К тили,
швам
Перевела с армянского
РЕГИНА КАФРИЭЛЯНЦ
Повесть-сказка
Москва «Детская литература» 1990

ББК 83. Ар
А86
, 4803080101-224 QO
А 	405—89
М101(03)-90
ISBN 5-08-000362-6
О Регина Кафриэлянц. Перевод на русский язык. 1990
© Феликс Гюланян. Иллюстрации. 1990

Под липой
У самой опушки леса, уже за околицей села, стоят рядком три дома. Все
три очень красивые, с красными черепичными крышами, с резными налич¬
никами на окнах, и до того похожие друг на друга, будто строил их один
человек.
В доме, что поближе к лесу, живёт Мануш, а в двух других —Асмик и
Тарой. У всех троих отцы работают на лесопильне. А лесопильня далеко,
почти на другом краю леса, и потому домой они возвращаются только по
воскресеньям, а если бывает, когда и в будни вернутся, то очень поздно,
поздно вечером, когда дети уже спят. А утром уходят так рано, что дети еще
спят. Постоят над кроватками сладко посапывающих детишек, насмотрятся
на них, положат им под подушки привезённые подарки и спешат на работу.
	 5
первая • О МАНУШ, ОБ АСМИК И О ТАРОНЕ
Глава

Папа Тарона иной раз не удержится, нагнётся к сыну и поцелует в щёку, а
усы его при этом щекочутся, Тарой и просыпается. И уж так он радуется!
Повиснет у отца на шее, не отпускает. Но отец уходит, ведь работа ждёт.
А Тарону он оставляет игрушки, которые сам вырезает из дерева для сына.
Дорогой отцы рассказывают друг другу о своих детях. Каждый вспоминает
какие-нибудь истории, связанные с ребятишками,— что они сделали, что при¬
думали, что сказали.
—	Моя Мануш,— говорит папа Мануш,— очень выросла. И рукодель¬
ница, скажу я вам. Вечером посмотрел её вышивку, удивился. Очень кра¬
сиво...
—	И Асмик!.. Асмик тоже очень подросла. Раньше, бывало, никак не могла
сама забраться на тахту. А теперь, о-о!.. И стихов сколько знает!..—Это уже
говорит папа Асмик.
—	Зато мой Тарой ростом пока не выдался, всё вширь...—Как бы жалуется
папа Тарона. Но потом вдруг, словно спохватившись, тоже начинает похвали¬
вать сына: — Он, однако, очень смышлёный мальчонка. За что ни возьмётся,
всё у него получается. Такую чашу из глины вылепил, что, будь она обожжён¬
ной, я бы с удовольствием ел из неё...
—	Асмик уже ходит в лес,— перехватывает разговор папа Асмик.— Я вчера
вечером поел малины, которую она нарвала. Крупная, спелая.
—	Да, они с моей Манушик вместе ходят,— подтвердил папа Мануш.— Не в
самый лес, а только вдоль опушки, в малинник.
—	Тарой ещё маловат, они не берут его с собой. Вот подрастёт, через
годик тоже пойдёт с ними.
Так, беседуя, отцы ребятишек доходят до лесопильни.
А за околицей села, у лесной опушки, оставались три домика, и в них трое
детей, которым очень хотелось пойти в большой лес и которые пока боялись
забираться дальше кустарника на опушке. Но если правду сказать, так их и не
пускали. Мамы то и дело предупреждали, что в лесу, мол, небезопасно, что
там водятся волки и разные страшные звери, а ещё и злые волшебники — вся¬
кие колдуны и колдуньи. Но ребята больше всего боялись людоедов. Правда,
мама Мануш говорит, что никаких людоедов и колдунов нет и не может быть,
что это просто люди всё напридумали. Наверно, потому Мануш их и не
боится. Но волков и она боится. Постоянно твердит, что из всех чудищ самое
страшное — это волк.
—	А я медведя боюсь,—говорит Тарой.
—	Медведь вовсе и не страшный, он добрый,—утверждает Мануш,—чело¬
века не трогает... Мой папа говорит, что медведь только тогда может напасть,
если он взбешён!
—	A-а! А как ты узнаешь, взбешён он или нет? Не подойдёшь к нему и не
спросишь: извините, мол, господин медведь, вы бешеный или нет?
	 6

Тарой рассмеялся над своей шуткой. А Мануш тем временем пересказы¬
вала им сказки о добрых медвежьих делах, слышанные ею от мамы. Асмик и
Тарой всё равно боялись медведей и про себя думали: как они ни добры,
лучше с ними не встречаться.
И тем не менее однажды дети всё же повстречали медведя. Осенью это
случилось. Пошли собирать шиповник. Поначалу держались все вместе, раз¬
говаривали, пели песни, весело перекликались. Потом постепенно разошлись
подальше друг от друга. Каждый выбрал себе куст и обирал зрелые, налитые,
красные ягоды.
Асмик подошла к кусту, нависшему над небольшим оврагом. Шиповник
на нём был особенно крупный и зрелый. Девочка выбрала место поудобнее и
палкой, что была у неё в руках, хотела уже пригнуть усыпанную ягодами
ветку, когда вдруг снизу донеслось какое-то ворчание. Асмик поглядела в
просвет сквозь ветви и увидела, что кто-то стоит неподалёку. Ей поначалу
показалось, что это человек. Она побольше раздвинула ветки и обмерла: это
был медведь. От ужаса Асмик окаменела. Широко раскрытыми глазами она
смотрела, как медведь обирал красные гроздья ягод и жадно пожирал их,
довольно урча и отфыркиваясь. При этом он время от времени краем глаза
поглядывал на девочку. А она всё стояла как заворожённая, потеряв дар речи.
Ей хотелось закричать, но язык не шевелился. Медведь всё жевал свою
поживу, а Асмик не понимала, что с ней творится. Она, конечно, осознавала,
что медведь её видит и словно бы говорит ей: «Еляди сколько хочешь, вовсе и
не страшно. Да и что тебя бояться, стоит мне только захотеть, ам — и про¬
глочу тебя».
Асмик вдруг, сама не зная почему, успокоилась. Задышала ровнее и осто¬
рожно попятилась назад. А когда медведя совсем уже не было видно, Асмик
повернулась и пулей помчалась к Мануш. И Мануш, хотя она говорила, что
ничуть не боится медведей, не изъявила ни малейшего желания встретиться с
косолапым.
—	Позови Тарона, и пойдёмте домой,—деловито сказала она,—пусть
мишка спокойно ест свои ягоды.
Но не туг-то было: Тарой неожиданно заупрямился. Узнав о медведе, он
заявил, что хочет сам увидеть косматого.
—	Ты что, с ума сошёл? — удивилась Асмик.— Мы на целый год старше
тебя и то не хотим к нему приближаться!
—	Вы на год старше, а я зато —мужчина и хочу его видеть. Еде он?
—	Не знаю,—сердито сказала Асмик.
—	Знаешь!.. Ты же его видела!
—	Послушай, Тарой,—вмешалась Мануш,—если тебе не разрешают, зна¬
чит, так надо, старшим виднее.
—	Ну, пожалуйста, Мануш,—стал упрашивать Тарой,—я только разочек,
хоть издали взгляну! Еде он, Асмик?
	 7

Асмик не проронила ни звука. Она смотрела в одну точку. Мануш с Таро-
ном тоже глянули в том направлении и увидели, как медведь карабкается из
ложбины наверх. На миг он остановился у того куста шиповника, где недавно
была Асмик, шумно зевнул, прямо как человек, потянулся и, явно довольный,
повернул в чащу.
Ребята не поняли, видел их косолапый или нет, словно заворожённые,
они смотрели, как он, степенно вышагивая, уходил всё дальше и дальше и
скоро совсем исчез из виду.
Вообще-то обычно собравшись куда-нибудь пойти, девочки предпочитали
не брать с собой Тарона. Он вечно хнычет, а то начнёт с полдороги проситься
обратно домой. Может вдруг испугаться птичьего крика, звука падающего
камешка, и тогда держись — такой вой поднимет, всё настроение испортит.
Но больше всего неприятностей с ним из-за еды. Скажем, идут они в лес. Не
успеют дойти до зарослей шиповника, а он уже съел всё, что ему дали с
собой —все свои бутерброды, яблоки,—и начинает приставать к девочкам.
И приходится им делиться с ненасытным мальчишкой. Но это ещё полбеды.
Хуже, когда вся еда кончается. Просто наказание, как он тогда ноет,
жалуется. А где ему взять в лесу еды? Как-то раз он вдруг уселся под кустом и
заявил, что с места не сдвинется, пока ему не дадут поесть. Асмик рассерди¬
лась, стала уговаривать Мануш вернуться домой, но как уйти без Тарона?
Мануш не могла его бросить. Так они и стояли возле несносного мальчишки,
не зная, что делать, а тем временем солнце уже стало клониться к закату.
Хорошо, им повезло: откуда ни возьмись, вдруг появилась мама Тарона, тётя
Парзануш. Она пришла в лес нарвать конского щавеля. У неё, конечно, тоже
не было с собой никакой еды. Но с мамой Тарой не капризничал. Она взяла
его за руку и повела домой.
* * *
Было бы не совсем верно утверждать, что Тарой большой любитель по¬
спать. Отправить его в постель каждый вечер стоило трудов его маме. Целый
день он играл во дворе. С трудом удавалось зазвать пообедать. А вечером
Тарой уходил со двора последним, когда уже все ребята разбредались по
домам и он оставался совсем один. Да и то уходил не сразу. Любил ещё
посидеть под липой, помечтать и в задумчивости смотреть, как поднимается
луна из-за гор. А ещё он сердился... на противных девчонок за то, что убегали
домой, едва солнце начнёт заходить. Но не очень сердился. Потому что,
честно говоря, Тарону вообще-то нравилось побыть одному. Он закрывал
глаза и... начинались чудеса. Ему вдруг являлись тысячи, нет, миллионы
малюсеньких лун и золотистых точек, которые расходились в разные сто¬
роны, а порой оборачивались маленькими человечками и нападали друг на
друга — получалась целая война. Бывало и так, что золотистые точки и луны
	 8

становились каплями дождя и обильно падали вниз. А потом все точки вдруг
куда-то улетали и оставалась только одна. Она медленно-медленно приближа¬
лась к Тарону. А он только того и ждал. Это был гномик, повелитель всех уле¬
тевших точек, друг Тарона.
—	Ну, как? — подбоченясь и заговорщицки подмигивая Тарону, спраши¬
вал гномик.— Понравилось тебе сегодняшнее сражение?
А Тарой молча глядел на него и не отвечал: боялся, что, заговорив, спуг¬
нёт его, и всё исчезнет. Но гномик был отчаянный весельчак. Чего он только
не вытворял: и кувыркался, как акробат, и крутился волчком, и ещё много
разных коленцев выкидывал... Но тут вдруг слышался мамин голос: она звала
Тарона. Гномик, понятно, исчезал, и ничего не оставалось, как идти домой.
А бывало и так, что Тарой не слышал маминого зова потому, что уже спал.
Мама покличет, покличет его да и идёт сама за сынишкой, догадывается, что
уснул, не впервой ведь. Дома она сонного раздевает его и укладывает. В таких
случаях Тарону иногда продолжал сниться любимый сон о золотистых дру¬
зьях — светлячках...
Но такое бывало редко. Обычно Тарой слышал, как мама зовёт его, и шёл
домой. Ещё издали завидев маму, он уже кричал:
—	Мама, я есть хочу!..
Ну а после ужина не так-то просто было его уложить: он волынил, просил
рассказать сказку. Но мама его ой как знала и потому ставила условие:
—	Ложись в постель, тогда и расскажу сказку...
А что бывало потом, ясно каждому. Тарой ни разу не дослушал маминой
сказки до конца. Набегавшись за день, он так уставал, что глаза его закрыва¬
лись раньше, чем кончалась сказка.
И однако было бы неверно сказать, что Тарой не любит поспать. Разбу¬
дить его утром и поднять с постели — целая история.
—	Вставай, сынок, вон уж солнце как высоко, а ты всё спишь,— взывала
мама.
Но Тарой только поглубже зарывался под одеяло, словно и не слышал
мамы. А у неё по утрам дел невпроворот, не одна забота сына будить: надо
корову подоить, огонь развести, молоко вскипятить. И оладьев нажарить надо
к завтраку, чтобы дитятко ненасытное не осталось голодным,— он ведь ничего
другого есть не станет, кроме любимых оладышков да горячего молока.
Но в конце концов Тарой поднимался с постели, видел, что уже и впрямь
чуть не полдень, что мама давно подмела двор, принесла студёной воды из
источника, покормила кур, пополола грядки в огороде. «Мам...» — подавал
голос Тарой. И мама, бросив все дела, шла на его зов, мысленно повторяя:
«Что, сыночек, что, моя булочка!..»
Тарой был как шарик. Он не шёл, а словно бы катился. А идти-то куда? На
улицу. Поест и скорее туда. Но как бы он ни заспался, а на улице появлялся
первым. И радости в этом не было никакой. Играть-то не с кем. Тарой знал,
	 9

что Асмик и Мануш встали, в отличие от него, ранёхонько. Но они помогали
своим мамам по дому, и им пока не до игр.
Тут надо сказать, что Тарой чувствовал себя очень несчастным, обездо¬
ленным и обиженным по утрам, когда, выйдя на улицу, никого там не заста¬
вал. От тоски он усаживался под ветвистой липой у дома Асмик, вглядывался
в причудливую игру солнечных зайчиков в просветах листвы, и сердце его
разрывалось на части. В селе ведь столько мальчишек! И какие они счастли¬
вые! Им всем есть с кем играть, их там много. А вечерами? Вечерами и вовсе
собирается столько мальчишек!.. И девчонок они даже близко не подпускают.
У тех свои игры. Только в школе все вместе —и мальчишки и девчонки.
А Тарой вынужден дружить с одними только девчонками. Да и их всего две, к
тому же они старше на год и вечно этим перед ним выставляются.
В большой лес
Всё началось вечером.
Когда, вдоволь наигравшись, они расселись на валунах под липой, Мануш
вдруг пригнулась к Асмик и что-то зашептала ей на ухо. Тарой сначала не
придал этому значения. Девчонки ведь, у них могут быть свои секреты. Он
побежал домой напиться, а возвращаясь, ещё издали приметил, что они уже
довольно горячо ведут какой-то разговор. Но едва он приблизился, девочки
смолкли.
—	О чём вы говорили? — спросил Тарой.
—	Да так, решали, не пойти ли домой?
—	Нет, не об этом...
—	О чём же ещё? Я просто предложила разойтись по домам,— пожала пле¬
чами Мануш.
—	Нет, скажите, о чём вы говорили,—настаивал Тарой.
—	Ну и странный ты,— усмехнулась Асмик,— говорят же тебе, что домой
собирались. А не хотите расходиться, давайте играть!..— И с этими словами
она поднялась, тут же приникла лицом к стволу липы и крикнула: — Прячь¬
тесь, я вожу!
«Явно что-то не то,—подумал Тарой,—ведь была моя очередь водить.
В другое время она не прочь заставить меня водить и за неё, а сейчас?.. Ну да
ладно. У девчонок вечно какие-то фокусы. Зато я так спрячусь, что тысячу
лет не найдёт...»
Заигравшись, Тарой через несколько минут забыл про тайные разговор¬
чики своих подружек.
Уже разбредаясь по домам, Мануш опять что-то пошептала на ухо Асмик,
и та, кивнув ей в ответ, пошла к себе.
«Ладно,—решил про себя Тарой,—вы что-то задумали против меня. Но мы
ещё посмотрим».
10

И так как Тарой был очень сообразительный, он подумал-подумал и дога¬
дался, что девчонки собираются без него сделать.
«Надо же, заговорщицы! Я покажу вам, как таиться от меня!»
Быстро поужинав, Тарой без проволочек разделся и забрался в постель.
Мама, конечно, очень удивилась. Подсев к нему, чтобы, как обычно, рас¬
сказать на ночь сыну сказку, она заметила, что Тарой чем-то озабочен.
—	Что с тобой, сыночек?
—	Мама,—в свою очередь спросил Тарой,—а что случится, если я пойду в
большой лес?
—	Ничего не случится! Почему должно что-то случиться?.. Но вообще-то
даже взрослые поодиночке в большой лес не ходят...
—	Боятся, да?
—	Ну, бояться особенно нечего, однако ведь лес...
—	И что?
—	Например, человек может там за что-то зацепиться и упасть и, скажем,
вывихнуть или сломать ногу... Как ему одному выбраться, и помочь будет
некому. А почему ты вдруг об этом?
—	Да так. Думаю, когда же я пойду в большой лес?
—	Один?.. Ни в коем случае.
—	Не один. С Мануш и с Асмик.
—	ну, если с ними, то конечно... Они девочки большие. С ними вполне
можно. А теперь пора спать...
И мама начала было сказку, но Тарой уже не слышал, он вмиг заснул.
Мама немножко посидела у кровати сына, послушала его мерное посапыва¬
ние и, счастливо улыбаясь, пошла по своим делам, у неё их до ночи было
видимо-невидимо.
Однако утром сын ещё больше удивил её, когда она, задолго до восхода
солнца отогнав корову в стадо, вернулась домой и увидела, что он уже встал.
—	Тарон! — изумлённо воскликнула мама.—Что это случилось?
—	Я, я...
—	Вижу, что ты. Чего так рано поднялся?
— Ну вот. Не встаю, ты сердишься, а встал, теперь удивляешься.
— Да нет, это вообще-то хорошо, что встал, но почему?..
—	Мы идём в лес... С Мануш и Асмик.
—	Никуда ты не пойдёшь,— отрезала мама.
—	Ну, как так не пойду? Ты же вечером сказала, что с ними можно...
Асмик и Мануш ведь тоже пойдут.
—	А дома им разрешили?
—	Откуда мне знать?
И он действительно не знал. Вообще ничего не знал, только предполагал,
но так ясно и уверенно, что никаких сомнений у него не было в том, что
девочки обязательно должны в этот день пойти в лес. Как это пришло ему в
11

голову, Тарой и сам не понимал. Правда, вечером, когда Мануш что-то
нашёптывала на ухо Асмик, он уловил два слова: «смородина» и «корзина»...
Неужели... Может, ему просто показалось, что он это слышал?..
—	А коли не знаешь, тогда чего же говоришь?
—	Ну, что ты хочешь от меня, пойдут они, так и я с ними, а нет, и я не
пойду.
С этими словами Тарой направился к калитке, но вдруг так завопил, что
мама кинулась к нему:
—	Что случилось?
Она выскочила со двора и увидела девочек — Мануш и Асмик — уже у
самой опушки леса, а Тарой с криком нёсся вслед за ними.
—	Стой, Тарой,—крикнула мама,—стой! Эй, Асмик, Мануш, стойте!
И девочки остановились. Тарой же заголосил ещё громче, затопал ногами,
а потом даже бросился ничком на землю и с плачем кричал:
—	Они идут в лес! Они меня не берут с собой!
Мама подошла, подняла его, стала утирать платком слёзы.
—	Ну что ты, сынок, зачем же плакать?
—	Они идут за смородиной. Видишь, у них корзины.
—	Они не в большой лес, здесь в кустах будут собирать ягоды. Правда
ведь, Мануш, вы не в лес?
—	Ну да, не в лес! Вон и еды с собой припасли!
И тут Мануш вышла вперёд и, подбоченясь, сказала:
—	Да, мы идём в дальний лес, а тебя не возьмём с собой!
—	Вот видишь, сынок,—улыбнулась мама,—не будь ты таким плаксой,
они, может, и взяли бы тебя. А ты из-за каждого пустяка хнычешь.
—	Не буду больше хныкать.
—	Ну вот и молодец! Я попрошу их, и они возьмут тебя с собой.
—	Да, возьмут!.. У меня нет корзины.
—	Нету, так сходи за ней домой.
—	Пока обернусь, они уйдут, я их знаю. Ещё вечером почуял, что они что-
то задумали. Недаром ведь шептались...
—	Ладно, хватит,— заговорила Асмик,— поди лучше за корзиной.—
И, повернувшись к Мануш, спросила: — Возьмём его?
Мануш молчала. И мама поняла, что она не хочет брать с собой Тарона.
Тарой тоже это понял.
—	Видишь, Мануш не хочет,— сказал он.
—	Да, не хочу. Ты всё нам испортишь своим нытьём, и про смородину
забудем. К тому же ты маленький и в большом лесу ещё не был.
—	Мам, слышишь, что она говорит!.. Я уж давно не маленький!
Мама засмеялась:
—	Ладно, ладно, иди за корзиной, а я здесь побуду. Девочки не уйдут.
—	Подумаешь, большая,— ворчал Тарой.— Они и в прошлом году считали
	 12

себя большими. А мне ведь в этом году столько же лет, сколько им было в
прошлом. Что же они?
Мама снова рассмеялась:
—	Что верно, то верно, сынок. Тебе теперь столько лет, сколько девочкам
было в прошлом году. Но они-то всё равно старше тебя... Ну ладно, иди за
корзиной.
Тарой сначала нехотя, едва передвигая ногами, двинулся с места, но
потом вдруг рванул бегом к дому.
—	Манушик, Асмик, будьте осторожны в лесу. Далеко, в глубь, не забирай¬
тесь. Вдоль опушки много смородинных кустов.
—	Не беспокойтесь, тётя Парзик, мы далеко не зайдём.
—	И за Тароном присмотрите. Я велю ему, чтоб от вас далеко не от¬
ходил.
—	Вы-то велите, но он не послушается: такой ведь упрямый.
—	Я его хорошо знаю, а вот вы — не очень. Он, правда, упрямый, но ещё и
добрый, сердечко у него ласковое...
И тут появился Тарой. В руках у него была не одна, а целых две корзины.
—	Надо же, две корзины тащит,— пожала плечами Мануш.— Одну бы
наполнить!..
—	Пусть с двумя идёт,—улыбнулась девочкам тётя Парзик,—раз ему так
хочется.
Тарой уже бежал к ним. Увидев, что все улыбаются, он насторожился:
—	Опять смеётесь?
—	Смеёмся, а почему бы нет!
—	Снова что-нибудь задумали?
—	Начинается,— бросила Асмик и повернулась к нему спиной.
—	Над корзинами твоими смеёмся,— сказала мама.
—	А чего в них смешного? — удивился Тарой.—Обыкновенные корзины.
—	Зачем ты две-то взял? — спросила мама.
—	Они же маленькие, не видите разве?
—	Видим,—хмыкнула Мануш.—Ты и одной-то не наполнишь, куда тебе
вторую?
—	А вот и наполню. Обе наполню смородиной. Я умею её собирать.
—	Ну ладно,— прервала ребят тётя Парзануш.— Идите и поскорее возвра¬
щайтесь. И прошу вас, девочки, не спускайте глаз с Тарона. Бог с ней, со смо¬
родиной, лишь бы целёхонькими домой вернулись.
—	Вернёмся, мама. И смородины наберём, вот увидишь.
Мануш, тем временем в нетерпении пустившись вперёд, скомандовала:
—	Пошли!
Асмик и Тарой потянулись за ней.
—	Ой, ослепнуть мне,— вскинулась тётя Парзануш,— а еды-то я не собрала,
как же мой колобок не евши! Погодите, я мигом.
14

—	Не надо, тётя Парзик, у нас много еды,— сказала Асмик, показывая на
сумку, перекинутую у неё через плечо,—хватит на всех.
—	Ты думаешь? — с сомнением сказала мама Тарона.—А вдруг будет мало?
Сынок-то мой, он ведь любит поесть.
—	Знаем, знаем! — засмеялась Мануш.—Это-то мы хорошо знаем.
—	Чего вы знаете! — обиженно буркнул Тарой.—Сами не меньше меня
обжоры!
—	Ну ладно, ладно, идите,— прервала их перепалку тётя Парзануш, и, при¬
крыв ладонью, как козырьком, глаза от лучей солнца, она долго глядела вслед
удаляющимся детям, пока они совсем не скрылись в кустах.
Начинается сказка
Ребята шли молча, думая каждый о своём.
Первым заговорил Тарой:
—	Как вы ни шептались, ни шушукались, думая, что до меня ничего не
доходит, а я сразу догадался, что вы навострились в большой лес.
—	Как ты догадался-то?
—	А вот так и догадался!
—	А может, мы совсем о другом шушукались, может, в село хотели пойти.
—	Ну да, в село! Что вам там делать? В лес вы собирались. Так оно и слу¬
чилось.
—	Может, мы вовсе и не о том говорили, куда нам идти или не идти.
—	В общем, нечего спорить, я прав.
—	Вот что, дружок, увязался за нами, так знай: должен нас слушаться и
вообще быть паинькой. Мы же старше, раз говорим, значит, знаем.
Тарой хотел опять возразить —уж очень его злит, когда девчонки напоми¬
нают про этот год разницы между ними,— но промолчал. Сейчас его внима¬
ние было занято другим. Дело в том, что утро стояло тихое, воздух прозрач¬
ный, недвижный! Недвижными были кусты и листья на них. Но один боль¬
шой куст раскачивался, как от сильного ветра. Тарой поначалу даже подумал:
не ветер ли впрямь поднялся? Однако другие-то кусты не шевелились!
И Тарой стал пристально следить за раскачивающимся кустом. А девочки
шли, ничего не замечая.
Чуть погодя большой куст перестал шевелиться, но зато закачался другой
куст. И это ещё ничего. Тарой вдруг ясно, очень ясно увидел, как что-то тём¬
ное метнулось из-под того большого куста и скрылось за соседним с ним,
который тоже закачался...
«Что это такое,— подумал мальчик,— уж не привиделось ли?»
Но нет, снова показалось то тёмное, ни на что толком не похожее — ни на
определённое животное, ни на птицу. Скорее, на человека. И это особенно
	 15

испугало Тарона. Кто бы так рано выбрался в лес, даже раньше, чем они?
И почему прячется?..
Тарой оглянулся. Ещё виднелись крыши их домов. Он уж хотел поде¬
литься с девочками своими подозрениями, но передумал. Им ведь только того
и надо, чтобы опять его шпынять да воспитывать.
Так они продолжали путь сквозь полукустарник, поросший высокой, по
пояс, травой. Весной, когда поднимались талые воды, всё здесь заливало. Но
едва наступало лето, как картина менялась. Напоённые влагой, оживали
кустарники, буйно росли травы. Зацветало всё вокруг, и дети с радостью
устремлялись сюда за щавелем, за ежевикой и малиной. Попадалась и сморо¬
дина, но реже. И именно за ней, за смородиной, приходилось углубляться в
большой лес.
Ближе к осени совсем высыхала вода в оврагах, и уже без труда можно
было переходить на другую сторону. Но ребятам было разрешено это делать
лишь в сопровождении взрослых. Понятно, с какой завистью они наблюдали
за гурьбой деревенских мальчишек и девчонок, которые одолевали крутые
склоны оврагов и сквозь кусты уходили в большой лес. А потом под вечер,
играя в прятки, они видели, как те же деревенские ребята возвращались из
лесу домой с полными лукошками...
И вот Мануш, Асмик и Тарой получили разрешение сходить в большой
лес.
Правда, Мануш и Асмик уже несколько раз бывали одни в лесу. Но Тарой
шёл туда впервые, и как тут выкажешь страх, если тебя даже что-то и всерьёз
испугало!
А кусты тем временем всё шевелились — то один, то другой. И опять что-
то тёмное перекатывалось от куста к кусту. «Может, всё-таки разумнее по¬
делиться с девочками, поостеречь их?..»
И Тарой как можно спокойнее, с безразличным видом сказал:
—	Очень сильный ветер.
—	Что? — удивлённо спросили девочки.— Откуда ты взял? Какой ещё
ветер, ничто не шелохнётся, ни единый листочек!
—	Ха-ха! Посмотрите-ка вон на тот куст!
Девочки поглядели туда, куда показывал Тарой, и, конечно, сразу увидели
тот куст, что шевелится.
—	А за ним там человек! Я видел, как он спрятался.
—	Да тебе просто показалось! — предположила Асмик.
—	Говорю же, видел! Не верите и не надо... Может, это медведь? Ведь
водились же здесь медведи?
—	Какой ещё медведь? Мало что водились! И кроме того...—Мануш не
договорила, потому что именно в этот миг раздался странный звук. Будто кто-
то захохотал.
—	Слышите? — Тарой остановился.
	 16

Хохот этот, который был похож и на воронье карканье, здорово напугал
Тарона. У него даже ноги задеревенели.
—	Эго, наверно, сова,— сказала Мануш и пошла дальше.
Асмик последовала за ней, и Тарону тоже не оставалось ничего другого,
как идти за ними.
—	Какая ещё сова,— ворчал он про себя,— словно сроду не слыхали крика
совы...
Мануш дошла до шевелящегося куста, оглядела его и крикнула:
—	Никого тут нет!
Тарой тоже подошёл к кусту и, убедившись, что там действительно никого
и ничего нет, облегчённо вздохнул. Но... Вдруг опять совеем близко послы¬
шался тот же хохот!
—	О! Слышите? — сказал мальчик.—Гут кто-то есть!..
—	И правда! — согласилась Мануш.— Ну и что такого? Мало ли на свете
птиц и зверей с разными голосами! Мы же не всех их слыхали. Мне папа рас¬
сказывал, что есть такая птица — не помню, как она называется,— у неё прямо
человеческий голос, только что не разговаривает.
Тарой тоже вспомнил, и ему мама про такое рассказывала. Вспомнил и
опять, успокоившись, вздохнул с облегчением.
Какое-то время они шли молча, но насторожённо прислушивались: не
повторится ли странный хохот? К счастью, ничего больше не было, и ребята
совсем успокоились.
Скоро они вышли к берегу небольшой речки, протекавшей в овражке.
—	Ну вот, дальше будет легче.
—	Почему легче? — поинтересовался Тарой.
—	По ту сторону уже прямая тропинка в лес.
Они спустились вниз, выбрали место поуже, перепрыгнули через водный
поток и стали выбираться из оврага, когда вдруг снова услыхали тот же хохот.
На этот раз довольно продолжительный и до того похожий на человеческий
смех, что все трое остановились как вкопанные. В страхе обернувшись назад,
они действительно увидели на том берегу человека, вцепившегося в кусты,
седобородого, в изорванной одежде.
Ребята узнали Гиж Гарника1, и страха как не бывало. Кто не знает его в
деревне! Гиж Гарник никогда не обижает детей. Наоборот, даже помогает им,
если потребуется.
—	Куда это вы? —спросил Гиж Гарник.
Вместо ответа ребята в один голос крикнул И.
—	Здравствуйте, дядя Гарник!
—	Куда, говорю, идёте?
—	В лес, за смородиной.
1 Г и ж — слабоумный, помешанный (арм.).
17

—	В лес? И не страшно?
—	Чего бояться, дядя Гарник? — в свою очередь спросила Мануш.— Мы в
чащобу не пойдём.
—	Однако через овраг уже перебрались?..
—	А иначе как же нам в лес попасть?
—	Оно конечно, раз собрались, идите. Но знайте, что за оврагом начи¬
нается сказка.
—	Сказка! — воскликнула Асмик.
—	Чему ты удивляешься? Настоящая сказка. С людоедом, с говорящим
медведем и волком, с гномами и всё разумеющим Вороном, с колдуньями...
Ципили, Тимбака... Не слыхали про них?
—	Нет, не слыхали.
—	А разве ваши мамы не рассказывают вам сказки?
—	Рассказывают! — все разом ответили дети.
—	Ну, так знайте: кто минует овраг, попадёт в сказку.
—	Тем лучше,—засмеялась Мануш,—мы очень любим сказки!
—	Я под сказку засыпаю,—признался Тарой.
—	В лесу не уснёшь,—пообещал Гиж Гарник.
—	Как интересно! — обрадовался Тарой.
—	Не возражаю, действительно интересно. Но страшно. Хи, хи, хи! Как я
вот, страшный?
Гиж Гарник нахохлился, насупился, изображая из себя чудище. Но дети
его вовсе не боялись. Он только рассмешил их.
—	Ты ничуть не страшный, дядя Гарник.
—	Ну, как знаете, моё дело предупредить,— подбоченясь, решительно ска¬
зал Гиж Гарник.—Я свой долг исполнил!
—	До свидания! — замахали руками ребятишки, прощаясь со стариком.
—	Я вас предостерёг! Вы ведь не станете отпираться, что я это сделал?
—	Нет, не станем!
—	Ну, смотрите! Буду ждать здесь вашего возвращения.
—	Ладно, дядя Г арник, мы принесём тебе смородины,— сказала Асмик, и,
цепляясь за кусты, все трое поднялись наверх — эта сторона была круче и
выше. Глянув отсюда, ребята увидели, что Гиж Гарник поднимается вдоль
речки, туда, где виднеется заброшенная избушка.
История у этой избушки таинственная. Она уж давно необитаема. Говоря
о ней, люди обычно переходят на полушёпот, словно чего-то боятся. Сказы¬
вают, будто некогда в ней жил Дровосек, большой любитель мастерить искус¬
ные деревянные ложки — от маленьких до половников. Все окрестные
деревни только у него их и покупали — уж больно красивые, узорчатые он
делал ложки.
Но однажды случилась беда: пошёл Дровосек в лес и не вернулся. С ним в
тот день был и его младший брат Гиж Гарник, который потом рассказывал
	 18

странные, невероятные вещи. Будто шли они по лесу и, откуда ни возьмись,
повстречались им две скрюченные старухи. Подхватили они старшего из
братьев, усадили на помело и унесли в небо.
Сельчане, понятное дело, не поверили Гиж Гарнику, всем миром искали
Дровосека где только могли, но на след его так и не напали. А жена Дрово¬
сека вместе с тремя детишками не один день и не одну ночь сидела на кры¬
лечке дома и ждала, не отрывая глаз от тропинки, которой муж ушёл в лес...
И люди решили, что Дровосек либо по неосторожности в какую-нибудь
пропасть угодил, либо стал добычей хищного зверья. Но тогда хоть бы клочок
от одежды найти, чтобы поверить в такой оборот беды... Не нашлись и его
инструменты — ни топор, ни стамески,— не съели же и их хищники?..
Однако делать было нечего, пришлось сельчанам смириться с мыслью, что
Дровосек сгинул навсегда, и уговорили они жену его перебраться вместе с
детьми в село, вернуться в дом своих родителей. А избушка Дровосека так по
сию пору и стоит покинутая, медленно разрушаясь и вызывая страхи да раз¬
ные толки среди сельской ребятни, забредающей в лес то за шиповником, то
за ежевикой.
Дети всегда стараются обойти стороной печальную избушку. Правда или
нет, всё, что о ней понаговорено, проверить невозможно, но то, что с избуш¬
кой связано много таинственного, в этом ребята не сомневаются. Кое-что им
и самим доводилось видеть. К примеру, ворона, который любил восседать на
дымовой трубе и непрерывно каркать. Говорят, и вдова Дровосека не столько
на уговоры сельчан поддалась, сколько из-за этого ужасного карканья поки¬
нула свою избушку.
Собирая ежевику, детишки иногда подходили совсем близко к избушке, и
всегда они слышали в лесной тишине наводящее ужас непрерывное, тревож¬
ное воронье карканье: «Кар, кар... Кар, кар...»
Гиж Гарник очень часто ходил к заброшенной избушке старшего брата.
Там уж и крыша от дождей осела, и дверь покосилась, и едва держится на
одной петле, и печная труба, из которой давно не шёл дым, того и гляди,
завалится.
Рассказывали, что не раз видели Гиж Гарника, понуро и недвижно сидя¬
щего на пороге, и что на плече у него при этом восседал ворон...
Видно, потому дети и не удивились, увидев, как Гиж Гарник направился к
братниной развалюхе.
Первое, что они почувствовали, миновав речку в овраге,— это особенная
тишина. Вокруг царило спокойствие. Ни ветра, ни даже слабого дуновения,
от которого шелестели бы листья.
Такая непривычная тишина на миг обескуражила ребят, испугала. Им
даже показалось, что, может, уши заложило, и потому они стали их усиленно
дёргать. Но нет, было действительно очень тихо.
	 19

