые воспоминания и Коровин64.
Новые фабричные правила, о которых говорилось выше, оказались, по выраже¬
нию экономиста М. Туган-Барановского, «стеснительными» и для законопослушных
Третьяковых. В 1885 г. Павел Михайлович жаловался П.П. Чистякову: «Вообще, весь
год прошедший был очень тяжелый, да и этот начался плохо: тяжелое положение по
всей России, особенно торговому люду круто приходится. Бог знает, скоро ли улуч¬
шатся дела? Да и улучшатся ли?»65. А чуть позже С.М. Третьяков писал старшему бра¬
ту: «О двадцатичасовой работе в сутки при двух сменах с малолетними - не может быть
и речи...»66. Это письмо противоречит результатам фабричной инспекции 1882 г. (?!) и
требует дальнейших уточнений.
По подсчетам М.Н. Белова, проведенным в 1970-е гг. по данным ГА КО, собранная
П.М. Третьяковым коллекция русского искусства, объединенная с коллекцией запад¬
ноевропейского искусства брата, оценивалась в 1892 г. в 1.5 млн. руб. Свыше 1/3 этой
суммы - 577 тыс. руб. - П.М. Третьяков получил в виде прибыли от НКЛМ, столько же
получил С.М. Третьяков67. Логично возникает вопрос: откуда извлекались остальные
средства и не только, как известно, на создание галереи, ставшей первым крупным му¬
зеем отечественного искусства.
В начале 1870-х гг. братья Третьяковы в своем родном городе осуществили инте¬
ресный проект, ставший результативным сразу в двух аспектах - в градостроительном
и в коммерческом. В 1869 г. они купили каменный 3-этажный дом с двумя флигелями
и прочими надворными строениями и землей на ул. Никольской в приходе церкви
Св. Троицы что в Полях, за 150 тыс. руб. и вступили в долгие переговоры с московским
городским головой о разрешении разобрать часть Китайгородской стены, срыть буль¬
вар, построить дом с проездом под ним68, который соединил бы Никольскую улицу с
Театральным проездом (ныне Охотный ряд). Другими словами, они решили соединить
ранее не сообщавшиеся между собой 2 больших района Москвы. Когда строительство
23
подходило к концу, Третьяковы предложили на обсуждение Московской городской ду¬
ме, «как для нашего города, так и для нашего дома... устроить красивый сквер, ибо если
сделается площадь у стены, то у сей последней будет постоянно нечистота, что окажет¬
ся весьма неприятным как для публики, так и для нашего дома, в нижнем этаже кото¬
рого имеют быть устроены магазины для розничной торговли, при устройстве же скве¬
ра ожидаемые неудобства вполне устранятся...»69, а оставшуюся площадь «замостить
за свой счет» во избежание нечистоты. В июле 1873 г. завершена постройка здания, вы¬
полненного по проекту А.С. Каминского70. Третьяковский проезд, получивший на¬
именование в честь братьев Третьяковых, сегодня является самой маленькой улицей
города.
По замыслу Третьяковых, первый этаж большого здания предназначался для арен¬
ды разным лицам под конторы и магазины для розничной торговли. Надо сказать, что,
по воспоминаниям современников, Третьяковский проезд к концу века стал одним из
самых фешенебельных мест в Москве71. На Театральный проезд выходил известный
«Магазин готового платья» Торгового дома братьев Алексеевых, крупных предприни¬
мателей, текстильных фабрикантов, общественных деятелей (они состояли в родстве
с Третьяковыми через А.В. Алексееву, урожденную Коншину, племянницу Павла и
Сергея). В конторе Алексеевых, расположенной в этом же здании, некоторое время
служил К.С. Алексеев (Станиславский), ставший впоследствии одним из основателей
МХТа. Здесь располагался, по воспоминаниям В.П. Зилоти, книжный магазин, кото¬
рый арендовала семья Ферапонтовых, жившая по соседству с Третьяковыми в Боль¬
шом Толмачевском переулке72. Среди арендаторов Третьяковых был и владелец одно¬
го из самых крупных аптечных предприятий России В.К. Феррейн.
По мере роста денежного состояния Третьяковы становились домовладельцами и
землевладельцами: они покупали земли в Москве, строили доходные дома и владели
большими земельными площадями (посевными, лесными) в Костроме и Костромской
губ. (по сохранившимся архивным сведениям с 1880 г.). В Москве им принадлежали до¬
ходные дома на углу Кузнецкого Моста и Неглинной улицы (приобретен в 1873 г.), на уг¬
лу улицы Рождественки и Кузнецкого Моста (с 1891 г.)73, в них также располагались
конторы и магазины арендаторов. С 1889 г. П.М. Третьяков вступил во владение до¬
мом Ф.С. Степанова (находился по соседству, в Лаврушинском переулке), он был при¬
обретен для последующего расширения галереи (надо сказать, что Третьяков 5 раз
предпринимал расширение самого здания галереи за счет пристройки новых залов74).
С 1891 г. он приобрел дом В.И. Крылова, стоящий на углу Лаврушинского переулка и
Водоотводного канала. После смерти собирателя по его завещанию оба дома перешли
в собственность города75.
История приобретения дома Крылова заслуживает нескольких слов. Проход в гале¬
рею для публики со стороны Москворецкого моста в то время лежал вдоль Водоотвод¬
ного канала. На углу Водоотводного канала и Лаврушинского переулка находился пи¬
тейный дом, который пользовался скандальной репутацией и долгое время не давал по¬
коя собирателю. Призвать к порядку обитателей дома ни Третьякову, ни городским
властям, ни общественным организациям не удавалось. Чтобы избавиться от шумных
и надоедливых соседей, Третьякову ничего не оставалось как приобрести этот дом и за¬
колотить его на многие годы. Через участок земли дома Крылова П.М. Третьяков пла¬
нировал проложить прямой проход с Ордынки к Лаврушинскому переулку, чтобы пуб¬
лика могла обходить «злосчастные места», но Московская городская дума проект не
утвердила. По духовному завещанию П.М. Третьякова этот участок земли был опре¬
делен для устройства бесплатных квартир для вдов, малолетних детей и незамужних
дочерей умерших художников. В 1912 г. по проекту архитектора Н.С. Курдюкова Мос¬
ковской городской думой было завершено строительство дома вдов и сирот (ныне -
Лаврушинский пер., д. 3/8).
Главная контора Торгового Дома братьев Третьяковых и Коншина находилась в
Лаврушинском переулке. Порядок ее работы кратко описан А.П. Боткиной в книге
воспоминаний. Товарные и финансовые операции, «происходившие в магазинах на
24
Ильинке и на Никольской» (в Третьяковском проезде располагался еще один магазин
Третьяковых), проходили проверку в доме в Толмачах. Сюда свозились бумаги и доку¬
менты со всей Москвы (со складов, амбаров, красильни), сюда же привозились загра¬
ничные товары после таможни, которые здесь же разгружались, разбирались, пере¬
считывались. Все расходы, расценки, итоги за финансовый год, приходившийся обыч¬
но на праздник Пасхи, и прочее контролировал П.М. Третьяков единолично. «Сергей
Михайлович главным образом вел закупки товаров за границей... В.Д. Коншин заведо¬
вал оптовым складом и подбором товаров для иногородних покупателей»76. По воспо¬
минаниям дочерей, в конторе Третьяков был всегда серьезным, он разбирал жалобы и
недоразумения происходившие с заказчиками, устраивал «разносы» служащим, бывал
вспыльчивым и резким. Несмотря на эти качества, служащие у Третьяковых работали
многие годы, становились сотрудниками, редко кто-либо был уволен, разве что за
крупные проступки. Если кто-то сам уходил без особых причин, то это было для хозяи¬
на «поношением». В хороших московских домах говорили «от нас уходят, только ко¬
гда умирают», - вспоминал о жизни купеческой Москвы Рябушинский77. Строго под¬
ходил Третьяков и к выбору персонала. Однажды, еще в 1860-е гг., он отказал в устрой¬
стве молодого человека на службу по причине незнания русского языка: «Не знать
французский и немецкий - не беда. Но не умея и одной строчки написать по-русски без
многих ошибок, в настоящее время получить место в торговом доме очень трудно, да¬
же полагаю невозможно...»78.
Приверженность ко всему русскому в характере П.М. Третьякова отмечала и его
дочь А.П. Боткина. Это была принципиальная позиция отца, предлагавшего детям си¬
стему жизненных ограничений ради того, чтобы «разумно жить»: «Мне не понрави¬
лось у вас желание иметь американский инструмент,., когда такие виртуозы, как Ру¬
бинштейн, играют на русских инструментах»79. «Не любя роскоши, лишних трат, он все
же иногда предпочитал переплатить, но купить у русского или знакомого торговца. Он
делал замечание Вере Николаевне, зачем она покупает у Море, а не у Шанкса, потому
что Шанкс был арендатор Третьяковых...»80
Но и в этих бытовых вопросах, как и во всем в жизни, Третьяков не был ограничен¬
ным, скупым, жестким. Быть может, он был жестким к себе, но не к другим. По доку¬
ментам известно, что в 1860-е гг. Вера Николаевна пользовалась также услугами порт¬
нихи-француженки, а однажды в 1886 г. он писал жене и старшим дочерям в Париж:
«Что вы возобновляете ваши гардеробы - очень одобряю. Это нужно было сделать»81.
Он умел быть гибким. «Ведь я не скуп, где нахожу нужным, а где нужно, уж это мое
дело... я трачу на картины - тут цель серьезная... но когда тратится ненужным образом
хотя бы рубль - мне это досадно и это раздражает меня...»82
К деньгам Третьяков относился очень серьезно. Это - «вопрос... большой, суще¬
ственной важности...», - писал он в письме к дочери. - «Нехорошая вещь деньги, вызы¬
вающая ненормальные отношения»83. Вся его жизнь была посвящена приумножению
денежных средств для реализации поставленной цели. Поэтому деньги в его жизни за¬
нимали совершенно определенное место: «Мне деньги достаются большим трудом, ча¬
стик) физическим, но более нравственным, и, может быть, я не в силах буду продол¬
жать торговые дела, - признавался он И.Е. Репину, - а раз кончивши их, живя на дохо¬
ды с имений, я не в состоянии буду тратить на картины ничего»84. «Вы знаете, -
откровенно говорил он И.Н. Крамскому, - что я никогда не разыгрывал роли покро¬
вителя искусства; всегда старался приобретать, насколько возможно, дешевле и вперед
буду так же»85. Выставляя свою цену за картину Репина «Не ждали», он как будто
оправдывался: «Предлагаю не потому, что находил бы несправедливым более платить,
а потому, что нужно же мне умерить свои расходы на созидание коллекции! Невмоготу
становится! И вперед таких безумных затрат как верещагинские, не услышите»86. Тя¬
жело досталось Третьякову участие в аукционе по приобретению индийской серии
картин В.В. Верещагина: «На аукционе, как за карточным столом, рассудок в пятки
уходит, и потому я дал зарок на аукционы не ходить...», - раскрывается сдержанный со¬
биратель с неожиданной стороны: он эмоционален, не владеет собой, волнуется. Он
25
был непреклонен, требуя возврата долгов. «...Цифры хороши только тогда, когда они
точны»87, - полагал Третьяков. Порою он мог казаться мелочным, дотошным и даже
скупым. У него была своя логика, понятная далеко не каждому. Расчеты вел жестко,
сам на уступки художникам не шел, прибавочных не давал.
В 1860-е гг. еще свободно давал художникам в долг, а они расплачивались с ним кар¬
тинами, но не всем, он делал различия между художниками. «Вы не такой художник,
чтобы с Вас за долг брать работами, - писал он К.Е. Маковскому. - Вы всегда можете
заплатить долг деньгами и я дал себе слово не покупать ничего из Ваших работ, как бы
они меня ни интересовали до той поры, пока Вы не заплатите долг»88. Позже все чаще
отказывал: «Я никак не могу исполнить Вашего желания не вычитать с Вас всего дол¬
га, - сообщал он В.М. Максимову в 1889 г., - я никому не даю взаймы, не могу, у меня
постоянно большой расход, Вам это было сделано исключение из правил; время про¬
шло много и мне необходимо теперь же покончить этот счет, так как я нынешний раз
особенно много приобрел с передвижной этой выставки и деньги мне нужны»89. А в
1896 г. еще более категорично отказал Верещагину: «Деньги дать взаймы мне не под¬
ходит. Я никому не даю. Мне 64 года, здоровье слабеет, желаю, чтобы по смерти не бы¬
ло никаких неоконченных счетов»90.
Со счета Третьяков никогда не списывал, долгов не прощал, не повышал цен за ра¬
боты, игнорируя просьбы художников. Между тем, у А.Н. Мокрицкого в счет его долга
приобрел этюд В.И. Штернберга, иногда одалживал деньги в счет будущих приобрете¬
ний, мог взять этюд в счет долга, но всегда решение было за ним и по его выбору. Так,
не всякому понятно требование возврата долга после продажи имущества покойного
В.Г. Худякова. Третьяков привык денежные вопросы доводить до полной ясности. Он
написал письмо конференц-секретарю Академии художеств П.Ф. Исееву: «Умерший
профессор Императорской Академии Художеств В.Г. Худяков остался мне должен 850 р.,
векселя или расписки у меня нет, я ему дал на честное слово 1 000 р. при переезде его
из Москвы в Петербург на жительство; в уплату долга получил эскиз (этюд) за 150 р.
Остающиеся за ним принадлежащие мне 850 р., - если бы была возможность получить
из оставшегося после него имущества - я желал бы пожертвовать в пользу кассы вдов
и сирот русских художников. Не откажите сообщить мне Ваше мнение по сему предме¬
ту»91. Щепетильность Третьякова была чрезвычайной в отношении любых денежных
расчетов. После смерти Васильева он в течение нескольких лет добивался, чтобы долг
Васильева «был бы сполна покрыт». В одном из писем Крамскому в 1875 г. он признал¬
ся: «Долг Васильева такая безделица, что я мог бы и не помнить о нем и не заявлять,
но я иногда, и очень часто бываю мелочен: я желаю, чтобы за Васильевым у меня не
осталось ни копейки потому, чтобы светлая память о нем не задевалась оставшимся
долгом»92.
При жизни Третьякова обвиняли в скупости, называли «скрягой». Не всем был по¬
нятен жесткий купеческий расчет. «Когда необходимо было он не жалел десятки ты¬
сяч, но берег иногда рубль, когда считал это должным»93, - вспоминал о Третьякове
В.М. Васнецов. Многие не верили, что дети собирателя - дети владельца «миллионной
галереи, подаренной при жизни городу», - получили в наследство «скромные», по
определению старшей дочери В.П. Зилоти, состояния. В жизни Третьякова не было
случайных поступков. Все его решения взвешены, продуманы, просчитаны, ясны и ве¬
сомы. Он был свободен от предубеждений, ему неважно суетное и преходящее. «Моя
идея была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось
бы также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не поки¬
дала меня никогда во всю жизнь; при таких взглядах может быть мне не следовало бы
жениться...»94, - отвечал П.М. Третьяков на вопрос А.П. Боткиной о наследстве и де¬
нежных выплатах, назначенных дочерям после их выхода замуж. Свои обязанности ро¬
дителя он видел в том, чтобы «дать детям воспитание и образование, и вовсе не обяза¬
тельно обеспечение». На протяжении всей своей жизни он старался не приучать детей
к роскоши и праздным удовольствиям. Однажды он сообщил о своем давнишнем реше¬
нии оставить дочерям такой капитал, «какой не дозволял бы человеку жить без труда».
26
Размер наследства им был определен давно. Его дети могут получить и более суммы,
означенной в завещании, но все будет зависеть от средств, которые останутся «по ис¬
полнении всего намеченного мною», и от того, каким будет представляться «уменье
(детей. - Т.Ю.) жить разумно» и распоряжаться наследством.
Широко известно высказывание П.М. Третьякова о том, что состояние его брата в
6 раз превышает его собственное, однако это не мешало ему в течение более чем
40 лет собирать произведения отечественной живописи и тем самым «положить нача¬
ло национальной галерее русского искусства»95. Характеру П.М. Третьякова была
присуща ответственность за взятое на себя дело, однажды взявшись, приняв решение,
он умел довести его до конца, умел не отступиться.
Братья Третьяковы не входили ни в число «привилегированных» предпринимате¬
лей, ни в десятку богатейших людей своего времени96. Этот факт подтверждает и
П. Бурышкин: «Эта семья никогда не считалась одной из самых богатых». Братья Тре¬
тьяковы не были связаны напрямую с властью, не стремились стать монополистами, не
работали на «госзаказ», «не кормились» подле государства, не занимались винными от¬
купами (сыгравшими определяющую роль при накоплении первоначального капитала
крупных промышленников В.А. Кокорева, Е. Гинцбурга и др.). Их состояние добыто
трудом, и чересчур легким его не назовешь. Иногда их называют предпринимателями
«средней руки», что также не соответствует истине. Они не принадлежали ни к финан¬
совой, ни к промышленной элите, тем не менее в области благотворительности вошли
в число самых крупных жертвователей по Москве и России. Между тем, они не участ¬
вовали в возникшем в конце XIX в. между крупными родами соперничестве: кто боль¬
ше сделает для города, общества, народа, в котором было и тщеславие, и бросание
деньгами и т.д.
Занимаясь благотворительностью, московские купечество следовало афоризму
«богатство обязывает». Подкладкой этого, полагал Рябушинский, была твердая хри¬
стианская вера отцов и дедов97. Культ богатства незнаком русской душе. Чувство не¬
приязни, а порой и презрения испытывали к «купчине» не только наследственные ари¬
стократы, государственные чиновники, но также разночинцы и даже крестьяне, для
которых купец - тот же простолюдин, оторвавшийся от земли и от корней. Неслучайно
положительный образ делового человека почти отсутствует в русской литературе.
Определенный вклад в эту ситуацию внесла этика православия. Широко известно вы¬
сказывание М.И. Цветаевой: «сознание неправды денег невытравимо из русской ду¬
ши». Формы компенсации культурной и социальной «ущербности» были отработаны
еще в первой половине XIX в. и состояли в двух основных видах деятельности: обще¬
ственно-политической и благотворительной. Никакие успехи в предпринимательстве,
результаты и достижения в добывании богатства не приносили желаемого успеха и,
главное, признания, которое ценилось в России испокон веков превыше всего и, конеч¬
но же, превыше материального благосостояния.
Согласно традиционным представлениям, человека в купеческой среде почитали за
соблюдение истинного благочестия, за строгую жизнь, за семейные добродетели. Чет¬
ко разграничивались понятия чести, правды, слова. С детства внушали уважительное
отношение к своему делу. «Тут было нечто больше, чем нажива..., чины, ордена, выго¬
да, но не в них суть для человека с совестью и пониманием»98, - вспоминал позднее Ря¬
бушинский. Богатство подразумевало ответственность, требовало отчета, а благотво¬
рительность рассматривалась как некая добровольная миссия, как выполнение свыше
назначенного долга. «Растлевающую силу» денег направляли на благие дела. Со вре¬
менем благотворительность стала сословной обязанностью, особенностью торгово-
промышленной среды, приметой времени. Благотворительные заведения московского
купечества включали училища, гимназии, богадельни, дома призрения, дома бесплат¬
ных квартир, больницы, а также фонды, которые развивались только благодаря част¬
ным пожертвованиям.
По воспоминаниям сторожилов, во второй половине XIX столетия московские куп¬
цы все меньше бросали гроши, не веря в душеспасительность этих занятий, все больше
27
направляли гигантские суммы на науку, образование, медицину. В связи с этим невоз¬
можно не привести яркий пример широкой(!) московской благотворительности, слу¬
чившийся в начале 1880-х гг. с будущим зятем П.М. Третьякова, студентом Московской
консерватории А.И. Зилоти, которого Русское Музыкальное общество направляло за
границу для дальнейшего обучения у Ф. Листа. При обсуждении размера стипендии
один из учителей Зилоти заявил, что у талантливого ученика имеется один порок - лю¬
бовь к азартным играм, который может погубить молодой талант: велика вероятность
попасть в кампанию шулеров, и тогда его тонкая душа не вынесет проигрыша в карты,
потому на этот случай помимо общих расходов его ученику может потребоваться не¬
кая «страховая» сумма. Зилоти получил неограниченный кредит с условием отчета о
всех расходах, а щедрый Н.А. Алексеев (один из директоров московского отделения
РМО, будущий московский городской голова) ассигновал на случай проигрыша в кар¬
ты 10 тыс. руб.99, по тем временам сумма огромная. (Для сравнения: картина «Утро
стрелецкой казни» В.И. Сурикова обошлась Третьякову в 1881 г. в 8 тыс. руб.) Случай
из ряда чрезвычайных даже для позапрошлого века, при этом показательна забота о
растущем таланте и доверие к студенту.
Итак, одни купцы горячо и страстно занимались издательским делом, просвети¬
тельством, коллекционированием: собирали живопись, книги, рукописи, предметы на¬
родного быта. Другие посвящали себя общественному служению: не получая денежно¬
го вознаграждения, заседали в Московской городской думе, работали в комиссиях по
обустройству города. Некоторые из них стали тонкими знатоками и ценителями искус¬
ства. Достаточно назвать имена крупных купеческих династий: Мамонтовы, Бахруши¬
ны, Мазурины, Сапожниковы, Якунчиковы, Алексеевы, Щукины, Морозовы и т.д.
И их детища - Щукинский и Морозовский музеи современной французской живописи,
Бахрушинский театральный музей, собрание икон Рябушинского, Частная опера
С.И. Мамонтова, Художественный театр К.С. Станиславского и т.д. В этом ряду - мос¬
ковская городская художественная галерея братьев Третьяковых. Напомню, что по¬
жертвования больших сумм делались в основном по духовному завещанию, поэтому
прижизненный дар П.М. Третьякова городу Москве - исключение. Последний вошел
в число крупнейших жертвователей Московского купеческого общества (его пожерт¬
вования составили более 1 млн руб.100) и Московского городского общественного
управления101. Г.Н. Ульянова, размышляя о мотивах пожертвования, называет наряду
с религиозными мотивами (благотворительные пожертвования рассматриваются как
акт благочестия) трагические обстоятельства бездетности дарителей, т.е. отсутствие
прямых наследников по мужской линии102.
По подсчетам современников стоимость оставшегося после смерти П.М. Третьяко¬
ва наличного имущества составляла 3 801 029 руб. 40 1/2 коп.103 Общая сумма его по¬
жертвований Московскому купеческому обществу и Московскому городскому управ¬
лению - 3 825 721 руб.: из них в Московское купеческое общество - 1 032 208 руб.; в
Московское городское общественное управление - 2 793 513 руб. Художественная га¬
лерея, пожертвованная в 1892 г. вместе с коллекцией брата С.М. Третьякова, была
оценена в 1 665 831 руб. В период попечительства (1894-1898) П.М. Третьяков пожерт¬
вовал произведений для галереи стоимостью более 67 483 руб. Последняя большая
сумма поступила от него в городской бюджет в 1913 г. - 200 тыс. руб. Она находилась
в пожизненном пользовании сына Михаила и перешла в собственность города по воле
завещателя после смерти сына в 1912 г. Надо иметь в виду, что завещание П.М. Тре¬
тьякова составлено таким образом, что проценты с суммы (275 тыс. руб.), переданной
Московской городской думе, употреблялись на содержание и ремонт галереи вплоть до
начала Первой мировой войны.
По духовному завещанию П.М. Третьякова 600 тыс. руб. определены Московскому
купеческому обществу на строительство женской и мужской богаделен. В 1906 г. от¬
крыта построенная по проекту архитектора С.И. Соловьева богадельня им. П.М. Тре¬
тьякова с внутренним храмом Св. Павла Латрийского (ныне - Большая Серпуховская
улица, д. 27, комплекс института им. А.В. Вишневского), память которого приходилась
28
на 15 декабря - день именин Павла Михайловича. 150 тыс. руб. определены Москов¬
скому городскому общественному управлению для устройства дома бесплатных квар¬
тир для вдов и сирот русских художников (речь о нем шла выше).
Как многие представители третьего сословия, Третьяковы были активно вовлече¬
ны в благотворительную деятельность104.
Уже в первом завещании молодого П.М. Третьякова, составленном при отъезде за
границу в мае 1860 г., он заявил о своем намерении поделить между родственниками до¬
ставшийся от батюшки наследственный капитал, а капитал, приобретенный им самим
в ходе торговых дел, пустить на создание доступного для всех «художественного музеу-
ма», «состоящего из картин русских художников», понимая необходимость создания
его именно в Москве, «в сердце России»105. В этом решении звучала, прежде всего, зре¬
лая гражданская позиция человека: заработанный капитал определен на благие дела,
на создание музея национальной школы. Тем самым обеспечивалась поддержка худож¬
ников и развитие вкуса к изящному у зрителя. Однако то, что хотелось решить, по мыс¬
ли молодого купца, усилиями единомышленников - любителей художеств, Третьяков
полностью возложил на свои плечи, реализовав поставленную задачу самостоятельно
в течение последующих 40 лет.
Остаточный капитал по завещанию 1860 г. он полагал «употребить на выдачу в за¬
мужество бедных невест, но за добропорядочных людей»106. В связи с этим хочется раз¬
венчать один устойчивый миф, переходящий из книги в книгу, который связан как с од¬
ним из первых приобретений П. Третьякова - картиной Н.Г. Шильдера «Искушение»,
так и с одним из пунктов духовного завещания 1860 г. Обычно авторы популярной ли¬
тературы о Третьякове пишут о том, что было «что-то весьма личное»107 в приобрете¬
нии картины Шильдера, посвященной бедной девушке, стоящей перед выбором - либо
помочь смертельно больной матери и пойти на поводу у сводни, либо отказаться от
предложения старухи, но тем усугубить тяжелое положение матери. Эти 2 факта обыч¬
но связывали в загадочную историю, недоговаривая, но намекая о личной драме, пере¬
житой собирателем до женитьбы на В.Н. Мамонтовой. Однако выясняется, что одной
из самых распространенных форм старомосковской благотворительности было внесе¬
ние денежного пособия обычно по духовному завещанию в фонд бедных невест. Капи¬
тал этого фонда начал складываться с 1814 г., т.е. по окончании Отечественной войны
1812 г., он был небольшой, и только девушка, вытянувшая жребий и предоставившая
свидетельство о замужестве, могла получить денежное пособие108. Исследователь ку¬
печеской благотворительности заявляет, что включение в завещание пункта о бедных
невестах было весьма обычным делом.
С 1863 г. П.М. Третьяков стал членом попечительского комитета при заведении для
глухонемых детей (впоследствии Арнольдовское училище для глухонемых детей)109.
За период с 1876 по 1898 гг. он от имени «неизвестного» внес на содержание училища
58 198 руб.; на эти деньги были куплены 3 земельных владения рядом с училищем.
П.М. Третьяков также жертвовал свое время на благо общества, исполняя ряд обязан¬
ностей в общественных организациях, которые, по его словам, не приносили «никаких
особенно интересных выгод», имея в виду личные. Так, будучи членом Совета Москов¬
ского купеческого общества взаимного кредита, он занимался ревизией банка, только
потому что банк «ежегодно доставляет до 10 тыс. руб. в пользу богоугодных заведений
Московского купеческого общества»110.
Суммы денежных пожертвований П.М. Третьякова росли год от года. Он с особой
тщательностью заносил их в годовые отчеты (включая помощь друзьям, знакомым,
соседям, детям служащих, сиротам, «на церковь» и многое другое). Порой они пере¬
крывали суммы, потраченные на покупку картин. Он не мог или не хотел отказывать
просящему и часто выступал благотворителем в самых различных начинаниях. Среди
«нерегулярных» и разнообразных пожертвований назову лишь немногие: дар москов¬
скому зоологическому саду лисицы (осуществлен братьями Третьяковыми в 1866 г.),
финансовая помощь в исследовательской экспедиции Н.Н. Миклухо-Маклая (1876—
1877 гг.), пожертвование денег на строительство храма Воскресения в Японии, в Токио
29
(1880-е гг.) и др. В 1894 г. по просьбе И.В. Цветаева П.М. Третьяков перевел в Рим
3 500 франков для оплаты гипсовых слепков с античных скульптур для Кабинета изящ¬
ных искусств при Московском университете. В 1896 г. получил диплом Православного
Славянского общества в Сербии в благодарность за помощь славянам.
В связи с тем, что архив НКЛМ сохранился лишь частично, сегодня невозможно по¬
дробно проследить деятельность костромской фабрики Третьяковых. Тем не менее,
предпринятая попытка реконструкции торгово-промышленной и тесно с ней связан¬
ной благотворительной деятельности братьев Третьяковых заставляет не только
взглянуть на давно известное под другим углом зрения, постепенно смещая привычные
представления, но и, в первую очередь, выявляет новые грани в характере, человече¬
ской и гражданской позиции московских купцов, по зову сердца вовлеченных в актив¬
ную благотворительность, которая заставляла их одновременно быть щедрыми и бе¬
режливыми, расточительными и скупыми, «открытыми» миру и «закрытыми» от него.
«Был занят своими торговыми делами, - напишет П. Третьяков в 1880-е гг., - которы¬
ми занимаюсь с любовию и потому имею слишком мало свободного времени для духов¬
ной жизни, но зато не знаю карт и клубов, гостей и прочее»111.
Примечания
1 Родословие семьи Третьяковых впервые опубликовано в кн.: Павел и Сергей Третьяковы. Жизнь. Кол¬
лекция. Музей: К 150-летию Третьяковской галереи // Авт. вступ. ст., сост. Т.В. Юденкова. М., 2006. С. 434-
442.
2 Первые сведения о прадеде братьев Третьяковых опубликованы вкн.:Боткина А.П. Павел Михай¬
лович Третьяков в жизни и искусстве. М., 1995. С. 11-15, 297.
3 К юбилею ГТГ удалось разыскать книгу, изданную по заказу и на деньги братьев Третьяковых: Мало¬
ярославец. Материалы для истории города ХУП и XVIII столетий. М., 1884. Переписные книги, опублико¬
ванные в ней, раскрыли, в том числе, и происхождение фамилии Третьяковых. Она была получена по про¬
звищу отца Елисея Мартыновича - Мартина Федорова, который был третьим сыном в семье, т.е. «третья¬
ком». Ранее эта версия существовала как предположение, не подтвержденное документально. Более того, в
литературе можно встретить заявления о том, что основатели Третьяковской галереи родом или из Костро¬
мы, или из Боровска, или из Владимирской губ.
4 Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи (далее - ОР ГТГ), ф. 1, д. 4705. Цит. по кн.:
Боткина А.П. Указ. соч. С. 14.
5 Атлас мануфактурной промышленности / Сост. Н. Матисен. М., 1872. С. 66; Указатель фабрик и заво¬
дов Европейской России и Царства Польского: Материалы для фабрично-заводской статистики / Сост. по
официальным сведениям П.А. Орлов. СПб., 1887. С. 78; Указатель фабрик и заводов и некоторых других за¬
ведений Северо-Западного края, Царства Польского, С.-Петербурга, Москвы и Риги. Вильно, 1895. С. ПО¬
ПЕ
6 В сравнении с другими фабриками производительность ее была небольшая. В 1872 г. было занято 4 ра-
бочих-мужчин. Она специализировалась на окрашивании и отбеливании холста, выдавала 6 500 кусков по¬
лотна в год, а в 1887 году уже - 325 тыс. аршин холста. Оборот составлял 6 тыс. руб. в год. Эта фабрика фи-
гурирует и в указателе за 1895 г.
7 ОР ГТГ, ф. 1, д. 4705. Цит. по кн.: Б о т к и и а А.П. Указ. соч. С. 14.
8РябушинскийВ.П. Купечество московское //Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское
религиозное чувство. М., 1994. С. 146.
9 ОР ГТГ, ф. 1, д. 4705. Цит. по кн.: Боткина А.П. Указ. соч. С. 14.
10 Москва. Путеводитель. М., 1915. С. 157.
11 Там же. С. 151-152.
12Рябушинский В.П. Указ. соч. С. 135.
13 Кокорев В.А. Экономические провалы. По воспоминаниям 1837 г. М., 2002. С. 236.
14 Статистика переписи в Москве с 1832 по 1897 гг. свидетельствует о постепенном сокращении лиц ку¬
печеского звания, что связано с его непрестижностью в общественном сознании, с нестабильностью купече¬
ской деятельности. Общеизвестно, как многие купцы стремились стать именитыми гражданами, перейти в
дворянство, чиновничество, офицерство. (См.: Хорькова Е.П. История предпринимательства и меценат¬
ства в России. М., 1998. С. 340).
15 К о к о р е в В.А. Указ. соч. С. 257.
16ГолицынВ.М. Москва в семидесятых годах // Голос минувшего. 1919. № 5-12. С. 147.
17 И.С. Аксаков в его письмах. 4. 2. Т. 4. СПб., 1896. С. 284.
18 П.Б. [Боборыкин П.] Письма о Москве. Письмо третье // Вестник Европы. 1881. Июль. № 5-6. С. 381.
19 Ре п и н И.Е. Письма. Переписка с П.М. Третьяковым. 1873-1898. М.; Л., 1946. С. 84.
20 П е т р о в Ю. А. Московский деловой мир на рубеже Х1Х-ХХ вв.: бизнес и политика // Вестник исто¬
рии, литературы, искусства. РАН. Отделение историко-филологических наук. Т. 1. М., 2005. С. 324.
30
п Б у р ы ш к и н П. Москва купеческая. Воспоминания. М., 2002. С. 113-114.
22 ОРГТГ,ф. 1, д. 6081.
23 Ре п и н И.Е. Указ. соч. С. 165.
24 В купечестве состоял с 1860 г., коммерции советник. После смерти жены (1870) остался сподвижником
братьев Третьяковых во всех начинаниях. Гласный Московской городской думы (1863-1881), действитель¬
ный член Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии с 1875 г.; почетный член Ко¬
миссии по устройству публичных народных чтений в Москве с 1878 г. Потомственный почетный гражданин.
В 1905 г. возведен в потомственное дворянство. Подробнее о нем см.: Павел и Сергей Третьяковы. Жизнь.
Коллекция. Музей. С. 436.
25 Историко-статистический обзор промышленности России / Под ред. Д.А. Тимирязева. Т. II. Вып. I.
(Изделия из волокнистых веществ). СПб., 1883. С. 2.
26 Р ы б н и к о в А. Льняное дело в России // Вестник льняного дела. Ежемесячный общественно-науч¬
ный журнал. М., 1914. № 1. Апрель. С. 9.
27 Историко-статистический обзор промышленности России. С. 25;Туган-БарановскийМ. Рус¬
ская фабрика в прошлом и настоящем: Историко-экономическое исследование. Т. 1. М., 1898. С. 306.
2® Новая Костромская льняная мануфактура в 1866-1891; Товарищество Новой Костромской Льняной
мануфактуры - с 1891; Товарищество Новой Костромской Льняной Мануфактуры Преемник Торгового до¬
ма П. и С. Третьяковы и В. Коншин с 1898, т.е. после смерти П.М. Третьякова; с 1905 в дело вошли С.Н. Тре¬
тьяков, внук С.М. Третьякова, и В.А. Шевалдышев - муж сестры С.Н. Третьякова; Товарищество Большой
Костромской Льняной мануфактуры - с 1912. В 1918 г. национализирована, в 1927 г. присвоено имя В.И. Ле¬
нина, ныне - ООО «БКЛМ-АКТИВ».
29 Ф.В. Чижов (1811-1877) - крупный предприниматель, финансист, инициатор и руководитель Москов¬
ского купеческого банка и Московского купеческого общества Взаимного кредита, славянофил, первый из¬
датель «Вестника промышленности», вложивший все свои средства в строительство русских железных до¬
рог. Доходы с них после его смерти шли на строительство училищ и больниц в Костроме и губернии. По воле
его душеприказчиков, С.И. Мамонтова и В.Д. Поленова, в фабричном районе Костромы были построены
2 училища. С Чижовым Третьяковы могли встречаться в Московском купеческом обществе и Московском
купеческом обществе взаимного кредита. П.М. Третьяков переписывался с Чижовым (письма хранятся в ОР
ГГГ) по поводу ряда художественных заказов (в том числе, портрета художника А. А. Иванова), а Чижов вы¬
ступал посредником при передаче денег художнику Поленову от Третьякова.
30 Отчет о Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 г. в Москве. Под ред. В.П. Без¬
образова. Т. V. СПб., 1883. С. 252.
31
Рыбников А. Льняное дело в России. С. 9.
32Туган-БарановскийМ. Указ. соч. С. 370.
33 Об этом подробнее см.: Тугаи-Баран о некий М. Указ. соч. С. 369-370; Шепелев Л.Е. Царизм
и буржуазия во второй половине XIX века. Проблемы торгово-промышленной политики. М., 1981. С. 187;
Потки на И.В. На Олимпе делового успеха: Никольская мануфактура Морозовых. 1797-1917. М., 2004.
С. 222-224.
34Туган-БарановскийМ. Указ. соч. С. 389.
35 В их числе фабрика И.С. Михина, соседняя с фабрикой Третьяковых, в 1881 г. временно прекратила
работу.
36 Паевое товарищество или акционерное общество в России в эти годы получили широкое распростра¬
нение, являясь чаще формой прикрытия семейной организации торгово-предпринимательского дела.
37 ПСЗ-Н. Т. 41. Отд. Второе. 1866. СПб., 1868. С. 399^03.
38 ГА КО, ф. 469, оп. 1, д. 2, л. 1.
39 Костромские губернские ведомости. 1866. 28 декабря.
^Рассадина Т.В. Общество потребителей рабочих и служащих Товарищества Большой Костром¬
ской льняной мануфактуры и мануфактуры братьев Зотовых. Денежные знаки Общества. (Рукопись). С. 1.
41 Иоксимович Ч.М. Мануфактурная промышленность в прошлом и настоящем. Т. 1. М., 1915.
С. 182.
42 Из рекламного проспекта ТБКЛМ, опубликованного в приложении к «Вестнику льняного дела». (М.,
1911; М., 1914).
43 Иоксимович Ч.М. Указ. соч. С. 182; Из опыта работы Костромского ордена Ленина льнокомби¬
ната имени В.И. Ленина / Сост. И.А. Осетров. М., 1970. С. 3.
44 В 1854 г. Брюханов и Зотов устроили льнопрядильню на 1 500 веретен. В 1859 г. Зотов отделился от
Брюханова, основав самостоятельную фабрику на 4 тыс. веретен, а Брюханов пригласил Михина и увеличил
свою льнопрядильню до 3 500 веретен.
45 Отчет о Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 г. в Москве / Под ред. В.П. Без¬
образова. Т. VI. СПб., 1884. С. 252.
^Иоксимович Ч.М. Указ. соч. С. 177; Щ и ц М.М. Павел Третьяков и Костромской край // Костром¬
ская земля. Краеведческий альманах Костромского фонда культуры. Вып. 3. Кострома, 1995. С. 81.
47 Отчет о Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года в Москве. С. 311.
48 Всероссийская промышленная и художественная выставка 1896 г. в Нижнем Новгороде. Список экс¬
понентов, удостоенных похвальных наград. СПб., 1897. С. 84.
49 ГА КО, ф. 469, оп. 1, д. 2, л. 12 об.
31
50 Отчет составлен по материалам, предоставленным фабричными конторами. В отчете констатируют¬
ся факты и цифры, указываются имеющиеся расхождения фактов и цифр по сравнению с другими источни¬
ками, в примечаниях помечаются недостатки (в отношении НКЛМ - отсутствуют). (Очерки фабрик Ко¬
стромской губернии / Сост. В. Пирогов. Кострома, 1884. С. 164-168).
51 Кстати отметить, что С.Т. Веселов отмечен большим денежным вознаграждением в посмертном ду¬
ховном завещании П.М. Третьякова (пункт «К»), в котором особо выделено только пятеро служащих.
52Сизинцева Л.И., Виноградова С.Г., Куколевская О.С. П.М. Третьяков и льняная мануфак¬
тура: Тематическая разработка. Кострома, 2002. С. 2.
53 ГА КО, ф. 469, on. 1, д. 2, л. 12 об.
54 ОР ГТГ, ф. 1, д. 4974, 1578,4976.
55Сизинцева Л.И. Кашины с Кашинской фабрики // Губернский дом. Кострома, 1999. № 5-6. С. 57.
56Сизинцева Л.И. Доброе дело в отечестве нашем // Губернский дом. Кострома, 1995. № 5. С. 51-53.
57 Б е л о в М.Н. Положение и борьба рабочих Большой Костромской льняной мануфактуры (1866-1917) //
Из истории Костромского края: Сб. науч. трудов. Вып. 33. Ярославль, 1972.
58 И в а н о в а (Сизинцева) Л.И. Царство красного кирпича // Памятники Отечества. 1991. № 1(23). С. 93.
59Сизинцева Л.И. Доброе дело в отечестве нашем. С. 51-53.
60 В ОР ГТГ хранятся письма Н.К. Кашина к П.М. Третьякову.
61Сизинцева Л.И. Доброе дело в отечестве нашем. С. 52.
62 Первое упоминание о картине встречается в письме Н.В. Поленовой В.Д. Поленову от 7 декабря 1889 г.:
«У Костеньки заказ написать в церковь картину "Христос идет по морю". Заказ от Кашина, заведующего
фабрикой Третьяковых. Заказ недорогой, но все же деньги - тысяча пятьсот рублей. Размер громадный, а
именно: 8 1/2 аршин х 10 1/2 аршин». (Цит. по: Сахарова Е.В. Василий Дмитриевич Поленов и Елена
Дмитриевна Поленова. Хроника семьи художников / Общ. ред. А.И. Леонова. М., 1964. С. 444).
63 Впоследствии, однако, Серов высказал «очень нелестное мнение» об этой картине (См.: Грабарь И.
B. А. Серов. Жизнь и творчество. 1865-1911. М., 1965. С. 102, 402; Константин Коровин вспоминает... М.,
1990. С. 534).
64 См.: Константин Коровин вспоминает... С. 135-136.
65 Ч истяков П.П. Письма. Записные книжки. Воспоминания. 1832-1919. М., 1953. С. 171.
66 ОР ГТГ, ф. 1, д. 3692, л. 2-2 об.
67 Б е л о в М.Н. Указ. соч. С. 3.
68 ЦИАМ, ф. 179, оп. 55, д. 1, л. 1-25.
69 Там же, л. 21.
70 Каминский Александр Степанович (1829-1897) - муж родной сестры Третьяковых Софьи Михайлов¬
ны, дворянин Волынской губ. Известный московский архитектор, ученик К.А. Тона, академик, преподава¬
тель МУЖВЗ (1881-1897). Успешный строитель купеческих особняков, в числе его заказчиков были Моро¬
зовы, Боткины, Сабашниковы, Щаповы, Мамонтовы и др. С 1867 г. архитектор Московского купеческого
общества: строил деловые здания, доходные дома, гостиницы, училища, благотворительные учреждения.
В 1870-е гг. перестроил здание Биржи на Ильинке, построил особняк С.М. Третьякова на Пречистенском
бульваре (1871-1875), строил и перестраивал залы для Третьяковской галереи (1872-1874, 1882, 1885, 1892,
1897). В 1889 г. проходил по обвинению за нарушение строительных правил и уставов одного из доходных
домов Московского купеческого общества, как главный архитектор был признан виновным, приговорен к
церковному покаянию и 6-недельному содержанию на гауптвахте, замененному домашним арестом, а также
к покрытию убытков. С этого времени заказы прекратились, в 1893 г. уволен со службы.
7ГГригорянМ. Haute couture от Третьяковки // Культура. 2001. № 17-18.
72 3 и л о т и В.П. В доме Третьяковых. М., 1998. С. 172.
73 ЦИАМ, ф. 142, оп. 5, д. 1982, л. 6-9 об.
74 Пристройки к галерее: 1872-1874; 1882; 1885; 1892; 1897.
75 Государственная Третьяковская галерея. Очерки истории. 1856-1917. Л., 1981. С. 306; ЦИАМ, ф. 142,
оп. 5, д. 1982, л. 60-60 об., 61.
76 Боткина А.П. Указ. соч. С. 249.
77Рябушинский В.П. Указ. соч. С. 145.
78 ОР ГТГ, ф. 1,д. 4751, л. 42.
79 Там же, ф. 48, д. 813. (Полностью письмо опубликовано в кн.: Павел и Сергей Третьяковы. Жизнь.
Коллекция. Музей. С. 412-^ИЗ.)
80 Боткина А.П. Указ. соч. С. 269.
81 ОР ГТГ, ф. 1, д. 6017.
82 Там же, д. 6091.
83 Там же, ф. 48, д. 813.
84 Крамской И.Н. Переписка И.Н. Крамского. И.Н. Крамской и П.М. Третьяков. 1869-1887. М., 1953.
C. 287.
85 Р е п и н И.Е. Указ. соч. С. 69.
86 Там же. С. 93.
87 Переписка П.М. Третьякова и В.В. Стасова. 1874-1897. М.; Л., 1949.
88 ОР ГТГ, ф. 1, д. 4751, л. 124-125 об.
89 Там же, д. 4764.
32
^Верещагин В.В. Переписка В.В. Верещагина и П.М. Третьякова 1874-1898 / Подг. к печати и при¬
мем. Н.Г. Галкиной. М., 1963. С. 92.
91 ОР ГТГ, ф. 1,д. 4704.
92 Крамской И.Н. Указ. соч. С. 123.
93 Цит. по: Некрасов Н.В. О задачах собирательства П.М. Третьякова (к 25-летию со дня смерти) //
Казанский музейный вестник. 1924. № 1. С. 78-86.
94 ОР ГТГ, ф. 48, д. 813.
95 ЦИАМ, ф. 179, оп. 21, д. 1827, ч. 1, л. 8.
96 Б у р ы ш к и н П. Указ. соч. С. 114.
97Рябушинский В.П. Указ. соч. С. 153.
98 Там же. С. 140.
99 3 и л о т и А.И. Воспоминания и письма. Л., 1963. С. 46.
100 Таких жертвователей было всего трое. - См.: Н.А. Мазурин, К.Т. Солдатенков, П.М. Третьяков /
Ульянова Г.Н.. Благотворительность московских предпринимателей. 1860-1914. М., 1999. С. 256.
101 А.В. Алексеева, А.А. и В.А. Бахрушины, Н.И. Боев, Ф.Я. Ермаков, А.И. Коншина, А.К. Медведни-
кова, К.Т. Солдатенков, Г.Г. Солодовников, К.В. Третьяков, П.М. и С.М. Третьяковы. См.: Ульянова Г.Н.
Указ. соч. С. 257.
102 Там же. С. 258.
103 Учреждения, недвижимость и капиталы Московского купеческого общества / Под ред. В.Н. Сторо-
жева. Т. 5. Вып. 1 [б/д].
104 Многие благотворительные расходы отражены в летописи жизни П.М. Третьякова. См.: Павел и
Сергей Третьяковы. Жизнь. Коллекция. Музей. С. 339-392.
105 О собирательской деятельности П.М. Третьякова см.: Юденкова Т.В. Неустанное служение гале¬
рее. К истории коллекции П.М. Третьякова // Павел и Сергей Третьяковы. Жизнь. Коллекция. Музей. С. 9-
21; Юденкова Т.В. [Собирательская, предпринимательская, благотворительная Павла и Сергея Третья¬
ковых] // Мемориальная и историко-художественная выставка, посвященная П.М. и С.М. Третьяковым. М.,
2006. С. 2-31; ее же. Неустанное служение галерее. К истории коллекции П.М. Третьякова//Наше насле¬
дие. 2006. № 77.
106 Боткина А.П. Указ. соч. С. 55.
107 А н и с о в Л. Третьяков. М., 2004. С. 82-83.
108 Ульянова Г.Н. Указ. соч. С. 37.
109 О серьезности участия Третьякова в делах Арнольдовского училища говорит следующий факт: после
смерти П.М. Третьякова дирекция училища обратилась в Московскую городскую думу, признав, что все
учебные, воспитательные и хозяйственные вопросы «лежали почти единолично на покойном» и теперь оно
не имеет возможности существовать самостоятельно без поддержки П.М. Третьякова, который «положил
всю свою душу на это дело». См.: ЦИАМ, ф. 179, оп. 21, д. 1827, ч. 1, л. 6.
110 С т а с о в В.В. Указ. соч. С. 53-54.
111 Там же.
©2007 г. Е. А. ОСОКИНА*
БОРЕЦ ВАЛЮТНОГО ФРОНТА
АРТУР СТАШЕВСКИЙ (1890-1937)
Имя Артура Сташевского - одно из многих потерявшихся в советской истории.
Я открыла его для себя, когда работала над книгой о «Торгсине», Сташевский был од¬
ним из его директоров. Чем больше я узнавала об этом человеке, тем больше поража¬
лась его удивительной биографии. По описанию современника, это был «крепкий
большевик», «закоренелый сталинист и твердый партийный ортодокс» и вместе с тем
«походивший на бизнесмена» человек. Красный командир и советский военный раз¬
ведчик, сталинский комиссар в раздираемой гражданской войной Испании и в то же
время основатель такой мирной меховой индустрии и председатель торговой конторы
«Торгсин». Назначения Сташевского могут показаться случайными и даже противоре¬
чивыми, но есть в них одно неизменное: он был «борцом валютного фронта». Человек
* Осокина Елена Александровна, доктор исторических наук, профессор истории Университета Юж¬
ной Каролины (США).
Данный очерк написан на основе главы из новой книги автора «Торгсин».
2 Отечественная история, № 2
33
огромной энергии и работоспособности, Сташевский осуществил несколько крупных
операций, добывая валюту на нужды советской индустриализации.
Безрассудство юности. «Меховая» эмиграция.
Он же Верховский, он же...
Артур Карлович Сташевский (настоящая фамилия Гиршфельд, также известен под
псевдонимами Верховский и Степанов) родился в 1890 г. в Митаве Курляндской губ. в
семье мелкого торговца-еврея1. Мать вела домашнее хозяйство. Хорошего образова¬
ния он не получил. К 17 годам «за плечами» имел лишь начальную школу и 4 класса
мужской гимназии экстерном. Да и не до учебы ему было, поскольку на жизнь зараба¬
тывал, работая конторщиком. Но уже с 16 лет (1906) он участвовал в революционном
движении и в выборе партии, как показали Октябрьские события, не ошибся: не в Бунд
вступил, а в Социал-демократическую партию Королевства Польского и Литвы
(СДКПЛ). Молодой Сташевский, по всему, был отчаянная голова! Однако, похоже,
вскоре его революционный пыл поостыл. После двух арестов и кратковременного пре¬
бывания в Либавской тюрьме Сташевский в 1909 г. эмигрировал за границу. В самом
факте эмиграции не было бы ничего особенного - то был период реакции и спада ре¬
волюционного движения в России, и многие социал-демократы, включая Ленина, отси¬
живались за границей, - но Сташевский, в отличие от других, в эмиграции подзадер¬
жался, пропустив и Февральскую революцию, и Октябрьские дни. Несмотря на то, что
формально до 1912 г. он продолжал состоять членом СДКПЛ, никакой информации о
политической работе Сташевского в эмиграции в его личном деле нет.
Чем же Сташевский занимался за границей? До 1914 г. — почти 5 лет! - работал в
Париже на красильной фабрике Гиршовича, где вырос от чернорабочего до мастера
меховщика-красилыцика. Затем переехал в Лондон и до октября 1917 г. - еще 3 года -
работал мастером-красилыциком в компании «Фрэнчфэр» (видимо, «French Fur» -
«Французские меха»). Этот многолетний опыт работы на меховых производствах Па¬
рижа и Лондона без преувеличения, ну просто буквально, оказался на вес золота. Зна¬
ния, полученные в Европе, - технологии выделки и окраски мехов, рецептуры краси¬
телей и многое другое - Сташевский использовал в 1920-е гг. в создании советской ме¬
ховой промышленности. В отрасли даже ходило такое выражение - «рецепты
Сташевского». Благодаря ему «облагороженные» меха стали одной из основных ста¬
тей советского валютного экспорта. Столь высоко ценимая в мире советская пушнина
была в определенной мере детищем французских и английских засекреченных техно¬
логий, которые Советскому Союзу удалось заполучить, не потратив ни одной государ¬
ственной копейки и не прибегая к промышленному шпионажу. В середине 1930-х гг.
Сташевский опубликует 2-томный труд «Основы выделки и окраски мехов».
Сташевский вернулся из эмиграции в Россию в ноябре 1917 г. Большевики только
что пришли к власти в Петрограде и в ряде других промышленных центров. Вначале
он вроде бы как осматривался, работал мастером на красильной фабрике «Шик» в
Москве. Весной 1918 г. Сташевский сделал решающие шаги: поступил на курсы крас¬
ных командиров в Лефортово и вступил в партию большевиков. В Гражданскую войну
находился на Западном фронте и с лихвой «отработал» за революционное бездействие
в эмиграции. Был уполномоченным «революционного правительства Литвы» в Двин-
ске и Вильно. В занятом немцами Ковно был арестован и посажен в тюрьму, но через
3 недели освобожден и выслан. В начале 1919 г. сформировал партизанский отряд, ко¬
торый возглавил под псевдонимом Верховский. Отряд влился затем в Красную армию.
До начала 1921 г. под той же фамилией Верховский воевал на Западном фронте комис¬
саром 3-й бригады Литовской дивизии, потом комиссаром 4-й стрелковой дивизии, а за¬
тем начальником разведывательного отдела Западного фронта. За боевые заслуги по¬
лучил золотые часы от ВЦИКа «За храбрость в боях с белополяками» (Вильно, 1919 г.) и
орден Красного Знамени «за беспощадную борьбу с контрреволюцией» (1922 г.).
34
Во благо РККА и рейхсвера. Берлинская резидентура.
Разведчики и купцы
Сташевский, судя по анкете, владел немецким, французским, английским и поль¬
ским языками, долго жил за границей и Гражданскую войну закончил в разведке. Не
удивительно, что после окончания войны партия направила его на «дипломатическую»
работу. С января 1921 до июня 1924 гг., формально состоя секретарем советского пол¬
предства в Берлине, он фактически руководил советской военной разведкой в Запад¬
ной Европе2. Пост резидента в Германии, в силу относительной свободы для советских
людей - побочный результат Рапалльского договора - считался в военной разведке в
1920-е гг. самым важным. На него назначались люди, пользовавшиеся особым довери¬
ем Яна Берзина, главы Разведупра.
Берлинский руководящий центр, созданный в 1921 г. Сташевским и его соратника¬
ми, должен был объединить имевшиеся агентурные группы и резидентуры в Европе,
создать агентурную цепь в Германии и других европейских странах, а также подгото¬
вить условия для организации агентурной цепи в США. Помимо чисто разведыватель¬
ных задач, через Берлинский центр, в обход запретов Версальского договора, шло не¬
легальное военное сотрудничество рейхсвера и РККА. Сташевский непосредственно
отвечал за связь представителей двух армий и научно-технический обмен в военной
промышленности. Так Сташевский внес свой вклад в восстановление и наращивание
военного потенциала Германии, о чем он, вероятно, не однажды пожалел во время
гражданской войны в Испании.
Берлинский центр выполнил свою задачу. К середине 1920-х гг. советские резиден¬
туры существовали во всех наиболее значимых в той международной ситуации госу¬
дарствах Европы. До 1924 г. европейские резидентуры подчинялись напрямую Берлин¬
скому центру, а следовательно Сташевскому. В 1924 г. из-за громоздкости и угрожаю¬
щей самостоятельности Берлинского центра он был ликвидирован. Все европейские
резидентуры, включая и Берлинскую, стали непосредственно подчиняться Разведупру
РККА3. С ликвидацией Берлинского центра Сташевский был отозван в Москву. Всего
несколько месяцев он занимал пост начальника отдела в Разведупре, а затем был пере¬
веден на работу... в советскую торговлю! После краткого пребывания в правлении Со¬
ветского торгового флота он 6 лет (до октября 1932 г.) занимался мехами - был членом
правления и директором Пушногосторга, а затем заместителем председателя правле¬
ния Пушносиндиката (Союзпушнина). Оттуда он и перешел в «Торгсин».
Столь резкое изменение карьеры - из разведчиков в купцы, на первый взгляд, вы¬
глядит «ссылкой», понижением по службе. Возьму, однако, на себя смелость предполо¬
жить, что торговое назначение Сташевского не являлось наказанием и что работа Ста-
шевского-разведчика и Сташевского-меховщика-купца тесно и органично связана.
И дело здесь не просто в том, что Сташевский был меховщиком-красилыциком с боль¬
шим стажем, прошедшим «стажировку» в фирмах Парижа и Лондона. Его профессио¬
нальное знание меха лишь отчасти объясняет это назначение. В первой половине
1920-х гг. из-за недостатка валюты у советского государства военная разведка находи¬
лась на самофинансировании. Разведчики добывали валюту на содержание своего за¬
рубежного аппарата собственными коммерческими операциями, главным образом,
продажей драгоценностей и пушнины4. В те годы разведчики, собственно, и были куп¬
цами по совместительству, а советские «купцы» вели разведку5. В бытность Сташев¬
ского резидентом в Западной Европе у него завязались обширные связи в торговом, в
том числе и пушном, мире и накопился опыт добывания валюты.
Переполох в пушном мире. Звездный час «Торгсина»
С началом форсированной индустриализации в конце 1920-х гг. «валютный фронт»
стал для страны решающим. Русские меха, это «мягкое золото», славились в мире и до
революции занимали важное место в экспорте. В годы войны и революции кустарная
2*
35
меховая промышленность царской России развалилась, а экспорт русского меха прак¬
тически прекратился. Сташевскому предстояло не восстанавливать мелкое кустарное
производство, а создавать меховую индустрию, а также налаживать сбыт советского
меха за границей. Если, будучи разведчиком, он добывал валюту только для одного ве¬
домства - военной разведки, то теперь решал валютную проблему в масштабе всей
страны. В этом смысле его «торговое назначение» выходит даже повышением по
службе.
По словам В. Кривицкого, советского разведчика-нелегала, работавшего в Запад¬
ной Европе6, Сташевский «сумел восстановить русскую торговлю мехами на всех ми¬
ровых рынках»7, а говоря языком его наградного дела, встряхнул весь пушной мир8.
Поистине советская меховая промышленность - это детище Сташевского. Она нача¬
лась в 1926 г. с опытной лаборатории в развалившейся бане на окраине Москвы. Начи¬
нал Сташевский, имея в своем распоряжении всего лишь 70 тыс. руб. (для сравнения:
оборот Госторга в то время составил 0.5 млрд руб.) и около десятка человек без всяко¬
го опыта работы с мехом. Несмотря на неверие чиновников Госторга и обвинения в
фантазерстве, он добывал оборудование, учил химиков, писал рецепты красителей.
Через 5 лет в стране работало уже 12 предприятий Союзпушнины (Москва, Казань,
Вятка). Сташевский создал и первый в СССР Центр научной и исследовательской ра¬
боты в меховой промышленности. Он считал, что индустриализация приведет к суже¬
нию пушного промысла и поэтому необходимо создавать промышленное зверовод¬
ство. На благо индустриализации послужили не только дорогие благородные меха, но
и шкурки «второстепенных видов» и «вредителей социалистического земледелия», ко¬
торых «заготавливали» миллионами: кроты, хомяки, суслики, водяные крысы, бурун¬
дуки, а также многие миллионы кошек и собак9. Кстати сказать, в магазинах «Торгси-
на» в начале 1930-х гг. иностранцы охотно покупали советские дешевые пальто из «не¬
благородных мехов».
5 лет упорного труда принесли результаты. Производство пушных товаров в стои¬
мостном выражении выросло с 9 млн руб. в 1925/26 г. до 130 млн в 1931 -м. Вырос и экс¬
порт, причем изменилась и его структура. В 1925 г. СССР вывозил из страны только
меховое необработанное сырье, а облагороженные меха составляли всего лишь 4%
продукции. В экспорте совершенно не было окрашеных мехов10. В 1931 г. более трети
советского мехового экспорта составляла выделанная пушнина, а крашеный мех -
45%. В 1933 г. выделанная пушнина превысила половину (56%) мехового экспорта
СССР1'. А ведь экспорт облагороженного меха, в отличие от вывоза необработанного
мехового сырья, как справедливо отмечалось в наградном деле Сташевского, - это
миллионы рублей дополнительной валюты12. Советский крашеный каракуль будто бы
даже потеснил с рынка «лучшую монополистическую фирму Германии - Торрера в
Лейпциге». Об успехах советской меховой промышленности свидетельствовала «анти¬
демпинговая» нервозность на Западе.
В ноябре 1932 г. «за исключительную энергию в деле организации и развития мехо¬
вой промышленности» Президиум ЦИК СССР наградил Сташевского орденом Ленина -
в то время высшей наградой Советского Союза13. Читая материалы наградного дела,
трудно отделаться от мысли, что в меховой промышленности сложился культ лично¬
сти Сташевского: «лучший специалист не только Союза, но и за границей», «лучший
хозяйственник, лучший ударник и практик», «первый пионер и организатор нашей экс¬
портной меховой промышленности», «герой социалистической стройки». Однако факт
остается фактом - советская меховая индустрия началась с приходом Сташевского в
Госторг. Следующим валютным партийным заданием Сташевского стал «Торгсин».
«Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами», сокращенно «Торгсин»,
было создано в июле 1930 г. Вначале это была маленькая конторка Мосторга, имев¬
шая несколько магазинов в крупных городах, которые продавали антиквариат ино¬
странным туристам и морякам14. Советским гражданам запрещалось не только поку¬
пать в «Торгсине», но даже заходить в его магазины. Ситуация изменилась с началом
индустриализации. Сталинское руководство совершило промышленный рывок при пу¬
36
стых золотых кладовых. Советский сельскохозяйственный и сырьевой экспорт - глав¬
ная валютная надежда страны - в условиях мирового экономического кризиса давал
сбои и далеко отставал от валютных запросов индустриализации. В начале 1930-х гг.
сталинское Политбюро, не брезгуя ничем, лихорадочно искало золото и валюту для за¬
купки импортного оборудования, технологий и сырья для строившихся промышлен¬
ных гигантов. Между тем немалые сбережения имелись внутри страны в кубышках у
советских граждан. «Торгсин» должен был получить эти ценности. Осенью 1931 г. с
санкции Политбюро «Торгсин» открыл двери для советских людей. В обмен на ино¬
странную валюту и золото они могли покупать продукты и промтовары в его магази¬
нах.
Сташевский пришел в «Торгсин» в октябре 1932 г. Второй год подряд в стране был
неурожай, но размеры государственных заготовок сельскохозяйственной продукции и
ее экспорта тем не менее повышались. Город жил на скудном пайке и даже индустри¬
альные рабочие, несмотря на опеку государства, бедствовали, а в обобранной до нитки
деревне начался массовый голод. Момент для «мобилизации валютных ценностей на¬
селения» был решающий, и партия послала в «Торгсин» Сташевского - человека с не¬
малым опытом добывания валюты. Он воспринял назначение, казалось бы, в простую
торговую контору очень серьезно. «Вы сами отдаете себе отчет, какая совершенно ис¬
ключительно тяжелая работа предстоит мне по "Торгсину"», — писал он15.
Счастлив был тот, кому было что отнести в «Торгсин» в те голодные дни. При го¬
лоде и Сташевском «Торгсин» прожил свой звездный час: его конторы работали прак¬
тически во всех крупных городах страны, число магазинов достигло 1.5 тыс. При Ста¬
шевском «Торгсин», кроме валюты и золота, стал принимать от населения серебро,
платину, бриллианты и другие драгоценные камни. В 1933 г. «Торгсин» собрал свой са¬
мый большой валютный урожай: по всей стране голодные люди меняли ценности и се¬
мейные реликвии на хлеб. В тот год голодного мора люди сдали в «Торгсин» почти 45 т
чистого золота и более 1 420 т чистого серебра16. Для сравнения: в тот же год предприя¬
тия золотодобывающей промышленности намыли порядка 50.5 т17, а зэковский Даль-
строй, который только становился на ноги, дал меньше тонны (0.8 т)18 чистого золота.
Горы драгоценного лома, принесенного в «Торгсин» в голодные годы и обращенного
государством в станки, турбины, сырье и патенты, стали добровольно-принудитель¬
ным вкладом населения в дело индустриализации и памятником людскому горю.
Сташевский ушел с поста председателя «Торгсина» в августе 1934 г.: голод отсту¬
пил, «Торгсин» вступил в полосу своего заката, начался период его ликвидации, кото¬
рый завершился 1 февраля 1936 г. «Торгсин» блестяще выполнил свою валютную мис¬
сию. Ценности, полученные через его магазины, позволили покрыть около У5 затрат
государства на промышленный импорт в период 1932-1935 гг. В 1933-1934 гг., во время
председательства Сташевского, ценности, «заготовленные» «Торгсином», покрыли
почти У3 импортных затрат19. По валютной значимости «Торгсин» при Сташевском за¬
нимал 4-е место после экспорта зерна, леса и нефти.
Операция «X»
После «Торгсина» Сташевский на 2 года вернулся в меховую промышленность,
проработав до июня 1936 г. начальником Главпушнины Наркомата внешней торговли.
Видимо, его не забыли в разведке - а может быть, он и не порывал с ней связь даже
тогда, когда работал в валютных торговых организациях, - так или иначе, но он вновь
оказался на секретной работе за границей. Осенью 1936 г. Политбюро командировало
Сташевского в Испанию, где в то время шла гражданская война.
В. Кривицкий, работавший в разведке Иностранного отдела НКВД в Европе и
встречавшийся со Сташевским в Барселоне, писал: «Пока армия Коминтерна - Интер¬
национальные бригады - приобретала все больший вес и известность на первом плане
событий, чисто русские части Красной армии тихо прибывали и занимали свои позиции
позади линии испанского фронта... Эта специальная экспедиционная сила состояла в
37
прямом подчинении генерала Яна Берзина - одного из двух советских начальников, по¬
ставленных Сталиным во главе его интервенции в Испании. Другим был Артур Ста-
шевский, официально занимавший пост советского торгового представителя в Барсе¬
лоне. Это были тайные люди Москвы за кулисами испанского театра военных дей¬
ствий; в их руках были сосредоточены все нити контроля над республиканским
правительством в Испании, в то время как об их миссии ничего не было известно вовсе,
и она была окружена совершенной тайной»20.
По мнению Кривицкого, Сташевский в Испании исполнял роль сталинского полит-
комиссара21. Сферой его деятельности была испанская экономика. Недавно рассекре¬
ченные испанские донесения Сташевского свидетельствуют, что он пытался «лепить»
экономику Испании по типу сталинской - социалисты у руководства, централизация и
плановость. По мнению Кривицкого, а также многих западных и ряда российских ис¬
следователей, Сталин уготовил Испании в случае победы республиканцев роль не про¬
сто социалистического государства № 2, но государства, созданного по образу и подобию
СССР22. Сташевский, преобразуя военную промышленность Испании на плановых цен¬
трализованных началах, по сути, создавал главный модуль будущего социалистического
хозяйства23. Именно в Испании военный разведчик и советский торговый атташе Ста¬
шевский выполнил свою последнюю валютную миссию. Он был одним из главных
участников операции «X», в результате которой львиная доля (510 т24) золотого запаса
Испании оказалась в центре Москвы в хранилищах Госбанка СССР25.
Безмятежные слова «над всей Испанией безоблачное небо», переданные радио¬
станцией города Сеута в испанском Марокко 17 июля 1936 г., стали сигналом к воен¬
ному мятежу, во главе которого оказался генерал Франко. В Испании началась граж¬
данская война. Мятеж активно поддержали Гитлер и Муссолини. Республиканское пра¬
вительство, представленное коалицией левых партий, оказалось в кольце бойкота.
Испания не могла - ни напрямую, ни через посредников - купить оружие: мировые дер¬
жавы не только отказались дать кредиты, продать оружие или стать посредниками в
его закупке, но и заморозили вклады республиканской Испании в своих банках.
Республиканская Испания обращалась за помощью ко всем ведущим западным
странам. С самого начала войны республиканцы неоднократно и упорно просили
И.В. Сталина продать оружие. Тот, однако, в течение двух месяцев довольно холодно
реагировал на их просьбы. Затем холодная отстраненность вдруг сменилась горячей
заинтересованностью. В середине сентября 1936 г. Сталин назначил комиссию из вы¬
сокопоставленных чинов военной разведки и Иностранного отдела НКВД для разра¬
ботки плана оказания военной помощи Испании. Этот план был рассмотрен Политбю¬
ро и в целом утвержден 29 сентября 1936 г. в нарушение уже принятой Советским Сою¬
зом в августе Декларации о невмешательстве в дела Испании26.
Ясно, что республиканцы разыграли козырную карту, предложив Сталину что-то
такое, от чего он не смог отказаться. Но что? Оказывается, почти весь золотой запас
Испании, четвертый по величине в мире: золото ограбленных испанцами ацтеков и ин¬
ков, слитки и бруски, золотые испанские песеты, французские луидоры, английские со¬
верены - ценности, копившиеся со времен объединения Кастилии и Арагона. Думаю,
что исследователи правы: договоренность между Сталиным и республиканским руко¬
водством была достигнута уже в сентябре 1936 г.27 Обмен официальными письмами и
подписание документов в октябре носили формальный характер28. Практически все
исследователи этой темы согласны с тем, что инициатива сделки принадлежала испан¬
скому руководству - премьер-министру Ларго Кабальеро и министру финансов Хуану
Негрину, которые действовали с согласия президента Республики Мануэля Асанья29.
По словам Альвареса дель Вайо, министра иностранных дел и военного комиссара рес¬
публиканской Испании, то был шаг отчаяния, безысходности30. Националисты Франко
вплотную подошли к Мадриду. Судьба Республики висела на волоске.
Почему Сталин решил ввязаться в испанскую драку? Причин тому историки приво¬
дят много - тут и угроза расползания фашизма, и недоверие к лидерам западных дер¬
жав, и стремление получить международный престиж борца с фашизмом и приглушить
38
протесты в мире против террора в СССР. Другие историки вспоминают о когда-то
страстно желанной, но не сбывшейся мечте большевиков о мировой революции. Тре¬
тьи считают, что мировая революция уже давно перестала занимать Сталина, что в Ис¬
пании он руководствовался интересами внешней политики СССР: убедить Запад в не¬
обходимости проведения политики коллективной безопасности или использовать про¬
советскую Испанию в случае победы над Франко как объект торга с мировыми
лидерами - Великобританией и Францией, а если те окажутся несговорчивыми, то с
Германией. Не отвергая этих доводов, думаю, что в принятии решения помочь Испа¬
нии золото как таковое тоже играло не последнюю роль.
У Сталина было немало комплексов, в том числе, как мне представляется, и страх пе¬
ред пустыми золотыми кладовыми. Он пришел к единоличной власти в конце 1920-х гг.,
когда большевики практически полностью израсходовали попавший к ним в руки зо¬
лотой запас Российской империи31. Тратили не считая, полагая, что золото и деньги
нужны при капитализме, а социализм обойдется без них. На фоне пустых золотохрани-
лищ Госбанка форсированная индустриализация выглядит аферой. Ввязавшись в нее,
Сталин в полной мере ощутил силу золота. Судьба социализма зависела от желтого ме¬
талла. В конце 1920-х - начале 1930-х гг. советское руководство пережило «валютный
стресс» - лихорадочные, экстраординарные, а порой преступные и безрассудные дей¬
ствия: «золотушные» кампании ОГПУ, экспорт зерна из голодающей страны, распро¬
дажа музейных ценностей. К этому нужно добавить «Торгсин», зэковский Дальстрой,
разрешение эмиграции за деньги32 и многое другое. Поговаривали даже о выпуске го¬
сударством фальшивых долларов33. Все было подчинено одной цели - любыми сред¬
ствами найти золото и валюту. Не брезговали ничем. Подобно тому, как человек, пе¬
реживший голод, будет всю жизнь впрок запасать продукты, так и Сталин, однажды
пережив государственное золотое банкротство, до конца своей жизни не мог остано¬
виться в накоплении золота. К концу его правления, по официальным данным, золотой
запас СССР достиг рекордной цифры - более 2 тыс. т. Сталин не только собирал золо¬
то, где только было возможно, но и создал базу для его постоянного притока в государ¬
ственные кладовые: в годы его правления была создана золотодобывающая промыш¬
ленность и началась промышленная разработка, в том числе, и силами ГУЛАГа, золо¬
тых богатств Сибири. При последующих советских лидерах страна жила за счет
«золота Сталина» и фактически полностью израсходовала созданный им золотой за¬
пас. Советское время в определенном смысле закончилось вместе с исчерпанием ста¬
линской золотой казны34.
Вряд ли во второй половине 1930-х гг. кто-то сомневался в том, что дело идет к ми¬
ровой войне. Хотя золотая проблема в СССР уже не стояла так остро, испанское золо¬
то, «если завтра война», могло оказаться кстати. Сталин, конечно, получил его не в по¬
дарок, а в уплату за военную помощь. Предполагалось, что все до последней монеты
должно быть потрачено на нужды республиканской Испании. Однако, представляя се¬
бе характер Сталина, думаю, что он смог использовать золотой запас Испании с выго¬
дой для своего режима. Документы отчасти подтверждают это35. Возвращать испан¬
ское золото он, по-видимому, не собирался36. Историки продолжают спорить, пошло
ли золото Испании исключительно на военную помощь республиканскому правитель¬
ству или что-то прилипло «к сталинским рукам». Интересно было бы заглянуть в кла¬
довые Госбанка сегодня - не там ли все еще золотые песеты и луидоры. Грустно ду¬
мать, что весь этот нумизматический раритет переплавили в однообразные бруски37.
Все исследователи операции «X» согласны в том, что оказание помощи Испании
было коммерческой сделкой. СССР ничего не покупал для Испании за свой счет и, как
правило, действовал по принципу монтера Мечникова: «Утром деньги - вечером сту¬
лья». Сталин был прагматичнее последующих советских лидеров, оставивших после
себя не выплаченные Советскому Союзу «за оказание интернациональной помощи»
долговые обязательства на сотни миллиардов долларов38. Сталин не верил словам. Ему
нужны были гарантии. Не думаю, что он вообще стал бы вести переговоры с респуб¬
ликанцами, если бы золото оставалось в осажденном Франко Мадриде. Сами перего¬
39
воры стали возможны во многом потому, что золота в Мадриде уже не было. 13 сен¬
тября 1936 г. министр финансов Негрин получил от президента и премьер-министра
Испанской республики карт-бланш на переправку в случае необходимости золота из
Банка Испании в любое (!), по его мнению (!), безопасное место. Уже на следующей
день, 14 сентября ценности стали вывозить из Мадрида в Картахену. По мнению
С. Пайна, именно в этот день и вряд ли случайно Сталин, оставив колебания, назначил
комиссию по разработке операции «X»39. И вряд ли случайно Негрин выбрал местом
хранения золота именно Картахену - этот своеобразный «советский сектор», порт, где
разгружались советские суда. Там золото и серебро испанской казны отвезли в старые
пещеры, служившие когда-то пороховыми погребами40.
За погрузку и транспортировку золота в СССР отвечал НКВД. Ответственным за
выполнение этой миссии нарком Н.И. Ежов назначил А. Орлова, который с сентября
1936 г. находился в Испании в качестве заместителя военного советника по контрраз¬
ведке и партизанской борьбе в тылу франкистов41. В течение трех ночей, 22-25 октяб¬
ря 1936 г., в кромешной тьме советские танкисты, ожидавшие в Картахене прибытия
боевой техники, на грузовиках перевозили золото в порт и грузили на советские суда42.
Благополучно пройдя маршрут (у каждого судна он был свой), советские суда «Нева»,
«КИМ», «Кубань» и «Волголес» 2 ноября доставили золото в Одессу, а оттуда спецпо-
ездом под усиленной охраной НКВД оно проследовало в Москву в хранилища Госбанка.
Кривицкий красочно описал прибытие испанского золота в СССР: «По указанию
Сталина разгрузка прибывавших партий доверялась только офицерам тайной поли¬
ции, по личному выбору Ежова, во избежание распространения малейших сведений об
этих операциях. Однажды я заметил в печати список высших представителей ОГПУ,
награжденных орденом Красного Знамени. Среди них были известные мне имена.
Я спросил у Слуцкого43, в чем состояла заслуга награжденных. Он объяснил, что это
список руководителей специального отряда численностью 30 человек, который был
послан в Одессу для разгрузки ящиков с золотом: офицеры ОГПУ использовались на
этой работе в качестве докеров. Операции по разгрузке золота из Испании проводи¬
лись в величайшей тайне - это было первым случаем, когда я услышал о них. Один мой
сотрудник, оказавшийся участником упомянутой экспедиции в Одессу, описывал мне
потом сцены, которые там увидел: вся территория, примыкающая к пирсу, была очи¬
щена от людей и окружена цепью специальных отрядов. Через все освобожденное про¬
странство, от пристани до железнодорожного пути, высшие чины ОГПУ изо дня в день
переносили на спине ящики с золотом, сами грузили их в товарные вагоны, которые
отправлялись в Москву под вооруженной охраной. Я пытался узнать, каково количе¬
ство доставленного золота. Мой помощник не мог назвать какой-либо цифры. Мы пе¬
реходили с ним через Красную площадь в Москве. Указав на пустое пространство во¬
круг нас, он сказал: «Если бы все ящики с золотом, которые мы выгрузили в Одессе,
положить плотно друг к другу на мостовой Красной площади, они заняли бы ее полно¬
стью, из конца в конец»44.
Удача явно играла на стороне Сталина. Но и секретность соблюдалась исключи¬
тельная, что объясняет гладкость операции «X» - ни налетов авиации, ни попыток
остановить и проверить суда не было. О времени проведения операции знали с обеих
сторон лишь несколько человек45. Даже в сверхшифрованной переписке золото назы¬
вали просто металлом. Для страховки в документах, выданных ему Негрином, Орлов в
момент перевозки и погрузки золота на суда фигурировал как господин Блэкстоун,
представитель Банка Америки, выполнявший поручение президента Рузвельта вывез¬
ти золото в США. Испанским добровольцам, которые на советских судах сопровожда¬
ли золото в Москву, разрешили вернуться на родину только после падения Республики,
двое из них к тому времени уже успели жениться в Москве. Сверхсекретность и отсут¬
ствие информации плодили слухи и легенды о том, что золото в СССР перевозили в
карманах испанские дети, а другие утверждали, что для этого использовали подводные
лодки.
40
Сталин получил и золото, и престиж. Ну, а что же бывший директор «Торгсина»?
Какова роль Сташевского в операции «X»? В Испании он занимал пост торгового ат¬
таше, а главный товар во время войны - это оружие. Одной из основных обязанностей
Сташевского была организация доставки оружия в Испанию. Факты свидетельствуют
о том, что это была не просто покупка, доставка, разгрузка. Как и все другие советские
военные советники, Сташевский пытался взять бразды правления в свои руки и не про¬
сто советовать, а руководить. Кривицкий, например, считал, что Сташевский фактиче¬
ски контролировал испанскую казну, подчинив себе министра финансов Негрина. «В
нашей среде (разведчиков. - Е.О.), - пишет он, - Сташевского тогда в шутку
называли "богатейшим человеком в мире" за то, что ему удалось взять в руки контроль
над испанской казной»46. Более того, по мнению Кривицкого, именно при участии Ста¬
шевского, выполнявшего директивы Сталина, Кабальеро в мае 1937 г. ушел в отстав¬
ку, а главой мадридского правительства стал бывший министр финансов Негрин. Два
человека, Берзин и Сташевский, как считал Кривицкий, прочно «держали» в своих ру¬
ках правительство республиканцев47.
Именно Сташевский, по мнению Кривицкого, который и сам не был сторонним на¬
блюдателем и занимался закупками оружия для Испании, явился главной фигурой в
операции «X». Якобы он по заданию Сталина предложил Негрину заключить сделку -
отвезти испанское золото в Москву в обмен на поставки оружия. На версию Кривиц¬
кого, казалось бы, работает и то, что Сташевский и Негрин были в хороших отноше¬
ниях. Участник событий тех дней Альварес дель Вайо пишет: «Русский, с кем Негрин
имел наибольшие контакты, был Сташевский, у них сложилась настоящая дружба».
Дружба эта, правда, не была панибратством. «Даже Сташевский, - продолжает Вайо,
- обращаясь к Негрину, всегда называл его полным официальным титулом»48. Пайн
вносит в эту историю новые детали: «Негрин сам развивал более тесные коммунисти¬
ческие контакты. Его личный секретарь Бенино Мартинес, с которым он был в дове¬
рительных отношениях, был членом Коммунистической партии и быстро установил
близкие личные отношения с человеком, занимавшим в советском посольстве пост,
аналогичный посту его босса, Артуром Сташевским, торговым атташе; они часто обе¬
дали вместе»49.
Между тем другой активный участник операции «X» А. Орлов и те, кто писал с его
слов или использовал его показания (Газур, Костелло и Царев, Брук-Шеферд), вообще
не упоминают имени Сташевского. По их версии, Орлов являлся главной фигурой опе¬
рации «X» - он лично получил телеграмму Ежова с поручением Сталина организовать
отправку золота и вместе с послом СССР Розенбергом встретился с Негрином, якобы
уговорил его отдать золото и руководил погрузкой. Где же истина?
Как уже было сказано выше, архивные документы свидетельствуют, что инициати¬
ва сделки «оружие в обмен на золото» шла от республиканского руководства, оказав¬
шегося перед выбором: «кошелек или смерть». Не думаю, что кому-либо вообще при¬
шлось уговаривать Негрина. Кроме того, время прибытия Сташевского в Испанию за¬
ставляет отказаться от версии Кривицкого. Принципиальная договоренность о
транспортировке золота в СССР была достигнута уже в сентябре. Сташевский же, как
свидетельствуют особые папки Политбюро, был командирован в Испанию в конце ок¬
тября 1936 г., уже после того, как 15 октября Кабальеро и Негрин официальным пись¬
мом обратились к Сталину с предложением принять на хранение 510 т золота50. Однако
и версия Орлова, а также тех, кто, следуя его показаниям, вообще не упоминает Ста¬
шевского в деле об испанском золоте, отдавая все лавры этой операции НКВД, требу¬
ет пересмотра. Сташевский прибыл в Испанию сразу же по достижении принципиаль¬
ного согласия между Сталиным и испанским республиканским руководством о переда¬
че золота. Это может свидетельствовать о том, что он был послан довести начатое
дело до конца. Сташевский не был автором идеи о передаче золота Испании СССР и
не уговаривал Негрина отдать золото, но он был активным участником этой сделки.
Воспоминания участников операции «X» свидетельствуют, что переговоры о золо¬
те велись по линии двух ведомств - Наркомата иностранных дел через советского
41
посла в Испании и Наркомата внешней торговли через торгового атташе. По мнению
Кривицкого, торговое ведомство выполнило главную задачу. «Здесь находился офици¬
альный советский посол Марсель Розенберг, но он только произносил речи и появлял¬
ся на публике. Кремль же никакого значения ему не придавал» - пишет Кривицкий51.
Участие торгового ведомства в сделке было решающим, так как золото передавалось
СССР не на хранение, но в уплату за торговые операции с оружием. Негрин вел пере¬
говоры со Сташевским именно как с торговым атташе, отвечавшим за поставки ору¬
жия. О том, что Сташевский не просто знал о сделке, но контролировал ее проведение,
свидетельствует его шифротелеграмма от 24 апреля 1937 г., посланная из Валенсии -
новой резиденции республиканского правительства, покинувшего опасный Мадрид,
в Москву наркому торговли А. Розенгольцу: «Выяснил точно, что московский акт при¬
емки золота был передан Кабальеро, а он, в свою очередь, передал его Барайбо - за¬
местителю военного министра, человеку весьма сомнительному»52.
НКВД же и его представитель в Испании Орлов не вели переговоров о совершении
сделки как таковой, а отвечали только за транспортировку золота в Москву. Телеграм¬
ма Ежова, полученная Орловым 20 октября 1936 г., с указаниями «хозяина» приказы¬
вала организовать вывоз золотой казны. Встретившись с Негрином, Орлов обсуждал
практические детали погрузки и вывоза золота из Картахены. Замалчивание им роли
Сташевского в операции «X» может объясняться личными мотивами, а также распря¬
ми между разведками двух ведомств. Сташевский в Испании представлял военную раз¬
ведку и в своих докладах открыто критиковал действия НКВД в Испании и его пред¬
ставителя Орлова. Однако, хотя Орлов и не называет имени Сташевского, тот тем не
менее присутствует в его рассказе. В показаниях Сенату США в 1950-е гг. Орлов, в
частности, сказал: «Негрин в отчаянии превысил свои полномочии. При участии лишь
президента и премьер-министра он высказал нашему торговому атташе (а им был Ста¬
шевский. - Е.О.) желание отправить золото на хранение в Россию, тот написал теле¬
грамму в Москву, и Сталин ухватился за эту возможность»53. Тем самым, косвенно и с
неточностями, Орлов тоже признает роль Сташевского в деле с испанским золотом.
Гибель Артура Сташевского
С НКВД связаны последние трагические дни жизни Сташевского. При отсутствии
доступа к его следственному делу книга Кривицкого остается практически единствен¬
ным источником информации о конце жизни этого человека54. По мере нарастания ре¬
прессий в Красной армии тучи сгущались и над Сташевским55. В апреле 1937 г., как пи¬
шет Кривицкий, Сташевского вызвали из Испании в Москву для доклада Сталину. Бо¬
лее месяца прошло со времени злосчастного пленума ЦК ВКП(б), и маховик репрессий
уже набирал обороты, но Сташевский, видимо, не считал нужным осторожничать.
В своем разговоре со Сталиным, по свидетельству Кривицкого, который виделся со
Сташевским в те дни в Москве56, он критиковал репрессии НКВД в Испании и пытался
склонить Сталина к мысли о необходимости изменить курс. По словам Кривицкого,
Сташевский вышел от Сталина окрыленным. Затем он встретился с М.Н. Тухачев¬
ским, положение которого уже становилось непрочным, и критиковал грубое поведе¬
ние советских военных советников в Испании. Этот разговор, как пишет Кривицкий,
породил много толков. Тогда Сташевского не арестовали и позволили вернуться в Ис¬
панию, но он, по мнению Кривицкого, своим поведением в Москве ускорил свой арест.
Здесь следует сказать несколько слов об отношении Сташевского к репрессиям.
Без сомнения, он был человеком Сталина. Нет свидетельств тому, что Сташевский
критиковал репрессии в СССР. Кривицкий отзывался о нем как о «закоренелом стали¬
нисте» и «твердом партийном ортодоксе», который «без всякого снисхождения отно¬
сился к "троцкистам" в Советском Союзе и одобрял методы расправы с ними». В своих
испанских донесениях Сташевский писал об организованном саботаже, вредительстве
и предательстве в высшем командовании как причинах неудач республиканских сил:
«Я уверен, что провокаций кругом полно и не исключено, что существует фашистская
42
организация среди высших офицеров, занимающихся саботажем и, конечно, шпиона¬
жем»57. Однако мне представляется, что здесь Сташевский говорит о необходимости
репрессий против реальной «пятой колонны», которая есть в любой стране и всегда ак¬
тивизируется в годы войны. Документы свидетельствуют, что Сташевский не был про¬
тивником сотрудничества с некоммунистическими испанскими партиями левого толка.
Так, он считал возможным работать в правительстве с анархистами, когда те предпри¬
нимали шаги к сотрудничеству с коммунистами58. По свидетельству Кривицкого, Испа¬
ния и испанцы нравились Сташевскому, который заново пережил там свою революци¬
онную молодость. То, что Сташевский наблюдал в Испании, - спецтюрьмы НКВД,
убийства, пытки, похищения людей - было для него не актом правосудия, а преступле¬
нием, злоупотреблением властью, «колониальным рукоприкладством». Как умный че¬
ловек, он не мог не видеть, что репрессии НКВД вредили делу, дробя единый фронт ан¬
тифашистов, подрывая его силу, оскорбляли испанцев и настраивали их против Совет¬
ского Союза. У меня не вызывают сомнения слова Кривицкого о том, что Сташевский,
который в принципе не был против репрессий как метода политической борьбы, вы¬
ступал против произвола НКВД и лично Орлова в Испании59. Сташевский уехал из
СССР осенью 1936 г., еще до разгула ежовщины. Как знать, будь Сташевский в СССР,
не занял ли бы он в отношении ежовщины ту же позицию, что и в отношении преступ¬
лений НКВД в Испании. Но времени на это ему отпущено не было.
Для того, чтобы выманить Сташевского из Барселоны в Москву, пишет Кривиц-
кий, в заложники взяли его 19-летнюю дочь. Она вместе со своей матерью, Региной
Сташевской, работала в советском павильоне на Всемирной выставке в Париже. В
июне 1937 г. дочери Сташевского предложили отвезти в Москву какие-то экспонаты.
Она уехала и исчезла. Вскоре после этого в Москву был вызван Сташевский. Он вы¬
ехал, как сообщает Кривицкий, вместе с Берзиным и проехал через Париж в невероят¬
ной спешке, даже не повидавшись с женой. Через несколько недель она получила от
мужа короткую записку с просьбой срочно приехать в Москву. Решив, что муж в тюрь¬
ме и нуждается в помощи, Регина Сташевская немедленно выехала из Парижа в Моск¬
ву. «Больше ничего мы о ней и ее семье не слышали», - заключает Кривицкий.
Регина Сташевская выжила, но Кривицкому, который погиб в 1941 г. в эмиграции
в США, об этом узнать не удалось. У меня нет информации о том, что случилось с ней
после приезда в Москву. Если она и ее дочь были арестованы, то их следственные дела
должны быть в архиве НКВД. Но именно Регина К.(?) Сташевская в 1956 г. во время
наступившей после XX съезда КПСС оттепели обратилась в Комитет партийного кон¬
троля с просьбой о реабилитации мужа. Из справки КПК о реабилитации А.К. Сташев¬
ского мы узнаем некоторые обстоятельства его гибели. По приезде в Москву, Сташев¬
ский 8 июня был арестован НКВД. Ему было предъявлено обвинение в том, что он яв¬
ляется членом «польской шпионской организации» - вот как обернулись анкетные
данные о месте рождения и бывшем членстве в СДКПЛ. Материалы следственного де¬
ла, которые изучали в КПК в 1956 г., свидетельствовали, что Сташевский, очевидно
под пытками, признал свою «вину»60. Военная коллегия Верховного суда СССР
21 августа 1937 г. приговорила его к высшей мере наказания. В тот же день приговор
был приведен в исполнение. Сопоставление дат свидетельствует, что в момент расстре¬
ла и несколько месяцев после него Сташевский все еще числился членом партии. Ко¬
миссия партийного контроля исключила Сташевского из партии только 1 ноября 1937 г.
Бюрократия не поспевала за темпами расстрелов.
По заключению Главной военной прокуратуры Военная коллегия Верховного суда
СССР 17 марта 1956 г. отменила приговор, вынесенный А.К. Сташевскому в 1937 г., и
«дело о нем прекратила»61. Вслед за этим последовала посмертная партийная реабили¬
тация. Настало время восстановить имя Артура Сташевского и в истории...
43
Примечания
I Биография Сташевского написана на основе регистрационного бланка члена ВКП(б), заполненного
при обмене партийных документов в 1936 гм справки Комитета партийного контроля, составленной при по¬
смертной реабилитации Сташевского в 1956 г. (оба документа - из личных дел РГАСПИ). Кроме того, ис¬
пользовано дело о награждении Сташевского орденом Ленина за успехи в развитии меховой промышленно¬
сти (ГА РФ, ф. 3316, оп. 25, д. 264). Эти материалы, естественно, молчат о его разведывательной деятельно¬
сти. Информация о Сташевском-разведчике взята из книги В. Кривицкого «Я был агентом Сталина» (М.,
1998). Следственное дело Сташевского должно храниться в архиве ФСБ, но добраться до него мне не удалось
и приходится довольствоваться скудной информацией о следствии из реабилитационных документов. Био¬
графия Сташевского в «Энциклопедическом словаре российских спецслужб» достаточно скудна. В ней ни¬
чего не говорится о «валютных операциях», которые провел этот человек (пушнина, «Торгсин», испанское
золото).
“ Следует отметить, что в те годы Разведупр РККА и Иностранный отдел ОГПУ работали в тесном кон¬
такте. Не случайно Сташевский имел значок «почетный чекист». По данным «Энциклопедического словаря
российских спецслужб», Сташевский руководил разведкой в Западной Европе вместе с С.Г. Фириным и
Б.Б. Бортновским. О них см.: Разведка и контрразведка в лицах. М., 2002. С. 71-72, 513.
3 Колпакиди А., Прохоров Д. Империя ГРУ. Очерки истории российской военной разведки. Кн. 1.
М., 2000, С. 142-145.
4 Там же. С. 109-110.
5 Инженерные отделы в советских торгпредствах, например, занимались сбором военно-технической ин-
формации под прикрытием Наркомата внешней торговли.
6 Кривицкий Вальтер Германович (настоящее имя - Гинзберг Самуил Гершевич) (1899-1941), советский
разведчик. В 1920-е гг. сотрудник Разведупра РККА, а с начала 1930-х гг. - ИНО ОГПУ. Вел нелегальную
работу в странах Европы. С 1935 г. руководил за границей нелегальной резидентурой органов госбезопасно¬
сти. В марте 1937 г. вызван в Москву для доклада и с трудом в конце мая получил разрешение выехать назад
на работу в Европу. Летом (по другим источникам, осенью) 1937 г. последовал новый приказ приехать в
Москву. Кривицкий, будучи уверен, что его ждет расправа, попросил политического убежища во Франции,
а затем в США. Содействие в невозвращении Кривицкому оказали сын Л.Д. Троцкого Л. Седов и Ф. Дан.
Опубликовал на Западе серию разоблачительных статей. Погиб в США при невыясненных обстоятельствах,
вероятно, ликвидирован НКВД. В пользу последней версии говорит то, что Кривицкий в эмиграции активно
«делился» информацией с западными спецслужбами и сдал английской разведке около 100 советских развед¬
чиков в Западной Европе. См.: Кривицкий В. Указ, соч.; Колпакиди А., Прохоров Д. Указ. соч.
Кн. 2. С. 366-367; Разведка и контрразведка в лицах. С. 257.
7КривицкийВ. Указ. соч. С. 74.
8 ГА РФ, ф. 3316, оп. 25. д. 264, л. 26.
9 В 1931 г. старатели заготовили (в скобках для сравнения приведены данные в млн штук за 1926/27 г.):
11.7 млн кротов (0.2); 13 млн хомяков (0.6); 31.3 млн сусликов (3.4); 12.5 млн водяных крыс (3.4); 3 млн бурун¬
дуков (0.9); 5 млн кошек и 3 млн собак (данных за 1926 г. нет). См.: ГА РФ, ф. 3316, оп. 25, д. 264, л. 51.
10 Меховой экспорт царской России также почти исключительно состоял из необработанных «сырых»
мехов.
II Большевик. 1934. № 9-10. С. 3-32.
12 Дело о награждении Сташевского орденом Ленина (ГА РФ, ф. 3316, оп. 25, д. 264, л. 29).
13 РГАЭ, ф. 4433, д. 51, л. 7.
14 4 января 1931 г. «Торгсин» приобрел всероссийский статус и стал именоваться Всесоюзным объедине¬
нием по торговле с иностранцами на территории СССР при Наркомате внешней торговли СССР.
15 РГАЭ, ф. 4433, д. 51, л. 7.
16 Там же, on. 1, д. 93, л. 12; д. 113, л. 5; д. 114, л. 38; д. 132, л. 123.
17 Подсчитано автором на основе следующих данных: в 1930 г. добыча составила 28.1 т чистого золота
(РГАЭ, ф. 8154, on. 1, д. 266, л. 5). В 1933 г. она достигла 179.8% от показателей 1930 г. (там же, ф. 8153, оп.
1, д. 1, л. 9; д. 53, л. 16; ф. 8154, on. 1, д. 266, л. 7).
18 См.: Широков А.И. Дальстрой: Предыстория и первое десятилетие. Магадан, 2000. С. 103, 130;
Nordländer D. J. Magadan and the Economic History of Dalstroi in the 1930s. // Paul R. Gregory and Valery Laza¬
rev, ed. The Economics of Forced Labor: The Soviet Gulag. Stanford, 2003. P. 105-125.
19 По данным таможенной статистики, в 1932-1935 гг. СССР импортировал товаров на сумму 1 525 млн
руб., а стоимость ценностей, скупленных «Торгсином», составила более 280 млн руб. По тем же данным, им¬
порт 1933-1934 гт. немногим превысил 580 млн руб., а стоимость ценностей, сданных в эти годы в «Торгсин» -
181 млн руб. См.: Внешняя торговля СССР за 1918-1940 гг. Стат. обзор. М., 1960; РГАЭ, ф. 4433, оп. 1,д. 133,
л. 136.
20Кривицкий В. Указ. соч. С. 73.
Того же мнения придерживаются Д. Костелло и О. Царев (С о s t е 11 о J., T s а г е v О. Deadly Illusions:
The KGB Orlov Dossier Reveals Stalin’s Master Spy. N.Y., 1993. P. 255,296), а также составители сборника доку¬
ментов «Преданная Испания» (Rad osh R., Habeck M.R., Sevostianov G. Spain Betrayed. The Soviet
Union in the Spanish Civil War. New Haven; L., 2001).
22 Иную точку зрения см., напр.: Новиков М.В. СССР, Коминтерн и гражданская война в Испании.
1936-1939 гг. Ярославль, 1995.
44
23Radosh R., Habeck MR., Sevostianov G. Spain Betrayed... P. 88-92. Разделяя мнение состави¬
телей этого сборника документов о роли Сташевского, не могу согласиться с их общей оценкой советского
участия в испанской войне. Название сборника «Преданная Испания» и тон комментариев к документам, аб¬
солютизируя негативную роль Сталина и его советников в Испании, искажают историю этой войны. Понят¬
но, почему это произошло - составители хотели показать тайную сторону войны, документы о которой бы¬
ли засекречены именно в силу их негативного изобличающего содержания. Но это только часть правды. Не¬
оспоримо, что республиканское руководство Испании оказалось в зависимости от Сталина только лишь
потому, что не смогло получить помощь от Франции, Великобритании и США. В советской военной помощи
были и корысть, и политическая конъюнктура, и преступления. Но только благодаря поступавшему из
СССР или с его помощью оружию республиканцы смогли сражаться в течение почти трех лет.
24 Из них 460 т чистого золота. См.: PayneS. The Spanish Civil War, the Soviet Union, and Communism. New
Haven; L., 2004. P. 150.
25 История операции «X» была представлена долгие годы лишь воспоминаниями участников событий.
См.: О г 1 о V A. How Stalin Relieved Spain of $600.000.000 / The Reader’s Digest. Nov 1966. P. 37-50; К p и в и ц -
к и й В. Указ, соч.; Alvarez del VayoJ. The Last Optimist. L., 1950. В наши дни операцию «X» исследуют ис¬
торики Испании, России и США, которые пишут об испанском золоте в более широком контексте переосмысле¬
ния гражданской войны в Испании и роли СССР в ней. См.: V i n a s A. El oro español en la Guerra civil. Madrid,
1976; idem. Oro de Moscú. Barcelona, 1979; Costello J., Tsarev O. Deadly Illusions; Ho wson G. Arms for
Spain: The Untold Story of the Spanish Civil War. L., 1998; РыбалкинЮ. Операция «X». Советская военная
помощь республиканской Испании (1936-1939). М., 2000; Radosh R., Habeck M.R., Sevostianov G.
Spain Betrayed; G a z u r E. Alexander Orlov: The FBI’s KGB General. N.Y., 2002; PayneS. The Spanish Civil War... и др.
26 Эти даты, правда, без ссылки на архивные документы, приведены во многих публикациях. См.: Р ы -
б а л к и н Ю. Тайный путь «золотого каравана» // Аргументы и факты. 1996. № 14. С. 7; Н о в и к о в М.В.
СССР. Коминтерн... Ч. 2. С. 9. Западный исследователь С. Пайн и военные историки О. Сарин и Л. Дворец¬
кий даже называют конкретную дату назначения комиссии - 14 сентября. См.: Payne S. The Spanish Civil
War. P. 140-141; Sarin O., Dvoretsky L. Alien Wars. The Soviet Union’s Aggressions Against the Word, 1919
to 1989. Presidio, 1996. P. 2.
27 Об этом пишут Рыбалкин, Пайн, Сарин и Дворецкий. М.М. Литвинов, бывший в то время наркомом
иностранных дел СССР, рассказывает в своих мемуарах об «испанских дебатах» в Политбюро. Дебаты шли
в сентябре. Согласно Литвинову, к 10 сентября вопрос о вмешательстве в испанскую «драку» еще не был ре¬
шен (См.: Litvinov М. Notes for a Journal. L., 1955. Р. 208).
28 Приведу основные даты операции «X». Формально республиканское правительство обратилось к
СССР с просьбой принять на сохранение 510 т испанского золота 15 октября 1936 г. И уже через день, 17 ок¬
тября (подтверждение тому, что договоренность между сторонами была достигнута ранее) Политбюро дало
положительный ответ. Испанское правительство получило телеграмму с ответом советского руководства 20
октября. С 22 по 25 октября в Картахене шла погрузка золота на советские суда. Золото прибыло в Одессу
2 ноября, а оттуда поездом в Москву 6 ноября. Акт о приемке золота Госбанком СССР был составлен 7 фев¬
раля 1937 г. и подписан послом Испанской республики в СССР М. Паскуа, наркомом финансов СССР
Г. Гринько и зам. наркома иностранных дел Н. Крестинским. См.: РыбалкинЮ. Операция «X». С. 92-94.
29 Эту точку зрения высказывают Пайн, Газур (видимо, со слов А. Орлова), Костелло и Царев, а также
Рыбалкин. Те, кто считает, что инициатива сделки исходила от Сталина, ссылаются на его распоряжение, по¬
сланное Ежовым телеграммой 15 октября советскому послу в Испании М. Розенбергу и представителю
НКВД в Испании Орлову. При внимательном прочтении телеграммы, однако, ясно, что в ней речь идет не о
том, чтобы уговорить Негрина отдать золото Москве, а уже о согласовании с ним деталей операции по
транспортировке ценного груза: «Совместно с полпредом Розенбергом организуйте по согласованию с Ка¬
бальеро, главой испанского правительства, отправку (уже отправку! - Е.О.) золотого запаса Испании в Со¬
ветский Союз». Речь идет о техническом исполнении уже достигнутой ранее принципиальной договоренно¬
сти между советской и испанской сторонами. На последовавшей вскоре встрече Негрина, Орлова и Розен¬
берга обсуждались конкретные детали вывоза золота из Картахены. Таким образом, Негрин «дал себя легко
уговорить» не на отправку как таковую золота в Москву, а на перевоз его именно морем, советскими судами
и погрузку советскими танковыми экипажами.
30 Alvarez del V а у о J. The Last Optimist. 1950. P.280. Дел ьВайо, в то время сам министр в правитель¬
стве Испании, утверждает, что решение о депонировании золота в Госбанк СССР было принято с согласия
всего республиканского руководства: «Хотя министр финансов мог своей властью и в согласии с законом
дать приказ о переводе (золота. - Е.О.)у Негрин сделал это только после получения согласия всего прави¬
тельства» (С. 284).
31 См.: РГАСПИ, ф. 5, on. 1, д. 2761, л. 28; Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Красные конки¬
стадоры. М., 1994. С. 79-92; Sme 1 е J.D. White Gold: The Imperial Russian Gold Reserve in the Anti-Bolshevik East,
1918 - ? (An Unconcluded Chapter in the History of the Russian Civil War) // Europe-Asia Studies. Vol. 46. 1994. № 8.
P. 1317-1347; Новицкий В.И. Russian Public Finance During the War. New Haven, 1928; и др.
32 О с о к и н a E. Как СССР торговал людьми // Аргументы и факты. 1999. 16 июня.
33 См.: The Legacy of Alexander Orlov. Prepared by the Subcommittee to Investigate the Administration of the In¬
ternal Security Laws of the Committee on the Judiciary. United States Senate. 93rd Congress, lsl Session. 1973. Wash¬
ington, 1978. P. 50-57; КривицкийВ. Указ. соч. С. 85-100.
34 На момент распада СССР, по западным расчетам (видимо, завышенным), золотой запас страны со¬
ставлял немногим более 300 т, а по заявлению Г.Я. Явлинского (сентябрь 1991 г.) не превышал 200 т чистого
45
золота. Для сравнения: золотой запас США в начале 1990-х гг. был порядка 8 тыс. т. См.: G о d е k L. The State
of the Russian Gold Industry // Europe-Asia Studies. Vol. 46. 1994. № 5. P. 769.
35 О манипуляциях ценами на вооружение и обменным курсом валют и других фактах использования ис¬
панского золота в интересах СССР см. Н о w s о n G. Arms for Spain; Radosh R., Habeck M.R., S e -
vostianov G. Spain Betrayed. P. 424, 429-430, 524; Payne S. The Spanish Civil War... Иной точки зрения
придерживается Рыбалкин. Он считает, что, «бытующее за рубежом мнение», о том, что СССР завышал це¬
ны на вооружение для Испании, не верно. (См.: Рыбалкин Ю. Указ. соч. С. 97-98).
36 На банкете по прибытии золота в Москву Сталин якобы сказал, что испанцам не видать этого золота
как своих ушей. По словам Орлова, участника операции «X», он слышал этот рассказ от своего начальника
по НКВД А.А. Слуцкого в феврале 1937 г. при встрече в Париже. Об этом же ему якобы со слов Ежова рас¬
сказал и М. Кольцов. (См.: G a z и г Е. Alexander Orlov: The FBI’s KGB General. P. 96-97). Шифротелеграмма
Ежова от 15 октября свидетельствует, что Сталин запретил в Испании давать какие-либо расписки в получении
золота. Советская ответственность за золото наступала со сдачей золота Наркомфину СССР в советском порту.
Это положение было повторено в решении Политбюро 19 октября 1939 г. (См.: Рыбалкин Ю. Указ. соч.
С. 93). Но и после прибытия золота в СССР Сталин 3 месяца тянул с распиской, которая была дана респуб¬
ликанцам только в феврале 1937 г.
37 В 1950-е гг., давая показания Сенату США, Орлов считал, что золото все еще было в Москве. Брук-
Шеферд, который писал на основе показаний Орлова, повторил это мнение (Брук-ШефердГ. Судьба со¬
ветских перебежчиков. Нью-Йорк-Иерусалим-Париж, 1983).
38 Р ы б а л к и н Ю. Указ. соч. С. 124-127.
39 P а у n е S. The Spanish Civil War. P. 141.
40 Потенциальная опасность заключалась в том, что рядом с пещерой, где хранилось золото, были скла¬
ды боеприпасов. Начавшиеся в октябре налеты авиации националистов могли поднять на воздух и разметать
золотой запас страны.
41 Судьба Александра Михайловича Орлова (1895-1973) - настоящее имя Фельбин Лейба Лазаревич,
также известен как Лев Лазаревич Никольский, - одного из основных участников операции «X», заслужива¬
ет внимания. Во многом благодаря ему история с испанским золотом получила широкий международный ре¬
зонанс. В партию большевиков Орлов вступил в мае 1917 г. В Гражданскую войну начал работать в совет¬
ской контрразведке, затем занимал различные посты в системе органов госбезопасности. С сентября 1936 г.