Высмотрев в кустах тропинку, ребята гуськом тронулись в лес. Заворожён¬
ные тишиной, они не нарушали её. И когда Тарой заговорил, голос его
словно громом прогремел.
—	А где сказка? — спросил он.
—	Ты и в самом деле подумал, что мы окажемся в сказке! — усмехнулась
Асмик.
—	Но если взрослые утверждают...
Тарой не договорил. Он вдруг приметил очень яркую большую бабочку на
цветке мальвы. Такую большую, что она накрыла собой весь цветок.
Тарой тихо подкрался к мальве. Бабочка не слетела, только усиками
быстро-быстро пошевеливала. Тарой уже протянул руку к ней, хотел поймать,
когда бабочка неспешно, как бы покончив с важным делом, перелетела на
ближний куст шиповника. Тарой ринулся туда, но на этот раз, взлетев,
бабочка скрылась с глаз. Мальчик потряс кусты — пёстрой красавицы и след
простыл. Вместо неё Тарой увидел нечто необыкновенное. Сначала он даже
не понял, что это такое. Только сердце у него ёкнуло и словно оборвалось.
Он смотрел как заворожённый и не верил своим глазам, даже закрылся
ладонями, а когда снова глянул, под кустом стоял маленький-премалень¬
кий человечек, старичок с ноготок, с белой пышной бородкой и красным
носом. На голове у него зелёная шляпа, поверх пёстрой рубахи меховой
жилет.
Старичок показался Тарону очень знакомым, будто он уже где-то видел
его... Конечно, видел!
Это же гномик, который во сне ему привиделся. Просто тот был без
бороды и чуть поменьше.
Старичок сидел под шиповником, а между ног у него на листочке лежала
кучка свежесобранной красной смородины.
Гномик одну за другой брал своими жёлто-восковыми пальцами сморо¬
динки и отправлял их в рот, приговаривая:
—	Ох, как вкусно! Удивительно вкусно! Просто замечательно!..
А у Тарона тем временем в голове зароилась тысяча мыслей: вот бы
здорово уговорить старичка, чтоб пошёл к ним домой. Тогда бы и неза¬
чем ходить в лес за смородиной, кому нужна такая дальняя дорога! Гномы,
они ведь волшебники, чего хочешь без труда могут сделать, а смородина —
это же для него так просто! Стоит только захотеть, и целыми корзинами тут
как тут! А ещё Тарой подумал, что хоть гном и старенький, но мог бы сде¬
латься ему хорошим другом, и тогда не пришлось бы зависеть от Мануш и
Асмик.
Тарой был весь во власти своих мечтаний, когда гномик вдруг поднял
голову.
—	О, досточтимый, прошу, отведай первого урожая смородины этого года.
И не забудь загадать какое-нибудь желание. Когда ешь первый плод года или
	 20

первую ягоду, надо обязательно загадать желание. Таков обычай. Ну,
подойди, подойди поближе. Угощайся, милый парой1.
Хрипловатый голос его был таким тихим, добрым, что у Тарона оконча¬
тельно пропал страх. Он успокоился и уже как другу сказал:
—	Я не парон, я Тарой.
—	A-а, значит, Тарой?.. Ну, конечно же, ты Тарой. Прошу, уважаемый
Тарой, угощайся первой смородиной года.
Что ж, можно и угоститься. Тарой сделал шаг, но в это самое время раз¬
дался голос Мануш:
—	Тарой!.. Где ты?
Тарой не ответил. Он как заворожённый глядел на старичка, на его
улыбку, на маленькие умные глазки.
—	Тарой, куда ты запропал?! — теперь уже звала его Асмик.
Тарой хотел ответить, сказать, что вот он, здесь, за кустами, но не мог...
Всего минуту назад он был так спокоен, а сейчас словно онемел, не может
откликнуться на зов своих подружек.
—	Эй-эй, Тарой, где ты? —снова послышался голос Мануш уже издалека.
И именно в этот миг с другой стороны показалась Асмик. Увидев Тарона,
она ужасно рассердилась:
—	Почему же ты не отзываешься, противный мальчишка?
Тарой пальцем указал ей на гномика:
—	Смотри!
—	Что? — удивлённо спросила Асмик, глядя иод кует, куда показывал
Тарой.— На что смотреть? На этот кусочек шерсти?
Тарой, который не отрывал взгляда от Асмик, чтобы увидеть, какое впе¬
чатление произведёт на неё гномик, поразился, как она спокойна, словно
перед ней что-то самое обыкновенное. Но когда девочка сказала про шерсть,
Тарой невольно перевёл взгляд под kvct. И... диво дивное. Под кустом и
впрямь валялся клок грязной овечьей шерсти, а старичка и след простыл.
Это было ударом для Тарона! Куда более сильным, чем само появление
гномика. И мальчик снова потерял дар речи.
" Ну что тут такого? Скажи же наконец!..
—	Т-тут... тут,—пробормотал Тарой.—Минуту назад тут...
—	Что минуту назад?.. Ничего не понимаю.
—	Ну я... Ведь я же?..
—	А, тебе просто нечего сказать!
—	Нет, есть!..—обиженно возразил Тарой. Но потом, чуть помолчав и
подумав, проговорил: — Да, гы права, мне нечего сказать. Просто посидел под
кустом...
—	Ладно, идём. И так из-за тебя столько времени зря потеряли.— И она
1 II а р 6 н — господин.
21

крикнула: — Мануш, Тарой нашёлся! —А подойдя к подружке, добавила: —
Знаешь, где он был? Забрался под куст шиповника и рассматривал там
какой-то клок шерсти.
Мануш сердито глянула на Тарона, но не пожурила его, только сказала:
— Идёмте, идёмте! Если мы будем так медленно продвигаться, и до
полудня не доберёмся до ягодника.
Тарой тоже промолчал. Боялся, что если расскажет про гномика, то от
девчонок уж не отделаться — будут смеяться над ним, что, мол, привиделось
ему. Конечно, другое дело, коли и Асмик бы увидела гномика, но она говорит
только про клок шерсти... И тут Тарона осенило: «А что, если и я вовсе не
гномика видел, а именно этот клок шерсти?! Да, но кто же тогда говорил?
Настоящим человечьим голосом, на человечьем языке?! Даже предлагал смо¬
родиной угоститься?!»
Погружённый в эти свои мысли, стараясь не отставать, Тарой шёл за
девочками. До самой чащи шли они молча, словно боясь спугнуть зачарован¬
ную тишь. Миновав кустарник, вышли на тропку, пересекающую лужайку, и
теперь уже отчётливо слышали звуки своих шагов.
До большого леса оставалось шагов двести. И тут ребята припустили
бегом. Исполинские дубы, ясени, буковые деревья словно звали их, и дети с
весёлыми выкриками вбежали в лес.

Глава вторая • ЦИПИЛИ-ПИНДО1 И ТИМБАКА
На лужайке у засохшего дуба
Лучи солнца уже позолотили макушки деревьев, лес ожил, наполнился
птичьим гомоном, жужжанием и звоном разных насекомых... А они всё ещё
спали. Они, то есть Ципили-Пиндо и Тимбака.
Лужайка эта была в стороне от тропок и проезжих дорог, и потому они
решили впредь именно здесь устраиваться с ночёвкой, тем более, что посреди
лужайки высился засыхающий дуб, нижние ветви которого совсем уже оголи¬
лись и на них вполне можно было удобно повиснуть и заснуть, без страха уго¬
дить под ноги блуждающим в ночи животным. А спать на ветвях зелёных
деревьев очень беспокойно. Стоит подуть ночному ветру, и шаловливые
П й н д о (пинд) — твёрдая, непреклонная (арм.).
	 23
1

листья защекочут тебе лицо или
шею и прервут сладкий сон. И
Ципили-Пиндо, или попросту
Ципили, а также и Тимбака уже
третью ночь проводили здесь, на
этой мирной лужайке, вдали от
людского глаза и от всяких бед.
Чуть поодаль от дуба торчком
торчала воткнутая рукоятью в
землю ободранная метла. Сухие
ветви дуба слегка поскрипывали
под напором лёгкого предутрен¬
него ветерка. А прямо у корне¬
вища дуба лежала другая метла, немножко получше первой, но тоже изрядно
облезлая.
Над дубом с карканьем кружил чёрный-пречёрный ворон, изредка при¬
ближаясь к спящим. Но им это было нипочём. Правда, Пипили приоткрыла
было глаз и глянула на птицу, но через миг снова захрапела. Она тоже, как
все, любит поспать под утро, когда снятся самые сладкие сны.
Вы, конечно, уже задались вопросом, кто они такие, эти любительницы
спать подвешенными на сухих ветвях? Но разве трудно догадаться, что речь
идёт о колдуньях? Да, да! Ципили и Тимбака — старые колдуньи. Очень, очень
старые, совсем обессилевшие. Само по себе физическое бессилие — это ещё
не беда, но они потеряли свои колдовские силы, способность околдовывать.
Другие почтенные колдуны и колдуньи могут совершать какие угодно чудеса.
Скажем, обернуть человека или зверя в кого хочешь или вмиг взметнуть на
помеле в небеса и выделывать там разные выкрутасы. Одним словом, могут
делать всё то, что должны делать любые уважающие себя истинные колдуны-
волшебники. А Ципили и Тимбака этого уже не умеют. Скрюченным болями
в позвоночнике и суставах старухам едва достаёт сил ухватиться за ветви
деревьев, повиснуть на них и забыться сном. И такие они тощие и невесомые,
что даже самая тонкая и сухая ветка выдерживает их, не ломается.
Сейчас колдуньи крепко спят. Ципили видит сон. И Тимбака тоже видит
сон. И как бы это ни казалось невероятным, они видят один и тот же сон.
Они видят тот самый сон, о котором грезили наяву, когда не спали, а бодр¬
ствовали. Им тогда грезилось, что они взлетели в небо. Взобрались на помело
и взлетели, как в былые времена. И летают над лесами и полями, над сёлами
и городами, над морями и реками...
Вот такой им снится сладкий сон. А потому не стоит будить старушек.
Пусть летают, пока спят. Мы же вернёмся на тридцать лет назад и посмотрим,
как случилось, что они потеряли свою былую славу и силу и стали обыкно¬
венными старушками.

Г ренландия
С ясного синего неба доносился такой сильный грохот, как если бы тучи
разразились громом. Но небо было чистым, безоблачным, и люди, диву
даваясь, недоуменно переглядывались. Но если бы зрение у них было острее,
они наверняка разглядели бы, что по небу летят две точки, то приближаясь
одна к другой, то отдаляясь. А если бы зрение у людей было очень, очень
острым, они увидели бы, что у летящих точек этих ещё и длинные-предлин-
ные хвосты. Но ничего этого, пожалуй, и в подзорную трубу не разглядеть.
На самом же деле то были всего-навсего старые колдуньи. Оседлав каждая
свое помело, они неслись на север.
—	Э-эй, дири-дим-бо, стой! Слышишь, стой, очумелая старуха, не то
нагоню и раздеру тебя в клочья, сотру в порошок... Верёвку совью из тебя!..—
громовым голосом гремела Тимбака вослед несущейся впереди Ципили.
Ципили на целых двести лет старше Тимбаки. Она уже туговата на ухо.
А тут ещё мчится навстречу ветру... Но про верёвку, что свить из неё грозятся,
она услыхала. Точнее, услыхала только слово «верёвка», а дальше сама доду¬
мала, поскольку знала, что излюбленная угроза Тимбаки —это свить верёвку
из того, на кого она сердится. Ципили кинула пренебрежительный взгляд на
Тимбаку и понеслась быстрее. «Ну, держись, негодная молокососка,—поду¬
мала она,— посмотрим, кто из кого верёвку совьёт! Попробуй дотянуться до
меня, невольно станешь верёвкой!» А вслух Ципили сказала:
—	Догоняй, если можешь, догоняй! Очень уж ты любишь грозиться, дири-
бири ко-ко-ко. Ещё поглядим, кто из кого верёвку совьёт.
—	Да ты знаешь, что я из тебя сделаю? Даже не верёвку. Кому нужна
верёвка из такой рухляди, как ты? Её и в дело не пустишь, вмиг оборвётся.
Лучше я сделаю из тебя лягушачий ковер и расстелю его на тухлой, застой¬
ной воде. Там твоё настоящее место, били-мили-бум...
Из всей этой тирады Ципили расслышала только слово «тухлой» и потому
решила чуть замедлить движение. «Пусть приблизится,— подумала она,— по¬
слушаю, что болтает. А нагнать меня ей слабо».
—	Давай, давай, догоняй! Поговорим по душам,— насмешливо бросила
Ципили, прекрасно зная, что, если она сама того не захочет, Тимбака ни за
что её не догонит.
А ещё Ципили знала, что стоит подружке нагнать её, и уж тогда по всем
другим статьям та окажется победительницей. На целых двести лет ведь
моложе, это не шутка.
—	Ну, коли ты так уверена в себе, остановись, чего же мчишься?
Эти слова Ципили уже все расслышала, поскольку сейчас Тимбака была
поближе. Стараясь сохранять расстояние, она закричала:
—	Ох, и глупа же ты! Как можно в небе остановиться? Если тебе очень
этого хочется, попробуй сама остановись.
25

—	Раз так, давай спустимся вниз, там и разберёмся.
—	Чего, чего? Я что-то не поняла.
—	Ну вот, говорю же, что ты глухая, не веришь... Предлагаю спуститься
вниз!
—	Сумасшедшая, не видишь разве, под нами океан? Суша давно позади
осталась. Внизу бушующий океан. Никак, баллов на тридцать шторм.
—	Сама ты сумасшедшая, и к тому же невежда! Разве бывает шторм в
тридцать баллов? Там баллов на девять, не больше...
А расстояние между спорщицами здорово уменьшилось. Тимбака наме¬
ренно занимала Ципили разговорами, чтобы нагнать её. Она знала, что ста¬
руха своего рода чемпион среди колдуний, без хитрой уловки её не обойти.
Гак, переругиваясь, пересыпая угрозами, оседлав каждая своё помело,
неслись в пространстве две колдуньи, толком не ведая, чего они хотят друг от
дружки. Вместо того чтобы делом заниматься, меряют небо. Ну, а дело их
вам, конечно же, известно: безобразничанье и всякое зловредничанье. Одно
слово — колдуньи. Кого-то кем-то обернут, кого-то в камень обратят или в
дерево. Их злым проделкам нет границ...
Вот, скажем, идёшь по улице и видишь: движется навстречу жалкая стару¬
шонка. Подходит и протягивает к тебе худую, костлявую руку, просит кусочек
хлебушка. И такой у неё добрый и несчастный вид, что ты готов последнюю
рубашку с себя снять и отдать ей, не только хлебушек. И ты отдаёшь ста¬
рушке свой кусок хлеба... А что же старушка?.. Думаете, благодарит?.. Ничего
подобного... Старушка эта — не простая старушка, а колдунья. Один миг — и от
доброго, несчастного вида её и следа не остаётся. Хватает она своей костля¬
вой клешнёй твою мягкую маленькую руку, и ты уже мчишься на её помеле
высоко, высоко, выше туч. А внизу горы и долины, леса и реки. Со страху ты
крепко хватаешься за полы старухиной одежды, чтоб не свалиться вниз, хотя,
может, лучше бы свалиться, чем злою волей колдуньи оказаться спущенным
через дымовую трубу в её колдовской обители. А чтобы ты не мог сбежать,
обернёт тебя на время чуркой, и ты своими глазками-сучками видишь, как
эта «добрая» костлявая старуха разводит в печке огонь, чтобы потом зажарить
из тебя шашлык. О, колдуньи очень любят шашлык! Для этого они могут
тысячи километров пролететь, охотясь за стоящей для шашлыка добычей.
Колдуньи разборчивы, кого попало есть не станут. Один слишком худ — зубы
об него обломаешь; другой — жирный: съешь — изжога замучает...
И вот глядишь на огонь, разожжённый злой старухой, и ничего поделать
не можешь, потому как обернула она тебя чуркой...
И это ещё что! Колдуньи могут и многое другое. Они ужас как необуз¬
данны, любую пакость могут сотворить...
Многие утверждают, что никаких колдуний вообще нет и не бывало.
Честно говоря, я тоже иногда так думаю. Но вообще-то их нет только в том
случае, если ты не веришь в их существование. А если веришь, то есть, и ещё
— 26 —

сколько!.. Особенно в сказках. В них без колдунов и волшебников никак не
обойтись...
Вернёмся, однако, к нашим колдуньям. Переругиваясь и угрожая друг
другу, они несутся через Атлантический океан на север, в сторону Гренлан¬
дии.
—	Э-эй,— подаёт голос Тимбака,— что опять случилось? Отчего ты при¬
бавила скорость? Притормози, дай нагнать тебя...
Но Ципили больше не слышала её. Точнее, не хотела слышать. Она была
захвачена полётом. Вспоминала дни минувшей молодости, когда могла, шест¬
надцать раз кряду облетев земной шар, завоевать чемпионское звание среди
всех колдунов и волшебников, за что была даже награждена особой медалью,
которая и по сей день висит у неё на шее.
Держась одной рукою за помело, Ципили другою потрогала медаль, потом
поднесла её к глазам, потёрла о щёку и поцеловала. Как-никак, а эта медаль
была её единственной гордостью.
—	Эй, Ципили,—не унималась Тимбака,—поумерь свой полёт, куда
несёшься? Гак тебя, чего доброго, занесёт на Северный полюс, а там, как ты
знаешь, вечные льды и ужасный холод. И без того у тебя хронический брон¬
хит... Да и миндалины увеличены!.. Говорят же тебе, стой. Простудишься!..
—	Смотрите-ка на неё, нашла дурочку! Наконец-то моё помело развило
скорость тысячу километров в час!.. Мчись, модокососка, авось нагонишь. Не
трать понапрасну силы на хитрость, этим меня не одолеешь!..
—	Ну хоть чуточку сбавь скорость! Вдвоём веселее...
—	Знаю я тебя,— не оборачиваясь, сказала Ципили.— Сообразила, что
никак не нагнать меня, сразу помягчала. А стоит нагнать, опять кусаться нач¬
нёшь. Я и сейчас помню, как ты, тоже обманом одолев меня лет шестьдесят
назад, укусила за ногу. След и до сих пор остался.
—	Смотри, океан уже кончился, над сушей летим! А какая вокруг зелень!
Это, наверное, Африка? Точно, Африка!..
—	Ну я же говорю, что ты невежда! Какая может быть Африка? Это Зелё¬
ный остров, Гренландия. Слыхала про такую...
—	Бог с ней, пусть Гренландия. Раз уже суша, давай спустимся, я устала,—
взмолилась Тимбака,—и есть хочется...
—	Хи, хи, хи... Дири-бири. Конечно, устала. У вас, у молодых, нет никакой
выдержки. Я тебя ещё не так вымотаю. Похудеешь. Одни кости останутся. Хи,
хи, хи...
И Ципили глухо засмеялась, довольная своим остроумием. Дальше какое-
то время она молчала. Вспомнила, что в полёте не следует так много разгова¬
ривать, можно застудить горло, миндалины у неё и правда паршивые, часто
воспаляются. А о бронхах говорить нечего, совсем никуда не годятся.
Тимбака ни о чём таком и думать не думала, горло у неё здоровое.
—	Эй, Ципили,—крикнула она,—гляди, что сталось с tbopim зелёным
	28

островом? Всюду снег и лёд. Видно,
мы уж долетели до Северного полюса?
—	Никакой не полюс. Это север
Гренландии. Видишь, снова море
начинается...
—	Где?.. Я, кроме льда, ничего не
вижу...
Но Ципили уже не слышала. Боль¬
шими кругами она спускалась вниз.
—	Куда ты?.. Зачем спускаешься?..
—	Ты что, Тимбака, ослепла,
ничего не видишь? Смотри, какой там
переполох, шум, гам!
—	Что в этом удивительного? Просто люди собрались. А где люди, там
всегда шум и гам.
—	Нет, ты и впрямь ослепла, ничего не видишь... И не слышишь тоже,
хотя глухой называешь меня... Навостри-ка и глаза свои, и уши.
—	ну, навострила, и что?..
—	Видишь, как лёд раскололся?.. А вокруг дома! Тут наверняка что-то слу¬
чилось!..
—	Ну и пусть случилось...
Ципили больше ничего не сказала, а камнем полетела вниз, и Тимбака
увидела, как она исчезла в темноте, где-то над впадиной расколовшегося
льда. «Вот дурная»,—подумала Тимбака и последовала за Ципили. Сначала
она ничего не видела. Потом разглядела внизу почти чёрную воду. А через
минуту услыхала детский плач и, подавшись влево, увидала Ципили, которая
одной рукой крепко держала над собой мальчика-эскимоса, а другою пыта¬
лась извлечь своё помело, застрявшее в льдинах. Тимбака взяла у неё маль¬
чика, и только после этого Ципили удалось вызволить помело из ледовых
оков и самой выбраться из воды. И тут она увидала, какой вокруг шум и пере¬
полох. Мама мальчика-эскимоса, прижав сыночка к груди, плакала, правда
теперь уже слезами радости. Она и не интересовалась, кто вытащил из про¬
пасти её единственного, её малыша, только всё целовала его и плакала.
А Тимбака стояла в сторонке, не отрывая взгляда от счастливой матери, и
лицо её сделалось добрым, добрым. Рядом с Тимбакой стояла Ципили. Они
долго смотрели, как радуются люди. Потом, словно очнувшись, Ципили под¬
дала помелом подружку и взвилась вверх. Тимбака, что ей было делать, тоже
понеслась следом.
Долгое время они летели бок о бок, но не разговаривали и старались не
встречаться взглядами, только раз-другой искоса посмотрели друг на дружку
и продолжали полёт молчком, погружённые каждая в свои думы. Но думы у
них были не разные. Думали они об одном и том же. Они чувствовали, что
29

невольно совершили что-то не то, но всей глубины содеянного толком ещё не
осознавали. И лишь над Атлантикой, над океанской пучиной, почуяв, что не
могут держать привычную высоту, Ципили и Тимбака впали в панику. Над
Европой они уже летели совсем низко, а достигнув Кавказских гор, можно
сказать, стлались по их вершинам.
Вскоре они совершили посадку на одной из полянок своего родного леса.
Посадка была вынужденная, хотя вообще-то они именно сюда и держали
путь. Но если бы им даже надо было лететь дальше, ничего бы не получилось.
После того как, отдохнув часа два на траве, они поднялись с намерением
что-нибудь добыть поесть — очень уж изголодались за дорогу,— вдруг обнару¬
жилось, что помело у них теперь вовсе и не помело, а обыкновенная метла,
такая, какими улицы подметают. И в небо на эдаких, конечно же, взлететь
невозможно. Все колдовские уловки старушек были напрасны. Мётлы и у той
и у другой так и остались простыми мётлами, а сами колдуньи потеряли свои
колдовские силы.
Они преступили главную заповедь злых колдунов всех времён: сделали
доброе дело, а такое у колдунов считается грехом...
Всё это случилось ровно тридцать лет тому назад...
И снова на лужайке у засохшего дуба
В мире всему приходит конец. Сны, которые видели Ципили и Тимбака и
которые были очень сладкими и приятными, тоже кончились. Кружащий
вокруг дуба Ворон до того разгалделся, так вдруг, подлетев вплотную к
Ципили, каркнул у той над ухом, что Ципили, хоть и витала во сне высоко в
небесах в чудесном полёте, сразу проснулась. Надо ли говорить, как она была
разочарована, увидев, что вместо приснившегося ей изумительного полёта,
наяву она просто висела на засохшей ветке.
Кряхтя и постанывая, она распутала поясной платок, которым была обёр¬
нута, точнее, привязана к ветке, и слезла вниз. Слезла и долго молча стояла
под дубом, вперившись взглядом в самый центр лужайки. Там она видела
нечто несуразное. Но это было не что иное, как помело её подружки Тим-
баки. Ципили глазам своим не верила: помело торчком стояло среди лужайки
концом вниз. Стояло и не падало... А это значит, что оно заколдовано?..
«Видели, какова эта молокососка? — подумала Ципили про Тимбаку.—Ведь
вечером мы обе забрались на ветви и заснули?.. Когда же она успела воткнуть
в землю своё помело?»
Ципили посмотрела на дерево, на спящую на ветке Тимбаку и, схватив
свою метлу, стеганула её по ногам.
— Ах ты, пигалица, ах ты, паршивая колдунья, на тебе! Дири-бири ко-ко-
ко...
зо

Тимбака, словно и не спала вовсе, словно только и ждала этого, мгно¬
венно соскочила с дерева и набросилась с кулаками на Ципили.
—	Вот тебе, старая карга! Амда-чанда ди-ди-ди! Жалкая, гнилая немощь,
ги-ги-ги...
Ципили, хоть и старше на целых двести лет, не из тех, кто в споре уступит.
Вскинув помело, как рапиру, на изготовку, она не отставала ог Тимбаки.
—	На тебе, димбо-дири би-би-би!.. Это за старую каргу! А это за гнилую
немощь!.. Нахалка ты эдакая, паршивая колдунья, били-мили бом!.. Все
волосы у тебя повыдергаю, если и впредь будешь соваться в мои владения.
—	Это моя лужайка, бом-бири бом-бон! Не видишь разве, мое помело на
ней? Совсем ослепла?..
—	И что с того? Ты где хочешь можешь воткнуть в землю своё помело.
Это ещё не значит, что место, где оно торчит, тотчас станет твоим.
Тимбака была очень упрямой и настойчивой. Она села посреди лужайки и
твёрдо отрезала:
—	А вот и станет моим!..
Ципили бросилась на неё и вцепилась в волосы. Тимбака, поборов испуг,
схватилась обеими руками за голову. Она хоть и много моложе, но своих
волос у неё уже почти не было, приходилось носить парик. Парик же, как
известно, легко сорвать с головы, а именно этого очень боялась Тимбака,
отчасти еще и потому, что над ними кружил Ворон.
—	Отпусти волосы! Слышишь, отпусти, не то укушу, бам-бум!..
—	«Волосы, волосы»! Где они у тебя? Будто не знаю, что ты носишь парик!
—	Тихо, не ори!..—взмолилась Тимбака.—Чего разоралась, я же не глухая!
Но Ципили была так разгневана своеволием Тимбаки, что и не собиралась
отпускать её. «Пусть опозорится.— думала Ципили,— пусть знают, какая она...»
Тимбаке ничего другого не оставалось, и она выполнила свою угрозу, уку¬
сила мучительницу. Слева клык у неё был очень крепким и острым. Именно
им она и впилась в руку Ципили. Та взвыла от боли, но Тимбаку не от¬
пустила. Ей даже удалось сбить парик своей противницы набок. Тимбака
попыталась ещё раз куснуть Ципили, но та увернулась и, плюхнувшись на
траву, чуть поодаль от помела, стала зализывать кровоточащий след укуса
злодейки.
—	Паршивая колдунья, смотри, что наделала! Знаешь ведь, что раны на
мне долго не заживают, зачем впилась своим гнилым зубом?!
Она стала слизывать кровь на руке и при этом забормотала под нос какое-
то ей одной ведомое заклинание:
Тири-бом-бо, Тимбака,
Тимба-биро ко-ко-ко...
Амда-чамда Били-ка
Шанда-Бунда бо-бо-бо...
31

—	Ничего тебе не поможет, сколько бы ни повторяла. Никакие твои
заклинания больше не имеют силы. Ты никчёмная колдунья, выжившая из
ума старуха.
—	Можно подумать, что твои заклинания имеют силу,— проворчала
Ципили...
—	А лужайка моя! И помело на ней моё!
—	Твоё обшарпанное помело ничего не значит... До чего мы дожили? Ии
уважения, ни почтения к старшим!..
—	Эго кого же я должна уважать,—поправляя парик, хмыкнула Тимбака,—
уж не тебя ли, захудалая колдунья?!
—	Я на целых двести лет старше тебя! И была колдуньей, Тимба-Бумо
Гимба-кум, когда ты... Да что ты, когда ещё твой отец, твоя мать и даже деды
и бабки твои на свет не родились!..
—	Подумаешь,—сказала Тимбака, поправляя перед зеркальцем, извлечён¬
ным из кармана, свой взлохмаченный в потасовке парик.
Она без зеркальца жить не могла. Как-никак на целых двести лет моложе
! Вшили.
—	PI вообще мы с тобой родственники!..—не унималась Ципили.—Я в
тринадцатом колене бабка деда твоей матери...
—	В общем, седьмая вода на киселе!..
—	Ну, хотя бы и так!
Ципили, как говорится, выпустила весь пар и явно готова была поми¬
риться, но Тимбака ещё не забыла обиды, особенно её беспокоило: не заме¬
тил ли Ворон, что на голове у неё парик? Не дай бог! Самого-то Ворона Тим¬
бака не боялась, но стоило бы тому случайно обронить это известие в присут¬
ствии сороки, и тогда держись — по всему лесу новость разнесётся. Как после
этого быть? Не станешь же менять лес, как уже приходилось делать не
однажды.
—	Это моя земля! —не унималась Тимбака.—Помело тому свидетельство.
—	Нет, противная молокососка сведёт меня с ума! — Ципили теряла терпе¬
ние.— Пойми, это ничья земля. Мало ли что ты воткнула тут свою метлу?
—	В том-то и дело, я первая воткнула свою метлу, значит, земля эта теперь
моя! Если бы ты раньше воткнула, земля стала бы твоей, разве не ясно?..
—	Не ясно,— зло бросила Ципили.
—	Чего уж проще! — пожала плечами Тимбака, пряча зеркальце в карман.
—	Глупая! Я бы пятьсот лет назад могла всадить в эту землю своё помело.
—	Ну и всадила бы. А раз недодумалась, я же не виновата.
—	Э-эх, Тимбака! Пятьсот лет назад я обладала такой силой, считалась
такой всеми почитаемой кудесницей, что мне эта твоя лужайка была тогда
вовсе ни к чему...
—	А теперь она тебе зачем?..
—	Теперь? — Ципили на какое-то время задумалась, потом с грустью ска¬
	32

зала: — Честно говоря, она мне и теперь ни к чему... Предположим, она моя,
что мне с ней делать?..
—	Что же ты тогда хочешь? — удивлённо взглянув на Ципили, спросила
Тимбака. Но ответа не получила...
Устав от перепалки, они обе уселись на траве. Ципили сосредоточенно
молчала, насупив брови. Похоже, она искала ответ и не находила его.
—	Не знаю, чего хочу,— промолвила наконец Ципили.— Всё стало бес¬
смысленным... Кто я теперь? Волшебница, кудесница или обычная кол¬
дунья?.. Вовсе нет... Ты права, Тимбака, я действительно никчёмная старуха.
Ничего уже не умею... Ни околдовывать, ни взвиваться в небо и нестись куда
душе угодно...
—	А я?.. Я разве не летала?.. Летала, да ещё как...—Тут Тимбака перешла
на полушёпот. Она понимала, что в присутствии Ципили не стоит выхва¬
ляться своими полётами.— С тобой мне, конечно, не сравниться, но и я чего-
то стоила... Тоже летала вольной птицей. По шестьдесят раз делала мёртвую
петлю...
Ципили вскинула голову и в упор взглянула на Тимбаку. Та тотчас опу¬
стила глаза.
—	Ну, это уж ты слишком... Шестьдесят раз... Такое даже самому знамени¬
тому кудеснику не под силу... Если бы ты могла делать столько мёртвых
петель, давно была бы чемпионкой, прославленной среди всех волшебников
мира, и к тому же была бы удостоена специального звания и медали Пиндо.—
Тут Ципили с гордостью показала на грудь: — Видишь? Вот такая медаль была
бы и у тебя. Я делала сорок мёртвых петель. И ещё пикировала головой вниз.
Однажды помело из-под меня унеслось, так я ринулась за ним и почти у
самой земли поймала его. За мной и молния не поспевала. Я была самой
быстрой и ловкой среди всех кудесниц... Вот так-то!.. А ты всё врёшь! Ника¬
ких шестидесяти мёртвых петель ты не делала...
—	Что верно, то верно, ты была настоящей чемпионкой. Но и я не вру.
Честное колдовское, я делала шестьдесят мёртвых петель. Просто поблизости
никого не было, и потому мой рекорд не засчитан...
—	В один миг я достигала северных льдов,— задумчиво продолжала Ципи¬
ли.—А однажды спасла маленького мальчика-эскимоса...
Тимбака при этих словах вскочила и вцепилась в волосы Ципили.
—	Ах ты, вонючая жаба! Ещё и бахвалишься, да?! Мало того что сама из-за
этого потеряла колдовскую силу, ты и меня ввергла в беду. Из-за этой твоей
доброты мы обе потеряли колдовские способности.
Тим баке вспомнилась вся история их несчастья, и от злости она, сколько
хватило сил, рванула Ципили за волосы.
—	Отпусти мои волосы!.. Отпусти, говорю!.. Что ж, так и будешь теперь,
раз на двести лет моложе, таскать меня за волосы? Отпусти, слышишь? Они
ведь у меня свои, больно! Это же не парик, как у тебя...
— 33 —

Тимбака отступилась, но была ещё полна злобы, и потому носилась по
лужайке как скаженная, готовая сделать что-нибудь эдакое!.. Но, не найдя,
что именно сделать, вдруг выхватила из земли своё помело и... стала опять
колошматить Ципили. Та, отмахиваясь, кричала на весь лес:
—	Одумайся, образумься! У меня ведь тоже есть помело!..
—	А ты не смей больше напоминать мне про эскимосика! Поняла?
Никогда больше о нём не напоминай. Иначе я за себя не отвечаю! —уже со
слезами взмолилась Тимбака, бессильно падая на траву.
Ципили опустилась с ней рядышком.
—	Слезами горю не поможешь. Надо что-то придумать.
—	Что, что придумать?! Раньше надо было думать.
—	Глядите-ка вы на неё! Овечка невинная. Не спускалась бы за мной на
помощь, зачем кинулась вслед? Ты же знала, что добрые дела колдуньям
запрещены, что они им не прощаются. Что для добрых дел существуют доб¬
рые волшебники? Если бы ты не поспела ко мне на помощь, я бы не смогла
спасти эскимосика. Ведь мне надо было либо помело бросить, либо ребёнка?
—	Я и сама не знаю, как это вышло... Глянула на несчастного, жалко
стало.
—	«Жалко стало». Я-то стара уже, память попритупилась, забыла, как нам
следует поступать в таких случаях, а ты, вместо того чтобы остеречь меня,
кинулась помогать, Тим-ба-ба!
—	Виновата, что и говорить,—согласилась Тимбака.
—	А в общем-то, я виновата! — сказала вдруг совсем тихо сразу погруст¬
невшая Ципили.
И они опять смолкли, понуро сидя на травке. Издали их можно было при¬
нять за обычных старушек.
Они долго сидели бы так, молча уставившись в одну точку, не появись
вдруг над ними Ворон.
—	Кар, кар, кар,— закаркал Ворон.
Первой очнулась Тимбака.
—	О чём это он, я не поняла? — спросила Тимбака.
—	Чёрт бы его побрал! — закричала Ципили и бросила комок земли в
Ворона.
Тот обиделся, отлетел от них и уселся на самую макушку дуба с таким
видом, словно хотел сказать: мол, раз вы такие неблагодарные, ничего от
меня не услышите, я пострадаю, но и вам несладко придётся.
—	Тимба, а Тимба! — потянула за руку подружку Ципили.
—	Отстань от меня! — оттолкнула её Тимбака.
—	Не вешай нос,— сказала Ципили,— что-нибудь придумаем. Как-нибудь
выйдем из трудного положения.
—	Придумаем, придумаем! Тридцать лет уже слышу одно и то же.
—	Только, пожалуйста, давай больше не будем ругаться, а то опять всё к
	 34

чёрту полетит. Если нам объеди¬
нить остатки наших колдовских
сил, мы ещё сумеем сделать какое-
нибудь доброе... Ой, я хотела ска¬
зать, злое дело... Искупим свою
вину, и к нам опять вернётся
прежняя колдовская сила. Ох,
пусть только тогда кто-нибудь
попадётся мне в руки.
—	Ну да, сиди тут и жди, пока
кто-то попадётся тебе в руки.
Может, сам придёт?
—	Зачем же здесь сидеть? Вый¬
дем к большой проезжей дороге и
там будем ждать. Кто-нибудь наверняка нам попадётся, а уж там мы сотворим
всё, что захотим!
—	Но как же, какою силой мы сотворим с тобой зло? Мы же ни на что
больше не способны? Куда на таких облезлых мётлах сдвинешься? Они нас
даже до твоей проезжей дороги не перенесут.
Ципили поднялась, огляделась вокруг, четырежды прокричала «кыш,
кыш» и, повернувшись к Тимбаке, сказала:
—	Тимба, бума Кумайни! Я ещё кое-что могу!
Тимбака почему-то тихо-тихо спросила:
—	Что? Что ты можешь?
—	Кыш, кыш... дири-дим-бо. Кыш, кыш. Мири-мин-го. Я ещё... Я ещё
могу прикинуться добренькой.— При этих словах она, как умела, изобразила
доброе лицо.
—	Я тоже могу прикинуться доброй. И кроме того, я ещё могу...—Тимбака
приникла к Ципили и зашептала: — Место моего укуса не зажило? У меня
ведь... Как это называется?.. Ещё есть яд...
—	Знаю, знаю, что ты ядовитая... Есть след от твоего укуса... А у тебя,
что,— Ципили с недоверием поглядела на подружку,— что-то осталось?
—	Чуть-чуть! Хочешь, попробую?
—	Ну уж нет! Пробуй на ком-нибудь другом, я тебе не подопытная крыса.
—	Что ж, ты верно подсказала.
Тимбака огляделась, где бы ей поискать крысу. Подошла к взгорку на
лужайке и начала разрывать землю там, где были трещины. Пока она занима¬
лась своим делом, Ворон слетел с верхушки дуба и уселся на плечо Ципили.
Та сначала шикнула на него, чтобы согнать, но потом поняла, что Ворон
хочет ей что-то сказать. Поняла и костлявой рукой своей погладила птицу по
голове.
—	Кар, кар, кар... Кар, кар... Кар... кар... кар...
	 35

—	Так... Ага, так... Спасибо тебе... Спасибо...
И Ципили ещё раз погладила Ворона, и тот, взмахнув крыльями, снова
поднялся и уселся на макушке дуба. А Тимбака в это время подошла, держа в
руках захудалую крысу.
—	Сейчас увидишь.
Она вонзила свой единственный зуб, свой острый левый клык, в крысиное
туловище. Крыса запищала, попыталась выскользнуть из рук Тимбаки, но та
сама опустила свою жертву на землю и с победным видом сказала:
—	А теперь смотри!..
Крыса с писком бросилась прочь и, добежав до взгорка, повернулась в
сторону своей обидчицы, что-то сердито пропищала на крысином языке и
исчезла в норе.
Ципили зашлась смехом так, что даже завалилась на спину.
—	Увидели, каков твой яд! Только хвастаешься.
Тимбака, что и говорить, на миг смешалась, но тут же взяла себя в руки.
—	Сейчас мой яд действует несколько медленнее. А крыса чуть погодя у
себя в норе сдохнет.
—	Ладно, не вешай нос,—сказала Ципили.—Если ты способна сделать
доброе дело, это не мало. В наши дни все злые дела совершают под видом
добрых... Сладкоречиво, с улыбочками...
—	За сладкоречием и я не постою,—гордо вставила Тимбака.
—	Не сомневаюсь. Итак, видишь, мы ещё довольно многое знаем и умеем.
Да, кстати, Ворон кое-что сообщил... Сегодня... Однако...
Ципили не то чтобы не знала, как сказать, а задумалась, говорить или нет.
Эта паршивка Тимбака не способна спокойно подумать, посоветоваться, она
сразу начинает действовать, часто невпопад, и в результате почти каждое
дело не доводится до конца.
—	Что сегодня? Отчего ты замолчала?
—	Да ничего,—ушла от ответа Ципили.
—	Что значит — ничего, у тебя явно что-то на уме? Ты чуть было не ска¬
зала, но потом осеклась... Говори же!..
—	Жалко ведь...
—	Кого жалко, что жалко? Опять завела. Из-за твоей жалостливости мы
ещё долго будем прозябать. Меня не жалеешь, так пожалей хоть себя. Огля¬
дись, посмотри, в каком мы положении. Тебе это нравится? Так что же
сегодня.
—	Давай сегодня... Я хочу сказать...
—	Ты говори, что Ворон сказал?
Ципили покружилась, помахала руками во все четыре стороны, как бы
кого-то отгоняя.
—	Кыш, кыш!.. Прочь!..
—	Ну говори, никого же нет!..
36

—	Сегодня придут за ягодами... Та девочка... Помнишь, хорошенькая
такая, которая живёт в одном из тех домов, что около леса?..
—	Мануш?..
—	Ага... Их трое.
—	Но если?
—	Что если?.. На меня нападаешь, а сама, как до дела доходит, сразу всё
портишь! Помнишь, лет десять назад был такой случай, просто находка, и ты
тогда помешала.
—	Ну давай не будем вспоминать,— примиренчески сказала Тимбака.—
Стоит только начать, мне ведь тоже есть что вспомнить. Итак, значит, Мануш
идёт... Что будем делать?
—	Подумать надо. И как следует, а то ничего не получится.
—	Когда думатъ-то, сама же говоришь, что уже идёт?..
—	Для начала давай собьём их с пути, ну, а потом и вовсе уберём? Они
ведь втроем в лес пришли.
—	А яснее ты можешь выразиться? Я вообще-то не против, но как мы их
уберём?
Ципили не знала как. Она ведь об этом не помышляла, это Ворон её
надоумил...
—	Заманим их к пропасти... а там и столкнём вниз?
—	Что значит столкнем? Нам же надо нашими колдовскими силами дей¬
ствовать. Может, заговорить их как-нибудь, а уж потом? А то как же так?
Сбросить вниз? Тут-то и нужно сладкоречив в дело пустить.
—	Ну, а я что говорю! Конечно же, сладкими речами, доброй лестью, кол¬
довскими чарами заманим, а уж потом...
—	Нет, придумай что-нибудь другое!.. Это не годится!..
—	Давай заманим их на дерево, а потом сломаем под ними ветки и... бух!..
—	Но с ветками сладкоречием не сладишь. Сила нужна, чтоб они обломи¬
лись... Колдовская, конечно,—с грустью сказала Тимбака.—А где она у нас?
Жалких крох на это не хватит.
—	Ну мы же объединим наши силы?
—	Делать нечего,— немного подумав, согласилась Тимбака,— придётся
попытаться. А может, ещё подумаешь?..
—	Теперь думай ты. Я уже два раза думала!..
Тимбака приуныла, а потом вдруг вскрикнула:
—	Знаю, знаю!.. Давай сделаем так, что они заблудятся и забредут к мед¬
ведю в логово. Он сейчас такой голодный!
Ципили даже вскочила.
—	Ну и ну, Тимбака,—закричала она,—здорово ты придумала!.. Стоит
только заглянуть в логово, обратного пути не будет... Ты, подружка, очень
мудрая колдунья, я не представляла, что в твоей голове ещё столько хитроум¬
ности!
37

Ципили на радостях обняла Тимбаку и крепко поцеловала. Но та высвобо¬
дилась из объятий и брезгливо вытерла щёку полой платья.
—	Тьфу! Научилась у людей. Это они вечно лобызаются... Ужасно не
терплю всякую антисанитарию.
Но Ципили не слышала слов Тимбаки. Она была очень увлечена предло¬
жением подружки, внушающим большие надежды.
—	И медведя закидаем камнями,— сказала Ципили,— разозлим его ещё
пуще. Это я беру на себя. У-ух, били-мили мур, били бирма!
И, выбежав на середину лужайки, начала петь и плясать. Через минуту к
ней присоединилась и Тимбака.
Били-били ха, ха. ха,
Пусть Мануш он разорвёт,
Цили-мили гу, гу, гу,
Разорвет ее и съест.
Это дело! Это зло!
Тили-том-бом, бо,
И беде своей найдём
Выход мы бом, бом.
Наконец избавимся
Дим-бом от излишней доброты,
Злыми станем мы колдуньями опять,
Тили бум-бом, тили-бом...
Тимбака вдруг остановилась:
—	Тс-с-с, слышишь?
—	Нет... Ничего не слышу,— сказала Ципили, задыхаясь. Что и говорить,
плясать — для неё дело нелёгкое.
—	Глухая ты, вот и не слышишь.
—	Сама глухая,— обиделась Ципили.— Чего слышать, когда никакого
звука. Хотя погоди... Вот слышу... Поют.
—	Поют... Наверно, через минуту будут здесь.
—	Я стану добро улыбаться,— приготовилась к встрече Ципили,— отзову
Мануш в сторонку, скажу, что знаю, где много смородины.
—	Нет, Мануш завлеку я.
—	Почему ты?..
—	А почему ты? Известно ведь, что ты только портишь всё. Стала очень уж
добренькой.
—	Я-то добренькая? Вовсе и нет. Это ты добренькая, даже по лицу видно.
Твоего зла только на меня и хватает.
—	Ладно, пусть будет по-твоему. А я займусь остальными. Что-нибудь
придумаю... Вот их-то я поведу к пропасти и сброшу оттуда!
	 38

—	Я же сказала, что таким способом мы ничего не добьёмся. Нам бы хоть
обеим с Мануш справиться,—погрустнев, сказала Тимбака.—Опять ведь всё
испортишь.
—	Да когда же это я всё портила! — взъярилась Ципили.
—	Ну, будет, не время ссориться. Вот-вот явятся...
Тимбака кинулась к деревьям и спряталась за ними.
—	Тили-мили бум, гу, гу, гу! — пробурчала Ципили и побежала за Тимба-
кой.
—	Кар, кар, кар,—прокаркал Ворон и, взмахнув несколько раз крыльями,
полетел в сторону луга, навстречу ребятишкам.

Глава третья • ТРОПОЮ ГНОМОВ
В лесной чащобе
Они вошли в лес с шумом, криком. Тарой вдруг распелся, чего с ним
раньше не бывало. Пел громко, трубно. Слова не слова, и мелодия не мело¬
дия, но Тарой голосил самозабвенно. Мануш и Асмик тоже пели, каждая для
себя и при этом каждая свою песню. Их можно понять. Вступая в лес, поют
не только дети. Поют все, от мала до велика, и женщины и мужчины, дрово¬
секи и пастухи. Такой уж он, лес, всем хочется петь, оказавшись в нём.
Видно, именно потому все лесные птицы поют. Даже филин, когда наступает
для него блаженный миг, и то поет. Правда, пение его мало похоже на что-то
путное, однако ничего не поделаешь, так уж он поет.
	 40

Перебегая со взгорка на взгорок, восторженно наслаждаясь красотой и
таинственностью леса, весёлая троица шла вперёд и вперёд, не замечая летя¬
щего над ними Ворона, который, в отличие от всех, летел молча, не пел.
Кстати, если бы ребята и заметили его, они ничего бы особенного и не поду¬
мали. Для них это был бы обычный ворон. Мало ли они видели таких?..
Откуда им было знать, что это особый Ворон, сказочный Ворон. А Ворон,
конечно же, хотел, чтобы дети пришли на лужайку у засыхающего дуба. Он
кружил над головами ребят и пока был доволен: они шли в нужном направ¬
лении. Ворон думал лишь о том, кого из ребят сбить с пути и кто легче попа¬
дется в западню. Ну и понятно, что глаз его остановился на Тароне. Ведь у
Мануш и Асмик вид серьёзнее, и Ворон это сразу почувствовал, с ними,
решил он, будет нелегко. А у Тарона в руках было две корзины... И Ворон
понял, что он жадный, иначе ему бы и одной корзины хватило... Вороны, осо¬
бенно сказочные, в таких вещах хорошо разбираются...
Ворон пролетел чуть вперёд, сел на куст и впервые подал голос: кар, кар...
Карканье его, в полной тишине леса, сразу привлекло внимание Тарона, и он
удивился, когда, глянув в направлении донесшегося до него звука, вдруг уви¬
дел прямо перед собой смородиновый куст, густо усыпанный спелой ягодой.
Тарону только того и надо было. Он кинулся к кусту и... не подумайте, что
стал наполнять корзину. Не тут-то было. У него ведь и в животе ещё места
видимо-невидимо! И Тарой стал жадно поглощать смородину.
Девочки оглянулись, видят, Тарой опять исчез.
—	Только что был с нами, куда он делся? — удивилась Асмик.
—	Тарой,—крикнула Мануш,—где ты, Тарой?
Тарой, конечно, услышал Мануш, но не ответил, даже, наоборот, спря¬
тался за куст, чтобы его, чего доброго, не заметили.
—	Та-а-рон!
Нет, Тарой не собирался отзываться, пока не оберёт всю смородину. «Ведь
это же я нашёл куст, значит, он мой,—размышлял Тарой.—А они тоже пусть
себе найдут». Девочки в это время в тревоге бегали вокруг и звали его. Мануш
один раз даже пробежала совсем рядышком от места, где прятался Тарой, но
могла ли она остановить своё внимание на обильно усыпанном смородиной
кусте, если все её тревоги сейчас были об исчезнувшем товарище.
Девочки бросились к ближнему овражку: не там ли Тарой?.. Скоро голоса
их слышались уже издалека, и Тарой, выйдя из укрытия, стал спокойно рвать
смородину и с удовольствием прямо гроздьями отправлять её в рот.
—	Тарой, Тарой! —звала Мануш.
—	Та-а-рон! — вторила ей Асмик.
—	Ой, как теперь быть! Что мы скажем его маме? — сокрушалась Мануш.
—	Не тревожься,— успокаивала её Асмик,— наверняка наткнулся на хоро¬
ший куст и сидит там, один втихомолку объедается. Уж я-то его знаю, он и не
отзывается, чтобы не поделиться с нами!
41

Мануш рассердилась:
—	Какая ты, Асмик!.. Всегда скажешь что-нибудь плохое. Тарой очень
даже славный. Правда, шалун, но хороший мальчик.
—	А я что? Я разве говорю, он плохой? Но ведь это не дело — совсем не
думать о нас, мы же беспокоимся.
—	Может, он тоже ищет нас. Просто далеко разошлись друг от друга, вот и
не слышим его?
—	Когда только он успел зайти так далеко, чтобы мы и голоса его не
могли расслышать?.. Нет, Мануш, тут что-то не то. Вот увидишь, он где-то
поблизости прячется.
—	Если потеряется, мама его нам не простит. Он наверняка где-то там, в
овраге.
—	Тысячу раз говорила, нечего таскать за собой этого крикуна.
—	Ну что теперь делать, раз взяли, надо держать за него ответ. Ведь
так?
—	Ладно,—сказала Асмик,—давай искать. Ты иди в глубь леса, а я к
ущелью, хорошо?
—	Нет, так и мы с тобой потеряем друг друга. Ты стой здесь, вот у этого
большого дуба, ни на шаг от него не отходи,— сказала Мануш,— а я пойду в
овражек, может. Тарой спустился к роднику напиться?..
—	Откуда ему знать, что там родник?
—	Ну, а вдруг? В общем, пойду, ладно?
—	Да он где-нибудь тут, в кустах,— махнула рукой Асмик.
—	Хорошо, ты поищи здесь вокруг, а я пойду. Только смотри не теряй
этого дуба из виду.
Мануш прошла мимо вековых дубов, миновала буковые и ясеневые рощи,
не переставая при этом кричать: «Тарой, где ты!» Но ответа она не получала,
ей вторил Ворон, который летел впереди, словно бы указывая девочке путь.
Так Мануш добралась до оврага, по тропинке спустилась вниз, к роднику,
обыскала всё вокруг, обошла большие каменные валуны, что грудились под
источником, Тарона нигде не было. Мануш растерянно постояла, глядя во
тьму лесной чащи, и не знала, куда ей идти, когда Ворон, вдруг опять появив¬
шийся над оврагом, так расшумелся-раскаркался, что Мануш невольно пошла
на его карканье. Поднявшись из оврага, она неожиданно почувствовала,
будто в лесной чаще кто-то метнулся от дерева к дереву. «Наверняка это
Тарой,—подумала Мануш.—Надо же, куда забрался, негодник». Сложив
ладошки рупором, Мануш срывающимся голосом закричала: «Тарой!.. Я вижу
тебя, Тарой!..»
А Ворон, то вспархивая, то снижаясь, кружил над Мануш, заманивал её
всё дальше в лес, и девочка послушно следовала за ним, тем более что птица
увлекала её в ту сторону, где, как казалось Мануш, она минуту назад кого-то
видела.

Тридцать лет назад
А что это за ворон и почему он преследовал ребят? И какие у него дела со
старыми колдуньями, почему он покорно служил им?
Чтобы ответить на все эти «почему», нам надо ещё раз вернуться на три¬
дцать лет назад, к тем временам, когда Ципили и Тимбака еще владели всем
арсеналом колдовских уловок и были настоящими колдуньями, пользовались
в своей среде полным признанием и уважением, а Ципили имела даже звание
«Пиндо», очень почётное для колдунов. Оно давалось за особое колдовское
мастерство. А Ципили, как уже сказано, была в своём деле рекордсменкой, за
что, собственно, и получила звание.
Именно в те дни Ципили и Тимбака решили построить себе новые
избушки. Старые уже изрядно обветшали, да к тому же и место их расположе¬
ния — красивая лужайка — стало приметным для людей, и колдуньям это.
конечно же, не нравилось. К тому же старые избушки уже не поворачивались
в желаемом направлении. Ну, а какой же это дом колдуньи, если он не вер¬
тится?..
Все колдуны и колдуньи обычно предпочитают строить свои жилища где-
нибудь у скалы. Укладываясь на ночлег, они поворачивают избушку входом к
скале, для безопасности. А утром достаточно промолвить: «Избушка, моя
избушка, повернись!» Сказано — сделано: избушка поворачивается входом к
лужайке.
Новые избушки подруги решили соорудить по другую сторону горы, на
лужайке, плотно окружённой густым лесом, куда не ступала и не могла сту¬
пить нога человека: ведь с трёх сторон непроходимый лес, а с четвёртой —
высокие скалы, уж на них-то и вовсе никому не взобраться. Общую лужайку
для своих избушек колдуньи выбрали потому, что вместе её нашли. Ципили
выбрала скалу, что расположена у южного склона горы, а Тимбака ту, что на
северном. В этом случае они были единодушны, не спорили, как обычно.
Поскольку Ципили была очень стара и страдала ревматизмом, она
любила, чтобы в жилище к ней целый день падали лучи солнца, Тимбака же,
наоборот, предпочитала мрак. «Колдовство должно твориться во мраке»,—
часто повторяла она.
Решить-то они решили переселиться, но кто строить будет? Обе ведь уже
старые, обеим не под силу носить тяжести, а для стройки и лес нужен, и
камень.
Кто-то другой должен был этим заняться... И один такой человек вдруг
нашёлся. Точнее, они сами нашли его.
Колдуньи давно приметили нужного им человека. Это был Дровосек,
большой мастер ладить разные вещи из грушевого дерева. Прямо на поляне у
склона горы, где особенно много груш, нарубит себе веток потолще и творит
чудеса.
43

Приходил Дровосек обычно с младшим братом, который помогал ему
ветки рубить. Нарубят, сделают из веток, что потоньше, в тенёчке зелёное
«кресло», усядется на него Дровосек, вытащит из хурджина1 все свои инстру¬
менты, и начинается привычная работа.
Вещи, которые делал Дровосек, были очень красивые, такие красивые, что
колдуньи, бывало, сидя поодаль в укрытии, глаз не тмогли оторвать от чудес¬
ных поделок мастера. А работал он с упоением. Тесаком и кривым ножом он
владел виртуозно. И чего только не выходило из его рук: ложки, половники,
солонки, скалки, разные плошки, бочонки.
Наблюдая за его работой, колдуньи думали о том, что Дровосек этот тоже
настоящий волшебник, ведь какие прекрасные вещи делает из дерева.
Как-то раз, когда Дровосек, уложив все сработанные вещи в хурджин,
отправился в путь к дому, а младший его брат, собрав в свой хурджин заго¬
товки для будущих поделок, последовал за ним, им навстречу вдруг, откуда
ни возьмись, как из земли выросли, две старухи. В лохмотьях, жалкие, не¬
счастные старухи. Дровосек с братом очень удивились. Откуда здесь эти
чудища? «Еле на ногах держатся, как же они забрели в лесную чащобу?» —
подумал Дровосек.
Он подошёл к одной из старух, к той, что стояла впереди.
—	Здравствуйте! Что вы здесь делаете?
—	Мы? —спросила Ципили и замялась.—Мы... Мы...
И потому, что такого вопроса она не ожидала и не знала, как ответить, она
обернулась к подружке:
—	Что мы здесь делаем, Тимбака?
—	Ну, естественно, собираем груши, вон их сколько нападало.
—	Да, да, конечно, собираем груши.
Дровосек пожал плечами:
—	Но у вас же нет корзин, во что вы собираете груши?
—	А к чему нам корзины, мы съедаем то, что собираем.
—	Ну, положим. А зачем вам мётлы?
—	Мётлы?..— задумчиво сказала Ципили и опять вопросительно поглядела
на подружку.—Зачем мётлы, Тимбака?
—	Они помогают нам доставать груши из-под кустов.
Дровосек засмеялся:
—	Это вы хорошо придумали! Но всё же надо во что-то собрать груш для
дома?
—	Какого дома? — удивлённо спросили в один голос колдуньи.— У нас нет
дома, мы бездомные, никому не нужные старухи.
—	Как так бездомные? —в свою очередь удивился Дровосек.—Где же вы
живёте?
1 Хурджин — перемётная сума.
44

—	В лесу... Где ночь настигнет, там и ночуем,—жалобно сказала Ципили.
—	Ничего не поделаешь,—продолжила Тимбака,— наши хижины так
обветшали, что жить в них уже нельзя, а другого дома у нас нет.— Чуть
помолчав, она добавила: — Если бы нашёлся кто-нибудь, кто мог бы
построить нам дом... Кстати, добрый человек, а ты не можешь помочь бедным
старухам, не согласишься ли построить дом?
Дровосек задумался.
—	Как сказать...— проговорил он, пожимая плечами,— построить большой
настоящий дом мне не по силам, но маленькую деревянную избушку я, пожа¬
луй, и смог бы.
Старухи от радости даже подпрыгнули.
—	А нам большой и не нужен! — закричали они в один голос.— Но... нам
нужно два... очень, очень маленьких два дома.
И старухи показали, какой им нужен дом, по пояс.
Пока Дровосек разговаривал со старушками, брат его с хурджином через
плечо продолжал шагать по тропке. Уйдя довольно далеко, он наконец оста¬
новился и недовольно поглядел на старшего брата, удивляясь, о чём можно
так долго говорить с этими старухами.
—	Эй, кончай, брат, пошли!..
—	Сейчас иду,— ответил Дровосек. И, обернувшись к старухам, добавил: —
Не выйдет у нас с вами. Кому они нужны, такие маленькие домишки? Вам в
них не поместиться!
—	Ну что тебе за дело, что маленькие! Нам такие нужны. А коли хочется,
можешь и побольше выстроить. Только обязательно построй, а мы для тебя...
Тимбака, что мы для него сделаем?
—	Мы будем благодарны, что мы ещё можем для него сделать? Мы будем
очень благодарны.
—	Мы тебе... Мы сделаем тебе подарок!— добавила Ципили.
—	Мне не нужно никакого подарка,—улыбнулся Дровосек.—Да и какой
же вы можете сделать мне подарок, бедные старушки?
—	О, не говори,— сказала Ципили,— мы можем сделать тебе такой подарок,
что ты всю жизнь нас не забудешь.
Дровосек засмеялся.
—	Ладно,—сказал он,—мне правда ничего не надо. Завтра я пойду на
базар распродавать все поделки, что наработал сегодня, а послезавтра приду
и начну строить вам дом. Только где я вас найду?
—	Прямо здесь, вот у этого дуба! — радостно воскликнули старушки.
—	Значит, договорились, до послезавтра.
—	До послезавтра! — грустно протянула Тимбака.
Дровосек улыбнулся и про себя подумал: «Такие беспомощные, наивные,
как малые дети». Но очень скоро ему предстояло узнать, что ошибался.
Тимбака, подняв с земли помело, сказала:
46

—	А вдруг не придёшь, что нам
тогда делать?
—	Как я могу не прийти, слово
ведь дал?
—	Э, мы знаем, какие ваши обеща¬
ния! Сколько раз нас люди обманыва¬
ли,— покачала головой Ципили,—
потому и не верим.
—	Ну что, хотите, поклянусь?
—	Да, поклянись, но по-нашему.—
Тимбака оседлала помело и предло¬
жила: — Давай и ты со мной. Сделаем
вместе три шага на помеле, и тогда ты
обязательно придёшь.
—	Всего три шага? Ну что же, я
согласен.
Дровосек вслед за Тимбакой тоже
оседлал её помело и...
Именно в этот миг брат Дровосека
снова в нетерпении оглянулся, чтоб
ещё раз позвать его, и вдруг увидел, как старухи подняли его брата в воздух и
как тот вскоре исчез в синеве небес. Некоторое время он не понимал, что
произошло с братом, побежал туда, где совсем недавно видел его, но, кроме
хурджина, там ничего не осталось. Парень несколько раз потёр глаза, погля¬
дел вверх и, когда окончательно понял, что случилось, снял с плеча свой
хурджин, бросил его рядом с хурджином брата и, взвыв нечеловеческим голо¬
сом, кинулся по дороге к деревне.
А несчастный Дровосек, у которого ужасно закружилась голова, едва он
глянул вниз, летел теперь с закрытыми глазами, и потому, когда старухи при¬
тормозили над выбранной ими лужайкой для стройки и, спикировав, опусти¬
лись на землю, он не понял, где оказался, в какой стороне леса. Честно при¬
знаться, с испугу Дровосек и глаза-то открыл не сразу после приземления, но
когда отважился, огляделся вокруг, всё было чужим, незнакомым. Только ста¬
рухи те же. Но вид у них был уже иным. Они стояли перед ним воинствен¬
ные, а глазами сверкали так, словно говорили ему: «Понял теперь, на что мы
способны? Не вздумай с нами шутить!»
Да, Дровосек понял, что перед ним не какие-нибудь обыкновенные ста¬
рухи, а настоящие колдуньи, и ему стало не по себе.
—	Не правда ли, хороша лужайка! — хитро улыбаясь, сказала Ципили, но
Тимбака была настроена по-деловому.
—	Мою избушку построишь вон там,— сказала она решительно,— у южного
склона горы. Понял?..
47

—	А мою — у северного,— тут же добавила Ципили.— И не забудь, сделай
окно побольше, я люблю солнце...
Колдуньи болтали без умолку, а Дровосек, словно онемел, ничего не мог
проговорить. Он ещё не до конца осознал, что произошло. Понял, конечно,
что попал в лапы злых колдуний, но что его ждёт и что надо делать, не пред¬
ставлял. В душе Дровосек ругал себя: зачем послушался ведьму, влез на её
треклятое помело, какую-то клятву придумал, к чему это?.. Обещал прийти и
пришёл бы, вот и всё... Но теперь уже ничего не изменишь, надо только смот¬
реть в оба за плутовками и, по возможности, спокойно подумать, как вы¬
браться из ловушки.
Для этого нужно было время.
—	Эй, чего ты онемел, тебе ведь дело говорят? — чуть не касаясь Дрово¬
сека своим длинным носом, спросила Тимбака.
—	Ну... да...
—	Отвечай, построишь нам избушки или нет? — подступала к нему и
Ципили.
—	Да... Конечно, но... инструменты?
—	Что ты там бормочешь, какие инструменты? Скажи погромче.
—	Мои инструменты. Они же остались там, где груши растут...—уже чуть
громче проговорил Дровосек.
Не успел он договорить, Тимбака уже взвилась в небо. Дровосек лишь
увидел, как она превратилась в точку, а потом и вовсе исчезла.
— Сейчас Тимбака доставит твои инструменты,—сказала Ципили.—Ты
успокойся, мы тебя потом вернём обратно. Только не вздумай бежать отсюда,
это невозможно.
Дровосек огляделся вокруг, посмотрел на виднеющиеся вдали горы, всё
было незнакомо. Хоть бы какое-нибудь очертание горы узнать, тогда можно
было бы сориентироваться.
—	Где я нахожусь?..—спросил он наконец у Ципили.
—	Да... понимаешь... Мы сейчас там, где чуть раньше нас не было. Хи, хи,
хи, ха, ха, ха,—противненько засмеялась Ципили.—А если правду сказать, я и
сама толком не знаю где. Просто в лесу. Уразумел? Ну и молодец. Амда-
чамда, ди-ди-ди.
«Объяснила, нечего сказать! — подумал Дровосек.—Надо быть очень осто¬
рожным с этими шельмами».
—	Скажи, а ты убежишь, если узнаешь, где находишься? — спросила
Ципили.
—	Зачем же мне бежать? Я человек мастеровой, вы поручаете мне работу,
я её сделаю, а вы заплатите.
—	О, заплатим непременно. А как же, дили-мили бим бом-бом!
—	Не понял.
—	Хи, хи, хи!.. Откуда тебе понять, я по-колдовскому сказала...
	 48

И тут вдруг появилась Тимбака. Она кружила над лужайкой на помеле,
держа в руках два хурджина. Но вот опустилась у северного склона горы и
никуда больше не двинулась.
—	Видал эту хитрую молокососку! — рассердилась Ципили.—Это она
хочет, чтобы ты ей первой построил дом! И пусть там стоит, а мы к ней не
пойдём. Ты останешься здесь и построишь сначала мой дом!
—	Да, но чем строить? Инструменты мои ведь у неё?..
—	Это верно,— согласилась Ципили.— Ладно, ты оставайся здесь, а я ей
сделаю тёмную.
Ципили хотела было оседлать своё помело, но передумала.
—	Ещё сбежишь, я тебя знаю.
—	Откуда знаешь-то?
—	Ты же человек, а я ваш род людской знаю очень хорошо, пропади он
пропадом.
—	Куда я могу сбежать, если не знаю дороги домой? Да и инструменты
мои теперь здесь, что я могу без них делать?..
—	Это тоже верно, но всё равно давай-ка на помело, полетим к этой
негоднице.
—	Нет, я на твоего бесовского коня не сяду! Мне страшно. Лучше пешком
пойду.
Ципили вынуждена была волочить помело за собой — пешком так
пешком. Дровосек шёл следом и думал только о том, как ему вырваться из
пут этих ведьм. Он внимательно всматривался в дорогу, всё надеялся узнать, в
какой стороне леса очутился. Но ничего не узнавал. И лес был такой густой,
что о побеге нечего было и помышлять. «Какой смысл,— подумал Дровосек,—
пусть даже избавлюсь от ведьм, так стану добычей зверья. Уж лучше построю
им жильё, авось и правда потом перенесут они меня обратно в грушевое уро¬
чище, а там я и сам до дому доберусь».
И начал Дровосек строить. Об оплате договорились быстро. Точнее, ника¬
кой платы не будет. Ведьмы пообещали, что обязательно, как только Дрово¬
сек выстроит им избушки, они доставят его туда, откуда выкрали.
Одна избушка построилась быстро, не прошло и недели. Это жилище
Тимбаки. Мастер есть мастер. В работе словно забыл, с кем дело имеет, он так
увлёкся, что даже украсил избушку: сделал резные наличники на окнах и
двери. При этом подумалось: «Может, порадуются красоте, так и скорее
обратно доставят». Однако на южном склоне работалось легко, лес здесь
вплотную примыкал к горе. Дровосек срубит дерево — и тут же в дело, ника¬
кой тебе задержки. Зато, когда взялся за избушку для Ципили, намаялся
изрядно. Туда надо довольно далеко тащить сруб, а помощи-то нет, старухи
ведь не помощницы. Они, занятые своими колдовскими делами, всё носятся
на помеле, то улетят, то прилетят с какими-то мешками и опустятся на про¬
тивоположной стороне, чтобы Дровосек ничего не видел и не узнал. А ему,
	 49

конечно же, было любопытно, что они прячут в чащобе. Надо сказать, что
выходили колдуньи из чащи, как хмельные, шатаясь и распевая свои бесов¬
ские песни.
Однажды Дровосеку всё же удалось подобраться к месту, где они пря¬
тались и, может быть, пировали. Но подойти очень близко он не решился, а
потому ничего и не вызнал. Но зато увидел брошенное без присмотра помело
и, не долго думая, оседлал его, пробуя взлететь. Ничего, конечно, не вышло.
Обыкновенная метла... Бедняга не ведал, что взлететь можно, если произне¬
сёшь особые колдовские заклинания.
Старухи порой исчезали на целый день. Возвращались только к ночи.
Иногда колдуньи приходили посмотреть, как идёт работа у Дровосека.
Походив вокруг, что-то себе под нос побурчав, они удалялись в лес, забира¬
лись там на деревья и засыпали. Изредка старухи приносили ему поесть.
— Вы, то есть все люди,— сказала в первый же день Ципили,— не поевши,
не можете работать, поэтому возьми эту кастрюлю. Я не разбираюсь, что в
ней, но знаю твердо, это человеческая еда.
Дровосек открыл крышку, в нос ударил вкусный запах горячего кушанья.
«Ладно, хоть еда действительно человеческая,— подумал Дровосек,— не то,
что бы я делал». Он с удовольствием поел и на другой день оставил половину.
А как-то случилось нечто такое, что Дровосека чуть удар не хватил.
Весь день горемыка возился с одним деревом: пока спилил его, обрубил
ветви и сучья и приволок к стройке, вконец измаялся. Усталый, Дровосек
присел отдохнуть, и в ту самую минуту колдуньи как раз совершили посадку
после очередного вояжа. Подошла Тимбака и положила перед ним малень¬
кий горшочек. При виде этого горшочка у Дровосека душа встрепенулась:
«Не сон ли это?» Но нет. Перед ним был знакомый горшочек из его собствен¬
ного дома. Краешек оббит и ручки одной нет. Жена всё просила подлатать
горшочек, очень она его любила, но руки никак не доходили.
Весь дрожа, Дровосек приподнял крышку. В горшочке был горячий
лобио1. Правда, без масла. Видно, жена забыла положить, а может, пожалела?
Если бы знала, что этот горшочек попадёт именно к нему.
Ясно одно: дома плохо с продовольствием. Только в таких случаях жена
готовит лобио.
Вот тут-то наш горемыка заплакал, как ребёнок, проклиная и свою судьбу,
и окаянных колдуний...
На другой день, когда старухи с рассветом унеслись по своим делам, Xlpo-
восек решил бежать. Едва ведьмы взлетели, он, взяв с собой топор, пошёл,
ориентируясь по солнцу, на восток, подумал, что так вернее, потому как горы
на востоке пониже: может, легче будет перевал одолеть, а там уже и разо¬
браться, куда дальше идти.
1 Л б б и о — блюдо из фасоли.
50