Орлов в Испании, где уже шла гражданская война. Здесь он, советник республиканского правительства по
контрразведке и партизанскому движению в тылу, руководил погрузкой золота на советские суда в Карта¬
хене. Орлов оставил подробные воспоминания о событиях тех трех ночей, когда советские танкисты пере¬
возили золото из пещер к пирсам. На счету Орлова много других операций, о которых он, в отличие от ис¬
панского золота, предпочитал молчать. Он создал в Испании политическую полицию по образу НКВД.
Именно он руководил репрессиями против «врагов народа» в Испании, включая и скандальную ликвидацию
лидера Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ) А. Нина. Но скоро пришел и черед самого Орлова.
В июле 1938 г. он получил приказ Ежова прибыть на советский пароход в Антверпен. Имея все основания
полагать, что будет арестован, Орлов, прихватив деньги резидентуры НКВД, вместе с женой и дочерью бе¬
жал через Францию в Канаду, а оттуда в США. Уже после смерти Сталина опубликовал на Западе книгу
«Тайные преступления Сталина». Тогда же он обнародовал и историю испанской казны.
42 При погрузке золота на советские суда присутствовал директор испанской казны Ф. Мендес-Аспе
(F. Mendez-Aspe). Каждое судно в СССР сопровождал испанский доброволец-служащий Банка Испании. Все¬
го в пещере хранилось 10 тыс. ящиков золота весом 145 фунтов каждый (фунт равен 0.4536 кг). По офици¬
альным данным, в СССР вывезли 7.8 тыс. ящиков. Орлов считал, что испанский представитель просчитался
и в действительности вывезли 7.9 тыс. ящиков (разница в этом случае составит 7 тыс. тонн чистого золота).
В пещере хранилось и серебро, но оно Сталина не интересовало. Испанское правительство отдало СССР
практически все золото казны и после испытывало финансовые затруднения. Для пополнения опустевших
кладовых правительство, как водится, объявило мобилизацию ценностей населения. 3 октября 1936 г. Со¬
вет министров Республики принял декрет, который предписывал всем гражданам и организациям в недель¬
ный срок сдать в Государственный банк все имевшееся у них золото и другие валютные ценности. Другим
декретом был запрещен частный вывоз из страны золота и серебра. (См.: Рыбалкин Ю. Указ. соч. С. 95).
43 Слуцкий Абрам Аронович (1898-1938), руководящий работник советских органов госбезопасности.
Участвовал во многих спецоперациях в Европе.
^КривицкийВ. Указ. соч. С. 82-83.
45 Сам разведчик и участник операции «X», В. Кривицкий, например, не знал, что золото было переве¬
зено уже в октябре. Он писал: «3 декабря, когда транспортировка золота налаживалась (а оно уже месяц, как
было в Москве. - Е.О.), Москва официально опровергала, что подобная сделка заключена...». (См.: Кри¬
вицкий В. Указ. соч. С. 76).
46 Там же.
47 На этот счет существуют и другие точки зрения. Цель Вайо, например, сам будучи коммунистом и по-
клонником СССР, отрицает, что Негрин был коммунистом. По его мнению, Негрин, несмотря на хорошие
отношения с русскими, никогда не допустил бы даже намека на их вмешательство в дела правительства.
(Del V а у о A. The Last Optimist. P. 287-292). Это мнение разделял и Орлов, который встречался с Негрином.
Помимо того, что Орлов назвал Негрина «полезным идиотом», он писал, что тот представлял собой тип по¬
литически наивного интеллектуала, который в теории отрицал коммунизм, но «в общих чертах» симпатизи¬
ровал «великому эксперименту» в России, (см.: Orlov A. How Stalin Relieved Spain of $600.000.000. P. 41 ).
46
48 D е 1 V а у о A. The Last Optimist. P. 291.
49 P a у n s e S. The Spanish Civil War... P. 149.
50 В Особых папках Политбюро сохранилось решение от 25 октября 1936 г.: «Командировать временно
уполномоченным Наркомвнешторга в Испании т. Сташевского» (См.: РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 20, л. 110,
п. 132). В то время член испанского правительства Альварес дель Вайо упоминает, что первые обращения к
советскому руководству по поводу испанской казны были сделаны через некого советского торгового атта¬
ше, которого дель Вайо называет М. Винзер или М. Винцер (М. Winzer). О ком точно идет речь, выяснить не
удалось, но звучание напоминает фамилию Вейцера, комиссара внутренней торговли СССР. Испанец мог на¬
путать с фамилией и инициалами, но в любом случае, по словам дель Вайо, зондирование почвы для перего¬
воров о золоте началось еще до прибытия Сташевского в Испанию. (Del V а у о A. The Last Optimist. Р. 283).
51 Кривицкий В. Указ. соч. С. 77.
52Рыбалкин Ю. Указ. соч. С. 94.
51 О г 1 о V A. How Stalin Relieved Spain of $600.000.000. P. 41.
54 К p и в и ц к и й В. Указ. соч. С. 80-84.
55 В ходе репрессий 1937-1938 гг. были ликвидированы основные участники операции «X», в том числе
Я. Берзин, первый советский посол в Испании М.И. Розенберг, а также нарком финансов Г.Ф. Гринько и зам-
наркома иностранных дел Н.Н. Крестинский, которые подписали акт приемки золота в 1937 г.
56 Кривицкий был вызван в Москву в марте 1937 г. и находился там до 22 мая. Летом последовал новый
вызов в Москву, но Кривицкий решил не возвращаться, тем самым продлив свою жизнь почти на 4 года.
57 Р ы б а л к и н Ю. Указ. соч. С. 82. Полный текст этого донесения в переводе на английский язык см.:
RadoshR., Habeck M.R., SevostianovG. Spain Betrayed. P. 89-92.
58 Ibid.
59 Кривицкий свидетельствует, что и другой представитель военной разведки в Испании Я. Берзин в сво¬
ем конфиденциальном докладе наркому обороны Ворошилову (в числе адресатов был также и Ежов) кри¬
тиковал действия НКВД и предлагал немедленно отозвать Орлова из Испании. Костелло и Царев также счи¬
тают, что Сташевский жаловался на действия НКВД в Испании и стал жертвой мести Ежова.
60 Показания против Сташевского дали арестованные по другим делам К.С. Баранский, С.С. Пестков-
ский, Р.А. Мукиевич и другие. Прочитав биографии этих людей, нетрудно увидеть, что НКВД фабриковал
«их связи» по польской принадлежности, но есть и другие пересечения в их судьбах, которые НКВД мог ис¬
пользовать в своих целях - членство в СДКПЛ, Западный фронт, эмиграция.
61 В справке КПК 1956 г. говорится: «Как теперь установлено, Сташевский осужден необоснованно. Его
признательные показания не могут быть приняты во внимание, так как они опровергаются показаниями дру¬
гих лиц. Показания же свидетелей являются неконкретными, и к тому же Барановский (ошибка в документе,
в другом месте правильно К.С. Баранский. - Е.О.) и другие (в числе них С.С. Пестковский и Р.А. Мукиевич. -
Е.О.) на суде от своих показаний, данных ими на следствии, отказались, как от вымышленных».
© 2007 г. С. А. С О Л Н Ц Е В А*
УДАРНЫЕ ФОРМИРОВАНИЯ РУССКОЙ АРМИИ
В 1917 ГОДУ
Первая мировая война, принявшая в 1915 г. преимущественно позиционный харак¬
тер, способствовала появлению в войсках обеих воюющих коалиций ударных подраз¬
делений и частей, которые специализировались на атаке и прорыве укрепленных пози¬
ций противника. В русской армии ими стали команды бомбометателей при ротах в пе¬
хотных частях и гренадерские взводы (взводы метателей гранат) при пехотных и
стрелковых полках, в которые командирам рекомендовалось «избирать людей смелых
и энергичных», тем более что все равно «безоружных... по недостатку винтовок име¬
ется достаточное число в каждой дивизии»1. Вероятно, первым документом, заложив¬
шим основу системы русских ударных формирований, следует считать приказ времен¬
но командующего Особой армией Юго-Западного фронта генерала от инфантерии
П.С. Балуева № 109/10 от 2 февраля 1917 г.,** гласивший: «Германцы, ввиду понизив¬
шегося боевого уровня своей пехоты, образовали особые отборные части... для обес¬
печения успеха частных активных предприятий в период позиционной войны. Практи¬
* Солнцева Светлана Александровна, научный сотрудник Центрального музея Вооруженных Сил.
** Все даты приводятся по старому стилю.
47
ка показала, что части эти действительно достигают сравнительно легко нужного
успеха и что действия их всегда отличаются смелостью, согласованностью и видимым
основательным изучением всеми людьми поставленных задач и способов их достиже¬
ния... Считаю необходимым организовать у нас специальные "ударные отряды" для
того, чтобы дать в руки начальникам надежное средство для проявления частной (бое¬
вой. - С.С.) активности с достижением положительных результатов на фронте при
обороне и вместе с тем создать кадр хорошо обученных смельчаков, применение кото¬
рых при наступлении пехоты придаст ему большую живость и уверенность». В приказе
подчеркивалось, что ударные отряды назначаются исключительно для активных дей¬
ствий - атак или контратак. Формирование и обучение ударных подразделений следо¬
вало закончить к 1 марта 1917 г. Завершался приказ словами: «Я буду считать службу
в "ударных отрядах" особенно почетной, буду внимательно следить за их работой и от¬
мечать каждое их удачное дело»2.
Однако события Февральской революции 1917 г. придали «ударничеству» в русской
армии новое звучание, дополнив его элементами политической ангажированности и
добровольчества как принципа комплектования. 29 апреля 1917 г. член правления Тор¬
гово-промышленного банка князь С.В. Кудашев представил на имя военного и морско¬
го министра А.И. Гучкова записку, в которой говорилось: «Необходимо демонстриро¬
вать в армии доблесть и организованность частей, которые увлекали бы на подвиг
остальную массу... Этот принцип... широко применяется во Франции в так называе¬
мых штурмовых колоннах, которые особо подбираются, чтобы идти на верную
смерть... Этот принцип, видоизмененный применительно к русским условиям, может
возродить русскую армию. Поэтому... представляется необходимым во всех армиях
фронта создать особые "ударные" единицы, большею частью обреченные на истреб¬
ление, которые должны быть составлены исключительно из добровольцев, так как по¬
двиг может быть таковым, только если он является результатом свободной воли». Да¬
лее банкир предлагал предоставить семьям добровольцев пенсии в размере заработка
последних до военной службы, а в случае гибели заносить имена погибших волонтеров
в особые списки и выдавать их семьям специальные почетные свидетельства. Устав та¬
ких войсковых частей должен был, по мнению Кудашева, отличаться от устава осталь¬
ной армии наличием ряда привилегий и требованием повышенной дисциплины. Князь
был уверен, что новые части смогут быстро «пересоздать теперешние психически бес¬
форменные войска в армию с определенно устремленной к победе волей»3.
Свидетельством того, что данное нововведение назрело, явились и аналогичные
проекты, вышедшие из среды самих фронтовиков. Так, командующему 8-й армией
Юго-Западного фронта генералу Л.Г. Корнилову в мае 1917 г. был представлен доклад
капитана М.О. Неженцева под названием «Главнейшая причина пассивности нашей ар¬
мии и меры противодействия ей», где предлагалось немедленно начать формирование
при штабах армий и корпусов, а также во всех полках действующей армии ударных от¬
рядов из добровольцев, готовых без колебания пожертвовать собою во имя победы.
Такие отряды следовало, по мнению Неженцева, бросать на прорыв самых укреплен¬
ных позиций противника, чтобы они своим примером воодушевляли остальные войска.
В конце доклада капитан просил разрешить ему приступить к организации одного из
отрядов лично и 19 мая такое разрешение получил4.
В это же время к командующему Юго-Западным фронтом генералу А.А. Брусило¬
ву поступил проект капитана М.А. Муравьева о формировании ударных частей из доб¬
ровольцев тыла5. Кроме того, с целью агитации за поддержание дисциплины и порядка
на Юго-Западный фронт из Севастополя прибыла делегация от военных и граждан¬
ских моряков, рабочих и солдат черноморских гарнизонов в количестве 190 человек.
13 мая члены делегации совместно с инициативной группой солдат и офицеров фронта
во главе с капитаном Муравьевым и подпоручиком Данаусовым обратились к генералу
Брусилову и военному министру Керенскому с заявлением о необходимости формиро¬
вания особых ударных революционных батальонов из волонтеров, навербованных в
центре России, «чтобы этим вселить в армию веру, что весь русский народ идет за нею
48
во имя скорого мира и братства народов с тем, чтобы при наступлении революционные
батальоны, поставленные на важнейших боевых участках, своим порывом могли бы
увлечь за собою колеблющихся»6. 16 мая это заявление поддержал экстренно собрав¬
шийся съезд делегатов Юго-Западного фронта, и в тот же день председательствовав¬
ший на съезде Брусилов отправил в адрес Верховного главнокомандующего генерала
М.В. Алексеева 2 телеграммы: с текстом указанной резолюции и с сообщением о на¬
правлении члена черноморской организации матроса Баткина в Петроградский Совет
«с просьбой санкционировать и широко поддержать идею создания ударных револю¬
ционных батальонов», которые рассматривались как части будущей новой армии. По¬
мимо этого, Брусилов просил Главковерха отдать приказ о срочной вербовке «волон¬
теров в военно-учебных заведениях, во флоте и крепостях Черного моря». Кроме
Алексеева Брусилов известил о резолюции фронтового съезда военного министра Ке¬
ренского, совершавшего в тот момент поездку по Юго-Западному фронту. Последний
«изъявил согласие» и отправил 18 мая соответствующую телеграмму в Военное мини¬
стерство7.
Наконец, 23 мая эта идея была поддержана исполнительным комитетом Юго-За¬
падного фронта, обратившимся к личному составу фронта с соответствующим воззва¬
нием. Девизом «ударников» был провозглашен лозунг: «За землю и волю, за мир всего
мира с оружием в руках - вперед!» Характерно, что в воззвании призыв записываться
в «ударники» был обращен к солдатам и офицерам действующей армии (а не тыловых
гарнизонов, как предлагал Муравьев). Новый Главковерх Брусилов, назначенный на
этот пост 22 мая, поддержал инициативу Юго-Западного фронта, объявил себя первым
«ударником» и призвал последовать его примеру других фронтовиков. Первый такой
батальон был сформирован на Юго-Западном фронте. Там же возник и отличитель¬
ный знак на униформе «ударников» - красно-черная лента, символизировавшая защи¬
ту свободы (красный цвет) и нежелание жить, если погибнет Россия (черный цвет).
В соответствии с этим Главковерх учредил специальный отличительный знак для во¬
еннослужащих всех батальонов смерти - «красно-черный шеврон на правом рукаве уг¬
лом вниз»8. Инициативу Юго-Западного фронта поддержали на других фронтах, в
частности на Западном, которым командовал генерал А.И. Деникин. Так в России бы¬
ло положено начало движению революционного военного «ударничества».
Батальоны смерти из добровольцев фронта создавались сверхштатно при дивизиях
действующей армии. Отпуск на них дополнительных средств от казны, во всяком слу¬
чае первоначально, не предусматривался, и комплектование этих батальонов, их до¬
вольствие, в том числе денежное, обеспечение вооружением и конским составом явля¬
лось заботой самих армейских соединений9. Для формирования штурмовых войск в ди¬
визиях были образованы специальные комиссии. Поскольку не исключалось, что
число добровольцев может превысить необходимое количество людей, предусматри¬
вался «выбор наиболее сильных, выносливых и побывавших в боях» претендентов, а
остальные подлежали записи в резерв каждого батальона смерти для последующего
пополнения убыли личного состава. При этом батальоны смерти имели усиленные
штаты и подлежали обязательному укомплектованию10.
Командование стремилось обеспечить «смертников» улучшенным питанием и но¬
вым обмундированием11. Однако в условиях плохого снабжения действующей армии
продовольствием и обмундированием сделать это было непросто. Поэтому, например,
в сентябре 1917 г. военнослужащим батальона смерти 2-й пехотной дивизии Румынско¬
го фронта дважды выплачивали деньги «за недоед», т.е. денежную компенсацию за не¬
полученные полагающиеся продукты12. Возможно также, что попытка усиленного
снабжения штурмовых батальонов вызвала отрицательную реакцию в войсках, в том
числе в частях, давших коллективные клятвы смерти, поскольку личному составу по¬
следних полагались только знаки ударников - кокарда в виде черепа со скрещенными
под ними двумя костями (позже мечами) и красно-черный шеврон на рукав. Да и сами
«смертники», будучи фронтовиками, не всегда это поддерживали. Так, в июле 1917 г.
войсковой комитет батальона смерти 188-й пехотной дивизии Румынского фронта по-
49
еле обсуждения вопроса в ротах и командах батальона «постановил отказаться от всех
преимуществ, которые дает поступление в батальон смерти, и впредь получать доволь¬
ствие и обмундирование лишь в той мере, в какой получают это все солдаты русской
армии»13. То же самое иногда высказывалось и в отношении символики «смертников».
К примеру, общее собрание батареи смерти 15-го Сибирского артиллерийского диви¬
зиона постановило отказаться от всяких отличий, присваиваемых ударно-штурмовой
артиллерии, так как эти отличия «вносят разлад между пехотой и артиллерией, кото¬
рый и без того силен»14.
В подразделениях и батальонах смерти значительное внимание уделялось выработ¬
ке крепчайшей «спайки» между военнослужащими, развитию чувства взаимной выруч¬
ки «до крайних пределов», твердости характера и выносливости как физической, так и
моральной, а также воспитанию солдат и офицеров в духе жертвенного служения ре¬
волюционной Родине, которое начиналось с принятия формированием клятвы смерти
и подписания каждым добровольцем клятвенного обещания «беспрекословно, по пер¬
вому требованию... начальников... атаковать противника, когда и где мне будет при¬
казано»15. В постановлении общего собрания трех пулеметных команд 2-го Сибирско¬
го стрелкового полка Западного фронта от 4 июня 1917 г., например, говорилось: «Вы¬
слушав приказ военного министра о наступлении, мы заявляем, что призыв нашего
вождя является для нас обязательным и беспрекословным, почему всякое его обсужде¬
ние неуместно и недопустимо, а потому по первому его приказу через наших начальни¬
ков готовы как один двинуться на врага в любой момент с имеющимися налицо силами
и средствами, принеся себя в жертву на алтарь свободы»16. С целью всемерной популя¬
ризации ударничества коллективные клятвы смерти соединений, частей и подразделе¬
ний смерти доводились до сведения остальных войск. Кроме того, в своем первом об¬
ращении к войскам по поводу создания ударных формирований генерал Брусилов тре¬
бовал в наикратчайший срок представить списки «смертников» в исполнительный
комитет Юго-Западного фронта с тем, чтобы Главковерх мог ходатайствовать перед
будущим Учредительным собранием об увековечивании имен «тех истинных солдат
революции, которые в критический момент решения судьбы России встали грудью на
защиту свободы для спасения Родины»17. В постановлении о создании батальона смер¬
ти 48-й пехотной дивизии высказывалось пожелание «возбудить ходатайство об обна¬
родовании в газетах списка добровольцев, поступивших в батальон смерти, а также со¬
общения на места родины добровольцев об их героизме и решимости вести борьбу до
победного конца»18 и т.д.
Вооруженные силы к движению фронтового ударничества отнеслись неоднознач¬
но. С одной стороны, находились солдаты и офицеры, которые, движимые патриоти¬
ческим порывом, стали переходить в штурмовые формирования. Как писал в доклад¬
ной записке начальнику своей команды один из них, «сознавая тяжелое положение ро¬
дины и слободы (так в оригинале. - С.С.) и видя, что жизнь всей страны поставлена на
карту; желая умереть за родину и слободу в первых рядах революционной армии, про¬
шу вашего ходатайства о скорейшем откомандировании меня в батальон смерти»19.
Отдельные военнослужащие вносили добровольные пожертвования на нужды бата¬
льонов смерти. Росло число частей и соединений, принявших коллективные присяги
перед боем, причем среди них была даже одна интернациональная - 3-й Чешский Яна
Жижки стрелковый полк20. С другой стороны, не удалась попытка создания «револю¬
ционных» штурмовых формирований в латышских стрелковых частях, а во флоте на
призыв Верховного главнокомандующего откликнулись только 3 корабля. В итоге, не¬
смотря на все усилия командования, в Ставке вскоре появились списки частей, подле¬
жавших исключению из состава штурмовых войск из-за их отказа выступить на пере¬
довую или выполнить боевой приказ.
Тем не менее к моменту Октябрьской революции существовало 313 формирований
«смерти», личный состав которых насчитывал свыше 600 тыс. человек, что позволило
военным кругам даже обсуждать вопрос о создании «армии смерти»21. В событиях ре¬
волюции «смертники» приняли участие по обе стороны баррикад. Так, штурмовой ба¬
50
тальон (батальон смерти) 73-й пехотной дивизии заявил, что «с негодованием заслушал
известие о восстании петроградского гарнизона, руководимого большевиками», и еди¬
нодушно выразил «свое глубочайшее презрение всем руководящим [органам] демокра¬
тических и войсковых организаций, которые, позабыв свой долг перед родиной и рево¬
люцией, бессовестно склонили свою голову перед чудовищной затеей большевиков,
подчеркнув этим свое лицемерие и трусость в тот момент, когда, жертвуя жизнью,
нужно вновь смело стать на защиту родины и свободы»22. Военнослужащие же отдель¬
ного Ревельского морского батальона смерти, наоборот, приняли непосредственное
участие в восстании23. Батальоны смерти просуществовали до конца 1917 г., причем
еще в октябре-ноябре продолжалось их пополнение24. Однако установившееся после
победы Октябрьской революции перемирие на фронте и начало официальной демоби¬
лизации старой армии привели к их расформированию. Военнослужащие-«смертники»
возвращались на прежние места службы. Туда же направлялось и имущество батальо¬
нов либо его равноценная замена. В это время на их основе кое-где стали создавать
другие формирования, в частности национальные. Так, при Временном правительстве
существовало несколько национальных ударных частей: 2-й и 5-й Армянские стрелко¬
вые полки смерти, Украинский женский батальон смерти при 24-м запасном пехотном
полку и Грузинский ударный революционный батальон из волонтеров тыла (послед¬
ние два находились в стадии формирования). Имели место и случаи перехода бата¬
льонов смерти в разряд ударных революционных батальонов из волонтеров тыла.
Части же и соединения смерти (т.е. те, кто в свое время принял коллективные клятвы
смерти) подлежали расформированию в связи с демобилизацией армии в общем по¬
рядке.
Несколько иначе сложилась судьба ударных частей из волонтеров тыла, третьей
категории штурмовых формирований. Идея их создания в первый момент была встре¬
чена командным составом в штыки. «Опасным и вредным для армии» назвал создание
таких батальонов Главный комитет Союза офицеров армии и флота, поскольку разло¬
жение войск, по мнению его членов, шло именно из тыла, а декларированные первона¬
чально в этих новых частях выборность командиров, отсутствие погон и т.д. могли по¬
дать фронту дурной пример. Верховный главнокомандующий Алексеев тоже писал
20 мая Брусилову в ответ на его послание: «Совершенно не разделяю надежд Ваших на
пользу для лихой, самоотверженной, доблестной и искусной борьбы с врагом предло¬
женной меры (создание указанных частей. - С.С.). Разрешаю только потому, что Вы
эту мысль поддерживаете... Просил бы сначала обратить внимание на честные эле¬
менты своего фронта, не рассчитывая широко на спасение извне (т.е. Главковерх пред¬
лагал формировать батальоны смерти из добровольцев фронта. - С.С.). Все, что мо¬
жет дать страна, придет не так скоро. Эти, быть может, и воодушевленные элементы
нужно еще спаять, обучить. Выражаю свое мнение, что в недрах фронта, при некото¬
рых мерах, можно найти материал на 12 батальонов, если только от такого числа зави¬
сит общее спасение»25. А когда Брусилов сообщил о начале создания ударных групп из
волонтеров тыла (первоначально действительно в количестве 12 батальонов), Главко¬
верх в телеграмме от 21 мая выразил опасение, что сбор «в тылу армии неизвестных и
необученных элементов вместо ожидаемой пользы может принести вред для ближнего
тыла» Юго-Западного фронта26. Таким образом, если штурмовые формирования из
добровольцев частей действующей армии (батальоны смерти) представлялись высше¬
му командованию хотя и чрезвычайным, но все же органичным для войск явлением, то
ударные революционные батальоны из волонтеров тыла казались инородным для ар¬
мии телом. Исключение составлял командующий Юго-Западным фронтом, а позже
Верховный главнокомандующий генерал Брусилов, всемерно поддержавший инициа¬
тиву по их организации. 23 мая он утвердил «План формирования революционных ба¬
тальонов из волонтеров тыла» для Юго-Западного фронта, который затем был пере¬
дан в Военное министерство, и направил на следующий день военному министру теле¬
грамму, извещавшую о начале их формирования. Генерал ходатайствовал о принятии
закона, по которому бы все лица, «поступившие волонтерами в ряды армии, сохранили
51
свои должности и содержание, а в случае смерти за родину их семьям была назначена
пенсия»27.
3 июня в столице на совместном заседании делегации Черноморского флота и пред¬
ставителей трех самодеятельных организаций - Военного союза личного примера, Сою¬
за георгиевских кавалеров и Совета Союза казачьих войск был образован Всерос¬
сийский Центральный комитет по организации уже целой Добровольческой револю¬
ционной армии (ВЦК ДРА, он же Исполнительный комитет по формированию
революционных батальонов из волонтеров тыла) под руководством капитана Мура¬
вьева28. Комитет немедленно выпустил следующее воззвание: «Для усиления боевой
мощи и поднятия революционно-наступательного порыва армии во имя защиты свобо¬
ды, закрепления завоеваний революции, от чего зависит свобода демократии не только
России, но всего мира, приступлено к формированию Добровольческой революцион¬
ной армии, батальоны которой вместе с доблестными нашими полками ринутся на гер¬
манские баррикады во имя скорого мира без аннексий, контрибуций, на началах само¬
определения народов... Все, кому дороги судьбы родины, кому дороги великие идеалы
братства народов, рабочие, солдаты, женщины, юнкера, студенты, офицеры, чиновни¬
ки, идите к нам под красные знамена добровольческих батальонов...». На Мойке нача¬
лась запись в Добровольческую армию29. По стране набор волонтеров от лица ВЦК
должны были вести специальные областные комитеты и отделы. ВЦК учредил также
должности комиссаров Добровольческой революционной армии для вербовки на ме¬
стах, а позже, в сентябре, начал выпускать газету «Доброволец».
13 июня 1917 г. Верховный главнокомандующий генерал Брусилов издал знамени¬
тый приказ № 439, содержавший «План формирования революционных батальонов из
волонтеров тыла», в соответствии с которым на всех фронтах при штабах учреждались
комитеты по их формированию. При Ставке создавался Центральный исполнитель¬
ный комитет по формированию таких батальонов под председательством подполков¬
ника В.К. Манакина30. Главная квартира довольно щедро финансировала его деятель¬
ность, только в августе и сентябре указанному ЦИКу было выдано по 25 тыс. руб. на
расходы по организации батальонов и содержание членов всех соответствующих
фронтовых комитетов, в начале октября - 23 тыс. руб., а 20 ноября, в день занятия Мо¬
гилева отрядом советских войск под командованием нового Главковерха прапорщика
Н.В. Крыленко - 7 тыс. руб. на созыв съезда31. Кроме того, в октябре Ставка устано¬
вила для каждого армейского комитета по формированию смету их текущих расходов.
Хотя в приказе № 439 Верховный главнокомандующий указал, что набор волонтеров
тыла будет вестись «при содействии всех политических и общественных организаций,
стоящих в вопросе о войне и мире на платформе, изложенной в воззвании к армии Пет¬
роградского Совета р[абочих] и с[олдатских] депутатов»32, а местные Советы рассмат¬
ривались в качестве органов, посредством которых должна была осуществляться вер¬
бовка добровольцев, сами Советы в целом отнеслись к данным ударным формирова¬
ниям отрицательно. Так, военный отдел Всероссийского Совета крестьянских
депутатов на своем заседании 6 июня 1917 г. категорически отказался поддержать это
начинание. Будучи в принципе не против добровольческого движения, отдел признавал
допустимой только организацию ударных групп самими боевыми частями и поступле¬
ние в войска отдельных волонтеров на общих основаниях. Такая позиция мотивирова¬
лась нежеланием противопоставлять отдельные части (которые к тому же могли стать
орудием контрреволюции) остальной армии33.
Настоящей филиппикой в адрес ударных волонтерских частей разразился 11 июня
исполком Псковского Совета солдатских и рабочих депутатов, который, в частности,
указал, что инициаторы их создания «за разрешением и содействием в первую голову
обратились к высшему командному составу армии, не получив предварительной санк¬
ции ни от Петроградского Совета, ни от происходящего теперь съезда Советов»; что
«самый способ вербовки добровольцев... и предусматриваемая для них уставом луч¬
шая материальная обеспеченность сравнительно с другими их товарищами по армии,
ставит батальоны в особое привилегированное положение»; что «политическим и
52
стратегическим целям образования батальонов... легко может быть придано истолко¬
вание, не соответствующее стремлениям революционной демократии», а «изолирован¬
ность положения и особенности задач батальонов не исключают опасности их дей¬
ствий, не совпадающих с господствующим в армии течением». Созданием «предпола¬
гаемых ударных отрядов, - указывалось в резолюции, - по тем же причинам не будет
достигнута даже основная задача замысла - усиление боеспособности армии»34. Голов¬
ной же, Петроградский Совет отмалчивался по столь животрепещущему вопросу до
сентября 1917 г., когда он, как известно, был большевизирован и принял резолюцию
против организации специальных батальонов из волонтеров тыла с аналогичной моти¬
вировкой35. Неоднозначной была и оценка этих формирований общественными орга¬
низациями. Так, если одни из них - Военная лига и пр. - активно включились в процесс
создания революционных батальонов, то другие, например Союз социалистов Народ¬
ной армии, выступили категорически против этого, считая практику организации осо¬
бых частей оскорбительной для армии, сражающейся три года.
Создание ударных батальонов из волонтеров тыла началось незамедлительно.
В качестве основного источника волонтеров рассматривалась молодежь - учащиеся,
рабочие, интеллигенция и вообще все граждане России, не подлежавшие призыву или
еще не призванные в армию, в возрасте не моложе 17 лет за исключением лишенных
прав по суду. Нетрудно заметить, что акцент делался на привлечение в ударные части
прежде всего горожан, число которых было мизерно по сравнению с сельским насе¬
лением страны, в то время как в армии основной контингент как раз составляли
крестьяне. Кроме гражданского населения набор добровольцев предлагалось вести
в запасных полках Петрограда, Москвы, их окрестностей и в прочих тыловых частях
в Центре России, а также в тыловых частях фронтов при условии сохранения их бое¬
способности и с согласия командиров. Допускалась вербовка волонтеров в военных
училищах и школах прапорщиков. Командный состав батальонов должен был уком¬
плектовываться офицерами-добровольцами, состоявшими в резерве при штабах
округов или служившими в тыловых частях. Специально оговаривалась возможность
приема волонтеров, находившихся под следствием или осужденных «за поступки,
не порочащие дорогого имени гражданина», причем им гарантировалась полная
амнистия.
Главковерх вошел в правительство с предложением о сохранении для волонтеров,
ушедших в ударники с государственной службы, их должностей и жалованья. Добро-
вольцам-учащимся гарантировалось возвращение в учебные заведения к началу учеб¬
ного года, что свидетельствует об изначально предполагавшемся временном характере
их пребывания в ударных батальонах. Такая же норма вводилась и в отношении удар-
ников-студентов. Юнкерам же гарантировалось производство в офицеры за отличия в
боях. Как и в случае с батальонами смерти, идея создания формирований ударников-
волонтеров тыла нашла немалое число сторонников. На имя военного министра стали
поступать письма и телеграммы от отдельных лиц и целых групп военнослужащих
внутренних округов с просьбами о переводе в создающиеся революционные батальо¬
ны. В рядах ударников появились даже бывшие дезертиры. Если в середине июня 1917 г.
численность добровольцев тыла составляла около 2 тыс. человек, то к концу октября -
50 тыс.36 Кроме «обычных» волонтерских частей, появились и части, сформированные
по какому-либо определенному признаку - исключительно из юнкеров, или из георги¬
евских кавалеров, или из пленных австро-венгерской армии - этнических югославов37.
В столице был организован ударный батальон рабочих-добровольцев Обуховского за¬
вода, а в Тифлисе - национальный грузинский батальон. Наконец, появились женские
ударные части и подразделения38.
Революционные батальоны задумывались как части с крепкой воинской дисципли¬
ной, в основе которой, как провозглашал приказ № 439, лежало беспрекословное ис¬
полнение приказаний начальников. Однако в отличие от царской армии, в основе та¬
кой дисциплины должны были лежать не принуждение, а революционная сознатель¬
ность и революционный патриотизм добровольцев39. Присягая, ударник-волонтер
53
тыла давал «честное слово революционера-гражданина, что добровольно, бескорыст¬
но, исключительно побуждаемый любовью к свободе России, целью защиты ее чести,
свободы и братства и возвращения утерянных нами земель.., принимая на себя обязан¬
ности революционного солдата», он обещает «исполнять безропотно и без протеста по
службе и в бою все приказания... начальников...»(впрочем, если доброволец со време¬
нем начинал считать, что не может или не хочет продолжать службу в ударном бата¬
льоне, он без последствий для себя переводился в обычную часть)40.
Таким образом была предпринята попытка заложить основы новой, более демо¬
кратичной организации войск, отвечающей духу революционного времени. Однако не¬
обходимость скорейшего поднятия боеспособности армии и, соответственно, интен¬
сивность процесса формирования как ударных революционных батальонов, так и ба¬
тальонов смерти неизбежно порождала параллелизм и путаницу. В связи с этим
27 июня 1917 г. Верховный главнокомандующий был вынужден издать специальный
приказ № 547, разъяснявший разницу между штурмовыми батальонами двух катего¬
рий: «...1) Ударные части (роты и батальоны смерти) первой категории формируются
в пехотных и конных полках (действующей армии. - С.С.) из охотников (добровольцев. -
С.С.) данного полка и являются неотъемлемой частью этого полка. В пехотном полку
формируется от одной ударной роты до батальона за исключением тех случаев, если
весь полк изъявит желание быть ударной частью (т.е. частью смерти. - С.С.)». Эти ро¬
ты и батальоны оставались «в составе своих полков, имея задачей служить примером
доблестного исполнения... долга для остальной части полка, и идти на штурм в голове
своего полка». В особых случаях ударные роты могли временно сводиться в особые ба¬
тальоны при своих дивизиях. «2) Революционные же батальоны» формировались из
волонтеров, юнкеров, солдат запасных полков и прочих тыловых частей Центра Рос¬
сии и фронтов, и их не следовало смешивать с ударными частями, создававшимися не¬
посредственно в действующей армии41.
Так же, как у военнослужащих батальонов смерти, у добровольцев тыла было обмун¬
дирование общеармейского образца с использованием тех же символических цветов -
красного и черного. Но элементы их символики отличались от тех, что имели «смертни¬
ки»: все «революционеры»-волонтеры носили на правом рукаве шеврон в виде красного
круга, пересеченный черным андреевским (косым) крестом. На погонах защитного
цвета у ударников был изображен черный череп со скрещенными костями. В отличие
от батальонов смерти, являвшихся сверхштатными формированиями войсковых ча¬
стей и соединений, которым знамена не полагались, ударные революционные батальо¬
ны в обязательном порядке получали знамена установленного образца, которые пред¬
ставляли собой красное полотнище, пересеченное из угла в угол черным андреевским
крестом с надписью на красном поле «За свободу народов, граждане, с оружием впе¬
ред!» и обрамленное черной бахромой. К знамени крепилась красно-черная лента с
черной кистью. Вручение знамен должно было производиться на смотре каждой новой
ударной части генералом по назначению главнокомандующего фронтом. Для ударных
батальонов из волонтеров тыла были учреждены и особые награды, в оформлении ко¬
торых использовались изображения черепа и скрещенных под ним костей41.
Как правило, в качестве единицы ударных формирований волонтеров тыла высту¬
пали батальоны, но иногда присутствовала отрядная форма (например, в конце сентяб¬
ря 1917 г. создавался ударный железнодорожный отряд). Кроме того, в составе ударных
войск были организованы 2 полка - Корниловский ударный 4-х батальонного состава, в
который был развернут Корниловский ударный отряд, и 3-х батальонный 1-й революци¬
онный ударный полк. Шло укомплектование 2-го ударного революционного полка.
Предполагалось массовое формирование 4-х батальонных ударных полков. В каждом
ударном революционном батальоне числилось 22 офицера и 1 066 солдат43. В течение
1917 г. штаты ударных формирований неоднократно уточнялись в сторону усиления.
Материальное, в том числе и денежное содержание «революционных» ударников так¬
же было улучшенным по сравнению с остальной армией. Кроме того, офицерскому со¬
ставу полагались денщики, вестовые и деньги на наем прислуги, против чего в 1917 г.
54
категорически и неоднократно протестовали солдаты «обычных» частей и что огова¬
ривалось в «Декларации прав солдата». В сентябре 1917 г. приказом военного мини¬
стра Временного правительства генерала А.И. Верховского создание добровольческих
формирований тыла было временно приостановлено44.
Движение военного ударничества волонтеров тыла вылилось в 1917 г. в создание
2 полков, свыше 50 батальонов и небольших ударных подразделений, которые хотя и
не растворились в многомиллионной войсковой массе, но переломить обстановку и по¬
высить боеспособность русской армии не смогли45, несмотря на значительные усилия
постфевральского режима по их пропаганде и в целом положительное восприятие в
гражданской среде. В войсках основной массой нижних чинов добровольцы восприни¬
мались негативно, а часто и враждебно, в то время как командный состав видел в них
единственную надежду на перелом в настроениях армии и возможность доведения вой¬
ны до победного конца. Враждебность солдат обуславливалась, в числе прочего, тем,
что Корниловский ударный полк и многие ударные батальоны, особенно юнкерские,
помимо или вместо непосредственно боевого применения использовались командова¬
нием в качестве заградительных отрядов и карательных команд, свирепствовавших в
ближнем тылу фронта46. Сами «революционеры-волонтеры» констатировали, что,
«поставленные в положение защитников порядка и назначаемые для охраны узлов и
задержания дезертиров», они, «естественно, вызывают ненависть к себе»47.
«Революционеры»-ударники оказались вовлеченными в политические бури 1917 г.,
в частности в выступление генерала Корнилова, когда в группировку войск, предназна¬
чавшуюся для активных действий в районе Петрограда и в самой столице, были вклю¬
чены несколько ударных юнкерских и 1-й Омский ударный батальоны Юго-Западного
фронта. Непосредственно в Ставке был задействован Корниловский ударный полк.
Поэтому после того, как мятеж не удался, Советы и сами войска усилили требования
распустить ударные формирования всех типов и направить их личный состав в каче¬
стве пополнения в "обычные" фронтовые части, а Общеармейский комитет при Став¬
ке постановил разоружить Корниловский полк48.
В событиях Октября ударники-волонтеры тыла выступили на стороне Временного
правительства. Достаточно вспомнить бойцов 1-го Петроградского женского ударного
батальона под командованием штабс-капитана А.В. Лоскова (не путать с батальоном
М.Л. Бочкаревой, который в это время был на фронте) или отряды ударников в Цар¬
ском Селе и Гатчине, предназначавшиеся для наступления на Петроград. Впрочем,
доброволицы, как известно, продержались недолго, а ударники в Царском Селе и Гат¬
чине отказались воевать с большевиками. На фронте ситуация сложилась несколько
иначе. Съезд Румынского фронта и Одесского военного округа по организации рево¬
люционной Добровольческой армии, например, заявил, что «в час новых выступлений
безответственных элементов, грозящих срывом Учредительного собрания и тяжкими
испытаниями родине.., все действующие и формирующиеся батальоны, верные прися¬
ге войска-республиканцы будут всемерно поддерживать Временное правительство,
глубоко веря в то, что только оно способно благополучно довести страну к Учреди¬
тельному собранию»49. Созвучна этому заявлению была и резолюция соединенного со¬
брания полкового и ротных комитетов и офицерского состава 1-го ударного револю¬
ционного полка Юго-Западного фронта, принятая 27 октября 1917 г. А 29 октября и.д.
Верховного главнокомандующего генерал-лейтенант Н.Н. Духонин секретной теле¬
граммой командующему Юго-Западным фронтом вызвал полк в Могилев для охраны
Главной квартиры, куда тот и прибыл, правда, в составе только одного батальона. Кро¬
ме того, в Ставку двинулись 2-й Оренбургский ударный батальон Юго-Западного
фронта (он был задержан революционно настроенными железнодорожниками на
станции Жлобин), 4-й и 8-й ударные батальоны Западного фронта (они прорывались с
боями и потерями через революционный Минск), а также 1-й ударный батальон (бата¬
льон смерти) Финляндской стрелковой дивизии. Таким образом, в Могилеве сосредо¬
точилось некоторое количество ударных войск, которые приказом Духонина от 17 но¬
ября 1917 г. были сведены в отряд под командованием полковника Л.А. Янкевского.
55
Однако перевес сил был явно не в пользу ударников. Поскольку к городу приближа¬
лись советские отряды, намеревавшиеся занять Ставку, на совещании 18 ноября Духо¬
нин принял решение сдаться им, а ударникам отдал приказ пробиваться к Гомелю, что¬
бы затем перейти на Дон в Новочеркасск. Ранним утром 20 ноября ударные части по¬
кинули Могилев, куда в тот же день вступил отряд революционных войск под
командованием нового Верховного главнокомандующего прапорщика Крыленко. Ге¬
нерал Духонин погиб. Для преследования ударников были сформированы специаль¬
ные отряды, которыми руководил созданный при советизированной Ставке Революци¬
онный полевой штаб во главе с членом Петроградского ВРК прапорщиком М.К. Тер-
Арутюнянцем. Отряд Янкевского был настигнут советскими войсками 25 ноября
1917 г. под Белгородом и в результате 12-дневных боев разгромлен. На юге страны со¬
бытия развивались в том же ключе. Корниловский ударный полк, переименованный в
Славянский (в его личном составе были представлены чехи, словаки и югославы), во¬
шел в сентябре 1917 г. в состав 1-й Чехословацкой дивизии. Как только руководство
Чехословацкого Национального Совета получило известие о победе вооруженного
восстания большевиков в Петрограде, оно заявило о безоговорочной поддержке Вре¬
менного правительства и заключило соглашение с командованием и Киевского воен¬
ного округа, и Юго-Западного фронта о порядке использования чехословацких частей,
которое, с одной стороны, подтверждало невмешательство последних в вооруженную
борьбу внутри России на стороне какой-либо политической партии, а с другой - про¬
возглашало их стремление «содействовать всеми средствами сохранению всего, что
способствует продолжению ведения войны против нашего врага - австро-германцев».
27 октября это соглашение было доведено до сведения командования 1-й и 2-й чехосло¬
вацких дивизий, а помощник комиссара Временного правительства при штабе Юго-За¬
падного фронта Н.С. Григорьев распорядился отправить указанные соединения в Ки¬
ев. 28 октября они совместно с юнкерами киевских военных училищ уже участвовали
в уличных боях в городе против рабочих и солдат - сторонников Киевского Совета.
Бои продолжались до заключения между враждующими сторонами перемирия 31 ок¬
тября 1917г., после чего Славянский полк вернулся к месту своей прежней дислокации.
12 ноября 1917 г. Ставкой был отдан приказ о его переводе на Кавказский фронт, на
основании которого личный состав группами и в одиночку бежал на Дон, чтобы влить¬
ся в состав формируемой там белой Добровольческой армии50.
Ударным же батальонам из волонтеров тыла, которые остались в составе старой
армии, войсковые организации и армейские форумы явочным порядком начали пред¬
лагать расформирование и пополнение других частей. В ряде мест также явочным по¬
рядком такое расформирование было произведено на основании решений местных
солдатских комитетов или командования. Черту под историей ударных частей всех ти¬
пов подвел приказ Главковерха Крыленко № 979 от 9 декабря 1917 г.: «Ввиду произво¬
димой ныне демократизации армии, при которой все части приобретают совершенно
одинаковый облик, существование впредь частей "смерти”, всех видов "ударных” и
"штурмовых” частей является излишним... В соответствии с этим: а) волонтеров фор¬
мирующихся ныне ударных революционных батальонов, которые не обязаны военной
службой, обратить в первобытное (дослужебное. - С.С.) состояние, а военнообязанных
направить в ближайшие запасные части; б) волонтеров таких же батальонов, находя¬
щихся на фронте, использовать для надобности фронта по усмотрению главнокоман¬
дующих (фронтами. - С.С.)».
Подводя итоги, отмечу, что в 1917 г. военное «ударничество» на добровольческой
основе стало одним из категорических императивов времени. Идея революционного
волонтерства начала реализовываться в недрах старой армии, что явилось показате¬
лем включения последней в революционный процесс, а затем обрела форму стремле¬
ния к созданию принципиально новой армии, которая была бы проникнута идеей
нового, революционного патриотизма, спаяна сознательной дисциплиной, комплекто¬
валась на добровольной основе и была бы высокопрофессиональной. Первоначально
эта идея нашла свое частичное воплощение в ударных формированиях разных типов,
56
которые генерал А.И. Деникин тем не менее небезосновательно назвал суррогатами
армии, а общественно-литературный журнал «Искры» - «одной из последних, отчаян¬
ных попыток государства, которому грозит неизбежное разрушение»51. Победа Ок¬
тябрьской революции положила конец их существованию. Однако сам процесс, не бу¬
дучи исчерпанным до конца, продолжился в новых формах. На юге России была созда¬
на офицерская Добровольческая армия. В Советской республике на рубеже 1917-1918 гг.
началась организация добровольческих частей на базе старой Армии, а затем - госу¬
дарственной Рабоче-Крестьянской Красной Армии, в основу комплектования которой
были положены многие принципы создания ударных формирований предшествующе¬
го периода.
Примечания
1 РГВИА, ф. 2158, оп. 1, д. 284, л. 2; Сергее в П. Штурмовые команды русской армии (1914-1918 гг.)//
Военно-исторический журнал. 1940. № 11. С. 106-107; КорнаковП., Юшко В. Второе рождение грена¬
дер. Штурмовые команды российской армии. 1915-1917 // Цейхгауз. 1995. № 4. С. 20.
2 РГВИА, ф. 2158, оп. 1, д. 523, л. 70.
3 Цит. по: Чаадаева О. Добровольческое движение в 1917 г. // Пролетарская революция. 1928.
№ 9(80). С. 62-63; Сенин А.С. Военное министерство Временного правительства. М., 1995. С. 187-188.
4 Корниловский ударный полк. Париж, 1936. С. 14, 11.
5КибовскийА. Революцией призванные. Ударные революционные батальоны из волонтеров тыла.
1917 // Цейхгауз. 1998. № 8. С. 30.
6 Там же.
7 Там же. С. 31.
8 Довольно часто символика «смертников» несколько отличалась от официальной. Так, в 9-й армии Ру¬
мынского фронта военнослужащие батальонов смерти должны были носить на рукавах повязки из красной
ленты «в знак борьбы для закрепления достигнутой свободы» с нарисованным на ней белой краской черепом
(Адамовой головой) с двумя костями «в знак готовности идти на верную смерть за счастье и свободу Родины»
(РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 67, л. 360). А для «штурмовиков» 48-й пехотной дивизии этой же армии, кроме того,
были введены особые головные уборы - «сербские шапочки», к которым предписывалось прикрепить слева
красный бант или розетку и которые следовало носить сдвинутыми на правую бровь (Там же, л. 361 об.);
Ю ш к о В. По обстоятельствам военного времени... Варианты новой формы одежды в годы Великой войны
1914-1918 // Военный сборник. Альманах российской военной истории. Статьи и публикации по российской
военной истории до 1917 г. (далее - Военный сборник). М., 2004. С. 108. Командующий Особой армией Юго-
Западного фронта своим приказом разрешил всем чинам ударных частей иметь «обшивку из черных лент по
рукавам и у ворота рубах, как у пулеметчиков или конных разведчиков» (Там же, ф. 2158, оп. 1, д. 523,
л. 209а) и т.д.
9 Там же, ф. 2620, оп. 2, д. 68, л. 342,480, 570, 362 об., 447 об.
10 Там же, д. 22, л. 111; д. 67, л. 360.
11 Там же, д. 67, л. 360-361.
12 Там же, д. 68, л. 444,480.
13 Там же, л. 381, 310, 318 об., 326, 225 об.
14 Чаадаева О. Указ. соч. С. 67.
15 Военно-исторический журнал. 1997. № 2. С. 20; Огонек. 1917. № 36. С. 554. Установленной формы кол¬
лективной клятвы смерти не существовало. Все тексты клятв являлись плодом творчества военнослужащих
на местах (РГВИА, ф. 2158, оп. 1, д. 523, л. 258).
16 РГВИА, ф. 2003, оп. 1, д. 1690, л. 35.
17 Там же, ф. 2992, оп. 1, д. 42, л. 154.
18 Там же, ф. 2620, оп. 2, д. 67, л. 360.
19 Там же, д. 19, л. 619.
20 РГВИА, ср. 2003, оп. 2, д. 3, л. 337; Новый часовой. 1994. № 2. С. 135-137.
21ИвановД. Рожденный на заре свободы - за нее умрет... Части смерти в русской армии 1917 г.// Во¬
енный сборник. М., 2004. С. 114.
22 Красный архив. 1925. Т. 1(8). С. 171-172.
23 М и н ц И.И. История великого Октября. В 3 т. Изд. 2. Т. 2. М., 1978. С. 948.
24 Юридически существование батальонов смерти было прекращено приказом Верховного главноко¬
мандующего прапорщика Крыленко № 979 от 9 декабря 1917 г. (см.: подшивка приказов Верховного глав¬
нокомандующего за 1917 г., хранящаяся в научной библиотеке РГВИА). Однако реально эти формирования
просуществовали до конца месяца (см.: РГВИА, ф. 2620, оп. 2, д. 68, л. 606,490, 507, 560).
25 Маслаков А. Предшественники Добровольческой армии // Белая гвардия: Альманах. М., 1998. № 2.
С. 60; 1917 год в документах и материалах. Разложение армии в 1917 году. (далее-Разложение армии в
1917 году). М.; Л., 1925. С. 66.
57
26 Цит. по: К и б о в с к и й А. Указ. соч. С. 30. Опасения генерала Алексеева вскоре подтвердились. Так,
резолюция армейского комитета тыла Северного фронта от 23 июля 1917 г. констатировала: «В ударные ба¬
тальоны принимались без разбору, все, вплоть до 12-летних юнцов. Следствием этого явилось то, что наряду
с элементом сознательным и безусловно здоровым встречались элементы совершенно нежелательные и ме¬
шавшие работе... При записи комиссары (вербовщики. - С.С.) совершенно не интересовались ни личностью,
ни прошлым желающего попасть в ударные батальоны и, кроме того, давали явно ложные сведения об усло¬
виях формирования... Давали обещания, что по приезде в полк они получат отпуск и т.д.... Направлялись в
полк дети, сбежавшие из родительского дома, и командир полка был завален слезными телеграммами роди¬
телей об отправке детей и осаждался приехавшими, чтобы забрать детей домой. Полк буквально стонал от
сумятицы и беспорядка, и был момент, когда солдаты полка начали требовать удаления ударных групп...»
(цит. по: Ч а а д а е в а О. Указ. соч. С. 69).
27 Разложение армии в 1917 году. С. 65.
28 См.: КибовскийА. Указ. соч. С. 31.
29 Разложение армии в 1917 году. С. 68-69.
30 Исторический архив. 1961. № 4. С. 89-93. Выражаю благодарность С.Н. Базанову за привлечение вни¬
мания к указанной публикации.
31 РГВИА, ф. 2003, оп. 2, д. 3, л. 303, 348, 382,435 об.
32 Исторический архив. 1961. № 4. С. 90.
33 Ч а а д а е в а О. Указ. соч. С. 83. Такая точка зрения имела под собой вполне реальные основания. На¬
пример, капитан Муравьев говорил в частной беседе летом 1917 г.: «Эти мои батальоны пригодятся главным
образом не на фронте, а здесь, в Петрограде, когда придется расправляться с большевиками» (Сенин А.С.
Военное министерство Временного правительства. С. 189).
34 Разложение армии в 1917 году. С. 74.
35 Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году. Протоколы, стенограммы и отче¬
ты, резолюции. Т. 4. М., 2003. С. 330-331.
36Абинякин Р.М. Офицерский корпус Добровольческой армии: социальный состав, мировоззрение.
1917-1920 гг. Дис.... канд. ист. наук. Орел, 2000. С. 42; Л а з а р е в М.С. Победа Великой Октябрьской соци¬
алистической революции и ликвидация Ставки старой армии как очага всероссийской контрреволюции (сен¬
тябрь-ноябрь 1917 г.). Дис.... канд. ист. наук. М., 1952. С. 96,97,251. В исторической литературе называется
и другая цифра: 80 тыс. ударников на 15 сентября 1917 г. (см.: Чаадаева О. Указ. соч. С. 68).
37 Вопрос об организации югославских добровольческих ударных отрядов для ведения боевых действий
в составе армий Юго-Западного фронта был поставлен группой офицеров-югославов перед Ставкой в мае
1917 г. Она довела их инициативу до сведения военного министра Керенского, и уже 11 мая был получен по¬
ложительный ответ. Батальоны начали формировать в Дарницком лагере для военнопленных под Киевом,
а также в Одессе, Николаеве и некоторых других местах. Наиболее известным стал Югославянский (термин
1917 г.) революционный батальон, в состав которого, по разным данным, вступило от 500 до 700 волонтеров.
На фронт югославянские ударные части отправлены не были. Они несли внутреннюю караульную службу
в местах своего формирования. После Октябрьской революции некоторые из них перешли на сторону совет¬
ской власти. Например, Югославянский революционный батальон был развернут в Югославянский револю¬
ционный полк. См.: О ч а к И.Д. Югославянские интернационалисты в борьбе за победу Советской власти в
России. М., 1966. С. 57-59; Участие югославских трудящихся в Октябрьской революции и гражданской войне
в СССР. Сб. док. и мат-лов. М., 1976. С. 48—49, 64; 3 е л е н и н В.В. Под красным знаменем Октября. Юго¬
славянские интернационалисты в Советской России. 1917-1921. М., 1977. С. 55,62-64; и др. Выражаю благо¬
дарность Л.В. Зелениной за предоставление указанных источников и монографий для работы.
38 К 1917 г. в действующей армии уже находилось некоторое количество женщин-добровольцев. Среди
них встречались даже девочки-подростки. Февральская революция открыла новую страницу в участии жен¬
щин в защите Родины. Апофеозом этого процесса стало создание добровольческих женских ударных фор¬
мирований, начало которому было положено выступлением в прессе в июне 1917 г. Петроградского женско¬
го военно-народного союза добровольцев, призвавшего женщин встать в строй действующей армии. Наибо¬
лее известным женским ударным формированием стал Первый русский женский батальон смерти
М.Л. Бочкаревой, организованный в Петрограде. Постановлением Временного правительства от 22 июня
батальону Бочкаревой были присвоены специальные знаки различия. Кроме того, ударницам было вручено
белое знамя, на котором, помимо политических лозунгов, присутствовало имя командира части. См.: Б оч¬
ка р е в а М. Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. М., 2001. С. 215, 222-223, 241. Женское
военное движение развернулось по всей стране. Помимо Петрограда женские формирования появились в
Москве, Киеве, Минске, Полтаве, Харькове, Симбирске, Вятке, Екатеринбурге, Баку, Ташкенте, Екатери-
нодаре и т.д. См.: Сенин А.С. Женские батальоны и военные команды в 1917 году//Вопросы истории. 1987.
№ 10. С. 177-178.
В ряды ударниц вступали фронтовички, среди которых встречались георгиевские кавалеры, и лица сугу¬
бо гражданских профессий - курсистки, учительницы, работницы. Так, в батальон Бочкаревой записались
девушки из известных семей в России, а также простые крестьянки и прислуга. Сама Бочкарева была из кре¬
стьян, а ее адъютант М.Н. Скрыдлова - дочерью адмирала. Волонтерки в основной свой массе были русски¬
ми, но среди них находились и представительницы других национальностей. Так, в батальоне Бочкаревой
служили также эстонки, латышки, еврейки и даже англичанка (см.: Огонек. 1917. № 22. С. 360-361; № 33.
С. 520; № 28. С. 443, 454; № 30. С. 468; Бочкарева М. Указ. соч. С. 220, 261). Численность женских фор¬
мирований колебалась от 250 до 1 500 человек в каждом. Помимо пехотных частей были созданы морская
58
женская команда (Ораниенбаум), кавалерийский 1-й Петроградский батальон Женского Военного Союза и
Минская отдельная караульная дружина из женщин-доброволиц. Но на фронт были отправлены лишь 3 ба¬
тальона (1-й Петроградский Бочкаревой, 2-й Московский и батальон национальной обороны В.А. Кинерт),
а непосредственно принять участие в боевых действиях довелось лишь части Бочкаревой на Западном фрон¬
те.
Советы и солдатская масса восприняли женские, как и другие ударные формирования, в штыки (солдаты
ударниц иначе, чем проститутками, не именовали). Петроградский Совет в начале июля выступил с заявле¬
нием, в котором требовал расформировать женские батальоны как в силу их непригодности для несения
фронтовой службы, так и потому, что в их организации можно было, по мнению Совета, усмотреть опреде¬
ленный шаг буржуазии, стремящейся вести войну до победного конца (см.: Чаадаева О. Указ. соч. С. 85).
С самого начала скептически смотрело на эти формирования и армейское командование. Поэтому, несмотря
на геройское поведение волонтерок в боях, 14 августа 1917 г. появилось предписание Верховного главноко¬
мандующего Корнилова прекратить дальнейшую организацию женских частей боевого назначения. Уже су¬
ществующие формирования следовало временно оставить на фронте, а затем воспользоваться ими для охра¬
ны дорог и в будущем из волонтерок создавать команды вспомогательного назначения (связь, охрана желез¬
ных дорог, санитарные организации), поэтому от ударниц начали поступать заявления с просьбой об
увольнении из армии вообще. 8 ноября распоряжением начальника штаба Верховного главнокомандующего
была запрещена отправка женских формирований на позиции, а 30 ноября Военный совет старого Военного
министерства утвердил представление о расформировании абсолютно всех женских частей. Любопытно, что
при этом военное ведомство издало 19 ноября приказ о производстве женщин-военнослужащих доброволь¬
ческих частей в офицеры за боевые заслуги.
39 В приказе № 439 указывалось: «Вне служебных отношений нет начальников и волонтеров, а есть бра¬
тья и товарищи по оружию». Многие офицеры-ударники состояли в политических партиях, причем боль¬
шинство из них являлось правыми эсерами (см.: Абинякин Р.М. Указ. соч. С. 48).
40 Там же. С. 52.
41 КибовскийА. Указ. соч. С. 33, 31, 33-35.
42 Новый часовой. 1994. № 2. С. 133.
43 РГВИА, ф. 2003, оп. 2, д. 3, л. 362 об.; ф. 2158, оп. 1, д. 284, л. 280. Абинякин Р.М. Указ. соч. С. 51.
Штат женского ударного батальона включал 19 офицеров, 5 военных чиновников, 1 083 строевых и 85 не¬
строевых солдат (см.: Вашурина З.П. Исторический опыт привлечения женщин на военную службу в оте¬
чественные Вооруженные силы в XX веке. Дисс. ... канд. ист. наук. М., 2004. С. 37).
^Чаадаева О. Указ. соч. С. 87.
45 Генерал М.В. Алексеев в связи с этим сообщал председателю Государственной думы М.В. Родзянко:
«Считаю большой ошибкой генерала Брусилова и других начальников, что бесполезно погубили лучших
людей и массу офицеров, пустив ударные батальоны вперед; за ними никто не пошел. Ударные батальоны
должны были составить резерв и гнать перед собою малодушных, забывших совесть» (Красный архив. 1924.
Т. 5. С. 238). Непосредственное участие в боях приняли 2 ударных полка, 16 ударных батальонов, 2 роты и
1 команда из волонтеров тыла (см.: Абинякин Р.М. Указ. соч. С. 13), причем и они не всегда оказывались
на высоте положения.
46 Абинякин Р.М. Указ. соч. С. 58. Давая в сентябре 1917 г. показания Чрезвычайной следственной
комиссии, генерал Корнилов, в частности, сообщал: «Ввиду все усиливавшегося развала армий Юго-Запад¬
ного фронта и продолжавшегося отступления, я вынужден был... сформировать особые ударные отряды из
юнкерских батальонов для борьбы с дезертирством, мародерством и насилиями» (Кентавр. 1995. № 5.
С. 108). Характерно, что при производстве юнкеров-ударников в первый офицерский чин их участие в «во¬
дворении порядка» в фронтовом тылу было по распоряжению фронтового командования официально при¬
равнено к участию в боевых действиях (РГВИА, ф. 725, оп. 1, д. 1143, л. 128,179). Из 11 ударных батальонов,
сформированных на Юго-Западном фронте, 7 отправили на передовые позиции, а 4 оставили в ближнем ты¬
лу. 16 июля генерал Корнилов издал примечательный приказ по этому фронту № 776: «Паника внутри стра¬
ны и озлобление против бегущих как всего населения, так и ударных батальонов, составленных из всего, что
есть лучшего в армии, имеет своим последствием злоупотребление применения оружия... Нахожу необходи¬
мым ввести дело употребления оружия против изменников родины в рамки законности и по возможности
теперь же ограничить самосуд...» (выделено мной. - С.С.) (см.: РГВИА, ф. 2158, оп. 1, д. 523, л. 356 об.).
47 Поликарпов В.Д. Разгром белогвардейских ударных батальонов под Белгородом в 1917 году // Во¬
енно-исторический журнал. 1963. № 1. С. 105.
48 Войсковые комитеты действующей армии. Март 1917-март 1918 гг. Сб. док. М., 1982. С. 317; РГВИА,
ф. 2620, оп. 2, д. 26, л. 132; Корниловский ударный полк. С. 43.
49 Красный архив. 1925. Т. 1(8). С. 160,169.
50 Поликарпов В.Д. Пролог гражданской войны в России (октябрь 1917 г. - февраль 1918 г.). М., 1976.
С. 231,236,243-248,267-269,282-299; Корниловский ударный полк. С. 52;Клеванский А.Х. Чехословац¬
кие интернационалисты и проданный корпус. М., 1965. С. 100, 129-131.
51 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917 г. Ре¬
принтное воспроизведение. М., 1991. С. 390. Выражаю благодарность А.Г. Кавтарадзе за предоставление
указанного источника для работы; Искры. 1917. № 26. С. 207.
59
©2007 г. А. К). БАНКОВ*
СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО
В ОБЛАСТИ АВИАЦИОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
(1922-1933 гг.)
В вопросе о создании советского военно-промышленного комплекса в период меж¬
ду двумя мировыми войнами существует немало проблем, привлекающих внимание ис¬
следователя. Одна из них - о сотрудничестве Германии и Советского Союза в области
конструирования различных типов вооружений и военного строительства в период
сближения между этими государствами в 1922-1933 гг., которое часто называют «пе¬
риодом Рапалло». Ставшие доступными ученым в 1980-1990-х гг. факты и документы
стали предметом разного рода спекуляций в «популярной исторической литературе».
Причем они использовались для обоснования тезиса о якобы «преступном» характере
советской внешней политики, направленной на воссоздание германской военной мощи
«против всей остальной Европы». О многом говорит и название вышедшего в 1992 г.
сборника документов «Фашистский меч ковался в СССР»1.
Такая постановка вопроса некорректна. В 1921-1922 гг., когда заключались многие
принципиальные соглашения, предопределившие дальнейшее развитие сотрудниче¬
ства военных ведомств Советской России и Германии, никто не мог и предположить
прихода к власти А. Гитлера. Партнером в деле возрождения советского ВПК должна
была стать Веймарская Германия с ее рейхсвером, численность которого ограничива¬
лась 100 тыс. солдат и офицеров. Версальский мирный договор налагал строжайший
запрет на производство, конструирование, импорт и экспорт Германией линейных ко¬
раблей, подводных лодок, танков, тяжелых орудий и химических вооружений. Наибо¬
лее жесткие ограничения коснулись авиации, по сути, ртбросив ее едва ли не к эпохе
воздушных шаров. Германии запрещалось иметь военно-воздушные силы в любой их
форме. 16 тыс. самолетов, произведенных во время мировой войны и до нее, а также
27 тыс. авиамоторов подлежали передаче странам Антанты, а все остальные самолеты
немцы должны были уничтожить. Наконец, ст. 201 Версальского договора гласила:
«В течение шести месяцев с даты вступления в силу настоящего договора на всей тер¬
ритории Германии запрещается производство или экспорт самолетов, частей самоле¬
тов, авиационных моторов или частей моторов»2. Несколько позже был издан допол¬
нительный свод правил, регулировавших и гражданское авиастроение, ограничивших
полетные характеристики немецких самолетов так, чтобы они не превосходили пока¬
зателей машин 1916 г. выпуска. 5 мая 1922 г., несмотря на протесты авиапромышлен¬
ников и представителей рейхсвера, германское правительство приняло постановление,
согласно которому производство и импорт самолетов должны были осуществляться в
соответствии с этими правилами3.
Фактически для германских авиаконструкторов и промышленников, а также для
всей германской авиации в целом существовало только 3 пути выживания. Во-первых,
можно было перенести производство самолетов на территорию нейтральной страны,
что, с формальной точки зрения, не являлось нарушением Версальского договора (так
поступили Рорбах, Дорнье и Фоккер). Во-вторых, имелась возможность работать и на
территории Германии, выполняя прямые заказы от стран-участниц Антанты, как это
делал Э. Хейнкель. Его самолетами интересовались Япония, США и Швеция. Получив¬
шие подобный контракт конструкторы уже могли не опасаться таких «мелочей», как
Контрольная комиссия. Существовал и третий путь - тесное сотрудничество в области
авиации с Советской Россией, не участвовавшей в подписании Версальского договора. ** Байков Алексей Юрьевич, аспирант Института российской истории РАН.
60
Для советского государства, оказавшегося по итогам Гражданской войны в состоя¬
нии полной международной изоляции, вопрос о военном сотрудничестве с Германией
стоял в совершенно иной плоскости. Первая мировая война, плавно перешедшая в
Гражданскую, разруха, гибель или эмиграция многих технических специалистов - все
это не лучшим образом сказалось на состоянии отечественного ВПК. Впрочем, многие
важнейшие отрасли, в том числе авиация, и до 1917 г. находились в зачаточном состо¬
янии. В ходе Первой мировой войны Германия произвела 47.3 тыс. боевых самолетов,
в то время как Россия лишь 3.5 тыс.4. По словам Н.Н. Головина, «Производство авиа¬
ционных моторов в мирное время в России отсутствовало, если не считать отделения
завода Гнома в Москве, дававшего не более 5 двигателей этого рода в месяц. Вслед¬
ствие этого снабжение нашего воздушного флота авиационными моторами могло ос¬
новываться главным образом на привозе из-за границы. Но наши союзники, занятые
чрезвычайным усилением своих воздушных войск, очень скупо уступали нам эти дви¬
гатели»5.
В ходе войны налицо были нехватка самолетов и моторов, отсутствие заблаговре¬
менно созданной авиационной инфраструктуры и техническая отсталость в этой обла¬
сти. «В то время как немцы летают над нами, как птицы, и забрасывают нас бомбами,
мы бессильны с ними бороться», - писал Головин6. Таким образом, применительно к
авиации тезис о том, что «фашистский меч» ковался в СССР, выглядит некорректно,
поскольку до 1917 г. Россия фактически не имела ни развитой авиационной промыш¬
ленности, ни оригинальных конструкций самолетов на уровне европейских и амери¬
канских аналогов. Четырехмоторный «Илья Муромец» Сикорского и его эксперимен¬
тальные истребители C-XVI и С-ХХ выглядели на этом фоне безусловно гениальными,
но, увы, единичными прорывами, к тому же практически для всех этих машин, за ис¬
ключением «Муромцев» серии Г, требовались иностранные моторы.
В этих условиях использование иностранного опыта для восстановления и дальней¬
шего развития собственной авиапромышленности было для Советской России насущ¬
ной необходимостью. На фоне установленной странами Антанты дипломатической и
внешнеторговой блокады молодого советского государства союз двух «париев» Вер¬
сальской системы - РСФСР и Веймарской Германии - выглядел вполне естественным.
В 1921 г. внутри германского военного министерства при непосредственном уча¬
стии и под патронажем командующего рейхсвером генерала X. фон Секта была обра¬
зована специальная группа под названием «Sondergruppe R» («Особая группа Р», где
R означало Russland)7. Параллельно с ней действовала еще одна особая группа, фор¬
мально имевшая статус гражданского объединения промышленников «Gesellschaft zur
Forderung gewerblicher Unternehmungen» (ГЕФУ) - «Общество по развитию промыш¬
ленных предприятий». Зондергруппа должна была заниматься размещением немецких
военных заказов на советских промышленных предприятиях, в то время как ГЕФУ
предстояло участвовать в переговорах советской стороны с германскими промышлен¬
никами в качестве посредника и гаранта. Задача общей координации и управления все¬
ми институтами военного сотрудничества между двумя государствами была возложена
на действовавшую вплоть до 1931 г. полуофициальную резидентуру рейхсвера в СССР
«Центр-Москва», которой руководили офицеры Лит-Томзен и О. фон Нидермайер.
Общие принципы будущего сотрудничества были заложены в знаменитом совет¬
ско-германском Рапалльском договоре. 16 апреля 1922 г. обе стороны декларировали
взаимный отказ от каких-либо имущественных и иных претензий, связанных с мировой
войной и революцией. Наибольший интерес для нас представляет п. 5 договора, где
стороны обязуются «в доброжелательном духе взаимно идти навстречу хозяйственным
потребностям обеих стран... Германское правительство объявляет о своей готовности
оказать возможную поддержку сообщенным ему в последнее время проектируемым
частными фирмами соглашениям и облегчить проведение их в жизнь»8. Фактически
это означало открытое заявление правительства Германии о готовности создать ре¬
жим наибольшего благоприятствования для контактов германских фирм (в том числе
и производителей вооружений) с представителями советской власти. В РСФСР к тому
61
моменту уже действовало постановление СНК от 11 ноября 1920 г., разрешавшее дея¬
тельность иностранных концессий на советской территории. Созданный для решения
всех концессионных вопросов Главный концессионный комитет (ГКК) стал еще одним
важнейшим институтом советско-германского военного сотрудничества. Материалы
ГКК, хранящиеся в ГА РФ, включают немало документов, в частности о приобретении
образцов и партий германской военной техники.
Первым германским авиапромышленником, решившим перевести сотрудничество
с советской стороной в область практической реализации, стал Хуго Юнкере. На тот
момент фирме «Юнкере» принадлежал безусловный приоритет в создании цельноме¬
таллических самолетов, и именно поэтому советские представители так заинтересова¬
лись его продукцией. С 25 января по 17 февраля 1922 г. переговоры с представителями
фирмы велись в Берлине при непосредственном участии К. Радека и Н.Н. Крестинско-
го. Практически сразу после подписания Рапалльского договора, в мае 1922 г., в
Москве был продемонстрирован прилетевший из Германии пассажирский самолет
Юнкерса Г-139. Во время одного из полетов заходивший на посадку самолет попал ко¬
лесом в рытвину на аэродромном поле. Аналогичные деревянные конструкции в таких
случаях просто разваливались пополам, а все находившиеся внутри самолета погибали.
«Юнкере» же не получил серьезных повреждений, машину поставили на колеса и пере¬
гнали в ангар. На следующий день Б-13 снова был готов к полетам.
Этот случай убедил наблюдавших за демонстрацией самолета представителей ВВС
РККА куда больше, чем рекламные проспекты и пояснения представителей фирмы.
Было принято принципиальное решение о подписании договора с фирмой «Заводы
Юнкере в Дессау» о налаживании производства цельнометаллических самолетов в
РСФСР. Практически сразу же были закуплены 44 машины. Впоследствии к ним доба¬
вились еще 5, собранных в СССР из немецких частей. Б-13 долгое время использова¬
лись на пассажирских линиях, в почтовой и сельскохозяйственной авиации. Несколько
экземпляров попали в ВВС РККА, где на них пытались установить динамореактивные
пушки калибра от 76 до 152 мм. 20 ноября 1922 г. в Москве представители советского
правительства и директор «Акционерного общества по самолетостроению "Юнкере" в
Дессау» Г. Заксенберг подписали пакет концессионных соглашений, состоявший из
трех договоров: об организации металлического самолетостроения и моторостроения
в РСФСР, о создании линии воздушных сообщений «Швеция-Персия» и о проведении
силами концессионера аэрофотосъемки территории РСФСР и союзных республик.
Концессионный договор № 1 заключался сроком на 30 лет и предусматривал обра¬
зование совместного акционерного общества. «Юнкерсу» передавался завод бывшего
«Общества Руссо-Балт» в Москве (Фили) с землей и постройками, а также завод «Рус-
со-Балта» в Санкт-Петербурге или любой другой завод в том же городе или на Волге,
расположенный у воды (на случай, если концессионер решит разворачивать производ¬
ство гидросамолетов), и здание в пригороде Москвы под административные нужды,
пригодное для размещения не менее чем 150 служащих10. Производственная програм¬
ма заводам Юнкерса в РСФСР устанавливалась в размере 300 самолетов в год «с пол¬
ным количеством моторов и со всем снаряжением и, сверх того, моторов в половинном
количестве от числа моторов, установленных на самолетах». Причем уже в первый год
работы выпуск должен был достигнуть не менее 75 самолетов, а моторов - «в половин¬
ном количестве от числа моторов, установленных на самолетах»11. Особо оговарива¬
лось, что технические характеристики выпускаемых машин должны соответствовать
параметрам, «которых достигла французская и английская авиапромышленность в се¬
рийном производстве для военных нужд». Для того, чтобы обеспечить независимость
создаваемого предприятия от иностранных источников сырья, «Юнкерсу» предостав¬
лялось право на преимущественную добычу алюминия в РСФСР в течение 5 лет с мо¬
мента заключения договора. Фактически это означало, что советское правительство
обязуется информировать концессионера об использовании этого сырья в стране, в
том числе и другими предпринимателями, и создать условия для заключения концесси¬
онного договора по добыче алюминия12. До этого момента «Юнкере» был обязан по¬
62
ставить для предприятия в Филях дюралюминий в количестве, необходимом для произ¬
водства 750 самолетов и 1 125 моторов. Правительство РСФСР обязывалось также
предоставлять «Юнкерсу» ежегодный заказ на самолеты и моторы в размере не менее
20% от общей производственной программы, а также заказы от иностранных госу¬
дарств и русских учреждений за рубежом в таком объеме, чтобы вместе с гарантиро¬
ванным госзаказом общее количество составляло не менее 60 самолетов13. Всей про¬
чей продукцией предприятия «Юнкере» могли распоряжаться вполне свободно, в том
числе и продавать за границу. От реализации экспортной продукции советская сторона
должна была получать от 5 до 8% прибыли.
В течение двух лет со дня подписания договора концессионер также должен был
оборудовать конструкторское бюро и лабораторию, чтобы вся система предприятий
«Юнкерса» в РСФСР могла функционировать совершенно автономно от Дессау14.
«Юнкере» также принимал на себя обязательства по обучению не менее 20 инженеров
персонала и не менее 20 монтеров каждый раз при начале производства новых типов
самолетов15. Кроме того, на принадлежащих «Юнкерсу» в РСФСР предприятиях в те¬
чение 5 лет не менее 50% мест квалифицированных рабочих и 10% мест высшего ад¬
министративного и технического персонала должны были занимать советские гражда¬
не. В дальнейшем соответственно не менее 70 и 50%16. Таким образом, можно сказать,
что концессия «Юнкерса» в РСФСР задумывалась не только как совместное советско-
германское предприятие по производству самолетов и моторов, но и как основа для ре¬
конструкции и развития всей отечественной авиапромышленности. Однако весь этот
проект провалился, ни одно из условий «Концессионного договора № 1» так и не было
выполнено до конца.
Тем временем представители ГУВФ РСФСР поспешили заключить свой собствен¬
ный договор с «Юнкерсом» на поставку 100 металлических самолетов. Речь шла о тя¬
желом истребителе Юнкерса 0-1 и ударном самолете 1и СЬ-1 (более известном как 1-10)
и их модификациях, причем предполагалось приобрести 20 1и СЬ-1 в поплавковом ва¬
рианте17. Следует отметить, что все эти машины на момент подписания концессионно¬
го договора считались уже несколько устаревшими. Тот же 0-1 со своей скоростью в
202-225 км/ч и дальностью полета 250 км уже в 1918 г. значительно отставал от состав¬
лявших основу немецкого истребительного парка истребителей Фоккера и Альбатрос-
верке, однако неоспоримым его достоинством была уникальная для самолетов того
времени живучесть и нечувствительность к атмосферным воздействиям, достигнутая
благодаря цельнометаллической конструкции. Тем не менее этот истребитель был
принят на вооружение рейхсвера и занимал в системе германской авиации весьма спе¬
цифическую нишу: его задача заключалась в борьбе с привязными аэростатами, под¬
ходы к которым обычно прикрывались усиленными средствами ПВО.
Получив дополнительно от германского правительства 2 крупные ссуды на общую
сумму в 140 млн марок18, фирма «Юнкере» вывезла из Германии несколько сотен рабо¬
чих, инженеров и управленцев и приступила к работе. Однако первый же полученный
фирмой от РККА заказ остался невыполненным. Вместо 75 самолетов в первый год
работы, как предполагалось по «Концессдоговору № 1», фирма изготовила к январю
1924 г. лишь 20. Вернее они были собраны в Филях из готовых частей, произведенных
в Германии, поскольку ни литейный, ни кузнечный цехи «Руссо-Балта» фирма так и
не восстановила. Эти самолеты принадлежали к первому послевоенному поколению
«юнкерсов» и, надо признать, являлись не самыми удачными изделиями этой фирмы.
То были двухместные разведчики 1и-22 (в обычном и в поплавковом вариантах) и их
модернизированный вариант-1и-21. Планировалось также выпускать новейший одно¬
местный истребитель 1и-22, но результаты его испытаний в Германии оказались на¬
столько неудачными, что Юнкере вообще отказался от этой конструкции19. Что же ка¬
сается 1и-20 и 1и-21, то принимавшие их представители ВВС остались, мягко говоря,
разочарованы. Заместитель начальника ВВС РККА в записке на имя Троцкого, быв¬
шего в том числе и председателем Главконцесскома, отмечал, что качество выпускав¬
шейся в Филях продукции совершенно не соответствовало заявленным рекламациям
63
фирмы и техническим требованиям ВВС20. Вес серийных 1и-20 и 1и-21 почти на чет¬
верть превышал расчетный, что приводило к поломкам шасси и деформации фюзеля¬
жа при заходе на посадку. Максимальная скорость 1и-20 оказалась 164 км/ч вместо за¬
явленных фирмой 190, а у 1и-21 - 195 км/ч вместо 210. Отсутствовала взаимозаменяе¬
мость частей у самолетов из одной и той же серии; на некоторые из них
устанавливались моторы, уже бывшие в употреблении. Кроме того, поставляемую за¬
водом в Филях продукцию можно было назвать «боевыми самолетами» лишь с боль¬
шой натяжкой, поскольку 1и-20 и 1и-21 не имели приспособлений для стрельбы через
винт и бомбодержателей. После официальной приемки их приходилось передавать на
завод «ГАЗ № 1» для дальнейшей доработки21. Пункты концессионного договора, ка¬
савшиеся моторостроения, организации конструкторского бюро и опытной лаборато¬
рии в СССР, так и остались невыполненными.
Одновременно с поставкой ВВС РККА бракованных самолетов, представители
«Юнкерса» вели деятельность, весьма далекую от авиастроения. В марте 1923 г. в Сов¬
нарком поступило отношение от руководства фирмы, содержавшее просьбу о компен¬
сации «Юнкерсу» «потери коммерческой выгоды» в связи с ... отменой советских вы¬
возных пошлин на нефть и нефтепродукты. Согласно ст. 36 «Договора № 1», концес¬
сионеру было разрешено вывозить беспошлинно и продавать за границей 6 тыс. т
нефти и 4 тыс. т нефтепродуктов в течение 5 лет при условии согласования продажных
цен с советскими внешнеторговыми представителями22. Однако в 1923 г. внешнеторго¬
вая пошлина на нефть была отменена, и «Юнкере» оказался фактически в положении
распространителя советской нефти за границей, не имея от этого существенной выго¬
ды, в связи с чем потребовал от правительства СССР предоставить ему «эквивалент»
упущенной прибыли23. Просьба была направлена на рассмотрение в Юридический от¬
дел ГКК, который вынес вердикт: «Ни с практической стороны, ни с формальной, хо¬
датайство фирмы "Юнкере" удовлетворению не подлежит»24. В дальнейшем «Юнкер¬
су» был запрещен вывоз из Новороссийска в Турцию кавказских и туркестанских ков¬
ров25 и ввоз вентиляторов для отопительных систем промышленных предприятий26.
Поставляемые «Юнкерсом» самолеты, несмотря на свою непригодность для ВВС
РККА, все же принимались на вооружение под давлением М.В. Фрунзе и А.П. Розен-
гольца, опасавшихся полного разрыва договора со стороны фирмы в случае невыдачи
нового заказа. Однако ситуация вокруг деятельности «Юнкерса» в СССР накалялась,
и ГКК все более склонялся к пересмотру условий договора. Впервые эта проблема бы¬
ла затронута еще осенью 1923 г. после заявления фирмы о понесенных ею в СССР
убытках в размере 3 млн руб.27 В итоге обе стороны практически одновременно потре¬
бовали пересмотра условий концессии.
Новый проект договора, составленный представителями фирмы, предусматривал
не только компенсацию уже понесенных ею убытков, но и требовал от советской сто¬
роны выплаты дополнительно, по окончании срока концессии, еще и полной стоимо¬
сти общего годового оборота завода в размере около 10 млн руб. Кроме того, в счет
той же компенсации «Юнкере» потребовал льготы по ввозу в СССР товаров других
германских фирм и изделий своего концерна, в том числе и не связанных с авиацией.
Обязательства, касавшиеся дооборудования завода в Москве и постановки независи¬
мого производства самолетов и моторов, были сформулированы в немецком проекте
настолько расплывчато, что, по сути, сводили на нет все выгоды, которые советская
сторона рассчитывала получить от работы «Юнкерса» в СССР28. Главконцесском в от¬
вет заявил о категорической неприемлемости предложений фирмы и потребовал взять
за основу советский проект договора, пригрозив в противном случае поставить перед
СНК вопрос о целесообразности дальнейшего существования концессии. О самолетах
«Юнкерса» было сказано, что они «вообще не являются боевыми единицами».
Возникло и еще одно непредвиденное обстоятельство: экономический кризис 1923 г.
больно ударил по позициям «Юнкерса» в Германии. Согласно договору, советская сто¬
рона должна была закупать не более 60 самолетов, а о сбыте остальной продукции
фирма заботилась самостоятельно. Между тем представители «Вогру» не спешили за-
64
купать «юнкерсы», отдавая предпочтение другим авиастроительным фирмам. Во вре¬
мя оккупации франко-бельгийскими войсками Рурской области для нужд рейхсвера
было приобретено около 100 истребителей Фоккера, изготовленных в Голландии.
Стоили они значительно дешевле самолетов «Юнкерса» и обладали гораздо лучшими
летно-техническими характеристиками. Узнав об этом, руководство ВВС РККА в об¬
ход интересов концессионера также заключило сделку с «Фоккером» на поставку 200
самолетов и наотрез отказалось выдавать очередной заказ «Юнкерсу». Ответом фир¬
мы стало постепенное замораживание производства и увольнение сотрудников. К вес¬
не 1925 г. завод в Филях фактически перестал функционировать. Одновременно «Юн¬
кере» обратился в германский МИД, требуя разбирательства и третейского суда. В ре¬
зультате военное министерство было вынуждено заключить с X. Юнкерсом еще один
договор и обязалось выплатить ему 8 млн марок, что, впрочем, в условиях начавшейся
инфляции не решало проблемы. Перед фирмой встал призрак близкого банкротства.
Советская сторона в качестве обязательного условия для нового заказа требовала сни¬
жения цен на выпускаемую продукцию, что было невозможно по причине слишком ма¬
лых серий, не покрывавших затраты на содержание завода. Рейхсвер и «Вогру» вооб¬
ще сократили заказы до 50 самолетов и всячески уклонялись от выполнения любых
финансовых обязательств. «Юнкере» был вынужден поднимать цены в СССР с одно¬
временным сокращением производства - к марту 1925 г. из 1 500 рабочих оставалось
не более 30.
У «Юнкерса» был еще один путь к выходу из сложившегося положения - предло¬
жить на советский рынок новую, уникальную модель самолета, способную вызвать ин¬
терес у руководства ВВС РККА - 9-местный трехмоторный пассажирский самолет
Ju G-24, переделанный в тяжелый бомбардировщик под маркой G-1 (в отечественных
документах он фигурирует как ЮГ-1). Пассажирский салон был переоборудован в бом¬
боотсек на 700 кг бомб, а предусмотренные оригинальной конструкцией двигатели
BMW заменялись на моторы Ju L-5, мощностью в 310 л.с. и т.д. Впервые самолет был
продемонстрирован руководству ВВС РККА весной 1925 г. Несмотря на то, что пер¬
вый отечественный тяжелый бомбардировщик ТБ-1 еще только проходил испытания,
а других аналогичных конструкций на вооружении советских ВВС не было, предложе¬
ние «Юнкерса» вызвало ожесточенные споры. Начальник штаба ВВС РККА назвал
самолет «непригодным для нас по своей схеме». Основной недостаток конструкции
ЮГ-1, по мнению его противников, заключался в третьем моторе. Высотность самоле¬
тов 1920-х гг. еще оставляла желать лучшего, поэтому считалось, что тяжелый бом¬
бардировщик, являющийся высокоуязвимой и маломаневренной целью, можно будет
эффективно использовать только в ночное время. Но именно этому препятствовал
средний мотор, закрывавший летчику обзор вперед-вниз. Ссылаясь на французские на¬
ставления для бомбардировочной авиации, начальник штаба ВВС заявил, что от трех¬
моторных самолетов с передним винтом необходимо отказаться, поскольку мировая
практика допускает для тяжелых бомбардировщиков лишь двух- и четырехмоторные
конструкции29. Его выводы поддержала техническая комиссия, забраковавшая оконча¬
тельно ЮГ-1 в качестве дневного бомбардировщика. Была проведена и независимая
экспертиза, также давшая отрицательные результаты30. Ознакомившись с работой за¬
вода в Филях, эксперты назвали самолеты ЮГ-1 «ублюдками» и охарактеризовали
условия концессии как совершенно ненормальные31.
Несмотря на эти заключения, руководство ВВС РККА (начальник П.И. Бара¬
нов) 30 мая 1925 г. решило заказать концессионеру ограниченную серию самолетов
ЮГ-1. Уже в июле 1925 г. фирма «Юнкере» получила первый заказ на 23 самолета,
причем не дожидаясь результатов испытания самолета в ЦАГИ. ЮГ-1 закупались по
цене 228 тыс. руб., но затем при заказе следующей партии в 12 машин цена упала до
205 тыс. руб. за самолет32.
Возможность получения концессионером нового серийного заказа привела к ожив¬
лению переговоров вокруг нового проекта договора. Для участия в них в Москву при¬
летел Ю. Саксенберг - Коммерческий директор концерна «Заводы Юнкере в Дессау»,
3 Отечественная история, № 2
65
который вступил в оживленную переписку с Фрунзе и с занимавшим тогда должность
председателя ГКК Троцким33. Основное содержание писем Саксенберга сводилось к
следующему: советская сторона непременно должна принять проект договора, предло¬
женный «Юнкерсом», ибо в противном случае он будет вынужден перевести активы из
СССР в другие страны, где его предприятия окажутся поставленными в более благо¬
приятные условия.
ГКК и Управление ВВС всячески затягивали переговоры, основываясь на весьма
существенных разногласиях между советским и германским проектом концессионного
договора в следующих пунктах. Для продолжения работы «Юнкере» требовал кредита
в размере 1.5 млн руб. (СНК был согласен выдать только 1 млн руб.). Фирма считала
необходимым закрепление в договоре права на свободный перевод полученных в
СССР средств за границу в любой валюте (ст. 22), тогда как советская сторона предо¬
ставляла лишь ограниченное право перевода (§ 43). «Юнкере» настаивал на запатенто-
вании (ст. 24) в СССР ряда своих уже принятых в Германии технологий (в том числе и
патента на дюраль), что обернулось бы для части советских предприятий и конструк¬
торских бюро «выкручиванием рук». Советская сторона требовала от концессионера,
в частности, выполнения заказов на строительство опытных типов самолетов по тре¬
бованиям правительства СССР, в то время как «Юнкере» стремился всячески укло¬
ниться от выполнения этих работ. Заказ опытных машин СНК должен был, согласно
проекту фирмы, обосновываться соображениями военного характера и сообразовы¬
вать его с загруженностью предприятий фирмы работой. Кроме того, вводились огра¬
ничения на общий вес опытных самолетов в процентах от общего тоннажа ежегодно
выпускаемой продукции (ст. 37). Вдобавок германский проект всячески сужал права
советской стороны на расторжение договора при невыполнении фирмой обязательств
по опытному строительству. Проект «Юнкерса» требовал от Реввоенсовета СССР обя¬
зательного ежегодного заказа в размере не менее 150 самолетов (ст. 39), в то время как
в советском варианте заказ определялся в 120-150 единиц (§ 17). «Юнкере» настаивал
на образовании совместного с советским правительством общества по продаже в СССР
изделий своего концерна, в том числе и не относящихся непосредственно к авиации
(ст. 59). По истечении срока действия договора проект фирмы предусматривал допол¬
нительные выплаты в размере 3 млн руб. и неамортизованной части инвестированного
капитала, определенной в размере 20% от общего годового оборота завода34.
Суть указанных разногласий между обеими сторонами, очевидно, сводилась к сле¬
дующему: «Юнкере» вообще не планировал создание автономной индустрии самолето-
и моторостроения в СССР, зато предполагал использовать предоставляемые догово¬
ром привилегии для финансовой подпитки своих предприятий в Дессау, находившихся
на тот момент в состоянии, близком к банкротству. Этой задаче - извлечения коммер¬
ческой прибыли - должны были служить побочные торговые операции «Юнкерса» на
территории СССР, о чем свидетельствовали эпизоды с нефтяными пошлинами и тор¬
говлей коврами, а также и «вентиляторный скандал». В общей сложности, в случае
принятия германского проекта договора советское правительство должно было взять
на себя обязательство выплатить «Юнкерсу» в качестве «подъемных» 10-12 млн руб.
в обмен на крайне туманные перспективы35.
Тем временем к делу подключилась возглавляемая Сталиным Рабоче-крестьянская
инспекция, представители которой обследовали выпускаемую на заводе в Филях про¬
дукцию и в своем заключении назвали ее «металлическим хламом, не имеющим ника¬
кого боевого значения и негодным для боевого использования». Эти формулировки
председатель РВС СССР повторил в своей служебной записке Баранову36 и потребовал
от него в 3-дневный срок обстоятельный доклад по предприятию «Юнкерса». Это дало
повод начальнику ВВС РККА окончательно перейти в лагерь противников концессии.
В своем докладе он предлагал следующий выход из сложившейся ситуации: «На осно¬
вании изложенных соображений и из рассмотрения вопроса о концессии "Юнкерса" в
целом, я прихожу к выводу, что вопреки желательности ускорения темпа работ нашей
авиапромышленности, в данном случае в лице завода "Юнкерса", непосредственная да¬
66
ча серийного заказа сопряжена с риском, который в нормальных условиях развития
ВВС нельзя считать оправданным. А посему полагал бы... вопрос о судьбе концессии и
работах "Юнкерса" в целом поставить в зависимость как от хода переговоров по пере¬
смотру концессионного договора, так и от результатов поставки опытных самолетов,
считаясь даже с возможностью отнесения на счет УВВС убытков, могущих возникнуть
в связи с таким решением, в частности в связи с консервацией завода или со срывом
концессии»37. Тем самым Баранов фактически заявил о том, что, с точки зрения руко¬
водства ВВС, сотрудничество с «Юнкерсом» на тот момент уже не являлось чем-то на¬
сущно необходимым и от концессии вполне можно было бы отказаться.
К этому времени ситуация с авиастроением в СССР уже явно изменилась в лучшую
сторону. Пока в руководстве ВВС велись споры по поводу пригодности ЮГ-1,
А.Н. Туполев в ЦАГИ ставил на крыло свои цельнометаллические самолеты АНТ-2 и
АНТ-4; а по американской лицензии было налажено производство 400-сильного мото¬
ра «Либерти». В таких условиях у фирмы «Юнкере» оставалось все меньше шансов
удержаться на занимаемых позициях. Внутри Реввоенсовета и в окружении Баранова
созрел следующий план: добыть у концессионера документацию и чертежи 1и-21 и
ЮГ-1, переманить у него часть технического персонала, а затем, придравшись к разно¬
гласиям по вопросу о проекте нового концессионного договора, выгнать фирму с заво¬
да в Филях. Соответствующий доклад был представлен Барановым новому председа¬
телю РВС К.Е. Ворошилову 25 ноября 1925 г.38
В условиях нараставшего в Германии экономического кризиса многие немецкие ин¬
женеры действительно ухватились бы за предложение работать на авиазаводе в отно¬
сительно стабильном Советском Союзе. Концерн «Заводы Юнкерса в Дессау» факти¬
чески уже проходил процедуру банкротства, и многие сотрудники рады были бы поки¬
нуть «тонущий корабль», так что в докладе Баранова не было ничего утопического.
Формальным поводом для начала процесса расторжения концессионного договора с
«Юнкерсом» стала докладная записка директора «ГАЗ № 1» от 11 марта 1926 г., адре¬
сованная Сталину, В.В. Куйбышеву и Ворошилову: «Заказ концессионеру 100 метал¬
лических самолетов, приемка которых проводилась без предварительных испытаний в
Научно-опытном аэродроме, и лишь после окончания всего заказа было передано 2 са¬
молета на испытание, которые были признаны: не соответствующими договорным
условиям, в силу чего ни в какой мере не отвечающими требованиям, предъявленным
к ним как к военным самолетам. Несмотря на такие отзывы компетентного органа как
Научно-опытный аэродром, самолеты все же были приняты на вооружение отрядов. В
результате чего эксплуатация этих самолетов подтвердила недостатки, выявленные
испытанием»39.
По личному указанию Сталина к расследованию обстоятельств «дела Юнкерса»
подключилось ОГПУ. Вскоре были выявлены множественные случаи коррупции, в
том числе и среди высших чинов ВВС РККА. У ОГПУ имелся свой взгляд на происхо¬
дящее: «В числе лиц, арестованных за последнее время по делу срыва работы на авиа¬
заводах, находится инженер Линно - главарь и вдохновитель всяких взяточнических
авантюр в УВВС и в Авиатресте... Этот "рыцарь" сознался в том, что он получал взят¬
ки от заграничных фирм. Взятки, конечно, дают недаром, и, надо полагать, что эти
фирмы, в частности "Юнкере", совместно с "героем" Линно обкрадывали долгое время
нашу казну, поставляя нам барахло. К сожалению, нам удалось лишь установить, что
моторы и самолеты прибывали в таком виде, что без ремонта пустить их в эксплуата¬
цию было нельзя»40.
4 марта 1926 г. Политбюро ЦК ВКП(б) дало указание ГКК начать процесс растор¬
жения договора с фирмой «Заводы Юнкерса в Дессау». Уже к лету всякая созидатель¬
ная деятельность «Юнкерса» в Филях окончательно прекратилась. Концессионер фак¬
тически обанкротился, и 80% акций фирмы были распроданы, причем большая часть
отошла Зондергруппе, что окончательно запутало начатое ОГПУ расследование, по¬
скольку теперь уже невозможно было выяснить, кто, собственно, является хозяином
предприятий в Дессау и завода в Филях и кто должен нести ответственность за деятель¬
з*
67
ность концессии в СССР. За профессором Юнкерсом был сохранен пост главы концер¬
на, но большую часть мест в правлении заняли представители германского правитель¬
ства и рейхсвера41.
Для переговоров о дальнейшей судьбе концессии в Москву прибыл бывший рейхс¬
министр финансов Шлибен, официально назначенный главою «Комиссии по делам
предприятия Юнкерса». С советской стороны в переговорах принимали участие
Г.В. Чичерин, П.И. Баранов и И.С. Уншлихт. Шлибен заявил советским представите¬
лям, что вопрос о сохранении концессии является теперь для германского правитель¬
ства ключевым, так как громкий разрыв фирмы с СССР может сорвать процесс ее са¬
нации в самой Германии. «Юнкере был близок к банкротству, и ввиду этого германское
правительство взяло на себя спасение этого предприятия, крайне важного для герман¬
ской промышленности и для германской обороны...»42. Его поддержал и наркоминдел
Чичерин: «Если бы теперь произошел у нас полный разрыв с фирмой Юнкерса и пол¬
ная ликвидация его дел в СССР, это весьма сильно бы дискредитировало фирму "Юн¬
кере" в международном масштабе, сорвало бы дело санации, предпринятой германским
правительством... В связи с бешеной кампанией против нас, ведущейся в Англии, мы
должны дорожить всеми факторами, содействующими нашим экономическим отноше¬
ниям с Германией»43.
Однако руководство ВВС, очевидно памятуя о заведенном на Лубянке деле, на сей
раз отказалось поддержать концессионера. В ходе переговоров Баранов заявил пред¬
ставителям фирмы: «Мы всегда были готовы к широкому и откровенному сотрудниче¬
ству с фирмой "Юнкере". Но как выполнение отдельных заказов, так и выполнение
концессионного договора принесло нам много разочарований: завод за 4 года дал
100 самолетов и по качеству весьма ниже стоящих иностранной продукции. У нас была
уверенность, что фирма имеет серьезное намерение работать в нашей стране, и мы на¬
прягали все силы для совместной работы, считая, что эта совместная работа на основе
политического и экономического сотрудничества даст плюсы и фирме, и нам. Между
тем последний период работы и особо поведение представителей фирмы внесло столь
глубокое разочарование, что нами была признана необходимость решительных ша¬
гов»44.
Шлибен уехал ни с чем. Руководство ВВС объявило об отмене заказа на самолет
ЮГ-1, мотивируя это решение тем, что до 1 сентября 1926 г. так и не был налажен вы¬
пуск необходимых для него моторов. 1 марта 1927 г. ГКК принял окончательное реше¬
ние о ликвидации концессии фирмы «Юнкере» в СССР45. Фирме было предъявлено об¬
винение в невыполнении основных условий концессионного договора: завод для мото¬
ростроения так и остался не оборудован; на территории СССР так и не были созданы
необходимые запасы алюминия и дюраля, фирма ничего не сделала и для развития про¬
изводства этих материалов в СССР; не была выполнена намеченная производственная
программа; поставляемая продукция имела множество дефектов, в том числе и не¬
устранимых; совместное конструкторское бюро по авиа- и моторостроению так и не
было создано; договоры № 2 и № 3 (по проведению аэрофотосъемки и созданию линии
воздушных сообщений) до конца не реализованы. В результате концессионный дого¬
вор был расторгнут. Советской стороне отходило практически все имущество фирмы
в СССР: завод в Филях со всеми строениями, складами и их содержимым (за исключе¬
нием деталей, предназначенных для сборки самолетов типа ЮГ-1) и технической доку¬
ментацией на другие самолеты Юнкерса; 14 самолетов ЮГ-1, 18 запасных моторов к
ним и 23 комплекта поплавков и шасси; находящиеся в Дессау материалы на общую
сумму в 250 тыс. руб., предназначенные для выполнения советских заказов; склад
запасных частей для обслуживания линии Швеция - Персия на сумму 40 тыс. руб.;
все переданные в пользования «Юнкерсу» дома в Москве. В погашение встречных
претензий фирмы правительство СССР обязывалось уплатить 1 542 616 долларов
США. На этом, собственно, «дело Юнкерса» и закончилось, хотя германская сторона
вплоть до 1929 г. неоднократно пыталась инспирировать переговоры о возобновлении
концессии.
68
С точки зрения соответствия конечных результатов поставленным задачам, итоги
работы «Юнкерса» в СССР выглядят, безусловно, как крупная неудача самой фирмы и
советского руководства. Однако не стоит забывать, что завод в Филях какое-то время все
же работал и давал продукцию, в которой остро нуждалась советская военная и граж¬
данская авиация. Фактически «Юнкере» в какой-то степени заполнил своей продукци¬
ей вакуум, образовавшийся в период, когда отечественная авиационная промышлен¬
ность проходила стадию «восстановления», а фактически - создавалась заново. В 1924/25
хозяйственном году из 264 поставленных советской промышленностью военных и
гражданских самолетов 100 были изготовлены в Филях. Разведчики 1и-20 (первые по¬
плавковые разведчики, специально спроектированные для ВМФ СССР) до 1930 г. несли
службу в военно-морской авиации Балтийского и Черноморского флотов, а затем бы¬
ли переданы ГВФ и Главсевморпути. Именно на 1и-20 Б.Г. Чухновский совершил свой
перелет к Новой Земле в сентябре 1924 г. - первый советский полет над Арктикой. Само¬
лет 1и-21 также состоял на вооружении ВВС РККА вплоть до начала 1930-х гг., но исполь¬
зовался в основном для проведения работ по аэрофотосъемке. 15 самолетов типа ЮГ-1
были построены «Юнкерсом» для СССР уже после расторжения концессии на дочер¬
нем предприятии в Швеции, и еще 10 таких машин ВВС приобрел в 1927 г. В 1926 г. са¬
молеты ЮГ-1 поступили на вооружение Черноморского флота, в 1929 г. ими была во¬
оружена 62-я морская разведывательная эскадрилья Балтийского флота и одна тяже¬
лобомбардировочная эскадра Ленинградского военного округа (потом эти самолеты
также передали в морскую авиацию). В 1930/31 г. все ЮГ-1 были списаны в граждан¬
скую авиацию и стали использоваться для рейсов в Сибири, на Дальнем Востоке и для
полетов над Арктикой. ЮГ-1, базировавшийся на борту ледокола «Красин», сыграл
важнейшую роль в спасении летом 1926 г. экспедиции Нобиле в Арктике.
Схема развертывания совместного военно-промышленного производства на базе
концессий не дала того эффекта, на который рассчитывали организаторы советско-
германского военного сотрудничества. Для укрепления боеспособности отечественной
авиации гораздо более выгодным оказалось закупать у немцев готовые самолеты или
лицензии на их производство. В документах подобные операции обычно именуются
«технической помощью», и эта схема оказалась значительно более жизнеспособной,
чем совместное производство на базе концессий. Ранее уже упоминалось о том, что, по¬
мимо концерна «Юнкере», руководство РККА в поисках достойных конструкций само¬
летов обратилось при посредничестве ГЕФУ к руководству фирмы «Фоккер». С 1922
по 1925 г. советские ВВС приобрели в Германии около 500 самолетов этой фирмы. Все
они обладали довольно удачной конструкцией и были достаточно дешевыми по край¬
ней мере в сравнении с продукцией «Юнкерса». Всего было приобретено 11 типов са¬
молетов Фоккера, но наиболее крупными партиями поставлялись следующие самоле¬
ты46: Гоккег Э-УП, истребитель-биплан, считавшийся лучшим самолетом своего класса
в 1918 г. (было закуплено несколько десятков экземпляров, которые затем состояли на
вооружении РККА и использовались в качестве учебных самолетов); Гоккег С-1У,
двухместный разведчик (в 1924 г. были закуплены 20 этих самолетов, причем после
1930 г. некоторые из них использовались для доставки почты на линии Москва-Ир-
кутск); Гоккег Э-Х1, одноместный истребитель (количество «фоккеров» на вооруже¬
нии отечественной авиации доходило до 200. Гоккег Э-Х1 стал единственным немецким
самолетом, использовавшимся в СССР в боевых действиях. В 1929 г. Э-Х1 активно при¬
менялись в конфликте на КВЖД. Кроме того Э-Х1 долгое время активно использо¬
вались для обучения пилотов, в частности - в советско-германской авиашколе в Ли¬
пецке).
Немалый интерес представляет история сотрудничества советской авиационной
промышленности с фирмой «Хейнкель». Представители ВВС РККА и Авиатреста за¬
интересовались самолетами Хейнкеля после появления в Липецкой авиашколе новей¬
шего разведчика-корректировщика артиллерийского огня НП-17. Надо отметить, что
в 1920-х гг. перспективный истребитель у отечественной промышленности «не ладил¬
ся». И-1 Поликарпова доводился с 1922 г. примерно 5 лет, но так и не был принят на
69
вооружение, И-2 Григоровича строился небольшими сериями и использовался только
в качестве учебного самолета, а И-4 ЦАГИ был слишком дорог и трудоемок в произод-
стве. В итоге по перспективному плану развития авиастроения, разработанному в
1926 г., помимо производства небольших серий И-2 и И-4, было решено поручить раз¬
работку нового истребителя для ВВС РККА конструкторскому бюро Хейнкеля. Нем¬
цы заказанный истребитель создали в срок. Новый самолет получил название НИ-37.
В 1927 г. 2 самолета были собраны на секретном заводе под Берлином и отправлены в
СССР.
Сотрудничество с фирмой предполагалось организовывать на совершенно иных
принципах, чем с «Юнкерсом», хотя работу Хейнкеля на СССР часто именуют «кон¬
цессией» и большая часть документов проходила через ГКК. Речь теперь шла не о со¬
здании совместного предприятия, а о приобретении пакета лицензий на производство
специально разработанной для советских ВВС модели самолета, т.е. о программе «тех¬
нической помощи». Разворачивать производство РЮ-37 планировалось своими сила¬
ми, хоть и при консультационном участии иностранных специалистов. На совещаниях
с представителями авиационной промышленности у начальника ВВС от 18, 19 и
22 июля было решено: «1. Купить у германской фирмы "Хейнкель" лицензию на право
постройки в СССР самолетов указанного типа. По лицензии фирма должна предста¬
вить: право постройки; комплект рабочих чертежей с производственными допусками,
расчеты самолета и его деталей, подробные спесификации материалов и данные ста¬
тических расчетов и испытаний. 2. Обеспечить производство техпомощью от фирмы
"Хейнкель", сущность которой в получении описания производственных процессов в
цехах; описания технологических процессов; чертежи приспособлений; права команди¬
ровки на завод "Хейнкель" наших инженеров для ознакомления с постановкой дела и
права приглашения специалистов фирмы "Хейнкель" для технической консультации и
инструктирования по производству... 3) Ведение переговоров по существу покупки ли¬
цензии, получения техпомощи, закупку материалов и др., а также заключение догово¬
ра и наблюдение за его исполнением возложить на промышленность»47.
Испытания РГО-37 в СССР прошли в целом успешно, хотя и не без инцидентов.