Всего несколько сот метров прошёл Дровосек, когда путь его пересекся
глубоким ущельем. Он кинулся в одну, в другую сторону, но тщетно: одолеть
преграду было невозможно. Потеряв всякую надежду, Дровосек вернулся на
злополучную лужайку. Но не думать о побеге он уже не мог и на второй день
предпринял новую попытку — пошёл в противоположную сторону, однако и
на сей раз перед ним выросло неожиданное препятствие — неодолимые голые
скалы. И снова пришлось возвращаться.
На третий день всё, казалось бы, сложилось удачно, Дровосек вышел,
наконец, на верную дорогу, но... вскоре оказался перед непроходимыми
зарослями, и опять был только один путь: назад. И именно в этот момент кор¬
шунами налетели на него колдуньи, стали с остервенением бить беднягу
своими мётлами.
—	Ты что это надумал! —зло шипела Тимбака.—Хочешь, чтоб мы обер¬
нули тебя ящерицей?!
—	Можно и жабой! — съехидничала Ципили.— Он и есть настоящая жаба.
Ну и времена, никому нельзя верить! Тьфу на тебя, паршивец, не ценишь
доброты!
—	Я хочу, чтоб он стал ящерицей, может, тогда поумнеет! Амда-чамда ди-
ди-ди. Дили-дим бо... дили ми!..
—	Нет, пусть станет жабой. Анда-ванда Тимба кум, Тимба бим!
И несчастный Дровосек обернулся сначала маленькой зелёной ящерицей,
а потом вдруг почувствовал, что хвост укорачивается, а туловище увеличи¬
вается, и вот уже серая жаба прыгает на траве. И так Дровосек попеременно
делался то ящерицей, то жабой, пока, умаявшись вконец от перепалки, ста¬
рухи свалились в изнеможении на траву.
—	Ну беги теперь, беги, посмотрим, как ты это сделаешь!.. Ишь что наду¬
мал, вместо того чтобы избу достроить!..
Несчастный Дровосек жабьими выпученными глазами глядел то на одну
свою мучительницу, то на другую, не зная, что теперь делать.
Когда злость у колдуний немного остыла, Тимбака сказала:
—	Сделай его снова Дровосеком, думаю, с него хватит, перевоспитался.
—	Сама делай, я больше не желаю видеть этого обхманщика! — закричала
Ципили — в ней злость ещё не прошла.
—	Ненормальная старуха! Ты же видишь, он сейчас жаба, а это ведь по
твоему колдовству. И вообще, дом-то твой не достроен.
—	И правда... Я совсем об этом забыла. Амда-чамда ди-ди-ди. Тирим бо,
чирим бо.
И едва Ципили пробурчала свои бесовские слова, снова перед ней явился
совсем уж жалкий Дровосек. Он бухнулся старухам в ноги.
—	Я... Я больше никогда такого не сделаю. И дом я быстро дострою... Я за
ежевикой пошёл, голодный был, вы же не приносите мне еды... Не беспокой¬
тесь, я очень, очень быстро дострою дом... Очень, очень хороший дом...
	 51

—	Ладно, не распускай нюни. Мы
вон принесли тебе еды.
И верно, у полудостроенного дома
стоял маленький горшочек.
Ведьмы снова поднялись и умчали
по своим делам, а Дровосек подошёл к
горшочку с едой и открыл его... В нём
был заплесневелый творог.
—	Ну, мерзкие колдуньи! Даже
хлеба не принесли!
Но что делать, голод не тётка. Снял
Дровосек сверху плесень и стал есть
творог.
Всему, однако, бывает конец. Вот и
для Ципили избушка построена.
И Дровосек радовался: теперь пришло
время колдуньям своё обещание
исполнить, доставить его обратно к милым сердцу грушевым деревьям.
И вместо противных избушек для бессердечных колдуний станет он снова
мастерить поделки из грушевого дерева. Очень он любит эту работу, считает
её самой приятной и спокойной. И кто, кроме него, так чувствует дерево?
А дерево тоже словно отзывается на мастерское умение, легко подаётся.
Может, оттого и все вещи, которые делал Дровосек, были так хороши, что
не успеет он, бывало, прийти на базар, а народ через минуту уже всё раску¬
пил...
Очень тосковал Дровосек по семье, по дому, и брат Гиж Гарник тоже бес¬
покоит. Он был годовалым ребенком, когда, играя, старший брат нечаянно
толкнул его. Ребёнок упал, сильно ушибся головой, а вырос, и выяснилось,
что мальчик слаб умом. Так брат Дровосек всю жизнь и живёт с чувством
вины перед младшим братом.
Когда Дровосек обзавёлся семьей и построил себе дом на лесной опушке,
Гиж Гарник остался в деревне, в отчем доме, и обитает там один-одинёше-
нек. Потому и тревожно за всех. Нельзя больше задерживаться вдали от род¬
ных. Зимы в этих краях суровые, а он ещё никаких запасов не сделал.
Дровосек с нетерпением ждал возвращения колдуний. На его счастье, в
этот день они вернулись не поздно.
Ципили обошла свою избушку и раз и другой, зашла внутрь, потом снова
покружила вокруг дома и снова, но теперь уже через трубу, влезла внутрь, а
вышла через дверь и... вдруг, оседлав помело, взлетела и исчезла.
Дровосек ничего не понял. Всё вроде сделал как следует, причин для не¬
удовольствия у старухи не было. Отчего же она, не сказав ни слова, опять
куда-то умчалась? И где её теперь носит, когда вернётся, кто знает?..
	 52

Прошло немало времени, прежде чем Ципили, наконец, возвратилась. На
помеле у неё грудились шкуры разного зверья.
—	Эта негодная молокососка,—сказала Ципили, показывая в сторону дома
Тимбаки,— на соломе спит. Что она понимает в жизни? А я колдунья, пови¬
давшая много. Я Пиндо!! Знаешь, что такое Пиндо?.. Хотя откуда тебе знать,
деревенщина... Я не привыкла спать на соломе, мне приятны мягкие, пуши¬
стые шкуры...
И Ципили поволокла своё добро в избушку. Немного погодя она вышла, и
опять покружила вокруг жилища, и проговорила:
—	Ничего не могу сказать, сделал ты всё на совесть. Вот только труба
вроде бы узковата.
—	Нет, нет,— испуганно возразил Дровосек,— все как ты велела.
—	Мало ли что я велела, мастер-то ты, надо было сообразить, что следует
сделать пошире.
—	Да ты же с легкостью скользнула внутрь через трубу?..
—	Да, но...
—	Какое еще «но»? — сказала вдруг подошедшая к ним Г имбака.— Я тоже
видела, что ты легко проскочила в трубу и туда и обратно. Нечего приди¬
раться.
—	Ну я же ничего такого не сказала. Избушка неплохая. Даже хорошая.
Мы не станем превращать тебя в жабу.
—	Нет, конечно! Зачем его жабой. Жалко,—ласково проворковала Тимба-
ка.— Мы лучше орлом его обернём, в награду за хорошую работу...
Дровосека обуял ужас, он едва прошептал:
—	Мы же договорились!..
—	Ох, ох, ох! Договорились, видишь ли! Какой ещё договор? Уж не
письменный ли? Ладно, иди-ка спать. Про уговор утром подумаем...— С этими
словами Тимбака взвилась на помеле и перелетела к своей избушке на
южном склоне горы, а Ципили полезла к себе.
Дровосек всю ночь глаз не сомкнул. Да и откуда взяться сну после такого
разговора! Только к утру немного прикорнул. А когда разомкнул веки, то
страшное уже свершилось. Сначала он почувствовал, что находится совсем в
другом лесу. Деревья тут не с привычными круглыми стволами, а какие-то
плоские, как ножи-великаны, и стволы у них не коричнево-бурые, а сплошь
зелёного цвета. Были и деревья с круглыми стволами, но тоже странные — с
разноцветными ветками, словно венцом уложенными на верхушках.
Всё увиденное поразило Дровосека. Но скоро он понял, что это не лес-
великан, а просто он сам стал таким маленьким, что обычная трава кажется
ему такой высокой. Он попробовал встать и для этого хотел опереться руками
о землю, но вдруг увидел... крылья вместо рук. И так стало горестно бедняге,
так захотелось умереть, захотелось кричать от досады и обиды! И он за¬
кричал... Но вместо крика получилось: «Кар-р-р». Значит, его обернули воро¬
	 53

ном?! Он взмахнул крыльями, легко взлетел в небо и оттуда увидел лужайку,
обе, сработанные им, избушки. А старух и след простыл. Сделав круг над
лужайкой, он сел на крышу жилища Тимбаки. Хотелось покончить с собой...
Но как это сделать, как кончают самоубийством вороны?..
А колдуньи тем временем были далеко. Очень далеко... Они летели на
северо-запад и говорили вот о чем.
—	Нехорошо мы поступили! — Это сказала Ципили.—Да ещё ночью. Как
проснется, небось сердце у него лопнет.
—	Поделом негоднику, зачем убегал. Если бы мы дали ему уйти, он
открыл бы людям наше местонахождение,— сердито пробурчала Тимбака.—
Наконец-то мы с тобой обрели соответствующие настоящим колдуньям
жилища, такие удобные, красивые, в никому не ведомом месте, куда ни один
человек добраться не сможет.
—	Мы могли во сне перенести Дровосека в его грушевую рощу, и живи он
тогда хоть ещё тысячу лет, ни за что не нашёл бы дороги к нам.
—	Так думаешь? Плохо ты знаешь людей, у них собачий нюх, где угодно
разыщут, если только захотят. Что бы мы стали делать?
—	Тогда бы обернули его, зачем спешить-то было?
—	Смотрю я на тебя, чем дальше, тем больше ты теряешь свою злость.
Или забыла, какая за это может быть кара?
—	Не забыла. Знаю, дири-дим бо, знаю. Но у нас же был уговор с этим
человеком?!
—	Уговор... Не помнишь разве, как люди двести пятнадцать лет тому назад
захватили нашу лужайку?
—	Помню, конечно, но Дровосек перед нами ни в чём не виноват. Тогда-
то всё так вышло из-за твоего паршивого деда... Нет, вечером, когда вер¬
нёмся, я снова оберну его человеком... Что ни говори, а он хороший, и такие
славные дома нам построил... Эдакого мастера поискать надо. Другой, может,
и отказался бы выстроить нам избушки.
—	Дело твоё. Ты его обернула вороном, ты и возвращай ему человеческое
обличье, хотя лично я не посоветовала бы этого делать.
—	Я тебя выслушала, молокососка, но поступлю, как сказала. И обяза¬
тельно верну его в грушевую рощу!
—	Это я-то молокососка! Я? —И Тимбака кинулась к Ципили, но та рвану¬
лась вперед, и нагнать ее было невозможно.—Погоди,—орала Тимбака,—я
тебя так укушу, что сто лет будет болеть!
—	Если догонишь! — Ципили еще прибавила скорость.
—	Э-эй, Дири-дим-бо, стой!.. Говорю тебе, стой, ненормальная старуха, не
то сотру тебя в порошок, верёвку совью! — надрывалась во всю глотку Тим¬
бака, едва поспевая за Ципили...
Вы, конечно, понимаете, когда всё это происходило.
Да, да, в тот самый день, когда колдуньи нечаянно спасли мальчика-эски-
	 54

моса. И так уж получилось, что, когда колдуньи вернулись на свою лужайку,
Ципили при всём желании не могла выполнить своего решения. Ни обернуть
кого-то кем-то, ни обернуться самой она уже не могла, потому что потеряла
свою колдовскую силу, и хоть очень сожалела, но что случилось, то случи¬
лось.
Так Дровосек стал Вороном, но не потерял веру в то, что ещё обретёт
человеческий облик. С этой надеждой он всегда находился где-то вблизи от
старух, помогал им, чтобы они скорее вернули свою былую колдовскую силу,
и тогда, кто знает, может, смилуются, пожалеют его, вновь сделают челове¬
ком...
Встреча
После ухода Мануш Асмик стала осматривать ближние кусты. Ей не вери¬
лось, что Тарон мог зайти куда-то далеко. Да и как можно было в это пове¬
рить, если он совсем недавно был рядом с ними!
Посмотри кто-нибудь на Асмик со стороны, очень удивился бы: она и в
траве искала Тарона, словно он не мальчик, а мышка.
Девочка искала и сама ругала себя, что не сумела как следует воспроти¬
виться, не брать Тарона в лес. Знать его характер и всё-таки опять взять с
собой. С этими мыслями, переходя от куста к кусту, Асмик вдруг увидела под
одним из них корзину Тарона.
—	Тарон! — позвала Асмик.
Ответа не было, но уже у следующего куста она увидела и самого маль¬
чишку.
—	Ах ты противный, столько зовём тебя, а ты не слышишь?!
—	У-гу, у-у-у...—плотно сомкнутыми губами с трудом промычал Тарон.
—	Что, что?
—	М-м, ум...
—	Набил полный рот, конечно, как же тебе говорить! Глотай скорее, а то
подавишься. Ну и ну! Ты что, при нас не мог рвать смородину, зачем спря¬
тался?
Тарон с трудом прожевал и проглотил смородину и сразу же накинулся на
Асмик:
—	Чего вы пристали ко мне, чего вам от меня надо?! Пусть каждый где
хочет, там и собирает ягоды. Только и знают: «Тарон, Тарон!..» Если на каж¬
дый ваш крик отзываться, можно голос потерять.
Такого Асмик никак не ожидала. Она была уверена, что негодный маль¬
чишка хоть извинится*, а выходит, что они же и виноваты.
—	Ты понимаешь, что говоришь?.. Ведь мы же отвечаем за тебя! Забыл
разве, что мама тебя ни за что не отпустила бы, не дай мы ей слово следить за
	 55

тобой?.. Вместо того чтобы набрать смородины для дома, ты пузо своё наби¬
ваешь...
—	А мама сказала: «Мне не нужна твоя смородина, лишь бы невредимым
домой вернулся...»
—	Ну, а мы что? Разве не того же хотим, чтоб невредимым и вернулся?
—	Я голодный!..—заныл Тарой.
—	Голодный, вон хлеб, не смородиной же ты собираешься наесться? Да и
смотри, живот заболит, разве можно столько ягод есть.
Асмик сложила ладошки трубочкой и закричала:
—	Мануш!.. Мануш, Тарой нашёлся!.. Он здесь!..
Но Мануш была уже далеко и не могла слышать голоса подружки.
Тщетно подождав ответа, Асмик снова обрушилась на Тарона:
—	Эх ты, бесстыдник! Что теперь будет, если мы потеряем Мануш?!
—	Не потеряем. Идём за ней...
—	В лесу нельзя метаться. Надо ждать на одном месте, не то все поте¬
ряемся.
—	Тогда давай собирать смородину...
—	Собирай, собирай. Не возвращаться же домой с пустыми корзинами! —
сердито бросила ему Асмик, а сама снова стала звать: — Мануш, Мануш!..
Тарой нашёлся...
—	Наемся до отвалу и тогда наберу в корзины. Это не трудно, их всего две.
—	Смотри солнце уже где, когда ты думаешь корзины наполнять?
—	Успею...
И тут из-за дерева вышла Тимбака. На лице добрая улыбка... Дети удиви¬
лись: откуда вдруг взялась эта старушка?
—	Милая девочка, ты не беспокойся. Я помогу вам набрать смородины.
—	Бабушка, откуда вы взялись? Мы вас не видели.
—	А я вас видела? — сказала, всё так же улыбаясь, Тимбака.— Я, детки, хво¬
рост собирала, разные сухие ветки. Хотите покажу, где хорошая и обильная
смородина. Там и красная и чёрная...
—	Не беспокойтесь, бабушка, мы и сами найдём. Да нам не много надо.
Вам ведь трудно.
—	Какие же трудности? Всего несколько шагов отсюда...
—	Нет, мы не можем. Мы ждём.
—	Ну пусть покажет! — упрямо набычился Тарой,—Слышишь ведь, гово¬
рит, что там много.
—	Очень, очень много. Вмиг наполните все корзины. И ходить и искать не
придётся.
Тарой обо всём забыл.
—	Пошли, бабушка. Покажи мне.
Но Асмик твёрдо стояла на своём:
—	Нет, мы ждём Мануш, пока она не вернётся, никуда не пойдём.
— 56 —

—	А кто такая Мануш, девочка моя? — спросила Тимбака.
—	Наша подружка. Пошла искать этого озорника. Он тут прятался от нас,
а мы думали, потерялся.
—	Ай, яй, яй,— покачала головой Тимбака,— в лесу так нельзя, в лесу очень
даже просто потеряться. Сестричка права, в лесу надо быть умником...
—	Она мне вовсе не сестричка!
—	Не сестричка, так подружка, какая разница? Видишь, разволновалась
из-за тебя, как родная сестра...
—	Ну, что делать?.. Мне очень хочется туда, где смородина... Покажи,
бабушка.
—	Нет, как же без подружки? Без неё нельзя, а она не хочет.
—	Я хочу! —с огорчением в голосе воскликнула Асмик.—Я очень хочу. Но
боюсь потерять нашу подругу!
—	Не бойся, деточка. Об этом не беспокойся. Моя сестра приведёт её к
нам.
—	Какая сестра? Где она? — удивлённо округлила глазёнки Асмик.
И тут из-за ближнего дерева вышла Ципили с доброй-предоброй улыбкой
во всё лицо и медоточивым голоском сказала:
—	Я здесь, девочка моя. И я тоже знаю хорошие места, где много-много
спелой-преспелой смородины... Как только вернётся ваша подружка, я при¬
веду её к вам.
—	Вот видишь, она приведёт Мануш к нам...
Тарой подобрал свои корзины и пошёл вперёд.
—	Здесь недалеко, ущелье минуете и сразу ягодники!.. — Ципили показала
в сторону лесной чащи.—Там столько смородины, с одного куста целую кор¬
зину набрать можно...
—	Я же говорила,—вставила Тимбака,—идёмте, ребята...
—	Но это не дело... Нам надо дождаться Мануш!..—не сдавалась Асмик.
—	Не желаете, не пойдём... Я же хочу, чтобы вам было лучше,—сказала
Тимбака и, пройдя чуть вперёд, стала собирать хворост.
Но тут голос подал Тарой:
—	Ты не хочешь, не ходи, а я пойду... Баблшка, пошли!..
—	Нет, мой мальчик,— вмешалась Ципили,— так нельзя, можно только
вместе.
—	Почему только вместе? Почему она не идёт? —Тарой чуть не плакал...
—	Ладно, идёмте,—наконец решилась Асмик.—Только вы, бабушка, пожа¬
луйста, не уходите отсюда...
—	Ну, конечно, детка,— обрадовалась Ципили,— с места не сдвинусь. Спо¬
койно идите. Тимбака, слышишь, девочка согласна. Веди их, скорей веди к
ягоднику, время идёт.
Тимбаке того и надо было. Она сразу же пошла вперёд и поманила ребят
за собой. Стали спускаться в ущелье.
	 57

—	До свиданья, дети! — крикнула им вслед Ципили, чтобы успокоить
девочку.— Я буду здесь. Буду ждать.
Тимбака вскоре резко свернула влево и поднялась наверх. Лес стал почти
непроходимым. Тимбака с трудом прокладывала дорогу.
—	Скоро начнётся ягодник.
И действительно через минуту-другую на пути появились невысокие
кусты смородины, ягод на них было немало. Тарой на ходу рвал ягоды. Он
хотел остановиться, но Тимбака не позволила ему.
—	Это разве смородина,— сказала она,— даже не созрела как следует. Вот
поднимемся той узкой тропинкой, и тогда вы увидите...
Они поднялись, и картина им открылась необыкновенная: старушки не
обманули, ягодник здесь и впрямь прекрасный. Тут можно набрать и огром¬
ную корзину, не то что маленькие, как у Тарона и у девочек.
Даже Асмик, которая думала только о Мануш, и та, увидев буйство ягод,
бросилась к кустам. Они были высокими, и ягодник поглотил детей в своих
лабиринтах...
Тимбака тем временем вернулась назад. Она не могла положиться на
Ципили, боялась, что та испортит всё дело. Старуха уже совсем не в себе,
иногда может и лишнее сболтнуть...
Тимбака была уверена, что дети настолько увлекутся сбором ягод, что она
успеет вернуться. А если и выберутся из ягодника, то далеко не уйдут. Она
сознательно, когда вела их, очень много петляла, чтоб совсем запутать ребя¬
тишек. Так что им одним дороги не найти...
И Тимбака поспешила к Ципили...
Пусть спешит. Мы же посмотрим, что случилось с Мануш, куда завёл её
Ворон.
А было так. Мануш шла за Вороном и скоро подошла к тому самому кусту,
за которым, как ей показалось, кто-то прячется. Но скоро она убедилась, что
там никого нет, и, решив больше не углубляться в лесную чащу, вернулась
назад. «А то ещё и Асмик потеряю»,— подумала Мануш. Ей попадались кусты
со зрелой смородиной, но она словно ничего не видела.
Мануш была девочкой сообразительной. Идя сюда, она оставляла на пути
заметы на деревьях и кустах, чтобы не заблудиться. И потому очень быстро
пришла на место, где оставила подружку. Но... вместо Асмик там, конечно,
была Ципили, которая мирно собирала в подол смородину.
При виде добродушной старушки Мануш даже обрадовалась: теперь они
не одни в лесу... Да, но где же Асмик?
—	Бабушка,— спросила она,— здесь была девочка, вы её не видели?
—	Ну как же, я ведь не слепая! Только она была не одна. С ней был ещё
мальчик.
—	Какой мальчик? Такой маленький, толстенький?
58

—	Да, да. Маленький, толстенький, кругленький! И в руках у него две кор¬
зинки...
—	Две корзинки? Это Тарой! — воскликнула Мануш.— Но куда же они
пошли?.. Вы не спросили?..
—	Спросила, моя миленькая... Вон туда пошли!..— И Ципили указала сов¬
сем в другую сторону.
—	Давно они ушли? Если быстро пойду, нагоню их?
—	Определённо нагонишь, они ведь не спеша продвигаются — смородину
собирают. Ты только поспеши. Вот этой тропки держись, она приведёт тебя к
ним.
Едва Мануш скрылась за деревьями, Ципили, радостно хлопая в ладоши и
подпрыгивая, затянула свою особую колдовскую присказку:
—	Тимбо-бумо, Тимба-кум... Всё началось замечательно, осталось лишь к
Медведю ей прийти!
Дили-дим бо, дили-дим бо,
Осталось девочке прийти к Медведю,
Тили мин-го, Тили мин-го,
И прямо в логово к нему попасть...
«Что-то уже натворила, карга,— подумала Тимбака, увидев Ципили при¬
плясывающей,— хорошего от неё не дождаться».
—	Чего ты пляшешь? Девочка, что ли, объявилась?
—	Объявилась, а как же! Но ты лучше скажи, что сделала с теми двумя?
—	А что я должна была сделать? Довела их до ягодника. Там такие
заросли смородины, заберутся поглубже, могут совсем пропасть... А что с
Мануш?
—	Она пришла,— продолжая радостно бить в ладоши, сказала Ципили,— и
я отправила её в противоположную сторону, прямо к медвежьей берлоге. Хи,
хи, хи!
—	Ну, молодец, Ципили! Это ты правильно сделала. А теперь давай пото¬
ропимся за ней, а то, глядишь, обратно вернётся.
—	Пошли, пошли! Всё идёт как надо!
Ципили засеменила впереди.
—	Терпеть не могу, когда скачут от радости, а дело ещё до конца не дове¬
дено...—сказала Тимбака и поплевала три раза через левое плечо,—тьфу,
тьфу, тьфу, чтоб не сглазить...
И они поспешили за Мануш. Но вскоре удивились, увидев, что тропинка,
которой они шли, вдруг разделилась на две. Куда дальше идти — влево или
вправо?.. На помощь пришёл Ворон. Он летел за Мануш.
Ворон громко закаркал, так, что не услышать, а затем и не увидеть его
было невозможно, и подался вправо. Ну и колдуньи, конечно, тоже пошли
направо. И скоро они услыхали голос Мануш.
— 59 —

—	Тарой! Асмик! Где вы, эй! —звала она.
—	Вот и дошли,—сказала Тимбака.— Давай как следует подумаем, что ста¬
нем делать?
—	О чём тут думать? Отведём её к разъярённому Медведю, и ко¬
нец.
—	«И конец»,— передразнила Тимбака.— Если бы так всё было легко и
просто, мы и сейчас оставались бы колдуньями. «Отведём её к разъярённому
Медведю». Но как?
—	Очень просто,—ударив помелом по земле, сказала Ципили.
—	Просто, просто... тебе всё трын-трава, а тут подумать надо...
Но на раздумья у них уже не было времени.
Видя, что друзей поблизости нет, иначе отозвались бы, Мануш повернула
обратно и увидела старушек.
—	Гляди-ка, кто здесь! — ласковым голоском воскликнула Тимбака.
—	Ой, куда же ты забрела, Манушик! — прикинулась изумлённой Ципили.
—	Бабушка, я так и не догнала их. Наверно, другой дорогой пошли...—
огорчённо развела руками Мануш.
—	Да, конечно... Наверно, другой дорогой... Я же говорила тебе, иди
прямо, не сворачивай!..
—	Я шла прямо... И очень быстро. Но так и не смогла догнать их.
—	Нет, видно, ты где-то потеряла тропинку. Иначе ты сюда бы не
вышла,— вмешалась Тимбака.
—	Или они отклонились в сторону,—высказала предположение Ципили.
—	Что же мне теперь делать? — с грустью спросила Мануш.
—	Оставайся с нами, будь нашей внучкой... Что? Или мы плохие
бабушки? — улыбаясь, сказала Ципили.
—	Да ну вас, не шутите...
—	А мы не шутим. Оставайся с нами.
—	Как я могу остаться, меня ведь дома ждут... И возвращаться нельзя. Как
же одной?.. Да я, пожалуй, и не найду, как выбраться из леса.
—	Мы проводим тебя, Манушик, выведем из леса.
—	Ой, пожалуйста, выведите! — обрадовалась Мануш.
—	Конечно, не оставаться ведь здесь!
Мануш снова погрустнела:
—	Но как я без Тарона, без Асмик?..
—	Почему без них? Мы поможем тебе найти друзей.
—	Бабушки, милые, какие вы хорошие! Помогите найти их, я никак не
могу одна.
—	А что это ты, Мануш, ягод не набрала? Корзина пустая.
—	Какие ещё ягоды, зачем они мне. Да я вовсе и не люблю смородину...
Ой, только бы Тарой и Асмик нашлись...
—	Так не говори, деточка. С пустой корзиной домой возвращаться
	 60 —

нельзя! —И Ципили почти силой взяла у Мануш корзину и высыпала туда
всю смородину, что успела насобирать себе в подол.
—	Ну, что вы, бабушка! А вам?..
—	Мне она не нужна, я тебе собирала. Мы-то пришли сюда за хворостом.
Но это успеется... Хочешь, ещё наберу смородины?..
И тут с карканьем вновь появился Ворон. Мануш уже давно приметила его
и сейчас кинулась с надеждой навстречу птице...
—	Опять он!.. Бабули, он говорит, но я не понимаю.
—	Может, знает, где дети, только сказать не умеет? Иди за ним. Мы тоже
пойдём.
Воспользовавшись моментом, Тимбака толкнула Ципили в бок.
—	Опять доброта тебя одолела! Чего ты расстилаешься перед девчонкой?
И на тебе смородины, и давай ещё наберу. Прямо наизнанку выворачи¬
ваешься... Пойми ты, глупая, только с лица надо казаться доброй. А внутри
следует быть ух какой злой! Очень злой! Ты должна думать, что эта самая
Мануш —твой враг, что она, и никто другой, лишила тебя твоих колдовских
чар! Понимаешь?..
—	Но она же передо мной ни в чём не виновата? — попробовала оправ¬
даться Ципили.
—	Какая ты бестолковая! Долблю, долблю тебе, но ничего в твою голову
не лезет... Гы просто должна так считать, что это она виновата в том, что ты
потеряла свою колдовскую силу!..
—	Как я могу так считать? Ведь виноват в этом мальчик-эскимос?!
Мануш, заметив, что старушки остановились и о чём-то спорят, вернулась
к ним.
—	Что случилось, бабушки, о чём вы спорите?
—	Мы разве спорим? — прикинулась удивлённой Тимбака.— Наоборот,
обсуждаем, какой дорогой вывести тебя из леса, их ведь две.
—	Мне всё равно какой,— сказала Мануш.— И не надо вам со мной идти.
Просто покажите, как мне отсюда выбраться, и я пойду одна.
—	А как твои друзья? Не будем разве их искать?..— спросила Ципили.
Ворон тем временем снова дал круг над ними, всё так же громко каркая.
Ципили навострила уши: она одна понимала Ворона.
Тимбака забеспокоилась:
—	Ну, что он говорит?
—	Кто... что говорит? — удивилась Мануш.
—	Просто спрашиваю у Ципили... что она говорит.
—	Да, действительно, как считаете, идти мне одной?
—	А ты не боишься? — спросила Ципили.
—	Кого мне бояться?
—	Ну, одна к лесу. Вдруг тебе встретятся злые колдуньи?
—	Что вы, бабушки! Никаких колдуний нет!
	 61

—	Как это нет! — поразилась Ципили.
—	Нет, и всё.
—	Выходит, колдуний нет нигде?..
—	Конечно, нету. Они давно потеряли свою силу, только в сказках оста¬
лись.
Услыхав про то, что колдуньи давно потеряли силу, старухи с удивлением
переглянулись: откуда этой девочке известно, что мы потеряли нашу колдов¬
скую силу?
После долгого молчания Ципили наконец спросила:
—	Кто тебе сказал, что колдуньи потеряли силу? Что их вообще нет? Вот я,
например, колдунья! Злая колдунья! Захочу, могу даже съесть тебя!
Мануш рассмеялась:
—	Ну что вы, бабушка! Какая вы колдунья, да ещё злая. Вы очень добрая.
—	А я? — тут же вышла вперёд Тимбака.
—	И вы добрая. Я же вижу.
—	Пожалуй, и верно, добрая. О том и тужу.—И, нагнувшись к Ципили,
шёпотом спросила: — Что Ворон сказал?
—	Г оворит, медвежье логово уже близко,— тоже шёпотом ответила
Ципили.
—	Чего же мы ждём? Начинай.
—	Да, Манушик, мы добрые,— громко сказала Ципили,— очень даже доб¬
рые. Но за долгие годы не встретили ни единого человека, который сделал бы
нам добро. Вот ты, например, добрая?
—	Я? Наверно... А вообще не знаю...
—	Сейчас проверим. Если добрая, то окажи нам услугу.
—	С удовольствием, коли смогу.
—	Сможешь, сможешь!
—	Да ничего она не сделает!..—замахала руками Тимбака.
—	Ну почему?.. Может, она и сделает?..
—	Мне ведь неизвестно, что я должна сделать, бабушки!.. Вы сначала ска¬
жите...
Старухи переглянулись.
—	Разве мы не сказали? — вроде бы удивилась Тимбака.
—	Нет же, конечно. Я не знаю, чего вы хотите.
Старухи отошли в сторонку, немного пошептались. Наконец Ципили
подошла к Мануш и сказала:
—	Мы раздумали.
—	Мы не хотим,—добавила и Тимбака.
—	И всё же что я должна была сделать? — в нетерпении спросила Мануш.
Ципили взяла девочку за руку и потянула её вправо.
—	Вон видишь, там, вдали, маленькая избушка, поросшая мхом? Погляди
внимательнее, за теми дубами.
62

—	Где? A-а! Вижу, вижу.
—	Там раньше,—шмыгая носом, сказала Иипили,—был наш дом. А потом
пришёл Медведь и нас выгнал... Теперь он там живёт. В избушке остался сун-
дук.
—	А в нём всё наше добро,—поддержала Тимбака.—Мы не можем пойти
туда за сундуком... Вот и подумали... Но нет, нет...— И, отступив на два-три
шага, замахала руками и закачала головой, давая понять, что больше ничего
не скажет.
—	Да ну вас, опять что-то не договариваете,—пожала плечами Мануш.
—	Понимаешь,— опасливо забормотала Ципили,— нам подумалось, может,
ты бы сходила и принесла... Но, честно говоря, мы боимся за тебя.
—	Чего бояться, мне вовсе не трудно. Схожу и принесу. Только справлюсь
ли одна с сундуком?..
—	Он не тяжёлый. Это, скорее, большая шкатулка.
—	Раз так, идёмте. А вообще-то я могу и одна. Как-то я совсем, совсем
одна ходила в наш маран1. Там темно, ничего не видно, но я нашла, где стоял
горшочек с маслом, и принесла его маме,— не умолкая щебетала Мануш, идя
по указанной старушками тропке.
—	Погоди! — позвала Тимбака.—Мы боимся за тебя!..
—	Вдруг Медведь дома!..—добавила Ципили.
—	Ну и пусть. Я не боюсь никаких медведей. Наоборот, даже люблю их.
Мне мой дядя на день рождения вот такого медведя подарил,— Мануш под¬
няла руку над собой,— большущего. Я с ним никогда не расстаюсь, он даже
спит рядышком со мной.
—	Я вижу, ты смелая девочка,— улыбнулась Тимбака.
—	Очень, очень смелая! — ввернула Ципили.
—	Какая тут нужна особая смелость? Войду в избушку и выйду.
Но Ципили чуть было всё не испортила. Не сдержавшись, она пробурчала
себе под нос:
—	Где ей оттуда выйти!.. И зачем только мы засылаем её в это логово!..
Едва Тимбака расслышала бормотанье своей ненадёжной напарницы, так
двинула её локтем в бок, что та вся скривилась от боли...
—	Никак не можешь сдержать себя, опять всё дело испортишь!..
Ципили какое-то время держалась за бок, но потом вдруг схватила помело
и стала им дубасить Тимбаку.
—	Вот, вот тебе, молокососка, дили дим-бо!..
Всё это, конечно, очень удивило Мануш, но Тимбака быстро взяла себя в
руки, и ссора прекратилась. Больше того, она всё так повернула, что Мануш
ничего не поняла, только удивлённо поглядела на старух и спросила:
1 Маран — помещение, где хранятся запасы продуктов, типа подвала, погреба
(арм.).
63

—	Что случилось, бабушки, чего вы ссоритесь?
—	Ничего, ничего. Мы не ссоримся. Просто Ципили говорит, что не
надо...
—	Нет надо, надо! Помоги, деточка, бедным, несчастным колдуньям.
—	Ну что мелет эта ненормальная старуха? Колдунья она, видишь ли! —
зашипела как змея Тимбака.
—	Да нет же, мы бедные, несчастные старухи. Я пошутила... Бездомные,
неприкаянные старухи!
И обе вдруг заголосили, жалеючи себя.
—	Не плачьте, бабушки! Идёмте, я возьму у Медведя ваш сундук. Только
вы йотом помогите мне, поищите со мной Тарона и Асмик.
—	В этом ты на нас положись! — деловито заверила Тимбака.—Будь абсо¬
лютно уверена, мы обязательно разыщем их, и всех вас вместе выведем из
леса.
—	Вы не представляете, какой Тарой непослушный мальчишка! Мама его
ни за что больше не пустит в лес, если узнает, что он заблудился...
—	Ты увидишь, мы непременно разыщем твоих друзей...
—	Ну, вот и избушка... Ждите здесь, я сейчас вернусь.
—	Иди, миленькая, иди, славная Манушик, мы подождём тебя здесь...
И Мануш смело направилась к избушке.