20 июля 1928 г. самолет, управляемый летчиком-испытателем В. Писаренко, свалился
в плоский штопор, и пилоту пришлось покинуть машину с парашютом. Тем не менее
по общим результатам испытаний НИИ ВВС рекомендовал НИ-37 для ВВС РККА как
«хороший самолет-истребитель», особо отметив при этом его превосходство в харак¬
теристиках над модернизированным «Фоккером И-Х1», самолетами И-2, И2-бис и И-4
и другими истребителями, уже состоявшими на вооружении Красной армии или прохо¬
дившими испытания. Тем не менее Я.В. Алкснис, проводивший в Берлине переговоры
с Хейнкелем, категорически потребовал доработать самолет для улучшения его што¬
порных характеристик. Фактически речь шла о создании нового самолета: от фирмы
потребовали изменения профиля крыла, соотношения площадей верхней и нижней
плоскости, изменения конструкций шасси и хвостового оперения. Новый самолет был
представлен советским специалистам летом 1929 г. как НИ-43, однако в процессе испы¬
таний выяснилось, что внесенные советской стороной доработки отрицательно сказа¬
лись на характеристиках машины, и НИИ ВВС не рекомендовал НИ-43 к производству.
Однако советские представители на переговорах продолжали требовать от «Хейнке¬
ля» предоставить им лицензию на производство самолетов НИ-3748. За исключитель¬
ную лицензию фирма запрашивала цену в 240 тыс. немецких марок, за ограниченную
лицензию - 200 тыс. и за нормальную лицензию - 140 тыс. марок49. Предлагалось так¬
же построить в Германии на заводах Хейнкеля предварительную серию в количестве
не более 10 самолетов в присутствии советского инженерного и квалифицированного
рабочего персонала. Потом эти самолеты должны были отправиться в СССР в неза¬
конченном состоянии «как образцы для серийного производства, налаживания и облег¬
чения его». Советская сторона, однако, категорически не соглашалась платить за ли¬
цензию больше, чем 120 тыс. марок. В итоге стороны сошлись на сумме в 150 тыс. ма¬
рок, за которую Авиатрест получал лицензию сроком на 3 года, а фирма «Хейнкель»
70
брала на себя обязательство не перепродавать самолет иностранным покупателям в
течение 10 лет. При выборе типа самолета решено было остановиться на НИ-37, в ко¬
торый вносились все положительные изменения, реализованные на НИ-43.
Производство истребителя Хейнкеля решено было организовать на авиазаводе № 1
(бывший «Дуке»), где он и выпускался вплоть до 1934 г. под маркой И-7, а затем был
снят с производства в связи с появлением И-15 Поликарпова. Суммарный выпуск всех
серий самолета в различных модификациях составил 131 И-7. Выдвигаемая в некото¬
рых работах версия о секретном производстве «русского Хейнкеля» на заводе сельско¬
хозяйственного машиностроения «Саркомбайн», в том числе и для поставок на воору¬
жение рейхсвера, к настоящему времени документально не подтверждена.
Необходимо упомянуть и еще одну область авиационного строительства, в которой
фирма «Хейнкель» оказала СССР техническую помощь. Речь идет о гидроавиации и
создании для отечественного ВМФ системы катапультного старта самолетов. Вплоть
до начала 1920-х гг. гидросамолеты всех ведущих авиационных и морских держав мира
опускались с кораблей на воду при помощи лебедок и взлетали с воды, после чего теми
же лебедками их поднимали обратно на палубу. В 1925 г. фирма «Хейнкель» создала
складную модель катапультного самолета и катапульту под него. Заказ предназначал¬
ся для японского ВМФ и германской гражданской авиакомпании «Люфтганза». Узнав
об этом, руководство ВВС СССР в сентябре 1929 г. командировало в Германию заме¬
стителя начальника ВВС РККА Алксниса с тем, чтобы заключить договор с фирмой
на изготовление для СССР военной летающей лодки и соответствующей катапульты
длиной не более 21.5 м (установить ее планировали на 3-й башне линкора «Парижская
коммуна»). Хейнкель заказ принял и за месяц создал в своем конструкторском бюро
гидросамолет НИ-55. Первые ипытания новой машины прошли в Германии в присут¬
ствии советских специалистов, после чего фирма получила заказ на 20 таких самоле¬
тов, а затем 11 октября 1929 г. был подписан дополнительный контракт еще на 14 ле¬
тающих лодок НИ-55. Сам Хейнкель позднее неоднократно вспоминал о том, что
именно этот советский заказ помог его фирме пережить сложный период начала Ве¬
ликой депрессии, во время которого в Германиии разорилось множество авиазаводов.
В СССР первый НИ-55 появился в начале 1930 г. На него установили отечествен¬
ный двигатель М-22 мощностью 480 л.с. и приступили к повторным испытаниям в
Гребном порту Ленинграда. На вооружение самолет был принят под индексом КР-1
(Корабельный разведчик-1). Машина представляла собой летающую лодку-биплан с
деревянной, обтянутой полотном конструкцией. При необходимости крылья для
уменьшения объема могли складываться назад. Самолет был вооружен неподвижным
пулеметом в передней части, а еще одна поворотная турель со спаренными пулеметами
устанавливалась в заднюю кабину. В комплект с самолетом входила катапульта, раз¬
гонявшая КР-1 при старте до скорости 90-120 км/ч. В 1932 г. такая катапульта была
установлена на линкоре «Парижская коммуна», где она сломалась уже после третьего
старта. Катапульту отремонтировали и доработали, после чего в 1935 г. она была пе¬
ренесена на крейсер «Красный Кавказ». Остальные КР-1 взлетали исключительно с
воды. Всего, по состоянию на 1931 г., на вооружении ВМФ СССР состояло 19 развед¬
чиков КР-1, из которых 12 находились в составе Балтфлота, 6 - в Черноморском флоте
и 1 был передан в НИИ ВВС. В 1938 г. КР-1 были сняты с вооружения.
В истории сотрудничества советского авиапромышленного комплекса с фирмой
«Хейнкель» есть и еще один любопытный эпизод. В ноябре 1929 г. Авиатрест решил
попытаться... приобрести всю фирму «Хейнкель» целиком и перебазировать ее для ра¬
боты в СССР вместе с самим Хейнкелем. Документы свидетельствуют, что в правле¬
нии фирмы «Хейнкель» советское предложение рассматривали со всей серьезностью
и первоначально было даже принято предварительное положительное решение по
этому вопросу. Как сообщал в Москву советский уполномоченный в Берлине, оконча¬
тельное свое решение ф. Хейнкель даст по получении от нас полных данных о реаль¬
ных формах сотрудничества и конкретных условиях, на которых желательно для нас
привлечь фирму к сотрудничеству. Помимо этого, в Берлин необходимо дать сведения
71
как об объеме предлагаемой к выпуску продукции, так и о состоянии оборудования
предприятий, где будет проходить работа.. .50 В дальнейшем, как можно предположить
по имеющимся в нашем распоряжении документам, в процессе переговоров о переезде
Хейнкеля в СССР постепенно был выработан вариант, весьма напоминавший концес¬
сию «Юнкерса». Сам Хейнкель, скорее всего, согласился бы на любое советское пред¬
ложение, способное стать для него своего рода «спасательным кругом», поскольку гер¬
манская экономика, привязанная к курсу доллара репарационным планом Дауэса, уже
начинала ощущать на себе последствия Великой депрессии. Видимо, дальнейшее раз¬
витие проекта было заблокировано на более высоком уровне - в НКВМ и Совнаркоме,
где не желали повторения прежних ошибок, допущенных в деле «Юнкерса». Так или
иначе, Хейнкель советским авиаконструктором не стал.
По сходной схеме «технической помощи» развивалось и советское сотрудничество
с фирмой «Дорнье». Переговоры с ней велись еще в 1923 г., однако никаких определен¬
ных соглашений достигнуто не было. Но там, где военные ведомства потерпели неуда¬
чу, гражданские сумели добиться результата. «Укрвоздухпуть» при посредничестве
Украинского концессионного комитета заключил с «Дорнье» собственный договор,
причем Москву фактически даже не поставили об этом в известность, так что суще¬
ствование «региональной концессии» «Дорнье» было обнаружено только в 1925 г.51
Конкретное содержание договора между «Укрвоздухпуть» и «Дорнье» не известно, од¬
нако, скорее всего, речь шла о постройке, ремонте и эксплуатации на внутриукраин-
ских авиалиниях пассажирских самолетов фирмы. Некоторые из них впоследствии бы¬
ли закуплены советскими ВВС в качестве дальних разведчиков, причем пассажирские
отсеки переоборудовались для установки фотоаппаратуры Цейса. В 1925 г. в Москву
от фирмы «Дорнье» вновь поступило письмо с предложением о сотрудничестве в обла¬
сти военной авиации. Строить его предполагалось на принципах, коренным образом
отличавшихся от схемы с концессией «Юнкерса». Инвестировать капитал в производ¬
ство фирма «Дорнье» не предполагала, так что речь могла идти только о предоставле¬
нии СССР ее патентов, моделей и опытных достижений, технических кадров и о снаб¬
жении советских предприятий специальными машинами52.
Однако ГКК стремился привлечь «Дорнье» для работы в России именно в качестве
замены «Юнкерсу» или же заключить с фирмой достаточно выгодный договор с целью
«повлиять на снижение требований "Юнкерса"...»53. В итоге Авиатрест оказался вы¬
нужденным согласиться и на предлагаемую фирмой «техническую помощь». Для за¬
купки была выбрана весьма подходящая модель - летающая лодка Do-15 Wal, разрабо¬
танная «Дорнье» в 1922 г. и способная взлетать и садиться на плотный снег или лед. На
выбор руководства Авиатреста, без сомнения, повлиял и тот факт, что именно такой
самолет был выбран в 1925 г. Р. Амундсеном для перелета к Северному полюсу. 22 ап¬
реля 1927 г. между фирмой «Дорнье» и АО «Металлоимпорт» (эта фирма использова¬
лась в качестве «прикрытия» Авиатреста для договоров с иностранными фирмами)
было подписано соглашение о поставке в СССР 20 гидропланов Do-15 Wal с моторами
и комплектом запчастей не менее чем к 10 самолетам54. За каждый гидроплан совет¬
ское правительство должно было уплатить «Дорнье» 40 500 долларов США, а общая
стоимость «технической помощи», согласно договору, составляла 875 150 долларов.
Для сохранения поставки в тайне от представителей союзников самолеты по частям
переправлялись в Италию. Окончательную сборку и установку моторов производил
завод Марина-ди-Пиза, после чего самолеты проходили предварительную проверку и
доставлялись по морю в Севастополь, где происходила уже окончательная сдача-при¬
емка продукции советской стороной55. В СССР из летающих лодок «Валь» были сфор¬
мированы две эскадрильи специального назначения. Еще 2 машины были переданы
66-му авиаотряду Балтфлота. Впоследствии была приобретена еще одна партия, и 6 са¬
молетов собрали в СССР из готовых частей в 1930 г. Летающие лодки «Валь» состояли
на вооружении ВМФ СССР до середины 1936 г., после чего их сменили на поплавковые
бомбардировщики ТБ-1 и летающие лодки МБР-1, а оставшиеся в строю Do-15 «Валь»
передали гражданской авиации56.
72
На примере советско-германского сотрудничества в области военной авиации мож¬
но понять, почему потерпели неудачу практически все совместные с немцами начина¬
ния в области военной промышленности, организованные руководством РККА сов¬
местно с «Вогру». Концессия «Юнкерса», безусловно, не достигла тех целей, которые
перед нею ставились, и в конечном счете потерпела полный крах вместе с самой фир¬
мой точно так же, как и все остальные аналогичные проекты. Причины этих неудач
крылись, прежде всего, в коренном различии интересов рейхсвера и германских про¬
мышленников. Последних как бизнесменов интересовала только прибыль, причем в
условиях нестабильности экономической обстановки в самой Германии крайне важна
была быстрота ее извлечения. В то же время советская сторона требовала от немцев
масштабных проектов, способных «залатать дыры» в развитии советского ВПК, на
что те, разумеется, были неспособны. «Юнкерсу» в большинстве случаев было значи¬
тельно выгоднее давать в СССР взятки различным должностным лицам, сбывая ста¬
рье, чем организовывать новое производство, для которого эта фирма, по всей видимо¬
сти, не имела свободных капиталов. Руководство рейхсвера, в свою очередь, желало
иметь тайную базу для перевооружения, но этому препятствовало бедственное состоя¬
ние советской промышленности, неспособной до конца насытить современным ору¬
жием и техникой даже собственную армию. Исправить положение могло вложение в
восстановление старых предприятий и строительство новых миллиардов марок, но их
у ГЕФУ и Зондергруппы не было, а имевшиеся фонды стремительно съедала инфля¬
ция.
Впрочем, нельзя забывать о том, что продукция «Юнкерса» в определенный мо¬
мент была крайне необходима СССР, поскольку собственное авиационное производ¬
ство не могло удовлетворить спрос. Кроме того, на территорию СССР был перевезен
фактически небольшой германский авиазавод, по крайней мере, его сборочная линия,
что дало возможность отечественным специалистам ознакомиться с постановкой авиа¬
строения в Германии. В этом отношении опыт с концессией «Юнкерса» можно считать
уникальным. В конце 1920-х гг. ситуация в советском ВПК стала постепенно изменять¬
ся к лучшему, и вместо концессий отношения с германскими партнерами стали стро¬
иться на основе программ «технической помощи», подразумевавших как покупку гото¬
вых самолетов, так и приобретение лицензии на их производство в СССР. «Техниче¬
ская помощь», с точки зрения поддержания боеготовности советской авиации,
оказалась значительно эффективнее концессий, поскольку применялась в основном в
тех случаях, когда не сложившаяся еще до конца советская конструкторская школа не
могла дать военно-воздушным силам достойных боевых машин. Советский Союз,
стремившийся стать великой авиационной державой, не мог себе позволить длитель¬
ную зависимость своей авиапромышленности от иностранных разработок. Вставшие в
начале 1930-х гг. на ноги отечественные КБ постепенно начали вытеснять «немцев» из
советского неба, и к 1937 г. на вооружении ВВС РККА не осталось ни одного герман¬
ского самолета.
Примечания
1 Фашистский меч ковался в СССР. Красная армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество 1922-1933: Неиз¬
вестные документы. М., 1992.
2 Версальский мирный договор. М., 1925.
3 М е й с о н Г.М. Прорыв в небо. История Люфтваффе. М., 2004. С. 75.
4 Россия и СССР в войнах XX века: Статист, иссл. М., 2001. С. 89.
5Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001. С. 224.
6 Там же. С. 225-227 .
7 В отечественных документах она чаще фигурирует как «Вогру», т.е. «военная группа».
8 Советско-германские отношения. Сб. док. Т. 2. М., 1968. С. 456-500.
9Широкорад А.Б. Тевтонский меч и русская броня. Русско-германское военное сотрудничество. М.,
2003. С. 94-95.
10 ГА РФ, ф. Р-8350, оп. 1, д. 2109, л. 2-2 об.
11 Там же, л. 4 об.
73
12 Там же, л. 7 об.
13 Там же, л. 9.
14 Там же, л. 11.
15 Там же, л. 11 об.
16 Там же, л. 12 об.
17 Там же, л. 150.
,8ШирокорадА. Б. Указ. соч. С. 95.
19Соболев Д., Хазанов Д. Немецкий след в истории отечественной авиации. М, 2001. С. 22-23.
20 РГВА, ф. 4, он. 2, д. 55, л. 102.
21 Фашистский меч ковался в СССР... С. 142.
22 ГА РФ, ф. Р-8350, он. 1,д. 2109, л. 74.
23 Там же, л. 76.
24 Там же, л. 77-77 об.
25 Там же, д. 211, л. 16.
26 Там же, л. 6, 20,45^17, 35-36, 52.
27 РГВА, ф. 4, оп. 2, д. 55, л. 3.
28 Там же, л. 3^1.
29 Там же, д. 90, л. 158.
30 Там же, л. 162.
31 Там же, л. 159.
32Широкорад А.Б. Указ. соч. С. 99.
33 РГВА, ф. 4, оп. 2, д. 90, л. 201-203, 209-212, 215, 226-228.
34 Там же, л. 7-8.
35 Там же, л. 223.
36 Там же, л. 188.
37 Там же, л. 156.
38 Там же, л. 122-123 об.
39 Фашистский меч ковался в СССР... С. 142-143.
40 Там же. С. 144-145.
41 РГВА, ф. 4, оп. 2, д. 90, л. 14.
42 Там же, л. 14.
43 Там же, л. 15.
44 Фашистский меч ковался в СССР... С. 156.
45 ГА РФ, ф. Р-8350, оп. 1, д. 2118, л. 1-3.
46 См.: История создания и развития оборонно-промышленного комплекса России и СССР. 1900-1963;
Док. и мат-лы. Т. II. Советское военно-промышленное производство. 1918-1926. М, 2005. С. 464-465.
47 ГА РФ, ф. Р-8350, оп. 1, д. 2032, л. 2.
48 Там же, л. 46.
49 Там же, л. 5-5 об.
50 Там же, л. 39.
51 Там же, л. 40.
52 Там же, д. 1763, л. 1.
53 Там же, л. 2.
54 Там же.
55 Там же.
56 Там же, д. 1674, л. 2-4.
© 2007 г. Е. Ю. ЗУБКОВА*
«ЛЕСНЫЕ БРАТЬЯ» В ПРИБАЛТИКЕ: ВОЙНА ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Историография и мифотворчество
Тема вооруженного сопротивления политике советизации в Прибалтике - одна из
самых запутанных и сложных. В ней, как, пожалуй, ни в каком другом сюжете балтий¬
ской истории, ощущаются и нечеткость границ самого предмета, и разность термино¬
логического языка, и политические пристрастия пишущих. Черно-белое видение, свой¬
* Зубкова Елена Юрьевна, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института рос¬
сийской истории РАН.
74
ственное современному освещению проблем советско-балтийской истории вообще,
здесь выступает в образе классической дихотомии, разводящей стороны на героев и ан¬
тигероев, жертв и палачей, правых и виноватых. Традиция эта возникла еще в то вре¬
мя, когда вооруженное сопротивление в Прибалтике было актуальной политической
проблемой, и окончательно сложилась в 1960-е гг. вместе с появлением первых исто¬
рических штудий на данную тему в Советском Союзе и на Западе.
Советские документы 1940-1950-х гг. представляли национальных партизан не ина¬
че как «бандитов-повстанцев», а их борьбу - сначала как результат деятельности гер¬
манских спецслужб, а потом как следствие классовых противоречий и «враждебных
происков» «мировой закулисы» - тема, становившаяся весьма модной и востребован¬
ной в условиях холодной войны. Партизаны в то же самое время формировали свою
собственную историю, сохранившуюся не только в документах, но и в стихах, песнях,
устных рассказах. Эти источники оставили память о «героях-братьях», ушедших в леса,
чтобы с оружием в руках бороться за независимость своей страны. Так рождались ми¬
фы1.
Среди книг, посвященных истории партизанской войны в Прибалтике, лидировали
публикации о литовском движении сопротивления. Автором первой книги о «лесных
братьях» был один из партизанских лидеров Юозас Даумантас, известный под псевдо¬
нимом Лукша. В 1948 г. ему удалось добраться до США, где он и написал свою книгу
«Партизаны за железным занавесом», которая вышла на литовском языке в Чикаго в
1950 г. Сам Лукша в это время был снова отправлен в Литву, где вскоре погиб2. Его
книга была переведена на английский язык в 1975 г. и потом переиздана в 1988 г.3.
В 1959 г. ЦК компартии Литвы принял решение о формировании специальной ис¬
следовательской группы, которая на основе архивных документов должна была напи¬
сать историю повстанческого движения в республике4. В 1960-е гг. появились и первые
западные публикации на ту же тему, их авторами были в первую очередь историки из
числа балтийских эмигрантов Томас Ремейкис и Стэнли Вардис5.
Однако настоящий историографический бум начался в конце 1980-х - начале 1990-х гг.
Движение за независимость, возникшее в республиках Прибалтики в связи с политиче¬
ским кризисом в Советском Союзе, актуализировало интерес к истории национально¬
го сопротивления послевоенного периода, а доступ к ранее секретным архивам позво¬
лил подкрепить этот интерес необходимой исторической информацией. В процессе по¬
знания этой страницы национальной истории вновь лидировала Литва, где с 1988 г.
развернулась масштабная работа по сбору документального материала о партизан¬
ском движении в республике. Ее результатом стало появление в 1990-е гг. целой серии
документальных публикаций и исследований на литовском языке6, хотя в то время они
не стали достоянием широкой научной общественности за пределами Литвы.
Латвия и Эстония включились в процесс изучения истории движения сопротивления
несколько позднее, но во всех прибалтийских странах к концу 1990-х гг. уже имелись и
документальные публикации, и первые исследовательские работы, посвященные
«партизанской теме». Национальная историография «новой волны» представлена в
первую очередь исследованиями Арвидаса Анушаускаса (Литва), Хейнриса Стродса
(Латвия) и Марта Лаара (Эстония)7. Символическое соединение этих национальных ис¬
торий под одной обложкой произошло в 1999 г., когда вышла в свет книга «Антисовет¬
ское сопротивление в государствах Балтии»8. Эти публикации позволяют говорить о
складывании определенной тенденции в освещении повстанческого движения в При¬
балтике, каким оно представляется в современной национальной историографии. Не¬
сомненным достоинством этих исследований является привлечение большого числа
новых источников как из национальных, так и из российских архивов. Однако их ана¬
лиз и интерпретация, точно так же, как и общие подходы к проблеме вооруженного со¬
противления политике советизации, далеко не всегда могут преодолеть давление акту¬
ального политического контекста. В результате партизанское движение подается чи¬
тателю сознательно или несознательно «очищенным» от разного рода наслоений и
«неудобных» подробностей.
75
Происходит это, как представляется, из-за стремления авторов ограничиться опи¬
санием политической составляющей партизанского движения, представить его глав¬
ным образом как борьбу за независимость, за восстановление суверенитета страны,
как активное проявление патриотизма. В подобной трактовке «партизанство» отделя¬
ется от «партизанщины», а антисоветское сопротивление - от уголовного бандитизма.
Конфликт выводится вовне, становится почти не связанным с внутренней ситуацией и
борьбой различных сил в самих балтийских странах. Речь идет о противостоянии внеш¬
нему агрессору - Советскому Союзу, который опирался на собственную мощь и под¬
держку небольшой группы коллаборационистов внутри Литвы, Латвии и Эстонии. В
остальном - это сопротивление всего народа иноземцам. В представленной конфигу¬
рации конфликта ни о какой гражданской войне и внутренних противоречиях не может
быть и речи.
В известной степени подобную трактовку движения сопротивления в Прибалтике
можно рассматривать как реакцию отторжения оценок, свойственных советской исто¬
риографии с ее увлечением «классовой борьбой», которой объяснялось все и вся9. Од¬
нако полемика с крайностями «советизмов», справедливая в своей основе, нередко при¬
водит к другим крайностям и той же односторонности. Между тем повстанческое дви¬
жение в Прибалтике, как и феномен сопротивления в целом, - это явление
многослойное, понять которое невозможно, задавшись только одним параметром его
измерения - внешним или внутренним. Классическая схема «мы - они» здесь или не ра¬
ботает, или каждый раз требует уточнения имен и позиций контрагентов. Это тот клу¬
бок проблем, распутывать который удобнее и логичнее не с ответов, а с вопросов.
Что явилось причиной массового сопротивления политике советизации? Почему в
трех балтийских республиках масштабы протеста и уровень конфронтации были столь
различны? Как соотносились между собой активные и пассивные формы этого сопро¬
тивления? Как реагировала Москва на ситуацию в Прибалтике? Наконец, кто они -
люди, ушедшие в леса, которых стали называть «лесными братьями»? Во всяком слу¬
чае попытки причислить их всех либо к «патриотам», либо к «бандитам» выглядят не
только наивными, но и по меньшей мере неубедительными.
Мотивы
Бесспорно одно: повстанческое движение в Прибалтике было ответом на политику
советизации, и особенно на сопровождающие ее репрессии и террор. Аннексия Литвы,
Латвии и Эстонии в 1940 г. и последующие попытки инкорпорировать их в советскую
систему стали тем вызовом, на который граждане балтийских стран ответили актив¬
ным и пассивным сопротивлением. Вместе с тем стартовой точкой развития активных
форм сопротивления советскому режиму, в том числе и повстанческого движения, стал
не 1940 г., как того можно было ожидать, а 1944-й.
Первые антисоветские восстания в Прибалтике произошли еще в июне 1941 г., как
только там узнали о нападении Германии на Советский Союз. Однако повстанцы, без
особых проблем одолевшие остатки советских гарнизонов и отступающих частей
Красной армии, сложили оружие, едва появились немецкие войска. Гитлеровское ко¬
мандование поддерживало активность повстанцев, оказывая им в первую очередь ма¬
териально-техническую помощь10. В то же время немецкая администрация не признала
возникшие в результате восстаний национальные правительства или аналогичные на¬
циональные структуры, которые вскоре были распущены. Вопреки ожиданиям части
населения стран Балтии в них был установлен германский оккупационный режим, так
что надежды на освобождение и восстановление независимости оказались не более
чем иллюзией.
Вторая попытка добиться восстановления суверенных государств на территории
Прибалтики относится к концу Второй мировой войны. Импульсом для развития дви¬
жения сопротивления послужило тогда стремление не допустить повторной советиза¬
ции Литвы, Латвии и Эстонии. Антисоветские выступления балтийских партизан нача¬
76
лись с того момента, как советско-германский фронт переместился на территорию
Прибалтики, т.е. летом 1944 г. В отличие от ситуации 1940 г., сопротивление - особен¬
но в Литве - приняло массовый характер и отличалось беспрецедентной жесткостью и
жестокостью противостояния, причем с обеих сторон. «Почему же те самые люди, что
довольно мирно отреагировали на первое советское вторжение в 1940 г., взялись за
оружие в 1944-м?» - задавались вопросом Р. Мисиунас и Р. Таагапера11. Сами эти исто¬
рики ответили на свой вопрос так: «Патриотический идеализм был главным мотивом
(сопротивления. - Е.З.). В 1940 г. его умеряло стремление избежать смерти, но в 1945 г.
война и две оккупации сформировали чувство, что двум смертям не бывать, а одной все
равно не миновать. Многие испытали тогда ощущение мимолетности жизни... »12. Од¬
нако, помимо «лирики», существовали и вполне «прозаические» и, может быть, поэто¬
му более убедительные мотивы. Первым среди них Мисиунас и Таагапера называют
террор 1940-1941 гг. и возвращение карательной практики советского режима в после¬
военные годы13.
Аналогичной позиции по вопросу о побудительных мотивах развития национально¬
го движения сопротивления в Прибалтике придерживается большинство западных ис¬
ториков, а также их коллеги в странах Балтии. Патриотизм и стремление обрести не¬
зависимость, с одной стороны, и советский террор - с другой рассматриваются в каче¬
стве главных мотивов, заставивших людей уйти в леса. При этом совершенно
справедливо оговаривается, что далеко не все «лесные братья» были готовы с оружием
в руках бороться против советской власти. Многие, напуганные предвоенными депор¬
тациями и репрессиями и не имеющие никаких гарантий, что ситуация после «второго
пришествия» советской власти изменится к лучшему, просто предпочитали пересидеть
«смутные времена». Для этих людей - а таких было большинство - «лесное братство»
стало своего рода способом выживания, способом ухода от советской действительности.
Состав и численность «лесного братства»
Состав «лесного братства» был довольно пестрым, и в нем встречались не только
«сидельцы» и партизаны-боевики. Причины, заставлявшие людей прятаться от совет¬
ской власти и особенно от ее силовых структур, были различными, и не только террор
был тому виной. Война вообще ломает привычные социальные связи и превращает
миллионы людей в скитальцев. Кроме этого, она приводит к всплеску криминальной
активности, а общедоступность оружия провоцирует рост уголовного бандитизма14.
Прибалтика не стала здесь исключением. В лесах скрывались партизаны, организован¬
ные в большие отряды и действовавшие мелкими группами. В Литве, помимо литов¬
ских партизан, находились и отдельные подразделения польской Армии Крайовой. В
тех же лесах можно было встретить немецких военных, отставших от своих частей или
оставленных там намеренно для проведения диверсионных акций. После освобожде¬
ния узников немецких лагерей часть бывших заключенных, не ожидая для себя ничего
хорошего на родине, предпочитала скрываться от представителей власти. По дорогам,
а чаще снова в лесах бродили группы дезертиров. Вместе с объявлением мобилизации
в Красную армию в бега устремились те, кто подлежал призыву. Наконец, среди «не¬
легалов» было немало и тех, кто объединялся в шайки и промышлял разбоем. Состав
этих банд определить довольно трудно - встречались в них и уголовники-рецидивисты,
и те же красноармейцы-дезертиры, и крестьяне. У всей этой разношерстной публики
был тем не менее один общий враг - советская власть и ее полномочные представители
на местах.
Определить численность «лесных братьев» и вообще всех, кто по тем или иным
причинам скрывался от советской власти, довольно сложно, если почти невозможно.
Никакой достоверной статистики на этот счет не существует, причем данные разных
источников расходятся. Что касается примерных оценок экспертов, то, по мнению
Р. Мисиунаса и Р. Таагапера, на пике движения в «лесное братство» было вовлечено от
0.5 до 1% балтийского населения. Весной 1945 г. численность партизан в Литве доходи¬
77
ла до 30 тыс., в Латвии - до 10-15 тыс., в Эстонии - до 10 тыс. человек15. Исследования
последних лет в целом подтверждают эти оценки. Так, А. Анушаускас полагает, что в
ноябре 1944 г. в лесах Литвы скрывались примерно 33 тыс. человек16. X. Стродс оцени¬
вает численность партизан Латвии на тот же период в 20 тыс. человек17. По данным
М. Лаара, «лесное братство» в Эстонии объединяло на своем пике 15 тыс. человек18.
Самый большой резерв для пополнения партизанских отрядов в 1944 и 1945 гг. со¬
ставляли «уклонисты», т.е. люди, уклоняющиеся от мобилизации в Красную армию.
Они не являлись на призывные пункты, прятались от военных чиновников, сбегали по
дороге в свои части. За 1945 г. в Литве было взято на учет 52 658 «уклонистов», в Лат¬
вии - 4 343, в Эстонии - 2 34319. Эти данные касаются лишь тех, кого органам НКВД
удалось раскрыть и вернуть к легальной жизни. Сколько же «уклонистов» осталось в
лесах, - неизвестно, но это были преимущественно крестьяне. Помимо них, партизани¬
ли бывшие военнослужащие, учащиеся гимназий, студенты. Среди командиров парти¬
занских групп, например в Литве, преобладали офицеры бывшей литовской армии
(37%), 10% приходилось на долю бывших полицейских и столько же (по 10%) состав¬
ляли учителя и студенты20.
Официальные партийные документы характеризовали движение сопротивления в
Литве как «кулацко-националистическое»21. Это было удобно для поддержания версии
о «классовой борьбе» как главном мотиве существования вооруженной оппозиции ре¬
жиму. Однако та же советская статистика, хотя ц закрытая, противоречит этой версии.
О социальном составе «лесных братьев» в Литве можно получить представление, на¬
пример, на основании данных об осужденных Военным трибуналом войск НКВД -
МВД Литовской ССР. Согласно этим данным, за вторую половину 1944 г. трибуналом
были осуждены как «бандиты» 131 человек, из них по категории «кулаки» проходили
всего 9, тогда как 78 попали в категорию «крестьяне-середняки» и 29 - в «бедняки».
В 1945 г. среди осужденных 2 574 «бандитов» оказалось только 229 кулаков, а середня¬
ки и бедняки вместе составили почти 60% осужденных по этой категории - 1 293 и 226
человек соответственно. Любопытно, что среди осужденных «бандитов» 327 (12.7%)
принадлежали к интеллигенции, причем их оказалось больше, чем кулаков. Среди дру¬
гой категории осужденных («участники антисоветских организаций») доля интелли¬
генции была еще больше - 23% (275 человек из 1 199 осужденных в 1945 г.). По этой
же категории на середняков пришлось почти 39% осужденных (466 человек), а кре-
стьян-бедняков было столько же, сколько интеллигентов (275). Кулаков же было все¬
го 64, или 5.3%. Их «обогнали» даже учащиеся школ и студенты - 96 осужденных как
члены организаций22.
В 1946 г. количество осужденных по всем категориям уменьшилось (973 человека
были осуждены как «бандиты» и 563 - как «участники организаций»), однако социаль¬
ный состав осужденных остался прежним и в том же соотношении: среди осужденных
как «бандиты» 84% составили середняки и бедняки, кулаки - 4.8%, интеллигенты -
11%. Среди членов антисоветских организаций 59% пришлось на крестьян-середняков,
17% - на бедняков, 10% - на интеллигенцию, 5.3% - на кулаков и 4.4% - на учащихся23.
Статистика Военного трибунала, помимо указанных, фиксировала и другие катего¬
рии осужденных - «пособники», «шпионы», «полицейские», «старосты». Однако и они
не подтверждали тезиса о кулацком составе литовского движения сопротивления и ан¬
тисоветской оппозиции в целом. Получалось, как следовало из выводов председателя
трибунала полковника Халявина, что 7.5% «классово чуждого элемента» (помещики,
кулаки, духовенство) «сумели вовлечь на свою сторону 92.5% трудового населения» -
крестьян, кустарей, учащихся и интеллигенции24. И хотя помещиков за все 3 года на¬
бралось всего 5, их по инерции включали в статистические справки, руководствуясь, по
всей видимости, той же установкой (или неосознанным желанием) обязательно подве¬
сти антисоветское сопротивление в Литве под мотивацию классовой борьбы.
«Лесные братья» в Латвии и Эстонии рекрутировались тоже преимущественно из
крестьян - в этом состав «лесного братства» во всех трех балтийских республиках был
схожим. Вместе с тем движение сопротивления в Литве обладало еще одной особенно¬
78
стью - повстанцев активно поддерживала католическая Церковь. Среди участников и
даже командиров партизанских групп в Литве было немало священнослужителей25.
Например, настоятель Валькининского прихода Бардишаускас руководил местной
подпольной организацией «Союз литовских партизан», настоятель Гегужинского при¬
хода Рудженис командовал партизанским батальоном26. Ксендз костела Кусас в Тараг-
ском уезде возглавлял подпольную организацию «Борцы за свободу Литвы»27. Всего с
августа 1944 г. по январь 1947 г. за связь с повстанческим движением в Литве было аре¬
стовано 103 ксендза28. В Латвии и Эстонии представители духовенства активной роли
в повстанческом движении не играли. Это можно объяснить особенностями движения
сопротивления в этих республиках, которое не достигло ни масштабов, ни накала борь¬
бы, сравнимых с Литвой. Кроме того, сыграла свою роль политика «нейтрализации»
Церкви, проводимая советской властью. В Латвии, например, советским спецслужбам
удалось завербовать главу католической Церкви митрополита Антония Спринговича,
а оказавшихся более строптивыми иерархов лютеранской Церкви во главе с еписко¬
пом Ирбе - арестовать и заменить на более лояльных. На официальном языке это на¬
зывалось «советизацией» Церкви29. Тем не менее и здесь были свои исключения: одну
из самых влиятельных повстанческих организаций Латвии - «Объединение защитни¬
ков отечества (партизан) Латвии» - возглавлял ксендз Антоне Юхневич (подпольный
псевдоним «Виентулис»).
Крестьянское лицо вооруженного движения сопротивления в Прибалтике опреде¬
лялось и местом его дислокации - оно было в полном смысле слова движением «лес¬
ных братьев», т.е. развивалось почти исключительно в сельской местности. Попытки
распространить активные формы сопротивления на города оказались в целом неудач¬
ными30. Уездный город был той точкой, где власть партизан заканчивалась. И если
можно говорить о складывании некого «городского братства» по аналогии с «брат¬
ством лесным», то эта аналогия будет довольно условной31. В городе сопротивление
советизации обрело иной характер, и в этом смысле тоже имело свое лицо. Оно стало
развиваться главным образом в ненасильственных формах, а на авансцену политиче¬
ской борьбы вышла учащаяся молодежь, объединившаяся в антисоветские кружки и
группы. Социальный состав участников во многом повлиял на характер национально¬
го сопротивления в городах, придав ему более цивилизованные формы. Однако не
только «интеллигентство» как социальный фактор сыграло здесь свою роль. Наличие
мощных силовых структур и относительная устойчивость институтов власти в городах
делали вооруженное сопротивление просто бессмысленным.
Города были опорными пунктами советской власти. В сельской местности ситуа¬
ция, особенно вскоре после окончания военных действий, складывалась не столь одно¬
значно. Поэтому, пока советская власть была еще не везде, сельский житель, по срав¬
нению с городским, обладал одним, пусть временным и иллюзорным, но преимуще¬
ством - ему было куда бежать. Часто повод для бегства давали сами местные власти.
Их некомпетентность и злоупотребления, помноженные на появившийся еще с довоен¬
ных времен страх населения, заставляли многих переходить на нелегальное положение.
Бегство от советской реальности
Представление о настроениях балтийского населения дают следующие зарисовки
из повседневной жизни Латвии 1945 г. Сначала на территорию республики вступили
части Красной армии. После этого в сводках время от времени стали появляться сооб¬
щения вроде следующего, пришедшего в мае 1945 г.: «Во всех волостях зарегистриро¬
ваны случаи грабежа местного населения и изнасилования женщин, также ежедневно
поступает по несколько жалоб в волисполкомы на то, что лица, одетые в красноармей¬
скую одежду, и репатриируемые угоняют принадлежащий местному населению скот.
В ряде волостей лошадьми воинских частей травятся поля, все это отражается на поли¬
тико-моральном настроении населения. Хотя командованием принимаются суровые
меры, но пока эти явления не ликвидированы»32. Кто были эти «лица, одетые в крас¬
79
ноармейскую одежду», - действительно красноармейцы или обычные уголовники,
маскирующиеся под красноармейцев, - не суть важно. Не столь важно и то, что данная
практика была вовсе не повсеместной. Важно другое: в глазах местного населения че¬
ловек в красноармейской форме стал олицетворять угрозу.
Власть, которую принесла с собой Красная армия, тоже не сулила ничего хорошего.
Поэтому любые ее мероприятия, независимо от их конкретного содержания, воспри¬
нимались балтийским населением как направленные против него. Во всем виделся под¬
вох: стоило, например, в одном из уездов Латвии объявить о явке всего мужского насе¬
ления в возрасте от 16 до 60 лет на сборные пункты «для проверки», как немедленно
распространился слух, что «собранные на пункты для проверки мужчины будут рас¬
стреляны или сосланы в Сибирь на каторгу». По другой версии, эта акция была расце¬
нена как «тотальная мобилизация в Красную армию для войны против Англии и Аме¬
рики»33. Нетрудно догадаться, что часть мужчин предпочла не проверять эти слухи на
собственном опыте, а просто отправилась «в бега».
Лицо советской власти представляли ее органы на местах. Собственно, для крестья¬
нина советская власть начиналась и заканчивалась в волисполкоме. Местные началь¬
ники, со своей стороны, нередко позволяли себе «вольности» такого рода: «Дагдин-
ский волисполком Даугавпилского уезда 3 февраля 1945 г. принял решение, которым
установил, что лица, не выполняющие распоряжений волисполкома, будут подвергать¬
ся штрафу и высылаться в исправительные лагеря. Председатель Туркалнского волис¬
полкома Баусского уезда распоряжением от 25 февраля 1945 г. объявил всех крестьян,
не приступивших к сдаче молокопоставок, вредителями, хотя им еще не были вручены
обязательства по молокопоставкам. Председатель Апненского волисполкома Валк-
ского уезда в своем циркуляре указал, что граждане, не выполняющие его указаний,
"будут отданы под суд военного трибунала". В Бедедзской волости Валкского уезда
имел место такой факт, когда вооруженные мужчины гнали под конвоем в лес кре¬
стьян, вышедших на лесозаготовку»34.
Практика угроз становилась обычным стилем работы местных органов власти:
крестьян то и дело запугивали судом и прочими карательными санкциями, строптивых
или просто неинформированных объявляли «вредителями» и «врагами народа» и гро¬
зили передать их дела «компетентным органам». Доходило до курьезов. Председатель
одного волисполкома решил провести спортивный кросс, в котором должны были при¬
нять участие все граждане от 13 до 26 лет. Чтобы население отнеслось к этой инициа¬
тиве со всей серьезностью, председатель на всякий случай предупредил, что не явившиеся
на кросс «будут наказаны по закону военного времени»35. Эти и подобные им злоупо¬
требления выявляли прокурорские проверки. Совнарком и ЦК компартии Латвии
25 апреля 1945 г. приняли специальное постановление «О фактах грубого нарушения
социалистической законности в республике». Но ситуация от этого практически не ме¬
нялась. Прокурор А. Мишутин жаловался, что в исполкомах наблюдается «вредный
уклон» - не рассматривать протесты прокурора36. Председатель Бюро ЦК ВКП(б) по
Латвии В. Рязанов на очередной сводке о злоупотреблениях сердито написал: «Т. Калн-
берзину! Наши письма, очевидно, действуют плохо. Придется, мне кажется, строго на¬
казывать людей за подобные безобразия»37. Над особо злостными «нарушителями соц-
законности» проводились показательные суды: один из них был организован, напри¬
мер, в Мадонском уезде, где председатель волисполкома добивался выполнения
хлебопоставок с помощью оружия и издевательств над крестьянами.
Аналогичным образом выглядело положение дел в Эстонии и Литве. В первые по¬
слевоенные годы республиканским властям не удавалось взять ситуацию на местах под
свой контроль. Даже если случаи самоуправства местных чиновников выявлялись и
осуждались, заменить их было практически некем. На место проштрафившегося на¬
чальника приходил такой же - и все повторялось сначала. Крестьяне в результате оста¬
вались снова один на один с произволом местных властей. И если им еще оставалось
ждать откуда-то помощи, то только из «леса». Не случайно поддержка партизанского
движения местным населением была массовой.
80
«Запад нам поможет!»
Помимо «лесных братьев», у населения существовала еще одна надежда - поддерж¬
ка извне, от стран Запада. «Придут американцы, - и все будет по-старому» - эта при¬
сказка, точнее самоубеждение, то и дело проскальзывала в разговорах, помогая людям
жить и надеяться на лучшее. Подобные настроения были особенно сильны в первые
послевоенные годы. Убеждение, что после победы над Германией начнется раздор
между СССР и союзниками, а потом и война, рождало у балтийского населения иллю¬
зию непременного восстановления старых порядков с помощью США и Великобрита¬
нии.
Летом 1945 г. в Латвии ходили, например, такие слухи: «За последнее время в Риге
усилились провокационные слухи о роли Англии и Америки в создании "независимой"
Латвии... 16 сентября какими-то неизвестными лицами в Риге были распространены
слухи о том, что в Двинск прибыли представители английского правительства, кото¬
рые будут принимать управление Латвией. В связи с этим советская власть дольше су¬
ществовать не будет, и Красная армия оставит латвийскую территорию. Некоторые
жители намеревались пойти встречать англичан на Двинское шоссе... Преподаватель
основной школы Бирсонс Артур в беседе заявил, что он лично видел, как по шоссе Ри¬
га - Взморье прошли 7 автомашин, украшенных национальными латышскими флага¬
ми, в которых сидели английские офицеры и лица, одетые в офицерскую форму быв¬
шей латвийской буржуазной армии. Население якобы выходило на дорогу и забрасы¬
вало машины цветами... Владелец хутора Карклини (Рижский уезд), будучи в Риге,
увидел идущий по реке Западной Двине пароход, начал уверять присутствующих граж¬
дан, что на этом пароходе плывут английские войска»38.
О скорой войне западных держав против СССР шептались и в Эстонии. Накануне
выборов, зимой 1946 г., какой-то военнослужащий рассказывал, что во время своего
отпуска он был в деревне и встречался там с людьми, «скрывающимися в лесу». «От
них, - заявил он, - я узнал, что они по радио слышали о том, что против России скоро
выступят четыре страны: Англия, Америка, Швеция и Турция. Уже сейчас эти страны
предъявили СССР ультиматум, заключающийся в том, чтобы советское правитель¬
ство не проводило выборов в Верховный Совет в странах Прибалтики и до выборов,
т.е. до 10 февраля 1946 г., чтобы русские ушли из Эстонии, в противном случае эти
страны объявят войну Советскому Союзу»39.
Однако проходило время, а война «за Прибалтику» все не начиналась. Тем не менее
стоило вспыхнуть какому-нибудь конфликту между Советским Союзом и странами За¬
пада, как в Прибалтике сразу вновь появлялись слухи о скорой войне. Например, в свя¬
зи с начавшейся блокадой Берлина в 1948 г. советские спецслужбы Эстонии зафикси¬
ровали появление среди населения слухов о том, что якобы в ближайшее время начнет¬
ся война между Советским Союзом и США. Особенно эти слухи были характерны для
сельской местности. «В Вырумаском уезде, например, распространился слух, что будто
бы русские войска окружили Берлин, а английские и американские военные части, в
свою очередь, окружили части Советской армии и сейчас ожидают приказа к откры¬
тию военных действий»40.
Надежда на помощь Запада служила серьезным стимулом для развития повстанче¬
ского движения41. Более того, многие повстанческие организации и группы видели
свою задачу главным образом в том, чтобы «подготовить почву» для прихода англичан
или американцев и «продержаться» до этого момента. Такая ситуация была особенно
характерна для Эстонии и Латвии. Однако и в Литве партизаны активно использовали
«фактор Запада» для поддержания боеспособности своих отрядов и мобилизации но¬
вых сил. Так, в одной из листовок, распространяемых от имени Президиума Союза ли¬
товских эмигрантов в мае 1945 г., говорилось (перевод с литовского): «Литовцы! Уже
близок час освобождения... Не может быть между СССР, Англией и Америкой сердеч¬
ной дружбы. После капитуляции Германии перед союзниками поставлен вопрос - вой¬
на с СССР. Союзники хорошо знают большевиков... Американцам известны массовые
81
высылки и издевательства большевиков. Американцы заявляют, что придет время, ко¬
гда НКВД и все пособники будут уничтожены... Все убеждены, что в случае войны
между СССР и союзниками произойдут три внезапности. Красная армия будет разбита
и уничтожена. От Советского Союза будет отнята Прибалтика, Белоруссия и Украина.
Эти государства получат независимость...»42.
Как известно, обещанных «внезапностей» не случилось, и конфликт между СССР и
его бывшими союзниками развивался уже по другим законам - законам холодной вой¬
ны. Советизация Прибалтики, как и в целом Восточной Европы, превратилась со вре¬
менем в один из сюжетов идеологической войны между Советским Союзом и Запад¬
ным миром, однако это была вовсе не та война, на которую рассчитывали повстанче¬
ские силы. Отсутствие реальной военной поддержки со стороны западных стран стало
одной из главных причин сначала ослабления, а затем и прекращения вооруженного
сопротивления политике советизации.
«Партизаны» и «бандиты»
Для советского режима именно вооруженное сопротивление представляло наи¬
большую угрозу и было главным препятствием на пути осуществления планов по даль¬
нейшему превращению Литвы, Латвии и Эстонии в «советские» республики. Мотивы
сопротивления в данном случае не играли определяющей роли. По логике советских
властей, любой человек с оружием в руках, если он не был милиционером, оператив¬
ником или красноармейцем, автоматически зачислялся в «бандиты». Отделить парти¬
зан от бандитов, повстанцев от уголовников порой действительно было весьма непро¬
сто. Оценивая криминальную ситуацию на Западной Украине и в Литве, Дж. Бурде
приходит к такому выводу: «Очевидно, что здесь существовало особое, хотя и не со¬
всем исключительное взаимопроникновение социального бандитизма и антисоветско¬
го национального движения»43. Уголовные бандиты нередко действовали «под парти¬
зан», чем серьезно компрометировали повстанческое движение в глазах населения.
Партизанские лидеры, если в криминале были уличены члены их отряда, стремились
избавляться от таких людей и даже устраивали показательные суды над ними в назида¬
ние остальным.
Трудности с определением географии и масштабов распространения повстанческо¬
го движения и уголовного бандитизма в послевоенной Прибалтике связаны, кроме то¬
го, с несовершенством советского законодательства, не разделявшего антисоветское
вооруженное сопротивление и уголовный бандитизм. Первоначально не фиксировала
этой разницы и ведомственная статистика НКВД и НКГБ, рассматривая все антисовет¬
ские проявления в западных областях СССР как бандитизм44. Юридическое разграни¬
чение политического и уголовного бандитизма появилось лишь в 1947 г. после того,
как было принято решение о разделении сфер деятельности МВД и МГБ в борьбе с
бандитизмом. Дж. Бурде считает, что советское государство «умышленно смешивало
принципиальную политическую оппозицию и насильственный уголовный террор», ис¬
пользуя «борьбу с бандитизмом» как политическое орудие для утверждения заново со¬
ветского государственного контроля на территории всей страны45. Это так, с одной
лишь оговоркой: часто сама жизнь, реальная ситуация «подыгрывали» власти, смеши¬
вая политический и уголовный террор. Порой под прикрытием борьбы с «коллабора¬
ционистами» и «предателями» осуществлялся разбой, грабеж и убийства, а жертвами
становились обычные люди, весьма далекие от какой бы то ни было «политики».
Чтобы понять, что представляла из себя «бандитская повседневность», например в
Литве, достаточно полистать один любопытный документ - «Журнал учета бандпро-
явлений по Литовской ССР за 1946 г.». По виду - это обычная «амбарная книга», где
от руки день за днем фиксировались происшествия, а в скобках дежурный указывал ха¬
рактер преступления по принятой тогда классификации. Ценность этого документа со¬
стоит в том, что, в отличие от обобщающих справок, он позволяет получить информа¬
цию «из первых рук» - от людей, которых мало заботил стиль и слог, а тем более со-
82
Таблица
Антисоветское повстанческое движение и уголовный бандитизм на территории СССР в 1946 г.
(по данным МВД СССР)*
Западные
области
УССР
Западные
области
БССР
Литовская
ССР
Латвий¬
ская
ССР
Эстонская
ССР
Другая
терри¬
тория
СССР
Всего
по СССР
Ликвидировано:
Антисоветских формиро-
415
43
88
22
7
67
642
ваний и групп
Банд, связанных с нац-
337
59
375
288
110
27
1196
подпольем
Уголовных банд
175
129
62
57
45
2427
2895
Ликвидировано и изъято:
Антисоветского элемен¬
40331
2281
10946
4394
1675
8258
67885
та**, человек
У головно-бандитского
11473
1196
1564
2087
2228
25111
43659
элемента, дезертиров и
уклонившихся от службы
в Советской армии, чело¬
век
Зарегистрировано бан¬
2095
271
2354
724
350
6066
11860
дитских проявлений***
Убито в результате бан¬
3062
250
2903
368
218
1500
8301
дитских проявлений, че¬
ловек
* Составлена по: ГА РФ, ф. 9478, оп. 1, д. 709, л. 64-72. При подготовке сводной таблицы сохранена тер¬
минология документа.
** В категорию «антисоветский элемент» были включены: участники антисоветских националистиче¬
ских формирований и групп, организующих бандитизм; бандиты, связанные с националистическим подпо¬
льем; шпионы; диверсанты; террористы; немецкие ставленники и пособники, а также «другой антисовет¬
ский элемент».
*** В категорию «бандитские проявления» были включены: террористические акты; диверсионные акты;
нападения на совпарторганы и предприятия, объекты связи, железнодорожного и водного транспорта,
совхозы, колхозы; нападения на бойцов войск МВД, Советской армии и истребительных батальонов; на¬
падения на совпартактив; вооруженные ограбления отдельных лиц; убийства (кроме терактов); хищения
оружия и взрывчатых веществ и «другие бандпроявления».
ображения политкорректности и которые просто делали свою работу. Всего в
журнале с декабря 1945 г. по ноябрь 1946 г. зафиксировано 1 671 происшествие.
Приведу несколько записей только за один месяц - с 30 декабря 1945 г. по 25 января
1946 г. и только по одному Паневежскому уезду: «30 декабря 1945 г. в деревне Прима-
гала у жены бойца истребительного батальона Кудрявичюс Антанаса 8 неизвестных
бандитов, одетых в форму военнослужащих Красной армии и форму немецкой армии,
забрали лошадь с повозкой. Бандиты скрылись. - (Вооруженное ограбление). 1 января
в деревне Волоне три неизвестных бандита увели с собой, а затем расстреляли кре¬
стьян Гарилайтис Алексаса и Каселюнас Пранаса. Поиск банды результатов не дал. -
(Убийство). 11 января в деревне Болеши неизвестная бандгруппа численностью 7 чело¬
век убила учительницу Баранаускайте. В деревне Жлобишки эта же банда убила зам.
председателя сельсовета Сацкунис. - (Теракт). В ночь на 15 января в деревне Далоны
бандгруппой численностью 5 человек убит крестьянин-новосел Юркевич Иозас. -
(Теракт). 16 января в деревне Лупяли тремя неизвестными бандитами ограблен и убит
крестьянин-середняк Милейка Ионас. - (Убийство). В ночь на 23 января в деревне Ко-
пелсе неизвестными бандитами убита семья крестьянина-новосела в составе: Бара-
нускайте Елены, ее сыновей Альфонсаса - 20 лет, Ализаса - 24 года, Повиласа -19 лет,
Витовуаса - 14 лет и дочери Ванды - 10 лет. Дом бандитами сожжен. - (Теракт)»46.
83
Этот документ показывает, что по крайней мере на первичном уровне разница меж¬
ду уголовными и политическими преступлениями фиксировалась, хотя принципы клас¬
сификации были довольно странными: характер преступления определял главным об¬
разом его субъект, т.е. жертва. Если жертвой оказывался советский служащий или
крестьянин-новосел, т.е. человек, участвовавший в «государственной программе», то
оно квалифицировалось как террористический акт, т.е. политическое преступление.
Если же аналогичное преступление совершалось по отношению к обычному крестья¬
нину, то оно считалось просто убийством, т.е. уголовщиной. Что касается преступни¬
ков, то все они проходили по одной категории - «бандиты». Смешение политического
и уголовного террора происходило еще по одной причине: в Прибалтике, как и на За¬
падной Украине, уголовная составляющая волны насилия была относительно невели¬
ка и по всем показателям (количеству преступлений, числу жертв и т.д.) уступала «по¬
литическому криминалу» (см. таблицу). Оценить общее количество совершивших уго¬
ловные преступления сложно, поскольку милицейская статистика объединяла
уголовников и «уклонистов» от службы армии в одну группу, что серьезно искажает
общую картину. Поэтому за основу корректнее взять данные о количестве организо¬
ванных групп, проходящих по разряду «антисоветских», «националистических», с од¬
ной стороны, и «уголовных» - с другой.
Так, в 1946 г. из общего числа ликвидированных «антисоветских формирований и
групп» (642) почти 65% (415) приходится на Западную Украину. Литва, Латвия и Эсто¬
ния вместе составили 18%, причем из 117 антисоветских групп 88 пришлось на Литву.
На всю остальную территорию СССР (за исключением Западной Белоруссии) при¬
шлось чуть более 10% «антисоветских формирований». В то же время Прибалтика
«обогнала» Украину по распространенности более мелких антисоветских объедине¬
ний, проходящих по категории «банды, связанные с националистическим подпольем»:
среди 1 196 групп, ликвидированных в 1946 г. на территории СССР, 773 (65%) пришлось
на Литву, Латвию и Эстонию, на Западную Украину - 337 (28%), тогда как другие рес¬
публики СССР дали в совокупности лишь 2.2% (27 групп). Картина же послевоенной
уголовной преступности будет прямо противоположной: среди 2 895 уголовных банд,
ликвидированных в 1946 г. по стране в целом, 2 227 (77%) приходится на «старые» рес¬
публики СССР, тогда как Западная Украина дает только 6% от общего числа уголов¬
ных банд, а Прибалтика и того меньше - 5.6%.
Несмотря на несовершенство статистических данных, они тем не менее позволяют
увидеть довольно наглядно общие тенденции развития «криминального фона» в раз¬
ных частях страны. Эти же данные убедительно доказывают, что главной проблемой
на пути восстановления советских порядков в Прибалтике после войны стало нацио¬
нальное движение сопротивления. Уголовный бандитизм играл при этом скорее роль
сопутствующего фактора и не имел большого распространения. Другое дело, что пар¬
тизаны нередко действовали как обычные уголовники, терроризируя население и не
брезгуя разбоем и грабежом.
Так складывалась ситуация по всем трем балтийским республикам, но в каждой из
них движение сопротивления отличалось определенной спецификой. У «лесного брат¬
ства» было и свое национальное лицо. Формироваться оно начало еще задолго до того,
как в 1944 г. в Прибалтику вновь вступили советские войска.
Национальные вооруженные формирования в Прибалтике
История национальных военных формирований - основных сил будущего повстан¬
ческого движения - берет свое начало еще до войны, в период независимости стран
Балтии. Основу этих сил составили не только национальные армии, но и отряды само¬
обороны, патронируемые военно-националистическими организациями - «Шаулис»
(«Стрелки») в Литве, «Айзсарги» («Защитники») в Латвии, «Кайтселит» («Граждан¬
ская гвардия») и «Омакайтсе» («Союз защиты») в Эстонии. С установлением советской
власти и национальные армии, и военизированные организации были распущены. Од¬
84
нако немецкая администрация для поддержания порядка на оккупированной террито¬
рии восстановила отряды самообороны, из которых стали формироваться полицей¬
ские батальоны. Всего их было создано 40 в Латвии, 45 - в Эстонии и 21 - в Литве47.
Задуманные как силы по охране порядка они в дальнейшем привлекались и для несе¬
ния военной службы, и для этапирования военнопленных, а также в карательных экс¬
педициях, особенно против еврейского населения48.
Первоначально немецкое командование не планировало создавать на оккупирован¬
ной территории национальные военные формирования, следуя указанию Гитлера о
том, что «только немец вправе носить оружие»49. Однако по мере усложнения ситуа¬
ции на Восточном фронте, которая вынуждала привлекать дополнительные воинские
силы, немецкие власти решились поступиться принципами и объявить сначала о при¬
влечении латышей, литовцев и эстонцев на службу в вермахт, а затем и о формирова¬
нии на оккупированных территориях специальных воинских подразделений, состоя¬
щих из представителей титульных наций. Эти подразделения стали именоваться
Waffen-SS - национальными легионами. История их создания в Прибалтике наглядно
продемонстрировала национальные особенности отношения к проблеме коллаборацио¬
низма и сопротивления «чужой» власти.
Фактически формирование легионов Waffen-SS в Прибалтике началось уже весной
1942 г., хотя решение вопроса о юридическом статусе национальных воинских подраз¬
делений заняло еще целый год50. Несмотря на национальный состав батальонов, выс¬
шее командование должны были осуществлять немецкие офицеры, хотя на командные
должности допускались и офицеры бывших национальных армий. Легионы Waffen-SS
предполагалось формировать на добровольной основе: считалось, что патриотически
настроенные литовцы, латыши и эстонцы непременно воспользуются возможностью
вступить в национальные военные формирования. Для усиления пропагандистского
эффекта со стороны немецкой администрации и поддерживающих ее органов местно¬
го самоуправления делались заявления, что национальные легионы будут использо¬
ваться только на «своей» территории, для защиты собственных интересов и борьбы с
партизанами.
Добровольцев вопреки ожиданиям оказалось немного - в Эстонии, например, их ед¬
ва набралось 500 человек, провалился призыв на добровольной основе и в Латвии51. То¬
гда немецкому командованию пришлось объявить мобилизацию. Однако в Латвии, на¬
пример, удалось набрать таким образом лишь около 2.5 тыс. человек из запланирован¬
ных 15 тыс.52 Последующие мобилизации оказались более успешными и позволили в
конце концов решить в Латвии и Эстонии проблему формирования национальных ле¬
гионов. Так появились одна эстонская и две латышские дивизии Waffen-SS. Легионеры
участвовали в боевых операциях на Восточном фронте, а также в карательных акциях
против партизан и мирных жителей в Новгородской, Ленинградской, Псковской обла¬
стях, в Белоруссии, на Украине, в Литве53. При наступлении советской армии часть ла¬
тышских и эстонских легионеров ушла вместе с немцами, а часть скрылась в лесах, со¬
ставив таким образом костяк сил вооруженного сопротивления. Иначе складывалась
ситуация в Литве. Единственный национальный батальон «Летуве» был сформирован
в Данциге из литовцев, вывезенных на работу в Германию, а потом переброшен в Лит¬
ву. Что же касается проекта создания литовского национального легиона по образцу
эстонского и латышского, он так и остался нереализованным. После объявления при¬
зыва в него в марте 1943 г. литовцы не только не пошли служить туда добровольно, но
и саботировали начатую мобилизацию, уходили в леса54.
Представители литовского самоуправления пытались убедить немецкую админи¬
страцию в том, что единственным выходом из «кризиса мобилизации» может стать
разрешение создать собственную национальную армию под командованием литовских
офицеров. Немецкие чиновники, со своей стороны, объясняли провал мобилизации
ссылкой на «национальные особенности» литовцев, которые якобы вообще «не до¬
стойны чести» носить форму Waffen-SS55. Генеральный комиссар Литвы А. Рентельн,
ответственный за проведение мобилизации, утверждал, что литовцам свойственны
85
«недисциплинированность, инертность, трусость и лень»56. За поддержку «саботажа»
были уволены со своих постов и арестованы некоторые лица из местной литовской ад¬
министрации, а также авторитетные представители интеллигенции, которые рассмат¬
ривались как духовные лидеры нации. Компромисс тем не менее в конце концов был
найден. Случилось это весной 1944 г., когда фронт вплотную подошел к границам Лит¬
вы. Чтобы обеспечить быструю и успешную мобилизацию, от имени немецкой адми¬
нистрации было объявлено о разрешении сформировать литовские территориальные
силы обороны, которые должны вместе с немецкой армией бороться против вторже¬
ния Красной армии в Литву. Командующим национальными силами обороны был на¬
значен генерал Повилас Плехавичюс - один из самых авторитетных высших офицеров
Литвы. Генерал, известный своими патриотическими и антисоветскими настроениями,
рассматривал территориальные силы обороны как основу будущей национальной ар¬
мии, которая сможет сражаться на «два фронта» - и с немцами, и с русскими - за неза¬
висимость Литвы.
В символический день 16 февраля 1944 г. - день независимости Литвы - Плехави¬
чюс обратился к соотечественникам с призывом вступать в территориальные части.
В течение нескольких дней на призыв генерала откликнулись более 30 тыс. человек57.
Однако как только мобилизация была завершена, немецкое командование издало при¬
каз о переподчинении подразделений Плехавичюса и включении их в состав Waffen-SS.
Но генерал отказался подчиниться и объявил о роспуске территориальных сил оборо¬
ны. В результате сам он вместе со штабом был арестован и отправлен в концентраци¬
онный лагерь «Саласпилс» в Латвии58. При проведении разоружения территориальных
сил обороны в ряде мест литовцы оказали немцам вооруженное сопротивление: в Кау¬
насе бой продолжался трое суток59. Потом начались репрессии: 100 солдат-литовцев
были казнены, около 3.5 тыс. отправлены служить в «Люфтваффе» для аэродромного
обслуживания. Однако большинству - примерно 30 тыс. человек - удалось скрыться в
лесах, причем вместе с оружием60. Они станут потом главной силой повстанческой ар¬
мии Литвы. Это была, конечно, не профессиональная армия, но и новичками в военном
деле солдаты «армии Плехавичюса» не были, тем более что за генералом, а потом и в
леса последовала и значительная часть литовского офицерства, уцелевшая после со¬
ветских и немецких репрессий. Во всяком случае надеяться на то, что эти люди ушли в
лес, чтобы просто «отсидеться», не приходилось. Они ушли с тем, чтобы продолжить
борьбу. Таким образом, в Литве советская власть столкнулась с тем, что принято на¬
зывать партизанской войной. По масштабам, степени организации, жесткости проти¬
востояния повстанческое движение в Литве сопоставимо только с аналогичным движе¬
нием на Западной Украине.
Организация движения вооруженного сопротивления
Наличие организационных структур и руководящего центра (или центров) является
одним из главных признаков, позволяющих отделить повстанческое движение от «пар¬
тизанщины». В Литве первой организационной структурой, поставившей перед собой
задачу добиваться восстановления независимости, был ВКОЛ - Высший комитет осво¬
бождения Литвы (У1ЛК - Уупа1ша818 ЫеШУ08 ¿вЫвутшю Котке1а8). Он был создан в
ноябре 1943 г. и занимался в основном пропагандистской работой, призывая, напри¬
мер, оказывать пассивное сопротивление немецкой администрации, как это было в пе¬
риод бойкота кампании по мобилизации литовцев в национальный легион. Члены
ВКОЛ поддержали идею формирования территориальных сил обороны под командо¬
ванием генерала Плехавичюса, однако после того, как генерал и его штаб в мае 1944 г.
подверглись аресту, ВКОЛ тоже попал под волну репрессий: часть его членов была
арестована, остальные бежали за границу61. Там они пытались наладить связь с влия¬
тельными эмигрантскими кругами, а также представителями администрации и журна¬
листами. В то же время их деятельность уже не имела существенного влияния на раз¬
86
витие ситуации в самой Литве, где к тому времени разгорелась настоящая партизанская
война.
Главной действующей и организационной силой в этой войне стала ЛЛА - Литов¬
ская освободительная армия (ЬЬА - ЫеШуаз Ызуез агшца). Она возникла в июне 1941 г. как
организация, руководящая антисоветским восстанием в тылу Красной армии. После
прихода немцев ее деятельность была приостановлена и возобновилась вместе с созда¬
нием территориальных сил обороны. Однако на авансцену ЛЛА вышла только в июле
1944 г., когда в Литву вновь вошли советские войска. ЛЛА не имела единого командо¬
вания и управлялась через региональные штабы. Ее организационная структура дели¬
лась на 2 сектора - оперативный (или действующий) и организационный. В оператив¬
ный входили собственно партизанские соединения и отряды, члены которых находи¬
лись на нелегальном положении. Те, кто обслуживал организационный сектор, жили
легально, их обязанностями были разведка и материальное обеспечение партизан62. Всего
было организовано 7 территориальных округов, позднее к ним добавились, еще 263.
Жизнь боевых отрядов ЛЛА была построена по армейскому принципу: бойцы-пар¬
тизаны приносили присягу, должны были подчиняться уставу, по возможности носили
военную форму (в основном форму старой литовской армии), в подразделениях были
введены командные должности и знаки различия. У партизан были свои печатные из¬
дания - не только листовки, но и газеты. Самая известная из них «Колокол свободы»
выдержала 176 выпусков на протяжении 1946-1953 гг. Тираж некоторых партизанских
изданий доходил до 5 тыс. экземпляров. Издавалась даже газета на русском языке
«Свободное слово», где партизаны разъясняли русскоязычному населению цели своей
борьбы и предупреждали о карательных санкциях за «коллаборационизм»64.
Благодаря хорошей организации, активным действиям, а также из-за слабости со¬
ветских органов власти на местах партизанам удавалось держать под своим контролем
целые районы, особенно в южной Литве. Ситуация начала меняться только в 1946 г.,
когда силами МВД и МТБ были ликвидированы фактически все основные территори¬
альные штабы ЛЛА. Однако движение сопротивления после этого не прекратилось -
оно лишь раздробилось организационно и сменило тактику.
Попытки создать координационный центр движения и единую организацию пред¬
принимались лидерами повстанцев неоднократно. Эта задача решалась в двух основ¬
ных направлениях: во-первых, в результате «укрупнения» и объединения партизанских
районов, а во-вторых - путем формирования специальных организационных структур
по типу ВКОЛ. В мае 1946 г. два партизанских территориальных союза объединились
в один, образовав так называемый Южный партизанский район65. В июне 1946 г. появи¬
лась подпольная организация, претендующая на руководство движением сопротивле¬
ния - как активным, так и пассивным - на территории всей Литвы - Объединенное де¬
мократическое движение сопротивления, БДПС (ВЕ)Р8 - ВепёгаБ ИетокгаЦпо Ра81рпе8тъ
то 8а)йсЙ8)66. Руководящим органом БДПС стал президиум. Однако выполнить свою
задачу БДПС так и не смогло: о существовании организации почти сразу стало извест¬
но МГБ, советским спецслужбам удалось внедрить в ее руководящие структуры своих
агентов, в том числе и из рядов влиятельных лидеров движения сопротивления, самым
известным из них был Ю. Маркулис. Начались аресты среди активистов и руководите¬
лей подполья67.
От БДПС отделилось активное крыло, сторонники которого стали именовать себя
«Движением борцов за свободу». Признанным его лидером стал руководитель одного
из региональных партизанских объединений капитан И. Жемайтис. В ноябре 1948 г. на
встрече командиров партизанских соединений Жемайтис был избран руководителем
всех партизанских вооруженных сил и одновременно председателем президиума
БДПС. В начале 1949 г. впервые состоялась встреча партизанских лидеров всех райо¬
нов. Она длилась 10 дней - с 10 по 20 февраля. На ней было провозглашено создание
новой подпольной повстанческой организации ЛЛКС - Литовского движения борцов
за свободу (1ХК8 - ЫеШУОв Ьа18Уе8 Коуо8 8а]йсИ8). На встрече обсуждались цели, прин¬
ципы и перспективы движения, а также практические вопросы, связанные с военным
87
обучением партизан, ведением пропагандисткой работы и т.д. Тогда же было оговоре¬
но, что руководящими органами ЛЛКС станут Совет и его президиум.
В заявлении ЛЛКС, обнародованном 16 февраля, в день независимости Литвы, объ¬
являлось, что Совет ЛЛКС является «высшей политической властью нации», руково¬
дит борьбой за свободу, а после окончания оккупации его задача будет заключаться в
формировании временного правительства Литвы и проведении демократических вы¬
боров68. В одном из программных документов ЛЛКС было также заявлено, что «Литва
с 15 июня 1940 г. находится на военном положении». Партизанские соединения объяв¬
лялись силами обороны Литвы. Тогда же был избран президиум Совета ЛЛКС. Его
главой стал Жемайтис. От южных партизан в президиум был избран А. Раманаускас,
от восточных - Ю. Зибайла69. Еще один партизанский командир - Ю. Лукша отвечал за
налаживание связей ЛЛКС с внешним миром и был своего рода полномочным предста¬
вителем ЛЛКС на Западе.
Таким образом была создана единая организационная структура движения сопро¬
тивления, однако осуществлять свою координирующую функцию в полном объеме
она так и не смогла. Повстанческое движение в Литве к тому времени уже прошло
свою высшую точку, и активность партизан заметно ослабла. Антипартизанские акции
властей, налаживание широкой агентурной сети и укрепление советских органов на
местах серьезно затрудняли связи повстанческих сил. Совет ЛЛКС практически не со¬
бирался. В марте 1950 г. президиум ЛЛКС для обеспечения более оперативного руко¬
водства партизанским движением разделился на 3 территориальные секции. Связь
между представителями Совета осуществлялась не напрямую, а через «Бюллетень»
Совета ЛЛКС70.
Специальные подразделения МГБ целенаправленно занимались поиском и изоля¬
цией лидеров повстанцев. Лукша был убит в результате спецоперации в октябре 1950 г.,
после того как вернулся из США. В начале 1953 г. погибли Зибайла и несколько дру¬
гих партизанских командиров. В мае 1953 г. в своем бункере был арестован и переправ¬
лен в Москву Жемайтис. Его расстреляли в ноябре 1954 г. Дольше других удалось про¬
держаться на свободе А. Раманаускасу - он был арестован в 1956 г. и расстрелян в но¬
ябре 1957 г.71 Последние аресты проходили уже после того, как партизаны фактически
сложили оружие: приказ о прекращении вооруженного сопротивления Раманаускас
издал еще в 1952 г.72
Литовские партизаны - единственные из «лесных братьев» Прибалтики, кому уда¬
лось создать организацию, руководившую деятельностью вооруженного подполья в
национальных масштабах. Движение сопротивления в Латвии и Эстонии не обладало
ни человеческим, ни организационным ресурсом, сопоставимым с литовским. Движе¬
ние сопротивления в Эстонии раньше, чем в Литве и Латвии, встало на путь ненасиль¬
ственной борьбы, отдавая предпочтение тактике гражданского неповиновения.
(Окончание следует)
Примечания
1 В этой связи эстонский историк М. Лаар замечает: «История движения "лесных братьев" в Эстонии все¬
гда была своего рода мифом, легендой, но до последнего времени не становилась предметом исследования.
Эстонским детям рассказывали истории о храбрых партизанах, пели их песни, но не так много людей знали,
что же происходило в действительности» (L а а г М. The Armed Resistance Movement in Estonia from 1944 to 1956
//The Anti-Soviet Resistance in the Baltic States. Arvydas AnuSauskas (Ed.).Vilnius, 1999. P. 209).
2 M i s i u n a s R.J., TaagaperaR. The Baltic States. Jears of Dependence. 1940-1991. California, 1993. P. 88.
3Daumantas J. (Luk§a). Fighters for Freedom: Lithuanians Partisans versus the USSR, 1944-1947. Toronto,
1988.
4 Подробнее об этом CM.:Ga§kaite-Zemaitiene N. The Partisan War in Lithuania from 1944 to 1953 //
The Anti-Soviet Resistance in the Baltic States... P. 23-24.
5 Remeikis Th. The Armed Struggle against the Sovietization of Lithuania after 1944 // Lituanus, VIII, 1-2
(1962). P. 29^10; Vardys V.S. The Partisan Movement in Postwar Lithuania//Slavic Review, XXII (1963). P. 499-
522; idem. Lithuania under the Soviets. N.Y., 1965.
88
6 Обзор публикаций см.: G а § k a i t е - Z е m a i t i е п е N. Op. cit. P. 24-25.
7Anu§auskasA. Lietuviq tautos sovietnis naikimas, 1940-1958. Vilnius, 1996; S t г o d s H. Latvijas nacionalo
partizanu kar§ 1944-1956. Riga, 1996; Laar M. War in the Woods: Estionia’s Struggle for Survival, 1944-1956.
Washington, 1992.
8 The Anti-Soviet Resistance in the Baltic States...
9 Полемику с этой позицией см.: GaSkaite-Zemaitiene N. Op. cit. P. 24.
10ШтромасА. Прибалтийские государства// Проблемы национальных отношений в СССР (по мате¬
риалам западной печати). М., 1989. С. 101-102.
11 М i si unas R.J., TaagaperaR. Op. cit. P. 84.
12 Там же.
13 Там же.
14 О взаимосвязи войны и криминала см.: Б у р д с Дж. Борьба с бандитизмом в СССР в 1944-1953 гг. //
Социальная история. Ежегодник. 2000. М., 2000. С. 169-190; Зубкова Е.Ю. Советское послевоенное обще¬
ство: политика и повседневность. 1945-1953. М., 2000. С. 89-101.
15 Мisiunas R.J., TaagaperaR. J. Op. cit. P. 83.
16AnusauskasA. Lietuviq tautos sovietnis naikimas, 1940-1958. P. 168.
17 S t г o d s H. The Latvian Partisan War between 1944 and 1956 //The Anti-Soviet Resistance in the Baltic States...
P. 150.
18 L а а г M. The Armed Resistance Movement ...P.217.
19 ГА РФ, ф. 9478, on. 1, д. 764, л. 16, 23, 29.
20Gaskaite-Zemaitiene N. Op. cit. P. 35.
21 РГАСПИ, ф. 597, on. 1, д. 24, л. 109.
22 Подсчитано по: Докладная записка председателя Военного трибунала войск МВД Литовской ССР под¬
полковника Халявина. 1947 г. (Там же, д. 32, л. 78-79).
23 Там же, л. 79.
24 Там же.
25 Мisiunas R.J., TaagaperaR. Op. cit. P. 84-85.
26ЯременкоВ. Повстанческое движение в СССР // http://www.polit.ru/research/2005/03/29/revolt.html
27 ГА РФ, ф. 9478, on. 1, д. 709, л. 28.
28 Яременко В. Указ. соч.
29 РГАСПИ, ф. 600, on. 1, д. 11, л. 73-75.
30 Даже в Литве попытки организовать подпольные центры в Вильнюсском и Каунасском районах - око¬
ло самых крупных городов республики - потерпели неудачу, несмотря на поддержку из «леса» (G a s k a i t е -
Zemaitiene N. Op. cit. Р. 41).
31 M. Лаар рассматривает в качестве «городских братьев» участников движения гражданского неповино¬
вения - из среды интеллигенции и учащейся молодежи, которые, в отличие от вооруженного сопротивления
«лесных братьев», предпочли ненасильственные формы борьбы. См.: Laar М. The Armed Resistance Move¬
ment... P. 220-221.
32 РГАСПИ, ф. 600, on. 1, д. 4, л. 43.
33 Там же, л. 10.
34 Там же, д. 10, л. 52-53.
35 Там же, л. 101.
36 Там же, л. 105.
37 Там же, л. 153.
38 Там же, л. 146.
39 Там же, ф. 598, on. 1, д. 8, л. 51.
40 Там же, ф. 17, оп. 131, д. 6, л. 59.
41 Vardas V.S. Lithuania under the Soviets. P. 88; Misiunas R.J., Taagapera R. Op. cit. P. 85;
Gaskaite-Zemaitiene N. Op. cit. P. 28.
42 ГА РФ, ф. 9478, on. 1, д. 440, л. 233.
43 Б у p д с Дж. Указ соч. С. 174.
44 Юридическое определение бандитизма относится к числу наиболее устойчивых норм советского уго¬
ловного законодательства. Согласно ст. 59-3 УК 1926 г., квалификация этого вида преступлений выглядела
следующим образом: «бандитизм, т.е. организация вооруженных банд и участие в них и в организуемых ими
нападениях на советские и частные учреждения или отдельных граждан, остановка поездов и разрушение
железнодорожных путей и иных средств сообщений и связи». В этой формулировке норма просуществовала
вплоть до 1958 г., когда был принят новый Закон об уголовной ответственности за государственные преступ¬
ления.
45 Б у р д с Дж. Указ. соч. С. 181-182.
46 ГА РФ, ф. 9478, on. 1, д. 606, л. 1-13.
47 Ч е р н о в В.Е., Шляхтунов А.Г. Прибалтийские Waffen-SS. Герои или палачи..? М., 2004. С. 86.
48 Подробнее об этом см.: Там же. С. 72-86.
49 Там же. С. 21.
50 10 февраля 1943 г. Гитлер подписал приказ о формировании «Латвийского добровольческого легиона
СС».
51 Ч е р но в В.Е., Ш л яхт у н о в А.Г. Указ. соч. С. 34, 40.
89
52 Там же. С. 40.
53 Там же. С. 75-77, 83-84.
54ШтромасА. Указ. соч. С. 103.
55Misiunas R., TaagapereR. Op. cit. P. 58.
56 Цит. по: Ч e p н о в B.E., Шляхтунов А.Г. Указ. соч. С. 29.
57ШтромасА. Указ. соч. С. 103.
58 После того, как части Красной армии взяли Ригу, генерал Плехавичюс был переведен в другой лагерь -
уже на территории Германии. Потом он находился в лагере для перемещенных лиц. Советские спецслужбы
предпринимали усилия, чтобы выкрасть генерала и переправить его в СССР, однако эти попытки закончи¬
лись неудачей. В 1949 г. Плехавичюсу удалось эмигрировать в США. Он умер в 1973 г. в возрасте 84 лет
(Lithuania: Past, Culture, Present. Vilnius, 1999. P. 192).
59 Ч e p н о в B.E., Шляхтунов А.Г. Указ. соч. С. 32.
60ШтромасА. Указ. соч. С. 103.
61GaSkaite-Zemaitiene N. Op. cit. Р. 26.
62 ГА РФ, ф. 9478, on. 1, д. 709, л. 18.
63GaSkaite-Zemaitiene N. Op. cit. Р. 28-29.
64 Ibid. Р. 33-34.
65 Ibid. P.31.
66MisiunasR.,TaagapereR. Op. cit. P. 87.
67GaSkaite-Zemaitiene N. Op. cit. P. 32.
68 Ibid. P. 39.
69 Ibid.
70 Ibid. 39^40.
71 Ibid. P. 42-44.
72ШтромасА. Указ. соч. С. 104; Яременко В. Указ. соч.
90
Сообщения
© 2007 г. В А Н ПИН*
РУССКИЕ ХУДОЖНИКИ-ЭМИГРАНТЫ В КИТАЕ
(1920-1940-е гг.)
За время Гражданской войны Россию покинули около 2 млн человек, около 400 тыс.
из них осели в Китае. Основной приток русских беженцев в эту страну пришелся на
1922 г. Они селились, прежде всего, на северо-востоке Китая, в Манчжурии, в первую
очередь в Харбине, население которого уже в 1922 г. превысило 200 тыс. человек, а за¬
тем достигло 500 тыс.1 В дальнейшем русские эмигранты расселились в Тяньцзине, Пе¬
кине, Шанхае и в других городах Китая.
Среди русских эмигрантов в Китае в начале 1920-х гг. подавляющее большинство
составляли военные, главным образом участники Белого движения: офицеры и солда¬
ты с семьями, а также чиновники, дворяне, ремесленники, торговцы, промышленники,
крестьяне и казаки. В числе многочисленных беженцев оказалось большое количество
представителей русской интеллигенции - политиков, ученых, философов, юристов,
врачей, журналистов, преподавателей, технических специалистов, а также художни¬
ков, артистов, писателей, поэтов, музыкантов, что придало мощный импульс культур¬
ной жизни Харбина2.
Центрами расцвета русской живописи и графики стали Харбин и Шанхай. Здесь ра¬
ботала целая группа талантливых художников, обучавшихся в Петербургской Акаде¬
мии художеств (В.Е. Панов, Н.А. Вьюнов, П.Ф. Федоровский, М.М. Лобанов), в Мос¬
ковском училище живописи, ваяния и зодчества (А.Е. Степанов, В.А. Засыпкин,
П.И. Сафонов, В.С. Подгурский) и другие. В Китае художники-эмигранты продолжали
свои творческие поиски в области живописи, графики, скульптуры, архитектуры,
оформлении книг, театрального и декоративно-прикладного искусства, дизайна. Они
открывали свои персональные выставки, устраивали собрания, организовывали обще¬
ства творческой зарубежной элиты.
Заметным явлением культурной жизни Харбина стала деятельность художествен¬
ной студии «Лотос», открытой в начале 1920-х гг. По словам ученицы этой студии
В. Кузнецовой-Кичигиной, она была «своеобразной академией искусств»3. В студии за¬
нимались группы рисования и живописи, скульптуры, игры на фортепиано и на скрип¬
ке, декламации и мелодрамы, теории музыки, сольфеджио, пения, истории искусств.
Известный художник М.А. Кичигин вел уроки рисунка и живописи, а графику и
скульптуру преподавал А.К. Холодилов. В скульптурном классе «Лотоса» читал лек¬
ции скульптор А. Каменский, занятия по истории искусств вели архитектор А.А. Бер-
надацци и бывший директор Екатеринбургского художественного училища В.М. Ана-
стасьев. В «Лотосе» кроме русских занимались и китайцы. Известны были в Харбине
и художественные студии А.Е. Степанова и А.Н. Клементьева. Открыл свою студию и
приехавший в 1928 г. из Харбина в Шанхай известный портретист М.А. Кичигин4. До¬
бавлю, что в Харбине и Манчжурии русские художественные студии организовали
много успешных выставок. В 1920-е гг. прошли выставки Я.М. Ягурского-Эруги,
Н.А. Кованцева, Н. Гущина и др. В харбинских газетах 1930-х гг. появилось много за¬
* Ван Пин (Китайская Народная Республика), аспирантка Московского педагогического государст¬
венного университета.
91
меток о выставках художников А.Е. Степанова, В.Е. Панова, М.М. Лобанова,
А.И. Сунгурова и др. В конце 1941 г. открылась выставка учеников студии Клементь¬
ева с участием самого учителя.
В Шанхае 1930-1940-х гг. выставки были более частыми и яркими. Интернацио¬
нальный портовый город предоставлял больше возможностей для развития изобрази¬
тельного искусства. Среди участников шанхайских выставок отмечу Подгурского,
М.А. Кичигина, Н.А. Пикулевича, Л.Н. Пашкова и др. В 1937 г. к столетию со дня
смерти А.С. Пушкина в Шанхае был открыт памятник поэту, выполненный художни¬
ками Кичигиным и Подгурским при участии архитекторов Грана и Ливена. В Дайрене
среди художников выделялись П.И. Сафонов и Т.А. Потапов. В Тяньцзине увлеченные
живописью братья Задорожные основали в конце 1930-х гг. Российскую художествен¬
ную школу, где занятия велись по программам аналогичных русских школ, а выпуск¬
ники имели право преподавать в общеобразовательных учебных заведениях5.
Среди русских художников-эмигрантов в Китае, вероятно, не было ни одного, кто
бы ни отобразил природу и быт Манчжурии, типажи горожан и сельских жителей это¬
го края6. «В среде русской интеллигенции, ценящей изящный вкус, искусство Востока
всегда привлекало к себе внимание. При всей его непохожести на европейское в изоб¬
разительных средствах и приемах художники ощущали подлинность этого искусства,
скрывающего, а может быть, наоборот, раскрывающего таинственный мир чувств и
ощущений людей Востока, позволяющего приподнять невидимую завесу над их тайна¬
ми. Попав в Китай, русские люди соприкоснулись с самыми различными формами во¬
сточного искусства в непосредственной близости и ощутили подлинный высокий дух,
связующий русский и дальневосточный народы, демонстрирующий настоящее межци¬
вилизационное взаимодействие в подлинном смысле этого слова»7.
Китай 1930-1940-х гг. ярко запечатлен на картинах Кичигина, а также его жены и
ученицы В. Кузнецовой-Кичигиной, живших и в Харбине, и в Шанхае. Как вспоминала
Кузнецова-Кичигина, «писали море в Циндао, горы Ляошапя, каналы Дантона. Китай -
страна сказочной красоты. Там поразительное освещение, буквально преображающее
природу. Все напоено, пронизано солнцем, отчего кажется почти прозрачным. Небо
теплое. Особенно красивы закаты... Впоследствии я много путешествовала, но нигде
не видела такого удивительного неба. Несколько лет подряд мы ездили в Пекин - сто¬
лицу Китая, город средневековой архитектуры, дворцов, храмов... Михаил Александ¬
рович (Кичигин. - В.П.) писал маслом, выбирая большие эффектные ансамбли. Он
прекрасно чувствовал архитектуру, ее конструктивность, образность. Меня не привле¬
кали громоздкие ансамбли. Я стремилась показать декоративность архитектуры Ки¬
тая, дать ощущение древности. Работала я в основном акварелью»8.
В произведениях Кичигиных дворцовые ансамбли Пекина, джонки и сампаны на ка¬
налах Кантона, изысканные пейзажи Ханчжоу, разнообразные жанровые портреты
передают особый колорит Китая, поражающий любого европейца своей необычнос¬
тью. В числе картин Кичигина есть работы, посвященные его родному Уралу и крес¬
тьянскому быту России. Но, эмигрировав в Китай, где художник провел 27 лет, он стал
писать картины, отражающие экзотический мир Востока. Внимание Кичигина привле¬
кали китайские рикши и брадобреи, бродячие артисты, зеленщики, монахи. В творче¬
стве его ученицы и жены, родившейся в Харбине и начинавшей свою творческую дея¬
тельность в студии «Лотос», также преобладала тема Востока. Ее работы на первой же
выставке в Шанхае получили высокую оценку критики, отметившей у молодой худож¬
ницы несомненное чувство колорита9.
Сильное влияние на русских художников-эмигрантов оказало китайское изобрази¬
тельное искусство, что видно на примере художника Сунгурова, который увлеченно за¬
нимался изучением китайского лубка. В эмиграции он написал более 300 картин на те¬
мы, навеянные Китаем. Его полотна - «Улица китайского города», «Предсказатель»,
«Новый год - маски» и другие по проблематике, мироощущению, художественным
средствам и приемам тесно связаны с китайской культурой. Восток отражен и на по¬
лотнах Степанова, работавшего в традициях русской реалистической школы. Он писал
92
и портреты, и пейзажи: песчаные отмели Сунгари, сельские просторы Манчжурии. Из¬
вестны и популярны были его работы «Водяные кувшинки на Сунгари», «Хмурое ут¬
ро», «Крестовский остров». Даже вернувшись на родину, Степанов продолжал писать
восточные пейзажи, опираясь на старые эскизы.
Харбин, его окрестности преобладают и на полотнах Лобанова. Этот художник
проявлял живой интерес к архитектуре русских и китайских храмов. Почти все его кар¬
тины попали в США и сейчас находятся в частных коллекциях, что создает определен¬
ные трудности для более детального изучения творчества этого живописца. На полот¬
нах Панова, Н. Вьюнова, М. Пьянышева запечатлена повседневная жизнь Китая:
ушедшие в прошлое типажи, жанровые сценки, а также неповторимые пейзажи.
В творчестве художника С. Шешминцева встречаются и русские пейзажи, и манчжур¬
ская природа, и силуэты русских церквей в Харбине.
Заслуживает внимания творчество художника-портретиста и единственного к Ки¬
тае миниатюриста А. А. Ефимова. Он был первым русским живописцем, который смог
зарисовать Запретный Город. Все дворцы в Пекине находились в ведении директора
Государственных музеев, и та часть дворцов, где жили китайские императоры, была
окружена Запретной стеной, доступ за которую разрешался лишь по определенным
часам, а фотографировать или делать зарисовки этих дворцов было категорически за¬
прещено. Но Ефимову повезло, ему разрешили там работать ежедневно. Художник на¬
писал 5 этюдов акварелью и пастелью, посвященных «сердцу Китая», как называл он
Запретный город10. Ефимов внимательно изучал культуру Китая, его поэзию, часами
беседовал с монахами-буддистами, разбирал трактаты по философии искусства.
В Дайрене работал живописец Н.Л. Кощевский, ранее обучавшийся во Франции, осо¬
бую известность получила его картина «Человек из Шаньдуня». Таким образом, основ¬
ной темой полотен этих и большинства других русских живописцев-эмигрантов стали
люди, природа, быт и архитектура Китая. Возможно, если бы не крутой поворот судь¬
бы и вынужденная эмиграция, эти люди не достигли бы таких замечательных резуль¬
татов в своем творчестве, но экстремальная ситуация стимулировала тягу художников-
эмигрантов к работе и самосовершенствованию.
Напрашивается вопрос: где же сейчас находятся полотна русских художников-эмигран-
тов? Ответить на него весьма сложно. Скорее всего, произведения художников-эмигран-
тов были распроданы и попали в частные собрания коллекционеров по всему миру. На ро¬
дину вернулось лишь небольшое число картин. Среди них коллекция работ Кичигиных,
хранящаяся ныне в Ярославском художественном музее. Полотна этих художников также
можно найти в Третьяковской галерее, в Государственном музее изобразительных ис¬
кусств им. А.С. Пушкина и в других российских музеях. Художник Шешминцев завещал
свои работы в дар Курганскому областному художественному музею. Сунгуров перед
смертью передал свои лучшие картины (301 полотно) в Советский фонд мира.
Важную роль в интеллектуально-художественной жизни русской эмигрантской
среды в Китае играли и более широкие творческие объединения. Осенью 1933 г. в
Шанхае возникло «Содружество художников, литераторов, артистов и музыкантов»
(«ХЛАМ»)11. Его основали А.В. Петров, В.Ц. Спургот, В.В. Панова-Рихтер и другие.
Целью этого кружка стало объединение русской творческой богемы Шанхая. На вече¬
рах «ХЛАМ»а проводились бенефисы отдельных артистов, выбирались Мисс и Мис¬
тер «ХЛАМ»а, выставлялись работы художников и скульпторов. Все приезжавшие в
Шанхай артисты считали своим долгом посетить заседания содружества, на которых
узнавали последние новости литературно-художественной жизни.
Другим, не менее важным объединением стал основанный осенью 1929 г. кружок
русских работников искусства «Понедельник». Среди его активных деятелей были ху¬
дожники Кичигин, А.А. Ярон, С.Г. Мосцепан и Н.К. Соколовский. Первым председа¬
телем «Понедельника» был Кичигин. Кружок видел свою задачу в объединении пред¬
ставителей творческой интеллигенции для поддержки русского искусства на Востоке.
Представители этой организации стремились изучать быт, искусство и культуру вос¬
точных народов и одновременно демонстрировать лучшие образцы своего творчества.
93
В среде эмиграции не угасал интерес к развитию изобразительного искусства на роди¬
не, поэтому «Понедельник» старался подробно знакомить всех участников содружест¬
ва с новыми тенденциями в живописи, графике, музыке и литературе России. В обязан¬
ности членов содружества входило также установление и поддержание связей с русски¬
ми художественными организациями Западной Европы и Америки. Начал выходить и
одноименный журнал, но после выхода его второго номера в организации произошел
раскол, и выделившаяся группа стала называть себя литературно-художественным му¬
зыкальным объединением «Восток». Шанхайские художники также организовали
объединение «Ателье» (Кузнецова, Мосцепан, Сито, Жаспар, Подгурский и др.).
Заслуги русских художников, живших в 1920-1940-х гг. в Китае, действительно ве¬
лики. Своим творчеством они сумели обогатить культурную жизнь как Востока, так и
Запада. Их работы - это некий сплав знаний, традиций, нравов и опыта, накопленного
в столь разных странах, как Россия и Китай. И нет ничего удивительного в том, что их
полотна притягивают к себе зрителей, удивляя своей необычностью и в то же время
простотой. Тяжелый жизненный путь художников-эмигрантов, полный невзгод и труд¬
ностей, страх перед неизвестностью, отрыв от родины не сломали этих людей; наобо¬
рот, все это послужило толчком к мобилизации внутренних сил, стало фундаментом,
на котором выросло прекрасное здание их нового творчества. Русские эмигранты вос¬
точной диаспоры сумели приспособиться к жизни в Китае, не утратив своего «я» и не
затерявшись среди местного населения. Они смогли не только сберечь русскую куль¬
туру, но и обогатить ее восточными мотивами. Оторванные от России духовно, они,
возможно, были даже ближе к ней, чем тем, кто остался на родине. Художники-эмиг¬
ранты не просто внутренне обогатились за счет культуры Китая, но сами оказали на
нее немалое влияние. Они дали толчок началу культурного диалога между Западом и
Востоком. В свою очередь население Манчжурии и Китая проявило по отношению к
русским терпимость и гостеприимство. Ни в одной другой стране русские националь¬
ные духовные, культурные и бытовые ценности не получили такого признания, как в
Китае.
Некоторые русские художники-эмигранты впоследствии вернулись на родину, но
многие уехали в США, Австралию и Европу. Там они продолжали заниматься искусст¬
вом, ориентируясь в своем творчестве и на китайские живописные традиции. К сожа¬
лению, из-за однополярной советской идеологии и китайской культурной революции
история жизни и творчества русских художников, архитекторов, писателей и музыкан¬
тов в Китае, да и вообще за границей долго замалчивалась. Поэтому многие детали
этой страницы истории России уже утрачены и вряд ли подлежат восстановлению.
Примечания
1 Ш и л о в А.В. Строительство КВЖД и основание Харбина // Русские, Харбин и Пермь: Мат-лы научно-
практ. конференции. Пермь, 1998. С. 3.
2 О русских художниках в Китае 1920-1940-х гг. см., в частности: Гончарова Н.В. Культура россий¬
ской эмиграции в Харбине (опыт историко-культурологического анализа). СПб., 2002; К р а д и н Н.П. Хар¬
бин - русская Атлантида. Хабаровск, 2001;ПечерицаВ.Ф. Духовная культура русской эмиграции в Китае.
Владивосток, 1999; Р о г о в В. Антонин Сунгуров - художник-китаевед. Харбин, 1934; Спешнее Н.А. Пе¬
кин -страна моего детства. Китайская рапсодия. Записки синхронного переводчика. СПб., 2004; Т а с к и н а Е.П.
Старый Китай на полотнах русских художников // Проблемы Дальнего Востока. 1996. № 2; и др.
3Кичигин М.А., Кузнецова-Кичигина В.Е. Живопись. Графика. Выставка произведений. Ка¬
талог. Ярославль, 1989. С. 5.
4Таскина Е.П. Неизвестный Харбин. М., 1994. С. 113.
5 Российская художественная школа // На пути к Родине. 1939. № 1 (Раздел 22).
6Таскина Е.П. Указ. соч. С. 94.
7Мелихов Г.В. Белый Харбин: Середина 20-х. М., 2003. С. 268-269.
8ТаскинаЕ. Указ. соч. С. 112.
9 Там же. С. 96.
10 Хисамутдинов А.А. Художники русского Шанхая // Новый журнал (Нью-Йорк). 1998. № 210.
С. 263-264.
11 Там же. С. 264.
94
© 2007 г. А. И. П Р И Щ Е П А
ГРАДОСТРОЕНИЕ В СУРГУТЕ
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА
25 июня 2005 г. исполнилось 40 лет со дня присвоения поселку Сургут статуса горо¬
да. За это время в Среднем Приобье был создан крупный промышленный центр с со¬
временной инфраструктурой. Имеющийся зарубежный и отечественный опыт город¬
ского строительства в экстремальных природно-климатических и экономических
условиях позволяет выделить некоторые специфические черты формирования этого
города. За рубежом, например в Канаде, освоение севера было осуществлено в 2 этапа.
На первом (1930-е - 1940-е гг.) создавались так называемые северные «города-компа¬
нии» с минимумом бытовых удобств для работающих, на втором строились «образцо¬
вые города» с максимумом благоприятных жилищных и бытовых условий для населе¬
ния. При этом социокультурная инфраструктура создавалась еще до возведения про¬
мышленных объектов.
В СССР комплексная застройка молодого города была успешно осуществлена в
Ангарске - одном из самых красивых городов Восточной Сибири. Здесь одновременно
со строительством индустриальных объектов возводились бытовые, торговые и досу¬
говые центры и, наоборот, примером игнорирования социальной проблематики в гра¬
достроении являлся Братск1. В 1960-е гг. не избежал такой же судьбы и Сургут. Это
было связано с тем, что, несмотря на открытие в 1961 г. крупных нефтяных месторож¬
дений, энергетическая перспективность Западно-Сибирского региона еще длительное
время оставалась дискуссионной как в научных кругах, так и во властных структурах.
Ожидавшегося перераспределения средств на развитие Среднего Приобья в 1962 г. не
последовало. В борьбе за финансовые потоки столкнулись ведомственные и регио¬
нальные группировки бюрократии - Средне-Уральский совнархоз и правительство Ка¬
захстана, добивавшиеся перераспределения «нефтяных» средств в пользу металлур¬
гии, совнархозовские деятели Волго-Уральского района, боровшиеся за средства для
геологоразведки в новых районах, а также влиятельные руководители республик, ор¬
ганизовавших поиск «своей» нефти на заведомо бесперспективных территориях За¬
кавказья и Прибалтики2. Разница в прогнозах специалистов относительно перспектив
добычи нефти в Сургутском Приобье была колоссальной и одни цифры отличались от
других в 30 раз3.
Летом 1962 г. в Сургутское Приобье прибыла комиссия Госплана СССР. Она долж¬
на была на месте изучить проблемы развития народнохозяйственного комплекса За¬
падной Сибири в связи с намечавшимся строительством Нижне-Обской ГЭС, в ходе ко¬
торого предполагалось затопление площадей, где, по предположениям геологов, име¬
лись запасы нефти и газа. Из-за строительства ГЭС сотням поселков и деревень вплоть
до самого Полярного круга суждено было уйти под воду4. Лишь в январе 1963 г. идея
строительства гидроэлектростанции была отложена. Однако по свидетельству
Б.Е. Щербины, являвшегося в те годы первым секретарем Тюменского обкома КПСС,
«масштабы, темпы, география добычи нефти и газа оставались неопределенными на
всем протяжении 60-х годов»5.
Тем не менее в 1960-е гг. общая тенденция к стремительному увеличению числа от¬
крываемых месторождений нефти и газа просто поражала воображение современни¬
ков. Возрастали и масштабы их прогнозируемых запасов. На этой основе руководство
страны сделало вывод о возможности создания в Западной Сибири нового крупнейше¬
го нефтегазодобывающего региона6. Комиссия под председательством академика
М.А. Лаврентьева, работавшая в 1964 г. в Приобье, в качестве опорной базы по экс- ** Прищепа Александр Иванович, доктор исторических наук, декан исторического факультета Сур¬
гутского государственного университета.
95
плуатации нефтяных месторождений и дальнейшего освоения Крайнего Севера назва¬
ла Сургут. О будущем этого населенного пункта велись бурные дискуссии. Количество
его жителей должно было составить, по разным оценкам, от 250 до 700 тыс. человек.
Инженер Реутский из Сибгипротранса еще в 1962 г. прислал в Сургутский райком
КПСС письмо, где настоятельно предлагал ставить вопрос о создании самостоятель¬
ной Сургутской обл. и это при 50 тыс. наличного населения по всей Средней Оби7. На¬
чавшееся в 1960-е гг. интенсивное промышленное освоение края при отсутствии ком¬
плексной программы его социально-экономического развития предопределило ведом¬
ственный характер застройки города методом «хуторского хозяйства». Каждое
ведомство на вверенной ему территории не только имело жилой фонд, но и отвечало
за его эксплуатацию, создавало свои предприятия связи, торговли, общественного пи¬
тания, бытового обслуживания, учреждения культуры. Город представлял собой кон¬
гломерат разбросанных по обширной территории ведомственных микрорайонов.
Между тем люди приезжали обживать Север и не могли ждать согласования «на¬
верху» академических градостроительных проектов. В марте 1964 г. в Сургут прибыли
нефтяники, но в этом первом «десанте» градостроителей не было. Сразу же был создан
первый строительный участок под руководством С.С. Винниченка, причем азы архи¬
тектуры и возведения домов его работники постигали по ходу дела. Старший инженер
В.А. Смыков выполнил топографические съемки и выдал документы на отвод земли
под застройку в противоположной от существовавшего поселка геологов части Сургу¬
та. Инженеры-нефтяники С. Пырикова, Т. Логинова, Е. Олейников на время стали
проектировщиками первого жилого поселка. Они придумали памятные и звучные на¬
звания его улиц - имени Губкина, Энтузиастов, Восход, Нефтяников, проезд Молодеж¬
ный. Были и более прозаические названия. Так, имя заместителя начальника НПУ
«Сургутнефть» по строительству Б.Н. Таратынова получил целый поселок «Тараты-
новка» в районе нынешних улиц Ленина и Дзержинского. Увековечены были также
имена первых руководителей и в названиях других «городков»: Бикбовка, Чабанград,
Сабирзяновка8.
Во второй половине 1960-х гг. проектирование и застройка Сургута велись разными
организациями по старому генеральному плану, разработанному институтом «Гипро-
тюменьнефтегаз» для поселка строителей и поселка нефтепроизводственного управ¬
ления. В 1967 г. утвержденный в качестве генерального проектировщика города Мос¬
ковский проектный институт «Гипрогор» выполнил «План регулировки текущей за¬
стройки Сургута до 1970 г.». По существу, это была картографически зафиксированная
схема имеющейся застройки и уже сделанных отводов земли под промышленное и граж¬
данское строительство. Она предусматривала расположение города между поселком
нефтяников и западным промышленным узлом, растягивая его дополнительно на доб¬
рый десяток километров9. В 1969 г. журналист А. Нежный, побывавший в Сургуте, в
очерке «Города, которые мы строим», писал: «Поселки старались ставить там, где по¬
удобнее. Но Сургуту вышло от этого великое неудобство: его растянули вдоль Оби на
15 километров, и стал он, как худосочный подросток, сердце которого не успевает пе¬
регонять кровь во все уголки слабого тела, странный город - где ни тронь - всюду
больно»10.
Руководство города сначала робко, а затем все увереннее стало возражать против
проекта «Гипрогора», согласно которому город удалялся от Оби на 7 км заливной пой¬
мой, которая после весеннего паводка превращалась в болото. К растянувшемуся го¬
роду добавлялось еще более 10 км новой застройки. При этом уничтожался большой
массив хорошего леса, в котором Сургут и без того испытывал недостаток. Серьезные
возражения вызывало и непомерное растягивание всех инженерных коммуникаций и
их большая удаленность от восточной промышленной зоны, речного порта и будущей
ГРЭС. После обсуждения позиции руководителей города сначала в областном отделе
архитектуры, а затем на исполкоме Совета депутатов трудящихся Тюменской обл.
«Гипрогору» было дано задание разработать генеральный план строительства Сургута
96
в уже сложившихся границах. Как утверждает в своих воспоминаниях Мунарев, план
«был окончательно утвержден на заседании Госстроя РСФСР только в 1970 г.»11.
Развертывание нефтедобычи на территории края в течение 1960-х гг. вызвало не¬
виданных масштабов миграцию населения. Число жителей Сургута выросло с 6 031 че¬
ловека в 1960 г. до 50 тыс. в 1973 г. По этому показателю он занял 1-е место в Ханты-
Мансийском автономном округе и 5-е в Тюменской обл. вслед за Тюменью, Ишимом,
Тобольском и Ялуторовском12. В 1970 г. головной проектной организацией по жилищ¬
но-гражданскому строительству в Сургуте был утвержден Ленинградский зональный
научно-исследовательский институт по экспериментальному проектированию городов
Севера (ЛенЗНИИЭП), создавший здесь свой филиал. В 1979 г. был разработан новый
генеральный план города с числом жителей 300-350 тыс. человек, предусматривавший
объединение разрозненных поселков, составлявших Сургут. А в 1980 г. был проведен
Всесоюзный закрытый конкурс на разработку проекта центра Сургута. В нем приняли
участие виднейшие градостроительные коллективы страны. Местоположение центра,
примыкающего к Старому городу на живописных берегах Саймы, было признано
удачной находкой. В 1991 г. Генеральный план был откорректирован. В основе этого
документа лежит вариант Генплана 1979 г., который к сегодняшнему дню выполнен на
99%. Реализованы все его положения за исключением формирования центра13.
До 1964 г. строительно-монтажные работы в Сургуте велись в основном силами
промышленных предприятий, что отрицательно сказывалось на их организации и ка¬
честве. В частности, на Рыбкомбинате, выполнявшем существенную часть жилищного
строительства, не было прорабского участка, не хватало инженерно-технических ра¬
ботников, знающих технологию строительства и технические возможности строитель¬
ных механизмов. Начальник первого в Тюмени строительного главка А.С. Барсуков
приехал в Тюмень в мае 1964 г. По его воспоминаниям, в Сургуте были 3 лошади, 1 са¬
мосвал и 34 или 35 строителей. Опытный организатор, профессиональный проекти¬
ровщик и строитель, возглавлявший работу по возведению высотных домов в Москве,
Барсуков уже в середине 1960-х гг. понимал, что у Сургута есть блестящие перспекти¬
вы стать крупным экономическим центром. На состоявшейся в 1968 г. в Тюмени пер¬
вой научно-практической конференции по развитию производительных сил области с
участием ведущих ученых страны была сформирована программа развития предприя¬
тий, производящих строительные материалы и конструкции. В 1968 г. начал строиться
Сургутский домостроительный комбинат. Уже в январе 1971 г. была введена в эксплуа¬
тацию его первая очередь мощностью 70 тыс. кв. м жилья в год. 17 февраля 1971 г. в
Главтюменьнефтегазстрое был подписан приказ о создании в Сургуте завода сборного
железобетона14. В 1973 г. рабочие ДСК возвели 14 жилых домов. На проектную мощ¬
ность ДСК вышел в 1974 г. До его пуска жилые дома строились из железобетона, при¬
возимого из Свердловска, Омска и Новосибирска, причем от долгой транспортировки
изделия ломались. В микрорайоне геологов до сих пор стоят здания, укрепленные ме¬
таллическими каркасами, потому что они собирались из битых панелей. С пуском соб¬
ственного ДСК в Сургуте стали строиться дома, разработанные специалистами ленин¬
градского института ЛенЗНИИЭП.
В те же годы для развития комплексно-блочного метода строительства был создан
трест «Тюменьгазмонтаж». Сургут стал инициатором многих полезных начинаний.
Именно здесь были построены первые установки по выпуску перлита и по изоляции
труб теплотрасс в битумно-керамзитовой оболочке. Здесь же внедрялись многие ин¬
женерные новшества по освоению нулевых циклов зданий и сооружений. Среди нова¬
торов были молодые тогда инженеры и руководители А.В. Касьянов, Л.Ю. Рокецкий,
М.В. Собсович, В.И. Павлов, А.П. Холмогоров. Если в 1966 г. на территории Сургут¬
ского района действовали 11 строительных и строительно-монтажных управлений,
10 строительных участков и 2 треста - «Сургутгазстрой» и «Сургутспецгазстрой», то в
1977 г. там работали уже 22 тыс. строителей, объединенных в 10 трестов и 85 строи¬
тельно-монтажных упрарлений15. Широкий новаторский градостроительный подход
Сургутского филиала ЛенЗНИИЭПа проявлялся в типовых и индивидуальных проек-
4 Отечественная история, № 2
97
тах зданий и целых комплексов городской застройки. Малоэтажные блок-секционные
дома, проекты общественных центров и школ, строительство множества разноэтаж¬
ных и по-разному сблокированных домов из ячеистого бетона - таковы новшества,
внедренные институтом в Сургуте.
Сургут полностью является детищем ЛенЗНИИЭПа. Только за первые 7 лет своей
работы филиал института совместно с субподрядными организациями выполнил объ¬
ем проектно-изыскательских работ на сумму свыше 5.5 млн руб. За этот период кол¬
лективом филиала была выдана проектно-сметная документация на строительство
жилых домов общей площадью свыше 700 тыс. кв. м, школ на 10 тыс. мест, детских са¬
дов на 5 600 мест, предприятий торговли площадью 9 835 кв. м, предприятий обще¬
ственного питания на 1.4 тыс. раздаточных мест, библиотек с возможностью размеще¬
ния там 200 тыс. томов, Дома быта на 230 мест, больниц на 290 коек, двух плаватель¬
ных бассейнов, базы зимних видов спорта, фирменного магазина «Океан» и ряда
других важных для города объектов. В 1978 г. филиал завершил такую большую и
сложную работу, как проект детальной планировки Восточного жилого района16.
Трудно переоценить вклад в деятельность Сургутского филиала ЛенЗНИИЭПа
С.В. Билецкого - выпускника Львовского политехнического института, начавшего ра¬
ботать в Сургуте с 1966 г. в составе студенческого строительного отряда. В августе
1971 г. он был избран заместителем председателя Сургутского горисполкома, а с сен¬
тября 1974 г. назначен директором Сургутского филиала ЛенЗНИИЭПа. Он был од¬
ним из немногих специалистов, которые до тонкостей знали проблемы проектирова¬
ния, реконструкции и строительства в Сургуте. Под его руководством активно и твор¬
чески трудились конструкторы Э.К. Чиженков, Л.А. Ванин, участница разработки
почти половины жилых массивов Сургута архитектор В.Б. Блинова и другие. В то
время им пришлось преодолевать ведомственно-отраслевой подход к застройке горо¬
да, на котором настаивала администрация территориально-производственного ком¬
плекса.
В числе их сторонников был Г.М. Кукуевицкий, возглавлявший управление капиталь¬
ного строительства производственного объединения «Сургутнефтегаз». Созданный по его
инициативе строительно-монтажный трест № 1 под руководством А.Ф. Мухи внес неоце¬
нимый вклад в преодоление ведомственно-хуторской модели застройки города и в форми¬
рование его современной инфраструктуры. В значительной мере это стало возможным
благодаря высокому профессионализму, принципиальности и авторитету главных ар¬
хитекторов Сургута - А.А. Асеевой, О.В. Шока, Б.М. Бейдера, В.И. Арзамасцева,
Б.М. Абелис, А.П. Аболонина, В.Г. Труханова, В.И. Унжакова, М.А. Чуракаева,
М.О. Данилова, А.В. Усова. Пик наиболее интенсивного строительства пришелся на
1989 г., когда было введено в строй 340 тыс. кв. м жилья, а также 1990-е гг., когда, не¬
смотря на «строительный обвал», в Сургуте возвели 2/3 жилищного фонда всего Хан¬
ты-Мансийского автономного округа. Не случайно именно в Сургуте в декабре 1985 г.
было создано одно из немногих в стране отделений Союза архитекторов СССР, а глав¬
ному архитектору города в 1989-2000 гг. Унжакову были присвоены высокие звания
Заслуженного архитектора Ханты-Мансийского автономного округа и Российской фе¬
дерации. Но если проблема единого проектировщика в Сургуте решалась достаточно
успешно, то отсутствие единой подрядной организации от Миннефтегазстроя суще¬
ственно усложняло процесс застройки города. В 1978 г. в роли генподрядчиков высту¬
пали Сургутский домостроительный комбинат, тресты «Сургутгазстрой» и «Сургутнефте-
газстрой», а также ряд других организаций, между которыми постоянно возникали трения.
Другим фактором, негативно влиявшим на застройку города, являлось отсутствие единого
заказчика. Вследствие этого несвоевременно решались вопросы финансирования проект¬
ных работ и выдачи исходных данных, что, в свою очередь, задерживало подготовку тех¬
нической документации. Попытки объединить 10 имеющихся в городе заказчиков либо
под эгидой домостроителей, либо под началом «Сургутгазстроя» и вести более осмыс¬
ленную политику в застройке города организационного продолжения не имели. Более
того, число заказчиков в городе росло.
98
Серьезной проблемой для филиала ЛенЗНИИЭПа являлась текучесть кадров.
В 1976-1978 гг. из из него уволились 127 человек, неудовлетворенных низкой заработ¬
ной платой. Недопустимо затягивалось и создание в Сургутском филиале ЛенЗНИИЭПа
научного подразделения. Устаревшая административно-ведомственная система плани¬
рования и застройки города привела к тому, что в качестве главной координирующей хо¬
зяйственной организации должен был выступить Сургутский горком КПСС, система¬
тически рассматривавший вопросы работы строительных подразделений города с уча¬
стием широкого круга хозяйственных руководителей. Большую роль здесь играли
первые руководители партийной организации Сургута. В разные годы ими были
М.М. Конев, Г.С. Мачехин, Г.М. Голощапов, Н.Г. Аникин, Д.В. Макушенко, а также
председатели Сургутского горисполкома Л.В. Пешев, П.А. Мунарев, А.В. Чинчевич,
О.Д. Марчук, Л.Ю. Рокецкий, глава администрации города, а с 1996 г. - его мэр
А.Л. Сидоров17.
По мере укрепления строительных организаций и увеличения масштабов их дея¬
тельности Сургут расширялся в двух направлениях - со стороны поселка нефтяников
и в промежутке между Старым Сургутом и Черным Мысом, которые, по существу,
слились. Здесь появились жилые кварталы для строителей и геологов с 8-12-16-квар-
тирными домами. Инициаторами строительства первого 5-этажного крупнопанельно¬
го дома выступили начальник геофизической конторы В.С. Катков и главный инженер
М.С. Дубина. Комплект деталей дома был закуплен в Свердловске. Его сооружение ве¬
ла бригада Н.Н. Щаденко. Заложенный в мае 1965 г. дом по адресу Набережный про¬
спект, 46 в октябре 1966 г. был сдан в эксплуатацию. В 1968 г. начинается отсчет за¬
стройки Сургута крупнопанельными 5-этажными домами. Однако до введения в 1971 г. в
эксплуатацию первой очереди завода крупнопанельного домостроения их строили от¬
носительно немного. В мае 1971 г. наряду со строительством 5-этажных домов упро¬
щенной планировки строительное управление № 9 приступило к заливке фундаментов
под дома улучшенной планировки, разработанных специально для северян. При этом
следует подчеркнуть, что строительство жилых зданий велось в сложных гидрогеоло¬
гических условиях (высокий уровень грунтовых вод, болотистая почва и т.д.) Поэтому
высотных зданий в Сургуте не строили, тем более, что отсутствовало и их необходимое
противопожарное оснащение, в частности лестницы для эвакуации жителей. Когда
же у пожарниых появилось необходимое оборудование, в городе были построены
здания Сургутгазпрома, 12-этажные и 15-этажные дома на улицах Мира и Универ¬
ситетской, в 18-м, 19-м и 20-м микрорайонах, что создало новый, современный си¬
луэт Сургута.
Несмотря на интенсивное строительство, жилищный вопрос являлся самым акту¬
альным для сургутян. В 1976 г. на одного человека в городе приходилось в среднем
5.6 кв. м жилой площади при норме в 9 кв. м по стране в целом. В городское строитель¬
ство было вложено в 4 раза меньше средств, чем это было необходимо. Только для пе¬
реселения трудящихся из вагонов и балков требовалось более 50 тыс. кв. м жилья. В
январе-ноябре 1977 г. в редакцию городской газеты «К победе коммунизма» поступи¬
ло 240 жалоб трудящихся, из которых 74 были связаны с бытовой неустроенностью,
перебоями с горячей водой, неисправностями инженерных сетей, нерешенностью во¬
просов благоустройства18.
Усилиями городских властей и градообразующих предприятий в Сургуте в 1980-е—
1990-е гг. продолжал наращиваться мощный строительный потенциал. В последние де¬
сятилетия XX в. он был представлен тремя домостроительными комбинатами: Мин-
нефтегазстроя, Минэнерго, Минтрансстроя, четырьмя заводами железобетонных из¬
делий и десятками крупных подрядных организаций различной ведомственной принад¬
лежности. Это позволило в 1990 г. ввести в эксплуатацию 201.2 тыс. кв. м жилья.
В конце 1990-х гг. строительные отрасли начали выходить из кризиса. Ввод жилья за
счет всех источников финансирования составил в 2000 г. 74 тыс. кв. м, а жилищный
фонд города в целом более 4 млн 924 тыс. кв. м. Средняя обеспеченность населения жи¬
льем увеличилась по сравнению с 1985 г. на 7 кв. м и составила 17.8 кв. м19.
4*
99
Примечания
1 См.: Карпов В.П., Гаврилова Н.Ю. Очерки истории отечественной нефтяной и газовой промыш¬
ленности. Тюмень, 2002. С. 97, 98.
2 См.: КарповВ.П.,Панарин С.М. О месте Западно-Сибирского региона в истории отечественной
нефтегазовой промышленности // Социально-экономическое развитие Западно-Сибирского региона: исто¬
рия и современность. Тюмень, 1993. С. 45.
3Салманов Ф.К. Сибирь - судьба моя. М, 1988. С. 190-191.
4 Там же. С. 191.
5 Цит. по: К а р п о в В.П. Гаврилова Н.Ю. Указ. соч. С. 34.
6 Известия. 1966. 13 февраля.
7Мунарев П.А. Так было, так начиналось... Сургут, 1997. С. 70-71.
83убарев А.П. Зимник // Югра. 1996. № 2. С. 20.
9Мунарев П.А. Указ. соч. С. 73.
10 Н е ж н ы й А. Города, которые мы строим // Новый мир. 1969. № 10.
11 См.: Мун аре в П.А. Указ. соч. С. 71.
12Шаймиева Л.И. Миграционные процессы и национальный состав жителей г. Сургута в 60-90-е гг.
XX в. // Сургут в отечественной истории. Сургут, 2003. С. 118-119.
13 См.: УнжаковВ. Пока город строится - он живет // Новый город. 2003. 9 августа.
14 Государственный архив общественно-политических организаций Тюменской области (ГАОПО ТО),
ф. 113, оп. 23, д. 8, л. 89.
15 Там же, оп. 19, д. 30, л. 7.
16 Там же, оп. 31, д. 7, л. 87.
17 См.: там же, оп. 29, д. 32, л. 15; Архивный отдел г. Сургута, ф. 189, оп. 1, д. 7, л. 1; ф. 3. оп. 1, личные
дела №1,6, 7; Ьйр: /Аеуегп: 1у/8181апс1.ги/П7/11Ц11е.
18 ГАОПО ТО, ф. 113, оп. 29, д. 3, л. 12; д. 16, л. 3.
19 Город Сургут в цифрах (Юбилейный стат. сб.). Сургут, 1996. С. 118; ГАОПО ТО, ф. 113, оп. 31, д. 1,
л. 16; Сургут. Экономика и финансы. Сургут, 2001. С. 13.
100
Историография, источниковедение,
методы исторического исследования
©2007 г. И. М. ПУШКАРЕВА*
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЗАБЫТОЙ ТЕМЕ:
МАССОВОЕ РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ В НАЧАЛЕ XX века
Изучение массового рабочего движения как коллективных действий одной или не¬
скольких социальных групп лиц наемного труда с целью удовлетворения своих матери¬
альных интересов, общественных потребностей и активного преобразования действи¬
тельности в последние полтора десятилетия столкнулось со множеством конъюнктур¬
ных сложностей и сменой научных приоритетов. Это в немалой степени коснулось
изучения и рабочего движения в дореволюционной России. Падение престижа СССР
на мировой арене ускорило релятивизацию аналитических результатов, достигнутых
отечественной общественной мыслью. Можно по-разному оценивать факт падения
влияния прежних научных школ и роста индивидуализации исследований, в том числе
и исторических, но специалисту по истории массовых движений трудно не заметить в
этом явлении процесс отторжения самих принципов массовости, солидарности, кол¬
лективности, готовности подчинять личное общественному. К тому же история рабо¬
чего класса дореволюционной России была тесно связана с историей большевистской
партии, и после крушения социалистической системы «рабочая тема» неожиданно ока¬
залась скомпрометированной вместе с историей РСДРП/КПСС. Добавим сюда разоча¬
рование историков «левой» ориентации в результатах движений социального протеста
в последние годы XX в. и резкое изменение общей обстановки в мире. На фоне острой
потребности в заполнении многочисленных «белых пятен» в истории и в новых, более
объективных трактовках давно известных событий энергия исследователей очень ча¬
сто стала переключаться на поиск мелких сенсационных и скандальных деталей, дис¬
кредитацию прежних героев и очернение народных масс, причем исследовательское
поле для дореволюционной истории пролетариата стало сжиматься, как шагреневая
кожа.
Я не хочу идеализировать состояние истории рабочих в советское время. Она дей¬
ствительно страдала идеологизированностью и неоправданной лакировкой пестрой и
далеко не во всем однозначной картины жизни, труда и борьбы пролетарских масс. Но
исправлять эту ситуацию призван не «заговор молчания» историков вокруг этой важ¬
ной, но очень сложной темы, не механическая смена знака «плюс» на знак «минус», а
кропотливая, основанная на тщательном и объективном изучении источников по дан¬
ной проблеме исследовательская работа, совершенствование методики научного ана¬
лиза и использование достижений мировой историографии. Характерно, что смена на¬
учных ориентиров и поиски новых подходов к социальной истории и истории рабочих
как ее важной составной части1 вылились в начале 1990-х гг. в ряд интересных и ост¬
рых научных дискуссий по этой проблематике. Но они лишь подтвердили историч¬
ность и достаточную стабильность основных форм индустриальных конфликтов, а
также общеизвестные характеристики основных действовавших в них субъектов - ра¬
* Пушкарева Ирина Михайловна, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник-консуль¬
тант Института российской истории РАН.
Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект № 06-01-00220а.
101
бочих, предпринимателей и государства. В заключительной части дискуссии «Конец
рабочей истории?» было повторено, что «рабочее движение всегда определяется таки¬
ми факторами, как рынок труда, трудовые отношения, государственная политика, эт¬
нические и религиозные расхождения», что массовая активность рабочих «включает в
себя попытки изменить экономический баланс сил между рабочими и предпринимате¬
лями», а направлены они на то, чтобы «побудить государства провести изменения»,
причем «наиболее очевидными организационными средствами для достижения этой
цели являются политические партии»2.
Нельзя не признать полезность применения в рабочей истории новых подходов и
методик, заимствованных из смежных наук, в том числе из социологии и психологии.
Речь идет об изучении ментальности, обыденной жизни рабочих, мотивации их труда и
конфликтов с предпринимателями и властями. При этом нельзя отказываться и от изу¬
чения революционных методов преобразования общества, которые применялись ра¬
бочими в конце XIX - начале XX вв. Ведь история России того времени, как история
любой другой страны мира, вряд ли может быть правильно понята, если ограничить
изучение ее лишь анализом состояния «верхов», внешней и внутренней политики госу¬
дарства, развития общественно-политической мысли и т.д. при вольном или невольном
отсечении массового рабочего движения, в котором была так или иначе задействована
вместе с семьями едва ли не пятая часть населения страны. Нельзя забывать и о том,
что оно являлось своеобразным индикатором конфликтности общественных отноше¬
ний в стране и в мире, их болевых точек и насущных проблем. При этом совершенно
невозможно обойтись без обработки и анализа массовых источников по рабочей исто¬
рии, создания ее хроники и широких социально-политических обобщений.
В 2006 г. в Институте российской истории РАН закончился первый этап публика¬
ции особого типа комплексного массового источника по истории рабочего движения в
дореволюционной России под названием «Рабочее движение в России. 1895 - февраль
1917 гг. Хроника» (далее - «Хроника»)3. В нем собраны, прежде всего, сведения о стач¬
ках во всех отраслях производства за десятилетие, предшествовавшее революции
1905-1907 гг. Сведенные в таблицу (см. приложение к настоящей статье), они дают
представление о масштабах забастовочной борьбы во всех производственных сферах
за каждый отдельно взятый год и по каждой губернии или области. Созданный усилия¬
ми многих историков и архивистов, этот новый массовый источник по истории дорево¬
люционного рабочего движения в России включает сведения обо всех его открытых
формах, а также базу данных об участии в нем различных политических и рабочих ор¬
ганизаций и партий.
История рождения «Хроники» очень поучительна, причем «родословная» статисти¬
ческих сведений о стачках восходит к данным фабричной инспекции Министерства фи¬
нансов царской России, в ведении которого находилась до 1905 г. фабрично-заводская
промышленность страны. Массовое протестное движение российских рабочих, явно
обездоленных в экономическом и правовом отношениях, было постоянным спутником
развития отечественной промышленности, поскольку существовавшее тогда законо¬
дательство не могло защитить людей труда перед лицом их работодателей. При всей
своей самоуверенности, стоявшая на патерналистских позициях царская власть отлича¬
лась крайней недальновидностью и неумением прогнозировать взрывы социального
возмущения народных масс. Лишь в 1900 г. Министерство финансов приняло инициа¬
тивные предложения старшего ревизора В.Е. Варзара использовать материалы фаб¬
ричной инспекции для составления статистических сведений о стачках, хотя сама ин¬
спекция была учреждена еще в 1882 г. При этом главной задачей, вставшей перед Вар-
заром, был сбор данных о «потерянных» в ходе стачек «рабочих днях», что грозило
«хозяевам жизни» - заводчикам и фабрикантам - большими материальными потерями.
Небольшой труд Варзара «Статистические сведения о стачках рабочих на фабри¬
ках и заводах за десятилетие 1895-1904 гг.» (СПб., 1905) на 120 стр. с таблицами и диа¬
граммами перерос задачи, поставленные перед составителем Министерством финан¬
сов. Предложенные Варзаром оригинальные приемы систематизации материала ока¬
102
зались очень эффективными, не потеряли своего научного значения и поныне и были
использованы при сборе материала о стачках для «Хроники». Стандартная карточка о
стачке и определение последней как трудового конфликта с прекращением работы,
учет «потерянных рабочих дней», введение таких понятий, как «социальные стачки» и
«групповые стачки» (имелись в виду все стачки в одной из отраслей промышленности
за год), а также классификация требований бастующих и достигнутых ими результатов
стали с тех пор обязательными атрибутами статистики забастовочного движения. Но
статистика стачек Варзара охватывала преимущественно крупное фабрично-заводское
производство до 1905 г. только Европейской России, да и здесь лишь части Кавказа. В
итоге фабричные инспекторы собирали сведения примерно по 58 губерниям и областям
России. Они касались половины фабрик и заводов обрабатывающей промышленности
империи, около 70% занятых в ней рабочих и до 80% продукции, выпускавшейся тогда в
России. В поле зрения фабричной инспекции находились подчиненные ей предприятия,
не обложенные акцизом. Плохо было лишь то, что отсутствовал твердо установленный
ценз, определявший круг подлежавших учету предприятий и варьировавшийся в разных
губерниях. Надзор фабричной инспекции не распространялся на горняков (некоторые
рудники и шахты находились в ведении департамента государственных земельных иму-
ществ), многих металлургов, рабочих казенных заводов и предприятий, числившихся за
министерствами путей сообщения, военным и морским. Кроме того, из ведения фаб¬
ричной инспекции были изъяты мелкие и ремесленные предприятия с числом рабочих
до 10-15 человек. Тем не менее статистические сведения фабричной инспекции о стач¬
ках при всей неполноте информации о масштабах этого рода производственных кон¬
фликтов в России были практически единственным сводным источником о стачечном
движении в стране, которое являлось одной из главных движущих сил («пружиной»)
социального развития российского общества.
В советской исторической литературе история массового рабочего движения 1895—
1904 гг. десятилетиями не могла подняться выше простых рассказов о крупных стач¬
ках: первомайской 1900 г. в Харькове, «Обуховской обороне» 1901 г. в Петербурге, Ро¬
стовской 1902 г., всеобщих стачек 1903 г. в Баку и Одессе, забастовки нефтяников в Баку
в 1904 г.4 Изучение массового рабочего движения в первые годы XX в. часто уступало
место анализу процесса распространения марксизма в России, истории революционной
социал-демократии, первых съездов РСДРП, «Искре», большевистской печати и т.д.
При этом статистические сведения Варзара использовались как чисто иллюстративный
материал. Они не учитывали поведения «отсталых» рабочих-забастовщиков шахт, руд¬
ников, приисков, а также ремесленников и чернорабочих. На большинстве же крупных
обрабатывающих предприятий, подведомственных фабричной инспекции, контингент
рабочих отличался достаточно высоким уровнем производственной квалификации и
грамотности, а отсюда автоматически выводился высокий уровень политической со¬
знательности участников стачек, хотя даже на этих предприятиях инициаторами были
часто отнюдь не кадровые рабочие.
В середине 1970-х гг. в советской исторической науке прошли острые дискуссии о
пролетариате как гегемоне освободительного движения, в том числе накануне и в пе¬
риод Первой русской революции 1905-1907 гг., причем аргументом в спорах часто слу¬
жили лишь те или иные цитаты из сочинений В.И. Ленина, а не объективные показа¬
тели уровня социального развития многоликого рабочего класса и его связей с полити¬
ческим партиями. Отдельных примеров здесь было уже явно недостаточно, а входивший
тогда в научную «моду» количественный анализ массовых документальных источников
по социально-экономической истории, дававший хорошие результаты в области опреде¬
ления численности, состава и положения рабочих5, подсказывал, что в чем-то подобном
нуждается и изучение социально-политического протеста пролетариата.
Выход был подсказан продолжением издания знаменитой «панкратовской» серии
сборников документов и материалов по истории рабочего движения в России, когда со¬
ставители, дойдя до начала XX в., столкнулись с таким феноменом, как резкое увели¬
чение документальной базы с однотипной информацией о стачках рабочих, число ко¬
103
торых, по сравнению с XIX в., гигантски возросло. Публикация всех этих документов
в полном объеме не имела смысла, и тогда родилась мысль поместить в качестве при¬
ложения к сборнику «Рабочее движение в России в 1901-1904 гг.» (Л., 1975) хронику ра¬
бочего движения за этот период, а затем продолжить эту практику применительно к
другим периодам. Так хроника стала самостоятельным «вторичным» массовым источ¬
ником по истории революционного движения6, а вскоре число хроник, отражавших ди¬
намику стачечной активности рабочих применительно к различным историческим пе¬
риодам, стало быстро расти7.
Однако эти хроники еще не давали возможности исследовать взаимосвязь различ¬
ных форм массового рабочего движения и отражение в них тех сложных социально-
экономических и политических процессов, которые происходили в стране. Об этом
свидетельствовали, в частности, и первые попытки формализации данных о про¬
тестном движении пролетариата, сделанные в 1980-е гг. в ряде коллективных и моно¬
графических работ по истории дореволюционного российского пролетариата8. Пре¬
одолению этих «узких мест» и должны были помочь хроники рабочего движения в Рос¬
сии за 1895-1917 гг., составленные по более широкой и разнообразной программе с
использованием материалов из архивов и библиотек всех регионов СССР. В обстанов¬
ке окончания холодной войны и расширения научных связей историков разных стран
эта работа органично вписалась в международный проект по составлению Банка дан¬
ных о стачечном движении в индустриальных странах Европы и США на базе Дома на¬
ук о человеке в Париже. Работа по составлению «Хроники» шла быстрыми темпами и
сопровождалась обсуждениями во время встреч российских и зарубежных ученых*.
Созданный до распада СССР информационный ресурс для формирования хроники
массового рабочего движения в России вряд ли будет иметь аналоги в мировой истори¬
ческой науке. Тогда к работе были привлечены более 100 архивов бывшего СССР
(большая часть первоисточников теперь находится в архивах стран СНГ и государств
Балтии, которые стремятся забыть о солидарности народов Российской империи в
борьбе против царизма). В сборе нужной информации участвовали также многие му¬
зеи, привлекалась периодическая печать9.
Возвращаясь к забытой сегодня истории рабочих дореволюционной России, укажу
на имеющуюся сейчас возможность исследования ее на материалах «Хроники» в двух
важнейших направлениях. Первое - это анализ масштабов и особенностей массового
рабочего движения в России на рубеже Х1Х-ХХ вв. Второе - реконструкция социо¬
культурного облика главных действующих сил этого движения от рабочих и предпри¬
нимателей до властных структур. Задача данной статьи состоит в том, чтобы показать
причины востребованности данного массового источника современным научным зна¬
нием, подвести первые итоги работы по обработке и анализу текста «Хроники», и на¬
метить некоторые ключевые направления дальнейшего исследования рабочей исто¬
рии в конце XIX - начале XX вв.
Собранный в «Хронике» материал принципиально отличается от сведений о стач¬
ках, полученных фабричной инспекцией, и широтой охвата (в нее включены практи¬
чески все отрасли производства за исключением сельского хозяйства), и разносторон¬
ностью подхода к исследуемому феномену. Здесь содержатся данные не только о стач¬
ках, но и о других формах борьбы с указанием на первичную документацию, в которой
отражались факты из истории рабочего движения. Анализируя, группируя и формали¬
зуя показатели «Хроники», конструируя макрообъяснительные модели перед ее стати¬
стико-математической обработкой, требующей тематической систематизации, нарра¬
тивного и дискурсивного анализа текста, можно уже сейчас представить себе структу¬
ру забастовочного движения по губерниям и областям. В таблице представлена
* С благодарностью отмечу ту финансовую помощь, которую в тяжелые для российской науки 1990-е гг.
для завершения первого этапа проекта оказали Международный институт социальной истории (Голлан¬
дия, Амстердам), Фонд Г. Фильтренелли (Италия, Милан), Библиотека современной документации
(Франция, Париж), а с 2000 г. - Российский гуманитарный научный фонд.
104
информация о более чем 7 тыс. (7 097) стачках на отдельных предприятиях и среди про¬
фессиональных групп рабочих в 81 губернии России, в которых участвовало более
1.343 тыс. (1 343 712) человек. Таким образом, показатели «Хроники» превышают дан¬
ные о стачках фабричной инспекции за десятилетие перед революцией 1905-1907 гг.
по количеству стачек в 4, а по числу стачечников - в 3 раза. При сравнении показателей
только по обрабатывающей фабрично-заводской промышленности выясняется и дру¬
гое: поскольку в поле зрения инспекции находилось только 2/3 ее предприятий, то по¬
казатели «Хроники» и здесь выше: по количеству стачек - в 2.3 раза, а по числу стачеч¬
ников - в 1.9 раза. Показатели «Хроники» могли еще более контрастировать с данны¬
ми инспекции, если бы было известно число предприятий, принявших участие в
478 коллективных забастовках, а число бастующих возросло бы за счет отсутствующей
о них информации в 1 216 случаях стачек. В отличие от фабричной инспекции, «Хро¬
ника» содержит сведения за 1895-1904 гг. о 1 035 волнениях, коллективных жалобах,
петициях, требованиях как самостоятельных формах борьбы с участием в них около
211 тыс. рабочих. Таким образом, общее число открытых трудовых конфликтов в предре¬
волюционное десятилетие достигало в России более 8 тыс. (8 132 тыс.), а количество
участников в них составляло более 1.5 млн (1 554 372) человек10.
Рабочие находились «внизу» социальной пирамиды, но их движение становилось од¬
ной из доминант экономической, социальной и политической жизни страны. Полтора
миллиона участников трудовых конфликтов свидетельствовали о повышении статус¬
ной роли рабочих в обществе и о возможности столкновения режима с этими пришед¬
шими в движение слоями населения. Ежегодно на протяжении 1895-1904 гг. с удиви¬
тельным упорством забастовки в России происходили в одних и тех же 19 промышлен¬
ных губерниях. Стачки отличались и числом бастующих, и количеством «потерянных»
ими рабочих дней. Предваряя корреляционный анализ зависимости показателей ста¬
чечного движения от уровня промышленного развития того или иного региона, можно
уже сейчас видеть, что его территориальные особенности во многом зависели от кон¬
центрации лиц наемного труда. По числу забастовщиков главным очагом нестабильно¬
сти была столичная Петербургская губ.: на нее за 10 лет пришлось более 11% всех за¬
бастовщиков в стране (здесь и далее расчеты проведены по данным таблиц, помещен¬
ных в приложении), причем это число (если не иметь в виду повторные стачки) было
почти равно численности фабрично-заводских рабочих Петербурга. В Центральном
районе впереди шли Московская губ. (более 7% забастовщиков по России в целом), а
также Владимирская (более 5%), Тверская (более 1.7%), Орловская (2%), Рязанская
(1.7%), Костромская (более 1.6%) губернии. На Украине Екатеринославская губ. дала
более 7% всех стачечников, Херсонская - более 5, Киевская - 2.4, Харьковская - 1.8.
Закавказье с Бакинской губ. дало 5%, Петроковская и Варшавская губ. Царства Поль¬
ского - соответственно 4.2 и 4%. Скромнее были показатели в Гродненской (3%), Ви¬
ленской (1.4%) и Минской (0.7%) западных губерниях. На Пермскую губ. пришлось 2.6%,
а на Томскую - 1.6% всех забастовщиков.
Объединение охваченных стачками губерний в районы, промышленные округа,
каждый из которых обладал своей спецификой, создает возможность для появления
перспективных компаративных работ, оживления локальных и региональных исследо¬
ваний, которые всегда являлись сильной стороной российской историографии. Так, об¬
ращаясь к качественному содержательно-концептуальному сравнению показателей
рабочего движения по районам, можно уточнить сложившиеся в нашей науке пред¬
ставления об их значимости в массовом движении. Обычно авторы, исходя из данных
об активности социал-демократических организаций, автоматически ставили на пер¬
вое место в забастовочной борьбе Петербургский и Московский округа. «Хроника»
подтверждает это только количеством стачечников за 1895-1898 и 1901 гг. и за десяти¬
летие в целом. Но в литературе отмечается, что по забастовочной активности к этому
«столичному» типу в 1900 и 1902-1904 гг. приближались (оттесняя Центр) Юг России,
Украина, Закавказье, а на западе - Польша. Таблица дает представление о различных
вариациях забастовочного движения по годам с учетом количества стачек, а не только
105
их участников. Так, к промышленным районам по количеству стачек в 1895,1898,1902 гг.
подтягивались западные губернии, густо населенные еврейскими ремесленниками.
Число забастовщиков на мелких предприятиях в 1899 и 1900 гг. значительно теснит
здесь количество участников стачек среди текстильщиков и металлистов крупных про¬
изводств. Не это ли объясняет первый массовый отклик на события 9 января 1905 г.
пролетариата западных губерний, лишь ждавшего повода для начала широкого проте¬
ста в предреволюционный период? «Хроника» дает возможность уточнить соотноше¬
ние количества стачечников в разных отраслях производства. Текстильщики среди них
преобладали, но к 1901 г. они были потеснены металлистами и рабочими железнодо¬
рожных мастерских, которых не учитывала фабричная инспекция. Текстильщики и
металлисты составляли ежегодно более 50% стачечников, за ними, по материалам
«Хроники», следовали металлурги, а с 1904 г. в первых рядах забастовщиков оказались
и нефтяники.
В развязывании царским правительством «маленькой победоносной войны» с Япо¬
нией немалую роль сыграл взрыв стачечного движения в 1903 г., на который пришлось
44% стачек и 47% стачечников за десятилетие 1895-1904 гг. В 1903 г. стачками было
охвачено не менее 383 населенных пунктов, в том числе 43 губернских, 63 уездных и
7 других городов. Сравнение числа стачечников по губерниям на протяжении десяти¬
летия показывает, что «пики» стачечных волн в 1903 г. приходились не только на Юг
России, но и на губернии Центра (Московская, Костромская), Запада (Гродненская) и
Востока (Пермская и Томская). Расчеты некоторых представителей правящих «вер¬
хов» на возможность снять остроту социальных конфликтов путем развязывания вой¬
ны подтверждают и показатели забастовочного движения за 1904 г., хотя его
достаточно высокий уровень сохранился не менее чем в 16 губерниях и областях Рос¬
сии. Забастовочное движение в 1903-1904 гг. продолжало распространяться и на уда¬
ленные от центров рабочего движения губернии (Ломжинскую, Эриванскую) и обла¬
сти (Дагестанскую, Квантунскую).
Новый источник был рассчитан на изучение «механизма» возникновения и разви¬
тия каждой стачки и содержит сведения о ней чуть ли не по часам. Накопленный ранее
опыт корреляционного анализа материалов фабричной инспекции11 указывал на необ¬
ходимость расширения набора показателей («полей») для включения в математико¬
статистическое исследование как можно более обстоятельной информации для выяв¬
ления динамики социальных конфликтов. Статьи «Хроники», сводящие воедино мате¬
риалы архивов, периодики и других источников с проверкой их на репрезентативность
по каждому факту, оставляют далеко позади сведения фабричной инспекции. Они со¬
держат информацию о месте, где проходила стачка, о ее начале и окончании, о профес¬
сиональном, социальном, половом и национальном составе участников. Самостоятель¬
ную значимость имеет выделение групповых, коллективных, профессиональных и все¬
общих стачек, сообщение о конкретных зачинщиках и организаторах протеста с
указанием их партийной ориентации, а также материал о наступательном или оборо¬
нительном характере борьбы, об участии в разрешении конфликта фабричных ин¬
спекторов, полиции, войск или казаков, об аресте и судах над арестованными стачеч¬
никами и т.д.
Конечно, сейчас, по прошествии 20 лет с тех пор, когда разрабатывалась программа
сбора материала для «Хроники» и обсуждались модели формуляра карточек для Банка
данных, лучше видны недостатки и узость ряда разработанных тогда позиций. «Хрони¬
ка» была рассчитана скорее на социологизированную историю и макропроблемы, чем
на микроисторию, историю индивида - рабочего с его субъективным опытом и соб¬
ственной интерпретацией происходившего, как того требуют современные теории
ментальности и повседневности. Но «Хроника» тем и отличается, что понятие «массо¬
вое рабочее движение» в ней много шире по содержанию, чем в советской историогра¬
фии, и не ограничивается только констатацией самого факта стачки и немногих тради¬
ционно в литературе сопутствовавших ей моментов. «Хроника» составлена с учетом
многослойности такого «социального объекта», как пролетариат. Теперь за сухими
106
цифрами статистики можно увидеть особенности поведения разных людей, составляв¬
ших армию наемного труда и их работодателей.
Уловив в конце 1980-х гг. новые веяния в зарубежной науке, составители «Хрони¬
ки» представили, говоря языком социологов, обширное «поле столкновений» двух
враждующих сторон - рабочих и предпринимателей, привлекая внимание читателя к
поводам для конфликтов, неоднозначной позиции фабричной инспекции, к деталям от¬
ветов администрации или хозяев предприятий на требования рабочих. При этом внима¬
ние составителей «Хроники» к подобным «частностям» дает исследователям возмож¬
ность составить представление о материальных, социальных и политических реалиях,
связанных с жизнью рабочего в разных регионах, с его повседневной борьбой за выжи¬
вание. Составители считали, что многофакторный анализ стачек, как и других кон¬
фликтов в рабочем движении, требует учета громадного количества деталей. Наличие
их в «Хронике» позволяет не только сравнить и сблизить один конфликт с другим, но
и увидеть в них живых людей как элементарные клеточки живого развивающегося об¬
щественного организма по имени пролетариат.
В рабочей истории известны 3 мотивации труда: побуждение («апелляция к соли¬
дарности»), вознаграждение («обещание соответствующей награды») и принуждение
(угрозы)12. В дореволюционный период в России главную роль в мотивации труда иг¬
рала заработная плата (точнее «жалованье») в виде денежных выплат. Из года в год на
первом месте в претензиях и требованиях рабочих стояла достойная оплата труда. Борь¬
ба за нее, как правило, дополнялась требованием сокращения рабочего дня. Вместе они
составляли ежегодно 80% всех требований бастующих (подсчеты осуществлены по ме¬
тодике Варзара). Остальные требования касались условий труда и быта рабочих, их вза¬
имоотношений с администрацией и т.д. Кроме того, рабочие все чаще протестовали про¬
тив отсутствия у хозяев предприятий и фабрично-заводской администрации уважения к
их личности. Рабочие были недовольны тем, что зарплату им выдавали не деньгами, а то¬
варами или что их рабочий день произвольно удлинялся путем сокращения времени на
обед и т.д. Протест мог вызвать и отказ хозяина предоставить рабочим обещанное бес¬
платное жилье, хотя в России оно представляло собой обычно лишь барак с общей
спальней.
Начав стачку, рабочие декларировали свои требования, не принимая никаких встреч¬
ных доводов предпринимателей («эксплуататоров», «кровопийцев», как их именовали в
листовках революционеры), хотя те часто справедливо упрекали их в плохой работе, про¬
гулах, нарушениях внутреннего распорядка и т.д., что отмечалось в «Хронике». В на¬
чале XX в., когда в России разразился экономический кризис, хозяева, стремясь сохранить
свои доходы, снижали зарплату или переводили рабочих на сдельщину. Но главное, судя по
тексту «Хроники», заключалось в том, что рабочие боялись произвольного сокращения
расценок. В обстановке жесткого нажима на рабочих, доходившего до использования во
время стачек полиции и войск, у них сохранялся только один стимул к труду - желание
«работать, чтобы выжить».
«Репертуар» требований стачечников представляет интерес уже потому, что исхо¬
дит от самих рабочих. «Хроника» содержит исходные сведения по такой малоизучен¬
ной и якобы «нетипичной» для пролетарского движения проблеме, как этноконфессио-
нальная. Благодаря введению в статистику стачек сведений о национальном составе
их участников историки узнают, что в ходе некоторых забастовок в западных губерни¬
ях, на Кавказе и в Закавказье проступала вражда между православными русскими ра¬
бочими и евреями, между поляками и русскими, русскими и латышами, латышами и эс¬
тонцами, православными армянами и мусульманами.
Несомненно, полтора миллиона рабочих, участвовавших в производственных кон¬
фликтах в течение 10 нашедших отражение в «Хронике» лет, нуждаются в социальной
стратификации. Среди них были, конечно, группы «идейных» рабочих, связанных с по¬
литическими организациями, которые вели пропаганду и агитацию, помогая социал-
демократам и эсерам. Но страницы текста «Хроники» представляют нам и рабочих,
становившихся забастовщиками потому, что им «нечего было терять», и у них не было
107
уверенности в завтрашнем дне. Прослеживая динамику развертывания конфликта «ра¬
бочий-предприниматель», как того требует теория конфликтологии, «Хроника» дает
возможность проследить, как обычный трудовой конфликт превращался в России в
стачку, будучи связан с ущемлением прав личности рабочего человека. Особенно оже¬
сточали при этом рабочих отказы хозяев от обещанных сначала уступок. Все это вызыва¬
ло огромный накал эмоций, после чего следовало включение «спускового механизма», вы¬
водящего конфликт наружу. Через трудовой конфликт у рабочих вырастало чувство нена¬
висти к окружающей действительности, формировавшее «бунтарскую» революционность
и вызывавшее иногда настоящие взрывы возмущения и ярости простых людей труда.
Они могли сопровождаться разгромом фабрично-заводских и административных по¬
мещений, фабричных продуктовых и винных лавок и т.д. Такие действия в основном
были характерны для неквалифицированного, пришлого рабочего люда, занятого пре¬
имущественно в добывающих отраслях и реже - для металлургов и текстильщиков.
Стачки составляли в среднем 88% от общего числа всех открытых производствен¬
ных конфликтов, и это зависело в значительной степени от отказов предпринимателей
удовлетворить требования бастующих. Такие отказы не разъяснялись рабочим, хотя
они могли мотивироваться интересами производства. Таковы, например, были причи¬
ны целой полосы стачек в период обострения экономического кризиса начала XX в.,
когда участились случаи игнорирования предпринимателями закона 1897 г. о продол¬
жительности рабочего дня и неоплаченных сверхурочных работах. Ближе к 1905 г.
стачки превращались в некий постоянный компонент общественной жизни, заканчива¬
ясь увольнениями бастующих, вызовами полиции и войск и т.д. Таким образом, при¬
нуждение в системе мотивации труда выступало здесь в своей прямой и обнаженной
форме. Напомним, что в 1896-1903 гг. воинские соединения и казаки использовались
для подавления стачек до 100 раз в год. Еще более частыми были вызовы полиции. Это
приводило, как правило, к столкновениям, причем нередко они сопровождались появ¬
лением убитых, раненых и, конечно, арестованных. Так, только в 1903 г. перед судами
над участниками рабочего движения (приговаривавшими забастовщиков к тюремному
заключению и ссылке) предстали не менее 1 300 человек. На протяжении 1903 г. во
время каждой стачки на крупных производствах увольнялось в среднем от 100 до 400
рабочих. Локауты случались реже, так как они били и по доходам их владельцев. При
этом насилие вытесняло из сознания участников конфликта его исходную причину,
превращая обе стороны в заклятых врагов, что вело к саморазрушению общественных
отношений. В «Хронике» отмечено довольно мало случаев, когда фабричная инспек¬
ция вмешивалась в производственные конфликты в пользу рабочих и тем самым
предотвращала стачки. В борьбе между интересами «общественного спокойствия» и
«успехами промышленности» инспекция «забывала» о своей роли добросовестного ар¬
битра между рабочими и хозяевами предприятий13.
Прослеживая ежегодные колебания результатов борьбы рабочих (победа, компро¬
мисс, поражение), можно предположить (более точно это выяснится путем корреляци¬
онного анализа с учетом состояния промышленных и других производств), что компро¬
мисс - а его доля в исходе стачек была достаточно велика - зависел в первую очередь
от неблагоприятной экономической конъюнктуры (кризис, война). В некоторые годы
до 50% забастовок заканчивались компромиссом. Но что показательно: именно ком¬
промисс, если хозяева не выполняли своих обещаний, вызывал обычно новый, более
активный и организованный протест. С компромиссом было связано большое число
повторных стачек, анализ которых позволяет глубже представить себе характер соци¬
ального противостояния рабочих и предпринимателей и степень напряженности их
конфликтов.
Без выделения повторных стачек во всех открытых производственных конфликтах
за период с 1895 по 1904 г. участвовало не более 20% рабочих страны (без сельскохо¬
зяйственных рабочих, которые практически не были учтены при сборе материала), а
среди фабрично-заводских рабочих эта доля составляла около 46%14. Историки до сих
пор не знают, кто из рабочих не захотел открыто подать свой голос протеста и что
108
представляли собой скрытые, латентные его формы, не выливавшиеся в открытые
выступления. Неясно, что удерживало от участия в стачках более 50% фабрично-за¬
водских рабочих России: сносные условия труда, низкий уровень сознания, стремление
получить желаемое за спинами других? Может быть, у этой части рабочих была иная мо¬
тивация труда (обещание соответствующей награды?), как на них действовало принуж¬
дение и в каких формах и т.д.? История рабочих России пока не дает четкого ответа и на
вопрос о том, что считать нестандартным в поведении предпринимателей в отношении
рабочих в начале XX в. и что все же у них преобладало - убеждение или насилие?
Неясно, кто из рабочей среды решался все же на открытый протест и кто ему проти¬
вился? Если иметь в виду не группы забастовщиков, а массу рабочих, то какие импуль¬
сы ими двигали - рациональные или эмоциональные? Эти вопросы возникали в лите¬
ратуре и раньше15, но они по-прежнему требуют специального изучения для понимания
характера и состава массового рабочего движения в начале XX в. Размышляя над ними
теперь, есть возможность «разговорить» и материалы, представленные в «Хронике»,
и те первичные источники, о которых сообщает каждая из ее статей, являясь одновре¬
менно и путеводителем по архивам.
В числе вопросов, которые теперь можно задать и получить на основе текста «Хро¬
ники» ответ, есть и такой: как происходил во время начавшейся стачек переход от эко¬
номической борьбы к политической? По новым материалам, протесты концентриро¬
вались в области трудовых отношений на конкретном производстве и редко были ад¬
ресованы «выше» хозяев и администрации предприятий. Из нескольких тысяч случаев
стачек и волнений наберется едва ли десяток обращений к министрам внутренних дел,
юстиции или путей сообщений, причем в «Хронике» не зафиксировано ни одного отве¬
та, данного рабочим представителями государственной власти. Даже во время сильно¬
го подъема забастовочного движения в 1903 г. требования демократических свобод
были выдвинуты не более 8.5% забастовщиков, а в 1904 г. в связи с ростом антивоенных
настроений-9.4%. Эти редкие случаи политических стачек были связаны с прекращени¬
ем работ в связи с днем международной пролетарской солидарности 1 Мая (в литературе
неправильно причисляются к политическим состоявшиеся в этот день экономические
стачки), а также стачки против антисемитских погромов и против войны. Роль полити¬
ческой агитации среди рабочих в этих стачках не подлежит сомнению.
Разнобой в методическом подходе к подсчетам политических стачек существует до
сих пор, и значение «Хроники» состоит здесь в том, что она год за годом отмечает по¬
литизацию массового рабочего движения не столько за счет политических стачек как
таковых, сколько за счет сходок (маевок), собраний, митингов, демонстраций как са¬
мостоятельных форм движения социально организующихся рабочих. Этот процесс
усиливался вмешательством политической агитации революционеров. Не случайно с
1898 г. она стала по закону караться тюрьмой и ссылками, а ежегодные репрессии по
этому поводу обрушивались на несколько сотен человек. Собрания причислялись в
правительстве к особым формам протеста рабочих. В 1902 г. в Департаменте полиции
МВД появился указ о штрафах за участие в «сборищах», а в канцелярии при министре
юстиции делопроизводственные материалы о рабочих собраниях, когда они начали
превращаться в митинги и демонстрации, стали выделяться в «специальное дознание».
Варзар в 1903 г. подчеркнул общность интересов стачечников в Петербурге и на
Юге России16. По материалам «Хроники», но еще больше по первоисточникам, очевид¬
на роль «деятельного сочувствия» рабочих застрельщикам стачек, в результате чего
они превращались в групповые, коллективные, профессиональные, городские, а со¬
брания и маевки - в митинги и демонстрации. Еще до «промышленной войны» тек¬
стильщиков Петербурга 1896 г. в их профессиональной стачке 1895 г. участвовали тыся¬
чи рабочих мелких промышленных заведений в белорусских губерниях. Не проходило
года без крупных коллективных стачек, сменявших друг друга в разных концах Европей¬
ской России: в 1897 г. это были стачки текстильщиков в Центральном промышленном
районе, в 1898 г. - в мелком производстве в белорусских губерниях, в 1899 г. - в Польше
и Прибалтике, где впервые коллективные стачки рабочих стали общегородскими. К
109
политической всеобщей стачке привела классовая солидарность рабочих в Харькове в
1900 г. Рост массового стачечного рабочего движения в начале XX в. был связан с
углублением экономического кризиса, сменившегося затем депрессией, повлекших
массовые увольнения, безработицу, а вместе с ними и рост рабочей солидарности.
В 1901 г. всеобщая стачка вернулась к текстильщикам Петербурга, чтобы в 1902 г.
устремиться на Юг - на Дон и в Нижнее Поволжье. Летом 1903 г. волна всеобщих ста¬
чек захлестнула 7 губерний Закавказья и Украины17, а осенью возвратилась в Москву.
В 1904 г. стачечное движение, прерванное в начале войны с Японией, уже во второй по¬
ловине года получило продолжение в виде общей стачки строителей Варшавы, а в кон¬
це года всеобщая стачка охватила нефтяников Закавказья, чтобы в начале 1905 г.
впервые вспыхнуть в Петербурге18. Число коллективных стачек (от групповых до все¬
общих), начатых в 1895 г., приблизилось в 1904 г. к тысяче (954). Они были отмечены
за 10 лет в 40 губерниях и областях Европейской России, и большая их часть (70%) при¬
ходилась на 4 предреволюционных года.
Эти стачки не стали, как в 1905 г., «политическим революционным оружием», но
отличались тем, что впоследствии было названо историками «стихийной организован¬
ностью». В их ходе размывались границы между экономическими и общедемократиче¬
скими требованиями, в них вовлекались «молчавшие» до тех пор, но не менее полити¬
чески бесправные рабочие. Этому способствовали рост политической агитации, рас¬
пространение листовок, преимущественно социал-демократических и эсеровских. В
них призывы экономического содержания («Не уступим новой прижимке!», «Долой
штрафы!», «Долой понижение расценок!», «Работу - безработным!», «Хлеба и рабо¬
ты!» и т.д.) переплетались с политическими («Да здравствует политическая свобода!»,
«Да здравствует свобода стачек!» и т.д.) и безусловно антиправительственными («До¬
лой произвол!», «Долой полицейское насилие!», «Долой самодержавие!», «Долой гу¬
бернаторов и всех чиновников-холопов!» и т.д.). В тысячах аннотаций листовок, со¬
бранных в «Хронике», преобладают призывы к солидарности: «Сила рабочих - в сою¬
зе!», «В единении сила!», «Да здравствует рабочая солидарность!» и т.д. Далеко не все
участники стачек разделяли многие из этих призывов, но они формировали социальное
сознание рабочих, вступивших в открытую борьбу против существовавших в государ¬
стве порядков.
Накануне 1905 г. Варзар отнес некоторые групповые забастовки к политическим
(«социальным»). Если иметь в виду участников коллективных, профессиональных или
общегородских стачек, в которых люди осознавали свое право на борьбу против анти¬
народного государства, то в 1903 г. к участникам таких стачек можно причислить око¬
ло 140 тыс. человек (42% от общего числа забастовщиков против 22% у Варзара). Ко¬
личество же участников политических стачек за все десятилетие с 1895 по 1904 г. при
этом подходе превысит 585 тыс. (45% от общего числа). Переход к коллективным стач¬
кам повышал массовость рабочего движения, отводя городским фабрично-заводским
рабочим роль застрельщика и основного участника демонстрационного движения, от¬
теснившего в начале XX в. с авансцены общественно-политического движения студен¬
чество и интеллигенцию. Выделяются в этом отношении 1901-1904 гг., когда состоя¬
лись 432 демонстрации и политических шествия против 58 в 1895-1900 гг., 320 из них
приходилось на 1903-1904 гг. и большая часть - на Польшу, Украину и западные губер¬
нии. Демонстрации, сопутствуя стачкам (в 1901 г. состоялось 762 стачки и 51 демон¬
страция; в 1902 г. - 589 стачек и 61 демонстрация; в 1903 г. - 2 099 стачек и 142 демон¬
страции), поддержали высокий уровень массового рабочего движения, а в 1904 г. на 419 ста¬
чек проходилось 178 демонстраций19. Демонстрации усиливали «энергетический заряд»
массового рабочего движения, которое революционными партиями направлялось на
свержение самодержавия.
Один из трезво оценивавших внутриполитическую обстановку в России министр
юстиции Н.В. Муравьев, в руках которого были материалы следственных дел, отмечал
«систематичность, дисциплинированность в действиях толпы, появление среди рабо¬
чих "боевых групп" из числа зачинщиков стачек и их связь с "тайными обществами"»20.
ПО
«Хроника» представляет разные типы стачек, как возникшие стихийно, так и начатые
под воздействием агитаторов из политических партий. На ее материалах возможно
конструирование систем истинных представлений о контактах с рабочими, в первую
очередь с забастовщиками, подпольных партийных и рабочих организаций. Раньше ис¬
следование этой проблемы сводилось к описанию отдельных примеров и ограничива¬
лось подсчетами комитетов и групп РСДРП21. «Хроника» расширяет традиционные
схемы интеллектуальной истории, представляя возможное влияние на рабочих в раз¬
ных концах России с 1895 по 1903 гг. более 400 комитетов и групп около 15 политиче¬
ских партий или партийных объединений, многие из которых к тому же имели в своей
структуре в общей сложности более 300 подчиненных им кружков и типографских
групп.
В обстановке репрессий и неустойчивых связей друг с другому эти партии и группы
были обнаружены полицией в 70 губерниях и областях России, в 185 городах от Вар¬
шавы на западе до Владивостока на востоке и от Архангельска и Вологды на севере,
до Баку и Ташкента на юге. До 85-87% в разные годы - это были организации социал-
демократического направления, включая бундовские, польские, прибалтийские и за¬
кавказские, с четко выраженной главной ролевой функцией РСДРП, оформившейся в
1898-1903 гг. Появление после народовольческих организаций среди рабочих комите¬
тов и групп эсеровской партии пришлось на 1901-1902 гг. и составило в разные годы
по подсчетам, проведенным на основании «Хроники», от 4 до 9% общего их числа в
стране. По далеко неполным сведениям, в 1895-1904 гг. только социал-демократиче¬
ские партийные организации имели более 100 библиотек нелегальной литературы и
около 170 организаций - стачечные кассы. В западных губерниях (Варшавская, Вилен¬
ская, Гродненская, Минская, Сувалкская и др.) на механизм «запуска» стачек влияли
зависимые от Бунда и ППС первые в России профсоюзы щетинников и кожевенников.
Собранная в «Хронике» информация дает сведения о месте расположения партий¬
ных организаций, их численном и социальном составе, направлении пропагандистской,
агитационной и организационной работы, контактах с другими местными, а также с
центральными зарубежными органами партий. Если в 1891-1894 гг. к рабочим от име¬
ни партийных групп были обращены всего 4 листовки, то в 1895-1898 гг. уже 41122.
Всего же с 1895 по 1904 г. среди рабочих было распространено более 4.5 тыс. наимено¬
ваний листовок, причем в 1895-1902 гг. - около 2 тыс., а в 1903-1904 - более 2.5 тыс.
Внедряя в массы культуру политической демократии, партийные организации из года
в год увеличивали тираж листовок, который перед революцией достигал иногда 2-3 тыс.
экземпляров каждая. Подпольная техника, печатавшая листовки, была предметом осо¬
бого беспокойства полиции. Так, по данным «Хроники», если до 1895 г. нелегальные
множительные аппараты, принадлежавшие социал-демократам, существовали в 13 го¬
родах, то на протяжении 1895-1904 гг. они были обнаружены полицией уже в 99 насе¬
ленных пунктах страны: в 87 городах (в том числе в 53 губернских и областных), а так¬
же в 12 местечках и рабочих поселках, расположенных вблизи городов. Они тоже при¬
надлежали в основном социал-демократам - комитетам и группам РСДРП, Бунда,
СДКПиЛ, ЛСДП, а также - ПСР, ППС и др. Представлены в «Хронике» и листовки,
изданные либералами, зубатовскими группами, анархистами. В них присутствовали ли¬
беральные идеи свободы и законности, требования введения третейских судов по тру¬
довым конфликтам, узаконения стачек, введения пенсионного обеспечения рабочих.
Но в связи с огромным количеством социал-демократических, эсеровских и других ре¬
волюционных листовок эти требования тонули в деструктивных по своему содержа¬
нию лозунгах и призывах, начинавшихся со слова «Долой!», и свидетельствовали о же¬
лании революционных партийных лидеров направить массы рабочих на немедленное
свержение самодержавия. Листовки рисовали идиллические картины «свободного тру¬
да» при социализме. Роль листовок в развитии мифологического сознания в массах ра¬
бочих - это огромная и пока не исследованная область, как и изучение роли «радикаль¬
ного популизма» и другой политической риторики в подготовке политических проте¬
стов рабочих.
Итак, в настоящей статье представлены лишь некоторые извлечения из имеющейся
в «Хронике» информации, составляющей базу для изучения истории массового рабо¬
чего движения и сопутствующих ему других сторон рабочей истории, положения рабо¬
чих и их места в российском государстве на рубеже Х1Х-ХХ вв. Многообразные факты
повседневной жизни рабочих, известные когда-то современникам из периодической
печати, возвращают нас через «Хронику» к событиям из истории массового пролетар¬
ского движения в дореволюционной России. Содержательная ценность нового источ¬
ника состоит в возможности получения информации для исследования как крупномас¬
штабных явлений общероссийского характера, так и явлений локальных, а также со¬
циокультурного облика рабочего на рубеже Х1Х-ХХ вв. Уникальность «Хроники» как
источника заключается в возможности совмещения макро-и микроуровней анализа ра¬
бочей истории, что важно и для взаимодействия историков и социологов, и для преодо¬
ления ранее существовавших нестыковок в изучении политической истории России на¬
чала XX в. В этом качестве «Хроника» ставит новые проблемы, указывая и на возмож¬
ность решение ряда задач, связанных с ее переосмыслением.
Воссоздание полной и всеохватывающей картины рабочего движения в дореволю¬
ционной России и сегодня по-прежнему остается актуальной темой, поскольку она свя¬
зана с изучением механизмов предотвращения социальных конфликтов, продолжаю¬
щих отравлять жизнь людей, измученных разного рода экономическими эксперимен¬
тами, катаклизмами, общей нестабильностью своей жизни и слабостью правового
поля, в котором в идеале должны разрешаться все конфликты. Сверхзадачей в иссле¬
довании данной проблемы могло бы стать стремление понять, насколько возможно
взаимопонимание трех главных субъектов современного общества - людей труда,
предпринимателей и государства. Остается надеяться, что новый комплексный источ¬
ник, рожденный усилиями огромного коллектива российских историков и архивистов,
позволит сделать несколько существенных и значимых шагов в этом направлении.
Примечания
1 Соколов А.К. Социальная история России новейшего времени: проблемы методологии источнико¬
ведения // Социальная история. Ежегодник. 1998-99. М., 1999. С. 40-76.
2Марсель Ван дер Линде н. Соединяя историю домашнего хозяйства с рабочей историей // Ко¬
нец рабочей истории? М., 1996. С. 259-260.
3 Рабочее движение в России. 1895 - февраль 1917 г. Хроника. Вып. I. 1895 год. М., 1992; Вып. П. 1896 год.
СПб., 1993; Вып. Ш. 1897 год. СПб., 1995; Вып. IV. 1898 год. СПб., 1997; Вып. V. 1899 год. М., 1998; Вып. VI.
1900 год. М., 1999; Вып. VII. 1901 год. СПб., 2000; Вып. Vni. 1902 год. М., 2002; Вып. IX. 1903 год. М., 2005;
Вып. X. 1904 год. М, 2007. Каждый из выпусков издания состоит из трех разделов: массовое рабочее движе¬
ние, в котором центральное место занимают стачки; партийные и рабочие организации и аннотации листо¬
вок. В конце выпусков помещены указатели: именной с фамилиями участников стачек, руководителей и ак¬
тивистов партийных организаций; географический и перечень предприятий. В приложениях к разным вы¬
пускам даны: административное деление Российской империи, перечни фабричных, горных, судебных и
военных округов России, а также данные о транспортировке нелегальной литературы из-за границы в 1901—
1903 гг., перечень съездов и конференций партийных организаций, связанных с рабочим движением; в конце
каждого выпуска - списки источников и литературы, использованных при составлении «Хроники».
4 См.: История СССР. Указатель советской литературы за 1917-1952 гг. История СССР в период капи¬
тализма. (1861-1917). М., 1953. С. 193-215.
5Антонова С.И., А л и я р о в С.Я., Голиков А.Г., Кирьянов Ю.Н., Мейерович М.Г. Источ¬
ники о численности, составе и положении рабочего класса // Массовые источники по социально-экономиче¬
ской истории России периода капитализма. М., 1979. С. 160-190.
6 См.: Ж е л т о в а В.П., Пушкарева И.М. Хроники революции 1905-1907 гг. // Вопросы источникове¬
дения истории Первой русской революции. М., 1977. С. 281-284.
7 Стачечная борьба рабочих Сибири в период империализма: Хроника, статистика, этнография. Томск,
1978; Хроника рабочего движения в России с 3 июня 1907 г. по 31 декабря 1910 г. М., 1982; Стачечная борьба
рабочих на начальном этапе нового революционного подъема. 1910 - март 1912. Вып. 1-2. М., 1980, 1991;
Стачки в России в 1914 - феврале 1917 г. Вып. I. М., 1989.
8 История рабочего класса СССР. Рабочий класс России от зарождения до начала XX в. М., 1983; Изд. 2.
М., 1989; Кирьянов Ю.И. Переход к массовой политической борьбе. Рабочий класс накануне Первой рос¬
сийской революции. М., 1987; и др.
9 О методике этой работы см. подробнее: Блинов Н.В., Ж е л т о в а В.П., Иванова Н.А. Кирья¬
нов Ю.И., Пушкарева И.М. О методике составления хроники и статистики рабочего движения в России
112
в период капитализма (1861- февраль 1917г.)// Вопросы истории. 1984. № 11. С. 59-81;Пушкарева И.М.
Новый комплекс источников о рабочем движении в дореволюционной России: «Рабочее движение в России.
1895-1917 гг. Хроника» //Социальная история. Ежегодник 2001-2002. М., 2004. С. 584-604; ее же. Новые
подходы в изучении конфликтов рабочих и предпринимателей в дореволюционной России // Россия и мир.
М., 2001. С. 291-308.
10 Новые сведения о забастовочном движении за 1895-1904 гг. были недостающим звеном в литературе
по отдельным периодам так называемого пролетарского этапа освободительной борьбы в России (1895—
1917 гг.). Труды историков, вышедшие в свет в последние десятилетия XX в. (Первая русская революция в
России. Взгляд через столетие. М., 2005. С. 545; Пушкарева И.М. Рабочее движение в России в период
реакции. 1907-1910 гг. М., 1989. С. 231;Арутюнов Г. А. Рабочее движение в России в период нового рево¬
люционного подъема. 1910-1914 гг. М., 1975. С. 198, 303, 380; Кирьянов Ю.И. Социально-политический
протест рабочих России в годы Первой мировой войны (июль 1914 - февраль 1917 гг. М., 2005. С. 19), позво¬
ляют сделать предварительный вывод о том, что с 1895 г. по февраль 1917 г. включительно с учетом повтор¬
ных стачек в забастовочном движении участвовали не менее 18 млн 355.6 тыс. рабочих. Эти показатели пре¬
вышают данные официальной статистики более в 1.7 раза. Если считать, что число постоянных рабочих в
тех отраслях труда, которые взяты для этих подсчетов (округа фабричной инспекции, железные дороги, ре¬
месленные и кустарные заведения, строительство, чернорабочие и поденщики), составляло в те же годы при¬
мерно от 6 до 8 млн человек (см.: Иванова Н.А. Структура рабочего класса России. 1910-1914. М., 1987.
С. 56, 66), то можно считать, что с 1895 по февраль 1917 гг. каждый наемный рабочий в этих отраслях про¬
изводства в среднем участвовал в стачках примерно 2 раза. Вполне вероятно, что при более детальных под¬
счетах эти показатели могут возрасти.
11 Б о в ы к и н И.В., Бородкин Л.И.„ Кирьянов Ю.И. Стачечное движение в России в 1895-1913 го¬
ды: структура и связи с развитием промышленности и изменением экономического положения пролетариата
(Опыт корреляционного анализа) // История СССР. 1986, № 3. С. 68-79); Бородкин Л.И. Квантитативные
исследования стачечного движения и факторов его развития в дореволюционной России // Россия на рубеже
XIX-XX веков: Мат-лы науч. чтений. М., 1999. С. 100-111.
12ЛукассенЯ. Мотивация труда в исторической перспективе // Социальная история. Ежегодник 2000.
М., 2000. С. 200.
13 См.: Володин А.Ю. Фабричная инспекция в России (1882-1914): Государственное учреждение, лич¬
ный состав, посредническая деятельность. Автореф. дис.... канд. ист. наук. М., 2006. С. 24.
14 Подсчеты проведены, исходя из соотношения количества участников трудовых конфликтов в России
за 10 лет (1 554.4 тыс.) и общей численности рабочих (без сельскохозяйственных) составляет 7 777.1 тыс. че¬
ловека и отдельно соотношения забастовщиков из числа фабрично-заводских рабочих (836 тыс.) и общего
из числа (1 808.1 тыс.). Сведения об общей численности рабочих по отраслям и в обрабатывающей промыш¬
ленности см.: Иванова Н.А. Указ. соч. С. 56, 66.
15 См., напр.: Миронов Б.Н. «Послал Бог работу, да отнял черт охоту». Трудовая этика российских ра¬
бочих в пореформенное время //Социальная история. Ежегодник. 1998-99... С. 272-280.
16 В а р з а р В.Е. Статистические сведения о стачках рабочих на фабриках и заводах за десятилетие 1895—
1904 гг. СПб., 1905. С. 25.
17 См. об этом: Пушкарева И.М. Рабочее движение в год II съезда РСДРП // Отечественная история.
2003. №4. С. 3-14.
18 Речь идет о самых крупных профессиональных стачках текстильщиков и ткачей, металлистов, желез¬
нодорожников, табачников, бондарей, типографов, нефтяников, а также о всеобщих городских забастовках,
с участием от 10 до 21 тыс. рабочих (см. об этом: Хроника. Вып. I. С. 84-92; Вып. II. С. 55-70; Вып. III. С. 133—
136; Вып. IV. С. 111-112; Вып. V. С. 79-84, 89-100, 140-151; Вып. VI. С. 91-97; Вып. VII. С. 105-110, 115-119,
130-132; Вып. Vm. С. 126, 158-159, 187-196; Вып. IX. С. 218-266, 269-276, 283-284, 289-315, 322-324, 331-
342, 367-374; Вып. X. С. 117-188, 155-168.
19 Кирьянов Ю.И. Переход к массовой политической борьбе. С. 134-135.
20 Хроника. Вып. III. М.; СПб., 1995. С. 13.
21 Л о ж к и н В.В. Роль рабочих в создании РСДРП // Вопросы истории. 1983. № 7. С. 64-80.
22 Суслова Ф.М. Начало организованной борьбы. М, 1986. С. 225-226; Подсчеты листовок за 1895—
1898 гг. произведены по «Хронике».
113
4^
Приложение
Статистические сведения о стачках рабочих в 1895-1904 гг. по матералам «Хроники рабочего движения в России»*
Губерния, область
1895
1896
1897
1898
1899
1900
1901
1902
1903
1904
Итого
1. Акмолинская
2(2)
119
-
-
1(1)
1000
1(1)
140
1(0)
0
3(2)
209
2(2)
3000
1(0)
0
3(2)
2400
14(10)
6868
2. Амурская
-
2(1)
82
-
2(2)
517
-
2(2)
536
1(1)
151
-
-
1(1)
400
8(7)
1686
3. Архангельская
1(1)
17
1(1)
50
-
-
-
2(0)
0
2(1)
54
1(0)
0
2(1)
14
-
9(4)
135
4. Астраханская
-
-
-
-
-
-
2(2)
240
16(16)
5838
29(28)
1297
1(1)
32
48(47)
7407
5. Бакинская
-
-
-
1К**
2500
-
1(1)
50
6(4)
121
7(5)
174
392(378)
35 776
90(78)
27 837
796(466)+ 1К
66458
6. Батумская
-
-
-
-
-
-
-
20(18)
6999
25(23)
14596
22(19)
8127
67(60)
29 722
7. Бессарабская
-
-
-
-
1(1)
48
-
14(10)
240
Ю(9)
597
3(2)
32
-
28(22)
917
8. Варшавская
2(1)
144
3(2)
88
81(46)
4357
153(77)
3068
252(191)
26553
25(6)
1735
14(9)
1724
8(8)
659
72(25)
8952
18(15)
6297
628(380)
53 577
9. Виленская
3(2)
270
24(17)
801
40(34)
4625
12(7)
132
71(66)
2437
39(37)
1498
127(116)
4134
18(9)
594
36(36)
3851
6(5)
432
373(327)
18 774
10. Витебская
3
4(3)
13(9)
10(8)
36(27)
34(27)
13(11)
34(34)
9(7)
156(126)
св. нет
64
873
1406
1034
2808
1273
499
2004
9961
11. Владимирская
10(10)
5850
8(7)
4602
40(37)
36381
17(5)
10511
15(10)
7063
14(14)
6336
14(14)
4239
6(4)
3578
Ю(9)
5356
5(4)
283
139(114)
84199
12. Вологодская
-
-
2(2)
553
1(1)
5
1(1)
41
-
-
-
2(1)
14
-
6(5)
613
13. Волынская
-
-
-
-
-
-
-
26(24)
1121
7(7)
553
18(17)
162
51(48)
1836
Приложение
Продолжение
Губерния, область
1895
1896
1897
1898
1899
1900
1901
1902
1903
1904
Итого
14. Воронежская
-
-
1(1)
30
-
1(1)
0
-
2(2)
1560
-
1(1)
48
1(0)
0
6(5)
1638
15. Вятская
1(1)
1(0)
1(1)
6(3)
3(3)
3(2)
6(5)
1(0)
22(15)
500
0
350
736
300
7354
2249
0
11489
16. Гродненская
118(116)
5(5)
191(178)
110(104)
12(8)
60(21)
32(15)
58(58)
336(333)
15(11)
937(849)
8304
429
9236
2481
1908
2509
784
1036
11 546
2464
40 697
17. Дагестанская
1(1)
1(1)
100
100
18. Екатеринославская
1(1)
8(6)
Ю(9)
33(26)
32(22)
29(26)
Ю(8)
13(10)
49(44)
18(13)
203(165)
500
1414
3387
17 047
11260
13 183
5500
4155
27 238
12 622
96306
19. Енисейская
13(12)
20(20)
П(Ю)
1(1)
4(4)
6(3)
6(5)
18(14)
5(5)
4(2)
88(76)
1796
902
396
11
415
941
3130
5009
2670
350
15 620
20. Забайкальская
6(6)
6(2)
7(6)
4(3)
1(0)
6(5)
3(1)
4(3)
5(3)
42(29)
323
37
542
310
0
1461
7
2537
1172
6389
21. Закаспийская
4(4)
1(1)
1(1)
1(1)
1(1)
4(4)
523
500
900
240
300
2463
22. Иркутская
7(5)
8(8)
3(3)
4(4)
8(5)
4(3)
14(12)
11(9)
23(21)
24(24)
106(94)
625
441
658
532
589
1497
5198
1500
2048
6334
19422
23. Казанская
1(1)
4(4)
1(1)
1(1)
3(3)
5(5)
1(1)
2(2)
2(2)
20(20)
60
360
9
500
81
32
30
80
900
2052
24. Калишская
2(2)
7(7)
П(11)
4(4)
2(2)
1(1)
1(1)
28(28)
5000
2000
457
160
235
30
74
7956
25. Калужская
1(1)
150
1(1)
29
-
2(2)
1706
-
1(1)
80
-
-
-
1(0)
0
6(5)
1965
26. Квантунская
-
-
-
-
-
-
-
-
-
1(0)
0
1(0)
0
Приложение
Продолжение
Губерния, область
1895
1896
1897
1898
1899
1900
1901
1902
1903
1904
Итого
27. Келедкая
-
-
-
3(0)
0
4(3)
165
1(1)
40
1(1)
100
-
-
-
9(5)
305
28. Киевская
КО)
Ю(8)
11(5)
19(19)
24(19)
49(47)
86(81)
37(31)
171(148)
5(2)
413(360)
175
156
1039
1413
1087
519
4279
4302
17 063
1895
31928
29. Ковенская
1(1)
6(3)
2(1)
3(2)
6(0)
7(5)
2(2)
4(4)
5К
31(18) + 5К
7
49
48
660
70
516
980
72
308
2710
30. Костромская
3(3)
4(3)
8(8)
7(6)
5(3)
3(3)
2(1)
3(3)
П(Ю)
4(4)
50(44)
332
1077
8424
2116
1926
213
144
156
5712
1582
21682
31.Кубанская
-
-
-
-
-
-
-
4(2)
830
2(0)
0
-
6(2)
830
32. Курляндская
2(1)
3(3)
7(7)
26(26)
4(3)
1(1)
1(1)
2(2)
2(2)
47(45)
40
4825
701
6869
413
248
100
517
550
14 263
33. Курская
1(1)
150
-
-
-
-
2(2)
80
2(2)
416
-
1(1)
300
1(1)
26
7(7)
972
34. Кутаисская
-
-
-
-
-
-
1(0)
0
2(2)
110
9(8)
5140
3(2)
742
15(12)
5992
35. Лифляндская
8(8)
1289
7(6)
970
14(9)
1068
20(19)
1466
27(25)
13558
3(3)
365
2(1)
52
-
8(8)
1497
12(9)
4343
101(88)
24608
36. Ломжинская
-
-
-
-
-
-
-
-
-
1(0)
0
1(0)
0
37. Люблинская
-
-
-
-
4(4)
30
-
-
-
-
-
4(4)
30
38. Минская
8(2)
14(9)
3(3)
2(2)
9(4)
17(16)
11(6)
Ю(8)
36(24)
12(12)
122(86)
710
74
62
23
432
201
1659
473
1588
4785
10 007
39. Могилевская
1К
16(16)
П(3)
9(6)
46(14)
32(31)
30(25)
9(7)
153(102)+ 1К
30
180
972
84
540
2033
5305
3666
12810
Приложение
Продолжение
Губерния, область
1895
1896
1897
1898
1899
1900
1901
1902
1903
1904
Итого
40. Московская
27(24)
31(27)
45(37)
43(40)
32(31)
31(26)
42(38)
33(27)
126(123)
16(16)
426(389)
7268
5867
10 882
9413
7143
5664
6130
18 277
28 821
3640
103 105
41. Нижегородская
2(1)
2(2)
1(1)
4(4)
5(5)
7(7)
5(3)
6(5)
8(7)
4(3)
44(38)
200
199
90
823
543
3278
165
1154
1159
10 288
17 899
42. Новгородская
Ю)
3(3)
2(0)
2(2)
1(1)
5(4)
6(5)
20(16)
170
518
0
300
100
694
959
2741
43. Область Войска
1(1)
3(3)
3(3)
2(2)
3(2)
17(17)
18(12)
3(2)
50(42)
Донского
1500
162
1400
155
1050
9856
2665
300
17088
44. Олонецкая
5(5)
4(4)
1(1)
2(1)
12(11)
1193
497
400
11
2101
45. Оренбургская
1(0)
КО)
2(2)
6(6)
1(1)
П(9)
0
0
920
3685
30
4635
46. Орловская
КО)
9(9)
4(3)
6(4)
2(2)
КО)
7(7)
9(9)
2(2)
41(36)
св. нет
1015
21930
120
176
0
1910
672
689
26512
47. Пензенская
К1)
3(3)
3(2)
1(1)
8(7)
35
119
77
12
243
48. Пермская
7(4)
1145
11(7)
2472
6(5)
565
6(4)
1359
13(13)
4659
2(1)
195
14(13)
7400
17(13)
3090
21(17)
13411
5(5)
634
102(82)
34930
49. Петербургская
15(12)
34(32)
35(31)
76(68)
40(35)
13(11)
64(52)
24(19)
56(50)
13(12)
370(322)
12 525
24536
18940
33 364
4622
2822
44697
3858
27 356
2981
175 701
50. Петроковская
7(6)
1505
6(6)
3848
11(11)
10 296
49(34)
7373
26(20)
11233
61(60)
11614
П(Ю)
2740
3(2)
1045
10(10)
5196
18(18)
1635
202(177)
56485
51. Подольская
12(12)
20(20)
22(21)
1(1)
55(54)
300
30
140
19
489
52. Полтавская
Ю)
10(10)
5(4)
6(2)
1(1)
8(6)
ЩИ)
25(22)
4(2)
71(59)
6
113
127
29
40
136
1215
1371
99
3136
оо
Приложение
Продолжение
Губерния, область
1895
1896
1897
1898
1899
1900
1901
1902
1903
1904
Итого
53. Приморская
3(3)
1100
2(1)
27
1(0)
0
-
2(2)
600
4(4)
1300
4(3)
357
-
-
-
16(13)
3384
54. Псковская
-
-
-
-
1(1)
16
-
-
2(1)
27
-
2(2)
102
5(4)
145
55. Радомская
1К
6(6)
3(2)
5(1)
3(2)
1(1)
2(2)
2К
20(14)+ ЗК
св. нет
297
237
12
150
70
1100
0
1866
56. Рязанская
-
-
4(4)
2723
1(0)
0
2(0)
0
3(2)
384
7(7)
8495
5(5)
7636
4(4)
2255
5(2)
1713
31(24)
23 206
57. Самаркандская
-
-
-
-
1(0)
0
-
-
-
-
-
1(0)
0
58. Самарская
4(1)
40
-
-
-
-
-
1(0)
0
-
101(100)
307
1(1)
20
107(102)
367
59. Саратовская
-
-
2(1)
400
2(0)
0
5(3)
470
2(1)
1000
1(0)
0
1(1)
190
-
4(0)
300
17(6)
2360
60. Седлецкая
-
-
-
-
21(0)
0
-
-
-
-
1(1)
60
22(1)
60
61. Семипалатинская
-
-
-
-
-
1(1)
83
-
3(2)
54
2(2)
3067
1(0)
0
7(5)
3204
62. Симбирская
-
-
-
-
-
1(1)
90
-
1(1)
52
1(1)
92
-
3(3)
234
63. Смоленская
Ш)
300
-
-
-
-
-
-
-
-
1(0)
0
2(1)
300
64. Сувалкская
-
1(1)
60
9(8)
211
1(1)
30
1(1)
48
2(1)
160
1(1)
150
-
-
5К
0
15( 13) + 5К
659
65. Сыр-Дарьинская
-
-
-
-
-
-
-
2(2)
248
1(1)
1000
-
3(3)
1248
Приложение
Продолжение
Губерния, область
1895
1896
1897
1898
1899
1900
1901
1902
1903
1904
Итого
66. Таврическая
4(2)
4(2)
5(2)
13(13)
3(1)
29(20)
680
100
71
4829
53
5733
67. Тамбовская
1(1)
1(1)
1(1)
1(1)
1(1)
6(4)
1(0)
5(4)
17(13)
1004
170
1500
16
1000
4680
0
2700
11070
68. Тверская
6(5)
2(2)
6(3)
2(1)
6(6)
7(7)
2(2)
31(26)
5900
1606
11290
121
8641
7640
3100
38 298
69. Тифлисская
1(1)
2(1)
3(2)
13(10)
36(23)
24(14)
25(16)
6(3)
110(70)
67
2198
178
3534
8046
673
6814
270
21780
70. Томская
3(3)
5(3)
1(0)
4(4)
3(3)
3(3)
12(10)
8(3)
27(15)
3(3)
69(47)
598
60
0
698
163
477
830
94
794
425
4139
71. Тульская
1(1)
2(2)
2(1)
1(1)
1(1)
1(1)
2(2)
2(2)
12(11)
133
552
150
360
288
70
140
140
1833
72. Уфимская
1
4(3)
2(1)
1(0)
3(3)
4(4)
4(3)
2(2)
1(1)
22(17)
св. нет
1667
70
0
711
810
2830
2663
590
9341
73. Ферганская
-
-
-
1(1)
130
-
-
-
-
-
-
1(1)
130
74. Харьковская
1(1)
100
1(1)
160
4(4)
1436
-
7(3)
695
44(22)
15 887
Ю(8)
386
4(4)
2925
1(1)
50
5(1)
3000
77(45)
24639
75. Херсонская
3(2)
180
6(6)
435
П(8)
661
7(7)
2099
19(15)
8794
19(11)
1539
32(29)
2211
21(16)
4513
239(199)
47 347
1(1)
2209
358(294)
69988
76. Черниговская
1(1)
5(2)
4(3)
6(6)
1(1)
6(5)
13(13)
2(2)
38(33)
48
154
460
186
0
487
2938
56
4329
77. Черноморская
-
-
-
-
1(0)
0
-
1(1)
200
13(11)
5563
1(0)
0
-
16(12)
5763
78. Эриванская
-
-
-
-
-
-
-
-
3(3)
60
1(1)
120
4(4)
180
Приложение
Окончание
Губерния, область
1895
1896
1897
1898
1899
1900
1901
1902
1903
1904
Итого
79. Эстляндская
1(1)
1(1)
2(2)
1(1)
4(3)
2(2)
3(3)
2(1)
1К
1(1)
17(15)+ 1К
272
550
1385
30
2027
245
14
100
50
300
4973
80. Якутская
-
1(1)
400
1(1)
6
1(1)
40
-
-
-
-
1(1)
120
-
4(4)
576
81. Ярославская
5(5)
6(6)
6(6)
8(6)
3(3)
1(1)
1(1)
1(0)
4(4)
3(3)
38(35)
7658
315
468
1303
188
100
1300
0
932
754
13018
Итого по данным
274(243)
262(224)
612(511)
673(511)
779(599)
573(426)
762(609)
586(492)
2056(1843)
407(334)
6986(5792)
«Хроники»
61088
56826
131776
130 888
135 743
85 378
131291
128 786
327 185
123314
1312275
Итого с учетом данных
281(250)
282(244)
613(511)
683(521)
784(604)
576(429)
771(609)
589(415)
2099(1886)
419(334)
7097(5883)
фабричной инспекции
67218
56826
132 282
140 142
135 980
86880
131995
130058
329503
132 828
1 343712
Другие (нестачечные)
60(36)
86(31)
119(61)
135(77)
97(41)
79(41)
139(64)
105(59)
145(98)
72(39)
1035(538)
выступления по
«Хронике»
10902
6812
18 989
25 601
24 891
13 152
39 895
16557
35 658
18 203
210660
Данные фабричной
68
118
145
215
189
125
164
123
550
68
1765
инспекции
31 195
29527
59 870
43 150
57 498
29 389
32218
36671
86832
24904
431254
Данные «Хроники» по
фабрично-заводской
179(167)
145(132)
370(327)
452(336)
405(322)
276(243)
356(284)
361(327)
1291(1137)
236(196)
4071(3471)
46678
38 351
95 803
95410
92245
44 825
82026
75217
201019
64751
836325
промышленности
* В таблице в числителе дроби указано число стачек, в знаменателе — количество бастующих; в скобках дано число забастовок с известным числом бастующих.
В итогах за 1895-1904 гг.: сведения о стачках с учетом материалов фабричной инспекции без и с учетом нестачечных форм выступлений (волнения, жалобы, петиции,
требования), которые ссумированы отдельно; а также — сведения фабричной инспекции, обобщенные В.Е. Варзаром и для сопоставления — количество стачек и их
участников по «Хронике» только по производствам, которые должны были учитываться фабричной инспекцией.
** Буквой «К» отмечены коллективные стачки с неизвестным числом участвовавших в них предприятий, в том случае, когда информации о стачках на отдельных
предприятиях по губернии за год отсутствует. (В выпусках «Хроники» имеется информация о таких коллективных стачках по каждой из губерний).
©2007 г. Я. В. ЛЕОНТЬЕВ*
ПЕРСОНАЛЬНЫЙ СОСТАВ ЦК ПАРТИИ ЛЕВЫХ ЭСЕРОВ
(ПРОБЛЕМЫ РЕКОНСТРУКЦИИ)
На сегодняшний день в историографии левоэсеровского движения отсутствует ка¬
кая-либо специальная обобщающая работа о руководящем составе партии левых социа-
листов-революционеров (ПЛСР) и структуре ее ЦК. В виде исключения можно было
бы назвать лишь монографию В.М. Лаврова «Партия Спиридоновой». Однако эта ра¬
бота, как будет показано далее, содержит ряд ошибок и неточностей.
В отличие от ЦК ПСР, состав которого был реконструирован Н.Д. Ерофеевым и
М.И. Леоновым хотя бы до 1917 г. включительно1, поименный список левоэсеровских
цекистов нуждается в уточнении. В крупнейшем на сегодняшний день фундаменталь¬
ном энциклопедическом издании «Политические партии России. Конец XIX - первая
треть XX века» в приложении отсутствуют данные о составе ЦК ПЛСР. В приложени¬
ях к биографическому словарю «Политические деятели России 1917» в справках
В.И. Миллера и А.И. Разгона зафиксированы лишь члены ЦК ПЛСР, избранные на I и
II съездах партии.
В ходе работ учредительного съезда партии левых эсеров, на вечернем заседании
28 ноября 1917 г. были избраны 15 членов и 5 кандидатов в члены ЦК: М.А. Натансон
(подано 69 голосов), М.А. Спиридонова и Б.Д. Камков (по 68), А.Л. Колегаев и В.А. Ка¬
релин (по 64), А.М. Устинов (63), А.А. Биценко (61), В.А. Алгасов (57), И.З. Штейнберг
(55), В.Е. Трутовский (52), Б.Ф. Малкин (48), С.Д. Мстиславский и П.П. Прошьян (по
42), П.И. Шишко (34), А.А. Шрейдер (31); кандидатами в члены ЦК стали Д.А. Чере¬
панов (27 голосов), В.М. Качинский (26), И.М. Прохоров (21), Д.А. Магеровский (19),
И.А. Майоров (18)2. 30 ноября состоялось первое заседание ЦК, в ходе которого был
избран президиум (бюро) ЦК в составе председателя Натансона, товарищей председа¬
теля Спиридоновой, Карелина и членов бюро Алгасова, Мстиславского и Штейнберга.
Секретариат ЦК состоял из трех человек: двух цекистов - Карелина и Малкина - и
Е.А. Григорович (жены А.М. Устинова), которая не являлась членом ЦК, но ранее бы¬
ла секретарем Центрального бюро левых эсеров - руководящего органа левоэсеров¬
ского крыла ПСР до учредительного съезда новообразованной партии. К февралю
1918 г. секретарем ЦК взамен Григорович стал П.Ф. Сапожников. В качестве секрета¬
ря ЦК документы также иногда подписывал и Г.Б. Смолянский. Имеется указание на
то, что в марте или начале апреля 1918 г. в ЦК ПЛСР было предоставлено место пред¬
седателю ЦК Партии революционных социалистов-народников Литвы, бывшему де¬
путату Государственной Думы Н.О. Янушкевичу3. Эта небольшая партия, существо¬
вавшая одновременно на территории оккупированной немцами Литвы и в Советской
России, конституировалась одновременно в качестве «литовской секции ПЛСР».
Говоря о так называемом «коллективном лидерстве» в ЦК, нельзя пройти мимо
диалога между А.Я. Вышинским и Камковым во время открытого судебного заседания
по делу «правотроцкистского блока» в 1938 г. Выставленный на процессе в качестве
свидетеля Камков был вынужден отвечать на вопрос Вышинского о том, из кого со¬
стоял ЦК левых эсеров в начале 1918 г. Он перечислил поименно шестерых: себя, Ка¬
релина, Спиридонову, Майорова, Прошьяна и Трутовского. После того, как обвинитель ** Леонтьев Ярослав Викторович, кандидат исторических наук, доцент Московского государственного
университета им. М.В. Ломоносова.
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 04-01-00248а.
121
потребовал назвать тех, кто фактически руководил ЦК, играя «наиболее активную роль»,
Камков назвал Спиридонову, себя, Карелина и Прошьяна4. Заметим, что вопрос о «кол¬
лективном лидере» применительно к старому ЦК ПСР в период 1902-1914 гт. пытался ре¬
шить и, как представляется, небезуспешно, К.Н. Морозов5. По его мнению, в разное время
под это определение попадали А.А. Аргунов, Е.Ф. Азеф, Е.К. Брешко-Брешковская,
М.Р. Год, Г. А. Гершуни, Натансон, Н.И. Ракитников и В.М. Чернов. При этом, как считает
Морозов, ранжировать их между собой затруднительно. То же самое можно сказать и о ле¬
вых эсерах. Стоит только отметить, что в начальный период существования их ЦК, поми¬
мо названной Камковым четверки, под ту же категорию подпадал Натансон. Однако позд¬
нее, весной 1918 г., его реальное влияние и вес начали падать. После II съезда ПЛСР в ка¬
тегорию «коллективного лидера», пожалуй, стоило бы добавить Штейнберга.
Выборы нового состава ЦК на II партсъезде проходили во время дневного заседа¬
ния 24 апреля 1918 г. Они дали следующие результаты: Натансон (подан 41 голос),
Спиридонова, Камков и Трутовский (по 39), Карелин и Прошьян (по 38), Штейнберг
(37), Черепанов и Р.В. Иванов-Разумник (по 35), И.К. Каховская (34), Колегаев и Шиш-
ко (по 27), Магеровский (25), В.М. Левин (21), Л.Б. Голубовский (16), Биденко, Майо¬
ров и М.Д. Самохвалов (по 15). В соответствии с параграфом 13 «Временного органи¬
зационного устава», Центральный комитет избирался «на общепартийном съезде в ко¬
личестве 15 человек и 5 кандидатов"6. Между тем вновь избранный ЦК не досчитывал
двух человек (В.М. Лавров ошибочно пишет о 177). По аналогии с I съездом следует
предположить, что получившие по 15 голосов Биденко, Майоров и Самохвалов явля¬
лись кандидатами в члены ЦК. На момент голосования в зале присутствовало всего
37 человек (еще несколько, по-видимому, проголосовали часом позже8), и выбирать
двух недостающих кандидатов меньшим количеством, чем в 15 голосов, вероятно,
просто было неприлично.
При конструировании новой структуры ЦК еще в момент продолжавшегося съезда,
25 апреля был избран президиум в составе председателя (Камков), товарищей предсе¬
дателя (Карелин и Прошьян) и казначея (Голубовский). Таким образом, в президиуме ЦК
теперь не стало членов бюро, хотя, согласно принятому в тот же день временному
организационному уставу, ЦК должен был выделить «бюро в составе 7 лиц, не отлучаю¬
щихся из постоянного местопребывания»9. Зато в его состав был включен в качестве
ответственного секретаря не избиравшийся на съезде путем голосования по списку
членов ЦК М.Л. Сирота. Вторым секретарем ЦК, вероятно, стал И.Ф. Леонтьев-Неча¬
ев, подпись которого можно обнаружить на некоторых документах. От ЦК в состав
Секретариата входил Штейнберг. 8 мая по его предложению было все же создано бюро
ЦК, но с ограниченными функциями - для решения текущих дел. Кворум для полно¬
ценных заседаний ЦК был установлен в 6 человек.
А.И. Разгон, анализируя изменения в составе ЦК, указывает: «Не были переизбра¬
ны сторонники тесного блока с РКП (б) В.А. Алгасов, Б.Ф. Малкин, А.М. Устинов. В
кандидаты были переведены бывшие члены ЦК А.А. Биценко, "умеренные" И.А. Майо¬
ров, С.Д. Мстиславский, А.А. Шрейдер»10. Однако Разгон здесь не до конца точен. Во-
первых, Устинов сам покинул ЦК еще 27 марта «ввиду принципиального расхождения
по вопросам выхода из Совета народных комиссаров, о партизанской войне на фронте,
а также по вопросу об отношении ЦК к ратификации мирного договора»1Во-вторых,
Колегаев являлся последовательным сторонником тесного блока с большевиками, но
был избран в ЦК. В-третьих, Малкин находился в тот момент под партийным следстви¬
ем по обвинению в малодушном поведении на следствии в дореволюционный период12.
Аргумент Разгона вообще на поверку оказывается несостоятельным. К числу явных
сторонников блока с большевиками относились избранные в ЦК Натансон, Трутов¬
ский, Шишко и с некоторыми оговорками Спиридонова. Так, Натансон в одном из пи¬
сем к Устинову из Швейцарии осенью 1918 г. спрашивал о старом ЦК и его деятелях:
«Какие организации его поддерживают? Где Трутовский, Шишко и ряд других лиц,
бывших с нами?»13. Наконец, Разгон не называет среди цекистов либо среди кандида¬
тов в члены ЦК председателя Петроградского комитета ПЛСР Самохвалова. Лавров
122
же вообще не делает различия между членами и кандидатами в члены ЦК. К тому же
он выпустил в перечне состава нового ЦК такого видного деятеля, как Трутовский14.
На деле 2 недостающих (вакантных) места в ЦК могли затем быть заполнены путем
кооптации. Их могли занять Шрейдер и Алгасов, «делегированный» на третьем заседа¬
нии ЦК 2 мая в состав финансовой и бюджетной комиссий. Что касается Мстиславско¬
го, то он был чрезвычайно загружен на постах комиссара Штаба партизанских форми¬
рований и соединений и народного секретаря по военным делам Украинской республи¬
ки (избран на II Всеукраинском съезде Советов в Таганроге). Во время партийного
съезда Мстиславский отсутствовал в Москве, находясь с 8 по 30 апреля по поручению
Высшего военного совета на фронте. Он командовал армейской группировкой на
участке Воронеж - Зверево во время наступления германской армии на Ростов-на-Дону,
так что отсутствие его кандидатуры на выборах в ЦК объясняется достаточно просто.
Еще большая путаница происходит в определении членства в ЦК ПЛСР в период
после III съезда партии. А.Л. Литвин и Л.М. Овруцкий в своей совместной монографии,
анализируя результаты этого съезда, в частности, пишут: «Был избран новый ЦК, со¬
став которого претерпел значительные изменения. По разным причинам в него не бы¬
ли избраны 7 цекистов «второго созыва» (Биценко, Иванов, Разумник (sic!), Кахов¬
ская, Колегаев, Левин, Самохвалов, Шишко), впервые вошел в ЦК Фишман»15. Таким
образом, эти авторы определяют количество членов ЦК третьего состава в 11 человек.
Лавров в указанной монографии пишет: «В завершение съезда председательствующий
на заседании (фамилия неизвестна) предложил избрать ЦК партии списком, в котором
соблюдена такая очередность лидеров: М.А. Спиридонова, Б.Д. Камков, В.А. Карелин,
Л.Б. Голубовский, Д.А. Черепанов... Сопоставление с составом, избранным на II съез¬
де, показывает, что из ЦК выведены М.А. Натансон, А.Л. Колегаев, И.З. Штейнберг,
И.А. Майоров, А.А. Биценко, Р.В. Иванов-Разумник, И.К. Каховская, В.М. Левин,
Д.А. Магеровский, П.И. Шишко, М.Д. Самохвалов (отмечу, что Трутовский опять не
упоминается. - ЯЛ.). Сокращению подверглись менее радикальные лидеры; их неиз-
брание, столь существенное уменьшение численности ЦК (в три раза), объяснялось,
разумеется, стремлением сконцентрировать волю партии перед предстоящей схват¬
кой»16.
Анализ источников показывает, что историк использовал лишь один из двух спис¬
ков, имеющихся в деле № 4 ф. 564 (Центральный Комитет Партии левых социалистов-
революционеров) РГАСПИ. Данное архивное дело содержит 2 варианта протоколов
III съезда. Один из них - это машинописная расшифровка записей стенографического
отчета. Другой вариант, выполненный каллиграфическим почерком на 43-х лицевых и
оборотных листах, похоже, предназначался к печати. Имеющийся титульный лист оза¬
главлен: «Протоколы 3-го съезда партии левых социалистов-революционеров в
Москве 29,30 июня и 1-го июля 1918 года». Этот отредактированный вариант был под¬
готовлен одним из двух ответственных секретарей съезда Е.М. Балдиным. Раздел
13 имеет заголовок: «Избрание Центрального комитета и секретаря партии». Однако
в списке членов ЦК после фамилий Спиридоновой, Камкова, Карелина, Голубовского
и Черепанова оставлено незаполненное место, что явственно бросается в глаза17. То же
относится и к записи «заместители: 1)» (по-видимому, ее следует понимать, как канди¬
даты в члены ЦК). Возникает впечатление, что Б ал дин как будто хотел что-то уточ¬
нить в отношении избранных членов, но так и оставил пустоты незаполненными.
В этом же деле имеются черновики записей о ходе работ съезда. Среди них стоит
обратить внимание на листок следующего содержания:
«Избрание Ц.К. и секретаря.
По списку+141
} За список весь воздерживаются] 14
Персонально + 44
В список кандидатов включается тов. Мстиславский
1) Спиридонова, 2) Камков, 3) Карелин, 4) Голубовский,
5) Марк Андреевич [Натансон], 6) Штейнберг,
123
7) Магеровский, 8) Черепанов, 9) Трутовский»18.
Этот карандашный набросок с жирно подчеркнутой фамилией Мстиславский по
цифрам голосования совпадает с текстом Балдина. В делопроизводственном деле фон¬
да 564 имеется копия письма замдиректора Института марксизма-ленинизма при ЦК
КПСС Г.Д. Обичкина на имя зампреда КГБ СССР С.Г. Банникова с просьбой дирекции
института передать на постоянное хранение в Центральный партархив материалы
ЦК ПЛСР. 17 декабря 1963 г. в архив поступили 28 папок документов в неописанном со¬
стоянии, весомая часть которых являлась архивной россыпью. Скорее всего, эти матери¬
алы представляли партийный архив (или его часть) ПЛСР, изъятый во время обыска
из помещения ЦК этой партии предположительно в феврале 1919 г. В число этих до¬
кументов не попали многочисленные «вещдоки», приобщенные к многотомному след¬
ственному делу о левоэсеровском «мятеже», оставшемуся на постоянном хранении в
ЦА ФСБ России (дело Н-8). «Россыпь», скорее всего, образовалась путем присоедине¬
ния к основному корпусу документов отдельных «вещественных доказательств», изы¬
мавшихся в ходе последующих обысков и арестов. Можно лишь догадываться, на¬
сколько полный комплект документов был передан в ЦПА ИМЯ. Возможно, какие-то
материалы (прежде всего, печатная продукция) были уничтожены или раскассирова¬
ны значительно раньше.
Разумеется, левые эсеры имели возможность издать отредактированный Емельяном
Балдиным текст протоколов съезда, но они не стали этого делать по конспиративным
а, может быть, и морально-этическим соображениям. (В последнем случае для того,
чтобы лишний раз не выносить сор из партийной избы). Исследователь вправе задать¬
ся вопросом, отчего в списке Балдина указано всего 5 фамилий цекистов, а в черновом
списке 10, что, впрочем, и в том, и в другом случае не соответствует букве устава, осо¬
бенно, если принимать в расчет куда более значительное и правильное представитель¬
ство делегатов на III съезде по сравнению с первыми двумя. Напомню, что при выборах
в ЦК во время I съезда имелся максимум в 69 императивных мандатов, а во время
II съезда - и вовсе 41 (включая, естественно, самих цекистов). В работе же III съезда,
по данным мандатной комиссии, приняли участие 214 делегатов с правом решающего
голоса от не менее чем 58 тыс. членов партии. Делегат съезда от Пензенской органи¬
зации П.А. Гайлевич в своем отчете о съезде, опубликованном в пензенской газете
«Набат», приводил несколько иную, отличную от стенограммы, цифру в 220 делегатов
(из них 208 с решающим голосом)19.
В.М. Лавровым не принимается даже во внимание цитируемая им самим речь одно¬
го из левоэсеровских лидеров Карелина (выступление с отчетным докладом ЦК на
IV съезде ПЛСР): «И ЦК, конечно, не пошел против воли партии, когда организовал
этот акт против Мирбаха, и я должен подчеркнуть, что ЦК был единодушен, за исклю¬
чением одного голоса, я не буду называть чьего, но скажу, что он не принадлежал ни Би-
ценко, ни Натансону, ни другим лицам, которых после мы должны будем на этом съезде
признать бесповоротно выбывшими из наших рядов»20. Комментируя это заявление, Лав¬
ров пишет: «Отмечу, что Биценко, Натансон и Колегаев выведены из ЦК Ш съездом ле¬
вых эсеров, Устинов - II съездом. Биценко хотела сама убить посла Германии, инструкти¬
ровала террориста Блюмкина и была арестована ненадолго, а раскольники Колегаев и
Устинов осудили левоэсеровскую акцию». Однако не все так гладко, как излагает этот
исследователь: как уже говорилось, Устинов покинул ЦК почти за месяц до его выбо¬
ров на съезде; а Колегаев, задержанный вместе со всей советской фракцией левых эсе¬
ров в Большом театре, далеко не сразу ушел в «раскол».
Помочь разобраться с историографической путаницей должно обращение к заслу¬
живающему предельного внимания источнику - так называемым «тюремным мемуа¬
рам» Трутовского, оформленным, по-видимому, впоследствии как протокол допроса
от 20 августа 1937 г. с разбивкой на «вопросы» и «ответы». Впервые опубликованные
составителями сборника «Левые эсеры и ВЧК» под научной редакцией А.Л. Литвина в
1996 г., эти «мемуары» являются одним из ключевых источников по истории левоэсе¬
ровского движения, введенных в научный оборот в последние годы и в целом весьма
124
точных. Трутовский никого не оклеветал и ему, безусловно, можно верить: в момент
дачи показаний ему оставалось жить чуть больше месяца, и он наверняка уже понимал
свою обреченность.
При работе с его «тюремными мемуарами», хронологически охватывающими пе¬
риод с момента образования ПЛСР до начала 1930-х гг., историки вправе задаться во¬
просами морально-этического свойства. Означали ли откровения Трутовского то, что
он был сломлен и, хватаясь за соломинку, пытался вымолить себе спасение? Или он на¬
последок пожелал выступить в роли беспристрастного летописца истории партии, с ко¬
торой была связана большая часть его жизни? Двигало ли им осознание неизбежности
скорого конца и надежда, что грядущие поколения историков когда-нибудь доберутся
до его тюремных «мемуаров», написанных с подачи следователя Блинова? Не берусь
судить об этом. Важно другое: его показания, как правило, подтверждаются источни¬
ками левоэсеровского происхождения и иными, более ранними по времени чекистскими
документами. Следует внимательно отнестись к свидетельству вдовы Трутовского
К.В. Поповой, которая вспоминала: «Блинов разрешил В.Е. свидание со мной и про¬
дуктовые передачи при условии, что В.Е. будет писать "мемуары для истории"...
О том, что В.Е. писал "мемуары", я слышала лично от него на свидании. Еще он доба¬
вил, что писал обо всем откровенно»21.
Характеризуя «состояние высших партийных органов» после июльских событий,
Трутовский сначала перечисляет скрывшихся цекистов, а затем указывает, что «на воле
оставались Самохвалов, Колегаев, Биценко, Баккал, В. Левин, Крушинский, Загранич¬
ная делегация, которая, впрочем, в первое время не могла играть существенной роли в
работе партии, ввиду затрудненности связи с нею»22. Попробуем самостоятельно разо¬
браться со всеми «нестыковками», отталкиваясь от приведенного выше списка в 10 фа¬
милий (его также берут за основу Литвин и Овруцкий, добавляя в него еще и Фишмана).
Прежде всего, легко объяснимо отсутствие среди цекистов Иванова-Разумника. Его
формальное членство в ЦК ПЛСР в течение двух месяцев вообще было казусным. Дело
в том, что идейный вдохновитель «скифства» и левого народничества никогда не был...
членом партии, что он всегда подчеркивал. В своих мемуарах он, в частности, писал:
«Примкнув к идеологии народничества, я не пошел в партию, в то время его политически
выражавшую, - в партию социалистов-революционеров: я был, говоря словами остро¬
умной сказочки Киплинга, "кот, который ходит сам по себе", партийные шоры были не
для меня. Это не мешало мне принимать ближайшее участие во всех литературных начи¬
наниях этой партии»23. В выступлении на IV съезде ПСР В.М. Зензинов, говоря о выходе
Иванова-Разумника из редакции газеты «Дело народа», недоумевал: «Оказалось, что
Иванов-Разумник состоял членом редакционного коллектива центрального органа пар¬
тии, не являясь членом партии. Он заявил, что по моральным побуждениям не может со¬
стоять членом какой-либо партии»24. Каким образом Иванов-Разумник временно ока¬
зался в числе членов ЦК ПЛСР, нарушив свой принцип, сказать затруднительно.
Другой идеолог литературного объединения «Скифы» Мстиславский, несмотря на
выдвижение кем-то его кандидатуры, в ЦК на III съезде также не был избран. Нельзя
не принимать во внимание веское мнение Спиридоновой, прозвучавшее перед Особой
следственной комиссией 10 июля 1918 г.: «Считаю нужным заявить, что тов. Мстислав¬
ский не состоит членом ЦК партии [левых] эсеров. После 2-го и 3-го съезда партии ни¬
какого участия в активной партийной работе [он] не принимал, а заведовал исключи¬
тельно газетой. О постановлении ЦК о Мирбахе не знал»25. Иначе, по-видимому, об¬
стояло дело со всеми остальными. Прежде всего, не вызывает никакого сомнения
переизбрание в ЦК главного заграничного представителя партии Натансона (между
прочим, избранного почетным председателем III съезда). Что касается Колегаева, то
он, равно как и Биценко с Самохваловым, в период после 6 июля принимал самое ак¬
тивное участие в работе подменявшего ЦК временного Центрального бюро (ЦБ). Это
позволяет предположить, что все трое продолжали находиться в составе ЦК (хотя бы
в качестве кандидатов в его члены). К тому же Биценко действительно участвовала в
подготовке террористов Н.А. Андреева и Я.Г. Блюмкина 6 июля26. Следовательно, она
125
продолжала участвовать в заседаниях узкого состава ЦК и после съезда накануне по¬
кушения на Мирбаха. Ее активная роль в подготовке событий подтверждается показа¬
ниями бывшего председателя Тверского губкома ПЛСР П.Н. Никифорова и его одно¬
фамильца, активиста левоэсеровской организации Морозовской фабрики в Твери
М.В. Никифорова на допросах в 1938 г. Так, Михаил Никифоров утверждал: «В 1918 году,
за несколько дней до левоэсеровского мятежа левых эсеров (так в документе. - ЯЛ.) в
Москве, к нам в гор. Тверь приезжала член ЦК ЛСР Биценко Анастасия, которая на
узком активе местных "леваков", ссылаясь на решение ЦК ЛСР, предложила выделить
группу боевиков и немедленно направить в распоряжение ЦК»27. А Петр Никифоров
уточнил, что Биценко приезжала за 10 дней до V Всероссийского съезда Советов с за¬
пиской от Спиридоновой, в которой та просила выделить 15 «надежных боевиков»28.
В итоге губком успел направить в Москву 4 или 5 боевиков, прошедших затем инструк¬
таж в помещении ЦК. Двое из них были намечены в качестве партийных эмиссаров для
проведения митингов среди рабочих в подмосковных Орехово-Зуеве и Павловском
Посаде, а остальные перевозили оружие (гранаты) с подмосковных дач, где находилась
лаборатория по изготовлению бомб.