Глава четвёртая • БЕДНЫЙ ГОРЕМЫКА-МЕДВЕДЬ
В терновнике
Как все медведи, он тоже любил полакомиться мёдом, сладкой грушей,
спелыми, красными плодами шиповника. А уж как ежевика созреет, он не
вылезает из её зарослей. Одним словом, обыкновенный медведь. Когда был
ещё маленьким, заберётся, бывало, на дерево и кубарем скатывается вниз, как
все медвежата, чем очень волновал свою маму-медведицу и частенько полу¬
чал от неё за эти шалости хорошие тумаки... Ему и в голову никогда не
пришло бы, что так скоро грянет беда, и он, совсем ещё молодой медведь,
окажется недвижно прикованным к лёжке в избушке, страдающим от болей.
А причина прежде всего в том, что он, как все медведи, был очень любопыт¬
ным.
65

На восточной стороне леса был небольшой, но глубокий овраг. И люди и
звери обходили его стороной. Даже птицы не летали над ним. Правда, пти¬
цам ничто не грозило, но такая уж худая слава была у этого оврага, что и они
избегали его. Говорили, что живут в этом глубоком овраге драконы, удавы.
Никто их, конечно, не видел. Но коли люди говорят, значит, что-то в этом
есть. Однако не драконы пугали всех, а колючки и терновник. Такая в этом
овраге тьма колючек, просто их великое царство. На земле ими устлано всё,
как сплошным ковром, повыше колючие кусты, сплетённые наверху в густые
заросли с огромными торчащими колючками.
Одним словом, колючка на колючке. И, как назло, вокруг всего оврага,
нависая над ним, растёт шиповник, прекрасный и обильный. Поздней
осенью, когда других плодов в лесу уже мало, красный шиповник над овра¬
гом прямо зазывал медведей. Но медведи и близко не подходили к оврагу.
Они знали: лучше голодать, чем туда нос совать.
Но наш Медведь молодой ещё был, недальновидный. Проходя как-то
мимо злополучного оврага, увидел крупные, налитые карминно-красные
плоды спелого шиповника и невольно остановился, залюбовавшись. Все дру-
гие кусты уже давно обобраны, а если что и осталось, так лишь приболевшие,
недозрелые уродцы, а не ягода.
Постоял, постоял лохматый, подумал, подумал — под большими высокими
кустами вроде бы и нет колючек. И решился. Подошёл, стал сначала не без
опаски хватать одну, другую ягоду. А потом то ли осмелел, то ли забылся —
самый-то спелый шиповник по ту сторону кустов, что над оврагом нависают...
И всё бы, может, кончилось благополучно, не обломись куст, на который
навалился наш лакомка. Косолапый и опомниться не успел, как кубарем ска¬
тился в овраг. Сквозь колючие заросли он всей тяжестью грохнулся прямо на
дно оврага, туда, где сплошные колючки. От неожиданности или от потери
сознания Миша какой-то момент лежал недвижно, но потом, едва пошеве¬
лился, как увидел, что колючки облепили всего его, ощутил боль и заревел...
Как заревел! На весь лес!.. Так горестно, так жалобно он ревел, что у всего
лесного зверья сердца зашлись от страха и ужаса.
Встали волк, лиса и шакал поодаль от оврага, смотрят, как Медведь
мучается, но помочь ему не решаются, тоже ведь в шиповник попадут.
Оставалось Медведю самому выбираться.
Целых три дня прошло, пока он, наконец, вылез и добрёл до избушки,
что, на счастье, была совсем близко.
Три дня Медведь почти не шевелился. Каждое движение причиняло стра¬
дания, колючки словно бы ещё глубже впивались в него. Особенно много
колючек вонзилось в лапы, где нет шерсти, под когтями. Раны воспалились,
стали гноиться. Можно себе представить, какая это боль,— гнойная рана с
колючкой, занозой, вонзившейся до самой кости. Всё у Мишки болело. Он,
наверное, не выдержал бы, околел либо от болячек, либо от голода. Но в
	 66

избушке оказался бочонок мёда, и это спасло беднягу. Он время от времени
дотягивался до бочонка, слизывал языком мёд и тем питался.
Медведь страдал почти месяц, когда к его избушке пришла Мануш.
Девочка ещё издали услыхала странные звуки — плач или стон?..
Мануш подошла к самой двери избушки, прислушалась. Медведь всхли¬
пывал, стонал и что-то говорил то жалобно, то гневно:
Я был хорошим и добрым,
Помогал всем слабым и немощным,
За что же меня сживают со света,
Изводят и мучают так?
Кому я не угодил,
Кто тот, что делает мне
Зло за добро?
Мануш, ещё не видя Медведя, уже жалела его —так жалобно он стонал.
Вай, вай, убивают,
Вай, вай, жжёт огнём,
Вай, колются, колются!..
Но тут вдруг Медведь заревел на весь лес:
—	Я вас разорву и кости ваши в пыль истопчу, проклятые!.. Ой, ой, вай,
вай! Что вам от меня надо? За что камнями в меня кидаетесь? Ох, не дотя¬
нуться мне сейчас до вас, не то я бы...
«С кем это он?» — подумала Мануш, не решаясь открыть дверь. Ей ни за
что бы в голову не пришло, что это её знакомые старушки, такие на вид доб¬
рые и славные, подошли с другой стороны и кидаются в оконце камнями с
намерением разозлить Медведя.
Мануш тихонечко потянула на себя дверь и с опаской вошла внутрь.
В избушке всё было переворочено.
—	А, пришла!.. Ну иди, иди поближе,— увидев её, заворчал Медведь.— Сей¬
час узнаешь, что я с тобой сделаю!.. За что ты била меня камнями? Что я тебе
такого сделал? Мало мне одной беды, ещё ты.
—	Я не кидалась камнями! — воскликнула Мануш.
Медведь удивлённо измерил взглядом Мануш с ног до головы. Похоже
было, что он не очень ей поверил, но, так как был не глупым, смотрел
на девочку и думал: «И правда, зачем бы она стала кидаться в меня кам¬
нями?..»
—	Говоришь, не кидалась?.. А что же ты делала?.. И зачем сюда пришла?
Вообще откуда ты, кто ты?..
Медведь ещё недоговорил, как в окошко влетел камень и угодил ему по
уху... Потом влетел второй камень, третий.
—	Вай, вай, вай!.. Выйди скорее, погляди, кто там...
68

Мануш выбежала, обошла избушку вокруг, но никого нигде не было —
колдуньи успели забраться на дерево и спрятаться в густой листве.
Девочка вернулась, Медведь стонал:
—	За что я так страдаю!.. Вай, колючки истерзали меня!.. И ещё камнями
кидаются!..
—	Я всё обошла, там никого нет.
—	Что же, я, по-твоему, с ума сошёл, ненормальный, да? Ты же видела,
как камни влетали в окошко.
—	Камни-то я видела. Но снаружи никого нет!..
—	Не знаю, не знаю! Кто же тогда кидается? Не деревья же! Ой, я дей¬
ствительно скоро сойду с ума... И зачем ты мне неправду говоришь?..
—	Ну, хочешь, пойди сам посмотри?
Медведь заревел пуще прежнего:
—	Если бы я мог ходить, чего бы торчал тут и ревел от боли! И вообще я
бы не разговаривал тогда с тобой, а давно съел бы тебя. А то вот боюсь
шевельнуться. Всех бы затоптал, всех, кто меня бил камнями! Ой, ой,
колются, ой, нет больше сил!
Медведь снова стал проклинать всё и всех и стонал ужасно да так
жалобно.
—	Да что же с тобой случилось, дядя Миша? Я не понимаю.
—	Что случилось, что случилось! Лапы мои все в колючках, и шкура тоже.
Ни шагу сделать не могу, ни присесть, ни прилечь. Всё зудит, всё болит не¬
стерпимо... Ой, что же мне делать?!
—	А я-то думала, что-нибудь ужасное.
—	Ах, противная девчонка, по-твоему выходит, что ничего ужасного, если
всё болит, колется и шевельнуться невозможно?
—	Нет, я понимаю, это больно. Но колючки ведь можно вытащить. Давай
повытаскиваю их?
—	Ты вытащишь колючки?
—	Да что тут такого? — подходя к нему, сказала Мануш.
—	Не приближайся! — заорал Медведь.—Стой, слышишь!
—	Но отчего же? — остановившись, пожала плечами девочка.
—	Не подходи, не то я за себя не отвечаю. Я же очень голодный, ещё про¬
глочу тебя. Очень, очень голодный. Видишь, шкура да кости остались.
Прошу, не подходи, не дай мне стать людоедом.
—	А что же нам в таком случае делать? — вконец растерялась Мануш.
Потом вдруг спросила: — Ты, может, смородины поешь, у меня полная кор¬
зина.
—	Ещё спрашиваешь? Давай скорее сюда. Я ужасно люблю смородину!
Давай. Если наемся смородины, то тебя уже не трону... Ну, давай, давай смо¬
родину. Да побольше.
Мануш поднесла к Медведю корзину. Забывшись, он хотел было
	 69

опуститься на передние лапы, чтобы дотянуться до ягод, но в тот же миг
опять взвыл от боли и снова принялся плакать.
Девочка набрала смородину в ладошки и подошла к Медведю.
—	Давай я тебя покормлю, дядя Миша.
Медведь удивлённо взглянул на неё:
—	Ты, я смотрю, меня ни во что не ставишь. Ну и дожил, никто не боится.
Даже собаку все боятся, а меня...
—	Да ты ешь, ешь. Не болтай попусту. Ведь совсем отощал, в чём душа
держится! — И Мануш поднесла смородину Медведю к губам.
И Медведь стал есть. Вмиг слизал всё, что было в ладошках у девочки.
А она, уже совсем осмелев, взяла корзину в руки и приблизила к Медведю.
Ох как жадно он поглощал ягоды! Мануш и оглянуться не успела, а Мед¬
ведь уже и дно в корзине облизал.
—	Ой, до чего же вкусно! — довольно сказал Медведь.—А больше у тебя
нету?..
—	Нету,— как бы извиняясь, проговорила Мануш.— Хочешь, схожу ещё
насобираю.
—	Ну, нет! Ты сиди на месте. Вот опять проголодаюсь, может, и тебя съем.
Но Мануш совсем не испугалась.
—	Давай лучше лапу,— строго сказала она.— Съем да съем!.. Что тебе,
больше не о чем говорить?.. Дай лапу.
—	Как ты со мной разговариваешь? — удивился Медведь.—Такая малявка,
а на меня кричишь! Да знаешь ли, что мне стоит чуть лапой тебя поддеть, и
ты бухнешься оземь.
—	Знаю. Знаю. Но знаю и то, что сейчас твоей лапе ничто не под силу,
она ведь вся в колючках. Ладно, давай-ка мне её.
Медведь покорно протянул лапу.
—	Ой, как же это тебя угораздило, дядя Миша? Не лапа, а сплошная рана!
—	И по всему туловищу так! — пожаловался Медведь.
—	Ну и ну! — И Мануш стала по одной выдёргивать колючки.— Вот так!
Ещё одна. И до чего же они глубоко впились. Ой, ой, ой, как ты только тер¬
пел?
—	Ай, больно! — дёрнулся Медведь.
—	Где ты их набрал?
—	Лучше и не спрашивай. Полакомиться шиповником захотел, вот и...
—	А! Понятно. Ещё. Уже пять, шесть. Сейчас потерпи, пожалуйста, эта
очень глубоко засела. Погоди, у меня есть булавка.
—	Эй, я булавкой не хочу! — заорал Медведь.
—	Не бойся, ты и не почувствуешь, я сразу. Вот и всё!.. Правда, не почув¬
ствовал?
—	Ой, ещё как почувствовал! Я же живой, а живой разве бывает бесчув¬
ственным. Погоди маленько, дай дух перевести. Больно-то как!
	 70

—	Такой большой,—засмеялась Мануш,—а маленькой боли перетерпеть
не можешь! Ну, с этой лапой всё. Попробуй-ка ступить на неё.
—	Я боюсь!
—	Не бойся.
Медведь с опаской положил лапу на плечо Мануш. Вроде не больно, то
есть больно, но не так, как было.
—	Всё равно ещё больно,— пробурчал он.
—	Ну, что же ты хочешь, чтоб за минуту всё совсем прошло. Попробуй
ещё раз.
Медведь, уже смелее, опять положил лапу девочке на плечо, точнее, даже
слегка толкнул её.
—	Ты что это, Косолапый! Я прошу попробовать, а ты со всей силы.
Но Медведь не слышал слов Мануш. Он бурно радовался тому, что лапа
почти не болит, и протянул девочке другую лапу.
—	Давай, тащи колючки и из этой.
Новое помело
А что поделывают колдуньи и где они?..
Забросав камнями Медведя, чтобы разозлить его, они ушли в глубь леса и
забрались на высокий, могучий дуб, откуда стали наблюдать за избушкой и с
нетерпением ждать, что будет дальше. Они видели, как Мануш вошла в
избушку и, слыша рёв и гневные вопли Медведя, считали судьбу девочки уже
решённой. Не может же изголодавшийся зверь не съесть её. Это было бы
невероятно. Колдуньи такого не могли даже представить. А потому они спо¬
койно выжидали, одним глазом глядя на избушку, другим же, прикрыв его в
полусне, грезили. Наконец-то, думалось им, спустя тридцать лет опять станет
возможным, оседлав помело, взвиться в небо, парить в нём, а потом бурей
обрушиваться на землю, всё на ней крушить, сметать. Везде, кроме севера,
конечно. О Гренландии колдуньи не только думать, даже вспоминать боя¬
лись. Ведь именно там они лишились последних крох своих колдовских сил.
Нет, нет, над полярным севером они летать не будут...
Мечты мечтами, а пока колдуньи сидели на дереве далеко от своих новых,
таких славных, ещё необжитых избушек и от родного леса...
Когда стоны, плач и стенания в медвежьем логове стихли, когда Мануш
повытаскивала у Медведя из лап все колючки и принялась обирать его
шерсть, что уже не только не причиняло горемыке никакой боли, а было
даже приятно и он только довольно урчал, Тимбака настороженно прислуша¬
лась и толкнула Ципили в бок.
—	Что? Что случилось? — спросила та, очнувшись от своего полусна.
—	Слышишь, он замолк? Наверно, ест?
71

—	Кого ест? — ничего ещё толком не соображая, вопросительно уставилась
на неё Ципили.
—	Господи, ну до чего же ты бестолковая!.. Медведь ест Мануш!
—	Ах, да! — Ципили навострила ухо.— Ест. Ну, конечно же, ест! Вот мы и
спасены! Опять стали злыми колдуньями! Правда же, стали?
Она довольно легко для своего возраста соскочила вниз и начала весело,
подпрыгивая на траве, кричать:
—	Спасены мы, Тимбака, спасены!..
—	Кар, кар, кар! — раздалось тем временем над ней.—Кар, кар!
Это Ворон кружил над дубом. Но на него никто не обращал внимания.
Тимбака тоже уже была на земле.
—	Кар, кар!
—	Эй, погоди-ка,—дёрнула за рукав подружку Тимбака.—Разоралась, рас¬
плясалась, а там Ворон что-то говорит. Послушай-ка, о чём он.
—	О чём, о чём! О том, что съел! Где моё помело, где оно! Хочу взлететь!
Возбуждение Ципили передалось и Тимбаке.
—	А моё где? Я тоже хочу попытать счастья! — сказала Тимбака.
—	Ты своё оставила на лужайке. Забыла, что ли?
—	И верно, моё помело там,—пробурчала Тимбака.
—	А моё? — задумалась Ципили.—Я и не помню, куда его подевала.
—	Как же теперь добраться до лужайки?..
—	А мне? Что мне делать, если я даже не ведаю, где искать моё помело.
Тут Ворон опять с карканьем пролетел над ними раз-другой.
—	Не попросить ли его слетать за ними? — сказала Ципили.
—	Глупая же ты! Как же он может доставить их нам?
—	А что тут трудного?
—	Что трудного, что трудного!.. Лучше бы слушалась меня в своё время,
когда я предлагала превратить Дровосека в орла. Орлу бы ещё, может, хва¬
тило сил на такое...—Потом, как бы что-то вспомнив, добавила:—А не сла¬
дить ли мне новое помело?
Сказано — сделано. Ринулись колдуньи к кустам и начали ломать ветки.
Удивительное дело, они и тут чуть не рассорились из-за того, что то и дело
обе хватались за одну и ту же ветку и тянули её каждая на себя.
С грехом пополам наломали они, наконец, веток, и Тимбака принялась за
—	Ты не так вяжешь. Дай-ка я,—потребовала Ципили.—Ты уже забыла,
как надо-то.
—	Сама забыла, ненормальная старуха,— не выпуская веток из рук, отпа¬
рировала Тимбака.
—	Ну, а если всё помнишь, то где же хвост, то бишь палка? Что седлать-то
будешь?..
—	Пожалуй, верно, хвоста нет...
72

—	Ага! —победно воскликнула Ципили.—Так кто же ненормальный?..
Погоди, я покажу тебе, какая я ненормальная... Обзываешься, а сама простых
вещей не помнишь.
И она кинулась искать подходящую палку. Долго шарила под кустами,
наконец нашла то, что надо.
—	Давай,—сказала Тимбака.
—	Не дам. Это ведь я нашла.
—	Ну и что ж, что ты нашла. Помело и будет твоим. Просто одолжишь мне
его, я слетаю на лужайку за своим, а вернусь, отдам тебе, зачем мне два-то?..
Подумала, подумала Ципили — не дай, так ведь не отвяжется — и согласи¬
лась.
—	Ладно, бери. Только вернёшь мне обязательно это помело, твоего я не
хочу, оно старое.
Тимбака, дрожа от злости, кое-как приладила палку, хорошенько при¬
вязала её и, оседлав помело, громко прокричала:
—	Амда-чамда кумайни. Лети, лети, э-эй!
Но, увы... Помело не взлетело.
—	Ну, что же это? — подталкивая помело, удивилась Тимбака.—Лети, слы¬
шишь, лети, амда-чамда, эй!
Никакого движения. Как стояла, оседлав помело, так и стоит, ни на метр
не стронувшись с места.
—	Дай-ка, дай-ка мне,— сердито потребовала Ципили.— Не умеешь, так не
берись... И взлететь-то не можешь, а ещё хвастаешься, что мёртвые петли
делала.
—	Не умеешь. Не летит, значит, не съел.
—	Что не съел?
—	Нет, я сойду с ума! Медведь не съел Мануш, понимаешь?!
—	А вот и съел! Просто ты не умеешь летать! — огрызнулась Ципили,
выхватывая у Тимбаки помело.—Гляди, как надо.
Но и она не смогла взлететь.
Ворон пролетел совсем близко, почти коснувшись Ципили, покружил над
медвежьей избушкой и опять качнулся к колдуньям, что-то громко и быстро¬
быстро прокаркав у них над ухом.
—	Что он хочет? — спросила Тимбака.
—	Да так. Дровосек совсем помешался! — махнула рукой Ципили и, подёр¬
гав под собой помело, во весь голос закричала: — Э-эй, лети, моё помело!
Лети, амда-чамда кумайни!..
Но и на этот раз ведьма на помеле не тронулась с места.
Ципили ещё не успела опомниться от изумления, как Ворон опять, тронув
её крылом, сделал круг над головой колдуньи.
—	Проклятый ворон! Повезло тебе, что я лишена своей колдовской силы,
не то обернула бы тебя жабой!
73

Бедный Ворон! Мало ему зло¬
получной вороньей доли, ещё и
жабой пришлось бы стать!
Увлечённые спорами и сварой
старух-колдуний, мы совсем
забыли про Ворона. А он, с того
момента, когда старухи послали
Мануш к Медведю, сидел на ма¬
кушке дуба и неотрывно следил,
что там делается, у Медведя. Ведь
от этого зависело всё дальней¬
шее... Такого случая второй раз
не скоро дождёшься. Не дай бог
что-нибудь вдруг помешает. Дело,
конечно, задумано злое, да что поделаешь?.. Дома дети, жена, больной брат...
Ворон изредка летал на свой двор. Сядет на плетень, наблюдает за доро¬
гими сердцу родичами и каркает, каркает, вкладывая в это карканье все свои
чувства, всю любовь к близким и всю печаль. Жена очень постарела. Работает
от зари до зари, чтобы свести концы с концами.
Представляете, сидит на плетне ворон, необыкновенный ворон, который
знает, что он не ворон, но обречён быть им вечно! Сидит и видит, как тяжело
его родным, а помочь ничем не может и сказать им ничего не может. Вместо
ласковых слов, которые хотелось бы сказать детям, с клюва слетает одно
только карканье. Он каркает, а дети кидают в него камнями, чтоб убирался с
плетня. Представляете, как можно себя при этом чувствовать?
Но хуже ему было, когда, отважившись, он однажды снова прилетел к себе
во двор и увидел пустой дом, заколоченные двери и окна. Чего не придёт в
голову в такую минуту!.. Но, слава богу, Ворон скоро сообразил, что семья,
может, перебралась в деревню, в родительский дом. Он сразу же полетел туда,
увидел их и успокоился. Конечно, если бы он смирился с тем, что быть ему
всегда вороном, может, и остался бы насовсем в деревне, свил бы себе гнездо
где-нибудь на дереве и кормился бы на подворьях — мало ли люди выбрасы¬
вают разной пищи? Но Ворон не терял ещё надежды, что вновь обретёт своё
человеческое обличье, и потому почти не отрывался от колдуний.
Очень несчастным был наш Ворон. И не только своей бедой несчастлив.
Всякий раз, когда видел в деревне больного брата, сердце разрывалось.
Жена с детьми жила в доме своих родителей, а Гиж Гарник один бедовал
в опустевшем отчем доме, часто сидел на крылечке, а увидев Ворона, тоже
кидал в него камнями, отгонял. Он же не ведал, что это не простой ворон, а
брат его родной.
Долго гонял Гиж Гарник ворона, но однажды, вдруг изменившись, кинул
горсть зерна: мол, клюй, насыщайся. С того дня они как бы подружились.
	 74

Ворон даже иной раз, осмелев, усаживался на плечо Гиж Гарнику, но молчал,
не каркал, знал, что брат не любит карканья, он же не понимает, что это не
простое карканье, а разговор, только поди пойми.
Но иногда, прилетев и не увидев Гиж Гарника у дома, Ворон давал себе
волю и так, бывало, раскаркается, всю горькую судьбину свою выложит в кар¬
канье. И это было до того душераздирающе, что люди испуганно обходили
его стороной, а птицы разлетались куда подальше.
Но случались у Ворона и счастливые дни. Это когда он в полёте взбирался
всё выше и выше, реял над бескрайними лесами, над серебристой гладью
рек. В такие мгновенья сердце его переполнялось необъяснимым чувством
величия и гордости, и даже думалось, хорошо бы, и жена, и дети, и брат были
бы птицами и могли увидеть всю красу мира. И жили бы они тогда всей
семьёй беззаботной, счастливой жизнью, недосягаемые для колдовского
коварства. Однако такие мгновенья за тридцать лет его вороньей жизни выда¬
вались очень редко... А вообще-то Ворон любил людей, любил гомонящие
рынки. Там он забывался, даже иногда радовался с людьми их нехитрому
веселью...
Нет, незавидным было положение Ворона. Особенно горько то, что, бу¬
дучи всегда с колдуньями, он вступал в их недобрые игры — ведь ему так хо¬
телось, чтоб старухи, обретя свою былую колдовскую силу, снова сделали его
человеком, они же обещали ему. Подумать только, до чего дошёл, готов погу¬
бить детишек своих бывших соседей, можно сказать, друзей. Всех их, и Ма-
нуш, и Асмик, и Тарона, Ворон хорошо знал, много раз видел, как они играли
под ивой. Иногда, сидя на ветке того же дерева, заглядевшись на них, он
вдруг вспоминал своё далёкое детство или то время, когда он был ещё чело¬
веком, и отцы этих малышей, тогда ещё совсем молодые парни, уважали его...
Несчастный, несчастный Ворон, до чего он дожил, если готов способство¬
вать колдуньям уничтожить этих детей!.. И всё для того, чтобы опять стать
человеком! Такой ценой!
Надо признать, что Дровосек вовсе не был безжалостным и бессердечным
человеком, но теперь, когда он столько лет мается в вороньем обличье, душа
его, пожалуй, очерствела. Думал он только об одном: неужели это на всю
жизнь и никто никогда не узнает его печальную историю?
Восседая на макушке дуба, Ворон неотрывно смотрел в окошко медвежьей
избушки. И конечно же, видел всё, что там происходит.
А происходило вот что: Медведь и Мануш вели мирную беседу, и это пора¬
зило и обеспокоило Ворона.
—	Ты спасла меня,— благодарно бубнил Медведь,— теперь я сам могу
добывать себе пищу. Незачем мне тебя есть, ты можешь ещё не раз приго¬
диться. Оставайся со мной, если что, будешь опять вынимать колючки.
—	Нет, нет, дядя Миша! Лучше отдай мне сундучок, да я пойду,— сказала
Мануш.
75

—	Какой сундучок? — удивился Медведь.
—	Ну обыкновенный сундук, только небольшой. Он на печи должен быть.
—	На печи? Ну так заберись, посмотри. Если был там, куда ему деться?
Мне он не нужен, бери его. Нарядов у меня никаких нет, прятать в сундуке
нечего.
—	Да он и мне не нужен, это бабушкам,— сказала Мануш и залезла на
печь. Но там не было никакого сундучка.— Здесь ничего нет, дядя Миша! —
крикнула она с печи.
—	Нет, значит, я его съел.
—	Да что ты такое говоришь? Разве можно съесть сундук?.. Он же несъе¬
добный.
—	Ну раз несъедобный, тогда не съел...
—	А где же ещё он может быть?..
—	Кто?
—	Кто-кто! Сундучок, вот кто!..
—	Что ты пристала? Ищи, если найдёшь, забирай.
Мануш везде поискала. Никакого, даже самого малюсенького сундучка в
избе не было. И не могло быть. Колдуньи-то всё выдумали. Но Мануш этого
не знала.
—	Нет нигде.
—	Нет, значит, нет.
—	Ну тогда я пойду.
—	Куда пойдёшь? Оставайся со мной, я буду тебя каждый день мёдом пот¬
чевать,— сказал Медведь, встав в двери.
—	Не могу я, дядя Миша, меня дома ждут. И ещё Асмик с Тароном поте¬
рялись, надо их разыскать.
—	Кто это, Асмик и Тарой? — поинтересовался Медведь.
—	Мои друзья. Мы вместе пришли в лес за смородиной. Они потерялись.
—	Как это потерялись? Человеку невозможно потеряться. Я их найду.
Найду, и вы все вместе останетесь со мной. Места нам хватит. Ты здесь
побудь, а я их сейчас разыщу.
—	Нет, я пойду, дома ждут уже. Наверное, беспокоятся.
—	Кто беспокоится?
—	Как кто,— удивилась Мануш,— мама, папа.
—	Пусть и они придут сюда. Придут и станут жить в лесу. Я и им дам
мёду,—рассудительно сказал Медведь.—Удивляюсь, как можно жить где-то,
если на свете есть лес...
—	Нет, я пойду,— стояла на своём Мануш.
—	Как ты пойдешь, если я тебя не пущу!
—	Ну, прошу тебя, дядя Миша, отпусти меня. У меня столько дел!
—	Смотри-ка, сама с ноготок, а тоже о делах речь ведёт! Никуда не пой¬
дёшь, слышишь? Запру тебя здесь и пойду за твоими друзьями.
	 76

А Ципили тем временем всё стегала прутом и дёргала своё помело.
—	Э-эй,—кричала она,—вот тебе, вот тебе, лети, говорят, лети! Лети в
небо, амда-чамда ди, ди, ди.
Но помело не двигалось с места. И только Ципили хотела произнести ещё
одно, самое сильное колдовское заклинание, как вдруг сообразила, что поме¬
ло-то не освящено, и от радости вскрикнула:
—	Ой, да как же ему взлететь, если оно не освящено! А освятить его и силу
вдохнуть может только Великий Кудесник, главный из всех колдунов, тогда
помело и взлетит.
—	Верно ведь, как же мы об этом забыли? — сказала Тимбака.— Что же нам
делать? Давай лучше пойдём на свою лужайку, там наши старые освящён¬
ные...
—	И правда, пошли!..
Ципили ещё не договорила, но Тимбака уже не слушала ее. Она увидела
Медведя. Он вылез из своего логова, закрыл за собой дверь и задвинул за¬
движку.
—	Ты видишь, Медведь! — прошептала Тимбака.
—	Где? Ой! Куда это он идёт?
—	Погоди, а куда делась Мануш? — с недоумением проговорила Тимбака.—
Надо же, он ходит! Когда успел выздороветь, недавно же рёвом ревел от
боли?
—	Потому, наверно, выздоровел, что съел девчонку,—предположила
Ципили и чуть не заплясала от радости, но остановил её страх, что Медведь
её обнаружит.
И тут вдруг раздался звонкий голосок Мануш:
—	Ты только скорей возвращайся!
Старые колдуньи так и онемели. Голос Мануш словно ледяной водой их
облил. Они даже друг на дружку не могли глянуть.
—	Не волнуйся, я скоро! —басом отозвался Медведь и неуклюже заковы¬
лял в глубь леса. Видно было, что ступал он ещё несмело.
На вершине тополя
Медведь скрылся в лесной чащобе, прошло ещё какое-то время, прежде
чем, обретя, наконец, дар речи, Ципили проговорила:
—	Как же это так?..
С ветки над ними что-то прокаркал Ворон, но старухи не поняли, что он
им хотел сказать. Как сговорившись, они метнулись к медвежьей избушке и,
заглянув в оконце, увидели, что Мануш подметает.
—	Ты жива? — спросила Ципили.
—	Медведь тебя не тронул? — добавила Тимбака.
77

—	Нет, что вы, он очень хороший, дядя Миша... И не подумал меня
обидеть. Но... Знаете, здесь нет никакого сундука, ни большого, ни малень¬
кого.
—	Какого сундука? — удивились старухи.
—	Ну того, про который вы говорили.
—	Ах, да! Что значит нет? Вообще нет? — вдруг всё вспомнив, спросили
старухи.
—	Да, нету. Я все углы облазила и на печи смотрела...
—	Небось кому-нибудь отдал Косолапый! — протянула Тимбака.
—	Отдал и забыл! Какая уж память у медведей,—добавила Ципили.—
А чего ты там застряла, выходи.
—	Как же выйду, он ведь запер дверь!
—	А мы сейчас её откроем,— сказала Тимбака.
Мануш показалась в двери, но в нерешительности остановилась.
—	Медведь пошёл за моими друзьями.
—	Ой, и ты ему поверила? — развела руками Ципили.—Знаешь, какой он
плут! Он и нам много чего обещал, а в конце концов выгнал нас из избушки.
—	Какая ты наивная девочка! — сказала Тимбака.— Подумать только, пове¬
рила Медведю.
—	Но он же сказал. Как мне не верить?
—	Ты лучше скорее беги отсюда, пока он не вернулся. Не то кто знает, что
ещё может придумать этот мохнатый плут,— стала уговаривать Ципили.
—	Пошли, пошли, пока светло, надо уходить.—Тимбака взяла Мануш за
руку и чуть не силой потянула её в чащу.
Они уже довольно много прошли, когда Ципили спросила:
—	А потом?
—	Что потом?
—	Ну, когда ты вошла к нему, что он сделал?
—	Ничего. Я повынимала из него все колючки.
—	И он не тронул тебя? — не переставала допытываться и Тимбака.
—	Нет, даже не прикоснулся. Он сказал, что голоден, но не так, чтобы
стать людоедом.— Мануш улыбнулась.— Когда, говорит, проголодаюсь, тогда
съем тебя.
—	Вот и делай добро! А ты ещё хотела остаться у него.
—	Он шутил. Он не съел бы меня. И вообще, я его накормила, у меня была
целая корзина смородины.
—	Жалко! — вдруг сказала Ципили.
—	Что жалко? — удивилась Мануш.
Ципили растерянно умолкла, но Тимбака сразу нашлась.
—	Жалко, что его нет дома,—сказала она,—мы бы ему показали. Ты не
смородина, не ежевика, чтоб тебя есть.
—	Не сердитесь на него, бабули, Медведь так намучился, целый месяц
	 78

колючки сидели в нём занозами, представляете, как это ужасно? Он так был
счастлив, когда я вытащила их. Вот пошёл.
—	Где-то здесь прячется, я его знаю. Аппетит нагуливает, чтобы прийти и
съесть тебя.
—	Да нет же, он пошёл за моими друзьями!..
—	И ты поверила ему? Зря вообще сказала про друзей. Медведь небось
решил: Мануш теперь никуда не денется, её всегда можно съесть, а пока
разыщу-ка ещё и заблудившихся. Ты просто наивная девочка! — заключила
Тимбака.
—	Ну зачем же ему людей есть, ведь он теперь здоров и свободен, а в лесу
столько разных вкусных вещей: и ягоды, и груши, и чего только нет! Медведь
говорит, что люди совсем и не вкусные, так его дедушка говорил.
—	Дедушка много чего говорил! — искренне рассердилась Ципили.— Ты
нас спроси, вкусные или нет люди. Мы столько...
Но тут Ципили осеклась, потому что Тимбака так двинула её локтем в бок,
что чуть не свалила.
—	Не слушай ты её, Мануш! А что он тебе ещё говорил?
—	Просил остаться с ним, чтобы всегда колючки вынимать.
—	Видишь, чего захотел!
Какое-то время шли молча.
—	Вы выведете меня из леса? — спросила наконец Мануш.
—	Конечно, выведем обязательно... Вот только друзей твоих разыщем...
Ты разве не хочешь, чтобы мы их нашли?
—	Ну, а как же!.. Очень хочу, но где их искать?
Ципили остановилась у высокой полузасохшей осины.
—	Мне в голову пришла одна мысль! — сказала она.—Я подумала, что
можно забраться на эту осину и увидеть с неё весь лес... Будь бы я помоложе,
сама залезла бы. С такой вышины, я думаю, удалось бы разглядеть, где плу¬
тают твои друзья, Мануш.
—	Ты, право, молодец, Ципили,—согласно закивала Тимбака,—здорово
придумала! А ещё жалуешься, что стара стала. Ну вообще-то, конечно, мы
старые, чтобы лазить по таким высоченным деревьям.
—	Сверху вправду можно увидеть?..
—	Что за вопрос? — в два голоса отозвались старухи.
—	Давайте я полезу. Это мое любимое дело — лазать по деревьям.
—	Ну что же, давай, только будь осторожна, не упади,— как бы беспокоясь,
сказала Ципили.
Мануш села на травку и стала разуваться.
—	Что ты делаешь, Мануш? — удивилась Ципили.
—	Разуваюсь.
—	Зачем?
—	Ну а как же, чтобы лезть на дерево.
	 79

—	Не выдумывай, собьёшь пятки. Залезай лучше обутая,— сказала Тимба-
ка —Когда я была маленькая, как ты, всегда лазила на деревья в обувке.
—	Я тоже, я тоже,—поддержала и Ципили.
—	Ладно,—согласилась Мануш,—пусть будет так. Только вы помогите мне
дотянуться до веток, а там уж будет легко.
Колдуньи подсадили Мануш, а уж дальше она легко сама полезла с ветки
на ветку. Так легко, что старухи понимающе переглянулись: мол, похоже, что
девчушка не из тех, кто падает.
—	Вон наверху сухая ветка,—крикнула Тимбака,—встань на нее! Сухие
ветки крепче.
—	Да, да,— подтвердила Ципили,— сухие ветки не обламываются. Но вооб-
ще-то какой в тебе вес, любая ветка на таком дереве выдержит.
Но Мануш их не слушала. Внимание её привлёк Ворон. Он сидел на вер¬
шине и таращил на неё глаза.
Старухи кричали ещё и ещё:
—	Будь внимательна. Не упади. Только сверху ты сможешь рассмотреть,
где бродят твои друзья.
Наконец Мануш добралась почти до самой макушки осины, туда, где
почти уже рукой можно было дотянуться до Ворона. Но он тут же взлетел и
стал кружить над ней, истово каркая.
Мануш взялась одной рукой за верхнюю ветку, а другую козырьком при¬
ложила ко лбу и стала оглядывать всё вокруг.
—	Ну а теперь напряги все остатки своей колдовской силы, сделай так,
чтоб ветка, на которой стоит девчонка, обломилась,—сказала Ципили Тим-
баке.
—	Помогай и ты.
—	Ладно, давай вместе,—согласилась Ципили.—Итак, три, четыре!
—	Надо как следует сконцентрироваться.
—	Попробуем. Посмотрим, получится ли.
—	Если очень постараемся, получится.
—	Три, четыре.
И они в два голоса принялись колдовать:
Амда-чамда, ди, ди, ди,
Тимбо-бумо. Тимба-кум.
Анда-ванда хи, хи, хи,
Тимба-кумо, Тимбо-бум.
Заговор они произносили почти шёпотом и при этом ходили вокруг
дерева, временами поглядывая наверх: как там ветка, не обломилась ли...
А Мануш, обозревая с высоты панораму, была заворожена открывшейся её
взору красотой. Поросшие лесом взгорья чередовались с голыми скалами.
80

Она даже сначала забыла, зачем оказалась на такой вышине. Но, придя в
себя, прежде всего огорчилась тому, что лес так велик, так безбрежен, конца-
края ему нет... «Из него разве выберешься?» — подумала Мануш.
—	Почему же не обломилась? — удивлялась Ципили.
—	Потому, что в душе у тебя жалость к девчонке!
—	А может, это ты её жалеешь и оттого у нас ничего не выходит?..
—	Давай ещё раз попробуем. И договорились: нисколечко не жалеть. Да
и за что жалеть-то? Эскимосы ведь нас не пожалели, а мы только беду
нажили из-за них. Давай представим себе, что Мануш наш враг, что она
виновата в том, что теперь в нас нет колдовской силы. Поняла? Давай так
думать.
—	Это она-то наш враг, такая малявка? — вскинулась Ципили.
—	Ну какая же ты бестолочь! Я же говорю: давай представим себе, пони¬
маешь. И поскорее! Соберём всю свою злость и... три, четыре!
Амда-чамда, ди, ди, ди,
Тимбо-бумо. Тимба-кум.
Анда-ванда хи, хи, хи,
Тимба-кумо, Тимбо-бум...
Колдуньи повторили свой заговор несколько раз и опять походили вокруг
дерева, поглядывая на Мануш. Но девочка, как и прежде, стояла на дереве и
вглядывалась в даль.
—	Слушай, что там? — спросила Ципили.
—	Нет их, никого не видно! — крикнула сверху Мануш.
—	Тоже мне, кричит на весь лес, будто мы без неё не знаем, что никого ей
не видно! —с досадой проворчала Тимбака, а потом уж погромче сказала: —
Смотри получше. Во все стороны. Повернись, не бойся. Что так вцепилась в
ветку, не упадёшь...
Амда-чамда, ди, ди, ди,
Анда-ванда гум, гум, гум...
Ципили, однако, колдовских слов не повторила. Опустив голову, она
отошла в сторону. Заметившая это Тимбака сразу набросилась на неё:
—	А ты почему молчишь?..
—	К чему повторять,— безнадёжно махнув рукой, сказала Ципили.—
Видишь ведь, ничего не получается. Ни на что мы больше не способны.
Раньше, бывало, я только взглядом одним могла сделать так, чтобы дерево
упало. Мне достаточно было подумать про себя: «Упади!» —и оно тотчас
падало как подрубленное...
Тимбака вдруг тоже сникла. Но желание вновь обрести колдовскую силу
было в ней так сильно, что она не хотела сдаваться.
	 81

—	Слушай, Ципили, не говори так,— попросила она.— Не падай духом, не
то остаться нам немощными. Как только можешь, мысленно ругай Мануш.
Очень ругай её, и сила вернётся.
—	Да как же не падать духом! И ругаю я её, и про себя и вслух всё по¬
вторяю: обломись ветка, упади Мануш. Ничего же не выходит, что мне
делать?!
Тут и Тимбака запричитала:
—	Ругаю, ругаю! Ничего не получается. Почему, ну почему не обламы¬
вается ветка?
Тимбака в сердцах чуть не расплакалась. А сверху в это время послыша¬
лось:
—	Никого не видно. Никого.
—	Наберись терпения. Они где-нибудь под деревьями! — крикнула
Ципили и, обернувшись к Тимбаке, спросила: — Что теперь делать?..
—	Знаешь, может, Мануш отчего-то не поддаётся колдовству, а Тарой и
Асмик не такие? Они сейчас, наверно, приближаются к большому оврагу, а
там, ты же знаешь, очень много смородины, это их соблазнит... Если хоть кто-
то один из них упадёт в пропасть, с нас и этого хватит...
—	Какая же нам польза, что они сами упадут? Если не мы тому причиной,
то и сила наша колдовская не вернётся?..
—	Ох и странная ты старуха!.. Кто их направил туда? Мы! Чего тебе ещё
надо? — рассердилась Тимбака.
—	Нет, это не то... Вот если мы наколдуем и Мануш упадёт, тогда другое
дело...
—	Ну сделай так, чтобы ветка сломалась, что ж ты?..
—	Что я? Не ломается!..
—	Значит, остаётся желать, чтобы один из тех двух свалился.
—	А что, если уже свалился? Давай полетим туда. Еде помело-то? Куда оно
подевалось? — растерянно огляделась вокруг Ципили.
—	Я же отдала тебе.
—	Правда, отдала. Но я не знаю, куда его дела.
—	Вечная история. Всё ты путаешь, всё теряешь. Ой, Ципили, вот оно, под
деревом.
—	Видишь, сама положила и забыла.
Того и гляди, вспыхнула бы новая ссора, но голосок Мануш заставил ста¬
рух опомниться.
—	Я вижу домик под горой! — крикнула девочка.
—	Какой домик? — спросила Ципили.
—	Обычный домик. Правда, над ним вышка.
—	Что за вышка? A-а, вышка, говоришь. Слышишь, Тимбака? Как это мы
забыли? Соображаешь, о каком доме речь?
—	Погоди... Дом с вышкой?.. О, Великий Волшебник, закрыв одну дверь,
	 82

ты открываешь другую!.. Всё поняла, всё поняла! —И Тимбака радостно
захлопала в ладоши.— Нашли, нашли!
—	Кого нашли? Ребят?
—	Нет, нет, Мануш! Ты гляди, гляди.
—	Поняла,—зашептала Ципили,—поняла, чей это дом? Как мы про него
забыли?..
—	То, что нам надо. Отведём девчонку к людоеду Дандалошу. Уж он-то её
не выпустит из своих лап...
—	Правильно, Ципили, так и сделаем. Дандалош-Людоед — наша послед¬
няя надежда. Он-то съест Мануш. Честно говоря, этот паршивец не стоит и
захудалой пичуги, но что поделаешь, коли мы в таком положении.
—	В том-то и дело, что другого выхода у нас нет,— сказала Ципили и, гля¬
нув вверх, крикнула: — Ну что, Мануш, не обнаружила своих?
—	Нет, никого не видно.
—	Ну, тогда слезай.
Мануш была так захвачена красотой открывшегося ей вида, что могла бы
ещё долго любоваться им, но понимала: надо спуститься и скорее искать дру¬
зей.
Неожиданно закаркал Ворон. Даже колдуньи удивились тому, как он над¬
рывается, кружа над Мануш.
—	Пр отивный Ворон! Чего раскаркался? — недовольно буркнула Ципили,
но потом прислушалась: она ведь одна понимала Ворона.
Послушала, послушала Ципили и, махнув руками, сказала:
—	Глупый, не ведает, что мы придумали закавыку похлеще, потому и
ярится.
Мануш благополучно слезла вниз. Правда, сухие ветки её сильно поцара¬
пали.
—	Манушик, моя миленькая, как ты вся исцарапалась!— ласково про¬
сюсюкала Ципили.
—	Вай, вай, наша Манушик оцарапалась! — проверещала и Тимбака.
—	Пустяки. Мне вовсе не больно,— успокоила девочка старушек.— Всё
пройдёт.
—	Конечно, пройдёт,—подтвердила Ципили.—А знаешь ли, что дом с
вышкой, который ты видела, это дом лесника? Мы сейчас отправимся туда.
—	Что нам там делать? И к тому же он так далеко, его едва видно.
—	Верно, далеко, но он как раз на выходе из леса,— объяснила Тимбака.—
Вполне возможно, что ребята там, может, они, плутая, наткнулись на дом лес¬
ника. Разве это невероятно?
—	Я уверена, что так и есть. Вот увидите! — сказала Ципили.
—	Ну тогда что же мы медлим, идёмте,— заторопилась Мануш.— Лесник
отведёт нас домой!

Глава пятая • В УЩЕЛЬЕ
Над пропастью
Смородины было видимо-невидимо, и такой спелой, что Тарой не знал, к
какому кусту бросаться. Никогда прежде ему не доводилось видеть сразу
столько смородины. Он горстями то отправлял ягоды в рот, то кидал их в кор¬
зинку. Но сколько ни собирал, а на кустах оставалось ещё больше. Тарой сна¬
чала огорчался, но потом придумал, как быть. Вспомнилось, мама говорила,
что чёрная смородина гораздо полезней красной, вот он и решил собирать
только чёрную, и это его сразу успокоило, потому что чёрной смородины
было значительно меньше, чем красной.
— Я буду собирать только чёрную смородину! — объявил Тарой и тут же
целую горсть кинул в рот.
84

Асмик засмеялась:
—	Если так будешь собирать, хоть чёрной, хоть красной смородиной тебе
твоих корзин не наполнить!..
—	Ладно, наполнятся. Вон её сколько... А корзин всего две, да они и
небольшие.
—	Будешь много есть, лопнешь.
—	Сама лопнешь!.. Мне ничего не страшно, у меня в животе ещё много
места. Он большой.
—	Это верно,— сказала Асмик,— живот у тебя большой...
Но Тарой уже не слушал... Он снова увидел под деревом знакомого гно¬
мика. Тот из-под куста подмигивал Тарону, хитро улыбался, как при первой
встрече, и протягивал ему на листе лопуха чудесную крупную ягоду.
—	Уважаемый Тарой, угощайся, необыкновенная ягода, не правда ли?..
Действительно. Тарой такой в жизни не видел.
А гномик всё манил его к себе и время от времени, отправляя по ягодке в
рот, восклицал:
—	Ах, какая замечательная, какая необыкновенная!.. Не желаешь попро¬
бовать этой царской смородины?
И гном снова расплывался в улыбке, такой доброй и дружественной, что
Тарой уже ничуточки его не боялся. Но всё это было столь неожиданным, что
мальчик едва пришёл в себя. А осмелев, спросил:
—	Скажи, пожалуйста, а где она растёт? Эта царская смородина?
—	О, тебя интересует, где она растёт? — тоненьким своим голоском прого¬
ворил гном.— Но ты ведь её ещё не попробовал, не знаешь, какая она на вкус.
Тарой взял одну ягодку и положил её в рот. Что тут произошло, невоз¬
можно описать! Тарой будто очнулся от глубокого сна, вокруг всё ярко засве¬
тилось. Ягодка во рту растаяла, испустив одуряюще чудесный запах. Мальчик
нагнулся и взял ещё несколько ягод, но тут раздался голос Асмик, и гномик
вмиг исчез.
—	Где ты, Тарой?
—	Здесь я,—не сразу ответил мальчик.
—	Смотри, не вздумай больше прятаться. Из-за тебя мы потеряем
Мануш... Ну, что стоишь?..
Тарой показал ей ягоды на своей ладошке.
—	Что это? Брось, может, отрава?! Зачем ты нарвал незнакомых ягод?..
—	Не отрава. Это царская смородина. Попробуй, какая она ароматная.
—	Что ты придумываешь? Нет и не бывало никакой царской смородины.
—	Говорю тебе, попробуй! Попробуй, какая вкусная.
—	Ты с ума сошёл, разве не знаешь, сколько на свете всяких ядовитых
ягод?..
—	Я только что съел одну, и ничего со мной не случилось.
—	Ещё мало времени прошло, всякое может случиться. Ну ладно, идём.
	 85

Асмик углубилась в густой кустарник. И Тарой было двинулся за ней, но
тут перед ним опять явился гномик.
—	Тебе не понравилась царская смородина, и ты потому уходишь?
Тарой не знал, что ответить. Разве он может сказать, что не понравилась?
А гном между тем преградил ему дорогу.
—	О, досточтимый Тарой, не ходите в ту сторону, там вас ждут большие
неприятности, тяжёлые испытания. Будет лучше, если вы возвратитесь туда,
откуда пришли,—сказал гномик, стоя у ног Тарона.
—	Опять ты застрял! — крикнула Асмик и, вернувшись, схватила его за
руку.
Тарой опять хотел показать ей гномика, но тот снова исчез, как раство¬
рился.
—	Тебя совсем не беспокоит, что Мануш задерживается?..
—	А чего беспокоиться? Придёт.
—	Придёт. А если нет. И бабушку не спросили, куда она пошла.
—	Бабушки нет, так дедушка здесь! — выпалил Тарой и пожалел.
—	Какой дедушка? Что ты болтаешь.
—	Тот самый, что царской смородиной меня угостил.
Асмик резко остановилась.
—	Ну и выдумщик! Где ты видишь дедушку?
—	Минуту назад был в кустах. Малюсенький дедушка! —И Тарой показал,
какой.
—	Хватит фантазировать.
—	Да я не фантазирую! Хочешь...
Но вдруг Тарой расслышал сиплое покашливание и, поняв, что гном где-
то рядом, умолк.
—	Что ты хотел сказать?
—	Да так... Ничего.
—	Давай тогда собирай смородину. Не совестно тебе, здесь её столько, а у
тебя всё ещё пустые корзины.
Они молча собирали смородину, всё более углубляясь в густой кустарник.
Асмик, которая до того была равнодушна к смородине, очень увлеклась и
скоро почти наполнила свою корзину.
Только изредка отрывалась она от сбора ягод и поглядывала на тропинку,
откуда, как ей казалось, должна была появиться Мануш в сопровождении ста¬
рушки...
А Тарой, наоборот, вдруг сделался безучастным. Он, правда, собирал
ягоды, но без прежней жадности и вовсе не ел их больше. Он испытывал бес¬
покойство, ему казалось, что они не одни здесь с Асмик. Видеть, конечно,
никого не видел, но голосок гнома снова донёсся до него: «Остановись, мно¬
гоуважаемый Тарой, не надо заходить далеко, смородины и здесь много!..
Остановись!..»
86

И Тарой остановился.
—	Ты чего встал? — спросила Асмик.
—	Асмик, не слышишь голоса?
—	Какого голоса? Ничего не слышу.
—	Мне показалось... Показалось, что Мануш...
Сказать про гнома Тарой не решился.
—	Собирай, собирай ягоду. Вон до того боль¬
шого куста дойдём, и всё, дальше ни шагу.
—	Да её же и здесь полно, зачем ещё куда-то
забираться!..—пожал плечами Тарой.
Но уже через минуту он забыл свои слова...
Увидев вдали куст, обильно усыпанный той самой
ягодой, какой угощал его гномик, ринулся туда и...
Случилось невероятное. Тарой ощутил, что
куда-то летит, будто сквозь землю проваливается...
Асмик увидела это.
—	Тарой! — крикнула она и кинулась за ним...
Ничего не соображающий от ужаса Тарой уви¬
дел, что девочка почти рядом, обеими руками
крепко держится за ветку дерева и глаза у неё зажмурены, его она не видит.
Оглядевшись, он понял, что и сам на том же дереве, только на другой ветке,
чуть ниже.
Что случилось, куда они угодили? Дерево большое, растёт прямо из скалы,
нависая над глубоким ущельем, по каменистому дну которого течёт шумная
горная речка.
Что делать? Как спастись? Сползти по стволу к корневищу? Но там в два-
три человеческих роста голая скала, дотянуться до ягодных кустов наверху, с
которых они свалились, невозможно.
Над головой у Тарона что-то заскрипело... Испуганно глянув туда, откуда
доносится звук, Тарой увидел, что это у самого корня ломается дерево, на
котором они с Асмик!.. Скрип и треск всё громче, дерево всё больше накре¬
няется... Заплакала Асмик, и... оборвавшись, дерево вместе с детьми полетело
вниз...
Но самого страшного не произошло. Дерево огромное, густое, упало оно в
речку у самого берега, ветви его, сжавшись, как пружина, образовали вроде
бы ложе, а ребята оказались на тех ветках, что сверху, и потому ничуть не
ушиблись, хотя можно представить, как они перепугались.
Какое-то время ни Асмик, ни Тарой не решались открыть глаза. Но вот
наконец осмелев, Асмик посмотрела, где она, и неожиданно увидела Тарона.
—	Это ты? — удивлённо спросила девочка.—Тоже на этом дереве был?..
—	Ага!.. Я тебя ещё раньше видел...
—	Давай спустимся на берег!..
87

—	Я боюсь,—с опаской глядя вниз, сказал Тарой.
—	Ничего страшного. Земля, видишь, совсем близко,— и Асмик спрыгну¬
ла.— Давай руку.
Тарой перелез с ветки на ветку и, протянув ей руку, тоже спрыгнул.
Г ном-спаситель
Они сидели на валунах и молчали. У обоих не хватало духу глянуть
наверх, откуда вместе с деревом слетели вниз. Сейчас всё было страшнее, чем
когда падали. Тогда от неожиданности даже испугаться не успели.
—	Что нам теперь делать? — спросил Тарой.
—	Не представляю! Просто не представляю,—сказала Асмик.—Мануш с
бабушкой придут, а нас нет. Что они подумают?
—	Что они подумают! — сердито бросил Тарой.—Скажи лучше, что мы
будем делать? Мануш не найдёт нас, и одна отправится домой. А мы в этой
пропасти что придумаем?..
Асмик не знала ответа. Действительно, что делать?.. Хорошо бы выбраться
наверх. Но как? По обе стороны ущелья отвесные голые скалы. Один выход:
идти вдоль реки, вниз или вверх по течению, может, где-то и отыщется спа¬
сительный путь.
Долго сидели они в молчаливой задумчивости. Но вот Асмик встала:
—	Пошли!
Тарой покорно двинулся за ней. Идти по камням нелегко, а что делать.
Так, падая и поднимаясь, они прошли порядочно, но картина была всё та же:
по обе стороны стеною высятся скалы и никаких надежд выбраться из
ущелья.
Однако маленькая надежда всё же замелькала. Чем дальше они шли вниз
по течению, тем ниже становились берега.
—	Видишь, прибрежные скалы стали пониже, может, выйдем на открытое
место?..
—	Ничуть не стали ниже,—возразил Тарой.—Лучше давай сядем, отдох¬
нём чуть-чуть.
—	Соображаешь, что ты говоришь?.. Скоро стемнеет, а мы всё ещё в этой
теснине. Представляешь, что с нами будет, если не выберемся?
—	Не скоро стемнеет, сейчас утро.
—	Здравствуйте, утро ему! Когда оно было-то? Мы из дому утром вышли!
—	Тогда был рассвет, а не утро.
—	Уже и полдень миновал! Погляди, где солнце!
Действительно, солнца не было видно. Ущелье утопало в тени.
Они прошли порядочно, когда, наконец, увидели, что противоположный
берег стал много ниже, а потом скалы и совсем сошли на нет и горизонт
	 88

открылся. Но, на беду, так было на другом берегу. На их же стороне высилась
всё та же каменная стена. И это бы ничего, но метров через двести вдруг кон¬
чилась дорога: скала преградила её. И речной поток, затихая, тоже как бы
остановившись, разлился озером. Перейти его нечего было и думать.
Тарой сел на камень и захныкал:
—	Я хочу домой, к маме хочу... Зачем вы потащили меня с собой!..
—	Подумать только, мы его потащили! Забыл, что сам просился: возьмите
да возьмите с собой в большой лес. Давай лучше соображать, как отсюда вы¬
браться.
—	Выберешься тут! Словно в колодце сидим.
—	Ущелье наверняка куда-нибудь выведет. Нам бы только на ту сторону
перейти.
—	То-то и оно. А как перейти? Я и плавать не умею.
—	Надо поискать, где мелко... Но нас, наверно, уже ищут... Лучше здесь
подождать.
—	Ищут тебя, как бы не так... А если я есть хочу?
—	Ешь смородину.
—	Она мне опротивела.
—	Конечно, опротивеет, с утра живот ею набил. Ничего не поделаешь,
придётся потерпеть.
—	Ты говорила, что у тебя есть оладьи.
—	Успеем оладьи съесть,—решительно сказала Асмик,—кто знает, сколько
нам здесь сидеть. Может, не один день.
—	Как это не один день? Что ты такое говоришь? Я домой хочу! —Тарой
вскочил.—Идём, чего мы тут расселись! — крикнул он.
—	Куда идём? — безнадёжно спросила Асмик.
—	Сама же говорила, скоро выберемся, а теперь пугаешь, что, может, и не
один день нам здесь пропадать...
Асмик вдруг ощутила, что она старше Тарона, что надо успокоить его,
быть с ним как старшая сестра. Ведь, если честно, то они с Мануш любят
Тарона. Правда, часто воюют с ним, но и без него не могут. Как-никак един¬
ственный мальчик. Единственный мужчина.
Однажды он заболел, целых пять дней у него была высокая температура.
Вот тогда-то девочки и почувствовали, что любят Тарона, жалеют его, веч¬
ного спорщика.
—	Тарой, миленький,—ласково сказала Асмик,—не бойся, нас скоро най¬
дут. Уже ищут.
—	А чего ты тогда бережёшь оладьи?
Асмик хотела было вынуть из сумки свёрток с едой, но потом всё же пере¬
думала. Сейчас они ведь не очень голодны, кто знает, как всё повернётся.
—	Нет, не дам! — решительно сказала она.
Тарой обиженно отвернулся. Не мигая, глядел он на медленно текущую
	 89

воду. Вспомнился дом, мама, которая никогда не оставляла его голодным, и
всё самое вкусное доставалось ему. А тут пропадай с голоду в этом злосчаст¬
ном ущелье и жди, когда Асмик соизволит дать поесть.
Не случайно Тарой так голоден. Асмик сказала, что уж полдень минул, а
он всегда в это время отрывался от игры и бежал домой «ко второму зав¬
траку», как говорила мама. На столе всё было готово, и вкусный пирог напол¬
нял дом таким чудесным запахом. Тарой в нетерпении, бывало, с ходу схва¬
тит то того, то другого, за что ему, конечно, попадало от мамы. «А ну, сначала
мыть руки,— говорила она.— И умыться не мешает, весь чумазый...»
После таких воспоминаний усидишь ли тут голодным?
—	Хочу домой! К маме хочу! — опять заныл Тарой.
—	Лучше бы ты помолчал,— тихо сказала Асмик.— Из-за тебя ведь всё так
вышло. Понесло на край обрыва. Мало было в лесу ягод? Хорошо, не разби¬
лись, дерево спасло. Не упади мы на него, страшно подумать, что было бы.
—	Да, но тот куст не такой, как все, это была царская смородина...
Асмик не ответила. Посидев какое-то время молча, она вдруг, на удивле¬
ние Тарону, развернула свёрток и протянула ему два оладышка.
—	На, ешь. Только больше не проси.
Тарой недоверчиво поглядел на Асмик, но, не заметив ничего подозри¬
тельного, схватил оладьи и стал жадно есть. Успел проглотить один, когда
увидел, что сама Асмик не ест.
—	А... а ты?.. Ты почему не ешь?
—	Я пока ещё не проголодалась.— И чтобы перевести разговор, посмот¬
рела наверх и сказала: —Ты ничего не слышишь? Мне почудились какие-то
голоса.
—	Никаких голосов.
Но Асмик и в самом деле что-то послышалось. И она во всё горло закри¬
чала:
—	Мануш! Э-эй, Мануш!
—	Сколько бы ты ни звала, тебя отсюда никто не услышит.
—	Ты лучше тоже крикни. Время от времени надо подавать голос. Если
нас ищут, могут услышать.
—	Мануш, Мануш, мы здесь!..
Тарой присоединился к Асмик.
—	Мануш! Мануш! Мануш!
—	Бедняжка Мануш,— с грустью сказала Асмик,— ищет, наверно, нас, вол¬
нуется.
—	Вовсе и не ищет. Небось давно уже дома.
—	Как у тебя только язык поворачивается, такое говоришь про Мануш! —
сердито бросила Асмик.
—	Конечно же, она дома. Очень ей надо искать нас.
—	Ты просто её совсем не знаешь. Она не способна бросить друзей в беде.
90

—	Да, но... Видали мы...
И тут Асмик разозлилась. Схватив Тарона за рукав, она притянула его к
себе лоб в лоб и спросила:
—	Ну-ка, скажи: а ты мог бы бросить нас и уйти домой? Да, вижу, что мог
бы, раз о других так думаешь.
—	Я? —Тарой на миг растерялся.—Кто тебе сказал, что я мог бы уйти?
—	Ушёл бы, ушёл бы, вижу по тебе!..
—	Да, я пошёл бы домой, чтобы позвать на помощь взрослых. Они бы в
сто раз быстрее разыскали, и не сидели бы мы в этом колодце голодными!..
Дай мне ещё оладьи... Дай, слышишь...
—	Ничего я тебе больше не дам,—отрезала Асмик.—Ты только о своём
желудке печёшься... А ты злой, раз думаешь такое о Мануш!
—	Вовсе я и не злой... Я голодный.
—	Ну, а я что говорю, только и думаешь о еде. Мы больше никогда не
возьмём тебя с собой в лес!..
—	Ты сначала выйди отсюда, а уж потом будешь думать, брать или не
брать меня в другой раз в лес...
Едва Тарой умолк, ему вдруг тоже показалось, будто кто-то подаёт голос.
—	И я, кажется, слышу...
—	Ага, вот видишь!..
И ребята затихли, прислушиваясь к малейшему звуку. Но ничего так и не
услыхали.
—	Нет никого,— с грустью промолвила Асмик.— Да и кому нас тут окли¬
кать, если никто не знает, где мы находимся.
—	Мне страшно. Что будем делать, когда стемнеет? Мы как в ловушке.
Отсюда никак не выйти.
—	Не бойся, Тарой, миленький, я же с тобой.
—	Ну и что ж, что ты со мной! Вдруг звери появятся, ты же не спасёшь от
них?
—	Звери летом сытые, они нас не тронут, в лесу сейчас всего полно: и
смородина, и ежевика, и малина.
—	Волки ягод не едят.
—	В нашем лесу волки не водятся.
—	Очень даже водятся.
—	Ну, может, изредка, в кои-то веки один-другой и появится.
—	А нам что, одного мало?.. И колдуны всякие могут быть.
—	Колдуны бывают только в сказках.
—	Всё равно я боюсь... Очень боюсь!.. И хочу домой, хочу есть!..
И тут Тарой неожиданно снова увидел гнома. Он стоял на самом берегу
реки и глядел на мальчика. Глядел и хитро улыбался. Тарой от удивления
даже глаза протёр. Но нет, это не мираж, это тот самый, знакомый гном. И он
даже манит пальчиком Тарона. И Тарой пошёл к нему. Гном снял свои баш¬
91

маки и ступил в воду. Тарой испугался, что гном вот-вот утонет, но нет. Вода
едва доходила ему до колен, и он, продвигаясь всё дальше, звал за собой
Тарона. Мальчик послушно пошёл за ним, тоже разувшись.
Асмик сначала не поняла, что задумал Тарой, но, когда увидела, как он
вошёл в воду, ринулась следом. Пока она с трудом переступала по острым
камням, Тарой ушёл довольно далеко. Было достаточно мелко, чуть выше
щиколотки, и мальчик, не отрывая глаз от гнома, шёл за ним. А гном всё
манил и манил его пальчиком и хитрой улыбкой.
—	Тарой, стой!.. Что ты делаешь, сумасшедший! — кричала Асмик, но шла,
тоже сняв босоножки. Шла и думала: «А ведь совсем не глубоко!»
Выйдя на берег, Тарой вдруг обнаружил, что гномик опять исчез. Как же
так, он ведь ясно видел, что тот шёл впереди, что, выйдя на берег, сел на
травку и обулся. Куда же он пропал?
Асмик тоже благополучно вышла на берег, надела босоножки и спросила:
—	Как ты догадался, что тут мелко? Ну и Тарой! Это же просто чудо!
—	Гном показал нам дорогу.
—	Какой гном?
—	Ну гном же! Я не хотел тебе говорить. Он с самого утра с нами. Если бы
я его послушался, мы бы не оказались в этом ущелье.
—	Что ты несёшь, Тарой? Какой гном? Где он?
—	Не знаю. Только что был здесь. Наверно, где-то в кустах.
Теперь и Асмик уставилась на ближние кусты, и кусты вдруг сильно зака¬
чались.
—	A-а, видишь? — сказал Тарой.
Именно в этот миг из кустов вышел большущий медведь.
—	Ого-го-го!.. Нашёл!.. Нашёл я Асмик и Тарона!..

Глава шестая • СМЕХ
Родная лужайка
«Ой-ёй,— горевала про себя Тимбака,— будь я сейчас в небе, разве сбилась
бы с пути? Дом этого недотёпы разглядела бы за сто вёрст».
Ципили, хромая, плелась за Тимбакой и думала о том же самом. И с
закрытыми глазами они разыскали бы злосчастный дом в былые времена, а
теперь тащись пешком да ещё волоки за собой это паршивое помело, которое
если на что и годится, так только чтоб мести вокруг дома. Идёшь с ним и
мучаешься — цепляется за все кусты. Ципили бросила бы его вовсе, да ведь
делали они новое помело вдвоём с Тимбакой, а значит, и бросить нельзя без
её согласия. К тому же Ципили не потеряла надежды, что к ней вернётся кол¬
довская сила, и тогда что ж, опять ладить помело.
93

Вслух обо всём, что им думалось, бывшие колдуньи сказать, конечно, не
могли, ведь Мануш с ними, мыслимо ль услыхать ей такое от «добрых бабу¬
шек».
Плутая в густом лесу, они то скатывались в овражек, то взбирались на
бугры и холмы, то дорогу им преграждали ручьи и речки, а то и неодолимые
скалы грудились на пути, и приходилось давать большой круг. И Ворон, как
назло, куда-то исчез, не появляется, чтобы указать им верное направление.
—	Это ты виновата, Ципили,—пробурчала Тимбака,— что мы сбились с
тропы. Ты же шла впереди.
—	Помолчи лучше, трещотка! Видишь ведь, ревматизм меня опять скрю¬
чил. Я сбилась, а ты шла бы правильно. Скажешь, не то говорю?
Мануш молчала. Она надеялась, что бабушки скоро выберутся на верный
путь. «Только бы дойти до дома лесничего»,—думала девочка.
—	И зачем я только пустила вперёд эту трухлявую старуху? — не унималась
Тимбака.
—	Так шла бы сама впереди, кто тебе мешал! — разозлилась Ципили.—
Можно подумать, я не понимаю, почему ты поотстала. Хитра больно, знаешь,
что первой идти труднее.
—	Ладно, хватит корить друг дружку, давай лучше разберёмся, где мы,—
сказала Тимбака, остановившись.—Может, мы вообще кружим на одном
месте?
—	Ну, подумай, подумай. На одном месте, говоришь? Похоже, что так.
Я уж давно приметила, что овражек этот мы второй, не то третий раз топчем.
Вон и следы вроде наши... Трава примята. Ты уж постарайся, Тимбака, при¬
думай что-нибудь дельное...
—	Да ничего на ум не идёт, не знаю, что делать...
—	Пусть Мануш подумает, мы старые, немощные. Придумай, детка, как
нам быть.
—	Я уже придумала, да боюсь, может, не то, что вам понравится.
—	Говори, говори! — обрадовалась Ципили.
—	Понимаете, я подумала, что если вы никак не отыщете дом лесника, так
помогли бы мне выбраться из леса, а?
—	Что? — удивилась Тимбака.
—	Конечно, это нехорошо одной вернуться домой, но...
—	Какой же ты друг после этого?! — всплеснули руками старухи.— Слыхано
ли, бросить друзей в беде!
—	Я же, наоборот, хочу помочь им. Позвать взрослых, чтоб поискали.
Они-то уж наверняка разыщут ребят.
—	Да пока ты домой доберёшься, их звери загрызут!..
—	Тогда проводите меня обратно к медвежьей избушке. Может, он уже
нашёл моих друзей.
—	Ну и придумала! Да если он их и нашёл, то сразу съел.
	 94

—	Не может он съесть. Как вы не понимаете, это очень добрый медведь.
Едва услыхал, что Асмик с Тароном в беде, что они заблудились, сразу бро¬
сился на помощь...— Мануш села на поваленное дерево. Она так устала, что не
могла идти дальше.—Зачем вы меня всё время пугаете, я уверена, он не ест
детей.
—	Да мы не пугаем тебя, милая Мануш, не расстраивайся,— сказала
Ципили, присаживаясь рядышком.— Давайте отдохнём, мы все устали.
—	Как так отдохнём,—раскричалась Тимбака,— надо искать дорогу, не то
на ночь застрянем в лесу!
Мануш не только устала, она и проголодалась, но сумка с провизией оста¬
лась у Асмик. Однако делать нечего, Тимбака права, надо искать дорогу.
Они ещё долго плутали, пока, наконец, вышли на какую-то тропку, едва,
правда, приметную, но, может, она выведет их куда-то...
—	Ципили,— сказала Тимбака,— а тропка-то вроде знакомая.
—	Знакомая, конечно, не видишь, деревья...— ответила Ципили и, обер¬
нувшись к Мануш, сказала: — Скоро дойдём, милая, не бойся.
Но девочка не слышала старух. Мысленно она была дома, думала о том,
что к вечеру должен вернуться с лесопилки отец. Придёт, а Мануш нет, и
мама уже все глаза выплакала в тревоге за дочку. От таких дум у Мануш
сердце разрывалось.
Шли они, шли и упёрлись вдруг в замшелую скалу. Тимбака остановилась
и задумалась. Тут подошла Ципили.
—	Что ты остановилась? — спросила она.
—	Да нет,— после долгой паузы сказала Тимбака.— Нет...
—	Что нет?
Тимбака оглянулась, увидела, что Мануш ещё далеко, тихо проговорила:
—	Я подумала: не поднять ли нам девчонку на эту скалу да и сбросить её
оттуда? Но ничего у нас не получится, скала недостаточно высокая...
—	Да, не высокая...— согласилась Ципили.
—	Что не высокое? — услышав последние слова старухи, спросила подо¬
шедшая Мануш.
—	Скала не высокая. Я сначала подумала: не забраться ли на неё, может,
оттуда виден дом лесника... Но вряд ли...
—	Да она ниже деревьев, разве вы не видите?
—	Про то мы и говорим.
Они обогнули скалу и вышли на край обрыва. Это было большое и глубо¬
кое ущелье. Перейти его немыслимо, хотя противоположная сторона много
ниже.
—	Ничего не понимаю,—удивилась Тимбака,—здесь же не должно быть
никакого ущелья!..
—	Не должно быть! — согласно кивнула Ципили.
—	Погодите-ка! — прервала их Мануш.— Вы ничего не слышите?
	 95