Более сложным представляется решение вопроса о членстве Колегаева, как будто
бы никак себя не проявившего в критические июльские дни. Но это лишь на первый
взгляд. Хотя действительно Колегаев, судя по всему, не был посвящен в план покуше¬
ния на Мирбаха и превентивных мер ЦК, он сыграл важную роль в бюро фракции ле¬
вых эсеров V Всероссийского съезда Советов, переизбранном задержанными 7 июля в
Большом театре. По словам Мстиславского, в новое бюро взамен отсутствовавших
«Камкова, Карелина и пр.» были избраны он сам, Спиридонова, Биценко, Колегаев и
М.Ф. Крушинский. (Делегат съезда Советов из Казани левый эсер Д.Д. Шляпников до¬
полнительно называет в составе этого бюро Малкина)29.
В дальнейшем, как сообщала левоэсеровская газета «Набат», 12 июля состоялось
совещание фракции. В заметке «Фракция съезда одобряет ЦК» говорилось: «Заседа¬
ние было бурное. Резко наметились два течения. Одно, во главе которого встал Коле¬
гаев, одобрявший тактику старого ЦК, другое же, обсуждавшее (так в тексте. - ЯЛ.)
политику ЦК. В результате совещания был выбран новый ЦК партии, в состав кото¬
рого вошли старые знакомцы - Спиридонова, Камков, Карелин»30. Содержание этой
заметки довольно противоречиво. Сразу же возникает вопрос, какое право имело
фракционное совещание (тем более не в полном составе, так как часть задержанных
продолжала оставаться под арестом) устраивать перевыборы ЦК? Полагаю, что дело
здесь в неточности газетчиков. Очевидно одно: большая часть фракции выразила под¬
держку линии ЦК. Фракция также могла сделать заявление о подтверждении его пол¬
номочий. А выборы, возможно, касались либо членов временного ЦБ, либо списка
кандидатов от левых эсеров в состав ЦИК (на это косвенно указывает стенографиче¬
ский отчет о заседаниях ВЦИК 5-го созыва).
Первое заседание ВЦИК в новом составе открылось вечером 15 июля и началось с
выборов президиума. От коммунистов были избраны председатель Я.М. Свердлов,
7 членов и 2 кандидата. После выборов руководителей отделов и состава Революцион¬
ного трибунала слово от СНК взял В.И. Ленин, а затем председатель сделал заявление
о том, что в Президиум поступил еще один список - от фракции левых эсеров. Сверд¬
лов сообщил, что этому списку он движения не дал. В ответ на возгласы из зала с прось¬
бой огласить список он назвал фамилии Магеровского, Прошьяна, Спиридоновой, Из-
майлович31.
На очередном заседании левоэсеровской фракции, также по сообщению «Набата»,
«было постановлено исключить и назначить следствие над теми, кто в тяжелые дни ис¬
пытаний подаст "на высочайшее имя" (как выразился т. Колегаев) те или иные заявле¬
ния о своей несолидарности с Ц.К. партии и т.д.» (это постановление было принято
единогласно)32. Однако, прибыв с подобным наказом на так называемую «Саратов¬
скую конференцию» левых эсеров во главе с Устиновым (выступавших против пози¬
ции ЦК и осудивших убийство Мирбаха), Колегаев 22 июля внезапно изменил свою
126
точку зрения. Тем не менее он продолжал оставаться членом ЦБ вплоть до 26 авгу¬
ста33. Именно Колегаев накануне I Совета партии был избран председателем Москов¬
ского областного съезда ПЛСР, открывшегося 27 июля34.
О возникновении временного ЦБ Трутовский свидетельствует следующее: «Перво¬
начально мы (имеются ввиду ушедшие в подполье члены ЦК. - ЯЛ.) связались с Само¬
хваловым, который приехал из Ленинграда для восстановления работы ЦК. На состояв¬
шейся с ним встрече на ст. Лосиноостровская мы, в числе прочих членов ЦК, санкциони¬
ровали создание временного Оргбюро, задачей которого явилось бы восстановление
деятельности ЦК. В число членов Оргбюро были введены, кажется, Рыбин и Богачев»35.
Этим свидетельством Трутовский вроде бы подтверждает принадлежность Самохвалова
к ЦК после 1 июля. Проще решается вопрос с членством в ЦК Левина и Майорова. Су¬
ществует ряд свидетельств об этом. Например, все тот же Трутовский описывает заранее
принятое распределение обязанностей цекистов в момент июльских событий: «Для ра¬
боты в наших боевых дружинах, находившихся в Москве, были выделены члены ЦК Ма-
геровский, Черепанов и еще кое-кто... Биценко и Фишман снаряжали бомбы для тер¬
рористического акта. Остальные члены ЦК должны были вести организационную ра¬
боту, а я и В. Левин (в 1920 году уехал в ДВР, а оттуда в Соединенные Штаты Америки)
должны были обеспечить выпуск газет»36. Добавлю, что Левин являлся председателем
фракции левых эсеров V Всероссийского съезда Советов, что засвидетельствовано ти¬
пографскими мандатами с печатью ЦК ПЛСР37, а до того - одним из двух ответствен¬
ных секретарей III съезда партии. Приведу также не менее авторитетное свидетель¬
ство Мстиславского в его летописи июльских событий, известных под названием
«Кремлевский дневник» (также впервые опубликован А.Л. Литвиным). Касаясь ситуа¬
ции в так называемом Штабе обороны партии после отъезда Спиридоновой в Большой
Театр для заявления об ответственности за теракт, автор дневника пишет: «Осталась
группа ЦК, где часть была настроена очень решительно (Прошьян, Магеровский),
часть выжидательно (Камков, Карелин), часть вообще не отдавала себе отчета в про¬
исходящем (Трутовский, Левин, Черепанов)»38.
Абсолютно безосновательно относит к числу членов ЦК ПЛСР В.А. Александро¬
вича в своей книге «Большевики и левые эсеры. Октябрь 1917 - июль 1918. На пути к
однопартийной диктатуре» Ю.Г. Фелыптинский39. Зато никто из исследователей до сих
пор не ставил вопрос о членстве в ЦК участника III съезда В.О. Зитты. Между тем за¬
полняя анкету делегата V Всероссийского съезда Советов, Зитта собственноручно на¬
писал: «член Ц.К-та Лев. С.-р.»40. Вероятность «описки» тут крайне мала. Ведь подоб¬
ную ошибку немедленно поправили бы члены мандатной комиссии от фракции левых
эсеров. Да и как иначе объяснить факт участия Зитты наряду с представителем ЦК в
Главном штабе Всероссийской Боевой организации ПЛСР Д.А. Магеровским, представи¬
телем Военного отдела ЦК Ю.В. Саблиным, начальником дружины Отряда особого назна¬
чения Всероссийской БО Г.М. Орешкиным, начальником Отряда особого назначения
ВЧК Д.И. Поповым и Блюмкиным - в Штабе обороны партии? В отличие от всех назван¬
ных лиц Зитта не имел никакого отношения ни к боевой, ни к военной работе, но зато
он был хорошо известен в Москве (в 1917-1918 гг. состоял членом Исполкома Моссо¬
вета, входил в состав ВРК в Москве и в состав Московского областного правительства
в качестве комиссара земледелия). На первый взгляд странным выглядит то обстоя¬
тельство, что Зитта не привлекался к дознанию по делу о «мятеже». Но это вполне
объяснимо: ведь вместе с Биценко и Колегаевым он активно включился в создание
альтернативной левоэсеровской партии, получившей на учредительном съезде назва¬
ние Партии революционного коммунизма (начиная со П съезда ПРК в декабре 1918 г. он
был членом и секретарем ЦК этой партии). Возникает впечатление, что если его роль в
июльских событиях, как и роль Биценко, и была известна Особой следственной комиссии,
то их, ввиду политической конъюнктуры, было решено оставить без внимания.
Согласно заключению Центральной обвинительной коллегии Верховного револю¬
ционного трибунала при ВЦИК «по делу о контрреволюционном заговоре Централь¬
ного Комитета партии- левых социалистов-революционеров и других лиц той же пар-
127
тии против Советской власти и революции», суду трибунала (не считая убийц Мирбаха
Блюмкина и Андреева, военных руководителей Попова и Саблина), предавались Спи¬
ридонова, Майоров, Прошьян, Фишман, Камков, Трутовский, Магеровский, Голубов¬
ский, Черепанов. Все они обвинялись в том, что, будучи членами ЦК ПЛСР, и «в каче¬
стве таковых ответственными вождями своей партии, пользуясь определенным влия¬
нием в среде своей партии, умыслили, вопреки ясно выраженной воле верховного
органа власти Российской Федеративной Советской Республики - Всероссийского
съезда Советов IV созыва» расторгнуть мирный договор с Германией путем террори¬
стического акта41. Как видим, Голубовский, Магеровский, Майоров, Трутовский, а так¬
же и Фишман четко квалифицировались обвинением в качестве членов ЦК42. По-види¬
мому, это обстоятельство позволило Литвину и Овруцкому причислить Якова Фишма¬
на к числу российских цекистов. Но в той же «Красной книге ВЧК», где опубликовано
процитированное заключение, была воспроизведена фотография группы левоэсеров¬
ских руководителей. Среди изображенных на ней лиц Камков, Карелин и Штейнберг
(члены «Южной делегации» весной 1918 г.) в подписи под ней обозначены как члены
ЦК ПЛСР, а П.Ф. Бойченко и Фишман - как члены ЦК Украинской ПЛСР. Поэтому
не исключено, что Фишман на Ш партсъезде еще не был избран членом российского ЦК.
По крайней мере, вопрос о его членстве именно в ЦК ПЛСР между III и IV съездами
остается открытым.
Самостоятельная Украинская партия левых эсеров возникла под эгидой Всеукраин-
ского комитета ПЛСР. Ее взаимоотношения со своей «старшей сестрой» поначалу
строились на федеративной основе. Разобраться с членством в ЦК УПЛСР первого со¬
става не менее сложно, чем выяснить 10 недостающих фамилий членов и кандидатов
российского ЦК. С полной уверенностью можно считать членами избранного незадол¬
го до III съезда ПЛСР украинского ЦК А.Н. Александрова и Е.П. Терлецкого: первый
из них указал на свою принадлежность к ЦК в делегатской анкете V Всероссийского
съезда Советов; в отношении второго имеется сразу несколько свидетельств. Кроме
них, Бойченко и Фишмана, с большой долей вероятности, можно предположить, что к
ЦК УПЛСР в то время принадлежали Н.Н. Алексеев, Я.С. Базарный, А.С. Залужный,
В.М. Качинский, В.А. Козлов и А.С. Северов-Одоевский. Возможно, уже тогда члена¬
ми украинского ЦК могли также быть С.С. Зак, М.А. Шелонин и А.П. Ярош. Во вся¬
ком случае все они принадлежали к ЦК УПЛСР осенью 1918 г. Из них Александров и
Северов-Одоевский повторили путь Колегаева и Биценко, перейдя вскоре в РКП (б).
По словам Каховской, ЦК украинских левых эсеров в июне 1918 г. фактически нахо¬
дился в Москве (впрочем, как и ЦК КП(б)У, и советское правительство «в изгнании» с
участием украинских коммунистов и левых эсеров). Позднее его члены рассредоточи¬
лись по разным местам, включая Воронеж, Киев, Одессу и Харьков.
Но вернемся к российскому ЦК. Совершенно очевидно, что его членами были из¬
браны Натансон и Штейнберг, выехавшие в качестве членов Заграничной делегации
ЦК ПЛСР в Швейцарию в конце мая или начале июня 1918 г.43 По аналогии с их заоч¬
ным избранием можно допустить возможность переизбрания в ЦК, хотя бы в качестве
кандидатов, отсутствовавших на съезде Каховской, Шишко и Шрейдера. Первая из них
выехала в Киев в 20-х числах июня44 в качестве руководителя Центральной Боевой ор¬
ганизации (БО) ПЛСР для подготовки покушения на генерал-фельдмаршала Г. Эйх-
горна. Не вызывает сомнений, что Каховская была посвящена в предварительный
план теракта и против посла В. Мирбаха. Скорее всего, она даже принимала участие в
выработке этого плана. Заочное избрание в ЦК главы Б О, рискующей жизнью в целях
обеспечения успеха боевой операции, представляется вполне обоснованным и логич¬
ным, в том числе для придания героического ореола самой партии.
Сложнее решается вопрос с принадлежностью к ЦК Павла Шишко, также находив¬
шегося во время III съезда на Украине. Он отправился туда не только по партийной ли¬
нии, но и в качестве комиссара Центрального штаба Всероссийской повстанческой ор¬
ганизации. На допросе в московском УНКВД 27 января 19*38 г. Шишко трижды упомя¬
нул о своей принадлежности к ЦК ПЛСР45, но в какой именно период - не уточнил. По
128
крайней мере, в 1919 г. он снова входил в ЦК, а также стоял во главе БО46. Также пред¬
положительно он мог входить в состав ЦК УПЛСР под фамилией Решко. Что касается
Шрейдера, выехавшего в Швейцарию с целью постановки партийного издательства за
границей не позднее 28 июня 1918 г., то его возможное переизбрание в ЦК не так оче¬
видно, хотя и не исключено. Равно как и возможное избрание в новый состав ЦК ближай¬
шей подруги Спиридоновой А.А. Измайлович, заведовавшей организационно-пропаган¬
дистским отделом Крестьянской секции ВЦИК. Включение ее в ЦК логично рассматри¬
вать с точки зрения стремления левых эсеров созвать Всероссийский крестьянский съезд.
Зато маловероятным представляется возможность переизбрания в ЦК ПЛСР на III съезде
Алгасова, Малкина и Устинова.
Таким образом, перечислим еще раз список третьего состава ЦК ПЛСР в рекон¬
струированном виде: 1) Биценко (?), 2) Голубовский, 3) Зитта, 4) Измайлович (?),
5) Камков, 6) Карелин, 7) Каховская (?), 8) Колегаев (?), 9) Левин, 10) Магеровский,
11) Майоров, 12) Натансон, 13) Прошьян, 14) Самохвалов (?), 15) Спиридонова, 16)
Трутовский, 17) Черепанов, 18) Фишман (?), 19) Штейнберг, 20) Шрейдер (?). Однако
этим список членов ЦК июльского «призыва» не исчерпывается. Во-первых, на свою
принадлежность к ЦК в качестве кандидата указывал Г.Д. Закс. Но о каком составе
ЦК - втором или третьем шла речь, не вполне ясно47. Во-вторых, интересно проанали¬
зировать воспоминания неплохо осведомленного И.М. Гронского, бывшего в тот мо¬
мент председателем Любимского уездного исполкома и руководителем местной объ¬
единенной организации левых эсеров и максималистов. Вот что он пишет: «После по¬
давления белогвардейского мятежа в Ярославле и левых эсеров в Москве я приехал в
Москву и в Леонтьевском переулке, где располагался ЦК левых эсеров, встретился с
членами ЦК Самохваловым и Богачевым - председателем ярославской организации
левых эсеров. Неожиданно в разговоре они предложили мне войти в состав ЦК секре¬
тарем, несмотря на то, что я находился в партии максималистов. В ответ я сделал
встречное предложение: выйти партии из подполья, осудить убийство Мирбаха, а так¬
же левоэсеровский мятеж, признав его антисоветским; вступить в переговоры с боль¬
шевиками на предмет самоликвидации левоэсеровской партии и включения ее членов
в состав партии большевиков. Все мои предложения были отклонены. Тогда я заявил,
что поставлю вопрос о самоликвидации уездной организации объединенных максима¬
листов и левых эсеров и сам выхожу из партии максималистов и вступаю в партию
большевиков»48.
Не подвергая в целом сомнению сообщаемое Гронским, отмечу: по моим представ¬
лениям, мемуарист встречался с Самохваловым и Богачевым не как с членами Цен¬
трального Комитета, а как с членами ЦБ, подменявшим собою ЦК. Это, впрочем, не
исключает того, что Самохвалов мог одновременно являться членом ЦК (см. приве¬
денное выше свидетельство Трутовского), а руководитель Ярославской организации
ПЛСР Я.Т. Богачев мог быть кооптирован в состав ЦК еще до IV партсъезда. Еще од¬
ним кооптированным в ЦК членом представляется бывший руководитель Севасто¬
польской организации левых эсеров И.Ю. Баккал. Именно он открыл заседание
IV съезда ПЛСР 2 октября 1918 г., а затем вместе с Богачевым и Майоровым был из¬
бран в президиум партийного форума49. Но ведь на всех предыдущих партсъездах в
президиум избирались только члены ЦК (на учредительном съезде - члены предше¬
ственника ЦК в лице Центрального временного бюро). Почему же мы должны делать
исключение для IV съезда?
Возникает правомерный вопрос: каким образом в составе руководящего органа
партии оказались Баккал и Богачев? Думается, что они могли быть кооптированы в
ЦК взамен выбывших из партии Биценко, Колегаева и Зитты. Третьим кооптирован¬
ным членом могли быть и Фишман, и Измайлович (если они, конечно, не были избра¬
ны в состав ЦК еще на III съезде), и, например, председатель Центрального бюро же¬
лезнодорожных левоэсеровских организаций М.Ф. Крушинский или руководитель
Московской организации ПЛСР Г.Л. Лесновский. Выступая с отчетным докладом ЦБ
на IV съезде, Богачев говорил: «Когда ЦК перешел на нелегальное положение, всем
5 Отечественная история, № 2
129
было ясно, что он не может руководить партийной работой, поэтому Совет партии из¬
брал Центральное] бюро, которое и вело практически работу до самого последнего
времени». По словам докладчика, оно «состояло из разнородных элементов; в этом
Центральном бюро были Биценко и Колегаев, и заседания наши превращались в не¬
большие митинги, у нас постоянно ставились принципиальные вопросы, ибо Колегаев
сказал, что, пока бюро не выяснит принципиальной позиции по важнейшим вопросам,
работать он не будет»50. Судя по некоторым данным, членами ЦБ были также
Н.Н. Алексеев (похоже, он одновременно представлял российский ЦК в Центральном
комитете УПЛСР до того момента, как туда были доизбраны Камков и Карелин51),
М.Ф. Крушинский, Лесновский, С.Ф. Рыбин и, предположительно, К.А. Коренев (он
же Н.М. Корнилов), К.Н. Прокопович, Н.А. Терентьева, О.Л. Чижиков.
Важнейшей задачей, на решение которой была нацелена деятельность ЦБ, был со¬
зыв I Совета партии, который состоялся в первых числах августа. Согласно § 9 «Вре¬
менного организационного устава», Совет ПЛСР созывался «для обсуждения и реше¬
ния неотложных вопросов тактики и организации, предусмотренных партийным съез¬
дом или вновь выдвинутых условий жизни»52. В соответствии с § 11, в Совете партии
должны были участвовать 3 представителя от ЦК и по одному - от каждой областной
организации и от автономных партийных организаций, «имеющих общие партийные
размеры» (фракции ЦИК Советов, фракции Викжедора - Всероссийского исполни¬
тельного комитета железнодорожников, Боевой организации, Военной красноармей¬
ской организации и т.п.). Областных организаций, во главе которых стояли обкомы,
насчитывалось не менее 10. Крупнейшими из них были Центральная областная (вклю¬
чавшая Московскую и еще 8 смежных губерний), Северная областная с центром в Пет¬
рограде (6 губерний), Поволжская с центром в Казани (5 губерний), Северокавказская
(включавшая область Войска Донского, Кубанскую и Терскую области, Ставрополь¬
скую губ.) и т.д.
Полной ясности о том, как проходил I Совет партии, до сих пор нет. Известно, что
на нем с решающим голосом присутствовали 35 делегатов. В РГАСПИ отложился,
например, текст резолюции Совета по текущему моменту, принятой 4 августа. В ней
подтверждалась прежняя тактическая линия ЦК и констатировалась «фальсифика¬
ция» V Всероссийского съезда Советов (имелось ввиду непризнание левыми эсерами из
мандатной комиссии съезда значительной части большевистских мандатов). В частно¬
сти, в тексте резолюции говорилось: «Мирбах убит по постановлению ЦК партии со¬
гласно директивам, полученным ЦК на партийном съезде»53. Этим заявлением опро¬
вергаются любые домыслы о том, что теракт 6 июля будто бы был хорошо спланиро¬
ванной провокацией Кремля и Лубянки. Кроме того, в резолюции резко осуждались
террор большевиков против эсеров, травля ПЛСР в официальной печати и разгон Кре¬
стьянской секции ВЦИК.
В Тверском центре документов Новейшей истории (ТЦДНИ) удалось обнаружить
и другие директивные документы I Совета, отложившиеся в фонде Ржевской органи¬
зации ПЛСР. Размноженные на гектографе, они увозились с собой делегатами Совета
либо рассылались на места. В ТЦДНИ сохранились тексты 6 резолюций: 1) о партий¬
ной дисциплине; 2) о группе «Знамя борьбы», объявлявшейся «провокаторской» (име¬
лась в виду часть членов Московской организации во главе с Г.Д. Заксом и Е.Н. Кац,
выпускавших с позволения РКП (б) одноименную газету); 3) о Саратовской конферен¬
ции во главе с А.М. Устиновым (представителей 21 организации ПЛСР, 13 из которых
осудили тактическую линию ЦК); 4) о «товарищах из оккупированных местностей»;
5) по «чехословацкому вопросу»; 6) о выступлении М.А. Муравьева. В последней из ре¬
золюций утверждалось, что «Муравьев членом партии л.с.р. никогда не состоял и ни¬
какого отношения к партии и ЦК не имел» и что «никакой ответственности тем самым
партия за его действия не несет». К этим резолюциям прилагалась инструкция насчет
немедленного принятия мер для перехода местных организаций ПЛСР в подполье54.
Начиная с I Совета партии, по словам Трутовского, «начались более регулярные ра¬
боты Центрального Комитета». Если принять предположение В.М. Лаврова о составе
130
ЦК между III и IV съездами из 5 человек, то хорошо бы еще и объяснить, как можно
было вообще проводить заседания ЦК, когда один из его членов находится в заключе¬
нии (Спиридонова), а двое других пребывают на нелегальном положении в Петрограде
(Голубовский, Черепанов)! На самом деле в ходе пленарного заседания ЦК и ЦБ, про¬
ходившего 10 августа, было проведено новое «конструирование президиума ЦК» и
утверждение президиума ЦБ55. Из сохранившегося протокола следует, что было при¬
нято решение о том, что каждая из этих структур будет состоять из 7 человек56.
Вернемся еще раз к пресловутой «пятерке», которая на самом деле существовала,
но не в виде усеченного по количеству членов ЦК, а в качестве его ядра. Как хорошо
известно историкам из протокола заседания ЦК ПЛСР от 24 июня 1918 г., впервые
опубликованного в «Красной книге ВЧК» еще в 1920 г., именно в этот день было ре¬
шено «в самый короткий срок положить конец так называемой передышке, создав¬
шейся благодаря ратификации большевистским правительством Брестского мира» пу¬
тем организации «ряда террористических актов в отношении виднейших представите¬
лей германского империализма». На том же заседании для учета и распределения всех
партийных сил при проведении разрабатываемого плана действий ЦК выделил бюро в
составе Спиридоновой, Голубовского и Майорова. Одновременно была сформирована
комиссия в составе Камкова, Карелина, Трутовского и, как выясняется, Прошьяна. Ей
поручалось «выработать лозунги нашей тактики и очередной политики и поместить
статьи в центральном органе партии»57.
В тексте, опубликованном в «Красной книге ВЧК», была опущена фамилия четвер¬
того представителя данной комиссии с указанием в подстрочном примечании: «Про¬
пуск в оригинале протокола». Но существовала еще одна публикация этого важного
источника, появившаяся двумя годами раньше. Этот протокол был помещен по горя¬
чим следам Штейнбергом и Шрейдером в брошюре «La Russie Socialiste (événements de
juillet 1918)». В нем была не только воспроизведена фамилия пропущенного Прошья¬
на, но и имелись серьезные разночтения с хрестоматийным текстом из «Красной книги
ВЧК». Создается впечатление, что несмотря даже на обратный перевод, французский
текст все же гораздо более точен по сравнению с русским. Для сравнения приведу по¬
луграмотную фразу в чекистском издании: «С этой целью к террористическим актам
приурочить объявление в газетах участие (так в тексте. -ЯЛ.) нашей партии в украин¬
ских событиях последнего времени, как то: агитацию крушений (так в тексте. -ЯЛ.) и
взрыв оружейных арсеналов». В левоэсеровской же брошюре в последней случае на¬
печатано: «агитацию среди крестьянства»58.
По сообщению редактора «Красной книги ВЧК» П. Макинциана, левоэсеровская
брошюра «Социалистическая Россия» была издана в Женеве на трех языках - фран¬
цузском, немецком и английском. Естественно, возникает вопрос: каким образом по¬
пал в Швейцарию текст протокола? Туда его мог доставить Шрейдер, выехавший из
Москвы после 24 июня. Наверняка он также имел деликатное поручение от партийных
лидеров довести до сведения Заграничной делегации ЦК, т.е. до Натансона и Штейн-
берга замысел убить Мирбаха, так что В.М.Лавров напрасно сомневается в том, сове¬
товались ли с Натансоном в отношении действий ЦК.
Находящиеся в составе фонда 564 в РГАСПИ протоколы ЦК ПЛСР, которые вел
М.Л. Сирота, обрываются на 27 июня. Однако из этого вовсе не следует, что заседаний
в дальнейшем не было. Как раз напротив, по свидетельству Трутовского, заседания об¬
новленного ЦК накануне 6 июля шли очень интенсивно. «Начиная с 20-х чисел июня
1918 г., - писал он, - после приезда из Ленинграда (вероятно, в тексте пропущена фа¬
милия Прошьяна. -ЯЛ.) и с Украины Александрова, почти каждый день происходили
заседания ЦК, посвященные июльскому вооруженному выступлению »59. В известной
книге Л.М. Спирина «Крах одной авантюры» говорится о противоречиях и фактиче¬
ских неточностях в «показаниях» (вообще-то в добровольных признаниях) Якова
Блюмкина: «В одном из них он писал, что ночью 4 июля его пригласили на заседание
ЦК левых эсеров, на котором был окончательно решен вопрос об убийстве Мирбаха.
В другом сообщал, что он не был на заседании ЦК 4 июля, а узнал об этом от одного
5*
131
из лидеров партии. На самом деле никакого заседания ЦК левых эсеров в ночь на
5 июля 1918 г. не было. Состоялось лишь совещание небольшой группы членов ЦК, со¬
зданной еще 24 июня»60. Спирину вторил Фелыптинский, но оба они ошибались, так
как есть и иные свидетельства. Речь идет о сохранившихся в личном фонде известного
историка Б.П. Козьмина (Отдел рукописей РГБ) записях, которые проливают свет на
это важное заседание ЦК. Записи были сделаны Козьминым в бытность его ученым
секретарем исторической секции московского Дома печати во время выступления
29 марта 1921 г. в стенах секции Блюмкина и Карелина.
Во второй половине дня 4 июля 1918 г. в Большом театре открылся V Всероссий¬
ский съезд Советов. Поэтому собраться на заседание левоэсеровские цекисты смогли
лишь поздно вечером. Вот что записал о ходе заседания и не только о нем Козьмин:
«4 июля 1918 года Блюмкина вызвали на заседание Ц.К. партии Л.С.-Р. и потребовали от
него сведений о германском посольстве. Из вопросов выяснилось, что ЦК намерен орга¬
низовать покушение на Мирбаха. Выполнение его предполагалось возложить на члена
партии Шеварева61... Блюмкин предложил в качестве исполнителей себя и Н. Андреева.
ЦК согласился на предложение Блюмкина. Общее руководство покушением было воз¬
ложено на Спиридонову, Майорова и Голубовского. Спиридоновой была проведена ре¬
петиция террористического акта. Во время первого заседания V Съезда Советов Спири¬
донова выразила готовность принять на себя выполнение убийства, воспользовавшись
тем, что Мирбах присутствовал в одной из лож; но бомбы не были готовы... По дороге
в германское посольство Блюмкин и Андреев заехали в «Националь» и там у Прошьяна
получили бомбы. Присутствовавшая при этом Биценко выразила им горячие пожелания
удачи... После выступления Блюмкина выступил с дополнениями бывший член Ц.К. ле¬
вых с.-р. Карелин... В заседании 4-го июля Ц.К. с.-р. решил перейти от подготовления к
совершению убийства Мирбаха. Руководящая тройка была пополнена Камковым и
Карелиным. Этой пятерке вручили диктаторские полномочия над партией. Перед от¬
крытием первого заседания V Съезда Советов в ложе, соседней с той, в которой нахо¬
дился Мирбах, собрались Спиридонова, Карелин и Майоров. Спиридонова заявила, что
она немедленно и самолично желает застрелить Мирбаха. Карелин и Майоров не воз¬
ражали против самого плана, но выдвинули каждый самого себя в качестве исполните¬
ля. Они спорили несколько минут; в это время началось заседание, момент был упу¬
щен. Биценко также предлагала себя в качестве исполнительницы»62.
Таким образом, раскрывается целый ряд крайне ценных деталей. Но самым важным,
пожалуй, являлось указание на создание «диктаторской» пятерки. Обращает на себя вни¬
мание, прежде всего то, что четверо лиц из этой пятерки (Спиридонова, Камков, Карелин
и Голубовский) за несколько часов до того были избраны в состав Президиума V Всерос¬
сийского съезда Советов63. Ранее та же самая четверка составила президиум Ш съезда
ПЛСР (кроме них, в состав президиума в день открытия съезда 28 июня был избран Тру-
товский, а 29 июня доизбран приехавший из Петрограда Прошьян).
Фелыптинский полагал, что Майоров и Голубовский своего участия в июльских со¬
бытиях «никак не проявили», но это утверждение не соответствует действительности.
Днем 6 июля Голубовский находился в штабе отряда Д.И. Попова в Трехсвятительском
переулке, а перед вечерним заседанием съезда Советов уехал оттуда на автомобиле
вместе со Спиридоновой. Однако среди задержанных в Большом театре его не оказа¬
лось, так как он, по-видимому, отправился в Леонтьевский переулок. Существует ука¬
зание Мстиславского на то, что в утренние часы 6 июля в помещении ЦК Голубовский
занимался изъятием каких-то важных документов. На вопрос Мстиславского: «Что
случилось?», - Голубовский отвел его в сторону: «Есть сведения, что большевики, в
связи со вчерашней речью Камкова, готовят налет на наше помещение: на всякий слу¬
чай вывозим архив ЦК и вообще более ценное имущество»64.
Но, прежде всего, как казначей ЦК Голубовский обязан был отвечать за финансо¬
вую сторону успеха затевавшегося дела. Кроме того, находясь на нелегальном положе¬
нии в Петрограде, он готовил некие материалы «о днях 6-7 июля» к изданию, передан¬
ные затем Иванову-Разумнику65. Что касается Майорова, то, вероятно, у него была
132
своя, заранее расписанная роль в июльских событиях. По моему предположению, он
должен был подготовить «запасной аэродром» в Казани на случай отъезда ЦК ПЛСР
из Москвы. Кроме как в эпизоде 5 июля в ложе Большого театра, изложенном Каре¬
линым, он действительно 6 июля нигде «не засветился». Но, похоже, его уже не было
в Москве. Однако в дальнейшем Майоров продолжал самым активным образом дей¬
ствовать в Казани. Возможно, что в постановлении пленарного заседания ЦК и ЦБ, со¬
стоявшегося 10 августа, идет речь как раз о нем («У2 средств, находящихся у тов. М., пе¬
редать в ЦК»66).
Но Майоров был не единственным чекистом, направленным в провинцию. По ана¬
логии с Южной делегацией ЦК (в весенний период), после 6 июля существовала Волж¬
ская делегация. Имеются сведения о поездках (после перехода на нелегальное положе¬
ние) Трутовского в Казань, Прошьяна и Фишмана - в Пензенскую губ. и Поволжье.
Карелин вместе с секретарем ЦК М.Л. Сиротой 28 июля провели в г. Дивны Орлов¬
ской губ. Юго-Западную областную конференцию с представителями 9 губерний. На
ней было создано Юго-Западное бюро ПЛСР. В Петроград выехали Голубовский и Че¬
репанов, в Нижний Новгород - Магеровский и член обкома Центральной области
И.Г. Петров. Наезжали члены ЦК и в Воронеж, где находился партийный прифронто¬
вой центр по организации повстанческой работы на Украине. Из неопубликованных
воспоминаний члена ЦК УПЛСР Я.С. Базарного (они находятся в Государственном ар¬
хиве общественно-политической истории Воронежской области) известно, что сюда
приезжал Прошьян67. По словам Базарного, он скрывался в доме С.И. Данилькевича
(председателя бюро левоэсеровской фракции губернского Совета, участника I съезда
ПЛСР и нескольких Всероссийских съездов Советов) по адресу: Дворянская улица, 6.
В этом доме состоялось нелегальное заседание, на котором Прошьян объявил о наме¬
рении связаться с В.И. Киквидзе, Р.Ф. Сиверсом, начальником участка завесы, бывшим
квартирмейстером 1-й Южной революционной армии (под командованием Г.К. Петро¬
ва) М.М. Сахаровым и двумя другими полевыми командирами - Авиловым и Рынди¬
ным. Из Воронежа Прошьян, очевидно, отправился в расположение дивизии Киквидзе
в село Елань (Саратовская губ.), о чем вспоминал Г.Я. Сокольников68.
По свидетельству того же Базарного, в Воронеже тогда располагалось Бюро ЦК
УПЛСР. В своих показаниях на допросе 28 октября 1937 г. он сообщил о пребывании в
тот момент в городе Н.Н. Алексеева и Е.П. Терлецкого69. В воспоминаниях, датиро¬
ванных маем 1924 г., он также упоминал П.Ф. Бойченко и М. Капелуш (бывшего члена
МК ПЛСР). Это согласуется с отложившемся в фонде Дзержинского обращением в
ВЧК члена ЦК УПЛСР Бойченко об убийстве в пограничном с Украиной пункте Во¬
ронежской губ. Палатовке трех ответственных левоэсеровских работников (в том чис¬
ле Мины Капелуш) и ранении члена ЦК УПЛСР Терлецкого. Из этого документа сле¬
дует, что из Воронежа на Украину направлялась целая «партийная делегация» левых
эсеров в составе 10 человек70. В нем также фигурирует начальник отряда матросов
Авилов.
В показаниях Базарного говорится и о наличии в Воронеже Бюро Всеукраинского
ВРК. В распоряжении этих бюро - партийного и повстанческого - находилась типо¬
графская машина (это подтверждал на следствии в 1937 г. В. Трутовский со слов дру¬
гого бывшего члена ЦК УПЛСР А.В. Барышникова71). Ими были организованы пас¬
портные бюро и граверная мастерская для изготовления поддельных документов, а
также пункты по переправке на Украину. Один из таких искусно подделанных паспор¬
тов на имя Якова Борисовича Бирментаса можно увидеть в следственном деле Камко-
ва 1920 г.72
В короткой заметке, посвященной УПЛСР в энциклопедии «Гражданская война и
военная интервенция в СССР», почему-то говорится об образовании ее в сентябре, а не
в мае-июне 1918 г. В этой неподписанной заметке среди ее лидеров называются
В.М. Качинский, Е.П. Терлецкий, Б. Камков и др.73 Между тем, в своем выступлении
на III съезде ПЛСР 30 июня А.Н. Александров говорил о прошедшем I съезде украин¬
ских левых эсеров. Но никаких иных подробностей о его подготовке и проведении пока
133
обнаружить не удалось. Точно так же до сих пор почти ничего не известно о времени и
месте образования ПЛСР Литвы и Белоруссии (не путать с БПСР - стоявшей на левых
позициях Белорусской партией социалистов-революционеров и с Партией революци¬
онных социалистов-народников Литвы). Известно лишь, что с конца 1918 г., после ухо¬
да немцев, в Вильно при участии Иванова-Разумника, Спиридоновой и Камкова изда¬
валась ежедневная газета «Знамя труда» - орган ЦК ПЛСР Литвы и Белоруссии. Со¬
ответственно после изгнания из Киева петлюровцев, 8 февраля 1919 г. там вышел
первый номер газеты «Борьба» - органа ЦК Украинской ПЛСР. Его первую редакцию
составили Качинский, Камков и Г. Михайличенко (представитель редакции национал-
революционной «Боротьбы»).
Раскол У ПЛСР на II Всеукраинском съезде в марте 1919 г. отчасти был спровоци¬
рован антилевоэсеровской кампанией в Советской России и за ее пределами. В Москве,
Петрограде и ряде других городов прошли широкомасштабные аресты руководителей
и активистов ПЛСР. В частности, левым эсерам было предъявлено обвинение в «заго¬
воре» с целью свержения власти большевиков на территории Харьковщины (события
в Купянске). В то же время в Киеве сложилась парадоксальная ситуация, когда лояль¬
ное к правительству Раковского большинство ЦК УПЛСР встало на платформу, схо¬
жую с позицией отколовшейся от ПЛСР Партии революционного коммунизма в
Москве и Саратове, а большая часть делегатов съезда отказала этому большинству в
поддержке. «Такое решение съезда вынудило ту часть делегатов, которая стояла на
точке зрения большинства Центрального комитета, оставить съезд и во всей широте
поставить вопрос о борьбе со случайным большинством съезда», - говорилось в обра¬
щении лояльных цекистов74. Эта группировка сформировала ЦОБ (Центральное орг¬
бюро) УПЛСР в составе Н.Н. Алексеева, С.А. Залужного, В.М. Качинского, В.В. Се¬
мушкина, Г.Б. и Л.Б. Смолянских и Е.П. Терлецкого.
После скандального захвата в свои руки газеты «Борьба» это течение украинских
левых эсеров стало именовать себя борьбистами. Вот как пояснял на следующем по
времени съезде этимологию этого слова Алексеев: «Мы, "борьбисты" (я уверен, что
эта кличка останется за нами, ибо она прекрасно характеризует нашу партию, написав¬
шую на своем знамени "В борьбе обретешь ты право свое"), останемся истинной рево¬
люционной партией»75. Состав ЦК УПЛСР еще до проведения II съезда, несомненно,
подвергался обновлению. Скорее всего, эта ротация была вызвана необходимостью
усилить роль ЦК осенью 1918 г., а также была связана с уходом из партии отдельных
цекистов. К концу года в состав ЦК УПЛСР вошли Камков и Карелин (в феврале аре¬
стованный в Харькове) и, предположительно, также арестованный Л.С. Венецианов-
Вершинин, оставшиеся на свободе В.М. и Я.М. Фишманы, И.Ю. Баккал.
Кроме того, не исключена возможность кооптации в его состав Д.И. Попова. По
словам бывшего «мятежника № 1», вследствие июльских событий он заболел и нахо¬
дился в Москве, «лечась от нервного паралича как результата пережитого»76. В даль¬
нейшем он выехал в Харьков, где подвизался в качестве начальника Центрального по¬
встанческого штаба партии. Именно в этом качестве он мог быть введен в состав ЦК
УПЛСР, который он представлял вместе с Я.С. Базарным на II Совете ПЛСР в Москве
в декабре 1918 г. Уже тогда, судя по выступлению Попова, он установил контакт с от¬
рядами Н.И. Махно, который подчинялся директивам штаба. Позднее Попов из Харь¬
кова «был послан на съезд партии в Киев», т.е. на II съезд УПЛСР77. Из Киева он про¬
следовал в Одессу, а затем возвратился обратно «по вызову ЦК» вместе с М.А. Шело-
ниным и В.К. Абраменко. Он, по-видимому, продолжал оставаться в альтернативном
борьбистам ЦК УПЛСР вплоть до своего выхода из партии после присоединения к
махновцам в Екатеринославе.
Проведенный борьбистами в мае 1919 г. самостоятельный съезд, присвоивший себе
продолжающуюся нумерацию Ш съезда УПЛСР, избрал взамен ЦОБ ЦК УПЛСР (б)
из 12 членов и трех кандидатов. Интересно отметить, что стоявшая на антибольше¬
вистских позициях часть бывшего ЦК УПЛСР и поддерживавшие ее организации в
марте 1920 г. попытались провести собственный III съезд. В дальнейшем, в июле того
134
же года, борьбисты провели IV съезд, закончившийся самоликвидацией этой партии, а
альтернативные им украинские левые эсеры созвали параллельный IV съезд в Харь¬
кове в сентябре 1920 г., закончившийся арестом его делегатов. Не желавшие вливаться
в КП (б) У борьбисты (38 байкотировавших ликвидаторский съезд делегатов из 102)
тогда же учредили новую Партию левых эсеров (синдикалистов) Украины.
Не вдаваясь в подробности дальнейших внутрипартийных коллизий, поименную укра¬
инских цекистов, фамилии которых реконструируются по следственным делам В.Е. Тру-
товского (ЦА ФСБ РФ), Я.В. Брауна (архив УФСБ по Самарской обл.), Г.Л. Лесновского
(ЦДАГО Украины), И.Е. Сувилова, известного под партийной кличкой «Олесь» (ГАОПИ
Воронежской обл.). Во второй половине 1919 и в начале 1920 гг. к ЦК принадлежали Аб¬
раменко, Баккал, Базарный, Карелин, Шелонин, В.Д. Волков, А.И. Стрельцов, В. Серов,
А.М. Требелев и др. В дальнейшем в состав подпольного ЦК УПЛСР входили Абрамен¬
ко, Барышников, Венецианов-Вершинин, И.Ф. Ильин-Суворин, а к членам легального
ЦК объединенной партии (синдикалистов и интернационалистов) Украины принадлежа¬
ли Стрельцов, Требелев, Шелонин, выходцы из числа борьбистов В.А. Арнаутов,
Я.В. Браун, Г.Л. Лесновский, В.И. Ревзина, А. Тихонов78.
Остается не исследованным вопрос о персональном составе уполномоченных
ЦК ПЛСР. В 1918-1919 гг. в числе их были, в частности, С.А. Евфорицкий, Л.Е. Кроник,
К.А. Коренев, Д.Л. Сапер и т.д.
Вернемся теперь к последнему правильно избранному составу ЦК ПЛСР. Выборы
его состоялись на IV съезде ПЛСР в Москве, проходившем 2-4 октября 1918 г. Нака¬
нуне, 1 октября, на последнем перед открытием съезда заседании ЦК и ЦБ было при¬
нято решение «предложить избрать ЦК из 15 членов и 5 кандидатов»79. Выборы про¬
исходили 3 октября. В.М. Лавров отмечает, что выдвинутые в новый состав ЦК Кру-
шинский, Магеровский и Черепанов заявили о снятии своих кандидатур до выборов, но
их оставили в списке, а затем съезд обязал всех избранных войти в состав ЦК. Как
справедливо указывает Лавров, в стенограмме не зафиксированы все предложенные
кандидатуры и результаты голосования за них, однако выборы всех 15 состоялись. Но
далее он снова ошибочно противопоставляет количество цекистов, избранных на III и
IV съездах, как один к трем80. Попытка реконструкции состава ЦК в его работе «Пар¬
тия Спиридоновой» не предпринималась.
Предложу свое решение этой задачи. В докладе уполномоченного 5-го отделения
Секретного отдела ВЧК в Президиум ВЧК от 7 февраля 1921 г. называется следующий
состав «старого» ЦК из 15 человек: Спиридонова, Карелин, Камков, Самохвалов,
Штейнберг, Майоров, Измайлович, Чижиков, Баккал, Трутовский, Крушинский,
Шрейдер, Черепанов, Рыбин и Богачев81. Однако этот список вовсе не калька со списка
IV съезда, так как в нем отсутствуют фамилии перешедшего в УПЛСР (борьбистов)
Магеровского и умершего в конце 1918 г. Прошьяна. Вероятно, их заменили избран¬
ные съездом кандидаты в члены ЦК, причем определить, кто именно был избран не
членами, а лишь кандидатами, не возможно.
Необходимо сказать о последнем, более или менее правильном партийном форуме
левых эсеров. 16-19 декабря 1918 г. в Москве прошел II Совет ПЛСР. В нем участво¬
вало 35 делегатов с решающим голосом и 20 - с совещательным. В этот момент пози¬
ция большевиков по отношению к левоэсеровской партии несколько смягчилась, что
выразилось в амнистировании Спиридоновой и нашло отражение в известной статье
Ленина «Памяти Прошьяна». По крайней мере препятствий к проведению левоэсе¬
ровского форума не чинилось. На Совете были представлены 5 областных, 26 губерн¬
ских, 38 уездных и 5 городских организаций, а также 3 национальные партии (по
1 делегату от Украины, Литвы и Белоруссии) и железнодорожные организации. В от¬
личие от материалов I Совета, в составе фонда ЦК ПЛСР в РГАСПИ хранятся не от¬
редактированные протокольные записи о ходе заседаний Совета. После докладов с
мест на нем выступили Спиридонова, Трутовский и ряд других ораторов. Совет сыграл
значительную роль в выработке дальнейшей стратегии и тактики левоэсеровского
движения. Так, Спиридонова сделала доклад по вопросам внутреннего положения Рос¬
сии и об организации Всероссийского Союза трудового крестьянства, а Штейнберг вы¬
135
ступил в качестве докладчика по вопросу о международном положении. Но, как отме¬
чалось самими левыми эсерами, «характерной особенностью Совета явилось слабое
представительство Центра: из 15 членов ЦК 8 не могли присутствовать, не имея воз¬
можности оставить партийную работу на местах»83. Кроме того, отсутствовали пред¬
ставители Южного Поволжья.
По вопросу о положении дел в партии левоэсеровский форум высказался следую¬
щим образом: «II Совет партии лев. С-Р, констатируя продолжение правительственной
партией большевиков политики преследования партии левых С-Р, травли ее через ка¬
зенную печать, лишения ее свободного партийного существования посредством аре¬
стов, избиений, разгонов, расстрелов, - постановляет: сделать последнюю попытку от¬
стоять право своего свободного существования и борьбы за социальную революцию в
пределах Советской Федеративной Республики через апелляцию к трудовому Интер¬
националу Западной Европы и трудящимся России»84.
Такое обращение к III Интернационалу о приемлемости его платформы для ПЛСР
за подписями Трутовского, Штейнберга и Шрейдера действительно последовало 7 мар¬
та 1919 г. Но пикантность ситуации заключалась в том, что подписавшие обращение
уже почти месяц как находились... в Бутырской тюрьме. В течение февраля и марта во
всех крупных городах России, а также в Харькове и даже в Вильно прошли операции
по массовому аресту левых эсеров, обвинявшихся в «заговоре». Именно с этого време¬
ни ПЛСР как организация, действующая во всероссийском масштабе, фактически пре¬
кратила свое существование. Подавляющее большинство ее активистов, включая чле¬
нов ЦК, оказалось в заключении, а органы левоэсеровской печати почти повсеместно
были закрыты.
В то же время некоторые деятели ЦК (Камков, Майоров, Черепанов) уцелели от
арестов, а в апреле 1919 г. из заключения при помощи чекиста-охранника Н.С. Мала¬
хова бежала Спиридонова. В июне по личному указанию Ф.Э. Дзержинского из-под
ареста был выпущен Штейнберг. 12 августа состоялось первое совещание сторонников
легализации ПЛСР в лице Штейнберга, Шрейдера и Баккала с руководством ЦК РКП (б)
в лице Л.Б. Каменева, А.Г. Белобородова и Е.Д. Стасовой. На основе предварительно¬
го соглашения о совместной борьбе с наступавшими деникинцами ВЧК позволила
Штейнбергу дважды посетить Бутырскую тюрьму для переговоров с другими членами
ЦК ПЛСР. Выработанные «легалистами» тезисы ЦК, содержавшие пункты о совмест¬
ных действиях с Красной армией, подписали свыше 140 заключенных левых эсеров
(включая шестерых цекистов). 15 сентября состоялось второе совещание тех же левых
эсеров с большевиками (Каменевым, Н.Н. Крестинским и Я.А. Берзиным), после чего
произошло постепенное освобождение ряда видных левых эсеров из тюрьмы. Однако
намеченный на конец сентября Всероссийский съезд не состоялся ввиду недостаточно¬
го представительства. Вместо него в начале октября прошел III Совет ПЛСР, на кото¬
ром присутствовали Спиридонова и Камков.
Категорическими противниками соглашения с большевиками выступили так назы¬
ваемые «левейшие» во главе с членом ЦК Черепановым, вступившие в альянс с «анар¬
хистами подполья». В ответ ЦК ПЛСР 20 сентября вывел его из своего состава, а 17 ок¬
тября принял постановление об исключении Черепанова из партии за «нарушение пар¬
тийной дисциплины и продолжающуюся дезорганизаторскую деятельность» и о
роспуске Московского горкома ПЛСР87. Вероятно, из состава ЦК тогда же или не¬
сколько позже был удален «черепановец» Крушинский (его исключение из партии по¬
следовало в начале 1922 г.). Следовательно, кто-то должен был заменить их в ЦК. Од¬
ним из новых членов стал рабочий И.В. Бруенков, о кооптации которого по настоянию
Спиридоновой упоминает Трутовский (называя его лишь по имени и отчеству «Иван
Васильевич»)88. В 1919-1920 гг. членами или кандидатами в члены ЦК также были Ка¬
ховская, Л.Я. Фишман и Шишко, причем первая из них продолжала оставаться в составе
ЦК и в первой половине 1920-х гг. Фишман и Шишко, напротив, покинули ряды левых
эсеров - первый в декабре 1920 г., второй - в 1922-1923 гг. Представителем российско¬
136
го левоэсеровского руководства в ЦК УПЛСР (интернационалистов) в то время являл¬
ся «спиридоновец» Абраменко, но был ли он при этом членом российского ЦК, неясно.
Таким образом, можно сделать следующие выводы. Если состав ЦК ПЛСР в конце
1917 - первой половине 1918 г. известен из опубликованных протоколов I съезда и сте¬
нограммы II съезда, хранящейся в РГАСПИ, то последующие изменения в его составе
можно реконструировать лишь с большей или меньшей степенью вероятности. Но это
не означает, что документы, проливающие свет на истинное положение вещей, вообще
не сохранились. Не исключено, что они будут обнаружены по мере постепенного изу¬
чения многих еще не исследованных пластов источников в ряде ставших доступными в
последние годы архивохранилищ (ЦА ФСБ, бывших партархивов, коллекций архивно¬
следственных дел, переданных на хранение в госархивы, и т.д.). Возможности обнару¬
жения новых документов в центральных, региональных и ведомственных архивах бы¬
ли продемонстрированы в данной статье.
Примечания
1 См. табл. 8 в кн.: Леонов М.И. Эсеры в революции 1905-1907 гг. Самара, 1992. С. 182-186; прилож. в
кн.: Политические партии России. Конец ХЕХ - первая треть XX века. Энциклопедия. М., 1996. С. 768-771;
прилож. 3 в кн.; Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907 гг. М., 1997. С. 491^198.
2 Политические деятели России 1917: биографический словарь. М., 1993. С. 399.
3 Известия Курского объединенного Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1918. 5 ап¬
реля. № 63. С. 4.
4 Материалы Военной коллегии Верховного Суда СССР. М., 1997. С. 42.
5Морозов К.Н. Партия социалистов-революционеров в 1907-1914 гг. М., 1998. С. 136-137.
6 Партия левых социалистов-революционеров: Док. и мат-лы / Сост. Я.В. Леонтьев. Т. 1. М., 2000. С. 692.
7 Лавров В.М. Партия Спиридоновой. (Мария Спиридонова на левоэсеровских съездах). М., 2001.
С. 130.
8 Партия левых социалистов-революционеров. Т. 1. С. 547.
9 Там же. С. 692.
10 Политические деятели России. С. 411; История политических партий России / Под ред. А.И. Зевелева.
М., 1994. С. 361.
11 Знамя Труда. 1918. 11 апреля (29 марта). № 177.
12 Там же.
13 ГА РФ, ф. 1832, оп. 1, д. 39, л. 4.
14 Л а в р о в В.М. Указ. соч. С. 53-54.
15 Л и т в и н А.Л., Овруцкий Л.М. Левые эсеры: программа и тактика (некоторые вопросы). Казань,
1992. С. 54. Странно выглядит сноска к этому предложению: «См.: ЦПА ИМЛ, ф. 564» (без указания дела и
листа). Тот же перечень фамилий приводится в статье этих авторов «Понять "дух 6 июля"» // Отечественная
история. 1992. № 3. (написание фамилии Иванова-Разумника в данном случае исправлено).
*6 Л а в р о в В.М. Указ. соч. С. 89.
17 РГАСПИ, ф. 564, оп. 1, д. 4, л. 23.
18 Там же, л. 365.
19 Набат (Пенза). 1918. 17 июля. № 4. С. 3.
20 Л а в р о в В.М. Указ. соч. С. 110.
21 См. примеч. к публ.: Бабина Б.А. Февраль 1922//Минувшее: Исторический альманах. Т. 2. М., 1990.
С. 47-48.
22 Левые эсеры и ВЧК: Сб. док. Казань, 1996. С. 461.
23 Иванов-Разумник. Писательские судьбы. Тюрьмы и ссылки. М., 2000. С. 26-127. Интересно отметить,
что то же самое выражение о «киплинговском» коте он использовал за много лет до написания своих мему¬
аров в письме к А.М. Горькому от 18 января 1912 г. Подробней см.: Леонтьев Я.В. Иванов-Разумник и
освободительное движение в России. (Дореволюционный период) // Иванов-Разумник. Личность, творче¬
ство, роль в культуре. [Вып. I]. СПб., 1996. С. 8.
24 Партия социалистов-революционеров: Док. и мат-лы. Сост. Н.Д. Ерофеев. Т. 3. Ч. 2. М., 2000. С. 118.
25 Красная книга ВЧК. Т. 1. М., 1989. С. 269.
26 Впервые сообщено Ю. Мещеряковым и А. Рыбаковым в примечании к публикации: «Блаженная Ма¬
рия». Новые документы к биографии М.А. Спиридоновой // Неизвестная Россия. XX век. Кн. 2. М., 1992.
С. 55.
27 Тверской центр документов новейшей истории (далее - ТЦДНИ), ф. 7849, оп. 1, д. 12694-с, т. 2, л. 218,219.
28 Там же, ф. 7849, оп. 1, д. 7595-с, т. 1, л. 108. Нет основания не доверять «исторической» части этих по¬
казаний, так как излагаемая канва событий и конкретные детали проверяются и подтверждаются другими
источниками. (В том числе о кураторстве со стороны А.А. Буценко Тверской губ.).
29 Левые эсеры и ВЧК. С. 199, 218.
137
30 Набат (Пенза). 1918. 16 июля. № 3. С. 3.
31 Пятый созыв Всероссийского Центрального Исполнительного комитета Советов рабочих, крестьян¬
ских, казачьих и красноармейских депутатов. Стеногр. отчет. М., 1919. С. 57-58.
32 Набат. 1918. 26 июля. № 12. С. 3.
33 РГАСПИ, ф. 564, on. 1, д. 11, л. 28.
34 См.: Известия ВЦИК. 1918. 30 июля. № 160.
35 Левые эсеры и ВЧК. С. 461^462.
36 Там же. С. 458.
37 См., например, фракционный «членский билет» № 179, выданный агитатору крестьянской секции
ВЦИК, делегату съезда от Калязинского уезда Н.М. Скрябинскому (ЦГА МО, ф. 4613, on. 1, д. 658, л. 27).
Из подписей на мандате следует, что секретарем фракции был Я.М. Фишман.
38 Левые эсеры и ВЧК. С. 172.
39Фельштинский Ю.Г. Большевики и левые эсеры. Октябрь 1917 - июль 1918. На пути к однопар¬
тийной диктатуре. Париж, 1985. С. 177.
40 ГА РФ, ф. 1235, оп. 4, д. 42, л. 99.
41 Красная книга ВЧК. T. 1. С. 289-290.
42 Отмечу, что, ознакомившись с обвинительным заключением, участник III съезда ПЛСР Ю.В. Саблин
счел необходимым исправить некоторые вопиющие неточности, однако вопроса о членстве в ЦК он не ка¬
сался. Это лишний раз позволяет опровергнуть мнение Лаврова о сокращени состава ЦК до 5 членов.
43 На заочное избрание Натансона в ЦК на III съезде, в частности, указывают авторы статьи о нем в био¬
графическом словаре «Политические деятели России. 1917» А.И. Разгон и Н.А. Тюкачев.
44 Точная дата отъезда не выяснена. По разным свидетельствам (как самой Каховской, так и Г.Б. Смо-
лянского), она варьируется между концом мая и серединой 20-х чисел июня 1918 г.
45 См.: ГА РФ, ф. 10035, on. 1, д. П-34316.
46 РГАСПИ, ф. 17, оп. 34, д. 235, л. 310.
47 Там же, оп. 100, д. 6204.
48 Гронский И.М. Из прошлого... Воспоминания. М., 1991. С. 78-79.
49 См.: Лавров В.М. Указ. соч. С. 91.
50 Там же. С. 113.
51 Авторы первого в историографии очерка об Алексееве называют его членом «нелегального ЦК пар¬
тии украинских левых эсеров» применительно к августу 1918 г. (см.: Папчинский А. А., Т у м ш и с М.А.
Щит, расколотый мечом: НКВД против ВЧК. М., 2001. С. 140). Пользуясь случаем, исправлю допущенную
этими авторами неточность: Н.Н. Алексеев перешел из У ПЛСР (борьбистов) в КП(б)У не в мае 1919 г., а
после IV (ликвидационного) съезда этой партии в июле 1920 г.
52 Партия левых социалистов-революционеров. T. 1. С. 691.
53 РГАСПИ, ф. 564, on. 1 , д. 22, л. 1.
54ТЦДНИ, ф. 1130, on. 1, д. 1, л. 10-13.
55 Были утверждены в качестве президиума Центрального бюро 4 его члена и доизбраны еще 3 (фами¬
лии в протоколах не приводились).
56 РГАСПИ, ф. 564, on. 1, д. 11, л. 24 об.
57 См.: Красная книга ВЧК. T. 1. С. 185-186.
58 Цит. по факсимильному изданию: La Russie Socialiste (événements de juillet 1918). Genève, 1918 (репринт
в KH.: «Les Socialistes-Revolutionnaires de gauche dans la Révolution Russe. Une lutte méconnue. Reproduction en Fac¬
simile de deux brochures publieés les S.-R. de gauche en 1918. Préface de G. Bedrossian. Postface de G. Sabatier. [Paris,
19831. Р. 63.
39 Левые эсеры и ВЧК... С. 458.
60 Спирин Л.М. Крах одной авантюры. (Мятеж левых эсеров в Москве 6-7 июля 1918 г.). М., 1971.
С. 85.
0 Владимир Шеварев - член Рязанской организации левых эсеров; позже входил в состав БО ПЛСР; осе¬
нью 1918 г. вместе с Я. Блюмкиным и другими членами БО выехал в Киев; был расстрелян петлюровцами в
Жмеринке.
62 ОР РГБ, ф. 520, карт. 36, д. 12, л. 1-2 об.
Пятым членом Президиума съезда от левых эсеров был избран Д.А. Черепанов.
РГАСПИ, ф. 71, оп. 35, д. 83, л. 17.
65 См. письмо М.А. Богданова к Иванову-Разумнику в публ.: Леонтьев Я.В. К истории взаимоотноше¬
ний левого народничества и «скифов» //Лица: Биограф, альманах. Вып. 7. М.; СПб., 1996. С. 458.
РГАСПИ, ф. 564, оп. 1, д. 11, л. 24 об.
Государственный архив общественно-политической истории Воронежской области (далее - ГАОПИ
ВО), ф. 1, on. 1, д. 872, л. 85. Рукопись датирована маем 1924 г.
68
Деятели СССР и революционного движения в России: энциклопедический словарь Гранат. М., 1989.
С. 685.
69 ГАОПИ ВО, ф, 9353, оп. 2, д. П-9067, т. 2, л. 45.
70 РГАСПИ, ф. 76, оп. 3, д. 31.
71 ГАОПИ ВО, ф. 9353, оп. 2, д. П-9067, т. 2, л. 73 (автограф).
72 ГА РФ, ф. 10035, оп. 1, д. П-35305, л. 8-18. Под этим именем Камков проживал в Киеве, а затем в При-
балтике и Москве. Кроме того, в деле отложились удостоверения Я.Б. Бирментаса, занимавшего должности
138
сотрудника Информбюро при исполкоме Киевского Совета в апреле 1919 г., инструктора и разъездного тор¬
гового агента правления Единого военного кооператива (сентябрь-декабрь 1919 г.), а также паспортная
книжка на имя Е.И. Бирментас (на самом деле Е.А. Камковой). Под именем Бирментаса Б.Д. Камков был
задержан на явочной квартире в Москве 20 февраля 1920 г.
73 См.: Гражданская война и военная интервенция в СССР. М., 1987. С. 617. В состав редколлегии энцик¬
лопедии входили А.И. Разгон и Л.М. Спирин. Кто-то из них и был, вероятно, автором заметки.
74 Борьба (Киев). 1919. 29 марта. № 38. С. 2.
75 Там же. 3 июня. № 88. С. 3.
76 Левые эсеры и ВЧК... С. 148.
77 Там же. С. 149.
78 Архив ОРАФ УФСБ по Самарской обл., д. П-6209, л. 17; ЦДАГО Украины, ф. 263, оп. 1, д. 57055, т. 3,
л. 175; ГАОПИ ВО ф. 9353, оп. 2, д. П-9067, л. 84.
79 РГАСПИ, ф. 564, оп. 1, д. 11, л. 34.
80 Л а в р о в В.М. Указ. соч. С. 130.
81 Левые эсеры и ВЧК... С. 323.
82 Резолюции, принятые на 2-м Совете партии Лев. С.Р. (интернационалистов). М., 1919. С. 5.
83 Там же. С. 17-18.
84 РГАСПИ, ф. 564, оп. 1, д. 11, л. 45.
85 Левые эсеры и ВЧК... С. 483.
© 2007 г. А.С. СЕНЯ ВСКИ Й,Е.С. СЕНЯ В СКАЯ*
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ О ВОЙНАХ XX ВЕКА КАК ОБЛАСТЬ
ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО И ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО
ПРОТИВОСТОЯНИЯ
В годы холодной войны, как известно, «полями битвы» были не только военно-тех¬
ническая, экономическая и технологическая области. При неравных стартовых воз¬
можностях и всем известном отставании от Запада, СССР эту гонку выдержал и, как при¬
знавали все советологи практически до конца 1980-х гг., даже после утраты в 1970-е гг. ди¬
намизма развития, могла бы существовать как влиятельная мировая сила в течение
многих десятилетий. Поэтому «никто из зарубежных аналитиков не предсказывал раз¬
вала Советского Союза и ликвидации социализма в обозримом будущем»1. Важнее бы¬
ла конфронтация в сфере сознания - в идеологии, культуре, ценностях, «образах».
Именно здесь советская мобилизационная модель развития оказалась наиболее уязви¬
мой, начав сдавать одну позицию за другой уже в середине 1950-х гг. И если атаки извне
в этой области сначала весьма легко отбивались, то внутренний удар оказался куда
опаснее.
Решающей вехой здесь стал XX съезд КПСС, нанесший сокрушительный удар по
ключевым символам советской системы - по Сталину, еще недавно считавшемуся не¬
пререкаемым авторитетом и триумфатором в победе над германским фашизмом; по
коммунистической идее, практическое воплощение которой стали связывать с массо¬
выми жертвами террора; по советскому государству, дискредитированному собствен¬
ным высшим руководством, охарактеризовавшим его как инструмент репрессий; по
советской модели социализма, отныне неизменно связываемой в пропаганде политиче¬
ских оппонентов с социальным насилием. Именно после XX съезда стали рассыпаться
крупные западные компартии, был дан старт «еврокоммунизму», в союзных соцстра¬
* Сенявский Александр Спартакович, доктор исторических наук, руководитель Центра Института
российской истории РАН.
Сенявская Елена Спартаковна доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института
российской истории РАН.
Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 06-01-
02101а.
139
нах активизировалась поддержанная Западом оппозиция, произошли волнения в Поль¬
ше и Венгрии, а внутри СССР начало формироваться диссидентское движение. Про¬
изошла также историческая дезориентация населения страны, и почти каждый после¬
дующий руководитель начинал свою деятельность с дискредитации предшественника.
Была подорвана едва сформировавшаяся единая система ценностей советского обще¬
ства, народов СССР. Всем этим искусно воспользовались противники СССР в холод¬
ной войне, развернув наступление на важнейшем ее участке - в войне психологиче¬
ской.
Одной из решающих областей противостояния стала «битва за прошлое» - за исто¬
рическую память, за интерпретацию истории, поскольку именно историческая память
является ценностной опорой национального самосознания, источником самооценки
народа, его самоуважения, а во многом - ценностей и идеалов, определяющих силу на¬
ции, ее способность к развитию и преодолению трудностей, способность выдерживать
исторические испытания. В этом смысле прошлое (не только в материализованном, ве¬
щественном и институциональном, но и в духовном плане) в решающей степени пред¬
определяет настоящее и будущее. Особое значение в этом контексте имеет память о
военной истории, поскольку войны, тем более мировые, являются проверкой на проч¬
ность исторической состоятельности участвующих в них народов и государств.
Войны в исторической памяти: теоретический аспект
Любая война после своего окончания продолжает существовать в памяти многих
людей - непосредственных участников, современников, ближайших потомков носите¬
лей экстремального военного опыта. Если война оказывается значимым для социума
событием, то память о ней сохраняется не только в индивидуальном, но и в коллектив¬
ном сознании и может закрепляться в официальном (идеологическом, политическом и
т.д.) дискурсе на протяжении жизни нескольких послевоенных поколений. При этом
образ войны, т.е. комплекс представлений о ней, включает в себя как интеллектуаль¬
ные, так и эмоциональные компоненты. Первые представляют собой попытки рацио¬
нально, логически осмыслить данное явление, тогда как вторые - это совокупность
чувств, вызываемых войной.
Субъект восприятия, формирования образа войны может быть весьма дифферен¬
цированным: это и массовое общественное сознание, и высшее политическое и воен¬
ное руководство, и, наконец, армейская масса, включающая низшее и среднее команд¬
ное звено. Именно для указанных категорий существуют свои специфические законо¬
мерности формирования образа войны, хотя, разумеется, эти субъекты не отделены
друг от друга непроходимыми барьерами, и потому существуют еще более обобщен¬
ные, даже универсальные психологические механизмы, характерные для всех. Есте¬
ственно, чем ближе субъект к высшим звеньям управления, т.е. к точкам пересечения
информационных потоков, и к структурам, принимающим решение, тем выше доля ин¬
теллектуальных, рациональных компонентов как в формировании образа войны, так
и в его структуре. Соответственно, массовое общественное сознание ориентируется,
прежде всего, на эмоциональные компоненты, во многом формируемые под воздей¬
ствием пропаганды, в том числе ретроспективной.
Каково содержание категории «образ войны»? В широком смысле она включает в
себя и собственный образ, и образ врага, и образ союзника (если таковой имеется), и
представления о характере и масштабах войны, соотношении сил, развитии событий и
т.д. Образ войны никогда не бывает статичным. Его можно весьма четко подразделить
на 3 типа: прогностический, складывающийся иногда задолго до того, как война нача¬
лась; синхронный, формирующийся непосредственно в ходе войны, по мере приобре¬
тения реального ее опыта; ретроспективный, оформляющийся уже после окончания
войны.
Нас интересует ретроспективный образ войны, который становится, с одной сторо¬
ны, предметом профессионального анализа разными специалистами (историками, во¬
140
енными, идеологами и политиками), а с другой - фактом исторической памяти народа.
В профессиональном отношении этот образ оказывается более дифференцированным
в зависимости от того, на какой его аспект направлено основное внимание. По проше¬
ствии времени становятся более доступными информация, архивные документы, и ис¬
торики получают возможность более детального, полного и спокойного осмысления
хода событий, их исторического значения. Военные специалисты анализируют про¬
шедшую войну с точки зрения извлечения необходимых уроков для будущих войн, тем
самым выполняя весьма противоречивую работу, позитивную и негативную одновре¬
менно. Ретроспективный образ, как правило, частично вбирает в себя и прогностиче¬
ский, и синхронный образы войны, естественно, с очень большой содержательной и
ценностной корректировкой. В нем же заложены основы прогностических образов бу¬
дущих войн, содержащие как элементы адекватного предвидения, так и заведомые ис¬
кажения в силу особенностей человеческого мышления, недостатка информации и
объективной неопределенности будущего. Полезным оказывается осмысление всего
того нового, что привнесла конкретная война в стратегию и тактику, в военное искус¬
ство в целом. Но здесь же кроется и негативная сторона - почти неизбежная абсолю¬
тизация прошлого опыта, тогда как последующая война всегда оказывается весьма от¬
личной от предыдущей.
Если рассматривать войну в целом как элемент исторической памяти, то ее собы¬
тийная насыщенность, эмоциональная составляющая и общественная значимость со
временем постепенно угасают, но остаются «ключевые вехи», которые выполняют со¬
циальную функцию опорных точек национального самосознания. Не случайно за соот¬
ветствующее отражение конкретной войны в исторической памяти народов всегда бо¬
рются идеологи, поскольку оно становится одним из средств решения внутриполитиче¬
ских и идеологических задач, а также инструментом международной политики и
дипломатии.
Историческая память - весьма сложный феномен общественного сознания. В ней
много пластов, формирующихся разными путями. С одной стороны, она принадлежит
области массовой социальной психологии, причем во многом стихийной; с другой -
идеологической сфере, а значит, как правило, является предметом особой заботы го¬
сударства, общества и их официальных институтов (политических организаций, струк¬
тур образования и воспитания, СМИ, религиозных организаций и др.). В последние го¬
ды историческая память все больше привлекает внимание как историков, так и социо¬
логов2, причем предметом исследования становится и память о военных событиях3.
Механизмы формирования исторической памяти включают как институционализи¬
рованные формы передачи информации (например, систему образования, СМИ и т.д.),
так и языковые формулы, устную традицию, фольклор, семейные предания и т.п. Ис¬
торическая память - основа национального самосознания, которое, в свою очередь,
имеет решающее влияние на развитие страны, жизнеспособность народа и государ¬
ства, особенно в условиях тяжелых национально-государственных кризисов. Травми¬
рованное и дезориентированное массовое сознание, в том числе в отношении историче¬
ского прошлого своей страны, - один из сильнейших факторов подрыва национальной
безопасности, способных привести к катастрофе. Историческая память подразделяется
на документальную, зафиксированную в источниках своей эпохи, и интерпретационную,
в виде различных ретроспективных толкований (от мемуаров участников и очевидцев
до учебников истории, исторической публицистики и т.д.), на память нарратива и акту¬
ализированную память массового сознания.
Следует отметить несколько важных особенностей, связанных с механизмами
функционирования исторической памяти как явления массового сознания.
Историческая память - избирательна. Это связано с тем, что ее емкость ограниче¬
на, поэтому в сознании обычного человека сохраняется весьма небольшое количество
исторических событий и имен. Как правило, они связаны с экстремальными для жизни
страны и общества явлениями - войнами, социальными потрясениями, крупными по¬
литическими и культурными событиями.
141
- Историческая память делится на долговременную и кратковременную. Кратко¬
временная связана с событиями иногда в масштабах истории малозначительными, но о
которых помнят их современники и непосредственные свидетели или, косвенно, в ос¬
новном через устную традицию, ближайшие потомки. Долговременная имеет более
сложный механизм формирования и функционирования, в основе которого лежит из¬
бирательность.
- Долговременная историческая память в массовом сознании всегда символична и
мифологизирована. В ней остается не точная подробная передача исторических фак¬
тов, а предельно обобщенный образ.
- Еще одной особенностью исторической памяти является ее оценочная бинарность
(белое/черное, хорошее/плохое, герой/злодей и т.п.). Историческая память почти не
знает оттенков, переходных форм, сложностей и противоречий, которые характерны
для реальной жизни. В значительной степени именно это позволяет манипулировать
общественным сознанием, в том числе и исторической памятью, меняя оценочные зна¬
ки с плюса на минус и наоборот.
- Исторические символы - основное содержание исторической памяти - одновре¬
менно являются и опорными точками национального самосознания, ориентирами для
членов социума в отношении к себе и к миру, самоидентификации и опознании чужого,
инородного. Размещая себя на оси времени, общество, имеющее прочный историче¬
ский фундамент из различных испытаний и опыта их преодоления, может достаточно
уверенно формировать традиции, выстраивать свою перспективу, сохраняя оптимизм
даже в условиях сильных потрясений. Утрата исторической памяти или ее сильная де¬
формация дезориентируют общество также в настоящем и будущем, порождают мас¬
совый пессимизм.
- В определенных условиях для исторической памяти характерен механизм актуа¬
лизации, т.е. избирательного интереса к событиям прошлого, вызывающим ассоциа¬
ции с настоящим. Например, актуализируются даже плохо зафиксированные в истори¬
ческой памяти войны при новой войне с тем же историческим противником: в Великую
Отечественную часто вспоминали Первую мировую, современные события в Чечне
вызвали повышенный интерес к Кавказской войне XIX в. и т.д.
Представления о прошлом формируются разными путями. В современной России,
по данным социологических обследований, основными источниками исторических зна¬
ний являются: учебники - их указали более 70% опрошенных, кинофильмы (более
60%), телепередачи (более 50%)4. Таким образом, подавляющая часть исторической
информации население получало через систему образования, наиболее массовое ис¬
кусство и самый распространенный вид СМИ. Все это в основном институционализи¬
рованные и пассивные формы потребления. Чтение мемуаров, художественной лите¬
ратуры, газет и журналов назвали источником исторических знаний лишь около 40%,
рассказы старшего поколения - около 30%, а семейные архивы - лишь 5% опрошен¬
ных. Таким образом, прямая передача исторических знаний явно отходит на второй
план и характерна лишь для относительно небольшой части общества. Отсюда выте¬
кает особенно большая ответственность государства, регулирующего систему истори¬
ческого образования, а также деятелей киноискусства и СМИ, популяризирующих и
интерпретирующих исторические события, в том числе отечественной военной исто¬
рии.
Доминирующая роль институциональных механизмов формирования исторической
памяти общества Нового и Новейшего времени предопределяет особую значимость
идеологии и политики в отборе и интерпретации событий, явлений и персонажей исто¬
рии, закрепляемых в массовом сознании. Государство и власть влияют на этот процесс
либо непосредственно (через учебные программы), либо косвенно (через культуру и
СМИ). В советском обществе это влияние было всеохватывающим и, как правило,
прямым, в постсоветском - чрезвычайно широким, хотя и косвенным. В условиях «пе¬
рестройки» историческая память использовалась как поле политической борьбы, при¬
чем разрушались не только классовые символы советской эпохи, но ставились под со¬
142
мнение и героические символы Великой Отечественной войны, а наиболее радикальными
публицистами и журналистами - многие общенациональные символы российской истории.
На рубеже 1980-х - 1990-х гг. даже термину «патриотизм» пытались придать негативный
оттенок и отождествить с реакционностью. Называя, например, патриотов «красно¬
коричневыми», пытались, таким образом, прямо намекнуть на фашизм, однозначно
негативно воспринимаемый массовым российским сознанием.
Категории войн и национально-историческое сознание народов в XX в.
Военное прошлое и военный опыт занимают в исторической памяти особое место.
Войны - это всегда экстремальное состояние для страны и государства, и чем масштаб¬
нее военные события и их влияние на развитие общества, тем они потенциально зани¬
мают более значительное место в структуре общественного сознания. А наиболее важ¬
ные, судьбоносные для конкретных стран и народов войны, превращаются в важней¬
ший элемент «опорного каркаса» национального самосознания, предмет гордости и
источник, из которого народы черпают моральные силы в периоды новых тяжелых ис¬
пытаний.
Так, в исторической памяти россиян, прежде всего в русском национальном самосо¬
знании, особое место занимают войны не столько победоносные, сколько те, в кото¬
рых народ проявил жертвенность, стойкость и героизм, иногда даже независимо от ис¬
хода самой войны. В исторической памяти русского народа сохранились имена Алек¬
сандра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Петра Великого,
Суворова и Кутузова, Г.К. Жукова и И.В. Сталина. Если мы вспомним исторических
персонажей военной истории «второго плана», т.е. не вождей и полководцев, а простых
людей и рядовых воинов, то ответы, как правило, ограничатся героическими символа¬
ми Великой Отечественной войны, как индивидуальными (Александр Матросов, Зоя
Космодемьянская, Николай Гастелло и др.), так и коллективными (защитники Брест¬
ской крепости, панфиловцы, молодогвардейцы). От более ранних войн события и пер¬
сонажи сохранились в исторической памяти большинства наших современников почти
исключительно благодаря популярным (особенно классическим, изучаемым в рамках
школьной программы) произведениям литературы и искусства5. Но именно Великая
Отечественная война закрепилась в народной памяти как самое значительное событие
в истории России (всей, а не только XX века!), как опорный образ национального со¬
знания и национального единства.
У других народов также есть свои «героические вехи», ценностные ориентиры из
давнего или недавнего прошлого, заключающие в себе мощный импульс дальнейшего
развития. При этом у каждой страны историческая память сугубо индивидуальна и со¬
держит собственные оценки событий, не похожие на взгляды и оценки других социу¬
мов.
Войны можно оценивать по многим параметрам: по количеству вовлеченных в них
участников и роли каждого из них в мировой политике, по величине территории, охва¬
ченной боевыми действиями, по масштабу материальных потерь и человеческих
жертв, по тому влиянию, которое данная война оказала на положение ее участников, в
особенности великих держав, и на международные отношения в целом, и др. Но все они -
мировые и локальные, большие и малые - имеют разную значимость в общеисториче¬
ском масштабе и в истории отдельных народов. Так, для одних народов даже крупней¬
шие в общеисторическом масштабе события, но не коснувшиеся их непосредственно,
остаются на периферии исторической памяти, а то и вовсе выпадают из нее. Вместе с
тем даже незначительное для мировой истории военное столкновение, затронувшее
маленькую страну и ее народ, нередко оказывается в фокусе его исторической памяти
и может даже превращаться для него в элемент героического эпоса, закладывающего
основы национального самосознания. Тем более значимыми для национальной истори¬
ческой памяти становились войны, которые выводили страну и народ на широкую
143
международную арену. Таким событием стала русско-японская война 1904—1905 гг. для
Японии, впервые одержавшей победу над крупной европейской державой.
Другой пример - советско-польская война 1920 г., которая практически не отложи¬
лась в исторической памяти россиян, поскольку была всего лишь одним из эпизодов
Гражданской войны и иностранной интервенции. Аналогичное малозначащее место
(при всем различии в подходах к оценке данного периода) она занимала и в учебниках
истории, как советских, так и постсоветских. Однако в Польше этой войне придается
едва ли не всемирно-историческое значение. В современных польских учебниках исто¬
рии ее называют «битвой, которая спасла Европу», имея в виду гипотетические планы
нападения большевиков на другие европейские страны с целью экспорта коммунисти¬
ческой революции. Согласно этой трактовке, Польша выступила бастионом Европы
против коммунизма, чем и оправдывается ее агрессия против Советской России: «Что¬
бы предупредить большевистский набег, польская армия нанесла удар на восток. Сна¬
чала поляки добились успеха». Но, дойдя до самого Киева и взяв его, они вскоре полу¬
чили отпор и откатились в глубь собственной страны. Как известно, лишь просчеты со¬
ветского командования позволили им выиграть битву под Варшавой. Сегодня
польские учебники истории утверждают, что победа поляков под Варшавой «была
признана как одна из главных восемнадцати битв, которые решили судьбу мира. Она
вошла в историю под названием "чудо на Висле"»6.
Аналогично малозначимой для СССР советско-финской войне 1939-1940 гг. и бое¬
вым действиям на второстепенном для Великой Отечественной войны Карельском
фронте в 1941-1944 гг. (в финской трактовке - Зимняя война и Война-продолжение) в
Финляндии придается судьбоносное значение не только для национальной истории ма¬
ленькой северной страны, но и для всей западной цивилизации. При этом сознательно
умалчивается, что во Второй мировой войне Финляндия была союзницей гитлеровской
Германии. Более того, этот очевидный факт неуклюже отрицают финские историки и
политики, которые «изобрели» и ввели с этой целью в употребление новую, странную
для международного права терминологию, заменив понятие «союзник» категорией
«военный соратник», как будто это меняет суть дела и может ввести кого-то в заблуж¬
дение. Так, 1 марта 2005 г. во время официального визита во Францию Президент Фин¬
ляндии Тарья Халонен выступила во Французском институте международных отноше¬
ний, где «познакомила слушателей с финским взглядом на Вторую мировую войну, в
основе которого тезис о том, что для Финляндии мировая война означала отдельную
войну против Советского Союза, в ходе которой финны сумели сохранить свою неза¬
висимость и отстоять демократический политический строй». МИД России вынужден
был прокомментировать это выступление руководителя соседней страны, отметив,
что «эта трактовка истории получила распространение в Финляндии, особенно в по¬
следнее десятилетие», но что «вряд ли есть основания вносить по всему миру коррек¬
тивы в учебники истории, стирая упоминания о том, что в годы Второй мировой войны
Финляндия была в числе союзников гитлеровской Германии, воевала на ее стороне и,
соответственно, несет свою долю ответственности за эту войну». Для напоминания
Президенту Финляндии об исторической правде МИД России предложил ей «открыть
преамбулу Парижского мирного договора 1947 года, заключенного с Финляндией "Со¬
юзными и Соединенными Державами"»7.
Есть и иная категория войн, являющихся для страны и ее народа источником психо¬
логической фрустрации (в ряде случаев - национальным позором). Это - войны, кото¬
рые стараются вытеснить из исторической памяти или трансформировать, исказить их
образ, «переписать историю» с тем, чтобы избавиться от неприятных эмоций, травми¬
рующих массовое сознание, вызывающих чувство вины, активизирующих комплекс
«национальной неполноценности» и т.п. Все та же русско-японская война нанесла пси¬
хологическую травму российскому обществу в начале XX в.: великая военная держава
потерпела поражение от далекой азиатской, еще недавно считавшейся отсталой стра¬
ны. Это обстоятельство имело весьма долговременные последствия, повлияв на рас¬
клад мировых сил и принятие политических решений уже в середине столетия. Сталин
144
в своей речи, произнесенной по радио 2 сентября 1945 г., в день подписания акта о без¬
оговорочной капитуляции Японии во Второй мировой войне, напомнил об истории не¬
простых взаимоотношений России с этой страной, подчеркнув, что у советских людей
имеется к ней «свой особый счет». «Поражение русских войск в 1904 году в период рус¬
ско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания, - заявил он. -
Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день,
когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди
старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил»8. Эта оценка, в значительной
мере окрашенная в государственно-националистические тона, в тот момент была пол¬
ностью созвучна настроениям страны, в которой «пролетарский интернационализм»
как официальная идеология постепенно вытеснялся идеей защиты и торжества нацио¬
нальных интересов СССР как преемника тысячелетнего Российского государства.
В свою очередь, для Японии психологическим шоком на многие десятилетия стало
ее поражение в 1945 г. Память о войне в этой стране определяется целой совокупно¬
стью факторов и обстоятельств. Здесь и глубокие многовековые традиции, и связан¬
ный с ними специфический национальный характер, и особое мировосприятие, мен¬
тальность, которая во многом принципиально отличается от европейской. Наконец,
чрезвычайно важно, что это память о поражении, которое сильно травмировало наци¬
ональное самосознание японцев. «В отличие от Германии и Италии, Япония единствен¬
ная страна, которая даже через 60 лет еще не преодолела свой комплекс побежденной
державы»9. Окончание войны провело глубокий водораздел между старой и новой
японской историей, в которой возникли существующие и поныне политическая и эко¬
номическая система, внешнеполитическая ориентация на Запад в целом и особенно на
США. Вот уже более полувека Япония следует в форваторе американской политики и
во многом под ее влиянием формирует свое отношение к миру, в том числе и истори¬
ческую память о войне в Европе. Не случайно для японских ученых и аналитиков, ко¬
торые до сих пор активно используют риторику времен холодной войны, очень свой¬
ственно «сознательное очернение и принижение роли СССР в победе над фашиз¬
мом»10. Однако, что касается войны на Дальнем Востоке, то здесь историческая память
непосредственно затрагивает японские национальные интересы. В Японии воспомина¬
ния о войне до сих пор болезненны для национального самолюбия, а потому в этой
стране «очень сильны праворадикальные националистические настроения, и именно
представители этого политического крыла выступают с наиболее громкими политиче¬
скими заявлениями относительно результатов Второй мировой войны и, конечно, в
первую очередь по поводу российско-японских отношений»11. Если относительно роли
Соединенных Штатов в войне существует немало различных точек зрения, что объяс¬
няется в первую очередь тем, что Япония в течение последних 60 лет устойчиво следо¬
вала проамериканским курсом, то к России как к государству, находившемуся в период
холодной войны на противоположной стороне, отношение более однозначное, а точ¬
нее - негативное. При этом историческую память актуализирует так называемая «про¬
блема северных территорий», а именно передача СССР в результате капитуляции Япо¬
нии Курильских островов, которую японцы считают незаконной. Обостряет ситуацию
и отсутствие мирного договора между Россией и Японией. Вокруг этого политики на
протяжении десятилетий нагнетают негативную эмоциональную атмосферу, что отра¬
жается и на исторической памяти о войне в целом.
Японцы активно предъявляют России претензии не только территориального, но и
морального порядка. Они называют «предательскими» действия Советского Союза,
который, вопреки договору о ненападении, начал военные действия против Японии в
1945 г. Отсюда навязчивые требования к России о «покаянии». Следует отметить, что
«покаяние - очень важный момент в японском менталитете, своего рода очищение, ко¬
торое убирает из исторической памяти японского народа все совершенные им злодея¬
ния, чем обычно бывают очень недовольны соседние азиатские страны... Покаявшись
перед своими соседями, Япония, причисляя СССР к разряду агрессоров, требует пока¬
янных объяснений от нынешней России»12. Все настойчивее звучат требования япон¬
145
цев к России «покаяться» за «агрессию СССР против Японии» и за «порабощение мно¬
жества японских граждан» (имеются в виду интернированные в СССР военноплен¬
ные)13. Вместе с тем «независимые японские аналитики отмечают тот факт, что
японцы не питают ни малейшей обиды к американцам, принесшим Японии не меньше
беды и горя, чем Советский Союз»14, и не требуют от США публичного покаяния за
атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. В этой связи особенно показателен
опрос общественного мнения, проведенный в июле 2005 г. агентством «Киодо цусин»:
68% американцев считают эти бомбардировки «абсолютно необходимыми для скорей¬
шего окончания войны» и лишь 75% японцев сомневаются в такой необходимости, т.е.
для 25% японских граждан - четверти населения страны! - «деяния американских во¬
енных не только не носят преступный характер, но и вовсе не вызывают озабоченно¬
сти»15.
Но память японцев о войне касается не только отношений с Россией и США, но и с
многими азиатскими странами. «Вопрос оценки истории, в особенности новейшего ее
периода, связанного с агрессией японской императорской армии в XX веке, не раз ста¬
новился "камнем преткновения" в отношениях Японии со своими азиатскими соседями.
Одним из серьезных раздражителей для стран Азиатско-Тихоокеанского региона, в
первую очередь для Китая и обеих Корей, являются японские учебники истории для
средних школ и вузов. В них, по мнению восточно-азиатских стран, "идеализируется
милитаризм времен Второй мировой войны", обеляются или умалчиваются вовсе "пре¬
ступления японской военщины"»16. В этом весьма отчетливо проявляется закономер¬
ная для побежденных психологическая тенденция найти самооправдание и предпри¬
нять попытки самоутверждения. Так, в новейших учебниках истории, представленных
на рассмотрение министерства образования Японии, содержатся такие положения, как
«вынужденная роль Японии в войне как великой державы, противостоявшей колони¬
зации Азии западными странами», «неизбежность войны с Китайской империей»,
«спорный вопрос ущерба» от японской агрессии, «поразившая весь мир смелость само-
убийц-камикадзе, отдавших свои жизни за родину и семьи», и др. Стоит ли удивляться
тому, что сегодня 70% японских школьников искренне считают, что во Второй миро¬
вой войне пострадала именно Япония17. Так историческая память превращается в «ис¬
торическую амнезию».
В современной Европе к подобной категории событий, травмирующих националь¬
ное сознание, относится участие разных стран во Второй мировой войне на стороне
гитлеровской Германии. Одни из них в противовес политике правящих в то время ре¬
жимов стараются подчеркнуть борьбу своих антифашистов. Другие, напротив, пыта¬
ются завуалировать и даже оправдать преступления своих соотечественников, сотруд¬
ничавших с нацистами, как это происходит в прибалтийских государствах.
В том же ряду «неприятных» и очень значимых событий прошлого для историче¬
ской памяти причастного к ним народа стоит и агрессия США во Вьетнаме в 1964—1973 гг.,
в которой сверхдержава фактически потерпела поражение от маленькой слаборазви¬
той страны Юго-Восточной Азии, была осуждена в широких слоях самого американ¬
ского общества и породила мощное антивоенное движение. В результате Вьетнамской
войны произошло радикальное, хотя и временное изменение менталитета американ¬
ской нации, которое можно назвать «вьетнамским синдромом» в широком смысле это¬
го понятия. Не случайно, по данным репрезентативного социологического обследова¬
ния, проведенного в 1985 г., в котором американцев просили назвать наиболее важные
национальные и мировые события, произошедшие за последние 50 лет, вторым по ча¬
стоте упоминания (после Второй мировой войны - 29.3%) была названа Вьетнамская
война - 22% респондентов. Более 70% людей, выделивших события во Вьетнаме, при¬
надлежат к поколению их участников и современников, причем у многих из опрошен¬
ных они вызывают негативные чувства. Здесь сказываются и сам характер войны, и
раскол американского общества в тот период, и плохое отношение как государства,
так и общества к ветеранам Вьетнама18. Характерно такое высказывание: «Множе¬
ство людей были посланы туда, они воевали и погибали, а когда вернулись, никто не
146
был рад им, хотя именно правительство и посылало их»19. Вместе с тем, по мере удале¬
ния этого события во времени и снижения болезненной остроты воспоминаний о чело¬
веческих потерях и о фактах военных преступлений, а также вследствие активизации
агрессивной политики США за рубежом, появляются новые тенденции в интерпрета¬
ции Вьетнамской войны, в том числе элементы героизации ее ветеранов и т.п.
Для российского исторического сознания весьма противоречивой оказалась память
об Афганской войне 1979-1989 гг., о которой, пока она шла, в стране почти ничего не
знали, а когда завершилась, начался период острой политической борьбы, трансфор¬
мации и распада советской системы и государства. Естественно, такое событие, как
Афганская война, не могло не привлечь внимания в качестве аргумента в идеологиче¬
ском и политическом противоборстве, а потому и в средствах массовой информации
был представлен и надолго сохранялся ее почти исключительно негативный образ. Ру¬
ководство М.С. Горбачева объявило введение войск в Афганистан «политической
ошибкой», и в мае 1988 - феврале 1989 гг. был осуществлен их полный вывод. Суще¬
ственное влияние на отношение к войне оказало эмоциональное выступление академи¬
ка А.Д. Сахарова на Первом съезде народных депутатов СССР о том, что будто бы в
Афганистане советские летчики расстреливали своих же солдат, попавших в окруже¬
ние, чтобы они не могли сдаться в плен. Оно вызвало сначала бурную реакцию зала, а
затем резкое неприятие не только со стороны самих воинов-«афганцев», но и значи¬
тельной части общества20. Однако именно с этого времени - и особенно после Второго
съезда народных депутатов, когда было принято Постановление о политической оцен¬
ке решения о вводе советских войск в Афганистан21, - произошло изменение акцентов
в СМИ в освещении Афганской войны: от героизации они перешли не только к реали¬
стическому анализу, но и к явным перехлестам. Постепенно войну, которая отнюдь не
закончилась военным поражением, стали изображать как проигранную. Распростра¬
нившееся в обществе негативное отношение к самой войне стало переноситься и на ее
участников.
Глобальные общественные проблемы, вызванные ходом «перестройки», особенно
распад СССР, экономический кризис, смена социальной системы, кровавые междоусо¬
бицы на окраинах бывшего Союза, привели к угасанию интереса к уже закончившейся
Афганской войне, а сами воины-«афганцы», вернувшиеся с нее, оказались «лишними»,
ненужными не только властям, но и обществу. Не случайно восприятие Афганской
войны самими ее участниками и теми, кто там не был, оказалось почти противополож¬
ным. Так, по данным социологического опроса, проведенного в декабре 1989 г., на ко¬
торый откликнулись около 15 тыс. человек, причем половина из них прошла Афгани¬
стан, участие наших военнослужащих в афганских событиях оценили как «интернаци¬
ональный долг» 35% опрошенных «афганцев» и лишь 10% не воевавших респондентов.
В то же время как «дискредитацию понятия "интернациональный долг"» их оценили
19% «афганцев» и 30% остальных опрошенных. Еще более показательны крайние
оценки этих событий: как «наш позор» их определили лишь 17% «афганцев» и 46%
других респондентов. 17% «афганцев» заявили: «Горжусь этим!», тогда как из прочих
аналогичную оценку дали только 6%. И что особенно знаменательно, оценка участия
наших войск в Афганской войне как «тяжелого, но вынужденного шага» была пред¬
ставлена одинаковым процентом как участников этих событий, так и остальных опро¬
шенных - 19%22. Доминирующим настроением в обществе было стремление поскорее
забыть об этой войне, что явилось одним из проявлений «афганского синдрома» в ши¬
роком его понимании. Лишь через много лет стали появляться попытки более трезво
осмыслить причины, ход, итоги и последствия Афганской войны, однако они пока не
становятся достоянием массового общественного сознания.
Итак, к одной и той же войне у разных народов может быть проявлено разное от¬
ношение в зависимости от типа самой войны, характера участия или неучастия в ней
(в одних войнах позорно участвовать, а в других - не участвовать), исхода войны для
каждой из сторон, проявленных в войне качеств национального характера и т.д. При¬
чем историческая память не бывает «линейной» и «статичной»: «воспоминания о вой¬
147
не» изменяются со временем, переставляются акценты, «забывается» и вытесняется из
памяти все «неудобное» для национального сознания. Поток событий отодвигает ранее
значимые имена, явления, факты на второй план. Для каждого нового поколения со¬
временные им события почти всегда кажутся более существенными, нежели ушедшие
в прошлое, хотя и объективно более значимые для истории. В ментальной (а не доку¬
ментальной, зафиксированной в письменных источниках) исторической памяти всегда
остается очень ограниченное число «единиц хранения». Поэтому можно констатиро¬
вать как закономерность динамику исторической памяти: трансформацию ее структу¬
ры, значимости, смысла и других оценок по мере удаления исторического события и
смены поколений, в зависимости от политической конъюнктуры и т.д.
Историческая память о Первой мировой войне:
особенности формирования в России и на Западе
Огромное влияние на историческую память, на оценки минувших военных событий
оказывают политические элиты, находящиеся в определенный период у власти и ори¬
ентированные во внешней политике на сохранение либо пересмотр итогов прошлых
войн. В этом процессе, как правило, задействованы текущие геополитические, полити¬
ческие, экономические и другие интересы. В механизмах интерпретационных измене¬
ний исторической памяти особую роль играет влияние доминирующих смысловых кон¬
текстов общества, особенно его идеологические трансформации, как это произошло,
например, в начале XX в. в результате Первой мировой войны и последовавших рево¬
люций в России, Германии, Австро-Венгрии и ряде других стран и в конце века при рас¬
паде «социалистического лагеря» и СССР. В этом контексте особенно сильно на исто¬
рическую память народа влияла ретроспективная пропаганда, причем степень воздей¬
ствия этого инструмента на массовое сознание оказалась столь мощной, что
пропагандируемые события потеснили иные, гораздо более значимые для мировой ис¬
тории, освещение и оценка которых были серьезно искажены.
Тем самым наглядно высветилось такое явление социальной психологии, как отсут¬
ствие прямой, жесткой связи между масштабностью события, его объективной значи¬
мостью для данной страны и его фиксированием в исторической памяти. Яркий тому
пример - Первая мировая война, потрясшая до основания все российское общество, па¬
мять о которой была вытеснена событиями революции и Гражданской войны. Для рус¬
ского сознания именно они объективно стали гораздо большим испытанием, заслонив¬
шим мировую войну, почему она и оказалась на периферии общественного сознания
своего времени. Однако не меньшую роль в этом «вытеснении» сыграла идеологиче¬
ская политика советского государства. Называвшаяся современниками Великой, Оте¬
чественной, Народной, при большевиках Первая мировая была радикально пере¬
осмыслена и переоценена, получив ярлык «империалистической» и «захватнической»
с обеих сторон. Идеология новой власти отвергла ее как классово чуждую, развела
участников по разные стороны баррикад, активно формировала в исторической памя¬
ти народа ее негативный образ, запретила героям носить царские награды, да и сами
герои перестали считаться таковыми. Был приложен максимум усилий, чтобы «вытра¬
вить» все позитивные патриотические оценки войны, образцы проявленного на фрон¬
тах героизма, да и саму эту войну из народной памяти. Причем, в качестве противопо¬
ставляемого образца поведения, возводимого в ранг героизма, средства пропаганды
преподносили действия большевистских агитаторов по разложению русской армии и
даже дезертирство. Именно Октябрьская революция и Гражданская война оказались в
советское время главными пропагандируемыми событиями, причем средствами массо¬
вой информации, произведениями литературы и искусства (особенно кино) в сознание
внедрялись героические символы-образцы новой эпохи: красные командиры, комисса¬
ры и партизаны (Чапаев, Котовский, Буденный, Лазо и др.).
Всем этим объясняется тот парадоксальный факт, что Первая мировая война в оте¬
чественной художественной литературе, в отличие от зарубежной, осталась преиму¬
148
щественно «в тени». В основном она была отражена в полухудожественных-полумему-
арных произведениях малоизвестных авторов, выходивших в годы самой войны и сразу
после ее окончания, которые не оставили заметного следа в литературе, хотя в каче¬
стве исторического источника представляют немалую ценность23. Что касается произ¬
ведений крупных советских писателей, то в них она, как правило, проходила второсте¬
пенным фоном, так как их военная проза была посвящена преимущественно револю¬
ции и Гражданской войне24.
За пределами Советской России тема мировой войны продолжала волновать рус¬
ских писателей-эмигрантов, однако среди созданных ими произведений действительно
масштабных и заметных не оказалось, хотя некоторые из них интересны как разновид¬
ность художественной мемуаристики. В то же время на Западе Первая мировая поро¬
дила целый поток произведений, созданных в межвоенный период 1920-х - 1930-х гг. и
ставших классическими. В них проявились две противоположных тенденции. Одна из
них, антимилитаристская, которую тесно связывают с получившим самостоятельную
жизнь термином «потерянное поколение»25, предостерегала и предупреждала об опасно¬
сти развязывания новой мировой войны26, а вторая, напротив, психологически готовила
войну, романтизируя и воспевая ее и подстегивая (особенно в Германии) реваншистские
и милитаристские настроения27. Причем характерно, что пацифистская тенденция доми¬
нировала в странах-победительницах, тогда как милитаристская - в странах, проиграв¬
ших войну. Во многом это связано с объективными итогами Первой мировой, в которой
потерпевшие поражение многое проиграли, но победившие, особенно с учетом запла¬
ченной за это цены, - мало что выиграли. Бессмысленность «мировой бойни» была
наиболее очевидна именно со стороны победителей. Эту позицию - в действительно¬
сти массовую для непосредственных участников боевых действий - выражали писате¬
ли, которые сами еще недавно сидели в окопах в роли «пушечного мяса», а затем стали
голосом своего поколения.
Иными были настроения на стороне проигравших, прежде всего в Германии. На¬
дежды на близкую победу, рухнувшие в результате ноябрьской революции 1918 г., не¬
справедливость последовавшего затем Версальского мира, унижение и разорение стра¬
ны, - все это явилось фрустрирующими факторами немецкого национального созна¬
ния. И «певцами войны» стали не только вышедшие из окопов рефлексирующие
эстеты и интеллектуалы (Э. Юнгер), но и новые политики. Не будем забывать, что
«Майн Кампф» А. Гитлера - продукт все тех же событий и тех же настроений, распро¬
страненных в послевоенной Германии.
Первая мировая война выявила широкий спектр психологических эффектов, свя¬
занных с отражением одного и того же события в исторической памяти разных стран,
социумов, народов, социальных и иных слоев. Она выявила большую зависимость
«официальной» исторической памяти от идеологии и политики, и в то же время опре¬
деленную автономность «стихийной» памяти массового сознания, питаемой непосред¬
ственным опытом широких слоев и отдельных личностей. Наконец, выявилась очень
значимая роль «культурной фиксации» военного опыта в произведениях литературы,
мемуаристики и т.д. Относительно кратковременная историческая память о Первой
мировой войне - в масштабах поколения ее участников и современников - стала важ¬
ным фактором дальнейшего развития мировой истории, повлияв на мотивацию реван¬
шизма в потерпевших поражения странах, на реакцию «избегания» и нерешительности
в отношении потенциального агрессора среди элит западных демократий накануне
Второй мировой войны, вылившуюся в политику умиротворения Гитлера и Мюнхен¬
ский сговор. Более поздняя, «отсроченная» память о Первой мировой, безусловно, в
массовом сознании была вытеснена более масштабными, значимыми, кровавыми со¬
бытиями новой мировой войны, а в официальной исторической памяти - в политике,
идеологии, системе образования и т.д. - фиксировалась в соответствии с интерпрета¬
цией властных элит конкретных стран, в том числе и для обеспечения их текущих ин¬
тересов и соответственно международной конъюнктуре.
(Окончание следует)
149
Примечания
1 См.: Дроздов В.В. Сценарии экономических реформ в России в позднесоциалистический и постсо¬
ветский периоды (прогнозы западных аналитиков в ретроспективе) // Россия в контексте мирового экономи¬
ческого развития во второй половине XX века. М., 2004. С. 142-150.
2 См.: Историческое сознание: состояние и тенденции развития в условиях перестройки (результаты со¬
циологического исследования) // Информационный бюллетень Центра социологических исследований
АОН. М., 1991;ПолянскийВ.С. Историческая память в этническом самосознании народов // Социологи¬
ческие исследования. 1999. №3;Тощенко Ж.Т. Историческая память и социология //Там же. 1998. № 5;
его же. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния //Новая и новей¬
шая история. 2000. № 4; и др.
3 См.: Сенявская Е.С. Война в массовом сознании и исторической памяти // Власть. 2001. № 7; е е ж е.
Образ войны как феномен общественного сознания // Этот противоречивый XX век. К 80-летию академика
РАН Ю.А. Полякова. М., 2002; ее же. Проблема героических символов в общественном сознании России:
уроки истории // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. История России. 2002. № 1; ее
ж е. Великая Отечественная война в исторической памяти и музейных экспозициях // Великая Отечествен¬
ная война 1941-1945 гг. в музейном отражении. (Мат-лы, научно-практ. конференции музейных работников.
Москва, 2003 г.). М., 2005; Меркушин В.И. Великая Отечественная война 1941-1945 годов в исторической
памяти народа // Социология власти. 2004. № 6; и др.
4 Респонденты указывали несколько источников получения исторической информации.
5 Поэма А.С. Пушкина «Полтава», стихотворение М.Ю.Лермонтова «Бородино», роман «Война и мир»
и «Севастопольские рассказы» Л.Н. Толстого, роман «Петр Первый» А.Н. Толстого, и др.; картины
B. М. Васнецова «Поединок Пересвета с Челубеем» и В.И. Сурикова «Переход Суворова через Альпы», опе¬
ра М.И. Глинки «Иван Сусанин», песня «Варяг», и др.
6 См.: Россия и страны Балтии, Центральной и Восточной Европы, Южного Кавказа, Центральной
Азии: старые и новые образы в современных учебниках истории. Научные доклады и сообщения / Под ред.
Ф. Бомсдорфа и Г. Бордюгова. Библиотека либерального чтения. Вып. 15. М., 2003. С. 45.
7 Заявление МИД РФ от 3 марта 2005 г. см. на его официальном сайте по адресу: http://www.ln.mid.ru/brp_
4.nsf/sps/, а также информацию РИА «Новости» с обзором иностранной печати и комментариями по этому
поводу: http://www.inosmi.ru/text/translation/217798.html.
8 С т а л и н И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1952. С. 204-205.
9СтапранН. Переломный этап истории: уроки, которые вынесла для себя Япония // 60-летие оконча¬
ния Второй мировой и Великой Отечественной: победители и побежденные в контексте политики, мифоло¬
гии и памяти. Материалы к Международному форуму (Москва, сентябрь 2005) / Под ред. Ф. Бомсдорфа и
Г. Бордюгова. Библиотека либерального чтения. Вып. 16. М., 2005. С. 217.
10 Там же. С. 203.
11 Там же. С. 202.
12 Там же. С. 205.
13 Там же. С. 202.
14 Там же. С. 210.
15 Там же.
16 Там же. С. 207.
17 Там же. С. 206-207, 208-209.
18ШуманГ.,СкоттЖ. Коллективная память поколений // Социологические исследования. 1992. № 2.
C. 49, 52, 58, 60.
19 Там же. С. 58.
20 См.: Первый съезд народных депутатов СССР. 25 мая - 9 июня 1989 г. Стеногр. отчет. T. II. М., 1989.
С. 343-350.
21 См.: Второй съезд народных депутатов СССР. Стеногр. отчет. 12-24 декабря 1989 г. T. IV. М., 1989.
С. 432^154,616.
22 После Афганистана // Комсомольская правда. 1989. 21 декабря.
23 См.: О к у н е в Я. Воинская страда. Пг., 1915;ФедорченкоС. Народ на войне. Фронтовые записи.
Киев, 1917; Л у г и н Н. [Степун Ф.А.] Из писем прапорщика-артиллериста. Ропшин В. [Савинков Б.В.]
Из действующей армии (лето 1917 г.). М., 1918; Тимофеев Б. Чаша скорбная. М., 1918; Чемоданов Г.Н.
Последние дни старой армии. М; Л., 1926; О с ь к и н Д. Записки солдата. М., 1929; АрамилевА. В дыму
войны. М., 1930; ВойтоловскийЛ. Последам войны. Походные записки. Л., 1931; П а д у че в Вл. Запис¬
ки нижнего чина. М., 1931; и др.
24 «Тихий Дон» М. Шолохова; «Хождение по мукам» А. Толстого; «Война» Вс. Вишневского, «Война»
Н. Тихонова; «Города и годы» К. Федина; «Брусиловский прорыв» С. Сергеева-Ценского, и др.
25 Lost generation (англ.), verlorene Generation (нем.), génération perdue (франц.) - переводится и как «поте¬
рянное поколение», и как «погибшее поколение». Это выражение, прозвучавшее в случайном разговоре
применительно к молодежи, побывавшей на войне, и ставшее одним из самых распространенных литератур¬
ных ярлыков XX столетия, получило известность благодаря Э. Хемингуэю, сделавшему его эпиграфом сво¬
его романа «Фиеста (И восходит солнце)», вышедшего в свет в 1926 г. Рассказ об эпизоде, связанном с появ¬
лением выражения «потерянное поколение», см.: Хемингуэй Э. Праздник, который всегда с собой //X е -
мингуэйЭ. Собр. соч. В 4 т. Т. 4. М., 1968., С. 395. Однако наиболее ярким выразителем мировоззрения
150
«потерянного поколения» с его антивоенным пафосом считается другой писатель - Э.-М. Ремарк. Обычно в
этой связи вспоминают его роман «На Западном фронте без перемен», в эпиграфе к которому также звучит
слово «поколение»: «Эта книга не является ни обвинением, ни исповедью. Это только попытка рассказать о
поколении, которое погубила война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от снарядов». Есть у Ре¬
марка и другой роман с символическим названием «Возвращение», об «отсроченных» последствиях войны.
Чувствуя себя изгоями, герои Ремарка отчаянно держатся друг за друга, готовые к конфликту с властями, со
всем враждебно настроенным миром, в который они никак не могут вписаться, и обвиняют лицемерное об¬
щество, сначала пославшее их на войну, а затем отторгнувшее их. См.: Ремарк Э.-М. На Западном фронте
без перемен. Возвращение. Романы. Пер. с нем. М.; Харьков, 1999.
27 Б а р б ю с А. «Огонь» (1916); Г а ш е к Я. «Похождения бравого солдата Швейка» (1923); Хемингуэй Э.
«В наше время» (1925); «Фиеста» (1926); «Прощай, оружие!» (1929); Цвейг А. «Спор об унтере Грише»
(1927); Ремарк Э.-М. «На западном фронте без перемен» (1929); «Возвращение» (1931); ОлдингтонР.
«Смерть героя» (1929); и др.
27 Эрнст Юнгер - идейный антипод Ремарка, «певец войны». В своем автобиографическом романе
«В стальных грозах», созданном на основе дневниковых записей, он убеждает читателей в том, что война -
самое естественное проявление человеческой жизни, что только она может принести народу обновление, а
без нее начинают преобладать застой и вырождение. Творчество Юнгера, весьма популярное в послевоен¬
ной Германии, психологически готовило немецкую нацию к военному реваншу. См.: Junger Е. In Stahlge-
wittem. Berlin, 1920; Ю н re p Э. В стальных грозах. Пер. с нем. СПб., 2000; Героика и страх как модусы чело¬
веческого существования. Ранние произведения Э. Юнгера // Философия человека: Традиции и современ¬
ность. Вып. 2. Сб. обзоров. М., 1991. С. 196-221; Э. Юнгер и «новый национализм» //Пленков О.Ю. Мифы
нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997. С. 372-384.
©2007 г. А.С. ЗАПЕСОЦКИЙ*
К ВОПРОСУ ОБ ИСТОРИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ АКАДЕМИКА
Д.С. ЛИХАЧЕВА
28 ноября 2006 г. исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося российского
мыслителя, академика РАН Дмитрия Сергеевича Лихачева. В связи с этим 2006 год
был объявлен «Годом гуманитарных наук, культуры и образования»1, годом академи¬
ка Д.С. Лихачева. Думается, подобная формулировка не случайна. Конечно, Дмитрий
Сергеевич получил академическое признание в первую очередь благодаря трудам о
древнерусской литературе, однако его научные интересы отнюдь не ограничивались
только литературоведением и охватывали широкий спектр гуманитарных наук. Уже
составленная в 1966 г. библиография трудов Лихачева включала более 400 наименова¬
ний, а за последующие десятилетия Дмитрий Сергеевич создал еще великое множество
научных работ2. Среди его произведений - академические монографии, научные ста¬
тьи и публицистические заметки, комментарии к различным литературным памятни¬
кам, редакторские предисловия, рецензии, переводы и многое другое. При этом трудно
не согласиться с британским ученым- славистом Р. Милнером-Гулландом, который пи¬
сал о Лихачеве: «Его работы не могут быть выстроены в какую-либо иерархию - на¬
писанная им короткая рецензия может быть более важной, чем книга в несколько со¬
тен страниц»3.
Сказанное, безусловно, относится и к тем трудам Лихачева, которые воспринима¬
лись некоторыми его коллегами как хобби, «популяризаторство». Простота его «пуб¬
лицистических» работ - сугубо внешняя, это простота по форме, но не по содержанию.
Д.С. Лихачев был поистине фундаментален и в самых камерных своих произведениях,
и в выступлениях, обращенных к широкой общественности. При этом его разнообраз¬
ные труды в той или иной степени выражают некую целостную, глубоко осмысленную
и прочувствованную историческую концепцию.
* Запесоцкий Александр Сергеевич, доктор культурологических наук, профессор, ректор Санкт-Пе¬
тербургского гуманитарного университета профсоюзов.
151
Взгляд Лихачева на мир-это взгляд историка. Любое явление, привлекающее его
внимание, рассматривается и анализируется сквозь призму времени как явление исто¬
рическое, в контексте живого дыхания той или иной эпохи, в системе исторических
взаимосвязей. Показательно, что В.П. Адрианова-Перетц, характеризуя вхождение
Лихачева в 1940-е гг. в пору научной зрелости, пишет о ярко выраженном историческом
аспекте его деятельности: «К исследованиям древнерусского летописания Д.С. был под¬
готовлен серьезным критическим изучением... работ академика А.А. Шахматова...
Предстояло существенно углубить "исторический метод" А.А. Шахматова... На очереди
оказалась и большая историко-литературная проблема: стиль летописания представ¬
лялся А.А. Шахматову неизменным на всех этапах истории»4.
Историческое видение предметов исследования пронизывает докторскую диссерта¬
цию Дмитрия Сергеевича, опубликованную в 1947 г. с сокращениями в виде книги
«Русские летописи и их культурно-историческое значение». Текстологическая работа
неизменно сочетается у ученого с «широкими историческими обобщениями»5. Расши¬
ряя и углубляя исторический подход к изучению литературы, он делает его одним из
фундаментальных элементов своей литературоведческой методики, наиболее обстоя¬
тельно и ярко изложенной в 1962 г. в книге «Текстология», где Лихачев, в частности,
пишет, что необходимо «изучить историю текста памятника на всех этапах его суще¬
ствования - в руках у автора и в руках его переписчиков, редакторов, компиляторов,
т.е. на всем его протяжении, пока только изменялся текст памятника»6.
Нетрудно заметить, что в процессе научной деятельности поле зрения Лихачева-ис-
торика неуклонно расширяется, а затем и меняется. Не случайно, характеризуя его
влияние на своих аспирантов в конце 1940-х - начале 1950-х гг., Адрианова-Перетц го¬
ворит уже о «четко выраженном историческом подходе к изучению культуры»1. Во
второй половине XX в. культура (в ее классическом понимании - как все, что создано
разумом и руками человека) все больше привлекает внимание ученого. «Культура Ру¬
си времен Андрея Рублева и Епифания Премудрого», «Петровские реформы и разви¬
тие русской культуры», «Русская культура Нового времени и Древняя Русь», «Русская
культура в современном мире», «Петербург в истории русской культуры», «Три осно¬
вы европейской культуры и русский исторический опыт» - эти названия говорят сами
за себя.
Однако при жизни ученого его работы о культуре не были оценены в должной ме¬
ре. Теперь, по мере дальнейшего развития отечественных гуманитарных наук, начина¬
ется переоценка лихачевской «публицистики». В 2001 г. Лихачева называют уже не
только «специалистом по древнерусской литературе», но и «культурологом»8. С 2002 г.
он предстает читателям энциклопедий как филолог и историк культуры. В частности,
отмечается, что академик «в 80-х гг. создал культурологическую концепцию... Поня¬
тие культуры Л[ихачев] видит как историческую память, как творческую подготовку
культуры будущего на основании прошлого и настоящего9.
С 1992 г. деятельность Лихачева-культуролога была тесно связана с Санкт-Петер¬
бургским гуманитарным университетом профсоюзов, где ежегодно проводятся между¬
народные научные Чтения по гуманитарным проблемам, получившие после ухода ака¬
демика из жизни имя Лихачевских10. Готовясь к 100-летию своего почетного доктора,
университет выпустил в свет ряд работ, способствующих дальнейшему осмыслению
научного наследия Лихачева11.
Анализ трудов ученого в широком контексте гуманитарных наук, в особенности в
период, завершающий его научную биографию, позволяет нам в настоящее время го¬
ворить о понимании Лихачевым истории человечества как, в первую очередь, исто¬
рии культуры. Именно культура, по глубокому убеждению ученого, составляет глав¬
ный смысл и главную ценность существования как отдельных народов, малых этносов,
так и государств12. И смысл жизни на индивидуальном, личностном уровне, по Лихаче¬
ву, также обретается в культурном контексте человеческой жизнедеятельности.
В этом плане характерно его выступление на заседании президиума Российского фон¬
да культуры в 1992 г.: «У нас нет культурной программы. Есть экономическая, воен¬
152
ная, а вот культурной не'!1. Хотя культуре принадлежит первенствующее место в жизни
народа и государства»13.
Историзм Д.С. Лихачева многопланов. Во-первых, представляется возможным го¬
ворить об историзме на уровне осмысления ученым различных конкретных явлений
жизни. Во-вторых, Лихачев выступает автором собственной концепции истории Рос¬
сии как истории отечественной культуры. В-третьих, его работы содержат достаточно
материала для анализа воззрений ученого на общие закономерности исторических
процессов. Профессор Милнер-Гулланд справедливо отметил, что Лихачев «не отверг
бы в качестве эпиграфа к своей научной деятельности первые слова, когда-то написан¬
ные на славянских языках, из Евангелия от Иоанна - «Искони б*Ь слово»14. Лихачев-
историк начинается с его публикаций о литературе. Практически в каждой своей рабо¬
те он уже в первых строках, а иногда даже в названии, дает читателю понять, что пред¬
метом его исследования является не просто то или иное явление, а его культурно-исто¬
рическое измерение. В результате деятельности ученого междисциплинарные связи
литературы и истории поднимаются на качественно иной уровень.
Разумеется, литература - свидетель истории, но свидетель своеобразный, скорее да¬
же свидетель-соучастник. Литература в трудах Лихачева предстает не только отраже¬
нием, но и своеобразным проявлением действительности, и эта функция налагает на
литературные произведения характерный отпечаток, определяет их национальный ко¬
лорит. «Русская литература - часть русской истории, - писал Лихачев, - она отражает
русскую действительность, но и составляет одну из ее важнейших сторон. Без русской
литературы невозможно представить себе русскую историю и, уже конечно, русскую
культуру»15. Данный подход ярко проявился в его исследованиях, посвященных «Слову
о полку Игореве». Уже в статье «Исторический и политический кругозор автора "Сло¬
ва о полку Игореве", вышедшей в свет в 1950 г., Лихачев убедительно показал тесную
связь образов «Слова» и исторических реалий того времени16. Памятники культуры и
в том числе литературные произведения, по его мнению, обладали большим влиянием
на социум своего времени. Возражая исследователям, которые писали о бесперспек¬
тивности призывов «Слова о полку Игореве» к объединению князей в эпоху феодаль¬
ной раздробленности, Лихачев отмечал: «Однако подлинный смысл призыва автора
"Слова"», может быть, заключался не в попытке организовать тот или иной поход, а в
более широкой и смелой задаче - объединить общественное мнение против феодаль¬
ных раздоров князей, заклеймить в общественном мнении вредные феодальные пред¬
ставления, мобилизовать общественное мнение против поисков князьями личной сла¬
вы, личной чести... Задачей "Слова" было не только военное, но и идейное сплочение
русских людей»17. Эта мысль о том, что идейное сплочение даже в глубокой древности
играло отнюдь не меньшую роль, чем военные или политические мероприятия, неод¬
нократно высказывалась Лихачевым и в дальнейшем.
Исследования литературы нередко приводят его к выводам, лежащим за границами
собственно литературоведения. К примеру, анализ влияния на литературу устного на¬
родного творчества, состояния народной памяти позволяет ему заключить: «Народ в
XII в. знал русскую историю, интересовался ею и, следовательно, жил не бездумно и не
бездумно участвовал в политических событиях»18.
Однако литература - не только свидетель и участник истории. Под влиянием Ли¬
хачева начинают «прочитываться» по-иному летописи, их значение для исторической
науки становится более многомерным. Следует признать, что до Лихачева вымысел и
художественность значительно снижали в глазах историков ценность литературных
произведений как исторических фактов, исторических памятников. Для него же вымы¬
сел и художественность сами по себе предстают историческими фактами. Особая
субъективность, включенность литературных памятников в культурно-исторический
контекст эпохи делает их, по мнению Дмитрия Сергеевича, и особым историческим ис¬
точником. Субъективный характер авторских оценок и суждений в глазах ученого
только усиливает привлекательность источника для истинного исследователя. «Ни од¬
но произведение прежних веков, - писал он, - не может быть объявлено "плохим исто¬
153
рическим источником"». Нет плохих исторических источников, есть только плохие ис-
точниковеды»19. Детализируя это положение, Лихачев отмечал: «Само произведение -
"осколок" прошлого и в качестве такового является свидетельством ошибочных или
недостаточных представлений, существовавших о прошлом, памятником обществен¬
ной мысли прошлого, свидетельством об эстетическом уровне прошлого и т.д., и
т.д.»20. А применительно к «Слову о полку Игореве», Лихачев писал еще более поле¬
мично, даже резко: «Если "Слово" - "сплошное вранье", то и это, как ни парадоксально
это звучит, представляет собой источник чрезвычайного значения: "вранье" - свиде¬
тельство психологии своего времени.., ибо в каждом обмане есть своя тенденция: об¬
щественная или просто эстетическая»21.
Конечно, сам Лихачев «Слово о полку Игореве» «враньем» не считал и, напротив,
вел довольно жесткую полемику с теми, кто доказывал его более позднее происхожде¬
ние. Но и будучи отделенной от полемического контекста, данная фраза имеет вполне
самостоятельный, глубокий смысл, звучит весьма актуально и сегодня. Ведь некото¬
рые исследователи по-прежнему явно недооценивают роль художественных произве¬
дений в качестве исторических источников, ставят их неизмеримо ниже, скажем, дело¬
вой переписки. Им-то и адресовано четкое определение Д.С. Лихачева: «Степень точ¬
ности... никогда не является безусловной»22. Из этого вытекает, что сами условия,
факторы, обусловливающие точность, должны быть включены в контекст историче¬
ского исследования.
Следует особо отметить, что наиболее ценной в памятниках литературы, мире
культуры для ученого является созидательная сила человеческого таланта. В различ¬
ных его произведениях настойчиво звучит мысль о том, что успешное развитие обще¬
ства и отдельной личности возможно только на основе культуры. Можно сказать, что
ученый предлагает культуроцентричную концепцию истории. Для него неприемлема
логика, по которой до сих пор строятся многие школьные и вузовские учебники: сна¬
чала очень подробно излагаются экономика и политика, а потом, в конце, между про¬
чим, - культура того или иного исторического периода, к тому же поданная как сухой
перечень отдельных достижений в области науки и искусства. Именно против такого
подхода выступал Лихачев, сурово критикуя вульгаризированные формы марксист¬
ской теории исторического процесса как «принижающие окружающее общество, под¬
чиняющие его грубым материальным законам, убивающим нравственность»23.
Для Лихачева исследование культуры означало, по всей видимости, исследование
тех связей, того «внутреннего стержня», который создает структуру общества, направ¬
ляя в значительной мере ход истории. В статье «Русская культура в современном мире»
он отмечал: «Учитывая весь тысячелетний опыт русской истории, мы можем говорить
об исторической миссии России. В этом понятии исторической миссии нет ничего ми¬
стического. Миссия России определяется ее положением среди других народов, тем,
что в ее составе объединялось до трехсот народов - больших, великих и малочислен¬
ных, требовавших защиты. Культура России сложилась в условиях этой многонацио¬
нальное. Россия служила гигантским мостом между народами. Мостом, прежде всего,
культурным»24.
Вместе с тем, история российской культуры в его понимании - это история евро¬
пейская. Анализируя многонациональный характер древнерусской культуры на при¬
мере литературы, Дмитрий Сергеевич писал о ее тесной связи с культурой западных и
южных славян, византийской культурой. Он отстаивал тезис о европейском характере
древнерусской литературы. «Литература, общая для южных и восточных славян, была
литературой европейской по своему типу и в значительной мере по происхождению...
Это была литература, близкая византийской культуре, которую только по недоразуме¬
нию или по слепой традиции, идущей от П. Чаадаева, можно относить к Востоку, а не
к Европе»25.
В монографии «Развитие русской литературы Х-ХУП веков» Лихачев приходит к
выводу, что наиболее сильное культурное воздействие оказывали на Русь не азиатские
страны, а Византия и Скандинавия. Однако по своему характеру их влияние было не¬
154
одинаковым. По мнению исследователя, «византийское влияние поднималось до срав¬
нительно совершенных форм общения высокоразвитых духовных культур»26. На Русь
проникали из Византии литературные и иконописные традиции, политическая и есте¬
ственнонаучная мысль, богословие и т.д. Влияние Скандинавии было другим и сказы¬
валось, прежде всего, на военном деле, государственной организации, экономике27. Но
даже в этих областях оно являлось более поверхностным и неопределенным, чем ви¬
зантийское.
Влияние степных народов, по мнению Лихачева, было гораздо более скромным и
по своей сути архаичным. Исследователь также считал, что не следует преувеличивать
в воздействии на русскую культуру, общество и государство татаро-монгольского на¬
шествия. Хотя оно сопровождалось колоссальными разрушениями и было воспринято
современниками как вселенская катастрофа, большого воздействия на культуру Руси
«степняки» не оказали.
Разрыв, нарушение преемственности в культурном процессе не может, по убежде¬
нию Лихачева, принести пользы никогда, ни в какой ситуации. В его работах неодно¬
кратно рассматриваются те моменты в отечественной истории, когда нормальный про¬
цесс развития культуры нарушался, и те страшные катастрофы, которые за этим сле¬
довали. Соответственно оценивает он и отдельных исторических деятелей - не по
успехам в войнах и захватах территорий, а по влиянию на развитие культуры.
Так, Лихачев негативно оценивает личность и деятельность Ивана Грозного не¬
смотря на признание несомненных талантов царя, в том числе литературных: «Госу¬
дарство взяло на себя решение всех этических вопросов за своих граждан, казнило лю¬
дей за отступление от этических норм всевозможного порядка. Возникла страшная
этическая система Грозного... Грозный взял на себя невероятный груз ответственно¬
сти. Он залил страну кровью во имя соблюдения этических норм или того, что ему ка¬
залось этическими нормами»28. Именно политический террор Ивана Грозного, по
убеждению Лихачева, способствовал подавлению личного начала в художественном
творчестве и стал в результате одной из причин, воспрепятствовавших возрождению
России.
Теми же критериями, хотя и с иным результатом, определяется оценка, которую
Лихачев дал эпохе Петра I. Вопреки мнению многих мыслителей от славянофилов до
А.И. Солженицына, Лихачев не считал нововведения Петра пагубными и вредными
для страны. Он указал на появление в русской культуре первой четверти XVIII в. мно¬
жества новаторских динамичных элементов. Но академик решительно опровергает те¬
зис о нарушении преемственности между культурой петровской эпохи и древнерусской
культурой. «Петровские реформы, - пишет Лихачев, - были подготовлены не только
явлениями XVII в. Эта эпоха явилась закономерным результатом всего развития рус¬
ской культуры, начавшей переходить от средневекового типа к типу Нового време¬
ни»29. Самого же царя-реформатора Лихачев считает типичным человеком русского
барокко. «От барокко, - отмечает исследователь, - в Петре были многие черты его ха¬
рактера: его склонность к учительству, его уверенность в своей правоте, его "богобор¬
чество" и пародирование религии в сочетании с несомненной религиозностью, его доб¬
рота и жестокость и многие другие противоречия его натуры»30.
Несмотря на всю внешнюю резкость изменений, петровская эпоха не была, по мне¬
нию Лихачева, деструктивной. Основные направления эволюции не изменились, изме¬
нился лишь ритм развития. Петр привел Россию не из Азии в Европу, а из средневеко¬
вья в Новое время. В целом ряде работ Лихачев показал необходимость и предсказуе¬
мость перемен, которые не были «европеизацией» в смысле привнесения на русскую
почву чего-то чуждого, но, напротив, соответствовали внутреннему содержанию рус¬
ской культуры31. Кстати, именно поэтому Лихачев всегда с особым вниманием и любо¬
вью относился к культуре Санкт-Петербурга, который он называл «самым русским
среди русских, и самым европейским среди европейских городов»32.
Отмечая преемственность в развитии русской культуры, опасность для этноса
«культурных разломов», Лихачев подчеркивал, что эффект «сравнивания с землей»,
155
«разрушенья до основания», по своей сути, не может стать генератором новых ценно¬
стей. «Убить человека биологически, - писал он, - может несоблюдение биологиче¬
ской экологии, убить человека нравственно может несоблюдение законов культурной
экологии»33. Вполне естественно, что осознание ученым определяющей роли культу¬
ры в самом существовании человеческого общества привело его и к выводу об особой
исторической роли России. «Россия - великая страна, - отмечал Д.С. Лихачев. - Ве¬
ликая не своими территориями, не военной славой, даже не промышленностью и сы¬
рьевыми запасами, а прежде всего своей тысячелетней культурой, давшей миру бес¬
смертные произведения литературы, архитектуры, музыки, изобразительного искус¬
ства. Эта "великость” России не может вызвать враждебность к ней. Напротив:
великая культура примирительна по своей сути»34.
По убеждению Лихачева, развитие и состояние этноса характеризуется в первую
очередь его культурой, которая является «соединением лучшего, что есть в народе»35.
В своей работе «Культура как целостная среда» он отмечал: «Культура - это огромное
целостное явление, которое делает людей, населяющих определенное пространство,
из просто населения - народом, нацией. В понятие "культура" должны входить и всегда
входили религия, наука, образование, нравственные и моральные нормы поведения
людей и государства»36.
Итак, история, по Лихачеву, - это история культуры. Но в общем потоке культур¬
ных трансформаций взгляд ученого особенно выделяет доминантный вопрос об ис¬
торическом отборе и развитии всего самого лучшего. А лучшее для ученого - в зна¬
чительной степени синоним гуманного. В отличие от биологического естественного
отбора, отбор лучшего в культуре протекает совсем по иным законам - как неуклон¬
ное взращивание гуманизма, высокой Человечности, постепенно побеждающей дикое
биологическое начало, прорастающей сквозь толщу веков. На каждом витке истории
сила духа постепенно возвышается над материальной вульгарностью бытия: «Вся ми¬
ровая история... представляет собой развитие и углубление начал гуманизма - человеч¬
ности»37. Конкретизируя эту мысль, ученый пишет, что «развитие гуманизма проходит
как бы некоторые стадии»: «от открытия ценности целого класса, целого слоя обще¬
ства к определению ценностей отдельной личности»38.
Размышляя в данном направлении, Лихачев предлагает признать в качестве главно¬
го двигателя истории индивидуальную волю свободной личности, волю человека-твор-
ца. Так, выступая в октябре 1998 г. в дискуссии «Россия во мгле: оптимизм или отчая¬
нье?», он сказал: «Я лично верю в случайность в истории, то есть я верю в волю чело¬
века. От нас зависит, станем мы проводниками добра или не станем. Поэтому такие
вопросы, как "Что ждет нас в будущем?", не имеют смысла. Нас ждет то, что мы сде¬
лаем сами, потому что таких законов, которые бы вели нас по строго определенному
пути и не давали отклониться, в истории нет»39. Это высказывание не следует, разуме¬
ется, трактовать как абсолютное отрицание любых закономерностей исторического
развития. К примеру, в работах «Петровские реформы и развитие русской культуры»40
и «Русская культура Нового времени и Древняя Русь»41 академик показывает объек¬
тивный характер назревших реформ, утверждая, однако, что без Петра для их реали¬
зации могли бы понадобиться усилия 7 поколений россиян. В данном случае мы имеем
дело, скорее, с современным переосмыслением традиционного взгляда на роль лично¬
сти в истории, произведенным Лихачевым в контексте его интереса к общему усиле¬
нию гуманитарного фактора в историческом развитии.
Не случайно среди заметок ученого есть и такое суждение: «Человек, его личность - в
центре изучения гуманитарных наук. Именно поэтому они и гуманитарные. Однако од¬
на из главных гуманитарных наук - историческая наука - отошла от непосредственно¬
го изучения человека... В результате огромная нужда в появлении нового направления
в исторической науке - истории человеческой личности»42. Именно на это «возвраще¬
ние» в гуманитарные науки Человека и были направлены многие работы Лихачева.
Особое его внимание привлекала интеллигенция, основными родовыми признаками
которой Дмитрий Сергеевич считал, помимо образованности, совестливость и «интел¬
156
лектуальную свободу как нравственную категорию»43. Тезисы о роли культуры в ста¬
новлении этноса и о роли интеллигенции в российском историческом процессе связаны
в трудах Д.С. Лихачева чрезвычайно тесно. Не случайно многих он оценивал с точки
зрения принадлежности (или не принадлежности) к интеллигенции. Так, одним из
первых интеллигентов на Руси, по его мнению, был в конце XV - начале XVI в. преп.
Максим Грек - человек «итальянской и греческой образованности», претерпевший
много гонений, но так и не изменивший своим взглядам44. Как выступление интелли¬
генции трактует Лихачев восстание декабристов в 1825 г.45 Одновременно он отказы¬
вает в принадлежности к интеллигенции «профессиональным революционерам», как и
тем, кто становился на колени перед «народом» или «рабочим классом»46. Вообще лю¬
бой догматизм, будь то догматизм протопопа Аввакума XVII в., революционера-народ-
ника или болыпевика-комиссара, по глубокому убеждению Д.С. Лихачева, противоре¬
чит самой логике исторического развития. Высказываться за отказ от интеллектуаль¬
ной свободы - значит идти против естественного течения истории и, в конечном счете,
оказаться в «сфере абсурда и насилия»47.
Дмитрий Сергеевич Лихачев, таким образом, создал подлинно гуманистическую
концепцию исторического развития. В ее основу положены мысли о ведущей роли
культуры для развития человечества и об особом значении для развития России интел¬
лигенции, как сообщества людей, «свободных в своих убеждениях»48. Именно глубо¬
чайший гуманизм исторической концепции Д.С. Лихачева делает ее важной и перспек¬
тивной в развитии современной науки.
Примечания
1 Указ Президента РФ В.В. Путина «О праздновании 100-летия со дня рождения академика Д.С. Лихаче¬
ва» от 14 февраля 2006 г. № 110.
2 Лихачев Дмитрий Сергеевич. Изд. 3. М., 1989. (далее - Лихачев Д.С.).
3 Цит. по статье Р. Милнер-Гулланда «Воспоминания о Д.С. Лихачеве», опубликованной на сайте фонда
Д.С. Лихачева (см.: НкЪасЬеу. ¡йлнГ 8рЬ. ги/тбех.Ннп).
4 Лихачев Д.С. С. 12.
5 Там же. С. 15.
6Лихачев Д.С. Текстология: на материале русской литературы Х-ХУИ вв. М.; Л., 1962. С. 23.
7Лихачев Д.С. С. 40.
8 Наше наследие. 2001. № 59-60. С. 94.
9 Педагогический энциклопедический словарь. М., 2002. С. 376.
10 Указ Президента РФ В.В. Путина «Об увековечении памяти Д.С. Лихачева» от 23 мая 2001 г. № 587.
11 Л и х а ч е в Д.С. Избранные труды по русской и мировой культуре. СПб., 2006; Д.С. Лихачев. Уни¬
верситетские встречи. 16 текстов. СПб., 2006; Гусейнов А. А., Запесоцкий А.С. Культурология Дмит¬
рия Лихачева: Комментарии к книге Д.С. Лихачева «Избранные труды по русской и мировой культуре».
СПб., 2006; Гуманитарные проблемы современной цивилизации: VI Международные научные чтения, 26-27
мая 2006 года. СПб., 2006; Запесоцкий А.С. Д.С. Лихачев - выдающийся гражданин, просветитель, уче¬
ный // Вестник РАН. 2006. № 10; е г о ж е. О научном наследии Дмитрия Лихачева // Вопросы литературы.
2006. № 6; его же. О философской составляющей воззрений Дмитрия Лихачева // Вопросы философии.
2006. № 12.
12 Лихачев Д.С. Избранные труды... С. 388-397.
13 Лихачев Д.С. Язык указов мне глубоко чужд // Наше наследие. № 59-60. 2001. С. 97.
14 Цит. по указ, статье Р. Милнер-Гулланда.
15 Лихачев Д.С. Развитие русской литературы Х-ХУП веков. СПб., 1998. С. 10.
16 Лихачев Д.С. Исторический и политический кругозор автора «Слова о полку Игореве» // «Слово о
полку Игореве»: Сб. иссл. ст. М; Л., 1950.
17 Там же. С. 164.
18 -
5 Там же. С. 206.
?Там же. С. 201.
Там же.
Там же. С. 203.
22 Там же. С. 201.
23 Лихачев Д.С. Избранное. Воспоминания. СПб., 1997. С. 182.
24
Лихачев Д.С. Русская культура в современном мире // Лихачев Д.С. Избранные труды... С. 196.
25 Лихачев Д.С. Избранное. Великое наследие. Классические традиции литературы Древней Руси.
СПб., 1997. С. 30-31.
Лихачев Д.С. Развитие русской литературы Х-ХУП веков. С. 18.
Там же.
157
28 Лихачев Д.С. Избранное. Великое наследие. С. 193.
29 Лихачев Д.С. Петровские реформы и развитие русской культуры //Лихачев Д.С. Избранные тру¬
ды...С. 168.
30 Там же.
31 Подчеркивая это положение, Д.С. Лихачев писал: «Чем больше мы изучаем изменения и развития рус¬
ской культуры в Х1У-ХУН вв., с одной стороны, и ее судьбу в Новое время - в XVIII и XIX вв. - с другой, тем
отчетливее цельность всего процесса. В этом цельном процессе эпоха петровских реформ была эпохой "осо¬
знания” совершающегося и поэтому эпохой очень важной, но не вносящей ничего катастрофического в раз¬
витие русской культуры» (см.: Лихачев Д.С. Петровские реформы и развитие русской культуры. С. 170).
32 Лихачев Д.С. Петербург в истории русской культуры //Лихачев Д.С. Избранные труды... С. 274.
33 Лихачев Д.С. Экология культуры //Лихачев Д.С. Избранные труды... С. 274.
34 Лихачев Д.С. Великая культура примирительна по своей сути. Речь на международной научно-прак¬
тической конференции «Гуманитарная культура как фактор преобразования России» 22-23 мая 1997 года//
Д.С. Лихачев. Университетские встречи. С. 50.
35 Лихачев Д.С. Русская культура в современном мире //Лихачев Д.С. Избранные труды... С. 196.
36 Лихачев Д.С. Культура как целостная среда //Лихачев Д.С. Избранные труды... С. 349.
37 Лихачев Д.С. Избранные труды... С. 72.
38 Там же.
39 Лихачев Д.С. Нас ждет то, что мы сделаем сами. Дискуссия «Россия во мгле: оптимизм или отчая¬
нье?», октябрь 1998 г. Дворец Белосельских-Белозерских //Д.С. Лихачев. Университетские встречи. С. 70.
40 Л и х а ч е в Д.С. Избранные труды... С. 164-170.
41 Там же. С. 171-190.
42 Лихачев Д.С. Заметки и наблюдения из записных книжек разных лет. Л., 1989. С. 259.
43 Лихачев Д.С. Избранные труды... С. 372.
44 Там же. С. 378.
45 Там же. С. 380.
46 Там же. С. 380-381.
47 Л е с у р Ф. Дмитрий Лихачев, историк и теоретик литературы // Л и х а ч е в Д.С. Историческая поэти¬
ка русской литературы. СПб., 1997. С. ЬХУН.
48 Лихачев Д.С. Избранные труды... С. 372.
© 2007г. А.В.КОРОЛЕНКОВ*
СССР И ЕГО СОЮЗНИКИ ПО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ:
ДВА НОВЫХ ИЗДАНИЯ
Международные отношения в годы Второй мировой войны продолжают оставаться
темой многочисленных отечественных и зарубежных исследований. Очередное под¬
тверждение тому - рассматриваемые ниже работы английских авторов С. Бертона и
Дж. Поттс, а также российского ученого М.Ю. Мягкова.
Первая из этих книг называется «Вожди войны. В сердце конфликта 1939-1945 гг.»1.
В ней освещается деятельность лидеров главных стран-участниц Второй мировой вой¬
ны: И.В. Сталина, У.С. Черчилля, Ф.Д. Рузвельта и А. Гитлера (заканчивается изложе¬
ние смертью Рузвельта). Рассмотрим интерпретацию авторами внешней политики
Сталина в 1939-1945 гг. Бертон и Поттс, как это часто делается, проводят параллели
между СССР и Третьим рейхом, подчеркивая, что в обоих государствах личность фак¬
тически была превращена в «инструмент одноразового пользования». Сравниваются и
их вожди, начиная от Гитлера и Сталина, склонности к массовым убийствам и кончая
их семейным положением (Гитлер не женился на Еве Браун до последнего дня жизни,
говоря, что его любовь - Германия, а Сталин отказался от третьего брака после само¬
убийства Надежды Аллилуевой и говорил сыну, что Сталин - это советская власть).
В то же время, по мнению авторов, советский диктатор «пошел на пакт с Гитлером,
прекрасно понимая, что делает, и не сомневаясь, что ужинает с дьяволом. Однако он
* Короленков Антон Викторович, кандидат исторических наук, научный редактор журнала «Новая и
новейшая история».
158
считал, что пакт обеспечивает Советскому Союзу защиту и удобную возможность...
расширить коммунистическую империю». И если Гитлер был уверен в лояльности Со¬
ветского Союза, то Сталин относился к новому партнеру настороженно, ибо «Майн
Кампф» с ее тезисом экспансии на Восток продолжала оставаться настольной книгой
нацистов (с. 8-9).
Несколько странно выглядит короткий рассказ о советско-финской войне. Авторы
пишут, что Сталин попытался спровоцировать Финляндию, потребовав отдать ему
часть территории в районе Ленинграда, получив же отказ, начал войну. О планах за¬
хватить эту страну, в чем СССР подозревали еще в то время2, в книге не говорится. Но
не упоминается в ней и о том, что советский диктатор предложил не просто отдать
ему земли под Ленинградом, а обменять их. Что стояло за такого рода предложениями -
вопрос отдельный3, однако подобное умолчание выглядит некорректным. Вызывает
возражения и то, что авторы (вслед за западными наблюдателями тех лет) сводят при¬
чины неудач РККА на начальном этапе советско-финской войны к репрессиям против
ее комсостава (с. 10). Между тем немалую роль сыграли здесь ошибки советского коман¬
дования, незавершенность процесса реорганизации и перевооружения Красной армии,
слабая подготовка последней, характерная для нее еще задолго до «большого террора».
Особое внимание Бертон и Поттс обращают на деятельность советской разведки в
Англии, привлекая при этом недавно рассекреченные документы. Сотрудники британ¬
ской контрразведки считали в то время, что СССР преуспел в деле шпионажа больше,
чем любая другая страна. Так, советским разведчикам удалось завербовать шифро¬
вальщика Форин Офис Дж. Г. Кинга, разоблаченного в сентябре 1939 г. Уже тогда дей¬
ствовала и знаменитая «кембриджская пятерка». Коминтерн требовал от компартии
Великобритании активизации ее деятельности в качестве «могильщика капитализма»,
но даже зная об этом, Черчилль (тогда еще не премьер) продолжал выступать за со¬
трудничество с СССР (с. 19-20).
Авторы отмечают, что молниеносный разгром Франции явился катастрофой для
Сталина, который в этих условиях поспешил занять Прибалтику, Бессарабию и Север¬
ную Буковину. Учитывая, что последняя в зону влияния СССР не входила, Бертон и
Поттс считают действия Сталина «опасной игрой» (с. 25). Однако вряд ли эти шаги
Кремля серьезно повлияли на антисоветские планы Гитлера и сроки их реализации.
Достаточно подробно останавливаются авторы книги на попытках Англии нащу¬
пать почву для соглашения с СССР, направленного против Германии. По их мнению,
советская сторона считала такое соглашение в тот момент невыгодным для себя, в том
числе и ввиду разногласий по территориальным вопросам. Ее не устраивали одни толь¬
ко «добрые намерения» англичан, и она требовала «добрых дел», т.е. признания всех
своих приобретений 1939-1940 гг. Англия же пока готова была негласно признать
лишь присоединение к СССР Прибалтики (с. 34-37,44-45). Но Советский Союз не дал
втянуть себя и в антианглийскую коалицию, что показали переговоры В.М. Молотова
с немецкими дипломатами в Берлине в ноябре 1940 г. Авторы книги указывают, что
советскую сторону не интересовал раздел «британского наследства» - вместо этого
Молотов добивался от германских представителей объяснений по поводу того, что де¬
лают немецкие войска в Финляндии и Румынии без предварительного согласия СССР
(с. 47-48). В то же время в книге не упоминается о важнейшем требовании советской
стороны - обеспечение ее военно-политических интересов в Болгарии, что поставило
бы в уязвимое положение Румынию с ее важными для рейха нефтяными месторожде¬
ниями4. Бёртон и Поттс считают, что «для Гитлера визит Молотова имел решающее
значение» и, что именно после него фюрер окончательно решил напасть на СССР
(с. 49). Однако они основываются на высказываниях самого Гитлера, который, воз¬
можно, лишь стремился создать у своих приближенных впечатление, будто позиция
СССР, а не собственные планы вынуждают его совершить это нападение. Сам же он
вряд ли случайно еще в июле 1940 г. отдал приказ о разработке плана «Барбаросса».
Описывая ситуацию накануне нападения Германии и ее сателлитов на СССР, авто¬
ры придерживаются традиционной версии событий: Сталин был уверен, что война до
159
1942 г. не начнется, данные разведки толковал односторонне, допускал, что Гитлер не
знает о провокациях на границе (в частности, о разведывательных полетах пилотов
люфтваффе) и демонстрировал ему свое миролюбие, С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков
уговаривали его принять соответствующие меры предосторожности, но без особых ре¬
зультатов. Гитлер же чувствовал страх советского лидера перед ним (с. 51-79). Несо¬
стоятельная версия, согласно которой нападение Германии на СССР носило превен¬
тивный характер ввиду агрессивных планов Сталина, в книге не рассматривается.
Рассматривая события после 22 июня 1941 г., авторы продолжают подчеркивать ре¬
прессивный характер многих акций Сталина - расправы с командованием Западного
фронта, приказа № 227, депортации северокавказских народов и др. (с. 90-91, 93, 158,
233-234). Они указывают на его постоянное вмешательство в руководство боевыми
действиями, что отличало его, например, от Рузвельта (с. 110). В то же время они пи¬
шут (с. 168), что Сталин вел себя со своими военачальниками более вежливо, чем Гит¬
лер (это так, если судить по числу словесных разносов, а не арестов и расстрелов).
В центре же внимания Бертона и Поттс находятся отношения Сталина с союзниками.
Они неустанно подчеркивают грубость сталинских посланий и возмущение ею со сто¬
роны Черчилля, равно как и болезненное недоверие советского лидера к англичанам,
якобы пытавшимся тайно от Советского Союза договориться с Германией. В то же
время отмечаются дипломатические способности советского лидера и его умение быть
обаятельным, когда он этого хотел (с. 101, 103, 110-111, 145, 157, 168 и др.).
Большое внимание уделено в книге проблеме ленд-лиза. Указывается, что Сталин
требовал от Запада все больше помощи и возмущался, что Черчилль торгуется из-за
поставок «харрикейнов», боевые качества которых и так оставляют желать лучшего;
если Рузвельт выступал за приоритетное снабжение СССР и соответствующим обра¬
зом настраивал англичан, то Черчилль ссылался на трудности перевозок по арктиче¬
скому пути и опасался, что из-за позиции американского президента сократятся по¬
ставки Англии (с. 105, 140, 170). В то же время авторы не забывают упомянуть отдан¬
ный Черчиллем после взятия Э. Роммелем Бенгази в начале 1942 г. приказ высылать
СССР все «свободное» вооружение, что начальник британского генерального штаба
А. Брук расценил как чрезмерную щедрость (с. 135). Бертон и Поттс считают правиль¬
ным приостановить отсылку конвоев после разгрома Р(3-17, но отмечают, что середи¬
на июля 1942 г. была не самым удачным временем для того, чтобы извещать об этом
Сталина (с. 155-156). Думается, стоило бы сформулировать эту мысль иначе: это было
не самое удачное время для подобного решения вообще. Трудно не согласиться с тем,
что написал Черчиллю по этому поводу советский лидер: «В обстановке войны ни одно
большое дело не может быть осуществлено без риска и потерь. Вам, конечно, извест¬
но, что Советский Союз несет несравненно более серьезные потери»5.
Авторы не скрывают, что летом 1941 г. Черчилль отказал в сколь-нибудь ощути¬
мой прямой военной помощи СССР (с. 92), хотя, строго говоря, возможности Англии в
этом отношении были тогда и впрямь ограниченными. Пишут они и о том, что британ¬
ский премьер назвал просьбу Сталина прислать ему 25-30 английских дивизий «абсур¬
дом», но приводят и ответ британского посла в Москве С. Криппса по данному поводу:
«Советами овладевает мысль о том, что мы готовы воевать до последней капли рус¬
ской крови, как это утверждает немецкая пропаганда» (с. 107).
Подробно говорится и о постоянных требованиях советского лидера немедленно
открыть второй фронт. «Сталин, кажется, одержим этим проклятым вторым фрон¬
том», - заметил как-то с раздражением британский премьер (с. 208).
«Черчилль был озадачен той горячностью, с которой Сталин настаивал на вторже¬
нии во Францию и противился масштабным операциям союзников в Средиземномо¬
рье». В конце концов он «начал подозревать, что Сталин использует вопросы военной
стратегии для удержания американцев и англичан от тех территорий, которые он рас¬
сматривал как свои послевоенные владения» (с. 193). Спорить с этим не приходится, но
вряд ли британский премьер был действительно «озадачен» позицией советского лиде¬
ра - не мог он не понимать, сколь нелегкую борьбу вела наша страна. Кроме того, дело
160
было не только в желании Сталина не пускать союзников в те страны, на которые он
сам имел виды - ведь из-за операций в Средиземноморье Черчилль предлагал отсро¬
чить открытие второго фронта6. Впрочем, авторы признают, что он делал то, в чем
сам подозревал Сталина - старался поставить стратегию на службу своим политиче¬
ским целям и, в частности, обеспечить появление англо-американских армий на Балка¬
нах и во многих странах Восточной Европы раньше советских войск (с. 197). В то же
время указывается на стремление американцев поскорее открыть второй фронт во
Франции и их возражения против расширения операций в Средиземноморье, на чем
так настаивал Черчилль (с. 178-180, 204-205). Отмечается, что Сталин приветствовал
открытие второго фронта несмотря на то, что СССР, по его мнению, уже мог разгро¬
мить Германию и сам. Но и после этого он не избавился полностью от опасений, что
Англия может пойти на сепаратное соглашение с Гитлером (с. 248).
Авторы указывают на более дружественную позицию, которую занимал в отноше¬
нии СССР и его лидера Рузвельт. «Я не хочу, - говорил он, - оказаться в том же поло¬
жении, что и англичане... Они не выполнили ни одного из обещаний, данных русским...
Не может быть ничего худшего, чем разгром русских» (с. 139-140). Президент США
уверен, что при встрече со Сталиным смог бы договориться с ним «за пять минут», и
призывал его руководствоваться принципами «высокой морали». В 1944 г. министр фи¬
нансов США Г. Моргентау отмечал, что ось Сталин-Рузвельт укрепляется настолько
же, насколько слабеет ось Сталин-Черчилль. (Много говорится в книге о враждебно¬
сти Рузвельта империализму, сторонником которого являлся Черчилль.) На Тегеран¬
ской конференции Сталин и Рузвельт нашли общий язык и навязали свою волю остав¬
шемуся в изоляции Черчиллю (с. 139, 205, 226, 236). Приводятся самые разные оценки
отношений президента с советским лидером: «Отношения со Сталиным являются од¬
ним из величайших триумфов его карьеры, и только в будущем станет ясно, как много
они значат для восстановления нашего потрясенного мира», - восклицал в 1944 г. близ¬
кий друг президента Д. Сакли (с. 247). Куда более скептически высказывался в те же
месяцы посол США в Москве А. Гарриман: Рузвельт «не имеет представления о реши¬
мости русских, чтобы обсуждать вопросы, которые они считают для себя жизненно
важными, в их манере и на их языке. Президент до сих пор полагает, что может убедить
Сталина изменить его точку зрения по многим вопросам, с чем, я уверен, Сталин нико¬
гда не согласится» (с. 271). Гарриман уговаривал Рузвельта занимать более жесткую
позицию по отношению к СССР, но без особого успеха. Впоследствии Рузвельт понял,
что во многом ошибался, но сделать что-либо уже не мог (с. 263, 297-298, 307).
Характерным в этом и других отношениях является польский вопрос, освещенный
в книге гораздо подробнее, чем остальные проблемы послевоенного устройства Евро¬
пы. Когда в 1943 г. немцы опубликовали данные о захоронениях в Катыни, то и Ру¬
звельт, и Черчилль заняли сдержанную позицию. Хотя они были непрочь сохранить
хорошие отношения с польским эмигрантским правительством, согласие со Сталиным
было куда важнее. В итоге союзники замяли инцидент, объявив результаты расследо¬
вания Красного Креста по Катыни сомнительными (с. 182-196). В конце 1943 г. Ру¬
звельт заметил: «Мне плевать на несколько выкриков из-за Польши» (с. 225). В 1944 г.,
когда Красная армия пересекла границу, актуальность польского вопроса возросла, и
«лондонские поляки» еще более заволновались. Рузвельт пытался вселить в них уве¬
ренность: «Не беспокойтесь, Сталин не собирается лишать вас свободы. Он не посмеет
сделать это, поскольку знает, что вас твердо поддерживает правительство Соединен¬
ных Штатов» (с. 252). Но всего через несколько дней премьер польского эмигрантско¬
го правительства в Лондоне С. Миколайчик сообщил Рузвельту об арестах среди лиде¬
ров польского некоммунистического подполья, произведенных советскими властями
(с. 253).
Особое внимание уделено Варшавскому восстанию 1944 г. Авторы указывают, что
нет документов, которые пролили бы свет на мотивы поведения Сталина, и потому
остается исходить в оценках из его действий. Бертон и Поттс пишут, что Г.К. Жуков и
К.К. Рокоссовский изъявили готовность наступать на Варшаву уже в середине августа
6 Отечественная история, № 2
161
(с. 254). Заметим, что это лишь отчасти соответствует действительности7. Авторы ак¬
центируют внимание и на другом, на сей раз бесспорном факте, который нельзя объ¬
яснить авантюристическим характером восстания (несомненно, имевшим место) - от¬
казе Сталина дать возможность приземляться на советской территории самолетам со¬
юзников, сбрасывавших грузы варшавянам (с. 255-256). (Это самое уязвимое место в
позиции советского лидера по отношению к восстанию, поскольку советская сторона
ничего не теряла, предоставляя свои аэродромы англо-американской авиации.). Лишь
9 сентября Сталин изъявил согласие помочь восставшим, но было уже поздно. И хотя
его отношение к Варшавскому восстанию выглядело, мягко говоря, недружественным
(для чего были определенные основания), оно не имело для него последствий. Рузвельт
не стал ссориться с СССР (Черчилль, заметим, тоже). Президент США продолжал от¬
носиться «с пониманием» к позиции Сталина в польском вопросе, говоря, что «поль¬
ская проблема неотделима от проблемы безопасности Советского Союза». Он заявил,
что США не будут поддерживать ни одно правительство Польши, враждебное СССР
(с. 262, 267, 276, 287). Правда, когда стало ясно, что советские власти, не слишком счи¬
таясь с договоренностями по Польше, насаждают там господство угодных им полити¬
ков и карают сторонников эмигрантского правительства, Рузвельт признал: «Аверелл
(Гарриман. - Л.К.) прав, мы не можем иметь дело со Сталиным. Он нарушил все обе¬
щания (по Польше. -А. К.), которые дал в Ялте» (с. 297). Но президент так и не пошел
на конфронтацию с СССР (с. 307). «Некоторые считают, что если бы Рузвельт остался
жив, то смог бы оказать умеряющее воздействие на акции Сталина. Однако, хотя со¬
ветский лидер и делал жесты в адрес Рузвельта и давал ему обещания, он всегда делал
что хотел» (с. 308). В то же время следует заметить, что и союзники действовали при¬
мерно так же - достаточно вспомнить денежную реформу в западной зоне оккупации
Германии в 1948 г., проведенную ими вопреки договоренностям без согласования с
СССР.
«В июле 1945 г., - пишут в заключение Бертон и Поттс, - победители собрались в
Потсдаме, рядом с самым Берлином. Рузвельт умер. Гитлер застрелился. Черчиллю в
ближайшем будущем предстояло лишиться должности по воле английского народа.
Один человек остался триумфатором - Сталин, новый повелитель России и половины
Европы. В 1940 г., пятью годами раньше, в том же месяце, июле, Гитлер во время тор¬
жеств в Берлине явился во всей своей славе, господин Европы, «величайший полково¬
дец в истории». Немногие могли догадываться тогда, что эта сцена означает конец од¬
ной главы мировой истории - эпохи европейских империй. Триумф Сталина открыл
другую - эпоху идеологически противостоящих друг другу сверхдержав и "холодной
войны", которая продлится почти пятьдесят лет» (с. 308).
Бертон и Поттс в большинстве случаев стараются избегать прямых оценок, предпо¬
читая излагать факты. Однако отбор материала, как известно, тоже отражает автор¬
скую позицию. Между тем временами он производит впечатление весьма тенденциоз¬
ного. Немало места уделяется, например, действиям советской разведки в Англии как
до 22 июня 1941 г., так и после. Нетрудно догадаться, как это воспримет западный чи¬
татель - коварные русские шпионили за союзниками! Конечно, слова из песни не вы¬
кинешь. То же касается и поведения Сталина в отношении Польши. Но почему не приве¬
дены другие факты, благоприятные для советской стороны и/или невыгодные для союзни¬
ков? Рассказывается, например, как во время Тегеранской конференции К.Е. Ворошилов
уронил меч, подаренный американцами в честь победы под Сталинградом (с. 221), но
ни словом не упомянуто об обещании СССР вступить в войну против Японии, данном
в Тегеране и подтвержденном в Ялте и Потсдаме. А ведь это важное для США и Ан¬
глии обязательство Советский Союз выполнил, и не с опозданием на 2 года, как то име¬
ло место у союзников с вторым фронтом, а всего через 3 месяца после капитуляции
Германии. Не упоминается и знаменитое послание Черчилля Сталину в январе 1945 г.,
где он намекал на желательность помощи Красной армии англо-американским вой¬
скам8, теснимым немцами в Эльзасе. Можно по-разному оценивать это письмо9, но
просто обойти его молчанием вряд ли корректно. Сообщив, что в конце декабря немцы
162
заставили отступить наших парашютистов (правильнее было бы сказать десантников)
на Керченском полуострове, Бертон и Поттс не указали, что сама Керчь была захва¬
чена в ходе десантной операции и, несмотря на сдачу Феодосии и большие потери, в тот
момент удержана. Очевидно, что подобные умолчания не случайны и вполне уклады¬
ваются в концепцию авторов. Но в конечном счете они скорее вредят ей, чем помога¬
ют, ибо возникает законный вопрос: не потому ли упомянутые факты опущены, что
их, так сказать, нечем крыть? Впрочем, менее осведомленный читатель (особенно за¬
падный) таким вопросом скорее всего задаваться не станет.
В книге немало неточностей, связанных с советскими реалиями - увы, обычное яв¬
ление в западных работах даже весьма высокого уровня. Можно, конечно, не приди¬
раться к тому, что постоянно путаются чины наших военачальников10, а Клин отнесен
к полосе Ленинградского фронта. Но то, что Рокоссовский постоянно называется Рос-
соковским (!), весьма и весьма удручает.
Таким образом, книга Бертон и Поттс являет достаточно характерный для англо¬
саксонской историографии Второй мировой войны образец. В целом в ней дается объ¬
ективное изложение событий с западных позиций, не лишенное, однако, некоторых ха¬
рактерных умолчаний. Тем не менее работа представляет немалый интерес, представ¬
ляя широкую и яркую панораму событий 1939-1945 гг. В ней вводятся в научный
оборот неизвестные прежде данные, позаимствованные, среди прочего, из дневников
И.М. Майского и Я.Е. Чадаева, до ныне полностью не опубликованных.
Обратимся теперь к монографии отечественного историка М.Ю. Мягкова, посвя¬
щенной проблемам послевоенного переустройства Европы в советско-американских
отношениях11. Книга основана на материалах американских архивов, что делает ее для
отечественного читателя особенно интересной. Что же до документов советской сто¬
роны, то они представлены лишь публикациями. В обзоре историографии проблемы
автор отмечает эволюцию взглядов англо-американских ученых. Если в первые после¬
военные годы ответственность за развязывание холодной войны возлагалась ими на
СССР («ортодоксальное» направление), то с конца 50-х гг. XX в. возникло «ревизио¬
нистское» направление, сторонники которого сочли виновниками обострения отноше¬
ний между СССР и Западом по окончании войны, напротив, этот последний. Наконец,
в 1970-1980-х гг. набрало силу «компромиссное» направление, представители которо¬
го усматривали причины холодной войны в политике обеих сторон. К сожалению,
Мягков дал слишком краткий анализ отечественной историографии, никак не оцени¬
вая работы советского периода, наиболее уязвимые для критики ввиду их идеологиче¬
ски заданного характера (с. 3-30).
Автор указывает, что в предвоенный период в США преобладала настороженность
по отношению к Советскому Союзу, в котором видели агрессора и экспортера револю¬
ции. Хотя Рузвельт взял курс на сближение с нашей страной, ожидаемого прорыва не
произошло ввиду нерешенности вопросов о дореволюционных долгах России и предо¬
ставлении новых займов, а также вследствие известий о репрессиях, чьими жертвами
стали многие известные в США советские деятели. Нежелание идти навстречу совет¬
ским предложениям по созданию системы коллективной безопасности отчасти оправ¬
дывалось представлением о слабости СССР (в том числе и из-за репрессий). Более
трезвые оценки бывших американского военного атташе в Москве Ф. Фэймонвилла и
посла США в СССР Дж. Дэвиса учитывались немногими, и Советский Союз чаще вос¬
принимали как «колосс на глиняных ногах» (с. 31-35). Настороженное отношение к
СССР сохранялось и в начале Второй мировой войны. В Советском Союзе видели не¬
надежного партнера, который будет печься лишь о своих интересах и вообще не впи¬
сывается в систему ценностей западных демократий. Конфликты 1939-1940 гг. давали
пишу для выводов как о силе, так и о слабости СССР. Фэймонвилл высказывал мнение,
что трудности, вызванные «чисткой» в РККА, были преодолены уже в 1938 г. (с чем,
кстати, согласиться невозможно). Его данные о мощи Красной армии были подвергну¬
ты критике как основанные преимущественно на материалах пропаганды (с. 31^14).
Мягков своего отношения к проблеме не высказывает, но очевидно, что армия, суще¬
6*
163
ствовавшая в СССР накануне войны, была большей частью уничтожена вермахтом к
осени 1941 г. и ее, в сущности, пришлось создавать заново.
Любопытно, что в США не только не могли решить вопрос о мощи СССР, но даже
не знали, сколько туда поставлено оборудования в предвоенные годы. Во время совет¬
ско-финской войны было введено «моральное эмбарго» на поставки Советскому Сою¬
зу стратегических материалов, отмененное лишь в январе 1941 г. Это свидетельствова¬
ло об улучшении советско-американских отношений. СССР стали рассматривать как
потенциальную жертву германской агрессии. Кое-кто допускал, что Сталин отдаст
рейху Украину и Кавказ (!), чтобы выиграть время для подготовки к войне. Мягков
справедливо оценивает эти прогнозы как основанные на незнании экономической гео¬
графии СССР, который без Украины и Кавказа оказался бы в крайне тяжелом поло¬
жении. В то же время в Вашингтоне приняли к сведению информацию о том, что Ста¬
лин прямо заявил в одной из бесед: он хотел бы, чтобы Англия и США ослабили Гер¬
манию, после чего СССР нанесет ей решающий удар. В этом усматривали стремление
Советского Союза укрепить собственные позиции за счет ослабления западных дер¬
жав (что, кстати, вполне естественно) (с. 45-56).
После 22 июня 1941 г. США стали все более склоняться к поддержке СССР. Однако
в первые месяцы американцы присматривались к обстановке, сильны были и антипа¬
тии к коммунистическому режиму. Эти взгляды были не чужды и Рузвельту, хотя и в
гораздо меньшей степени, чем другим американским политикам. Он, как подчеркива¬
ется в рецензируемой работе, смотрел на проблему взаимоотношений с СССР с учетом
перспектив последующего сотрудничества и стремился донести свои идеи до государ¬
ственных деятелей США. «Если бы я был русским, то наверняка чувствовал бы сейчас,
что американцы просто-напросто обводят меня вокруг пальца», - писал он 2 августа
1941 г. (с. 62, 259). К концу лета 1941 г. президент пришел к выводу о необходимости
вести переговоры с советской стороной на высшем уровне. Однако Вашингтон не спе¬
шил обозначить сферы своих интересов - предполагалось, что со временем позиции
США укрепятся и поспешные обязательства не позволят им добиться большего.
С СССР даже не проконсультировались при подписании Атлантической хартии. Со¬
ветская сторона заявила, что согласна с ее основными положениями, но это не означа¬
ет пересмотра границ нашего государства по состоянию на 1941 г. Все это, впрочем, не
помешало подписанию соглашения об англо-американских поставках в СССР и рас¬
пространению на него ленд-лиза.
В то же время, как отмечает Мягков, госдепартамент США не торопился признать
советские «территориальные запросы» в Европе и заключать какие-либо договорен¬
ности с Советским Союзом на сей счет до подписания мира (в отличие от Черчилля, ко¬
торый благосклонно относился к выдвижению советской границы на запад)12. «Мы
могли бы обсуждать их, но быть готовыми к тому, что если мы когда-либо пойдем на
заключение соглашений, то будем их соблюдать», - писал чиновник госдепартамента
Р. Авертон. Подобную позицию поддерживал даже благоприятно настроенный по от¬
ношению к СССР Гарриман, который добавлял, что необходимо избежать соглашений
секретного характера с советской стороной. При этом он считал, что Сталин отказался
от идеи мировой революции, и было бы хорошо почаще отправлять ему «дружеские
послания», чтобы советский лидер не чувствовал себя «социальным изгоем» среди со¬
юзников (с. 67-70).
Однако очень скоро позиция руководства США изменилась под влиянием рекомен¬
даций Лондона и еще более - побед Красной армии. Кроме того, уже в марте 1942 г.
Рузвельт сообщил М.М. Литвинову, что у него нет расхождений с СССР по поводу его
западных границ. Это способствовало укреплению союзнических отношений, особен¬
но в условиях, когда США и Англия не спешили открывать второй фронт. Но, в отли¬
чие от англичан, американцы не хотели объявлять об этом официально ввиду очевид¬
ного противоречия такого шага предыдущим заявлениям американского руководства
и идеям Вильсона, а также нежелания портить отношения с американцами польского
и прибалтийского происхождения (с. 76-78).
164
Однако, как показывает автор, уже на рубеже 1942-1943 гг. Рузвельт начал прояв¬
лять все большую осторожность по отношению к СССР. Он опасался, что последний
будет по мере своих успехов проводить в Европе политику односторонних действий, и
с похвалой отзывался о плане У. Буллита об организации Европы как единого воору¬
женного лагеря. «Президент не знает, что делать с Россией», - отмечалось в докумен¬
тах госдепартамента. Но Рузвельт считал, что прежде надо расправиться с еще боль¬
шим злом - нацизмом, а сделать это, избежав окопной войны 1914-1918 гг., без СССР
невозможно. К тому же он желал участия Советского Союза в войне с Японией (с. 84-
88). Как полагает автор, весной 1943 г. Рузвельт внутренне смирился с вхождением в
состав СССР территорий, присоединенных к нему в 1939-1940 г. (с. 98).
Однако в первой половине 1943 г. отношения между США и СССР обострились из-
за новой отсрочки с открытием второго фронта. Ходили слухи о попытках советской
стороны нащупать почву для сепаратного соглашения с Германией. Некоторые амери¬
канские политики уверяли, будто СССР стремится с помощью ленд-лиза ослабить во¬
енную мощь США, что, как показывает автор, не соответствует действительности, по¬
скольку те материалы, которые посылала Америка Советскому Союзу, отнюдь не бы¬
ли для нее дефицитными. Обе стороны, как полагает Мягков, имели основания
подозревать друг друга в нечестной игре: американцы - из-за опасений советской экс¬
пансии, Сталин - из-за отсрочек с открытием второго фронта (с. 90-95).
Накануне Квебекской конференции в августе 1943 г. Управление стратегических
служб США подготовило доклад о перспективах сотрудничества с СССР, большие вы¬
держки из которого помещены в приложении к рецензируемой книге (с. 262-268). Его
авторы рассматривали 3 варианта: компромисс с Советским Союзом; проведение по¬
литики, от него не зависящей; соглашение с Германией и ее использование в борьбе
против СССР. Третий вариант отклонялся, предпочтение отдавалось первому, второй,
однако, тоже не исключался наряду с ним ввиду роста военного потенциала нашей
страны. Примером действий по второму варианту является, как указывает Мягков, ре¬
шение не информировать советскую сторону об американских разработках в области
ядерного оружия. По мнению автора, опасения союзников, что СССР в случае самосто¬
ятельного ведения войны сможет захватить ключевые районы Европы (а это стимули¬
ровало наряду с прочим решение открыть второй фронт), несостоятельны, ибо совет¬
ские требования поскорее начать высадку во Франции свидетельствовали об обрат¬
ном, да и планов наступления Красной армии в Центральной Европе не существовало
(с. 97-99).
Московскую конференцию министров иностранных дел автор рассматривает как
важный шаг «на пути к выработке взаимоприемлемой концепции послевоенного
устройства Европы». Он приводит на основе архивных материалов оценку конферен¬
ции, данную Гарриманом. Он отмечает, что СССР не выказывает желания расширять
советскую систему, но «санитарного кордона» на своих границах не потерпит и может
при необходимости пойти на односторонние действия. Гарриман также констатировал,
что польская проблема оказалась сложнее, чем это предполагалось (с. 110-114).
На Тегеранской конференции Рузвельт и Черчилль, как указывает Мягков, убеди¬
лись, что прибалтийскую проблему Сталин для себя закрыл. Но президенту США для
успокоения общественного мнения было нужно, чтобы в Прибалтике был проведен
плебисцит. (Впрочем, его не интересовало, в какой форме.) Автор считает, что де-фа¬
кто таковым стали выборы в Верховные Советы прибалтийских республик после вой¬
ны (суждение, как мне кажется, спорное с учетом их недемократического характера).
В вопросе же расчленения Германии Сталин отказался брать на себя инициативу, а
также скептически отнесся к идее создания новых конфедераций ввиду их сомнитель¬
ной жизнеспособности. Мягков высказывает интересное наблюдение о том, что после
Тегерана Рузвельт стал по-иному смотреть на свою концепцию «четырех полицей¬
ских» - если раньше речь шла о региональной ответственности, то теперь - о совмест¬
ном контроле великих держав над миром. Встал вопрос и о контроле над самими поли¬
165
цейскими, осуществление которого мыслилось с помощью Совета безопасности
(с. 123-124).
Вообще, как неустанно подчеркивает автор, Рузвельт выступал против идей клас¬
сического колониализма и империализма, столь любезных сердцу Черчилля. Предпо¬
лагалось даже лишить колоний Францию (что, заметим, не удалось - Франция и сейчас
обладает сравнительно обширными заморскими владениями). Мягков объясняет «ан¬
тиимпериализм» Рузвельта тем, что при разделе мира на сферы влияния США могли
лишиться доступа к тем территориям, которые не находились под их контролем, тогда
как в условиях свободной конкуренции Америка оказывалась в выигрышном положе¬
нии. По этой же причине Сталин и Черчилль, напротив, предпочитали заполучить свои
сферы влияния (с. 89-90, 127-128, 147). Впрочем, как показывают документы, амери¬
канцы подчас тоже руководствовались подобными идеями. Так, составляя план после¬
военной оккупации Германии, они предполагали забрать в свою зону оккупации Рур и
важнейшие морские порты (с. 138). В то же время американская сторона зорко следила
за советско-британскими переговорами по «зонам ответственности» на Балканах. Из¬
вестный журналист А. Сульцбергер едва не опубликовал материал о предстоящей со¬
ветско-английской сделке по Балканам (с. 143). В целом же, отмечается в книге, Ру¬
звельт подумывал о том, чтобы США стали арбитром на Балканах - ведь именно бал¬
канские события стали поводом к Первой мировой войне (с. 147).
Центральной проблемой оставалась Польша. После президентских выборов 1944 г.
Рузвельт предоставил «лондонским полякам» самим договариваться со Сталиным, хо¬
тя до выборов госсекретарь Э. Стеттиниус обещал им помощь США. В то же время
президент рассуждал о предоставлении Львову статуса вольного города с последую¬
щим проведением там плебисцита. Гарриман же доказывал, что это невозможно, и
предлагал занять более жесткую позицию по отношению к Советскому Союзу в во¬
сточноевропейских делах. Он указывал, что убедить Сталина признать польское эми¬
грантское правительство невозможно. Но Рузвельт не собирался идти на конфликт с
СССР из-за Польши, ибо именно наша страна несла на себе основную тяжесть войны,
и продолжал надеяться на компромисс (с. 149-153). Обострение польского вопроса
произошло на рубеже 1944-1945 гг., когда Москва признала «люблинских поляков» за¬
конным правительством Польши. Как известно, временно проблема была урегулиро¬
вана на Ялтинской конференции, которую американская общественность оценила по¬
ложительно. Однако решение о смешанном составе польского правительства СССР и
Великобританией выполнено не было - ни «лондонские», ни «люблинские» (точнее,
уже «варшавские») поляки не хотели видеть друг друга в качестве членов кабинета.
К тому же советские власти арестовали группу офицеров Армии Крайовой, по поводу
чего Рузвельт заявил протест (с. 155-170, 177-178).
Не способствовал сохранению доверия между союзниками и бернский инцидент.
Мягков считает, что переговоры в Берне нельзя считать «частным» делом союзников,
ибо в итоге могла произойти капитуляция вермахта не только на средиземноморском
театре военных действий, но и на всем Западном фронте, после чего высвободившиеся
силы Германия могла перебросить против Красной армии (с. 179). В принципе такое
суждение допустимо, но оно изначально предполагает нечестность союзников, коль
скоро они позволили бы немцам поступить так. Между тем ничего подобного не про¬
изошло. Другое дело, что нежелание допустить советских представителей на перегово¬
ры в Берне давало повод для подозрений. В этих условиях Гарриман, как показывают
документы, предлагал требовать от СССР выполнения статей Декларации об осво¬
божденной Европе. При этом он выступал против сфер влияния (возможно, не искрен¬
не, а подыгрывая взглядам Рузвельта), но считал, что нужно оказывать всемерную под¬
держку народам прозападной ориентации, и указывал, что СССР без всяких револю¬
ций установит угодные ему порядки в восточноевропейских странах. Однако он
подчеркивал, что давление на Советский Союз надо оказывать умело, в максимально
корректной форме (с. 172-175).
166
Эти рекомендации были во многом восприняты преемником Рузвельта Г. Трумэ¬
ном, который, как пишет Мягков, изначально не стремился портить отношения с
СССР, но настаивал на строгом выполнении соглашений, что и лежало в основе его
жесткого подхода в отношениях с советской стороной (с. 196-198)13. На основе доку¬
ментов Мягков показывает, какие планы разрабатывались в американских верхах.
Дж. Кеннан, в частности, предлагал откровенно обсудить с СССР вопрос о помощи Ев¬
ропе, в том числе и подконтрольным Советскому Союзу странам. У. Клейтон рекомен¬
довал после войны резко сократить поставки в СССР по ленд-лизу. Гарриман совето¬
вал не переоценивать мощь Красной армии и проявить в польском вопросе большую
твердость по отношению к русским, которые берут под контроль все, что «могут взять
путем запугивания». Дж. Дин считал, что СССР нуждается в США, а потому надо не то¬
ропиться и просто ждать, пока Советы обратятся к американцам сами (с. 200-210). Од¬
нако до испытаний атомной бомбы Трумэн не мог проявлять излишнюю жесткость в
отношениях с Советским Союзом, вступления которого в войну против Японии ожида¬
ли в Вашингтоне. Этим, как полагает автор, и был вызван визит бывшего советника
президента Г. Гопкинса в Москву в мае-июне 1945 г. (с. 218). Впрочем, даже после ис¬
пытания ядерного оружия США не рискнули отказаться от советской помощи в войне
на Тихом океане. К тому же, судя по документам, американцы знали, что не только
бомбардировка Хиросимы и Нагасаки подтолкнула японский кабинет к капитуляции.
И хотя действия СССР по созданию «пояса безопасности» у себя на границах вызвали
отрицательную реакцию в Америке, новой войны не последовало. Как показыва¬
ют приводимые в книге материалы, в этом сыграли роль как осознание мощи Со¬
ветского Союза, так и стремление большинства американцев поскорее вернуться
к мирному ритму жизни. Автор признает, что неуступчивость продолжали прояв¬
лять как СССР, так и союзники, примером чего стала неудача 1-й сессии Совета ми¬
нистров иностранных дел в Лондоне осенью 1945 г. На пороге стояла холодная вой¬
на (с. 228-246).
В заключение Мягков отмечает, что оценки Советского Союза, дававшиеся в США
в ходе войны, претерпевали изменения, в том числе и под влиянием советских военных
успехов. Но в их основе всегда лежал прагматизм. И даже Рузвельт, искренне стремив¬
шийся сделать мир более безопасным, исходил из того, что эта безопасность должна
прежде всего обеспечивать интересы США. «Альтернативой явилась политика кон¬
фронтации и гонки вооружений с непредсказуемыми последствиями для всего мира»
(с. 254-255).
Книга Мягкова, несомненно, является серьезным вкладом в изучение проблемы,
особенно если учесть ее обширную источниковую базу (перевод некоторых докумен¬
тов полностью или частично дан в приложении). Однако следует отметить, что в рабо¬
те дан взгляд на события через призму американской политики, тогда как процессы
принятия решений в Москве остались почти «за кадром» - из отечественных докумен¬
тов активно использованы лишь переписка Сталина с лидерами Англии и США и один
из докладов А.А. Громыко. Понятно, что во многом это обусловлено недоступностью
отечественных материалов (а то и отсутствием таковых), но тогда следовало бы сразу
оговорить ракурс исследования.
Остается сожалеть, что при таком подходе автор оставил без обобщающей оценки
политику СССР. В целом из работы вытекает, что Советский Союз просто заботился
о своей безопасности и, в сущности, не делал ничего такого, чего не делали бы союз¬
ники. Тезис Гарримана (и не его одного) о том, что СССР установит недемократиче¬
ские режимы на подконтрольной ему территории, лишь цитируется в книге, но не ком¬
ментируется. Между тем очевидно, что он соответствовал действительности (то, что в
этом активно участвовали и местные компартии, принципиального значения не имеет,
поскольку без советской поддержки они не пришли бы к власти). В долгосрочной пер¬
спективе наше государство лишь проиграло от этого.
И еще один момент. В отличие от книги Бертона и Поттс, написанной скорее в на¬
учно-популярном стиле, работа Мягкова выдержана в академическом ключе, а потому
167
ей не помешал бы по ходу изложения детальный разбор историографии, благо точек
зрения существует множество и далеко не все они совпадают с мнением автора.
Подводя итоги, отмечу следующее. Конечно, местами в обеих книгах встречаются
недомолвки и неточности, свидетельствующие об определенной позиции авторов14.
Однако в целом они написаны достаточно объективно, представляя широкую панора¬
му событий 1939-1945 гг., хотя и в разных ракурсах. Эти работы не закрывают рас¬
сматриваемые в них проблемы, а побуждают к их дальнейшим исследованиям, в чем и
состоит их главная ценность.
Примечания
1 В erthon S., Pott s J. Warlords. The Heart of Conflict 1939-1945. L., 2005. IX, 369 p.
2 См.: Зимняя война 1939-1940. Кн.1. M., 1999. С. 176, 180, 375.
3 См.: Новая и новейшая история. 2005. № 3. С. 240.
4 Об этом должна была бы идти речь на с. 48, причем в указателе значится, что на этой странице Болга¬
рия упомянута (с. 345), но в действительности о ней там не говорится.
5 Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Вели¬
кобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Т. 1. М., 1989. С. 68.
6 См., напр.: Самсонов А.М. Вторая мировая война. 1939-1945. Очерк важнейших событий. М., 1985.
С. 344.
7 В докладе 8 августа 1944 г. К.К. Рокоссовский и Г.К. Жуков действительно предлагали начать наступ¬
ление на Варшаву, но не через неделю, как у Бертони и Потттс, а 28 августа. Однако при этом они просили
передать 1-му Белорусскому фронту 1-ю танковую армию М.Е. Катукова, изъяв ее у 1-го Украинского
фронта, что было весьма затруднительно (см.: Русский архив. Великая Отечественная. Т. 14.3(2). М., 2000.
С. 420-421). Все эти обстоятельства, как и ссылка на сам доклад, у Бертона и Поттс отсутствуют.
8 Переписка Председателя Совета министров СССР... Т. 1. С. 341.
9 В.Н. Киселев, например, считает, что письмо Черчилля не являлось просьбой о помощи (Киселев В.Н.
От Вислы к Одеру // Великая Отечественная война. 1941-1945. Военно-исторические очерки. Кн. 3. М., 1999.
С. 237).
10 Маршалы Б.М. Шапошников, С.К. Тимошенко, К.Е. Ворошилов именуются генералами (с. 58,77,129,
221, 226), Г.К. Жуков применительно к 1941 г. - маршалом (с. 79). То же касается и Ф. Паулюса, который
назван фельдмаршалом применительно к сентябрю 1942 г. (с. 170).
11 М я г к о в М.Ю. Проблема послевоенного переустройства Европы в американо-советских отношениях
1941-1945. М., 2006. 278 с.
12 Ср. также высказывание А. Идена в январе 1942 г. по поводу желания Сталина закрепить границы
СССР по положению на 1941 г., приведенное в книге Бертона и Поттс: «Для меня очевидно, что Сталин рас¬
сматривает это как серьезную проверку нашей искренности, и если мы не пойдем ему навстречу, его подо¬
зрения в наш адрес и в адрес правительства Соединенных Штатов будут сохраняться» (BerthonS., PottsJ.
Op. cit. P. 128).
13 При этом он, однако, не последовал совету Гарримана проявлять максимальную корректность по от¬
ношению к СССР, и последний сожалел о поведении президента (см.: ПечатновВ.О. Московское посоль¬
ство Аверелла Гарримана (1943-1946 гг.) // Новая и новейшая история. 2002. № 4. С. 128).
14 Что касается неточностей в книге Мягкова, то они крайне немногочисленны, но одна из них весьма
примечательна: он пишет, что Национальный комитет «Свободная Германия» был организован по инициативе
КПГ (с. 99, примеч. 1), хотя на самом деле инициатором этого был Сталин (см.: Бланк А., ХавкинБ. Вто¬
рая жизнь фельдмаршала Паулюса. М., 1990. С. 161. Примеч. 1).
168
Исторические очерки
©2007 г. О.В. ЭДЕЛЬМАН*
ИМПЕРАТРИЦА ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСЕЕВНА
И КАВАЛЕРГАРД АЛЕКСЕЙ ОХОТНИКОВ
Брак баденской принцессы Луизы (в православии - Елизаветы Алексеевны) и рус¬
ского великого князя Александра Павловича был ранним: к моменту свадьбы в сентяб¬
ре 1793 г. ему исполнилось 16 лет, а ей - 14. Императрица-мать Мария Федоровна всю
жизнь пребывала в убеждении, что именно это и сделало брак ее старшего сына не¬
удачным. Впрочем, в ее суждении заключался и некий намек на то, что брак Алек¬
сандра был затеян и устроен бабкой, Екатериной II, не очень считавшейся с мнением
родителей жениха. Кроме того, нужно учитывать и то, что отношения Марии Федоров¬
ны с невесткой никогда не отличались особой теплотой. Однако как раз первый период
семейной жизни Елизаветы и Александра был самым безоблачным. Их связывала то¬
гда если не любовь, то близкая дружба. Сохранились трогательные записочки, кото¬
рыми они обменивались накануне помолвки, во время карточной игры. - Он спраши¬
вал ее: «Любите ли Вы меня хоть немного?» Она отвечала: «Да. Конечно». Он продол¬
жал: «Мой милый друг, я Вас буду любить всю мою жизнь». Она в ответ: «Мой
любезный друг, я Вас буду любить всю мою жизнь». А вот записка Александра своему
воспитателю графу Н.И. Салтыкову: «С несказанным удовольствием уведомляю Ва¬
шего сиятельства, что дело совершилось. Я нашел случай вчера в вечеру уведомить
принцессу об моих чувствах к ней и я так счастлив был, что она призналась мне, что
она им соответствует и что она меня любит. Я по матушкиному приказу был у батюш¬
ки, чтобы уведомить его об сем»1. Конечно, юные жених и невеста, почти дети, скорее
играли в нежные чувства, но играли искренне.
Двор умилялся на эту пару: оба были на редкость красивы. Елизавета и позже слы¬
ла одной из красивейших женщин Европы. Иностранные послы в реляциях своим дво¬
рам восхищались ее лицом Психеи, стройным станом и грациозной, легкой походкой,
а также сдержанными манерами, тонким умом, начитанностью и склонностью к уеди¬
нению. При Екатерине молодая чета жила беззаботно и в душевном согласии. Алек¬
сандр продолжал занятия с Лагарпом. На почве увлечения либеральными идеями вели¬
кий князь сблизился с князем Адамом Чарторыйским. Интерес к этим проблемам про¬
являла и Елизавета. Частое общение с ней Чарторыйского дало повод к подозрениям
об их интимной близости, и когда в 1799 г. у Елизаветы родилась дочь, при дворе была
пущена сплетня, что ее отцом является князь Адам. Были ли у этих подозрений реаль¬
ные основания, до сих пор остается неясным.
В павловское царствование положение наследника и его жены стало сложным.
К подозрительности и нервозности Павла добавилась страсть Марии Федоровны к со¬
блюдению этикета и придворного церемониала, диктовавшая весь распорядок жизни
членов императорской фамилии. Наследник и его супруга поддерживали друг друга, в
письмах к матери Елизавета возмущалась деспотизмом Павла. Исследователи не при¬
шли к единому мнению о том, была ли она посвящена в антипавловский заговор, но в
* Эдельман Ольга Валериановна, сотрудница Государственного архива Российской Федерации.
Работа по подготовке текста дневника императрицы Елизаветы Алексеевны к публикации в 2005 г.
была проведена совместно с канд. филол. наук Е.Э. Ляминой.
169
ночь убийства 11 марта 1801 г. Елизавета выказала редкое самообладание. Она под¬
держивала и утешала потрясенного Александра и успокаивала свекровь, которая от
безутешных рыданий и требований допустить ее к телу мужа переходила к заявлениям,
что желает царствовать.
После вступления на престол Александр сохранил за матерью значительную роль
в официальной жизни двора. Мария Федоровна оттеснила Елизавету с того места, ко¬
торое по праву должна была занимать жена царствующего императора. При торже¬
ственных выходах Александр вел под руку мать, а Елизавета шла следом. Вероятно,
последнюю даже устраивало такое положение вещей, поскольку молодую царицу, как
и в юности, тяготили публичные обязанности, сопряженные с ее саном. И если малый
двор Марии Федоровны на протяжении александровского царствования был немало¬
важным центром политического влияния, часто оппозиционного текущей политике
Александра, то Елизавета Алексеевна в политику не вмешивалась. Ее двор был чрез¬
вычайно скромен и состоял всего из нескольких лиц. Она вела довольно уединенный
образ жизни, много читала, страдала от семейных неурядиц, постоянным генератором
которых служила императрица-мать. Елизавета была по натуре замкнута, но тем не
менее имела близких подруг - княгиню Н.Ф. Голицыну (урожденную Шаховскую), про¬
званную в этом кружке Принчипессой, и графиню С.В. Строганову. Кроме того, в Пе¬
тербурге подолгу жила ее незамужняя сестра принцесса Амалия. Между тем отноше¬
ния Елизаветы с мужем все больше разлаживались.
Елизавета Алексеевна испытывала тоску по материнству. Первый ребенок умер в
годовалом возрасте. Императорскому дому нужен был наследник, но в письмах к мате¬
ри, маркграфине баденской Амалии, Елизавета сетовала на невнимание мужа. Алек¬
сандр ежедневно приходил к жене пить чай, но отношения их носили лишь дружеский
характер. Причины охлаждения остались скрыты от посторонних глаз (возможно,
определенную роль сыграли события ночи цареубийства 11 марта, оставившие у обоих
слишком тяжелые воспоминания). В 1810 г. Мария Федоровна пожаловалась на до¬
машние неурядицы своему секретарю Г.И. Вилламову, а он записал содержание этого
разговора в дневнике. В его передаче, императрица-мать говорила, что Елизавета
«могла бы вернуть императора, если пойдет на примирение с ним, но что она жестоко
оскорбила его, что с самого начала она была настроена против него; что, когда он под¬
ходил к ней, чтобы обнять или поцеловать, она грубила ему; что, наконец, безнаказан¬
но нельзя отталкивать своего мужа; что император полон уважения и внимания к ней,
что у ней большая власть над ним, например, такие слова: "Этого хочется моей жене",
"таково пожелание моей жены" и т.д. являются для него руководством к действию; что
она плохо с ним обращалась, что, несмотря ни на что, они нравятся друг другу, что если
бы императрица Елисавета вышла замуж не раньше 20-ти лет от роду, а то и позже, то
они были бы оба бесконечно счастливы; что, в конце концов, они оба полностью вино¬
ваты, но что император был вынужден искать связи на стороне»2. Под «связью» име¬
лись в виду длительные отношения Александра с красавицей Марией Антоновной На¬
рышкиной, родившей от него дочь. Заметим, что Мария Федоровна была вполне убеж¬
дена в том, что Елизавета изменила мужу с Чарторыйским.
Позднее, в 1814 г., сам Александр позволил себе однажды откровенность в разгово¬
ре с фрейлиной жены Роксаной Стурдзой (в замужестве графиней Эдлинг). Разговор
состоялся вскоре после того, как Нарышкина попросила императора расстаться с ней:
«Я виноват, но не до такой степени, как можно думать. Когда домашнее мое благопо¬
лучие помутилось от несчастных обстоятельств, я привязался к другой женщине, вооб¬
разив себе (разумеется, ошибочно, что теперь сознаю ясно), что так как союз наш за¬
ключен в силу внешних соображений, без нашего взаимного участия, то мы соединены
лишь в глазах людей, а перед Богом оба свободны. Сан мой заставлял меня уважать эти
внешние условия, но я считал себя вправе располагать своим сердцем, которое и было
в течение пятнадцати лет отдано Нарышкиной»3. Среди исследователей принято скеп¬
тически относиться к этому свидетельству, считая неискренними слова Александра в
170
той части, которая касается сердечной свободы его супруги4. Мне же кажется, что за¬
писанное Стурдзой признание Александра I заслуживает большего доверия.
Известно, что у Елизаветы был роман с кавалергардским офицером Алексеем
Охотниковым и 3 ноября 1806 г. она родила от него дочь, официально признанную им¬
ператором. Этот ребенок тоже умер совсем маленьким. Любовная связь императрицы
в то время огласки не получила. Она стала известна благодаря публикаторам рубежа
Х1Х-ХХ вв., а сейчас этот роман относится к числу сюжетов, уже достаточно широко
известных. В то же время это одно из тех исторических «общих мест», которые чрез¬
вычайно скудно освещены источниками.
В самом деле, достоверных, принадлежащих современникам свидетельств об этом
романе всего 3 и они неоднократно цитировались различными исследователями. Это
уже упомянутая выше запись Г.И. Вилламова, зафиксировавшего сетования Марии
Федоровны на супружескую неверность Елизаветы: «После туманных рассуждений о
том, что Елисавета была неверна императору, поговорив о благородстве императора,
который все ей простил, призналась, что Елисавета была в интимной связи с офицером
из кавалергардов Охотниковым, что этот человек, по слухам, очень красивый, умер во
время родов императрицы и что именно из-за этого ей было так плохо; что поэтому ей
никогда не было понятно поведение императора в отношении этого ребенка, его хо¬
лодность к нему и к его матери, которую она всегда ставила ему в упрек, но что он при¬
знался во всем лишь после смерти ребенка.., что императрица Елисавета, признавшись
императору в своей беременности, решила уйти, что император проявил по отноше¬
нию к ней максимум благородства». Примечательно, что, записав откровения Марии
Федоровны, Вилламов заметил, что относительно Чарторыйского он слышал, но счи¬
тал это неправдой, «но ни о второй истории, ни об Охотникове» он «понятия не имел»5.
А ведь Вилламов относился к числу лиц, близких к императорской фамилии и весьма
осведомленных.
После смерти Елизаветы Алексеевны среди ее бумаг обнаружились любовные
письма и портрет Охотникова. Николай I, посоветовавшись с Марией Федоровной,
сжег их, как перед тем сжег и привезенные из Белева, где умерла Елизавета, ее днев¬
ники. Письма об этом Николая к матери сохранились, и из них следует, что Николай
Павлович знал об истории с Охотниковым (находка писем его удивила, так как он по¬
лагал, что все, связанное с этим делом, исчезло вместе с сожженным содержимым того
ящика, где хранился дневник6). Знала об этом и жена Николая Александра Федоровна,
которой он показал письма Охотникова, прежде чем сжечь их. Александра Федоровна
была шокирована и оставила об этом пространную запись в своем дневнике («Мне
кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье»),
попутно выписав несколько фрагментов писем, не оставлявших сомнений в близости
Елизаветы и Охотникова7.
Наконец, существует широко известный пушкинистам и зафиксированный
П.И. Бартеневым рассказ старой придворной дамы о том, что Елизавета Алексеевна
на одном из балов приревновала Охотникова к юной красавице Наталье Загряжской,
будущей теще Пушкина. Эта история приводится всякий раз, когда заходит речь о кра¬
соте Натальи Николаевны Пушкиной, унаследованной ею от матери. Этим свидетель¬
ства современников до сих пор и исчерпывались.
Роман Елизаветы и Охотникова приобрел известность благодаря отчасти усилиям
пушкинистов, отчасти - историческим изысканиям вел. кн. Николая Михайловича.
Сначала в «Сборнике биографий кавалергардов» имела место публикация статьи об
Охотникове, работа над которой велась при близком участии Николая Михайловича и
где много места было уделено описанию его любви к некоей высокопоставленной да¬
ме. В статье сооощалось, что, стремясь пресечь роман, деверь этой дамы подослал
убийцу, ударившего Охотникова кинжалом при выходе из театра осенью 1806 г. От по¬
лученной раны молодой человек скончался. А чтобы замаскировать происшествие,
пока он болел, под благовидным предлогом была официально оформлена его отставка
от службы. Несмотря на недоговоренность, обусловленную цензурными условиями, в
171
героях этой истории легко узнавались императрица Елизавета Алексеевна и
вел. кн. Константин Павлович. Затем Николай Михайлович написал книгу о Елизаве¬
те Алексеевне, для которой подготовил главу о ее романе с Охотниковым. Публика¬
цию этой главы Николай II запретил, но текст ее сохранился в архиве Николая Михай¬
ловича8. В нем повторена та же история гибели кавалергарда и приведен некий текст,
названный «выдержкой из записки гувернантки», служившей в доме брата Охотнико¬
ва, где тот умер. Текст этот представляет собой чрезвычайно чувствительное повест¬
вование о том, как перед смертью молодого человека посетила его возлюбленная (она
именуется Елизаветой) и как они трогательно простились. Даже беглое знакомство с
«рассказом гувернантки» заставляет усомниться в его достоверности. Он содержит по¬
дробное описание сцен, которых никто посторонний просто не мог видеть. При этом в
нем нет никаких внятных сведений о самой этой гувернантке, не объясняется ее при¬
сутствие в доме (неясно, кого она должна была воспитывать). Наконец, этот фрагмент
написан стилем, решительно не свойственным первой половине XIX в., но зато абсо¬
лютно соответствующим литературной традиции поздней викторианской эпохи. Пред¬
ставляется, что сочинен он был самим Николаем Михайловичем, который хотел пове¬
дать то, что знал из родственных преданий, но сделать этого прямо не мог и завуалиро¬
вал мнимым рассказом мифической гувернантки. Таким образом, мы имеем дело лишь
со слухами, бытовавшими в семье Романовых.
История любви Елизаветы Алексеевны и Охотникова и гибели молодого человека
именно в том виде, какой придал ей Николай Михайлович, и стала одним из излюблен¬
ных романтических сюжетов. Согласно этой версии, роман начался осенью 1805 г., ко¬
гда император и гвардия отправились в заграничный поход, а императрица оставалась
в Петербурге. Охотников также был оставлен «на полковом хозяйстве» (он был пол¬
ковым казначеем и занимался закупками и поставками полку провианта и другого не¬
обходимого имущества). Летом, когда Елизавета жила в Каменноостровском дворце,
Охотников по ночам залезал к ней через окно (в одном из фрагментов, переписанных
Александрой Федоровной, он писал, что часовой его не заметил, но он смял цветы на
клумбе под окном). Осенью следующего, 1806 г., Охотников ожидал выхода Елизаве¬
ты из театра, тогда и случился роковой удар ножом. Умер он в январе 1807 г., а неза¬
долго до того, 3 ноября 1806 г., Елизавета родила их общую дочь. На могиле Алексея
Охотникова в Александро-Невской лавре появился изящный памятник со скорбящей
женской фигурой (он сохранился до сих пор). Биографы Елизаветы Алексеевны были
уверены, что поставила памятник она. Там же, в лавре, но не на кладбище, а в соборе
были погребены обе дочери Елизаветы.
Между тем никто почему-то не задумывался о явной сомнительности эпизода с уда¬
ром кинжалом. Об этом не существует ровным счетом никаких свидетельств. А ведь
речь не о средневековой Венеции или более позднем гангстерском Чикаго: нападение
на кавалергардского офицера в центре Петербурга было бы случаем чрезвычайным,
из ряда вон выходящим, и трудно вспомнить хотя бы один пример уличного нападения
на представителя аристократии в ту эпоху. Покушение на Охотникова не могло бы
пройти незамеченным, даже если бы истинная его подоплека, связанная с императри¬
цей, оставалась в тени.
В РГВИА хранится несколько подлинных документов о службе Охотникова9. Сре¬
ди них есть переписка и врачебное свидетельство о том, что Охотников был болен ча¬
хоткой, по болезни получил отпуск на 4 месяца, провел лето 1805 г. в своем имении в
Воронежской губ. и не смог вернуться в конце сентября в срок на службу из-за горло¬
вого кровотечения. Осенью 1806 г. он подал прошение об отставке «за грудной болез¬
нью». Эти документы были использованы авторами «Сборника биографий кавалер¬
гардов», которые сочли однако, что рапорт о болезни был призван скрыть полученную
Охотниковым смертельную рану. Странно, что такую версию выдвинули военные ис¬
торики: ведь для офицера проситься в отставку из-за свежей раны - это нонсенс. Пово¬
дом для отставки могла послужить хроническая болезнь. Раны же либо лечились, либо
от них умирали. И что отставка могла бы сокрыть? Кроме того, прошение Охотникова
172
датировано 27 октября, а умер он 30 января. Спрашивается, как он, тяжело больной ча¬
хоткой да еще и раненый, мог протянуть так долго? Наконец, рядом с его могилой в
лавре находится могила его брата Петра, умершего несколькими годами ранее и в том
же примерно возрасте, что и Алексей Яковлевич. Надпись на памятнике гласит: «Прах
любезного нам брата Петра Яковлевича Охотникова, скончавшегося 1801 года 25 ап¬
реля на 26 году от рождения». Ни о нем самом, ни о причинах его смерти ничего более
неизвестно, но напрашивается предположение, что в этой семье молодые люди умира¬
ли от сходным образом протекавшей чахотки. Очевидно, что история об убийстве
Охотникова является позднейшей легендой. Причиной его смерти была именно чахот¬
ка, ухудшение здоровья заставило его просить об отставке, причем прошение он подал,
как и полагалось офицерам, в сезон отставок - осенью.
Загадочно и до конца неясно происхождение легенды о его убийстве. Она носит
очевидную направленность против Константина Павловича и была, по-видимому, в хо¬
ду у последних поколений дома Романовых, но не могла возникнуть при жизни свиде¬
телей описываемых событий. Вряд ли она появилась раньше смерти Николая I и вряд
ли также была сочинена самим вел. кн. Николаем Михайловичем, известным своей ис¬
следовательской добросовестностью. Кто из членов семьи Романовых во второй поло¬
вине XIX столетия мог питать такое сильное недоброжелательство к Константину,
остается загадкой.
В ГА РФ в фонде Елизаветы Алексеевны хранится несколько листков, атрибутиро¬
ванных в архивных описях как ее дневник10. До сих пор эти листки, плотно заполнен¬
ные чрезвычайно мелким почерком по-французски, не привлекали к себе внимания11.
При беглом просмотре кажется, что это - банальный дамский дневник с записями по¬
вседневных событий: балов, прогулок, визитов. Ознакомление с их содержанием при¬
водит к открытию: перед нами фрагмент потаенного дневника императрицы, посвя¬
щенного исключительно развитию ее романа с Охотниковым. Неясно, каким образом
эти листки избежали сожжения Николаем I, но очевидно, что с ними не были знакомы
ни вел. кн. Николай Михайлович, ни его сотрудники по «Сборнику биографий кавалер¬
гардов», ибо в противном случае они бы описывали этот роман иначе. Достаточно ска¬
зать, что Николай Михайлович относил начало романа к осени 1805 г., тогда как из
дневника видно, что чувства к Охотникову у Елизаветы Алексеевны были уже в нача¬
ле 1803 г., а возникли, скорее всего, еще раньше12.
Сохранились 2 фрагмента дневника: один охватывает промежуток времени с фев¬
раля по конец августа 1803 г., второй - с декабря 1803 г. (имеются краткие ретроспек¬
тивные записи о событиях осени этого года) по начало февраля 1804 г. Первая часть
представляет собой 7 маленьких двойных листков тонкой бумаги (11 х 9.5 см), запол¬
ненных последовательно, один за другим, но не вложенных друг в друга. По-видимому,
эти листки не были частью записной книжки или тетради, они не носят никаких следов
брошюровки и пронумерованы сверху рукой самой Елизаветы Алексеевны, причем
нумерация явно сделана после того, как листки были исписаны. Заполнены они черни¬
лами, очень убористым мелким почерком (страничка вмещает по 35-40 строк), многие
слова сокращены. Принадлежность почерка Елизавете Алексеевне сомнений не вызы¬
вает. Начинается текст с середины фразы, т.е. дневник велся и ранее. Основной язык -
французский, отдельные слова написаны по-русски и по-немецки. Примечательно, что
по-русски императрица записывала чьи-либо фразы, некоторые фамилии или слова,
обозначавшие бытовые реалии («при полку дежурный», «дрожки»), а к немецкому
языку обращалась для выражения сильных эмоций13.
Второй фрагмент дневника представляет собой 3 вложенных один в другой двой¬
ных листка картона хорошей выделки (10.5 х 7 см) со следами краски на обрезе и ды¬
рочками по корешку, свидетельствующими, что ранее эти листки составляли миниа¬
тюрную записную книжку. Это подтверждает и запись на первой странице: «Получено
в подарок от моей сестры Амалии на Каменном острове 25 августа 1803» (отдельные
листки не могли быть предметом дарения). Записи сделаны тонким карандашом также
по-французски.
173
Содержание дневника явно не предназначалось для посторонних глаз, а малый его
размер наводит на предположение, что императрица его прятала. Более того, и сами
записи слегка зашифрованы: имена упоминаемых лиц часто сведены к инициалам,
фразы уклончивы и незавершены. Причиной тому служило не только опасение не¬
скромных глаз, но и, как представляется, сдержанность и душевное целомудрие Елиза¬
веты Алексеевны.
Итак, что мы узнаем из ее дневника?
Елизавета Алексеевна интересовалась Охотниковым и тщательно записывала все
моменты, когда могла его видеть. Она была скована придворным этикетом, делавшим
совершенно невозможным не только свидание, но и разговор с молодым человеком.
Ежедневно императрица отправлялась на прогулку, каталась по улицам Петербурга,
набережной Невы, у Летнего или Таврического сада выходила из экипажа и прогули¬
валась пешком. Ее сопровождала одна из дам. Ближайшими и посвященными в ее сер¬
дечную тайну были сестра Амалия Баденская и княгиня Н.Ф. Голицына (Принчипес-
са). Каждый день в течение прогулки несколько раз на глаза Елизавете попадался
Алексей Охотников: он проезжал ей навстречу, обгонял, попадался в саду. Как прави¬
ло, он тоже был в сопровождении друга. Причем нескольких его друзей императрица
знала по именам или пользовалась их светскими прозвищами. Кавалергардский офи¬
цер Черепанов был прозван Черепахой, другой постоянный спутник Охотникова фи¬
гурировал исключительно под прозвищем Обжора, и мы можем лишь гадать, кто он
был.
Вот записи Елизаветы Алексеевны от февраля 1803 г.: «Четверг 12, хотя и только
что сменившись с караула, [прогуливался] пешком по набережной с другом, я в санях;
входя в театр, не видела, и заметила только выходя, в тени на крыльце, и все же два
взгляда. Пят[ница] 13, пл[охо], маленький бал у гр[афини] Строгановой]. Суб[бота] 14,
идя пешком по набережной под конец прог[улки], я увидела его с другом в санях перед
нами, на некотором расстоянии они повернули назад и поехали нам навстречу, потом,
увидев, что с той же стороны идет один из их братии, они свернули во двор Мрамор¬
ного] дв[орца], на площадь, где устроены ледяные горки, там они вышли из саней, а я,
обогнав их, села в карету и повернула на площадь, где их обогнала». Охотников в ее
дневнике также фигурирует под прозвищем: Vosdu (этимология этой клички неясна).
Но действительно ли в дневнике речь идет именно об Алексее Охотникове? В этом
убеждают сопоставление дневника с камер-фурьерским журналом: в те числа, когда
императрица встречала предмет своего интереса в дворцовых залах, дежурными зна¬
чатся кавалергарды. Кроме того, однажды в дневнике названо имя: «Alexis».
Поскольку разговор между нашими героями был невозможен, особое значение
приобретали взгляды и нюансы выражения лица, мелкие жесты. Елизавета Алексеев¬
на отмечала, как он посмотрел, как выглядел. Она находила Vosdu красивым и посто¬
янно это повторяла. Иногда записывала, что видела его, но не могла смотреть: зна¬
чит, в тот момент она была на виду. То и дело под тем или иным числом встречаются
записи: «Плохо», «Очень плохо» - значит, его не видела, грустила.
Время от времени монотонность этих мимолетных встреч разнообразилась событи¬
ями, в контексте дневника выдающимися: прошла прямо перед ним по дворцовому за¬
лу, увидела при входе в церковь или в театральном зале. Бурю чувств вызвал в ее душе
вечер в Благородном собрании 14 февраля 1803 г., в субботу. Его она описала подроб¬
нейшим образом: «День весьма примечательный. Как только мы вошли и уселись на
банкетках, входит Vosdu и дружески приветствует какого-то человека, стоявшего с не¬
сколькими другими драгунскими офицерами.., затем он обвел в высшей степени без¬
различным взглядом весь ряд дам, в котором сидела и я, но, кажется, меня не заметил,
а если и заметил, это для меня вовсе не лестно, раз я произвела на него так мало впе¬
чатления, и все же я чувствовала некоторую радость оттого, что видела его, а он при
этом и не догадывался, что я его вижу. К тому времени как я во второй раз на него по¬
глядела, он уже заметил меня, ибо наши глаза встретились. Вскоре стали танцевать по¬
лонезы, я и без того была уже немного раздосадована тем, как он пробежался глазами
174
по женщинам, сидевшим в одном ряду со мною, так что я, проходя возле него в несколь¬
ких полонезах, не смотрела... Я возвратилась на свое место, УоБёи вновь стал мил.
Имп[ератор] пожелал, чтобь1 танцевали экосезы, я танцевала с госп[одином] Уваро¬
вым]14, УоБёи занял место напротив нас и оставался там [от начала до конца] в продол¬
жение всего тура экосеза; я была ни жива ни мертва, я так смутилась от счастья, что
предпочла бы провалиться сквозь землю. Мне было очень неловко танцевать на глазах
у УоБби, это было впервые и столь открыто, мне случалось танцевать в самых разных
ситуациях, но на сей раз это было поистине очаровательно. И все же я была сердита на
то, как УоБби смотрел на всех мелькавших перед ним женщин, он всех их разглядывал,
не пропустил ни одной. После экосеза, который я танцевала перед УоБби, я пошла к
своему месту, начали другой, очень длинный, в котором я была так низко, что лишь
поднимаясь, успела испытать тысячу разнообразных чувств. Сначала то, как УоБби
разговаривал, смеялся и рассматривал танцующие пары, рассердило меня.., затем дви¬
жение, быть может, непроизвольное (здесь и далее подчеркнуто в оригинале - О.Э.),
преисполнило меня гневом против него. Взгляды его уже не казались мне столь неж¬
ными, я их избегала, а когда я стала танцевать, он исчез, этот бесконечный экосез
длился еще так долго, что я решила, что он уехал, и, немного отдохнув, объявила, что
намереваюсь уехать, как тут увидела его входящим в зал с видом на редкость равно¬
душным. Вскоре после того я выскользнула из зала, однако мой последний взгляд все
же невольно упал на него. Я возвратилась к себе в странном состоянии. [Я была] рада,
что мое предчувствие меня не обмануло, счастлива, что видела его, но в то же время
недовольна, как мы бываем недовольны избалованным ребенком, которому в глубине
души прощаем, не в силах противиться его обаянию».
В дальнейшем: мимолетные встречи, перепады настроения, изредка чрезвычайные
происшествия. Так, 17 марта за царским столом обедал Ф.П. Уваров, и разговор кос¬
нулся того, как Охотников учил молодых офицеров. На следующий день ей удалось
услышать голос предмета своих чувств, когда тот, промчавшись в коляске мимо нее,
гулявшей пешком по набережной, крикнул кучеру «Стой!» А вот еще одна запись:
«Вторник 24, во время прог[улки] ничего. После обеда я случайно глянула из окна ди¬
ванной комнаты на набережную, когда он проезжал, он не мог меня видеть, я заметила
только его плюмаж и узнала коляску. Он смотрел в сторону набережной. Но это мгно¬
вение произвело во мне извержение вулкана, и часа два потом кипящая лава заливала
мое сердце. Я оставалась до 10 часов у гр[афини] Толс[той] и вернулась несколько
остывшей».
Елизавета Алексеевна по-женски была совершенно неопытна. Она проводила
жизнь во дворцах, под постоянным присмотром, стесненная этикетом и приличиями.
А нравы русского двора, в отличие от некоторой вольности (и даже фривольности)
двора Екатерины II, при Павле и Александре стали достаточно сдержанными. Да и при
Екатерине молодая великая княжна вела себя как дитя эпохи не эротичного рококо, а
сентиментализма, предполагавшего строгую добродетель и глубину чувств. Короче го¬
воря, Елизавета не была искушена в завязывании романтических отношений, смуща¬
лась, стеснялась, гадала о чувствах увлекшего ее молодого человека. Охотников, как и
все кавалергарды, имел репутацию вертопраха. Из дневника императрицы угадывает¬
ся, что он ее слегка интриговал, временами возмущал излишне дерзкими или, напро¬
тив, равнодушными взглядами, но и сам искренне увлекся: «Пасхальной ночью,
воскр[есенье] 5 [апреля], по дороге в церковь очаровательный взгляд, говорящий как
никогда, глаза сияли, в них выражалось беспокойство остаться незамеченным, удо¬
вольствие, они впервые как будто говорили: Ах, я вновь вижу вас - а вы разве меня не
видите? Наконец, взгляд, внесший бурю, смятение в мое сердце. Этот язык глаз был
столь ясен, что он не мог не думать того, о чем глаза говорили». «Язык глаз», привыч¬
ный в общем-то любой кокетливой барышне, для императрицы был нов. Как, по-види¬
мому, ново для нее было стать объектом обычного мужского внимания. Ее дневник
производит впечатление, что это романтическое увлечение случилось с ней впервые, а
рассказы о связи с Адамом Чарторыйским были не более чем сплетней.
175
11 апреля 1803 г. императрица встречала экипаж Охотникова несколько раз, снача¬
ла издали, затем смутилась, увидав совсем близко: «У Vosdu вид неописуемый. Он лу¬
чился, сиял, пусть Пр[инчипесса] попробует сказать, что бы значил этот вид. Мне было
стыдно друга, который выглядел сердитым и знающим суть дела. Во второй раз то же
выражение у Vosdu... В третий раз видела плохо.., рада, но рассердилась из-за крайне
самодовольного вида Vosdu, слишком красноречивого». Охотников то пожирал Елиза¬
вету глазами, то демонстративно не замечал. «Воскр[есенье] 17 [мая], в церкви ничего,
едучи в карете по набережной, обогнала Vosdu в его карете с другом, Vosdu отодвинул¬
ся вглубь, друг подался вперед, затем видела издали, как он выходил у сада. Печальна,
сердита... Вечером в Таврическом саду с Пр[инчипессой], Vosdu там был, издалека ви¬
дела, как он сидел на своей скамейке. Они подчеркнуто нас избегали. Принч[ипесса]
винит их, по возвращении плакала, angebrannt (воспламенилась, нем. - О.Э.), как нико¬
гда. Понедельник 18, плохо. Вторник, из окна моего кабинета видела, как проехала его
коляска, Vosdu глянул вверх, я отпрянула... Ничего, моя печаль, легкий приступ гнева
против Vosdu у Принчипессы]. Вечером она была в театре в городе и полагает, что ви¬
дела его, если это был он, весьма привлекателен, выглядел грустным, сосредоточен¬
ным, безразличным к спектаклю. Один рассказ об этом заставил меня плакать». Сле¬
дующие дни императрица была «в отчаянии», «грустна». За этими эмоциями стояла не
только обида на Охотникова: похоже, Елизавета Алексеевна несколько раз пыталась
пресечь свои чувства, отказаться от зарождавшегося романа. В ее дневнике появлялись
записи о «победе над собой».
4 июня 1803 г., в субботу, императрица переехала на лето на Каменный остров. Ка-
менноостровский дворец расположен на самой оконечности острова, возле моста че¬
рез Малую Невку, но от него хорошо просматривается и мост через Большую Невку.
А Кавалергардский полк стоял на летних квартирах за Большой Невкой, в Новой де¬
ревне. Поэтому Охотников постоянно проезжал мимо окон Елизаветы из города в
полк и обратно. Несколько дней после переезда она его не видела. «Вторник 9 [июня],
я принимала, после обеда, когда осталась одна гр[афиня] Строганова], я вышла на
балкон, [он] верхом, сильное волнение, восторг, ах, я оказалась не столь сильна, как по¬
лагала! Они спешились в саду, встретила] с Черепановым возле мостика, угнетена сво¬
ими чувствами, не могла смотреть на него, да он и выглядел недобрым. Раздражение
против гр[афини] Строгановой], которая была с нами. Они вернулись в карете, но
Vosdu не смотрел. Ср[еда] 10, вечером Щринчипесса] была на спек[такле], где видела,
как Vosdu аплодировал [при словах] "Я буду вашим рабом" и пр. Милый Vosdu! И все
же сердита на него». Аплодисменты в театре на тех или иных репликах актеров служи¬
ли своеобразным «языком влюбленных», позволявшим таким образом намекать на
собственные чувства.