—	Слышим. Конечно, слышим,—сказала Ципили.—Подожди, а что мы
слышим?
—	Минуточку, помолчите! — Мануш снова прислушалась.—Вроде кто-то
меня кличет.
Все замолкли и насторожились.
И действительно, если помните, Асмик и Тарой несколько раз кричали:
«Мануш... Мануш...» А потом Тарой стал снова канючить, просить оладьи у
Асмик.
Вот как может быть: едва приблизившись друг к другу, они опять разо¬
шлись. Гном увёл Тарона и Асмик на другой берег, а Мануш... Мануш, не
услышав больше зова, решила, что ей всё только почудилось.
—	Ну ладно,— чуть погодя проговорила Мануш,— идёмте.
—	Идёмте,— согласилась Тимбака...
—	Куда идти? Я устала, колени болят,— заныла Ципили.
—	Не ночевать же нам здесь! Пойдём прямо...
Ципили поняла, что задумала Тимбака.
—	Что ж, пойдём прямо.
—	Куда же мы выйдем, ещё немного — и пропасть? — воскликнула Мануш.
—	Чего ты испугалась? Когда мы были в твоём возрасте, нам ничего не
стоило одолеть такое ущелье. Иди впереди, а мы за тобой.
—	Нет, идти прямо невозможно! — И Мануш повернула назад.
Старухи поневоле последовали за ней.
—	А если бы пошли, как мы сказали, наверняка разыскали бы твоих дру¬
зей,—ворчала Тимбака.
—	Верно, верно,— поддакнула ей Ципили.
Очень скоро они вернулись к скале. Ципили остановилась, огляделась и
говорит:
—	Тимбака, эта скала мне что-то очень напоминает.
—	Понятно, что напоминает, мы недавно здесь были.
—	Да? А я-то думаю, что за скала.
—	Мы хотели, чтобы Мануш поднялась на неё.
—	Что же она не поднялась, может, и увидела бы с неё своих.
—	Хотите, я сейчас поднимусь,— предложила Мануш.— Правда, деревья
вокруг уж очень высокие.
—	И что ж, что высокие. В просветах между ними всё равно можно многое
увидеть. Да и не все деревья одинаково высокие. Эх, если бы я была моло¬
же,— притворно вздохнула Тимбака.
—	А если бы я могла,— протянула Ципили.— Раньше бы мне такая скала
нипочём.
И действительно, раньше, когда они были сильными колдуньями, когда
умели парить над горами и над лесами, что им стоило взять такую преграду,
как эта скала. Но сейчас у них вообще другое на уме. Они хотели хоть с этой
	 96

скалы сбросить Мануш, может, тогда Великий Кудесник вернул бы им их кол¬
довскую силу. Не то теперь жизнь не в жизнь. Каково таскаться пешими по
лесам, вспоминая всё пережитое за столетия, каково существовать без кол¬
довства, без злых проделок.
И потому старухи изо всех сил старались причинить какой-нибудь вред
Мануш.
—	Милая девочка, что ж, если ты не хочешь подняться, помоги, может, я
заберусь,— проверещала Ципили.— Мне, конечно, трудно, но нельзя же, чтобы
твои друзья пропали.
—	Бабули, ну кто вам говорит, что я не хочу? Просто думаю, что с этой
скалы ничего не увидишь. Но если вы считаете, что это необходимо, пожа¬
луйста, я заберусь...
И Мануш и на этот раз нагнулась, намереваясь разуться...
—	Нет, нет, не разувайся,— накинулась на неё Тимбака,— в обуви безопас¬
нее, не то ноги обобьёшь.
—	Но скала-то голая, обутой можно и соскользнуть, упасть?..
—	Ничего, ничего, скала не лёд, не поскользнёшься. Ну, поднимайся, мы
поможем тебе.
Мануш окинула скалу оценивающим взглядом и заметила, что справа она
чуть ниже, не такая гладкая и с выступами, словно большие глыбы громоз¬
дятся одна на другую. Именно с той стороны она и начала взбираться. Сна¬
чала было легко, потом становилось всё труднее. Ноги и руки ослабли, но
Мануш держалась. Иногда она скользила, с трудом удерживалась и, крепко
хватаясь за выступы, шаг за шагом продвигалась наверх.
Старухи, наблюдавшие за Мануш снизу, каждый раз, когда ей удавалось
удержаться, с сожалением охали. А когда Мануш скрылась с их глаз, обойдя
глубокую впадину в скале, ведьмы заволновались.
—	Куда она делась? — воскликнула Ципили.
—	Да погоди ты,—отмахнулась Тимбака и крикнула: — Мануш!
—	Мануш! — повторила за ней Ципили.
И в это время из-за самой макушки скалы показалась голова девочки.
—	Э-эй, бабули!
—	Мы здесь, Манушик. Нам тебя плохо видно. Выйди немного вперёд! —
позвала Тимбака.
—	Больше не могу. Некуда встать!
—	Сделай ещё шаг-другой! — уговаривала Тимбака.
—	Невозможно. Я упаду, здесь скользко.
—	Никого не видишь? — спросила Ципили.
—	Нет, их нету. Я вижу чей-то дом.
Старухи переглянулись.
—	Какой дом? — в один голос спросили они друг у дружки.—Уж не дом ли
нашего недотёпы Дандалоша?
97

—	Наверняка. Чей ещё это может быть дом? — сказала Ципили и крик¬
нула, обращаясь к Мануш: —Ты подожди, мы сейчас тоже взберёмся.
И старухи начали карабкаться по скале, надо сказать, делали это без боль¬
шого труда. Своими костлявыми конечностями они ловко цеплялись за
каменные выступы и, так как были очень тощие, почти невесомые, легко под¬
тягивались, залезая всё выше и выше. Скоро они одолели первую ступень —
первую глыбину, почти половину пути до вершины. Отсюда Мануш была им
уже хорошо видна.
—	Ещё немного, и мы доберёмся до тебя, Мануш.
—	Ну зачем же, я ведь сказала вам, что отсюда видно. Не могу только
понять, есть ли в том доме кто...
—	А какой дом? — в нетерпении спросила Ципили.
—	Деревянный... Хорошо видно только крышу.
—	Сейчас доберёмся...
И старухи скоро уже добрались до Мануш, и что тут с ними произошло,
трудно описать. Мануш только поняла, что они пытаются что-то друг дружке
сказать и не могут, голос пропал, одними губами шевелят:
—	Ц-ц-ц... Ци-пи-ли!..
—	Т-т-т... Тим-ба-ка!..
И, сорвавшись с места, обе старухи, словно обезумев, покатились вниз на
другую сторону скалы. Мануш испугалась,— достигнув подножия, они куда-то
исчезли. Мануш вслед за ними тоже спустилась. Ей открылась большая, про¬
сторная лужайка и на другом её конце дом. Оглядевшись, Мануш увидела и
второй домик, совсем близко, прямо под скалой. Скоро Мануш разглядела,
что это какие-то странные дома: у них нет дверей. «Что бы это значило,— уди¬
вилась она,—разве бывают дома без дверей? И кто в них живёт, как они туда
проникают...»
Между тем на противоположном конце лужайки старухи снова ругались.
—	Сумасшедшая, не видишь разве, что это не твой дом! — орала во всё
горло Тимбака.—Твой же на южной стороне!
—	А это и есть южная сторона,— отбивалась Ципили.
—	Никакая не южная! Здесь север!
—	Сейчас проверим! — Ципили уставилась в небо, но по нему ничего
нельзя было определить: всё заволокло тучами.
—	Нет, это мой дом! — продолжала упираться Ципили.
—	Говорят же тебе, твой вон там, у той скалы.
—	А я уверена, что мой именно этот!
—	Давай посмотрим внутри,—сказала Тимбака.—Ты же любишь спать на
шкурах, в мехах, а я на соломе. В моём доме много соломы...
—	Не хватало мне спать на соломе. Ладно, давай проверим...
И старухи ринулись в дом. Но не тут-то было. Когда они обладали колдов¬
ской силой, обе взяли да и повернули свои домики дверьми впритык к ска¬
	 98

лам. С тех пор как сделали добро — спасли мальчонку,— они уже не могли
проникнуть в свои жилища; сколько ни пытались переколдовать свои дома,
ничего у них не получилось. Потому и скитались по лесу, не ведая, как им
попасть на свою лужайку, ведь раныне-то прилетали.
Уж тридцать лет, как бывшие колдуньи потеряли дорогу сюда, это не
малый срок, особенно если стар, немощен и утратил все былые силы.
И вот они носятся из конца в конец по лужайке, падают, визжат, катаются
по траве в бессильной злобе, не зная, как попасть в свои такие желанные
домики.
А Мануш, в удивлении глядя на старух, недоумевала: с чего они так взбе¬
сились? Зато восседающий на крыше одной из избушек Ворон ничему не
удивлялся. Он понимал бывших колдуний. Знал, что с ними творится. Втайне
он надеялся, что скоро, очень скоро ведьмы снова обретут колдовскую силу, а
там... Только злило Ворона, что всё так затягивается, что старухи никак не
сладят с девчонкой. Доведись ему, давно сбросил бы её в пропасть. Но от
этого не было бы никакого толка, ничего не изменилось бы. По колдовским
обычаям, требуется, чтобы зло совершили сами колдуньи. Вот Ворон и ждёт...
Потеряв старух из виду, он долго летал над лесом, но найти их не мог. потому
и решил прилететь сюда, к избушкам, надеясь, что со дня на день они непре¬
менно объявятся тут.
Мануш подошла к старухам, которые, измучившись, разлеглись на траве и
наслаждались своей лужайкой, уставившись в небо и про себя вспоминая,
каким оно бывало синим-еиним, когда они умели парить в нём не хуже, чем
птицы. Не зря говорится: кто хоть раз летал в небе, тому по земле трудно
ходится...
—	Вы что лежите? Заснули?..— спросила Мануш.— Поздно ведь, надо идти.
—	А? — вскочили старухи.— Поздно... Что поздно?..
—	Это Мануш, Ципили,— сказала Тимбака,— мы о ней и забыли.
—	Ты забыла, а я сейчас только о ней думала. Правда, не помню, в связи с
чем.
—	Нам же надо найти дом лесника?
—	Какого лесника? Ах, людоеда... Тьфу, что я говорю... Конечно, надо до¬
браться до дома лесника.
Ципили, кряхтя и охая, стала подниматься. А Тимбака очень легко вско¬
чила и хитро проворковала:
—	Действительно, что это мы разлеглись! Идёмте, надо спешить.
Ворон, что-то почуяв, взлетел и стал кружить над ними.
—	Кар... кар... кар...
—	Вот и Дровосек объявился,— сказала Ципили.
—	Какой Дровосек? Где? — оглядываясь вокруг, спросила Мануш.
—	Ну, Дровосек. Ах, да, ты его не знаешь... Ворон... Мы его так прозвали...
Просто нам так нравится.
99

—	Ой и бабушки! — засмеялась Мануш.— Такое иной раз скажете, просто
смех. Ну, ладно, идёмте.
И Мануш пошла вперёд.
—	Куда ты,— крикнула Ципили,— опять ведь к ущелью выйдешь.
Тимбака так толкнула Ципили, что та чуть не упала.
—	Противная старуха, и что ты всё путаешь?! Пусть бы она шла к ущелью
и сорвалась там вниз с обрыва.
Мануш не слышала этих слов.
—	Так идём или нет?
—	Идём, идём! Следуй за Дровосеком.
Мануш и Людоед
Они шли за Вороном. Это была та самая тропа в зарослях, которая некогда
завела Дровосека в беду.
Забрели в густой кустарник. Идти было трудно, продвигались медленно.
Местами полыхали кисти красной смородины, но Мануш не обращала на
ягоды никакого внимания. Она была в отчаянии. Ещё эти заросли никак не
кончаются.
Но кусты становились всё ниже и ниже, и теперь уже высокие деревья
направляли их. Скоро лес поредел, и путники вышли на узкую длинную
поляну. Странная это была поляна, будто кто-то специально вырубил деревья
и открыл дорогу. Но ясно было и то, что нога человека тут не ступала.
Не прошли ещё и половины поляны, как Ворон, истово каркая и беспо¬
койно размахивая крыльями, стал снижаться и наконец уселся на плече у
Ципили и стал быстро, быстро каркать у неё над ухом. Ципили, конечно,
поняла, что он говорил.
Пока Мануш удивлённо разглядывала ручного Ворона, Тимбака подошла
к Ципили и тихо спросила:
—	Что он говорит?
—	Волк. Волк объявился... — прошептала в ответ Ципили.
—	Да что ты! Значит, Дандалош где-то близко.
—	А что, если... Если возьмём да и отдадим Мануш в лапы волка?
—	Хорошо бы, но ты же знаешь волка. Во владении Людоеда он такими
делами не занимается.
—	Так как же быть? Мы ведь почти дошли.
—	Спроси у Дровосека, может, что посоветует.
Но Ворон уже исчез. Он исчез потому, что и волк вдруг скрылся.
Увидев людей, волк кинулся к Людоеду сообщить ему о них.
А Людоед ждал у ограды своего дома, ждал и скрежетал зубами от злого
нетерпения. Миновало уж время обеда, а он ещё даже не завтракал. Почти
	 100 —

потеряв надежду, собрался выйти на большую дорогу, где людей бывает
немало, но, правда, и опасностей хватает, как вдруг примчался волк.
—	Идут, идут! Их трое,— сообщил волк, задыхаясь.
—	А тебе-то что?
—	Пусть, что похуже, но перепадёт и мне, не так ли? Я же твой помощник,
что-нибудь и мне надо.
—	Это когда же я взял тебя помощником?
—	Ну я ведь помогаю тебе, дашь же и мне хоть что-то?
—	Только кости,—отрезал Людоед.
—	Что поделать,— смиренно согласился волк,— когда голоден, и кости сой¬
дут. У волков моей стаи и того нет.
—	У твоей стаи?.. Хорошо, что тебя не съели. Такой хрыч —только
лишний едок.
—	Вот потому-то пришёл тебе служить. Ты же не скажешь, что плохо
служу?
—	Ну ладно, отвяжись пока. Вроде и правда идут.— Он приложил ладонь
ко лбу.—Э, это две тощие старухи, кожа да кости. А вон ещё... Пухленькая
девчушка. Тебе повезло, волк. Старухи твои. Мне хватит малышки. Ты же
знаешь, я не из обжор, обхожусь и малым.
—	Старухи небось не съедобны. По мне, лучше молодые косточки.
—	Ладно, поглядим. А пока исчезни, и быстрее.
Волк выбежал со двора, но затаился за оградой. Он увидел, как Людоед
спрятался в колодце. Увидел и то, как Тимбака, Ципили и Мануш приблизи¬
лись к ограде. Волк укрылся в кустах, очень ему хотелось подслушать, что
они будут говорить.
—	Ну вот и дошли,— облегчённо вздохнула Ципили.
—	Это дом лесника! — утвердительно сказала Тимбака.
«Старухам, видно, невдомёк, что это жилище Людоеда»,— подумал в своём
укрытии волк.
—	Наверняка твои друзья уже здесь, Мануш. Вот сейчас поедим вкусных
вещей. Лесник обязательно угостит нас. Ну что, Тимбака, войдём?..
—	Погоди немного, отдышимся, я очень устала. Ноги болят.
—	А мои как болят? И спина отваливается. Про голову уж и не говорю,
прямо раскалывается. Подумать только, как долго мы проплутали в лесу.
Я сейчас и шагу не могу сделать.
И Ципили села на лавочку возле ограды.
—	Я тоже присяду,—сказала Тимбака, пристроившись рядышком с Ципи¬
ли.—А ты, Мануш, не хочешь отдохнуть?
—	Нет, я не устала, я же ничего не делала.
—	В твои годы и я не уставала,—протянула Ципили,—Тогда, может, пой¬
дёшь посмотришь, там ли дети?
—	Да, я пойду,— согласилась Мануш, но не двинулась с места. Она рас-
	 101 —

сматривала дом и удивлялась его необычному виду. «Странный какой-то
дом,— думала Мануш.— И окна не окна, и дверь не дверь...»
И действительно, окна в доме Людоеда как узкие, маленькие проёмы, а
дверь широкая и без створок, непонятно, как она открывается. Но особенно
удивило Мануш то, что во дворе было набросано много костей, а на кольях
вдоль ограды насажены какие-то черепа... Мануш никогда не видала челове¬
ческих черепов и потому не поняла толком, что перед ней. Особенно стран¬
ной показалась вышка над домом, высокая-высокая. Таких обычно на домах
не бывает. Хотя на картинках Мануш что-то подобное встречала. Но это со¬
оружение было раза в два выше самого дома, со всех сторон открыто и только
наверху площадка, к которой приставлена деревянная лестница... Людоед,
конечно же, именно с неё, с этой площадки, высматривал себе жертву на
большой дороге. Но с тех пор как у него объявился старый волк, Людоед
больше на охоту не ходил. Весть о появлении людей в лесу ему теперь при¬
носил волк.
Это был отбившийся от стаи волк. По волчьим законам свои же и должны
были его извести, потому как он стал им обузой, ничего не добывающим
лишним едоком. В страхе волк сбежал из стаи и с тех пор промышлял в оди¬
ночку. Однажды, клацая зубами от голода, он пробегал мимо дома Людоеда и
вдруг увидел набросанные во дворе кости, почти обглоданные, но голодному
бедолаге и этого было достаточно... Так волк связал свою судьбу с Людое¬
дом...
Мануш смотрела на это удивительное обиталище и думала о том, какие
странные люди лесники, если украшают свой дом и свой двор черепами...
—	Ну что, Мануш, не хочешь посмотреть, там ли твои друзья? — спросила
Ципили.
—	Да, Мануш, если не устала, так сходи...
Мануш словно от сна очнулась.
—	Иду,— сказала она и открыла калитку.
К дому Мануш шла сквозь густую траву. Временами и тут под ногами
попадались большие кости.
Старухи напряжённо следили за ней и ждали, откуда же появится Людоед.
Старухи знали его хорошо и были уверены, что он вот-вот объявится, схватит
Мануш и потащит в дом. Но поразительно, девочка подошла к дому, а
Людоеда всё нет...
Мануш стояла перед дверью озадаченная. Попыталась открыть её, но
дверь заколочена. Мануш обернулась, старухи делали ей знаки: мол, зайди за
дом. И она пошла, всё так же утопая в высокой траве.
—	Может, его нет дома? —вслух подумала Ципили.
—	Куда ему деваться? — пожала плечами Тимбака.
В это время они услыхали за спиной шорох. Подумали, не Людоед ли, но
перед ними появился волк.
102

—	Что вы тут делаете, паршивые старухи? — зло прохрипел он.
—	Почему паршивые! — закричала Ципили.
—	А какие же, если не паршивые? На вас и мяса-то нет, кожа да кости...
Нечем поживиться!.. Ф-фу, отрава!.. Нет, вы не съедобны...
—	Что верно, то верно, мы не съедобны,— сказала Ципили.— Моим костям
тысяча лет. Но у нас есть такая вкуснятина...
—	Видел. Да не про мою честь это лакомство. Людоеду везёт!..— не¬
довольно пробурчал волк и облизнулся.
—	А где он, что-то не видать... Для него мы и старались... Но, погоди,
может, ещё и повезёт тебе.
Волк покачал головой.
—	Как бы не так! Он в колодце. С утра не ел, голодный. Боюсь, мне и ко¬
сточек не оставит...
—	Ну и хитрец! Он давно нас увидел, потому и спрятался! — Ципили
погрозила пальцем.—Я же говорила тебе, Тимбака, тут Мануш не спасётся,
Людоед её не упустит.
—	Это ещё вопрос. А волк уже тут как тут. Давай позовём Мануш, пусть он
её съест, а то, кто знает?..
—	Нет, нет, нет! Мне тогда несдобровать. Людоед никогда не простит.
Я не желаю враждовать с ним! — запротестовал волк.— Он иногда даёт мне
костей, а то и мяса кусок.
Вдруг Мануш вышла из-за дома. Она была явно в растерянности. Мало
того что и там не было никакого входа, в доме к тому же была полная
тишина. А если бы Асмик и Тарой были там, наверняка донеслись бы их
голоса.
Мануш пошла обратно к калитке, и тут раздалось воронье карканье.
Видно, он давно здесь. Может, на вышке сидел, ждал, чем окончится затея
старух. Для него в этом была последняя надежда.
Крышка колодца приподнялась. Старухи всё сразу поняли.
—	Пошли,— сказала Тимбака,— нам тут больше делать нечего.
—	Пошли, пошли, пока он нас не видел!
Волк успел уже убраться. Подружки спрятались за орешинами. А Ворон
опять сел на вышку и с любопытством уставился вниз.
—	Ой, дядя! Я чуть было не проглядела тебя! — радостно воскликнула
Мануш, увидав Людоеда.
—	Хорошо, что не проглядела,— осклабился он, выбравшись из колодца.—
Идём в дом?..
—	Погоди, дядя. Скажи, пожалуйста, в этих местах никто сегодня не по¬
явился?
—	Что?.. Может, волк?.. Да нет, никто тут не был... А и был бы, так!..—
И Людоед хитро заулыбался.— И был бы кто, так от меня бы не ушёл...
—	Мальчик и девочка, такие, как я?..
103

—	Такие, как ты?.. Таких, как ты, я очень люблю, особенно на ужин...
Людоед долго смеялся, а Мануш не поняла, чему он смеётся.
—	О чём вы, дядя? Я не поняла...
—	Поди поближе, тогда всё расслышишь и всё поймёшь... И вообще, идём
в дом.
—	Но я не одна.— Мануш обернулась и е удивлением увидела, что старухи
исчезли.— Ой, куда же они подевались?..
—	Кто подевался?
—	Бабушки! Здесь были две бабушки!
—	Ну и ладно, что ушли... Лучше о себе подумай.
—	Дядя, я заблудилась в лесу, не проводите ли вы меня домой? — спросила
Мануш, уверенная, что дядя лесник именно так и сделает.
—	Только этого не хватало, домой тебя провожать. Дурной я, что ли?
Мануш подошла, обняла Людоеда за ноги. Она была ему чуть выше колен.
—	ну, пожалуйста, дядянька, проводи меня домой, прошу тебя!..
Людоед грубо оттолкнул девочку.
—	Посмотри-ка на меня как следует, глупышка! Посмотри, кто я!..
—	ну, посмотрела, дядя! —И Мануш заулыбалась.
—	Не очень хорошо смотришь, если не увидела. Знаешь, что ты ко вре¬
мени явилась. Сейчас я тебя съем, я с утра голодный, понимаешь.
—	Дядя, ты совсем как мой дедушка. Он тоже всегда говорит: съем тебя.
И ни разу ещё не съел.
—	Дедушка не съел, а я съем!
—	Ой, дядя, милый, ты шутишь! Помоги тогда сначала друзей моих разы¬
скать, они плутают в лесу...
—	Слушай, девчонка! — потеряв терпение, закричал Людоед.—У тебя,
похоже, глаза плохо видят? Ты когда-нибудь слыхала про Дандалоша?
—	Про Дандалоша?.. А, это про людоеда Дандалоша?.. Мне мама сказку
про него рассказывала.
—	Ну то-то же... Я как раз и есть Дандалош-Людоед. И знай: я съем тебя.
—	Ой, дядя, какой же ты непонятливый... Людоеды только в сказках
бывают!
И Мануш весело рассмеялась.
—	Над кем смеёшься?.. Над собой ведь смеёшься... Подумать только,
говорю, съем её, а эта негодница хохочет. Сейчас увидишь!..
Но Мануш после этих слов ещё больше развеселилась и, подпрыгивая,
затараторила:
—	И не съешь, и не съешь, и не съешь меня!
Людоед удивлённо посмотрел на Мануш и говорит:
—	Как так не съем? Очень даже съем и запью холодной водой вон из того
колодца.
Мануш просто закатывалась от смеха.
	 104 —

—	Нет, дядя, я, пожалуй, останусь здесь. С тобой весело.
Людоед покрутил пальцем у виска.
—	У тебя, я гляжу, тут не всё ладно. Чего расхохоталась?..
—	Но ты такое говоришь,— сквозь смех сказала Мануш,— что удержаться
невозможно... Съем да съем... Хочешь, наберу тебе смородины?
—	Зачем, я же Лю-до-ед, понимаешь?..
Мануш, не унимаясь, весело заливалась.
—	Смеёшься, да? Ну, хватит, идём.
Людоед рванул Мануш за руку и потащил в дом. Подойдя к двери, он
взялся за кольцо и легко отодвинул её. Она поехала, как на колёсиках.
Едва Людоед и Мануш переступили порог, Ворон закаркал, замахал кры¬
льями и, слетев вниз, уселся на плече у Ципили, не переставая каркать. По¬
слушав Ворона, она сказала Тимбаке:
—	Дандалош завёл Мануш в дом!..
—	Значит, конец!
—	Как так конец? Что ты хочешь сказать?
—	Он съест Мануш!.. До чего же ты глупая...
Ципили вскочила с места.
—	И мы останемся без Мануш?..
—	«Останемся без Мануш»,—передразнила Тимбака.—Ты никак опять
стала жалостливой?
—	Нет, конечно... Но ведь правда жалко девочку...
—	Определённо жалеешь. Чего уж отнекиваться?
—	Я жалею?.. Хочет, пусть ест.
—	Как так «пусть ест»? —вдруг рассердилась Тимбака.
—	Ага, попалась, и ты её жалеешь...
—	Я не жалею... Не жалею, но... Слушай, Ципили, а ведь ни у тебя, ни у
меня нет помела!.. Если он её съест, как же мы проверим, вернутся ли наши
колдовские силы?..
—	Новое помело тут поблизости под деревом лежит, я тащила его за
собой, из сил выбилась. А потом решила оставить на время под деревом. Оно
приметное, быстро найдём.
—	Ай молодец, Ципили! Я и не знала, что ты такая мудрая!..
А Мануш в это время с любопытством оглядывала жилище Дандалоша.
Всё тут было непривычным и неожиданным. На полу накиданы кости, на сте¬
нах висят шампуры, на полках силки, напильники, верёвки, разных размеров
котлы. В углу большой сундук, а в другом конце комнаты очаг и над ним на
треноге огромный котёл. В общем, тут было всё, что должно быть в доме
Людоеда. Просто Мануш этого не знала.
—	Как тут интересно! — воскликнула Мануш.
—	Теперь видишь, куда ты попала? А то всё смеёшься, смеёшься, как глу¬
пенькая.
106

—	Если хочешь, чтобы я не смеялась, не говори смешных вещей...
—	Сама мала, а язык у тебя длинный... Ну, смотри, что сейчас будет? —
Людоед подошёл к стене, где висели шампуры, снял один из них, подержал в
руке, не сводя взгляда с Мануш, и, видно почувствовав некоторое неудобство,
поменял шампур на более длинный.— Сейчас нанижу тебя на него и изжарю
на углях. Очень люблю шашлык.
Мануш опять засмеялась.
—	Дядя Людоед,—сказала она,—ты большой шутник!..
—	Ну наконец-то признала во мне Людоеда?
—	Ты же себя так называешь...
—	А коли я Людоед, значит, ем людей, понимаешь? —И он поднял шам¬
пур вверх.— Все ещё не веришь мне?
—	Ну как же не верить? — хитро улыбнулась Мануш: мол, ты шутник, и я
тебе не уступаю.—Ты взрослый, а взрослые ведь не говорят неправды.
—	Да-а? — Дандалош понял, что девочка насмешница.
—	Что «да»? — продолжала улыбаться Мануш.
—	Раз веришь, чего смеёшься?
—	А что мне ещё делать?
—	Плакать, вот что! В таких случаях дети всегда плачут, зовут на помощь.
Мануш, видя, что Дандалош не унимается, всё шутит, решила подыграть
ему, закрылась ладошками и стала всхлипывать, словно и правда плачет.
—	У-у-у, я боюсь, помогите, он хочет меня съесть!..
—	Издеваешься надо мной! Ну ладно, сейчас посмотрим...
Людоед открыл сундук, вынул оттуда большой осколок зеркала, установил
его на сундуке у стенки и, подойдя к полке, взял напильник.
—	Видишь, что это?
—	Знаю, напильник. У моего папы тоже такой есть. Он им топор точит.
—	А я не топор, я буду зубы точить...
—	Как интересно! Я такого никогда не видела! — сказала Мануш и, будто
что-то вспомнив, добавила:—А потом и мои наточишь зубы, ладно?.. Они у
меня совсем притупились, даже орехи не могу грызть.
Людоед в сердцах бросил напильник на пол.
—	Нет, ты очень странная девчонка.
—	Ну почему, дядя? Я же не придумываю. Смотри, какие у меня плохие
зубы. Мама говорит, это оттого, что я сладкоежка...
—	Хватит, мы с тобой слишком заговорились,— и Людоед опять взял в
руки шампур,—ты ужасная болтунья, нанижу тебя на шампур, тогда запла¬
чешь всерьёз... Сейчас, сейчас...
И тут Людоед задумался, отложил шампур и сказал:
—	Не стану жарить, скоро вечер, жареное вредно, трудно переваривается,
лучше есть тушёное, не будет изжоги...
Мануш искренне обрадовалась. Она с утра ничего не ела, и долгий раз-
	 107

говор о еде вызвал у неё сильное чувство голода. А так как она, конечно же,
ни минуты не верила, что речь идёт о ней, весело подпрыгивая, сказала:
—	Тушёное —это замечательно! Я очень люблю тушёное.
Людоед изумлённо поглядел на Мануш:
—	Что ты любишь тушёное?..
—	Всё, что хочешь, тушёное всё вкусно!
И Мануш опять засмеялась. Смех у неё был такой звонкий и заразитель¬
ный, что Людоед вдруг тоже рассмеялся, но потом, вспомнив, что у него для
этого нет никакой причины, посерьёзнев, сказал:
—	Опять заливаешься? Ну, ну, сейчас поглядим.—И. он стал разжигать
очаг.—Посмотрим, как ты будешь смеяться у меня в желудке...
Мануш ни минуты не сомневалась, что она у лесника. Видя, какой у него
беспорядок, она про себя подумала, что этот дядя очень неаккуратный.
—	Почему у тебя здесь так много костей? — озираясь вокруг, спросила
Мануш.
—	Ага, наконец-то у тебя открылись глаза. Это кости таких, как ты... Ну,
может, не совсем таких... Чаще, конечно, попадаются взрослые. Малышей я
обычно съедаю вместе с косточками.
Мануш не обращала никакого внимания на речи Людоеда. Она была
сильно голодна и потому подошла к очагу и подбросила хворосту, чтобы
огонь скорее разгорелся.
—	Что же ты делаешь, ненормальная девчонка?
—	Не видишь разве, огонь разжигаю.
—	А зачем?
—	Как зачем? — удивилась Мануш.—Чтобы вода скорей закипела.
—	Чтоб мне скорее тебя съесть?
—	Ну, дядя, сколько можно шутить? Сходил бы ты за дровами, уже нечего
подбрасывать в очаг.
Людоеду довелось видеть разных детей, но таких, как эта девочка, он ещё
никогда не встречал. От изумления Дандалош сел на сундук и уставился на
Мануш. А она подошла к нему и, весело потянув его руку, сказала:
—	Ты что расселся? Я же сказала, иди за дровами, ленивец.
—	3-знаешь что, негодница?.. Зачем дрова? Да и кто их будет колоть?..
Я уж лучше тебя сырой съем... Пока дров нарублю, ты столько ещё набол¬
таешь, что у меня аппетит пропадёт... Нет, лучше сырую тебя съем...
—	Не съешь, не съешь! — смеялась Мануш.
—	Почему это я не съем тебя? Зубы у меня на месте и хорошо наточены.
Вот сейчас увидишь!
—	Не увижу, не увижу!
А за стеной дома уже беспокоились.
У волка слюнки текли от нетерпения. По всем его расчётам, Людоед дол¬
жен бы давно съесть девочку. В таких случаях он сразу выходил и спускался в
	 108

колодец. Устраивался подремать в холодке, а через какое-то время вылезал и
потом уже всю ночь бродил по лесу, пока не раздобывал что-нибудь для сле¬
дующего дня.
Волк, хорошо знавший привычки и повадки Людоеда, удивлялся, что всё
так задерживается. Ему хотелось заглянуть в окно, но он трусил.
Не спокойны были и колдуньи. Прячась за орешиной, они, не спуская
глаз с дома Людоеда, ждали... Ждали с уверенностью, что стоит Дандалошу
съесть Мануш, как они тотчас обретут свою колдовскую силу.
Ждали долго... И от усталости наконец заснули... Заснули, и началось...
Им снилось, что они летают на своих мётлах над любимой лужайкой, как в
былые счастливые времена, когда обладали способностью заколдовать кого
хочешь, обернуть кем хочешь любого и каждого, и обернуться самим в кого
хочешь.
Летали они, летали и, так же неожиданно, как заснули, разом проснулись.
Сначала они не поняли, где находятся, потом, когда увидели дом Людоеда,
всё вспомнили.
—	Ципили, он ещё не съел Мануш,— сказала Тимбака.— Отчего бы это?
—	Почему ты думаешь, что не съел? Может, давно уж проглотил,— прого¬
ворила Ципили.—Где помело? Давай-ка проверим.
—	Забыла, что помело не освящено?
—	И верно ведь! Совсем забыла.
И обе загрустили. Ципили склонилась головой на плечо подруги и прижа¬
лась к ней потеснее. Тимбака удивлённо заморгала глазами, но промолчала.
Она сейчас тоже нуждалась в сочувствии родной души. Им, конечно, прихо¬
дилось иногда и сцепиться в споре, изрядно повздорить, но друг без дружки
жить они уже не мыслили, особенно после того, как потеряли колдовскую
силу.
Так они сидели и не отрывались взглядом от дома Людоеда.
Однако ни волк, ни старухи не могли сравниться в своём нетерпении с
Вороном. Он слышал всё, что творилось в доме, и знал, что Мануш ещё не¬
вредима. Но одного Ворон никак не понимал: почему Мануш смеётся, ведь
она в лапах у Людоеда, а кому неизвестно, чем такое кончается? Скорее бы
уж... Ворон думал о том, что близится час, когда он вновь обретёт человече¬
ское обличье и наконец-то возвратится домой, к жене, к детям. Думал об этом
и не верил в возможность такого счастья. Неужели действительно наступил
желанный день? Ворон был переполнен радостным ожиданием, но что-то при
этом и беспокоило его, щемило сердце. Тревожило то, какой ценой он дол¬
жен вернуть себе прежний облик, какой ценой должна сбыться тридцатилет¬
няя мечта. Понятно, что жена и дети, которые уже стали взрослыми людьми,
обрадуются его неожиданному возвращению, но что будет с родителями
Мануш, если они потеряют свою единственную дочку?
Такими непростыми были чувства и переживания Ворона, восседающего
109