Но вскоре Охотников нашел и еще один способ выражения своих чувств. Он, по мо¬
де того времени, стал вырезать инициалы своей дамы на коре деревьев в парке. «Чет¬
верг 18 [июня], утром прог[улка] пешком с сестрой, ненароком поднялись на холм.
17 июня я был здесь, чтобы видеть вас15, стыд, смятение, охвачена непередаваемым
вихрем бурных чувств, буква Е, которую мы видели... недавно, не произвела на меня
такого действия, побежала к Щринчипессе], чтобы ей это показать». Спустя 10 дней
Елизавета в том же уголке парка вырезала имя «Alexis», а некоторое время спустя в но¬
вом порыве чувств его затерла. Однажды они с ним почти столкнулись на этом холме:
«Обескураженная, испуганная, я потеряла голову и опрометью убежала. Пр[инчипес-
са] в ярости».
А что же Александр I, законный супруг? Замечал ли он происходящее? В ту пору
они с Елизаветой не были близки, но поддерживали довольно ровные дружеские отно¬
шения. Пока она жила на Каменном острове, император ежевечерне приезжал к ней
пить чай. Часто они вместе ездили к императрице-матери в Павловск. Это были дни се¬
мейных волнений. Сначала известия о болезни и смерти Елены Павловны, в замуже¬
стве герцогини Мекленбург-Шверинской, - Елизавета и Александр утешали горевав¬
шую Марию Федоровну. Затем принц Карл Фридрих Саксен-Веймарский приехал сва¬
176
таться к Марии Павловне. Принц приходился Елизавете кузеном, понравился, она
помогала успеху дела. В общем император часто виделся с супругой, но ничего не за¬
мечал или не хотел замечать. Однажды они вместе возвращались в карете из Павлов¬
ска и встретили Охотникова, но Александр при этом спал. Уместно вспомнить здесь
его слова Роксане Стурдзе о том, что он считав себя и жену свободными в своих увле¬
чениях16. Характерно в то же время, что мужа и свекровь в своем потайном дневнике
Елизавета называла исключительно «император», «императрица» и никогда по имени.
20 июня и 18 июля французский аэронавт А.-Ж. Гарнеринг совершил в Петербурге
2 полета на воздушном шаре при большом скоплении публики. Оба раза среди зрите¬
лей были Александр I и Елизавета Алексеевна, но ее занимало не только воздухопла¬
вание: «Суббота 20, день воздушного шара. Пленительные мгновения! Взаимное вле¬
чение, неповторимая встреча глаз в тот момент, когда шар поднимался и все собравшиеся
жадно за ним следили». В другой раз, 17 июля, во время прогулки собачка императри¬
цы подошла к сидевшему на скамейке Охотникову и обнюхала его - Елизавета записа¬
ла это происшествие.
Но в записях Елизаветы тем летом начинает появляться замечание, что Охотников
«бледен», «бледный, осунувшийся». И снова она думает, что заходит слишком далеко,
пытается запретить себе чувство, но видит Охотникова и вновь увлекается. Сестра и
Голицына потворствовали ее увлечению, но другая близкая ей дама - графиня Софья
Строганова - смотрела на вещи иначе. Заброшенная мужем, бездетная Елизавета ис¬
пытывала сердечную пустоту, отказаться от любви ей было тяжело.
«Четверг 30 [июля], накануне грозовой день, все говорило со мною о Уоэби, чувство
развилось за этот день больше, чем за год. Борьба, сомнения, подозрения, возбужде¬
ние, angebrannt (воспламенилась... нем.) без видимой причины. Кризис начался. Вече¬
ром видела его сначала в том уголке на дорожке, идущей вокруг леса, затем встрети¬
ла], но встреча мучительная. Мои горькие слезы по возвращении. Совещание с графи¬
ней] Строгановой]. Болын[ой] переворот во мне, решение забыть его. Невыразимые
мучения, смирение. Пятн[ица] 31 и Суб[бота] 1 [августа], в Петергофе, то же располо¬
жение, думаю, что оно возобладало. Они снова проезжали в наше отсутствие.
Пятн[ица], запрет говорить о Уоэби. Воскр[есенье] 2 августа, его карета в саду,
прог[улка] в ландо с гр[афиней] Строгановой], верна своей решимости. Понедельник
3, в саду много народу, [запуск] воздушного шара, его карета была там, волнение, спо¬
ры с Пр[инчипессой], выходить ли из экипажа, я начала смягчаться, вышла, когда он
уезжал. Вторник 4, утром верхом, спешилась у Пр[инчипессы], она принесла новость
из того уголка: я страдаю от вашего жестокого безразличия, твое молчание повергает
меня в отчаяние и проч.17 Значительно смягчилась. Вечером пешком. Видела Уоэби в
том уголке, пока мы были еще в другом саду, а когда подошли ближе, Уоэби и Черепа¬
ха возле того самого дерева. Немного сердита, но в глубине души извиняла его».
В конце августа дневниковые записи на отдельных листочках (первый фрагмент
дневника) прерываются. И хотя 25 августа Елизавета помечает получение в подарок от
сестры записной книжки, в которой и находится вторая часть дневника, систематиче¬
ские записи возобновляются только в декабре. События осени 1803 г. Елизавета Алек¬
сеевна лишь кратко подытожила в этой новой книжечке: «Возв[ратились] с Каменно¬
го] о[строва] 10 сентября] 1803. 12-е проведено в Т[аврическом] д[ворце], ничего
вплоть до 15, краем глаза видела в театре... Ничего до пятницы 16 окт[ября], в экипаже
на набережной, с видом упрека. Понедельник 19, видела, как выходил из экипажа око¬
ло дома господина] У[варова]. Прелестен, прощай, борьба, продолжавшаяся 6 недель,
один этот миг сделал напрасными все мои страдания». Стало быть, где-то в конце ав¬
густа она вновь приняла решение забыть Охотникова. И вновь безуспешно.
Декабрьские записи показывают, что ситуация несколько изменилась. По-прежне¬
му прогулки и мимолетные встречи на улицах, в театре. Но теперь появилась некая
особа, служащая посредником между нею и Охотниковым. Императрица именует ее
«Источник», неясно даже, мужчина это или дама (но скорее, конечно, дама; о некой да-
ме-посреднице упомянула в дневниковой записи и Александра Федоровна). До этих пор
177
никто из близкого окружения Елизаветы, из ее подруг, посвященных в роман, не имел
возможности где-то вне дворца, в свете вступать с ним в контакты. И вот первые пло¬
ды: «Воскресенье 6 декабря 1803... Невыразимое счастье после томительной неуверен¬
ности. Портрет. Я его видела, прикасалась к нему, упивалась им, осыпала его поцелу¬
ями. О, если бы этот портрет умел говорить, он поведал бы тому, с кого он писан, о ве¬
щах, в которых тот, быть может, не сомневается». Возможно, именно этот портрет
А.Я. Охотникова (миниатюра) и был найден и сожжен Николаем I после смерти Ели¬
заветы Алексеевны вместе с письмами.
1 января 1804 г. мы находим запись о том самом бале, где императрица приревнова¬
ла Охотникова к Натали Загряжской: «Вечером большой бал, поначалу ничего, заме¬
тила после, когда танцевала полонез. Вскоре затем он тоже стал танцевать и разгова¬
ривал очень весело и увлеченно с маленькой 3[агряжской]; рассердилась, но успокои¬
лась после нескольких нежных взглядов, особенно в конце бала, когда мы его
покидали. По возвращении нашла ос[обу], которая принесла мне новогодние подарки,
кои храню у сердца. Памятный день по сей причине». Однако у Елизаветы появилось
и нечто более важное, чем ревность: в январе она не часто видит Охотникова, отмеча¬
ет, что он бледен, на прогулках по глаза закутан в шубу, болен, «грусть ужасная из-за
болезни УоБёи и пересудов». Это она записала во вторник, 19 января. Через два дня до
нее дошло страшное известие: «В четверг утром жестокий удар, я узнала, что он стра¬
дает грудью». Далее в дневнике можно прочитать об отчаянии Елизаветы и ее страда¬
ниях, но вскоре тональность записей меняется. «Суб [бота] 23, я не выезжала. Вечером
пришла Пр[инчипесса] и принесла дурные известия о УоБёи. Он много выстрадал, го¬
ворят, сильно исхудал. Бедный милый. Мои слезы, мое отчаяние... День примечатель¬
ный, но пронизанный жестокой тревогой и печалью... Вос[кресенье] 24, та же тревога,
от которой я плакала во время обедни в малой церкви. Удивление, восхищение неопи¬
суемое, когда увидела его, выходя, не осмелилась на него смотреть. Обогнала на про¬
спекте. УоБби переменил направление своего движения и повстречался мне на втором
круге - исхудал, но цвет лица здоровый, весь сиял от радости».
На начале февраля 1804 г. дошедшие до нас дневниковые записи заканчиваются.
Можно догадываться, что болезнь Охотникова и страх потерять любимого побудили
императрицу не сопротивляться больше влечению сердца. Охотникову оставалось
жить 3 года. Что же происходило в это время? Одна из последних записей дневника
Елизаветы Алексеевны за 1 февраля 1804 г. упоминает какую-то «хитрость, на кото¬
рую пустился УоБби, дабы заставить г-на Салакина18 оставить их предстоящим летом
жить при сохранении мундира в его деревне». Видимо, летом 1804 г. он пытался для по¬
правки здоровья уехать из северной столицы. Тем не менее, это лето Охотников про¬
вел в Петербурге: 24 июля он был назначен полковым казначеем и принял дела от рот¬
мистра барона Унгерн-Штернберга, из чего следует, что он в то время находился на
службе19, 7 августа Охотников выдавал офицерам жалованье за летние месяцы20 (в ту
эпоху жалованье выдавалось «по третям», т.е. раз в 4 месяца).
Поскольку Елизавета родила 3 ноября 1806 г., стало быть, их роман перешел в но¬
вое качество никак не позже февраля того года. Перед тем были длительные разлуки.
Летом 1805 г. Охотников получил 4-месячный отпуск по болезни с 20 мая по 20 сентября,
уехал в воронежское имение и вернуться в срок не смог21. А вернувшись, на какое-то вре¬
мя ездил в действующую армию: 12 января 1806 г. он был командирован из Брест-Литов-
ска в Петербург для заготовок, 8 апреля в Минске принимал «сапожный товар строевым
чинам на 574 пары»22. В промежутках между этими делами и приступами болезни, кото¬
рая должна была прогрессировать, и поместилась их очень короткая любовь.
30 января 1807 г. Охотников умер. Осенью того же года умерла от чахотки Голицы-
на-Принчипесса. Малышка Лизанька, дочь Охотникова, признанная Александром,
прожила полтора года. Отношения императрицы с мужем оставались дружескими.
С началом войны 1812 г. Елизавета Алексеевна, прежде державшаяся в тени, проявила
себя как истинная императрица. Она отказалась уехать из Петербурга, поручала своим
фрейлинам как можно больше бывать в великосветских салонах и высказываться в
178
поддержку действий Александра I, занималась попечением о раненых и пленных.
В 1813 г. она вслед за мужем отправилась в Европу, смогла увидеться с баденской род¬
ней, была в Вене во время знаменитого конгресса, а затем вернулась в Петербург и сно¬
ва отошла в тень. С начала 1820-х гг. в ее отношениях с Александром стало появляться
все больше теплоты. Она была ласкова с его дочерью от Нарышкиной и выказала ему
глубокое сочувствие, когда та умерла от чахотки.
Здоровье Елизаветы Алексеевны постепенно слабело. Летом 1825 г. врачи объяви¬
ли, что она не перенесет зиму в Петербурге и посоветовали ехать на юг. Царственная
чета выбрала местом своей зимней резиденции Таганрог. Во время этой поездки их от¬
ношения резко изменились: они сблизились, и Александр стал необыкновенно внима¬
телен к жене. В октябре, отправившись в поездку по Крыму, император заболел и
19 ноября умер в Таганроге. Елизавета, сообщая об этом печальном событии Марии
Федоровне, написала: «Наш ангел на небесах». Она оставалась в Таганроге до весны
1826 г. и на обратном пути оттуда умерла в г. Белеве 4 мая, не успев повидаться с Ма¬
рией Федоровной, свидание с которой было назначено в Калуге. Осталось неизвест¬
ным, зачем императрица-мать спешила к ней навстречу и что они должны были ска¬
зать друг другу.
Существует легенда, что Елизавета Алексеевна, как и ее муж, инсценировала
смерть и закончила свои дни в отшельническом уединении.
Примечания
1 Александр I. «Сфинкс, не разгаданный до гроба...»: Каталог выставки. СПб., 2005. С. 324. Подлинники:
ГА РФ, ф. 728, on. 1, д. 385, л. 5, 8; д. 226, л. 179.
2 Цит. по:Исмаил-Заде Д.И. Императрица Елисавета Алексеевна. Единственный роман императри¬
цы. М., 2002. С. 99-100. Подлинник: ГА РФ, ф. 728, on. 1, д. 748, ч. 1. (см. также: Александр I. «Сфинкс, не
разгаданный до гроба...». С. 336).
3 Из записок графини Эдлинг, урожденной Стурдзы // Русский архив. 1887. Кн. 1.С. 418.
4См., напр.: Исмаил-Заде Д.И. Указ. соч. С. 79.
5 Цит. по: Исмаил-Заде Д.И. Указ соч. С. 101-103.
6 Там же. С. 93.
7 Там же. С. 93-98 (приведенные переводы французских цитат из писем Охотникова ошибочны и иска¬
жают прямой смысл фраз, свидетельствующих о его близости с Елизаветой).
8 Впервые этот текст был опубликован по-французски (т.е. на языке оригинала) С.Н. Икскюлем в жур¬
нале «Cahiers du monde russe» (Vol. XXXVI, fase. 3. Juillet-septembre 1995. P. 345-376). В русском переводе «сек¬
ретную главу» напечатала Д.И. Исмаил-Заде.
9 РГВИА, ф. 3545, оп. 4, д. 2070; ф. 26, оп. 1/152, д. 326.
10 ГА РФ, ф. 658, оп. 1, д. 5, л. 2-7, 22-34. Полная публикация текста дневника см.: Лямина Е.Э.,
Эдельман О.В. Дневник императрицы Елизаветы Алексеевны // Александр I. «Сфинкс, не разгаданный
до гроба...». С. 116-131.
11 Исключение составляет Е.П. Гречаная, определившая общий смысл дневника и использовавшая в сво¬
ей работе несколько цитат, но не уделившая ему специального внимания см.:Гречаная Е.П. Между мол¬
чанием и признанием: язык рукописей императрицы Елизаветы Алексеевны и ее женского окружения //
Языки рукописей. СПб., 2000. С. 74-76).
12 Так, 16 марта 1803 г. Елизавета записывает, что ей «так приятно было вновь увидеть» легкую коляску
Охотникова, которой он не мог пользоваться зимой. Из этого можно заключить, что интерес императрицы
к нему и его передвижениям по городу существовал уже как минимум осенью 1802 г.
13 Авторы публикации глубоко признательны Е.Е. Рычаловскому, без помощи которого расшифровка
немецких вкраплений была бы невозможна.
14 Уваров Федор Петрович - генерал-лейтенант, генерал-адъютант и шеф Кавалергардского полка.
Принадлежал к числу лиц, близких к Александру I.
15 Вероятно, это надпись, найденная Елизаветой Алексеевной на коре дерева.
16 Важно отметить, что сведения о том, что ревнивый Александр окружал жену шпионами и следил за
ней, восходят исключительно к той же версии вел. кн. Николая Михайловича, как и рассказ об убийце, по¬
досланном к Охотникову, и о ревности Константина Павловича к Елизавете. Никаких документов и никаких
свидетельств современников на это счет не существует.
17 По-видимому, это надпись, оставленная Охотниковым на дереве.
18 Вероятно, имеется в виду генерал-аудитор Семен Иванович Салагов.
19 РГВИА, ф. 3545, оп. 4, д. 2070, л. 19.
20 Там же, л. 21.
21 Там же, л. 17-18, 30-32.
22 Там же, л. 26-28.
179
Воспоминания
© 2007 г. Н.В. Щ Е Р Б А Н Ь*
ОТ РОМАНТИЗМА К РЕАЛИЗМУ
(воспоминания и раздумья о послевоенном поколении)
Формирование исторического самосознания - процесс сложный. На него влияют
как эпохальные, так и этапные явления. Как справедливо отмечал В. О. Ключевский,
разрушение старых идеалов и устоев жизни опережает складывание новых, так что не¬
сколько поколений бывает подчас вынуждено «прозябать и метаться в межеумочном,
сумрачном состоянии»1. Алгоритм этого процесса у моего поколения, вступившего в
сознательную жизнь в 1940-е гг. - это, как мне теперь видится, переход от романтизма
к реализму. Судьбы нашего поколения все больше интересуют современное общество,
и историки одними из первых уже попытались удовлетворить этот интерес2. В эту кол¬
лективную работу хотелось бы включиться и мне, тем более что я встречалась с людь¬
ми самых разных профессий - историками, экономистами, писателями, музыкантами,
химиками и могу в известной мере судить о том, как перемены в нашей стране, проис¬
ходившие во второй половине XX в., повлияли на настроения, мироощущение и взгля¬
ды тех, кто шел по жизни вместе со мной.
Я родилась, можно сказать, меж двух химических опытов. Однажды известный хи¬
мик Николай Дмитриевич Зелинский, придя в лабораторию органической химии МГУ,
спросил: «А где же маленькая?» (мама была маленького роста). Ему ответили: «А она
сегодня родила».« Как? Она же только вчера ставила опыт! К тому же разве она ждала
ребенка?». «А Вы скажите ей, и она тотчас появится», - отвечали ему. Всю жизнь мама
была предана своему любимому делу и работала без устали, написала кандидатскую и
докторскую диссертации, книги. Правда докторскую вместо нее защитил один шуст¬
рый «коллега», которому, уезжая в эвакуацию, мама оставила свой труд «на сохране¬
ние». На мамин вопрос: «Как Вы могли?», он спокойно ответил: «А кто знал, что Вы
вернетесь?».
Надышавшись «до» и «после» всякой гадости от органической химии, я твердо ре¬
шила, что химиком не стану , хотя более душевных людей, чем химики, я в жизни не
встречала. Зелинский был строг и одновременно очень добр. Меня он одаривал всяки¬
ми мелочами и интересовался, как идут занятия на скрипке в Гнесинском. Журналистов
очень интересовал секрет его здоровья и долголетия, и они на полном серьезе писали
всякие байки о черной икре и анчоусах. А секрет был прост: бабка-генеральша, учиты¬
вая слабое здоровье мальчика, всячески его закаляла - отправляла в ночное с кре¬
стьянскими детьми, ежедневно обливала холодной водой, заставляла до «белых мух»
носить носочки и т.д. Недавно на ТУ опять вытащили эти сказки о черной икре (види¬
мо, в рекламных целях). Пришлось звонить и заявлять протест. Извинились, но кто это
слышал?
Коллектив работал много и самозабвенно. Кафедра славилась на факультете и в
стране. Традиции продолжил преемник Зелинского Альфред Феликсович Платэ. Мне
запомнилось, как во время войны, в эвакуации он принял меня и бабушку и мы жили
двумя семьями в одной комнате. Его преемник Валерий Васильевич Лунин (сейчас он
академик, декан химического факультета МГУ) буквально «выбил» кооперативную
* Щербань Наталия Викторовна, кандидат исторических наук.
180
квартиру (тогда это было нелегко) для умиравшей от четвертого инфаркта мамы, про¬
длив ей этим жизнь на 11 лет. А во всем университете тон задавал ректор И.Г. Петров¬
ский. Когда его выбрали, он всем в университете пожимал руки. Студенты, заметив
это, стали подходить к нему по несколько раз. Его спросили, видит ли он это? И к чему
подобные рукопожатия? Петровский ответил: «Конечно, вижу. Но я не хочу, чтобы ду¬
мали, что я зазнался». Его отличали душевность, способность с участием выслушать
каждого и помочь; и твердость в отстаивании интересов МГУ «наверху». Он умер, так
же, как кн. С.Н. Трубецкой (ректор Московского университета в начале XX в.), после
конфликта с «вышестоящими инстанциями». Таким образом, долгие годы в универси¬
тете царил не авторитарный, а человеческий «дух»...
Мама тащила на себе груз семьи из четырех человек, так как отец был тяжело бо¬
лен (контузия после Гражданской войны, тропическая малярия с поражением цен¬
тральной нервной системы и инвалидностью 1-й группы после работы в Караганде).
Первый инфаркт у него случился в 1937 г. в связи с доносом в партийные органы о том,
что он взял на работу в концессию «Шпицберген-уголь» инженера Плисецкого (отца
балерины Майи Плисецкой), которого впоследствии расстреляли (а потом посмертно
реабилитировали). Инфаркт спас отца от репрессий, и он до смерти в 1953 г. от четвёр¬
того инфаркта жил с этим камнем на душе. В связи с этим хочу добрым словом вспом¬
нить Серго Орджоникидзе, который до конца жизни помогал нашей семье материаль¬
но и морально. Чистый и добрый был человек ...
Моя сознательная жизнь началась с войны. За день до ее начала мне «стукнуло»
11 лет. Что делали я и мои сверстники в Москве в военные годы? Мы дежурили на кры¬
шах, тушили зажигалки, ловили шпионов. Другие встали к станкам. За одного шпиона
нам в милиции сказали «спасибо», но всерьез или в шутку, - мы так и не поняли. Одна¬
жды я «сдала» в милицию очередного «шпиона». Худой иностранец плохо говорил по-
русски и приставал ко мне на улице с вопросом: «Где твой пап и где твой мам?». А мама
готовила тогда для фронта пенициллин, который ежедневно забирали наши лётчики,
и этот вопрос усилил мои подозрения. Дома я рассказала о случившемся, но отец насто¬
рожился: «Давай подробнее». Я нарисовала портрет незнакомца, и отец воскликнул:
«Это же Джерманетто!» (папин друг, итальянский журналист-антифашист, которому
по приказу Гитлера переломали все кости). Из милиции отец его вызволил, а надо мной
после этого долго смеялись. А еще мы собирали в поле колоски, и никому не приходи¬
ло в голову получать за это справки (откуда сейчас их столько появилось?).
Я училась в общеобразовательной и музыкальной школах и играла в госпиталях на
скрипке. И так как раненые были со всех концов страны, я на ходу подбирала их род¬
ные мотивы. Радовались они, радовалась и я, помогая превозмогать боль искалечен¬
ным войной людям. Но одного я никогда не забуду: у цыганки не было ни рук, ни ног,
видны были только ее жгучие черные глаза и длинные волосы ниже плеч. Соседки по
палате уговорили ее «сплясать», я подобрала мотив, и у нее все быстрее и быстрее, в
такт музыке задвигались плечи, а слезы катились градом. Соседки тоже ревели, и я
вместе с ними. Такого танца я больше никогда не видела.
А в эвакуации запомнилось, как для детей, особенно детей фронтовиков, мы два¬
жды в день в течение января месяца устраивали елки. Это был большой труд (нам всем
было не более 12). Было голодно и холодно. В Казани зимой 1942 г. стояли морозы до
-55°С, и у меня пострадали не только ноги, но и руки, что мешало моим занятиям на
скрипке. Но когда нас в госпиталях пытались подкормить сердобольные поварихи в на¬
граду за концерты, мы каждый раз гордо отказывались.
Так в лишениях и тревоге за близких на фронте прошли долгие 4 года. Следующее
яркое воспоминание относится к весне 1945 г. Нас, пионерский актив Москвы, собрали
у городского Дома пионеров на ул. Стопани. Ждем начальства. Появляется высокий,
стройный юноша. Опираясь на палку, прихрамывая, выходит на середину. Его пред¬
ставляют: «Это старший пионервожатый вашего лагеря, Валентин Акур. Он воевал.
Ваш лагерь (700 человек) поплывет на трех пароходах по маршруту Москва - Астра¬
хань - Москва. Будем учить вас вести пионерскую работу в школе». Приглядевшись к
181
Валентину, мы увидели, как он изранен - лицо, руки, ноги... Но за все время вплоть до
смерти - ни слова жалобы! Уже позднее я поняла, что главную свою миссию он видел
в том, чтобы помочь нам найти свое место в жизни. Сам он в 16 лет добровольцем
ушел на фронт, а там люди быстро взрослели.
Запомнились разговоры на пароходе с Валентином об истории. Запомнилось и по¬
сещение Сталинграда, особенно надпись кровью на доме сержанта Павлова: «Слушай,
Мать-Родина! Здесь насмерть сражались бойцы гвардии генерала Родимцева». На пло¬
щади Павших не было домов, а только остатки стен да пустые глазницы окон. Были
мы и на тракторном заводе, под огнем фашистов выпускавшем танки, которые шли
прямо в бой. Не забыть мне и нашей клятвы около могилы Рубена Ибаррури в том, что
куда бы мы не попали, нас не увидят среди отступающих... Так следы войны навсегда
вошли в наши детские души. Позднее об этом говорил Ролан Быков в кинофильме
«Здравствуй, это я!» (он тоже плавал с нами).
В лагере мы изучали историю пионерского и комсомольского движения, сдавали
зачеты по азбуке Морзе, организации массовых мероприятий (песни, игры, аттракци¬
оны, физкультурные парады, походы). Зав. кабинетом пионерской работы Москов¬
ского дома пионеров консультировал нас по конкретным вопросам, в частности, об¬
суждались возможные конфликтные ситуации и пути выхода из них. Нас учили соче¬
тать «я» и «мы». Работали и разные кружки: литературный, художественного чтения
и др. А по приезде в Москву в Доме пионеров мы обсуждали роман А. Фадеева «Моло¬
дая гвардия», отклики на него в печати и определяли свое отношение к роману.
В 1947 г. я перешла в 10 класс, и врачи, обнаружив, что у меня не в порядке щито¬
видка, посоветовали ехать на Рижское взморье. Мы с мамой взяли путевки в санаторий
«Дуболты» в Латвии. Увы, отдыха не получилось. Днем на улицах на вопросы: «Как
пройти?» мы слышали одно: «Не сопрот» («Не понимаю»). Мама сносно говорила по-
немецки, и это нам помогало. У универмага в Майори, наблюдая, как русские туристы
«сражались» за привезенные из Германии фигурки собачек, рослая продавщица, скре¬
стив руки на груди, с презрением говорила: «Полюбуйтесь, русская публика пришла!».
А в ответ на вопрос: «Почему в таком комарином краю нет ничего от комаров?», я по¬
лучила: «А нас они не кусают!». Но особенно потряс меня еще один эпизод. На пляже
в Дуболтах вытащили из воды утонувшего русского, приехавшего из Риги навестить
дочку в детском саду. Вокруг толпой стояли местные жители и нас туда не пускали. Я с
трудом пробилась и пыталась делать искусственное дыхание, но это не помогло. Тогда
я попросила: «Позовите скорее, пожалуйста, врача из санатория!». Какая-то женщина
сказала что-то по-латышски девочке, и та, лениво черпая носками песок, медленно по¬
шла за врачом. Когда же тот пришёл, было уже поздно. Человек погиб.
По вечерам в мезонинах дач горели фонарики. Звучала немецкая музыка: пленные
немцы в кителях со споротыми погонами танцевали с местными девушками. По пу¬
стым улицам пролетали грузовики, набитые вооруженными «зелеными братьями»
(«айсоргами»), и часто была слышна автоматная дробь. Один отдыхавший моряк рас¬
сказывал, что видел, как при отступлении советских войск местные жители выхваты¬
вали оружие у немцев и сами расстреливали русских детей. Но бывало и другое. В г. Ха-
апсалу (Эстония), когда я тащила чемодан на вокзал, ко мне подбежала старушка:
«Моя дочь учится в Москве, в институте. Давай, помогу нести!». Я: «Что Вы, я же мо¬
лодая, дойду!». А она: «Давай, давай, все мы люди, должны помогать друг другу!». Фак¬
ты учили неоднозначности оценок.
Окончив школу, я растерялась. Медаль открывала возможности для выбора буду¬
щей профессии. Философский и филологический факультеты МГУ показались мне чу¬
жими. Зато на историческом (он тогда находился на ул. Герцена (теперь - Никитской) 5...
Поднявшись по железной лестнице (потом шутливо пели: «Я иду на факультет, лест¬
ница железная, и кому я здесь нужна, такая бесполезная!»), я вдруг очутилась в толпе
студентов. На столе стояла, как выяснилось, любимица факультета Фрида Ацамба.
Все азартно спорили о том, будет ли революция в Индии. Я решила: «Это мое!» (хотя
об Индии толком ничего не знала). И это первое впечатление не выветрили ни компа¬
182
ния «по борьбе с космополитизмом», ни искусственные разборки с «инакомыслящи¬
ми».
Несколько охладило мой энтузиазм собеседование. Вопросы задавались с «потол¬
ка» и с явным стремлением «подловить» абитуриента. Я не запомнила всех (специфи¬
ческий экзамен длился более часа), но те вопросы, на которые не ответила, врезались
в память: 1. «Вы читали труды классиков марксизма-ленинизма? - Да. - Не по програм¬
ме? - Да. - Например, Энгельса? - «Диалектику природы» - Очень хорошо. В каком
веке был изобретён такой-то молоток (это указано в приложениях, в таблице)? Отве¬
та, естественно, нет. 2. «Кто входил в состав правительств Англии и Франции, когда
был признан Даладье?» (Кем, когда он был признан?) Молчу. Потом, уже поступив в
МГУ, в перерыве между лекциями я задала этому же преподавателю тот самый вопрос,
и между нами состоялся следующий диалог: «А когда он был признан? - Вы сами меня
так спросили. - Ах, я, склеротик, хотел сказать "признан СССР" и поторопился сам от¬
ветить, что это был Даладье!». Вот так - у него склероз, а у меня... И еще вопрос на
выяснение «уровня культуры»: «Как Вам нравится 9-я симфония Чайковского?» И мой
ответ: «Профессор, у меня музыкальное образование. Чайковский написал 6 симфо¬
ний».
Ну, и что выясняли такие вопросы? Недавно я в архиве читала перечень вопросов,
которые задавал абитуриентам В.О. Ключевский. Они выявляли необходимые основы
знаний, а главное - способность думать и делать выводы: о причинах падения Киевской
Руси и возвышения Москвы, о судьбе Новгорода Великого, о влиянии русской природы
на характер русских и ход русской истории и т.п. Похоже, что в этом деле истфак МГУ
в середине XX в. отстал от века Х1Х-го.
Так или иначе, летом 1948 г. я была принята в число студентов МГУ. Но прежде чем
говорить о том, как мы тогда учились, нужно сказать несколько слов о тогдашней об¬
становке в стране, о том, в каких условиях мы жили. Как известно, послевоенная раз¬
руха сопровождалась порой голодом. Студенты с периферии ощущали это особенно
остро и часто возили продукты из Москвы домой. Но здесь, кроме объективных при¬
чин, налицо был и просчет в политике правительства. Курс на восстановление эконо¬
мики за счет села был ошибочным и тупиковым: деревня и так пострадала от войны
больше всех. Исторический опыт показал: нужно было проводить политику типа нэпа,
экономически стимулируя труд сельского труженика (так, кстати, поступили послево¬
енные ФРГ и Япония, пережившие затем «экономическое чудо»). Мы же действовали
как раз наоборот и получили неслыханные трудности. Жесткое закрепление крестьян
на земле (вопреки Конституции СССР они не имели паспортов) и карательные меры
по отношению к прогульщикам давали обратные результаты. Наши наблюдения во
время сельхозработы летом в деревне контрастировали со статьями в печати о благо¬
получии на селе. Все это мы обсуждали на курсе, но, разумеется не в широкой аудито¬
рии. Однако закон был непререкаем.
Шла проверка Победой. Мало было ее одержать, ее надо было закрепить в мирное
время, в совершенно иных условиях и новыми методами, ибо методы «военного ком¬
мунизма» давали обратные результаты. Нас спасали достижения плановой экономики,
мощный военно-промышленный потенциал и послевоенный демографический бум.
Но жили мы, прямо скажем, трудно и по нынешним меркам бедно, о чем убедительно
свидетельствовали питание, одежда и жилищные условия моих товарищей-студентов.
Стипендия составляла 290 руб. в месяц (у отличников она была на 25% больше), при¬
чем троечники ее вовсе не получали. Конечно, стипендии не хватало, и приходилось
прибегать к помощи родителей и родных, но не будем забывать и другое: проезд в мет¬
ро стоил 5 коп., а за место в общежитии брали лишь 3 руб. в месяц.
Что же касается социально-политической сферы, то историки, в первую очередь
А. Тойнби, справедливо отмечали, что на протяжении четырех или пяти тысячелетий
военизация общественной жизни вела, как правило, к надломам цивилизации и задерж¬
ке социального роста3. Думается, что наша страна, победившая в такой великой войне,
183
не составила здесь исключения. И разделение культурного, политического и экономи¬
ческого элементов стало предвестником развивающейся болезни советской системы.
Годы моей учебы в МГУ совпали с апогеем культа личности Сталина, холодной
войны и кампании по борьбе с космополитизмом. Обо всем этом уже немало написано.
Скажу о другом - о ситуации в сфере культуры, к ценностям которой студенты моего
поколения тянулись особенно сильно. Было бы неправильно утверждать, что «холод¬
ная война» и «железный занавес» между Востоком и Западом превратили нашу страну
в совершенно отрезанную от мировой культуры крепость. Поскольку мне особенно
близка сфера музыкального искусства, хочу напомнить о многочисленных междуна¬
родных конкурсах музыкантов-исполнителей, где наши талантливые соотечественни¬
ки достойно и с большим успехом представляли советскую музыкальную школу. Знали
мы и наиболее выдающихся современных западных композиторов и музыкантов. Не¬
обычайно популярно было тогда кино - самое массовое и общедоступное зрелище тех
лет, которое, несмотря на свою строгую идеологическую заданность и нарочитый пу¬
ританизм, учило нас жить, работать, любить. Большой популярностью пользовались
яркие и вместе с тем будившие мысль исторические фильмы, например «Иван Гроз¬
ный» или «Петр Первый». С удовольствием приобщались мы и к культуре стран на¬
родной демократии - Чехословакии, Польши, Венгрии, Албании, Болгарии, студенты
из которых учились вместе с нами. Одним словом, все было сложно и неоднозначно, а
если добавить к этому, что молодость, дружба и любовь прибавляли нам сил и опти¬
мизма, то станет ясно, что свои студенческие годы я и мои товарищи до сих пор вспо¬
минаем добрым словом.
Состав нашего курса в чем-то был мини-копией всего советского общества того
времени: были и активисты - убежденные комсомольцы, и фронтовики, и равнодуш¬
ные молчуны, и фрондеры. Но была и специфика, связанная с особенностями времени
и профессии. Поскольку история была крайне идеологизированной наукой и находи¬
лась ближе к власти, на курсе было больше детей высокопоставленных родителей и
бывших фронтовиков. И в то же время я согласна с теми, кто утверждает, что главное
в годы учебы это среда общения, трудовые и нравственные нормы, которые царили на
историческом факультете МГУ. Они были неоднозначными: с одной стороны, роман¬
тизм и творческий поиск, а с другой - стремление утвердить единомыслие и не допус¬
кать выхода «за рамки». Так, например, один шутливый выкрик студента-бывшего
фронтовика «Демократия погибает!» повлек за собой серию «проработок» на всех
курсах. Бедный студент стоял на кафедре красный, как рак, и буквально клеймил себя
за этот «срыв».
Адаптация к вузу проходила непросто. Фронтовикам порой бывало нелегко (сказы¬
вался большой перерыв в учебе, да и материально им жилось тяжело, особенно в об¬
щежитии). Мы же, недавние школьники, несмотря на свежую память, не имели навы¬
ков самостоятельной работы и зачастую терялись перед обилием свободного времени.
Да и психологически мы очень разнились: фронтовиков смешила наша наивность, а
нас смущали их суровость и опыт, причем не всегда безобидные. В чем-то они были
близки к психологии «военного коммунизма». Например, поскольку я часто волнова¬
лась на экзаменах, в группе на партийно-комсомольском собрании меня клеймили за
«небольшевистское» поведение в духе: «А если б ты везла патроны?». Я «спасалась» в
Доме-музее А.Н. Скрябина, директором которого была его внучатая племянница - ми¬
лейшая старушка. Она встречала меня с улыбкой, вешала мое пальто на вешалку ве¬
ликого композитора и как-то по-домашнему спрашивала: «Кого мы сегодня слуша¬
ем?» (у нее были записи в исполнении Скрябина, Софроницкого и других пианистов).
Я садилась в скрябинское кресло, из которого уже вылезали пружины, брала ноты и
погружалась в мир музыки. А напротив за окном небо из голубого постепенно стано¬
вилось лиловым и наконец чёрным...
Со временем мы обрели вкус к многочасовой работе в библиотеке. Примером нам
служило усердие фронтовиков. Главным при изучении истории было обсуждение су¬
деб мира и нашей страны. И сразу была взята высокая и очень достойная планка. Мы
184
гордились тем, что лекции нам читали крупные ученые, авторы известных моногра¬
фий и учебников (например, профессор В.И. Авдиев) и даже лауреаты различных пре¬
мий (например, профессор А.В. Арциховский). Это придавало какую-то особую значи¬
мость нашим занятиям, настраивало на серьезную работу.
На нас обрушился огромный поток информации. Но были такие «маяки», которые по¬
могали ее осмысливать. Никогда не забыть преподавателя политэкономии А. А. Шлихте-
ра, который при нас защищал кандидатскую диссертацию об электрификации СССР,
не скрывая всех ее трудностей и недостатков. В ответ на обвинения в «очернительстве»
он предложил целую программу их преодоления, которая вызвала энтузиазм всего за¬
ла. Это была настоящая защита! Незабываем его такт на семинарах: если студент «зави¬
рался», Шлихтер не ругал его, а только расстраивался, а ругали его мы сами, студенты.
Профессор Петр Андреевич Зайончковский приобщал нас к историческим источ¬
никам и достижениям культуры. Для этого он водил студентов в рукописный отдел
Библиотеки им. Ленина, где мы читали «Колокол», «Искру» и другие газеты и журна¬
лы. Зайончковский не допускал к экзаменам тех, кто не изучал истории основных ар¬
хитектурных памятников Москвы. Спасибо ему за это! Хотя мне лично претили его
снобизм, пренебрежение к студентам «из простых». У нас на курсе, например, училась
И. Петрова, которая приехала из северной глубинки. Во время войны она под бомбеж¬
ками чинила провода в Москве. Зайончковский третировал ее за «негладкую» речь,
так что однажды я не выдержала и сказала: «Знаете, Петр Андреевич, вернись время
назад, Вы секли бы крепостных». Надо отдать ему должное: он оставил мою нахаль¬
ную реплику без ответа.
Любовь к первоисточникам нам прививала и доцент С.И. Антонова. Ее скрупулез¬
ность в общении с документами вызывала всеобщее уважение. Но иногда мы потеша¬
лись. Профессор А.Г. Бокщанин в лекциях о Древнем Риме не упускал случая «ляг¬
нуть» от имени московского дворянства петербургское. Говоря об императоре Нероне,
который утопил свою мать, прорубив дыру в палубе корабля, лектор стучал толстой
палкой о пол, приговаривая: «И мамаша пошла на дно!». Профессор И.А. Белкин на
своих лекциях часто забывал слова и получалось так: «Бисмарк э-э-э. - Зал: Что? -
Белкин: оседлал. - Зал: Кого? (следуют разные предположения). - Белкин: Старушку
Европу. - Зал: И что? - Белкин: И погнал ее вскачь». Профессор М.О. Косвен читал
лекции о древнем мире «по убывающей»: голос угасал и в конце фразы мы ничего не
слышали.
Но это юмор, без которого не бывает серьезного. А серьезным был поиск методов
анализа истории. Этим занимались и преподаватели, и думающие студенты. Учились
мы у старшекурсников. Общим кумиром был Костя Тарновский. Последней его меч¬
той (к сожалению, не сбывшейся) было создание комплексного труда о России 1905-
1907 гг. (экономика, социальная жизнь, политика, национальные отношения, культу¬
ра). Приобщившись к трудам Ключевского, я поняла, что мечтой всех выдающихся ис¬
ториков было осветить в синтезе все сферы жизни - природную, общественную и лич¬
ностную, а не только социально-политическую, хотя за такой подход приходилось не
раз сражаться.
Как мы учились? В чем-то продолжались традиции дореволюционной России («нас
учили верить, но не мыслить», как говорил Ключевский). Эта тенденция действовала
и в условиях царизма (пока слова и дела так разошлись, что вызвали социальный
взрыв), и в советское время (кончилось тем же). И сегодня мы слышим призывы к то¬
му, чтобы верить сказанному «свыше»...
Однако уже в 1945-1953 гг. обилие идейно-политических кампаний («дело врачей»,
против космополитизма, вейсманизма-морганизма, «формализма» в литературе, живо¬
писи, театре и т.д.) не было просто превентивной мерой. Оно свидетельствовало и о
том, что росло число людей, которых не удовлетворяли подкрепленные цитатами по¬
стулаты и одномерность мышления. Но порой бывало невесело. Характерно, что ярче
всего «закодированность» проявлялась у историков СССР и КПСС. Не говоря уже о
таких одиозных высказываниях профессора Савинченко, как: «Каждый, кто владеет
185
иностранным языком, - потенциальный шпион», было и стремление найти врага более
«цивилизованным» способом. Труднее всего приходилось студентам и аспирантам с ра¬
нимой нервной системой. Так в «осужденной», а на мой взгляд, новаторской диссерта¬
ции аспиранта Василия Олишевского (он применил исторический подход к понятию
«народ» и считал, что в трудные, острые времена, например в годы войны, это понятие
расширялось и в него входили все слои населения, защищавшие страну), на кафедре в
этом усмотрели «размывание классового подхода». И Вася попал в капкан: с кафедры
не уйти (он был в целевой аспирантуре) и защитить диссертацию тоже невозможно.
А тут родился второй ребенок, и нечем стало кормить семью. Дело кончилось траге¬
дией: Олишевский покончил с собой. Потом некоторые преподаватели кафедры соби¬
рали деньги, чтобы прокормить его жену и двоих детей...
Перефразируя Гете, можно сказать: «Произведения науки уничтожают, когда про¬
падает смысл науки». Драма ученого начинается в тот момент, когда его взгляды пере¬
стают совпадать с общепринятыми. За удовольствие быть первым приходится платить
дорого, даже собственной жизнью. Позже нападки вызывала книга моего однокурсни¬
ка Бориса Лопухова «Фашизм и рабочее движение в Италии» (1968): «Как это можно, -
идеи фашизма в рабочем движении?», - говорили о ней. Оказывается не только можно,
но и нужно было изучать ту почву в сознании масс, которая подчас приводит к фашист¬
ским рецидивам.
Большинство студентов устраивало усвоение содержавшегося в учебниках. Но кто-
то (небольшая часть) уже чувствовал, что с помощью только пятичленного деления ис¬
тории на формации нельзя понять ее сложного хода во всей полноте. Им было мало по¬
литического «стержня»: к стволу дерева хотелось добавить веток и листьев, чтобы де¬
рево жизни не выглядело голым и слишком прямым при всех изгибах исторического
процесса. Не случайно на факультете возникали дискуссии, например об «азиатском
способе производства».
В чем-то люди нашего поколения предвосхитили время, когда уже нельзя было
только комментировать происходящее. Появилась неодолимая потребность взглянуть
на нашу историю не только с «фасада», но и на то, что за ним было скрыто. Так мы
обсуждали вопросы, которые не освещались в ходе учебного процесса: «Почему отда¬
ется предпочтение сталинскому определению нации (а, б, в, г - как в семинарии), тогда
как ленинское обосновано исторически и логически?»; «Почему в 30-е гг. в партийных
постановлениях "съеживалась" их констатирующая часть (обоснование решения), а
постановляющая представала как указующий "перст Божий"?»; «Почему Сталин пред¬
лагал "отбросить нэп к черту", хотя это была политика построения социализма, рас¬
считанная на долгие годы?» и т.д. Спорили яростно, забывая обо всем вокруг.
Мне особенно «повезло» на руководителей. На консультациях по дипломной рабо¬
те мой профессор махал руками: «Выбрасывайте все, что неясно! Вы занимаетесь те¬
мой и не знаете ответа, так чего же Вы от меня хотите?». На защите он потешал ауди¬
торию: «Даже при беглом (!) чтении работы можно понять, как потрудилась дипломница».
А научный руководитель по диссертации вообще потеряла мою работу: «Наташенька, на¬
пишите отзыв сами. Вы же читали свою диссертацию». Эти люди вели безмятежную
жизнь и не хотели тратить «лишние» силы. Правда, при этом нашлись энтузиасты и
прочитали мою работу, а то неизвестно, как сложилась бы моя жизнь... На защите дис¬
сертации мои оппоненты спорили друг с другом: один утверждал, что Ленина я цитиро¬
вала мало, а другой - наоборот.
Тем не менее на факультете были и преподаватели (на разных кафедрах), к кото¬
рым мы ходили советоваться, «набираться ума». Это Е.Н. Городецкий, Н.Е. Застенкер,
С.Д. Сказкин, Э.Б. Генкина и др. Их отличали не только глубокие знания, но и острый
ум и оригинальность мышления. Это были личности, и они очень внимательно относи¬
лись к личности студента. Истфак имел свои творческие школы, и они, бесспорно, ока¬
зывали на нас влияние. Достаточно сравнить истфак с новым тогда факультетом жур¬
налистики, где, в частности, вполне объяснимое на первых порах отсутствие таких
школ вызывало в 1960-е гг. недовольство и даже гнев у студентов...
186
Наш коллектив жил разносторонней жизнью. Мы ходили в турпоходы, ездили ра¬
ботать в колхоз, бывали в‘экспедициях, изучали историю заводов, например Сталин¬
градского тракторного, и т.д. Уже к концу 1 курса стали вырисовываться таланты.
Среди них были Андрей Авдулов, который позднее окончил еще технический вуз и
стал директором крупного завода, а Слава Смирнов (сегодня профессор истфака), вы¬
пускавший тогда умную стенгазету, Леня Милов (ныне академик, зав. кафедрой истфа¬
ка МГУ) и др.
Нас частенько разыгрывали старшекурсники. «Романист» от истории Натан Эй¬
дельман подбил нас купить в подарок «латинисту» подстаканник (учитывая, что его
день рождения совпадал с днем экзамена). Мы, конечно, купили и получили в ответ...
ярость преподавателя, да еще какую! Пришел Натан: «Ну что, купили? Подстаканник?
Поздравляю, это у него 15-й!..». Любовь к розыгрышам, парадоксам, сохранилась у не¬
го и в зрелые годы, когда он уже был автором многих исторических трудов. Выступая
на вечерах в общежитиях студентов МГУ о декабристах, он бросал без комментариев
пушкинские строки: «К чему стадам дары свободы? Их надо резать или стричь». Бу¬
дучи маститым писателем и «перекопав» секретные архивы самодержавия, Эйдельман
в шутливой форме предложил читателям «дуэль с царем». Сохраняя стиль того време¬
ни, он описал даже предполагаемую «схватку» вольнодумца и самодержца. Первый
подчеркивал неспособность властителя владеть умами людей и смеялся, в частности,
над тем, что «народ российский должен благодарить правительство за все, что имеет,
как благодарят великодушного разбойника, который мог отобрать даже исподнее, но
раздумал»4. А Леня Милов пришел на курс из ансамбля Игоря Моисеева и учил маль¬
чишек танцевать веселый танец «Кинто» (нечто вроде «Сиртаки» или «Летки-Иень-
ки»). Когда недавно на одной из встреч выпускников курса наши «мальчики» решили
«тряхнуть стариной», получился юмор совсем другого рода: схватились кто за сердце,
кто за поясницу, а кому-то просто мешал живот...
Нас на курсе было более 250. Из-за этого при распределении возникли проблемы
(некоторым, например, предлагали преподавать географию на украинском языке).
Мне и некоторым другим комсомольцам поступить в аспирантуру... экономического
факультета, но я отказалась, сочтя это предложение несерьезным. Позже убедилась, что
была права. Однако даже подобные издержки в распределении отнюдь не доказывали
преимуществ «свободного» поиска работы, когда все решают не светлая голова и зна¬
ния, а острые локти, цепкость и деньги.
Как и всех окончивших вуз, мое вступление в трудовую жизнь стимулировало пере¬
ход от романтизма к реализму. Я была оставлена в МГУ, проработала 7 лет на факуль¬
тете журналистики, а затем вернулась в лоно истории. Очень помог прозрению «двой¬
ной стандарт», расхождение между словами и делами, которое мы наблюдали повсе¬
местно. Когда в 1960 г. я снова занялась изучением истории (заведовала кабинетом,
преподавала и после сдачи кандидатского минимума поступила в аспирантуру), меня
очень заинтересовала зарубежная историография нэпа. Последний я до сих пор считаю
«золотым веком» советской истории, и не потому, что тогда были нэпманы, а потому,
что в те годы накапливался опыт руководства страной со смешанной экономикой.
Этот опыт использовался в США («Новый курс» Рузвельта), послевоенной Германии
и Японии, а сегодня в Китае. Изучение зарубежной литературы подвигло меня к выяс¬
нению общего и особенного в политике государств с разным общественным строем.
В дальнейшем, в начале так называемой «перестройки» в СССР в середине 1980-х гг.
это помогло увидеть те подводные камни, о которые споткнулась еще в 1930-е гг. ры¬
ночная экономика Запада (отлучение государства от управления и установление моно¬
полии рынка, резкое социальное расслоение, криминализация общества и т.д.). В связи
с проблемой взаимоотношений государства и рыночной экономики, снова остро встав¬
шей в наши дни, невольно приходят на память слова крупнейшего английского ученого
с мировым именем, профессора Кэмбриджского университета Э.Х. Карра, заметивше¬
го однажды в шутку, что государство и рынок должны соотноситься как голова и хвост
у собаки: голова не должна позволять хвосту вертеться, как ему заблагорассудится.
187
По-моему, полезно было бы помнить это сегодня и некоторым нашим современным
«рыночникам».
Знакомство с зарубежной историографией было очень полезно для меня: оно помо¬
гало расширять научный кругозор, овладевать сложным искусством научной полеми¬
ки. Интересным оказался и подход западных ученых-объективистов к истории, по¬
скольку они стремились разработать ее философские основы. Никогда не занимаясь
поиском идеологических «ведьм», я реагировала на те искажения нашей истории, ко¬
торые встречались в западных работах, строго различая при этом фальсификацию ис¬
тории и ее правдивое освещение.
Защита в 1970 г. кандидатской диссертации позволила мне перейти на работу в Ин¬
ститут повышения квалификации преподавателей общественных наук при МГУ
(сегодня - ИППК.) Институт ставил своей целью через каждые 5 лет в течение 5 меся¬
цев повышать научную и методическую квалификацию вузовских преподавателей из
разных городов страны, а также из стран Восточной Европы и Азии. Кроме того, Ин¬
ститут оказывал своим слушателям помощь в подготовке кандидатских и докторских
диссертаций и организации их защиты. Состав слушателей был крайне неоднороден: к
нам приезжали зав. кафедрами, профессора и доценты, а с другой стороны - молодежь
и пожилые преподаватели без ученой степени. Я была на кафедре истории самой мо¬
лодой, хотя имела уже 10-летний опыт преподавательской работы в МГУ. Естествен¬
но, я сразу же с большой охотой взялась за подготовку спецкурса по зарубежной исто¬
риографии отечественной истории, который затем читала до 1996 г. Сначала его осно¬
ву составляли материалы моей кандидатской диссертации, но очень скоро я
значительно расширила тематику своих лекций, привлекая для этого новую зарубеж¬
ную литературу из фондов московских и иностранных библиотек, касавшуюся, кстати
говоря, самых разных периодов отечественной истории. Эти книги и статьи на англий¬
ском, немецком и отчасти французском языках для огромного большинства слушате¬
лей были в то время просто недоступны. Понятен поэтому тот интерес, который они
проявляли к моим занятиям, что было тогда для меня высшей наградой. Знакомство с
зарубежной историографией как бы открывало для слушателей, в массе своей слабо
знавших иностранные языки, окно в другой научный мир с его совершенно иными под¬
ходами к уже давно ставшим для русской и советской историографии традиционным
сюжетам, а часто и совсем непривычной для нас, но очень интересной проблематикой.
Здесь можно было многое критиковать, но и многому поучиться. При этом я постоян¬
но выходила за рамки обязательной в то время критики «буржуазных фальсификато¬
ров истории», строго отделяя идеологизированные и политизированные работы, напи¬
санные в соответствии с духом холодной войны, и работы историков-объективистов.
В итоге интересно было работать и мне самой, и моим слушателям. Мне довелось в нем
работать 20 лет в качестве ученого секретаря института.
Поставив перед собой задачу постоянно наращивать научный потенциал в избран¬
ной мною области исторического знания, я завязала прочные связи с Институтом исто¬
рии СССР АН СССР. Среди его сотрудников было тогда немало ярких, выдающихся
ученых, известных далеко за пределами нашей страны. Кроме того, на базе Института
истории проходили многочисленные всесоюзные и международные конференции по
отечественной истории, участие в которых стало для меня поистине бесценной профес¬
сиональной школой.
Я словно попала в новый, яркий, праздничный мир, и только спустя несколько лет
на смену эмоциям пришли трезвые размышления. В чем заключаются отличительные
черты работы академических институтов? Очевидно они обусловлены различием
между изучением и обучением истории. В Академии наук люди не зависят от учебного
плана и уровня подготовки студентов, их психологических и возрастных особенностей.
Отсюда больше самостоятельности в выборе тем исследований, больше возможностей
для самоутверждения, больше раскованности, больше времени для движения вперед, а
значит, больше вероятности появления научных «звезд» и связанных с ними новых на¬
правлений. Как говорил Ф. Ницше, величие - это способность «задать направление»,
188
«найти новое в старом» и увидеть их связь. При этом здесь есть как бы две стороны -
внешняя и внутренняя. Вцешняя - это «вызов времени», объективная потребность в
изучении той или иной темы, обусловленная развитием общества. Характерно, что
наиболее значительные прорывы в исторической науке были связаны с «болевыми
точками» в развитии страны, например с судьбами российского крестьянства (отсюда
новаторские труды Ю.А. Полякова, В.П. Данилова, В.П. Дмитренко, Л.В. Милова).
Другая проблема - «Россия на рубеже Х1Х-ХХ веков в предверии революции». О ней
писали П.В. Волобуев, В.И. Бовыкин, К.Н. Тарновский, И.Ф. Гиндин, И.Д. Ковальчен-
ко, С.В. Тютюкин, Ю.И. Кирьянов и др., хотя многие проблемы, в частности история
национальных отношений, на мой взгляд, в силу их особой остроты так и не получили
надлежащего решения и остались на уровне дискуссий.
Другая сторона, внутренняя - это состояние академических кадров. В дни, когда на¬
ше поколение только вступало в большую науку, нам крупно повезло. В Институте ис¬
тории СССР АН СССР работала целая плеяда блестящих ученых, умевших глубоко и
ярко освещать исторический процесс. Как говорил в свое время В.О. Ключевский о
своем учителе С.М. Соловьеве, - это умение писать «яркие строки на освещенном из¬
нутри фонаре», причем все это делалось не экспромтом, а было результатом громад¬
ного упорного труда. Так можно было сказать о выступлениях и публикациях
М.В. Нечкиной, М.Я. Гефтера, К.Н. Тарновского. К сожалению, многие из этих «фо¬
нарей» даже не фиксировались на бумаге, уходя, так сказать, «в воздух».
На мой взгляд, особое место занимали выступления Ю.А. Полякова, собиравшие
всегда полную аудиторию. А его книга «Переход к нэпу и советское крестьянство» (М.,
1967), по-моему, явно недооценена нашими современниками, тогда как зарубежные ис¬
торики-объективисты сразу отметили ее фундаментальность и, прежде всего, научную
самостоятельность, независимость и честность автора. Юрий Александрович не стес¬
нялся говорить в ней о негативных явлениях в политике по отношению к крестьянству,
например о проведении нэпа старыми методами «военного коммунизма». Так впервые
в истории Советской России была проиллюстрирована закономерность, свойственная
российским реформам вообще, (новое старыми силами и методами), в том числе и пет¬
ровским (а, может быть, и всем реформам в мире?).
Приведу хотя бы несколько примеров «академического мышления», нашедшего
отражение в своеобразных максимах некоторых выдающихся сотрудников Института
истории СССР: «Правда истории - обязательная составная часть духовного здоровья
общества» (Ю.А. Поляков)5. «Память - одно из самых удивительных свойств человека.
Не идиллическое, скорее — арена сражения, где схватываются забытье и воспомина¬
ние» (М.Я. Гефтер)6. «Нужно идти в ногу со временем, но не быть рабом времени»
(Ю.А. Поляков)7. «Революция путем насилия отрицает прежнее насилие над народом»
(Ю.А. Поляков)8. «История всегда имеет человеческое лицо. За всеми крутыми пово¬
ротами судьбы стояли конкретные люди со своими насущными жизненными интереса¬
ми, радостями и потерями, взлетами и падениями» (В.П. Дмитренко)9. «Исторические
эпохи - это и художественные эпохи, со своими характеристиками, рожденными вре¬
менем и время отражающими, в том числе и музыкальными. По-моему, нельзя себе
представить звучание предреволюционной эпохи нашей истории без музыки Скряби¬
на» (К.Н. Тарновский)10. «В последнее десятилетие века к привилегии власти добавилась
привилегия денег» (Ю.А. Поляков)11. «С 1987 г... неразумные сенсации стали привлекать
внимание куда больше, чем попытки разумного объяснения событий»12. «Фигура умолча¬
ния стала слишком заметной фигурой в трудах историков» (Ю.А. Поляков)13. «Моя на¬
дежда - поколение, свободное от страха и от жажды мщения заблудившимся предкам»
(М.Я. Гефтер)14.
Но были в практике работы ученых академических институтов и свои издержки: их
изолированность друг от друга, которая лишь отчасти преодолевалась с помощью жур¬
нальных публикаций, коллективных трудов и конференций; узкая специализация и
мелкотемье, рождавшие подчас научные тупики (свойственные, правда, каждой науке,
а не только истории); излишняя амбициозность и инертность в постановке новых ис¬
189
следовательских проблем; замедленные темпы работы, далеко не всегда компенсиро¬
вавшиеся ее высоким качеством и т.д.
Вечный парадокс состоит в необходимости учета двух противоположных условий
существования науки - ее независимости от власти при необходимости обязательной
поддержки ее той же самой властью. Видимо, здесь необходим поиск некой равнодей¬
ствующей, той «золотой середины» во взаимоотношениях этих двух противоположных
тенденций, которая может уберечь академическую гуманитарную, в частности истори¬
ческую, науку от застоя и сервильности, ярко проявившихся в 1930-е - 1970-е гг. В на¬
ши дни, когда принято принципиальное решение о превращении РАН в государствен¬
ный институт, этот вопрос приобретает особую остроту, поскольку для исторической
науки очень опасно превращение в простую «служанку власти», живущую только ее
заказами и милостями. Советский период показал всю пагубность подобной ситуации
и для науки, и для самой власти.
Очень остро стоит в академической среде и вопрос о преодолении стереотипов ста¬
рого научного мышления (вузовские преподаватели страдают от этого не меньше ака¬
демических ученых, но нередко оказываются все же способными идти в ногу с жизнью
лучше, чем их коллеги из Академии наук) и влияния политической конъюнктуры
(здесь в более предпочтительном положении оказываются, наоборот, академические
ученые). При этом мне не хотелось бы создать у читателей впечатление, что я как-то
принципиально противопоставляю академическую и вузовскую науку: сотрудники
Академии наук по совместительству преподают в вузах (реже бывает и обратное), а ву¬
зовские преподаватели участвуют в подготовке трудов академических институтов, са¬
ми пишут монографии и статьи, активно участвуют в совместных с Академией наук ис¬
следовательских проектах и конференциях и т.д. Благотворное сотрудничество!
Возвращаясь к вопросу о преодолении стереотипов, скажу, что приверженность им
характерна для очень многих историков, в том числе и выдающихся как академиче¬
ских, так и вузовских ученых. Приведу лишь один характерный пример. В 1996 г. по ма¬
териалам международной научной конференции, проходившей в теперешнем Институ¬
те российской истории РАН вышла в свет книга «Россия в XX веке. Судьбы историче¬
ской науки» под редакцией члена-корр. РАН, директора ИРИ РАН А.Н. Сахарова. Там
опубликована и моя статья «Цивилизационный подход к истории в трудах В.О. Клю¬
чевского». Скажу откровенно: это мой любимый историк XIX - начала XX вв., и я не
раз выступала по вопросу о методологическом значении его трудов для отечественной,
в том числе и современной исторической науки. Вспоминаю, как в середине моего до¬
клада в зал вошел тогдашний академик-секретарь Отделения истории РАН И.Д. Ко-
вальченко, который учился в МГУ примерно в одно время со мной. Плотно усевшись
в кресло, он бросил мне: «Вы напрасно взяли эту тему. Ключевский - "шаг назад" в ис¬
торической науке». Я повторила специально для него некоторые мои аргументы в
пользу тезиса о том, что Ключевский создал новую методологию «исторического син¬
теза». Но Иван Дмитриевич как будто не слышал меня и в конце каждой моей фразы
приговаривал: «Шаг назад», «шаг назад». Мое терпение лопнуло, и я сказала: «Иван,
ты зациклился!». Тут Ковальченко замолчал, и я смогла завершить свое выступление.
В прениях меня мужественно поддержала серьезно изучавшая наследие Ключевского
Р.А. Киреева. Тем не менее в перерыве меня просто-напросто обругала моя интелли¬
гентная подруга из Ленинграда И.Н. Онегина, сказавшая: «Так не разговаривают с ака-
демиком-секретарем!». Я же вспомнила опыт риторики древних греков: если челове¬
ком владеет какой-нибудь ложный постулат и никакие аргументы на него не действу¬
ют, нужно пробить оболочку этого постулата с помощью эмоционального шока, что я
и сделала. Важно отметить, что недооценка Ключевского как методолога истории бы¬
ла широко распространена среди наших ученых в 1930-х - 1970-х гг. Его называли и
«эклектиком», и «реакционером», часто вспоминали, что Василий Осипович был чле¬
ном партии кадетов, хотя в действительности это членство было чисто формальным.
И его труды, и воспоминания о нем подтверждают тот факт, что Ключевский всегда
выступал против вторжения политики в историческую науку. В 1996 г. я увидела на Да¬
190
ниловском кладбище могилу И.Д. Ковальченко, положила цветы и, еще раз извинив¬
шись за свой резкий тон на конференции, сказала: «А все-таки, Иван, ты был тогда не
прав».
1970-е гг. были отмечены значительным ростом контактов с зарубежными истори¬
ками по линии как Академии наук, так и МГУ. Прежде всего, это было связано с тем,
что МКИН (Международный комитет исторических наук) провел тогда в нашей стра¬
не два международных форума: II международный конгресс экономической истории
(Ленинград, июль 1970 г.) и V Всемирный конгресс исторических наук (Москва, август
1970 г.). В нашу страну приезжали английские историки Р. Дэвис, А. Ноув, Т. Шанин,
Э. Хобсбаум, американцы Р. Такер, Р. Дэниэлс, С. Коэн, Р. Пайпс, Л. Хеймсон; немцы
Г. фон Раупах, француженка Э. Каррер д' Анкосс и многие другие. Этому, в частности,
способствовала громадная организационная работа Института истории СССР.
Известно, что дискуссии всегда служат хорошим стимулом к развитию научной
мысли и как бы приглашают к нему. Так, на конгрессе в Москве С. Коэн дал заявку на
тему: «Плюрализм в годы нэпа». Но о каком плюрализме могла тогда идти речь в
СССР, где безраздельно царила одна партия? Позже, уже в годы «перестройки» Коэн
снова был в СССР, выступал в МГУ, и я задала ему вопрос: «Вы всегда ратовали за
плюрализм в нашей стране. Скажите, Вы такого плюрализма ожидали?» Он уклончи¬
во ответил, что никогда «не вмешивается в чужие дела». Но позже в книге о неудав-
шемся крестовом походе США против СССР Коэн, будучи честным ученым-демокра-
том, признал, что за лозунгами «демократизации» и «модернизации» России скрыва¬
лось нечто прямо противоположное.
Запомнилась, в частности, встреча с директором Института политических наук в
Париже академиком Э. Каррер д' Анкосс, подготовившей целую плеяду политических
лидеров во Франции и предсказавшей развал СССР за 40 лет до событий 1991 г. В 1989 г.
в Институте истории СССР АН СССР на вопрос: «Как Вы оцениваете свое предсказа¬
ние сегодня?» она ответила: «Я поторопилась. Но вы дали хозрасчет республикам, и
они вас взорвут». Меня удивил ее аргумент, и я спросила: «Но ведь хозрасчет в нашей
стране был введен в 1921 г. с провозглашением нэпа, а в 1922 г. был создан СССР. По¬
чему же тогда не произошло развала страны?» Задумались и она, и мы. И только потом
я поняла, что при нэпе хозрасчет был экономической категорией, а в годы «перестрой¬
ки» за ним стоял лозунг «Берите власти, сколько хотите!». Он ничего общего с хозрас¬
четом не имел и давал лишь политический стимул к распаду государства.
Интересно проходила международная конференция по истории нэпа в Новосибир¬
ске в 1991 г. Аудитория буквально раскололась на 2 неравные части. Подавляющее
большинство предавало нэп, как и все советское, анафеме, а американец С. Коткин,
профессор МГУ В.М. Селунская и я выступили против огульного очернительства на¬
шей истории, ссылаясь, в частности, на международное значение нэпа и использование
его опыта в США, ФРГ и Японии. Сегодня доказательством плодотворности нэпа слу¬
жат успехи экономики в Китае.
Известно, что распад СССР внес смятение в лагерь советологов (исчез предмет ис¬
следования!), и он раскололся на ряд группировок. Но затем - наука исчезнуть не мо¬
жет! - ученые-объективисты начали проявлять большую активность в изучении исто¬
рии России. Плодотворными были выступление на международной конференции в
МГУ английского профессора Т. Шанина (а также публикация его книги «Российский
крестьянин» и защита им смешанной экономики в российской деревне), выступление
известного американского ученого А. Мейера (автора книг «Марксизм», «Ленинизм»,
«Коммунизм») с критикой тех советских историков, которые поспешили сменить свои
концепции в связи с новой политической ситуацией в стране15. Эти выступления оказа¬
ли большую помощь тем российским историкам, которые критиковали огульное оха¬
ивание советской истории.
Для всей страны рубеж 1980-1990-х гг. стал поистине переломным. Этот сдвиг со¬
провождался повышением интереса к истории и одновременно понижением уровня ис¬
торического сознания. От преподавателей истории требовались выработка новых под-
191
ходов к методологии, содержанию и методике работы со студентами. Эти проблемы
как бы сфокусировались в Институте повышения квалификации преподавателей об¬
щественных наук.
Особые трудности представляла необходимость в кратчайшие сроки осмыслить но¬
вые реалии, изучить новые материалы и изложить их слушателям в течение 5 (а подчас
и 2.5) месяцев с соответствующими методическими рекомендациями. Решать эти зада¬
чи приходилось в сложных условиях: с одной стороны, появились новые возможности
изучения истории - новые источники, право выбора научных концепций и т.д. Но оста¬
лись наши исконные традиции - сначала делать, потом думать, сохранились политизи¬
рованность мышления, влияние стереотипов, Конформизм-
Институт, в частности кафедра истории, участвовали в разработке новых про¬
грамм, проводили научные конференции (например «Возрождение России: историче¬
ский опыт и современность (1993)», расширили практику привлечения к научной и пе¬
дагогической работе ведущих ученых РАН и профессоров московских вузов, а также
политиков. В конце каждого набора на кафедре истории проводились «круглые сто¬
лы» о современной политической ситуации в России с приглашением представителей
администрации Президента РФ. Кафедра общими усилиями преподавателей подгото¬
вила монографию «Преподавание отечественной истории в университетах России:
прошлое и настоящее» (Москва; Уфа, 1999)16. Мы учили и одновременно учились.
В области методологии перед ИППК стояла задача преодоления жесткого классо¬
во-формационного подхода и национальной ограниченности в оценках российской ис¬
тории. В связи с этим объективно на первый план выдвинулась методология историческо¬
го синтеза В.О. Ключевского. Она создает почву для реалистического анализа прошлого
с учетом комплекса природных, социальных и личностных факторов и реального соотно¬
шения мирового и национального аспектов истории и помогает избежать односторонних
оценок, стереотипов и политиканства. Его сравнения путей развития общества (реформы,
революции и смуты), уменье видеть и объяснять ведущие тенденции исторического
процесса, анализ «слепых», «не осознанных самим народом сил», тормозящих его раз¬
витие, в частности причин хода и преодоления смут в истории России, - представляют
в наши дни особую ценность. Наконец, неоценим его опыт преподавания без «нажима»
на студентов, его уменье учить их думать самостоятельно. В условиях «разрушенности
старого» и «несозданности нового» большую помощь слушателям оказывал историо¬
графический спецкурс Ю.А. Полякова, помогавший преодолевать дилетантизм в нау¬
ке.
Коренные перемены произошли и в содержании обучения: вместо единственного
базового курса «Истории КПСС» появилось несколько других: «Социально-политиче¬
ская история XX века», «Политическая история», «История Отечества», «История по¬
литических партий и общественных движений России-СССР», «История мировой
культуры», «История России в сообществе мировых цивилизаций» и др.
К сожалению, выработка новых методологических подходов не успевала за темпа¬
ми политических и социокультурных перемен в стране. Как правило, историю России
объясняли либо ее особенностями («отсталостью» - как у западников, «этнографиче¬
скими составом крови» - как у славянофилов или «евразийством», выступавшим в роли
«золотой середины» между ними), либо политическими факторами (в духе концепции
государственной школы). Замечу лишь, что так было тогда во всей стране. В качестве «па¬
лочки-выручалочки» поочередно выступали Л.Н. Гумилев, Н.А. Бердяев, П.А. Столыпин,
П.Н. Милюков и др. И даже оценку деятельности В.О. Ключевского давали в «милюков-
ских» тонах (так, например, изображали его «демоническую» роль на защите диссер¬
тации Милюкова вопреки документам и на основании воспоминаний последнего). Ка¬
федра истории предложила слушателям новые варианты базовых курсов: «История
Отечества в контексте мировой цивилизации» (большинство лекций были опублико¬
ваны в Курске на базе Петровской академии наук и искусства и Курского государ¬
ственного медицинского университета в 1999 г.), а также большой авторский курс про¬
фессора Л.И. Семенниковой «Россия в сообществе мировых цивилизаций», прошед¬
192
ший серьезное обсуждение во всех группах потока17. Преодолению крайностей в
оценках и определению достойного места истории России в мировой истории способ¬
ствовали спецкурсы, которые читали профессора А.И. Уткин, В.Л. Мальков, С.В. Тю-
тюкин, А.А. Данилов др.
Основная работа со слушателями проходила в учебных группах, где обсуждались
монографии, докторские и кандидатские диссертации, учебно-методические пособия,
тексты лекций и т.д. Группы формировались по интересам, которые, как правило, бы¬
ли связаны с научной работой руководителя (например, у меня - со спецкурсом «Зару¬
бежная историография истории России»). Но все же разброс в тематике докладов был
очень велик, поскольку она прежде всего учитывала теоретические и методические
интересы слушателей. Мы могли обсуждать и доклад об освоении целины, и проблему
межнациональных отношений в Нагорном Карабахе (с докладами слушателей из Ар¬
мении и Азербайджана), и программу спецкурса по истории Украины и т.д. Эго потре¬
бовало от меня как руководителя семинара огромного напряжения сил, чтения не толь¬
ко отечественной, но и зарубежной литературы. А сколько самых разных вопросов я
получала на лекциях и семинарских занятиях: об идеологии «чу-чхе», о живописи
А. Шилова и И. Глазунова, об исполнительном мастерстве Г. фон Карояна, о творче¬
стве писателей А. Платонова и Ю. Казакова, о новых тенденциях в репертуаре Боль¬
шого театра (балет «Золотой век») и т.д.
Жизнь проверяла правильность наших взглядов, корректировала их личным и все¬
мирно-историческом опытом. Показательно письмо ко мне бывшей слушательницы из
Польши: «Я не во всем с Вами соглашалась. А теперь вижу, что Вы были правы. Пе¬
редайте всем: Не верьте Бальцеровичу. "Шоковая терапия" - это не лекарство, это об¬
ман народа. Я отказалась от диссертации и взяла вторую работу, чтобы заработать на
хлеб. Мы бедствуем». На встрече с одной из групп в Москве через несколько лет после
утверждения у нас «рыночной экономики», а точнее - «экономики дикого рынка», ока¬
залось, что прекрасный, умнейший слушатель, доцент крупного московского вуза, что¬
бы прокормить семью, создал бригаду рабочих по ремонту квартир. Слушатель из Тве¬
ри - талантливый молодой человек тоже вынужден был отказаться от научной работы,
чтобы содержать родных. Подобные письма я получала из Латвии, Вологды, Владимира,
Тулы, Владивостока и других мест. Самыми стойкими оказались слушатели из Белорус¬
сии. Таким образом в эти годы в полный рост встала проблема выживания преподава¬
тельских кадров. И это при том, что «утечка мозгов» за рубеж среди историков была
минимальной. Учитывая «вымывание» кадров в связи с материальными трудностями,
кафедра истории ИППК направляла своих преподавателей на места, например в Курск
и Уфу, для чтения лекций и проведения консультаций.
Научные руководители всячески стремились активизировать работу слушателей,
организовывали их выступления на «Ломоносовских чтениях» в МГУ, различного рода
конференциях (особенно в Академии наук), на встречах с редакциями отечественных
журналов и зарубежными учеными. На встрече с группой американских экономистов
слушатели задали вопрос: «Почему у себя вы проводите активную антимонопольную
политику, а нам рекомендуете монополию дикого рынка?» В ответ они только улыб¬
нулись: «Сложный вопрос». Вместе с английским профессором Т. Шаниным слушате¬
ли обсуждали модель «смешанной экономики» в деревне. Особый интерес они прояв¬
ляли к альтернативной идеологии и методам ее воздействия на сознание молодежи.
После посещения в Прибалтике молельного дома баптистов, пользовавшихся там
большим влиянием, я убедилась, какими доходчивыми и яркими могут быть их выступ¬
ления, как учитывали они специфику интересов разных слоев населения. Моя группа в
Москве посетила молельный дом баптистов и провела интересное обсуждение их ме¬
тодов воздействия на сознание человека.
Мы стали проводить «круглые столы» со студентами МГУ (факультет психологии).
Я брала на себя роль оппонента - иностранной журналистки, ученого или известного
политического деятеля и предлагала острые вопросы по только что изученной истори¬
ческой теме. Результат был интересным: во-первых, лидерство в группе от формально
7 Отечественная история, № 2
193
назначенного старосты перешло к самостоятельно мыслящим студентам; во-вторых,
углубился контакт студентов с преподавателем. Они принесли ей цветы, благодарили
и просили проводить такие «круглые столы» по каждой теме курса. Очень интересным
получился откровенный разговор о «плюсах» и «минусах» в нашей истории. После
этих экспериментов наше изучение методики преподавания истории в вузах стало бо¬
лее предметным, получив живое наполнение. Но сколько сил было на это потрачено!
Эксперименты со студентами потянули за собой новую ниточку - практикумы в семи¬
нарах ИППК по ведению полемики. Для этого потребовалось слушать по радио зару¬
бежные «Голоса» и под новым углом зрения изучать материалы нашей печати. Одно¬
временно слушателям читались лекции о культуре диалога, в частности «Основы ри¬
торики древних греков и римлян».
Таким образом, главными тенденциями в работе ИППК на рубеже 1980-1990-х гг.
были активизация мышления преподавателей, преодоление методологической задан-
ности в изучении истории, отрыва от мировых проблем и мировой науки. Вместе с тем
в эти годы по существу шла расчистка почвы для возвращения страны в лоно капита¬
лизма. Это заставляло задумываться над тем, куда мы идем и почему, вызывало муки
переоценки ценностей. Неопределенность усиливалась туманными ответами на эти во¬
просы со стороны политических лидеров. Например, на вопрос: «Михаил Сергеевич,
куда мы идем?» следовал ответ: «Идти будем долго». Мы видели в этом некий «бар¬
раж», т.е. увод от сути вопроса в сторону, наблюдали «двойной стандарт» - расхожде¬
ние слова и дела, но еще не видели в этом симптомов коренной смены строя. Не про¬
шло и 10 лет, как все увидели громадное расслоение на бедных и богатых, неограни¬
ченную власть денег и криминала...
Видеть и объяснять движение мира адекватно происходящему - мечта каждого уче¬
ного и педагога. А в наши дни это особенно важно и трудно, так как «порвалась связь
времен». Новый раскол общества вызвал расслоение и нашего поколения. Те, кто был
искренне привержен ценностями социализма, либо сохранили ностальгию по прошло¬
му, закостенели в нем, либо (их мало) ищут научные подходы к новым реалиям. Одна¬
ко многие легко сменили романтизацию социализма на пропаганду капитализма, а
большинство растерялось и просто плывет по течению, следуя за крутой сменой ори¬
ентиров. Наше время подтверждает критические оценки, данные В.О. Ключевским
российской интеллигенции («щепки, плывущие по течению», «люди с лоскутным ми¬
росозерцанием», «сектанты с затверженными заповедями» и т.д.)18.
В наши дни процесс исторического самопознания значительно усложнился. Пре¬
вращение двуполюсного мира в однополюсной отразилось на судьбе каждой страны и
каждого человека в отдельности. Наш потрепанный штормами корабль вышел в от¬
крытое море, где господствуют западные ветры. Но надлом и распад (который претер¬
пели мы), как справедливо отмечал А. Тойнби, неизбежно касается и Запада, который
испытывает общие с нами трудности19. Западный мир ежедневно мучают вспышки на¬
силия, ненависти, разрушения - свидетельства упадка20.
Я согласна с утверждением, что романтизм послевоенного поколения (как, впро¬
чем, и молодых людей более позднего времени) в чем-то происходил от незнания ре¬
альной жизни, от юношеского наива. А некоторые «посвященные» приспосабливались
к ситуации, играли в романтиков. И все же... Реалии были неоднозначны, не так одно¬
линейны, как хотят их изображать сегодня. Они питали и трагизм, и надежды.
Сохранять оптимизм во взглядах на нашу историю помогает, прежде всего, соотне¬
сение ее с историей всемирной. На протяжении всего существования человечества яв¬
ственно видна главная тенденция - движение к освобождению труда: от полного раб¬
ства - к полурабству (крепостничеству), от него - к экономическому рабству. И если
советская власть не смогла освободить труд, то это вовсе не означает, что такое вооб¬
ще невозможно. Сознание, что светлые времена на земле'настанут, было главным ка¬
мертоном нашей жизни. Романтизм поколения 1950-х гг. не был пустоцветом и идеа¬
лизмом. Его питало (хотя зачастую интуитивно) осознание неминуемого движения че¬
ловечества по пути прогресса. Мы ошиблись во времени, поторопились на какие-то
194
100-200 лет (что это по сравнению с вечностью!)... Ну, что же, жизнь нас поправила.
Но вектор остался!
Примечания
Ключевский В.О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М., 1993. С. 404.
2 Об истфаке МГУ, где я училась в конце 1940-х - начале 1950-х гг., см.: Орлик И.И. Наш курс. МГУ в
1947-1952 гг. // Новая и новейшая история. 2002. № 6; 2003. №1;Смирнов В.П. На историческом факуль¬
тете МГУ в 1948-1953 годах // Там же. 2005. № 6.
3 См.: Т о й н б и А. Постижение истории. М., 1991. С. 222-223.
4 Мастера прозы и молодые прозаики. М., 1989. С. 275-278.
5Поляков Ю.А. Историзмы... М., 2001. С. 17.
6 Историки России. Послевоенное поколение. М., 2000. С. 80.
7Поляков Ю.А. Указ. соч. С. 30.
8 Там же. С. 41.
10
Историки России... С. 132.
Там же. С. 218.
11 П о л я к о в Ю.А. Указ. соч. С. 64.
12 Там же С. 71.
13 Там же. С. 70.
13 Историки России... С. 104.
14 См.: Russian History. 1994. № 1. Р. 84-86.
15 Авторский коллектив: А.И. Токарев (рук.), С.Л. Дмитренко, В.Ф. Мамонов, О.И. Митяева, С.В. Тю-
тюкин, А.И. Уткин, Н.В. Щербань.
17 Позже базовый курс отечественной истории с древнейших времен до наших дней стал включать
17 больших тем, которые вели А.С. Орлов, В.А. Змеев, С.В. Тютюкин, О.И. Митяева, В.Л. Мальков,
А.И. Токарев, З.С. Бочарова, В.В. Алексеев, А.И. Степанов, А.И. Вдовин, Н.Н. Разуваева, В.Б. Жиромская,
Л.М. Дробижева, Г.А. Бордюгов, А.И. Уткин. См.: Отечественная история (материалы к лекциям для слу¬
шателей ИППК МГУ): Учебное пособие / Отв. ред. А.И. Уткин. М., 2006.
18 Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 299.
19 См.: Т о й н б и А. Указ. соч. С. 92.
20 Там же. С. 335-336.
7*
195
Критика и библиография
К.К. Вишняков-Вишневецкий. Иностранцы в структуре Санкт-
Петербургского предпринимательства во второй половине XIX -
начале XX века. СПб.: ООО Береста, 2004. 383 с.
Последние полтора столетия настолько измени¬
ли представления о возможностях прогресса, допу¬
стимой степени интеграции экономических систем и
социальных структур различных народов и госу¬
дарств, что изучение влияния иностранцев на разви¬
тие той или иной страны становится все актуальнее.
Россия в конце XIX в. использовала энергию, талан¬
ты и капиталы многочисленных выходцев из различ¬
ных европейских государств. Этот опыт спонтанной
интеграции был прерван Первой мировой войной, но
его след остался в русской истории. Вероятно, отчет¬
ливее всего он заметен в Санкт-Петербурге, который
должен был, по замыслу своего создателя, сделать
Россию частью Европы. Доктор исторических наук
профессор Санкт-Петербургского института гумани¬
тарного образования К.К. Вишняков-Вишневецкий
поставил перед собой непростую задачу: определить
место иностранных подданных, их потомков и компа¬
ньонов в деловой жизни Петербурга во второй поло¬
вине XIX - начале XX вв. Исследование опирается на
широкий круг источников, включая неизвестные ра¬
нее материалы фондов РГИА и ЦГИА Санкт-Петер¬
бурга.
Хронологически работа охватывает чуть более
полувека, однако автор хорошо знает предысторию
вопроса, и это позволяет ему найти верные отправ¬
ные точки для анализа торговой, предприниматель¬
ской и финансовой деятельности иностранцев в сто¬
лице Российской империи. Как показано в книге, при
их непосредственном участии «институционная среда
быстро эволюционировала в сторону рыночной эко¬
номики западного образца» (с. 64). В работе рассмат¬
риваются семейное дело, коммерческое партнерство,
переход от экспортных торговых операций к банкир¬
ской и промышленной деятельности, радикальный
переход от торговли к предпринимательству после
введения «золотой пошлины» в январе 1877 г. Автор
в равной степени отдает должное как собственно эко¬
номическим факторам (накопление средств, укреп¬
ление деловых связей, приобретение опыта, техноло¬
гические новшества, специфика российского рынка),
так и государственному влиянию на экономическую
деятельность предпринимателей в целом и иностран¬
цев в частности.
Важное место занимает в монографии раздел,
посвященный роли иностранцев во внутренней тор¬
говле Петербурга в 1860—1870-е гг. Он содержит цен¬
ные сведения о поведении отдельных предпринима¬
телей и фирм, степени их вовлеченности в хозяй¬
ственную и общественную жизнь столицы. На основе
огромного массива данных автор прослеживает раз¬
витие промышленного производства в Петербурге,
деятельными участниками организации которого
были иностранные подданные. Собранные им факты
позволяют реконструировать масштабную картину
становления многих предприятий города. Автор до¬
казывает, что именно в промышленности переход от
семейного бизнеса к иным, более современным фор¬
мам предпринимательства был наиболее массовым
явлением (с. 288).
Отметив, что «Закон о государственном промыс¬
ловом налоге» 1898 г. способствовал размыванию со¬
словных групп и превращению предпринимательства
в род профессиональной деятельности (с. 299-300),
автор рассматривает изменения, произошедшие в де¬
ловой активности иностранцев на рубеже Х1Х-ХХ вв.
В частности, он выделяет складывание своего рода
национальной специализации, при которой немцы
направили свои капиталы преимущественно в элек¬
тротехнику и химию, англичане - в текстильное про¬
изводство, бельгийцы - в вагоностроение и электро¬
технику и т.д. Другим важным явлением стала более
сложная организация зарубежных фирм в Петербур¬
ге, пытавшихся совместить практику семейного
управления с акционированием капитала, созданием
товариществ на паях, торговых домов. Следует при¬
знать существенным и вывод об относительном кон¬
серватизме форм и методов деятельности иностран¬
ных торговых компаний по сравнению с промышлен¬
ными предприятиями и банками. Впрочем, и у них
автор находит новые тенденции (переход от индиви¬
дуальной розничной и оптовой торговли к созданию
многопрофильных фирм).
Большой интерес представляет раздел о влиянии
иностранных предпринимателей на общественно-по¬
литическую жизнь российской столицы начала XX в.
Автор выявляет персональный вклад иностранцев из
числа членов Петербургского общества заводчиков и
фабрикантов в подготовку устава Общества для вза¬
имного страхования рабочих от несчастных случаев,
в обсуждение вопроса о продолжительности рабоче¬
го дня, в создание Прогрессивной экономической
партии, ставшей одним из центров политической ак¬
тивности петербургских предпринимателей. Это поз¬
воляет восполнить биографии таких деятелей, как
Э.Л. Нобель, Б.А. Эфрон, Н.Н. Шмидт, оставивших
заметный след не только в деловой, но и в обществен¬
ной жизни Петербурга. Впрочем, следует признать,
что содержание этого раздела характеризует скорее
196
общественную и благотворительную, а не политиче¬
скую деятельность иностранных предпринимателей.
В книге тщательно освещается динамика дело¬
вой активности иностранцев, дан количественный и
качественный анализ их места и роли среди петер¬
бургских предпринимателей начала XX в. Раскрывая
разрушительные последствия разрыва экономиче¬
ских связей с Германией и Австро-Венгрией во время
Первой мировой войны, автор подчеркивает, что до
1914 г. «существенная часть германских капиталов в
России была инвестирована именно в бумаги петер¬
бургских банков», и большая часть прибылей гер¬
манских предпринимателей реинвестировалась в рос¬
сийскую экономику (с. 351).
К сожалению, в книге иногда встречаются не¬
оправданные повторы. Так, характеризуя концеп¬
цию американского экономиста Д. Норта, ставшую
теоретической основой исследования, автор приво¬
дит важное для него определение понятия «институт»
(с. 27). Это сделано вполне своевременно, и едва ли
следовало неоднократно возвращаться к нему в даль¬
нейшем (с. 60, 195, 333).
В целом работу отличает композиционная строй¬
ность и академизм, подкрепленный точностью фор¬
мулировок и обоснованностью выводов. По мнению
автора, «при всей сложности, порой противоречиво¬
сти участия иностранцев в хозяйственной жизни Рос¬
сии, их деятельность способствовала распростране¬
нию новейших для своего времени образцов техники
и технологий, вносила заметный вклад в формирова¬
ние современных норм деловых отношений» (с. 374).
Детальный анализ иностранного предприниматель¬
ства, дополненный данными об изменении деловой
этики, характеристиками национальных и конфесси¬
ональных черт лидеров делового мира, позволяет по-
новому взглянуть на проблему европейской идентич¬
ности российского общества, которое, как показыва¬
ет Вишняков-Вишневецкий, на рубеже Х1Х-ХХ вв.
заняло свое место в ряду «европейских особостей».
Являясь своеобразной энциклопедией иностранного
предпринимательства в столице Российской империи
и путеводителем по деловому Петербургу конца
XIX - начала XX в., книга К.К. Вишнякова-Вишне¬
вецкого будет полезна для специалистов и вызовет
интерес у всех, кто интересуется историей экономи¬
ческого развития России и историей Санкт-Петер¬
бурга.
В.Т. Юнгблюд, доктор исторических наук
(Вятский государственный гуманитарный
университет)
Р.М. Абинякин. Офицерский корпус добровольческой армии: социальный
состав, мировоззрение. 1917-1920 гг. Орел: А. Воробьев, 2005, 204 с.
Вот уже полтора десятилетия не иссякает инте¬
рес к истории Белого движения в годы Гражданской
войны в России. Примечательно, что среди различ¬
ных очагов этого движения наибольшее внимание со¬
временных исследователей привлекает Юг России,
где и зародилась Белая армия. Именно здесь на про¬
тяжении 1917-1920 гг. были образованы наиболее
сильные и многочисленные белые формирования -
Добровольческая армия - Вооруженные силы Юга
России (ВСЮР) - Русская армия. В их создании и ру¬
ководстве принимали участие многие известные ге¬
нералы и офицеры Первой мировой войны:
М.В. Алексеев, Л.Г. Корнилов, А.И. Деникин,
П.Н. Врангель, С.Л. Марков, М.Г. Дроздовский,
А.С. Лукомский, Я.А. Слащов и др. В целом же ни од¬
но белое формирование, созданное в других регионах
России, не собрало под свои знамена столь большого
числа представителей русского офицерского корпу¬
са, как на юге страны.
Монография Р.М. Абинякина является первой
крупной работой по истории формирования и эволю¬
ции добровольческого офицерства Юга России в со¬
циально-мировоззренческом и социально-психологи¬
ческом аспекте. Автор поставил задачу дать подроб¬
ную характеристику офицеров Добровольческой
армии, включая принадлежность к староармейской
структуре и положение в ней, показать особенности
чинопроизводства, служебно-должностных продви¬
жений и преимуществ, выявить уровень потерь, сте¬
пень добровольности, сословное происхождение и
национально-конфессионный состав. Для решения
этой задачи исследователь собрал и систематизиро¬
вал персонально-биографические данные о более
чем 7 тыс. офицеров. На этой основе он впервые сде¬
лал попытку установить конкретные цифры, харак¬
теризующие социальный облик добровольческого
офицерства. Кроме того, автор выявил и проанализи¬
ровал такие мировоззренческие компоненты, как мо¬
тивации, самовосприятие, социальная мифология,
внутрикорпоративная иерархия, система ценнос¬
тей, в тесной связи с их практическим воплощени¬
ем и обусловленностью социокультурными осо¬
бенностями.
Монография опирается на многочисленные и
разнообразные документальные материалы, извле¬
ченные из фондов ГА РФ, РГВИА, РГВА и Государ¬
ственного архива Орловской области. Из опублико¬
ванных документов в работе использованы боевые
расписания, служебные доклады, переписка, финан¬
совая отчетность. Неординарным, но очень инфор¬
мативным источником явились списки кавалеров ор¬
дена Святителя Николая Чудотворца и захоронений
белогвардейских некрополей, преимущественно па¬
рижского кладбища Сент-Женевьев-де-Буа. В моно¬
графии также весьма широко представлена мемуар¬
ная литература и периодика.
Хронологически монография охватывает период
с февраля 1917 г. до ноября 1920 г., когда заверши¬
лась эвакуация остатков врангелевских войск из
Крыма. Перед читателем встает сложная и противо¬
речивая история добровольческого офицерства Юга
России в переломные годы Гражданской войны.
197
В книге прежде всего исследуется возникновение
и специфика добровольчества в 1917 г., справедливо
отмечена прямая зависимость масштабов падения
дисциплины в царской армии от территориального
расположения того или фронта относительно эпи¬
центра революции - Петрограда. «Наиболее удален¬
ный Румынский фронт дольше других находился в
относительном порядке и боеспособности» (с. 28).
Подробно изложена история зарождения доброволь¬
ческого движения, начало которому было дано По¬
ложением о формировании ударных батальонов из
фронтовых частей, утвержденным Военным советом
Военного министерства летом 1917 г.: хорошо пока¬
зан механизм записи добровольцев, приведены дан¬
ные об их численности, участии в боевых действиях
на фронтах Первой мировой войны и первых сраже¬
ниях с красногвардейскими отрядами в послеок¬
тябрьский период.
Автор детально излагает историю формирова¬
ния офицерского корпуса Добровольческой армии,
характеризует деятельность военно-патриотических
организаций, созданных в 1917 г. (Союз офицеров,
Центральный комитет по организации Добровольче¬
ской Революционной армии, Комитет по формирова¬
нию отрядов из увечных воинов, Союз бежавших из
плена и др.), на базе которых была создана Добро¬
вольческая армия. В монографии отражена история
возникновения Алексеевской организации. Автор
отмечает: «Ко второй половине октября в Петрогра¬
де оформилась знаменитая Алексеевская организа¬
ция; ранее ее возникновение датировалось ноябрем,
то есть прибытием генерала на Дон» (с. 62). Это уточ¬
нение весьма ценно, так как именно генерал
М.В. Алексеев и его организация стояли у истоков
создания Добровольческой армии.
Большой интерес представляет проведенный ав¬
тором анализ этнического состава 7 209 офицеров-
добровольцев. 88.9% составляли представители сла¬
вянских народов (причем 81.6% - русские, украинцы
и белорусы), включая болгар, поляков, сербов, чехов
и других; 5.3% - носители немецкоязычных фамилий;
офицеры «азиатского происхождения» - 2.2%, евреи -
1.8%. Оставшиеся 1.8% - это итальянцы, французы,
греки, румыны и представители других европейских
народов (с. 103). Таким образом, как отмечает автор,
«офицерский корпус был по своему составу многона¬
циональным с преобладанием русских, отражая тем
общероссийскую действительность. Однако, несмот¬
ря на великодержавие идей и идеалов, в нем присут¬
ствовало заметное число офицеров, не являвшихся
славянами» (с. 104).
Кадровой основой Добровольческой армии на
всем протяжении ее существования, как показано в
монографии, было «молодое, сословно-демократи¬
ческое, многонациональное офицерство. Несмотря
на жестокие потери, оно проявило высокую устойчи¬
вость, став наиболее крупной и влиятельной состав¬
ляющей Белого добровольчества» (с. 104).
Анализируя мировоззрение офицерского корпу¬
са Добровольческой армии» автор раскрывает веду¬
щее направление его эволюции. «Первые офицеры-
добровольцы... в значительной степени были настро¬
ены республикански». У многих из них «присутство¬
вали искренние симпатии идее Учредительного со¬
брания» (с. 118). Однако во второй половине 1919 г.
наметилась ориентация «на установление после по¬
беды военно-авторитарного режима. В офицерском
понимании, - как считает автор, - именно генерал-
диктатор становился альтернативой ненавистной
большевистской однопартийности и презираемой де¬
мократической многопартийности (олицетворенной
Временным правительством); как символ единолич¬
ной надпартийной власти, притом не связанной с дис¬
кредитированной Николаем П монархией» (с. 119).
Такая трансформация в мировоззрении офицерства,
как отчетливо прослеживается в книге, произошла
под воздействием суровых реалий Гражданской вой¬
ны. К этому следует добавить, что и так называемый
белый террор возник по тем же причинам.
В завершение автор выясняет причины участия
гвардейских офицеров в Белом движении, показыва¬
ет характер и масштабы их взаимодействия с основ¬
ной добровольческой массой. Как известно, в отли¬
чие от собственно добровольцев-разночинцев гвар¬
дейцы олицетворяли дворянство. Идейный мир этих
двух группировок весьма разнился вплоть до проти¬
воречий. На страницах книги четко показано, что на
протяжении всей Гражданской войны офицеры-гвар¬
дейцы претендовали «на корпоративную обособлен¬
ность и движимые узкосословными понятиями и мел¬
кими кастовыми интересами в сочетании с усвоением
новых квазиценностей, приобретали маргинальное
мировоззрение в наиболее ярком и неустойчивом ви¬
де» (с. 174). Кстати, по приблизительной оценке авто¬
ра, их количество в белых формированиях на Юге
России в годы Гражданской войны было весьма
скромное - около 1 тыс. человек (с. 171).
Подводя итог исследованию, автор приходит к
обоснованному выводу о том, что изученные им со¬
циально-мировоззренческие особенности офицер¬
ского корпуса Добровольческой армии «позволяют
признать его уникальным маргинальным сообщест¬
вом, специфика которого состояла в отсутствии пер¬
спектив его дальнейшего развития. Действительно,
весьма заметной была внутренняя межиерархичес¬
кая конфликтность, так как добровольческая офи¬
церская корпорация явилась сложным конгломера¬
том стремившихся к обособлению более мелких
группировок: регулярной кавалерии, гвардии, каза¬
чества и т.д. Именно неспособность слиться в единую
и сплоченную военно-политическую силу стала од¬
ной из центральных внутренних причин поражения
добровольческого офицерства» (с. 180). И с этим ут¬
верждением нельзя не согласиться.
Книга насыщена цифровым материалом, пред¬
ставленным как в тексте, так и в приложении: табли¬
цах (динамика записи в «части смерти» в 1917 г.,
штатный состав ударных частей, сословный состав
юнкеров ряда военных училищ в 1915-1917 гг., соот¬
ношение кадровых и офицеров военного времени и
их безвозвратных потерь в добровольческих частях в
1917 г. и т.д.). Надо отметить и достаточно высокую
достоверность цифровых данных, так как автор, как
правило, берет их из нескольких источников, сопос¬
тавляет и отбирает наиболее надежные. Весьма инте¬
ресны и приведенные в приложении уникальные доку¬
менты, большинство из которых публикуется впервые
(«Присяга революционера-волонтера», «Наставление
для формирования и обучения ударных частей», «Я -
доброволец»).
Высоко оценивая труд Р.М. Абинякина, все же
необходимо указать на ряд неточностей. Так, на
198
с. 14 автор оценивает численность Петроградского
гарнизона в 210-225 тыс., а с учетом окрестностей го¬
рода - в 800 тыс. человек, ссылаясь в основном на ме¬
муарную литературу. Однако, по данным Г.А. Собо¬
лева, извлеченным из архивных фондов, эти цифры
составляли 180 и 300 тыс. человек соответственно1.
Неверным, на мой взгляд, является и его утвержде¬
ние о том, что в конце декабря 1917 г. массе населе¬
ния «гораздо яснее казались понятные и желанные
лозунги большевиков» (с. 75). В таком случае как
объяснить то обстоятельство, что на состоявшихся в
ноябре 1917 г. (т.е. уже в условиях Советской власти)
выборах в Учредительное собрание за большевиков,
как известно, проголосовали менее 25% «массы насе¬
ления»2. И, наконец, отсутствие в книге именного
указателя несколько снижает ее информативность.
В целом же рецензируемая монография вносит
весьма заметный вклад в освещение истории офицер¬
ского корпуса белых формирований Юга России в
1917-1920 гг. и полагаю, послужит побуждающим
примером к написанию аналогичных исследований
по истории белого офицерства в других регионах Рос¬
сии.
С.Н. Базанов, доктор исторических наук
(Институт российской истории РАН)
Примечания
1 Соболев Г.А. Петроградский гарнизон в
борьбе за победу Октября. Л., 1985. С. 8-9.
2 Подробнее об этом см., напр.: Протасов Л.Г.
Всероссийское Учредительное собрание: история
рождения и гибели. М., 1997.
И.В. Берельковский. Власть и научно-педагогическая интеллигенция:
идеологический диктат в СССР конца 1920-х - начала 1950-х гг. (по
материалам Нижегородский губернии - Горьковской области).
Н. Новгород: Нижегородский гос. педуниверситет. 2005.125 с.
Автор книги - нижегородский исследователь, за¬
нимающийся изучением истории отечественного об¬
разования. В его работе приведены результаты ис¬
следования одного из самых неоднозначных и спор¬
ных периодов в истории отечественной высшей
школы, выявлены стереотипы, мотивы и детерми¬
нанты идеологического диктата в сфере науки и об¬
разования. Ценным является само обращение учено¬
го к данной проблематике, так как на современном
этапе требуется новое тщательное осмысление про¬
цессов, происходивших в нашей стране в годы тота¬
литаризма и общегосударственного идеологического
диктата.
Рецензируемая книга написана с точки зрения
локальной микроистории. Источниковую базу иссле¬
дования составляют местные архивные документы и
материалы, а также документы из РГАСПИ и РГА-
НИ. Книга хронологически разделена на 2 части.
В первой рассматривается вопрос о процессах про¬
никновения и механизмах насаждения идеологии в
высшей школе в 1920-1930-е гг. В первую очередь
это было связано с последовательным изменением
социального состава работников науки и методами
идеологического давления на так называемых
«старых» преподавателей вузов и ученых. Вторая
часть рассказывает о формах взаимодействия пар¬
тийных органов с научно-педагогической интелли¬
генцией в 1940-1950-х гг. На этом этапе главным
средством воздействия власти на науку становятся
кадровая политика и идеологические кампании.
Эти механизмы запускались «сверху» и в различ¬
ных формах функционировали в отдельных частях
всей системы.
В книге есть немало примеров реакции нижего¬
родских ученых на директивы высшего руководства.
Активную роль в реализации генеральных планов
«чистики» науки играли местные партийные руково¬
дители, прежде всего А.А. Жданов, Ю.М. Каганович.
В Горьковский обл. подверглись жестокой критике,
гонениям и репрессиям известные ученые, в том чис¬
ле профессор В.Л. Гинзбург (впоследствии академик
АН СССР, лауреат Нобелевской премии), обвинен¬
ный в «космополитических тенденциях, буржуазном
объективизме и в некоторых случайных и явных фи¬
лософских извращениях»; профессор С.С. Четвери¬
ков (основатель теории популяционной и эволюци¬
онной генетики), который был снят с работы в Горь¬
ковском университете «за инакомыслие в науке»;
профессор Г.А. Разуваев (впоследствии академик
АН СССР, развивший новые направления в отече¬
ственной химии), преследовавшийся как «неблагона¬
дежный» и «за инакомыслие в науке».
После знакомства с книгой Берельковского воз¬
никает вопрос: как же советская научная мысль в по¬
следующие годы достигла таких значительных ре¬
зультатов и почему наша система образования при¬
знавалась одной из лучших в мире, хотя в науке в
1920-1950-е гг. насаждался идеологический диктат,
что вело к догматизму, резкому снижению интеллек¬
туального уровня, особенно в области общественных
наук? Что стало основой последующего взлета совет¬
ской науки? Вероятно, в этом направлении исследо¬
вание должно быть продолжено, так как автор ре¬
цензируемой книги сосредоточил свое внимание в ос¬
новном на одном аспекте проблемы - политическая
идеология и научно-педагогическая интеллигенция.
Ю.А. Перчиков, доктор исторических наук
(Нижегородский государственный педагогический
университет)
199
Коринна Кур-Королев. «Укрощенные герои». Формирование советской
молодежи 1917-1932*
В последнее время в связи с трудностями в объ¬
яснении советского прошлого лишь с позиций ре¬
прессивной политики государства по отношению к
своим гражданам специалисты обращают все боль¬
ше внимания на проблему социальной поддержки
советского режима. Германский историк Коринна
Кур-Королев, возможно, шокирует некоторых рос¬
сийских коллег, предпочитающих «прятать голову в
песок», своим утверждением о том, что сталинский
режим обладал очевидной привлекательностью для
рядовых людей. В чем именно заключалась эта при¬
влекательность, какие общественные слои и по каким
причинам поддержали Сталина в конце 1920-х гг. -
в вопрос, остающийся по сей день недостаточно изу¬
ченным. Многие исследователи сходятся на том, что
по крайней мере в межвоенный период существен¬
ную поддержку советскому режиму оказала моло¬
дежь - весьма значительная в количественном отно¬
шении социальная группа, более других заинтересо¬
ванная в сломе нэпа и начатых под руководством
Сталина решительных преобразованиях.
Означает ли это, что выработанная к тому вре¬
мени «молодежная концепция» большевиков в пол¬
ной мере отвечала интересам подрастающего поко¬
ления? В чем именно заключалась эта концепция,
кем и в каких условиях она разрабатывалась? В ка¬
кой степени при этом учитывались интересы самих
молодых людей? И случайно ли то, что становление
«культа» молодежи и молодости происходило парал¬
лельно с формированием культа личности Сталина?
Все эти вопросы, по большому счету выходящие на
ключевые и наиболее дискуссионные проблемы
функционирования советской системы и жизни со¬
ветского общества в целом, рассматриваются в ре¬
цензируемой книге. Ее актуальность определяется
также тем, что молодежь 1920-начала 1930-х гг. яви¬
лась тем самым поколением, которое вынесло на сво¬
их плечах войну и во многом определило характер¬
ные особенности homo soveticus.
Состоящая из трех основных частей (в общей
сложности 7 глав), каждая из которых, по сути, пред¬
ставляет собой самостоятельное законченное иссле¬
дование, книга претендует на комплексный подход к
проблеме. Водоразделом между двумя выбранными
автором основными хронологическими периодами
служит 1928 г. - время развертывания «социалисти¬
ческого наступления». Монография действительно
удивляет не только широким спектром проблемати¬
ки, рассмотренной в динамике, но и постоянными по¬
пытками с помощью частой смены ракурса взглянуть
на ту же проблему с разных позиций. В своем стрем¬
лении понять феномен советской молодежи 1920-х гг.
автор неминуемо выходит на необходимость анали¬
зировать не только традиционную историческую те¬
матику (например, разработку государственной по¬
литики в отношении молодежи и попытки конструи¬
рования молодежной идентичности «сверху»; пути
самоидентификации и поиск молодыми людьми соб¬
ственного голоса в новом обществе; дисциплинирую¬
щую роль физкультуры; практику «нового быта»;
роль молодежной культуры и др.), но и сложнейшие
вопросы, относящиеся к области педагогики педоло¬
гии, общественного сознания и культуры, социали¬
стической морали и эстетики, модной в то время ев¬
геники, а также сексологии, рефлексологии, психо¬
логии юного возраста, многие из которых историки -
скажем откровенно - стремятся обойти стороной.
Автор с пользой для дела использует, например, идеи
и наблюдения В.М. Бехтерева, А.К. Гастева,
Н.К. Крупской, А.С. Макаренко, Н.А. Семашко,
3. Фрейда и др. Среди прочих параграфов, к примеру,
выделяются: «Угрожающий потенциал молодежной
сексуальности» (с. 146-173), «Эстетика и инсцениров¬
ка молодежного тела» (с. 202-219) и др. Подобный
междисциплинарный подход оказывается плодотвор¬
ным, но «опасным» в том смысле, что он неисчерпа¬
ем и трудно поддается «балансировке» с собственно
историческими сюжетами.
Сразу отметим и другую особенность работы: ав¬
тор не просто прекрасно владеет историографией
проблемы, но как бы берет с собой в путь коллег-ис-
ториков в качестве оппонентов, советчиков или про¬
водников по зыбкому болоту истории первого после¬
революционного 15-летия, постоянно ведя диалог,
сравнивая и сопоставляя на страницах книги свои вы¬
воды и наблюдения с их мнением1. Монография осно¬
вана на широком круге источников, причем не толь¬
ко архивных (прежде всего, это различные материа¬
лы бывшего ЦА ВЛКСМ в РГАСПИ, многие из
которых впервые вводятся в научный оборот). Ис¬
пользована и периодическая печать (центральная и
местная), документы личного происхождения, науч¬
ные и иные публикации 1920-х гг., а также - что хо¬
телось бы особо приветствовать - произведения ху¬
дожественной литературы тех лет.