на вышке дома Людоеда. В какое-то мгновение ему подумалось, не помочь ли
Мануш, но он понимал, что не в силах сделать это, нет уже возможности выз¬
волить несчастную девочку из беды. Ворон поглядел вокруг своими круглыми
холодными глазами, не придёт ли помощь откуда-нибудь, но заранее знал,
что, кроме двух жалких старух, притулившихся друг к дружке за орешиной, и
прячущегося волка, ждать некого, а они и не смогли бы да и не захотели бы
помочь бедной девочке.
А Мануш тем временем не чувствовала себя несчастной. Правда, она была
голодна и думала о своих заблудившихся друзьях, но, встретившись, как она
считала, с лесником, вполне успокоилась, веря, что он поможет им: разыщет
пропавших ребят и выведет всех их из леса.
—	Нет, эта девчонка сведёт меня с ума,— сказал Людоед, вскочив с сунду¬
ка.—Сейчас я поймаю тебя и съем!..
—	Не съешь,— увернулась Мануш.
Дандалош кинулся за ней, круша всё, что попадалось ему под руки и под
ноги. Получилась настоящая погоня. Огромный, неуклюжий Дандалош
пытался схватить лёгкую, юркую девочку, и это ему никак не удавалось.
Мануш проскальзывала у него между ног, взлетала на сундук, а раз даже на
одну из полок. Наконец Дандалош загнал её в угол за очагом, но Мануш
вдруг, показав на окно, воскликнула:
—	Ой, что это там?
Дандалош обернулся, и Мануш тут же перескочила в другой угол ком¬
наты. Нет, она на этот раз не хитрила. В окне действительно кто-то по¬
казался... Это был волк. Услышав шум, он заглянул в окно и посмотрел, что
делается внутри. Пока Людоед соображал, что к чему, нога у него подверну¬
лась, и он грохнулся. Поднявшись, увидел в окне волка и в злобе стал
кидаться в него всем, что под руку попадало.
—	Что ты тут выставился! Вон отсюда!
Но волк не отошёл. Он понял, что Людоед в затруднении, и предложил
свои услуги:
—	Хочешь, я поймаю её?..
—	Сказал, убирайся! Без тебя обойдусь.
Волк ушёл, и Людоед стал приближаться к Мануш. Однако именно в это
время вместо волка в окне появились старые колдуньи, но Дандалош пока не
видел их, он, с шампуром в одной руке и с кочергой в другой, наступал на
Мануш.
—	Ну, попалась, теперь увидишь!
—	Не увижу,— сказала Мануш и снова засмеялась.
—	Ладно, несносная девчонка, наигрался я с тобой...
Вконец обозлённый, Людоед бросился туда, где в углу жалась к стене
Мануш, но ей и тут повезло. Дандалош споткнулся и неуклюже растянулся на
полу во весь рост. Воспользовавшись этим, Мануш вскочила на печь.
— по —

Видя всё, что происходило в доме, Ципили и Тимбака принялись за свои
колдовские заклинания:
Амда-чамда ди-ди-ди,
Тимба-бум, тимба-кум,
Банда-Бунда ги-ги-ги,
Тимба-кум, Тимба-бум.
И без того разъярённый Людоед, услышав голоса старух, окончательно
потерял самообладание и метнул в них кочергу.
—	Старые совы, а ну брысь отсюда!..
И, опять воспользовавшись моментом, Мануш рванулась в другой угол, но
тут она неожиданно упала и сильно ушибла локоть. Так сильно, что даже
заплакала. Дандалошу только того и надо было. Увидев, что девочка плачет,
он поднялся с пола и сторожко зашагал к ней. Плачущий ребёнок — это иное
дело, это привычно Людоеду.
Мануш уже не убегала. Боль заставила её забыть об игре, которую, как ей
казалось, вёл с ней дядя лесник, и Дандалош, считая, что спасения ей нет и
теперь всё уже кончено, довольно потирал руки.
—	Ну вот, сейчас я тебя съем!..
Лицо у него было такое страшное, голос такой зловещий, что Мануш
испуганно сжалась в углу. И когда Людоед вплотную подошёл к девочке, на
него с карканьем налетел Ворон,
Дровосек, до того наблюдавший за весёлой игрой Мануш, вдруг осознал,
что девочке пришёл конец, и, забыв о своей последней надежде снова стать
человеком, кинулся спасать Мануш. Он когтями расцарапал лицо Людоеда, и
тот в ужасе метнулся в сторону.
Ворон дважды покружил над Людоедом и опять нацелился в него когтями
с криком:
—	Кар, кар, кар!..
—	Кто это, что это? — закричал Людоед, прикрывая ладонями оцарапанное
лицо.
И тут из угла, где стояла Мануш, раздался такой смех, какого Людоед
никогда не слыхал. Он посмотрел на девочку, не понимая, что случилось...
А случилось то, что Людоед потёр лицо рукой, которая была вся в саже от
кочерги, и вид у него сейчас от этого был ужасно смешной.
Мануш хохотала, и звонкий смех её донёсся до волка и колдуний, кото¬
рые, сбившись у окна, заглядывали в него, пытаясь понять, что же, наконец,
творится в доме. Людоед, увидев их, набросился на непрошеных соглядатаев,
стал в злобе швырять в них напильник, топор, бутылки, половник...
А Мануш продолжала хохотать. Гнев Дандалоша только всё пуще смешил
её.
111

Когда кидать уже было нечего, Людоед, выбившись из сил, тяжело плюх¬
нулся на сундук.
—	Поглядите-ка вы на них! Уставились, словно никогда не видели
Людоеда. А я-то думаю, отчего не могу сладить с девчонкой, никак не съем
её.
—	Раз уж ты так голоден, так съешь и их,— смеясь, сказала Мануш.
—	Да разве можно разгрызть этих хрычовок? Зубы обломаешь.
—	Но почему же обломаешь?
—	На них кожа да кости. Они знают, что не нужны мне, оттого и об¬
наглели. Брысь отсюда, старьё.
—	А меня?
—	Что тебя? Съем, если поймаю.
—	Ну чего же легче? Лови!
И Мануш сама пошла к нему.
—	На же, ешь!
Людоед опешил.
—	Как так? —всё, что сумел выговорить от удивления Людоед.
—	Чего же ты медлишь? Вот я, больше не убегаю.
Людоед сидел недвижимый. Он продолжал смотреть на эту маленькую
девчушку, которая протягивала к нему руки, не ведая страха.
Мануш огляделась вокруг. В доме, в котором и до того не было особого
порядка, сейчас всё вообще было перевёрнуто.
—	Разве можно устраивать такой беспорядок? Тут даже ступить негде,
того и гляди, обо что-то зацепишься и упадёшь. Вон мы с тобой как падали!
Где у тебя веник, а?
Нет, Людоед поистине потерял дар речи. Он пальцем указал ей, где веник.
Мануш вооружилась им и стала подметать, расставляя всё по местам.
—	Только и знаешь, съем да съем,— ворчала девочка,— а простого дела не
делаешь, похоже, сто лет не подметал!.. Подними-ка ноги, видишь ведь, что
мету...
Дандалош покорно приподнял свои неуклюжие ноги. Мануш замела и
вокруг сундука и уселась на него рядышком с Людоедом.
—	А теперь проводи, пожалуйста, меня домой, здесь больше нечего
делать,— сказала она решительно.
—	А... A-а... Сейчас... Сейчас сделаю такое, что провожать тебя домой уже
не придётся.
Он вскочил с места, схватил Мануш обеими руками и поднял её над собой,
открыв большущий рот. Людоед решил, что разговаривать с этой болтуньей
ему больше не следует, надо заглотнуть её разом, и всё.
А Мануш опять громко рассмеялась.
—	Эй, что ты делаешь! — кричала она сквозь смех.—Зачем щекочешься?..
Не щекочи меня!..
112

У Людоеда руки вдруг ослабели, и он опустил Мануш на пол.
—	Убирайся отсюда, противная девчонка! — завопил он.—Прочь! И чтоб
глаза мои тебя не видели!
Мануш обиженно отошла в сторонку.
—	Я больше не люблю тебя, раз выгоняешь,— сердито сказала Мануш.
—	Слушай, девочка, уходи подобру-поздорову!.. Твой смех не даёт мне
съесть тебя, понимаешь?! Сгинь с моих глаз! —чуть не плача, взмолился
Людоед.—Понять не могу, что творится! Такого со мной ещё не бывало.
Голоден ужасно, а съесть тебя не могу... Уходи! Говорят, уходи!
—	Куда же мне идти, я дороги не знаю. Заблудилась в лесу...
Людоед в ярости схватил шампур.
—	Вон! Немедленно вон, не то...
—	Ну ладно, уйду,— поняв наконец, что Дандалош не шутит, сказала
Мануш и, понурясь, вышла.
После её ухода Людоед сел на сундук, схватился обеими руками за голову
и заговорил сам с собой:
—	Что это было? Почему я не смог съесть паршивку? — Он потрогал лоб.—
И температуры вроде нет.

Глава седьмая • ВОЗВРАЩЕНИЕ
Добрые колдуньи
Старые колдуньи обиделись на Дандалоша за грубое обращение с ними.
Они ушли от окна и, снова усевшись под орешиной, печально склонились
друг к дружке и задремали. Волк, зайдя за дом, тоже разлёгся, уложив, словно
пёс, голову на вытянутые передние лапы. И его клонило ко сну, но голод
мучил сильнее...
Только Ворон был настороже, сидел на вышке и прислушивался к голосам
в доме. И он первым увидел, как вышла Мануш. Увидел и поднял переполох.
Под его пронзительное карканье старухи, как ни странно, впали в сладкий
сон, а волк бросился к окну, посмотреть, чем кончилась борьба Людоеда с
Мануш. Увидев, что хозяин дома в одиночестве сидит на сундуке, волк вошёл
	 114

внутрь, искать остатки косточек, но, ничего не найдя, выскочил во двор и тут
увидел, как Мануш удаляется от дома.
А Ворон, каркая, метался то к старухам, то к Мануш. Летал так низко, что
едва не касался крыльями головы девочки. Но больше всех был удивлён волк.
Он взглядывал то на Мануш, то на дверь дома. Ждал, когда Людоед выйдет и
настигнет девочку. Ничего другого волк представить себе не мог. Он много
раз видел, как входят в этот дом, но никогда не видел, чтоб из него выходили,
не бывало такого на памяти волка.
Мануш медленно прошла через весь двор, открыла калитку и вышла.
—	Ой, не съел!..—увидев Мануш, всплеснула руками Ципили.
—	Не съел, не съел! — весело подскочила на месте Тимбака.
—	Как же так? — в недоумении спросила Ципили.
—	Ничего не понимаю,— уже посерьёзнев, удивлённо пожимая плечами,
сказала Тимбака.
—	Слушай!..— начала было Ципили и замолкла, виновато взглянув на по-
дружку-колдуныо.
—	Ну, чего осеклась?
—	Не знаю, как и начать... Ты только не сердись, ладно?
—	Знаю, знаю, что ты хочешь сказать! — проговорила Тимбака.—
Радуешься, что Людоед не съел Мануш?
—	Откуда ты это взяла? — испугалась Ципили, но потом вдруг решила не
изворачиваться, будь что будет.—А если честно, чего скрывать. Я и правда
рада... Чуть-чуть... Не знаю почему, но рада. Только ты не сердись. Может, это
пройдёт.
—	Глупая, а я, по-твоему, не рада? Очень .даже рада!..
Ципили изумлённо глянула на Тимбаку.
—	Ну и ну! А что же теперь будет? Мы такими и останемся?
—	Да погоди ты! Лучше подумай, что Мануш будет делать.
А что было делать Мануш? Невидящим взглядом она посмотрела вокруг и
села на бревно, что лежало у ворот. Усталая, голодная, солнце уже на исходе,
скоро вечер, но у бедной девочки и мысли не было с места двинуться.
И усталость сморила её. Мануш заснула.
—	Надо что-то придумать,— сказала Ципили.
—	А что придумать? Мне ничегошеньки злого на ум не идёт... Не идёт, и
всё! С чего это в нас вселилось такое, жалеем и жалеем?
—	Когда нам ещё случай представится? — терзалась Ципили.
—	Случай? Случай-то, может, и будет, но раз мы опять в жалость удари¬
лись, какой от него толк.
—	Тимбака, я одну вещь хотела бы тебе сказать, да боюсь. Боюсь, что
осмеёшь меня.
—	Да чего уж там осмею. Говори.
—	Со мной что-то странное.
115

—	Что?
—	Дай руку, скажу.—Ципили приложила правую ладонь Тимбаки к своей
груди слева.— Ничего не чувствуешь?
—	Нет... А что, у тебя температура?
—	Э-эх!.. Не чуешь, бьётся?.. Внутри что-то бьётся: тук-тук.
—	И у тебя тоже?.. Представляешь, со мной такое же творится.— Тимбака
приложилась ухом к груди Ципили.—Точно... Это сердце...
—	Тс-с! И я подозреваю, что сердце... Дай-ка у тебя послушаю! —
И Ципили послушала...—И у тебя есть! У тебя тоже есть сердце!
—	Тихо,—предостерегла Тимбака.—Пусть никто не знает.
В это время Ворон подлетел, уселся на плече у Ципили и стал что-то ей
говорить.
—	Где? — вскочила Ципили.
—	Что он сказал? — встревожилась Тимбака.
—	Не видишь, волк приближается к Мануш!
А волк, не дождавшись, что Людоед погонится за Мануш, снова заглянул в
окно и увидел того по-прежнему недвижно сидящим на сундуке. Сначала
волк решил, что это обычные Людоедовы штучки, но скоро он понял: случи¬
лось нечто необыкновенное. И волк тихонечко пошёл к Мануш. «Может,
аппетит потерял? — подумал волк про Людоеда.— Или из запасов наелся... Как
бы то ни было, а я эдакую добычу не упущу».
—	Тимбака, гляди, волк остановился и смотрит на Мануш. Очень нехо¬
рошо смотрит,— сказала Ципили.
—	И облизывается.
—	Он уже совсем, совсем близко!
—	Вижу. Коварный поганец, на цыпочках подбирается, чтоб Мануш не
проснулась. Давай разбудим её, предупредим.
—	Разве этим поможешь? Если она побежит, так волк её всё равно на¬
гонит. Голодный волк страшнее любого людоеда... Давай-ка лучше покол¬
дуем?
—	Опять за своё. Знаешь ведь, что ничего у нас с колдовством не полу¬
чается.
—	Другого-то выхода у нас нет!
И они вместе затянули колдовское заклинание:
Тири бом-бо Тимба-ко,
Цимпа ду-ро ко-ко-ко.
Амда-чамда Били бо.
Ципили-Пиндо...
Волк, который уже протянул к девочке лапы, так и прирос к месту. Но
когда старухи на миг прервали своё колдовство, он сделал ещё один шаг.
—	Ой, что это? Неужто подействовало? — удивилась Ципили.
	 116

— Не болтай. Продолжай колдовать. Скорее!
И они опять завели:
Били-били бом хо-хо-хо,
Тимба-биро ха-ха-ха,
Тили-мили кум
Тимба-кумо, Тимбака.
Передние лапы волка замерли в воздухе, и затем он сделал несколько
шагов назад. И казалось, что какая-то сила отбрасывает волка.
—	Видала! — воскликнула Ципили.
—	Что тут видеть, действует! Продолжай.
—	Действует, действует! — подпрыгнула от радости Ципили.
Волку только того и надо было, чтоб колдовство прервалось. Разинув
пасть, он ринулся вперёд.
—	Э-эй, он снова нападает! — заорала Тимбака.—Продолжай!
Тири биро, ко-ко-ко,
Тимба биро Тимба-ко,
Амда-чамда,
Ципили-Пиндо.
Волк опять отпрянул. Но старухи теперь уже колдовали непрерывно. Они
поняли, что надо повторять заклинания, пока волк не откажется от своего
намерения.
Били-били бом ко-ко-ко,
Тимба-биро ха-ха-ха.
Тили-мили
Тимба-кумо, Тимбака.
Волк повернулся и, поджав хвост, направился к лесу.
—	Не останавливайся! — потребовала Тимбака.—Этот хитрец может ещё
вернуться.
Били-мили бум хо-хо-хо.
Тимбо-биро ко-ко-ко,
Тили-мили бум
Ципили-Пиндо.
Так они повторяли только им ведомые заклинания и, раз от разу всё
больше воодушевляясь, не замечали, как Ворон кружит над ними, задевая их
головы и плечи то крыльями, то когтями. Сердце Ворона разрывалось от
напряжения, от неистово-тревожного карканья.
Наконец колдуньи замолкли, так как Мануш уже была явно вне опас-
	 117 —

ности, и, несмотря на свои почтенный возраст, они запрыгали, как малые
дети, радостно восклицая:
—	Помогло, помогло, помогло!
—	Колдовство помогло!
—	Как же это получилось? — недоумевала Ципили.
—	Как да как! Важно, что получилось.—Тимбака с минуту подумала и в
свою очередь спросила: —И правда! Как же это?.. Погоди, погоди!
—	Что годить-то! Помогло, милая ты моя, помогло! —И Ципили на радо¬
стях обняла Тимбаку и стала целовать.
—	Опять ты лижешься! Тьфу.—Тимбака ладонью утёрла губы,—Знаешь,
что я этого не люблю.
—	По такому случаю можно и поцеловаться.
—	Давай лучше разберёмся, как же всё получилось.
—	Получилось, помогло, помогло! Чего разбираться! — снова запрыгала
Ципили.
—	Ну погоди. Да, колдовство помогло. Но ты сообразила, что именно
произошло?
—	Чего соображать, я же всё видела?
—	Видела, но главного не поняла.
—	Это ты ничего не понимаешь,— обиделась Ципили,— Чего понимать-то?
Мы снова колдовали, и колдовство свершилось... Ну тебя, не даёшь как сле¬
дует порадоваться. Вечно что-нибудь выдумываешь!
—	Глупая! Ведь мы не злое, а доброе дело сотворили! — многозначительно
подняв палец кверху, сказала Тимбака.
—	Как так? Что ты бормочешь? Нет, ты понимаешь, какую чушь ты
несёшь? — растерянно пробурчала Ципили и... рот у неё вдруг раскрылся в
удивлении. Она села.
—	То-то и оно! —Тимбака примостилась рядышком.—В том-то и горюш¬
ко. Мы сотворили добро и теперь уже никогда не будем злыми колдунь¬
ями...
—	Да уймись ты... не каркай... Погоди, дай подумаю о том, что ты ска¬
зала... Одно с другим не сходится... Колдовство-то ведь подействовало?..
Говоришь, оттого, что добро совершили?..
—	Ну то-то же! Поняла, наконец?..
—	Значит, мы снова способны колдовать?.. Чего же нам ещё желать?
—	Мы больше не можем делать зло. Мы стали добрыми колдуньями. Доб¬
рыми... Понимаешь? — сказала с очень серьёзным видом Тимбака.
—	Добрые колдуньи?.. Мы теперь добрые?.. Не может этого быть!..
—	И однако это так, Ципили.
—	Погоди... А летать мы сможем?
—	Конечно. Мы будем летать. Будем в новогоднюю ночь приносить детям
подарки... Они с нетерпением станут нас дожидаться. Мы будем класть им
	 118

все под подушку, пока они спят,
класть конфеты в пёстрых
новеньких мешочках. Дети станут
радоваться, благодарить нас.
—	Я так люблю детишек! —
призналась Ципили.
—	Я тоже! Гляди, как Мануш
крепко спит.
—	Устала, бедная девочка.
—	Опять «бедная»?
И тут Ципили взорвалась:
—	Да, да, бедная! Да, да, я
жалею. Понимаешь, жалею! Не
ты ли сказала, что мы стали доб¬
рыми колдуньями? Вот я и жалею Мануш... Но мне... Мне что-то пока не со¬
всем верится. Может, это только случайность? Может, мы ошибаемся. Давай
ещё попробуем.
—	А что попробовать? Мне ничего в голову не приходит...
—	Давай повалим дерево?.. Может, теперь получится...
И Ципили, не дожидаясь Тимбаки, затянула:
Амда-чамда ди-ди-ди,
Авалла-савалла гу, гу.
Тири Тимба ко-ко-ко
Ципили-Пиндо.
—	Орешина, упади, упади! Ну быстрее, Амда-чамда. Видишь, не падает,—
чуть не плача, сказала Ципили,— а говоришь, мы снова стали колдуньями.
Вместо ответа Тимбака принялась хохотать. Хохотала она громко, но с
глухим старушечьим всхрапыванием. Из глаз текли слёзы. Ципили, ничего не
понимая, удивлённо смотрела на неё.
—	Что с тобой? — спросила она, подойдя к Тимбаке.— Уж не тронулась ли
умом?..
—	Ну и глупая же ты,— сквозь смех проговорила Тимбака,— да разве это
доброе дело — повалить хорошее дерево? Ты никак не можешь уразуметь.
Говорят же тебе, что мы стали теперь добрыми колдуньями. Понимаешь, до¬
бры-ми!
—	Тьфу, совсем забыла! Что тут поделаешь. Придумай, пожалуйста, какое-
нибудь доброе дело. Надо обязательно проверить, не случайно ли у нас один
раз получилось. Ну, пожалуйста.
—	Да что-то ничего на ум не идёт. Я ещё толком в себя не пришла.
—	Знаешь, Тимбака... Давай-ка мы...
В это время о себе снова напомнил Ворон. Он опять опустился на плечо
— 119 —

Ципили и завёл своё душераздирающее карканье. Так расшумелся, что и
Мануш наконец разбудил...
—	Где это я? —удивлённо спросила девочка, оглядевшись вокруг.
Увидев Ципили и Тимбаку, Мануш поняла, что всё случившееся с ней не
было сном. Но тут на глазах у неё произошло такое, что опять подумалось,
будто она во сне...
—	Ципили! —во всё горло закричала Тимбака, так, словно та была не
рядышком, а на другом конце света.— Ворон, понимаешь, Ворон! Как мы
раньше недодумались.
—	Что Ворон? — спросила Ципили.
—	Как что? Сколько уж лет бедняга ждёт, когда мы снова обретём наши
колдовские силы и вернём ему человеческое обличив.
—	А? Поняла! Слушай, а это доброе дело?
—	Ну, знаешь ли! Ты совсем разум потеряла. Спроси его, доброе ли это
дело.
—	Кар, кар, кар! — надрывался Ворон.
—	Так чего же мы ждём, Тимбака? Давай, начинай.
—	Нет уж, ты его заколдовала, тебе и расколдовывать.
Ципили встала на цыпочки, протянула руки вперёд и начала беззвучно
шевелить губами, а потом завела и свою колдовскую присказку:
Амда-чамда ди-ди-ди,
Алва-Салва
Тимба Бум
Пили-мили бум, Тимба-кум...
Тут Ципили почувствовала, что Ворон у неё на плече очень потяжелел,
услышала, как зашелестели его перья, и ещё больше воодушевилась:
Аба-ко, Аба-ку
Пили Бам-бу
Ала-ту, мала-ту
Бири-бам бу...
Тяжесть на плече стала непереносимой, и тут что-то грохнулось оземь...
А поднялся с земли... Кто бы, вы думали?.. Поднялся Дровосек и своей соб¬
ственной человеческой персоной стал перед старухами.
Увидев Дровосека, колдуньи, надо признаться, изрядно струхнули, осо¬
бенно Ципили, которая, как известно, обернула его Вороном. С испугу
Ципили даже отступила на несколько шагов назад. Но у Дровосека и мысли
не было о мщении. Он ощупывал себя и удивлённо оглядывался вокруг,
поражался, какими вдруг маленькими сделались старухи. Ведь за время, пока
он был Вороном, они казались ему великаншами, а теперь это маленькие,
	 120

иссохшие старушонки. Правда, всё теперь стало меньше: и деревья, и кустар¬
ник, и дом Людоеда.
Дровосек ещё раз ощупал себя, даже ущипнул, после чего, наконец, пове¬
рил, что стал опять человеком.
Наверное, думаете, он обрадовался, запрыгал от счастья? Нет... Бед¬
няга весь сжался, бухнулся на траву, обхватил голову руками и разры¬
дался.
Старухи молча смотрели на Дровосека. А он плакал о своих пропавших
годах, о своей печали да и от радости, конечно.
И всё это видела своими глазами Мануш. Как вы помните, она просну¬
лась от вороньего карканья и стала свидетельницей несказанного чуда. Со¬
гласитесь, что не многим доводилось видеть такое. Может, и вовсе ни¬
кому.
Мануш казалось, что она ещё спит и всё ей приснилось.
Когда Дровосек, наконец, облегчил свою душу слезами и поднялся, у
Ципили дыханье спёрло.
—	Я не виновата, Дровосек,—забормотала она.—Я же хотела тебя только
на чуть-чуть обернуть Вороном. Откуда мне было знать, что потеряю свою
вековечную колдовскую силу.
—	Да что уж теперь! Прошедшего не воротишь,—извиняюще сказал Дро¬
восек.— Спасибо, хоть нынче не забыли обо мне.
—	Мы только-только обрели свою колдовскую силу,— стала оправдываться
и Тимбака.—Ты первый, кого мы обернули... Это я... Я напомнила о тебе
Ципили.
Но зря Тимбака оправдывалась. Дровосек всё знал. Ведь и будучи Воро¬
ном, он всё понимал.
Дровосек, конечно, слышал и видел, что человеческий образ ему вернула
Ципили, но он подошёл к Мануш, опустился перед ней на колени и земно
поклонился.
—	Я... Я тебе обязан, девочка моя. Никогда бы мне не обернуться снова
человеком, не осознай я, какое совершаю преступление перед тобой. Я ведь
хотел... Очень хотел, чтобы ты погибла... Тот человек вовсе не лесник, он на¬
стоящий Людоед... Прости мне, доченька, прости, Манушик!
—	Что вы! Встаньте, пожалуйста! — растерялась Мануш.— Что я такого сде¬
лала? Не понимаю, о чём вы говорите!
—	Ты... Это ты меня спасла. Ведь я тот самый Ворон, который заманил
тебя в глубь леса, увёл от друзей. И к Людоеду завлёк тебя тоже я. И старухам
сообщил о вашем приходе в лес.
—	Ладно, ладно, дядя, вставайте! Бабушки смотрят на нас. Не¬
удобно.
—	Да, да... Хорошо, доченька. Я отведу тебя домой. Освобожу от этих злых
ведьм.
122

—	Мы теперь можем творить только добрые дела,— сказала Тимбака,—
зачем ты так о нас?..
—	Откуда у тебя такая уверенность, Тимбака? — вмешалась Ципили.—
Нам надо совершить какое-нибудь очень значительное доброе дело, и уж
тогда...
—	А это разве не значительное,—показывая на Дровосека, сказала Тимба¬
ка,— смотри, какой великан... Но вообще-то не помешает ещё раз испытать
нашу силу. Подскажи-ка нам какое-нибудь доброе дело, Дровосек...
—	Да я не знаю, что подсказать... Может?.. Может, вернёте мне мои
инструменты?
—	Да, да, верно он говорит, Тимбака, давай возвратим ему инструменты.
И старухи принялись колдовать:
Алдо-мондо кара-кас,
Билдо-мондо кара-дас,
Ананда-мананда ги-ги-ги...
Они поглядели у себя под ногами и у Дровосека, но ничего не было. При¬
шлось повторить заклинание:
Алдо-мондо кара-кас,
Билдо-мондо кара-дас,
Ананда-мананда ги-ги-ги...
Опять ничего не получилось. Инструментов не было.
—	Говорю ведь я,—покачала головой Ципили.
—	Это ещё ничего не значит,—сказала Тимбака.—Может, для инструмен¬
тов существует какое-то другое заклинание.
—	Давай, знаешь, что сделаем,— предложила, вдруг повеселев, Ципили.—
Попробуем сделать так, чтобы отыскались друзья Мануш. Это ведь доброе
дело, как ты думаешь?..
—	Верно. Манушик, хочешь, найдём твоих друзей?
Мануш поднялась с бревна, подошла к старухам. Нет, это вовсе не сон.
Вон дом Людоеда, а вон колодец, и старухи те самые, живые.
—	А как вы их найдёте? — спросила она с недоверием.
—	Очень просто, вот гляди.
И колдуньи затянули:
Тири-бири бо, Тарой,
Били-мили бо, Асмик,
Тимбо-бумо цум-цум-цум,
Тимба-кумо Тимба-кум.
Старухи ещё не кончили колдовать, когда из глубины леса кто-то по-
	 123 —

звал: «Мануш, Мануш!..» Но голос был грубый и хриплый, совсем не дет¬
ский.
—	Ну, слыхала? — спросила Тимбака.
—	Слыхала, только голос какой-то...
Мануш не договорила, а из леса уже раздались вместе с хриплым басови¬
тым и ребячьи громкие крики:
—	Мануш, Мануш, Мануш!
Девочка тревожно оглядывалась, как вдруг увидела, что, взявшись за
руки, из лесу вышли Тарой и Асмик, а с ними Медведь.
— Ой, ой, ой! Наконец-то! Мануш! Мы нашли Мануш!
—	Манушик, милая! — кинулась обнимать подружку Асмик.
Только Тарой остановился поодаль. Он, конечно, тоже очень радовался,
однако мужское достоинство не позволяло ему нежничать. Но Мануш, по
тому, как радостно он кричал и весь сиял, понимала Тарона.
—	Сколько же я искал этих негодников! — громом гремел Медведь,—Весь
лес обшарил, уже всякую надежду потерял, когда неожиданно увидел, что
они вброд переходят реку. Такую бурную. Не пойму, как им удалось распоз¬
нать, где мелко?
—	У нас был провожатый,—сказал Тарой.
—	Провожатый? Никого я там не видал.
—	Не было никакого провожатого! — подтвердила Асмик.—Я вдруг
смотрю, Тарой ступил в реку. Что оставалось делать, не бросать же его, тоже
пошла следом.
Но Тарой был твёрдо убеждён. Он видел гномика, пошёл за ним и,
конечно, абсолютно уверен: не будь гномика, ни за что бы не найти им, где в
реке мелко.
—	Был. Был у нас провожатый! — стоял он на своём.
Но Медведь уже не слушал Тарона. Обращаясь к Мануш, он сказал:
—	Ты тоже хороша, нечего сказать. Я отправился искать твоих друзей, а
ты тем временем сбежала. И как это тебе удалось, не понимаю, я же закрыл
тебя?
—	А я вас искала! — попыталась оправдаться Мануш.— Не понимаю только,
как это я заснула?
—	Хорошо, я вовремя подоспел,— сказал Медведь,— не то перебрались бы
они на другую сторону, а там очень опасные места. Надо же, куда за¬
брели, негодники, даже я не решаюсь туда ходить. Хорошо, что подо¬
спел.
—	Очень здорово, что подоспел,— согласилась с Медведем Тимбака.
—	Да, да, очень здорово,—подтвердила и Ципили.
Во время всего этого разговора Дровосек, отошедший в сторонку, ничего
не слышал. Он оглядывался вокруг, трогал и трогал себя, не веря в своё
счастье. Потом стал ходить, делать разные движения. Это был крупный,
	 124

дородный мужчина с густыми нависшими бровями, большими руками.
Конечно, никто не мог бы сказать, изменился ли он за тридцать лет. Разве
только старухи, но при их возрасте три десятка лет — всего ничего, такой раз¬
ницы заметить они просто не способны.
Асмик, которой на терпелось скорее вернуться домой, оторвавшись от
Мануш, спросила:
—	Домой не идём? Темнеет ведь уже?
—	Пойдём, но мы же не знаем дороги! Может, дядя Медведь нас вы¬
ведет?
—	Ну а как же! Непременно выведу вас к дому. Я ведь обещал, и дорога
мне известна.
Тарой был ужасно голоден. Очень ему хотелось маминых вкусностей. Он
уже приготовился возглавить шествие.
—	Идёмте, чего мы ждём?
—	А мы и не ждём. Пошли...
И Медведь, покачивая головой, пошёл впереди всех. Увидев, что они
уходят, Дровосек, наконец, пришёл в себя и, поспешая за ними, крик¬
нул:
—	Погодите!.. Я с вами!.. Мы ведь из одних краёв.
Но дети-то не знали, кто этот человек. Асмик думала, что он лесник, а
Мануш, на глазах у которой он сделался из Ворона человеком, опасливо гля¬
дела на него. И любой на её месте, видевший такое, был бы насторожен.
Наверное, оттого Мануш и сказала в ответ Дровосеку:
—	Нет, нам, очевидно, в разном направлении.
—	Ты ошибаешься, девочка, нам по пути. Я вас знаю.
—	Знаете нас? — недоверчиво глядя на Дровосека, спросила Мануш.
—	Да, когда вы под липой играли в прятки, я сидел на ветке и следил за
вашей игрой... Я знаю ваших пап и мам... Всех знаю... Идёмте, я дорогой рас¬
скажу вам свою историю.
Медведь тем временем прошёл далеко вперёд. Обернувшись и увидев, что
дети остановились, он загрохотал:
—	О-го-го! Что встали, скоро стемнеет, я в ответе за вас, должен доставить
домой живыми и невредимыми.
—	Идём! — подала голос Асмик.
—	Я знаю кратчайший путь,— сказал Дровосек и пошёл впереди.
А Медведь приостановился, но взгляда от путников не отрывал, чтобы
наблюдать, правильно ли они пойдут...
Скоро Дровосек и ребята углубились в лес и скрылись из виду. Старухи,
сидевшие под орешиной, с грустью подумали, что о них все забыли. Конечно,
вину свою перед Дровосеком и перед детьми они чувствовали и понимали,
что вспоминать их добром трудно. Но всё равно были рады. Глядя вслед уда¬
лявшимся людям, старухи довольно улыбались.
	 125

—	А знаешь, Тимбака,— сказала Ципили,— быть добрыми колдуньями не
плохо, не правда ли?
—	Очень даже не плохо, Ципили. Просто даже хорошо! — радостно согла¬
силась Тимбака. И через минуту, словно очнувшись от сна, повернулась к
подружке и решительно проговорила: — Нам надо спешить. Идём за нашими
мётлами, за нашими резвыми скакунами. Они ждут нас, пора приниматься за
дело.
—	За какое дело? — удивилась Ципили.
—	Как за какое дело? Мы же теперь добрые колдуньи. Понимаешь, доб¬
рые! На свете есть праздники, Новый год, дни рожденья!.. Сколько детей
ждут добрых волшебниц. Надо готовить подарки, не то настанет новогоднее
утро, а они не найдут у себя под подушками подарков.
—	А ведь верно,— сказала Ципили,— я об этом совсем забыла...

Оглавление
Глава первая. О МАНУШ, ОБ АСМИК И О ТАРОНЕ 5
Глава вторая. ЦИГШЛИ-ПИНДО И ТИМБАКА 23
Глава третья. ТРОПОЮ ГНОМОВ 40
Глава четвёртая. БЕДНЫЙ ГОРЕМЫКА-МЕДВЕДЬ 65
Глава пятая. В УЩЕЛЬЕ 84
Глава шестая. СМЕХ 93
Глава седьмая. ВОЗВРАЩЕНИЕ 114

Литературно-художественное издание
ДЛЯ МЛАДШЕГО ШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА
Арутюнян Сагател Мимиконович
ЦИПИЛИ, ТИМБАКА И СМЕХ
Повесть-сказка
Ответственный редактор И. М. ПУГАЧЕВА
Художественный редактор Е. М. ЛАРСКАЯ
Технический редактор Т. Д. ЮРХАНОВА
Корректоры Л. А. ЛАЗАРЕВА, Т. А. НАРЫШКИНА
ИБ № 11154
Сдано в набор 14.04.89. Подписано к печати 10.02.90. Формат 84 х 1081 /1Бум.
офеетн. № 1. Шрифт бодони. Печать офсетн. Уел. печ. л. 13,44. Уел. кр.-отт. 56,28.
Уч.-изд. л. 9,69. Тираж 100 000 экз. Заказ № 2037. Цена 1 р. 30 к. Орденов Трудового
Красного Знамени и Дружбы народов издательство -Детская литература» Государ¬
ственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.
103720, Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Ордена Трудового Красного Знамени
ПО -Детская книга» Госкомиздата РСФСР. 127018, Москва, Сущевский вал, 49.
Арутюнян С. М.
Ципили, Тимбака и смех: Повесть-сказка / Пере¬
вела с арм. Р. Кафриэлянц; Художн. Ф. Гюланян.—
М.: Дет. лит., 1990.—127 с.: ил.
ISBN 5-08-000362-6
Повесть-сказка о том, как доброе начало в душах маленьких
героев побеждает всё зло вокруг. И даже коварные колдуньи
теряют силу своих злых чар и превращаются в милых смешных
старушек, которые становятся славными друзьями трёх незадач¬
ливых малышей.
4803080101-224
405-89
ББК 83. АР
М101(03)-90