О каком поколении пишет Кур-Королев? По
словам самой исследовательницы, это молодые люди
примерно 14-23 лет (т.е. 1905-1915 г. р.), которые
всерьез не «нюхали пороха» революции и Граждан¬
ской войны и формировались как личности в совет¬
ских условиях. В ее книге послереволюционная эпоха
показана как время идеалистов и романтиков (в том
числе и во власти) - период поиска, противоречивых
социальных экспериментов, когда существовали ре¬
альные альтернативы и шли оживленные дискуссии
о новом обществе и месте молодого поколения в нем.
Автор полагает, что у пришедших к власти больше¬
виков не было собственной «молодежной концеп¬
ции». Молодежный вопрос был поставлен во многом
самой действительностью: во-первых, молодые люди
составляли значительную часть населения страны;
во-вторых, революционная молодежь - «авангард
авангарда» считала себя, а не старших товарищей, са¬
мой прогрессивной силой в новом государстве. По
мнению автора, в первые годы существования ком¬
сомола его активисты имели тенденцию действо¬
* Corinna Kuhr-Korolev. «Gezähmte Helden». Die Formierung der Sowjetjugend 1917-1932. Essen: Klartext
Verlag, 2005. 365 S.
200
вать относительно независимо от большевистской
партии. Поставить «молодежную вольницу» под по¬
литический контроль стало насущной задачей, но
для этого необходимо было заняться выработкой
особой молодежной политики. .
Как отмечает Кур-Королев, в период между Ш
(1920 г.) и УШ (1928 г.) съездами комсомола «боль¬
шевики сделали попытку привлечь и сплотить моло¬
дежь, указать ей подходящее место в обществе и но¬
вом советском государстве» (с. 323). Этот процесс
протекал параллельно в трех областях. В политиче¬
ской сфере проходило укрепление союза молодежи с
партией, утверждение партийной линии с одновре¬
менным вытеснением оппозиции в молодежной сре¬
де. В экономике стремление молодых рабочих отста¬
ивать собственные интересы было, по существу, по¬
давлено с помощью профсоюзов. Нет ничего
удивительного в том, пишет автор, что из-за невоз¬
можности на равных участвовать во «взрослых» по¬
литических и экономических процессах становление
советской молодежи как особой социальной иден¬
тичности проходило, в основном, в общественной и
культурно-бытовой сферах. Широкое обсуждение
идей создания «нового человека» и социалистическо¬
го «сверхчеловека» ярко характеризовало идеали¬
стический дух эпохи. Утопичность этих проектов
особенно четко показана автором при сравнении вы¬
соких слов с повседневной реальностью (пьянство,
хулиганство, бескультурье, сексуальная распущен¬
ность), которая свидетельствовала, что до идеала
еще слишком далеко. Тем не менее идея «верхов» о
формировании особой молодежной идентичности и
культуры встретила активную поддержку «снизу».
Популярная в те годы концепция авангарда подра¬
зумевала претензии молодежи на ведущую роль в
обществе. В этом отношении Советская Россия не
являлась страной уникальной. «Самосознание
юношества было во многом обусловлено развити¬
ем общеевропейского молодежного дискурса и ду¬
ховной позиции, в которой отличительные моло¬
дежные качества, такие, как неистраченность сил,
героизм, готовность к жертвам и неиссякаемый эн¬
тузиазм приобрели большую ценность», - отмеча¬
ет Кур-Королев (с. 324).
Неудивительно, что нэп стал тяжелым испыта¬
нием для нетерпеливого молодежного авангарда. Но¬
вые задачи и объявленная партией «отсрочка» стро¬
ительства коммунизма не соответствовали убежде¬
ниям комсомольцев. Это вело к разочарованию,
пессимизму и «декадентству». Изучив проводившие¬
ся в 1920-е гг. научные исследования молодежной
проблематики, Кур-Королев пришла к выводу, что
задание партии по выработке четких практических
рекомендаций по работе с молодежью, учеными так
и не было выполнено. Вместе с тем руководство
страны (и современные историки вслед за ним) полу¬
чило важные сведения о том, что вообще представля¬
ла собой молодежь послереволюционной эпохи. В
частности, по заданию Наркомпроса изучался быт
рабочей молодежи. Выяснилось, что в повседневной
жизни юношество 1920-х гг. не слишком усердствова¬
ло в преобразовании себя в «нового человека». Так
было со здоровым образом жизни, гигиеной, чтени¬
ем, самообразованием и т.д. Лучше всего восприни¬
мались те рекомендации, которые отвечали потреб¬
ностям самой молодежи. Так, движение юных корре¬
спондентов было успешным в определенный период
потому, что подрастающее поколение видело в нем
возможность заявить о себе, выделиться среди това¬
рищей или заработать немного денег. Физические
упражнения стали популярны потому, что нравился
спорт и дух соревнования, а не из-за того, что теоре¬
тики физкультуры ратовали за ее пользу для гармо¬
ничного развития личности.
Формирование концепции советской молодежи
протекало в тесной взаимосвязи с проводившимися в
Советской России в 1920-е гг. научными исследовани¬
ями в области юношеской психологии и сексуально¬
сти. Специалистами была искусственно вычленена
особая возрастная фаза между достижением половой
зрелости и окончательным вступлением человека во
взрослую жизнь (как правило, последнее связыва¬
лось с приобретением жизненного опыта, получени¬
ем профессии и созданием семьи). На этих-то моло¬
дых людей, еще не обремененных семейными узами
и иными обязательствами (а также, заметим, и усто¬
явшимися взглядами), обращалось особое внимание.
«Юные взрослые», находившиеся в переходной груп¬
пе от подростков к взрослым, понимались как уже
достигшие расцвета сил в физическом плане. В офи¬
циальном дискурсе они нередко идеализировались и
причислялись к «носителям красоты» юного возрас¬
та. Такие типично молодежные черты, как идеализм
и безоглядная готовность к жертвам, по мнению
«экспертов», проявлялись именно в этой фазе, по¬
скольку после полового созревания выделялась суб¬
лимированная сексуальная энергия, которой необхо¬
дим был выход. Подростковую гиперсексуальность
предполагалось направить в «позитивное русло».
Частная и интимная жизнь человека, в том числе
его сексуальное поведение, выбор партнера, отноше¬
ние к продолжению рода и т.д. рассматривались
сквозь призму общественной пользы. Раннее добрач¬
ное начало половой жизни не приветствовалось не
только из моральных соображений. Ученые доказы¬
вали вредность сексуальной активности в период по¬
лового созревания, и подростков активно стращали в
духе: «будешь раньше времени заниматься сексом -
вырастешь дебилом». Кур-Королев обращает внима¬
ние на присутствие в исследованиях по сублимации
своеобразного «социального заказа». Сексуальное
воздержание всерьез рассматривалось в качестве
«энергетической подпитки» индустриализации. Мо¬
лодых людей призывали не расходовать свою энер¬
гию «попусту», а поберечь силы на социалистическое
строительство и иные значимые для общества свер¬
шения. Основываясь на текстологическом анализе
документов и литературных источников, Кур-Коро-
лев приходит к выводу, что идеализация «молодых
взрослых» (особенно мужского пола) переходила в
идеализацию и героизацию юности и молодости как
таковой. В молодежной среде можно было слышать
разговоры об «отсталом» мире взрослых. Сама
власть сделала немало для того, чтобы в обществен¬
ном сознании все «старое» ассоциировалось с про¬
шлым (царизмом, капитализмом, угнетением), а все
новое, молодое - со светлым коммунистическим бу¬
дущим. Работа по возрождению страны после войн и
революций, казалось, давала уникальный шанс всем
участникам, вне зависимости от их возраста, считать¬
ся «молодыми». Руководители, кроме того, призыва¬
ли на помощь евгенику.
201
Примерно с 1928 г. - начала реализации первых
пятилеток - концепция молодежного авангарда пере¬
кочевала из политической сферы в экономическую.
«Либеральный период» завершился. Идеализирован¬
ный образ «сверхчеловека», пишет Кур-Королев,
«вернули с небес на землю советской действительно¬
сти и преобразовали для практических нужд эконо¬
мического строительства» (с.324). Партийное руко¬
водство стало все активнее участвовать в выработке
и реализации молодежной политики, не доверяя это
дело, как раньше, комсомолу и педагогам. Одновре¬
менно наметился отход от воспитательных концепций
1920-х гг., которые базировались на приоритете посте¬
пенного просвещения и самовоспитания. Ждать, когда
молодежь сама себя преобразует в сознательных и
культурных строителей коммунизма, более не было
времени. На смену идеализму в этом вопросе пришел
жесткий прагматизм. Молодежная политика из ранее
условно самостоятельной стала безусловно подчи¬
ненной общим задачам развития страны и «встроен¬
ной» в партийную идеологию. Доминирующими ока¬
зались идеи контроля и «дисциплинирования» «под¬
распустившегося» подрастающего поколения, в том
числе в силу кажущейся простоты применении дисци¬
плинарных методов на практике и их внешней эф¬
фективности.
Тем не менее, по мнению Кур-Королев, новая
доктрина не была отторгнута подрастающим поко¬
лением, а, наоборот, в целом положительно воспри¬
нята им. Почему? Сыграл свою роль целый комплекс
факторов. Молодежная политика реализовывалась
не прямолинейно. Учитывались, к примеру, особен¬
ности возрастной психологии. Явно поощрявшийся
«сверху» милитаризованный дух был созвучен ро¬
мантике юношеского возраста, тяге к приключениям
и самоутверждению. «Если во время Гражданской
войны существовало обширное пространство для са¬
мостоятельных действий и жизнь часто находилась в
реальной опасности, то в первую пятилетку речь шла
уже о крупномасштабной инсценировке и искус¬
ственно созданной чрезвычайной ситуации», - пишет
автор (с. 328).
Важным представляется и вывод германской ис¬
следовательницы о том, что именно разнообразие и
гибкость механизмов «дисциплинирования» стали от¬
личительной чертой складывавшейся сталинской си¬
стемы власти: «Не существовало определенного пла¬
на манипуляции над народом, она происходила с помо¬
щью разнообразных способов.., внешние механизмы
воздействия включались, когда внутренние не помога¬
ли» (с. 330). Кроме того, пишет автор, в реальной жиз¬
ни нормируемые «сверху» правила поведения не все¬
гда исполнялись буквально: «кто-то, в общем, прини¬
мал правила, но в конкретной ситуации мог спонтанно
их нарушить, кто-то делал вид, будто приспособился,
а кто-то уклонялся или пассивно не подчинялся. Но
для активного сопротивления места не оставалось»
(с. 331). Конечно, существовала сравнительно не¬
большая часть молодежи (к ней, например, относился
С. Подлубный - автор известного дневника, изданно¬
го Й. Хеллбэком2), действительно уверовавшая в
свою особую миссию, полностью принявшая правила
игры и пытавшаяся с помощью самовоспитания мак¬
симально приблизиться к идеалу советского челове¬
ка. Они были искренне благодарны Сталину за по¬
мощь в обретении высоких жизненных ориентиров,
которых так не хватало в годы нэпа. «Преувеличен¬
ная вера в собственное моральное превосходство и
связанное с ним мироощущение молодых людей,
возможно, заключают в себе дальнейший потенци¬
ал для объяснения феномена сталинизма, который
еще предстоит понять», - отмечает Кур-Королев
(с. 331). В этом отношении жизнь молодежи в фор¬
мирующейся сталинской системе стала, по ее мне¬
нию, даже относительно «легче» по сравнению с
1920-ми гг., получив четкость и предсказуемость
критериев.
Продолжающееся подчеркивание молодежной
исключительности и открытое обращение руковод¬
ства страны к молодому поколению за помощью в де¬
ле индустриальной модернизации СССР, по словам
автора, способствовали смягчению ситуации в усло¬
виях, когда молодежь не только была по-прежнему
отстранена от политики, но и получала все меньше
самостоятельности в ранее относительно неподкон¬
трольной культурно-бытовой сфере. Но и на куль¬
турном фронте, отмечает исследовательница, партия
вела себя крайне осторожно, руководя молодежью
не напрямую, а часто просто возглавляя какое-либо
массовое движение. Это хорошо видно на примере
физической культуры, которая соединила в себе ми¬
литаристские, гигиенические и состязательные спор¬
тивные концепции. Нельзя сказать, что произошел и
кардинальный разрыв с описанными выше идеями и
формами молодежной работы периода нэпа. Из опы¬
та 1920-х гт. было взято все наиболее жизнеспособ¬
ное, поддержанное молодыми людьми и одновремен¬
но актуальное для новых задач соцстроительства.
В частности, искусственно сконструированная пере¬
ходная фаза между окончанием полового созревания
и вступлением во взрослую жизнь не осталась аб¬
страктной идеей, а в конце 1920-х гг. была в массовом
порядке воплощена в жизнь. Молодые люди, кото¬
рые после окончания школьного образования в 15-
17 лет сами приезжали или вербовались на стройки
социализма, проводили там немалый период времени
в состоянии «продленного юношества». Вместо того,
чтобы основательно обустраиваться, создавать се¬
мью, продолжать учебу и получать хорошую профес¬
сию, юноши и девушки годами жили во временных
бараках со сверстниками того же пола, привыкая к
казарменному быту и «культуре» как к своего рода
«норме». Одновременно ученые всерьез убеждали
общество в медицинской и социальной «полезности»
смещения среднего возраста вступления молодых
людей в половую жизнь (что ассоциировалось с заве¬
дением семьи) с 18 до 20-23 лет.
В труде, правда, от подростков трудно было ожи¬
дать «взрослых» навыков, квалификации и умения
действовать ответственно и самостоятельно. Более
того, их зачастую убеждали, что это не главное, что
все это можно с лихвой компенсировать юношеским
задором, и побуждали с «эх, ухнем!» на устах бросать¬
ся в рискованные авантюры. «Такая жизнь носила ха¬
рактер постоянно инсценируемой пробы сил, кото¬
рая считалась одним из определяющих признаков пе¬
реходной фазы юношества.., - пишет Кур-Королев. -
Инсценированное государством (в период первых пя¬
тилеток. - С.Ж) чрезвычайное положение позволяло
молодым людям настаивать на "ювенилизме", чув¬
ствовать себя в нем комфортно и не стремиться к
взрослению, которое связывалось с "омещанивани-
202
ем" и "приспособленчеством"» (с. 328). Таким обра¬
зом получается, что молодые люди не просто искус¬
ственно удерживались государством в стадии «несо¬
вершеннолетия», поскольку это было ему выгодно,
но многих из них это даже в‘определенном смысле
устраивало. В связи с этим автор монографии выдви¬
гает тезис о том, что «культ молодежи был не только
частью сталинской идеологии, но сам сталинизм слу¬
жил удовлетворению инфантильных, юношеских по¬
требностей, в чем, возможно, заключается часть его
притягательности» (с. 335).
Поскольку понятие «юный», «молодой» распро¬
странялось в общественном дискурсе на все более
широкие возрастные группы, то процесс «инфанти-
лизации», по мнению Кур-Королев, затронул значи¬
тельные слои населения. Одновременно «сглажива¬
лась» необходимость традиционного подчинения
взрослым, так как молодежь получила ограничен¬
ную ответственность на рабочих местах и такие гроз¬
ные средства, как стенгазеты и «легкая кавалерия», с
помощью которых она могла утверждать свою зна¬
чимость в общественном мнении. Однако показа¬
тельно, что и здесь дело сводилось часто к «кавале¬
рийскому наскоку», а не к систематической работе по
выявлению и исправлению недостатков.
Попытки пропагандировать особую советскую
молодежную культуру отличались противоречиво¬
стью. В общественном мнении действительно уда¬
лось создать представление о более культурном и
прогрессивном, в отличие от старших товарищей, мо¬
лодом поколении, которое двигало вперед юную
страну. Положительный отклик среди молодежи по¬
лучило широкое распространение литературных
кружков, самодеятельного творчества, рабселько¬
ровского движения, появление «молодежной литера¬
туры» и т.д., которые позволяли проявить таланты,
сменить социальный статус и проч. Нужно иметь в
виду и объективные факторы, например то, что но¬
вые культурные возможности соответствовали по¬
требности модернизирующегося общества в образо¬
ванных гражданах. Кроме того, психологически по¬
нятно, почему в период первых пятилеток из-за
раздробленности социальных отношений и наруше¬
ния привычных семейных связей молодые люди
охотно проводили время в комсомольских ячейках,
пытаясь найти в этой среде если не «новую родину»,
то, по крайней мере, какую-то опору для социализа¬
ции. Не менее важно и то, что в это время через но¬
вые молодежные культурные институты шла актив¬
ная интеграция в советскую действительность выход¬
цев из «чуждых» социальных слоев, которым из-за
происхождения было закрыто формальное членство
в комсомоле.
Исходя из вышесказанного, К. Кур-Королев при¬
ходит к выводу, что советская молодежь оказалась
той многочисленной и исключительно важной соци¬
альной силой, которая активно поддержала слом
нэпа и начавшееся в конце 1920-х гг. полномасштаб¬
ное «социалистическое наступление». Формирующий¬
ся культ молодежи характеризуется в книге как «ста¬
билизирующий фактор сталинской модели власти, ко¬
торый способствовал упорядочиванию и легитимации
отношений между властью и населением» (с. 334). Что
касается причин поддержки молодежью нарождаю¬
щегося сталинского режима, то автор отмечает их
многообразие, особо подчеркивая, что не разделяет
точку зрения, будто одобрение «великого перелома»
«было основано исключительно на восстановлении
милитаризированного и склонного к насилию мента¬
литета Гражданской войны» (с. 329). Прежде всего,
милитаризированное сознание было характерно для
всего общества и не исчезло в период нэпа. В специ¬
ально же изученном автором дискурсе рубежа 1920-
1930-х гг. понятие «насилие» не являлось преоблада¬
ющим. «Этот вывод необычен, в особенности, отно¬
сительно формирования образа молодежи. Однако
ни в реконструкции "самопредставлений" молодежи,
ни в определении ее роли партией, ни в художествен¬
ных изображениях не доминировали "насилие" и "ми¬
литаризованность" как мотивы. Молодежи предпи¬
сывали решимость, радикальность и идеализм, но не
готовность к насилию» - подчеркивает Кур-Королев
(с. 329-330).
Рецензируемая монография, - как, наверное, и
всякая неординарная и новаторская работа, - не во
всем покажется читателю безупречной. Вероятно,
можно было бы более удачно структурировать кни¬
гу, а также предложить более четкие названия глав и
разделов. С выводами и аргументами автора можно
спорить или соглашаться, но очевидно одно: исследо¬
вание вносит заметный вклад в объяснение сталин¬
ской системы власти и, что не менее важно, заставля¬
ет думать и рассуждать, не оставляя читателя равно¬
душным.
С.В. Журавлев, доктор исторических наук
(Институт российской истории РАН)
Примечания
1 Ограниченный объем рецензии позволяет
лишь перечислить авторов наиболее важных иссле¬
дований последних лет по истории советской молоде¬
жи. См. работы А. Горсач, В. Исаева, Н. Лебиной,
А. Рожкова и др. Подробнее о состоянии современ¬
ных исследований в данной области см.: Sowjetjugend
1917-1941. Generation zwischen Revolution und Resigna¬
tion / Kuhr-Korolev C, Plaggenborg S.,
W e 11 m а n n M. (Hg.). Essen: Klartext Verlag, 2001.
2HellbeckJ. Fashioning the Stalinist Soul: The Di-
ary of Stepan Podlubnyi (1931-1939) // Jahrbücher für Ge¬
schichte Osteuropas. 1996. № 3. S. 344-373.
203
Сталин и космополитизм. 1945-1953. Документы агитпропа ЦК КПСС.
Сост. Д.Г. Наджафаров, З.С. Белоусова. М.: МАТЕРИК, 2005. 765 с.
Составители подарили читателю поразительно
богатое содержанием пособие по изучению куль¬
турно-интеллектуальной жизни Советского Союза
последних лет сталинщины - еще живой и страш¬
ной, но, как представляется по прочтении книги,
уже по-своему и «умудренной», «подуставшей» от
десятилетий непрерывных перенапряжений от соб¬
ственных авантюр и физического старения своих
вождей. При этом страх быть втянутыми в новую
мировую войну (и снова с превосходящим по силе
противником - США) так или иначе подталкивал к
необходимости переосмыслить роль идеологии в до¬
стижении политических целей внутри страны и за ее
пределами. Судя по опубликованным документам,
именно «восьмилетка» после окончания войны про¬
тив Германии весной 1945 г. до смерти Сталина вес¬
ной 1953 г. оказалась начальным этапом фактичес¬
кой десакрализации марксистско-ленинской идео¬
логии: в глазах лидеров и части образованных слоев
советского общества она все реже представала как
совокупность «теоретических догматов непогреши¬
мости» и все больше - как прикладной инструмент
регулирования политических отношении в государ¬
стве.
И прежде, в кровавые годы больших баталий
внутри большевистской партии, от которых лихора¬
дило всю страну, идеология была инструментом ре¬
шения конкретных политических задач. Но все-таки
в 1920-х и 1930-х гг. - возможно, в силу не истощив¬
шегося в ту пору исходного запала народных веро¬
ваний в коммунизм - идеологическая борьба в боль¬
шей мере воспринималась как борьба идей, столк¬
новения взглядов, заблуждений, вариантов утопий
мирового развития, чем в 1945-1953 гг. Вероятно,
именно такое понимание советской идеологии поз¬
волило в годы Второй мировой войны легче приспо¬
собить ее к нуждам возвеличивания того, что было
названо в учебниках истории «массовым героизмом
советских людей», то есть практиками самопожерт¬
вования во имя идеи и во искупление ошибок и недо¬
мыслия начальствующих персон.
Вторая мировая война с ее неисчислимыми по¬
терями, потрясениями и горестями коснулась и
«верхов», и «низов» советского общества. Она была
страшным шоком и для всей той части мира, кото¬
рая реально знала именно такую войну, - прежде
всего, для Европы. И повсюду, наряду с массовой ра¬
достью по поводу победы, она не могла не вызвать и
массового разочарования. В литературе идея после¬
военного разочарования населения во второй поло¬
вине 1940-х гг. в идеалах демократии и свободы рас¬
сматривается чаще всего применительно к анализу
положения в зарубежной Восточной Европе. О си¬
туации в СССР в эти годы принято писать иным
языком, с акцентом на рост осведомленности побы¬
вавших за границей советских людей, о стандартах
западной жизни и об ожиданиях «справедливого
воздаяния» народу от советской власти за его подвиг
в войне против гитлеризма. Тема разочарования и
утраты веры в «животворящую силу» большевист¬
ских идей в отечественной традиции звучит глуше и
неуверенней. Между тем, как можно убедиться, про¬
читав сборник, «пафос веры», звонкое бряцание
фразой и пылким слогом ленинско-сталинской дог¬
матики во «внутренних документах» даже первых
послевоенных лет присутствуют минимально. По¬
ражает спокойный деловой тон секретных докумен¬
тов, от содержания которых зависели судьбы - ино¬
гда жизнь и смерть - тысяч людей. Добыв из архи¬
вов огромную массу источников составители дали
возможность читателю погрузиться в атмосферу се¬
кретного партийного делопроизводства той поры -
возможность и сегодня достаточно редкую.
Складывается впечатление, что люди, форму¬
лировавшие партийные установки, были предельно
холодны и прагматичны. Они прекрасно сознавали
силу системы, стоявшей за их текстами, и не утруж¬
дали себя задачами придавать им теоретическую
убедительность. Пишущие были целиком сосредо¬
точены на политической целесообразности прини¬
маемых решений и, похоже, особенно не обольща¬
лись по поводу их методологической «состоятельно¬
сти». Идеология в документах сборника словно
сходит с небес на землю и принимается за черновую
работу по обслуживанию практических потребнос¬
тей правящего слоя. Пафос еще работает на широ¬
кую публику, но во внутреннем кругу он, как оче¬
видно, уже перестает считаться уместным. Цинизм
двойных стандартов поведения высшего партийно¬
государственного руководства, который мы привык¬
ли ассоциировать с брежневской порой, корнями сво¬
ими уходит, очевидно, не в хрущевские, а позднеста¬
линские времена. Сочетается ли такое понимание с
явным усилением идеологического прессинга во вто¬
рой половине 1940-х гг.? Думаю, да: легализация ци¬
низма «между собой» должна была компенсировать¬
ся ужесточением пуристской риторики «во внешнем
контуре» системы. Назначение хлесткого на язык
А.Я. Вышинского (прокурора по убеждению и при¬
званию) министром иностранных дел СССР именно
в 1949 г. вряд ли было случайным с этой точки зре¬
ния.
В таком контексте непривычно буднично и от¬
того особенно настороженно воспринимается анти¬
семитская составляющая политики Сталина. Из до¬
кументов она видится не столько как тщательно
продуманный план устрашения советского еврейст¬
ва, сколько как своего рода сопутствующий резуль¬
тат или даже походя сделанный маневр в рамках
стратегии консолидации власти компартии над ин¬
теллектуальными и культурными процессами в
СССР. Замечая нарастание «загрязненности» ци¬
низмом и прагматизмом мышления собственных со¬
ратников, Сталин впадал в новые приступы негодо¬
вания и подозрительности, но при этом понимал не¬
избежность происходящего. Живая жизнь каждый
день доказывала несуразность догматов коммунис¬
тического аскетизма и вечной боеготовности. Люди
даже в высшем слое тяготели к более органичным
формам социального и духовного бытия, пытаясь
хотя бы хотеть жить «как все», уже имея в виду «все
не только в Советском Союзе». В этом стали видеть
угрозу. Даже сами попытки сравнения советской
действительности с зарубежными образцами оказы¬
204
вались потенциальной крамолой. Явился новый об¬
винительным штамп: «буржуазные компаративис¬
ты», который мог быть применен ко всякому риск¬
нувшему пойти по пути сопоставления советских
образцов с любыми иными.
При чтении документов возникает ощущение,
что сталинский антисемитизм был не «идейным», а
сугубо инструментальным. Решение применить реп¬
рессии против советских еврейских организаций, по¬
хоже было принято в Кремле в тот момент, когда в
руководстве решили, будто, скажем, «Еврейский ан¬
тифашистский комитет СССР» присваивает себе
функции главного уполномоченного по делам ев¬
рейского населения и посредника между этим насе¬
лением и партийно-советскими органами» (с. 99).
Советское еврейство попало под каток репрессий не
столько потому, что «отец народов» не любил евре¬
ев, сколько потому, что он не без оснований счел
представителей именно этого народа наиболее ин¬
тернационализированной частью советского обра¬
зованного слоя. Ведь, согласно изложенной выше
логике, все евреи с их историческим мифом о Земле
обетованной «по определению» были потенциаль¬
ными компаративистами, а значит, людьми, с точки
зрения Агитпропа, неблагонадежными. Мало того,
что они могли сравнивать жизнь еврейских общин в
разных странах, в конце 1940-х гг. повсюду витала
мысль о строительстве еврейского государства в
Палестине - сопоставительный ряд расширялся, а с
ним увеличивались и подозрения исполнителей ста¬
линской воли.
Последние «походя» решали и важные карьер¬
ные вопросы. Бесцеремонное и целенаправленное
изгнание евреев с руководящих должностей в науч¬
ных, образовательных и культурных учреждениях
разного профиля, творческих союзах, а позднее - из
сферы медицины резко изменило кадровый состав
последних и позволило занять высокие должности
целому эшелону новых выдвиженцев. Новые люди
относились лояльно к выдвинувшей их власти, даже
если и не были сталинистами. Строить свое счастье
на несчастье другого - черта, присущая определен¬
ным частям любого народа. Вот откуда вышел ярко
проиллюстрированный в книге, пласт «писем снизу»
в поддержку антисемистских чисток 1940-х гг. Нет
впечатления, что эти письма были инспирированы
советскими спецслужбами - стиль, тональность и
часто неподдельный пафос писаний побуждают с со¬
жалением думать об их подлинности (см., напр.,
с. 185, 651). Статистика свидетельствует о том, что
роль еврейской интеллигенции в сфере культурной
и интеллектуальной жизни Советского Союза по
целому ряду параметров была доминирующей. Ос¬
мысление этого обстоятельства не могло не давать
разных интерпретаций - примеров чему в истории
прошлого века так же много, как и в современной
российской жизни.
Между тем антисемитизм не истерся в историче¬
ской памяти народа и в немалой мере подготовил
сначала советское диссидентство 1960-х гг. (своего
рода мутанта старого русского нигилизма), а затем
высокую мобилизационную готовность советского
еврейства к довольно масштабной эмиграции 1970-х
и особенно 1990-х гг. Думаю, к провальным «очис¬
тительным» экспериментам 1940-х гг. восходят и
корни современного российского западничества с
его неизжитым (или неизживаемым?) стереотипом
нормативно нигилистического отношения к стране
рождения, не говоря уже о ее государстве. Попытка
консолидации советского общества «по-сталински»
обернулась подрывом исторической надэтничной
российской государственности. Ключевая идея, вы¬
рисовывающаяся из документов сборника, - борьба
с космополитизмом - была для сталинского руко¬
водства универсальным орудием противодействия
всякому свободомыслию, всем либеральным веяни¬
ям, любому творчеству, если оно не было прямо и
непосредственно направлено на что-либо, помимо
апологетики большевистского строя.
Любопытная тонкость: деструктивная, запрети¬
тельная функция была для идеологов, несомненно,
важнее конструктивной, созидающей. Агитпроп со¬
средоточивался не на оживлении поиска новых,
адекватных времени форм утверждения советского
государственного патриотизма, а лишь на выявле¬
нии «крамолы», преследовании форм мировосприя¬
тия, способных ограничить влияние догматической
замшелости предвоенных десятилетий. Охрани-
тельность, а не самореформирование были положе¬
ны в основу политики компартии: с точки зрения
долгосрочной политической стратегии, Советский
Союз начал «морально устаревать» именно тогда,
еще не успев фактически вступить в конкуренцию с
капитализмом.
Интригующий вопрос остается без ответа: ка¬
кой в этом смысле была роль субъективного факто¬
ра? Возможно, А.А. Жданов, Д.Т. Шепилов и
М.А. Суслов как главные руководители советской
идеологии того времени были просто парализованы
страхом перед непредсказуемостью реакций Стали¬
на и поэтому сознательно устраняли всякие посяга¬
тельства на новации в сфере идейного обоснования
политических реалий. Но можно предположить и
иное: отсутствие у этих лидеров собственного креа¬
тивного потенциала при Сталине способствовавшее
их возвышению, в дальнейшем стало стимулом для
ретроградства всей системы советских идеологичес¬
ких обществ, живым воплощением которой до са¬
мой смерти оставался Суслов.
В книге много колоритных иллюстраций, кото¬
рые обогащают наши представления о реальности
1940-х гг., делают ее живой и объемной. Скажем,
рассекреченные документы дают представление о
скандале, который разразился в высшем руководст¬
ве СССР после публикации в газете «Правда» 9 ноя¬
бря 1945 г. одного из выступлений У. Черчилля, где
тот, казалось бы, дал предельно лестную характе¬
ристику Сталину. Оказывается, «отца народов» по¬
хвала британского политика оскорбила не меньше,
чем спустя полгода его взбесила известная фултон-
ская речь того же персонажа! «Советские лидеры не
нуждаются в похвалах со стороны иностранных ли¬
деров», - гневно писал Сталин (с. 31). Этот эпизод
дал повод для переписки Сталина с В.М. Молото¬
вым (он дал санкцию на публикацию речи Черчил¬
ля), вылившейся в поток молотовских извинений за
своеволие.
Документы сборника показывают, как шаг за
шагом советское руководство вело дело к свертыва¬
нию культурных контактов с западными правитель¬
ствами, ограничению связей между учеными СССР
и зарубежных стран (с. 55, 72, 93, 221). Советскую
205
интеллигенцию сознательно изолировали от между¬
народного сообщества ученых и деятелей культуры.
Ограничивалась подписка на зарубежную периоди¬
ку, а иностранные книги публиковались на русском
языке только по указанию властей. При этом суще¬
ствовало совершенно официально утвержденное
направление информационной работы - подготовка
антиамериканских материалов и литературы. Ника¬
кая объективность в этом смысле не требовалась и
не приветствовалась. Советский человек должен
был относиться ко всему американскому плохо.
Некоторые документы говорят сами за себя.
Чего стоит, например, постановление Политбюро
ЦК ВКП(б) «О воспрещении браков между гражда¬
нами СССР и иностранцами» (февраль 1947 г.) с со¬
ответствующим Указом Президиума Верховного
Совета СССР. Эти акты оказались настолько одиоз¬
ными даже по советским стандартам, что, были от¬
менены уже через несколько месяцев после смерти
Сталина в 1953 г. (с. 107). В том же ряду стоит поста¬
новление Политбюро «Об организации "судов чес¬
ти" при министерствах и ведомствах» (март 1947 г.).
Молодому поколению наших сограждан подобные
органы могут показаться химерой, но история пред¬
ставляет нам грустные и реальные факты. Среди со¬
тен осужденных этими судами людей были многие
выдающиеся личности той эпохи. Известный физи¬
олог академик В.В. Панин с подачи подобного «су¬
да» был приговорен к 25 годам лагерей по ложному,
как оказалось, обвинению в шпионаже (с. 127). В
мае 1955 г. под «суд чести» попал видный советский
дипломат, бывший посол СССР в Великобритании
академик И.М. Майский (с. 336-337), причем, на
процессе против него, по всей видимости, вынуж¬
денно свидетельствовал Г.А. Деборин - начальник
кафедры международных отношений Военно-поли¬
тической академии им. В.И. Ленина, сам незадолго
до процесса обвиненный в «космополитических от¬
клонениях» и вынужденный таким образом спасать
себя. Читая подобные документы, волей-неволей
проникаешься атмосферой унижения, страха и пре¬
дательства. Эмоционально сборник воздействует
довольно сильно.
Нашлось в сборнике место и «делу» П.С. Жем¬
чужиной - жены Молотова (с. 208-209). В январе
1949 г. она была сослана на 5 лет в Казахстан за то,
что у нее (этнической еврейки) хватило достоинства
и смелости «из солидарности» пойти на похороны
видного деятеля распущенного Еврейского антифа¬
шистского комитета СССР, выдающегося артиста
С.М. Михоэлса, убитого в 1948 г. агентами спец¬
служб. После смерти Сталина Жемчужина была
полностью реабилитирована. Список интересных
сюжетов сборника можно продолжить, но читателю
стоит самому обратиться к этой содержательной
книге, без использования материалов которой те¬
перь любая работа о советской истории второй по¬
ловины 1940-х начала 1950-х гг. будет выглядеть не¬
полной. Можно порадоваться за читателя и одно¬
временно за составителей этого документального
свода, проделавших колоссальную работу, которая,
я уверен, не раз еще заслужит благодарные слова
читателей.
А.Д. Богатуров, доктор политических наук
(Институт проблем международной
безопасности РАН)
Г.А. Куманев. Говорят сталинские наркомы: встречи, беседы, интервью,
документы. Смоленск: РУСИЧ, 2005. 632 с.
Имя российского историка, доктора историче¬
ских наук, академика РАЕН Г.А. Куманева хорошо
известно специалистам в области военной истории.
Его труды получили заслуженное признание в нашей
стране и за рубежом, переведены на многие ино¬
странные языки. Повышенное внимание привлекла и
рецензируемая работа. Записанные Г.А. Куманевым
в течение 1950-х - 1990-х гг. воспоминания и свиде¬
тельства очевидцев исторических событий и сделан¬
ные на их основе очерки уже частично публикова¬
лись в научных журналах1. В 1990-е гг. автор начал
подготовку серии книг под общим заглавием «Встре¬
чи, беседы, интервью, документы», которые содер¬
жат уникальный материал. Начало серии было поло¬
жено публикацией сборника «Рядом со Сталиным:
откровенные свидетельства» (М., 1999). Рецензируе¬
мая книга является ее продолжением.
Основу книги составили записи бесед Куманева с
теми деятелями советского государства, кто в период
Великой Отечественной войны занимал ключевые
посты в управлении экономикой. Среди них замести¬
тель председателя ГКО В.М. Молотов, члены ГКО
А.И. Микоян, Л.М. Каганович, заместитель предсе¬
дателя СНК СССР М.Г. Первухин (нарком химиче¬
ской промышленности), И.Т. Пересыпкин (нарком
связи), А.И. Шахурин (нарком авиационной промыш¬
ленности), А.В. Хрулев (Тыл Красной армии,
НКПС), П.Н. Горемыкин (нарком боеприпасов),
И.В. Ковалев (нарком путей сообщения), И.А. Бене¬
диктов (нарком земледелия), Д.Г. Жимерин (нарком
электростанций), С.З. Гинзбург (нарком по строи¬
тельству), Я.Е. Чадаев (Управление делами и секре¬
тариат СНК СССР), В.Н. Новиков (Наркомат воору¬
жения), В.С. Емельянов (Комитет стандартов при
СНК СССР), Н.К. Байбаков (наркомат нефтяной
промышленности. Публикацию интервью предваря¬
ет авторский очерк, посвященный истории военной
экономики СССР в 1941-1945 гг. (с. 6-42).
В центре внимания и автора (интервьюера), и
действующих лиц книги - драматические события
Великой Отечественной войны, ставшей суровым
экзаменом для советской государственности. Публи¬
куемые материалы - убедительная иллюстрация к
тезису о том, что народ сам по себе, самостоятельно,
без компетентного руководства «не может не только
победить, но и элементарно организованно действо¬
вать»2. Усилия миллионов людей, объединившихся
ради разгрому врага, не дали бы результата без эф¬
фективных управленческих решений на всех этажах
государственной власти.
Не секрет, что к началу войны практически в лю¬
бой сфере подготовки государства к обороне наряду
206
с положительными результатами имелись и серьез¬
нейшие недостатки, а иногда и труднообъяснимые
провалы. Военный и экономический потенциал Со¬
ветского Союзам в начале войны был несопоставим
с совокупными силами агрессоров.
Материалы рецензируемой книги дополняют
сложившиеся в историографии представления и про¬
ливают свет на некоторые недостаточно исследован¬
ные вопросы. В частности, в разговорах с Молото¬
вым, Кагановичем и Первухиным Куманев обосно¬
ванно обращает внимание на заниженность цифр,
традиционно приводимых в литературе при характе¬
ристике масштабов перебазирования промышленно¬
сти в первый период войны (с. 87).
Для собранных в книге воспоминаний характер¬
ны обостренность восприятия ряда конкретных исто¬
рических эпизодов, субъективность в оценке соб¬
ственного вклада мемуариста в общее дело, и т.п. В
то же время, именно это и придает сообщаемым по¬
дробностям особую ценность; так как публиковав¬
шиеся в недавнем прошлом воспоминания были зача¬
стую очень тенденциозно отредактированы и при¬
глажены. В новой же книге читатель получает
возможность услышать подлинные мнения и оценки
представителей высшего эшелона государственной
власти (в том числе и порой весьма нелицеприятные
характеристики своих коллег, многие из которых во¬
обще не оставили воспоминаний). С помощью таких
характеристик и различных по значимости колорит¬
ных деталей воссоздается дух эпохи, возникает обоб¬
щенная картина стиля и методов сталинской «дело-
кратии» в условиях предвоенного и военного време¬
ни. Мемуаристы сообщают о «сволочном характере»
Вознесенского (с. 412), грубости с подчиненными
Молотова, Берии и Кагановича (с. 410, 490-492, 501,
556-557) и т.д. Характерно, что говоря о важнейших
качествах, обязательных для советского наркома,
Сталин назвал наличие бычьих нервов и оптимизма
(с. 603). В то же время красной нитью через воспоми¬
нания проходит мысль об эффективности и высокой
результативности деятельности наркомов и прави¬
тельства в целом, общей нацеленности на конечный
результат - выполнение порученного дела, укрепле¬
ние обороны страны, достижение победы над врагом.
При этом роль самого Сталина в определении задач
и координации усилий всего аппарата управления,
компетентность в хозяйственных вопросах оценива¬
ется мемуаристами весьма высоко.
В современной российской историографии наме¬
тился сдвиг к сбалансированной оценке роли Стали¬
на как главы государства и военного деятеля3. Свиде¬
тельства тех, кто работал «рядом со Сталиным», да¬
ют дополнительные аргументы в пользу этого,
«Можно ли было... победить такого мощного против¬
ника.., имея в Кремле серых, тупых злодеев - руково¬
дителей во главе с "бездарным злодеем № Iм?» - рито¬
рически спрашивает Жимерин, возмущаясь пропаган¬
дистскими клише и стереотипами начала 1990-х гг.
(с. 408). Единственный деятель, чьи воспоминания на¬
ходятся в противоречии с остальными в данном во¬
просе, - это Микоян. Отвечая на вопросы Куманева,
он не раз подчеркивал, что со своими обязанностями
Сталин справлялся далеко не всегда. Сообщаемая
Микояном информация интересна и зачастую не на¬
ходит подтверждения в других источниках. Это, в
частности, касается обстоятельств и фактов, относя¬
щихся к началу войны: растерянность Сталина и его
испуг перед возможным арестом, сцена в Генштабе,
когда Г.К. Жуков после окрика Сталина «разрыдался
как баба» (с. 62-63), «пренебрежительно-барское от¬
ношение» Сталина к настойчивой просьбе Н.С. Хру¬
щева прекратить наступление под Харьковом, что
привело к тяжелому поражению (с. 66-67), попойки
на сталинской даче, рассказы о которых столь часто
встречаются в телепередачах.
Иными словами, не все материалы в книге в рав¬
ной степени заслуживают внимания. Наряду с досто¬
верными сведениями встречаются и фрагменты,
правдоподобность содержания которых вызывает
сомнения. К их числу относится свидетельство Чада-
ева относительно реакции советского руководства на
ход переговоров с Германией в ноябре 1940 г. Как из¬
вестно, историки не располагают достаточным коли¬
чеством источников, позволяющих реконструиро¬
вать действительное отношение Сталина к предложе¬
ниям, сделанным тогда Молотову Гитлером и
Риббентропом. Узость Источниковой базы объективно
способствовала появлению в историографии версий,
приписывающих руководству СССР осенью 1940 г. на¬
мерение развивать и углублять отношения с Герма¬
нией вплоть до присоединения в той или иной форме
к блоку агрессивных держав. Эта версия была обос¬
нованно раскритикована В.Я. Сиполсом, указавшим
в книге «Тайны дипломатические» (М., 1997), что со¬
держание предложения Риббентропа от 13 ноября и
ответ на него, данный советским правительством, не
подразумевали присоединения Советского Союза к
тройственному пакту. Опубликованное Куманевым
еще в 1999 г. в книге 1 «Рядом со Сталиным» свиде¬
тельство Чадаева на этот счет было, в сущности, про¬
игнорировано сторонниками «ревизионистской» точ¬
ки зрения о советских расчетах на углубление совет¬
ско-германских отношений. Между тем сообщаемая
Чадаевым информация выглядит особенно ценной в
свете того, что в основе ее, если верить мемуаристу,
лежат стенографические записи, сделанные во время
заседания Политбюро после возвращения Молотова
из Берлина (с. 470-471). Согласно Чадаеву, руковод¬
ство СССР разгадало попытку Гитлера замаскиро¬
вать приглашением советской делегации в Берлин
подготовку агрессии и пришло к выводу, что вероят¬
ность нападения на нашу страну «неимоверно возрос¬
ла, причем в недалеком будущем» (с. 473).
Выскажем, однако, в этой связи сомнения отно¬
сительно того, что содержание выступлений Моло¬
това и Сталина передано Чадаевым со стенографиче¬
ской точностью. Скорее, здесь мы имеем дело с позд¬
нейшей реконструкцией. И вот почему Молотов
(в пересказе мемуариста) сообщает членам Полит¬
бюро, что германской стороной в ходе переговоров
было сделано предложение о присоединении СССР к
«военному блоку Германии, Италии и Японии», кото¬
рое он, Молотов якобы сразу же отклонил. Из доку¬
ментов, однако, известно, что СССР предлагалось
подписать декларацию о готовности совместно с Гер¬
манией, Италией и Японией «воспрепятствовать рас¬
ширению войны» и «политически сотрудничать» ра¬
ди достижения этой цели. Ответ на немецкое предло¬
жение советское правительство дало не сразу, а
только 25 ноября, причем по форме он был положи¬
тельным4. Трудно представить, чтобы столь опытный
политик как Молотов не мог отличить предложения о
207
политическом сотрудничестве от предложения присо¬
единиться к военному блоку или дезинформировать
членов Политбюро относительно собственной реак¬
ции на него. Позднейшей вставкой выглядят также
рассуждения Сталина относительно необходимости
быстрейшего заключения договора о нейтралитете с
Японией (с. 475), поскольку из работы А. А. Кошкина
«Японский фронт маршала Сталина. Факты. Доку¬
менты» (М., 2004) известно, что решение придать со¬
глашению форму договора о нейтралитете было при¬
нято непосредственно перед его подписанием.
Сомнительно и утверждение Чадаева, будто Мо¬
лотов «перед фашистским нападением... явно недо¬
оценивал военную мощь Германии... и постоянно
поддерживал точку зрения Сталина, что в 1941 г. Гит¬
лер не посмеет совершить агрессию против СССР».
«Вот взялись пугать нас Германией. Куда ей до нас
голыми руками. Пороху не хватит», - передает Чада-
ев слова Молотова, якобы сказанные ему весной
1941 г. (с. 490-491). Однако имеются воспоминания
самого Молотова, в которых он по иному характери¬
зует свое видение обстановки того времени: «Мы
знали, что война не за горами, что мы слабей Герма¬
нии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в
том, докуда нам придется отступать - до Смоленска
или до Москвы, это мы перед войной обсуждали»5.
Из ставших известными в последние годы докумен¬
тов Генштаба следует, что высшее военное руковод¬
ство СССР учитывало вероятность отступления на¬
ших войск в глубь страны.
Некоторые стороны функционирования совет¬
ской экономики остались в тени - в частности, вопрос
о вкладе в общие усилия принудительного труда
осужденных. Любопытно, что сведения о настроени¬
ях этой части советских людей докладывались амери¬
канской разведкой президенту Ф. Рузвельту. В сере¬
дине 1943 г. авторы одного из таких докладов с удив¬
лением отмечали «патриотизм и новую гордость»
заключенных, работавших в порту Владивостока6.
В заключение хотелось бы пожелать автору про¬
должить столь успешно начатую серию книг. По¬
скольку в основу публикуемых материалов положе¬
ны магнитофонные записи, стоит подумать над воз¬
можностью их издания в качестве аудиоприложения,
чтобы читатель мог услышать живые голоса уже
ставших легендарными людей.
О. А. Ржешевский, доктор исторических наук,
Ю.А. Никифоров, кандидат исторических наук
(Институт всеобщей истории РАН)
Примечания
1 См.: Неопубликованное интервью начальника
Тыла Красной армии в 1941-1945 гг. генерала армии
А.В. Хрулева. // Новая и новейшая история. 1995.
№2. С. 65-78; Куманев Г.А. О чем вспоминал
П.К. Пономаренко // Отечественная история. 1998.
№ 5. С. 133-139; № 6. С. 133-149; Беседа проф.
Г.А. Куманева с М.Г. Первухиным 4мая 1975 г. //Но¬
вая и новейшая история. 2003. № 5. С. 123-139; и др.
2ГареевМ. Чем отличалась армия 1941-го от
армии 1945 года // Независимое военное обозрение.
2006. № 33. С. 5.
3 См., напр.: Гареев М.А. Полководцы Победы
и их военное наследие. М., 2003; Жуков Ю.Н. Ста¬
лин: тайны власти. М., 2005; и др.
4 См.: Документы внешней политики, Т. ХХШ.
Кн. 2(1). М., 1998. С. 79, 136-137.
5 Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника
Ф. Чуева. М., 1991.С.31.
6 Печатное В. Рузвельт, Трумэн, Сталин:
СССР и США в 1940-х гг. Документальные очерки.
М., 2006. С. 265.
Социальные проблемы, рабочие организации и профсоюзы в
современной России. Документы. Статистика. Библиография. Отв. ред.
А.М. Кацва. М.: Ленанд, 2006. 400 с.
Хотелось бы обратить внимание читателей жур¬
нала на документальный сборник, подготовленный
Институтом социологии РАН, который посвящен за¬
щите интересов работников труда в современной
России. Ныне в литературе эта тема, имеющая несо¬
мненно огромное значение, почти не затрагивается.
Существовавшая в советское время история ра¬
бочего класса СССР создавала бесконфликтную кар¬
тину трудовых отношений, что было далеко от дейст¬
вительности. Низкая производительность, отсталая
техника, годами не решаемые или плохо решаемые
производственные и социальные проблемы уже дав¬
но вызывали недовольство граждан и послужили да¬
леко не последней причиной смены общественного
строя в стране. Власть постоянно ставила барьеры
для выражения подлинных мнений людей труда, ста¬
ралась гасить трудовые конфликты в самом зароды¬
ше, прибегая при этом к мерам усиленного идеологи¬
ческого и прочего воздействия на трудящихся. В ре¬
зультате в советское время у них не выработалось
каких-либо действенных организованных форм за¬
щиты своих интересов.
Парадокс нынешней ситуации заключается в
том, что, выступив застрельщиками демократичес¬
ких преобразований, люди труда в результате ре¬
форм, наверное, оказались в самой худшей ситуации.
Как справедливо отмечает в своей вступительной
статье А.М. Кацва, ухудшение материального поло¬
жения, возникшие проблемы с заработной платой,
совершенно неудовлетворительные условия труда,
жилищно-бытовые неурядицы и прочие трудности, с
которыми столкнулись широкие слои населения, су¬
щественно изменили их отношение к органам власти,
общественным организациям и работодателям, вы¬
звали брожение, рост'оппозиционных настроений и
постепенно переросли в решительные акции проте¬
стного характера (с. 4). Первый раздел рецензируе¬
мого сборника включает документы, отражающие
208
возникновение нового (а может быть, хорошо забы¬
того старого) рабочего движения еще до распада
СССР, что выразилось в создании инициативных
групп, кружков, независимых от администрации об¬
щественных организаций и профсоюзов. Их доку¬
менты приводятся в сборнике (обращения Союза ра¬
бочих комитетов Ленинграда, конференции Союза
трудящихся Кузбасса, бастующих шахтеров Воркуты
и т.д.). Участились случаи забастовок. Если в 1987 г.
их было зарегистрировано всего 4, в 1988 г. - 25, в
1989 г. - 40, то в 1990 г. только на предприятиях Рос¬
сии было уже 260, а в 1991 г. - 1755 забастовок. По
оценкам, только в Кузбассе бастовало 300-320 тыс.
человек, из них 200 тыс. шахтеров. Еще больший
масштаб приобрело забастовочное движение на тер¬
ритории ныне независимой Украины. Действуя в со¬
ответствии с прежней запретительной политикой,
власти старались снизить накал выступлений, скрыть
нарастающие противоречия, создать иллюзию бла¬
гополучия и классового мира. Время для принятия
действенных мер было упущено, движение стало вы¬
ходить из-под контроля.
Вначале в обращениях к органам власти, на ми¬
тингах и во время забастовок звучали преимущест¬
венно экономические и социальные требования, од¬
нако непримиримая, жесткая и высокомерная пози¬
ция государственной и профсоюзной бюрократии
обусловили перерастание этих требований в полити¬
ческие, вылились в критику всей системы советского
социализма (см., например, резолюцию совместного
совещания межрегионального координационного со¬
вета рабочих комитетов независимого профсоюза
горняков от 14 мая 1991 г. (с. 51) с требованием смены
власти, немедленной отставки Президента и роспус¬
ка Съезда народных депутатов СССР).
Содержание второго раздела сборника, посвя¬
щенного событиям 1992-1995 гт., можно определить
названием первого вошедшего в него документа
«Повернуть реформы лицом к человеку труда!»
(с. 65-67). Это был небывалый по своему размаху
взрыв народного недовольства. Число бастовавших
предприятий к 1995 г. достигло 8 856, а количество за¬
бастовщиков - 16 млн человек. Проводимые рыноч¬
ные реформы не были ориентированы на народные
интересы, не оправдались и надежды трудовых кол¬
лективов стать полнокровными владельцами пред¬
приятий и производимой на них продукции. К сожа¬
лению, ни в самих документах, ни в сопровождающих
их комментариях нет ответа на вопрос, почему столь
масштабные протестные действия не принесли сколь¬
ко-нибудь ощутимых результатов. Есть попытка оп¬
равдать их преимущественно разрушительной «анти¬
тоталитарной» направленностью реформ (с. 62), одна¬
ко, с точки зрения участников протестных действий,
подобный аргумент мало что значит. Более того, как
свидетельствуют документы, меняется их направлен¬
ность в сторону защиты тех завоеваний, которые бы¬
ли достигнуты за годы советской власти.
Третий раздел составители озаглавили «Подъем
рабочего движения. Радикализация методов стачеч¬
ной борьбы». Документы, конечно, отражают куль¬
минационный период ошибок и провалов в политике
нового российского руководства, связанных с прива¬
тизацией, обесцениванием и невыплатой заработной
платы, обнищанием населения, нарастанием безра¬
ботицы, резкой поляризациией доходов и т.д. Разуме¬
ется, наблюдались массовые акции наподобие Все¬
российской акции протеста 7 октября 1998 г., где гово¬
рилось: «Негативные последствия антинародной
политики ощутили сегодня все: шахтеры, металлурги,
машиностроители, энергетики, предприниматели,
учителя, врачи, ветераны и инвалиды труда, студенты
и молодежь» (с. 121). Верно и то, что протестные дей¬
ствия становятся все более дифференцированными по
отраслям наемного труда. Однако в целом данные о
статистике трудовых конфликтов рисуют довольно
противоречивую картину. Забастовки мельчают, чис¬
ло их участников сокращается, общественная актив¬
ность населения снижается. Так, в 1997 г. бастовало
около 17 тыс. предприятий, но число участников со¬
ставило уже только 1.7 млн человек. Не изменил су¬
щественно картину и «августовский дефолт» 1998 г.,
значительно ухудшивший положение в стране, а в
2000 г. число забастовок снизилось до 817 (55 тыс.
участников) (с. 354).
Все это наводит на некоторые размышления об
эффективности тех методов борьбы трудящихся за
свои права, которые они применяли. Сказались уста¬
лость и безразличие, неверие в то можно, что-либо
изменить. Это означает не что иное, как необходи¬
мость людям труда учиться по-иному защищать свои
интересы, отстаивать их более упорно и настойчиво,
искать новые организационные формы протеста, ибо
как поется в пролетарском гимне, «Никто не даст нам
избавленья / Ни Бог, ни царь и ни герой...»
Четвертый раздел сборника «Рабочее движение
на рубеже веков. Новые формы протестных акций
(2000-2005 годы)» содержит самое большое количе¬
ство документов. Их направленность демонстрирует
переход от конфронтации к диалогу между трудовы¬
ми организациями и новым руководством страны во
главе с В.В. Путиным. Президент России призвал к
«согласованным действиям между профсоюзами и
властью», которые, по его словам, нужны, в первую
очередь, для того чтобы «власть не забывала о соци¬
альных последствиях того, что она делает». Новая со¬
циальная политика привела к известному «сглажива¬
нию» трудовых конфликтов, хотя она больше декла¬
рировалась, чем проводилась на деле. Нельзя,
конечно, не учесть и некоторые признаки улучшения
ситуации. Стала понемногу возрастать реальная за¬
работная плата, снижаться задолженность по ее вы¬
плате, в срок стали выплачиваться пенсии. Эти изме¬
нения породили надежды на коррекцию реформ в
сторону их социальной ориентации. К сожалению,
эти надежды были во многом обмануты. Политика
правительства и по сей день характеризуется наступ¬
лением на права и интересы людей труда: монетиза¬
ция льгот, перевод медицины, образования и жилищ¬
но-коммунальной сферы на коммерческие основы и
др. Социальные реформы проводятся без согласова¬
ния с самими людьми, которых чаще всего ставят пе¬
ред свершившимся фактом. Предлагаемые методы
разрядки напряженности (пропаганда социального
партнерства, кампании по заключению трудовых до¬
говоров) хотя и могут служить способом разрешения
конфликтов, в должной мере не работают, наследуя
многое из того, что выработалось при советском
строе.
Протестные действия в рассматриваемые годы
приобретают волнообразный характер в зависимос¬
ти от того, в какой сфере труда складывалось наибо¬
209
лее безысходное и неблагополучное положение. А в
последний период стали заметны и более упорные
методы борьбы. В этом отношении весьма характер¬
на Всероссийская акция протеста работников образо¬
вания, здравоохранения и культуры, начавшаяся 26
февраля 2003 г. В ней, по данным профсоюзов, при¬
няли участи'около 2 млн человек из 85 субъектов
Российской Федерации. Действуя согласованно, они,
несмотря на противодействие властей, выступали на
протяжении 2003-2005 гг. все более решительно.
Везде звучали требования повысить заработную пла¬
ту бюджетникам, сохранить социальные гарантии.
Характерным симптомом стало участие в этих акци¬
ях молодежи, прежде всего студенчества. И кое-ка¬
ких результатов участникам движения добиться уда¬
лось.
Другим примером стали массовые выступления
работников «оборонки» с требованием о принятии
конкретных мер для стимулирования работы пред¬
приятий оборонной промышленности, заставившие
правительство приступить к разработке соответству¬
ющей федеральной целевой программы.
С 2005 г. властью начали предприниматься неко¬
торые шаги по исправлению социальной ситуации.
Провозглашены национальные проекты в области
здравоохранения, образования, жилья. На их реали¬
зацию ассигнуются крупные средства, однако, вслед
за составителями сборника, приходится высказать
опасение, насколько достаточными и эффективными
окажутся эти «точечные» подходы в глубоко расст¬
роенной системе, да еще в тесной увязке с рыночным
фундаментализмом, теорией и практикой сложивше¬
гося на протяжении последних лет бюрократическо¬
го капитализма (с. 209). На мой взгляд, прошлый
опыт протестных действий как в России, так и в дру¬
гих странах, свидетельствует, однако, о том, что бо¬
лее эффективным оказывается давление «снизу».
Упорное же ему противодействие неминуемо ведет к
социальным потрясениям.
К сборнику приложена статистика трудовых
конфликтов, дающая ценный материал для дальней¬
ших исследований, а также большая библиография, в
которую вошли справочные издания, статьи по рабо¬
чему и профсоюзному движению в современных ус¬
ловиях, труды социологов и политологов, посвящен¬
ные трудовым конфликтам. Таким образом, пред¬
ставленный в сборнике материал дает реальную
возможность детально разобраться в современных
проблемах протестного движения в России и глубже
уяснить их воздействие на общественные процессы.
А.К. Соколов, доктор исторических наук
(Институт российской истории РАН)
210
Научная жизнь
Диссертации по отечественной истории, утвержденные Президиумом ВАК Министер¬
ства образования и науки Российской Федерации в мае-октябре 2006 г. (Специальность
07.00.02 - отечественная история, 07.00.09 - историография, источниковедение и ме¬
тоды исторического исследования)
1. Труту Владимир Петрович. «Казачество России в период революций 1917 года и на начальном этапе
Гражданской войны». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Ростовском государственном университете, где работает соиска¬
тель.
2. Абылгазиев Игорь Ишеналиевич. «Взаимоотношения СССР, Китая и Монголии в 20-х - начале 40-х
годов XX в. (Проблемы интернациональной солидарности)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Российской экономической академии им. Г.В. Плеханова. Соис¬
катель работает в Аппарате полномочного представителя Президента РФ по Центральному федеральному
округу.
3. Середа Надежда Владимировна. «Городская реформа Екатерины II в Тверской губернии: источники
и методы исследования». Специальность 07.00.09.
Диссертация выполнена и защищена в Историко-архивном институте Российского государственного гу¬
манитарного университета. Соискательница работает в Тверском государственном университете.
4. Гусман Леонид Юрьевич. «Русская либерально-конституционалистская эмиграция в общественном
движении в России (1840-1860-е гг.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Российском государственном педагогическом университете им.
А.И. Герцена. Соискатель работает в Санкт-Петербургском государственном университете аэрокосмиче¬
ского приборостроения.
5. Дорожкин Андрей Геннадьевич. «Экономическое и социальное развитие России второй половины XIX -
начала XX вв. в германо-язычной историографии XX в.» Специальность 07.00.09.
Диссертация выполнена и защищена в Московском педагогическом государственном университета. Со¬
искатель работает в Магнитогорском государственном университете.
6. Ноздрин Геннадий Антонович. «Политические объединения в сибирской деревне (середина 90-х го¬
дов XIX в. - 1914 г.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Институте истории Объединенного института истории, филоло¬
гии и философии СО РАН, где работает соискатель.
7. Волков Владимир Алексеевич. «Основные проблемы военной истории русского государства конца XV -
первой половины ХУП вв.». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Московском педагогическом государственном университете. Со¬
искатель работает в Российской международной академии туризма.
8. Маслова Ирина Ивановна. «Эволюция вероисповедной политики советского государства и деятельно¬
сти Русской православной церкви (1959-1991 гг.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Московском педагогическом государственном университете. Со¬
искательница работает в Пензенском государственном университете архитектура и строительства.
9. Горлов Владимир Николаевич. «Жилищное строительство в Москве как социокультурная проблема
(1953-1991 гг.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Московском государственном областном университете. Соиска¬
тель работает в Колледже архитектуры и строительства (Москва).
10. Комаровская Елена Петровна. «Вексиллогический комплекс военной организации Российского го¬
сударства в системе исторических памятников (XVIII - начало XX вв.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Российском государственном социальном университете Мини¬
стерства образования и науки РФ, где работает соискательница.
11. Файзрахманов Гаптельбар Лутфиевич. «Сибирские татары в составе Российского государства».
Специальность 07.00.02.
211
Диссертация выполнена и защищена в Казанском государственном университете им. В.И. Ульянова-Ле¬
нина. Соискатель работает в Институте истории им. Ш. Марджани АН Республики Татарстан.
12. Соловей Валерий Дмитриевич. «"Русский вопрос" и его влияние на внутреннюю и внешнюю полити¬
ку России (нач. XVIII - нач. XXI вв.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Московском педагогическом государственном университете. Со¬
искатель работает в Международном фонде социально-экономических и политологических исследований
«Горбачев Фонд».
13. Левчик Дмитрий Александрович. «Становление общественного самоуправления в России. Террито¬
риальные и производственные протестные движения». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Московском государственном областном университете. Соиска¬
тель работает в ООО «Экспорт Софтвар» (Москва).
14. Михайлов Валентин Вахтангович. «Становление федеративных отношений в Российской Федера¬
ции в 1990-2002 гг. (на примере Республики Татарстан)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Московском государственном университете сервиса Министерства образова¬
ния и науки РФ, защищена в Московском педагогическом государственном университете. Соискатель вре¬
менно не работает.
15. Бочарова Зоя Сергеевна. «Социально-гГравовая адаптация российской эмиграции 1920-1930-х годов
(исторический анализ)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова,
где работает соискательница.
16. Касьянов Валерий Васильевич. «Исторический опыт разработки и реализации государственной мо¬
лодежной политики Российской Федерации (1991-2005 гг.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Институте нациологии (Москва), защищена в Московском педагогическом го¬
сударственном университете. Соискатель работает в Кубанском государственном университете.
17. Ткаченко Дмитрий Сергеевич. «Национальное образование в Российской империи XIX - начала XX в.
(на материалах Северо-Кавказского региона)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Ставропольском государственном университете, где работает со¬
искатель.
18. Быков Андрей Юрьевич. «Российская правительственная политика в степных областях и трансфор¬
мация традиционного казахского общества (1731-1917 гг.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Республиканском гуманитарном институте Санкт-Петербургского государ¬
ственного университета, защищена в Санкт-Петербургском государственном университете.
19. Анисимова Татьяна Семеновна. «Исторический опыт разработки и реализации государственной по¬
литики перехода к всеобщему среднему образованию (1965-1985 гг.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Славянском-на-Кубани государственном педагогическом институте, где рабо¬
тает соискательница. Защищена в Московском педагогическом государственном университете.
20. Чернышова Анна Владимировна. «Механизм государственного управления деревней в 1920-е годы».
Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Российской академии государственной службы при Президенте РФ.
Соискательница работает в Волго-Вятской академии государственной службы.
21. Надеждина Вера Александровна. «Государственная социальная политика на Южном Урале в годы
нэпа. 1921-1929 гг.» Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Северо-Западной академии государственной службы, защищена в Российской
академии государственной службы при Президенте РФ. Соискательница работает в Уральском государ¬
ственном нефтяном техническом университете.
22. Коваленко Анжелика Юрьевна. «Военные реформы в России в первой четверти XIX века». Специ¬
альность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Московском государственном областном педагогическом университете им.
М.А. Шолохова. Защищена в Российском университете дружбы народов. Соискательница работает в выста¬
вочном центре НИИ РИНКЦЭ.
23. Сидоренко Надежда Семеновна. «Монархические партии и промонархические организации на Урале
в процессе эволюции государственно-политической системы России в начале XX века». Специальность
07.00.02.
212
Диссертация выполнена и защищена в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.
Соискательница работает в Челябинском государственном педагогическом университете.
24. Савин Валерий Александрович. «Государственные архивы РСФСР в 1918-1941 гг.: формирование,
организация, коммуникации, управление». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Историко-архивном институте Российского государственного гуманитарного
университета, где работает соискатель. Защищена в Самарском государственном университете.
25. Козлова Ирина Евгеньевна. «Историческая память российского крестьянства в XX веке». Специаль¬
ность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Самарском государственном университете. Соискательница рабо¬
тает в Институте философии РАН.
26. Криницкая Галина Степановна «Историческая концепция Б.Н. Чичерина». Специальность 07.00.09.
Диссертация выполнена в Томском государственном университете, где работает соискательница. Защи¬
щена в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.
27. Смурова Ольга Вениаминовна. «Неземледельческий отход крестьян в столицы и его влияние на эво¬
люцию образа жизни города и деревни в 1861-1914 гг. (на материалах Санкт-Петербурга, Москвы, Костром¬
ской, Тверской и Ярославской губерний». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Ярославском государственном университете им. П.Г. Демидова, защищена в
Санкт-Петербургском государственном университете. Соискательница работает в Костромском государ¬
ственном техническом университете.
28. Андреев Александр Иванович. «Тибет в политике царской, советской и постсоветской России». Спе¬
циальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Республиканском гуманитарном институте Санкт-Петербургского государ¬
ственного университета, защищена в Санкт-Петербурском государственном университете. Соискатель ра¬
ботает в филиале Санкт-Петербургского Института истории естествознания и техники.
29. Македонская Вера Александровна. «Проблемы организации и идеологического обеспечения восста¬
новительного процесса в освобожденных районах в годы Великой Отечественной войны (по материалам
Российской Федерации)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Российской экономической академии им. Г.В. Плеханова. Соис¬
кательница работает в Московском инженерно-физическом институте (государственный университете).
30. Андреев Андрей Юрьевич. «Русско-немецкие университетские связи во второй половине XVIII - пер¬
вой четверти XIX в.». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова, где работа¬
ет соискатель. Защищена в Российском государственном гуманитарном университете.
31. Соколов Александр Степанович. «Финансовая политика Советского государства в годы нэпа (1921—
1929 гг.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.
Соискатель работает в Рязанской государственной радиотехнической академии.
32. Борзенков Алексей Георгиевич. «Молодежные общественно-политические инициативы на востоке
России (1961-1991 гг.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Новосибирском государственном университете, где работает соискатель. За¬
щищена в Институте истории Объединенного института истории, филологии и философии СО РАН.
33. Агоштон Магдолна. «Печать 1497 г. Ивана Ш: к проблеме происхождения российской государствен¬
ной символики». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Высшей школе им. Д. Берджени (г. Сомбатхей), где работает соискательница,
гражданка Венгерской республики. Защищена в Волгоградском государственном университете.
34. Кундакбаева Жанат Бековна. «Политика Российской империи в отношении народов Северного При-
каспия в ХУШ веке». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в ИППК МГУ им. Ломоносова, защищена в Московском государственном уни¬
верситете им. М.В. Ломоносова. Соискательница, гражданка Республики Казахстана работает в Казахском
национальном университете им. Оглы-Фараби.
35. Раскин Давид Иосифович. «Система институтов российской имперской государственности конца
ХУШ - начала XX в.». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Российском государственном историческом архиве, где работает соискатель.
Защищена в Санкт-Петербургском институте истории РАН.
213
36. Блохин Владимир Владимирович. «Становление доктрины "либерального социализма" Н.К. Михай¬
ловского». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Российском университете дружбы народов, где работает соиска¬
тель.
37. Голованова Светлана Александровна. «Казачество Терека и Кубани: этнополитические и культур¬
но-исторические особенности становления и эволюции (вторая половина XVI - конец XIX вв.)». Специаль¬
ность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Армавирском государственном педагогическом университете, где работает
соискательница, защищена в Московском педагогическом государственном университете.
38. Тимофеев Василий Васильевич. «Республики Волго-Вятского региона накануне и в годы Великой
Отечественной войны (1938-1945 гг.)». Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Чувашском государственном университете им. И.Н. Ульянова.
Соискатель работает в Чувашском государственном педагогическом университете им. И.Я. Яковлева.
Составлено по Протоколам Президиума ВАК
Министерства образования и науки Российской Федерации
214
НОВЫЕ КНИГИ ПО ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ
(по материалам «Книжного обозрения» за сентябрь-октябрь 2006 г.)
Аверьянов К.А. Сергей Радонежский. Личность и эпоха. М.: Энциклопедия российских деревень, 2006.444 с.
Аврус А.И., Саунин И.В., Соломонов В.А. Саратовцы - академики и член-корреспонденты РАН: Биобиб-
лиографические очерки / Авт.-сост. А.И. Аврус, И.В. Саунин, В.А. Соломонов. Саратов: Изд-во «Сателлит»,
2005. 366 с.
Административные реформы в России: история и современность / Под общей ред. Р.Н. Байгузина. М:
РОССПЭН, 2006. 645 с.
Алексеев Л.В. Западные земли домонгольской Руси: Очерки истории, археологии, культуры: В 2 кн. М.:
Наука, 2006. Кн. 1. 289 с. Кн. 2. 167 с.
Андреев В.А. Санкт-Петербург: Путешествие от Смольного до Мариинского. Город в годы Великой Оте¬
чественной войны. Невская перспектива. Банковская столица к началу XX в. Промышленные традиции Санкт-
Петербурга. СПб.: Фонд «Компасс-Северо-Запад», 2006. 176 с.
Анисимов Е. Дворцовые тайны. Россия, век XVIII. СПб.: Питер, 2006. 320 с.
Бакулин В.И. Листая истории страницы: Вятский край и вся Россия в XX в. Сборник научных статей. Ки¬
ров: Изд-во ВятГГУ, 2006. 203 с.
Балалыкин Д.А. Проблемы «Священства» и «Царства» в России второй половины XVII в. в отечественной
историографии. 1917-2000 гг. М.: Весть, 2006. 335 с.
Белое движение: Мемуары А.И. Деникина, П.Н. Краснова, П.Н. Врангеля / Сост., вступ. ст. В.Г. Черкасо¬
ва-Георгиевского. М.: ВАГРИУС, 2006. 992 с.
Березин Ф.Я. Секретарь Московской ЧК. М.: Галерия, 2006. 112 с.
Большаков А.А. От самодержавия к сталинизму. Теократия в России. М.: Алмаз, 2005.
Борисова Л.В. Трудовые отношения в советской России. 1918-1924 гг. М.: Собрание, 2006. 288 с.
Боханов А.Н. Святая Царица. М.: Вече, 2006. 304 с. (Царский Дом).
Булатов В.Н. Русский Север: Учебное пособие для вузов. М.: Гаудеамус, Акад. Проект, 2006. 576 с.
В Политбюро ЦК КПСС...: По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова.
1985-1991 / Горбачев-Фонд; Сост. А. Черняев, А. Вебер, В. Медведев. М.: Альпина Бизнес Букс, 2006. 784 с.
Виноградова Т.В. История Можайска в картах и планах. М.: Схолия, 2006. 200 с.
Внешняя политика России XIX и начала XX в.: Документы Министерства иностранных дел РФ. Т. XVII.
Август 1830 г. - январь 1832 г. М.: Международные отношения, 2005.720 с.
Воинство Святого Георгия: Жизнеописания русских монархистов начала XX века / Сост., ред. А.Д. Степа¬
нов, А.А. Иванов. СПб.: Царское дело, 2006. 807 с.
Гербы городов России: Кн. 2. М.: Профиздат, 2006. 223 с.
Глезеров С.Е. Исторические районы. СПб.: Глагол, 2006. 224 с. (Санкт-Петербург от А до Я).
Гордин А.М., Гордин М.А. Пушкинский век: Панорама столичной жизни. Кн. 2. СПб.: Изд-во «Пушкин,
фонда», 2006. 216 с.
Григоров А.И. Материалы по истории русских фамилий: В 2 т. М.: МИД, 2006. Т. 1. 732 с. Т. 2.402 с.
Дальний Восток России в системе международных отношений в Азиатско-Тихоокеанском регионе: исто¬
рия, экономика, культура: Третьи Крушановские чтения, 2006 г. / Отв. ред. Л.И. Галлямова. Владивосток:
Дальнаука, 2006. 636 с.
Джуха И. Греческая операция: История репрессий против греков в СССР. СПб.: Алетейя, 2006.416 с.
Жукова Л.В. История России с древнейших времен до настоящего времени: Учебное пособие. М.: Экзамен,
2006. 527 с.
Зуев Г. Вдоль канала Грибоедова. М.: Центрполиграф, 2006. 509 с.
Иванова Г.М. История ГУЛАГа. 1918-1958: Социально-экономический и политико-правовой аспекты. М.:
Наука, 2006.438 с.
Истории русской провинции: По материалам ист.-просвет. журн. «Истории рус. провинции». СПб.: Биб¬
лиополис, 2006.423 с.
История государственного управления в России: Учебник / Под общ. ред. Р.Г. Пихои. Изд. 4, доп., перераб.
М.: Изд-во РАГС, 2006.440 с.
История и историки. 2005: Историогр. вестник / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М.: Наука, 2006. 363 с.
Кабузан В.М. Украинцы в мире: Динамика численности и расселения. 20-е годы XVIII века -1989 год: Фор¬
мирование этнических и политических границ украинского этноса. М.: Наука, 2006. 658 с.
Катков Г. Февральская революция. М.: Центрполиграф, 2006.478 с.
Керенский А. Россия в поворотный момент истории. М.: Центрполиграф. 2006. 524 с.
Ким Пен Хва и колхоз «Полярная звезда» / Отв. ред. Ю.В. Ванин; Сост. Б.Д. Пак. М.: Ин-т востоковедения
РАН, 2006. 287 с. (Рос. корейцы).
Колхозная жизнь на Урале. 1935-1953 / Сост. X. Кесслер, Г.Е. Корнилов. М.: РОССПЭН, 2006. 912 с.
Кондратьева Т. Кормить и править: О власти в России XVI-XX вв. / Пер. с фр. М.: РОССПЭН, 2006. 208 с.
Коновалов А.Б. Партийная номенклатура Сибири в системе региональной власти. 1945-1991. Кемерово:
Кузбассвузиздат, 2006. 636 с.
Коцонис Я. Как крестьян делали отсталыми: С.-х. кооперативы и аграрный вопрос в России. 1861-1914 /
Авториз. пер. с англ. М.: Новое лит. обозрение, 2006. 320 с.
215
Крючков В.Н. Отечественная история: Краткий курс: Учебное пособие для вузов. М.: Дашков и Ко, 2006.
304 с.
Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой земле и на Ближнем Востоке в XIX -
начале XX в. М.: Индрик, 2006. 512 с.
Мартиросян А. Трагедия 22 июня: блицкриг или измена? Правда Сталина. М.: Яуза, Эксмо, 2006.784 с.
Марчуков А.В. Украинское национальное движение: УССР. 1920-1930-е гг.: цели, методы, результаты /
Институт российской истории РАН. М.: Наука, 2006. 599 с.
Матвиевская Г.П. Яков Владимирович Ханыков. 1818-1862 / Отв. ред. А.В. Постников. М.: Наука, 2006.
200 с. (Науч.-биогр. литература).
Мачульский Е.Н. Красногорская земля. Изд. 2, доп., испр. М.: Энциклопедия российских деревень, 2006.
444 с.
Милов Л.В. По следам ушедших эпох: Статьи и заметки. М.: Наука, 2006,730 с.
Милютин Д.А. Воспоминания генерал-фельдмаршала, графа. 1868 - нач. 1873 / Под ред. Л.Г. Захаровой.
М.: РОССПЭН, 2006. 736 с.
Новейшая история России. 1914-2005: Учебное пособие для вузов / Под ред. М.В. Ходякова. Изд. 2, испр.,
доп. М.: Высшее образование, 2007. 527 с.
Новикова И.Н. «Между молотом и наковальней»: Швеция в германо-российском противостоянии на Бал¬
тике в годы Первой мировой войны. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006.450 с.
Оршанский Д.И. История России: Тестовые задания (ХШ-ХХ вв.): Учебное пособие. М.: Флинта, Наука,
2006. 200 с.
Особые журналы Совета министров Российской империи. 1914 год / Отв. сост. Б.Д. Гальперина. М.: РОС¬
СПЭН, 2006. 700 с.
Оссендовский Ф. Ленин / Авториз. пер. с пол. А. Писальник. М.: Партизан, 2006.474 с.
От войны к миру: СССР и Финляндия в 1939-1944 гг.: Сб. ст. / Под ред. В.Н. Барышникова и др. СПб.: Изд-
во СПбГУ, 2006.454 с.
Отдел науки ЦК КПСС. 1953-1966: Аннотированные описи / Рос. гос. архив новейшей истории; Сост.
М.Ю.Киселев и др. М.: РОССПЭН, 2006.400 с. (Справочники РГАНИ).
Память о блокаде: Свидетельства очевидцев и историческое сознание общества / Под ред. М.В. Лоскуто¬
вой. М.: Новое изд-во, 2006. 392 с.
Перхавко В. Торговый мир средневековой Руси. М.: Изд. центр «Академия», 2006. 608 с.
Протоколы заседаний Совета Народных Комиссаров РСФСР. Ноябрь 1917 март - 1918 гг. / Подгот.:
Ю.Н. Амиантов и др. М.: РОССПЭН, 2006. 520 с.
Размышления о России и русских. «Вторая философия» русского человека / Сост. С. Иванов. М.: Моек,
школа полит, исследований, 2006. 616 с.
Ратьковский И.С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 г. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006. 286 с.
Римский С.В. Вспомогательные исторические дисциплины: Учебное пособие для вузов. М.: Высшая шко¬
ла, 2006. 112 с.
Российский Зарубежный Съезд. 1926. Париж: Документы и материалы / Сост. М.А. Котенко, И.В. Дом¬
нин. М.: Русский путь, 2006. 848 с.
Россия и Франция ХУШ-ХХ века: Вып. 7 / Отв. ред. П. Черкасов. М.: Наука, 2006.405 с.
Россия под надзором: Отчеты Ш отделения 1827-1869 / Сост. М.В. Сидорова, Е.И. Щербакова. М.: Рос.
фонд культуры, Рос. Архив, Студия «ТРИТЭ» Никиты Михалкова, 2006. 706 с.
Рябченко Н.П. КНР - СССР: годы конфронтации. 1969-1982. Владивосток: Дальнаука, 2006. 160 с.
Свидетели эпохи. М.: Центрполиграф, 2006: Дан Ф. Два года скитаний: Воспоминания лидера рос. меньше¬
визма. 1919-1921. 223 с.; Жильяр П. При дворе Николая П: Воспоминания наставника цесаревича Алексея.
1905-1918 / Пер. с англ. 219 с.; Литтауэр В. Русские гусары: Мемуары офицера императорской кавалерии.
1911-1920 / Пер. с англ. 286 с.; Маклаков В. Воспоминания: Лидер московских кадетов о русской политике.
1880-1917. 351 с.; Петибридж Р. Русская революция глазами современников: Мемуары победителей и побеж¬
денных. 1905-1918 / Пер. с англ. 319 с.
Семин В.П. Отечественная история: Учебное пособие для вузов. М.: Акад. Проект, 2006. 560 с.
Синдаловский Н. Призраки Северной столицы: Легенды и мифы питерского Зазеркалья. М.: Центрполи¬
граф; СПб.: МиМ-Дельта, 2005. 267 с.
Слонов И.А. Из жизни торговой Москвы. М.: Изд. Дом ТОНЧУ, 2006.192 с.
Соболева Н.А. Очерки истории российской символики: От тамги до символов государственного суверени¬
тета. М.: Языки славянских культур; Знак, 2006.488 с.
Соколов О.В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг. М.: Рус. культурн. фонд «Империя Ис¬
тория», 2006. Т. 1. 320 с. Т. 2. 240 с.
Солонин М. 22 июня, или когда началась Великая Отечественная война? М.: Яуза, Эксмо, 2006. 512 с.
Сто великих загадок русской истории / Авт.-сост. Н.Н. Непомнящий. М.: Вече, 2006. 544 с. (100 великих).
Столыпин П.А. Грани таланта политика / Под общ. ред. П.А. Пожигайло. М.: РОССПЭН, 2006. 623 с.
1480 год в истории России: Сб. документов и материалов к 525-летию Великого стояния на Угре / Сост.
В.И. Чайкина, Е.В. Чайкин. Калуга, Полиграф-Информ, 2006. 360 с.
Шапошник В.В. Церковно-государственные отношения в России в 30-80-е годы XVI в. Изд. 2, испр. СПб.:
Изд-во СПбГУ, 2006. 569 с.
Шумейко В.Ф. Россия: от унитарного к федеративному государству. М.: Нац. ин-т бизнеса, 2006. 388 с.
216
НОВЫЕ ПОСТУПЛЕНИЯ ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПО ОТЕЧЕСТВЕН¬
НОЙ ИСТОРИИ
Altshuler S. From Exodus to Freedom: A History of the Soviet Jewry Movement. Lanham, 2005. XV, 213 p.
Bodio M. Stosunki miedzy Unia Europejska a Federacja Rosyjska: stan i perspektywy rozwoju. Warszawa, 2005.
246 s.
Chwalba A. Imperium korupcji w Rosji I w Krolestwie Polskim w latach 1861-1917. Krakow, 2006. 363 s.
Ciesielski S., Hryciuk G., Srebrakowski A. Masowe deportacje ludnosci w Zwiazku Radzieckim. Torun, 2003.
508 s.
Deutchland und Russland: Aspecte Kultureller und Wissenschaftlicher Beziehungen im 19. und Frühen 20.
Jahrhundert/ Hrsg, von D. Dahlmann und Wilfried Potthoff. Wiesbaden, 2004. 275 s.
The Dilemmas of De-stalinisation: Negotiating Cultural and Social Change in the Khrushchev Era/ ed. By
P. Jones. L., 2006. XIV, 279 p.
Faggionato R. A Rosicrucian Utopia in Eighteenth-century Russia: The Masonic Circle of N.I. Novikov. Dor¬
drecht, 2005. XIII, 300 p.
Fidler J. Za viru, vladce a vlast: Rusti a sovetsti marsalove. Brno, 2005. 290 s.
Gammer M. The Lone Wolf and the Bear: Three Centuries of Chechen Defiance of Russian Rule. Pittsburgh,
2006. XVIII, 252 p.
Giusti M.T. I prigionieri italiani in Russia. Bologna, 2003. 332 s.
Glantz D.M. Collosus Reborn: The Red Army at War, 1941-1943. Lawrence, 2005. XIX, 807 p.
Glantz M.E. FDR and the Soviet Union: The President's Battles over Foreign Policy. Lawrence, 2005. VIII, 253 p.
Gray P.A. The Predicament of Chukotka's Indigenous Movement: Post-Soviet Activism in the Russian Far North.
Cambridge, 2005. XXVI, 276 p.
Harrison H.M. Driving the Soviets up the Wall: Soviet - East German Relations, 1953-1961. Princeton, 2003.
XX, 345 p.
Hedeler W. Nikolaj Ivanovic Bucharin: Bibliographie seiner Schriften und Korrespondezen, 1912-1938. Mit
einem Anhang: Bucharins Karikaturen und Bucharin in der Karikatur. Berlin, 2005. XVI, 560 s.
Hoffmann E.P., Laird R.F. The Politics of Economic Modernization in the Soviet Union. Ithaka, 1982. 215 p.
Horcicka V. Rakousko-uherska politika vuci sovetskemu Rusku v letech 1917-1918. Praha, 2005. 254 s.
Hufen Ch. Fedor Stepun: Ein Politischer Intellektueler aus Russland in Europa. Die Jahre 1884-1945. Berlin,
2001.583 s.
Jack A. Inside Putin's Russia. L., 2005. XXI, 362 p.
Jedrzejeska I. Wspolpraca Armii Czerwonej i Reichswehry w latach 1917-1933: Wybrany problemy. Lysomice,
2005. 136 s.
Jena D. Potemkin: Favorit und Feldmarschall Katharinas der Grossen. München, 2001. 368 s.
Jordan P. Defending Rights in Russia: Lawyers, the State, and Legal Reform in the Post-Soviet Era. Vancouver,
2005. X, 285 p.
Koenker D.P. Republic of Labor: Russian Printers and Soviet Socialism, 1918-1930. Ithaka, 2005. XIII, 343 p.
Krasuski J. Europa miedzy Rosja I swiatem Islamu. Torun, 2005. 244 s.
Late Imperial Russia: Problems and Prospects. Essays in Honour of R.B. McKean/ Ed. By I.D. Thatcher.
Manchester, 2005. VII, 208 p.
Mari und Mordwinen im heutigen Russland: Sprache, Kultur, Identität. Wiesbaden, 2005. XXII, 563 s.
Merridale C. Ivan’s War: The Red Army, 1939-1945. L., 2005. XVII, 396 p.
Russia in the European Context, 1789-1914: A Member of the Family/ ed. by S.P. McCaffray and M. Melan-
con. N.Y., 2005. X, 238 p.
The Russian Revolution of 1905: Centenary Perspectives/ ed. by J.D. Smele and A. Hey wood. L., 2005. XI, 284 p.
Der Russisch-Japanishe Krieg (1904/05)/hrsg. von J. Kreiner. Göttingen, 2005. 186 s.
Sowjetische Partisanen in Weißrussland: Innenansichten aus dem Gebiet Baranovici, 1941-1944: Eine Doku¬
mentation. München, 2004. 271 s.
Vydra Z. Zydovska otazka v carskem Rusku, 1881-1906: vlada, zide a antisemitismus. Pardubice, 2006. 284 s.
Willett R.L. Russian Sideshow: America's Undeclared War, 1918-1920. Washington, XXXIV, 327 p.
Wilson J.L. Strategic Partners: Russian-Chinese Relations in the Post-Soviet Era. Armonk, 2004. XIV, 279 p.
Wolsza T. Za zelazna kurtyna: Europa Srodkowo-wschodnia, Zwiazek sowiecki i Josef Stalin w opiniach polkiej
emigracji politycznej w Wielkiej Brytanii 1944/1945-1953. Warszawa, 2005. 286 s.
Wurzer G. Die Kriegsgefangenen der Mittelmachte in Russland im Ersten Weltkrieg. Göttingen, 2005. 626 s.
Составлено по материалам Государственной
нублнчнои исторической библиотеки России
217
ПАМЯТИ МОРГАНА АБДУЛЛОВИЧА РАХМАТУЛЛИНА
14 октября 2006 г. трагически погиб заместитель главного редактора нашего журнала док¬
тор исторических наук М.А. Рахматуллин.
Он родился 30 мая 1927 г. в пос. Мелеуз Башкирской АССР. В 1944-1952 г. служил в рядах
Советской армии, в 1952-1953 гг. работал шофером-механиком в Уфе, а в 1953-1958 гг. учился
на истфаке МГУ им. М.В. Ломоносова, где его учителями были такие известные ученые, как
С.С. Дмитриев, И.Д. Ковальченко и П.Г. Рындзюнский. Затем Морган Абдуллович был на¬
правлен на работу в Институт истории АН СССР (ныне Институт российской истории РАН),
а в 1970 г. откомандирован в редакцию журнала «История СССР» (с 1992 г. «Отечественная
история») в качестве заведующего отделом истории СССР периода феодализма. С 1980 г. и до
самой гибели работал заместителем главного редактора, завоевав заслуженный авторитет у
коллег, авторов и читателей.
М.А. Рахматуллин отдал журналу 36 лет своей жизни, став настоящим мастером научной
журналистики. Его отличительными чертами были непреходящий интерес к истории Отече¬
ства, огромная эрудиция, принципиальность, объективность оценок и высокая требователь¬
ность к себе и другим. Морган Абдуллович активно участвовал в работе редколлегии журнала
и в подготовке более 200 его номеров, отрецензировав несколько тысяч материалов и лично
отредактировав сотни статей и сообщений. Рахматуллину были органически чужды конъюнк¬
турщина, лицеприятность, псевдопартийность и идеологическая ангажированность. Он самым
непосредственным образом участвовал в выработке редакционной политики, формировании
редколлегии и подборе сотрудников редаппарата. В итоге представить себе журнал «История
СССР» / «Отечественная история» без М.А. Рахматуллина было просто невозможно. Он
пользовался большим авторитетом среди коллег. При этом для Моргана Абдулловича были
характерны необыкновенная честность и щепетильность во всех этических вопросах. Не слу¬
чайно, будучи уволен в 2004 г. из штатов ИРИ РАН, он по настоянию научной общественности
и ряда академиков РАН был оставлен в должности заместителя главного редактора журнала
и стал ведущим специалистом издательства «Наука».
М.А. Рахматуллин удачно сочетал редакторскую работу с научно-исследовательской. И
хотя сам он, по свойственной ему скромности, никогда не выпячивал свой вклад в развитие ис¬
торической науки и даже явно преуменьшал его, вклад этот был весомым и многоплановым.
Кандидатская, а затем и докторская диссертации покойного, защищенные в 1967 и 1988 гг., бы¬
ли посвящены анализу крестьянского движения в России во второй четверти XIX в. Доктор¬
ская диссертация получила оформление и в виде монографии. Морган Абдуллович был знаю¬
щим и тонким декабристоведом, большим знатоком истории общественной мысли России пер¬
218
вой половины XIX в., увлеченным и широко эрудированным пушкинистом, хорошо знал эпоху
Екатерины Великой и личность этой выдающейся императрицы. Он был участником ряда
«круглых столов», материалы которых нашли отражение на страницах журнала «Отечествен¬
ная история». О большом вкладе покойного в историографию отечественной истории убеди¬
тельно свидетельствует публикуемый ниже список его основных трудов. Чрезвычайно удач¬
ными следует признать и принадлежащие его перу разделы по истории России XVIII в. в пер¬
вом томе подготовленного в ИРИ РАН учебного пособия «История России с древнейших
времен до начала XXI века», вышедшего в свет двумя изданиями в 2003 и 2006 гг.
Светлая память о Моргане Абдулловиче Рахматуллине, навсегда сохранится в сердцах всех,
кто работал вместе с ним, знал его лично, был читателем журнала «История СССР» / «Отече¬
ственная история» и интересных и оригинальных исследований нашего товарища и друга.
Редакционная коллегия и редакционный аппарат
журнала «Отечественная история»
Из телеграмм соболезнования по случаю трагической кончины МЛ. Рахматуллина,
полученных редакцией журнала «Отечественная история»
«Дорогие коллеги! Отделение историко-филологических наук РАН глубоко скорбит в свя¬
зи с трагической кончиной замечательного человека, большого ученого, великолепного ре¬
дактора Моргана Абдулловича Рахматуллина. Многолетний редактор Вашего журнала, он
был одним из тех, кто определял его лицо, обеспечивал высокий авторитет среди профессио¬
налов и популярность среди широкого читателя. Его труды, отредактированные им номера
журнала останутся в нашей науке, а память о нем - в наших сердцах. Передайте наше искрен¬
нее и глубокое сочувствие родным и близким Моргана Абдулловича».
А.П. Деревянко, АЛ. Фурсенко, А.Е. Петров
«Коллектив Санкт-Петербургского института истории РАН скорбит в связи с горькой
утратой - трагической гибелью Моргана Абдулловича Рахматуллина. Выдающийся ученый,
приобретший заслуженный авторитет и широкую известность в научном сообществе своими
тщательно выполненными и содержащими ценные выводы трудами, он безотказно служил на¬
уке и в качестве одного из самых деятельных сотрудников редакционной коллегии всеми ува¬
жаемого периодического издания по российской истории. Его опыт и доброжелательность
служили важным залогом успешной работы журнала «Отечественная история» и сохранения
им ведущего положения среди академических повременных изданий даже в самые нелегкие
для науки годы. Мы верим, что сделанное М.А. Рахматуллиным навсегда останется в ряду до¬
стижений нашей науки и надеемся, что в ближайшем будущем будет издан сборник трудов уче¬
ного, куда наряду с его блестящей монографией по истории крестьянского движения войдут и
другие его работы».
От имени коллектива Санкт-Петербургского института истории РАН: директор
ВН. Плешков, академики РАН Б.В. Ананьин и АЛ. Фурсенко, члены-корр. РАН РЖ Ганелин и др.
«Только узнал о трагической гибели Моргана Абдулловича Рахматуллина. Разделяю Ваше
горе. Я имел счастье часто общаться с М.А. Рахматуллиным, когда входил в состав редколле¬
гии журнала. Благодарен ему за это общение. Мы иногда расходились с ним в мнениях, но с
ним интересно было даже спорить. Он был открытым и прямым человеком, у него был гигант¬
ский опыт редакционной работы, он посвятил журналу практически всю свою жизнь, и у него
было чему поучиться».
Б.В. Ананьич».
Телеграммы соболезнования были получены также от Института истории и археологии
РАН, Российского гуманитарного научного фонда, редакции отечественной истории издатель¬
ства «Большая Российская энциклопедия», редакции журнала «Родина», Казанского государ¬
ственного университета, нижегородских историков и архивистов.
Редакция журнала выражает глубокую благодарность всем, кто откликнулся на нашу не¬
восполнимую утрату.
219
Основные научные труды МЛ. Рахматуллина
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. V. Т. 10. М., 1961 (подгот. к
печати). Переизд.: М., 1990 (подгот. к печати совм. с В.С. Шульгиным); Кн. VIL Т. 13. М., 1962
(подгот. к печати). Переизд.: М., 1991 (подгот. к печати совм. с В.С. Шульгиным); Кн. IX.
Т. 17-18. М., 1963 (подгот. к печати, сост. указателей). Переизд.: Т. 17. М., 1993 (подгот. к
печати совм. с И.В. Волковой); Кн. XII. Т. 23-24. М., 1993 (подгот. к печати, коммент.); Кн.
XIV. Т. 27-28. М., 1965; Переизд.: М., 1994 (подгот. к печати).
К вопросу о влиянии разночинных элементов города на крестьянское движение в 20-е годы
XIX в. // Города феодальной России. М., 1966. С. 547-558.
К вопросу о связи движения декабристов с борьбой крестьянства // Симпозиум по аграрной
истории Восточной Европы: Тез. докл. и сообщ. М., 1969. С. 218-222.
Солдаты в крестьянском движении 20-х гг. XIX в. // Вопросы военной истории России. XVIII и
первая половина XIX в. М., 1969. С. 351-358.
К вопросу о влиянии расслоения крестьянства на характер его борьбы (20-е гг. XIX в.) //
История СССР. 1970. № 4. С. 154-167.
Крестьянское движение в России в 20-е гг. XIX в. // Ежегодник по аграрной истории Во¬
сточной Европы. 1965. М., 1970. С. 321-332.
Хлебный рынок и цены в России в первой половине XIX в. // Проблемы генезиса капита¬
лизма. М., 1970. С. 334-412.
Некоторые итоги изучения крестьянской войны в России 1773-1775 гг. // История СССР.
1972. № 2. С. 71-88 (совм. с П.Г. Рындзюнским).
К дискуссии об абсолютизме в России // История СССР. 1972. № 4. С. 65-88.
Воины России в Крымской кампании // Вопросы истории. 1972. № 8. С. 94-118.
Крестьянская война в России 1773-1775 гг. // История СССР. 1973. № 6. С. 35-58.
Подъем крестьянского движения и реакция самодержавия после восстания декабристов //
Из истории экономической и общественной жизни России. М., 1976. С. 168-182.
Рядом с декабристами (о судьбе денщиков, вольнонаемных и крепостных слуг декабристов) //
История СССР. 1979. № 1. С. 173-192.
Генералиссимус А.В. Суворов. Его искусство побеждать // История СССР. 1980. № 5. С. 64-90.
А.В. Суворов и русское военное искусство во второй половине XVIII в. М., 1980.
Законодательная практика русского самодержавия. Указ от 8 ноября 1842 г. и попытки его
применения // История СССР. 1982. № 2. С. 35-52.
Павленко Н.И. А.Д. Меньшиков // Вопросы истории. 1982. № 10. С. 125-128 (рецензия).
Возрастной состав вожаков крестьянского движения России (1826-1857 гг.) // История
СССР. 1984. № 6. С. 139-149.
Социальное настроение крепостного крестьянства и классовая борьба (1826-1857 гг.) // Ис¬
тория СССР. 1988. № 2. С. 54-79.
Крестьянское движение в великорусских губерниях в 1826-1857 гг. / Отв. ред. И.Д. Коваль-
ченко. М., 1990.
Об одном мифе из истории освободительного движения России (К вопросу о переоценке
социальных явлений во 2-й четверти XIX в.) // История СССР. 1992. № 1. С. 87-110.
Федоров В.А. М.М. Сперанский и А.А. Аракчеев: Учеб, пособие. // Отечественная история.
1999. № 1. С. 152-156 (рецензия).
Зырянов П.Н. Русские монастыри и монашество в XIX - начале XX в. // Отечественная ис¬
тория. 2000. № 5. С. 198-202 (рецензия).
Новое периодическое издание по истории движения декабристов состоялось // Отечествен¬
ная история. 2000. № 6. С. 102-115.
А.С. Пушкин, российские самодержцы и самодержавие // Отечественная история. 2002.
№ 6. С. 3-26.
Эпоха Петра. Россия при преемниках Петра I. Царствования Екатерины II и Павла I // Ис¬
тория России с древнейших времен до конца XVIII века: Учебник для вузов. М., 2003.
Император Николай I глазами современников // Отечественная история. 2004. № 6. С. 74-98.
Власть и интеллект в императорской России // Отечественная история. 2005. № 4. С. 21-29.
«Нестор». № 7 (2005. № 1) // Отечественная история. 2006. № 1. С. 203-207 (рецензия, совм.
с С.В. Тютюкиным).
Новая книга об альтернативах российской истории. И.В. Карацуба, И.В. Курукин, Н.П. Со¬
колов. Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России от Рюриковичей до олигархов //
Отечественная история. 2006. № 6. С. 199-204.
220
СОДЕРЖАНИЕ
Статьи
Ананьев Д.А. (Новосибирск) - Воеводское управление Сибири в XVIII в.: особенности процесса бю¬
рократизации 3
Юденкова Т.В. - Павел и Сергей Третьяковы: предпринимательская и благотворительная деятель¬
ность 16
Осокина Е.А. (США) - Борец валютного фронта Артур Сташевский (1890-1937) 33
Солнцева С.А. - Ударные формирования русской армии в 1917 г 47
Байков А.Ю. - Советско-германское сотрудничество в области авиационной промышленности
(1922-1933 гг.) 60
Зубкова Е.Ю. - «Лесные братья» в Прибалтике: война после войны 74
Сообщения
Ван Пнн (КНР) - Русские художники-эмигранты в Китае (1920-1940-е гг.) 91
Прнщена А.И. (Сургут) - Градостроение в Сургуте во второй половине XX в 94
Историография, источниковедение,
методы исторического исследования
Пушкарева И.М. - Возвращение к забытой теме: массовое рабочее движение в начале XX в 101
Леонтьев Я.В. - Персональный состав ЦК партии левых эсеров (проблемы реконструкции) 121
Сенявскнй А.С., Сенявская Е.С. - Историческая память о войнах XX в. как область идейно-полити¬
ческого и психологического противостояния 139
Занесоцкнй А.С. (Санкт-Петербург) - К вопросу об исторической концепции академика Д.С. Лиха¬
чева 151
Короленков А.В. - СССР и его союзники по Второй мировой войне: два новых издания 158
Исторические очерки
Эдельман О.В. - Императрица Елизавета Алексеевна и кавалергард Алексей Охотников 169
Воспоминания
Щербань Н.В. - От романтизма к реализму (воспоминания и раздумья о послевоенном поколении) 180
Критика и библиография
Юнгблюд В.Т. (г. Киров) - К.К. Вишняков-Вишневецкий. Иностранцы в структуре Санкт-Петер¬
бургского предпринимательства во второй половине XIX-XX в 196
Базанов С.Н. - Р.М. Абинякин. Офицерский корпус Добровольческой армии: социальный состав,
мировоззрение. 1917-1920 гг 197
Перчиков Ю.А. (Нижний Новгород) - И.В. Берельковский. Власть и научно-педагогическая интел¬
лигенция: идеологический диктат в СССР конца 1920-х - начала 1950-х гг. (по материалам Ни¬
жегородской губернии - Горьковской области) 199
Журавлев С.В. - Коринна Кур-Королев. «Укрощенные герои». Формирование советской молодежи
1917-1932 200
Богатуров А.Д. - Сталин и космополитизм. 1945-1953. Документы Агитпропа ЦК КПСС 204
Ржешевский О.А., Никифоров Ю.А. - Г.А. Куманев. Говорят сталинские наркомы: встречи, бесе¬
ды, интервью, документы 206
Соколов А.К. - Социальные проблемы, рабочие организации и профсоюзы в современной России.
Документы. Статистика. Библиография 208
221
Научная жизнь
Докторские диссертации по отечественной истории 211
Новые книги по отечественной истории 215
Новые поступления зарубежной литературы по отечественной истории 217
Памяти М.А. Рахматуллина 218
CONTENTS
Articles
Anan'ev D.A. (Novosibirsk) - Voevode (governor of province) Administration in Siberia in the XVIII Centu¬
ry: Characteristic Features of the Bureaucratization Process 3
Yudenkova T.V. - Pavel and Sergey Tretiakov: Business and Philanthropic Activities 16
Osokina E.A. (USA) - Arthur Stashevsky, a Soldier of the Foreign Currency Front (1890-1937) 33
Solntseva S.A. - The Shock Troops of the Russian Army in 1917 47
Baikov A.Yu. - Soviet-German Cooperaiton in the Aircraft Industry (1922-1933) 60
Zubkova E.Yu. - «Forest Brothers» in the Baltic: The War after the War 74
Communications
91
Van Pin (People's Republic of China) - Russian Emigré Artists in China (1920s-1940s)
Prischepa A.I. (Surgut) - The Town-Planning in Surgut in the Second Half of the XXth Century 94
Historiography, Source studies, Methods of Historical Research
Pushkariova I.M. - Returning to the Forgotten Topic: Workers Mass Movement in Early XXth Century 101
Leont'ev Ya.V. - Personal Membership of the Central Committee of the Left Socialist-Revolutionary Party
(An Attempt of Reconstruction) 121
Seniavskiy A.S., Seniavskaya E.S. - Historic Memory of the XXth Century Wars as the Sphere of Ideologi¬
cal, Political, and Psychological Confrontation 139
Zapesotskiy A.S. (St. Petersburg) - Concerning the Historical Conception of D.S. Likhachev 151
Korolenkov A.V. - USSR and its Allies in the World War II: Two Recent Publications 158
Historic Essays
Edelman O.V. - The Empress Elizaveta Petrovna and Chevalier de Garde Alexey Okhotnikov 169
Memoirs
Scherban' N.V. - From Romanticism to Realism (Memoirs and Thoughts on the Post-War Generation) 180
Criticism and Bibliography
Yungbliud V.T. (Kirov) - K.K. Vishniakov-Vishnevetskiy. Foreigners in the Strucutre of St. Petersburg Busi¬
ness in the Second Half of the XIXth and the XXth Centuries 196
Bazanov S.N. - R.M. Abiniakin. The Officer Corps of the Volunteer Army: Social Compositon and Ideology,
1917-1920 197
Perchikov Yu.A. (Nizhniy Novgorod) - I.V. Berel'kovskiy. The Authorities and Pedagogical Intelligentsia:
Ideological Dictate in the USSR in Late 1920s - Early 1950s (Based on the Materials of Nizhegorodskaya-
Gorkovskaya Province) 199
222
Zhuravliov S.V. - Corinne Cur-Korolev. «Tame Heroes». The Formation of the Soviet Young People, 1917—
1932 : 200
Bogaturov A.D. - Stalin and the Cosmopolitism. 1945-1953. The Documents of the Agitprop of the Central
Commuttee of the CPSU 204
Rzheshevskiy O.A., Nikiforov Yu.A. - G.A. Kumanev. Stalin's Narkoms Speaking: Meetings, Discussions,
Interviews, Documents 206
Sokolov A.K. - Social Problems, Workers Organizations, and Trade Unions in Contemporary Russia. Docu¬
ments. Statistics. Bibliography 208
Academic Life
Doctor Dissertations on Homeland History 211
New Books on Homeland History 215
New Acquisitions of the Foreign Books on Homeland History 217
In memoriam of M.A. Rakhmatullin 218
223
РЕДАКЦИЯ
Секирииский С.С.
Мамонов А.В.
Мельникова Л.В.
Стефанович П.С.
Костина Р.В.
Христофоров И.А.
Новикова М.А.
Шамииа И.Н.
Мац А.Г.
Отдел Новейшей истории
Отдел Новой истории
Отдел Древней и Средневековой истории
Отдел истории народов
Отдел историографии, источниковедения,
методов исторического исследования
Заведующая редакцией
Литературный редактор
Младший редактор
Сдано в набор 04.12.2006 Подписано в печать 08.02.2007 Формат бумаги 70 х 100716
Печать офсетная Усл.печ.л. 18,2 Усл.кр.-отт. 39,5 тыс. Уч.-изд.л. 25,1 Бум.л. 7,0
Тираж 2141 экз. Заказ 2118
Свидетельство о регистрации № 0110244 от 8.02.1993 г.
в Министерстве печати и информации РФ
Учредители: Российская академия наук, Институт российской истории РАН
Издатель: Академиздатцентр «Наука», 117997, Москва, Профсоюзная ул., 90
Адрес редакции: 117036, Москва В-36, ул. Дм. Ульянова, 19
Телефон: 123-90-10
Оригинал-макет подготовлен МАИК “Наука/Интерпериодика”
Отпечатано в ППП «Типография “Наука”», 121099, Москва, Шубинский пер., 6
224
КА-2007
Индекс 70404
ОБЪЕДИНЕННЫЙ КАТАЛОГ
1 Российские и зарубежные газеты и журналы
2 Книги и учебники
УВАЖАЕМЫЕ ПОДПИСЧИКИ!
Журналы Российской акаде¬
мии наук можно выписать в лю¬
бом почтовом отделении России
по объединенному Каталогу Фе¬
дерального управления почтовой
связи (ФУПС). Академические
журналы объявлены в этом ката¬
логе в разделе “АРСМИ”
«НАУКА»
ISSN 0869-5687 Отечественная история, 2007, № 2